«Когда он вошел в квартиру, его сразу оглушили голоса людей. Их было много. И цвета были яркие, очень яркие. Неожиданно ворвавшаяся в уши какофония сбивала с толку. В потоке образов, звуков, запахов, перекошенных трехмерных пятен трудно ориентироваться, трудно увидеть то, что за потоком. Поэтому он остановился и замер на пороге. Усилием воли он сумел отдалить от себя мелькание. Бесполезная и лихорадочная человеческая деятельность стала понемногу упорядочиваться. – Что такое? – резко спросил отец. – То, что мы предвидели полчаса назад, – сказала мать, когда они поняли, что их сын восьми лет от роду ответить не сможет. – Надо бы вызвать кого-нибудь из Корпуса. Пусть протестируют его. – А я не верю Корпусу. И нам так или иначе придется еще двенадцать лет всем этим заниматься. А если мы и к этому времени не поймем… – Поговорим об этом потом…»