Мой черный человек в сером костюме

 

Новелла.

 

75-летию великого Человека В.С. Высоцкого посвящаю.

 

 

 

 

Иван Кузьмич Черный торопливо взмахнул правой рукой вдоль левого уха,  и длинные жидкие волосы послушно прикрыли  лысину.  Черный, одернув полы серого пиджака, поправил значок городского депутата и уставился  огромными глазами из оправы старомодных очков. – «Ну-с, чем обязан?!» 

— Через неделю юбилей, 75 лет великому русскому поэту, композитору….

— Стоп, дальше можешь не продолжать!  Слышу уже тридцать лет одно, и тоже! – Пальцы собрались в кулак.- Не член союза писателей, не член союза композиторов и даже при жизни не был народным артистом, хотя народ его боготворил! – Кулак неожиданно приобрел форму кукиша. – Пока я в этом кресле не будет хвалебных статей, фанфар, и торжественных мероприятий в честь наркомана и хриплого пьяницы! Далее, в том же духе…..

            Аргументы в пользу лучшего Гамлета на советской сцене или  музыки, ставшей симфонической под руководством одного из лучших дирижеров страны, о фильмах с кассовыми сборами Голливуда,  закончились выставлением  за дверь огромного редакторского кабинета.

 

Черный был в свое время секретарем горкома по идеологии,   чем ему  насолил Высоцкий в прошлой жизни, если   так реагировать в настоящем? Ума не приложу!» – Мысли роились и расползались, пока я бегал по зданию в поисках ответственного редактора. Жанна, как обычно с кипой бумаг в руке  подпирала стену курилки, пуская кольца сиреневого дыма. – Привет! Между прочим, полтинник с тебя, завтра Крещение. Гуляем!

—  Без меня.

— Наслышана уже. «Старова зарежьте и в подвал».  (Журн. слэнг)

Колись, что за нетленку сочинил, если Черного, говорят, чуть «Кондрат не обнял»?! – Жанна все сплетни  и новости узнавала первой, которые распространялись по редакции со скоростью молнии.

— О Владимире Семеновиче написал к юбилею, а с главным не согласовал. Думал и так ясно, Высоцкий такой человек – легенда!

— Понятно, следующий раз знай: Черный сослан был из-за Высоцкого.

—Да, ну!

— Отвечаю!  - Жанна залихватским жестом полоснула себя по двойному подбородку. -  Иван Кузьмич работал в «Московском рабочем», была такая газета пролетариата.  Борьба за власть велась по всем фронтам.  Вот наш Ваня  - дурачок и  тискнул заказную статью о том, как зам.министра внешней торговли на очередной пьянке панибратским тоном бросил: «Володька спой про баньку, уж больно она под сибирскую водочку идет хорошо». – Жанна крепко затянулась, медленно выпуская дымок, тонкой струйкой.

— Жанночка, милая,  не тяни! – Я взмолился, потому что история была действительно потрясающая.

— А что, Высоцкий?!  Встал из-за стола, гитару за спину, и уехал. – Жанна пожала плечами.

— Ну, а Черный то, при чем здесь?!

— Так он в статье красочно описал, как на следующий день Юрию Леонидовичу Брежневу пришлось извиняться перед поэтом у него дома на Б. Грузинской. Сын царя  Руси извиняется перед пиэтом под бдительным оком опричников. О век, какие были нравы!

— И за это сослали?! Гонишь ты, однако, подруга.

— Тупой ты, однако, Виталий, и не знаешь истории страны,  в которой живешь и хлеб жуешь. При Генеральном секретаре ЦК КПСС Леониде Ильиче Брежневе увольнение из московской  газеты всегда сопровождалась назначением в идеологический отдел районного комитета партии, какого-нибудь Мухосранца. – А то! Партия, руководящая и направляющая, своих не бросает, впрочем, как и сейчас! Прощайте товарищ! – Жанна бросила двойной подбородок на огромные бирюзовые бусы и, рассмеявшись, крепко пожала мою руку на прощание.

 

Усевшись поверх стола, я вполуха слушал рассуждения Гоги или Георгия Ивановича. Вечный и специальный корреспондент городской газеты «Северное сияние» Георгий Иванович Шемякин так и не сделал карьеры из-за преданного служения Бахусу, но писал великолепные очерки в толстые журналы, сжигая приличные гонорары в продолжительных запоях. Кроме меня  у Гоги не было никого. Жена ушла давно, про детей он никогда не рассказывал, а диплом выпускника МГУ потерял по дороге в Сибирь. Связывало нас дружбой: умение Георгия Ивановича  рассказывать, а мое слушать. На сей раз, и в тему,  Гога читал отрывок из шабашки на стороне для  областной газеты жириновцев:  «Нормальный человек рождается с абсолютным вкусом, но уже в раннем  возрасте этот вкус уродуется благодаря большевикам, что в 17-ом, что в 13-ом, но уже нового столетия.  А дальше удивляемся, почему российский народ такой некультурный, вульгарный, злой. Включите телевизор и посмотрите, чем сегодня так называемая интеллигенция,  кормит простого человека. Год, проведенный у такого экрана, просмотра всех этих шоу, вульгарностей, похабели, формирует такую молодежь, от которой общество может не раз "вздрогнуть" и ужаснуться». - Дверца книжного шкафа со скрипом приоткрылась, означая: «Пора!» Напольные часы пробили один раз; легким дуновением нанесло водочкой; раздался хруст малосольного огурца;  миловидное личико секретарши через приоткрытую дверь сообщило с изуверской улыбочкой: «Вам предложено вернуться к Ивану Кузьмичу! А вам, Георгий Иванович, должно быть который раз стыдно выпивать на работе!» - Гога только развел руками и полез в банку за очередным огурцом, а я поплелся в след обворожительным ножкам, уверенно цокающими острыми каблучками по паркету.

 

Перемены в поведении редактора меня сразили наповал. Минуло лишь три часа, но передо  мною предстала сама любезность. Страшные очки для вычитки были заменены на тонкие, в золотой оправе с лучистым  взглядом  «папы Карло».  Костлявые пальцы с силой сжимали дугообразную спинку венского стула, бережно подставляемого под мои подкосившиеся ноги.

«Совсем худо, не к добру повеяло таким приемом», - шальная мысль скользнула в голове и умерла.

 Иван Кузьмич сиял улыбкой Президента страны со стены редакторского кабинета. Ласковый голос  вкрадчиво спрашивал: «Голубчик, что с вами? Водички, а в прочем нет! Зина, детка,  коньячку нам с Виталием Семеновичем, для поднятия давления! А то, ныне погоды  не сибирские!» -  Тощая фигура в вечном, сером костюме взметнулась к  окну в разводьях талой воды.

Словно по велению волшебной палочки перед моим носом оказалась расшитая под хохлому салфетка  и коньяк с огромной плиткой шоколада в тарелочке с золотой каемочкой.

 Пока варился кофе,  Иван Кузьмич, расхаживал по кабинету, держа руки  за спину,  рассуждал о тех благах, которые сулят нашему городку идея  самого губернатора  -  воздвигнуть над Обью памятник Владимиру Семеновичу Высоцкому.

 « Представляешь, звонок! Поднимаю трубку», -  Голос таинственно затих и тут же громогласно грянул, - Ушам не верю, губернатор области звонит! Я  его вживую слышал только два года назад, и то, когда он нам разнос устроил. Помнишь ту статью о лесных пожарах? Читает значит наше "Северное сияние", читает!- Редактор подобострастно захихикал.

"Да, это его обязанность знать о жизнни своей области", -подумал я, но промолчал, не очень представляя  своей роли в этой истории.

Предусмотрительная Зиночка сначала  разлила по стопкам коньяк, и, одарив нас приветливой улыбкой гейши, поставила кассету. На экране появился  Высоцкий в записи одного из своих концертов. Зал набит до отказа. Со сцены к зрителю катится спокойный, слегка ироничный, мужской  голос, располагающий к теплому разговору с друзьями: «Для меня самая лучшая аудитория – это моряки и физики. Вот не знаю, почему. Так вот получилось: физики и моряки. Когда я в Москве выступал, в Черноголовке, в Дубне, в Серпухове, в Обнинске, всегда это было интересно мне, больше, наверное, даже, чем зрителям, потому что это всегда диалог единомышленников. Я пел на кораблях, на военных, на гражданских, пел в морских  клубах. Сегодня я хочу вам спеть несколько песен, которые я писал о море»....

 

«Виталий, а это тебя касается лично!» – Голос шефа вернул к происходящему, -  губернатор еще так сказал: «Я ведь, Иван Кузьмич, на подводной лодке служил. Люблю Высоцкого, без его песен автономка была, не автономка!»  - Черный выдержал паузу, по-отечески рассматривая меня, продолжил: « Статью к юбилею  пусть  напишет тот морячок, Старов его фамилия. Есть такой? Вот и славно. Мы с ним в одной флотилии   служили".  - Правая  рука взметнулась  вдоль левого уха,  и длинные жидкие волосы послушно легли на свое место. Иван Кузьмич с минуту раскачивался на журавлиных ногах, потом  выключил телевизор.

«Главным нервом, связавшим поэта с миллионами людей на родине и далеко за её пределами стала великая поэзия Высоцкого, поэзия – картечь,  заряженная в семиструнную гитару и бьющая наповал!» – На секунду редактор задумался, всматриваясь мне в лицо, затем пошарил по карманам, водрузил старые роговые очки на полководческий нос и побежал через толщину линз огромными глазами  по каракулям на обрывке последней верстки завтрашнего номера. Превратившись в грозного редактора,  властно приказал  записать цитату губернатора, перечитал ее по слогам, процедив сквозь прокуренные зубы: «Не надо на меня глазами постреливать, гибче надо быть, гибче с начальством, тогда и сядешь на мое место! Я тоже вроде тебя был, молодой, чистоплюйствовал в профессии. – Словно, опомнившись, Черный замолчал и железным голосом добавил: «Все свободен,  доработанный материал должен быть на столе, не позднее завтрашнего утра!»

Я поднялся, темный экран телевизора безучастно смотрел в нашу сторону.  С внезапно накатившей злостью и отчаянием опрокинул стопку коньяка, и так хлопнул дверью редакторского кабинета, что портрет улыбающегося  двумирата  упал на соболиную шапку растерянной Зиночки.

Выхватив лист бумаги из принтера,  размашистым почерком  написал: «Прошу уволить по собственному желанию. Число, подпись».

 

Оттепель. Бреду в проталинах тяжелого снега и серых сумерках.  Улица на окраине городка вдоль ветхих домишек за покосившимися заборами освещена плохо. Матерясь, пробираюсь через сугробы.  Гога снимал у какой-то бабули комнату в одном из здешних домов. Старушка, как и многие из коренных жителей, была сослана  «из Сибири в Сибирь» за участие в 37-ом в создании кадетско-монархического союза, а когда реабилитировали спустя четверть века из-за отсутствия события преступления, в Красноярск больше и не вернулась, где учительствовала до ареста.  Недавно хозяйка умерла,  и обветшалый дом по завещанию достался  Гоге.

 

Вечеряли с Георгием  Ивановичем, как и повелось у него: с водочкой, грибочками, жареной картошкой на сале и огурцами. В русской печи, занимающей половину кухни, тлели угли. На столе под красным, дырявым абажуром  нехитрая крестьянская снедь, явно диссонирующая  пузатой бутылкой от «Дома Хеннесси»  с  самогоном в канцелярском графине.  Проставляясь по случаю своего увольнения, решил угостить старого друга хорошим коньяком. Гога долго рассматривал подарок, а потом полез в подпол. Пока он там гремел пустыми бутылками,  я выслушал историю об основателе известного на весь мир напитка. Оказывается,  началось все во второй половине 18 века, когда капитан Ричард Хеннесси, служивший в ирландском батальоне Людовика XV, был после тяжелого ранения списан со службы. Он купил поместье на территории провинции Коньяк и занялся виноделием.

 «Сей труд очень тяжел, особенно в дегустации, вот она где родная!» – Радостный  вопль снизу огласил большой дом. - И только через 19 лет отставной капитан привез бочонок нового вина в королевский  дворец.  Король попробовал, пришел в восторг от непревзойденного великолепия чудесного вина и приказал закупать его только у ирландца. Но, если бы король попробовал нашенский свекольный  самогон,  - Седая голова в обрывках паутины показалась из погреба с «четвертью» мутной жидкости,  - Его Величество немедля  издало бы для Франции королевский указ, никогда не соваться в Россию партии бонапартистов.

Коньяк так и остался не тронутым, а  пили мы самогонку. Беседа, как и водится от политики и баб, перетекла к  работе. Пришлось рассказать  Георгию Ивановичу о поступке и причинах, побудивших меня к увольнению. Гога затребовал рукопись. Шатаясь, словно на палубе корабля в штормовую погоду, я двинул к цветным ситцевым занавескам, прикрывающим вешалку.  Вытянув руки к полушубку, не удержался на ногах и рухнул на металлическую кровать с ляписными от ржавчины никелированными дугами. Провалившись в бездну беспокойного сна, не слышал, как  заботливый хозяин дома снял с меня унты и  укрыл стеганным одеялом, а сам ушел  работать в другую комнату над статьей о В.С. Высоцком.

 

Приглушенный звук катушечного магнитофона семидесятых, голосом самого поэта вел обычный разговор со зрителями  и слушателями на многочисленных концертах: «Иногда письмо может дать тебе новые силы работать. Например, я получил письмо от человека, который был командиром подводной лодки. У них потек реактор в Средиземном море. Они уходили с курса, по которому проходит много пассажирских судов, чтобы не загрязнить, не заразить воду. Очень долго не всплывали. У них возникли проблемы с кислородом. Да еще взрыв в отсеке – пришлось задраивать переборки. Всплывали  в аврийном режиме. Последним лег в кессонный аппарат командир лодки. У него была кессонная болезнь. Это страшные боли. Говорят, что это непередаваемые, ни с чем не сравнимые боли. И он, чтобы не умереть от болевого шока, в течение двух суток просил ставить ему песню "Спасите наши души". В последствии командир лодки   написал мне, что эта песня помогла ему выжить и вытерпеть боль. Такие письма стимулируют. Ты снова хочешь работать, и так родилась песня". -  Струны ударили по нервам: "Спасите наши души!" -  И  мужественный голос , как воплощение подлинного героизма, полетел через открытую форточку  по окраине городка, коих в России тысячи. Но в каждом из них, от старого до малого, знают этот голос, обнажающий  правду о простых, советских людях.

 

Тяжелый сон под песни Высоцкого увлек меня на подмостки сцены.  На троне король Франции Людвиг XV, но почему-то двойник Л.И. Брежнева. Я у его ног, на коленях связанными за спиной руками. Наш главный редактор Иван Черный, человек в сером костюме напротив, читает со свитка: «Вы думаете, он был гений? Всеобщий любимец? Смотрите: морфинист, слабый, растлитель малолетних, изменник, жертва.  Как ты мог написать такое?! (Нога Черного придавливает меня к пыльной сцене). В фильме, который Вы  собрались посмотреть, Ваше величество,  как в капле, все слухи о Высоцком, которые сложены в кинематографические штампы. Прекрасная девица, готовая пожертвовать собой ради любви. Раз. Раскаявшийся чекист. Два. Хитрый импресарио. Три. И наконец, обычная наркотическая ломка! Но правда об очередном русском поэте, делает сценарий еще более ходульным из под пера этого борзописца, отрубите ему голову, Сир!»

 Пыль душит меня. Продираясь с леденящим ужасом сквозь паутину сна, кричу, что есть мочи: «Не писал того сценария к фильму о Высоцком. Для меня он другой,  человек, чей гений помогал многим обрести самые важные и самые человечные ценности!» - Подушка с недовольным котом упала на пол с взмокшей головы, и я открыл глаза. Молотом колотили в мозгах самогонные пары. Кукушка настенных часов, извещала о трех часах ночи. В соседней комнате горел свет. Георгий Иванович сидя за круглым столом, уверенно барабанил по клавиатуре ноутбука. Я перевел воспаленный взгляд и уставился в бородатое изваяние, которое качнулось в мою сторону с банкой рассола в одной руке и початой бутылкой Хеннесси в другой: «Хлебни, старина. Отпустит. Иначе, только хуже».

 

Правда, отпустило. Надоедливая кукушка напомнила о четырех часах ночи, а  мы все еще беседовали за кухонным столом под храп Георгия Ивановича. Бородач, оказался художником  - оформителем  в местном кинотеатре.  Судя по ностальгии о прошлом, и неприятии настоящего, ночной гость был ровесник Гоги.

Сдобрив мороженную стерлядь перчиком и лучком, Васильевич, как звали нежданного гостя разлил по стаканам остатки коньяка: «Пробуй, сам ловил, а «чушь» отец научил готовить, главное, чтобы проморозить рыбку хорошо! Ну, будем, за них, кого с нами нет!»

Не знаю, но мне было хорошо. Голова не болела,  отдельные мысли бродили сами по себе, но никак не складывались в картину действий, наступившего сегодня, когда Рубикон пройден, а что дальше  - нет ни малейшего представления. Газета в нашем захолустье одна, местное телевидения в час вещания, а учительствовать не стану- не мое.

«Ты чего давеча, так заорал. Приснилось, что по-пьяне ?!» - Гость, потянул за цепь и, гиря, стилизованная под елочную шишку, поползла вверх от лохматой гривы художника.

 — Несколько бездарей-аферистов решили подзаработать на имени поэта. И, блядь, хотя я и не пошел на премьеру, и не купил диск с фильмом «Высоцкий. Спасибо, что живой», а ощущение, что меня обманули, осталось, как только начинаю посты и комменты по теме смотреть.

— А, это ты о том, как Костя Эрнст и Никита Высоцкий срубили с лохов деньжат, не затратив своих ни копейки. По-моему, это напоминает одну из глав "Приключений Гекльбери Финна" - постановку" Королевского Жирафа.

— Вот, вот, а мне чуть за этот бездарный сценарий голову не снесли, правда, во сне! – Я рассмеялся и начал разливать самогон.

— Пас! – Васильевич перевернул вверх дном граненый стакан.

— Тогда чаю! Один тоже никогда не пью. – Я начал возиться у печки, подбрасывая в топку березовые поленья.

— "Ковыряльщиков" грязного белья и болячек великих и известных мало интересуют основные достоинства и черты их. А ведь это самое главное! Да, Высоцкий страдал запоями, лечился от них, боролся с ними. Да, кореша  - соотечественники из Франции «посадили его на иглу». И все, знавшие  Семеновича близко, понимали – это, все пиздец! Но,  стоит вдуматься: человек умер в 42 года! Даже если пил и кололся, сколько же нужно было ему отдать лет, дней, ночей, часов исступленной творческой работе, чтобы достигнуть таких высот в области авторской песни, создания прекрасных поэтических произведений, великолепных ролей в театре, кино! – Художник, начал шарить по карманам, в поисках папирос.

«Заметьте, уважаемые при постоянной травле со стороны "правоверных" чинуш и бюрократов! Вспомните финал фильма:  что Высоцкий в конце картины записывает буквально на коленке?» - Гога повернулся к столу, протягивая руку к стакану. – Плисните на два пальца! – С громким выдохом выпил и неожиданно продекламировал:

 

Мой черный человек в костюме сером!..

Он был министром, домуправом, офицером,

Как злобный клоун он менял личины

И бил под дых, внезапно, без причины.

 

И, улыбаясь, мне ломали крылья,

Мой хрип порой похожим был на вой,

И я немел от боли и бессилья

И лишь шептал: "Спасибо, что живой".

 

«Боже праведный, а мой Черный человек в сером костюме» - В глазах стоял суровый главный редактор,  у каждого в судьбе появляется такой  человек. -  «Только для одних он кара небесная, для других лишь его Величество Совесть. Дуэль с черным человеком, какова бы ни была его природа, служит своеобразным духовным испытанием для творческого человека, поводом к беспощадному самоанализу»,  - я прихлебывал чай на травах  и судорожно цеплялся за  строки будущей статьи: «Если дуэль выиграна, пусть гениями: Высоцкими, Есениными или Рубцовыми, неминуемо наступит расплата.  И вот, с одной стороны, Никита Высоцкий увековечивает память о своем отце, создает прекрасный музей Высоцкого, организует фестивали, связанные с именем и творчеством своего грандиозного отца, а  затем пишет сценарий и создает этот фильм, который по сути  неосознанная, подсознательная месть его сына, который в силу сложившихся обстоятельств был оставлен отцом».  – Неистово, до умопомрачнения захотелось увидеть скандальный фильм. Я сгреб полушубок и под удивленные возгласы друзей, выскочил на морозный воздух.  Снег скрипел под ногами. Полная луна освещала ярко тропинку, запорошенную набело недавним снежком. Я спешил к автобусной остановке, где желтым маячком горели шашечки такси.

 

Заспанная, Жанна открыла  с третьего звонка: «Старый, ты пришел на мне жениться в такую рань или занять денег?!» - Ее плотная фигура в домашнем халате закрыла проем двери.

Я чмокнул хозяйку в  лоб и достал из-за спины букет роз: «Жанночка, милая, я должен остаться на работе!» - Ошарашенная женщина приняла цветы и отступила в коридор под моим натиском . – Виталий, у тебя случайно не белая горячка, я тут про «запойных» статью писала?

— Нет, все в порядке, но от стопки водки не откажусь. Включи тот самый фильм, который я подарил тебе на день рождения, о  Высоцком!  - Я взглянул на часы, часовая стрелка остановилась на цифре 7, а минутная кралась к 10.

—Вот, теперь поняла! Но смею вас разочаровать,  коллега, к юбилейной статье он имеет тоже отношение, что еврей к лопате!

            Когда на экране побежали  титры с просьбой не принимать на себя узнаваемые образы действующих лиц, Жанна поставила на стол чашку кофе и погладила меня по голове: «Эти люди не должны заниматься кинематографом. И без того наша культура переживает отчаянные времена, так ещё «такой фильмой»  наносится прямой  удар и по культурному наследию, которым Высоцкий безусловно является. Так и  напиши, дарю».

«Ты права, Владимир Семенович, не заслуживает такой вот памяти,  и роль черного человека за кадром, которую сыграл не киношную, а по жизни его сын - слишком жестоко.  Да, и в фильме нет той потрясающей  харизмы великого человека. Высоцкого нужно и можно сыграть лишь только так, как сам Высоцкий играл на сцене и в кино других людей — талантом, вживанием в образ, голосом, глазами, жестами, своей энергетикой». – Поблагодарив и, извинившись за дерзкое  и непозволительное вторжение, я раскланялся.

Жанна долго крутила пуговицу моего полушубка, словно собираясь взять на память, а потом тихо сказала: «Жаль, что я не в твоем вкусе, а у нас могло бы получиться, потому что ты другой. Давай подвезу до редакции, расчет я думаю готов. Вечером Зинка звонила посплетничать.  Главный подписал твое заявление».

— Спасибо, зайду после обеда. – Я поцеловал Жанну в щеку и вышел за дверь. Измотанный  событиями прошедших суток, уставший и злой добрался до дома только через час.  Пробки к реке с освещенной для крещения прорубью. Не раздеваясь,  рухнул на диван своей комнаты и проспал так несколько часов. Разбудил  непрекращающийся звонок сотового телефона: «Виталий Семенович, что с вами? Обзвонила всех и все, даже морг!» - Последняя фраза неугомонной Зиночки заставила окончательно проснуться.

— А что собственно происходит? – Сдирая  с потной шеи мокрый шарф, я пытался понять сколько времени. Комнату накрыли сумерки.

— Да, вы что! Через час в городе садится вертолет Губернатора. Он приказал Ивану Кузьмичу: «Автору замечательной статьи о Высоцком быть на встрече с главой региона, которая, между прочим,  уже через два часа в городской администрации, вот записано!» – И видимо, приложив ладонь к телефонной трубке,  зашептала: «Черный весь на нерве, тебя приказал доставить живого или мертвого, но не бухого!»

            В памяти вспыхнула картинка  дивной ночью с карпеющим над компьютером верным другом, и смутное сомнение начало терзать душу. Придерживая ухом трубку сотового, я бросился в зассаный подъезд к почтовым ящикам. До Георгия Ивановича было не дозвониться. Очевидно, запой после вчерашнего. Развернув газету, я остолбенел:  передовица о подготовке города к юбилею, 75  - летию Высоцкого.  Глаза бегали по строчкам моих мыслей, но написанных более талантливой рукой: « Сегодня я пишу о советском Человеке, чей Гений помогал многим обрести самые важные и самые человечные ценности. Как это не страшно прозвучит, но судьба Владимира и не могла быть иной. Не могла потому, что жизнь его сгорела скорым, но ярким, жарким и полным смыслов костром, у которого мог согреться каждый из нас, современников великого Высоцкого.  Владимир Семенович был прозаиком и драматургом, замечательным театральным актёром и актёром кино, снявшимся более чем в двух десятках фильмов. Но главным нервом, связавшим его с миллионами людей на родине и далеко за её пределами стала великая поэзия Высоцкого, поэзия – картечь,  заряженная в семиструнную гитару и бьющая наповал!

Гений Высоцкого принес ему всенародную славу. Обладая великим Даром и широкой душой, он не щадил себя даря нам возможности радоваться и печалиться, любить и ненавидеть, а главное верить и надеяться! Высоцкий помогал нам жить, всем вместе и каждому в отдельности, он поддерживал нас своей большой правдой. 

Время просит ответить Владимиру Семёновичу нашей искренней любовью и поддержкой. Нужно поддержать память о нашем Высоцком в знак благодарности за всё, что он отдал и продолжает отдавать даже после смерти каждому из нас. Нужно поддержать память о нём для потомков, для того чтобы и они смогли понять и принять большую правду человеческой жизни.  Нельзя оставаться равнодушными, позволяя черстветь сердцам и мельчать душам. Давайте вместе приложим силы, чтобы Владимир Высоцкий остался современником нашим потомкам!

Друзья! Мы обращаемся к вашей памяти  и к вашим сердцам! Мы объявляем сбор добровольных пожертвований на установку памятника Владимиру Высоцкому в нашем городе. Все приславшие пожертвования, будут отмечены на страницах книги памяти о Владимире Семёновиче, которая будет храниться в музее Высоцкого в  областном центре, а также получат благодарственные письма и фотопортрет поэта.

На базе редакции газеты, которую Вы сейчас держите в руках, под личным патронажем Губернатора, создана рабочая группа, в состав которой вошли представители бизнеса и творческой интеллигенции по разработке проекта увековечивания памяти, но никак не маски. И только тогда это будет Высоцкий! Живой Высоцкий".

 

Через час в редакции меня утопили в овациях. Иван Кузьмич демонстративно порвал приказ  об увольнении журналиста Старова. Не скрою, было чертовски приятно принимать поздравления, организованные самим главным редактором. На них не было только моих друзей Жанны и Гоги. Черный человек, "который во мне сидит" принял единственное и правильное решение. Стоя перед залом в присутствии самого Губернатора, я попросил все же уволить меня по собственному желанию.