Я наконец-то снова могу складывать буковки в предложения, а предложения в абзацы. Я могу нести мысли в массы и рассыпаться в благодарностях своим умственным способностям. Не то, чтобы у меня не было рук или зрения, чтобы писать. Нет, тут все сложнее. У меня не было мозгов. Вернее, они были в глубокой спячке (или заморозке, я не проверяла) и совершенно не работали. Я была беременна. Поэтому мой разум решил, что для полноценной жизни и существования достаточно и 20% от возможностей и замерз напрочь. Да, наверное, именно замерз, потому что прошел уже месяц с того счастливого дня, как мне сказали, что у меня сын, а я только сегодня заметила, что ум то размораживается, как курица в горячей воде. Да и руки стали снова чесаться в желании что-нибудь написать. А то до этого всю беременность как отрубило — я ничего ровным счетом не могла из себя выдавить, ни одной самой глупой идеи для истории, ни одного даже сна в тему. Я уж было подумала, что все. Что то, что я до этого писала — не я писала, а какой-нибудь дух вселялся в меня. Короче, перечитывала свои работы и грустно печалила из-за того, что и строчки не получалось.

Итак, прошел месяц с того счастливого дня. Или не очень счастливого. Ибо он кончился он реанимацией для меня (вполне ожидаемо после фразы: «сами вы уже не родите» (внезапно после пяти часов мучений, ага), а кесарево всегда заканчивается реанимацией) и абсолютно неожидаемо тремя днями интенсивной терапии для сына (читай реанимации, ибо это слова синонимы в отделении для детей). Но об этом отдельно.

Я искренне надеюсь, что у меня все—таки будет теперь возможность писать. Теперь, когда у меня снова появились мысли, а персонажи снова роятся в моей голове, появилась иная проблема — у меня теперь есть любимый сын в дополнении к дочери, а это значит, что времени стало катастрофически мало.

Совершенно точно — время мой личный враг.