Павич начал литературную карьеру с поэзии (первый его сборник вышел в 1967-м). И долго не мог добиться успеха. Вот что писал он об этом в автобиографии: «Я был самым нечитаемым писателем своей страны до 1984 года, когда вдруг за один день превратился в самого читаемого».

Это был год, когда вышел его «Хазарский словарь», который спустя годы назовут «новой «Илиадой» для мира, где главное место заняли компьютеры».

Сейчас гипертекст — это уже нечто очевидное и само собой разумеющееся. Новый роман проще разместить в интернете и сразу превратить его в самостоятельный сайт (одна из глав романа Павича «Ящик для письменных принадлежностей», кстати, только в Сети и существует).

Однако в 80-х книга, которую читатель может изучать как пожелает (помня при этом, что от него во многом зависит, какой сюжет он получит в итоге), была для многих откровением. И стала бестселлером по всей планете. А мужскую и женскую его версии (отличающиеся ровно на один абзац) до сих пор дарят друг другу влюблённые пары.

«Я всегда хотел превратить литературу, необратимое искусство, в обратимое. Поэтому мои книги не имеют ни начала, ни конца в классическом понимании этого слова», — писал Павич в программном тексте «Начало и конец романа».

Его произведения — это наглядное пособие по постмодерну: аллюзии и семиотическая избыточность, эклектика, гипертекстуальность, форма как идея произведения…

Ещё ранние сборники его рассказов 1970-х годов местные критики сравнивали с компьютерными играми: вопросы ставились в одних новеллах, ответы появлялись в других.

А далее были роман-энциклопедия, роман-кроссворд, роман-клепсидра, роман-справочник, роман на основе карт Таро, сборник пародий на писателей из всех стран, что его издают.

И у читателя не возникало ощущения, что всё это чересчур. Просто играй по правилам, анализируй, включайся. И жди, что ещё там придумает автор, который не любил повторяться.

«Кроме того, книгу эту вовсе не обязательно читать целиком, можно прочесть лишь половину или какую-нибудь часть и на этом остановиться, что, кстати, всегда и бывает со словарями», — писал Павич в «Хазарском речнике» (так в оригинале называется «Хазарский словарь»).

Второй (после формы) большой любовью Павича были мифы. Он писал учебники по сербской литературе и уделял при этом большое внимание народному устному творчеству. А для своих художественных книг — придумывал источники, а потом и целую эпоху, которая при этом могла существовать, и всё это — в нескольких вариантах.

И мечтал о бесконечном пространстве и произвольном времени: в мирах Павича «всегда» и «сейчас» постоянно пересекались, а потому он мог одновременно рассказывать об одновременно действующих хазарах, монахах XVII века и убийцах двух профессоров в почти современном Царьграде.

Павич зачастую создавал тексты, которые не так-то легко разложить на графы. В них от взглядов падают птицы, от тишины цветут волосы, а человек похож на судовой компас:«…вертится вокруг своей оси и видит все четыре стороны света, однако то, что происходит снизу и сверху, остаётся скрытым, оно ему недоступно» .

Особенность его лучших произведений в том, что совершенно необязательно в них действительно выстраивать свою версию сюжета — можно просто изучать, как попирается смысл и испаряется быт.

Наиболее близкими к Павичу писателями в этом плане оказываются Кортасар и Борхес — такие же мастера рассказов, пародий и многосоставных романов, создатели литературных калейдоскопов. Фокусники, жонглирующие символами, которые внезапно исчезают, чтобы появиться у читателей на руках в виде козырей, — только вот игра уже закончена, писатель опять победил.

Как и Хулио Кортасар, Павич делал ставку на неожиданное развитие сюжета, а причиной иррациональности мира ставил самого человека: обыденность, таким образом, становится трагичной историей.

Как и Хорхе Луис Борхес, Павич большое внимание уделял теме грёз. И любил раскладывать по полочкам явления, предметы и жителей сказочных просторов.

Сербский гений вполне мог бы стать героем новеллы «Фунес, чудо памяти» и запоминать всё, что он почувствовал. А борхесовский сборник о преступниках «Всемирная история низости» отлично пошёл бы в наборе с павичевским «Словарём». Как и, конечно же, кортасаровская «Модель для сборки». Всё верно — их можно читать с любого места, в любом количестве, в любом порядке!

Впрочем, внимательный поклонник найдёт параллели в его творчестве с «Шумом и яростью» Фолкнера, «Тристрамом Шенди» Стерна, «Улиссом» Джойса. Павич не был автором, придумавшим нелинейность для того, чтобы удивить читателя, — он достойным образом продолжал развитие мировой литературы.

Ведь он был писателем, искренне любившим изучать чужие тексты: «Я чувствую, что книги в качестве подарка скоро вообще перестанут восприниматься. Люди не будут понимать, что с ними делать, когда прочитают. Если прочитают. В «Очень большой библиотеке» имени Франсуа Миттерана, построенной из стекла на берегу Сены в Париже, читателей всё меньше и меньше. Я смотрю на свою внучку и вижу, что ей больше нравится получать в подарок CD с видеоиграми или музыкой».

При этом он ратовал за ридеры (чтобы ради бумажных книг не вырубались леса). Писал карандашом и ручкой, но обрабатывал тексты на компьютере. Играл на компьютере онлайн с женой Ясминой Михайлович, которая написала с ним вместе несколько книг.

Последнее его произведение — «Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви» — совсем недавно было опубликовано и на сербском, и на русском, и на многих других языках.

Павич был не просто любим в России на расстоянии — он постоянно здесь присутствовал деятельно. Состоял в международном совете журнала «Иностранная литература», где в 1991-м появился его «Хазарский словарь», и очень ответственно подходил к этой работе — и авторов рекомендовал, и свои тексты отдавал.

В прошлом году он начал вести блог на русском языке для сайта top4top.ru. А 24 июня 2009-го в Москве Павичу открыли памятник — во внутреннем дворике Библиотеки иностранной литературы (рядом с Джойсом и Фирдоуси). Плохое самочувствие помешало тогда самому герою присутствовать на церемонии.

В последнее время восьмидесятилетний писатель работал над «Сербской книгой мёртвых».

В одном из последних интервью Павич говорил так: «Я думаю, только смерть является тем моментом, когда ты перестаёшь жить и обретаешь другое будущее».

А в одном из своих текстов писал: «Смерть — это однофамилец сна, только фамилия эта нам неизвестна».

Источник: http://www.chaskor.ru/article/smert_-_eto_odnofamilets_sna_12983