Солнце позолотило верхушки деревьев. Нос щекотало от аромата свежескошенной зелени и от духа подопечного стада. Резиновые сапоги вязли в жиже. Клава старалась идти по сухой тропинке, но подол пропитался росой, отяжелел и лип к ногам. Терпя прелести быта, всё же женщина ворчала:
– Ну-ка шевелись, крутозадая тварь. Надоели, как этот дождь: льёт каждую ночь, не зная продыху, – подгоняла она животных звуком хлыста, стегая мимоходом придорожную траву.
Клаву всегда не устраивал статус – «пастух». Однажды, на колхозном сборе, председатель заявил:
– Вверяю, Клавдии Синицыной, хоть она и залётная птица, самое дорогое в родном хозяйстве! Где-то есть чёрное золото, у нас своё… белое. Отныне ты, Клавдия, бригадир тридцати хвостатых сотрудниц молочного производства. Так сказать, важная штатная единица в государстве!
– Другое дело. Бригадир! Звучит гордо. То, пастух… фу! – одобрила она инициативу руководства, но не учла деревенский менталитет: тут же отыскался умник и обозвал её – Бригаденхвост.
Итак, стрелки часов отмерили десять тридцать три. «А не покормить ли мне себя хорошую», – подумала Клава, оглядев бригадирским взором подчинённых. Те, вяло щипали травку, нежась под солнышком.
– Муж… а Муж, дуй сюда… дело есть, – позвала она любимого, пристраиваясь на посиделки под раскидистым дубом.
Муж жил с ней уже семь лет, по природным меркам достиг зрелости, имел басистый голос, солидный вид и густую бороду. Только сельчане его не жаловали за крутой норов и паскудную натуру, обвиняя в гнусности, отсасывать у коров молоко. То, что он оказался жертвой обстоятельств народ не учёл. При рождении его назвали Гришей, но ситуация, хотя и мимолётная, внесла коррективы.
Надо пояснить, бедняге не везло с рождения: несчастного на свет произвела блондинка в мелкую кудряшку. Особа, ветреного характера, связалась с соседским Донжуаном, и, родимую кровинку из головы прочь. И такие бывают мамки.
Приглядывать за малышом обязали старшую дочку хозяйки двора. Опять судьба не улыбнулась. Девушка оказалась ленивой, подсунет несчастного под вымя коровы и ну… гулять, отсюда и привычка – употреблять молочко в естестве.
Гриша рос как на дрожжах, радуясь жизни до тех пор, пока хозяйка не заподозрила неладное с любимицей. Женщина думала, что кормилица захворала, отсюда слабый удой, но однажды поймала Гришу за преступной трапезой:
– Ах, гадёныш рогатый… так значит жиреешь, а я гены прославляла. Вон! Со двора, чёртов сын, и чтобы дорогу забыл! – в сердцах она огрела по спине дубиной ничего не понимающего Гришу.
Слёзы болью и обидой въелись в душу несчастного. Попал он в семью сапожника, богатого на визжащих и назойливых детей. Что только ребятки не творили… и чего только он не натерпелся. Ездить верхом пытались и наряжали клоуном, натравливали немецкую овчарку. Та норовила вцепиться в горло или в бок. Хуже всего, когда спутывали ноги и подвешивали над костром, грозясь пустить на жаркое.
Скажите, откуда, при такой жизни, появятся добрые позывы в душе?
Не выдержал Гриша и сбежал, куда очи повели. Умереть не дала Клава. Нашла бездомного в лесу, привела домой, отмыла, откормила. Не обижала, надумала, правда, называть по-другому и то, после неприятного для неё случая…
Это уже другая история.