1983-й
Через неделю уеду в Москву повышать квалификацию. Аж на два месяца! И как мои останутся… без меня?
А сегодня - командировка в Новозыбков. За самодеятельностью.
В гостинице - с книгой о Врубеле, а потом - в парк.
Морось. Густые запахи сырого теплого вечера, - туман ли, сумрак вечерний?..
Капли с деревьев - на их же отражение в лужах.
Справа, через дряхлый провисший забор - скелет церкви и… ни-ко-го! Только из-за кустов, - призрачно! – выбеленные скульптуры спортсменов в подтёках дождя.
- Велено их убрать, - вдруг, за спиной… мужчина в плаще. - Но куда я их дену? Пусть стоят.
А со стадиона, рядом, - приглушённые голоса ребят, гоняющих мяч.
Такие живые!
И Иван Алексеевич Бунин:
Не оплакивай Былого,
О Грядущем не мечтай,
Действу только в Настоящем
И ему лишь доверяй…
ИЗ ЗАПИСОК на курсах.
Когда вечером, истерзанная Москвой, вступаю на тропинку зеленого пустыря перед общежитием, то шепчу: родная моя!.. это я о земле… как же много тебя закатали асфальтом, как много убили твоей животворящей плоти! А на тебе могла бы травка расти, а на тебе могли бы цветы солнцу радоваться!
И сажусь на пенёк, и прячу босые ноги в траве, прижимаю к земле…
И кажется: поднимается по ним, вливается в меня трепещущее ощущение радости.
А совсем недавно...
Совсем недавно в полутёмном зальчике молодая женщина с иконописным ликом негромко рассказывала о последних годах жизни Марины Цветаевой: мужа её расстреляли в сорок первом, дочь сидела в лагерях Сибири семнадцать лет, сестра – двадцать два, сын погиб на фронте в сорок четвёртом, а сама…
Что же мне делать, слепцу и пасынку
в мире, где каждый и отч и зряч,
где по анафемам, как по насыпям,
страсти!
Где насморком назван - палач!
Что же мне делать, певцу и первенцу
в мире, где наичернейший - сер;
где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью - в мире мер?!
И, не колеблясь, горела свеча перед портретом...