В войну Лиза тётю Марию потеряла. Что стало с ней, когда и как закончилась её земная жизнь, Лиза не ведала.

Потеряла она в войну и Лору, подругу, ставшую ближе и роднее всех на этом свете, заменившую Лизе сгинувших в неизвестности сестёр. Но встречу с Лорой, непостижимую, невозможную, фантастическую встречу, судьба Лизе всё-таки подарила. 

Перед самым переездом в Германию, когда уже начали потихоньку собираться, распродавать вещи, откладывать в сторону то, что хотели взять с собой, сердце у Елизаветы Карловны, которой предотъездные хлопоты так сильно напоминали другие, полувековой давности сборы, стало отказываться работать. Врачи предложили вшить кардиостимулятор, и она, чтобы не осложнять своим нездоровьем детям жизнь, согласилась.

Палата, куда Елизавету Карловну проводила молоденькая приветливая сестричка, оказалась двухместной. На соседней кровати и тумбочке были видны следы чьего-то присутствия, но сама хозяйка разложенных вещей в палате отсутствовала. Елизавета Карловна очень устала после волнений и хлопот утра, поэтому сразу же прилегла на кровать и задремала.

Проснувшись, обнаружила соседку у своей постели. Низко склонившись к самому лицу Елизаветы Карловны, та рассматривала её напряжённо и сосредоточенно. Сердце ухнуло куда-то вниз: вначале от испуга, а в следующую секунду от безумной радости.  Не узнать эти пронзительные чёрные глазищи, эти вечно всклокоченные кудри было невозможно! И не важно, что  когда-то бывшие смоляно-чёрными волосы стали белоснежными, а черты лица беспощадное время исказило почти до неузнаваемости. Это была Лора! Её дорогая, любимая подруга!

Как они обе не умерли в объятиях друг у друга — неизвестно! Несколько дней и ночей они то плакали, то смеялись, то снова принимались плакать. И говорили, говорили, говорили. На русском языке. Родной немецкий Лора почти совсем забыла!

А вспомнить им было что! Ведь не только интернатское детство, но и счастливая юность прошла у них вместе.

При Боаровском интернате была только школа-семилетка, те, кто хотел учиться дальше, обычно ехали в Энгельс. Там старшим школьникам-колонистам родители снимали углы на частных квартирах, помогали с пропитанием, деньгами или продуктами.

Лизе с Лорой пришлось устраивать жизнь самостоятельно. Денег на оплату квартиры и кормёжку у них не было. Поэтому выбор был невелик: или работать, или учиться рабочей профессии.

Энгельский машиностроительный завод засылал по весне в школы Немреспублики агитаторов, приглашавших выпускников школ-семилеток в ФЗУ при заводе. В школе ФЗУ было свое общежитие, ученикам платили стипендию. Там девочки и получили среднее образование, а заодно и профессию токаря.

После училища они мечтали пойти учиться в педагогический институт. Стать учителями решили еще в детстве, в интернате. Лора мечтала стать предметником, хотела учить старшеклассников математике или физике. А вот Лизе больше нравилось возиться с малышнёй. Она и общественную нагрузку себе всегда выбирала такую, чтобы заниматься с ребятишками начальных классов. Детвора в ней души не чаяла! Постоянно ходили за Лизой гурьбой! Думала Лиза, что выучится на учителя и будет всегда, всю жизнь работать с таким же ясноглазыми малышами.

Но жизнь распорядилась по-другому. Лиза полюбила Франца, вышла за него замуж и родила маленького Францхена. Мечту об учебе отодвинула на будущее.

А Лора все-таки стала учительницей. Она сдавала выпускные экзамены в институте летом сорок первого года. Успела уехать молодым специалистом в большое село Бауэр на правом, высоком берегу Волги, в такую же школу-семилетку при интернате, в которой когда-то училась сама, там её и застала война, а потом и депортация.

Ехали в ссылку они с противоположных берегов Волги, с разных станций, и о судьбе друг друга с этих пор не имели никакого представления.

И только пятьдесят с лишним лет спустя узнала Елизавета Карловна детективную историю жизни своей подруги.

Слово «трудармия» российские немцы услышали зимой сорок второго года, не успев ещё очнуться от шока переселения в холодную Сибирь и внезапного превращения из полноценных, уважаемых людей в изгоев, врагов собственной родины.

Лизу от трудармии спасли дети. Матерей, имеющих детей до трех лет, в трудармию не забирали.

Бездетной Лоре трудармии было не избежать. Повестку из военкомата она получила со второй, осенней партией трудармейцев. О том, что трудиться в этой самой армии советские немцы будут за колючей проволокой и под надзором строгой вооруженной охраны, как воры и убийцы, в эшелоне, который вёз их из Сибири снова на запад, на Урал, все знали.

У Лоры не было с собой никаких тёплых вещей, и она ехала в старых разбитых ботиках и лёгком пальто. И сама уже понимала, что в зимней уральской тайге в такой одежде ей не выжить. Пожилая женщина, ехавшая вместе с ней, как-то шепнула Лоре: «Прибудем на место — беги. Я откликнусь за тебя на перекличке».  Но Лора бежать не собиралась. Куда? К кому? Где её ждут? Да и вообще, бежать — значит дезертировать. Она и так виновата. Неизвестно за что, но виновата. Вина эта, как яд, уже успела всосаться в кровь, уже успела отравить душу. Лора была молода, дитя своего времени, с комсомольским значком на груди. Думать её не учили, учили верить. Верить Родине, партии, товарищу Сталину. И она верила: да, виновата, раз родилась немкой; да, должна искупить...

Однако, на станции в Челябинске, когда их построили в неровную колонну и повели вдоль железнодорожного полотна, кто-то с силой толкнул Лору в спину прямо под колеса приближающего поезда. И уже через секунду между нею и колонной трудармейцев громыхал сцепками ползущий состав...

Как плутала по чужому, заснеженному и замёрзшему городу, какие мысли передумала, Лора рассказывать не стала. Сказала только, что чуть не сошла с ума от страха и отчаяния.

Добрым людям, приютившим её, сказалась эвакуированной из Одессы, отставшей от поезда и потерявшей вещи и документы. Имя переиначила на русский лад, фамилию придумала. На русском языке, благодаря тёте Марии, она говорила почти без акцента. 

С этой выдуманной фамилией её взяли на работу вначале на  завод, где она всю войну на токарном станке вытачивала гильзы для артиллерийских снарядов, а после войны учителем в школу. С этой же чужой фамилией вышла после войны Лора замуж за хорошего человека, фронтовика. И уже с чистой совестью и почти успокоившись, стала носить фамилию мужа.

Никому никогда не обмолвилась Лора о своей тайне. Даже тогда, когда клеймо врага было снято с её народа, она продолжала молчать. Муж всю жизнь был уверен, что живёт с украинкой. С этим и ушел на Тот свет.

Аукнулось прошлое Лоре незадолго до перестройки. Любимый внук после университета, окончив учебу с красным дипломом, получил распределение в Озерск Челябинской области, на ПО «Маяк», как и мечтал. Завод был режимным, и внук принес домой анкету, в которой требовалось ответить на очень подробные вопросы обо всех его родственниках. Девичью фамилию бабушки и место её рождения так же следовало в анкете указать. Тогда-то у Лоры и случился первый инфаркт. После него она стала частым гостем в клинике патологии кровообращения.

Три года назад, после очередного инфаркта, третьего по счету, Лора умерла.

Но уж те несколько лет, что подарила им судьба, Елизавета Карловна с Лорой даром не теряли. Писали друг другу длинные письма, говорили по телефону. Вспоминали. С кем могла ещё вспоминать Елизавета Карловна свою молодость, кто, кроме Лоры, видел мысленным взором те же картины, что и она сама?

А ещё Лора всё-всё понимала. Даже Франца она не судила. Так же, как не судила его и Елизавета Карловна.

Франц преподавал у них в ФЗУ обществоведение. Невысокий, но ладный, сероглазый, улыбчивый. Конечно, все девочки в группе в него сразу же влюбились. Да и не только в группе, Лиза слышала на кухне в общежитии, как о нём сплетничали старшекурсницы, им он тоже нравился.

И Лиза во Франца влюбилась. Смущаясь, поведала она о своем чувстве Лоре. Лора влюбленность подруги не одобрила, но и корить за легкомыслие не стала. И покорно соглашалась в те дни, когда у них по расписанию не было обществоведения, ходить на переменке вместе с Лизой туда-сюда мимо учительской, хоть и вздыхала при этом тяжко.

Лора первой и приметила, что румянец на щеках у Франца, румянец, который так нравился Лизе, просто сводил её с ума, загорался на его скулах не просто так и не когда попало, а лишь тогда, когда он смотрел на неё, на Лизу.

Целый год они с Францем лишь переглядывались, краснели поочерёдно, встречаясь взглядами друг с другом. Сошлись поближе только следующей осенью, на сельхозработах. Рабочих рук на селе не хватало, техники тоже было мало, поэтому каждый год всех горожан, не только студентов, но и рабочих с предприятий, вывозили на помощь селянам, убирать урожай. Студенты ФЗУ в тот год убирали арбузы с огромной, от горизонта до горизонта бахчи. Преподаватели работали вместе с учащимися. Франц оказывался во время работы всегда где-то неподалёку. А когда арбузы грузили на подводы (работа тяжёлая, мужская) – старался Лизу подстраховать, поставить на кучу с более мелкими арбузами или вообще куда-нибудь отправить.

Когда вернулись в город, само собой как-то получилось, что вечерами гулять стали вместе.  

Но и в кино, в новый, только что открытый кинотеатр «Родина», и на танцы в Парк культуры и отдыха они целых полгода ходили втроем: Франц, Лиза и Лора.

Но однажды Лора сказала:

- Все, хватит за меня прятаться.

Сказала и с тех пор на свидания с Лизой не ходила.

Да Лиза и не настаивала. Им с Францем так хорошо было вдвоём! Франц оказался таким весёлым! Так умел рассмешить Лизу! А каким он был умным! Как много всего знал!

Потом они решили пожениться.