Путешествуя по нашей центральной улочке, лишенной транспорта, усыпанной скульптурами и деревьями, и еще хватающимися за жизнь петуньями, я забываю обо всем, я просто иду. Шагая по рукотворному, выложенному брусчаткой Бивресту, я каждый раз утыкаюсь в деревянную, потемневшую от времени церквушку, гордо и одиноко стоящую в самом конце улицы, где-то в стороне от города, в стороне от этого мира. Увы, но к истинно верующим себя я причислить не могу, и это прискорбно, увы. Поэтому, в большинстве случаев, встретившись с ней взглядом и выслушав ее упреки, разворачиваюсь и иду обратной дорогой. Но бывают дни, когда мое сердце не выдерживает этого божественного взора, и он направляет мое тело в свои объятия. Сегодняшний день был одним из таких. Зайдя за кованную, с ржавыми морщинами, оградку, я окинул взглядом, как в первый раз, церковные здания. Эти освященные бревна помнили, да, наверное, как и наш микроскопический городок, еще Царя-Гороха, поэтому меня, как человека современности, интересовала старина, интриговало само соприкосновение с ней. Деревянная колокольня уходила своим острием в небо, пронзая суету, колокольня, прозванная в народе «Местной Пизой». Она и вправду напоминала Пизанскую башню, так как тоже была завалена набок. Но на этом сходства и заканчивались. Колокольню год от года не кто не укреплял, да и ни к чему это, к земле ее, в отличие от известной башни, не тянет. Она гордо несет свой крест, шрам от великих 30-х. Сейчас уже не известно, что тогда произошло, толи партийцам удали не хватило, толи указ сверху пришел о приостановке бичевания, толи Бог уберег. Так и стоит она с напоминанием о прошлом, гордо стоит, величаво, колоколами звенит, колоколами родными, спасенными прихожанами, колоколами, чей серебряный перезвон поднимал по тревоге, звал людей на празднество, был лекарством от чумы, чей серебряный перезвон.