Наша начальница, Марина, ненамного старше меня, не поощряет брюки, считает их вольностью для библиотеки – единственного сохранившегося оплота подлинной культуры. Представляю, как увидит на мне джинсы в обтяжку, подожмет губы и к чему-нибудь в течение дня обязательно привяжется. Так и случилось, встретились на крыльце библиотеки, она зачем-то вышла, осмотрела меня, покраснела и недовольно прогнусавила: - Опаздываете, Александра Александровна, придется объяснительную писать, иначе никакой дисциплины. Я так расстроилась, что забыла поздороваться, рванула на свое рабочее место, надеясь, что она не будет меня догонять. Нет, шла следом, дыша в затылок. Хотелось повернуться и сказать, что сама найду дорогу, но сдержалась. Моя напарница Лидия оказалась уже на месте, такого давно не случалось, она опаздывала всегда, хотя жила ближе меня. Тоже в джинсах и свитере собственноручного вязания. Мне приходится подтягивать живот, напоминать себе не сутулиться, она же подтянутая, с лебединой шеей, и говорит, что ничего не делает, чтобы так классно выглядеть. Но лицо сегодня подкачало: глубокие тени под глазами, размазанная помада на губах и в бороздах вокруг рта. Щеки утратили упругость, волосы без обычного блеска и шелковистости. Нет, не красит сорокалетнюю женщину бессонная ночь с мужчиной. Завидовать нечему. В этом возрасте после секса требуется длительный отдых. А не так, как у нее, с утра на работу в скучную библиотеку. Как же она, бедняжка, высидит восемь часов? - Ты что, проспала? – она подняла высоко брови, - ничего себе. - Действительно, возмутительно. Я вас понимаю, Лидия Николаевна, в самом начале трудового дня, когда нужно расставить книги на полках, когда приходится одной, одни не приятности от недобросовестных коллег, - елейно заговорила Марина. - К работе нужно серьезно относиться, мало ли что случается, но это не повод опаздывать. Я, например, с четырех утра не сплю, друг детства приехал из деревни. - Вот как? В четыре утра? - Лидия опять подняла брови, солнечный луч осветил ее лицо, и я злорадно отметила, что на скорую руку наложенный слой пудры не скрывал, а подчеркивал мелкую сеть морщин на лице. Что-то она сегодня какая-то не такая, Марине подпевает. Когда это было, чтобы она интересовалась чьей-то личной жизнью, кроме своей? Все же, интимные отношения с мужчиной смягчили ее. Марина разрумянилась, будто крови с молоком напилась, залоснилась от удовольствия. - Ночью приехал, не предупредил, хотел меня застукать, уверен был, что я не одна, ревнивый, - хихикнула довольная Марина. - Варенье привез, трехлитровую банку, надолго хватит, - хвасталась она. - Заготовками я уже давно не занимаюсь, все он. - Помню, мы зимой ели клубничное. - Никогда, - отказалась Марина. - Вы что, Лидия Николаевна, На клубнику у меня аллергия. - Ну тогда крыжовник. - Я разное приносила, и смородиновое тоже. -- Да ну? На вкус не разберешь, и цвет одинаково темно-коричневый, я думала, вы не умеете варить варенье. Не мужское это дело. - Вы же ели и нахваливали, - с обидой в голосе произнесла Марина. - Я разве сказала, что несладко? Приносите, съедим, - равнодушно ответила Лидия. Не завелась, на нее не похоже. Все же секс полезен для нервной системы. Марина энергично тряхнула копной волос в мелких кудряшках, даже древние старухи такие давно не носят, и удалилась как обычно, чуть приоткрыв дверь и с трудом протискиваясь тяжелым телом. Я посмотрела на библиотечные электронные часы, было ровно десять, ни на минуту не опоздала, даже раньше пришла. За что выговор получила? За джинсы? Надо менять работу, ибо женский коллектив – стервонакопитель в геометрической прогрессии, чем дальше, тем страшнее, не способствует ни гармонии духа, ни душевному покою. Надо бежать, пока на что-то еще надеюсь, - сорок лет не старость, но жизнь мчится, не успеваю оглянуться. Говорят, в тюрьме время ускоряется. Вдруг, кто-то закричал, жутко, прося о помощи. Не раздумывая, я помчалась туда, откуда донесся крик, за мной Лидия, стуча каблуками. Впереди подскакивала, сбиваясь с шага и горбясь сильнее обычного, худенькая старушка, Татьяна Михайловна, библиотекарь из читального зала. Я чуть не наступила на лист бумаги с чьим-то пыльным следом, подняла его и на бегу прочитала «Счастье это когда за него не нужно бороться». Маринина очередная бумажка , о боже, что с ней, лишь бы была живой. У ее кабинета толпились люди, впереди всех закрывала дверной проем гардеробщица Дина Моисеевна в черном халате, туго обтягивающем могучую спину, за толпой подпрыгивала Ирина, помощница Татьяны Михайловны, даже не пытавшейся лезть в толпу. Я встала рядом. В проеме показалась растрепанная Марина с пылающими щеками под цвет ярко-розовой кофты, попыталась прорваться вперед и наткнулась на Дину. Обе срослись пудовыми грудями и животами, как борцы-тяжеловесы на ринге. Марина толкала Дину, пытавшуюся сдать назад, но поток читателей нарастал, ее теснили, Марину я уже не видела. - Что там? Не видишь? - обратилась Татьяна Михайловна к Ирине, которая продолжала подпрыгивать. Я обратила внимание, что на нее смотрел читатель, студент последнего курса университета. Зрелище впечатляло: грудь выпрыгивала из глубокого выреза майки, короткая широкая юбка задиралась в полете так, что видны были миниатюрные трусики. - Маринка не может выйти из кабинета, на Динку наскакивает. -Слава богу, жива. Током ударило, не женское дело, компьютер, - радостно проговорила старушка, но вдруг Марина прорвалась сквозь толпу, - ее, ставшее непривычно напряженным, почти незнакомым лицо подсказывало, что-то страшное, неотвратимое как смерть случилось в ее кабинете. - Разойтись, немедленно, закрыть библиотеку, выпустить читателей, ты слышишь или нет? Что стоишь? – толкала она в плечо постоянного читателя, студента экономического вуза, - Вам что, уши заложило? Могу прочистить. Я собралась вслух возмутиться, все же культурное учреждение, но увидела, как Ирина, сумевшая пробраться не без помощи студента к двери, в ужасе зажала рот ладонями. Марина бесцеремонно расталкивала читателей, наконец, все разошлись, остались только сотрудницы, одна за другой осторожно, оглядываясь, вошли в кабинет, я лишь заглянула и увидела, как на полу у окна неловко лежал, не по-человечески скрючившись, мужчина. - Аркадий, это он, его убили, - услышала я, даже не поняла, кто сказал. Действительно, он, бизнесмен Аркадий, который нам поставлял книги. Я ни на секунду не усомнилась, что он мертв. Отметила для себя, что на нем синий свитер и джинсы, хотя уходил из библиотеки вчера вечером в строгом костюме, тоже синем в мелкую светлую полоску. Марина склонилась над трупом, даже потрогала за плечо и сообщила, - стреляли в спину, пробило навылет. Женщины ахали, шепотом переговаривались в ожидании милиции, а я бродила из зала в зал опустевшей библиотеки в отчаянии, будто потеряла самого близкого и дорогого мне человека, забыв о том, что когда вчера вечером он ушел отсюда вдвоем с Лидией, я почувствовала себя несчастной, как семнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в комплексующего ровесника. Но оставалась надежда, что он поймет, оценит мои чувства, вернется, и мы будем счастливы вдвоем. Я вдруг осознала, что стою в читальном зале и смотрю на пустую вешалку. Вчера висел его черный зонт, я запомнила, хотела попросить, потому что начался сильный дождь, а мне до дому далеко добираться. Уже было ясно, он не со мной, он уйдет с Лидией, так сказать, под сень струй, так что обойдутся ее в ярко- красную клетку зонтом. И, действительно, когда пряталась от ливня под козырьком магазина, видела, как они вышли почти следом за мной, озираясь по сторонам и прячась под клетчатым дамским зонтиком. Немного погодя вышла Марина в спортивном костюме, босая и с непокрытой головой. Машка, вероятнее всего дежурившая ночью, не могла сюда пробраться, потому что Марина, закрыв на ключ дверь вестибюля, отрезала от сторожа читальный зал, зал абонемента, большой зал выставок, гардероб и собственный кабинет, оставляя узкое помещение с диваном возле туалета, кладовки и запасного выхода. Лидия ворчала, сторож туалет с диваном охраняет, книги кому не лень пусть воруют. Я стояла посреди читального зала, боясь шевельнуться, убийца где-то рядом, может совсем близко. Боковым зрением увидела Марину, настороженно следящую за мной - Зонта нет на месте, - сказала я, не выдержав молчания. - Что вы этим хотите сказать? Я не брала, - недовольно проговорила Марина, - Советую вам расследование доверить профессионалам, иначе мы неизвестно до чего дойдем. Я вас тоже могу подозревать. С чего вы взяли, что зонт должен быть здесь? Вы что, точно запомнили? Вы что, следили вчера за ним? Объяснять Марине, что у него была привычка пользоваться вешалкой читального зала, не хотелось. Наша Дина с самого начала отказалась брать его серый плащ, - пусть раздевается там, куда идет, ей не нужна лишняя работа, много их тут ходит, за символическую зарплату пусть другие стараются. В мае Аркадий сменил плащ на легкую курточку, вешал на крючок, после этого открывал принесенные коробки и широким жестом приглашал нас на просмотр. Набегали женщины, рылись, в коробках, вытаскивали одну новенькую книжку за другой в непривычно пестрых обложках, напоминающих девиц легкого поведения. Первый роман из серии не то грезы, не то слезы, я прочитала с интересом, но однообразие сюжетов и сцен безразмерной серии утомляло, я была не в восторге от сексуальных фантазий писательниц западного мира. Почувствовать себя героиней любовного романа не получалось, жаль, конечно, но мне уже не измениться, и, может, поэтому жизнь моя одинока и безрадостна. Как ни странно, на женские романы подсела одна Татьяна Михайловна, читала и Маша, но больше с коммерческих позиций, - за какую цену можно продать «Бабочку» или «Первый поцелуй». Аркадий соглашался со мной, что Достоевский велик для всех времен и народов, потому что гений. Но, согласившись, замолкал, брал за руку, щекотал ладонь, я гладила его плечо, иногда целовал меня в щеку, Вскоре выяснилось, что он увлекается кроссвордами, и мы вдвоем рылись в словарях и справочниках. Он приходил в читальный зал, Татьяна Михайловна звала меня. «Сашенька, - шептала она мне на ухо, - Мужчине будет приятно, если вы ему уделите внимание» Мы с ней менялись местами под молчаливое неодобрение Марины. Книг он не читал, некогда, надо деньги делать, личную жизнь устраивать, и выразительно смотрел, как казалось, на меня. Я была уверена, свое будущее он видел вместе со мной. И ошиблась. Лидия незадолго до его появления, где-то в середине февраля ушла в отпуск на две недели, потом накануне восьмого марта уезжала в Москву на свадьбу племянника, а когда вернулась, неодобрительно следила за мной и Аркадием, поджимала губы, но молчала. Неодобрение накапливалось, я ожидала скандала, но Аркадий надолго, почти на месяц, исчез. Следователи работали тихо и сосредоточенно, мы сидели в читальном зале, только Ирина выходила время от времени на перекур, пытаясь кокетничать с мужчинами, но безуспешно. - В спину стреляли, неожиданно, кто-то свой стрелял, с порога, если бы чужой, он бы иначе лежал, - как будто издалека доносился голос Марины, тихий, но раздражающий. Тоже мне специалистка по трупам, - привычка бывшего райисполкомовского инспектора во всем разбираться. Налетит, набежит толпа ухоженных женщин, пальцами тычут, не говорят, приказывают, не объяснишь, не оправдаешься, - слушать нас ниже их достоинства. Из администрации Марину сократили, несмотря на математический факультет университета, умение создавать компьютерные программы, мастерски играть в волейбол, - лет двадцать назад была капитаном чемпионской команды. Кто ее знал раньше, поговаривали, не узнать ее, будто слегка свихнулась от безработицы. Может даже не слегка, я не психиатр, плохо разбираюсь, но нормальной ее не считает даже директор управления библиотечными системами, так прямо и выразилась, внимательно прочитав развешанные у кабинета по случаю проверки нашей работы Маринины откровения, «телеграфированные космосом». В первый же день заведования нашей библиотекой имени Сергея Есенина она объявила, что каждое утро ее посещают крылатые фразы из космоса, ее миссия такая, озвучивать их, что она и делает, и вывесила стандартный лист бумаги с набранным на компьютере текстом: « Любовь спасет мир». Лидия обвинила Марину в плагиате, об этом уже давным-давно сказано. Лист висел недолго, в обеденный перерыв исчез, на следующее утро появилось новое откровение и тоже исчезло. Марина вывешивала листы каждое утро. Мания величия, - определила Дина Моисеевна, бывшая медсестра детской поликлиники. Сама Марина не замечала, как и положено при таком диагнозе, что даже высокое начальство сомневается в ее нормальности, и уверяла всех, что очень рада новому месту работы. «Нет, не для меня надзирательская должность, я должна пользу приносить людям», - говорила она нам, и мы покорно кивали. Как не кивать, если она теперь начальница. Но желание приносить пользу собственными руками так и не проявилось. Она раздражалась каждый раз, если ей приходилось обслуживать читателей в часы пик: с утра и перед закрытием, - и читатели какие-то не такие, и книги раздражали, зачем столько места под них занимается, когда давно наступила компьютерная эра: информация хранится компактно, и страницы не рвутся. Татьяна Михайловна со страхом посматривала на суровых людей в милицейской форме, шевелила губами, будто молилась, но вряд ли, она у нас атеистка в отличие от суеверной Дины Моисеевны, с укором смотревшей на короткую юбку Ирины. - Ты бы не мешала людям работать, что мотаешься туда-назад, не понимаешь, человека убили. Ирина промолчала, чего с ней раньше не случалось. Марина вдруг встряхнула кудрями, поджала губы, прищурилась, резко встала и нависла над Лидией, безучастно отвернувшейся к окну. - Не пора ли вам, Лидия Николаевна, объясниться? – проговорила она медленно, будто держа ее под прицелом, - Вы ушли вдвоем, один из вас убит, и вы надеетесь выйти сухой из воды? Объясните, почему он оказался в моем кабинете? -.Почему он оказался в твоем кабинете, я тоже могу спросить, но не спрашиваю. Знаю, не ответишь, - Лидия все также смотрела в окно, выдержала паузу, - Не захочешь. Марина вздрогнула, отступила на шаг, чего-то испугалась. Так ее, бывшую спортсменку, чемпионку, бывшего административного работника и компьютерного программиста, а также бывшую безработную, теперь заведующую с репутацией сумасшедшей. Жаль, если диагноз подтвердится, будет неподсудна. Но изолировать должны, - убийца, тем более ненормальный никогда на одной жертве не останавливается. Марина уже улыбалась, нет, не сумасшедшая, бесчувственная, баба с дурным характером, мстительная, однажды напугала меня так, что в кошмарном сне приснилась в форме СС из фильмов про Отечественную войну: я в строю заключенных, она, напротив, по форме. Резь в глазах от ее зеркально начищенных сапог, в разрезе черной юбки розовые трусики. Приснится же такое. Сон я недолго помнила, мало ли что приснится, но не могу забыть другую картинку: Марину в спортивном адидасе во мраке ночной библиотеки, горела лишь свеча, зловеще освещая ее лицо, Она долго сидела, молча меня рассматривая, и вдруг сказала: « Я могу убить, я знаю, смогу, меня нельзя безнаказанно трогать». Я тогда одна сидела в библиотеке. Время приближалось к полуночи, собиралась позвонить Лидии, поболтать о женском, как она говорила. Бывало, и до рассвета болтали, она с сигаретой и чаем, я с радостью, что ночь проходит без приключений. Что ж, раз Лидия категорически отказалась от ночных дежурств, поэтому я с чистой совестью звонила ей ночами. Раз так, раз она у себя дома, в тепле и уюте, а я дрожу от холода и страха, пусть поддерживает меня трусиху с обостренным чувством долга разговорами о любви и дружбе с мужчинами. Что было делать, если мы неожиданно для нас оказались в рыночных отношениях, а, значит, никакой помощи, все в наших руках, - тут же сгорела половина лампочек, потек кран, испортилась сантехника в туалете, и мы ходили в кустики ближайшего сквера, карауля друг друга от любопытных прохожих. Но самое худшее время наступило, когда сломался замок железной двери. Один из двоих сторожей-пенсионеров покопался, поковырял в скважине, сломал ключ, сказал, надо замок вместе с дверью менять, а так он не согласен тут ночами сидеть и прислушиваться, не тот возраст. Понятно, что оставлять библиотеку открытой на всю ночь нельзя, место, криминальное, рядом с железнодорожным вокзалом. Первую ночь дежурила сама Марина, Лидия категорически отказалась рисковать жизнью бесплатно. Нашлись добровольцы в моем лице, в лице Машки и Дины Моисеевны дежурить по очереди. Даже Татьяна Михайловна оставалась на ночь одна и строила баррикады из кресел и стульев у порога. Я сидела в темной библиотеке при свече, заканчивала перелистывать списанный журнал «Работницу», читать не удавалось, пламя колебалось и освещало что угодно, но не то, что нужно, не успела позвонить Лидии, вдруг раздался резкий стук, толчок в дверь, сдвинулось кресло, поставленное у порога, донесся голос Марины: «Это я, не бойтесь». Но я уже испугалась. А потом резко как выстрел прозвучала фраза: « Я могу убить, я знаю, что могу убить, меня нельзя обижать, со мной нельзя так обходиться, я способна на все», В тот момент я уверилась, - она пришла убить меня, она, действительно, сумасшедшая, как я могла не видеть очевидного. Я не выдержала ужаса и глупо спросила, что такого сделала, чтобы лишать меня жизни. Марина будто проснулась, удивленно посмотрела на меня, извинилась и тут же ушла. Когда позвонила Лидия, мы болтали с ней о многом, но об испугавшем меня посещении я ничего не сказала. Уже потом мне стало известно от хорошо информированной Татьяны Михайловны, что Марина судилась с бывшим мужем из-за квартиры. Чем ей мог помешать Аркадий, не знаю и даже не догадываюсь. Где-то в начале мая он исчез, я каждый рабочий день ждала его, стала волноваться, мало ли что могло с ним случиться. Но не только я, ждали Марина и особенно Маша, торговавшая его книгами на крыльце библиотеки. Прибыль шла на библиотечные нужды, и мы вполне прилично отпраздновали день Победы девятого мая, приглашали пожилых читателей, поили их водкой и шампанским. Маша хорошо раскрутилась и теперь выставляла вместо одного четыре стола из читального зала под окна библиотеки, работала с раннего утра и до темна, в обеденные перерывы и выходные дни. Ясно, не забывала и на себя работать. Когда прилавок почти опустел, а Аркадий не появлялся, Маша стала таскать на продажу ценные книги из хранения. Марина не препятствовала, но и не поощряла, соглашалась, нельзя фонд растаскивать, но дальше слов не шло. Только мы с Татьяной Михайловной если успевали, возвращали книги на место, договаривались и приходили проверять ее даже в воскресенье, скандалили, но уследить за ней, пробирающейся в хранение, а потом убегающей с книгами под кофтой ни я, ни Татьяна Михайловна не могли, а Марина не хотела. Если убийца не сумасшедший маньяк, то я вижу два мотива преступления: книжный бизнес и ревность женщины. Можно предполагать, что Марина убила Аркадия, потому что потратилась на водку и закуску, а он ушел с другой. Но я тоже могла убить его из ревности, ведь он явно, не скрываясь от других, ухаживал за мной, а, увлекшись Лидией, нанес мне душевную травму, заставил страдать. Пистолет мог быть у любой из нас. Татьяна Михайловна уверяет, что Аркадий не был замечен с женщинами, об этом заверяет квартирная хозяйка, старушка, сдававшая комнату для холостых мужчин. Аркадий прожил у нее года два. Если замешана женщина, тайна его смерти кроется во вчерашнем дне. Понедельник после выходного начинался сумбурно, как часто бывает при Марине. Читатели внушительной толпой собрались на крыльце, утро на редкость не по июльскому прохладное, кто помоложе, нетерпеливо пинают железную дверь. Удары отзываются сердцебиением в моей груди. - Пойду и сама открою, пусть Марина злится, - не выдержала я. - Зачем нервничать. Мало ли что кому нужно, Для нас с тобой сегодня то же, что и вчера, завтра то же, что и сегодня, и не в наших силах изменить порядок вещей. Но если мы на пять минут меньше поработаем, считай, что чуть повезло, - спокойно говорила, как всегда с перебором украшений, с прической нимбом над высоким лбом царственная Лидия и рассматривала в зеркале левую, на мой взгляд безупречную бровь. Из читального зала в дверь протиснулась Марина: - Здравствуйте, девочки. Все на местах? Хорошо, Маша, проверьте окна. Уже нетрезвая с утра, худющая, Маша юркнула из-под начальственной руки и заулыбалась щербатым ртом: - Сейчас, товарищ начальник, мигом. Все будет сделано, дамы и господа, от меня пламенный привет - Где ты видишь господ? – поморщилась Лидия. - Нет, так будут, обязательно будут, - Маша разбежалась, подпрыгнула на высокий подоконник, рослая Лидия с трудом дотягивается до него рукой, и повисла на ближайшей оконной решетке. - Держится, все, слезаю, Павловна, проверяю дальше, - она исчезла за стеллажами, всего пять раз ей надо подпрыгивать вместо зарядки и для протрезвления. - Какая крылатая фраза посетила вас сегодня, Марина Павловна? – пропела елейно Лидия, подкрашивая и без того многослойные губы - Вы хотите спросить, посетило ли меня вдохновение сегодня? Да, посетило, как обычно, на том же месте. Я предупреждаю, обязательно и в самое ближайшее время поймаю того, кто хулиганит. - Неужели хулиганят? – Лидия подняла бровь и театрально удивилась. - Я найду. - Марина задохнулась от возмущения, резко повернулась, чуть не сбила с ног верную Машу, протиснулась в дверь, и вскоре ее голос донесся со стороны гардероба, она на пути к читателю. - Лида, объясни, пожалуйста, почему она чуть приоткрывает дверь и с трудом втискивается в узкую щель. Почему она сама себе препятствие создает? - В память о трудном детстве по Фрейду. Ты другое объясни, зачем ей каждое утро придумывать крылатые фразы и навязывать всем? - Может ей поговорить хочется, а никто не слушает. Крылатые фразы, телеграфированные космосом, пропадают, не провисев и часа. Поначалу Марина решила, легкая бумага падает от сквозняка и теряется под ногами читателей. Но листы пропадали даже из-под стекла на стенде читального зала. Оставался только гимн неизвестного сочинителя с припевом таким же неуклюжим, как и сама Марина: «Если не хотите посещать аптеку, приходите чаще в нашу библиотеку». Лидия мурлыкала его вслед начальнице. Но все остальное изо дня в день бесследно исчезало. Стало ясно, действует чья-то злостная рука. Ожидалось, Марина руку скоро вычислит, - в женском коллективе все тайное скоро становится явным. Но не стало. Под подозрение попала Лидия за свой независимый характер. Я не знала, как относиться к этому, хотя понимала, пора уже определяться, или с Мариной против Лидии или с Лидией, значит, против Марины. Но разве плохо, что даже гардеробщица Дина Моисеевна заговорила о смысле жизни, а не только о своем сибирском коте Маркизе. Попробуй, не принеси ему любимого минтая, вцепится в ногу и расцарапает, - восхищалась она своим пушистым садистом. Другое плохо: из-за творческого процесса по утрам Марина часто опаздывает, но не открывает библиотеку, пока не проверит сохранность замков и окон, ведь на ней одной лежит материальная ответственность. Она панически боится воров, но еще сильнее пожара. - Ты слышишь что-нибудь? – лениво спросила Лидия, но в голосе чувствовалась легкая тревога. - Слышу, стучат булыжником, орудием пролетариата. Через узкую щель двери снова протиснулась Марина и протянула Лидии лист. Лидия медленно прочитала: - «Любите друг друга, и этим мы спасем мир» Повторяетесь, Марина Павловна, паранойей попахивает, нам любить, а вам, Марина Павловна, мир спасать. У нас до вас был уже спаситель, не знаете такого? Христом звался. Мне вчерашнее больше понравилось: «Сердце как солнце, сердца наши как сто солнц» По-детски наивно, но греет душу. - Сердцу не прикажешь, вчера одно, сегодня другое. Так сложилось, я лишь проводник, - Марина ткнула пальцем в потолок, - Но прошу учесть, пусть некоторые думают, что я сумасшедшая, но пусть рука отсохнет у того, кто сорвет послание, я творю добро, как умею, научитесь и вы его творить. - Ты бы, проводница, читателей впустила, у Александры сердечный приступ начинается. Сделай доброе дело и без послания из космоса, а? - Лидия снова прилипла к зеркалу. - Сейчас, девочки, конечно, желаю всем вам успехов в работе, Марина заговорила голосом служанки из мексиканского телесериала. - И личного счастья, - добавила Лидия. - Личное счастье всем нам бы не помешало, - вздохнула Марина. Такой огромной толпы летом давно не собиралось, набежали абитуриенты перед вступительными экзаменами. Вот почему Аркадий прошел незамеченным, затерялся, проявился рядом с Лидией в том месте, где не положено ступать ноге читателя. - Ночь не спал, думал о вас, незабываемая вы, женщина. Я вздрогнула как от удара. Говорил он не мне, как должно быть, а в Лидину пышную прическу: шапка снега на фоне ярко-сексуальных обложек новых поступлений. Когда наступила тишина, сердце застучало так, я боялась, не выдержит, только бы он не сказал при мне желанные любой женщиной три слова, публично признается и все, конец моим надеждам. Над нами с Лидией нависала плотная толпа читателей, кто-то пытался прорваться, доносился придушенный голос: - Пустите, пустите, ну пустите же, я тут заведующая. Кудрявая Маринина голова просунулась между читателями, но, потеревшись о молодые плечи, исчезла. Передние ряды сомкнулись, но где-то там движение не прекращалось, и, наконец, мощное плечо спортсменки и чемпионки прорвало окружение. Марина почти упала на Аркадия, качнувшегося на стеллаж с новыми поступлениями, книги в ярких обложках обсыпали Лидию и успокоились у ее ног. Аркадий попытался собрать их, Марина хотела сделать то же самое, навалилась сверху мужчины, поза Кама сутры. Он судорожно вырывался из-под мощного женского тела, женщина медленно и неохотно выпрямилась. - Это я, Аркадий Игоревич, не волнуйтесь, у меня к вам важное дело. Я видела, как Аркадий пытался поймать ускользающий взгляд Лидии, но она смотрела мимо него, мимо Марины, вверх, в окно, на небо. Марина продолжала: - Я хотела включить вас в наш читательский комитет, обсудить много нерешенных проблем. Нелепее не придумать приглашать бизнесмена в читательский комитет, Аркадий подумает, шутит Марина, расхохочется, но нет, он с какой-то непонятной мне опаской вглядывался в лицо заведующей. Я тоже посмотрела, некрасивое лицо Марины разрумянилось и вспотело, пожалуй, даже одухотворилось, как могло: восторженно светящиеся глаза затмили низкий тяжелый лоб с глубоким мыском посередине. Такой счастливой я ее не видела. - Я вот что предлагаю, Марина Павловна, я предлагаю всем нам, - он обнял Марину за плечи, и обозначил бровью меня, - Всем нам остаться после работы. Лидия не шелохнулась, Марина обрадовалась, засуетилась, забегала, благо место расчистилось, читатель рассосался, полезла на стул, скинув тапочки, потянулась к горшку на самой верхней полке стеллажа и дотянулась, не обращая внимания на громкий шепот Лидии: - Марина Павловна, это искусственный цветок, из пластмассы, его нельзя поливать, у горшка дна нет. Вода полилась на советский период, Марина вскрикнула. Маша, натасканная на начальственный голос, прибежала с тряпкой, ничего, Павловна, не волнуйся, я быстро, не упади, зачем полезла, сидела бы в своем кабинете, цветы моя забота. Марина куда-то исчезла, за ней Аркадий, Лидия посидела, о чем-то своем подумала и ушла на долгий перекур. - Переживаешь? Вроде бы ты ему нравилась, - красавица Ирина из читального зала сверкала черными очами, пытаясь изобразить сочувствие, но любопытство искрилось не только во взгляде, а и в уголках рта, готового вот-вот растянуться в ехидной улыбке: нам хорошо, когда другим плохо, - Духом не падай, еще не вечер. Марина сбегала за бутылкой, сама бегала, Машке не доверила, старухе сказала идти домой, Лидия в сомнениях, ей вроде кажется, что он на импотента смахивает. - Она у нас специалист-сексолог. Каждый второй гомик, каждый первый алкоголик, и лишь один из тысячи способен на что-то, но при условии, если им займется сама Лидия. Ирина рекламно улыбнулась белыми зубами. - Знать бы заранее, на что мужик способен, - мечтательно произнесла она. Я прислушалась, совсем близко между стеллажами уловила шелест страниц. - Ты бы потише, Шекспир на полках. - Пусть стоит, я ему не мешаю, - она достала из кармана и протянула черную пластмассовую коробку, - Чуть румян, веки, губы, сама понимаешь. Неожиданно яркие краски от кирпичного, все оттенки розового до бордо в сочетании с зеленовато-сине-коричневой темнотой напугали меня. Созерцание женской косметички приятных чувств не вызвало, скорее протест. Обобщать бы не стала и жестко бы не связывала раскраску лица с садистскими наклонностями, но, быть может, косметика меняет женскую психику не в лучшую сторону. Мысль пришла только сейчас, а вчера я лишь отвела Иринину руку и покачала головой - Предпочитаешь серенькое в крапинку? Скромно и незаметно. У тебя другая задача, нужно, чтобы заметили. Запоминай, мужчины предпочитают всем цветам красный. - Не хочу никого обманывать, какая есть, такой и остаюсь. - Тю, что ты понимаешь, мы не так просто косметикой балуемся. Мы ради спасения. Слышала, красота спасет мир? - Марину цитируешь? - Разве она придумала? - Что это я, ты мне голову задурила, как я могла Достоевского с Мариной спутать. Хотя классики тоже иногда заговаривались. - Ладно, пусть будет Достоевский, не жалко. Главное, верно. Представь, у каждого мужчины будет красивая женщина, войны прекратятся. Зачем на войну идти, если дома лучше. - На всех мужчин красавиц не хватит. - Кому не хватит, пусть воюют. - Что они и делают. - Ты знаешь что, ты меня послушай, не хочешь краситься, суетись, прыгай. Двигайся как-нибудь. Скачи козочкой, иначе не заметят. Вид у тебя нетоварный, глаза чуть-чуть подведи, губы, про румяна не забудь. - Я не товар. -А кто же ты? Мы обе замолчали, я удивленно, Ирина с сомнением, не придуриваюсь ли непонятливой. Слышен был голос Марины, похоже, из читального зала. - Идите, голубушка, домой, отдохните, в вашем возрасте трудновато работать. -Ах, я совсем даже не устаю, - девичий вскрик старушки Татьяны Михайловны, будто Марина ей на ногу наступила, - Я ведь понимаю, в вашем возрасте, - подчеркнула она голосом, - В вашем возрасте еще хочется семейного счастья. Аркадий Игоревич достойный во всех смыслах мужчина. Я знаю, он у моей приятельницы комнату снимал. - Не веселиться и не устраивать личную жизнь собираемся, слышали о рыночных отношениях? Надо перестраиваться, без посторонней помощи не сможем. Не заработаем, зарплату не получим. - Ах, что вы, нельзя, – Я будто увидела, как Татьяна Михайловна прижала маленькие кулачки к впалой грудке, - Нельзя без зарплаты, никак нельзя. Голос ее превратился в бормотание и пропал. - Все, старуха умотала, а ты, девушка, двигай бедром, иди на него, чтобы потом не догонять. Голос девятнадцатилетней Ирины звучал мудро, старушка в семидесятипятилетнем возрасте вскрикивала как юная девственница. Мне же хотелось домой, на диван с книжкой. Любить я устала. Вот и надо было уходить вслед за старушкой, Марина бы с радостью отпустила, зачем ей лишняя претендентка на его руку и сердце, но не хотелось радовать начальницу. - Мариночка Павловна, так что закрываться? – пропела елейно Дина Моисеевна, - Полвторого уже, хватит им тут толкаться. Те, кто работает, по библиотекам в будний день не шастают. - Закрывайте, пусть жалуются хоть самому губернатору. Стол накрывали в читальном зале, где за загородкой из разлапистых пальм и вьющихся комнатных растений уместились круглый стол, диван от предыдущей заведующей, любившей вздремнуть после обеда, мягкие стулья и даже холодильник. Приятный оранжевый отсвет от штор создавал уют далекого детства под абажуром, и мама с папой рядом. Как только появился Аркадий в темно-синем костюме в светлую полоску, кремовый галстук, белый воротник, мужчина с серьезными намерениями, и направился к Лидии, Марина стала делать руками движения, будто сгребала всех в кучу. - Быстро, девочки-мальчики, поторопимся, нам надо многое обсудить. Что она хотела обсудить, так и осталось для меня загадкой. Аркадий достал из портфеля шампанское и конфеты – набор джентльмена, сел на диван рядом с Ириной. Она положила голову на его плечо и прикрыла глаза. Марина стояла к ним спиной, готовя бутерброды, но обстановку сразу почувствовала и, не оборачиваясь, пригрозила: - Я тебя не выгоняю, Ирина, но учти, ты не в театре, спектакль разыгрывать я не позволю, помогай. Что сидишь? - Может, я чем пригожусь? – робко, будто напроказил и был пойман, спросил Аркадий. Он явно Марину побаивался. - Годитесь, Аркадий Игоревич, конечно, годитесь, - Марина подхватила поднос с чистой посудой и увела Аркадия в туалет мыть чашки. Три грации без начальственных указаний застыли в ожидании, Лидия откровенно скучала, зевая в ладошку, Ирина полулежала, вытянув ноги, я делала вид, что слушаю медитативную музыку: шум моря и чириканье птичек. Кассеты с музыкой закуплены еще в до Маринин период правления для психологической разгрузки в обещанные, так и не состоявшиеся пятиминутные перерывы каждый час работы. - В программе стриптиз или как? – лениво спросила Ирина и зевнула. Мне стало весело. Действительно, Марина устроила подобие стриптиза для подвыпивших старичков, собравшихся девятого мая. Она тоже подвыпила, громко вскрикивала и целовалась со всеми желающими. Один особо шустрый старичок, бывший разведчик, исследовал ее спину и не нащупал застежки бюстгальтера, опустился ниже, еще ниже. Марина охотно объяснила, что редко носит нижнее белье, ей это ни к чему. Старички уж очень заинтересовались, она им и верх и низ показала, не жалко, сколько им этой жизни осталось. - Ты о чем, Ирина, у Марины Павловны серьезные намерения. - Серьезные намерения только у Александры. У вас с Мариной разврат на уме. - Не разврат, а секс, полезно для здоровья в нашем возрасте. Второй раз накатила волна неприятия всего происходящего, мучил вопрос, ради чего я тут с несимпатичными коллегами и почему не встаю и не ухожу. Было предчувствие, а я не поняла и осталась. На пороге читального зала появилась счастливая Марина, следом хмурый Аркадий с подносом мокрых чашек. - Аркадий Игоревич, вдумайтесь, мы в третьем тысячелетии, - говорила Марина. - Да, уж за порогом, - Аркадий замер, перед соблазнительным зрелищем: Ирина зевала и потягивалась до нежно-розовых трусиков, чашки угрожающе сдвинулись на край подноса. Марина порылась в стенном шкафу, достала и привычным хлопком как парус на ветру развернула желтую скатерть. Запах подмышечного пота наполнил комнату. Край скатерти прикрыл ноги Ирины, рука присевшего рядом Аркадия нырнула в сторону соблазнительных коленок. Марина пребывала в счастливом неведении, подсчитывала бутерброды, резала хлеб и рассуждала. - Не к столу, конечно, но надо заметить, книга в наше время рассадник вирусных болезней. Сейчас, когда медицина мало кому доступна, надо всерьез об этом подумать, и не только поэтому, книги портятся, быстро рвутся, слишком накладно для нищей библиотечной системы - Мойте руки перед едой и никаких проблем, книги можно подклеить... - Лидия спорит, потому что не знает, с какой стороны подходить к компьютеру. - Знаю, со стороны экрана. - Уже хорошо. Представьте, никаких стеллажей, простор, столы, нажал кнопку и читай себе, Сколько площади освободится. - Но я люблю читать лежа, компьютер на животе неудобен, - говорил Аркадий, слегка отодвинувшись от Ирины, но руку не убрал. - Как раз удобен, современный компьютер можно брать с собой в постель. Я почувствовала нездоровое оживление со стороны, как женщин, так и мужчины и попыталась увести разговор от постельной темы: «У книг особая аура», - но Марина перебила: - Да, аура, такая, нос приходится зажимать, уношу под открытую форточку проветрить. Не забывайте о передающейся заразе. Я каждый раз мою руки, одеколоном протираю, недешевое это удовольствие. - Зараза к заразе не пристает, - Ирина по-детски прижалась к Аркадию и громко шептала на ухо, слышно было всем. Аркадий прижал палец к губам, трогательная сцена папаши с дочкой. О том, что они могли быть любовниками, я не подумала. Оскорбленная Марина выступила с допросом, кто ее, Ирину, такую неблагодарную воспитал, заметив, наконец, подозрительное шевеление под скатертью. Тут встала Лидия с не менее оскорбленным видом: - Позовете, Марина Павловна, когда закончите свою речь, голосуем за любое предложение вплоть до поджога библиотеки как очага заразы. - Она кивнула мне и вышла из читального зала, шла быстро по направлению к хранению, туда, где за стеллажами большое зеркало и где мы прихорашиваемся. Я еле поспевала за ней, пытаясь успокоить: - Значит, он не импотент, это главное. Ирина скоро исчезнет, зачем ей мы, у нее своя компания. Он от нас никуда не убежит, Марина не допустит. Считай, прошел тест на мужественность. Она ведь молодая, хочется повеселиться, разве мы с тобой не такими были в ее годы? Хотела как лучше, а еще сильнее обозлила ее. - Не импотент? - Лидия резко повернулась, больно схватила меня за плечо, - Многое ты понимаешь, запомни, только импотент лезет под юбку просто так, потому что вот она, рядом, руку протянул и погладил. Настоящий мужчина просто так не лезет. Нет условий, он не лезет. Запомни навсегда, нет условий, понимаешь, нечего лезть. - Она трясла меня так, что стали падать шпильки из моей прически. Она повторяла почти в истерике, - Запомни, если мужчина не хочет переспать с женщиной, под юбку к ней не лезет. - Может, хочет? - Пусть катится, - устало произнесла Лидия, - Собирайся, уходим. Мне было понятно, Лидия ревнует, но с чего она взяла все остальное, неубедительное, зачем она со мной как с девочкой. Почему настоящий мужчина не лезет под юбку? Прошлый опыт протестовал против Лидиных умозаключений, я не хотела уходить, перспектива гулять по городу с разъяренной Лидией, пока она не успокоится, не устраивала. - Не пойду, хочу пить шампанское. - Что? Я уйду, а ты останешься? Я тебя когда бросала? Донесся истошный с надрывом крик Марины. - Вон! Я сказала, вон, чтоб духу твоего не было! - Кого это так? – пробормотала Лидия. Она резко повернулась и уже на ходу, через плечо сквозь зубы проговорила: - Не смей с ним спать, пока я его не проверю. Заботливая, уж слишком, но подруг в моем возрасте не выбирают, с ними примиряются. Марина стояла у окна в своей клетчатой юбке, но куда-то делась белая кофта в кружевах и оборках. Вместо нее на голые плечи накинута спортивная куртка. Я присмотрелась и в неярком свете уходящего ненастного дня с трудом заметила широкую бретельку телесного цвета, затем невероятного размера бюстгальтер, напоминающий бронежилет. Вот и думай теперь, не могла ли она туда засунуть пистолет, груди мощные, между ними даже автомат Калашникова поместится. Странно, что в корсете оказалась, не носила она раньше бюстгальтеров и гордилась этим. Но еще удивительнее колготки, спущенные и серой цепью сковавшие щиколотки. Колготки летом, в июле, когда она зимой босоножкой по снегу ходила. Увидев нас, она ловко избавилась от пут, забыв при этом застегнуть куртку. Ирина, пятясь к двери и ехидно улыбаясь, удалялась со сцены. Лидия возрадовалась, как только захлопнулась железная дверь за Ириной, разрумянилась, помолодела и похорошела. Пока Марина пыталась вытащить туфли из-под дивана, ползая в ногах окаменевшего Аркадия, Лидия сдвинула два стула, и властным жестом указала ему сесть рядом. Начались приятные хлопоты, мужчина открывал бутылки, хлебосольная хозяйка щедрой рукой раздавала бутерброды хлеба поменьше, колбасы побольше, завела житейскую тему: - Одному жить в наше время, тем более мужчине тяжело. Женщина еще может, женщины живучи. - Вот именно, - Лидия поджала губы и постарела, но уже не опасно, цель достигнута, - Когда женщина теряет свободу, взамен хочет что-то получить, - Лидия коснулась своей груди. - Нельзя рыночные отношения переносить на все, - отчеканила Марина и потянулась за остатками водки. Когда тянулась, куртка почти упала с плеча, но поправлять не стала, так и сидела, одно плечо прикрыто, в другое врезалась бретелька как кобура пистолета. Бельишко-то прикупила, а ведь совсем недавно жаловалась, носить нечего, дома голая ходит, муж все забрал. Разозлился, когда у него не вышло с разделом жилища, взобрался на третий этаж через балкон, разбив окно, попал в квартиру, вынес все одежды вплоть до кухонного фартука. Пока лез, вся улица помогала советами. Марина, задрав юбку до талии, желающим показывала отсутствие трусов. Наверное, извращенец, завидовала Лидия. - Кто как говорит, для кого свобода, для кого одиночество, ничего хорошего в этом нет, я так скажу, Аркадий Игоревич. Нет ничего хорошего в женской свободе, и кто ее вообще придумал. Я голосую за то, чтобы гарантировать каждой женщине по мужчине, чтобы в конституции было записано, - подвыпившая Марина старалась, как могла, но поздно, Лидия уверенно положила руку на ногу рядом сидящего мужчины, склонившегося к ее плечу. - Что же вы, водка еще осталась, наливайте, - со звенящей слезой в голосе скомандовала Марина, молодец, умеет проигрывать, подумала я тогда, но, быть может, у нее появился другой план? Может, для нее это был не проигрыш, а временное отступление? Аркадий подскочил, отдал честь бутылке и разлил остаток до капли по рюмкам. Лидия забыла сказать, что водку не пьет, как обычно говорит, выпила вместе с нами. - Пьющий мужчина не мужчина, - дразнила Лидия, облизывая губы. Аркадий откинулся на спинку стула, но тут же спохватился, женщина простила, но не значит, что забыла, передвинулся на самый кончик сидения и как-то робко заговорил: - Отчего же, я к тому, к примеру, вдвоем, ну допустим, при свечах опять же, при хорошем вине, так сказать, почему бы и нет. А? - И что? - Как что? Под сень струй, если можно так выразиться, извините, если не так. - Наедине с женщиной, куда деваются ваши обещания. - Лидия задумчиво смотрела на темно-серый экран телевизора. - Ну, нет, - Аркадий уже не запинался, решительно откинулся на спинку стула, - Ну нет, мы знаем, что делать наедине с женщиной.. - Можно надеяться? - Непременно, - Аркадий уверенно потрепал Лидину коленку, не такую соблазнительную, как Иринину, но сейчас это уже не имело значения. Марина закинула руки за голову, спортивная куртка упала на пол. Мои вдруг протрезвевшие глаза смотрели на похорошевшую от успеха Лидию, на Марину, распаренную, полураздетую как в предбаннике, - допустим, спортивного типа с развитыми мышцами женщина не на любой мужской вкус, но почему блондинки, даже крашеные, всегда побеждают? Марина может нравиться своей атлетической фигурой нервному интеллигенту, за ней как за каменной стеной, Лидия нравится всем, но умопомрачительно военным всех родов войск. Может военный на женщину как на мишень смотрит. Мишень ярче, попадание точнее. Я была уверена, что Аркадий из бывших военных, в отставке, не знаю, почему так думала. Все уже опьянели, в какой-то момент я почувствовала себя одинокой, покинутой. Чтобы не разрыдаться, резко встала, качнулась так, что чуть не пала в Маринины объятия, долго махала перед носом, изображая расставание, но никто не смотрел на меня, перестаралась с прощальным жестом, и оскорбленная чужим невниманием, подумаешь, я сама по себе, свобода дороже, пошла домой. Лил сильный дождь, и я, перейдя дорогу, встала под козырек магазина, раздумывая, может вернуться и попросить зонт у Лидии. Но не пошла, потому что увидела Аркадия с Лидией, они вышли на крыльцо, огляделись, о чем-то посовещались и под прикрытием Лидиного зонтика смешались с прохожими, отделились от толпы спешащих к вокзалу, нырнули под арку в темный двор за библиотекой. На крыльцо вышла босая Марина в спортивном костюме, закрыла железную дверь, навалившись мощным плечом, подергала ручку, судя по всему, трезвая, не то, что я, посмотрела на темное небо, не спеша, удалилась под проливным дождем. Так и есть, первой к следователю напросилась Марина. Она успела подкрасить плотно сжатые губы и начесать на лоб до самых бровей кудряшки. Тонкая розовая кофта приняла форму складок тела, просвечивались темные соски грудей. Она вернулась нескоро и, торопясь, предупредила нас, чтобы копали под Машу, больше не под кого, она дежурила ночью, она соучастница, если не преступница. Следующей вызвали Татьяну Михайловну, держали недолго, она подтвердила, подозревают Машу, но мне это не понравилось, откуда она могла добыть пистолет, если для Марины, бывшей чемпионки, вряд ли это проблема. На лике давно спившейся женщины не проступал жестокий прищур убийцы. Хотя, конечно, бегающие глазки уборщицы, просяще-вопросительное выражение, суетливость, наконец, пьяная эйфория, нашим море по колено, не исключают, что могла обороняться или случайно из пьяного куражу пустить пулю. Могла ли убить за бутылку, не знаю, но кошмаром видится, как Аркадий проводит ночь в обществе уборщицы, сбежав от Лидии и Ирины, хотя у мужчин бывают и не такие заскоки. Могла ли Маша, заскучав на ночном дежурстве привести сюда вокзального бомжа? Вполне могла. Аркадий мог проходить мимо, зайти на огонек или шум, мало ли что привлекло его внимание, а наткнулся на убийцу. - Задолжала Машка Аркадию, царство ему небесное, отмучился с такими работничками, сам был честным человеком, хорошим, ему бы жениться, – говорила Марина, будто уговаривала согласиться с ней. - Воровала она, врала, что кошелек с деньгами вытащили в троллейбусе, три раза за месяц теряла кошелек с выручкой. Я сначала поверила ей, но во второй раз уже не поверила, в третий слушать не стала, - Дина Моисеевна охотно закладывала подружку, спешит-торопится, как бы об их общих делах начальство не прознало. Мне эти дела хорошо известны, но молчу, потому что Дина еще меньше, чем Маша годится в убийцы. Я подошла к Лидии, высматривающей что-то в окне. Она с готовностью, будто ждала, повернулась ко мне, заговорила быстро, с надрывом: - Я ведь почти не спала, не могла уснуть, совсем не спала. Мы с ним под утро пошли соловья слушать, долго сидели на лавочке. Он сказал, впервые с ним такое, прожил жизнь, не слышал, как поют соловьи, - она прервалась, - Ах жизнь наша, - прошептала она. В этот момент я остро почувствовала опасность, так, будто уже происходило, будто уже случалось нечто подобное. - Ты что-то предчувствуешь? Что-то нехорошее? Что-то с тобой? – Она пожала плечами, отвернулась к окну, - Лида, послушай, я не согласна, что на Машу вешают убийство, ее надо сначала найти, потом обвинять. Ее нет, вот и обвиняем, нехорошо. Кому-то это выгодно. - А, да, найти, уж потом обвинять. Найти обязательно. А так нехорошо, ты права. - Ты скажешь следователю о ней? Она не ответила, как часто бывает, я спрашиваю, она не отвечает. - Вляпались таки с бизнесом. Неужели нет такого уголка, чтобы и достойная зарплата, и никто на тебя не охотится, - рассуждала Марина. - Такое невозможно в нищей стране. У нас в генах привычка отнимать чужое, - сказала Лидия. - Вы же знаете, что мы действовали, исходя из обстоятельств. Что мы могли еще придумать, если нас кинули, пустили в свободное плавание? – оправдывалась Марина, - Нам сказали, спасайтесь, как умеете. Нас кинули, и вот уже первая жертва. Кто следующий? - Марина цепко осмотрела меня, Татьяну Михайловну, съежившуюся под ее взглядом, перевела взгляд на Дину, на Лидию смотреть побоялась, Ирина была у следователя. - Наш долг, помочь следствию. Вспомнить, как начинался книжный бизнес в стенах библиотеки. Кто он такой, Аркадий? Откуда взялся? Как здесь появился? – сурово вопрошала старушка, бывшая учительница. - Приехали, - вступила появившаяся на пороге Ирина, - И эта ведьма хвастала, что знает Аркадия, дверь в дверь живут на общей лестничной площадке. - Передразнила она голос Татьяны Михайловны. Ожидался скандал, но старушка лишь поморщилась. - Да, мы встречались, он всегда здоровался, был вежливым мужчиной. Но если бы вы, Ирина, подсказали мне раньше, что его убьют, я бы подробно побеседовала с ним, - съехидничала она. - С улицы пришел, шел, шел и к нам зашел, тут Маша подсуетилась, остальное вы знаете, все на ваших глазах. - Не все, - назидательно поправила меня старушка, все больше и больше входя в роль учительницы. Марина посмотрела на нее усталым взглядом, зачем об этом, когда все уже ясно. Но старушка не унималась, - Вы, Марина Павловна, перед нами не отчитывались, как же не тревожиться. Может, на наш коллектив навесили большой долг, может, нас заказали. Посудите сами, ни книг, ни денег, кому-то надо все возвращать, ведь Аркадий Игоревич не покупал все это, а брал под реализацию. Не впервые убеждаюсь, что старушка, обладая здоровым инстинктом самосохранения, лучше многих из нас ориентируется в реальности. - Действительно, - заговорила Марина и сильно побледнела, - Действительно, ведь было, угрожали нам окна побить, Машка еще до Аркадия с кем-то связывалась, косметикой стала торговать, а деньги с меня потребовали, пока разбирались, я переволновалась, валерьянку пришлось пить. Я пригрозила, что уволю ее, но тут все закрутилось, ее опыт пригодился. - Все понятно, - продолжала Татьяна Михайловна учительским тоном, - Она торговала книгами и расплачивалась с предыдущими кредиторами, а именно, поставщиками косметики. Марина наморщила лобик, изображая работу мысли: - Угрожали ей, а она, воспользовалась случаем, поправила свои дела, но зачем лишать жизни Аркадия? Вероятно, он ей тоже стал угрожать. Картина прояснялась, вина Маши казалась очевидной. Удивляло только то, что додумалась Татьяна Михайловна, а не, Марина. Следователь меня слушал вполуха, почти не слушал, написал протокол допроса и дал мне подписать. Ему тоже все ясно, - разыскивают Машу, но далеко она не уйдет. Когда вернулась к женщинам, единого мнения уже не было, раскол внесла Ирина, выдвинув версию, что с Аркадием рассчитались подельщики, не поделили зоны влияния. Не забывайте, что мы торгуем на одной из самых оживленных улиц города. Марина молчала, зло и подозрительно посматривала на разговорившуюся Ирину, наконец, нервно перебила: - Надо отвечать за свои слова, а не с потолка брать, ни одного факта не привела. Он тебе говорил, что кого-то боится? Нет, не говорил. Говорил, что с кем-то работает? Нет, не говорил. Было бы тебе известно, Аркадий никогда ни с кем не работал. Он сам по себе, у него были деньги, он их вложил в непортящийся товар, это его слова. Запомните, отныне я ставлю крест на надежде, что убийца – посторонний. Убийца среди нас. - Ледяным тоном произнесла Марина. Я плохо разбираюсь в бизнесе, но Марина меня почти убедила: если человек сам по себе, то и врагов у него нет. Но когда он стал работать с Машей, ситуация изменилась, и, может, ей выгодно, что его не стало. Где-то в начале июня было, она с раннего утра ходила по библиотеке, клянчила копеечку на бутылочку, прошло совсем немного времени, час, не больше, вдруг запросто вытащила пачку денег из кармана и стала предлагать в долг, может, телевизор кто хочет купить. - Машка – фокусница, сунула руку в пустой карман, вытащила денежку. Откуда взялись, неизвестно, - удивилась Ирина. - Как неизвестно, кручусь, - сказала Маша и убежала. - Я тоже кручусь, - злилась Ирина. Марина радовалась, что Маша сразу же нашла общий язык с Аркадием. Напомнить ей об этом? Не успела, она заговорила, как на собрании: - Пиши, Александра, протокол, чтобы потом кому-то не пришло в голову отказываться от своих слов. Он к нам пришел накануне восьмого марта. Странно, что приходится напоминать вам, Татьяна Михайловна. Вы же у него купили книжку себе в подарок. Одно помните, другое забываете. - Книжку помню, но тот день и без нее долго не могла забыть, вроде бы интеллигентные женщины, - Татьяна Михайловна долгим взглядом уставилась на Марину Павловну. Что-то новенькое, старушка смелеет на глазах.