1
В туннеле между станциями метро, в вагоне электропоезда, Герман Водаков – тридцатилетний брюнет среднего роста – стоял в проходе между диванами, на которых не было свободных мест. Рядом с ним беспокойно переминался с ноги на ногу мрачный крупноголовый старичок с лопушистыми ушами, в полинявшей гимнастерке. Вагон тихонько покачивался и постукивал колесами. Мрачный старичок часто поглядывал злыми глазками на экран планшета, на котором прыгал по цветочной полянке забавный человечек и ловил цилиндром бабочек. Управляла человечком девочка лет двенадцати, не замечая никого вокруг себя.
За окнами вагона появились освещенные люстрами колонны, облицованные розоватым мрамором. Электропоезд остановился. Двери вагонов открылись. Герман Водаков вышел на платформу. Мрачный старичок молниеносно выхватил у девочки планшет и выскочил из вагона. Девочка прокричала:
– Стой! Отдай!
Герман Водаков вырвал из руки грабителя добычу и ладонью хлопнул по лопушистому его уху. Двери вагона сомкнулись. Электропоезд уехал в туннель. Дергая крупной головой, старичок на полусогнутых ногах исчез среди пассажиров, шагавших к эскалатору.
Герман Водаков увидел, что на экране планшета застыл на полянке забавный человечек с цилиндром в руке. Над полянкой кружились разноцветные бабочки – человечек ждал от игрока команду.
– Гражданин, стойте! – потребовала дежурная по станции – крупная женщина в синей форме, в красной шапочке – и выдула с озабоченным лицом короткую трель из свистка.
– В чем собственно дело? – спросил Водаков и озорно подмигнул.
– Сейчас узнаете, – дежурная по станции вновь коротко свистнула в свисток.
– А если я уйду? — взглянув ласково в равнодушные серые глаза дежурной, спросил Водаков.
– Вам будет хуже, – без эмоций на лице и в голосе ответила дежурная. – Я видела, как вы отняли планшет у старика в гимнастерке и ударили его по голове.
– Но раньше старикашка выхватил планшет у девочки в вагоне, – заявил Водаков и протянул планшет дежурной. – Девочка русоволосая. Лет двенадцати. В клетчатой юбке. В белой блузке.
– Пройдемте, уважаемый, в комнату полиции, посмотрим видеозапись, разберемся, – предложил появившийся из-за спины дежурной сержант полиции, молодой, розовощекий.
– Мне некогда, – буркнул Водаков и шагнул к эскалатору. – Я спешу на работу.
– Пройдемте, уважаемый, разберемся, – приказал полицейский, и щеки его стали красными, как шапочка дежурной по станции.
– И не подумаю, – отказался Водаков.
Из темноты туннеля послышался стук колес, возник теплый сквозняк, показались габаритные огни электропоезда, который через несколько секунд остановился у перрона. В открывшиеся двери вагонов вышли и вошли люди.
– Пройдемте, гражданин, разберемся! – полицейский схватил рукой дубинку на поясе, а губы приблизил к рации над нагрудным карманом куртки.
– Не кричите на него! Он – герой! – встав лицом к сержанту полиции, объявила русоволосая девчонка, которая на электропоезде по другому пути вернулась к месту своего ограбления. Осторожно взяв планшет из рук Водакова, она поводила указательным пальцем по сенсорному экрану, и раздался кукольный голосок:
– Здравствуй, хозяйка.
– Еще нужны доказательства?! – напористо спросила девочка.
– Нет, – полицейский небрежно откозырял и по перрону засеменил рядом с дежурной.
– Как тебя зовут, мой герой? – спросила девочка, прижимая планшет к своей груди.
– Гарри Поттер, – пошутил Водаков, бодро прошел и встал на ступеньку эскалатора, двигавшуюся вверх.
2
Выйдя из наземного вестибюля станции метро, Герман Водаков пересек улицу, по которой очень медленно катились автомобили, вошел в многоэтажный бизнес-центр и оказался в прямоугольном просторном холле. Там несколько разновозрастных мужчин прохаживались по темному гранитному полу.
Герман Водаков поднялся на лифте на седьмой этаж и по короткому коридору попал в служебное помещение редакции журнала – в просторную комнату, из огромного окна которой виднелись крыши соседних домов, в которой стояла дюжина столов с ноутбуками. За одним из столов сидела молодая блондинка в светлом брючном костюме и просматривала на экране ноутбука объявления на сайте знакомств; за другим столом молодой патлатый брюнет в белой майке с вертикальными черными полосками любовался на экране ноутбука эротическими фотографиями.
– Привет, Ира!.. Привет, Шурик! – поздоровался Водаков, опустился за своим столом в кресло с высокой спинкой, вывел на экран ноутбука статью об охотничьих ножах, которую закончил вчера поздним вечером и послал по Интернету редактору журнала.
В служебное помещение редакции вышагнула из кабинета Ольга Олеговна Орзеловская – рослая блондинка с маленькой головой и с мелкими чертами непримечательного лица. Черное шелковое прозрачное платье-рубашка подчеркивало худобу ее фигуры.
– Македова, ко мне! – жестко она потребовала. – Потом Водаков, – и, оставив дверь открытой, исчезла в глубине кабинета, из которого пахнуло дымком дорогих сигарет.
– Ира, что случилось? – шепотом спросил Водаков проходившую мимо блондинку в светлом брючном костюме.
– Не знаю, – прошептала Македова с растерянностью в серо-зеленых огромных глазах, перекрестилась, вошла в кабинет редактора и закрыла за собой дверь.
В это время на первом этаже, у дверей лифта, пожилая уборщица покрутила над головой швабру, и в холл вошел с улицы полненький старик в серой рубашке, в черных брюках, заправленных в кирзовые сапоги. Солдатский вещмешок висел на его узком плече. Осмотревшись, старичок приблизился к пункту обмена валюты.
– Деньги давай, – потребовал он в маленькое окошко в прозрачной пуленепробиваемой перегородке, за которой сидела валютный кассир – молодая женщина в бледно фиолетовом платье.
– Денег нет, – ответила кассир, поставила локти на столик и показала ладони старику, который выхватил из вещмешка револьвер.
– Деньги давай! – не унялся старик. – Быстро, а то убью!
Женщина нажала кнопку сигнализации, опустила голову и плотно закрыла ладонями уши. Небольшая коробочка снаружи обменного пункта заверещала, раздирая слух. Люди в холле остановились, скривили и сморщили лица. Старик выстрелом из револьвера разбил громогласную коробочку на куски. Люди в холле легли на пол. Старик спрятал оружие в вещмешок, выбежал на запруженную автомобилями улицу и исчез в ближайшем переулке.
И вовремя! Из туалета за лифтовой шахтой выскочил охранник бизнес-центра, бросился к пункту обмена валюты и прокричал истерично:
– Что случилось?!
– Меня хотели ограбить! – отозвалась кассир, не поднимая головы.
Охранник по мобильному телефону сообщил в полицию о происшествии.
Вскоре к многоэтажному зданию бизнес-центра приехала на микроавтобусе оперативно-следственная группа и занялась осмотром места стрельбы и опросом свидетелей.
С улицы, через стеклянную стену, лопоухий мрачный старик в полинявшей гимнастерке понаблюдал минуту за работой полицейских в холле, а потом шустро скрылся в ближайшем переулке.
3
– Македова, сучка, что ты себе позволяешь?! – взбеленилась Орзеловская и рукой толкнула подчиненную в грудь. – Как ты посмела вчера вечером быть с моим отцом в ресторане?! Я сидела недалеко от вас и видела, как вы пили вино, танцевали и весело болтали! Я не позволю тебе, сучка, охмурить моего отца! Я не позволю тебе захапать его деньги!
– Это Олег Самуилович пригласил меня в ресторан; я не напрашивалась, – отступив к двери, промямлила Македова. – За ужином он предложил мне полететь с ним на неделю в Англию, в качестве его личного фотографа; я не напрашивалась.
– Ты уволена! – объявила Орзеловская, сняла с крюка на стене спортивную шпагу и подвела кончик клинка к промежности подчиненной. – Проваливай!
Ирина Македова выскочила из кабинета. Она чувствовала себя самой несчастной в мире. Ее мечта о поездке в Англию с хозяином журнала, в котором она работала фотографом, исчезла, как мошка в клюве голодной птицы.
Герман Водаков удивленно посмотрел на пробежавшую к своему столу Македову и вошел в кабинет редактора.
– Твоя статья об охотничьих ножах никуда не годится! – объявила Орзеловская. – В прошлом году похожий материал уже публиковался в журнале!
– Я работаю здесь всего неделю, – оправдался Водаков.
– Заткнись. Я еще не все сказала, – перебила Орзеловская строго. – В последнем номере твоя статья о немецких военных автомобилях первой половины двадцатого века имела успех у читателей. Я получила много положительных откликов. А вчера мне на почту пришло письмо с фотографиями «Хорьха 901». Какой-то Пахарев хочет продать эту машину. Я хочу купить «Хорьх» для папы, для его коллекции старых авто, – Орзеловская достала из напольного сейфа и вручила Водакову кожаный портфель.– Здесь деньги и карта с маршрутом до деревни, где живет Пахарев. Поезжай, осмотри товар, поторгуйся, дай залог, возьми расписку, позвони мне.
– Почему я? – не удержался от вопроса Водаков. Поехать за «Хорьхом» он был не против, но внедорожник его после столкновения с полицейской машиной еще не отремонтировали в мастерской.
– Судя по твоей статье, ты разбираешься в военных тачках, – объявила Орзеловская, достала из сейфа и положила на стол расходный ордер. – Пересчитай деньги, подпиши документ и в путь.
– Я вам доверяю, – буркнул Водаков и расписался под текстом на бланке.
Орзеловская убрала ордер в золотистый со стразами клатч и покинула кабинет впереди задумчивого Водакова.
– Ольга Олеговна, позвольте мне сказать, – Македова отшагнула от окна. Ее растерянное лицо покрывали розовые пятна, ее огромные серо-зеленные глаза лихорадочно блестели, ее тонкие пальцы крутили в трубочку листок бумаги.
– Ты еще здесь, сучка?! Вон отсюда! Шурик, проследи, чтобы она чего-нибудь не украла! – приказала Орзеловская патлатому парню и прошла коротким коридором к лифту. В подземном гараже бизнес-центра ее ждал автомобиль с водителем-охранником. Сегодня ей предстояло побывать на лекциях в юридическом институте, потом взять урок фехтования у мастера спорта, а вечером поужинать в ресторане с известным художником-портретистом – одним из полусотни претендентов на статус ее мужа.
– Ира, на выход, – вяло скомандовал патлатый парень, верстая на мониторе компьютера страницу нового номера журнала.
Ирина Македова приблизилась к Водакову, который за своим столом интересовался содержимым портфеля. Журналист был ей приятен. Она чувствовала, что он не равнодушен к ней, и тихо поведала:
– Герман, я уволена. Я вчера ужинала с Олегом Самуиловичем и согласилась поехать с ним в Англию.
– Ты поступила опрометчиво. Ольга – единственная наследница миллионов своего папаши, – проворчал Водаков, переложил из ящика стола в портфель маленький фонарик, зеркальце, отвертку и набор рожковых ключей.
– Герман, возьми меня жить к себе, – попросила Македова. – Я знаю, что ты расстался со стюардессой. Я знаю, что я тебе нравлюсь.
– Взял бы, но сейчас я уезжаю по важному делу, – сказал Водаков и запер на ключ ящик стола. Македова приглянулась ему еще в первый рабочий день в редакции журнала. Но тогда он жил с длинноногой смешливой стюардессой и не покорял других женщин.
– Возьми меня с собой, – Македова схватила Водакова за руку. – Я не буду тебе обузой. У меня машина есть. Твой внедорожник я знаю, в ремонте.
– Ах, как много ты обо мне знаешь: и про стюардессу, и про машину, – заметил беззлобно Водаков.
– Я же не замужем, – ответила Македова и кокетливо повела глазами.
– Я уезжаю сейчас, – объявил Водаков, надеясь, что срочность поездки будет непреодолимой помехой для молодой женщины.
– Это неважно. Подожди минутку, – попросила Македова и достала из серой сумочки косметичку.
Герман Водаков отошел к окну и посмотрел пристально на линию горизонта, искривленную крышами домов.
– Я готова, – сказала Македова. Пухлые губы ее приобрели более алый цвет. Линия тонких бровей удлинилась.
Герман Водаков отвернулся от окна и обрадовался, что на задание отправляется с симпатичной женщиной, излучавшей взглядом любовь и нежность.
4
Гараж под бизнес-центром сносно освещали лампы дневного света на побеленном потолке. Ирина Македова достала из бокового кармана жакета брелок и отключила сигнализацию у корейской белой маленькой машины с дверями, расписанными под Гжель. Герман Водаков растерялся – всякими автомобилями он управлял, но не такой букашкой.
Ирина Македова открыла переднюю дверцу, вставила ключ в замок зажигания и отошла в сторону.
Примостив портфель на заднем сиденье, Герман Водаков опустился на место водителя и приятно удивился, что руль и педали располагались удобно. К тому же имелась автоматическая коробка передач и навигатор. Еще в салоне тонко пахло жасмином.
– Ну, как? – усевшись на переднее пассажирское кресло, спросила Македова и пристегнулась ремнем безопасности.
– Нормалёк, – признался Водаков, включил двигатель, достал из портфеля карту и задал в навигаторе конечный пункт поездки.
Электронный подсказчик объявил молодым женским голосом:
– Поездка продлится два часа пятнадцать минут.
Белая малолитражка выкатилась из подземного гаража в переулок, где автомобилей было больше чем пешеходов.
– Через четыреста метров поверните направо, – сообщил навигатор.
Ирина Македова прожила двадцать пять лет; Герман Водаков почти тридцать, – оба не знали о чем говорить друг с другом. Встречаясь в редакции журнала, они общались лишь короткими шаблонными фразами о погоде и о здоровье. Теперь же в замкнутом движущемся пространстве они почувствовали острый и какой-то особенный интерес друг к другу.
– Так куда и зачем мы едим? – спросила Македова.
– За машиной для коллекции Олега Самуиловича, – перестроившись в крайней правый ряд, ответил Водаков.
– Через пятьдесят метров поверните налево, – сообщил навигатор.
– Я видела в коллекции Олега Самуиловича «Победу», «Волгу» с оленем на капоте, синий Опель, похожий на башмак, гоночный Астон Мартин, – поведала Македова, почувствовала, что говорит о не важном в своей жизни, и замолчала.
– Через пятьсот метров поверните направо, – предупредил навигатор, но Водаков не повернул. Он лучше электронного помошника знал, как удобней попасть за МКАД.
– Герман, расскажи мне о себе, – попросила Македова.
– Сначала ты расскажи о себе, – перехватил инициативу Водаков. – У тебя есть мужчина?
– Теперь нет никого. Я живу одна, – тихо отозвалась Македова, глядя через лобовое стекло, как рейсовый автобус едет по крайней правой полосе.
Помолчали с полчаса.
– Хочешь за руль? – оставив позади МКАД, поинтересовался Водаков.
– Нет, – отказалась Македова. – Мне нравится быть твоей пассажиркой.
– Продолжайте двигаться прямо сто одиннадцать километров, – сообщил навигатор.
Автомобилей на шоссе было мало. Водаков окинул взглядом свою спутницу. Ее статные ноги в светлых брюках, ее грациозная поза, ее миловидное лицо с чуточку приоткрытыми губами, ее небольшая грудь, разделенная ремнем безопасности, пробудили у него желание плотского наслаждения.
– Герман, останови где-нибудь, – тихо попросила Македова. Рядом с черноглазым мужчиной, который ей нравился, ей стало невмоготу в замкнутом пространстве нестись через пролески, через поля, через деревни, через поселки. Ей захотелось нежных слов и ласки.
Промчавшись по мосту через речушку с берегами, заросшими ивняком, Водаков плавно снизил скорость, осторожно съехал с асфальта и покатил по скошенному полю между рядами копен. Неподалеку от соснового леса он остановил машину, и облако белых бабочек закружило над ее крышей.
Взяв из сумочки презерватив, Ирина Македова ступила на землю, вдохнула полной грудью аромат свежего сена, счастливо засмеялась и повалилась спиной на мягкую копну. Как прекрасен мир! Как прекрасна жизнь!
Герман Водаков упал на копну, рядом с Ириной. Общее солнце, общее синие небо, общие запахи и общее желание удовольствия соединили их губы в долгом поцелуе. Нахлынувшая страсть лишила их вида торчавших за лесом золотых куполов церкви, заглушила шум машин, двигавшихся по шоссе.
5
Желтые «Жигули» с прогнившими порогами проехали по мосту через речку с ивами на обоих берегах, и остановились на обочине, выпуская из-под капота пар. Седой старик лет семидесяти вышел из салона, открыл капот и вернулся за руль. Неподвижность «Жигулей» разбудила двух стариков на заднем сиденье.
– Что? Приехали? – спросил один из них, крупноголовый со злыми маленькими глазами.
– Так быстро?! – удивился другой, полненький со впалыми щеками и губами.
– Радиатор закипел, – недовольно сообщил водитель.
– Это кстати, – обрадовался полненький старик, вылез из машины и пометил мочой ее заднее колесо.
Крупноголовый старик в старой гимнастерке помочился на другое заднее колесо.
– Товарищи, постесняйтесь людей! Отойдите в кювет! – осуждающе крикнул водитель и проводил взглядом дымивший выхлопной трубой рейсовый автобус, в окнах которого виднелись лица пассажиров.
– Мне нечего стесняться! Я уже не мальчик! – откликнулся полненький низенький старик по фамилии Липовкин, которому было семьдесят шесть лет.
– И я не мальчик! – заявил крупноголовый старик, по фамилии Чижин, которому было семьдесят один год.
– Товарищи, возьмите в багажнике пустую бутылку и принесите из речки воды! – потребовал водитель.
– Есть, товарищ Сдобов! – ответил Липовкин и за Чижиным, который взял пустую пластиковую бутылку, спустился по тропинке к речке.
Водитель тем временем достал из кожаного футляра армейский бинокль и неспешно осмотрел окрестности. На скошенном поле, у копны сена он увидел белую машину, возле которой женщина и мужчина, смеясь и что-то говоря, надевали брюки.
– Держи, – приблизившись к водительской дверце с опущенным стеклом, сказал Чижин и опустил на колени старика за рулем бутылку с водой.
Сдобов убрал бинокль в футляр, вылез из салона, долил воду в бачок радиатора. Затем подумал минуту, отключил от температурного датчика провода и плохо гнувшимися пальцами соединил их тонкой проволочкой, которую отыскал в заднем кармане брюк. Он еще в Москве хотел купить и заменить температурный датчик, но, в тревоге ожидая возвращение подельников с валютой, забыл о сломанной детали.
– Товарищ Сдобов, долго еще стоять будем?! – выразил недовольство Чижин и почесал широкий затылок правой рукой.
– Поторопись, а то мы до ночи домой не попадем, – прикурив от зажигалки папиросу, проворчал Липовкин и пыхнул вонючим дымом.
– Это все из-за вас, олухи! – разозлился Сдобов, опустился на водительское сиденье и завел двигатель. – Если бы вы ограбили валютный обменник и принесли деньги, я не забыл бы купить новый датчик. Вы виноваты в провале операции. Вышло, что вчера я зря звонил товарищу Обухову и договорился, чтобы сегодня утром он угнал самосвал и перекрыл им движение машин на улице, где бизнес-центр.
– Я бы тоже смог перекрыть самосвалом улицу, если бы был шофером, – проворчал Чижин. – Но я всю жизнь учительствовал в «Старых мостах» и горжусь этим.
– И я горжусь, что скотину в «Старых мостах» всякую лечил, – вытащив папиросу изо рта, произнес спесиво Липовкин. – У меня за эту работу орден есть и грамот всяких.
Сдобов пропустил мимо ушей слова подельников и добавил себе в заслугу:
– Это я звонил товарищу Асаковой и договорился, чтобы она шваброй посигналила, когда охранник уйдет из холла в туалет.
– Хватит болтать, товарищ Сдобов, – сердито попросил Чижин, опустил на дверце стекло, вырвал из впалых губ Липовкина папиросу и выбросил на шоссе. – Не получилось разжиться долларами – ничего страшного. Следующий раз получится.
– Всё из-за тебя! – злобно вскричал Липовкин, достал из пачки папиросу, но не закурил. – Ты вовремя не пришел к обменнику валюты?!
Сдобов тронул «Жигули» с места.
– Небитый битого не поймет, – пробурчал Чижин и отвернулся к окну, за которым усыпляюще замелькали белые сигнальные дорожные столбики.
6
Солнце нагрело крышу белой иномарки до температуры плавления парафина. Герман Водаков уселся за руль и распахнул все двери, расписанные под Гжель, давая порывистому ветерку выгнать духоту из салона.
Заправив белую блузку в брюки, Ирина Македова сняла с растрепанной челки соломинку, заняла переднее сиденье и спросила жалобным голосом:
– Тебе понравилось?
Водаков поцеловал смущенную блондинку в губы, запустил двигатель и выехал по скошенному полю на шоссе. Ирина Македова счастливо заулыбалась встречным автомобилям, домам деревень и поселков, полям, лесам, пастбищам, речушкам.
У бензозаправки на краю одноэтажного поселка Водаков остановил машину, долил бензин в бензобак и вошел с Македовой в кафе. За высоким столиком они заказали и съели по порции мороженого, выпили по стакану минеральной воды, расплатились, вернулись в машину и продолжили путь.
– Через километр поверните направо, – сообщил навигатор.
Водаков так и сделал. Белая иномарка проехала по более узкой, чем шоссе, асфальтовой дороге мимо кладбища, мимо заброшенной зерносушилки, через ельник, который быстро закончился просторным полем цветущих люпинов. За полем оказался мелкий овраг, и асфальт закончился.
– Вы приехали, – сообщил навигатор.
На другом склоне оврага Водаков увидел маленькие елочки, которые рядами тянулись к трем черневшим крышам, и сказал:
– Схожу, проверю, та ли это деревня мне нужна. Подожди меня здесь.
– Я одна не останусь. Мне страшно, – призналась Македова и вышла из машины.
Герман Водаков выключил мотор, догнал Ирину, взял ее на руки и понес по тропинке через овраг, а потом между рядами елок к черневшим крышам. Сколько Ирина помнила себя, никто не носил ее на руках, и это передвижение над землей было для нее восхитительно, томительно, головокружительно!
Герман Водаков поставил Македову на ноги у колодца с журавлем, на котором висело гнутое ржавое ведро. Вода колодца противно воняла. Три избы с выбитыми окнами стояли вдоль щебеночной дороги, на которой рос крупными островками репейник.
– Эй! Что вы здесь вынюхиваете?! – проорал с крылечка крайней избы грузный мужчина в красной куртке.
– Нам нужна деревня «Старые мосты»! – откликнулся Водаков.
– Не там ищите! – мужчина вынул из кармана куртки початую бутылку водки, скрутил пробку и сделал большой глоток. – Это «Подзольцево»! Я вот есть, а деревни моей нет! Уматывайте! Не мешайте мне страдать о детстве, промелькнувшем здесь!
– Скажите, пожалуйста, где «Старые мосты»? – прижавшись плечом к плечу Водакова, крикнула Македова.
– Вона, ельник! – мужчина повел рукой с бутылкой в сторону люпинового поля, за которым темнел полосой лес. – Там бетонные плиты! По ним попадете в «Старые мосты»! – повалился на крылечке и загорланил: – То не ветку ветер ветку клонит, не дубравушка шумит! То мое сердечко стонет, как осенний лист дрожит!
Оказалось, что мужик из заброшенной деревни не обманул. Поехав по той же дороге через люпиновое поле, Водаков свернул на бетонные плиты и остановился у опущенного шлагбаума, возле которого стояла старушка с покрытой белым платочком головой.
– Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, эта дорога в «Старые мосты»? – из открытого окна дверцы спросила Македова.
– Да, – ответила старушка и уголком платка вытерла широкое морщинистое лицо. – Кто там вам нужен?
– Пахарев! – громко произнес Водаков.
– Поезжайте прямо, прямо. У клуба увидите маленький домик с резными наличниками. В нем живет Пахарев, – объяснила старушка и подняла шлагбаум.
– Спасибо, бабушка! – поблагодарила Македова.
Белая малолитражка поехала и скрылась за елями. Старушка опустила шлагбаум, сделала десяток шагов к березовому пеньку, сняла трубку с полевого армейского телефона и нажала кнопку вызова.
– Пахарев слушает, – раздался в трубке баритон с хрипотцой.
– Встречай гостей, – объявила старушка и положила трубку на аппарат в деревянном ящичке.
7
Желтые «Жигули» остановились перед избушкой с резными наличниками. Сдобов повернул и вытащил ключ из замка зажигания и прошагал за Липовкиным и Чижиным к крылечку, на котором стоял Пахарев, восьмидесятилетний поджарый старик с седыми редкими волосами на голове, но с густыми седыми усами и бровями.
– Здравствуйте товарищи, – приветливо сказал Пахарев.
– Здравствуй, товарищ командир, – отозвались старики, прошли через сени в комнату и плотно уселись на лавку за широким столом.
– Товарищи, вы привезли валюту? Где она? – войдя в комнату, спросил Пахарев.
– Товарищ командир, операция сорвалась, денег нет, – подал голос Сдобов, сморщил широкий лоб и потискал в кулаке острый подбородок.
Пахарев встал за спинами стариков и обвел сердитым взглядом их затылки.
– Вначале было все, как надо: товарищ Обухов перекрыл грузовиком улицу, товарищ Асакова подала шваброй условный сигнал, – поведал Сдобов печально. – Но товарищ Чижин опоздал, и кассирша из обменника не отдала товарищу Липовкину деньги. Я же ждал в машине на условленном месте.
– Черт возьми, гости уже здесь! – увидев в окне, что к избе подкатила белая иномарка с расписанными под Гжель дверцами, посокрушался Пахарев и приказал: – А ну, шагайте в клуб. На собрании отряда разберем причину провала операции.
Сдобов, Липовкин и Чижин поднялись с лавки и прошли в сени. Там они встретились и коротко поздоровались с брюнетом среднего роста и блондинкой в светлом брючном костюме, вышли на улицу и направились к кирпичному дому с колоннами, у которого на фронтоне красовалась гипсовая женщина с серпом и со снопом в руках.
– Здравствуйте. Проходите, – стоя на пороге комнаты, приятным баритоном пригласил Пахарев, поглядывая с тревогой на гостей. – Что вас привело ко мне?
– Здравствуйте, – оказавшись в комнате, сказал Водаков. – Мы приехали по вашему письму о продаже «Хорьха».
– По какому такому письму, молодой человек? – поинтересовался Пахарев и приложил ладонь к пятну от ожога на щеке, полученному давным-давно при тушении лесного пожара.
Герман Водаков вынул из портфеля распечатку письма и фотографий фашистского внедорожника.
– Вы, собственно, кто, молодой человек? – взглянув на текст и снимки, спросил Пахаев.
– Я – журналист из журнала, в который вы послали по Интернету эти фотографии и письмо, – сказал Водаков и кивнул на Македову. – Это Ирина – фотограф того же журнала. Покажите нам «Хорьх».
Где-то рядом прокукарекал петух, проблеяла овца, кто-то ударил в колокол.
– Хорошо, пойдемте, – Пахарев твердыми шажками вышел в сени, а оттуда на двор, где в открытом проеме ворот сарая блестели в лучах солнца фары зеленого автомобиля без крыши.
– Ух, ты! – восхитился Водаков и обежал вокруг внедорожника, хлопая себя по бедрам. – Точно «Хорьх»! Ира, точно «Хорьх» 901! Ух, ты!
– Мой отец нашел его после войны на лесной дороге. Лошадью сюда притащил, поставил в сарай, снял двигатель и спрятал. Вот так он тута и стоит. А недавно я двигатель откопал. Поставил на место. Завел. Работает. Вот и решил продать. Деньги нужны на ремонт школы в райцентре, – деловито пояснил Пахарев, трогая пальцами то седые брови, то седые усы.
– Позвольте осмотреть его, проверить на ходу, – сказал Водаков и медленно провел рукой по капоту.
– Ключ в замке зажигания, – сказал Пахарев. – Пойдемте, Ирочка, накроем на стол, почаевничаем, – и вместе с Македовой скрылся в избе.
Герман Водаков снял и повесил пиджак на гвоздь, торчавший из створки ворот. Затем осмотрел борта внедорожника. Вмятин не обнаружил. Подсвечивая маленьким фонариком, взятым из портфеля, изучил стыки между капотом и крыльями. Нормально. Ткнул в нескольких местах днище отверткой. Нормально. Запустил двигатель. Металлических звуков не услышал. Выехал из сарая, доехал до угла избы, задним ходом вернулся в сарай.
По деревне разнесся звон колокола. Где-то поблизости протарахтел мотоцикл. Перистые облака закрыли солнце. Герман Водаков уложил в портфель фонарик, отвертку, вытер руки найденной в углу сарая ветошью.
– Герман, к столу! – войдя из избы, пригласила Македова.
– Ира, присядь на водительское сиденье, я сфоткаю тебя на память, – попросил Водаков, бросил ветошь под ноги, достал из кармана пиджака мобильный телефон и сфотографировал Македову за рулем военного внедорожника.
8
Сдобов, Чижин, Липовкин вошли в актовый зал клуба. Там на маленькой сцене сидел на табурете и играл на гармошке «Амурские волны» плешивый семидесяти пятилетний старик с короткими ногами и руками, но с длинным носом.
Сдобов, Чижин, Липовкин присели на стулья в третьем ряду. Стулья второго и первого ряда занимали старики и старухи. Кто-то из них дремал, а кто-то слушал гармонь, глядя в потолок или в пол.
– Где командир?! Где Пахарев?! Пора начинать! – закончив играть, прокричал гармонист.
– К нему гости приехали! – крикнул Чижин. – Товарищи, разойдемся! Скоро по телевизору футбол!
– Товарищ Чижин, сбегай-ка лучше, поторопи командира, – потребовал гармонист и заиграл мелодию, отбивая такт носком ботинка.
Старики и старухи на первой и втором ряду слаженно затянули:
— Ой, туманы мои, растуманы. Ой, родные леса и луга.
Чижин быстро вышел из зала.
В это время Пахарев, Водаков и Македова разместились за столом перед блюдом с рыбным пирогом, отражаясь лицами в начищенном ведерном самоваре, на котором восседал пузатенький заварной чайник.
– Ну, понравилась машина фрицев? – спросил Пахарев, размешивая ложечкой сахар в чашке с жидким чаем.
– Да, и хочу купить его, – признался Водаков, отрезал от пирога и положил на блюдце кусок себе и кусок Македой, а она налила из самовара ему в чашку кипяток, который густо подкрасила заваркой.
– Я продам «Хорьх» только господину Орзелонскому, – пробрюзжал Пахарев и поднялся с лавки. – Только господину Орзеловскому.
– Как же так?! – удивился Водаков. – Я потратил время на дорогу. Я потратил время на осмотр!
– Я продам «Хорьх» только господину Орзеловскому! – занервничал Пахарев, и на побелевшей щеке его закраснело пятно от ожога. Подойдя к окну, он распахнул створки.
С улицы донеслось исполнение на гармошке песни «Дубинушка».
– Вот, башка дырявая! Отряд на собрании, а я чаи гоняю! – Пахарев стукнул кулаком по подоконнику. – Вот башка дырявая.
– Спасибо, за чай, за пирог, – холодно поблагодарил Водаков и за Македовой вышел из-за стола.
Тут из сеней в комнату влетел Чижин и заорал:
– Товарищ командир, все давно собрались и ждут тебя!
– Попался, гадкий старикашка! – узнав грабителя, которому в метро врезал ладонью по уху, крикнул Водаков и замахнулся левым кулаком на обомлевшего Чижина.
– Герман, не бей его; он же старенький, – попросила Македова.
Водаков опустил руку, но кулак не разжал.
– Журналист, ты почему хочешь ударить товарища Чижина?! – поразился Пахарев.
– Он у девчонки в метро вырвал планшет и дал деру, – поведал Водаков. – Я догнал его, отнял планшет и вернул девчонке.
Тут Чижин вспомнил, где видел этого черноглазого брюнета с римским носом и провопил:
– Это из-за него я опоздал к валютному обменнику! – завертел крупной головой, выпучил злые глазки и выхватил из голенища кирзового сапога кривой нож. – Я убью его!
Взвизгнув от страха, Македова выскочила в сени. Герман Водаков левой рукой врезал Чижину в ухо и сбил с ног. Кривой нож отлетел под тумбочку с ноутбуком, стоявшую в углу, под иконой.
– Он назвал тебя командиром. Похоже, тут вас целая банда, – буравя взглядом бледно голубые глаза хозяина избушки, предположил Водаков.
– Не банда, а партизанский отряд, – парировал Пахарев спокойно.
– Партизанский отряд?! – поразился Водаков и коротко рассмеялся.
– Да, – подтвердил Пахарев и пригласил: – Пойдем со мной на собрание, расскажешь моим товарищам о недостойном поведении товарища Чижина в метро.
– Пойдем, – согласился Водаков, взял из-под лавки портфель и решительно шагнул в сени.
– Герман, пожалуйста, поедем в Москву, – попросила Македова.
Водаков взял ее за локоть, вывел на улицу и сказал:
– Я не хочу пропустить забавное мероприятие.
Поставив на ноги и придерживая за талию Чижина, Пахарев побрел за гостями в клуб.
9
Полсотни старых людей сидело на стульях перед сценой в актовом зале. Через чистое стекло окна в длинной стене солнце освещало висевшие на противоположной стене портреты героев Отечественной войны 1812 года, Гражданской и Великой Отечественной войны. А на сцене дремал на табурете старик, положа плешивую голову на сведенные меха гармошки.
Ирина Македова вошла в зал и присела на стул в последнем ряду. Пахарев и Водаков вывели под руки Чижина на сцену, к трибуне, на которой поблескивал в лучах солнца графин с водой и граненый стакан.
– Товарищи! – откашлявшись в носовой платок, сказал хрипловато Пахарев.
Гармонист вскочил с табурета, рванул меха, но увидел командира отряда и опустился на табурет.
– Товарищи! – продолжил Пахарев. — В нашем отряде ЧП! Товарищ Чижин совершил поступок недостойный партизана! Сейчас журналист из Москвы расскажет, как было дело!
Герман Водаков взошел на трибуну и с бичующей интонацией поведал, тыча пальцем в придурковато улыбавшегося Чижина:
– Сегодня в метро этот старикашка вырвал из рук девочки планшет и бросился бежать. Я догнал его, выхватил планшет и ударил в ухо. Все.
– Правильно сделал! – крикнуло несколько стариков и старух в зале.
– Неправильно! – возмутился какой-то их ровесник.
– Тихо, товарищи! – потребовал Пахарев. – Слово предоставляется товарищу Чижину!
– Товарищи! – воскликнул плаксиво Чижин и развел руки. – Я увидел дорогой планшет и подумал: мне семьдесят шесть лет, у меня ботинки развалились, а на новые денег не хватает. Вот я и позарился на планшет… хотел продать… Виноват я, товарищи! Простите меня, товарищи!
– Ты не только ограбил девочку, но и провалил операцию по экспроприации денег из пункта обмены валюты! – обвинил из зала Сдобов.
– Товарищи, Чижин забыл, что мы не бандиты! Товарищи, Чижин забыл, что мы боремся за светлое будущее следующих за нами поколений! Товарищи, как мы поступим с Чижиным?! – Пахарев налил из графина воды в стакан и выпил ее одним глотком.
– Исключить Чижина из отряда! – поднявшись со стула, предложил Липовкин. – Выгнать из деревни!
– Исключить! – раздались в разброд голоса в зале. – Выгнать!
– Товарищи, нельзя так сурово! – укорил Пахарев. – Я предлагаю, не исключать товарища Чижина из отряда, а дать ему другое задание – пусть поедет и расклеит по Москве листовки о жизни пенсионеров в скандинавских странах!
– Исключить! – потребовал Сдобов и Липовкин.
– Оставить! – не согласилось несколько стариков и старух.
– Голосуем! – постучав стаканом о графин, объявил Пахарев. – Кто за то, чтобы товарищ Чижин остался в отряде?! Поднимите руки!.. Большинство!.. Товарищ Чижин, займи место в зале.
– Спасибо, товарищи. Я оправдаю ваше доверие, – вытирая ладонями слезы на щеках, пообещал Чижин, спустился со сцены и сел на стул подальше от Сдобова и Липовкина.
Герман Водаков тоже сошел со сцены и присел на стул рядом с Ириной Македовой.
– Герман, поехали в Москву, – попросила она. – Мне что-то не по себе среди старичья.
– Побудем еще немного, – ответил Водаков и приобнял спутницу за плечи.
– Товарищи, сейчас товарищ Гоголошев доложит нам о своей встрече с матерью прокурора нашего района, – положив руку на трибуну, объявил Пахарев.
Со стула в первом ряду поднялся полный старик с седыми бакенбардами и сказал, чвякая вставными челюстями после каждого слова:
– Товарищи, мать прокурора обещала мне известить своего сына о хищениях директора хлебзавода. Если сын не остановит ворюгу, мать прокурора разрешила похитить ее и не отпускать, пока сын не задержит директора-ворюгу.
– Похищение людей – это уголовщина! – громко возмутился Водаков.
– Ошибаетесь, товарищ журналист, – возразил Пахарев со сцены. – Это партизанщина!
– Не вижу разницы! – воскликнул Водаков.
– Уголовщина – это действия во вред Родине и людям; а партизанщина – это действия на пользу и на благо Родине и людям! – расхаживая по сцене, пояснил Пахарев и погладил ладонью щеку с алым пятном.
Гоголошев присел на свое место. В зале раздались бурные аплодисменты.
– Сомневаюсь, что ваш партизанский отряд изменит жизнь к лучшему! – с иронией выкрикнул Водаков.
– Прочти, товарищ журналист, историю партизанского движения в России, тогда поймешь силу партизанских отрядов, – посоветовал Пахарев, подвигал седыми бровями и объявил:– Товарищи, сейчас товарищ Аргузов отчитается перед нами о поездке в партизанский отряд соседней области!
Нищего вида невысокий старик встал со стула в первом ряду и побрел на сцену.
– Герман, поехали в Москву. Мне здесь не нравится, – попросила Македова.
– Поехали, – согласился Водаков и со спутницей покинул собрание.
Возле белой малолитражки их догнал Пахарев и попросил, массируя пальцами левую часть груди:
– Товарищ журналист, отвези товарища Чижина в Москву. Это зачтется тебе, когда партизанские отряды станут влиятельной силой в России.
– Такого никогда не будет, – твердо произнес Водаков.
– Я думал, что никогда не постарею, – парировал Пахарев, – но, как видишь, постарел. И я не сомневаюсь, что рано или поздно партизаны изменят к лучшему жизнь в России.
– Хорошо, я отвезу Чижина в Москву, – не желая слушать бредовые фантазии, согласился Водаков.
– Подождите, сейчас я его приведу, – пообещал Пахарев и торопливо зашагал к клубу.
Где-то за деревней закуковала кукушка. Корова протяжно промычала у пруда, в котором гуси и утки прижались к берегу и редко ныряли.
Герман Водаков уселся за руль белой малолитражки; Ирина Македова на переднее сиденье. Оба отметили, что тени изб и электрических столбов заметно удлинились.
10
Ольга Орзеловская вышла из спорткомплекса на автостоянку и вольготно расположилась на заднем сидении черной иномарки с номером из трех единиц. Плечистый водитель-охранник завел двигатель.
Ольга Орзеловская из золотистого клатча достала и включила золотистый смартфон, нашла список входящих звонков и сообщений. Звонка от художника-портретиста не оказалось, а вот СМС было: «Сегодня я занят. Ужинаем завтра в том же ресторане и в тот же час».
Жгучая обида нахлынула на молодую женщину. Впервые в ее жизни мужчина отказался от свидания с ней, и теперь было бессмысленно ехать домой переодеваться к ужину.
Золотистый смартфон заиграл «Полет валькирий».
Орзеловская приняла звонок и сказала раздраженно:
– Слушаю!
– Ольга Олеговна, Водаков куда-то уехал с Македовой на ее машине, – сидя за ноутбуком в редакции журнала, сообщил патлатый Шурик.
– Почему раньше не позвонил, урод?!
– Я звонил, но вы были недоступны.
Действительно смартфон был отключен на лекциях в институте, на уроке фехтования шпагой и в бассейне спорткомплекса.
Ольга Орзеловская прервала связь, и набрала номер журналиста.
– Алло? – оставив левую руку на руле, Водаков правой рукой достал из кармана пиджака и приложил телефон к уху. Колеса белой иномарки съехали с бетонной плиты и зашуршали по асфальту.
– Как ты посмел с Македовой отправиться на задание?! Или ты решил помочь ей охмурить моего отца?!
– Ольга Олеговна, «Хорьх» в приличном состоянии. Но хозяин заявил, что продаст его только вашему отцу.
– Не заговаривай мне зубы! – не смущаясь косых взглядов водителя-телохранителя, закипятилась Орзеловская. – Македова рядом с тобой?!
– Да.
– Передай ей, что ты уволен! Возвращайся в Москву. Встретимся на дороге. Отдашь мне портфель с деньгами, и больше никогда не попадайся мне на глаза! – рявкнула Орзеловская, прервала связь, отыскала в смартфоне карту, присланную Пахаревым, отдала смартфон водителю и приказала: — Кучин, немедленно вези меня в деревню «Старые мосты».
Водитель задал маршрут в навигаторе, запустил мотор, вернул хозяйке смартфон, вывел черную иномарку со стоянки и погнал ее к намеченной цели.
– Вот и меня уволила Ольга, – сообщил Водаков и опустил телефон в карман пиджака. В попутном направлении машин не было, а вот во встречном направлении машины двигались нескончаемой чередой.
– Что теперь будешь делать? – рассматривая римский профиль Германа, спросила Македова с тоской на миловидном лице. Она-то считала, что обрела опору в жизни, а опора вдруг покосилась.
– Не пропаду. Есть другие журналы. Статьи я умею писать на любые темы, – ответил Водаков и прибавил малолитражке скорость.
– Вступай к нам в партизанский отряд, – подал голос Чижин с заднего сидения, качая крупной головой.
– Что я буду у вас делать?
– Писать историю отряда, статьи о коррупции, листовки, призывы на митинг за лучшую жизнь.
– Сколько платить будете?
– В обиде не будешь.
– Откуда деньги возьмете?!
– Из добровольных пожертвований. Их нам шлют со всей России.
– Я подумаю, – пообещал Водаков.
Белая малолитражка поехала через поселок по улице, на которой было много лежачих полицейских.
– Спасибо тебе, что треснул меня в метро. Спасибо, что везешь меня с листовками в Москву, – душевно поблагодарил Чижин и похлопал ладонью по пачкам листовок, которые получил от Пахарева.
11
Черная иномарка, в которой сидела на заднем сиденье Ольга Орзеловская, катилась по загородному шоссе в веренице автомобилей, не упуская возможность по встречной полосе обогнать автобус, грузовик, фуру или неторопливую легковушку. И вот при очередном обгоне она едва не столкнулась с белой малолитражкой, управляемой Водаковым.
– Кучин, гони за ней! – приказала Орзеловская и на смартфоне набрала номер журналиста.
Водитель-охранник вывернул иномарку на встречную полосу и устремился в погоню.
В этот момент Герман Водаков услышал, как зазвонил телефон в кармане пиджака. Взяв аппарат в правую руку, он услышал гневный голос Орзеловской:
– Урод, глянь в зеркало! Видишь мою черную тачку?!
– Да.
– Сейчас же остановись!
Герман Водаков отдал телефон Македовой, плавно сбавил скорость и остановился на заасфальтированной площадке рядом с летним кафе. Чуть позже черная иномарка свернула туда же. Тонированное стекло на задней дверце ее опустилось, и появилось недовольное лицо Орзеловской.
– Портфель! – потребовала она.
– Расписку! – парировал Водаков.
Обмен произошел быстро.
– Стоять, я проверю деньги, – распорядилась Орзеловская, раскрыла портфель, выбросила фонарик, отвертку и набор ключей на асфальт, достала и пересчитала деньги. – Свободен, а перед тем, как будешь трахаться с Македовой, узнай адрес венерического диспансера.
– Желаю тебе выйти замуж за арабского шейха, – напутствовал Водаков.
– Кучин, гони в «Старые мосты»! – приказала Орзеловская.
Черная иномарка развернулась перед кафе и втиснулась в поток машин, кативший из Москвы. Вскоре она оставила широкое шоссе, проехала по узкой дороге мимо кладбища, мимо заброшенной зерносушилки, потом через ельник и перед люпиновым полем свернула на бетонные плиты.
– Стой! – раздался крик, и к опущенному шлагбауму вышли из молодого березняка старушка с вилами в руках и горбатенький старичок с бейсбольной битой на плече.
Кучин посигналил.
– Куда едите?! – задала вопрос старушка. Закатное солнце придало ее морщинистому лицу розовый оттенок.
– В «Старые мосты»! – крикнула Орзеловская.
– К кому?! – старичок переложил бейсбольную биту с плеча на плечо.
– К Пахареву! – отозвалась Орзеловская.
– Проезжайте. Увидите дом с колоннами – это клуб. Пахарев там, на собрании, – сказала старушка.
Старичок поднял шлагбаум.
12
Герман Водаков остановил белую малолитражку во дворе панельной девятиэтажки.
– Спасибо, что подвезли до дома, – поблагодарил Чижин.
– Будь здоров, – попрощался Водаков, не поворачивая головы и не отпуская руля.
– До свидания, – сказала Македова и помахала ладошкой.
Чижин вылез из салона, прихватил пачку листовок и проковылял в подъезд. Там он вошел в лифт и поехал на девятый этаж, чтобы оттуда забраться на чердак и переночевать, как ночевал перед неудачным ограблением пункта обмена валюты.
Но между пятым и шестым этажом лифт дернулся и остановился. Свет в кабине погас. Чижин жутко испугался, что окажется на дне шахты, почувствовал нестерпимую боль в груди, обильно вспотел, коротко вскрикнул, прилег на пол и умер.
– Герман, я хочу ночевать у тебя, – произнесла Македова и потянулась с томным вздохом.
– Заметано, – отозвался Водаков, вырулил со двора на улицу и поехал к центру Москвы.
В это время на лужайке у клуба деревни «Старые мосты» черную иномарку окружили широким кольцом старики и старухи.
– Кучин, разгони этих уродов! – боясь выйти из машины, приказала Орзеловская.
Водитель выхватил из кобуры на поясе травматический пистолет, распахнул дверцу и гаркнул:
– Разойдись, народ! Дай пройти к Пахареву!
Старики и старухи недовольно загудели; в глазах их полыхнул гнев.
– Я здесь! – выйдя из клуба и остановившись у колонны, крикнул Пахарев.
– Я – Ольга Орзеловская! Я приехала купить «Хорьх»! – опустив стекло на дверце, прокричала Орзеловская.
– Товарищи, расступитесь! – распорядился Пахарев и ладонью пригладил жидкие седые волосы на голове.
В толпе появился узкий проход. Орзеловская покинула машину и за Кучиным двинулась к парадному входу в клуб.
– Прошу, – Пахарев провел гостей через актовый зал на сцену.
Старики и старухи вошли за командиром в актовый зал и расселись на стулья. Многие из них приняли блондинку в черном шелковом платье за актрису и зааплодировали.
– Товарищи! – Пахарев вскинул руку.
Аплодисменты стихли.
– Товарищи! Поздравляю вас с очередной победой! – объявил Пахарев. – Мы взяли в плен дочь олигарха!!
– Что все это значит?! – возмутилась Орзеловская и отступила за широкую спину водителя-охранника.
– Кто тронет ее, получит пулю! – предупредил Кучин и вытянул перед собой руку с пистолетом.
– Всех не перестреляешь! – раздался крик из зала.
– Мой отец вас всех уничтожит! – воскликнула Орзеловская и пожалела, что без боевой шпаги. Видит Бог, она бы без малейшего сожаления проколола сердце глупому старику с седыми бровями и усами, с красноватым пятном на щеке.
– Надорвется, – как-то буднично сказал Пахарев.
– Увидим! – Орзеловская достала из золотистого клатча золотистый смартфон и набрала номер отца.
Где-то недалеко промычала корова. Ей откликнулась овца и собака.
– Дочка, я в гостях у Камира. Позвони мне завтра, – отойдя от бильярдного стола, попросил Олег Орзеловский, наблюдая, как пожилой кавказец выцеливает удар по шару у центральной лузы.
– Папа, меня взяли в плен! – выпалила Орзеловская. – Папа, помоги!
– Оля, подожди, — ответил Олег Орзеловский и прошагал на застекленную веранду, за окнами которой лил воду фонтан, обставленный мраморными нимфами. — Оля, я слушаю. Что случилось?
– Папа, меня взяли в плен какие-то старики! Папа, приезжай, освободи меня! – прокричала Орзеловская.
– Не понимаю! Какой плен?! Какие старики?! Где ты?!
– Я в деревне «Старые мосты»!
– Какие «Старые мосты»?! Оля, ты меня разыгрываешь?!
– Нет, папа, нет! Найди Водакова, журналиста из моего журнала. Он знает, где я и почему! – выдала Орзеловская и убрала смартфон в клатч.
– Ерунда какая-то, — проворчал Орзеловский, вернулся в бильярдную и извинился перед кавказцем, который «свояка» загнал от двух бортов в лузу: – Камир, прости. С дочкой неприятности. Новую партию сыграем позже.
– Как хочешь, дорогой, – ответил кавказец. – Завтра я подъеду с ребятами и заберу твою коллекцию автомобилей. Или все же хочешь отыграться?
– Подъезжай, забирай, – позволил Орзеловский и быстро вышел из бильярдной.
А в деревне «Старые мосты» труба проиграла призыв на ужин.
– Пойдем, перекусим на сон грядущий, – Пахарев взял за руку Орзеловскую и вывел ее впереди Кучина из зала.
На лужайке перед клубом дымила рядом с черной иномаркой военно-полевая кухня на одноосном прицепе, в которой была запряжена каурая лошадь. Полный щекастый старичок в высоком белом колпаке раскладывал половником гречневую кашу из котла в металлические тарелки, которые брал из стопки.
– Товарищ Сугурцов, попотчуй наших пленных, – попросил Пахарев.
Что-то тихо напевая, повар ловко наполнил кашей две тарелки.
– Я не ем нищебродскую пищу, – заявила Орзеловская и пригрозила громко: – Лучше отпустите меня, и тогда мой отец не тронет никого из вас!
– Не отпущу, – отказал Пахарев негромко.
Орзеловская с ненавистью посмотрела по сторонам. Старики и старухи ели кашу из тарелок ложками и не сводили с пленных недобрых взглядов.
13
Три немецких полномерных внедорожника, друг за другом, подъехали к подъезду блочного дома. Олег Озерловский вылез из первого внедорожника и с двумя охранниками, один из которых держал в руке монтировку, поднялся на лифте на пятый этаж и надавил кнопку звонка квартиры номер девятнадцать.
– Кто это еще? – проворчал Водаков, лежа рядом с обнаженной Ириной Македовой на кровати.
– Не открывай. Нам никто не нужен, – попросила Македова.
Звонок все звенел и звенел.
Чертыхаясь, Герман Водаков вскочил с кровати, взял со стула и надел трусы, а затем вышел в прихожую. Ирина Македова раскинула руки. Она была счастлива душой и телом.
– Кто там?! – рявкнул у входной двери Водаков.
Орзеловский отнял палец от звонка и спросил:
– Герман Водаков?
– Да!
– Я – Олег Орзеловский! Есть разговор!
– Не открывай, – попросила Македова и забралась с головой под одеяло.
– Моя дочь в плену у каких-то стариков. Она звонила мне и сказала, что ты знаешь, как ее найти.
– Я в ее журнале больше не работаю. Мне нет дела до вашей дочери, – произнес недовольно Водаков.
– Ломай дверь, – приказал Орзеловский широкоплечему охраннику.
Здоровяк вогнал острый плоский конец монтировки в щель между дверным полотном и коробкой.
– Я вызову полицию! – предупредил Водаков.
– Вызывай и сядешь за участие в похищении моей дочери, – пообещал Орзеловский.
– Хорошо! Сейчас оденусь и поговорим! – объявил Водаков.
– Жду тебя внизу, – Орзеловский с охранниками спустился на лифте, вышел из подъезда и становился возле внедорожника, на котором приехал.
Герман Водаков вбежал в спальню, распахнул двери шкафа и быстро облачился в синий спортивный костюм.
– Ты куда? – высунув голову из-под одеяла, встревожилась Македова.
– Я скоро вернусь, – пообещал Водаков, поцеловал блондинку в губы, прихватил из кармана пиджака мобильный телефон, выбежал из квартиры и поскакал вниз по лестнице.
Во дворе, в рассветных сумерках, он увидел у черного внедорожника трех мужчин. В одном из них он признал олигарха Орзеловского, несколько портретов которого видело на стене в редакции журнала.
– Отвези меня в «Старые мосты». Отвези меня к дочери, – потребовал Озерловский.
Охранник изогнутым концом монтировки тыкнул в живот Водакова. От боли у Германа потемнело в глазах, – он покачнулся, но устоял на ногах.
– Дробов, не надо жестокости, – запретил Орзеловский. – Он – умный журналист. Он все сделает, как надо.
– Сделаю, – неохотно подтвердил Водаков, уселся за руль внедорожника и завел двигатель.
– Какого черта мою Ольгу занесло в «Старые мосты»? – с металлом в голосе задал вопрос Орзеловский и занял переднее пассажирское сиденье.
– Она хотела там покупать для вас «Хорьх» 901.
– «Хорьх» 901?! – усомнился Орзеловский. – Не врешь?!
– Я прокатился на нем немножко. Классная машина и отлично сохранилась, – сказал Водаков и выехал со двора впереди двух черных внедорожников, в которых сидели охранники.
Тем временем в клубе деревни «Старые мосты» старики и старухи разместились на стульях вдоль стен актового зала. Некоторые из них вспоминали свою молодость. Некоторые пели песни советских композиторов. Некоторые пили чай из ведерного самовара, который возвышался на полу посередине зала. А за сценой в маленькой комнатке сидели взаперти Орзеловская и Кучин. Привычные к ночной богемной жизни они спать не хотели, а разговаривать друг с другом им было не о чем.
14
На свет фар черного внедорожника, свернувшего с асфальта на бетонные плиты, вышли из сумерек молодого березняка Сдобов и Липовкин. Оба в телогрейках, оба вооруженные коряжистыми дубинками. Сидевший за рулем, Герман Водаков высунул голову в открытое окно дверцы и крикнул:
– Это я! Я привез Пахареву олигарха Орзеловского!
– А, журналист! Проезжай! – разрешили старики и подняли шлагбаум.
Три черных внедорожника медленно покатились по бетонным плитам, покачиваясь из стороны в сторону.
Сдобов подошел к березовому пеньку, поднял трубку полевого телефона и сообщил:
– Товарищ командир, журналист везет олигарха. С ним еще две машины с людьми.
– Понял, – сказал Пахарев, положил трубку на аппарат, стоявший возле трибуны, вскинул руки и крикнул в зал: – Товарищи, внимание! К нам едет олигарх Орзеловский!
– Папа! – услышав свою фамилию, обрадовалась Орзеловская в комнате за сценой. – Папа! Папа, я здесь! Папа!
– Встретим олигарха достойно! – перекричал вопли пленницы Пахарев. Пятно на его щеке заалело, а седые брови заходили ходуном.
Старики и старухи вставали плечом друг к другу и затянули песню: «Ой, туманы мои, растуманы. Ой, родные леса и луга». Подпевая полсотни голосов, Пахарев закрыл дверь в актовый зал на засов.
Когда же песня закончилась, в дверь актового зала громко и часто забарабанили, а потом мужские голоса потребовали:
– Откройте!
Старики и старухи взялись за стулья.
Охранники Орзеловского быстро выломали дверь, ввалились в зал и остановились. Биться в рукопашную со стариками и старухами им еще не доводилось.
– Товарищи, вперед! Наше дело правое! Победа будет за нами! – забравшись на сцену, призвал Пахарев, размахивая над головой стулом.
Выставив ножки стульев вперед, партизаны двинулась на охранников олигарха.
– Стойте! – прокричал Орзеловский у входа в зал. – Не надо жертв! Верните мне мою дочь, и мирно разойдемся!
– Папа! Папа! Я здесь! – услышав голос отца, провопила Орзеловская и вместе с Кучиным застучала кулаками в дверь комнатушки.
– Отпустите мою дочь, или всех вас посадят на пять лет! – пригрозил Озерловский.
– Напугал танк футбольным мячом! – воскликнул с сарказмом Пахарев, откинул стул вглубь сцены и пошевелил прямыми бровями. – Средний возраст в нашем отряде семьдесят пять лет. В тюрьме бесплатное питание, медицина и похороны. Ну, прикинь теперь, господин хороший,: напугал ты нас или нет?!
– Хватит демагоги, – сказал усталым голосом Орзеловский. – Сколько ты хочешь за свободу моей дочери?
– За свободу дочки отремонтируй поликлинику в нашем райцентре, – объявил Пахарев и спросил партизан: – Правильно я говорю, товарищи?
– Правильно! – подтвердили дружно старики и старухи, не опуская из рук стулья.
– Но я не занимаюсь ремонтом поликлиник, – возразил Орзеловский. – Мой профиль – цветные и драгоценные металлы.
– Ты богат, ты родился и живешь в России, ты обязан улучшать жизнь своему народу, – заявил Пахарев.
– Хорошо, я перечислю средства на ремонт поликлиники, – пообещал Орзеловский. – Отпустите мою дочь.
Пахарев сходил в комнату за сценой и привел пленных к олигарху.
– Папа! – Орзеловская повисла на шее отца. Ее маленькие губы расцеловали его щеки и лоб.
– Успокойся, Оля, – дрогнувшим голосом сказал Орзеловский и прослезился от прилива любви к дочери. Ольга была его единственный ребенок. Мать ее, которую он сильно любил, умерла много лет назад.
Наблюдая встречу отца с дочерью, заплакали скупо все партизаны. Невозмутимые охранники окружили и вывели Орзерловских к черным внедорожникам.
В машине отца Ольга обрела спесь и уверенность.
– Папа, накажи этих старых пердунов! – потребовала она специально громко. – Жестоко накажи!
Вышедшие из клуба на лужайку, плачущие партизаны услышали ее слова, заворчали и загудели сердито.
– Смерть скоро накажет их без меня, – тихо сказал Орзеловский, забрался во внедорожник и поинтересовался у партизан: – А что будет, если я не отремонтирую поликлинику?
– Старики есть везде и всюду. Через них мы тебя заставим выполнить данное нам слово! – произнес сурово Пахарев.
– Поехали! – поторопил Орзеловский охранника за рулем внедорожника.
Три внедорожника покатились из деревни в сторону восхода. За ними поехал на черной иномарке Кучин, а вот Герман Водаков остался среди партизан. Он почувствовал в них силу, которая может реально улучшить россиянам жизнь.
– Ты чего не уехал? – спросил Пахарев и ладонью легонько хлопнул Водакова по спине.
– Я поживу здесь. Напишу книгу о вашем партизанском отряде.
– Добро, – похвалил Пахарев и предложил: – Живи у меня. Место у меня много.
– Спасибо, – поблагодарил Водаков, достал из спортивных брюк мобильник, позвонил Македовой и сказал: – Ира, со мной все в порядке. Приезжай в «Старые мосты». Я тебя жду.
Бросив мобильник в свою сумочку, стоявшую на полу у изголовья кровати, обнаженная Ирина Македова выбежала из комнаты, приняла душ в ванной и надела брючный костюме, взяла сумочку, все ключи из кармана пиджака Водакова, вышла из квартиры и закрыла дверь на замок. Во дворе она завела свою белую малолитражку и поехала загород. Навигатор она не включила. Дорогу в «Старые мосты» она помнила хорошо. Пусть там много стариков и старух, но там и Герман, который стал ей дороже любого мужчины на свете.
15
Три черных внедорожника остановились на площадке перед вместительным гаражом за особняком Олега Орзеловского. Туда же из открывшихся ворот гаража медленно выкатились бежевая «Победа», «Волга», синий «Опель», гоночный «Астон Мартин».
– Папа, что происходит?! – крайне изумилась Ольга Орзеловская, вцепилась пальцами в рукав отцовского пиджака и заерзала на заднем сиденье внедорожника. – Почему незнакомые люди в машинах твоей коллекции?!
– Дочка, коллекцию я проиграл на бильярде Кариму, – сурово ответил Орзеловский.
– Старому уроду, который хочет меня в жены?! – возмутилась Ольга, покинула внедорожник, перекрестила прямые руки над головой и крикнула: – Стой!
– Зачем стой, красавица?! – выйдя из «Победы», уважительно спросил пожилой кавказец с седой крупной головой и приветствовал: – Здравствуй, Ольга, красавица моя!
Ольга Орзеловская признала Карима, нахмурилась и вернулась на заднее сиденье внедорожника, из которого уже выскочил ее отец и поздоровался за руку с кавказцем.
– Олег, дорогой, что хочет твоя дочь? Почему она кричала: стой! – Карим широко улыбнулся, показывая верхние передние золотые зубы.
– Это недоразумение, – примирительным тоном ответил Орзеловский и грозно посмотрел на недовольное лицо дочери за стеклом задней дверцы внедорожника.
– Олег, дорогой, я скажу тебе важную вещь, – торжественно произнес Карим. – Я возвращу тебе машины, если твоя дочь сегодня вечером поужинает со мной в моем доме.
Олег Орзеловский воспрянул духом – оказывается, есть вариант не потерять коллекцию, которую собирал не один год, на которую не жалел денег.
– Дорогой, решай здесь и сейчас, – поторопил Карим. – Клянусь, будет только ужин, только ужин.
– Ольга, подойди ко мне! – повелительно крикнул Орзеловский в сторону внедорожника.
– Что, папа? – приблизившись к отцу и глядя себе под ноги, робко спросила Ольга.
– Карим отдаст мне машины, если ты поужинаешь с ним сегодня вечером, – сообщил Орзеловский. – Что скажешь?
– Я поужинаю с ним, папа, – произнесла Ольга и с ненавистью посмотрела на Карима.
Тот нервно рассмеялся, а потом ответил жестоким взглядом, поцокал языком, повернул лицо к коллекции автомобилей и прокричал короткую фразу на родном языке.
Водитель «Волги», «Опеля» и «Астон Мартина» расторопно пересели в «Победу».
– Вечером жду тебя, сладкая, – весело произнес Карим, добежал до «Победы», плюхнулся за ее руль и быстро уехал с участка олигарха, огороженного по периметру забором из кованых прутьев, довольно сносной копией забора Летнего сада в Санкт-Петербурге.
– Не ожидал, что ты легко согласишься, – подойдя с дочерью к «Волге», признался Олег Орзеловский. – Ты знаешь, чем может закончиться для тебя ужин?
– Знаю, папа, – сухо произнесла Ольга, поглаживая указательным пальцем оленя на капоте «Волги». – Он дорого мне заплатит за секс, а потом сдохнет подо мной от перегрузки.
– Делай, как считаешь нужным, – Олег Орзеловский вернулся к внедорожнику, на котором приехал с дочерью к гаражу, и приказал водителю:
– Дробов, сгоняй со всеми охранниками в «Старые мосты», и чтобы к вечеру «Хорьх» был здесь!
Водитель тронул автомобиль с места, передал по рации полученный приказ экипажам других внедорожников и впереди них двинулся к воротам в заборе из кованых прутьев.
– Эй, любезный! – крикнул Олег Орзеловский пожилому мужчине в зеленой униформе, который в гараже поставил стремянку под разъемной электрической коробкой на стене. – Отгони машины назад, помой и пропылесось их!
– Будет сделано! – отозвался мужчина и встал по стойке смирно, как и подошедший к стремянке белобрысый парень с отверткой и мотком электрического провода в руке.
– Папа, я пойду к себе. Я устала. Я хочу спать, – сказала Ольга Орзеловская, поцеловала отца в щеку и зацокала каблучками по гранитным плитам дорожки, ведущей к западному крылу особняка. Там ее ждала в спальне широченная кровать под балдахином.
– Пошевеливайтесь! – прикрикнул Орзеловский на молодого и пожилого работника и по гранитным плитам дорожки направился к восточному крылу особняка. Там его ждала в спальне широченная кровать и грудастая массажистка.
– Савелий Савельевич, – обратился белобрысый парень к напарнику, – подскажи: как стать богатым?
– Не знаю и знать не хочу. Для меня важней мое душевное и физическое здоровье, – проворчал пожилой мужчина, сел за руль «Волги» и заехал в гараж.
– Скучный ты человек, Савелий Савельевич, – сказал парень, сел за руль «Опеля» и тоже заехал в гараж.
16
Герман Водаков пил чай за столом в комнате. Пахарев сидел на лавке под иконой и плел лапоть, тихо напевая про шумный камыш, про деревья, которые гнулись темной ночькой.
– Я что-то не видел в лаптях никого в деревне, – подув на чай в блюдце, сказал Водаков и осторожно глотнул горячий темный напиток, пахнущий ромашкой.
– Это на продажу. Просковья Колозина поедет в выходной к гостинице и продаст лапти иностранцам. Потом купит и привезет лекарства и конфеток, – поведал Пахарев.
Герман Водаков поставил блюдце на стол, взял из берестяного лукошка и развернул конфету, засунул ее в рот, пожевал, проглотил и запил сладкое послевкусие чаем из блюдца, держа его на растопыренных пальцах.
На углу стола зазвонил полевой телефон. Пахарев поднял трубку, агакнул в нее три раза, вернул трубку на телефонный аппарат и провозгласил:
– Мне сообщили: Ирина Македова едет сюда.
– Ирина! – обрадовался Водаков, уронил пустое блюдце на стол и сиганул через распахнутое окно на улицу.
– По молодости я через окно удрал от мужа Груни Баркасовой, когда он застукал меня с ней, вернувшись из командировки, – озвучил с грустью Пахарев эпизод из своего прошлого, уронил лапоть на пол и задремал, тихонько пошевеливая седыми бровями и посвистывая носом.
Тем временем Герман Водаков добежал до клуба, к которому на приличной скорости подкатила белая малолитражка с дверцами с гжельской росписью.
На шум мотора десятка два стариков и старух вышли из клуба и встали на ступеньках парадной лестницы, будто для общей фотографии.
– Ира, я по тебе жутко соскучился, – признался Водаков, обнял и крепко поцеловал Македову в губы.
Старики и старухи заулыбались, завздыхали умиленно. Некоторые из них даже похлопали в ладоши и похрюкали от удовольствия.
– Я хочу тебя. Уйдем, уйдем отсюда, – получив свободу губам, прошептала Македова.
Герман Водаков приобнял любимую женщину за плечи и отвел за угол клуба. Но старики и старухи приковыляли туда и загомонили, перебивая друг друга, о своей молодости, о своих возлюбленных.
– Уйдем, уйдем, отсюда! – нервно хохотнув, воскликнула Македова и побежала по тропинке, которая закончилась на заднем дворе избы Пахарева.
– Они нам и здесь покоя не дадут, – оглянувшись на приближающуюся толпу из стариков и старух, объявил Водаков.
– Вот и опять свиделись, Ирочка, – выйдя из сеней на заднее крыльцо, приветливо сказал Пахарев, шевеля седыми бровями. – Пойдемте, я напою вас чаем.
Македова вопросительно посмотрела на напряжено-счастливое лицо Германа.
– Спасибо, нам и без чая хорошо. Нам бы побыть наедине хоть часок, – проронил Водаков и показал рукой на толпу гомонящий стариков и старух.
– Ступайте за сарай. Там за кустами бузины тропинка в сторожку. В ней вам никто не помешает, – сказал Пахарев и пригладил ладонью усы.
Не медля ни секунды, Ирина Македова увлекла Водакова за сарай, на тропинку через кусты бузины.
– Эй, товарищи, займитесь делами! – громогласно скомандовал Пахарев.
Старики и старухи услышали приказ своего командира и разбрелись – кто-то в клуб, а кто-то по своим избам.
17
Три черных внедорожника съехали с асфальта на бетонные плиты и остановились перед опущенным шлагбаумом. Тут же из молодого березняка вышла крупная старая женщина и старик, плавно покачивавший головой, как китайский болванчик.
– Кто такие?! – грозно спросил старик и оперся на сучковатую палку.
Дробов выскочил из внедорожника и нанес ногой молниеносный удар в подбородок старухи и потом в висок старику. Старуха потеряла сознание, а вот старик ударился лысым затылком о пень, в котором хранился телефонный аппарат полевой связи, и умер с отрытыми изумленными глазами.
Старуха приподнялась на прямой руке и увидела, как внедорожник сломал шлагбаум, и поехал по бетонке впереди двух внедорожников.
– Петя, вставай! Звони Пахареву! – провопила старуха, подползла и рукой толкнула старика в бок.
Но старик не пошевелился и не отозвался. Старуха поняла по его остекленевшему взгляду, что смотрит на мертвеца. Поняла, схватила с телефонного аппарата трубку и заголосила:
– Петю убили! О-о-о! Петю убили!
– Карповна, кто убил?! – вбежав из сеней в комнату, рявкнул в телефонную трубку Пахарев.
– Петя, Петя, на кого же ты меня оставил! Пе-тя-а! – выдала старуха и зарыдала, стучась головой о пенек.
Пахарев бросил телефонную трубку на аппарат, решительно прошагал через сени на переднее крыльцо, ударил в колокол, висевший на перекладине, и прокричал:
– Товарищи, на пропускном пункте убит Петр Банников! Отомстим за него, товарищи! К оружию товарищи!
В распахнутых окнах изб показались и исчезли старческие лица, а потом высунулись стволы винтовок Токарева.
Пахарев вернулся в сени, вытащил из чулана винтовку со штыком, лег на пол лицом к дверному проему и увидел, как к клубу подъехали три черных внедорожника, как из вышли, озираясь по сторонам, девять крепких мужчин в черных костюмах, со злыми раскормленными лицами. В руке каждый мужчина держал пистолет.
– Эй, старичье-дурачье, отдайте «Хорьх», и мы вас не тронем! – прокричал грозно один из незваных гостей – Дробов, личный водитель олигарха Озерловского.
Пахарев прицелил и выстрелил в крикуна. Отдача больно ударила в плечо, пальцы руки свела судорога, а пуля пролетела выше крыши внедорожника.
Мужчины с пистолетами попадали на скошенную возле машин траву.
– Эй, старичье-дурачье, отдайте «Хорьх» по-хорошему! – призвал Дробов и выстрелил из пистолета в темный дверной проем избы, в котором чуть раньше заметил короткую вспышку.
В ответ выстрелили винтовки из окон всех изб, но пули не навредили никому. Старики и старухи любили свою и чужую жизнь и лишь пугали выстрелами незваных гостей.
– Нас тут всех перестреляют, – спрятав голову за колесо внедорожника, испугался мужчина с тяжелым квадратным подбородком. – Сматываемся отсюда пока не поздно.
Но выстрелы из окон изб прекратились. Старики и старухи взялись непослушными пальцами заряжать винтовки.
– Врешь, не возьмешь, – чувствуя в левом плече жуткую боль от пистолетной пули, прохрипел Пахарев, выполз на заднее крыльцо, скатился на вытоптанную землю и потерял сознание.
Дробов бросился за избу, в дверной проем в который стрелял. Его подручные побежали, к избам которые наметили, лежа у колес внедорожников.
Оказавшись на заднем дворе, Дробов распахнул створки ворот сарая и радостно провопил, будто встретил свое много выстраданное счастье:
– Все ко мне! Все сюда! – вынул из кармана пиджака и просвистел условный сигнал в боцманскую дудку из латуни.
Восемь вооруженных пистолетами мужчин прибежали к сараю, выкатили «Хорьх» и поздравили друг друга с выполненным заданием.
Дробов по мобильному телефону связался с Орзеловским и отрапортовал бодро:
– Олег Олегович, «Хорьх» наш! Мы возвращаемся!
18
После секса в лесной сторожке Герман Водаков и Ирина Македова сидели на поваленной березе и, подставляя благодатному солнцу счастливые лица, наблюдали, как неподалеку лось поедает листву с молодой осинки.
Внезапно со стороны деревни послышались выстрелы. Водаков, Македова и лось насторожились.
– Старые люди – что с них возьмешь, дурят, – Македова расстегнула пуговицы на блузке, давая солнцу ласкать белые крепкие груди.
– Опять стреляют! – Герман вскочил с поваленной березы. – Ты посиди здесь. Я сбегаю, разузнаю и вернусь, – страстно поцеловал Македову в губы и убежал по тропинке к деревне.
Минут через десять он оказался у задней стенки сарая Пахарева, прислушался к мужским голосам, осторожно выглянул из-за угла. Охранники Орзеловского толпились у фашистского внедорожника. Пахарев лежал неподвижно на земле у крыльца – рукав его холщовой рубашки был красен от крови.
– По машинам! – крикнул Дробов с водительского сидения «Хорьха».
Герман Водаков почувствовал легкое прикосновение к плечу, качнулся назад и замер, не зная, что делать.
– Это я, – прошептала Македова и заглянула за угол сарая. – Кто эти люди?
– Банда Орзаловского, – презрительно произнес Водоков. – Хочу отнять у них фашистский внедорожник.
– Ты с ума сошел, – испугалась Македова. – Ты один, а их много.
– Я позову стариков и старух, – Водаков опять выглянул за угол сарая и увидел, как люди Орзаловского двинулись за медленно поехавшим к клубу «Хорьхом».
– Не надо, не связывайся с ними, – горячим шепотом взмолилась Македова, крепко обняла Водакова, и он сдвинулся с места, лишь когда «Хорьх» и три внедорожника уехали из деревни по дороге из бетонных плит.
19
Возле неподвижного Пахарева собралась молчаливая толпа стариков и старух. Все беззвучно плакали, глядя друг на друга с пониманием и жалостью.
– Товарищи, – прохрипел вдруг Пахарев и с тяжким стоном, не открывая глаз, перевернулся с живота на спину.
Старухи заголосили о горькой доле. Старики засморкались, закашляли.
– Товарищи, – повторил Пахарев и после долгой паузы добавил: – приведите ко мне журналиста, приведите. Я хочу видеть этого человека, – отрыл один, а затем другой глаз полный печали.
– Я здесь! – Водаков выбежал из-за сарая и опустился на колени возле груди умирающего.
– Журналист, – сказал Пахарев тихо, но внятно, – живи в моем доме. Будь главным у партизан.
– Буду, – остро чувствуя себя нужным для старых людей, пообещал Водаков и заметил, что взгляд раненого потерял осмысленность, что тело его дернулось и застыло.
Старики и старухи дружно запели:
– Ты жертвою пал в борьбе роковой любви беззаветной к народу. Ты отдал все, что мог за него, за жизнь его, честь, и свободу.
– Герман, пойдем, пойдем, – Македова за руку увлекла Водакова к клубу. – Нам пора уезжать отсюда. Я не люблю смерть и похороны.
– Ира, я остаюсь. Я обещал, – произнес веско Водаков.
– Тогда я уеду одна, – заявила Македова и устремилась к своей белой иномарке.
– Журналист, мы без тебя похоронил командира. Ты устраивай свою судьбу; о нас не печалься, – сказал старичок с косым ртом и низким лбом.
– Иди, к своей крале. Вот она бежит назад, – сообщила старушка с редкими волосами на круглой голове.
Водаков повернулся, и Македова врезалась в него грудью и обхватила его шею руками.
– Я остаюсь с тобой, – объявила она и всплакнула от радости, что приняла такое решение. – Ты мне очень дорог. Я не смогу без тебя жить.
– Журналист, не стой! – воскликнул старик с косым ртом. – Займись своей женщиной, а мы потихоньку отнесем командира на кладбище и похороним.
Водаков и Македова быстро ушли в избу Пахарева.
– Товарищи, поклянемся отомстить олигарху Орзеловскому за гибель нашего командира! – провозгласил старичок лет семидесяти с костистым лицом и неопределенного цвета глазами.
– Клянемся, – тихо и дружно сказали старики и старухи. Затем дюжина из них понесла мертвеца на кладбище, на другом краю деревни, и тихо и слаженно запела:
– Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут.
ЭПИЛОГ
В углу комнаты ровно горела лампадка под темной иконой. Белая кошка, шерстью напоминавшая о зиме, спала на табурете рядом с теплой печкой. Герман Водаков сидел за столом, на котором покоилась стопка писчей бумаги с записями воспоминаний жителей деревни «Старые мосты». Он надумал литературно обработать воспоминания и издать книгу. Денег на публикацию были достаточно на банковском счету, который ежедневно пополняли люди со всей России.
Тем временем белая малолитражка выехала из деревни на бетонные плиты, потом на асфальт шоссе и покатила в Москву. Ирина Македова счастливая своим будущим материнством спешила на прием в женскую консультацию и не обратила внимания на промчавшийся по встречной полосе «Хорьх 901», за рулем которого сидел старик в зеленой униформе.
А вот Герман Водаков встревожился, когда увидел знакомый фашистский внедорожник за окном, выскочил через сени на переднее крыльцо и потянулся к колоколу, подвязанному к перекладине.
– Не звони! – вылезая из внедорожника, попросил громко старик. – Я хочу вступить в партизанский отряд.
– Заходи! – пригласил Водаков, вернулся в комнату и сел на лавку в углу, под темной иконой.
– Меня зовут Савелий Савельевич Саложкин, – представился гость. – Я – автослесарь. Я хорошо разбираюсь в ремонте отечественных автомобилей.
– Откуда у тебя «Хорьх»? – не удержался от вопроса Водаков.
– Из гаража Олега Орзеловского, – признался Саложкин. – Услышав от своих знакомых пенсионеров, что Пахарев погиб из-за этого фашистского металла на колесах, я угнал его. Пахарев приносил лекарства моей парализованной маме. Старушки из его партизанского отряда ухаживали за мамой ей, до самой ее смерти.
– На днях мне стало известно от разных людей, что олигарх Орзеловский сбежал с деньгами своей фирмы в Лондон, – сказал Водаков.
– А дочь его, Ольга в следственном изоляторе, – сообщил Саложкин. – Ее подозревают в убийстве. Ее в наркотическом опьянении нашли в постели в объятьях мертвого Карима, высококлассного игрока на бильярде.
– Еще раз спасибо, Савелий Савельевич, за «Хорьх», – сердечно поблагодарил Водаков, поднялся с лавки и предложил: – Пойдем, Савелий Савельевич, к Вере Тимофеевне. Она – старушка тихая, добрая, и ей нужны по хозяйству мужские руки.
– Пойдем, – согласился Саложкин.
Молодой и старый мужчина вышли из избы и неторопливо зашагали по улице к избушке на берегу пруда.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/
Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/