Иайдо (роман)

   Содержание:

   Рассказы:

   Рэнга – стр. 1

   Микидзимо – стр. 4

   Клинок  - стр. 10

   Дзюцу-ютаки – стр. 16

   Такаюки - стр. 21

   Говорящий с листьями – стр. 24

   Иайдо – роман – стр. 26

 

Рэнга

 

   Я уже забыл об этом свитке. Похоже, он валялся в дальнем углу нижнего ящика письменного стола с прошлого года. Но наведение порядка и разбор мусора в ящиках  разбудили мою память. Это был перевязанный узким кожаным ремешком тот самый цилиндр серой рисовой бумаги, который я купил в лавке старьёвщика в Луксоре и о котором, приехав из Египта, совершенно забыл. Стадное чувство толпы, жаждущей сувениров, охватило меня у развалин древних Фив. Что такого было в этом туго свёрнутом свитке, я тогда не знал, но  отдал за него пять долларов.

   "Господи! Я даже не посмотрел, что там внутри", - моя рука потянулась к узлу шнурка из кожи.

   Ремешок поддался не сразу. Пришлось поработать ножницами. Разрезая кожу, острые лезвия почему-то издали тихий мелодичный звон. Я развернул свиток и застыл в изумлении. Там не было куфической вязи арабского письма или грубой подделки древнеегипетской клинописи с тонкими линиями фигурок Анубиса, Пта, других менее известных, но милых сердцу туриста знаков и символов. На вощёной пожелтевшей от времени бумаге ровными рядами выстроились японские иероглифы.

   "Почему японские, а не китайские?" - спросите вы.

   Да потому, что курсы японского языка не прошли для меня даром, и я мог читать то, что было написано на свитке. А текст там был крайне интересным:

   «Где она и, что это за страна, за какими морями? Почему она так сурова для всех без исключения? Здесь сильный и отважный воин, преданный союзниками, может стать изгоем, а слабый, но коварный человек без чести, становится сильным мира сего. Почему я иду по этой тропе, ведущей в никуда, держась за стремя лошади своего даймё¹? Усталые ноги упорно толкают назад каменистую почву. Мои голые лодыжки, израненные мелкими осколками скал, вылетающими из-под копыт усталого животного, саднят и кровоточат. Запах пота от седла и подпруги смешивается с моим собственным потным запахом, вызывая зуд и жжение в глазах. Но, всё равно, я с опаской смотрю вперёд и по сторонам.

   Но если не думать о превратностях судьбы и не принимать близко к сердцу несчастья, свалившиеся на клан Ёсида, мир оставался прежним. Я мельком взглянул на отражение в воде молодых побегов риса. Их острые стрелы при свете восходящего солнца густо усыпали кажущееся лиловым зеркало рукотворного мелкого озера. Одинокая цапля, стоя на одной ноге, медленно подняла голову и посмотрела на всадника, не замечая за крупом вороной лошади меня - его пешего спутника. Нежное, с лёгким розовым отливом белое оперение птицы, переливаясь призрачными оттенками красного, приподнялось от лёгкого ветра, создавая странный полупрозрачный ореол. Словно веер в руках женщины начал разворачиваться, но через мгновение был свёрнут. Цапля опустила в воду вторую ногу, раскрыла огромные крылья, легко пробежала по лилово-серебряной скатерти воды десяток шагов и поднялась в воздух. Это было завораживающее зрелище. Но я не позволил себе проводить взглядом птицу. Её прекрасный полёт уже отпечатался в моей памяти и оставил в душе щемящий след.

   Одна из крупных веток на извилистой тропе неожиданно попала мне под ноги. Тело покачнулось, теряя равновесие, и я на мгновение прислонился к вороному коню. Тёплая сила эластичных упругих мощных мышц, ходивших под атласным шёлком шкуры, добавила мне энергии. Глаза сами непроизвольно и с лёгкой завистью нашли дайсё² моего господина. Пара мечей в чёрно вишнёвых ножнах – катана и вакидзаси школы мастера Осафунэ Нагамицу³ покрылись лёгким налётом грязи. На слегка потускневшем благородного оттенка лаке остались следы вбитых в тонкий слой пыли капель ночного дождя. Но золотые моны Токугава⁴ продолжали блестеть, словно напоминая о былом могуществе рода. Не сбавляя шага и не отставая от господина, ехавшего верхом, я правой рукой ласково провёл по гербам. Не смотря на то, что последний привал был сделан ещё до ливня, и привести в порядок дайсё не оставалось времени, я почувствовал за собой вину.

   Рука непроизвольно легла на собственную катану. Мне не нужно было смотреть вниз. Я и так хорошо помнил каждую царапину на ножнах, рукоятке и цубе⁵.

   Мой клинок не шёл ни в какое сравнение со сталью Нагамицу. Простому самураю довольно меча, изготовленного обыкновенным деревенским кузнецом.

   Но сегодня мне самому в очередной раз предстояло дать почувствовать дыхание рассвета и тепло нового дня великолепному лезвию господина Ёсида.

   Мои размышления не помешали лошади даймё миновать поля, заросли тростника, поющего свою утреннюю песню под лёгким ветром, миновать подъём в гору и достичь конца тропы. Дальше, насколько доставал взгляд, простиралось море.

   - Мне кажется - здесь очень красиво, а, Эду? – Господин Ёсида нагнулся с высоты седла и показал рукой на пустынную бухту под ногами вороного.

   Я подошёл к краю обрыва и посмотрел вниз. Песок узкой прибрежной полосы казался золотым в свете молодого Солнца. Чёрные скалы с двух сторон держали маленькую природную гавань в тесных объятиях, но зато дальше в открытом море пологие длинные волны сверкали многочисленными оттенками нефрита. Далеко, далеко синее небо сливалось с водой, образуя одно целое бесконечное пространство. С двух сторон скальной площадки, на которой остановил свой выбор мой господин, росли красивые карликовые сосны. Переплетение ветвей напоминало клубки толстых змей, которые прятались между густыми скоплениями пушистых изумрудных иголок. Несколько цветущих диких сакур, наклонённых ветром в сторону от моря, казались пятнами снега на фоне скал. Цветы вишни уже начали терять свои лепестки, и белый ковёр с розовым оттенком закрывающий густым облаком чёрную землю казался постелью богов.

   - Да, мой господин. Место очень красивое. У вас тонкий вкус.

   - Хай, - коротко кивнув, князь спешился и несколько раз присел, разминая ноги. Его великолепные чернённые пластинчатые доспехи тихо зазвенели. К звону металла добавился хруст кожаных сочленений и завязок.

   - Нам нужно торопиться, Эду. Ещё полчаса и день, поднявшись на ноги, зашагает беззаботной походкой по всему побережью.

   - Да, господин. Разрешите помочь вам. - Я достал из-за пояса свою катану и положил её в стороне, чтобы не мешала. Князь повернулся ко мне спиной, и я принялся расстёгивать ремешки и застежки доспехов. Спустя короткое время все детали домару - кабуто, ко, харамаки, кусадзури, соде⁶ горкой лежали на самом краю обрыва. Даймё вынул из седельной сумки чистое белое кимоно и переоделся. Потом протянул мне такое же. Я последовал его примеру.

   Мы посмотрели в глаза друг другу. Князь коротко кивнул. Я спохватился и тихо сказал:

   - Позвольте мне принести чистой воды. Здесь, в полусотне шагов вниз по тропе есть ручей.

   Но даймё уже не обращал на меня внимания. Он прекрасно знал, что я не упущу ни одной мелочи и не сделаю ни одной вещи против правил.

   Когда я вернулся с ковшом воды, господин Ёсида уже сидел на маленькой квадратной циновке. Рядом лежал его вакидзаси. У ног пристроился походный пузырёк толстого фарфора с чёрной краской и белел , лист бумаги, прижатый к земле небольшим камнем.

   «Прекрасное место», - ещё раз подумал я и нашёл глазами катану великого мастера Нагамицу, лежавшую на краю обрыва и блестевшую чёрным лаком ножен.

   Даймё оторвался от созерцания сакуры и обернулся ко мне.

   - Вот, послушай! – он торжественно отставил в сторону камешек и поднял к глазам лист бумаги.

   - Зачем мне цвет неба, когда есть море…Что мне розовое оперение цапли, когда есть лепестки сакуры… Зачем мне отражение молнии в небе, когда есть сталь… Но глаза мои уже закрыты.

   Я почтительно встал на колени и поклонился до земли своему даймё, а потом ещё раз, но уже  последнему тихому перекату эха, нашедшему приют между скал.

   Господин сложил лист пополам и разорвал его, потом две половинки разорвал ещё и ещё раз. Маленькие кусочки бумаги подхватил ветер и смешал с лепестками сакуры.

   - Время! - голос даймё оставался негромким и ровным. Он развернулся лицом к морю, вытащил из-под колена кусок чистой белой ткани. Через мгновение лезвие вакидзаси было завёрнуто в платок. Не оборачиваясь, он ждал.

   Я поднял с земли катану даймё. Снова поклонившись князю, а затем его мечу, я медленно потащил из чёрного лака ножен лезвие. Великолепная сталь блеснула на солнце. Закалка в стиле тёдзи-мидаре⁷ с доминирующей гуноме* по линии хамона⁹ вызвала у меня громкий вздох восхищения. Мне стало жаль, что этот великолепный меч сегодня в последний раз видит свет нового дня. Но на сожаления не оставалось времени. Голова господина уже была наклонена вперёд. Шея окаменела. Его руки держали завёрнутое в холст лезвие вакидзаси.

   Я быстро, но без суеты, ополоснул клинок катаны родниковой водой, потом медленно поднял лезвие над головой и встряхнул его. Свист стали, рассекающей воздух, послужил сигналом для даймё. С коротким хриплым выдохом он воткнул вакидзаси в собственный живот, потом сделал поперечный разрез в сторону и наискось. В то же самое мгновение с оттяжкой, быстро и сильно, вкладывая в удар всю силу плеч и кистей рук, я исполнил свой долг. Струя крови ударила вверх и вправо. Я отошёл в сторону. Голова господина какую-то долю мгновения ещё держалась на шее, потом покатилась к обрыву и исчезла из поля зрения.

   Пот заливал мне глаза. Сердце, казалось, поднялось до затылка, и было готово разорваться надвое и выскочить наружу через виски вместе с гулкими ударами пульса. Неправда, что самурай не испытывает ничего похожего на чувства при пролитии крови…

   Тело князя завалилось на бок. Мне пришлось обойти его и посмотреть вниз с обрыва. Если море и приняло отсечённую голову, этого я не увидел и не услышал…

   Мне понадобился час на сбор хвороста и сухих сучьев, чтобы оказать буси, закончившему свой жизненный путь, последнюю услугу. Потом я стоял у погребального костра и, похоже, плакал. Да нет, наверно это крепнущий ветер с моря выбивал из глаз редкие слёзы. Волны высокого прилива поглотили не только доспехи, но и два меча моего господина. Немного постояв возле вороного, погладив его лоснящуюся шкуру и достав из седельной сумки бумажный свиток и новый чистый кусочек ткани, я вернулся к краю обрыва. Моя старая катана уже лежала на нужном месте, заранее вынутая из потрескавшихся деревянных ножен. Обернув лезвие в ткань, я медленно обвёл глазами небо, скалы, деревья, затем, макнув тонкую кисточку в краску, в самом конце длинной испещрённой иероглифами узкой бумажной полосы моих дорожных записок, дописал свой рэнга¹⁰:

   «Что такое сталь? Мастерство кузнеца, закалённое потом и кровью. Но есть ещё цветение сакуры. Оно неизбежно, как жизнь и смерть. Но не будет, ни жизни, ни смерти, если потеряны честь и долг».

   Я свернул лист бумаги, заткнул его со спины за пояс кимоно и взял в руки лезвие катаны, обёрнутое холстом…».

 

   На этих словах иероглифы в свитке обрывались старым коричневым пятном неизвестного происхождения. Я скатал свиток в трубочку и снова засунул его в ящик письменного стола…

 

¹ Даймё – князь.

² Дайсё – пара мечей.

³ Осафунэ Нагамицу – известный кузнец школы Бидзен периода Камакура (1185-1332 гг.)

⁴ Токугава – Династия Сёгунов Японии. Основатель Династии -Токугава Изясу.

⁵ Цуба – защитная пластина японского меча, предохраняющая руки.

⁶ Домару – лёгкие доспехи самурая. (кабуто-шлем, ко-панцырь, харамаки-набрюшник, кусадзури-металлическая юбка, соде-наплечники).

⁷ Тёдзи-мидаре. Закалка стали в виде гвоздик переходящих одна в другую

⁸ Гуноме – зигзаг.

⁹ Хамон – линия заточки, открывающая многослойность ковки.

¹⁰ Рэнга - жанр старинной японской поэзии.

 

Микидзимо

 

- Этот мальчик далеко пойдёт, - прошептал на ухо высокому человеку сэнсей – владелец школы Кобудзюцу¹.

   Мужчины сидели в тени персикового дерева и наблюдали привычную картину. Во дворе, каменные плиты которого были отполированы многочисленными подошвами дзико-таби, несколько учеников противостояли друг другу в учебном бою.

   - Прости, Собуро-сан. Хочу спросить, хотя это и не моё дело, зачем потомку древнего самурайского рода искусство владения оружием простых крестьян? - в голосе учителя слышалась лёгкая ирония.

   - Тебе платят деньги не за то, чтобы ты задавал вопросы, - высокий человек сидящий прямо, словно боккэн в гнезде комидза², даже не повернул головы.

   - Впрочем, отвечу. Если микидзимо³: разные там крышки от кастрюль, женские шпильки и палочки для еды  ты умеешь превращать в опасные для жизни предметы, я решил, что мальчик тоже должен овладеть оружием простолюдинов.

   - Поэтому  я и говорю, что Такэтийё далеко пойдёт, - ещё раз, но уже задумчиво и осторожно сказал мастер.

   Спустя минуту он вскочил на ноги.

   - Нет, нет, Такэтийё. Не так. Явара⁴ держи так, чтобы его не было видно в твоём кулаке, - мастер торопливо подошёл к мальчику лет восьми и, взяв из его ладони деревянный стержень, показал, как правильно и скрытно от посторонних глаз держать безобидный предмет.

 

¹ Кобудзюцу - общее название боевых искусств тех школ, в которых обучают поединку с использованием "нестандартного" оружия - шестов, посохов, вееров, дубинок, сельскохозяйственного инвентаря.

² Боккен – деревянный меч. Комидза – стойка для оружия.

³ Микидзимо (яп. буквально) - маленькие, всегда доступные вещи.

⁴ Явара (яп.) – дословно – «гибкость, уход или скрытое оружие». В средневековой Японии - дословный перевод - “Искусство пустой руки”. Явара, как оружие применялось в Японии и Китае. Явара может быть сделана из чего угодно. Это - своеобразный кастет (палочка, металлический стержень). Для материала, из которого изготовлена явара важны: прочность, простота, визуальная безопасность. Потенциальное оружие не должно вызывать опасений у возможного противника.   

 

   Через два часа занятия закончились, и усталый Такэтийё в сопровождении Собуро оказался на улице, ведущей к замку Сумпу. Редкие прохожие, завидев бритый лоб и рукоятки двух мечей за поясом самурая, останавливались, уступая дорогу, и низко кланялись.

   - Я хочу есть, - вдруг сказал Такэтийё голосом, в котором слышалась нотка жалости к себе.

   - Терпи, - ответил наставник мальчика. - Время еды ещё не наступило. До полудня осталось не так уж много, а мы с тобой ещё не выпустили ни одной стрелы.

   Такэтийё тяжело вздохнул и пробормотал:

   - Когда это только всё кончится?

   - Никогда, - резко ответил Собуро, останавливаясь.

   Он поставил мальчика перед собой и положил тяжёлые ладони ему на плечи.

   - Запомни мои слова! Путь воина может прервать только смерть. Она неизбежна и неотвратима. Ты должен быть готов в любой момент встретить её лицом к лицу в битве за своего сюзерена или в поединке, но, - самурай поднял указательный палец. - Чтобы смерть настигла тебя, как можно позже, ты обязан постоянно тренироваться во владении всеми видами оружия и научиться терпению.

   - Я сам – сын даймё, но почти не выпускаю боккэн из рук, словно простой буси. Скоро буду спать с этой деревяшкой в обнимку, - в тонком голосе Такэтийё слышалось упрямство.

   - Если нужно, то будешь, - тихо сказал Собуро. - Знай: любой даймё может в одну минуту потерять всё и стать простым мёртвым самураем или ронином. Твоя карма – сделать так, чтобы клан Мацудайра процветал и не позволил врагам себя уничтожить. И последнее: меч – душа самурая, но только лук в умелых руках способен не подпустить врага достаточно близко и не дать ему доказать своё возможное превосходство во владении катаной. Лук – твой младший брат в кюсэ-но-имен¹. Так что – потерпи. Два часа упражнений с луком до обеда тебе не повредят.

     - У меня болят руки. Я всё расскажу отцу – Ёсимото-сан, и он накажет тебя.

   На самом деле Имагава Ёсимото не был отцом мальчика. Такэтийё жил в доме могущественного соседа в качестве заложника. А, как иначе род Мацудайра мог противостоять отрядам жестокого и воинственного Ода Нобухидэ? Только в союзе с Ёсимото. А тому требовались гарантии. Вот так Такэтийё оказался в замке Сумпу. Хорошо ещё, что одним из условий его добровольного плена было присутствие наставника из клана Мацудайра - Собуро.

    "Пустая угроза - хоть какое-то утешение, но от этого железного буси – Собуро не жди ни капли сочувствия", - подумал маленький самурай.

    Собуро внимательно посмотрел на Такэтийё и вздохнул:

    - Научись терпению и помни о смерти. Совершенствуй своё мастерство и не показывай своих слабостей. Если ты хотя бы на минуту забудешь о смерти, то станешь в этот момент беззаботным и неосторожным. Ты будешь говорить слова, которые могут оскорбить других, тем самым давая повод для ссоры. А если из-за своей неосторожности и беспечности столкнёшься с глупцом ещё большим, чем ты, то будешь вынужден драться. Тогда ты, возможно, будешь убит. Имя твоего отца окажется запятнанным, и твой род прервётся. Ты понял меня?

   Стыдясь своей слабости, Такэтийё опустил голову.

   - Посмотри на меня, - сказал ему Собуро, подхватывая дайсё² левой рукой и опускаясь на пятки. - Я знаю - тебе хочется поскорее домой, хочется поесть и поиграть со сверстниками во дворе замка. Потерпи. Если бы я не был мастером меча и не научился терпению, я не стал бы правой рукой твоего отца. Жизнь человека похожа на далекое путешествие с тяжелым грузом на плечах. Поэтому незачем спешить. Но и пустая трата времени - твой самый главный враг. Укрепляй свой дух, тренируй разум, совершенствуй своё мастерство владения оружием и терпи. Терпение продлевает жизнь.

   "Ты прав, Собуро-сан", - хотел ответить самураю мальчик, но промолчал.

   Он и так два года провёл в настоящем плену у злейшего врага своего клана. Выбрав нужное время и подходящее место, самураи Ода Нобухидо внезапно напали на слуг сопровождавших Такэтийё в замок Сумпу. Хорошо ещё, что через два года его обменяли на одного из сыновей Ода. Но это тяжёлое время полное тоски и обид Такэтийё не забудет никогда. Именно после того случая рядом с ним появился Собуро-сан, но жизнь вскоре нанесла мальчику ещё один удар. Три месяца назад умер его отец Мацудайра Хиротада, и клан Имагава потихоньку начал прибирать к рукам власть на землях Мацудайра, назначая повсюду на ключевые посты своих людей. Всё это рассказал мальчику Собуро, стараясь, чтобы тот не забывал, что Такэтийё теперь - глава рода.

   Наставник поднялся на ноги и, не оглядываясь, двинулся вперёд. Пристыженный мальчик рванулся было за ним вприпрыжку, но, поймав удивлённые взгляды торговца рыбой, выносившего на улицу копчёных угрей в корзинах, чтобы выставить их перед своей лавкой, опомнился и, подражая самураю, пошёл неторопливой походкой, твёрдо ступая и расставив в сторону локти. Они миновали торговые ряды, и вышли к ограде маленького юкаку - двора развлечений, где в тени цветущих слив сидели пять простых буси. Тут же, пытаясь дотянуться губами до зелёных листьев деревьев, стояли осёдланные лошади.

   - Поехали! - коротко бросил самураям Собуро и, подсадив мальчика на невысокого коня, легко бросил своё тело в седло рослого жеребца.

   После часа неторопливой езды отряд оказался на узкой тропе, идущей через рисовое поле.

   - Ставлю два коку против одного, что Такэтийё потратит всего семь стрел на семь вон тех соломенных пугал, - Сабуро обернулся к своим людям.

   - Возможно, но расстояние слишком велико, - тихо сказал один из буси - человек маленького роста, вкладывая в руки мальчика длинный боевой лук. - Но вряд ли на скаку все стрелы попадут в грудь чучелам.

   - Так принимаешь или нет? - Собуро уже привязывал колчан с семью стрелами к седлу коня Такэтийё.

   - Четыре стрелы из семи - в верхнюю часть мишеней, остальные - весеннему ветру! - покачал головой коротышка.

   Он смерил взглядом расстояние до мишеней, потом нагнулся и прямо с лошади подобрал что-то белое, застрявшее в траве. Подбросив пушистый комочек в воздух, самурай дал возможность мальчику проследить за медленным взлётом по ветру и плавным падением пуха цапли.

   - Не подведи меня, - шепнул на ухо Такэтийё Собуро. - Никаких посторонних мыслей. Представь себе, что ты не лучник. Твои стрелы будут пущены не тобой, а семью богами Ситифукудзин¹. Ты понял меня?

   - Да, - тихо ответил мальчик, отпуская поводья и кладя на шею коня лук.

   - Тогда - вперёд! - скомандовал Собуро.

   Взгляд Такэтийё стал безучастным и отрешённым. Он несколькими движениями размял запястья, потом снова взял в руки лук, опустил оружие на бедро и сжал тощими коленками бока своего скакуна. Тот, почувствовав, что от него требуется, тронулся с места лёгкой рысью, но потом, убыстряя ход, перешёл на плавный галоп, стелющийся над тропой.

 

¹ Кюсэ-но-имен (яп.) - семья самурая, дословно – семья лука и стрел.

   ² Дайсё - пара мечей: катана и вакидзаси, которые носил самурай за поясом.

 

   Самураи следили за мальчиком, ставшим единым целым с поднятым луком и лошадью. Такэтийё летел вдоль поля, выпуская с интервалом в несколько секунд стрелу за стрелой.

   - Есть, есть, - сжав губы в тонкую полоску, повторял про себя Собуро.

   В верхней части каждой мишени торчали шесть стрел. Последняя - седьмая попала в жердь, которая служила единственной ногой седьмому чучелу.

   - Ха! - воскликнул маленький самурай. - Ничья.

   - Зря радуешься, - улыбнулся Собуро. - В следующий раз всё равно отдашь мне всё, что проиграешь.

   - Посмотрим, - самурай уже принимал из рук Такэтийё лук.

   - Ещё стрелы, - остановил своего человека Собуро. - Ещё десять попыток.

   - Но ведь я... - попытался возразить мальчик, но его наставник предупреждающе поднял ладонь. - Ещё десять попыток, - хмуря брови, жёстко повторил он.

   - Хай! - к удивлению Собуро Такэтийё улыбнулся, но в глубине глаз воспитанника блеснул огонь.

   Самурай, принявший ставку Собуро, позволил себе вмешаться:

   - Господин, - обратился он к Такэтийё. - Позволь указать тебе на одну ошибку.

   Мальчик обернулся в седле и кивнул.

   - Ты выпускаешь последнюю стрелу, пребывая в состоянии восторга от успешной стрельбы в целом. Так нельзя.

   - Такэтийё! Слушай Мацуду. Он - лучший лучник замка Окадзаки, - обронил Собуро…

   Испытание продолжалось. За этим занятием незаметно прошёл целый час, но последние выстрелы мальчику не давались.

   - Хватит, - сказал Собуро Мацуде. - Завтра парень не сможет держать боккэн. Собери стрелы, едем в замок.

   Рэнси² ободряюще улыбнулся Такэтийё.

   - Ничего. Главное - терпение. В следующий раз десятое чучело от тебя живым не уйдёт.

   - Это всё Хотэй виноват, - устало пошутил мальчик, негнущимися пальцами разбирая поводья.

   - Не обвиняй в собственных ошибках, ни богов, ни ками, - откликнулся самурай. - Всё дело в твоей поспешности и горячей голове. Настало время научить тебя управлять собственным разумом и оставаться в равновесии при любых обстоятельствах.

   "О, Будда! Зачем отец приставил ко мне этого старого зануду? - подумал Такэтийё. Мальчик поймал себя на мысли, что говорит об отце, как о живом. - Теперь замучает макусо³ и наставлениями из китайских трактатов".

   Такэтийё очень устал. Ему хотелось плакать. Он проглотил комок, застрявший в горле, крепко зажмурил веки, но свежий сильный весенний ветер выбил несколько слёз из глаз. Мальчик отвернулся в сторону и вытер их рукавом кимоно. Он вспомнил строки танка, прочитанные вчера вечером перед сном:

     Соловьи на ветвях

     Плачут, не просыхая,

     Под весенним дождем.

     Капли в чаще бамбука ...

     Может быть, слезы?⁴

 

¹ Ситифукудзин - в древней японской мифологии - семь богов удачи и счастья. Их имена Дайкоку, Эбису, Бентэн, Бисямон, Фукурокудзю, Дзюродзин и Хотэи.

² Рэнси - Наставник.

³ Макусо - медитация с закрытыми глазами.

⁴ Строки Сайгё (наст. имя - Сато Норикиё. 1118-1190) японского поэта, создателя стихов танка.

 

   Собуро кинул на него внимательный взгляд, но ничего не сказал. Отряд миновал рисовое поле и медленно ехал под сенью высоких сосен. Густой лес тянулся до самых предместий, ров замка был ещё далеко. Смолистый запах заставлял лошадей шумно брать ноздрями воздух, а людей вдыхать его полной грудью. Самураи тихо переговаривались между собой, предвкушая скорый обед и отдых. Один Собуро внимательно оглядывался по сторонам. Такэтийё помимо своей воли засмотрелся на белок, которые серо-жёлтыми молниями перелетали с дерева на дерево, встревожено стрекоча и роняя на тропу старые продолговатые шишки. Где-то тонко крикнула обезьяна.

    - Эй! Мацуда! - тихо приказал своему буси Собуро. - Поравняйся с Такэтийё, прикрой его слева. А ты, - рэнси кивнул второму самураю, - езжай справа от парня. Не нравится мне эта суета обезьян.

   Самураи повиновались.

   Внезапно в воздухе тихо свистнула сталь. Четыре сюрикена¹ с быстротой молний вылетели из кустов и вонзились: Мацуде в лоб, а второму самураю - в грудь и шею. Собуро поднял своего коня на дыбы. Несколько коротких стрел  вошли в шею лошади рэнси. Он едва успел соскочить на землю.

   - Вниз! Долой с лошади! - крикнул мальчику Собуро, выхватывая из ножен катану, но чёрный тэссен² врага уже задел плечо самурая.

   Иай-дзюцу³ Собуро было безупречно. Меч на взлёте задел шею ниндзя, подбежавшего слишком близко. Чёрная фигура с чёрным платком на лице отпрянула в сторону и упала в пыль. Из смертельной раны на горле врага маленьким фонтаном ударила кровь. Ещё двое убийц, одетых в чёрную мешковатую одежду, подскочили к самураю со спины. Резкий разворот на пятках, и три молниеносных удара заставили одного из нападающих зажать длинный глубокий разрез на животе и упасть на колени, а второго - повалиться в кусты с отрубленной рукой. Быстро оглянувшись по сторонам, Собуро увидел ещё одного рослого ниндзя. Тот пытался вытащить Такэтийё из седла, перед этим выбив у мальчика из рук вакидзаси. На обочине тропы, сражённые стрелами, лежали остальные самураи из отряда Собуро. На голой груди одного из них виднелись следы острых когтей. Такие раны оставляла только сюко⁴.

   «Кто? Кто нанял ниндзя? Имагава или клан Ода? Парень мешает и тем, и другим», -  успел подумать самурай, прежде чем сай⁵, пущенный из засады искусной рукой, вошёл ему между лопаток.

   Тем временем высокий человек в чёрном кимоно наступил коленом на грудь мальчику и занёс над ним вакидзаси.

   - Подожди! - подходя ближе, тихо сказал плотный широкоплечий ниндзя, минуту назад метнувший сай в спину Собуро.

   Он наклонился над мальчиком и вынул из-за пояса короткий нож - танто.

   - Люблю отрезать голову, пока человек ещё жив, - хрипло прошептал убийца.

   - Откройте лица! -  тонко выкрикнул Такэтийё.

   - Что? - ниндзя переглянулись.

   - Хочу посмотреть на рожи мерзких наёмников.

   Тонкий дрожащий голос мальчика рассмешил людей в чёрном. Они запрокинули головы и стали смеяться.

 

¹ Cюрикэн - заостренные метательные пластины в арсенале ниндзя.

² Тэссэн - боевой железный веер.

³ Иай-дзюцу - искусство выхватывания меча.

⁴ Сюко - железная перчатка с когтями у ниндзя.

⁵ Сай - кинжал в виде трезубца.

 

    Такэтийё в бессильной ярости скрёб пальцами сухую землю. Внезапно он почувствовал, что ладони наткнулись на какие-то тонкие длинные острые иглы.

   "Микидзимо. Шпильки или спицы? Откуда они здесь?", - подумал мальчик, пряча сталь в кулаке.

   Но это был сегменты боевого веера, который успел перерубить Собуро.

   Два молниеносных тычка - в шею одному и в глаз другому - заставили ниндзя отпрянуть назад. Хватаясь руками за торчащие из плоти куски железа, они медленно, теряя вместе с вытекающей кровью свои жизни, оседали на землю.

   Такэтийё, ещё не веря своей свободе, поднялся, нервно, дрожащими руками отряхнул с одежды пыль, оглядел поле хиссацу¹ и по очереди сорвал платки с лиц мёртвых ниндзя. Потом он подошёл к Собуро.

   Тот был ещё жив.

   - Ты, ты... молодец, - тихий, едва слышный шёпот наставника заставил мальчика наклониться над умирающим самураем. - Жаль... - на губах Собуро выступила кровь. Помедлив немного, она тонким ручейком стала заливать ему подбородок.

   - Что жаль? - не расслышал Такэтийё.

   - Не узнаешь, кто... - Собуро почти выплюнул вместе с кровью эти слова.

   - Уже знаю, - ответил мальчик. - Четыре дня назад перед рассветом я хотел посмотреть, как распускаются цветы лотоса в замковом рву. Вон тот здоровяк шептался перед воротами с хатамото² Имагава.

   - Скачи домой в Окадзаки. Отныне ты больше не заложник, - еле слышно говорил Собуро. - Отправь наместника и людей Имагава обратно. Дай понять, что ты глава рода, что клан Мацудайра считает князя своим союзником, что ты понимаешь необходимость поступка даймё, сохранишь этот случай в тайне, но больше не потерпишь коварства. Пусть выбирает - мир или война, - грудь наставника тяжело и часто вздымалась. Каждое слово давалось ему с большим трудом.

   - Постарайся избегать резких выражений. Будь вежлив, почтителен, но твёрд. Потом тайно встретишься с Ода Нобунага и принесёшь ему клятву верности. Помни о терпении, учись владеть микидзимо - и ты проживёшь долгую жизнь.

   Собуро слабо сжал своей огромной ладонью запястье мальчика.

   - Оскорбление нестерпимо, если его действительно невозможно стерпеть, - взгляд самурая, устремлённый на воспитанника, застыл.

   Крестьяне, вышедшие к вечеру в поле, чтобы пустить воду по многочисленным канавам на поля риса, с удивлением смотрели на всадника, одетого не по росту в большое кимоно с гербом клана Мацудайра и пятнами крови на спине. Маленький самурай мчался во весь опор по дороге, ведущей на восток. Над головой парнишки, словно рог неведомого животного, возвышался огромный боевой лук, а за поясом виднелись рукояти двух мечей, причём длинные ножны катаны торчали далеко в сторону, сбивая в дорожную пыль листья молодых деревьев.

   - Ещё не умеет, как следует носить меч, а всё туда же... - старый крестьянин в огромной соломенной шляпе с обтрёпанными краями, стоящий по колено в воде не закончил фразы, сплюнул на ладони и крепче взялся за мотыгу.

   Через несколько лет в замках многих даймё заговорили о молодом человеке, который нанёс поражение клану Имагава, о самурае, научившемуся терпению и вниманию к мелочам. 

   К тому времени Такэтийё дважды сменил имя и стал называться Токугава Иэясу³. В отличие от нетерпеливого Ода Нобунага, который говорил: "Я убью соловья, если он не запоет вовремя"; в отличие от хитрого Тоётоми Хидеёси, которому приписывают изречение: "Я заставлю соловья петь для меня", Иэясу любил повторять: «Я буду ждать, пока соловей не начнет свою песню».

 

¹ Хиссацу - термин, означающий бой насмерть.

² Хатамото - букв. - "под знамёнами" - самурай в прямом подчинении, исполнявший особые поручения своего князя. Часто - командир дворцовой стражи.

³ Токугава Иэясу (1543 - 1616) - один из трёх (вместе с Ода Нобунага и Тоётоми Хидеёси) великих полководцев - объединителей Японии. Основатель наследственной династи Сёгунов или Эдо Бакуфу (1603 - 1868).

 

 

Клинок

   Луна, вдоволь налюбовавшись собой в зеркале небольшого озера, спряталась в облаках , оставив приземистую маленькую кузницу предрассветному туману. К этому времени Окинури - первый и единственный ученик мастера Сумитоши, после долгой, окончательной полировки, которая длилась несколько недель, протёр мягкой, чистой тряпицей длинное лезвие катаны и позволил себе несколько мгновений поглазеть на великолепный меч.  

   Две догорающие лучины давали достаточно света, чтобы в деталях рассмотреть рукоять обтянутую кожей ската и искусно переплетённую красной шёлковой тесьмой вплоть до лепестковой цубы. Сама цуба выглядела ажурной паутиной причудливой формы. Резной бронзовый овал украшали вставки из слоновой кости, купленной мастером в обмен на обычный, острый, надёжный меч танто. Окинури перевёл взгляд на сверкающее лезвие катаны. На всю работу по доводке клинка до зеркального блеска понадобилось долгих три месяца. И сейчас в неверном свете от пламени лучин извилистая линия хамона плавно переходила в текучий поток стали, а у самой рукояти выделялись чернёные иероглифы с хокку мастера.

   «Пожалуй, это единственная слабость сэнсэя – игра словами», - подумал Окинури с лёгким чувством зависти. Внезапно вспомнив о традициях и правилах этикета, торопясь и прося шёпотом прощения у грозного клинка, он достал из кармана чистый белоснежный льняной платок и, обернув им ладони, перехватил меч и вытянул его на прямых руках , чтобы ещё раз запечатлеть в памяти янтарный ручей, плавно струящийся в свете огня от тсуки - рукояти до киссаки - овального острого окончания.

   Подмастерье вздохнул и потянулся к сая – ножнам обёрнутым старым холстом. Они тоже были красивы, но великолепие клинка не позволило Окинури задержать свой взгляд на дереве магнолии, покрытом чёрным лаком и украшенном серебряными накладками. Зажав ладонью ножны, а большим и указательным пальцем лезвие холодной стали у самой гарды, Окинури, медленно и аккуратно, пропуская янтарный ручей через своё уважение, любовь и тепло, вложил меч в узкое логово временного покоя.

   Стараясь не шуметь, ученик осторожно подошёл к стойке, специально приготовленной именно для этого клинка и, поклонившись в пояс, положил катану на почётное место рядом со старыми костяными фигурками ками возле алтаря кузницы.

   «Скоро будить мастера», - подумал Окинури, взглянув на небо.

   Первые проблески зари уже одели вершины недалёких гор в красные одежды, позолотили ствол одинокой сосны рядом с домом, проявили плотную стену тростника возле пруда, на поверхность которого плавно опустилась цапля. Птица подобрала крылья, встряхнулась и застыла, поджав под себя лапу и нацелив клюв на зеркало воды.  

   Прежде чем отодвинуть тонкую раму перегородки, затянутую бычьими пузырями и тронуть мастера за плечо, Окинури подмёл двор, наносил воды из источника, питавшего пруд, притащил несколько поленьев для очага. Затем он прибрался в доме, бесшумно распределяя по местам вещи, оставленные с вечера в беспорядке, и поставил на тлеющие угли рис, размоченный в сакэ. Именно такой способ приготовления пищи в последнее время предпочитал мастер Сумитоши..

   Окинув ещё раз взглядом маленький дом (всё ли в порядке?), ученик подошёл к перегородке, отделяющей помещение кузницы от комнаты ночных уединений, и негромко кашлянул. Ответом ему были, не ворчание сэнсэя, не старческие вздохи, а тишина. Окинури подождал немного, ещё раз кашлянул и отодвинул раму ровно настолько, чтобы можно было одним глазом охватить пространство помещения. Футон, служивший старому кузнецу ложем, пустовал. Противоположная стена дома оказалась сдвинутой в сторону и открывала взгляду маленький сад с аккуратно постриженной травой, несколькими цветущими сакурами, усеявшими каменную тропинку лепестками, опавшими за ночь. Плоские небольшие плиты ещё хранили следы босых ног мастера, прошедшего по росе, выступившей на досках узкого помоста, где росли в горшках несколько кустов роз.

   Окинури вскочил и, обойдя дом, отправился по следам Сумитоши. Он всегда волновался, если сэнсэй в своих причудах удивлял его необычными поступками.

   Ученик нашёл мастера на вершине утёса. Старик сидел, поджав под себя ноги, вытянув руки перед собой и, зажмурив глаза, впитывал всеми своими лицевыми морщинами и ладонными мозолями солнечное тепло.

   Ученик тихо приблизился и сел на почтительном расстоянии от мастера, чтобы не мешать медитации.

   Время медленно текло сквозь цветущие ветви редких кустов дикой матсури, поверх невысокой густой травы, и казалось проникало в тощую плоть сенсэя. А тот бессознательно шевелил ещё сильными пальцами, словно стремился почувствовать ток времени и задержать его подольше в своих руках. Тишина - эта спутница вечного покоя постепенно обволакивала сознание Окинури и он, утомлённый ночной работой, задремал.

   Его разбудил громкий вздох и возглас.

   - Жаль! – тихо пробормотал Сумитоши.

   Окинури вскочил на ноги и спросонок неожиданно для себя, нарушая все правила приличия, задал вопрос.

   - Чего жаль?

   Мастер обернулся. Профиль морщинистого лица на фоне огромного веера синего неба показался Окинури вырезанным из чёрного дерева, часто прибиваемого к берегу морем неутомимым в своих поисках неведомых далёких миров.

   - Много чего жаль. Вот тебя, например, бездельника, проводящего впустую свои дни рядом с опальным кузнецом. Жаль императора Митобу, который держит при себе двенадцать неплохих подмастерий, знающих о секретах стали слишком мало. Жаль этих ремесленников, которые в отведённый каждому месяц делают по мечу. Подумать только. Их даже ограничивают во времени. Что это за клинки, могу себе представить, - фыркнул в редкую седую бороду Сумитоши.

   Ученик не прерывал сенсэя. Он по опыту знал, что наступил именно тот день, когда мастеру нужно излить свою желчь в равнодушное непроницаемое лицо несправедливо устроенного мира и на эту землю, поделённую между несколькими могущественным кланами самураев.  

   Окинури сочувственно вздохнул. Ему самому стало жаль небольшого чугунка наполненного варёным рисом и оставленного на огне в кузнице. Вода конечно давно уже закипела, выплёскивая вместе с клубами пара запах нескольких капель сакэ, в котором был вымочен рис - эти драгоценные зёрнышки пота крестьян. А это значило, что мастер и он - Окинури могут остаться без завтрака.

   - Нечего тут вздыхать. Думай лучше не о своём бездонном желудке, а о мечах, выкованных мной за время изгнания, – словно читая его мысли, проворчал мастер.

   - Что с ними будет, когда я покину этот мир, и мой последний вдох заберёт один из ками, обитающий на алтаре.

   Сумитоши резво поднялся на ноги и стал спускаться вниз по тропинке, махнув рукой Окинури, чтобы тот шёл за ним.

    Так они и проследовали к дому, мастер впереди, а ученик, почтительно отстав на три шага, сзади.

   - Вот и всё, что останется после меня, - сенсэй нежно по очереди, не дотрагиваясь до ножен, водил рукой над катанами, принесёнными Окинури.

   Потом вспомнил:

   - А где последний меч, над которым мы с тобой трудились последние двенадцать месяцев?

   - Боги ещё не привыкли к зеркалу стали, - ответил Окинури, опуская глаза и насыпая щепотку дикорастущего чая в глиняный кувшин, куда он только что налил вскипевшую воду.

   - А-а, так ты закончил полировку, - Сумитоши перехватил руку ученика и заставил его поднять глаза.

   - Ну и как тебе новая катана? – испытующе глядя в зрачки Окинури, спросил мастер.

   - Меч, словно лезвие рассвета над самой кромкой гор. Лезвие похоже на мгновенный всплеск вечерней зари, после того, как солнце скроет своё лицо в облаках над снежными вершинами. Клинок похож на ручей, внезапно появляющийся между холмами из высокой травы. Я бы так и назвал его – Горный ручей, отражающий Солнце.

   - Вот, значит как…, - задумчиво проговорил мастер, отпуская руку Окинури, щёки которого густо покраснели от волнения и трудной для его языка длинной витиеватой тирады.

   - Принеси его, - резким скрипучим голосом приказал Сумитоши.

   Он долго держал катану в ножнах, оценивая мастерство, с которым были вставлены серебряные драконы в чёрный лак. Потом перевернул меч рукоятью вправо и стал медленно доставать лезвие острой заточенной кромкой параллельно груди.

   Окинури затаил дыхание, а потом зажмурил глаза, ослеплённые блеском стали.

   Снова поднять ресницы его заставил голос мастера.

   - Жаль, что этих мечей больше никто не увидит.

   - Что вы, сэнсэй? Мы же договорились, что завтра я пойду в Киото и ваш старый знакомый – мастер Ишимицу поставит своё клеймо на хвостовик рукояти и продаст все четыре клинка, как свои собственные. Зачем столько времени вы провели в переписке с мастером? Эти деньги позволят нам взять новых учеников, и, может быть, наша  школа снова добьётся расположения и покровительства императора Митобу.

   - Замолчи, глупый павиан. Я не хочу слышать об императоре. Пусть тешится скороспелыми мечами своих придворных мастеров. С меня довольно унижений и опалы. Я ему не мальчик - делать на заказ клинки для самодовольных и хитрых даймё, играющих этим Митобу, словно он тряпичная кукла, а в душе презирающих императора за слабость . Ему только и остаётся самому забавляться этими блестящими острыми игрушками, сделанными впопыхах. Люди говорят, что он поощряет поединки глупых и жадных до дешёвой славы самураев в своих садах в Киото. Замолчи Окинури. Я уже всё решил.

   Мастер, разгневанный возражением ученика, схватил тяжёлый молот и по очереди стал крошить блестящую сталь, бросая клинки на наковальню, а изувеченные куски лезвий в угол мастерской.

   Когда он положил под удар Горный ручей, Окинури не выдержал и перехватил молот за ручку в самый последний момент.

   - Не надо. Прошу вас мастер, не надо.

   Старик и Окинури долго боролись, вырывая друг у друга молот. Наконец молодость взяла верх, а мастер, выпустив рукоять катаны и оставив молот в руках ученика, устало сел на землю.

   - Глупый павиан, глупый павиан, - повторял Сумитоши, вытирая пот со лба и тяжело дыша.

   - Чтобы ноги твоей больше не было в моём доме. Не хочу тебя видеть. Проваливай в Киото. Может быть, император выгонит кого-нибудь их этих бездельников и возьмёт тебя придворным мастером. Ты знаешь многие мои секреты. Но не все, слышишь, не все, - ещё не остыв, мастер пошарил вокруг себя и бросил в Окинури случайно попавший под руку горшок с карликовой сосной. Окинури увернулся, и горшок, пробив перегородку стены, засыпал землёй чистую циновку, на которой спал мастер.

   Вспышка гнева преобразила Сумитоши. Он стал похож на фонарик из рисовой бумаги, внутри которого только что погас огонь лучины. Лицо потемнело, спина согнулась. Мастер показался Окинури очень старым, высохшим и тощим.

   Голос старика приобрёл тихие, дребезжащие ноты.

   - Умереть не дадут спокойно. Вот она благодарность за науку, кров и еду, - бросил старый кузнец в пространство. Он тяжело поднялся, отодвинул в сторону прорванную перегородку и лёг на футон.

   - Мастер, - тихо позвал Окинури.

   - Оставь в покое меч и уходи. Этому мечу – место в земле или море. Ещё никто и никогда не перечил мне. Вот полежу, отдохну и утоплю его в заливе.

   Окинури, кусая губы, бережно поднял с земли Горный ручей, аккуратно вложил клинок в ножны, завернул в холст, который когда-то служил мастеру полотенцем, и поклонившись, положил катану у правой руки Сумитоши. Рядом он поставил чашку горячего чая. Потом, не взяв с собой ничего, вышел на тропу и скрылся из виду.

   Целый день и половину ночи он провёл в зарослях тростника. Лёжа на спине и глядя в небо, он перебирал в памяти годы и дни, проведённые в доме мастера, мысленно пересчитывал синяки и шишки от тяжёлых подзатыльников Сумитоши, с каждым ударом вбивавшего в Окинури искусство изготовления мечей. Он вспомнил самую суровую зиму, когда у них на двоих, после изгнания мастера из Киото, осталось треть мешка риса и маленький кувшин саке. Перед его глазами вставали картины невыносимого зноя, когда жарким летом горн выжигал пространство вокруг себя, а Сумитоши не прекращал работу и, обливаясь потом, снова и снова слой за слоем проковывал Горный ручей. Окинури точно знал, сколько железа разогретого до цвета спелого персика  скручивались, полоска за полоской, в жгут. Сколько раз клинок был обмазан смесью жидких глин, сколько раз остывал в тёплой и холодной водах и сколько раз молот с настойчивостью морской волны снова и снова разбивал сталь о наковальню, добиваясь от лезвия идеальной формы, твёрдости и силы.

   После полуночи Окинури уже видел в небе не молодой месяц, изогнувшийся кривым лезвием над горами, а Горный ручей, со свистом разрезающий холодный воздух.

   Закрыв лицо руками, Окинури заплакал. Ветер, игравший с тростником в прятки, внезапно стих, будто споткнулся о тяжёлые звуки рыданий, потом подхватил их, разорвал на маленькие кусочки эха и закинул подальше в кусты матсури.

   Наконец Окинури встал и, крадучись пошёл к кузнице. Заметно похолодало, и при свете звёзд медленное падение цветов сакуры казалось волшебным танцем снега. Подмастерье осторожно заглянул в приоткрытую щель между тонкими стенами. В доме царила темнота, только на алтаре между фигурками ками горело несколько лучин. Аккуратно ступая по деревянному полу и боясь, что вот-вот скрипнет плохо подогнанная половица, единственный ученик мастера Сумитоши опустился на колени и тихо сдвинул в сторону перегородку, отделяющую мастерскую от спальни старика.

   Судя по всему, мастер спал. Он лежал на спине, закрыв глаза. На фоне чёрной стены были видны маленькие облака пара от тихого спокойного дыхания. Острые глаза Окинури разглядели драгоценный меч, лежавший рядом с телом мастера. Скрипы одинокой сосны, росшей у пруда, заглушали шорох одежды ученика. Сидя на пятках, он раскачивался, молясь духам - покровителям кузнечных мастеров и просил прощения у ками, вечно дремлющих и видящих во снах прошлое. Наконец решившись, подмастерье тихо поднялся, дотянулся до катаны, снял с неё холст, скрутил ткань в плотный тонкий жгут, сделал из него петлю, накинул на шею старика и тут же с силой затянул узел. Тело мастера вздрогнуло, глаза открылись и тут же снова закатились под набухающие веки. Окинури немного удивился тому, что старик не сделал ни одной попытки к сопротивлению и, от внезапно нахлынувшего гнева подмастерье ещё туже затянул петлю на горле мастера. Долгая судорога дала понять, что Сумитоши умер. С пылающим лицом Окинури отпрянул от мёртвого тела, похолодевшими руками снял жгут, расправил его, завернул в холст меч и выбежал из дома.

 

   - Кто-то стоит за воротами и уже довольно долго. Слышишь тихий стук?

   - Тебе показалось. Это ветер заблудился в тростниковой крыше и пробует на крепость потолочные перекрытия.

   - Нет, Акими. Я слышу, что кто-то стоит на улице и скребётся в двери. Эй, лодыри! – Громкий голос мастера Ишимицу, недовольного возражениями жены, поднял на ноги учеников. – Пойдите, посмотрите, кого демоны ночи принесли к нашему дому.

   Послышался топот ног, со звоном упала чашка, заскрежетали кремни, высекая огонь, и вскоре свет факела стал приближаться к спальне мастера.

   Ишимицу уже был на ногах. Он сдвинул перегородку в стене, перешагнул порог и оказался в большом зале, предназначенном для встречи с клиентами.

   В освещённой лучинами комнате два ученика придерживали за локти рослого оборванца с худым лицом и длинной грязной шевелюрой. А тот, в свою очередь, держал под мышкой длинный свёрток.

   - Кто он такой? – мастер уже облачённый в куртку, наспех наброшенную на мускулистые плечи, недовольный, что прервали его самый первый сладкий сон, свирепо свёл к переносице густые чёрные брови.

  - Моё имя вам ничего не скажет. Зато я много слышал о Вас, мастер Ишимицу, - опережая учеников, подал голос незнакомец.

   Парень неожиданно опустился на колени и поклонился кузнецу. Ученики от неожиданности выпустили локти парня и растерянно застыли, не зная, что делать дальше.

   - Разве? – брови мастера полезли вверх, гнев уступил место любопытству.

   - И что тебя привело ко мне?

   - Вот это! – незнакомец поспешно, но бережно и аккуратно положил перед собой свёрток, распустил верёвочные узлы, размотал холст и протянул вперёд катану, спящую в деревянных сая. Ножны блестели в свете факелов чёрным лаком, накладками в виде драконов и узорами из слоновой кости в виде цветов. Бронзовая цуба сверкнула вставками из серебра.

   - О-о! – выдохнули ученики, но мастер ничуть не удивился.

   - И что? За свою жизнь я видел много мечей в ножнах. Но ведь птицей любуются в полёте.

   Ни слова не говоря, забыв испросить разрешения обнажить меч, оборванец перехватил руками катану, как того требовал этикет, и осторожно потащил клинок за рукоять. Серебряный ручей медленно по частям вытекал из пещеры временного покоя.

   Все взгляды устремились на клинок. В полном молчании мастер, знающий толк в мечах, какое-то время любовался узким, длинным лезвием, отливающим янтарём. Его восхищению не было предела. Он поклонился клинку, сел напротив гостя, придвинулся ближе и почтительно сказал:

   - Я могу попросить о чести показать мне меч ближе?

   Окинури поклонился в ответ и протянул катану мастеру.

   Ишимицу требовательно кашлянул в сторону. Кто-то из учеников, спохватившись, подал ему чистый белый  платок. Обернув левую ладонь в шёлк, мастер перехватил меч за рукоять, правую руку тыльной стороной подставил под лезвие и, держа катану на уровне глаз, медленно поворачивая клинок, стал переводить взгляд с фути на хамон, исследуя сталь от киссаки до цубы.

   Долгое молчание было прервано вначале долгим судорожным вздохом Ишимицу, а потом и словами мастера:

   - Дайте мне чистое полотенце.

   Он тщательно вытер лезвие, аккуратно вложил его в ножны и протянул гостю. Тот, не спеша, принял катану и положил рядом с собой под правую руку.

   - И кто это сделал?

   - Я, - тихо ответил оборванец, глядя куда-то поверх головы мастера.

   - Вот как? И что ты хочешь от меня?

   - Я хочу показать меч императору.

   - Возможно, так оно и будет, но я ещё не знаю, насколько меч хорош в деле. На вид клинок безупречен, но вот умеет ли он проливать кровь?

   - Не сомневайтесь, господин. Моя катана сделана на совесть. Я потратил на неё двенадцать месяцев.

   - Неужели?

   - Так оно и было, Ишимицу-сан.

   - Ну, что же, – мастер задумчиво смотрел на Окинури. – И всё же это странно. Слишком много секретов железа ты должен знать, а твой возраст и глаза говорят о нетерпении и вспыльчивом характере. Когда ты успел овладеть этими секретами и где?

   - Тайны мастерства передаются в нашем роду из поколения в поколение, - тихо, почти шёпотом, произнёс Окинури.

   - И что это за род?

   - Род Шинсоку, - выпалил Окинури и густо покраснел. Он опустил голову, длинные волосы скрыли румянец.

   - О-о! – снова выдохнули ученики.

   Подмастерья знали, что мастер Шинсоку из Бицен был хорошо известен ещё в эпоху императора Гейцей.

   - Я думал, что род Шинсоку прервался. Ведь это было так давно, – мастер вздохнул. - Впрочем. Завтра я представлю тебя императору, и мы попробуем твой меч в деле. И тогда – либо слава искусного оружейника, либо…

   Мастер Ишимицу не договорил, но всем стало ясно, чем могло закончиться испытание.

  

   Меч разрубал клинки из коллекции императора, словно побеги молодого бамбука. Один за другим на землю летели куски катан и вакидзаси. Придворные кузницы бледнели от зависти и злости, а самураи из личной охраны Митобу делали ставки, какой клинок окажется камнем преткновения для меча Окинури.

   Таким клинком оказался меч мастера Ишимицу.

   Горный ручей встретил такую же гибкую и твёрдую сталь и высек из неё вспышку молнии.

   Мастер принял оба клинка из рук фехтовальщиков, подошёл к императору и что-то долго шептал ему на ухо. Митобу, соглашаясь, кивал головой.

   - После стольких схваток и такой блестящей работы это лезвие страдает от жажды, - громко сказал Ишимицу.

   - А что утоляет жажду меча? – оборачиваясь к Окинури, спросил он.

   - Кровь, – бледнея, нерешительно и тихо произнёс владелец Горного ручья.

   - Возьмите его! – вдруг выкрикнул император, указывая пальцем на Окинури.

   Мастер Ишимицу медленно подошёл к своему незваному гостю, приодетому в новое кимоно ради аудиенции у императора. Парня уже держали за руки самураи императора.

   - Ты говорил, что катана твоя?

   - Да, мастер, - с дрожью в голосе неуверенно и тихо произнёс Окинури.

   - Чем докажешь?

   - На мэкуги ана – хвостовике рукояти есть моё клеймо.

   Быстрые руки мастера разобрали цуку и показали императору клеймо в виде круга, где в центре виднелись иероглифы обозначающие имя "Окинури".

   - А это ты видел?. – Ишимицу придвинул клинок катаны к самым глазам Окинури и указал пальцем на гравировку из ряда иероглифов у самой цубы.

   «Тень будущего - ложь. И даже день святоши. Одна лишь сталь верна сама себе», - шёпотом прочитал бывший подмастерье.

   - Не понимаю, - в отчаянье повысил голос Окинури.

   - Где тебе понять? Этот меч увидел свет, благодаря рукам мастера Сумитоши. Мы с ним – друзья с детства. Просто он старше на пять лет и всегда опекал меня, предостерегая от легкомысленных и дурных поступков. За это я прозвал его святошей. Он никогда не ставил личного клейма на свои мечи. Он оставлял катанам хокку, где присутствовал иероглиф, обозначающий монаха или святошу.

   Через несколько быстрых ударов сердца Окинури, в котором вечность легкомысленно попыталась устроить себе гнездо из маленьких отрезков времени, переплетённых тонкими, призрачными ростками незаслуженной славы, клинок мастера Сумитоши впервые утолил свою жажду крови.

 

                           

 

Дзюцу-ютаки

 

   - Сегодня важный день, - внушал мальчикам ещё до первой чашки риса учитель. - Съешьте половину, остальное оставьте на вечер или бросьте собакам. Ваше тело должно быть чуть тяжелее пуха совы, оставленного птицей для постройки тёплого гнезда, но легче пары перьев цапли, выбитых ударом сокола во время охоты на свою жертву. Пусть её последний крик не станет источником вдохновения самураев, знающих толк в искусстве умирать и разбирающихся в законах стихосложения.

   Ютака отложил палочки в сторону и отодвинул глиняную чашку.

   - Я сказал - «ровно половину», - не повышая голоса, повторил сенсэй и больно стукнул костяшками пальцев мальчика по лбу. – Разборчивость в еде до добра не доведёт.

   Ютака почтительно поклонился наставнику и, аккуратно разделив рис палочками на две половины, занялся едой. Предстоящее испытание его нисколько не волновало. Волнение Ютаке было не свойственно. Тысячу раз во время обучения, он проходил по натянутому между деревьями канату и ни разу не упал. Вот также легко он пройдёт сегодня над рекой. Как и все другие тайны воинов ночи, он усвоил и эту науку, положив в мешок знаний необходимый опыт на этапах обучения от простого к сложному. Изнурительные тренировки от рассвета до заката с перерывами на хозяйственные работы, еду и медитации закалили мальчика. Его ум впитывал всё, о чём рассказывал и что показывал учитель, включая знание о ядах, о тайной силе твёрдого духа и могуществе хитрого разума, о важных точках на мышцах и венах, при воздействии на которые легко снять любую боль. Это оказалось очень кстати, когда его собственные мышцы болели от ударов бамбуковой палки. Нет, его не наказывали. Ему набивали защитную броню на ногах, руках, рёбрах, животе, делая плоть нечувствительной к ударам и твёрдой, словно сталь. К двенадцати годам он достиг больших успехов. Цубутэ и сякены¹ Ютака метал с такой скоростью, силой и точностью, что видавшие виды старики одобрительно цокали языками. Мальчик легко взбирался на высокие отвесные стены. В некоторых случаях ему не нужны были ни тобибасиго, ни кагинава, ни синобикаги.² Хватало силы рук и кошачьей ловкости гибкого мускулистого тела. Он одинаково ловко владел любой разновидностью сикоми-дзуэ³. Но мастерство фехтовальщика, по мнению учителя, было не самым главным в искусстве воина. Куда эффективнее в тонких, но жилистых руках юного бойца выглядели верёвка с грузиком, длинная цепь с гирей или кисеру-тэппо⁴.

   Но самыми ценными знаниями, приобретёнными в клане Кудзикири, сам Ютака считал искусство бега по воде и тонкости науки Кобудэра⁵. И неважно, сколько времени потрачено на повторение Рю. Владение телом – Тайдзюцу не имело в этих видах единоборств решающего значения. Всё шло от сознания и концентрации силы разума. Вернее, от умения парить на восходящих потоках воздуха. Мгновенное освобождение от веса тела и ты, словно птица летишь на предельной скорости над поверхностью озера, едва касаясь плывущих листьев, соломинок или лепестков отцветающих слив, теряющих свои цветы в водную гладь рвов, опоясывающих замки могущественных самураев…

 

   Старик очнулся от грёз.

   «Странно, но именно сейчас на склоне лет ко мне всё чаще приходят картины из далёкого детства», - подумал он.

   «Нет, нет. Нужно отбросить воспоминания и сосредоточиться на главном. Подготовка к делу ещё далека от завершения. Детали до конца не проработаны. Клан ждёт дополнительных данных и гарантий собственной безопасности от властей на будущее», - Ютака перебрал в памяти всё, что уже известно узкому кругу посвящённых.

   «Да, этот человек успел доставить много неприятностей правительству, и оно готово договориться с «отверженными», лишь бы избавить страну от гнойного нарыва», - думал старик.

   Десятилетиями его клан не давал повода властям для преследования. Непроходимые леса маленького острова на юге Ямато надёжно скрывали сам факт существования носителей тайного боевого искусства и многовековые традиции ниндзюцу. Но глава клана ошибался. Очевидно, в рукописных архивах эпохи Токугава сохранились упоминания о школе девяти рук.  Исторические документы, записи очевидцев, донесения полиции до поры до времени лежали под сукном.

   А сегодня, судя по всему, сильным мира сего понадобился кое-кто из бойцов Кудзикири, чтобы избавиться от самого одиозного кумитё⁶ подчинившего себе всех торговцев белым порошком на островах. И вопрос стоит так. Или клан воинов ночи устраняет оябуна якудзы, или правительство ликвидирует лесное поселение отверженных, а всех наставников и рядовых членов братства рассуёт по разным тюрьмам. А это значит - конец традициям и искусству школы девяти рук.

   «Ладно, оставим в покое правительство. Что нам известно об этом кумитё. Имя - Мацуда Кенто. Сорок лет. Глава самой крупной банды. Штаб-квартира – в Токио. Не терпит конкуренции в своём бизнесе. Монополия в сфере торговли опиумом, кокаином, героином и экстази. Пришёл к единоличной власти, физически устранив собственного дядю и ряд влиятельных сятэй. Жесток, мстителен, осторожен, владеет искусством Айки-дзюцу, мастер меча. В отличие от старшего поколения якудза татуирован только в области гениталий. Всегда появляется на людях в окружении десятка телохранителей. Неуязвим для правосудия за шеренгами целой армии адвокатов и защищён строгой иерархией клана, где каждый вакасю (младший) берёт любую ответственность за совершённое кланом преступление на себя лично. На левой руке не хватает мизинца отсечённого в юности за потерю лица».

   - Да, крепкий орешек, – пробормотал старик.

   «Наверняка этот самый Кенто имеет компромат на все послевоенные правительства. В то время власть и якудза тесно сотрудничали. Это ещё один повод для политиков расправиться с ним», - так думал Ютака, перебирая в памяти досье, доставленное доверенным человеком клана Кудзикири из Токио.

 

   Тихим летним вечером по улицам квартала, где в последнее время, словно грибы после дождя, появлялись многочисленные школы Будзюцу, прихрамывая, шёл старик, похожий на нищего. Он был одет в видавшее виды штопанное, но чистое тёмно-синее кимоно. Шаркая по асфальту ногами, обутыми в таби и дзори,⁷ хромой старец поглядывал на вывески.

   «Искусство Икэбана». «Сила голой руки». «Центр подготовки мастеров Кэмпо».

   - Ну, надо же, сколько школ развелось, - изумлялся старик, поглаживая сухой ладонью редкую, седую бороду.

   Наконец, одна из табличек на стене дома привлекла его внимание.

   - Додзё Сокэна Юкабаяси, - прочитал нищий. – Ха, ещё одна школа! Что ж, посидим, подождём, посмотрим, - проворчал старик и устроился напротив здания в тени под высокими кустами шиповника. Он закрыл глаза, и со стороны казалось, что нищий спит, но это было не так. Он снова грезил, но отмечал и сортировал краем сознания любые звуки в радиусе триста метров по степени угрозы.

   Ютака частью сознания погрузился в прошлое и опять стал совсем зелёным мальчишкой, повторяющим за наставником каты Дайто-рю Айки-дзюдзюцу.

   Боевое искусство, разработанное потомками императора Сэйва, сохранённое кланом самураев Айдзу, усовершенствованное тогда ещё юным Сокаку Такеда, мастером меча и исследователем всевозможных техник владения любыми видами холодного оружия, это искусство и сейчас изучалось многочисленными потомками учеников Такеда по всей Японии. Ютака посвятил этой науке десять долгих лет и с разрешения главы своего клана в обличье буддийского монаха прошёл всю страну, вызывая любого мастера на поединок. Ютаке было всё равно, каким оружием владел противник. Безымянный "монах" срезал своим Синоби-гатана⁸ венок славы с головы очередного бойца также легко, как ураган срывает пену с морских волн. Бывало всякое. Даже будучи обезаруженным неизвестным ему приёмом искусного мастера клинка, Ютака, применяя отточенное до автоматизма дзюцу Айкидо, всё-таки выходил победителем из схватки…

   Звук дверных пружин вернул в настоящее сидящего на тротуаре нищего. Оказалось, что уже стемнело. Маленькими группами по двое и трое из додзё стали выходить ученики. Старик дождался, пока на нижнем этаже  выключили свет, резво поднялся, перешёл улицу и толкнул тяжёлую дверь. Пройдя по узкому коридору, увешанному фотографиями неизвестных ему людей одетых в тренировочные доспехи, он попал в большой тёмный зал. На специальных пирамидах в углах, сверкая рукоятями, отполированными многими ладонями, виднелись тонкие трости деревянных мечей. Несколько длинных шестов лежало рядом с татами. У дальней стены, где находился алтарь, стоял человек. Он менял ароматические палочки и догорающие свечи, чтобы сидящий фарфоровый Будда, ками и пара боевых клановых клинков на стойке не остались в темноте одиночества на ночь. Как бы тихо не двигался старик, но мастер услышал шаги.

   - Кто здесь? – громко спросил он, быстро подходя к выключателю и зажигая свет.

   - Что тебе нужно, старик? – глаза мастера ощупывали каждую складку кимоно нищего.

   - Уважаемый Юкабаяси-сан. Вам письмо от мастера Тацуо Кимура, - старик протягивал сложенный вчетверо лист бумаги.

   - От славного Тацуо Кимура, старшего ученика Сагавы, достойного преемника Сокаку Такеда? Он написал мне? Это большая честь для моей школы. Но почему - не по почте, а с курьером? - озадаченно спросил мастер.

   - Возьмите, там всё написано, - нищий, протягивая письмо, сосредоточил взгляд своих пронзительных чёрных глаз на центре лба мастера, отыскав нужную точку между бровями.

   Владелец школы протянул руку. В ладонь легло письмо. Мастер развернул квадрат бумаги и уставился на чистую страницу. Там не было ни одного иероглифа. Но губы владельца школы зашевелились, и он, глядя на чистый лист "письма", произнёс следующее:

   «Уважаемый сокен - Юкабаяси-сан. Сочту за честь и останусь вашим должником, если не откажите в просьбе приютить подателя сего письма. Это мой дальний родственник и бывший монах-отшельник, утративший свою обитель по причине лесного пожара.

   Мои многочисленные обязанности профессора математики университета Цукуба и постоянные разъезды с лекциями по искусству Айки-дзюдзюцу не позволяют мне опекать этого человека. Он вам пригодится в любом качестве: мойщика полов, прислуги в додзё, для ремонта тренировочного оружия и доспехов. Используйте его на чёрных работах за ежедневную чашку риса и стаканчик сакэ по воскресеньям. Большего ему не нужно, а лишнего ему не позволяют взятые на себя монашеские обеты.

                       С искренним восхищением к вашему мастерству, Тацуо Кимура».

   Мастер поклонился нищему, смял в руках пустую бумажку, поднёс комочек к свече и сжёг послание под настойчивым, пронзающим пространство и черепную кость владельца школы взглядом старика.

   - Большая честь для меня, - пробормотал Юкабаяси и сделал приглашающий жест рукой. – Пойдёмте со мной, я покажу вам комнату. Она будет вашей на все дни до тех пор, пока вы не примете решения покинуть нас.

 

   Старик стал в додзё такой же привычной вещью, как шкафчики для верхней одежды, как ароматические свечи перед алтарём. Словно тень бывший монах переходил из помещения в помещение школы, находя для себя работу и делая её с аккуратностью и педантичностью хорошо вышколенного слуги. Он подметал полы, чистил туалеты, стирал кимоно наставника, чинил деревянное оружие и защитные доспехи. Во время тренировок Ютака тихо садился в стороне и с непроницаемой маской равнодушия на лице наблюдал, как ученики по команде мастера выполняли те или иные упражнения с оружием. Прошло две недели. Однажды в маленьком кабинете сенсэя рано утром раздался телефонный звонок. Старик, штопавший в одной из дальних комнат свои таби, слышал каждое слово.

   - Значит, через час, - тихо пробормотал Ютака после того, как телефонная трубка легла на рычаг.

   Старик посмотрел носки на свет, удовлетворённо кивнул и, поджав голые ноги под себя, погрузился в медитацию.

   Ровно через час два чёрных Мерседеса остановились у дверей школы. Из машин, настороженно поглядывая по сторонам, вышли семеро телохранителей. Они окружили плотным кольцом крепко сбитого человека среднего роста одетого в безупречно сшитый костюм тёмно-синего цвета. Спустя мгновение вся группа вошла в додзё.

   Ещё через двадцать минут мастер Юкабаяси и оябун Мацуда Кенто, облачённые в защитные доспехи, скрестили тренировочные мечи.

   Старик уборщик, держа в руках щётку и совок, тихо просочился в двери и под настороженными взглядами телохранителей Мацуды сел в уголке, наблюдая за схваткой. Противники договорились о десяти ударах. С каждым успешным выпадом одного из бойцов охранники всё больше увлекались зрелищем, негромко приветствуя удары своего патрона.

   После девятого удара, выполненного Мацудой с силой и мощью настоящего мастера, в углу раздался тихий смешок. Фехтовальщики остановились, удивлённые таким неуважением. Смех звучал всё громче. В нём слышались издевательские нотки.

   Мацуда сбросил защитную маску и с гневом уставился на старика.

   - Чему ты смеёшься, глупец? - громко воскликнул он, жестом руки останавливая телохранителей.

   - Простите, господин, мою несдержанность. Я смеюсь потому, что во времена моей юности большинство применяемых вами ударов выглядели несколько более изящными и смертоносными.

   - Изящными? Что ты понимаешь в искусстве Айки-дзюдзюцу, старик? – Здесь главное – эффективность.

   - Не всегда хороший удар является эффектным и красивым. Вы должны подарить противнику возможность оценить ваше искусство. Дайте ему перед смертью насладиться боем и проникнуться к вам уважением. Именно так великие мастера прошлого обретали славу. Память о них остаётся с нами и будет жить вечно.

   - Вы слышали? – Мацуда повернулся к владельцу школы и телохранителям.

   Все засмеялись. Первым прервал смех сам сенсэй.

   - Уходи прочь старик и займись своим делом.

   - Нет, нет, - вмешался Мацуда. – Может, уважаемый мастер ведра и щётки покажет нам пару ударов, - сказал оябун. Он повернулся лицом к Ютаке и шутовски поклонился ему.

   - Простите меня, но я не привык видеть в руках своего противника деревянный меч. Вы можете взять себе боевой, а я ограничусь тренировочным.

   - Вот как? – изумился Мацуда. – Сумасшедший старик, да ведь я убью тебя в первой же схватке.

   - На всё воля Будды, - ответил Ютака, поднимаясь на ноги и выбирая себе деревянный меч, подходящий по весу.

   - Ну, смотри. Я тебя предупредил, - Мацуда надвинул на лицо защитную маску, взял в руки боевой меч, почтительно протянутый ему Юкабаяси. Благодаря сетке, закрывающей лицо, голос оябуна звучал глуше и злей.

   - Надеюсь, вы не будете скорбеть по уборщику, а я найду способ компенсировать вашу потерю, - обернулся глава якудза к владельцу додзё и принял стойку с верхним хватом катаны над головой.

   Первая же схватка закончилась моментальным уходом Ютаки с линии рубящего удара и неловким падением Мацуды на пол. Боевой клинок рассёк воздух и воткнулся в столб, поддерживающий свод потолка. Оябун неловко приземлился на бок и лежал, держась за кисть руки. Он морщился от болезненного ощущения в связках и страдал от уязвлённого самолюбия. Все люди, присутствующие в зале, бросились на помощь. Но старик опередил всех. Отбросив деревянный меч, он подбежал к Мацуда. Приподняв его с пола за плечи и, коснувшись двумя пальцами шеи своего противника, как бы проверяя пульс, старик осторожно взял руку незадачливого фехтовальщика чуть выше запястья, слегка повернул её и дёрнул. Гримаса боли на лице оябуна сменилась улыбкой облегчения.

   - Простите господин. Я сам виноват в этой неловкости, - Ютака почтительно склонился перед главарём якудза. - Это всё старая школа. Время идёт вперёд, не оставляя нам некоторые секреты владения мечом. Многие мастера забыли искусство защиты прошлого.

   - Ладно, ладно, - злясь на старика и свою неловкость, но стараясь сохранить лицо, ворчал Масуда. - Когда рука заживёт, мы постараемся запомнить твои удары, а потом повторим поединок. Уверен, ты не станешь скрывать от меня  свои секреты. А сейчас мне пора.

   Оябун, оттолкнув телохранителей, поднялся на ноги и шёпотом сказал  владельцу додзё.

   - Присмотрите за ним. Его мастерство достойно уважения. Когда он передаст свои знания мне, я решу, что с ним делать.

   Ближе к вечеру снова зазвонил телефон. Мастер Юкабаяси снял трубку, немного послушал и поспешил включить телевизор. Диктор с бесстрастным выражением на лице читал текст:

   «Сегодня после деловой встречи в одной из гостиниц Токио от внезапного сердечного приступа скончался один из самых известных и могущественных главарей якудза Мацуда Кенто…».

   В дальней комнате школы это сообщение расслышал и старик. Он удовлетворённо улыбнулся, вздохнул и вспомнил своего наставника из клана Кудзикири. Только там - в родной для Ютаки глуши учили самой страшной разновидности гипноза ниндзюцу-Кобудэра и секрету молниеносного, словно удар змеи, прикосновения к определённой точке на шее врага, после чего наступала отложенная на время смерть жертвы.

  

¹ Цубутэ, сякен. Метательное оружие ниндзя, звёздочки и стрелы.

² Приспособления для преодоления стен (Синобикаги - посох с крюком и петлями для ного, Кагинава - кошка, типа якоря с верёвкой, Тобибасиго – верёвочнвя лестница с крюком.)

³ Сикомэ-дзуэ – скрытое холодное оружие, замаскированное под бытовые предметы.

⁴ Кисеру-тэппо. Духовое ружьё, сделанное под курительную трубку.

⁵ Кобудэра – разновидность гипноза.

⁶ Кумитё или оябун. Центральная фигура в якудза, главарь.

⁷ Таби и дзори. Таби – носки с разделённым большим пальцем. Дзори – сандалии.

⁸ Синоби-гатана или Ниндзято – меч ниндзя.

                                                                                  31.05.2010

 

Такаюки

 

   - Сколько можно сидеть ночами в этой проклятой мастерской? Одних дров сожжено в плавильной печи столько, что ими можно в зимние ночи согреть все дома в деревне. Нет, чтобы заняться полезным делом - лепить чашки из глины, продавать их туристам, приезжающим к морю поглазеть на волны и на нас - простых людей, которых время скоро проглотит вместе с лодками и рыбацкими сетями.

   Ворчание жены в маленьком саду, где она, сидя на циновке под персиковым деревом, кормила жидким куриным супом ребёнка, нисколько не трогало Такаюки¹. Он слушал её в пол уха и воспринимал это ворчание, как определённый ритуал, без которого в доме стало бы тихо и скучно.

   Такаюки смотрел в форму, где остывало, переливаясь оттенками красного, бордового и ярко-жёлтого, его новое творение. Он с чувством хорошо сделанной работы предвкушал, что через несколько минут, когда бронза остынет, его сильные кулаки раскрошат глиняную форму, и явится солнечному свету чаша, которая вечером, если пойдёт дождь, даст ему возможность насладиться глубоким чистым звуком. То, что дождь будет, Такаюки не сомневался, потому что с востока к заливу медленно, но верно приближалась огромная туча.

   - Мальчик мой, как было бы хорошо, если бы твой отец, одержимый несбыточными мечтами, сделался обыкновенным уважаемым гончаром. Что скажешь на это, Хотару²?

   Такаюки усмехнулся и покачал головой, не отрывая взгляда от густеющей и меняющей цвет бронзы. Их маленький сын ещё не умел разговаривать, а только ворковал, словно голубь, поселившийся под черепичной крышей старого дома. Ничего, скоро мальчик подрастёт и начнёт помогать отцу в мастерской.

   Будто прочитав мысли мужа, Аими громче, чем обычно, сказала:

   - Нет, мой маленький Хотару. Ты даже не думай о бронзе. Ты станешь моряком, тебя возьмут на большой пароход. Там ты будешь работать, не жалея сил и, может быть, дослужишься до рулевого. Я ещё увижу тебя капитаном корабля. Плавильная печь лишит тебя будущего. Она приносит твоему отцу одни разочарования. Не хочу, чтобы ты стал таким же безумцем, как он.

   Такаюки посмотрел в сад через щель в стене хижины, которую он гордо называл своей мастерской. Эта постройка, как и дом с маленьким садом, крошечным прудом, где, сколько он себя помнил, плавали ленивые золотые рыбки, достались ему от отца, а тому от деда. Старые доски и брёвна почерневшие от времени, выброшенные когда-то на берег морем, совсем рассохлись. Было видно, как Хотару, пока мать отвернулась, опустил маленькие пальчики в остывший суп. Потом он встал на колени и, помогая себе одной рукой, а вторую держа на весу, пополз по направлению к пруду - кормить рыб.

   - Эй, Аими! Твой ребёнок сейчас утонет, - крикнул Такаюки.

   Жена испуганно вскрикнула и перехватила Хотару у самой воды.

   - Вот непоседа. Нет, чтобы, подражая отцу, сидеть тихо и слушать ветер, приносящий с моря разные звуки. Скажем – шум дождя или пение птиц, прилетающих с тропических островов, так ты норовишь влезть в этот, кишащий рыбами, пруд. Быть тебе бедным рыбаком, а не капитаном. Или вот. Будешь смотрителем маяка.

   Такаюки снова улыбнулся.

   "Вот только что ворчала на меня, упрекая за то, что вожусь с металлом целые дни, и тут же ворчит на мальчика. Ну, кто виноват, что парень похож на ртуть или горячую, разогретую огнём бронзу, текущую по наклонному желобу в форму?", - подумал он. - "Ох уж эти женщины!"

   Тем временем, отлитая чаша остыла, и Такаюки разбил глину. Целую минуту он любовался лепестками цветов на бронзе и иероглифами, которые составляли слово "Котоне³".

   "Конечно, ещё придётся поработать резцом, чтобы убрать наплывы металла, но главное не это", - размышлял Такаюки, задумчиво вертя чашу в руке. - "Посмотрим - будет ли она ЗВУЧАТЬ?"

   От нетерпения услышать пение бронзы у него затрепетало в груди сердце.

   "Зачем ждать ливня?", - спросил он сам себя и заторопился, - "Скорее, скорее!"

   Такаюки оглянулся. В углу мастерской стоял большой чугунный ковш с водой, в котором он охлаждал литьё, когда спешил сделать очередную безделушку на продажу. Он ещё раз проверил записи деда и отца. В старой рукописной книге были зашифрованы секреты изготовления чаш. Тень досады пробежала по лицу мастера.

   "Нет, чтобы оставить мне рецептуру добавок, какое дерево использовать для огня, состав глины для форм, сколько песка добавить в смесь. Им нужно было напустить тумана, чтобы каждое следующее поколение рода Хидзёси мучилось, добиваясь совершенства путём проб и ошибок", - подумал Такаюки.

   Мастер прикусил язык. Плохо отзываться о предках - дурная привычка. Духи умерших, обитающие в саду, всё слышат. Такаюки даже в мыслях старался избегать упоминания фамилии Тоётоми, которую император дал роду Хидзёси, поднявшемуся к вершинам власти из среды сельских самураев. Уважение к основателю рода властному Ода Нобунаги и преданность его памяти сыграло с кланом злую шутку. Давным-давно - во время битвы за Осаку большинство членов семьи погибли, и род Тоётоми угас. Прадед Такаюки был ранен, выжил, потом бежал в глушь, подарил морской пучине меч воина и затаился, сделавшись верным учеником деревенского кузнеца. Он оставил мечты о воинской славе и стал одержим тонким звуком бронзы.

 

¹Такаюки - яп. имя. Движущийся к вершинам.

²Хотару - яп. имя, означющее Светлячок.

³Котоне - яп. Арфа.

 

   "Наверное, эта одержимость и передаётся по наследству в нашем роду вместе с этой лачугой, старой печью и запасами руды", - думал Такаюки, подвешивая на длинной верёвке чашу за литые петли к потолочной балке.

   Он налил воды в пустую бутылочку из-под сакэ, влез на табурет и, осторожно наклоняя сосуд, позволил первой капле пролиться вниз.

   Тонкий чистый, необычной красоты тихий звук раздался под сводами мастерской.

   - Неужели? - прошептал Такаюки.

   "Или слух подвёл меня? " - подумал он, снова наклоняя бутылочку.

   Ещё несколько капель пролилось в чашу.

   "Получилось, получилось!"- мысленно ликовал мастер.

   Он обернулся на шорох. В проёме открытой перегородки стояла Аими, держа на руках сына. Она изумлённо смотрела на мужа. Чёрные волосы оттеняли бледное, красивой формы, лицо. Крылья тонкого носа трепетали от едва сдерживаемого частого дыхания. Она слегка запыхалась. Полные, цвета красной розы, губы, приоткрылись в слабой улыбке.

   "Какая красивая у меня жена", подумал Такаюки. - "Следующую чашу я назову Аими¹".

   - Что это было? - спросила женщина.

   - Это было то, на что я потратил всю жизнь. Я разгадал секрет клана Хидзёси и теперь могу подарить духам побережья новые голоса.

   - Неугомонный, - ласково произнесла Аими. - Правильно люди называли твоего отца и деда сумасшедшими.

   - Пусть их, - легко согласился Такаюки и спрыгнул вниз. - Как там дождь, далеко?

   Аими оглянулась.

   - К вечеру будет точно.

   - Тогда, прошу тебя, не мешай. Мне нужно успеть сделать ещё несколько чаш, - сказал Такаюки, подбрасывая в печь, отобранные заранее сухие куски дерева.

   - А ребёнка оставь в покое. Придёт время, и он сам выберет, что ему нужнее - тайны звука или рыбацкая сеть.

   Не обращая больше внимания на жену и сына, он принялся счищать кору с толстых веток вишни и груши, собираясь дать пищу огню в печи.

   - Все вы Хидзёси - безумцы, - тихо сказала Аими.

   Она подошла ближе, погладила мужа по вспотевшей спине, посмотрела на груды мышц, приподнимающих смуглую кожу на  плечах и запястьях. Ожоги от горячего металла чернели пятнами неправильной формы на руках мастера.

   - До дождя не успеешь.

   - Должен успеть, - сказал Такаюки, не глядя на небо.

   Вечером уже в сумерках начался дождь. Жители деревни: рыбаки, не успевшие свернуть сети, приезжие торговцы рыбой, оценивающие на берегу у лодок вечерний улов, женщины, готовившие ужин в своих домах, туристы, заполнившие в эту пору единственный ресторанчик в центре деревни, поднимали головы и прислушивались.

   К звуку, похожему на звон соприкасающихся мечей, к которому все уже привыкли и который поднимался от многочисленных бронзовых чаш, подвешенных одна над другой под крышами домов, прибавился новый.

   Он напоминал переливающийся звук арфы.

 

   ¹Аими - яп. имя, означающее Красота любви.

 

Говорящий с листьями

 

   Торговец солью остановил своего вьючного буйвола сразу за мостом. Старое ветхое сооружение было перекинуто через реку, которая почти исчезла из-за жары. Дальше дорога петляла среди полей, которые только с большой натяжкой можно было назвать посадками риса. Жалкие высохшие от зноя ростки лежали на красной земле, покрытой бесконечной сетью трещин. Торговец посмотрел вперёд. До деревни ещё оставалось три сотни дхануш¹. Солнце давно достигло зенита, поэтому следовало торопиться, иначе время для удачных сделок в следующем селении будет упущено. Торговец взял себе за правило – поспевать за день сразу в три деревни. Он и пути выбирал таким образом, чтобы всегда возвращаться домой с пустыми вьючными мешками. Но буйвол, когда его потянули за повод, привязанный к медному кольцу, продетому через ноздри, неожиданно упёрся и не желал двигаться с места. Он отвернул морду от хозяина и смотрел куда-то в сторону.

   - Знаю, знаю. Тебе хочется пить и есть, но ведь и мне тоже, - тихо проворчал торговец. - Только - сначала сделаем дело. Ты же не хочешь, чтобы мы возвращались домой в  сумерках и сами попали на ужин какому-нибудь бродячему тигру?

   Купец проследил за взглядом буйвола, надеясь порадовать свои глаза видом колодца или ручья, но животное смотрело не на мелкий, местами пересохший узкий поток, а немного правее.

   На берегу реки сидел мальчик и держал на ладони пожелтевший от жары лист баньяна. Почти голый - в одной набедренной повязке, с густыми чёрными вьющимися волосами собранными на затылке в пучок, парнишка склонился к своей руке и будто прислушивался. Он совершенно не обращал внимания, ни на буйвола, неожиданно разбудившего окрестности протяжным мычанием, ни на пришельца, держащего в руках повод, ни на два больших мешка, привязанных к спине животного.

   “Что это он там делает? - подумал торговец, отпуская верёвку. - Сидит один, вдали от деревни. И это в то время, когда все мужчины - на полях, а женщинам нужны помощники в их убогих домах. У него что, нет других дел, кроме пустого созерцания какого-то высохшего листа баньяна?"

   - Он ещё жив и говорит со мной, - голос мальчика прозвучал неожиданно.

   Путник вздрогнул и оглянулся. Он решил, что кроме него рядом есть ещё кто-то.

   - Это ты мне? - спросил купец, снова поворачиваясь лицом к мальчику.

   - В нашей округе есть только один торговец солью. Но он уже довольно стар и не путешествует в одиночку. Его всегда сопровождает слуга... - сказал мальчик.

   - Да, да. Я – сын того человека, - спохватился путник, перебивая. – Мой отец умер три месяца назад. Теперь его дело - в моих руках.

   Парнишка поднял веки. Таких глубоких чёрных проницательных глаз путник не видел давно. Лёгкая улыбка раздвинула пухлые губы сидящего на земле мальчика с листом баньяна на ладони.

   - Я знаю, что в твоих - тихо сказал он.

   - Позволь задать тебе вопрос? - с достоинством произнёс удивлённый торговец. - Кто это тот, который жив и говорит с тобой? Ведь кроме нас двоих, здесь никого нет.

   - Говорил со мной вот этот листок, - мальчик протянул вперёд руку, и порыв ветра поднял с ладони в воздух пожелтевший лист.

   Торговец удивлённо посмотрел ему вслед.

   “Похоже – парнишка не в себе. Как можно говорить с сухим листом, сорванным с дерева?”, - подумал он, но вслух насмешливо спросил:

   - И, что же лист сказал тебе?

   - Он успел сказать, что скоро будет дождь, который напоит поля, и они снова станут полны зелёными побегами риса; он сказал, что вот этот ручей превратится в реку, и она снова наберёт силу, а в ней будет много рыбы.

   - Надо же – сколько всего знает лист баньяна, - поддерживая шутку мальчика и улыбаясь, сказал купец.

   - Он не знает, он чувствует, - лицо мальчика стало серьёзным.

   - Тридцать лет живу на свете и ничего подобного от листьев не слышал, - торговец огляделся вокруг, сожалея, что тратит своё время впустую.

   - Ты просто не умеешь слушать, - ответил странный мальчик.

   - Может быть, - согласился торговец, вытирая с висков и щёк обильный пот.

   Между тем жара усиливалась. На небе не было ни облачка. Зной всё ниже опускал свою тяжёлую горячую ладонь на реку и поля.

   - Что-то я не вижу признаков дождя, - сказал купец, нагибаясь и подбирая с земли повод своего буйвола.

   - То же самоё я сказал листу, но тот ответил, чтобы никто в деревне не сомневался. К вечеру дождь пойдёт обязательно и будет лить три дня.

 

¹ Дхануш - древнеиндийская мера длины, равная расстоянию между концами лука – 183 см.

 

   - Ты хочешь сказать, что умеешь разговаривать с листьями? - торговец, уже решивший продолжать свой путь, замер на месте. Его начала беспокоить уверенность и невозмутимость, с которой парнишка рассказывал небылицы.

   “Он точно сумасшедший, - подумал путник. - От таких ненормальных нужно держаться подальше”.

   В это мгновение тишину нарушило новое громкое мычание буйвола.

   - И не только с листьями, - мальчик, будто не замечал раздражения торговца. - Твой бык только что подтвердил, что дождь будет.

   - Что ещё сказало тебе это проклятое упрямое животное? - торговец сердито сопел, пытаясь сдвинуть с места упрямого буйвола. Мысль о том, что мальчик издевается над взрослым человеком, привела путника в ярость.

   - Он говорит, что один из твоих мешков протёрся, и соль, смешиваясь с потом бедного животного, выела на коже глубокую рану, которая его беспокоит, и что не мешало бы тебе поскорее промыть рану водой вот этого ручья.

   Удивлённый торговец, проклиная жару, стал приподнимать поклажу на спине буйвола и на его левом боку обнаружил большую, стёртую до крови язву, а также небольшую дырку в мешке, через которую виднелся кусок потемневшей от пота животного соли.

   Путник поскорее вытащил из складок одежды иглу с нитью и принялся штопать дыру в мешке, окриками заставляя буйвола стоять смирно. Торговец уже не обращал внимания на мальчика. А тот повернулся к нему спиной и отошёл в сторону. Выбрав в качестве нового сиденья плоский валун, он расположился на нём, поджав под себя ноги.

   Покончив с дырой в мешке и промыв язву на коже буйвола водой из кожаной фляги, путник только сейчас осознал то, что недавно говорил ему мальчик.

   “Нет, всё это враньё. Не может человек понимать язык буйвола и разговаривать с сухим листом баньяна. Парень просто очень наблюдательный. Ну, да. Вон и тонкая белая дорожка на сухой земле от просыпавшейся соли. Мальчишка издевался надо мной. Что-то я его здесь раньше не видел. Может, это - подручный грабителей? Заговаривает зубы прохожим, а его сообщники незаметно подкрадываются и вырезают у людей кошельки или того хуже - убивают странников”, - торговец оглянулся вокруг, а потом перевёл взгляд на мальчика.

   Тот сидел на камне и будто чего-то ждал. Неожиданно он поднялся на ноги и сделал жест рукой.

   - Тебе пора идти, добрый человек. И не забудь крепко держать быка за верёвку. Может вырваться.

   “Он ещё указывает мне, что делать”, - подумал торговец и, хотел было отругать мальчишку за неуважение к взрослым.

   - Поспеши. Мне ещё нужно переговорить с тигром, - эта фраза была произнесена абсолютно спокойным тоном без тени бахвальства или шутки.

   - С каким таким тигром? - закричал на него торговец. - Не морочь мне голову.

   - А вот и он, - тихо сказал парнишка, всматриваясь в заросли тростника на другом берегу реки.

   Торговец повернулся в ту сторону и увидел в полусотне дхануш сначала полосатый жёлто-чёрный бок хищника, а потом огромные клыки оскаленной пасти. Путник в ужасе застыл, не в силах шевельнуться.

   - Забирай своего быка и уходи, - повторил мальчик.

      Торговец справился со спазмом ужаса, перехватившим горло, схватил повод и стал медленно пятиться, подталкивая собственной спиной буйвола и не сводя глаз с тигра.

   Громкий рык пронёсся над ручьём и затерялся далеко за поворотом дороги. Последнее, что увидел торговец солью, прежде чем скрыться за деревьями, была далёкая, дрожащая от знойного марева, картина: мальчик обнимал за шею тигра, а тот, положив голову на плечо парню, лизал ему ухо.

   - Люди добрые! Спасайте! Там у реки тигр вот-вот разорвёт вашего парнишку! - орал торговец, блуждая между домами, толкая своего буйвола коленками и постоянно оглядываясь.

   - Что такое, что за шум? - в дверях одной из хижин стояла женщина в красном сари.

   - Тигр! Там, у реки.

   - И что?

   - Как, что? Сейчас он уже, наверное, обгладывает косточки вашего деревенского дурачка.

   - А-а, - спокойно сказала женщина. - Опять мой сын разговаривает с тигром. Нет, чтобы с уважаемым человеком или путником перекинуться парой слов. Неужели он вам, добрый господин, не сказал ни словечка?

   Торговец, почти успокоившись, почесал вспотевший затылок.

   - Как же, поговорили. Будто лист баньяна и мой буйвол шепнули ему о дожде, который начнётся вечером и будет лить три дня.

   - Значит, так оно и случится, - кивнула женщина. - А то наш рис на полях совсем высох и лежит, словно по нему прошла армия северных варваров.

   Торговец перевёл дух.

   - Но, ведь, у реки - тигр... Какие уж тут работы в поле? - нерешительно сказал он, махнув рукой в сторону пересыхающего потока.

   - Не надо так волноваться из-за пустяков. Мой сын умеет выслушать любого. Мальчик вернётся ещё до дождя, а тигр уйдёт в джунгли

   - Ладно, коли так. Но всё-таки странные вы здесь какие-то. Как зовут вашего сына? - спросил торговец, снимая со спины буйвола мешок с солью.  Удачно завязать разговор – в торговом деле главное.

   - Его зовут Будда.

 

                                                     25.12.2012

 

ИАЙДО¹

Роман Александра Вайта

 

   - Пол! Ты мне никогда не рассказывал, каким образом оказался в Америке и, почему выбрал наш университет? - Шон Морритт бросил один из томов медицинской энциклопедии на стол, но промахнулся. Толстая книга упала на дубовый паркет с оглушительным треском.

   - Кончай книгами кидаться. Бобби Паркер выставит тебе счёт за порчу библиографической редкости, - сказал Пол Вагнер, предварительно взяв паузу, чтобы привести сердцебиение в порядок. Хотя он и привык к экстравагантным выходкам соседа по комнате, но резкий звук от удара книги по деревянному паркету заставил молодого человека вздрогнуть.

   - Боб Паркер - книжный червь и старый придурок, помешанный на своей библиотеке. Подумаешь, книга. Куплю ему новую.

   - Во-первых, библиотека не его, а принадлежит университету, во-вторых, такую книгу сейчас не купишь, а в-третьих - делай, что хочешь. У богатых - свои причины сходить с ума, - улыбнулся Пол.

   - Ты не ответил на мой вопрос. И, вообще, у тебя - странное имя, если произнести его полностью.

   - Ничего в нём странного нет. Ярополк - древнее русское имя. Сейчас - довольно редкое.

   - Вот я и спрашиваю, что ты делаешь в нашем университете? Может, ты - агент КГБ и планируешь специальную операцию очередного секретного идиотизма? - в голосе Шона слышалась насмешка.

 

¹ Иайдо (яп. дословно: "искусство встречать сидя"). Способ внезапной атаки или контратаки с использованием японского меча (катана). В отличие от кэндо, здесь изучается не фехтование, а именно мгновенное убийство противника с изначально убранным в ножны клинком.

 

   - Это ты о вербовке или терроре? Придумай что-нибудь более оригинальное.

    Эта шутка о тайных операциях звучала каждый раз, когда Шону Морритту становилось скучно. Он старался поддеть Пола, упорно игнорируя тот факт, что Вагнер сотни раз повторял -  КГБ давно нет, а в России есть ФСБ и, что он, Пол приехал в США на законных основаниях, получив грант, и что простой русский парень имеет полное право изучать достижения американской медицины в сфере лечения раковых заболеваний именно в Америке.

   Но сам Пол Вагнер в глубине души отдавал себе отчёт, что с тех пор, как в Москве от рака умерла его мать, он утратил интерес к учёбе и занимался последние два года спустя рукава. Юношеский порыв - стать светилом науки и помогать людям куда-то испарился.

   - Вы - американцы после 11 сентября помешаны на терактах, - сказал он спокойно.

   - А, почему фамилия у тебя не русская, а скорее немецкая. На кого ты работаешь, с кем ты связан?

   - Шон! Пошёл ты в баню, - Вагнер бросил карандаш в голую волосатую грудь приятеля. - Мой прадед был военнопленным чехом во время гражданской войны в России. Он не вернулся на родину, а влюбился в мою бабушку и остался в Сибири. Сколько раз тебе повторять? Надоели твои дурацкие шутки. И так в голову ничего не лезет... - Ярополк захлопнул тетрадь с конспектами лекций. - Мне ещё нейрофизиологию сдавать. Не хочу оставлять на осень хвост.

   - К чёрту твои хвосты. Лето на носу. Давай махнём куда-нибудь в горы на природу. Отдохнём пару дней, а то и неделю. Осенью отдадим долги университету. Кто мне говорил? "Учёба не волк, в лес не убежит".

   - Это пословица русская такая.

   - Классная народная мудрость, - Шон поднялся с кровати и навис над Вагнером.

   - Махнём, а?

   - Куда махнём? Ты же отцу по телефону обещал, что тётку свою навестишь в ближайшее время.

   - Да, да, - почесал затылок Шон. - Совсем забыл.

   - Ты мне ещё за услуги секретаря платить должен. Ни черта не помнишь.

   - Это точно, - согласился Морритт. - Далась отцу моя тётка! Она меня в глаза никогда не видела.

   - Да, ладно, - недоверчиво пробасил Ярополк.

   - Точно тебе говорю. Отец говорит, что она держала меня на руках, когда мне было шесть месяцев, а потом купила ранчо неподалёку от Форт-Коллинс и переехала туда. А у моего отца теперь после стольких лет разлуки с сестрой взыграли родственные чувства. Сам бы и поехал навестить старушку.

   - Форт-Коллинс - это же, где-то здесь в Колорадо, - рассеянно сказал Вагнер.

   - Точно. Миль 50 отсюда. Одного не могу понять. Мой отец - деловой человек. У него - чёртова куча компаний. Меня к бизнесу пора пристраивать. Зачем ему понадобилось, чтобы я ехал к этой старой песочнице? Откуда такая забота о дряхлой маразматичке?

   - В том и причина, что твой старик – деловой перец. Некогда ему. А ты – другое дело. Может, здесь запоздалое раскаяние сыграло свою роль. Бедная родственница, столько лет не виделись. Может, он хочет узнать через тебя - не нуждается ли она в помощи? А собственная гордость не позволяет.

   - Может и так, - признался Шон. - А мне от этого визита, какая польза? Сидеть и слушать ахи, вздохи. Здесь болит, тут болит. Знаю я этих бабушек из "глубинки". Пьют домашнее сливовое вино, да смотрят идиотские сериалы по телеку. Слушай, - Морритт с размаху сел на кровать Пола. - У меня идея.

   - Какая? - вяло поинтересовался Вагнер, вынимая из-под задницы приятеля отдавленную руку.

   - Она меня видела в глубоком детстве, так?

   - Ну, так.

   - Тебе нужны деньги?

   - Мне они всегда нужны, иначе я бы не подрабатывал, не играл в покер и не ездил бы в Лас-Вегас.

   - Знаю, ты везучий сукин сын. Правда, последний раз тебя в Вегасе ободрали, словно липку. Так, по-моему, у вас в России говорят?

   - Я - на мели. За мной долг уже две сотни.

   - Тогда, вот тебе деловое предложение, - оживился Шон. - Поезжай к старушке. Побудешь там недельку, послушаешь её бред.

   - Чего ради? - зевнул Пол.

   - Ради двух штук.

   - Две штуки баксов? - Ярополк привстал на локтях, но Морритт толкнул его обратно на подушку.

   - Парень! Это хорошая сделка. Ты отдыхаешь на природе, пудришь мозги моей тётке, а за это добрый дядюшка Шон платит хорошие деньги.

   - Положим, не добрый дядюшка Шонни, а твой папаша. Ты бы так не сорил здесь деньгами, если бы твой старик регулярно не пополнял твою банковскую карту.

   - Я у него - единственный наследник, - засмеялся Шон. - Скажи, ты согласен или нет?

   - Ну, ты и жук. Ладно. По рукам, - Ярополк хлопнул приятеля по плечу.

   - Тогда - поднимай свою задницу. Время - деньги.

   - Что, прямо сейчас? - Пол опустил ноги на пол и посмотрел на экран электронного будильника, стоящего на тумбочке. Стрелки показывали два часа дня. - Мне до Денвера ещё нужно доехать, а там взять билет на автобус. Кто знает, как часто они ходят в этот самый Форт-Коллинс? А потом, думаю... Наверняка автостопом придётся добираться до ранчо, если конечно, какая-нибудь тачка вечером двинется в том направлении. Классно будет, если ночью ввалюсь в дом твоей тётки. Испугаю старушку.

   - Бонус! - воскликнул Шон. - Неужели ты думаешь, что сын Джорджа Морритта приедет к любимой тётушке на автобусе? Бери мой "Корвет".

   Вагнер растянул губы в недоверчивой, но с элементами радости улыбке. Шевролет Корвет 1971 года Stingray ZR-2 LS6 454, модель C3, купленный отцом Шона на аукционе масклкаров в качестве подарка отпрыску к окончанию школы был культовым автомобилем Америки и классной тачкой. Великолепное состояние кузова, золотистый цвет, особый воздухозаборник, выступающий в форме козырька на капоте, двигатель объёмом 5,7 литров мощностью 370 лошадиных сил, чёрные кожаные сиденья и квадратные выхлопные трубы вызывали зависть почти у всех студентов университета и сводили с ума половину девчонок. В любое время дня и ночи на этом Стингрее, обладающим благородным, мощным и басовитым звуком движка, Шон мог снять любую красотку на улицах Денвера и Боулдера.

   - Ты шутишь?

   - Эй, парень! С этой минуты тебя зовут Шон Морритт. Бери свою банковскую карту и топай за мной.

   Пол Вагнер, ещё не веря в такую удачу - прокатиться на "Шеви" семьдесят первого года выпуска, побросал в рюкзак: зубную щётку, пару футболок, чистые трусы, носки, электробритву, флакон парфюма и последовал за приятелем, который уже держался за ручку двери. Они вышли из кампуса, нашли ближайший банкомат, где положили на банковскую карту Пола две тысячи долларов. Потом Морритт снял двести долларов наличными и протянул Вагнеру.

   - Это тебе на карманные расходы и бензин, а вот здесь, - Шон сунул в руку приятелю клочок бумаги. – Адрес тётки. Ранчо - километрах в пятидесяти от Форт-Коллинса.

   - Послушай! Ты от меня ничего не утаил? - спросил Пол Вагнер.

   - Что за странный вопрос? - Морритт, переходя улицу, надвинул со лба на глаза очки от солнца.

   - Сдаётся мне, твоя тётка - страшная зануда.

   - Что-то вроде того, - сказал Шон, минуя ворота автомобильной парковки. - Не зря мой папаша с ней не разговаривал лет сто. Он как-то признался мне, что у тётушки Маргарет с мозгами всегда было не всё в порядке... Кстати, запомни, она любит, чтобы ей называли - Молли.

   Золотистый "Шевролет" стоял под навесом в ряду разномастных и заурядных малолитражек, сияя хромированными бамперами и начищенными воском массивными передними крыльями.

   - Держи, - в пальцах Шона зазвенел брелок с ключом.

   Вагнер сложил ковшиком руки и благоговейно, словно подаяние, принял ключ в свои ладони.

   - Благодарю, о щедрейший и мудрейший из Морриттов. В первой же православной церкви поставлю свечу за твоё здравие.

   - Тогда тебе придётся ехать на север Калифорнии. Там ещё живут твои единоверцы.

   - Не совсем. Они старообрядцы, - сказал Пол, отпирая дверцу машины и усаживаясь на сиденье.

   - Смотри, Вагнер. Через неделю вернёшь мне тачку в целости и сохранности.

   - Не переживай. Я буду нежить и холить её, словно собственную невесту.

   - Какая к чёрту у тебя невеста? Самое главное - не дави слишком сильно на акселератор. Это же - Стингрей с целым табуном диких мустангов под капотом. Чуть наступишь тапком на педаль, только ты его и видел. Останешься на дороге, а машина уже будет в другом штате.

   - Ладно, - Пол повернул ключ и откинулся на сиденье, наслаждаясь мощным звуком двигателя.

   - Помни - не сболтни, чего лишнего. Будут спрашивать о том, о сём, о разном прикидывайся дауном. Мол, ничего не помню, ударился в детстве головой, и всё тут. Может у Молли с мозгами и не всё в порядке, но отец говорил, что память у старушки феноменальная. Поймает тебя на вранье, пиши - пропало.

   - У меня - буйная фантазия и хорошая память, - бормотал Вагнер, шаря глазами по приборной доске машины и задавая маршрут навигатору, встроенному в центральную консоль. Этот девайс был единственным современным устройством в классическом Стингрее.

   - Вот этого я и боюсь. Впрочем, ты, парень не промах, умный. Было бы наоборот, мы не дружили бы. В случае чего, звони. Всё, поезжай.

   Дверца с мягким стуком закрылась, Вагнер поднял руку в знак прощания, включил передачу и плавно тронул машину с места.

   Через минуту фигура Шона Морритта скрылась за поворотом улицы. Пол, особенно не прислушиваясь к указаниям навигатора, поскольку знал Боулдер, как свои пять пальцев, выехал из университетского комплекса, а потом из городка и через двадцать минут оказался на перекрёстке дорог. Одна из них шла на юг через Денвер к Колорадо-Спрингс, вторая - четыреста восьмидесятое объездное шоссе пересекало двадцать пятую федеральную трассу, ведущую к Шайену. Ещё через полчаса Вагнер достиг нужной развязки и повернул на север. Теперь ему предстояло проехать восемьдесят километров прежде, чем он окажется вблизи Форт-Коллинса. Пол, стараясь соблюдать скоростной режим, наслаждался ездой на великолепном масклкаре, который с лёгкостью укладывал горячий асфальт под свои колёса. Вагнер старался не думать о предстоящем заточении на ранчо в компании с престарелой занудой - тётушкой Молли. Пролетев пятьдесят миль и, подчиняясь приятному женскому голосу, звучавшему из динамика навигатора, он свернул с основной магистрали на шоссе ведущее к аэропорту Форт-Коллинза, а затем выехал на узкую, но приличную дорогу, ведущую в сторону Ливермора. Через лобовое стекло и открытые боковые окна он мог видеть потрясающие виды Скалистых гор, а прямо перед собой - бесконечные прерии, уходящие к самому горизонту. Новое указание, прозвучавшее из динамика, заставило Вагнера направить Стингрей на просёлочную дорогу, теряющуюся между холмами, зарослями высокого кустарника и стройными елями. Подвеска Шевроле заскрипела, в дно кузова полетел мелкий гравий, и Пол снизил скорость. Он двигался медленно и осторожно, объезжая попадавшийся  тут и там лошадиный помёт. Через полчаса езды по дороге, превратившейся в широкую тропу, Вагнер едва не снёс капотом тонкую жердь между двумя столбами, украшенными конскими черепами. До места назначения, обозначенного красной точкой на экране навигатора, оставалось около мили. Пол, не глуша двигатель, вылез из машины и сбросил на землю жердь. Включив первую передачу, Вагнер въехал на холм и снова остановился. Прямо перед ним тропа уходила вниз и упиралась в двухэтажное большое здание с черепичной красной крышей. Ранчо стояло в низине, окружённое живой изгородью из кустов можжевельника. Пол поднял руку ко лбу и прищурил глаза. На веранде, окружающей дом, удалось рассмотреть кресло, в котором кто-то сидел. Во дворе несколько человек суетились возле пары лошадей. Рядом горел небольшой костёр. Вагнер забрался в машину и осторожно поехал вниз. Звук автомобильного мотора заставил всех, кто был возле дома, повернуть головы. Даже лошади насторожились и, беспокойно переступая копытами по пыльной земле, повернулись в сторону Стингрея. Остановив Шевроле возле лестницы, ведущей на веранду, Пол вылез из машины и взглянул на фигуру, утонувшую в кресле. Там уютно расположилась ещё не старая женщина в ковбойской шляпе, сдвинутой на затылок. Её ноги были обтянуты кожаными бриджами, заправленными в рыжие сапоги. Довольно широкие плечи прикрывала клетчатая рубашка светло-синих тонов. Под стать цветам рубашки оказались глаза, которые с интересом остановились на лице Вагнера.

   - Никак, это мой племянничек - Шон к нам пожаловал? - сказала женщина, легко вылезая из кресла. – Я твоему старику все уши прожужжала по телефону. Наконец-то.

   Обескураженный и удивлённый Вагнер растерянно улыбался, не зная, что предпринять.

   - Небось, твой чёртов папаша наговорил обо мне небылиц? Что я - карга старая, говорил? Что из ума выжила? Ты, наверное, думал, сидит тут в глуши полоумная старуха?

   - Что вы, тётушка Молли?

   - Не ври мне, парень. Я по твоим глазам вижу, что старый Джордж навыдумывал обо мне всякой всячины. И давай без церемоний. Зови меня просто Молли.

   - Даже не знаю, что сказать, мэм, - стушевался Вагнер.

   - Вот и молчи. Дай-ка посмотрю на тебя, - Маргарет Морритт сошла вниз по ступеням и взяла Вагнера за плечи. Сильные руки поворачивали Пола из стороны в сторону.

   - Вылитая мать. Ничего от старика Джорджа, - она отпустила Вагнера и взглянула на машину.

   - У меня тоже такая была в своё время. Какой здесь движок?

   - Триста семьдесят мустангов.

   - А я свой форсировала до четырёхсот. Классная тачка была.

   Пол Вагнер даже вспотел от неожиданности и удивления. Его обескуражил вид экстравагантной почтенной, но моложавой леди.

   - Почему была?

   - Пылится в амбаре уже лет десять. Ни разу не заводилась с тех пор. Теперь моя любовь - вот они, - тётушка Молли протянула руку в сторону лошадей.

   - Знакомьтесь, парни. Это мой племянник - Шон.

   - Хэлло, мистер Морит! Добро пожаловать на ранчо, - вразнобой заговорили мужчины, одетые под стать своей хозяйке в кожаные безрукавки поверх клетчатых рубах.

   Вагнер заметил только одно отличие. Кожаные брюки ковбоев выглядели потёртыми с внутренней стороны и пыльными с наружной. Широкие штанины лежали поверх грязных сапог. На высоких каблуках красовались блестящие шпоры.

   - Хватит глаза зря таращить, - прикрикнула на парней тётушка. - Солнце сядет через час, а вам ещё нескольких лошадей клеймить. Займитесь делом. Шон! - повернулась она к "племяннику". - Пошли внутрь, угощу тебя деревенским лимонадом.

   Оглядываясь на молодого человека, Маргарет Морритт потянула на себя раму с сеткой, предохраняющей жилые помещения от мух, рукой поманила Вагнера и исчезла в доме. Пол последовал за ней, мысленно проклиная своего приятеля Шона за недостоверную информацию.

   "Придётся ушки на макушке держать, - подумал Вагнер. - Эта тётушка не так проста и, похоже, в здравом уме. Да и памяти, наверное, Бог её пока не лишил.

   Гостиная, где стояли мягкие диваны, накрытые клетчатыми пледами, обеденный стол с дюжиной стульев, стол поменьше, у которого столешница была отделана зелёным сукном, показалась Полу огромной и сумрачной из-за закрытых ставень и тёмных золотистых обоев. К дальней стене комнаты прилепился бар, сделанный из красного дерева, инкрустированного перламутром.

   Маргарет уже стояла за стойкой, наливая в большой бокал некую жидкость из запотевшего кувшина. Она протянула бокал Полу, взяла себе большой стакан, бросила в него несколько кубиков льда, плеснула виски из фиолетовой бутылки и долила до верха тем же лимонадом. Вагнеру удалось рассмотреть этикетку бутылки, где на чёрном фоне выделялись белые буквы, выполненные в псевдоготическом стиле "Glenfiddich № 21"¹.

   - Тебе не предлагаю. Ты ещё слишком молод.

   - Зрение мне не изменяет? Этому виски - двадцать один год?

   - Точно. И последние четыре месяца перед розливом он выдерживается в бочках из-под рома, привозимого шотландцами с Карибских островов.

   - Учту, - сказал Вагнер, отхлёбывая из своего бокала. Лимонад был вкусным и холодным.

   - А, что теперь пьёт твой отец?

   - Э-э, мы давно с ним не общаемся, - Пол чуть не подавился очередным глотком.

   - Когда-то Джордж лакал дрянной Jack Daniels.

   - Да, да, припоминаю, - пробормотал Пол.

   - Значит, ты учишься в университете Колорадо? В мои годы так себе было заведение.

   - Наверное, с тех пор многое изменилось, - пренебрежительная реплика Молли немного задела Вагнера.

   Уже лет пять университет находился в списке лучших учебных заведений США по версии Forbes. Образовательные программы курсов не раз признавались лучшими в Западном полушарии, а самыми популярными областями науки являлись: альтернативные источники энергии, инфекционные заболевания, сельское хозяйство, исследование рака.

   - У нас проходят обучение почти тридцать тысяч человек, из которых двадцать процентов - иностранцы. Среди выпускников есть обладатели Пулитцеровской премии, астронавты, генеральные директора крупных корпораций и два бывших губернатора штата Колорадо. Кстати, в самом Форт-Коллинс недавно достроили главный кампус, - хвалился Вагнер.

   - Подумаешь, - пренебрежительно протянула Молли, – Бездельники губернаторы. Можно подумать - тебе платят за рекламу этого муравейника с горластыми и бесцеремонными обитателями, выезжающими по выходным на пикники и засоряющие всяким дерьмом Скалистые горы, - Молли фыркнула и с презрением взглянула на Пола, словно тот и был тем самым муравьём.

   - Ладно, лучше расскажи мне, как это твой деловой папаша уговорил тебя навестить старую тётку?

   - Глядя на вас, мэм, слово "старая" не совсем к месту.

   - Брось мне выкать и говорить "мэм". Отвечай на вопрос, - Маргарет продолжала изучать Вагнера, бесцеремонно обойдя его со спины.

   - Он сказал, что мне не мешает узнать вас лучше.

   - На наследство даже не надейся.

   - У отца - достаточно денег, - буркнул Пол.

   - Нажитых спекуляциями на рынке недвижимости. Разве он сам построил хотя бы один дом, посадил дерево?

   - Зато, он родил меня, - засмеялся Вагнер, стараясь уйти от скользкой темы разговора.

   - Ещё одного бездельника и прожигателя жизни. Что ты умеешь делать своими руками?

   - Много чего, - обиделся Вагнер. - Могу, например, вашу машину починить.

 

¹ - Glenfiddich (рус. Гленфиддих) - бренд шотландского виски (скотча), производящегося в долине реки Фидик неподалёку от шотландского города Дафтаун. Бренд принадлежит шотландской компании William Grant & Sons.

 

   Это было правдой. Пол с детства любил копаться в двигателях и крутить болты. Он хорошо разбирался в системах зажигания. Нередко, ещё живя в России, занимался мелкими кузовными работами и покраской автомобилей. Во время студенческих каникул Пол иногда подрабатывал в частных ремонтных мастерских на окраинах Денвера.

   - Неужели?

   - Клянусь собственным здоровьем!

   - Хорошо, - Молли сменила гнев на милость. - А я уж думала, что приедет этакий неженка - студентишка, и мне придётся засучить рукава, чтобы сделать из него что-нибудь стоящее. Рада, что ошиблась. Значит, старина Джордж потратил на тебя не только деньги.

   Вагнер смутился, и, опасаясь новых расспросов, поторопился сказать:

   - Завтра же посмотрю ваш "Шеви".

   - Не к спеху, но всё равно - спасибо. Ты, думаю, устал от своих лекций и семинаров. Отдыхай. Верхом ездишь?

   - Никогда не пробовал.

   - Завтра ребята оседлают тебе лошадь. Попробуешь. Тут у нас места - самые красивые в Штатах. А, сейчас, пошли на кухню. Здесь ужинают и ложатся спать рано.

   За столом в обширной пристройке, куда они прошли через ряд комнат, сидели трое парней - те самые, которых Вагнер видел с лошадьми.

   - У нас - без церемоний. Выбирай место, - сказала Маргарет, усаживаясь во главе стола.

   Темнокожая полная женщина, будто сошедшая с иллюстраций книги "Хижина дяди Тома", вытаскивала из здоровенного холодильника большие тарелки с окороком, самодельными колбасами, красным перцем и помидорами. В центре столешницы появился картонный ящик с пивом. Ковбои щёлкали пробками и прикладывались к бутылкам, вытирая рты рукавами рубашек.

   - Гнедую кобылу завтра придётся перековать, - сказал один из парней, обращаясь к Молли.

   - Ты говоришь о Палермо?

   - О ком же ещё? На ней Джек сегодня ездил, подкова болтается.

   - Сделай это с утра. А у Плейбоя кашель прошёл?

   - Почти. Даём ему лекарство, которые вы приготовили, мэм.

   - Давай снадобье ещё три дня. А потом, лошадь можно выпустить в табун.

   - Хорошо, мэм.

   Разговор о повседневных делах ранчо продолжался весь ужин. Вагнер сначала внимательно слушал, но после бутылки пива и большого куска жареного вкусного бифштекса, его глаза начали слипаться. Он пытался вникнуть в смысл беседы, ловил на себе редкие насмешливые взгляды парней, но голова сама непроизвольно опустилась на составленные вместе кулаки, а ресницы закрылись.

   - Шон, Шон! - услышал он голос Молли и почувствовал её крепкую ладонь на своём плече. - Эк, тебя сморило. Это всё наш воздух виноват. Скалистые горы производят чистый кислород. Ступай-ка в спальню. Сара тебя проводит.

   Тёплая рука горничной легла на локоть Пола.

   - Пойдёмте за мной, сэр.

   Вагнер поднялся из-за стола, и, вяло поприветствовав поднятой ладонью остающихся в кухне, пошёл за прислугой в глубину дома.

   - Вот здесь - ванная, сэр. Я открою вам окно в спальне. Лучше спать будете. Воздух у нас - чистый мёд.

   - А кондиционер у вас есть?

   - Что вы, сэр? Ночью прохладно, а днём тоже всё открыто, сквозняки гуляют. Чувствуете, как пахнет соснами? - горничная распахнула окно.

   Пол выглянул наружу. Метрах в ста и дальше от дома тускло светились какие-то огни. Небо казалось густо фиолетовым. Оно было усеяно близкими яркими звёздами. Янтарный диск Луны завис над пиками гор, подчёркивая призрачным рассеянным светом изломанную линию далёких заснеженных хребтов.

   - Что это за свет вон там? - спросил Вагнер, стягивая футболку. - Похоже на посёлок?

   Горничная деликатно отвернулась.

   - Нет, сэр. В радиусе тридцати миль ничего такого нет. Это - наши конюшни.

   - Сколько же тут лошадей?

   - Сотни две, если не считать десятка старых кляч доживающих свой век. Я могу удалиться, сэр?

   - Удалиться? С ума сойти. Конечно, иди.

   - Спокойной ночи, сэр.

   Пол поднял руку в сторону закрывающейся двери.

   - Вот это выучка. Старая школа, - пробормотал он, залезая под одеяло.

   Последняя мысль, которая мелькнула в голове, прежде чем Вагнер провалился в сон, было желание включить на своём сотовом телефоне будильник и встать пораньше. Пол даже хотел протянуть руку, чтобы взять с прикроватной тумбочки телефон, но свежий воздух Скалистых гор сделал своё дело. Рука осталась лежать на подушке, и Вагнер заснул.

   Его разбудило ржание лошади. Он даже не сразу понял, где находится. Часы, висящие на стене, показывали восемь утра. Вагнер вскочил с постели, натянул на себя джинсы и выглянул в окно. Двое парней, сидя на лошадях, окружили тётушку Маргарет, слушая какие-то указания. Постройки ранчо освещало яркое солнце. Резко пахло соснами, перебивая запахи сена и конского навоза. Низкие здания конюшен закрывало облако пыли. Оттуда доносился топот копыт и крики людей. Шевролет Шона Морритта откатили под навес, где примерно половину сооружения занимали тюки с сеном.

   - Боже! Во сколько же они тут встают? - прошептал Вагнер, наблюдая за суетой.

   Один из парней поднял голову и, увидев Пола, прикоснулся двумя пальцами к своей шляпе. Маргарет повернулась и сложила ковшиком ладонь над глазами.

   - Встал? Это хорошо. Как спалось?

   - Без задних ног, - громко сказал Вагнер, трогая подбородок, где уже появилась щетина. - Надо бы побриться. Здесь - не кампус, где можно ходить бородатым и с кудрями. Судя по внешнему виду местных парней, тётушка любит порядок во всём.

   - Завтрак – на кухне. Сара сделает тебе свежий кофе. Тобой сегодня займётся Багги. Правда, Багги?

   - Как скажете, мэм, - ковбой, первый заметивший Пола в окне, сплюнул в пыль под ноги лошади.

   - А зачем мной заниматься, будто я школьник какой-то?

   - Багги покажет тебе ранчо и присмотрит за тобой. Мало ли, что. На гремучника можешь наступить, или лошадь понесёт. Давай, шевели задницей. Десяти минут тебе хватит?

   - Постараюсь, - проворчал Вагнер, отступая в глубину спальни.

   Он распаковал свой рюкзак, непонятно каким образом попавший в комнату, быстро побрился, принял душ и спустился на кухню. Чашка крепкого кофе с огромным сэндвичем, приготовленным Сарой, взбодрили его и, когда он вышел во двор, перед крыльцом стояли ковбой Багги и две осёдланные лошади, привязанные к массивным перилам веранды.

   - Твоя - гнедая, - сказал парень, оценивающе оглядывая фигуру Вагнера. - И, подожди-ка здесь, - Багги исчез в огромном амбаре, пристроенном к дому, и вынес оттуда старые, грязные сапоги.

   - Вот, надень. В самый раз будут, - парень постучал сапогами о столб, поддерживающий навес веранды.

   - Это - обязательно? - спросил Пол, брезгливо рассматривая треснувшую кожу и рваные пыльные стельки.

   - Чудак, тебе же лучше будет. Кроссовки не годятся для прогулок верхом.

   Вагнер вздохнул, сел на ступеньки крыльца и переобулся. Затем с опаской подошёл к своей лошади.

   - Разбери поводья. Ставь ногу в стремя, я подсажу, - сказал Багги.

   Пол почувствовал на своей правой ноге ниже колена руку ковбоя. Точным движением Багги подтолкнул тело Вагнера вверх. Тот едва успел перенести ногу через седло. Высота, на которой оказался Вагнер, показалась ему огромной. Лошадь переступила ногами, земля закачалась, и Пол схватился за гриву.

   - Не лапай лошадь, держись прямо, расслабься, - улыбнулся Багги.

   Ковбою понадобилось мгновение, чтобы оказаться в седле. Он оглянулся на своего подопечного, неодобрительно покачал головой и толкнул свою лошадь каблуками сапог.

   - Ладно, поехали.

   Стараясь держаться рядом с Вагнером, Багги наблюдал за неуклюжими попыткам Пола не ёрзать и не раскачиваться в седле.

   - Да, не бойся ты так. Лошадка у тебя спокойная. Надеюсь - её никто не испугает и она не понесёт.

   - Надеешься? 

   Напряжённый голос Пола рассмешил ковбоя.

   - Ха! Подумаешь - пару раз грохнешься о землю. Ничего страшного. Я сам поначалу раз десять падал.

   - Правда?

   - Провалиться мне на этом месте.

   Мимо проскакали два парня, гоня перед собой небольшой табун. Лошадь Вагнера присела, потом рванула вслед за ковбоями. Пол вылетел из седла, перевернулся пару раз и едва не угодил носом в клубни лошадиного помёта. Потирая ушибленное колено, чертыхаясь сквозь зубы, Пол медленно поднялся. Багги рядом не было, он мчался наперерез лошади Вагнера, пытаясь поймать повод. Больше всего в эту минуту Ярополк боялся насмешек, поэтому он смирился с болью и, делая вид, что ничего особенного не произошло, неторопливым шагом, припадая на ушибленную ногу, пошёл к дому.

   Маргарет сидела в своём кресле качалке и смотрела на "племянника".

   - Твой отец как-то говорил мне, что учил ездить тебя верхом. Вижу, наука не пошла впрок.

   - Это было давно, - сказал Пол, присаживаясь на ступеньки у ног Молли.

   - Перед парнями неудобно? Не боишься, что засмеют?

   - Мне плевать на ковбоев, - зло отрезал Вагнер. – Может, они и умеют управляться с лошадьми, но так и останутся здесь деревенщиной.

   - Ну, ну, - неодобрительно покачала головой Маргарет. - Я думала - ты справишься.

   - Завтра ещё раз попробую, - примирительно сказал Пол.

   - А вот это по-нашему. Главное - не сдаваться. Сильно ушибся?

   - Пустяки. Коленом стукнулся о камень.

   - Скажи Саре. Она компресс сделает. Под джинсами будет не видно.

   - Обойдусь. Само пройдёт.

   - И то - верно. Ты займись тут чем-нибудь на ранчо. Я понимаю - с прогулкой в горы на сегодня закончено?

   - Где ваш "Корвет"? Могу посмотреть, что с ним.

   - Видишь вон тот амбар? - Молли показал рукой на длинное приземистое строение, примыкающее к конюшням. - Он служит нам мастерскими и гаражом. Там вся наша техника. Сенокосилки, пара небольших тракторов. Там и стоит мой "Шеви". Можешь с ним повозиться. Заодно, наведи в шкафах с инструментами порядок, посмотри на чердаке в ящиках. Там должны быть кое-какие запчасти.

   - О, кей! - Вагнер поднялся и, зажав в зубах соломинку, снятую с рукава футболки, двинулся к амбару.

   Маргарет проводила парня внимательным взглядом, вздохнула и, надвинув шляпу на лоб, вытащила из нагрудного кармана рубашки сигарету, а, затем, сунула её в зубы. Но прикуривать не стала, перекатывая белый цилиндр из угла в угол большого рта, чуть испорченного волевыми складками и морщинами в уголках губ.

   Корвет Молли оказался тёмно-синего цвета. Он стоял в дальнем конце помещения, заставленный пластиковыми бочками. Вагнер нашёл среди лопат и вил мягкую щётку и смахнул с машины многолетнюю пыль.

   - Надо бы его помыть, - сказал он сам себе, оглядывая Корвет со всех сторон. В амбаре было довольно темно, и Пол стал искать выключатели от светильников, в избытке висевших под потолком. Через минуту свет ламп явил глазам Вагнера стеллажи, где стояли банки с автомобильным маслом «Шелл», ветошь и всякая железная мелочь, необходимая для деревенской жизни. Ярополк медленно обошёл стремительный кузов Стингрея, хромированные жабры воздухозаборников в передней части кузова, провёл пальцем по лобовому стеклу, покрытому пылью и засиженному мухами, потрогал носком сапога спущенные колёса и только после этого открыл капот. Шевролет оказался на год старше автомобиля Шона Морритта. Ключ от замка зажигания Пол нашёл за солнцезащитным козырьком в салоне. Первая попытка завести Стингрей не удалась. Аккумулятор лениво крутил стартер, но мотор не подавал признаков жизни. Вагнер по приборам проверил уровень бензина, заряд аккумулятора, потом вылез, открутил крышку бензобака, понюхал бензин, вернулся к мотору, достал щуп и внимательно исследовал чёрный след масла. Следующие два часа Пол потратил на промывку карбюратора, замену масла в двигателе, чистку свечей зажигания. Он раз двадцать вручную прокрутил крыльчатку вентилятора, затем снял стартер, разобрал его, очистил от грязи и ржавчины, поставил на место и снова попробовал завести машину. На этот раз попытка оказалась удачной. Двигатель пару раз чихнул, фыркнул и заработал. Вагнер утопил педаль акселератора и Стингрей заревел, наполняя пространство амбара едким запахом выхлопных газов. Несколько раз, пока Пол возился с машиной, он замечал в воротах фигуру Молли, но делал вид, что ему абсолютно до лампочки любопытство тётки.

   Он проверил состояние резины, нашёл в багажнике старый насос, смазал его и накачал шины. В двух камерах ниппели оказались бракованными, поэтому Вагнер стал рыться в ящиках с инструментами, а затем отправился на чердак. Огромный, прямоугольный пыльный сундук, на котором местами осыпалась зелёная краска, привлёк внимание Пола белой надписью - "Property of army of the USA" и "Cartridges M1 Garand 30х06"¹.

   Вагнер откинул крышку и стал с любопытством рыться в куче старых вещей. В сундуке нашли себе место: два допотопных противогаза, несколько пустых обойм для винтовки, ржавая зажигалка с пулевым отверстием на боковой поверхности, военная фляжка с почти стёртыми, коряво нацарапанными буквами "SG Ken Bly", пятиконечная жёлтая звезда величиной с монету, несколько металлических, когда-то позолоченных значков в виде танков, брезентовая портупея, петлица с тремя серебряными звёздами и прочий хлам. На самом дне сундука лежал длинный тряпичный свёрток, перевязанный ветхой верёвкой. Сгорая от любопытства, Вагнер потянул тесьму, и она лопнула по узлу. Ярополк развернул тряпьё и увидел японский изогнутый меч в ножнах. На чёрной, сильно потёртой витой рукояти тускло блестела витая бронзовая гарда.

   - Ни фига себе, - прошептал Вагнер. Он взялся за ножны, а второй рукой потянул за рукоять.

   Что-то тихо скрипнуло, и при свете единственной лампочки, висевшей под самой крышей чердака, тускло сверкнуло лезвие. Вытащенный до половины клинок не имел ни пятнышка

 

 ¹ Патроны для полуавтоматической самозарядной винтовки M1 Garand, находившейся на вооружение американской армии во время Второй Мировой войны. Калибр 7,62 х 63 мм или 30х06 дюйма.

 

ржавчины, ни существенных сколов на режущей кромке. Лишь большой палец ладони, которым Ярополк провёл по стали, почувствовал несколько заусенцев и микроскопических выбоин. В лицо Вагнеру пахнуло сначала холодом, а потом, словно горячий ветер обжёг его щёки. К звукам, долетающим со двора, добавился ещё один. Это было похоже на далёкий мученический стон. Вагнер быстро задвинул меч в ножны, положил его на дно ящика и оглянулся.

   "Фантастика, чертовщина какая-то, - подумал Ярополк, со страхом оглядывая чердак. - Наверное, сквозняк или волна знойного ветра проникла через слуховое окно".

   Он медленно сошёл по лестнице вниз.

   - Откуда здесь - в штате Колорадо, в самом сердце Америки взялся японский меч? - вслух спросил он самого себя.

   "Надо будет поговорить с Молли", - подумал он, раскладывая инструменты по ящикам.

   Вагнер закрыл капот машины, положил ключ обратно за козырёк, вытер тряпками руки и вышел во двор. Только сейчас Ярополк ощутил жажду и голод. Он посмотрел на солнце, давно клонившееся к западу.

   "Часов пять вечера", - определил он и пошёл к пустующей в это время веранде.

   - А я думала, ты ночевать в амбаре собрался, - Маргарет Морритт восседала во главе стола, занимающего центр просторной кухни. - Мой Корвет оставил тебя без обеда. Дело стоило того?

   - В переднем правом и заднем правом колёсах нужно поменять золотники, накачать шины, и можно ехать на Шеви куда угодно.

   - Про двигатель не спрашиваю. Слышала - ты всё-таки завёл его. Парни говорят: "Ревёт, словно, зверь".

   - Пришлось повозиться с карбюратором, поменять масло и отремонтировать стартер. Этот Стингрей ещё послужит, хотя кузов местами изъеден ржавчиной.

   - Что, дыры?

   - Есть сквозные в днище. Нужно вырезать часть металла и приварить заплатки. С крыльями и капотом ничего страшного. Зачистить, зашпаклевать, покрасить заново и отполировать хромированные детали. Тачка будет сверкать, словно серебряный доллар.

   - Сам можешь сделать?

   - А как же верховая езда? - спросил Вагнер невинным тоном.

   - Не подкалывай меня, - улыбнулась Молли.

   - Недели две придётся повозиться. Но я обещал отцу погостить здесь неделю.

   - Я позвоню ему.

   - Нет, нет. Не надо, - спохватился Пол. - Если дадите мне в помощники Багги, управимся дней за шесть.

   - О, кей! Багги, слышал?

   - Да, мэм.

   - Что скажешь?

   - Работы на ранчо сейчас немного.

   - Это значит - ты согласен?

   - Если дадите прокатиться на Стингрее.

   - Считай, договорились. А ты - упорный, - Маргарет снова обращалась к Вагнеру. - Считала тебя бездельником и белоручкой. Выходит - ошибалась.

   - Сожалею, что разочаровал вас, мэм, - с улыбкой сказал Ярополк, запихивая в рот кусок ветчины и запивая еду пивом.

   - Опять подкалываешь? Я для тебя - Молли. Сколько раз повторять?

   - Хорошо, Молли.

   Ковбои, поужинав, один за другим вставали из-за стола и покидали кухню.

   - Эй, Джим! - остановила Маргарет парня небольшого роста, одетого в красный кожаный жилет поверх рубашки. - Захвати вон ту бутыль, - она показала на пятилитровую ёмкость, стоящую на плите. Бутыль наполовину была наполнена мутной коричневой жидкостью. - Станешь наливать воду лошадям на ночь, не забудь добавить по кружке этого отвара Утренней звезде, Стрижу, Свободе Прерий и Ветру.

   Кухня опустела. Только Сара ещё возилась у разделочного стола, засовывая маленькие дольки красного перца в огромный кусок мяса.

   - Не забудь добавить гвоздики, - напомнила ей Маргарет. - И не перемудри с солью, передержишь в духовке, мясо станет горьким.

   - Знаю, мэм, - невозмутимо и спокойно сказала Сара.

   - Я просто напоминаю, - проворчала Молли.

   - Хотел спросить, - осторожно начал Вагнер. - Там на чердаке я наткнулся на зелёный ящик, а в нём - разные старые вещи. Фляга, шеврон, противогазы. Откуда они?

   - А, - махнула рукой Маргарет. - Этот хлам - времён Второй Мировой войны. Принадлежал моему мужу.

   - Где он воевал?

   - На Тихом Океане. В кабинете есть альбом с фотографиями. Если тебе интересно, могу найти и показать.

   - Конечно. Всегда интересно узнать что-нибудь героическое о своих предках.

   - Тогда, пошли. Заодно выпью стаканчик виски.

   Маргарет встала и двинулась к двери. Вагнер последовал за "тётушкой".

   - Вот, смотри, - Молли медленно перелистывала листы толстого альбома с приклеенными, пожелтевшими от времени фотографиями.

   Со снимков на них смотрели молодые солдаты, одетые в выгоревшие на Солнце мундиры, подпоясанные широкими ремнями, с винтовками наперевес. Брюки парней были заправлены в высокие ботинки на толстой подошве.

   - А вот этот красавец - мой покойный муж Кевин. Здесь он снят совсем мальчишкой, ещё до нашего знакомства здесь в Штатах. Представь себе – ушёл добровольцем в пятнадцать лет. Как ему это удалось, не представляю, - указательный палец Маргарет постучал по фотографии, где впереди шеренги солдат сидел на корточках совсем юный, худой парень, державший в руках фляжку, похожую на ту, которую Вагнер нашёл на чердаке.

   - Значит, его звали Кевин? - Пол сделал паузу, вопросительно глядя на Молли.

   - Сержант Кевин Бейли. Вот это - тоже он, но уже год спустя в 1946 году. Его рота помогала местной полиции наводить порядок в Токио. В то время город был наводнён безработными демобилизованными солдатами императорской армии. Преступность превышала все мыслимые пределы.

   - Что это у него на боку? - Вагнер нагнулся над фотографией Бейли, фигура которого была перехвачена поверх мундира широким поясом, расписанным в мелкий горошек. За поясом торчала рукоять японского меча.

   - Дурачились парни от нечего делать, - Маргарет улыбнулась. Её глаза затуманились, будто она вспомнила что-то особенное. - Кевин рассказывал, что во время разоружения японской армии со всей страны в Токио свозились десятки тысяч единиц холодного оружия, штыки, ножи, офицерские сабли.

   - Катаны?

   - Не знаю, как они назывались, но Кевин, вернувшись с Тихого океана, привёз пару таких штук. Одну позже подарил своему приятелю, а вторая где-то валяется здесь на ранчо. Чёртов Бейли этой саблей рубил жерди и толстые брёвна. Это было, когда мы, только поженившись, перебрались из Айовы в Форт Коллинс. А сабле - хоть бы что. Однажды, он на спор разрубил ржавую водопроводную трубу. Кевин был немного сумасшедший, и люди сторонились его, но мне он нравился. Здесь мы снимали угол. Поэтому, когда произошёл несчастный случай, я купила это ранчо.

   - Лицо Молли стало строже, губы сжались в полоску.

   - Простите, тётя Молли. А, что за случай? Отец мне ничего не рассказывал.

   - Узнаю старого Джорджа. Он считал наш брак ошибкой. Кевин был, конечно, красавцем, но легкомысленным до ужаса. К тому же семья Бейли не могла похвастаться достатком. Твой дед и отец даже настояли, чтобы я оставила себе девичью фамилию. Они состряпали брачный контракт таким образом, чтобы мой муж не мог претендовать на долю в состоянии Морриттов. Истины ради, скажу, что моему благоверному деньги были до одного места. После войны он жил какой-то своей странной жизнью. Подолгу оставался в горах, бродя с ружьём, пил, конечно, а потом ругался и стонал во сне, крича "Банзай" и "Смерть узкоглазым". Эта сабля, - Молли ладонью провела по фотографии, - сначала висела в нашей спальне, а потом, после того, как наша дочь, Грейс, перерезала себе вены... - голос Маргарет дрогнул. - Да, ты должен знать эту историю.

   - Что-то такое отец рассказывал, но вскользь, - пробормотал Вагнер, проклиная своё любопытство и Шона Морритта, который не мог тщательней подготовить Пола к этому дурацкому, авантюрному визиту на ранчо.

   Маргарет подняла голову от альбома и долго, испытующе смотрела в глаза Вагнеру.

   - Вот так, с разницей в два дня я лишилась и дочери, и этого дурака Бейли, - жёстко сказала Молли.

   - Простите, Молли, я не хотел... - Ярополк готов был сквозь землю провалиться.

   - Хватит мне выкать. А потом, это - дело прошлое. Уже ничего не изменишь. Если бы Кевин не в дальнем углу амбара, а на моих глазах бросился на эту чёртову саблю, я бы пальцем не пошевелила, чтобы его остановить.

   Маргарет захлопнула альбом, сделала большой глоток виски из своего стакана и замолчала.

   Пауза продолжалась минуты две. Вагнер не знал, каким образом улизнуть из комнаты, чтобы не обидеть Молли.

   - Я знаю, к чему ты затеял этот разговор, - вдруг сказала Маргарет.

   Ярополк виновато отвёл глаза в сторону и попытался подняться со стула.

   - Подай-ка мне бутылку, - попросила Молли, протягивая руку в сторону бара.

   Вагнер встал и, схватив со стойки бара коричневую бутылку с виски, подал её тётушке.

   - Ты нашёл на чердаке эту железяку. Сдаётся мне, она вся проржавела.

   - Не сказал бы.

   - Странно, - зябко передёрнула плечами Молли.

   - Что?

   - Странно. Я думала - после смерти Кевина эту саблю забрал местный шериф. Не помню, чтобы я прятала её на чердаке.

   - Катану можно продать на аукционе, - задумчиво бросил в пространство Вагнер.

   - Делать мне больше нечего, - проворчала Маргарет.

   Она залпом выпила новую порцию Гленфиддиха и заткнула пробкой бутылку. - Ладно. Ступай в свою комнату. Мне завтра рано вставать. Да и у тебя работы теперь по горло. Или уже забыл про обещание - довести мой "Стингрей" до ума?

   - Что ты, тётя. Я помню, - слово "ты" далось Вагнеру с большим трудом.

   - Тогда, спокойной ночи.

   - И тебе спокойной, тётя.

   Маргарет усмехнулась и махнула рукой.

   - Иди.

   В эту ночь Вагнер долго не мог заснуть, проклиная своё любопытство и думая о странном мече в потёртых кожаных ножнах.

   Всю следующую неделю Ярополк, почти не вылезал из амбара. Вместе с Багги они трудились над старым "Шевроле", вырезая ржавые части днища, ставя заплатки на кузов, рихтуя, выравнивая, грунтуя и шлифуя поверхность металла. Багги несколько раз ездил в Форт-Коллинс со списком нужных материалов, необходимых для ремонта, и через шесть дней к полудню "Стингрей" стоял под навесом специально натянутым по такому случаю. Автомобиль сверкал лаком и свежей краской, обтекаемый потоками воздуха от нескольких мощных вентиляторов.

   Вокруг собрались Молли, Сара и пара парней, свободных от работы. У Маргарет сияли глаза, Сара, расставив руки, обходила машину с разных сторон, будто оберегая стаю своих кур. Ковбои с уважением жали руки Ярополку и Багги.

   - Когда можно будет прокатиться? - спросила Молли.

   - Через полчаса, думаю, будет в самый раз, - ответил Вагнер, наклоняясь и нежно оглаживая сияющий бок "Стингрея", словно это был пугливый скакун. - Переодевайтесь, а я протру пыль внутри и пройдусь по сиденьям пылесосом.

   - А так - нельзя? - Маргарет оглядела сначала себя, а потом Багги.

   Ярополк бросил взгляд на пыльные сапоги со шпорами, на холщовые штаны, покрытые свежей пылью.

   - Молли! Я зачем обтянул новой кожей сиденья, зачем поставил новые велюровые коврики? - Вагнер сдвинул свою старую ковбойскую шляпу, выданную ему тётушкой, на затылок.

   - Так, ты ещё свои деньги потратил? Сколько?

   - Какая разница? Живо переодевайтесь.

   Багги словно ветром сдуло. Маргарет внимательно посмотрела на Ярополка и, не спеша, с достоинством, затаив улыбку в уголках губ, пошла в дом.

   Через полчаса, оставив за кормой «Стингрея» просёлки, кочки, сосновый лес, Маргарет, Вагнер и Багги, который первым попросился за руль, выехали возле Ливермора на шоссе, вписались в редкий поток автомобилей и понеслись к Денверу. Двигатель машины мягко урчал, машина глотала милю за милей. Возле аэропорта Багги нашёл развязку, свернул на эстакаду, миновал её и остановил "Шевроле", уступив своё место Маргарет. Обратно они ехали не так быстро. Вагнер наблюдал за счастливым лицом Молли и мягко улыбался. Он не жалел о деньгах, вложенных в ремонт машины, хотя он истратил до единого цента две тысячи долларов, полученных от Шона Морритта и часть своих собственных средств, которыми Багги оплачивал нужные детали с банковской карты Ярополка.

   На ранчо все вернулись счастливые и довольные собой.

   - Ну, племянничек, спасибо тебе, - Молли, кряхтя, вылезла из низкой машины и пошла на Вагнера с явным намерением обнять и расцеловать его.

   Ярополк, со смирением и тёплым чувством окрепшей связи с этим ранчо, позволил ей это сделать.

   "Классная у Шона тётка", - подумал он, стоически выдерживая непривычные проявления нежности Молли.

   - Чего там, - бормотал Вагнер, ощущая теплоту рук тётки на своей спине. - Рад был помочь.

   - Жаль, мы так и не научили тебя ездить верхом, - сказал Багги, хлопая Пола по плечу, словно медведь лапой.

   - Может, в следующий раз?

   - Когда он будет - следующий? - неожиданно грустно сказала Молли, отступая и опираясь локтем на коновязь.

   - Не знаю, - честно признался Вагнер.

   - То-то и оно. Ты когда хочешь уехать?

   - Завтра вечером должен быть в кампусе. Мне ещё нейрофизиологию пересдавать.

   - Нейро, что? - спросил Багги.

   - Какая тебе разница? Займись делом. Лошади уже твой запах забыли, - рассердилась Маргарет. - Понимаю, - обернулась она к Полу. - Знаешь что? Пошли-ка в дом.

   Они поднялись на крыльцо и через минуту оказались в кабинете, где Молли открыла ящик письменного стола, вынула оттуда пачку банкнот и протянула Вагнеру.

   - Вот, возьми. Здесь - пятнадцать тысяч. В качестве платы за ремонт "Стингрея".

   - Что вы, тётя? - Ярополк выставил перед собой ладони.

   - Бери, бери. Знаю, что мало, но ведь ты - не профессиональный реставратор автомобилей, - Молли улыбнулась.

   - Нет, не могу, - упёрся Вагнер. - Отец скажет: "Зачем взял? Как ты мог?"

   - Это будет наш секрет.

   - А, если проговорюсь случайно?

   - Хватит держать меня за дуру. Ты думаешь, я не знаю своего братца? Ты думаешь, я не знаю, что бы он сказал? Этот скряга ещё хвалил бы своего отпрыска. Мол, молодец, Шон. Сумел заработать на полоумной тётке. Чёрта с два не возьмёшь. Или ты - не Шон?

   Ярополка, словно по голове кулаком ударили. Он опустил глаза, его щёки залил густой румянец.

   - Не понимаю, о чём вы... Что ты такое говоришь, тётя?

   - Ты думаешь - я не догадалась, что Шон Морритт прислал сюда своего приятеля, потому, что ему самому некогда возиться со старой тёткой? Такую скверную шутку мог придумать только отпрыск старого Джорджа. Сколько он тебе заплатил?

   - Две тысячи, - выдавил из себя Пол.

   - Скажи своё имя и, сколько ты потратил на ремонт машины?

   - Меня зовут Ярополк Вагнер.

   - Понятно. Теперь назови сумму.

   - Шесть тысяч, - Вагнер старался не смотреть на Маргарет. Он думал, что с минуту на минуту Молли позовёт своих ковбоев, и эти дюжие парни спустят его с крыльца. Но ничего подобного не произошло.

    Хозяйка ранчо подошла ближе и сунула пачку банкнот в задний карман джинсов Ярополка.

   - Бери. Ты хороший парень, да к тому же у тебя руки не из задницы растут. И вот ещё что. Забирай эту чёртову саблю. Багги мне сказал, что ты раз пять бегал на чердак и пропадал там по часу.

   Вагнер поднял глаза, пытаясь понять, не шутит ли Молли.

   - А, вдруг, она ценная?

   - Мне плевать, сколько она стоит. Странно, что она вообще сохранилась. Не знаю, кто её спрятал в амбаре, только этой ржавой железке не место на ранчо.

   - Она не ржавая, - пробормотал Пол.

   - Тем более. Если она тебе нравится, возьми себе.

   - Не знаю, как вас благодарить, - Вагнер шагнул вперёд, будто намеревался обнять Молли.

   - Стой, стой, - Маргарет смутилась и попятилась. - К чёрту телячьи нежности. Ты лучше приезжай следующим летом. Научу тебя ездить верхом.

   - Даже не знаю, - в который раз смутился Ярополк. – Удобно ли?

   - Неудобно на лошади лицом к хвосту ездить, - улыбнулась Молли. - Приезжай, если найдёшь время.

   - Обязательно найду! - воскликнул Вагнер. - Научиться ездить верхом - моя мечта.

   - Ага, рассказывай, кому другому, - проворчала хозяйка ранчо. - Ладно, ступай с глаз долой. Завтра можешь уехать в любое время. Если я буду на равнинах с табуном, искать меня, чтобы проститься, не обязательно. Сара соберёт тебе в седельную сумку кое-что из еды. Кусок ветчины, окорок, яблоки вон за домом поспели.

   - Какая седельная сумка? Я через два-три часа окажусь в кампусе.

   - Не спорь со мной. А Шону передай, что он скверный кусок дерьма. Лишу его наследства. Всё, иди.

   После ужина, где Молли вела себя тише воды и, вопреки традиции, не поучала ковбоев, не делала замечаний Саре, Ярополк, пожелав Маргарет спокойной ночи, вышел во двор, постоял на веранде, вдыхая свежий, смолистый воздух гор, созерцая близкие яркие звёзды, слушая недалёкое редкое ржание лошадей, а потом отправился в амбар. Он включил свет и полез на чердак. Там он откинул крышку сундука, достал свёрток, в котором был спрятан меч, сунул его под локоть и через пару минут оказался в своей спальне.

   Настольная лампа светила Вагнеру прямо на колени, где лежал клинок, вытащенный из ножен. Почти прямое лезвие полированной, слегка мутной стали с чётко выраженной линией заточки отражало лицо склонившегося над мечом человека.

 

                                 Глава 2

 

   "Нет. Эта сталь ещё далека от совершенства, - думал человек среднего роста, одетый в прожжённое во многих местах холщовое кимоно, прикрытое сверху кожаным фартуком с дырами на месте, где под одеждой прятался тощий живот. - Слишком мягкое и пористое лезвие".

   - Иёри! - крикнул он в глубину кузницы. - Неси сюда заготовки, прокованные вчера!

   Спустя минуту, из темноты вынырнул мальчик лет двенадцати. Его бёдра прикрывала только повязка грубого полотна. Он тащил в охапке полосы тёмного железа.

   - Подкинь угля в печь, приготовь инструменты. Скоро - полнолуние. Будем работать, - приказал ему человек, держащий перед глазами заготовку клинка.

   Мальчик схватил грязную корзину и исчез, отодвинув холст, закрывающий дверной проём деревянного приземистого строения.

   "Ну, сколько можно проковывать, сгибать и снова проковывать это железо, - думал он, нагребая большим совком в корзину уголь из огромной кучи, лежащей во дворе. - Всё ему не нравится, всё ему не так. А, чего не так, сам не знает. Вон мастер Канэфуса. Его кузница процветает, заказы падают ему в руки, словно снег зимой или лепестки отцветающей сакуры. А мой учитель едва концы сводит с концами. У меня самого уже два месяца живот спазмами сводит. Чашка риса и маленький кусок рыбы за целый день, разве это еда?

   Мальчик вернулся в хижину, таща за собой корзину. Прямо руками он побросал в печь немного щепок, потом несколько мелких и крупных кусков угля, понаблюдал за огнём, который обрадовался такой «пище», добавил ещё угля и поспешил к полкам, устроенным вдоль стен. Там он нашёл щипцы, молот, маленький молоток, несколько глиняных чаш, где мастер держал какие-то порошки, которыми посыпали раскалённое железо перед проковкой, и сложил все эти вещи возле наковальни.

   Тем временем мастер сунул заготовку меча в печь, туда же положил полоски железа, принесённые мальчиком, сел на короткий обрубок дерева и стал смотреть на огонь. Когда Луна переместилась в ночном небе правее на две ладони относительно Полярной звезды, кузнец вытащил из горна и сильными ударами молота  "сварил " вместе все полосы стали. Затем он опустил заготовку в холодную свежую воду, принесённую за это время учеником, потом снова сунул железо в печь, нагрел его, надрубил пополам, сложил вместе, обсыпал порошками из чашек. Полученный "пакет" снова нагрел, а, потом, долго и тщательно начал проковывать сталь, переворачивая многослойную полосу из стороны в сторону и на ребро. Кузнец снова и снова надрубал железо, опять складывал куски вместе, снова сваривал и проковывал, повторяя привычные операции. Мальчик-подмастерье старался запомнить количество проковок

   - Слишком много пузырей, слишком много фосфора, - приговаривал кузнец, хотя мальчик, не сводивший глаз с наковальни, никаких пузырей и белых искр на металле не замечал. После каждой закалки он вместе с учителем внимательно исследовал стальную пластину, выискивая трещины, изъяны и раковины. Но тщетно. Слоистая структура клинка казалась безупречной.

   Они закончили работу, когда солнце нового дня достигло зенита.

   В руках оружейника тускло поблёскивала заготовка для "утигатаны".¹ Сталь имела красивый тёмно-серый цвет.

   - Запоминай, - тихо сказал мастер ученику, глаза которого горели таким же огнём возбуждения, как у самого мастера. - Задача первой ковки заключается в уплотнении рыхлой лепёшки железа и сварки разрубленных кусков заново в единое целое. Сколько раз я это проделал?

   - Двадцать пять, - выдохнул мальчик. - Столько же, сколько раз погружались в мистический транс и возносили молитвы божественным Идзанаги и Аматэрасу-но.²

   - Правильно. Боги и ками³ – покровители монахов обучивших в юности меня ремеслу пришли, я надеюсь, на мой зов, чтобы навсегда поселиться в нашей школе... Жаль - у нас закончились палочки, пропитанные благовониями, - мастер сокрушённо покачал головой. Его лицо, изборождённое морщинами и впадинами теней, сделалось печальным и строгим.

   - Очищение духовное и физическое, строгое соблюдение ритуалов, освящённых духами наших предков, медитация, чтобы сосредоточиться на главном - всё это секреты мастерства оружейника. Так же, как чутьё на нужную температуру воды при закалке, количество примесей в расплавленном металле. Цвет, всегда следи за цветом стали в печи. От этого зависит слишком много. Будет ли меч острым и крепким, или его сломает первый же удар другого клинка. Обнажённая утигатана должна вызывать у противника не страх, а благоговение вместе с уважением к его владельцу. Запомни это, Иёри.

   Мастер кашлянул, сплюнул на землю сгусток слюны, перемешанной с угольной пылью, и продолжал объяснять ученику премудрости ремесла:

   - И, таким образом, проковывая заново клинок, мы обернули основное лезвие меча вязкой рубашкой. Я называю эту работу - созданием внутренней и внешней части панциря черепахи. Кромка режущего лезвия будет острой и вязкой, и нашему клинку другой меч теперь не страшен. Ты понял?

   - Хай, - кивнул Иёри.

    - А почему этот меч не сломается при ударе другого меча? - Задавая очередной вопрос, мастер протёр тряпкой тусклый неполированный клинок, держа его за хвостовик, где должна позднее появиться рукоять, все части для которой уже были приготовлены.

   - Вы не позволяли холодной воде касаться тыльной части лезвия.

   - А зачем мы "варим" сталь днём, а куём мечи и закаливаем клинки ночью?

   - В темноте мы следим за правильной температурой в печи. Цвет огня должен быть ярко-оранжевым. Заметить это можно, только если нет посторонних источников света. А затем вы постепенно и медленно "отпускали" клинок столько же раз, сколько подвергали закалке. Также имеет значение идеально выровненная поверхность наковальни, тщательно подобранные по весу молотки и сила ударов.

 

   ¹ Утигатана. Так ранее назывался боевой меч в Средневековой Японии.

   ² Идзанаги - у древних японцев - создатель всего сущего - Бог небес. Аматэрасу-но Оомиками - младшая дочь Идзанаги, богиня Солнца, главное синтоистское божество, родоначальница династии императоров Страны восходящего солнца.

 

 

 

   - Ты наблюдателен, Иёри. Не зря проводишь время рядом со мной, чего не скажешь о других лодырях, которых я приютил под своей крышей.

   - Простите меня, господин, но разве не вы отослали остальных учеников на рисовое поле, которое арендовали в соседнем селении?

   - Скажи, чем бы я вас всех кормил? Соломой, из которой крестьяне плетут татами? Пусть бездельники поработают. К зиме окрепнут, вместе будем делать партию "макури"¹. Судя по слухам, которые время от времени приносят в Сагами² мои собратья - бродячие монахи, скоро быть большой войне.

   - Простите, мастер. А для кого мы ковали этот клинок? Сосю китаэ³ требует большого труда, кропотливой работы и осторожной многоразовой закалки. Когда мы сделаем острой и отполируем этот меч, его можно с большой выгодой продать. Но такое оружие не каждому по карману.

   - Ты прав, мальчик. Четыре полосы железа, сваренные между собой, разрубленные и сложенные вместе при ковке двадцать пять раз дают количество слоёв, - кузнец начертил несколько иероглифов на земляном полу хижины, - даже не могу сосчитать... Конечно, я буду просить за этот меч не меньше двадцати коку риса.

   "Хорошо бы, - подумал мальчик. - Мы могли бы отремонтировать печь, купить ещё железной руды, много угля, шёлковый шнур для рукоятей... Отремонтировать дом, перекрыть крышу, которая течёт, словно решето, завести кур, купить ароматные палочки для алтаря, чтобы ками вдыхали вкусные запахи, а не дым из печи. Много чего можно купить на двадцать коку риса".

   - Сенсэй! Вы забыли поставить своё клеймо на рукоять.

   - Пустое, - отмахнулся оружейник. – Меч подобный этому, вряд ли кто сделает ещё. Дзитетсу⁴ - вот моё клеймо. Линия хамона сама скажет настоящему знатоку, какой школе принадлежит эта утигатана.

   - Может, тогда дату поставить?

   - Хватит молоть вздор. Ты прилип ко мне, словно пиявка, вылезшая из заброшенного пруда, который утратил своего хозяина - водяного ками.

   - И всё же, вы не сказали, кто заказал вам меч, - не отставал мальчик

   Сэнсэй с опаской посмотрел по сторонам и поднял вверх палец.

   - Неужели? Сам сёгун⁵?

   Оружейник кивнул и приложил палец к губам.

   - Вот ещё одна причина, по которой я не ставлю клеймо. Знатные даймё и сёгуны считают это знаком неуважения. Но разве может иероглиф с именем простого кузнеца осквернить оружие, принадлежащее знатному господину? Впрочем, хватит сотрясать словами полуденный зной. Мне пора отдохнуть. Ты прибери здесь всё. Погаси печь. Нужно беречь уголь. Положи на место инструменты. Разбудишь меня, когда солнечный диск ляжет вон на тот холм.

 

¹ Макури - упрощённая конструкция меча, у которой сердцевина из мягкого железа целиком спрятана в оболочку из твёрдой стали.

² Сагами - одна из провинций в Средневековой Японии.

³ Сосю китаэ - одна из наиболее сложных конструкций изготовления самурайского меча.

⁴ Дзитетсу - цвет и текстура стали.

⁵ На самом деле, "сёгун" - это сокращение от полного титула "сэйи тайсёгун" ("великий воевода - каратель варваров"). В древней Японии так называлась одна из временных военных должностей главнокомандующего (тайсёгуна) армией государства. Тайсёгуном назначались некоторые полководцы, направленные императором для сражения с "варварами" (эмиси) - племенами нынешних айнов, заселявшим в те времена  северо-восток страны. Первым, кто получил это звание, был Отомо Отомаро, которому император Камму приказал идти в поход на эмиси в 794 году.

 

   Мастер завернул меч в чистый кусок полотна, сунул его под мышку и вышел из кузницы.

   Иёри смотрел ему вслед до тех пор, пока узкий проём двери позволял следить за сухой, жилистой фигурой сенсэя.

   "Когда-нибудь я превзойду этого старика в мастерстве, - с неожиданной завистью и злобой подумал мальчик. - Мои мечи будут лучше. Мою сталь будут бояться даже самые храбрые самураи. Я наполню свои клинки жаждой крови и убийства. Скоро, очень скоро люди забудут имя учителя и будут с уважением произносить моё.

   - Уважение, - ворчал ученик, наводя порядок в кузнице. - Зачем, о, всемогущие боги, уважение утигатане? Настоящее оружие должно внушать ужас. Каждый мой клинок будет нести каплю моей ненависти к богатым даймё - этим гордецам, которым выпало счастье родиться в знатных семьях и владеть замками и землями, презирая таких бедняков, как я.

   Мальчик щипцами выхватил из ещё не остывшей печи тлеющий уголёк и плюнул на него. Слюна зашипела и, закипев, через мгновение превратилась в облачко пара, которое подхватил сквозняк.

   "Слава самурая - ничто. Она сродни вот этому плевку на раскалённый уголь событий. Мгновение - и слава исчезла, превратившись в дым, - думал мальчик, доставая лопатой тлеющие угли и складывая их в большое корыто, согнутое и сваренное из тонкого листа железа. - Слава оружейника - вечна. Или хотя бы живёт столь долго, сколько может существовать хорошее оружие".

   Пока юный ученик наводил порядок в кузнице, мастер обошёл мастерскую и направился к колодцу. Прислонив меч к срубу, он сбросил вниз деревянное ведро, привязанное к верёвке, достал его, уже наполненное водой, и тщательно вымыл голову и лицо. Затем оружейник снял свои дзори¹, сбросил одежду и, опуская в воду широкий кусок полотна, протёр им всё тело, смывая грязь и пот. Не забыв прихватить одежду и меч, мастер проследовал по тропинке нагретой солнцем, к одной из пристроек. Там он раздвинул тонкую перегородку из плотно подогнанных, расщеплённых стволов бамбука, которая служила входом и стеной маленькой спальни оружейника. Оставив свои дзорипроветриваться на свежем воздухе, мастер сел на пороге, вымыл ноги чистой водой из глиняного кувшина, предусмотрительно приготовленного Иёри, позволяя струе литься в широкую деревянную миску. Посидев немного, он вытер ступни чистым куском холста, встал и оказался внутри комнатки, где дощатый пол ученик выскоблил до блеска, позволяя взгляду старика оценить структуру древесины. Будто что-то вспомнив, сэнсэй круто развернулся на пятках, сел на колени, взял в руки миску с водой и долго разглядывал отражение своего лица. Покачав головой, он оставил воду снаружи за перегородкой, снова встал, прошёл в угол комнатки, раздвинул ещё одну перегородку, за которой оказалась узкая кладовка, достал чистое кимоно, переоделся, потом вытащил за край циновку, развернул её на полу и сел, скрестив ноги. Мастер нашёл глазами небольшой глиняный чайник, потянулся к чашке, стоящей тут же, и налил себе холодного яблочного чая. Длинные волосы мастера с вкраплениями седины успели высохнуть и свешивались на глаза. Пришлось заново перевязать их тонкой бечёвкой. Вздохнув, старик отодвинул в сторону чайник и растянулся на циновке, подложив под голову деревянный брусок. Усталость и чувство хорошо сделанной работы заставили оружейника закрыть глаза. Он попытался заснуть, но из этой затеи ничего не вышло.

   "Я говорил Иёри про большую войну. Нашёл чем испугать мальчишку. Вся история Ямато - сплошные войны. Только вражда между родами Тайра и Минамото стоила Японии сотен тысяч убитых². Кажется - это было вчера, а прошло уже больше двухсот лет. И ладно бы на островах воцарился мир, спокойствие и нормальная сытая жизнь. Где уж там? Самураи Минамото Ёритомо продолжали искать и преследовать последних Тайра, которых народная молва сделала героями. Хотя, и те, и другие одного поля рис. Стычки и засады, предательства и подлые убийства. Это же надо - победитель в этой войне князь Минамото, решив избавиться от своего брата Ёсицунэ, которому был многим обязан, приказал схватить и казнить парня. Немыслимо. Куда делась былая верность долгу и честь самураев? Хотя, ходят слухи, что храбреца Ёсицунэ спасли боги и переправили его на материк, где он объявился под именем Чин-Ги-хана".

   Мастер заёрзал на циновке и, не найдя удобного положения, сел.

   "Вот чего не понимаю. Зачем злой судьбе было нужно, чтобы внук Чин-Ги, став наследником военной славы деда, приказал своей армии покорить Японию? Хотя, что я такое говорю? До победы дело не дошло. Наши Боги, вняв молитвам монахов, вначале разметали по морю флот монголов, а потом воодушевили самураев на сопротивление. Вот когда показали свою силу укороченные мечи - утигатаны. А, ураган, божественный ветер - Ками-кадзэ потопил новые корабли пришельцев. Но у монголов, захвативших к тому времени империю Ки, снова родилось много воинов. Их стало - словно песчинок на морском берегу. Что-то будет дальше?"

   Оружейник почувствовал жажду и потянулся к чайнику.

   "Нет, что ни говори, война для простого крестьянина - беда. А для самураев - забава, источник славы и потока милостей от князей. Вот только битвы с монголами не принесли кланам ожидаемой добычи. Земель в Ямато не прибавилось, многие самураи недовольны, что их храбрость осталась неоценённой сёгуном. А где её взять, землю? Вон монахи тоже ропщут, считая, что только их молитвы богам помогли самураям победить. И я их понимаю. Они верны старым традициям и всегда поддерживали императоров, набирая из своих рядов войско. А что предложило им бакуфу Камакуры? Пустые обещания и полное пренебрежение их военной доблестью".

   - О, боги! - прошептал кузнец, молитвенно складывая руки перед собой. - Пусть всё остаётся, как есть. Пусть бакуфу правит, собирает налоги, пусть императорский двор сидит в своём Киото, сёгун спокойно спит в Эдо, крестьяне возделывают землю, выращивая рис в поте лица своего. Пусть отсутствие новостей будет самой хорошей новостью, лишь бы не было новой междоусобицы. Хотя, напрасны мои молитвы. Ходят слухи, что император Го-Дайго затевает бунт против сёгуна, используя недовольство самурайских кланов. Новая война - не за горами.

   Оружейник ещё раз приложился к чайнику и снова лёг, но тяжёлые думы не давали покоя.

   "Ещё две зимы и мне стукнет пятьдесят. Вроде и силы ещё есть, но лицо - всё в морщинах, да и седины прибавилось. Другой бы радовался. Война требует много оружия, большого количества  копий, наконечников для стрел, мечей. Вон остальные мастера куют боевые утигатаны, не мороча себе голову многослойной проковкой, сложной закалкой и прочими

премудростями. И они правы. Обычный самурай не может себе позволить слишком дорогой меч. Простой, прочный клинок, выдерживающий пару сражений, вот что нужно воину. Во всём должна быть разумная достаточность. Если клинок сломается на одиннадцатой схватке в бою, владельцу уже будет всё равно. Самурай к тому времени окажется, или убит, или искалечен. А новый хозяин трофея просто выбросит огрызок меча. Это сёгуны и главы кланов передают мечи по наследству. Это им нужна красота и качество стали, ножны,

 

¹ Дзори - соломенные сандалии с плоской подошвой.

² Война Гэмпэй - гражданская война в средневековой Японии между двумя знатными родами Тайра (Союз могущественных кланов Хэйкэ, из которого назначались военные правители провинций) и Минамото (Гендзи - потомки японского императора Сага). Война привела к установлению первого в истории Японии сёгуната - военного правительства, обладавшего всей полнотой власти.

 

инкрустированные серебром и слоновой костью, шёлковый шнур или черепаховые накладки на рукояти. А мне всё это зачем?" - Оружейник, кряхтя, поднялся на ноги и стал вышагивать по комнате, по привычке обходя стороной циновку.

   - Действительно, зачем? - шептал он. - Долг перед учителем - Кунимитсу-сама? Или деньги? Жажда увековечить  своё имя в веках? Но я даже не ставлю клейма на своих мечах. Снова придут монголы, утопят Ямато в крови, и никто никогда не вспомнит, что был такой мастер из Сагами, ковавший лёгкие, прочные и острые клинки. Кому будут нужны: ниэ - узоры из вкраплений на клинке, напоминающие звёзды в ночном небе, кто будет любоваться линией хамона, где при заточке видна картинка в виде древесных волокон?

   Усталость и проведённая в трудах ночь постепенно предъявляли свои права на разум оружейника. Его мысли начали путаться в сетях туманной дрёмы, а затем прервались, позволяя сну завладеть душой и телом мастера.

   День давно клонился к закату, тени от построек и деревьев стали длинными, давая короткой, выжженной зноем траве почувствовать приближение вечерней прохлады.

   Дома деревни, соломенные крыши которой виднелись за рисовым полем и рекой, стали видны более чётко. Там во дворах суетились женщины, бегали голые ребятишки, доносился стук деревянных нунтяку¹, которыми кто-то невидимый за хижинами отделял недавно собранный рис от плевел.

   Иёри, которому не спалось на голодный желудок, посмотрел в сторону холмов. Солнце на четверть погрузилось в лес, чернеющий на одной из вершин. Мальчик вскочил на ноги и отправился будить мастера. Перед хижиной он сел и осторожно отодвинул в сторону бамбуковую перегородку.

   - Сенсэй, - тихонько позвал он.

   - Я не сплю, - мастер вскинул руки и протёр кулаками глаза. - Принеси воды.

   - Уже, - Иёри придвинул к себе кувшин и миску.

   Оружейник тяжело поднялся, сел на пороге, обулся и наклонился над миской.

   - Лей!

   Ученик осторожно вылил содержимое кувшина на голову мастеру.

   - Уф, хорошо!

   Сенсэй, забыв вытереться, просунул руку внутрь помещения и вытащил на свет меч, завёрнутый в тряпку.

   - Пошли! - приказал он Иёри.

   Мальчик, покосившись на капли воды, оставленные на деревянном полу, тихо задвинул деревянную перегородку и последовал за мастером.

   - Ты догадался сварить рис?

   - Хай!

   - Вскипятил воду для чая?

   - Хай!

   - Молодец. Давай, сначала, подкрепимся.

   - Я ещё две рыбины сварил, - признался Иёри. - Самые маленькие, с ладонь. Очень есть хочется.

   - Какие рыбины? - обернулся сенсэй,  сердясь на мальчишку и его неуместную расторопность.

 

¹ Нунтяку (нунчаку) - восточное холодное оружие ударно-раздробляющего и удушающего действия, представляющее собой две короткие палки, соединённые шнуром или цепью. В данном контексте - цеп для обмолота зерна, который и являлся прообразом нунтяку.

 

   - Крестьянин принёс целую корзину в обмен на горсть старых гвоздей.

   - А сколько рыбы было вообще?

   - Два десятка, не меньше.

   - И где она?

   - Выпотрошил. Вон висит, вялится на солнце.

   Оружейник посмотрел в сторону, куда указывал мальчик и одобрительно кивнул головой.

   - Хорошо. Доставай чашки.

   Мастер и подмастерье сели прямо на траву друг против друга и стали есть рис, перемешанный с кусочками рыбы. После чая оружейник поднялся, подхватив с земли свёрток, и пошёл к кузнице.

   - Вымой чашки, потом будешь мне помогать.

   Весь вечер и часть ночи они по очереди затачивали лезвие и полировали клинок, меняя камни, порошки разных минералов, смывая каменную крошку, и любуясь постепенным проявлением линий ниэ, хамона и редким холодным изумрудно-синего оттенка цветом металла. Иёри мысленно пересчитал шлифовальные камни и глиняные кувшины с минералами. Камней оказалось пятнадцать, а кувшинов - пять. Мальчик, стараясь, чтобы этого не видел мастер, переворачивал камни и читал иероглифы на тыльной стороне брусков. Таким же образом он запоминал названия минералов, разглядывая обратную сторону дна кувшинов, где хранились шлифовальные порошки.

   - И сколько мы будем полировать меч?

   - Столько, сколько нужно, - ворчал оружейник, нанося деревянной плоской палочкой на тряпицу густую пасту, приготовленную им из каменной пудры. - Может месяц, может - два. Потом сделаем ему цука¹, цука-ито²,  сая³, завернём рукоять в полотно и снова будем полировать клинок.

   Иёри вздохнул.

   - Не вздыхай, словно собака во сне. Знаю, заточка и полировка - тяжёлая работа, но я не могу её доверить чужим рукам. Через два дня вернётся Садамунэ с другими учениками. Тебе станет легче.

   "Почему сенсэй живёт в этой глуши, хотя его назначили придворным оружейником? Почему он сделал Садамунэ приёмным сыном, а не меня? - с горечью в душе подумал Иёри. - Потому, что парень старше, сильнее? Или опытнее, чем я? Мою память не сравнить с памятью этого лентяя. Сколько раз мастер ловил гордеца Садамунэ с палочкой для письма? Этот деревенщина чертил иероглифы на скальных откосах, стараясь вбить в свою тупую башку тайные знания мастера, которые нельзя доверить даже ветру".

   - Не отвлекайся. Держи клинок ровнее, - прикрикнул на мальчика кузнец.

   Иёри ладонями, обёрнутыми чистым полотном, крепче сжал клинок.

   - Смотри! - воскликнул сенсэй. - Вот они хабути⁴ и ниои⁵. - Видишь?

   Мальчик наклонился над сталью, напрягая зрение. На клинке, в месте, где он увидел грань, отделяющую твёрдое лезвие от мягкой основы меча появились молочно белая линия и сверкающие точки.

   - Хочу тебя спросить, - мастер ткнул грязным пальцем в лоб ученику. - Из чего ты бы сделал цука-ито? Из кожи ската или акулы?

   - Мне больше нравится скат. Хотя шкура акулы - прочнее.

   - Тебе - что лепесток сакуры, что стебель лотоса, - ехидно улыбнулся мастер. - Какой из тебя толк, если твоё мнение напоминает судорожные попытки мухи держаться на плаву в супе?

   "Муха? - обиделся мальчик. - Погоди. Скоро все увидят, какая я муха. Ещё немного, и я узнаю все секреты твоей магии и колдовства, научусь укрощать силу огня и воды, ублажать молитвами ками. Все вы будете повторять моё имя с уважением и страхом", - думал Иёри, поджав губы.

 

¹ Цука - рукоять катаны.

² Цука-ито - обмотка рукояти.

³ Сая - ножны японского меча.

⁴ Хабути - переходная зона между мягкой и твёрдой сталью японского меча.

⁵ Ниои - проявляющиеся при заточке и полировке отростки полутвёрдой стали, вырастающие в сторону закалённого лезвия. Предохраняют клинок от выкрашивания при

сильном ударе.

 

                                             ***

 

   Наступило индейское лето, а Пол Вагнер и не думал держать экзамен по нейрофизиологии. Обладание самурайским мечом сделало его задумчивым и молчаливым. Он снял маленькую квартиру на окраине Денвера и оставил своего приятеля Шона Моррита одного в комнате студенческого кампуса. Они изредка встречались в библиотеке, где Шон пытался подшучивать над Вагнером.

   - Моя полоумная тётка заразила тебя разжижением мозгов. Пол, опомнись. Тебя выгонят из университета. Каким пойлом она тебя угощала на ранчо? Наверное, виски пополам с конским возбудителем. Что с тобой?

   - Ровным счётом ничего. Просто я подумал, за каким чёртом мне становиться рафинированным яйцеголовым доктором, выкачивающим последние деньги из мнительных пациентов?

   - Тогда, что ты делаешь среди книг? Тебя видели даже в публичной библиотеке штата. Ну-ка, покажи! - Шон накрыл ладонью стопку книг и, наклонив голову, стал читать корешки переплётов:

   - Так, так. Что тут у нас? "Самураи"? Сейчас выпаду в осадок. "Ямато", "Рыцари Страны восходящего солнца", Мастера-оружейники Средневековой Японии", Дзэн-буддизм", "Бусидо", "Глубинные секреты "Итто-рю" какого-то узкоглазого Сасамори Дзюндзо. Чёрт! Не выговоришь. Ты точно спятил или прикидывашься?

   - Да, пошёл ты, - рассердился Вагнер, вырывая у приятеля ксерокопию перевода на английский язык главы "Истории Японии" Накамуро Коя "Война Гэмпэй".

   - Как знаешь, - обиделся Шон. - Только не говори потом, что тебя не предупреждали. Я бы на твоём месте обратился к психоаналитику.

   Но Пол Вагнер уже что-то выписывал в свой планшет из кодекса Бусидо.

   По вечерам он доставал меч из специального цилиндра сделанного на заказ, очень похожего на тубус для чертежей , осторожно вынимал клинок из ножен и долго любовался им, постепенно погружаясь в мистический транс.

   По утрам, едва открывая глаза после сна, Ярополк начинал думать о катане, о неизвестном мастере, сделавшим удивительный по красоте клинок, о путях и причинах, благодаря которым меч попал на ранчо ничем не примечательного, кроме красот Скалистых гор, штата Колорадо. Вопросы, на которые Пол не находил ответов, измучили его. В один из дней он включил свой ноутбук и начал искать адреса школ "Кендо"¹.

   - Господи! Школы есть почти во всех городах Америки! - воскликнул Вагнер, водя курсором по списку. А, ведь, пишут, что в своё время фехтование на мечах было запрещено в Японии оккупационными  властями. Зато в Штатах их теперь пруд пруди. Куда же мне поехать?

   Пол выбрал из списка Нью-Йорк, где школ оказалось больше всего, а из перечня додзё выбрал те, которые в разделах "Контакты" имели японские имена.

 

¹ Кендо - японское воинское искусство боя на мечах.

 

   - New York City Kendo Club, мистер Нокабуру Катаока, дальше - NY KenShinKai, владелец - Кейко Имемура, - вбивал он текст в свой гаджет. - Что же. Начну с этих парней.

   Тем же вечером Вагнер купил билет на самолёт и вылетел из Денвера в Нью-Йорк.

   Чёрный цилиндр из кожи, имитирующий тубус чертёжника, небольшой рюкзак за плечами, сумка с ноутбуком не привлекали внимания, ни полицейских, ни службу безопасности аэропорта. Пол Вагнер был похож на одного из студентов, возвращающихся после каникул к месту учёбы.

   - Что там у вас вместо чертежей? - спросил его полицейский на предполётном контроле, глядя на экран сканера.

   - Подарок приятелю на день рождения. Сабля самурая. Купил в сувенирном магазине.

   - Порядок есть порядок. Сдайте в багаж.

   Вагнер, не споря с блюстителем закона, запаковал и сдал тубус в багаж и, вопреки опасениям, увидел свою катану в целости и сохранности на ленте транспортёра уже в аэропорту Нью-Йорка. Ярополк подхватил тубус, вышел из здания аэровокзала и нырнул в кабину такси. Сунув водителю бумажку с первым адресом, он откинулся на спинку сиденья и перевёл дыхание.

   Машина медленно ползла по мокрым от дождя улицам "Большого яблока", подолгу простаивая в пробках. Мимо спешили люди, прикрываясь зонтами, толкаясь и едва не наступая на пятки впереди идущим. Город не обращал внимания на ещё одного провинциала, приехавшего из глубинки и смотрящего через окно машины на небоскрёбы Манхеттена.

   - Налево - одностороннее, встречное движение. Вам, мистер, лучше пойти дальше пешком, - таксист отодвинул в сторону пуленепробиваемое стекло, отгораживающее водителя от пассажира, и протянул ладонь.

   - Может, всё-таки проедем другой улицей? - спросил Вагнер, с тоской глядя на лужи, в которых утопали подошвы прохожих. Он перевёл взгляд на свои белые, парусиновые кроссовки.

   - Мне жалко ваших денег, сэр, - сказал таксист, оценивающе разглядывая потёртую куртку Пола. - По пробкам квартал будем объезжать минут сорок. Да здесь - недалеко, метров двести. Точно, - подтвердил он, тыча пальцем в экран навигатора.

   Вагнер сунул водителю пятьдесят долларов и ещё два - на чай. Он вылез из машины и, стараясь держаться под навесами подъездов и карнизами зданий, пошёл налево по улице.

   Нокабуру Катаока оказался рослым молодым человеком с мужественным, скуластым лицом и чёрными, коротко остриженными волосами, стоящими на голове ёжиком. Разрез глаз подтверждал, что его предки прибыли в Штаты из Юго-Восточной Азии. Он встретил Пола на пороге зала, где два десятка человек одетых в серые кимоно и такого же цвета плотные штаны фехтовали бамбуковым палками. Лица этих "мастеров меча" были закрыты масками из чёрного пластика с сеткой, защищающей глаза.

   - Проходите в мой офис, сэр. Там и поговорим.

   Следуя впереди Вагнера, Нокабуру прошёл по коридору мимо дюжины шкафчиков и толкнул дверь, на которой распластался нарисованный красной краской дракон.

   - Вы - Пол Вагнер? Да, помню, мы созванивались, только не совсем понимаю, чем могу быть вам полезным. Пройти курс Кендо вы не желаете. Тогда, какое у вас ко мне дело?

   Ярополк взялся за тубус, и вытащил катану.

   У Нокабуру округлились глаза.

   - Я хочу, чтобы вы взглянули на это, - сказал Вагнер, протягивая меч прямо перед собой.

   Сенсэй Катаока проглотил комок, вставший поперёк горла и, не беря оружие в руки, стал рассматривать ножны и рукоять. Этот процесс длился добрых пять минут. Лицо Нокабуру, то приближалось к мечу, то отдалялось, глаза бегали по элементам отделки. Потом мистер Катаока протянул ладони, и позволил опустить в них катану.

   - Судя по состоянию цуки и сая, этот меч должен быть довольно старым. Работа мастера, делавшего ножны, очень хороша. Дерево отлично отполировано и покрыто красным лаком, который лишь слегка потрескался и сильно потемнел. Сагео - тесьма вот здесь, видите, - Катаока провёл пальцем по верёвке, охватывающей ножны возле гарды, засалена и разлохматилась. По виду - она из натурального шёлка с добавками какой-то плотной нити. Рукоять тоже обвита шёлком, но он другого качества. Шёлк когда-то был белым или светло серым, не истлел, но выцвел, что говорит о том, что рукоять и ножны сделаны лет двести назад. Позволите? - Нокабуру положил ладонь на рукоять и потянул её, обнажая клинок.

   - Где вы взяли эту катану?

   - Не важно, - ответил Вагнер, хмурясь. - Что вы ещё можете сказать о мече?

   Катаока опустил глаза на клинок и стал изучать лезвие, постепенно вытягивая меч из ножен. Это заняло ещё больше времени, чем раньше.

   - Состояние стали хорошее, клинок отлично отполирован, ни капли ржавчины, линия хамона говорит о многослойной ковке и закалке. Вот здесь, - палец Нокабуру едва коснулся стали, - есть изъяны: две хирикоми - зазубрины от удара другого клинка, здесь - хадзими - матовые участки от многократной заточки. Видите, в этих местах сталь утратила первоначальный блеск, а вот тут заметно пятнышко синтецу.

   - Что это значит? - не выдержал Пол.

   - Это маленькое пятно - нижний слой металла, его сердце. Пятно говорит нам, что меч часто полировали, и верхние слои стали, которые иногда достигают нескольких долей миллиметра, "похудели". На линии хамона виден узор - древесные волокна, но, наверняка, они нанесены напильником.

   - А можно определить, кем и когда сделан меч?

   - В принципе можно, сняв обмотку рукояти и кожу. Мастер всегда оставлял на хвостовике своё личное клеймо. Но эта процедура, я имею в виду разбор рукояти, дело очень тонкое. Можно повредить оплётку или порвать её. Но вот, что я вам скажу. Судя по состоянию катаны, за ней хорошо ухаживали, но, тем не менее, меч, скорее всего - подделка работы какого-то мастера периода Эдо эпохи правления Токугава.

   - Это значит, он сделан...?

   - Я не специалист, но смею утверждать, что катана выкована лет шестьдесят назад.

   - Насколько ценен этот меч?

   -Трудно сказать. Лезвие выполнено не по технологии Мару, которая была самой дешёвой и не соответствовала канонам Кобусэ. Те мечи были самыми распространёнными среди простых самураев. Войны случались так часто, что требовали большого количества оружия. Катан, подобных вашему мечу, - Катаока аккуратно вложил клинок в ножны и протянул его Вагнеру, - тоже сделано немало. Он мог, если бы не был подделкой, принадлежать одному из многочисленных, не очень знатных буси, из среды которых наверх пробивались единицы. Большинство таких самураев были командирами мелких отрядов, набиравшихся по родовому признаку. После падения сёгуната Токугава и особенно после Второй Мировой войны десятки, если не сотни тысяч катан уничтожались по приказу американских оккупационных властей. Но ещё больше сделано подделок в шестидесятых годах прошлого столетия во времена роста национального самосознания японцев, которые, наконец-то, оправились от поражения и ударов по Хиросиме и Нагасаки. Такие мечи хорошо покупались в Японии. Ими украшали интерьеры домов в память о предках, героически погибших в сражениях. Сколько он может стоить? Даже не знаю. Может, тысячи две, может, пять. Где-то в этих пределах. Простота отделки говорит о том, что он не парадный. Сейчас на американском рынке сувениров и антиквариата таких мечей - тысячи. Их после войны пачками везли домой демобилизованные американские солдаты, грабившие дома моих соотечественников. Чтобы точно определить, когда был сделан клинок, нужно проводить спектральный анализ стали. Скорее всего, катана выкована перед самой войной в 1940-м или в 1943 году. Тогда их делали в массовом порядке из стальных рельсов, вооружая офицеров, что очень поднимало их боевой дух. А впоследствии кто-то специально состарил и клинок, и ножны. И вот вам мой совет. Не показывайте этот меч каждому встречному. Сегодня есть много желающих заполучить настоящую боевую катану для своей коллекции. Меч стоит немного, но вас могут ограбить люди, промышляющие на "чёрном" антикварном рынке. Зачем вам неприятности? Или я не прав?

   - Да, конечно, - сказал Вагнер, засовывая клинок в тубус. - Спасибо, что уделили мне время.

   - Рад был помочь, - Нокабуру Катаока встал из-за стола, улыбнулся и протянул Полу руку.

   "Очень по-американски, - подумал Вагнер, отвечая на крепкое рукопожатие. - Тоже мне, японец".

   Ярополк вышел на улицу и остановился у газетного киоска, где огромный полотняный зонт прикрывал от дождя высокий стеллаж с газетами.

   "Неужели мой меч - подделка, искусственно состаренный новодел? Но этого не может быть. Кевин Бейли привёз из Японии два меча. По какой-то причине моя катана имела для него особое значение. Хотя, возможно, он просто случайно оставил себе именно этот меч, не разбираясь в тонкостях оружейного дела. Но что-то есть необычное в этой катане. Лезвие, если долго смотреть на него, притягивает взгляд и завораживает. Хорошо бы поговорить с кем-то, кто хорошо знает историю и технологию изготовления мечей. Но где мне найти этого человека", - думал Пол, снимая с плеча подарок Молли.

   Вагнер распахнул полы куртки, прижал к телу тубус, застегнул молнию, поднял воротник и вышел на обочину, отыскивая взглядом жёлтый цвет такси.

   Через полчаса он уже сидел на кровати в номере дешёвой гостиницы в пригороде Нью-Йорка и нежно водил салфеткой, взятой в ванной комнате, по лезвию обнажённой катаны, вытирая следы пальцев Нокабуру Катаока. Взгляд Вагнера, словно во сне, погружался в синюю глубину стали.

 

                                Глава 3.

 

   - Мне плевать, какие слухи распускает обо мне клан Ходзё, - говорил тучный человек, облачённый в широченное кимоно коричневого цвета.

   Голову толстяка украшал пучок волос, собранный на затылке длинными заколками из бронзы. Рукава кимоно полностью закрывали руки, оставляя на виду лишь часть веера, зажатого в правом кулаке. Мужчина сидел, поджав под себя ноги, в пятидесяти шагах от святилища Синомура в тени деревьев на помосте, накрытом слоем тонких татами. Шеренга неподвижно стоящих самураев, вооружённых копьями и мечами, образовывала за спиной сидящего человека полукруг. Буси стояли против ветра и до них долетало каждое слово произнесённое толстяком, собеседником которого был худой коротышка, сидящий прямо на траве и облачённый в доспехи «о-ёрой». Шлем самурая лежал перед ним, а меч - у правого колена рукоятью вперёд. Это говорило о доверии и уважении к толстяку, хотя в глубине души коротышка вовсе не испытывал этих чувств. Зрачки узких глаз, прикрытых веками, настороженно бегали по сторонам. На лбу и выше, где череп был выбрит наголо, выступили капельки пота.

   Толстяк тем временем продолжал:

   - Я ценю твою храбрость и дальновидность, уважаемый Асикага, и считаю твой поступок не предательством, а предосторожностью. Твою дружбу и преданность я ценил прежде, ценю и сейчас. Ты был прав, когда отказался открыто поддержать меня. У Бакуфу в десять раз больше войск, и открытая война не принесла бы нам победы, а мне не вернула бы всей полноты власти.

   Худощавый Асикага Такаудзи - второй сын гокенина, прямого вассала сёгуна - Ходзё Такатоки осторожно указательным пальцем дотронулся до собственного виска, стирая каплю пота и произнёс, почтительно наклонив голову:

   - Я бесконечно счастлив, что мои действия в прошлом поняты правильно. Но…

   Император Го-Дайго прервал самурая. Веер вместе с пухлым кулаком вынырнул из рукава кимоно и поднялся, давая понять, что речь человека претендующего на трон замка Киото ещё не закончена.

   - Забудем о наших разногласиях. Сегодня пришло время действовать и вернуть императорам Ямато законные права, освящённые богами. Нельзя оставить безнаказанным тот факт, что клан Ходзё называет меня вероломным и трусливым самозванцем, растратчиком казны, человеком, потакающим капризам своих наложниц, вероломным предателем, способным предать и продать союзников. Ваш император Го-Дайго больше не может быть куклой в театре, называемом сёгунатом Камакура. Мне странно и горько слышать, что верные сёгуну буси, защищавшие нашу землю от вторжения монголов, остались без награды. Где это видано, чтобы самурай нанимал живописца, чтобы тот запечатлел в красках его подвиги и раны. Историю сражений и доблести пишут летописцы и монахи по заслугам нашим. Пусть этот воин - Такэдзаки Суэнага не из самых храбрых и отважных, но он получил должность при дворе и поместье, однако другие самураи влачат жалкое существование без должного вознаграждения...

   - Со шрамами на теле и обидами в сердцах, - согласно кивнул Асикага.

   - Поэтому, я считаю, что пришла пора разобраться с кланом Ходзё, - снова поднял веер император.

   - На стороне бакуфу - сумасшедшие буси - варвары с востока, известные своей удалью и презрением к смерти. Командиры этих ублюдков предпочитают действовать в лоб, подавлять врагов бесшабашной храбростью.

   - Ты опять прав, мой славный Такаудзи. Давай-ка послушаем буси Кусуноки Масасигэ - начальника моей гвардии, - император взмахнул веером.

   Из шеренги самураев, выстроившихся за спиной Го-Дайго, вышел человек в чёрном кимоно. Узел волос на затылке был стянут серой шёлковой лентой, концы которой ниспадали складками на плечи.

   - Я бы посоветовал моему императору всегда и везде применить тактику Ёсицунэ Минамото. Пусть маленькие отряды наших самураев, которые всю свою жизнь отдают служению вам и Ямато, нападают из засад на бесшабашных восточных дикарей, большинство из которых предаются лени между войнами и вряд ли выдержат стремительные и внезапные атаки. Я приказал оружейникам бросить все силы на изготовление стрел. Густые толпы противника будут беззащитны против лавины стрел наших лучников. Предлагаю господину Асикага сделать то же самое. Пусть его самураи упражняются в стрельбе. Опыт защиты маленькой горной крепости Акасака подтверждает, что моя тактика была правильной.

   - А что там было с этой крепостью? - лениво поднимая глаза на командира гвардии, спросил Асикага.

   - Недостроенный деревянный замок, неглубокий ров, однорядная стена, мало продовольствия, двести самураев на башнях и ещё триста - в лесу на ближайшей вершине.

   - И что? - Асикага начинал терять терпение. Он считал тактику Ёсицунэ Минамото не заслуживающей внимания.

   - А то. Сотни тысяч буси бакуфу смеялись над нами. Они думали, что возьмут замок с ходу. Что они не успеют показать ни доблести, ни отваги, поэтому беспорядочной толпой пошли на штурм, толкая друг друга и соревнуясь, кто первым ворвётся внутрь крепости. В результате мои лучники завалили вражескими трупами всю траншею перед башнями, а те из восточных варваров, кто остался жив, в страхе бежали.

   - Войска бакуфу просто так ушли, не повторив атаки?

   Командир гвардии молчал, сдержанно улыбаясь.

   - Излишняя скромность не позволяет славному Кусуноки закончить свой рассказ, - вмешался император. - Второй приступ был тоже отбит, но буси сёгуна было слишком много, и поэтому господин Масасигэ перехитрил самураев Ходзё, заставив их думать, что все защитники крепости сделали сеппуку. На самом деле Масасигэ приказал поджечь замок, и в суматохе маленькими группами его самураи просочились через шеренги врагов. Ха-ха. Представляю лица командиров Ходзё, когда они узнали истинное положение дел.

   "О, боги! - мысленно воскликнул Асикага Такаудзи. - Времена и нравы уже не те. Самураев, готовых драться из чувства долга перед своим господином и умереть за него, с каждым днём становится всё меньше. Буси бакуфу не хватило мужества и чести оставить свои жизни там под стенами замка. Разве можно полагаться на таких трусов? Говорят - многие из них покидают поле боя и переходят на сторону Го-Дайго. Вассалы Ходзё думают только о своей выгоде и землях, которые они могут захватить в этой неразберихе. Пора и мне подумать о своих интересах, а то будет поздно".

   Такаудзи, погружённый в размышления, всё же успел поймать на себе ехидный взгляд императора.

   - Что скажешь, друг мой? - Го-Дайго согнал с лица улыбку, вызванную рассказом командира гвардии.

   "Я тебе - не друг", - разозлился Асикага, но вслух сказал:

   - Даю слово, что не выступлю против своего императора.

   - Тогда встань на мою сторону.

   - Мне нужно подумать.

   - Ну, что же, думай. Только не долго, - император медленно поднялся, подхваченный двумя самураями под локти. - Смотри, не опоздай. Нитта Ёсисада уже был здесь и клялся мне в своей верности, - Го-Дайго повернулся спиной к Асикага и пошёл, сопровождаемый офицером гвардии, к святилищу. Остальные самураи из охраны императора не тронулись с места, наблюдая за собеседником императора, который, подхватив с земли оружие, поднялся и стал пятиться назад к своим людям, стоящим вдалеке.

   "Нитта Ёсисада? Надо же? Он, ведь, как и я - потомок рода Минамото, а вот, надо же… Похоже и этот хитрец переметнулся на сторону Го-Дайго", - думал самурай, заталкивая меч за пояс, повязанный поверх доспеха. - Нужно поговорить с моими вассалами. Что скажут они?"

   Свита Асикага разобрала лошадей привязанных за воротами храма, дождалась, пока их вождь влез на своего коня, и все вместе они исчезли за поворотом дороги в клубах пыли.

 

                                                        ***

 

   - Подождите, дайте перевести дух, - мастер остановился на обочине широкой тропы, ведущей к главной дороге на Камакуру. Оружейник вытер пот со лба, снял с головы широкополую соломенную шляпу и стал искать глазами камень, который мог бы служить лавочкой.

   Иёри и приёмный сын оружейника - Садамунэ покорно остановились, сбросив с плеч тяжёлые связки мечей, завёрнутые в два холста. Со стороны можно было подумать, что это крестьяне несут вязанки хвороста в ближайшую деревню.

   Полуденный зной раскалил глину тропы, и только в лесу удавалось спрятаться от палящих лучей солнца. Мастер, обмахиваясь шляпой, наконец, нашёл подходящий камень и сел, отдуваясь и прислушиваясь.

   Птицы, которые с утра выводили на разные голоса свои песни, в середине дня притихли и попрятались среди ветвей, пережидая жару. Где-то недалеко журчал ручей, выдавая своё присутствие рядом с тропой густой зеленью травы. Высоко в небе парил сокол, хорошо видный через разрывы в кронах деревьев.

   "Зря тратит силы в такую жару. Птиц только ураган поднимет в воздух, а мыши, лисицы, дикие утки сидят, как и я, в тени. Интересно, что он там видит с такой высоты?" - думал мастер, на глаз оценивая размах крыльев хищной птицы. Он вытащил деревянную пробку из тыквы, привязанной к поясу на верёвке, перевернул пустой сосуд вверх дном и с сожалением увидел, что на землю не упало ни капли воды.

   - Иёри! Ступай к ручью. Пить хочется.

   Мальчик, забрав из рук мастера и Садамунэ пустые тыквы, пропал в высокой траве.

   "Проклятые буси. Не могли сами приехать и забрать оружие, - думал подмастерье. - Тащи теперь это железо на себе.

   Наткнувшись на ручей, Иёри утолил жажду, наполнил водой все три тыквы, завернул в кусочки полотна пробки и заткнул сосуды. Возвращаясь к своим спутникам, он услышал конский топот и звон оружия. Тихо ступая, он добрался до придорожных кустов и раздвинул ветки. 

   Десяток всадников окружили Садамунэ и мастера, весело переговариваясь и тыча кончиками копий в плечи своих жертв.

   - Эй, смотрите! - закричал один из самураев, за спиной которого был закреплён флаг с моном неизвестного клана. - У этих крестьян с собой мешки. Интересно, что в них?

   Буси, гарцующий слева от первого самурая, вытащил из ножен танто, нагнулся и разрезал тесьму, связывающую горловину ближайшего к нему свёртка.

   - Хо! - воскликнул всадник. - Да это же мечи. Где вы их взяли, жалкие крестьяне, куда вы их несёте?

   - Я - оружейник принца Моринага. Эти клинки - заказаны командиром личной охраны самого императора. Не касайтесь рукоятей своими грязными руками. Вы пожалеете об этом, - закричал мастер.

   - Ха! Испугал, - засмеялся первый самурай. - Голова твоего Кусуноки Масасигэ скоро будет висеть на башне родового замка Ходзё. А сам император сядет в яму на каком-нибудь отдалённом острове.

   - Кто вы? Назовите свои имена. Я буду жаловаться, - голос мастера срывался от гнева, переходя на визг.

   - Ах, ты грязный сын свиньи! - из шеренги верховых выехал ещё один самурай. Поверх кимоно на него был надет панцирь - явно с чужого плеча. - Как ты смеешь угрожать буси бакуфу? - самурай спешился, выхватил из ножен свой меч и подошёл к оружейнику. - На колени!

   Иёри подумал, что сейчас станет свидетелем того, как голова мастера расстанется с худым телом, но буси клинком ударил оружейника плашмя по спине и толкнул ногой в пыль. Следующим молниеносным движением он разрезал второй мешок и вытащил на свет меч с рукоятью, обвитой белым шёлковым шнуром. Блеснули на солнце бронзовые накладки на тёмно-красном лаке ножен и декоративные вставки на красной коже под шнурком цуки.

   - Ого! Это тоже предназначено проклятому Масасигэ? А? Отвечай, а не то будешь искать свою голову в кустах.

   - Этот меч я сделал по заказу сёгуна, - вынужден был признаться мастер.

   - Распутнику и пьянице Ходзё Такатоки? - самурай весело рассмеялся, закидывая назад голову и дёргая подбородком, кожу которого стягивал ремешок дешёвого кожаного шлема. - Боюсь, ты не застанешь его в замке Камакура. Этот дурак, называющий себя сёгуном, безуспешно штурмует крепость Тихайя.

   Мастер, забыв о страхе, внимательно слушал речь буси.

   "Судя по неуважению к особе сёгуна, эти самураи - дезертиры, перебежчики или ронины", - думал он.

   Между тем, самурай, держащий в руках новенькую утигатану в ножнах бордового цвета, продолжал смеяться.

   - Зачем нашему бывшему господину такое оружие? Что он с ним будет делать? Может, в ушах ковырять, чтобы лучше слышать речи бездарных советников, не способных перехитрить Масасигэ? Это же надо додуматься - осыпать тучей стрел куклы, наряженные в самурайские доспехи, которых выставил на стенах хитрый Кусуноки, чтобы пополнить свой запас стрел. Эй, Фукама! У тебя был когда-нибудь подобный красавец? - Самурай повернулся к своему товарищу и поднял клинок рукоятью вверх.

   - Нет, Такеёдзу. Я за всю свою жизнь и верную службу сёгуну получил всего пару золотых китайских монет, которые зарыл в собственном крошечном саду. Может, когда-нибудь, мой сын сможет продать их, чтобы позволить себе иметь простой меч настоящего буси. Ками моего клана никогда бы не позволили мне носить такой. Я сразу стану мишенью в бою и не доживу до осени, когда моя жена должна снова родить.

   - Тогда я возьму его себе, - решил Такеёдзу. - Мне некого бояться, кроме гнева небес. Вон над лесом собирается грозовая туча. Поехали отсюда.

   - Но это невозможно, - мастер поднялся на ноги и протянул вперёд руки.

   - Что - невозможно? Нам уехать отсюда?

   - Нельзя забрать меч, принадлежащий сёгуну.

   - Он, что? Уже заплатил за него?

   - Нет...

   - Тогда не переживай. В качестве награды я оставляю тебе твою никчёмную жизнь. Теперь ты сможешь сделать сёгуну ещё одну утигатану, если успеешь. Эй! Фукама. Забирай остальные мечи. Наши совсем сточились. Новые нам пригодятся. Вперёд!

   - Стойте! - набрался храбрости Садамунэ. - Господин! Назовите нам своё имя.

   Всадник, забравший ценный меч, обернулся на скаку.

   - Можешь сказать Ходзё, что его утигатаной теперь владеет Мацудайра Такеёдзу, - крикнул самурай и скрылся из виду.

   - Это невозможно, - растерянно повторял мастер, глотая пыль, поднятую копытами лошадей исчезнувших в лесу самураев. - Садамунэ, Иёри! Что значит "если успеешь"?

   Едва стих лязг оружия и мягкий стук подков, Иёри выскочил из кустов и подбежал к учителю. А тот снова сел на камень и, словно в трансе, повторял всего два слова: "если успею..."

   Тонкая фигура мальчика заслонила солнце. Оружейник поднял глаза.

   - А, это ты - Иёри? Вот я и дожил до времени, когда для бродячих буси не осталось ничего святого. Нас лишили мечей средь бела дня.

   - Они - не буси, а грабители, - хмурясь, Садамунэ подобрал с земли обрывки верёвок, которыми были завязаны мешки. - А ты - тоже хорош, - набросился он на Иёри. - Словно трус спрятался в кустах. Получай!

   Два подзатыльника, один больнее другого, взъерошили волосы на голове парнишки. Но тот, будто не чувствовал боли. Он странно смотрел на мастера отсутствующим взглядом.

   "Если меч сэнсэя будет сломан в битве или потерян в свалке среди трупов, или утонет в каком-нибудь болоте, с чем люди будут сравнивать мои собственные клинки? - думал он. - Учителю - почти пятьдесят один год. Редкие оружейники доживают до такого почтенного возраста. За последние три года он сделал всего три меча, достойных настоящего буси. Самурай прав. Мастер может не успеть сделать ещё один. Вон как у него руки трясутся. Да и жилы давно вышли наружу".

   Иёри тронул мастера за плечо.

   - Я пойду за самураями и верну наши мечи.

   - Опомнись, парень, - Садамунэ нервно засмеялся. - Вернёшь наши утигатаны и танто? Каким образом? Эти разбойники едут верхом, а ты будешь топать на своих двоих. Ищи ветра в поле.

   - Позвольте, господин. Они меня не видели, и ни в чём не будут подозревать, - подмастерье почтительно, но настойчиво тряс оружейника за плечо.

   - Ну, что за дурак? - Садамунэ размахнулся и хотел дать Иёри ещё одну затрещину.

   - Оставь парня в покое, - тихо сказал оружейник, с трудом поднимаясь со своего жёсткого сиденья.

   - Пусть идёт, куда хочет. Потеряв мечи, мы потеряли честь и должны вернуть задаток. Мне теперь нечем кормить остальных учеников. Возвращаемся домой. Нам нужно сделать ещё больше простых мечей для продажи. А Иёри пусть идёт. Он уже достаточно взрослый.

   Мастер  снял с плеча Садамунэ холщовую сумку, вынул завёрнутые в тряпку рисовые лепёшки и протянул одну мальчишке.

   - Вот, возьми. Это всё, что я могу тебе дать. Дальше будешь сам заботиться о себе.

   - Хай! - сказал Иёри и поклонился. В глубине души шевельнулось неприятное чувство жалости к сенсэю, которое тут же сменилось растерянностью. Дерзость своего замысла немного пугало мальчишку. Подмастерье уже  знал, что если у него получится выкрасть меч, он никогда не вернёт его мастеру, поэтому слова благодарности застряли в горле. Он сунул лепёшку за пазуху, поднял с земли соломенную шляпу, нахлобучил её на голову и пошёл по тропе в ту сторону, где скрылись самураи. Дойдя до поворота, мальчик оглянулся. Мастер безжизненно сидел на земле, опустив голову, а возле неподвижного тела суетился ученик. Иёри хотел вернуться, но сразу передумал, упрямо стиснув зубы и сдерживая подступивший к горлу спазм.

   "Я докажу ему, докажу всем…".

   Но что именно докажет, он так и не смог выразить словами, поэтому тяжело вздохнул и продолжил путь.

   - Клеймо в виде цветка васаби¹ на подковах, - бормотал парень, время от времени поглядывая на цепочку следов. - Все лошади ковались в одном месте у одного кузнеца. Ничего, я их найду.

   Иёри ещё не знал, что будет делать, когда догонит самураев. Он решил  придумать план позже, а сейчас просто шёл, стараясь не потерять след подков и, не обращая внимания, что лес по обе стороны тропы стал гуще, а солнце спряталось за огромной тучей, наплывающей с запада. Первая капля дождя громко стукнула по соломенной шляпе и заставила Иёри поднять голову. Свинцовые облака закрыли большую часть неба. Где-то недалеко раздался оглушительный удар грома, а потом, сверкнула молния, и снова раздался грохот. В наступившей тишине было слышно, как редкие капли приближающейся грозы уже забарабанили по листьям деревьев. А спустя мгновение дождь хлынул, словно кто-то невидимый сверху опрокинул на землю огромную бочку. Ещё одна молния сверкнула над самыми кронами деревьев справа от путника. Иёри втянул голову в плечи, но продолжал шагать по быстро раскисающей и тонущей в грязи тропе. Наверное, боги были на его стороне потому, что, пройдя примерно половину ри² и, промокнув до нитки, он увидел в глубине леса огонёк костра.

 

¹ Васаби или эвтрема японская - вид многолетних травянистых растений. Известен, как "японский хрен". Имеет белые мелкие цветы и длинный толстый корень.

² Ри - мера длины в средневековой Японии. Один Ри равен 3,927 км.

 

   Подмастерье свернул на узкую, проложенную в траве копытами коней тропинку и вскоре за кустами увидел тех самых самураев. Двое из них мечами рубили ветки деревьев, ещё двое устраивали навес, двое следили за костром, подбрасывая в него сучья, а буси, смеявшийся над мастером, стоял под толстым дубом, держа за поводья испуганных лошадей, и помогал товарищам советами. Иёри, не обращая внимания на струи дождя, стекавшие за воротник его старого кимоно, притаился за толстой сосной и стал наблюдать за самураями. Через несколько минут широкий навес, укреплённый кольями и прикрытый корой, был готов, и вся группа воинов укрылась под ним, оставив лошадей, привязанных к раскидистому клёну, мокнуть под дождём,. До Иёри доносились звуки голосов, но разобрать слова не удавалось. Он, глядя под ноги, и стараясь не наступать на сучья, подкрался ближе к убежищу буси.

   - У нас теперь есть новые мечи. Судя по лезвиям, они лучше наших. Старые никуда не годятся, а после рубки сучьев их не жалко выбросить.

   - Пробросаешься. Некоторые ещё послужат. Остальные продадим каким-нибудь нищим наёмникам или обменяем у деревенского кузнеца на что-нибудь стоящее. Фукама! Если не ошибаюсь, твоя лошадь хромает на левую заднюю. Наверняка потеряла подкову.

   Иёри узнал голос главаря - Мацудайры Такеёдзу.

   - Пока идёт дождь и есть время, давайте думать - к кому присоединимся, - продолжал самурай. - Сброд с востока, собранный вассалами Ходзё, терпит поражение за поражением. Отряды принца Минамото и хитреца Масасигэ накапливают силы и вот-вот перейдут в наступление. Насколько мне известно, сам Асикага Такаудзи готов предать сёгуна и встать на сторону императора. Если это произойдёт, в чём я не сомневаюсь, то кланы центральных провинций пополнят войска Го-Дайго. А это - внушительная сила, с которой можно взять замок Ходзё. Что думаешь, Фукама?

   - Пока идёт такая смута, нам лучше набрать собственный отряд из дезертиров бакуфу и ронинов, а там посмотрим, чья возьмёт. По мне, раз можно безнаказанно грабить, значит глупо идти под стрелы лучников Масасигэ или под мечи восточных варваров. Будем сами по себе. Придёт время, ками – покровители воинов подскажут нам верное решение.

   - Это - твоё мнение, Фукама. А что скажут другие?

   - Нечего и думать. Деревень вокруг достаточно. Самураи почти все в армии, либо у сёгуна, либо у принца. Пока некому защищать крестьян, можно и пограбить. Зря, что ли мы сражались с монголами? Я не получил ни коку риса за своё усердие и преданность бакуфу. Вернёмся домой, что скажем нашим семьям, чем будем их кормить?

   Этого голоса Иёри ещё не слышал.

   - Хорошо бы взять пленных. Пусть поработают на благо клана Мацудайра. Напрасно мы отпустили этого оборванца там на тропе.

   - Он - старик. Какая от него польза? А вот того, который моложе, надо было привязать к седлу, - проворчал главарь.

   "Дурачьё, - подумал Иёри. - Знали бы вы, кто такой этот старик. Мастер принёс бы вам доход в десятки коку риса своими мечами".

   - Тише! - прикрикнул на своих людей Такеёдзу. - Ветка треснула.

   Наступила тишина. Иёри напрасно прислушивался, крутя головой по сторонам. Внезапно, чья-то широкая ладонь зажала ему рот, а сильная рука обхватила шею.

   - Смотрите, кто тут у нас? - грубый голос звучал над самым ухом Иёри. - Пикнешь, убью. Пошёл вперёд!

   Парня грубо толкнули в спину. Через мгновение он оказался рядом с пламенем костра. На него в упор смотрел командир буси.

   - Откуда ты взялся? Следишь за нами? - в голосе самурая слышалась угроза. - Фукама! Возьми двоих и осмотри лес. Найдёшь ещё одного шпиона - убей.

Ну, а ты - щенок, если соврёшь, хотя бы в одном слове...

   - Простите меня, господин, - Иёри не дал самураю договорить. - Я - сирота, промок до нитки и голоден. Увидел в лесу огонь, думал, что это молния попала в дерево, и мне легко будет согреться. Простите меня, господин. Я не виноват.

   - Сирота? А что стало с твоей семьёй?

   - Наша деревня там, - Иёри неопределённо махнул рукой куда-то в сторону. - Она принадлежит одному самураю из клана Нитта. Неделю назад пришли какие-то буси, забрали всё, что было в наших хижинах, многих, кто пытался защитить семьи, убили. Я спрятался на берегу реки в тростнике. Боялся, что и меня убьют.

   - И правильно боялся. Как смеют какие-то крестьяне поднимать руку на самураев. Неслыханная дерзость. Ну, что? - Такеёдзу обернулся к Фукаме.

   - Никого. Похоже, этот парень был один.

   - Хай, - кивнул Такеёдзу и задумчиво посмотрел на Иёри. - Кто тут говорил о пленных? - самурай схватил парнишку за плечи и ощупал мышцы рук. - А он - крепкий малый, жилистый. Что ты умеешь делать?

   - Всё, что скажет господин. Кроме вот этой лепёшки у меня больше ничего нет, - Иёри достал из-за пазухи тряпицу и развернул её. Я не ел мяса целую вечность, - взгляд подмастерья застыл на туше освежёванной дикой свиньи, лежащей возле костра. - Я могу ловить рыбу, плести из рисовой соломы обувь, а ещё я помогал деревенскому кузнецу.

   - Смог бы подковать лошадь?

   - Конечно, господин. Я даже умею точить мечи.

   - Неужели? Фукама! Возьмём крестьянина с собой?

   - Лишние хлопоты. Мы передвигаемся быстро, ему пешком за нами не угнаться.

   - Нет, нет, господин, - заторопился Иёри. - Я могу быстро бегать. Если позволите взяться за ремень подпруги, я от вас не отстану.

   - Вот видишь, Фукама. У парня сильные ноги, - ладонь самурая пробежала по икрам и бёдрам Иёри. Если будет нам обузой, бросим. А пока, пусть прислуживает нам. Вон и личико у него смазливое, а мы давно не видели женщин.

   Самураи засмеялись и обступили Иёри.

   - А если, всё-таки, он - шпион Ходзё или Минамото?

   - Эй! Брось, Фукама. Куда ему? А потом, наш отряд слишком мал, чтобы его принимать всерьёз. Решено, он останется при нас, - сказал командир буси и оттолкнул Иёри от себя. Привяжите его к дереву.

   - Я хочу есть, - жалобным голосом заскулил подмастерье.

   - Костей от этой свиньи хватит, чтобы набить ими твой ненасытный желудок. Закрой рот и сиди тихо, - сказал Фукама, привязывая парнишку к дереву.

   "Хвала богам, что навес большой, и дождь не льётся за воротник, - думал Иёри, глядя, как самурай маленького роста насадил на оструганную толстую ветку дерева свинью целиком и пристроил её над огнём.

    Тем временем, гроза повернула к югу, но небо осталось сумрачным. Густые, свинцового оттенка тучи клубились над лесом, сливаясь на востоке с лиловыми сумерками. Ливень сменился мелким нудным дождём, наполнив низины между холмами туманом и сыростью. Самураи, похоже, решили провести ночь под навесом. Пока готовилась еда, двое из них нарубили елового лапника и разложили ветки вокруг костра в виде татами и ширм от ветра и посторонних глаз.

   Фукама и Такеёдзу сидели лицом к лицу и о чём-то тихо спорили. Иёри напряг слух, стараясь поймать обрывки разговора.

   - Хитрость и непредсказуемость действий - вот главное оружие самураев Масасигэ, - говорил Такеёдзу. - Клан Мацудайра должен взять на вооружение многое из тех уловок, которые делает армию принца Моринага сильнее, чем она есть на самом деле.

   - Этот коварный Масасигэ недостоин той чести и доверия, которые оказывает ему император Го-Дайго. Не знаю, где этот самурай прячет свою отвагу. Ему не хватает смелости выйти против буси Ходзё лицом к лицу. По мне, так лучше погибнуть в открытом бою и обрести славу, чем хитрить и прятаться в засадах.

   - Прости, Фукума, но ты - слишком наивен. Поэтому тебя никогда не назначат командиром гвардии императора, - Такеёдзу улыбнулся и смахнул со щеки каплю дождя, принесённую ветром. - Времена давно изменились, а ты даже не заметил этого. Жестокость и коварство позволяют этому Масасигэ побеждать в каждом сражении. Жестокость и коварство дают ему преимущество там, где не хватает бойцов. Тысячи лучших самураев Ходзё погибли под стенами Тихайя, десятки тысяч сгорели на мосту через ров, построенном за два дня целой армией плотников, присланных сёгуном из Киото и подожжённом лазутчиками Масасигэ. Да, он не добился славы в открытом сражении, зато слухи о его победах дошли до самых отдалённых островов Ямато. Армия сёгуна тает на глазах не столько от людских потерь, сколько от бегства буси, которым надоело терпеть боль от ран и унижение от постоянных разгромов. Война с отрядами верными императору не приносит восточным варварам, ни наград, ни чести. Наша с тобой задача - собрать в единый кулак всех буси, потерявших вождей и бежавших из армии сёгуна. Повести за собой дезертиров, договориться с самураями, ещё не выбравшими ни одну из сторон, и сделать род Мацудайра настолько сильным, что с ним будут считаться, и принц Моринага, и могущественные кланы центральных земель Ямато. А пока в этой неразберихе будем захватывать деревни и маленькие, слабо укреплённые замки восточных даймё, занятых на войне против императора.

   - А что, если твои планы и действия не принесут нашему клану пользы?

   - Ха! Пользы? - воскликнул Такеёдзу и оглянулся. – Го-Дайго, который был куклой  в руках клана Ходзё, тоже только в сладких снах мечтал о настоящей власти, а сейчас император недалёк от победы. Правда, сомневаюсь, что Нитта и Асикага Такаудзи, встав на сторону толстяка-императора, отдадут ему власть. Я слишком хорошо знаю потомков Минамото. Кто-то из этих двоих не упустит возможности стать новых сёнугом - реальным правителем Ямато. И, значит, снова начнётся война. Вот тогда нам и пригодятся захваченные земли и самураи. Никто не посмеет тронуть Мацудайра. Кто знает – может, наступит время, и твой или мой сын сами станут сёгунами.

   Такеёдзу бережно и медленно вытащил из-за пояса меч, отнятый у путников на тропе, потом потянул за рукоять.

   - Фукума! Тебе ничего не напоминает эта линия хамона?

   - Я ещё не видел самого лезвия, - голова Фукумы склонилась над клинком, а глаза впились в богатую отделку ножен и рукояти.

   - Цука и сая сделаны очень искусно, - сказал самурай. - А клинок... - сгущающиеся сумерки и слабый огонь костра не позволяли Фукуме в подробностях рассмотреть катану. – Можно я возьму его? - взгляды двух буси встретились, и Такеёдзу тут же вложил меч в ножны.

   - Ладно, потом посмотришь. Темно уже.

   Утигатана была бережно положена с левой стороны у колена Такеёдзу. - Вставай. Свинья уже готова. Чувствуешь, как вкусно пахнет?

   Самураи потянулись к кускам мяса, уже нарезанным и уложенным на широкие листья огромного клёна, росшего поблизости.

   В конце ужина Иёри досталась целая груда костей. Он обгладывал каждую и всё не мог насытиться.

   - Смотри-ка! Этот парень - словно мельница, - воскликнул один из буси, показывая пальцем на Иёри.

   Через несколько минут костёр был потушен, самураи разлеглись на лапнике. Дождь мало-помалу стихал, тёплый ветер постепенно освобождал от облаков небо, на котором появились звёзды и молодая Луна.

   Иёри закрыл глаза и стал думать о том, что он будет делать, если у него получиться осуществить задуманное и выкрасть меч сенсея. Но дрёма навалилась на парня, мысли начали путаться.

   Внезапно, он почувствовал на своих запястьях холод стали. Верёвки, которыми были стянуты руки, ослабли. Иёри попытался повернуть голову, но чья-то рука зажала ему рот, а вторая, схватив за шиворот, поставила на ноги и заставила сделать шаг, потом другой. Он покорно шёл вперёд, пока ладонь, толкающая в спину, не схватила Иёри за плечо и не развернула лицом к похитителю. Им оказался сам командир самураев. Его глаза при свете Луны казались чёрными дырами, в глубинах которых горел странный огонь.

   - Снимай одежду!

   Иёри, не понимая, зачем это нужно, подчинился. Самурай снова схватил парня и заставил его встать на колени, развернув от себя. Иёри почувствовал, что шершавые, мозолистые руки Такеёдзу грубо развигают ему ноги, потом ягодицы, и то ли толстая ветвь, то ли обрубок дерева, тёплый и подрагивающий, начал проникать в его плоть. Парень дёрнулся, застонал от боли, извиваясь всем телом, но руки самурая держали его талию настолько крепко, что даже на собственном позвоночнике Иёри чувствовал стальную хватку. Он хотел закричать, но дыхание перехватило, а голос Такеёдзу прохрипел над ухом.

   - Давай, кричи. После меня твою задницу проверят на прочность все остальные.

   Сколько прошло времени, Иёри не знал. Слёзы обиды, страха и злости душили его. Толчки сзади становились всё чаще, боль внутри, то усиливалась, то стихала и, наконец, спустя вечность, тело его отпустили. Он упал на землю совершенно измученный, а потом, медленно, напрягая усталые мышцы, перевернулся на спину.

   - Дурак! Хватит слёзы лить, - самурай натягивал на бёдра штаны, завязывая на тощем животе тесёмки. - Принимай жизнь такой, какая она есть. Ты - моя собственность, я - твой господин. В следующий раз расслабься и получи удовольствие. Это - не последняя ночь, которую мы провели вместе. Вставай, одевайся и давай сюда руки!

   Но мальчик не двигался. Он уже стоял  на коленях и плакал навзрыд. Он плакал так, как не плакал в детстве, когда умер его отец, зарубленный ради потехи даймё, которому принадлежала земля и деревня, где влачили жалкое существование крестьяне, старавшиеся не умереть с голоду. Слёзы катились градом, попадая в полуоткрытый рот, обезображенный гримасой боли. Подмастерье тихо подвывал, раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы найти положение тела, при котором боль стала бы меньше.

   Такеёдзу связал Иёри запястья и заставил встать.

   - Вытри слёзы, ты же - не женщина. Будешь хныкать - отдам тебя Фукуме и остальным.

   - Только не Фукуме, - простонал Иёри.

   - Тогда я скажу им, что ты болен заразной болезнью, - тихо засмеялся Такеёдзу.

   - Лучше так, - согласился Иёри.

   В его душе разгорался огонёк ненависти к самураям.

   - Останешься преданным мне, будешь подставлять свою задницу, пока рядом нет женщин, будешь сытым. Возможно, я сделаю из тебя буси. Если ты не соврал и знаешь ремесло, придёт время - отдам тебя в подмастерья кузнецу клана Мацудайра.

   - Ага. Очень нужно, - Йёри сжал зубы, вытер кулаком слёзы и гордо вытянул подбородок вперёд. - Да я, если хотите знать, был в учениках у самого... -, испугавшись своих откровений, он не договорил и дёрнул плечом.

   - Считаешь, ты - такой хитрец, что можешь обмануть Такеёдзу Мацудайра. Ты думаешь - я не видел, что ты почти не сводишь глаз с этого меча? - самурай поднял с земли утигатану мастера и засунул её за пояс кимоно. - Ты думаешь - я не знаю, кто сделал этот меч?

   Иёри отвернулся, словно ему было наплевать на догадки самурая. Решимость парня выкрасть утигатану с каждой минутой крепла вместе с ненавистью к Такеёдзу.

   - Молчишь? Правильно делаешь. Дольше проживёшь, - сказал самурай, поднимая Иёри на ноги. - Пошли обратно.

   Целых три зимы оставался Иёри в деревне клана Мацудайра, растущего медленно, но верно. Его насиловали так часто и долго, насколько долго у Такеёдзу не было женщин.

   Тем временем, война между армиями сёгуна и войсками верными императору продолжалась. На сторону Го-Дайго перешли сначала отряды Асикага, взяв приступом Киото, а потом и клан Нитта, который атаковал резиденцию бакуфу - город Камакура. Последний из регентов дома Ходзё вместе с вождями клана покончил с собой, совершив сеппуку, и император Го-Дайго вернул себе трон.

   Небольшая армия, созданная Такеёдзу, под знамёнами Мацудайра нападала на земли родов, которые ещё оставались верными Ходзё, и тайно, спрятав знамёна, грабила деревни, принадлежащие восточным самураям, сохранявшим нейтралитет или воевавшим на стороне клана Асикага. Слухи о неизвестных и неуловимых разбойниках, которые проникали даже в города, беспокоили новое правительство, которое, вопреки желаниям самого императора, хотели возглавить люди, считавшие свой вклад в дело победы над родом Ходзё неоспоримым. На звание нового сёгуна претендовали принц Моринага, Нитта Ёсида и Асикага Такаудзи. Новая междоусобица была неизбежна.

 

                                Глава 4.

 

   Пол Вагнер считал совершенно нормальным своё затворничество в номере отеля на одной из улиц пригорода Нью-Йорка. Но портье считал по-другому. Толстый мужчина, будто прилипший к стулу у стойки, где висели ключи, вовсе не был любопытным и предпочитал не совать свой нос в чужие дела, но странный постоялец покидал гостиницу раз в неделю, а это выглядело странным.

   "Может, парень болен или у него припадки летаргического сна", - думал портье, глядя в середине дня на пустующую нишу для ключа с номером 39.

   Но Ярополк всё это время спал по четыре часа в сутки, а проснувшись, то рылся в кладовых интернета, то осторожно вынимал свой меч из ножен и погружал взгляд в голубоватую сталь.

   Это он, а не кузнец, имени которого Пол не знал, отбирал из пористых комочков железа нужные куски светло серебристого цвета. Это Вагнер разводил огонь в небольшой печи, подкладывая в неё уголь и укладывая сверху куски железа... Так делал неизвестный мастер.

 

                                           ***

 

   А у Иёри была очень хорошая память.

   Прошло три зимы, которые не принесли клану Мацудайра, ни обширных земель, ни богатства, ни славу искусных буси. Все сливки со сметаны войны вместе с властью забрал себе новый сёгун Асикага Такаудзи, сокрушив своего закадычного друга и близкого родственника по линии клана Минамото - Нитту Ёсисада. Пока род Мацудайра размышлял, на чьей стороне удача и покровительство богов, многие сильные самурайские кланы, разочарованные неожиданной скупостью императора Го-Дайго, изменили ему и покинули армию Го -Дайго, принеся клятву верности сёгуну Асикага, устроившему мятеж. Вскоре, войска сёгуна вступили в Киото, где Асикага выбрал из числа принцев нового императора, взошедшего на трон под именем Комё, а тот в знак благодарности назначил Такаудзи Великим сёгуном.

   Владения клана Мацудайра окружили обширными кусками земель, подаренными роду Имагава - одному из ветвей клана Асикага. Новый сёгун считал, что Мацудайра слишком долго колебался в выборе покровителя и решил непредсказуемых потомков Фудзивара поручить вниманию своих родственников…

   Удар, ещё удар, затем ещё. Раскалённый на огне брусок "сваренных" вместе кусков "сырого" железа постепенно разбивался в плоский блин с видимыми глазу порами. Иёри трудился изо всех сил, размышляя о своей странной карме.

   Его перестали насиловать совсем недавно, когда на подбородке появилась мягкая щетина, а на груди выросли волосы. Парень сильно вытянулся и окреп. Худые плечи стали шире. Твёрдые мышцы на руках перекатывались под смуглой кожей, давая понять, что боги не обидели его силой. Подмастерье не забыл уроков мастера и несколько раз ковал и менял самураям клана лезвия мечей, разбирая рукояти. Иногда он ремонтировал оружие поверженных врагов Такеёдзу, добытое в боях и набегах. Иёри подковывал лошадей, делал простые ножи для хозяйственных нужд небольшого деревянного замка, принадлежащего Майудайра Такеёдзу, а по ночам в большой хижине под стенами крепости, в которой поселили нового кузнеца, парень тайно пытался делать мечи из остатков сломанных клинков. Старейшина деревни ходил жаловаться Такеёдзу на шум, но тот отмахнулся.

   - Пусть работает. Наш кузнец уже стар. Ему нужна замена. Его ученики - малолетки и слишком слабосильны. Не понимаю, зачем я их кормлю?

   Но самурай ограничивал в еде и самого Иёри, посылая ему столько риса, сколько нужно, чтобы не умереть от голода. За это кузнец ненавидел Такеёдзу ещё больше. Парень презирал весь клан Мацудайра, но этого человека он ненавидел лютой ненавистью…

   Так делал мастер. Мечи, изготовленные из обрубков других утигатан, не нравились Иёри. Сталь, много раз раскалённая в печи и прокованная заново, оказывалась слишком хрупкой, имея видимые изъяны. Иёри ломал клинки и бросал их в угол кузницы в качестве заготовок для ножей.

   После многочисленных, жалобных, иногда истеричных просьб своего нового молодого кузнеца, Мацудайра Такеёдзу наконец согласился достать для Иёри хорошее "сырое" железо. Он собрал своих самураев, долго чертил на песке план набега и, однажды ночью отряд исчез.

   "Интересно, куда он поехал? Хорошо бы в Бидзэн. Там добывают лучшие железистые пески и делают лучшее в Ямато железо", - думал Иёри, вспоминая, по каким признакам мастер отбирал куски "сырой" стали.

   Такеёдзу вернулся через две недели, привезя с собой огромный грязный мешок, притороченный к седлу. Самурай бросил поклажу под ноги Иёри.

   - Получай. Если ты не сделаешь пригодный для боя меч, будешь обезглавлен одним из обрубков, валяющихся в твоей кузнице.

   - Вам не о чем беспокоиться, господин, - пробормотал Иёри, злобно глядя в спину самурая.

   В мешке оказалось больше пяти кан¹ "сырого" железа - тамахаганэ. Какого сталевара ограбил Такеёдзу, юному кузнецу было всё равно. Иёри налетел на мешок, словно коршун на курицу. Он долго и внимательно разглядывал каждый кусок, каждую грань излома, сортируя железо по цвету для последующей ковки твёрдой оболочки и мягкой сердцевины будущего клинка.   

   И теперь плоский, "сваренный" в толстую пластину, ещё не остывший кусок стали Иёри надрубил, потом ударами молотка согнул вдвое. Он стал стучать по бруску, вытягивая его в длину, потом сунул в воду и тут же вынул, оставив остывать на воздухе.

 

¹ Кан - мера веса в Средневековой Японии. Один кан равен 3,75 кг.

 

   Так поступал мастер. Вечером Иёри проделал длинный путь до святилища, где на вершине горы возвышался старый синтоистский храм. Под изогнутой крышей в кругу потрескавшихся глиняных статуэток разных ками, Иёри сел на пятки и застыл, ощущая спиной тепло заката и свежий ветерок сумерек. У подножия лестницы храма кузнец оставил вместе со снятыми дзори все мысли, и сейчас сидел, погружённый в транс. Вскоре он перестал чувствовать даже дуновения ветра. Если бы кто-нибудь вгляделся в лицо парня, он увидел бы, как под закрытыми веками едва заметно пульсировали тонкие жилки. Внутренним взором Иёри сначала увидел Пустоту, пронизываемую вспышками маленьких молний. Молнии постепенно превратились в огонь, словно именно они должны были насытить плавильную печь. В огне клокотала сталь, похожая всплесками раскалённого металла на ненависть, которую кузнец испытывал к клану Мацудайра. Внезапно вода, целые струи воды обрушились на огонь, погасив его. В сознании осталось голубоватое свечение, сменившееся видением Солнца, жар которого маскировал белёсый туман. Его цвет походил на оттенок хорошей не полированной стали. Из тумана всплывали непонятные образы, чьи-то лица, фигуры.

   "Боги? Примите моё смирение перед вашей силой. Ками предков! Не мешайте мне познавать истины бытия, тайны стали и мастерство оружейника", - обрывки молитв проносились в голове Иёри, словно огненный ветер, оставляя после себя черноту пепелища.

   Кузнец очнулся после полуночи, когда серп Луны пролил на землю достаточно света, чтобы видеть тропу домой. Но Иёри не нужен был свет. Ноги сами несли его через лес. Он летел над пылью и травами, смоченные росой, словно был грозовым облаком, готовым выплюнуть огненные стрелы.

   Холодная вода ручья смыла грязь, запахи пота и неуверенность в собственных силах. Иёри переоделся в чистое кимоно, спрятав волосы под белый платок. Печь ожила, будто задышала, поднимая пламенем искры над угольной грудью, а потом вспыхнула синими языками огня, подпитываемого воздухом от небольших мехов, которыми кузнец осторожно работал. Иёри аккуратно положил в огонь заготовку меча и стал ждать. Когда сталь приобрела цвет восходящего солнца, Иёри взял щипцы, вынул раскалённый кусок железа из печи и молотом стал вытягивать его в пластину. Через час, оценив на взгляд длину, цвет и толщину пластины, Иёри разрубил сталь на маленькие кусочки, величиной меньше детской ладони. Затем положил на землю небольшую железную лопату с такой же железной ручкой, сделанную заранее и, тщательно сортируя куски по цвету излома, тесно уложил их на лопату. Снова наступила очередь огня. Синее пламя скрыло железо, которое постепенно из тёмного, покрытого окалиной, превращалось в раскалённый квадрат. Скоро цвет стали подсказал кузнецу, что пора взяться за молот. Тяжёлые удары с оттяжкой опять вытянули квадрат в пластину с длинным хвостовиком, оставшимся от ручки лопаты. Иёри отрубил чуть меньше половины заготовки, остальная часть вновь была согнута вдвое, но в другом направлении и "сварена" ковкой в единый брус. Печь не уставала принимать железо и уголь в своё огненное чрево. Не чувствуя усталости, Иёри работал всю ночь и половину следующего дня, надрубая, сгибая, проковывая и переворачивая стальную пластину. С короткими перерывами на сон и еду Иёри трудился, словно одержимый. Через четыре недели рука кузнеца держала за хвостовик многослойную новорожденную утигатану.

   "Так делал мастер, - Иёри внимательно осматривал ещё мутную сталь клинка. - Двадцать пять раз я сгибал и проковывал сталь, уплотняя и смешивая в разных направлениях слои. Сердце меча сделано из синганэ¹ без единого изъяна. Кимоно из каваганэ² обёрнута вокруг сердцевины меча так, что уже сейчас виден хада.³ Есть ли тут здесь раковины, где я ошибся?" - Иёри вертел в руках меч, поворачивая клинок из стороны в сторону, потом подошёл к двери кузницы и стал изучать своё изделие при свете дня.

 

¹ Синганэ (яп. термин) - мягкая сталь с низким содерданием углерода. Вкладывалась в виде бруска в U - образную заготовку  из многослойной твёрдой стали? При совместной проковке превращалась в сердечник - основание катаны, позволяющей клинку не ломаться.

² Каваганэ - твёрдая высокоуглеродистая сталь, придающая катанам невероятную остроту и прочность.

³ Хада - рисунок на лезвии японского меча - следы микроскопических остатков шлаков на лезвии, формирующие своеобразную красивую текстуру.

 

   После долгого безмолвного созерцания стали, чувство радости тёплой волной затопило душу Иёри, едва не погасив огонёк ненависти к роду Мацудайра.

   "Будь проклят Такеёдзу, и пусть мой меч принесёт его роду несчастье. Этот проклятый самурай не достоин, ни клинка мастера, ни моей утигатаны", - думал кузнец, заворачивая меч в кусок холста.

   Смятение вытеснило из его сердца чувство радости.

   "А, всё же, для кого я ковал этот клинок? Может, когда он будет совсем готов, отнести меч в Киото? Если утигатана понравится новому сёгуну, я стану придворным оружейником. Да, решено. Но, пока не сделана окончательная закалка и полировка, пусть меч полежит среди сломанных лезвий", - сказал себе Иёри, пряча своё сокровище в груде железного хлама.

 

                                             ***

 

   Пол Вагнер очнулся, помотал головой и аккуратно вложил катану в ножны. Потом спрятал меч в тубус и задумался.

   "Что со мной происходит. Мне снится или только кажется, что я ученик неизвестного оружейника? Это можно назвать навязчивым видением, если бы картинки не были так реалистичны. Неужели полированное зеркало клинка действует так на моё сознание? Похоже - я болен", - Ярополк поднялся с кровати и подошёл к окну. Вечерний сумрак опускался на город, заставляя автоматику зажигать уличные фонари. Цепочка светофоров на перекрёстках уходила вверх, подмигивая проезжающим машинам жёлтыми глазами.

   "Зачем мне нужно знать имя мастера? - задавал себе вопросы Вагнер. - Неужели это так важно? Не лучше ли отнести меч в антикварный магазин и продать? Хотя меня обдерут, как липку. И с этим ничего не поделаешь. Тот японец - Нокабуру из школы кендо говорил, что моя катана может быть отлично выполненной подделкой".

   Глаза Ярополка непроизвольно нашли в темноте улицы фигуру человека, стоявшего в телефонной будке напротив отеля, но Вагнер продолжал размышлять:

   "Я не верю ни одному слову японца. Или, вернее, сомневаюсь в его познаниях. Мне нужно решить, что делать дальше с этим мечом".

   Человек в телефонной будке, прижимая ухо к плечу, неловко поднял голову, и Пол встретился с ним взглядом. Незнакомец тут же отвёл глаза. Вагнер успел рассмотреть в его руке сотовый телефон.

   "За каким чёртом этот китаец залез в телефонную будку, если у него есть сотовый, а на улице нет дождя? - подумал Ярополк. - Странно. Хотя, здесь в Америке странностью никого не удивишь. Вон портье внизу тоже думает, что я псих. Сижу целый день взаперти. Если бы он знал, на что я глазею всё это время... Нет, меч я не продам. Что-то есть в нём. Какая-то магия, свечение, сила, пробуждающая моё воображение. Мне даже наплевать на деньги".

   Вагнер отошёл от окна и, вспомнив про деньги, проверил в карманах наличные, а потом вывел на экран своего сотового телефона информацию мобильного банка. На счету карты оставалось двадцать пять тысяч долларов.

   "Пока хватит, а там, посмотрим", - решил Ярополк и пошёл в ванную умываться.

   "Может - позвонить в пиццерию на углу. Пусть принесут что-нибудь поесть. Стаканчик кофе тоже не помешает", - подумал Вагнер. Он стал набирать номер левой рукой. Правая ладонь зачем-то потянулась к тубусу, и рукоять катаны вновь увидела свет.

   Стук в дверь заставил Ярополка вздрогнуть. Какое-то неясное предчувствие сжало сердце. Осторожно, стараясь не шуметь, он подошёл к двери и посмотрел в глазок. Чёрный бездонный зрачок смотрел Вагнеру прямо в глаз. Пол отпрянул, и в то же мгновенье раздалось несколько тихих хлопков, и осколки дверного смотрового глазка со звоном разлетелись по комнате. Вагнер отскочил в сторону, вынимая из тубуса катану, отбрасывая чехол в сторону и берясь за рукоять. Следующая пуля выбила дверной замок. Ярополк, чуть замешкавшись, выхватил из ножен меч и выключил свет. Сильный удар заставил дверь отлететь к стене. В проёме стоял тёмный силуэт, сжимая в кулаках пистолет с глушителем. Ствол - длинный толстый карандаш двигался слева направо. Вагнер, стоя за дверью, бесшумно поднял меч над головой, сделал шаг вперёд и рубанул человека по голове. Удар получился слабым и почему-то пришёлся плашмя, но его оказалось достаточно, чтобы у человека с оружием подкосились ноги, и он рухнул на пол. Держа катану наготове в опущенной правой руке, левой Вагнер с трудом перевернул тело неизвестного бандита лицом вверх. Это был тот самый человек, которого Пол видел в телефонной будке. Узкий разрез глаз и смуглая кожа говорили об азиатском происхождении незваного гостя. В карманах незнакомца царила пустота. Исключение составляли сотовый телефон и пара наручников. Вагнер раздавил каблуком телефон, застегнул одно кольцо наручников на запястье мужчины, второе - на трубе отопления и, быстро собрав свои вещи, скатился по лестнице на первый этаж.

   - В моём номере - человек с оружием, - сказал он портье. - Вызывайте полицию!

   - Какого чёрта! Мимо меня муха не пролетит, - разволновался толстяк.

   - Звоните 911, - крикнул ему Пол, устремляясь к двери.

   - Сэр! А вы куда? - завопил портье, держа в руке телефон.

   - В Москву - разгонять тоску, - прошептал Вагнер, торопливо выходя из отеля. Завернув за угол, он увидел проезжающее мимо такси и свистнул.

   - Куда ехать, сэр? - обернулся к нему смуглый человек с густой короткой чёрной бородой и красной феске на голове.

   - Поезжайте прямо. Я ещё не решил, какую из вечеринок выбрать, - улыбнулся ему Вагнер.

   - Вечеринка архитекторов или...? - американский турок оглянулся на тубус, торчащий, словно гвоздь, на заднем сиденье.

   - Вот сижу и думаю, все таксисты в Нью-Йорке такие умники, или вы единственный?

   - Подумаешь, - обиделся таксист. - Мистер! У вас на раздумье - пять минут. Через две мили будет светофор, перекрёсток, а дальше - выезд на автостраду.

   - В аэропорт! - неожиданно для себя решил Вагнер.

   - Ла-Гуардия или Джона Кеннеди?

   - К нашему дорогому Джону Фитцджеральду, - улыбнулся Ярополк. - Хотя, погодите, - Вагнер взглянул на часы, вмонтированные в приборную панель машины. - Знаете здесь поблизости какой-нибудь антикварный магазин или лавку сувениров? Они ещё должны работать. Заедем, сначала, туда.

   Турок странно посмотрел на него в зеркало заднего вида, кивнул и нажал на акселератор. 

   Пока такси с Вагнером выбиралось из центра города, портье, положив руку на трубку телефона, долго раздумывал - вызывать полицию, или, вооружившись бейсбольной битой, самому пойти наверх. Ему были не нужны неприятности, связанные с "копами". Но рассудив, что бита против вооружённого злоумышленника - слабый аргумент, а допросы полицейских - меньшее зло, он вздохнул, подчиняясь неизбежности, и стал набирать короткий номер. Когда прячась за спиной двух высоких, внушительного вида детективов, он заглянул в гостиничный номер, тот был пуст. Лишь на полу чернело несколько капель крови, и валялись осколки корпуса сотового телефона.

   Рейсы в Европу выполняли два десятка компаний. Все они вылетали примерно в одно  время. Пол выбрал Scandinavian Airlines по двум причинам. Самолёт отправлялся через три часа, и у скандинавов был одни из самых дешёвых тарифов. Вагнер купил билет до Лондона и переместился ближе к терминалу вылета. Там он нашёл кафе, сел и, прислушиваясь к объявлениям диктора, заказал чашку кофе и сэндвич. Решение лететь в Лондон возникло неожиданно и сразу. Ярополк внезапно вспомнил, что в Англии есть королевская оружейная палата, где собрана самая лучшая в мире коллекция восточного оружия, и было бы неплохо поговорить с каким-нибудь специалистом, знающим толк в японских мечах.

   Вагнер съел сэндвич, заказал ещё кофе и теперь лениво наблюдал за толпами пассажиров, снующих по залу с тележками для багажа. Его почему-то стало клонить в сон, рука, сжимающая чашку, мелко дрожала. Сказывался пережитый стресс в номере отеля. Пол поставил чашку на стол, крепче обхватил ногами тубус с мечом и начал массировать виски. Он поймал себя на мысли, что последние события сделали его более уверенным в своих силах, собраннее, предусмотрительнее и хитрее. Вагнер начал замечать то, что ранее оставил бы без внимания. Вот и сейчас он оценивал проходящих мимо людей с точки зрения потенциальной угрозы. Ярополк легко выделял среди пассажиров переодетых в штатское сотрудников службы безопасности, мужчин с военной выправкой, молодых парней с бегающими по сторонам глазами и настороженным выражением лиц.

   "Вон у той девицы, наверняка есть что-то запрещённое в багаже", - подумал Вагнер, заметив беспокойный взгляд девушки, везущей за собой пухлый рюкзак на колёсиках с закреплённой на лямке бумажной биркой, где красовалась Эйфелева башня.

   Услышав объявление о посадке на свой рейс, Пол прошёл к месту, где заворачивали в плёнку чемоданы, и упаковал свой тубус. Проходя рамку металлоискателя и сканер багажа, Вагнер подал девушке, одетую в форму секьюрити, сертификат на сувенирную катану. Пол купил его два часа назад в дешёвом псевдо антикварном магазинчике за двести долларов у мошенника – продавца и сейчас провожал взглядом тубус, исчезающий в чреве отделения для приёма чемоданов.

   - Сэр! Возьмите квитанцию на багаж, - улыбаясь, сказала девушка, подавая Ярополку прямоугольный кусок бумаги.

   Вагнер сунул квитанцию в паспорт, зажал в руке посадочный талон и пошёл к указанному в нём выходу. Кресло в хвосте самолёта показалось ему жёстким, но достаточно удобным, чтобы заснуть.

 

   Иёри вместе со своим клинком припрятал в куче железа ещё два кана стали, а из остатков, "сварив" мелкие куски вместе с обломками мечей, сделал три утигатаны по упрощённой технологии всего в несколько слоёв металла. Новые мечи он отнёс оружейнику клана Мацудайра. Тот внимательно изучив клинки, одобрительно кивнул.

   - Не хуже и не лучше моих. Годятся для простых буси. Им всё равно, с каким мечом в руках умирать в битвах бесконечных междоусобиц. Отнеси их господину Такеёдзу. Пусть сам посмотрит на них.

   - У меня нет времени, опыта и шлифовальных камней, чтобы хорошо отполировать их, Тоётоми-сама. Поручите эту работу своим ученикам. Я буду вам очень благодарен, - Иёри почтительно кланялся, сложив перед грудью мозолистые ладони.

   - Хай, - мастер важно наклонил голову. - А кто будет делать рукояти?

   - Не знаю, - продолжал свою игру Иёри. - Простым буси не нужна роскошь и вычурность. Будет лучше, если сделать цука из полированного бука или вишни без всяких украшений.

   - Да, - согласился старик. - Здесь не нужна особая красота.

   - Может, кто-нибудь из ремесленников клана сделает рукояти? Вы же знаете местных плотников. Наверняка, кто-то из них уже занимался этой работой.

   - Хай. Можешь не беспокоиться. Мы закончим за тебя эту работу.

   - Большое спасибо. Можете поставить на клинки своё клеймо, и, если господин Такеёдзу заплатит мне, половину награды я отдам вам.

   - Если в дальнейшем будет нужна помощь, приходи.

   - Большое спасибо, Тоётоми-сама. Непременно, - Иёри стал пятиться к дверям мастерской.

   Сегодня ему предстояло сделать закалку своего замечательно (так он считал)клинка. После полуночи, совершив обряд омовения и переодевшись в чистое выстиранное с утра кимоно, Иёри достал из груды хлама свёрток, развернул его, тщательно обтёр и, закрепив клинок на двух чурбачках, прикрытых чистыми тряпицами, стал наносить тонкой палочкой, смоченной жидкой смесью глины, орехового масла и порошкового угля, будущую линию хамона. Оставив состав сохнуть на клинке, он, соблюдая нужные пропорции, развёл новую, более густую смесь глины, золы и каменной пудры. Применяя плоскую палочку, он аккуратно обмазал с двух сторон лезвие меча, делая более толстым слой, где закалка была нежелательной. Затем, давая высохнуть пасте, развёл в печи огонь, добавил угля, разровнял его на длину меча и взялся за меха. Когда пламя окрасилось в сине-белые цвета, он сунул клинок в огонь. Внимательно наблюдая за оттенками пламени и поверхностью лезвия, он дождался момента, когда сталь приобрела нужный цвет, потом надел толстую рукавицу и выхватил меч, держа его за хвостовик. Слой воды в длинном деревянном корыте закрыл раскалённый клинок. Иёри с улыбкой смотрел, как пар с громким шипеньем густыми клубами поднимался над поверхностью воды, как темнело лезвие, и растворялись пасты. Выждав нужное время, и дав обуху меча приобрести белёсый оттенок - "уцури", оружейник вынул из воды клинок, быстро осмотрел матовую поверхность и снова сунул лезвие в огонь. Иёри дождался момента, когда сталь засияла густо-малиновым цветом, и снова погрузил меч в холодную воду, но уже в другое корыто. Оружейник знал, что если не повторять процедуру отпуска и закалки, напряжения в металле сделают сталь хрупкой. Дав клинку остыть, он снова внимательно осмотрел острое, как северный холодный ветер, лезвие, возникшую, словно по волшебству, волнистую линию хамона, тусклое мерцание кристаллов, вспыхивающих в металле при свете огня, тёмно-голубое, ещё мутное полотно клинка, где были едва заметны узоры - хада выше белой режущей кромки.

   Иёри прищёлкнул языком, удивляясь собственному мастерству, взял чистый кусок белой ткани, тщательно вытер лезвие от капель воды, потом завернул меч в тряпки, благоговейно поклонился мечу и положил утигатану в тайник.

   Остаток ночи оружейник посвятил изготовлению бронзовых заготовок для хабаки¹ цубы и колец, фиксирующих фути² меча. Затем, из той же бронзы он отлил  касира³ и парные элементы, которым предстояло найти своё место под шнуром оплётки рукояти. Когда солнце поднялось над окрестными холмами, Иёри, сидя, уже спал, положив усталые ладони и голову на ещё тёплый тонкий стальной резец для гравировки бронзы, сделанный пять минут назад.

 

¹ Хабаки (habaki) - уплотнительное кольцо, служит для обеспечения плотного вхождения клинка в ножны и фиксации в них за счет трения (выковывается из меди, серебра или золота прямо на клинке). Украшается гравировкой, инкрустацией и аппликацией драгоценными металлами.

² Фути (fushi) - кольцо, прилегающее к гарде (цуба) катаны. Цуба - самый значимый и сложный элемент прибора меча, может быть украшен гравировками, инкрустациями, лаками, эмалями, патинированием и многими другими техниками (материалом для tsuba может служить кованое железо или сталь, литая бронза, shakudo (бронза с добавкой серебра и золота), серебро, медь и комбинации указанных материалов).

³ Касира (kashira) - навершие гарды катаны.

 

                                                              ***

 

   Самолёт тряхнуло, и Вагнер проснулся. Перед ним на откидном столике едва умещался поднос с едой. Пол удивлённо посмотрел на еду, словно не понимая, что находится перед его глазами и, где находится он сам, потом высвободил руки, сильно растёр ладонями щёки, прогоняя остатки сна, и нажал кнопку вызова стюардессы.

   - Уберите, пожалуйста, поднос.

   - Простите, сэр, вы так сладко спали. Вам не мешало бы поесть. У вас усталый вид... - улыбнулась молодая стройная женщина в сиреневом жакете с эмблемой авиакомпании на галстуке поверх блузки.

   - Хорошо, хорошо. И всё же, - рука Вагнера сделал круг над подносом, - уберите это и, если вам не трудно, сделайте мне кофе.

   - Хорошо, сэр, - стюардесса повернулась, чтобы уйти.

   - Простите, мэм.

   - Мисс, с вашего позволения, - синего цвета  глаза с интересом рассматривали Пола.

   - Простите, мисс. Сколько нам осталось лететь?

   Стюардесса взглянула на своё запястье, украшенное часами с тонким ажурным браслетом.

   - Через двадцать минут начинаем снижение. В девять утра будем в Лондоне.

   - Успеете сделать кофе?

   - Конечно, сэр, - улыбка раздвинула губы стюардессы, обнажая ряд белых ровных зубов.

   Пол кивнул и отвернулся к окну. В другое время он охотно бы пофлиртовал с симпатичной девушкой, но не сегодня. Ему предстояло мысленно выстроить целый ряд вопросов, которые он собирался задать эксперту Королевской оружейной палаты, где была собрана самая большая коллекция холодного оружия.

   Утро в Лондоне было солнечным и тёплым. Пол, разыскав на ленте выдачи багажа свой тубус, закинул его вместе с рюкзаком за спину и вышел из здания аэропорта к стоянке такси.

   - Лидс! - сказал он водителю, когда тот покинув своё место и открыв заднюю и переднюю пассажирские дверцы классического чёрного кэба марки "Остин", пытался отобрать у Вагнера багаж. Несколько растерявшись от такой любезности человека, одетого в строгий чёрный костюм и белую рубашку, Пол разжал руку и позволил таксисту положить тубус и рюкзак впереди рядом с водительским креслом.

   "Чёрт! - удивился Ярополк. – Это, что, традиция такая? Багаж едет впереди. Тогда, зачем существует багажник?", - удивился он, располагаясь сзади.

   - Не будете столь любезны, сэр, сообщить мне точный адрес в Лидсе.

   - Королевская оружейная палата.

   - Арсенал? Знаю. Armouries Drive. The Royal Armouries museum, - пробормотал таксист, запуская мотор. - Простите, сэр, но поездка вам обойдётся не менее, чем в триста фунтов.

   - Так дорого?

   - Триста километров, сэр. Может, вам лучше поехать на поезде или автобусе. Я отвезу вас на вокзал Кингс-кросс. Железнодорожный билет будет стоить фунтов сто. Но если вы решите возвращаться со мной в Лондон, я сделаю вам пятидесятипроцентную скидку на обратную дорогу.

   - Хорошо, - сказал Вагнер.

   - Что хорошо, сэр?

   - Я еду с вами. Только вам придётся подождать меня в Лидсе минут сорок, возможно - час. Да, и ещё хочу предупредить. У меня - банковская карта.

   - Никаких проблем, сэр, - воскликнул водитель, пропуская перед собой на автостраду большой междугородный автобус, на борту которого чернела большая надпись "London - Leeds".

   - А что - из Хитроу в Лидс даже автобусы ходят? - спросил Пол, протягивая руку в открытое окно.

   - Конечно, сэр, - жизнерадостно сказал таксист. - Туда и самолёты летают. Есть свой аэропорт. Но мы там будем на час раньше, чем автобус.

   "Ну и ладно", - смирился с потерей денег Вагнер, откидываясь на спинку сиденья.

   Покинув пределы Большого Лондона, кэб набрал скорость и влился в поток машин на широкой автостраде, ведущей на север. Мимо пролетали маленькие городки, вересковые пустоши, чередующиеся с зелёными лугами, где паслись лошади, мелькали строения ферм и отдельно стоящие дома из красного кирпича. Пол, которого начало укачивать, снова задремал. Он не видел, как кэб миновал Ноттингем, потом Шеффилд и проснулся только тогда, когда таксист плавно развернул машину на городской площади рядом с набережной какого-то канала и резко затормозил. Вагнер открыл глаза и увидел перед собой внушительное современное здание, построенное из серых каменных плит и стекла.

   - Королевский арсенал, сэр! - с заметным чувством гордости, воскликнул таксист. - В какое время поедем обратно в Лондон?

   Пол взглянул на экран своего сотового телефона.

   - Четыре часа после полудня будет нормально?

   - Никаких проблем, сэр. Я пока отъеду. Выпью чаю. Но на всякий случай оставьте мне небольшую сумму в качестве депозита.

   Вагнер полез в бумажник и вытащил стодолларовую банкноту.

   - Я так и знал, что вы - американец. Акцент выдаёт, - сказал водитель, забирая деньги. - В четыре часа я буду на стоянке такси вон за тем углом.

   - Отлично, - сказал Ярополк, забирая с переднего сиденья свой тубус. - Рюкзак оставляю вам.

   Вагнер круто развернулся на каблуках и направился по брусчатке мостовой к стеклянному входу, где по обе стороны дверей на колоннах красовались странные рогатые маски с золотыми очками, прикрывающими пустые глазницы.

   Пол просочился в двери, нашёл глазами банкомат, установленный в вестибюле, снял с карты двести фунтов, и только потом увидел служителя - почтенного пожилого джентльмена, одетого в серые брюки и форменный чёрный пиджак. Служитель стоял возле прилавка, заставленного путеводителями по музею.

   - Простите, сэр, - обратился к джентльмену Вагнер. - У вас здесь не практикуют проведение VIP экскурсий?

   Служитель окинул взглядом потёртые джинсы Пола, тубус за спиной и вытащил из кармана рацию.

   - А что вас конкретно интересует, молодой человек? Экспозиция арсенала - самая крупная в мире.

   - Я хотел бы посмотреть коллекцию японского оружия и доспехов, а заодно пообщаться со знающим человеком, который мог бы рассказать о технологиях средневековых оружейников.

   - Это - несколько сложнее, - нерешительно пробормотал служитель.

   - Я хорошо заплачу, - сказал Вагнер, засовывая в ладонь джентльмену банкноту номиналом в десять фунтов.

   - Э..., - протянул служитель, оглядываясь и пряча банкноту в карман серых брюк.   

   - Подождите меня здесь, сэр. Попробую вам помочь.

   Джентльмен исчез и появился через пятнадцать минут, когда Пол уже начал терять терпение. Вместе со служителем к Вагнеру шёл человек средних лет, совершенно непохожий на музейного работника.

   Служитель держался за его спиной и что-то шептал человеку на ухо.

   - Здравствуйте! Меня зовут Дэвид Старли. Я - металлург и эксперт Королевского арсенала. Джордж сказал мне, - эксперт оглянулся на служителя, - что вас интересует японское оружие?

   - Да, сэр, - оживился Вагнер. - Я хотел бы осмотреть экспозицию и получить кое-какую информацию о технологиях.

   - В принципе, всё, что вас интересует можно найти в Интернете, - сказал Старли.

   - Интернет - это для чайников.

   - Простите?

   - Я хотел сказать, что информация в Сети предназначена для дилетантов.

   - А вы, значит, не дилетант?

   - Он самый и есть, но стараюсь всё время расширять свой кругозор и надеюсь на вашу помощь.

   - Вы - американец?

   - Можно сказать и так. Меня зовут Пол. Так, что вы решили?

   - Идите за мной, Пол, - сказал Старли, улыбнувшись.

   Эксперт повернулся и, поглядывая украдкой на Вагнера, пошёл вдоль правой шеренги помещений мимо  стоек и пирамид со всевозможным оружием. Взгляд Вагнера то и дело натыкался на кирасы, мечи, шлемы всех форм и видов, пики, железные перчатки, рыцарей, восседающих в полном вооружении на лошадях, защищённых доспехами. От сверкания стали и вида щитов, кинжалов, стилетов, алебард и боевых топоров рябило в глазах. Пол чуть не налетел на стеклянную витрину, где увидел ту самую маску, копии которой были установлены на колоннах при входе в арсенал.

   Старли остановился вслед за Вагнером.

   - Это - рогатый шлем изготовленный в австрийском Инсбруке по заказу императора Священной Римской Империи - Максимилиана в 1514 году для подарка королю Англии Генриху Восьмому.

   Пол нагнулся ближе к стеклу.

   - Забрало шлема похоже на африканскую маску, - обронил он.

   - Да, сходство есть. Вообще-то придворный оружейник императора изготовил полный доспех, который имитировал парадную одежду тех времён. Цена таких костюмных доспехов определялась не только обилием украшений из золота и отменным качеством, но и сложностью изготовления. Одежда той эпохи часто имела вычурные элементы, например, огромные пышные рукава. Выковать такой доспех мог не всякий кузнец.

   - Впечатляет. А зачем здесь очки и рога? Это что - шутка?

   - Придворные нашего короля решили, что это намёк на близорукость Генриха. А вот на что могли намекать рога, об этом история умалчивает, - рассмеялся Старли. - Одно время даже предполагали, что этот шлем делали вовсе не для короля, а для придворного шута по имени Сомерс и посчитали подарок оскорблением Его величества, но идти войной на императора Максимилиана не решились. Если вы не возражаете, пойдём дальше. У меня - мало времени.

   Они миновали витрины с огромным количеством аркебуз, мушкетов, фитильных ружей и кремниевых пистолетов. Вагнер оглянулся на целую шеренгу чучел слонов, облачённых в кожаные, кольчужные с бронзовыми вставками и стальные доспехи, украшенные ленточками и кистями.

   Когда в одном из залов Пол увидел всадника с белым флагом, закреплённым на бамбуковом древке за спиной и украшенным гербом красного цвета, Вагнер понял, что они добрались до нужного места.

   - Вот здесь размещена коллекция катан, танто, вакидзаси и доспехов разных конструкций и времён, - тихо сказал Старли, останавливаясь и вопросительно глядя на Ярополка.

   - Вы позволите? - спросил Вагнер, кивая на витрины с катанами.

   - В вашем распоряжении - пять минут. Потом перейдём к вашим вопросам.

   Пол, не отвечая, подошёл к витринам и начал внимательно один за другим рассматривать самурайские мечи. Вскоре он понял, что перед ним красуются катаны разных эпох и разного качества. Ничего похожего на его меч здесь не было.

   Старли, наблюдавший за странным посетителем, заметил, что молодой человек разочарованно вздохнул.

   - Что-то не так?

   - Нет. Всё нормально. У вас ещё есть для меня время?

   - Немного. Полно работы здесь и в других местах, - эксперт неопределённо взмахнул рукой. - Спрашивайте.

   - Говорят, что катана может перерубить стальной прут или ствол винтовки. Это - правда?

   Старли усмехнулся.

   - В каждом мифе - есть доля истины. Что касается японских мечей, думаю - это возможно в том случае, если железо для катаны плавилось настоящим мастером своего дела, если меч ковал опытный искусный оружейник. Хотя произведения лучших мастеров вряд ли подвергались подобному экзамену. Но я знаю, что уникальные по своей прочности и остроте катаны испытывались даже на людях. Описан случай, когда мастер меча перерубил два трупа, уложенные один на другой. Клинки мастера Мондзю, творившего в период Хэйан, славились невероятной остротой. Меч "Хигэгири" или "Резчик бороды" назывался так потому, что при отрубании головы срезал жертве даже бороду. Другой меч "Хидзамару" - "Повелитель коленей" при казни осуждённых в положении сидя отрубал голову, а вдобавок по инерции отсекал и колени. Меч мастера Нагамицу из провинции Бидзэн, период Камакура, назывался "Адзуки" или "Боб", потому что упавший на его лезвие боб разрезался на две части. В некоторых источниках есть упоминание, что мастер меча Оно Ханкэй, живший в семнадцатом веке, перерубил катаной ствол ружья. Во время Второй Мировой войны японским солдатам демонстрировали пропагандистский фильм, в котором мастер меча перерубает ствол пулемёта.

   - Неужели? - ахнул Ярополк.

   - Представьте себе. Но лично я думаю - это был постановочный трюк. К категории буйных фантазий японских исторических летописцев относится и испытание мечей на человеческих телах.

   - И всё же, что делает катаны такими острыми и прочными?

   - Начнём с прочности, - Ярополк заметил, что Старли постепенно начал увлекаться собственным рассказом. - Уникальность меча, во-первых, зависит от качества выплавленного металла. Требуется до тридцати тонн угля и железистых, невероятно "чистых" песков определённого химического состава, залежи которых есть только в Японии. Средневековый японский сталевар стоял у печи особой конструкции трое суток, чтобы получить два десятка килограммов "сырой" стали, которая даже не вся годилась для ковки мечей. Он определял качество и отбирал железо по цвету обычно с края всей массы остывшего куска после очередного разрушения печи. Далее. Существуют две основные технологии изготовления катан. Первая - "итамэ", вторая - "масамэ". Они отличаются разными комбинациями направления слоёв стали, которая при проковке складывается не один раз. Особо ценные мечи имеют три, если так можно выразиться, многослойные, сваренные вместе части, где сердечник или основа выкована из мягкой, верхняя часть рубашки - из более твёрдой, а режущая кромка - из очень твёрдой стали. Причём каждый слой состоит из ещё нескольких слоёв. Японские мечи по технологии многослойной ковки в чём-то схожи с дамасскими саблями...

   Простите, мистер Старли, что перебиваю. От чего всё же зависит твёрдость стали и, как мастера определяли её?

   - Твёрдость стали зависит от содержания углерода. Чем меньше его в металле, тем он твёрже. Магия плавки начинается тогда, когда углерод, содержащийся в угле, соединяется с железным песчаником и формирует уникальную сталь. Далее начинается магия оружейника. При ковке - сваривании пластин и закалке меча всё зависит от чутья мастера, от знания им секретов, передаваемых от поколения к поколению целых династий кузнецов. Это - таинство. Оно похоже на таинство создания музыки на границе соприкосновения душевных  струн с пальцами богов, это - сродни шаманству, распространённому у восточных народов или, если хотите, результат особого настроя, сплав чистоты помыслов и ритуальных энергий. И вот тогда рождается чудо японского клинка с невероятно острым, словно бритва, лезвием.

   Заметив тень непонимания на лице Пола, Старли добавил:

   - Проще говоря, искусство состоит в том, что во время закалки углерод должен распределиться по краям режущей кромки, рождая фантастическую остроту стали. Это очень сложный процесс для непосвящённых.

   Вагнер покрутил головой, пытаясь осмыслить сказанное экспертом.

   - А вы могли бы определить, в какое время изготовлен меч и, кем?

   - В большинстве случаев это возможно. Есть каталоги, описания различных технологий, перечень школ, вплоть до современных мастерских, имена мастеров. В конце концов, почти на всех клинках есть клейма оружейников.

   - Тогда взгляните на мою катану, - тихо сказал Ярополк, сбрасывая с плеча тубус.

   Растерянный взгляд Старли забегал по сторонам.

   - У вас есть что-то ценное на продажу? Но переговоры о покупке ведутся только в присутствии членов Попечительского совета Арсенала, куда входит сама королева Великобритании.

   - Давайте обойдёмся без королев. Я не продаю клинок, а, просто хочу, чтобы вы взглянули на него.

   - Тогда, присядем где-нибудь. Ах, да. Мой кабинет – не самый лучший вариант. В служебные помещения вход только по специальным пропускам. Здесь, на виду - слишком много посторонних глаз, - эксперт кивком головы показал Полу группу туристов в дальнем конце зала, которые окружили гида и двигались в их сторону.

   - Знаете, что? У служителей арсенала есть коморка вроде комнаты отдыха. Попросим у Джорджа ключ. Сейчас там никого нет, и нам не будут мешать.

   Они проделали обратный путь, Дэвид Старли переговорил с Джорджем, и тот открыл им дверь, спрятанную в одном из тупиков рядом с лифтовым холлом.

   Вагнер вынул из тубуса меч и двумя руками протянул его главному металлургу Королевского Арсенала. Тот зачем-то вытер ладони о свои брюки и взял катану. Он быстро пробежал взглядом по ножнам, потом вынул из нагрудного кармана рубашки лупу часовщика, вставил её в правый глаз, провёл пальцем по элементам отделки, внимательно рассмотрел рукоять и медленно стал выдвигать клинок. Прошло не менее пяти минут, прежде, чем Старли поднял голову. Когда он попытался заговорить, его голос несколько раз дрогнул.

   - Гм. Начнём с ножен. Они сделаны гораздо позднее, чем сам клинок. Это подтверждают: состояние кракелюра на лаке, покрывающем дерево и цвет рога, из которого сделано уплотняющее кольцо, фиксирующее верхнюю часть сая. - Кончик ногтя эксперта остановился на нужном месте.

   - Теперь, что касается самого клинка. Я бы сказал, что при изготовлении меч не подвергся воздействию современных технологий, а это значит, что он достаточно старый. В нём нет никаких модных новшеств, никаких отступлений от канона. Не знаю, как вы, а я чувствую, что в этой стали есть кусочек кармы мастера...

   - Мне важно знать - кем и для кого он сделан, - нетерпеливо перебил эксперта Вагнер.

   - В этом-то - вся штука. В настоящем боевом мече уникального качества не бывает даже мелких изъянов. Каждая деталь - хорошо продумана или сделана на божественном вдохновении. Судя по линии хамона, волнистой текстуре стали и остроте режущей кромки, эту катану выковал настоящий мастер. Я бы отнёс клинок к периоду Момояма. Это - начало XVI века или... - Старли ещё раз внимательно и долго осматривал клинок. - Или даже предположу, что меч принадлежит более ранней эпохе Муромати, а это - извините - четырнадцатый век, - лупа выпала из глаза эксперта прямо на пол. Пластиковая оправа издала тихий глухой звук. Металлург нагнулся, подобрал её и зажал в кулаке.

   - И всё же, - не отставал от металлурга Ярополк. - Вы можете назвать имя мастера?

   - Вероятнее всего на хвостовике клинка есть клеймо оружейника или иероглиф школы. Можно положить рукоять на специальный сканер, и, если нам повезёт, и отделка не помешает, мы увидим клеймо. А расшифровать его помогут каталоги. В административном крыле есть нужная нам установка.

   - Пошли, - решительно сказал Вагнер, вставая.

   - Э-э... Вас туда не пустят, но вы… Вы сможете подождать в вестибюле Арсенала.

   Ярополк отрицательно помотал головой.

   - Останусь возле дверей.

   - Хорошо, - согласился Старли и пошёл вперед, показывая дорогу. Приложив свой пластиковый бейджик к устройству контроля доступа, эксперт исчез за массивной стальной дверью, отделанной деревянными панелями.

   Пол остался стоять в двух метрах от двери, не спуская с неё глаз. Через пятнадцать минут ожидания он начал волноваться и мерить шагами холл. Нервничая, Вагнер подошёл к окну, посмотрел вниз и увидел во внутреннем дворе музея полицейскую машину и двух стражей порядка, направляющихся к зданию. Ярополк кинул взгляд на дверь, за которой скрылся Старли. В этот момент она открылась, и на пороге, поправляя пошатнувшуюся стопку толстых скоросшивателей, застыла девушка. Вагнер бросился вперёд и, оттолкнув девицу, ворвался в узкий коридор. Пожилой охранник уже спешил ему навстречу, вытаскивая из петли на поясе короткую дубинку. Ярополк ударил его ногой в пах. Мужчина согнулся и сполз по стене на пол. Вагнер быстро пошёл по коридору, читая фамилии, напечатанные на пластике и помещённые в рамочки на полотнах дверей. Старли он нашёл в пятой по счёту комнате. Тот стоял спиной ко входу с сотовым телефоном, прижимая смартфон плечом к уху . В другой руке металлург держал катану Вагнера. Быстро подойдя, Пол развернул эксперта лицом к себе и, яростно выплёвывая слова, прохрипел:

   - Так, значит? Значит, так?

   Вагнер вырвал меч из рук Старли, быстро засунул клинок в тубус и направился к двери.

   - Но, позвольте? - крикнул вслед ему эксперт, устремляясь за незваным гостем.

   Вагнер обернулся.

   - Стойте на месте, иначе - убью.

   Старли застыл, а потом, под бешеным взглядом Пола начал отступать к противоположной стене комнаты.

   Вагнер выскочил за дверь, оценил состояние охранника, сидевшего на полу со скорбным выражением на лице, склонился над беднягой и тихо, сквозь зубы спросил:

   - Где у вас пожарная лестница?

   Ярость, прозвучавшая в голосе Ярополка, заставила мужчину поднять руку и показать направление.

   Вагнер побежал в конец коридора и увидел высокий витраж, за которым просматривалась металлическая лестница. Он потянул за ручку, и створка узкого окна открылась. Спуститься вниз оказалось проще простого. Сложнее было прыгнуть с высоты второго этажа, потому, что именно там заканчивался лестничный пролёт. Но Вагнер прыгнул и мягко, по-кошачьи приземлился на брусчатку мостовой. Выпрямившись, он поправил на плече ремень тубуса и посмотрел по сторонам. В переулке не было ни души. Между стенами домов виднелась набережная. Вагнер побежал по переулку. К реке Пол вышел спокойным неторопливым шагом. В ста метрах от себя он увидел вереницу такси и свой чёрный кэб.

   - Поехали, - громко сказал он, опускаясь на заднее сиденье.

   Таксист, читавший газету, вздрогнул и обернулся.

   - Господи! Вы меня испугали. Позвольте ваш багаж, сэр, - он протянул руку к тубусу.

   - Поехали. Что за блажь - возить вещи пассажиров не в багажнике, а впереди?

   - Это не блажь, сэр. Это - британская традиция.

   - Ради Бога. Поехали, - взмолился Ярополк.

   Водитель пожал плечами и завёл двигатель. Машина плавно тронулась с места и миновала главный вход в Королевский Арсенал. Там  стояла ещё одна полицейская машина, а рядом возвышалась фигура копа, разговаривающего по рации. Вагнер сполз на сиденье ниже и отвернулся в другую сторону.

   - Хочешь – сделать человеку хорошее, а тут - капризы, - тихо ворчал таксист, вращая "баранку".

   - Лондон, сэр? – водитель сменил гнев на милость.

   - Вы говорили, что в Лидсе есть аэропорт. Он - международный?

   - Да, сэр.

   - Тогда едем туда.

   - А как быть с Лондоном, сэр?

   - К чёрту Лондон. Я сказал - аэропорт Лидса.

   - Желание клиента - закон, - недовольно проворчал таксист. - Вам придётся оплатить мне обратную дорогу до Лондона, сэр.

   - О, кей, - бросил в спину водителю Ярополк.

   - Сумасшедшие янки, - услышал Вагнер шёпот таксиста, но промолчал.

   Чутьё подсказывало, что у него - очень мало времени. Наверняка со слов Старли полиция уже составила описание внешности буйного американца, и сейчас "копы" просматривают записи камер видеонаблюдения арсенала, чтобы получить фотографии.

   "Интересно, что наплёл им Старли по поводу катаны? Скрыть правду он не сможет. Полицейские наверняка уже опрашивают служителей, которые видели мой тубус", -  Пол мысленно подгонял таксиста, но, очевидно, тот засветло хотел вернуться в Лондон и ехал достаточно быстро.

   Аэропорт "Лидс Бредфорд" оказался всего в десятке километров от города, и через пятнадцать минут Вагнер уже стоял перед информационным табло аэровокзала. Пол растерянно бегал глазами по списку рейсов. Все они выполнялись только в Европу.

   - Корфу, Лас-Пальмас, Амстердам, Барселона, Париж, Бодрум, - шептал Пол, перечисляя направления.

   "Стоп! Бодрум. Рейс в 17.00. Это же - Турция и уже Азия", - мысленно воскликнул он и стал взглядом искать стойку авиакомпании "Jet2.Com". Возле представителя перевозчика собралась небольшая очередь, но слева располагались два устройства, напоминающие банкоматы. Там можно было купить билет "он-лайн", оплатив услугу банковской картой. Через минуту Ярополк держал в руках чек, распечатку маршрута и посадочный талон. Купив в сувенирной лавке бейсболку, Вагнер натянул её, как можно ниже на лоб, и двинулся в сторону регистрационных стоек. Там он снова показал сертификат антикварного магазина, сдал тубус с рюкзаком в багаж и пересёк границу паспортного контроля. Посадка на рейс начиналась через двадцать минут.

 

                                  Глава 5

 

   Полировка клинков всегда казалась Иёри нудным и скучным делом, но он мысленно благодарил Мастера за постоянные упрёки в нерадивости и за бесконечное терпение, которое старый оружейник воспитал в своём ученике. Иёри знал - какие камни нужны для приведения мечей к зеркальному блеску и потратил две недели времени, чтобы найти нужные. Гораздо труднее оказалось разыскать камень Джизуя, с помощью которого производилась окончательная полировочная доводка стали. Его тонкие пласты встречались в обвалах горных пород очень редко. Иёри шесть дней бродил среди разломов скал, кусков доломита, известняка, оплавленных груд кварцевого песка, пемзы и гранита, выдавленных силой земли наружу после частых землетрясений, пока не наткнулся на две небольшие пластины светло-коричневого цвета с вкраплениями других минералов, которые ещё предстояло удалить.

   Иёри уложил в мешок пластины породы , завязал горловину, закинул свой драгоценный груз за спину, и, стараясь не делать резких движений, начал карабкаться по склону, который грозил сползти вниз при каждом неосторожном шаге. Грязный и потный Иёри выбрался из провала и через полчаса ходьбы, продираясь через кусты и подлесок, оказался на тропе, ведущей в замок Такеёдзу. Путь предстоял не близкий и оружейник ускорил шаг, чтобы засветло добраться до своей кузницы. Внезапно он услышал ржание лошади, а затем тихие голоса. Иёри нырнул в лес, присел за кустами и затаил дыхание. Первый голос он слышал впервые, а вот второй принадлежал Такеёдзу. Подавляя страх, Иёри стал подслушивать. Его распирало любопытство. Он лёг на землю и, стараясь производить поменьше шума, используя порывы ветра, сталкивающего между собой ветви деревьев, пополз между зарослями молодого ельника, словно ящерица. Голоса стали громче. Оружейник раздвинул руками куст, мешающий обзору, и увидел двух самураев. Чуть дальше стоял ещё один вооружённый человек, держа в руках поводья трёх лошадей.

   - Не понимаю, зачем столько предосторожностей? - говорил буси, которого Иёри не видел раньше. - Мы могли бы переговорить за чашкой чая в твоём замке.

   - И у каменных стен есть уши. Что уж говорить о наших сёдзи¹, - засмеялся Такеёдзу. - Шпионы нового сёгуна вездесущи. Они - повсюду. Не исключаю, что кое-кто из моих людей мог соблазниться парой китайских монет, которыми набиты сундуки бакуфу. Надо бы казнить парочку слуг для острастки.

   - Страх - хороший фундамент преданности, - с важным видом произнёс незнакомец.

   - Осторожность в нашем деле - прежде всего, - сказал Такеёдзу. - Итак, чего хочет от меня клан Ода²?

   - Семья Ода ослаблена внутренними ссорами, и это становится препятствием для объединения провинции Овари под сенью цветов папайи³. Наши враги должны быть твоими врагами. Клан Имагава - острый камень и под твоей, и под моей пяткой.

   Иёри увидел потемневшее лицо Такеёдзу при упоминании имени Имагава.

   - И что дальше? - спросил самурай.

   - Мы должны быть союзниками и во всём поддерживать друг друга.

   - Союзники - это хорошо, - проронил Такеёдзу. - Но согласись. Для достижения согласия нужно что-то большее, чем высокопарные, ничего не стоящие слова о дружбе.

   - Ты прав, Такеёдзу-сама. Хорошо бы устроить пару совместных набегов на земли Имагава. А лучше делать это на постоянной основе один раз в три, четыре месяца.

   - Я не могу рисковать своими буси, - покачал головой Такеёдзу. - Одно нападение можно свалить на разбойников или на врагов клана Ходзё, избежавших заслуженной казни, второе - на ронинов, а после третьего начнётся расследование. Ты же понимаешь. Кто-то увидел лишнее или услышал. Пойдут разговоры, и след приведёт ко мне.

   - Не приведёт, если делать всё с умом, - гость Такеёдзу понизил голос. – Я всё предусмотрел. Нужно переодеть твоих самураев в капюшоны сохэй⁴. Все будут думать, что, например, монахи Мии-дэра после восстановления своего храма опять взялись за оружие. Если ты согласен с моим планом, я пришлю тебе два десятка нагината⁵, тати⁶ и хачимаки⁷. Гэта⁸ монахов и белые шаровары найдёшь сам.

 

¹ Сёдзи. В традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.

² Клан Ода. Самурайский род в средневековой Японии. Принадлежал к клану Тайра (потомков императора Камму). Первым в роду был Тикадзане, сын Тайра Сукемори. Одним из знаменитых самураев рода и военных вождей Японии был Ода Нобунага.

³ Родовой мон клана Ода - цветок папайи.

⁴ Сохэй - воинствующий монах в средневековой Японии.

⁵ Нагината - копьё. Обычное оружие буддийского монаха-воина.

⁶ Тати - длинный японский меч. Тати, в отличие от катаны, не засовывался за оби (матерчатый пояс), а подвешивался к поясу в предназначенной для этого перевязи.

⁷ Хачимаки - белая налобная повязка монаха-воина.

⁸ Гэта - деревянные сандалии.

 

   - Не знаю, не знаю, - Такеёдзу нервно погладил подбородок ладонью. - Тут нужно всё очень хорошо продумать, вплоть до того, как оставить ложный след, ведущий в один из монастырей. Но в какой?

   - Без разницы?

   - Нет, не скажи. Любая мелочь играет свою роль. Полагаю - лучше всего нам подойдёт действительно Мии-дэра¹.

   - Клянусь духами своих предков. Ты хитёр, словно лис. Мне нравится твой план! - воскликнул гость, будто набег был уже решённым делом.

   - Ещё бы, - усмехнулся Такеёдзу. - Монахи Мии-дэра воевали то на стороне Минамото, то на стороне Тайра. Это монашеское дурачьё непредсказуемо. Даже сейчас братство в качестве помощи посылает вооружённые отряды ещё одним врагам клана Ода...

   - Да, да. Этим Асаги и Асакура, - с гневом перебил самурая собеседник. - Ты опять прав, - левая ладонь незнакомого самурая легла на сая утигатаны. Такеёдзу насторожился и расправил плечи. Иёри увидел, как под шароварами буси напряглись мышцы ног.

   - Когда-нибудь кланы Асакура и Асаги расплатятся своими жизнями за неуважение к роду Ода, - продолжал свою гневную тираду незнакомый самурай. – К тому же я знаю, что монахи поставляют нашим врагам оружие.

   - Оружие? - заинтересовался Такеёдзу.

   - В монастыре есть плавильные печи, мастерские и хорошие оружейники. Железо им привозят из провинции Бидзэн. Там оно - лучшее. Доспехи у монахов - тоже не плохи. Храм Мии-дэра поддерживают монахи из других обителей - Энряку-дзи и Кофуку-дзи².

   - Тем лучше, - хитро улыбнулся Такеёдзу. - Одной стрелой мы убьём сразу трёх лис. Если я не ошибаюсь, сёгун сам давно точит зубы на эти обители, которые больше думают о войне, чем о молитвах. У Бакуфу будет повод прижать братьев, а там и до сноса ворот в стенах монастырей недалеко...

   - Значит, решено? - самурай вопросительно смотрел в глаза Такеёдзу.

   - Считай - договорились. Но есть одно условие.

   - Говори!

   - Кроме оружия монахов, пришлёшь в мой замок двенадцать коку³ риса и рулон китайского шёлка.

   - Десять коку! Двенадцать – это слишком много! - воскликнул собеседник хозяина замка, решив поторговаться.

   - Пусть будет по-твоему, - кивнул Такеёдзу.

   - А зачем такому буси, как ты, шёлковое полотно?

   - Распущу на шнуры для утигатан, - тихо засмеялся Такеёдзу, медленно поднимаясь на ноги.

   Иёри замер на месте. Он дождался, пока стук копыт замер вдали, потом встал и продолжил свой путь, обдумывая услышанное.

 

¹ Мии-дэра. Храм трёх колодцев. Другое название - Ондзё-дзи. Крупный буддийский монастырь и храмовый комплекс, расположенный у подножия горы Хиэй близ Киото. Основан в 672 году после конфликта, связанного с престолонаследием. В этом монастыре была создана первая в истории Японии армия монахов-воинов, которая принимала участие почти во всех междоусобных войнах.

² Энряку-дзи и Кофуку-дзи². Древние буддийские храмы-монастыри. Первый расположен на горе Хиэй, второй - в местечке Нара. В период Нара входили в четвёрку великих храмов Ямато. В период Хэйан - в число семи.

³ Коку. Мера объёма. Исторически коку определялся как среднее количество риса, потребляемое одним взрослым человеком в течение года. Вес 1 коку риса приблизительно равен 150 кг. Число коку риса являлось также основной мерой богатства и служило денежным эквивалентом в средневековой Японии. Например, размер жалованья самурая определялся в коку, доходность провинций тоже определялась в коку.

 

   "Они задумали опорочить монахов? Мастер тоже когда-то был монахом. Вот, только, забыл в каком монастыре... Не думаю, что братство доверяло учителю все тайны...", - эта мысль кузнеца не получила продолжения, потому, что была прервана дождём.

   Иёри шёл по раскисающей дороге, пряча мешок под кимоно. Он боялся за свои драгоценные камни. Спустя малое время, он снял обувь и двинулся дальше босым, держа свои отяжелевшие грязные дзори за верёвочки. Струи дождя стекали по волосам, перевязанным полоской ткани, и попадали на голое тело, вызывая дрожь. Ливень кончился так же внезапно, как и начался. Послеполуденное солнце пробило дыру в облаках, и стало значительно теплее. Иёри добрался до селений, окружающих замок, уже сумерках. Сначала он услышал стук, будто кто-то колотил палкой по дереву. Затем поворот дороги открыл ему рисовое поле и утопающих по колено в воде самураев Такеёдзу, размахивающих боккенами¹. От пропотевших и промокших кимоно шёл пар. Постоянные тренировки буси были для крестьян обычным делом. Они стояли в стороне, наблюдая за схватками, которыми руководил один из вассалов Такеёдзу - старый самурай по имени Ито. Он сидел на узком татами, брошенном на песчаный пригорок. Рядом лежал лук, а у левой ноги - утигатана. Каждый удачный удар бойцов он встречал короткими репликами или одобрительными возгласами.  Заметив на дороге фигуру прохожего, самурай поднял ладонь к выбритому лбу, близоруко щуря глаза.

   - Смотрите-ка, - остановил он бойцов. - Наш новый оружейник пожаловал.

   Иёри остановился и согнулся в почтительном поклоне, опустив взгляд. Несколько стрел одна за другой впились в землю у самых его ног. От неожиданности и страха, Иёри сел прямо в подсыхающую грязь. Громкий смех самураев вызвал краску стыда на лице парня.

   - Подбери эти стрелы и сделай мне новые наконечники, - закричал Ито, опуская лук.

   - Пусть мне прикажет сам Такеёдзу-сама, - с вызовом сказал Иёри.

   - Что, не слышу? - старик приложил ладонь к уху.

   - Пусть мне прикажет Такеёдзу-сама, - повторил оружейник. Его голос дрожал от обиды и гнева.

   Новая стрела воткнулась в землю у самого паха Иёри, вспоров ткань дырявых шаровар.

   - Смотри, парень! Гордость не доводит до добра. По твоей шее давно плачут сделанные тобой мечи. Дождёшься. За непочтение к своим буси господин прикажет испытать остроту и прочность клинков на тебе. Подбери стрелы! - угроза, прозвучавшая в голосе Ито, заставила Иёри встать на колени.

   Тяжело дыша, он ползал по грязи, вытаскивая из земли, глубоко застрявшие там, наконечники. Под смех буси и ехидные улыбки крестьян, оружейник собрал стрелы, сунул их под мышку и стал пятиться, не отводя взгляда от лука старого самурая.

   - Иди, иди. Скоро твоё смазливое личико и персиковые щёчки испачкает уголь и зола печи. Работай, старайся и возможно господин наградит тебя парой ласковых затрещин по голой заднице, - кричал Ито, держась за бока.

   Иёри добрался до мастерской, задыхаясь от злобы. Он бросил стрелы в угол, потом вспомнил о своих камнях и немного успокоился. Вода в корыте для закалки мечей смыла пот и грязь. Иёри, оставляя мокрые следы на чистом деревянном полу, вытерся пучками сухих трав, развешанных на верёвке перед входом. Выйдя уже в темноте на свежий воздух, он выплеснул грязную воду, достал из колодца чистой, тщательно вымыл корыто, поставил его на место, наполнил до краёв новой водой и переоделся в чистое. Он долго сидел в проёме двери, очищая сознание от недавнего унижения. Божественная пустота постепенно наполняла его сердце. Он произнёс несколько сутр, адресованных Будде, потом помолился богам Синто, удерживая перед внутренним взглядом лик богини Солнца - Аматэрасу Омиками. Спустя какое-то время Иёри почувствовал, что стал единым целым с воздухом, которым он дышал, с дуновениями ветра, с шорохом ветвей, свежестью и запахом ручья, который протекал неподалёку. Оружейник чувствовал, что чьи-то ладони ласково тронули его щеки и шею. Он знал, что это из круговорота рождения и смерти появились ками, которые пытаются закрыть дыры позора в его телесной оболочке. Он ощутил на своих глазах прикосновение света. Словно тонкие мягкие нити паутины легли на ресницы, и Иёри внезапно понял, что на небе появилась Луна и, что пришло время.

   Оружейник встал, несколько раз глубоко вдохнул с резкими выдохами и вернулся в мастерскую. Он вытащил из мешка камень Джизуя и спрятал пластины минерала в одном из многочисленных тайников своего жилища, потом разложил в определённом порядке шлифовальные камни, прислушался – нет ли опасности, и вытащил из груды металла свёрток с мечом. Обнажённый клинок тускло блеснул при свете горящих сухих лучин, закреплённых воском диких пчёл на низком столе. Иёри сел на пол, скрестив ноги, аккуратно и бережно положил катану на два чурбачка, поставил рядом ковш с водой и принялся полировать свой меч. Время вместе с водяной смесью каменной пыли и микроскопическими частицами закалённой стали просачивалось сквозь щели деревянного пола и уходило в недра земли. Мягкими плавными движениями - так учил Мастер - оружейник снимал с лезвия остатки шлаков и туман, мешающий любоваться постепенным проявлением текстуры клинка. Он скоро забыл о времени и менял камни, подчиняясь подсказкам опыта, памяти и чутья. Линия хамона всё больше походила на искрящиеся сугробы снега. Выше неё – начали всплывать первые, чётко выраженные древесные волокна.

   Каждые сутки от полуночи до восхода Солнца Иёри трудился, доводя клинок до зеркального блеска, пока не наступило время Джизуя…

 

                                                 ***

   Это случилось на пятидесятый день осени, когда оружейник на мгновение вышел из мастерской и подставил клинок лучам заходящего солнца. Солнечный зайчик вырвался из стали и запрыгал по коре сосен, по сухой траве и цветам, теряющим свои лепестки. Оружейник быстро и внимательно оглядел лезвие, обернулся посмотреть, что делается возле  замка, нависающего над деревней, и вернулся в кузницу.

   Пластины Джизуя постепенно крошились, соприкасаясь со сталью, но Иёри не давал упасть на пол ни единой частицы камня, а растирал их на лезвии, смачивая каплями воды. За неделю он истратил четверть запасов Джизуя и жалел о том, что нельзя вскрыть пол, собрать и высушить коричневую пасту, которая накрыла землю тонким слоём, и возродить к жизни свой драгоценный камень. Но делать этого было нельзя, потому, что частицы железа испортили бы следующий клинок.

   Спустя семь дней тщательной финальной полировки, глаза Иёри настолько устали, что ему начали чудиться, то огонь молний на клинке, то ярко-оранжевые ящерицы, разбегающихся в стороны от прикосновения пальцев. Он видел рыжих щенков лисы, показывающих зубы и исчезающих от потока сквозняка, проникающего в мастерскую через дверные щели.

   Ранним утром очередного дня огненно-красный дракон, сложив в воздухе крылья, пробил кровлю кузницы и ударил оружейника когтистой лапой в вихрастое темя…

 

                                          ***

 

   Визг трения металла о металл резанул по нервам и заставил Пола Вагнера очнуться. Он стоял посередине одной из центральных улиц Стамбула между стальными рельсами, а перед ним замер жёлто-красный трамвай. Водитель - смуглый лысый мужчина одной рукой вытирал пот со лба, а второй отчаянно жестикулировал, оборачиваясь к пассажирам, в панике вскочившим со своих мест.

   Ярополк посмотрел на густеющую, галдящую толпу людей возле места несостоявшегося дорожного происшествия, поправил на плече тубус, перешёл улицу и свернул в переулок. Пол искал отель, где можно тихо и мирно поспать, а утром найти способ добраться до места, где он сможет снова задавать вопросы.

   Автобус, доставивший Вагнера из Бодрума в Стамбул, был старой, скрипучей колымагой с неудобными узкими сиденьями. Поездка длилась всю ночь, водитель мчался, словно за ним гналась вся полиция Турции или в молодости он выступал на трассах гонки «Формула -1». Пол так и не осознал до конца, какая причина заставила его перелететь через всю Европу. Что там говорил Старли о дамасской стали?

    "Дамаск, Ближний Восток, античные времена, распятие Иисуса, меч пророка Мухаммеда. Клинок, в котором есть частица копья Лонгина.  Где-то я читал об этом", - думал Ярополк.

    - Чёрт, - прошептал он, останавливаясь возле вывески "Antea Hotel Oldcity". - Старый город, античность. Это – перст судьбы.

   На месте центральных улиц Стамбула когда-то возвышались башни крепостных стен и храмы Византии.

   "Аль-Маатур? Или у меча пророка есть другое название? – Багатур? Баатур? Стоп, стоп!" - Вагнер рассеянно посмотрел на вывеску, ещё раз прочитал надпись, взгляд его прояснился и он поднялся по лестнице к стеклянным дверям отеля.

   Получив у портье старомодные ключи от номера, он нашёл комнату, поставил тубус в угол возле кресла, достал свой ноутбук и подключил девайс к интернету.

   - Аль-Маатур! - шептал Ярополк, терзая клавиатуру. - Ага, вот, - воскликнул он, когда открылись несколько страниц текста с фотографиями.

   Вагнер беззвучно зашевелил губами:

   "Аль-Баттар. Достался пророку Мухаммеду в качестве трофея. Клинок называют "Мечом пророков". На нем выгравированы по-арабски имена Давида, Соломона, Моисея, Аарона, Иисуса Навина, Захарии, Иоанна, Иисуса Христа и Мухаммеда. На стальном лезвии также изображен царь Давид, отрубающий голову Голиафу, которому этот меч принадлежал первоначально. На клинке также имеется надпись, идентифицированная как разновидность набатейского письма. Длина меча - 101 см. Он хранится в музее Топкапы в Стамбуле. Дамасская сталь, химический состав и технология ковки близка к лучшим образцам японских катан. Мастер неизвестен. Имеются повреждения".

   - Надо бы взглянуть на этот клинок, - пробормотал Пол, закрывая крышку ноутбука. Солнце заливало гостиничный номер яркими потоками света. Где-то недалеко слышалось пение муэдзина. Вагнер встал на колени и заглянул под кровать. Узкая щель позволила увидеть пыльный пол, окурок сигареты и женскую заколку. Было видно, что швабра уборщицы давно не заглядывала под кровать. Пол взял свой тубус и засунул его в самый дальний угол - между плинтусом и проводами, ведущими к настольной лампе, телевизору и холодильнику...

   Дворец Топкапы удивил Вагнера своими размерами, монументальностью и огромной территорией, на которой были выстроены разные по величине и стилю здания. Ярополк оглянулся на купола храма Святой Софии, решив, что зайдёт туда позже и присоединился к группе туристов, которым гид на хорошем английском языке рассказывал о дворце султанов Великой Османской империи. Медленно двигаясь по широким дорожкам дворцового комплекса, туристы щёлкали затворами фотоаппаратов, снимая Ворота Повелителя, Ворота счастья, крепостные стены, казармы янычаров, постройки гарема, французский ампир покоев султана Махмуда Второго, мечети, бани, всевозможные павильоны разбросанные под сенью высоких деревьев.

   - Обратите внимание на комплекс сооружений дворцовой кухни, - хорошо поставленным голосом вещала в пространство черноглазая высокая девушка, голову которой прикрывал хиджаб. - Под крышами этих строений трудились свыше тысяча двухсот человек, что составляло двадцать пять процентов всех обитателей дворца султана, включая охрану. Ежедневно персонал дворцовой кухни Топкапы готовил 20 тысяч порций еды...

   - Зачем так много? - проворчал Вагнер, но гид его услышала.

   - Слуги, стража, евнухи гарема, наложницы и жёны… Все питались за счёт казны султана, - пустилась в объяснение девушка, и Ярополк тут же пожалел о своём вопросе. Он хотел быстрее оказаться в оружейной палате.

   - Отдельно готовилась еда для султана, для наследника, и для матери султана. В особом помещении шло приготовление деликатесов и сладких блюд. В целом можно выделить десять главных сооружений дворцовой кухни, в остальных многочисленных комнатах находились кладовые, покои поваров и коморки подсобных рабочих, опять-таки, здесь же располагалась отдельная мечеть и баня. Господа, держитесь рядом со мной, иначе вы заблудитесь. Итак, двигаемся дальше...

   После двух часов блуждания по территории дворца, различным павильонам и постройкам, фотографирования золотых подсвечников и канделябров, наргиле¹, кальянов, столовых сервизов из серебра и золота, музыкальных шкатулок из слоновой кости, тронов разных эпох принадлежавших разным султанам, кинжалов и огромных бриллиантов, Вагнер потерял терпение.

   - А где хранится меч пророка Мухаммеда? - спросил он, с ненавистью глядя на гида, энциклопедические знания которого казались неисчерпаемыми.

   - Вообще-то у пророка Мухаммеда, пусть будет его имя навеки благословенным, таких мечей было девять. Каждый клинок имеет собственное имя. Наиболее почитаемым в исламском мире считается меч Зульфикар, одна сторона которого лечила, а вторая убивала, - затараторила девушка. - Главный признак клинка - раздвоенное острие. Имена остальных мечей: аль-Баттар, аль-Маатур, Халеф, аль-Михзам... Впрочем, сейчас мы перейдём в третий павильон четвёртого двора, где находятся святые реликвии Ислама...

   Вся группа вместе с Вагнером остановилась возле ряда стеклянных витрин. Снова защёлкали затворы фотоаппаратов.

   - У Посланника Аллаха было девять мечей, семь кольчуг, шесть самострелов, три щита, два копья и еще две пики. Здесь также вы можете видеть каменные дождевые впадины, привезённые из Каабы, стёганую куртку пророка, след его ступни, а также волосы и зуб...

   Ярополк незаметно отделился от группы и подождал, пока туристы скроются из вида. Он подошёл к витринам, где было выставлено оружие, и стал внимательно осматривать мечи.

   - Вас интересует оружие пророка?

   Вагнер выпрямился и повернулся на звук голоса. За его спиной стоял человек в сером костюме, на рукавах которого красовались накладки их плотной ткани, прикрывающие локти. Чёрные с проседью волосы прикрывала бордовая феска.

   - Вот смотрю, чем сражался основоположник ислама, - сказал Вагнер. - Здесь достаточно темно. Жаль - нельзя в подробностях рассмотреть эти клинки. Меня зовут Пол.

   - Вы - американец?

   - В настоящий момент я прилетел из Лондона. Вернее - из Лидса. Королевский Арсенал и всё такое. Хорошее, красивое оружие - моя слабость. Здесь много замечательных клинков. А Зульфикар – это он? - указательный палец Вагнера упёрся в стекло.

   - Приятно познакомиться Моё имя - Мустафа. Я - служитель музея. Присматриваю за порядком, навожу блеск на стёкла витрин, стираю пыль с экспонатов. Вы хотели бы увидеть настоящий Зульфикар?

   - А разве этот - не настоящий? - палец Ярополка с тихим скрипом соскользнул с поверхности стекла.

   - Вам, иностранцу, могу открыть страшную тайну, - улыбнулся турок. - Меч не сохранился, а здесь лежит клинок, который был изготовлен не раньше восемнадцатого века. В исламском мире вариации на тему "Зу-ль-факара" очень распространены. С раздвоенными в вертикальной или горизонтальной плоскости остриями клинков, с "пламенеющими" или волнистыми со стороны лезвия или обуха лезвиями. Мечи также могли быть кривыми в виде сабли или прямыми, сочетаться с разными эфесами. Вот этот Зу-ль-факар - выполнен очень искусным оружейником из дамасской стали. Мы тешим себя иллюзией, что это и есть настоящий меч пророка Мухаммеда, - смотритель поднял руки к глазам и провёл ладонями по лицу, словно снимая паутину.

   - Странные слова для мусульманина, - Вагнер сделал лицо преувеличенно-изумлённым.

   - Работая в музее, поневоле становишься скептиком, - сказал Мустафа. - Начинаешь копаться в архивах, искать записи специалистов, результаты исследований. Нужно заметить, что в Коране и других письменных источниках со времён появления на свет Зульфикара отсутствует полное описание этого меча.

   - А что вы можете сказать об этих двух клинках? - Пол указал рукой на нужные места в экспозиции.

   - Это - аль-Маатур. Считается, что он достался пророку в наследство от отца. Как видите, эфес меча богато украшен изумрудами и бирюзой. Рукоять - золотая. Лезвие - дамасская сталь.

   "По тем временам – неплохие приобретения для странствующего пророка, - подумал Вагнер. - Драгоценные камни, бирюза, золото".

   - А вот этот клинок - аль-Баттар, - Мустафа едва коснулся стекла. - Что в переводе означает "Задира" или "Вояка". Согласно легенде он принадлежал силачу Голиафу, а потом пророку Дауду. В христианском толковании - библейскому царю Давиду. Некоторые мусульманские историки ставят под сомнение принадлежность этого меча Мухаммеду, так как на нем изображены человеческие фигуры, а это противоречит шариатским законам...

 

¹ Наргиле - курительный прибор, сходный с кальяном, но имеющий, в отличие от него, длинный рукав вместо трубки.  

 

   Вагнер смотрел на простые без всяких украшений широкие ножны и гнутую рукоять, прикидывая в уме длину широкого лезвия.

   "Если бы не изогнутая рукоять, этот клинок можно принять за европейский меч, - подумал Ярополк, вспоминая экспозицию Королевской оружейной палаты в Лидсе. - К тому же - слишком темно, и нельзя рассмотреть структуру стали.

   - Жаль, - сказал он.

   - Простите, - не понял Мустафа.

   - Здесь мало света, - показал Вагнер на стрельчатые окна. - Я бы очень хотел подержать вот этот меч в руках, - Пол показал на аль-Баттар.

   - Увы, это невозможно, - покачал головой служитель.

   - Понимаю, - Вагнер, в который раз приблизил глаза к стеклянной витрине.

   - Вижу, что вы - настоящий ценитель восточной старины. Я бы мог показать вам цветные фотографии этих мечей. На некоторых - есть увеличенные участки поверхности клинков. Можно в подробностях рассмотреть гравировку и рисунки, - турок многозначительно уставился на Вагнера.

   - Буду вам обязан, - сказал Ярополк с воодушевлением.

   Мустафа исчез в полумраке огромного зала и через несколько минут материализовался вновь, подобно джину из восточной сказки. В его руках было два десятка листов фотографической бумаги формата А-4. Смотритель остановился в шаге от Вагнера.

   - Давайте выйдем на свежий воздух, - предложил турок.

   Пол опустил руку в карман, нащупал пачку банкнот и, следуя за смотрителем, вынул и зажал в кулаке пятьдесят долларов.

   Мустафа, прощаясь, протянул вперёд правую ладонь. Банкнота перекочевала из руки Вагнера в руку Мустафы. Второй рукой турок протянул Полу пачку фотографий и ретировался. Ярополк тут же в саду нашёл мраморную скамейку и сел, рассматривая снимки. Ни на одном из мечей пророка не было такой древесно-волокнистой текстуры стали, как на клинке, спрятанном в тубусе под кроватью в гостиничном номере. И все лезвия имели изъяны в виде ржавчины. Последним листом в пачке фотографий оказалась копия выдержки из статьи на английском языке. На верху страницы имелась надпись - "Metallurgy and Blacksmithing. Legends of Damask steel". Вагнер впился глазами в текст и бегло прочитал, подчёркивая ногтем важные, как ему казалось, места.

   "Основным и немаловажным недостатком Дамасской стали является ее низкая коррозионная стойкость, обусловленная большим содержанием углерода в компонентах проковки и практически полным отсутствием легирующих элементов... В настоящее время в СМИ существует много теорий о превосходстве так называемой "настоящей дамасской стали" над всеми другими видами металла. Это мнение, по-видимому, укрепилось, начиная с с первой половины XIX века, и было растиражировано главным образом через романтическую литературу того времени, лучшими образцами которой стали "Талисман" и "Айвенго" Вальтера Скотта. Собственно исторически и с точки зрения металлургии, миф об абсолютном превосходстве Дамасской стали не обоснован и бездоказателен. Предпочтение всеми другими народами ближневосточных мечей и сабель в виде холодного оружия  также ставится под сомнение. Скорее всего – это была дань моде. До сих пор археологами на территории западной Европы не найден ни один дамасский клинок старше XV века и состоящий из литого булата, хотя, если верить соответствующим мифам, рыцари покупали это оружие на "вес золота", потому что клинки, якобы, "резали кольчуги, как масло". Никаких исторических данных на этот счёт не существует... Само название "дамасская сталь" часто ставится под сомнение, так как город Дамаск (откуда и произошло наименование стали) никогда не славился кузнечным делом и искусными мастерами. Большинство сохранившихся "дамасских" клинков происходят из Индии и Персии... Есть предположение, что в Дамаске существовал обширный рынок оружия, где "сварные" многослойные клинки предлагались на продажу в больших количествах, отчего их и называли дамасскими. Научные металлургические исследования до сих пор не подтвердили, что литая узорчатая "дамасская" сталь обладает какими-то необычайными свойствами, выходящими за пределы законов физики... В Китае археологи повторили уникальную плавку железной руды с помощью сыродутной печи построенной по чертежам, высеченным на камне. Рисунок датирован VII-VI веками до н. э. Такая же технология была, вероятно, позже заимствована средневековыми японскими металлургами, а выделка особой, прочной стали ими же доведена до совершенства... "

   Вагнер скатал в трубку фотографии и направился к выходу из дворцового комплекса.

   "Доведена до совершенства? Значит, японские мечи, выкованные мастерами своего дела, по-своему уникальны? Но с этим трудно спорить. Тогда, что я хотел найти в Стамбуле? - думал Ярополк. - След технологий Дамаска в своей катане? С этим вопросом - полный облом. Благодаря Дэвиду Старли, его замечанию, брошенному вскользь, я оказался в дворцовом комплексе турецких султанов. Хотя, если говорить честно, здесь сыграл свою роль фактор времени. Мне нужно было моментально исчезнуть из Лидса, а единственный рейс в страну, не входящую в Евросоюз, выполнялся именно в Бодрум. Наверняка копы после драки, которую я устроил в королевском арсенале, первым делом проверили все автобусы в Лондон, фирмы по прокату автомобилей, парковки такси и каждую европейскую авиакомпанию. Турция, господа, это вам не Европа. Здесь на все ваши полицейские запросы плюнут с высокого минарета".

   - Чёрт, - тихо сказал Вагнер. - Неужели в Лидсе я так быстро просчитал все пути отхода?

   "Никогда не знал за собой такой способности. Вечно впутываюсь в неприятности по собственной мягкотелости и разгильдяйству. По большому счёту вся эта история с подарком тётушки Молли и есть одна большая неприятность".

   Жаркий день сменился сумерками. Со стороны Мраморного моря подул свежий ветер, принеся старой части Стамбула прохладу. Увидев на улице ряд банкоматов, Вагнер сунул в щель одного из них банковскую карту и, введя пин-код, снял пятьсот турецких лир на мелкие расходы. Он поужинал в маленьком рыбном ресторанчике на набережной, потом взял такси и вернулся в отель. Задёрнув шторы, Ярополк включил свет и, достав из тайника свой меч, аккуратно вынул клинок из ножен. На полированном зеркале меча появилось знакомое лицо с карими глазами.

 

   Как долго Иёри находился в обмороке, он не знал. Оружейник очнулся, когда солнце стояло уже высоко. Он лежал ничком. Его рука сжимала рукоять утигатаны, а тело закрывало собой клинок.

   "Моя ненависть к роду Такеёдзу так сильна, что я, будто специально, спрятал телом меч, когда падал, - подумал Иёри, приподнимая голову и оглядывая пустую кузницу.

   - Что это было? Наверное, потерял сознание от усталости, - пробормотал оружейник, переворачиваясь на спину.

   Лучи солнца, проникая внутрь через дверные щели, подсвечивали столбики тончайшей пыли, которая клубясь и закручиваясь в спирали, поднималась к закопчённым балкам крыши.

   Где-то снаружи послышались приближающиеся голоса. Иёри быстро встал и сунул своё сокровище в груду железа, но хорошо отполированная сталь сверкала так, что клинок сразу бросался в глаза. Оружейник схватил ворох тряпок и бросил на меч. Но из кучи хлама остался торчать хвостовик, ещё не обработанный шлифовкой.

   - Эй! Жалкое подобие кузнеца! - проём открытой двери заслонила приземистая фигура старого буси Ито. За его спиной стоял молодой самурай, держа в руках какие-то длинные предметы, закутанные в грязную толстую ленту тростниковой рогожи.

   - Где ты - самолюбивый щенок? Ну и грязь в этой норе.

   Иёри выступил на свет из тёмного угла и мысленно поблагодарил Будду за то, что тот во время вернул ему сознание.

   - Господин приказывает тебе сделать несколько нагинат и длинных мечей, подобных этим, - Ито обернулся, кивнул самураю и отступил в сторону.

   Молодой буси перешагнул порог кузницы и положил на пол свёрток. Иёри присел на корточки и откинул в сторону края рогожи. Перед ним лежало оружие монахов-воинов.

   "Значит, самурай из клана Ода не выполнил обещание или прислал слишком мало пик и хороших тати, - подумал Иёри, беря в ладони длинный меч.

   Молодой буси мгновенно развернулся боком к оружейнику. Его рука легла на гарду собственной утигатаны.

   - Сделаешь, не медля. Но в замок не приноси. Я пришлю людей, они заберут, - сказал Ито, отстраняя рукой молодого самурая. - Срок тебе - три дня.

   - За такое время хорошего оружия не выковать, - тихо, сквозь зубы процедил Иёри.

   - От тебя и не требуют ничего хорошего. Делай то, что тебе говорят, и держи язык на привязи. Понял меня?

   - Да, господин. Кто будет делать древка для нагината и рукояти для мечей?

   - Не твоя забота.

   - Можно задать ещё один вопрос? - Иёри поднялся на ноги.

   Ито кивнул.

   - Господин Такеёдзу не прислал мне награды за те мечи, которые я уже сделал?

   Старый самурай вместо ответа завёл одну руку за спину и вынул прикреплённый там небольшой мешочек риса и связку мелкой сушёной рыбы. Он кинул еду на рогожу рядом с оружием.

   - Не заставляй господина Такеёдзу жалеть о том, что он кормит тебя - лодыря.

   Ито круто развернулся на пятках и удалился, глядя прямо перед собой.

   - И это всё? - прошептал Иёри, глядя на связку рыбы и мешочек риса. - Еды не хватит и на неделю.

   От обиды хотелось плакать, но глаза оружейника остались сухими. Из нескольких слов Ито он сделал два вывода. Самого Такеёдзу не было в замке, и оружие монахов должно послужить уликами в планируемой военной вылазке. Иёри подобрал с пола рис и рыбу, положил еду на полку и пошёл разжигать печь.

   Через три дня к вечеру он отдал сделанное оружие посыльному старика Ито, а когда ночь опустилась на замок, взялся за работу, которая приносила ему наслаждение.

    Он долго и тщательно подгонял к своему клинку половинки деревянных ножен, а к ним - уплотнительное, заранее украшенное тонкой гравировкой, кольцо - хабаки, добиваясь плотного, но лёгкого и бесшумного движения клинка внутри сая. Потом соединил обе половинки клеем из глиняной бутылочки, с трудом вытащив пробку.

   Этот клей Иёри приготовил сам, выпрашивая у рыбаков плавательные пузыри рыб, которые он разрезал вдоль, тщательно промывал, соскабливая внешний слой вместе с рыбьими кровеносными сосудами. Потом он сушил полученную оболочку на солнце внутренней стороной вверх, а от получающихся полосок отделял нужную ему плёнку, укладывал под пресс, а перед склеиванием деталей эти тонкие пластинки измельчал и растворял в воде. 

   Осторожно, плотными и частыми витками обмотав бечевой ножны, он ещё раз проверил профиль щели, аккуратно ввёл в неё меч и облегчённо вздохнул. Клинок входил в сая идеально, без люфта и скрипов. Тогда Иёри закрепил на конце ножен бронзовый наконечник - кодзири, подвесил изделие к потолочной балке и взялся за сборку рукояти.

   Первое, что он сделал - закрепил у основания гарду - цуба, зафиксировав её с обеих сторон уплотняющими кольцами - фути и сэппа¹, потом спаял все вместе, опилил тонким напильником места соединений и отшлифовал. С перерывами эта работа заняла у оружейника трое суток. Четвёртую ночь он потратил на подгонку всех частей рукояти. Между двух отполированных деревянных дощечек, внутренние поверхности которых Иёри сделал нужной формы, а края дерева смазал всё тем же клеем, он поместил железную сердцевину хвостовика, где ещё раньше ближе к гарде было намечена точка и просверлено отверстие. Потом крепко обмотал дощечки бечёвкой и просверлил в дереве раскалённым тонким стержнем ещё одно отверстие, совпадающее с дырой в металле. Далее, лёгкими постукиваниями молотка он вставил в элементы рукояти стальной штырь - "мэкуги", отлитый таким образом, чтобы он совпал по диаметру и длине сквозному отверстию, проходящему через все части цуки. Спустя три часа, дав клею немного высохнуть, оружейник насадил на дерево головку рукояти – кассира с предусмотрено сделанной прорезью для протяжки шнуровой оплётки, а затем приступил к проклеиванию цука кусочками кожи акулы. Иёри действовал медленно и предельно осторожно, опасаясь, что от случайного удара или сильного нажима элементы цуки треснут по линии склейки и сдвинутся.

   Через неделю, когда Луна прошла все фазы, и стала похожей на лик молодой женщины, наступила пора одной из самых ответственных частей работы. Иёри поставил в центре хижины скамейку, забрался на неё, подпрыгнул и, уцепившись, словно обезьяна за балку крыши, достал моток шнура, сплетённый в свободное время из тонко выделанной шкуры козы. Полоски кожи он тайно срезал, когда в замке подавали на ужин мясо, а шкуры вывешивали сушиться на воздухе. Оружейник начал оплётку цука от литой бронзовой гарды - цуба, вставляя под цуко-ито² бронзовые, с искусной гравировкой пластины - менуки. Три раза он допускал оплошность и три раза он начинал свою работу сначала.

   Через три недели упорного труда Иёри держал на ладонях меч и критически осматривал добротно собранную, по его мнению, рукоять. Рядом, у скрещённых ног лежали покрытые лаком кроваво-красного цвета ножны, сделанные из дерева магнолии.

   Прервав созерцание своей утигатаны, оружейник встал, придвинул к стене небольшую, сбитую ещё днём лестницу и спрятал меч в углублении между соломенными связками крыши. Почувствовав нервный озноб, Иёри вышел во двор и вдохнул полной грудью холодный утренний воздух. За всеми хлопотами и трудами, связанными с изготовлением меча, парень не заметил, что наступила осень. Он обхватил своё тело руками и с удивлением увидел: сухую траву, покрытую тонким слоем инея, пламенеющие листья клёнов, пожелтевшие кроны дубов и буков, усеянные побуревшими шишками тяжёлые ветки кедров, густые багрово красные гроздья рябин. Заросли бамбука, росшие по берегу реки, давно поредели. Иёри вспомнил, что бамбук цветёт раз в двадцать лет, а, потом погибает, но в этом году многие тонкие стволы выпустили густые метёлки соцветий. Оружейник уже хотел идти в дом, но заметил цепочку людей, выходящих из недалёкого подлеска. Он присел на корточки и поднял голову над кучей угля, пытаясь понять, что происходит. Три или четыре десятка человек, одетые в разноцветные войлочные кимоно, вооружённые пиками и разнокалиберными мечами шли шеренгами по двое в ряд. У некоторых за спинами виднелись луки и соломенные колчаны со стрелами. Иёри вспомнил, что на протяжении полутора недель в замок стягивались отряды всякого сброда. Из кузницы замка постоянно слышались удары молотков, на тропе, ведущей в селение, всё чаще появлялись мелкие группы вассалов Мацудайра, подъезжали повозки крестьян и рыбаков, а это значило, что господин Такеёдзу не отказался от затеи небольшой войны с родом Имагава.

   Кузнец тяжело вздохнул, дождался, пока отряд перешёл ров замка и скрылся за воротами. Оружейник поднялся на ноги, набрал в корзину угля и вернулся в кузницу. Ему предстояло выковать три десятка новых подков. Старые, вместе с обломками всевозможного железа, ему вчера вечером принёс самурай клана.

 

¹ Сэппа. Пара овальных металлических шайб, охватывающих хвостовик с обеих сторон гарды.

² Цука-ито. Обмотка рукояти.

 

 

 

   Иёри подбросил в печь немного угля, разворошил их, добиваясь ровного пламени, и работал до дождя, который начался сразу после полудня, а потом подковал целых семь лошадей, приведённых тремя старыми слугами Такеёдзу.

   Следующим утром, когда солнце ещё только собиралось показаться над селением, чтобы рассеять белую пелену тумана, открылись ворота замка, и густая колонна буси вышла на тропу, ведущую в лес.

   Иёри разбудил мягкий шорох множества ног, обутых в соломенные дзори, глухой топот по твёрдой земле деревянных подошв гэта и тихий лязг стали. Он вскочил со своего ветхого татами и приник к дверной щели. Тёмный силуэт гигантской змеи извивался по тропе, исчезая в подлеске. Над головами буси блеснуло несколько лезвий нагинат. Колонну замыкал конный отряд, во главе которого на высоком жеребце ехал Мацудайра Такеёдзу.

   Днём замок выглядел тихим и безлюдным. Только на нескольких башнях Иёри заметил немногочисленных часовых. Он покинул кузницу и отправился в селение, которое словно вымерло. Только старухи и дети возились возле хижин, стараясь быть незаметными. Иёри толкнул дверь замковой кузницы и поздоровался. Несколько учеников, стоявших возле печи, обернулись и поклонились. Иёри нашёл в полумраке фигуру кузнеца и учтиво склонил голову.

   - О-гэнки дэска, Тоётоми-сама? Как поживаете? Давно не виделись, - сказал Иёри, сложив перед грудью руки и кланяясь.

   - Пока здоров, спасибо, - ответил старик, не вставая с маленького складного табурета. - Зачем пришёл?

   - До-итасимаситэ. Не стоит благодарности. Вот, решил зайти. За мной - долг. Помните, те мечи, для которых ваши ученики делали рукояти? - Иёри вытащил из-за пазухи маленький мешочек риса. - Пожалуйста, прошу вас, возьмите.

   - Господин Такеёдзу не очень щедр с тобой, - мастер кивнул головой и один из учеников принял в свои ладони рис.

   - Мне много не нужно, - сказал Иёри.

   - Что ж, садись, - снизошёл до любезности старый оружейник и подвинул к Иёри деревянный чурбак. - Как поживаешь?

   - Аригато. Жаловаться некогда. Последнее время было много работы.

   - У нас - тоже.

   - Подковы?

   - Разное. Ремонт рукоятей, замена клинков. Теперь - есть время передохнуть.

   - Да, - Иёри подобрал с пола уголёк и бросил его в печь. Слабое пламя дрогнуло, а потом взметнуло к потолку хижины небольшой пучок искр. - Я смотрю - замок опустел, даже господина Ито не видно.

   - Старик приболел. Два дня назад заходил к нам. Сильно кашлял, и лицо было красным. Жар у него.

   - Значит, лежит?

   - Он уже стар, силы не те. Его оставили в замке.

   - Пусть выздоравливает.

   - Он справится, - проворчал Тоётоми. - Господина Такеёдзу не будет неделю, а, может и больше.

   - В такое беспокойное время замок без защиты?

   - Два десятка самураев осталось...

   - Похвальная предосторожность.

   - Что ты понимаешь в военном деле? - старик, польщённый вниманием Иёри, разговорился. - Осторожность никогда не бывает лишней. Ворота не только на ночь, но и днём закрывают.

   - Видел.

   - Боги и Будда будут милостивы к нам. Ничего не случится.

   - Конечно, не случится. Молодые буси на башнях глаз не сомкнут.

   - Если бы молодые? - проворчал Тоётоми-сама. - Увечные, одноглазые, хромые. Одно слово - ветераны.

   - Тем более – они должны понимать свой долг. - А потом, есть ещё слуги и женщины.

   - Ну, это, конечно. Только всех женщин замка господин Такеёдзу отправил своему сюзерену - господину Шигенобу. На всякий случай. Поэтому замок почти пустой.

   В кузнице воцарилось молчание.

   - Ладно, пойду я, - сказал Иёри, поднимаясь.

   - Ступай, - старик важным наклоном головы ответил на учтивый низкий поклон молодого кузнеца. - Приходи, если найдёшь время.

   - Обязательно, - ответил Иёри.

   Он вернулся в свою мастерскую, добавил угля в печь, потом из тонких обломков сточившихся старых мечей выковал тэккокаги - когти для ног и рук. Оружейник видел, каким образом их делал Мастер по заказу однажды пришедшего к нему человека. Позже от Садамунэ Иёри узнал, что незнакомец был одним из "ямабуси" - горным монахом - отшельником. Эти люди продавали свои специфические услуги вождям кланов, когда нужно было тайно расправиться с могущественными врагами. Перед самым закатом Иёри прилёг на циновку, чтобы немного отдохнуть и проснулся, когда Луна, найдя щель в пелене облаков, осветила окрестные холмы и замок. Оружейник встал, нашёл мешок, потом - узкие грязные ленты полотна, которыми он обёртывал мечи при шлифовке лезвий, сдёрнул с деревянного гвоздя моток верёвки и засунул все эти вещи вместе с железными когтями в мешок. Он вышел за дверь и немного постоял, дав глазам привыкнуть к темноте. Взглянув на небо, Иёри решил, что Луне, лик которой стал мутным, расплывчатым, недолго осталось освещать окрестности. Он повёл плечами, проверяя, удобно ли держится на спине мешок, и двинулся к замку, минуя хижины и дома деревни, обходя крепость со стороны, примыкающей к скалам. Ещё накануне оружейник заметил, что башни на этой половине замка охранялись хуже, чем стены, где находились главные ворота. Стараясь производить меньше шума, он перебрался через ров, прикрутил к ногам когти, такие же, только меньше, одел на руки и слегка подпрыгнул, испытывая, плотно ли они сидят.

   - Сегодня или никогда, - прошептал Иёри, вызывая в своём воображении  ненавистное лицо Такеёдзу.

   Постояв, парень вздохнул и полез на деревянную стену, сложенную из толстых дубовых стволов обмазанных огнеупорной глиной. Он не знал, сколько ушло времени на то, чтобы достигнуть вершины стены, но когда оружейник перекинул своё тело через щель в верхнем частоколе, у него дрожали руки и ноги. Он перекатился на спину и немного отдохнул, сдерживая бурное дыхание. Затем отвязал когти, снял с ног тонкие дзори, и остался в старых домотканых таби. Иёри прислушался к шагам ближайшего часового, дождался, когда шорох подошв затих, и начал осторожно спускаться по многочисленным лестницам, соединяющим постройки замка, надеясь только на свою ловкость, слух и чутьё. У кузнеца не было плана, но он даже не удивился, когда наткнулся в темноте на маленькую толстую деревянную дверь, в которую не мог бы пролезть взрослый человек. Надавив на дверь и убедившись, что она закрыта изнутри, оружейник достал из-за пазухи старый, выщербленный женский кайкэн¹, засунул за пояс кимоно ненужные сейчас ножны и просунул стальное лезвие в узкую щель дверного проёма. После некоторых усилий он нащупал задвижку и с трудом отодвинул её в сторону. Коридоры основной цитадели встретили его абсолютной темнотой. Двигаясь на ощупь, он нашёл ещё одну лестницу и, стараясь ступать на носках, стал подниматься с этажа на этаж, зная, что личные покои Такеёдзу должны быть наверху. Наконец, Иёри увидел слабый свет за бумажной перегородкой и тень. Он присел. Осторожно и почти бесшумно оружейник отодвинул фусума в сторону. У дальней стены комнаты Иёри увидел буцудан², а рядом - подставку для мечей, украшенную перламутровыми пластинами. Два ряда колышек были пустые. На верхних покоился меч Мастера. Оружейник не зря рисковал, полагая, что для набега ненавистный ему самурай выберет меч попроще и не ошибся. У боковой стены, освещённый горящими ароматическими лучинами, закреплёнными на алтаре, поджав под себя ноги, сидел старый буси с чёрной повязкой на правом глазу и с мечом, пристроенным у левой ноги. Второй глаз воина казался закрытым. Спина самурая опиралась на балку, подпирающую перекрытие. До обострённого слуха Иёри долетело ровное дыхание и храп. В уголках приоткрытого рта буси пузырилась слюна. Зажав кайкэн в зубах, оружейник на четвереньках бесшумно пополз к самураю, потом медленно встал, заступил старику за спину и быстрым движением перерезал ему глотку. Буси захрипел, левая рука дёрнулась к рукояти утигатаны, правая поднялась к горлу. Он стал валиться вперёд, выпучив глаза и заливая кровью пол перед собой. Судорога вытянула тощее тело в струну. Иёри быстро подошёл к стойке, снял с колышек меч Мастера и выскользнул за перегородку. Он вернулся тем же путём, которым пришёл и без приключений добрался до места, где перебрался через стену. Чутьё безошибочно провело его через анфиладу комнат, лестницы, переходы, и он ни разу не заблудился. Серая длинная лента  света, подчёркивающая призрачную границу между ещё тёмным небом и чёрной землёй, говорила о том, что пройдёт совсем немного времени и наступит день. Поэтому оружейник, привязав куском верёвки меч к собственной спине, стал спускаться по стене, аккуратно и цепко хватаясь железными когтями за брёвна ограды. Иёри оказался внизу, когда первый петух в деревне начал пробовать силу своего голоса. Оружейник, пригибаясь, снова преодолел ров и, прячась за изгородями и хижинами, быстрым шагом добрался до своей мастерской. Там он достал из-за спины меч Мастера, вытащил из тайника свою утигатану, связал всё оружие вместе, взвалил связку на плечи, оставил на полу мешок с когтями и выскользнул наружу. Восход Солнца застал его в лесу на тропе, ведущей на запад.

     Иёри впервые за несколько лет чувствовал себя свободным. Холодный встречный ветер освежал разгорячённое лицо, проникая под тонкое полотно кимоно. Оружейник ощущал за спиной тяжесть мечей, но ноги легко несли его по тропе, зажатой между горными кряжами поросшими мелким кустарником и невысокими соснами. Дорога всё дальше уводила его от ненавистного Мацудайра Такеёдзу, и оружейник был уверен, что больше никто из замка не догонит его и не вернёт обратно. Он знал, что осторожные расспросы помогут ему добраться до монастыря Ондзё-дзи, но, когда он мысленно повторял то, что скажет монахам о замыслах клана Мацудайра, его охватывало сомнение. Поверят ему осторожные сохэй или накажут палками?

 

   - Власть нового сёгуна только кажется крепкой. Разве можно управлять норовистым скакуном вдвоём одновременно, - говорил Такеёдзу командиру своей охраны Иоширо.

   - Такаудзи Асикага ведает военными делами, а его брат Тадаёси - контролирует поступление налогов в казну и исполнение законов. Тоже мне - соправители.

   Вождь клана Мацудайра стоял рядом со своим хатамото³ впереди шеренги конных буси -  маленькой личной армии из сотни отборных самураев. Время приближалось к полуночи, и отряд был оставлен в засаде на вершине поросшего лесом холма. Далеко внизу в долине, разрезанной надвое рекой с заболоченными берегами, мелькали факелы и блестели в лунном свете лезвия нагинат самурайской пехоты сёгуна. По узкому мосту навстречу правительственным войскам двигались густые колонны асигару - наёмников Масацура Масасигэ - сына Кусуноки Масасигэ - давнего врага братьев Асикага. Армия сёгуна была застигнута врасплох и сейчас строилась в боевые порядки, покидая место ночлега.

   Между тем Мацудайра Такеёдзу продолжал тихо говорить. Иоширо учтиво молчал и слушал своего господина в пол уха, принимая брюзжание Такеёдзу за мысли вслух.

 

¹ Кайкэн, также футокоро-гатана. Кинжал, носимый мужчинами и женщинами самурайского класса в Японии, разновидность танто. Кайкэны использовались для самообороны в помещении, где длинные катаны и средней длины вакидзаси были менее удобны и эффективны, чем короткие кинжалы. Женщины носили их в поясе-оби для самозащиты или (редко) для самоубийства.

² Буцудан - алтарь в традиционном японском доме.

³ Хатамото - букв. - "под знамёнами" - самурай в прямом подчинении, исполнявший особые поручения своего князя. Часто - командир дворцовой стражи. 

 

   - Где это видано, чтобы Ямато, благословенная богами, имела двух императоров. На севере, поддерживаемый сёгуном, сидит Комё. Многие называют его куклой, которую нашёл клан Асикага среди многочисленных принцев, укрывшихся за стенами Киото. Право, смешно. Смешно, Иоширо?

   - Как скажете, господин, - рассеянно обронил самурай, наблюдая за передвижением серых масс войск в долине.

   - Как скажете? - продолжал ворчать Мацудайра. - Что касается меня, я бы поддержал "Южный двор". После смерти Го-Дайго кланы юга присягнули на верность Го-Мураками, а этот парень достоин большего уважения, чем слизняк Комё. Да и сын покойного Масасигэ - храбрец, каких мало.

   - Мы и воюем на его стороне, - сказал Иоширо. - Простите, господин, сигнала всё нет.

   - Вижу. Надо ждать. Уверен, что мальчишка Масасигэ приготовил для самураев сёгуна кроме нашей засады ещё одну западню. А ты, Иоширо, глупец. Во время смуты нужно держать сторону сильного. Перебежать к нашим врагам мы всегда успеем.

   - Господин, позвольте спросить?

   Такеёдзу кивнул.

   - А, правда, что Го-Мураками нарушил традиции императоров и беседовал с братьями Ко-но, которых назначил командовать самурайской конницей, но не через занавес, а посадив этих буси рядом с собой? Говорят - даже сёгун не имеет такой привилегии.

   - Ходят об этом слухи. Очень умный ход, - тихо засмеялся Такеёдзу. – Теперь, братья Ко-но землю будут рыть, но не дадут себя одолеть самураям Масасигэ. А, теперь, смотри в оба. Началось.

   Мацудайра вытащил из складок рукава кимоно веер и показал им вниз. Слабый свет утренней зари осветил колышущиеся шеренги пехоты и перемещающиеся отряды конницы. Раздались далёкие крики.

   - Слышишь? - спросил он, оборачиваясь к Иоширо.

   - Слышу. Буси севера называют свои титулы и перечисляют подвиги. Сейчас начнутся поединки.

   Внизу из шеренг стали выезжать всадники. Они посылали лошадей вскачь, вытаскивали на скаку луки и осыпали стрелами таких же смельчаков. Чем больше становилось всадников, тем гуще летели стрелы. Вскоре земля между армиями стала походить на кочковатое поле. Полосы утреннего тумана накрывали трупы лошадей, раненых и убитых буси.

   - Дурачьё, - процедил сквозь зубы Такеёдзу. - Всё норовят делать по старинке. Стрелы против доспехов? Я бы на месте Масасигэ двинул вперёд пехоту.

   Словно соглашаясь с Мацудайра, внизу ударил барабан, и плотный строй пеших наёмников южных провинций двинулся вперёд, убыстряя шаг. За ними последовали шеренги пеших самураев Масасигэ. Над головами пехоты засверкали лезвия нагинат, а в руках буси, будто молнии взвились клинки мечей.

   - А-а, - в небо, напоминая шум морского прибоя, хлынул рёв атакующих.

   Иоширо и Такеёдзу стояли, подавшись вперёд, и пожирали глазами поле битвы. Даже до этого холма долетали тугие звуки полёта тысяч стрел, крики раненых, предсмертные вопли и ржание лошадей.

   - Проверь шнуровку моего доспеха! - приказал Такеёдзу самураю, подъехавшему к нему, повинуясь знаку.

   Буси спрыгнул с лошади и стал подтягивать шёлковые ленты элементов доспеха своего господина.

   О-ёрой¹ сидел на Такеёдзу так, словно он родился в этом доспехе. Но оруженосец не поленился проверить сначала крепление сунэатэ², татэ-огэ³, а потом хидза-ёрой⁴ и кусадзури⁵. Пальцы буси проворно передвигались вверх, подтягивая и завязывая заново шнурки на кирасе, наплечниках и котэ - пластинах, защищающих руки до локтя.

   Присев, потом попрыгав, Такеёдзу подвигал плечами и коротко приказал:

   - Кабуто!

   Оруженосец отцепил от седла шлем и надел его на голову самурая. Буси завязал на подбородке самурая кобуто-но-о - шнур крепления шлема, поправил назатыльник - сикоро и протёр пучком соломы бронзовое маэ-датэ⁶, а затем - отполированные до блеска ваки-датэ - рога. В завершение, выпрямившись, буси закрыл лицо господина маской и тщательно прикрепил её к шлему.

   - Не трёт? - спросил он.

   - Порядок, - ответил Такеёдзу, повертев головой.

   - Ну, что там? - спросил он у Иоширо.

   - Похоже, самураи Масасигэ берут верх, - сказал буси. - Их осыпают стрелами, но они упорно лезут прямо на пики пехоты сёгуна. Думаю - через полчаса не миновать поединка между Масацура Масасигэ и кем-то из братьев Ко-но. До ставки Ко-но осталось едва ли два тё.

   Мацудайра, молча, протянул руку. Оруженосец вложил в его ладонь трубку, сделанную из ствола бамбука. Блеснули выпуклые, хорошо отполированные пластинки линз горного хрусталя.

   - Простите, господин. Стрела, господин! Горящая стрела! Сигнал! - закричал Иоширо. - Атакуем?

   - Кого? - проворчал Такеёдзу.

   - Самураев сёгуна. Масасигэ берёт верх. Мы завершим разгром.

   - Подожди, - тихо сказал Такеёдзу, водя зрительной трубой из стороны в сторону. - Посмотри, дуралей, - он сунул бамбуковую трубку в руки Иоширо и стал садиться на лошадь.

   - Видишь? Буси Масасигэ устали, доспехи иссечены, многие ранены. Их там - жалкая кучка. Никакого поединка не будет. Этих глупцов всех положат лучники братьев Ко-но. Масасигэ нужны резервы. Вот почему там, -  Такеёдзу уже кричал, - сигнальная стрела. Помни, клан Мацудайра - всегда на стороне победителя. Атакуем самураев Масасигэ. Вперёд!

   Под изумлённым взглядом Иоширо шеренга всадников клана тронулась и пошла на рысях в долину. Иоширо выругался, забрался в седло и пустился догонять своего господина.

   Воины Мацудайра врубились в задние ряды изнурённой сражением самурайской пехоты Масацура Масасигэ, опрокинув её левый фланг. Такеёдзу, выхватив из ножен длинный тати, предназначенный для конного боя, рассекал доспехи прежних союзников, словно те были сделаны из соломы. Впереди, в гуще схватки он заметил усталое лицо Масацура, вокруг которого встали стеной верные ему самураи. Но сотни стрел летели со всех сторон, пробивая в этой защите бреши.

   - Масацура Масасигэ! Повернись. Тебя атакуют Мацудайра! - крикнул в толпу Такеёдзу, пробивая себе дорогу.

   - Предатель! - донеслось в ответ.

   Толпа гибнущих под стрелами самураев юга редела на глазах. Буквально по трупам ходили  два десятка окровавленных буси, срывая с себя доспехи и ломая собственные клинки. Такеёдзу увидел, как исказилось лицо Масасигэ, как шевельнулись губы самурая в крике, и почти одновременно сам Масасигэ и один из его противников пронзили друг друга мечами, а остальные самураи начали доставать вакидзаси и вспарывать собственные животы. Такеёдзу пустил коня в галоп, пробился к стоявшему на коленях смертельно раненому Масацура Масасигэ и косым ударом своего тати отсёк самураю голову. Затем, наклонившись и насадив голову мёртвого союзника на кончик меча, вождь клана Мацудайра мелкой рысью поехал к ставке победителя.

 

   Солнце, продолжая своё движение по небосклону, сдвинуло тень зонта на песке в сторону и заставило Вагнера очнуться от ленивой дрёмы. Он открыл глаза и сел на своём лежаке. Безумная мысль задержаться на время в Стамбуле пришла в голову Ярополка совершенно неожиданно три недели назад. Вернее, желание пришло после ещё более сумасшедшего и спонтанного решения лететь в Японию, чтобы там попытаться выяснить всё о катане, которая пылилась под кроватью гостиничного номера в чёрном тубусе. Небольшое, но существенное препятствие в этом плане заставило Вагнера срочно искать выход из тупика. Он не знал японского языка, но резонно решил, что найдёт в Стамбуле курсы, где легко научится общаться с потомками самураев на бытовом уровне. Ярополк не сомневался в своих способностях. Единственная трудность состояла в том, чтобы найти преподавателя, знающего и японский, и английский языки. После сёрфинга в Интернете и нескольких звонков он обнаружил нужного человека. Им оказался магистр Стамбульского университета, изучающий японскую литературу. Он одинаково хорошо говорил и на английском, и на японском языках. Пол и Керим-эффенди быстро договорились. Магистр получил задаток, и каждый вечер по пять часов кряду учил Вагнера произношению, словам и целым фразам. Ярополк старательно всё записывал в толстую тетрадь и на сон грядущий заучивал наизусть по пять страниц мелкого текста. А утро и часть дня он проводил на пляже с названием Джаддебостан в азиатской части Стамбула на побережье Мраморного моря. Лёжа на песке, Вагнер раскладывал на полках памяти заученный ранее материал. И не его вина, что, спустя две недели он засыпал прямо в шезлонге под ласковые звуки прибоя, крики чаек и шум голосов отдыхающих.

   Ярополк взглянул на часы, ахнул и стал запихивать в рюкзак солнечные очки, тетрадь, пару цветных фломастеров, запасные плавки и крем от загара.

   Покинув пляж, Пол сел на автобус и доехал до причала Кадыкей. Катер, идущий в Стамбул, доставил Ярополка до пристани Бешикташ, а оттуда он взял такси и минут через двадцать стучался в дверь квартиры Керима. Они условились, что этим вечером пройдёт последнее занятие, и магистр устроит Вагнеру своеобразный экзамен. Они проговорили на японском языке на разные темы добрых два часа. Наконец Керим поднял вверх обе руки.

   - Всё. Финиш. Больше для тебя сделает только Аллах. Не понимаю, зачем это тебе нужно? Купил бы электронный переводчик и отправлялся бы в свою Японию.

   - Во-первых, Япония - не моя. А, во-вторых, ты же сам назвал меня психом, - сказал Вагнер по-японски.

   - Ты и есть, чёртов американский псих. Давай сюда мои деньги, - Керим улыбался. Он гордился своим учеником.

   Ярополк достал бумажник и расплатился с учителем.

   - Саёнара, Керим - сан.

   - Прощай, Пол. У меня ещё не было такого способного dude¹.

   - Я знаю, - сказал Вагнер и протянул магистру руку.

   Через минуту Пол уже выходил из подъезда дома, где жил Керим. Узкий переулок вывел Вагнера на улицу, где он сел на трамвай, пересёк район Галатасарай и доехал до площади Таксим. До гостиницы оставалось дойти совсем чуть-чуть, но Пол, почувствовав голод, спустился в маленький подвальный ресторанчик, где решил поужинать.

   - У вас тут есть Wi-Fi? - обратился он к официанту.

   - Конечно. Пароль - Caddei66, - парень с густо напомаженными волосами взял салфетку, достал шариковую ручку и на ней написал для Вагнера пароль.

 

¹ Dude (англ.) Чувак.

 

   Пока готовили люля-кебаб, Ярополк достал из рюкзака свой планшетный компьютер и заказал авиабилет до Токио на утро следующего дня. Вводя в нужную строку заказа пин код своей банковской карты, он почувствовал на затылке чей-то взгляд. Вагнер поднял голову и внимательно осмотрел зал. Народу в ресторане было немного. Рядом со стойкой бара сидели парень и девушка в кожаных куртках. На столе возвышались мотоциклетные шлемы и бокалы со свеже выжатым соком. Молодые люди о чём-то болтали, глядя в глаза друг другу. В углу, противоположном от входа, расположилась группа пожилых мужчин. Стол был уставлен тарелками и большим блюдом, где лежали толстые лепёшки с обломанными краями. Турки громко разговаривали, эмоционально жестикулируя. Вагнер проводил взглядом молодых людей, которые допив сок, встали и захватив шлемы, направились к выходу. Нехорошее предчувствие закралось в душу Вагнера. Пол поднялся, бросил на стол двадцать лир, предостерегающе поднял руку в ответ на движение к нему официанта, сунул свой планшетник в рюкзак, сунул руки в лямки, пристроил рюкзак на спине и вышел на воздух.

   Прямо через улицу светились окна его отеля. Возле входа стояла чёрная легковая машина марки Ауди, а по лестнице спускался человек, на плече которого Вагнер увидел свой тубус. Вор огляделся по сторонам, сел на заднее сиденье автомобиля, и машина сразу тронулась с места. Ярополк замер и растерянно оглянулся. Парень в двух метрах от него надевал шлем на голову девушки. Та улыбалась, ладонями подсовывая длинные чёрные волосы под хиджаб. Шлем самого байкера висел на руле мотоцикла. Вагнер рванулся к влюблённой парочке и оттолкнул парня. Тот ударился спиной о рекламный столб и рухнул на асфальт. Ярополк рванул на себя мотоцикл и утопил большим пальцем кнопку пуска. Через мгновение Вагнер оказался в седле, пяткой ударил по стояночному упору, переключил передачу и отжал сцепление. Байк рванулся вперёд, задев задним крылом девушку. Её отбросило на вскочившего парня, и тот, расставив руки, едва успел поймать свою возлюбленную. За спиной раздались крики, но Пол даже не оглянулся. Его взгляд был прикован к задним фонарям автомобиля похитителя сокровища. Замигал сигнал поворота, и машина, свернув направо, замерла, пропуская пешеходов. Вагнер остановил мотоцикл и, надев на голову шлем, опустил поверх лица тонированное защитное стекло. К следующему перекрёстку он догнал автомобиль. Мотоцикл Пола и машина остановились рядом, подчиняясь красному сигналу светофора. Вагнер осторожно повернулся и увидел на заднем сиденье автомобиля свой тубус. Рядом сидел человек в чёрном костюме. Пол узнал его. Это был узкоглазый незнакомец, стрелявший в Вагнера через смотровой глазок гостиничного номера в Нью-Йорке. Человек неожиданно посмотрел через стекло машины на Ярополка и что-то сказал водителю. Вагнер отвернулся. Едва загорелся зелёный свет, автомобиль рванулся вперёд. Не выпуская машину из вида, Пол поехал следом, держась на расстоянии. Ауди, резко затормозив, свернула на узкую улицу, ведущую к морю и через два квартала выскочила на широкую дорогу, идущую вдоль набережной. Вагнер, выкрутив ручку газа почти до упора на себя, набрал скорость и обогнал чёрный автомобиль. Глядя в зеркала заднего вида, Ярополк оценил расстояние, замедлился и, круто развернувшись на месте, помчался против движения навстречу. Словно в замедленной съёмке кино, он видел приближающуюся яркую головную оптику чёрной Ауди, бликующее в свете уличных фонарей лобовое стекло, бледное лицо водителя. Вагнер резко вывернул руль и одновременно положил свой байк параллельно дорожному покрытию. Мотоцикл, падая, заскользил по мокрому асфальту, Пол отпустил ручки, прижал к себе согнутые в локтях кулаки и покатился в сторону обочины. Чёрная машина завиляла, налетела на байк, подпрыгнула, её повело и ударило боком о припаркованные у тротуара автомобили. Раздался громкий лязг сминаемого металла, звон бьющегося стекла, Ауди перевернулась три раза, задев ещё несколько машин, и встала на крышу. Разноголосый визг тормозов заставил Вагнера вскочить на ноги. Хромая и чувствуя боль в правом боку, Ярополк подбежал к чёрному лимузину. Водитель истекал кровью, повиснув на ремнях безопасности. В его груди торчал обломок рулевой колонки. Пассажир на заднем сиденье, усыпанный осколками стекла, тяжело дышал, пытаясь отстегнуть свой ремень безопасности. Вагнер встал на колени и протянул руку к тубусу. Ладонь человека в чёрном костюме медленно поползла во внутренний карман пиджака. Ярополк взялся за тубус, дёрнул его на себя, потом выпустил, наклонился ещё ниже, плечами выдавил остатки бокового окна, потянул за ремень кобуры, скрытой под пиджаком человека в чёрном и, преодолевая вялое сопротивление своего врага, достал пистолет, выбросил его наружу и, уже тогда завладел своей ценностью. Где-то послышался вой полицейских сирен. Вагнер выпрямился и, не обращая внимания на собирающуюся толпу, полез вверх по склону невысокого холма, возвышающегося над автострадой. Там он заметил силуэты каких-то длинных серых строений и блестящие бока припаркованных автомобилей. Оказавшись на узкой улице, Ярополк посмотрел вниз. Задняя часть перевёрнутой машины горела, и несколько человек пытались гасить пламя из огнетушителей. Кто-то заглядывал внутрь, прикрывая лица ладонями. Раздался предостерегающий крик, потом несколько воплей и прогремел взрыв. Части лимузина разметало по проезжей части. Заголосили гудки сигнализаций, перекрывая вой подъезжающих полицейских машин. Вагнер отвернулся, снял с головы шлем, бросил его на землю и скрылся в узком переулке между заброшенными строениями. Он шёл пешком минут пятнадцать, пока не выбрался на ярко освещённую улицу. Магазины ещё работали. Вагнер толкнул дверь одного из них. Раздался мелодичный звон, и навстречу посетителю вышел низенький турок в белой рубашке. Он удивлённо уставился на Ярополка и щёлкнул языком.

   - Вай, вай!

   - На улице дождь, - сказал Вагнер на японском языке. - Поскользнулся, упал. Теперь, вот, весь в грязи, да ещё поранился об осколки бутылок. - Пол добавил к своей речи несколько выразительных жестов. - Вы говорите по-английски?

   - О, кей. Мало, мало.

   - Хорошо. Бутылку пива разбил вдребезги, когда падал. Дождь на улице, - Вагнер взял из рук турка пластиковую бутылку с водой и сделал вид, что бросает её об пол. - Видите, поранился, кровь? - Ярополк вытащил на свет бумажник, показал на свои джинсы и футболку. Подберите мне что-нибудь взамен испорченной одежды.

   - Будем покупать, мерить? О,кей, о,кей!

   Хозяин магазина засуетился и потянулся к тубусу.

   - Мало, мало грязный. Дайте мне, я вытру.

   - Ничего, - Вагнер прижал тубус к себе. - Я сам дома вытру. Несите джинсы, что-нибудь из обуви и пару рубашек.

   - О... Вы - турист? Откуда?

   - Да, - рассеянно подтвердил Пол, принимая через занавеску примерочной кабинки из рук турка новую одежду.

   - Вечером в Стамбуле небезопасно. Нужно быть осторожным. У нас много воришек.

   - Вот именно, - ворчал Вагнер, натягивая на ноги новые чёрные кроссовки фирмы "Puma". - Банковские карты принимаете?

   - Лучше - cash.

   - No problem, - сказал Пол, вытаскивая из бумажника деньги.

   - Грязную одежду упаковать?

   - Не стоит. Можете выкинуть, - ответил Вагнер, протирая влажными салфетками, принесёнными ему хозяином, кровь с локтей и тыльных сторон ладоней.

   - Пластырь? - любезно спросил турок.

   - Давайте.

   Они вместе заклеили небольшие ссадины и порезы на коже Ярополка.

   - Thank you very much, - сказал Пол, протягивая хозяину магазина двести долларов.

   - Заходите к нам ещё, - турок шёл впереди Вагнера, чтобы услужливо открыть дверь.

   - Нет уж, лучше вы к нам, - тихо бормотал Пол, выходя на улицу и поднимая руку.

   Перед ним остановилось такси, и Вагнер, усаживаясь, назвал водителю адрес.

   Ехать оказалось недолго. Через пятнадцать минут Пол оказался рядом с чёрным входом своего отеля. Он нырнул под арку открытых ворот, миновал мусорные баки и нашёл дверь, ведущую в гостиницу.

   - А, это вы? - сказал портье, отводя взгляд от монитора видеонаблюдения. - Знаете - чёрный вход - только для персонала.

   - Так было ближе и удобнее, - в ладонь портье легла бумажка - десять лир. Взамен Вагнер получил свой ключ.

   - Понимаю, - сказал портье. - На улице не протолкнёшься. Какой-то сумасшедший угнал мотоцикл прямо от ресторана. Пьяный, наверное. О, Аллах!

   - О, времена! – в тон молодому человеку воскликнул Ярополк, поднимая вверх руки. - Дайте мне счёт. Я уезжаю.

   - Сейчас?

   - Немедленно. Возле вашего отеля становится слишком шумно. Не люблю криминала.

   - Понимаю, понимаю, - повторял портье, распечатывая на принтере счёт для гостя.

   Вагнер расплатился, используя банковскую карту, поднялся наверх, почистил рюкзак, проверил его содержимое, удивился, что планшетник почти цел,  упаковал электробритву, всякие мелочи: зубную щётку, расчёску и снова спустился к стойке портье.

   - Толпа ещё там? - Пол неопределённо повёл рукой.

   - Полиция снимает показания. Улица перекрыта.

   - Чёрт! Я хотел вызвать такси.

   - Момент. Я сам вызову, - портье снял трубку телефона.

   - Авто будет у арки ворот чёрного входа через пять минут.

   Получив ещё десять лир, портье сам проводил Вагнера до дверей, ведущих во двор.

   - Приезжайте в любое время.

   - О, кей, - Пол поблагодарил турка вежливым наклоном головы и скрылся в темноте.

   Через пятьдесят минут он уже сидел за стойкой бара в международном терминале аэропорта имени Ататюрка. Вагнер заказал кофе, два сэндвича, не торопясь, поел, потом положил на стол планшетник и снова проверил его работоспособность. Гаджет функционировал, но корпус и экран кое-где покрылся трещинами. Пол, аккуратно водя пальцем по экрану, скопировал нужные ему файлы на карту памяти, вынул её, а девайс опустил в урну, куда посетители кафе бросали бумажные стаканчики и прочий мусор. Магазин, где продавалась всевозможная электроника, оказался в пятидесяти метрах от Вагнера. Он зашёл туда, купил новый гаджет, вставил в него карту памяти и спрятал компьютер в рюкзак. Потом посмотрел на часы и решил, что он успеет вздремнуть. Свободная лавочка была холодной, но Ярополк поставил за спину рюкзак, обнял руками тубус и закрыл глаза. Однако, сон не торопился дать отдых разуму. Вагнеру не давала покоя мысль: "Почему один и тот же человек с явными признаками азиатчины на лице пытался один раз убить меня - обыкновенного студента, а во втором случае - похитить меч - подарок тётушки Молли?"

   "Неужели тот парень - владелец "New York City Kendo Club" замешан в этом деле? - думал Вагнер. - Как его звали? Да, да - Нобуру Катаока. Может этот чёртов американский японец связан с нелегальным антикварным рынком? Если так, то мой меч представляет для них большую ценность, если они готовы убивать. Вот, гады!", - выругался Ярополк, теснее прижимая к телу тубус.

   - Интересно, как эти парни узнали, что я - в Стамбуле, - прошептал Вагнер, но все догадки казались ему сюжетами дешёвых голливудских сценариев. Так и не придумав разумных объяснений, Пол снова смежил веки. Последней мыслью, промелькнувшей в голове перед тем, как он задремал, была: "Хорошо, что этот кусок дерьма с косыми глазами взорвался вместе со своей чёртовой машиной".

 

                              Глава 6

 

   - Вон, видите, господин? - рука самурая из клана Ода показала направление. - Монастырские земли от этой дороги идут дальше на юг. На север и северо-восток начинаются земли рода Асакура. Вон та деревня – служит чем-то вроде заставы. Видите дом с красными воротами? Их сейчас освещает солнце.

   - Вижу, - Мацудайра Такеёдзу прищурился, напрягая зрение.

   - Белое знамя с монсё¹ над крышей - родовой знак Асакура. Правее - длинная постройка. Там живут наёмники. Ими командует сёмё² Асакура Тарикагэ - дальний родственник и вассал князя.

   - Наёмники - это хорошо, - сказал Такеёдзу, пряча голову за кустами. – С ними проще. Уходим отсюда. Уже темнеет.

   Он, самурай клана Ода и два командира Такеёдзу отползли в гущу леса, потом встали на ноги и пошли по еле заметной тропе, пока не наткнулись на своё передовое охранение. На поляне в стороне от остальных буси они сели в кружок и стали обсуждать план атаки.

   - Выдвигаемся, когда иней прихватит землю. Иоширо! - повернулся Такеёдзу к одному из самураев. - Ты возглавишь асигару³. Разделишь отряд на части и обойдёшь деревню с флангов. Сигнал к атаке - крик совы. С тобой пойдёт отряд самураев Ода. Первым делом - взять в кольцо казармы. Подползёте тихо, зарежете караульного. Потом жердью подопрёте дверь в дом и одновременно подожжёте со всех сторон. Тех, кто выпрыгнет из огня, кончайте стрелами. Все хижины крестьян тоже сжечь. В живых никого не оставлять. Я с конницей обойду деревню со стороны ручья. Моя забота - Асакура Тарикагэ. Всем всё понятно.

   - Где оставлять следы? - тихо спросил Иоширо.

   - В сумятице боя убей нескольких парней из своей асигару, переодень трупы в одежду монахов, оставь рядом нагината и тати, которыми привыкли орудовать сохэи. Смотри, Иоширо! Не перепутай мертвецов. Наёмников Асакура могут помнить в лицо.

   - Хай, господин, - самурай поклонился, коснувшись ладонями земли.

   - А теперь, всем отдыхать. Пусть кто-нибудь даст воды лошадям. Только немного, - приказал Такеёдзу своему второму командиру. - И вот ещё что. Удвой наши караулы и отодвинь их от лагеря на два тё⁴. Мне не нужны сюрпризы.

   Такеёдзу встал на ноги, отошёл к толстой сосне, ногой собрал в кучу опавшую хвою, достал из-за пояса свой меч и сел на это место, прислонившись спиной к стволу. Доспехи мешали ему расположиться поудобнее, но свою утигатану он взял на руки, словно ребёнка, и поднял лицо к небу.

  

¹ Монсё или мон - родовой герб самурайский кланов.

¹ Сёмё  (малое имя). Звание самурая в сложной родовой феодальной  иерархической лестнице, вассал даймё (князя), входящий в ядро командного состава.

³ Асигару - пехота, которую даймё набирали из простонародья.

⁴ Тё - (мера длины в Японии). Один тё равен 109 метрам.

 

   "О, ками, предшествующие всему сущему! О, Будда Дайнити Нёрай¹! Пусть моё сердце будет пустым и спокойным. Пусть снизойдёт на меня просветление, чтобы я считал воображаемые опасности реальностью. Часто кажущиеся угрозы несут вслед за собой смерть, поэтому пусть в моём разуме устроит гнездо осторожность, а в сердце поселится отвага. Я принимаю мир таким, каков он есть. Я не желаю никому зла, а, лишь, совершаю необходимые и разумные вещи для сохранения своего рода и укрепления его властной силы", - молился самурай, беззвучно шевеля губами. - Пронизывающий Вселенную своей мудростью, ослепи искрами из-под колёс своей боевой колесницы врагов моих, а мне подари частицу мягкого света, чтобы видеть даже ночью сталь мечей и ладони, держащие луки. Вытесни из моей души сострадание и наполни её яростью воина..."

   Самурай, погрузившись в медитацию, опустил голову и закрыл глаза, но руки по-прежнему крепко сжимали ножны меча.

   Кто-то тронул Такеёдзу за плечо. Самурай вскочил.

   - Это ты - Иоширо?

   - Господин! Пора.

   - Хорошо. Иди и делай то, что должен делать, - сказал Такеёдзу, слегка поклонившись своему буси.

   Тот ответил глубоким почтительным поклоном, попятился, потом развернулся и исчез в лесу. Вскоре послышался тихий шёпот, потом топот ног, обутых в соломенные сандалии. Такеёдзу приложил ладонь к уху и довольно кивнул. Лязга оружия он не услышал. Глухие удары подков о глину тропы скрыли остальные звуки. Кто-то из воинов подвёл самураю лошадь.

   - Пойдём вдоль реки. Она делает петлю вокруг деревни. Лошадей вести в поводу. Морды замотать тряпками. Чтобы ни одна даже не попыталась захрапеть. После моего сигнала - садимся в сёдла и готовим луки, - отдавал приказы Такеёдзу самураям, окружившим его.

   Один за другим воины исчезали в темноте. Вереницей, ведя за собой лошадей, они вышли на тропу, ведущую к реке, и двинулись, прикрываясь тенью от зарослей бамбука.

   - Маски! - тихо прошептал Такеёдзу ближайшему к нему буси. Приказ пошёл по цепочке, и самураи подняли на лица чёрные платки, повязанные на шеях. Такеёдзу посмотрел на деревню за рекой, на мост, соединяющий оба берега, потом на Луну и достал из седельной сумки толстую бамбуковую палочку. Набрав воздуха в лёгкие, он дунул в неё раз, потом ещё три. На другой стороне реки было тихо. Спустя какое-то время вдоль белой стены казармы началось движение теней, ещё через мгновение зажёгся факел, ещё один и ещё. Пламя медленно охватывало здание, но воины Иоширо, очевидно, подбросили в огонь солому. Гигантский костёр вспыхнул и вскоре осветил разбросанные по деревне хижины, раздались первые крики, и началась паника. На фоне всё новых и новых огней хорошо было видно, как из пламени выпрыгивали фигурки людей, как они падали, раскинув руки. Можно было рассмотреть группу полуодетых врагов, которые яростно отбивались мечами от нагинат пехоты клана Мацудайра. Рёв огня перекрыл гулкое пение стрел. Такеёдзу оглянулся и увидел собственных воинов, уже сидевших верхом на лошадях. Поперёк сёдел лежали луки. Самурай сделал знак рукой, и один из воинов протянул ему шлем. Такеёдзу водрузил шлем на голову и самостоятельно завязал кожаные ремешки под подбородком.

   - Смотрите, господин, - крикнул один из его людей, показывая за реку.

 

¹ Будда Дайнити Нёрай - Японская трактовка имени Будды Вайрочана - одного из пяти Будд Мудрости, происходящих от первоначального Ади-Будды. Эти пять Будд соответствуют пяти осознаваемым аспектам реальности и пяти состояниям, необходимым для рождения личности. В храмовых пантеонах Будда Вайрочана занимает позицию в центре. Самая большая статуя Вайрочаны в мире находится в Японии в храме Тодай-дзи школы Кэгон в Нара.

 

   Такеёдзу оглянулся. По центральной улице деревни к мосту неслась группа всадников, сверкая мечами и убивая любого, кто перебегал им дорогу.

   - Вперёд! - крикнул Такеёдзу, тронув пятками бока своей лошади. - Охватывайте мост, не дайте им уйти по руслу реки, - на скаку он выхватил из колчана длинный лук, мгновенно наложил стрелу на тетиву и выстрелил в передового всадника. Стрела прошла над головой врага и нашла другую цель. Мёртвое тело вывалилось из седла и покатилось к обочине. Всадники клана Асакура, заметив засаду, осаживали коней.

   - Асакура Тарикагэ! - выкрикнул Такеёдзу.

   - Я - здесь, - последовал громкий ответ.

   В клубах пыли поднятой копытами Такеёдзу удалось рассмотреть вороного коня и рослого самурая в тонком сером кимоно. Над головой буси сверкала обнажённая утигатана.

   - Асакура - мой, - обернулся Такеёдзу к своим самураям. - Стрелы! Как можно гуще и быстрее, - крикнул он

   Рой стрел взвился в воздух из-за спины Такеёдзу, и тела противников стали падать на землю, словно спелые сливы в разгар лета. Вскоре перед мостом остался стоять один единственный рослый буси с поднятым мечом над головой. Его конь лежал в стороне, утыканный стрелами.

   - Кто ты? - крикнул Асакура.

   - Я иду. Сейчас узнаешь, - прокричал в ответ Такеёдзу.

   Самурай спрыгнул с лошади и взошёл на мост. Он хорошо видел противника на фоне пламени. Тот стоял, широко расставив ноги, и в нетерпении вращал мечом над головой.

   - Кто ты? Назови своё имя, - уже тише повторил Асакура.

   Такеёдзу медленно потянул из ножен свою утигатану. Он приближался к врагу мелким скользящим, осторожным шагом, словно нащупывая подошвой дзори все неровности тропы. Его меч был обращён остриём навстречу Асакура Тарикагэ, который нервно крутил головой, ожидая новых стрел и атаки со спины. Такеёдзу хищно улыбался, но Асакура не мог видеть этой улыбки.

   - Кто ты? Я тебя знаю?

   - Моё лицо будет последним, что ты увидишь, перед тем, как умрёшь, - тихо сказал Такеёдзу, застыв в неподвижной позе перед врагом.

   - Ха! - хрипло выкрикнул Асакура, нанося рубящий удар сверху по голове врага.

   Такеёдзу сделал быстрый шаг в сторону и полшага назад, уходя от атаки, мгновенно отвёл свой меч влево ниже уровня плеча и полоснул соперника по животу. Тот будто споткнулся, но по инерции продолжал движение, уже не в силах поднять свой клинок для нового удара. Спина самурая оказалась открытой, и Такеёдзу нанёс рубящий удар сзади в область шеи. Правая рука Тарикагэ, сжимающая меч, отсечённая вместе с плечом, упала на землю. Кровь брызнула вверх и в стороны из перерубленных вен и артерий, самурай упал на колени, потом на бок и перевернулся на спину.

   Он был ещё жив, когда Такеёдзу снял с головы шлем, положил на землю катану, вынул из ножен вакидзаси и отрезал Асакура Тарикагэ голову.

   Он поднял за волосы свой страшный трофей и услышал победный клич  самураев клана Мацудайра. К Такеёдзу подбегал Иоширо.

   - Всё кончено, господин.

   - След?

   - Всё, как вы говорили. Всё нужное оставлено. Из наших врагов никто не ушёл.

   - Возьми голову и труп этого парня, - кончиком меча самурай показал на убитого в поединке врага. - Положи рядом с трупами монахов.

   - Мечи подобрать?

   - Оставь, где лежали. Сохеи не любят драться утигатанами. Монахи не уносят с собой клинки.

   Иоширо понимающе кивнул и побежал собирать своих людей. Такеёдзу наклонился над мечом Тарикагэ, внимательно осмотрел его, насколько позволял огонь пожаров, поддел ногой и отправил клинок в реку.

     

   Дорога на запад оказалась даже опасней, чем думал Иёри. Несколько раз он прятался в лесу от банд ронинов и отрядов мятежных крестьян. Однажды оружейник едва не столкнулся лицом к лесу с большой колонной пеших самураев, сопровождавших группу всадников. Если бы Иёри не обратил внимания на голоса и топот множества ног за поворотом тропы, пришлось бы ему стоять на обочине, потупив глаза, кланяясь и ожидая, что кто-то знатных буси остановит взгляд на рогожном мешке с мечами, спрятанном за спиной. С этого дня оружейник, преодолевая страх перед злыми ками леса, двигался ночами, а при дневном свете отсыпался в укромных уголках чащи подобно ежам или совам. Война давала о себе знать даже вблизи больших деревень и замков даймё. На пути не раз попадались сожжённые дома и разграбленные поселения ремесленников. Но крестьяне, те, что не ушли служить наёмниками в пехоту, по-прежнему копались в земле, готовя поля к новым посевам риса. Иёри голодал, питаясь только тем, что находил в лесу. У него не было даже кремня, чтобы разжечь огонь, и по утрам, ожидая, когда взойдёт солнце, и во время дождей, когда тропы превращались в жидкую грязь, оружейник дрожал от холода, кутаясь в рогожу и прижимая к телу холодные ножны мечей.

   Однажды поздним вечером, стоя под навесом у алтаря на перекрёстке дорог он увидел человека, одетого в белые заляпанные грязью шаровары и жёлто-коричневую длинную накидку. Голову путника прикрывал капюшон белого цвета, а сверху красовалась соломенная шляпа с большими полями. Человек прошёл мимо, даже не посмотрев на парня, прячущегося от дождя.

   - Эй! Господин! Подождите! - Иёри бросился вслед за человеком. Тот остановился и быстро обернулся, взяв под мышку свой посох.

   - Простите, господин. Ведь вы - монах? - спросил его оружейник.

   - Предположим. И что с того? - глаза монаха оценивающе измерили исхудавшую фигуру Иёри.

   - Далеко до монастыря?

   - А тебе, какой из них нужен?

   - Хотел бы добраться до Ондзё-дзи.

   - Отсюда - полдня пути, - монах зашёл за спину оружейника и с интересом потрогал рогожу.

   - Полдня? О, боги! - вздохнул Иёри, дёрнув плечом.

   В голосе парня сквозило столько усталости и страха, что монах задал новый вопрос:

   - А что тебе нужно в братстве?

   - Я - кузнец и оружейник, - тихо сказал Иёри.

   - И где же твоя кузница? - монах с шутовским любопытством оглянулся. – Видно, что тебя - бедолагу по крайней мере не кормили месяц. Думаю - не за что было. Вот ты и дал дёру. А теперь тебе нужна крыша над головой. Но в монастырях дармоедов не держат.

   - Пусть так, - с показным смирением согласился Иёри. В нём росла злоба к этому сытому весёлому монаху. - Зато я знаю про заговор, о котором наверняка захочет услышать ваш настоятель.

   - Удивляюсь, почему ты ещё жив, если носишь на себе груз опасной тайны? - сказал монах, подходя ближе. - Ладно. Держись рядом со мной. Пошли.

   Иёри поспешил за монахом, а тот свернул с основной дороги на боковую тропу. Заметив, что оружейник замедлил шаг, монах обернулся.

   - Не бойся. Тут неподалёку есть деревня и приют для путников. Дождь усиливается, а нам не мешает поесть и просушить одежду. Давай, двигай ногами.

   Они прошли ещё три тё и, обогнув высокую изгородь, увидели слабый свет, который пробивался через щели приземистой, довольно большой постройки с длинной и широкой лестницей перед входом. За домом блестели мокрые стены и соломенные крыши десятка хижин.

   - Заходи, - сказал монах, отодвигая в сторону перегородку. В недрах приюта слышались голоса и глухие стуки.

   Иёри оставил свои грязные соломенные дзори под широким навесом у порога, переступил на не очень чистое, мокрое татами и, сделав несколько шагов, остановился у следующей перегородки. Кто-то, чья тень виднелась за фусума, очевидно услышав скрип досок, отодвинул перегородку, и взглядам путников открылось широкое и длинное пространство, тускло освещённое бумажными фонариками. Мелькнуло женское кимоно, белое лицо и чёрные длинные волосы. Лестница в три ступени сразу за помостом перед фусума вела вниз и заканчивалась деревянным полом в просторном зале, где было тепло и душно. Несколько человек, сидевших на пятках возле низких столов, замолчали и повернули головы ко входу. Монах подтолкнул Иёри в спину, и они вошли. Маленький человечек с седым пучком волос на затылке спешил им навстречу, кланяясь и показывая рукой на свободный столик в углу.

   - Ирассяимасэ. До зо окакэкудасай¹, - суетился старик, зачем-то вытирая тряпкой татами из рисовой соломы

   - Сакэ и что-нибудь из еды, - бросил ему монах, пристраивая рядом с собой свой посох.

   Седой старичок в который раз поклонился и, тихо повторяя заказ вслух, исчез за бамбуковой ширмой, откуда доносились звяканье посуды и запахи сырой рыбы.

   Молчание, которое воцарилось на время, которое потратили остальные посетители на разглядывание вошедших путников, прервалось. Гул голосов постепенно заполнял пространство. Иёри потянул из-за спины рогожный свёрток, поставил его между ног, развязал бечеву, перехватывающую горловину, и ощупал рукой ножны вместе с рукоятями мечей. Внутри свёртка всё оказалось сухим. Оружейник облегчённо вздохнул и расправил плечи, наблюдая, как от мокрой ткани кимоно начал подниматься пар.

   - Что ты там щупаешь? - спросил монах, в свою очередь внимательно разглядывая людей за столами.

   - Так, ничего, - буркнул Иёри, поворачивая голову вслед за взглядом монаха.

   За столиком слева от них четыре человека похожих на мелких торговцев играли в кости. Почти у самого помоста выделялась необычной шириной спина обтянутая коричневой плотной тканью кимоно, на котором можно было различить цветок фудзи². У локтя самурая  оружейник заметил рукоять утигатаны. Рядом лицами к залу сидели ещё двое буси, одетые в кимоно такого же цвета.

   - Кто-то из кланов Като или Наито, - тихо сказал монах. - Не смотри на этих парней так пристально, - предупредил он Иёри, отворачиваясь.

   Но было поздно. Один из самураев поднялся и прошёл мимо монаха, с которого в этот момент служанка снимала промокшую накидку. Капюшон скользнул по руке буси, оставив грязный след на рукаве кимоно. Человек остановился, его левая ладонь обхватила ножны меча у самой рукояти.

   - Эй, хозяин, - закричал самурай, останавливаясь. - С каких это пор бродячие монахи пьют сакэ? Или они забыли про обет воздержания?

   Седовласый хозяин харчевни выскочил из-за бамбуковой ширмы и замер, не зная, что предпринять.

   - Успокойтесь, господин. Мы, всего лишь, путники и не доставили бы вам хлопот, если бы на улице не лил дождь, - вежливо сказал монах, не поворачивая головы. - Нам нужно немного обсохнуть и перекусить, а потом мы уйдём.

   Иёри заметил, что локоть монаха пододвинул ближе к телу посох.

   - Можете убираться прямо сейчас, - правая рука самурая потянулась к рукояти утигатаны.

   Монах мгновенно поднялся на ноги, оттолкнув в сторону лавку. В его руках уже чернел посох. Раздался глухой звук бьющейся глиняной посуды. Это вскочили самураи. В наступившей тишине стал слышен шорох стали, вынимаемой из ножен. Иёри нырнул под стол, прижимая к груди свёрток.

   И тут взвыл хозяин заведения. Его тонкий голос звучал на одной ноте. В звуке слышался страх и сожаление о грядущих убытках и уже разбитой посуде. Он рвал волосы на своей голове и размазывал сопли по щекам.

 

¹ Ирассяимасэ. До зо окакэкудасай (яп.) - Добро пожаловать. Проходите.

² Фудзи - глициния. С начала 10 века, в правлении императора Дайго изображение глицинии использовалась в качестве украшений на тканях при императорском дворе. Знак цветка был пожалован клану Фудзивара в качестве герба. Семь основных семей и 97 ветвей клана также использовали его. Стилизованное изображение глицинии использовали в своих монах –гербах военные кланы, чьи родовые имена оканчивались иероглифом "фудзи", который может читаться и как "то".

 

   - Заткнись! - крикнул ему один из посетителей.

   Буси, облачённый в плотное кимоно с моном фудзи на широкой спине, впервые подал голос:

   - Здесь тесно, и потолок слишком низкий. Эй, монах! А не подышать ли нам свежим воздухом?

   Спутник Иёри прочистил горло.

   - После вас, господин.

   Буси попятились, держа наготове мечи. Монах, отбрасывая босыми ногами осколки чашек, последовал за самураями. Все остальные оставили свои дела и, образовав телами ручеёк, просочились через обе перегородки на помост. Люди уселись под навесом и приготовились получить бесплатное зрелище. Иёри, обнимая свой свёрток, последовал за любопытными и встал, опираясь спиной о столб.

   - Скверная ночь, чтобы умереть, - сказал монах, перехватывая удобнее посох.

   Самураи, не отвечая, стали двигаться в стороны, освобождая друг другу пространство и заставляя монаха стоять так, чтобы свет из открытых перегородок деревенского приюта слепил противнику глаза. Иёри заметил, что его спутник был не против такого манёвра. Монах предпочитал, чтобы свет падал на лезвия клинков, а косой дождь бил в лица самураев. Первым к монаху рванулся буси, которому капюшон сохэя испачкал руку. Посох монаха описал полукруг, отбивая удар, обвёл лезвие и быстрым выпадом угодил в голову неосторожному противнику. Острый, обитый железом, конец дерева вонзился человеку между глаз. Самурай выронил меч и упал на спину в жидкую грязь. Клинок, звякнув о камень, откатился к помосту.

   - А-а-а! - утигатана второго самурая сверкнула над головой монаха, но тот увернулся, отступил и принялся решительно, но мягко отбивать быстрые удары, умело вращая в кулаках посох. Иёри подумал, что ещё немного, и его спутник лишится своего оружия. В стороны летели щепки. Монах отступал, поднимая веера брызг. Он не давал врагу шанса нанести разящий удар, и всё время держал в поле зрения третьего буси. Тот стоял и хладнокровно наблюдал за действиями бойцов. Атакующий самурай начал выдыхаться, его движения замедлились, он остановился и занёс свой меч над головой. Частое дыхание поднимало ткань кимоно на груди, по лицу текли струи дождя, заливая глаза и попадая в рот вместе с грязью. Он слегка опустил голову, помотал ею, стряхивая воду с волос, и моргнул. Монаху хватило этого мгновения. Сильный удар между ног опрокинул буси на землю. Следующий выпад железного острия пришёлся в горло, пробив гортань. Самурай выпустил меч, схватился за шею, перевернулся и упал ничком. Несколько движений согнутых в коленях ног по грязи не помогли ему встать. Ладони оторвались от горла, скрюченные пальцы начали царапать землю. Спустя минуту он снова перевернулся на спину и затих, запрокинув лицо, позволяя дождю падать в неподвижные открытые, стекленеющие глаза.

   - Впечатляет! - самурай с цветком фудзи на кимоно три раза хлопнул в ладоши.

   Монах, тяжело дыша, опустил посох.

   - Пожалуй, довольно, - сказал он. - Мой путь - неблизкий, обсохнуть уже не получится. Предлагаю разойтись и каждому отправиться своей дорогой.

   - Ты останешься здесь, - веско сказал буси, медленно вытаскивая из ножен свою утигатану. - Он отбросил ногой в сторону меч только что убитого самурая. - Я не могу позволить тебе уйти.

   - Понимаю, - сказал монах, отступая к помосту.

   Самурай медленно подходил, держа оружие перед собой. Монах выставил ему навстречу посох. Первый выпад меча оказался ложным, следующим молниеносным ударом самурай перерубил надвое посох монаха и тот, действуя обрубками, словно дубинками, отразил ещё несколько атак. Вскоре в руках у покровителя Иёри остались две коротких выщербленных палки.

   - Что скажешь теперь? - спросил его самурай.

   - Неплохо для начинающего, - задыхаясь, ответил монах, отбрасывая палки.

   - Я покажу тебе удар мастера, - криво улыбаясь, произнёс буси, занося меч над головой.

   Иёри показалось, что в воздухе сверкнула молния, но его спутник оказался быстрее. Он нырнул вниз, принял запоздалый удар рукояти меча на спину, обхватил противника за талию и вместе с ним рухнул на землю. Острый край придорожного камня, угодив в ребро самураю,  заставил буси вскрикнуть. От неожиданности и боли он выпустил меч из рук, но, тут же, словно змея, извиваясь и упираясь в грязь ногами, выскользнул из объятий монаха. Он вскочил, подобрал утигатану и снова встал в боевую позицию. Сохэй успел подняться, но уже не так быстро. Иёри понял, что следующая схватка безоружного человека с самураем, хорошо владеющим мечом, закончится смертью его покровителя. Подчиняясь мгновенному решению, он потянул концы завязок на своём свёртке, быстро вытащил один из двух мечей и бросил его в сторону монаха с криком: "Держи!" Тот мгновенно обернулся, не давая оружию упасть, схватился за ножны, выхватил клинок и нанёс изумлённому противнику удар в грудь, потом в живот. Увернувшись от слабого ответного выпада, монах перерубил меч противника и вонзил острие своего лезвия самураю в область сердца.

   В наступившей тишине слышалось тяжёлое дыхание монаха и предсмертный хрип лежащего на земле буси. Через минуту Иёри заметил, что зрители, сгрудившиеся на помосте, тихо хлопали в ладони, поднявшись на ноги. Затем они начали кланяться монаху. Кое-кто бросился к трупам и стал обшаривать пояса. Не успел монах моргнуть глазом, как двое крестьян подхватили мечи убитых и скрылись в пелене дождя. Спутник Иёри что-то крикнул им вслед, а потом покачал головой. Он поднял утигатану, так неожиданно попавшую ему в руки, и стал рассматривать клинок, осторожно проводя пальцами по лезвию. Затем вытер со стали кровь и воду о кимоно Иёри, снова провёл ладонью по лезвию, поймал за шиворот одного из зрителей, вытер меч уже насухо и, подняв с земли ножны, повторил с ними все процедуры сушки. Клинок скользнул в сая и был передан Иёри.

   - Хороший меч! - сказал монах. - Кто делал? Неужели ты?

   - Я! - с гордостью ответил оружейник, рассмотрев под навесом цвет и оплётку рукояти.

   - Хорошо, - сказал монах. - Пошли отсюда, - он взял свой плащ из рук хозяина приюта.   

   Тот начал кланяться и показывать руками в сторону леса, призывая кровожадных гостей оставить его в покое.

   - Зови меня - брат Го, - сказал монах, завязывая на ногах гэта. - К утру будем в монастыре.

   Они двинулись по тропе, ведущей к дороге, не оглядываясь. Иёри сожалел о том, что первым не обыскал трупы и не подобрал трофеи. А монах с грустью вспоминал о сакэ, который он так и не выпил, о запахе риса, перемешанного с рыбой и о женщине в опрятном чистом кимоно, глаза которой обещали ему тихие, нежные ласки в задних комнатах харчевни. Оружейник шёл рядом с братом Го, временами чувствую своим плечом мускулистое предплечье своего защитника, и уже не боялся ни злых ками леса, ни самураев, которые оказались не такими страшными и которым смог дать отпор простой монах.

   К утру дождь сменился падением густого, тут же тающего на земле снега, который застал обоих путников идущими вдоль стены монастыря Мии-дэра.

   - Вон там - главные ворота! - рука монаха указывала на узкие деревянные ворота, к которым по склону горы вела широкая каменная лестница. Над воротами возвышались две башни, где Иёри заметил белые капюшоны стражи и лезвия нагинат.

   - Эй, брат Го! - окликнул монаха один из караульных, перегнувшись через высокие сплошные перила. - Давно тебя не видел.

   - Ты даже армию сёгуна, подошедшую вплотную к монастырю, не заметишь. Мне удивительно, что ты, братец Бисэн, в такую пору не дремлешь где-нибудь в укромном уголке башни.

   - Смешно до колик в животе, - беззлобно откликнулся страж. - Посмотрим, какие шуточки ты припас для настоятеля. Он уже три раза спрашивал о тебе. Кто это с тобой?

   - Не твоё дело. Прикажи открыть ворота.

   Деревянные толстые дубовые створки ворот приоткрылись, образуя щель, и Иёри вслед за монахом проскользнул внутрь. Мокрые дорожки, выложенные каменными плитами, расчертили пространство между десятком строений разной высоты и размера, образующих полукруг. Бросалась в глаза трёхярусная пагода, сложенная из брёвен бука и украшенная искусной резьбой. Она стояла на каменном основании и возвышалась над остальными храмовыми постройками, раскинув в стороны паруса изогнутых крыш. На площадке перед небольшим святилищем, возведённом на сваях и соединённым деревянными переходами с рядом приземистых павильонов, выстроились две шеренги людей одетых в жёлтые длинные кимоно. Каждый из них опирался на длинный бамбуковый шест. Непокрытые головы монахов блестели. По гладко выбритой загорелой коже стекали капли воды, в которую превращался идущий до сих пор снег. Перед шеренгами прохаживался сохей. Его сверкающий мокрый череп украшала белая налобная повязка - хачимаки. Справа от шеренг расположилась  линия лучников. Сохэи посылали одну за другой стрелы в соломенные чучела, надетые на толстые палки.

   - Пошли, пошли. Чего рот разинул? - подтолкнул оружейника в спину брат Го. 

   - Нам - туда, - он показал рукой на храм, вокруг которого рассыпались разномастные пристройки. Путники обогнули стену, и монах стукнул кулаком по высокой двери, толстые доски которой украшали железные накладки и бронзовые гвозди. Им открыл монах, облачённый поверх жёлтого кимоно в чёрную кожаную куртку. На широком поясе сохея висел меч "тати". Брат Го снова подтолкнул Иёри, и они оказались в тёмном узком коридоре, где оружейнику удалось  рассмотреть несколько перегородок, за которыми угадывался свет. В дальнем конце прохода ещё один вооружённый монах отодвинул в сторону фусума, и Иёри, снявшего даже таби, втолкнули в квадратную комнату. Деревянный пол помещения был застелен чистыми татами. У дальней стены за низким длинным столиком сидел человек. Перед ним лежал большой лист бумаги. Монах держал в правой руке тонкую палочку, а в левой маленькую глиняную миску.

   Брат Го кашлянул, поклонился, опустился на колени и сел . Иёри последовал его примеру, а потом застыл, почтительно потупив глаза.

   - Сколько времени тебя не было? - спросил человек у стены, ставя на стол миску и вытирая чистой белой тряпкой кончик палочки, испачканной чёрной краской.

   - Четыре месяца, - ответил брат Го, удобнее пристраиваясь на пятках. - До Ёсидзаки путь неблизкий.

   - Миссия была успешной?

   - Частично.

   - Понимаю. Значит, ученикам достопочтенного и уважаемого Синрана¹ не нужен сильный союзник?

   - Насколько я понял - Истинная Школа Чистой Земли не желает иметь ничего общего с монахами Энряку-дзи² , но и с нами предпочитает держаться настороже. Последователи Синрана - в основном беглые крестьяне и мелкие самураи. Они осторожны и недоверчивы, но дали понять, что в случае новых конфликтов с сёгуном, помогут нам только отрядами добровольцев. Но, прости, уважаемый брат. Все подробности миссии и мою точку зрения я изложу в присутствии настоятеля, чтобы не повторяться, а сейчас взгляни на эту мокрую курицу.

   Брат Го схватил за шиворот Иёри и поставил его на ноги.

   - И что в нём примечательного? - спросил человек, до этого внимательно слушавший непонятный для Иёри доклад монаха. - Нищий, беглый крестьянин.

   - Парень говорит, что он оружейник.

   - Неужели? И какой школе он принадлежит?

 

¹ Синран (21 мая 1173 - 16 января 1263, Киото) - японский буддийский монах, основатель школы Дзёдо-синсю. Прозван "Великим учителем, видящим истину". Позднее последователи Синрана создали секту мнахов-воинов "Икко-икки", которые стали известны, как организаторы мощных восстаний против влиятельных самурайских кланов.

² Энряку-дзи. Буддийский монастырь на горе Хиэй над городом Киото. Соперничал с монастырём Мии-Дэра.

 

   - Я создам собственную школу, которой не будет равных, - вздёрнул подбородок Иёри, задетый пренебрежением монахов.

   - Ха-ха, - засмеялся монах, которого оружейник вначале принял за настоятеля. - Выкинь этого безумца за ворота храма.

   - Сначала взгляни на это, - брат Го сорвал с плеча Иёри свёрток и одну за другой вытащил из рогожи утигатаны. Он взял их в обе руки, встал, сделал несколько шагов и положил на столик.

   Человек наклонился и, не прикасаясь к мечам, принялся внимательно исследовать взглядом ножны и рукояти. Потом осторожно, по очереди достал, сначала клинок Мастера, а потом меч Иёри.

    Оружейнику показалось, что созерцание стального клинка будет длиться до вечера, но монах неожиданно поднял голову и спросил:

   - Эти мечи испытывали?

   Брат Го тут же ответил:

   - Тем, что справа, вчера я убил самурая. Тот был большим мастером, но его клинок был срезан словно стебель травы вот этой утигатаной. Следует учесть, что после схватки я несколько обессилел и удар мой вышел не таким сильным. Думаю, если осмотреть лезвие при дневном свете, на клинке мы не найдём даже незначительной зазубрины от чужого меча.

   - Неужели? Но второй меч, на мой взгляд, не хуже первого. И ты утверждаешь, что оба этих клинка - дело твоих рук? - чёрные глаза монаха показались оружейнику бездонными колодцами.

   - Господин! - Иёри, стоя на коленях, сделал движение вперёд.

   Он понял, что в эту минуту решается вся его дальнейшая судьба.

   - Первый меч - работа моего учителя, а второй я делал сам почти пять месяцев.

   - Где? На коленке?

   - В мастерской замка клана Мацудайра. Господин Такеёдзу отнял меч у моего учителя, а я стал рабом Такеёдзу и выкрал у самурая клинок Мастера, восстановив справедливость. Плохой человек не может владеть совершенными вещами, - почти кричал Иёри.

   - А кто был твоим учителем?

   - Это не важно. Думаю, он уже мёртв.

   - Но в замке Мацудайра, если мои сведения верны, есть свой оружейник.

   - Он стар, господин, и делает обычные мечи. Пришлось выпросить у господина Такеёдзу заброшенную деревенскую хижину, выложить печь, мне дали кое-какие инструменты. Свой клинок я ковал тайно, ночами.

   - А почему ты считаешь этого самурая плохим человеком? Неслыханная дерзость и неуважение с твоей стороны. Может, нам испытать оба меча на твоей шее? - сказал монах, в голосе которого Иёри услышал нотки гнева. Они сулили скорые неприятности, и оружейник стал сыпать словами, брызжа слюной.

   - Он насиловал меня почти каждый день. Он сговорился с кланом Ода атаковать земли рода Асакура, оставив на трупах одежду и оружие монахов. Господин Такеёдзу заставил меня выковать десяток лезвий для нагината, которыми привыкли орудовать монахи. Он - злой человек.

   Иёри остановился, почувствовав на своём плече ладонь брата Го.

   - Думаю, парень не врёт. Дорога полнится слухами. Будто это мы сожгли и разграбили пару деревень клана Асакура. Поговаривают, что Асакура отправил жалобу сёгуну и добивается разрешения уничтожить монастырские заставы на дороге в Киото. Полагаю, что этой ситуацией воспользуются наши враги из братства Нандзэн-дзи¹, которые лижут задницу императору и клевещут на нас сёгуну.

    ¹ Нандзэн-дзи -храмовый комплекс дзэн-буддийской школы Риндзай на востоке Киото в Японии. Храм основал в 1291 император Камэяма на месте своего бывшего дворца.

 

   Человек, сидящий у стола, потянул за ленточку, привязанную к маленькому колоколу. Раздался тихий звон, и в проёме фусума возник сохэй.

   - Пошли кого-нибудь за писцами, - приказал ему брат Го и тут же повернувшись, спросил:

   - Письма?

   - Да, письма. Нужно известить о возможных неприятностях братьев из храмов Энряку-дзи и Кофуку-дзи, - проведя ладонью по лысой голове, сказал человек, сидящий у стены. - Они не меньше нашего заинтересованы, чтобы заставы и древние святилища стояли там, где стоят...

   - А что будет со мной? - не выдержал Иёри.

   - С тобой? - повернул к нему голову брат Го. - А, чтобы ты хотел?

   - Свою мастерскую.

   - Вот так, ни много, ни мало, - закатились смехом монахи.

   - Сделаем следующее, - отсмеявшись и вопросительно глядя на своего наставника, который ещё держался за тощий живот, сказал брат Го. - Испытаем мечи. Если твой клинок лучше клинка твоего учителя, получишь здесь работу. Если нет, расстанешься с головой. Что скажешь?

   - Согласен, - Иёри на четвереньках отполз к перегородке и поклонился...

 

                                                       ***

  

   Целый день всё валилось  из рук юного кузнеца. Он не мог работать, забыл о голоде, который постоянно мучил желудок. Иёри даже испортил одну из стальных заготовок, которой предстояло стать довольно хорошим вакидзаси. Все мысли оружейника занимало предстоящее испытание мечей. Он бросил работу и ушёл в лес, надеясь, что свежий воздух прояснит разум, но всё было напрасно. Продираясь через чащу и кусты в окрестностях монастырского замка, поднимаясь на скалы, перепрыгивая через провалы в земле, кузнец довёл себя до усталости. Под вечер, еле двигая ногами, он вернулся в свою хижину, поужинал горстью риса и расстелил на полу циновку. Но сон не торопился подарить ему забвение и покой. Всю ночь он строил в собственном воображении картины битвы двух мечей. Уже под утро он решил, что для арсенала монастыря будет непозволительной роскошью сломать один из двух клинков, поэтому о схватке двух опытных бойцов не может быть и речи. И тут страх с новой силой сжал сердце оружейника. Он решил, что мечи будут испытывать на толстых вязанках хвороста или на стволах твёрдых пород дерева, или, что ещё страшнее – на телах крестьян - должников монастыря. Ещё в детстве он слышал о кровожадности монахов. Они вполне могли рубить головы бедолагам, вроде его отца, который всю жизнь не мог свести концы с концами и продал младшего из четырёх сыновей старому оружейнику. К восходу солнца сон всё же сморил Иёри, но первый крик петуха поставил парня на ноги.

   У монастырской ограды, куда он, задыхаясь от быстрого шага, добрался во время, не лежали вязанки хвороста, не торчали из земли толстые брёвна. Там не было тел связанных, стоящих на коленях с опущенными головами и покорными спинами, крестьян. Группа людей сидела на берегу ручья сразу за дальней пагодой. Они с любопытством смотрели на брата Го, который залез по колено в медленно текущий, масляно блестевший при свете молодого солнца ручей. Монах вынул из ножен утигатану Мастера. Сталь полыхнула синим огнём, бросив в глаза любопытным солнечные зайчики. Монахи, составляющие на берегу компанию Иёри, дружно воскликнули:

   - О-о!

   Брат Го воткнул лезвие утигатаны в песок, устилающий дно потока и чуть отступил в сторону. Монахи вскочили на ноги и сгрудились возле ручья. Первый лист, принесённый течением, плавно обогнул клинок и поплыл дальше. За ним последовал второй. Ещё два сухих листа осины закружились в круговороте воды. Казалось, они неминуемо натолкнутся на режущую кромку лезвия. Но листья, почти соприкоснувшись со сталью, обогнули её и отправились вниз по течению. Брат Го вытащил меч, бережно вытер сталь о ткань своего плаща и, спрятав клинок в ножны, удивлённо покачал головой. Монахи зашептались, поглядывая на Иёри. Брат Го вылез из воды, снял свои гэта, выжал концы шаровар и вынул из рогожи второй меч. Уже босиком он опять направился к ручью и воткнул клинок Иёри в песчаное дно. Сухой кленовый лист был тут же рассечён пополам. Следующей жертвой меча была сорванная ветвь папортника. Лезвие развалило ветку надвое точно по оси, пройдя по стеблю вдоль. Монахи загудели, восторженно причмокивая языками. Иёри тем временем внимательно наблюдал за стаей маленьких рыбок, которые застыли в зарослях травы. Одна из них с любопытством медленно приблизилась к лезвию и бросилась на искру, мелькнувшую в голубоватом клинке. Воду окрасила кровь, и две серебряные полоски - половинки мёртвой рыбки последовали за рассечёнными листьями вниз по течению.

   Торжествующий крик Иёри нарушил изумлённое молчание монахов.

   - Ты думаешь - твой меч лучше?

   - Конечно, - улыбка сияла на лице оружейника, глаза его горели.

   - Глупый юноша! - полукруг монахов растолкал тощий маленький старик. Его худобу пытались скрыть складки просторной жёлто-коричневой шерстяной тоги. - Твоё лезвие - полно ненависти, этому клинку всё равно, что резать. Он будет легко убивать даже тех, на ком нет вины, и кто совершенно не заслуживает смерти.

   - Как же так? - обида и злость наполнили сердце Иёри. – Всё равно мой меч лучше, - голос оружейника сорвался на высокой ноте.

   - Он - хорош. Спора нет. Я давно не видел таких клинков, - лукаво улыбнулся старик. - Но вторая утигатана - само совершенство. Она предотвращает столкновение, а не ищет его.

   Иёри растерянно переводил взгляд с престарелого сохэя на остальных монахов.

   - Не слушай этого хитрого старого лиса. Он - немного не в себе, - шепнул оружейнику на ухо брат Го. - Иди за мной.

   Монах положил оба меча в рогожу, сунул свёрток под мышку и пошёл прочь от пагоды.

   - Утигатаны останутся в оружейных хранилищах храма. Считай - ты получил работу. Найдёшь у ворот брата Бисэна, скажешь ему, что приказано поселить тебя в мастерской старого Шо. Он уже слеп и не может работать. Будет нужен уголь или железо - обращайся к к самому Шо. Тот знает, что делать. Я потом зайду, ещё раз переговорю со стариком. И вот ещё что. Там за воротами - полно нищих бродяг. Погуляй среди них, посмотри. Из некоторых могут получиться хорошие подмастерья. Найдёшь подходящего человека, скажи мне или командиру храмовой стражи. Он отдаст нужные приказы. Голодать больше не будешь. Нам сейчас нужны хорошие мечи. Война продолжается.

   - Это - самое лучшее утро в моей жизни! - слёзы ярости на щеках Иёри ещё не высохли, но глаза сияли торжеством.

   - Хотел бы я знать, какой для тебя была ночь, - весело засмеялся монах.

 

                                       ***

 

   Тубус с катаной оставался в воображении Вагнера заколдованной вещью, а сам меч - чем-то вроде фантома. Полиция международного аэропорта Стамбула едва взглянула на сертификат из антикварного магазина Нью-Йорка, также, механически, подчиняясь рутине и служебным инструкциям, заставила Вагнера сдать тубус в багаж, а в Токио никто даже не взглянул на вещи за плечами Ярополка. На паспортном контроле он был таким же студентом, как и сотни других, несущих на своих горбах тубусы для чертежей, ноутбуки в сумках, рюкзаки, чехлы, в которых прятались доски для виндсёрфинга или сноуборды. Вагнер смешался с толпой людей, прибывающих на острова из Америки, Австралии, Новой Зеландии, Гонконга и прочих продвинутых центров западной и восточных цивилизаций, где молодёжь убивала время в развлечениях поколения "Next".

    В Японии осень набирала силу, покрывая жёлтой и красной краской кроны дубов, клёнов, осин. Время дарило елям, кедрам и соснам последнее тепло уходящего на далёкую орбиту солнца, давая возможность веткам этих деревьев наливаться густой хвойной зеленью. Вся эта осенняя роскошь окружала маленький отель в пригороде Токио, название которого Вагнер нашёл в Интернете и, где он забронировал номер прямо на борту самолёта. Это было совсем непросто. "Сеть" то и дело пропадала, но Пол всё же добился своего и теперь наслаждался видами далёких гор, абсолютно не представляя, что делать дальше. Он отошёл от окна, открыл холодильник, изучил этикетки на маленьких бутылочках, подавил в себе желание прояснить ситуацию с помощью спиртного, но, вспомнив о своём финансовом положении, подумал, что на трезвую голову нужное решение придёт быстрее. Он перебрал кучу вариантов, которые могли бы привести его к цели неосознанной до конца, но после часа размышлений выбрал единственный вариант.

   "Куда ещё обращаться, если не в посольство России? - подумал он. - Наверняка тут есть какие-то центры русско-японской дружбы. Там всегда найдётся человек,  имеющий связи с нужными людьми Страны Восходящего солнца и местными аборигенами по линии культуры. Уж они наверняка подскажут, где здесь обитают знатоки древнего оружия, или кузнецы, хранящие за семью печатями чёртовы самурайские традиции".

   Вагнер взглянул на часы и подумал, что вторая половина дня - самое классное время, чтобы замучить вопросами какого-нибудь российского мелкого дипломатического клерка. Ярополк привычно засунул тубус под кровать, справедливо решив, что до вечера никто не посягнёт на его сокровище и отправился ловить такси. Рядом с российским посольством он оказался в пятнадцать ноль-ноль и, потратив десять минут на разговоры с тремя моряками российского торгового флота, потерявшими паспорта в злачных местах Токио, без очереди проник в Консульский отдел.

   - Не понимаю, что вам от меня нужно, - твердила моложавая дама, глядя в лицо Полу поверх очков. - Паспорт не теряли, деньги у вас есть. Авиабилеты вам не нужны. В политическом убежище не нуждаетесь. Не напускайте на себя озабоченный вид. Это – шутки у вас такие? Зачем вам советник по культуре?

   - Поймите! У меня сугубо личный вопрос.

   - У всех вопросы. Молодой человек, не нужно тратить моё рабочее время.

   - Простите, девушка, как ваше имя?

   - Наталья Ивановна.

   - А как зовут советника?

   - Олег Геннадьевич.

   - Вот видите! - с энтузиастом воскликнул Ярополк. - Наташа! Мы с вашим Олегом - однокашники. В школе на одной парте сидели. А тут - случайно узнаю... Я здесь проездом в Америку. Давно не виделись. Мы с ним когда-то были - не разлей вода...

   - Хорошо, - сдалась Наталья Ивановна. - Подождите. Присядьте вон там, - она указала на ряд кресел вдоль стены, окрашенной в цвета российского флага, и взялась за трубку внутреннего телефона.

   Минут через десять в зале появился молодой, высокий парень в белой рубашке, её воротник был туго схвачен узлом галстука. Лицо советника посла покрывало великое множество веснушек

   - Кто тут меня ждёт?

   Ярополк сорвался с места.

   - Олег, дружище! Здорово!

   - Э, простите...

   - Не узнаёшь меня? Старик, разуй глаза. Восьмой класс. Школа…

   - Сто пятая? - неуверенно пробормотал советник.

   - Вот видишь. Слава Богу - узнал. Ты сейчас свободен? Пойдём куда-нибудь в кафе, посидим, поговорим. Я тут проездом в Штаты.

   - В Штаты? - в глазах Олега появился интерес. – Ну, ты даёшь. По линии Внешторга?

   - По линии, ага. Ну, чего ты встал? Пошли - устроим себе ланч, а хочешь - по рюмке сакэ выпьем. Я угощаю.

   - Подожди пару минут. Пиджак надену или куртку и шефу скажу.

   - Валяй, - разрешил парню Ярополк.

   Спустя десять минут Олег, и Вагнер сидели в маленьком ресторанчике, вывеска которого попалась Ярополку на глаза первой.

   - А ты всё такой же, только веснушек прибавилось, - сказал Вагнер, с преувеличенным дружелюбием изучая лицо Олега.

   - Тут солнце не такое, как в Москве. Не успеешь выйти на улицу и всё, привет. А я вот тебя не помню, - честно признался советник.

   - Ну и чёрт с тобой, дружище. Мы же - русские. Колись. Дефицит общения ощущаешь?

   - Тоска иногда берёт, Чёрного хлеба бородинского хочется.

   - Вот и не стесняйся. Обратно поеду, привезу. Кому ты ещё поплачешься в жилетку, если не земляку? - с преувеличенным энтузиазмом воскликнул Пол.

   - Слушай, - Олег в свою очередь пристально смотрел на Вагнера. - Хоть убей - не помню твоего имени.

   - Фиг с ним с именем. Честно тебе признаюсь - в Штаты ехать неохота. Я давно подсел на Японию. Какой тут запах. А время, когда цветёт сакура? Что тут скажешь? Красота! Катаны, боевые искусства разные, рыба - пальчики оближешь.

   - А меня тошнит от неё, - тоскливо сказал Олег.

   - Кстати. Ты же - советник по культуре. Может, сведёшь меня здесь в Токио с человеком, разбирающимся в средневековом кузнечном деле? За мной не заржавеет. Хочешь, закажем тебе в Макдональдсе хорошую котлету. Минут через десять доставят, - Ярополк потряс над столом рекламным буклетом, найденным в такси.

   - Правда - хлеба чёрного привезёшь?

   - Вот тебе крест! Два батона.

   - Тогда погоди, - Олег медленно, словно раздумывая, достал из внутреннего кармана пиджака портмоне и стал рыться в отделении для визиток.

   - Вот, - он вынул прямоугольник лощёной бумаги. - Этот мужик был у нас на приёме в посольстве. Ты японский знаешь?

   - Hai. Naruhodo. Mochiron¹.

   - Hontou desu ka? Sou desu ka², - сказал Олег, удивлённо и смешно округлив глаза, и добавил по-русски:

   - Что ни говори, а в академии Внешторга язык преподают лучше.

   - А ты сомневался? - Вагнер внимательно прочитал на визитке имя и адрес, напечатанные на английском языке. - На тебя при разговоре ссылаться?

   - Думаю, да. Товарищ будет откровеннее. Японцы не любят гайдзинов, да ещё с улицы. А этот товарищ знает себе цену. Его раз двадцать награждали разными призами за вклад в оружейное искусство.

   - Слушай, Олег. Спасибо тебе огромное. Напишу докторскую диссертацию по нюансам торговли металлопрокатом, упомяну тебя в списке соавторов.

   - Лучше бутылку водки поставь настоящей, русской.

   - Всё. Замётано. Вырезал на корочке в черепной коробке. Чёрный хлеб и водка. Что ещё нужно русскому человеку для полного счастья? - Вагнер достал банковскую карту, чтобы расплатиться с официантом - Прости, дружище. Время - деньги. Мне пора. Ты посиди ещё тут, если хочешь. Потом выставишь мне счёт.

   - Свою визитку оставь.

   - Я тебе сам позвоню, - уже на ходу крикнул Ярополк и выскочил на улицу.

   Остаток дня Вагнер снова посвятил списку вопросов, которые предстояло задать господину Шибата, владельцу галереи "Шибата". Так было написано на визитной карточке.

   Утром Пол вызвал через портье такси и отправился по нужному адресу. Галерея Шибата оказалась небольшим магазинчиком в одном из центральных районов города. Справа от входа висела скромная вывеска. Стеклянная дверь, которую толкнул Вагнер, задела ряд длинных колокольчиков, подвешенных сверху, и на звук из недр помещения вышел представительного вида японец в сером костюме.

   - Охаё годзаимас³! - вежливо и почтительно сказал Пол. - Вы - мистер Шибата?

   - Хай! - японец поклонился. - Охаё годзаимас. Чем могу быть полезным?

   - Огэнки дэска⁴? - Вагнер улыбнулся и сделал широкий жест ладонью, словно хотел обнять шеренгу витрин, где на подставках покоились японские мечи.

   - Гэнки дэс. Спасибо, хорошо. Однако, ближе к делу, молодой человек! - господин Шибата перешёл на английский и нахмурился. - Вы - американец?

   - Почему вы так решили?

   - Одежда, причёска, акцент, манера разговора.

   - Нет, бог миловал, - сказал Ярополк. - Простите, что вломился к вам без предупреждения.

   - Да, могли бы и позвонить.

   - Это - моя вина. Ещё раз простите. Мне вашу визитную карточку дал советник по культуре российского посольства.

 

¹ Hai. Naruhodo. Mochiron- (яп.) Да, конечно, естественно.

² Hontou desu ka? Sou desu ka  - (яп.) Неужели? Надо же.

³ Охаё годзаимас (яп.). Доброе утро (вежливая учтивая форма приветствия. Используется японцами с 5 до 12 утра).

⁴ Огэнки дэска^. (яп.). Как ваши дела?

 

 

   - А-а, - взгляд японца подобрел. - Тот симпатичный долговязый русский с веснушками, Олег-сан. Так его зовут, насколько я помню. Проходите, присаживайтесь, - господин Шибата показал рукой на два кресла перед журнальным столиком в глубине помещения.

   - Чаю?

   - Хорошо бы. Спасибо.

   Владелец галереи отошёл в угол комнаты, включил электрический чайник, принёс две красивые фарфоровые чашки, маленький чайник для заварки, жестяную коробочку и спросил:

   - Итак? Вы хотите купить меч? Но дело в том, что я ничего не продаю людям с улицы, но из уважения к мистеру Олегу, сделаю исключение. Какой суммой вы располагаете?

   - Видите - ли… Меня интересует, собственно, сам процесс.

   - Простите? - Шибата оторвал взгляд от маленькой деревянной ложки, в которую он зачерпнул приличную дозу чёрного чая из жестянки.

   - Да, да, - заторопился Вагнер, глядя в узкие недоумевающие глаза японца. - Моя научная диссертация посвящена истории металлургии, технологиям кузнечного дела. Мне хотелось бы посмотреть на ваши традиционные способы отливки стали. То есть, не ваши, личные, а японские, средневековые. Я просто мечтаю увидеть, как рождается высокое искусство ковки меча и считал бы подарком судьбы знакомство с каким-нибудь известным кузнецом - мастером своего дела.

   Вагнер намеренно не планировал при первой встрече с владельцем галереи показывать ему свою катану. Он помнил горький опыт подобной ошибки в Нью-Йорке. Его целью было познакомиться с господином Шибата поближе, завести  дружеские отношения и понять - можно ли доверять антиквару.

   - Известным мастером? - переспросил японец, разливая по чашкам чай. - Насколько известным?

   - Самым лучшим.

   - Ха-ха, - засмеялся антиквар. - Простите, но современные мастера считали бы за счастье завязывать шнурки на дзори средневековых оружейников. Да что там говорить? Катаны, даже сделанные в восемнадцатом, девятнадцатом веках, гораздо хуже мечей периода Синсинто. Вот, смотрите сами, - Шибато сделал рукой приглашающий жест, заставив Вагнера встать. Они вместе подошли к стеклянным витринам.

   - Взять, хотя бы вот эти две катаны, - указательный палец Шибата дотронулся до стекла в разных местах. - Вот эта сделана два года назад. Реплика периода Синсаку-то¹. Настоящий ценитель сразу поймёт, что это - новодел. Теперь, наклонитесь ближе. Вот эта катана – эпохи Бакамацу²! Замечаете разницу?

   - Э-э, - протянул Вагнер, растерянно разглядывая мечи.

   - Хорошо. Неважно, - Шибата посмотрел на гостя с некоторой долей презрения. - Так вот, за меч периода Синсаку-то я прошу три, а за клинок Бакамуцу - тридцать пять.

   - Долларов?

   Через мгновение по выражению глаз владельца галереи Вагнер понял, что стал чем-то вроде ничтожного муравья.

   - Тридцать пять тысяч долларов, молодой человек. Я уже не говорю о более старых мечах Нихонто, включённых в общий официальный японский список ценных и особо ценных клинков.

   - Вот видите, насколько мало я знаю, - Ярополк попытался исправить положение. Он чувствовал, что почтительное самоуничижение должно растопить железное сердце предка самураев. - Прошу вас, помогите мне. Моя диссертация горит ясным пламенем.

   - Да, да. Пламенем... – О чём-то думая, повторил Шибата и взял паузу.

   Через минуту Вагнер увидел, как лукавая улыбка изменила черты лица японца в лучшую сторону.

   - Вам не узнать ничего достойного научных изысканий, если будете просиживать свои джинсы в токийских библиотеках или слушать дилетантов, пытающихся изображать из себя знатоков.

   - И я про это же! - с горячностью воскликнул Пол.

   - Скажите, молодой человек. Вы располагаете временем?

   - Ради поиска истины готов потратить половину жизни, - Вагнер поймал себя на мысли, что говорит искренне.

   - Хорошо, - помедлив, сказал японец. - Я дам вам адрес, имя человека и рекомендательное письмо к нему. Начните с основы основ - выплавки стали. Если мастер сочтёт нужным, если вы завоюете его доверие, он откроет вам некоторые секреты. Но предупреждаю. Это место - у чёрта на рогах, как говорят русские. Если вы привыкли к комфорту, готовьтесь к спартанским условиям жизни. Оставьте свои привычки и лень в Токио. Чтобы узнать, как варится настоящая сталь, вам придётся не отходить от горячей печи сутками. Вот, - Шибата засунул ладонь в ящик письменного стола, нашёл там ручку и клочок бумаги. - Сверху пишу имя и адрес нужного вам человека, ниже - несколько слов, которые не позволят ему сразу отослать вас куда подальше. Здесь всё на японском языке. Надеюсь - разберётесь.

   - Не знаю, как вас благодарить, - голос Вагнера дрожал от непонятного ему самому возбуждения.

   - Не подведите меня, - сказал господин Шибата. Его лицо приобрело суровое выражение. - Допивайте свой чай. Он, наверное, уже остыл...

   - Что вы, что вы? Он горячий и вкусный? - Ярополк вежливо, маленькими глотками, с паузами, не давая антиквару повода заподозрить себя в торопливости и пренебрежении законами гостеприимства, опустошил чашку.

   - Прекрасная погода сегодня. Вы не находите? - сказал Пол, не зная, каким образом закончить свой визит.

   - Ох уж эти мне гайдзины. Иногда мне кажется, что Япония на вас плохо влияет, - снова улыбнулся господин Шибата и встал, облегчая Вагнеру задачу - уйти, не выказав неуважения. 

   - Сайонара, молодой человек.

   - До свидания и спасибо за всё, - откликнулся Вагнер и пожал протянутую ему руку.

   Японец поклонился. Пол, согнувшись в поясе, пятился к выходу и, наконец, оказался за дверью.

   Он вернулся в отель и показал записку портье.

   - Простите, где это?

   - Префектура Симанэ. Тут написано - город Ода, посёлок Имато. И ещё - имя. Тихара Акира.

   - А каким образом туда лучше добраться.

   - С Токийского железнодорожного вокзала. Он находится в бизнес-квартале Марунаути. Посмотреть расписание?

   - Будьте добры.

   Портье открыл толстый справочник.

   - Есть скоростной поезд до Хиросимы. Это – недорого. Отправляется через два часа. Дальнейший маршрут? Честно говоря, даже не представляю. Можно залезть в Сеть и там посмотреть. Наверняка дальше в сторону есть электропоезда местных линий.

   - Моё такси уже уехало?

   - Не проблема. Вызову другую машину.

   - Пожалуйста, выпишите счёт. Я хочу немедленно уехать.

   - Очень хорошо, сэр. Сию минуту.

   Портье распечатал счёт. Вагнер расплатился и поднялся в номер за вещами. Через полчаса Ярополк уже был на Токийском вокзале. Там он  выяснил, что самой близкой железнодорожной станцией к Ода является город Сёбара, и придётся к нужному месту добираться на перекладных. Вагнер взял билет на скоростной экспресс "синкансэн" - "поезд-пуля", проходящий через Нагоя, Киото, Осака и занял место в зале ожидания на одной из скамеек.

   "Зачем мне всё это нужно? - размышлял Пол. - Денег осталось - кот наплакал, а меня несёт куда-то нечистая сила"

   По спине пробежала дрожь, будто кто-то прикоснулся холодной ладонью к его позвоночнику.

   "Неужели я чувствую холод стали? Не может быть. Через куртку, футболку, плотный картон тубуса, ножны? Или это, действительно, некая магия клинка толкает меня на путь, конца которому я пока не вижу. Может, стоило показать Шибата клинок? Он бы оценил его и предложил цену. Пусть - тридцать тысяч, даже двадцать. Я бы вернулся в Америку, окончил бы чёртов университет, стал бы опять нормальным человеком, - Вагнер рассеянно потёр трёхдневную щетину. - Нет, лишиться меча - выше моих сил, - решил он, теснее прижимаясь спиной к тубусу. - К тому же - имени мастера, сделавшего меч, я так и не узнал", - нашёл себе оправдание Ярополк.

   - Да, какая разница, кто сделал этот меч? - раздражённо прошептал Вагнер и покосился на симпатичную девушку, которая сидела на другом конце скамейки. Она услышала шёпот, обернулась и удивлённо уставилась на странного молодого человека.

   Ярополк отвёл взгляд от загорелого лица и красивых глаз японки.

   "Ясно, что меч ценен. Вопрос: "Насколько? - продолжал размышлять Вагнер. - Те клинки, что показывал Шибато, моему мечу в подмётки не годятся. Азиат, которого я поджарил в Стамбуле, не стал бы похищать дрянной клинок и не пытался бы в меня стрелять из-за пятидесяти баксов, которые ему заплатил бы за меч скупщик краденого. Хотя, и за меньшие суммы убивают, - думал Ярополк, поглядывая на часы. - Ладно, - примирился с собой Пол. - Съезжу в этот медвежий угол, посмотрю, что к чему, а дальше - видно будет".

   Ровно в двенадцать сорок пять объявили о начале посадки на нужный ему поезд. Вагнер встал, подобрал со скамейки вещи и вышел на перрон. Купе суперэкспресса "Токио - Хиросима" было рассчитано на шесть человек. Ярополк занял своё место. Оно оказалось у окна. Вагнер, не снимая тубуса с плеча, закинул рюкзак на полку и сел, прижимая плечом свой меч к стенке вагона. Напротив, через откидной столик расположилась пожилая пара. Он - маленький седовласый японский джентльмен в чёрном деловом костюме, она - моложавая дама в глухом, застёгнутом под самое горло сером платье. Джентльмен сразу же опустил столик и развернул газету, дама вздохнула, закрыла глаза и откинула голову на подушку сиденья...

    В дверь купе вежливо постучали, и на пороге возник проводник в форменном сером кителе, за его плечом виднелось лицо девушки - недавней соседки Вагнера по скамейке в зале ожидания.

   - Сумимасэн! - поклонился проводник. - Извините. Госпожа! - обернулся он к девушке. - Можете сесть вот на это место. Оно свободно, - он отдал девушке билет, ещё раз извинился и исчез.

   Симпатичная незнакомка вошла, держа перед собой небольшой чемодан на колёсах

   - Коннитива! - Её голос был настолько тонок и нежен, что Вагнер непроизвольно вскочил и взялся за ручку чемодана, намереваясь поставить его на багажную полку.

   - Коннитива, - пробормотал Пол. - Позвольте вам помочь?

   Дама в сером платье разлепила веки и презрительно окинула взглядом джинсы девушки синего цвета и блузку с глубоким вырезом. Джентльмен поверх газеты едва посмотрел на неожиданную попутчицу, потом кивнул и снова утонул в гуще иероглифов на газетных страницах.

   - Одзямасимас¹, - девушка с благодарностью приняла услуги Вагнера. - Простите ещё раз. Компьютер в кассе выдал двойные билеты, моё место оказалось занятым, поэтому меня в качестве компенсации отвели в вагон бизнес-класса, - словно извиняясь, бормотала она. 

   - Считайте - мне повезло. Сама бы я никогда не решилась на такие траты. Постойте, - девушка снизу вверх смотрела на Ярополка. - Вы - тот самый парень, что разговаривал вслух на вокзале. Помните меня? Я сидела рядом с вами в зале ожидания.

   - Во-первых - не вслух, а шёпотом, - поправил девушку Вагнер и снял свою куртку с соседнего сиденья. - Вот ваше место. Меня зовут - Пол Вагнер, - он протянул руку ладонью вверх.

   - А меня - Микки.

   - Просто - Микки?

   - Вы - американец, да? Если я скажу вам своё полное имя, вы язык сломаете, - Микки улыбнулась, достала из сумочки, висевшей на плече, маленькое зеркало в черепаховой оправе и нашла в нём своё отражение.

   Между тем, поезд медленно проследовал через деловые кварталы Токио и, набирая скорость, оставил позади многополосные автострады, дорожные развязки, жилые массивы, мимо проплыли площадки, забитые морскими контейнерами, потом замелькали предместья.

   - Хадзимэмаситэ. Приятно познакомиться. Там на скамейке вы показались мне очень усталым и нервным, - зеркальце нырнуло в сумку.

   - Так. Мелкие заботы, - сказал Вагнер, ощущая тонкий приятный аромат духов, исходящий от Микки.

   - Главное, чтобы они не переросли в крупные неприятности, - рассудительно заметила девушка. - Хотите - перейдём на английский? Мне нужна практика, а ваш "нихонго"², как бы это сказать...

   - Ужасен?

   - Нет, он не очень мелодичен для слуха японцев.

   - Английский, так английский - согласился Пол.

   - Куда путь держите? - спросила Микки.

   - В Эдо.

   - Правда? Я еду почти туда же. Мой дедушка живёт в Идзумо. Это - в ста километрах от Эдо.

   - Классно! - почему-то обрадовался Вагнер. - А вы - надолго к дедушке?

   - А вы - надолго в Эдо? - Микки склонила голову на бок, позволяя попутчику при ярком солнечном свете рассмотреть своё лицо.

    Вагнер увидел красивый разрез глаз, светло-карие зрачки, словно разделённые на узкие сектора, густые, без следов туши ресницы, нежную кожу щёк, полные губы, ямочку на маленьком подбородке и крошечную родинку на правом виске. Густые чёрные волосы были зачёсаны назад и стянуты на затылке заколкой в виде красной бабочки.

   - Не знаю. Как получится, - Вагнер пытался придумать тему для дальнейшего разговора.

   - Интересно, что нужно американцу в Эдо? - Микки перевела свой взгляд на пролетавшие мимо с безумной скоростью корпуса промышленных предприятий, сады и небольшие посёлки.

   Вагнер, чувствуя краску смущения на своих щеках, повторил Микки свою насквозь лживую легенду о диссертации на тему средневековых способов плавки стали.

   - Вообще-то мне нужен мистер Тихара Акира. Мне сказали, что он знает толк в способах выплавки железа.

   - Акира-сан? - воскликнула Микки. Её глаза стали почти круглыми. - Знаете, говорят, что совпадения редки. Но это явно не наш случай.

 

¹ Одзямасимас (яп.) Извините, что беспокою.

² Нихонго (яп.) Так японцы называют свой язык.

 

   - Не понимаю, - пожал плечами Ярополк.

   - Мой дедушка учился с этим старым джентльменом в одной школе в Идзумо. Когда-то дедушка восхищался упорством и целеустремлённостью Акира-сан, а потом их дружба переросла в стойкую неприязнь.

   - Были причины?

   - Ещё бы? Акира-сан бросил школу, когда ему было четырнадцать и, вскоре исчез, а потом, унаследовав от дальнего родственника кусок земли в окрестностях Эдо, снова объявился... - Смотрите, Фудзи! - воскликнула Микки. Она вскочила и шире раздвинула занавески на окне вагона. - Красиво, правда?

   Вагнер встал с ней рядом и проводил глазами медленно уплывающую назад далёкую заснеженную вершину Фудзиямы. Зрелище произвело на него впечатление.

   - Правда, - искренне подтвердил он и поспешил вернуться к разговору. - И что было дальше с мистером Акира?

   - Он построил в горах небольшую мастерскую, а в ней соорудил печь "татара". Она сейчас единственная в Японии, где выплавляют сталь для настоящих японских мечей. Акира-сан, пожалуй, единственный мастер в стране, которому удалось, отыскав и перечитав сотни древних рукописей, заново родить забытое ремесло. Я правильно сказала – родить?

   - Возродить, - поправил Микки Ярополк.

   Девушка кивнула, снова уселась и посмотрела на пожилого джентльмена, до половины туловища скрытого газетой. Вагнеру показалось, что японец старается уловить смысл рассказа Микки.

   - А почему ваш дедушка недолюбливает мастера?

   - Дед считает, что поклонение старым самурайским традициям и воспитание японцев в имперском духе привели Японию к поражению во Второй мировой войне, к бомбардировкам Хиросимы и Нагасаки. После войны многие японцы стали ярыми республиканцами.

   - Да, да. Может быть ваш дед прав, но я думаю, что ремесло мистера Тихара и ковка хороших настоящих мечей - высокое искусство, выделяющее Японию из ряда других стран мира. Знать и беречь древние традиции - это замечательно.

   Пол заметил, что Микки начинает терять интерес к разговору и сменил тему.

   - Ну, а вы, Микки, чем занимаетесь?

   - Сейчас будете смеяться. Изучаю историю Соединённых Штатов Америки.

   Вагнер не удержался от саркастической улыбки.

   - Что? Ну, скажите, что? - Микки схватила Пола за руку, но тотчас отдёрнула ладонь и покраснела.

   - Нет, ничего. Для американцев - эпоха гражданской войны между Севером и Югом - уже древняя история.

   - А как же тогда - история создания конституции, становление американской демократии?

   - Вся демократия мира закончилась вместе с эпохой Древней Греции, - серьёзно сказал Пол. - Открою вам тайну, Микки. Девяносто пять процентов американцев не знают, что в основу их любимой конституции положен английский "Билль о правах" 1689 года. Этот акт декларировал права и свободы для подданных Британской Короны. Все традиции американцев приплыли на кораблях из Туманного Альбиона.

   - Вы - странный, - сказала Микки. - Ну ладно мы, японцы, не очень жалуем американцев, но, чтобы сами янки говорили такое - впервые слышу. Вы случайно не анархист? - девушка с показным испугом посмотрела на Вагнера.

   - Нет, - улыбнулся Пол. - А вот большинство японцев - мазохисты.

   - Это почему, - девушка нахмурилась.

   - Не обижайтесь, Микки! А как ещё назвать людей, переживших в прошлом трагедию Хиросимы и Нагасаки? А сегодня вы преклоняетесь перед американским образом жизни и терпите присутствие американских военных баз на своей земле.

   - Карма, - тихо сказала девушка. - Причинно-следственное воздаяние. Вы хотите поссориться со мной?

   - Нет, что вы? - испугался Вагнер. - Я не хотел проявить неуважение к вам и, и... вообще.

   - Хорошо, - глаза Микки потеплели. - Давайте просто болтать на нейтральные темы. Расскажите мне о городе, в котором вы живёте, о друзьях. Где вы учитесь?

   Три часа молодые люди болтали о разных пустяках, пока Микки не стало клонить ко сну. Вагнер замолчал, тайком наблюдая, как голова девушки клонилась всё ниже, пока румяной щекой не упёрлась ему в плечо. Он осторожно сел чуть ниже, чтобы Микки было удобно и, неожиданно для себя почувствовал в своём сердце приятную лёгкость умиротворения и теплоту нежности.

 

                                     Глава 7

 

   Мацудайра Такеёдзу сидел на маленьком стульчике, поставленном слугами под ветвями деревьев на одной из земляных террас, опоясывающих замок. Самурай спокойно наблюдал за неторопливыми движениями буси, который отвечал за безопасность владений Такеёдзу во время недавнего набега воинов Мацудайра на деревню, принадлежащую клану Асакура.

   Стоящий на коленях перед Такеёдзу пожилой самурай снял плотное серое кимоно, раздвинул полы нижнего белого, оголил впалый живот, потом сел на пятки и обернул чистым листом бумаги рукоять и часть лезвия обнажённого вакидзаси. Затем буси, не торопясь, отложил клинок в сторону, взял в руки лист бумаги меньшего размера, где чернело несколько иероглифов. Приблизив бумагу к глазам, он с чувством прочёл:

   "Холодный сильный ветер смял розы лепесток.

    О чём ещё жалеть?

    Когда лежит в ладонях хранитель чести¹".

   Буси медленно свернул лист бумаги в трубочку и, поклонившись, протянул её, глядя в землю, прямо перед собой. Ещё один самурай, стоявший рядом, взял хайку, поклонился пожилому буси и передал стихотворение Такеёдзу. Тот достал из-за пояса веер, указал им на место рядом с собой и наклонил голову. Бумага, положенная у колена главы клана Мацудайра, разворачиваясь, покатилась по склону террасы. Все, кроме воина, которому предстояло сделать себе сеппуку, проводили листок глазами. Стоящий в стороне самурай медленно и торжественно обнажил свой меч, набрал воды ковшом из деревянного ведра и тонкой струёй облил обе стороны клинка. Затем, поднял меч над головой и застыл. Услышав, что плеск воды за спиной прекратился, старый буси поклонился своему вакидзаси, взял его в обе руки, вздохнул, напряг мышцы плеч, с хрипом выдохнул и вонзил клинок в собственный живот, ведя лезвие от левого бока к правому.

   Тонкое татами под самураем окрасилось кровью, из разреза наружу полезли кишки. Тело буси стало клониться вперёд. Он со стоном открыл рот и начал часто и хрипло дышать. Помошник-кайсяку взмахнул мечом, и голова старика, отделившись от шеи, покатилась под ноги Такеёдзу. Вверх ударил фонтан крови.

   - Хай, - сказал Такеёдзу, наступив подошвой дзори на отрубленную голову.

   Затем он встал, засунул веер за пояс и пошёл вниз по склону к воротам замка.

   - Что говорят на дорогах? – спокойно спросил Такеёдзу у молодого самурая, идущего рядом.

   - Всё так, как вы задумали, господин! Во всём обвиняют монахов Мии-дэра.

   - Я не об этом спрашиваю. О щенке, укравшем мой меч, о сыне ничтожного таракана, которому повезло зарезать моего старого, верного буси.

   - Простите, господин. Я посылал шпионов по всем дорогам, уходящим от замка. В одном постоялом дворе видели монаха. С ним был парень. По описанию он похож на нашего кузнеца. Этот монах поссорился с тремя ронинами. Двоих убил посохом, а одного мечом, который кинул ему во время схватки наш кузнец.

   - Это значит? - остановился Такеёдзу.

   - Наш щенок ушёл с монахом в сторону Мии-дэра.

   - Хорошо. Возьми двух буси, лошадей, и отправляйтесь в Ига². Договорись с любым кланом синоби-но моно³. Пусть пошлют людей в Мии-дэра. Поставь им цель - вернуть мой меч. Заодно - путь обыщут все вещи, всё жилище оружейника. Там должен быть ещё один клинок. Я знаю это. Не зря в хижине ночами горел свет. Оба меча вместе с парнем пусть привезут в мой замок. Если не получится захватить Иёри, разрешаю убить его, желательно - медленно. Скажешь: "Размер моей благодарности будет зависеть от скорости исполнения услуги".

   - Хай, господин! - Иоширо поклонился, повернулся и побежал вниз по дорожкам, петлявшим вокруг террас к воротам замка.

   "Щенок, которому я дал кров и пищу, превратился в волчонка, - думал Такеёдзу, медленно вышагивая вдоль карликовых сосен, укрепляющих своими корнями песчаную подушку фундамента казармы наёмной пехоты. - Он посмел застать врасплох моего вассала и выкрасть меч. Парень считает, что я не знаю, кто именно выковал клинок, принадлежащий мне по праву. Ха…" - самурай присел, придержав левой рукой свой вакидзаси. Правой он поднял с земли сухую веточку.

   "Наивный простофиля. Меч Мастера настоящий самурай не спутает ни с одним клинком, пусть даже кто-то попытался бы подменить его прекрасной подделкой. Парень думает - я не догадался, что он был учеником Мастера? Утигатана останется собственностью рода Мацудайра. Клянусь Кагуцути-но ками⁴. Я верну этот меч. И судя по остаткам металла, полированных деревянных пластинок, бронзовых опилок и лоскутков кожи в кузнице, Иёри выковал ещё один клинок. Посмотрим, насколько он хорош. Этот меч будет последним, который сделал в своей никчёмной жизни малыш Иёри".

   Такеёдзу обернулся на стук копыт. Из-за поворота стены вынеслись во весь опор три всадника. Они проскочили в ворота и исчезли, оставив после себя запах конского пота и облако пыли. Такеёдзу мысленно похвалил Иоширо. На одежде самураев не было никаких отличительных знаков рода Мацудайра. Все они были одеты в простые, простёганные чёрной нитью кимоно серого цвета. У каждого за поясом торчали рукояти, обычных, ничем не примечательных мечей, которые можно было увидеть в руках нищей самурайской пехоты или ронинов.

 

¹ Хранителем своей чести самураи называли короткий меч - вакидзаси.

² Ига - провинция, где появилась школа ниндзя Ига-рю.

³ Синоби-но моно (яп.) - шпион, лазутчик, наёмный убийца.

⁴ Кагуцути, также называемый Кагуцути-но ками или Хомусуби является ками огня в японской мифологии.

                                                   ***

 

   К людям, чьё ремесло, так или иначе, было связано с обработкой металла, в монастыре относились с уважением. Иёри ждал, что с таким же почтением будут относиться и к нему, но ошибся. Молодой оружейник, бывший ученик монастырского кузнеца - Масару, казалось, не замечал парня поселившегося в мастерской старого Шо. Монахи, которые нуждались в новых наконечниках для стрел, накладках для доспехов или в починке оружия, обходили стороной нового мастера, а по мелочам обращались всё к тому же престарелому Шо.

   А тот, всё, что зарабатывал, прятал по мешочкам, сверткам, глиняным кувшинам, чтобы передать с каким-нибудь странствующим монахом в монастырь Кофуку-дзи. Старик делал это потому, что сам был сторонником учения Хоссо-сю¹ и не тратил своё время на повторение сутр Лотоса² вместе с монахами Мии-Дэра.

   Если бы не рис, присылаемый раз в неделю по приказу брата Го, Иёри снова бы голодал. Ему оставалось - ходить по деревням, окружающим монастырь и унижаться перед крестьянами, торговцами и наёмниками, выпрашивая работу. Он снова ненавидел всех: старика Шо, оружейника Масару, бродячих самураев, нашедших приют у монахов, самих братьев, которые не спешили с заказами и не желали давать возможность Иёри завоевать славу лучшего мастера Ямато. Он снова, где только мог, собирал по крупицам железо и работал в поте лица, делая для себя инструмент, отковывая заготовки для будущих утигатан, тати и нагинат.

   Всё изменилось два месяца спустя, когда в мастерскую старика Шо зашли командир монастырской стражи, а с ним брат Го и ещё три монаха. Каждый нёс по тяжёлому мешку.

   - Принимай, - воскликнул брат Го, бросая на пол свой свёрток, который при падении издал глухой звон.

   - Железо? - тихо спросил Иёри.

   - Оно самое. Из горных плавилен Бидзэн. Лучщее, которое можно достать. Кланяйся, парень. Ты получил заказ, - монах хлопнул Иёри по плечу.

   - Заказ? - растерялся оружейник.

   - Что стоишь столбом, будто жердь проглотил. Благодари брата Симэя.

   Начальник стражи с улыбкой наблюдал замешательство Иёри, а тот начал кланяться и торопливо сметать на пол с лавок обычный хлам кузницы.

   - Садитесь, господин.

   Но брат Симэй отказался.

   - Ты был прав насчёт клана Мацудайра. Неделю назад поймали лазутчика Такеёдзу. А ещё наши люди в окрестных деревнях говорят, что клан Ода набирает пехоту. А вчера была вырезана одна из наших застав на дороге, ведущей к монастырю Исияма, а это значит - нам скоро понадобится больше оружия. Теперь у тебя есть железо. Уголь будешь брать из запасов монастыря. За стенами среди нищих наберёшь ешё учеников. Работай, братец Иёри. Чуть позже тебе принесут рис про запас, к вечеру - копчёных угрей и рыбу.

   Начальник стражи кивнул Го и вышел вместе с монахами, притащившими железо.

   - Запомни одно, Иёри. Не трать время на создание ещё одного совершенства, которым являются те два меча, - сказал монах, наклоняясь к уху оружейника. Нам нужны добротные клинки. Они просто должны калечить, вспарывать животы, убивать, делать самураев безрукими уродами. Совершенством займёшься потом, - монах убрал руку с плеча кузнеца. - И ещё одно. Будь настороже. Думаю, что тот лазутчик был не один. Если Такеёдзу знает, что ты - здесь, лучше поостеречься.

   - Ладно, - с показной беспечностью махнул рукой Иёри, но в глубине его души страх перед Такеёдзу и ненависть к самураю вспыхнули с новой силой.

   - Смотри, моё дело - предупредить, - сказал монах и обернулся к старику Шо. - А ты, брат, не мешай Иёри. Узнаю, что ты вредишь делу, твоя голова украсит частокол на стене монастыря.

   - Но... - попытался возразить старик Шо.

   Монах, не слушая, погрозил ему пальцем, толкнул дверь и вышел.

   Уже через день в кузнице трудились шесть человек. В печи пылали раскалённые угли и краснели бруски железа. Подмастерья следили за подачей воздуха в печь и по приказу Иёри выхватывали раскалённую сталь, и, тогда оружейник начинал бить по металлу молотком, проковывая, сгибая и заново проковывая заготовки, вытягивая их в полосы и снова помещая в огонь. Так продолжалось больше месяца. Готовые клинки забирали монахи, отдавая их другим мастерам для изготовления рукоятей и полировки.

   На тридцать пятый день поздно ночью Иёри, изнурённый, полуголодный, почти не знавший  

сна и отдыха, отодвинул в сторону сёдзи, отделяющую мастерскую от маленькой комнаты,    

 

¹ Хоссо-сю. Буддийская школа, основанная в 653 году монахом Досё. Школа отрицает реальность феноменального мира, рассматривая его, лишь как порождение индивидуального сознания. К абсолюту приравнивается наивысший уровень сознания - алая-виджняна, то есть "сознание-хранилище", в котором пребывают "семена" всех представлений и идей.

² Сутра Лотоса. Одна из известнейших и особо почитаемых махаянистских сутр в Восточной Азии, лёгшая в основу учения буддийских школ Тэндай в монастыре Мии-дэра.

 

предоставленной стариком Шо лично для Иёри. Там оружейник сел на пятки, дотянулся до угла помещения, взял свёрнутый в рулон татами, развернул циновку на полу и лёг, подложив под голову прожжённый искрами и пахнущий дымом кожаный фартук. Несмотря на усталость Иёри, сон не желал переступать порог комнаты. Перед глазами оружейника мелькали картины недавней закалки стали. Вот клинок раскалился до цвета утренней зари, вот рукавица из толстой ткани схватилась за хвостовик, рука вынесла лезвие из огня. Вот закипела вода, остужая смесь глины и саму сталь, а меч, ещё покрытый туманом испаряющейся росы начал приобретать голубоватый цвет сравнимый с оттенком падающего снега, устилающим землю ранним морозным вечером...

 

                                                             ***

 

    Поезд стал резко тормозить, и голова Микки едва не упала с плеча Вагнера. Девушка проснулась, восстановила равновесие и смущённо посмотрела на Ярополка.

   - Простите мою неловкость. Наверное, я причинила вам массу неудобств?

   - Пустяки, - Вагнер осторожно и незаметно для Микки повёл плечом, чувствуя, как проходит онемение и приливает кровь к одеревеневшим мышцам.

   - Вам самому удалось заснуть? - спросила девушка, поправляя руками волосы и нащупывая новое место для заколки.

   - Я любовался видами из окна. Япония осенью удивительно красива. Вот только поезд идёт очень быстро.

   - Да. Осень - моё любимое время года, - Микки привстала и посмотрела в окно. Мелькали и тут же скрывались за деревьями предместья какого-то крупного города. Блузка Микки была в сантиметре от лица Ярополка.

   Ноздри Вагнера жадно втянули воздух. От девушки пахло нежным запахом мяты и немного - шалфеем.

   Микки отошла от окна, открыла дверь купе и взглянула на информационное табло вагона.

   - Через пять минут - Хиросима, - сказала она и засуетилась, потянувшись за своими вещами. - Чуть не проспали.

   Пол снял с багажной полки вместе со своим рюкзаком чемодан Микки. Затем они покинули купе и встали в очередь людей, готовых к выходу. Ровно через две минуты поезд плавно затормозил. Вагнер и девушка вышли из вагона и, протиснувшись через толпу, заполнившую перрон, оказались возле гигантского электронного табло со схемами и таблицами расписаний.

   - Видите! Мы могли бы из Токио проехать вдоль побережья, но там "синкансэн" идёт со многими остановками, да и путь - длиннее. А дорога через Хиросиму сэкономила нам время, - Микки положила ладонь на рукав куртки Вагнера. - Вот - нужный нам поезд. Он отправляется через восемь минут, идёт через Кабэ, Готсу и будет в Эдо в районе десяти часов вечера.

   Вагнер, чувствуя на своей руке тепло ладони Микки, рассеянно изучал схему железных дорог провинций Хиросима и Шиманэ. Она, словно паучья сеть, опутала электронную карту с названиями населённых пунктов.

   - Очнитесь, Пол! - потянула его за рукав девушка. - У меня билет куплен ещё в Токио, а у вас?

   - Нет, совсем упустил из виду, что так можно.

   - Тогда, вон там – билетный терминал. Пошли скорее.

   Микки подвела Вагнера к устройству, напоминающему банкомат, и помогла купить железнодорожный билет.

   - Вы проголодались? - Микки засунула узкую ленточку бумаги в нагрудный карман своей куртки и взглянула на Ярополка.

   - Не очень.

   - Как это не очень? У меня с утра во рту не было даже крошки риса. Вон там - киоск, где продают еду. Стойте здесь.

   Девушка, ловко лавируя в толпе, улыбаясь, кланяясь, что-то вежливо говоря, купила без очереди какую-то еду и вернулась. Она сунула в руки Вагнера два небольших пакета. - Кофе возьмём в поезде. Побежали!

   Они спустились по лестнице, выскочили на другой перрон и вошли в двери открытого вагона. Через минуту они уже сидели у окна друг против друга, а ещё через мгновение поезд тронулся.

   - Уф! Успели, - облегчённо вздохнула Микки.

   Вагнер хотел отдать девушке деньги за еду, но во время передумал, опасаясь, что нарушит какой-нибудь из многочисленных законов японского гостеприимства.

   - Чур, я плачу за кофе, - улыбаясь, сказал он, когда кондуктор прошёл и проверил билеты.

   - О, кей! Автомат - в конце вагона при входе, если вы не заметили? - легко согласилась Микки.

   - Постерегите мой тубус, - попросил Пол.

   - Там что - все сокровища мира? - засмеялась девушка, открывая свой пакет и доставая оттуда две длинные пластиковые палочки.

   - Нет. Всего-лишь - небольшая часть золота из Форта Нокс, - поддержал шутку Пол.

   Он вышел и через минуту вернулся с двумя картонным чашками горячего кофе. Вагнер поставил кофе на стол, потом жадно втянул ноздрями вкусный запах, исходящий от пакета Микки и взялся за свой.

   - Я вам купила лапшу с курицей, - сказала девушка, ловко по очереди отправляя в рот палочками горсть риса, приправленного соевым соусом и кусочек рыбы.

   - Очень хорошо. Люблю курицу! - воскликнул Вагнер, оценив заботу Микки. Он сам с большим трудом начал расправляться с лапшой, неловко орудуя палочками. - Кстати, насчёт риса. Мне не хватает ловкости делать это так, как вы, - он щёлкнул палочками в воздухе, уронив в пакет длинную полоску лапши.

   Микки улыбнулась.

   - Ничего. Я вас потом научу.

   "Потом?" - подумал Пол. Это слово ему понравилось.

   Они покончили с едой и, не обращая внимания на остальных пассажиров, стали болтать о разных пустяках. Вагнер рассказал Микки о своей жизни на ранчо и попытках научиться ездить на лошади, девушка - о соседях своего деда, о его странном хобби собирать старые вырезки из старых газет с текстами о войне, о поражениях Японии и трагедии Хиросимы.

   - Это - немного грустно, но вы бы всё поняли, посмотрев на руины, оставленные после ядерной бомбардировки. Мы их сохранили. Правда, не все.

   - Да, да, читал, - нахмурился Вагнер. - Атомный дом¹, Мемориальный парк², бумажный журавлик Сасаки Садако³.

   - Вы и об этом знаете? - с уважением спросила девушка. - Это странно для американца.

   - Слушай, Микки, - сказал Пол, покраснев, - Может, перейдём на "ты".

   - Хорошо, - легко согласилась спутница Вагнера.

   По мере продвижения поезда в западном направлении, день сменился сумерками. Время от времени впереди над невысокими горами, поросшими лесом, мелькал красный диск солнца, подсвечивая оранжевую, синюю и зелёную черепицу двух, трёх этажных маленьких домиков, окружённых крошечными садами и невысокими изгородями. Кое-где Полу удавалось разглядеть согнутые фигурки людей, копающихся на своих участках и собирающих опавшую листву. В некоторых местах к небу тянулись дымы костров. В вагоне зажёгся дополнительный свет, и за окном сразу резко потемнело.

   - Кстати, я всю дорогу  хотел спросить, - Вагнер повернулся от окна к Микки. - На твой взгляд - сталь литейщика Тихара Акира пользуется спросом? На эту тему ты с дедом не разговаривала?

   - Нет, но думаю, что определённый доход мистеру Акира эта сталь приносит. У него постоянно работают человек семь учеников. К тому же, сейчас в Японии мода на хорошие мечи и центры изучения Кендо. В газетах недавно упоминалось, что значительная часть додзё взято под контролем якудзой. Львиная доля таких школ находится в крупных городах: Токио, Осака, Нагоя... Но, как говорит мой дед, там нет истинного дзю-цу.

   - Искусства?

   - Да, искусства. Настоящие мастера меча не столь честолюбивы и живут в провинциях подальше от глаз журналистов, бездельников и, просто любопытных туристов. Потерпи. Приедем в Эдо, сам увидишь, - загадочно произнесла Микки.

   - Что увижу?

   - Не скажу. Пусть для тебя это будет сюрпризом.

   - Но я не собираюсь задерживаться в Эдо. Мне нужен мистер Акира и его мастерская.

   - Печь мистера Акира - в горах, а это - пятьдесят километров от Эдо по грунтовой дороге. Ты туда ночью пойдёшь?

   - Прости. Не подумал об этом. Но, тем более. Микки! Ну, давай, скажи. Что за сюрприз?

   - Потерпи, странный, загадочный иностранец с длинным тубусом за плечами. Может, ты и спишь с ним в обнимку? - Девушка насмешливо улыбнулась.

   - Ладно, - Вагнер рефлекторно дёрнул локтем, проверяя - на месте ли тубус. - Не хочешь говорить, не надо.

   - Ты что, обиделся? – Микки, покраснев, собрала в горсть волосы Ярополка на затылке и повернула голову Вагнера лицом к себе. - Перестань. Ты же не отправишься пешком через горы, на ночь глядя, к плавильщику Акира? Что подумают о моей семье люди, когда я появлюсь в сопровождении странного гайдзина в Эдо, а потом сразу выставлю его за дверь? Законы гостеприимства и всё такое. А? Переночуешь у нас.

   - Хорошо, - сдался Пол.

   Ему было приятно уступить уговорам девушки. Он совсем не хотел расставаться с привлекательной попутчицей и уже решил немного погостить в доме её деда.

   - Вот и славно, - облегчённо вздохнула Микки. - Хочешь - посмотрим какой-нибудь фильм Акиро Курасава? - девушка вытащила из холщовой сумки небольшой планшетный компьютер.

   - Можно, - кивнул Вагнер, пробегая названия из списка, вызванного на экран гаджета тонким пальчиком Микки. - Вот этот – «Телохранитель¹». Я его не видел.

   На экране замелькали титры, состоящие из иероглифов, и перед глазами возникла средневековая Япония, маленькие суетливые испуганные крестьяне и красавец-самурай, в котором Пол узнал актёра Тосиро Мифунэ.

   Микки и Вагнер склонились над экраном. Их щёки почти соприкасались, волосы переплелись. От девушки по-прежнему пахло свежестью. Ярополку показалось, что он через футболку всеми мышцами предплечья ощущает быстрое биение девичьего сердца. Плохо соображая и с трудом понимая едва слышную быструю речь героев фильма, Пол старался следить за сюжетом картины.

   Через пятнадцать минут Микки бросила гаджет на колени Вагнера, вскочила и исчезла, но через минуту вернулась, принеся с собой бутылку Кока-Колы. Она снова села, прижимаясь худеньким бедром к телу Ярополка, отвернула крышку у бутылки, сделала глоток, а потом протянула напиток своему попутчику. Тот в свою очередь покраснел и отрицательно помотал головой.

   - Хочешь кофе? - шепнула Микки.

   - Нет. Фильм интересный, - хрипло ответил Пол, краем глаза поймав любопытные взгляды остальных пассажиров.

   Где-то в последней трети картины, Вагнер понял одну вещь. Он уже видел этот сюжет в фильме Серджио Леоне «За пригорошню долларов» с Клинтом Иствудом в главной роли. А ещё эта же идея была использована в картине «Герой-одиночка», где играл Брюс Виллис.

   "Точная копия, только действие перенесено на американскую почву. Господи! Голливуд банально ворует сюжеты и, не стесняясь, делает ремейки", - подумал Вагнер.

   Фильм кончился, и Микки принесла Полу кофе.

   - Обожаю Куросаву, - сказала она, запихивая в рот Ярополку половину только что купленного сэндвича. - Давай ещё «Расёмон»² посмотрим?

   - Угу, - кивнул Вагнер, прожёвывая сэндвич.

   Они снова, чуть касаясь плечами, стали сопереживать дровосеку и странствующему монаху, прячущимся от дождя в развалинах каменных ворот, а потом после многочисленных приключений нашедших истину.

   На платформу станции Эдо молодые люди сошли в десять часов вечера. Микки впереди Вагнера сбежала вниз по лестнице на пустынную улицу и подняла руку. От небольшой очереди бело-жёлтых такси, стоявших под фонарём, отделилась одна из машин и подъехала к долгожданным клиентам. Водитель выскочил наружу и, открыв обе пассажирские двери, бросился навстречу приезжим. Он забрал у Вагнера чемодан девушки, принял в другую руку рюкзак Пола и аккуратно положил вещи в багажник. Такси, поворачивая то вправо, то налево, покинуло привокзальную площадь и устремилось по узкой длинной извилистой улице, ведущей куда-то в гору. Микки и Вагнер сидели на заднем сиденье, снова касаясь друг друга плечами и бёдрами. Девушка то и дело вытаскивала из своего уха наушник и давала послушать Полу одну мелодию за другой.

   - А вот, послушай. Это Армстронг, - тихо говорила она.

   - Странно звучит здесь, в сердце Японии, - сказал Пол.

   - Сегодня много странного произошло, - откликнулась Микки.

   В её глазах отражался мелькающий свет редких уличных фонарей. В темноте зрачки девушки таинственно блестели, словно внутри прятались алмазы.

   Такси затормозило на пустынной окраине городка, где дома располагались довольно далеко друг от друга.

   - Вот мы и дома, - сказала Микки. Она вылезла из машины и стояла, дожидаясь, пока водитель достанет из багажника вещи.  

   Вагнер нерешительно топтался рядом и разглядывал небольшую вывеску над приземистым квадратным сооружением, с правой стороны которого был пристроен двухэтажный маленький дом.

   - «Кагэ-рю Тосиро Имагава», - прочитала иероглифы вслух Микки.

 

 

¹ Телохранитель. Снят Куросавой в 1961 году и представляет собой достоверную костюмно-историческую картину, действие которой происходит в Японии в середине XIX века, незадолго до революции Мэйдзи. В маленьком городке два бандитских клана терроризируют местных жителей. Бродяга-самурай (ронин) (роль исполняет Тосиро Мифунэ, с помощью меча, хитрости и интриги сталкивает между собой обе банды и таким образом заставляет их уничтожать друг друга.

² Расёмон - японский чёрно-белый кинофильм режиссёра Акира Куросавы, экранизация рассказов Рюноскэ Акутагавы "В чаще" и "Ворота Расёмон.

 

  

   В это время на веранде домика показалась маленькая старушка. Она, кланяясь и тихо причитая, засеменила навстречу гостям. Сначала женщина бросилась к Микки. Девушка едва успела поклониться. Почтенная леди обхватила её сухими руками и стала что-то быстро говорить, не обращая внимания на Вагнера. Микки беспомощно оглянулась. Таксист уже давно кланялся и показывал Вагнеру на своё запястье. Ярополк достал бумажник и протянул водителю пятьдесят долларов.

   - Этого достаточно?

   - Хай! Благодарю вас, господин.

   Таксист поставил на крыльцо веранды вещи и уехал. Микки, наконец, вырвалась из объятий старушки.

   - Познакомься, бабушка. Это мой друг - Пол Вагнер.

   - Очень приятно, очень приятно, - женщина улыбалась. - Меня зовут Намико-сан. Проходите в дом...

   - А где дедушка?

   - Где ему ещё быть? - всплеснула ладошками старушка.

   - Пойдём, - Микки взяла Ярополка за руку.

   Она потащила гостя к приземистому строению, приложила палец к губам и, приоткрыв узкие двери, пропустила Вагнера вперёд, слегка подтолкнув в спину.

   Ярополк оказался в тёмной передней комнате, откуда хорошо просматривался просторный зал, стены, где висели фотографии в рамах и деревянные, отполированные полы. По настилу, перемещаясь то медленно, то быстро, двигались два человека, одетые в чёрные кимоно и такого же цвета широкие плотные штаны. Босые ноги издавали резкие тонкие звуки, соприкасаясь с полированными досками. С точки, с которой рассматривал эту сцену Вагнер, лица японцев выглядели невозмутимыми и спокойными. Два обнажённых меча, сталкиваясь, издавали тихий звон.

   - Вот это и есть сюрприз, - шептала Полу на ухо Микки, привстав на носках и, опираясь скрещенными руками Вагнеру на плечи. - Где ты такое ещё увидишь? Мой дед и тот парень дерутся без защитных масок боевыми катанами...

   - Но, ведь, это…

   - Опасно? - тихо спросила девушка. - Пустяки. Поединок - высший класс. Они контролируют силу своих ударов, и любой из бойцов сможет остановить собственный  клинок в миллиметре от тела противника. Мальчикам из Токио, фехтующим на боккэнах, такое и не снилось. Жалкие дилетанты. Вот здесь и есть настоящее кэндзюцу.

   - Кто тут? - один из бойцов, отбив в сторону меч другого, остановился, сохраняя стойку и повернув голову в сторону входа.

   Сухое, морщинистое лицо приобрело настороженное и суровое выражение.

   - Дедушка! Это я, Микки. Прости, что испугала.

   - Микки? Испугала? Ха-ха! - старик протянул свой клинок противнику. Тот, осторожно сунув под мышку собственный, почтительно принял меч учителя в обе руки и поклонился.

   - Разве нельзя было позвонить? Ты вечно приезжаешь неожиданно, да ещё в такую пору, - старик, распустив морщины на лбу, собрал новые в уголках тонкого рта.

   "Это он так улыбается", - понял Вагнер.

   - Дедушка! - Микки бросилась к старику и повисла у него на шее. - Во-первых, в Токио половина одиннадцатого вечера. Это - детское время, а во-вторых, познакомься. Наш гость - Пол Вагнер, учёный.

   - Американец? - сэнсей оторвал руки девушки от своей шеи, вытер след поцелуя со щеки, повернулся к незваному посетителю и принялся пристально рассматривать его.

   "Какой же я американец", - хотел возразить Ярополк, но почему-то промолчал, виновато потупив взор.

   Старик снова повернулся к Микки и быстро, тихо, сердито заговорил. Тирада вышла длинной и походила на резкую отповедь. Вагнер уловил несколько слов:

"гайдзин, Окинава, легкомыслие, традиции, Хиросима".

   - Дедушка! Ну, пожалуйста, не сердись, - Микки удалось прервать гневную "пулемётную" очередь. - Пол изучает искусство традиционной выплавки японской стали. Он же гость. И уже – вечер. Это я его пригласила. Он ищет мастерскую Тихара Акира.

   Старик круто развернулся на пятках и вновь уставился на Вагнера. Пауза тянулась добрую минуту.

   - Хорошо, - старик изобразил улыбку на губах.

   "Принял решение - не убивать меня сразу", - мысленно мрачно пошутил Пол.

   - Тацуэ-сама, - учитель повернулся к ученику. - Приберись в додзё и можешь идти отдыхать. У меня - гости.

   - Микки! Ты бабушку Намико видела? - спросил он уже на ходу, следуя узким коридором, который соединял школу с домом.

   - Уже. Она, наверное, ужин готовит.

   - Скажи ей - пусть поставит на стол сакэ. А я пока приму душ.

   - Хай, дедушка, - Микки повернулась, посмотрела на Вагнера и сделала "страшные" глаза.

   - Всё. Тайфун миновал. Пойдём, я покажу тебе твою комнату.

   Через полчаса Пол и Микки сидели на удивительно чистом деревянном полу, где были расстелены небольшие квадратные циновки. Посередине стоял прямоугольный продолговатый стол на низких ножках, сервированный к удивлению Вагнера, дорогой фарфоровой посудой. На тарелках и чашках красовались зелёные драконы. Большая овальная миска, наполненная рисом и кусочками утки, источала тонкий пряный аромат. В мисочках меньшего размера лежали дольки свежих огурцов, маринованный имбирь и соусы. Напротив Вагнера расположился Тосиро Имагава. Рядом с ним сидела Намико-сан. Микки улыбалась, глядя на Ярополка, который палочками пытался одновременно подцепить горсть риса и кусок утки. Намико-сан смеялась в рукав кимоно, а Тосиро-сама время от времени сердито стучал своими палочками по крохотному стаканчику, куда наливали сакэ.

   - Уймитесь, женщины! Цирк устроили из ужина.

   - Не так, Пол, - сказала Микки, завладев пальцами Вагнера, между которыми были зажаты палочки. - Сначала берёшь кусочек утки, опускаешь в соус, отправляешь в рот, а потом уже зажимаешь палочками щепоть риса, - она ловко затолкала в рот Ярополку сначала кусок утки, а потом и горсть риса. - Вкусно?

   - Божественно!

   - Соглашусь, - одобрительно хмыкнул Тосиро-сама, - Твоя бабушка, Микки, умеет готовить.

   Маленькая старушка покраснела от удовольствия и спрятала лицо в ладонях.

   - Значит тебе нужен Тихара Акира? - спросил старик, когда посуда на столе была убрана и на нём появились чайные чашки. - Сакэ ещё хочешь?

   - Нет, нет. Мне хватит, - поспешно сказал Пол.

   - А меня сегодня сакэ не берёт. Пожалуйста, составь мне компанию. Или гайдзины разучились пить? Хочешь - пошлю Микки в магазин за виски?

   - Дедушка! Посмотри на часы. Уже всё закрыто.

   - Нет, нет. Давайте лучше сакэ, - поспешно согласился Пол.

   - Вот это - другое дело, - заулыбался старик, разливая сакэ. - Скажи, откуда ты узнал о плавильне старого Тихара?

   - Точно не помню. Мир слухами полнится. Кто-то сказал мне в Токио.

   - Токио. Тридцать семь миллионов сплетников и сплетниц. Все куда-то торопятся, что-то покупают, продают, просиживают свои штаны в офисах и дорогих ресторанах. Бездельники, - ворчал старик, потягивая сакэ. - И что тебе от Тихара нужно?

   - Хотел бы посмотреть выплавку стали.

   - Что ты понимаешь в стали. Лучше - пей.

   - Дедушка! Не спаивай молодого человека, - Микки накрыла крошечный фарфоровый стаканчик ладошкой.

   - Не лезь в мужской разговор. Пойди, помоги лучше бабушке.

   - Хорошо, - девушка вскочила на ноги. - Но я тайком буду наблюдать за вами.

   Микки скрылась за тонкой бумажной перегородкой.

   - Где ты познакомился с Микки? - неожиданно сменил тему разговора Тосиро.

   Вагнер открыл рот, собираясь ответить, но во время сообразил, что знакомство на вокзале наверняка выглядит чудовищным преступлением в глазах старика.

   - В Токио.

   - И давно?

   - Сегодня утром, - не позволил себе соврать Пол.

   Старик осуждающе покачал головой.

   - Я вижу, каким взглядом она смотрит на тебя. Смотри, парень. Обидишь мою Микки - я убью тебя без слов и сожалений.

   В зрачках старика светился огонёк, от которого Вагнеру стало не по себе.

   - Учту, - сказал Вагнер.

   - Я на это и рассчитываю, - кивнул мастер Тосиро. - Позови Микки, пусть нальёт тебе чаю, а я пойду спать. Поздно уже.

   Вагнер вскочил и попытался, как можно учтивее ответить на поклон старого мастера меча.

   Появилась Микки, неся поднос с чайником для заварки.

   - Что-то мне не по себе, - пожаловался ей Ярополк. - Ноги не держат.

   - Это - сакэ, - улыбнулась Микки. Она поставила на стол поднос и подошла к Вагнеру. - Пойдём, я провожу тебя, а то не найдёшь дорогу к постели.

   Пол внимательно посмотрел в глаза девушки. Там не было, ни насмешки, ни осуждения.

   - Ты очень красивая, - неожиданно для себя пробормотал Пол.

   - Пойдём, пойдём, - Микки положила руку Вагнера себе на плечо. - Завтра мир покажется тебе совсем другим.

   - Зачем мне мир, когда рядом ты, - Ярополк, поднимаясь по лестнице на второй этаж, держался за стену.

   - Тс-с, - прошептала Микки. - Не нужно делать поспешных выводов.

   Девушка подвела Вагнера к узкой двери.

   - День был длинный, а ты почти не спал в поезде. Спокойной ночи.

   Тихий, нежный голос Микки звучал уже где-то далеко. Чья-то прохладная ладонь подтолкнула Вагнера в спину, он переступил порог комнаты, добрался до циновки и лёг. Дверь скрипнула и закрылась. Вагнер уставился в потолок, на котором балки перекрытий, образуя толстые кресты, зачем-то двинулись в сторону, открывая краешек Луны.

 

                                                      ***

 

   Снаружи затихал шум и шарканье шагов. Это подмастерья находили для инструментов привычные места, подметали пол и заворачивали в рогожу сделанные сегодня три нагината. Шёпот и кашель учеников сменился тишиной. Сквозь небольшую щель, оставленную для свежего воздуха между рамой сёдзи и тонкой тростниковой перегородкой, отделяющей внутреннее помещение от улицы, Иёри видел далёкие огни факелов на монастырской стене и кусочек неба, где звёзды, нанизанные руками богов на нить времени совершали своё вечное путешествие по угольно-чёрному ковру недостижимой и неизведанной высоты.

   Внезапно зрачки Иёри уловили появление тени, на мгновение закрывшей щель. Оружейник моргнул и провёл рукой по глазам. Тень исчезла, но тишину нарушил тихий шорох. Рама сёдзи чуть сдвинулась, потом ещё и ещё. Иёри затаил дыхание. Страх заставил парня внутренне подобраться. На деревянную рейку сёдзи легла рука в чёрной защитной накладке, одетой поверх тыльной стороны ладони, в щели мелькнула тень капюшона, а потом показалась чья-то голова. Иёри словно в страшных снах, которые всё чаще посещали его, увидел за спиной страшного человека рукояти двух мечей. На фоне слабого света, идущего со стен монастыря, он узнал форму цука и узор цука-ито. Это был один из клинков, которые он сделал в замке Такеёдзу. Человек, отбросив в стороны полы плаща, проник в комнату и застыл, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. Правая рука потянулась вверх, ладонь обхватила рукоятку меча.

   Иёри закричал от ужаса и откатился в сторону. Человек прыгнул вперёд, одновременно нанося рубящий удар по тому месту, где мгновение назад лежал Иёри. Сталь клинка с глухим стуком вошла в доски пола и застряла там. В это мгновение перегородку проломил старик Шо. Пальцы левой руки обхватывали горящий факел, а другая рука сжимала древко нагината. Человек, лицо которого скрывал низко натянутый капюшон, наконец, высвободил свой клинок и развернулся к новому врагу. Шо бросил факел в лицо противнику. Тот отпрыгнул назад, но успел парировать выпад наганата старого кузнеца. Ночной гость сделал обводящее движение мечом и воткнул своё лезвие в живот старику Шо. На полу прыгали искры от факела, кое-где показалось пламя. За перегородками послышались вопли и топот ног. В комнату ворвались ученики, вооружённые, чем попало. На улице раздавались крики, замелькал свет факелов. Огонь начинающегося пожара, охватив циновку и, пробуя на вкус деревянный пол, неотвратимо полз к ногам убийцы. Незнакомец медленно отступал к наружной стене, вращая над головой меч и, очевидно, оценивая шансы на победу. Но спустя мгновение, он решил, что собственная жизнь дороже, быстро развернулся, перешагнул порог и растворился в темноте. Иёри сидел в углу, застыв от ужаса. Его губы мелко тряслись, а глаза держали в поле зрения неподвижное тело старика Шо. Ещё спустя какое-то время появились люди с вёдрами воды, потом - стража монастыря. Иёри подняли на ноги и куда-то повели. Он почти потерял сознание и вис на руках дюжих монахов. Полностью прийти в себя оружейник смог только утром в компании брата Го.

   - Ну, что же. Такова карма и воля богов. Нападающих было несколько. Ограблено хранилище оружия. Монастырь лишился двух твоих ценных мечей, но зато у нас остался отличный оружейник. Хорошо, что убийце помешал старик Шо. А это значит - план Такеёдзу Мацудайра полностью не удался.

   - Пусть мерзкий Такеёдзу не думает, что смерть старика и все остальные злодеяния сойдут ему с рук, - Иёри принял из рук монаха глиняную чашку наполненную горячим чаем. - Пусть этого самурая покарают яоёродзу-но ками¹. Пусть мой меч будет проклят злыми духами.

   - Да, брат, - покачал головой брат Го. - Из тебя просто сочится злость и ненависть. Глядишь - твоё проклятие сбудется, а клану Мацудайра не поздоровится.

   - Так и будет, - торжественно и мрачно сказал Иёри.

   - Может быть, может быть, - задумчиво повторял монах. - Если только Такеёдзу не прикончит тебя раньше.

   Оружейнику снова стало страшно. Он зажал дрожащими пальцами чашку с чаем и сделал судорожный глоток. Зубы выбили глухую дробь о глину.

 

¹ Яоёродзу-но ками¹. В Средневековой Японии означало - "восемь бесконечных множества ками".

 

 

   - Давай сделаем так, - сказал брат Го, отводя взгляд от перекошенного страхом лица Иёри. - С этого дня ты будешь жить внутри, за стенами монастыря. Сначала здесь, в казарме монахов, а после того, как обустроишь себе новую кузницу, переберёшься туда. Я попрошу настоятеля отдать нужные приказы. Пусть твои ученики поработают строителями. Брёвна возьмёшь на заднем дворе обители. Там есть подходящее дерево из запасов для ремонта стен укреплений. Глину найдёте сами, солому для крыши... Обойдёшь окрестных крестьян. Бери, сколько нужно. Скажешь, настоятель приказал.

   - А, где строить кузницу?

   Монах задумался.

   - Полагаю, рядом с казармой монахов у задней стены.

   - Спасибо, господин! - Иёри едва не поперхнулся.

   В глазах парня брат Го увидел скорее облегчение, чем благодарность. Монах покачал головой.

   - Кузнецы бедным монастырям обходятся недёшево, тем более, во время смуты. Поэтому, хватит трястись от страха. Проваливай и работай, как одержимый. Иначе твоё имя останется неизвестным среди воинов и тебя скоро забудут.

   Иёри поднялся на ноги и, пятясь, выскользнул из казармы монахов. Все его подмастерья сидели, представляя собой жалкую кучку, возле одной из лестниц, ведущей к соединительным галереям внутренних укреплений монастыря. Лица некоторых были в саже и копоти. У одного из учеников была перевязана рука. Увидев своего мастера, все вскочили. А в оружейнике уже проснулась жажда деятельности.

   - Вы двое, - он указал на рослых сильных парней. - Ступайте на задний двор, отберите брёвна для новой мастерской. К полудню сделайте доски, брус для перекрытий. Сколько получится. Потом отправляйтесь в деревню. Любому крестьянину, у которого есть повозка, скажите: Плачу два сяку риса за помощь в постройке новой монастырской кузницы. Пусть собирают всех своих родичей, способных держать топоры, пилы и приходят вместе с повозками сюда.

   - У нас всего осталось полмешка риса, - тихо возразил подмастерье с перевязанной рукой.

   - А ты - проваливай. Мне не нужны калеки.

   - Но, господин! Я только хотел сказать...

   - Проваливай. Эй, вы двое. Дайте этому наглецу пару тумаков. Пусть катится к себе в деревню.

   Два рослых парня, которых Иёри отправлял за брёвнами, набросились на бедолагу. Тот, обхватив голову руками, постанывая от боли и шёпотом проклиная оружейника, бросился бежать.

   - Вы, - палец Иёри по очереди коснулся плеч ещё двоих учеников. - Пойдёте вместе с повозками грузить доски и жерди. Доставите всё к задней стене казармы. Потом... Вон видите тот холм. Там крестьяне берут глину. Сделаете две ходки. Думаю, этого хватит, чтобы замазать щели между стволами бамбука в новых стенах.

   - А бамбук где возьмём? - спросил один из парней.

   - В десяти дзё - лес. Ещё вопросы есть?

   Иёри наблюдал за выражением лиц подмастерий, где тень безысходности в глазах постепенно менялась на свет надежды.

   - Ну что встали, будто паралич вас разбил. За работу!

   В течение трёх дней новая кузница была готова, и Иёри приступил к возведению горна. На это ушло ещё пара дней. На пятый день ученикам понадобилось шесть часов, чтобы перетащить с места пожарища в новую мастерскую остатки металла, инструменты, мотки уцелевшей кожи и прочую мелочь. К вечеру в горне уже горел огонь, а снаружи крестьянин выгружал из повозки только что привезённый уголь. Слышались шлепки ладоней. Это один из подмастерий замазывал жидкой глиной щели в бамбуковых стенах.

   Поздно ночью Иёри вытащил из огня раскалённую заготовку для нагината и размеренно стал разбивать сталь в длинную пластину...

 

                                                          ***

 

   Вагнера разбудил шум ветра и стук голых ветвей о раму окна. Он открыл глаза и с интересом осмотрел комнату. Крошечная, с низким потолком, она была выкрашена в белый цвет и увешана фотографиями в тонких деревянных рамках. Ярополк отбросил к стене тонкое одеяло, которым кто-то заботливо укрыл его тело, и встал. Он удивился почти полному отсутствию мебели. Лишь у перегородки пристроилось: нечто деревянное, отдалённо напомнившее ему сундук, слева - маленький, узкий письменный стол и стул, на котором лежал чёрный тубус поверх рюкзака. Из окна веяло свежестью и крепким запахом сосен. Вагнер стал обходить комнату и рассматривать фотографии. На одних он узнал мистера Тосиро и его маленькую жену. Очевидно, снимки были сделаны много лет назад, потому, что лица супружеской четы почти не имели морщин. На большом снимке в маленькой девочке с гладко зачёсанными назад волосами и косичкой Пол узнал Микки. Рядом с ней сидели на траве маленького сада молодые мужчина и женщина.

   "Наверное, отец и мать Микки, - догадался Вагнер. - Кстати, она ничего мне о них не говорила. Странно".

   На одной из фотографий он увидел мистера Тосиро, облачённого в чёрное кимоно, пластинчатые доспехи и подпоясанного широкой полосой ткани серого цвета. Из-за пояса торчала рукоять катаны, а в руках дедушка Микки держал кубок серебристого металла. Вагнер снял фотографию и приблизил её к глазам. Он разглядел надпись, сделанную иероглифами: "Имагава Тосиро - победитель национального турнира кен-дзюцу. 1999 год".

   "Имагава Тосиро", - Вагнер никак не мог вспомнить, где и в связи с чем он раньше слышал имя Имагава, но то, что это имя вызывало какие-то тревожные ассоциации, Пол не сомневался.

   Он полез в свой рюкзак и достал ноутбук. Странно, но в доме был интернет. Пока гаджет прописывался в "Сеть", Вагнер подошёл к окну и выглянул наружу.

   Стена дома выходила на близкие горы и сосновый лес. За ночь выпал снег, и ослепительные многочисленные оттенки белого пушистого ковра ударили по глазам. Ярополк смежил веки и стоял, вдыхая полной грудью смолистый запах хвои. Сосны натянули на верхушки белые мохнатые шапки, ветки кустов тоже пытались кутаться в белые рукава, но постепенно деревья теряли тающий снег, ссыпающийся на землю целыми комками. Невысокие горные вершины, покрытые лесом, выглядели, будто были нарисованы рукой опытного мастера каллиграфии.

   "Чёрт! Красиво!", - подумал Вагнер. Он со вздохом вернулся к ноутбуку и набрал в поисковой системе имя Имагава.

   Тихий стук в дверь заставил Ярополка вздрогнуть.

   - Да?

   В дверях появилась тонкая фигурка Микки. В одной руке она держала поднос с чашками и чайником, во второй – тарелку, из которой валил пар.

   - Я услышала твои шаги и подумала, что ты уже встал. Доброе утро. Кофе хочешь?

   - Доброе утро, Микки. Рад тебя видеть. Конечно, хочу.

   - Тогда, сначала, съешь немного кукурузной каши. Бабушка специально для тебя варила.

   - А вы и кашу палочками едите? - улыбнулся Вагнер.

   - Вот и нет, - Микки жестом фокусника вытащила из кармана джинсов ложку.

   - Навались! - воскликнула она, втыкая ложку в кашу.

   - М-м! Вкусно-о! - сказал Вагнер, отправляя кашу ложка за ложкой в улыбающийся рот. - Хочешь попробовать? - он, дурачясь, поднёс ложку к губам девушки.

   - Это всё - тебе, - смеясь, Микки отстранилась. - Чем занимаешься с утра? Можно? - она взяла в руки ноутбук. - Имагава?

   - Угу, - подтвердил Пол. - Не могу вспомнить, где я раньше слышал это имя.

   - Ты видел его на вывеске при входе в додзё. Имагава - фамилия моей семьи.

   - Это я сообразил, но уверен, что где-то видел эту фамилию раньше.

   - Возможно. Только тебе незачем рыться в сети. Хочешь - я сберегу тебе время?

   - Моя благодарность будет безгранична, - Пол взял в ладони чашку с кофе и примостился на подоконнике.

   Микки аккуратно открыла один из "сундуков" убрала туда подушку, свернула циновку, аккуратно поставила её в угол комнаты и села на стул, зажав ладони коленями.

   - Итак. Имагава - самурайский род, возникший в эпоху "Воюющих провинций". Принадлежит к ветви клана Асикага. Основатель нашего рода - Имагава Норикуни. Мои предки были губернаторами и даймё провинции Суруга. Они также владели землями современных провинций Сидзуока и Аити, - Микки рассказывала историю своей семьи буднично и просто.

   - Все беды рода начались в начале шестнадцатого века после гибели Имагавы Ёсимото в одном из сражений между отрядами нашего клана и войсками Ода Нобунага. Мой пра-прадед - Имагава Удзидзанэ не сумел защитить наши земли. Они были захвачены врагами семьи воинами Токугава и Такеда, которые в то время являлись союзниками клана Ода. Потеряв всё, Имагава служили у Токугавы Иэясу в качестве гвардейцев - хатамото.

   - У того самого, который основал сёгунат Токугава?

   - Да, - тихо ответила Микки.

   - Значит, тебя тоже можно считать самураем?

   - В какой-то степени, - грустно улыбнулась девушка.

   "Ни фига себе, - подумал Вагнер. - С дедом Микки нужно держать ушки на макушке. Кто знает, что у этих старых самураев на уме?"

   - Прости, Микки! Позволь ещё спросить? Сколько лет твоему деду вот на этой фотографии? - Ярополк снял с гвоздя рамку со снимком, где Тосиро держал в руках кубок.

   - Это дедушку сфоткали лет двадцать назад. Он тогда победил на токийском обще японском турнире кендо в категории "иайдзюцу". Мне в то время исполнился год и были живы папа с мамой. Знаешь, что такое иайдзюцу?

   - Знаю. Мгновенное убийство противника одним ударом меча, выхваченного из ножен.

   В комнате повисла пауза. Ресницы Микки стали влажными. Она спрятала лицо в ладонях. Вагнер не знал, как выйти из скверной, по его мнению, ситуации, которую создал он сам своими вопросами.

   - Микки! Прости. Я что-то спросил, о чём не нужно было? - пробормотал он.

   - Ничего. Не за что просить прощения. Все наши беды уже - в прошлом, - сказала девушка, поднимая голову. Из глаз у неё по щекам текли слёзы.

   Она выглядела настолько беззащитной, что Ярополк не выдержал. Он сорвался с подоконника и, встав перед Микки на колени, обнял её и прижал голову девушки к своему плечу. Он чувствовал сильное и неровное биение сердце Микки под своей левой ладонью, лежащей на спине Микки.

   - Прости, прости, - тихо говорил Вагнер, пытаясь достать из заднего кармана джинсов носовой платок.

   Микки высвободилась из объятий Ярополка и, в свою очередь крепко обняла его. Ярополк щекой почувствовал мокрые ресницы девушки. Он осторожно погладил Микки по голове.

   - Ничего, ничего, - Вагнер наклонился и губами осушил две мокрые дорожки, проложившие себе дорогу к подбородку Микки.

   Его глаза встретили немигающий, полный влаги, нежный взгляд девушки. Вагнер потерял контроль над своими чувствами и поцеловал Микки в губы.

   - Всё пройдёт, всё пройдёт, - шептал он, снова и снова целуя девушку.

   - Да, да, - тихо сказала Микки, отводя голову назад.

   Её руки упёрлись в грудь Вагнера.

   - Пожалуйста, отпусти меня. Мы не должны...

   - Хорошо, хорошо, - задыхаясь и, ощущая на своих губах вкус соли, тихо сказал Ярополк. Он разжал руки, поспешно встал и отступил на два шага.

   - Прости.

   Ярополк не понимал, чем была вызвана печаль Микки.

   Девушка взяла из рук Вагнера носовой платок и вытерла слёзы. Она попыталась улыбнуться. Её это удалось с трудом.

   - Разревелась, как маленькая.

   Она посидела минуту, прижимая платок к носу, потом решительно поднялась.

   - Ты вроде собирался нанести визит старому Тихара Акира.

   - Да, конечно, - сказал Вагнер, уже не испытывая особого желания искать в горах какую-то средневековую плавильню.

   - Если хочешь, возьми мой старый байк, - предложила Микки. - Только его ещё надо завести. Он стоит в бывшем курятнике за домом. А ещё - я нарисую тебе план. Так тебе будет проще найти мастерскую почтенного Акира.

   - Спасибо, Микки, - сказал Вагнер. - Ты ещё долго пробудешь здесь?

   - Думаю - неделю или чуть больше.

   - Тогда мы ещё увидимся, - нерешительно, краснея, сказал Ярополк. - Я буду приезжать в гости, если ты и твой дед не возражаете.

   - Хорошо, - ответила девушка. - Мы рады гостям. Открою тебе секрет. Ты понравился деду.

   - Не может быть.

   - Провалиться мне на этом месте, - воскликнула Микки, повеселев. - Он сказал, что ты - настоящий мужчина и немного сумасшедший. Он сказал, что все настоящие мужчины должны быть немного сумасшедшими.

   - Это почему же? - Вагнер, засовывая ноутбук в рюкзак, обернулся к девушке.

   - Только сумасшедший может осилить путь, который проделал ты из Америки, чтобы увидеться со старым сумасбродом Тихара. Это слова дедушки, - засмеялась Микки, увидев озадаченное лицо Ярополка. - Пойдём, безумный гайдзин. Я дам тебе ключи от байка и покажу, где он стоит.

   Они спустились на заснеженный двор, обошли дом. Вагнер потратил час, чтобы завести видавший виды старый "Судзуки". Он проверил уровень бензина в баке, вывернул и прокалил свечи, прочистил карбюратор, подтянул цепь, и байк, чихнув раз десять, уверенно затарахтел мотором.

   Пол вернулся в дом, раскланялся с миссис Имагава, постоял немного с Микки, разговаривая о пустяках.

   - Пойду, попрощаюсь с мистером Тосиро, - сказал Вагнер, не отводя глаз от грустного лица Микки.

   - Не трудись. Он уехал по делам, но оставил записку для Тихара-сан. Думаю, что это рекомендательное письмо, как результат наблюдения за твоим поведением. Ты не напрасно пил с ним сакэ. Кстати, о чём разговор у вас шёл?

   - Не помню, - Ярополк почесал затылок. - Не ожидал от него. Ведь, они с мистером Тихара, ты говорила, вроде бы - в ссоре?

   - Это же Япония, - улыбнулась девушка. - Тут всё не то, чем кажется непосвящённым. Между стариками - сложные отношения, не мешающие переписке, редким встречам, воспоминаниям и разговорам.

   - Учту, - сказал Вагнер. - Что ж, спасибо этому дому.

   Пол поднялся наверх, закинул за плечи рюкзак и тубус, махнул рукой на прощанье Микки и оседлал мотоцикл.

   Ярополк двинулся по неплохой асфальтовой дороге, которая вскоре сменилась просёлком, идущим вдоль неширокой бурной реки в горы. Несколько раз он пересекал поток по узким мостам, минуя развилки, но продолжал держаться направления, указанного на карте, полученной от Микки. Через двадцать километров просёлок кончился, и началась широкая тропа, раскисшая от тающего снега. Байк иногда проваливался в грязь по ступицу, но благодаря водительским навыкам Вагнера, выбирался снова на тропу, нащупывая колёсами невысокие каменные террасы. Через три часа мучительной езды, Ярополк, забрызганный до макушки шлема грязью, выбрался к окраине маленького посёлка из десятка домов. Склоны гор и сосновый лес со всех сторон окружали деревушку, оставляя свободным от зарослей пологое ущелье, куда устремлялось несколько ручьёв, сливаясь в ту самую реку, вдоль которой совсем недавно ехал Вагнер. Лёгкий туман играл роль камуфляжа, размывая деревянные конструкции построек. Чуть в стороне, замыкая периметр посёлка, возвышалось длинное здание с крышей из алюминиевого профиля. Сквозь окна наружу пробивался мерцающий свет. Несколько столбов с фонарями казались тонкими спичками, соединёнными нитью кабеля. Вокруг не было ни души. Вагнер подъехал к широким дверям постройки, слез с мотоцикла, стащил шлем и постучал им в двери. Спустя минуту одна из створок приоткрылась, и на свежий воздух вышел невысокий худощавый человек в длинном брезентовом фартуке. Вагнер поклонился, человек ответил учтивым поклоном и вопросительно уставился на Ярополка, время от времени переводя взгляд с лица гостя на его заляпанную грязью одежду.

   - Коннитива. Сумимасэн. Я хотел бы поговорить с господином Тихара Акира.

   - Мастер только вернулся из Святилища. Он никого НЕ МОЖЕТ видеть.

   - И всё же. У меня для мастера есть письмо.

   - Вы - почтальон?

   - Нет.

   Человек ещё раз оценивающе осмотрел фигуру Вагнера и, молча, скрылся.

   Ещё через пару минут в дверях показался маленький худощавый японец, одетый в плотное длинное кимоно и широченные штаны. Его лицо выглядело  выжатым лимоном, покрытым копотью.

   - Коннитива. Кто вы и, зачем здесь? - спросил он, безучастно разглядывая Пола.

   - Меня зовут Ярополк Вагнер. Вот, взгляните, - Пол сунул в ладонь старику два письма.

   Тот взял конверты, достал из недр кимоно винтажные очки, оседлал ими нос и стал читать письма.

   - О-о! - тянул он. - Шибато-сама? О-о! Имагава Тосиро? О-о!

   Старик спрятал очки за пазухой, отдал Вагнеру письма, заложил руки за спину и стал выхаживать по двору, больше не обращая  внимания на неожиданного гостя. Тихара что-то тихо бормотал себе под нос, останавливался, смотрел зачем-то на небо и снова ходил, пока не протоптал тропинку в снегу от дверей до огромной кучи угля, которую раньше не рассмотрел Вагнер. Мешал сугроб, нанесённый ветром.

   Наконец старик остановился перед Полом.

   - Значит, вы - учёный-металлург?

   - Скорее - этнограф. Изучаю ремёсла средневековых цивилизаций Дальнего Востока, - ответил Вагнер, стараясь, чтобы его слова выглядели убедительными.

   - И вы хотите посмотреть выплавку настоящей японской стали?

   - Очень хочу, - Пол сложил перед грудью ладони и поклонился.

   - Зачем вам это?

   - Видите ли. Это слишком долго объяснять и мне, боюсь, не хватит знания японского языка. Но я постараюсь...

   - Впрочем, это - неважно, - сказал старик. Будете снимать на видео?

   - Нет, нет. Если, только… запишу свои наблюдения.

   - Хай, - принял решение старик. - Но есть одно условие...

   - Любое! - с воодушевлением воскликнул Вагнер.

   - Не торопитесь. Сначала выслушайте.

   - Хорошо, - Вагнер почтительно замолчал.

   - Вы будете работать вместе с моими подмастерьями, не отходя от печи ни на минуту. Разве, если вам понадобится туалет.

   - Хорошо!

   - Вы будете выполнять все мои приказы и приказы моих учеников. Скажу: "Ступайте в печь". Вы полезете туда.

   - Работать начнём прямо сейчас?

   - А, чего зря время терять? Я не могу из-за неожиданного незваного гостя, отложить плавку. Мне рабочих нужно кормить.

   - Хорошо.

   - Учтите. Наши инструменты тяжелы, и если у вас... - мастер внезапно сделал шаг вперёд и с недюжинной силой схватил Вагнера за запястья. - Покажите мне руки!

   - Белые. Ни одного мозоля. Это плохо. Хотя... Идите за мной.

   Он отпустил руки гостя и направился внутрь помещения. Первое, что бросилось в глаза Полу, был глубокий продолговатый жёлоб с боковыми нишами в полу. Странная канава располагалась посередине довольно тесного зала, стены которого представляли собой конструкцию из дерева с прибитыми к нему тонкими, промазанными глиной тростниковыми ширмами. Трое японцев возились возле траншеи, возводя над ней толстые стены из каменных блоков и сырцового кирпича. В углу мастерской высились лари, где лежал, насыпанный горками, чёрный песок, масляно сверкающий при свете нескольких тусклых ламп освещающих зал.

   - Вагнер-сан! Идите в тот угол. Там есть шкафчики. В них вы найдёте, во что переодеться.

   Через несколько минут Ярополк предстал перед мастером в ватнике, еле натянутом на футболку и брезентовых штанах, трещавших по швам. Белые кроссовки Вагнера давно уже стали чёрными.

   - Хай! - одобрительно кивнул старик. - Берите вон ту тележку, ступайте во двор. Будете возить блоки для татары. Они лежат у наружной стены за углом.

   Пол бросился к тележке и через десять минут прикатил её обратно, полную каменных блоков.

   Стены печи постепенно росли, были проделаны несколько широких отверстий, назначение которых Вагнер узнал позже. Эта работа продолжалась до сумерек. Печь получилась три метра длиной, больше метра в ширину и полтора метра в высоту. Потом рядом с татарой поставили два больших вентилятора с электрическими спиралями и стали сушить кладку. Ярополк двигал эти тяжёлые устройства вместе с рабочими, а потом стал возить со двора уголь, который лопатами загружали внутрь печи и разравнивали там длинными палками, похожими на швабры. Вскоре внутри татары запылал огонь. Целых три часа Вагнер возил уголь и небольшие куски дубовых брёвен. Всё это со зверским аппетитом пожирала печь.

   - Ешь, милая, ешь, - приговаривал мастер, наблюдая, как куски угля ложились слой за слоем, раскаляя стенки татары. Пламя время от времени вырывалось наружу, раздуваемое потоком воздуха, подаваемого через отверстия. После этого мастер стал подсыпать в печь чёрный песок, а один из учеников набросал сверху тонким слоем новую порцию угля.

   - Сатэцу, - прокричал он Вагнеру на ухо, перекрывая рёв огня. - Песок. В нём - железо. Важно, чтобы уголь горел и снизу, и сверху расплавленного песка. Так железо лучше насыщается углеродом.

   - Хай, - кивнул Пол.

   Он и ещё один подмастерье, сменяясь, подвозили песок прямо к ногам мистера Тихара. Трое суток Пол и все остальные не выходили из мастерской, куда не пробивался дневной свет. Вагнер пил воду, обливался потом, но терпел, катая по мастерской тележку и орудуя лопатой. На третьи сутки вечером мастер поманил его пальцем и дал в руки закопчённое дымом стекло.

   - Смотри туда! - он подвёл Ярополка к одному из отверстий в печи. Внутри, покрытая тонким слоём горящего угля, образовав под ним ярко-бордовую корку, клокотала, покрываясь пузырями неоднородная красноватая пористая масса.

   - Примеси серы и фосфора, если они и были, то выгорели. Пламя ровное, без вспышек. Понял?

   - Хай!

   - Видишь? Там, на дне... - сказал старик.

   - Сталь?

   - Тамахаганэ. Запомнил её цвет?

   Пол кивнул.

   - Вечером будем постепенно гасить, и разбирать печь.

   - А не жалко?

   Старик посмотрел на Вагнера, словно перед ним стоял недоумок.

   - А каким образом ты достанешь тамахаганэ? Перед каждой плавкой нужно строить новую печь. Нетронутыми останутся скальный фундамент и подземный желоб, а стены придётся разбирать.

   Несколько часов понадобилось, чтобы, постепенно выгребая тлеющие остатки угля, снизить температуру в печи. Утро четвёртого дня застало Вагнера еле стоящим на ногах. Остаток ночи он вместе с рабочими разбивал стены татары и крючьями оттаскивал в сторону каменные блоки. На ладонях алели сорванные мозоли, дико болели ожоги. Днём он стоял во дворе и, щурясь от рези в глазах, рассматривал остывающий в снегу двухтонный стальной блок - кэра, на котором кое-где пузырилась коричневая корка, и блестели обширные участки серебряного цвета.

   - Что теперь? - спросил он мастера, слизывая кровь с разбитых костяшек пальцев.

   - Иди в дом Ацумори. Вон та постройка, крайняя справа. Отоспись. А мы разрубим блок стали на куски и отсортируем их.

   - Я помогу.

   Старик отрицательно покачал головой.

   - Ступай. Оставь это мне.

   - Хорошо, - устало пробормотал Вагнер и пошёл, еле передвигая ноги к указанному дому.

   Там маленькая женщина уже хлопотала возле огромной деревянной бочки, полной воды. Бочка была установлена на каменном возвышении, под которым соорудили очаг. Там тлели угли. Над поверхностью воды поднимался пар. Женщина положила на край бочки два чистых полотенца, кусочек мыла, мочалку и показала Вагнеру бак под потолком.

   - Чистая тёплая вода. Посидите, потом смоете грязь и ополоснётесь. Ваша спальня - наверху, дверь - слева.

   - О, кей! Спасибо, - устало сказал Ярополк.

   Через полчаса, переодетый в чистое кимоно, он спал на узкой низкой и короткой кровати, поджав к животу ноги.

   Его разбудил скрип двери. Вагнер открыл глаза и увидел лицо Ацумори - одного из учеников мастера.

   - Простите, Вагнер-сан. Вы спите уже восемнадцать часов. Я принёс вашу одежду. Жена постирала футболку, джинсы и ваши таби. Вот сюда я положу рюкзак и ваш чёрный футляр. Вы оставили их внутри шкафчика в мастерской. Ещё раз прошу прощения, что разбудил.

   - Да, да, большое спасибо, - Ярополк, кряхтя и ощущая боль в каждой мышце тела, приподнялся на руках и сел, скрестив ноги. - Я, похоже, выспался.

   - Тогда спускайтесь. Будем завтракать.

   - А который час?

   - Семь утра.

   - Хорошо. Сейчас приду. Только переоденусь.

   Вагнер снял кимоно, белые штаны, натянул чистую, пахнущую лавандой, футболку, джинсы, сунул ноги в носки, повертел в руках пакет, в котором белели, вычищенные кроссовки, схватил рюкзак вместе с тубусом и сошёл вниз по узкой лестнице. Только сейчас он ощутил, насколько пуст его желудок. Стараясь соблюсти приличия, Пол съел миску риса, кусок варёной курицы и выпил чаю.

   - Кэра разбили?

   - Да, Вагнер-сан. Куски тамахаганэ отсортировали. Мастер отобрал лучшие. Ждём посыльного от господина Миятуги Цунэтоси.

   - А кто это?

   - Оружейник. Один из лучших в Японии.

   - Что он будет делать со сталью?

   - Что и всегда. Катаны.

   - Господин Имагава Тосиро знает этого парня?

   - Парня? Хм, - поперхнулся глотком чая Ацумори. - Полагаю, знает. Миятуги-сама многие знают.

   - Хорошо, - сказал Ярополк, торопливо допивая чай. - Спасибо вам большое. Пойду, поговорю с мастером.

   - Ничего не получится, - покачал головой Ацумори. Мастер спит. В такое время никто не смеет тревожить его. Через три дня начинаем новую плавку.

   Вагнер лихорадочно соображал, что предпринять. Ему до смерти захотелось познакомиться с Миятуги Цунэтоси.

   "Может, попросить об услуге дедушку Микки? - подумал он, впервые вспоминая о девушке".

   - Точно! - воскликнул он вслух. - Где мой байк, мистер Ацумори?

   - Там, где стоял. Возле мастерской.

   - Спасибо вам за всё. Я побежал.

   Ярополк подхватил свои вещи и выскочил на улицу.

   - Сумасшедший гайдзин", - сказала жена Ацумори.

   - Хай. Они все такие, - согласился подмастерье. - Чего приезжал? Он думает, что мастер показал ему все тайны плавки. Он думает, что за неделю сам стал мастером. Ха!

   Вагнеру хватило ума забежать в мастерскую и попрощаться с теми, кто там оказался. Потом он нашёл "Судзуки", прыгнул в седло и с третьей попытки завёл мотоцикл.

   Снег уже плотно лежал на земле, но было не очень холодно.

   "Минус пять, наверное, - решил Пол, аккуратно притормаживая на поворотах. - Сегодня я увижу Микки и, пожалуй, этого я хочу больше всего на свете", - думал Вагнер, управляя мотоциклом.

   Он вспомнил о схеме, которую ему дала девушка, когда окончательно заблудился в лесу. Не смотря на то, что Пол старался двигаться вдоль реки, он давно потерял направление. Пришлось остановить байк и прислушаться. Сначала он уловил только слабый свист ветра и своё дыхание. Потом стал различать потрескивание сосен, шорохи снега, сползающего с крон и стук дятла. Вывернув карманы, он не нашёл схемы.

   "Наверное, жена Ацумори постирала бумагу вместе с джинсами, а потом выбросила, - рещил Ярополк. - Что это?"

   Сначала он услышал глухой удар, потом тихий раскатистый звук, похожий на далёкое ворчание грома. Тишина, наступившая после этого, немного пугала.

   - Вот, дьявол! - выругался Вагнер сквозь зубы. - Похоже на грозу. Разве зимой могут быть грозы?

   "Это же - Япония", - вспомнил он слова Микки.

   И в это время земля под ногами задрожала, горный склон качнулся в сторону, сверху с грохотом начали падать камни, мотоцикл вырвало из рук Ярополка. Сам он едва успел отпрыгнуть в сторону .

   "О, боже! Это же землетрясение", - успел подумать Вагнер, прежде, чем земля снова ушла из под ног, образуя глубокую расщелину. Ярополка опрокинуло на спину. Он перевернулся, хватаясь руками за обнажившиеся корни деревьев. Его ударило по голове и он, теряя сознание, полетел в чёрную пустоту.

 

    "Ками подземелья, испепелив и разрушив все деревни вокруг монастыря, почему-то пощадили храмы и святилища, - думал Иёри, переворачивая в горне многослойную полосу стали и поглядывая на брата Го, сидевшего в уголке мастерской и наблюдавшего за манипуляциями оружейника.

   - Значит, войска сёгуна отступили, испугавшись землетрясения? - спросил Иёри монаха.

   - Сёгун вряд-ли боится гнева богов и его не испугала бы дрожь горных склонов, к которым привыкли ещё наши предки, - сказал сохэй.

   - Тогда, почему его армия повернула обратно от стен обители?

   - Самураев испугал вид твоих мечей и нагинат, а ещё, клинки почувствовали твою ненависть к буси, особенно к воинам из клана Мацудайра, - засмеялся монах.

   - Я серьёзно спрашиваю, - обиделся Иёри.

   - А если - без шуток, то в тылу у самураев появились сохэи из монастырей Энряку-дзи и Кофуку-дзи, - брат Го что-то чертил тонкой щепкой на сухой глине прямо перед собой.

   - Это значит... - отрешённо пробормотал оружейник.

   - Это значит, что пока сёгун советовался и торговался со своими вассалами и союзниками, не забыв пообещать награду кланам Эдо и Мацудайра, мы договорились с остальными монастырями. Братья сохэи прекрасно понимали, что взяв Мии-дэра, воины сёгуна разрушат и стены обители на горе Хиэй¹ вместе с крепостными укреплениями святилища Нары².

   - И самураи ушли без боя?

   - Тогда они не были бы буси.

   Иёри несколькими ударами молота придал нужную форму киссаки³ и снова сунул клинок в огонь.

   - Ставлю четверть коку риса против твоей хачимаки - белой повязки - самураи надрали вам задницы, прежде чем ушли, - сказал Иёри, усмехаясь.

 

¹ Гора Хиэй - место расположения буддийского храма Энряку-дзи, основанного в начале Девятого века.

² Нара -  город в средневековой Японии, где расположен монастырь Кофуку-дзи (В настоящее время - объект Всемирного наследия ЮНЕСКО).

³ Киссаки - самый кончик клинка катаны.

 

   - Вижу, ты разбогател, - воскликнул монах.

   - Тогда расскажи, как всё было, а то я сижу в мастерской, словно крот, и ничего не знаю.

   - Ладно, - проворчал брат Го. - Небольшое сражение всё же состоялось. Самураи кланов Эдо и Мацудайра прикрывали отход армии сёгуна. Мы отрезали оба отряда от главных сил, но этот Такеёдзу оказался хитрее лисицы. Ночью он захватил два наших дозора и казнил десяток монахов.

   - Казнил? - в голосе Ийри слышалась дрожь.

   - Ну да. Сохэй, которому удалось выжить, поскольку Такеёдзу поленился отрезать парню голову, рассказал, что этот безумец – твой бывший хозяин пробовал на монахах те самые твои клинки. На беду ты их сделал. Он умудрился в ночь, когда тебя чуть не убили, похитить катаны из храмовых оружейных кладовых.

   - Я сделал только один меч, - проворчал Иёри.

   - Во, во. Этим мечом самурай в основном и орудовал. Пятерых братьев развалил пополам, троим монахам отрубил головы, словно это были гнилые грибы на тонких трухлявых ножках, одному сохэю вспорол живот, а потом этот сын волка сам порезался. Вот смех. Это и спасло нашего монаха. Такеёдзу, разозлившись, второпях воткнул ему лезвие в пах, но сохэй выжил.

   - Такеёдзу сильно ранен?

   - Для такого мастера меча довольно сильно. Отхватил большой палец на левой руке.

   - Лучше бы перерезал себе горло, - зло сказал Иёри, вынимая заготовку из огня. Он шумно выдохнул, восстанавливая душевное равновесие, и стал мерно бить молотом по всей плоскости клинка, уплотняя слои, переворачивая лезвие на девяносто градусов и снова обрабатывая ударами сталь. Казалось, он забыл о брате Го и с головой погрузился в работу. Монах потянулся за кувшинчиком, стоявшим между ног.

   - Хороший сакэ. Будешь?

   - Шутишь? Я прошёл обряд очищения, а ты мне предлагаешь прогневать ками огня, - оружейник сунул заготовку в воду, а спустя пару минут вытащил и аккуратно положил ещё горячее лезвие на деревянную стойку.

   - И что случилось потом? - спросил он у сохэя.

   - Мы догнали и почти окружили его воинов, завязалась рубка, но это был всего лишь маленький заградительный отряд, который, скажу истины ради, сражался отчаянно. Мы перестреляли храбрецов из луков. Раненых, которые ещё могли держать в руках мечи, добивали нагинатами. А потом отослали головы самураев в замок Мацудайра.

   - А сам Такеёдзу?

   - Ушёл.

   - И вы не пытались его настичь?

   - Тоже мне, стратег выискался. Догони попробуй конных.

   - Жалко, - сказал Иёри. - Нужно было осадить замок Мацудайра и сжечь его со всеми обитателями.

   - Нет, ты - точно ненормальный. Ненависть туманит твой разум. Злые ками искушают тебя. Поэтому каждый твой клинок жаждет крови. Твои молитвы богам, медитации и очищение сердца и разума в храмовых святилищах не приносят душе  покоя. В этом - твоя карма и твоя беда.

   - Мне плевать на все беды, которые случились со мной и ещё произойдут в будущем. Век мастера недолог, поэтому я хочу, чтобы каждый мой меч убивал, а не красовался у какого-нибудь богатого самурая на стойке или за церемониальным поясом. Мои танто, утигатаны, вакидзаси переживут не только меня, но и своих хозяев. Они войдут в историю, как самые острые, прочные и кровожадные.

   Монах осуждающе покачал головой.

   - Ты болен, Иёри. Просветлённые, которые каждый день и час познают путь богов, учат нас, что добро и зло по своей внутренней сути едины. Что проявления добра и зла мы должны принимать в зависимости от того, каким целям они служат, несут ли они с собой пользу или вред. Каждая вещь на земле, будь-то камень или дерево, гора или ручей, есть прибежище ками. И не одного, а даже нескольких: злых, добрых или бесстрастных. Ками вечны и включены в водоворот жизни и смерти. Живут они рядом с нами и даже в самих нас. И только от человека зависит, справится ли он внутри себя со злыми ками, которые растут и благоденствуют, питаясь слабостями людей, их соблазнами и недостойными помыслами. Душа человека изначально полна блага и безгрешна, мир создан изначально совершенным и правильным. Лишь человек творит зло, когда он обманут злыми духами, когда он не умеет чувствовать себя счастливым, когда жизнь его плоха и неправильна.

   - Не понимаю, куда ты клонишь, - проворчал оружейник.

   - А чего тут понимать? - кашлянул в кулак монах. - Такеёдзу делает то, что должен делать, защищая свой род и своих вассалов. Каждый самурай - такой же человек, как и все. Он готов умереть каждый день и час, но стремится выжить любой ценой, служа своему даймё, а значит, своему клану. Нет абсолютного добра, нет абсолютного зла. Эти категории - относительны. И твоя душа должна воспринимать мир таким, каков он есть. Постарайся примириться со всеми ками, живущими внутри тебя. И тогда ты достигнешь духовного единства с духами, заключив с ними союз. Ты увидишь, что ками ненависти, терзающие твоё сердце, отступят и, возможно, покинут дом построенный ими внутри твоей телесной оболочки.

   - Легко говорить вам, стоящим на "Пути". Твои слова красивы, не более того, - усмехнулся Иёри. - Но вера в гармонию между добром и злом не помешала тебе убить троих самураев в ту ночь, когда мы познакомились с тобой.

   - Но те буси сами нарушили эту гармонию, став абсолютным злом, - воскликнул брат Го.

   - Тогда, почему мне не считать Такеёдзу абсолютным злом. Он насиловал мою задницу пять лет, - закричал Иёри. - Я до сих пор чувствую боль. Мне и сейчас кажется, что его толстые, корявые пальцы раздвигают мне ягодицы, а длинный член разрывает плоть. Разве я могу примирить ками, живущих во мне, со злыми духами, вселившимися в сердце этого проклятого самурая, будь проклят род его во веки веков?

   Иёри в отчаянье бросил на пол тряпку, которой он вытирал грязные руки. Кузнец принялся ходить по мастерской, пиная ногами всё, что попадалось на пути.

   - Эй, остынь, парень, - сказал монах. - Разбудишь учеников.

   - А мне плевать, - сказал Иёри.

   Он схватил ковш, зачерпнул воды из деревянного ведра и жадно выпил всю до дна. - Время - к полночи. Им и так пора вставать. Сегодня мне предстоит закалка утигатаны, которую заказал господин Имагава Норикуни. Прости, брат Го. Мне ещё нужно успокоиться и помолиться богам. Быть может, созерцание лиц ками, живущих в моей душе, поможет мне примириться с ними.

   - Хорошо бы, - вздохнул монах и поднялся.

   Дверь мастерской выпустила брата Го наружу.

   Оружейник подбросил угля в печь, подвесил на крюк, свисающий с потолка железный чан с водой, дождался, когда вода немного нагрелась, разделся и стал смывать с себя грязь и копоть мочалкой из связанных вместе пучков разных трав. Переодевшись в чистое кимоно, Иёри сел в углу на татами, зажёг ароматные палочки перед алтарём, прочитал по памяти несколько сутр и погрузился в медитацию.

   Вначале, перед его мысленным взором появились все мечи, которые он сделал. Оружейнику казалось, что он внимательно рассматривает каждый клинок, любуясь плавными линиями и цветом стали. Потом из темноты всплыло смеющееся лицо Такеёдзу. Глаза самурая светились, словно два тлеющих уголька. Через какое-то время лицо исчезло и появилось другое - девичье. Белая бархатная кожа, чёрные длинные волосы, пухлые губы, миндалевидные глаза. Лицо было красивым. Таких мягких и плавных линий оружейник никогда не видел. Все женщины в деревнях, окружающих монастырь, выглядели забитыми и запуганными уродинами…

 

                                                     ***

 

   - Микки, - прошептал Иёри. - Микки!

   Миловидное лицо, то отступало, то приближалось. Глаза девушки с тревогой смотрели прямо перед собой. Чёрные волосы, приподнимаясь вьющимися спиралями, вытягивались в длину, будто дул сильный ветер. Они казались крыльями большой птицы. Что-то тёплое и мокрое покатилось по щеке оружейника. Он хотел поднять руку, чтобы смахнуть это "нечто", но не смог. Всё его тело налилось тяжестью, а в сознание вновь начал проникать чёрный туман...

 

   Где-то далеко раздался мелодичный тихий звон. Иёри открыл глаза и понял, что это монастырский колокол дал знать о наступлении ночи.

   "Микки, - вспомнил Иёри. - Почему Микки? Кто такая эта Микки? Странно. В одном из снов я уже видел лицо этой женщины".

   Из оцепенения его вывел тихий почтительный кашель. Возле очага стоял старший из учеников.

   - Чего тебе? - спросил Иёри.

   - Заказ Имагава. Работа стоит, - напомнил подмастерье.

   - Помню. Где остальные бездельники?

   - Едят вчерашний рис.

   - Им бы только набивать свои бездонные животы. Живо гони всех сюда. Пусть несут уголь, готовят воду для закалки. Я займусь клинком. Глину приготовил?

   Ученик кивнул и поклонился.

   - Хай!

   - Молодец, - снизошёл до похвалы оружейник. - Я займусь формовкой линии хамона, а ты следи за пламенем в печи. Пусть дубовые чурки прогорят и образуют первый слой жара, потом добавим ещё угля...

 

                                    ***

 

   "Сёгун думает, что мои самураи будут таскать для бакуфу каштаны из огня? Кланы Минамото и Такэда считают, что я - Такеёдзу стану для них шилом, которым они смогут колоть задницу любому врагу?" - размышлял глава клана Мацудайра, меряя шагами оружейную и поглядывая на О-ёрой¹, надетый на деревянную подставку. Две утигатаны, лежащие рядом на старой, потёртой временем, тати-дай², придавали доспеху ещё более грозный вид.

   "Пусть так и будет до поры, до времени. Пусть Минамото и Такэда гордятся тем, что они потомки императора Гэндзи и Сэйва. Пусть забудут, что клан Мацудайра - ветвь знаменитого рода Фудзивара и не менее знатен, чем все ублюдки императоров³. Мацудайра станут тихими и незаметными, как вон тот клинок проклятого Иёри. Пока он скрыт оболочкой сая, никто не чувствует в нём угрозы. Он лежит, словно змея, устроившая гнездо в пустом стволе бамбука, но если неосторожно потянуть змею за хвост, она мгновенно ужалит неосторожного дурака", - Такеёдзу вспомнил о своёй ране и взглянул на левую руку. Ровный розовый шрам тянулся от основания большого пальца к кончику ногтя.

   "Старый китаец- лекарь знает своё дело. Хорошо – до замка успели доехать во время. Пришил мне палец. Правда, теперь не могу шевелить им, но в носу ковырять можно",  - самурай недовольно поморщился и, растирая шрам, продолжал ходить из угла в угол.

   "Они думают, что если сёгуну и Минамото потрбуется живой щит от стрел беглых Тайра⁴ и острых нагинат мятежных монахов, я со своими буси прибегу по первому зову? - Такеёдзу остановился перед доспехом и вытер едва заметную пыль со шлема. – Да, прибегу. И ещё много раз, пока я сам или мои потомки не почувствуют собственную силу, не увидят шаткость власти сёгуна и признаки заката Минамото. Было бы хорошо столкнуть всех моих союзников лбами. Пусть бы вырезали друг-друга, тогда и клан Имагава, окруживший своими землями мой замок, не устоял бы перед натиском моих отрядов".

   Такеёдзу улыбнулся и провёл рукой по ножнам двух мечей, покоящихся на стойке.

   - Вам ещё предстоит много работы, - прошептал самурай, чувствуя сквозь дерево сая холод и дикую энергию лезвия, выкованного Иёри.

   "Проклятый оружейник, - подумал самурай. - Его клинки начинают пользоваться спросом. Говорят - кто-то из клана Имагава заказал этой серой мыши утигатану. Жаль - не достать этого щенка за стенами Мии-дэра. Было бы славно посадить парня на цепь в моём замке или в яму, где я держу воров".   

 

¹ О-ёрой. Буквально переводится, как "Большой доспех". Относится к группе пластинчатых ламеллярных, средневековых японских доспехов.

² Тати-дай. Деревянная подставка для мечей.

³ Минамото и Такэда - группы родов древней и средневековой Японии, происходивших от детей императоров, которым было отказано в статусе принцев с целью сокращения претендентов на власть и переведённых в разряд подданных путем предоставления фамилии Минамото и Такэда.

⁴ Тайра. (известен также под названием Хэйси или Хэйкэ, семья Тайра) - один из могущественных японских родов, игравший выдающуюся роль в истории Японии во второй половине XI и в течение XII столетия. Сильным соперником Тайра был род Минамото, с которым ему приходилось вести упорную борьбу за влияние на государственные дела и который, в конце концов, одержал над Тайра победу в 1185 г.

   

   - Ода! Клан Ода. Совсем забыл об этих бездельниках. Они сами нуждаются в союзниках, так же, как и я, - прошептал самурай, подходя к перегородке, отделяющей оружейную от остальных помещений. Он стукнул веером о деревянный каркас рамы. В стене образовалась щель и показалась голова буси. Караульный склонился перед своим господином.

   - Пусть принесут чая, - отдал приказ Такеёдзу.

   Буси ещё раз склонил голову, перегородка тихо встала на место, раздался шорох удаляющихся шагов, а глава клана Майудайра устало сел возле алтаря.

   "Кое-кто из Ода честолюбив не меньше, чем Такэда и Минамото, - продолжал размышления Такеёдзу.- Если сёгун потребует от меня самураев, я пошлю ему отряд крестьянской пехоты. Мне нужно беречь своих буси и накапливать силы. Могущество клана Ода растёт, и мне нужно сделать выбор. Либо я останусь одним из многих вассалов Минамото, либо, объединившись с Ода, стану хозяином половины Ямато. И тогда мне не придётся заискивать, ни перед родом Асикага, ни перед выскочками Имагава. Но, что делать с Иёри? Мне самому нужен хороший оружейник"

   В перегородке снова образовалась щель, и порог комнаты переступила молодая женщина, облачённая в простое, домашнее кимоно. Она поставила на пол поднос, опустилась на колени и стала готовить чай, наливая в маленький глиняный чайник воду из фарфорового чайника большего размера, стоявшего до той поры на огне крошечной жаровни.

   - Что-нибудь ещё, господин?

   - Что-нибудь будет позже. Я скажу, когда мне приспичит. А сейчас можешь идти, - резко сказал Такеёдзу.

   Женщина поклонилась, встала, поднесла поднос ближе к алтарю и, пятясь, удалилась.

   - Если не выйдет вернуть оружейника в замок, что будут говорить обо мне мои буси? - шептал самурай, держа чашку в руке и обмахивая её веером.

   "Сейчас монахи на чеку, но иллюзия безопасности расслабляет. Скоро заставы на дорогах и стража храма привыкнут к спокойной жизни. Вот тогда стоит предпринять ещё одну попытку. И пусть она будет выглядеть, как нападение на монастырь банды бродячих голодных ронинов. Только на этот раз я спланирую атаку сам", - решил Такеёдзу.

   Он выпил две чашки чая и решил спуститься во двор замка.

   "Посмотрю, что делает с молодыми самураями новый начальник стражи. Заодно, подвигаюсь с  боккеном в руках, выплесну свой гнев, чтобы с "чистым" разумом придумать план", - решил Такеёдзу. Он сунул за пояс одну из катан, отодвинул в сторону перегородку, кивнул буси, дежурившему возле внутренних покоев, и пошёл по коридору к лестнице, ведущей во двор.

 

   Понадобилось два месяца тайных, неспешных и сложных переговоров с главами самурайских кланов, близких к сёгуну. Такеёдзу пришлось давать расплывчатые туманные обещания, заверения в верности и желании услужить своим сюзеренам. Он клеветал и распускал слухи, сыпал намёками и прибегал к откровенной лжи, прежде, чем получил тайное согласие сёгуна на военную операцию против монастыря Мии-дэра.

   - У правительства в печёнках сидит самоуверенная независимость монастырской братии. Сёгун не знает, чего ждать от сохэев при очередном вооружённом мятеже. Люди бегут от голода из вымирающих деревень в горы. Из этих доходяг ронины Тайра формируют отряды. На дорогах неспокойно. Банды грабят обозы, идущие в Киото, - тихо говорил Такеёдзу своему доверенному телохранителю.

   Они сидели в саду замка и с просветлёнными лицами делали вид, что любуются первыми цветами на ветках сакуры.

   - Поэтому никто из вождей кланов не будет возражать, если пара монастырей потеряет свои ворота, а заодно, склады оружия и провианта.

   - Сёгун ещё скажет нам спасибо, что мы избавим его от непредсказуемых и сумасбродных сохэев, - улыбнулся старый самурай.

   - Мне его спасибо - до одного места, - рассердился Такеёдзу. - Никто не должен знать, что это мы задумали захватить Мии-дэра. Твои лазутчики узнали, где находится кузница Иёри, где арсенал монастыря, время смены караулов?

   - Всё, как ты приказал, господин. - Начальник стражи замка взял в руки прут и стал чертить на песке план монастыря. - Вот здесь - главные, а тут - двое второстепенных ворот. Здесь - постройки храма, святилище, казармы монахов, а вот тут - арсенал и кузница. Время смены караулов на заставах при подходе к Мии-дэра и монастырской охраны на стенах разное.

   - Тогда, будем атаковать в разное время заставу на тропе, ведущую к задним воротам, и сами ворота, закрывающие проход в горы. Нужно вырезать караульных тихо. Нельзя допустить, чтобы кто-то на стенах из-за нашей оплошности поднял тревогу.

   - Заставу я беру на себя, - сказал самурай.

   - Хай! - согласился Такеёдзу. - Снова устроим театр. Всех буси переодеть в одежду крестьян. Луки спрятать в повозках, мечи - под одеждой. Хорошо бы достать соломенные накидки от дождя. Командирам отрядов, в том числе и тебе, выдать кимоно с моном Тайра.

   - Бабочка клана Тайра? Хорошо придумано, - тихо засмеялся старик. - Уверен, крылья этого мотылька помогут перенести наших буси через стены.

   - Я тоже так думаю, - Такеёдзу подошёл к сакуре и понюхал маленький белый цветок. - Тайно, мелкими группами, соберёшь отряды в лесах вокруг монастыря. Я буду в одной из деревень у подножия горы Хиэй. Лучше всего затаиться в игорном притоне калеки Даисиро. Он - самурай и бывший мой вассал. Когда всё будет готово - пришлёшь кого-нибудь за мной. Уже на месте выберем ночь и время атаки. Надеюсь, всё понятно?

   - Хай, господин.

   - Тогла начинаем, - Такеёдзу подошвой гэта стёр план монастыря, оглядел чистый песок и вздохнул.

   - Пусть злые ками помогут нам, а монахов - покровителей проклятого Иёри покарает Райдэн¹.

 

¹ Райдэн. Бог грома и молнии. Обычно изображается окруженным барабанами (тайко) и бьющим в них. Таким способом он создает гром.

 

                                Глава 8

 

   Кадзуа Кассару - среднего роста худощавый мужчина в деловом костюме тёмно-серого цвета, которые обычно носят миллионы мелких клерков, сидел на третьем этаже токийского ночного клуба Womb в просторном кабинете для почётных гостей. Кадзуа имел обычное стандартное японское лицо, в меру длинную, слегка небрежную причёску. Волосы, отросшие на затылке, закрывали на треть воротник серой рубашки, а виски были аккуратно подбриты. Вероятно, в толпе, любой рассеянный взгляд просто скользнул бы по этому человеку, не зацепившись ни за одну особую примету. Он неделю назад прибыл из Нью-Йорка, оставив пустым уютный небольшой особняк на Манхэттене. Совершенно другого типа был человек, расположившийся по другую сторону стола. На мягком диване, слегка откинувшись на высокую спинку, устроился рослый, плотного телосложения джентльмен с острым взглядом близко посаженных к переносице узких глаз. Чёрный дорогой костюм, тёмно-синий галстук с алмазной булавкой, ослепительной белизны рубашка, чей воротник не мог спрятать часть татуировки на шее. Человека звали МиятубэТакума. Он являлся оябуном - боссом влиятельной группировки якудзы - Сигэкури-рэнго, клана, набравшего в последнее время значительную силу и, который стал наступать на пятки самым крупным и старейшим бандам Японии - Ямагути-гуми и Сумиёси-кай. Ночной клуб Womb был выбран местом встречи по двум причинам: середина недели, а в это время помещения клуба пустовали, чего не скажешь о выходных днях. И второе - здание находилось в тихом квартале с пустынными улицами, которые легко контролировались телохранителями Такумы. За спиной оябуна на почтительном расстоянии, чтобы не слышать деталей разговора, стояли два высоких молодых человека, под пиджаками которых легко угадывалось автоматическое оружие.

   - Итак, что заставило вас, мистер Кадзуа покинуть берега Америки и потратить столько усилий, чтобы встретиться со мной? - спросил оябун, доставая из внутреннего кармана пиджака кожаный портсигар.

   - Там, в Соединённых Штатах мы привыкли беречь время, - сказал Кадзуа Кассару. - У нас есть для Сигэкури-рэнго деловое предложение.

   - У нас - это значит? Напомните мне, кого вы представляете?

   - Дзайбацу-когэ.

   - "Денежный клан"? Никогда не слышал.

   - Простите, позволю себе заметить, что ваше неведенье выглядит странным, но простительным. Вы, очевидно, запамятовали или раньше не придавали нашей организации большого значения.

   - Сферы вашей деятельности?

   - Штаб-квартира нашего клана - на Гаваях. Мы целиком контролируем всю торговлю оружием и наркотиками на всём Тихоокеанском побережье Северной Америки.

   - Предположим. И, чего же вы хотите от меня?

   - Поставлю вопрос иначе, мистер Такума. Что можем предложить вам мы?

   - И что же это?

   - Последнее время ходят слухи, что война между Ямагути-гуми и вашим кланом неизбежна. Что этот самый крупный в Японии клан договорился о совместных действиях против вас с группировкой Сумиёси-кай. Вы почти утратили поддержку во властных структурах и политических кругах оппозиции близкой к победе на парламентских выборах. Финансовое положение Сигэкури-рэнго - не из лучших. Так называемые "деловые" журналы и бюллетени, которые вы заставляете пачками покупать крупные и мелкие компании, утратили свою притягательность для бизнесменов. Они больше не боятся разоблачающих статей и бегут под крышу Ямагути-гуми. Предприниматели всё меньше пользуются серыми схемами ведения бизнеса. Им больше не нужны ваши услуги по отмыванию денег и помощь в уходе от налогов. Охрана подпольных публичных домов, защита нелегальных доходов от притязаний полиции, крышевание сутенёров приносят вам гроши. У вас остаётся прибыльными несколько отраслей деятельности. Это подпольный игорный бизнес и давление на советы директоров крупных транснациональных компаний с целью получения отступных во избежание несчастных случаев и, так называемых техногенных, но, к сожалению, вами же устроенных катастроф на предприятиях. Но, - Кадзуа взял предложенную ему сигару и дождался, пока один из телохранителей оябуна поднёс ему огонь зажигалки.

   - Но, - продолжал гость. - Год назад отправили в отставку министра юстиции, который признался в связях с вашим кланом, и вы лишились мощного рычага давления на корпорации, утратив важный элемент защиты. Власти давно точат на вас зуб, а конкурирующие кланы готовы выдавить вас из многих сфер бизнеса.

   - Довольно, - Такума поднял ладонь с зажатой между пальцами сигарой. - Возвращаю вам ваш вопрос. Что вы можете нам предложить?

   - Через ваши структуры поставку оружия на подпольный рынок, долю игорного бизнеса на Гавайях, в Калифорнии и на значительной части Восточного побережья, включая Нью-Йорк и самое главное - возврат покровительства властей и уважение значительной части жителей Японии.

   - После того, как мы помогли восстановить многие прибрежные города после последних землетрясений и цунами, нас и так уважают, - веско сказал оябун.

   - Это уважение другого характера. Скорее - благодарность нищих, - сдержанно улыбнулся Кассару. - Я имею в виду иное. Уважение всей нации.

   - Хорошо, - снова поднял ладонь Такума. - Оружие - это хорошо, доходы на американском игорном рынке - ещё лучше. Но, что касается уважения, сомневаюсь, сможете ли вы дать нам это. И каким образом?

   Кадзуа Кассару помедлил, разглядывая сквозь завесу табачного дыма лицо оябуна, а потом, сказал:

   - Вы вернёте Японии одно из национальных сокровищ, утраченное во время Второй Мировой войны.

   Пауза и перестрелка взглядами продолжалась добрых две минуты.

   - И что же это за сокровище? - нарушил тишину Такума.

   - Меч одного из величайших оружейников, клинок, принадлежавший когда-то клану Токугава.

   Оябун изумлённо уставился на странного гостя.

   - О-о! Этого не может быть, - пробормотал Такума. - Если только речь не идёт о катане мастера... - оябун сделал паузу и оглянулся. - Вы нашли этот меч?

   - Да, его обнаружили в США, и мы знаем, у кого он сейчас, а вернуть меч родине моих предков - дело чести и техники.

   Оябун опустил голову и долго раздумывал над необычным и щедрым предложением.

   - А теперь, спрошу. Что вы хотите от клана Сигэкури-рэнго?

   - Союз с вами поможет Дзайбацу-когэ монополизировать нелегальный оружейный рынок Японии и торговлю наркотиками. Мы поставим на острова самый лучший товар из Афганистана, Колумбии и Юго-восточной Азии. Оружие пойдёт через подставные фирмы со складов Министерства обороны США. Оно, как правило, захвачено у террористов на Ближнем Востоке и подлежит утилизации, но мы договорились с нашими контрагентами. По документам стволы будут уничтожены, но часть: автоматы Узи и многое другое осядет в нашем арсенале. Прибыль от всех сделок - пополам. Кроме того, мы поможем Сигэкури Рэнго нашими боевиками. Среди них есть китайцы, корейцы, выходцы с Окинавы. Все они служили в американской морской пехоте или специальных подразделениях. Здесь, на островах их никто не знает и никто, никогда не видел. Это поможет одержать победу над Ямагути-гуми, и тогда мы с вами станем хозяевами Японии.

   - Хорошо. Считайте - мы договорились, - после продолжительных раздумий сказал оябун. - Когда я увижу меч?

   Кадзуа Кассару помолчал, словно вспоминая, что ещё предложить своему собеседнику.

   - Это зависит от нескольких факторов, не имеющих отношения к нашему общему бизнесу. Сейчас объясню, - торопливо сказал Кадзуа, заметив нетерпеливый жест Такума. - Мне, вернее, моему человеку нужен доступ к серверам аэропорта Токио, токийского морского порта и центра обработки информации главного железнодорожного вокзала.

   - Погодите, Вам, очевидно, необходимо знать, либо местонахождение человека, который прибыл недавно в Японию, либо некий, пока невостребованный груз, типа железнодорожного, морского или авиа контейнера. Так?

   - Мне остаётся лишь удивиться вашей проницательности, Такума-сан. Вы правы. Это то, что мне нужно. Остальное сделает мой человек. И тогда – меч ваш.

   - Давайте имя человека, которого требуется найти, - сказал Такума и протянул руку ладонью вверх.

   Заокеанский гость достал из внутреннего кармана пиджака лист бумаги и протянул его оябуну. Тот опустил глаза, чтобы прочесть содержимое записки.

   - Но тут - целый список из десяти  человек.

   - Да, - невозмутимо подтвердил Кадзуа. - Все они прибыли в Токио в один день, и мне нужно знать, когда и куда они отправились отсюда.

   Такума думал всего несколько мгновений.

   - Хай! Пришлёте своего человека в этот же клуб через, скажем, четыре дня. У хозяина заведения его будет ждать исчерпывающая информация по всем этим людям, - кончик потухшей сигары коснулся списка. Что-нибудь ещё?

   - Это всё, мистер Такума, - гость медленно поднялся на ноги. - Благодарю за потраченное время. Надеюсь, мы скоро увидимся.

   - Вы знаете, каким образом связаться со мной, - сказал оябун, не вставая и принимая кивком головы почтительный поклон Кадзуа.

   Гость, застегнув пиджак на все пуговицы, вышел, а Такума поманил к себе пальцем человека, до сей поры прятавшегося в дальнем тёмном углу помещения.

   - Что скажешь? - спросил у него оябун, вынимая из прорези на лацкане пиджака миниатюрный микрофон и с раздражением бросая его на стол.

   - Я проверил все его письменные и устные рекомендации. Он действительно тот человек, за кого себя выдаёт. Сигэкури - рэнга - молодая, но мощная группировка якудзы на Западном побережье США. Имеет влиятельных покровителей на Гаваях и в Министерстве обороны гайдзинов, - сказал сайко-комон¹.

   - Знаю, знаю. Ты уже говорил. Этот парень - подарок судьбы в предстоящей войне с Ямагути-гуми. Я - не об этом. Меч? Что ты думаешь на этот счёт?

   - С этим Кадзуа сюда приехал человек. Он всё это время сидел за рулём скромного Ниссан на стоянке клуба. У парня на лице - следы от недавних ожогов и нет фаланги на мизинце. Думаю, что за ним нужно установить слежку. Он опасен и привлекает внимание. Весьма возможно, что он будет для нас проблемой.

   - Мы - не полицейские, - проворчал оябун. – Если он так опасен, может лучше отправить калеку к праотцам?

   - Это не лучшее решение. Наши люди уже не сводят с него глаз. Думаю, что этот кореец, японец или китаец возглавляет группу по розыску редкой катаны, если она конечно здесь на Ямато. Он сам приведёт нас к цели. В конце концов, если этот тип достигнет успеха, мы поможем ему раствориться в маленьком бассейне какого-нибудь заброшенного дома, пострадавшего от землетрясения. А потом придержим меч и покажем правительству клинок сами в нужное время. В конце концов, мы живём в стране, где конкуренцию ещё не отменили.

   "Ты так хитёр, что тебя следовало бы убить", - подумал оябун, а вслух сказал:

   - Хорошо. Займись этим делом, но сделай так, чтобы наши интересы и намечающееся сотрудничество с Сигэкури-рэнга не пострадали.

   - Хай! - наклонил голову сайко-комон.

   В эту минуту Кадзуа Кассура садился в потрёпанный временем Ниссан серого цвета. Водитель тут же завёл двигатель, и машина, плавно развернувшись, скрылась в лабиринте переулков. За ней, не зажигая габаритных огней, тронулись два мотоциклиста, скрывавшиеся до этого в ближайших подворотнях.

   Кадзуа обернулся, посмотрел назад и сказал водителю:

   Через четыре дня к вечеру заедешь сюда один. Тебе дадут нужный список. Имей в виду - наверняка люди Такума будут следовать за тобой по пятам. Сделаем вот что. Ты живёшь в отеле Синдзюку. Отель оборудован подземной парковкой. Пусть твои парни возьмут в аренду три таких же автомобиля, как этот. Сделаешь идентичные номерные знаки, и прежде чем ты отправишься на поиски мистера Вагнера, пусть трое твоих людей покинут отель с разницей в три минуты на одинаковых авто. Не думаю, что у наших партнёров хватит людей, чтобы взять твой след. Ты понял меня, Киёси?

   - Хай! - человек с обожжённым лицом наклонил голову, крепко держа руль левой рукой, одетой в чёрную перчатку.

   - И помни, - продолжал Кадзуа. - Ещё одна ошибка, и мне будет мало твоего мизинца.

   - Хай, господин.

 

¹ Сайко-комон - старший консультант. Одна из высших должностей в иерархии японской якудзы.

 

                                                   ***

 

   - Микки, Микки, - бормотал Вагнер, ёрзая перевязанным затылком по подушке. - Сталь... Пора, цвет утренней зари... Клинок. Где клинок?

   - Он бредит, - сказал Имагава Тосиро, внимательно наблюдая за лицом Ярополка.

 

 

  

   - Похоже на то, - подтвердила Микки, вытирая пот со лба Вагнера. - Но доктор сказал, что это пройдёт.

   - Удивляюсь, каким образом лесничий ухитрился найти нашего парня? - старик Тосиро отступил в сторону от татами, где лежал Ярополк и уселся в углу. - Врач говорит, что гайдзин пролежал в расщелине без сознания двое суток. А ведь был лёгкий мороз, снег. Гипотермия и всё такое...

   - Ками леса охраняли его, - сказала девушка, прикладывая ладонь к горячей щеке Вагнера. - Они же привели на это место лесничего. Он увидел в сугробе чёрную кожу тубуса и потянул за него.

   - Скажешь тоже - ками. Лесничий просто ехал на снегоходе, проверяя дорогу. Вот и всё.

   - Но он бы ничего не заметил, и Пол остался бы лежать там, где лежал, пока не замёрз, - возразила девушка.

   - Скажи спасибо человеческому любопытству. Иногда эта людская слабость приносит пользу. Парень так крепко обнимал свой тубус, что лесничий захотел узнать, какая сила держит этот чехол под снегом. Он открывал тубус?

   - Не думаю. Там висит маленький замочек. Такой же, как на чемоданах.

   - Интересно, что в этом чехле?

   - Мне тоже интересно, дедушка. Тубус - довольно лёгкий. Если бы там были чертежи, плотная бумага сидела бы плотно. А так, что-то болтается в нём.

   - Ладно. Если Вагнер-сан захочет, он сам нам покажет, что там спрятано. А почему лесничий привёз парня к нам, а не доставил в больницу?

   - Ближайшая больница - в пятидесяти километрах. Лесничий сразу же стал рыться в куртке у Пола, нашёл в карманах американский паспорт и твоё письмо к Акира-сама. Вот он и позвонил сюда, а я велела ему везти Вагнера к нам.

   - Напрасно, лучше бы сразу – к врачам.

   - Врач сказал, что я правильно сделала. Если бы наш гость быстро не попал в тепло, он бы, скорее всего, погиб. Его бы не довезли до больницы. С помощью бабушки и лесничего я его тут же отнесла и положила в офуро¹.

   - Отнесла? Положила? Голым?

   - С бабушкой, - Микки покраснела.

   - Ой, Микки, Микки, - покачал головой старик.

   - Вагнер не тяжёлый... И потом... - Начала оправдываться девушка.

   - Не тяжёлый? Я не об этом, - старик поймал смущённый взгляд Микки. - Ладно. Забыли. Мне только интересно, какие ещё раны ты нашла на теле этого парня?

   - Ну, причём здесь я и раны? Доктор сказал, что у него - сильный ушиб затылочной части головы и, возможно, сотрясение мозга.

   - И?

   - Может быть кратковременная потеря памяти. Нам нужно будет разговаривать с ним, чтобы вызвать ассоциации, воспоминания. Я не могла его отправить в больницу. Кто там с ним будет общаться?

   - О, боги, - воскликнул Тосиро. - Нам не хватало парня с амнезией... 

   - Где я? - голос Вагнера заставил старика замолчать.

   Девушка тут же повернулась в сторону больного.

   - Пол! Это я - Микки.

   - Пол? Микки?

   - Да, посмотри на меня.

 

¹ Офуро - японская баня.

 

   - Что это было? - рука Ярополка потянулась к затылку. - Больно!

   - Конечно, больно, - быстро заговорила Микки. - Случилось землетрясение. Ты ехал на байке. Грунт на тропе разошёлся, и тебя камнем ударило по голове. Ты помнишь это?

   У Вагнера вытянулось лицо, глаза затуманила тень воспоминаний.

   - Да, да.  Но только, это не камень, а кусари фундо.

   - Что? - девушка обернулась к Тосиро.

   - Он говорит о боевой цепи с грузом. Оружие ниндзя.

   - Да, да. За воротами нас ждали синобу. У них в руках были кусаригамы²...

   - Вагнер-сан. Пожалуйста, лежи, -  Микки силой удержала Ярополка на татами.

   - Меня зовут Иёри, - устало сказал Пол. Он поднял руки и сжал виски. - Такеёдзу! Опять этот проклятый Мацудайра Такеёдзу. Он хочет убить меня.

   - Успокойся. Пол! - девушка положила прохладную ладонь на лоб Вагнеру.

   - Меня зовут Иёри. Только не говорите Такеёлзу, что я жив.

   - Не беспокойся, - успокоил раненого Тосиро-сама, подходя ближе. - Давай-ка, парень, поспи. Глядишь, завтра тебе станет лучше, тогда и поговорим.

   Вагнер закрыл глаза и затих. Девушка изумлённо смотрела на старика.

   - Не знаю. Может у него и есть провалы в памяти, но какие-то странные, - сказал Тосиро. - Микки! Знаешь, кто такой Мацудайра Такеёдзу?

   - Нет.

   - Эх, молодёжь! - вздохнул старик. - Ступай за мной.

   - А как быть с Вагнером? Его нельзя оставлять одного.

   - Что же с ним всю ночь сидеть? Ничего ему не сделается.

   - Дедушка! - возмущённо зашипела Микки.

   - Ладно, ладно. Скажи своей ненаглядной бабке, пусть побудет с ним час, другой. А ты - иди за мной.

   Тосиро провёл Микки галереей в свою школу, открыл дверь маленького кабинета, где на полках стояли несколько толстых томов и нашёл потрёпанную временем книгу "История самурайских родов Японии".

   - Вот, читай, - палец старика упёрся в текст.

   - Мацудайра. Младшая ветвь рода Нитта. Возможные потомки императора Сэйва Гэндзи. Состояли в родстве с кланом Фудзивара. Основатель рода - Мацудайра Такеёдзу. Из рода Мацудайра вышел первый сёгун эпохи Токугава - Токугава Иэясу, сменивший имя Мацудайра Такетие на Мацудайра Мотонобу, затем на Мацудайра Мотоясу и, наконец, на Токугава Иэясу в 1567 году, - прочитала Микки.

   - Вот это да, - ахнула девушка. – Значит, этот Такеёдзу - предок великого сёгуна? Но почему Вагнер решил, что самурай, который давно превратился в тень, в несколько иероглифов на этой странице, хочет его убить?

   Старик пожал плечами.

   - Странно. Такеёдзу Мацудайра жил в четырнадцатом веке. Наверное, у нашего гайдзина - галлюцинации на почве сотрясения мозга. Весьма возможно, парень что-то читал об этом самурае. Скорее всего, так и есть. И ещё одно. Зачем американцу знать секреты плавки оружейной стали? Странно, Очень странно.  Посмотрим, что будет дальше. Может, и правильно было - оставить его у нас. Иначе, ждала бы твоего парня психбольница.

   - Дедушка! - возмущённо закричала Микки.

   - Ладно, молчу. Ступай к своему Вагнеру.

 

   Следующее пробуждение было не таким болезненным. Иёри открыл глаза и увидел маленькую, чистую комнату, где с потолочных балок не свисали пучки трав, старые подковы, ремешки кож, сломанные клинки. Помещение выглядело опрятной кельей братьев, ищущих просветления. Оружейник повернул голову набок и, ощутив покалывание в области затылка, поднял руку. Затылок туго обхватывала повязка. Когда зрачки обежали всю комнату, Иёри понял, что снаружи через открытое окно проникает солнечный свет. Было раннее утро, и рядом на странном табурете с резной спинкой сидела девушка в непривычной для глаза оружейника одежде. Тонкий шёлковый халат обнимал худенькие плечи. На ткани цвели алые пеоны, а из-под халата выглядывали тонкие голые лодыжки и странная обувь - что-то вроде дзори, только вместо соломы ступни девушки обтягивала плотная ткань с нашитыми сверху забавными мохнатыми шариками, похожими на головки одуванчиков.

   "Почему я здесь? Где это я? - подумал Иёри, начиная волноваться. - Ах, да! Ночная атака банды ронинов и синобу на монастырь".

   Оружейник снова закрыл глаза и стал вспоминать события страшной ночи. В тот день он, по заведённому порядку, постился, потом ближе к вечеру отправился в главный храм обители, где посвятил очищению души и разума несколько часов вплоть до заката. Потом вернулся в мастерскую, вымылся, переоделся в чистое, повязал отросшие волосы повязкой с начертанным чёрной краской заклинанием и отдал распоряжения ученикам. Свет, исходящий от пылающего угля, играл тенями на сосредоточенных лицах подмастерий, а в огне лежал новый клинок - длинный меч - тати, которому предстояло пройти процесс закалки и отпуска. Монастырский колокол, как всегда в это время, ударил только один раз, возвещая, что наступила полночь...

   Иёри наморщил лоб, пытаясь вспомнить, в какой момент началась суматоха.

   "Это случилось, когда клинок с рассыпанным по всей длине горящим углем стал приобретать малиновый оттенок", - оружейник продолжал выстраивать цепочку умозаключений.

   В абсолютную тишину кузницы, прерываемую только тихим дыханием учеников и потрескиванием горящих углей, сначала проник близкий глухой вопль, а потом, сдавленный крик. Стрела прошила тонкую стену и впилась в деревянный столб, поддерживающий кровлю. Вторая стрела, появившись из темноты, вошла ученику, сидевшему рядом с горном, в левый висок. Мальчик упал, заливая кровью огонь. Все вскочили, застыв на месте с расширенными от ужаса глазами. Звон мечей вывел Иёри из оцепенения. Он быстро поднялся на ноги и, таясь за приоткрытой дверью, стал всматриваться в сумрак ночи, где уже метались на стенах факелы, а на галерее, соединявшей казармы монахов с задними воротами, дрались люди. Света Луны было достаточно, чтобы увидеть нескольких сохэев, которые, выставив перед собой нагинаты, отбивались от шеренги призраков.

   "Нет. Это были не призраки, - подумал Иёри. - Чёрные и тёмно-серые дырявые кимоно, длинные луки, перекинутые за спины, утигатаны, рассекающие плоть монахов и отпускающие на свободу алую кровь".

   Тихий долгий стон вырвался из груди оружейника.

   "Что было потом? Сейчас, сейчас... Да, вот оно... Брат Го появился в кузнеце, проломив тонкую тростниковую стену. С ним был человек, лицо которого не удавалось рассмотреть в темноте мастерской. Нет. Нет. На плечах монаха висело чудовище с косматой головой и горящими глазами. Брат Го стряхнул чудовище со спины и полоснул врага вакидзаси по груди".

   - Скорее, - крикнул монах, хватая Иёри за шиворот кимоно.

   - Что случилось? Кто эти люди? - заикаясь от страха, спросил оружейник.

   - Кто-то из наёмников сёгуна. Чего встал? Иди за мной, иначе останемся лежать здесь и плавать в лужах собственной крови.

   Монах выглянул за дверь и, махнув рукой оружейнику, выскользнул во двор. Иёри последовал за ним. Едва они покинули кузницу, в пролом, проделанный монахом, влезли одна за другой несколько теней. Но Иёри и монах уже бежали по переходу к задним воротам монастыря, где ещё было темно и тихо. Несколько раз утигатаной, взятой возле трупа, лежащего теперь на холодном полу кузницы, брат Го встречал удары пик, направленные в него или в оружейника. Вслед неслись стоны и проклятия, топот ног врагов, бросающихся за беглецами. Возле башен, охраняющих задние ворота, уже не было стражи. Все монахи бросились на помощь главным силам, застигнутым врасплох у казарм. Брат Го, обернувшись к пылающим постройкам монастыря и держа наготове меч, схватил Иёри за рукав кимоно.

   - Открывай эти проклятые створки! - крикнул он, показывая оружейнику на толстый брус запирающий ворота.

   Иёри бросился выполнять приказ. В это время стрела с тихим шелестом прошла над головой кузнеца и впилась в дерево.

   - Стой!

   Иёри узнал этот голос. Такеёдзу во главе трёх буси, один из которых вновь натягивал лук, подбегал к воротам. Брат Го обернулся и принял боевую стойку. Оружейник замер, боясь пошевелиться. Самурай перешёл на шаг, выравнивая дыхание. Над его головой взвилась утигатана.

   - Узнаёшь свой клинок, сын лисицы? - крикнул Такеёдзу.

   Он подходил всё ближе скользящим осторожным шагом, аккуратно и плотно ставя подошвы своих дзори на деревянный настил галереи.

   - Открывай ворота! - снова закричал монах, медленно отступая, и не давая врагам обойти себя с флангов.

   Иёри отвернулся и стал изо всех сил тащить в сторону брус. Взвизгнула тетива, потом раздался тихий треск и дробный стук падения щепок на камни. Это монах молниеносным движением своего меча разрубил надвое стрелу. Стальной наконечник и оперение  покатились под ноги Иёри. Внезапно брус поддался, и тяжёлая створка ворот образовала щель. Иёри проскользнул в неё, круто развернулся на пятках и крикнул:

   - Брат Го! Бежим!

   Но монах, словно не слыша оружейника, бросился на самураев, у которых на груди белел мон Тайра. Иёри застыл на месте, он не мог оторвать глаз от быстрых перемещений тел, от искр, которые высекали клинки, от молниеносных выпадов и скользящих ударов. Два самурая уже лежали на земле, корчась от боли, зажимая ладонями раны. Монах и Такеёдзу, тяжело дыша, стояли лицом к лицу.

   - Вижу, у самураев не получается сражаться без доспехов, - насмешливо сказал брат Го. - Рваные кимоно крестьян служат слабой защитой изнеженным телам.

   - Зато у тебя под плащом я вижу бронзовые накладки на кожаной куртке, - с сарказмом ответил Такеёдзу.

   - Боги благосклонны к тем, кто осторожен, кто спит, не расставаясь с оружием, - ответил монах, перемещаясь вдоль ворот из стороны в сторону.

   - Может ты и есть тот самый сохэй, который убил трёх буси на дороге в Киото?

   - Может я, а может, кто другой, который не поленился выпустить кровь из отважных самураев, атакующих втроём одного.

   - Отправляйся в храм, почитай суры. Тебе нужно просветление, а мне - мой оружейник, - сказал Такеёдзу, прислушиваясь к звукам за спиной.

   А в монастыре стихал лязг стали и шум битвы. Слышались тревожные крики самураев Мацудайра.

   - Так, чего же ты медлишь? Бери его, - ответил монах, отступая в сторону и опуская клинок.

   У Иёри по спине прокатился холодок, а на лбу выступил пот. От ужаса он не мог двигаться. Его ноги словно приросли к деревянному настилу за воротами.

   Такеёдзу, держа меч перед собой, обходил брата Го. Когда до ворот оставалось два шага, самурай молниеносно взмахнул утигатаной и резко опустил её, целясь в основание шеи монаха. Но сталь свистнула в воздухе, не встретив даже слабого сопротивления плоти. Сохэй увернулся и, в свою очередь нанёс ответный скользящий удар. Такеёдзу опустил свой меч и схватился левой рукой за плечо. Потом круто развернулся и бросился бежать навстречу крикам своих буси.

   - Всё. Уходим, - прохрипел монах, толкая Иёри в грудь.

   Они побежали вверх по узкой дороге, ведущей в темноту и горы. Сохэй и оружейник сворачивали несколько раз на почти незаметные ответвления тропы и шли всю ночь.

   К утру путники, обессиленные и продрогшие, выбрались на маленькую поляну в самой чаще высокогорного леса, где в слабом свете наступающего дня увидели хижину.

   - Теперь, это твой дом, - сказал монах, закрывая за собой ветхую дверь. Он загремел какими-то предметами на полке, прибитой к стене, и нашёл там огниво, а затем и трут. Через несколько минут в маленьком очаге горел огонь, а монах прилаживал над пламенем железный горшок на длинной ручке.

   - Сходи за снегом, - он подал Иёри пустое, трухлявое деревянное ведро.

   - У тебя - кровь на кимоно, - сказал оружейник.

   - Знаю, - брат Го попытался поднять левую руку, но не смог.

   - Проклятый самурай, - прохрипел монах, - Задел.

   - Дай посмотрю.

   - Пить хочется. Ступай за снегом.

   Когда оружейник вернулся, монах сидел голый до пояса и затягивал вокруг ключицы полосы ткани, нарезанные из кимоно.

   - Ну, что? - с беспокойством спросил Иёри.

   - Рана пустяковая, но твой Такеёдзу перерезал мне сухожилие.

   - Что теперь делать?

   - Буду молиться, чтобы Будда и Каннон-ками¹ помогли жилам сростись.

   - Может, нам вернуться в монастырь? Наверняка, самураи ушли.

   - Конечно, ушли. Взяли то, что плохо лежит, сожгли ворота и к рассвету растворились в лесу. Да и монахи давно уже пришли в себя. Это они поначалу сосредоточились возле главных ворот и святилища, защищая ищущих просветления, а потом, поняли, что нападающих не так уж много и дали им отпор. Но мы не будем возвращаться туда.

   - Почему? Здесь - холодно и нет еды.

   - О, боги! Опять ты о еде? У тебя было голодное детство?

   Иёри не стал отвечать. Перед его глазами возникло лицо Мастера и полупустые полки кладовых кузницы сенсэя. Учитель предпочитал покупать железо и уголь, экономя на рисе и рыбе.

   - Такеёдзу уже два раза пытался тебя убить, а значит, он опять попробует это сделать. Не удалось вчера, получится завтра. Но мы не умрём от истощения. Здесь - лес. Еда сама бегает по кустам. Сделаем лук, стрелы. Оо-яма-цуми-но ками² не оставит нас в беде.

   - А кто из лука стрелять будет? У тебя вон рука не поднимается.

   - Такая маленькая неприятность – очень веская причина сделать из тебя охотника и воина, - улыбнулся брат Го.

   - Моё дело - не убивать, а ковать хорошие мечи и ненавидеть Мацудайра.

   - На одной ненависти далеко не уедешь. Жрать захочешь - научишься всему, в том числе, убивать. Или ты думаешь, что, делая мечи, ты не становишься причастным к убийству?

   - Не знаю.

   - Спроси об этом Такеёдзу.

   - О! - воскликнул Иёри. - С каким наслаждением я бы всадил меч ему в грудь по самую рукоятку.

   - Вот и учись, пока я жив. А не то - ещё один такой бой, и я лишусь не только руки, но и головы, - с печалью в голосе сказал брат Го.

   "А что было потом?", - Иёри открыл глаза и уставился в потолок, едва справляясь с головной болью, появившейся в области затылка. Боль была такая, словно голодная лошадь нашла остатки рисовой лепёшки в голове Иёри и теперь топталась вокруг, не зная, каким образом подцепить еду жадными губами.

   "Мы прожили в хижине всю весну и лето. Брат Го сделал лук, стрелы и два боккэна. Он научил меня стрелять и орудовать мечом, но мне такая жизнь была не по душе. Я тосковал по железу, горну, огню, звукам ударов молота".

   - Землетрясение! - воскликнул Иёри. - Вот что это было... Землетрясение!

 

   Крик Вагнера разбудил Микки. Она вскочила со стула и подбежала к циновке, на которой лежал больной.

   - Всё, всё хорошо. Вагнер-сан, милый. Я здесь.

   - Это было землетрясение, - прошептал Ярополк.

   - Ты вспомнил? Это хорошо. Ты ехал на байке в Эдо, когда всё началось.

   - Кто ты?

   - Я - Микки. Не узнаёшь?

   Вагнер отрицательно мотнул головой и поморщился. Девушка поправила повязку, высыпала на ладонь две таблетки розового цвета и подала Полу чашку с водой.

   - Вот, выпей.

   - Что это? - Вагнер подозрительно уставился на странные крошечные кружочки.

   - Это - лекарство. Доктор сказал, что нужно принимать по две таблетки три раза в день.

   - Доктор?

   - Да. Врач, лекарь.

   - Лекарь?

   Вагнер, помедлив, потянулся к чашке. Он понюхал лекарство, положил таблетки себе в рот и запил водой.

   - Где я?

   - В доме моего дедушки, - Микки обвела рукой помещение.

   Взгляд Вагнера наткнулся на фотографию Имагава Тосиро.

   - Это твой дед?

   - Да. Ты узнал его?

   Вагнер свёл вместе брови.

   - Он - самурай, мастер меча?

   - Слава богам! Ты узнал его.

   - Назови имя твоего дедушки.

   - Имагава Тосиро.

   - Имагава... - пробормотал Ярополк. - Клан Имагава - соперник Ода и Мацудайра.

   - Всё это в прошлом, - огорчённо сказала Микки, расстроенная бредом Вагнера.

   - Голова болит, - пожаловался тот. – Ты назвала своё имя...

   - Микки, - откликнулась девушка.

   - Ты очень красива.

   - Только заметил. А раньше не мог?

   - Если бы встретил раньше… - тихо сказал Вагнер, закрывая глаза.

   Он пытался вспомнить, что случилось перед землетрясением и после него.

 

¹ Каннон-ками. Богиня милосердия и сострадания.

² Оо-яма-цуми-но ками. Бог - дух Больших гор.

 

 

   "Когда стало холодно, и на землю начали падать первые красные листья клёна, брат Го ушёл. Он сказал, что пойдёт проведать монастырскую братию и узнать о новостях. Я от безделья смастерил из веток лозы и жердей игрушку – небольшую тележку, две оси, две деревянные втулки, два колеса. Потом уселся на эту повозку и скатился по склону горы до поляны, где мы стреляли куропаток..."

   Пока Иёри тащил тележку обратно на гору, он весь взмок и решил, что такое средство передвижения хорошо, если ехать на нём куда-то вниз, а вот тащить её на себе - слишком тяжёлая работа. Оружейник бросил своё изобретение в кусты и уселся возле костра, над которым в маленьком медном помятом горшке варилась похлёбка из грибов. Потом вспомнил наставления монаха о ежедневных тренировках, подобрал с земли боккэн и выполнил два десятка кат, разученных с братом Го. Жилы у монаха так и не срослись должным образом, но и одной рукой монах орудовал очень ловко.

   Наступила ночь, а потом, утро. На лес вдруг опустилась тишина, заставив Иёри очнуться от предрассветной дремоты. Оружейник поднял голову и насторожился. Не было слышно ни пения птиц, ни стука клюва дятла, ни тихого шороха в кустах, где устроили гнездо мыши. В разрывах деревьев мелькнул пятнистый бок оленя. Он мчался на восток, где над горами уже показалось солнце. Где-то хрустнула ветка, а затем, послышалось хриплое дыхание. Из-за ствола сосны показалась быстро идущая фигура монаха. Увидев Иёри, он приложил палец к губам, предупредив приветственный возглас приятеля.

   - Тише. Быстро собирайся. Уходим отсюда.

   - Что случилось? Что-то с монастырём?

   - Храм стоит на месте. Ворота починили, они крепко заперты, но в одной деревне неподалёку от стен я наткнулся на шпионов Такеёдзу. Узнал молодого самурая и ещё двоих буси, которых видел той ночью, когда напали на монастырь. Мне кажется - один из шпионов заметил меня и тоже узнал. Надо уходить. Если они и не сразу отправились за мной, то сейчас уже идут по следу. На тропе - пыль. Узор на подошвах моих дзори слишком приметен.

   - О каких узорах ты говоришь?

   - О дырах, через которые пальцы оставляют отпечатки на тропе. Надо уходить.

   - Сколько людей Такеёдзу ты видел?

   - Троих - точно, но не ручаюсь, что в окрестных деревнях не прячутся остальные. Им собраться вместе - раз плюнуть.

   - Но у нас есть лук, - Иёри потряс в воздухе древком.

   - Угу, - пробормотал монах, завязывая узел на рогожном мешке, куда он побросал вяленые куски зайчатины. - Тетива - из сухих волокон ивы. Много ли им настреляешь?

   - А твой меч?

   - Не болтай чепухи. Один клинок на одну мою здоровую руку и на две твоих неумелых против десятка утигатан. Что стоишь? Живо собирайся.

   Где-то, довольно близко, послышался тихий окрик, потом ещё один.

   - Вот они, - прошептал брат Го. - Беги. Я попытаюсь их задержать, - монах выхватил из рук Иёри лук и нырнул в хижину за колчаном.

   - Ты ещё здесь? Беги, пока не поздно.

   - А ты?

   - За меня не беспокойся. Я уведу их подальше в горы, а там боги нам помогут. Со мной - вакидзаси и утигатана. Уходи.

   - Нет.

   - Пойми, чудак. Ты мне в схватке - обуза. Мне придётся заботиться не только о своём, но и о твоём тощем заде. Забыл, что у меня только одна рука?

   - Хай! - решился Иёри. - Где увидимся после?

   - Останься в живых, и я найду тебя, - сказал монах, прячась за дерево.

   Иёри достал из кустов свою тележку, оседлал её и оттолкнулся ногами. Монах оглянулся на треск и с изумлением увидел странное зрелище. Иёри мчался по склону на деревянной скамейке, оборудованной двумя колёсами из прутьев ивы. Казалось, что повозка сама ловко объезжала кусты и рытвины. Но это кузнец ловко отталкивался от земли, не позволяя скамейке опрокинуться. От колёс валил белый дым. Втулки от трения с деревянными  пустотелыми осями начали нагреваться и гореть, выбрасывая в стороны язычки пламени. Через несколько мгновений парень скрылся из вида.

   В это мгновение монах услышал за спиной шорох и обернулся. Из-за ствола толстого дерева вышел человек в жёлтом кимоно, соломенной накидке и широкополой амигаса¹. Он повёл плечами, плащ соскользнул на землю, за ним в кусты полетела шляпа, и человек, выхватив из-за пояса меч, бросился на сохэя. Брат Го, держа утигатану в левой руке лезвием вниз, сделал шаг в сторону, уходя с линии атаки. Он едва успел пропустить клинок врага в одном бу² от своего плеча. Когда тело противника оказалось настолько близко, что щёку монаха обожгло хриплое дыхание, меч сохэя взлетел вверх и вправо, рассекая плоть буси потерявшего связь с землёй и опору. Мгновенно развернувшись на пятках, брат Го увидел стальной шар усеянный шипами, летящий прямо в лицо. Сохэй пригнулся, не выпуская из поля зрения рваные варадзи³ на ногах нового врага, шар пролетел над головой монаха и застрял в стволе дерева. Сохэй выпрямился и увидел на другом конце звенящей от напряжения цепи - манрики-кусари⁴, сначала сжатую в кулак руку, а потом лицо, искажённое гримасой ярости. Брат Го в два прыжка преодолел расстояние, отделяющее его от противника. Тот бросил цепь, в руках у него появилась палка, а из неё противник выхватил кинжал. Сверкнула сталь, и лезвие с неприятным хрустом вошло в бедро монаха. Ответный выпад меча сохэя опрокинул врага на спину, а повторный удар в живот пригвоздил его, словно гигантскую бабочку, к земле. Монах выпрямился и, хромая, отбежал за ближайшее дерево, ища взглядом новых противников. Сякэн⁵ догнал его в тот момент, когда ствол огромной ели, почти закрыл собой большое тело монаха. Брат Го ощутил ожёг, потом боль в затылке и, уже падая, услышал тугой свист стрелы, попавшей ему под левую лопатку. Сохэй споткнулся и упал на колени, опираясь руками на рукоять меча. Удар тэцубо⁶ по голове заставил монаха ткнуться лицом в сухие иглы ели у подножия ствола.

   Три человека в мешковатой одежде тёмно-серого цвета, держа мечи перед собой, вышли из-за деревьев. Один из них подошёл к сохэю, вонзил в неподвижное тело лезвие утигатаны, а потом перевернул брата Го на спину.

   - Готов! - сказал он. - Нужно найти его приятеля. Тот не мог далеко уйти.

   - Тогда, почему мы стоим? - откликнулся его товарищ. - Солнце высоко. Догоним парня ещё до заката. Тем более, что этот дуралей скатился вниз по склону. А там - одна дорога. К монастырю.

   Три человека, подобрав с земли оружие, стали спускаться под гору, выстраиваясь в цепочку.

   Иёри, затаившись в кустах, наблюдал, как головы его врагов замаячили в высокой траве. На расстоянии полёта стрелы они казались не больше косточек вишен. Буси вышли на свежий след тележки и теперь двигались вниз по склону быстрым шагом.

   "Куда бежать теперь? - думал оружейник. В долины, к людям - нельзя. В деревнях, окружающих монастырь, меня слишком хорошо знают. Продадут за миску риса. Тогда, куда?"  

   Иёри поднял взгляд. Вид заснеженных вершин заставил его съёжиться, но он сразу понял, что только высоко в горах, где нет троп, где возможны снегопады и метели, он найдёт спасение.

 

¹ Амигаса (яп.) Шляпа, сплетённая из рисовой соломы.

² Бу (японская средневековая мера длины) равен 3,03 мм.

³ Варадзи. Традиционная обувь ниндзя.

⁴ Манрики-кусари. Древко косы, на одном конце которого крепилась цепь и один или несколько стальных шаров. Оружие ниндзя.

⁵ Сякэн или Сюрикэн. Меч-колесо. Метательное оружие в виде металлической звезды с лезвиями или шипами вместо лучей.

⁶ Тэцубо. Боевая дубинка.

 

  

   "Никому и в голову не придёт искать там беглого оружейника", - подумал Иёри и, тихо, стараясь не задеть ветки кустов, стал отползать к ручью, из которого они с монахом брали воду.

   Кузнец вошёл в поток и двинулся по нему вверх, пользуясь зарослями тростника в качестве прикрытия. Он старался ступать осторожно, не делая лишнего шума, но вода текла настолько быстро, перекатываясь по каменистому дну, что бояться посторонних звуков было глупо. Иёри осмелел и пошёл быстрее, но вскоре уровень ручья поднялся, и стылая вода уже доставала кузнецу до груди. Двигаться стало значительно труднее, к тому же холод давно проник под кимоно, и зубы начали выбивать дрожь. Иёри остановился и тут же услышал голоса.

   - Эй! Довольно. Парень - не самоубийца. Что ему делать в горах? Наверняка, он уже далеко внизу.

   - Пройдём ещё пару тё. Нужно убедиться, что мы не допустили ошибку. Следы на тропе исчезли, будто у маленького лиса выросли крылья.

   - И, что? Говорю тебе - парень пошёл не вверх, а вниз по течению. Ручей всё равно выведет его к тропе. Он не дурак и знает, что горы в такое время года убьют его.

   - Помолчи. Пройдём ещё пару тё и всё, поворачиваем.

   Кузнец затаил дыхание и вскоре услышал, как хрустнула ветка у кого-то под ногами. По спине пробежали мурашки. Он присел, достал из-за пояса нож, нашёл в пучке тростника подходящий стебель, срезал его, потом отсёк коричневую, похожую на шёлковый кокон верхушку, зажал палочку зубами и попробовал дышать через рот. У него получилось. Оружейник сделал шаг в сторону под нависающие над потоком воды деревья и погрузился в ручей. Каким-то непостижимым образом он знал, что тень от листвы сделает его тело невидимым в ручье. Зато теперь, открыв глаза, он наблюдал, как три фигуры, силуэты которых преломляла толща воды, появились над обрывом. Одна из теней остановилась, расставив в стороны руки. Потом руки спрятались за спину, и Иёри увидел тонкий прутик лука. Наконечник стрелы смотрел прямо в лицо оружейника. Глухой булькающий звук оглушил его. Рядом с телом воду прошила стрела и сломалась у самого наконечника, налетев на камень. Древко с оперением, утратившим свою форму, медленно всплыло, смещаясь вниз по течению. Три фигуры застыли неподвижно, а потом исчезли. Иёри почему-то не хватало воздуха, но он терпел, крепко зажимая зубами полый стебель тростника. Спустя минуту он вынырнул и успел услышать далёкие голоса.

   - Только стрелу испортил. Наконечника жаль.

   - Тогда, зачем стрелял?

   - Что-то померещилось в воде.

   - Это была тень Рюдзина¹.

   - А я думаю - в этих горах - место обитания Оо-яма-цуми-но ками².

   - Нет. Я почти уверен, что видел жёлтое кимоно.

   - Эй, тише. Бьюсь об заклад. Ты видел вход в страну Ёми-но куни³.

¹ Рюдзин. Мифолоогическое существо. Дракон.

² Оо-яма-цуми-но ками. Бог-Дух Больших Гор.

³ Страна Ёми-но куни. Страна Желтого Источника - подземное царство, Страна мертвых.

 

   Возгласы затихли в лесу, и Иёри перевёл дух. Он выбрался из воды, снял с себя одежду, выжал её и, не надевая, направился быстрым шагом в горы. Чем выше он поднимался, тем становилось холоднее и, вскоре ему пришлось надеть на себя ещё мокрое кимоно и штаны.

Дзори оружейник нёс в руках, потому что, размокнув, они могли развалиться на ходу. Остатки соломы отправились бы вниз по течению, подсказав врагам направление дальнейших поисков. Острые камни, попадая под ноги, оставляли всё больше синяков на его щиколотках и, когда он достиг границы снежного покрова, кровь окрасила пальцы вместе с подошвами в густой багровый цвет. К вечеру оружейник едва передвигал ноги. Он замёрз, но упорно шёл по снегу, в глубине души радуясь сильному ветру, который заметал за ним следы. Вход в пещеру он увидел совершенно случайно, когда бросил усталый безразличный ко всему взгляд на крутую скальную стену, уходящую в облака. На четвереньках, словно животное, Иёри заполз в нору и лёг в самом тёмном углу. Ему пришлось обхватить себя руками и поджать к животу ноги. Он впал в странное состояние на грани провала в сон и беспамятства. Сознание фиксировало посторонние звуки, а перед глазами вставали чёрно-белые картины. Такие сцены он видел когда-то в театре теней…

   Только спустя какое-то время картины стали окрашиваться в яркие, но пока ещё туманные краски. У входа в пещеру что-то глухо звякнуло, будто столкнулись две глиняные чашки, потом раздался чей-то смех и резкий звук.

   "Так бывает, когда шлифовальным камнем проводишь по стальной поверхности клинка", - подумал Иери.

   Сквозь слёзы отчаянья и жалости к себе ему удалось рассмотреть низкую, коренастую фигуру с косматой головой и волосатым туловищем.

   - Откуда здесь, в пещере, высоко в горах обезьяна? - прошептал кузнец и крепче обхватил себя руками, пряча подбородок в отворотах кимоно.

   Звук медленных, неторопливых шагов заставил оружейника закрыть глаза. Ужас от приближения чего-то неотвратимого сковал мышцы Иёри. Но ничего не случилось и, когда кузнец с трудом разлепил веки, он увидел красно-зелёного дракона. Тот сидел перед ним, будто большая собака, наклонив голову на бок. Длинный язык свисал из нижней челюсти, чуть подрагивая между двумя огромными клыками. Гребень, начинающийся от кончика носа, уходил вверх. Два огромных коричневых рога почти упирались в свод пещеры. С нижней губы, увенчанной багрово-чёрной бахромой дёсен, капала пылающая огнём слюна.

   - Рюдзин, - прошептал Иёри. - Ты пришёл за мной?

   Но ответа не последовало. Где-то вдалеке послышался свист, дракон неуклюже развернулся и исчез, вильнув длинным в острых колючках хвостом. В пещере снова стало темно, и оружейнику показалось, что кто-то ломает сучья перед входом. Потом раздался всплеск. Так весло погружается в воду или женщина, оголив тонкую щиколотку, пробует - холодна ли в реке вода. Или утка, встав на крыло, несколько раз цепляет кончиками перепончатых лап зеркальную поверхность озера, или рыба, заметив сидящую на стебле тростника стрекозу, выпрыгивает из пруда, широко открыв рот. Иёри вновь закрыл глаза, подчиняясь неодолимой силе усталости и дрожи от страха. Внезапно он почувствовал, как что-то тёплое опустилось сверху и накрыло его съёжившуюся фигуру. И в тот же самый миг сон одолел его.

   Пробуждение оказалось тягостным и болезненным. Кузнец открыл глаза, но резкий белый свет заставил его тут же зажмуриться. Помедлив несколько мгновений, оружейник приоткрыл веки. Тело бил озноб, он будто лежал в луже. Вся кожа под толстым покрывалом была покрыта капельками пота. На лбу Иёри ощутил что-то шевелящееся, холодное и мокрое. Кузнец сбросил это нечто на пол, но мерзкое маленькое животное снова очутилось на прежнем месте. Взгляд Иёри постепенно привык к свету и тот уже не показался ему нестерпимым. Оружейник понял, что в пещере горит костёр, а возле огня он опять увидел обезьяну.

   - Зачем ты здесь? - прошептал Иёри. - Кто ты?

   - А ты не знаешь?

   - Ты похож на обезьяну.

   - Верно. Я тот, кого зовут - Не вижу, Не слышу. Не скажу.

   - Мидзару, кикадзару, ивадзару, - повторил кузнец. - И что это значит? - Иёри приподнял голову, давая лохматому существу напоить себя.

   - Может быть, я - твоя совесть. Тот, кто живёт внутри тебя. Тот, кто предстанет вместо тебя перед Дзидзо¹ или перед самим Амиду-ками².

   - Не понимаю, - голова Иёри бессильно упала на пучок сухой травы.

   - Каждый человек следует Пути - Дао, - бормотало существо. - А Дао - нельзя увидеть, нельзя услышать, нельзя познать до конца. Если мы что-то слышим, значит - это не Дао. О нём нельзя ничего сказать, а если о Дао что-то говорят - значит, это не Путь...

   - Проклятье, - прошептал Иёри. - Не говори загадками. Голова болит.

   - Когда ты пытаешься противостоять злу с гневом в сердце, ты порождаешь новое зло. Не бегай от правды, не подчиняйся лжи и не стремись к истине, ибо неведенье и есть природа Будды. Твои чувства - зрение и слух - ловушки злых ками на Пути и главные причины заблуждений. Не доверяй чувствам, не выноси суждений, полагайся на инстинкты и тогда ты не породишь зла.

   - Не понимаю твоих странных речей, - оружейник едва шевелил высохшим от жажды языком.

   - Ты думаешь - я не знаю, кто ты? - существо опять наклонилось над Иёри, вливая кузнецу в рот новую порцию горячего, пахнущего травами, чая. - Ты - сбившийся с Пути ученик Мастера. Нож, который я нашёл у тебя в складках кимоно, сделал Мастер, который не обращал внимания на то, что противно правилам, не слушал то, что говорят правила и нормы, и сам не говорил того, что противоречило канонам. И когда все, кто жил с ним в одно время, привыкли, что в мире много безобразного, он создал воистину прекрасное. Знаешь, почему мечи Мастера всегда будут оружием справедливости, и лучше твоих клинков?

   - Почему? - чувствуя некоторое облегчение, спросил Иёри.

   - Закрыв глаза и уши, держа рот на замке, а чувства – на поводке разума, Учитель познал Пустоту. Но Пустота есть не отсутствие чего-то, а мельчайшие частицы магических высших миров, невидимое вещество Вселенной, неизведанная и неизвестная человеку энергия, пронизывающее всё сущее. Мастер дал проникнуть в себя великому духу творения - источнику всех форм. А этот дух способен и разрушать, и создавать. Но созидание и разрушение одинаково творят и поддерживают существование этого мира в том виде, в котором мы его знаем. Понимаешь?

   Иёри кивнул. Его разум старался следить за ходом мыслей странного существа.

   - Мальчик мой! Ты ставил перед собой цель - достичь совершенства. Но этот Путь - ведёт в тупик. Нельзя достичь совершенства, можно только стремиться к нему. Ты нанизывал знания на нить опыта, добиваясь невозможного, потому, что любой вещи присуще собственное Дао. А Мастер поступал по-другому. Каждый его клинок - это вещь в себе. Твой учитель не прибегал к услугам чувств и не подчинялся общепризнанным канонам, а следовал магическому, неосознанному, внутреннему пониманию законов мироздания...

   Иёри закрыл глаза и вспомнил отрешённое лицо учителя, освещённое огнём горна. Он видел перед собой пергаментную, морщинистую кожу лба и щёк, иссушённую горячим воздухом кузницы, потрескавшиеся губы, лихорадочно блестевшие глаза, смотрящие в никуда, тонкие, оголённые по локоть руки с узлами вен, сильные длинные пальцы, сжимающие молот и хвостовики клинков. Мастер во время работы больше молчал, поворачивая, словно в забытье на ладонях, многократно прокованную сталь. Сенсэй давно приучил подмастерий подчиняться еле заметным жестам. Мастер не злился, не кричал на учеников, он двигался по кузнице, словно тень или человек, страдающий лунной болезнью. Он не работал, а создавал.

   Мохнатое существо ещё что-то говорило, но Иёри уже ощущал действие отвара, которым его потчевали. Сознание окутал туман, и оружейник крепко заснул.

 

¹ Дзидзо - бог, охранитель людей; защитник детей и путников. Оказывает также милосердие душам грешников в аду. Каменные статуи его часто ставятся у дороги.

² Амида (санскр. Амитабха) - владыка Западного рая, отверзающий верующим врата спасения. Наиболее чтимое божество в некоторых буддийских сектах.

 

   Пробуждение было медленным и приятным. Широко распахнутым глазам Иёри открылись горы, освещённые полуденным солнцем, сухая трава поляны перед скалой, зелёные зонтики елей, сбегающие вниз по склону и сливающиеся в единый массив леса вплоть до тонкой ниточки ручья, рассекающего, словно змееподобный меч западных варваров, далёкие предгорья. Солнце успело растопить снег возле пещеры. Заметно потеплело. Оружейник лежал на еловых лапах перед входом в нору. Его тело было укрыто толстой мягкой циновкой, пахнущей сеном.

   "Наверное, дракон, пока я спал, вытащил мою плоть наружу", - подумал кузнец, приподнимаясь на локтях.

   - Лежи, лежи, - услышал он голос откуда-то сбоку. - Ты ещё слаб. Дыши свежим воздухом.

   Оружейник повернул голову и увидел сначала огромную рыжую собаку с густой шерстью и языком свисающим из пасти, а потом - человека, одетого в звериную шкуру поверх длинного жёлтого кимоно.

   - Что снилось, сынок? - спросил незнакомец.

   - Так, разное, - пробормотал Иёри, отворачиваясь от огромного языка, которым пёс пытался облизать ему губы.

   - Ты кричал во сне, размахивал руками.

   - Я думал - в пещере живёт дракон, - тихо сказал оружейник, отталкивая собаку.

   - Чего только не привидится в бреду, - обронил человек, ковыряя ножом кусочек дерева. - У тебя был жар. Но хвала богам, болезнь отступила.

   - Простите, господин. Кто вы?

   - Отшельник. Эта пещера - мой монастырь, а пёс - единственный собеседник. И вот ты ещё подвернулся неделю назад.

   - Я пробыл здесь неделю? - удивился Иёри.

   - Без одного дня. Высоко же ты забрался. Обыкновенному смертному такое не под силу. Из какого лука выстрелили тобой, что ты долетел к заснеженным вершинам?

   - Скорее, стреляли по мне.

   - Трое. Один вооружён тэцубо и мечом. Второй - луком, а у третьего - целая связка сокэнов. Не так ли?

   - Вы их видели?

   - Эти парни приходили сюда.

   - И что вы им сказали?

   - Ничего. Они лежат вон там - у кромки леса, - кончик ножа упёрся в точку далеко внизу.

   - Это вы их убили?

   - Нет. Одного по голове погладил камень и снёс половину черепа, второго холод приласкал, а третьего вот этот дракон загрыз, - улыбнулся монах, оглаживая собаку.

   Иёри помрачнел и начал подниматься, опираясь спиной о скалу.

   - Мне нужно уходить. Такеёдзу не успокоится. Он снова пришлёт своих людей.

   - Перестань! Если всё время думать о плохих вещах, они обязательно случаются.

   Но оружейник уже поднялся на ноги.

   - Карма, - тихо сказал он.

   - Что? - не расслышал монах.

   - Карма, говорю. Всю жизнь скрываться и быть в бегах - моя судьба.

   - Когда кто-то бежит, обязательно находится другой, которому нужно кого-то догонять, - заметил монах, возвращая оружейнику нож. - Хороший клинок. Его сделал твой учитель, когда ещё был моим учеником.

   - Вашим? - удивился Иёри. - Когда, где?

   - Когда вон те ели были маленькими, а я молодым и сильным.

   - Надо же, - Иёри принялся внимательно рассматривать монаха.

   - Простите, господин, но в это трудно поверить. Вы не сочтёте за дерзость, если я спрошу - сколько вам лет?

   - Молодым свойственно быть дерзким. Единственное, что оправдывает вопрос - это то, что молодость - явление быстро проходящее. Но я отвечу. Этой зимой мне стукнуло восемьдесят.

   - О-о! - вырвалось у кузнеца. Он с удивлением рассматривал худощавое, волевое лицо монаха, сильные руки с толстыми пальцами, не тронутыми ревматизмом.

   - Вам не дашь столько лет.

   - А знаешь, почему? Пойдём! - решительно сказал монах, подходя к оружейнику и подставляя руке Иёри крепкое плечо. 

   Они пробрались через заросли карликовых сосен и вышли на едва заметную узкую тропу, уходящую вверх по узкому ущелью. Через один тё перед ними открылась широкая впадина в монолитной скале, где к одной из гранитных стенок прилепилась хижина, украшенная высокой трубой. Сюда не доставали лучи солнца, а вокруг лежали сугробы снега.

   - Заходи, - сказал отшельник и открыл дверь, сбитую из тонких стволов елей.

   Новое "О-о!" вылетело из уст поражённого зрелищем оружейника.

   Внутри оказалось просторнее, чем можно было подумать. Узкие окна, затянутые полупрозрачной кожей бычьих пузырей, бросали призрачный свет на стены и каменный пол хижины. В противоположной от двери части помещения Иёри увидел печь. Примерно такие же очаги он строил в своих собственных мастерских. На деревянных стенах, опираясь на колышки, висели мечи разной длины и лезвия нагината разных форм и размеров . Рукояти утигатан были простые, но сделаны из ценных пород дерева, ножны сработаны таким же способом. Иёри не заметил, ни шёлковых шнуровок, ни бронзовых украшений.

   - Цубы выкованы из стали? - почтительно спросил он монаха.

   - В моё время так было принято. Ковка, а затем резьба по горячему металлу, - ответил тот.

   Отшельник начал обходить стены, ласково дотрагиваясь до рукоятей клинков.

   - Вот здесь узнавал секреты ковки твой учитель, - сказал монах, останавливаясь посередине кузницы.

   - Простите, сенсэй, - почтительно обратился к своему спасителю Иёри. - А можно взглянуть...

   - Нет! - отшельник прервал вопрос на полуслове. - Я дал клятву, что ни один из этих клинков больше не увидит дневного света.

   Иёри хотел спросить "Почему?", но сразу передумал.

   - Вспомни мои имена, - тихо сказал монах.

   - Не вижу, Не слышу, Не скажу, - перед глазами оружейника возник образ обезьяны, совсем недавно сидевшей у изголовья его постели.

   - Верно, - старик упрямо вздёрнул подбородок. - Если ты хочешь приблизиться к совершенству - ищи свой Дао. Тебе следует подчиниться собственному внутреннему чутью, почувствовать скрытые от глаз напряжения железа и высвободить энергию стали. Ты должен ощутить тонкую грань соприкосновений испепеляющей силы огня и кристально чистого холода "живой" воды. И когда ты найдёшь свой собственный путь, ты станешь Мастером, а не подражателем и простым оружейником.

   Иёри несколько мгновений обдумывал слова отшельника, а потом в отчаяние закричал:

   - Но, где мне это делать? У меня нет кузницы, а Такеёдзу не успокоится, пока не убьёт меня.

   - Забудь о самурае. Помни - не вижу, не слышу, не скажу¹. Работай здесь, - монах обвёл рукой мастерскую. - Чёрного песка - полно в ручье. Я научу тебя делать настоящее железо. Уголь будешь жечь сам. Вон сколько леса вокруг.

   Иёри упал на колени.

   - Сенсэй, сенсэй, - бормотал он, не в состоянии подобрать слова благодарности.

  

¹ Речь идёт о древнем восточном символе, культе - трёх обезьянах, одна из которых старательно закрывает лапами глаза, вторая - уши, а третья - рот. Значение символа. Для древних даосов чувства, вроде зрения или слуха, рассматривались в качестве преград на пути к просветлению, к достижению чистоты помыслов. А "не говорить" - значило, не пробуждать в себе и в окружающих зла.

 

   Что было "до" стало забываться. "Вчера" отступило на задний план, а потом исчезло, растворившись в воздухе, протекло между пальцев в ручей, который бежал внизу, унося течением всё плохое в долины. Но прошлое, помимо воли Иёри, проникало в железо, выплавляемое оружейником и монахом. Оказавшись на наковальне, оно становилось настоящим. Выхваченное из огня, настоящее укладывалось под молот, вытягивалось в полосы, многократно разрубалось и складывалось вновь, чтобы пузырясь и сопротивляясь, оказаться под ударами времени и превратиться в будущее. Впрочем, и время перестало существовать. Оно проходило сквозь пальцы песком, который оружейник промывал в деревянном лотке, отсеивая ненужное, наносное. Иногда время представлялось ему стальным слоистым бруском, который, вытягиваясь в длинный слоистое "сырое" лезвие, из которого рождался острый и прочный клинок.

   - Твой учитель перешёл грань между прошлым и будущим, - часто говорил монах. - Ты стоишь в одном бу от этой грани. Подчинись силе, ведущей тебя на Пути, и время не будет иметь для тебя никакого значения. Жизнь и смерть сольются в одно целое и останутся внутри твоих клинков. Даже через тысячу лет твоя просветлённая душа будет жить в этой стали.

   Однажды, монах вошёл в кузницу и сел рядом с Иёри, который заканчивал полировку нового меча.

   - Теперь ты понял, почему Мастер не ставил на своих клинках личные клейма? - спросил старик.

   - Мастер знал, что каждый его меч имеет лицо.

   - Правильно. Ты близок к тому, чтобы и твои клинки имели свои узнаваемые лица.

   - А разве вот этот, - Иёри поднял лезвие вверх на вытянутых руках, - не имеет лица?

   - А разве младенцы имеют лица? Нет. Вместо лиц у них мягкие подвижные маски, которым ещё только предстоит обрести твёрдые, узнаваемые черты? Согласен? Все дети похожи друг на друга. Линии губ бесформенны, мягкие овалы подбородков размыты, разрез глаз поменяется со временем, лбы станут уже или шире. Но ты - в шаге от того, чтобы черты твоих мечей стали резче. Джихада клинков - "кожа" уже приобретает неповторимый оттенок, и тебе станет не нужно клеймо вроде этого, - отшельник взял с полки над головой оружейника металлический стержень и выбросил его в открытое окно.

   - Пусть лежит там, где лежит, - пробормотал старик. - Любой меч, имеющий лицо, будет оскорблён, если его заклеймить, словно жалкого раба. Ему всё равно, какой иероглиф выбит на хвостовике. Иёри, Яри, Яро. Любой меч, имеющий узнаваемый облик, достоин собственного имени. Если ты не знаешь - клан Тайра владел двумя фамильными мечами. Один из них был назван "Воронёнок", а второй, принадлежавший Садамори Тайра, звался "Нукэмару" или "Самообнажающийся". Сказать, почему?

   Иёри кивнул.

   - Нукэмару несколько ночей подряд сам выскакивал из ножен и убивал ядовитых змей, пытавшихся укусить спящего Садамори. Такие клинки ценятся превыше всего. В прошлом многие вожди кланов предпочитали отдавать врагам в заложники своих дочерей и наследников, чем лишаться драгоценных мечей. В каждом таком клинке есть частица жизни великого мастера, и каждый такой меч живёт собственной жизнью. Ладно, не буду больше мешать. Работай.

   И оружейник работал. Не спеша, доводя себя до состояния, когда ему казалось, что собственное тело становится невесомым, что сознание отключено, что не он, а ками - покровители кузнецов переворачивают стальные полосы и подставляют их под удары молота. Иёри соединял свою жизненную силу с энергией трёх стихий: земли, огня и воды. Он творил и создавал неповторимый узор на "коже" клинков, состоящей из мелких многочисленных вкраплений, напоминающих зёрнышки проса. Линия хамона получала своеобразные рисунки. Оружейник видел в них, то линии гор, окружающих его убежище, то морские волны, набегающие на берег под напором северного ветра, то облака или сугробы снега, часто берущие в плен склоны пологих вершин вздымающихся неподалёку. При полировке эти узоры выделяла сияющая аура, вызывающая резь в глазах.

   За всё время своего отшельничества Иёри успел сделать десять клинков с бронзовыми инкрустированными цубами, касирами и фути. Пять мечей покоились в деревянных сая, украшенных отлитыми из меди кодзири, а вход в устье ножен венчали овальные кольца - коигути. Но больше всего оружейник гордился пятью особо прочными и длинными тати для многолюдных и жестоких сражений в растянутом боевом строю…

    Дни растягивались в недели, недели складывались в месяцы. Оружейник утратил чувство реальности. Всё закончилось однажды утром, когда Иёри возвращался от ручья, неся за спиной тяжёлую корзину наполненную чёрным песком. Сначала затихли птицы, потом раздался глухой шум, сменившийся треском ломающихся деревьев, земля разошлась у кузнеца под ногами, и он провалился в глубокую, внезапно появившуюся расщелину...

 

   - Что сказал доктор? - спросил Тосиро, когда машина врача скрылась за поворотом улицы.

   Микки подняла голову от листа бумаги, где были оставлены рекомендации для больного и сказала:

   - Дедушка! Если опустить все медицинские термины и названия лекарств, указания таковы. Мы должны, как можно больше говорить с нашим гостем, окружив его заботой и вниманием. Ему вскоре будут нужны физические нагрузки. Это заставит его разум отвлечься от странных и болезненных иллюзий. Мы должны постоянно напоминать ему, что его зовут не Иёри, а Ярополк, что он приехал из Америки, что его диссертация о способах плавки стали ещё не закончена и ему нужно быстрее вернуться к работе. Хорошо бы отвезти его в места, где он уже был. Это заставит разум Пола сконцентрироваться на настоящем, а не думать о каких-то средневековых самурайских кланах и воинственных сохэях.

   - Так давай обратимся в американское посольство. Пусть забирают парня и везут в Штаты.

   - Не думаю, что это - хорошая идея, - отозвалась Микки и покраснела.

   - Я случайно, когда стирала его рюкзак, нашла в нём кое-какие бумаги. Пол - не совсем американец, вернее, совсем не американец. Он - русский, студент университета штата Колорадо. У него есть так называемая "грин-карта" - вид на жительство.

   - Тогда, он - русский шпион.

   - Дедушка! Пожалуйста-а! Не нужно так говорить, - Микки молитвенно сложила руки перед грудью.

   - Хорошо, хорошо, - смирился Тосиро-сан.

   Помолчав, он вдруг предложил:

   - Может, ты отвезёшь его к старику Тихара - плавильщику. Думаю, твоему подопечному это помогло бы справиться с болезнью.

   - Было бы классно, но Пол ещё слишком слаб. Смотри, - девушка показала на часы. - Полдень, а он ещё спит. Пойду к нему.

   - Ступай, - проворчал Тосиро. - Вот наказание свалилось на наши головы.

   - Дедушка! Это - карма, - улыбнулась Микки и выскользнула из комнаты.

   Вагнер медленно шёл на поправку, но иногда заговаривался. Он, то твердил о слиянии прошлого с будущим, то плавно водил правой рукой, словно гладил какую-то поверхность и бормотал странные слова "не вижу", "не слышу", "не скажу". Иногда он шептал что-то о грани между жизнью и смертью. Вот и сейчас Пол сидел на татами и прижимал к себе чёрный тубус.

   - Привет выздоравливающим! - входя в комнату, весело воскликнула девушка. - Пол?

   - Привет. Прости, но мне иногда кажется, что меня когда-то звали странным именем Иёри и что я - оружейник из какого-то монастыря, который называется Мии-дэра. Или нет. Ондзё-дзи…

   - Монастырь Мии-дэра и Ондзё-дзи – одно и тоже? Откуда ты знаешь о Мии-дэра? Странно...

   Заметив болезненную гримасу на лице Вагнера, Микки заторопилась.

   - Хорошо, хорошо. Пусть монастырь. Но можно я буду называть тебя Ярополк?

   Вагнер думал несколько мгновений.

   - Тебе так будет проще?

   - Конечно, - воскликнула Микки.

   - Тогда, я не возражаю. Пусть будет Ярополк. Это собьёт шпионов Такеёдзу со следа.

   - Вот и славно. А моё имя ты помнишь?

   - Тебя зовут Микки, - сказал Вагнер и повторил несколько раз:

   - Микки, Микки. Мы встречались раньше? Мне кажется, что я уже видел тебя.

   - Конечно, видел. Мы познакомились в Токио.

   - Токио? Да, да. Не помню. Не слышал о таком селении.

   - Ты просто забыл. Этот город раньше назывался замок Эдо, как и посёлок в котором мы сейчас живём.

   - Замок?

   - Ну да. Крепость, замок, форт. Давным-давно его построил правитель земель Канто, а потом им завладел Токугава Иэясу, основатель клана сёгунов Токугава.

   - Пусть так, - смирился Вагнер. - Кажется, я начинаю привыкать ко многим удивительным вещам. Например, к этому дому, к четырёхколёсным самодвижущимся повозкам, испускающим, словно драконы едкий дым, к  маленькой чёрной плоской коробочке, по которой ты водишь пальцем, вызывая к жизни цветные картинки. Ты прикладываешь её к уху и разговариваешь с теми, кто заключён внутри. Думаю, это святилище и там, наверное, живут ками окрестных гор. А ещё мне нравятся такие тонкие палочки. Одной из них чертил иероглифы лекарь. Внутри  спрятаны краски?  Интересно. Ими можно писать и рисовать, не заботясь о туши. А это, что? - он неожиданно протянул Микки тубус.

   - Одна из твоих вещей.

   - Разве? - удивился Вагнер, ковыряя ногтем мизинца личинку крошечного замка. Он потряс тубусом в воздухе.

   - Там что-то есть?

   - Тогда давай посмотрим. Ты помнишь, куда спрятал ключ?

   - Ключ? - в глазах Ярополка мелькнуло удивление.

   - Сейчас покажу. Ничего, что я сама... - Девушка потянулась к рюкзаку Вагнера и вынула из бокового кармана маленький ключ.

   - Вставляем сюда, поворачиваем... Готово!

   Вагнер снял крышку тубуса и в изумлении уставился на рукоять катаны. Микки открыла рот. Её глаза сделались большими, зрачки превратились в две чёрные вишни.

   - Меч Мастера, - прошептал Вагнер.

   Он достал катану, и положил её перед собой.

 

   Третьи сутки Киёси Синода сидел в лесу, наблюдая через линзы оптического прицела за домом Тосиро Имагава. Вершина горы, где обосновался Киёси, находилась в пятистах метрах от посёлка и была идеальным местом, с которого хорошо просматривался весь Эдо. Именно здесь Синода оборудовал себе что-то вроде удобного гнезда в кроне толстой, высокой разлапистой ели. Он не мог допустить ещё одной ошибки. Недооценка противника стоила ему изуродованного лица и фаланги мизинца, поэтому Киёси оборудовал свой наблюдательный пункт с максимально возможной скрытностью и комфортом. У него имелся запас продовольствия на неделю, воды в ближайшем ручье было сколько угодно, тёплый комбинезон предохранял его тело от ночной прохлады, а высокие армейские ботинки на толстой подошве не позволяли ногам замёрзнуть.

   Всё произошло так, как спланировал его босс Кадзуа Кассура. Пока дэката¹ Сигэкури - рэнго шли по ложным следам, Киёси, пользуясь сведениями, полученными от якудзы, отправился на поиски Вагнера. Проследить путь человека от Стамбула до Токио оказалось сложнее. А здесь, в Японии всё вышло гораздо проще. Видеокамеры на токийском железнодорожном вокзале фиксировали всё и всех.

   "В конце концов, что такое двести тысяч иен, переданные из рук в руки начальнику полиции вокзала, когда нас познакомили люди Сигэкури? - думал Киёси. - Двадцать тысяч иен - плата за нужную информацию кондуктору экспресса, тоже не в счёт. Зато я узнал, где сошёл мистер Вагнер, а найти дом, в котором живёт эта куколка с миндалевидными глазами - спутница гайдзина не составило особого труда. Жители провинции любят почесать языки, тем более, что в их размеренной жизни случилось такое событие - появление американца в их забытой властями и временем деревне, - человек с обожжённым лицом оторвал правый глаз от прицела.

   - Странно, что этот парень не появляется на улице, - тихо сказал Киёси.

   "Но я знаю, где ты прячешься, - гангстер вновь приник правым глазом к линзам мощной оптики. - Второй этаж, окна смотрят на лес. Именно в эту комнату старуха таскает еду. Она, старик и девчонка не смогут мне помешать. Придётся убить их позже. Что ж, я знаю достаточно. Пора нанести парню визит".

   С тех пор, как его босс - Кадзуа Кассура узнал о мече от скромного учителя кендзюцу - Нобуру Катаока из New York City Kendo Club, прошло немало времени и случилось множество событий, но Киёси полагал, что сегодня должна наступить развязка этой истории.

   "Только мы будем владеть этой реликвией, и никто из боссов якудзы, ни в Штатах, ни здесь - в Японии не будет указывать, что нам делать, - думал Киёси.

   Он поднял голову. Звёзды высыпали на небе, словно кто-то развязал и вытряхнул над лесом огромный мешок алмазов. Киёси сбросил на землю длинную спортивную сумку, потом спрыгнул на сухую траву и полез в кусты, откуда выкатил мотоцикл. Затем он вытащил из багажного бокса, закреплённого у заднего колеса байка, автомат "Узи", уложил его в сумку вместе с прицелом, достал катану, покоящуюся в простых деревянных ножнах, переоделся в чёрный тонкий, облегающий фигуру трикотажный костюм и мягкие чёрные кеды.

   "Узи будет только мешать", - подумал Киёси, вытаскивая лезвие меча из ножен и нежно проводя большим пальцем по стали. - Не зря Кадзуа любит повторять слова легендарного Дзиротё²: "Пистолет холоден, он лишь механизм, в нём нет тепла личности. А меч - продолжение руки и плоти моей. Я получаю удовольствие от того, что могу передать всю глубину ненависти к противнику, вонзая в его тело клинок своего меча".

   Киёси прикрепил катану у себя за спиной, надел на голову капюшон, закрывающий волосы и нижнюю часть лица. Потом ещё раз взглянул на небо и двинулся к дому Тосиро...

 

¹ Дэката - рядовые гангстеры якудзы.

² Дзиротё из Симидзу. Босс якудзы (1820-1893). Отличался крайней жестокостью и дерзостью. Знаменит кражей больших золотых дельфинов (кинсяти) с крыши Нагойского замка и философскими рассуждениями, популярными у современных японских гангстеров.

  

 

   - Меч мастера? - вопросительно повторила Микки. Она с любопытством рассматривала искусно сделанную рукоять и потёртые ножны катаны. - Могу поспорить - это редкая вещь.

   Но Вагнер, казалось, не слушал её. Он бережно провёл ладонями по ножнам, поклонился мечу, потом проверил, насколько легко выходит лезвие и положил катану у левой ноги.

   - Откуда у тебя такой меч? - спросила Микки.

   - Он вернулся ко мне, - отрешённо шептал Иёри.

   Лицо его сделалось по-мальчишески счастливым.

   - Почему вернулся? Скажи мне, наконец, где ты взял эту катану? - девушка подалась вперёд, но рука Вагнера остановила это движение.

   - Тихо, - прошептал он.

   Взгляд его стал острым, черты лица застыли в настороженной гримасе, а фигура слегка качнулась назад.

   В эту минуту стукнула рама окна, приподнявшись ровно настолько, чтобы впустить в комнату человека в чёрном трикотажном костюме. Девушка оглянулась на звук и попыталась закричать, но страх парализовал её волю, и в следующее мгновение сильный толчок ладонью отбросил Микки в угол. Она ударилась затылком о письменный стол, но сознание не потеряла. Молча, девушка с ужасом смотрела на незнакомца.

   - Ну вот и я, мой друг, - сказал Киёси, поднимая руку и нащупывая за спиной рукоять катаны. - Здравствуйте, мистер Вагнер.

   Ярополк уже догадался, кто это был, а Иёри, непостижимым образом завладевший частью сознания Вагнера, слышал голос Такеёдзу и видел перед собой ноги, двигающиеся в медленном скользящем шаге, присущим только проклятому самураю.

   Быстрое неожиданное движение застало гангстера врасплох. Левая рука Ярополка обхватила ножны, правая - рукоять меча. Лезвие мгновенно выхваченного клинка сверкнуло обнажённой сталью, нанося снизу вверх единственный удар, который пришёлся Киёси в нижнюю часть тела. Гангстер будто споткнулся. Его рука остановилась в паре сантиметров от рукояти собственной катаны, а взгляд удивлённо опустился на длинный разрез в трикотажном костюме, который быстро набухал кровью и превращался в широкую щель, из которой на пол стали вываливаться кишки. Киёси упал на колени, потом на бок и застыл, поджав под себя ноги.

   - Дедушка! - отчаянный крик Микки заставил Вагнера выйти из ступора.

   Внизу послышались голоса, и через минуту в комнате появился Тосиро Имагава.

   - Что такое..., - начал он и тут же застыл на месте, поражённый увиденным.

   Иёри... Нет, Вагнер бросил на пол свой меч, встал и подошёл к Микки.

   - Прости меня. Всё позади. Ты ударилась? Покажи, где?

   Он опустился перед девушкой на колени и стал осторожно трогать ладонями её голову, щёки, плечи.

   - Со мной всё в порядке, - сказала Микки. - Вот только синяк растёт на голове, - девушка осторожно трогала собственный затылок.

   Её голос немного окреп, но губы дрожали, а зубы начали выбивать дробь. Вагнер обнял Микки и прижал хрупкое тело к себе.

   - Кто этот человек? - Тосиро уже обошёл лужу крови и внутренности убитого, чтобы наклониться над трупом.

   - Мне кажется - я уже встречался с ним. Возможно, парня зовут Такеёдзу. Ну, конечно. Два раза он пытался убить меня, - сказал Пол, оборачиваясь.

   - Давно не видел ничего подобного, - тихо сказал Тосиро. - Неплохой удар. Немного корявый, но по результату - неплохой. Кто это сделал? Хотя, Микки такое не под силу. Тебя учили этому? - спросил старик, подходя к Вагнеру.

   - Не знаю. Мне дал несколько уроков один монах по имени... Нет, нет. Не помню... Этот удар получился сам собой.

   - А это, что? - Тосиро поднял с пола клинок Вагнера и переложил его на руках так, чтобы рассмотреть в деталях. Несколько минут он изучал сталь, потом вытер кровь рукавом своего кимоно и снова стал внимательно рассматривать катану, перемещая в ладонях меч по миллиметру справа налево.

   - Не может быть, - воскликнул он.

   - Что, дедушка, что? - Микки, опираясь на руки Вагнера, поднялась и подошла ближе.

   - Вызывай полицию, - сказал Тосиро, тщательно вытирая клинок и благоговейно вкладывая лезвие в ножны. - Хотя, я сам.

   Старик, держа катану на руках, словно ребёнка, сбежал по лестнице. Микки, испуганно оглядываясь на труп, последовала примеру деда. Вагнер поплёлся за ними.

   Тосиро-сан позвонил по телефону и тут же исчез. Он появился через пять минут, держа в руках длинный свёрток, и сразу же поднялся на второй этаж. Затем там что-то упало, и эхо шагов затихло. Когда старик спустился обратно, свёртка у него не было.

   Через двадцать минут Вагнер уже рассказывал префекту полиции подробности покушения на него самого в Нью-Йорке, Стамбуле и здесь - в Эдо. Предупреждённый старым Тосиро, он не упоминал о своей катане. Микки слушала, затаив дыхание, опираясь подбородком на крепко сжатые кулачки.

   - Всё сходится, - говорил Тосиро префекту, когда допрос был закончен, труп увезён, и в доме воцарилась относительная тишина. - Когда мистер Вагнер пострадал от землетрясения, был спасён лесничим, стал бредить, его фантазии показались мне странными. Типичная мания преследования. Но, видимо, я ошибался. Парня действительно хотели убить, но почему?

   - Мы постараемся выяснить причину. Вы не брали в руки орудие преступления? - спросил префект.

   - Оружие самозащиты, - мягко сказал Тосиро. - Нет, конечно. Меч лежит рядом с мёртвым бандитом. Но, позволю себе спросить, что будет с нашим гостем? Вы же не арестуете его?

   - Закон говорит, что при совершении тяжкого преступления и до выяснения всех обстоятельств дела, подозреваемый должен быть заключён под стражу. К тому же очень странно, что вашему гостю удалось вырвать катану из рук гангстера и нанести смертельный удар.

   - Странно и возмутительно другое! - воскликнул старый мастер меча. - В нашем случае, здесь на лицо стечение обстоятельств, удачи, и самооборона чистой воды. А со смертельным ударом американцу повезло. Карма! Что вы хотите? Мне кажется - мистер Вагнер абсолютно не виновен. Я позвоню своему бывшему ученику в канцелярию императора.

   Микки побледнела, а Ярополк беспомощно смотрел прямо перед собой.

   Полицейский поднялся и нерешительно завертел в воздухе наручниками. Он откашлялся и важно произнёс:

   - Карма. Понимаю. Единственное, что я могу сделать из уважения к вам, Тосиро-сан, так это оставить подозреваемого в местном полицейском участке.

   - И то хорошо, - с облегчением вздохнула Микки.

   - Вы хотите связаться с американским консулом? - префект обращался к Вагнеру.

   - С консулом? - растерялся Вагнер.

   Он уже не понимал, где заканчивается иллюзия и начинается реальность привычной жизни. Пол снова в эту минуту был оружейником Иёри. - Нет. Не хочу никого видеть.

   - Надеюсь, расследование будет быстрым, - проворчал старик. - Мистер Вагнер болен. Совсем недавно он пережил землетрясение и получил ушиб мозга. Немыслимо! Человек защищает свою жизнь всеми доступными способами, а его... - он не договорил и огорчённо махнул рукой.

   В дверь тихо постучали. На пороге появился человек в форме. Он поклонился и вопросительно посмотрел на префекта.

   - У вас в участке есть одиночная камера?

   - Да, господин префект.

   - Арестованный на время следствия, которое будет проведено префектурой Хиросимы, побудет здесь в Эдо.

   - Хай, - сказал офицер и подвинулся в сторону, пропуская Вагнера, которому уже помог подняться на ноги префект.

 

   Ярополк сидел в одиночной камере второй день. За окном, забранным решёткой, шёл дождь. Двор, где стояла пара полицейских машин, выглядел уныло и серо. Капли выбивали звонкую барабанную дробь по железу подоконника и навевали сон. Вагнеру снилось, что кто-то, кого он не видел, окликнул его, назвав Иёри. Потом он шёл по горной тропе и тащил на плече огромную корзину с чем-то тяжёлым и сыпучим. Цель была далека, и Иёри устал. Он остановился, но кто-то сказал ему на ухо:

   - Стоять не время. Ты должен идти вперёд.

   Иёри хотел поднять ногу, чтобы сделать шаг и не смог. Ноги оказались скованные цепью. Кузнец, не опуская на землю корзину, нагнулся и попробовал дёрнуть за цепь. Раздался треск, и земля стремительно ушла из-под ног. Склон горы сместился, открывая разлом. А потом оружейник полетел вниз, пытаясь ухватиться за свою корзину, которая кувыркалась впереди него, рассыпая горящий уголь и искры. Падение было долгим, бесконечно долгим. Но внезапно неведомая сила подхватила невесомое тело. Вагнер закачался на тонких нитях, похожих на паутину. И тут чьи-то невидимые руки распутали узлы и подбросили Ярополка вверх. На лету он успел обернуться и увидел далеко внизу гаснущие, удаляющиеся огни. В уши настойчиво лез хриплый шёпот:

   - Отпускаю тебя….  Отпускаю.

   Вагнер закричал и проснулся. Он окончательно пришёл в себя, удивлённо оглядывая стены камеры. Головная боль, надоедающая ему последнее время, прошла.

   На пороге у открытой двери стоял полицейский, а рядом - встревоженная, но с сияющими глазами Микки.

   - Привет! - воскликнула девушка.

   - Привет, - откликнулся Вагнер, поднимаясь с железной кровати.

   - Ну и запах здесь, - смешно скорчила лицо Микки. - Слава богам, что всё кончилось. Тебя сегодня отпускают, - она бросилась навстречу Ярополку, обхватила его за шею и повисла на Вагнере, болтая ногами и радостно смеясь.

   А Пол вновь с восторгом ощутил уже знакомое, частое биение девичьего сердца у своего предплечья.

   - Правда, это здорово? - говорила Микки, целуя Ярополка в лоб.

   - Ещё бы, - сказал Вагнер, смущённо глядя на полицейского, который из деликатности отвернулся.

   - Знаешь, это дед позвонил кое-кому. У него раньше было много учеников. Многие из них занимают высокие посты в правительстве. Один господин из Министерства юстиции переговорил с префектом Хиросимы. Тебя отпустили под залог до суда. Дедушка уже внёс деньги. Но ты не волнуйся. Самоё большее - тебе грозит штраф за нелегальный ввоз в страну холодного оружия. Правда, о твоей катане ещё мало кто знает. Дедушка зачем-то делает из этого тайну.

   "Ну, вот, - подумал Вагнер. - Ещё и штраф. Откуда я возьму деньги на штраф? Наличных - кот наплакал. Банковский счёт - почти пуст. Нет. Мне не миновать тюрьмы".

   - Спасибо за новость. А что слышно о людях якудза, которые преследовали меня? - спросил Вагнер, обращаясь к полицейскому, чтобы скрыть разочарование перспективой в будущем провести какое-то время за решёткой.

   - Разве вы не читали газеты? - удивился офицер и тут же спохватился. - Ах да, конечно. Простите меня. Совсем забыл. Значит так, - полицейский с удовольствием стал загибать пальцы.

   - В Токио убит некто Кадзуа Кассура - босс якудза, приехавший из Америки. Его застрелили во время ужина в одном из ночных клубов. С какой целью он покинул Штаты и очутился в Японии неизвестно. Через два дня было совершено нападение на дом главаря банды Сигэкури-рэнго. Результат - десять убитых. В их числе - сам кумитё МиятубэТакума. Подозревают, что этот Кадзуа Кассура пытался столкнуть лбами боссов Сигэкури-рэнго и Ямагути-гуми. Последняя группировка наиболее многочисленная и хорошо организованная, но за последний год парни из Сигэкури-рэнго существенно потеснили Ямагути во многих сферах нелегального бизнеса. Что именно послужило причиной для войны группировок - на этот счёт пока нет ни одной приемлемой версии, но в наших кругах поговаривают, что этот натурализованный американский японец Кассура за последние две недели имел контакты не только с убитым Миятубэ, но и с оябунами Ямагути-гуми...

   - О, господин офицер! Вы нам прочли целую лекцию. Но простите. Я совсем не уловила сути этой туманной, запутанной истории. И всё это можно почерпнуть из газет? – удивилась Микки

   - Вряд ли, - покраснел полицейский. - Это - сугубо секретная информация для служебного пользования, - Офицер спохватился, что сболтнул лишнего и поторопился открыть дверь.

   - До свидания, мистер Вагнер. До свидания, мисс Микки, - сказал он по-английски и ретировался.

   Ярополк обнял девушку за талию, и они вместе покинули полицейский участок Эдо. Девушка уткнулась носом в шею Вагнера.

   - Тебе нужно помыться.

   - Знаю, - сказал Ярополк, целуя Микки в висок.

   - Немыслимо, кощунственно, - встретил Микки и бывшего арестанта на пороге дома старик Тосиро. Выпустить под залог, вместо того, чтобы снять обвинения и сказать спасибо, - бушевал сенсэй, вышагивая из угла в угол крохотной гостиной. - Где уважение к древним самурайским традициям? Где японское гостеприимство?

   - Дедушка, ты сам ругал эти традиции, а теперь взываешь к ним? - улыбнулась Микки. – Дай, наконец, Полу прийти в себя. Ему нужен душ и вкусная еда. Сам знаешь, как кормят в застенках.

   - В застенках? О, древние боги Ямато! Где ты набралась таких слов? Впрочем, да. Прошу прощения, - остановился Тосиро. - Ступайте, ступайте. В застенках, как ты говоришь, еда отвратительная. До сих пор при воспоминаниях о тюремной пище меня тошнит. Я скажу бабушке, чтобы приготовила вкусный обед.

   - Откуда Тосиро-сан знает, чем кормят в тюрьме? - спросил Вагнер.

   - Это - длинная и старая история, - тихо, с грустью  сказала Микки…

   Ярополк сидел в большой деревянной бочке, наслаждаясь приятным теплом и запахом хвои, идущими от воды. Девушка сидела рядом на высоком табурете и массировала Полу плечи.

   - Расскажи, пожалуйста, свою старую историю. Ну и что, что длинная? Разве мы торопимся?

   - Нет, спешить некуда, но это - своего рода семейная драма.

   - Прости, Микки. Но твоя семья мне стала родной, а от близких не может быть тайн.

   - Я не уверена, что мы настолько близки, - голос девушки дрогнул.

   - Ближе, чем ты думаешь. Мне кажется, что я вырос в этих краях и знаю тебя с самого детства. Пожалуйста, рассказывай. Я уже догадался, что история связана с твоими родителями.

   Длинная пауза дала Вагнеру понять, что он не ошибся.

   - Хорошо, - решилась Микки. - Всё равно ты узнаешь. Ты ведь любопытный и настойчивый.

   - Это точно, - прошептал Вагнер и потёрся щекой о мокрую руку девушки.

   - Двадцать лет назад мой дед владел очень уважаемым додзё кендзю-цу в Токио. Уже в то время он был знаменитым мастером меча и преподавал многие боевые стили, включая иайдо. Пожалуй, он считался единственным, кто в совершенстве владел этим искусством. Моего отца дедушка тренировал с самого детства, посвящая в тайны мастерства. Чтобы, когда придёт время, сын заменил его и возглавил школу. Но боги распорядились по-другому. Додзё начали посещать якудза. Дед не знал этого, но мой папа имел списки учеников и наводил справки. Он был обязан докладывать полиции о любом подозрительном человеке, имеющим особые татуировки на теле под одеждой. Это было несложно. Отправляясь в душ, якудза не стеснялись и хвастались тату... - Микки тяжело вздохнула.

   - Ты слушаешь? - она дотронулась кончиками пальцев до закрытых век Пола.

   - Да, да. Рассказывай дальше.

   - Всё произошло в мае 2007 года. Мне исполнилось десять лет, и я хорошо помню всю эту историю... Это было в газетах, и передавали по телевиденью. Один из боссов якудза - Мицуя Широ совершил покушение на мэра Нагасаки Иттё Ито. Мэр умер в больнице, а полиция взялась за банды гангстеров. Газеты пестрели крупными заголовками и выливали на читателей многие факты связей якудзы с влиятельными политиками и членами правительства. Оказалось, что в разное время даже премьер-министры Японии:  Масаёси Охира, Ясухиро Накасонэ и Ёсиро Мори, многочисленные партийные функционеры, парламентарии, губернаторы и полицейские начальники были на содержании якудза и пользовались услугами бандитов. Кое-кто из кумитё, тренировавшихся в то время в школе деда, заподозрили моего отца в сотрудничестве с полицией. Папу застали врасплох, когда он и мама гуляли в парке Инокасира¹, любуясь цветением сакуры. Отец получил очередь из автомата в грудь, а мама - шальную пулю в голову...

   - Прости, - тихо сказал Вагнер. Он чуть привстал и обнял Микки. Потом принялся вытирать ладонью девушке слёзы, которые хлынули градом из крепко зажмуренных глаз.

   - Ничего, - бормотала Микки. - Ничего. Уже прошло. Просто, вспомнила лицо мамы...

   Она снова заплакала, а Вагнер, стоя на коленях в бочке, растерянно молчал, проклиная себя за любопытство и настойчивость.

   - Если хочешь, не рассказывай дальше, - сказал он.

   - Нет, нет. Я справлюсь, - девушка помолчала.

   - Дед, когда узнал все подробности, поклялся отомстить. Ведь, он - из клана Имагава. Он продал школу и переехал в этот глухой угол - провинциальный маленький Эдо, забрав меня и бабушку с собой. Целых два года он вёл себя тихо, словно мышь, время от времени исчезая на неделю, на месяц, а то и больше. Я думаю, он следил за боссами якудза, так или иначе причастными к убийству папы. Ещё через год один из высокопоставленных членов полиции сообщил ему, какая из группировок оказалась замешана в этом деле. Это была Сумитаки-кай, входившая в Ямагути -гуми. Дед вырезал всех якудза, начиная от сятэйгасира² и до кумитё. Последнего он убил мечом, сделанным мастером Мурамаса. Клинок был взят на время у одного престарелого, не имеющего наследников коллекционера, и дед принёс его якобы на продажу боссу. Имагава Тосиро убил кумитё одним ударом в стиле иайдо, а всех телохранителей разрубил на куски - в течение пяти минут. Когда приехала полиция, в комнате лежало десять трупов, плавающих в лужах крови. Свидетелей не было, но дедушку заподозрили и арестовали. Однако, связи и уважение сыграли свою роль. Он вышел после трёх месяцев тюрьмы и вернулся в Эдо. С тех пор дед не берёт учеников.

   Вагнер долго молчал, переваривая услышанное, но потом не выдержал:

   - А кто тот парень, которого я видел в зале для тренировок, когда только приехал сюда?

   - Никому не скажешь? - сквозь слёзы улыбнулась Микки.

   - Чтоб мне провалиться на этом месте, - воскликнул Ярополк.

   - Ты один раз уже провалился, и тебя еле достали, - закричала девушка, брызгая водой Вагнеру на лицо.

   - Ладно, подставляй ухо, - сказала Микки и прошептала. - Это - внук императора Японии.

   - Ты это - серьёзно?

   - Вполне. Он приезжает сюда четыре раза в неделю и даже одно время клеился ко мне.

   - С ума сойти. А ты, что же?

   - Он не в моём вкусе?

   - А кто в твоём?

   - Один гайдзин, который сейчас сидит с нелепым видом в дубовой бочке голый и задаёт глупые вопросы, - выпалила девушка и вскочила. - Всё, довольно нежиться, вода остыла. Одевайся, и пойдём обедать. Чувствуешь этот вкусный запах?

   Микки выбежала из футуро, а Вагнер стал торопливо вытираться и натягивать на себя чистое кимоно, оставленное девушкой на табурете. Ноздри Ярополка жадно втягивали запахи тяхана - японского плова из морепродуктов и аромат шашлыка из морских гребешков в соусе из мёда и тёртого имбиря, украшенного кусочками апельсинов и огурцов.

 

   Обед был прерван телефонным звонком. Тосиро с неожиданной для своих лет прытью поднялся и схватил трубку. Он долго слушал, что ему говорили. Лицо старика по мере разговора становилось всё светлее, а на губах появилась довольная улыбка. Он несколько раз вежливо и почтительно сказал "Благодарю вас", попрощался и обернулся.

   - Вот и всё. Дело закрыто.

   Микки захлопала в ладоши, но Тосиро поднял руку.

 

¹ Парк Инокасира (яп. "Пожалованный императором парк Инокасира") - парк в Японии, расположен на территории городов Мусасино и Митака в западной части префектуры Токио. Общая площадь - 383,773 кв. км.

² Сятэйгасира. В иерархии якудза - звание младшего лейтенанта, имеющего под началом группу гангстеров одного региона.

 

   .

   - С тебя, парень, сняты все обвинения в предумышленном убийстве. Обычная самооборона. Остаётся в силе штраф за незаконный ввоз твоей катаны. И это при условии, если ты вспомнишь, где она.

   - Проклятье, - растерянно пробормотал Вагнер. – А, разве полицейские не забрали меч? Постойте! Вы же сами... Хоть убейте, ничего не понимаю…

   - Дедушка! – с угрозой в голосе произнесла Микки, но старик пропустил возглас мимо ушей.

   - Знаешь, какова сумма штрафа? Четыре тысячи долларов.

   - Чёрт! А нельзя поменьше.

   Тосиро хрипло рассмеялся.

   - Мы что-нибудь придумаем, - сказал он. - Сейчас вернусь.

   Старик исчез, а потом появился в комнате со знакомым чёрным тубусом.

   - Узнаёшь? - Тосиро-сан потряс чехлом в воздухе.

   Все услышали глухой звук двойного удара.

   - Это, это... Моя катана? - Вагнер во все глаза смотрел на руки Тосиро, достающие меч из тубуса. - Тогда, что за клинок забрали полицейские?

   - Им достался меч гангстера, но он и близко не лежал вот с этим.

   Старик левой рукой обхватил сая, а правой медленно потянул за рукоять. Свет из окна упал на клинок, отбросив на потолок и стены солнечные зайчики.

   - Вы видите перед собой замечательный меч. Это - работа выдающегося мастера. Другими словами - клинок дороже любого сокровища.

   - Вот это да, - совсем растерялся Ярополк. - Вы не ошибаетесь.

   - Во-первых, я имел честь ещё раньше хорошенько рассмотреть клинок. Могу с уверенностью сказать, что он сделан не позже эпохи Камакура, а это, извините, начало четырнадцатого века, ранний период сёгуната Асикага. Во-вторых, мне не давало покоя имя Иёри, которое часто в бреду упоминал Вагнер вместе с именами некоего Такеёдзу Мацудайра. Так вот, я посмотрел в соответствующих справочниках. Мацудайра Такеёдзу был основателем клана Мацудайра, потомком легендарного Фудзивара. Я стал копать дальше и выяснил следующую вещь. Некоторые историки и писатели связывают вместе два имени великих, выдающихся оружейников...

   - Да, да, - кивнула головой Микки. - Их имена знает каждый японец. Масамунэ и Мурамаса.

   - Верно, - воскликнул старик. - Мурамасу называют учеником великого Масамунэ. Сходство техники и многие секреты уникальной технологии ковки мечей - налицо, но серьёзные исследователи считают, что такая преемственность невозможна. Масамунэ жил двумя веками ранее. Он умер, предположительно, в 1328 году.

   - И что из этого следует? – нетерпеливо спросил Ярополк.

   - Некоторые серьёзные учёные считают, что великий Мурамаса был учеником Хэйандзё Нагаёси, известного мастера нагинат, жившего в Киото, и, вообще, мастеров с именем Мурамаса было несколько. У Горо Нюдо Масамунэ, согласно разным источникам, в разное время работало от двенадцати до четырнадцати учеников, но только имена десяти сегодня нам известны. Остальные история не сохранила. Но сейчас мы восполним этот пробел. Поразмыслив над этой головоломкой, я позвонил в Национальный архив Японии своему другу и бывшему ученику. Тот поднял старые рукописи и мне перезвонил. Вот его ответ, - Тосиро вынул из-за пояса кимоно клочок бумаги, потом очки и прочёл:

   "Оружейников по имени Мурамаса было несколько. Речь идёт о целой династии мастеров. Но, - Тосиро-сан назидательно поднял указательный палец. - На основании недавно открытых источников можно полагать, что знаменитый Сэндзи Мурамаса не был основателем династии, что он жил и творил в другую эпоху, что нисколько не умаляет его заслуг, и что у великого Масамунэ именно в то, интересующее нас время, в числе других подмастерий был ученик, чьё имя можно прочитать Ёсихоро или Иёри Мурамаса...

   - О-о! - воскликнули хором Микки и бабушка.

   - Утраченное звено в цепочке поколений! - громко сказал Вагнер.

   - Ты прав, Яри-сан, - улыбнулся Тосиро.

   - И значит, этот меч, - Микки бережно коснулась кончиками пальцев ножен катаны, - сделал этот Иёри.

   - Не спешите, уважаемая. Не всё так просто, - Тосиро взглянул на Вагнера, который с большим трудом скрывал волнение.

   - Судя по всему молодой Иёри был очень способным учеником и, очевидно, имел все шансы сравниться в мастерстве с учителем, но, судя по содержанию бреда, который мне во всех подробностях передавала наша бабушка после ночных дежурств у постели мистера Вагнера, - старик повернулся к Микки. - Этот Иёри или его ками, временно поселившийся в теле и разуме нашего гостя, ненавидел своего врага Такеёдзу Мацудайра, - Тосиро Имагава сделал многозначительную паузу.

   - Дедушка! - воскликнула Микки. - Ну, же! Я сейчас лопну от любопытства.

   - Ладно, ладно. Имей терпение, - проворчал старик. - Итак, все мы знаем, что Токугава Иэясу считал, будто в клинках мастера Мурамаса живут злые ками, что сталь проклята. Говорили, что если меч Мурамасы долго пылится без дела, он может спровоцировать владельца на спонтанное убийство или суицид, чтобы таким образом утолить жажду крови. Существует бесчисленное множество историй о бывших обладателях мечей Мурамасы, которые сошли с ума или зарезали множество людей. Например, клинком Мурамаса был сражён Токугава Киёясу, дед Иэясу. После серии несчастных случаев и внезапных убийств, случившихся в семье знаменитого сёгуна, которые молва связывала с проклятьем Мурамасы, бакуфу объявило клинки мастера вне закона, и большая их часть была уничтожена. Вы не заметили в моём рассказе ничего странного?

   Микки подняла руку, словно прилежная ученица.

   - Если верить историческим справкам, то Иэясу родился в 1543 году. Предположим - его деду, сражённому клинком мастера, было лет пятьдесят или шестьдесят. Значит, сам Киёясу родился не раньше 1480 года, но, как нам известно теперь Ёсихоро или Йёри Мурамаса работал в эпоху Муромати во времена сёгуната Асикага. Тогда, дедушка, возникает вопрос, с какой стати кузнечный мастер проклял род Токугава. Токугава тогда и в помине не было? Все предки Иэясу носили имя Мацудайра. 

   - Молодец, Микки. В том-то и суть. Не род Токугава был проклят, а клан Мацудайра. И не мастером Сэндзи Мурамаса, который жил значительно позже и не имел никакого отношения к школе Масамунэ, а неистовым, честолюбивым, злопамятным Иёри Мурамаса, подмастерьем старого Масамунэ. У этого парня наверняка были веские причины ненавидеть клан Мацудайра, - веско сказал Тосиро.

   - Голова кругом идёт! - воскликнул Вагнер. - Хорошо. Предположим. Значит, этот меч имеет отношение к Иёри Мурамаса?

   - Абсолютно никакого, - засмеялся дедушка Микки.

   - Жаль, - разочарованно сказал Вагнер. - Понятно. Это - только хороший, старый меч.

   - Не нужно торопиться с выводами. Это - замечательный меч, великий меч. Клинок, предотвращающий злой умысел, делающий невозможным столкновение, карающий недобрые побуждения и защищающий жизнь его владельца. В нём заключена особая магия. Скажите мне, мог бы неопытный человек, скажем такой, как наш уважаемый гость, никогда не бравший уроков у мастера меча, нанести убийственный, разящий, молниеносный единственный удар, отправивший в мир иной гангстера там наверху? - Тосиро показал пальцем на потолок.

   Все уставились на Вагнера.

   - То-то и оно. Удар вышел исключительным, достаточно профессиональным, на уровне подсознательных рефлексов, не думая, в стиле "Иайдо". А это - долгие годы тренировок, медитаций и боевой практики. Чтобы ты знал, - старик посмотрел на Вагнера. - Иайдо, если эту фразу перевести дословно, она означает:

"Искусство встречать сидя". Это особое мастерство и настоящее искусство внезапной атаки. В отличие от кэндо - боя на мечах, здесь нет фехтования, как такового. Смысл Иайдо - убийство противника с изначально убранным в ножны клинком. "Мгновенное убийство" подразумевает внезапное обнажение меча с последующим мгновенным нанесением удара. Даже не знаю, каким образом это у тебя получилось, Яри-сан, но, думаю, что разящий удар искусно выполнил добрый, справедливый ками, давным-давно поселившийся в этом клинке, - Тосиро в который раз бережно коснулся рукояти катаны.

   - И всё-таки, дедушка! Кто же тогда сделал этот клинок?

   - Давайте ещё раз взглянем на лезвие. Ножны или оболочка рукояти могли быть переделаны или заменены по причине ветхости, но сталь всегда скажет нам правду, - Тосиро взял в руки меч, снова надел на нос очки и медленно провёл ладонью над клинком.

   - Смотрите!

   Четыре головы склонились над мечом.

   - Видите? Лезвие соответствует стилю эпохи Мино. Текстура стали - прямая слоистость. Цвет поверхности - чистый, тёмно-синий. Сравнительно крупное зерно на любом участке клинка. Гравировки нет. Одни желобки. Выше линии хамона хорошо видны многочисленные следы проковок. Они имеют вид древесных волокон с укрупнением к рукояти. Цвет якибы - закаленной части клинка - чистый, кристально белый с голубоватым оттенком.

   - И о чём это говорит? - хрипло спросил Вагнер.

   - Что этот клинок, предотвративший очередной злой умысел, сделан великим мастером Масамунэ. Любая экспертиза подтвердит мою точку зрения.

   - Ах! - выдохнула Микки. - Ему цены нет. Вагнер-сама! Ты понимаешь, что было у тебя в руках?

   - Понимаю, но не совсем, - прошептал Пол.

   - Эта катана - национальное достояние Японии! - воскликнула девушка.

   - Это ещё нужно научно доказать? – улыбаясь, сказала бабушка Микки, входя в комнату.

   - Научно... - Раздражённо передразнил старик. - Милые дамы. Любой эксперт после внимательного осмотра вам скажет, что это - один из мечей Масамунэ.

   - Ох, дедушка. Мне даже не верится, что я могу сейчас прикоснуться к клинку, выкованному семьсот лет назад великим мастером, - сказала Микки. - Но как ты решился на такую шутку с полицией и спрятать меч? Тебя могут привлечь к ответственности за сокрытие улики.

   - Префекту было наплевать на улики. Он даже не привёз с собой экспертов, чтобы снять отпечатки пальцев. Пусть приобщит к делу клинок бандита или один из моих тренировочных мечей.

   - Что ты задумал, Тосиро, - всплеснула руками миссис Имагава. - Я по твоей хитрой улыбке знаю - ты что-то задумал.

   - Женщина! Не твоего ума дело, - резко выкрикнул Тосиро, бережно погружая клинок в ножны и подавая меч Ярополку с глубоким поклоном.

   - Катана принадлежит этому везучему гайдзину, чтобы кто не говорил. Только он вправе решать дальнейшую судьбу меча, - Тосиро-сан опустил клинок в ладони Вагнера и медленно выпрямился, положив руки себе на бёдра.

   Ярополк смотрел на старика и видел перед собой настоящего самурая. Высоко вздёрнутый подбородок, юношеская осанка, сухая мускулистая фигура с широкими плечами, силу которых не могла скрыть плотная ткань кимоно, твёрдо сжатые губы и сурово сдвинутые к переносице седые брови.

   Вагнер положил катану перед собой, помолчал, переводя взгляд с лица Микки на лица престарелой четы Имагава, а потом заговорил:

   - Да, этот меч по невероятному стечению обстоятельств достался мне, но он помнит руки мастера, который его сделал. Он помнит всех Токугава, начиная от Такеёдзу - вождя клана Мацудайра и заканчивая последним сёгуном, который понял, что мир изменился, и самурайские мечи уже не способны защитить страну от корабельных пушек западных варваров. Позднее, меч наверняка был жемчужиной коллекции императора, но жизнь - сложная и непредсказуемая штука. Я нашёл клинок на чердаке старого амбара в штате Колорадо и думаю, что эта сталь, - Ярополк  коснулся ладонью ножен, - каким-то непостижимым образом привела меня на землю, где меч Мастера впервые увидел дневной свет.

   Вагнер помолчал, словно раздумывая, что сказать дальше, и тихо произнёс, глядя в глаза старому Тосиро.

   - Я мог бы его продать, но этому мечу не пристало пылиться на стене в доме какого-нибудь коллекционера. Если он так ценен для японцев, думаю - Токийский национальный музей - именно то место, где клинок должен находиться, но...

   Вагнер побледнел, перевёл дыхание и, делая паузы, сказал:

   - У меня есть три условия.

   - Я так и знал, - свирепо закричал Тосиро, вскакивая на ноги. - Гайдзины остаются гайдзинами. Вон из моего дома, - старый мастер подскочил к двери и толкнул её ногой.

   - Ладно. У меня есть два условия, - твёрдо повторил Вагнер, не трогаясь с места.

   Стальные нотки, прозвучавшие в голосе Ярополка, заставили Тосиро остановиться на пороге.

   - Первое. Только находясь в Японии, я понял, что всё, чем я занимался до сих пор - пустая трата времени. Здесь на островах в воздухе присутствует что-то такое... - Вагнер щёлкнул пальцами. - Какая-то магия. Наверное, здесь живут ками, которые заставляют человека частенько задумываться над смыслом жизни. Ками Ёсихоро Мурамаса поселился в моём разуме. И он не пожалеет об этом. Для меня стало невыносимо заниматься тем, чем я занимался прежде. И я понял, что меня ждёт Дао – путь. Другой путь, приносящий радость созидания.

   Микки смотрела на Вагнера во все глаза, сжав руки в кулачки и, по своей привычке, прижимая их к груди.

   - А условие - такое. Я хочу стать учеником самого лучшего кузнеца - оружейника Японии и посвятить всего себя этому ремеслу...

   От неожиданности Тосиро поднял плечи, да так и застыл, беззвучно открывая и закрывая рот. Сейчас он напоминал ерша или колючего окуня вытащенного из воды. Спустя минуту он, наконец, обрёл дар речи.

   - Твоё условие – либо продолжающееся безумие или внезапно приобретённое полное безрассудство.

   - Почему? - спросил Ярополк, упрямо наклонив голову.

   - Сейчас объясню. Ты готов работать семь дней в неделю и спать по четыре часа в сутки? Ты готов подметать  и мыть кузницу, дробить уголь, жить в мастерской, есть только рис?

   - Дедушка! - не выдержала Микки. - Зачем ты пугаешь Пола. Сейчас всё далеко не так, как во времена твоей молодости.

   - А ты замолчи. Заступница отыскалась. У гайдзина даже на штраф денег нет. Это я вместо него залог внёс, а мастер будет платить ему символическую плату. Думаю – хватит на мороженое. Только когда он станет им лакомиться, если выходных ему никто не даст.

   - Я готов на всё, - прервал перепалку Вагнер.

   - Ты не знаешь, о чём просишь, - старик бегал по комнате, насколько позволяли размеры помещения, и размахивал руками.

   - И всё же, - гнул своё Ярополк. - Вы дадите мне рекомендации к настоящему мастеру?

   Тосиро замолчал, остановился напротив Вагнера и упёрся в него испытующим взглядом.

   - Ладно, - сдался сенсэй. - Миятуги Цунэтоси подойдёт? Он - один из лучших. По старой памяти мне не откажет. Напишу ему, но... Тосиро помедлил, - напишу несколько позже. Для начала, года три будешь познавать секреты стали у Тихара Акира здесь в Эдо, а там посмотрим - сможешь ли ты выдержать. С Миятуги ещё нужно провести работу, подготовить почву. Он - человек старой закалки, не любящий гадзинов. Но, надеюсь, что я перехитрю его...

   - О-о! - воскликнула Микки. - Это - просто класс. Миятуги-сама - замечательный мастер, самый лучший.

   - Ну, вот, - проворчал Тосиро Имагава. - Видишь, - он обращался к жене. - Они заодно. Сговорились заранее.

   - Подожди, дедушка. У Пола есть ещё второе условие. Может, послушаем?

   - Да, да, - Вагнер покраснел, отвёл глаза в сторону и, помедлив, тихо сказал:

   - Я хочу, чтобы Микки вышла за меня замуж.

   После этих слов наступила тишина, и Вагнеру показалось, что в следующую минуту грянет гром.

   - Ой! - Тихо пискнула Микки.

   - Ай! - Тоном ниже ахнула миссис Имагава.

   - Что? - Растерянно переспросил мистер Тосиро.

   - Я хочу, чтобы Микки стала моей женой.

   - О, Кагуцути-но ками¹! Вы что, моей смерти хотите? У меня сейчас удар случится, - Тосиро стоял посередине комнаты, бессильно опустив руки...

   - Дедушка! Миленький, - вдруг закричала Микки. - Ну, пожалуйста!

   Она стояла на коленях, не зная, к кому первому броситься и оглядывалась на миссис Имагава, ища у неё поддержки.

   - Не мучай детей, Тосиро. В самом деле. На тебя вроде бы столбняк напал. То бушевал, словно ками-кадзэ, то воды в рот набрал, - твёрдым голосом сказала маленькая, хрупкая старушка.

   - И ты - туда же. Значит, сговорились. Неслыханное дело. Втроём сговорились, - пришёл к выводу Тосиро, махнул рукой и снова забегал по комнате, бормоча под нос проклятия.

   Все молчали, требовательно следуя за стариком взглядами.

   - Ладно, пусть будет по-вашему, - Тосиро наконец сдался .

   - Дедушка, миленький! - Микки вскочила и бросилась на шею деду.

   - Ладно, ладно, - старик отстранил Микки, потом наклонился и прошептал ей на ухо.

   - А парень, вроде ничего. Упорный. Таким я был в молодости.

   - Ещё бы, - воскликнула девушка и, шагнув к Вагнеру, села рядом, с нарочитой скромностью положив ему на плечо голову.

 

   Тихо прогудел будильник сотового телефона. Ярополк нащупал рукой гаджет и выключил звонок. Он взглянул на часы и стал аккуратно выбираться из постели, боясь потревожить Микки. Крохотная квартирка, которую они снимали в маленьком посёлке, была в двух шагах от мастерской оружейника Миятуги Цунэтоси, но Вагнер знал, что если опоздает, укоризненный взгляд мастера будет преследовать его целые сутки. Рабочий день Ярополка начинался с рассветом за два часа до той минуты, когда печь запылает огнём, и Вагнер, осторожно ступая по кухне, торопился приготовить кофе, чтобы прогнать сон. Сегодня, впрочем, как и в остальные дни, ему предстояло наносить из бункера уголь, расколоть крупные куски, просеять, приготовить щепки для растопки печи, прибраться в мастерской, помыть полы, протереть от пыли и разложить инструменты, наносить из ручья свежей питьевой воды, чтобы мастер и старшие подмастерья не испытывали жажды во время работы.

   Вагнер вскипятил чайник, заварил кофе, сделал себе сэндвич и, стоя, стал перекусывать, глядя на квадрат бумаги в деревянной раме, которая была прибита к стене. Содержимое газетной заметки он знал наизусть:

   "Сенсация! Вчера... День, месяц, год... Токийскому национальному музею была передана реликвия, которая по праву считается национальным достоянием Японии. Речь идёт о мече знаменитого оружейника, творившего на рубеже 13, 14 веков - мастера Масамунэ. Клинок был утрачен после Второй Мировой войны и долгое время считался безвозвратно утерянным. Но счастливое стечение обстоятельств привело к совершенно невероятному событию. Бесценный меч мастера, клинок, имеющий собственное имя "Хондзё Масамунэ" вернулся в экспозицию музея.

   Человек, разыскавший и вернувший уникальный клинок, пожелал остаться неизвестным. Правительство и император выразили своё удовлетворение и благодарность щедрому меценату и обещали сохранить его имя в тайне. Форма финансовой благодарности всей нации и её размеры не разглашаются. "Хондзё Масамунэ" вы можете увидеть на особом стенде музея в ближайшие дни после проведения необходимых работ по реставрации и подготовки клинка к экспозиции".

   - Ну и тесть у меня, - тихо пробормотал Вагнер, допивая кофе. - Ему бы переговорщиком работать при освобождении заложников.

   Стараясь производить как можно меньше шума, Ярополк оделся, поцеловал в плечо ещё дремлющую Микки, подошёл к маленькой кроватке, стоящей в углу, долго смотрел на двухлетнюю спящую дочь и только потом выскользнул за дверь. 

 

¹ Кагуцути-но ками. Божество огня, рожденное Идзанами (Богиней, влекущей к себе) и послужившее причиной ее смерти.

 

                                 Эпилог

 

   "Первое достижение в искусстве боя на мечах - единство человека и оружия. Когда это единство достигнуто, даже травинка может стать грозным клинком.

   Второе достижение - когда меч существует лишь в сердце мастера, отсутствуя в его руке. Тогда можно поразить врага за сто шагов голыми руками. Но высшее достижение искусства боя на мечах - это отсутствие меча, как в руке, так и в сердце мастера. Такой воин пребывает в мире со всем остальным миром. Он даёт обет не убивать и несёт мир человечеству".    

                                                                                                        Даосская мудрость.

 

 

 

   

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/