Изабелла Кроткова
Никогда не кончится июнь
Глава семнадцатая
Внезапно в моем ненадежном укрытии стало жарко, как в печи, и я почувствовала, что воздуха начинает не хватать – он все сильнее рассеивался в этой наплывающей жаре, и я, задыхаясь, уже втягивала в себя лишь опаляющий легкие огонь.
- Мама… - пролепетала я, чувствуя, как отдаляется гомон толпы, как притупляется боль у корней волос, как меркнет яркий свет, и как я сама растворяюсь в этом пылающем пламени, осыпаясь в маленькую горку пепла…
- Закрой лицо… мне пришлось это сделать… - возле уха легким дуновением пролетел шелест, и я, внезапно восстав из пепла и бесконечно этому удивляясь, легко и плавно взмыла в воздух – в прохладный, широкий воздух июньской ночи, и вдохнула его всей своей сдавленной грудью, захлебнувшись первым же глотком.
Розовый луч рассвета высветился на небе, расцвечивая его бледной радугой.
- Ты проспала… мне пришлось это сделать… поздно… поздно… - легкий шелест остался в небе, а я выкатилась из объятий бабочки и стремительно, камнем, полетела вниз…
… - Даша! Даша!
… - Даша, да проснись же ты!
Я, наконец, открыла глаза и увидела Степу, трясущего меня, как тряпичную куклу.
Я, в длинной ночной рубашке, лежала на своей постели.
Господи, какой жуткий сон! И уже второй раз подряд!
Лицо Степы было встревожено.
- Я уже полчаса тебя бужу!
- Полчаса?..
Одернув рубашку, я села на постели.
- С тобой все в порядке? Дверь была распахнута настежь!
Все еще чувствуя не отпускающий страх, я ощупала свои плечи, руки и колени.
- Вроде да… Просто сон…
- Опять?! Тебе надо попить чего-нибудь успокоительного. Хочешь, я у дяди Бори посмотрю?
Я тут же снова вспомнила про эфедрин на подоконнике.
- Да нет, не надо…
Тем более, дяди Бориного…
- Ты лежала прямо как мертвая!.. - восклицал Степа, обнимая меня и тычась носом в плечо. – Белая, как простыня, ни дыхания, ни пульса…
Я начала постепенно приходить в себя.
Внимательно посмотрела на Степу.
- Сегодня я ночую у тебя.
От меня не укрылась тень радости, мелькнувшая на его лице.
- Одевайся, я тебе творог приготовил с клубникой, - воодушевленно произнес он и зарылся руками в мои волосы. – Ой… - голос его осекся, - а что это с тобой?
Я повернула к нему лицо.
- Что?
- Волосы…
- Волосы? А что с моими волосами?
Я пропустила густые пряди меж пальцев и заметила, что они как-то слишком быстро закончились.
Почувствовав неладное, я вскочила с кровати и бросилась в прихожую, к огромному зеркалу во весь рост.
И увидела, что волосы мои, еще вчера густым полотном падающие до пояса, обрезаны по самые плечи.
О, Боже!
…мне пришлось это сделать… поздно… поздно… - возник в памяти теплый шелест возле уха, и горькие стоны, и биение в стекло…
… ты проспала…
Когда я вновь повернулась к Степе, он изменился в лице.
- Да что ты так ужасаешься?! Тебе и с такой прической очень даже хорошо…
Не имея сил говорить, я опустилась на стул и покачала головой.
- Нет, не то…
- Да нормально, говорю тебе!.. Волосы не зубы – отрастут!
Я посмотрела ему прямо в глаза.
- Это был не сон.
Парень захлопал светлыми ресницами.
- Я там была… Он схватил меня за волосы… А бабочка… она каким-то образом отсекла их, чтобы унести меня оттуда!.. – забормотала я словно в припадке.
- Откуда?..– прошептал Степа угасающим голосом.
- Из подземелья! – вскрикнула я и разрыдалась.
- Не плачь! – кинулся ко мне рыжеволосый мальчишка.
Я подняла на него зареванные глаза и воскликнула в отчаяньи:
- Ты только верь мне, верь, как я тебе поверила! Это не сон! Я действительно летала туда! Я уже дважды побывала там! Я боюсь, что в следующий раз я оттуда не выберусь!
- А как ты туда попадаешь? – медленно задал вопрос Степа.
И я рассказала все-все, с самого начала.
- Так не ходи больше за бабочкой! – приказал парень.
Я опустила голову.
«Ты не знаешь, что у НИХ в плену остаётся ОДНА ЮНАЯ ЖИЗНЬ…»
- Я должна. Так указано в послании.
- А где это подземелье? – глухо спросил Степа после паузы.
- В кафе «Лабиринт»… - тихо ответила я.
Он придвинулся поближе, потом присел на корточки у меня в ногах и взял мои руки в свои. Глаза его блеснули решимостью.
- Давай найдем это кафе и тайком узнаем, в чем там дело. Оно же должно где-то находиться, если ты в нем выступала!
Я вспомнила свое выступление, ощупывающие меня из темноты невидимые, полыхающие льдом глаза, и вздрогнула.
Парень поднялся.
- Одевайся, идем наверх, и я сейчас же звоню в справочную.
Забрезжила слабая тень надежды. Я слегка воспряла духом и даже проявила смекалку:
- Зачем в справочную? Я позвоню Марку Смилевичу и спрошу…
Я прошла в спальню и непослушными руками облекла себя в короткое цветное платье.
Потом вернулась к Степе и взяла его за руку.
- Пойдем.
И вдруг поняла, как здорово, что он у меня есть.
Глава восемнадцатая
Однако оказалось, что выяснить местонахождение кафе «Лабиринт» не так-то просто.
… - Да не знаю я, где это кафе, - оправдывался в трубку сквозь какую-то громкую музыку Марк Смилевич, - мне позвонили, сказали, нужно выступить в кафе «Лабиринт», и все… Да иду я! Это я не тебе…
- А заказчик кто? – насела я на однокурсника.
- Да говорю, не знаю!
- Он что, даже не представился?
- Нет, просто поздоровался, потом спросил, вы, мол, свадьбами занимаетесь? Ну, и изложил условия… А тебе зачем? Оставила там что-нибудь? - спросил Марк.
«Волосы», - хотела сказать я, но вместо этого упавшим голосом произнесла:
- И ты даже приблизительно не знаешь, где оно находится?
Марк, похоже, задумался, а когда через несколько секунд прозвучал его ответ, показалось, что он царапнул черными коготками нежную оболочку моего сердца.
- Странно, но я, похоже, тогда услышал это название впервые… В других кафе и ресторанах мы с ребятами часто выступаем, да их и немного у нас… А про этот «Лабиринт» никогда не слышал… может, оно новое?..
- Может… - тускло произнесла я и нажала на кнопку отключения.
- Дай мне… - Степа вырвал трубку из моих рук. Потом быстро набрал пару цифр и официальным тоном осведомился:
- Девушка, будьте добры… По какому адресу располагается кафе «Лабиринт»? Да, «Лабиринт»… Что? Как это – нет? Мы в нем вчера отдыхали… Что значит – закусывать надо?..
Трубка полетела в кресло, Степа развернулся ко мне, и на лице его застыло крайнее недоумение.
- Она сказала…
И уже знакомый неприятный холод пополз по моей спине при начале фразы.
- Ну что?!
Глядя мне прямо в глаза, парень четко и уверенно произнес:
- Она сказала, что такого кафе НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Воцарилась тишина. Потом Степа преувеличенно бодро произнес:
- Пойдем кофе пить со сливками?
Я подняла на него глаза.
- Оно существует. Я там была.
Степа помолчал, потом осторожно спросил:
- Может, оно не «Лабиринт» называется?.. Может, ты перепутала?..
Может, ты перепутала?..
Перепутала…
Перепутала…
Стёпины слова, ускользая и растворяясь, проплыли мимо сознания всё дальше и дальше,
и в комнате будто бы снова зашелестел горький дождь свадебного танго.
Воспоминания побежали быстрее, цепляясь одно за другое… Танго… Неизвестно откуда принесенные ноты без автора, без названия... Музыка, которую мы исполняли в кафе «Лабиринт»… Как все это переплелось и запуталось… Но ведь в кафе я попала…
Воспоминание оборвалось на полуслове.
…случайно?..
Нет, не случайно – пропавшие деньги…
Пропавшие?..
Оттолкнув обалдевшего Степу, я бегом метнулась из кухни в коридор, и на лестницу, и вниз по этой лестнице… В руке мелко задрожал ключ… Снизу вывернулась Андромеда Николаевна с газетами. Она что-то спросила, но я ответила ей только безумным взглядом.
Влетев в квартиру, как сумасшедшая, я бросилась прямиком к шкафу, откуда пропали деньги.
И распахнула его.
И сразу увидела пачку.
Ха! – дьявольская усмешка исторглась из моего горла.
Деньги вернулись на место!..
Несколько раз сбиваясь от волнения, я, наконец, пересчитала их… Они лежат в том же углу, куда я их клала после отъезда родителей… Как это ни странно сознавать, но их никто не трогал…
Значит, кто-то снова застлал мне глаза пеленой.
Чтобы я во что бы то ни стало поехала в это кафе.
И все это как-то связано – кафе, танго, Борис Тимофеевич…
И я… Как же во всей этой чертовщине замешана я?..
На пороге появился Степа.
- Кофе готов, - проронил он.
- Деньги нашлись, - сообщила я.
- Какие деньги? – не понял парень.
Я только махнула головой.
Мы вышли из квартиры и начали медленно подниматься наверх.
Странные мысли роились в моей голове.
Подмененная контрольная, пустое училище, пропавшие и вновь возникшие деньги…
Что еще затеял покойник?..
Глава девятнадцатая
«Вместо того, чтобы готовиться к контрольной, я занимаюсь всякой ерундой…» - раздраженно подумала я, безуспешно пытаясь отринуть мысли, не имеющие отношения к сюжету оперы. Висящий на стене календарь неутешительно явил мне красное окошечко с цифрой «8».
Вот уже битых три часа я сидела в своей комнате с наушниками на голове и в очередной раз слушала первое действие оперы Риголетто, при этом думая о чем угодно – о нелепых полетах на бабочке, о пропавших деньгах, о загадочной почте – только не о злоключениях горбатого шута из шедевра Джузеппе Верди.
Три часа назад я, выпив двойную порцию кофе со сливками и зарядившись недюжинной энергией, отпросилась у Степы домой, чтобы позаниматься висящей, как кандалы на ногах, музлитературой. Дни шли, а моя подготовка к последнему экзамену не двигалась с места. И вот результат моих трехчасовых занятий – музыка уже раз десять прошла фоном для посторонних размышлений, а в итоге вместо знаний я приобрела только начинающуюся головную боль. Если послушать оперу еще часок-другой, голова потяжелеет настолько, что потом в нее вообще ничего не впихнешь…
Я потянулась на стуле так, что хрустнули кости. Выглянула за окно – там разгорался солнечный июньский день. Эх, сейчас бы на речку!.. Или в лес…
Взгляд упал на гитару.
Потом на часы.
Да, пожалуй, совмещу приятное с полезным – верну инструмент доверчивой старушке, а заодно прогуляюсь по заброшенному лугу, где так сладко пахнут травы…
Может, взять с собой Степу?
Мгновение я поколебалась, потом рассердилась. Вот еще! Что он, мой телохранитель, что ли? И вообще, нужно от него отдохнуть и хоть немного побыть в уединении и развеять густоту в мозгах…
Не медля более ни секунды, я облачилась в джинсы и майку, взяла футляр с гитарой и двинулась на остановку.
Солнце немилосердно жгло макушку. Остановка, как и в прошлый раз, была набита бабками с ведрами. Я покосилась на их толпу – бабки выглядели такими дряхлыми и слабосильными, но, похоже, это обманчивое впечатление…
Вскоре подошел автобус, и мое предположение подтвердилось.
Бабки вдруг обрели недюжинную мощь и стремительно ринулись внутрь салона, умело орудуя ведрами.
Мне удалось втиснуться в последнюю очередь, да и то только потому, что сзади меня могучим движением практически внес на ступеньки какой-то мужик с саженцами.
«Как бы не прозевать остановку по требованию…» - забеспокоилась я, в бесплодных попытках развернуться в сторону окна. Автобус быстро катился по дороге, и как ни старалась я высунуться из-за широких спин, сжавших мою хрупкую фигурку, удалось это только перед самым «Даниловским».
Выглянув в давно не мытое стекло, я различила убегающие вдаль заросшие травой рельсы.
- Остановите! Остановите! – заверещала я не своим голосом, проталкивая локтем дорогу к выходу.
Однако водитель, похоже, меня не услышал.
Рельсы исчезли, и на их месте весело замелькали березовые посадки.
- Остановите!!! – снова закричала я, вложив в вопль всю силу легких.
На этот раз под недовольное бурчание пассажиров шофер, наконец, остановил свое обшарпанное транспортное средство.
Не без труда вырвав футляр из толпы престарелых дачниц, я вышла на дорогу и отдышалась. Автобус умчался прочь.
Под палящим солнцем мне пришлось преодолеть метров двести, прежде чем я снова увидела рельсы.
Странное это было ощущение – только что людей вокруг было так много, что весь воздух был пропитан испарениями их тел, и вот уже меня обнимает неоглядный простор, а вокруг на многие километры - никого.
И тишина. Звенящая тишина. Я даже не представляла себе, что буквально в двадцати минутах езды от города может стоять такая тишина. Как будто бабки в автобусе увезли с собой жизнь…
Поеживаясь от тягостных мыслей, я осторожно спустилась вниз по склону и еще раз окинула взглядом расстояние, которое мне требовалось преодолеть. Отсюда был виден только необъятный одуванчиковый луг, и никаких признаков избушки не было и в помине. Но я знала, что она там, затеряна где-то за густой травой, и смело направилась вперед по обжигающим ступни рельсам.
И вновь, как и в прошлый раз, в тот самый момент, когда мне уже стало казаться, что бегущий по краям рельс луг никогда не кончится, и может быть, мне лучше отказаться от путешествия и вернуться назад – в конце концов, я не виновата в промахе диковинной старушки – вдруг, словно из-под земли, вынырнуло маленькое почтовое отделение №20а.
Мне показалось, что в ту секунду, когда передо мной, как гриб, выросла избушка, солнце как будто слегка потускнело, хотя путь от склона занял не больше сорока минут.
Замедляя шаг, я подошла к почте, приготовившись к беседе с ее работницей, как вдруг рот мой сам собой раскрылся, и все слова замерли на языке – на бревенчатой двери висел ржавый амбарный замок.
Разочарованная, я подошла поближе, зачем-то подергала за замок. Ну надо же, как неудачно! И никакой вывески с режимом работы почты на двери нет… И вообще нет никаких вывесок. Вот поди догадайся, что это вообще почта…
А, кстати, с чего ты взяла, что это почта? – постучалась в опухшую от оперного пения голову ленивая мысль.
«Извещение…» - ответила я самой себе, присаживаясь на край низкого порожка.
Пожалуй, можно подождать минут десять-пятнадцать. Может быть, старушка отошла на обед… Да и отдохну немного в теньке…
Я спряталась под козырек избушки. И вновь меня даже чуть напугала непривычная тишина. Безлюдный луг, далекий лес, никуда не ведущие рельсы… Кто вообще догадался расположить почту в такой диком месте?..
Внезапно я почувствовала острое желание нарушить эту обступающую меня и даже слегка опьяняющую тишину. Словно повинуясь какому-то внутреннему повелению, я быстро распахнула чехол и вынула гитару.
Полоснула рукой по струнам, и над лугом полилась музыка. Она звучала уже минуты три, прежде чем я поняла, что играю «Свадебное танго», то самое, которое исполняла в кафе «Лабиринт».
А потом музыка стала подниматься над лугом. Она тихо, как дым, взмывала выше, выше, под самые облака и, наконец, взлетела так высоко, что я перестала ее слышать.
А вместо нее я услышала голоса.
Глава двадцатая
- А что, Алька замуж выходит? - послышался откуда-то справа задиристый тенор.
- Выходит… - неохотно ответил ему голос пониже.
И этот голос отчего-то показался мне знакомым.
- А спорим, не выйдет Алька замуж?
Странное чувство… Как будто тенор не просто звучит, а… опутывает какой-то невидимой сетью…
- Как это не выйдет?! Выйдет! – но знакомый голос словно не замечал этой сети, которую всем своим существом ощущала я.
- Так спорим?
Этот обычный вопрос почему-то испугал меня. Надвинулось ощущение опасности – опасности за того, кто еще не дал ответ, но вот-вот произнесет роковые слова…
«Не спорь!» - захотелось крикнуть мне, но язык словно прилип к нёбу.
Я медленно подняла глаза и увидела над собой мрачный потолок какой-то маленькой комнаты. В полутьме были видны серые очертания стен, а с правой стороны из узкой щели лился яркий свет.
Приподнявшись со своего места, я неслышно приблизилась к щели. И осторожно заглянула в нее.
Дыхание сбилось, и воздух будто потяжелел… Передо мной возникла знакомая комната - та самая, куда я дважды летала на бабочке. Посередине, как обычно, стоял стол, на нем были раскиданы карты, вокруг толпились те же персонажи, а в центре восседал толстый мужик в засаленной тельняшке,
который единым махом отрезал мои прекрасные светлые волосы…
От тяжелого воспоминания о той страшной ночи я невольно отпрянула, но тут же снова подалась вперед.
Один из персонажей заставил меня вглядеться в него более пристально.
Это был высокий симпатичный мужчина лет сорока с бледным лицом и каштановой шевелюрой.
Он кого-то мне отчаянно напоминал…
- Ну так что, спорим? – обращаясь к этому самому человеку, поторопил его кривоногий вертлявый мужичонка в растянутой майке.
Я замерла в жутком ощущении, что сейчас произойдет что-то непоправимое…
Нет, нет, не соглашайся!.. – воззвала я всем сердцем.
- Ну спорим… - произнес мужчина.
И мое взывающее сердце с болью рухнуло вниз.
Эти два слова перевернут несколько жизней… - качнулась мысль.
Возникла пауза, и мне почему-то показалось, что она связана с тем, что в каком-то жутком деле поставлена точка. Наверно, так бывает, когда переговоры закончены, лопух-клиент полностью обработан, а вторая сторона мысленно удовлетворенно потирает руки.
Однако через некоторое время разговор возобновился.
- Ну а этот-то… как его зовут?… стОящий? Говоришь, музыку пишет? Небось, бесталанный… Ты-то что в этом понимаешь? - как будто не заметив того, что секунду назад произошло нечто ужасное, продолжал провоцировать мужичонка. И шевелюристый мужчина, тоже беззаботно пропустив этот фатальный момент, горячо продолжил:
- Что ты! Да с его произведениями любой музыкант без всяких дипломов, выиграет любой конкурс, даже международный!
- Ну это, может, сейчас? Сколько он там шедевров-то наваял? Пару-тройку, на творческом подъеме. А потом испишется… - продолжал подстрекать вертлявый.
- Не испишется он! – в запальчивости легко поддался на провокацию мужчина. - Я уверен – самое последнее его произведение как раз и будет самым талантливым! – И повторил. - Любой музыкант…
- …выиграет, говоришь? С последним произведением? А спорим, нет?..
- Да что ты все спорим да спорим…
Мужичонка прищурился и чуть наклонился над столом. Его просто трясло от нетерпения.
- Ну так спорим?
Но мужчина не заметил странного состояния собеседника.
В этот момент он поднял голову и на миг обернулся в мою сторону.
И я поняла, кто это.
Этот поворот длился всего долю секунды, через мгновение он вновь развернулся к застывшему в напряженном ожидании мужичонке, который с напускным безучастием облокотился на край стола.
И произнес:
- Спорим.
Это слово упало, как тяжелая каменная глыба.
Но стоило мужчине проронить его, как толпа вдруг оживилась, толстяк в тельняшке прильнул к кружке с пивом, мужичонка засеменил куда-то кривыми ногами, и я почувствовала, что оттуда, из-за двери, веет тем же холодом, какой пронизывал меня тогда, на сцене кафе «Лабиринт», когда из темноты пустого зала на меня вперились десятки невидимых глаз…
Внезапно мне стало холодно, я попыталась закутаться в свою легкую одежду, но рука, скользнув по бедру, вдруг ударилась обо что-то твердое и жесткое.
В непонимании переведя взгляд вниз, я увидела гитару.
Потом откуда-то подул прохладный свежий ветер, и сознание медленно выплыло из сна.
Я подняла голову, и вместо мрачного потолка сверху блеснули высокие звезды.
Я сидела на порожке почтового отделения, а надо мной сияла ночь.
Ночь! Боже! Сколько же я проспала?!
И какой необычный сон…
А сон ли это?
Я взглянула на домик. Маленький, одноэтажный, он совсем не похож на кафе «Лабиринт» с нелепо наставленными друг на друга этажами. А больше тут ничего нет. Вообще ничего, кроме луга и леса. И все-таки у меня такое ощущение, что я только что побывала в этом кафе… А почему именно здесь, на пороге почты, меня посетило это видение?..
Почему здесь?..
Как связана эта почта и кафе «Лабиринт»?..
Внезапно меня пронзил какой-то мистический страх. Словно я прикоснулась к чему-то потустороннему и запретному. Словно невольно проникла в какую-то иную реальность, существующую где-то поблизости, но совсем в другом измерении. Я еще раз обернулась по сторонам. Вокруг по-прежнему простиралась необъятная ширь, и не было ни малейших признаков ни кафе «Лабиринт», ни каких-либо других построек.
Клещи страха приблизились к самому горлу, и я поняла, что придти в это жуткое место еще раз ни за что не решусь. Поколебавшись, я осторожно положила на порожек поблескивающую в темноте черную гитару и, развернувшись, что есть силы ринулась по лугу в обратный путь.
За короткое время темнота успела еще чуть сгуститься, и очертания травы впереди стали почти не видны. Только рельсы под светом звезд отливали сталью, и я, не чуя ног, бежала вперед, ориентируясь лишь по этому неяркому блеску.
Наконец, показалась дорога.
Дорога, похожая на пустыню. Взобравшись по склону и отдышавшись, я увидела на краю этой пустынной дороги кривой фонарь и почти без сил прислонилась к его корявому столбу.
И после этого наконец-то взглянула на часы.
23.35.
Мысли судорожно заметались в голове. Проспать у почты почти семь(?) часов! Невероятно!
А во сколько идет тот последний автобус?..
Но вместо расписания автобусов на память пришли грубые слова кондукторши.
« - Какая почта? Пьяная, что ль?.. Нет за лугом никакой почты! Нет, и никогда не было!...»
Сквозь стремительно опускающуюся на землю ночь я снова, до боли в глазах, всмотрелась в черную дорогу.
Она по-прежнему была пуста и безмолвна.
Неожиданно поднялся ветерок, на открытом со всех сторон пространстве стало холоднее, и я, кутаясь в собственные руки, ощутила легкую панику.
А вдруг он не придет?!.
И в этот момент на самом краю дороги показалось далекое светлое пятнышко.
Автобус!
Пятнышко начало приближаться, и я увидела, что это вовсе не автобус, а темно-синяя иномарка. Выбежав почти на середину дороги, я замахала руками и громко закричала, но машина лишь поддала газу и со свистом промчалась мимо.
Отчаяние мое усилилось.
Я опять прислонилась к кривому столбу, и мне пришлось простоять так не меньше получаса, прежде чем на горизонте вновь показалось светлое пятно.
И на этот раз это был ОН.
Последний автобус, направляющийся в город.
Я ворвалась в него, как буря, тяжело дыша и дрожа от страха и холода.
Народу в автобусе не было, лишь в конце салона стояла, растопырив ноги, та самая кондукторша, о которой я уже вспоминала.
Кондукторша тоже узнала меня. Помолчав с минуту, она все-таки не выдержала и с ехидцей спросила:
- Опять на почту ходила?
При этих словах на ее лицо набежала легкая усмешка.
Я хотела было нахамить ей, но в последний момент сдержалась.
Вдруг еще раз придется воспользоваться этим транспортом, а она назло попросит не останавливать?..
- Да, - вежливо ответила я.
Тетка помолчала, глядя в окно на проплывающие деревья.
Я уж подумала, что диалог окончен, как вдруг она снова вступила:
- Игде ж ты энту почту-то находишь? Там луга одни бескрайние…
Страх стал понемногу отпускать, но пережитое потребовало разрядки.
Я опять хотела нахамить. И снова сдержалась по той же причине.
- За лугом стоит небольшой домик. Это и есть почта.
- За лугом… Не знаю я никакой почты! Почта дальше, у «Даниловского».
Я тяжело вздохнула, из последних сил сдерживая раздражение.
Всё это, почти слово-в-слово, я уже слышала в первое свое путешествие к загадочному почтовому отделению №20а.
И в который уже раз удивилась – ну что за люди бывают! Какая разница, знаешь ты про почту или нет?.. Ведь тебе не нужна ни эта почта, ни знание о ней… А те, кому нужно – знают…
Я поджала колени и обхватила их руками. Теплый июньский день перетек в ночь, и стало заметно прохладнее.
«Больше не буду отвечать»… - подумала я.
Однако вопрос местонахождения почты, похоже, всерьез озаботил кондукторшу.
- Нету там ничаво… - протяжно зевнула она, - вот раньше – да… Кафе там одно было. А сейчас давно уже ничаво нет…
Слово «кафе» шибануло меня, как током.
- Какое кафе? – невольно насторожилась я, позабыв данный самой себе обет молчания.
Тетка опять зевнула. Потом с ленцой произнесла:
- Да обычное кафе. Свадьбы там часто играли. Как раз там оно и было, за лугом. Но его уж лет двадцать как снесли.
Кафе.
За городом.
Лет двадцать как снесли…
- А как называлось кафе? – пролепетала я, с удивлением обнаружив, что голос тянется откуда-то из желудка.
Тетка нахмурилась, вспоминая.
Потом пожала плечами:
- Не помню… Да какая разница?..
Значит, есть за лугом почта или нет – разница большая. А как называлось кафе – разницы никакой. Здорово рассуждает баба!..
- Может… «Лабиринт»?.. – осторожно подала я намек.
Рассчитывая на бодрый возглас:
- Да-да! Точно – «Лабиринт»! Именно так!
Но тетка лишь снова зевнула и, прикрывая ладонью рот, лениво повторила:
- Не помню.
Разочарованно я выглянула в окно и увидела, что чуть не проехала свою остановку.
- Эй, остановите!.. – закричала я водителю.
- А чего ж ты сидишь-то? – проснулась тетка. – Сидят, сидят до последнего, лясы чешут… А потом орут благим матом…
Проигнорировав дельное замечание, я выскочила в раскрытую дверь.
Ну что ж, по-крайней мере, гитару я вернула…
- Эй! – раздалось в спину. Я недоуменно обернулась. Из распахнутых дверей автобуса высовывалась кондукторша.
- Маша-растеряша! – крикнула она доброжелательно. – Скажи спасибо, что я блюду… Твоя?
И глаза мои сами собой начали расширяться.
В руке у тетки была черная гитара.
- Так ведь и оставила бы на сиденье… На! – и она протянула мне узкий потертый футляр.
- Спасибо… - тихо сказала я, чувствуя полный сумбур в голове.
Дверь захлопнулась, и автобус уехал.
На чем я остановилась в своих размышлениях?..
Ах, да – по-крайней мере, гитару я вернула…
Медленно, печатая каждый шаг, я побрела к дому.
Понимая, что запутываюсь в этой истории все больше и больше.
Я шла, а передо мной неотступно вставал образ бледного мужчины с каштановой шевелюрой.
И то мгновение, когда он обернулся ко мне, и я увидела его лицо.
Это был антиквар Борис Тимофеевич Залевский. Вне всяких сомнений, это был он. Правда, таким я его никогда не знала…
Ведь он был моложе лет на двадцать!
Я подошла к двери подъезда и перед тем, как войти в него, снова задумчиво посмотрела на небо.
Моложе…
На двадцать лет.
Что бы это значило?..
Глава двадцать первая
Войдя в квартиру, я устало поставила гитарный чехол в угол и прошла в кухню. Противоречивые мысли бродили в моей голове, и надо было привести их в какую-то систему.
- Чай будешь? – спросил Степа.
- Наливай! – разрешила я.
- Какое-то у тебя задумчивое настроение, - заметил племянник, ставя чайник на плиту. – Может, выпьешь чего-нибудь… покрепче? Ты не знаешь, у Бориса Тимофеевича нет ничего эдакого?
- Обычно он держал алкоголь вон в том шкафчике, - думая о своем, решительно указала я на угловой висячий шкафчик с витриной и тут же прикусила язык.
Степа, пристально посмотрев на меня, раскрыл шкафчик, и перед нами предстала вереница выстроившихся как на парад бутылок с самой разнообразной выпивкой.
Видел бы эту семейную идиллию мой папа! – в который раз подумала я.
- А все-таки ты очень здорово тут ориентируешься, - осторожно произнес Степа, налив две рюмки шотландского виски, - Почему? Ты, наверно, частенько бывала у старикашки?
- Не знаю, - чистосердечно ответила я, борясь с нарастающим ощущением Степиной правоты. – Для меня самой это загадка…
Да еще какая…Но какие-то механизмы в моей голове уже начинали со скрипом поворачиваться, и отголоски той, потусторонней памяти начинали пробиваться сквозь толщу памяти обычной, земной…
Да, я бывала здесь. И довольно часто. Я приходила к Борису Тимофеевичу, чтобы…
- Куда ты ездила? - прервав воскрешение файлов, спросил Степа.
- Я отдавала старушке гитару, - ответила я, позевывая.
Племянник антиквара покосился на скромно стоящий в углу футляр.
- Эту, что ли? – произнес он, усмехнувшись.
- Эту, - подтвердила я, опрокидывая в себя вторую рюмку.
- А что же не отдала? – в голосе парня вновь звякнул смешок.
- Я отдала! – заверила я, расслабленно откидываясь на плетеном стуле, - но в автобусе она почему-то снова оказалась у меня…
- Да-а… дела! – откровенно расхохотался Степан. - Как же это так – ты отдала гитару, но не отдала? Может… - он хитро прищурился, - может, ты что-то перепутала?
Во мне вдруг поднялась волна возмущения.
Какие все, блин, нормальные!
- А может, это ты перепутал?! – неожиданно для самой себя рявкнула я. – Может, это не дядя тут ходит?! Может, это не он ноты пишет?!
- Не кричи, - спокойно произнес племянник усопшего и, помолчав, добавил, - Да, если хочешь знать, ноты пишет не он.
Я не поверила своим ушам. Округлив глаза, я повернулась к Степе и уставилась на его открытое лицо.
Может, это затянувшийся дурной сон, и я не была ни в каком кафе, ни на почте, сдала контрольную, и сейчас проснусь в номере гостиницы в солнечной Италии, перед глазами возникнет мама, и наваждение, наконец, рассеется…
Я потрясла головой, но рыжее видение не исчезло.
- Что ты сказал? Повтори!..
- Мне кажется, это не дядя писал ноты… - невозмутимо поведал парень.
Пытаясь построить на место рухнувший этаж мыслей, я оглядела мирную кухню, освещенную ровным светом красивой трехрожковой люстры, висящей под самым потолком.
Господи, какой дядя?.. Какие ноты?!.
Ни с того, ни с сего ужасно заболела голова.
С тех пор, как приехал этот неуклюжий человек, у меня не было ни минуты покоя.
- Они не дядиным почерком написаны, - буднично сообщил Степа.
Я приподнялась на стуле.
- Откуда ты знаешь? Ведь это ноты, а не буквы!
- Они были подписаны. Не дядиными буквами, - втолковал мне, как первокласснице, конопатый племянник.
Чайник рухнул на плиту.
- Подписаны?..
- Да, подписаны сверху. Это не дядины ноты, поняла? Поэтому я их выбросил.
…Зачем он их выбросил?.. – какое-то отчаянье своими колючими пальцами ухватило меня за плечи.
В уютную кухню внезапно вползло странное ощущение, будто морской воздух «Лабиринта» потянулся прямо к моему лицу… С трудом стряхнув неприятное чувство, я медленно подняла на Степу глаза.
- А как они были подписаны?
Он повернулся ко мне, мотнув лохматой челкой.
- Как?.. Сейчас… Вячеслав Горячев. Вот.
Пламя под чайником на миг изменило цвет. Голубоватые язычки потемнели и обняли жгучими волнами мои пальцы, задержавшиеся над плитой…
- Вячеслав Горячев…– пролепетала я.
Будто пробуя на вкус незнакомое сочетание слов…
- Тебе это имя ни о чем не говорит? - спросил Степа.
- Абсолютно…
Девушка в свадебном платье. Молодой Борис, сказавший «Спорим». И теперь еще вот это… Некто Вячеслав Горячев. И все это как-то связано… и необходимо связать это, и как можно быстрее!
- Открывай Интернет!– скомандовала я.
Степа торжественно вытер руки белоснежным полотенцем с вишенкой и прошествовал в гостиную.
- Не увлекайся виски! – предупредил он меня на прощанье.
В ответ я только хмыкнула.
… - Тут их несколько сотен… - раздался вскоре из гостиной его голос, - как его отыскать? А может, его тут вообще нет…
Я стояла на кухне, прижавшись лбом к стеклу.
- Тут их немерено…
- Посмотри «композитор»… - громко сказала я.
- Композиторов восемь человек, - донеслось через минуту.
- Тогда добавь «гитарист»… Музыка же для гитары… - проговорила я, направляясь в огромную комнату, где перед ноутбуком сидел Степа.
- Нашел! – воскликнул он, едва не оглушив меня, и я с чашкой кофе присела рядом. - Есть! Вот, читай!
Впившись взглядом в экран, я прочла несколько сухих строк.
«Вячеслав Горячев. Гитарист, лауреат множества международных конкурсов. Талантливый композитор. Автор неоконченного сборника гитарных пьес «Календарь нимф».
Скончался в 1986 году в возрасте двадцати четырех лет».
Девятнадцать лет назад, - почему-то подумала я, и эта истина жгучим пламенем полоснула по сердцу.
Память вдруг зашевелилась и сама собой выбросила на поверхность строку письма.
«Если вспомнишь то, чему я учил тебя двенадцать лет из тех девятнадцати, когда жил той, другой жизнью…»
Из тех… ДЕВЯТНАДЦАТИ.
Значит, отсчет этих девятнадцати лет начался с того самого года, в котором скончался автор гитарной музыки Вячеслав Горячев. Странное совпадение…
- Степа…- внезапно вспомнила я, безуспешно стараясь унять невесть откуда взявшуюся дрожь, - ты говорил, что кафе «Лабиринт» как-то связано с дядей…
- Да, кажется, - наморщил лоб парень, - но я не знаю, в чем там было дело…
Легкой бабочкой в голову вдруг впорхнуло озарение.
- Сколько прошло лет с той памятной ссоры твоей матери с дядей?
- Ну… лет двадцать, не меньше. Я уже говорил, - пожал плечами Степа, - И что?
- Двадцать?.. А не девятнадцать?.. – уточнила я, как охотник, напавший на след.
- Да какая разница? – удивился парень.
Я ничего не ответила.
- Может, и девятнадцать… - развел руками Степа, - какое это имеет значение?..
Но мне почему-то казалось иначе.
Что любое оброненное слово имеет значение.
Я придвинулась поближе.
- Но ведь то, что кафе «Лабиринт» как-то связано с дядей, ты слышал от матери?
- Ну конечно, от кого же еще? Но только я это помню очень смутно. По-моему, она упомянула об этом только однажды, и то очень давно… - в голосе Степана послышалось недоумение.
- А может, она помнит, где оно было, это кафе? Ну тогда, девятнадцать лет назад? – возбужденно привстала я с плетеного стула.
По темному стеклу забарабанили первые капли дождя.
- Может быть, и помнит, - зевнув, произнес Степа и многозначительно посмотрел на часы.
Я проследила за взглядом и разочарованно кивнула. Дяди Борины антикварные часы с кукушкой и гирями показывали без двадцати час.
- Завтра, - пояснил Степа, видимо сочтя, что красноречивого взгляда мне недостаточно.
И юнец, выключив свет прямо перед моим носом, уверенно направился в спальню.
Постепенно оставляя воспоминания, сопоставления и предчувствия, я устало побрела за ним.
…Скорее бы наступило завтра!
Быть может, оно что-нибудь прояснит.
Глава двадцать вторая
- Кафе «Лабиринт» действительно существовало 19 лет назад. Но это было не обычное кафе. По ночам там собирались игроки в карты. И вот из-за дядиного пагубного пристрастия они с мамой сильно поссорились и с тех пор не разговаривали. Он там, кажется, много проиграл…
Я была слегка разочарована.
- И это и есть причина ссоры?
- Ну да… Адреса мама не знает. Говорит, кафе находилось где-то за городом… Она вообще категорически не хотела об этом говорить, и, чтобы вытянуть из нее эти сведения, пришлось сказать, что один краевед очень интересуется старой застройкой города …
Все сходится. Ночь, игроки в карты… Две ночи подряд, влекомая бабочкой, я была именно в этом кафе.
Где-то за городом.
Я могла бы предположить, что кафе находилось – и находится в настоящее время, если я там была – где-то рядом с почтовым отделением №20а, но кроме этой избушки, там ничего больше нет...
И на мгновение перед моими глазами вновь предстал необъятный простор под темным звёздным небом.
…А как же утверждение кондукторши?
«Его лет двадцать как снесли…»…
Но «Лабиринт» снести не могли! В конце концов, вместе со мной по настоянию Марка там был Димка Кортнев, а они-то (если на свое здравомыслие я уже не рассчитываю) - точно в здравом уме!
Значит, кафе по-прежнему существует, но располагается где-то в другом месте.
А возле почты снесли совсем другое кафе. Мало ли их в нашем огромном городе?..
А дурацкий эпизод с гитарой – просто досадное недоразумение… И то, что видение посетило меня именно там, ни о чем не говорит.
… Как же все-таки я утащила гитару с собой? Ведь я точно помню, что оставила ее на пороге почты…
- Где же это – за городом?.. – растерянно спросила я, уставясь на Степу.
- Понятия не имею, - пожал он плечами.
- А номер того «Фиата», который меня туда отвез, ты случайно не запомнил? – спросила я безо всякой надежды, ожидая услышать в ответ невнятное бормотание.
Но неожиданно Степа сказал:
- Как раз запомнил. У меня хорошая память на цифры, и я так долго пялился на его задницу…
И, помолчав, добавил:
- Номер 662. А вот букв не помню…
- Ну это уже кое-что! - загорелась я. – Надо позвонить одному папиному другу…
Однако не всё оказалось так просто.
Папиному другу удалось дозвониться только в одиннадцать вечера, когда он приехал с дачи.
И еще один важный для расследования день утек быстрым ручейком…
Зато через несколько минут разговора передо мной лежал лист с именем владельца черного «Фиата» с номером 662.
Чекнецкий Вадим Сергеевич.
Глава двадцать третья
Я открыла глаза и села на постели.
В эту ночь я плохо спала. Вчера мы со Степой отыскали в старой телефонной книге одну-единственную фамилию Чекнецкий с инициалами В.С., и он еле-еле убедил меня не звонить ночью, а дождаться утра.
Там же, на наше счастье, был и адрес – Тупик Музейщиков, дом № 34.
Мне вспомнилось, как в детстве, не в силах дождаться завтрашнего дня рождения, я убеждала себя: «Нужно поскорее лечь спать! Тогда я проснусь – и сразу будет завтра…»
Припомнив свои детские незатейливые мудрости, я, не сопротивляясь больше, улеглась в постель.
И действительно, завтра наступило гораздо быстрее.
Путаясь в ночной рубашке, я подошла к телефону и набрала номер.
- Алло, - донесся с другого конца трубки женский голос.
- Здравствуйте, - волнуясь, произнесла я. – Мне нужен Вадим Сергеевич Чекнецкий.
Возникла секундная пауза. Затем голос сообщил:
- Вадим Сергеевич Чекнецкий скончался в 1992 году.
Я замерла с раскрытым ртом и уже собиралась, извинившись, повесить трубку, как вдруг голос спросил:
- А Вы по какому вопросу?
«А по каким вопросам обычно обращаются к покойному Вадиму Сергеевичу?» – хотела уточнить я, но вместо этого из меня сами собой выскочили два слова:
- Кафе «Лабиринт».
В этот момент в комнату, завернувшись в простыню, вошел Степа и встал напротив меня, прислонившись к притолоке.
Как ни странно, голос ничуть не удивился моему ответу.
- Вопросами, связанными с кафе «Лабиринт», сейчас занимается его сын, Олег Вадимович. Вы по поводу закрытия пари?
- Да… - не понимая ни слова, пролепетала я.
- Чье пари Вы желаете закрыть?
- Бориса Тимофеевича Залевского, - еле дыша, отчего-то шепнула я.
Послышалось перелистывание страниц и стрекотание компьютера.
Голос на другом конце стал механическим.
- Борис Тимофеевич Залевский. Год одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой. Назовите код.
- Что? – растерялась я.
- Назовите код! – требовательно повторила механическая женщина.
- Э-э… - промямлила я, - я… я его не помню…
- Соединение не установлено, - отрезал робот, и в трубке раздались гудки.
Я растерянно уставилась на Степу.
- Ну, что? – он нетерпеливо вскинул светлые брови.
Я передала ему содержание странного разговора.
- Кое-что остается непонятным, - деловито резюмировал малец, выслушав мой сбивчивый рассказ, - но, по-крайней мере, мы нашли того, кого искали. Он явно в курсе дела. Осталось только узнать, что значит закрыть пари, и отыскать загадочный код.
- А как мы его отыщем, этот загадочный код? – спросила я у Степы. Тот лишь растерянно пожал плечами.
- Знать бы, как он выглядит…
- Наверно, какие-нибудь буквы с цифрами, - предположила я.
- Видимо, так, - согласился парень.
Степа помолчал немного, а потом произнес, потупив глаза в пол:
- Даш, а может… ну её, всю эту чертовщину? Ну, Чекнецкого этого, Горячева, код какой-то... Ноты ведь давно не пишутся, они выброшены на свалку, и всё спокойно… Давай не лезть в это дальше. Мне вообще уже кажется, что всё это нам померещилось. Никаких шагов ведь мы уже не слышим? И если хорошенько подумать, то они элементарно объясняются – мышами, например. Да и ручка со стола сама могла свалиться, от наших с тобой движений по комнате. А твои полеты на бабочке и прочее – это, извини, просто чушь какая-то. И чем дальше мы в этом бреду увязаем, тем меньше я верю, что вообще слышал эти шаги…
Теперь настала моя очередь замолчать. Не говоря ни слова, я подошла к окну и взглянула на солнечный июньский день. Не верит он! А я почему-то должна спасать его жизнь! А может, и правда, бросить всё ко всем чертям? Только вначале пусть он прочтет вот это…
Я вынула из сумки помятый конверт и протянула Степе.
- Что это? - отшатнулся он.
- Письмо твоего покойного дяди, - сообщила я с улыбкой, - в котором он просит меня оказать ему неоценимую услугу. Я получила его уже после его смерти. Оно свалилось мне на голову, прямо с неба.
Степа, нахмурившись, начал читать.
- И обрати внимание на последнюю фразу. Насчет одной юной жизни, оставшейся у них в плену. Что-то мне подсказывает, что речь идет о тебе. А теперь можешь выпутываться из этого сам. А можешь не верить и жить дальше. Но я ни за что больше не отвечаю.
Развернувшись, я направилась к двери и вышла на лестничную площадку.
Пора приняться за прослушивание оперных шедевров или пострелять пиратов. Что-то я о них подзабыла в последнее время…
Я вошла в пустую прихожую.
Прошла в свою комнату, открыла балконную дверь. Вот здесь я стояла, когда прямо к моим ногам упало это письмо… После ссоры со строптивым племянником из Астрахани. Потом стояла здесь еще раз, и опять после ссоры….
Я вспомнила, как сверху свешивалась рыжая голова и бормотала какие-то необычные слова…
- Даша! – раздалось сверху.
Я подняла голову и увидела рыжую голову наяву.
«Одна на другую похожа, но всё ж не одно и то же. Между мною и тобой днем... не помню что, а ночью… тоже не помню…», - вдруг всплыли в голове строки, как только я увидела повторение картинки. Интересно, откуда он взял эту загадку?..
- Что тебе? – сухо поинтересовалась я.
Степа помахал конвертом.
- Я прочел письмо.
- Можно сказать, что ты осчастливил меня этим известием, - не меняя тона, сообщила я, намереваясь вернуться в комнату. Степин окрик задержал меня у балконной двери.
- Даша!
Я чуть помедлила, потом обернулась и вновь подняла голову.
- Что еще?
- Все-таки, что-то за всем этим кроется странное.
- Неужели! И твой вердикт в связи с новым поворотом событий?
За головой высунулась веснушчатая рука и почесала в затылке.
- Будем искать код. Только прежде ты расскажешь всё, что знаешь. Всё-всё-всё! Обещаю, что выслушаю и не буду смеяться!
Глава двадцать четвертая
- Придется пошарить по шкафам и тумбочкам, - вздохнула я, окидывая взором пространство зала, уставленное старинной мебелью.
- Придется… - как эхо, повторил племянник.
- Тогда засучивай рукава и приступай! - сурово приказала я, - Давай ты начнешь вон с того прикроватного шкафчика, а я с книжных полок.
И мы со Степой дружно принялись перебирать бумажки, тетради и книги покойного антиквара.
Через три часа, сидя перед тарелками с яичницей и чашками с чаем, мы вынуждены были констатировать, что никаких записей букв с цифрами обнаружено не было.
Отхлебывая чай, я окинула взглядом окно, где за шторой стоял эфедрин. И вспомнила, как именно на этом месте бабочка впервые донесла слова Бориса Тимофеевича.
Как давно она не появлялась…
- Как давно она не появлялась… - тихо произнесла я вслух.
- Кто? – спросил Степа.
- Бабочка, - ответила я.
- Она больше не прилетит, - быстро проговорил племянник.
Я вздрогнула.
- Почему?
Степа помолчал с минуту, а потом сказал:
- Ты знаешь, с тех пор, как я сюда приехал, мне иногда кажется, что я схожу с ума.
Он поднял на меня зеленые глаза.
- Когда ты уходила на почту, тут кое-что случилось... Все-таки она и правда прилетала - и тогда, и теперь.
- Кто прилетал?
- Ну, бабочка. Я думал, что это просто под впечатлением твоих рассказов, но нет, я же ясно слышал эти слова!
- Какие слова?
- Ну, эту загадку.
- Уж не эту ли? «Они друг на друга похожи, но всё ж не одно и то же…»
Степа остолбенел.
- Ну да! Откуда ты знаешь?!
- Ты мне ее загадывал, но только как-то вскользь… И я почему-то сегодня тоже вспомнила о ней.
- Мне тогда показалось, что я точно схожу с ума, понимаешь? Когда ты рассказывала всю эту чепуху про говорящих бабочек, я думал про себя, что ты… ну, малость того. Но ведь и мне… и мне тоже виделась бабочка и слышался голос... В ту ночь, когда ты допоздна торчала на этой почте. Помню, мы как раз поссорились, и ты ушла. Я тогда лежал-лежал и не мог уснуть. Не знаю почему, но не мог – и всё… - быстро затараторил Степа.
- И вот я так лежал, лежал… И вдруг увидел бабочку за стеклом. Она словно просила, чтобы я её впустил. Но я просто прирос к матрацу, понимаешь?
А потом услышал этот голос. Он как будто прилетел вместе с ней. Такой тихий-тихий, но ясный. Она проговорила несколько слов, похожих на какую-то загадку. Но, понимаешь… - Степа понизил голос, словно нас мог услышать кто-то еще, - я тогда подумал, что это от той сигары, что лежала у дяди Бори в тумбочке…
- Сигары?!. Ну ты, брат, силен!... - поразилась я.
- …Знаешь, я никогда не курил кубинских сигар. Мало ли что от них бывает, откуда мне знать? Я знаю только, что бабочки не умеют разговаривать! А вчера ты опять ушла на почту, и я опять ее видел. И уже без всякой сигары. Вот тут-то мне стало по-настоящему жутко… Она сказала, что больше ничем помочь не сможет. Это был последний ее полет. Она должна была застать тебя… Но не застала. А больше ей не разрешено… И после этого улетела. Всё, - развел руками Степа.
- И ты еще утверждаешь, что нам всё это мерещится! Обоим сразу! – рассердилась я.
Степа опустил голову.
- Ну бывает же коллективное помешательство… - буркнул он себе под нос.
«Напрасно старушка ждет сына домой…», - почему-то пришли на ум строки русской народной песни.
Бабочка больше не прилетит.
- Почему же она не повторила мне эту загадку позже? – растерянно спросила я Степу.
Тот наморщил веснушчатый лоб.
- Она сказала что-то насчет «единожды».
- Что?
- Да я не помню уже, но что-то «единожды». Вроде как два раза не повторяет…
…Она должна была застать меня.
… Но не застала.
…Словно какая-то сила вытянула меня на почту как раз в тот момент, когда в последний раз прилетела бабочка…
- А как звучала загадка? – спросила я, тяжко вздыхая, - может, в ней ключ к шифру?
- Да белиберда какая-то, - отмахнулся Степа, - я уж и не помню. Они друг на друга похожи, но все ж не одно и то же. Вместо… нет, не вместо… Между мною и тобой… нет…
- Вспоминай! – сердито приказала я. – Бабочка не могла сообщить белиберду. Только что-то очень важное! И мы не знаем, сколько у нас времени, чтобы успеть закрыть пари!
Неясная мысль шевельнулась при последних сказанных словах. Время… сколько у нас времени…
«Да любой музыкант без всяких дипломов победит с ней на конкурсе…»
А сколько времени мне осталось до того дня, как я получу диплом?
Два этих, казалось бы, не связанных между собой факта, вдруг качнулись передо мной, как на весах.
…И ведь я не могу его получить из-за странного листа бумаги, вырванного из тетради антиквара… Именно Борис Тимофеевич не дает мне вовремя получить диплом… Значит, я нужна ему без диплома… Не означает ли это…
- Они друг на друга похожи, но всё ж не одно и то же. Между мною и тобой для тебя небо… - забубнил Степа.
…Не означает ли это, что я – ТОТ САМЫЙ МУЗЫКАНТ БЕЗ ДИПЛОМА, который должен выиграть конкурс?..
Знать бы еще, что это за Алька, которая не вышла замуж…
И передо мной встало залитое слезами лицо девушки в свадебном платье.
Но как ее найти?
И причем тут композитор Вячеслав Горячев?
Я повернулась к Степе.
- Степ, а ты случайно не знаешь никаких девушек…
Нет. Сейчас ей должно быть не меньше сорока лет. Ну тридцати восьми.
- Вернее, женщин по-имени Аля?
- Ты про эту Альку? Нет. Никогда не слышал ни от кого этого имени.
- А мама случайно не упоминала? В связи с этой историей?
- Не-а… Да и без связи с историей тоже не упоминала.
- А как зовут твою маму? – спросила я.
- Лена. А причем тут мама?
Я пожала плечами.
- Ну так… Утвердить либо опровергнуть…
Мы помолчали.
- Альку нам, наверно, никогда уже не найти… - констатировала я задумчиво.
- …А Вячеслав Горячев умер. И он нам тоже ничего уже не расскажет, - подхватил Степа.
- А что он мог бы нам рассказать? – уставилась я на Степу.
- Ну, наверно, что-нибудь рассказал бы, будь у него такая возможность. А так только гитару свою подсунул…
Услышав это, я словно окаменела. Славушка! Это и есть Вячеслав Горячев! И он таинственным образом передал мне свою гитару!
Я искоса взглянула на Степу. Как это он сопоставил?.. А я? Вроде бы всё очевидно… Но вот очевидное-то и замечается обычно в последнюю очередь… Просто старушка с гитарой и Славушка были у меня как бы с одной стороны, а Вячеслав Горячев и его ноты – совершенно с другой. А вот Степа сразу сообразил, что к чему.
Я еще раз взглянула на рыжеволосого юнца. Хорошо, что я привлекла его в союзники!
А интересно, отчего Вячеслав погиб в таком молодом возрасте?
- Утонул, - глядя в экран, объявил Степа через пять минут. – Предполагают, что утопился в море. Самоубийство.
Бедная неприкаянная душа… утопился в море…
И странный запах кафе «Лабиринт», напоминающий воздух морского побережья, словно опять проник в мои ноздри…
Я прильнула к экрану.
- А из-за чего, не сказано?
- Не-а. Да тут вся биография очень вкратце. Всего два абзаца про него.
…Но ведь неприкаянная душа гитариста бродит по квартире антиквара, именно здесь он пишет ноты, бренчит ночами на гитаре… Получается, ему нужно то же самое, что и хозяину квартиры?..
Чтобы я закрыла пари!
Мысли побежали, как тесто из кастрюли.
А как именно закрыть пари? Что это значит?
Закрыть пари… Закрыть пари…
Размышления вернулись к предыдущему озарению. Если я права, и Борису Тимофеевичу я понадобилась именно в качестве музыканта (гитариста!) без диплома… То - для чего?
Только для того, чтобы выиграть этот пресловутый конкурс, упомянутый в пари.
А для чего его выигрывать?..
Только для того, чтобы доказать, что он был ПРАВ.
ВЫИГРАТЬ ПАРИ спустя девятнадцать лет.
Таким образом, получается, что закрыть пари - значит выполнить его условия? Которые не были выполнены все эти девятнадцать лет. Которые каким-то образом сгубили жизнь молодого гитариста и композитора Вячеслава Горячева, неведомой Альки и много лет не давали покоя Борису Тимофеевичу Залевскому.
У пари было два пункта… Замужество незнакомой девушки и победа на конкурсе с музыкой Горячева.
А сбыться, согласно письму, может только один.
… ОНИ не отпустят меня и там, за гранью, пока не исполнится то оставшееся, единственное из двух, что еще может сбыться.
Первая жизнь загублена раньше твоего рождения, и этого тебе уже не исправить…
Первая жизнь.
Это, видимо, и есть Вячеслав.
Вернуть его в мир живых мне и впрямь не удастся.
И, вероятней всего, он и был Алькиным женихом, и именно поэтому ей уже никогда не выйти за него замуж.
А может, наоборот… Утопился, потому что она собиралась выйти замуж за другого…
Как бы там ни было, остается заняться вторым пунктом – тем, что мне как раз по силам и по профилю.
И это значит, что мне нужно победить на конкурсе гитаристов, исполнив музыку Вячеслава Горячева.
До момента, пока я не получу диплом.
Только и всего.
Я исполню… - я почему-то содрогнулась – «Свадебное танго». Ведь других произведений я не знаю.
Но какая-то незавершенность моих выводов не давала мне покоя. Словно я что-то упустила из виду. Других его произведений… Произведение… произведение…
Последнее произведение! Не «Свадебное танго», а последнее произведение Вячеслава! Помнится, Борис Тимофеевич сказал – «его музыку», но в самом конце проклятый тщедушный спорщик уточнил…
Мыслительный процесс начал притормаживаться в связи с нарастающим чувством голода.
- Принеси чаю! – звонко отдала я распоряжение Степе в зал. – И два бутерброда с сыром. И один с икрой. Икра в холодильнике, на нижней полке. Там две баночки икры семги…
…Если я была нужна антиквару только как музыкант, ещё не получивший диплома, тогда с какой целью я бывала у него так часто, что знаю наизусть всё до мелочей?..
Может быть, дверца той, другой памяти, откроется еще раз…
Мои мысли прервал Степа, возникший на пороге с подносом в руках. В отличие от меня, он уже ничему не удивлялся.
Взяв бутерброд с красной икрой и чашку кофе, который мальчуган принес вместо требуемого чая, я вернулась к прерванному внутреннему диалогу.
…А откуда я узнаю, какое у него последнее произведение?..
«…является автором неоконченного сборника «Календарь нимф…»
Значит, надо найти этот сборник. «Календарь нимф». И взять из него самую последнюю пьесу… Неоконченную. А где его найти? В Интернете, конечно, где же еще? В Интернете всё есть…
Только и всего…
Если не считать того препятствия, что Степа выбросил ноты.
Видимо, ноты, что писал по ночам умерший девятнадцать лет назад Вячеслав, и были тем самым окончанием…
Я снова покосилась на парня, покорно ждущего, пока я допью кофе и верну ему пустую чашку. Вот дурак! Где я теперь раздобуду окончание последнего произведения?.. Если бы речь шла о «Свадебном танго»…
Мысленно обругав Степу непечатными словами, я сделала последний глоток и немного успокоилась.
Может, сыграть его неоконченным?..
Нет, это же не Шуберт с его «неоконченной симфонией»!..
А как тогда быть? Все-таки подсунуть им «Танго»?..
Раз десять переварив в голове все возможные варианты, я, наконец, лопнула, как пузырь, и поделилась своими измышлениями с напарником.
Тот, похвалив меня за недюжинный ум и железную логику, моментально предложил собственное решение проблемы, простое, как пряник.
- Господи, да закончи там как-нибудь… на тонике.
Упомянутый Степой музыкальный термин меня удивил.
- А ты что, музыке, что ли, учился?
- Не-а… В школе по пению проходили.
Я уставилась на «юную душу». И правда… что мне стоит дописать десяток тактов и завершить произведение?..
- Вот что значит светлая голова, - одобрила я.
И Степан вдруг зарделся, как девчонка.
…Ладно, окончание я придумаю сама. Для меня это вовсе не составит труда, все будет в лучшем виде и вполне в стиле Славушки. Надеюсь, жюри любого конкурса через двадцать лет не вспомнит даже фамилии этого композитора, а не то что его позабытых гениальных творений…
Я откинулась на спинку кресла полностью обессиленная, словно только что совершила безумно тяжелую работу. И в то же время где-то в глубине души появилось уверенное ощущение победы.
«Только и всего»! - опять подумала я, но уже гораздо более весело.
… Только и всего? А причем тут тогда Олег Чекнецкий и дела его отца по кафе «Лабиринт»?..
По вопросу пари нужно обращаться лично к нему и знать какой-то непонятный код…
Наверно, пари закрывается по-другому…
Я почувствовала, как голову начинает раскалывать нарастающая боль.
…но обо всем этом я, как Скарлетт, подумаю завтра.
Глава двадцать пятая
Утром случилось непредвиденное. Пропал Степа – проснувшись, я нашла его постель смятой, без малейших следов присутствия парня.
Решив, что он готовит завтрак – так уж у нас повелось – я лениво крикнула:
- Степа!
Никакого ответа.
Обшарив квартиру, племянника я нигде не обнаружила.
«Это дядя ночью его уволок… - похолодела я. – Потому что я не успела закрыть пари!.. Одна юная жизнь… »
Но только я открыла рот, чтобы по всем правилам забиться в истерике, как входная дверь хлопнула, и искомый гражданин возник на пороге. В руке его был садок, полный какой-то мелкой рыбы, а на лице сияла улыбка до ушей.
- Ты где был?! – набросилась я на него.
- На рыбалку ездил! – улыбнулся пропавший еще шире и сунул мне в руку садок. – Неси на кухню!
- Ну и напугал ты меня! – выдохнула я, беря улов.
На лице Степы появилось довольное выражение.
- Один, что ли, ездил? – удивилась я, отойдя от стресса. – А откуда ты знаешь здешние рыбные места?
- Почему это один? – перебил парень. – Со Стасом!
- С каким Стасом?! – поразилась я еще больше.
- С соседом твоим… и моим.
Речь, видимо, шла о Стасе Ревицком, еще одном обитателе нашего элитного дома. Сын богатых родителей, профессоров университета языкознания, двадцатидвухлетний Стас слыл модным авангардным ходожником и по-совместительству пропойцей и лоботрясом.
- Где это ты его подцепил?! – при этом вопросе глаза у меня, наверно, были как у глубоководного краба.
- Где… Почаще надо дома бывать, а не разъезжать по кафе, прикинувшись невестой, и не бродить ночами по лугам с гитарой…
В ответ на это хамство у меня даже не нашлось слов.
Однако Степа их и не ожидал. Он прошел на кухню и вальяжно расположился на стуле.
- Что у вас может быть общего? Во-первых, он старше тебя…– не могла понять я.
- Да не зуди ты, как старая дева…
- Слушай, ты! – обернулась я на малолетнего нахала. – Мне все равно, где ты и с кем! Просто я не понимаю, чем вы могли друг друга заинтересовать. А если ты будешь разговаривать в таком тоне…
Услышав в моем голосе угрозу, Степа вскочил со стула, схватил меня за руку и заканючил:
- Даша, ну Даш… Ну прости… Когда ты переоделась невестой и уехала, мне стало так тоскливо… А тут он попался на площадке. Так, слово за слово, разговорились…
- Он пьяный был? – уточнила я.
- Да не то, чтобы очень… Пиво пил…
- Ясно. Выкладывай свою рыбу и садись завтракать.
«Вот выйди замуж за такого… - подумала я, нарезая сыр, - будет оскорблять, задираться… И что-то мне уже совсем не хочется спасать его юную жизнь…»
Я неприязненно покосилась на Степу. Не зная, какие мысли проносятся в моей голове, тот с аппетитом уписывал бутерброд с ветчиной.
После завтрака я, не говоря ни слова, сложила посуду в раковину, вымыла её, вытерла руки чистым полотенцем и прошествовала к компьютеру. Нужно быстренько найти сборник «Календарь нимф», распечатать ноты и приступать к разучиванию последнего произведения усопшего композитора. Или, может, Степа – я опять покосилась на смиренно присевшего перед телевизором племянника - считает, что выиграть международный конкурс - это как пять пальцев об асфальт?..
Степа пялился в экран, также не поворачивая головы в мою сторону.
Не обращая на него внимания, я включила компьютер в надежде, что тот выложит мне вожделенные ноты. Однако не тут-то было.
«Календаря нимф» в интернете не оказалось. Я растерялась. Где же тогда мне взять сборник?..
Мои размышления прервал дикий индейский вопль, и в следующий момент кто-то ухватил меня за пятку.
- А-а-а! – не своим голосом завопила я.
Развернулась и увидела Степу.
- Я загадку вспомнил, - сообщил он.
- Ты что, идиот? - рявкнула я. – Разрыва сердца хочешь?! Мало того, что исчезаешь без вести, так еще…
Я угрожающе вышла из-за компьютера. Степа отскочил в сторону.
- Ну погоди у меня! – сиреной заверещала я, надвигаясь на него и схватив по пути огромный старинный торшер. С диким хохотом парень, пятясь, выбежал в коридор, налетел спиной на дверь и грохнулся на лестничную площадку.
За его упавшим телом возникла космическая туша Андромеды Николаевны.
- У вас всё в порядке, дети?.. – спросила она, приторно улыбаясь.
Рыжее «дитё» поднялось, кряхтя и потирая ушибленный бок. Я медленно опустила торшер на пол и пригладила волосы.
«Выгляжу, наверно, как мегера…» - пронеслось в голове.
- Всё отлично! – уверил Степан, протискиваясь через торшер в квартиру дяди.
- А где же твой муж, Дашенька?.. – раздался ангельский голос, но от грохота захлопнувшейся двери слова рассыпались в воздухе и остались без ответа.
Мы со Степой, как по команде, взглянули друг на друга и расхохотались.
- Я загадку вспомнил… - повторил рыжий черт через некоторое время.
- Загадку?.. – наконец сообразила я.
И сердце в груди заплясало украинский танец гопак.
- Принеси корвалолу, - попросила я.
Корвалолу… Ну точно – нудная старая дева лет этак тридцати пяти…
- пронеслось в моем девятнадцатилетнем мозгу.
- Дяди Бориного? – уточнил провокатор.
Я взглянула на него так, что он сразу заткнулся.
- Нет, дяди Бориного не надо, - отказалась я, немного успокоившись. – Пошли в комнату. Нужно кое-что решить.
Глава двадцать шестая
- Если у нас пока нет пути к «Лабиринту», - начала я, присаживаясь с рюмочкой виски в плетеное кресло, - значит, нужно найти путь к тому, кто приведет нас туда.
- То есть к Чекнецкому, - уточнил Степа.
- Собственно к «Лабиринту» - это и есть к Чекнецкому, - продолжала я изливать малолетке свои умные мысли.
…Ты ошибаешься, Дарьюшка… - еле уловимо прошелестело над головой. Что это?..
Вздрогнув, я обвела глазами комнату. Подняла взгляд к потолку. Антикварная люстра мигнула светом, льющимся из изогнутого плафона-тюльпана.
И никого. И ничего…
Я стряхнула жутковатое ощущение и тихонько добавила:
… - Сам «Лабиринт» нам по сути и не нужен. Найдем Чекнецкого, закроем пари – и дело с концом!
Какой-то вздох, похожий на тяжелый стон…
Я осеклась. Да что же это такое?!
Семейный совет происходил в большой гостиной. Я невольно прислушалась к тишине за окном – этот странный голос… потом горький, какой-то безнадежный выдох… Дарьюшка… А вдруг бабочка все-таки сумела прорваться сквозь запрет?.. Откуда прилетели эти слова?..
Но за окном не было даже легкого ветерка, который можно было бы спутать с биением в стекло прозрачных крыльев. И в гостиной тоже было тихо.
Даже слишком тихо…
- Все очень просто, – нарушила я эту тяжелую тишину. Мне показалось, что голос дребезжит, как пила. – Домашний адрес – помнишь? Тупик музейщиков, дом 34. Может быть, если удастся встретиться с Чекнецким лично, то он разрешит закрыть пари без всякого кода, - предположила я.
И мне представился этакий симпатичный молодой человек в костюме, расплывающийся в благожелательной улыбке и согласно кивающий:
- Закрыть пари Залевского?.. Да-да, конечно! Строго говоря, это чистая формальность! Распишитесь вот здесь, пожалуйста, - улыбка становится еще шире. – Благодарю Вас. Пари закрыто! Всего доброго! Вас проводить?..
Но в мои безмятежные раздумья вдруг снова вкралась какая-то облачная тревога. Отчего она?..
Я взглянула на Степу, стоящего передо мной, и …
мне показалось, что за его спиной вдруг на мгновение возник темный силуэт!
Так похожий на тень покойного антиквара!..
Тень как будто прислонилась к шкафчику с посудой и скорбно качнула головой.
И пропала.
- А-а… - вскрикнула я, как ужаленная.
- Ты что? – с распростертыми объятиями кинулся ко мне племянник, едва успев поймать меня, выпадающую из кресла.
- Дядя Боря… - пролепетала я.
Степа обернулся, мотнул головой из стороны в сторону.
- Да нет никого…
И бережно усадил меня обратно.
- Не увлекайся виски! – строго приказал он.
Я отдышалась. Виски тут ни при чем…
- По-моему, мы что-то делаем неправильно… - неуверенно произнесла я после тягостной, словно повисшей над нашими головами, паузы.
- А что именно?
- Я… не знаю.
Степа помолчал, а потом выдал:
- Я тоже не знаю. Но ведь другого плана у нас пока нет? Тогда давай придерживаться этого. Лично я в нем никаких изъянов не вижу. А дальше – будь что будет.
Я тоже не вижу, а вот Борис Залевский…
Я еще раз взглянула на то место, где минуту назад стоял силуэт Бориса Тимофеевича. Никакого силуэта там не было.
- Даш, ну ты что?! Узнаем адрес, выследим, закроем пари… Мы ведь уже все решили! Или у тебя есть другие идеи?
Откуда было взяться другим идеям?
Но у тени дяди Бори другая идея, похоже, была.
… - Сам «Лабиринт» нам по сути и не нужен…
…Ты ошибаешься, Дарьюшка…
Получается… нужен?..
Тогда… тогда… вот что.
- Когда мы увидим Чекнецкого, нам не нужно сразу рваться к нему… - медленно произнесла я, придвигаясь к той мысли, что созрела в моей голове.
- Почему? – не понял Степа.
- Сначала мы должны с его помощью узнать, где находится это чертово кафе. Мы должны проследить за его передвижениями, пока они не приведут нас в «Лабиринт».
Степа округлил глаза.
- Ты же только что сама говорила, что…
- Я была не права.
- У тебя семь пятниц на неделе… И что теперь?
- А теперь…
Допив виски, я приступила к самому главному.
- Придется на время взять машину у Стаса, - произнесла я таким легким- легким тоном, словно речь шла о чем-то совершенно естественном.
Однако Степа незамедлительно назвал вещи своими именами.
- Как это – взять на время? Он ведь не даст! – парень вскинул на лоб белесые брови. – Угнать, что ли?!.
Я моментально представила первые страницы городских бульварных газет.
«Дочь известного в городе адвоката Игоря Буранюка на пару с малолетним сообщником угнала машину модного художника, участника выставок авангардной живописи, автора скандальных картин «Иван Царевич и брат его Иван» и «Алёнушка и брат её козел» Станислава Ревицкого…»
И невольно поморщилась.
Но другого выхода на ум не приходило.
- Придется взять, - нажала я на слово «взять». - Мы очень аккуратно…
Степа замолчал, раздумывая.
- Ладно, - тяжело уронил он, наконец. – Надо так надо.
- Естественно, это поручается тебе. Как его… - я хмыкнула, - другу.
- Ничего не скажешь, дружеская выходка… - пробурчал Степан. – А что, у твоего отца нет машины, что ли?
Я только отмахнулась.
- В гараж нам не попасть, там такая сложная система, да и ключи от гаража в сейфе. Так что об этом забудь. В общем, Стаса я отдаю на твое попечение, и постарайся, чтобы к завтрашнему вечеру его побитая «пятерка» была в нашем полном распоряжении.
- Пара бутылок пива и немного водки… - ухмыльнулся будущий воришка, - А ты водить-то умеешь?
- Я?.. – растерялась я. – Я думала, что ты умеешь…У нас тут молодежь уже вовсю лихачит…
Лицо Степы расплылось в дурашливой улыбке.
- Я в деревне на дедовом «Феррари» каждое лето гоняю… Только там, где народу нет, и вместе с дедом!
Воцарилась тягостная пауза, во время которой у меня промелькнула нелепая мысль, зачем деду в деревне «Феррари»?..
Потом Степа, посерьезнев, сказал:
- Да ладно, я пошутил насчет «Феррари». А водить я умею. И вроде неплохо…
- Тем лучше… - после паузы выдохнула я. - Тогда тебе желательно как можно быстрее приступить к налаживанию крепких дружеских отношений, дабы максимально расположить объект к себе. А я тем временем разузнаю, где в самое ближайшее время пройдут международные конкурсы гитаристов. Распределив обязанности, я двинулась к компьютеру.
- А ты мне нравишься, принцесса-авантюристка! – весело крикнул мне в спину парень.
Сев за монитор, я услышала хлопок двери – это Степан направился к раздолбаю Стасу Ревицкому, разрабатывая в голове коварный план кражи машины у друга.
И ведь это ни кто иной, как я, толкаю несознательный элемент на нарушение заповеди «не укради», причем на откровенно подлое нарушение…
«Во имя его же спасения все средства хороши…» - не очень уверенно подумала я и, чтобы не заморачиваться на этом двояком утверждении, нажала на значок браузера.
Глава двадцать седьмая
На этот раз Интернет не просто разочаровал меня, а сразу убил наповал.
Международные конкурсы… Как бы не так!
Не конкурсы, а только один конкурс.
Только один!..
Да и на него я, похоже, НЕ ПОПАДАЮ.
Международный конкурс исполнителей на гитаре, пройдет с 16 по 22 июня в Милане. Заявки принимаются… Ах нет, они уже давным-давно приняты. И состав участников также давно определен. Потому что 16 июня наступит через пять дней, а срок подачи документов и обязательного взноса истек две недели назад.
В отчаяньи я треснула ладонью по столу и тут же завопила:
- Ой-ой-ой!!!
Даша, поспокойнее! Не хватало еще руки ломать! Как тогда конкурс выигрывать?.. Нам нужна только победа! – сказала я самой себе.
И тут же мне показалось, что это сказала вовсе не я, а кто-то другой. И сказал уже давно… в той самой, нездешней, памяти…
Внезапно меня обняло чувство, что кто-то установил надо мной высокое покровительство. Не знаю, откуда пришло это ощущение, но тот факт, что моя заявка не принята, взнос не отправлен, и мои документы все еще у меня, а не у жюри конкурса - все это перестало иметь значение.
Потому что всё по-другому…
Ощущение времени вдруг как-то странно расширилось, и к сегодняшнему моменту моего сидения за компьютерным столом вдруг непостижимым образом примешался другой момент, из забытого, незнакомого прошлого. Они, эти два разных периода жизни, как бы соединились и существовали сейчас неразрывно.
Почему-то в эту секунду, сидя за столом в гостиной соседа, я одновременно сижу еще в одном месте – на его кухне… Только я совсем по-другому одета, и у меня челка, которую я не ношу уже почти полгода… Теребя пуговицу синего халата, я смотрю в монитор и вижу, что всё потеряно и все сроки вышли… И в то же время, сидя на кухне в брюках и белом джемпере, я знаю, что документы отправлены, об этом не стоит беспокоиться…
И я знаю об этом уже не менее полугода…
И это ощущение засасывает меня с головой… Экран как будто меркнет, и комната куда-то отступает,
и из двух меня – сегодняшей и тогдашней – я сегодняшняя начинаю растворяться и окутываться дымом… И вот уже я вижу себя только одну – ту, что не здесь, и не сейчас – ту, что с челкой…
Теперь, когда картина нынешнего дня куда-то уплыла, все видится гораздо четче. Да, я сижу на кухне Бориса Тимофеевича, в белом джемпере и джинсах. Я окидываю взглядом стол и краем глаза, среди чашек с кофе, сахарницы и тарелок мельком замечаю какой-то небольшой предмет на самом краю. Но как только я поворачиваю голову в его сторону, чтобы рассмотреть подробнее, закрытая дверь кухни приоткрывается, и я поднимаю глаза и вижу, как за край двери с обратной стороны ухватилась старческая ладонь хозяина.
- Борис Тимофеевич, смотрите, как у меня получается!.. – весело кричу я и, не глядя, уверенной рукой тянусь к тому самому предмету на краю стола и…
…- Всё в порядке! – вдруг гаркнул мне на ухо голос Степы. – Вот ключи!
Голову пронзила резкая боль.
Картинка треснула и разбилась на осколки.
И из неё начала словно просвечивать другая – день сегодняшний. Какое-то время - доли секунды – они опять существовали вместе. Кухня, дверь и рука антиквара – и зал, желтый диван в углу, экран компьютера… Всё это имело какие-то неестественные, извилистые формы, но постепенно начало выпрямляться, расправляться… Одна картина приобрела объем и насытилась цветом, другая наоборот, выцвела до прозрачности и исчезла. И вот передо мной уже совершенно обычная комната, и никаких следов наслоения…
Возвращение в реальность заняло не более трех секунд.
Стряхнув странное наваждение, я повернула голову, и перед моим носом туда-сюда закачались ключи от машины.
- Видала? – похвалился Степа. – Учись!
И заржал совершенно детским, беззаботным, громким смехом.
- Уже? – не смогла я скрыть изумления. – Быстро же ты его споил!
- А он уже был пьяный! – весело объяснил подросток. – Я только перебросился парой общих фраз и незаметно спёр ключи – они на крючке висели.
- Пять баллов, - оценила я, слегка поморщившись от лексикона приятеля. – Где машина?
- За углом, в гаражах.
Я кивнула.
- Родители Стаса сейчас на даче, а сам он теперь до утра носу из дома не высунет. Потренируйся пару кругов вокруг Менделеева, только мимо подъезда не проезжай, объедешь со стороны Школьной аллеи. Понял?
- А как ты собираешься следить за Чекнецким? - крутя на пальце ключи, Степа присел на край стула. - Квартира в телефонной книге не указана, а в лицо мы его не знаем…
- Что-то мне подсказывает, что я уже видела его – тогда, в «Лабиринте». Что он один из тех… Ну, тех игроков в карты, про которых я тебе рассказывала. Не думаю, что в Тупике Музейщиков огромные дома. Насколько я помню, они там маленькие, двухэтажные. Один-два подъезда. Будем смотреть на всех, кто выйдет из дома поздно вечером. Ищущий да обрящет! А теперь ступай освежи свои навыки вождения.
- Понял, - кивнул Степа и исчез.
Глава двадцать восьмая
Дом под номером 34 оказался четырехэтажным и трехподъездным. В старой «пятерке» Стаса Ревицкого с разбитой правой фарой мы расположились в центре, напротив второго подъезда, за огромным раскидистым кленом.
Знакомого «Фиата» поблизости не было.
Вот уже час мы терпеливо ждали появления Чекнецкого. Я вглядывалась в каждого входящего и выходящего человека, надеясь, что кто-то невидимый толкнет меня в бок и шепнет – это ОН!..
Но из подъезда выходили только какие-то тетки с мешками, полными мусора. Они неспешно двигали свои телеса к контейнеру, расположенному на углу, и, освободившись от груза, так же степенно возвращали их назад. Потом тетки закончились, и наступило некоторое затишье. Около одиннадцати из первого подъезда высыпала шумная компания подростков и, гогоча и подпрыгивая, поспешила в сторону парка.
И вновь тишина. Только на этот раз еще более сонная. В окнах начали постепенно гаснуть огоньки люстр, и вскоре дом почти полностью погрузился во тьму.
Время близилось к полуночи, и уверенность в том, что кто-то еще появится, начала иссякать. Степа, который и так был настроен скептически, наконец, нагло зевнув, спросил:
- Ну и долго мы будем тут торчать?!
И в этот момент дверь последнего подъезда бесшумно отворилась.
На пороге появился человек. Что-то в его облике показалось мне знакомым. Он быстро прошел во двор и на мгновение оказался совсем близко от нашей темной машины, в которой мы, не сговариваясь, внезапно замерли, как притихшие котята.
«Тот… в тельняшке…» - ахнула я.
Это был тот самый толстяк, который обрезал мои волосы!..
Его спокойное лицо с каким-то мертвым, неподвижным выражением, совсем не похожим на то, с которым он, вульгарно хохоча, развалился тогда за столом, на миг мелькнуло передо мною, и тут же, не замедляя шага, он проследовал куда-то в глубину двора и потерялся во мраке.
- За ним! – вполголоса скомандовала я.
Степа быстро развернул «пятерку».
И вовремя - через мгновение нашему взору предстал выезжающий из глубины полутемного двора… черный «Фиат».
662.
- Откуда он тут взялся? – поразилась я.
«Фиат» вырулил на дорожку и быстро поехал вперед.
Степа, не отвечая, двинулся за ним.
Идущая впереди машина выехала из Тупика Музейщиков и уверенно повернула в сторону центра.
- Во! – удивился Степа, разворачиваясь вслед за «Фиатом».
Не упуская его из виду, нам пришлось ехать по центру города довольно долго.
- Угловая… Менделеева… Школьная аллея… Центральная… - бормотала я названия улиц, которые мы проезжали.
Странно… Едет по центру. Может, он и не в «Лабиринт» вовсе?..
Однако, проехав центр, Чекнецкий вдруг свернул на какую-то глухую улицу.
Заметив, что мое бормотание прервалось, Степа спросил:
- Что за улица?
- Не знаю… - медленно произнесла я.
Незнакомая улица вскоре кончилась, «Фиат» вновь куда-то свернул и некоторое время ехал прямо. В какой-то момент машина вдруг запетляла туда-сюда, и Степа еле-еле успевал за ней поворачивать.
Городские фонари стали попадаться всё реже и, наконец, свет их окончательно оборвался. За окном наступила полная темнота, а черная иномарка все мчалась и мчалась вперед.
Мы следили за Олегом Чекнецким уже около сорока минут. Но казалось, что погоня длится вечность.
Неожиданно машина остановилась. Степа едва успел затормозить.
- Стой! – чуть ли не в голос крикнула я, видя, как наша «пятерка» стремительно приближается к вставшему «Фиату».
Степа дернул руль и чудом не въехал в какое-то дерево.
Из его рта выскочило непечатное выражение.
- Тише, оратор! – цыкнула я.
И в эту секунду прямо передо мной выросло кафе «Лабиринт».
Я могла поклясться, что еще мгновение назад его здесь не было!
Но сейчас оно стояло перед нами – четыре нелепо наставленных друг на друга этажа, и рядом - тусклый фонарь, свет которого освещал небольшой порожек у входа.
Степа оцепенел.
- Откуда оно взялось?!. – прошептал он в изумлении.
Но то, что случилось дальше, привело нас в еще большее изумление.
Из «Фиата» начали выходить люди. Сначала один человек, какой-то тощий и вертлявый, за ним еще один, тоже худой, но повыше ростом, потом еще и еще…
Мы со Степой переглянулись.
- Ничего себе… - выдохнул он, когда из пустой машины вылез двенадцатый пассажир.
Последним вышел Чекнецкий. Он деловито запер машину, и вся процессия начала приближаться к кафе.
Стройной группой они подошли ко входу и исчезли внутри.
Какой-то странный холод обступил меня со всех сторон. Холод и … небытие.
Откуда эти ассоциации?.. Только что я видела тринадцать живых фигур. Они двигались… Они, по-моему, беседовали меж собой…
Но от этого факта почему-то стало еще страшнее.
Я заметила, что мой собрат по несчастью тоже не спешит выходить из уютной «пятерки».
Я поддалась его оцепенению, и мы еще пару минут не могли двинуться с места.
- Что-то мне не хочется идти туда… - признался, наконец, племянник из Астрахани.
- Тоже мне герой! – пристыдила я, чувствуя, как мой голос исказился до неузнаваемости.
- Жуткое место… - шепнул Степа очень тихо.
И он был прав.
Какой-то жутью веяло от этого мрачного здания. От этого окружающего холодного, сырого воздуха. От этой тяжелой, словно прибивающей к земле, темноты.
И от ощущения, что кафе выросло из-под земли, и что вокруг него…
Такое же чувство возникало у меня и раньше…
Что вокруг кафе ничего нет.
Нет, я не про здания, не про деревья или магазины… Я про то, что нет… ничего. Даже земли, на которую можно ступать. Даже воздуха, которым можно дышать… Там, сзади – провал… Черная пустота…
Нет… и пустоты там тоже нет…
- Что с тобой? – услышала я обеспокоенный голос Степы. – Ты так побледнела…
Я повернулась к нему и увидела, что на его лице нет ни кровинки. Такой цвет кожи бывает под синей лампой реанимации.
«Нет! Ощущению страха нельзя дать пустить корни!..» – пробился откуда-то слабый голос рассудка.
- Пошли, - решилась я и потянула парня за собой.
Тот вылез из машины, словно тряпичная кукла.
Кафе «Лабиринт» стояло перед нами – в окнах зажглись весёлые разноцветные огни, и изнутри этого отчего-то внушающего ужас заведения послышался смех и какой-то шум.
- Весело… - произнес Степа таким голосом, как будто увидел смерть.
Как будто она подошла совсем близко…
Красивую, смеющуюся… В сверкающих нарядных одеждах…
Ледяную, беспощадную смерть.
Я подняла глаза на внезапно ставшее ярким здание. Вокруг – полная тьма, если не считать круга тусклого фонарного света у входа.
Иди же, иди сюда! – как будто позвало кафе.
Ласково… сладко…
Я не могу объяснить словами, что я чувствовала. Это был не просто страх – а какой-то звериный ужас. Чувство, которое присуще только животным или людям с очень обостренным чутьем. Которое гонит крыс с тонущего корабля.
- Пошли… - повторила я неуверенно. И не узнала своего голоса.
В мою ладонь ткнулась Степина рука. Я почувствовала, как сильно она дрожит.
Держась за руки, мы медленно пошли вперед.
Вязкий, прохладный воздух облепил нас со всех сторон.
- Как будто морем пахнет… - долетел до меня голос Степы. Он был совершенно безжизненный.
Вход был уже совсем близко, когда я поняла, что больше не могу сделать ни шагу. Я увидела лампочку внутри фонаря и трещинки на пороге. Но воздух… Странный воздух приобрел вдруг необычайную силу. И встал препятствием на нашем пути. Прозрачной, но непреодолимой стеной.
Из ярко освещенного окна третьего этажа раздался громкий смех. Колыхнулись занавески…
И я поняла, что проваливаюсь в эту неживую пустоту, невидимой изгородью окружавшую зловещий дом.
Последнее, что я увидела, была хрупкая рука, поправляющая занавески, легкая ткань рукава, браслет на тонком запястье…
Потом качнувшийся фонарь… знакомое лицо девушки… отголосок тихого плача или всхлипа…
И отчего-то высокий возглас Степы:
- Мама…
И тут воздух вдруг стал душным и редким. И горло мое словно закрылось, дыхание прервалось, пальцы поползли по мягкой Степиной руке и, вспыхнув, разбился купол огромного звездного неба.
Продолжение следует
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/