Автобиографическая повесть «Вот прилетят стрижи…»
Ранее помещенные главы:
----------------------------------
1 Вот прилетят стрижи… (Минувшее не проходит)
2 У лестницы вверх
3 Пробочка над крепким йодом
4 Моё тихое убежище
5 Пленительный миф весны
6 Обмануть время
7 Шарики колдовские
8 Цветы моего букета
9 Сон отлетевший
10 Последние мифы весны
11 Весенних басен книга прочтена
12 В царстве кесарей
13 Окраины сна
14 Не тем светом
15 Человек должен сам…
16 И любо им, и горе им
17 Свет и тени «Сеоебряных сопок»
18 И пропадают листья
19 Ожидание настоящего
СОБРАТЬЯ ПО ПЕРУ
2003-й
Внучка второклассница впорхнула на кухню:
- Ба, собратья… что это?
- Машенька, начнем с того, что не «что», а «кто»? А еще в этом слове ударение не на «я», а на «а», - вытерла руки, присела: - А по значению… Это такие люди, которые занимаются одним и тем же…
- А, поняла, - не дала договорить, - значит, поперу были братьями?
– Что-то не припомню таких…
- А вот у деда написано: собратья поперу.
- Где у деда написано?
- Да там, на его столе.
Идем в комнату Платона.
- Вот, смотри, - прижала листок пальчиком, - по-пе-ру, только почему-то с маленькой буквы.
- Машенька, не поперу, а по перу, - рассмеялась я. – И это собратья деда, которые тоже пишут… журналисты, писатели.
- А-а, - пропела она. – А я думала…
Так вот, для моих любознательных потомков хочу выбрать из своих дневников записи только о местных журналистах и писателях: а какими они были, провинциальные «собратья поперу» в те, «застойные», и подкатывающиеся к Перестройке?
Ярких портретов не получится, - так, карандашные наброски, - но и «ими» постараюсь слегка прорисовать «атмосферу» тех лет.
1981-1989
«На минувшей неделе состоялась журналистская конференция»... Правда, моего журналиста на неё не пригласили, - он же «не тем светом светит!» - но Платон всё же пошёл туда и выступил:
- Вот редактор «Рабочего» жалуется, - говорил громко, чуть срывающимся голосом, - что нет, мол, материалов, которые выделялись бы значительно. А откуда ж они возьмутся, если в редакции нет ни одной журналистской личности? А нет личности, нет и лица газеты.
И все промолчали.
А сегодня – «слёт творческих работники области» и доклад делает секретарь Обкома по пропаганде Смирновский: «…должны повышать свой идейный уровень… борясь и соревнуясь в честь съезда нашей славной коммунистической Партии... в момент наибольшего обострения идеологической борьбы...»
В первых рядах, во главе с секретарем писательской организации Якушкиным, внимают Смирновскому писатели земли нашей: Посков, Денискин, Файсович, Дибурский, Савкин...
Вся пишущая гордость местная!
А секретарь уже бичует нашего друга поэта Фатеева:
- И далее этот поэт поднимается до ненужных обобщений! – Делает паузу и поверх очков розно смотрит в зал: - Вот так и в политическом мире: есть дяди, которые тоже в ножички играют, грозя доиграться...
Я сижу в последнем ряду, так что эти перлы долетают ко мне прорежено, - передо мной, на девятнадцатом, художник Виталий Никитич Меньковский и он мне - альбомчик, я ему – «Курьер Юнеско»… Но уже побаливает голова и оттого, что долетает, а тут еще начинают «с листов» ораторствовать творческие работники: «Достигнуты определенные успехи… однако имеются определенные недостатки... мы заверяем… мы справимся... мы успешно встретим очередной съезд партии и тысячелетие родного города!»
Но всё же закончился слёт.
Уф, как хорошо-то на улице!..
Но настигли Платон с писательницей Гончаровой!.. Сейчас придём домой, и надо будет кормить их, вести беседу, а у меня голова!.. Да нет, Гончарова дама умная и приятная во всех отношениях, но всё как бы разглядывает меня!.. А мать у неё - лежачая больная… а денег - кот наплакал.
Ох, горе, горе этим бескомпромиссным!
Ну, а счастливы ли посковы и якушкины, готовые за масло на хлебе «заверять и справляться»?.. Во всяком случае, не нищие.
Из Обкома запросили справку от писательской организации: а сколько выступлений сделал Платон Качанов в прошлом году? И об этом шепнул ему вчера некто Шелгунов.
И там же состоялось обсуждение сборника Якушкина.
И прошло это «обсуждение» на «бис», потому что первый секретарь Обкома Построченков вначале отрекомендовал автора как «значительного поэта, писателя и публициста нашей орденоносной… ».
Ну, а как же-ш иначе?
И сегодня читала, любопытства ради, стихи «значительного поэта» А. Якушкина. Всё в них вроде бы на месте, и даже рифмы, но…
Но не звучит в стихах этих музыка! Так, сухая риторика. Вот, прямо сейчас открываю его книжку наугад:
Не так уж много у меня врагов.
Но и друзей – что делать? – так немного.
И я порою погляжу кругом, -
Как будто исполняю роль немого.
И я порой – как будто бы в пустыне,
Где призраки безмолвно собрались.
И, словно чей-то глаз,
В далёкий купол вдвинут…
И следующее:
Дороги,
Вечные дороги!
Ведь знаю: Якушкин – тихий, послушный чиновник местной писательской организации, и никаких дорог у него не было, а вот…
Мне ваш палаточный уют
И бесконечные тревоги
Всегда покоя не дают.
А я на вас и не в обиде,
Я только так желаю жить
Чтобы конца пути не видеть
Всегда спешить,
Всю жизнь спешить…
Может, поэт принимает желаемое за действительное, и всё же есть в этих строках что-то?.. Но почему так хочется «закусить» вот таким:
… И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за тёмную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль…
Ну да, Александр Блок.
Помню: дети еще маленькими были и всё мечтали о волнистых попугайчиках, а Платон в то время работал в издательстве и редактировал рукопись Романюка. Как-то разговорились они, и тот сказал, что волнистые, мол, у него живут, даже потомство выводят, и пообещал дать пару. Но вскорости Платон законфликтовал с начальником Якушкиным, а Романюк и говорит ему:
- Я принесу вам попугайчиков… но чтобы Якушкин об этом не узнал.
Поговорили с Платоном и решили: лучше купим этих попугайчиков на базаре.
Прохожу мимо двери в комнату мужа и слышу:
- Вот, читаю стихи из нового сборника Файсовича… да поэта нашего местного, - прикрывает книжечку, смотрит в мою сторону: - Читаю и думаю: жаль все же, что не было у меня в жизни хорошего учителя.
- Да-а, - протянула, - и у меня… но что ж делать-то? Учителя на дороге не валяются.
- Нет и среды, чтобы на равных хотя бы поговорить с кем-то, - не поймался на предложенную интонацию и снова прострадал: - А вот «значительный поэт и писатель Якушкин» напечатал в «Рабочем» мемуары, в которых пишет, что его учителем и был как раз поэт Борис Файсович.
- Ну, каждый выбирает себе учителя по своему разуму и подобию…
- Да нет, - перебивает меня, - я ничего не имею против Файсовича. Человек воевал, был ранен, руку потерял на фронте, но как поэт…
И читает:
Бьёт полуночный час,
Но планете спокойно не спится,
Много дел на земле,
Много бед и солдатских могил.
Отзвенели удары,
Старый день улетел, словно птица,
Новый день,
Неизведанный день на земле наступил.
А над древним Кремлём
Светят молодо алые звёзды.
В неизведанный день
По-хорошему, смело глядят…
Ну, и так далее, - улыбается грустно: - Разве это стихи?
- Платон Борисыч (это мы иногда вот так «обзываем» друг друга), человек хотел излить душу… хотел, так сказать, «по-хорошему, смело глядеть», а ты…
- А что я?.. Но после таких вот перлов Файсовича – в учителя?
- Не нравится, не бери, - советую. – А насчет Якушкина… Так ведь говорят же, что яблоко от яблони, а вернее, ученик от ученика недалеко…
Вроде бы и улыбнулся даже, но стало ли ему от этого легче?
Понавычеркивали редакторы «Рабочего» в статье Платона!..
Жаловался, страдал, потом вроде бы и успокоился, а сегодня:
- Ходил к ним... - Поняла, что в газету. - Настоял, чтобы все восстановили.
- Ну, и как?.. Думаешь, восстановят? - улыбнулась.
- Посмотрим, - дернул усом.
Конечно, как же редактору не вычеркивать, если все его послушные журналисты пишут примерно вот так (цитирую корреспонденцию из «Рабочего»):
«Коллектив Дьяковского хрустального завода по примеру передовых предприятий страны включился во Всероссийское социалистическое соревнование за увеличение выпуска высококачественных товаров народного потребления. А в этом году хрустальщики обязались еще увеличить производительность труда по сравнению с годовым заданием на один процент и на полпроцента снизить себестоимость изделий. Застрельщиками в выполнении напряженных социалистических обязательств выступают коммунисты и комсомольцы».
Ну как?..
В «Рабочем» лежат уже пять материалов Платона, но их не печатают, - «слишком резко написаны». Пошел сегодня «категорически» разговаривать с главным редактором Кузнецовым.
Идем на речку загорать, а у подъезда на лавочках сидят в рядок бабули.
- До чего ж ужасно вот так, на лавочках доживать свой век! - тихо так, почти про себя, бурчу: - Уж лучше и не жить. Человек до конца своих дней должен трудиться, - разворачиваю, увлёкшись, тему, - трудиться и до конца быть кому-то нужен …
- Да, конечно, - вторит печально Платон. - Вот иногда и думаю, что никому уже не нужен, - делает вдруг неожиданный вывод.
- Ерунду мелешь, - бросаю буднично, просто… чтобы убедительней казалось.
Идет какое-то время, молча, а потом слышу:
- Кризис какой-то у меня, Галина Семеновна...
«У тебя всегда кризис», - думаю про себя, но вслух успокаиваю:
- Это пройдет… думаю.
- Пройдет ли? - повисает толи вопрос, толи ответ?
Теперь раз в неделю мой строптивый муж ведет занятия с начинающими литераторами.
Сегодня сказал:
- Есть среди них и ничего, умные, с проблесками таланта ребята, такой как Шелгунов, - и прочёл его стихотворение:
Как бродило, шумело, пенилось,
Как порой через край лилось!
И в такое!.. такое верилось
Что себе говорил я: «Брось!
Ну, зачем тебе это надо?
Толку что в облаках витать?»
Но ведь было.
Всё было.
Правда.
Ни прибавить и не отнять.
Принимал я тебя, нелепость,
Принимал я тебя, беда.
Отбродило, как в спирте – крепость,
Отстоялось… Душа пуста.
- О-о?.. Мда-а…, - выразила междометиями своё одобрительное резюме, - неплохо, почти Владимир Маяковский.
И вчера своим, «с проблесками таланта», читал Платон из «Литературной газеты» интервью с писателем Василём Быковым, «который пишет жёсткую правду о войне».
И как только смог проскользнуть Быков со своей «жесткой» меж наших кесарей?
Написал Платон небольшой рассказ под названием «Некто Куцыркин», а тему подсказала я... невольно.
Возвращалась как-то из Карачева, на автостанции ждала автобус, а он…
А он хотя и стоял рядом, хотя и пора было ему отправляться, но на посадку не подъезжал. Я замёрзла, пошла к диспетчеру, а тот сразу стал выпендриваться: вы нас, мол, не учите, когда транспорт подавать!.. мы, мол, порядки знаем! Пока выясняла «ситуацию», автобус быстренько подъехал, быстренько забрал пассажиров и уехал, а диспетчер… паразит!.. даже и не сказал мне, что «транспорт», мол, отправляется! Вот я и осталась...
Обо всем этом Платон и написал рассказ, пошел читать своим начинающим, а кто-то из них и заклеймил его:
- Рассказ грязный. Он порочит наш народ.
- А что ж народ этот развратился так? - Платон ему. - Да, страдал, но это не дало права некоторым из народа стать такими пакостными!
И все остальные промолчали.
Вчера легла спать… и крутилась до двух, - Якушкин позвонил Платону, чтобы пришел для встречи с кагэбэшником.
Зачем?
Думалось и о сыне: а что если и на нём будут вымещать «идеологические вывихи» отца?
Потому, наверное, и сон: открываю дверь на площадку и вдруг на меня – баба!.. страшная, грязная! «Помоги-ите!» - кричу задушенным голосом и вдруг слышу глухой стук пяток по полу, - дети... уже наяву бегут «спасать» и дочка уже гладит по голове, и сын в трусах…
Сегодня лечилась вот так: попросила Глеба «врубить «Аббу» и танцевали
с ним… до пульса в пятках!
И ходил Платон на встречу с гэбистом…
Но на этот раз не предлагал тот сотрудничества, а протянул толстую тетрадку и попросил почитать его стихи, «сказать своё мнение».
Значит, и гэбистам ничто человеческое не чуждо?
Значит, он тоже собрат по перу.
Вечером Платон протянул щупленькую книжку стихов. Читаю: Николай Иванцов. «Красное эхо». Открываю: «Платону Качанову с добрым чувством и искренней надеждой».
- Надеждой на что? – улыбнулась: – Что ваша былая дружба возродится, как феникс из пепла?
- Не знаю, - улыбнулся и он: – Но хотелось бы…
И после ужина читаю первое стихотворение из сборника:
Да пребудет вовеки свечение мысли сквозное!
Я стою лишь на том,
что мерцает в рассказанном мною.
Что мерцает, что брызжет,
что завтра заполнит страницы,
от чего неизбежно
не сумею уже отстраниться.
Пусть пока что мерцают,
пусть брезжат лишь ярые мысли,
как желанный очаг,
как костер,
когда руки повисли…
Кто-то скроет ухмылку,
кто-то ложь кропотливо нанижет.
Но ведь брезжит рассвет,
а потом уже золотом брызжет!
Ах, Николай!.. Но ведь в брезжащем рассвете не кроется лжи!
Поэтому-то он и золотой.
В субботу ходил Платон на отчетно-выборное собрание местной писательской организации и выступал: нет никакой творческой атмосферы... все направлено на то, чтобы молодых завалить... не дают писать правду… организация стоит не на позициях, определенных правительством Горбачёва...
Но тут же вскочил поэт Мирошкин:
- Наша позиция партийная! Не то, что у некоторых! - И выдвинул секретарем секции «своего» критика.
А Платон – ершистого Полупова, того самого, который разнес в центральной газете сборник Якушкина, взяв в заглавие его же строку: «Неторопливо мысль жуя...» (я не придумал ни х… - это уже Платон продолжил.), и вот теперь Якушкин на предложение Платона сразу и подхватился:
- Я против!
И Полупова даже не внесли в списки для голосования.
Тогда Юницкая, местная поэтесса, предложила Качанова - в секцию публицистики, а Платон:
- Если даже не внесли в списки для голосования моё предложение о Полупове, то снимаю и свою кандидатуру.
Вечером звонил ему… тоже ершистый журналист с нашего радио Орлов, потом - литературовед Непомнящий. И оба - с одобрением.
Делала видеосъемки для передачи о парке имени Алексея Толстого с его директором – поэтом Валентином Динарским. Бродили с ним по аллеям под старыми липами, он рассказывал о деревянных статуях, об их создателях, а на нас из-за пожелтевших веток, с сидений детской карусели, печально посматривали деревянные зверюшки, покинутые и заброшенные в «наши перестроечные дни».
- Нет теперь денег у людей, вот и не идут в парк с детьми, - сетовал
Валентин Давыдович.
Конечно, человек он импозантный, - высокий, с седой окладистой бородой, - степенный, рассудительный, обаятельный… отвоевавший всю войну, и говорить с ним интересно, но поэт ли?.. Для меня – вопрос. То, о чём пишет, нужно, конечно, но зачем же рифмовать?.. даже если и неплохо?
До минувшей войны –
километры ночей.
Окаянные сны,
как бессмертный Кощей:
тянет синие руки,
скалит желтые зубы
и швыряет грубо
под Великие Луки,
под Белую Церковь,
под Старую Руссу!
До минувшей войны –
километры ночей…
Я лежу ничком
на земле ничьей.
Танк издыхающий
чадит у межи.
- Братцы, товарищи!
Я ведь жив!..
Падаю куда-то.
Берег высок.
На зубах днепровский,
одерский песок.
Кончились патроны…
- Дайте ж огня!..
Рушится и стонет.
Падает земля…
… Километры ночей
Возвращаюсь с войны.
Но дойти не могу!..
Окаянные сны...
Поклон Вам, Валентин Давыдович, за ваш подвиг!
Но по мне лучше б – прозой.
В центральной «Литературной газете» напечатали очерк Платона о семейном подряде, вернее о том, как он распадался. Почти на целую страницу.
Сегодня подошел к дочке, протянул газету:
- Почитай… как настоящие журналисты пишут.
Прочитала и я настоящего... потом подошла к нему, поцеловала в щечку:
- Отлично написал, Платон Борисыч! Только последнюю фразу не надо было оставлять, лучше б закончил: «А куда они денутся»?
Улыбнулся... а за обедом:
- Да, понемногу свыкаюсь с мыслью, что я как писатель… посредственность. - Подождал, что отвечу и, не дождавшись, вздохнул: - А вот наши местные...
И рассказал, как вчера на собрании витийствовали: «Что нам Перестройка! - кричал Александр Савкин. - Мы еще двадцать лет назад перестроились, еще тогда я создавал многозначительные произведения». Не отстал от него и Абрамов: «Что нам Цветаева! Что Ахматова, Распутин! Это их критики такими сделали!»
1999-й
Платон пришел, разделся, вошел на кухню:
- Видел на прилавке книжного магазина книгу Якушкина, - усмехнулся. - То-олстая, страниц четыреста, в твердом переплете…
- А на какие деньги издал? – перебила его «восторги».
- Как на какие? - и смешок его прозвучал более саркастически: - На деньги, что выделил ему из областного бюджета наш коммунист и глава области Родкин. Аж триста тысяч отдал наших денежек.
- Да-а… - только и протянула.
- И насовал в эту книгу всего, даже статьи свои газетные, а обложку украсил портретами своими и родни.
Вот так… Значит, и при социализме якушкины и посковы ели хлеб с маслом, и теперь...
Да нет, понимаю: люди слабы и грешны, и всё же!
А если б каждый второй - да против?
А если б каждый - да по-чуть-чуть?
Ну, а если б все вместе да за руки? Может, и царств кесаревых…
Да знаю, знаю: такого не бывает.
И всё ж: а если бы...
Продолжение следует.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/