Непростая Арифметика
(Конкретно в этой второй части романа описываются правдивые любовные и не любовные приключения бывшего детдомовца в местах лишения свободы, где он пробыл шесть лет с 1968 по 1974 год.)
Аланов Александр Сергеевич прожил трудную,
но интересную жизнь. Прошёл сквозь огонь, дым, копоть,
чёрную сажу, медные трубы и ледяные купели.
Тем не менее, остался Человеком.
***** *****
(Эта книга предназначена для читателей старше 18 лет).
Роман Непростая арифметика.
(Том второй).
Осколки лишь щадили тело, но душу решетили смело.
Авторское посвящение.
Мне грустно, что за период Советской власти по вине правоохранительных органов пострадали, стали калеками и погибли сотни и сотни тысяч неповинных граждан СССР. К сожалению, благодаря давности срока, за эти злодеяния практически никто не ответил и причинённый ущерб пострадавшим не возместил. Более того, за свой кровавый "труд" блюстители социализма и коммунизма получали медали, ордена, хорошую зарплату и, по старости, приличную пенсию.
Самая большая мечта автора.
Прожив жизнь, мечтаю лишь о двух моментах! Во-первых, чтобы в тюрьмах не сидели безвинные, как это было при Советской власти. И, во-вторых, чтобы из тюрьмы люди выходили не хуже, а лучше!
Предисловие.
Исправительно-трудовые учреждения Советского Союза образца 1924 – 1929, 1930 – 1958, 1959 – 1969, 1970 – 1997 годов, то есть, тюрьмы, лагеря, колонии и следственные изоляторы – это деточки с головой из колючей проволоки, рождённые проституткой по имени Конституция СССР, занимавшаяся…* ублажением государственной власти в лице высших, крупных и средних чиновников, захвативших богатства одной пятой части Земной суши и моря, но так и не сумевшими попавшими в их руки сокровищами толково распорядиться!
Если кто скажет, что такого не могло быть при советском строе, тем более в годы развитого социализма, советую поинтересоваться историей советских лагерей и тюремной системы в годы сталинизма, когда произвол по жестокости и размаху был в сотни раз страшнее. (Прочитайте хотя бы книгу А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ»).
Глава первая.
Этапы жуткого пути длиной в шесть долгих лет.
1. «Зона» УР 65/2 в городе Куйбышеве.
После двадцати минутного перерыва «Первый» сел рядом со «Вторым» и внимательно посмотрел на него: - Рассказывай дальше, если готов. Я слушаю.
- Готов, но с оговоркой, - вздохнул «Второй». – Поначалу мне трудно будет рассказывать. Всё никак не могу спокойно воспринимать несправедливость и дурацкую жестокость. В общем, так. В конце 1968 года Иванов попадает в исправительно-трудовое учреждение усиленного режима УР-65/2, расположенное в черте города Куйбышева, в так называемом районе «Кряжа», с производственной базой: кирпичный завод. Заключённые изготавливали там из глины красный кирпич. Начальство колонии занарядило его, молодого и крепкого, на одну из самых тяжёлых операций: на выгрузку кирпича с жарких обжиговых вагонок на поддоны. Самыми неприятными в этой работе были три фактора. Первый: кирпич выгружали раскалённый, вопреки технологии. Второй: кирпич был обсыпан угольной золой, поскольку обжиг производился на каменном угле. И третий фактор: выгрузка происходила на открытом для ветра, снега и дождя плацу. Из-за этого в глаза постоянно попадала колкая зола, а от высоких температур неостывшего кирпича прогорали брезентовые рукавицы, которые предварительно обшивали с целью их защиты пластинами резины. Резина, бесспорно, спасала руки от ожогов, но только опытных, давно работающих, приноровившихся выгрузчиков. Начинающих не спасала! Не спасла и Иванова. Через несколько дней пальцы рук покрыли волдыри. Они лопались. Возникали болезненные раны. Освобождение от работы в санчасти не давали. Очерствевшие душой тюремные врачи знали из практики, что от ожогов пальцев у них никто из заключённых не умирал.
**************************************************************** (Стр. 6.)
После мучений, пострадавший и его организм приспосабливались к высоким температурам и самоизлечивались. Иванову предстояло тоже пройти такой «курс самоизлечения», если бы не одно «но». В исправительно-трудовой колонии существовал порядок, по которому согласно графику тот или иной отряд ходил после работы на кухню чистить картошку. Так совпало, что в самый больной для обожженных пальцев Иванова период, чистить картошку по графику должен был именно его отряд и его бригада. Придя на кухню вместе с другими чистить картошку и увидев в каком грязном, полугнилом состоянии она привезена из овощехранилища, Иванов не стал рисковать своим здоровьем и ушёл из кухни, отказавшись чистить картошку. В то время он ещё толком не знал о том, что любой отказ, даже обоснованный, администрация всякого исправительно-трудового учреждения Советского Союза воспринимает как акт неповиновения и жёстко пресекает. По логике начальства и, увы, надзирающей прокуратуры, ещё со времён бесчеловечного кровавого Сталинско-большевистского ГУЛАГа, осуждённый обязан выполнять все требования администрации и только после их выполнения обжаловать, коль считает их незаконными. То есть, применительно к Иванову, он обязан был чистить окровавленными пальцами грязный, полусгнивший, вонючий картофель и только потом…, когда пальцы хирург отрежет, жаловаться. Конечно, он мог поступить несколько иначе: либо за сигареты или чай попросить кого-то почистить картошку за себя…, такое повсюду во всех исправительно-трудовых учреждениях неофициально, вопреки жёсткому запрету правилами внутреннего распорядка, практиковалось. Либо не уходить с кухни, сидеть там тихо без стыда и совести и смотреть, как за него даром чистят картошку другие. Ну а поскольку ни чая, ни сигарет у Иванова не было, друзей и хороших знакомых пока тоже, а сидеть просто так на кухне и ничего не делать на глазах у остальных, чистивших картошку, порядочность не позволяла, он выбрал наиболее честный вариант: отказ! Его тут же посадили в штрафной изолятор на 10 суток, не взирая на приведённые начальству веские причины отказа и показа распухших кровавых пальцев. И опять же, сначала отсиди эти незаконные 10 суток в холодном и голодном каземате, а потом жалуйся.
**************************************************************** (Стр. 7.)
2. «Зона» УР 65/8 в городе Тольятти.
В январе 1969 года, в соответствии с определением Куйбышевского областного суда по кассационной жалобе Иванова на жёсткость приговора Больше-Черниговского райнарсуда, ему заменили усиленный режим отбывания наказания на общий, оставив тот же шестилетний срок лишения свободы, и отправили в соответствующее исправительно-трудовое учреждение общего режима УР-65/8 города Тольятти. Опять же на кирпичный завод, на выгрузку. Исправительно-трудовая колония №8 города Тольятти была «полукрасная». То есть почти половина осужденных числилась членами «самодеятельных общественных секций», обязанностями которых по уставу являлась активная помощь начальству ИТУ в поддержании нужного начальству, именно ему, а не обществу, порядка и дисциплины в колонии. Иными словами, члены «добровольных самодеятельных секций» были обязаны следить за тем, чтобы тюрьма была тюрьмой, а не просто местом лишения свободы. Как только Иванов попал в отряд, его сразу же вызвал начальник этого отряда и в присутствии активистов предложил вступить в добровольную секцию внутреннего порядка. Иванов отказался. Его тут же включили в «чёрный список» склонных к нарушениям и, предупредив, что сгноят в штрафном изоляторе, если не станет ходить «по струнке», принялись строчить на него доносы-рапорта по каждому пустячному нарушению правил внутреннего распорядка. Например: не сразу соскочил с кровати в шесть часов утра по сигналу «подъём!»; обнаружили посторонний предмет в постели, а тем посторонним предметом являлась книга; вместо табуретки сидел на кровати; при входе в жилое помещение отряда не снял головной убор – шапку; допустил нарушение формы одежды – не были застёгнуты две верхние пуговицы на рубашке, курточке или телогрейке; отозвался нелестно о порядках в колонии; по сигналу «отбой!» в 10 часов вечера вместо того, чтобы лечь сразу спать, пошёл в умывальник зубы чистить; не в том месте поставил под кровать свою обувь; пытался увильнуть от политзанятий на тему: «КПСС – направляющая и мобилизующая сила советского народа!» и т. д. и т. п…
**************************************************************** (Стр. 8.)
За месяц набралось 17 нарушений. Иванова вызвал в кабинет начальник отряда и, показав на кипу рапортов, объявил, что по совокупности всех этих нарушений и с учётом прежнего серьёзного нарушения, допущенного в предыдущем исправительно-трудовом учреждении, за которое водворялся на 10 суток в штрафной изолятор, однако должных выводов не сделал, накладывает на него новое взыскание виде лишения права Иванова на получение продуктовой посылки либо передачи от родных и близких, а так же права покупать в течение месяца продовольственные товары в магазине колонии. Иванов и к этому взысканию отнесся спокойно. В магазин он всё равно целых три месяца не ходил: не было денег на лицевом счету, так как зарплату на кирпичном заводе платили мизерную и из неё всё в бухгалтерии колонии высчитывали за питание, обмундирование, судебные издержки, погашение материального ущерба по исполнительным листам, и 50% из зарплаты удерживали в доход ненасытного государства. Посылок и передач Иванов тоже не получал: не от кого! К счастью, на то время требовался в котельную колонии опытный и квалифицированный газоэлектросварщик, а Иванов, к тому же, и квалифицированный слесарь-сантехник. Возглавлявший в должности коменданта колонии все ремонтно-строительные работы заключённый Одокиенко, занимавший до тюрьмы пост главного инженера строительно-монтажного управления, быстро положительно оценил знания и способности Иванова и без труда добился его перевода с выгрузки кирпичного завода на работу в возглавляемую им строительно-коммунальную бригаду, доверив ему весь спектр санитарно-технических работ: подчинив звено кочегаров и слесарей-сантехников. Почти десять месяцев, с апреля 1969 года по март 1970 года, Иванов жил относительно спокойной, по тюремным меркам, жизнью. Днём работал, а вечерами изучал медицинскую литературу, которой было в достатке благодаря существованию в Советском Союзе магазина «Книга-почтой», попутно внимательно наблюдая: кто от чего и чем лечится, какова эффективность, в чём причина успеха или неуспеха. Правда, в начале апреля 1969 года у него был один неприятный момент. Отработав день, ему пришлось неожиданно подменять ночью больного кочегара. Работали кочегары по одному. Режим подпитки котла по водомерному стеклу, ручной. В котельной монотонно гудели насос и вентилятор. Было тепло. Иванов, намаявшись за день, уснул у котла.
**************************************************************** (Стр. 9.)
Проснулся от странного устрашающего гула. Кипел, бурлил котёл, словно тысячи чайников. Глянув на водомерные стёкла и увидев, что они пусты, Иванов ахнул. - Взорвётся же! – пронзила его тело пугающая мысль. Однако после взгляда на манометры чувство страха исчезло. Давление воды и пара не достигли даже половины критических величин. Тем не менее, он быстро отключил топочный вентилятор, открыл топочную дверцу, закрыл поддувало, залез на котёл и на всякий случай снял с предохранительных клапанов груз, а затем, следя за давлением пара в котле, стал осторожно потихоньку заполнять водой котёл до нормального уровня. На следующий день, отложив все дела, Иванов в срочном порядке оборудовал котёл средствами световой и звуковой сигнализации на случай возникновения аварийной ситуации, а систему подпитки котла водой перевёл на автоматический режим. О том, что он заснул у работающего парового котла – промолчал, и долго даже не заикался о возможных опасностях, таившихся при работе в котельной с паровым котлом одного кочегара на смене. Лишь перед началом нового отопительного сезона, Иванов поднял вопрос перед начальством колонии о необходимости двух кочегаров на смене у парового котла. Ведь мало ли что может с кочегаром случиться. Но на увеличение штата кочегаров начальство ИТУ не пошло, сказав, что на 1971 год запланирован демонтаж котла и подключение всей отопительной системы колонии к котельной кирпичного завода.
3. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
Условно «спокойная» тюремная жизнь для Иванова закончилась в преддверии 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина – основателя Советского государства. По всем исправительно-трудовым колониям и тюрьмам широко и упорно гуляли слухи о якобы предстоящей большой амнистии осужденных по случаю такой крупной и важной исторической даты для Советского государства. Почти все заключённые в это верили и ждали её. Но не дождались! Вместо амнистии было принято новое более жёсткое исправительно-трудовое законодательство, резко ухудшившее и без того плохое качество жизни заключённых в тюрьмах и колониях. Особенно это касалось прав осужденных на получение от родных и близких посылок и передач, возможностей приобретать продовольственные товары в магазинах колоний.
**************************************************************** (Стр. 10.)
Со вступлением в силу нового исправительно-трудового законодательства, приток продуктов питания в колонию заметно уменьшился. И, как следствие, увеличилось в разнообразных формах и разными способами хищение и разбазаривание продуктов питания из пищеблока. Это касалось всего: мяса, жира, овощей, круп, муки, хлеба, рыбы. Возникла дикая и совершенно неприемлемая ситуация: мало того, что в колонию не довозили в нужном ассортименте нужного качества и в нужном количестве продукты, но даже то, что завозилось, расходилось по принципу: небольшой кучке густо, а основной массе пусто. Однако самое страшное и возмутительное заключалось в том, что это небольшая кучка на 95% состояла из самых ярых активистов колонии, якобы осознавших и раскаявшихся в своём преступном прошлом, якобы вставших, при участии администрации, на путь исправления и стремящихся помочь начальству поставить на такой же путь всех остальных. На самом деле, при близком рассмотрении их психологии поведения, Иванов ясно видел, что ничего идейного и святого в их душах и мозгах нет, кроме одного: как легче на данном этапе в «зоне» жить, вкуснее кушать, слаще пить и мягче спать. Ради этого они способны предать и продать кого угодно, включая свою мать и Родину.
4. Критикуй, но помни: комиссия уедет… а мы останемся!
Однажды Иванов не сдержался и высказался обо всём публично. Получилось это так. В последних числах июня 1970 года в колонию приехала группа проверяющих из Управления исправительно-трудовыми учреждениями: один полковник, два подполковника, майор и два капитана. Перед отъездом комиссии восвояси на летней киноплощадке состоялось с их участием что-то вроде общего собрания администрации колонии с осужденными. Выступило несколько ораторов: со стороны администрации - заместитель начальника ИТК по политико-воспитательной работе, а «от имени» заключённых - завхоз отряда, два бригадира и «активист». Все они говорили в типичном для СССР совдеповском духе общих собраний о хорошем, о замечательном, о прекрасном. Начальнику колонии подполковнику Дубову от таких прилизанных выступлений стало неудобно, тем более, что на лицах заключённых, сидевших на зрительских скамейках, явно просматривались ухмылки, усмешки и полное нежелание воспринимать звучащую с трибуны ерунду. Он предложил заключённым высказаться о недостатках. Все молчали, желающих не было! В Советском Союзе критиковать нижестоящему вышестоящего: себе в убыток. Начальник колонии Дубов вновь обратился к сидящим осуждённым с вопросом: - Неужели у нас всё так хорошо и гладко? Или просто смелых нет?
**************************************************************** (Стр. 11.)
Иванов не хотел выступать. Льстить он не умел. А критиковать начальство не собирался. Ибо за два года тюремной жизни, на примере других заключённых и частично на своём опыте, видел, чем такая критика для критиковавших потом оборачивалась. Однако последняя фраза начальника колонии насчёт смелых, произнесённая им к тому же с задержкой взгляда на лице Иванова, всколыхнула душу Иванова и окрылила какой-то неведомой силой. Иванов поднялся со скамейки и пошёл к трибуне. По его облику было видно, что настроен он решительно и смело. Начальник колонии, интуитивно почувствовав, что сейчас в адрес администрации прозвучит не очень приятная речь, попытался задать тон его выступлению, предложив говорить по существу и вскрывать причины, почему некоторые осужденные всё же нарушают режим содержания, недобросовестно относятся к своим трудовым обязанностям, упорно не желают встать на путь исправления. Иванов огрызнулся: - то просили смелых выйти, надеясь, обойдётся. А нашёлся, тут же рот пытаетесь ему заткнуть. Не получится! Придётся выслушать. Говорил Иванов с трибуны убеждённо, страстно, выстрадано. Обрисовал негативную ситуацию в каждом вопросе чётко и кратко. Заключённые хлопали в ладоши, смеялись. Члены комиссии улыбались, а администрация колонии сидела хмурая, насупившаяся. На следующий день на сатирическом стенде возле столовой вывесили два карикатурных плаката с рисунками горлопана Иванова на трибуне возле длинного обеденного стола кричащего: где мясо? Где жир? Где картошка? Где лук? И около трибуны в постели с будильником, заведённым на 6 часов утра и показывающим 6 часов 30 минут. На первым плакате под карикатурой большими буквами красовалось четверостишье: «Любителей много сквозь пальцы смотреть. Как тянут продукты из кухни сто рук! А после, в обед, за столом погундеть. Где мясо? Где жир? Где картошка и лук?». На втором плакате под карикатурой поместили вот такое четверостишье: «Наш моська так затявкался вчера. Что голова кружилась до утра. А утром от былого будуна. Забыл, что на работу встать пора!».
**************************************************************** (Стр. 12.)
Сняв с доски карикатуры, Иванов отнёс их начальнику колонии и со словами: - Мелко мстите! – вышел из кабинета. Дерзость осужденного Иванова задела самолюбие начальника колонии подполковника Дубова. Он было хотел отдать распоряжение о водворении Иванова в штрафной изолятор на 15 суток за срыв со стенда наглядной агитации, но передумал: понимая, что по сути Иванов прав. Порядка во многом, действительно нет, особенно касательно столовой и кухни. И справиться с этим у администрации не получается. Самое лучшее, попробовать поставить Иванова осуществлять за работой пищеблока как бы общественный контроль от имени осужденных. Молодой, двадцать пять лет, энергичный. Либо справится, либо шею сломают. Дубов пригласил к себе в кабинет двух своих заместителей по режимно-оперативной работе и по политико-воспитательной работе. Вместе они обсудили план действия. Зная, что Иванов на роль «смотрящего» за пищеблоком от имени администрации и актива осуждённых колонии не согласится, так как такой шаг считался по тюремным понятиям «козлячим». Начальство колонии решило протолкнуть его на эту роль через общее собрание осужденных, в том числе, с участием самых «блатных авторитетов». Что касается допущенного Ивановым нарушения распорядка дня, выразившегося в запоздалом утреннем подъёме, то наказывать его не стали. Создали видимость торжества справедливости. Поскольку вины Иванова в случившемся, как ни странно на первый взгляд, не было. Да, подъём он проспал. Вместо шести часов проснулся и встал от удара по ногам ментовской резиновой палки в 6 часов 27 минут. Потому что лёг спать не в 22 часа по сигналу «отбой!», а из-за возникшей на водопроводе аварии, в час ночи, причём долго не мог уснуть от рези в глазах, возникшей от вспышек элетросварки, так как трубу пришлось заваривать в очень неудобном месте, без защитной маски.
**************************************************************** (Стр. 13.)
Глава вторая.
«Смотрящий» за пищеблоком и магазином.
1. Выборы и первые шаги на общественном поприще.
(Повышенное чувство справедливости - качество неплохое, но смотря где? В Советском Союзе, тем более в «зонах», оно было лишней обузой!)
Начальник колонии подполковник Дубов, будучи раньше, в молодые годы, учителем истории, блестяще и психологически выверено выступил перед заключёнными на общем собрании. Сказав в двух словах, что с пищеблоком не всё в порядке. При этом он язвительно вслух вспомнил об ораторе Иванове. О том, как дружно хлопали и одобрительно реагировали осужденные на недавнем общем собрании его речи. В конце своего короткого выступления начальник колонии предложил заключённым самим выдвинуть независимых кандидатов на роль «смотрящего» за работой пищеблока и магазина. В качестве кандидата был выдвинут Иванов. Других имён не называли, не доверяли. Не верили, что кто-то кроме Иванова справится. Иванов сказал, что подумает. Вечером его позвали к себе несколько собравшихся «блатных авторитетов» и попросили согласиться на роль «смотрящего» за пищеблоком. Иванов, тем не менее, продолжал колебаться, сославшись на «козлячий» характер подобной деятельности и высказав опасение, что обязательно найдутся такие, кто не прочь будет позлословить, назвать его «козлом». Но ему разъяснили, что «козлячей» деятельность считается лишь в том случае, если осуществляется по поручению администрации колонии и подчинённых ей прощелыг «активистов-общественников», не имеющих ни стыда, ни совести, ничего святого. А в данном случае об этом просят простые «мужики» и «авторитеты». Потому что по тюремным воровским понятиям «авторитетов» брать, красть, жить за счёт «мужицкой пайки» с пищеблока сродни «крысятничеству», и никто из них себе этого не позволял и не позволит. К тому же необходимо добиться от администрации, чтобы прекратились завозки на кухню гнилой картошки, червивых круп, тухлого мяса и рыбы. В столовой, порой, и в правду, было не зайти от вони. Беседа «блатных» с Ивановым за чашкой чая с лимоном и конфетами длилась почти час. В конце-концов они убедили его, и он согласился. Взялся организовать эффективный общественный контроль за работой пищеблока.
**************************************************************** (Стр. 14.)
Кстати, очень интересным было проведённое Ивановым 29 июля первое общее собрание дежурных по кухне. Он созвал на него почти всех дежуривших в июле по кухне заключённых: 25 из 31. Пригласил принять участие заместителя начальника ИТУ по политико-воспитательной работе, начальника ЧИСа, начальника медсанчасти, заведующую столовой, бригадира пищеблока и всех-всех кто на пищеблоке трудился: от поваров до посудомойщиков и уборщиков столовой. С одной стороны Иванову хотелось приглядеться кто есть кто. С другой – обозначить свою позицию перед администрацией, коллективом пищеблока и дежурными по кухне. Собралось в зале столовой 41 человек. Сначала выступил замполит, потом начальник медсанчасти и заведующая столовой. После них – Иванов. Был он краток, сказав, что задача дежурных по кухне и у него одна: обеспечить контроль за тем, чтобы продукты на кухню со склада завозились в полном объёме, хорошего качества, пища готовилась без нарушения санитарных норм и по технологии. И каждый осуждённый колонии получал положенную ему в соответствии с установленными медицинскими нормами пищу полноценного состава по белкам, жирам, углеводам, минеральным солям и витаминам, чего пока, к сожалению, нет! И не только из-за того, что разворовываются, разбазариваются продукты, а и потому, что привозимые продукты со склада бывают часто низкого качества. Например: картофель и прочие овощи с гнилью; крупы с жучками, червями; мясо и рыба протухшие. Причём протухшие до такой степени, что мытьё в марганцовке ситуацию не спасает. В заключении своего выступления он обратился с просьбой к замполиту и начальнику медсанчасти помочь решить вопрос с качеством продуктов, закончив словами: что иначе призывы к сознательности осужденных, к которым относятся, как к скотине, были и будут пустым звоном.
**************************************************************** (Стр. 15.)
2. Операция «Амбразура».
С 30 июля Иванов приступил к активным действиям. Начал со списка осужденных, питавшихся в столовой особняком, по так называемому «расходу». Дело в том, что на каждый месяц составлялся список осужденных, которым разрешалось в связи с производственной необходимостью питаться в столовой не со своим отрядом за общим столом по 10 человек, где пищу приносили дневальные в бачках, а отдельно, когда соизволят прийти, непосредственно у поваров с раздаточного окна кухни в промежуток времени для завтрака с 6 до 9 часов, для обеда с 12 до 15 и в ужин с 18 до 20 часов. Такой список утверждался начальником ИТУ или его заместителями и был обусловлен специфическими условиями работы некоторых заключённых. Взять, к примеру, дневального штаба, кочегара котельной, коменданта колонии, бригадира ремонтно-строительной бригады, дежурного электрика или дежурного пожарного депо, нарядчика, ассенизатора. Все они из-за специфики работы не могли ходить в столовую со своими отрядами завтракать, обедать и ужинать в строго отведённое для отряда время. Но таких осуждённых по максимуму во всей колонии набиралось 10 человек. В списках же каждый месяц значилось 36-40 человек: парикмахеры, библиотекарь, завклубом, сапожник, рабочие банно-прачечного пункта, кладовщики, художник, санитары, рабочие ремонтно-строительной бригады, пожарники, руководитель секции внутреннего порядка колонии. Кроме этого официального списка, по «расходу» питались ещё человек 70-80. Это были завхозы отрядов, «шныри» бригад и отрядов, друзья поваров «по кормушке». Фактически, получалось на 1200 заключённых 120 питались как бы отдельно от общей массы. Возник даже казус: около раздаточного кухонного окна, который заключённые называли «амбразурой», в зале столовой стоял стол, рассчитанный на десять человеко-мест специально для «расходников». Так вот: мест не хватало для них. Особенно в течение первых полутора часов с момента начала завтрака, обеда или ужина. И они облюбовали, захватили и обжили ещё один рядом стоящий точно такой же стол. Но всё равно мест им не хватало. Не подойти. Убрать грязную посуду, объедки и вытереть свинячий стол чистой тряпкой была проблема. Многие заключённые посмеивались со злобой и ехидством, что скоро надо будет три стола рядом ставить.
**************************************************************** (Стр. 16.)
Иванов был не против того, чтобы они питались отдельно. Однако он был категорически против того, что все эти 120 человек жировали за счёт одной тысячи остальных. Потому что им повара ложили в миски жратвы побольше в полтора раза, пожирнее в пять раз, погуще в два раза и мяса не по 5-10 грамм, как получалось у большинства, а в среднем по 20-30. Список на «расходников» составлял комендант колонии заключённый Дмитрий Одокиенко, бывший главный инженер строительно-монтажного управления. Он не вникал в подробности: кого надо, кого не надо туда включать. Просто переписывал список прошлого месяца в предстоящий. В итоге, всё повторялось по «наезженной колеи» из месяца в месяц, из года в год, и до него, и при нём как должное. В тюрьме-то впервые! На долю Иванова выпала ответственность составлять на каждый месяц справедливый график чистки картошки и других овощей на кухне отрядами и список дежурных по кухне из числа порядочных заключённых колонии разных отрядов, которые заступали на суточное дежурство и должны были контролировать в качестве общественного контроля правильность закладки в варочные котлы продуктов, вес, качества, соблюдение технологии приготовления пищи и выдачи её заключённым. Составив график чистки картошки и дежурных по кухне на август месяц, Иванов направился в кабинет начальника ИТУ на их утверждение. Начальник колонии под словами «Утверждаю» молча поставил свою подписи. Иванов взял графики и замер. Начальник колонии поднял на него глаза и спросил какие ещё вопросы. Иванов попросил его сегодня, завтра или послезавтра зайти в столовую во время обеда. - Что случилось? – внимательно посмотрел он на Иванова. - Сами увидите и ужаснётесь! Больше я ничего не скажу! – твёрдо произнёс Иванов и, попросив разрешение идти, вышел из кабинета. Начальник колонии вызвал заведующую столовой вольнонаёмную женщину лет под 40, начальника оперативной части, начальника части интендантского снабжения, своего заместителя по режимно-оперативной работе, бригадира пищеблока из числа заключённых и попросил всех высказаться о ситуации в столовой.
*************************************************************** (Стр. 17.)
О своих планах действия Иванов ни с кем не делился. Он умел держать язык за зубами, ибо знал и понимал, что найдутся такие «доброжелатели», которые донесут о том и начальству, и поварам, и бригадиру пищеблока. И эффективность его потуг по наведению порядка будет не очень заметной. Все подчинённые доложили начальнику колонии, что всё нормально кроме некоторых мелких мелочей и поводов для беспокойства нет. Но опыт и чутьё подсказывали начальнику колонии обратное. Слишком умные у Иванова глаза, чтобы подымать бурю в стакане. На следующий день начальник колонии неожиданно пришёл во время обеда в обеденный зал и подозвав Иванова предложил показать нечто ужасное. Иванов подвёл его к двум столам около раздаточного окна, за которым жировали «расходники». - Вот посмотрите, пожалуйста, на эти морды, - усмехнулся Иванов. – Неправда ли, все знакомые и известные вам лица. Весь цвет партийно-хозяйственного актива зоны: завхозы, бригадиры, члены совета коллектива колонии и прочие прихлебатели помельче. Взгляните, что в их мисках на первое и второе: сколько жира, гущи, каков объём порции, сколько мясо. А таких сюда за эти два стола приходят и садятся жрать около 120 человек. Хотя вполне достаточно иметь «расходников» не более 10 человек. Теперь давайте заглянем в миски тех, кто сидит за общими столами… Начальник колонии к общим столам не пошёл. Он всё прекрасно понял и, повернувшись к съёжившимся, притихшим за столами жирующим, предупредил, что, впредь, тот, кто окажется за этими столами вне утверждённого списка «расходников», пойдёт вместе с поваром и бригадиром пищеблока на 15 суток в штрафной изолятор с кормёжкой через день, а оттуда прямиком на кирпичный завод, вагонки разгружать. Взяв у поваров список «расходников» и перечеркнув его, начальник колонии распорядился составить новый список и этот список согласовывать с Ивановым.
**************************************************************** (Стр. 18.)
Когда начальник колонии из столовой ушёл, заведующая позвала Иванова в свой кабинет и, укоризненно глядя на него, попросила прежде чем идти жаловаться на плохую работу пищеблока к начальнику, советоваться с ней и решать вопросы на месте. Иванов, чтобы не расстраивать её дипломатично пообещал это по возможности делать. Тем не менее он оставил за собой право обращаться напрямую выше, если понимает нереальность силами заведующей решить тот или иной вопрос. - Как например сегодняшний, - твёрдо, без всяких извинений и оправданий произнёс Иванов. - Вы семь лет тут заведуете столовой и все семь лет и до вас, и при вас «кормушка» около «амбразуры» ни разу не закрывалась. И вы бы её не закрыли. Даже сидя ежедневно у раздаточного окна все 24 часа в сутки. Ума и сил бы не хватило! Тюрьма – это не детский садик. Вечером комендант составил новый список «расходников». Вместо 37 фамилий заключённых в нём осталось 10. Утром список утвердил начальник колонии. С 1-го августа подходы к раздаточному окну освободились. Столы, за которыми жировали пройдохи, опустели. Почти 110 человек лишились возможности чувствовать себя умнее и хитрее остальных тысячи человек. За один день Иванов нажил целую сотню врагов. Но он из них никого не боялся. И не потому, что был слишком смелым, а потому, что был разумным, осторожным, знал что сказать и где сказать, учитывая конкретную ситуацию, настроение основной массы заключённых в «зоне» и тех, кто задаёт ей тон. Тон же почти во всех колониях Советского Союза задавал и задаёт не актив, а небольшая группа авторитетных уголовников в каждой «зоне», за исключением нескольких карательных «зон», типа «Белый лебедь», которые никогда не стремились жить за счёт общей «Наркомовской пайки». Наоборот, тщательно это избегали, чтобы не замарать свою репутацию. Поперёк действий Иванова не вставали, поскольку их интересы не затрагивались. Лишь наблюдали, посмеивались и внутренне одобряли. Иванов всё это прекрасно улавливал и всем, кто выражал недовольство, прямо и жёстко говорил: - Крутитесь на стороне! Вы с начальством «вась-вась!». Пусть оно вам в качестве поощрений разрешает получать дополнительные посылки, передачки, свиданки, тратить больше денег на магазин. А про «амбразуру» на кухне забудьте! Больше вам за счёт общего котла лакомиться не придётся. Впрочем, голь на выдумку хитра. Со временем они пытались присосаться к общему котлу несколько иначе. Но надолго не получалось. Иванов был бдительнее!
**************************************************************** (Стр. 19.)
3. Операция «Бесконвойка».
Покончив со столпотворением у «амбразуры», Иванов прикрыл сразу же кормушку для бесконвойников. Их было немного: всего 22 заключённых. Работали они за пределами колонии, преимущественно на хоздворе. Питались там же, готовя пищу себе сами. Продукты получали утром в колонии, на кухне. Выдавал продукты им бригадир пищеблока. Выдавал на глаз с лихвой: и мясо, и масло, и жиры, и крупы, и овощи. Бригадир бесконвойников в ответ снабжал бригадира пищеблока сигаретами с фильтром и чаем типа индийского, цейлонского. После крутого разговора утром с обоими бригадирами, где Иванов заявил, что бесконвойники работают на свободе, воле. К ним приезжают родные и близкие, у них больше возможности достать пожрать с воли продуктов, чем у тех, кто сидит за колючей проволокой, и потому отныне они будут получать продукты строго в том количестве, которое им привезли, а не за счёт общего котла остальных.
- Ищите другие пути как пожрать повкуснее! – напутствовал Иванов бригадира бесконвойников, после того, как на бесконвойников выдали продукты строго по весу и тот с кислой физиономией оглядел тощую хозяйственную сумку. – В крайнем случае, хотя мне ли вас учить, - усмехнулся Иванов, - попробуйте получать продукты там за «зоной» прямо со склада. Может кладовщик согласится вам отпускать их в три раза больше, чем указано в накладной. Не за даром , конечно. Но у кого - у кого, а у вас-то деньги есть. Не экономьте! Не жадничайте! И меня поймите правильно: нам сюда, в «зону», лишнего на завозят. Скорее всего, наоборот, не довозят. И у нас нет условий и возможностей, в отличии от вас, решить проблемы с питанием другим путём.
Увы, бесконвойники его не поняли. Как не поняли и все остальные 110 заключённых, которым пришлось подкатать свою губу. Все они в один голос называли Иванова между собой «козлом», хотя по тюремной идеологии «козлами» были сами. И именно их, именно подобных освобождали в первую очередь условно-досрочно, именно таких в первую очередь поощряли правом на дополнительные посылки или передачи, внеочередными краткосрочными или длительными свиданиями с родственниками, на льготы в магазине, на более лёгкий труд. Ужас!
**************************************************************** (Стр. 20.)
В дальнейшем, чтобы с бесконвойниками такая ситуация не повторялась, Иванов возложил контроль за выдачей им продуктов на дежурных по кухне. Будучи практичным, он и контроль организовал практичный. Завёл тетрадь, где дежурный по кухне ставил дату и указывал в графе вес того продукта, который был бесконвойникам выдан. Перечень продуктов изо дня в день был одинаков: мясо, растительное масло, жир, рыба, крупа, картофель, лук, морковь, капуста, свекла. И потому дежурному по кухне оставалось лишь вносить в квадратик вес. В удобное для себя время Иванов проверял записи в тетради и сравнивал с накладными, с котловым ордером. Изредка внезапно лично проверял вес выданных продуктов.
4. Операция «Сахар».
Расправившись, образно говоря, с бесконвойниками, Иванов взялся за проблему с раздачей сахара. Сахар выдавался каждые полмесяца. И не в столовой, а в отрядах. Из расчёта 15 грамм в сутки. За 15 дней – 225 грамм. Получали сахар у бригадира пищеблока завхозы отрядов, выдавали заключённым сахар подчинённые завхозам дневальные, которые имелись в каждом отряде. Предистория к «сахарной войне» случилась на много-много раньше её начала. Иванову однажды довелось услышать разговор завхоза отряда, который уговаривая кого-то работать дневальным в отряде, произнёс фразу: - Будешь как сыр в масле кататься. Мясо, сало, рыба, масло, белый хлеб. Каждый месяц по 3-4 килограмма сахара иметь. В то время Иванов весь этот разговор пропустил мимо ушей. Но позже, когда он получил как-то подозрительно мало сахара и взвесил выданный ему кулёк, всё понял. В кулёчке вместо 225 грамм сахара оказалось 195 грамм. 30 грамм не додали. В отряде 103 человека. Получалось, что не додали всему отряду 3 килограмма за полмесяца. За месяц, значит, 6 килограмм.
*************************************************************** (Стр. 21.)
Став «смотрящим» за пищеблоком, Иванов, прежде чем начать «сахарную атаку», выяснил куда и на что идёт уворованный у заключённых сахар. Выяснилось, что сахар скупают почти все те же 110 любителей пожировать и, конечно, любители выпить, производя в укромных местах, подальше от ментовских глаз, бражку, в последующем перегоняя её в самогонку. Сахар был в цене. Поскольку он относился к продуктам, запрещённым к продаже в магазине колонии и получении его в посылках и передачах. Узнал Иванов и такие любопытные детали: сахар дневальные недодавали во всех отрядах. Всем! Включая «авторитетов». «Авторитеты» сахар у дневальных не покупали. Видимо, догадывались о природе его происхождения. У них был сахар из других источников. К тому же, им сладостей хватало помимо сахара. Самогонку, неизвестно какого происхождения, они презрительно называли «плесенью» и не употребляли. Хватало водки, если в ней была необходимость. Сам механизм недодачи сахара был прост. Черпачки, которыми дневальные выдавали сахар подпиливались сверху. В результате, он по высоте, а значит и по объёму становился меньше и вмещал вместо суточных 15 грамм, у кого 14 грамм, у кого 13, у кого 12, а в одном отряде даже 11 грамм. То есть, за полмесяца каждый осужденный вместо 225 грамм получал в таком отряде 165 грамм. Таким образом, за полмесяца недодавалось 60 грамм, за месяц 120. В итоге получалось, что по восемь дней ежемесячно заключённые сахар не получали вообще, а дневальный «наваривал» себе и завхозу почти 11 килограмм сахара в месяц.
*************************************************************** (Стр. 22.)
Иванов «атаку на сахар» провёл решительно и быстро. В день выдачи сахара он дождался момента ближе к «отбою», когда почти все осуждённые сахар получили и в ведомостях напротив каждого получавшего стоял крестик. Взяв с собой пару крепких пацанов и пару авторитетных мужиков, он изъял у дневальных во всех отрядах ведомости и остатки не выданного сахара. После анализа ведомостей и взвешивания на кухне остатков сахара выяснилось, что вес недоданного сахара составил около 32 килограмм. Утром Иванов весь материал о проведённой проверке правильности выдачи сахара передал начальнику колонии и потребовал наказания завхозов отрядов. По материалам проверки начальник колонии провёл совещание с начальниками отрядов. Так как виноватыми были не только дневальные и завхозы, но и начальники отрядов, являющиеся офицерами внутренней службы в званиях от лейтенанта до капитана, никто наказан не был. Даже выговор никто не получил. Лишь с большим трудом, можно сказать с боем, Иванову удалось добиться разрешения от начальника колонии на вывешивание сатирического плаката с подробностями о надувательствах с сахаром. И то провисел плакат недолго. Короче, кончилось всё тем, что начальники отрядов пообещали взять выдачу сахара на особый контроль и впредь подобное не допускать. Подпиленные черпачки для выдачи сахара изъяли и выдали новые, с округлым утолщением в виде кольца по краю, чтобы избежать подпилов. Однако спустя пару месяцев Иванов обнаружил новые хитрости дневальных, которые во имя «навара» прогибали донышки черпачков во внутрь или слегка увлажняли нутро черпачка, к стенкам прилипал сахар и таким способам создавали себе излишки, правда, не килограммами, как раньше, а по 400-500 грамм. Но Иванов и эти фокусы пресекал, вывешивая на стенде около столовой карикатурные плакаты.
*************************************************************** (Стр. 23.)
«Сахарную войну», затеянную Ивановым с завхозами и дневальными, все встретили с пониманием и одобрением. Ситуацию в «зоне» она не ухудшила. Объём купли-продаж сахара тоже не уменьшила. Ведь сколько его было раньше, столько же осталось. Поскольку в колониях всегда немало таких, которые по разным причинам не едят сахар, не пьют с ним чай или кипяток, а копят и продают или на что-то обменивают. Но тут, как говорится, каждый хозяин-барин. Тут всё по согласию, по-честному.
Глава третья.
Об операции «Хлеборезка» и иных проблемах помельче.
1. Двуличность коммунистической власти в хлебном вопросе.
Покончив с «сахарной атакой», Иванов принялся за хлеборезку в столовой. Дело в том, что с хлебом был бардак не меньше, чем с сахаром. Причём, не только в тюрьмах и лагерях, но и в целом по всему Советскому Союзу вообще. В принципе, зерна выращивали в СССР достаточно, чтобы страна не испытывала в нём дефицита. Но из-за идиотской ценовой политики ЦК КПСС и Советского правительства, в результате которой зерно, комбикорм и хлеб неэффективно скармливался в колхозах, совхозах и личных подворьях скоту и птице. Из-за бездарной международной идеологической деятельности правящей верхушки, в результате которой оказывалась бестолковая «братская» продовольственная помощь идейно близким правительствам Латиноамериканских, Африканских и Азиатских государств – зерна катастрофически не хватало. И его приходилось закупать в Канаде, США и других странах. К тому же, покупать по высоким ценам Мирового рынка.
*************************************************************** (Стр. 24.)
Поэтому по всей стране: от Тихого океана до Чёрного моря шла усиленная пропагандистская компания по экономии хлеба. Во всех столовых, кафе и ресторанах, в каждом хлебном магазине висели и висят плакаты призывающие экономно относиться хлебу. Вот уж поистине невообразимое двуличие Коммунистического однопартийного режима управления государством! В столовой колонии тоже такие плакаты были. Более того, вышестоящее начальство над колониями, вплоть до Главного Управления исправительно-трудовыми учреждениями и МВД СССР, негласно подталкивали и поощряли начальников колоний к экономии хлеба и хлебопродуктов. Но как в «зоне» сэкономить, когда существовала медицинская норма? Оказалось очень просто! Лишь бы дотошно не вникали, не ругали, не замечали, подхваливали! Для этого у безмозглых, с точки зрения подлинных интересов государства и населения, чиновников было достаточно вариантов на фоне отсутствия гражданского общества и его критического голоса. Первый вариант официальный: - урезать, руководствуясь приказами ГУИТУ МВД СССР под любым, более менее подходящим «соусом», медицинскую норму выдачи хлеба. Второй вариант – недодавать заключённым хлеб негласно и оформлять это как экономное и бережное отношение к хлебу. Третий вариант – кормить заключённых хлебом особой самой-самой дешёвой спецвыпечки. В ход пошли все три варианта: спецвыпечка, негласная ежедневная недодача утверждённой нормы хлеба и официальный путь, в соответствии с которым хлебную пайку в течении нескольких лет урезали: с 1100 грамм до 750. И продолжают вынашивать план урезать её до 650 и 550 грамм, под предлогом того, что труд заключённых год от года становится менее тяжёлым.
*************************************************************** (Стр. 25.)
На самом деле далеко не везде труд заключённых становился легче. Например, на кирпичных заводах Куйбышевской области, где трудились заключённые исправительно –трудовых колоний № 2, № 4, и № 8, труд легче не становился. Технология изготовления красного глиняного кирпича оставалась та же, что и 20 лет назад. А если кой где и меняли ленточные пресса на более производительные, то тяжесть труда только возрастала. Потому что переложить вручную от пресса на сушильную вагонетку раньше надо было в час по 1000 кирпича, ныне в среднем по две тысячи. Это касалось и сушки, и садки, и выгрузки. Конечно, тем, кто работал на особо тяжёлых работах, назначали дополнительную прибавку к рациону питания: получалось чуть больше хлеба, сахара, жира, мяса. Тем не менее, норма хлеба год от года становилась незаметно всё меньше и меньше, а труд вреднее, тяжелее и бестолковее. Взять хотя бы такой факт. На кирпичных заводах в городе Куйбышеве и на кирпичном заводе в городе Тольятти, где работали заключённые, брак, то есть, бой кирпича составлял до 30 процентов. За него, естественно, не платили, его не учитывали, хотя его изготавливали, перелопачивали, таскали, перекладывали, обжигали, разгружали. А взять цех формовки. За смену около пресса накапливалась целая гора некачественно отформованного кирпича. Его опять приходилось таскать и кидать в пресс переформовывать. Естественно, тоже бесплатно, без зачёта. Причём, брак получался не по вине заключённых, а в результате состарившейся, плохо работающей техники, неправильной эксплуатации, аварий, сбоев, нарушений техпроцессов формовки, сушки, садки, обжига, вследствие неправильной организации труда заключённых и неправильных взаимоотношений между администрацией колонии и завода.
*************************************************************** (Стр. 26.)
У администрации завода главным критерием было количество готовой продукции более менее терпимого качества. У администрации колонии на первом месте – показушный режим содержания осужденных. Всё остальное потом. Оно было вправе без согласования с руководством завода убрать с кирпичного производства любого заключённого, какой бы он хорошей профессиональной квалификацией не обладал, и заменить его любым неквалифицированным осужденным либо проходимцем, нарушителем или вовсе не желающим трудиться, а то и «диверсантом», который, чтобы бесплатно или почти бесплатно не работать, подкидывал в поток глины, идущей к прессу, либо лом, либо железяку, и тем самым надолго выводил из строя пресса. «Диверсий» было много. То трансформаторную будку подожгут, то резиновую ленту главного конвейера перережут, то 100 киловаттный электродвигатель на прессах «спалят», то подложат под колёса вагонки в печи обжига какой-нибудь металлический предмет. В итоге, либо вагонка с кирпичом сойдёт с рельсов в обжиговой 104-х метровой печи и возникнет завал, либо трос стальной, которым протягивают через раскалённую печь состав обжиговых вагонок с кирпичом, лопнет и пока его связывают под печью в жаре, смена пройдёт. Иванов, конечно, не одобрял такие действия. Ему ремонтников было жалко, но сочувствовал и «диверсантам», понимая, что лучше смену просидеть, ничего не заработав, чем всю смену проишачить как осёл, но тоже бесплатно. Кстати, в Тольяттинской колонии № 8 кроме тяжёлых работ на кирпичном заводе были производства с лёгким трудом, где от электротехнического завода четверть заключённых «зоны» собирали разные электротехнические изделия. Условия труда на таких работах были лучше, легче, больше платили, но опять же, даже для этих заключённых выдаваемое им питание было ниже физиологического: в пределах 2000 килокалорий. Для работающих на кирпичном заводе – в пределах 2200-2400 килокалорий. Недаром излюбленной карой администрации колонии был штрафной изолятор и последующий перевод с лёгкой, частично оплачиваемой работы, на почти неоплачиваемую тяжёлую в кирпичное производство.
*************************************************************** (Стр. 27.)
- А почему из них никто не бунтовал? – удивился «Первый».
- Народ в России такой! – развёл руки «Второй». – Не бунтуют до тех пор, пока можно как-то мирно правдами-неправдами приспособиться к ситуации, к жизни. На кирпичном заводе заключённые тоже приспособились. Туда каждый день, кроме воскресенья, десятки грузовых машин заезжают с вольными шоферами: кто за кирпичом, кто глину привёз.., и попутно, по договорённости за деньги доставляли припрятанные в глине либо в машине чай сигареты, продукты и водку. Кроме того, много сил старались сэкономить за счёт наплевательского отношения к оборудованию, механизмам, к требованиям технологического производства, к качеству продукции. Жили все по принципу: день прошёл и слава Богу! Правда, вскоре отдушину с вольными шоферами начальство прикрыло. Добилось запрета въезда на территорию кирпичного завода вольных шоферов. Вместо них, в кабину автомашины садились бесконвойные шофера за воротами «зоны», въезжали на территорию кирпичного завода, разгружались от глины или загружались кирпичом и выезжали с территории завода, где передавали руль управления вольным шоферам, и те уезжали. С этой целью администрация колонии организовала целое звено шоферов-бесконвойников за счёт завода. Мотивировка такого нововведения была связана, якобы, с жалобами водителей на поборы осужденных. На самом деле поборов практически никаких не было. Просто режимно-оперативной службе очень хотелось перекрыть неподконтрольные каналы связи и поставки в «зону» спиртного. Не добились! Водки меньше не стало. А вот завоз «левых продуктов резко уменьшился. Полуголодная «зона» стала ещё более голодная. В «зоне» стало нарастать внутреннее напряжение, достигшее пика, когда докатились слухи о бунте заключённых в Тольяттинской колонии УР-65/12.
*************************************************************** (Стр. 28.)
Ситуацию для начальства колонии № 8, где отбывал наказание Иванов, усугубляло то обстоятельство, что из колонии №12 в колонию № 8 привезли под охраной солдат около 150 бунтовщиков и закрыли в особое здание, где находился штрафной изолятор и помещения камерного типа. Так как среди заключённых колонии № 8 тут же возникла и стала созревать идея силового освобождения привезённых из колонии №12 узников, а значит неизбежно начались бы погромы и массовые беспорядки. Чтобы не допустить бунта, начальство в спешном порядке этапировало из «зоны» в другие колонии наиболее агрессивных осужденных и не допустило бунта, подобного случившемуся в колонии №12. Иванов это короткое девятичасовое «перенапряжение» в «зоне» перенёс спокойно. Его совесть была чиста! А вот нарядчики, завхозы, бригадиры, активисты и прочие прихлебатели администрации колонии – с большой тревогой. Бунт – по последствиям штука жестокая и непредсказуемая. Счёты сводят быстро и беспощадно, без всякого следствия и суда. Иванову при накале страстей тоже могло хорошо перепасть по бокам. Под шумок обиженные любят мстить, а там ищи-свищи, доказывай кто и почему напакостил. Тем не менее он даже не пошёл на всякий «пожарный» случай за защитой к авторитетам. Самонадеянно, конечно. Однако обошлось!
2. Атака на «Хлеборезку»
К «атаке на хлеборезку» Иванов готовился тщательно и подготовился основательно. По его данным услугами хлебореза, работавшего до посадки в тюрьму кладовщиком на торговой базе, пользовались блатные, в том числе самые авторитетные. Через хлебореза им с хлебзавода вольный шофёр хлебовозки нелегально привозил по несколько караваев белого хлеба высшего качества и батоны, когда по семь, когда по десять, а иногда и по пятнадцать штук. Для остальной неизбранной массы заключённых колонии в хлеборезку завозили ежедневно, согласно товарно-транспортным накладным, хлеб трёх видов: «серый» из ржано-пшеничной обдирочной муки общим весом 910 килограмм в количестве 980 буханок по 920 граммов каждая; «белый» пшеничный для больных, поставленных на диетпитание, общим весом 15 килограмм в количестве девятнадцати буханок по 860 грамм каждая и им же несколько батонов.
*************************************************************** (Стр. 29.)
Пользуясь и прикрываясь как надёжной «крышей» заинтересованностью авторитетных блатных в белом хлебе и батонах, хлеборез чувствовал и вёл себя в хлеборезке самоуверенно, манипулируя с хлебом и руководствуясь прежде всего своими личными интересами, а не интересами подавляющей части заключённых. Хлеборез Иванова не опасался. Однако, всё же стараясь подстраховаться, дружески улыбался ему, здоровался и предлагал несколько раз то булку белого хлеба, то батон. Иванов вежливо говорил «Спасибо!» и отказывался. Когда вся информация о работе хлебореза была собрана и внимательно проанализирована, Иванов пошёл к авторитетным блатным, чтобы сообщить обо всём, послушать их мнение, получить совет. Им он рассказал о том, что буханка серого хлеба весит не ровно один килограмм, как считают заключённые, а всего 920 грамм и, деля её на четыре части и выдавая в завтрак, обед и ужин по такой пайке, заключённые получают в день не по 750 грамм хлеба, а по 690, то есть на 60 грамм меньше. Иванов так же рассказал о том, что возникающие таким способом излишки в 78 буханок, хлеборез расходует следующим образом: 55 буханок общим весом в 50 килограмм засчитывается в угоду начальству колонии в качестве экономии, якобы благодаря бережному отношению к хлебу, а 23 буханки продаёт по пайкам любителям пожарить хлеб на масле, посушить на сухари, либо кому выдаваемого хлеба мало, но есть возможность хлеб у хлебореза купить или что-то ему взамен дать, например: сигареты с фильтром, чай высшего сорта, носки, трусы, спортивный костюм, присланные родными из дома.
*************************************************************** (Стр. 30.)
Авторитетам не очень-то хотелось возникновения возни вокруг хлеборезки. Они боялись, чтобы администрация, режимно-оперативная часть не пронюхала, не прикрыла канал поставки батонов. В то же время, дорожа своим авторитетом и репутацией, они никогда бы не сказали Иванову: «Стоп!», «Молчи!», «Пусть будет, как было!», особенно в свете того, что каждый день на заключённых тюремное начальство экономит по 50 килограмм хлеба. А потому ему дали «зелёный свет» на атаку, но с условием, чтобы не было хуже всем, в том числе и блатным. Начальник колонии, получив от Иванова жалобу по поводу систематического недовеса выдаваемого заключённым колонии хлеба, немедленно вызвал Иванова к себе в кабинет и стал настойчиво объяснять ему о необходимости бережно и экономно относиться к хлебу, о недопустимости того, чтобы хлебом разбрасывались, выкидывали в отходы свиньям. Именно ради этого часть хлеба придерживается. Иванов не согласился с доводами начальника колонии заявив, что не с полуголодных заключённых надо начинать борьбу за экономию хлебных ресурсов страны, а с миллионов граждан в пригородах и на селе, которые десятками буханок скупают в магазинах дешёвый, но куда более качественный хлеб, чем дают нам, заключённым, и кормят им свиней, уток, гусей, кур, кроликов. К тому же, такие действия администрации по медицинским показаниям противозаконны и наносят непоправимый вред здоровью заключённых. Кроме того, он напомнил начальнику колонии об эквивалентности и жёсткой финансово – экономической взаимосвязанности всего, что существует и производится на белом свете. А потому бережно и рачительно следует подходить ко всему. В том числе и к процессу изготовления кирпича. Чего, к сожалению, даже близко нет, коль третья часть продукции идёт в брак. С этого начальству надо начинать. Иначе развешенные по всей стране во всех общепитовских предприятиях и булочных плакаты: «Хлеба к обеду в меру бери! Хлеб драгоценность – им не сори!» никакого положительного эффекта иметь не будут.
*************************************************************** (Стр. 31.)
Начальник колонии распорядился выдавать хлеб в полном объёме в соответствии с утверждёнными нормами. Начальник ЧИСа, заведующая столовой, бригадир пищеблока и хлеборез, обсудив без Иванова, как это лучше сделать, решили хлебный недовесок в 60 грамм выдавать 50 граммовым довеском к четвертинки буханки в обед. Во время обеда с хлебным довеском, заведующая сообщила по телефону начальнику колонии, что очень много на столах после обеда каждого отряда остаётся недоеденных кусочков хлеба. Чтобы оценить ситуацию, начальник колонии явился в столовую со свитой: начальником ЧИС, начальником медсанчасти, замполитом. Вызвали также Иванова. Действительно, на столах после обедавших оставалось много хлебных огрызков. Много их было и в баках с отходами. Начальник колонии со словами: «Ну и что вы, гражданин осужденный, по этому поводу скажите?» сурово и в то же время торжествующе посмотрел на Иванова.
- Так это же хорошо! – усмехнулся Иванов. – Свиньям больше достанется. А то недавно начальник ЧИСа удивлялся и выяснял, почему свиньям в свинарник стали меньше отходов со столовой привозить? И даже посоветовал заведующей столовой почаще включать в меню перловку, сечку и овсянку: их хуже едят и больше отходов, особенно если крупа просроченная.
- Мы здесь не шуточки собрались выслушивать! – раздражённо отреагировал начальник колонии. – А по-деловому определиться: как быть!
- Если бы начальство именно этого серьёзно хотело, - жёстко высказал своё мнение Иванов. – Оно бы прежде чем подсовывать довески, поинтересовалось бы у меня, у дежурных по кухне, у всех нас, граждан осужденных, как лучше всё организовать. А не так… Тем не менее, лично я уверен, что у заключённых, работающих на кирпичном заводе, кусочков хлеба на столах не осталось. Это здесь остались. Потому что обедали те, кто работает на лёгких работах, собирая примитивные электротехнические изделия весом не более полкилограмма. И то, не потому что сыты, а потому, что куда им оставшийся от обеда кусочек хлеба деть? Положить в грязный карман и тянуть его в цех на производство? А вот если бы вы раз в два дня выдавали хлеб в ужин, деля буханку хлеба не на четыре части, а на три – огрызков в отходах столько не увидели. Так как пайку с ужина большинство заключённых берёт с собой в жилую секцию и ест её около своей тумбочки с чаем, с повидлом, с маргарином, либо без ничего с кипятком.
*************************************************************** (Стр. 32.)
Начальство к разумному предложению Иванова не прислушалось. Начальника колонии устраивали только те варианты, где возникала экономия хлеба не менее 50 килограмм в день. Иначе вышестоящее областное начальство не поймёт: почему экономия хлеба была-была и вдруг не стала, почему в остальных исправительно-трудовых колониях экономия хлеба есть, а тут нет? Активность Иванова всё больше и больше раздражала начальника колонии. Учитывая это обстоятельство, его заместители по режимно-оперативной и политико-воспитательной работе предложили ему два варианта действий: первый – этапировать Иванова в другую колонию, второй, ещё более коварный – перекрыть « блатным авторитетам» канал доставки через хлеборезку батонов. И пусть они с Ивановым «разберутся». Оперативники о существовании этого канала были прекрасно осведомлены и держали под постоянным контролем в надежде зацепить через него дела посерьезнее. Начальник колонии оба варианта отклонил, понимая, что чуточку опоздали. Слишком широкую огласку среди заключённых получила история с хлебом и теперь обязательно найдутся такие, которые напишут жалобы в Прокуратуру, Минздрав, в Москву. Перекрывать каналы с батонами, тоже резона не было. Иванов однажды ставил вопрос о продаже белого хлеба и батонов в магазине. Следовательно, сей вопрос обязательно возникнет снова, причём, с куда большим напором, и его, как бы не противились продавцы, которым не очень-то хочется возиться с хлебом, придётся неминуемо решать, тем более, что хлебобулочные изделия входят в перечень разрешённых товаров к продаже в магазинах колоний. Был и третий вариант, предложенный заведующей столовой и поддержанный начальником ЧИС. Это - резать хлеб тонкими ломтиками и ставить в тарелках на столы во время завтрака, обеда и ужина с надеждой, что кто не хочет – съест меньше, кто хочет – съест больше, а в целом за счёт рационального употребления хлеба должна получиться экономия.
*************************************************************** (Стр. 33.)
Когда начальник колонии дал согласие на этот вариант, Иванов высказал ему своё негативное мнение об этой затеи, считая её глупой, поощряющей принцип: кто смел, тот и съел, и ко всему прочему, не способной в полуголодной среде добиться экономии хлеба, и ко всему прочему, компрометирующей Иванова, ибо многие заключённые подумают, что это его инициатива. Через два дня эксперимент с хлебом под девизом: «Бери сколько съешь!», как неоправдавший надежд, прекратили. Этого и надо было ожидать. В «зоне», где осужденные торопятся в столовую, чтобы побыстрее попасть к своему столу и ухватить потолще пайку, а потом ревниво следить за черпаком, которым наливают в миски «первое» или накладывают, вернее, тоже наливают жидкую кашу, по иному быть не могло! Кстати, причины, из-за которых пайки оказывались неровными: одни толще, другие тоньше, были банально простыми. Когда хлеборез разрезал буханку на четыре части: вдоль и поперёк, она могла чуть сдвинуться или быть деформированной: одна сторона выше, другая ниже, либо плотность при выпечке была разной, или не так ровно, вкось вошёл в неё нож. Иванов часто напоминал хлеборезу, чтобы тот резал как можно ровнее пайки. Но идеально ровно разве разрежешь? А опытный голодный глаз мгновенно подмечал разницу даже в 0,5 миллиметра. Впрочем и на «воле» в хлебном магазине редко где буханку хлеба ровно на две половинки разрежут. Но там люди сыты, а тут на четыре части делить приходиться, для живущих впроголодь. Представляете? В связи с этим, интересна и вот какая деталь. В тюрьмах, а раньше и колониях, суточную норму хлеба выдают рано утром в камеру по полбуханке сразу на каждого обитателя. Так вот, везде, во всех общих камерах наша группа наблюдателей фиксировала одну и туже картину: для последних на столе оставались самые маленькие полбуханки. Первые подскочившие либо подошедшие к столу моментально ухватывали самые большие. Следующие – поменьше. И так далее. Точность убывания поразительна.
*************************************************************** (Стр. 34.)
Несмотря на провал затеи «Бери хлеба сколько съешь!», начальство на разумное предложение Иванова резать в ужин буханку через день на три части переходить не торопилось. Искала другие варианты выдачи хлеба. Понимая, что без жалобы в Москву вопрос с выдачей полноценной пайки хлеба не решить, а жалобу такую в Москву начальство никогда не отправит, её надо отправлять только нелегально, Иванов уменьшил в этом направлении натиск на начальника колонии и переключился, пользуясь благоприятным моментом, на требования к начальнику колонии организовать завоз и продажу хлеба, булок и батонов через магазин колонии, одновременно направив соответствующую жалобу на имя Прокурора Куйбышевской области. Через две недели из Тольяттинской городской прокуратуры приехал прокурор отдела по надзору за местами лишения свободы. Начальник колонии не возражал против продажи хлебобулочных изделий в магазине. Наоборот, был «за!». Надеясь, что Иванов после этой уступки отстанет от недовеса хлебной пайки и, вызвав продавцов магазина и начальника ЧИСа, обязал их в присутствии прокурора обеспечить завоз и продажу хлебобулочных изделий через магазин осужденным колонии. Дело было это для продавцов канительное. Однако при прокуроре они высказывать своё недовольство не стали и о своих плохих условиях труда промолчали. А условия труда, действительно, желали лучшего. Магазинчик был маленький, тесный. Постоянный крик, шум, гам, толпа заключённых. А тут ещё продажу хлеба, батонов и булок навязывают…
*************************************************************** (Стр. 35.)
Глава четвёртая.
Продолжение рассказа о том, как решались другие проблемы.
1. Операция «Овощи», «Ложки», «Гигиена», «Санитария», «Туберкулёз», «Лежалый хлеб», «Магазин».
Как бы то ни было, а со следующей недели в магазине стали продавать белый хлеб и батоны. Но не долго! Всего шесть месяцев. До весны 1971 года. Тем не менее, это позволило Иванову всё внимание сконцентрировать на количестве и качестве овощей, особенно картофеля. Добиться того, чтобы завоз картофеля осуществлялся с учётом добавочного зимнего коэффициента из-за повышенного количества отходов. Раньше сей коэффициент начальник ЧИСа и заведующая столовой игнорировали, хотя о нём прекрасно знали.
Иванову также удалось, согласовав с начальником медсанчасти и получив разрешение начальника колонии, оборудовать в пищеблоке туалет и душевую кабину для тех, кто там работает, а в обеденном зале - установить мойку на 10 точек с горячей водой, чтобы заключённые имели возможность мыть свои ложки. Дело в том, что у каждого заключённого в тюрьмах и колониях имеется при себе своя персональная ложка. В столовых ложек нет. Каждый идёт в столовую с собственной ложкой. И получалось вот такая ситуация: поел заключённый в столовой своей ложкой, облизал её и засунул в нагрудный карман курточки. Либо поел, завернул или не завернул ложку во что-то, принёс из столовой в жилую секцию отряда, помыл под краном холодной водой, а большинство не мыло, и положил в тумбочку до следующего похода в столовую.
Немало упорства и настойчивости пришлось Иванову проявить, чтобы добиться выдачи хлеба заключённым не лежалого, привезённого в хлеборезку сутки, а то и двое суток назад, а свежего, образно говоря, прямо с колёс хлебовозки. Свежий был намного вкуснее, так как низкокачественный хлеб спецвыпечки, полежав в хлеборезке более суток, быстро становился затхлым. А его всегда до вмешательства Иванова привозили в будни с хлебозавода на сутки вперёд, в выходные и праздничные дни – на двое и даже трое суток вперёд.
*************************************************************** (Стр. 36.)
В эти же полгода Иванов, не побоявшись крупных неприятных для себя последствий, наводит порядок в работе магазина и обуздывает непомерные аппетиты продавщицы, без стыда и совести обсчитывавшей и обвешивавшей заключённых. Одновременно он успевает закончить шестимесячные профессионально-технические курсы на машиниста башенных кранов и получить допуск Гостехнадзора к работе на них, намереваясь после закрытия котельной в колонии перейти работать машинистом башенного крана на кирпичный завод.
Очень много сил и нервов пришлось Иванову затратить также на организацию приёма пищи туберкулёзников. Для этой категории лиц в количестве 29 человек были предусмотрены в столовой два отдельных стола, отдельная посуда, более тщательная санитарная обработка столов, мисок, кастрюль и черпаков с использованием дезинфицирующих средств. Увы, подход ко всему этому был формальным. Самим туберкулёзникам на чужое здоровье было в душе наплевать. Никаких правил поведения они не придерживались, особенно там, где о их болезни не знали. И совершенно не беспокоились о том соблюдаются ли санитарные нормы защиты окружающих от возможного заражения или не соблюдаются. Начальник медсанчасти к проблеме с туберкулёзниками тоже никакого рвения не проявлял, и к 1973 году для хронических больных туберкулёзом закрытой формы перестали выделять в столовой отдельные столы, отдельную посуду и проводить отдельную дезинфицирующую санитарную обработку мисок, кастрюль и черпаков, сославшись на их неопасность. Оставив, правда, за ними право на получение диетпитания в осенне-весенний периоды.
*************************************************************** (Стр. 37.)
Довольно сложные проблемы пришлось решать Иванову осенью, зимой и весной 1970-1971 года из-за использования столовой по субботним, воскресным, предпраздничным и праздничным дням в качестве кинозала. Антисанитария возникала полнейшая. Во время показа кинофильмов лишь на первых рядах около экрана заключённые сидели на лавочках. После четвёртого ряда заключённые сидели на перевёрнутых крышках столов, поставив грязные ноги на лавки. На предпоследних рядах и вдоль боковых стен заключённые ставили лавки на столы с перевёрнутыми крышками и сидели на них На самых последних рядах заключённые смотрели кино стоя на столах с перевёрнутыми крышками. После просмотра кинофильма обеденный зал столовой представлял собой страшное зрелище: столы сдвинуты туда-сюда, крышки на них перевёрнуты, грязные, оплёванные, лавки тоже. Пол – тем более! А время обедать или ужинать. И никому до этого дела нет: Ни бригадиру пищеблока, Ни начальству с медсанчастью, ни совету коллектива колонии, ни активистам, ни блатным авторитетам. Фильмы в субботу и предпраздники крутили по вечером. А воскресные либо праздничные дни: с 10 часов утра до обеда, затем после обеда до ужина и после ужина до «отбоя!». Внимательный анализ ситуации и опыт подсказывал Иванову: наводить порядок через начальство колонии – полнейший идиотизм! Оно прекрасно знало о том, как ведут себя заключённые во время показа кино в обеденном зале столовой, но предпочитало в подобные дела не вмешиваться, глубоко не вникать и лишних хлопот себе не создавать.
*************************************************************** (Стр. 38.)
Если бы Иванов, не дай Бог, заикнулся про то, грамотно изложил свои претензии, а тем более попросил администрацию вмешаться, разговор начальника колонии с заключёнными был бы коротким. Начальник колонии тут же запретил бы показ в столовой кинофильмов, раз нет порядка, и все «шишки» непременно посыпались бы на голову Иванова, так как тогда именно он, а ни кто-нибудь, сразу же оказался бы виноватым в глазах всех заключённых. Поскольку для абсолютного большинства обитателей «зон» кино важнее антисанитарии. Ибо простые советские люди привычны, - усмехнулся «Второй» глядя на «Первого», - к гидким ситуациям. Сами видели, что творится по всей стране у них в пивных, «забегаловках», в беседках, на лавочках и скамейках скверов и парков, в частных домах-хибарах, да и во многих квартирах, кухнях. Не говоря про общественные туалеты и те, что во дворах. Тем не менее закрывать свои глаза на подобное свинство и оставлять всё, как было, Иванов не стал, хотя многие, в том числе и «блатные авторитеты», говорили ему: - Плюнь ты на этот бардак! Пусть шныри-заготовщики опять сдвинут в ряды столы, перевернут крышки на них, пододвинут к ним лавки, положат хлеб, бачки, миски, черпаки и как хотят, за что хотят и на что хотят это стадо овец садится и жрёт!
К чести Иванова, понимая неоднородность характеров людей в этом, созданном коммунистической властью искусственном стаде, он пошёл иным путём. Смысл этого пути заключался в следующем. На кухне всегда от обеда и ужина оставались в варочных котлах остатки супа или борща и каши. Повара отдавали эти остатки за сигареты и чай шнырям-заготовщикам, а те во время ужина подкармливали ими кой-кого из своих в бригаде, отряде, и тоже, конечно, не даром, а с прибылью для себя. Хорошо зная про то, Иванов договорился с бригадиром пищеблока, с поварами и хлеборезом, чтобы по субботам и воскресеньям из этих остатков выделяли часть на 6 человек тем, кто согласится после кинофильмов быстро помыть и расставить столы, лавки, протереть швабрами цементный пол.
*************************************************************** (Стр. 39.)
Постепенно в течение двух месяцев сформировалась постоянная команда уборщиков, которые из-за чувства голода вынуждены были, помимо основной работы на производстве, идти по выходным и праздничным дням в столовую подрабатывать себе на пропитание.
2. Операция «Чистка картофеля».
В этот же непростой период конфронтации с начальством пришлось Иванову доказывать и отстаивать право заключённых колонии, чистивших вечерами картофель, на их вознаграждение за хороший и добросовестный труд в виде пятилитрового бачка картофельного пюре, специально сваренного для них. Начальство было категорически против.
- Не положено! И точка! Осуждённые обязаны хорошо и добросовестно трудиться! – заявляло оно.
- А почему вы тогда не можете этого добиться ни на кирпичном заводе, ни на собственном производстве? – усмехался Иванов. – Почему тогда изо дня в день получается очень большой процент отходов при чистке картофеля?
Тем не менее начальство упорно стояло на своём: - Не положено!
*************************************************************** (Стр. 40.)
- В таком случае, - пригрозил Иванов, - придётся создавать из заключённых общественную комиссию по контролю за чистым весом закладываемых в варочные котлы овощей и картофеля. И, если закладываемого в котлы картофеля окажется меньше установленной нормы, администрации колонии придётся самой в этом вопросе ежедневно разбираться, наводить порядок и обеспечивать требуемую по весу закладку картофеля и прочих овощей в котлы, а не спихивать их решение на меня и дежурных по кухне.
Начальство негласно пошло на уступки.
Иванов, с точки зрения практического опыта, был прав. Сварить пятилитровую кастрюлю картошки и накормить 10-12 человек картофельным пюре, которое в меню включалось редко, в основном по праздникам, и его ели заключённые с удовольствием, в обмен на добросовестную чистку картофеля было средство куда проще и эффективнее, чем стоять и надзирать за ними, требовать от них срезать кожуру потоньше, получше, а гниль вырезать почище. Так как несколько контрольных замеров показали, что потратив на чистивших картошку заключённых пять килограмм картофеля, экономится картофеля за счёт уменьшения веса очисток в несколько раз больше. Правда, это обстоятельство не очень устраивало начальника ЧИСа: меньше свиньям достанется в имеющемся при колонии подсобном хозяйстве. И так пришлось на треть поголовье свиней сокращать. Но он был вынужден помалкивать. Поскольку любое его возражение Иванов тут же во всеуслышание истолковывал интересами свиней, а не законными интересами заключённых.
*************************************************************** (Стр. 41.)
Оценку качества чистки овощей и картофеля давали совместно повар, дежурный по кухне и бригадир пищеблока. Они и решали: заслужили ли те, кто чистил картофель, права на бачок пюре. Случалось всякое. Поэтому иногда в столовой вывешивались сатирические плакаты типа: «На сегодняшний день картошку чистили осужденные из бригады № 52 отряда № 5. Около 30 кг картофеля на радость свиньям ушло напрасно в очистки. За что свиньи из подсобного хозяйства сердечно благодарят чистивших картофель…»
Стараниями Иванова в столовой на видном месте появился также стенд, где крупным шрифтом указывалась дата, меню на весь день и фамилия, имя, отчество повара, готовившего пищу. От повара многое зависело. Кто-то из тех же продуктов готовил пищу лучше, вкуснее. Кто-то хуже. И Иванов считал, что людская молва способствует, стимулирует поваров делать своё дело с душой, с заинтересованностью. А знание заключёнными меню на предстоящий день, позволяло тем, кто не любил рыбный суп из солёной трески, либо перловку, овёс и сечку, решать: идти или не идти на завтрак или ужин, если, конечно, было что поесть в его тумбочке из продуктов, полученных от родных или близких в передаче, посылке либо купленных в магазине колонии.
3. Операция «Диетчики».
Весной 1971 года Иванов провёл свою последнюю из запланированных в 1970 году операций по пресечению разбазаривания и растаскивания продуктов питания из пищеблока. Касалась она диетпитания. На диетпитании числилось по списку медсанчасти от 40 до 80 заключённых. Летом и зимой около 40, осенью и весной, в связи с обострением хронических заболеваний, число «диетчиков» увеличивалось до 80. На диетпитание выдавали ежедневно: масло сливочное, молоко, яйца, творог, белый хлеб, мясо…в три раза больше, чем на общую норму, сахар… в два раза, рис, манку, вермишель, макароны, компот и многое другое.
*************************************************************** (Стр. 42.)
Не нравилось Иванову в деле организации диетпитания два обстоятельства: мясной вопрос, и количество пищи, которое готовилось для диетчиков. В мясном вопросе Иванова возмущало вот что. Мясо привозили со склада свиное, очень жирное. Его варили в отдельном котле. После варки разделывали… По требованию Иванова была заведена учётная тетрадь, в которой дежурные по кухне ежедневно записывали: сколько свинины привезли со склада и кинули варить в котёл. Сколько вареной свинины вытащили из котла. Сколько мяса взято для диетчиков. Сколько в результате разделки было костей, мяса и сала. Сколько мяса и сала пошло на общую норму. Сколько мяса и сала пошло на дополнительное питание для заключённых, работающих на тяжёлых физических работах. К примеру: с 16 октября 1970 года по 31 октября 1970 года на кухню со склада привозили по 70 килограмм свинины. При самом лучшем варианте, когда свинина менее жирная, а это бывало крайне редко, из 70 килограмм сырой свинины получалось вареной 33 килограмма. После отделения костей весом в семь килограмм оставалось 26 килограмм. Из них мяса 18 килограмм и сала 8 килограмма. Из 18 килограмм мяса забиралось для 80 диетчиков 5 килограмм и на дополнительное питание - полтора килограмма. Плюс полкило мяса откладывали на работников пищеблока, завстоловой и проверяющей из медсанчасти, снимающей пробу. В итоге, на 1100 заключённых, питающихся по общей норме «1-а» оставалось одиннадцать килограмм мясо и 8 килограмм сала. То есть, из 50 грамм по общей норме «1-а» сырого мяса на каждого заключённого, фактически, вареного получалось в среднем по 10 грамм мяса и 7,3 грамма сала. Диетчики при норме в 120 грамм сырого мяса в среднем получали по 60 грамм вареного мяса. Те, кто работал на тяжёлых физических работах при норме в 75 грамм сырого мяса, вареного получали в среднем по 22 грамма мяса и 7,3 грамма сала. Но это, я ещё раз повторяю, при самом-самом лучшем варианте.
*************************************************************** (Стр. 43.)
При самом худшем варианте, когда свинина очень жирная, плюс голова рёбра.., из 70 килограмм свинины получалось в результате варки 30 килограмм. После отделения костей весом 10 килограмм оставалось 20 килограмм. Из них мяса 13 килограмм, сала 7 килограмм. Из 13 килограмм мяса на 80 диетчиков забиралось пять килограмм, на дополнительное питание полтора килограмма и полкило на пищеблок. В итоге, на 1100 заключённых, питающихся по общей норме «1-а», оставалось 6 килограмм мяса и семь килограмм сала. То есть, в среднем на каждого заключённого, питающегося по общей норме «1-а», приходилось по шесть грамм варенного мяса и 6,3 грамма вареного сала. Диетчики получали в среднем по 60 грамм вареного мяса. А те, кто работал на тяжёлых физических работах получали в среднем по 18 грамм вареного мяса и 6,3 грамм вареного сала. Иными словами получалось, что какое бы мясо не было: тощее, жирное, очень жирное, и сколько бы костей в мясе не было: 7 килограмм или 10, в любом случае диетчик получал 60 грамм вареного мяса, а абсолютное большинство заключённых бывало и по 4 грамма, и по 6, и по 10 с кусочком сала в придачу от 6 до 10 грамм. А это значило, что диетчику по 20-30 грамм вареного мяса перепадало за счёт обшей нормы. Справедливее было бы давать диетчику по 30-40 грамм вареного мяса и по 20-30 грамм вареного сала. Конечно, выигрыш тех, кто питался по общей норме, малюсенький: всего 2 грамма вареного мяса на человека. И понимая это, Иванов осторожничал, зная какой гнев на него обрушат диетчики, начни они, по настоянию Иванова, вместо добротного 60 граммового куска вареного мяса получать 55 граммовый кусок вареной свинины состоящий наполовину из мяса и наполовину из сала.
*************************************************************** (Стр. 44.)
Был и другой сдерживающий фактор. Около 10-15 диетчиков продавали свою диету от 10 до 15 рублей в месяц некоторым заключённым, которые пользовались и среди «блатных» и среди «мужиков» некоторым авторитетом. Иметь среди них врагов –грозило Иванову неприятностями в будущем. Однако был и мощный подталкивающий фактор: обед для диетчиков варили не на 80 заключённых, а на добрые 120! И лишние 40 порций вместе с 60-ю граммовыми кусками вареного мяса повар, готовивший диету, ухитрялся продавать на полный месяц через «шнырей-заготовщиков» всё тем любителям пожрать за чужой счёт: из бани, санчасти, сапожной, библиотеки, клуба, парикмахерской; кладовщикам, завхозам, бригадирам, активистам. С 1-го марта 1971 года Иванов приготовление и выдачу диетпитания взял под личный жёсткий контроль. Накануне он предупредил поваров, чтобы те на март месяц с любителей чужого мяса деньги не брали. Иначе деньги возьмёте, а отдавать-то будет нечем! И могут за это, если не вернёте деньги, хорошо побить! Таким образом Иванов вернул на общую норму «1-а» ещё 4,5 килограмма вареного мяса. В результате нижняя планка по мясу стала колебаться для 1100 заключённых от 10,5 килограмм вместо 6, а верхняя до 15,5 килограмма вместо 11. В среднем каждый заключённый из этих 1100 человек стал получать вареного мяса в интервале от 9,5 до 14 грамм, в то время как раньше получал в интервале от 3-х до 9-ти грамм. Правда, как ни странно, друзей после такой «мясной» операции больше не стало. А вот врагов и недоброжелателей на сотню прибавилось. И это несмотря на то, что Иванов дважды выступал в местной внутренней радиогазете, где очень толково обрисовал схему неправедного распределения мяса и какие меры в связи с этим предприняты. А также вывешивал несколько карикатурных плакатов, показывая в неприглядном виде тех, кто придерживался в «зоне» принципа: «С голого по нитке…», либо «Ты помри сегодня, а я лучше завтра!», или «Пока толстый похудеет, тонкий сдохнет!».
*************************************************************** (Стр. 45.)
4. Операция «Мясо».
Через пару месяцев, анализируя результаты от этой операции, Иванов признал их неудовлетворительными. Он с горечью осознал, что 6 грамм и 12 грамм мяса слишком мало! Хотя и разнятся в два раза. Это почти то же самое, что копейка и две копейки. Вроде бы различие внушительное: двукратное, а по сути, и то, и то – пшик! - Необходимо, - решил он, - добиваться, чтобы свинина была бы не такая сальная и вес костей поменьше. Вскоре он написал и отправил несколько жалоб в прокуратуру области, в управление исправительно-трудовыми учреждениями, облздрав и отдел административных органов обкома КПСС с вопросами: почему вместо 50 килограмм мяса, которые ежедневно положены по норме одной тысячи заключённых исправительно-трудовой колонии УР-65/8, со склада привозят 50 килограмм свинины, где мяса всего 27 килограмм, 7 килограмм костей и 16 килограмм сала? Неужели кости и свиной жир в виде сала является мясом? Почему на складе самые лучшие куски мяса вырезают из свиной туши для столовой администрации и столовой роты солдат, охраняющих колонию, а всё самое худшее оставляют для заключённых? Как это получается, что из 50 грамм мяса до рта заключённого доходит по максимуму 14 грамм, а по минимуму – 9,5 грамма?
Первым в связи с жалобами в «гости» к Иванову пожаловал старшина роты охраны Царьков. Спросив у Иванова, в присутствии заведующей столовой и бригадира пищеблока, служил ли он в армии и, узнав, что не служил, усмехнулся: - Вот-вот. Тогда всё ясно. Поэтому и нападаешь на солдат. Не знаешь, что такое солдатская служба вдали от дома, как им тяжело, не сладко. И сытые они тоже не всегда бывают.
*************************************************************** (Стр. 46.)
Иванов спокойно, не перебивая выслушал старшину роты охраны, тяжело вздохнул и повернувшись к бригадиру пищеблока кивнул головой в сторону старшины Царькова: - Видишь какое у него понимание? Какое к нам отношение. Солдаты - люди, а мы, заключённые - нет! Солдат ему жалко, а нас не жалко! Хотя солдаты в его роте в три раза лучше нас питаются. Не имеют ограничений, как мы, на посылки, передачи и денежные траты. Солдатский труд, надеюсь, тоже полегче, чем у тех заключённых, которые трудятся на кирпичном заводе. И срок службы ниже не сравнимо. Их на два года государство забрало в рабство, а меня на шесть лет! Иванов тяжко вздохнул и, усмехнувшись, перевёл свой взгляд с бригадира пищеблока на старшину роты охраны: -Тем не менее не я, а вы ко мне возмущёнными прибежали. Стыдить меня принялись. Но за что? Это вам совесть иметь надо, когда кости и сало от свиньи спихиваете нам, а взамен забираете у нас мясо. Ежели солдатам мяса мало, либо не устраивает наличие в нём костей и сала… За счёт заключённых можно, конечно, чуть-чуть повкуснее жить, но аморальнее, да и противозаконно.
Вслед за старшиной роты в колонии побывали прокурор по надзору по соблюдению законности в местах лишения свободы и проверяющие из областного управления исправительно-трудовых учреждений. Они не усмотрели никаких нарушений со стороны начальства колонии и со стороны командования роты охраны, сославшись на то, что, якобы, для кухонь роты охраны и столовой администрации «зоны» свинина со склада идёт от тушь первой категории, а для кухни колонии – свинная туша третьей категории, где толщина шпика может превышать 4,1 сантиметра и даже шести сантиметров. И в связи с этим посчитали претензии Иванова к администрации колонии и к командованию роты охраны, изложенные в жалобах, необоснованными.
*************************************************************** (Стр. 47.)
Иванов ответами из прокуратуры и УИТУ остался недоволен. Ему точно было известно от бывшего бесконвойника, работавшего на складе и затем за пьянку «закрытого» снова в «зону», как всё происходило на самом деле. Но что Иванов мог сделать? Как доказать, когда начальству его правда не требовалась? Однако качество мяса после посещения колонии проверяющими по жалобе Иванова заметно улучшилось. А главное, снизилась в свинине доля сала и костей. Стали привозить свинину второй категории, так называемую обрезную свинину, где толщина шпика не превышает полсантиметра. В результате, нижняя планка по мясу поднялась для 1100 заключённых до 18 килограмм, а верхняя – до 22 килограмм. И в среднем каждый заключённый из этих 1100 человек стал получать мяса в интервале от 16,3 грамма до 20 грамм, в то время как раньше получал в интервале от 3-х до 9-ти грамм. Диетчики также начали вновь получать по доброму 60 граммовому куску мяса. Кстати, во всей этой истории с жалобами интересен момент связанный с тем, как Иванову удалось отправить свои жалобы в областную прокуратуру, УИТУ и в отдел административных органов обкома КПСС. И вот почему. По действующему советскому исправительно-трудовому законодательству осужденные Советского Союза вправе обращаться с жалобами и заявлениями на неправомерные действия администраций колоний в вышестоящие компетентные органы. Но… подавать осужденные свои жалобы на неправомерные действия администрации обязаны сугубо через администрацию.., на которою жалуются, и не иначе. Причём, жалоба или заявление подаётся только лично от себя, в открытом виде, в незапечатанном почтовом конверте. Исключение касается лишь органов прокуратуры, куда осужденные вправе отправлять свои жалобы в запечатанном почтовом конверте.
*************************************************************** (Стр. 48.)
Право такое по замыслу законодателя представлено осужденному для того, чтобы не позволять администрациям колоний и тюрем скрывать факты своего произвола и неправомерных действий. Однако норма эта не работала. Администрация бесцеремонно вскрывала любую запечатанную жалобу и решала по своему усмотрению отправлять или не отправлять её в прокуратуру. Если же начальству колонии было заранее известно о чём жалоба, а в большинстве случаев оно знало об этом, и ничего опасного для администрации в ней нет, такие жалобы иногда отправляли, не вскрывая, ради «галочки». Этим обстоятельством и решил воспользоваться Иванов точно зная, что его жалобу ни в открытом, ни в закрытом виде добровольно начальство за пределы колонии не выпустит. Поэтому не став ни от кого скрывать о своём твёрдом решении отправить в областную прокуратуру и иные органы жалобу насчёт мяса, Иванов при разговоре с кем бы то ни было обязательно добавлял дезинформацию о том, что в прокуратуру и прочие органы он пошлёт жалобы в двух экземплярах: первые экземпляры через администрацию колонии в строгом соответствии с исправительно-трудовым законодательством, а вторые экземпляры – нелегально, для подстраховки, через «волю», минуя администрацию. Когда перед начальником колонии положили четыре конверта с жалобами Иванова в прокуратуру, в УИТУ, в облздрав и отдел административных органов обкома КПСС и сообщили, что вторые экземпляры по оперативным данным Иванов отправил в эти органы нелегально, нарушив тем самым правила внутреннего распорядка и исправительно-трудовое законодательство, начальник колонии дал указание начальнику спецчасти отправить все четыре жалобы по назначению, а своему заму по режимно-оперативной работе капитану Гулякову поручил собрать исчерпывающий материал по поводу незаконно отправленных Ивановым жалоб и сурово Иванова наказать.
*************************************************************** (Стр. 49.)
- Неужели бы наказали? – удивляется «Первый» и вопросительно смотрит на «Второго».
- Если бы Иванов действительно отправил жалобы нелегально, то запросто! – утвердительно кивает головой «Второй». – Обязательно бы наказали без стыда и совести. Хотя, зачастую, в абсолютном большинстве колоний нелегальная отправка жалобы является единственным способом куда-то и до кого-то достучаться. Таковы, увы, совдеповские законы и правила! И ничего в том удивительного нет. Там, где нет свободы слова, оппозиционно настроенных союзов, по иному просто быть не может! К счастью, всё обошлось. Иванов не дал и не давал повода для наказаний, прекрасно понимая, что кому-кому, а ему пощады не будет!
Глава пятая.
Кирпичный завод.
1. Месть коменданта.
В конце 1971 года в колонии построили клуб. Поддерживать чистоту в обеденном зале стало легче. По инициативе Иванова на окнах появились красивые шторы, на подоконниках цветы в горшочках, а на стенах и столбах, поддерживающих потолок, живые вьющиеся из декоративных берёзовых веточек зелёные стебельки с листочками. На кухне появился холодильник. Его Иванов добивался почти год. Даже жаловался в управление исправительно-трудовыми учреждениями и в облздравотдел. Привезли, правда, старый, поломанный. Тем не менее при активном участии нового бригадира пищеблока Гены Кашицина, холодильник отремонтировали.
*************************************************************** (Стр. 50.)
С Геной Кашициным у Иванова сложились очень хорошие отношения. В колонию он попал совершенно случайно. Не справился с управлением автомашины на скользкой дороге и совершил смертельный наезд на человека, милиционера. Зато с новым комендантом колонии, заменившим условно-досрочно освободившегося Дмитрия Одокиенко, отношения сразу же стали враждебными. Став по работе над Ивановым начальником, он вспомнил все свои обиды на него из-за столовой и диеты. А также технический спор, затеянный с ним Ивановым по поводу конструкций металлических ферм потолочного перекрытия над зрительным залом нового клуба, которые Иванов, как дипломированный газоэлектросварщик, под командованием и чертежам коменданта, изготавливал и в которые, подметив в них несколько инженерных просчётов, заставил коменданта внести коррективы. Проявляя постоянное недовольство Ивановым, комендант жаловался на него начальству по любому поводу, обвиняя в неэкономном расходе карбида и кислорода при резке газовым резаком листовой стали и уголков при изготовлении металлических ферм потолочного перекрытия зрительного зала строящегося клуба; в неисполнительности указаний коменданта и настраивании на это слесарей-сантехников; в невыполнении норм выработок; в наплевательском, не хозяйском отношении к материальным ценностям, пытаясь часто выкинуть и заменить на новое то, что можно отремонтировать.
*************************************************************** (Стр. 51.)
Начальству колонии рапорта коменданта на недобросовестное отношение Иванова к работе были на руку. Сначала оно объявило Иванову предупреждение, следом выговор, затем лишило права на один месяц пользоваться магазином и подумывало о его более суровом наказании: водворении на 15 суток в штрафной изолятор, с кормёжкой через день и последующим переводом на тяжёлые работы либо в цех формовки кирпича, либо «подавалой» на садку кирпича или же на выгрузку из печей кирпича. Для Иванова настали «чёрные» времена. За систематическое невыполнение норм выработки, он автоматически терял право на дополнительное расходование денег в магазине. У него резко снизилась зарплата. Фактически ничего не оставалось на магазин. Получив в течении 2-х месяцев три подряд взыскания, он понимал, что четвёртым взысканием будет штрафной изолятор и перевод на кирпичный завод куда-нибудь, где потяжелее, похуже. Тем более, что котельная в жилой зоне закрывалась и нужды в хорошем специалисте-сантехнике и сварщике исчезла. Однако больше всего Иванова злила несправедливость обвинения в недобросовестном отношении к работе. Специфика любых ремонтных работ такова, что чем добросовестнее человек, чем качественнее он выполняет работы и тем больше на них тратит время. Особенно там, где нет для этого специального оборудования и приспособлений. Именно по этой причине он тратил время на ремонт задвижек, кранов, вентилей, насосов, нагревательных приборов, калориферов, на изготовление металлических ферм навесного потолка значительно больше, чем предусматривали нормы. А плохо работать Иванов просто не мог. Жизнь ещё к этому его не приучила.
*************************************************************** (Стр. 52.)
Кстати, Советском Союзе совдеповские нормы и расценки повсюду и почти на все виды работ были таковы, что если честно и добросовестно выполнять всё как надо, то никогда их не выполнишь и будешь получать зарплату намного ниже, чем работая «шалтай-болтай»! Не государственный строй, а ужас! Безмозглость во всём! Иванов не знал, что правильнее предпринять, как выпутаться. У него даже возникло желание взять стальную арматурину потолще и где-нибудь в тёмном месте дать по хребту коменданту так , чтобы тот… Он и план соответствующий разработал, довольно удачный, выполнимый. Но всё же от реализации задуманного отказался, понимая, что с ним сводят счёты, тут же все «стрелки» переведут за коменданта на него. Найдут и подставных свидетелей! Самое страшное, что рассчитывать на чью-либо помощь было неоткуда и не от кого. К счастью, обошлось! На кирпичный завод срочно требовался машинист башенного крана. В жилой зоне на стенде вывесили объявление: «Требуется машинист башенного крана, имеющий удостоверение и допуск Гостехнадзора на управление им.». Иванов пошёл к бригадиру, в подчинении которого находились крановщики, стропальщики, сортировщики, водители автопогрузчиков и рабочие по плацу, где складировалась готовая продукция. Зная как такие дела быстро решаются, Иванов пообещал бригадиру за содействие новый тёплый спортивный костюм. Тот в свою очередь попросил Иванова написать заявление на перевод в его бригаду в качестве крановщика и заверил, что завтра же заявление подпишут начальник производства и директор кирпичного завода. Окончательное решение о переводе принимал начальник колонии. Взвесив всё «За» и «Против» он наложил на заявлении резолюцию: «Перевести».
*************************************************************** (Стр. 53.)
2. Атака на заводскую столовую.
В первый же день появления на кирпичном заводе Иванов внезапно навестил раздаточную заводской столовой, где обедали с 12 часов до 12.30 заключённые. Пища в раздаточную заводской столовой доставлялась из кухни колонии в армейских термосах на повозке лошадью. На обед привозили суп или щи, кашу и хлеб. Миски мылись и хранились в раздаточной. Ложки имелись в кармане у каждого заключённого. Иванов с двумя порядочными крепкими мужиками, неоднократно дежурившими в зоне на кухне «дежурными», нагрянул в раздаточную под самый конец обеда, когда почти все поели. Его взору предстала полная неприглядная картина того, как раздатчики распоряжались по собственному усмотрению привезённой с кухни пищей. Он увидел три стоявшие совершенно на виду 5-ти литровые кастрюли: в одной мясо, в двух других – жир и картошка выловленные перед самым началом обеда из термосов с первым блюдом. Осмотрев раздаточную, Иванов, бледный от негодования, повернулся к двум раздатчикам и усмехнулся: - Молодцы. Неплохо устроились: две сковородки, самодельная мощная электроплитка… киловатта на три… не меньше. Даже провода на электропроводке обуглены, не выдерживали. Но не эта беда! Беда в другом: обнаглели вы до предела! Выловить столько мяса, жира, картошки… Сейчас на всех, кто в первую смену на заводе работает, вареного мяса выдаётся 5-6 килограмм. Здесь, в кастрюле, не меньше трёх… Половину вы, шакалы, упёрли. Да вас за это мужики запросто могут в букву «Г» согнуть, штаны сдёрнуть и на «пинчу крякова» насадить… После чего вам навсегда будет закрыта дорога не только в раздаточную, но и за общий стол.
*************************************************************** (Стр. 54.)
Иванов взял чистый половник и поводил им сначала в кастрюле с жиром, затем с мясом: - Интересно, кому вы это всё приготовили? Только, пожалуйста, не врите! Вдвоём столько не сожрать. Из таких кастрюль человек 15 кормится. Не меньше! Впрочем, можете не говорить. Вместо тех чертей всегда найдутся другие, а вместо других – третьи. И так без конца! Короче! Ещё раз вас поймают – мало не покажется. Совесть хотя бы чуть-чуть иметь надо. Ну, по-житейски, понятно: дали пожирнее, по –лучше своему бригадиру, мастеру – раз они вас того ради на раздатке держат, не меняют; раз ваше благополучие напрямую зависит от их прихоти. Но здесь же мяса, жира и картошки не на два и не на четыре человека… У вас на столике я вижу дорогие сигареты с фильтром, чай индийский высшего сорта. Всё это ясно каким способом и за счёт кого приобретается. Причём, ясно всем! И молчат до поры! Не забывайте о том. Иначе недалёк тот день и час, когда вслед скажут: «Не долго музыка для петуха играла! Не долго фраерам пришлось потанцевать! Потому что жадность фраера губит. В любой момент вас за это могут превратить в резиновых женщин. Что касается мяса, жира и картошки в кастрюлях… Всё верните тем, кому не додали. Каким образом? Думайте сами. Я за вас голову себе ломать не собираюсь. Натворили – расхлёбывайтесь! А завтра скажите, как распорядились. Не произнося больше ни слова, Иванов с двумя добровольными помощниками вышел из заводской столовой, поблагодарил мужиков за содействие и с думами о том, что предпринять, чтобы впредь подобное не повторялось, направился к своему рабочему месту, где его ожидали два стропальщика и первое практическое занятие.
*************************************************************** (Стр. 55.)
3. Вспышка гнева чуть было не закончившаяся трагически.
Освоился на башенном кране Иванов быстро. Через неделю он привык и не боялся высоты, управлял кнопками и контроллерами уверенно и чётко. Основная работа заключалась в перемещении сложенного на поддоны кирпича с обжиговых вагонок на плац-склад готовой продукции и погрузка кирпича в поддонах на автомашины для строительных объектов городов Тольятти и Самары. Башенный кран работал в две смены. Наибольшая нагрузка выпадала на первую смену. В эту смену загружались кирпичом порой до 30 большегрузных с прицепами автомашин. Во вторую смену загружалось не более 5-ти машин и убирались поддоны с кирпичом от обжиговых вагонок на плац-склад. По быстроте управления башенным краном Иванов явно уступал другому, давно работающему молодому парню – крановщику. Поэтому Иванова поставили работать во вторую смену, и попутно, так как Иванов хорошо понимал устройство крана, электрооборудование крана и требования к крану, на него возложили обязанности следить и поддерживать на должном уровне техническое состояние крана. Тем более, что плохо срабатывали концевые выключатели и тормозная система, в следствие чего нередко кран ударялся в тупики и возникала опасная качка. В новой бригаде Иванов сошёлся с людьми легко, за исключением одного человека, работавшего стропальщиком. Это был молодой, мордастый, ушлый парень по кличке «Лимон» из-за фамилии Лимонов. У «Лимона» к Иванову были старые счёты, связанные со столовой и диетой. Особо «Лимон» не возникал. Но иногда его неприязнь к Иванову проскакивала и чуть было не закончилась трагически.
*************************************************************** (Стр. 56.)
Как-то раз, когда грузили машину кирпичом и дул сильный порывистый морозный ветер при температуре воздуха минус 23 градуса по шкале Цельсия, Иванов, проявляя максимум осторожности, старался подавать в кузов автомашины поддоны с кирпичом очень и очень медленно. Дело в том, что весили такие поддоны с кирпичом более полутоны. Ставились друг к другу почти вплотную. Задние борта кузова автомашины, вопреки технике безопасности, не открывали. Пренебрегали! Главное: быстро-быстро загрузить машину кирпичом и спрятаться в тёплую бытовку… «чифир» пить. Осторожность Иванова задубевшему от холода и морозного ветра «Лимону» не нравилась, раздражала. Он терпел, терпел, но не выдержал: стал кричать снизу вверх, чтобы Иванов пошевеливался, грузил кирпич шустрее. Напомнил, что здесь не столовая…: - Требуется не языком и мозгами дурными шевелить, а работать руками. - О твоём здоровье, осёл, переживаю! – огрызнулся сверху Иванов на брань «Лимона» и продолжал осторожно, не спеша вести погрузку. Последние два поддона с кирпичом ставились близко к заднему борту. Здесь требовалась особая осторожность и точность, так как свободного места, где находился стропальщик, было очень-очень мало. По технике безопасности требовалось обязательно открывать задний борт. Однако крайне редко, лишь в исключительных случаях это делалось. Медленность установки предпоследнего поддона с кирпичом вывела «Лимона» из себя окончательно. Он принялся проклинать Иванова и оскорблять… - Ну, сука! Держись! – вспыхнул в душе Иванов и, не взирая на погодные условия, одновременно и резко включив на полный ход движение крана вперёд, поворот стрелы и изменение её вылета, ставит, не глядя, последний поддон с кирпичом на единственно свободное место, где в этот момент находился стропальщик «Лимон». «Лимон» такой прыти от Иванова не ожидал. 700 килограммовый поддон с кирпичом буквально падал с неба на него. Как он выскочил из под стремительно летящего ему на голову поддона, где нашёл щель-лазейку?.. Чудо! Ещё бы мгновение и поддон раздавил бы его в кузове. Выскакивать было некуда!
*************************************************************** (Стр. 57.)
4. Размышления Иванова после случившегося.
Иванов всю опасность своей глупой выходки оценил сразу же: - Докатился! Убил бы! Кошмар! Выходит и я способен на убийство… - с горечью и страхом подумал Иванов, окончательно придя в себя, - Надо же! Из-за пустяка теряю контроль над собой. Видимо, нервы на пределе! Причём, самое страшное, что всё произошло на бессознательном уровне, как бы непроизвольно, внезапно, в автоматическом режиме, за считанные секунды, само по себе, без критического анализа последствий и для «Лимона» и для себя. Вот оказывается как бывает! Никогда бы не поверил! В такую минуту не способно сказать «стоп!» ни одно, даже самое жестокое из изобретённых недоразвитыми головами в мире наказание. О нём совершенно не думаешь. Оно в это мгновение не существует, а значит не сдерживает, не останавливает. Может так и должно быть? Может не виноват я? Прав. А почему коменданта хотел арматурой ударить? – задумался Иванов. – Ведь тоже мог убить. И не вдруг, а осознанно, вынашивая план действия длительно. Прекрасно понимая возможную серьёзную ответственность за это. В то же время легкомысленно рассчитывая на безнаказанность, если всё предусмотреть. Но разве всё предусмотришь?. Однако вопрос не в ответственности. Вопрос в способности убивать! А она, выходит, имеется. И, следовательно, я тоже отношусь к той категории лиц, которых известный психиатр Ломброза причислял к прирождённым преступникам, имеющим физиологические и психические признаки, предопределяющие преступное поведение в целом и поступки в частности. И потому должны изолироваться от общества либо физически уничтожаться.
*************************************************************** (Стр. 58.)
Иванов от таких мыслей тяжко вздохнул, немножечко над этим обстоятельством пораскинул мозгами и с таким подходом не согласился. Он знал несколько случаев, когда женщины, доведённые до отчаяния побоями и зуботычинами своих мужей, швыряли им в головы тяжёлые утюги или чугунные сковороды. Были и здесь в колонии заключённые, бравшие на воле в руки топоры, ножи, металлические прутья или отрезки труб и наносившие этими предметами удары обидчикам. А один на самосвале раздавил компанию сидящих на лужайке около пивного ларька выпивох, которые минут за пять до трагедии побили шофёра стоящего в очереди за пивом с трёхлитровой банкой и сделавшего, не сдержавшись, им замечание за наглость и хамство, когда они в третий раз полезли за пивом без очереди. Иванов часто включал его в список дежурных по кухне. Да что там человек? Любая кошка, если ей что не так и убежать некуда, не раздумывая пустит молниеносно в ход когти, а собака зубы. Каждый защищается. Не лезь! И он защищался, или собирался защищаться. Именно защищался, а не нападал. А как иначе от незаслуженных нападков коменданта можно было себя огородить? Жаловаться начальству колонии? Бесполезно! Бежать некуда! Идти к «авторитетам»? Те хозяйственные споры не решают. Сами договаривайтесь. А взять такой случай. Бригадир и два его приспешника побили рейками, на которых сушат кирпич, одного новичка-выгрузчика за то, что он отказался выгружать своими обожжёнными пальцами горячий кирпич с обжиговой вагонки. На следующий день, - а дело было осенью, во вторую смену, темно – избитый парень забрался на крышу с увесистым огнеупорным кирпичом, притаился и, когда внизу вдоль вагонок проходил бригадир, сбросил ему на голову кирпич.
*************************************************************** (Стр. 59.)
Парня в штрафном изоляторе оперативники и солдаты били до тех пор, пока тот не признался. Затем судом осудили, прибавив к трём годам ещё пять, и отправили отсиживать «восьмерик» в колонию строгого режима.
А во время войны с фашистской Германией? Когда Советский Союз, защищаясь, уничтожал немцев? Что? Советский солдат убийца? В принципе, да! Но его вынудили убийцей стать те, кто напал на него, кто захотел поработить, унизить, превратить в рабочий скот. Следовательно, обороняться каждый вправе. Другое дело, выбор средств для обороны не всегда удачным получается. У кого топор, нож, ружьё в руках оказывается. У кого труба или арматурина. При одних обстоятельствах реакция защиты может быть мгновенной. При других по поговорке: долго сани запрягает, но быстро едет! Терпит, терпит, надеется на лучшее, а оно всё хуже и хуже, и защиты никакой… Что в таком случае прикажите, посоветуете делать, тем более в условиях «зоны». Как с тем парнем! Жаловаться начальству? Толку никакого. Изобьют потом ещё сильнее. От таких «беспредельщиков» всё можно ожидать. Особенно, если жертва из глухой деревни или тихоня. Иванов вспомнил случай, когда он заступился за такого. Бригадир сказал тогда, что его бы никто не тронул, коль он отказался бы выйти на работу ещё в жилой зоне. А раз вышел на работу – работай! Тем не менее, на следующий день, несмотря на его отказ выходить на работу, они силой потащили парня на завод и там избили вторично. Пришлось обо всём рассказать «авторитетам». А те до трёх не считали… К сожалению, не сказал бы им, они бы о том не знали. В такие «мелочи» особо не вникают. Да и даже зная о «беспределе», по собственной инициативе до поры до времени стараются в частные конфликты не влезать.
*************************************************************** (Стр. 60.)
Иванов о своих действиях в отношении «Лимона» решил никому не говорить. Спустившись из кабины башенного крана, он принялся « ковыряться» в тормозных колодках главной лебёдки, объяснив падение поддона с кирпичом и свои ремонтные работы поломкой тормоза. «Лимон» версию поломки тормоза начисто отвергал. Давно работая стропальщиком и прекрасно зная какие характерные причины этому предшествуют, он упорно доказывал умышленный характер действий Иванова, заявив, что впредь грузить машины с Ивановым не станет! Однако утверждениям «Лимона» никто в бригаде не поверил. Все, кто работал в паре с Ивановым, знали его аккуратность и осторожность при погрузках автомашин кирпичом. Мстительных черт характера в нём не подмечали. А вот у «Лимона» эта черта была. К тому же пробуксовки тормозов возникали и раньше. Опытный крановщик в таких ситуациях мгновенно переключал работу лебёдки на подъём. Второй стропальщик Хамадиев Шамиль, цеплявший на плацу поддоны с кирпичом, тоже ничего предосудительного в работе и поведении Иванова не заметил. Да и не мог заметить, так как зацепив последний поддон тут же побежал греться в бытовку. И считал, что «Лимон», охаивая Иванова, сгущает краски на почве личных неприязненных отношений.
*************************************************************** (Стр. 61.)
Глава шестая.
Любовь Иванова к девушке Ире, работавшей на кирпичном заводе начальником ОТК.
1. Знакомство Иванова с Ирой.
В конце февраля 1972 года на одной из четырёх стальных опорных лап башенного крана Иванов обнаружил опасную трещину. Вызванный инспектор Гостехнадзора запретил эксплуатацию крана и опломбировал электрощит системы управления. Было принято решение наложить и приварить электросваркой на опорную лапу в районе трещины с обоих сторон усилительные металлические пластины. Попутно произвести профилактический ремонт механического оборудования крана. Перемещение поддонов с кирпичом от обжиговых вагонок на плац и погрузку кирпича на автомашины осуществлять временно автопогрузчиками. Для руководства ремонтными работами был приглашён инженер из специализированного треста «Куйбышевстроймеханизация». Ему в помощь придавались два крановщика из числа заключённых: Халимов Гена и Иванов. Кроме того, Иванов как дипломированный газоэлектросварщик, имеющий паспорт качества сварочных работ, должен был приварить к лапам башенного крана усилительные пластины. Ремонтные работы велись днём, в первую смену. Утром, снимая с ходовой части электродвигатель, для набивки новой смазкой подшипники, Иванов увидел хрупкую молодую девушку идущую недалеко от него с двумя металлическими прямоугольными сетчатыми корзинками от КПП к стоящим на плацу поддонам с кирпичами. Выбрав из четырёх разных поддонов по кирпичу, она сложила их в корзины и пошла тем же путём назад к КПП.
*************************************************************** (Стр. 62.)
Иванов, сам того не понимая как всё это произошло, сделал навстречу ей несколько шагов и с улыбкой взял у неё обе корзинки.
- Я вам помогу донести до КПП! – вежливо произнёс он. – Во-первых, сегодня 1-ое марта. С наступившей весной вас поздравляю! А во-вторых, в четырёх кирпичах 14 килограмм. Вам, такому хрупкому и юному созданию, такой вес да на такое большое расстояние носить противопоказано! А куда вам нужно кирпичи?
- В лабораторию, - улыбнулась девушка. – Марку кирпича определять.
- И сколько вам таких кирпичей носить требуется? – поинтересовался Иванов.
- Двенадцать. По четыре кирпича от каждой смены. А в понедельник – тридцать шесть. За субботу и воскресенье, - охотно ответила девушка.
- А вы всё время носите? – удивился Иванов.
- Да. До КПП. А от КПП до лаборатории носит лаборантка, - развела руками девушка. – У неё же пропуска на завод нет.
- А вы кем работаете? – спросил Иванов.
- Начальником ОТК. А вы, судя по всему, на заводе недавно?
- Отгадали, - кивнул головой Иванов. – Пять месяцев. Я всё время во вторую смену работал на кране. Теперь, в связи с ремонтом, в первую.
*************************************************************** (Стр. 63.)
Поставив около проходной КПП корзинки с кирпичом, Иванов вопросительно посмотрел на девушку: - Вы ещё придёте за кирпичами?
- Ещё два раза, - улыбнулась девушка.
- Тогда..., когда будете идти мимо, подойдите, пожалуйста, ко мне. Потому что могу, заработавшись, не заметить вас, – просительно заглянул в глаза девушки Иванов. - Я сниму размеры с ваших корзинок и сделаю для них лёгкую и удобную тележку на двух колёсиках. Пусть она будет и вам, и лаборантке подарком к 8-му Марту. Хорошо? Катить-то лучше, тем более по бетону, чем тащить…
Девушка сама к Иванову не подошла. Иванов притворился, что не видит её: сильно и увлечённо занят работой. Но видел! И уловил боковым зрением, что она явно замедлила шаг, проходя рядом, и несколько раз бросала взгляд в его сторону.
- Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе» - улыбнулся в душе Иванов и пошёл туда, где находилась девушка.
Быстро набросав эскиз корзинки и проставив размеры, Иванов помог девушке донести до КПП кирпичи и пообещал в максимально короткий срок сделать тележку.
*************************************************************** (Стр. 64.)
К понедельнику, 6-го марта, тележка была готова. Лёгкая, красивая, складная. Иванов, заранее узнав, что ту девушку – начальницу ОТК – звать Ира, специально караулит её, подтягивая для вида на кране то болт, то гайку. И как только она появилась, прихватив тележку, направился к ней. Поздоровавшись, Иванов поздравил Иру с наступающим праздником «8-ое Марта», передал ей тележку и показал как пользоваться.
Ира восхищённо покачала головой: - Спасибо! С такой тележкой я бы с удовольствием ходила за покупками и по магазинам, и на рынок! Сами делали?
Иванов отрицательно покачал головой: - Мой чертёж и моя сборка! Остальное – другие умельцы. Здесь способных хватает.
- И во что она вам обошлась? – хитро улыбается Ира.
- Не беспокойтесь, - засмеялся Иванов, обнажив ровные зубы, удивившие Иру чистотой сверкающей белизны, такой непривычной для заключённых из-за употребления табака и крепкого чая-чифира. – Тележка мне обошлась как и вам: за «спасибо!». Все детали и детальки я заказывал в мехцехе в счёт ремонтных работ башенного крана. Никто же из начальства не понимает, что конкретно надо, а что не надо. Главное, побыстрее сделать. Завтра Гостехнадзор принимать приедет и во вторую смену кран работать начнёт. Сегодня просвечивать радиоактивным излучением сварные швы будут. Поэтому заранее поздравляю вас с праздником «8-ое Марта»! И лаборантку вашу. Берегите себя и не таскайте в руках слишком тяжёлое. Ибо после 50 руки и ноги не простят вам этого.
*************************************************************** (Стр. 65.)
Около КПП Ира остановилась и удивлённо улыбнулась: - Здорово! 8 кирпичей. Почти 30 килограмм везла и не почувствовала тяжести. Ещё раз спасибо!
- Эта тележка на 12 кирпичей рассчитана, - соглашаясь, пояснил Иванов. – Можно ещё один ряд из 4-х кирпичей положить. Тут важно лишь одно правило: центр тяжести груза при горизонтальном положении грузовой площадки должен совпадать с осью колёс.
- А можно ещё одну такую тележку заказать? – просительно заглянула Ира в глаза Иванову и замерла от восхищения: на повёрнутом к солнцу лице Иванова его серые умные глаза неожиданно загорелись влекущим к себе голубым чистым светом.
Почувствовав пристальный девичий взгляд, отвыкший за три с половиной года от общения с женским полом Иванов смутился, опустил голову и задумался. Ира терпеливо ждала, невольно залюбовавшись красотой его губ.
Иванов тяжело вздохнул: - Скорее всего ничего не получится. С завтрашнего дня я опять пойду во вторую смену. А там возможности не те. Да и сослаться на ремонтные нужды не удастся. Сразу, пока ремонт крана шёл, мне надо было всё по два комплекта заказывать. А куда требуется такая вторая тележка?
- Себе хотела… домой! – засмеялась Ира. – В магазинах такую не найдёшь.
*************************************************************** (Стр. 66.)
- А когда у вас День рождения? – заколебался Иванов.
- Ой, не скоро! – махнула рукой Ира. – В декабре. В самую длинную ночь: 22-го числа.
- Ладно, пойду на своё рабочее место, - улыбнулся Иванов. – Иначе донесут начальству колонии, что я слишком подозрительно долго около КПП кирпичного завода любезничал с молодой и симпатичной начальницей ОТК.
- И что за это может быть? – с любопытством посмотрела Ира на Иванова.
- Если я буду на рабочем месте и вы подойдёте, то ничего, засмеялся Иванов. - Если же вне рабочего места, то могут даже посадить на 15 суток в штрафной изолятор с формулировочкой: «самовольно покинул своё рабочее место».
Из проходной КПП вышел начальник производства Сердюков Николай Васильевич и с ним мужчина с тяжёлым чемоданчиком. Увидев Иванова, Сердюков показал ему рукой на кран: - Идём! Сейчас твои сварные швы просвечивать будем.
Иванов отправился с ними. Ира проводила его задумчивым взглядом до самого крана, поразившись тому, как с увеличением между ней и Ивановым расстояния, эта светлая манящая к себе личность резко превращалась в тёмную безликую массу
*************************************************************** (Стр. 67.)
- Всё же, как портит и нивелирует индивидуальную привлекательность человека единообразная для всех заключённых «лысая» стрижка; чёрные, абы как пошитые телогрейки, шапки-ушанки, рабочие кирзовые ботинки, мешковатые потрёпанные брюки, - промелькнула в ней грустная мысль. – Издали, глядя на эту копошащую серую массу, никогда бы не подумала, что среди них могут быть такие притягательные лица.
2. Побег из зоны напарника Иванова.
Через месяц в бригаде, где работал Иванов, причём на его второй смене произошло ЧП. Совершил побег из промзоны крановщик Гена Халимов. Иванова начальство колонии обвинило в пособничестве побегу и перевело на тяжёлые физические работы: «поддавалой» кирпича садчику с сушильных вагонеток на обжиговые вагонки. Работа была действительно тяжёлая. С чередованием смен. Неделю – первая смена, неделю – вторая смена и неделю – третья смена. В течение каждой смены подавальщик перемещает по 13-14 тонн кирпича, причём на сквозняке, с большой концентрацией глиняной пыли и угарного газа в воздухе, просачивающегося из сушильных камер и тоннельных обжиговых печей. Иванов к побегу никакого отношения не имел. Но начальству колонии очень хотелось сделать его в этом виновным. Тем более, что сопутствующие обстоятельства тому способствовали. Во-первых, солдаты, стоявшие на вышках и проворонившие побег осужденного из охраняемой зоны, лживо утверждали в своё оправдание, что в момент побега по их вышкам со стороны завода кидали камни. Отсюда следовало, что побег был хорошо организован, спланирован, скоординирован и осуществлялся группой заключённых.
*************************************************************** (Стр. 68.)
Во-вторых, «Лимон» подлил в «огонь керосин», намекнув ментам, что Иванов знал о намерениях Халимова совершить побег и помог ему, крановщику первой смены, остаться поработать на вторую смену. На самом деле это было связано с производственной необходимостью. Днём сломались стальные «рога», которыми перемещались поддоны с кирпичом. Вместо них поддоны цеплялись петлями строп в более медленном темпе. Несколько автомашин осталось незагруженными. Крановщика первой смены Халимова Гену попросили остаться поработать вторую смену, а Иванову начальник производства поручил изготовить и приварить к «рогам» новую проушину взамен оторвавшейся. К ужину Халимов машины кирпичом загрузил и признался Иванову и ещё двум стропальщикам, что после проверки, а она проходила на кирпичном заводе во время ужина по карточкам, попробует совершить побег из зоны. И чтобы они его , если обойдётся всё удачно, не застрелят, по заводу зря не искали. Иванов в течении получаса отговаривал Гену от этой авантюрной затеи. Он, как никто, понимал и знал, что такое жить на нелегальном положении, фактически без опыта, без хороших документов и хорошего прикрытия. Убедить Халимова Иванову не удалось. Тот сослался на свои сны и предчувствие, что с матерью случилась какая-то беда. После вечерней проверки Гена вытащил кусок колбасы и две припрятанные бутылки водки. Иванов, в отличии от других, пить не стал. Пожелав удачи Гене, ушёл приваривать проушину к «рогам». Вернулся к крану Иванов в двенадцатом часу ночи. Стропальщики сказали ему, что Гена благополучно сбежал.
- А что толку! – усмехнулся Иванов. – Одна радость, что не застрелили.
*************************************************************** (Стр. 69.)
Перед съёмом с работы Иванов башенным краном убрал на плац выгруженный в поддоны с обжиговых вагонок кирпич и отправился к пропускным воротам в заборе между заводом и колонией.
Из-за отсутствия Халимова, снимать с работы звено в составе крановщика и двух стропальщиков войсковой наряд не стал.
- Ищите Халимова! Без него снимать не будем! - предупредили менты.
Прошло полчаса. Всю вторую смену с работы сняли кроме, естественно, стропальщиков и крановщика. Иванова войсковой наряд разбудил на кране в кабине около включенной электропечки. На вопрос: почему спит, не ищет напарника, Иванов с усмешкой ответил, что заниматься поиском не обязан, покидать рабочее место и блукать по темному заводу, тем более в ночное время – не имеет права. А с точки зрения техники безопасности – недопустимо и опасно. Войсковой наряд и солдаты караульной роты несколько раз обходили периметр охраняемого завода, тщательно осматривали КСП, но ничего подозрительного, говорящего о побеге не обнаружили. Лишь с рассветом недалеко от КПП на колючей проволоке обнаружили зацепившуюся фуражку и на подмороженной КСП слабые признаки её преодоления ползком.
*************************************************************** (Стр. 70.)
3. Садка.
До середины мая 1972 года, то есть полтора месяца, Иванов работал на садке кирпича. За этот период имели место два интересных момента. Оба в третью смену. Один - связанный с начальницей ОТК Ирой, другой - с начальником колонии подполковником Дубовым. Утром, придя на работу, Ира заглянула на участок садки кирпича. В это время у работающих на заводе заключённых с 7.30 до 8.00 происходила пересменка: первая смена меняла третью смену. Садчики только-только закончили укладку на обжиговые вагонки кирпича-сырца и убирали после себя с пола обломки кирпичей и слой глиняной пыли. Куча отходов образовалась приличная. Её необходимо было вывезти в формовочный цех на вторичную переработку. Проработавший всю ночь на садке подавальщиком Иванов, осунувшийся и сильно уставший, накладывал отходы в носилки и с напарником раз за разом перетаскивал их в формовочный цех. Ира, увидев Иванова, остановилась. Ей показался этот человек хорошо знакомым. Однако она не могла вспомнить, кто это и откуда его знает. Иванов, заметив остановившуюся Иру, улыбнулся ей, и она по сверкнувшим белоснежным зубам узнала Иванова. Удивлённая присутствием Иванова на садке, Ира подошла к нему и, не веря своим глазам, для убедительности спросила: - Вы уже разве здесь трудитесь?
- Здесь, как видите, - утвердительно кивнул головой Иванов. – Перевели на тяжёлые физические работы.
*************************************************************** (Стр. 71.)
- За что? – с жалостью посмотрела Ира на похудевшее и почерневшее лицо Иванова.
Иванов усмехнулся: - О побеге крановщика неделю назад, надеюсь, слышали?
Ира кивнула головой.
- Так вот, - продолжил Иванов, - меня начальство колонии обвинило в подготовке и организации этого побега, хотя я к нему никакого отношения не имел. Просто начальник колонии Дубов давно меня терпеть не может, вот и использовал удобный случай для наказания за строптивость.
- А можно мне сходить к нему и поговорить за вас? – решительно произнесла Ира. – Пойдёте ко мне в ОТК контролёром работать?
Иванов отрицательно качнул головой: - Глупая вы, Ирочка! Во-первых, в ОТК контролёром я никогда работать не пойду. Требовать от людей качественного труда и в тоже время не платить за него, обдирать их как липку – у меня наглости не хватит. А во-вторых, визит ваш к Дубову ещё больше мне навредит. Да и вам достанется. Вашу порядочность он воспримет как недозволенную связь, как недозволенные взаимоотношения между вольнонаёмной и осуждённым. А это значит: либо меня этапируют в другую колонию, либо у вас отберут пропуск на завод со всеми вытекающими последствиями.
*************************************************************** (Стр. 72.)
Поэтому самый практичный мой вам совет: не переживайте за меня! Очень прошу вас! Не пропаду! В моей жизни были ситуации похуже, а ума намного меньше. Поверьте. Я на садке долго не задержусь. Свет клином на башенном кране не сошёлся. Могу работать сантехником, сварщиком, электриком, КИПовцем, слесарем-газовиком. При острой нехватке квалифицированных специалистов даже идиот окажется вынужденным сменить гнев на милость. К тому же начальство, по большому счёту, не заинтересовано раздавить меня до конца. Им важнее напугать, сломать подчинить любого своим примитивно-показушным чиновничьим интересам. Это в книгах и фильмах они такие мудрые, пекущиеся об интересах государства и народа деятели. А в реальности - обычные шкурники.
Ира недоверчиво посмотрела в глаза Иванову: - За что же конкретно начальник колонии вас невзлюбил?
- Вам это не понять, - тяжело вздохнул Иванов.
- И всё же, скажи, – попросила Ира.
- Я слишком честный и не глупый заключённый. И от того не слишком удобный для начальства колонии. В этом моя беда и причина, - улыбнулся Иванов – Мы попадаем сюда, будучи не очень хорошими. Как говорится: издержки производства. Однако самое страшное не в этом, а в том, что освобождаемся отсюда ещё хуже. Вот в чём трагедия. Причём по вине таких, как Дубов и всех вышестоящих над ним начальников.
*************************************************************** (Стр. 73.)
А ему и им такая правда не нравится, тем более, когда она неголословная и подкреплена многочисленными фактами. Кроме того, я являюсь выборным от заключённых колонии главным общественным лицом, контролирующим работу пищеблока и магазина. Где безобразий не меньше, чем здесь на заводе и в основном со стороны начальства колонии. Дубову мои упрёки в адрес администрации не по душе. Ему хочется видеть виноватыми во всём только нас, заключённых. А своих подчинённых сотрудников обвинял лишь в одном: плохо с нас требуют и мало наказывают. Такие вот дела.
Иванов вздохнул и взял в руки метлу: - Ладно, Ира. Извините. Мне надо ещё рабочее место подмести. Скажите, пожалуйста, сколько время?
Ира посмотрела на часы: - Семь часов пятьдесят минут. - Ого, как быстро! - улыбнулся Иванов. - Через десять минут съём с работы начнётся. Спасибо за сочувствие. Поговорил с вами и на сердце легче. Остальное мелочь.
Иванов принялся торопливо мести пол, а Ира пошла на формовку, однако, сделав несколько шагов, оглянулась в сторону Иванова и увидев, что вокруг никого нет, с улыбкой помахала ему рукой.
Ира каждое утро, пока Иванов работал в третью смену, специально проходила мимо него, первая приветливо здоровалась с ним и шла дальше на формовку. Она интуитивно чувствовала, что её внимание Иванову нравится, поддерживает его бойцовский дух, улучшает настроение. Ей тоже было приятно взглянуть на него, встретиться с ним глазами, обменяться улыбкой.
*************************************************************** (Стр. 74.)
Однако на этой же недели был в жизни Иванова и такой не очень-то приятный эпизод. Рано утром перед пересменкой на садку пожаловал начальник колонии подполковник Дубов. Ему лично хотелось удостовериться в том, что Иванов действительно работает на садке подавалой, а не где-нибудь по протекции «авторитетов» пристроился в ином более комфортном месте. Иванов в этот момент кидал совковой лопатой в носилки битый кирпич. Увидев начальника, он демонстративно повернулся к нему спиной, продолжая загружать носилки. Дубов подошёл и стал терпеливо ждать, пока Иванов не наполнит носилки.
Наполнив носилки, Иванов кивнул головой напарнику и взялся за ручки: - Потащили!
- Сзади «хозяин» стоит, - предупредил напарник. – Подожди!
- Потащили! Чего ждать! – недовольно буркнул Иванов. – Нас от этой блатной работы никто не освобождал. Или ты думаешь, что гражданин начальник вместо тебя их попрёт?
Начальник колонии подозвал Иванова: - Почему, вопреки требованиям правил внутреннего распорядка, не приветствуете представителя администрации колонии? Вы что?.. До сих пор так и не вспомнили, где находитесь?
Иванов с насмешкой посмотрел начальнику в глаза: - А что я должен пасть перед вами на колени, поднять руки к небесам и кричать: Здравствуйте, гражданин начальник! Живите долго-долго и счастливо! Тем самым как бы говоря: какой вы замечательный человек. Дай Бог вам многих лет жизни и крепкого здоровья. Вот только за что с моей стороны… с нашей, вам такая честь? За то, что для вас благосклонность к вам вышестоящего начальства куда важнее нашего здоровья и нашей жизни? За ваши несправедливые обвинения и наказания, которыми подвергали и подвергаете меня. Будь времена Лаврентия Берия и Иосифа Сталина… со мной вы бы, тем паче, не цацкались. Живьём бы закопали! Но опять же, за что?
*************************************************************** (Стр. 75.)
- Да, тут ты прав! – усмехнулся Дубов. – В былые времена с организаторами побегов не церемонились. И правильно делали!
- Но я-то не организатор, - качнул головой Иванов. И вы об этом прекрасно осведомлены.
- Знаю! – подтвердил Дубов. – Но знаю точно и другое. За час до побега беглец поведал тебе о своих преступных планах, и при желании ты бы мог об этом сообщить администрации, тем самым предотвратить побег и спасти человека от глупого поступка. Итог же такой: через четыре дня беглеца поймали голодного, грязного, без денег. При задержании пытался оказать сопротивление милиции. Теперь к пяти оставшимся годам от первого срока добавят три по второму и на 8 лет отправят в колонию строгого режима. Такой вот ты праведник! – ядовито констатировал Дубов. –И беглец пострадал и самому досталось. Побоялся переступить бандитскую тюремную мораль. И понятно из-за чего! Тебя бы почти все осужденные, включая беглеца, дружно осудили бы, показывали пальцем как на дурного, рогатого козла и не простили бы подобное никогда. Между прочим, в нечто похожей ситуации, её заложниками, только в отличие от тебя куда чаще, если не всегда, находимся и мы, начальники колоний…, да и все, наверное, начальники. Рад бы, порой, поступить по-иному, но не поступишь. А если поступишь, всё равно никто: ни снизу, ни сверху, не оценят. Наоборот, осудят. Выжившим из ума посчитают и не простят до самой пенсии. Я в два раза больше тебя живу и знаю, о чём говорю. Не понаслышке. Не как о частном случае. Всё! Продолжайте трудиться, осужденный! А за не приветствие начальника колонии будете лишены права пользоваться магазином в течение месяца. Штрафным изолятором не стану наказывать. Он тебе раем покажется в сравнении с садкой. И ещё постарайся запомнить следующее: по-настоящему умный, воспитанный человек в каких бы житейских перипетиях не оказался, таковым всегда остаётся и вежливо поприветствует даже врага. Ненависть рождает только ненависть по всё возрастающей спирали.
*************************************************************** (Стр. 75.)
- Тогда начните с себя, - съехидничал Иванов. – Раз претендуете на роль воспитателя.
- Я своё прожил! А тебе жить. И для тебя: куда полезнее с себя начать, чем с меня, - нахмурился Дубов. – И не вздумай с садки увильнуть. За недобросовестное отношение к работе, невыполнение норм выработки и тем более отказ… - осужденных в штрафном изоляторе кормят через день, по пониженной норме. Отсидишь так 15 суток – опять пойдёшь сюда на садку. Откажешься – снова посадим на 15 суток. И так пока не сгниёшь!
- А у коммунистов-начальников мозги на что-то лучшее просто не заточены! – зло огрызнулся Иванов. – Взять, к примеру, этот кирпичный завод. Каждый месяц треть продукции в отвал идёт, а с администрации колонии…как с гуся вода. Для неё на первом месте режим содержания. На втором – политико–воспитательные мероприятия. Честный же и добросовестный труд - на третьем. Смех и грех! Сажают нас сюда негодными, а выпускают негодяями, законченными подлецами и подонками. Исправили, называется! Кстати, глину вот эту… - Иванов пнул ботинком в носилки, - везут сюда из Украины, за тысячу километров. Вдумайтесь: треть продукции идёт в отвал. Посмотрите какие горы его на выгрузке. Не успевают вывозить в овраги. А было бы ещё больше, если бы часть его не запихивали в поддоны и не отправляли вперемежку с хорошим кирпичом на стройки. Так что не меня надо в штрафной изолятор сажать и кормить через день, не меня трудовым стажем лишать, а вас.
*************************************************************** (Стр. 76.)
- Над вами хорошие надсмотрщики с хлыстами нужны, а не воспитатели, - улыбнулся впервые Дубов. И взмахнул резко рукой, имитируя удар хлыстом. – Только и всего. Больше ничего не требуется. Работали бы как миленькие и бесплатно, за баланду. Как рабы в своё время на плантациях. И уж точно потом попадать сюда не захотели, и детям своим об этом наперёд заказали. Так что моли бога и скажи ему спасибо за такой к вам подход. 25 лет назад подобное… небесным раем казалось бы!
- Бить-то били! – крикнул в след уходящему начальнику колонии Иванов. – Только с каждым годом преступников и преступлений становилось всё больше и больше. Так что от вашего битья народу легче не стало!
10 мая Иванов работал на садке в первую смену. Его там разыскал начальник котельной Епанешников и предложил перейти к нему в котельную сварщиком. Иванов сказал, что начальник колонии будет категорически против, и объяснил почему.
- Я всё знаю! – махнул рукой Епанешников. – Докончишь садку, приходи в котельную, спросишь, где кабинет начальника, поднимешься ко мне и напишешь заявление. Не будет меня – напишешь у бригадира Валяйкина. Его «шурша» рядом. Он мне передаст. С понедельника, 15 мая, будешь зачислен в штат котельной. Наш сварщик 17 мая освобождается. А кроме тебя дипломированного газоэлектросварщика с допуском сварки трубопроводов высокого давления в колонии нет. Не поймали!
*************************************************************** (Стр. 77.)
4. Лаборантка котельной Алина.
Перед обедом Иванов зашёл в котельную и, спросив где кабинет начальника, поднялся по железной лестнице на второй этаж пристройки. Двери с табличками «нач.котельной» и «бригадир» оказались закрытыми на ключ. Иванов приоткрыл дверь с табличкой «лаборатория» и заглянул в комнату. За столом сидела белокурая девушка. - Добрый день! Простите, ради Бога, что без стука, - смутился Иванов и стеснительно опустил глаза. – Честное слово, не думал, что здесь девушка. – Подскажите, пожалуйста, где начальник котельной или бригадир. Меня ваш начальник заявление просил накарябать сварщиком сюда.
- Слышала, - кивнула головой девушка. – Садитесь. Вот вам листок бумаги и ручка. Начальник придёт не скоро. Я ему ваше заявление передам. А бригадир на аварии. Магистральный водопровод прорвало.
Иванов нерешительно посмотрел на стул и стол: - У вас слишком чисто. А я пыльный, грязный, оборванный и совершенно не приученный сидеть около девушки в таком неприглядном виде. Можно я где-нибудь внизу напишу и принесу?
Нельзя! – улыбнулась девушка. – За столом удобнее. А к пыли я привычная. Вытру. Раньше наша котельная на угле топилась, не на газе, Дыма, копоти, золы и сажи хватало. Да и вдруг подсказка потребуется? Неправильно напишите, не переведут. Бывало такое.
- Значит не хотели переводить! Вот и нашли предлог, - улыбнулся Иванов, поразив девушку красотой своих белоснежных зубов. – Когда начальству надо, нас переводят без всякого заявления, не интересуясь желанием.
*************************************************************** (Стр. 78.)
Иванов осторожно присел на краешек стула к краю стола и быстро стал выводить ровным красивым почерком строчку за строчкой:
Начальнику ИТК-8 подполковнику Дубову А.И.
От осужденного Аланова Александра Сергеевича,
15.07.1945 года рождения, отбывающего наказание
за уголовные преступления по статье 89, части 2
УК РСФСР в виде 6 лет лишения свободы.
Начало срока: 27.06. 1968года.
Конец срока: 27. 06. 1974 года.
З А Я В Л Е Н И Е.
Прошу перевести меня из 1-го отряда 14 бригады в 6-ой отряд 61 бригаду газоэлектросварщиком в котельную.
10 мая 1972года.
Осужденный Аланов А.С.
Девушку-лаборантку пальцы Иванова покорили: тонкие, гибкие, изящные. Однако больше всего её удивили чистые, аккуратно постриженные, тёплого розового цвета ногти.
Перечитав заявление, Иванов положил его перед девушкой:
- Проверьте, пожалуйста. Вдруг действительно не так.
Девушка прочитала заявление и отложила на угол стола. Всё правильно. Наверное, по русскому языку на «пятёрку» учились? Почерк слишком ровный, красивый, разборчивый. На нелинованной бумаге так редко кто пишет. Большой навык требуется.
*************************************************************** (Стр. 79.)
Иванов встал:
- Да нет! По русскому языку письменному, наоборот, двоечником был. Даже за полугодие. Много ошибок в диктантах допускал. Просто сейчас старался. Перед девушкой, тем более привлекательной, мне всегда хочется выглядеть лучше, чем есть на самом деле.
Иванов подошёл к двери и открыл её: - Извините, что побеспокоил. Спасибо за доброе отношение! В таких заведениях оно редкость. Даже забывать начинаешь, что оно существует.
Иванов вышел. Девушка придвинула к себе его заявление и не спеша прочитала.
- Странный, - отметила она про себя. – Почти четыре года сидит, а зубы белые, что жемчужины; пальцы точёные, ногти ухоженные, взгляд стеснительный; губы завораживающие, нежные, красные; почерк спокойный, чёткий, буковка к буковке; голос приятный, неторопливый, сдержанный. Такое за пять лет её работы среди заключённых впервые.
Когда девушка-лаборантка передавала заявление Иванова начальнику котельной, она обратила внимание своего начальника на то, что Иванов из шести лет отсидел четыре года и, следовательно, в любой момент может освободиться досрочно и придётся опять спешно искать сварщика.
*************************************************************** (Стр. 80.)
- Придётся! – соглашается начальник. – Но не скоро. Таких как Аланов досрочно не освобождают.
- А он что? Нарушитель? – удивилась лаборантка.
- Нет, не нарушитель. Хуже! – улыбнувшись, качнул головой начальник котельной. – Слишком справедливый и настырный. У него с начальством колонии нелады. Постоянная война. Он от имени осуждённых контролирует действия администрации по обеспечению кухни и магазина продуктами должного качества, ассортимента и объёма. Спуску не даёт никому. А ему платят тем же. Чуть что, при малейшем поводе, всячески наказывают. Вешают нарушение за нарушением. Начальство везде критиковать опасно – сама понимаешь. А в тюрьме – особенно.
5. Ира в роли заговорщицы против зла.
В этот же день сразу же после обеда на садку пришла Ира.
- Тебя начальник котельной видел? - тихо спросила она Иванова с опаской, как заговорщица, оглянувшись по сторонам.
- А что случилось? – улыбнулся Иванов, догадываясь о чём пойдёт речь.
- В котельную ищут сварщика, - торопливо заговорила она. – Я Алине, лаборантке котельной, подсказала насчёт тебя. Она пообещала сообщить о тебе своему начальнику Епанешникову Александру Фёдоровичу. Епанешников не только начальник котельной, но и председатель профкома. Пользуется авторитетом у начальства колонии. Умный, хитрый. Умеет своего добиваться. К тому же он к Алине неравнодушен…
*************************************************************** (Стр. 81.)
- А вот это как раз плохо! – засмеялся Иванов. Может ей сказать одно, сделать же всё наоборот. Хитрые, как правило, очень ревнивые.
Ира понимающе улыбнулась: - Не волнуйся! – Алина тоже ушлая. Знает, как действовать.
- Что да, то да! – загадочно усмехнулся Иванов. – Пять лет проработать в таком молодом возрасте среди заключённых - о многом говорит. Тем не менее, умница. Не очерствела. По характеру добрая и отзывчивая.
Ира удивлённо покачала головой: - А разве ты её знаешь?
- Знаю! – улыбнулся Иванов. – Час назад был у неё в лаборатории. Она мне помогла заявлению красочный вид придать. А чуть раньше приходил сюда на садку начальник котельной. Такие вот дела.
- Значит всё будет нормально. Добро победит зло! – обрадовалась Ира, облегчённо вздохнув. – Потерпи! Пойду к Алине схожу. Всё поподробнее разузнаю.
- А вы с ней подружки? – вопросительно взглянул Иванов на Иру.
- Естественно! – пожала плечами Ира. – Мы все подружки. Нас мало. Весь женский коллектив завода всего двенадцать человек. Непосредственно на заводе – пять. Остальные семь – за пределами завода – в конторе. Мужчин же на заводе, с учётом заключённых, солдат охраны, ИТР и младшего технического персонала – около пятисот. Сорок на одну.
*************************************************************** (Стр. 82.)
- Классно вам! - засмеялся Иванов.
- Ой, нет! Выбирать особо некого, - отмахнулась жестом ладони Ира. И хитро посмотрела на Иванова: - А тебе Алина понравилась?
- Понравилась, - улыбнулся Иванов. – Добрая, стройная, симпатичная.
- А ты ей? – лукаво смеётся Ира.
Иванов усмехнулся: - у неё спроси. Скажешь же!.. Ты посмотри на меня повнимательнее: оборванный, пыльный, грязный, наголо подстриженный яйцеголовый уголовник. К тому же она замужем. У неё золотое колечко на правом безымянном пальце. Кстати, будь ты на её месте, чтобы сказала?
- А что, у тебя действительно нет хорошей спецодежды? – удивлённо оглядела Ира с ног до головы Иванова. – Принести? Я только сейчас это заметила. Извини…
- Не надо! Спасибо! Имеется. Оставлять только негде Утащат враз. Не раздевалка, а проходной двор. Наутро не будет ни брюк, ни куртки, ни ботинок, если они добротные; ни носков, ни нижнего белья. В чём хочешь, в том и работай. Вот и приходится держать в качестве спецодежды то, что точно не сопрут!
*************************************************************** (Стр. 83.)
Ира удивлённо закачала головой: - Не думала..., что осуждённые могут опускаться до такого.
- Заключённые тут не при чём! – твёрдым и жёстким голосом заговорил Иванов – Любого человека можно запросто таким сделать, если поместить его в подобный «рассол». В нём неумолимо действует «закон огурца». Если в такой рассол кинуть огурец, любой, с какой бы толстой кожурой он не был, обязательно просолится.
- Но не всех же тюрьма портит, - улыбнулась Ира. – Глядя на тебя, я могу с уверенностью сказать, что бывают исключения.
- Не бывают! - отрицательно качнул головой Иванов. – Просто одни просаливаются меньше, другие больше. Всё зависит от времени нахождения, от концентрации рассола, от условий хранения…
- В таком случае, - засмеялась Ира, - Ты огурчик малосольненький. А малосольные огурчики, между прочим, вкусненькие. Я люблю такие.
Иванов, уловив скрытый подтекст в словах Иры, смущённо опустил голову: - Спасибо Ира! Но речь-то не о том. Кушать их, возможно, и приятно в качестве экзотики после избытка свежих огурцов либо под хорошее настроение, а вот жить-то, к сожалению, далеко не с каждым сладко многим будет. - Кто его знает как лучше? – тяжело вздохнула Ира. – Пойду. Не буду отвлекать. Твои садку начали. Надеюсь до понедельника выдержишь?
*************************************************************** (Стр. 84.)
- Выдержу! Куда деваться, - улыбнулся Иванов. - Даже до конца срока. День ото дня легче. Трудновато, когда короткий пересменок: через восемь часов. Придёшь в полпервого ночи со второй смены, а в шесть часов утра подъём и снова на работу в первую смену. В остальном терпимо. Втянулся.
Вздохнув, Иванов бодро шагнул к вагонке и стал ловко подавать кирпич садчику. Ира, немного полюбовавшись его красивыми, отточенными движениями, пошла в котельную к Алине.
В пятницу 12 мая Ира появилась на садке в конце рабочего дня. Увидев Иванова, она радостно заулыбалась: - Новость тебе хорошую принесла. Добро победило зло! С понедельника будешь работать в котельной сварщиком.
- Да нет, не победило, - отрицательно качнул головой Иванов. - Вместо меня поставят «подавалой» другого. Здесь на садке, впрочем, как и на выгрузке, на формовке, работают заключённые не хуже меня.
- А кто похуже? Где они работают? – с любопытством а глазах замерла Ира.
Иванов с улыбкой посмотрел на неё: - Кто похуже, работают на более сладких местах: завхозами, шнырями, кладовщиками, бригадирами и прочими, прочими, прочими. В том числе у тебя: в отделе технического контроля. Вот скажи: сколько в твоём штате заключённых?
*************************************************************** (Стр. 85.)
- Восемь. И что? – в вопросительной позе застыла Ира.
- Просто спросил, - усмехнулся Иванов. – Тебе всё равно того не понять, как бы не приглядывалась и сколько бы времени не работала. Тем, кто на воле, не дано, и слава Богу, оценить проблему изнутри. Вы видите её только снаружи и оттого понимаете лишь одно: попавшие в тюрьму люди выходят из неё не лучше, а хуже. То есть: видите следствие, не понимая причины.
- А в котельной быть сварщиком, скажи, сладкое место? – улыбнулась Ира.
- Если «понты лимонить», то по сравнению с садкой, конечно, сладкое, - улыбнулся в ответ Иванов, глядя на довольную Иру. – Если же работать… да ещё не только руками, но и мозгами, оно сладким не покажется. Особенно в психологическом плане.
- Интересно, почему? Объясни! – внимательно взглянула на него Ира.
- Общество у нас такое! – разводит руки Иванов. – Умников не любят. Не зря же существует изречение: «Я начальник - ты дурак! Ты начальник - я дурак». При подобной власти надо сидеть тихо, не высовываться, нюх держать по ветру.
- Так сиди тихо. Не высовывайся! Держи…
*************************************************************** (Стр. 86.)
- Может ещё хвостик пушистенький к своему кобчику пришить? – прервал Иванов Иру. – Да угодливо вилять им перед каждой нечистью. Так получается! Но в таком случае я буду не разумным Алановым, а умелым Балвановым. Пойми Ирочка. По-другому, к сожалению не могу, не получается. Видимо, не так воспитан. Для разумной творческой личности сидеть, сопеть тихо, не высовываться – ужаснее всех выпавших, пока что, на меня невзгод.
- А чем отличается разумный человек от умелого? – пытливо заглянула в его глаза Ира.
- Разумный… - Иванов весело улыбаясь постучал себя в грудь, - печётся о себе, о близких и о людях… Точнее: о себе и коллективе, в котором живёт, трудится. А умелый – печётся о себе, и только о себе. Иногда, правда, и о семье, о близких.
- А умный? – подбросила новый вопрос Ира.
- Умный печётся о себе, о семье и обо всех людях в целом! – не раздумывая, ответил Иванов.
- А гениальный? Гений? – пристала как банный лист Ира, пытаясь понять до конца логику рассуждений Иванова.
- Не знаю, - пожал плечами Иванов. – Пока таковых не встречал ни в жизни, ни в исторических документах. Скорее всего гениальный тот, кто эффективно печётся и о себе, и обо всех, и обо всём.
*************************************************************** (Стр. 87.)
- А Ленин? Разве Владимир Ильич не был гениальным человеком? – напомнила Ира.
- Да нет, не был. Не был, Ирочка!.. – Иванов тяжело вздохнул. – То, что он сотворил, благом не назовёшь. Гражданская война, пытки, кровь, сотни тысяч искалеченных, убитых, миллионы беженцев, раскулачивание, коллективизация, голодоморы, массовые репрессии. Ради чего? Чтобы строить вот такие мыльные пузыри, как Волжский автозавод?.. Сейчас, по-моему, только несмышлёная оболваненная молодёжь верит в возможность осуществления коммунистических идей, заложенных Томасом Моро. Бесспорно, Ленин был умным человеком, как и Карл Маркс, Гегель, Прудон, Вольтер. Но гениальным никто из них не был. И гениальных не будет! Гениальность возникает в результате совокупного взаимодействия всех существующих на Земле и вокруг Земли сил, какой бы они направленности не были: вправо, влево, вверх, вниз. Потому что, в конечном счёте, именно так они придут к наиболее оптимальному равновесию, к наиболее оптимальному сосуществованию с другими видами энергий. И именно так получается наиболее устойчивая, наиболее комфортная, наименее затратная для каждой силы энергетическая модель. Недаром мудрым народом подмечено, что только в споре рождается истина.
- А твой тёзка Пушкин? – не сдавалась Ира.
*************************************************************** (Стр. 88.)
Иванов отрицательно качнул головой: - Мы речь ведём не о гениальных поэтах, изобретателях, полководцах, мыслителях, художниках, артистах… то есть, не об узких высших творческих способностях, и, следовательно, не о гениальных специалистах узкого профиля, а о гениальных людях-государственниках, к коим советская пропаганда причисляет Владимира Ильича Ленина. Впрочем, и применительно к специалистам, пусть самым-самым талантливым, слово «гениальный», мне кажется, чрезмерным. По крайней мере, его следует использовать со значительно большей осторожностью и большим набором критериев. Чтобы непозволительно было придворным льстецам и периферийным подхалимам под общий шумок незаслуженно кричать о гениальности своих вождей, которые, по сути, ничего выдающегося для своего народа не сделали. Скорее, как раз наоборот.
На садке появилась вторая смена. Иванов взялся за совковую лопату: - Извини, Ира. Срочно убирать рабочее место надо. Иначе не примут. И начальству колонии окажется прекрасный повод наложить на меня взыскание «за срыв работы второй смены!». Представляешь? Чуть ли не диверсантом сделают!
- Убирай, - кивнула головой, улыбаясь, Ира. – До свидания! До понедельника!
Иванов проводил Иру задумчивым взглядом и, вздохнув, стал накидывать в носилки кирпичную крошку.
*************************************************************** (Стр. 89.)
Глава седьмая.
Котельная кирпичного завода.
1. Тихая ревность Иры.
Весь следующий месяц Ира видела Иванова редко. Ей очень хотелось побыть с ним, поговорить. Она по три-четыре раза заходила в котельную, подолгу сидела у Алины. Но тщетно! Поздоровавшись и улыбнувшись издалека, на бегу, он тут же куда-то исчезал. Ире стало казаться, что он избегает её.
Алина, видя грустный вид подруги, успокаивала её: - У твоего Сашеньки работы много. Некогда ему.
Ира подозрительно смотрела на Алину, не зная, что думать: верить – не верить…
Однажды Алина погрозила ей пальцем:
- Не ревнуй. Я его точно так же, как и ты, вижу, хотя признаюсь: нравится, поговорить с ним тоже тянет. Епанешников и Валяйкин хвалят. Говорят: очень умный парень и честный. К тому же… - Алина хитровато состроила Ире глазки, - симпатичный. Однако даю слово, перехватывать не стану. Будь спокойна. Наоборот, если что, помогу.
Вскоре Ире повезло. Иванов около котельной в тени красил электросварочный аппарат и газосварочный ацетиленовый генератор. Подойдя к нему, она поздоровалась. Иванов повернулся к ней, улыбнулся, поздоровался и продолжил кистью красить.
Иру это задело: - Мне почему-то кажется, - с обидой в голосе произнесла она, - что ты меня избегаешь.
*************************************************************** (Стр. 90.)
- Ой, глупенькая! И с какой стати? – засмеялся Иванов, нанося кистью красную краску на генератор газа. – У меня даже мысли такой не возникало. Причина в другом. Надеюсь, фильм «Небесный тихоход» смотрела. Там есть песенка с припевом: «Первым делом, первым делом самолёты. Ну а девушки, а девушки потом!». Я вот даже сейчас с удовольствием встал бы, чтобы поговорить с тобой лицо в лицо, и не могу. Надо докрашивать. Нельзя откладывать. Иначе красиво не получится. Поэтому ты, Ирочка, ради Бога, извини, пожалуйста, меня. Подожди, если время есть. Давай так поговорим. Давно мы рядом не были. Соскучился. Всё некогда было. В первый день, как пришёл на работу в котельную, ахнул, увидев в каком плачевном состоянии газоэлектросварочное оборудование. Ужас! Манометр на газогенераторе не работает. Предохранительный клапан отсутствует… болт вместо него. Сам аппарат замызганный. Крышка с запорным винтом деформирована. Спрашиваю у слесарей: как же вы работали с тем сварщиком без предохранительного клапана, без манометра? Взорваться же могли! А они мне говорят, что когда давление в аппарате становится критическим, резиновую прокладку из-под крышки выдавливает, газ вырывается наружу и ничего страшного не происходит, не понимая того, что от высокого давления и температуры возможно самовозгорание. Беспечность невероятная! А представь, прокладку из-под крышки по каким-либо причинам избыточное давление газа не выдавит? Например, удачно попала в пазы и крепко зажалась. Внутри начнёт повышаться давление, не выдержит какой-либо полуоторванный крючок, удерживающий еле-еле крышку, возникнет искра, взрыв. Сам-то дурак-сварщик поделом пострадает, а люди невинные?..
*************************************************************** (Стр. 91.)
А шланги, особенно кислородные, шипят во всех штуцерах. Кислородный редуктор сквозь себя пропускал. Слесаря рассказывали, что часто были случаи, когда шланг потихоньку надувался, надувался… давление в нём повышалось с 5 до 25 атмосфер и, не выдержав, выстрелом лопался, конец шланга с сильным шипящим звуком начинал метаться из стороны в сторону: не поймаешь, пока кислородный баллон не перекроешь. Как так можно было безалаберно работать – уму непостижимо! С электросварочным аппаратом то же самое. Кожух был полуоткрыт, держался на «честном слове». Два колёсика по диагонали на несущей трансформаторной тележке отсутствовали. Катить куда-нибудь – оказывалось проблемой. Только тащить волоком или на палках вчетвером. Дуристика! Клеммы для кабелей и с высокой, и низкой стороны напряжения обгоревшие. Сварочные кабеля кусками, на скрутках. Держатель электрода примитивный, поизносившийся до предела. Регулятор силы тока не работает. Катушки по магнитопроводу не поднимаются. Они как бы упавшие, включенные на полную 20 киловаттную мощность. Чтобы уменьшить силу тока на электроде с 500 ампер до 100, использовалась мощная пружина сопротивления. Считай, напрасно, на ветер электричество выбрасывали. Собственно говоря, на заводе ни одного нормального сварочного трансформатора нет. На шихте – калека, около обжиговых печей – калека, на формовке – калека. Более-менее в мехцехе, и то – так себе. Зато мои аппаратики будут как новенькие. Осталось лишь докрасить. Целый месяц провозился. И помимо этого, учти, каждый божий день сварочных работ хватало. Крутился подобно белке в колесе. Вот такие дела. А ты… – Иванов опять засмеялся и снизу вверх взглянул на Иру. – Ты посчитала, что я избегаю тебя. Надо же!
*************************************************************** (Стр. 92.)
- Прости! – сдерживая улыбку, опустила голову Ира. – Действительно, на поводу у глупости пошла. Каюсь!
- Я то же гусь хорош! – взял на себя часть вины Иванов. – За целый месяц не мог три минутки урвать от работы, чтобы объяснить своему милому ангелу–хранителю как устроился на новом месте, как мои дела, чем занят. Извини! Придётся, видимо, где-нибудь на видном месте повесить табличку с поговоркой: «Работа не волк! В лес не убежит!». Впрочем, не поможет. Так и будут «Первым делом, первым делом самолёты…».
Покрасив красной краской газогенератор, Иванов приступил к покраске в тёмно-зелёный цвет электросварочного трансформатора:
- Это я быстро сделаю. Со всех сторон поверхность кожуха ровная, без всяких финтифлюшек, - оправдываясь, произнёс Иванов. – Скажи, пожалуйста, сколько время?
Ира посмотрела на часы: - Без пятнадцати двенадцать.
- Спасибо! – поблагодарил Иванов. – Успею до обеда. А у тебя что нового? Как здоровье, самочувствие, настроение?
- Нового ничего. Всё по старому, - улыбнулась Ира. – А в остальном нормально. Особенно после разговора с тобой.
*************************************************************** (Стр. 93.)
- А почему ты ко мне не подходила? – поднял на Иру удивлённые глаза Иванов. – Раньше инициатива такая всегда была за тобой.
- По глупости, - засмеялась Ира. – Думала, раз ты против, зачем навязываться.
- Ну и ну! Дела! – усмехнулся Иванов. – Получается, что, по сути, мы всё ещё дети. Обоим нужен поводырь. Это плохо! Тем более, применительно к моему характеру, воспитанию, незавидному положению. Между прочим, мне, как никому, цепкий, напористый поводырь требуется. Именно тогда я горы сверну.
2. Алину тянет к Иванову.
Приведя в полный порядок газоэлектросварочное оборудование, Иванов выкинул из своей рабочей кладовки весь ненужный хлам, оставленный в наследство предыдущим сварщиком; вычистил от паутин, пыли, грязи все углы; побелил потолок, помыл и покрасил стены, полки, пол; подогнал по своей фигуре спецодежду. Затем освоил в течении нескольких дней всё, что касалось системы очистки воды в котельной, её анализа на содержание в ней химических соединений кальция , магния, натрия.., работы фильтров и мог самостоятельно выполнять все необходимые операции, связанные с загрузкой соли в солерастворитель, очисткой соли от механических примесей, с зарядкой в фильтрах сульфоугля и при необходимости его замены.
*************************************************************** (Стр. 94.)
Бригадир Валяйкин, знавший о котельной от «А» до «Я», любознательность Иванова по началу воспринял не очень одобрительно. С одной стороны, ему хотелось иметь толкового подручного, способного облегчить ежедневно выполняемую им годами рутинную работу. Но с другой стороны, ему хотелось, нравилось оставаться среди заключённых единственным, монопольным, незаменимым в котельной специалистом. Так как кроме начальника котельной, лаборантки Алины и его, никто эту работу самостоятельно выполнять из заключённых не мог и, фактически, делал только он, Валяйкин. Хотя таскать по 10-15 вёдер соли в солерастворитель, заряжать фильтры, производить очистку и анализы качества воды входило в круг прямых должностных обязанностей лаборантки Алины… кроме, естественно, субботы и воскресенья, когда были у неё выходные дни. Однако пройдя административную комиссию, где начальство колонии приняло решение ходатайствовать об условно-досрочном освобождении осуждённого Валяйкина, позиция Валяйкина к любознательности Иванова стала резко одобрительной. Надо было спешно подготовить вместо себя толковую замену, а кроме Иванова некого. К тому же бригадиру Валяйкину было приятно и лестно чувствовать себя в роли хорошего учителя-наставника, умеющего быстро и оперативно справляться с поставленной задачей. Накануне Суда, в субботу, когда Алины на работе не было, Валяйкин рассказал и показал в лаборатории котельной Иванову, как и что надо делать при анализе воды на жёсткость, в какое время, в каком месте и откуда брать пробы, как регистрировать в журнале учёта анализы воды, и что предпринимать, если они окажутся плохими. Попутно Иванов за субботу и воскресенье основательно проштудировал и законспектировал несколько взятых в лаборатории методических брошюр по этой тематике.
*************************************************************** (Стр. 95.)
19 июня 1972 года бригадир Валяйкин на работу не вышел. Остался в жилой зоне для участия в судебном заседании, связанного с решением вопроса о его условно-досрочном освобождении. Иванов этот день хозяйничал около фильтров самостоятельно. Алина, выйдя из лаборатории на лестничную площадку внимательно сверху наблюдала за ним. Иванов заметил её, но не подал вида. Он ловко с ведром соли поднимался по узкой металлической лестнице к горловине солерастворителя, ссыпал туда соль и отправлялся с пустым ведром за новой порцией соли. Загрузив и промыв соль, Иванов умело задраил наглухо люк солерастворителя и, открыв на трубопроводах задвижки, включил фильтра в режим зарядки. Из двух задвижек на пол закапала вода. Иванов быстро принёс гаечные ключи, нож, сальниковую набивку, тряпку и два тазика, которые подставил под капель, и занялся устранением подтекания. Алина спустилась вниз, прошла через зал к фильтрам, неслышно подошла к Иванову и произнесла тихим, приятным, нежным голосам слово: «Здравствуйте!». Иванов повернулся и, увидев рядом стоявшую, приветливо смотревшую на него с мягкой улыбкой на лице Алину, тоже улыбнулся и поздоровался.
- Чем занят, Саша? – непринуждённо, как у старого хорошего знакомого, спросила она.
Иванов, не ожидавший от Алины такой душевной теплоты в голосе, такого дружеского к себе расположения и доброжелательности, на какой-то миг опешил. Его серые глаза широко раскрылись и в лучиках солнечного света превратились в голубые, ясные-ясные, по-детски непорочные, удивлённые. Алина невольно залюбовалась ими. Иванов смутился, глаза враз опустились вниз, губы вздрогнули, чуть вздулись, стали ярко-красными, возбуждёнными; на щеках вспыхнул румянец.
*************************************************************** (Стр. 96.)
- Попал, растяпа! – досадливо усмехнулся в душе он. – Ведусь как мальчик!
Чтобы как-то выйти из неловкой для него ситуации, Иванов подправил ногой тазик на полу и показал на задвижки, с которых капала вода: - Сальниковую набивку собираюсь в них поменять. Они давно подтекают, когда открываешь. Не люблю, если где-то, что-то, из под чего-то капает. Мне такие капли человеческие слёзы напоминают. Всё думал, что Валяйкин даст команду слесарям устранить неполадки. Но теперь надеяться не на кого, если я не устраню. Валяйкин на суд остался. Скорее всего сегодня его освободят условно-досрочно и завтра покинет колонию. Отныне мне придётся временно брать под свою опеку фильтра. Не Алине же таскать тяжёлые вёдра с солью и лазить с ними по узкой крутой лестнице к горловине прожорливого солерастворителя?
- А почему бы и нет? – засмеялась Алина. – Не царица же, простая лаборантка.
Иванов, улыбаясь, отрицательно качнул головой: - Не скажите… Во-первых, вы за последние четыре года, пока работал Валяйкин, отвыкли таскать вёдрами соль. А может даже и не привыкали! Во-вторых, такое тяжеленное ведро таскать женскому полу противопоказано. И в-третьих, пока я буду работать в котельной, моё мужское сознание не позволит вам, единственной в нашем коллективе девушке, чувствовать себя здесь простой лаборанткой, тем более находящейся среди нас добровольно, а не по приговору суда. И к тому же являющуюся украшением этого большого здания. Возможно, в вольных трудовых коллективах вам бы пришлось самой таскать соль. Там женщин не особо ценят, не такое творится, но заключённые женский пол боготворят и оградят от любой тяжёлой, не царской работы даже тогда, когда будут валиться с ног от усталости. Вот скажите честно: сколько раз за пять лет вам приходилось браться за ведро с солью?
*************************************************************** (Стр. 97.)
- Ни разу! – засмеялась Алина. - Вот видите! – улыбается Иванов. - А задвижки открывать и закрывать на трубопроводах системы очистки воды?
Алина задумалась: - Редко! Раз пять-десять. Точно не помню. Но не больше.
- О! Какие тут мужчины сидят! – смеётся Иванов. - Ценить надо!
- А на свободе вы какие? – с усмешкой пытается заглянуть Алина в глаза Иванову. – Ну-ка, скажи! Признайся: пьянь, рвань, дебоширы, бандиты, жульё, садисты, насильники, убийцы! Разве не правда?
- Правда! – утвердительно кивнул головой Иванов, тяжело вздохнув. – Но не вся! Только тебе этого не понять!
- Почему же? – ироничным взглядом упёрлась Алина в лицо Иванова. – Я среди осужденных с 1967 года, а ты с 1968. На целый год меньше!
- Надо не годы считать, - улыбаясь закачал головой Иванов, - а часы. Твоё, Алина, пребывание среди заключённых в течение недели равно сорока часам: помножь пять своих рабочих дней на восемь часов. А моё – сто шестьдесят восьми часам! Поскольку я нахожусь среди них круглосуточно, включая выходные и праздничные дни. То есть, в четыре раза, с хвостиком, больше. Следовательно, тебе до меня тянуться и тянуться. Лет на двенадцать отстаёте. К тому же учти такой факт: один год военной жизни равен трём годам мирной жизни, а один год активных боевых действий равен пяти годам. Итого получается шестнадцать лет. Множим на четыре с хвостиком: получаем шестьдесят пять! Таким образом, отстаёте на шестьдесят лет! Поэтому, когда я что-то говорю, я знаю что говорю!
*************************************************************** (Стр. 98.)
Потом, моя речь о ком велась? О заключённых! О тех, кто в тюрьмах и колониях находится. На свободе они же не заключённые. Это вы их продолжаете и там, на свободе таковыми считать со всеми вытекающими последствиями. Думаешь это не сказывается, не отражается на психике, на поведении освободившегося человека? Ещё как отражается и сказывается. Но опять же, и это ещё полбеды. Если бы мы выходили из тюрем и колоний не хуже, а лучше чем попали, то и на свободе у обывателя к бывшим заключённым отношение изменилось бы в положительную сторону. Увы, мы попали сюда с острыми простудными социальными заболеваниями, выходим с хроническими.
Иванов, устранив неполадку на одной задвижке, не прекращая разговор, принялся ремонтировать другую.
- Вот скажи, как лаборантка-химик, отвечающая своим благополучием за накипь в котлах… Тебя бы устроила такая ситуация, когда входящая, точнее подаваемая в систему очистки жёсткая водопроводная вода оказалась на выходе и попадала в паровой котёл не лучше, а хуже? Я уверен: забегала, заметалась, завалила бы начальство докладными и требованиями немедленно отремонтировать фильтра, заменить в них старый, неспособный сульфоуголь на новый. Начальство, естественно, будет вынуждено реагировать. А если не будет – среагирует «котлнадзор»: запретив эксплуатацию котлов во избежание тяжких последствий. Быстренько привезут новый сульфоуголь, старый выкинут, фильтра промоют, загрузят новым. Ну а если и новый сульфоуголь окажется некачественным, имитационным? Опять же анализ воды всё покажет. Снова станут никудышный сульфоуголь выгребать, искать хороший, искать и выбирать более тщательно. Разве не так? Ведь, согласись, какой смысл в очистной системе, коль она не выполняет своё предназначение, тем более, если поступающая в паровые котлы вода оказывается хуже водопроводной.
*************************************************************** (Стр. 99.)
- Согласна! – понимающе улыбнулась Алина. – Пользы никакой в таком случае. Сплошной вред и бестолковые затраты. Но всё равно не понимаю, что вас здесь может конкретно портить?
- И не поймёшь! – махнул рукой Иванов. – Однако, вот лично вы согласны с тем, что тюрьма человека ещё больше портит или не согласны?
- Согласна! – кивнула головой Алина. – Это все знают.
- Ну а раз так, - засмеялся Иванов, - что тогда мы из пустого в порожнее переливаем чуть ли не час?
- Ладно! Поговорим о другом, - хитровато улыбнулась Алина. – А ну-ка, ответь: почему ты за целый месяц ни разу не зашёл ко мне, не подошёл?.. Хотя бы из вежливости! Издалека кивнёшь мимоходом головой, и след простыл. Я даже подмечала такие моменты, когда твой маршрут движения, казалось бы, неминуемо пересечётся с моим, но ты избегал, не допускал этого.
Иванов нахмурился и стыдливо покраснел, как будто его уличили в чем-то неприличным, с ещё большим усердием принялся выскабливать ножом внутренние стенки сальникового гнезда задвижки, однако видя, что Алина упорно стоит рядом, ждёт ответ, тяжело вздохнув, еле слышно шепчет: - Да, обходил! Признаюсь! Работы было много. Вы же видели: на месте не сидел, время на разговоры не тратил.
- Знаю, - улыбнулась Алина. – Видела. И от Епанешникова с Валяйкиным слышала. Хвалили тебя. Я в курсе. Но это же не повод менять специально маршрут, обходить меня стороной. Обидно начинает становиться.
*************************************************************** (Стр. 100.)
- Простите! – ещё больше нахмурился Иванов и замер. – Не обижайтесь. Если честно, то избегал я вас по одной простой и банальной причине. Вот скажите: сколько потребуется Епанешникову время, чтобы убрать меня навсегда из котельной? Лично на мой взгляд, ему хватит 24 часа! Сегодня скажет… - завтра я буду работать опять где-нибудь на садке, выгрузке или формовке. Теперь представьте: я целый месяц старался привести в порядок сварку, инструмент, бытовку-кладовку. Привёл! Место для меня тут неплохое. Интересно. Простор творчеству. Люди посерьёзнее, по ответственнее. И вот всё это вместе взятое в миг за 24 часа рухнет! Каково?
- Не понимаю, - без тени лукавства в глазах покачала головой Алина. – Чего ради он тебя из котельной станет прогонять? Лучших специалистов чем ты, я в этой котельной за пять лет ни разу не видела.
- Спасибо! – улыбнулся Иванов. – К сожалению, при нашей советской системе управления, где считают, что незаменимых людей нет, личные амбиции, интересы и устремления начальника, да, не дай Бог, начальника-временщика выше интересов производства. Работала до меня котельная? Работала! Без меня будет работать? Будет! Другое дело, как? С какой эффективностью? Но какая разница большинству начальников. Они на окладах. Деньги, улетающие впустую, не их личные. Пожизненно работать на одном месте ни один начальник не собирается: надеется на повышение, либо иное более «тёпленькое» местечко. Засучив рукава, по-хозяйски, трудиться не умеют, не приучены. И нет нужды! Намного проще всё делать «тяп-ляп», побыстрее, исполнительно, без обострений с вышестоящим начальством и с перспективой оценки покладистости.
*************************************************************** (Стр. 101.
А то, что кирпич по качеству мог бы быть лучше и дешевле по себестоимости; что люди зарплату могли бы получать больше, условия труда комфортнее, - то дело десятое! Подумаешь: дома из этого кирпича начнут сыпаться не через 80 лет, а через 50? Кто кого будет искать и кто с кого будет спрашивать? Никто! И в будущем сей урок не пойдёт впрок. Поскольку нет и не предвидятся нормальные, точнее, ответственнее товарно-денежные взаимоотношения.
Алина, улыбнувшись, покачала головой: - Ну и любишь ты, Саша, пофилософствовать. Не остановишь!
- Извините! – смеётся Иванов. – Не всегда, а когда вижу свободные уши. Я же знаю: вам спешить некуда. Вы находитесь сугубо на своём рабочем месте. Язык мой мне руки не связывает. Дело делаю: почти закончил. Побыть около вас рядом, поболтать приятно, даже престижно. Потому что, если меня не подводит, конечно, наблюдательность, вы не очень-то любите с заключёнными разговаривать. Стараетесь держаться чуть дальше их вытянутой руки. А потом, это преддверие к главному, чтобы вы лучше меня поняли и простили за невежливость к вам. Так вот, по слухам среди заключённых, Александр Фёдорович Епанешников, наш начальник котельной, мягко говоря, неравнодушен к Алине, то есть, к вам. И в силу этого я очень боюсь, чтобы кто-нибудь не нашептал ему о моих неуставных искорках в глазах при виде вас со всеми для меня вытекающими неприятными последствиями. Я ведь здесь всего чуть больше месяца и ещё толком не знаю, кто чем дышит и на что способен. Особенно мне не нравятся два вольнонаёмных слесаря. Им обоим за 40, а посплетничать – хлебом не корми.
*************************************************************** (Стр. 102.)
В помещение котельной вошли два вольнонаёмных слесаря. Иванов тут же отвернулся от Алины и, закручивая на задвижке болт, усмехнулся: - Не успел вспомнить о них, тут как тут! Нарисовались – не сотрёшь!
Когда они проходили мимо фильтров, Алина ладонью похлопала Иванова по плечу: - Сашенька! Тазик с водой на полу потёк через край. Можно я другой поставлю?
Поздоровавшись с Алиной и с Ивановым, они удивлённо посмотрели на Алину и пошли в слесарную комнату.
Иванов с разочарованным видом повернулся к Алине и внимательно посмотрел ей в глаза: - Судя по всему, вы этот фортель специально продемонстрировали. Да?
- Да, Сашенька! – засмеялась Алина. – Говорят, что если хочешь понять человека – разозли его! Не удалось! Не злючий!
- Ошибаетесь… - Иванов перевёл взгляд на задвижку и гаечным ключом осторожно подтянул болт на сальнике. – Я очень злючий! Но не всегда. И не ко всем. Есть исключения. А потом, что толку. Случившееся не вернёшь. Выгонят так выгонят. Пусть это тогда останется на вашей совести. Не пропаду!
*************************************************************** (Стр. 103.)
- Никто тебя, Сашенька, не выгонит, - весело улыбнулась Алина. – Ты плохо о Епанешникове думаешь. И слесаря злословить не станут. Я их хорошо знаю. Что касается слухов обо мне и Епанешникове, то они сильно-сильно преувеличены… на всякий случай, в виде сдерживающего психологического барьера, чтобы работающие в котельной осужденные уважительно ко мне относились. Епанешников – мужчина порядочный. Поверь мне! Я его пять лет знаю. Тебя он из-за меня никогда не выгонит. Даже если я ему скажу, что ты мне нравишься. Единственно, чего Епанешников не любит – это неуважительное, невнимательное отношение к нему, как к начальнику котельной. Любое действие в котельной, кроме аварийного, даже самое мелочное, тебе желательно с ним согласовывать заранее. Он обожает, когда с ним советуются. Это касается и цветов на окнах, и штор, и занавесок, и какого-либо дополнительного оборудования, и, в том числе, текущих ремонтных работ типа тех, которые ты сейчас выполняешь. Самодеятельность в стенах котельной для него сродни калёному железу по коже. И связано это с повышенной опасностью, исходящей от всего работающего здесь оборудования, включая: трубопроводы с газом, с паром, с кипятком; паровые котлы, паровые и электрические насосы, вентиляторы, дымососы. Потому что любое безграмотное либо плохо продуманное вмешательство может легко обернуться трагедией. А отвечать-то кому? Начальнику котельной! Больше некому! У нас за четыре последних года было несколько чрезвычайных происшествий. Дважды от «хлопка» газа в топке кирпичная обмуровка котла разваливалась. Повезло! Обошлось без травм и жертв.
*************************************************************** (Стр. 104.)
Противовзрывные люка безопасности спасли. Одно ЧП произошло из-за неисправности дымососа, который перегоняет отработанный топочный газ в камеры сушки кирпича. Тогда два человека угорели. Еле выжили. Ещё одно ЧП связано с паром. Струя в 120 градусов и давлением в десять атмосфер обожгла слесаря, пытавшегося устранить какую-то неисправность на действующем паропроводе. Поэтому будь максимально осторожен. Не допусти, чтобы к испорченной автобиографии присовокупилось испорченное лицо. Сейчас оно удивительно красивое. Способно затмить в женских глазах твой уголовный статус. А искорёжишь, то считай всё! Не спасёт даже присущее тебе героическое трудолюбие. Некому его будет ценить. И тогда жизнь вдвойне, если не втройне, тяжелее покажется.
Закончив ремонт, Иванов собрал гаечные ключи и с застенчивой улыбкой посмотрел на Алину: - Пойду инструмент отнесу и приду. Уберу за собой. Поналивал, понасвиничал. Спасибо за предупреждение! Обязательно учту. Потом мне хочется попросить вас вот о чём…
Иванов запнулся и стыдливо опустил глаза.
- Пожалуйста, не называйте меня при людях Сашенька. Мне не по себе от этого. Я очень стеснительный на виду у других. С детства. Ладно? И Епанешникову ничего не говорите, даже шутя. Обещаете?
- Обещаю, миленький Сашенька! Обещаю! – засмеялась Алина, забавляясь трогательностью ситуации.
*************************************************************** (Стр. 105.)
Иванов нахмурился: - Алиночка. Я серьёзно тебя прошу.
- Сашенька! – кокетливо состроила глазки Алина. – Но рядом же никого нет. Значит можно.
Ничего не сказав, лишь вздохнув, Иванов пошёл относить инструмент в свою кладовку, а когда вернулся, Алина завершала уборку пола.
- Алиночка, - укоризненно покачал головой Иванов. – Я бы всё сам после себя не хуже убрал. Мне няньки не нужны. Обходился и обойдусь.
- Вижу-вижу! – улыбнулась Алина. – Тем не менее, сгорать от стыда тоже не собираюсь. Представь, как бы я себя чувствовала, когда около тебя стояла по-царски, а ты по-холопски рядом с тряпкой по полу ползал?
Глава восьмая
О трансформации проснувшихся женских инстинктов.
1. Алина в засаде ждёт благоприятного момента.
После обеденного перерыва в котельную пришёл Епанешников и сообщил всем, что решением суда бригадир Валяйкин освобождён условно-досрочно и завтра будет выпущен на волю. Поэтому временно бригадиром назначается осужденный Виктор Копылов. При упоминании фамилии Копылова, по лицам заключённых, которые меж собой называли его «Свинячими глазками», пробежала улыбка. Все понимали, что Копылов заменить Валяйкина не сможет. Понимала это и Алина, но не волновалась. Из разговора с Епанешниковым, она знала, что он будет добиваться от руководства колонии утверждения на должность бригадира котельной Аланова Александра Сергеевича.
*************************************************************** (Стр. 106.)
Ближе к концу рабочего дня к Алине зашла Ира. Алина рассказала ей о последних новостях и сообщила о намерении Епанешникова поставить Сашу бригадиром. Интуитивно уловив радость Алины, Ира услышанному не обрадовалась.
Алина, почувствовав настроение подруги, погрозила ей пальцем: - Опять ревнуешь? Прекрасно! Ревнуй! Значит любишь. И правильно делаешь. Сашенька того стоит. Между прочим, я тоже ему нравлюсь. И он мне. Но из нас двоих, поверь моему жизненному опыту, он в любом случае предпочтение отдаст тебе. И ты знаешь почему. А радостно у меня на душе лишь по одной простой причине: работать бок о бок с умным, порядочным осужденным приятнее и спокойнее, чем с придурком. А с Сашей интересно. Забавный, стеснительный, губы красные, заманчивые; улыбка красивая, чарующая; глаза ясные, бесхитростные, трогательные. Двадцать семь лет скоро ему, а окунёшься в их синеву и кажется обоим по шестнадцать – семнадцать лет. Сейчас он знаешь где?
Ира отрицательно качнула головой.
- А я знаю! – смеётся Алина. – Его Епанешников послал на обжиговую печь. Там срочно требуется срезать оплавившуюся газовую горелку и приварить новую. Иди, сходи, поговори. Вы с пятницы не виделись.
Иванов при появлении Иры радостно улыбнулся.
*************************************************************** (Стр. 107.)
- Спасибо, что пришла! – благодарно посмотрел он в её засиявшиеся глаза. - Соскучился за субботу и воскресенье. Думал, всё: и в понедельник не увижу.
Ира рассказала со слов Алины, что Епанешников хочет бригадиром котельной поставить его.
- Зря будет стараться, - отмахнулся жестом ладони Иванов. – В бригадиры я не пойду. Я в тюрьме нахожусь не по контракту, а по приговору. Начальство часто, чуть что, любит говорить: мы вас сюда не звали. Вот и не зовите!
Твёрдый и жёсткий тон Иванова относительно нежелания стать бригадиром в котельной, Ира восприняла с облегчением: - Значит он не стремится к сближению с Алиной, - пришла к выводу она и, окончательно успокоившись, просительно улыбнулась: - И всё же, Саша, не спеши отказываться от должности бригадира, -– Подумай как следует. Нам было бы тогда удобнее встречаться.
- А толку? – усмехнулся Иванов. – Всё равно ни прикоснуться к тебе, ни поцеловать, ни тем более обнять мне в условиях, где надо быть начеку, всего бояться, всего остерегаться, здравый смысл не позволит. Но даже если бы позволял, один чёрт, в бригадиры не пошёл. Заставлять людей за копейки трудиться с полной отдачей сил, да ещё качественно, мне совесть никогда и не при каких условиях не позволит. То удел ментов и советской власти в так называемых исправительно-трудовых колониях.
*************************************************************** (Стр. 108.)
- А причём тут советская власть? – невольно вырвалось у Иры замечание. – При капитализме, что: рабского труда не было?
- Был. Согласен. И будет на начальных стадиях, - усмехнулся Иванов. – Но советская власть позиционирует себя более развитой, более передовой ступенью общественного развития. На самом деле: чёрт знает что!
Ира не стала углубляться в спор и перевела разговор в другую плоскость.
- Где же, Саша, я завтра смогу тебя увидеть? – мило улыбнулась она Иванову. – Завод большой. Не меньше двух часов уходит, чтобы все закоулки осмотреть. В пятницу еле нашла.
- Надо было у Алины спросить или у Валяйкина, - развёл руки Иванов. – А ещё лучше, попробую-ка я сделать на двери котельной со стороны сушилок циферблат со стрелкой, которая подскажет тебе моё место нахождение типа: мехцех, формовка, обжиг, центральная транспортная галерея, шихта, котельная, транспортный цех и т.д. В десять часов утра циферблат покажет первое направление. Пойдёт?
Ира, одобрительно улыбнувшись, кивнула головой: - Пойдёт!
С уходом из котельной на свободу Валяйкина, вся его былая работа легла на плечи Иванова. Придя в 7.30 утра на работу, Иванов к приходу Алины успевал натаскать в солерастворитель соль, запустить зарядку фильтров, расспросить кочегаров и проверить всё ли оборудование в котельной нормально работало и работает, отправить бригадира Копылова с инспекцией по территории завода и цехам в целях выявления наличия неполадок в функционировании сантехники.
*************************************************************** (Стр. 109.)
Алина и Ира старались от работы Иванова не отвлекать. Алина подходила к нему только тогда, когда он занимался какими-нибудь делами в пределах котельной, а Ира – за пределами котельной. Подходя к Иванову, Ира любила произносить фразу: «Я пришла по указателю!», тем самым давая понять, что она пришла с ним повидаться и поговорить.
2. Благоприятный момент для Алины настал.
В четверг Алина позвала Иванова к себе в лабораторию. Зайдя и почувствовав приятный аромат духов, витавший в воздухе, Иванов с наслаждением сделал затяжной глубокий вдох и закрыв глаза с восхищением покачал головой: - Розами пахнет. И в секрете держите. Ни слова не сказали мне о существовании в вашей лаборатории долины роз. Эх, Алина, Алина!
- Можно было бы и самому догадаться! – засмеялась Алина. – Не маленький! Неужели не догадывался?
Иванов отрицательно покачал головой: - И сейчас не догадываюсь. Слишком много вариантов, точнее: версий. Тем более, когда я первый раз у вас был, здесь витал обычный запах химической лаборатории, знакомый мне со школьной скамьи.
Алина весело улыбнулась: - То было когда? При Валяйкине! А при Сашеньке – будет по-другому.
Иванов замер, опустил глаза, на покрасневших губах застыла застенчивая улыбка.
*************************************************************** (Стр. 110.)
- Да не стесняйся, Сашенька! – умилённо глядит на него Алина. – Я тебя позвала по делу, а не для того чтобы признаться в любви. В субботу и воскресенье у меня выходной. В эти дни недели анализы проб воды всегда проводил Валяйкин. Валяйкина нет. Вся надежда на тебя. Больше доверить некому. Соглашайся! Мне очень хочется, чтобы моим помощником был именно ты.
- А что у нас сегодня разве пятница? - удивился Иванов.
- Четверг! – улыбнулась Алина. – Я просто за четверг и пятницу хочу научить тебя всем премудростям анализа воды, чтобы ты в субботу и воскресенье всё смог сделать сам самостоятельно.
- Неужели меня так долго надо обучать, тем более по любимой неорганической химии? Кстати, в школе, по физике, математике и химии я считался среди своих сверстников самым способным учеником. Был старостой одновременно и физического и химического кружка. Мне учительница химии: завуч школы, и учитель физики: её муж, постоянно доверяли ключи от физического и химического кабинета.
- То в школе, - усмехнулась Алина. – Там одно… и попроще, попримитивнее. Здесь – совсем другое: реальное ответственное производство. Двух дней не каждому хватает даже на постижение четырёх не очень сложных анализов, не то что шести, которые тебе надо научиться чётко выполнять и фиксировать.
*************************************************************** (Стр. 111.)
Иванов махнул рукой: - Ерунда это всё! От таланта учителя успехи его подопечного зависят. Будешь толково объяснять – пойму с первого раза. Если же воду в ступе станешь толочь, то лучше не толочь. Время попусту не тратить.
Иванов с готовностью сел за стол, попросил три листа бумаги, ручку и с улыбкой посмотрел на Алину: - Рассказывай и показывай. Только по существу, конкретно, в том порядке действий, которые ты друг за другом след в след реально выполняешь. Без всяких теоретизирований и требований инструкций. Их потом я в состоянии отдельно прочитать сам, без твоей помощи. Запомни: главное – поменьше пустых слов!
Алина удивлённо покачала головой: - Ого, какой требовательный ученик! Ладно! Пусть будет по-твоему! Посмотрим, что из этого получится. Мне, в принципе, спешить некуда. В крайнем случае, в субботу и воскресенье анализы воды сделает Епанешников.
Иванов промолчал, изображая на своём лице застывшую сосредоточенность и внимание.
Не дождавшись от Иванова ответных эмоций, Алина, посмотрев на него как на странное существо, с загадочной улыбкой пожала плечами и принялась рассказывать и показывать что и как надо делать, проводя тот или иной анализ воды; каким образом ведётся регистрация и учёт получаемых результатов; какие правила техники безопасности следует соблюдать и чего остерегаться.
*************************************************************** (Стр. 112.)
Иванов, не проронив ни слова, старательно короткими фразами и схемами отметил на бумаге суть всего сказанного и показанного, затем попросил Алину ещё раз повторить рассказанное и показанное, сверил с записями, после чего ей предложил побыть в роли молчаливого экзаменатора его самостоятельных действий в качестве лаборанта.
Алина усмехнулась и протянула руку: - Могу поспорить, что с первого раза не получится.
Иванов с улыбкой спокойно посмотрел на Алину: - На что спорим?
- Победишь, - засмеялась Алина, - за мной большая шоколадка.
Иванов отрицательно покачал головой: - Лучше знаешь что? Лучше позволь мне… Знаешь позволь мне что?..
Иванов, заколебавшись из-за нерешительности, замер, раздумывая: сказать всё же или не сказать…
Алина с шутливой улыбкой расстегнула верхнюю пуговичку блузки: - Может на мою грудь мечтаешь взглянуть, прикоснуться?..
Иванов покраснел и стыдливо опустил глаза: - Алина. Я серьёзно. А ты шуточки.
*************************************************************** (Стр. 113.)
- Тогда не буксуй! – опять засмеялась Алина. – Говори. Не стесняйся! Я тебе всё позволю.
Иванов, услышав эти слова и их тональность, вдруг сжался, потемнел, стал хмурым и грустным.
- Что с тобой, Сашенька? – с тревогой посмотрела Алина на лицо Иванова. – Не то, наверное, сказала? Да?
Иванов тяжко вздохнул: - Нет. Не в этом дело. Просто вспомнились вот так же произнесённые слова более четырёх лет назад одной девушкой.
- Неужели обманула? Не позволила? – улыбнулась Алина. – Вот дура!
Иванов опустил голову и снова тяжко вздохнул: - Не в ней была загвоздка. Она бы позволила. Это мне не позволили обстоятельства и моё здравомыслие.
- Жалеешь? – засмеялась Алина.
- Нисколечко! – качнул головой Иванов. – Я поступил правильно.
- А поподробнее можешь рассказать… Не сейчас, естественно. Потом! – поинтересовалась Алина.
*************************************************************** (Стр. 114.)
- Вряд ли, - отрицательно качает головой Иванов. – Скорее всего, не смогу. Не приучен душу изливать.
- Зря! – с сочувствием взглянула Алина на Иванова. – Душу облегчать надо.
- Знаю! – еле заметно улыбнулся Иванов. - Но не получается. Слишком впечатлительный. Всё, что к сердцу прилипает – не отодрать!
- Ладно. Не буду настаивать, - с сожалением вздохнула Алина. – Вернёмся к условиям нашего спора. Так что ты, Сашенька, хочешь, чтобы я тебе позволила в случае твоей победы?
Алина опять, не выдержав, засмеялась: - Ну… Говори!
- Я хочу знаешь что? Чтобы ты позволила мне сделать твои ногти на пальчиках без всяких лаков, красок и прочей химии более красивыми, блестящими и естественными.
Алина посмотрела внимательно на свои ногти: - Неужели некрасивые?
- Красивые! Не волнуйся! – улыбнулся Иванов. – Но будут красивее, привлекательнее. Поверь!
*************************************************************** (Стр. 115.)
- Хорошо. Согласна! Условия принимаю, - улыбнувшись, кивнула головой Алина. – Ну а если ты проиграешь, то моё выполнишь одно желание, договорились?
- Смотря какое, - пожал плечами Иванов.
- Не беспокойся! Оно малюсенькое-премалюсенькое и легко выполнимо, - игриво засмеялась Алина. – Потом скажу.
- Не пойдёт, - застенчиво опустил свой взгляд Иванов. – Я с женским полом в «тёмную» не играю. Говори сразу.
- Хорошо, скажу! – с весёлой улыбкой смотрит Алина на Иванова. – Ирочку поцелуешь при мне…
Иванов закрыв глаза отрицательно качает головой: - В тюрьме нет! Исключено!
- А если она тебя…- шепчет Алина.
- Первая Ира меня не поцелует, - усмехнулся Иванов, - Это я точно знаю, исходя из её особенностей характера. И правильно сделает. В моём положении после его опьяняющего действия мне придётся потом долго-долго мучиться с похмелья.
Лицо Алины стало озадаченным. Она пожала плечами: - Тогда я не знаю как использовать мне твоё поражение. Подскажи!
*************************************************************** (Стр. 116.)
Иванов задумался и спустя несколько мгновений, чему-то улыбнувшись, взглянул на Алину: - Если проиграю… хотя это исключено, это так: на всякий случай, чем чёрт не шутит, - я тебе погадаю Судьбу по твоим ладоням. Идёт? У меня с гаданием, между прочим, неплохо получается.
Алина, улыбаясь, вновь протягивает руку: - Ладно. Пусть будет так! Договорились. По рукам!
Иванов боязливо протянул Алине руку. Алина мягко пожала ладонь Иванова и, чуть задержав её в своей ладони, улыбнулась: - Не пугайся, Сашенька. Не ты, а я тебя должна бояться. Особенно твоих губ, глаз, рук, улыбки. После девятнадцати лет у меня ни с кем не было такого приятного и трогательного общения, как с тобой. Рановато замуж выскочила, глупая. В девках страшилась остаться. А надо было подождать. Всё равно первого родила в двадцать шесть, а дочку – в двадцать восемь. Что касается моих острых шуточек – не обижайся! Мне поиграться с тобой хочется. Прямо тянет непроизвольно. Ты когда стыдливо либо стеснительно краснеешь, застенчиво улыбаешься, смущаясь теряешься, с удивлением смотришь доверчиво на меня – такой ты милый, красивый, забавный… Не налюбуешься!
Алина берёт зеркало и подставляет его перед лицом Иванова: - Вот посмотри сейчас на себя: брови чёрные, чётко очерченные с мягким матовым блеском; ресницы стрельчатые, пушистые; глаза серые, выразительные, умные, с налётом синевы; на щеках румянец; кожа лица свежая, чистая, бархатная, золотисто-беленькая от солнечного загара, с розовым оттенком; губы красные, рельефные, переполненные затаённой страстью и возбуждением…
*************************************************************** (Стр. 117.)
Иванов отодвинул от себя зеркало и закрыл лицо руками.
- Всё, Сашенька! Все! Молчу! – открыла Алина его лицо. – Приступаем к экзаменам! Говори и показывай. Я слушаю!
3. Экзамен Иванова на должность лаборанта котельной.
Иванов безошибочно, не заглядывая в листки, без лишних слов выполнил все шесть анализов воды, занёс их мягким карандашом в учётный журнал и с улыбкой победителя посмотрел в изумлённые глаза наблюдавшей за ним Алины: - Что скажешь, Алиночка. Какую оценку поставишь мне, мой строгий-престрогий экзаменатор?
Алина подняла две руки растопырив все пальцы: - Две пятёрки! Молодец! Бесподобно! Я Валяйкину неделю талдычила, пока научила. И то он ещё в течение целого месяца путался. А Епанешникова почти два месяца учила. Правда, урывками и порой он даже специально непонимающим прикидывался, тянул время. Хотел подольше со мной побыть, полюбезничать. Мне было 25 лет. Ему чуть-чуть за сорок. Но между нами кроме симпатий ничего не было. Я к тому времени была на втором месяце беременности. Затем дочку родила, потом – вторую. На детях замкнулась. Они у меня, что котята.
Иванов качнув головой засмеялся: - Тебе несказанно повезло, Алиночка, что ребёнка стала вынашивать чуть раньше симпатий к Епанешникову. Иначе от грязных сплетен не отмылась бы.
*************************************************************** (Стр. 118.)
- Всё равно хватало! – улыбнулась Алина. – С девятнадцати до двадцати шести лет детей нет и нет. А тут, как среди осужденных стала работать, дети пошли… Благо муж и родственники были в курсе о моей беременности. Я до кирпичного завода лаборанткой на вредном производстве работала. И когда они узнали, что беременна, забеспокоились, Уговорили меня сюда пойти работать. Здесь, правда, поначалу тоже дышалось не очень. На угле котельная работала. Но по сравнению с химическим производством, при той же зарплате, был рай.
Иванов встал: - Ну что? Пойду я? Отпускаешь, «гражданин начальник!» - старший лаборант?
- Как хочешь, - сникла Алина и вопросительно взглянула на Иванова. – А завтра, в пятницу, тебя можно будет ещё раз проэкзаменовать точно в соответствии с графиком взятия проб?
- Пожалуйста! – засмеялся Иванов. – Но произойдёт тоже самое. Напрасно сомневаешься. Ничего не забуду, не перепутаю. Пример тому зарядка фильтров. Все операции я освоил в течении получаса и после ни разу не ошибся. - Выходит я действительно проиграла, - вздохнула Алина. – Лучше бы ты глупеньким прикинулся!
*************************************************************** (Стр. 119.)
Иванов, сделав шаг к двери, остановился и, повернувшись к Алине, улыбнулся: - А по-моему, наоборот, выиграла. По условиям спора ты должна будешь позволить мне заняться твоими пальчиками, точнее: ноготками на них для придания им большей красоты, блеска и естественной привлекательности. А на это тоже немало времени потребуется. К тому же романтическая для женского сердца процедура. Особенно, когда её выполняет с душой и любовью приятный этому сердечку мужчина. Тем более такими… - Иванов, озорно блеснув глазами, покрутил в воздухе растопыренными ладонями, - как у меня изящными пальцами.
- А когда мы этим займёмся? – сверкает в ответ масляными глазками Алина.
- Скорее всего, на той неделе, не раньше, - засмеялся Иванов. – Когда ты окончательно убедишься, что спор проиграла.
- А конкретно сейчас чем собираешься заняться? – хитровато посмотрела Иванову в глаза Алина. – Посиди, побудь ещё у меня, если не «горит». Давай чаю попьём с пряниками. Вот-вот Ира придёт. С ней поговоришь один на один. Я выйду! На лестничной площадке в качестве часового постою.
- Эх, Алина, Алина! – весело улыбнулся Иванов и крутит пальцем у виска. – Не думай, что «менты» дурные. Тем более контролёры войскового наряда. Некоторые из них хитрее нас троих вместе взятых. Раз выкрутишься, два, а на третий – церемонится не станут. Меня вывезут на другую «зону», а у тебя и у Иры отберут пропуска и дорога для вас на кирпичный завод навсегда закроется. А в доме твоём дети-котята. Работа здесь не бей лежачего! Где ты лучше найдёшь? Мне-то какая разница где сидеть. Я, в принципе, ничего не теряю, кроме совести.
*************************************************************** (Стр. 120.)
Иванов взялся за дверную ручку: - Утром завтра, как придёшь, обязательно позови на первые анализы воды. Сдам тебе экзамены по полной программе строго по графику в течении всей полной смены. Иру увидишь, пожалуйста, про наш спор не рассказывай. Мне кажется, что она отнесётся к нему с долей недопонимания, с долей досады и ревности. И по-своему будет права. На твоём и на моём лице, когда мы вместе, улыбки за улыбками непроизвольно вспыхивают сами по себе, как у влюблённых. С ней я куда сдержаннее веду себя. Впрочем, как и она со мной. Наверное, в ней два чувства борются друг с другом: чувство любви и чувство боязни ошибиться. А если это так, то боязнь победит. Не станет рисковать. Мне кажется, что она именно поэтому до сих пор не замужем. Других причин не вижу. Симпатичная, стройная, добрая, отзывчивая. Тольятти – не деревня, а огромный современный город. Много молодёжи, парней. Среди которых всегда найдутся такие, и неплохие, которые согласились бы взять её замуж без долгих раздумий и всякого копания.
Алина, согласившись со сказанным, закивала головой: - Ты правильно рассуждаешь, Саша. У неё дома больная мать. Ира очень любит её. Одну не оставит. И потому боится выходить замуж за того, кто может не понравиться, не ужиться с матерью.
*************************************************************** (Стр. 121.)
Иванов покачал головой и усмехнулся: - Надо же, везёт мне, как утопленнику! Спасибо за информацию. Всё ясно мне теперь. Рисковать, действительно, не станет. И с Ириной мамой не уживусь. Она изначально запрограммируется на неприятие в своей квартире уголовного элемента, даже не видя меня и толком ничего не зная обо мне, кроме набора отрывочных, причём, порочащих мою личность сведений в рамках общей молвы, считающей, что такие как я: пьянь, дрянь, подзаборное существо, а значит лучше всего держаться от них подальше. Хотя я совершенно непьющий, некурящий, всегда был чистым, опрятным. Обидно подобное отношение к себе мне будет чувствовать. Очень обидно!
Иванов глубоко вздохнул, расстроился. В глазах его заблестели слёзы. Спохватившись, он быстро повернулся и вышел. Алина с растерянным видом выскочила за ним. Окликнула. Но Иванов, не среагировав, торопливо спустился с лестницы ругая себя за проявленную слабость характера.
В этот день Алина его больше не видела. И Ира не видела. Закрывшись в своей бытовке, Иванов составлял подробный план неотложных работ в котельной, направленных на повышение уровня безопасности эксплуатации котлов, на более эффективное использование тепла, газа, электричества, на улучшение условий труда персонала, обслуживающего котельную.
*************************************************************** (Стр. 122.)
А работы в этом направлении имелось немало. Требовалось установить в каждой топке котла рядом с основной газовой горелкой дополнительную постоянно действующую запальную горелку, способную предотвращать отрыв пламени. Надо обязательно было восстановить, смонтировать и запустить разукомплектованную совершенно новую, сложенную в полуразбитые ящики автоматическую систему электронного управления котельной «Кристалл». Переделать сантехнику в душевой котельной, так как слишком плохо регулировалось смешивание горячей и холодной воды, никудышно брызгали душевые лейки. Ликвидировать бестолковый выпуск в атмосферу неотработанного пара. Отремонтировать и ввести в режим рабочего состояния паровые насосы подпитки котлов водой на случай отключения электричества. Сделать около котельной для изнывающих от летней жары заключённых питьевой фонтанчик. И непременно переоборудовать кладовку, расположенную рядом с лабораторией, где работала Алина, в женский туалет. А то смешно и грешно получается: ни одного женского туалета в «промзоне» нет. Лишь за «зоной» в здании заводоуправления. Дикость какая-то! Ходить туда четырём женщинам через КПП каждый раз в туалет. Но с другой стороны: а куда? Если толковый и безопасный туалет для женщин отсутствует. Только мужские для заключённых.
4. Первая во весь рост атака Алины на глаза и чувства Иванова.
На следующий день Алина пришла на работу ещё более нарядной. Проходя, цокая каблучками по кафельному полу мимо Иванова, заряжавшего фильтра, она приветливо, с налётом стеснительности, улыбнувшись, поздоровалась с ним и пригласила зайти к восьми часам в лабораторию исполнять в течение дня роль лаборанта.
*************************************************************** (Стр. 123.)
- Боюсь идти. Могу спор проиграть! – засмеялся Иванов. – Вы сегодня такая сказочно нарядная… Может голова закружиться и всё перемешаться в ней.
- Не закружится, - улыбнулась Алина. – Я халат рабочий надену, а вместо «шпилек» - тапочки.
Иванов поднялся к Алине в лабораторию минут через десять. Алина как была в туфельках и красивом летнем платье, подчёркивающим её стройное рельефное, очерченное плавными линиями тело, так и осталась.
- А почему не в халате? Не в тапочках? – улыбнулся Иванов.
- Это ты не у меня, а у себя спрашивай, - засмеялась Алина.
- А если Ира придёт? И увидит тебя такой?.. – Иванов качнув головой, закрыл лицо руками и засмеялся.
Алина убрала с его лица его руки и, кокетливо состроив глазки, улыбнулась: - Не волнуйся, милый Сашенька! Она обещала после десяти придти.
Иванов втянул носом воздух: - Розами опять пахнет. Всё равно, Алиночка, нельзя тебе так дразняще одеваться. «Голодные» мужики растерзать запросто могут. Чем чёрт не шутит, когда Разум спит!
*************************************************************** (Стр. 124.)
- Не растерзают! – весело засмеялась Алина. – Ты же рядом!
- Тем не менее, пожалуйста, надень халат, - попросил Иванов. – Может войсковой наряд заглянуть и твой обворожительно-соблазнительный вид покажется контролёрам подозрительным.
Алина взглянула на часы: - Они обход начинают после 8.30. Сейчас у них пересменка. Сюда поднимаются редко. Лень-матушка. Но даже если поднимутся, то только через двадцать минут, не раньше… Впрочем, ладно. Не буду тебя дразнить. Только скажи честно: нравлюсь, привлекательная я тебе в таком платье, туфельках? Чем именно особенно. И что бы ты конкретно посоветовал мне в облике изменить, чтобы выглядеть лучше?
- К сожалению, нравишься, - стеснительно улыбнувшись, опустил голову Иванов. – Не буду врать и скрывать, ты очень привлекательная для меня, желанная. Тем более, в таком женственном одеянии. И в принципе, ничего тут удивительного нет: молодая, симпатичная, стройная, жизнерадостная, улыбчивая, тянущаяся душой и сердцем к двадцатисемилетнему парню, который практически не видел, не общался с подобными долгих-долгих четыре года.
- Тогда всё понятно! – засмеялась Алина. – При такой ситуации и козе будешь рад. Баба-Яга милым созданием покажется. Или знаешь как иногда говорят в таких случаях?.. Когда нет барыни – кухарка сойдёт!
*************************************************************** (Стр. 125.)
- Алина. Ну зачем так? – неодобрительно качнул головой Иванов. – Изолированность от женского пола, бесспорно, сказывается на впечатлении. Но ты действительно красивая. Отсутствие условий для сравнения тут не причём. Во мне чувство понимание красоты заложено с детства. Точнее: с десяти лет, когда я стал заниматься художественной фотографией, изготавливать в столярной и слесарной мастерской разные полочки, рамочки, подставочки, табуретки, шкафчики, приборы для школьных кабинетов физики и химии. Поверь мне: у тебя прекрасная осанка, походка, гордо поднятая голова, изящная шея, мягкие очертания плеч, соблазнительно торчащая грудь, манящие линии талии и всего, что ниже, до самых носиков туфелек. Да и ты сама это прекрасно знаешь. Иначе не сумела бы подчеркнуть силуэтом и расцветкой платья свои женские прелести. Впрочем, есть и недостатки. Ну-ка, встань, пожалуйста, к двери где посветлее, а я встану у окна, чтобы свет в глаза не бил. Немножечко сместись к шкафу. Медленно, плавно всем телом повернись, Алина, вокруг оси ко мне спиной. Приподними своё платье как можно выше насколько ты считаешь это возможным… Алина! Не шути! То слишком высоко. До трусиков достаточно. Носки туфелек поверни друг к другу навстречу. Теперь поставь их параллельно. И, наконец, чуть разведи в разные стороны. Ясно! Поворачивайся дальше. Стоп! Платье опусти. Чуть голову склони вперёд. Чуть откинь назад. Поверни вправо. Влево! Держи ровно. Ешё раз то же самое проделай с головой, только волосы убери с шеи и ушей вверх. Так, да! Умница! Всё. Садись. О недостатках пока ничего не скажу, кроме обнадёживающего обстоятельства: они довольно легко поправимы, если помнить о них и иметь стремление избавиться. Остальное – после того, как оденешь халат, тапочки и я проведу утренний анализ проб воды. В соответствии с графиком они должны быть взяты в 8.00. А сейчас, скажи, время сколько?
*************************************************************** (Стр. 126.)
- Восемь часов и двадцать минут, – улыбнулась Алина. – Но это моя вина.
Иванов самостоятельно выбрал соответствующую лабораторную посуду и сделал шаг к двери: - Пойду за пробами. А ты, милая Алиночка, надевайся, выходи на лестничную площадку и наблюдай сверху в тех или не в тех местах я их отбираю.
Проведя анализы и занеся полученные результаты в журнал учёта, Иванов с улыбкой взглянул на Алину: - Какие будут замечания, «Гражданин начальник»?
- Пока никаких! – улыбнувшись в ответ, разводит ладони Алина. – Ставлю вам, осужденный Аланов, оценку «отлично». Посмотрим как вы через два часа справитесь с взятыми на себя обязанностями.
- А чем мы сейчас займёмся, «Гражданин начальник»? – засмеялся Иванов.
- Поговорим о моих недостатках, - засмеялась Алина. – Обещал.
Иванов отрицательно качнул головой: - Чуточку позже. Сейчас менты обходы делают. Спущусь, от греха подальше, к фильтрам. Как уйдут – поднимусь.
- Неужели, Сашенька, ты такой нашароханный? – улыбнулась Алина.
*************************************************************** (Стр. 127.)
Иванов пожал плечами: - Смотря с какой точки высоты смотреть. С твоей – возможно так. А вот с моей – скорее всего я слишком здравомыслящий.
- А как же ты тогда в тюрьму попал, если слишком здравомыслящий, - с усмешкой взглянула Алина.
Иванов нахмурился и встал: - Молча попал. И не в тюрьму, а в беду. Точно также как однажды угодил в двухметровую яму с талой водой. Хорошо с холодной, не с кипятком. Не сварился, не захлебнулся, всплыл. Но грязи нахватался. Отплёвывался, чистился и отмывался долго.
- Расскажи, - попросила Алина. – Как же тебя туда угораздило?
- Очень и очень просто, - тяжело вздохнул Иванов, вспоминая подробности. – Светило ласковое, весеннее солнышко. Шёл в костюме, в белой рубашке, при галстуке, в блестящих ботиночках вдоль низенького заборчика по дорожке. Путь преграждает лужа диаметром в полтора метра. В ней у самого края доска, которая концом упиралась в дорожку с одной стороны и в дорожку с другой. Мне , 17-ти летнему пацану, подумалось, что её специально положили, чтобы преодолевать эту лужу не выходя на проезжую часть дороги. Решив миновать эту лужу ловким скок-скоком, я одной ногой прыгнул на доску и, не успев ничего понять толком, ушёл с ручками под воду в яму.
*************************************************************** (Стр. 128.)
Оказалось там раньше стояла водоразборная колонка. Зимой она вышла из строя. Весной её раскопали и сняли на ремонт. Яму не огородили. Доска в яме оказалась случайно. А может и нет. Кстати, знаешь ли ты, дорогая Алиночка, что здесь, и не только здесь, половина заключённых сидит будучи невиноватыми. Трудно, конечно, в это поверить несведущим, к тому же с оболваненными мозгами. Но это так. И если ты захочешь когда-нибудь со мной на эту тему поговорить, поспорить – не откажусь! И приведу тебе в качестве убедительных доказательств не частные случаи, а повальную, очень нежелательную для страны судебно-ментовскую практику. Взять, к примеру, меня. За мои преступления мне надо было по закону давать срок в пределах трёх лет. Дали шесть! Сижу четыре года! Спрашивается: за что сижу лишний год? Ни за что! А впереди ещё два! Условно-досрочно тоже не освобождают. Нарушителем режима содержания сделали, идиоты! И таких как я, если разобраться вдумчиво, а не формально, не меньше половины. А ведь есть немало и других, более вопиющих случаев.
Иванов махнул рукой и вышел.
5. Вторая атака Алины на глаза и чувства Иванова.
Алина в лаборатории длительного одиночества не выдержала. Она спустилась к фильтрам и, подойдя к Иванову, тихо шепнула: - Сашенька, идём. Менты ушли. Я в окно за ними наблюдала.
Иванов весело улыбнулся, услышав из уст Алины жаргонное словечко «менты», и также тихо прошептал: - Ну, раз менты ушли, значит пошли.
*************************************************************** (Стр. 129.)
Около лестницы, ведущей наверх, Алина, поймав Иванова за руку, остановила его: - За мной будешь подниматься, а не впереди, - предупреждает она.
В глазах Иванова отразилось удивление.
- Алина! Лестница крутая, - возразил он. – Мне как-то не по себе за тобой подниматься.
- Не волнуйся, Сашенька!- засмеялась Алина. – У меня платье ниже колен. А под платьем трусики шикарные, а не абы какие. Ты же видел, когда платье заставлял меня поднять, разглядывая мои ножки.
- Всё равно как-то неудобно мне. Пусти. Я первый пойду.
- Первой пойду я! – смеясь, прорвалась Алина. – Специально! Чтобы ты нюх на женскую красоту не терял. Не дай Господь, такой «тополь» засохнет, атрофируется – грошь цена нам женщинам.
Алина явно не спеша стала подниматься по лестнице, с достоинством неся своё тело. Иванов демонстративно отошёл к фильтрам и замер, ожидая пока Алина не окажется наверху:
- Попал в «прожарку»! – усмехнулся он. – Одурела!
Поднявшись на лестничную площадку, Алина оглянулась, послала, с улыбкой на лице, воздушный поцелуй Иванову и прошла в лабораторию. Как только Алина скрылась, Иванов направился к ней.
*************************************************************** (Стр. 130.)
- Ой ты и упрямый! – встретила его упрёком Алина.
- А зачем мне ненужные сплетни кочегаров, слесарей, бригадира? – нахмурился Иванов. – Сценка к сценке и пошла-поехала небылица за небылицей. И вообще, давай договоримся так: вот в этой комнате ты можешь вести себя со мной, как хочешь, и говорить один на один о чём хочешь. Естественно без Иры и прочих. За пределами – я для тебя такой же заключённый, как и остальные. Иначе больше сюда наверх я не зайду, а внизу стану держаться от тебя на приличном расстоянии.
- Ого! – удивилась Алина. – А ты в довершение к упрямству, получается, можешь и очень злым быть.
- Не злым, - огрызается Иванов, - а, ещё раз повторяю, очень благоразумным.
Внимательно посмотрев в ясные и спокойные глаза Иванова, Алина вздохнула и пожала плечами: - Договорились! Раз настаиваешь. Куда деваться влюбившейся по уши девушке. Буду стараться.
- Спасибо, Алиночка! Не обижайся! Ты плохо нашу тюремную жизнь представляешь. Пойми: донесут начальству о твоих воздушных поцелуях и прочем тут же. И выгонят тогда тебя с работы в два счёта с треском! Зачем мне, понимающему это, грех на душу брать и вспоминать со стыдом о своей вине перед тобой всю оставшуюся жизнь?
*************************************************************** (Стр. 131.)
Что касается твоих слов «засохнуть», «атрофироваться»… - зря ты о нас, находящихся здесь, беспокоишься. Я немало на эту тему понаслушался разговоров. Многих сам расспрашивал. Меня медицинский аспект поведения и жизнь людей в неволе давным-давно интересуют. Исписаны десятки тетрадей, в которые вношу свои мысли об увиденном, узнанном. Так вот. Наш организм, наш мозг умнее, чем мы о том думаем. Он умеет приспосабливаться, исхитряться… До определённой степени, естественно. Тем не менее, пока что я не знаю случая, чтобы кто-то «засох», «атрофировался». Единственное негативное последствие из-за дисгармонии половых и сексуальных функций, судя по анализу поведенческих особенностей заключённых, происходит на психическом уровне. И повлияет, скорее всего, на преждевременной утрате качественного воспроизводства репродуктивного материала и, следовательно, на рождённых детях и тех, кто из них со временем вырастет. Между прочим, кто знает, что лучше для меня: твоё с Ирой присутствие рядом или полное отсутствие. С одной стороны, тянет к вам обоим. Вы обе хорошенькие, несмотря на то, что одновременно разные по характеру и манере общения. С другой стороны – выхода чувствам нет. Постоянно приходится быть начеку, в напряжении. Прислушиваться. Оглядываться не идёт, не видит, не слышит ли кто. И думать не столько о себе, сколько о вас.
- А что тебе, Сашенька, в моём характере, в манере общения нравится? – кокетливо состроила светящиеся любопытством глазки Алина.
- Ты мне кой кого сильно-сильно напоминаешь, - грустно вздохнул Иванов. – Такая же раскованная и инициативная в поступках, красивая. С тобой легко быть самим собой…
- Я знаю, - засмеялась Алина. - Застенчивые мужчины любят таких. А чем, если не секрет, не правлюсь?
*************************************************************** (Стр. 132.)
- Голову начинаешь терять там, где её терять опасно, - улыбнулся Иванов. – Это всегда плохо кончается. Особенно для замужних женщин с детьми.
- Учтём. Обещаю! Садись, Сашенька. Чего всё стоишь… - Алина показала на табуретку. – А чем нравится Ира?
Иванов сел за стол напротив Алины и пожал плечами: - Если честно… не знаю. Затрудняюсь сказать конкретно, чем она в душу запала. Тоже красивая, точёная, душевно-притягательная… Наверное тем, что полный антипод тебе… И в какой-то степени мне. Я как бы между вами посерединке. Я застенчивее, скромнее и стыдливее тебя, Алина. А Ира застенчивее, скромнее и стыдливее намного больше меня. Скорее всего, именно этим определяется моё трогательное к ней отношение. Мне нравятся либо такие как ты, либо такие как она. А такие как я… - нет! Не интересно. Действительно, ты права. Такое отношение характерно для многих стеснительных мужчин.
- А чем Ира не нравится? – хитровато улыбается Алина.
- Она слишком осторожная. Только не говори ей об этом, - просит Иванов. – Старается свои чувства маскировать, скрывать. Эмоции контролировать и сдерживать. Обременена глупым поиском ответа на вопрос: хороший или нехороший я буду ей муж? Как бы не ошибиться? Не кусать потом локти или не лить слёзы в подушку. При этом совершенно не понимая одного, что при её соориентированности на маму, которая априори не одобрит такой выбор дочери, мужем я ей не буду. Отвергнет! После того, как ты рассказала мне про её больную мать и прочее… сопоставив в Ирином характере всё «за и против», я на двести процентов уверен в правильности своих выводов. Скорее всего, она замуж не выйдет ни за кого. Пожертвует своим женским счастьем ради матери. Я преклоняюсь перед такими дочками. Но не перед такими матерями. Хотя и не осуждаю. Им тоже было и будет нелегко… психологически!
*************************************************************** (Стр. 133.)
Алина взглянула на часы: - Полдесятого. Скоро Ира придёт, а ты мне о моих недостатках ни словом не обмолвился. Говори!
6. Советы Иванова Алине, как ей стать ещё красивее и привлекательнее.
- Бери ручку и чистый листок, - улыбнулся Иванов. – Записывай. Первое: слабо развиты мышцы голеней и стоп. Особенно задняя группа мышц: икроножные, камбаловидные и мало берцовые. Необходимо каждый день давать динамическую нагрузку на стопы. То есть, бегать, прыгать через спортивную скакалку, делать физические упражнения с поднятием тела на носки, перекатыванием с носков на пятки и с пяток на носки. Если проявишь упорство, через полгода гармония линий бёдер, голеней и стоп при виде спереди и сзади станет ещё более привлекательной. Неплохо для более лучшего вида ног сбоку чуть-чуть прибавить мощь передним мышцам: большеберцовым и длинным разгибателям пальцев. Впрочем, будешь прыгать через скакалку и перекатываться с носков на пятки, это произойдёт само по себе. Пока же, на ближайшие полгода, подбери себе светлые… светлее кожи на ногах, носочки, сочетающиеся с цветом обуви: туфель, босоножек или тапочек и ходи в них. Носки должны закрывать не слишком развитые на сегодняшний день малоберцовые мышцы. То есть, знаешь до каких пор?..
Иванов встал, подошёл к Алине и ручкой без нажима нанёс отметки на ногах: - Досюда. Желательно не выше и не ниже. Без носков твои ноги тоже красиво выглядят. Но в носочках, со вкусом подобранными, они приобретут ещё более возбуждающий вид.
*************************************************************** (Стр. 134.)
Иванов, улыбнувшись, покачал головой, вздохнул с сожалением и, опять сев за стол напротив Алины, показал ей пальцем на бумагу: - Вторым пунктом записывай недостаток, связанный с ситуации вокруг своей шеи. Шея у тебя почти со всех сторон прикрыта длинными спадающими волосами, высоким воротником платья и лишь открыта спереди, на одну четвёртую часть только под подбородком. Бесспорно, там, где палит Солнце, это оправдано. Но в помещениях, где прямых солнечных лучей нет, твоя гордая, лебединая шея должна быть максимально открытой. Лет через пять-десять, когда на ней явственно появятся складки и морщины, тогда да, придётся что-то подбирать, комбинировать, чтобы их скрадывать. Сейчас же ходи с открытой шеей и радуй ей. Как? Подумай сама. Уверен, выход найдёшь. Вариантов куча! И ещё очень важное зафиксируй обстоятельство. Если на тебя не попадают прямые солнечные лучи, не закрывай, пожалуйста, свои изящные ушеньки. Открой их по максимуму. Они такие прелестные! Неужели тебе об этом никто не говорил?
Глава девятая.
Страсти Алины и Иры.
1. Откровения Алины про мужа и своих изменах.
Алина, улыбнувшись, отрицательно покачала головой: - Никто, Сашенька. Ты мне первый насчёт ног и шеи говоришь.
Иванов удивлённо посмотрел на Алину: - А муж?
Алина, продолжая улыбаться, вновь отрицательно закачала головой: - Он во мне ценит грудь, зад и ноги.
*************************************************************** (Стр. 135.)
- Не густо, - усмехнулся Иванов. – Наверное, любовницы есть? Кем работает?
- Прорабом на стройке. А насчёт любовниц чутьё подсказывает, что есть, но прямых улик нет. Один раз, правда, он прокололся. Оставил в нагрудном карманчике пиджака презерватив. Но не признался. Отболтался. Только меня это не убедило. Со мной он презервативами никогда не пользовался. Детей не было. Двоих родила – опять тишина. А ему хочется третьего – надеется будет мальчик.
- Значит ты у мужа по карманам «шмонаешь», - засмеялся Иванов.
- Да, - улыбаясь, разводит ладони Алина. – При каждом удобном случае. Любопытная я. Как-никак муж. Должна же я знать, чем он «дышит».
- А муж знает, что ты «шмонаешь» его вещи? – удивлённо качнул головой Иванов.
- Знает, - засмеялась Алина. – Не глупый. В карманах ничего компрометирующего не оставляет.
- А может, Алиночка, ты ошибаешься?
Алина отрицательно покачала головой: - Нет. Слишком много косвенных, понятных лишь жене, нюансов. Одиннадцать лет вместе. Был ещё один более менее интересный случай.
*************************************************************** (Стр. 136.)
Как-то накануне 8-го Марта чувствую духами необычными от книжной полки пахнет. Принюхалась и достала из-за книг духи подарочные, очень дорогие, прикреплённые к красочной открытке, на которой золотыми буквами милое поздравление адресованное Алине. Да такими словами… Ни разу от него не слышала. Обрадовалась. Думала это мне подарок приготовлен, для меня в качестве сюрприза спрятан. Каково было моё удивление, разочарование и обида, когда утром 8-го марта я от него получила подарок совершенно другой: попроще, подешевле, с обычной дежурной словесной шелухой. Поначалу даже опешила, растерялась. Хотела устроить грандиозный скандал, выкинуть подарок в помойное ведро… Сдержалась! Дети сидели рядом. Он сразу всё понял, но не подал вида. А вечером вручил мне спрятанные духи. Я их взяла. Мне крыть было нечем. Однако никакого восторга не выразила. Произнесла обыденным голосом «Спасибо».
- Это, конечно, не доказательство, - пожал плечами Иванов. – Я не хочу его защищать. Но бывает столько странных совпадений… - уму непостижимо. А ты… - изменяла ему?
Алина засмеялась и отрицательно закачала головой: - Пока не удалось. Но были моменты на грани: вот-вот. Алина сладостно вздохнула: - Один раз, бедняга, переволновался: не получилось, покраснел и больше я его не видела. Второму в самый последний момент отказала. Лежала готовенькая под ним. И на тебе: не дала! Обиделся. Стал упрашивать.
*************************************************************** (Стр. 137.)
Пытался силу применить. Закричала. Он мне рот закрывать. Пришлось ему в палец зубами вцепиться. Дура! Честно говоря, жалею. Особенно о том, что с первым не получилось. Сама виновата. Позже мне одна опытная подруга говорила, в чём была моя ошибка. Надо было подготовить его. Предварительно снять с него эмоциональное перевозбуждение.
- И как же оно снимается? – с интересом глядя на Алину, спросил Иванов.
- Нежными ласковыми ручками! – засмеялась Алина и делает выразительные движения. – Может нагляднее показать?
- Не надо, - опускает глаза Иванов. – Показала. Куда ещё нагляднее…
Тяжело вздохнув, он поднялся из-за стола и шагнул к двери: - Пойду к фильтрам пройдусь. Посмотрю: зарядились ли. Ира как придёт, вслед зайду, чтобы не так сильно её ревность гложила. Не хочу такой благородной душе боль причинять. Халат обязательно поверх платья надень. Пощади Ирочку.
Алина показала на часы: - Но даже если она не придёт, не забудь пробы воды в 10 часов, максимум в 10.15 взять и анализы провести.
*************************************************************** (Стр. 138.)
2. Метание Иры.
Ира зашла в котельную минут пять одиннадцатого. Подойдя к Иванову, она с застенчивой улыбкой поздоровалась с ним и, внимательно окинув его взглядом, тяжко вздохнула: - Сразу видно: любишь ты Алину. Глаза блестят, щёки пылают, губы ярким красным пламенем жарко горят.
Иванов нахмурился: - Эх, Ира, Ира! Впрочем не стану оправдываться. Одно скажу: из вас двоих я всегда бы выбрал тебя. К сожалению, а может и к счастью, выбирать будешь ты. Поэтому не укоряй меня, Не сковывай. Молчком анализируй. Лучше поймёшь: пара мы или нет. Ну представь: я тебе буду говорить: Ира не делай эдак, делай вот так: поссорься с друзьями, отрекись от тех-то и тех-то. Предположим, ты ради любви ко мне пойдешь на такие жертвы. А я через два года скажу: извини, Ирочка. Ты мне не пара. Каково? Или давай возьмём вот какое забавное и слегка странное обстоятельство. Мы оба хорошо знаем, что нас тянет к друг другу. Однако ведём совершенно по- разному. Ты, пользуясь этим, хочешь от меня жертв. В то время как я от тебя, обрати на это внимание, жертв не прошу. Кстати, Ирочка. Вот скажи откровенно: готова ли ты юридически через ЗАГС вступить и оформить со мной брак здесь, в «зоне» сейчас, точнее: в ближайшие два месяца?
Иру вопрос Иванова застал врасплох. Она не знала что сказать, как ответить.
- Молчишь? – усмехнулся Иванов. – А я, в отличие от тебя, готов. Но, увы, и у меня, как и у тебя, есть причины ставить крест на такой возможности в ближайшие два года.
*************************************************************** (Стр. 139.)
- Это какие же? – недоверчивым тоном произнесла Ира.
- У меня паспорта нет. Я его никогда не получал. А без паспорта нас не распишут. Такие-то, Ирочка, дела.
Иванов махнул рукой и направился наверх к Алине, которая в халате стояла на лестничной площадке и внимательно наблюдала за ними. Ира пошла следом Взяв в лаборатории посуду и предупредив Алину, чтобы контролировала, Иванов спустился вниз за пробами воды.
Алина, взглянув на мрачный вид подруги, положила ей на плечи руки: - Ира. Что с тобой? Поссорились?
- Нет, не поссорились, - тяжко вздохнула Ира. – Потом скажу. Как соберусь с мыслями. В самом деле: кто я ему? Никто! А капризничаю! Права на него какие-то заявляю. И в тоже время определиться не могу, и не знаю как быть? Вся беда в том, что мама будет против, и родичи ей поднашепчут. Боюсь заикнуться, представляешь Алиночка, им о нём. Тем более ему два года ещё сидеть. Но самое роковое заключается в том, что даже если мне удастся уговорить, упросить, получить согласие мамы, нас не распишут в эти ближайшие два года, так как у него нет и никогда не было паспорта.
*************************************************************** (Стр. 140.)
Согласись: влипла, так влипла! Ложусь спать – мечтаю о нём. Еду на работу – то же самое. Любая свободная минутка – к нему тянет. А мне 24 года скоро будет. И хочется, и колется, и мама не велит. Может насчёт, правда, паспорта он специально соврал? Попробую в спецчасть колонии сходить, почитать его личное дело. Там знакомая работает. Ты её знаешь. Она по соседству с нашим столиком всегда обедает. Скажу ей, что хочу его в ОТК взять.
По лестнице поднялся Иванов с пробами воды. Улыбнувшись, он показывает на входную дверь: - Идёмте, граждане начальники. Продолжу я экзамены сдавать на звание «химика-лаборанта». Только прошу ни звука и никаких реплик, замечаний. Разбор «полёта» после.
Иванов все операции выполнил безукоризненно чётко и правильно. Поставив в журнале учёта последнюю цифру, он с весёлой усмешкой посмотрел на Алину: - Что скажете, уважаемый председатель экзаменационной комиссии? Какую оценку ставите?
- Высшую! Пятёрку с плюсом! Молодец! – восхищённо качнула головой Алина. – Мог бы и не спрашивать. Надо же!.. Всё так точно с первого раза запомнить. Когда я училась в техникуме, у нас на курсе таких не было. Не то что с первого, с пятого раза не запоминали. А какое у тебя образование?
*************************************************************** (Стр. 141.)
- Семь классов и ремесленное училище, - улыбнулся Иванов.
Алина отмахнулась: - Не ври! Не прибедняйся! Меня не обманешь! Я на столе у Епанешникова видела твой листок с эскизом и расчетом струйного инжекционного парового смесителя. Без хорошего инженерного образования такое не сотворишь. Ну, правда, какое?
- Я ещё раз повторяю, - улыбнулся Иванов. – Семь классов и ремесленное училище.
- Ладно, - вновь отмахнулась Алина. – Не хочешь говорить, не надо. Может чаю попьём вместе: ты с Ирочкой и я? А то ты со мной пить не хочешь. Может быть Ирочку побаиваешься? Так она сейчас здесь.
- Мне бояться Иру нечего, милая Алиночка, - улыбнулся Иванов. – У меня перед ней совесть чиста. Боюсь ментов. Заглянут сюда, а вы с заключённым чаёвничаете. Возьмут на заметку. Раз пролезет номер, два пролезет - промолчат, а на третий раз вызовет вас к себе в кабинет заместитель начальника колонии по режимно-оперативной работе капитан Гуляков и скажет вам: Девочки! Больше я вас вызывать не буду! Аннулирую пропуска и будьте здоровы. Меня же, бедолагу, уберут с кирпичного завода работать внутри колонии. И больше ни вы меня, ни я вас не увижу.
*************************************************************** (Стр. 142.)
- А можно возразить трусишке-зайке серенькому? – засмеялась Алина.
- Пожалуйста! – развёл ладони Иванов. – В споре рождается истина.
- Во-первых, Сашенька… - Алина выдержав паузу, таинственно улыбнулась: – Когда кто-либо по нашей железной гулкой лестнице сюда поднимается, здесь это очень хорошо слышно. Во-вторых, пока ты с Ирочкой будешь пить чай, я могу постоять, как вы выражаетесь, на «атасе». И в-третьих, когда я спокойно стою не лестничной площадке, контролёры войскового наряда к нам наверх не поднимаются. Взглянут на меня снизу и идут дальше. Считают, что со мной и здесь наверху всё в порядке.
Видя, что Иванов колеблется, Алина переключила своё внимание на Иру: - Так идти мне за водой для чая или обойдёмся без чая?
- Иди! – показала жестом руки на дверь с улыбкой Ира.
Алина взяла графин и вышла. Иванов явственно услышал, как она гулко спускается по лестнице.
- А что, в лабораторию водопроводная вода не подведена? – с удивлением спросил он у Иры.
*************************************************************** (Стр. 143.)
- Не подведена, - еле слышно произнесла Ира, застыв в напряжённой позе от непривычности такого уединения.
- Странно, - усмехнулся Иванов. – Химическая лаборатория и вдруг без воды. А как же она моет свои стекляшки.
- В тазике, - показала на таз Ира.
- А из тазика куда воду? – улыбнулся Иванов.
- В ведро, - показала на ведро Ира.
- А из ведра?
Ира ещё ниже опустила голову и вздохнула: - Вниз выносит. Больше некуда.
- А чай Алина крепкий заваривает? – попытался не дать угаснуть разговору Иванов, чувствуя, что Ире не по себе, и она ждёт не дождётся прихода Алины.
- А ты вместо чая «чифир» пьёшь? – подняла на Иванова глаза Ира.
Иванов засмеялся: - Ну и ну! И сразу про «чифир». Эх, Ира, Ира! Да если бы я пил «чифир», мои зубы не были бы такими белыми от зубного порошка. Какой «чифир», к чёрту! Я крайне редко чай пью. А если пью, то завариваю шепотку на кружку. «Чифиром» же мы считаем такой крепко-крепко заваренный чай, где на поллитровую кружку сыпят вместо щепотки одну третью часть и более 50 граммовой пачки чёрного листового чая.
*************************************************************** (Стр. 144.)
В лабораторию донеслись шаги поднимающегося по лестнице человека.
- Алина идёт. Её шаги, - определила Ира.
- Действительно. Слышно хорошо, - улыбнувшись, удивлённо покачал головой Иванов. – Настоящая охранная сигнализация. Но всё равно, пить чай, разговаривать и одновременно прислушиваться ко всему, как пограничная овчарка – не дело.
Алина заварила чай быстро и умело.
- Я правильно его приготовила? – улыбнулась она, взглянув на Иванова.
- Вроде бы, - уклончиво ответил он. – Попью, тогда точнее скажу.
Алина открыла шкафчик и с озабоченностью взглянула на Иванова: - Всего два стакана. Где третий взять?
- Зачем третий тому, кто будет на «атасе» стоять? – засмеялся Иванов.
Алина ставит два стакана на стол: - Выгоняешь, получается, меня, Сашенька. Ладно. Запомню!
- Я с тобой с утра болтаю, - улыбнулся Иванов. – А с Ирой всего-то ничего.
*************************************************************** (Стр. 145.)
Положив на стол две кучки по три шоколадных конфетки и попросив Иру поухаживать за Сашенькой, Алина вышла, предупредив, что через десять минут вернётся.
- А можно, наоборот, мне за тобой поухаживать, - просит у Иры разрешения Иванов. – Иначе разучусь окончательно как это делается.
Ира, благодарно улыбнувшись, кивает головой.
Иванов ополаскивает стаканы, наливает в них заварку, разбавляет её кипятком, разворачивает наполовину фантики на шоколадных конфетах и ставит один стакан около Иры, другой – около себя: - Пей, Ирочка, на здоровье. Только с первым глотком поосторожнее. Чай горячий. И ещё знаешь чего мне хочется: чтобы первую конфетку ты, кусочек за кусочком, съела из моих рук, а вторую – я из твоих рук. Не против?
Ира молча, с затаённой радостью протянула к губам Иванова конфету и зачарованно смотрит на то, как он откусывает сверкающими белизной зубами от неё краешек. Иванов, сделав глоток чая, протянул к губам Иры ответную конфету. Ира закрыла глаза и, вытянув на засиявшем от счастья лице красненькие нежные губки, откусила кусочек.
Иванов умилённо улыбнулся и вздохнул: - Никогда мне не хотелось так сильно поцеловать женские губы, как сейчас, Такие они у тебя аппетитные.
*************************************************************** (Стр. 146.)
Ира застенчиво опустила глаза и напряжённо замерла.
- Да ты не волнуйся Ирочка, - успокаивает её Иванов. – В наших отношениях первый поцелуй должна сделать ты.
- Почему? – тихо спросила Ира, сделав глоток чая.
- Значит выбрала меня, - улыбнулся Иванов.
- А если первой не поцелую?
- Значит всё ищешь кого-то, - снова вздохнул Иванов и поднёс к губам Иры конфету.
Ира сжала губы и, покрутив отрицательно головой, засмеялась: - Мой черёд давать конфетку.
Допив чай и ополоснув стакан, Иванов вышел на лестничную площадку: - Алина. Иди чай пить. Простынет. Вместо десяти минут – пятнадцать стоишь. Спасибо за чай!
- Не хотела вам мешать, - улыбнулась Алина. – Епанешников пришёл. Спустись к нему. Покажись на всякий случай. Про анализы я сама ему всё расскажу и напомню, чтобы тебя не забыл в разнарядку на воскресенье включить. Иначе некому будет качество воды контролировать, фильтры заряжать и переключать. В 12 часов приходи новые пробы брать.
*************************************************************** (Стр. 147.)
3. Третья атака Алины на глаза и чувства Иванова.
Без десяти минут двенадцать Иванов поднялся к Алине в лабораторию и, увидев Алину опять в нарядном платье, восхищенно улыбнулся: - Одна! В глазах ожидание. Грустно, наверное, вот так сидеть принцессе. Как жар-птица в клетке. На обед собралась идти?
- Нет. На обед к часу пойду, - улыбнулась в ответ Алина, мило состроив глазки. – Хочу перед тобой в красивом виде побыть. В жарком огне твоих глаз попариться. А затем упасть в холодный бассейн с реальной действительностью. Я редко наряжаюсь. Раньше, когда на химзаводе работала, в лабораторию одевалась, как на торжество. И не только я. Все там женщины поступали так. Назад домой придёшь, переоденешься во что-нибудь попроще, обычно в уютный халатик, мягкие комнатные тапочки, и за семейно-бытовые дела: кухня, стирка, уборка, дети. В воскресенье - снова дети: надо в цирк сводить, в кукольный театр, кино, в зоопарк, сквер либо на природу к Волге. На кирпичный завод за пять лет первый раз такой нарядной пришла. Смешно. В столовую обедать придётся идти в тапочках и поверх надев синий рабочий халат. Чтобы ничего такого не подумали.
Иванов, засмеявшись, качнул головой: - Ну и ну! Проблем больше радостей.
- Нет, Сашенька. Нет! Радостей намного-много больше, - улыбнулась Алина. – В моей душе от твоих восторженных глаз, восхищённо смотрящих на меня, такие приятные страсти кипят, бурлят, через края плещутся и блажью растекаются по телу – словами не передать. Давно я подобных приятных трепетных чувств и сладостной истомы не испытывала.
*************************************************************** (Стр. 148.)
- Давно – это сколько? – в шутливой форме интересуется Иванов.
Алина на мгновение задумалась, перевела взгляд на свои пальцы, растопырила их и утвердительно кивнула головой: - Да. Семь лет! Не меньше!
- Это действительно давно, - согласился Иванов. – Сочувствую, Алиночка. Я сам таких, как у тебя, влюблённых глаз тоже не видел прилично: с марта шестьдесят восьмого. Четыре года с хвостиком. Иванов вздохнул и встал: - Пойду пробы воды брать.
Алина, накинув на плечи халат, вышла вслед за Ивановым и с лестничной площадки наблюдала за ним.
- Издали обычный статный симпатичный парень, - отметила она про себя. – С такими ежедневно сталкиваешься десятки раз в магазинах, общественном транспорте, на улице. Однако в отличие от них этот, чем ярче свет и ближе подходит, тем больше с ума сводит. Как цветок. Кожа на лице, шее и руках светлая, гладкая, бархатная. Без помарок и ошибок, клетка к клетке, волокно к волокну, рисунок к рисуночку. Единой объёмной композицией. Но не только это восхищает. Поражает обтекаемость линий, гармония сочетаний форм и цвета.
Иванов все анализы проб воды сделал ловко и быстро.
*************************************************************** (Стр. 149.)
- Как заводная машина, - усмехнулась Алина. – Будто какая-то пружина подгоняет.
- На обед спешу, - улыбнулся Иванов – Он у нас с 12 до 12.30 и попутно проверка по карточкам: не сбежал ли кто.
- А сейчас… - Алина показывает на часы, - 12 часов 10 минут. Посиди ещё немножечко. Мне Ира рассказывала, что ты из её рук ел конфету, а она из твоих. Я тоже так хочу.
- А кто на «стрёме», точнее: на «атасе» будет стоять? Вдруг менты нагрянут? – засмеялся Иванов.
- А никто! – улыбнулась Алина. – В этом нет необходимости. В обеденный перерыв все менты задействованы на проверках. С 12 до 12.30 – «мёртвый» период.
- И откуда ты всё это знаешь? – иронично улыбнулся Иванов.
- Не потому! – поняв подтекст, кокетливо состроила глазки Алина. – Я до тебя здесь ни с кем не любезничала. Из окна моей лаборатории хорошо виден участок забора, разделяющий кирпичный завод и колонию. Через него именно в это время наиболее часто осужденные делают переброс запрещенных предметов. Я как-то у Валяйкина спрашивала про это. И он подтвердил, что это самый удобный момент.
*************************************************************** (Стр. 150.)
Алина достала из шкафчика две конфеты и развернула их: - Сашенька! Меня так никто не угощал. Пожалуйста!
Иванов берёт конфету, почти вплотную сближается с Алиной и подносит конфету к её губам. Алина откусывает и подносит конфету к губам Иванова.
Скушав таким способом конфету и смяв фантик, Алина покачала головой: - Вкусно! И очень трепетно в душе. А ты, какие чувства испытывал?
- Я чувствовал только одно: исходящий от тебя запах роз.
Иванов вздохнул, встал из-за стола и шагнул к двери: - Пойду обедать. Приду к двум часам.
- Приходи пораньше, Сашенька. К половине второму, – просительно улыбнулась Алина. - Конфетами буду угощать.
- Конфеты не надо, - отрицательно покачал головой Иванов. – Как-нибудь потом скажу: почему? Мне больше всего знаешь что нравится: когда девушка с моей ладони ягоду ест типа земляники. Или когда по одной беру и кладу ей в рот.
- Учту! – смеётся Алина. – Обязательно учту, милый Сашенька.
*************************************************************** (Стр. 151.)
Иванов пришёл в лабораторию к Алине без двадцати минут два.
- Сашенька! – встала ему навстречу из-за стола Алина, расправляя на себе красивое платье. - Ты на целых десять минут опоздал. Заждалась я тебя. Хотела тебе котлету принести. Да постеснялась на людях её заворачивать. Много обедающих вокруг сидело. Сразу бы догадались, что кому-то из осужденных понесу.
- Правильно сделала, - нахмурился Иванов. – Зря бы старалась. Не взял бы. Не хочу чувствовать себя кому-то благодарным, а значит обязанным.
- Сашенька! – засмеялась Алина. – Но это же от чистого сердца! Ты что?
- Знаю, - кивнул головой Иванов. – Тем не менее, на благодарность отвечаю благодарностью. Порой даже поступаюсь чем-то. Вначале поступаюсь непринципиальным, потом принципиальным. Не я первый, не я последний!
Алина взяла Иванова за руку, усадила его на табуретку, села через стол напротив и, кокетливо состроив глазки, улыбнулась: - Выходит, милый Сашенька, ты боишься меня?
- Нет, Алиночка! – качнул головой Иванов. – Себя боюсь.
- А что вам сегодня на обед давали? - с хитроватым любопытством интересуется Алина.
*************************************************************** (Стр. 152.)
- Как всегда, - улыбнулся Иванов. – Хлеб, щи на мясном бульоне и кашу перловую с мясом, точнее: с фаршем.
- Не обманывай! – улыбнувшись, пренебрежительным жестом ладони отмахивается Алина. – Без мяса! Мне Валяйкин рассказывал, что всё разворовывается.
- Разворовывалось раньше. Было дело, - став серьёзным подтвердил Иванов. – Сейчас, вроде бы, более менее с питанием наладилось. По крайней мере, разработанную Минздравом СССР пайку получаем по весу процентов на 90 правильную. А вот по количеству и сбалансированности белков, жиров, минеральных солей и по витаминам, естественно, ситуация хуже. Минздрав разрабатывал нормы, беря в расчёт качественные продукты, у которых не истёк срок годности. И они правильно хранились. В нашу же столовую привозят продукты далеко не такие. У вас, кстати, в столовой для сотрудников ИТУ и кирпичного завода, воруют куда больше, чем сейчас у нас. Недавно, на прошлой неделе, двух поваров-заключённых в штрафной изолятор посадили за то, что использовали вместо сливочного масла сливочный маргарин. По слухам, целый месяц всех вас дурили.
- Меня не дурили, - засмеялась Алина. – Я всё, что готовилось на сливочном масле, не брала.
Иванов посмотрел на часы-ходики висевшие на стене и встревоженным взглядом осмотрел Алину. - А во сколько Ира обещала придти? – спросил он.
*************************************************************** (Стр. 153.)
- В два или чуть позже, - улыбнулась Алина. – Соскучился?
- Не успел. Ты не позволяешь! – засмеялся Иванов. – Просто я хочу попросить тебя одеть халат поверх платья к Ириному приходу. - Не одену! – смеётся Алина. – Ира не дурочка. Она давным-давно всё заметила. И запах роз. И моё нарядное платье. И туфельки на высоких тонких каблучках. И моё озарение на лице, идущее изнутри. В конце-то концов как быть: тебе, миленький Сашенька, решать. И не вправе ни она, ни я мешать тебе, а ты нам, действовать по собственному усмотрению. А если Ирина мама не захочет видеть в своей квартире уголовника и Ира скажет: «Сашенька, извини: мне мама дороже…». Смысл тогда какой идти у неё на поводу?
- Алиночка! – усмехнулся Иванов. – Ты путаешь понятия. Я не веду речь об ущемлении чьих либо прав. Поступай как душе угодно и совесть позволяет. Но не делай это демонстративно, вызывающе. Будь милосердна к Ире.
- А если я охотница-хищница. Хрррр!.. – Алина выставляет вперёд две руки с полусогнутыми пальцами, имитируя лапы с выпущенными когтями тигрицы.
- Сиди в засаде, - засмеялся Иванов. – И жди терпеливо. Лови момент!
*************************************************************** (Стр. 154.)
- Не пойдёт! – закачала головой мило улыбаясь Алина. – Пока буду сидеть в засаде и ловить момент, другая хищница может схватить и уволочь добычу.
- Ой Алинка, Алинка! – опустив голову и подперев её руками, улыбается Иванов. – Ты же одна в этих каменных джунглях хищница. Ира разве хищница? Пугливая травоядная лань.
На лестнице послышались шаги. Иванов инстинктивно отодвинулся от стола и взял в руки журнал учёта.
- Не бойся, Сашенька. Это Ира, - улыбнулась Алина.
- Надень халат, - попросил Иванов.
- Не надену! Да и поздно, - откинулась на спинку стула Алина. – Пусть не забывает, что нормальная жизнь пропитана духом соперничества. Без конкуренции не интересно. Конкуренция нужна. Без неё зачахнешь.
4. Сладкий приз с горьким привкусом.
В дверь постучали. И робко вошла Ира.
- Ирочка! – засмеялась Алина. – С какой это ты поры стучаться сюда начала?
- А вдруг?.. – улыбнулась Ира.
*************************************************************** (Стр. 155.)
Иванов, улыбаясь и качая головой, встал и показал Ире на табуретку: - Садись Ирочка. Вы тут разбирайтесь, а я пойду пробы воды брать. Можешь, Алина, не выходить. Отбор воды надо взять на фильтрах под номерами: три, четыре и первом. Правильно?
- Всё равно посмотрю, - смеётся Алина, хитро поглядывая на Иру. – Один на один с ней не останусь. Она только с виду тихая. Раненый зверь вдвойне опасен.
Иванов вышел. Следом вышла Алина и Ира. Понаблюдав сверху за тем, где и как Иванов набирает воду, они вернулись в лабораторию.
Проведя анализы и занеся все данные в журнал учёта, Иванов передал журнал Алине и доложил ей, что все фильтра для второй, третьей и первой смены заряжены и к работе готовы. Алина внимательно просмотрела все цифры и покачала головой: - Молодец, Сашенька. За хорошую работу Я объявляю тебе благодарность с вручением сладкой премии в виде шоколадки.
Алина достаёт из шкафчика шоколадку и протягивает её Иванову: - Возьми. Дома с чаем попьёшь.
Иванов отрицательно качнул головой: - При съёме с работы нас «шмонают», то есть, обыскивают. Шоколадные конфеты и шоколад относятся к запрещённым продуктам и подлежат изъятию. Предметы роскоши! Московское начальство от бессилия совсем одурело. Как не изгаляются, а люди из мест заключения выходят на свободу всё хуже и хуже. Но дело не в «шмоне». Всё равно бы не взял.
*************************************************************** (Стр. 156.)
- А от Иры? – хитро улыбнулась Алина.
Иванов встал: - Нечестно так. Двое на одного напали и терзаете, тешитесь. Сказал нет, значит нет!
Подойдя к двери, он прежде чем выйти всё же повернулся к Алине и иронично усмехнулся: - И от Иры ничего бы не принял. Ни сейчас, ни в ближайшем будущем, кроме поцелуя. Она знает какого.
Открыв дверь, Иванов вышел. Алина выскочила за ним: - Не забудь, пожалуйста, к четырём придти. Ещё раз пробы воды необходимо брать.
- Помню. Приду, - остановился Иванов. – А можно чуть раньше взять? У нас в 16.30 съём с работы.
- Тебе всё можно, - улыбнувшись, прошептала Алина.
5. Четвёртая атака Алины на глаза и чувства Иванова.
Иванов пришёл в лабораторию без двадцати минут четыре. Алина в нарядном платье и туфельках улыбаясь, стояла во всей своей красе у окна. Иры не было.
- А Ира больше не придёт? – с грустью спросил он.
*************************************************************** (Стр. 157.)
- А зачем тебе Ира, когда рядом я, - засмеялась Алина. – Она ушла к себе в кабинет заводоуправления. Документы на кирпич готовить, который без неё завтра, в субботу будут отгружать.
- Даже не попрощалась. Обиделась, - вздохнул Иванов.
Алина смеётся: - Она попросила меня вместо неё с тобой попрощаться.
И ты согласилась? – улыбнулся Иванов. - Естественно, - кокетливо состроила глазки Алина. – Подруги всё же.
Иванов стеснительно отвёл от Алины глаза, взял в руки лабораторную посуду под пробы воды из котлов и, отойдя на всякий случай к двери, игриво посмотрел на Алину: - А как Ира попрощаться просила?
- Не бойся! – засмеялась Алина. – Она сказала на твоё усмотрение.
- Но вдруг мне много захочется? – усмехнулся Иванов. – Перед такой красивой девушкой разве устоишь?
- Я об этом только и мечтаю! – улыбнувшись, сладко вздохнула Алина. – Много если захочешь, много и получишь.
*************************************************************** (Стр. 158.)
Иванов отрицательно качнул головой и открыл дверь: - К сожалению, в жизни всё наоборот. Много захочешь, мало получишь.
С анализом проб воды из котлов Иванов справился быстро. Поставив в журнале учёта последнюю точку, он с улыбкой посмотрел на Алину: - Признаёшь своё поражение в споре?
- Признаю! – мило улыбнулась Алина.
- Странно! – о чём-то задумался Иванов. – А сколько лет ты, Алина, после школы на химика-технолога училась?
Алина вопросительно посмотрела на Иванова: - Почти четыре года. Сначала в техникуме после семи классов, затем на курсах. А что?
Иванов пожал плечами: - Меня просто внезапно удивил вот какой факт. Тебя долгих четыре года учили тому, чего в жизни не надо. А что надо, оказывается, можно было выучить, даже ориентируясь на таких средних по возрасту лет, как Валяйкин, за две недели, не напрягаясь, валь-валь.
- Но это здесь не так сложно, - возразила Алина, - На химзаводе, где я раньше работала, на порядок задачки были труднее.
*************************************************************** (Стр. 159.)
- Тем не менее, всё равно каждый день одно и тоже, - не соглашается Иванов. – Заучил конкретно алгоритм действий и годами повторяй их, как заводной. Разве не так?
- В принципе, да! – кивнула головой Алина. – Однако как быть, коль уволишься либо уволят? Когда есть диплом химика-технолога, везде при наличии вакансии устроишься по специальности. Затем заучишь требуемое на новом месте, и спокойно живи дальше. А без диплома нигде на работу не возьмут. Только на стройку подсобником подай и поднеси.
- Это ясно! – тяжко вздохнув, усмехнулся Иванов. – Без бумажки ты букашка. Не умеют наши правители считать народные деньги. Чему учат? И примерно такая ситуация характерна для девяносто процентов бывших студентов. Дурдом! Что значит не свои деньги. Кстати, Алиночка! А вот ты когда на химзаводе работала, скажи: за какой бы промежуток времени освоила – заучила конкретно возложенные на тебя там обязанности не имей средне-технического образования, то есть, после семи классов и не вдаваясь в теоретические проблемы? К примеру: взять телевизор. Тебе рассказали – показали что и как включать, настраивать, куда смотреть. Ты строго эти предписания выполняешь и, благодаря этому, смотришь телепередачи, не вдаваясь каким образом телевизор устроен, по каким физическим законам преобразует волновое электромагнитное излучение в картинку, видеоряд и звук.
*************************************************************** (Стр. 160.)
- Сашенька. Всё понятно! – остановила Иванова жестом рук Алина. – Дней за пятнадцать-двадцать научилась выполнять. Ненужного, действительно, заставляли учить очень много. Словно готовят будущих академиков. Но как бы то ни было, студенческий период жизни был для меня классным. Сама себя хозяйкой чувствовала. Жила в общежитии. Без надоедливой опеки мамы и папы. Беззаботно, безбедно. Тайно и бабушки, и дедушки деньжат подкидывали. Я умела подлизываться.
- Нисколечко не сомневаюсь, - засмеялся Иванов и, взглянув на часы-ходики, встал из-за стола. – Съём скоро. Мне можно идти, гражданин начальник?
- Подожди! – попросила Алина. – Не всё сказано. Вот тебе ключ от лаборатории и оттиск для опечатывания. Будем уходить я покажу как опечатывать. В белом шкафчике чай, конфеты и пряники. Всего понемногу. Сколько смогли мы, я и Ира, столько через КПП пронесли. С утра в пропускной молоденький солдатик дежурил, неравнодушный к Ире. Быстренько пропустил нас с пакетиками. На субботу и воскресенье, надеемся хватит. Спасибо тебе, Сашенька, за сегодняшний день! Давно я себя такой влюблено-приподнятой не чувствовала. Все семь лет!
- Надо влюбляться почаще! – улыбнулся Иванов. – Неужели за семь лет ни разу не влюблялась?
*************************************************************** (Стр. 161.)
- Ой! – с весёлой усмешкой отмахнулась жестом ладони Алина. – Много раз. Только не очень-то просто замужней женщине с двумя детьми ближе познакомиться с понравившимся человеком. Рада бы, да нет возможностей.
Алина встала со стула, расправила платье, взяла в руки халат и с улыбкой на лице подошла к Иванову вплотную: - Всё, Сашенька. Идём. А то и вправду на съём опоздаешь. Что тебе в понедельник принести вкусненького?
- Лишь одно, - засмеялся Иванов. – Нежный запах роз!
- Хорошо, Сашенька, - с трогательным восхищением посмотрела на него Алина и приподняла руки. – Ну? Может попрощаемся до следующего свидания, как все нормальные влюблённые? А? Решайся! Давай поцелуемся!
- Не дури, Алина! – подался к двери Иванов. – Иначе я больше сюда не зайду.
- Сашенька! Разреши мне хотя бы прикоснуться ладонями к твоему лицу? – умоляюще глядит Алина на Иванова.
- А что это тебе даст? – нахмурился Иванов.
*************************************************************** (Стр. 162.)
- Заряжусь! – засмеялась Алина. – На душе будет легко до понедельника от этого прикосновения.
- Зато мне, миленькая Алиночка, ни днём, ни ночью не будет давать покоя твоё женское прикосновение, - усмехнулся Иванов и, тяжело вздохнув, шутливо улыбнулся. – Давай лучше тогда я тебя провожу, как это делают все нормальные влюблённые, прямо до КПП. Такую красивую, нарядную, в изящных туфельках… у всех на виду!
- Давай! – кокетливо состроила глазки Алина. – Я согласна!
- Но ведь уволят? – испытывающе взглянул Иванов на Алину. – Работу придётся новую искать?
- Это мелочь! – закачала головой Алина. – Была бы шея, хомут найдётся. Жалко будет другое. Если тебя, Сашенька, больше не увижу. Ладно. Идём. Обойдёмся без прощаний и проводов.
- Подожди, - просит Иванов. – Запах роз вдохну. Заряжусь до понедельника. Он наклоняется к шее Алины и вдыхает аромат роз: - Приятно так пахнет: о-ё-ёй!
Алина замерла. В одно мгновение она твёрдо решила, что если он коснётся её, она тут же в ответ обнимет и поцелует его. Иванов не коснулся.
*************************************************************** (Стр. 163.)
Глава десятая.
Творческая устремлённость – она, как правило, не имеет границ.
1. Сделать что-то хорошее и лучше – характерная черта творческой натуры.
В субботу, придя на работу, после подключения фильтров к зарядке и анализа проб воды, Иванов тщательно осмотрел лабораторию, заглянув в каждый шкафчик, на каждую полочку, в каждый ящик стола, беря во внимание каждую вещь, каждый предмет. Делал он всё это неторопливо, осторожно, оставляя всё на прежних местах, не сдвигая и не переворачивая. Иванова интересовал почерк Алины, как на тапочках стёрта подошва, каков арсенал маникюрных инструментов, чистота зубьев расчёски, какими губными помадами пользуется, какими ручками пишет, какие книжки и какие журналы на книжной полке и в ящике стола имеются и что читает. Особо примечательного Иванов не обнаружил. Судя по красивому ровному почерку – старательная, несуетливая. По расчёске, маникюрным инструментам, мыльнице, резиновым и хлопчатобумажным перчаткам, порядку в шкафчиках, ящиках и полках, блеску лабораторных стекляшек – чистоплотная, аккуратная. По великолепному орнаменту, вышитому на белых занавесках, и цветущим в горшочках на подоконнике комнатным растениям – тянется к прекрасному, возвышенному. О том же самом говорят находящиеся под стеклом на столе со вкусом собранные и разложенные художественные открытки и рисунки; пушистое приятное розовое полотенце, висящее под овальным зеркалом рядом с окном, а также несколько газет под названием «Книжное обозрение» в ящике стола и несколько популярных книг о природе, растениях, животных, цветах, стоящих особняком на полке от производственно – технических справочников и методической литературы по химии, по системам очистки воды в котельных и на тепловых станциях. Вспомнив о взятых при Валяйкине двух брошюрах, по которым готовился к роли лаборанта, Иванов спустился за ними в свою бытовку и, вернувшись в лабораторию, положил их туда, где они раньше стояли.
*************************************************************** (Стр. 164.)
В лабораторию зашёл начальник котельной Епанешников: - Как обстоят дела, Александр Сергеевич, - поздоровавшись, обратился он по имени отчеству к Иванову.
- Нормально, - сдержанно улыбнулся Иванов. – Фильтра заряжаются. Пробы воды взяты, подвергнуты анализам. Повода к беспокойствам нет.
Епанешников просмотрел записи в журнале учёта и поставил на двух страницах подпись.
- Александр Фёдорович! – обратился к нему Иванов. – Я составил план некоторых неотложных мер слесарно-сварочного характера по котельной. Может взглянете, выделите, с учётом своего большого практического опыта, возможности их реализации, материально-технического обеспечения, первоочерёдности?
- Показывай. Обсудим, - кивнул головой Епанешников.
Иванов быстро принёс из своей бытовки тетрадь и подал ему. Епанешников внимательно прочитал и просмотрел всё, включая схемы и пояснительные записи, взял ручку и, поставив номера последовательности работ, с улыбкой взглянул на Иванова: - Начнём с туалета, умывальника и раковины. Места у нас тут наверху хватает. Кладовку под туалет, я дам команду, освободят. Под запчасти можно и в комнате бригадира полки сделать. Надо было давно туалет для женщин сделать. Мне, как председателю профкома, непростительно такое упущение. Смывной бачок, унитаз, раковина, умывальник, краны на центральном складе имеются. Я выпишу. Директор поддержит. Раковину в лаборатории где лучше всего поставить?
*************************************************************** (Стр. 165.)
Иванов показал на место, где Алина моет в тазике лабораторную посуду: - Здесь лучше всего. Лаборантка привыкла к этому месту. Светло и удобно.
- Хорошо. Ставь здесь, - согласился Епанешников. – Холодную воду вот только подводить далеко.
- Зато горячую близко. Прямо от верхнего бака, - улыбнулся Иванов.
- Да. Оттуда удобно, - кивнул головой Епанешников. – Пойдём поглядим, как в кладовке сантехнику разместить.
В кладовке, примыкающей к лаборатории, Иванов показал, как он планирует поставить унитаз со смывным бачком, и умывальник.
- С понедельника начинай, - одобрил план Епанешников. - Копылов будет помогать за слесаря. Сколько время потребуется?
- Неделя! – твёрдо произнёс Иванов. – К следующему понедельнику будет готово, если, конечно, унитаз, смывной бачок, умывальник, и раковина, и кафельная для пола плитка на складе окажется.
- Достанем! – пообещал Епанешников. – Составь к завтрашнему дню полную спецификацию требуемого. Я буду действовать как председатель профкома. А обустройство туалета для женщин, работающих на кирпичном заводе, включу в план обязательных мероприятий по улучшению условий труда.
*************************************************************** (Стр. 166.)
- Спецификация составлена, Александр Фёдорович, - передаёт лист бумаги Иванов начальнику котельной.
Епанешников спустился вниз с хорошим настроением. Через несколько минут в лабораторию заглянул бригадир Копылов и слесарь: - Фёдорович послал. Что надо делать?
- Витя!.. Только, пожалуйста, сделай сегодня, - просит Иванов. – Убери из кладовки к себе в свою бригадирскую комнату всё: от стеллажей до гаечек и болтиков. Когда уберёте, я покажу где надо дыры в стенах и перекрытиях аккуратно пробить. А что вместо кладовки будет? – интересуется Копылов.
- У Епанешникова спроси, - пожал плечами Иванов. – Что-то типа умывальника, наверное.
К обеду кладовка была пуста. Иванов отметил на стенах, потолке и полу мелом места, где необходимо просверлить либо пробить сквозные отверстия, и показал на них Копылову: - Просверли осторожно четыре дыры сверлом диаметром 20 миллиметров: одну в потолке, две в стенке и одну в полу. Кроме того, в полу необходимо пробить дыру под чугунную канализационную трубу диаметром 100 миллиметров и в стене под чугунную канализационную трубу диаметром 50 миллиметров. Будешь по двум косым тройникам ориентироваться, что лежат рядом. Пробивайте осторожно. Раздолбаете лишнего - замазывать станешь сам. Здесь нянек нет. И мусор за собой вынесете.
*************************************************************** (Стр. 167.)
К концу смены все дыры были готовы. – Что ещё? – с готовностью спросил Копылов у Иванова.
- Больше, Витя, ничего, - улыбнулся Иванов. – Ты и так хорошо потрудился. Съём скоро.
Убрав в лаборатории влажной тряпкой пол в углу, где просверливались и пробивались отверстия, Иванов с лёгким сердцем закончил работу в субботний день.
2. В ползание Алины в сердце Иванова.
В воскресенье в котельной кроме двух кочегаров никого не было. Иванов, поставив на зарядку фильтра и сделав анализы проб воды, сидел на стуле Алины и с улыбкой вдыхал витавший в воздухе аромат роз.
- Стойкие духи, - с теплотой задумался он об Алине. – Забавная. Болтает – не думая: прилично-неприлично. Язык быстрее работает, чем мозги. Никаких тормозов. Интересно, серьёзно она всё это болтает или играется? Скорее всего, серьёзно. Глядит на меня и тает, словно льдинка в тёплой воде. Без улыбки не может ни смотреть, ни разговаривать. В платье нарядном пришла, в туфельках на высоких тонких каблучках. Только по битому кирпичу в них и ходить. Раз пройдёшь и выкинь. Конфет и пряников понапокупали. Однако есть я их не буду. В августе 1962 года.., почти десять лет назад, наелся, когда девчонка на стройку в обед приезжала… По-свински я по отношению к ней поступил. Эх и дурак! Исчез без слов. Знал бы, не ел. Горечью все её сладости, как вспомню, теперь отрыгаются.
*************************************************************** (Стр. 168.)
Иванов встал, подошёл к зеркалу, оглядел лицо, сделал шаг назад, два шага вперёд к зеркалу и усмехнулся: - Лицо как лицо, губы лишь очень красные, мягко очерченные; зубы, да, ровные, белые; Кожа светлая, бархатная. И всё! Брови обычные, чёрные, правда, блестящие; глаза не очень широкие, степные, серые. Никакой синевы в них нет. Причёска «нулёвочка» под машинку – страшнее атомной войны. Тем не менее, в школе влюблялись, в училище влюблялись. После училища, тем более. Пересчитать – девчонок тридцать наберётся. И не абы какие. Симпатичные, бойкие. Значит что-то есть притягательное.
Иванов опять почувствовал запах роз. - Может от полотенца? – подносит он его край к носу. – Нет. Запах есть, но слабый…
Пройдя по лаборатории, Иванов всё же нашёл источник розового аромата. Это был чистый носовой платочек подвешенный в полураскрытом пакетике из фольги за шкафчик.
- Ясно, - улыбнулся Иванов. – Дома платочек духами спрыснула, а здесь хитроумно подвесила. По-видимому, и в течении дня прикладывает к шее, лицу и рукам. В понедельник поменяет. Метку поставить надо. Проверю.
*************************************************************** (Стр. 169.)
Иванов подошёл к книжной полке и принялся присматривать книги: нет ли между страниц каких-либо листочков с записями, письма, открытки. Одна из книг оказалась взята из городской библиотеки. На вклеенном листочке дата её выдачи: 17.06. 1972 года: неделю назад получила. Попросить надо, чтобы она мне про медицину литературу кой-какую подобрала, - мелькнула в голове у Иванова мысль. Библиотечная книга касалась вопросов налаживания нормальных взаимоотношений в семье между мужем и женой. Полистав её, Иванов пришёл к выводу, что у Алины не всё ладится с мужем. Перебрав книги и ничего не найдя, Иванов подошёл к столу, решив достать по одной открытке из-под стекла и проверить нет ли на обратной стороне каких-либо поздравительных надписей или сообщений. Убирая со стекла всё, что на нём лежит, Иванов обнаружил под журналом мод в самом левом уголке стола за стеклом средних размеров цветную фотографию Алины.
- Необычайно красивая и загадочная. В фотоателье сделана хорошим мастером-художником, - оценил работу Иванов.
Подняв стекло, он бережно вытащил фотографию и вгляделся в неё: - Бесподобно! – вздохнул Иванов. – Особенно губы. Как вишнёвые леденцы из сахара. Полненькие. Расслабленные. С еле заметной улыбочкой. Манящие. Влекущие.
*************************************************************** (Стр. 170.)
Иванов, не выдержав, прикоснулся к ним своими губами и вздохнул: - Зря я не поцеловал Алину. Она так этого хотела. Чокнутый. Воробей запуганный. В тюрьме от такого подарка Судьбы отказывается. Сама напрашивается.
Иванов вновь пристально с восхищением всмотрелся в губы Алины.
- Красивые! – заворожено замер он. – Ничего не скажешь! И хорошо сочетаются с овальным подбородком, тонкими крылышками носа, а также выразительными глазами, нетерпеливо зовущими прийти, постучаться и, быть может, побыть дорогим гостем в душе и сердце. У Иры губы капризнее, сдержаннее, напоминающие полуоткрытый тюльпанчик в прохладные весенние дни. Лишь когда на лице вспыхивает солнечная улыбка, они мгновенно распускаются и тянут к себе, приглашая испробовать их медовый вкус.
На обратной стороне фотографии, кроме штампика фотоателье, никаких надписей не было. Тем не менее былой опыт любителя-фотографа подсказывал Иванову, что фотография сделана совсем недавно. И при Валяйкине она под стеклом не лежала.
- Скорее всего, - пришёл к выводу он, – Алина принесла её в пятницу и положила специально, как напоминание Иванову о себе в субботу и воскресенье. На неё это похоже.
*************************************************************** (Стр. 171.)
На остальных открытках и рисунках, лежавших под стеклом, обратная сторона была тоже чистой.
- Не густо! – проанализировав свои познания об Алине, пришёл к заключению Иванов. – Для гадания, неважно на чём: по руке или на кофейной гуще, всё, что мне известно о ней, слишком мало. Остаётся лишь одно: внимательно, с интересом слушать, слушать и слушать, выбирая и собирая из сказанного крупицу за крупицей информацию о ней.
3. Пятая атака Алины на глаза и чувства Иванова.
В понедельник, когда Алина зашла в котельную, Иванов засыпал соль в солерастворитель. Увидев мило улыбающуюся ему Алину в красивом лабораторном халате, Иванов подошёл к ней, тщательно скрывая свои эмоции, поздоровался и отдал ей ключ от лаборатории.
- Сашенька! Что с тобой? – встревожилась Алина.
- Всё нормально. Не волнуйся, - успокоил её он. - Не хочу просто на виду любезничать.
- Извини. Забылась, - виновато опустила глаза Алина. – Я так соскучилась, не видя тебя два дня. А ты?
- Нисколечко, - усмехнулся Иванов. – У меня перед глазами всё время находилась твоя фотография, что под стеклом на столе. Я даже, признаюсь, не сдержавшись, вытягивал ей оттуда и поцеловал.
*************************************************************** (Стр. 172.)
- Ой! Спасибо! Вот это признание! Обрадовал так обрадовал! Молодец! Не ожидала такого приятного сюрприза. С утра всё думала: к чему это сон снился, где ты целуешь меня. Впрочем, стоп!.. – Алина подозрительно посмотрела на Иванова: - А ты не обманываешь? Не устраиваешь розыгрыш? В моём присутствии поцелуешь ещё раз?
- Поцелую, - улыбнулся Иванов. – Если пообещаешь эту фотку подарить мне на память.
- Хорошо. Я жду! Когда придёшь? – Алина просяще, словно с фотографии, взглянула на Иванова своими выразительными, нетерпеливо зовущими глазами и, вздохнув, добавила: - Приходи побыстрее, Сашенька.
- Приду, - кивнул головой Иванов. – Как только фильтра включу на зарядку. Но имей ввиду. Много работы у меня на целую неделю. Не обижайся, если что. Фотку свою не подписывай. Слишком любопытных много. Иди. А то слесаря и бригадир по котельной шастают и сюда поглядывают. Не на меня, а на тебя, конечно.
Иванов направился с ведром за солью. Алина пошла в лабораторию. К приходу Иванова она заглянула в шкафчик, где лежали конфеты, пряники, чай. С грустью отметила их нетронутость. Просмотрела журнал учёта. Провела анализы проб воды. Вытащила из-под стекла свою фотографию, долго всматривалась в неё, признавая на ней себя очень красивой. Сняла халат, положила его перед собой и стала читать книжку.
*************************************************************** (Стр. 173.)
Иванов, прежде чем войти, постучался, хотя дверь была приоткрыта.
- Можно? – робко зашёл он. – А розами пахнет!
Присев за стол напротив Алины, Иванов поднял на неё глаза и смутился, увидев Алину в розовой прозрачной блузке, сквозь которую чётко просвечивался совершенно чёрный бюстгальтер, красиво обрамляющий узкой полосой белый полураскрытый овал груди.
- Алиночка! Немедленно надень халат! – твёрдо произнёс Иванов. – Иначе я выйду!
- А что тебе не нравится? – кокетливо и невинно улыбнулась Алина. – Я разве плохо одета?
Алина осмотрела себя и, задержав взгляд на груди, засмеявшись, расстегнула на блузке верхнюю пуговичку: - Сашенька, жарко. Лето же! Не ругай.
- Так разденься до трусиков, - усмехнулся Иванов. – И сиди или ходи по лаборатории. Кстати, пляжным либо порнографическим видом ты ещё быстрее меня с ума сведёшь. Ну а что потом?
*************************************************************** (Стр. 174.)
- Будут дети потом! Кажется, так в песне поётся? – засмеялась Алина. - И всё опять повторится сначала!
- Не так! – качнул головой Иванов. – Если ты имеешь в виду песню: «Я люблю тебя, жизнь».
- Эту самую, - улыбнулась Алина.- Есть там такие слова. Не спорь! - Это тебе так очень хочется, - иронично улыбнулся Иванов. – На самом деле, там вот какие слова, цитирую дословно: «Как поют соловьи. Полумрак. Поцелуй на рассвете. И вершина любви – Это чудо великое дети! Вновь мы с ними пройдём. Детство, юность, вокзалы, причалы. Будут внуки потом. Всё опять повторится сначала.
- Всё равно суть одна, - отмахнулась жестом ладони Алина и расстегнула на блузке вторую верхнюю пуговичку.
Иванов нахмурился. Алина, улыбаясь и пристально наблюдая за реакцией Иванова, расстегивает третью и четвёртую пуговичку. Затем неожиданно распахивает блузку.
- Одурела! – покрутил палец у виска Иванов. – Правильно умные люди говорят: все беды от женщин! Обо мне, чёрт с ним, не думай: не пропаду! О себе подумай, глупое создание.
*************************************************************** (Стр. 175.)
Иванов решительно встал и вышел. Алина, прикусив губу, замерла, с тревогой прислушиваясь к быстрым шагам Иванова, спускающимся по лестнице. Однако затем улыбнулась, подошла к зеркалу и распахнула блузку.
- Всё равно я победила! – весело подмигнула она сама себе, увидев отражение в зеркале своей красивой груди, эффектно обрамлённой снизу двумя чёрными лунообразными серпиками бюстгальтера. – В твоих глазах, мой миленький Сашенька, моя обнажённая грудь высветилась не ненавистью и злостью, а восхищением, всепожирающей жадностью и страстью. Главное, теперь выждать. Не лезть к нему. Сам придёт, найдя предлог. Тогда легче будет общаться с ним. Меньше стесняться.
4. Затишье перед бурей.
Однако прошёл один день, второй, третий. Иванов в лабораторию к Алине не заходил. В котельной всячески избегал её. Лишь утром при зарядке фильтров Алине удавалось, зайдя в котельную, поздороваться с ним и перекинуться несколькими скупыми, ничего не значащими фразами.
С Ирой отношения у Иванова также прервались. С утра до конца рабочего дня в течение почти всей недели Иванов, не выходя, находился в слесарке и по эскизу заготавливал из труб подводку воды к умывальнику, раковине, и смывному бачку. Алина иногда, проходя мимо открытой двери слесарки, видела, как Иванов пилит трубы, нарезает резьбы, гнет какие-то загигульки. Ире она о своей выходке с бюстгальтером рассказывать не стала. Его отсутствие объяснила большой загруженностью ремонтными работами. Разговора об Иванове не затевала. Лишь однажды поинтересовалась: ходила ли Ира в спецчасть почитать его личное дело.
*************************************************************** (Стр. 176.)
Ира сказала, что её знакомая из спецчасти представит ей такую возможность не раньше 3-го июля, когда начальник спецчасти в отпуск пойдёт. По-другому не получится. Не положено!
Ира отсутствие Иванова воспринимала легче. Алина - тяжелее. Она интуитивно чувствовала, что каждый прошедший день отдаляет Иванова от неё. В то время как её неумолимо всё сильнее и сильнее тянет к нему.
В пятницу утром, 30 июня, Алина попросила Иванова в конце рабочего дня зайти к ней в лабораторию за ключом.
- Оставишь его под половичком у двери. Я его перед съёмом заберу, - холодно ответил Иванов, нахмурившись.
- Всё! Это конец! – промелькнула в её голове мысль. Душа невольно сжалась. Глаза широко раскрылись. Из них предательски закапали слёзы. Алина повернулась к фильтрам, пытаясь успокоиться. Иванов растерялся. Но не на долго.
- Вытри сопли! – жёстко сказал он. – Не хватало, чтобы их другие заметили. Я в тебя не меньше влюблён, чем ты в меня и переживаю случившееся не легче. Однако иного выхода не вижу из-за твоих слишком раскованных поступков. Это тюрьма. Здесь нельзя расслабляться. Проглотят вмиг. Пятая часть «зоны» у меня недоброжелатели. И явные, и скрытые. Постоянно переживаю и за себя и за тебя. Сдадут ментам нас обоих, не раздумывая. Хорошо работа отвлекает: забываюсь. Пока ты вновь на глаза не попадёшься. Иногда желание появляется пойти к Епанешникову и просить его отпустить меня в мехцех сварщиком. Там как раз толковый сварной требуется взамен освободившегося. Да боюсь, не отпустит. Даже если честно расскажу ему про своё, не дающее покоя страшное влечение к лаборантке Алине.
*************************************************************** (Стр. 177.)
Алина повернулась лицом к Иванову и умоляюще посмотрела на него: - Не надо. Не уходи из котельной. Оставайся! – просит она. – Я умерю свой аппетит. Между прочим, ты мне сам разрешил вести себя с тобой в лаборатории, при отсутствии посторонних, как вздумается и говорить о чём хочу. И момент был самый-самый: у контролёров войскового наряда шла пересменка. Разве не так?
- Всё так! – усмехнулся Иванов. – Кроме одного: не забывай, что лаборатория не пляж, и тем более не баня. Может бригадир заглянуть, слесарь, кочегар, Ира! Всё не предусмотришь. Будь так просто, не попадались бы тысячи и тысячи любовников и любовниц в неловкое, мягко говоря, положение. В общем, иди Алина. Долго нельзя нам вместе на виду стоять. Слишком подозрительно. В конце смены зайду. Раньше не смогу: работы много. Надеюсь, с понедельника будет меньше. Фотокарточку подаришь. Только ещё раз напоминаю: не подписывай. Могут прочитать. Тебя на фото многие узнают сразу.
- Спасибо за откровенность Саша! – облегченно вздохнула Алина. – Приходи. Буду с нетерпением ждать.
Иванов направился в лабораторию к Алине за час до съёма с работы. Алина читала книгу. Услышав шаги Иванова, она спряталась за шкафчик около двери. Зайдя через распахнутую дверь в лабораторию и не увидев Алины, он подошёл к столу, чтобы посмотреть, что читает Алина. Алина как кошка неслышно подкралась сзади и закрыла ладонями ему глаза.
- Алина. Не балуйся! – твёрдо произнёс Иванов. – Отпусти.
*************************************************************** (Стр. 178.)
- А откуда ты угадал, что это я, а не Ира? – засмеялась Алина, чуть отойдя в сторону.
- По запаху роз, - повернулся к ней Иванов, улыбнувшись. – В лаборатории воздух пропитан розами слабее, чем твои руки. К тому же Ира на такой поступок не осмелится.
- А ещё что ты почувствовал при прикосновении моих рук? – вопросительно заглянула Алина в глаза Иванову.
- Мягкие они, нежные, ласковые. И, одновременно, цепкие. Словом, приятные, желанные, - вздохнул Иванов. - Но лучше бы ты не касалась. Как говорится: языком болтай, а рукам волю не давай.
- Не ругай, Сашенька, - попросила Алина. – Невзначай, от радости так получилось. Она вытащила из под стекла свою фотокарточку, несколько секунд разглядывала её и протянула Иванову: - Возьми на память о наших встречах в котельной. Я не подписывала на ней ничего кроме даты 30 июня 1972 года. Иванов осторожно взял фотокарточку, долго смотрел в неё, сравнивая схожесть с лицом рядом стоящей Алины, прижал к губам, закрыл глаза, поцеловал, тяжко вздохнул и положил под стекло: пусть полежит. Побудет вместо тебя. А в воскресенье заберу.
- Может и меня заодно поцелуешь? – выставила свои губки Алина.
*************************************************************** (Стр. 179.)
5. Исповедь Алины и Иванова друг другу.
- Не дразни! – сел на табуретку Иванов. – Мне и так нелегко с такой соблазнительной девушкой быть рядом.
- А ты думаешь мне легко? – улыбнулась Алина, садясь за стол напротив.
- Не знаю, - пожал плечами Иванов. – Но всё равно легче. Какой-никакой у тебя дома муж имеется. Есть к кому прильнуть. А у меня ни жены, ни резиновой бабы.
- Какой-никакой меня мало устраивает, - засмеялась Алина. – Хочется такого, каким он был первые годы. Увы, прошло всего-то одиннадцать лет. Мне тридцать. А он не зажигает и не стремится зажигать. Просто выполняет рутинные супружеские обязанности. И только! Энергетика в нём стала не та: и во взгляде, и в словах, и в объятиях, и в улыбке. Короче во всём и вокруг него. Около тебя я совсем по-другому чувствую: приподнятой, радостной, девятнадцатилетней. Можно сказать: купаюсь, таю. Даже когда ты недовольно хмуришься, на тебя хочется смотреть и смотреть, с тобой хочется говорить и говорить. Играться, обниматься, целоваться, отдаться.
- Вы, наверное, не по любви поженились? – опустив смущенный взгляд, робко предположил Иванов.
- Да нет, Сашенька. По любви, - вздохнула Алина. – То было счастливое время иллюзий, надежд, мечтаний. Период небывалой тяги друг к другу. Почти два года. Потом под напором реалий осталось, как и у большинства, обыденная жизненная проза.
*************************************************************** (Стр. 180.)
- Неужели супружеская жизнь разрушает любовь? – поднял на Алину недоверчиво-удивлённые глаза Иванов.
- А ты, Сашенька, был женатым? – доверительно спросила Алина.
- Ни разу, - качнул головой Иванов.
Алина внимательно посмотрела Иванову в лицо: - Почему, Сашенька? Может считал не пришло время? Рано?
- К сожалению, не поэтому, - опустил голову Иванов. – И выбор неплохой был. Везло неимоверно. Как насмешка Судьбы. Теперь локти кусаю. Раз десять была возможность жениться. И женился бы давным-давно. Но постоянно одна и та же причина не позволяла мне это сделать. Из-за неё сижу в тюрьме, из-за неё не женат, крыши нет над головой и многое, очень многое другое из разряда неприятных.
- Что это за причина, Сашенька? Можешь сказать? – с искренним сочувствием поинтересовалась Алина.
- А ты не проболтаешься кому-нибудь? Не скажешь Ире? Дай слово! – доверчиво посмотрел Иванов в глаза Алины.
- А от Иры какой смысл тебе скрывать правду? – не понимает Алина. – Будущая жена должна знать всю правду о будущем муже.
*************************************************************** (Стр. 181.)
- Никогда она мне женой не будет, - опустив голову, глубоко вздохнул Иванов. – Я это давно понял. Но ей о том не говорю, молчу. Не хочу расстраивать. Жалко её. Хорошая. Пусть сама отвергнет.
- Ладно. Как хочешь, - кивнула головой Алина. – Всё останется между нами. Обещаю!
Иванов встал, отошёл к окну и, наблюдая за движением людей в зоне, сникнув, съёжившись, словно сейчас начнёт признаваться в чём-то постыдном, тихо заговорил: - Дело в том, Алина… У меня нет ни родных ни близких. Рос я в детских домах города Куйбышева. Закончил семь классов, затем ремесленное училище в городе Сызрани по специальности слесаря-сантехника. Определили меня работать в Куйбышевское монтажное управление. Дали место в общежитии. На этом моя семнадцатилетняя законопослушная автобиография прервалась. По независящим от меня обстоятельствам я в шестнадцать лет не получил паспорт, оказался без прописки. Через год пошёл получать в паспортный стол милиции паспорт. На меня там накричали: как так – семнадцать лет, а я не соизволил паспорт получить, встать на воинский учёт, живу без прописки. Из паспортного отдела позвонили коменданту общежития. Ей дали нагоняй за то, что живу в общежитии без прописки. Комендант от греха подальше тут же распорядилась меня из общежития выселить и не пускать. Это было осенью 1962 года. У меня кроме шинели ремесленного училища тёплой одежды не было. Денег в кармане – кот наплакал. Дождь. Холодно. Ночь провёл в кустах парка. Промок. Утром дрожу, не могу согреться. Чтобы не превратиться в грязного, вшивого, помойного бродягу, устроился под чужими документами в «шарашкину» контору, которая вела сантехнические работы на строительных объектах в сельской местности.
*************************************************************** (Стр. 182.)
Проработал там два года. В отделе кадров стали интересоваться: почему не в армии и т.д, и т.п. Пришлось бросить работать в этой конторе и перейти на «шабашки» в качестве частного индивидуального предпринимателя. Проработал ещё три года. Опять возникли проблемы из-за документов. Запутался окончательно. В поисках новых подходящих документов встал на путь краж. Поймали. Осудили. Приговорили к шести годам лишения свободы. Под самую завязку. Судья отыгралась в отместку за прошлые с ней стычки. Муж у неё – хороший сварщик, но любил выпить. Иногда он подрабатывал у меня, а деньги пропивал. Вот она и взъелась на меня. Считала, что спаиваю. Требовала на «шабашки» его не звать либо не давать ему деньги, ей приносить. Грозилась всяческими карами. Мне смешно было подобное слушать. Как я мог кого-то спаивать, если терпеть пьяниц не могу и сам совершенно не пьющий. В детстве поклялся не пить! Так что, Алиночка, были бы у меня настоящие документы, давным давно бы в армии отслужил, высшее образование получил, женился, с детьми возился, дом имел. А пока всё наоборот. Пока такая судьба.
Иванов непроизвольно закрыл окно занавесками, снова открыл их, взглянул на часы ходики, и подошёл к Алине: - Четыре часа. Надо анализы проб воды делать. Давай я помогу. А то не успеешь.
Алина не шелохнулась. Иванов пригляделся. На её щеках были слёзы.
*************************************************************** (Стр. 183.)
- Алина. Что с тобой? – Повернул ей голову к окну Иванов. – Ты плачешь? Меня тебе жалко? Не жалей.
Иванов вытащил из её кармана платочек и стал заботливо вытирать слёзы на лице Алины: - Не плачь, Алиночка, миленькая. Всё нормально, хорошо. Ничего страшного не произошло. Жив, здоров и невредим. В целом было интересно жить. Ошибок наделал, конечно, огромную кучу. Но они неизбежны, когда рядом нет родных и близких, когда не знаешь кому довериться, с кем посоветоваться, на кого опереться. Мне ещё повезло. А сколько здесь таких, которые имея пап и мам, бабушек и дедушек, тётушек и дядюшек глупостей натворили куда больше и трагичнее.
Алина прижала ладонь Иванова к своей щеке.
- Алиночка! – с жёсткими нотками заговорил Иванов. – Прекращай! Не пользуйся моментом. Мы и так сейчас неоправданно рискуем. Готовь свои реактивы, а я пойду за пробами воды.
Алина подчинилась. Освободила ладонь Иванова. Однако почувствовала, как на короткий миг его ладонь сама мягко прижалась к её щеке и как он, ощутив теплоту и нежность, нехотя убрал, медленно скользя по лицу, свою руку.
Иванов еле заметно вздохнул, улыбнулся, ласково растрепал на её голове причёску и вышел.
*************************************************************** (Стр. 184.)
Алина встретила Иванова с пробами воды радостно блестя глазами.
- Сашенька. Растрепай мне опять волосы, - просительно произносит она, подставляя голову.
- Алина. Давай делом заниматься, - нахмурился Иванов. – Время в обрез осталось. Мне ещё почти два года сидеть. Наболтаемся. Досрочно не освободят, не волнуйся.
- Я знаю! – засмеялась Алина, взяв в руки лабораторную колбу. – Мне Епанешников говорил. А ты возьми и пожалуйся!
- На кого и кому? На ворона ворону? – усмехнулся Иванов. – Они тут же десяток новых нарушений повесят: не так встал, не так посмотрел, не на все пуговицы застёгнут. Сотню причин найдут. А не найдут, то придумают. Начальство по этой части профессионалы. Затем сообщат туда, куда я жаловался, что осужденный гражданин Аланов А.С., 1945 года рождения, как злостный нарушитель режима содержания, не вставший на путь исправления, условно-досрочному освобождению не подлежит.
Закончив проведение анализов, Алина открыла шкафчик и показала Иванову на конфеты, пряники и чай: - Имей ввиду. Это тебе. Завтра и послезавтра попей, пожалуйста, вместе с моей фотографией.
*************************************************************** (Стр. 185.)
- Завтра и послезавтра, - вздохнул Иванов, - мне не до чая будет. Работы по самое горло.
- А чем ты собираешься кроме фильтров и анализов заниматься? – удивилась Алина.
- В понедельник скажу, - загадочно улыбнулся Иванов.
- Ладно. Поступай как хочешь, - закрыла шкафчик Алина. – Пойдём тогда. Выходим. Иначе на съём опоздаешь.
- Подожди! – преградил ей путь Иванов. – Дай заряжусь ароматом роз.
Алина замерла. Иванов склонил голову, чуть ли не касаясь своим лицом её груди, и, несколько раз глубоко и благоговейно вдохнув аромат роз, вышел из лаборатории. Следом вышла Алина.
Закрывая и опечатывая дверь, Иванов, вдруг что-то вспомнив, спросил: - А как насчёт моих рекомендаций давать дополнительную физическую нагрузку стопам ног?
*************************************************************** (Стр. 186.)
- Неукоснительно выполняю, Сашенька, - прошептала Алина. – И в тетрадочку специальную заношу. Через пару месяцев покажу.
- Умница! – тоже шепотом ответил ей Иванов. – Только сразу резко не нагружайся. Изо дня в день по типельке прибавляй.
- Я так и действую, - улыбнулась Алина. – До свидания! До понедельника! Спасибо за всё!
Глава одиннадцатая.
Если кто-то чего-то находит, значит кто-то чего-то теряет.
1. Искренняя благодарность Алины была Иванову наилучшей наградой.
В субботу и воскресенье Иванов работал не покладая рук, в напряжённом ритме. Несмотря на то, что трубы были заранее по размерам и изгибам подготовлены, покрашены, с резьбами на концах, повозиться пришлось немало. Много времени ушло на установку и подключение к канализации чугунной эмалированной раковины в лаборатории, фаянсового умывальника и унитаза со смывным бачком в туалете. К обеду воскресенья все слесарно-сварочные работы были выполнены. После обеда, выложив пол в туалете керамической плиткой на цементном растворе, Иванов с довольным видом и хорошим настроением прикрепил к двери снаружи красивую табличку с надписью «туалет», а изнутри – крючок.
*************************************************************** (Стр. 187.)
Утром, в понедельник, Алина, зайдя в котельную, подошла к Иванову, промывающему соль в солерастворителе.
- Здравствуй! – с обаятельной улыбкой поздоровалась она и тихо добавила: - Сашенька. Чтобы не маячить на виду мне около тебя, зайди, пожалуйста, в лабораторию. Так хочется поговорить с тобой. Зайдёшь?
Обязательно! – засмеялся Иванов, передавая ей ключ. – Сегодня обязательно зайду. По очень важному моменту, а не только ароматом роз наслаждаться.
Алина с любопытством посмотрела в весёлые глаза Иванова: - И по какому такому важному моменту?
- Зайдёшь в лабораторию узнаешь, - улыбнулся Иванов.
В лаборатории Алина первым делом посмотрела в шкафчик: пил ли Иванов чай: - Не пил опять, - с грустью отметила она. Поглядела на стол, заглянула в журнал учёта: – Всё как обычно!
Алина проверила: взял ли Иванов её фотографию из-под стекла: - Взял!
*************************************************************** (Стр. 188.)
Алина оглядела лабораторию и заметила сверкающую белизной раковину, прикреплённую к стене там, где она мыла лабораторную посуду. Подойдя и поняв всё, она улыбнулась: - Вот оно что. Сашенька раковину поставил, воду подвёл, сливную трубу проложил, покрасил. Покрутив краники, она с изумлением обнаружила, что течёт не только холодная вода, но и горячая, которые с помощью смесителя можно регулировать. Посмотрев куда идут трубы, она вышла из лаборатории и увидела на двери бывшей кладовки табличку «туалет». Открыв дверь, Алина с ещё большим изумлением увидела умывальник и унитаз. Заходить не стала. Побоялась за плитку, которой вчера выложили пол. Взглянув на часы, показывающие 8. 05, она отправилась брать пробы воды. Вернувшись – занялась их анализом.
Иванов специально задержался у фильтров, чтобы не отвлекать Алину от работы и когда заметил, что она вышла на лестничную площадку и смотрит, чем занят он, направился к ней.
В лаборатории Алина взяла Иванова за руку: - Спасибо, Сашенька, за холодную и горячую воду. И за туалет. Наконец-то мужчины догадались уважить женщину.
- Алиночка! – тревожно посмотрел на неё Иванов. – Ты только не вздумай подобное сказать Епанешникову. Это его заденет. И мне когда-нибудь боком встанет.
*************************************************************** (Стр. 189.)
- Знаю, Сашенька, - нежно сжала пальцы Алина на руке Иванова. – Будь спокоен. Скажу то, что непременно ему понравится. Я с детства умею мастерски подхалимничать. Там где надо. Не везде.
- А я нигде, - усмехнулся Иванов. – Даже там, где очень надо!
- Напрасно, - засмеялась Алина. – Значит, недостаточная гибкость ума.
- Скорее всего, недостаточная подвижность копчика, - иронично улыбнулся Иванов. – Кстати, Алина. А почему ты молчала до сих пор, что в лаборатории раковины нет, воды, женского туалета на производственной территории нет. Для тебя одной и то обязан быть. А вас пять! Где же твоя гибкость ума?
- Приспособилась, - улыбнулась Алина. – Время хватало. Вот и молчала. Да и как-то было неудобно за туалет разговор вести. Если что… в заводоуправление ходила. А потом скажи: кто этот туалет убирать будет?
- Как кто? – засмеялся Иванов. – Кто туда будет ходить, тот и убирать. Вас в производственной зоне работает пять человек. У меня имеется богатый опыт по составлению графиков дежурств по кухне. Чтобы спору между вами не было, так и быть возьму на себя ещё одну общественную обязанность по составлению графика дежурств по туалету. Буду каждый месяц носить на подпись к начальнику котельной и начальнику производства под словами «Согласовано», а затем к директору – под словом «Утверждаю». Ты же сама говорила не «царица». Значит короны на голове нет. Падать нечему.
*************************************************************** (Стр. 190.)
- Сашенька. Я серьёзно, - умоляюще взглянула Алина. – А ты шутишь.
- Ну а если серьёзно, - улыбнулся Иванов. – Убирать придётся бригадиру Копылову. Не мне же. Это его проблема, если «петуха» не сможет найти. А найдёт…, а найдёт он быстро, чтобы самому не убирать, «петух» будет за чистотой вашего туалета следить.
2. Острые «углы» тюремной жизни.
- А «петух» - это кто? – хитро улыбнулась Алина.
- Не притворяйся, Алиночка! - отмахнулся жестом ладони Иванов. – За пять лет ты про них всё знаешь.
- Не всё, - качнула головой Алина. – Чуть-чуть. А им нравится исполнять в тюрьме роль женщины или их насильно принуждают.
Иванов нахмурился: - Алина. Давай не будем на эту тему разговор заводить. Мне в мужской тюремной среде он неприятен, а в женской тем более.
- Ты мне только одно скажи: насильно или добровольно? – заупрямилась Алина.
- По всякому, - нехотя ответил Иванов. – Но чаще сначала насильно, а потом добровольно – принудительно.
*************************************************************** (Стр. 191.)
Алина удивлённо закачала головой и недоверчиво посмотрела на Иванова: - И ты, Саша, это видел своими глазами?
- Да, к сожалению, видел, - тяжело вздохнул Иванов. – А куда деваться, если это в трёх метрах происходит.
- Расскажи! - попросила Алина. - Хотя бы один случай. Неужели такое возможно?
- Ещё как возможно, - усмехнулся Иванов. – Трое хватают провинившуюся жертву за руки, за шею и тащат к металлической спинке двухъярусной кровати, где ещё двое стоят наготове, растягивая на спинке два прута. Между этими растянутыми прутьями, перегибая через тумбочку, просовывают голову провинившегося и просунув прутья отпускают. Шея провинившегося таким образом оказывается между прутьями, а голова как в колодки. Не вырваться. Один за уши либо с помощью тубаря, подушки, бушлата, швабры держит прижимая эту голову ртом к постели, чтобы провинившийся не кричал и находился в согнутом положении, а остальные, словно кабеля к сучке, сменяя друг друга подходят и насильничают до тех пор, пока тот не обгадится. После прутья на спинке кровати оттягивают и «опущенного» пинками заталкивают под кровать со словами: «Теперь, петух, твоё место здесь». Ну а дальше действует метод «кнута и пряника». Добровольно начнёт исполнять роль женщины, станут за «работу» подкармливать чаем, сигаретами, жратвой. Будет артачиться – применят силу, изобьют. Особенно, если молодой, пухлый, симпатичный, как девка.
*************************************************************** (Стр. 192.)
Закончив рассказывать, Иванов взглянул на Алину. Она сидела бледная, с широко раскрытыми глазами, наполненными ужаса.
- Что, Алиночка? - Иванов понимающе закивал головой. - Жутко от услышанного? А представляешь каково было мне видеть подобное?
Алина, глубоко и тяжело вздохнув, закачала головой: - Не хочу я чтобы мой туалет «петух» убирал.
- Пожалуйста! – улыбнулся Иванов, скажу бригадиру, чтобы он искал уборщика не «петуха». Поверь. Найдёт. Не переживай. Между прочим, туалеты в заводоуправлении и штабе убирает «петух» Миша из бесконвойников, который раньше в отряде у нас туалеты убирал. И ещё вот что учти. Туалет ваш будет закрываться на висячий замок. Ключ от замка я отдам тебе. Повесишь в лаборатории. Посчитаешь нужным никого не пускать – не пускай. Правда, такой поступок не очень красивый. Всё Алина. Я пойду. Может Епанешников пришёл.
- Он на планёрке у директора по понедельникам, - улыбнулась Алина. – Придёт к девяти. В нашем распоряжении почти двадцать минут. А ты «петухов» использовал когда-нибудь в качестве женщин?
- Алина, - нахмурился Иванов и встал. – Я же тебя просил: о «петухах» ни слова.
*************************************************************** (Стр. 193.)
- И всё же, Сашенька… Ну ответь! – прицепилась Алина.
Иванов подошёл к двери: - У меня работы много. Пойду. Извини. А по поводу твоего вопроса один умный человек сказал следующее: «Это тоже самое, что накакать в ладони и совать, сама знаешь что, туда-сюда пока тёпленькое…
Иванов резким толчком открыл дверь и, не закрыв её за собой, ушёл. Алина с улыбкой прислушивалась к его быстро удаляющимся вниз по лестнице шагам и, когда они прекратились, мечтательно представила как однажды она обнимет его, прижмётся, будет целовать губы глаза, шею.
Иванов тем временем в слесарке принялся из нескольких поломанных висячих замков и накладок выбирать наиболее пригодное для восстановления и, найдя, взялся за ремонт. Отремонтировав и сделав ключи, он опять поднялся к новому туалету и стал прикручивать к двери шурупами металлические накладки для висячего замка. Из лаборатории вышла Алина: - Сашенька, зайди! – прошептала она мило улыбаясь. – Новости расскажу.
- Прикручу и зайду, - пообещал Иванов.
*************************************************************** (Стр. 194.)
Алина осталась рядом, наблюдая как он работает, любуясь его красивыми руками, пальцами, шеей, лицом. Прикрутив накладки и закрыв их на замок, Иванов отдал два ключа Алине. - Второй ключ запасной, - предупредил он. – Идём. Расскажешь новости.
- Приходил Епанешников. Сначала один, потом с директором, - садясь за стол сообщила Алина. – Смотрели на раковину в лаборатории и туалет. Епанешников хвалил тебя. Они решили объявить тебе благодарность и поощрить премией в двадцать пять рублей. С этой премии государство тоже пятьдесят процентов забирает или нет?
- Не забирает, - качнул головой Иванов. – Полностью не охамело. Если премию выпишут, она вся полностью пойдёт на мою лицевую карточку.
- А так сколько тебе за месяц получается на карточку? – поинтересовалась Алина.
- Мало, - улыбнулся Иванов. – Иск плачу получается не более девяти рублей. Бывало даже пять. И даже ноль!
- А разрешается потратить в магазине за месяц какую сумму? – пытается понять ситуацию Алина.
- Накануне праздников до пятнадцати рублей, а в обычные месяца до тринадцати. Но это если нет нарушений, - усмехнулся Иванов. – Если же есть, даже самое маленькое, в виде выговора – то семь рублей.
*************************************************************** (Стр. 195.)
- У тебя что, Сашенька? На магазин, выходит, денег не хватает? – удивилась Алина. - Хватает! – улыбнулся Иванов. – Выкручиваюсь. По вечерам при необходимости в зоновском электроцехе от Тольяттинского электротехнического завода подрабатываю на сборке трансформаторов. А Епанешникову что ты сказала?
- Сказала ему большое спасибо! Он попросил тебя поблагодарить. Говорит это твоя заслуга. На что, не согласившись, знаешь что мой язык выдал: говорю, любую идею подать легче, чем выполнить, воплотить, особенно если она требует материально-техническое обеспечения.
Иванов одобрительно кивнул головой и подошёл к двери: - Пойду я, Алина. Не обижайся. Работы много. Да и на обед идти пора. А Ира приходила?
Алина отрицательно закачала головой: - Я её что-то сегодня вообще не видела.
3. Окончательный крах всё же теплившихся надежд стать мужем Иры.
Ира пришла в лабораторию к Алине в два часа дня. Вид у неё был подавленный, печальный, озабоченный, чем-то сильно расстроенный. - Ирочка! Что с тобой? С сочувствием смотрит на неё Алина. – С утра нет и нет. И на обеде не было. Приболела?
*************************************************************** (Стр. 196.)
- В спецчасти была, - усмехнулась Ира. – Личное дело Аланова Александра Сергеевича читала. Никогда бы не подумала, что он БОМЖ, малообразованный, без отца и матери, детдомовец, всю жизнь скрывался под чужими фамилиями, уклонился от службы в армии. В тюрьме вёл себя недостойно. В колонии тоже злостно нарушает режим содержания, на путь исправления не встаёт. А с виду совсем-совсем другой. Умеет, научился, скрываясь, ловко маскироваться. И мне, надо же, наивной, незрячей такой быть. Не дай Бог, приведи подобного волка в овечьей шкуре к себе домой, слёз потом не хватит моих с мамой. Теперь не знаю, скажи Алиночка, что мне делать? Как себя вести с ним? Сашенькой его отныне у меня язык не повернётся называть. И уволиться нельзя. Год ещё отрабатывать после института. Не везёт так не везёт! Напасть какая-то …
Ира тяжело вздохнула и, опустив голову, умолкла.
- Дура ты! Набитая дура! – усмехнулась Алина. – Больше ничего не скажу. Свою голову приставить тебе всё равно не смогу. Одно знаю твёрдо: не будь у меня детей, чихнула бы на своего мужа-прораба и приложила бы все силы и способности на то, чтобы жить с Сашенькой. Пора тебе, Ирочка, пора… научиться оценивать людей не чужими глазами и ушами, а своими. И судить о человеке, и разбираться – не по бумажкам, а по поведению, по конкретным поступкам и действиям.
- Тебе, я вижу Алиночка, он тоже мозги запудрил основательно! – снисходительно улыбнулась Ира. – Талантливый. Язык подвешен. Знает как, что и где говорить.
*************************************************************** (Стр. 197.)
- У него не только язык хорошо подвешен, Ирочка, - благожелательно улыбается Алина, - но и руки. Да голова поумнее твоей и моей вместе взятой.
Алина встала, подошла к раковине, открыла холодную и горячую воду: - Посмотри, что Сашенька за субботу и воскресенье сделал. Обрати внимание насколько всё сделано красиво и аккуратно. Даже трубы покрасил и нигде не капнул краской. Теперь идём сюда.
Алина вывела Иру из лаборатории, подвела к туалету, открыла ключом замок и распахнула дверь: - Гляди!
Ира пренебрежительно отмахнулась: - Пока трезвый. Пока здесь в тюрьме. Они все такие. А как вырвутся на волю, напьются, ничего им, кроме выпить, не надо, и море по колено!
- А если Сашенька непьющий? – с хитринкой взглянула Алина на Иру. – В частности, скажи: он преступления совершал пьяным или трезвым?
- Не знаю, - качнула головой Ира. – В личном деле и приговоре суда об этом ничего не сказано. Но это ни о чём не говорит.
- Это тебе ни о чём не говорит, - закрыла на замок туалет Алина. – Пошли чаю попьём. Поди голодная, раз не обедала. А про Сашу давай разговор отложим на недельку. Остынь от прочитанного, избавься от гневных эмоций. Успокойся. Не сдуй на него из своей кипящей души грязную пену. Жалеть будешь. Он же тебе ничего плохого не сделал и не сделает. Не навязывается. Право выбора и последнего слова оставил за тобой.
*************************************************************** (Стр. 198.)
Ира отрицательно закачала головой: - Не смогу. Не получится. Это всё. Мама никогда не согласится принять его.
- Он тоже это знает, - готовя чай, вздохнула Алина. – И никаких иллюзий в отношении тебя не имеет. Так что, Ирочка, ни о какой хитрости, тем более корысти, речи не может быть. Сашеньке хочется личного счастья. Не больше.
Ира, выпив стакан чая и поблагодарив Алину, ушла.
В конце смены к Алине зашёл хмурый Иванов.
- Что случилось, Сашенька? – участливо спросила Алина.
Иванов сел на табуретку: - Ира прошла мимо, сделав вид, что не видит меня. Словно я её чем-то обидел, оскорбил.
- А может действительно не заметила? – пытается его успокоить Алина.
- Заметила. Точно знаю, - опустил голову Иванов. – Неужели начальству донесли о наших взаимоотношениях. Спишут же меня теперь с завода. Пойду, подготовлюсь к этому на всякий случай. Если не выведут на работу сюда завтра, значит всё! Больше не увидимся. Печально, конечно. Возможно, Алиночка, где-то и в чём-то я поступал неправильно в отношении тебя. Прости тогда. Не обижайся.
*************************************************************** (Стр. 199.)
Иванов тяжело вздохнул и встал.
- Подожди! – попросила Алина, вставая. – Давай хотя бы попрощаемся, поцелуемся. Семь бед – один ответ!
- Какое целование, Алиночка! – сделал шаг к двери Иванов. – При таком-то скверном настроении мои губы тебе холодным гробовым камнем покажутся.
Иванов открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Алина выскочила за ним.
- Постой, Саша! – остановила его Алина. – Не всё сказала.
- Говори здесь! – твёрдо произнёс Иванов.
- Ира в спецчасть ходила. Личное дело твоё читала, - опустила глаза Алина. – Поэтому и повела себя так.
Иванов потемнел. Вернулся в лабораторию и сел на табуретку. Алина вошла следом, встала у него за спиной и положила свои руки ему на плечи. Иванов не шелохнулся, а лишь сокрушённо произнёс: - В принципе, этого надо было давно ожидать. И слава Богу, что это случилось! Обидно другое – несправедливость. Фактически, она плюнула мне в душу, пройдя высокомерно мимо. Ну да ладно. Баба с возу – коню легче! Что она тебе говорила после спецчасти?
*************************************************************** (Стр. 200.)
Алина прижала голову Иванова к своей груди и нежно успокаивающе стала водить пальцами по его лицу: - Сказала, что ты БОМЖ, малообразован, детдомовец, сирота, всю жизнь маскировался под чужими фамилиями, уклонился от службы в армии. Злостный нарушитель. На путь исправления не встал. В ответ я сказала ей, что она дура. Пыталась своего Сашеньку защищать. Бестолку! Она считает, что ты и мне основательно мозги запудрил своим талантливо подвешенным языком.
- Ничего ты ей, Алина, больше не говори, не убеждай. Бесполезно. Мне только во вред, - тяжело вздохнул Иванов. - И ей во вред. Так и будет продолжать метаться между мной и своей мамой, которая, узнав мою официальную автобиографию, никогда не позволит Ире стать моей женой. Пусть останется, как есть. Переживу. Не привыкать.
- Хорошо, Сашенька. Хорошо! - сильно возбудившись, пообещала Алина, смело гладя и лаская руками голову Иванова. – Будь спокоен. Ничего говорить не буду. Но ты не обижайся на неё, глупую, и на её маму. Слишком много на памяти людей неприятных, наглядных примеров.
На лестнице возник гул шагов. Иванов насторожился, встал и подошёл к двери. Алина тоже прислушалась.
*************************************************************** (Стр. 201.)
*************************************************************** (Стр. 201.)
- Это бригадир Копылов, - улыбнулась она, пытаясь взять Иванова за руку. – С душа возвращается. Мылся. Он в лабораторию не заходит.
Иванов спрятал за спину руки и строго взглянул на Алину: - А если ему сейчас снизу Епанешников либо директор скажет: «Копылов! Позови Алину!» Зайдёт он или не зайдёт?
- Не зайдёт! – засмеялась Алина и за шею обнимает Иванова.
- Алина. Отойди! – жёстко потребовал Иванов.
- Молчи, мой миленький Сашенька. Не говори ничего, любименький, - пытается закрыть ему рот своими губами Алина.
Иванов уворачивается, отталкивает Алину и выходит из лаборатории.
4. Алина совершает рискованный поступок.
- Овечка круговая. Совсем одурела, - спускаясь по лестнице, усмехнулся он. – На воле ищи любовника. Безопаснее. В тюрьме тебе не дадут разгуляться. Сама пострадаешь и меня в омут затащишь. И той принца подавай! Нашла где искать. Была бы урод – всё понятно. А то же красавица. Плюс ко всему образованная. Вокруг таких всегда толпы вздыхателей. Скорее всего, кроме дома возле кровати матери и работы – нигде не бывает. Иначе давно бы подхватили.
*************************************************************** (Стр. 202.)
Иванов после 3-го июля стал Алину избегать. К ней в лабораторию не ходил. С Ирой тем более старался не пересекаться. Алина разлад отношений с Ивановым переживала болезненно. С одной стороны, она твёрдо знала о себе, что Иванову очень нравится и его душа тянется к ней. Но с другой – прекрасно понимала, что у Иванова хватит силы воли не позволить своим чувствам выйти из-под контроля разума. Либо даже уйти навсегда из котельной. Успокаивало лишь одно обстоятельство: 15 июля у Иванова День рождения, и в связи с этим была надежда извиниться, получить прощение, помириться. Все остальные попытки на примирение с треском проваливались. Как только Алина делала попытку подойти к Иванову, он тут же бросал работу и молча уходил, не возвращаясь до тех пор, пока Алина не отойдёт. Ключ от лаборатории на субботу и воскресенье пришлось ей оставлять под ковриком у входа. И там же взять утром в понедельник. Ира разрыв любовных отношений с Ивановым на первых парах воспринимала даже с облегчением. Считая свой поступок правильным и мудрым, она попыталась поначалу гордиться своей решительностью, смелостью и твёрдостью характера. Однако вскоре её стали одолевать сомнения, особенно когда почувствовала, что Иванов тоже старается любыми способами избегать встреч с ней. Первый удар, поколебавший в ней правоту своих действий, нанесла Алина. Спросив у Иры: виделась ли она с Ивановым и получив ответ, что не виделась, а лишь видела и сделала вид, пройдя мимо, будто не заметила, Алина иронично усмехнулась: - Ой, Ира-Ирочка! Какая ты дурёха! Сашенька прекрасно заметил, что ты его заметила, но сделала вид будто не заметила. Это так его расстроило, оскорбило, в душе плевком отпечаталось.
*************************************************************** (Стр. 203.)
Я объяснила и разъяснила ему мотивы твоего такого поступка. Рассказала про спецчасть и личное дело, в соответствии с которым он считается БОМЖом, необразованным, сиротой; закоренелым преступником, скрывавшимся всю жизнь под чужими фамилиями; уклонистом от армии, злостным нарушителем, не встающим на путь исправления. Однако не помогло. Твоя выходка для него так и осталась несправедливым и оскорбительным плевком в его лицо. Сашенька всегда знал, что ваши пути разойдутся и не раз говорил мне об этом. Вот только он никогда не предполагал, что это произойдёт по такому унизительно-грязному сценарию. Второй удар Ира получила, когда сделала попытку, увидев Иванова, подойти к нему. Он резко повернул в сторону и ушёл. И третьим ударом для Иры был случай рядом с котельной в районе сушильных камер, где Иванов устанавливал питьевой фонтанчик. Подойдя к Иванову, приваривающему водопроводную трубу, Ира остановилась и терпеливо дождалась окончания сварки. Подняв с лица сварочную маску и увидев рядом Иру, Иванов побледнел и попросил Иру впредь не останавливаться около него, не терзать ему душу, не бить лежачего. И ничего не объяснять, раз он сам на неё давно не обижается. Растерянная Ира, тем не менее, пыталась что-то сказать, но Иванов, отбросив держатель, ушёл, не став её слушать. Подавленная Ира поднялась в лабораторию к Алине и со слезами на глазах рассказала о случившемся.
*************************************************************** (Стр. 204.)
- Ну не подходи ты к нему! – посоветовала Алина. – Зачем впустую терзать парня, если заранее известен результат. Рисковать – не твой удел, тем более, когда за спиной лежачая мама. Сбиваешь только с толку человека. В итоге: ни себе, ни людям. Мне теперь даже не с кем поговорить.
- Не могу сдержаться. Тянет! – тяжело вздохнула Ира. – Вот и сейчас стоял он передо мной в пыльной брезентовой робе, с виду в ней неуклюжий, неказистый. А как заглянула в его лицо: чистое, гладкое, светлое, такое милое, родное, и увидела красные губы и невинные, ясные серо-голубые глаза – сердце сжалось. Так невыносимо на душе – жуть! Столько глупостей наделала… Ира закрыла лицо руками и разрыдалась.
- Не реви! – подсела к ней Алина и положила свою руку ей на плечо. – Успокойся! Давай попробуем сделать следующее: 15 июля, то есть в эту субботу, у Саши День рождения. 27 лет исполнится. Надо в пятницу каким-либо образом пригласить его сюда и поздравить, чаю попить, по кусочку тортика съесть. И поговорить с ним.
- А о чём говорить-то будем? – приложила к мокрым щекам платочек Ира.
- Не знаю, - улыбнулась Алина – Нашли бы о чём. Лишь бы не отказался зайти.
- А если откажется? – вопросительно смотрит Ира.
*************************************************************** (Стр. 205.)
- Честно говоря, именно этого я больше всего и боюсь, - качнула утвердительно головой Алина. – Тем не менее, подобный шанс поменять ситуацию к лучшему упускать нельзя. Договорившись о деталях совместных действий, Ира вышла из котельной, специально прошла, не останавливаясь, мимо Иванова, что-то прилаживающего к питьевому фонтанчику, померила температуру в сушильных камерах и ушла на формовку.
В пятницу утром придя на работу, Алина налила под раковину на пол воды, положила на воду тряпку и спустилась вниз к Иванову: - Саша! У меня под раковиной целая лужа воды. Посмотри, пожалуйста.
Иванов поднялся в лабораторию и внимательно принялся за отыскивание места протекания воды. Алина поднялась в лабораторию следом, закрыла за собой на ключ дверь лаборатории и, улыбаясь, стала наблюдать за действиями Иванова. Не найдя течи, Иванов с озабоченным видом взглянул на Алину и по её хитро улыбающемуся лицу понял всё.
Нахмурившись, Иванов подошёл к Алине: - Милая Алиночка! – сердито взглянул он ей в глаза. – Я вижу, ты совсем одурела. Поэтому заранее говорю: начнёшь распускать руки – применю силу. Пропусти меня.
Дверь закрыта на ключ, - улыбнулась Алина. – Руки, Сашенька, распускать не собираюсь. Хочу только одного, чтобы ты выслушал меня.
*************************************************************** (Стр. 206.)
- Открой! – жёстко потребовал Иванов.
- Не открою пока не выслушаешь, - закачала весело головой Алина.
- Открой! Или я её сейчас выбью! – решительно предупредил Иванов.
- Не будь глупеньким, Сашенька, - смело загородила собой дверь Алина. – Зачем тебе лишний шум? Дай слово выслушать меня и дверь открою.
- Даю! Открывай! – сел на табуретку Иванов.
Алина отомкнула дверь, приоткрыла её и села за стол напротив Иванова: - Начну я вот с чего, - радостно блеснула она глазами, не обращая внимания на хмурое и сосредоточенное лицо Иванова. – Перво-наперво сообщаю тебе, что все рекомендации по укреплению и накачке мышц стоп и голеней продолжаю регулярно выполнять. Далее хочу поздравить тебя, Сашенька, с Днём рождения, которое, к сожалению для меня, будет завтра в моё отсутствие. Вечером, в конце рабочего дня, постараюсь вручить тебе по случаю Дня рождения подарок: две книги о медицине. Одну от моего имени, вторую – от Иры. Мы знаем о твоём увлечении этой наукой. Обе книги пока что у Иры в кабинете за зоной. Утром побоялись через КПП нести. Они с дарственными надписями. На КПП начальник какой-то строгий был.
Иванов улыбнулся: - Мягко стелешь, Алиночка, да как бы жёстко спать не пришлось.
*************************************************************** (Стр. 207.)
- Со мной жёстко спать не будет! – засмеялась Алина. – Пушистая. Почувствуешь себя как на перине. Гарантирую!
Иванов опустил глаза.
- Ой, Сашенька. Извини! – спохватилась Алина. – Чёртов язык!
- Лишь бы не руки, - усмехнулся Иванов.
- Чем же тебе мои руки не нравятся? – выставила Алина их перед Ивановым. - Да нет. Нравятся! – улыбнулся Иванов. – На свободе я бы с огромным удовольствием отдался во власть этим рукам. В тюрьме же приходится таких рук опасаться. Так как не они являются придатком к мозгу, а мозг придатком к ним. Иванов встал: - Можно мне идти?
- Нет ещё. Не всё сказала, - качнула головой Алина и робко, со смирением взглянула на Иванова: - Пожалуйста, Сашенька. Зайди сюда в конце смены. Побудь со мной в качестве Именинника. Ведь, скорее всего, никто тебя, кроме меня и Иры, не поздравит, рядом не посидит по-домашнему.
- Не привыкать! – вздохнул Иванов. – Обойдусь и на сей раз. Не приду. Сразу говорю. Не хочу оставаться с тобой один на один. Ключ положи под коврик. Перед съёмом заберу.
*************************************************************** (Стр. 208.)
- Сашенька! Я же не одна буду. С Ирой, - умоляюще посмотрела Алина в глаза Иванова.
- А Иру мне видеть вдвойне нежелательно. Каждый взгляд на неё… и её на меня долго не дают моей душе покоя.
- А если я попрошу Иру не приходить и дам тебе клятву вести себя тихо и смирно?.. Придёшь? – вспыхнула надежда в глазах Алины.
Иванов отрицательно качнул головой: - Не приду. Это больно ударит по самолюбию Иры. По её ангельскому сердцу. Боже упаси! К тому же, ты много раз обещала вести себя сдержаннее, разумнее, но быстро забывала.
Иванов встал к двери: - Что ещё?
- Всё равно мы будем ждать тебя до последнего, - грустно улыбнулась Алина. – Помни об этом.
- Зря! – твёрдо произнёс Иванов. – Ключ, в таком случае, понадежнее спрячьте в коврике. Спасибо за поздравление!
Повернувшись, Иванов вышел и со стороны лестницы в лабораторию донеслись его гулкие, быстрые, удаляющиеся шаги.
*************************************************************** (Стр. 209.)
В конце смены Иванов за ключом от лаборатории не пошёл, точно зная, что там Алина и Ира ждут до последнего.
5. Двадцать седьмой по счёту День рождения.
В субботу утром, отыскав в коврике ключ и открыв лабораторию, Иванов сразу увидел на столе лежавшие стопочкой две толстые книги. Взяв верхнюю он прочитал: М. Д. Машковский. Лекарственные средства. 2. Открыв обложку, Иванов пробежал глазами по сделанной рукой Алины дарственной надписи: Дорогому Сашеньке от Алины! 14. 07. 1972 год. Перевернув лист, Иванов прочитал: Пособие для врачей. Часть 11. Издание седьмое, переработанное и дополненное. Издательство «Медицина». Москва. 1972. Отложив первую книгу, Иванов взял в руки вторую: - М. Д. Машковский, - прочитал он. – Лекарственные средства. 1. Открыв обложку, Иванов пробежал глазами по сделанной рукой Иры дарственной надписи: Милому Сашеньке от Иры. 14. 07. 1972 год.
- Молодцы девчонки. Спасибо! – улыбнулся Иванов, сложив их стопочкой. – Только не надо было надписи делать. Но не беда. Заклею.
Оглядевшись и ничего больше примечательного не подметив, Иванов открыл шкафчик, где Алина хранила чай, конфеты, пряники и от удивления замер. В шкафчике был торт и по обе его стороны стояли врастопырку две красочные поздравительные открытки. Ознакомившись с содержанием одной и второй, Иванов сразу же порвал их.
*************************************************************** (Стр. 210.)
- Надо же! Совсем одурели! – замелькали в голове тревожные мысли. – Не дай Бог был бы «шмон» и всё это вместе с тортом попало в руки ментов. Считай тогда с понедельника им бы обоим за незаконную связь с осужденными дорогу сюда перекрыли бы навсегда.
Вытянув торт на стол и постояв над ним, любуясь и глотая слюнки, Иванов аккуратно размазал в ленточку выложенное шоколадным кремом слово «Поздравляем!» и осторожно положил его на прежнее место. Больше про то, что у него сегодня День рождения, Иванов старался не вспоминать и тем более кому-то о том говорить. Лишь вечером, попив в бараке сладкого чая с пряниками, купленными накануне в магазине и отложенными специально к этой дате, он с горечью отметил, что бездарно прошёл ещё один год. И теперь пойдёт отсчёт двадцать восьмому году его интересной, но неудачной жизни.
Глава двенадцатая.
В борьбе «Ира + Саша + Алина» победу по очкам одержала Алина.
1. Примирение с Ирой.
В понедельник Алина в первую очередь спросила у Иванова: понравился ли ему подарок? Иванов, благодарно улыбнувшись, кивнул головой: - Очень! Большое тебе и Ире спасибо за книги!
- В карман «спасибо» не положишь! – засмеялась Алина. – Хотелось бы в знак благодарности получить взамен чего-нибудь посущественнее.
- А говоришь: от чистого сердца… - усмехнулся Иванов. – На самом деле оказывается, совершая любой поступок даже самый-самый благородный, исповедуешь один и тот же жизненный принцип: «Один пишем – два в уме». Хорошо что торт не ел. Иначе остался бы должником до самой смерти.
*************************************************************** (Стр. 211.)
- Неужели не ел? – удивилась Алина.
Не ел! - отрицательно качнул головой Иванов.
- Почему? – вопросительно взглянула Алина.
- Книги, если что не так… Точнее: если слово «Спасибо!» окажется слишком малой платой за них, я в любой момент могу вернуть, - улыбнулся Иванов. – А вот съеденный торт не вернёшь, следовательно, поневоле будешь себя чувствовать вечным должником.
- Но он же за трое суток испортился, - осуждающе закачала головой Алина. – Отдал бы кому-нибудь.
- Надо бы, - согласился Иванов. – Однако не всё так просто… Не всё так просто под Луной. В особенности за колючей проволокой. Отдай… и тут же информация до оперативников дойдёт, что кто-то из вольнонаёмных пронёс заключённым торт. На кого падёт тень подозрения? На женский пол. Вас пятеро. Круг быстро сузят до трёх, потом до двух. Возьмут во внимание мой день рождения 15 июля. И всё! А вы, в довершение ко всему, открыточки с трогательными сердечными поздравлениями около тортика оставили. Порвал я их и в топку кинул. Попали бы они вместе с тортиком к начальству колонии, ни тебя, ни Иру к заводу близко бы не подпустили. Поэтому, пожалуйста, в который раз прошу: ведите себя поразумнее…
*************************************************************** (Стр. 212.)
- А ты зайдёшь ко мне? – умоляюще заглянула Иванову в глаза Алина.
- Хотел было. Но после того как ты сказала, что тебе взамен книг требуется вместо «спасибо!» нечто посущественнее, передумал.
- Сашенька! Ну я же в шутку так сказала, - с грустью в глазах вздохнула Алина. – Понимать же надо.
- Если бы ты руки постоянно не распускала, - нахмурился Иванов, - я так бы и понял. К тому же вы обе столько глупостей делаете, что лучше всего от вас держаться подальше.
Алина протянула руку: - А ключ где? Что-то я его под ковриком не нашла.
- Захотелось увидеть тебя, - улыбнулся Иванов, вытягивая из кармана ключ. – Поэтому не положил туда. Надеюсь, ругать не будешь?
Алина, вмиг посветлев, покачала головой: - Не буду. Ты же знаешь… - и, взяв ключ, прошептала: - Пойду. Приходи. Мне так тебя, Сашенька, не хватает.
Однако Иванов к Алине не пришёл ни в этот день, ни в последующие. Работа закрутила его. Он занимался паровыми насосами, аэратором, душевыми кабинами, приспособлением, не позволяющим отрываться пламени в топках от горелок, подготовкой котлов к переводу на автоматическую систему управления.
*************************************************************** (Стр. 213.)
Поскольку все работы он выполнял в пределах котельной, Алина постоянно видела его, часто подходила поближе и, не мешая ему, не отвлекая, наблюдала за ним. Много раз она замечала, как нелегко ему бывает справиться с тем, чтобы не глядеть в её сторону, не встречаться с её взглядом, соблюдать дистанцию и проявлять сдержанность в общении. Она интуитивно чувствовала, что он продолжает оставаться неравнодушным к ней и это неравнодушие, помноженное на постоянное как бы его присутствие рядом, позволяло ей чувствовать себя любимой и любящей. Ире в этом плане было несоизмеримо труднее. Душа её тянулась к нему. Ей хотелось взглянуть на него, попасть ему на глаза, отметиться в нём, увидеть его интерес к ней и показать свой интерес к нему. Но не могла. Не позволяла гордость, ситуация и неопределённость пути, по которому ей придётся идти дальше. От всего этого она мучилась, переживала. Сердце и женское подсознательное чутьё подсказывало: пользуйся моментом! Протяни ему руку помощи, окажи доверие, и он будет, благодаря внутреннему душевному благородству, верным и благодарным тебе на всю жизнь, какой бы ты в будущем не стала. Увы, сознание, общественная мораль и людская молва упорно нашёптывали ей, деморализуя подсознание, о необходимости не связываться с ним, не рисковать, не гробить себе свою жизнь и жизнь мамы. Это они, пока под прицелом автоматов и сторожевых псов находятся, на людей более менее похожи. Алина сочувствовала Ире. Считала всё же возможным со временем окончательный перелом её настроения в пользу Иванова и всячески тому старалась способствовать.
*************************************************************** (Стр. 214.)
В связи с проблемами в здоровье ребёнка, у Алины возникла необходимость показать свою младшую дочку детскому врачу. Подписав 26 июля заявление на отгул за свой счёт, она предупредила Иру, что завтра на работу не пойдёт и предложила Ире набраться храбрости, прийти в 8.10 утра к Иванову в лабораторию, где он будет занят анализами проб воды, и попытаться восстановить с ним дружеские отношения.
- Главное, не бойся Ирочка! – посоветовала Алина. – Он тебя ни в чём не винит и отлично понимает психологическую сложность твоего положения. Хуже чем есть – не будет!
- Не смогу! – закачала головой Ира. – Не хватит смелости.
- Надо, Ирочка! Надо! – убеждает настойчиво её Алина. – Я тебе не замуж предлагаю выходить за него, а всего-навсего помириться. Впереди у него два года. Сказать ему твёрдое «нет!» успеешь. Тем более, когда не знаешь сама как быть.
- Хорошо. Попробую, - опустив голову, тихо, но решительно дала согласие Ира. – Но если он слушать меня не захочет, выгонит либо сам уйдёт, я прокляну и себя и тебя за эту авантюру.
- Не выгонит. Выслушает, - засмеялась Алина. – Сашенька вдали от чужих глаз и ушей на такое не способен, что бы ты ему не сказала и как бы себя не вела.
*************************************************************** (Стр. 215.)
Утром Ира зашла в лабораторию котельной и встала около двери, волнуясь.
- А где Алина? – не поздоровавшись, задала она вопрос Иванову.
- Дома осталась. Ребёнка повезёт в детскую поликлинику, - спокойно и буднично отреагировал Иванов, продолжая подливать в колбу тёмно-синию жидкость. – Но я не поверю, что ты этого не знаешь.
- Знаю, - опустила голову Ира. – Хочу поговорить с тобой.
- О чём? – усмехнулся Иванов. – О том, что я БОМЖ, детдомовец, без отца и матери, пьянь, дрянь и срань? Не хочу. Слышал. Спасибо!
- Люблю я тебя, Сашенька. Люблю! И не знаю что делать. – отвернулась к двери и опёрлась на косяк Ира.
- Зато я знаю, - насмешливо посмотрел Иванов на Иру. – Поэтому и поступаю так как поступаю. Точно также советую действовать тебе. По-моему, взаимоотношения, причиняющие лишь страдания, – это не любовь. К тому же твои оскорбительные слова в мой адрес я не смогу позабыть никогда. Как бы ни старался. Поэтому, прошу тебя… очень прошу: позволь мне спокойно досидеть оставшиеся два года. Иди своей жизненной дорогой, как шла, без меня.
*************************************************************** (Стр. 216.)
Ира всхлипнула. На пол закапали крупные капли слёз.
- Боже мой! Опять слёзы. Видимо где-то и в чём-то я не прав, - признался Иванов самому себе. Ему стало невыносимо жалко эту милую хрупкую девушку по сути ни в чём не виноватую. Он взял её за локти, подвёл к столу и, усадив на табуретку, положил ей свои руки на плечи: - Успокойся Ира. Не плачь. Прости меня. Каюсь.
Пальцы Иванова слегка сжались и, почувствовав под собой трепетно-заволновавшееся женское тело, невольно потянулись сначала к нежной податливой шее, затем к мягкому пухленькому лицу, ушам и шелковистым волосам. Ира, доверчиво прижав к нему свою голову, затихла и успокоилась.
Иванов улыбнулся, взлохматил Ирину причёску, несколько раз ладонью ласково погладил её лицо и, отойдя к окну, облегчённо вздохнул: - Ладно, Ирочка. Пусть будет как будет. Понесу я свой тяжкий Крест до конца. Пообещай мне только одно: не глядеть на меня глазами покупателя. Я не товар. И никогда товаром не стану, а тем более благодарить, что понравился, купили. Поверь: не купишь. Лишь себя в моих глазах унизишь. Впрочем, не обещай. Как будет!
Ира взглянула на часы, встала и с робостью вопросительно посмотрела на Иванова: - А можно мне сегодня опять прийти?
*************************************************************** (Стр. 217.)
Иванов улыбнулся: - Приходи сколько хочешь и когда хочешь. Главное, чтобы твоё здесь присутствие не оказывалось подозрительным.
Ира подошла к зеркалу, поправила причёску, улыбнулась своему красивому отражению, повернулась к Иванову и прикоснулась ладонью к его лицу: - Мои визиты к тебе, Сашенька, подозрительными не окажутся. Постараюсь! А потом у нас теперь здесь туалет. И я вправе изредка сюда подыматься.
- Вправе, но не надолго! – засмеялся Иванов, - Чтобы не сказали: что это она там застряла. Не верёвку ли проглотила?
- Неужели так скажут? – засмеялась глазами Ира, кокетливо склонив голову.
- Мужики всё скажут, - с улыбкой залюбовался Иванов сияющим лицом Иры. – И не такое. Особенно когда находятся за колючей проволокой.
- Учту. Спасибо! – игриво качает головой Ира и выходит из лаборатории.
2. Примирение с Алиной.
На следующий день ещё до прихода в котельную Алина знала во всех подробностях обо всём, что произошло вчера в её лаборатории. Беря у Иванова ключ, она мило улыбнулась ему: - Вот ты вчера с Ирой помирился. Молодец! А со мной когда?
*************************************************************** (Стр. 218.)
- Как только, так сразу! – улыбнулся Иванов. – Дай твёрдое слово не распускать руки, и мир между нами восторжествует.
- Не дам! – засмеялась Алина. - Не интересно тогда будет себя чувствовать около каменного изваяния. Давай на компромисс пойдём, коль мы друг к другу тянемся: я не буду рукам своим волю давать, а ты не быть в лаборатории рядом со мной скульптурным памятником.
- А кем конкретно надо быть: может осьминогом? – засмеялся Иванов.
- Неплохо! – мило улыбнулась Алина. – Ты же осторожный, не в пример мне. Знаешь когда опасно либо неопасно рукам волю давать.
- Снова за старое, - нахмурился Иванов.
- Да я, Сашенька, не настаиваю. По желанию: зову души и сердца. Если вдруг захочешь, - тихо и ласково прошептала Алина.
Иванов внимательно смотрит на Алину: - А если не захочу?
- Твоё право, - покорно опустила глаза Алина. – Насильно мил не будешь. Сама не полезу. Даю твёрдое слово. Буду терпеливо ждать, когда тебе этого захочется.
*************************************************************** (Стр. 219.)
- А вдруг мне захочется, а тебе нет? – весело взглянул Иванов на Алину.
- С тобой всегда захочется, - улыбнулась Алина. – Ты такой притягательный. Я бы даже сейчас здесь у всех на виду, будь на то твоя воля, обняла тебя, прижала и целовала, целовала. А там пусть что будет!
Иванов покачал головой и усмехнулся: - Боже: упаси! Эх Алина, Алина! Ладно. Так и быть. Договорились. Такой компромисс меня устраивает… - с улыбкой добавляет: - Лучше худой мир, чем война!
14-го августа у Алины начинался отпуск. В пятницу 11-го числа у неё был последний перед отпуском рабочий день. Алине он дался трудно. Такого в её жизни не было. Обычно раньше не успеешь глазом моргнуть и день пролетел в суете, приподнято-возбуждённом состоянии, получении денег в кассе, разговорами об отдыхе, о тревогах, заботах и предстоящих радостях. Сейчас впервые она испытывала грусть и тоску. Ей хотелось быть рядом с Сашей и ради этого приходить в котельную ежедневно без отпуска и выходных. У Иванова в этот день, как никогда, было много работы. Пришлось поторапливаться, проявлять максимальную собранность и экономить на обеденном времени. Он обещал Алине обязательно прийти поговорить, пообщаться с ней перед отпуском, перед долгим расставанием. Пришёл он в три часа дня. Сел напротив Алины, опустил голову и с грустным, задумчивым выражением лица замер.
- Что случилось, Сашенька! – встревожено посмотрела на него Алина.
*************************************************************** (Стр. 220.)
- Не знаю, - пожал плечами Иванов и тяжело вздохнул. - Не по себе на душе. Чувство одиночества начинает гложить. Привык я к тебе, привязался. А тут на-ка, выкуси! Почти месяц не увижу, не поговорю, не обменяюсь улыбкой. Лишь твоя фотка.
Алина поближе подсела к столу и, пристальным взглядом окинув красивое лицо Иванова, чему-то улыбнулась: - А вот скажи, Сашенька. Ты от кого-нибудь письма получаешь? Кто-нибудь их пишет?
Иванов еле заметно отрицательно качнул головой.
- А раньше получал? – с сочувствием взглянула на него Алина.
Иванов опять еле заметно отрицательно качнул головой.
- Совсем-совсем не получал? – удивилась Алина.
- В принципе, да, - утвердительно кивнул головой Иванов – Не получал совсем. Был, правда, небольшой период с декабря 1968 года по март 1969 года, когда приходили мне письма от десятиклассницы, дочки заключённого, бывшего директора магазина, которому я помогал составлять жалобы на слишком суровое наказание. Но потом, после 8-го марта, я перестал ей писать и отвечать на письма. Смысла никакого не было. Ей шестнадцать лет, мне двадцать четыре. Впереди почти шесть лет тюрьмы. Зачем девчонке голову морочить. Для неё, конечно, мои письма интересными были. Неглупая она была для своих шестнадцати лет. Фотографию прислала. Красивая. Я покажу как-нибудь. Семнадцать писем получил и почти столько же отправил. Больше писем мне никто не писал. И я никому.
*************************************************************** (Стр. 221.)
- А можно я тебе буду присылать пока в отпуске? – засмеялась Алина. – Не от себя, от имени подруги. С чистым конвертом и листком бумаги для ответа.
- Расшифруют нас быстро Алина, - улыбнулся Иванов. – Все письма через цензуру идут. А наиболее подозрительные через оперативников. Представляешь? Три с половиной года никому не писал и вдруг активная и странная переписка началась. Давай лучше потерпим.
- Хорошо, - кокетливо состроила глазки Алина. – Потерпим. И ещё меня раздирает коварное любопытство узнать: о чём ты больше всего сожалеешь в наших взаимоотношениях перед моим отпуском?
- Сначала ты скажи! – отрицательно закачал головой Иванов.
- Скажу, - вздохнула Алина. – Я сожалею о том, что впереди отпуск и мне не скоро удастся увидеть тебя.
- А я о другом, - опустив глаза загадочно усмехнулся Иванов. – Я сожалею, что до сих пор не погадал тебе Судьбу по ладоням, не показал способ придания ногтям естественного красивого вида, боялся касаться твоего тела. Причём даже тогда, когда было совершенно не опасно и непредосудительно. Даже сейчас. Перед длительной, фактически, разлукой. Несмотря на то, что очень хочется.
*************************************************************** (Стр. 222.)
- В таком случае, чего же ты в конце концов боишься, миленький мой Сашенька! – озорно засмеялась Алина.
- Сам не пойму, - пожал плечами Иванов и стыдливо опускает голову. – Как в присказке: и хочется, и колется. И почему-то всегда стеснительно. А ты не против?
- Не против! – вновь озорно сверкнув глазами, качнула головой Алина. – Мог бы и не спрашивать. Делай что угодно.
- А вдруг? – засмеялся Иванов. – Ты же сама рассказывала, как одному отказала в самый последний момент будучи под ним готовенькая. Как он упрашивал, разозлился, как вцепилась ему зубами в палец.
- Не бойся! – улыбнулась Алина. – В твои пальчики не вцеплюсь. Даю честное слово.
- А если менты нагрянут, либо кто-то другой? – с опаской посмотрел на дверь Иванов.
- А вот это, дорогой Сашенька, мы договорились, твои проблемы, - хитро улыбнувшись, развела руки Алина. – На твоей совести моё благополучие. Не ты мне, а я тебе подчиняюсь.
*************************************************************** (Стр. 223.)
- Знаю, - вдохнул Иванов. – Оттого и приходится постоянно держать ушки на макушке, как у пограничной овчарки. Надеюсь, и ты это всё же понимаешь.
- Понимать-то понимаю, - кокетливо состроила глазки Алина. – Но не совсем, если рядом со мной Сашенька, с которым, к тому же, через полчаса предстоит надолго расстаться, и с которым, к сожалению, не могу по-человечески попрощаться. Причём, не то что обняться, поцеловаться – даже за руки не получится подержаться.
- Тюрьма, Алиночка. Тюрьма! Сочувствую, - опустил голову Иванов, вздохнув. – Сам в таком же положении. Впрочем, а разве на свободе такого не бывает? Сплошь и рядом, если обременены семейными заботами, негде уединиться, дефицит времени. Многие, поверь, нам и нашей ситуации могли бы позавидовать. Особенно тебе.
- Чему завидовать-то? – усмехнулась Алина. – Четыре месяца встречаюсь, надеюсь, жду. И что? Ни разу не прикоснулся.
- А сильно хочешь? – улыбнулся Иванов.
- Очень, Сашенька. Тем более сейчас. Когда не опасно, - ластясь, тихо шепчет Алина, подавшись вперёд и закрыв глаза.
*************************************************************** (Стр. 224.)
Иванов взглянул на часы, посмотрел на дверь, прислушался и, осторожно прикоснувшись своими всеми десятью кончиками пальцев к её лицу, стал нежно и ласково водить ими по щекам, лбу, глазам, носу губам подбородку, ушным раковинам, шее, плечам и частично груди.
Алина замерла, отдавшись давно забытым ощущениям мужской ласки и нежности.
Неожиданно Иванов встрепенулся, отдёрнул руку, выпрямился и, чинно застыв на табуретке, вопросительно посмотрел на Алину.
Алина внимательно прислушалась и улыбнулась: - Копылов в душ мыться пошёл. Не бойся!
- Легко сказать: «не бойся!», - облегчённо вздохнул Иванов. – Даже когда тут просто так сидишь, чувствуешь себя как на иголках. А если не просто так… любого шороха пугаешься.
Иванов вплотную придвинулся к столу, взял и положил на свою ладонь сначала одну руку Алины, затем вторую, рассмотрел на них пальцы, ногти, перевернул, ласково погладил, нежно провёл своими кончиками пальцев по линиям на её ладонях и прижался к ним своим лицом.
- Ой, а как от них розами пахнет, - сделал медленный глубокий вдох Иванов. – Прелесть! И всё вокруг моего лица нежное, ласковое, приятное. Боже мой! Слов нет! С огромным удовольствием бы согласился окунуться, отдаться в такие невероятно мягкие женские руки.
*************************************************************** (Стр. 225.)
- Так соглашайся! – засмеялась Алина. – Одна лишь твоя команда «Фас!» моим истосковавшимся рукам и ты в один миг окажешься у них в плену.
- Нет. Этот вариант не годится, - поднял голову Иванов и выпрямился. – Меня тогда из твоего плена знаешь кто будет освобождать? Режимно-оперативная часть с войсковым нарядом и всеми вытекающими для обоих последствиями. Лучше мы вот что сделаем. Положи-ка свои красивенькие ножки, не вытаскивая из под стола, на мои колени. Они у тебя такие соблазнительные. Поглажу их, помассирую вместе с пальчиками. И безопасно, если что. Опустишь на пол и никаких проблем. Будем спокойно сидеть, как сидели.
Алина, скинув тапочки, охотно положила свои ноги на колени Иванову и, поудобнее расположившись на стуле, улыбаясь, замерла.
- Закрой глазки, - просит Иванов. – Мне стеснительно, когда на меня девушки в упор смотрят.
Алина тут же закрыла глаза и Иванов с любовью и наслаждением стал перебирать и массажировать своими ласковыми пальцами пальчики ног Алины, гладить и мять с нежной щекотливостью подошву стоп и пяток, перейдя потихонечку к голеням ног и коленям.
- А ты знаешь, Алиночка, что общего между женской ножкой и Эйфелевой башней в Париже? – засмеялся Иванов, увидев восторженное отражение радостных эмоций на её лице.
*************************************************************** (Стр. 226.)
- Не знаю, - открыв глаза улыбнулась Алина.
- Общее то, - засмеялся Иванов, чуть подав свои руки выше колен Алины, - что чем выше лезешь, тем больше дух захватывает. Интересно вот только: у двоих или одного?
- А ты, Сашенька, попробуй. И я скажу, - озорно устремив свои глазки на Иванова, предложила Алина.
После некоторых колебаний, Иванов пригнувшись прижался плечами к столу и его руки, робко обняв упругие бёдра Алины, медленно, неуверенно, с заминками поползли по ним вверх.
- Выше! Выше! – засмеялась Алина. – Смелее Сашенька. Смелее! Не бойся. Там злых собак я не держу. Охранять давным-давно нечего!
Иванов добрался до трусиков Алины, отвернул юбку и посмотрел до каких пор взобрался.
- Всё, Алина. Выше – трусики запретного красного цвета. На большее духа не хватает, - убрал с ног Алины свои руки Иванов.
- Эх Сашенька, Сашенька! – разочарованно закачала головой Алина. – Знала бы, сняла их. Только-только дух стал захватывать и на тебе.
*************************************************************** (Стр. 227.)
Алина опустила на пол ноги и посмотрела на ноги Иванова: - Теперь ты, милый Сашенька, ложи свои на мои колени. Я буду по ним восходить.
- Они же в брюках? – улыбнулся Иванов.
- Ничего. Ложи! – засмеялась Алина. – Женщина, когда хочет, куда угодно вскарабкается.
- А дух как определять будешь? – усмехнулся Иванов.
- Свой по себе. А твой по «индикатору напряжения», который у тебя на самой вершине, - весело улыбнулась Алина.
- О, нет! – отодвинулся от стала Иванов. – Отложим твоё восхождение до моего отпуска.
- А осужденным же отпуск не дают, - пытается что-то сообразить Алина.
Иванов встал из-за стола и улыбаясь развёл руки: - Значит будем ждать, когда начнут давать.
На лестнице послышались шаги. Иванов насторожился.
*************************************************************** (Стр. 228.)
- Копылов поднимается после душа, - успокоила его Алина и встав из-за стола подошла к Иванову: - Сашенька! Разреши мне тебя поцеловать на прощание. Я только к губам прикоснусь. И всё! Обещаю! Месяц тебя видеть не буду. Разочек разреши. А сам как хочешь: можешь на поцелуй не отвечать, не реагировать. Даю слово: не обижусь.
Иванов пытливо посмотрел на красивое, можно сказать, совсем юное от перевозбуждение лицо Алины, тяжело вздохнул и кивнул головой: - Разрешаю. Действуй.
Алина опешила. Растерялась. И недоверчиво посмотрела на Иванова: - Сашенька… Это правда? Не шутишь? Разрешаешь?
- Да, правда. – улыбнулся Иванов. – Разрешаю. Но не зацелуй. Поаккуратнее. Без синяков.
На глазах Алины навернулись слёзы. Она обняла Иванова за шею и прижалась к нему: - Сашенька. Милый. Любимый. Если бы только знал, как мучительно долго я ждала этого счастливого момента. И вот ты мой. Мой без остатка. Тебя можно обнять, прижать, целовать. Ты сдался ко мне в плен. На целых два года.
- Размечталась! – засмеялся Иванов. – Я в плен к тебе не сдавался и пленным быть не собираюсь.
*************************************************************** (Стр. 229.)
- Сдался! Сдался! – покрывает Алина своими губами губы Иванова и втянув их в себя крепко сжимает его в своих объятиях.
Иванов не противится. Не противится даже тогда, когда руки Алины соскользнули к нему под брюки.
- Мой ты! Мой, Сашенька! – сладко вздохнула Алина. – По «индикатору напряжения» вижу. У моего мужа он даже в первую брачную ночь таким не был. Между прочим, я давно догадывалась об этом. И не ошиблась!
Алина опять обняла Иванова за шею, прижалась и просительно, с тоской заглянула ему в глаза: - Сашенька! Миленький! Разреши мне ещё разочек тебя поцеловать? Так тянет…
- Целуй, сколько хочешь, - кивнул головой Иванов. – Сегодня твой день. Однако имей в виду: скоро съём с работы.
Сжав Иванова в своих объятиях, Алина страстно принялась целовать Иванову губы, гладить лицо, шею уши, волосы. Иванов, не выдержав, тоже обнял Алину, ответил на её поцелуи своим долгим трогательным поцелуем, поднял ей юбку и, запустив свои руки ей под трусики, прижал к себе.
*************************************************************** (Стр. 230.)
Алину от действий Иванова повело. Она напряглась, тихо застонала, судорожно заёрзала, учащённо задышала, зрачки её расширились, глаза округлились, затем обмякла.
- Что с тобой, Алиночка? – напугался Иванов. – Тебе плохо?
Алина с затаённой улыбкой покачала головой, обняла Иванова и с нежной благодарностью поцеловала: - Спасибо тебе Сашенька! Мне, наоборот, очень-очень хорошо. Я «плыву». Мне сейчас так легко и приятно. Получился секс без секса. Да такой сильный, мощный, накрывший меня от пола до макушки. Настоящий «Девятый вал» получился по Айвазовскому. Чудо! Ещё раз спасибо тебе мой любимый Сашенька. Зарядилась на весь отпуск.
Иванов взглянул на часы-ходики:
- Надо идти. Пора разбегаться нам. Съём через 5-6 минут начнётся, - предупреждает он. – Переодевай обувь, приведи себя в порядок и спускайся первая, одна. Не так подозрительно будет. Я сам всё закрою и опечатаю.
Алина одела босоножки, поправила причёску, обняла Иванова, неторопливо нежно поцеловала, вздохнула и молча вышла. Когда шум шагов Алины стих по лестнице, Иванов закрыл лабораторию и незаметно, минуя кочегаров, быстро покинул котельную.
*************************************************************** (Стр. 231.)
Алина обо всём произошедшем в последний день перед отпуском между ней и Ивановым вспоминала часто. Особенно в часы отдыха от домашних забот и перед сном, лёжа в постели. Перебирая каждый эпизод, она, счастливо улыбаясь, непременно касалась последнего. Когда не она его, а он, целуя, прижимал её к своей груди, с любопытством и интересом ощупывая, проник ей под трусики, и руками, обхватив её голый зад, вдавил в себя, заставив тайно скопившиеся в душе у неё, из-за долгого ожидания, сладостные эмоции разбушеваться, перехлестнуться через край и прокатиться по телу опьяняющими эйфорическими волнами. В отличие от Алины всё случившееся Иванов воспринял несколько иначе. Пусть без стыда и сожаления, но с осуждением себя за проявленную слабость характера, которая могла бы закончиться и для Алины, и для него плачевно. Ему даже приснился страшный сон, заставивший его вскочить с кровати в холодном поту, где войсковой наряд, нежданно-негаданно зашедший в лабораторию со словами сказанными спокойно и буднично: - Ну вот вы и попались! – застаёт врасплох его и Алину нежно и мило целующимися. Впрочем, кой-какие отдельные моменты казались ему приятными. И больше всего это относилось к её затяжным возбуждающим поцелуям и к удивлённо-восхищённому прощупыванию мягкими нежными руками всего того, что она считала и называла «индикатором напряжения». Однако, после же первых встреч с Ирой в отсутствии Алины он обо всём этом почти забыл, посчитав такие действия забавой шаловливой Алины.
*************************************************************** (Стр. 232.)
Глава тринадцатая.
Любовь ослепляет и этим опасна.
1. «Саша + Ира» пока Алина в отпуске.
Ира приходила в лабораторию к Иванову два раза в день. Утром в 10 часов и после обеда в 2 часа. Вела она себя крайне сдержанно, скромно. Никогда не выставляла напоказ свои стройные ноги, нижнее бельё и грудь. Хотя показать ей было что. Наоборот, тщательно следила, чтобы всё выглядело, на её взгляд, пристойно, закрыто, не привлекало повышенного интереса и внимания. Отчасти, это было связано с тем, что ей приходилось одной, 24-х летней девушке, ходить по заводу среди заключённых. Отчасти, от твёрдого понимания своей красивости, привлекательности, и как следствие в отсутствии необходимости получения внешнего эмоционального допинга от похвал, комплиментов и восхищённых глаз встречных и поперечных. Но в большей степени связано с воспитанием, хорошими умственными задатками и развитой способностью логически мыслить. Она мало говорила, зато много и с интересом слушала, вставляя лишь реплики и короткие замечания. Любила задавать разнообразные вопросы и выслушивать до конца ответы, проявляя, нередко, завидное терпение, если имела совершенно иное мнение. Единственную слабость и вольность, которую она себе позволяла – это приносить ежедневно с собой после обеда в лабораторию котельной четыре шоколадных конфеты. Из них две съедала из рук Иванова сама, а две из её рук ел он. В такие минуты она выглядела особенно весёлой, смеющейся, радостной, счастливой. Ей доставляло огромное удовольствие неторопливо откусывать конфету из рук Иванова, а когда он начинал дразнить, отдёргивая в самый последний момент конфету от её рта, она брала руку Иванова в свои ладони, подносила к своему рту и не отпускала до тех пор, пока не откусит конфету. Иногда Ира точно также дразнила конфетой Иванова. Тогда он тоже ласково сжимал её руку в своих ладонях и не отпускал, пока не откусит кусочек.
*************************************************************** (Стр. 233.)
Правда, однажды, накануне выхода Алины из отпуска был из ряда вон выходящий случай. Измазав губы в шоколадной глазури от конфет, Ира вытянула их красным полураспущенным бутончиком вперёд навстречу Иванову, как бы приглашая их поцеловать. Иванов тяжко вздохнул и отрицательно покачал головой: - Мне нельзя. Хотя я бы это сделал с большим аппетитом. Поэтому не провоцируй меня, не дразни. Ты же прекрасно знаешь, кто должен первым поцеловать.
Улыбнувшись, Иванов провёл по своим губам конфетой и выставил их трубочкой навстречу губам Иры. Ира погладила его ладонью по щеке и встала: - Не обижайся, Саша. Поцеловать твои губы – значит, тем самым, признаться в том, что я согласна лечь под тебя, родить от тебя, выйти замуж за тебя, жить с тобой, привести в дом к себе. Увы, честно говорю, я пока в растерянности. Всё думаю. Тем более, спешить-то особо некуда. До конца срока твоего ой как далеко: один год и десять месяцев.
Иванов очередное откровение Иры воспринял спокойно. Несмотря на то, что внутри у него вновь затлел огонёк надежды, его аналитический ум настойчиво подсказывал ему не питать иллюзий. Усмехнувшись, он махнул рукой: - Поступай как хочешь. Я навязываться не собираюсь. Да и бесполезно. Как только ты закончишь отработку и устроишься работать там, где круг общения и выбор окажется значительно шире, зачем тебе будет нужен сомнительный, малообразованный БОМЖ с уголовным прошлым.
*************************************************************** (Стр. 234.)
- А может я больше никого не полюблю? – улыбнулась Ира.
Иванов насмешливо посмотрел на неё: - Бывает по всякому, конечно. Но лично тебе такое не грозит. Впрочем, как и мне.
Ира подошла вплотную к Иванову и положила свои руки ему на плечи: - А вот возьму сейчас и поцелую!
- Не стоит, - качнул головой Иванов. – На спор можно и с пятого этажа прыгнуть. Только что дальше? Выбор у таких, как ты, должен быть осознанным, а не импульсивным. Иначе любой пустяк способен привести к разочарованию.
Ира убрала с плеч Иванова свои руки: - Да, ты прав, Саша. Кроме одного. Не так просто сделать осознанный выбор. Столько всего «за и против». Сердце рвётся в одну сторону, жизнь тянет в другую. Голова кругом. В довершение ко всему десятки подсказок знакомых, друзей, родных и близких. И, заметь, ни одной подсказки в твою защиту. Все трубят в один голос: зачем тебе такой нужен. Неужели других, более достойных мало? Никто не хочет ничего понимать. Тем более мои чувства в расчёт брать. Считают их делом вторичным, легко теряемым и приобретаемым. Ира тяжело вздохнула и грустными глазами, наполненными мольбой о прощении, взглянула на Иванова: - Зря я, наверное, тебе о своих трудностях рассказала. Но так хочется, чтобы хотя бы ты с пониманием относился ко мне.
*************************************************************** (Стр. 235.)
- Не переживай, Ирочка! – улыбнулся Иванов. – Для меня всё давным-давно ясно. Я готов к любому варианту наших взаимоотношений. И отнесусь ко всему, как к должному. Главное, не расстраивайся, не переживай за меня. Делай так, чтобы тебе было хорошо. Поверь! Нам, мужчинам, если что, всегда легче, чем вам.
- Спасибо, Саша! – благодарно кивнула головой Ира. – И помни, учитывай: я действительно люблю тебя. Каким бы ты не был и что бы ни говорили. Люблю и всё! По ночам снишься, будто обнимаешь меня и прочее. Стыд и срам! Даже перед собой. Где я могла такое поднабраться? Сама не пойму. И всё как по настоящему, как наяву. Ира покраснела, застенчиво улыбнулась и вышла из лаборатории.
2. Алина после отпуска.
Алина на работу вышла из отпуска в понедельник 4-го сентября. Увидев Иванова с ведром соли, она смущённо опустила глаза, в несвойственной ей робкой манере поздоровалась, попросила ключ от лаборатории и взяв его, не поднимая головы, стесняясь тихо спросила: - Придёшь?
- Если не повторится то, что было, - улыбнулся Иванов, - то приду.
- Но это же не от меня зависит, - виновато произнесла Алина. – Скажешь так – значит так. Скажешь эдак – значит эдак. Я лишь подлаживаюсь под тебя, а не командую.
*************************************************************** (Стр. 236.)
- Знаю, - с трогательной теплотой посмотрел Иванов в глаза Алины. – Приду. Обязательно приду. Как только включу фильтра на регенерацию. Даже прибегу. Ты такая после отпуска очаровательная, отдохнувшая, на десять лет посвежевшая, слегка загоревшая и благоухающая, словно большой цветущий куст роз. Ну как к такой не прийти.
- Спасибо, Сашенька. Пойду. Приходи. Я буду ждать. И на ножки мои взгляни вслед. Оцени моё усердие по выполнению своих рекомендаций. Около двух с половиной месяцев упорно зарядкой занимаюсь. Через скакалку, как белка, прыгаю. И дети за мной потянулись
Иванов одобрительно засмеялся: - Умница, Алиночка! Иди только помедленнее, не спеша. Буду смотреть.
При появлении Иванова в лаборатории Алина в первую очередь кокетливо спросила: - Ну как мои ножки?
- Бесспорно стали красивее, - закрыв глаза, восхищённо закачал головой Иванов. - Но до Нового года продолжай заниматься. Станут на все «сто»! Включи дополнительно к упражнениям бег «восьмёркой» радиусом 3-4 метра. Такой бег укрепит и увеличит у тебя массу вот этих мышц…-Иванов присел около ног Алины на корточки и, показав, где находятся те мышцы, добавил: - Тогда воистину твои ножки сведут с ума кого хочешь. Они и сейчас кого хочешь с ума сведут. Загляденье! Ух!
*************************************************************** (Стр. 237.)
Иванов прикоснулся ладонями к ногам Алины и медленно заскользил ими вверх: - Действительно, чем выше лезешь, тем больше дух захватывает. Прелесть! Особенно после колен.
Добравшись до трусиков, Иванов слегка сжал, погладил и ласково помял ей бёдра, со вздохом убрал руки, встал и улыбнулся: - Обидно, досадно. Ну да ладно! Расскажи как отдыхала, куда ездила?
- Можно я тебя сначала поцелую? Так соскучилась по тебе. Всего один раз. Даю честное слово. Душу отведу. Тянет тебя поцеловать неимоверно. С самого утра, как проснулась.
Иванов взглянул на часы, прислушался и подставил губы. Алина, счастливо сверкнув глазами, обхватила Иванова за шею, прижалась и, нежно прильнув своими губами к его губам, крепко со страстью поцеловала их.
Иванов сладостно замер.
- Я чувствую, - весело улыбнулась Алина, выпуская Иванова из своих объятий. – Тебе нравятся мои поцелуи. Признавайся!
- К сожалению, да, Алиночка. Нравятся, - засмеялся Иванов. – И не только поцелуй. Но и как ты обнимаешь, прижимаешь, Сердце и душу во всё вкладываешь.
*************************************************************** (Стр. 238.)
- А я, между прочим, - кокетливо состроила глазки Алина, - такая не только в поцелуях, а и во всём, что за ними следует. Надеюсь, ты когда-нибудь и в этом убедишься. Не может быть, чтобы мы на сей счёт ничего не придумали. Я тебя, Сашенька, каждый день в отпуске вспоминала. А ты?
- Вначале, - кивнул головой Иванов. - Потом, когда приснился сон, в котором нас менты застукали целующимися, и я от испуга проснулся в холодном поту, особо не вспоминал. Лишь осуждал себя и каялся за проявленную слабость в своём поведении. Мы слишком в тот день рисковали.
- Никакого риска не было, - засмеялась Алина, садясь за стол. – С 15. 50 до 16.30 контролёры войскового наряда по заводу не ходят. Другое дело если что-то пронюхают либо им подскажут. И утром тоже самое с 7.30 до 8.30. На моей памяти ни разу не было, чтобы они в это время заходили в котельную, и, тем более, в лабораторию.
- Не успокаивай, - улыбнулся Иванов, садясь за стол напротив Алины. – Не успокоишь. В тюрьме нельзя расслабляться, если есть что терять.
- А Ира приходила? – с любопытством интересуется Алина.
- У неё спросишь, - таинственно прошептал Иванов. – Она всё расскажет. Впрочем, особо рассказывать будет нечего. Лучше скажи: сама-то как отдохнула?
*************************************************************** (Стр. 239.)
- Так себе… - пожала плечами Алина. – К родителям ездила с детьми в Ширяево. Красили, белили в доме. Обои переклеивали, картошку копали. Помидоры, перец, огурцы, варенье в банки закатывали. Несколько раз на рыбалку ездили. По утрам и вечерам корову гоняла.
- С мужем была? Или отдельно? – улыбнулся Иванов.
- С мужем на этот раз. А толку? Уйдёт утром, ни свет ни заря с дедом и соседом на Волгу рыбачить и придёт ночью «навеселе». Первые дни детей брал с собой. Потом не стал. Говорит: морока с ними маленькими. А мне было в целом не до рыбалки. Кто тогда помог бы маме? Но всё равно хорошо. На природе, зелени. Всё с грядки. Постоянно свежее домашнее молоко, сметана, творог, яйца, птица, рыба. Мама каждый день булочки, пирожки, сырники пекла. Я тебе, между прочим, кое-что принесла. Часть в кабинете у Иры оставила. Она занесёт. А сливы с собой взяла. Вкусные, жёлтые, очень сладкие. Ты как-то говорил, что любишь ягоды с рук девушек кушать. Сейчас посмотрим.
Алина положила на стол перед собой пакет со сливами и стала по одной, умилённо улыбаясь, протягивать на ладони Иванову сливу за сливой. Съев десяток слив, Иванов предложил Алине поменяться ролями:
*************************************************************** (Стр. 240.)
- Только бери сливу ртом так, чтобы твои губы касались моей ладони, - предупредил её Иванов. – В этом вся трогательная прелесть.
- Ну и как? – улыбнулся Иванов, когда Алина съела несколько слив из его ладони.
- Мне больше понравилось кормить тебя из своей ладони, чем кушать из твоей, - счастливо улыбнулась Алина.
- А мне и то, и то! – сладостно вздохнул Иванов. – У тебя и губы, и ладони такие нежные, бархатные – сердце замирает.
Иванов взглянул на часы и встал: - Пойду. Работы много. Да и вот-вот Епанешников с «планёрки» придёт. Автоматическую систему работы котельной отлаживаю. Надо поговорить с ним. Сложности имеются. Многое «раскулачено», пока она в полуразбитых упаковочных ящиках на задворках котельной бесхозно стояла. Мне, порой, смешно становится, глядя на горы битого кирпича, никудышное от варварской эксплуатации оборудование, средневековые условия труда. Что это за такая власть, если она не в состоянии, не в силах организовать жизнь, работу, труд и отдых кучки людей в 600 человек, огороженных колючей проволокой на квадрате 500 на 500 метров, то есть, всего на 25 гектарах. Что в таком случае она может сделать хорошего на территории, огороженной колючей проволокой площадью в 2.2 миллиарда гектаров, где проживают 250 миллионов человек?
*************************************************************** (Стр. 241.)
- И когда ты ко мне теперь заглянешь? – грустно вздохнула Алина.
- Скорее всего, с 15.30 до 16.30, - засмеялся Иванов. – Когда менты по заводу не ходят. Или не устраивает?
3. Отношения «Алина + Саша» становятся ещё теснее и крепче.
- Приходи, Сашенька, - мечтательно посмотрела на него Алина. – Обязательно приходи. Я очень сильно привязалась к тебе. В моей жизни сейчас лишь две радости: дома – дети, на работе – ты.
- И у меня столько же: две, - улыбнулся Иванов. – Интересная работа, где с удовольствием пропадал бы и днём и ночью. И девушка по имени… ну-ка, отгадай!
- Ира! – не задумываясь, ответила с улыбкой Алина.
- Нет! – засмеялся Иванов. Не отгадала. Это ты!
- А Ира как же? – удивилась Алина, недоверчиво глядя на Иванова.
Иванов тяжко вздохнул: - А никак! Судьба мне такой дорогой подарок, увы, не преподнесёт. С ней кому-то другому повезёт. Ты же знаешь, Алиночка, она не по моим зубам. Её всё равно убедят, что мы не пара. Поэтому, даже несмотря на то, что она мила моему сердцу и каждая встреча с ней приятна моей душе, тем не менее, печального в наших отношениях куда больше радостного.
- А может то к лучшему? – философски-успокаивающе произносит Алина.
*************************************************************** (Стр. 242.)
- Возможно и так. А возможно и нет. По всякому… – задумавшись усмехнулся Иванов, открывая дверь. – Наверное, лишь в конце жизни более менее точно я буду про это знать. И то вряд ли. Ибо, опять же, откуда узнать: как бы сложилась моя жизнь с Ирой.
Иванов пришёл к Алине в лабораторию за полтора часа до съёма с работы.
- Алиночка! – улыбнулся он ей. – Пожалуйста, разреши мне недельки две, не больше, поработать в твоей лаборатории с монтажными платами автоматической системы управления котельной. В них надо кое-что перепаивать, вносить изменения в электрическую схему. Пойми меня правильно: более лучшего и удобного места нет. Я с Епанешниковым на сей счёт разговаривал. Он не возражает, если сказал, Алина не против.
- Сашенька! Миленький! – засмеялась, радуясь, Алина. – Делай здесь что хочешь. Пол-лабораторного царства отдам, лишь ты был рядом. Где расположишься?
- Около электрической розетки, у окна, - показал место Иванов. – Здесь стол поставим. И тебе мешать не будет, и мне удобно. Стол на время бригадир даст. Сейчас с ним принесу. Через пару недель он назад заберёт.
- Несите! - не раздумывая, сверкнув счастливыми глазами, произнесла Алина.
*************************************************************** (Стр. 243.)
Подготовив себе в лаборатории рабочее место, Иванов принёс монтажные электронные плата, техническую документацию, схемы, паяльник, различный мелкий инструмент, всё аккуратно разложил и с довольным видом посмотрел на Алину: - Теперь я буду чувствовать себя спокойнее. Не бояться за целостность и сохранность. А так пришлось бы копаться во всём этом в своей тесной, тёмной и неудобной «шурше».
Алина, смеясь и состроив глазки, закачала головой: - Но признайся, Сашенька. Ведь дело не только в этом. Относись я к тебе точно также, как к другим, – не пошёл бы сюда… или пошёл?
- Нет, не пошёл. Постеснялся. Впрочем, и ты бы, признайся, согласиться-то согласилась: производство всё же, однако без восторга. Правильно?
- Скорее всего! – улыбнулась Алина, открывая шкафчик. – И чая никогда бы не предложила тебе со мной попить. Это правда.
Алина выложила из шкафчика на стол несколько пакетиков и мило улыбнулась: - Печенье здесь домашнее с вареньем из свежих яблок. Мама пекла. Сахар молочный с лесными орешками. Тоже её работа. И филе копчённого леща – отца творенье рук. Он по этой части большой умелец. Чай давай попьём. Ставить? Алина вопросительно взглянула на Иванова, ожидая команды, и, чувствуя его колебания, умоляюще добавила: - Так хочется с тобой посидеть друг против друга. Угостить тебя чем-нибудь вкусным. Почувствовать себя любящей и любимой.
*************************************************************** (Стр. 244.)
- Хорошо Алиночка. Попьём. – улыбнувшись, вздохнул Иванов. – Только учти. На столе ничего из продуктов не должно быть. Всё положи в выдвижной ящик стола. И кушать по принципу: достал - съел, достал – съел. А то, не ровен час, заглянут и увидят всё это на столе – беды наживём.
После чая Иванов расслабился, сладко потянулся, опустил взгляд под стол и, с нескрываемым восхищением, оглядев стройные ноги Алины, попросил её положить их ему на колени. Алина охотно выполнила просьбу и с затаённой улыбкой замерла в ожидании приятных прикосновений его рук.
- Начну восхождение с пальчиков, - засмеялся Иванов поудобнее располагаясь на табуретке.
Перебрав и нежно размяв все пальчики на ногах Алины, Иванов занялся ступнями, затем голенями и коленями. Перейдя колени, руки Иванова остановились: - Всё, Алиночка. Дальше трудно взбираться. Привал, - улыбнулся он. – На этой высоте и очень удобном месте разобью базовый лагерь, в котором альпинисты, прежде чем восходить на вершину, проходят обязательную акклиматизацию.
- Сашенька! – просящее улыбнулась Алина. – Но ведь ты же дважды поднимался значительно выше. Зачем же высоту терять?
*************************************************************** (Стр. 245.)
- Это не моя прихоть, - засмеялся Иванов. – То совет и наказ нашего великого вождя и учителя Владимира Ильича Ленина, призывавшего делать два шага вперёд и шаг назад.
- Так делай два шага вперёд, - кокетливо улыбается Алина. – И шаг назад. Я не против.
- Ладно, - улыбнулся Иванов. – До трусиков. Пойдёт?
- Можешь и выше! – засмеялась Алина. – Наберись духа! И не забудь разбить там свой базовый лагерь, акклиматизироваться.
Иванов взглянул на часы, прислушался, прижался плотнее плечами и подбородком к столу, чтобы руки могли дотянуться дальше, и полез выше.
- А здесь так хорошо! – вздохнул он, добравшись до трусиков. – Всё такое нежное, ласковое, приятное, манящее.
- А выше ещё лучше, - блаженно закрыв глаза, улыбнулась Алина. – Залезешь… и не сразу слезть захочется. По крайней мере, с меня.
- А вдруг я, как и тот бедняга, что был у тебя, переволнуюсь и не получиться? – засмеялся Иванов.
*************************************************************** (Стр. 246.)
- Получится, Сашенька, - весело улыбнулась Алина. – На одни и те же грабли два раза не наступлю. Краснеть тебе не придётся.
- Нет. Выше пока не полезу, - сжимая и гладя ей бёдра, улыбнулся Иванов. – Боязно. Не уговаривай. Мне и на этой высоте хорошо. Забраться сюда к такой красавице, будучи заключённым,… и так большое счастье.
- Глупенький ты, Сашенька! – ласково обхватила ладонями Алина лицо Иванова. – Если меня с тобой сравнить, то кто я против тебя? Никто! Тебе от природы многое дано. Немножечко не повезло лишь в том, что оказался сиротой, без родительской опеки, и в силу этого, в конце концов, угодил за тюремную решётку. А многим не повезло в другом. Взять моих родителей. Растили нас троих деток. Кормили, одевали. Из кожи лезли, чтобы на ноги поставить. А итог: живут одни, здоровье неважное. Мы поразъехались. Видят редко. Лишь когда в гости приезжаем. Скоро на пенсию пойдут. Старенькие. Тем не менее, с утра до вечера с хозяйством возятся. Троим великовозрастным деткам стараются помочь. В доме никаких удобств. Все удобства во дворе. Не желала бы я себе такую старость. Хотя, по большому счёту, у меня и сейчас-то не очень много счастья. Если бы не дети – радоваться, по сути, было бы нечему. Но, опять же, что дальше? Какими они вырастут? Такими как Ира бывают единицы. А быть кормилицей детей до глубокой старости только ради того, чтобы они изредка ко мне в гости с внуками приезжали, совершенно не хочется. Внешний вид тоже не является гарантией счастья. Толку от того, что я красивая? Муж это почти не замечает. Привык. Ему другие красивее кажутся. А те, кто замечают: либо меня не устраивают, либо подступиться боятся, либо ему или мне обстоятельства не позволяют сблизиться, как, например, нам сейчас.
*************************************************************** (Стр. 247.)
- Ой, нет! – засмеялся Иванов, слегка сжав пальцы на бёдрах Алины. – Я почти сблизился. Осталось всего-то ничего… Сантиметров десять, наверное. Мой «индикатор напряжения», между прочим, запросто способен перекрыть подобные расстояния.
- Знаю, Сашенька! – смеясь, обняла Алина своими ладонями лицо Иванова. – «Озабоченный» женский взгляд такое невольно сразу подмечает. Интересно. А что «Озабоченный» мужской взгляд в женщине подмечает?
- А разве я «озабоченный»? – удивился Иванов.
- Наверное, - пожала плечами Алина. – Как-никак: двадцать семь лет, четыре года в тюрьме сидишь без интимных связей с женщинами. Хочешь не хочешь озабоченным станешь.
- Может быть, - соглашается Иванов. – Лично мои глаза, за другие не скажу, не знаю, не спрашивал, в первую очередь обращают внимание на красоту лица, улыбки. Потом на красоту груди, шеи, талии, ног, рук, зада, походки. Далее мой мозг оценивает, но уже в качестве вторичного фактора, обаятельность, аккуратность, чистоплотность, доброжелательность, тембр голоса, манеру общения, уровень капризности. А про то, что у ней между ног, никогда не задумывался и к тому месту не приглядываюсь. И так ясно, что там. Я ещё с детства знал стишки-дразнилки типа: «Тётя-Мотя! Что вы трёте между ног, когда идёте?». Помню, одна женщина показала нам, дразнившим её, что трёт. И мы моментально в растерянности разбежались кто куда!
*************************************************************** (Стр. 248.)
Иванов улыбаясь, взглянул на часы и встал из-за стола: - Всё, Алиночка. Пойду к съёму готовиться. Тебе ещё анализы воды делать. Не буду отвлекать. Завтра встретимся.
- Подожди, - попросила Алина. Она подошла и умоляюще заглянула ему в глаза: - Всего один раз. На прощание. Разреши поцеловать?
Иванов прислушался, улыбнулся и в знак согласия кивнул головой. Алина, ласково обняв Иванова за шею и плотно прижавшись к нему, нежно и неторопливо с наслаждением поцеловала его в губы. Иванов ответил ей тем же и, освободившись от её рук, сделал шаг назад.
Вздохнув, Алина, грустно улыбаясь, показала ему на дверь: - Теперь иди, мой милый Сашенька. До завтра, любимый. Спасибо, что разрешил проститься!
- И тебе спасибо, мой неколючий Цветочек! – улыбнулся Иванов. – За аромат роз и трогательное отношение ко мне. До завтра!
Когда его шаги по гулкой лестнице стихли, Алина подошла к зеркалу, посмотрела на своё отражение и, оставшись довольной своим внешним видом, с весёлой усмешкой покачала головой: - Надо же. Влюбилась! Мать двоих детей. Замужняя. Да в кого? В уголовника. С ума сошла. Впрочем, какой он уголовник. Жертва обстоятельств.
*************************************************************** (Стр. 249.)
4. Муки не обустроенного творчества.
Монтажом автоматической системы управления котельной Иванов занимался до начала отопительного сезона: 15 октября, то есть почти полтора месяца вместо двух недель. И потом ещё целый месяц – её доработкой и отладкой. Проблем возникало великое множество. Главным образом из-за отсутствия деталей с необходимыми электротехническими характеристиками, нехватки светодиодов и триодов, многожильных электрических кабелей и разъёмов к ним. Нередко ему приходилось переодеваться в спецодежду сварщика и покидать на час, на два, а то и полдня лабораторию котельной для выполнения неотложных сварочных работ там, где слесаря сантехники занимались ремонтом отопительных систем или ликвидацией аварий. Для Алины любое длительное пребывание Иванова в лаборатории становилось праздничным событием. Даже тогда, когда он был хмурым и злым. А такое случалось часто. Обычно всё начиналось с пустяка. Не хватало какой-нибудь электронной детали, без которой невозможно запустить в работу тот или иной механизм. Перерыв весь хлам и не найдя ничего подходящего для замены, Иванов надолго застывал над схемами, пытаясь встроить в них то, что есть. Если это удавалось, он успокаивался сам. Но если не удавалось, если не видел выхода, тогда потемневшим вставал из-за стола и начинал нервно ходить вдоль него, ругая себя последними словами: - Идиот! Дурак! Зачем брался! Оно мне надо! Был бы на свободе – другое дело! Мог бы всё необходимое достать, как-то выкрутиться. А здесь? Где это достать, где взять, кто принесёт? Пораскулачили, поразломали, поискарёжили! Теперь разве из этой кучи дерьма слепишь конфету? Да никогда в жизни. Осталось только увесистой кувалдой весь этот хлам до конца расколошматить и на свалку выкинуть. Взялся, чёрт! Умнее всех захотел, балбес, быть. Ну и дурак так дурак.
*************************************************************** (Стр. 250.)
В такие моменты Алина вставала на его пути, останавливала, ласково обнимала, прижимала к себе и шёпотом просила успокоиться. Иванов быстро успокаивался и вновь с присущим ему упорством брался за поиск выхода. Алина любила наблюдать за сосредоточенным лицом Иванова. За тем, как он что-то перепаивает, что-то вычерчивает на бумаге, подключает к розетке, проверяет и измеряет приборами. Увлечённо погрузившись в работу, он перестаёт реагировать на присутствие рядом Алины и Иры, теряет контроль над временем. Сердится, если отвлекают без острой нужды. Алина, уловив некоторые особенности в его характере, старалась ему не мешать, довольствуясь ролью наблюдателя. Однако на любую просьбу что-то поддержать, подать, включить, отключить тут же с готовностью откликалась и беспрекословно подчинялась всем командам. А когда Иванов сильно зарабатывался, обязательно напоминала ему о времени идти на обед, готовиться к съёму с промзоны. Алина быстро привыкла к наличию в её лаборатории рабочего места Иванова и его тихой ежедневной возне рядом с ней. Она радовалась вместе с ним его успехам и переживала, как и он, его неудачам. В наиболее критические периоды неудач, Алина не выдерживала и предлагала ему указать на листочке какие конкретно детали нужны, обещая поискать их в магазинах «Радиотовары» и купить. Иванов отрицательно качал головой.
- Никогда и не при каких условиях! – всякий раз твёрдо и жёстко отвечал он. – Не хватало ещё того, чтобы ты на свою маленькую зарплату покупала для такого дурацкого производства детали. Моей совести легче взять увесистую кувалду и расколотить весь этот утиль в пух и прах, чем пойти на подобный шаг.
*************************************************************** (Стр. 251.)
Алина пыталась подключить к поиску нужных деталей Епанешникова, но Епанешников в электронике ничего не смыслил и никакой реальной помощи оказать не смог.
Вызывали специалистов из треста «Куйбышевстройматериалы», которому подчинялся Тольяттинский кирпичный завод. Приехав и посмотрев, они посоветовали не мучиться, а заказать и приобрести новое электронное оборудование.
Однако Иванов не сдавался. С упорным упрямством продолжал начатое дело. И покидал лабораторию лишь при необходимости исполнения обязанностей сварщика. Если он уходил из котельной надолго и долго в лаборатории не появлялся, Алина чувствовала себя одинокой, забытой, брошенной. В лаборатории ей становилось невыносимо тоскливо. Она выходила на лестничную площадку, постояв, спускалась к фильтрам, походив около них, снова поднималась в лабораторию. При возвращении Иванова в котельную Алина, завидев его, облегчённо вздыхала. Когда же его быстро поднимающиеся по лестнице шаги доносились до Алины в лабораторию, её сердце невольно начинало учащённо биться, а засиявшие счастьем глаза сосредотачивались на проёме, в котором он, словно в рамке картина, должен в первую очередь предстать перед ней.
*************************************************************** (Стр. 252.)
5. Алине хотелось большего, но оказалось не всё так просто, как думалось.
Алина своих радостных эмоций, вызванных присутствием рядом с ней в лаборатории Иванова, от него не скрывала. И в тоже время не подчёркивала. Иванов вёл себя сдержаннее, старался ей в глаза не смотреть, нежных чувств не проявлять. Тем не менее, Алина прекрасно видела скрытое в нём неравнодушие к себе и при любой удобной ситуации, если он находился в хорошем настроении, пользовалась этим, пытаясь добиться большего с ним сближения. В частности, ей удалось утром, встречая Иванова в лаборатории, и вечером, провожая из лаборатории, обнимать и целовать его. Правда, по одному разу. Но Алина и этому была несказанно рада, превратив обычный страстный поцелуй в долгоиграющий, затяжной. Успевая, не отрывая своих губ, побывать всюду, куда дотягивались её руки. Иванов позволял исхитряться ей. Не противился. Не запрещал. Не хотел огорчать.
- Пусть радуется. Пусть что хочет то и делает. Не убудет, - останавливал он себя, когда действия Алины, на его взгляд, заходили за границы приличного. - Может так и должно быть между мужчинами и женщинами. А если нет, то всё равно никто ничего не видит и узнать не узнает. Иначе зачем тогда давать людям право на скрытую личную жизнь? Называть интимной? Главное не попасться. Не дать кому-то застигнуть нас врасплох.
Боязнь попасться в такие моменты, постоянно держала Иванова в страхе и требовала относиться с повышенным вниманием ко всему, что происходит за стенами и дверью лаборатории. Любой посторонний звук: чьи то шаги по лестнице, телефонный звонок, даже стук синицы в окно, заставлял Иванова вздрагивать, оглядываться, вслушиваться. Алина это прекрасно ощущала, особенно по «индикатору напряжения», и всячески, как могла, успокаивала Иванова. Только не очень-то это у неё получалось.
*************************************************************** (Стр. 253.)
Наиболее спокойно и даже с определённой долей смелости, Иванов воспринимал любовные забавы Алины в виде игр ногами под столом, сидя за столом напротив друг друга. В них Иванов не боялся играть в любое время дня. Так как достаточно было опустить ноги на пол и сделать обоим серьёзное выражение лиц и всё «шито-крыто». Алине очень полюбилось, сидя за столом напротив Иванов, ложить свои ноги ему на колени, закрывать глаза и воспринимать с наслаждением прикосновения к пальцам своих ног ласковых пальцев рук Иванова. Иванову тоже нравилось прикасаться к нежным пальчикам ног Алины. От них переходить к ступням, слегка пощекотав подошву. Пробовал однажды щекотать сильнее, но Алина так стала заливаться смехом, что Иванов, испугавшись постороннего внимания, впредь такого не допускал. От ступней пальцы и ладони Иванова потихонечку поднимались к коленям, перебирались через них и добирались до трусиков, где в нерешительности топтались и возвращались назад к пальчикам. Алина, улыбаясь, несколько раз полушутя-полусерьёзно настойчиво просила Иванова не бояться подняться выше. Однако он продолжал вести себя как заколдованный: до трусиков и назад. Алина пошла на хитрость. Не о чём не подозревавший Иванов как обычно поднимался по ногам притихшей Алины всё выше и выше. Алина, затаив дыхание, стала по чуть-чуть сползать со стула навстречу рук Иванова. Вдруг Иванов вскрикнул и отдёрнул руки. Алина, заметив на лице Иванова испуг, весело рассмеялась: - Что, милый Сашенька, такое с тобой у меня под юбкой произошло? Неужели укусил кто?
*************************************************************** (Стр. 254.)
Иванов склонил голову под стол и, заглянув под юбку Алины, тут же отпрянул. Покраснел.
Алина рассмеялась ещё пуще: - Всё ясно, Сашенька. Сказывается приобретённый в детстве тобой условный рефлекс после «Тёти-Моти!», показавшей вам, пацанам, то, что вы просили.
Иванов стыдливо улыбнулся и, не отрывая взгляд от стола, покрутил пальцем у виска: - Ты, Алина, совсем одурела. Идти сюда на работу без трусов, тем более в короткой юбке, к тому же не летом, а осенью, ни одна нормальная женщина не рискнёт.
- И я не рискну, - кокетливо состроила глазки Алина. – Сняла их только-только. На время. Очень хотелось помочь тебе взобраться выше. Освоить новую высоту. И на ней дать возможность акклиматизироваться.
Через несколько дней Иванов к выходке Алины стал относиться спокойнее, как к само собой разумеющемуся ходу развития событий. Тем не менее, эта выходка продолжения не имела. Наоборот, после неё он прекратил делать по ногам Алины всякие восхождения. Оставив только полюбившееся ему занятие: перебирая, мять-разминать на ступнях ног её красивые нежные пальчики и слегка щекотать подошву.
*************************************************************** (Стр. 255.)
Алина восприняла такую потерю безропотно, как Божью кару за свой чрезмерный аппетит. Как напоминание когда-то сказанных Ивановым слов: «Кто много хочет – мало получит». Ей и так он позволял слишком вольно себя вести применительно к нему. Хотя именно ему самому, находящемуся и без того в непростых условиях, приходилось и приходится всячески оберегать и сдерживать её от совершения ошибок и опрометчивых поступков. К тому же, вскоре Алина нашла способ восполнения утраты. Она свои ноги стала ложить не на колени Иванову, а между коленями и упираться ими, правда, через брюки, в его «индикатор напряжения», ёрзая по нему ступнями. Иванов в ответ стал выставлять между ног Алины свои ноги и ими пытаться отодвинуть Алину от себя. Алина старалась не поддаваться. Всячески упиралась. Весело смеялась и каждый раз, озорно сверкая глазами, сожалела о том, что Иванов отталкивает её третьей и четвёртой конечностью, а не «пятой!».
- Можно и «пятой»! – в конце концов, не выдержав, отшутился в ответ Иванов. – Если тебе, Алиночка, удастся уговорить Епанешникова постоять на «атасе».
- А если на «атасе» постоит Ира? – улыбнулась Алина.
- Тогда, - засмеялся Иванов, - пусть между твоих красивых ножек своей «пятой» конечностью шевелит Копылов.
- Нашёл кого предложить, - фыркнула Алина. – Как будто подостойнее замены нет.
*************************************************************** (Стр. 256.)
- Почему же. Есть! – улыбнулся Иванов. – Например: Вася Серов. Приятный, интеллигентный, крепкий. За нарушение правил дорожного движения с трагическим исходом сидит. По годам ровесник Епанешникову. Кстати, ты знаешь о чём он меня вчера спрашивал? Почему я до сих пор не «шпокнул» Алину? От такой бестактности меня, честно говоря, покоробило. Увидев это, он извинился. Но, всё же, посоветовал приглядеться к твоему поведению. Уверял, что ты сама этого страшно хочешь. Сама на это дело лезешь. И ещё говорил, будь он на моём месте от такой красивой «бабёнки» никогда бы не шарахался. Впрочем, Алиночка, - тяжело вздохнул Иванов, - не только Василий заметил аномалии в твоём поведении и мои отрицательные реакции на них, включая: неприятие, боязнь и сдержанность в общении с тобой. Все в котельной о том знают кроме, наверное, Епанешникова да тебя. Так как ты не имеешь возможности посмотреть со стороны на себя. Я не курю, не чифирю, не пью, о бабах вести разговоры не люблю. И это спасает нас от сплетен. Все считают, что бабы мне, в том числе Алина и Ира, не нужны: отвык мол, потерял нюх, не знает как себя вести с ними, стесняется и пугается их, привык за четыре года к жизни под лозунгами: «Солнце, воздух, онанизм – укрепляет организм!», «Только Дунька Кулакова не боится никакого!». Многие теперь из-за этого частенько посмеиваются надо мной. И даже, обсуждая между собой наши взаимоотношения, ехидничают по типу: «Зачем ему Алина? Зачем ему Ира? Если всегда есть под рукой надёжная, верная и безотказная Дунька Кулакова»!
*************************************************************** (Стр. 257.)
Иванов снова тяжело вздохнул и грустно усмехнулся: - Вот такая, Алина, на сегодняшний день обстановочка. И, скорее всего, начальству колонии тоже кой о чём успели донести. А ты про «пятую» конечность толкуешь.
Алина ко всему услышанному отнеслась серьёзно. Побледнев, она с растерянным видом уставилась на Иванова. Иванов привстал за столом, обхватил ладонями застывшее лицо Алины и поцеловал её в холодные омертвевшие губы. - Не переживай, милая Алиночка, - успокаивающе произнёс он. – Пока ничего страшного. Ситуация поправимая. Я тебе много раз говорил: веди себя со мной в лаборатории как душе угодно. Во всех же других местах – в упор не замечай.
- Пыталась. Не получалось! – подперев руками опустившуюся голову прошептала Алина. – И зачем ты мне обо всём этом сказал. Теперь стыдно будет в котельной появляться. Тем более в глаза смотреть. Ну и дура! Думала, никто ничего не заметит и ни о чём не догадывается. Глупышка так глупышка. Вела себя, как школьница. Алина улыбнулась, положила свою руку на руку Иванова и посмотрела ему в глаза: - Ладно! Исправимся. Раз пока не поздно. Даю слово.
*************************************************************** (Стр. 258.)
Глава четырнадцатая.
Чрезвычайное происшествие, заставившее Иру и, особенно, Алину вести себя ещё более осмотрительнее.
1. Менты не дремлют.
И действительно. С этого дня Алину и Иванова рядом стоящими не видели. Зато в лаборатории, особенно утром с 8 до 8.30 и вечером с 15.50 до 16.20, когда угроза, исходящая от ментов была минимальной, она, словно банный лист, прилипала к нему и не выпускала из своих объятий до последней минуты, исподволь разжигая потихонечку в нём страсть к себе, в надежде заставить его не устоять, окунуться во власть мужских инстинктов и подмять её под себя. Она даже неоднократно прикидывала как это должно произойти, в каком конкретно месте, каким образом, в какой последовательности и что ей необходимо предпринять, чтобы не дать ему перевозбудиться и преждевременно сорваться. Отобрав и частично отрепетировав свои действия в этом направлении, Алина стала всё настойчивее и настойчивее просить Иванова испробовать её в качестве «Дуньки Кулаковой», шаг за шагом добиваясь от него всё больших и больших уступок, делая его всё смелее и решительнее в обращении с ней, менее стыдливым, более спокойным, выдержанным, привычным. Дошло до того, что Алина специально на эти полчаса утром и полчаса вечером снимала из под юбки или платья трусики и без них прижимаясь проводила время с Ивановым, давая ему возможность без помех и труда касаться руками её тела ниже пояса. Кроме того, раз за разом она всё чаще и чаще получала от него разрешение на исполнение роли «Дуньки Кулаковой». В принципе, эта роль была ей хорошо знакома, памятна и нравилась когда-то, особенно под душем с хорошим напором тёплой воды. Правда, вместо «Дуньки Кулаковой» считала себя в той роли дояркой. А все свои действия – «дойкой».
*************************************************************** (Стр. 259.)
Когда первый раз в её руках его «индикатор напряжения» натужено покраснел, «задымился» от перегрева, задёргался и наплевал на пол лужицу молочного киселя, Алина, не ожидавшая такого количества, в начале растерялась, не зная, что предпринять, а затем, всплеснув руками и весело рассмеявшись, покачала головой: - Боже мой! Здорово! Вот это я тебя подоила так подоила. От моего мужа, каким бы способом не доила и чем бы его не кормила, больше чайной ложки надоев не было. Не породистый! Молодец, Сашенька. Спасибо за проявленное мне доверие и спокойствие. В знак признательности, Алина нежно и благодарно поцеловала Иванова, кинула на пол, где образовалась лужица, тряпку и взяла его за руку: - Не волнуйся, Сашенька. Сейчас всё быстро приберу. Пойдём к раковине. Помою тёплой водичкой. Приятно иметь дело с таким «индикатором». Берёшься за него и чувствуешь в нём: и вес, и силу. Такое удовольствие держать его и «коки» в своих ладонях… Слов нет! Ты даже не представляешь. Мужчинам понять это не дано.
После того, как Алина получила свободный доступ ко всем частям тела Иванова и почувствовала его безропотность к любым своим действиям, она полностью переключилась к осуществлению навязчивой мечты заставить Иванова влезть на неё. С этой целью Алина стала расспрашивать Иванова в каких позах он любит секс с женщинами. Рассказывать и, не стесняясь, показывать в каких позах любит секс она. Что должен делать в том или ином случае мужчина, а что женщина. Как извлекать из секса максимум наслаждений. Часто Алина просила Иванова подойти к ней и, пристроившись, проимитировать действия мужчины, проверить себя: смог ли бы он при такой позе насадить женщину на свой «индикатор».
*************************************************************** (Стр. 260.)
Иногда Иванов, шутя, пристраивался. Алине это очень нравилось. Смеясь, она прижималась к нему и ласково шептала: - Молодец, Сашенька! Молодец! Теперь расстегивай ширинку на брюках, вытаскивай свой «индикатор» и пробуй, не теряйся, пока есть возможность.
Был случай, когда Иванов, поддавшись ласковым уговорам Алины, заколебался, нерешительно потянулся к ней. Но донёсшиеся по лестнице шаги моментально охладили его внезапный пыл.
12 октября в колонии произошло ЧП местного масштаба. Вечером контролёры войскового наряда в одной из комнат вечерней средней школы, подкараулив, застали врасплох учительницу и заключённого, занимавшихся сексом. Учительницу тут же вывели с территории колонии, отобрали пропуск и на следующий день уволили. Заключённого закрыли на ночь в штрафной изолятор, а утром этапировали в другую колонию.
Алина придя на работу о ЧП ещё не знала. Сделав быстро анализы проб воды и вписав результаты в журнал, она по привычке сняла с себя трусики и стала дожидаться появления в лаборатории Иванова. Услышав на лестнице его шаги, Алина с улыбкой на лице притаилась за дверью и, как только он вошёл, попыталась его обнять и поцеловать. Иванов с холодной решительностью отстранил её от себя. Алина с недоумением заглядывает ему в глаза: - Что случилось, Сашенька?
*************************************************************** (Стр. 261.)
Иванов тяжело вздохнул: - Вчера вечером у нас в школе менты хлопнули за сексом учительницу с заключённым. На закрытые двери, олух, понадеялся. А менты две лестницы к окнам приставили и вместе с рамами к ним ворвались. Те от неожиданности и растерянности ничего толком сообразить не успели. Как были с голыми жопами, так и остались. Менты нам сами об этом рассказывали. Кстати, учительнице 28 лет. Замужем. Двоих деток имеет. Представляешь, каково ей сейчас?
Алина недоверчиво взглянула на Иванова: - А ты не шутишь, Сашенька? Или серьёзно?
Иванов усмехнулся: - Надеюсь, скоро тоже самое ты услышишь из более официальных и достоверных источников, чем я.
В 11 часов дня всех женщин, работающих на кирпичном заводе, вызвали в штаб колонии к заместителю начальника учреждения по режимно-оперативной работе. Через сорок минут Алина вернулась. Увидев её серьёзной и чем-то озабоченной, Иванов улыбнулся: - Наверное, признайся, и тебе попало?
- Нет. Пока обошлось, - улыбнулась Алина. – Но, очевидно, кое-что вашему начальству обо мне и об Ире известно. В Красном уголке собрали всех женщин завода и колонии. Набралось около 30 человек. Нас проинформировали о случившемся вчера и напомнили про недопустимость установления с осужденными недозволенной связи, какие меры ответственности за это предусмотрены. А в конце своего выступления зам по режимно-оперативной работе предупредил в качестве профилактики о том, что режимно-оперативная служба располагает сведениями о неблаговидных моментах в поведении ещё кое-кого из женщин. При этом он пристально посмотрел на Иру, которая внезапно вспыхнула красным маком, и на меня. Я, правда, на его взгляд не повелась. Тем не менее, всё равно неприятно.
*************************************************************** (Стр. 262.)
- А Ире-то чего краснеть? – удивился Иванов. – За ней же вины никакой нет. Чиста как Ангел.
Алина пожала плечами: - Не знаю. У неё спросишь.
Больше Алина трусиков не снимала. В позы не вставала. Подолгу в объятиях Иванова не удерживала и к затяжным поцелуям не прибегала.
Умеренные любовные аппетиты Алины пришлись Иванову по душе, освободили сердце от излишних страхов. Впрочем, и Алина от этого только выиграла. Получасовые встречи с Ивановым утром и получасовые расставания вечером из односторонних превратились в двухсторонние. Вследствие чего не только Алина к Иванову, но и Иванов к Алине стал относиться с большей трепетностью, ласковостью, нежностью, теплотой, ценя её искрению любовь и жалея, что не может в полной мере оплачивать тем же. Через неделю он вновь возобновил свои восхождения по ногам Алины до трусиков, порой и выше. А Алина, чтобы ему было это делать поудобнее, подняла выше стол, подложив под ножки стола толстые деревянные брусочки. Ира после случая с учительницей и предупреждающего взгляда замначальника колонии также изменила тактику своего общения с Ивановым. Вне предела лаборатории она с ним разговаривать перестала. Рядом не останавливалась: поздоровается и идёт дальше. Специально встреч не искала. Довольствовалась тем, что происходило в лаборатории, если заставала его там или он туда заходил. Конфеты, как раньше, из рук друг друга не ели. Угощать – угощала. Но лишь тогда, когда Иванов садился с ней и Алиной пить чай. Наедине с Ивановым в лаборатории Ира не оставалась. Если же Алине надо было действительно куда-то отлучиться, тут же находила предлог уйти вместе с ней.
*************************************************************** (Стр. 263.)
Ира часто сожалела о таком своём поведении. Понимала, что поступает не всегда красиво, честно. Боялась, что Иванов неправильно всё это может истолковать, обидеться. Вновь начнёт её избегать. Оттого мучилась. Были мгновения, когда в ней возникало огромное желание попросить у него прощение и, если простит, броситься ему на шею, обнять, поцеловать и сказать: «Всё, Саша! Я твоя! Делай со мной что хочешь!». Однако тут же в след возникала мысль: «Ну а дальше-то как жить? Сидеть-то ему немало! Какова будет реакция мамы, родных, друзей. Не поймут они! Осудят! Скажут: растили-растили, учили-учили, надеялись, а она полуграмотного БОМЖа себе в спутники жизни выбрала…».
Иванов на Иру не обижался. Он понимал мотивы и психологические факторы подталкивающие и, в конце концов, вынуждающие её поступать именно так. Наоборот, он ей сочувствовал. Старался всеми силами не причинять ей душевной боли. И самой, только самой, без давления с его стороны определяться с выбором.
Алина такую пассивную позицию Иванова не разделяла, не одобряла. Считала неправильной. Пыталась убедить его не сидеть сложа руки и ждать подарка от Судьбы. А склонить не только сердце, но и разум Иры на свою сторону.
- Она постоянно колеблется между «за» и «против», - объясняла Иванову своё видение ситуации Алина. – Побудет около тебя: чаша весов с грузом «за» становится тяжелее чаши с грузом «против». Побудет около родных и друзей, понаслушается: и чаша весов с грузом «против» перевешивает чашу весов с грузом «за». Тебе, Сашенька, обязательно надо вести себя с Ирой не пассивно, а активно. Завоевателем! Пленить полностью. Ты не должен допускать того, чтобы её родные и близкие, совершенно не зная тебя, о тебе судили исходя из общего, а не из конкретного, частного.
*************************************************************** (Стр. 264.)
Однажды Алина не выдержала и, рассказав Иванову о последних душевных настроениях Иры, предупредила, что, если он не изменит своего пассивного отношения к Ире, Ира не будет его.
- И слава Богу, Алиночка! – улыбаясь, честно признался Иванов. – Я бы очень не хотел иметь жену, любящую меня наполовину. Надеюсь, среди красивых девушек найдётся такая, как ты, Алиночка, которая полюбит меня полностью, ценя мои человеческие качества не по приколотым к моему телу ярлыкам и не по прошлым безвыходным поступкам и делам, а по поступкам и делам, где есть право выбора. Ибо любого человека можно запросто загнать в тёмный угол, из которого он, защищая свою жизнь, своё право на жизнь и благополучие, способен, в зависимости от характера и свойств психики, вылезать из дыр и действовать как мышь или крыса, лиса или волк, шакал или гиена, медведь или тигр. К примеру, Алиночка, взять наши отношения. Мне же не пришлось активность проявлять. Единственно, что нас сковывало и сковывает – это страх быть уличённым и потерять то, ради чего мы на всё шли.
- Ой, не скажи! – засмеялась Алина. – Активность пришлось немалую проявлять.
*************************************************************** (Стр. 265.)
Иванов, улыбнувшись, качнул головой: - Это тебе так кажется. Будь во мне поменьше стеснительности и побольше житейского опыта, наша взаимная тяга друг к другу обошлась бы без твоей и моей активности. Ты меня, Алиночка, с первой же встречи пленила красотой, улыбкой, добротой, затем ароматом роз и, наконец, тем, что не стала скрывать своих чувств ко мне и ложить на чаши весов гири «за» и «против». Спасибо, милая Алиночка за это. А вот я такие гири ложил и ложу. Всё переживал и продолжаю переживать за тебя. Боюсь, чтобы с тобой не случилось, как с учительницей, не было проблем с мужем и детьми, не пришлось искать работу на каком-нибудь опять вредном химическом производстве. Да и хочется видеть тебя каждый день даже просто так: не обнимаясь, не целуясь не разговаривая. Благодаря тебе мне лучше работается, легче переносить тюремные невзгоды, заниматься по утрам и вечерам бегом и зарядкой, изучать, придя с работы, медицинскую литературу, либо корпеть над электронными схемами, когда не успеваешь расхлебаться с ними здесь: в лаборатории котельной.
И я стала несколько другой, - улыбнулась Алина. – Значительно больше теперь внимания уделяю себе. Ежедневно душистые ванны принимаю с растиркой. Научила своих детей мне массаж лица, шеи, рук, ног и тела делать. Постоянно косметические маски готовлю и использую. Продолжаю твои рекомендации по улучшению красоты ног выполнять. Стараюсь всеми способами ради тебя сохранить свою привлекательность, продлить молодость. Иначе не видать мне как своих ушей ответной любви. Как-никак, идёт четвёртый десяток. Через неделю 31 год стукнет.
*************************************************************** (Стр. 266.)
Представляешь: четвёртый десяток! Ужас! Так быстро жизнь летит и время. А хорошего пока что на мою долю не слишком много выпало. Кроме мужа когда-то, тебя сейчас и детей по-настоящему никого не любила. И знаешь, Сашенька, все знакомые в один голос утверждают, что за последние месяцы я сильно помолодела. Скажи честно: правда ли это? Сколько бы ты дал мне на вид лет?
- Как и Ире, - улыбнулся Иванов. – Вы обе молоды и красивы.
- Спасибо, Сашенька! – радостно вздохнула Алина. – Значит не зря стараюсь.
2. День рождение Алины.
3-го ноября 1972 года у Алины был День рождения. Ей исполнился 31 год.
Как только Алина зашла в котельную и поднялась в лабораторию, Иванов поднялся следом и, обняв, прижав к себе, целуя, поздравил с Днём рождения.
- Спасибо, миленький Сашенька! Спасибо! Целуя в ответ, поблагодарила, счастливо сияя глазами, Алина. – Меня утром муж поздравил с Днём рождения. Но так сладостно обнять, прижать, приласкать, поцеловать – ума не хватило. Всё как-то в который раз получилось без души, без страсти.
Иванов снова обнял Алину, крепко прижал и, поцеловав, улыбнулся: - Вечером тебя твой муж поздравит по полной программе. Не переживай, Алиночка.
*************************************************************** (Стр. 267.)
- Да я и не переживаю, Сашенька, - целует Алина губы Иванова. – Привычная. Вечером гости, подарки, торжественный ужин, болтовня. Ему не до объятий и поцелуев будет. Лишь ближе к ночи в постели, если не устанет за день, между нами что-то получится похожее на объятия, поцелуи, ласки, секс. И то не он, а я во всём должна быть инициатором. Даже в свой День рождения. Даже в праздник «8 Марта»!
- Может стеснительный, как я? – засмеялся Иванов.
- Был когда-то, - усмехнулась Алина. – До свадьбы! И немножечко после. С тех пор десять лет прошло. И я не помню ни одной ситуации, где бы он вёл себя застенчиво или стеснительно. Краснеет лишь от водки!
- Между прочим, - улыбнулся Иванов, - я тебе, Алиночка тоже подарок приготовил. Красочный альбом для фотографий ручной работы с моим портретом, выполненным хорошим художником цветными пастами шариковых ручек. Он всегда тебе будет напоминать обо мне даже без дарственной надписи. Иванов вынул из сумки свёрток, развернул газету и вручил Алине альбом. Взяв альбом, Алина благодарно поцеловала Иванова и, сказав «спасибо!», села за стол разглядывать его. Просмотрев, она подала Иванову пишущую ручку: - Сашенька! Подпиши альбом. Это же память на всю мою жизнь. Не бойся! Мой муж не любит листать фотоальбомы.
*************************************************************** (Стр. 268.)
- И какая же тебя надпись устроит? – вопросительно взглянул Иванов.
- Алиночке от Сашеньки! – засмеялась Алина. - И дату поставь: 3.11. 1972 год.
Выполнив просьбу Алины, Иванов улыбнулся: - Вижу понравился подарок.
- Не совсем, смеётся Алина. – Вот если бы ты мне подарил ребёночка… Лучшего ничего не хотела бы.
- Не дури, Алиночка! – смеётся Иванов. – Что же тогда мужу скажешь?
- А ничего! – улыбнулась Алина. – Он бы ни о чём не спросил. Посчитал своим. Тем более постоянно выказывает желание иметь третьего.
- Неужели ты, Алиночка, способна на такой, не стану называть какой ввиду твоего Дня рождения, шаг по отношению к мужу? – садится напротив и внимательно смотрит на неё Иванов, пытаясь понять, шутит или говорит всерьёз она.
- Я даже была бы способна на большее, - усмехнулась Алина. – Не будь дети так привязаны к отцу, ушла бы, не раздумывая к любому, которого, как тебя, по настоящему любила, а он любил меня. Только с годами на фоне новой влюблённости приходит осознание какое это огромное счастье любить и одновременно быть любимой. Как тянешься, как хочется такого счастья. Как его не хватает. Как легко на душе, когда оно есть. Вот ты, Сашенька, сколько раз испытывал взаимную любовь?
*************************************************************** (Стр. 269.)
- По-настоящему… всего один раз, когда мне шёл 23-ий год, - вздохнул Иванов, вспомнив практикантку медучилища Нину.
- Ты с ней спал? – улыбнулась Алина.
- Спал! – смеётся Иванов. – Почти четыре месяца. В обнимочку, но без секса.
- Почему? – недоверчиво смотрит удивлённо Алина.
- Не хотел ей портить жизнь. Она верила мне, не зная о том, что меня ждёт тюрьма. Что я - не я и так далее и тому подобное. А я то знал. И не хотел быть в её глазах и в своих глазах подлецом на всю жизнь. Куда бы она сейчас с ребёнком тыкалась. А потом, представляешь, каково было бы её состояние, как и с каким грузом ей жить дальше после коварного удара в спину от человека, которого любила, которому себя полностью доверяла и который тоже любил её.., по пустякам оберегал, а в главном, в серьёзном обманул. Впрочем, я, наверное, всё равно для неё остался негодяем, когда весь обман вдруг открылся. Оттого до сих пор тяжко на душе при воспоминании о ней. Одна надежда, что со временем она став мудрее, простит меня. Поймёт, как мне было непросто в той ситуации…
На глазах Иванова появились слёзы. Он закрыл лицо руками, еле сдерживаясь, чтобы не раскиснуть окончательно, тяжко вздохнул и усмехнулся: - Поверь, Алиночка. Мне в тюрьме душевно легче, чем было тогда на воле под чужими документами.
*************************************************************** (Стр. 270.)
Иванов ещё раз тяжело вздохнул, взглянул на часы и встал из-за стола: - Пойду схожу к фильтрам, Алиночка. Включу третий и четвёртый на регенерацию. Заодно успокоюсь. И сразу приду. Я сегодня постараюсь от тебя, именинницы, не отходить. Как-никак, такое бывает один день в году. Иванов своё слово сдержал. Весь день, за исключением обеденного перерыва, он находился рядом с Алиной. Много раз её целовал, обнимал, ласкал, перебирал ей пальчики на ногах и взбирался по ним до трусиков, а под вечер, осмелев, добрался даже до упора. Отчего Алина в сладостной истоме заёрзала на стуле, сжалась пружиной и медленно разжавшись, долго сидела с блаженным лицом закрыв глаза в расслабленном состоянии. В этот же день Иванов, перед приходом Иры, научил Алину, как обещал когда-то, придавать ногтям естественный красивый вид и через полчаса ногти Алины на пальцах рук, благодаря стараниям Иванова, именно таковыми стали.
Ира пришла в лабораторию к Алине в обычное и привычное для неё время: после десяти. Обняв и поцеловав в щёку Алину, она поздравила её с Днём рождения, сказав, что подарок вручит в своём кабинете заводоуправления, так как духи приносить на территорию, где работают осуждённые, категорически запрещается. Попутно она поинтересовалась у Иванова: поздравил ли он Алину.
- Поздравил! – ответила за Иванова, улыбнувшись, Алина. – И альбом шикарный для фотографий подарил. Посмотри!
*************************************************************** (Стр. 271.)
Ире альбом понравился.
- Да, подарок классный! – подтвердила она. - Памятный. С портретом. Не забудешь.
- Но и это не всё, - засмеялась Алина, показывая растопыренные пальчики. – Приглядись, Ирочка, к моим ногтям. Оцени его способности. Отныне такими мне тоже под силу их делать. Сашенька научил. Без лака и прочей химии. Тридцать минут и готово. Гарантия на полмесяца.
- Можно и за пять минут управиться, - улыбнулся Иванов. – Если шлифовать не вручную, а с помощью специальной шлифмашинки. Но вручную удобнее тем, что для шлифования ничего кроме тряпочки не надо, и любое место подойдёт.
- Научишь? – просительно улыбнувшись, посмотрела Ира на него.
- С удовольствием! – улыбнувшись в ответ, кивнул головой Иванов. – Завтра, в субботу. Если и у тебя он будет, как у Алины, рабочим днём. Согласна?
- Будет. За понедельник, шестое ноября. Согласна! - с милой улыбкой на лице, произнесла Ира.
Потом они пили чай с пряниками и конфетами.
*************************************************************** (Стр. 272.)
После обеда Иванов выполнил и своё второе ранее данное Алине обещание: погадать ей Судьбу по линиям на её ладонях. Алина слушала Иванова внимательно, с затаённой улыбкой. Ей нравились необыкновенно-трогательная бережность, теплота и нежность, которые он, гадая, проявлял, держа её руки в своих руках; и, конечно, приятные трепетно-ласковые касания пальцев линий на её ладонях. А вот к самим предсказаниям отнеслась эмоционально спокойно, в том числе и к тому, что любовь к нему для неё окажется в большей степени с привкусом горечи, чем сладости.
- Как будет, так будет! – выслушав Иванова до конца, улыбаясь, развела ладони Алина. – В конце концов, настоящая любовь – это болезнь. К тому же, не будет горького – не будет сладкого. Не будет печали – не будет радости. Не будет горького и сладкого – не будет радости и печали. И наоборот! А значит моё пребывание на земле превратится в существование. Ко всему прочему, Сашенька, - вздохнула Алина, - я же прекрасно понимаю, что после твоего освобождения 27 июня 1974 года, всё рухнет как карточный домик. И молодость наша не вечная. И все мы смертны. Так как быть? Не жить? Плюс ко всему, меня тянет к тебе непроизвольно. И с этим ничего не могу поделать. И не хочу! Зачем? Если ты рядом. Не отказываешься. Тоже тянешься. Нам хорошо. А там будет видно. И так пять лет, кроме своих детей, никого не любила. Как я так жила? Ужас! Сейчас другое дело: дома дети, на работе ты. А сегодня вдвойне потрясающе день проходит. Эйфория в душе невероятная. Нацеловалась, наобнималась. И дважды, Сашенька, в сексуальном экстазе побывала. Мне кажется ты почувствовал это.
*************************************************************** (Стр. 273.)
- Почувствовал, - улыбнувшись, кивнул головой Иванов. – Когда до самого верха ног добрался и чуточку из любопытства там задержался. И когда твою красивую лебединую шею и обнажённую, опьяняюще-пленительную грудь целовал. Правда, не стоило бы её так сильно оголять. Слишком опасно. Если зайдут, всё на виду и ясно. Не успеешь себя в порядок привести. И получится как в присказке или как с учительницей: «Было счастье рядом, да разорвалось снарядом!» Надо же! Поймали, гады! Мне так жалко ту учительницу. Будь я начальником, обязательно простил бы её. Женщина всё же. Слабый пол.
- А меня? Простил бы? – засмеялась Алина.
- Тем более, - улыбнулся Иванов. – И даже согласился бы на «атасе» в твой День рождения постоять.
- Сашенька. А вот скажи, - с любопытством посмотрела Алина в глаза Иванову. - Только честно. Тебе самому конкретно сегодня хотелось и хочется секса?
- Мне всегда инстинктивно его хочется, - засмеялся Иванов. – Особенно, если не занят творчеством и рядом красавица Алина. Но приходится свои инстинкты усмирять в условиях морального, административного и уголовного запрета, чтобы не получилось как в присказке: «Пять минут удовольствия и десять лет каторги!». Между прочим, в нашей колонии и в нашем отряде есть такие, кто сидит за изнасилование, кому ради пяти минут удовольствия теперь приходится маяться в неволе по нескольку лет. Таких дебилов в зонах не любят и именно про таких эта присказка.
*************************************************************** (Стр. 274.)
- Но терпеть же вредно, - возражает Алина.
- Согласен. Вредно, - развёл руки Иванов. – Однако выкручиваемся. Что делать. Выбираем меньшее зло. И, как видишь, все живы здоровы, не умерли. И вас, девок, здесь никто не изнасиловал. Даже мыслей таких в голове не держат. Желающих ради пяти минут удовольствия получить десять лет каторги, к счастью, нет. Хотя какое, к чёрту, удовольствие в насилование. Это, по большей части, либо распущенная дерзость, либо высокая степень уверенности в безнаказанности, либо болезнь.
- А правда, что от неудовлетворённого перенапряжения у мужчин «коки» ломят, болят? – хитро улыбнулась Алина.
- Правда! – засмеялся Иванов. – И меня такая участь ближе к вечеру, скорее всего, ожидает.
- Ой, нет! Я этого в свой День рождения не допущу, - закачала головой Алина, кокетливо состроив глазки. – Старался, старался угодить мне, а затем за это страдать, мучиться. Боже упаси!
В конце смены, уходя с работы, Иванов крепко и страстно обнял Алину. Ещё раз поздравил её с Днём рождения. Попросил позвонить или послать телеграмму родителям по случаю своего Дня рождения, со словами благодарности за подаренную жизнь. Пожелал ей и всем её близким всяческих благ. Окунулся в аромат роз, исходящий от её тела. Прильнув, поцеловал ей грудь, шею, губы. Несколько минут побыл в приятном оцепенении, полностью отдав себя во власть ласковых губ, ладоней и пальцев Алины. А затем, очнувшись, взглянув на часы и засуетившись, быстро привёл свой внешний вид в надлежащий порядок.
*************************************************************** (Стр. 275.)
- Всё! Пойду на съём, Алиночка, - вздохнул он. – Спасибо тебе за особенно трогательную любовь сегодня ко мне. Но с другой стороны, хорошо что День Рождения только раз в году. Нам нельзя так, миленькая Алиночка, рисковать. Потеряем даже возможность мельком видеть друг друга.
- Я это понимаю, Сашенька, - улыбнулась Алина. – Но как видишь: обошлось. А вот благодарить не ты… наоборот, мне тебя надо. Тебе большое спасибо! У меня первый раз в жизни такой чудный День рождения. Я ещё больше влюбилась в тебя. Ещё сильнее стал дорог и желанен. Жаль только, что ты боишься всякого тележного скрипа. Никого же не было. Мог бы спокойно оплодотворить и подарить мне третьего ребёнка. Мой организм был готов и ждал этого. Увы, напрасно.
- Ничего страшного, - засмеялся Иванов, поглядывая на часы. – Муж тебя ночью оплодотворит. Попроси его хорошенько по случаю своего Дня рождения.
- Попросить-то попрошу. Не проблема, - усмехнулась Алина. И залезть на меня у него сил предостаточно. А вот оплодотворить вряд ли сможет. Живчики, по мнению специалистов, извергаются из него слишком слабенькие… Ладно. Не будем о грустном. Иди, Сашенька. Иди. Не опоздай на съём. Подаришь потом. Успеешь. За полтора года найдём удобный момент. Неправда. Всего-то сунуть, прыснуть осталось. А это крайне просто, когда о том оба мечтают.
*************************************************************** (Стр. 276.)
Иванов с тревогой спросил у Алины сколько точно время.
Алина посмотрела на свои наручные часы: - Съём начался, Саша. 16.35! Беги! До завтра!
3. Новые взаимные откровения Алины и Иванова.
Утром Алина встретила Иванова в лаборатории сияя глазами и радостно улыбаясь. Обняв и прижавшись к нему, она, целуя, гладит его растроганное лицо и благодарно шепчет: - Сашенька. Милый Сашенька. Я тебя очень - очень люблю и очень - очень по тебе соскучилась. Спасибо, мой хорошенький, за вчерашний день, за ласки, поцелуи, нежные слова, за подарок, и за ногти, на которые, кстати, обратили внимания и гости, и дети, и муж. Всем было интересно, что за лак я использовала и просили показать его. Еле отболталась. В автобусе тоже к моим ногтям кое-кто незаметно приглядывался. Смешно было.
- Что же тебе муж подарил, и как ты с ним ночь провела? – улыбнулся Иванов.
- Ночь провела с ним как обычно: ничего нового - усмехнулась Алина. – Залез он на меня, покачался, пошмурыгал минуты две, не больше, и на этом всё: завалился спать.
- У тебя, Алиночка, каждая ночь так проходит? - поинтересовался Иванов.
- Ой, да ты что, Сашенька? – засмеялась Алина. – Одна лишь из трёх, а то из четырёх-пяти. Даже бывает раз в неделю по воскресеньям, всего-навсего. И то, когда сама активно этого добиваюсь. Раньше да: жару давал, особенно первых два года. Каждую ночь. А по выходным: и каждое утро. *************************************************************** (Стр. 277.)
Потом секс пошёл на спад. Либо выдохся, либо пресытился, либо любовниц заимел. Точно не знаю. Что касается подарка…. В этот День рождения подарок оказался сюрпризным и с подтекстом, возможно неосознанным. Время покажет. Обычно муж дарил духи. Рижские. Терпкие. Чтобы от меня химией не пахло. На этот раз подарил косметический набор довольно внушительных размеров. И знаешь, что я ему сказала? Неужели я такая старая стала? И без косметики теперь не обойтись? В ответ он на полном серьёзе мне говорит: - Может и не старая, но как не крути, не двадцать, а четвёртый десяток, и кой-где пора фасадик подправить, подштукатурить, подшпаклевать, подкрасить. Неужели, Сашенька, это правда? Только честно.
Иванов, улыбаясь, поцеловал Алину: - Потом, Алиночка, скажу. Хорошо? Сейчас, пока ментов нет, не хочу время тратить на пустяки и пустую болтовню. Лично для меня ты двадцатипятилетняя. Не выше! А по красоте и стройности – одна на тысячу. И лет десять, не меньше, будешь выглядеть очаровательной без всякой косметики. А если не станешь лениться правильно ухаживать за кожей и мышцами лица – все двадцать!
- Сашенька. Сегодня скажешь? – поцеловав, просительно заглянула Алина в глаза Иванова.
*************************************************************** (Стр. 278.)
- Обязательно! – засмеялся Иванов, прижав к себе Алину. – Ты такая милая, красивая. И я хочу, чтобы это было всегда. Я ведь тоже люблю тебя.
- А кого больше? – кокетливо строит глазки Алина. – Иру или меня?.. Говори!
- К сожалению, Алиночка, тебя! - целует её Иванов.
- А почему: к сожалению? – прижалась к нему Алина.
- Потому что, к сожалению… - Иванов тяжело вздохнул и крепко обнял Алину. – И ты, Алиночка, это прекрасно понимаешь, мои любовные отношения с тобой и твои со мной всё равно не будут долгими. В лучшем случае, они продляться до 26 июня 1974 года. Через полтора года наше счастье лопнет подобно мыльному пузырю и мы разойдёмся, как в море корабли.
- А чем я победила Иру? – вновь кокетливо состроила глазки Алина. – Она же моложе, образованнее, красивая – этого не отнять, не замужем. Будет где жить. Тем более, тебе нравится. Сам же признавался. И ей нравишься.
- Да, всё так – нахмурился Иванов. – Что правда, то правда. Ирочка мне нравилась и нравится. Она прекрасный человек. И всё тобой сказанное, Алина, верно. Но видимо, даже очень красивых девушек я люблю ровно настолько, насколько они любят меня. Другое дело ты, моя Алиночка. Ты любишь меня всего, а не наполовину, как Ира. Причём, зная о моём прошлом почти всё, за исключением некоторых несущественных, в принципе, нюансов, любишь сердцем и умом. Доверяешь и тянешься всей душой. Я тебе тем же плачу. Этим и победила.
*************************************************************** (Стр. 279.)
- А про какие нюансы ты до сих пор, Сашенька, умолчал? – ласково гладит Алина лицо Иванова.
- Не скажу! – улыбнувшись, закачал головой Иванов. – То секреты личного характера.
- Сашенька! Ну скажи! – ластясь, доверчиво прижалась всей грудью к нему Алина. – Хотя бы об одном. Чтобы понять: действительно ли эти секреты соответствуют секретам.
- Ладно, - вздохнул Иванов. - Только попрошу не удивляться и дополнительно ни о чём не спрашивать. Договорились?
- Договорились, Сашенька, - целует Алина губы Иванова. – Обещаю!
Иванов нежно прижал к себе Алину и, склонившись к её уху, прошептал: - Мне ещё, Алиночка, ни разу в жизни не пришлось поиметь женщину.
Алина удивлённо посмотрела на Иванова и, обхватив ладонями его лицо, заглянула ему в глаза: - Что? Ни с кем – ни с кем у тебя половой связи не было?
- Да. Не было, - тихо подтвердил Иванов, виновато пряча глаза.
- Боже мой! – рассмеялась Алина. – Выходит, ты ещё мальчик?! Вот это здорово! Никогда бы не подумала. Такой парень и вдруг… Ого! Оказывается и на мою женскую долю выпал мальчик, у которого хрен не с пальчик.
*************************************************************** (Стр. 280.)
Алина приложила руку к ширинке брюк Иванова и осторожно сжала пальцы: - О! Там какой у моего мальчика жёсткий, спелый, но несорванный огурчик! Закачаешься! Неужели он станет моим?
Алина сладостно вздохнула и расцеловала Иванова.
- А муж твой, - улыбнулся Иванов, - разве не был мальчиком?
- Был! – усмехнулась Алина. – Но не про мою честь. У него до меня несколько девок в постели побывало. Сам рассказывал. Двух девок из тех я лично знаю. Их действительно уговаривать не требовалось.
- А тебя он уговаривал? – засмеялся Иванов.
- О! ещё как! – засмеялась Алина. – Он думал, что я девочка. На самом деле я до него вкус секса попробовала. На втором курсе техникума. Мне не было 16. Правда, во время остановилась. Моего парня в Морфлот на пять лет служить забрали. Позже выяснилось, что я не первой у него была. Ты вчера, гадая, обо всём этом странным образом точно сказал.
- Наверное, муж упрекает тебя за твои прошлые грехи? – улыбнулся Иванов.
- Ой, нет! Ты что, Сашенька! – всплеснула руками Алина. – Он до сих пор не знает, что я была не девочкой. Это я его, наоборот, упрекаю чуть что, когда ревность меня охватывает.
*************************************************************** (Стр. 281.)
- А как же ты его обманула? – с любопытством посмотрел Иванов на Алину. – Сильно пьяный что ли был?
- Как раз трезвый и в здравом уме. Но я об этом не буду рассказывать. Такие женские хитрости слишком некрасивые. И привлекательности нам не придают.
- Хитрая, значит, ты, - закачав головой, улыбнулся Иванов. – Выходит, не ошибся я, гадая тебе вчера?
- Хитрая. Не спорю, - согласилась Алина. – В то же время не коварная. И это хорошее сочетание качеств. Чего тобою также было вчера правильно подмечено. Ну а что остаётся делать? Парням гулять можно, непредосудительно. Считается в порядке вещей. А нам нельзя. Упрёков не оберёшься на долгие годы. Поэтому, коль так получилось, приходится изворачиваться. Между тем, не будь нас, с кем бы они гуляли? Вот почему прежде чем хаять нас, пусть себя вспомнят и на себя критически посмотрят.
Иванов взглянул на часы-ходики, висевшие на стене: - Две минутки, Алиночка, осталось до конца нашего более менее безмятежного времени. Пойду я. Сегодня за пределами котельной, в глинозапаснике, часа на три блатная работёнка подвалила. Там ночью в третью смену машинист мостового крана грейферным ковшом отопительную батарею зацепил и со стены содрал. Приду к тебе после обеда. Ты до какого часа будешь работать? Предпраздничный день всё же.
*************************************************************** (Стр. 282.)
- Если подменишь, то до трёх, - улыбнулась Алина. – А если нет, то как обычно: до пяти. Епанешников придёт, скажет. Но лично мне очень хочется остаться до пяти. Побыть с тобой лишних полтора часа. Потом я не увижу тебя. Четыре выходных дня до 9-го ноября, Не будь рядом детей - с ума бы сходила.
- Всё, Алиночка! Пошёл я, - прижал её к себе Иванов. – Пора. Позволь только аромат роз вдохнуть.
Иванов уткнул своё лицо ей в грудь и, медленно глубоко вдохнув, качнул головой: - Не грудь, а пышный букет роз! Отрываться не хочется. Но надо. Время подпёрло.
Взглянув на часы, он нехотя вышел из лаборатории и пока спускался по лестнице, Алина, прислушиваясь к его быстро удаляющимся шагам, сгибая палец за пальцем сама себе под нос произносила: - Полдесятого, пол-одиннадцатого, полдвенадцатого, полпервого, полвторого. Итого пять часов придётся Сашеньку ждать. Ужас!
Алина вернулась с обеда в лабораторию полвторого. Иванов был там. Припаивал к какому-то электромеханическому устройству провода.
- Спасибо, Сашенька, что пришёл! – радостно сияя, поцеловала Алина в губы Иванова.
*************************************************************** (Стр. 283.)
- Алина! – нахмурился Иванов. – Ради Бога, не рискуй! Иначе потеряем больше, чем найдём. Во сколько поедешь домой?
- В пять! – засмеялась Алина. – Епанешников так решил. Я не напрашивалась. Сейчас сюда к нам Ира придёт. Мои ногти ей сильно нравятся. Будет просить о том же тебя. Ты же обещал.
- Обещал, - улыбнулся Иванов. – И с удовольствием своё обещание выполню. У неё до какого часа рабочий день?
- До трёх! – кокетливо состроила глазки Алина. – И мы одни на полтора часа останемся перед долгой разлукой. Не против, Сашенька?
- Ты только постарайся не очень руки свои распускать и сильно губы раскатывать, - улыбнулся Иванов. – Мы не должны расслабляться. Учти: беда почти всегда в нашу жизнь врывается нежданно-негаданно.
Глава пятнадцатая.
Причуды взрослой любви.
1. Гадание Ире.
По лестнице послышались шаги.
- Ира идёт, - предупредила Алина. – Сейчас постучит к нам.
Иванов взял в руки паяльник и, склонившись над своим столом, с сосредоточенным видом замер.
*************************************************************** (Стр. 284.)
В дверь постучали и вошла улыбающаяся Ира. Приветливо поздоровавшись с Ивановым, она вытащила из карманов куртки несколько бумажных пакетиков и положила перед Алиной: - Припрячь, Алина, в шкаф. Больше в моём кабинете ничего нет. Всё потихонечку сюда перенесла за день, пока мой солдатик на проходной дежурит. В том числе любимые Сашей конфеты «Мишка косолапый». Ну-ка, Сашенька, съешь хотя бы одну.
- Один есть не буду, - отрицательно покачал головой Иванов, улыбаясь. – Только втроем. Каждому по конфетке.
Съев конфету, Ира села напротив Иванова и протянула ему свои руки, растопырив пальчики: - Сашенька, показывай и рассказывай, что я должна делать, чтобы мои ногти были такие же красивые, как у Алины.
Отключив от электросети и отложив паяльник, убрав всё лишнее со стола и расстелив на нём полотенце, Иванов бережно уложил на него руку Иры. - Всё делается очень просто, - улыбнулся он. – Берём кусочек наждачной бумаги класса «нулёвочки» и осторожно ею не торопясь, аккуратно, без нажима слегка трём ногти и торцы их кончиков на всех десяти пальцах. Эта процедура занимает не более двух минут. Вот смотри…
Иванов умело и быстро потёр кусочком наждачной бумаги ногти на пальцах Иры. Ногти стали матовые.
*************************************************************** (Стр. 285.)
- Делается это для того, - ласково перебирает Иванов пальчики Иры, стирая тряпочкой с каждого ногтя после наждачной бумаги пыль, - чтобы устранить наиболее заметные на поверхности ногтей неровности и царапины. Теперь после наждачки выдавливаем из тюбика на каждый ноготь по чуть-чуть зубную пасту и небольшим лоскутиком мягкой хлопчатобумажной ткани осторожно и бережно полируем ногти. Полируем вот так…
Иванов, с улыбкой на лице и нежным трепетом в душе, занялся полировкой от пальца к пальцу все ногти на красивых руках Иры. Закончив полировку ногтей, он внимательно осмотрел их, подвёл Иру к раковине, промыл и насухо вытер полотенцем ей пальчики, внимательно ещё раз осмотрел качество своей работы и, оставшись довольным, поцеловал Ире обе руки.
- Прелесть, а не руки, - улыбнулся он. – На всё про всё ушло десять минут. Гарантия – две недели. Через две недели подойдёшь и я тебе подправлю тот небольшой участок ногтя, который к этому времени вырастет.
Выпустив из своих рук Ирины пальчики, Иванов с сожалением вздохнул: - Готово, Ирочка. Какие будут вопросы? Что ещё?
- Хочу, чтобы ты мне погадал, - улыбнулась Ира, разглядывая свои ногти. – Алина хвалила тебя за умение гадать. Сказала, что в твоих гаданиях было много правды о прошлом и интересного о будущем. Но заранее предупреждаю: я к гаданиям и предсказаниям отношусь скептически, особенно на кофейной гуще, картах, ромашках, ладонях, по звёздам.
*************************************************************** (Стр. 286.)
- И правильно пока делаешь, - засмеялся Иванов и перевёл взгляд на Алину: - А ты, Алиночка, веришь в предсказания, гадания?
- И верю и не верю, - пожала плечами Алина. – Но что-то есть. Вчера я лишний раз в этом убедилась. Однако сомнений больше.
- Ладно, - развёл руки Иванов и смотрит на Иру. – Раз вы сомневаетесь, попробую к этому вопросу подойти с другого бока. Ирочка, а ты веришь прогнозам погоды Гидрометцентра на завтра, послезавтра, на после - после завтра?
- Прислушиваюсь, - кивнула головой Ира.
- А ты, Алиночка? – улыбнулся Иванов, переводя на неё взгляд.
- Тоже прислушиваюсь, - улыбнулась Алина. - Хотя они довольно часто ошибаются. - Раньше ещё чаще ошибались, - усмехнулся Иванов. – Даже было время, когда прогнозы погоды считались шарлатанством и карались. Но от десятилетия к десятилетию благодаря совершенствованию метода прогнозирования и всё более-более широкого учёта всех факторов, влияющих на погоду, прогнозы эти становились всё точнее и долгосрочнее. И поверьте, придёт время, когда погоду будут предсказывать максимально точно и долгосрочно, местами корректируя её до необходимых оптимальных параметров.
*************************************************************** (Стр. 287.)
Между тем поведение каждого из нас и, следовательно, наши поступки, складывающие затем в судьбы людей и далее в судьбу страны, напоминают нечто похожее. Ибо зная характер человека, его устремлённость, умственные, физические и психические возможности, среду обитания, включая социальное и материальное положение родителей, ну и прочее, прочее, прочее… - разве нельзя спрогнозировать, как он будет себя вести, учиться, трудиться? По какому пути пойдёт, чего в состоянии достигнуть, а чего нет? Взять, к примеру, Алина, твоего мужа. За двенадцать лет совместной жизни ты его, надеюсь, изучила вдоль и поперёк. И в силу этого прекрасно знаешь на что он способен, а на что нет. Чего от него можно ожидать, чего нет. Каких он вершин: научных, производственных, политических, административных ещё может достигнуть, а каких нет. Исходя из этих знаний о нём, ты строишь свои взаимоотношения с ним. То есть, либо недовольно хмуришься, обижаешься, либо показываешь свой колючий нрав. Либо, наоборот, ластишься, подлизываешься, стараешься угодить, проявить максимум заботы и внимания. Всё это вместе взятое и есть элементы прогнозирования его реакций, поведения, поступков и Судьбы в целом. Кстати, в проблеме прогнозирования Судьбы человека имеется интересный момент: чем ближе он приближается к пенсионному возрасту, тем легче и точнее спрогнозировать его Судьбу. Недаром существует присказка: «Пути Господни неисповедимы. Но чем короче остается он, тем яснее!». Твоя, Алина, мама и папа в селе Ширяево тому доказательство. Согласись, тебе сейчас намного легче спрогнозировать их судьбы, чем судьбы своих детей, или собственную, либо мужа. А будет тебе и ему ближе к 60-ти, задача и для вас резко упростится.
*************************************************************** (Стр. 288.)
Иванов перевёл взгляд на Иру: - И тебе, Ирочка, я бы мог о том же самом сказать. Но я уверен, ты и так суть моих мыслей уловила. И нет необходимости их снова пережёвывать. Поэтому, пожалуйста, протяни мне обе свои ладони и позволь к ним прикасаться. При этом сразу честно признаюсь: ладони и линии на них оказывают на гадание лишь косвенное влияние. Мне просто приятно держать в своих руках ладони красивой девушки, и в то же время это заставляет мой мозг активнее и продуктивнее шевелиться. Только и всего.
Ира с улыбкой протянула Иванову ладони и в ожидании замерла. Иванов с нежностью сжал её пальцы.
- Может мне выйти? – засмеялась Алина. – На атасе постоять? Чтобы вас не стеснять. Вы так мило себя ведёте. Как голубь и голубка.
- Не уходи, - попросил Иванов. – Побудь при моём гадании. Потом расскажешь с чем Ира согласна, а с чем нет. Вы же обязательно обсудите насколько были верны мои предположения.
Иванов перевёл просящий взгляд на Иру: - Ирочка. Скажи ей. Пусть останется.
- Пожалуйста. Я же не против, - улыбнулась Ира. – Наоборот: «За!».
Алина осталась.
*************************************************************** (Стр. 289.)
- Спасибо, Алиночка! – поблагодарил её Иванов и, переключившись на ладони Иры, с сосредоточенным видом стал вглядываться в линии на них, нежно проводя по ним своими пальцами.
- Начну я с хорошего, - вздохнув, улыбнулся Иванов. – Родилась ты, Ира, в интеллигентной семье. Отец – преподаватель физкультуры. Не знаю, правда, где: то ли в школе, то ли в училище, то ли в институте. Мать – учительница, скорее всего русского языка и литературы. Очень красивая, но хрупкая и болезненная. Судя по всему, твоим воспитанием занималась именно она. Отцу было некогда. Целыми днями он пропадал со своими спортсменами-питомцами на тренировках, в разъездах по стране на различные соревнования. Твоё детство и школьные годы до 17-ти лет прошли безоблачно. Каждое лето ты проводила с мамой у бабушки и дедушки по материнской линии. К бабушке и дедушке по отцовской линии ты приезжала редко, на короткое время и то лишь с отцом и матерью. У мамы твоей и, в связи с этим, у тебя не очень-то «клеились» с ними отношения. Да и не интересно было проводить лето у них в городской квартире. Когда тебе исполнилось 18 лет, отец ушёл из семьи к другой, на много моложе. Ты в этот момент училась на втором курсе института вдали от родителей и относительно легко перенесла уход отца. А вот твоей маме в психологическом плане пришлось очень трудно. Приезжая раз в неделю домой, ты видела, что мать сдаёт. Она выглядела всё хуже и хуже. В то же время в твоём присутствии, когда ты находилась дома, она жизнерадостно улыбалась, имела хорошее настроение, была активной и подвижной.
*************************************************************** (Стр. 290.)
Отсутствие жизненного опыта не позволило тебе правильно оценить ситуацию. Ты чувствовала, что матери тяжело и с ней творится что-то неладное. Ты хотела брать академический отпуск и быть рядом с матерью. И так надо было поступить. Но мать всякий раз тебя отговаривала, успокаивала. Обманывая, убеждала, будто ей становится лучше и лучше. Хотела, чтобы ты продолжала учиться. Материально всячески старалась тебе помочь, отказывая во многом себе. А ты…, привыкшая маме верить, верила. Уезжала.
На глазах у Иры навернулись слёзы. Не сумев их удержать, она закрыла лицо руками и расплакалась. Алина встала у неё за спиной и принялась Иру успокаивать.
На глазах у Иванова тоже заблестели слёзы, но это его не остановило.
- Чуть позже тебя и маму, - продолжил он своё повествование, - настиг новый удар: умирает её папа, твой дедушка, а ещё через полгода – её мама, твоя бабушка. В этот период твоё присутствие рядом с мамой было особенно необходимым. Однако опять мама, обманывая тебя, настояла, чтобы ты продолжала учиться. Сама же попала в больницу и с тех пор прикована к кровати.
Ира разрыдалась окончательно.
*************************************************************** (Стр. 291.)
- Четвёртый и пятый курс, - неумолимо продолжал Иванов, - ты закончила благодаря сестре твоей умершей бабушки, которая самоотверженно, несмотря на преклонный возраст и слабое здоровье, два года ухаживала за твоей лежачей мамой. Теперь ухаживаешь ты. Насчёт продолжительности жизни твоей мамы ничего определённого сказать не могу. Всё будет зависеть от тебя. Чем благожелательнее и правильнее уход, тем дольше и счастливее она проживёт. Постарайся, чтобы у неё под рукой было всё необходимое, включая телефон, радиоприёмник, книги, тетрадь, ручку. И ещё вот на что обрати особое внимание. Ей очень полезно видеть и слышать зрелищные спортивные состязания, зажигательные танцы, звуки музыки и пляски. Словом, всё то, что заставляет бессознательно мышцы в собственном теле пульсировать, напрягаться и воспринимать себя участником либо соучастником показываемых действий. Постарайся, если она не любит смотреть футбол, хоккей, авто и мотогонки, баскетбол, конские скачки, объяснить важность для неё быть болельщицей азартных спортивных мероприятий, показываемых по телевидению…
- Далее позволь перейти к гаданию твоего будущего, - улыбнулся Иванов. – Дай мне, пожалуйста, опять твои ладони.
Ира, вытерев платком слёзы, протянула ладони.
Сжав нежно их и ласково перебрав на них пальчики, Иванов прижался к ним лицом.
*************************************************************** (Стр. 292.)
- Успокойся Ирочка. И больше не плачь, – просит он. – Самое страшное в своей жизни ты пережила. Твоя мама, имея такую дочку, будет жить долго. Что касается меня, то быть твоим вечным спутником мне не суждено. Я просто в твоей Судьбе случайный попутчик. Ты не из тех, кто, сломя голову, отдаётся чувствам и способен пойти на риск. Для тебя синица в руках важнее журавля в небе. И слава Богу! Мне бы очень не хотелось быть мужем той девушки, которая меня наполовину, то есть которой неосознаваемый внутренний мир подсказывает одно, а осознаваемый внешний мир – другое. Так как в этом случае семейные отношения на первоначальном этапе настолько неустойчивы, что из любой искры: и внутренней, и внешней может запросто вспыхнуть и разгореться неукротимый пожар. На двадцать шестом году ты выйдешь замуж. По любви. Родишь троих детей. Любовь будет недолговечной. Тем не менее, семья не распадётся. Смиришься. Замкнёшься на детях. На профессиональном уровне больших высот не достигнешь. Помехами будут внутрисемейные проблемы. Останешься на уровне специалиста средней руки. Свою любовь ко мне не забудешь. Но жалеть о том, что мы разошлись, как в море корабли, не будешь. Поскольку о моей дальнейшей судьбе тебе ничего известно не будет, и сомнения в правильности своих поступков относительно меня в тебе сохранятся. В целом, прожитой жизнью останешься недовольной. Хотя пройдёт она относительно гладко. Лишь ближе к 45-ти годам возникнут в ней не слишком приятные шероховатости, которые к 55-ти годам, то есть, к пенсионному возрасту, отшлифуются и замкнутся на внуках.
*************************************************************** (Стр. 293.)
- Не согласна, - закачала отрицательно головой Ира. – Судьбу свою человек сам определяет и формирует.
- То детский лепет и идеологический трюк, - усмехнулся Иванов. – Твою Судьбу в тебе давным-давно сформировали. И знаешь кто? Родители, детский садик, уличная среда, школа, пионерские лагеря, общественно-политический строй, а также средства массовой информации и пропаганды. Октябрёнком же была? Была! Пионеркой и комсомолкой была? Была! Студенткой? Была! В партию большевиков – коммунистов собираешься вступать?.. Говори, говори!
- Собираюсь, - улыбнулась Ира.
- Вот видишь! – засмеялся Иванов. – Но она тебе нужна? Тебе же не суждено вверх по карьерным ступенькам подниматься. Начальник ОТК кирпичного завода будет твоя самая высокая должность на трудовом поприще. Впрочем, ты это сумеешь до конца понять лишь к 45-ти годам. А вот Алина в партию не вступит. Она давным-давно интуитивно знает, что выше старшей лаборантки, должность в своей жизни не получит. С этим смирилась и практичным умом осознаёт бестолковой глупостью своё пребывание в рядах Коммунистической партии. Зачем ей лишняя обуза, если такие как она и такие как Ира ничего там не решают, а служат лишь ширмой, позволяющей власти действовать по своему разумению прикрываясь волей народа. Кстати, Ира. Ты читала книгу «Путешествие Гулливера»?
*************************************************************** (Стр. 294.)
- Читала. В детстве, - кивнула головой Ира.
- Я тоже в детстве, - улыбнулся Иванов. – Написал её Джонатан Свифт, живший в 1667 – 1745 годах. Так вот, он 250 лет назад своим острым умом подметил и сказал об общественно-политических партиях следующее: «Партия – это безумие многих ради выгоды единиц». К тому же, Ирочка, поверь: о твоём формализованном пребывании в КПСС непременно узнают твои дети, внуки. И порядочности эти знания им не прибавят. А убавить могут. Это тоже закладывается в судьбу детей. Не считайте их глупыми. Короче, Ира, - махнул рукой Иванов, - не будем спорить: прав я или неправ. Что сказал, то сказал. От себя ничего не придумывал. Так расположились линии на твоих ладонях. А точнее: мозговые извилины в твоей голове.
- А себе? – улыбнулась Ира. – Ты можешь погадать?
- Себе нет, к сожалению, - развёл ладони и тяжко вздохнул Иванов. – Я почему-то слишком плохо знаю себя. К тому же в моей жизни после тюрьмы много неопределённого, неясного и будет зависеть от того, какие люди окажутся на моём пути. Например, путь рядом с самим собой будет резко отличаться и более опасным, непредсказуемым от пути, предположим, рядом с тобой или с Олей, Катей, Машей. Тут, как говорится: «Бабушка надвое сказала!». Опыта же ноль! И опереться не на кого. Одно точно знаю: жить мне долго и трудно. Тем не менее, переживу я и тебя, Ирочка, и Алину, не буду курить, не стану пьяницей. Знаю, что излишняя застенчивость, стеснительность и стремление идти по пути наименьшего сопротивления добра мне не принесут.
*************************************************************** (Стр. 295.)
Знаю и то, что несмотря на свои способности к наукам, официального образования получить не сумею, хотя мог бы стать отличным инженером, конструктором, изобретателем, врачом, учителем, руководителем. Словом, талантливым специалистом в какой-либо сфере производства, кроме современной идеологии и политики. С таким, как у меня, обострённым чувством справедливости, честности, порядочности и сострадательности ужиться среди идеологов и политиков не смог бы. Поэтому останусь я на всю жизнь простым рабочим с кучей специальностей. Их у меня сейчас десять: слесарь-сантехник, сварщик, электрик, слесарь-газовик, КИПовец, крановщик, оператор паровых котлов на газовом топливе, печник, каменщик, штукатур. Не исключено, что со временем освою ещё две-три специальности, правда, не знаю пока какие. Большего отгадать о своём будущем не в силах. А, действительно, жаль! Ибо там, где упасть, постелил бы соломку.
Ира посмотрела на часы и встала: - Пора мне. Пойду. Сегодня у меня короткий рабочий день. До трёх. А дел уйма.
2. Влюблённая Алина жаждет всё большего и большего.
Попрощавшись, Ира ушла. Когда её шаги на лестнице стихли, Алина подошла к сидящему на табуретке за столом Иванову и поцеловала его: - Умница ты, Сашенька. Здорово гадал. Пусть задумается. А скажи: откуда тебе всё это стало известно. И про неё, и про меня. Мы же о том не рассказывали. Да и многое сами друг о друге не знаем.
*************************************************************** (Стр. 296.)
Иванов обнял Алину за талию, прижался к ней и улыбнулся: - От вас же узнал. Откуда же? Из вашего детства. Из ваших рассказов и моих когда-то вопросов, задававшихся пусть редко, но метко о детстве. Недаром существует крылатое выражение: «Все мы родом из детства!». Именно поэтому все разговоры о том, что свою Судьбу человек определяет и формирует сам, я считаю детским лепетом и пропагандистской уловкой. В нас Судьба, действительно, давным-давно сформирована родителями, детским садиком, уличной средой, школой, пионерскими лагерями, государственным строем, средствами массовой информации и пропагандой. Бывают, конечно исключения. Но на Иру они не распространяются. И опять же, в них больше случайного, чем осознанного.
Алина ладонями прижала лицо Иванова к своей груди и, сладостно вздохнув, улыбнулась:
- И всё же, Сашенька, ты её любишь. Признайся! Я же вижу.
- Нравится, - кивнул головой Иванов. – Я это никогда не отрицал. И ей, чувствую, нравлюсь. Увы, мы не пара. Нам не судьба быть вместе. И слава Богу! Мне это ясно отчётливо, Ире – смутно. Вот и стараемся оба сохранить между собой приемлемую дистанцию. Сорвусь я – сорвётся она. Если же, наоборот, сорвётся она – сорвусь я. А что потом, коль не Судьба? Неужели мы, будучи такими молодыми и красивыми, не в состоянии найти подходящую себе пару?
*************************************************************** (Стр. 297.)
- Ну а если Ира, предположим, согласится стать твоей женой. Скажет: Саша! Я твоя. Что тогда? – испытывающее посмотрела Иванову в глаза Алина.
- Не дай Бог! – усмехнулся Иванов. – Придётся жениться. Люблю же её. Пойти на риск в надежде через пару-тройку лет окончательно развеять в ней относительно себя нехорошие сомнения. Но те три года при моём твёрдом и упрямом характере мне тяжкими покажутся. Придётся перед ней на цыпочках ходить в любых ситуациях и в любых вопросах. Чего делать не умею и запросто способен хлопнуть дверью и уйти даже во вред себе. К счастью, Ира такой шаг не сделает и такое не скажет. Во-первых, куда ей торопиться? Мне до конца срока далеко: год и семь месяцев. Во-вторых, через год она уволится. Устроится на работу в другом месте. Мы видеться не будем. Её чувства ко мне притупятся. Это позволит ей получше вокруг себя оглядеться и легко при своей красоте, плюс образованности, обустроить свою семейную жизнь по менее рискованному варианту. Ведь не секрет, из всех нас, кто находится в этой колонии, примерными мужьями окажутся не более 20 процентов. Остальные 80 процентов – горе для женщин. В то время как в городе Тольятти число разводов на каждую тысячу браков составляет примерно 30 процентов. Из них 10 процентов – по вине женщин. То есть риск неудачного брака с бывшим заключённым нашей колонии в четыре раза выше, чем с не сидевшими мужчинами города Тольятти.
*************************************************************** (Стр. 298.)
- Всё равно дура она. Дура! – вздохнула Алина, целуя Иванова. – В данном конкретно случае речь-то не обо всех идёт, а сугубо о тебе, ежедневно находящемуся у неё перед глазами. И тебя, Сашенька, жалко. Куда ты после освобождения подашься. Дома нет. Родителей нет. Семьи нет. Стеснительный, застенчивый. Приученный двигаться по пути наименьшего сопротивления. Плохо, что у нас отсутствует служба знакомств, как на Западе. Тебе бы быстро отыскалась подходящая пара.
- Сам найду, - улыбнулся Иванов. – Лишь бы нормальные документы были.
- А меня бы в жёны взял? – засмеялась Алина.
- В любовницы точно бы взял, - обнял и крепко прижал к себе Алину Иванов. – А вот в жёны… не знаю. Подумал бы хорошенько. Хотя, наверное, взял бы. Рискнул. Поддался красоте и обаятельности твоей.
- Значит не всё во мне тебе нравится, - усмехнулась Алина. – Да?
Иванов отрицательно закачал головой и нежно поцеловал Алину: - Скорее всего настораживает кое-что. На меня ты смотришь с обожанием. На других – холодно и надменно. Почему – понятно! Мы нравимся друг другу. А если, например, я разонравлюсь тебе? Представляешь, каково будет мне, как мужу, постоянно видеть твой нелюбящий, равнодушный взгляд? Кстати, интересно: какими глазами ты смотрела на мужа первые годы совместной жизни и какими сейчас?
*************************************************************** (Стр. 299.)
- Я тогда была глупой влюблённой девчонкой, - улыбнулась Алина. – Через двенадцать лет стала другой. И теперь мои чувства и разум ценят в мужчине, совокупно с красотой лица и тела, целую гамму других его человеческих качеств. В частности: душевную чистоту поступков и помыслов, чуткость ко мне и внимание, уровень влюблённости в меня, старательность и заботливость. Ну и, безусловно…, - сладостно вздохнула Алина, - деловую способность и технические характеристики «индикатора напряжения». То есть, его длину, толщину, упругость. К тому же, кого любить или не любить – сердцу не прикажешь. Раньше любила. Ныне отношусь к нему, как к хорошему отцу моих детей и компаньону по совместному семейному ведению домашнего хозяйства.
- А в постели? – улыбнулся Иванов.
Алина кокетливо состроила глазки и пожала плечами: - Скорее всего я отношусь к нему, как к резиновому мужскому механическому манекену, а он ко мне, как к резиновой женщине. Словом, секс без ярко выраженных внешних эмоций, в качестве общепринятой негласной обоюдной обязанности. Иначе говоря, секс холодного свечения...
- Неужели нельзя отказаться? – удивился Иванов.
- Можно. Но с кем тогда, когда очень захочется? – засмеялась Алина. – Вот ты как поступаешь, если очень хочется, а не с кем, или очень опасно, кроме «Дуньки Кулаковой»?
*************************************************************** (Стр. 300.)
Иванов промолчал.
Алина усмехнулась и развела ладони: - Молчишь, Сашенька. Так и у меня, практически всегда все 10 лет ситуация не лучше. Кроме мужа-манекена, не с кем. Даже с тобой, Сашенька. Даже в тех ситуациях, когда вокруг тебя и меня, казалось бы, никого нет. Мы одни, друг друга любим, обнимаемся, целуемся. Никто нам не мешает. И я имею, я держу в своих руках твой пышущий жаром великолепный и могучий «индикатор напряжения».
- Что же ты, Алиночка, предлагаешь? – улыбнулся Иванов. - Неужели в такой неудобной обстановке сексом заняться?
- Наоборот, Сашенька. Очень удобная! – смеётся Алина. – Я, на случай возникновения у тебя такого желания, всё-всё продумала, предусмотрела и отрепетировала. Включая, в том числе, вероятность быстрого приближения ментов. Врасплох они нас не застигнут. Можешь не сомневаться. Впрочем, оцени сам. Будет это выглядеть так: смотри и слушай. Сначала снимаю с себя трусики и надёжно прячу их, чтобы они не попались на глаза при досмотре.
Алина действительно сняла трусики и спрятала их в карман куртки: - Остаюсь я в комбинашке, платье, джемпере и халате сверху. Далее. Наливаю в тазик воду, кидаю туда тряпку для мытья пола и ставлю около стула на тот момент, если придётся делать вид, что занимаюсь уборкой.
*************************************************************** (Стр. 301.)
Проделав всё, о чём сказала, Алина направила свой взор на Иванова и улыбнулась: - Теперь осталось нам выполнить мелочь. Я сгибаюсь над тазиком в позу «Бабушка моет пол», руками упираюсь в сиденье стула, ты, Сашенька, подходишь ко мне сзади, задираешь на спину платье вместе с комбинашкой, вытягиваешь из ширинки брюк свой разбуженный «индикатор», руками придерживаешься за мою грудь и вталкиваешь его в нижнюю дырочку.
- А если вдруг попаду в верхнюю? – засмеялся Иванов.
- Ничего страшного, - улыбнулась Алина. – Раз можно. Выдержу. Тебе, как ученику, ошибка позволительна. Но ты не волнуйся. Мои руки направят твой «индикатор» куда надо.
Алина согнулась в позу «бабушка моет пол» и упёрлась руками в сиденье стула: - Ну-ка, Сашенька, подходи. Не бойся. Только приценишься. Прорепетируем.
Иванов встал, улыбаясь, подошёл к Алине и нерешительно замер.
- Не стесняйся, Сашенька! – упрашивающе прошептала Алина. – Задирай мне на спину платье. Прижимайся своим передком к моему голому заду, а руками держись за мои титьки.
*************************************************************** (Стр. 302.)
Иванов всё сделал так, как просила Алина, а затем, смело поплотнее прижавшись, смеясь, подрыгал своим задом.
Молодец, Сашенька! Молодец! - рассмеялась Алина. - Теперь вытаскивай свой «индикатор» и касайся им меня. Не бойся. Не раздумывай. Ничего страшного с твоим «индикатором» не произойдёт. Я же обещала, что это будет репетиция. Не более того!
Иванов вытащил «индикатор» и коснулся им верхней части её голых бёдер. Алина проворно приставила его к своей нижней дырочке и протолкнула в неё самый кончик.
- Всё, Сашенька! Заправила!– предупредила Алина. – Осталось только прижаться тебе поплотнее ко мне и он без всяких проблем окажется там, где надо. Может рискнёшь, попробуешь? Или позволь мне это сделать?
- Нет, боюсь. Не надо! – тихо произнёс Иванов.
- Сашенька! Действуй! – пытается уговорить его Алина. – Ты же мужчина! Чего бояться-то?
- Потом скажу, - вздохнул Иванов.
Ладно. Потом так потом, - согласилась Алина. – Но в таком случае потренируйся хотя бы в холостую между моих ног. Какой-никакой тоже опыт. И попутно разрядишься. Надо только твой горячий «индикатор» мне своими бёдрами сжать.
*************************************************************** (Стр. 303.)
Алина сдвинула ноги: - Всё, сжала. Давай, практикуйся!
Иванов после нескольких телодвижений напружинился, импульсивно задёргался, затем расслабился и, выпустив из рук грудь Алины, виновато вздохнул: - Не получилось, Алиночка. Быстро «приехал».
- Чувствую, мой миленький! – засмеялась Алина. – По ногам горячие струйки текут. Не переживай! Получилось! А то, что быстро – это от перевозбуждения. Зато, если минут через десять – двадцать настоящим сексом займёшься, мне мало не покажется.
Алина выпрямилась и, поцеловав Иванова, ободряюще прижала к себе: - Молодец, Сашенька. Нормально. По крайней мере, ты отныне знаешь, как не опростоволоситься в первом сексе перед девушкой, если сильно перевозбуждён. Сначала – чуть ниже между ножек, а минут через пятнадцать – двадцать – смело выше. Потом притрётесь. Так что не расстраивайся. Нос кверху и к раковине. Идём, помою тебе твой «индикатор». И себя в порядок приведу. Набрызгал от души! Весь верх капроновых чулок мокрый. Как мне теперь в них до дома ехать?
- Постирай, - стеснительно опустил глаза Иванов. – Я их в сушилку отнесу под горячий воздух. Через пару минут будут сухие.
*************************************************************** (Стр. 304.)
Приведя себя в порядок и подтерев в лаборатории пол, Алина села за стол напротив Иванова и, положив свои ноги ему на колени, весело улыбнулась: - Так чего же ты, Сашенька, боишься? Выкладывай. Обсудим.
Иванов стыдливо опустил голову и, перебирая нежно пальчики на ногах Алины, застенчиво улыбнулся: - Не обижайся, Алиночка. Прости. Боюсь за тебя, не за себя. Мне как-то приходилось читать серьёзную медицинскую статью, где говорилось о физической и умственной неполноценности детей, зачатых в страхе. О высоком проценте среди них уродства. Причём, отрицательно влияет не только страх, но и любой испуг, любое заставляющее вздрогнуть явление, включая: телефонный или входной звонок, стук в дверь. Именно этого боюсь. Я не хочу чтобы ты родила от меня калеку и мучилась с ним, словно в наказание за грех, всю оставшуюся жизнь, каясь за свою любовь и страсть ко мне. Боже: упаси нас от подобного. Поверь, таких случаев немало. Кроме того, не так давно я видел сон, где ты с печальным лицом выходишь из роддома с калекой-мальчиком и укоризненно смотришь на меня.
- Хорошо, Сашенька, - примирительно закивала головой Алина. – Не буду торопиться. Вначале постараюсь всё об этом как следует разузнать. Вдруг ты прав. Не дурак же.
Перебрав все пальчики на ступнях ног Алины, ладони Иванова заскользили к её коленям. - Прелесть, а не ножки, - с восхищением заглянул он под стол. – Надеюсь, продолжаешь выполнять мои рекомендации?
*************************************************************** (Стр. 305.)
- А как же! – кокетливо состроила глазки Алина. – Два раза в день. Не ленюсь. И учёт веду в обычном школьном дневнике. После праздников принесу: посмотришь. Детям тоже такие же спортивные дневники завела и коротко туда добрые дела и поступки записываю, отметки сообща ставим, общее количество баллов подсчитываем. Я им, они мне. Здорово!
Пройдя колени Алины, руки Иванова продвинулись выше и почти у самого конца остановились.
- Ещё чуть-чуть, - улыбнувшись, попросила Алина, закрыв глаза.
- Не могу, - засмеялся Иванов. – «Индикатор напряжения» задымился от перегрузки.
- Взбирайся! – умоляюще вздохнула Алина. – Я его утихомирю потом.
Иванов взглянул на часы, ещё на чуть-чуть продвинул руки, но затем опустил ноги Алины на пол и встал из-за стола: - Пойду, Алиночка, твои капроновые чулки высушу и через несколько минут приду. А ты за это время анализы проб воды сделай.
- Сашенька! – улыбнулась Алина. – Возьми пробы сам. Не хочу я на низу без капроновых чулок появляться. Странно буду выглядеть с голыми ногами среди мужчин в ноябре месяце.
*************************************************************** (Стр. 306.)
Иванов принёс пробы воды и в быстром темпе отправился сушить капроновые чулки. При выходе из котельной он столкнулся с Епанешниковым и войсковым нарядом. Поспешность Иванова показалась ментам подозрительной. Они внимательными взглядами проскользили по его фигуре.
Александр, не уходи, - предупредил Иванова начальник котельной Епанешников. – Досмотр всех помещений сейчас у нас начнётся.
- Моя бытовка, Александр Фёдорович, не заперта, - махнул рукой Иванов. – Пусть шмонают. В мехцехе трубу отопительную прорвало. Иду туда. Надо срочно перед съёмом успеть заварить дырку. Иначе затопит, - спокойно соврал он.
В котельную Иванов вернулся после ухода ментов. Заглянул в свою бытовку. В ней всё было перевёрнуто вверх дном.
- Рылись, как свинья в апельсинах, гады, - промелькнула у него в голове злая мысль. Не став ничего прибирать, он закрыл бытовку на замок и поднялся в лабораторию.
Алина обняла Иванова и прижала к себе: - Миленький мой Сашенька. Хорошо, что ты зашёл. Мне почему-то подумалось, что тебя вместе с моими чулками забрали. Слишком упорно чего-то менты искали. Все углы в котельной обшаривали. Раньше такого не было. Придут, для вида туда-сюда нос ткнут и уходят.
*************************************************************** (Стр. 307.)
- И к тебе заходили? – поинтересовался Иванов.
- Да, заходили, - кивнула головой Алина. – Во все шкафы и столы заглядывали. А на мне ни чулков, ни трусов. Обошлось. На свёртки с пряниками и конфетами они не обратили внимания. А у Копылова перетрясли всё. В кабинет к Епанешникову не заходили. Лишь заглянули.
- Сегодня большой общий шмон и в жилзоне был, - тяжело вздохнул Иванов. – Перед праздниками всегда так. Ищут водку, вино, бражку, самогонку. Забирают запрещённые предметы. Заставляют голову наголо стричь у кого волос свыше двух сантиметров отрос. Сейчас приду в барак, а там из моей тумбочки всё на пол выкинуто, кучей свалено. Постель переворошена. Книжки, тетради, записи перетряхнуты. Часа два придётся разбираться. Благо, если продукты не рассыпят, окажутся отдельно. Однажды у соседа по спальному месту банку с растительным маслом менты опрокинули во время шмона на письма и фотокарточки из дома. Я не представляю, чтобы со мной было при подобном случае с моими вещами. У меня масса записей, вырезки из газет и журналов, книги, чистые листы и тетради. Несколько раз после шмона приходилось не только тумбочку и постель, но и матрац с подушкой в божеский вид приводить. Распорят ножом менты их во всю длину, если что-то внутри подозрительным покажется, выгребут оттуда всю вату на пол и уйдут.
*************************************************************** (Стр. 308.)
Алина удивлённо закачала головой: - Никогда бы не подумала, что такое творится. А водки много находят?
- Мало, - усмехнулся Иванов. – Прячут хорошо. Да и не держат её долго. Потом, учти, заключённые такие коммунистические праздники, как «Великая Октябрьская Революция», «Первое мая» и «День конституции» - проституции, не признают и не празднуют. Почитают и отмечают лишь «Новый Год» и День рождения.
- А «День Победы»? – вопросительно взглянула Алина.
- Тоже особо не признают, - засмеялся Иванов. – Умные бедолаги знаешь что по этому поводу говорят: «Мы и вы как были пленными, так пленными и остались». И в принципе, они правы, если повнимательнее приглядеться, как зачуханные победители и ухоженные побеждённые живут.
- Чего же тогда менты ищут? – пожала плечами Алина. – И что отбирают?
- Ничего существенного, Алиночка, - достал из-за пазухи обёрнутые вокруг пояса капроновые чулки Иванов и положил их на стул. – Главное назначение таких предпраздничных шмонов: создавать видимость активной работы администрации. В основном изымают ножички, сделанные из ножовочных полотен, чтобы резать на кусочки хлеб.
*************************************************************** (Стр. 309.)
Изымают цветные стержни для пишущих ручек, фломастеры, одежду и обувь неустановленного образца, стаканы, чашки, чайные ложечки и блюдца. Так как кроме алюминиевой кружки и ложки никакой посуды иметь не положено. Забирают зубные пасты, картинки с голыми женщинами, самодельные кипятильники и электроплиточки. Только толку никакого. Через два-три дня утраченное восполняется. Зато в отчётах о шмоне победно фиксируется, что изъято около двухсот единиц остро режущих и колющих самодельных металлических изделий. Более 100 единиц одежды и обуви неустановленного образца и свыше полутора тысяч иных запрещённых предметов. Получается в итоге: кому праздники, кому горе! Как представлю, что сейчас творится около моей тумбочки и постели… Какой там ворох бумаг… Невольно видится в траурной рамке будущее нашей страны.
- А вырезки из газет и журналов для каких целей хранишь? – поинтересовалась Алина.
- Надо! – улыбнулся Иванов – Выпускаю в отряде большую ежемесячную стенную газету под названием «В мире интересного». В неё я вклеиваю вырезки с удивительными фактами. Пусть просвещаются. Читают с удовольствием многие.
- Хороший ты человек, Сашенька! – улыбнувшись, качнула головой Алина и посмотрела на часы. – Скучно мне будет четыре дня без тебя. Через пятнадцать минут твой съём с работы. Помоги на прощание капроновые чулки одеть, трусики. Обними, поцелуй, запах роз вдохни.
*************************************************************** (Стр. 310.)
- С огромным удовольствием, Алиночка! – засмеялся Иванов.
Алина подала Иванову капроновые чулки: - Надевай на меня, Сашенька.
- Сначала трусики давай оденем, - предложил Иванов.
- Нет, Сашенька. Одевай сначала капроновые чулки, - хитро улыбнулась Алина и поднимает платье выше пояса. – А трусики потом. Так удобнее в туалете.
- Всё понятно, бесстыдница! – улыбнулся Иванов. – Тем не менее, отдаю твоему такому виду должное: красиво выглядишь. Слов нет!
Присев, он одел на ноги Алины капроновые чулки, деловито раскатал, сохраняя спокойствие, их выше и выше, однако на самом последнем этапе подъёма, не выдержав, вцепляется руками в её голый упругий зад и прижимается к ней.
- Не отпускай меня, Сашенька, - закрыв глаза, шёпотом попросила Алина. - Прижимай и держи крепче. Я поплыла! Мне так хорошо. Ой, как хорошо. Сейчас упаду. Такая слабость в ногах и теле. Сил стоять нет.
Иванов, не выпуская из рук Алину, поднялся и, прижав её всю к себе, нежно поцеловал: - Не бойся, любимая. Не упадёшь.
*************************************************************** (Стр. 311.)
Алина, обхватив Иванова за шею, благодарно поцеловала его в ответ.
Прикрепив к резинкам капроновые чулки, Иванов усаживает Алину на стул, берёт из кармана куртки Алины трусики и помогает ей их надеть.
Алина весело улыбнулась: - Мне, Сашенька, ещё никто не одевал ни капроновые чулки, ни трусики. Так приятно, когда это делает любимый мужчина. Спасибо, мой милый мальчик!
Алина вновь посмотрела на часы и с явным сожалением покачала головой: - Ой, как не хочется расставаться, Сашенька.
- Но надо! – улыбаясь, протянул Алине обе руки Иванов. – Вставай, Алиночка. Пора. Съём!
Алина встала. Иванов обнял её, поцеловал, вдохнул с наслаждением исходящий от её тела аромат роз, поправил ей на голове волосы и подтолкнул к двери: - Иди! Я закрою лабораторию и пойду следом. Спасибо, Алиночка, за сегодняшний день. До свидания! До четверга! Желаю хорошего отдыха и настроения. Береги себя!
*************************************************************** (Стр. 312.)
- Ты тоже береги себя, мой любимый, - тяжко вздохнула Алина и, поцеловав Иванова, вышла.
Глава шестнадцатая.
Тёмные и светлые моменты в историях «Алина + Саша» и «Саша + Ира».
1. Алина во власти необременённой любви.
9-го ноября Алина приехала на работу раньше обычного. Ей не терпелось поскорее встретиться с любимым Сашенькой. Зайдя в котельную и увидев Иванова, идущего к солерастворителю с ведром соли, она сдержанно, насколько хватило сил, кивком головы поприветствовала его и направилась в лабораторию. Иванов, не желая, как всегда, давать повод для сплетен слесарям и кочегарам, к появлению Алины в котельной, к её приветствию и движению в лабораторию отнесся равнодушно, не поворачивая головы вслед. Алина тоже за время, пока брала пробы воды и выполняла анализы, ни разу не подошла к Иванову и не поглядела в его сторону. Лишь когда Иванов включил фильтра на регенерацию и неторопливо поднялся в лабораторию, Алина дала волю своим чувствам.
- Сашенька! Миленький! – обняв, крепко прижав и целуя, счастливо улыбалась Алина, глядя в его радостные глаза. – Я так соскучилась по тебе. Еле дождалась сегодняшнего дня. Фактически все выходные одна была. Свекровь и свёкор у нас гостили. Дети при них были. Не стала им мешать общаться с внуками. Занималась стиркой, уборкой, готовила кушать: котлеты, пельмени, беляши, голубцы борщи, салаты, рыбу. Свекровь у меня насчёт пищи привередливая. И не только к пище. Одним словом, с утра до вечера старалась, крутилась, как заводная, чтобы им угодить. Уставала жуть! Но грустно не было. Постоянно о тебе думала. Вспоминала твои прикосновения, объятия, поцелуи, глаза, улыбку. Знала, что и ты меня вспоминаешь. Оттого на душе было легче. Ведь вспоминал?
*************************************************************** (Стр. 313.)
- Потом скажу, - засмеялся Иванов и нежно поцеловал Алину.
Алина, продолжая счастливо улыбаться, обхватила Иванова за шею, прижалась своим лицом к его лицу и, сладко вздохнув, прошептала: - Сашенька, расскажи как у тебя прошли праздничные дни?
- Также, как и обычные, - пожал плечами Иванов. – Подъём в шесть часов утра, зарядка, заправка койки, умывание, завтрак, развод на работу. В 7.30 котельная, фильтра, через каждые два часа анализы проб воды, в промежутках дорабатывал и отлаживал автоматическую систему управления котельной, Наверное, через неделю запущу полностью. Осталось всего одна проблемная точка: вентиляторы, подающие воздух к газовым горелкам. Слишком бестолково они молотят. В 16.30 съём с работы. Жилзона, барак, где под шум и гам продолжал изучать подаренные мне тобой и Ирой в День рождения книги о лекарственных средствах. Добрался до солей тяжёлых металлов во втором томе, осилив таким образом за четыре месяца почти тысячу страниц. Надеюсь, к Новому году с ними расхлебаться. Интересные. Спасибо вам за них. В 21 час 30 минут начинал готовиться ко сну: делал на улице зарядку, вытряхивал от пыли простыни и одеяло, умывался, чистил зубы и ложился спать. Засыпал быстро. Вот и всё. О тебе вспоминал только на работе. Но честно признаюсь, редко. Дел и хлопот было много. А вот снилась каждую ночь. Всегда красочная, приятная. Один раз даже с тобой во сне правдашным сексом занимался. Поллюция невероятно сильная была. Аж проснулся.
*************************************************************** (Стр. 314.)
Алина рассмеялась и крепко прижалась к Иванову: - Надо же! Столько добра уходит.
Иванов стискивает Алину в своих объятьях и нежно целует её в губы, шею, грудь.
- Розами всё пахнет, - восхищённо закачал он головой. – Эх! С каким бы огромным удовольствием и какое огромное во мне желание прикоснуться своим голым телом к твоему, полежать на нём, поёрзать, помять, обняв, поспать. Двадцать восьмой год идёт, а я толком ничего этого не делал. То одно мешало, то другое. То стыд, то застенчивость, то совесть не позволяли. Сейчас страх! Представляешь, Алиночка, что было бы, если бы менты, когда я выходил из котельной с твоими мокрыми капроновыми чулками, при обыске меня их нашли? Впрочем, от ментов, возможно, отбрехался бы. Сказал, что нужны для побелки: известковый раствор процеживать. Но Епанешников, зная о ситуации несколько больше, кой чего понял бы, хотя, конечно, при ментах не стал бы вслух свои догадки высказывать.
- Да, Сашенька. Таких случайностей лучше не провоцировать, - согласилась Алина, целуя губы Иванова. – Держать «ушки на макушке» постоянно требуется. У меня, когда шесть лет назад были любовники, тоже опасных моментов хватало. На свободе замужней женщине встречаться с любовником, порой, ой как непросто. Однако я как-то меньше тогда боялась. Детей ещё не было. К мужу любовь угасла. Не очень-то за него держалась. Сейчас держусь. Как-никак: отец моих детей, которые привязаны к нему. Тем не менее, пусть с оглядкой, пусть с подстраховкой, всё равно потребность в любви берёт верх и толкает, заставляет рисковать, забывать начисто иногда о возможных неприятных последствиях.
*************************************************************** (Стр. 315.)
- А я не забываю! – засмеялся Иванов. – Иначе давным-давно отправили бы меня на другую зону. Тебя же, мой цветущий кустик розы, уволили бы с этого кирпичного завода в течение 24 часов.
Иванов бросил взгляд на часы и крепко прижал к себе Алину: - Всё. Пойду, милая Алиночка. Дел много. Время нашего утреннего свидания закончилось. Постараюсь к нашему вечернему свиданию в конце смены не опоздать. Поцеловав Алину, Иванов вышел.
2. Ира во власти обременённой любви.
Иванов в лабораторию к Алине зашёл около трёх часов дня. Алина и Ира пили чай.
- Лёгок на помине, - улыбнулась Алина. – Мы только-только тебя вспоминали. Вот скажи, Сашенька. Разреши наш спор. Валяйкин, на твой взгляд, по своему характеру и поведению в колонии пьяница или нет?
- Когда в загуле, то пьяница, - нехотя ответил Иванов. Он мне сам однажды об этом рассказывал. И что из этого?
- А почему он здесь не пил? – вопросительно посмотрела Иванову в глаза Алина. – У него же такая возможность была. Даже лично я ему частенько спирт приносила для приготовления реактива хрома темно-синего, а также для приборов измеряющих давление и разряжения воздуха.
*************************************************************** (Стр. 316.)
- Что? Он один такой? – усмехнулся Иванов. – Тут многие пьяницы не пьют. Боятся тут же попасться. Сдадут мигом. Нюх-то и глаз у непьющих на выпивших острый. Валяйкин тоже боялся и потому держался. Место бригадира котельной слишком «тёпленькое» в условиях неволи. Кроме того, надеялся на условно-досрочное освобождение. Заочно познакомился по переписке с женщиной и, по слухам, неплохой. Она ждала его и вроде бы приезжала встречать. Сам-то он разведённый. Жена, не выдержав пьяных скандалов, не стала с ним жить. Валяйкин тихий и спокойный пока трезвый. А хапнет лишнего: дурак-дураком. Курс принудительного лечения в зоне от алкоголизма проходил. Толку, правда, ноль. Так, для галочки. Ответственности за эффективность лечения никто не несёт. Сплошная профанация. Только здоровье людям гробят. Наверное, Валяйкин опять что-нибудь по пьяне натворил? Да?
- Ещё нет, - усмехнулась Ира. – Слухи просто до нас дошли, что Валяйкин пьёт безбожно. Разошёлся с новой женой и может вновь угодить в колонию досиживать не отбытый срок наказания.
- Вполне возможно, - согласился Иванов. – Пьянство к хорошему не приводит. Особенно, если теряешь тормоза и, не дай Бог, наружу выплёскивается агрессивность.
- А ты, Саша, когда выпьешь, как себя ведёшь? – С озабоченным видом поинтересовалась Ира.
*************************************************************** (Стр. 317.)
Иванова вопрос Иры покоробил. Он нахмурился и внимательно посмотрел на неё: - Тебе-то что? Или всё прицениваешься: купить-не купить? Хорош либо нет? Соглашаться или же не соглашаться стать моей женой? Но, по-моему, сначала следовало бы спросить: продаётся ли данный товар.., хочу ли я иметь в твоём лице жену? Так вот. Отвечаю заранее: не продавался и не продаётся. И жена мне подобная не нужна. Раньше был не против. Думал: ты меня любишь таким как есть, без оговорок. Увы, оказывается у тебя прицеленность на сказочного: красивого, стройного, умного, образованного, не пьющего, безумно любящего, не судимого, способного быть хорошим мужем и отцом. И между прочим, твоё желание осуществимо. По крайней мере твоя красота и порядочность заслуживают того. Позволяют надеяться на удачу. Поэтому, правильно: не отступай. Иди по намеченному пути. Не распыляйся. Без колебаний и жалости вычёркивай во благо себе и мне из своей судьбы мой образ. Не дури свою голову, как это сделал я с твоим образом во благо себе и тебе! Пойми же твёрдо наконец. Не пара тебе БОМЖ, уголовник, рвань, дрянь, пьянь. Тем более жутко не любящего, когда его за чьи-то грехи гладят против шерсти. В общем, давай, Ирочка, останемся хорошими знакомыми!
- Сашенька! – укоризненно посмотрела Алина в глаза Иванову. – Успокойся. Не горячись. Пойми ты Иру. У неё больная мама на руках.
- Я всё прекрасно, Алина, понимаю, махнул рукой Иванов и, сделав шаг к выходу, взялся за ручку двери. – Вот только и она должна понять, что и у меня на руках имеется больная моя легкоранимая душа.
*************************************************************** (Стр. 318.)
Иванов вышел.
Когда на лестнице стихли его быстрые шаги, Алина тяжело вздохнула и, подняв глаза на Иру, осуждающе покачала головой: - Дура ты, Ирочка! Какое отношение имеет Саша к Валяйкину?. Да пусть среди них 99,9% пьяниц. Но если есть хоть одна десятая доля процента непьющих, надо быть похитрее и умнее, а не проводить параллели. Никто не спорит, что требуется максимальная внимательность и осторожность при такой ситуации. Однако без излишней подозрительности. Особенно, когда нет к этому ни малейших оснований. Ты, Ирочка, чересчур замкнулась на своих проблемах и не видишь, не понимаешь его проблем. Саша слишком чувствительно воспринимает твоё несправедливое, неравноправное, твоё потребительское к нему отношение и, скорее всего, твёрдо решил не связывать свою судьбу с твоей. Глупый шаг тоже. Не имея родных и близких, без крыши над головой, с непомерно гордым характером, трудностей ему придётся героически преодолевать великое множество. Только этого он, к сожалению, не осознаёт. Видимо, действительно, судьбы наши формируются детством.
Ира тяжко вздохнула и встала: - Пойду, Алиночка. Пусть будет как будет. Всё, что Бог не делает – к лучшему! Риск очень велик. А право на ошибку я не имею и, следовательно, рисковать не буду.
*************************************************************** (Стр. 319.)
3. Безрадостные дни Алины.
Иванов вернулся в лабораторию в конце смены.
- Сашенька! – обняла его Алина. – Не обижайся на Иру. Девушке двадцать четыре года. Замуж хочется. Но не за абы кого, чтобы позже локти не кусать либо в подушку слёзы не лить.
- Ну так и что? – нахмурился Иванов. – По-твоему выходит: ей можно, значит, к потенциальным женихам как к товару на прилавке подходить, бестактность и неуважение своё к ним проявлять, ещё не будучи женой. А когда станет таковой, наверняка, и на голову ему встанет. Нет, милая Ирочка. Нет! Короче, Алиночка, не пытайся выступать в роли свахи. Бесполезно! Я знаю не хуже тебя, что с точки зрения математической логики теряю значительно больше, чем приобретаю. Но ничего не могу поделать. Поскольку приучен жить не только умом, а и душой, интересы которых иногда почему-то противоречат друг другу. Находиться же у неё под «пятой» мне будет куда более невыносимее, чем в тюрьме. Поверь. Мы с Ирой не сойдёмся во взглядах по многим семейным вопросам. В том числе: как воспитывать детей, как вести домашние дела, готовить пищу, обустраивать жильё, как одеваться и что покупать. Мать и её родственники, естественно, встанут не на мою сторону. Даже если я буду прав. Кто я в их глазах: беспризорник, неуч, БОМЖ, уголовник, не знающий и не понимающий в семейной жизни сирота. Убедить же… Заставить их прислушиваться к моему мнению… Либо самоустраниться… Тем более, безучастно смотреть, как у меня на глазах делают будто бы с моего согласия и с моим участием дела не лучшим образом и с этим смириться – сродни пытки. Останется один единственный вариант: уйти, развестись и платить алименты. Однако за что платить-то алименты? Ведь де-факто ребёнок перестанет быть моим и весь разговор о правах и возможностях отца участвовать в процессах воспитания ребёнка в реальной жизни «потёмкинский забор» у нерешённой проблемы.
*************************************************************** (Стр. 320.)
Алина целует губы Иванова и сладостно прижимается к нему.
- Миленький Сашенька! – улыбнулась она. – Я всё прекрасно поняла. Больше Иру навязывать не стану. Обещаю. Просто хотела помочь тебе определиться в жизни. Обзавестись крышей над головой, семьёй, детьми, красавицей женой. Такого редкого сочетания удачных для тебя, Сашенька, факторов на твою долю, скорее всего, больше не выпадет. Жалеть, по-моему, будешь. Потому и подсказываю на всякий случай. А там поступай, как считаешь сам нужным. Собственное решение по любому будет в твоих глазах правильным. В конце концов не у всех же Судьба должна быть одинакова. Кому-то надо быть пьяницей, нищим, калекой, БОМЖом, бандитом.
Иванов мягко отстранил от себя Алину, шагнул к двери и хмуро посмотрел ей в глаза: - Я думал, Алина, ты поумнее, поопытнее в житейских коллизиях. Получается ошибся. Оказывается, у тебя, как у пьяной кумы, только одно на уме. Значит и в твоих глазах я всего-навсего пьянь, дрянь, помойный кот, которого отмыли, накормили и на время в привлекательную конфету превратили. Спасибо за откровенность. Однако ты напрасно в мой огород камешки перекидываешь. Не мои они. Прежде чем такое буробить и меня и мне подобных судить, самой надо бы побыть пьяницей, нищем, калекой, БОМЖом и так далее. На себе испытать связанные с этим статусом горькие прелести, Действительно, не зря существует народная присказка: «Сытый голодного не уразумеет!». Махнув с досадным выражением лица рукой, Иванов вышел из лаборатории и медленно с гнетущей тяжестью на душе спустился по лестнице вниз.
*************************************************************** (Стр. 321.)
Алина хотела было выскочить вслед, вернуть Иванова, но вовремя остановилась, сообразив о бесполезности и нежелательности подобных сцен на виду у кочегаров.
- Идиотка! – выругала она себя и села за стол, подперев обеими руками голову. – Дура так дура! Такое сказануть…. Да кому? Человеку, который знает о жизни на «дне» не понаслышке. Дёрнул же чёрт за язык…
Иванов на следующий день, в пятницу, к Алине не заходил. Запускал в полном объёме автоматическую систему управления котельной. В субботу и воскресенье у Алины был выходной. В понедельник, придя на работу и войдя в лабораторию, она пугливо съёжилась и похолодела. Стола, за которым почти два с половиной месяца сидел Иванов, не было. Лаборатория без этого стола выглядела сиротливой и неуютной. Придя в себя, Алина вышла на лестничную площадку и стала искоса наблюдать за работой Иванова около фильтров. Увидев на лице его признаки хорошего настроения, она несколько успокоилась.
Алина и Иванов не встречались ровно неделю. Алина из-за этого скучала, грустила, не находила себе места. Тем не менее, ход событий не торопила. Верила, что он придёт и терпеливо его ждала. Когда было особенно тоскливо, она выходила на лестничную площадку, чтобы хотя бы издали поглядеть на него. Убедиться, что он жив, цел и рядом.
*************************************************************** (Стр. 322.)
На первых парах, Алина нежелание Иванова с ней встречаться и вынос стола из лаборатории увязывала с всплеском в нём отрицательных эмоций при последней её встрече с ним и разговоре о Валяйкине, о предначертанности его судьбы, об отсутствии в нём стремления кардинально меняться. Но поразмыслив и приглядевшись повнимательнее к поведению Иванова, увидев с каким увлечением и самоотдачей он трудится, порой опаздывая на обед и съём с работы, а два раза даже оставался на заводе во вторую смену доделывать не сделанное, Алина поняла, что лишь первый этап нынешней ситуации в их отношениях вызван вспышкой его гнева, да и то, связанного по большей части не с её неудачным высказыванием, а окончательным и бесповоротным осознанием, после случившегося с Валяйкиным, краха надежд стать мужем Иры.
4. Алина опять счастлива.
В четверг 16 ноября, полностью запустив к концу смены автоматическую систему управления котельной, Иванов потихонечку неслышно поднялся по ступенькам лестницы в лабораторию. Алина, сидевшая за столом и читавшая книгу, увидев появившегося в дверях Иванова, от внезапно нахлынувшего волнения побледнела, широко раскрыла свои удивлённые глаза и, не зная как ей быть, замерла.
- Алиночка. Прости, что зашёл без стука, - улыбнулся Иванов. – Можно мне рядом с тобой побыть? Я так соскучился по тебе. Надеюсь, ты на меня не надула свои красивые губы оттого, что слишком заработался. Кстати, поздравь. Автоматическая система управления котельной запущена полностью. Не просто это было.
*************************************************************** (Стр. 323.)
Алина встала, подошла к Иванову, поцеловала его в губы, обняла и расплакалась.
- Алиночка. Миленькая. Ну чего ты плачешь? – целуя, пытается успокоить её Иванов. – Чем я тебя, хорошенькую, обидел?
- Ничем, - уткнувшись в плечо Иванову, прошептала Алина. – Думала не придёшь. Обиделся. А когда не стало твоего стола, всё в душе опустело. Правда, надежда всегда теплилась. Но день шёл за днём и надежда всё больше и больше угасала.
- Глупая ты, Алиночка, - засмеялся Иванов. – Причём тут стол и моё долгое отсутствие. И то, и то чисто случайное совпадение. Работы было не продохнуть. Вот и не приходил. Стол тоже, как только стал не нужен, забрали. Зачем ему зря место в лаборатории занимать. Без него тесно. И так вместо двух недель два с половиной месяца простоял. Наш кочегар Вася Серов как-то даже пошутил по этому поводу. Сказал: наконец-то бедолаге Александру Сергеевичу в жизни повезло. Прописаться удалось. Колкая Розочка сжалилась над красивым Ёжиком и впустила его под свои усеянные шипами веточки. Между прочим, знаешь какие сейчас обо мне разговоры в отряде идут? Телёнок - на меня говорят. Две девки к нему ластятся, сами на шнягу лезут, а он трусливо от них шарахается.
- А «шняга» - это что? – улыбнулась сквозь слёзы Алина.
- В переводе на твой язык, - засмеялся Иванов, - это «индикатор напряжения».
*************************************************************** (Стр. 324.)
Вытянув из кармана халата Алины платок, Иванов осторожно принялся вытирать ей слёзы. Вытерев, он, улыбаясь, шутливо надавил пальчиком на её кончик носа: - Без слёз оно лучше. Не плачь больше, моя любимая Алиночка. Причин же нет. Единственный момент, где я вёл себя, каюсь, как обиженный ребёнок, это когда ты сказала будто отбросом общества я стал по своей прихоти. По крайней мере, так мной были восприняты твои тогда слова. Хотя не исключено, что я просто не понял тебя после выбившего меня из нормального состояния разговора с Ирой в связи с её вопросом о моём поведении в пьяном угаре.
- А вот если бы я о том же спросила, - кокетливо состроила глазки Алина, приложив свои ладони к лицу Иванова. – Лично мне, что бы ответил?
Иванов прижал к себе Алину за талию и, поцеловав её, улыбнулся: - Наверное, встал бы перед тобой, как перед иконой, на колени и сказал бы, Алиночка, любимая, дорогая, клянусь: пьяным никогда не был и не буду. Поэтому, каким оказалось бы моё поведение в пьяном виде, точно не знаю.
- Неужели ты никогда спиртное не употреблял? Например: вино, шампанское, - недоверчиво посмотрела Иванову в глаза Алина.
- Было дело, - опять поцеловал Иванов Алину. - Но редко и по чуть-чуть. До уровня благородного хмеля. Не больше.
- И как же ты себя вёл под благородным хмельком? – вновь кокетливо состроила глазки Алина.
*************************************************************** (Стр. 325.)
- Много болтал, - засмеялся Иванов. - Становился более общительным, менее стеснительным. Только и всего!
- Может тебе чего-нибудь принести из тех самых чуть-чуть? – с улыбкой вопросительно взглянула Алина. – Чтобы ты был со мной не такой стеснительный.
- Нет нужды, моя любимая Алиночка. Спасибо! – крепко стиснул Алину в своих объятьях Иванов. – По-моему, с тобой я давным-давно не веду себя стеснительно. А вот пугливо…. То, да! Осторожничаю. Не зря же существует народная присказка: «Бережёного – и Бог бережёт!». Менты не глупые. Могут точно также неслышно зайти сюда, как зашёл сегодня я.
Алина обнимает Иванова за шею и целует, целует, целует. Иванов запускает руки к ней под юбку, затем в трусики и, обхватив ладонями голый зад Алины, прижимает её к себе.
- Интересно, - засмеялась Алина, - что мы дальше будем друг с другом делать? Неужели только целоваться и обниматься?
- А разве этого стало мало? – улыбаясь, потёрся своим носом Иванов о носик Алины. – Или, согласно народной присказке, аппетит действительно приходит во время еды? В таком случае, чего бы ты хотела?
- Всего! – сверкнула глазками Алина. – От А до Я!
*************************************************************** (Стр. 326.)
- Алиночка. Глупенькая, - засмеялся Иванов. – Но это же невыполнимо. Откуда мальчик может знать азбуку, а тем более, иметь навыки взаимоотношений между любовником и любовницей. Я кроме целований, то есть, буквы «Ц» и обниманий, то есть, буквы «О», ничего не знаю и делать не умею.
- О, нет! – весело качает головой Алина. – Кое-что знаешь! Мне до сих пор вспоминается твой жаркий «индикатор напряжения», трущийся между моих ног под самым-самым верхом.
- То не считается, - улыбнулся Иванов. – Это почти та же «Дунька Кулакова».
- Ой, не скажи, Сашенька, - засмеялась Алина. – Разгульному впечатлительному легко возбудимому мужчине обязательно следует это знать и уметь.
- Разгульному может и надо, - неопределённо пожал плечами Иванов. – Но не мне. Я разгульным быть не собираюсь. Буду сохранять преданность жене. Не стану душевно травмировать человека, которого люблю и которому поклялся в верности на всю жизнь.
- Если женишься сразу же, как освободишься, - улыбнулась Алина. – Причём на Ире. А если нет, и будешь продолжать жизнь холостяка, обязательно станешь разгульным. Все предпосылки у тебя к этому имеются.
*************************************************************** (Стр. 327.)
- И какие же? – убрав руки из-под юбки Алины, замер Иванов, с интересом ожидая ответа.
Алина выпустила Иванова из своих объятий, села за стол и погрозила ему пальчиком: - Ты легко, Сашенька, влюбляешься. Это раз! Второе: красивый, привлекательный! Третье: в тебе есть что-то такое располагающее, притягивающее. Но самое главное, у тебя потихонечку накапливается и складывается опыт завлекающего поведения и общения с девушками. Судя по твоим оброненным фразам в наших разговорах, ты до тюрьмы влюблялся не менее семи раз. И тут в двух: Иру и меня. Итого: девять! Бесследно такое не проходит.
5. Беспокойство Алины за будущее Иванова и её советы.
Иванов сдержанно улыбнулся, сел за стол напротив Алины и, подняв на неё глаза, усмехнулся: - Значит, ты продолжаешь советовать мне добиваться Иры?
- Нет, Сашенька. С Ирой теперь, увы, не получится, - тяжко вздохнула Алина. – До ситуации с Валяйкиным она колебалась. И у тебя был шанс на ней жениться. А был бы паспорт, то, наверное, расписались в самой колонии. Сейчас Ира не колеблется. Она твёрдо решила не рисковать. Вот если бы ты условно-досрочно в ближайшие три–четыре месяца освободился, тогда, вполне возможно, Ира, сжалившись, приняла бы тебя. Она, хотя и с упрямым, стойким характером, однако отзывчивая на чужую беду. К тому же, ты ей нравишься. Можно даже смело сказать: любит и сильно переживает оттого, что попала в столь непростое положение. Тебе надо, Сашенька, всё же попробовать попытаться освободиться условно-досрочно. Ты когда по закону на это имеешь право?
*************************************************************** (Стр. 328.)
- Закон, как в конной упряжке дышло: куда повернут, туда и вышло! – нахмурился Иванов. Меня по УДО могли бы по закону освободить почти полтора года назад. Но мстительный начальник колонии таких, как я, по УДО не освобождает. Этот путь для меня закрыт.
- Тогда…, - развела руки Алина, - следует, Сашенька, тебе вот как поступить… Я знаю, то не в твоём характере, только, видимо, этот вариант наилучший. Женись на женщине старше себя лет на пять. Незамужних от тридцати до тридцати пяти хватает. А разведённых ещё больше. Освободившись: будет и крыша над головой, и опора. Такого, как ты, с удовольствием примут, невзирая на судимость, беспризорность. И красивых среди них предостаточно. Я подыщу, если желаешь. Среди моих знакомых такие имеются.
- Нет, Алиночка! – отрицательно качнул головой Иванов. – Продаваться не собираюсь. Не так воспитан. У меня в подсознании жена должна быть моложе меня, чуть ниже ростом, чёрные брови, чёрные волосы, приятный голос. Обязательно стройная, красивая, жизнерадостная, добрая. Способная привязаться ко мне, как собачка, а я к ней, как к верному и надёжному другу. Иначе не уживусь.
- К сожалению, Сашенька… пойми меня только правильно, - улыбнулась Алина, - молодой, красивой и умной жены тебе не видать. Ты освободишься в двадцать девять лет. Без жилья, без материального благополучия, без образования. Вскружить, конечно, голову сумеешь и двадцатилетней. Естественно, красивой, в твоём вкусе, но попроще, поглупее. Поэтому счастливым будешь не долго. Молодые, но бедные девушки по-настоящему красоту не в состоянии оценить. В первую очередь им насытиться требуется, хорошо обустроиться, потомством обзавестись, разбогатеть, детей на ноги крепко поставить. Только потом они начинают быть ценителями прекрасного и отдавать предпочтение красоте, а не богатству. Тем более, что родители и родня любой молодой симпатичной девушки не очень-то тебя будут жаловать. Особенно первых пару лет.
*************************************************************** (Стр. 329.)
- Всё равно, за старше, чем сам, не пойду, - вновь отрицательно качнул головой Иванов. – Единственным исключением может быть только ты, Алиночка. И такая, как ты! С тобой бы я ужился. Но таких незамужних, либо разведённых тридцати - тридцатипятилетних, не просто найти. Легче счастливый билетик по лотерее отыскать. На вас быстро желающие находятся. Причём, куда лучше меня. Так что старше двадцати семи мне никого, Алиночка, кроме себя не предлагай. Даже из разряда сказочно богатых. Это молодым девчонкам позволительно нынешней моралью, и не стыдно, выходить замуж за обеспеченных мужчин. Наоборот, престижно! А для парней такой шаг странным общественному пониманию кажется, не слишком нормальным. И не скоро поворот в противоположную сторону пойдёт. Несмотря на то, что женщины живут в среднем на пять – десять лет больше и вправе иметь мужа на пять – десять лет моложе.
Алина любящими глазами обвела милое безмятежно-спокойное лицо Иванова, на короткое время о чём-то задумалась и с грустью вздохнула: - Да, Сашенька. Да! Трудная у тебя жизнь была. И не менее трудная предстоит. Сиротское воспитание ещё очень долго будет твою судьбу корёжить.
- Не сиротское, а детдомовское! – с достоинством произнёс Иванов. – Я в детском доме себя сиротой не чувствовал. И он в моих бедах не виноват. Сиротой я себя почувствовал лишь после окончания училища. Когда совершенно неприспособленным к самостоятельной жизни оказался один на один вкинутым в неё. В довершении к этому, проблема с паспортом возникла.
*************************************************************** (Стр. 330.)
Алина сдержанно улыбнулась: - Сиротой ты себя, Сашенька, не чувствовал лишь по одной простой причине: тебе не довелось жить в семье, с родителями. Ты рос и воспитывался в детском доме среди таких же сирот, как сам. Вам сравнивать-то было не с чем. К тому же, вы постоянно находились под опекой, охраной и заботой государства. Потому своего сиротства не замечали. Но как только детский дом и ремесленное училище от тебя избавились, и ты оказался в мгновение ока без опеки, защиты и заботы государства, наедине с самим собой… Вот тогда-то твоё сиротство заявило о себе в полную меру. В отличие же от государства и общества, родители самоотверженно опекали бы тебя и попутно твоих детей, то есть, внуков и внучек на много-много дольше. Можно смело сказать, если не кривить душой, хотя и стыдно, до самой-самой своей глубокой старости. Чуть ли не до твоего ухода на пенсию. И не допустили бы того, чтобы ты, такой умный, работящий, непьющий, красивый, статный, оказался беспаспортным, бездомным и беззащитным.
На глазах у Иванова заблестели капельки слёз. Скрывая их, он низко опустил голову, подпёр её рукой и, вздохнув, тихо прошептал: - Я это знаю. И вижу. Даже, как мне кажется, воспринимаю острее, ярче, благороднее тех, кто родительскую заботу и помощь получают, не говоря про великовозрастных негодяев, которые, живя лучше родителей, тем не менее считают подобную заботу и помощь родительской обязанностью. Кто не стесняясь, используя разные заретушированные психологические хитрости и сю-сю, сю-сю, не гнушаясь даже крохами, себе такую помощь вымогают или выклянчивают, вместо того, чтобы решительно и бесповоротно сказать своим постаревшим родителям: «Нет, мои дорогие мама и папа! Хватит на нас горбатиться. Не вы, а мы вам будем помогать».
*************************************************************** (Стр. 331.)
Глава семнадцатая.
Новые взаимные откровения Иванова и Алины.
1. Повинная Алины о своих отношениях с родителями.
- Честно говоря, - опускает глаза Алина, - Я и сама немножечко такая. Научилась и привыкла с детства почти в течение двадцати лет от бабушек и дедушек из их пенсий выцыганивать себе денежку на карманные расходы. Набегало немало. Мама давала, папа давал. Стипендию получала. В целом выходило каждый месяц столько же, сколько ныне моя зарплата. Тратила бездарно. Как приходило, так и уходило. Знала, что голодной, холодной, разутой и раздетой не оставят. Действительно, ужас! А мама с папой до сих пор, не разгибая с утра до вечера спин своих, нам помогают: держа корову, свиней, кур, двадцать соток огорода с картошкой, капустой, морковью, свеклой, луком, клубникой. Плюс: яблони, груша, вишня, малина, смородина, крыжовник, слива. Да ещё в колхозе работают, жильё без всяких элементарных удобств. Как управляются? С ума можно сойти. Правда, сейчас я меняю своё потребительское отношение к ним. Стараюсь всё больше и больше им сама помогать. А в свой День рождения, как ты просил, телеграмму со словами благодарности посылала. Впрочем, с этой телеграммой курьёз получился. Мама восприняла её, как упрёк, что бедный подарок мне на День рождения отправила. И срочно, представляешь, телеграфным переводом послала деньги. Пришлось ей разъяснять обо всём дополнительным письмом и, добавив к маминым деньгам свои, купить и послать родителям хорошие подарки. Маме – полусапожки тёплые к зиме, а папе – электробритву. Теперь буду каждый год в свой День рождения за подаренную мне жизнь их благодарить. Непривычно, конечно, но логично.
- Придётся, значит, тебе Алиночка, трижды своих родителей поздравлять и благодарить в связи с Днями рождения, - засмеялся Иванов. – Раз маму в её День рождения. Раз папу в его День рождения. И маму с папой вместе в день своего рождения.
*************************************************************** (Стр. 332.)
- Ничего страшного, - отмахнулась жестом ладони Алина. – Наоборот, делать подобное дело приятное. Они того стоят.
- Детей своих тоже начни приучать в их День рождения благодарить вас, родителей, за подаренную им жизнь, - улыбнулся Иванов. – Разъясняй им почаще о том, кому они обязаны тем, что появились на Земле. Живут и радуются своему существованию на ней, пользуются её плодами, уютом, благодатью и красотами. Пусть эта благодарность поначалу будет скромной в виде песни, стихотворения, рисунка, вышивки, взятием на себя какой-нибудь обязанности в домашних делах. Как-никак ребёнок на год старше становится и должен быть всё большим и большим помощником папе и маме в доме, всё больше и больше понимать, что его родили не для того, чтобы подрывать здоровье и укорачивать жизнь родителям, а удлинять и облагораживать её. А то смешно получается. Подарили вы конкретно именно этому ребёнку жизнь и потом из года в год, пока не умрёте, осыпаете его подарками за то, что подарили, дали, вдохнули ему жизнь. В итоге растите эгоиста, который считает вас всем ему обязанным. Это, почти, то же самое, если обязать врача одаривать пациента подарками, которого он спас от верной смерти. То есть, подарил, фактически, вторую жизнь. По-моему не врач должен благодарить такого излеченного пациента, а пациент врача.
- Но я же одариваю своего дитя не за то, что подарила ему жизнь, - улыбнулась Алина. – А за то, что родился он у меня.
*************************************************************** (Стр. 333.)
- Тогда, наверное, правильнее за это благодарить стоит опять же не ребёнка, - отрицательно качнул головой Иванов. – А Господа Бога. Применительно же к врачу и пациенту, пусть врач благодарит пациента в таком случае не за то, что подарил ему вторую жизнь, а за то, что не дал умереть, вылечил. Однако, как не крути, опять тот же самый абсурд получается. Так как по-любому не врачу надо благодарить пациента, а пациенту… врача. Иванов взглянул на часы и встал: - Идти мне, Алиночка, пора. Съём с работы вот-вот начнётся. Давай попрощаемся. Так хочется тебя к себе прижать, поцеловать, подышать ароматом роз.
- Мне тоже, - засмеялась Алина и, встав из-за стола, подошла вплотную к Иванову.
- Сашенька! Приходи обязательно завтра утром, - оказавшись в его объятиях, сияя счастливыми глазами и целуя, прошептала Алина. – Пусть даже на пять минут. Мне так грустно на душе, когда не удаётся с приходом на работу побыть с тобой, обнять тебя, прикоснуться ладонями к твоему лицу, поцеловать. Пообещай!
- Не стану обещать, - улыбнувшись, качнул головой Иванов. – Мало ли что может быть. Но постараюсь. Я же всегда стараюсь, если обстоятельства позволяют, если интерес к работе не превосходит интереса к тебе. А такое, признаюсь, со мной частенько бывает. Естественно, речь идёт лишь о творческой работе, поглощающей порой настолько, что забываешь о неволе, сне, еде и тебе. Творческая загруженность и устремлённость позволяют мне быть постоянно в приподнятом настроении, сохранять оптимизм и радоваться жизни. Наверное, благодаря творчеству в организме человека вырабатываются гормоны помогающие ему не попадать в никотиновую, алкогольную, наркотическую и сексуальную зависимость. По крайней мере, я подметил такой факт среди курящих обитателей нашей колонии: творческой личности легче бросить курить, чем дебилу, да и меньше они в среднем дымят.
*************************************************************** (Стр. 334.)
- У меня муж курит. По пачке в день, - засмеялась Алина. Несколько раз пытался с этим покончить. Но не получалось. Хотя не дебил. Хитрый, умный. Пронырливый. Правда, творческие задатки слабенькие. Шевелить мозгами не любитель. Его стихия командовать нижестоящими и исполнять беспрекословно, не задумываясь, команды вышестоящих.
Взглянув на часы, Иванов встрепенулся: - Всё, побежал, Алина. Мне нельзя опаздывать. Иначе подозрительно мои опоздания начнут выглядеть. И злословить в мой адрес кое-кто из бригады примется. С Алиной, скажут, никак не распрощается. Никому же не охота кого-то на сыром холодном ветре ждать.
Когда гул быстро сбегающих по лестнице ног Иванова стих, Алина села за стол и, блаженно улыбаясь, приложив пальцы к своим жарким, вздутым, приятно зудящим губам, мечтательно закрыла глаза.
2. Иванову важно было поступить именно так.
На следующий день утром в лабораторию к Алине зашёл начальник котельной Епанешников, держа в руках квадратный лист картона, на котором было нанесено множество разноцветных линий.
- Алина! – обратился он к ней и показал картон с линиями. – Вот эту штуку посмотри и скажи: сможешь перечертить в увеличенном масштабе один к пяти в цвете? По-моему, сможешь осилить. Должна. У тебя же средне-техническое образование.
- А что тут? – окинула Алина взглядом линии на картоне.
*************************************************************** (Стр. 335.)
- Схема трубопроводов нашей котельной с запорно-регулирующей арматурой, устройствами и оборудованием, - пояснил Епанешников. – Синим цветом обозначена холодная вода, жёлтым – газопровод, красным – пар, чёрным - конденсат и система водоочистки. Коричневым – горячая вода. Слева – принципиальная электросхема с маркированными проводами автоматической системы управления работой всех этих трубопроводов, запорно-регулирующей арматуры, устройств и оборудования.
- Скорее всего, не сумею, Александр Фёдорович, - покачала головой Алина. – Запутаюсь в этих линиях. Может лучше Аланову это дело поручить?
- Думал и хотел, - вздохнул Епанешников. – Но я и так ему на шею сел. Вот эту схему он чертил два дня в зоне после работы вместо того, чтобы отдыхать. В субботу и воскресенье тоже не отдыхает. Сюда на работу выходит. Однако главная загвоздка не в этом. Он бы согласился. Проблема в другом. Там в жилой зоне: в тесноте, кутерьме и гаме, большую схему не начертишь. К тому же, чертить надо в цвете. А фломастеры, цветные карандаши, цветная тушь, цветные пасты и стержня отнесены для осужденных в разряд запрещённых предметов. Любой контролёр войскового наряда вправе забрать всё вместе с чертежами и рапорт подать о допущенном нарушении… Епанешников, вздохнув, потёр лоб: - Что же делать? Задачка так задачка! Во вторник представители котлонадзора приедут. Без такой схемы нормального разговора с ними не получится. В понедельник же сразу после планёрки директор с главным инженером и главным энергетиком сюда придут. Желают посмотреть, как всё работает. Директор по автоматике специалист. Обязательно дотошность проявит. Стоп!.. А если пойти нам вот по какому пути…
*************************************************************** (Стр. 336.)
Епанешников вопросительный посмотрел на Алину: - Чертить будет он здесь. А ты лишь присутствовать на случай неувязки с контролёрами войскового наряда.
- Всё равно сегодня не успеем, - качнула головой Алина. – А завтра и послезавтра выходной: суббота и воскресенье.
- Выйдешь на работу в субботу, - предлагает Епанешников. – Потом отгуляешь. Картон, фломастеры, набор цветной туши и прочее минут через двадцать принесут.
- Я не против, - пожала плечами Алина, - если Аланов согласиться.
Епанешников приоткрыл дверь лаборатории. - Копылов! Иди сюда! – позвал он бригадира. – Найди быстро Аланова и направь сюда ко мне.
Через несколько минут в дверях лаборатории, постучав, появился Иванов.
- Александр Фёдорович! Звали? – обратился он к начальнику котельной.
- Садись, тёзка! – улыбнулся Епанешников. – Разговор есть. К понедельнику, кровь из носа, твоя схема увеличенная в пять раз нужна будет. Сделать надо. Алина тебе поможет. Даже завтра. И заодно, в случае неувязки с контролёрами из-за цветной туши и фломастеров, все объяснения возьмёт на себя. Кусок фанеры, картон, фломастеры, цветные карандаши, тушь, чертёжный инструмент сейчас прямо сюда принесут.
*************************************************************** (Стр. 337.)
- Не успею, Александр Фёдорович, - нахмурился Иванов. – Я же не профессиональный чертёжник. А объём работы большой.
- Не успеешь в субботу… не беда. Алина выйдет на работу для подстраховки и в воскресенье, - пытается уговорить Иванова начальник котельной. – Пойми. Надо!
- Не успею всё равно, - вздохнул Иванов. – Есть только один выход. Идти вам, Александр Фёдорович, к директору завода и начальнику колонии с разнарядкой о выводе меня в субботу и воскресенье на работу в две смены и разрешением на использование в эти дни цветной туши, карандашей, фломастеров. Тогда успею к понедельнику и Алины не потребуется. Пусть отдыхает дома с детьми и мужем.
Согласен, - кивнул головой Епанешников и перевёл взгляд на Алину: - Напиши, Алина, соответствующую разнарядку и разрешение на использование 18 – 19 ноября, в целях производственной необходимости, цветной туши и так далее. Положишь мне на стол в кабинете. Ещё вот что сделай. Напиши проект приказа о поощрении Аланова Александра Сергеевича за добросовестное отношение к труду и по случаю праздника «Дня Конституции» денежной премией в размере 50 рублей.
Начальник котельной повернулся к Иванову и улыбнулся: - Пойдёт?
- Пойдёт! – улыбнулся в ответ Иванов. – Кроме одного. Лучше не ко «Дню Конституции». Вы же знаете, как этот праздник заключённые называют. Лучше приурочьте к Новому году.
*************************************************************** (Стр. 338.)
- Хорошо. Пусть будет так, - кивнул головой Епанешников и вышел.
- А как заключённые называют праздник «День Конституции»? – улыбнулась Алина, глядя на Иванова.
- «День Проституции»! – засмеялся Иванов. – Если бы ты, Алина, в этот день вышла на работу, я бы с огромным удовольствием с тобой вживую такой праздник отметил.
- Серьёзно? – засмеялась Алина. – Или шутишь?
- Не знаю? – улыбнувшись, пожал плечами Иванов. – Боюсь! Да и нереально. Тебя в праздник не пустят сюда. Потребуются веские причины. Потом учти, в праздники менты в усиленном режиме службу несут и охраняли бы тебя, единственную женщину в этот день на заводе, как зеницу ока.
- Ради такого случая, Сашенька, - сладостно вздохнула Алина, - придумала бы чего-нибудь.
- Пойду я, Алиночка, - засмеялся Иванов. – Сварочный трансформатор отключу, кабель смотаю и уберу, переоденусь и приду.
- Иди, Сашенька. Делай что надо, пока я разнарядку и прочее подготовлю Епанешникову. И приходи, - улыбнулась Алина. – Я буду ждать и переживать от того, что ты меня сегодня обидел.
*************************************************************** (Стр. 339.)
- Чем же? – удивлённо остановился у двери Иванов.
- А тем, - надула губы Алина, - что не захотел побыть со мной в субботу и воскресенье.
- То не принципиальная обида, - улыбаясь, отмахнулся Иванов. – За неё простишь быстро. К тому же, если подойти к моим действиям не с точки зрения только сугубо твоих интересов, а и с наших общих, то есть: и твоих, и моих,.. обижаться на меня - дело совсем глупое. Подумай на досуге, не торопясь, об этом хорошенько вновь. И в понедельник скажешь. А ещё лучше, коль окажешься не права, в порядке возмещения мне морального ущерба три раза подряд сладко поцелуешь. Люблю твои поцелуи. Такие приятные.
Иванов с восхищённым выражением лица, блестя маслеными глазами, покачал головой, вздохнул и вышел.
3. Фрагмент из тюремной жизни.
Когда Иванов вернулся в лабораторию, всё необходимое для черчения туда было принесено. Освободив стол от всего лишнего, он положил на него лист фанеры, прикрепил к нему лист белого картона, подошёл к Алине и, взяв её за руки, улыбнулся: - Алиночка! Эта работа потребует от меня большой сосредоточенности, аккуратности, внимательности. Поэтому у меня к тебе просьба: не отвлекай меня, не мешай, ни о чём не спрашивай. Напомнишь только про обед и съём. Я в такие моменты, извини, вспыльчив. Особенно, если сделаю из-за этого не то, что надо. Лучше давай спрашивай обо всём тебе интересном сейчас, заранее. Даю тебе на это ровно час. Не больше. Потом ни гу-гу! Ни слова, ни полслова. Кстати, Епанешников у себя в кабинете или ушёл? Ты отдала ему необходимые бумаги.
*************************************************************** (Стр. 340.)
- Ушёл. Отдала. Не беспокойся! – улыбнулась Алина и прижала Иванова к себе. – Копылова тоже нет. Мы одни, мой милый любимый Сашенька.
Алина ещё крепче прижала к себе Иванова и, несколько раз нежно поцеловав, заглянула ему в глаза: - А вот скажи, Сашенька: почему осуждённым не разрешают иметь и пользоваться цветными карандашами, акварельными красками, тушью, фломастерами, шариковыми стержнями с цветными пастами для пишущих ручек.
Иванов тяжко вздохнул и усмехнулся: - Цветные карандаши, фломастеры, пасты, краски нам запрещено иметь во избежание того, чтобы кто-то из нас не нарисовал деньги. А тушь…, чтобы наколки на теле не делали
- Странно, - засмеялась Алина. – Нельзя. Тем не менее, у каждого второго-третьего, идущего из душа или работающего на жаре полураздетым, руки в наколках, ноги в наколках. Живот, грудь, спина – в наколках. А деньги какие рисуют?
- Деньги? Никакие! – вновь отмахнулся Иванов. – У нас на зоне нет таких «специалистов». Да и на других зонах, насколько мне известно, таких нет. Во всех тюрьмах и лагерях Советского Союза подобных «художников» не больше десятка. А запретили раскрашивать, рисовать, украшать пятисот тысячам заключённых. Дикость! Красочно подписать какую-нибудь празднично-поздравительную открытку родным и любимым – фактически нарушение. Запросто могут придраться и наказать. Однако все, кому не лень, поздравительные открытки разрисовывают, красочно подписывают, невзирая на запрет, пряча цветные пасты и фломастеры.
*************************************************************** (Стр. 341.)
- А почему не отменят такой идиотизм? – удивилась Алина.
- Всё очень просто, Алиночка, - усмехнулся Иванов. – Любой глупый запрет - прекрасное оружие против неугодных. Таких дурацких запретов у нас не меньше сорока. Не нарушить их, практически, невозможно. И все нарушают. Нарушают безнаказанно. Но, до поры до времени. Не дай Бог высказал что-то неугодное, критичное, компрометирующее, высвечивающее бездарность начальства и исправительно трудовой системы, то тут же дурацкие запреты в ранг закона для неугодного возводятся, штрафными санкциями оборачиваются в виде лишении магазина, посылки, передачки, свидания с родными и близкими либо тяжёлой, грязной, вредной и почти неоплачиваемой работой, потерей права на условно-досрочное освобождение, водворением в штрафной изолятор на 15 суток, пониженным питанием, помещением камерного типа на шесть месяцев, спецлагерями с узаконенным беспределом типа «Белый Лебедь» и тюремным режимом до трёх лет.
- Ужас! – качнула головой Алина.
- Это ещё не ужас! – закачал в ответ головой Иванов. – Ужас начинается тогда, когда начальство колонии с помощью своих соглядатаев, среди которых обязательно есть несколько приблатнёных, начинает натравливать на неугодного ей заключённого других заключённых, используя, чтобы заткнуть ему рот, дезинформацию, ложь, клевету, сплетни. А ещё хуже: «зажимать» блатных, указывая на неугодного, как на виновника, намекая тем на необходимость заставить его умолкнуть, иначе не столько начальству, сколько им «блатным» житья не будет.
*************************************************************** (Стр. 342.)
Впрочем… и на свободе… Что? Разве лучше? – улыбнулся Иванов. – Я как-то читал инструкцию с твоими, Алина, обязанностями и твоей подписью. Там куча нереальных требований, которых ты не выполняешь и не будешь выполнять. За них к тебе никто не цепляется. Однако возьми, рискни послать куда-нибудь «вверх» или в газету письмо о плохой работе нашего кирпичного завода, и быстро увидишь, что из этого получится. Причём, самое страшное, что ничего к лучшему не изменится, кроме пустой болтовни и «филькиного» перечисления принятых мер. А тебя за ненадлежащее исполнение своих рабочих обязанностей спустя некоторое время с треском уволят. Разве не так?
- Зачем же ты тогда, Сашенька, воюешь с начальством колонии, раз всё бестолку и результата никакого, кроме неприятностей? – вопросительно посмотрела ему в глаза Алина. – Ты сам когда-нибудь относительно себя задумывался над этим?
- Конечно задумывался, - вздохнул Иванов и, освободившись из объятий Алины, подошёл к столу.
4. Признания Иванова и Алины о себе.
- И к какому выводу пришёл? – с сочувствием спросила Алина.
К такому, - усмехнулся Иванов, - к какому пришло абсолютное большинство заключённых нашей колонии. Умный дурак - говорят они про меня. Не лез бы куда не надо, а думал бы в первую очередь о своём благополучии, отсидел бы, припеваючи, из своих шести лет три года и давным-давно гулял бы на свободе. Вот только одного мало кто из них понимает: что поступал и впредь буду поступать так, как это заставляло и заставляет меня делать моя психология, моё воспитание, миропонимание и мироощущение.
*************************************************************** (Стр. 343.)
Да мне бы, Алиночка, стыд и совесть никогда бы не позволили сесть за стол вместе с завхозами-старшинами отрядов и прочим партийно-хозяйственным активом колонии, точнее: с партийно-хозяйственным сбродом и жрать в двойном – тройном размере за счёт сидящих за другими столами полуголодных, измотанных тяжёлой работой и бытом заключённых. Мне бы стыд и совесть никогда бы не позволили требовать от заключённых, даже призывать их не разворовывать кухню и столовую, и в то же время позволять администрации колонии экономить, не довозить туда продукты питания, привозить продукты на кухню и товар в магазин недопустимо плохого качества, а тем более порченными, гнилыми. Или возьми, к примеру, милая Алиночка, такую ситуацию. Кого-то из заключённых незаконно лишили права на личное длительное, до трёх суток, свидание с родными или женой. Оно даётся раз в полгода. Представь каково ему, его жене или матери? Как быть? Только одно: жаловаться куда-то повыше! Но коротко, грамотно и внятно изложить суть жалобы, чтобы каждый, её прочитавший, не зная ничего о том, тем не менее смог бы понять всю несправедливость подобного наказания, зачастую неимоверно трудно даже адвокатам по таким делам. А про него, заключённого, и говорить нечего. Он толком мелочного заявления на получение спецодежды не в силах составить. Приходится ему кого-то грамотного, умелого заключённого искать и просить. А их на зоне… Тем более смелых, бескорыстных, отзывчивых – раз-два и обчёлся. Как правило, подходят ко мне. Приходится выслушивать, вникать, составлять жалобу… сначала на черновик, потом переписывать своим разборчивым ровным подчерком на чистые листы, так как у большинства подчерк - курица лапой лучше накарябает. Начальству, естественно, обо всём прихвостни доложат. Да и подчерк они мой хорошо знают. Надеюсь, ты, Алиночка, догадываешься, каково ими всё это воспринимается.
*************************************************************** (Стр. 344.)
Можно, конечно, отказываться от содействия. Находить причины, отговорки. Ссылаться на занятость тем-то и тем-то. Но не могу, если имеется шанс помочь. Кстати, Алиночка. Я не берусь ни за какие дела, которые не выполнимы. Биться о бетонную стену головой, не мой удел. Наша советская исправительно-трудовая система воспитания и перевоспитания осужденных не исправляет нас, а ещё больше губит. Но изменить что-либо в ней при нашем общественно-политическом строе невозможно. Поэтому я не воюю с ней. Порядок же с питанием, с кухней, столовой, магазином навести можно и под силу мне. Вот и воюю за это. По крайней мере, пока я в этой зоне, порядок с этим будет. Спуску никому не дам: ни своим, ни чужим, а начальству тем более!
- Всё равно, - улыбнувшись, качнула головой Алина, - странный ты, Сашенька. В наше время нельзя быть таким. Мой муж тоже входит в состав группы Народного Контроля за торговлей в городе Тольятти и кое-что, зная о торговле изнутри, считает сложившуюся там систему непробиваемой. Расскажи я ему о твоей истории… обязательно высказался бы так: «За что боролся, на то и напоролся!». Эту фразу он считает ключевой в понимании всего происходящего в нашей стране. Поэтому ни с чем и ни с кем не борется и, благодаря этому, большую выгоду имеет и на работе, и от участия в контроле за торговлей. Для него дефицитного ничего нет.
- Я это давно подметил, - засмеялся Иванов.
- И по каким признакам? – улыбнулась Алина.
*************************************************************** (Стр. 345.)
- В первую очередь, моя милая Алиночка, по твоему красивому заграничному нижнему белью, - сладостно вздыхает Иванов с восхищением на лице. – Между прочим, ты его при каждом удобном случае передо мной специально высвечиваешь…. Признайся!
- Признаюсь! – засмеялась Алина. – А перед кем ещё тогда? Перед маленькими детьми? Им без разницы. Перед мужем? Он меня в нижнем белье, практически, не видит. Только в халатике. А если даже случайно увидит, то посмотрит как на магазинный манекен в отделе нижнего белья, тем и кончится. А мне знаешь чего хочется?
- Догадываюсь, - весело улыбнулся Иванов. – Чтобы после взгляда на твоё нижнее бельё, его тянуло пощупать то, что под ним.
- Правильно! Именно пощупать!– кокетливо состроила глазки, Алина. – Догадливый.
- Так скажи ему об этом, заставь, исхитрись - улыбнулся Иванов.
- Бесполезно, Сашенька! – закачала головой Алина. – Видно насмотрелся и нащупался за первых пару лет. Приелась!
- А он тебе? – таинственно прошептал ей на ухо Иванов.
- Тоже приелся, - тяжко вздохнула Алина. – Мешок сала. Растолстел, обрюзг. Из-за большого свисающего живота «индикатор напряжения» маленьким-маленьким кажется. Приходится мне в постели под свой зад специальную пухлую подушку подкладывать. Иначе еле достаёт.
*************************************************************** (Стр. 346.)
- Зато блат во всех магазинах и базах имеет, - усмехнулся Иванов.
- Хоть это, - улыбнулась Алина. – Хуже, когда ни того, ни другого. У тебя, небось, на кухне и в магазине колонии тоже блат есть?
- Наверное, – пожал плечами Иванов. - Только я им никогда не пользовался. Были даже анекдотические случаи. Пока на кухне чего-нибудь проверяю или контролирую, отряд наш пообедает или поужинает. Зная, что меня повара без всяких слов накормят, тем не менее, подходить к ним стеснялся и оставался голодным. Или зайду на кухне в кабинет к бригадиру пищеблока Гене Кашицину, чтобы проверить по котловым ордерам и накладным правильность завозки и веса продуктов, а он закроет кабинет на ключ, вытащит на стол котлеты, мясо, жареную картошку, яичницу, порой пельмени, и заявляет: не выпущу, пока не поешь. Я категорически отказывался. Он не сдавался. Просил образумиться. Плюнуть на всех и всё. Один чёрт, говорит, хорошим никому не будешь и никто спасибо за такую общественную работу не сказал и не скажет. Особенно из тех, кто на зоне меньше года и не знает, как было, и, может быть, Это твердолобое стадо, - продолжал он, - воспринимает порядок в столовой и на кухне, как само собой разумеющееся и само по себе существующее явление. А потому совершенно не думая и не считая это твоей, моей и дежурных по кухне заслугой. Оттого, чуть что, тычут пальцем в таких, как мы, считая нас прислужниками администрации. Поэтому Гена часто призывал меня не обращать внимания на эту всю, на его взгляд, сволоту и посылать их на три буквы, думать о себе, как они все о себе. У меня, конечно, Алиночка, - вздохнул Иванов, - слюнки текли от запаха выставляемых блюд. Но я чётко осознавал другое: мне эти котлеты, картошка, яичницы и пельмени поперёк горла встанут и долго мучить совесть будут. Хотя точно знал, что Гена никогда бы об этом никому не сказал, никогда бы не упрекнул и много-много раз предлагал, уговаривал поесть не ради корысти, а из чисто человеческого уважения ко мне.
*************************************************************** (Стр. 347.)
- А за что Гена Кашицын сидит? – чего-то попыталась вспомнить Алина, - По-моему, Сашенька, ты мне о нём что-то рассказывал.
- Да. Кажется, рассказывал, - кивнул головой Иванов. - Сидит по 211 статье за аварию. Случайно по неосторожности своей легковой машиной мента насмерть сбил. Он до кухни на зоне бригадиром стройбригады был. Я с ним, работая сантехником и сварщиком в зоновской котельной, часто пересекался. А однажды, когда на меня при начальнике колонии почти вся «партийно-хозяйственная свора» окрысилась и поставила вопрос ребром о лишения меня полномочий контролировать пищеблок, Одокиенко, Кашицин и ещё один порядочный заключённый меня отстояли против остальных шестнадцати.
- И ты, Сашенька, ни разу уговорам Гены Кашицина не поддался? – удивилась Алина.
- Ни разу! И не жалею, - улыбнулся Иванов.
5. Горькая исповедь Иванова об операции «Магазин».
- А в магазине колонии какие у тебя с продавцами сложились отношения? – хитро сверкнула глазами Алина. – Там одна девушка, я знаю, очень красивая работает. Таня.
- Да, работает, - кивнул головой Иванов. - Но она не продавец, а чеки по лицевым карточкам выписывает, в которых указывает на какую сумму отпустить продуктов тому или иному заключённому. А продавцом там работает более ушлая средних лет женщина. С девушкой у меня обычные нормальные отношения. Хотя иногда она кокетничает и мило улыбается.
*************************************************************** (Стр. 348.)
Даже однажды сказала, что у меня очень красивые губы и глаза. Но это чисто девичья реакция на понравившегося парня. А вот продавщица относится ко мне настороженно. Правда, тщательно это скрывает. Мои требования, замечания и предложения без рассуждений, лишь оправдываясь, выполняет. Знает и боится, что при их невыполнении или её несогласии, я обращусь в письменной форме, а такое дважды было, к начальнику ЧИС, затем, при не решении вопроса, к начальнику колонии и выше. При этом попутно тогда затрону и кучу других проблем. А бояться ей было и есть чего. Она определённый круг заключённых незаконно отоваривала и отоваривает за наличные деньги, беря с них себе в карман за «риск» с пяти рублей рубль, с десяти – два рубля. В принципе то, что она за наличные деньги отоваривает, честно говоря, я приветствую. Чем больше в зоне продуктов за счёт магазина, а также за счёт бандеролей, посылок и передач, тем сытнее заключённые себя чувствуют. Увы, торгаши – есть торгаши. Они быстро наглеют. И наша торгашка в магазине не исключение. Вместо того, чтобы с воли излишний товар завозить, ей понравился другой более простой и доходный вариант отоваривания за наличку. А именно за счёт недовешивания отпускаемого по чекам товара по 30 – 50 грамм с килограмма, продавщица, продав за месяц примерно 6 – 8 тонн продуктов, имела «навар» в 200 – 250 килограмм, который реализовывала за наличку, то есть, за «чистые». Зона от такой арифметической перестановки сумм слагаемых в целом ничего не выигрывала. Просто у кого-то фактически отнималось и кому-то за денежку добавлялось. Такая ситуация меня не устраивала. О чём я решительно жёстко и откровенно ушлой продавщице в одно не очень удачное время высказал. Причём высказал в присутствии Тани, которую мой дерзкий тон явно напугал. Я уверен: она была в курсе всех махинаций продавщицы.
*************************************************************** (Стр. 349.)
В отличие от Тани торгашка хотя и побледнела, однако мой грозный наскок восприняла с ехидной ухмылкой: - Ладно! – сделав вид, что согласилась со мной, спокойно произнесла она. – Раз ты этого хочешь, пусть будет по-твоему. С завтрашнего дня никого отоваривать за «чистые» не стану. Посмотрим, что тебе люди по поводу недовешенных 30 грамм скажут? От её ехидных слов и провокационного замысла меня охватила злость: - Что ты, сука, мне угрожаешь, дурная овца! – вспылил я. – Может считаешь себя самой умной, а остальных дураками. Не на того, запомни, напоролась. Речь не о наличке идёт. Не путай специально шило и мыло. Я одного единственно хочу, чтобы ты заключённых, отоваривающихся по чекам, не обвешивала и порченный товар не подсовывала. А начнёшь козни строить, подстрекательством заниматься – потеряешь не только «навар» в 200 килограмм конфет, пряников, печеньев, вафлей, халвы, сыра, масла, маргарина, сала, но и навар от сделок за «чистые» деньги. То есть куда больше… Тем не менее, Алиночка, вечером меня позвали к себе блатные авторитеты. Торгашка через «шныря», который был в магазине за уборщика, грузчика, подсобника, посыльного и помощника продавщицы и который приносил блатным за «чистые» из магазина с «чёрного хода» товары и продукты, передала им, что по моей вине она прекращает торговать за «чистые». Когда я пришёл к блатным, их было семеро. По лицам я ясно видел, что настроены они против меня агрессивно. Никто из них со мной не поздоровался. Лишь самый-самый авторитетный, поколебавшись, всё же протянул мне руку и со сдержанной улыбкой, разрядив напряжённую атмосферу, попросил рассказать за что на меня покатила бочки продавщица.
*************************************************************** (Стр. 350.)
Я рассказал про её наглые обвешивания, некачественный товар, про 250 килограммовый «навар», о схеме реализации этого «навара» за «чистые» и многое-многое другое. В конце, подытожив, я сказал авторитетам, что торгашка обнаглела. И если они вынудят меня пойти у неё на поводу, зона от этого не выиграет, а проиграет. - После всех моих пояснений у авторитетов агрессивность с лиц исчезла. Они призадумались, явно понимая щекотливость ситуации. Заставить меня закрыть глаза на наглость торгашки, они не имели морального права. И никогда бы на это не пошли. Однако и перспектива того, что продавщица перестанет отоваривать за чистые, никого не устраивала. - И так плохо, и так плохо! – поразмыслив, согласился самый авторитетный и перевёл свой озадаченный взгляд на меня – Что же в таком случае делать? Как быть? – и, улыбнувшись, к сказанному добавил в духе того, что я ответы на эти вопросы скорее всего знаю, поскольку мои мозги, всегда анализируя и просчитывая «от» и «до» свою любую авантюру, обязательно задумывались о возможных неприятных последствиях. План действий у меня на подобное развитие событий, естественно, был. Я предвидел такой довольно банальный спекулятивно-стандартный шаг торгашки. Однако раскрывать его в присутствии такого количества людей не собирался. Ибо прекрасно понимал: не дай Бог о нём узнает через кого-нибудь торгашка, мне придётся оставить магазин и её в покое. А то, что информация к ней просочится… в том числе и от «шныря» магазина, который постоянно крутится около блатных, не говоря о ментах, у меня сомнений не было. Пришлось хитрить и с авторитетами, не задевать их самолюбия. Сказав, что мой план возможно очень глупый и потому в первую очередь я хочу рассказать и посоветоваться о нём сначала с самым-самым.
*************************************************************** (Стр. 351.)
Самый-самый авторитетный прекрасно меня понял. И когда мы остались одни, я все свои карты ему раскрыл, привёл примерные цифры её доходов от торговли за «чистые» и от «навара» от обвесов. В результате мне удалось убедить его не торопиться давить на меня. Подождать полмесяца. Тем более, что после того, как ей придётся торговать без обвесов и обсчётов, продуктов за наличку в магазине окажется недостаточно и всё равно потребуется время на завозку дополнительного объёма товаров. Кроме того, я попросил его не говорить никому, даже авторитетам из своего окружения, о моих планах. Сказать лишь, что между интересами торгашки и интересами заключённых ищется взаимоприемлемый компромисс. А торгашке передать через шныря магазина предупреждение, чтобы умерила свою наглость и аппетит. На следующий день я опять пришёл в магазин и передал торгашке список требований, которые она в рамках правил торговли обязана соблюдать во благо и ради удобств покупателей. Заодно я вновь на полном серьёзе, и не стесняясь в выражениях, предупредил её, что если она ещё хотя бы раз попытается провоцировать блатных заставить меня от неё отступиться, всё о её обвешиваниях будет знать вся зона и бояться придётся тогда самой. Одновременно, как бы невзначай, я оборонил при ней мысль о том, по какому пути ей следует идти, чтобы не потерять прибыльность своего торгашеского бизнеса. Смысл сказанного заключался в том, что жёсткий контроль ограничится только товарами и продуктами продаваемыми по чекам. До всего остального, продаваемого за «чистые», включая качество и количество, вес и цену претензий с моей стороны не будет. С этим пусть определяется сама, с учётом риска, спроса и предложений. Как говорится: по законам «чёрного рынка». Обвесишь или продашь по более высокой цене, то не мои проблемы. Пусть каждый, кто за наличку покупает, своей головой думает: покупать или не покупать.
*************************************************************** (Стр. 352.)
Когда мной, Алиночка, это было сказано, я почувствовал, что её быстрый коммерческий ум мгновенно стал просчитывать плюсы и минусы предложенного компромиссного варианта. И тогда, чтобы дать ей окончательно понять о невозможности иных решений, я с усмешкой обратил её внимание на несбыточность надежд заставить меня прикусить язык зубами с помощью блатных, отоваривающихся за «чистые». - Блатные не станут тебя защищать, не надейся! – заявил я торгашке. - Они бы, конечно, с удовольствием помогли тебе заткнуть мне рот. Но, к счастью, не могут. Не могут по воровским морально-этическим понятиям и соображениям. Поскольку такими своими действиями непростительно себя бы скомпрометировали перед основной массой заключённых. Ты слишком охамела от жадности, обсчитывая и обвешивая заключённых, перепродавая затем сей «навар» с новым «наваром» за «чистые». И ещё мне пришлось предупредить торгашку вот о чём. Про её проделки с обсчётом, обвешиванием и перепродажей на тот момент знал только узкий круг блатных. Однако, если она день, второй, третий не будет отоваривать заключённых за «чистые» - обязательно возникнут сплетни и домыслы в мой адрес. И мне придётся, чтобы не быть крайним, во всеуслышание сказать всю правду об этой истории. Естественно, кто-то окажется мной недоволен, кто-то поддержит. Но в любом случае никто меня пальцем не тронет. А вот у тех, кто работает в этом магазине, неприятностей возникнет поболее. Даже при самом-самом благоприятном исходе, придётся и с этим магазином, и с тем, что за зоной для администрации колонии и завода, увы, распрощаться. Кстати, Алиночка, - улыбнулся Иванов. – Ты бываешь в том магазине, что за зоной?
*************************************************************** (Стр. 353.)
- Бываю изредка, - кивнула головой Алина. – Маленький. Но неплохой. Дефицитных продуктов немало. Иногда что-нибудь покупаю домой. Но не часто. Когда мой муж сильно занят на работе и ему некогда то же самое взять по более низкой цене на складе, базе или из подсобки магазинов.
- А продавщица там какое на тебя впечатление произвела? – с затаённой усмешкой интересуется Иванов.
- Хорошее! – засмеялась Алина. – Такая милая, приветливая, обходительная. Неужели в зоне у вас она другая? - Да, нет. Не другая, - улыбнулся Иванов. - То же доброжелательная, обаятельная, спокойная. Словом, опытная, довольная жизнью, работой и занимаемым местом торгашка.
- Ну а чем, Сашенька, твоя с ней война закончилась? – пытливо и с сочувствием посмотрела Иванову в глаза Алина.
- Как всегда! – вздохнул Иванов. – Победой…со слезами на глазах. Через полторы недели она опять стала отоваривать заключённых за «чистые». Но эти полторы недели мне дались нелегко. Буквально с первых же дней по зоне поползли сплетни и домыслы, что якобы я накатал жалобу в прокуратуру на продавщицу за продажу продуктов на «чистые». Против неё возбуждено уголовное дело. Больше ничего за «чистые» не купишь. Её увольняют. Как назло несколько дней магазин не работал. Вполне обычный технический перерыв. Такое происходит каждый месяц. Всех отоваривают в два приёма: с 4-го числа по 13 и с 20 по 30 – 31. Однако тогда перерыв в работе магазина с 14-го по 19 число был воспринят в плоскости домыслов и сплетен.
*************************************************************** (Стр. 354.)
На меня «косились», за моей спиной шушукались. Многие подходили возмущаясь, ругаясь и оскорбляя. Кто поумнее или хорошо знающие меня, расспрашивали, что по чём. К сожалению, приходилось отмалчиваться. Да и персонально каждому всё всем всё равно не объяснишь. Ни сил, ни времени не хватит. А это лишь усиливало поток сплетен и домыслов. К тому же, недоброжелатели усердно в «огонь» «керосин» плескали. Даже после того, как магазин с той же продавщицей заработал и она, как ни в чём не бывало, продолжила отоваривать заключённых за «чистые», слухи, сплетни и домыслы не улеглись. Наоборот, обросли новыми лживыми подробностями о том, будто торгашка откупилась, мне же под нажимом авторитетов пришлось признаться в клевете и перед продавщицей извиниться. И мало кто заметил, что в магазине за чеки, то есть за кровно заработанные, их не стали обсчитывать, обвешивать, подсовывать или навязывать плохой товар. При входе в магазин и у прилавка появился перечень и цена продаваемых продуктов в данный момент. Улучшился их ассортимент. Уменьшилось столпотворение у дверей, поубавилось криков, споров за место в очереди и конфликтов с теми, кто нагло лез без очереди. Почти все посчитали, что это возникло само по себе, по взмаху волшебной палочки. Как должное. Не требовавшего никаких усилий, смелости, мужества. Между тем, даже спустя полтора года обо мне многие за глаза говорят как о «козле», пытавшемся через прокуратуру заставить продавщицу не отоваривать заключённых за «чистые». И вновь прибывшие на зону им верят, не зная, и не желая знать, что было и как было на самом деле.
*************************************************************** (Стр. 355.)
Мне порой, Алиночка, скажу честно, так хочется, чтобы для таких оболтусов вернулась былая ситуация, когда обвешивали, обсчитывали, обдуривали, продавали лежалое. Когда по тридцать - пятьдесят человек толпясь, особенно перед закрытием магазина, стояли в очереди ругаясь, споря, выясняя кулаками и ногами кто кого козырнее, приблатнённее. Либо как зашороханные мыши под веником, притаившись и притихнув, гневно в душе своей или шёпотом между собой негодовали, осуждали и костерили существующие порядки. Кляли власть и начальство колонии. А своих собратьев по неволе, беспардонно рвущихся к прилавку без очереди, готовы были разорвать и сжечь в печах крематорий. Всё же очень жаль, Алиночка, что недавнее прошлое правдиво не снималось на плёнку документальным кино. Не зря же подмечено: если общество не имеет правдивой памяти о былом, оно неизбежно деградирует.
- А может прошлые безобразия в столовой, магазине и нынешнее на производстве присуще только этой колонии? – высказала сомнения Алина. – В других может не так? Лучше?
- Нет. Не лучше! – улыбнувшись, отрицательно качнул головой Иванов. – Одно из величайших наших общих заблуждений в стране, Алиночка, состоит в том, что каждый из нас, не ведая об истинном положении дел в государстве, считает, будто бардак только у них, в их «шарашкиной конторе». В других: порядок, хорошо отлаженное производство, толковые и порядочные начальники. Подобная зашоренность связана с отсутствием оппозиции и независимых от власти средств массовой информации.
*************************************************************** (Стр. 356.)
То же самое можно сказать и о колониях для заключённых. До этой зоны я пару месяцев находился в колонии усиленного режима №2 в Самаре, в местечке под названием «Кряж». Поверь мне, Алиночка. Там безобразий и в жилой зоне, и на кирпичном заводе не меньше, чем было здесь, когда меня сюда перевели. И я уверен, те безобразия как были, так и остались. Кроме того, по информации от других заключённых, бардак присущ всем колониям Советского Союза, включая «потёмкинские» образцово-показательные.
Иванов вздохнул, взглянул на часы и, как бы говоря «стоп», поднял вверх согнутые в локтях руки: - Всё, милая Алиночка. Мне надо чертить схему. Извини.
Алина, улыбнувшись, подошла к Иванову, ласково обняла, нежно поцеловала и, преданно посмотрев в его глаза, кивнула головой: - Приступай, Сашенька. Я не буду тебя отвлекать. Но позволь, пожалуйста…. Разреши перед твоим обедом, после обеда и перед съёмом с работы обнять и поцеловать тебя для облегчения души своей. Иначе с ума сойду. И покоя не будет ни в субботу, ни в воскресенье.
Иванов прижал к себе Алину, несколько раз вдохнул исходящий от её тела аромат роз, закрыв глаза сладостным страстным поцелуем прильнул к её губам и, с неохотой от них оторвавшись, кивнул головой: - Конечно, любимая Алиночка, разрешаю. Разве я смогу найти в себе силы не позволить таким аппетитным губам прикасаться к моим губам, к моему лицу.
*************************************************************** (Стр. 357.)
- Спасибо, любимый мой, - поцеловала Алина губы и лицо Иванова. – Начинай чертить. А я пока выйду, чтобы не мешать тебе предварительно как следует сосредоточиться, сконцентрироваться. Побуду около фильтров, постою на лестничной площадке. Приду чуть позже. Ко времени анализов воды.
Не удержавшись и ещё раз поцеловав Иванова в губы, Алина вышла.
Глава восемнадцать.
Три ступени экзамена на техническую зрелость.
1. Первая ступень экзамена на техническую зрелость.
В понедельник утром, когда начальник котельной Епанешников зашёл в лабораторию, Иванов почти закончил чертить схему.
- Не успел я, Александр Фёдорович, - поздоровавшись с Епанешниковым пояснил извиняюще Иванов. – Вчера полдня аварию на прессе пришлось устранять. Кто-то в пресс вместе с глиной толстый лом кинул. Всю паровую рубашку порвало, а затем шнеком зацепило и покорёжило.
- Знаю, - кивнул головой Епанешников. – Оперативники, кажется, нашли того, кто это сделал. Сейчас сюда директор с главным инженером и главным энергетиком придут. Много доделывать?
- Почти кончил, - вздохнул Иванов. – Осталось заглавную надпись плакатным пером сделать и общую рамку по всему периметру обвести.
- Добро. Доделывай! – кивнул головой Епанешников. – Пойду вниз. Встречать директора. Как потребуешься, позову. Будь наготове.
*************************************************************** (Стр. 358.)
Минут через двадцать лестница тяжело загудела от множества идущих по ней ног.
- Начальство сюда подымается, - встряхивая колбу с синей жидкостью, предупредила Алина склонившегося над чертежом Иванова.
- Пусть заходят, - улыбнулся Иванов. – Мне осталось чёрной тушью две вертикальные линии у общей рамки провести.
Дверь в лабораторию распахнулась настежь и вошёл начальник котельной, за ним директор, главный инженер и главный энергетик.
Поздоровавшись с Алиной, а затем с Ивановым, директор подошёл к столу и, взглянув на схему, перевёл взгляд на Иванова: - Давай, конструктор, рассказывай, что у тебя здесь и как.
- Запросто! – улыбнулся Иванов. – Но в первую очередь желательно всем сесть.
Иванов услужливо поставил директору стул, а главному инженеру и главному энергетику табуретки.
- Теперь я поставлю на тумбочку к стене напротив вас прикреплённую к фанере схему автоматики для её лучшего обзора и понимания… Вот так…
Иванов осторожно и бережно поднял со стола лист фанеры с прикреплённой схемой и приставил к стене.
*************************************************************** (Стр. 359.)
- Начну с оборудования. Вот это, это и это – три паровых котла. Это фильтра. Это электронасосы, подпитывающие водой котлы. Это аварийные паровые насосы подпитки котлов водой на случай отключения электричества. Это небольшой турбинный парогенератор аварийного освещения. Это четыре вентилятора, подающие воздух с улицы к газовым горелкам топок котлов. Это дымососы, отсасывающие отработанные горячие топочные газы и подающие их в камеры сушки кирпича с формовки…
Епанешников что-то шепнул Алине. Она вышла и вскоре вошла с двумя стульями, взятыми из его кабинета. На один стул Епанешников предложил сесть Алине, на другой сел сам.
Иванов об устройстве и принципе работы автоматической системы рассказывал чётко, без запинок, со знанием дела. Директору все объяснения Иванова понравились
- Молодец! – похвалил он его – Теоретический экзамен принят. И всё же, как конструктор, скажи: какие наиболее слабые, наиболее проблемные узлы во всей этой автоматической системе? Что-нибудь случайно не взорвётся? Например: привыкнут кочегары к автоматике, притупится их внимание, а она раз и подведёт.
- Не подведёт, - улыбнулся Иванов. – По газу, по давлению пара в котлах и уровню в них воды предусмотрены в автоматической системе три степени защиты.
*************************************************************** (Стр. 360.)
Иванов объясняет и показывает какие именно.
- Что касается моей конструкторской неудовлетворённости в этой системе, то это наличие четырёх вентиляторов общей мощностью в 40 киловатт, подающих воздух к газовым горелкам. Три рабочих и четвёртый запасной. Они очень неэффективно вписались в эту систему. Трудно управляемы. Ведь температура воздуха на улице колеблется от минус 30 до плюс 3-х, а летом от плюс 30 днём до плюс 5-ти ночью. Расход газа тоже меняется и, следовательно, подача воздуха должна автоматически тоже меняться. По сути, вентиляторы в этой схеме плохо увязаны. А в целом для котельной – это ненужный пустой балласт, ежедневно съедающий без всякой пользы 720 киловатт, а за месяц – 21600 киловатт. Прибавьте сюда расходы на ремонт, на техническое обслуживание, шум от них. Будь я начальником котельной, а тем более директором завода непременно избавился бы от вентиляторов совсем. Они не нужны.
- Как это не нужны, - усмехнулся директор. А как без воздуха газ в топке будет гореть?
- Виктор Александрович! – обратился к директору Иванов. – А у вас дома есть газовая плита?
- Есть. А что? – не понимая куда клонит Иванов, внимательно посмотрел на него директор.
*************************************************************** (Стр. 361.)
Иванов улыбнулся: - Разве горелки на ней или в духовке с вентиляторами?
- Там же маленькие горелки, а здесь в тысячи раз мощнее! – подал голос главный энергетик.
- Мощность в физике дело второстепенное, - спокойно заметил Иванов. – Важнее сам принцип работы. Кстати, и на обжиговых печах я бы все горелки с вентилятором заменил на инжекционные, без вентиляторов. И дешевле, и практичнее, и эффективнее. Тем более, что там к горелкам подходит газ среднего давления и кинетическую струю такого газа использовать значительно проще, чем в газовых горелках низкого давления.
Директор повернулся к Епанешникову: - Александр Фёдорович! Может действительно пойти нам по этому направлению? 21600 киловатт бестолковых потерь электроэнергии в месяц цифра немалая. Как вы считаете?
- Как и все, кто любит арифметику, - усмехнулся Епанешников. – Мне Аланов предлагал месяца два назад данный вариант. Мы вместе тщательно его обдумывали и просчитывали. Технически это выполнимо. А вот чтобы всё это пробить через гостехкотлогазнадзоры – много времени, годы требуется… нервов, бумаг, заключений, согласований, решений, хождений по кабинетам.
*************************************************************** (Стр. 362.)
- Это точно, - согласился директор и, тяжело вздохнув, добавил: - в итоге же получится: овчинка выделки не стоит ни для котельной, ни для завода. На банковском счету лишней копейки всё равно не появится. Зачастую действительно нет смысла за многие вещи бороться, воевать.
- Без госнадзора тоже нельзя, - высказал своё мнение главный инженер. – «Кулибины» всякие бывают: ответственные и безответственные. На опасных производственных участках, связанных с возможной угрозой жизни и здоровья людей, контроль необходим жесточайший.
- Должен быть, конечно, - вяло согласился Епанешников. – Кто против? Пусть будет. Он нужен. Только без выкрунтас, особенно на уровне среднего и высшего звена, тормозящих хорошее, дельное. К примеру, взять вот тех, что завтра приедут: думаете придираться будут? Нет. То инспектора практичные, хорошо знающие специфику работы котельных. Они, не кривя душой, быстро скажут: устраивает их автоматика или не устраивает. Какие конкретные моменты недоучтены, какие коррективы необходимо внести. Они посмотрят есть ли схема, проверят её соответствие с реальностью и оценят способность автоматики предотвращать опасные и аварийные ситуации.
- Дай Бог! – постучал по столу костяшками пальцев директор и встал. – Тогда пойдёмте вниз к котлам и тоже проверим действие автоматики по предотвращению опасных и аварийных ситуаций.
*************************************************************** (Стр. 363.)
Все вышли из лаборатории, включая Алину, и спустились к котлам. Возле пульта управления, расположенного напротив рабочего места кочегаров, директор повернулся к Иванову: - Давай, рассказывай и показывай что и как. Предположим ночью внезапно в котельную прекратилась подача электроэнергии. Сможет ли автоматика при таких обстоятельствах чем-либо помочь кочегарам?
- Конечно. Ещё как! – улыбнулся Иванов. – Но пусть сначала кочегары расскажут, что предпринимали они раньше в таких случаях?
Епанешников повернулся к кочегару Васе Серову: - Василий! Расскажи как вы действовали накануне прошлого Нового года, когда горела по вине злоумышленников трансформаторная будка и котельная осталась без электроэнергии? Это кажется в твою смену было.
- В мою, - кивнул головой Василий. – Ночью. Внезапно. Непривычно. На воле дома, если вдруг поздним вечером отключится свет и становится вокруг темно, даже при отсутствии фонарика, свечки или керосиновой лампы, всё равно как-то спокойнее себя чувствуешь, пусть и неуютно. А тут не по себе, боязливо, настороженно. Слишком в котельной было темно, жутковато, зловеще тихо. И котлы с кипящей водой насыщенные дьявольской силой тревожно шумели. В первую очередь я с напарником зажёг три запальника и подвесил их вместо факелов как можно выше насколько это позволили шланги. Но всё равно света было недостаточно и нам постоянно приходилось лазить на верх котлов, чтобы разглядеть на манометрах давление пара в котлах, а на водомерных стёклах уровень воды.
*************************************************************** (Стр. 364.)
Когда отключился свет, остановились вентиляторы и дымососы, на газопроводе сработали отсекатели и прекратилась подача газа к горелкам. Они потухли. Действуя согласно инструкции, мы дополнительно перекрыли запорными задвижками газопроводы к каждой горелке. По одному разу пришлось подпитывать котлы водой. Подпитку осуществляли ручным насосом. Аварийные паровые насосы в то время были сломаны. Подкачивали ручным насосом очень долго и, можно сказать, в темноте. От горящих газовых запальников свет почти не доходил, затемнялся котлами. Короче, намучились.
- А как сейчас? С автоматикой легче стало? – вопросительно посмотрел на кочегара директор.
- Естественно, - улыбнулся Василий. – А главное спокойнее, безопаснее, увереннее себя чувствуешь. В прошлую среду и пятницу Александр Фёдорович учебные тренировки с нами проводил. Полностью котельную обесточивал. Так вот, сразу включалось аварийное освещение. На пульте перед глазами продолжали высвечиваться все показатели по давлению, температуре, уровню воды. Вспыхивала подсветка контрольно-измерительных приборов непосредственно на котлах. Благодаря этому никаких волнений и опасений за оборудование котельной не испытываешь. - Александр Фёдорович! – обратился директор к начальнику котельной. – Давайте-ка попробуем с имитировать внезапное отключение подачи электроэнергии. Хочется самому увидеть и пощупать результаты.
*************************************************************** (Стр. 365.)
Епанешников посмотрел на Иванова: - Иди, «Кулибин», отключи общий рубильник.
Иванов отрицательно покачал головой: - Пусть отключает его главный энергетик. Я к силовым электросетям допуска не имею. К тому же боюсь их. Несколько раз шандорахало.
Главный энергетик подошёл к электрощиту и выключил общий рубильник. В котельной тут же воцарилась непривычная тишина, на пульте управления погасли огоньки, по котельной разнёсся звук тревожной сирены, затем что-то засвистело, зашипело, стал нарастать гул чего-то набирающего обороты.
- Это паровая турбина электрогенератора аварийного освещения заработала, - поясняет Иванов. – Сейчас наберёт обороты и включится аварийное освещение.
На пульте управления засветились огоньки, в котельной загорелись электрические лампочки аварийного освещения и подсветка контрольно-измерительных приборов. Кочегары для надёжности в соответствии с инструкцией вручную дополнительно перекрыли задвижками газопровод к каждому котлу.
- А если сейчас вновь включат электроэнергию, само по себе всё не включится? – поинтересовался главный инженер.
*************************************************************** (Стр. 366.)
- Не включится! – качнул головой Иванов. – После аварийной остановки котельной каждый агрегат необходимо запустить вручную и только потом перевести на режим автоматического дистанционного управления.
- Значит, общий рубильник можно смело опять включить? – вопросительно взглянул на Иванова директор.
- Конечно! – кивнул головой Иванов.
Главный энергетик включил общий рубильник, Отключилось аварийное освещение, включилось обычное. Шум паровой турбины стих. Кочегары вновь запустили вентиляторы, дымососы, разожгли котлы. Перевели всё оборудование котельной с ручного управления на автоматическое.
- А вот, предположим, прекратится подача газа минуты, скажем, ну на две, а потом возобновится. Что произойдёт? – задал вопрос кочегару директор завода.
Кочегар Василий Серов пожал плечами: - Мне трудно сказать как это будет в реальности. Такое на моей памяти за два года не случалось. Но мы подобный вариант во время учебной тренировки отрабатывали.
- Иди, Василий, отключи на пару минут газ, а потом включи, - дал ему команду Епанешников.
*************************************************************** (Стр. 367.)
Василий закрыл на вводе магистрального газопровода главную задвижку и стал считать: один, два, три, четыре…
В котельной с прекращением подачи газа завыла сирена и сработали отсекатели. Досчитав до ста двадцати, Василий открыл главную задвижку на магистральном газопроводе и подошёл к директору: - Теперь, Виктор Александрович, нам, кочегарам, согласно инструкции, необходимо перекрыть задвижками газопроводы к каждому котлу, вернуть отсекатели в рабочее положение, провентилировать топки и разжечь котлы.
Василий и его напарник повернулись к начальнику котельной с вопросительным взглядом.
- Разжигайте! – кивнул головой Епанешников обоим кочегарам.
- А защита от возможного отрыва пламени от горелок имеется? – интересуется у Иванова главный инженер.
- А как же, - улыбнулся Иванов. - Перед каждой горелкой установлен постоянно горящий газовый запальник, как у газовых колонок в квартирах. Горение запальников контролирует электроника. Если запальник по каким-либо причинам вдруг погаснет, фотоэлементы тут же отсекут подачу газа к горелке котла, а пульт управления выдаст световой и звуковой сигнал тревоги.
*************************************************************** (Стр. 368.)
Когда кочегары разожгли котлы, Иванов попросил Василия продемонстрировать защиту котла от возможного отрыва пламени. Василий перекрыл подачу газа к горящему запальнику. Запальник погас. Тут же сработал отсекатель на газопроводе к горелке котла. На пульте замигал красный глазок и раздался звуковой сигнал тревоги. Василий опять строго по инструкции разжёг котёл.
Директор, главный инженер и главный энергетик пробыли в котельной ещё около часа. Они расспросили Алину, Иванова и кочегаров о работе автоматики по контролю за подачей в котлы питательной воды после её очистки в фильтрах. Их интересовала система автоматического поддержания и контроля выбранных параметров давления пара в котлах и защита котлов от его переизбытка, оптимальность расхода газа и многое другое.
2. Вторая ступень экзамена на техническую зрелость.
После ухода начальства из котельной, Иванов поднялся в лабораторию, чтобы дочертить оставшиеся две контурные линии общей рамки. Алина подошла к нему, сладостно обняла, поцеловала и, улыбаясь, заглянула ему в глаза: - Какой ты умница, Сашенька. Ты даже этого не представляешь. Я никогда не поверю о твоём лишь семилетнем классном школьном образовании. Не ты был перед ними, имеющими высшее образование, школьником-семиклассником, а они перед тобой. Мой муж тоже имеет высшее образование, однако, в сравнении с тобой явный недоучка.
- Ты не права, Алиночка! – отрицательно качнул головой Иванов. – Нет людей с семью пядями во лбу. Кто-то умный в одном, кто-то – в другом.
*************************************************************** (Стр. 369.)
- Я не о том, Сашенька, речь веду, - не согласилась Алина. – Такие, как ты умницы, в любой профессии, освой они её, своим талантом выделялись бы. Всё же дура Ира! Дура! Будь я на её месте, в первую очередь помогла бы тебе получить на вечернем или заочном отделении диплом о высшем образовании. И ты бы сделал блестящую карьеру.
- Это тебе, Алиночка, так кажется, - усмехнулся Иванов. – Ты слишком влюблена. Влюблённым всё в розовом свете видится. Во-первых, ни в техникум, ни в институт учиться я бы не пошёл. В семнадцать – девятнадцать лет - да, пошёл бы по глупости. И согласился учить там девяносто процентов того, что в жизни и практической деятельности совершенно не надо. А в тридцать лет ради диплома посещать пять – шесть лет ненужные занятия не в моём характере. Во-вторых, Алиночка, я родился слишком рано: В 1945 году. А желательно было бы в 2045! К тому же в стране, где ценят более менее лишь тех, кто что-то способен сделать для военного превосходства СССР. Все остальные в загоне. И в-третьих, даже будь у меня диплом о высшем образовании, ни о какой карьере, тем более блестящей, речи не может быть. Я знаю, видел и понял на уровне района и области по каким законам живут и каким кодексом поведения руководствуются чиновники. Среди них немало умных, толковых хозяйственников. Однако все чтут и не забывают психологию чиновника. Несогласных среди них нет. Если же появятся, быстро выпернут. Меня бы ждала точно такая же участь.
*************************************************************** (Стр. 370.)
- Сашенька, миленький! – сладко прижалась Алина к Иванову. - Ты недооцениваешь себя. Я внимательно следила за твоим поведением с начальством. Оно не такое простое, как тебе кажется. Всё точно выверено и рассчитано. Во всём: в жестах, улыбках, интонациях голоса, в словах и выражениях лица просвечивалась разумная тактика общения. Она не вымученная. Она интуитивная, естественная, выработанная, скорее всего, в детские годы, в детском доме. Просто так твоё коллективное воспитание не позволит быть задиристым в любом вопросе и в любом деле. Только тогда, когда ты точно знаешь, что победишь, добьёшься того, чего хочешь, твои действия катятся не тормозя.
- Если бы это было так, Алиночка, - усмехнулся Иванов, - то почему тогда у меня с начальством колонии не сложились «шоколадные» отношения?
- Не знаю, - улыбнулась Алина. – Я тебе говорю о том, чего сама видела. А о том, чего не видела, как могу сказать? Хотя могу предположить, поскольку чуточку изучила тебя за полгода, что это связано с вопиющей несправедливостью, которая творится в колонии по вине начальства.
3. Обмен мнениями по житейским вопросам.
- О, нет, Алиночка! – засмеявшись, качнул головой Иванов. – Окрестить «несправедливостью»… Даже «вопиющей» всё, что вытворяет администрация колонии по отношению к большинству заключённых… слишком мягко сказано. Вот суд,.. то действительно проявил ко мне и к другим вопиющую несправедливость А действия начальства колонии куда точнее характеризует слово «произвол!». Причём, год от года ужесточающийся.
*************************************************************** (Стр. 371.)
Однако, честно говоря, толком всё равно не понимаю, почему на меня начальство колонии так сильно взъелось. Скорее всего, это связано с агрессивным восприятием ими своей профессиональной несостоятельности. Это как и у родителей не умеющих, не знающих и не способных спокойно воздействовать на детей, управлять их поступками, не срываясь в крик, к угрозам и наказаниям. В этих двух, казалось бы разных на первый взгляд, ситуациях есть нечто общее. Если удаётся у ребёнка сломить самостоятельность, активность, жажду поиска своего места в окружающей среде, уровень насилия над детской личностью как бы замирает на достигнутой высоте. Ну а если не удаётся, если ребёнок продолжает неосознанно сопротивляться, то уровень насилия всё возрастает и возрастает, пока где-то что-то у кого-то внутри не лопнет. Причём, в любом случае ни родители, ни дети от таких взаимоотношений пользы не имеют. Особенно на перспективу. Зато очень удобно в сиюминутной повседневности. Прикрикнул, пригрозил, а если что, то и наказал, и повиновение обеспечено. Однако на командах, а не на понимании, далеко не уедешь. По-моему нечто похожее происходит между администрацией колонии и заключёнными. Кого-то удаётся с меньшим насилием быстро сломать… Именно «сломать!», но не исправить, не сделать лучше. Кого-то с большим насилием и более медленно. А кого-то так и не удаётся: ни сломить, ни купить. Таких, правда, единицы. В конце концов начальство от них отступает. Отступает, естественно, коль и они будут вести себя, пусть даже негласно, по отношению к начальству и царящим в колонии «порядкам» более благоразумнее. Увы, прежде чем подобное произойдёт, крови попьют и попортят у несговорчивого заключённого предостаточно.
*************************************************************** (Стр. 372.)
Кстати, когда-то я правила дорожного движения учил. Включая не только дорожные знаки, но и самые разнообразные картинки с дорожными ситуациями. Мечта была: машину купить, права на вождение получить. Сижу зубрю. Пытаюсь каждый дорожный конфликт в память взять и удержать. Благо, опытный водитель меня вождению учил. Он посоветовал мне брать не дурной зубрёжкой, а пониманием в рамках дорожных правил дорожных ситуаций. Так как напрямую запомнить правильные ответы и действия на многомиллионное разнообразие сочетаний транспортных средств, дорожных знаков, разметок, развязок, перекрёстков, светофоров, переходов и переездов, практически, дело нереальное. Ещё в большей степени это касается жизни, включая: воспитание, образование, поведение.
- Я на своих детей, - засмеялась Алина, - тоже частенько кричу типа: «Не трож!», «Положи на место!», «Немедленно убери!», «Не мешай!», «Не дурите мне голову!», «Ну-ка марш отсюда!». А бывает и похуже, типа: «Я тебе что сказала?!» «Сейчас в угол поставлю!» У меня есть приятельница, та своих детей в угол на колени ставит. Но с другой стороны, а что делать? Объяснять, разъяснять, уговаривать, сюсюкаться – время нет. Молчать, не замечать, позволять им на голову становиться – такое устроят, такой крик поднимут – невольно срываешься, к порядку призываешь.
Иванов освободился из объятий Алины, осторожно перенёс на стол лист фанеры с прикреплённой на ней схемой и, чему-то улыбнувшись, повернулся к Алине: - А бабушки с дедушками как относятся к внучкам? Ругают? В угол ставят? Жалуются вам?
*************************************************************** (Стр. 373.)
- Ой, что ты, Сашенька! Только балуют. Приедут от них – сладу нет.
- Вот видишь, - усмехнулся Иванов. – Получается, справляются с ними, живя в ладу и гармонии без окриков, нотаций и наказаний. Выходит, значит, можно, если вести себя помудрее, посдержаннее, да с большей любовью и уважением к их детскому миру, к их личности? По-моему, и у них, бабушек-дедушек, в сутках всё те же 24 часа, как и у вас. Ни минуты больше. И, наверное, тоже лишнего времени нет. То колхоз, то личное хозяйство: корова, свинья, куры, гуси, собака, огород. То дом без удобств.
- Да, это так, - согласилась Алина. – Однако есть и существенная разница. У моих родителей площадь владений четверть гектара. Есть, таким образом, где детям разгуляться и с кем поиграться. А у меня квартира 70 квадратных метров. То есть в 35 раз меньше. И поиграться им не с кем. Кроме того, у родителей всё попроще и подешевле на порядок. Начиная от светильников, обоев, мебели, ковров, оконных штор, постельного белья и кончая полом. У нас паркет, у родителей струганные, крашеные доски. Приплюсуй сюда телефон, магнитофон, большой цветной телевизор, радиолу и электрошнуры к ним. Добавь аквариум с рыбками, цветы на подоконниках в горшочках, хрусталь, фарфор. На кухне газовая плита, газовая колонка, раковина, посуда. Кроме того, ванная, умывальник, туалет. Вроде обе девочки должны быть тихими, прилежными. Увы, лишь с виду. Как начнут беситься-биться, ведут себя хлеще мальчишек. Пока разведешь их по углам, всё вокруг напоминает поле боя. Еле сдерживаюсь, чтобы и ту, и ту не отшлёпать. А вы, Сашенька, в детском доме не бились, не бесились между собой?
*************************************************************** (Стр. 374.)
- По всякому было, - улыбнулся Иванов. – Но знали где можно, где нельзя. Летом мы все свои эмоции выплёскивали на улице, играя в футбол, лапту, волейбол, в войну. И девчонки во многие игры с нами играли. А зимой мы разряжались в уличных битвах, защищая свои ледяные крепости, снежные сооружения, лабиринты, траншеи, окопы, блиндажи. А ближе к ночи – в спальне, нападая друг на друга с подушками, матрацами, простынями. Потом, правда, утихали, приводили свои спальные места в порядок, ложились, тушили свет и засыпали до утра. Ты тоже позволь, Алиночка, своим хулиганистым девочкам биться в спальне. Она большая у них?
- Не очень! – вздохнула Алина. – 18 квадратных метров. Но для двоих, чтобы разгуляться, наверное, места хватит. Другое дело, поздно, видимо. Они привыкли беситься где попало. Но попробовать надо. Пусть трамтарарам у себя устраивают, а затем за собой там порядок наводят. В то же время, за то, что я на них иногда прикрикну, в угол поставлю, они долго не обижаются. Понимают: поделом. Поэтому ругать и наказывать тоже надо, если виноваты, естественно.
- Оно-то так, кроме одного, - усмехнулся Иванов. – По большей части мы суд вершим как в басне у Крылова про волка и ягнёнка: «Ах, я чем виноват?.. Молчи! Устал я слушать. Досуг мне разбирать вины твоей, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать..».
*************************************************************** (Стр. 375.)
И по поводу необидчивости детей вопрос довольно, Алиночка, спорный. Почему-то слишком много, очень много юношей и девушек после окончания школы норовят покинуть родительское гнездо, поселяясь без сожаления в общежитиях и на съёмных квартирах от излишней, надоевшей с детства, словесной опеки родителей и приезжают домой в выходные и праздничные дни в немалой степени ради пополнения деньгами и продуктами своих пустых кошельков и объёмистых хозяйственных сумок. И ещё один момент: почему всё больше и больше молодых людей, особенно объединившихся в семейные пары, не хотят жить вместе с родителями? И готовы переносить материальные и финансовые лишения лишь бы иметь право на самостоятельность, право на ошибку, право на приобретение опыта, право на личную территорию, право на невмешательство вторых, а тем более третьих лиц в то, что в ней и в нём с детства заложено, сформировано и переделке безболезненной не подлежит. По-моему, между всем этим и безобидными на твой, Алиночка, взгляд окриками и наказаниями существует прямая, укрепляющаяся год от года, связь. Подумай о том хорошенько. А вдруг я прав?
Состроив весёлую мордочку и вздохнув, Иванов обмакнул ручку с плакатным пером в чёрную тушь, провёл две недостающие в контурной рамке линии, подул на них, чтобы быстрее просохли, обтянул схему, в целях защиты от пыли и грязи, прозрачной полиэтиленовой плёнкой, прикрепил аккуратно к фанере кусок белого провода, за который можно было бы повесить схему на стену, проверил крепление на прочность, ещё раз внимательно оглядел свою работу и, подняв глаза на Алину, улыбнулся:
*************************************************************** (Стр. 376.)
- Всё! Закончил! Пойду обедать, а то опоздаю. Придёт Епанешников, отнеси, пожалуйста, ему схему в кабинет, цветные стержни, фломастеры, карандаши, тушь и всё прочее. Обязательно плакатные перья горячей водой промой, не откладывая. Иначе тушь на них засохнет. Побежал я. Приду в конце смены. Не раньше. В паропроводе, идущем в транспортный цех, свищ возник. Слесаря временно в него деревянный чопик забили. Но это не дело. Надо кусок гнилой трубы вырезать и новую вставку приварить.
Иванов шагнул к двери…
- Сашенька! Подожди секундочку, - останавливает его Алина и, подойдя, обняв, целует. – Теперь иди. Жду.
4. Третья ступень экзамена на техническую зрелость и способности.
На следующий день в котельной побывали инспектора «Гостехнадзора». Они посмотрели схему автоматики, пролистали регистрационный журнал, в котором кочегары отмечали возникавшие на дежурствах неисправности и поломки оборудования. Создали несколько разных искусственных аварийных ситуаций связанных с отключением электричества, газа, воды, отрыва пламени от горелок, поломки насосов, подпитывающих котлы водой, с отсутствием тяги, повышением предельно допустимых значений давления пара в котлах из-за внезапного прекращения его отбора и, убедившись в безопасности работающих котлов, составили соответствующий акт о проведённой проверки и выдали разрешение на продолжение их эксплуатации.
*************************************************************** (Стр. 377.)
После котельной инспектора «Гостехнадзора» побывали в цехе формовки кирпича, в цехе обжига. Осмотрели техническое состояние обжиговых печей, прессов, башенного и мостового крана, лебёдок, тельферов, конвейеров, транспортёров.
На совещании у директора завода, как потом рассказывала Ира Алине, а Алина Иванову, они высказали озабоченность общим удручающим техническим состоянием многих механизмов, оценив положительно лишь три места на предприятии: котельную, вакуум-станцию и ремонтно-механический цех.
После завершения автоматизации котельной напряжённость в работе Иванова несколько спала. Но ненадолго. Через неделю главный энергетик попросил его наладить работу электромагнит уловителя металлических предметов, повешенного над ленточным транспортёром, подающим глину к формовочным прессам. Часовая мощность электромагнитоуловителя равнялась 18 киловатт-час в режиме «бодрствования», то есть, полного включения и 0,02 киловатта-час в режиме «спячки», точнее: в режиме «ожидания». Принцип работы магнитоуловителя был такой. Когда в проходящем под ним потоке глины нет металлических предметов в виде какой-нибудь железки, он «спит». Однако, как только какая-нибудь железка в глине имеется, магнитоуловитель мгновенно включается в режим «бодрствования» на свою полную мощность в 18 киловатт-час, притягивает к себе железку и вновь «засыпает» в режиме «ожидания» расходуя на спячку 0,02 киловатта электроэнергии в час.
*************************************************************** (Стр. 378.)
К сожалению, схема «сна» в электромагнитоуловителе с момента установки проработала недолго. Сломалась! И электромагнитоуловитель включили напрямую в постоянный режим «бодрствования», тратя бесполезно в сутки по 420 киловатт электроэнергии вместо ноль пяти.
Зайдя после осмотра магнитоуловителя в лабораторию к Алине, Иванов сел напротив неё и, негодуя от возмущения, тяжко вздохнул: - Ну вот скажи, Алина. Какая это, к чёрту, нормальная система хозяйствования в государстве, если бестолково более двух лет изо дня в день по 24 часа в сутки работает электромагнитоуловитель мощностью 18 киловатт-час, сожравший бесполезно более 300 тысяч киловатт электроэнергии. А добавь сюда ненужную работу трёх вентиляторов в котельной с 1969 года, четырёх вентиляторов в обжиговом цехе. Получится целый миллион! Ужас!
- Сашенька! – засмеялась Алина, подойдя к нему и прижав его голову к своей груди. – Не расстраивайся, глупенький! Это даже хорошо, что именно так бездарно профукивают народные денежки. Радуйся! В противном случае они бы пошли всё равно не к нам в карман, а, как любит говорить мой муж, на производство до кучи ещё одной атомной бомбы или ракеты с ядерными боеголовками. Либо атомной подводной лодки, или дополнительного количества химических боеприпасов. А то и просто в виде барской помощи какому-нибудь прокоммунистическому режиму в Латинской Америке или Африке.
*************************************************************** (Стр. 379.)
- Ты что, Алиночка, - с непонятным удивлением взглянул на неё Иванов, - выходит, предлагаешь мне отказываться от интересных творческих работ? Ведь они, по большому счёту, все, так или иначе, позволяют экономить материально-технические ресурсы. - Ой, Сашенька! Да нет же! – наклонившись, целует его Алина. – Тебя не исправить. Тем не менее, мой совет: старайся отдавать приоритет всему тому, что облегчает труд и жизнь людей, делает её комфортнее, качественнее и безопаснее. А всё остальное потом. И, главное, не в ущерб своему здоровью, благополучию. Вот ты сейчас будешь заниматься магнитоуловителем, вникать, разбираться, тратить не только рабочее, но и личное время. И тоже, как здесь в котельной, скорее всего, бесплатно. Да?
Иванов пожал плечами: - Наверное.
- А зря, Сашенька! – ласково гладит Алина лицо и шею Иванову. – Хитрее будь. Свой талант, свой труд, себя и свои интересы также важно уметь отстаивать не меньше, чем чужие. Чтобы не получилось как в печальном рассказе о колхозном коне, которому для пробы кинули в телегу сначала один мешок с зерном. – Ага, везёт, прёт!.. Ещё и ещё мешок за мешком стали подбрасывать. В итоге, до того нагрузили, что бедняга-конь надорвался, превратился в клячу. Только всем на то было наплевать. Никто ему даже не посочувствовал. Тебе, Сашенька, если что, не дай Бог, тоже не посочувствуют. Иного дурного начнут искать. И поверь, найдут. А то и двух, и трёх!
*************************************************************** (Стр. 380.)
- Алиночка, миленькая! – блаженно закрыв глаза, улыбается Иванов. – Значит, ты меня совсем-совсем не знаешь. На мне где сядут, там и слезут. Я всегда действую и веду себя с учётом десятков обстоятельств: и внутренних, и внешних. А не двух-трёх. Меня этому игра в шахматы учила с семи лет. А ты, Алиночка, умеешь играть в шахматы?
- Умею, - целует Алина губы Иванова. – В техникуме женскую команду по шахматам возглавляла. На первой доске.
- Ого! – качнул головой Иванов. – Не знал! Надо шахматы свои сюда из зоны притянуть. Сыграем?
- А поймают? – подёргала Иванова за уши Алина. – Тем более в рабочее время. Неудобно будет вдвойне!
- Боишься, выходит, - засмеялся Иванов. – Целоваться, обниматься не страшишься. Сексом заниматься согласна. Книги читаешь, чаёвничаешь, с Ирой по часу болтаешь, а играть в шахматы трусишь. Почему?
- Их же быстро не спрячешь, как всё остальное, - улыбнулась Алина. – К тому же, наши встречи очень короткие, и для меня обмен объятиями и поцелуями интереснее обмена шахматными фигурами.
- В принципе, верно, - согласился Иванов. – Обойдёмся без шахмат. В зоне хватает желающих сразиться. Жаль вот только времени на шахматы практически не остаётся. Забыл, честно говоря, когда последний раз в них играл. Года два, наверное, назад. Не меньше!
*************************************************************** (Стр. 381.)
Впрочем, у меня идея в голове полгода крутится. Хочу вторично провести на зоне шахматный турнир под лозунгом: «Игра в шахматы – гимнастика ума!». Загвоздка лишь в призах. Дело в том, что самые лучшие призы для заключённых – чай и сигареты. Под такие призы, если их учредить за первые десять мест, можно запросто собрать на турнир около 80 человек. Но у меня как-то язык и разум противится такие призы учреждать и такими призами победителей награждать. И чифир, и сигареты здоровье человеку только убавляют. Куда бы лучше премировать занявших первых десять мест кого правом на дополнительное личное длительное свидание с женой или близкими родственниками, кого на посылку-передачку, а кого правом на дополнительное расходование денег в магазине. Но с этим, увы, сложнее. В 1970 году я подобный турнир проводил, посвященный 100-летию со дня рождения Ленина. Начальство согласилось тогда пойти на такой шаг с призами. Однако когда настал момент награждать призами победителей, замполит и начальник колонии отказались от своих ранее данных обещаний, поставив меня в дурацкое положение. Еле выкрутился. Не люблю своих слов не сдерживать. Пришлось, Алиночка, дабы не оказаться в глазах участников турнира «фуфлыжником», на преступление идти: резиновую овальную печать какого-то кафе вырезать за «чистые». А знаешь для чего? У одного заключённого в том кафе родственница буфетчицей работала и левыми алкогольными напитками с наценкой промышляла. Вот ей эта печать и потребовалась, чтобы оттиск ставить на приклеенные к бутылкам винные этикетки. Будто продаваемые в кафе буфетчицей алкогольные напитки не являются левым товаром, а реализуются на законных основаниях. Одну из таких этикеток с печатью кафе мне и передали в качестве образца.
*************************************************************** (Стр. 382.)
Два дня я, таясь от всех и тщательно маскируясь, вырезал её на резине. Боялся! Статья за это в уголовном кодексе имеется, до года тюрьмы, кажется. Пошёл на риск. Иного выхода не видел. Сделал! На полученные 35 рублей купил 32 сто граммовые пачки грузинского чая по цене 76 копеек за каждую и 80 пачек дешёвых сигарет «Памир» и «Прима». Всё разделил на десять стопок по убывающей. За первое место приз составил 8 пачек чая и 12 пачек сигарет. За второе место – 6 пачек чая и 11 пачек сигарет. За третье место – 4 пачки чая и 10 пачек сигарет. А за самое последнее 10-тое место – 2 пачки чая и 3 пачки сигарет. В итоге: все призёры остались довольные. При этом совершенно не подозревая: во что мне это встало и как я рисковал.
- А почему, Сашенька, начальство колонии от своих слов отказалось? – удивлённо посмотрела на Иванова широко раскрытыми глазами Алина.
Иванов усмехнулся и тяжко вздохнул: - Потому что «фуфлыжники»! Это в первую очередь. А во вторую очередь, потому что хуже мы отсюда выйдем на свободу или лучше, нашим чиновникам и партработникам всех уровней наплевать. Практически, спроса с них никакого. Ни с кого! Но это общие причины. Частная же заключается в следующем. В колонии любой вид поощрений оформляется приказом начальника колонии и, как правило, большими списками, которые предварительно обязательно просматривают и визируют начальники отрядов и работники режимно-оперативных служб. Всякого без объяснения причин они могут вычеркнуть. Тем более, если считают его нарушителем режима содержания, либо по оперативно-режимным соображениям, или же неугодным из-за личной неприязни.
*************************************************************** (Стр. 383.)
Теперь, Алиночка, представь. Я провожу первенство колонии по шахматам. Оно же для всех желающих, а не для кучки липовых активистов – общественников, якобы вставших на путь исправления и помогающих администрации колонии исправлять других. По окончанию турнира оказалось, что в десятку лучших активисты не попали. А в приказах на поощрение всегда, о чём бы речь не шла, стандартно пишут: «За честное и добросовестное отношение к труду, примерное поведение и активное участие в общественной жизни колонии поощрить… поощрить тех-то и тех-то, тем-то и тем-то…». Вот и вычеркнули из списка, так как активного участия в общественной жизни не принимали и примерным поведением не блистали.
- Сашенька! Глупенький! – целует его Алина. – Ну зачем тебе все эти турниры, хлопоты со стендами в «Мире интересного», контроль за кухней и магазином? Автоматика котельной и магнитоуловитель? Неужели тебе нравится твоя такая беспокойная, трудная и очень опасная жизнь?
- К твоим словам, Алиночка, - засмеялся Иванов, - тебе бы следовало тогда добавить в мой адрес и упрёк по поводу того, зачем я каждый божий день придя утром на работу таскаю за кого-то соль в солерастворитель по 150 – 200 килограмм, промываю её, готовлю и ставлю фильтра на регенерацию, слежу за их хорошим техническим состоянием. Мог бы вместо этого лишних полчасика из пустого в порожнее со слесарями и кочегарами поболтать, чифирнуть, покурить. Но, согласись, в этом случае разве повезло бы мне вот так как сейчас быть рядом с тобой, общаться, вдыхать аромат роз, прикасаться к тебе, целовать твои красивые нежные губы, любоваться твоими пленительными чертами лица, фигурой, грудью, шеей. Видеть твои, искрящиеся теплом и светом, жизнерадостные глаза.
*************************************************************** (Стр. 384.)
Так что, Алиночка, я потерял меньше, чем приобрёл. Да и по-другому поступать не получается. Не могу! Так, увы, к сожалению.., а может и к счастью, воспитан. У нас в колонии парень был один. Я его хорошо знал. В карты на крупную сумму «попал». Поняв, что рассчитаться не в состоянии, повесился. Ужас! Он был так воспитан. А ещё был случай наоборот. Проигравшийся в карты убил того, кто у него выиграл, чтобы не платить ему. Этот, получается, был так воспитан. Поэтому вырезав поддельную печать кафе, я помудрее рассчитался, по сути с долгом.
Иванов встал с табуретки. Обнял и поцеловал Алину. С удовольствием потянулся и улыбнулся: - Пойду я, Алиночка. Дел невпроворот.
- А много тебе, Сашенька, времени придётся возиться с металлоуловителем? – прижалась Алина к Иванову.
- Скорее всего много, - вздохнув, кивнул головой Иванов. – Два года в нём автоматика бездействовала. Всё, что можно, оттуда повыдрали. Остался лишь блок преобразующий переменный ток в постоянный, и ничего более. Ума не приложу: где все необходимые детали главный энергетик будет доставать? Видимо, придётся совершенно иную, попрактичнее и проще схему металлоискания разрабатывать.
- А Епанешников возражать не будет? – сочувствуя Иванову, спросила Алина. – Может попросить его, чтобы тебя не перегружали работой?
*************************************************************** (Стр. 385.)
- Бесполезно! – усмехнулся Иванов. – Сама же говорила, коль колхозный конь тянет, на него грузят и грузят, пока не надорвётся. К тому же, начальник котельной находится в служебном подчинении у главного энергетика. Кроме того, главный энергетик подходил ко мне с Епанешниковым. Значит, всё они между собой решили. Но всё равно не стал бы отнекиваться, искать причины. Слишком работа будет интересная.
Ещё раз обняв и поцеловав Алину, вдохнув исходящий от неё аромат роз, Иванов вышел.
- Возни и хлопот с металлоуловителем действительно оказалось предостаточно. В галереи, где он был подвешен над ленточным транспортёром, было холодно, уныло и не очень светло. Восстанавливать автоматику по предусмотренной заводом-изготовителем схеме Иванов не стал. Во-первых, отсутствовал необходимый набор электронных деталей. А во-вторых, конкретно для данных условий желательнее принципиально другая схема работы магнитоуловителя в режиме «спячки», то есть, в режиме «ожидания». Отыскав необходимое техническое решение и согласовав с главным энергетиком соответствующую документацию и в целом план действия, Иванов погрузился в работу, закончив её лишь к 19 декабря, ежедневно разрываясь на части от выполнения функций сварщика по сантехническим коммуникациям завода, по газопроводам и горелкам в обжиговом цехе и одновременно электриком и КИПовцем в котельной.
В эти полного напряжения дни Иванов редко виделся с Алиной. За две недели всего четыре раза. Причём, только утром после включения фильтров на регенерацию.
*************************************************************** (Стр. 386.)
С Ирой встреч у Иванова тоже не случалось. Скорее всего, она, как и он, избегали друг друга. Иванову было известно, что Ира знает от Алины в каком месте он работает, но она ни разу на галерею, где находился металлоуловитель не зашла. Впрочем, он был таким поворотом событий доволен.
Глава девятнадцатая.
Предновогодние мотивы.
1. День рождения Иры.
Во вторник, 19 декабря перед съёмом с работы, помывшись в душе, Иванов поднялся в лабораторию к Алине. Ничего не сказав, Алина обняла Иванова и осыпала его поцелуями. На её глазах заблестели капельками слёзы радости.
- Ну чего ты, миленькая Алиночка, сияющими росинками свои реснички орошаешь? – крепко прижимает её к себе Иванов.
- Изнервничалась я, Сашенька, в ожидании тебя. Каждое утро жду, надеюсь, приглядываюсь, прислушиваюсь… Думаю, вот-вот зайдёшь. Затем жду перед обедом, после обеда, в конце смены… Значит завтра точно придёшь! – успокаиваю себя, - Заработался. Сегодня некогда… Но на следующий день опять тоже самое. И так целую неделю. Измоталась. Ты хотя бы вспоминал меня? Только не ври! Говори, Сашенька, честно.
- Во сне, - улыбнулся Иванов. – И изредка перед сном, когда устав от поиска и проработки различных вариантов схем подключения металлоуловителя, предавался каким-нибудь другим, более приятным мыслям. Не так-то легко, милая Алиночка, было найти наиболее оптимальное решение. Пришлось десятки вариантов анализировать. В конце концов нашёл, сделал. И два часа назад главный энергетик, начальник производства и мастер формовочного цеха мою работу приняли. Всё же молодец я. Отыскать такое простенькое и оригинальное решение не каждому дано.
*************************************************************** (Стр. 387.)
- Я рада за тебя, Сашенька! – заглянула Иванову в глаза Алина. – Но меня в данный момент больше другое интересует. Скажи. Ты завтра утром придёшь ко мне?
- Раз сейчас пришёл к своему кустику роз, - засмеялся Иванов, склонив свою голову к шее Алины, - то завтра тем более.
- Сашенька! – вновь заглянула в его глаза Алина. – А ты о Дне рождения Иры не забыл, который будет у неё через два дня в эту пятницу 22 декабря? Она просила меня тебе передать, чтобы ты пришёл сюда в два часа дня.
- Нет, не забыл! – усмехнулся Иванов и нахмурился – Я ей даже подарок заранее недели за две приготовил. Вот только непонятно: почему ты, а не она сама приглашает?
- Стесняется! – засмеялась Алина. – И, видимо, стыдно, что ни за что, ни про что фактически обидела тебя. Кроме того, ей кажется, будто ты избегаешь её и не хочешь с ней разговаривать.
- Избегать… да, избегаю, - вздохнул Иванов. – Это верно. Чтобы на душе спокойнее было и любовь в моём сердце окончательно к ней погасла. Только и всего. В остальном претензий не имею, обид и злости тем более. Наоборот, продолжаю уважать и преклоняться. Но, увы, и о чём очень точно сказано в песне «Чёрное и белое» из телефильма «Большая перемена»: « Мы выбираем. Нас выбирают. Как это часто не совпадает! …Счастье – такая трудная штука – То дальнозорко, То близоруко. Часто простое… Кажется вздорным. Чёрное – белым, Белое – чёрным!» Поэтому, Алиночка, на Ирин День рождения я сюда не приду. «Что не сложилось, Вместе не сложишь!» Такие в той песне тоже есть слова. Подарок мой Ире, пожалуйста, отдашь ты.
*************************************************************** (Стр. 388.)
- Сам отдашь! – отрицательно качнула головой Алина. – Я не собираюсь содействовать твоему и Ириному недопониманию друг друга.
Иванов освободился от объятий Алины и шагнул к двери.
- Эх, Алина, Алина! – вздохнул он. – Ты же обещала не морочить мне голову Ирой. Неужели не понимаешь: поезд, в котором нахожусь я, ушёл и догнать его она не сможет. Пойми! Я к тебе сюда прихожу не для того, чтобы поговорить с Ирой. И так дожился… Смешно, но факт. По заводу хожу с опаской. И кого боюсь же? Иру! Стараюсь, если куда надо из котельной идти или в котельную выбрать такое время и такой маршрут, при котором наименьшая вероятность с ней столкнуться. Видимо и с тобой, Алина, недалёк тот час, когда будем не рады друг другу и мне придётся без вины виноватым тогда избегать вас обоих. Не дай Бог! Меня с детства учили, что любовь должна помогать в учёбе, спорте, работе, вдохновлять на творчество. В какой-то степени так оно и было, пока по прихоти Судьбы не столкнулся с Ирой и с тобой. Сейчас она почему-то стала всё больше и больше мешать, отвлекать, закабалять, наводить на грусть. Заставлять по пустякам о чём-то сожалеть, за что-то переживать, чего-то опасаться. Словом: надоедать, съёживаться, приедаться. А тут ещё ты, Алиночка, со своим навязчивым желанием связать несвязуемое. Зачем мне всё это? Зачем мне лишняя головная боль? Сама подумай.
Вздохнув, Иванов вышел.
*************************************************************** (Стр. 389.)
Ни 20, ни 21-го числа Иванов в лаборатории Алины не появлялся. 22-го декабря, придя на работу, Алина увидела у себя на столе в лаборатории поздравительную открытку с Днём рождения Иры и небольшой на открытке пакетик. Пробежав глазами по скупым строчкам текста, Алина развернула пакетик. В нём находился прикреплённый к серебристой цепочке довольно крупный, тоже серебристого цвета крестик с рельефным распятым Христом. Алина от восхищения замерла.
- Ручная филигранная работа хорошего мастера, - отметила она. – Выполненная в старинном стиле. Умелая, тонкая чеканка и гравировка. На обратной стороне чёткая выпуклая надпись: Спаси и сохрани. Чуть ниже тонкой вертикальной ниточкой дата: 22.12.1972 год. Спрятав от посторонних глаз предназначенный Ире подарок, Алина вышла на лестничную площадку, обшарила взглядом котельную, пытаясь отыскать Иванова, но не увидев, спустилась к фильтрам. Фильтры были включены на регенерацию.
- Странно, - взглянув на часы, удивилась она. – Как это он так быстро умудрился управиться?
Подойдя к солерастворителю, Алина сразу же сообразила, что соль в него была загружена с вечера. Поняв к чему всё это, она, опечаленная таким обстоятельством, пошла проводить анализы проб воды.
Ира зашла к Алине в лабораторию ближе к обеду. Прочитав поздравительную открытку, она вытянула из пакетика цепочку с крестиком и внимательно разглядела сделанный ей подарок. Рассмотрев всё как следует, Ира поцеловала крестик, подошла к зеркалу и повесила крестик на грудь.
*************************************************************** (Стр. 390.)
- Спасибо, Саша! – прошептала она. – Буду носить.
Вздохнув, Ира повернулась к Алине: - Интересно, из какого металла он сделан? Саша про это ничего не говорил?
- Ничего, - покачала головой Алина. – Но я могу определить исходя из объёма, массы, плотности и кой-каких химических реактивов. Давай крестик.
Потерев обратную сторону крестика нашатырным спиртом, Алина уверенно произнесла слово «серебро».
- Что касается рельефного изображения распятого Христа и цепочки, - сделала она спустя минуту ещё один вывод, - то они выполнены из более плотного металла и химически очень стойкого, предположительно титана. Но я сейчас, исхитряясь, точнее скажу.
Определив с помощью градуированной мензурки с водой объём цепочки и взвесив её на лабораторных весах, Алина, подсчитав плотность, улыбаясь покачала головой: - Невероятно! Металл цепочки и распятого Христа – платина, либо сплав платины с каким-нибудь металлом платиновой группы. Слишком велик удельный вес. Выше чем у золота. Дорогой подарок, Ирочка. А главное, талантливо и с душой выполненный. Настоящим художником-умельцем. Одень сразу на шею под одежду. Иначе контролёры, случайно увидев, изымут и будешь потом объяснение в письменной форме давать. Либо потерять можешь.
*************************************************************** (Стр. 391.)
Ира надела цепочку с крестиком на шею и спрятала его под платье.
После обеда Ира пришла к Алине опять и с порога вопросительно посмотрела на неё: - Не было Саши?
- Не было, - качнула головой Алина. – Иди, Ирочка, найди его и приведи. Не будь дурой!
- Пойду, - вздохнув, кивнула головой Ира. – Только где его искать? Где он может быть?
- Скорее всего, где-то специально спрятался на всякий случай, - засмеялась Алина. – Тоже, дурачок, ведёт себя как упёртый ребёнок.
Через час Ира вернулась. Вид у неё был расстроенным. - Не нашла. Обошла всё! – тяжко вздохнула она.
- Спрятался он. Это точно! – махнула рукой Алина. – Бесполезно искать. Садимся, Ирочка за стол. Попьём чай со сладостями без него. Жаль, конечно. Такая прекрасная возможность вам было бы помириться. Он же очень отходчивый, отзывчивый. Достаточно два-три раза, приветливо улыбаясь, на него посмотреть и у него в глазах тот же самый отблеск появится. Ты ему, Ирочка, записочку напиши благодарственную и на столе здесь оставь в журнале анализов. Завтра, в субботу, хочешь не хочешь обязательно прочтёт. Да и у самой на душе после неё станет легче.
*************************************************************** (Стр. 392.)
Алина положила перед Ирой листик бумаги и ручку: - Пиши!
Ира взяла ручку, придвинула листок поближе к себе, несколько секунд о чём-то сосредоточенно думала, а затем не спеша вывела на бумаге следующие слова: Спасибо, Саша, за поздравление и подарок! Мне никогда не было на свой День рождения так грустно, как в этот. Ира.
Сложив листок вчетверо, Ира сунула его в журнал, встала и вышла из лаборатории. Когда Ирины шаги стихли на лестнице, Алина прочитала листок, вложила между нужными страницами журнала и, вздохнув, покачала головой: ведут себя как дети: что тот, что та! И не могу понять: почему? Видно же: любят друг друга. Поистине, чужая душа потёмки.
2. Новый год через неделю.
Иванов зашёл к Алине в понедельник 25 декабря, утром. Алина хотела было его упрекнуть за пятницу, за некрасивый поступок в отношении Иры в её День рождение, однако сдержалась.
- Спасибо, Алиночка! – усмехнулся Иванов, уловив состояние Алины.
- И за что же конкретно «спасибо»? - внимательно посмотрела ему в глаза Алина, не понимая, куда он клонит.
- За то, что сдержалась, промолчала. Не стала сейчас поучать меня за моё поведение в пятницу. Думаешь, мне было легко? Я когда видел Иру ищущую меня, а затем подавленно идущую к проходной КПП в конце смены, в душе и на сердце кошки когтями так скребли… Жуть!
*************************************************************** (Стр. 393.)
- А где же ты прятался? – неодобрительно еле заметно качнула головой Алина.
- На башенном кране, - улыбнулся Иванов. – Поддоны с кирпичом от вагонок на плац переставлял. Былую профессию вспомнил.
- Надо было слезть с крана тебе, Сашенька. Пожалеть Иру, - вздохнула Алина. – Помириться вам. Ей было так трудно.
- А кто меня, скажи, пожалуйста, потом пожалеет, приёмыша? – нахмурился Иванов. – Её мама или её родня… зацикленные на стереотипах про плохих заключённых, или она.., мечущая то вправо, то влево. Поверь, я хотел было слезть. Возникал такой порыв. Но, слава Богу, не поддался слезливо-сопливым чувствам. И правильно поступил. Зачем мне приют там, где меня будут пинать и придётся, возможно, в самый неподходящий для себя момент хлопнуть дверью. Пойми, Алина! Ира не львица! Она не станет меня яростно защищать, отстаивать перед своими родными и близкими, особенно первых два-три роковых года. Неужели тебе, Алина, это не ясно? Впрочем, откуда? Ты же не жила круглосуточной жизнью бок о бок в больших коллективах и, следовательно, не способна быстро оценивать характер и уровень мышления тех, с кем сталкиваешься. А потому, как пилила, терзала, так и будешь пилить и терзать мою душу за Иру с утра до вечера.
Иванов тяжело вздохнул и повернулся к двери, намереваясь уйти. Алина, предвидя это, успела удержать его за телогрейку.
*************************************************************** (Стр. 394.)
- Сашенька! – преградила она ему путь. – Подожди! Выслушай меня до конца, а потом казни или милуй. Даю тебе слово. В моей голове даже мысли не было обижаться на твои поступки, тем более осуждать их. Мне хочется одного: вникнуть, понять, чем ты руководствуешься, строя свои такие с Ирой отношения. Поэтому, пожалуйста, прости меня, если я веду себя где-то и в чём-то не так.
Иванов, заколебавшись, нерешительно замер и пытливо посмотрел на Алину: - А почему сегодня, когда я пришёл к тебе, ты не сверкнула радостно глазами, не подошла ко мне, не обняла, не поцеловала, как это раньше всегда делала?
- Тебе хотелось этого? – кокетливо улыбнулась Алина.
- Раз зашёл, значит хотелось, - улыбнулся в ответ Иванов.
Алина крепко обняла Иванова, несколько раз долгими нежными поцелуями коснулась его губ и ласково, с повышенной нежностью, провела своей мягкой, тёплой ладонью по его лицу.
- Не огорчайся, Сашенька! – сладко вздохнув, положила она свою голову ему на плечо. – Я люблю тебя! Очень люблю! Причина же моего сегодняшнего поведения довольно простая. После нашего последнего разговора, где ты посетовал на угнетающий характер нынешней твоей любви, которая не помогает, а наоборот всё больше и больше мешает учёбе, спорту, работе, творчеству, я твёрдо решила первой не лезть к тебе, даже будучи с тобой здесь наедине. Не ты должен идти у меня на поводу. Я должна подчиняться. Попросишь – поцелую, обниму, приласкаю, сексуальное напряжение сниму. Не попросишь – значит так надо. Обойдусь! Обходилась же последние шесть лет…дурочка. Хотя глупо себя корить, если других вариантов даже близко не было.
*************************************************************** (Стр. 395.)
- А мне первому можно лезть? – засмеялся Иванов.
- Да! – прошептала Алина.
- А приказывать? – улыбнулся Иванов.
- Тебе всё можно, Сашенька! – преданно посмотрела Алина ему в глаза. – Ты же знаешь.
- Поцелуй меня тогда крепко-крепко в губы. Но без синяков, - просит Иванов. – Сможешь?
- Смогу, Сашенька! – засмеялась Алина. – Для меня нет большего счастья, чем целовать такого мальчика.
Алина обвила руками шею Иванова и подобно смерчу прошлась своими губами по его губам.
- Ещё раз! – сладко вздохнув и закрыв глаза, подставляет губы Иванов.
- Посинеют твои, мой милый Сашенька, красные нежные губочки, - предупреждает Алина. – Они у тебя и так напружинились, припухли. Иди, погляди на них в зеркало.
Иванов подошёл к зеркалу, внимательно оглядел губы, потрогал их пальцами и, повернувшись к Алине, с сожалением вздохнул: - Ладно. Не стану рисковать. Хотя очень-очень тянет испытать вновь подобное. Надеюсь, такой поцелуй не последний. Так?
*************************************************************** (Стр. 396.)
- Как скажешь? – улыбнулась Алина.
Иванов подошёл к Алине, прижал к себе, поцеловал, насытился исходящим от неё ароматом роз, ещё раз поцеловал и с восхищением, качая головой, посмотрел ей в глаза: - Красивая, милая и ласковая ты, Алиночка. Стоял бы и стоял, не покидая, рядом в обнимку. Но надо идти. А то «спалимся», как в школе заключённый с учительницей. Любая случайность, неосторожность способна всё перечеркнуть.
Алина, вздохнув, прижалась своим лицом к лицу Иванова: - Новый год, Сашенька через неделю. Может тебе принести бутылку шампанского? Я сумею.
- Зачем? – удивлённо посмотрел на неё Иванов.
- Как зачем? – в свою очередь удивилась Алина. – Чтобы Новый год встретить. Не так грустно на душе было.
- Не вздумай! – жёстко произнёс Иванов и нахмурился. – При тебе тут же разобью. Даю слово. Ради чего лишний риск. Мне допинг для поднятия настроения не нужен. Оно у меня само по себе всегда хорошее, благодаря перегруженности интересными занятиями. Ты мне лучше в каждый оставшийся до Нового года день по еловой разлапистой веточке приноси. Я для них ствол сделаю, раскрашу под цвет коры и в него аккуратно веточки вставлю. А про шампанское для меня забудь. Любое спиртное сразу же разобью на твоих глазах, не дрогнув рукой.
*************************************************************** (Стр. 397.)
- Всё-всё, Сашенька! Успокойся, - нежно погладила Алина ладонями лицо Иванова. – Как сказал, так и будет. А ты в тюрьме Новый год как встречаешь? Расскажи!
- Очень-очень просто! – усмехнулся Иванов. – 31-го декабря ровно в 22 часа ложусь спать. Стараюсь, как можно быстрее, заснуть несмотря на шум и гам. Просыпаюсь в 6 часов утра 1-го января с чувством облегчения. Первая мысль в Новом году: слава Богу, праздничная ночь прошла, начался Новый год.
- А как другие заключённые Новый год встречают? Неужели так же? – с сочувствием посмотрела Алина в глаза Иванову.
- Да, нет. По-другому, - качнул головой Иванов. – Как я, таких немного. Основная масса, разбившись на дружеские кучки по два - три – пять – шесть человек, ждёт 12 часов ночи. Заваривает «чифир». Кто побогаче и круче вынимают из тайников припрятанную водку, вино, самогон, бражку. Кое-кто даже шампанское, коньяк. Готовят закуску, еду и сладости из своих продуктовых запасов, полученных в посылках, передачках, бандеролях или купленных в магазине колонии, и ровно в полночь под бой курантов, звучащих из громкоговорителей или телевизора, встречают с возгласами и тостами Новый год.
- И ты, Сашенька, всегда так в одиночку Новый год справляешь? – с жалостью взглянула Алина.
- С 1963 года, - грустно улыбнулся Иванов. – Десять раз. Этот будет одиннадцатый. Привычный.
*************************************************************** (Стр. 398.)
- А когда был бездомным, - тяжело вздохнула Алина, - как Новый год встречал? В подвале? На чердаке? Холодный, голодный, без денег? Да?
- Почти так, - засмеялся Иванов. – Кроме двух последних моментов: с 1965 года по июль 1968 года никогда не был голодным и денег по-советским меркам было предостаточно. А вот с 1962 по 1965 год получалось по-всякому. Я только-только учился самостоятельной жизни, не имел ни опоры, ни поддержки.
Посмотрев на часы, Иванов встрепенулся: - Всё. Пойду! Зайду перед съёмом. Ну-ка, Алиночка, внимательно осмотри мои губы: нет ли на них синих пятен.
Алина повернула Иванова лицом к окну, обвила руками его шею, оглядела губы, поцеловала их и шепнула: - Иди. Всё нормально. Не беспокойся. Приходи к 16 часам. Я буду с нетерпением ждать.
Иванов вышел.
3. Новогодний подарок Алине от Иванова.
29-го декабря в пятницу Иванов пришёл в лабораторию к Алине с утра на 10 минут раньше обычного. Раскрыв руки свои для объятий, он с радостной улыбкой на лице замер.
Прижавшись всем телом к Иванову и поцеловав, Алина, сияя счастьем, вопросительно заглянула в его глаза: - А почему ты, Сашенька, сегодня так непривычно рано, можно сказать, след вслед за мной зашёл?
*************************************************************** (Стр. 399.)
- Соскучился по своему кустику роз и по исходящему от него аромату, - улыбнулся Иванов. – Но не только. Потому что это твой последний в этом году рабочий день. Кроме того, я хочу сейчас из еловых веточек, которые ты наносила и опустила в тазик с водой, соорудить здесь маленькую новогоднюю ёлочку с игрушками и мигающей разноцветными огоньками электрической гирляндой. Не возражаешь?
- Не возражаю! – искря весело глазами, закачала головой Алина.
Иванов вышел и вскоре вернулся с картонной коробкой. Пока Алина проводила анализы проб воды, ёлочка была собрана, украшена и обвита электрической гирляндой.
- Иди, Алиночка, сюда, - позвал он её. – Полюбуйся. Оцени мою работу и старания.
Как только Алина подошла к ёлочке, Иванов зашторил окно, выключил в лаборатории свет и включил электрическую гирлянду, вспыхнувшую подобно ночному победному небесному салюту красными, зелёными, синими, белыми, голубыми и жёлтыми огнями.
Алина, восхищённая увиденным, присела около ёлочки: - Здорово! Так сказочно красиво. И не скажешь даже сблизи, что ёлочка собрана из веточек. Знала бы заранее о таких твоих способностях по этой части, обязательно упросила бы тебе сделать для меня такую же.
*************************************************************** (Стр. 400.)
- Зачем заказывать? – пожал плечами Иванов. – Можешь в конце рабочего дня забрать её с собой домой. Я пронумерую веточки и места для них на стволе, аккуратно упакую в коробку. Тебе всего-то потребуется не более 15 минут, чтобы собрать и предать ей точно такой же нарядный вид.
- Нет-нет, Сашенька. Спасибо! – энергично замахала руками Алина. – Я не хочу оставить тебя на Новый год без ёлки. Лишать последней радости. Мы себе в зале поставили ёлку. Обойдёмся одной. - Алиночка, возьми! - засмеялся Иванов. – У меня Новый год всё равно будет без ёлки. Завтра, или, скорее всего, послезавтра, при предпраздничном «шмоне» её обязательно заберут. Нам ёлки на новый год иметь не положено. Она делалась всего на один нынешний день. А в конце смены я планировал отдать её тебе либо, если не возьмёшь, Епанешникову. Такую волшебную ёлочку он возьмёт с превеликим удовольствием. В магазинах такое не купишь! Вот посмотри как она на трёх разных режимах светится, сверкает и огнями играет.
Иванов продемонстрировал изумлённой Алине огненную прелесть ёлочки на всех трёх режимах работы электрогирлянды.
- И не жалко отдавать? – удивлённо взглянула Алина на Иванова.
- Тебе и Епанешникову не жалко, - улыбнулся Иванов. - А ментам жалко. Поломают – только и всего.
- Хорошо, Сашенька. Возьму, - благодарно кивнул головой Алина. – Поставлю на кухне в уголок на этажерку. Пусть радует мои глаза и о тебе напоминает.
*************************************************************** (Стр. 401.)
- Всё, Алиночка. Значит договорились. Спасибо! – раскрыл руки для объятий Иванов. – В три часа дня я её при тебе разберу, помечу веточки, упакую, распишу на листочке и покажу наяву как собрать. Соберёшь без проблем. Ручаюсь. Электрическую вилку вставишь в розетку. Тумблер на три положения. Средний режим – постоянное свечение гирлянды. Правый - режим плавного мягкого мигания. И левый – режим «Салютов».
Алина обхватила нежно руками Иванова за шею и, сладостно прильнув к нему, прошептала: - Уходящий год, Сашенька, был самым счастливым, пока что, годом в моей жизни. Дома – дети, здесь ты! Спасибо тебе огромное за подаренное мне тобой в нём счастье!
- А тебе, любимая Алиночка, спасибо за подаренное мне в нём счастье! – крепко прижал её к себе Иванов.
- Сашенька? – кокетливыми глазками посмотрела Алина. – А самым приятно запомнившимся в наших отношениях какой момент был?
- Несколько, - засмеялся Иванов. – Но я о них не скажу.
- Можешь не говорить, - улыбнулась Алина. – Я о том почти на сто процентов без твоих подтверждающих слов знаю. И знаешь почему? Потому что все те моменты и для меня самые приятные из запомнившихся. Особенно тот, когда ты мне капроновые чулочки горячими струйками обрызгал.
*************************************************************** (Стр. 402.)
А ещё мне запомнились эпизоды, когда твои цепкие нежные пальчики покоряли вершины моих ног. Такие захватывающие ощущения… Словами не передать. Однако чаще всего я вспоминаю твой зажатый в моих ладонях «индикатор напряжения»: неукротимо упрямый, жаркий, накачанный сексуальной страстью до наивысшей степени упругости. Очень запомнился случай, к сожалению единственный, когда твоё лицо уткнулось мне в голую грудь и ты прижал руками мои соски к своим щекам. Было так упоительно трогательно. Запомнился забавный момент, когда ты добравшись пальчиками до вершин ног и нащупав там что-то пушистое, удивлённо замер, из любопытства продвинулся чуть выше, пытаясь понять в чём дело, а потом, словно ошпаренный, отдёрнул оттуда обе руки.
- То было давно и неправда, - улыбнулся Иванов, опустив головы - Теперь меня пушистым не напугать.
- Ой, не скажи! – засмеялась Алина. – Смелым партнёром в отношениях с женским полом при своём застенчиво-стыдливом характере не скоро станешь. Может даже не станешь совсем.
- Ну и слава Богу! Когда много хочешь – мало получишь, - усмехнулся Иванов и, освободив свою шею от рук Алины, включил в лаборатории свет. - А ёлочку не выключай. Пусть горит, обкатывается, - попросил он Алину. - Тумблер вот здесь, вот этот. Взгляни. Перевожу его на режим мягкого плавного мигания. Если Епанешников зайдёт, не говори ему, чья это работа. Иначе заказами замучают. И он, и директор, и главный инженер, и главный энергетик, и начальник производства. Я не собираюсь быть дармовым конём, готовым тянуть воз, который грузят и грузят. Скажешь от Валяйкина осталось. А я лишь помог собрать.
*************************************************************** (Стр. 403.)
- Сашенька! Я не стану ему врать, - умоляюще взглянув, вздохнула Алина. – Он же твоей сказке не поверит, да меня подставишь.
- Ладно. Говори как есть, - махнул рукой Иванов. – Выкручусь. Тем не менее, если услышишь его шаги, выдерни вилку из розетки. Авось пронесёт. Без огней моя ёлочка не столь притягательна.
На лестнице послышались чьи-то неторопливые шаги.
- То Копылов вниз спускается, - успокаивающе предупредила Алина.
Посмотрев на часы, Иванов удивлённо покачал головой: - Ого! Как быстро время летит. Мне надо идти. Пойду. Работы много. К тому же фильтра на регенерацию давно пора ставить. Постараюсь придти к трём часам. Ире об этом ни слова. Иначе не приду. Скажи ей, что я просил тебя поздравить её с наступающим Новым годом и передать соответствующую открытку с наилучшими пожеланиями. Открытка лежит на дне картонной коробке под бумагой.
4. Поздравления и Новогодние подарки Иванову от Алины и Иры.
Ира ушла от Алины в 14.30. Настроение у неё было подавленное. Она понимала: Иванов избегает её. Но что делать, как быть, как себя с ним вести не знала. Он нравился Ире. Но слово БОМЖ, которых грязных, потрёпанных, заросших, спитых она неоднократно видела, пугало куда больше. Плюс: уголовник, беспризорник, образование семь классов. Как объяснить, оправдать свой выбор и свой поступок родным, знакомым, а главное, матери? Скажут, одурела!
*************************************************************** (Стр. 404.)
Дождавшись, когда за поникшей Ирой закрылась входная дверь в котельную, Иванов поднялся в лабораторию.
- Ира совсем ушла или придёт? – спросил он с порога у Алины.
- Совсем, Сашенька, - кивнула головой Алина и вздохнула. – Ушла сильно расстроенная. Бедненькая. Так жалко. Неужели в подобной ситуации нет выхода?
- К сожалению, выхода нет, - сел напротив Алины за стол Иванов и повернул взгляд в сторону красиво мигающей разноцветными огоньками ёлочки.
- А на каких условиях ты бы, Сашенька, согласился на ней жениться? – пошевелила Алина своей ногой ногу Иванова.
- Только при одном, - нахмурился Иванов. – Если бы она дала клятву, которую дают при венчании будущие муж и жена друг другу перед Богом в католической церкви и было бы способна по своему складу характера её сдержать.. Увы, Ира такую клятву не даст, а если бы даже дала, то не сдержала.
Иванов встал, взял пустую картонную коробку, посмотрел не лежит ли в ней открытка и, подойдя к ёлочке, вытянул вилку из розетки. Ёлочка погасла.
- Сашенька! Включи ёлочку, - подошла к нему Алина. – Не хмурься. Прости. Позволь мне при ёлочных огнях сказать тебе кое-что.
*************************************************************** (Стр. 405.)
Иванов включил ёлочку и повернулся к Алине: - Сначала разреши мне это сделать, а уж потом тогда поздравишь меня ты.
Получив согласие, он обнял Алину, крепко прижал к себе, поцеловал в губы, щёки, шею, опять в губы и, улыбаясь, нежно обхватил ладонями её лицо: - Алиночка, миленькая, любимая, моя радость и моё тёплое солнышко. Поздравляю с наступающим Новым 1973 годом. Желаю тебе и всем, кто тебе дорог, то есть, родителям, мужу и детям крепкого здоровья и счастья!
- Спасибо, Сашенька! - прижалась к Иванову Алина. – Спасибо, что ты любишь меня, приходишь, обнимаешь, целуешь, несёшь тепло, свет и согреваешь мою душу и тело, как костёр в камине. Однако помни, Сашенька, - хитро улыбнулась Алина, - костёр горит только тогда, когда в него кидают палки. Если не подкидывать – потухнет.
- На секс, Алиночка намекаешь. Так? – засмеялся Иванов. – Хочешь тем самым сказать, что любовь, как костёр: палку не бросишь – гореть не будет? Но жизнь течёт. Многое в ней меняется. По нынешним временам немало семей довольствуются электрокамином. Удобно, практично и тепла предостаточно.
- Для тела, да! Тепла достаточно. Согласна, - улыбнулась Алина. – А вот для души маловато. Ну да ладно! Надо уметь довольствоваться даже малым и надеяться, что в следующем году повезёт больше.
*************************************************************** (Стр. 406.)
Алина крепко поцеловала Иванова в губы и любящим взглядом посмотрела ему в глаза: - Сашенька! Ненаглядный мой! Поздравляю с наступающим Новым годом. Желаю тебе крепкого здоровья, как можно меньше неприятностей и как можно больше интересных дел и творческих удач. Ира тоже просила поздравить тебя с наступающим Новым годом, пожелать здоровья и хорошего настроения. Мы также сладкие новогодние подарки тебе приготовили.
Алина открыла шкафчик, вынула два ярких подарочных Новогодних пакета и вручила их Иванову.
Иванов, улыбнувшись, закачал головой: - Подарки как ребёнку. Как в детстве! Надо же. Спасибо!
- Ты же мальчик, - засмеялась Алина. – Такой и подарок. Ты же обряд посвящения в мужчину не проходил. Хотя давно пора. И есть с кем!
- Иванов тяжко вздохнул, поставил оба пакета обратно в шкафчик и, погрозив ей пальцем, жёстко произнёс: - Я на эту «мульку», мой маленький провокатор Алиночка, не ведусь. Зачем меня на необдуманные поступки провоцировать?
Алина виновато улыбнулась и тут же изменила направление разговора.
- А почему ты, Сашенька, не поинтересовался, какой подарок мой и какой Иры? - примирительно положила она свою руку ему на плечо.
*************************************************************** (Стр. 407.)
- Я и так знаю, - смягчил тон Иванов. – Твой в два раза больше. Вот только одно непонятно: какими глазами Ира смотрела на твой большой подарок?
- Я ей не этот показывала, - засмеялась Алина. – Поскромнее, который профком сегодня моим детям дал. Зачем мне Ире в душу иголку втыкать.
- Хитрая! – засмеялся Иванов и обнял Алину – А вообще-то, неужели Ира не догадывается про наши любовные отношения?
- Нет. Не догадывается. С какой стати, - весело улыбнулась Алина, покачав головой. – Она же нас вместе не видит. Хотя о том, что я тебе нравлюсь, а ты мне – прекрасно знает. Не ты о том, не я – этого от неё не скрывали. Ире просто в голову не может прийти всерьёз подобная мысль относительно меня: замужней женщины, имеющей двух детей. И конкуренткой не считает, прекрасно понимая, кого ты выберешь из нас двоих.
- Как раз её бы точно не выбрал! – усмехнулся Иванов и повернулся к ёлочке. – Ну что? Упаковывать ёлочку будем?
- Пусть ещё с полчасика погорит, - попросила Алина. – Порадует тебя, Сашенька, дыханием приближающегося Нового года. Странно, неужели у вас в зоне совсем-совсем нигде Новогодней ёлки нет?
- Нигде! – вздохнул Иванов. – У нас всё, что облагораживает душу – под строгим запретом. Впрочем, чего ты хочешь, Алиночка, от этой власти? Когда на свободе коммунисты-большевики Новогоднюю Ёлку разрешили ставить и наряжать в конце сороковых годов.
*************************************************************** (Стр. 408.)
- Не может быть! – качнула головой Алина. – Путаешь. Ёлку и до революции, и после наряжали.
- До революции наряжали, не спорю! – утвердительно кивнул головой Иванов. – После революции коммунисты запретили. Спроси у своих родителей: во сколько лет они увидели Новогоднюю ёлку?
- Сашенька! Давай около ёлочки чай попьём с кексом? – предложила Алина. – Сама готовила специально к этому дню для тебя.
- Давай! – согласился Иванов. – А потом ёлочку упакуем. – Договорились? - Хозяин – барин! – улыбнулась Алина и, поцеловав Иванова, принялась готовить чай.
5. Предновогодние мечты, надежды и пожелания на будущее.
За чаем Алина, блестя глазами, с восхищением смотрела на Иванова: - Мне так, Сашенька, на душе хорошо около ёлочки напротив тебя чай с тобой пить. Какое же это большое счастье быть рядом с любимым и любящим человеком. Может желание загадаем относительно друг друга под Новый год, чтобы оно в следующем году исполнилось. А?
- Хорошо. Считаю до трёх, и загадываем, - улыбнулся Иванов. - Раз. Два. Три! Загадываем!
Закрыв глаза, он на несколько секунд замирает и опять открывает глаза: - Всё! Загадал!
*************************************************************** (Стр. 409.)
- Я тоже! – засмеялась Алина и вопросительно посмотрела на Иванова. – Ну-ка, скажи какое?
- Хочу, - засмеялся Иванов, - чтобы в 1973 году Алина поцеловала меня 1973 раза!
- А поскольку это в день? – улыбнулась Алина.
- По восемь раз. Не меньше. Если откинуть субботы, воскресенья, праздники, отпуск, - развёл руки Иванов.
- Ой, то мелочь! – махнула рукой Алина. – Я готова на двадцать – тридцать. А моё сокровенное желание – родить в 1973 году от тебя мальчика.
- Надеюсь, не калеку, - нахмурился Иванов. – А крепкого, здорового, умного. Ведь так?
- Конечно, Сашенька. Только такого. И на тебя похожего. Я бы даже его твоим именем назвала.
- Когда много хочешь, - улыбнулся Иванов. – Мало получаешь. Загадай чего-нибудь попроще.
- А проще некуда, - смеясь, закачала головой Алина. – В наиболее благоприятные числа сунул - вынул и готово.
*************************************************************** (Стр. 410.)
- Доиграешься ты, Алиночка, со своими провокациями, - вздохнул Иванов. – Потом локти придётся кусать. Не зря же существует присказка: «Бог в шельму метит!».
- А разве я шельма, Сашенька? – сверкнула глазками Алина.
- Раз хитрая и плутоватая – значит шельма! – улыбнулся Иванов.
- Но я же хитрю и плутую не в ущерб кому-то, - не согласилась Алина.
Иванов пожал плечами: - К сожалению, Алиночка, Господь Бог будет решать, а не мы. Ему, как говорится, всё виднее.
- А ты себя, Сашенька, хитрым и плутоватым не считаешь? – внимательно посмотрела Алина в глаза Иванову.
- В любви и во взаимоотношениях с девушками точно не считаю, - качает головой Иванов. – В работе этих качеств тоже вроде бы не приходилось проявлять. Впрочем, было – было. Правда, изредка. В особых случаях.
Иванов задумался, вспоминая прошлое, и, улыбаясь, вздохнул: - Да-да! К обманам, хитростям и плутовству прибегал. К тому же, оказывается, много-много раз. При составлении нарядов на сделанную работу. При составлении проектно-сметной документации, заключении договоров. Приобретении труб, радиаторов, кислорода, карбида, задвижек, вентилей, кранов, отводов, резьб и прочей мелочи. Я же работал три года как индивидуальный предприниматель. А при нашем государственном строе любое честное частное дело обречено на погибель.
*************************************************************** (Стр. 411.)
Что касается качества и добросовестного отношения к делу, то в этих вопросах обмана не любил и скидок ни себе, ни другим никаких не делал. Я и сейчас к работе подхожу подобным образом. Мне весь этот бардак на производстве хуже заноз. Не могу спокойно смотреть на груды битого кирпича, на бестолковую деятельность, рабский труд, на варварскую эксплуатацию оборудования и его неприглядный вид. Обидно, что всё можно организовать по другому и людям платить в два-три раза больше, но сама система управления Народным Хозяйством не способна коренным образом изменить ни производственную, ни социальную, ни политическую ситуацию к лучшему. А вот в зоне хитрость и плутовство я вынужден использовать, увы, невообразимо часто. Очень-очень часто. Можно смело сказать: они неотъемлемая составная часть моей там жизни, моего там поведения. Слишком всегда вокруг большая концентрация наглых, бесстыжих и чересчур крученных. Среди таких постоянно требуется жить по принципу: «один пишем… два в уме!». Даже не два в уме, не три – все пять. То есть, говорить про одно, в уме же держать совсем-совсем другие мысли. Иначе нельзя. Втопчут в грязь. Или будут ездить, как на осле. Либо будешь за корову, которую кормят, как цыплёнка, доят, как слониху. В зоне среди заключённых подспудно знаешь какой моральный принцип исповедуется: «Ты умри сегодня, а я завтра. Хоть один день, но мой!».
Алина закачала головой и с сочувствием вздохнула: - Не сладко у вас там.
- Кому как, - сдержанно улыбнулся Иванов. – Но в любом случае все быстро привыкают к такой жизни, свыкаются, перестают удивляться, не замечают, заняв в ней в соответствии со своим характером и умственными способностями своё социальное место, свою социальную нишу. Куда деваться-то.
*************************************************************** (Стр. 412.)
В то же время, Алиночка, тюремная жизнь, несмотря на жёсткость отношений между заключёнными и кажущуюся в ней жестокость, по-моему, куда более справедливая, чем жизнь на свободе. Фактически, мы живём в колонии по писанным и неписанным законам. К писанным относится жизнь по официальным правилам внутреннего распорядка Исправительно-трудовых учреждений Советского Союза, разработанных и утверждённых бестолочью в подобных проблемах от имени МВД СССР, Прокуратуры СССР и Главного Управления исправительно-трудовых учреждений СССР. К неписанным относится негласная жизнь по воровским понятиям, разработанная и утверждённая самой тюремной жизнью от её истоков до сегодняшнего дня. Официальные правила, на первый взгляд, более гуманны, пронизаны духом заботы и внимания к перевоспитанию оступившегося человека. И от того служат прекрасным фиговым листочком для оболванивания оболваненного населения страны. Но, по сути, они – сплошное издевательство. Потому что реально в комплексе не выполнимы. И в силу этого используются главным образом как средство расправы над неугодными, мешающими создать начальству колонии показную идиллию порядка, либо портящие эту идиллию. Неписанные правила, то есть, жизнь по понятиям, наоборот, на первый взгляд, антигуманны, жестоки. И они, действительно, таковыми являются, если их игнорировать, не соблюдать, хитрить, отходить. Однако, если их придерживаться, и выполнять, они оказываются для заключённых более человечными, осуществимыми, реально действующими и дающими куда больше гарантий личной и имущественной безопасности, психологического и материального комфорта по сравнению с «фиговыми». Менты, естественно, пытаются, не брезгуя ничем, всячески сломить, уничтожить в зонах жизнь по понятиям, при этом ничего более толкового не давая взамен.
*************************************************************** (Стр. 413.)
Итоги пока такого вмешательства крайне неутешительны. И для государства в целом, и для каждого, кто в нём живёт. Впрочем, и на воле нечто похожее. Только в зеркальном варианте. Поверь, Алиночка: насмотрелся! Было время. Та же двойственность. Власть живёт по понятиям. Не иначе! По-другому не сможет, не получится, не хочет. Жизнь окажется несладкой. Населению же упорно пытаются навязать вместо жизни по понятиям, жизнь по высосанным из пальца красивым идеалам и подогнанных под них правилам и законам. Включая Конституцию, уголовный кодекс, образование, воспитание. Чего стоит официальная история СССР, история КПСС, моральный кодекс строителя коммунизма. Выборы. Читаешь: всё так красиво, умно, правильно, демократично, справедливо и гуманно. А на самом деле сплошная профанация. Кстати, Алиночка, пусть твой муж-прораб попробует жить, как сугубо идейный, активный строитель коммунизма, а не по понятиям. Поверь, такая будет помеха всем, кто выше. Жуть! Поначалу постараются прижать, придавить, заставить тихо-мирно умерить прыть. А не угомонится – выгонят из партии, запретят участвовать в контроле за торговлей, уволят с руководящей работы. Пойдёт разнорабочим на стройку или же поедет за тридевять земель, где его не знают и примут мастером в какую-нибудь захудалую шарашкину ремстройконтору.
Напившись чая, Иванов отставил в укромное место от посторонних глаз пустой стакан и благодарно посмотрел на Алину: - Спасибо, мой кустик розы, за чай, угощения и вкусный кекс собственного приготовления. Не зря у нас любят многие заключённые произносить такую присказку: «Не столько хочется на волю, сколько покушать чего-нибудь домашнего!».
*************************************************************** (Стр. 414.)
Дождавшись, когда Алина допьёт свой чай, Иванов встал, взял оба стакана, помыл их над раковиной, спрятал в шкафчик, вытер руки, переключил режим мигания ёлочки в режим «салютов», поднял со стула Алину, обнял её за шею и, крепко прижав к себе, прошептал: - С наступающим Новым Годом ещё раз поздравляю тебя, любимая Алиночка! Желаю тебе в 1973 году родить от мужа сына. Так честнее, спокойнее, надёжнее. И не придётся корить саму себя, если, поступив против совести, вдруг получится не так, как хотелось бы.
- Спасибо, Сашенька! – поблагодарила Алина и нежно поцеловала Иванова. – Твои бы слова, да Богу в уши! Но, увы, на мужа уповать бесполезно. На Всевышнего, видишь, тоже. В данном случае для меня, скорее всего, наиболее приемлемым будет вариант основанный на принципе: «На Бога надейся, но сама не плошай!». Вот и хочется не оплошать. В первую очередь относительно тебя, мой дорогой и милый Сашенька. Потому что люблю тебя – это раз. Потому что ты любишь меня – это два. Потому что мне женская интуиция подсказывает: будет мальчик – это три, Потому что он окажется похож на тебя, а это самая хорошая для меня память о тебе и о моей любви к тебе – это четыре. И пятое – я стану первой женщиной в твоей мужской жизни. И ты всё время до самой смерти про это и обо мне будешь помнить!
- А если родиться калека? Как по Пушкину: «Родила девица в ночь. Не то сына. Не то дочь…» - усмехнулся Иванов. – Представляешь, каково начинать свою мужскую жизнь с таким гнетущим камнем на шее, переживая и за тебя, и за него? Ты хотя бы интересовалась у специалистов о реальности такого исхода?
*************************************************************** (Стр. 415.)
- Интересовалась, - улыбнулась Алина. – Они сами ничего толком не знают. Одно лишь твердят: желательно максимально благоприятная ситуация.
6. Предновогодние утехи.
По лестнице звонко застучали чьи-то шаги. Иванов вздрогнул, быстро выключил ёлочку и сел за стол. Алина вышла из лаборатории, вновь зашла, подошла к Иванову и прижала его голову к своей груди: - Ничего страшного, Сашенька. То Копылов в новых деревянных шлёпанцах в душ направился.
Иванов обхватил Алину за бёдра и, поглаживая их, поднырнул руками под халатик.
- Высоко только не лезь, Сашенька, - предупредила Алина. – У меня сегодня критический день.
- А куда можно? – засмеялся Иванов.
- В любое место выше пояса, - улыбнулась Алина. – Я, кстати, без лифчика. Специально не стала надевать, чтобы дать тебе возможность подержать, почувствовать в полном объёме мою грудь в своих руках и попутно самой насладиться твоими ласковыми к ней прикосновениями.
Иванов посмотрел на часы: - Давай сначала ёлочку упакуем. Менты могут зайти. Время лишь полчетвёртого. Слишком рано. А после ёлочки… - Иванов, улыбаясь, сладко вздохнул и ласково провёл ладонью по её нежному лицу, – обязательно грудью займусь. Хорошо?
*************************************************************** (Стр. 416.)
Алина кивнула головой, радостно блеснув глазами.
Иванов достал из аптечки лейкопластырь, нанёс на ленту ручкой цифры, вырезал их квадратиками и, вытаскивая из ствола веточку за веточкой, наклеивал квадратики в местах соединения. Разобрав полностью ёлочку, он попросил Алину самостоятельно самой при нём собрать её снова, включить гирлянду в розетку и тумблером проверить режимы мигания. Алина с лёгкость это сделала.
- Умница! – обняв и поцеловав Алину, улыбнулся Иванов. – Значит, необходимость излагать на бумаге процесс сборки отпадает. Спасибо!
Разобрав и упаковав ёлочку в коробку, обвязав коробку шпагатом, чтобы удобнее было нести, Иванов сел на стул, усадил Алину себе на колени, не спеша расстегнул пуговицы на её халате, затем на меховой безрукавке. Распахнув халат и безрукавку, полез глубже, чтобы расстегнуть и всё остальное, но всё остальное расстёгивать не пришлось: оно было заблаговременно Алиной расстёгнуто.
Обнажив грудь, Иванов от восхищения замер. Манящий, нежно исходящий от неё свет, округлая выпирающая форма, увенчанная небольшими высокими тёмно-коричневыми напружиненными сосками, покорили его.
- Никогда не думал, что полностью голая грудь может быть такой красивой, притягательно-возбуждающей, - придя в себя, покачал головой Иванов и, улыбаясь, осторожно, но с некоторой долей страха, сначала одним пальчиком, потом двумя, а потом и всей ладонью коснулся груди. – Не взорвутся они, Алиночка. Не брызнут молочными фонтанчиками. А? Слишком сильно напругие. Особенно вот это…
*************************************************************** (Стр. 417.)
Иванов ласково и в тоже время с опаской осторожно потрогал и пожал своими пальчиками кончики сосков.
- Не бойся, Сашенька! – смеясь, прижала Алина руку Иванова к своей груди, а затем и голову. – Не взорвутся! Не заработают, как огнетушители! Смелее! Делай с ними что хочешь. Они твои!
Иванов носом уткнулся в них, поёрзал лицом, подержал в ладонях, слегка из любопытства помял пальцами, покрыл поцелуями, прикоснулся губами к соску, потянул его в рот.
На лестнице звонко застучали шаги. Иванов мгновенно отпрянул от Алины, быстро запахнул на ней безрукавку, застегнул халат, оттолкнул её от себя и, взяв ручку, склонился над журналом регистрации проб и анализов воды.
Алина прислушалась и рассмеялась: - Опять Копылов в своих деревянных шлёпанцах. С душа возвращается.
Иванов облегчённо вздохнул и улыбнулся: - Да, всё же очень жаль что мы, Алиночка, вот так не оказались по настоящему одни вдвоём без помех и страха в уютной тёплой спальне. Страсть как хочется этого.
- А что бы ты делал там со мной? – состроив глазки улыбнулась Алина и, подойдя к Иванову, опять прижала его голову к своей голой груди.
*************************************************************** (Стр. 418.)
- Раздел бы, - засмеялся Иванов, – полностью! Уложил бы голую спиной на кровать животом вверх. На грудь, точнее: чуть ниже, рядом с двумя торчащими пирамидами поставил бы маленькую сверкающими огоньками ёлочку и вокруг посыпал бы блёстками. Около ёлочки разместил бы Деда Мороза, Снегурочку, зайчиков. И любовался бы тобой, лаская тело твоё от кончиков пальцев ног до макушки. А потом, насладившись подобным Новогодним пейзажем, отставил бы сверкающую разноцветными огоньками ёлочку вместе со сказочными персонажами на столик рядом с кроватью и предпринял бы попытку подарить тебе мальчика.
- А если бы тот день и тот период оказался бы для зачатия неблагоприятным? – смеясь, хитровато сузила глазки Алина.
- Ещё лучше, - улыбнулся Иванов. – Повторяли бы попытку за попыткой до получения желаемого результата.
- А потом? – с грустью вздохнула Алина.
- Сама, Алиночка, знаешь, - усмехнулся Иванов. – Тогда тебе не до меня будет. С ребёнком придётся нянчиться. А потом - и мне не до тебя!
- Неужели, Сашенька, ты не будешь меня вспоминать? Неужели не появится желание со мной встретиться? – вопросительно заглядывает Алина в глаза Иванову.
- Не знаю, пожал плечами Иванов. – И такое может быть. Пока что я вспоминаю только свою первую безответную любовь: Аллу. Всех остальных девушек, в которых по самую макушку вслед за Аллой влюблялся…. А их было пять или шесть. Почти не вспоминаю. Включая даже ту, свою последнюю Ниночку, к которой за полгода сильно привязался. А почему так получилось, сам не ведаю.
*************************************************************** (Стр. 419.)
- Потому что, Сашенька, тебя никто из них в мужчину не произвёл! – смеётся Алина. – Любовь, сам знаешь – сродни костру. Палку не кинешь – гореть долго не будет!
На лестнице послышались шаги. Иванов насторожился.
- Копылов на съём пошёл, - успокаивающе сказала Алина.
Иванов посмотрел на часы и встал: - Мне тоже, Алиночка, пора. Давай последний раз в этом году обнимемся, поцелуемся. Вдохну запах роз. И будем с нетерпением ждать следующий встречи во вторник 2-го января Нового 1973 года
- Сашенька! – просительно заглянула ему в глаза Алина. – Позволь мне последний раз в уходящем году дотронуться до твоего «индикатора напряжения», погладить, подержать, посмотреть на него. Заставить потрепыхаться, освободиться от перенапряжения. Приучить тебя не стесняться меня. Наши отношения не должны вредить твоему здоровью. К тому же, меня прямо-таки тянет зарядиться от тебя мужской силой. Я быстро. Не опоздаешь. Десять минут в нашем распоряжении.
- Поступай как хочешь, милая Алиночка, - поцеловал её в губы Иванов. –Только сделай так, чтобы никаких подозрительных следов не осталось.
- Не останутся, - улыбнулась Алина. – Лишь хорошо обоим запомнится.
*************************************************************** (Стр. 420.)
Глава двадцатая.
Январь – февраль 1973 года.
1. Душевные колебания Иванова.
Начало 1973 года для Иванова выдалось спокойным. Работы значительно поубавилось. Ира вновь потянулась к нему. В её глазах Иванов всё чаще и чаще видел вспышки еле сдерживаемых порывов что-то поведать ему важное, тайное. Он чувствовал, что ей очень хотелось, чтобы их отношения потеплели, приобрели окраску нежных любовных встреч, чтобы его руки прикоснулись к ней, обняли за талию и, притянув к себе, дали обоим волю своими губами подтвердить друг другу взаимную любовь, а Ире готовность пойти на риск и сказать: Сашенька! Я твоя. Я согласна доверить тебе свою судьбу. Однако Иванов не шёл ей навстречу: боялся, понимая в какую скверную ситуацию попадёт, произнеся Ира такое. Он бы тоже пошёл на риск. Ира того стоила. Да и подсознание в отличие от сознания к тому подтолкнуло бы. А это значит, чтобы не оказаться свиньёй перед Ирой, ему пришлось бы сразу же ставить жирный крест на любовных отношения с Алиной. И поставил бы. Поскольку не умел быть подлым. Хотя разумом прекрасно осознавал, что впереди сидеть полтора года, осенью у Иры заканчивается обязательная двухлетняя отработка после окончания института, и она с кирпичного завода непременно уволится, устроится работать в другом месте, где найдётся другой: получше! И на этом их неполноценный любовный роман бесплодно закончится. В итоге ни ласточки в небе, ни синицы в руках. К тому же, из-за отсутствия напряжённой творческой загруженности в работе, Иванову было бы скучно без Алины, без её заботливо-сочувствующего к нему внимания, объятий, поцелуев и преданно-любящих глаз. Он это особенно ощущал в субботние и воскресные дни. Тем более, что хитрая Алина, нащупав некоторые слабости в его благодарном характере и опираясь на свою привлекательную красоту, умение быть обворожительной, сексуально-желанной, без каприз и претензий, исподволь тактично использовала их, всё больше и больше приручая Иванова к себе. Прекрасно понимая, что лучшего любовника ей пока не найти, и не надо, она смирилась даже с его боязливым упорным упрямством, которое он проявляет в нежелании менять суррогатный секс на естественный.
*************************************************************** (Стр. 421.)
Впрочем, Алина на этом не зацикливалась и особо не настаивала. Тоже боялась. А вдруг действительно Бог шельму метит! Да и навязчивой физиологической потребности в этом у Алины не было. Жила она, как-никак, с мужем, чей сексуальный интерес к ней значительно возрос благодаря её помолодевшему, посвежевшему, элегантному, жизнеутверждающему виду, спортивной походке и стройной фигуре. Муж стал меньше задерживаться на работе. Чаще проводить в семье субботу и воскресенье. По утрам вместе с ней и детьми делать зарядку, прыгать через гимнастическую скакалку, бегать «восьмёркой». Быть более инициативным и активным в постели.
Появившийся у Иванова избыток свободного времени был чисто условным. На производстве для него дел хватало, но после работы ему не требовалось, как раньше, склоняться над схемами и ломать голову в поиске решений различных заводских производственно-технических проблем. Теперь все четыре вечерних часа: с 18 до 22, он посвящал медицинской литературе и оценкам ситуации со здоровьем заключённых своего отряда численностью около 100 человек. Изучив два тома про «Лекарственные средства», Иванов с большим интересом и вниманием проштудировал с десяток других серьёзных медицинских книг. Нужную медицинскую литературу ему доставала Алина, принося из городской библиотеки или из библиотеки городской больницы. Две книги приносила Ира. Две – получил через магазин «Книга – почтой».
*************************************************************** (Стр. 422.)
Увлечённость Иванова медициной не ускользнула от внимания многих заключённых. И они потянулись к нему гуськом, как гуси, за советами, консультациями по поводу своих телесных недугов: кто в связи с грибками на ногах, от которых не может избавиться, кто с экземой, кто с грыжей, кто с геморроем, кто с трофической язвой, кто с непрекращающейся изжогой, кто с трещинами на пятках, кто с болями в пояснице и прочими, прочими неприятностями.
Иванов всегда внимательно с сочувствием выслушивал, подробно обо всём расспрашивал и давал дельные советы, как быть, с учётом данной реальной ситуации.
С Алиной отношения Иванова после Нового года ещё больше упрочились. Несмотря на то, что их встречи были внешне спокойными и короткими: утром около получаса и в конце рабочего дня столько же, они внутренне оказывались настолько эмоционально насыщенными нежностью, влюблённостью, волнениями, преданностью, благодарностью и интимной притягательностью, что порой душа Алины, особенно по понедельникам после двухдневной разлуки, не выдерживала возникавшего в ней мощного сексуального перевозбуждения и взметалась феерическим фонтаном к сказочным Небесам, откуда медленно искрящимися капельками оседала вновь на своё прежнее место. В такие моменты она с блаженным лицом расслабленно и беспомощно повисала у него на шее, шёпотом произнося: - Всё! Не удивляйся! Я поплыла! Держи меня, милый Сашенька! Не могу. Кончаю. Приехала! Ой как хорошо… Спасибо, мой ненаглядный любимый Сашенька! Придя в себя, Алина обязательно благодарно целовала Иванова в губы, щёки, шею и, обессиленная, но со счастливой улыбкой садилась на стул за стол, стеснительно опустив глаза, виновато вздыхала и подперев лицо ладонями, замирала. Иванов, подойдя к ней и прижав к себе её голову, ласково гладя, как мог успокаивал.
*************************************************************** (Стр. 423.)
Дважды в неделю, обычно по понедельникам и пятницам, стараниями Алины, Иванову тоже приходилось испытывать нечто подобное. Он не противился этому и позволял Алине забавляться со своим «индикатором напряжения» как ей вздумается или заблагорассудится. А что-что, на выдумки такого плана она была горазда. К тому же, всячески продолжала упорно подавлять в нём интимную стыдливость к ней и сексуально развращать.
2. День Советской Армии и Военно-Морского Флота.
23 февраля Алина пришла на работу необычайно нарядная. Она специально подошла к Иванову, закрывающему крышкой солерастворитель, мило улыбаясь, поздоровалась, поздравила с Днём Советской Армии, не спеша, как на подиуме, прошла вдоль фильтров, вернулась, спросила: всё ли нормально, поинтересовалась у него: нравится ли ему её вид и, поняв по вздоху и глазам, что нравится, неторопливой красивой походкой направилась в лабораторию.
Запустив процесс регенерации в фильтрах, Иванов поднялся к Алине. Алина стояла около окна в меховой шапочке и расстегнутой шубке.
- А почему не раздеваешься? Жарко же здесь?– улыбнулся Иванов, восхищённо оглядывая Алину.
- Ждала тебя! – засмеялась Алина. – Так хочется, чтобы ты помог мне раздеться. Я уже давным-давно забыла, когда кто-нибудь из мужчин меня в этом уважил.
- С превеликим удовольствием! Даже до полной наготы! – сладостно вздохнув, засмеялся Иванов. – Но сначала я обниму и обцелую тебя вот такой заманчиво пушистой.
*************************************************************** (Стр. 424.)
Просунув руки под шубку, он прижал к себе Алину, долго, не торопясь, целовал ей губы, лоб, щёки, уши, шею. Нацеловавшись, Иванов вопросительно заглянул Алине в глаза: - А вот скажи, Алиночка, мой цветущий кустик роз. По какому такому случаю ты так нарядилась золотыми серёжками, золотой цепочкой с золотым кулончиком, золотыми перстнями. И колечками уши, шею и пальчики украсила. Ты не забыла, случайно, куда пришла и кого здесь тщательно охраняют?
- Неужели могут снять? – кокетливо сверкнула весело глазками Алина.
- Запросто! – засмеялся Иванов. – Если, конечно, возникнет подходящий момент. Впрочем, конкретно сейчас, в течение именно этого дня такое маловероятно. А носила бы постоянно всякое возможно. Однако в любом случае впредь не заигрывайся. Сидящие здесь «домушники» могут взять тебя на заметку и нежданно-негаданно либо сами, либо их друзья, гуляющие на свободе, наведаются в «гости» на вашу квартиру. И пока ты с мужем будешь на работе, хорошенько «почистят» её от предметов буржуазной роскоши.
- Сашенька. Это я ради тебя так принарядилась, - оправдывается Алина. – Сегодня прекрасный повод: «День Советской Армии!». Никто меня ни в чём не заподозрит, благодаря этому мужскому празднику.
- Я об этом, Алиночка, сразу догадался. Как только ты в котельную зашла, - улыбнулся Иванов. – Спасибо! Причём большое спасибо! Действительно порадовала. Невероятно привлекательно выглядишь. Глаза с трудом отводятся. Побыть около такой сказочной феи – большая честь для любого мужчины, а для меня вдвойне. Под шубкой, видимо, тоже всё красиво подобранно и подогнано. Иначе быть не может. Через распахнутые её полы мне кое-что удалось подметить…
*************************************************************** (Стр. 425.)
Иванов помог Алине снять верхнюю одежду и снова с восхищением оглядел её с ног до головы: - Бесподобно, Алиночка! Умница! Умеешь красиво со вкусом одеваться. И полусапожки очень соблазнительными делают твои ножки. Наверное, не сдержусь. Потянет меня вновь покорять их вершины. Надеюсь, нынешний день у тебя некритический?
- Некритический, любимый Сашенька! – улыбаясь, обняла Алина за шею Иванова и нежно поцеловала. – Наоборот, очень благоприятный для исполнения моей тайной мечты. Может рискнём?
- Я иду на риск лишь тогда, Алиночка, - прижал её к себе Иванов, - когда он на девяносто девять процентов оправдан. И то… один процент риска – величина тоже огромная. А мы о степени риска даже малейшего представления не имеем. Поэтому, прежде чем предлагать рискнуть, следует вначале определиться с уровнем риска, моя миленькая красивенькая Алиночка. Поверь! Главное: было бы семя полноценное, а вспахать и посеять в оптимальные сроки под твоим опытным руководством согласился бы. И сумел бы! Возможно не с первого раза, так со второго, третьего. Не думай, Алиночка, что мне не хочется. Очень хочется. Особенно, когда ты к этому хитро провоцируешь. Да даже из чистого любопытства. Но сдерживаюсь. Не сдерживаюсь лишь во сне. И тут же каюсь, ругаю себя, испытываю чувство большой вины. Успокаиваюсь только окончательно проснувшись, поняв о виртуальности случившегося.
*************************************************************** (Стр. 426.)
Иванов крепко прижав к себе Алину, принялся вновь со сладостным трепетом гладить и целовать её. Алина, закрыв глаза, благодарно принимала его ласки, изредка отвечая на них тем же. Она счастливо улыбалась, объятая приятными ощущениями любви и нежности. И чувствовала совсем-совсем молоденькой непорочной девчонкой, не обременённой ни учёбой, ни работой, ни семейными заботами, ни двойственностью ситуации.
Внизу в слесарной мастерской, расположенной под лабораторией, возник звук ударов молотка. Иванов посмотрел на часы и, тяжко вздохнув, развёл руки: - Восемь часов двадцать минут.. Трудовой день у слесарей начался.
Сняв с вешалки рабочий халат Алины, Иванов помог ей надеть его, застегнул на пуговицы, посадил на стул, принёс её тапочки и тёплые высокие шерстяные носки. Присев на корточки и предварительно размяв ей пальчики на ногах, переобул мило улыбающуюся Алину, озорно улыбнувшись, погладил её бёдра, добравшись до самого-самого верха, затем встал с корточек и протянул ей обе руки, предлагая тоже встать. Алина покорно встала, поправила халат. Иванов внимательно оглядел её, подправил причёску, опять, не сумев устоять, обнял, поцеловал, насладился ароматом роз. Снова поцеловал в губы, шею. Потрогал золотые серёжки на ушах, прикоснулся к золотым украшениям на пальцах рук и удивлённо покачал головой: - Неужели ты, Алиночка, во всём этом будешь работать?
*************************************************************** (Стр. 427.)
- Не волнуйся, Сашенька, - нежно поцеловала Алина губы Иванову. – Я перчатки спецовочные надену. Никто ничего не увидит. А тебе нравятся мои украшения?
- Не все, - улыбнувшись, покачал головой Иванов. – Только серёжки, цепочка на шее и тонкое колечко на правом безымянном пальчике, видимо обручальное. Остальное не очень. У тебя, Алиночка, руки и пальчики настолько красивые, что в стандартных, точнее: трафаретных, отштампованных по единому советскому образцу украшениях не нуждаются.
- А в нестандартных? – хитровато улыбнулась Алина.
- Всё равно всё будет зависеть от множества факторов, - неопределённо пожал плечами Иванов. – Начиная от таланта ювелира и кончая талантом того, кто эти украшения будет носить. Ведь все мы разные. Возьми, к примеру, Алиночка, свои пальчики на руках и пальчики Иры. У Иры они тоньше, изящнее. Зато твои смотрятся мягче, женственнее. Очертание линий более плавное. Сочетание всех составных частей у них и пропорциональность с ладонью значительно гармоничнее. Эти индивидуальные особенности желательно обязательно учитывать. Иначе какой смысл носить такие украшения, которые не украшают.
- Мне тоже, Сашенька, не особо всё это нравится, - вытянула пальцы с украшениями Алина. – И я бы, будь у нас хорошие ювелирные мастерские, пустила их на переделку. А у вас в колонии мне бы могли что-нибудь из них стоящее сделать?
*************************************************************** (Стр. 428.)
- Могли бы. Но никто не возьмётся, - отрицательно качнул головой Иванов. – Сдадут любого ментам. А те всё отберут и ещё на 15 суток в штрафной изолятор посадят. Из серебра, пусть с опаской, но берутся. Из золота – нет!
- А из платины? – вопросительно замерла Алина.
- Тем более, - отмахнулся ладонью Иванов. – Такой же неоправданный риск и технически сложнее.
- Ире на День рождения ты крестик с цепочкой подарил, - улыбнулась Алина. – Там разве не платина?
- Платина! – кивнул головой Иванов. – Из платины цепочка и распятый Христос. Сам же крестик серебряный. Но дело в том, что когда я просил умельцев сделать мне крестик и цепочку, пришлось пойти на обман: назвать платину иридием. Они поверили. Так как с платиной никогда не работали. В зоне платины не было и нет. А про иридий даже не слыхали. Платиновую пластинку для Христа я сам ацетиленовой газосваркой плавил и раскатывал. Серебряную пластинку из контактов пускателей электродвигателей также сам плавил и раскатывал.
- Где же ты, Сашенька, взял платину в таком случае? – удивилась Алина.
- О! С платиной просто повезло, - засмеялся Иванов. – На обжиговых печах газовую горелку приваривал к газопроводу. Из любопытства залез на печь, а там около воздуховода целая куча негодных, побывавших в эксплуатации, термопар. По маркировке я сразу определил, что проволочки внутри корпуса термопары, в которой возникает от воздействия температур электродвижущая сила, изготовлена из платины и платинородия.
*************************************************************** (Стр. 429.)
Естественно, эти проволочки вместе с фарфоровыми изоляторами я по-быстрому прибрал куда следует. Часть потом использовал на цепочку. Остальное переплавил на Христа. Кстати, Алиночка. А ты каким образом догадалась про платину?
- По удельному весу, - улыбнулась Алина. – Он тяжелее золота оказался.
Иванов посмотрел на часы: - Всё. Пойду я, Алиночка.
- Иди, дорогой Сашенька, - кивнула головой Алина. – Только приди обязательно в два часа. Обещаешь? - Постараюсь! – сладко вздохнул Иванов. – Лишний раз повидаться с такой красавицей, особенно с такой сказочной, как сегодня, большая честь для любого мужчины. А для меня, Алиночка, ещё раз откровенно скажу, тем более.
- А чем, Сашенька, тебе понравился нынешний мой вид? – улыбнулась Алина. – Поделись своими впечатлениями. Мне это так важно услышать из уст любимого человека.
Иванов на мгновение задумался и, взглянув на Алину, улыбнулся: - Если образно выразиться, то, скорее всего, вот чем. Есть женщины, которых умело подобранные наряды красят, в которых они выглядят великолепно, но чуть старше своих лет или соответствуют своему возрасту.
*************************************************************** (Стр. 430.)
Однако есть и такие женщины, которые в умело подобранных и подогнанных нарядах выглядят не только великолепно, но и моложе. Намного моложе. Именно такой, в пределах двадцати двух лет, ты, Алиночка, останешься в моей памяти об этом дне. Поверь, мои хвалебные слова в твой адрес не лесть. Льстить не мой удел. Впрочем, тебе о том давным-давно известно.
Посмотрев на часы, Иванов с сожалением вздохнул, нежно провёл ладонью по лицу Алины, улыбнулся и вышел.
3. О защитниках Отечества.
В два часа дня Иванов, выполняя своё обещание, вернулся в лабораторию. Алина и Ира сидели напротив друг друга, о чём-то разговаривая.
При появлении Иванова Ира встала: - Саша! – улыбаясь, шагнула она ему навстречу. – Я и Алина поздравляем тебя с праздником мужчин: «Днём Советской Армии и Военно-Морского Флота»! Желаем тебе от всей души крепкого здоровья и скорейшего освобождения из мест лишения свободы. Прими от нас по случаю такого праздника подарки. От меня - домашние тапочки и туалетный набор: мыло, зубную пасту и щётку, станок с лезвиями для бритья и крем для лица после бритья. От Алины – три общих тетради и пишущую ручку со стержнями.
- Спасибо, милые девочки! – улыбнулся Иванов. – Но скажу вам честно. Этот день я никогда не отмечаю и за праздник не признаю. Во-первых, я в армии не служил. Во-вторых, я же до сих пор не мужчина, а мальчик.
*************************************************************** (Стр. 431.)
И в-третьих, служить не буду. В двадцать девять лет с судимостью в армию не берут. И слава Богу! Не хочу туда. Раньше, когда мне было семнадцать-девятнадцать лет, хотел. В двадцать семь лет поумнел. Чего ради?
- Не согласна я с тобой, Саша! – твёрдо и горячо заговорила Ира. – мужчины дожны отслужить в армии. Это ваш конституционный долг, обязанность. Да и как без этого? Вы же, если что, наши защитники.
- От кого? – насмешливо посмотрел Иванов на Иру. – От хана Батыя или Гирей-паши, которые разоряли русские города и угоняли девушек в рабство. Или может от Гитлера и его подручных, уничтоживших массовыми расстрелами, виселицами, душегубками и крематориями миллионы людей. Да у нас наш дорогой и родной Иосиф Виссарионович Сталин со своими опричниками из НКВД уничтожил либо отправил в жестокое рабство куда больше своих, ни в чём неповинных сограждан, чем все чужеземные завоеватели вместе взятые. И заметь! Ни один защитник Отечества не пискнул, когда случилось, Ирочка, это твоё: «если что»! К тому же, милая Ирочка, сейчас времена не те. Никто на нашу страну нападать не собирается, коль сами не будем с наглой рожей задираться, доказывая с голой грязной, простите, задницей, какие мы самые-самые умные, мудрые, передовые, лучшие на всей планете. Ты, Ирочка, просто-напросто многое не знаешь и знать не желаешь из-за однобокой пропаганды, из-за отсутствия правдивой информации об экономической, политической и социальной ситуации в стране и мире. Хотя и так многое ясно, когда вдумчиво сравниваешь реальную советскую жизнь с витринной. В нашем обществе две морали.
*************************************************************** (Стр. 432.)
И каждый из нас уже с детства невольно следует им, руководствуется подобными правилами игры, то есть, живёт по ним. Не осознавая того, что это пусть и медленно, но упорно ослабляет и разрушает между людьми социальные связи, упрощает общественную структуру и общественные взаимоотношения, не способствует росту качества жизни, увеличивает диспропорцию между научно-техническим прогрессом и прогрессом социально-бытового обустройства, включая в это понятие в том числе информационно-коммуникационную связь. Что в конечном счёте ведёт к болезненной гибели общества как сообщества. Мы скоро родную мать и родного отца окажемся способны бросить на произвол судьбы, не то что кого-то другого. И таких случаев всё больше и больше. А ты мне, Ирочка, о долге быть защитником своих сограждан и Отечества толкуешь. Лучше спроси у меня: за меня кто-нибудь заступился, когда на мою голову посыпались ни за что – ни про что нарушения за нарушением в отместку за критику начальства колонии. В штрафном изоляторе сидел, ларьком и посылкой с передачкой лишали, свиданиями лишали, правом на дополнительное расходование денег в магазине по случаю государственных праздников лишали. Ставить на льготный режима содержания не хотят. А ведь по закону ещё год назад мне такая льгота положена в связи с отбытием половины срока наказания. Про условно-досрочное освобождение даже слушать не желают. Раз в полгода какое-нибудь нарушение да повесят. Даже просто «выговор», чтобы был формальный повод причислять меня к злостным нарушителям и лицом, не желающим встать на путь исправления. Причём, меня не защитили ни разу, в том числе и те, кто обязан это делать по служебному долгу. Я имею ввиду работников прокуратуры города Тольятти, области, России, Генеральной прокуратуры СССР. Про остальных вообще речь вести нет смысла. Короче говоря, Ирочка и Алиночка, я ваши подарки по случаю краснопузого праздника «Дня Советской Армии и Флота» не принимаю и, обижайтесь – не обижайтесь, брать не буду!
*************************************************************** (Стр. 433.)
- А если мы завтра тебе их вручим? – хитро улыбнулась Алина. – Не по случаю «Дня советской Армии», а, например, по случаю окончания Зимы? - Завтра у вас не получится, - смеётся Иванов. – Завтра суббота, потом воскресенье. Вы на работу придёте в понедельник 26 февраля. Так что вручите эти подари 1-го Марта по случаю наступившей Весны. Я люблю весну!
- Мы тоже! - смеётся Алина и поворачивается к Ире: - Ирочка. Ты не против предложения Саши, учитывая его непростой характер, вручить ему подарки 1-го марта, в первый день весны?
- Не против, - весело улыбнулась Ира. – В конце концов важен не праздник. Праздник лишь хороший повод, чтобы выразить своё доброе отношение к тому или иному человеку. Что касается конкретно самого праздника «Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота», то я с позицией Саши не согласна и не соглашусь никогда. Частные негативные случаи не повод к обобщению.
- Может наш постыдный кирпичный завод – тоже частный случай? – усмехнулся Иванов. – Или отсутствие свободы слова, свободы выборов, права на объективную и всеобъемлющую информацию, на равенство всех перед законом.., то что десятки тысяч людей сидят в тюрьмах и зонах будучи невиновными – тоже частные случаи? Разве то, что тюрьма и зоны являются местами, где не исправляют, а делают людей всё хуже и хуже, не подтверждение тому, что частные случаи давным-давно являются общей и неотъемлемой частью системы управления страной?
*************************************************************** (Стр. 434.)
Впрочем, твоим мозгам, Ира, это не понять, несмотря на твоё высшее образование. Вот ты, Ира, здесь проработала больше года начальником отдела технического контроля завода. Признайся, хотя бы самой себе честно: стал ли кирпич качественнее? Стало ли меньше брака? Стало ли больше порядка в соблюдении технологии? Лично я тебе скажу: не стало. Поэтому твоему высшему образованию, применительно к нашему производству, грош цена! Напрасно потраченные государством деньги на обучение такого специалиста. А вас таких – сотни тысяч! А ты - про частный случай… Конечно, это не твоя вина, а твоя беда и беда всего народа, который вместо того, чтобы потребовать от своих правителей элементарных демократических прав и свобод, пытается идти по пути наименьшего сопротивления… жить по крысиному, в лучшем случае, как мышь под веником, по принципу: что не додали – урвал тайком, либо руководствуясь правилом: какова зарплата, такова и отдача. Итог же по любому таков: друг у друга урываем, друг друга замаскировано дурим, но так или иначе проигрываем все: и в материальном плане, и в моральном, и в духовном, и в телесном. Не исключая даже тех, кого мы называем «подпольными миллионерами». Недаром подмечено следующее: Западный миллионер носит шубу мехом наружу, а советский – мехом вовнутрь и, естественно, не по причине скромности.
- Ты, Саша, просто на нашу власть обозлённый, - отрицательно закачала головой Ира. – Поэтому тебе всё не так и всё не эдак. Недостатков действительно много. Но успехов куда больше. Один наш гигантский Волжский автозавод только чего стоит! А город какой новый построен. Чудо!
*************************************************************** (Стр. 435.)
- Ну-ну, лет через пятьдесят увидим, что с этим чудо-городом будет! – насмешливо взглянул Иванов на Иру. – А про автозавод заикаться даже глупо. Период гигантомании на Земле давным-давно для Разума пройденный этап. Вспомни эпоху динозавров и мамонтов. Чем она закончилась? Вымиранием гигантов!
- Иванов посмотрел на часы: - Ладно. Пойду я, милые девушки. А то, чувствую, этот спор ничем хорошим не закончится. Разругаемся только без всякого смысла. Всё равно каждый из нас останется при своём мнении.
Вздохнув, Иванов ушёл.
В лабораторию Иванов вернулся через час. Иры не было. Она ушла в заводоуправление. Встретившись с любящим взглядом улыбающейся Алины, руки у Иванова непроизвольно раскрылись для объятий.
Алина, прижавшись и поцеловав Иванова, укоризненно посмотрела ему в глаза: - Сашенька. Зачем ты с жёсткими нотками в голосе разговаривал с Ирой?
- Она обиделась что ли? – удивился Иванов.
- Вроде нет, - положив на плечо Иванова свою голову, вздохнула Алина. – Но задело. По крайней мере, радости в её глазах от встречи с тобой заметно поубавилось. Полученным высшим образованием, как никак, гордилась. А тут на тебе, такие слова: «грош цена», «напрасно потраченные государством деньги». К тому же от человека, которого в душе, как ни крути, любит, считает умным и не по годам понимающим жизнь. Ты же фактически высказал недовольство Ириной образованностью.
*************************************************************** (Стр. 436.)
- Значит рекомендуешь мне, Алиночка, около Иры хвостиком крутить, на задних лапках танцевать, - усмехнулся Иванов. – Кстати, а ты сама как считаешь: кто из нас прав?
- Не знаю, Сашенька. Не буду врать, - улыбнулась Алина. – Я в политике не разбираюсь. Да и как в ней разбираться, если достоверной информации у меня нет ни в пользу твоих взглядов, ни в пользу Ириных. Тем не менее в любом случае, даже если ты прав, помягче, покорректнее следует спорные вопросы утрясать. Сам же сказал: то не вина, а беда наша. Снисходительнее надо быть к молоденьким девушкам, а к красивеньким - вдвойне! В них не только гордости через край, но и скрытой хрупкости, слабости не меньше.
- Учту, Алиночка. Спасибо! Ты права! – крепко сжал её в своих объятьях Иванов. – При новой встрече извинюсь.
- Не надо извиняться, Сашенька, - качнула головой Алина. – Вторичное напоминание вновь на неприятные мысли Иру подтолкнёт. Ты же её не оскорбил, не обидел Лучше всего: забудь тот с ней разговор и точка! А ещё лучше… поцелуй меня, приласкай, пощупай. Мне так приятно, когда ты меня к себе прижимаешь, гладишь. Прикасаешься руками, губами и лицом к открытым участкам моего тела. Такое удовольствие, такие сладостные ощущения – словом не передать. А знаешь что ещё я тебе в подарок приготовила? Шерстяной спортивный костюм и спортивные тапочки с шерстяными носками. Думаю, ты догадываешься, почему мне пришлось об этом при Ире промолчать?
- Догадываюсь! – улыбнулся Иванов. – Только скажи правду: сколько денег потратила?
*************************************************************** (Стр. 437.)
- Почти семьдесят рублей, - улыбнулась Алина и вытащила из ящика письменного стола подарок.
Прочитав розничные цены и даты изготовления на товарных ярлыках предприятий-изготовителей, Иванов нахмурился: - Ты, Алина, одурела. Угрохать на меня две трети своей месячной зарплаты, не посоветовавшись со мной…. Это безумство! Я такой дорогой подарок не возьму ни при каких условиях, даже если будешь умело оправдываться и умолять со слезами на глазах, стоя на коленях. Пока не поздно, сегодня вечером, отдай этот подарок мужу по случаю праздника. И запомни: если я завтра приду сюда в лабораторию и увижу где-нибудь спортивный костюм с тапочками и шерстяными носками, с понедельника в этом помещении моего даже духу не будет. Ты меня ставишь в дурацкое положение. Потому что кроме как сексом, мне нечем будет отблагодарить тебя за такие дары. Ходить же в должниках я не приучен.
Иванов решительно отстранил со своего пути Алину и вышел. Растерявшись от такого неожиданно резкого поворота ситуации, Алина ничего не успела ни предпринять, ни что-то сказать ему в след.
4. Любовники и любовницы появляются и исчезают. А муж, жена и дети остаются навсегда.
Иванов навестил Алину в лаборатории лишь через шесть дней: в четверг 1-го марта. Поднимался он по лестнице осторожно и тихо. Дверь была полуоткрыта, и его появление на пороге застало её врасплох: за опиливанием пилочкой кончиков ногтей пальцев. Увидев Иванова, она засуетилась, спрятала маникюрный набор инструментов в стол, шагнула ему навстречу, раскрыв руки для объятий, но, словно опомнившись, встала как вкопанная, безвольно опустила руки и вопросительно замерла.
*************************************************************** (Стр. 438.)
- Не бойся, мой милый цветущий кустик роз, - улыбнулся Иванов. – Не укушу. Подходи. Обнимемся. Прижмёмся друг к другу. Я так соскучился по тебе. Так хочется прикоснуться своими губами к твоим губам, к лицу, шее, груди. Пощупать руками твоё тело. Забраться пальчиками по ногам к их вершинам. Ты, наверное, обиделась за мою некрасивую выходку 23 февраля в день Советской Армии. Признайся честно.
- Что ты, Сашенька! Любименький! – прильнула к нему Алина, целуя. – Обиды на тебя совершенно никакой не возникало. На себя обижалась. Надо было действительно посоветоваться с тобой, прежде чем две трети месячной зарплаты на подарок тратить. Прости меня. Хотела порадовать.
- Радуй! – засмеялся Иванов. – Разве я против? Но не дури. Не забывай о детях, муже. Любовники и любовницы появляются и исчезают. А дети и муж – совсем, совсем иное. Вот если бы ты торгашкой работала, заведующей базой или складом… Словом, там, где хороший «навар» к зарплате имеют, то другое дело.
Иванов крепко обнимает Алину, нежно целует и улыбаясь шепчет: - С наступившей весной тебя, Алиночка, я поздравляю! Желаю тебе, чтобы чувство любви к мужчине, не важно ко мне или другому, никогда не покидало твоё сердце. Это такое прекрасное ощущение: любить. А любить и быть любимым – тем более.
- Тебя с тем же самым, Сашенька. Правда, с одной небольшой оговоркой: хочу только твоей любви.
*************************************************************** (Стр. 439.)
- Я бы тоже со своей стороны этого хотел, - улыбнулся Иванов, прижимая своё лицо к лицу Алины. – Но такое нереально. 27 июня 1974 года, то есть, через один год и три месяца наши пути разойдутся по-любому.
- А может не разойдутся? – засмеялась Алина. – Может останешься жить в Тольятти. Будем тайно встречаться.
- Где? У кого? Глупенькая Алиночка! – усмехнулся Иванов. - У тебя нельзя. У меня же - жилья нет.
- Женишься! – хитро заглядывает Иванову в глаза Алина. – Я тебе подыщу хорошую, примерно твоего возраста, женщину с двухкомнатной квартирой. Моя подруга давняя. Мы когда-то вместе на химзаводе в лаборатории работали. Она разведена. Четыре года одна живёт. Мальчик у неё пятилетний. Буду в гости приходить. Ревновать не будет. Очень симпатичная, тихая. Плохо только: невероятно стеснительная. Больше чем Ира.
- Не подойдёт, - качает головой Иванов. – Если я женюсь, то не стану ни с кем гулять. Совесть не позволит. Это раз. А второе: дал себе зарок, учитывая свой характер, женщину с ребёнком в жёны не брать. Насмотрелся. И дело не в жене, а в ребёнке. Потому что полноценно воздействовать на процесс его воспитания не смогу, не дадут и не получится. Будешь потакать – будешь для него хорошим. Но он вырастет не таким, каким хотелось бы. Не будешь потакать – будешь плохим и тоже, увы, вырастет не таким, каким хотелось бы. Само слово: «неродной отец» провоцирует повышенную подозрительность как ребёнка, так и тех, кто его окружает, то есть: родных и близких, друзей и соседей к правомерности и справедливости требований отчима.
*************************************************************** (Стр. 440.)
- А меня же, сам же говорил, взял бы… с двумя. Как же тогда так? – вопросительно взглянула Алина на Иванова.
- Тебя бы взял, - улыбнулся Иванов. – Ведь и ты меня: полуграмотного беспризорника, БОМЖа, без рода и племени уголовника, взяла бы. Но опять же, это только благодаря тому, что мы, хорошо друг друга разглядев, сообразили, что хотя и редко, но всё же бывают, вопреки общепринятым трафаретам, исключения из общих правил. Без этого ни я относительно тебя, ни, тем более, ты относительно меня подобного бы желания не высказали. Возьми, к примеру, Иру. Она без ребёнка. Ни разу замужем не была. Красивая. Стройная, как юная берёзка. Казалось бы: ну куда лучше, особенно на первый взгляд. Вот оно счастье! Бери! Добивайся! Однако, применительно к моему характеру, наша семейная пара была бы обречена на неизбежный развал с глубокими рваными ранами на сердце и в душе. И не склеило бы, не сцементировало бы ничто, даже свой родной кровный ребёнок. А чужой – тем более. Поскольку ни у неё и ни у её родных и близких, особенно первых пару лет, я никаким авторитетом, весом и словом не обладал бы. В лучшем случае из деликатности, внешне поддакивали, соглашались, тем не менее гнули свою линию, придерживались своего понимания. А у меня, Алиночка, характер авторитарный. Я много учусь, много знаю, очень наблюдательный, внимательно всё анализирую, стараюсь быстро вникнуть и разобраться что по чём. И вдруг: на тебе! Должен идти на поводу. Быть в подчинении у той и у тех, кто на порядок меньше знает, понимает, хуже разбирается. И при этом не намерен ко мне прислушиваться.
*************************************************************** (Стр. 441.)
Кстати, будучи на свободе, я знал в Самаре такую семью. Муж там был умён и практичен на редкость. Но глупая красавица-жена своим «Я» и вздорным крикливо- капризным поведением взяла верх над ним в доме. Итог: его не тянуло домой. Он с утра до вечера пропадал на работе. Был лишь добытчиком денег для жены на её походы в ателье высших разрядов, в парикмахерские салоны, косметические кабинеты, плавательные бассейны, теннисные корты. Причём, самое отвратительное, что красивой она хотела быть за его деньги не ради него и не для него, а сугубо ради себя. Этакая внутренняя самовлюблённая эгоистка. Ей доставляло огромное удовольствие блистать, выделяться своей красотой среди других. Чувствовать себя как бы над остальными выше! Упиваться этим, наслаждаться, подпитываться, заряжаться. Кому-то что-то сказать с превосходством, как бы авторитетно подметить-заметить. Сделать замечание, внушение или наставление. Хотя по сути своей и уму, кроме словесной мишуры, её пустой «бубен» под меховой шапочкой или роскошной шляпкой ничем примечательным не обладал и через два десятка лет неизбежно раздуется и превратится в потрёпанный большой брюзжащий «барабан», точнее: «шарабан» с высокомерной тональностью. Меня с Ирой ждала бы в какой-то степени, та же участь. С той лишь разницей, что долго на умственно отставшую командиршу влюблёнными глазами не стал бы смотреть. И, убедившись в неисправимости семейного климата, хлопнул бы дверью.
- Получается, Сашенька, ты меня тоже осуждаешь. Считаешь мои поступки и выходки отвратительными? – удивлённо качнула головой Алина, слегка поджав губы. – Говори честно. Не бойся. Не обижусь!
*************************************************************** (Стр. 442.)
- О!.. На воре и шапка горит! – засмеялся Иванов, обнимая и целуя Алину. – Значит чувствуешь свою вину перед мужем. Но я тебя, Алиночка, не осуждаю. Отвратительными твои поступки и поведение не считаю. Говорю правду. Ведь я люблю тебя. А любовь, особенно ничем не обременённая, слеповатая и обладает свойством угодливо оправдывать и не замечать то, что нелюбящий с ярко выраженным недовольством подметит и выскажет.
- Чем же ты оправдываешь, Сашенька, моё столь блудливое поведение? – состроила глазки Алина.
- Действительно блудливое, - вновь засмеялся Иванов. – Но и только. Не более. Во-первых, любить или не любить своего мужа ни одна женщина заставить себя не в состоянии. Это чувство неуправляемо. А раз не любит или любит лишь в определённые моменты, её сердце непроизвольно способно в любое мгновение открыться, впустить в себя росток любви к другому, способный при благоприятных условиях легко укорениться, взрасти и развиться. То есть, в том её вины нет. Ну, а во-вторых, и это для меня, Алиночка, самый главный показатель и козырь, ты, хотя и не любишь своего мужа, подозреваешь его в изменах, тем не менее относишься к нему с уважением, как к главе и опоре семьи, как к заботливому отцу твоих детей, как к гаранту твоего спокойствия и благополучия. Вот если бы ты это не ценила, об этом забыла, относилась к этому, как к само собой разумеющемуся, тогда другое дело. Но опять же, нет, не осуждал, а просто констатировал и учитывал как факт: что имею дело с блудницей без стыда и совести.
*************************************************************** (Стр. 443.)
- А ещё какие стороны в поведении любимого человека ты бы, Сашенька, учитывал как негативные? – улыбнулась Алина.
- Чёрствость к своим бабушкам и дедушкам, матери и отцу, Алиночка, - не задумываясь, ответил Иванов. – И, конечно, к детям: ко всем – чужим и своим.
- А к измене жены или мужа как относишься? – засмеялась Алина.
- Не знаю! – качает головой Иванов. – На собственной, как говориться, шкуре не испытывал. Не дай Бог! Одно только скажу: воспринял бы за предательство и стал считать такую жену, способную на предательство.
- Всё понятно, - усмехнулась Алина. – Выходит в глубине души мой милый Сашенька воспринимает меня, как предательницу. Не так ли?
- К счастью, мой цветущий кустик роз, нет, не так! – целует Иванов нежные губы Алины. – Предательницей я тебя не воспринимаю. Ты же, Алиночка, не меня, а мужа предала. Другое дело почему? Но мне на это наплевать. Я не судья. И быть судьёй не собираюсь. Пусть Господь Бог в том разбирается. А вот способной к предательству… Да, Алиночка, тебя считаю. Не буду врать. Считаю так исходя из рассказанных тобой своих двух первых, хотя и не совсем удачных, любовных гулек, когда тебе было двадцать два и двадцать три года. И потому, Алиночка, будь ты сейчас моей женой, эту твою склонность к измене обязательно учитывал и всячески старался разнообразными способами её нейтрализовать.
- А если бы не получилось? – весело улыбнулась Алина.
*************************************************************** (Стр. 444.)
- Вот тогда всё! – вздохнул Иванов. – Ты стала бы в моих глазах предательницей. И добром бы это не кончилось ни для тебя, ни для меня.
- Неужели убил бы? – засмеялась Алина.
Ничего не ответив на это, Иванов посмотрел на часы и прижал к себе Алину: - Идти мне пора, Алиночка. После обеда приду в два. Не возражаешь?
- Иди, Сашенька, - поцеловала его Алина. – Буду очень-очень ждать. Ира придёт. Чаю попьём. Подарки вручим. Приход весны отметим.
- А я вам на пальчиках ногти вновь отполирую, - улыбнулся Иванов и вышел.
Пришёл Иванов в лабораторию на пятнадцать минут позже, чем обещал. Поступил так специально, чтобы Ира оказалась там раньше. Ему не хотелось возникновения в её душе подспудной ревности его к Алине. Тем более, дразнить этим. Сочувствуя ей и преклоняясь перед ней, он всячески старался смягчить психологическую сложность и драматизм ситуации, в которой Ира пребывала, а порой и металась, безуспешно борясь со своей влюблённостью к нему. Несмотря ни на что, в том числе и на сдержанность, Ира продолжала тайно любить Иванова. Вспыхнувшие радостью глаза Иры и оживление в поведении подтверждали то. Особенно Иванов это почувствовал, когда после взаимных поздравлений с весной и чаепития, полировал на руках Иры ногти. Через её нежные мягкие пальчики он ощущал трепетание и восторг девичьей души от своих прикосновений, устремлённость сердца Иры к своему сердцу, желание её отдать в его власть не только пальчики, но и всё остальное тело.
*************************************************************** (Стр. 445.)
Закончив шлифовку и полировку ногтей на руках Иры, Иванов приподнял их на свет, внимательно осмотрел и, с явной неохотой выпустив, вздохнул: - Жаль. Очень жаль, что такие красивые и пластичные женские руки приходится выпускать и отпускать из своих.
- Кто не рискует, - усмехнулась Алина, - тот не пьёт шампанское!
После Иры шлифовать и полировать ногти Иванов стал на руках Алины. Прикасался он к её ладоням и пальчикам более сдержанно, без передержек, улыбок, лишних слов, с деловым выражением лица. Когда работа была закончена, Иванов посмотрел на часы, извинился за то, что вынужден идти доделывать кой-какие недоделанные производственные дела и покинул лабораторию.
Глава двадцать первая.
Весенние напевы.
1. Как в поговорке «О пьяной куме…», и у Алине: «… одно на уме!».
Иванов в лабораторию к Алине не заходил почти целую неделю, готовя ей и Ире подарки к женскому празднику «8-ое Марта». Направился лишь утром 7-го марта. По лестнице поднимался тихо, осторожно. Хотел внезапно предстать перед ней в качестве сюрприза. Не удалось, не получилось. Она твёрдо знала, что он обязательно придёт поздравить её с женским праздником «8 Марта» и держала ушки на макушке. Не успел Иванов ещё толком шагнуть на порог, как она предстала перед ним в нарядной кофточке, короткой юбке, капроновых чулочках и туфельках на высоких тонких каблучках.
Иванов приложил заговорщицки палец к своим губам, как бы призывая Алину к тишине, вниманию и спокойствию, прошёл к окну и, повернувшись к ней, улыбнулся: - Прости, любимая Алиночка, что не сразу сжимаю в объятьях! Хочу тебя такую красивую и нарядную попристальнее разглядеть в полный рост метров с трёх.
Алина, улыбаясь, замерла, постояла, повернулась в профиль, спиной, по кругу опять в профиль, и снова лицом к Иванову.
*************************************************************** (Стр. 446.)
- Ну и как, Сашенька? – засмеялась Алина. – Понравился мой вид? Наряд?
- Бесподобно выглядишь! – закачал головой Иванов. – От низу до верху! Глаз не оторвать. Как всегда, ножки - дух захватывает. Зад – с ума сводит. Грудь - непроизвольно к ней руки и тело тянутся. А к шее и лицу – губы и пальцы. Повезло же кому-то… Иванов с улыбкой сладостно вздохнул и, раскрыв руки для объятий, подошёл к Алине.
- А тебе, Сашенька?.. Выходит, ты не считаешь, что повезло? – страстно прижалась к нему Алина, обхватив его лицо ладонями и заглядывая в глаза.
Иванов нежно поцеловал губы Алины и положил свою голову ей на плечо.
- К сожалению, Алиночка, не считаю, - тяжко вздохнул он. - Какое это, к чёрту, везенье любить с оглядкой, с настороженностью, со страхом, всё время таясь, боясь, маскируясь, переживая за тебя и твоё доброе имя. Ты думаешь менты не догадываются о наших взаимоотношениях? Мне кажется догадываются. По крайней мере то, что предполагают, я точно знаю из недавней реплики оперативника в мой адрес. Правда, подозревают в связях со мной не тебя, а Иру, но в стенах твоей лаборатории. Просто начальство, видимо, пока меня не трогает и Иру не подлавливает с конфетами и пряниками, в обмен на мою лояльность. Только быть лояльным я не собираюсь. Особенно в связи с ухудшающейся ситуацией на кухне. Где после условно-досрочного освобождённого Гены Кашицына, назначенный бригадиром бывший отставной полковник, идя на поводу у начальства, закрывает глаза на недовоз и плохое качество продуктов, поступающих со склада и торговых баз. Кроме того, начинает привечать и подкармливать всякую нечисть в обмен на подношения. Мне недавно второй раз пришлось с ним сцепиться. Наглец из наглецов. Хитрый и подлый. Привык нахрапом брать и ни во что не ставить тех, кто ниже рангом.
*************************************************************** (Стр. 447.)
- А за что он сидит? – удивилась Алина.
- За жадность! – усмехнулся Иванов. – Не обзавёлся связями с местным районным начальством, не стал делиться барышами. Наверное, решил, что в глубинках это не обязательно. Он после отставки из армии переехал жить к родственникам в хорошо знакомый мне райцентр Большая Черниговка. Пристроился там начальником «межколхозстроя» и довольно быстро попался на каких-то махинациях. Кстати, мне когда-то приходилось работать по договорам в этой сельской строительной организации. Там тогда был другой начальник. Хороший мужик. Его 14-ти летний сынишка как-то целый месяц летом в 1966 году у меня подсобником был. До сих пор жалею и корю себя, что однажды по пустякам производственного характера накричал на него. Обиделся страшно мальчишка. Ушёл. Нельзя кричать! Тем более на детей! У меня были и два других поучительных случая. Один - с кошкой. Другой – с собакой. Непослушными они оказались по моим меркам. Гадили где попало. Лазили где захотят. Вели себя как вздумается. Я, привыкший к порядку, злился. Стал их наказывать. Сначала слегка, а потом жёстче и жёстче. Кошка не выдержала. Сбежала куда глаза глядели. А собака до последнего терпела. Превратилась в пугливую, зашуганную от того, что не могла своим собачьим умом понять, чего я хочу: что такое для меня плохо и что хорошо. Видя это, отдал собаку в хорошие руки другим хозяевам. Там она быстро прижилась, ей у них понравилось, перестала быть пугливой. А меня буквально через неделю перестала признавать и воспринимала агрессивно.
- Сашенька! – заглянула Иванову в глаза Алина. – А ты по характеру жестокий или добрый?
*************************************************************** (Стр. 448.)
- А ты, Алиночка, лично сама, как считаешь? – улыбнулся Иванов. - К какому выводу пришла за девять месяцев нашего тесного общения?
- Добрый! – умилённо поцеловав его, положила она свою голову ему на плечо. – Даже чересчур, милый Сашенька.
- Ошибаешься, Алиночка. Сильно ошибаешься! – крепко прижал Алину к себе Иванов. – Я очень жёсткий внутренне. Добрый лишь внешне, благодаря умению быть сдержанным, пока не прорвёт. Причем жёсткий с детства, а не потому, что провёл в тюрьме четыре с половиной года. Тюрьма, бесспорно, прибавила жестокости, сделала меня к ней более терпимее и по отношению к себе, и по отношению к другим. Ослабила противовзрывные тормоза. Но корни моей жестокости всё равно идут от детства. Я же с пелёнок в детских домах, в коллективе, без отца и матери, родных и близких. Своё место под солнцем мне приходилось и приходится до сих пор отстаивать в коллективах, рассчитывая только на самого себя, пуская в ход где кулаки, где хитрость, где смекалку, где хорошо подвешенный язык. Искать защиту было не у кого. Жаловаться воспитательницам, просить их о помощи проблем не решало, а увеличивало. Тут же бы навесили ярлык «ябеды», опасались, сторонились, дразнили, оскорбляли. Относились не как к пацану, а как к прихвостню, предателю. Лучше подраться, чем жаловаться. Пусть даже до синяков, разбитых губ и носов. Впрочем, тогда драки внутри коллектива проходили «по-джентельменски». Дрались сугубо один на один, до первой крови, на кулаках. Брать в руки какие-либо предметы запрещалось негласным кодексом чести и понятиям. Лежачего не били. А сейчас? Налетят двое-трое, а то и пятеро на одного, собьют с ног и начинают пинать методично до потери пульса, поучая один другого: бей вот сюда – по почкам, или вот сюда – по печени… Озверели!
*************************************************************** (Стр. 449.)
И не думай, что подобное творится только в тюрьмах и зонах. Мы же не вечно здесь сидим. Потихоньку, из года в год всё негативное просачивается из этих мест на свободу. И то, что сейчас становится нормой у нас, через десять– пятнадцать лет становится нормой у вас. Причём с той огромной разницей, что у нас просто так бить столь жестко без вины виноватого не будут: необходимы серьёзные основания. А на свободе такое запросто может случится буквально на ровном месте из–за ничего, либо из-за пустяка, а то и просто из-за хулиганских побуждений подвыпивших остолопов и дурагонов. Тяжко вздохнув, Иванов выпустил из объятий Алину и с хмурым видом, еле сдерживая свой гнев, сел на табуретку за стол.
Алина подошла к нему сзади и прижала его голову к своей упругой груди: - Успокойся, мой хорошенький. Я не хочу в такой предпраздничный, даже можно сказать для меня относительно тебя в праздничный день, видеть любимого Сашеньку хмурым. Ты и так слишком много о жутком и грустном сегодня успел порассказать. Давай поговорим о чём-нибудь светлом весёлом, прекрасном.
Иванов усмехнулся и махнул отрешённо рукой: - Ай! О каком светлом, о каком прекрасном, будучи в неволе за тюремной решёткой, может быть речь. Я же не канарейка, а соловей. В клетке петь не приучен. Если бы не ты, то о красоте и прекрасном вспоминал бы в редких случаях, как бы между прочим, мимоходом, в прошедшем времени, исключительно благодаря событиям давным-давно минувших лет.
*************************************************************** (Стр. 450.)
Иванов встал, обнял Алину, крепко прижал к себе, несколько раз поцеловал и попросил её отойти к двери. - Хочу опять полюбоваться твоим видом в полный рост, - улыбнулся он.
Алина отошла к двери, повернулась лицом к Иванову, убрала руки назад, облокотилась спиной на дверной косяк, гордо вскинула, чуть повернув, голову и с мягкой манящей улыбкой замерла.
Иванов тоже замер. Лишь его глаза, наполненные любовью и восхищением, медленно скользили то вниз по направлению к её туфелькам, то вверх по направлению к её глазам, искрящимися радостью.
- Спасибо, Алиночка! - покачал головой Иванов, придя в себя от опьяняющей красоты. – Действительно, кому-то сильно повезло. Очень сильно! Увы, не мне. Но всё равно, спасибо! Как-никак, я тоже окунался в её тёплые лазурные воды. Пусть не всем телом, пусть с риском и страхом, с тревожными переживаниями и чрезмерными волнениями, однако в моём положении ожидать лучшего и большего было бы наивно и глупо.
Подойдя к Алине и опустившись перед ней на колени, Иванов прижался головой к её ногам. Затем медленно и осторожно, начиная от бёдер, пробрался до талии, от талии добрался до груди, ласково помял их, поднялся с колен, нежно погладил ладонями ей шею, лицо, сладострастно поцеловал в губы и, глядя в сияющие счастьем глаза, улыбаясь прошептал: - Поздравляю тебя, милая и любимая Алиночка с наступающим праздником женщин: Днём «8-ое Марта»! Желаю твоему мужу по-настоящему оценить красоту и привлекательность своей жены. Ну а если оценить не сможет, желаю тебе после моего освобождения заиметь первоклассного любовника, которого ты бы любила, как меня, а он, как я тебя. И вы в отличие от нынешней ситуации, имели бы возможность не боясь и целоваться, и обниматься, и сексом заниматься.
*************************************************************** (Стр. 451.)
- Спасибо, мой любимый Сашенька, - вздохнула Алина. – Только такого чуда не случится: ни в части мужа, ни в части любовника. Пока не вырастут дети не многим замужним женщинам удаётся заиметь, в пику мужу, даже захудалого любовника. Нет даже возможности хотя бы раз в году на месяц одной без мужа и детей съездить, отвести душу на какой-нибудь курорт, в какой-нибудь санаторий или дом отдыха. Разве одну муж отпустит? По-моему, лучше чем сейчас, мне в будущем не будет. У нас, в принципе, только прямого секса не хватает. Остальное почти всё есть. Особенно у тебя. Причём проблема с прямым сексом тоже легко решаемая. В частности, раз ты опасаешься за полноценность ребёнка, мы можем на первом этапе наших сексуальных отношений использовать противозачаточные средства. Между прочим две упаковки для твоего «индикатора» я на всякий случай прихватила.
Алина достаёт их из кармашка кофточки, показывает Иванову и, улыбаясь, вопросительно смотрит на него: - Скажи, Сашенька. Тебе приходилось когда-нибудь такие штучки надевать?
Иванов отрицательно качнул головой и застенчиво потупил взгляд.
- Может примерим? – смеётся Алина. - Обещаю: понравится. Я тебе сама всё покажу и объясню.
- Не сейчас. Потом, - стеснительно опустил голову Иванов. – Мне надо идти работу начинать.
*************************************************************** (Стр. 452.)
- Давай договоримся тогда, Сашенька, на конец рабочего дня? – пристала Алина, ласково обнимая и целуя Иванова. Сегодня предпраздничный рабочий день хотя и раньше кончается, но мне всё равно придётся сидеть здесь до полпятого.
- Ладно, - нехотя согласился Иванов. – А Ира к тебе во сколько придёт?
- После обеда в два, а в три поедет домой, - улыбнулась Алина, довольная своей маленькой, тем не менее важной победой над Ивановым.
- Значит встретимся в два или чуть позже, - взялся за ручку двери Иванов и приготовился выйти. – Поздравлю с «восьмым мартом» вас обоих и кой чем одарю. Потом уйду, ради душевного спокойствия Иры, и приду через час. Устраивает? - Хозяин-барин. Куда деваться? – засмеялась Алина. – Меня в любое время твоё присутствие устраивает. А вот отсутствие не устраивает. Особенно по непонятным причинам внезапное, долгое. Мучительно грустно тогда на душе. Всё из рук валится. В голове лишь мысли о том, что же случилось.
Иванов ласково обхватил ладонями лицо Алины, нежно её поцеловал, со вздохом сожаления открыл дверь и вышел.
2. Подарки Иванова Алине и Ире к празднику «8-ое Марта».
После обеда Иванов поднялся в лабораторию к Алине почти вслед за Ирой. Поздравив обоих с наступающим женским праздником «8 Марта», он выложил перед ними на стол две одинаковые коробочки.
*************************************************************** (Стр. 453.)
- В этих коробочках, - улыбнулся Иванов, обращаясь к Ире и Алине, - два похожих друг на друга ночных светильничка, выполненных моими руками. Достоинство этих светильников от магазинных следующее. С них легко удаляется пыль. Они не имеют понижающего трансформатора и, следовательно, совершенно бесшумны. Очень красивы внешне. Испускают приятный малиновый свет. И, практически, в силу малого потребления электрической энергии, не приводят в движение электросчётчик, если, конечно, в этот момент «дремлет холодильник и везде в доме потушен свет. Ирочка, выбирай первая. Говори какую возьмёшь? Правую или левую?
- Правую! – взяла в руки коробочку Ира.
Иванов подвигает левую коробочку Алине и весело улыбается: - Всё, девочки. Подарки по жребию распределены. Можете их раскрывать и разглядывать.
Судя по восхищённым глазам Иры и Алины, ночные светильники им по внешнему виду понравились. - Включаются они проще простого, - поясн Иванов. – Два торчащих из светильника штырька вставляют в розетку. Сбоку встроен тумблер на три положения. Нейтральное положение – светильник включён полностью в ночной рабочий режим. Вверх щёлкните – светильник светится сильнее, вниз щёлкните – светильник светится как сигнальная лампочка, чтобы в темноте не искать, где включать. У светильника в нижней части, как и у розетки, имеется два отверстия, благодаря которым можно, не отсоединяя светильник от электросети, подключить любой другой электроприбор.
*************************************************************** (Стр. 454.)
Иванов сунул в розетку сначала светильник Иры и, закрыв окно шторой, показал как он работает, потом светильник Алины, ещё раз показав как его надо включать и выключать, после чего попросил Иру и Алину проделать тоже самое самостоятельно. Покончив с изучением подарков, упаковав и спрятав их от посторонних глаз, они все вместе пили кофе с шоколадными конфетами, непринуждённо болтая на разные пустячные темы. При этом Ира постоянно мило улыбалась. Присутствие Иванова её явно возбуждало. Глаза блестели, излучая радость и приподнятость настроения. Нежные губки припухли, покраснели. Щёчки порозовели. Мимика лица и жесты рук были более оживлёнными. Речь красочнее. Рот словоохотливее. Глаза Иванова тоже не оставались равнодушными, когда их взгляды перекрещивались. Алина была искренне довольна таким обстоятельством и ждала удобный предлог, чтобы на время покинуть лабораторию. Ей очень хотелось помочь любимому Сашеньке определиться со своей дальнейшей судьбой, совершенно забывая в такие моменты о своих личных интересах, считая свою судьбу устроенной и более-менее благополучной. Кроме того, она в какой-то степени верила и тайно надеялась, что он в любом случае не разлюбит, не забудет её, особенно если будет первой женщиной в его жизни, и они найдут способ незаметно от Иры встречаться друг с другом. Иванов, почувствовав, что Алина собирается оставить Иру с ним наедине, посмотрев на часы, встал первым: - Спасибо Ирочка и Алиночка за кофе, конфеты, приятное общение! Всё. Пойду. Дел выше крыши. Веселитесь. Желаю вам провести завтра день по-праздничному: с цветами, улыбками, хорошим настроением, в кругу друзей, родных и близких.
*************************************************************** (Стр. 455.)
3. Алина умела быть соблазнительной.
Иванов своё слово сдержал: вернулся к Алине через час. Алина к этому времени сразу же после ухода Иры сняла с себя, рабочий халат и, на всякий случай, трусики, переобулась из тапочек в туфельки, подправила перед зеркалом причёску, проверила хорошо ли выглядит она в короткой юбочке на фоне нарядной кофточки и, оставшись всем довольная, в то же время волнуясь и переживая, замерла у окна в тревожном ожидании.
При появлении Иванова на пороге лаборатории Алина сделала навстречу ему несколько шагов и, не зная как быть, как себя вести дальше, вопросительно взглянула на него.
- Ещё раз с праздником поздравляю тебя, моя ненаглядная Алиночка! – с восхищением оглядел её Иванов. – Надо же… Глазки блестят. Щечки горят. Красненькие губки источают жар. А из-под них ровненькие зубки завораживающе белеют. Про шею, плечи, руки, грудь и всё, что ниже пояса – вообще нет смысла речь вести. Мой словарный запас способен художественно обрисовать лишь треть твоей красоты. Поверь, Алиночка, - я не вру! Сегодня ты как никогда прекрасна и обворожительна. Весна, наверное, влияет. Гормональный всплеск произошёл в тебе. Кстати, твою фигуру коротенькая юбка очень красит. И знаешь почему? Хорошая пропорция частей тела и стройные ровные ноги, начиная от ступней и кончая того места, где они сходятся. Тебе даже можно решиться на крайность: вырезать с боков юбки дополнительно по одному треугольничку. То есть, как бы оголить бёдра выше. Правда, такой наряд желательно носить находясь рядом с мужем или с тем, кого хочешь соблазнить. Просто так бывать в нём на улице, в магазинах, общественном транспорте, чтобы потешить, порадовать свое самолюбие незачем. Нет резона дразнить всех без разбору. Гормонально и душевно распыляться бестолкова.
*************************************************************** (Стр. 456.)
Иванов взял пишущую ручку, линейку, два листика бумаги и сел около ног Алины на корточки: - Я сейчас Алиночка, точно определю каких размеров желательно делать треугольные вырезы.
Пытаясь оценить оптимальную высоту начала выреза, Иванов приподнял с боку край юбки, однако тут же опустил.
- Алиночка! – улыбаясь, взглянул он на неё. – А где же твои трусики?
- Сняла перед твоим приходом на всякий случай, - засмеялась Алина. – Вдруг моему любимому Сашеньке захочется…
- О! У пьяной куме одно на уме, - усмехнулся Иванов и, раздумывая над тем, как вести себя дальше, притих.
- А что у тебя на уме? – ласково гладит Алина голову Иванову.
- А у пьяного кума одна дума! – весело улыбнулся Иванов, решив в честь женского праздника пойти немножечко у неё на поводу чуть больше обычного.
- И какая же? – вкрадчиво спрашивает Алина.
- У меня дума пока такая… Несбыточная. Нереальная, - засмеялся Иванов и тяжко вздохнул. - Освободиться и поехать с тобой в какое-нибудь безлюдное место на берегу Волги, к примеру в районе Куйбышевского водохранилища около села Новодевичье, соорудить там шалаш и пожить в нём, ничего не боясь до тех пор, пока не исполнится твоя мечта: иметь мальчика. Увы, Судьба-злодейка мне подобную возможность не подарит. Нет предпосылок. Чудес же не бывает.
*************************************************************** (Стр. 457.)
Иванов обхватывает руками бёдра Алины и сладостно прижимается к ним лицом: - Конечно, Алиночка, всегда хочется большего, - блаженно вздыхает он, медленно передвигая ладони выше. – Тем не менее, спасибо Судьбе и за это! Далеко не каждого так искренне, без каприз, условий и расчёта любят самозабвенно тридцатилетние красотки. Тебе тоже, миленькая Алиночка, огромное спасибо за любовь, ласки, бескорыстие. За то, что позволяешь мне сблизи любоваться и наслаждаться твоей красотой, прикасаться к твоему телу, держать в своих ладонях твою грудь и будоражащие моё воображении пышные булочки, за которые я сейчас с удовольствием держусь. Впрочем, хватит за них держаться! – улыбнулся Иванов и убирает руки из под юбки. – Сначала надо дело начатое доделать: с вырезами определиться. Итак. Граница юбочки вот здесь, где маленькая родинка. Окружность бёдер позволяет иметь ширину основания треугольного выреза до 10 сантиметров. Это очень замечательно. Теперь отыщем верхнюю оптимальную точку вершины выреза. Ну-ка, красавица, подними повыше юбочку. Алина, улыбаясь, с готовностью задрала её выше пояса. Иванов, сохраняя серьёзное выражение лица, поставил в нужном месте ручкой крестик и ладонью шлёпнул её по заднице: - Всё, бесстыдница! Нашёл нужную точку. Она располагается выше родинки на 12 сантиметров. Маловато, конечно, для ширины основания в 10 сантиметров. Желательнее 15. Либо оставить на высоте 12, а ширину уменьшить до 6 сантиметров. А какой вариант лучше: непонятно. Придётся вырезать на бумаге треугольники двух типов…. Ой! Стоп, Алиночка. Не понял. А почему из твоей подстриженной писеньки вата торчит?
*************************************************************** (Стр. 458.)
- Для подстраховки, - опустив юбку, засмеялась Алина. – Завтра критический день по графику. Но может он начаться и сегодня. Бывало такое.
- Это больно? – участливо взглянул Иванов на Алину.
- Нисколечко, - улыбнулась Алина. – Лишь кровь время от времени капать начинает.
- Бедняжки! – засмеялся Иванов. – Чего-то, видимо, Господь Бог сильно опасался, раз при сотворении женщины решил предусмотреть в её генетическом коде такое не слишком удобное циклическое явление.
Встав с корточек, Иванов начертил на бумаге два треугольника размером 15 на 10 сантиметров и два треугольника размером 12 на 6 сантиметров. Ножницами аккуратно вырезал их. Прикрепил к юбке сначала первую пару. Затем заменил второй парой треугольников. Проимитировав таким образом вырезы. И улыбаясь, закивал головой: - Да… Всё ясно. Для твоей точёной фигуры, Алиночка, лучше всего подходят треугольные вырезы на чёрной юбочке размером по высоте 15 сантиметров и шириной основания 10 сантиметров. Возьми на память именно эти бумажные треугольнички и дома по ним на юбочке точно такие сделай треугольничками боковые вырезы. Летом в такой юбочке твои ножки в белых босоножках не будут давать покоя ни женщинам от двадцати до сорока лет, ни тем более мужчинам от двадцати пяти до семидесяти лет. А вообще-то боковые вырезы к юбочке ты можешь делать не только треугольные, но и овальные, полукруглые и круглые. Однако сказать сразу точно, какие конкретно формы и размеры они должны иметь, не могу. Надо тоже экспериментировать, смотреть оценивать. Впрочем, коль будет у тебя желание, мы в будущем такие сравнения можем провести. *************************************************************** (Стр. 459.)
- Обязательно, мой милый Сашенька, проведём! – обняла и поцеловала его Алина. – И в коротенькой чёрной юбочке с треугольными вырезами ты скоро меня увидишь. Кого-кого, а тебя, мой любимый, дразнить своими ножками буду изо всех сил.
- Я и без вырезов давным-давно твой, Алиночка, - засмеялся Иванов. – Даже если у тебя ножки прикрыты до колен, стоит мне увидеть их, как мой «индикатор напряжения» начинает зашкаливать и дымиться.
- А ну! Проверим! – засмеялась Алина и пробирается своими руками ему в брюки. – Ого, какой упругий и жаркий! Действительно зашкалился и вот-вот начнёт дымиться. Давай-ка, дорогой Сашенька, садись, пожалуйста, на стол. Я сейчас попробую твой «индикатор напряжения» в резиновую одежду облачить.
- Алиночка! Может отложим? Не сегодня? – нерешительно попросил Иванов.
- Сашенька! Золотце ты моё, - поцеловала его в губы Алина. – Договор дороже денег. Ты же обещал. А потом, что в этом страшного? Примерим, проверим удобно ли, не порвётся ли? Только и всего.
- Если бы, - вяло засопротивлялся Иванов. – Но слабо верится. Не зря же существует народная присказка: «Аппетит приходит во время еды!». Начнёшь убалтывать на большее. Я же хочу, прежде чем делать следующий шаг, убедиться в надёжности предлагаемого тобой средства.
*************************************************************** (Стр. 460.)
- Убалтывать не стану! – кокетливо состроила глазки Алина. – Даю на нынешний день честное слово. Но проверить на крепость между моих ног следует. Вдруг то… не то для твоего могучего «индикатора».
Иванов посмотрел на часы и сел на стол: - Ладно. Делай что хочешь. Однако держи ушки на макушке. Чтобы нас врасплох не застали.
- Не волнуйся, Сашенька. Всё будет нормально, - заверила Алина, садясь на табуретку около ног Иванова. Не торопясь она осторожно вытянула из ширинки его брюк туго накаченный «индикатор напряжения», с озорной улыбкой поводила по раскрасневшейся головке пальчиком, заставляя «индикатор» вздрагивать от каждого прикосновения, надела на него самый большой по величине презерватив и, обхватив его обоими руками, заглянула, улыбаясь, в возбуждённые глаза Иванова: - В самый раз он подошёл Сашенька. Как будто для тебя специально делали. Испытывать станешь на прочность между моих красивых ножек? Вставать мне в позу: «Бабушка моет руками полы»?
- Вставай! – шёпотом выдохнул Иванов.
Алина встала, упёрлась руками в табуретку и прогнулась.
Иванов, задрав на ней юбку, заголил её пухлый зад и, приставив свой «индикатор» к верхней дырочке шутит: - А сюда, Алиночка, заехать в гости можно?
*************************************************************** (Стр. 461.)
- Тебе, мой любимый, всё можно! – отозвалась Алина и сделала небольшой, достаточно резкий и сильный толчок задом навстречу «индикатору». «Индикатор» мягко проскользнул вглубь дырочки. Иванов отпрянул и шлёпнул Алину ладонью по голому месту: - Не шути так, Алиночка! Не дай Бог там что-нибудь повредиться. Неприятностей и стыда не оберёшься.
- А ты потихонечку. Не спеши. Осторожно. С разведкой! - засмеялась Алина. – Тебе необходимо на мне полный курс обучения пройти. Во всех дырочках погостить, обкататься. Чтобы потом хорошо уметь других обкатывать. Женщины, Сашенька, - такие любопытные создания, что им хочется познать и испробовать в сексе понемногу всего. Поэтому будь смелее с ней там, где она о том мечтает, но сказать напрямую стесняется. Смелость города берёт. Не бойся! В тюрьмах и колониях, судя по разговорам осуждённых, ещё никто никому ничего не порвал, не разворотил, не нарушил. Или были случаи?
- Не знаю. Не слышал, - ласково погладил ладонями Иванов кругленький зад Алины. – Но присказка есть типа: «Я тебе жопу на фашистский крест порву!». Значит, видимо, что-то бывает.
Иванов пристраивает свой «индикатор» между ног Алины, цепляется руками за её грудь и начинает совершать плавные телодвижения вперёд-назад. Алина плотнее сжимает свои бёдра, тесно обхватывая ими «индикатор». Через некоторое время Иванов прекратил движения, выпустил из рук грудь Алины и выпрямился: - Кажется резина лопнула. Не выдержала! – засмеялся он.
*************************************************************** (Стр. 462.)
Алина внимательно осмотрела «индикатор» и, освободив его из рваного плена, с улыбкой посмотрела в глаза Иванову: - Ход у твоего «индикатора», Сашенька, был слишком большой. А я слишком сильно ноги сжала. И очень маленьким свободный резиновый кончик оставила. Вот и лопнула резина. Заменим на другую. Ничего страшного.
- А когда ход большой?.. Это плохо? – взглянул на Алину вопросительно Иванов.
- Лично мне, - улыбнулась Алина. – Наоборот, это очень хорошо, Сашенька. Но и презерватив тогда нужен хороший. К сожалению, наши действительно для таких «индикаторов» и для такого темперамента слабоваты.
Алина надела новый, оставив резиновый кончик более свободным и прогнулась. Иванов с улыбкой пристроился, попросил Алину посильнее сжать ноги, вновь ухватился руками за грудь и не выпускал её до тех пор, пока не возникли мощные, приятно заколыхавшие весь организм, психо-эмоциональные всплески, закончившиеся обильным семяизвержением и расслабленным состоянием.
Выпрямившись, расправив юбку и взглянув на «индикатор», Алина, воскликнув: «Боженьки ты мой!», потянула Иванова к раковине: - Идём, Сашенька, немедля к крану. Надо не мешкая срочно мне привести твой «индикатор» в порядок. Иначе всё на пол выльется. Резинка с боку порвалась. Вот-вот совсем лопнет.
И лопнула! Правда, над раковиной. При попытке Алины осторожно снять её.
*************************************************************** (Стр. 463.)
4. С презервативом … - не секс, в рукавицах – не работа.
Приведя «индикатор» в порядок и почувствовав от своих прикосновений вновь нарастающее в нём напряжение, Алина впихнула его в ширинку брюк под трусы и с улыбкой посмотрела в глаза Иванову: - Скажи честно, Сашенька: понравилось или не очень?
- Подожди минуточку, - озабоченно вздохнул Иванов. – В первую очередь необходимо использованные «резинки» куда-то надёжно приховать. Пойду их из ведра в унитаз выкину и смою. Расслабляться нельзя. Любая мелочь может роковой оказаться.
Вернувшись из туалета с пустым ведром, Иванов сел за стол напротив Алины и, улыбаясь, развёл ладони: - Если честно, Алиночка, секс с презервативом не понравился. Недаром у мужиков есть такая присказка: «С кондоном не… секс, в рукавицах – не работа!». Да, было очень приятно. Но первый раз без «резинки» приятнее. Ощущение нежности было больше. И контакт живое с живым трогательнее, теплее, человечнее. С «резинкой» не то. Мне кажется, это почти то же самое, что одеть нам на руки резиновые перчатки, а на лица резиновые маски и в них обниматься, целоваться, ласкаться. Возможно я ошибаюсь, но по-моему, при резиновом сексе мужчине нет разницы куда женщине «заезжать»: вперёд ли, в зад, в руки, рот, между ног или титек. Суть то одна: трёшь-то резину. Наверное, прелестью в нём остаётся лишь то, что лежишь голым на голой женщине. Особенно если она для твоих глаз красива и привлекательна.
- Сашенька! – засмеялась Алина. – Лучше так, чем никак. Кроме того, тебе полезно в качестве, тренировки, опыта. А потом как захочешь, как твоей душе будет угодно, как решишь. Мне ведь тоже секс без «резинок» лучше нравится. Мой муж ими почти никогда не пользовался. В других семьях по-другому. Одни женщины ставят противозачаточные спирали и колпачки, другие – заставляют мужа пользоваться презервативами, а многие принимают противозачаточные таблетки.
*************************************************************** (Стр. 464.)
- Таблетки? – удивился Иванов. – Но ведь безвредных лекарств не бывает. Они же здоровью своему вредят.
- Вредят, - согласилась Алина. – Только что делать, скажи, если по социально-экономическим соображениям больше двух рожать не хотят, а муж «резиновый» секс не признаёт. Со спиралью тоже не всё так просто.
- Не знаю что делать, - нахмурился Иванов. – Однако принуждать жену пить таблетки ради своей сексуальной прихоти в любом случае жестоко. Пусть муж не за счёт неё, а за счёт себя ищет выход. Тем более, варианты для этого всё же имеются. Главное, было бы у него уважение к жене. И только.
Тяжко вздохнув, Иванов посмотрел на часы: - Пять минут пятого. Надо же как быстро время пролетело. Пора собираться, закругляться и топать на съём. Праздничный день твой со мной практически закончился. Осталось меньше двадцати пяти минут, Алиночка. Иди ко мне, попрощаемся. Посиди у меня на коленях. Позволь тебя перед долгим трёхдневным расставанием ещё разочек обнять, поцеловать, подышать ароматом роз, прикоснуться к твоим сказочным ножкам, груди, шеи, лицу, шелковистым волосам.
Алина села Иванову на колени и, целуя, прильнула к нему. Иванов, обхватив одной рукой Алину за талию, второй рукой расстегнул верхние пуговички на кофточке и блузке, поцеловал губы, шею и грудь Алины, зарылся лицом в титьки, опустил свою руку ей на бёдра и, гладя их, забрался под юбку.
- Сашенька! – шепнула Алина. – Только к вате не притрагивайся. У меня критический цикл начался.
*************************************************************** (Стр. 465.)
Иванов встал вместе с Алиной, обхватил руками её голый округлый зад и, крепко прижав к себе, стал гладить и ласкать его, попеременно касаясь своими ладонями спины и плеч, а губами вновь нежно целовать ей губы, лицо, шею и грудь.
- Всё же хорошо иметь такого любовника, - счастливо улыбнулась Алина. – Ты меня за девять месяцев обнимал, целовал и ласкал куда большее число раз, чем муж за последние десять лет. И не я одна такая лаской мужа обездоленная. А вот почему? Объясни мне как мужчина. - Не знаю, - улыбнулся Иванов. - Не задумывался. Скорее всего рефлекс привыкания срабатывает. И мы незаметно, шаг за шагом, перестаём друг для друга охотно стараться. Что же касается конкретно моего пламенного поведения относительно тебя, Алиночка, в рамках наших взаимоотношений… То, на мой взгляд, это связано не только с тем, что ты красивая, привлекательная, нежная, ласковая, притягивающая, нравишься мне и любимая мной, но и потому, что благодаря взаимным объятьям, поцелуям и твоей ответной, Алиночка, преданной любви ко мне, я не чувствую себя одиноким, никому не нужным и всеми заброшенным. По крайней мере, лично на моё трепетное отношение к тебе, второй фактор оказывает влияние сильнее первого. Кстати, четыре с половиной года назад мне уже приходилось испытывать нечто похожее в своей непутёвой сиротской жизни. У меня была девушка, с которой я несколько месяцев почти каждую ночь спал под одним одеялом. Засыпал в обнимку и просыпался в обнимку. Так мне было уютно с ней и на душе спокойно, легко, приятно…, словами не передать. Самое интересное, что просыпаясь, порой, среди ночи, я машинально ещё крепче обхватывал её, плотнее прижимался к ней и с чувством большего комфорта вновь сладко засыпал. То были на моей памяти самые счастливые ночки. Никогда раньше в обнимочку мне спать с девушками один на один не приходилось. Она, правда, всегда в халатике ложилась, без трусиков и лифчика… Но халатик почему-то постоянно расстегивался на её голеньком теле.
*************************************************************** (Стр. 466.)
- Неужели тебе, Сашенька, в двадцать два – двадцать три года секса с ней не хотелось? – недоверчиво, с удивлением посмотрела на него Алина.
- Хотелось! – засмеялся Иванов. – Иногда очень сильно, когда она на это исподволь специально провоцировала. В такие моменты «индикатор напряжения» зашкаливал, дымился. Однако сдерживал себя, не подавал вида. Дело в том, Алиночка, что она бы тогда в очень и очень нехорошую ситуацию попала и считала бы меня до конца дней своих лживым негодяем. В какую именно… - рассказывать не стану. Слишком много времени требуется. А кратко говорить о том не хочу. Боюсь. Не дай Бог и ты, ни за что - ни про что, начнёшь относиться ко мне, как к негодяю. Между прочим, в какой-то степени похожие истории я попадаю даже здесь на зоне. Ну вот, к примеру, представь: у нас с тобой одна тумбочка на двоих. Мы не друзья и не товарищи, а просто, так себе, случайные знакомые типа: «здравствуй – до свидание!». В твоей верхней половине тумбочки находятся твои продукты: печенье, пряники, конфеты, сыр, сало и так далее. В моей нижней половине тумбочки пусто, как в хорошо подметённом коридоре. Тем не менее ты разрешаешь угощаться, не стесняться. А я голодный. Рад каждому кусочку хлеба, включая в том числе такой, который ни кошка, ни собака жрать бы не стали. Но это тщательно скрываю. Так вот, с учётом сказанного, думаешь мне не хотелось взять у соседа по тумбочке конфетку, пряник, кусочек сыра или сала. Поверь! Очень иногда хотелось. Однако никогда не брал. Не брал даже тогда, когда хозяин этих продуктов гостеприимно уговаривал сделать такой шаг… Не бескорыстно втайне, конечно. А с надеждой, что в скором времени ему тоже от меня с лихвой обломится. Я ведь не курю, не чифирию, спиртное не пью. Такого товарища по кормушке выгодно иметь.
*************************************************************** (Стр. 467.)
О моём же сиротстве, детдомовском прошлом, отсутствии родных и близких и, следовательно, про невозможность получать денежные переводы, бандероли, посылки и передачи никто не знал. Я о том никому никогда не рассказывал, душу не открывал, не изливал И потому понимал: долго быть «товарищем по кормушке» не придётся. А раз так: к чему дурачком прикидываться? Зачем в чужую кормушку, как свинья, лезть? Вот и не лез ни к кому, и не лезу. Не хотел и не хочу быть свиньёй. Ни тогда на воле, ни сейчас в зоне. Наверное, именно поэтому у меня почти похожее отношение и к твоему здесь в лаборатории шкафчику с конфетами, пряниками, печеньем и чаем. До сих пор не было ни одного случая, кроме новогоднего твоего подарка, чтобы я что-то из этого шкафчика взял. Хотя прекрасно знаю: мои голодные рейды по твоим сусекам тебя бы только радовали.
- А часто ты, Сашенька, бываешь голодным? - тяжело вздохнув, прижимается Алина своим лицом к лицу Иванова.
- Смотря что под понятием «голодный» подразумевать? – неопределённо пожал плечами Иванов. – Если оценивать съедаемое по аминокислотному и витаминному составу, по содержанию микроэлементов – то каждый день голодный. А если по ощущению сытости – то сейчас редко. Приспособился. Я же к пище не привередлив. Плюс, каждый месяц на одиннадцать разрешённых рублей покупаю в зоновском магазине литр подсолнечного масла, килограмм маргарина. Пять килограмм пряников и печеньев, два килограмм карамельных конфет. Не курю, не чифирю. То есть, зря деньги на эту дурь не трачу. Работа у меня на заводе не тяжёлая. Раньше, да. Часто голодным был. Тяжёлая дармовая работа. На магазин денег не выходило. В столовой суп «ритатуй»: по краям перловка, а в середине… сочетание из трёх букв. Вода - водой! Всё растаскивалось и разворовывалось. Лишь хлеб как-то спасал. Недаром подмечено: хлеб и вода есть – голодным не будешь. Точнее: чувство голода не терзает.
*************************************************************** (Стр. 468.)
Причём самое забавное то, что чем честнее себя ведёшь, строже исполняешь правила внутреннего распорядка и добросовестнее работаешь, тем быстрее превратишься в зачуханного дистрофика и полуголодного шакала. А знаешь почему? Потому что наша страна – это не сообщество людей. Это стадо людей! Разношёрстное стадо людей. О котором даже говорить не хочется.
Иванов досадливо махнул рукой, крепко обнял и поцеловал Алину, застегнул ей на блузке и кофточке пуговички, вдохнул исходящий от неё аромат роз и вышел из лаборатории.
5. Первоапрельская шутка Алины.
С 18 марта в течении двух недель свидания Иванова и Алины проходили лишь утром. И то не более 10 минут. В связи с аварийным техническим состоянием обжиговых вагонок и угрозой из-за этого полной остановки печей, всех заводских сварщиков в количестве четырёх человек по распоряжению директора в срочном и безоговорочном порядке подключили к участию в капитальном ремонте обжиговых вагонок. Работа была грязная, пыльная. На 90 вагонках требовалось поменять ходовую часть, приварить новые металлические защитные фартуки взамен покореженных. Произвести футеровку вагонок огнеупорным кирпичом взамен осыпавшейся старой. Сварщиков постоянно торопили, подгоняли. Была поставлена задача: каждый день делать восемь вагонок. То есть, по две каждому сварщику. Ценили не качественный, а количественный показатель в работе. Иванов не приученный к тяп-ляпству успевал за смену отремонтировать одну вагонку. Другие успевали по две. Директор завода такой производительностью Иванова был недоволен. Публично объявил его лентяем и безответственным человеком. Предложил начальнику производства подготовить ходатайство на имя начальника колонии о строгом наказании нерадивого сварщика. От всего этого Иванов занервничал, психанул. Попытался ремонтировать вагонки абы как.
*************************************************************** (Стр. 469.)
Однако понимая, что такие вагонки через раскалённые 104 метровые печи прокатятся не более трёх десятков раз и через полгода развалятся, быстро успокоился, переделал свою халтуру и, чтобы не отставать в количественном отношении от других сварщиков, попросил начальника производства занаряжать его после первой смены дополнительно на вторую смену. В две смены Иванов проработал полторы недели до первого апреля. Уходил с завода в час ночи, приходил на завод в 7.30 утра. Алине из-за отсутствия подмены пришлось работать в выходные дни 24 – 25 марта и 31 марта – 1-го апреля. На всех своих 22-х отремонтированных вагонках Иванов вывел электросваркой на задних приваренных металлических фартуках крупными буквами свои инициалы и сказал директору, главному инженеру и начальнику производства, что указанные инициалы помогут рассудить: кто в чём был прав и неправ. Вслед за ремонтом обжиговых вагонок Иванову пришлось ещё почти целую неделю заниматься накопившимися сварочными ремонтными работами по заводу сантехнического характера. 1-го апреля утром Алина сказала Иванову, что ей предложено подать заявление на увольнение по собственному желанию. В противном случае её уволят за незаконную связь с осуждёнными. Иванов побледнел. Сел за стол, задумался и вздохнув отрицательно покачал головой: - Это ментовская провокация. Тут что-то не то. Тебя пугают. Вдруг на мякину клюнешь. И тем самым сама себя выдашь. Никто о наших интимных взаимоотношениях не знает. Это меня они могут запросто без всяких ясных оснований и объяснений куда угодно убрать. Тебя же без чётких доказательств увольнять по статье не станут.
*************************************************************** (Стр. 470.)
- Как же мне тогда поступать? – улыбнувшись, вопросительно взглянула Алина.
Иванов поднял на Алину глаза и, мгновенно всё поняв, смеясь, погрозил Алине пальцем: - Апрель – никому не верь! Сегодня первое число. Врёшь ты всё, Алиночка. Признавайся!
Алина, не выдержав, засмеялась и, подойдя к Иванову, прижала его голову к своей груди: - А если бы и в правду, Сашенька, уволилась? Как бы реагировал?
Иванов усадил Алину себе на колени, обнял за талию и ласково гладя под юбкой ей бёдра, промолчав, уткнулся в её грудь.
- Так как бы ты, Сашенька, реагировал? – обхватив нежно руками Иванова за шею и сильно прижавшись к нему, пытается допытаться Алина.
- Не знаю, покачал головой Иванов, не отрываясь от Алины, и тяжело вздохнул. – Наверное, переживал бы, если бы тебя действительно уволили за недозволенную связь с заключенным.
- А если бы уволилась по собственному желанию? – не отставала Алина.
Иванов приподнял голову, приложил к бархатным щекам Алины свои ладони, сдержанно вздохнул и с затаённой грустью улыбнулся: - Тоже, Алиночка, не знаю. Но скорее всего, если бы ты действительно сейчас уволилась по собственному желанию, сказал бы тогда себе две убаюкивающие горечь вещи типа: «Баба с возу – коню легче» и «Всё что Бог не делает – к лучшему!».
*************************************************************** (Стр. 471.)
6. Любовь за свой счёт дело трудное, особенно в неволе.
- Значит, ты мной не очень дорожишь, - с печальными нотками в голосе сделала вывод Алина. – Надоела я, да? Скажи честно.
Иванов нежно поцеловал Алину в губы и, весело глядя на неё, отрицательно покачал головой: - Нет, мой любимый кустик роз. Не надоела. Дело не в тебе. Во мне. Измотался я. Думаешь мне так просто быть рядом с тобой? Вот скажи, Алиночка. Ты когда-нибудь видела меня около себя небритым, немытым, замызганным, зачуханным, в грязном белье, мешковатой одежде. Даже если она рабочая спецовка в виде брезентовой робы сварщика?
- Не видела, - кокетливо строит глазки Алина.
- И не увидишь! – усмехнулся Иванов. – Потому, что в таком виде я к тебе никогда не подойду. Всячески подобного столкновения и подобной ситуации буду остерегаться, избегать. А если ты сама в такой момент ко мне подойдёшь, я согласен сквозь землю лучше провалиться, чем стоять напротив. Впрочем, ты такая же по характеру: всегда ухоженная. Хотя тоже тебе нелегко это даётся.
- Да, нелегко! – улыбнулась Алина. – Каждый день, благодаря и ради своего любимого Сашеньки, стараюсь быть на максимально привлекательной высоте. Раньше, до нашей первой встречи, меньше себе уделяла время и внимания. А после первой встречи, почувствовав, что влюбилась и интуитивно ощутив твою к себе тягу, меня как подменило. Все мысли были только об одном: Ещё больше понравиться тебе. Этой цели отдавала и отдаю все силы. И не жалею! Тем более что быть ухоженной, красивой, любящей и любимой очень приятно! А ты, Сашенька, по-моему, жалеешь.
*************************************************************** (Стр. 472.)
- Не жалею, - качнул головой Иванов. – Просто трудно в тюремных условиях и выполняя на производстве грязную работу на все 100 процентов быть чистым, опрятным, аккуратным. Тебе на воле и твоему мужу в этом плане на порядок легче. Работа не пыльная, не грязная. Большой выбор моющих средств, белья обуви, одежды. К вашим услугам стиральная машина с центрифугой, ванная, душ, парикмахерская, ателье, химчистка, магазины одежды, обуви, галантереи, парфюмерии, полноценное питание. А что в моём арсенале? Стыдно сказать. Почти ничего. Вдумайся: мыла хозяйственного на зоне норма в месяц 200 грамм и 100 грамм на производстве. Но это опять же нормы теоретические. Фактически в месяц мы получаем 170 грамм в зоне и 85 грамм на производстве. То есть, вместо 300 грамм всего 255. Нас даже, видишь, на мыле дурят, Мелочь, бесспорно. Однако попробуй имея 255 грамм хозяйственного мыла и больше ничего в течении месяца мыться, стираться. А стирать приходится трусы, майки, кальсоны, нательные рубашки, Носки, портянки, спецовку. Причём, многое не по одному разу, не по два, а по три, четыре, пять. Кроме того, я сам себе стираю свои простыни, наволочку, полотенце через каждые десять дней. Потому что отдашь в общую стирку хорошее постельное бельё, взамен можешь получить чужое: рваное, в пятнах, плохо постиранное, сырое. Но проблемы не только со стиркой. Порой сушить негде бельё после стирки. Ты, конечно, заметила, Алиночка, что наши слесаря и кочегары стирают и сушат своё нижнее бельё и верхнюю одежду здесь в котельной. Тут удобнее во всех отношениях. Но 12 человек на 1200 – это капля в море. Ну пусть ещё с полсотни-сотня наберётся тех, у кого имеется возможность «по блату» за чай или сигареты договорится в прачке, чтобы его бельё отдельно стирали. Остальные же 1100 знаешь как стирают? В умывальнике своего отряда. И то, если имеешь либо на время попросишь и дадут ведро или тазик. А если нет, то в общей бане под душевыми лейками. Сушат на улице, коль погода позволяет. Не позволяет – тогда развешивают на своих кроватях в жилой секции. Больше негде!
*************************************************************** (Стр. 473.)
А возьми бритьё? До знакомства с Ирой и тобой я брился, честно скажу, раз в три дня. Сейчас, почти год, бреюсь ежедневно. В принципе само бритьё дело простое, если есть чем бриться, если лезвие не старое, острое. А вот когда нечем, либо лезвие затуплено из-за много-многоразового использования?
- Бедненький! – засмеялась Алина. – Чего-то, значит, Боженька тоже сильно опасался, раз сотворяя мужчину решил пристроить ему на лице усы и бороду, из-за которых вам постоянно приходится бриться и бриться. - Да. Бритьё хлопот прибавляет, - согласился Иванов. – Но плохо и не бриться, не умываться, не чистить зубы, не стираться, не мыться. Начинаешь всё больше и больше, сильнее и сильнее чувствовать себя старым, неухоженным, зачуханным, опустившимся. К тому же, кроме внешних хлопот связанных с бритьём, нижним бельём, одеждой и обувью, свежестью тела и опрятным видом, ты и Ирочка придаёте мне немало проблем чисто внутреннего психологического свойства. Любовь моя к тебе, Алиночка, с боязливой оглядкой на начальство, на ментов, на заключённых и на Иру, держат меня в постоянном перенапряжении, спадающее лишь тогда, когда наступает суббота и воскресенье и вас обоих на заводе нет. Но опять же, в такие дни без тебя мне находиться в этой лаборатории, где всё-всё рельефно и отчётливо напоминает о тебе, ой как не хочется. Грусть невыносимая и чувство одиночества сразу душу и сердце охватывают. Я стараюсь в субботу, воскресенье и праздники тут подолгу не задерживаться. Сделаю анализы, запишу в журнал показатели и бегу отсюда как чёрт от ладана, берясь за какую-нибудь творчески интересную работу, помогающую отвлечься, не думать, не вспоминать о тебе.
Иванов тяжко вздохнул, замолчал и замер, обхватив Алину за талию.
*************************************************************** (Стр. 474.)
- Всё понятно, мой миленький любимый Сашенька, - улыбнулась Алина ласково прижавшись к нему. – Спасибо, что не надоела! Остальное исправимо. Учту. Не знала, не догадывалась, даже не задумывалась, глупышка, что непросто тебе даётся поддерживать передо мной свой божеский вид. Прости! Впредь подобное не повторится. Принесу тебе всё: и набор для бритья, и приличное нижнее бельё, и из качественной ткани одежду установленного образца, и нормальную обувь, носки, мыло. Обещаю: твоя любовь ко мне обременительной не будет.
- Моя дорогая Алиночка, - обхватив ладонями её лицо и внимательно глядя ей в глаза, твёрдо произнёс Иванов. – Сразу предупреждаю заранее: ничего от тебя не возьму. Станешь настаивать, настырничать, под разными предлогами подсовывать, хитрить – только поругаемся. Мужчина должен быть чистым, опрятным, аккуратным – вне зависимости от чьей-то прихоти, любви и доброты. Да и не нужна мне теперь ничья материальная помощь. До конца срока осталось год и три месяца. За прошедшие четыре года и девять месяцев приспособился к такой жизни. Привык. Самое трудное пройдено. Кроме того, я обо всём тебе поведал не из желания разжалобить твоё сердечко и облегчить свою тюремную жизнь, а чтобы ты лучше понимала всех здесь находящихся и снисходительнее относилась к нашему виду, к нашему поведению, к нашим взглядам и образу мыслей, причём, даже если перед тобой зачуханный, обтрёпанный, небритый заключённый. Поверь, любого человека запросто можно превратить в скотину, в свинью, если закрыть, образно выражаясь, под замок в свинарник. И никуда он не денется. Начнёт и писить, и какать сначала в один угол, потом гадить второй, затем примется за серединку. А далее махнёт на всё рукой и не станет на это обращать никакого внимание. И не я, и не ты, и никто исключением не окажется. Просто в зависимости от обстоятельств, способностей и характера, один окажется весь в дерьме быстрее, другой помедленнее.
*************************************************************** (Стр. 475.)
Глава двадцать вторая.
Места лишения свободы – это малюсенькое, но очень показательное отражение социального будущего у общества.
1. От тюрьмы, сумы и несчастного случая не зарекайся.
Кстати, я много раз подмечал твоё, Алиночка, нежелание говорить кое-кому из слесарей и кочегаров «здравствуйте» или «до свидание», а не то, чтобы приветливо улыбнуться. Между тем, двое из них сидят в тюрьме совершенно невинно. Это Николай и Виктор. Именно поэтому, а не в угоду красному словцу, существует народная присказка: «От сумы и тюрьмы не зарекайся!». Лишиться свободы, очутиться в тюрьме, точно так же, как стать жертвой несчастного случая, каждый может. В том числе и ты, Алиночка.
- За что? – улыбнулась Алина.
- За то, что улицу, например, в неположенном месте переходишь, - хитровато взглянул на неё Иванов. – Или такое не бывает?
- Бывает! – кокетливо состроила глазки Алина. – Но за это предусмотрен лишь штраф.
- Если без тяжких последствий, то да, штраф! – согласился Иванов. – Но если при переходе улицы в неустановленном месте пешеход создал аварийную ситуацию с тяжкими последствиями… - это считается не административным нарушением, а уголовным преступлением с карой вплоть до лишения свободы. То есть, потенциально, Алиночка, ты являешься уголовным преступником! А скажи по секрету ещё вот что: твой муж-прораб ведёт честный образ жизни или, пользуясь своим служебным положением, умудряется частичку социалистической собственности ухватить себе, прикарманить, если имеется возможность как в контроле за торговлей?
*************************************************************** (Стр. 476.)
- Не знаю, - улыбнувшись, пожала плечами Алина. – Он мне о том не рассказывает. И я не расспрашиваю.
- А ты что: маленькая? – усмехнулся Иванов. – Наивная девочка? Не в состоянии сама это понять с учётом его характера, оклада, сколько денег домой приносит, тебе отдаёт, себе оставляет, в заначках припрятывает. Как-никак больше десяти лет вместе живёте. За такое время любая жена по этой части, хочешь - не хочешь, в хорошего семейного бухгалтера и следователя превращается.
Алина явно мнётся.
- Скажи тогда одним словом, Алиночка, - засмеялся Иванов. – По законно заработанным средствам он живёт или нет?
- Нет, конечно, - засмеялась Алина. – Но он хитрый. В большие «дела» не лезет. По крупному ни с кем не связывается. Незнакомых… стороной обходит. Осторожный. Особенно как посадили начальника участка в их строительном управлении. У него «клиенты» на стройматериалы торгаши из магазинов, складов и баз, вкладывающие свои, сам понимаешь как, добытые денежки в постройку гаражей, дач и домов себе и близким.
- А ты, Алиночка, не боишься, что он может в тюрьме оказаться? – пытливо посмотрел на неё Иванов.
Алина отрицательно качнула головой и улыбаясь добавила: - Хотя всё может быть. Но особого беспокойства ни разу не возникало. В торговле и сбыте на АвтоВАЗе, судя по рассказам мужа, делишки покруче проворачивают. И ничего! Хватает посадить таких, кого посадить попроще.
*************************************************************** (Стр. 477.)
- Что да, то да! – кивнул головой Иванов вздохнув. – Процентов на восемьдесят сидят за ерунду. И сажают не на полгода - год, а на три-четыре года и даже пять – шесть лет. И всё же доля риска в поведении твоего мужа имеется. То есть он тоже, как и все в нашей советской социалистической стране, потенциальный уголовный преступник и в любой момент может оказаться в тюрьме. Кстати, интересно: тебе, Алиночка, и твоим детям чего-нибудь от его «левых» денег перепадает?
- Раньше не очень, - засмеялась Алина. – Когда родились дети – чуточку побольше. Сейчас, особенно последние полгода, готов на свои до последней копейки «левые» деньги любую мою прихоть выполнить. Видимо, глядя на себя в зеркало, на меня и на своих любовниц, стал мою красоту, привлекательность и стройность ценить куда выше, чем раньше.
- А он не догадывается, с чем связан расцвет твоей привлекательности, красоты и стройности? – засмеялся Иванов.
- Нет! – смеясь, закачала головой Алина. – Правда, в день «8 Марта», ему взбрело на ум в мой адрес по поводу моей внешности комплиментами разразиться и попутно, как бы в своё оправдание, удивление высказать: почему я раньше так приятно розами не пахла и столь заворожительно не выглядела? На что я ему в ответ сказала: «Здравствуйте! Спасибо милый муженёк! Наконец-то за последние восемь лет мою красоту вновь заметил. Прозрел! Значит не напрасно все восемь лет неустанно стремилась и старалась следить за собой!». Он промолчал. Упрекнуть-то было нечем! Дома перед ним я никогда в неприглядном виде не появлялась. Стеснялась, стыдилась. Мужчина же как-никак.
*************************************************************** (Стр. 478.)
- А он появлялся? – с любопытством взглянул Иванов на Алину. – Ты его неприглядным видела?
- Всякого видела, - засмеялась Алина. – Он своего любого вида не стесняется. Руководствуется принципом: что естественно, то не безобразно. Трусы-паруса на подтяжках собирается носить. Но в целом чистоплотный. Благодаря моим заботам и стараниям выглядит аккуратным. На работу отправляется представительным: обязательно в белой рубашке с галстуком, в отутюженных брюках, начищенной обуви. Начальник всё же. Впрочем, мне однажды пришлось с первой дочкой почти месяц в больнице пролежать. И за ним некому было присматривать. Итог: задержись я ещё на недельку в больнице, скорее всего он стал бы одевать из кучи грязного белья то, что почище. Совершенно к самостоятельности не приспособлен.
- Тяжела, наверное, твоя, Алиночка, семейная жизнь? – улыбаясь, качнул головой Иванов. – Двое малых детей, муж. Обстирать, накормить, убрать, собой заниматься. На работу ходишь.
- Трудновата, - вздохнула Алина. – Но справляюсь. Свыклась. Уже домашние заботы особо не тяготят. На работе, сам видишь, не ломаюсь. Скорее, отдыхаю. А когда ты в котельной появился: еду сюда как на свидание с любимым и чувствую здесь себя безумно влюблённой. Спасибо тебе за это, Сашенька!
Алина, обвив нежно руками шею Иванова, крепко прижалась к нему и, закрыв глаза, замерла.
*************************************************************** (Стр. 479.)
Иванов посмотрел на часы и похлопал её по плечу: - Всё, Алиночка. Вставай. Время нашего утреннего свидания истекло. Мне надо идти работать, несмотря на воскресный сегодня день. За две недели моего отсутствия сварочных неотложных работ накопилось выше крыши.
Поцеловав Иванова в губы, лоб, шею и снова в губы, Алина встала с колен Иванова: - Иди, Сашенька. И помни: я тебя жду, без тебя скучаю и рада твоему появлению в любой момент. Приходи: и грязный, и небритый, и в лохмотьях, и в рваных башмаках. Не стыдись. Ты мне дорог и мил всякий.
Иванов отрицательно покачал головой и улыбнулся: - Это исключено, Алина. Если я перед тобой в таком виде появлюсь, значит стал относиться к тебе не как к любимому человеку, а как к прислуге.
- Разреши мне тогда, Сашенька, хотя бы мыло тебе для стирки носить? – умоляюще взглянула Алина.
- Алина! –нахмурился Иванов и встал. – Давай не будем ругаться.
- Сашенька! – ласково взяла Алина за руку Иванова. – Ну как же без мыла?
- То раньше было плохо, - засмеялся Иванов. – Сейчас легче. У нас в зоне есть небольшой примитивный производственный участок от химзавода по расфасовке и упаковке в коробки стирального порошка. За счёт него и выкручиваюсь. И не только я. А ползоны. Там в день с 500 коробок по 10 килограмм порошка излишков создается. За неделю – 60 килограмм. За полмесяца – 120 килограмм. За месяц – 240. Излишки образуются за счёт недовеса в коробку 20 грамм. То есть, вместо 500 грамм в упаковке 480.
*************************************************************** (Стр. 480.)
Ты когда-нибудь, Алиночка, стиральный порошок в коробке взвешивала? Конечно нет! И другие также. Но если бы взвесила – получилось 500 грамм. Правда, вместе с весом коробки. Тем и кончилось бы. Не все же придают значение надписям: «Нетто», «Брутто».
Иванов обнял Алину, поцеловал и уткнулся носом в её шею: - Розами подышу. Заряжусь до вечера. Такой приятный запах.
- Ты тоже, Сашенька, всегда вкусно пахнешь, - ласково провела Алина по стриженой голове Иванова.
- И чем же, миленькая Алиночка? – шепчет Иванов, заглянув ей в глаза.
- Твоё лицо, Сашенька, шея и волосы пахнут свежем нежным копчёным окороком, - засмеялась Алина. – Как будто около костра ночь провёл. А одежда – густым табачным дымом, словно после пожарища.
- Вполне возможно, - улыбнулся Иванов. – Хотя сам я этого не чувствую. На табачно-махорочный дым, увы, давным-давно нюх потерял. Не замечаю его. В нашей жилой секции из 54 человек только шесть некурящих. Живём в настоящей коптильне. Особенно в зимнее время. Да и в это. Все курят в секции. На улицу никто не выходит. Холодно, сыро. Порой всё как в тумане сизом.
*************************************************************** (Стр. 481.)
- А ты попроси их, чтобы не курили, - смотрит Алина удивлёнными глазами на Иванова. – В табачном дыме жить же невыносимо. Тем более некурящему. Вреднее чем курящему.
- Бесполезно просить Алиночка, - усмехнулся Иванов, сделав отрешённый жест рукой. – Да и глупо. Не станет группа в 48 человек выходить курить в плохую погоду на улицу или в грязную, холодную, плохо оборудованную курилку ради шести некурящих.
Алина, недоумевая, закачала головой: - А курить неужели правилами разрешается в спальнях?
- В тюрьмах разрешается, - кивнул головой Иванов. – Там ведь сидишь под замком в камере. Никуда не выйдешь. То вообще кошмар. Особенно, когда одно окно размером метр на метр и форточка с кирпич. Да даже если два окна в камерах побольше, где и людей набьют в два раза больше. В тюрьмах, Алиночка, все окна почти полностью закрыты металлическими решётками, жалюзями, и «намордниками». Вентиляции, практически никакой. Я в некоторых из них оказывался один некурящий на 20 – 30 – 40 курящих. А находишься там не день и не два. А по три – шесть месяцев. И даже по году! А в так называемых «отстойниках», «стаканах» или «автозаках», если некурящий, ужасно вдвойне. Мне ещё повезло. Пробыл в таких камерах лишь шесть с половиной месяцев. Из них четыре месяца в Самарской тюрьме, полмесяца в Сызраньской, полтора месяца в КПЗ Большечерниговского РОВД и полмесяца в КПЗ Куйбышевского УВД. Впрочем, везенье это относительное. Повезло лишь в том, что не подох и болезней органов дыхания чудом избежал. Но всё равно страшный, очень страшный кашель был. А подох бы, всё списали бы на сердечную недостаточность. В зоне попроще, бесспорно. Некурящему дышится легче.
*************************************************************** (Стр. 482.)
Только легче не намного. Формально, в соответствии с правилами внутреннего распорядка, курить в жилых секциях колоний категорически запрещено. Если менты словят, могут наказать. Но, во-первых, всех в тюрьме курильщиков приучили курить в камерах, не обращая внимания на некурящих. Во-вторых, к каждому курильщику мента не приставишь. И в-третьих, курильщики правильно делают. Скорее всего, я бы тоже, будь курящим и живя среди курящих, курил в жилой секции, а не выгонял себя курить в грязный туалет, в грязную необустроенную курилку либо на холодную улицу под дождь, ветер и снег. Просьбами, запретами, наказаниями тут ничего не добьёшься. Нужен иной подход и иной тип мышления в первую очередь у руководства государства и руководства правоохранительной системы. С них следует начинать, а не с заключённых. Ведь проблема, в конечном счёте, касается и затрагивает не только и не столько меня, сколько всех нас некурящих вместе взятых: от грудных до самых-самых пожилых. Поскольку вся эта послетюремная неуправляемая рать курящих, приученная не считаться с интересами окружения, вольётся в жизнь не чужой, а своей страны. Будет обитать среди своих детей, жён, родных и близких. Находиться рядом с нами в общественных местах, включая замкнутые малые пространства. Например: в поездах, электричках, будучи приглашёнными на свадьбы, дни рождения и прочие торжества. Интересно, Алиночка: а твой муж курит?
- К сожалению, курит, - кивнула головой Алина. - Курит, правда, строго на кухне, в специально оборудованном для себя уголке с вытяжкой. Я настояла, подключив детишек. Меня одну не слушал тогда. Привык в студенческом общежитии в комнате курить. И потому не горел особым желанием думать о том, каково мне и детям. Чуть что, ссылался на газовую плиту, при работе которой вредных веществ выделяется куда больше, однако никто из мужчин не выгоняет жену пользоваться газплитой на улице или балконе. Сейчас другое дело. Что не скажу – повторять не приходится. Моя красота – самое действенное против него оружие. Тем более мои просьбы разумные и дельные, а не прихоть и каприз.
*************************************************************** (Стр. 483.)
- А против меня, Алиночка? - улыбнулся Иванов. - Твоё какое самое действенное оружие?
- Не знаю! – засмеялась Алина. – Когда тебя долго нет, я вообще в растерянности. Начинаю в памяти искать и перебирать чего не так могла сказать, сделать, чем обидеть. Одно скажу: тебя, Сашенька, лишь красотой не удержишь. Кроме неё нужна в глазах собачья верность, преданность, искренность, любовь, открытость, уважительность. А в поведении – сдержанность на людях и чтобы оно не угнетало, не сковывало твою душу, не мешало учёбе и работе. Наоборот, помогало!
- А моё какое самое действенное оружие против тебя, Алиночка, - улыбнулся Иванов.
- Когда внезапно становишься хмурым, вздыхает Алина. – И в твоём уме начинает быстро созревать непроизвольный порыв уйти из лаборатории. Для меня это самое суровое и мучительное наказание, которое продолжается до тех пор, пока ты не появишься опять в лаборатории.
- Не знал. Прости, Алиночка! – нахмурился Иванов. – И поверь, честное слово: во мне ни разу не вспыхивала мысль типа: «Ах, ты так? А я вот так тогда!». Скорее всего, желание уйти возникало из-за потребности успокоиться после чего-нибудь неприятного. Только и всего!
Иванов посмотрел на часы: - Пора. Пойду. Вот-вот менты могут сюда заглянуть. А сегодня они заглянут обязательно. Да не один раз. Ты из женщин одна сейчас находишься в промзоне. И мне бы не хотелось попасться им на глаза рядом с тобой в воскресный день. Надеюсь, ты понимаешь почему?
*************************************************************** (Стр. 484.)
Алина, улыбнувшись, кивнула головой.
- Спасибо, Алиночка! – улыбнулся в ответ Иванов и вышел.
2. Первым делом «самолёты», а о девушке, о девушках потом!
В конце апреля в обжиговый цех потребовался слесарь по ремонту контрольно-измерительных приборов и средств автоматики. Прежний слесарь КИПиА освободился условно-досрочно. Иванов, узнав об этом, пришёл к главному технологу Юрченко Дмитрию Ивановичу, в чьём подчинении находился обжиговый цех, и предложил свою кандидатуру. Главный технолог не возражал, прекрасно понимая, что лучшего не найдёт. Директор завода, главный инженер и начальник производства тоже считали кандидатуру Иванова на место слесаря по контрольно-измерительным приборам и средствам автоматики наиболее удачной и подходящей. Колебался лишь начальник котельной Епанешников. Ему и хотелось, и не хотелось отпускать из котельной Иванова. Хотелось главным образом потому, что все слесаря и кочегары перестали обращаться к начальнику котельной за советами, как раньше, если возникала какая-нибудь неполадка, неясность и неувязка в работе. Им проще было обратиться к Иванову, который в любой момент: и днём, и ночью, быстро и оперативно оказывался способен квалифицированно подсказать. как быть и что предпринять. Зная некоторые особенности в психологии начальника котельной, Иванов первое время не давал советов, отмалчивался, посылал всех к нему. Однако почувствовав вскоре отчуждённость к себе коллектива котельной и услышав в свой адрес нелестные высказывания по поводу такого своего поведения, отказался от несвойственной своему характеру тактики действовать в угоду начальнику, не считаясь с производственными интересами коллектива. И с той поры охотно рассказывал, показывал, а при необходимости активно помогал решать возникшие неполадки.
*************************************************************** (Стр. 485.)
Сразу же после разговора с главным технологом, Иванов стал ждать в котельной появление. Епанешникова. Он хорошо понимал как важно первому всё сказать самому, чем об этом начальник котельной узнает от кого-то. Да, не дай Бог, раньше Иванова поделится новостью с Алиной. Алина непременно потеряет контроль над собой и выдаст себя. Как только Епанешников появился в котельной, Иванов, с заранее подготовленным заявлением на имя начальника колонии о переводе работать слесарем КИП в обжиговый цех, поднялся с ним в его кабинет.
- Александр Фёдорович! – обратился Иванов к нему. – Вы человек деловой и любите вести разговор по-деловому. Поэтому, прочитав бумажку, которую я сейчас положу перед вами, позвольте мне высказаться, и только потом принимайте решение.
- Хорошо, - внимательно посмотрел на Иванова начальник котельной и взял поданное заявление.
Прочитав, Епанешников насупился, довольно долго о чём-то думал, а затем, подняв глаза, кивнул головой: - Говори. Я слушаю.
- Первое, - волнуясь произнёс Иванов. – Через год я всё равно освобождаюсь и придётся искать замену. Второе. Все основные важные работы в котельной сделаны и осталась лишь обычная рутинная, малоинтересная работа, которую выполнит любой специалист средней квалификации. Третье. Если возникнет необходимость в важных сварочных работах, вы прекрасно знаете: вам два раза просить меня не придётся.
*************************************************************** (Стр. 486.)
Четвёртое. Поскольку я буду работать слесарем по контрольно-измерительным приборам и автоматике, то вся автоматика и контрольно-измерительные приборы в котельной тоже войдут в круг моих обязанностей. Пятое. Обязуюсь научить Копылова подменять лаборантку Алину. Шестое. Из-за плохой работы обжиговых печей, кирпич имеет низкое качество, большой процент брака на выходе. Там велики потери тепла, а значит излишний расход газа. И седьмое. Я много раз был на печах и возле печей. Часто со слесарями-газовиками занимался ремонтом газовых горелок, приглядывался к работе обжигового цеха, и твёрдо уверен, что сумею в нём многое изменить в лучшую сторону.
- Ладно. Не стану возражать, - чуть поколебавшись принимает окончательное решение начальник котельной и пишет на заявлении Иванова слово: «Не возражаю». - Но учти, Александр Сергеевич. Пока не найду газоэлектросварщика, придётся тебе как-то совмещать обязанности сварщика котельной с обязанностями слесаря по КИПу в обжиговом цехе. Сам пойми. Котельную и всё сантехническое хозяйство завода не оставишь без сварщика.
- Понимаю, Александр Фёдорович, - кивнул головой Иванов. – Обязательно сегодня вечером вывешу на стенде у столовой броскими буквами объявление: Требуется в котельную завода газоэлектросварщик. Обращаться к бригадиру котельной Копылову в 6 отряд, 61 бригаду. Я всех желающих, Александр Фёдорович, лично сам проверю на профессионализм.
*************************************************************** (Стр. 487.)
- Значит, будем считать вопрос решённым, - улыбнулся Епанешников, отдав Иванову заявление. – Если какие-либо возникнут трудности, всегда подходи. Буду рад помочь.
Иванов и Епанешников вышли из кабинета. Иванов зашёл в кладовку к бригадиру Копылову. Начальник котельной спустился вниз.
Обсудив с Копыловым все вопросы, Иванов направился в лабораторию к Алине. Около двери он остановился. В сильно затрепыхавшемся сердце возникло тревожащее душу волнение. Постояв и немного успокоившись, он постучал в приоткрытую дверь и, несмело перешагнув порог, замер с нерешительным видом, боясь встретиться со Алиной взглядом.
- Сашенька! Что случилось? – подошла к нему встревоженная Алина и взяла за руку.
- Ухожу… точнее, перехожу из котельной работать в обжиговый цех, - с печальными нотками в голосе объяснил ситуацию Иванов и подал Алине заявление.
Алина, прочитав бумагу, внимательно посмотрела на Иванова и, поняв что это так, что он не шутит, безвольно опустив руки и плечи, застыла. Из её широко раскрытых глаз внезапно потекли слёзы.
Иванов растерялся. Не зная, что предпринять, как успокоить Алину, сел на табуретку и, виновато опустив голову, сжался в комочек. Невыносимая жалость к скорбно сникшей и плачущей любимой Алиночке охватило его. Из глаз тоже неудержимо закапали слёзы.
*************************************************************** (Стр. 488.)
Алина, увидев сбегающие с лица Иванова слёзы, мгновенно опомнилась, подскочила к нему и прижала его голову к своей груди: - Прости, Сашенька. Прости миленький. Не плачь. Поступай так, как считаешь нужным. Не обращай на мои слёзы внимания. Не расстраивайся. Это слёзы эгоистки, нежелающей лишиться красивой вещи. Одно только скажи: чем я тебе не угодила? Что делала, либо сделала неправильно и ты решил таким способом отделаться от меня. Ведь это конец нашим отношениям. И мне трудно поверить в непонимании твоим аналитическим умом такого неизбежного пути развития ситуации.
- Алиночка. Розочка ты моя любимая! Успокойся, пожалуйста, – усадил её себе на колени Иванов. – Никакой твоей вины в моём таком поступке нет. Я просто хочу иметь интересную творческую работу. А здесь, в котельной, такой больше не имеется. Точнее: они имеются, но обставлены бюрократическими инстанциями надзора столь непреодолимыми препонами, что реализовать на практическом уровне ни одну из них не удастся. Пример тому, бестолково круглосуточно работающие вентиляторы, подающие воздух к газовым горелкам. Выполнять же только однообразную рутинную работу типа твоей, связанную с анализами воды, зарядкой фильтров, либо моей: отрежь - привари , я не против и готов лишь в том случае, если лучшей работы нет, а работать надо. Про всё остальное, о чём ты с обидой сказала, тем паче нет смысла разглагольствовать. Ты же прекрасно знаешь и чувствуешь: я люблю тебя. Да, не спорю. Встречаться нам станет сложнее и подозрительнее. В то же время, мой добровольный уход из котельной уничтожит почву для сплетен о каких-то наших особых отношениях. Избавит меня от страха за тебя и нервных снов, где монстры-менты ловят нас за интимными делами. Ну и в конце-концов… Я же не покидаю котельную. Контрольно-измерительные приборы и автоматика так и остаются на моих плечах. Мыться после смены опять же буду приходить в котельную. То есть, при желании, мы всегда сможем повидаться.
*************************************************************** (Стр. 489.)
Алина отрицательно качнула головой: - Не успокаивай меня, Сашенька. Я слишком хорошо знаю тебя. Это всё! На новом месте ты весь уйдёшь в работу и забудешь о моём существовании.
- А ты напоминай о себе, - улыбнулся Иванов – Не позволяй себя забыть.
- Бесполезно, - вздохнула Алина. – Твои сексуальные инстинкты сильны лишь тогда, когда твоя голова не загружена творческими муками. Более-менее я смогу успокоиться и терпеливо относиться к своей участи только если ты, Сашенька, твёрдо пообещаешь подарить мне мальчика.
Иванов, слегка нахмурившись, задумался, затем, ласково обняв и прижав к себе, нежно поцеловал Алину. - Хорошо, моё весеннее солнышко. Обещаю! Но, запомни, лишь вот на каких условиях: не торопить меня с этим, не напоминать, не провоцировать к этому. Я всегда буду помнить о своём обещании и как только во мне все излишние тревоги, страхи и волнения улягутся, его обязательно выполню.
- Спасибо, Сашенька! Миленький ты мой! – целует Алина губы, лоб, щёки и шею Иванова. – Условия принимаю и тоже обещаю их выполнить, чего бы это мне не стоило. И всё же имей ввиду следующее: при возникновении потребности в сексуальной разрядке, заходи ко мне, не стесняйся. Ты же сам говорил, что с любимой Алиночкой секс на порядок приятнее секса с «Дунькой Кулаковой».
*************************************************************** (Стр. 490.)
- Не отказываюсь. Говорил, - усмехнулся Иванов. – Однако с «Дунькой Кулаковой» на три порядка чувствуешь себя спокойнее: нет страха, что менты с ней поймают. А это порой куда весомее фактор.
Иванов посмотрел на часы: - Ого! 12.15. Всё, Алиночка. Встаём. Иначе опоздаю в столовую на проверку и обед. Постараюсь прийти перед съёмом. Раньше не смогу. Забот куча. В разговоре с Ирой о моём переходе работать из котельной на обжиг, постарайся вести себя сдержано. Сожалей, но без ярких эмоций. Скажешь узнала от Епанешникова.
Иванов обнял Алину, прижал к себе, поцеловал, вдохнул аромат роз, подержался за её зад, грудь, вновь поцеловал и, сказав: «Не обижайся Алиночка. Я люблю тебя!» – вышел из лаборатории.
Возвращаясь после обеденного перерыва в котельную, Алина зашла по пути на обжиг, посидела полчаса в дежурном помещении, поговорив о разном с 48-милетней обжигальщицей Таней, прошлась с ней вдоль двух стометровых обжиговых печей, поприсутствовала при проталкивании в них вагонок с кирпичом-сырцом и, оставшись недовольной неприглядностью увиденного, ушла в котельную.
Иванов не заходил в лабораторию к Алине всю неделю, если не считать коротких десяти минут, которые он побывал у неё перед съёмом с работы 28 апреля по случаю предстоящих у Алины длинных выходных с 29 апреля до 3 мая в связи с Первомайским праздником. Тем не менее она была в курсе всего, чем он занимался и непременно заходила к обжигальщице Тане на часок поболтать.
*************************************************************** (Стр. 491.)
В течение всего этого периода до 3 мая Иванов занимался поиском подходящего сварщика для работы в котельной, обучал бригадира Копылова обращению с фильтрами и проведению анализов проб воды, изучал технологический процесс обжига лицевого кирпича, знакомился с устройством обжиговых печей и установленного на них оборудования.
3-го мая утром Иванов зашёл в лабораторию повидаться с Алиной. Ничего не сказав друг другу, они долго целовались, обнимались, прижимались, счастливо улыбались. Лишь шаги Копылова, поднимающегося по лестнице, вернули обоих к действительности.
Посмотрев на часы, Иванов выпустил из объятий Алину: - Пойду. Схожу на обжиг, - улыбнулся он. – При первой же возможности зайду опять к тебе. Соскучился. Поговорим. И ещё вот что. За фильтры не беспокойся. Копылов с ними справляется. Там на задвижке висит плакат, где нарисованы фильтра, нанесена запорно-регулирующая арматура и указана последовательность исполнения операций. Пусть висит. И номерки на задвижках и вентилях пусть висят. То я для Копылова специально сделал. Без этого плаката мне пришлось бы долго над ним шефствовать. Путается. А вот с проведением анализов совсем плохо. Никак понять не может, что к чему. Но ничего. Научу. И Москва не сразу строилась. Ты тоже, Алиночка, при каждом удобном случае зови его, рассказывай, показывай. Хорошо?
Алина отрицательно качнула головой: - Не хочу, Сашенька. И не буду. Пока ты ко мне приходишь, у меня в лаборатории с понедельника по пятницу ему делать нечего. В субботу и воскресенье, когда я на выходных, пусть. Мне, честно говоря, стоять около него противно. От спецовки такая вонь… Мужик называется. Хуже козла.
*************************************************************** (Стр. 492.)
- Алиночка, - нахмурился Иванов. – Зря ты на него взъелась. Мужик он неплохой. Смекалистый. Опрятный. Ежедневно после работы под душем с мылом моется. Одежда чистая. А спецовка, согласен, грязная, вонючая. Но он же целый день то в колодцах, то в траншеях, то по разным затхлым тёмным углам и закоулкам ковыряется без устали за рядового слесаря. Это Валяйкин дальше котельной старался не выходить. Боялся руки запачкать. А Копылов настоящий работяга, как и я. Ему, чтобы в чистой спецовке ходить, надо хотя бы через день её стирать. Особенно то, что надевает под низ спецовки. Так как склонен к повышенной потливости, тем более, когда на улице жарко. Впрочем, я с ним на эту тему деликатно поговорю и всё образуется.
- Не уговаривай меня, Сашенька! – просит Алина. – Приручится сюда запросто захаживать, нашим встречам он будет тогда сплошной помехой. Не люблю и не хочу, чтобы ко мне осужденные заходили. Это мой женский уголок в мужской среде. Я и Валяйкина в этом плане не жаловала.
Иванов улыбнулся: - Теперь мне понятно почему очень много сплетен в котельной и в отряде было после того, когда я стал вхож в твой женский отгороженный уголок. Ладно, Алиночка. Научу сам. Не горит! Понарисую схем последовательных пооперационных действий, и в твои выходные дни пусть по ним тренируется под запись в конспект что и как делал. Освоит, неправда. Не логикой, так дрессировкой.
Иванов посмотрел на часы: - Всё. Пойду, Алиночка. Не грусти. Я люблю тебя!
Иванов сладко поцеловал Алину и вышел.
*************************************************************** (Стр. 493.)
3. Упрёки Ире, высказанные Ивановым в канун праздника «Дня Победы».
8-го мая Ира, забравшись на обжиговую печь, попросила Иванова, менявшего там провода к термопарам, зайти к Алине в два часа дня.
- Зачем? – поинтересовался он с явным нежеланием этого делать.
- Саша! – умоляюще заглянула ему в глаза Ира. – Приходи. Мы хотим поздравить тебя с Днём Победы над фашистской Германией.
- С какой стати меня? – усмехнулся Иванов. – Я в войне той не участвовал. Родился 15 июля 1945 года через два месяца после Победы. То есть, к Победе никакого отношения не имею. Победителем никогда себя не чувствовал и чувствовать не буду. А вот пленным чувствую себя частенько. Поздравьте-ка вы лучше фронтовиков. Хотя, опять же, какие они, к чёрту, Победители, - отмахнулся жестом руки Иванов. – Тоже пленные. Тоже, по сути, заключённые. И тоже, по сути, находящиеся в исправительно-трудовой колонии общего режима, но общесоюзного масштаба, именуемой, красивая и милая Ирочка, Союзом Советских Социалистических Республик, в которой находящиеся у власти новоявленные политические и идеологические алхимики ХХ века, манипулируя социальными идеями и лозунгами, пытаются с помощью кнута, труда и пряника пропитать население нашего огромного государства золотой краской. А не желающих по тем или иным причинам окрашиваться в позолоту, под конвоем вооружённых слуг отправляют в охраняемые тюрьмы и зоны на жёсткое принудительное обронзовение, раз по другому не получается. Ну а если кто в тюрьме или зоне окрашиваться даже в бронзу не собирается, тех наши доморощенные алхимики, чтобы скрыть свою беспомощность, пытаются облить бронзовой краской в спецлагерях для «трудных», либо сгноить в карцерах, штрафных изоляторах, в помещениях камерного типа и «крытых» тюрьмах с «пресс-хатами».
*************************************************************** (Стр. 494.)
- Сашенька! Дорогой! – с умоляющими глазами попыталась уговорить его Ира. – Я тебя очень-очень прошу. Ну пожалуйста, приди.
- В два часа не смогу, - отрицательно качнул головой Иванов. – Мне снять с себя спецовку необходимо, помыться под душем от пыли, пота и грязи. Переодеться в чистое. Вы в три часа пойдёте домой. У меня же, праздник - не праздник, полный рабочий день до полпятого. Что? Опять переодеваться? Или предлагаешь мне слоняться в чистом, как неприкаянный, в тот момент, когда дел по горло?
Ира обиженно опустила голову.
- Ой! Одна морока мне с тобой, Ирочка, - вздохнул Иванов. – Ну чего ты обижаешься. Свои трогательные губки надула. По-твоему, я должен всё бросить, оставить до завтра на произвол горящей печи провода… А посмотри их сколько! И идти к вам за поздравлениями, которые не заслужил. Разве не так получается?
- А в какое время сможешь прийти, скажи? Мы подождём, - виновато опустила голову Ира и стеснительно добавила. – Пойми, Саша. Два месяца, с 7-го марта, мне не удаётся с тобой повидаться. Ты весь в делах, заботах. Всё тебе некогда. Не подступиться. А говорил, что любишь меня.
- Такое я не говорил, - нахмурился Иванов. – Говорил лишь, что нравишься, красивая, милая, стройная. И до сих пор красивая, милая, стройная, благородная. Очень нравишься мне. И хотел бы иметь жену с подобным набором человеческих качеств.
*************************************************************** (Стр. 495.)
Увы, кто ты в своих глазах, в глазах своих родственников, друзей и знакомых? И кто я, опять же, в твоих глазах, в глазах твоих родственников, друзей и знакомых… Надеюсь, прекрасно сама понимаешь: уголовник, неуч, БОМЖ. Тяжело это осознавать и чувствовать. К сожалению, образно говоря: сытые голодных не уразумеют! И ты в том числе, Ира. Поэтому честно скажу: не хочется мне куда-либо идти переливать из пустого в порожнее. Однако, ладно, приду в два часа раз просишь. Обещаю. Всё. Иди. Слезай с печи пока не передумал. Здесь пыль, духота и гарь невыносимая. Дышать нельзя. Не порть себе своё здоровье из-за бездомного. Посмотри повнимательнее, какой я чумазый, мокрый от жары, в неприглядной одежде. Если меня с тобой таким на свободе увидят, никто не позавидует тебе. И самой стыдно будет перед всеми. Ты же гордая!
Ира промолчала. Иванов проводил её до лестницы, дождался, когда она с печи спустится, и вернулся к работе.
В два часа дня Иванов чистым и опрятно одетым поднялся по лестнице в лабораторию к Алине. Ира и Алина сидели за столом. Сдержанно поприветствовав Алину, Иванов сел на придвинутую ему Алиной табуретку и улыбнувшись попросил её не поздравлять его с Днём Победы.
- Не буду, - засмеялась Алина. – Мне Ира о твоём, мягко говоря, нестандартном, отношении к этому празднику всё рассказала. Но в любом случае, побудь с нами. Посиди. Поделись своими впечатлениями о новом месте работы. Не жалеешь ли, что сбежал туда. Лично мне и Ире обжиговый цех не нравиться. Мы всегда его стороной обходим. Порядка мало. Пыль. Пекло. Гул вентиляторов и газовых горелок. Сильная концентрация угарного газа. Вверх глаза поднимешь – сизое марево. А ты, Сашенька, в довершение ко всему на самом верху под потолком провода прокладываешь. Себя гробишь. Тебе надо? Год сидеть осталось! Там же ад!
*************************************************************** (Стр. 496.)
- Да, сейчас там ад! – усмехнулся Иванов. – Потому что никому ничего не надо. Причём самое поразительное то, что на этой заключительной технологической операции коллектив завода теряет из-за бездарности некоторых руководителей до 30% своих усилий. Твоя, между прочим, Ирочка, в том тоже огромная вина. Будь я хозяином этого завода, уволил бы тебя с должности начальника ОТК в течение трёх дней пребывания завода в моей собственности. Впрочем, нет не уволил. Пожалел бы за красоту и привлекательность. Перевёл бы на другую работу, сохранив тебе тот же оклад. - И на какую же? – улыбнулась Ира.
- Предложил бы тебе стать моим секретарём, - засмеялся Иванов.
- А если бы я не согласилась? – отрицательно качает головой Ира.
- А где бы согласилась? – улыбнулся Иванов. - Где бы потянула с учётом своего высшего образования?
Ира пожала плечами.
Иванов развёл руки: - Я тоже так думаю, что нигде. Значит, уволил бы, с превеликим сожалением.
Алина налила в стаканы чай, один стакан поставила перед Ивановым и положила рядом на листик бумаги большой плоский пряник: - Это тебе, Сашенька. Тульский пряник с малиновым вареньем от Иры и в шкафчике такой же от меня на завтра.
*************************************************************** (Стр. 496.)
- Спасибо, Ирочка, и спасибо, Алиночка! – благодарно закивал головой Иванов. – Только без вас сам на сам я их есть не стану.
- А мы это знали! – засмеялась Алина. – И купили аж четыре пряника. Тебе два и себе по прянику. Так что будем все пить чай с пряником.
Алина отломила кусочек пряника, съела запивая чаем и, улыбаясь, подняла глаза на Иванова: - А меня уволил бы?
- Если бы Ирочка отказалась от места секретаря, - улыбнулся Иванов. – Предложил бы тогда тебе это место.
- А если бы отказалась? – улыбнулась Алина.
Иванов развёл руки: - Пришлось бы тогда оставить лаборанткой. Но обязательно сократил бы в первой смене кочегара. Зачем днём, скажи на милость, двух кочегаров на котлах с газовым топливом, коль всю смену в котельной, кроме них, находится бригадир, лаборантка, слесаря. То есть, дневная смена, обслуживающая котельную, так бы и осталась состоять из двух человек. Просто один бы выполнял функцию кочегара, а второй – лаборанта и который в экстренных ситуациях был способен оказать помощь кочегару.
- В принципе разумно, - согласилась Алина.
- Саша! – обратилась к Иванову с озабоченным видом Ира. – А что конкретно тебе не нравится в моей работе на посту начальника ОТК?
*************************************************************** (Стр. 497.)
- Ай! – отмахнулся жестом ладони Иванов. – Говорить даже не хочется на эту тему. Всё не нравится. И в первую очередь низкое качество кирпича. Большой процент брака.
- А я-то при чём? – удивлённо пожала плечами Ира невинно улыбнувшись. – Ты же видишь, какое здесь никудышное оборудование, кто на нём работает и как. Что я могу сделать и каким образом вас заставить добросовестно трудиться, если этого не в состоянии добиться от большинства из вас администрация колонии, имеющая в своём распоряжении в качестве средств принуждения солдат с автоматами и собаками, холодные и голодные штрафные изоляторы, возможность лишать любого права пользоваться магазином, получать посылки и передачки от родственников, иметь с ними свидания. Даже привлекать к уголовной ответственности за злостное неповиновение законным требованиям и тем самым увеличивать сроки лишения свободы.
- О! Ты ещё, Ирочка, не всё сказала, - засмеялся Иванов. – Сейчас начальство Главного Управления исправительно-трудовых учреждений пытается добиться принятия закона, согласно бы которому время пребывания в штрафных изоляторах и в помещениях камерного типа не засчитывалось в отбытый срок. Причём весь ужас состоит не только в том, что невинного человека можно будет держать в тюрьме пожизненно, но и в том, что за принятие такого закона ратуют практически все сотрудники исправительно-трудовых учреждений Советского Союза и высшие чины МВД СССР, вплоть до министра Щёлокова Николая Анисимовича. Впрочем, тебе, Ирочка, несмотря на твоё высшее образование, этого не понять. Ты даже в упор не видишь того, что как раз-то абсолютное большинство из нас, несмотря на копеечную зарплату, на рабское отношение к нам, плохую кормёжку и бытовые условия, трудится неплохо.
*************************************************************** (Стр. 498.)
Возьми формовку: каждый месяц работающие там заключённые формуют около двух миллионов кирпича. А подними в отделе труда и зарплаты бумаги и посмотри: за сколько им платят? В лучшем случае за один миллион двести тысяч кирпичей. Потому что оплачивается их работа не по факту, а по количеству готового обожжённого и сложенного в поддоны кирпича. Начальству и тебе, Ирочка, это очень удобно. По документам брака нет. Всё шито-крыто. А то, что заключённые на формовке каждый месяц в тяжелейших условиях десять рабочих дней работают даром, напрасно отформовав восемьсот тысяч кирпича, плюс бестолковый расход электроэнергии, износ техники, вас не беспокоит и совесть не мучает. Причём, из этих восемьсот тысяч кирпича-сырца примерно половина опять возвращается на формовку в виде боя, где его размачивают и лопатами загружают в пресса. Загружают, естественно, бесплатно! Хотя в том, что получился брак их вины нет никакой. Они кирпич сформовали и передали на сушку. Будьте добры: оплатите!
Иванов перевёл дух, сделал глоток чая и продолжил. - Смотрим, Ирочка, движение кирпича от формовки дальше. Кирпич попал в сушильные камеры. Я много раз наблюдал за тем, как сушится и осуществляется за сушкой контроль. Чисто формально. В том числе и по вине начальника ОТК, то есть твоей, Ира, и твоих подчинённых. Во-первых, посмотри и приглядись повнимательнее кого ты в свой штат набрала: «партийный актив» колонии, настоящие приспособленцы, так называемые «общественники», которые ради лёгкой работы и лишнего половника «шурпы» в столовой за счёт остальных заключённых способны родную мать с потрохами продать, не то что интересы производства и простых на нём тружеников. Ты думаешь это «блатные»? Поверь, Ирочка.
*************************************************************** (Стр. 499.)
«Блатных» среди них нет! Работа в ОТК – приравнивается по зоновским и тюремным понятиям к ментовской работе. «Блатной» работать к тебе не пойдёт. То, что твои подчинённые в чёрных милюстиновых костюмчиках ходят, пальцы врастопырку держат, высокомерно на остальных поглядывают и в душе подсмеиваются над ними, ни о чём не говорит. Они хитрые и подлые. Они научились «крутиться» с детства и продолжают, зная как тянуть, вытягивать от мам , пап, жён и родных лишнюю себе «копеечку», посылочку, передачку. А от администрации колонии «за активное участие в общественной жизни» дополнительные льготы на магазин, внеочередное свидание с родственниками, посылки, передачки и возможность по крысиному как-то поближе пристроится к раздаточному окну кухни. Впрочем, по-своему они правы. Итог же: очень низкое качество процесса сушки кирпича, отсутствие в сушильных камерах оптимальных тепловых и вентиляционных параметров. Ведь за этим надо тщательно следить и при необходимости оперативно это регулировать, не допускать захламления вентиляционных напольных решёток и заслонок обломками рассыпавшихся кирпичей. Очень часто, особенно во вторую и третью смены, когда нет тебя, Ирочка, ни главного технолога, ни начальника производства, твои подопечные с лёгкостью разрешают мастерам смен и бригадирам, отвечающим за садку кирпича на обжиговые вагонки и выгрузку, брать из сушильных камер, чтобы те могли выполнить сменное задание по садке и выгрузке кирпича, недосушенный кирпич. Такой кирпич всегда укладывают во внутрь садки и, пройдя мимо вагонки с кирпичом, ты никогда его не заметишь. Лишь после обжига при разгрузке вагонки в серединке окажется груда осколков рассыпавшегося кирпича. Но опять же, наличие сырого кирпича в садке вагонки опасно не только потерей такого кирпича. После того, как в печи кирпич сырой рассыплется, садка из кирпичей на вагонке становится крайне неустойчивой. Она запросто может развалиться вся. Тем более от толчка или рывка при передвижении вагонки по печи. Причём, в любой точке.
*************************************************************** (Стр. 500.)
А любой завал – это не только авария, но и микрокатастрофа для печи. Вагонка.., а то и две-три с кирпичом, более десяти тонн каждая, сходит с рельс, лопаются тросы, которыми тянут состав из сорок вагонок, ломаются лебёдки. Печь приходится полностью тушить. Вагонки до места завала из раскалённой печи вытаскивать. Завал ликвидировать, рельсы очищать. Туннель под рельсами битым кирпичом забит. Ни о какой нормальной вентиляции речи не может быть. И всё делается в спешке: давай-давай, чтобы управиться за смену или две. План по выпуску кирпича «горит». Удивительно, как бедные печи такие резкие температурные перепады выдерживают? Мне, честно говоря, по ним страшно ходить. Рухнет свод и хана в одно мгновение. Свыше 1000 градусов в зоне обжига. Не шутка. Однако «воз и ныне там»! Хотя ежемесячно таких аварий от двух до трёх. И примерно, раз в квартал бывают, действительно, диверсии. Но они, поверьте мне, всё от той же безысходности. Кому охота бесплатно, как вол, трудиться? Никому! И мне в том числе, не будь она творческой. К сожалению, и эта, Ирочка, не вся правда…
Иванов берёт лист бумаги и ручку: - Ну-ка, начальник ОТК, начерти мне, пожалуйста, общую температурную кривую внутри печи по всей её 104 метровой длине. Можно без указания зон. Ира чертит в виде длинного прямоугольника контур печи и проводит в нём линию, похожую на плавную горку, температурной кривой.
Иванов придвинул лист к себе и покачал головой: - Эх, Ира, Ира! Начальник ОТК называется. Полтора года в этой должности, а толком о том, какую следует температурную кривую поддерживать в печах, не знаешь. Между прочим, я ради интереса порасспросил обжигальщиков, включая Татьяну, заходила ли ты когда-нибудь в их дежурку, чтобы посмотреть, как выдерживается в печах требуемая температурная кривая.
*************************************************************** (Стр. 501.
Так вот. За полтора года таких случаев не было. Делают это лишь главный технолог, начальник производства и, от случая к случаю, иногда директор Виктор Александрович Морозов. Но опять же, смотрят они лишь одну-две-три позиции, где должна быть наивысшая температурная точка в пределах 1080 – 1100 градусов по шкале Цельсия. Всё остальное их тоже не интересует. Между тем, львиная доля причин, снижающих качество кирпича и способствующих образованию большой величины брака, связана с обжиговыми печами. Вот ты, Ирочка, когда-нибудь не поленись, подойди к вагонке с раскалённым кирпичом вытянутой из печи на плац, и прислушайся к тихим, звонко потрескивающим звукам, исходящим от кирпичей. Это от резкого охлаждения, особенно на ветру зимой, в них возникает множество микротрещин, снижающих прочность, марочность кирпича. В соответствии с технологическим процессом из печей нельзя вытаскивать вагонки с кирпичом. Берётся только та, которая выкатывается из печи. Но этого же не делается. Приходит смена выгрузчиков. Им выгодно как работать: выдернули из печи сразу восемь вагонок на плац, на ветерок. Подождали часок-другой пока остынут. По-быстрому часа за четыре разгрузили в поддоны и свободны. Так повторяется из смены в смену при мне все пять лет. Спрашивается: неужели нельзя иметь 8 – 10 резервных вагонок с обожжённым кирпичом приготовленным для каждой смены предыдущей сменой? Можно! Если заниматься этим, а не пускать всё на самотёк. Второй момент не менее важный: заталкивание посаженной вагонки в печь и протаскивание всего состава. Тянут состав, как известно, большой лебёдкой с помощью стального троса толщиной в мужскую руку. Лебёдка находится от входных загрузочных ворот печей на расстоянии в 120 метров. Тот, кто командует лебёдкой не видит того, кто осуществляет загрузку печи очередной вагонкой и протягиванием состава.
*************************************************************** (Стр. 502.)
Информацией обмениваются с помощью звонков. Очень часто тот, кто управляет лебёдкой, зазевавшись, несвоевременно отключает лебёдку. В результате состав перетягивается лишнего и пламя от 36 горелок попадает не в пустое пространство между садками, а в углы садок кирпича, которые оплавляются и даже заваливаются. В связи с этим хочется спросить у начальника ОТК: почему она ни разу не поставила вопрос перед главным энергетиком, главным инженером и директором о размещении электрических датчиков остановки состава, которые независимо от человеческого фактора вовремя отключали бы лебёдку и тем самым ликвидировали бы проблему перетягивания состава. Лично я за пару дней сделаю и установлю такой датчик сам, не дожидаясь реакции начальства. Это проще простого. Третий момент. Неужели начальник ОТК, имеющий высшее образование, проработавший на заводе полтора года, не может добиться того, чтобы непросохший полностью кирпич не попадал на садку. А ведь для этого требуется не очень многое. Прежде всего, более тщательнее и вдумчивее относиться к подбору кадров. Возьми, к примеру, котельную. Здесь работают совершенно другие по характеру люди. На тюремном сленге их называют «мужиками». Епанешников абы-кого не берёт. А если ошибётся, сразу же ошибку исправляет. Тут серьёзные и ответственные люди должны быть. Иначе беды не миновать. И ещё, немаловажно добиться от руководства завода такого графика движения состава в печи, такого графика разгрузки вагонок с обожжённым кирпичом, чтобы каждая смена разгружала только те вагонки, которые пару дней назад сама сажала и в печь проталкивала. Только в этом случае ни у мастеров смены, ни у бригадиров не будет желания абы как и абы каким производить садку кирпича, затаривать в него битый и половинчатый кирпич. Потому что их работа наглядно высветится в конечном результате. А сваливать вину станет не на кого. И последнее. В дежурной комнате обжигальщиков нет часов. Вместо часов песочница.
*************************************************************** (Стр. 503.)
Заключённым наручные часы иметь не положено. В первую смену, когда на работе вольнонаёмная обжигальщица Татьяна, равномерность ритма толкания вагонок и продвижения состава от одной позиции к другой более менее обеспечивается. А по субботним дням? По воскресным? Как быть во вторую и третью смены, если нет часов? Сейчас обжигальщики выкручиваются, спрашивая время главным образом звоня по телефону дежурному диспетчеру в заводоуправление. Не правда ли, смешно? Ни о какой ритмичности работы печей речи не может быть. Посадили садчики вагонку, открыл обжигальщик печь и протолкнул её туда. Посадили следующую – опять протолкнул. Вот и вся ритмичность. Ну а теперь поразмысли, Ирочка: виновата ли ты или не виновата во всём сказанном? Лично я считаю виноватой тебя полностью. Полтора года работы для толкового специалиста, чтобы разобраться во всех бедах, предостаточно. И поверь мне, в течении двух-трёх месяцев я заметно изменю качество кирпича в лучшую сторону. Для этого не требуется больших академических познаний, дополнительной рабочей силы и затратных усилий. Внутренних резервов пруд пруди! Кстати, никто мне в этом мешать не будет: ни директор, ни главный инженер, ни главный технолог, ни начальник производства, ни тем более, надеюсь, начальник ОТК. Наоборот, твёрдо уверен: помогут. Они же прекрасно понимают, что так работать в постоянном бестолковом нервном напряжении нельзя. Что-то надо предпринимать, делать, как-то организовывать труд заключённых по- иному. Только вот как – не знают. Считают заключённых во всех бедах виноватыми. А подумать хорошенько, сконцентрироваться на приоритетных направлениях не могут. Некогда! Текучка заедает, бумажная волокита со всевозможными отчётами. Поломки, аварии. Роль снабженцев и доставал инструмента, запчастей. Планёрки. Совещания. Плюс: семья, дети.
*************************************************************** (Стр. 504.)
Возьмите нашего начальника производства Сердюкова Николая Васильевича. Он, порой, не выходя с завода по две смены работает. Когда аварии на печах, переодевается в зачуханную спецовку и вместе с бригадиром и прочими заключёнными лезет в горячую печь помогать, зачастую до глубокой ночи, связывать тросы, убирать завалы, чистить рельсы, чтобы быстрее восстановить технологический цикл изготовления кирпича. При этом, частенько, будучи голодным. Я, когда остаюсь во вторую смену работать и вижу на производстве Николая Васильевича в спецовке, обязательно зову в свою бытовку, приношу тайком, чтобы никто не знал, из столовой хлеб, суп или кашу, ложу туда кусочек маргарина либо ложку подсолнечного масла, завариваю крепкий, очень крепкий чай… он его любит. Выкладываю из своих скромных запасов несколько штук карамельных конфет и кормлю. Жалко! И ест. Ест с удовольствием после тяжелой физической работы. Бывало, правда, когда со столовой принести нечего, поджаривал на маргарине или подсолнечном масле ломтики хлеба в виде гренок и кормил ими со сладким чаем. Между прочим, Ирочка и Алиночка, жарю я в тюремных условиях гренки по особому: без сковородки и прочей посуды. Удобно и, по-моему, полезнее жаренных в масле. Делаю их так. Режу ломтиками хлеб, кладу на решётку над жаркой спиралью электроплитки. После образования светло-коричневой корочки переворачиваю на другую сторону. Затем снимаю. Аккуратно смазываю горячую поверхность поджаренных корочек подсолнечным маслом либо сливочным маргарином и жду пока пропитаются. Что касается помощи со стороны администрации колонии.., то вот она как раз… да, мне в этом не поможет и содействовать не будет! И не потому что начальник колонии подполковник Дубов либо его замы не желают порядка на заводе. Наоборот, желают.., хотя пока не кровно, а косвенно… Но опять же, желают иметь порядок «по-ментовски».
*************************************************************** (Стр. 505.)
На плохой конец «по-армейски», по рабски, бесплатно, по принуждению, за тарелку похлёбки, по струнке, строем, застёгнутым на все пуговицы, со словами: разрешите доложить, гражданин начальник. Под девизами: «Приказы не обсуждаются – приказы беспрекословно исполняются!», «Начальник всегда прав!», «Один отвечает за всех, все за одного!». И так далее, типа: «Мы вас сюда не звали!», «Надо было на воле не воровать, а работать, раз такой работяга». А ещё хлеще: со скрытой любимой угрозой времён сталинского террора: «Ты что? Советской властью не доволен?». При этом совершенно не имея представления о главном, что такая система управления хороша лишь в трёх случаях. В первом случае, когда военное время и некогда размышлять. Во втором, если у начальства «семь пядей во лбу». И в третьем, когда народ, которым они управляют, быдло и ни на что не способно. Ментовское начальство никак не поймёт, что эпоха лопат и тачек давным-давно прошла. С работягами, а тем более с работягами-специалистами, работающими на сложной дорогостоящей технике и управляющими сложными технологическими процессами необходимо разговаривать и вести себя по-человечески. К сожалению, ментовский ум и ментовские замашки не скоро позволят ментовским начальникам осознать такое требование эпохи научно-технического прогресса. В верхах бездарные чинуши думают, словно приматы, что вся беда в отсутствии прямой ответственности начальников колоний за дела на производстве, и в недрах своих кабинетов готовят очередное глупое решение о подчинении начальникам колоний всей производственной базы, где заняты работой осуждённые. И скорее всего, дорогие Алиночка с Ирочкой, в течение ближайших трёх лет наш кирпичный завод окажется полностью ментовским, где для женщин сохранятся рабочие места только вне территории «зоны». И следовательно, Алиночка, тебе остаётся быть лаборанткой в этой котельной, скорее всего не более трёх лет. Затем «лафа» кончится.
*************************************************************** (Стр. 506.)
Ментам женщины в зоне не нужны. Лишние хлопоты. За зоной: в бухгалтерии, спецчасти, на складе – пожалуйста. Чиновники лишь на словах пекутся об интересах общества и страны. В первую очередь, зачастую даже неосознанно, они отстаивают свои личные интересы. Возьмём нашего начальника колонии подполковника Дубова. Он бывший учитель истории. Умеет прекрасно говорить правильные по нынешним советским меркам слова. Однако в проблемах производства, которое не связано с лопатами и тачками, то есть, если оно не примитивное, точно соответствует своей фамилии: дуб-дубом. Тем не менее, по поводу плохой работы завода переживает. Каждый день утром обязательно звонит на склад готовой продукции и интересуется: сколько за сутки посменно и в целом произведено кирпича, сколько с начала месяца по нарастающей. Однако сей переживательный интерес связан с тем, что наш завод лицевого кирпича единственный в области. За его работой пристально следят в тресте «Куйбышевстройматериалы», в областном управлении внутренних дел, в облисполкоме и в обкоме КПСС, в Тольяттинском горкоме КПСС. Постоянно на серьёзных совещаниях плохую работу завода критикуют. Ищут причины тому. Сами знаете: не так давно сняли с работы директора Коннова и вместо него к нам прислали более энергичного Морозова Виктора Александровича. Начальство колонии во всех грехах винит руководство завода, а руководство завода винит в бедах начальство колонии. Виноватыми, к сожалению, пока что оказывается в глазах областных начальников руководство завода. Начальству колонии легче отбрёхиваться: необходимое количество заключённых оно на завод из года в год, из месяца в месяц ежесменно выводит. Все заявки по требуемым специальностям выполняет. И не их вина, что руководство завода, подчинённое гражданскому ведомству, не умеет всё правильно соорганизовать, поддерживать жёсткую трудовую дисциплину.
*************************************************************** (Стр. 507.)
Вот был бы завод в подчинении начальства колонии, постоянно оправдывался Дубов, такого бардака они бы не допустили и план по выпуску сорока миллионов лицевого кирпича в год выполняли бы и перевыполняли. Иными словами, ставя в целях защиты своего служебного благополучия вопрос о переподчинении завода себе, у дубового Дубова никаких забот об интересах производства в помине нет Чисто шкурные интересы… помноженные на психологию любого властителя, диктатора, пусть даже мелкого пошиба и колхозного масштаба, стремящегося любой ценой к концентрации власти в своих руках.
4. Пожелание Иванова Ире и Алине хорошего настроения в «День Победы».
- Так кто же больше виноват в бедах завода? – допив чай, улыбнулась Ира.
- Смотря с какой высоты оценивать, - усмехнулся Иванов. – Если с высоты местной водонапорной башни, то на двадцать пять процентов виноваты директор завода, главный инженер, главный энергетик, главный технолог, начальник производства и начальник ОТК. А семьдесят процентов виноваты начальник колонии Дубов и все его заместители. Отдуваются же за чужую некомпетентность заключённые.
- А если оценивать с более высоких высот? – улыбнулась Алина.
- То, Алиночка, виновато совсем-совсем другое, - улыбнулся Иванов. – Но то уже политика.
Иванов посмотрел на часы: - Время без двадцати три. Через 20 минут вы отправитесь домой. А завтра у вас на свободе большой праздник «День Победы!».
*************************************************************** (Стр. 508.)
Все будут гулять по весенним солнечным улицам нарядные, радуясь цветам на клумбах и только-только распустившимся свежей зеленью листочкам кустиков и деревьев. Вы тоже, две царевны-красавицы не устоите перед Матушкой – Природой и обязательно, не удержавшись, пройдётесь со всеми, чтобы полюбоваться земной красотой, поглядеть на весёлые лица людей и, естественно, себя показать во всем блеске, как бы тем самым заявляя каждая сама себе, что и я не хуже других живущих. В связи с этим, пожалуйста, покажите свои пальчики. Мне очень хочется придать им также весенний нарядный солнечный вид, если вы, конечно не слишком куда-то спешите и готовы минут на пятнадцать-двадцать задержаться.
Ира охотно протянула руки. Иванов достал из кармана заранее приготовленные тряпочки, поверхность которых была покрыта тонким слоем зубной пасты, и, не скрывая удовольствия, довёл до зеркального блеска ухоженные ногти на нежных пальчиках Иры, а затем и Алины.
- Любишь женские пальчики. Аж цветёшь! – улыбнулась Алина.
- Да, люблю! – вздохнув, тихо произнёс Иванов со счастливым выражением лица. – Но не всякие. А красивые, опрятные, то есть: изящные, нежные, мягкие, ловкие, гармоничные по толщине и длине с ладонью, и увенчанные блестящими розовыми ноготками по форме и размерам пропорциональными пальчикам.
- А что необходимо делать, чтобы пальчики были таковыми? – разглядывая свои пальцы улыбнулась Алина.
*************************************************************** (Стр. 509.)
- Беречь, ухаживать за ними, - пожал плечами Иванов. – И обязательно ими, всеми десятью, что-то делать, не позволять застаиваться и висеть плетьми. Словом, выполнять какую-либо ловкую, но не тяжёлую работу. Других пока рецептов не знаю.
Иванов посмотрел на часы: - Три часа, девушки. Ваш рабочий день закончился. Пойду я. Не буду задерживать. Спасибо за пряники, за чай, за ваше ко мне трогательное отношение, за улыбки. Желаю, чтобы для вас завтра светило солнышко, было тепло и вы смогли нарядными, красивыми, стройными, в коротких юбочках с вырезами по бокам… А вам ваши ровненькие, захватывающие дух ножки это позволяют! Погулять среди людей по улицам, порадовать мужской пол своей привлекательностью и получить взамен от них через восхищённые взгляды заряд бодрости от подтверждений своей красоты и соблазнительности, от ощущения мощи силы своего воздействия и своей значимости. Что касается всего остального, то у меня просьба к Алине: не обижаться на мой побег из котельной. Да. На обжиге не легко: пыльно, грязно, шумно, жарко, большая загазованность продуктами горения. Но зато интересно. Широкий простор для творчества. А в жизни, наверное, это самое главное. И к Ире просьба, - улыбается Иванов. – Не обижаться за критику. Она неприятная, спору нет. Однако, не болезненная. Вот если бы я всё это высказал публично, на большом собрании, тогда обижаться стоило бы. Но опять же, чуть-чуть. Не смертельно же! И ради пользы дела, коль по другому ну никак не получилось бы. Между прочим такое запросто может случиться, Ирочка. Язык не заржавел! Дружба дружбой, только танцевать на костях заключённых я ни с кем не буду. Не так, к счастью, может к сожалению, воспитан.
*************************************************************** (Стр. 510.)
Тяжко вздохнув и махнув рукой, Иванов вышел из лаборатории.
Глава двадцать третья.
В СССР лишь в критических ситуациях власти чиновников нужны были талантливые люди. И то, если они по их меркам относились к категории политически благонадёжных.
1. Очередные откровения друг другу Алины и Иванова.
10-го мая утром Иванов, перешагнув порог лаборатории и поздоровавшись, предупредил Алину, что сегодня у него есть намерение устроить в присутствии её и Епанешникова экзамен Копылову на допуск к самостоятельной работе лаборантом. Глаза Алины, сверкавшие огнями радости, мгновенно потухли.
- Сашенька! – взмолилась она. – Это же всё! Конец! Давай отложим до 14-го числа на понедельник. Мне так хочется, чтобы ты мог зайти ко мне и завтра, и 14-го в понедельник. Будь добр. Отойди, пожалуйста к окну и посмотри на меня, как я сейчас выгляжу.
Алина сняла с себя синий рабочий халат и повернулась на каблуках кругом: - И вчера такой была на праздничной улице с детьми, мужем в этой короткой, выше колен юбке с боковыми треугольными вырезами. У всех до колен. Надо же! Столько было взглядов… Голова кружилась. Мужу тоже мой наряд понравился. Был так доволен и таким щедрым, аж всю «заначку» на меня и детей потратил.
Иванов попросил Алину немножечко на четверть оборота, повернуться всем телом и, с восторгом оглядев её, закивал головой: - Да, миленькая Алиночка. Нечего сказать. Выглядишь великолепно. Красивее, чем год назад. Кстати… Сегодня, Алиночка, у нас круглая дата. Ровно год назад, 10 мая, мы познакомились. Я приходил сюда насчёт заявления о переводе на работу в котельную. Помнишь?
*************************************************************** (Стр. 511.)
- Сашенька! Миленький! – улыбнулась Алина. – Конечно помню. Всего за пять минут ты пленил меня полностью. Своими глазами. Губами. Пальчиками. Своей застенчивостью. Белоснежной трогательной улыбкой. Красивым ровным подчерком. А потом моё сердечко пребывало сорок дней в подвешенном мучительном состоянии от твоего невнимания ко мне и обидного равнодушия. Именно так я тогда восприняла ситуацию. Только после нашего разговора около фильтров 19 июня, когда почувствовала тягу и твоей души к себе, мне стало легче. А вот скажи, Сашенька, когда в меня влюбился? Пожалуйста, признайся. Мне так хочется из чистого любопытства про это узнать.
- Понравилась ты мне сразу, в течение мгновения, - засмеялся Иванов. – Но у меня о большем даже мысли не возникало. Откуда неопытному мальчику знать о нешуточной буре в душе красавицы. Поэтому окончательно я влюбился в тебя лишь потом. Влюбился потихоньку. Шаг за шагом. Из месяца в месяц. По мере проникновения в твой характер, в твою душу, в твоё поведение и отношение ко мне. Спасибо тебе за подаренную возможность любить тебя и быть тобой любимым. Одно только плохо: выражать, материализовать свои чувства приходится украдкой, в глубокой тайне, под прессом страха и изнуряющего осознания зыбкости, шаткости, недолговечности подобной, с виду кажущейся привлекательной, увлечённости.
Подойдя к Алине, он опустился перед ней на колени и прильнув к её ногам стал гладить их, целовать ласкать, поднимаясь руками выше и выше. Поднявшись с колен, Иванов, страстно обняв Алину, принялся ласкать и целовать её грудь, шею, губы, лицо.
*************************************************************** (Стр. 512.)
Алина отвечала ему тем же и всё время просительно шептала : - Сашенька. Любимый. Не бросай меня. Кроме тебя мне некому свою красоту и любовь дарить…
- Дари детям, мужу, - улыбнулся Иванов.
- Детям я дарю материнскую любовь, миленький Сашенька, - прижалась к нему Алина. – А куда мне девать женскую любовь? К мужу она не тянется. Для меня он лишь всего-навсего компаньон в семейных делах и только. Найти другого в моей ситуации задача тоже непосильная. Надо не только сердцу своему угодить, но и подходящие к этому условия иметь. А их нет. На курорты и в санатории одну муж не отпустит. Руки и ноги детьми и домашними заботами скованы. Отлучиться дальше магазина, даже если бы захотела, просто времени нет. Единственная возможность: здесь на работе. Первый раз за шесть лет повезло. И то… чувствую не на долго. Вот-вот всё оборвётся.
- Алиночка! – засмеялся Иванов. – А почему ты позавчера выразила несогласие быть моим секретарём, будь я хозяином кирпичного завода?
- Это при Ирочке! – ласково провела ладонью Алина по его лицу. – Согласилась бы не раздумывая. У нас появилась бы прекрасная возможность в любое время рабочего дня встречаться, поехать на природу, в обнимку полежать в уютной кровати.
- А как же работа? – весело улыбнулся Иванов. – Ты же знаешь, Алиночка, что для меня интересная работа на первом месте. Всё остальное потом.
*************************************************************** (Стр. 513.)
- Знаю, - ещё крепче прижалась к нему Алина. – Но знаю и другое. Ты умный человек. И был бы умным хозяином. А значит дело поставил так, что всё бы крутилось и вертелось должным образом без твоего присутствия.
Иванов отрицательно качнул головой: - в чём-то ты права, Алиночка. Кроме главного. Мой характер такой, что я бы никогда не зациклился на работе одного единственного кирпичного завода и расширял, расширял, приумножал сферу своего бизнеса насколько это позволяли мои способности и силы.
- Всё равно бы остановился, - сладко вздохнула Алина. – Ты не настолько глупый, чтобы доводить свой бизнес до состояния раздутого мыльного пузыря, который в любой момент может неожиданно лопнуть. Недаром твоё любимое изречение, которое часто проскальзывает в рассказах о судьбах заключённых – это фраза: «Профессия жулика – вовремя смыться!»
Иванов улыбаясь закивал головой: - Да, согласен. Часть непосильно раздутого бизнеса тянуть не стал бы. Продал бы. Пусть другие пузырятся. Но опять же, пока я бы угомонился, мой бы возраст за шестой десяток перевалил.
- А я не на много бы претендовала, - кокетливо состроила глазки Алина. – Подарил бы мальчика и живи как хочешь.
- Интересно, Алиночка, если не секрет, - засмеялся Иванов. – А как ваша праздничная ночь прошла с мужем после растраченной им на тебя и детей своей заначки?
*************************************************************** (Стр. 514.)
- Начало было многообещающим, - закрыв глаза и улыбаясь, покачала головой Алина. – Облапал и обцеловал всю! Но, увы, сам секс был недолгим. Пожалуй самым коротким в нашей супружеской жизни. Видимо перевозбудился слишком. Тем и кончилось. Он быстро заснул. Вот и всё!
- А утром? – улыбнулся Иванов.
- Утром поднялся, спешно оделся, позавтракал и поехал на работу, - вздохнула Алина. – Обидно было. Я так старалась. У него так глаза страстью и желанием блестели. А получился пшик! И ничего не скажешь.
- Почему? – удивился Иванов.
- А что это даст, мой глупенький мальчик Саша, - нежно поцеловав, посмотрела влюблёнными глазами Алина на Иванова. – Будет только хуже. Мужчин нежелательно укорять за плохой секс. Под вас надо подстраиваться. Учить хорошему сексу. Умело подготавливать к нему. Подсказывать, что и как предпочтительнее делать. Либо, если не получается, пусть даже по независящим от женщины причинам, а тем более по вине мужчины, следует молчать, недовольство не высказывать, не огорчать, не заострять его на этом внимание, не способствовать возникновению в нём чувства вины за свою слабость и несостоятельность. Не позволять ему испытывать боязнь оказаться не на высоте. Даже тогда, когда он хорошо понимает, что «сорвался» слишком быстро и виновато пытается оправдаться, я всегда его успокаиваю словами: Главное, чтобы тебе было приятно, чтобы ты был доволен. А мне всякий: и быстрый и запоздалый нравится. А что делать? Приходится мириться. Выбирать из двух зол меньшее. К тому же, со своей такой участью я давно смирилась. Дети нехватку ласк и любви довольно весомо скрадывают. Это только непосвящённым кажется, что они лишь берут. Без них моя жизнь мне горькой показалась бы.
*************************************************************** (Стр. 515.)
- Но ведь немало живут без детей и ничего, - улыбнулся Иванов, - гуляют, веселятся. Всё лето на курортах и в санаториях проводят. На теплоходах круизы совершают, любовные романы заводят.
- Не всё так просто, Сашенька, - вздохнула Алина. - Да и куда я на свою зарплату в 96 рублей, не имея с боку припёку, подамся с двумя своими малышками. Вращалась бы в высших кругах, была бы в молодости похитрее, опытнее, образованнее, культурнее, воспитаннее, а не деревенской «хиханьки-хаханькой» девчонкой, возможно было бы иначе. А одной красоты мало. Такие, как я, красотки у сильных мира сего самого многого чего добиваются – быть игрушкой на побегушках и для развлечений. Спасибо Богу, что хоть так устроил меня в жизни и позволил целый год, спустя 12 лет после замужества, чувствовать себя по-настоящему любимой и любящей. Мне сейчас достаточно хотя бы раз в день видеть.., даже просто увидеть тебя, и на душе легче: ты жив, здоров, рядом, с тобой всё нормально.
- Ага! Теперь понятно, - засмеялся Иванов. – Значит вот ты почему зачастила на обжиг к обжигальщице Татьяне. А я-то думал от безделья приходишь поболтать с ней.
Алина улыбаясь, качнула головой: - Там, в дежурке между печами, не очень поболтаешь. Дверь закроем – жарко, душно, дышать нечем. Откроешь – шум, гул, дребезжание вентиляторов. Как Таня выдерживает смену? Не дай Бог! Потом, на обжиге у вас парень работает: Толя. Как увидит меня, со всех ног летит в дежурку. Подсядет к нам и тараторит, тараторит без умолку. Не даёт мне с Таней поговорить. По глазам сразу видно: бабник.
*************************************************************** (Стр. 516.)
- Да, Алиночка. Отгадала! – засмеялся Иванов. – Что бабник, то бабник! Он меня о тебе частенько пытается расспросить: кто ты, сколько лет, где живёшь, кто муж, сколько детей? И прочее, прочее, прочее. Ты ему очень понравилась. Между прочим, бывший студент мединститута. Отец управляющий трестом «Куйбышевнефтеразведка». 1943 года рождения. В этом году тридцатник исполнится. Отбывает наказание за попытку изнасилования какой-то несовершеннолетней девки. То ли той, с кем дружил, которой не было 18 лет, то ли ещё какой-то. Точно не знаю. Получил 8 лет. Отсидел почти пять, как и я. Про наши отношения не знает. Работает в качестве подменного обжигальщика. Три раза в неделю выходит в первую смену с Татьяной. Главный технолог обязал его в такие дни помогать мне. Меня, видя что я не профан, слушается. Умных и деловых людей, тем более знающих и умеющих на порядок больше, чем он, уважает и легко соглашается быть у них на ролях подчинённого. Любит преподносить себя значимым, широкообразованным, способным и в любых вопросах сведущим человеком. На самом деле мало чего умеет, критическим мышлением не обладает, широтой ума не блещет, брать на себя ответственность не любит, в серьёзных начинаниях уютно себя чувствует лишь на вторых ролях. Из-под надёжного крепкого «крыла» глядит смело, ведёт себя уверенно, напористо и эмоционально. Если понимает, что общественное дело, в котором он участвует, будет востребовано, то при необходимости способен кинуться, образно говоря, грудью отстаивать , защищать его, не страшась начальства. Думаю, Толик Гузёв станет неплохим моим помощником. Кстати, к 14 маю ситуация с чистым воздухом в дежурке обжигальщиков резко улучшится. Из пустых жестяных тарных бочек из-под карбида, я сварю восьми метровый по длине воздуховод, внутри установлю вентилятор с электропечью и соединю этим воздуховодом улицу с дежуркой. Таким образом с улицы при включенном вентиляторе в помещение дежурки начнёт поступать свежий воздух, который при необходимости в ночное время, осенью, зимой и весной можно подогреть. Всё необходимое для окончательного завершения работ подготовлено.
*************************************************************** (Стр. 517.)
Осталось за малым: сварить все восемь бочек в единую воздуховодную линию и установить. Так что, моя миленькая Алиночка, с понедельника ты можешь приходить к Татьяне, не опасаясь за своё здоровье.
- Сашенька! А Таня по характеру, на твой взгляд, хороший человек? – вопросительно взглянула Алина на Иванова.
- Не знаю, - пожал плечами Иванов. – Однако одно очень важное, меня пугающее обстоятельство подметил: её душевную чёрствость. Вот помянешь моё слово: за свежий воздух в дежурке мне от неё «спасибо!» не дождаться. Она воспримет мою упорную недельную работу не как заботу о здоровье обжигальщиков, не как заботу в том числе о ней, а как мою обязанность не сидеть, а работать. И наплевать ей на то, что она до меня годами сидела в своей душегубке и никто палец о палец не ударил и ни одной мозговой извилиной не пошевелил, чтобы улучшить условия труда пусть на небольшом, но всё же производственном участке, где заняты трудом пять человек. И совершенно не задумается над тем, моя ли эта работа: варить, крепить, сверлить, делать электропроводку, выключатели, доставать и приспосабливать внутри воздуховода вентилятор, электропечку… И зачем, чего ради мне все эти бесплатные хлопоты. Впрочем, ты, Алиночка, поди тоже такая же. Просто твою чёрствость лично я не ощущаю из-за нашей влюблённости друг к другу. Но, наверное, не будь ты влюблена в меня… не знаю, сомневаюсь, сказала ли бы мне «спасибо!» за установку в этой лаборатории раковины с горячей и холодной водой, туалета, радиатора центрального отопления, чтобы зимой тебе не было здесь, как раньше, холодно.
*************************************************************** (Стр. 518.)
- Сказала бы, Сашенька! – обняла и целует Алина в губы Иванова. – Тебе бы обязательно сказала! - Вот и плохо, что сказала бы только мне, - усмехнулся Иванов. - Сашенька! Не цепляйся к моей окрашенной любовью речи, - умоляюще заглянула Алина в глаза Иванову. – Твоё особое старание ко всему за что берёшься делать, я сразу заметила с первых дней твоей работы в котельной. - Если бы не влюбилась, не заметила! – смеётся Иванов и смотрит на часы: - Всё, милая Алиночка! Наше время свидания, к сожалению, истекло. Пора уходить. Итак, Алиночка, договорились: экзамен Копылову переносим «по техническим причинам» на понедельник 14-го числа. Теперь давай ещё раз я отойду к окну, а ты походи по лаборатории. Полюбуюсь тобой нарядной, весенней, красивой, стройной. - Хорошо, мой любимый Сашенька! – улыбнулась Алина и, отойдя к двери, непринуждённой походкой принялась неторопливо прохаживаться от стены к стене, кокетливо поглядывая на Иванова. Постояв и полюбовавшись Алиной от окна, Иванов приблизился к ней на шаг, затем ещё на шаг. А затем, не выдержав, подошёл вплотную, обнял прижал к себе, страстно вздохнул, поцеловал, встал перед ней на колени, прильнул к ногам, обласкал её стройные ножки, забрался руками выше.., ещё выше, добрался до груди, встал с колен, нежно обхватил Алину за шею, насладился ароматом роз, поцеловал крепко-крепко в губы и вышел из лаборатории
*************************************************************** (Стр. 519.)
2
. Сначала создаём себе трудности, потом героически их преодолеваем.
11-го мая, то есть, на следующий день, директор завода нежданно-негаданно в срочном порядке созвал и провёл производственное совещание со своими инженерно-техническими работниками. На совещание были также приглашены бригадиры и по личной инициативе директора персонально Иванов. Совещание проходило в кабинете начальника производства, расположенного рядом с обжиговым цехом. Первым выступил директор. Он сообщил присутствующим, что заводу выделены крупные финансовые средства на реконструкцию обжигового цеха, точнее, на постройку новых туннельных печей взамен старых, находящихся в плачевном состоянии. Первую обжиговую печь планируется сложить в течение сентября 1973 года. Вторую печь в течение сентября 1974 года. Средства выделены с жёстким требованием организовать работы по реконструкции так, чтобы предусмотренный план по выпуску лицевого кирпича неукоснительно выполнялся и новостройки в городах Тольятти и Куйбышева не остались без кирпича. Именно поэтому разборку первой печи и кладку новой отложили на осень во избежание срывов по поставкам кирпича в пиковый для строителей летний сезон.
- Таким образом, - подвёл итог своей вступительной речи директор, - в нашем распоряжении три месяца для создания задела в один миллион двести тысяч кирпича на предстоящий непростой осенний производственный период. То есть, по 14 тысяч кирпича сверх нынешних показателей ежедневно. Значит вместо 40 тысяч, по 54 тысячи в сутки.
*************************************************************** (Стр. 520.)
Вместо 14 тысяч в смену, по 18 тысяч… Иными словами, каждая смена должна увеличить выпуск готового кирпича на 4тысячи штук! – твёрдо заявил директор. – Цифра трудная, но необходимая и реальная, если мобилизовать коллектив на её выполнение и задействовать имеющиеся в нём резервы, начиная от трудовой дисциплины и кончая более чёткой и эффективной организацией труда. После своего выступления директор обвёл всех участников совещания взглядом и добавил: - Прошу всех присутствующих коротко и по существу высказаться о возможных путях решения стоящей перед нами задачи. Начнём с относительно благополучных служб: с начальника котельной, начальника мехцеха, начальника транспортного цеха и главного энергетика.
Все четверо поочерёдно выступивших начальника заверили директора, что коллективы их производственных участков готовы к выполнению стоящей задачи. За ними выступили главный инженер, главный механик, начальник производства, начальник формовочного цеха, главный технолог, мастера, бригадиры. Ничего путного они не предложили. Начальник формовочного цеха напомнил всем, что формовочный цех каждые сутки формует и отправляет в сушилки по 60 – 65 тысяч кирпича-сырца. Однако до склада готовой продукции доходит в среднем лишь около 40 тысяч. Поэтому, по его мнению, необходимо усилить службе главного технолога контроль за соблюдением технологии сушки и обжига кирпича.
*************************************************************** (Стр. 521.)
Главный технолог, в свою очередь, обвинил во всех грехах мастеров и бригадиров, работников ОТК формовки и садки, которые плохо следят за исполнением требований технологического процесса, а порой даже идут на его заведомое нарушение. Мастера и бригадиры оправдывались плохим техническим состоянием технологического оборудования, частыми поломками и авариями, неритмичностью хода процесса изготовления и сушки кирпича-сырца.
Когда директор попросил высказать своё мнение начальнику ОТК, Ира встала, развела руки и смело заявила, что ей сказать нечего, так как ни у неё, ни у её подчинённых нет никаких прав и возможностей влиять на ситуацию.
- А вы хотя бы один раз это сделать пытались? – недовольно ответил ей директор. – По-моему, за год моей здесь работы от вас ко мне не поступило ни одной докладной, ни одного предложения, ни одного критического высказывания, замечания.
- А что бы изменилось, Виктор Александрович? – вздохнула Ира. – Была бы только помехой.
- Была бы, - хмуро согласился директор. – Если бы лишь критиковала, констатировала известные факты, а не предлагала реального выхода из сложившейся годами непростой ситуации. Ладно, садитесь. Я сам после института был таким.
*************************************************************** (Стр. 522.)
Директор улыбнулся и перевёл взгляд на Иванова: - Александр Сергеевич. Я думаю вы догадываетесь, почему приглашены сюда. О вашей независимости в суждениях, понимании проблем в работе завода, умении видеть их решение в практической плоскости хорошо знают многие из нас. Вы работали на садке садчиком, на выгрузке выгрузчиком, на башенном кране крановщиком, в котельной слесарем и газоэлектросварщиком. Часто участвовали в ремонте прессов на формовке, газовых горелок на обжиговых печах. Сейчас работаете слесарем по контрольно-измерительным приборам и средствам автоматики в котельной и обжиговом цехе. Всюду вы относились к работе добросовестно, критично, по-хозяйски и творчески. Лагерную жизнь, к сожалению, и психологию осужденных знаете не понаслышке, а изнутри. Учитывая это мне верится, что вам есть всем нам что сказать и предложить.
- Да. Есть что сказать и предложить, - кивнул головой Иванов вставая. – Резервы, и довольно приличные, имеются. Правда, 75 процентов этих резервов не задействованы по вине администрации колонии и лишь 25 процентов по вине руководства завода. Однако 25 процентов тоже величина немалая: около 450 тысяч дополнительного кирпича в месяц, то есть 15 тысяч кирпича в сутки. Как раз тех, которые так будут не хватать заводу в период остановки первой печи. Но я сразу хочу заступиться за своего начальника главного технолога Юрченко Дмитрия Ивановича. И не потому, что он мой начальник, а потому, что все обвинения в его адрес беспочвенные. Ну скажите, пожалуйста, не кривя душой: какие рычаги воздействия он имеет на технологию формовки и сушки кирпича-сырца во вторую и третью смены? У него там нет ни одной штатной единицы. На кого ему опереться? Не он там всем заправляет, а бригадиры и мастера.
*************************************************************** (Стр. 523.)
И не его, главного технолога, будут слушать машинист мостового крана и прочие рабочие из глинозапасника из числа заключённых. Не его будут слушать заключённые рабочие сушильных камер. Они будут слушать и слушаются только своего мастера и бригадира. Потому что все они входят в состав их бригад и смен, подчиняются им, и в любой момент мастер и бригадир переставят их к прессу на худшую работу, если начнут артачиться, что-либо доказывать, с чем-либо не соглашаться с ними. Поэтому необходимо вывести из подчинения бригадиров бригад формовки, рабочих глинозапасника, где готовится шихта, и рабочих сушильных камер. Они должны быть в отдельной бригаде вместе с обжигальщиками и подчинятся главному технологу. Только в этом случае главный технолог может с них спросить: почему допущены те-то и те-то технологические нарушения? Почему не сделано так-то и так-то? Ещё одна немаловажная деталь. Как такое получается, что сушильные камеры частенько оказываются полупустыми? Неужели нельзя начальнику производства совместно с начальником ОТК и главным технологом раз и навсегда запретить мастерам и бригадирам оголять сушильные камеры. Вы все вдумайтесь что получается: пресс не работает.., сломался, авария. Кирпич в сушилки не поступает. Тем не менее, садка продолжается полным ходом. Отбор сухого кирпича из сушилок тоже, естественно, продолжается полным ходом, оголяя туннельные 50-ти метровые сушилки на половину. Во имя чего? Чтобы мастер смены и бригадир смогли спокойненько отчитаться-отрапортовать директору, что сменное задание по садке и выгрузке выполнили! Всё нормально! Ну а что потом?
*************************************************************** (Стр. 524.)
Потом придётся сажать на обжиговые вагонки кирпич недосушенный, деформированный, с лопинами, трещинами. Часть кирпича-сырца развалится в сушилках, поскольку температурный режим в сушильной камере резко изменится в худшую сторону от оптимального, предусмотренного технологическим процессом. В итоге: выгоды в целом для завода никакой. Пресс не работал, кирпича больше не стало. А последствия катастрофические. Из двух миллионов отформованного за месяц кирпича до склада готовой продукции доходит один миллион двести тысяч. То есть, 700 – 800 тысяч ушло в брак «за здорово живёшь»! Из них 500 тысяч – точно по вине неправильной эксплуатации сушильных камер. Поймите! Это же не тупиковые, а проточные туннельные сушильные камеры, где сушильные вагонетки с кирпичом-сырцом движутся по рельсам с заданным интервалом времени от позиции к позиции, от входа до выхода навстречу нарастающей температуре. И потому любой проскок позиции, любое ускоренное прохождения кирпичом-сырцом позиций навстречу более горячему воздуху, чем надо, неминуемо ведёт к потери качества и количества кирпича. Но и это далеко не всё. Вы когда-нибудь, Виктор Александрович, не поленитесь, подойдите, хотя бы раз за год, в конце смены на садку и посмотрите какая там скапливается за смену гора битого кирпича-сырца. При этом учтите: это только часть реально видимого воочию, так сказать невооружённым взглядом, добравшегося до садки брака. Потому что часть брака осядет на полу сушилок, часть брака затарят в садку обжиговых вагонок и покатится на обжиг в печь. И будет в конце-концов либо выкинут на плацу с вагонок в отвал, либо сунут в поддоны между хорошим кирпичом и отправлена автомашинами на стройку, где бульдозеры втопчут, закопают его в землю.
*************************************************************** (Стр. 525.)
При этом самое ужасное состоит в том, что брак сотворили бригадиры, мастера, рабочие сушильных камер и работники ОТК, а расхлёбываться и отвечать приходится не им, а садчикам, выгрузчикам и формовщикам. Представьте на минуточку моё, как садчика, состояние души и тела, когда в конце смены уставшим от основной работы, мне и другим садчикам приходится лопатами грузить эту гору брака на носилки или грузовые вагонетки и таскать, возить на перекладных всю эту гору на формовку за 150 метров, а на формовке таким же, как мы, уставшим формовщикам перелопачивать брак в пресс на вторичную переработку. Получается двойная бестолковая бесплатная работа. Ради чего?. По-моему, было бы куда справедливее заставлять эти кучи разгребать и убирать мастеров, бригадиров, работников ОТК и рабочих сушильных камер. Тогда проблему с браком на пути от формовки до садки легче было бы решить. И завалы в обжиговых печах реже случались бы. И обжиговые печи прослужили не пять лет, как сейчас, а 15 – 20. Впрочем, главного инженера тоже стоило бы в бригаду уборщиков брака включить. (От этих слов кое-кто заулыбался). На его совести тоже доля вины висит. Ко многим сушилкам и от многих сушилок рельсовые переходы желают оставлять лучшего. Немало бывает случаев схода вагонеток с кирпичом с рельс. Либо с большим толчком приходится перекатывать их с электротележек-«шабибунов». Кирпич от этого с деревянных реек вагонеток слетает на бетонный пол и приходит в негодность. На плацу, на садке, к печам и от печей похожая ситуация. Главному инженеру и главному механику следует обратить на это пристальное внимание. Теперь, если я собравшихся не утомил, позвольте мне коснуться бед обжигового цеха…
*************************************************************** (Стр. 526.)
Иванов внимательно посмотрел на директора и замер.
- Говори, говори! Кивнул головой директор и улыбнулся. – Всех распекай, включая меня. Здесь все свои. Потерпим.
- Вам всем проще терпеть, - усмехнулся Иванов. – Не вы за свои грехи, а мы за ваши грехи горбом и здоровьем расплачиваемся. Самое поразительное, что на обжиге почти те же проблемы какие на сушке. Приходят выгрузчики на смену, выдернут из печи сразу 6 – 8 раскалённых вагонок, перекатят их на плац, чтобы побыстрее на ветерке остыли, подождут пару часиков и разгружают в поддоны. Подобное повторяется из смены в смену. Плоха или хороша такая практика – ответ вам, Виктор Александрович, станет ясен если вы, опять же, не поленитесь подойти хотя бы раз в году к вытянутым на плац вагонкам с раскалённым кирпичом и послушать их жалобное потрескивание, связанное с образованием в них мелких трещин, а значит со снижением марочности кирпича и увеличением доли брака. Хочется в связи с этим спросить у вас, Виктор Александрович, неужели нельзя иметь 8 – 10 резервных вагонок с обожжённым кирпичом, приготовленным для каждой смены предыдущей сменой? Необходимо установить жёсткое правило: работающие в рабочем режиме обжиговые печи должны быть всегда заполнены вагонками с кирпичом полностью от начала до конца. Таково требование технологического процесса. Тем более, нет никакой пользы, кроме вреда, от подобных выдёргиваний. При этом важно помнить: это правило никогда не станет для заключённых правилом, никогда не будет соблюдаться ими, если не иметь 8 – 10 резервных вагонок с обожжённым кирпичом на плацу перед началом каждой смены. Другой, не менее важный момент: загрузка посаженных вагонок в печь и протаскивание состава вперёд. Часто состав в печи перетягивается или недотягивается до требуемых точек остановки.
*************************************************************** (Стр. 527.)
Причина: ручное управление отключением лебёдки и человеческий фактор. В результате пламя всех 36 газовых горелок бьёт в печи не в пустое пространство между садками, а в углы 18-ти садок кирпича, которые неминуемо оплавляются и даже заваливаются. В связи с этим хочется спросить у вас, Виктор Александрович, как у специалиста по автоматике: почему до сих пор не установлены копеечные электронные датчики остановки состава на требуемой позиции и не ликвидирована проблема перетягивания или недотягивания состава. Это же сделать проще простого. Далее я хочу обратить всех внимание на вопиюще безобразное отношение бригадиров и мастеров, командующих садкой во вторую и третью смены, да и в первую частенько по субботним, воскресным и праздничным дням. Они «плюют» на технологию изготовления кирпича, на интересы предприятия, а руководствуются сугубо личными интересами. В частности, речь идёт вот о чём. Почему они позволяют… даже можно твёрдо сказать: заставляют садчиков сажать на обжиговые вагонки недосохший кирпич-сырец? Такой кирпич всегда замаскировывается во внутрь садки и пройдя мимо вагонки с кирпичом, вы никогда его не заметите. Лишь после процесса обжига, при выгрузке кирпича на поддоны, в серединке вагонки окажется куча развалившихся кирпичей. Однако наличие сырого кирпича в садке опасно не столько безвозвратной потерей такого кирпича, сколько более страшными последствиями. После того, как сырой кирпич в печи рассыпется, садка на вагонке становится неустойчивой. Она в любой момент и в любой точке может развалиться вся. Особенно от толчка или рывка при продвижении по печи. А любой развал-завал – это не только авария, но и миникатастрофа для печи. Вагонка с кирпичом сходит с рельс, за ней вторая, третья. Рвётся трос, ломаются от перегрузки лебёдки, которыми тянут состав. Работу печи приходится останавливать.
*************************************************************** (Стр. 528.)
Полностью тушить. Вагонки до места завала из пекла печи вытаскивать. Завал ликвидировать, рельсы очищать. Всё делается в спешке по принципу «давай-давай!» и под девизом: «План - любой ценой!». Не удивительно, что бедняжки-печи от таких резких температурных перепадов, через пять лет не выдержали. Новые требуются. Кстати, бригадиры и мастера такое вопиющее безобразие творят не ради корысти. А по вашей вине, Виктор Александрович. И в угоду вам. Вот вы как-нибудь на досуге не поленитесь, хотя бы один раз в год задумайтесь, проанализируйте по каким критериям и по каким показателям ваш ум оценивает успешность работы мастеров смен и бригадиров формовки и садки с выгрузкой. К сожалению, по самым примитивным, по самым простым, конкретным, удобным, лежащим на поверхности, не требующим напрягать извилины в мозге. Могу с уверенностью утверждать: придя на работу ваш первый интерес и первый вопрос: сколько сформовали кирпича за истекшие сутки, сколько посажено в печи, сколько выгружено и передано на склад готовой продукции? Второй интерес и второй вопрос, особенно если суточные производственные показатели вас не устроили: сколько посменно сформовано, посажено в печь и выгружено кирпича. Почему тот или иной мастер с бригадирами мало сделали? И тут же считаете: значит плохо работали. В итоге: каждый мастер смены и подчинённые ему бригадиры стараются правдами-неправдами любой ценой побольше сформовать, побольше посадить и побольше выгрузить. Причём, фактически, один за счёт другого. Благо, система учёта и отчёта показателей работы смен такое позволяет, тому способствует. Из обжиговых печей плохо посаженный бригадой кирпич выскочит через 40 часов и попадёт на выгрузку другой смены, «подрезав ей крылышки» и сделав её объектом вашего недовольства. Так с переменным успехом вы незаслуженно взбучивая то одних, то других, провоцируете всех к работе по принципу: «давай-давай» лишь бы их не ругали, лишь бы их показатели не были хуже остальных.
*************************************************************** (Стр. 529.)
Вспомните хотя бы историю полутора месячной давности с ремонтом обжиговых вагонок. Когда за то, что я ремонтировал за смену вместо двух вагонок одну, вы в мой адрес публично гневно метали громы и молнии, даже требовали наказать меня. А между прочим, мои 20 вагонок до сих пор в прекрасном состоянии. В то время как остальные 60.., не поленитесь, приглядитесь к ним, придётся вновь не в мае так в июне точно ставить опять на капитальный ремонт и вновь понести большие материальные потери, несмотря на нашу, почти бесплатную, неоплаченную работу. Я еле сдержался тогда, скажу честно, чтобы не начать ремонт вагонок по принципу «тяп-ляп!» и полторы недели работал в две смены ради количества не в ущерб качеству. В среднем же, дела на заводе идут всё хуже и хуже. Труд всё напряжённее и напряжённее, бестолковее и бестолковее, дармовее и дармовее, затратнее и затратнее. То есть, Виктор Александрович, менять вам следует подходы в оценке успешности работы мастеров и бригадиров. И на первом этапе этого пути необходимо добиться такого графика движения состава в печах, такого графика садки и выгрузки вагонок, чтобы каждая смена разгружала только те вагонки, которые пару дней назад сама сажала и в печь проталкивала. Только тогда у мастеров и бригадиров не будет желания абы как и абы чем производить садку, затаривать в неё битый кирпич, потому что их работа наглядно высветится в конечном результате. А сваливать вину станет не на кого. Конечно, организовать подобным образом процесс обжига не просто. Но, как говорится, «овчинка стоит выделки!». Дополнительные 500 тысяч кирпича в месяц того заслуживают. Ещё вот что необходимо не откладывая сделать. Обязательно следует очистить от битого кирпича канал под печами. Слесаря-ремонтники там должны проходить в полный рост, а не лазить под вагонками по-пластунски. Хотя бы канал под первой печью.
*************************************************************** (Стр. 530.)
Через три месяца его так и так придётся очищать, раз на этом месте начнут ложить новую печь. Так зачем ждать? Потом и канал второй печи можно будет в порядок привести. Без чистых, правильно вентилируемых каналов мы не сможем поддерживать в нормальном техническом состоянии подвижной состав, троса, обеспечить необходимую в печи температурную и аэродинамическую кривую. - Очень важно, Виктор Александрович, - продолжал критиковать Иванов директора, - для осуществления контроля за качеством садки и для составления графика выгрузки обожжённого кирпича иметь более четкую нумерацию на вагонках. Цифры должны быть крупные, яркие, с обоих торцов вагонки. Лучше всего их нанести не еле заметной электросваркой размером со спичечный коробок, а краской «серебрянкой», разведённой на «жидком стекле». Они не сгорят и будут служить верой и правдой очень долго. - Хотелось бы также попросить директора, - вздохнул Иванов, - обратить внимание на отсутствие часов в дежурном помещении обжигальщика. Нам, заключённым, наручные часы иметь не положено. Настенных нет. А должны быть. Иначе как обеспечить равномерный ритм толкания вагонок в печь и продвижения состава от одной позиции к другой? Особенно во вторую и третью смены, в субботние, воскресные и праздничные дни, когда спросить время практически не у кого. И последнее. Стоимость 500 тысяч кирпича приблизительно равно 35 тысячам рублей. По-моему, есть смысл из этой суммы выделять хотя бы 5 процентов денег на поощрение заключённых за хорошее отношение к работе. К примеру, в течение недели выполнила бригада план по садке и выгрузке кирпича – держите мужики премию в виде 10 пачек сигарет и двух пачек чая каждому на сумму в 2 рубля. За месяц получится 8 рублей. На 200 человек это составит тысячу шестьсот рублей. Поверьте. Не прогадаете. К тому же это наиболее эффективный поощрительный вариант заключённых на данный момент по совокупности всех обстоятельств. Подумайте над этим хорошенько. У меня всё!
*************************************************************** (Стр. 531.)
- Слава Богу! – улыбнулся директор. – Садитесь, Александр Сергеевич. Спасибо за советы, предложения и за критику в мой адрес. Неплохо меня поджарил. Так и надо. На то я и директор, чтобы за всё быть виноватым. Надеюсь, ты со мной сквитался за мою несправедливую критику в твой адрес при ремонте вагонок?
- Нет, Виктор Александрович, - засмеялся Иванов. – Вы так и остались в должниках. Я вас критикую справедливо, и время, уверен, это покажет. А вы меня критиковали, как сейчас сами признались, несправедливо. Но я, не беспокойтесь, не злопамятный даже по отношению к тем, с кем не квит.
Директор взглянул на часы: - Время к обеду. Давайте договоримся так. До двух часов обо всём ещё раз хорошенько подумаем в свете того, что здесь было сказано, а в два часа все начальники служб соберитесь в моём кабинете. Обсудим и примем к исполнению конкретный план действия. Так как мы работаем.., работать дальше нельзя. Сами себе создаём проблемы, а потом героически их устраняем.
3. В тюрьме не столько тело должно лечиться, сколько душа. (Впрочем, и то, и то калечат! – А.С.)
Иванов пришел к Алине в лабораторию как только она вернулась с обеда.
- Сашенька! Миленький! – обняла его Алина, целуя. – Я так соскучилась по тебе. Ира ко мне в 12 часов приходила. Так хвалила твоё выступление на совещании… Говорила, будь у тебя диплом о высшем образовании, большим начальником стал бы. Ты в её глазах на целый метр вырос.
- Она просто плохо реальную жизнь знает, - усмехнулся Иванов. – При такой двуличной власти… таких как я никогда до высоких постов не допустят ни с дипломом, ни тем более без диплома.
*************************************************************** (Стр. 532.)
- Сашенька! Ни прибедняйся! – улыбнулась Алина, продолжая целовать Иванова. – Ира рассказывала как ты здорово критиковал директора, но он не обиделся. Даже поблагодарил искренне тебя. Значит ты умеешь хитро критиковать и не соглашаться с безобразием.
Иванов со скептическим выражением лица махнул рукой: - Знаешь почему он не обиделся и сказал спасибо? Потому что работает на таком месте, от которого требуется реальный конкретный результат не менее 1,5 миллионов лицевого кирпича в месяц. А там, где конкретный реальный результат не спрашивают, там начальник критику не потерпит. Начальник колонии подполковник Дубов тому наглядный пример. Любую мою критику на себя он с улыбкой встречать не будет, спасибо не скажет. Наоборот, проявит агрессивность, особенно внутреннюю, и не забудет её никогда. Начальник, не нацеленный на конкретный, действительно общественно значимый результат, – опаснее врага.
- А на какой Дубов должен быть нацелен общественно значимый результат? – пытается понять Алина мысль Иванова.
- В первую очередь на то, Алиночка, - вздохнул Иванов, - чтобы попавший в колонию человек освободился отсюда не хуже чем был, а лучше. Чтобы снова не встал на преступный путь. Особенно на путь насилия против личности и её собственности. То есть разбоя, грабежей, бандитизма, убийств, нанесения любых видов телесного повреждения, изнасилования, хулиганства, оскорбительного поведения. Краж личного имущества у граждан, обмана, мошенничества.
*************************************************************** (Стр. 533.)
- А сейчас на что нацелен? – улыбнулась Алина внимательно, с долей восхищения глядя Иванову в глаза.
Иванов снова тяжело вздохнул и усмехнулся: - Сейчас власть нацеливает всех начальников колоний и вышестоящих над ними начальников на одно: чтобы заключённый, отбывая наказание, приносил доход государству. Всё остальное дело десятое и служит лишь фиговым листком для прикрытия этой главной цели.
Алина иронично хмыкнула: - А ты, Сашенька, считаешь, что заключённых, совершивших уголовные преступления, государство бесплатно кормить и одевать должно.
- Наверное, - неопределённо пожал плечами Иванов. Тебя же, Алиночка, бесплатно лечат, если заболела. А административные правонарушения и уголовные преступления – это тоже симптомы болезни. Только болезни не телесные, а социальные, которые лечат штрафами, выступающими как своего рода форма добровольного лечения, либо лишением свободы в качестве принудительного лечения из-за её повышенной социальной опасности. И смешно, согласись, лечить людей в принудительном порядке за их же счёт. Впрочем, лечить-то можно. Но эффективность такого лечения окажется крайне низкой. Это же не тело лечится, а душа, нуждающаяся не столько в лечении, сколько в самоизлечении. Труд, бесспорно, лечит человека. Но не всякий. И не всякого. Тем более труд рабский. Хочешь, я тебе про приснившуюся мне однажды историю расскажу?
*************************************************************** (Стр. 534.)
- Хочу, милый, - улыбнулась Алина.
4. Не всякий дармовой доход оборачивается доходом.
Иванов прижал её к себе, нежно поцеловал, сладко вздохнул и, улыбаясь, на ушко прошептал: - Слушай, моя любимая. И так… Где-то в горах… из неведомых земных глубин… в результате каких-то катаклизмов… по расщелинам на поверхность камней вытекала вода. Местные жители называли эту воду «мёртвой», а русло – «мёртвой речкой». В ней не водилась рыба, не росли водоросли. Её облетали и обходили стороной птицы и животные. Вокруг неё ничего не росло, а всё, с чем она соприкасалась, гибло. Попадая с гор в долины и на равнину, от неё, как и от нас, здесь сидящих и отсидевших, не было житья и там, особенно в периоды аномальных погодных явлений. Однажды, не выдержав очередного разгула Мёртвой реки, народ обратился за советом и помощью к мудрецам. Те в поиске решения проблемы долго спорили между собой, доказывая друг другу и людям, живущим в тех краях, что предпринять, как поступить, почему именно так, а не эдак. В конце-концов мудрецы пришли к выводу и убедили людей в необходимости построить в ущелье на пути текущей Мёртвой реки высокую плотину, перед которой, по замыслу мудрецов, образуется большое и глубокое водохранилище, где мёртвая вода будет отстаиваться. Её верхние слои под действием Солнца, Луны, Звёзд, свежего воздуха и ветра превратятся в живую воду и будут переливаться огромным водопадом через край плотины вниз к долинам и равнинам, преображая их в цветущие оазисы. Вдохновлённые такой перспективой люди с большим энтузиазмом принялись сооружать плотину, сажать вокруг водохранилища и вдоль русла реки сады, возводить красивые дома, окультуривать прилегающие поля и пастбища. Одним словом, стали жить припеваючи.
*************************************************************** (Стр. 535.)
Вскоре о райском уголке молва докатилась до дворца Повелителя той страны. Послал Повелитель своих приближённых вельмож проверить состоятельность слухов и попутно узнать, если то правда, почему в таком случае живущие там подданные платят казне малые подати. Приехали вельможи в те богатые места и глазам своим не верят увиденному Раю. Созвали самых авторитетных и знатных богатеев этих мест и сообщили им требование Повелителя об увеличении сбора дани в этой некогда глухой, бедной и Богом забытой провинции. Прослышав о требовании Повелителя, народ возмутился и сказал решительное «Нет!». Платить подати на увеселительные нужды дворцовой знати они не собираются. Денежки добыты слишком тяжёлым трудом. Неповиновение подданных привело Повелителя в ярость. Он решил отправить на усмирение непокорных войска. Вельможи поддержали желание Повелителя послать для устрашения войска, однако убедили Его не торопиться с применением силы, поскольку разорённая провинция станет лишь источником недовольства в стране, а казна тем более ничего не получит.
- Лучше всего, - посоветовали Ему вельможи, - выкачивать деньги из провинции другим, более хитрым путём. Добиться от населения тех мест, используя их исторически врождённую социально-общественную дебильность, разрешения на постройку под стенами плотины гидроэлектростанции и использовать дармовую энергию высотного водохранилища для получения электричества, которое в качестве подати будет по кабелям идти в распоряжение Повелителя. Министр финансов и Главный банкир казначейства поддержали идею вельмож. Повелитель смягчился и прислушался. Переговоры с жителями провинции на фоне грозного войска возобновились. Вельможи озвучили своё компромиссное предложение.
*************************************************************** (Стр. 536.) - Всё равно энергия воды бестолку пропадает, - убеждали они. – Отдайте нам её. Отдадите – сразу «двух зайцев убьём!»: и Повелитель останется доволен, и вам не надо будет платить дополнительных податей. Люди отнеслись к предложениям пришлых с большим подозрением и попросили вельмож дать им возможность подумать, посоветоваться с мудрецами. К сожалению, к этому времени мудрецы за ненадобностью поизвелись: старые поумирали, новыми не обзавелись, не воспитали. Кое-как отыскали одного. Он подтвердил, что ничего страшного и коварного в предложении вельмож с точки зрения физики не кроется. Энергия водохранилища действительно пропадает впустую. И если её использовать для получения электрического тока, то это будет разумное решение. Так как мудрецов по другим направлениям знаний в провинции не оказалось, противиться строительству гидроэлектростанции никто не стал. В частной беседе вельможи поблагодарили мудреца за поддержку и преподнесли ему богатые подарки. Мудрец от подарков вежливо отказался, сославшись, что они ему в преклонном возрасте ни к чему и вышел от вельмож, но вспомнив о чём-то важном вернулся и попросил вельмож использовать энергию не нижних слоёв воды водохранилища, в силу её особых «мёртвых» свойств, а энергию падающих водопадом верхних слоёв воды, успевшей напитаться живительной силой. Те пообещали иметь это ввиду и довольные отбыли с войском в столицу. При проектировании гидроэлектростанции с использованием готовой платины с заполненным водохранилищем, ничего не понимающие в сути местных проблем проектировщики пошли по самому простому и самому дешёвому техническому пути: решили использовать энергию давления нижних слоёв воды водохранилища. Однако один из вельмож, помня последний разговор с мудрецом и понимая всю губительность такого проекта, рассказал обо всём Повелителю и предупредил о неизбежности народных волнений, поскольку честный мудрец молчать не станет и взбудоражит всю провинцию.
*************************************************************** (Стр. 537.)
Повелитель выделять из своей казны на более дорогой проект деньги не стал и приказал, во избежание проявления народом недовольства, мудреца убить. Мудреца отравили. Гидроэлектростанцию построили. Она стала приносить казне Повелителя хорошую прибыль. А всё остальное в расчёт брать не захотели. Как только «мёртвая вода» принялась косить всё живое, люди сообразили в чём дело. Разгневанные толпы снесли с лица земли здание гидроэлектростанции, дыры от водоводов залатали и приняли решение впредь вельмож в свою провинцию не допускать и Повелителю не подчиняться Повелитель направил туда войско, чтобы проучить строптивый народ. Войска принялись всех подряд убивать, сжигать дома, вырубать сады, топтать поля. В ответ взбунтовавшийся народ от отчаяния взорвал плотину и мёртвая вода огромным валом прокатилась не только по провинции, но и по всему государству, по соседним странам. Итог был печален…
- Вообщем, Алиночка, - улыбнулся Иванов, - не всякий дармовой доход оборачивается доходом. Уметь надо глубже и лучше всё учитывать и просчитывать. Лично на мой взгляд, труд в тюрьме и колониях должен быть добровольным. Хочет заключённый работать… и имеется такая реальная возможность, пусть работает. Не хочет – заинтересуйте. Но не заставляйте, не принуждайте. Сейчас с этой рабской производственной деятельностью до смешного идиотизма доходит. Возьми любого кочегара в котельной Оклад у них 84 рубля в месяц. При начислении этой зарплаты половину, то есть 50%, государство забирает себе в доход. Остаётся 42 рубля. С этих 42 рублей забирают подоходный налог, стоимость питания, коммунально-бытовые услуги, стоимость обмундирования. То есть, ещё 20 рублей. Остаётся 22 рубля. Если он на 11 – 13 рублей решит отовариться в магазине – то домой на детей, на семью ему удастся послать не более 10 рублей. В принципе, по факту, кочегар работает за зарплату в 22 рубля.
*************************************************************** (Стр. 538.)
На нашем кирпичном заводе у рядового заключённого это самая высокооплачиваемая и лёгкая работа. Потому что в котельной в качестве топлива используется газ.. На формовке, садке, выгрузке и прочих местах, заключённые получают куда меньше, а условия труда намного хуже. Если же сминусовать налог с холостяков, удержания по исполнительным листам за причинённый материальный ущерб преступлением, судебные издержки, алименты, плату адвокатам – то тем более полный «Караул!». Фактический заработок в месяц всего по 2 – 3 рубля, и даже меньше, которых хватает лишь на 20 – 30 пачек самых дешёвых сигарет типа «Памир» или «Прима» по цене 10 – 14 копеек. Я тоже через всё это прошёл. Причём, не имея родных и близких, которые могли бы как-то помочь. В такие периоды чувствуешь себя точно также грустно и одиноко, как в больнице больной, к которому никто не приходит, ничего не приносят и в кошельке пусто. Вот и представь, Алиночка: когда не работаешь, ничего не высчитывают. Несчего! Хотя кормят, одевают, обеспечивают коммунально-бытовыми услугами. А работаешь целый месяц на производстве, как осёл, запишут на лицевой счёт 2 – 3 рубля и будь здоров. Всё остальное высчитают. Хотя, казалось бы, наоборот: отдайте, ради Бога, всё, что он заработал и скажите ему большое «Спасибо!» в придачу за то, что будучи уголовным преступником, сидя в тюрьме честно работает. Не скажут! Мозгов у правителей и окружающих их вельмож-чиновников на это не хватит. Не умеют они по-настоящему считать народные деньги. И никто их этому не учит. Никто этого с них не требует. Сейчас в Москве вроде бы обсуждается в узком кругу чинуш вопрос о необходимости оставлять осуждённому от зарплаты не менее 10% денег на покупку в магазине продуктов питании и товаров первой необходимости. Но опять же, это сущие крохи!. Крохи даже в том случае, если эти 10% будут начисляться с полного заработка, а не с половинной суммы.
*************************************************************** (Стр. 539.)
И то, опять же… опять же, опять же! Начисляться обязательные 10% будут только тогда, когда заключённый выполнил месячную норму выработки не ниже 100%. А у нас на заводе пятая часть заключённых не выполняет норму выработки. Причём, не выполняет по независящим от них причинам вследствие бездарной организации труда и большой величины брака. Плюс: зарплаты смехотворные даже у выполняющих. По 60 – 70 условных рублей. То есть, большая категория осужденных будет работать в любом случае целый месяц фактически за 5 – 6 рублей, а у невыполняющих, как была, так и останется фактическая зарплата от нуля до 2-х рублей в месяц. Вот и вся, Алиночка, горькая правда. Так прививают в местах лишения свободы любовь к труду. Впрочем, тебе этого не понять. Сытый голодного не уразумеет. Или чуточку дошло? Скажи честно.
Иванов вопросительно посмотрел на Алину.
- Не дошло, Сашенька, - улыбнулась Алина, крепко прижавшись к Иванову. – Я просто верю тебе. Ты о не выстраданном говорить не станешь. Да и народная молва не зря же считает, что тюрьма людей ещё больше портит. Хотя, судя по тебе, бывают исключения.
- Не бывает, милая Алиночка, - поцеловал её в губки Иванов. – Наши места лишения свободы чем-то сродни бочки с рассолом, в которую пичкают огурцы. К тому же пичкают ногами. В ней, как бы огурец не сопротивлялся, каким бы он крепким и толстокожим не оказался, всё равно просолится залитым рассолом. Вопрос лишь во времени: сразу или чуть-чуть попозже. Только и всего. Я тоже не исключение.
*************************************************************** (Стр. 540.)
- А что в тебе, Сашенька, тюрьма испортила? – удивилась Алина.
– Многое, к сожалению, Алиночка. Я стал грубее, более раздражительным, вспыльчивым, агрессивным, жёстким. Мат-перемат слух не режет, как раньше. Чужую боль и страдания воспринимаю спокойнее. Прежде чем откликнуться, а тем более кинуться на помощь кому-то, подумаю, прикину: а стоит ли? Надо? А не обернётся ли моё благородство, мой душевный порыв мне боком. Такие в зонах примеры имеются. И с немалыми сроками. Когда увидишь в тюрьме невиновного, сидящего 6-8 лет за свой благородный порыв – о многом задумаешься. Но и это далеко не всё. В ещё более худшую сторону изменилось моё правовосприятие. Побывав в тюрьмах, КПЗ и на двух «зонах»… Понасмотревшись-понаслышавшись всякого, перечитав десятки и десятки обвинительных заключений и судебных приговоров, вынесенных в отношении невиновных.., поразговарив с ними об обстоятельствах дела, о ходе предварительного следствия, о судебных процессах, о судьях и так называемых «народных заседателях», о прокурорах и об адвокатах-защитниках, во мне, Алиночка, окончательно сформировалось полное недоверие к милиции, прокуратуре, судам и адвокатам-защитникам. Меня сейчас никто не в силах убедить, что органы государственной власти не являются гнёздами прохиндеев, а идея построения коммунизма в СССР – не утопия. Однако самым страшным и гнетущим моментом стало осознание того, что советский народ, включая меня, поскольку я тоже являюсь его частичкой, соответствует как общественное формирование уровню разношёрстного стада овец и баранов без будущего. А потому, по совокупности всех плюсов и минусов, считаю поведение советских людей, пытающихся по-крысиному урвать что-либо себе от государства, если есть такая возможность, а тем более необходимость, совершенно разумным и правильным.
*************************************************************** (Стр. 541.)
5. Женскому полу всё равно хочется большего.
- А разве, Сашенька, государство это не мы – простые люди? – улыбнувшись с мягкой ироничностью, закачала головой Алина.
- Нет, Алиночка. И ещё раз нет! – став серьёзным, усмехнулся Иванов. – Эту сплошную демагогию навязывает власть с помощью отсутствия свободы слова и мнений знаешь для чего, чтобы не позволять народу грабить и растаскивать то, что она подспудно считает своей собственностью. Вот ты скажи, хорошенько подумав: лично тебя, милая Алиночка либо простой народ, когда-нибудь государство спрашивало, как ему следует расходовать доверенное богатство страны? Не спрашивало. И спрашивать не собирается! Государство в лице чиновников всех мастей всегда народные богатства тратило по своему усмотрению и разумению без всякого свободного обсуждения и учёта пожеланий и мнений тех, кому они принадлежат с рождения. Тем самым они крадут богатство у народа. А народ, по возможности, крадёт у государства свою же собственность. Не украдёшь – не получишь. Всё будет профукано ими на свой непомерно раздутый, дорогостоящий управленческий штат, на бездарные проекты и прожекты, на сокрытие уму непостижимой бесхозяйственности, безответственности, на безмозглую геополитическую помощь, по сути, диктаторским режимам в Африке, Латинской Америке, Ближнего Востока, Юго-Восточной Азии и прочее, прочее, прочее. Впрочем, ай! К чёрту политику!.. - Иванов крепко прижал к себе Алину и, сладостно вздохнув, стал раскачивать её из стороны в строну. – Зачем я тебе, такой красавице, в разгар весны всё это рассказываю? Признайся: твою душу, сердце и разум волнуют совершенно другие мысли и желания.
- И какие же? – кокетливо улыбнулась Алина
*************************************************************** (Стр. 542.)
- Сейчас узнаешь, - засмеялся Иванов, и нежно поцеловав раз, второй, третий, заскользил своими мягкими пластичными руками по её лицу, шее, спине, груди, талии. Встав на колени, прижался головой к её ногам, медленно и осторожно ласковыми движениями пальцев взобрался по ним под юбку. Поутюжил там своими бархатными ладонями бёдра и зад. Встав с колен припал губами к её оголённой груди, шее. Снова несколько раз с упоённым наслаждением поцеловал в губы и, улыбаясь, на ушко ей прошептал: - Признавайся. Отгадал?
Алина обхватила Иванова за шею, несколько раз поцеловала в ответ и, прижавшись своей щекой к его щеке, тяжко вздохнула: - Всё равно, Сашенька, хочется большего. Я с мечтами об этом часто засыпаю. Иногда мечта сбывается. Но во сне. Тем не менее, всё равно спасибо! Ощущения как наяву. Ты такой в постели трогательный, заботливый, ласковый. Неужели правда? - Не знаю, - засмеялся Иванов. – Вполне возможно. По крайней мере мой характер подобным предположениям не противоречит.
- Сашенька! А я тебе продолжаю сниться? – улыбнулась Алина.
- Да, миленькая! – крепко-крепко прижал Иванов к себе Алину. – И очень часто.
- И что ты со мной во сне делаешь? Расскажи, - умоляюще заглянула Иванову в глаза Алина.
*************************************************************** (Стр. 543.)
- Всё, что в тюрьме о сексе слышу, то и делаю, - засмеялся Иванов. – Я же мальчик! Опыта совершенно никакого, если не считать единственного момента, когда мой «индикатор» случайно наполовину угодил тебе в верхнюю дырочку.
- Всё ясно! – засмеялась Алина. – Раз запомнилось то мгновение, значит понравилось. Так? Скажи честно.
- Наверное.., - стыдливо опустив голову, улыбнулся Иванов. – Но не потому, что это хорошо, а потому, что другого не было и сравнивать не с чем.
- Понятно, - закивала головой Алина, продолжая смеяться. – А ещё что со мной конкретно вытворял, кроме такого вида секса?
- Не скажу, - опустив глаза, отрицательно закачал головой Иванов, слегка покраснев.
- Сашенька. Миленький! Скажи! – умоляюще улыбнулась Алина. – Мне так хочется узнать: в какие сексуальные забавы ты со мной во сне играешь?
- Не приставай, Алиночка, - нахмурился Иванов и взглянул на часы. – Сказал «нет!» - значит «нет!».
- Не буду, не буду, Сашенька! – засмеялась Алина. – Не говори. Я и так знаю. Слышала. У вас на зоне секс в «Роттердам с Машками и Дашками», как и в «Попенгаген», вполне обыденное явление. Признавайся!
*************************************************************** (Стр. 544.)
- А мне не в чем признаваться, Алиночка! – ещё больше нахмурился Иванов и отстранился от Алины. – Мой «индикатор напряжения» к услугам «Машек и Дашек» никогда не прибегал и прибегать не собирается. Я его не на помойке нашёл!
- Сашенька! Не уходи! – преградила ему дорогу Алина, почувствовав, что он намеревается покинуть лабораторию. – Не обижайся. Я же ведь не Машка и не Дашка мужского пола, а женского рода Алиночка, твоя преданная любовница. И ты не должен бояться, стесняться со мной один на один откровенно говорить, о чём-то просить, чего-то хотеть. А вдруг наши желания совпадут. Я же очень любопытная до нового в интимных отношениях.
- Алиночка. Дело не в обиде, - положил ей на плечо свою руку Иванов. – Посмотри сколько время. Через семь минут съём. Идти мне пора.
Алина взглянула на часы и обняла Иванова: - Да, Сашенька. Пора. Как жаль. Снова до понедельника ждать. Слишком долго… Алина прижалась к Иванову и тяжко вздохнула: - Ой, так не хочется расставаться. Побудь ещё минут пять. Не торопись. Успеешь. Поцелуй меня. Заряди своей энергией. Подыши ароматом роз. Прикоснись к моей груди, ногам. И мне позволь кой к чему прикоснуться. Разрешаешь?
Иванов стиснул в своих объятиях Алину и, улыбаясь, на ушко прошептал: - Разрешаю.
*************************************************************** (Стр. 545.)
Ровно в 16.30 Иванов покинул лабораторию и поспешил на съём.
- Не опоздаешь! – сверкая счастливыми глазами, улыбнулась ему вслед Алина. – Часы настенные спешат на целых четыре минуты.
Глава двадцать четвёртая.
Любовь на расстояние.
1. Прощай, котельная!
14-го мая в понедельник начальник котельной Епанешников, Алина и Иванов принимали экзамен у Копылова. После успешной сдачи Копыловым экзамена, Епанешников поблагодарил Иванова и, вздохнув, развёл руки: - Жалко мне такого специалиста отпускать, но ничего не поделаешь. Иди. Ты все свои обещания выполнил. Слово сдержал. За тобой здесь остаётся только автоматика. Основная работа твоя теперь будет на обжиге. Там тебе с твоим бескомпромиссным характером в принципиальных вопросах, бесспорно, нелегко придётся. Это не котельная.
- Знаю, - соглашаясь закивал головой Иванов. – Забот и проблем, действительно, на обжиге куда больше, чем в котельной. Однако не обилие дел страшит, а мягкотелость Дмитрия Ивановича Юрченко. Начальник на обжиге сейчас, как нигде, должен быть требовательным и твёрдым. Увы, у него этих качеств практически нет.
- Зато в тебе этих качеств излишек, - улыбнулся Епанешников. – Как раз в среднем получится хорошая пара. Ну а если что, есть начальник производства. Он тебя очень высоко ценит и всегда займёт твою сторону. В крайнем случае, коль придётся «хлопнуть дверью», всякое же может быть, возвращайся работать ко мне в котельную. Приму с удовольствием: либо газоэлектросварщиком, либо слесарем-сантехником или по газу, либо оператором паровых котлов на газовом топливе, то есть, кочегаром.
*************************************************************** (Стр. 546.)
С такой кучей специальностей у нас всегда место найдётся. Но я не думаю чтобы «хлопать дверью» тебе пришлось из-за Юрченко. Он мужик неплохой, умный, понимающий. Единственный недостаток – не умет и не желает спорить с директором, с начальником производства, которым сиюминутный количественный показатель важнее качественного и в конечном счёте количественного показателя. С опорой же на тебя поведение Юрченко станет жёстче. А вот из-за позиции директора, из-за его вспышек недовольства, ты, вспылив, «дверью хлопнуть» можешь запросто. Терять-то тебе нечего. Через год освобождаешься. Тем не менее, постарайся в такие моменты сдерживаться, не горячиться. Понять его особенно после «разноса» сверху. Разъяснить ему: почему надо поступать так или так. В конце концов, не от хорошей жизни из него отрицательные эмоции выплёскиваются. Когда стройки стоят без кирпича, строители любому, даже самому-самому никудышному кирпичу рады. Привередничают они лишь при избытке. Такова реальность. И её хочешь, не хочешь надо учитывать. И не сдавайся! Тормоши всех! После твоего толкового выступления на совещании, тебе все охотно пойдут навстречу. Сегодня на планёрке твоё предложение о поощрении осуждённых, занятых на формовке, сушке, садке, обжиге и выгрузке, сигаретами и чаем, принято. Директор хочет с тобой на эту тему дополнительно поговорить. Очень важно включить в положение о поощрении не всё подряд, а самое необходимое. Начнёт оно действовать со следующего понедельника в течение трёх месяцев. Ко мне тоже не стесняйся обращаться за помощью. Надеюсь, вентиляционный воздуховод в дежурную обжигальщиков сварил без помех? - Да! – улыбнулся Иванов. – И запустил! Работает. Спасибо за помощь! Есть ещё один, Александр Фёдорович, нерешённый вопрос. В бытовке сварщика я оставил для котла действующий образец газовой горелки с водяным охлаждением, работающий без дутьевого вентилятора.
*************************************************************** (Стр. 547.)
К ней приложена моя инструкция по установке и эксплуатации. Кто знает что будет через год, через два? Вдруг возникнет потребность экономнее относиться к электроэнергии и тогда в ней появится необходимость. Поэтому возьмите её к себе в кабинет, повесьте на стене и пусть она вам служит укором и напоминанием о недопустимой расточительности.
- Хорошо, - улыбнулся Епанешников и повернулся к Копылову. – Принеси в кабинет. Посмотрим куда повесить до лучших времён.
- Он один не упрёт! – засмеялся Иванов. – Слесаря сразу, Витя, в помощники бери.
При выходе вместе с Епанешниковым из лаборатории, Иванов бросил взгляд на Алину. Алина стояла у двери серьёзная и слегка побледневшая. Она интуитивно понимала, что отныне Иванов крайне редко будет заходить сюда к ней. И забегая вперёд скажу, она не ошиблась, - тяжко вздохнул «Второй», явно сопереживая Алине. – В лабораторию к ней Иванов приходил только дважды: 2-го ноября в пятницу, чтобы поздравить её с Днём рождения и 7-го марта 1974 года, чтобы поздравить с женским праздником «8-ое Марта».
2. Парадоксы советского рабского труда при «развитом социализме».
28-го мая заключённым, работающим на формовке, сушке, садке, обжиге и выгрузке за выполнение недельного планового задания выдали в каждые руки по 7 пачек сигарет и по две 50 граммовые пачки грузинского чая. Ира и Алина зная, что Иванов не курит и не чифирит, подсказали директору идею отметить хорошую работу Иванова не сигаретами и чаем, а коробкой шоколадных конфет. Ира лично отнесла и вручила ему конфеты.
*************************************************************** (Стр. 548.)
Во время съёма с работы контролёры войскового наряда отобрали у Иванова коробку конфет и передали её стоящему невдалеке в качестве наблюдателя дежурному офицеру с красной повязкой на руке и буквами ДПНК. Иванов вспылил. Стал возмущённо доказывать, что конфеты ему дали в качестве премии за хорошую работу вместо чая и сигарет, как некурящему и не чифирящему. Дежурный помощник начальника колонии был краток: - Осужденным, согласно действующему исправительно-трудовому законодательству, шоколадные конфеты кушать не положено и подлежат изъятию. Будешь продолжать «выступать» - составим рапорт о наличии запрещённых предметов и не подчинении законным требованиям администрации при их изъятии. Кроме того, до утра посидишь, чтобы успокоился, в штрафном изоляторе.
Толя Гузёв за рукав куртки одёрнул Иванова: - Санёк. Помолчи! – решительным шёпотом попросил он. – Ничего ты им не докажешь. Формально они правы. Сам виноват. Несёшь в открытую. Расчувствовался. Двадцать конфет не мог спрятать.
- Просто забылся, - с досадой вздохнул Иванов. – Премия всё же. Да и коробка очень красивая, а каждая конфетка в отдельном гнёздышке аппетитнее смотрится. Хотя надо было, действительно, коробку пустой нести, а конфеты припрятать отдельно.
На следующий день Толя Гузёв с возмущением рассказал об истории с конфетами обжигальщице Тане. Та – Алине. Алина – своему начальнику Епанешникову и Ире. От них обо всём узнал директор, который позвонил начальнику колонии и попросил как-то решить вопрос. Начальник колонии сослался на исправительно-трудовое законодательство и положил трубку.
*************************************************************** (Стр. 549.)
Во время съёма с работы дежурный помощник начальника колонии сказал Иванову, чтобы он зашёл на вахту к нему и забрал коробку конфет.
- Жрите сами! – огрызнулся Иванов. – Раз заключённым шоколадные конфеты не положено.
На вахту за конфетами Иванов не пошёл. Перед отбоем дневальный вахты принёс коробку конфет ему в жилую секцию.
Ира с виноватым выражением лица извинилась перед Ивановым за случившееся. Больше Иванову конфет за хорошую работу не покупали. И с 4-го июня он как и все стал получать премию в виде сигарет и чая. За май месяц завод произвёл и отгрузил потребителям на 220 тысяч кирпича больше обычного и достиг рекордного месячного показателя в 1 миллион 460 тысяч штук. В июне выпуск кирпича достиг цифры 1 миллион 680 тысяч штук. Однако и этот показатель соответствовал лишь половине проектной мощности завода, рассчитанного на выпуск кирпича в объёме 40 миллионов штук в год. То есть, 3 миллиона 300 тысяч штук в месяц. Иванову июньские цифры дались нелегко. По его настоянию из состава основных бригад, занятых на формовке и садке с выгрузкой, вывели в отдельную бригаду сушильщиков, футеровщиков вагонок, обжигальщиков, транспортировщиков вагонок из печей на плац и подчинили их главному технологу. В ту же бригаду отдельным звеном перевели всех контролёров ОТК из числа заключённых. С учётом лично разработанной Ивановым схемы, приняли новый график садки и выгрузки кирпича, в соответствии с которым не взирая на пересменки, неполадки, аварии, каждая из трёх сменных бригад выгружала из вагонок только свой посаженный кирпич. Иванову пришлось перебрать, просчитать, затратив уйму времени, огромное количество вариантов и выбрать максимально оптимальный, приемлемый.
*************************************************************** (Стр. 550.)
Не просто было Иванову добиться наличия на плацу перед началом каждой смены 10-12 вагонок с кирпичом Благодаря настойчивости Иванова, полностью очистили от битого кирпича под печами каналы. В результате чего можно было пройти под рельсами почти в полный рост, не сгибаясь, весь 100 метровый участок печи и осматривать ходовую часть любой вагонки. А при её сходе с рельс оперативно и квалифицированно решать вопросы: как быть и что делать. Немало пришлось Иванову повозиться, пошевелить мозгами, чтобы отрегулировать температурную и аэродинамическую кривую внутри печи. Пришлось устанавливать дополнительные, металлические, флажкового типа шторки, в конце печи ворота, а на каналах сплошные, самозакрывающиеся калитки. Однако больше всего проблем и беспокойств вызывало и доставляло плохое техническое состояние подвижного состава. В своё время на «тяп-ляп» отремонтированные вагонки, плюс безграмотно принятое тогда предложение главного механика о замене в них подшипников втулками с графитовой смазкой, осложняло стабильную ритмичность обжига. Несмотря на принятые меры, к концу июня оставалось ещё около 20 вагонок, требовавших нового капитального ремонта. Тем не менее, беда пришла с другого бока. В начале июля на формовке произошла серьёзная авария. Стал «дымиться», а затем «сгорел» на прессу главный 100 киловаттный электродвигатель. Ремонтники провозились с ним две смены, заменяя на новый и подгоняя крепление. Новый электродвигатель, не проработав двух часов, «сгорел». Пока выясняли что к чему, пока оба двигателя отвозили на перемотку, пока откуда-то привезли третий, опять подгоняли крепление – прошло ещё две смены. Кой-как запустили пресс. Через час двигатель сильно нагрелся. Пришлось выключить. Шли вторые сутки простоя формовки. Прекратилась садка, выгрузка. Притушены печи. Около пресса собралось всё начальство завода, включая Иру.
*************************************************************** (Стр. 551.)
На формовке появился мастер предстоящей второй смены. Он, подойдя к директору и начальнику производства, ждёт их указаний. Директор, стыдливо опустив голову, дал ему команду начинать с приходом второй смены садку, обжиг и выгрузку кирпича. Главный технолог робко протестует, сетуя, что опять опустошатся сушильные камеры. Вновь всё пойдёт кувырком. Директор насупившись потемнел и поднял глаза на главного технолога: - Знаю! – и сдерживая свой гнев, жёстко добавил: – Двое суток наш завод, производящий в единственном числе на всё Поволжье лицевой кирпич, в разгар лета, в самый пик строительного сезона, намертво умолк. Вы представляете что это такое? Из треста звонят! С облисполкома звонят, с обкома звонят. Все требуют ответа: Почему и когда возобновится отгрузка. Скажите, что мне говорить руководству области завтра в пятницу 6-го июля? Ира, услышав это, незаметно вышла с формовки, в обжиговом цехе предупредила обо всём Иванова и вернулась к начальству. Узнав о распоряжении директора, Иванов быстро привёл себя в божеское состояние и прибежал на формовку с хмурым, побледневшим, но решительным видом.
- Виктор Александрович! – обратился он к директору. – Неужели это правда, что вы дали команду на садку и выгрузку?
- Да, дал! – твёрдо произнёс директор. – Другого выхода не вижу.
*************************************************************** (Стр. 552.)
- А резон какой? - непроизвольно сжался пружиной Иванов и готовый вот-вот разжаться. – Кирпича же от этого не прибавиться. Лишь убавится. Ради чего? Чтобы пыль в глаза начальству вышестоящему пустить? Ладно пускайте, если вам нравится и хочется. Живите, продолжайте жить одним днём. Что касается меня, то я ради этого не собираюсь с утра до ночи на заводе торчать, в пыли и грязи возиться, свои силы, нервы и здоровье без пользы тратить. Поэтому заранее говорю: не отмените свою необдуманную должным образом команду, ищите на моё место другого дурочка. Поймите же, наконец: за счёт растаскивания сушилок от проблем не избавиться. Не на них, полных и чистеньких, сейчас надо глядеть. Вот сюда на формовку, на пресс следует вам и вашей команде внимание сконцентрировать. Посмотрите в каком зачуханном состоянии всё оборудование здесь находится. Прямо перед вами у электродвигателя на автомате резки кирпича электропровода, как сопли, с оголёнными концами висят. А там 380 вольт! Электрический щит – тошно смотреть – перекошен, сигнальные световые глазки отодраны. Вольтметр и амперметр разбиты. Система тепловой защиты на электродвигатели главного калибра не установлена. И хотите, чтобы всё это нормально работало? Не получится. Чудес не бывает!
- Александр Сергеевич, успокойся! – прервал Иванова начальник котельной Епанешников. – Разгорячился. Лучше на электродвигатель взгляни. Определи его техническую исправность. Помоги! Ты же в них неплохо разбираешься.
Иванов нехотя дотронулся до двигателя и отдёрнул пальцы: - Ого! Какой горячий. – И повернувшись к главному энергетику спросил: - На холостом ходу тоже греется?
*************************************************************** (Стр. 553.)
- Не пробовали, - качнул он головой.
- Ну и ну! – усмехнулся Иванов. – Всё спешите. Давай-давай! Хорошенькими перед начальством хотите быть, стоя на чужих костях. Короче так. Задание электрикам: в срочном порядке, не мешкая, пока я хожу за измерительным прибором, установите на щите амперметр и вольтметр. При отсутствии новых, снимите со щита в электроцехе своём. Обойдётесь! Задание электрослесарям: поставьте правильной стороной и закрепите нормально на валу электродвигателя крыльчатку воздушного охлаждения. Обязательно закройте её кожухом. А сам корпус накройте влажной тряпкой. Быстрее остынет. Но вначале проверьте, пожалуйста, наличие смазки в подшипниках. Двигатель не новый. По виду, где-то долго работал. Всё может быть.
Вернувшись на формовку с прибором, Иванов проверил техническое состояние электродвигателя и, придя к выводу об его исправности, дал команду на включение в режиме холостого хода. Когда двигатель закрутился, Иванов обратил внимание директора на амперметр: - Видите, Виктор Александрович, где стрелка находится. Она показывает ток холостого хода электродвигателя, который, судя по приклёпанной к статору табличке, соответствует паспортным данным этого электродвигателя. В связи с этим электрикам желательно там наклеить красную тонкую полоску. При переходе стрелки за неё в режиме холостого хода прессовщику следует вызывать электрика и электрослесаря.
Подождав 10 минут около работающего двигателя и убедившись, что всё нормально, Иванов дал команду прессовщику запустить пресс без подачи в него глины. Понаблюдав за стрелкой амперметра, Иванов дал команду включить подачу в пресс глины и через минуту попросил сцепление пресса с электродвигателем выключить, а затем выключить и электродвигатель.
*************************************************************** (Стр. 554.)
- Придётся пресс чистить! – повернулся Иванов к директору. – И слесарям-ремонтникам искать место, где подклинивается механическая часть пресса. Максимально допустимый ток рабочего режима превышает норму почти на двадцать процентов. Так что ищите, устраняйте и затем смело запускайте пресс в работу. Если смелости – уверенности окажется недостаточно, вызывайте меня из жилой зоны. Впрочем, если садка и выгрузка начнётся, вызывать и на мою помощь рассчитывать не стоит. Иванова из жилой зоны вызвали около 10 часов вечера перед самым отбоем ко сну. Пройдя через обжиговый цех, побывав на выгрузке и садке, где всё осталось как было нетронутым, Иванов появился на формовке. У пресса стояли директор, главный инженер, начальник производства, главный механик, главный технолог и главный энергетик.
- Надо запускать! – приветливо улыбнулся Иванову директор.
- А что хоть было? – поинтересовался Иванов.
Директор устало махнул рукой: - Стыдно говорить. Сразу три подшипника рассыпанными оказались. При последнем ремонте уплотнители на них то ли специально, то ли действительно по забывчивости должным образом не закрепили. В результате песок и глина сделали своё чёрное дело.
- Специально никто такое делать не станет, - усмехнулся Иванов. – Специально могут только лом бросить или железку в виде куска рельсы. И просто, и эффект сразу же нужный и точный. Тут, скорее всего, как всегда, спешка виновата.
*************************************************************** (Стр. 555.)
Иванов тяжко вздохнул и подошёл к прессовщику: - Включай на холостые обороты двигатель.
Трёхкратным нажатием пусковой кнопки прессовщик запустил мощно завывший электродвигатель. Посмотрев на амперметр и записав показатель величины тока холостого хода, Иванов отдал команду на включение пресса без подачи глины. Снова сделав запись показания амперметра и облегчённо вздохнув, он отдал команду запустить пресс с подачей глины.
- Теперь нормально, - взглянув на амперметр и записав показание, улыбнулся Иванов.
Понаблюдав за изготовлением кирпича-сырца, проверив как обдувает корпус электродвигателя крыльчатка воздушного охлаждения и пощупав ладонью корпус статора, Иванов подошёл к главному технологу: - Дмитрий Иванович. Надо будет предупредить сушильщиков, чтобы они на три четверти закрыли во всех сушильных камерах заслонки на пути горячего воздуха и сообщили об этом кочегарам котельной. Пусть там тоже внесут соответствующие коррективы в работу дымососов. Потом зайдите на обжиг. Придётся кой-какие внести и утвердить поправки в режим обжига и выгрузки кирпича. Скорее всего пару смен придётся каждой бригаде чужие вагонки разгружать. Утром надо подумать, как это лучше сделать. В конце второй смены Иванов зашёл на формовку, пощупал электродвигатель, понаблюдал за работой пресса и отправился на съём. За ночь третья смена сформовала 26 тысяч штук кирпича. Посадила и отправила в обжиговые печи 25 тысяч штук и выгрузила 23 тысячи штук готового лицевого кирпича. Директор, начальник производства и главный технолог ночевали на заводе.
*************************************************************** (Стр. 556.)
Несмотря на хорошую работу в последующие трое суток, до выполнения недельного условного плана заключённым не хватило 49 тысяч штук кирпича. Тем не менее директор распорядился выдать по итогам недели, премию. Правда, несколько меньшего размера: по 7 пачек сигарет и по одной пачке чая, вместо двух.
3. День рождения Иванова, которое в 28-ой раз напомнило о том, что он «никто» и звать его «никак», что он дитя чуждой ему эпохи.
День рождения Иванова 15 июля выпадал на воскресенье. 13 июля в пятницу, Ира пригласила его зайти в два часа дня к Алине в лабораторию. Иванов сказал, что не сможет. Много работы: пыльной, жаркой, грязной. Отложить её нельзя. А идти к ним непереодетым, немытым, зачуханным не собирается. Ира в два часа дня пыталась уговорить Алину сходить, поздравить Иванова на печах. Но Алина, зная что Иванов будет чувствовать скверно в своём неухоженном виде, не пошла и отговорила это делать Иру, чтобы не портить ему настроение. Они договорились поздравить и вручить ему подарки в понедельник 16 июля. В воскресенье 15 июля пришедший с первой смены обжигальщик Толя Гузёв сообщил Иванову, что менты провели утром капитальный «шмон» в дежурке обжигальщиков, а затем и в примыкающей мастерской КИПиА, взломав входную дверь и оторвав запорную металлическую накладку. При шмоне менты всё повытянули из стола и полок шкафа на пол. Нижний стеллаж с приборами, когда мент на него вставал, рухнул. Мент, падая, вцепился руками в верхний стеллаж, пытаясь удержаться, и, опрокинув его, вместе с приборами загремел на кафельный пол. Ничего не найдя, они ушли.
*************************************************************** (Стр. 557.)
- Как только они обжиг покинули, - продолжил своё печальное повествование Гузёв, - я тут же вызвал мастера смены, показал и рассказал ему всё. Рассказывал и показывал также «Ханыге» нашему отряднику, дежурившему на заводе. Приводил в твою мастерскую дежурившего на заводе главного энергетика.
- Твари, козлы, гомодрилы! – гневно, с кипящей в душе злостью зашептали губы Иванова. – Скоты безмозглые, Мразь краснопузая! Я им это не прощу. А дверь так и осталась открытой?
- Закрыл и доской забил. Иначе всё порастащат. Забивая, по пальцу молотком стукнул. Посинел… - Гузёв показывает посиневший большой палец на левой руке. - Ногтевая пластина теперь скорее всего отслоится.
В понедельник 16 июля Иванов, придя на работу и увидев что творится у него в мастерской, с глубоким возмущением в душе позвонил о случившемся директору завода. Директор пообещал после планёрки зайти на обжиг. На планёрке главный энергетик и мастер смены подтвердили факт происшедшего. После планёрки директор, главный технолог, главный энергетик, начальник производства и начальник котельной побывали в мастерской КИПиА. Иванов показал на валявшиеся под ногами приборы, на обрушенные два стеллажа, на кучи бумаг технической документации вытряхнутых из стола и шкаф.
*************************************************************** (Стр. 558.)
- Виктор Александрович, - негодовал Иванов обращаясь к директору. – Вот скажите: чем мне сейчас проверить любую неисправность? Чем заменить, если выйдет из строя, какой либо действующий прибор. Всю эту кучу надо теперь вести на поверку в метрологическую лабораторию. А вот эти два разбитых куда? А кто возьмётся починить и отрегулировать вот эти два самых уникальных и сверхточных контрольно-измерительных прибора. У шмонавших трёх ментов годичная зарплата меньше стоимости этих приборов.. Да и вообще… Как это так хозяйничать там, где есть хозяин, есть собственник? Сломать дверь, не согласовав свои действия с руководством завода. Вломиться сюда как слоны в посудную лавку, устроить погром. Что-то в трансформаторную будку шмонать не лезут. Знают отлично: шандарахнет - мало не покажется. - Успокойся Александр Сергеевич. Я это так не оставлю, - вздохнул директор и повернулся к главному технологу. – Сегодня же докладную и акт об ущербе мне на стол. К ней докладную сменного мастера, главного энергетика, обжигальщика и слесаря КИП. Буду добиваться возмещения ущерба.
- Правильно сделаете! – поддержал решение директора находившийся рядом Гузёв. – Совсем оборзели менты.
Когда высокое заводское начальство покинуло обжиговый цех, Иванов несколько успокоился и, посмотрев на Гузёва, усмехнулся: - А ты, Толик, будешь писать докладную?
- Буду. А что? – вопросительно взглянул он на Иванова.
*************************************************************** (Стр. 559.)
- Ничего, - пожал плечами Иванов. – Так спросил. Скоро срок подачи тебе заявления на УДО подойдёт. Мелкое ментовское начальство злопамятное.
- Пошли они на три буквы! – выразительно произнёс Гузёв. – Мне всё равно УДО не светит. Я же не активист-общественник. Значит на путь исправления не встал, должных выводов не сделал, своё антиобщественное поведение не осознал.
- А ты поторгуйся с ними, - засмеялся Иванов. - Они обязательно тебя, как главного свидетеля, на переговоры потянут.
Гузёв отрицательно качнул головой: - Торговаться можно только с порядочными людьми. А это - порядочная сволочь. Наобещают одно, сделает же совсем другое. И всё свалит на суд. Скажут: судья упёрся. Они не при чём. Хотя каждый прекрасно знает: кто при чём и не при чём!
Полдня Иванов занимался наведением порядка в мастерской, составлением списка вреда, причинённого шмоном, упаковкой приборов для отправки на метрологическую поверку и ремонт. Придя с обеда, Иванов сел за стол и до самого съёма составлял черновой набросок жалобы, которую решил отправить в Прокуратуру СССР, в Главное Управление исправительно-трудовых учреждений МВД СССР и в отдел административных органов Куйбышевского обкома КПСС. В ней он подвергал острой критике плохую работу администрации колонии и попустительство в этом начальства управления исправительно-трудовых учреждений УВД Куйбышевского облисполкома за период своего пребывания в колонии с 1969 по июль 1973 года. То есть, за последние четыре года.
*************************************************************** (Стр. 560.)
Затронул в своей жалобе Иванов многое: систему поощрений и наказаний, медицинское обслуживание, условия содержания, произвол ментов в штрафных изоляторах и при обысках, резко ухудшившуюся опять работу пищеблока, порядок условного и условно-досрочного освобождения: позволяющего администрации лишать незаслуженно многих заключённых этого права. Не обошёл он вниманием плохую работу профтехучилища, где заключённые обучаются рабочим специальностям; общеобразовательной средней школы и магазина. Однако чуть позже абзацы, касающиеся училища, школы и магазина решительно вычеркнул, посчитав, что вреда при существующей бездарной власти, он своей жалобой на эти темы нанесёт заключённым больше, чем пользы. Большой раздел в жалобе Иванов посвятил проблемам производства, где возложил на администрацию колонии и лично подполковника Дубова главную ответственность за провалы производственных планов выпуска лицевого кирпича на Тольяттинском кирпичном заводе. Своё виденье ситуации Иванов изложил кратко, точно, ёмко, хорошо аргументированно, умело разбив в пух и прах все обычно приводимые начальством колонии и УИТУ УВД козыри и доводы в своё оправдание.
Алина дважды приходила к обжигальщице Тане. Иванов чувствовал это и по запаху роз, проникавшему через вентиляционное окошечко, и по её мягкому нежному голосу, и по заливистому смеху Толи Гузёва. Она знала от Иры, Тани и Гузёва о вчерашнем шмоне ментов у него, о его переживаниях. Видела сорванную с дверей вместе с куском доски запорную металлическую накладку. И знала от Гузёва, что Иванов находится в мастерской за стенкой и, конечно, слышит её, благодаря наличию смежного вентиляционного отверстия.
*************************************************************** (Стр. 561.)
Покончив с изложением жалобы, Иванов спрятал черновик между бумаг технической документации и немного расслабился, размышляя над тем: стоит ли отправлять жалобу такого содержания, как тогда такую жалобу понадёжнее отправить, минуя администрацию колонии и каковы будут последствия. В слесарку к Иванову зашёл обжигальщик второй смены Слава Довлетмуратов. Поздоровавшись и оглядев комнатку, он поинтересовался как дела, как настроение.
- Нормально, - с грустью ответил Иванов. – Но могло быть и лучше. Ещё до сих пор запор не сделал.
- Давай помогу, - предложил помощь Слава. – Ты крепи в косяке штырь, а я откручу накладку, кувалдой на рельсе выпрямлю и опять прикручу. Общими усилиями они восстановили входное запорное устройство и прибили на старое место оторванный наличник. Иванов закрыл на ключ металлическую пластину пересекающую пополам дверь и пошёл на съём. Жалобу в последующие дни Иванов редактировал дважды. Но так и не решился отправить. Откладывал. Злость прошла. Преобладали мысли о бесполезности, бесплодности затеи; о неприятностях, которые администрация обрушит на него. Часто помогая заключённым составлять жалобы в различные вышестоящие инстанции на неправомерные действия администрации колонии, Иванову не понаслышке было известно: как рассматриваются жалобы, какие ответы-отписки присылаются. Одно только могло помочь: области, городам Куйбышеву и Тольятти нужен лицевой кирпич, которого хронически не хватало, и областному начальству такое положение дел очень не нравилось. Оно искало причину и выход из столь неприятной для строителей ситуации. Однако у Иванова твёрдой уверенности в возможности подобного благоприятного стечения обстоятельств не было, особенно если учесть, что за май, июнь и июль завод резко улучшил количественные и качественные производственные показатели.
*************************************************************** (Стр. 562.)
4. Неудачная кухонная атака на «полковника».
27 июля, в пятницу после работы в жилую секцию к Иванову пришёл дежурный по кухне, который рассказал, что бригадир пищеблока выгнал его утром из кухни за то, что он отказался ставить подпись в журнале учёта разделки варенного мяса, поскольку разделывали мясо и взвешивали без него, а может даже и не взвешивали. Кроме того, бригадир обвинил дежурного по кухне в провоцировании скандала из-за пустяков и всякой мелочи.
- Идём до бригадира, - позвал дежурного по кухне Иванов.
По пути они пригласили ещё одного заключённого, заступающего на очередное дежурство по кухне вечером. Зайдя в кабинет к бригадиру пищеблока, Иванов попросил у него накладные на привезённые со склада продукты. По накладным продукты были завезены на три предстоящих дня: субботу, воскресенье и понедельник.
- Давайте в порядке контроля все завезённые продукты взвесим, - предложил Иванов бригадиру.
- Мне некогда этим заниматься! – начальственно произнёс бригадир. – ДПНК вызвал. Иду на вахту.
- А когда вернётесь? – нахмурился Иванов.
- Завтра утром, - встал и подошёл к двери бригадир. – Выходите. Буду кабинет закрывать. Мой рабочий день кончился.
*************************************************************** (Стр. 563.)
Иванов и дежурные по кухне вышли. Составили акт об отказе бригадира пищеблока выполнить контрольное взвешивание завезённых продуктов, расписались и разошлись. В субботу Иванов выпросил у главного технолога отгул на понедельник, а в воскресенье провёл целый день в столовой, наблюдая за работой пищеблока. В понедельник, 30 июля Иванов, взяв составленные графики чистки картошки и дежурных по кухне на август месяц, пришёл в кабинет к начальнику колонии Дубову утвердить их. Попутно он поставил вопрос перед Дубовым о замене бригадира пищеблока в связи с медленным, но неуклонным скатыванием ситуации в столовой к временам трёхлетней давности.
- Что-то я этого не замечал, - поднял на Иванова глаза Дубов. – Хотя довольно часто там бываю. Всегда чисто, свежо, везде армейский порядок.
- То «Потёмкинская деревня», - усмехнулся Иванов. – Чуть ли не каждую неделю по вечерам заключённые из строительной бригады белят, красят. Не даром, естественно. Помешан он на показухе. Как не зайдёшь ацетоном и прочими растворителями весь воздух пропитан. Всю краску с завода к нему вёдрами тащат за лишний черпак каши. Опять обнаглели завхозы, активисты и прочие прощелыги. Правда, в отличие от прошлых лет, они стали хитрее. Жрут «мужицкую» пайку за столом не около амбразуры, а рядом со своим отрядом. И к раздаточной не сами подходят, а шныри им приносят.
*************************************************************** (Стр. 564.)
- А на каком основании администрация колонии должна снять с должности бригадира пищеблока, к тому же полковника в отставке, прошедшего хорошую армейскую школу, если до сих пор не поступало на него ни одного рапорта на плохую работу, ни одной жалобы?
Иванов молча подал начальнику колонии составленный два дня назад акт.
Дубов, не читая, положил бумагу на край стола и снова поднял глаза на Иванова: - А почему я должен этой бумаге верить?
Иванов нахмурился: - Если вам нужен «потёмкинский» порядок в столовой – можете не верить. Дело ваше. Но и наше. Разрешите идти?
- Идите, - буркнул Дубов.
5. Подготовка к атаке на начальника колонии Дубова.
Во вторник 31 июля Иванов разыскал на заводе Иру и попросил её придти в обжиговый цех. Ира, почувствовав что разговор пойдёт о чём то серьёзном, пришла, можно сказать, вслед.
Выйдя к печам и встав около горящих газовых горелок, Иванов повернулся к Ире: - Ирочка. Мне нужна твоя помощь. Кроме тебя некого просить и, главное, некому довериться. Я решил отправить жалобу на начальство колонии в Прокуратуру СССР, в Главное Управление исправительно-трудовых учреждений МВД СССР и в отдел административных органов Куйбышевского обкома КПСС. Она готова.
*************************************************************** (Стр. 565.)
Хотелось бы, чтобы ты сегодня дома не спеша, в спокойной обстановке её внимательно прочитала и исправила возможные там орфографические ошибки. К сожалению, я их частенько допускаю. А завтра мою жалобу незаметно принеси. Я перепишу её в трёх экземплярах и буду искать пути-дороги как их тайно, минуя ментов колонии, из зоны отправить.
- Хорошо, Саша, - кивнула головой Ира. – Давай жалобу.
- Жалоба на пяти листах. Сложена вчетверо. Объёмистая. Куда ты спрячешь? – колеблется Иванов. – Может за два-три приёма пронесёшь с какой-нибудь технической документацией?
- Я в лифчик спрячу. Давай. Незаметно будет и надёжнее.
Иванов огляделся по сторонам и передал жалобу Ире. Ира быстро спрятала её в лифчик и улыбнулась: - Погляди. Нормально? Не видно?
Иванов с улыбкой подправил складку на груди Иры: - Теперь нормально. На такой груди чёрта с рогами легко спрятать, не то что жалобу. Между прочим, за полтора года это первый случай, когда мои руки прикоснулись к ней. Упругая она у тебя, заманчивая. Всё, иди! Алине о жалобе ни слова. Ни одна живая душа, кроме нас, не должна об этом знать. На обратном пути из конторы на завод обязательно зайди, чтобы я не волновался.
В среду Ира вернула Иванову жалобу: - Саша, - тяжело вздохнула она. – За эту жалобу начальство колонии тебя съест живьём. Досиди ты спокойно. Осталось меньше года терпеть. Не будь Дон Кихотом.
*************************************************************** (Стр. 566.)
Иванов отрицательно закачал головой: - Перепишу сегодня-завтра начисто и, если до пятницы «полковника» с пищеблока не уберут, отправлю. Будь что будет. Главное, чтобы они к ментам в руки тут не попали. Попадут, тогда да: мало не покажется.
- Давай я их отправлю? – смело посмотрела Ира в глаза Иванову. – Через меня путь самый надёжный.
- Хорошо, Ира. Спасибо! – благодарно улыбнулся Иванов. – Завтра принеси какую-нибудь объёмистую папку с технической документацией. Я туда вложу конверты с адресами. Вынесешь их. А послезавтра в той же папке вынесешь жалобы. Раньше пятницы не успею переписать. Слишком глаз пристальных много. Невероятная осторожность нужна. Даже почтовый ящик, в который письма будешь опускать, как можно дальше от дома должен быть.
В понедельник 6-го августа Ира сообщила Иванову, что его жалобы она вечером в пятницу отправила по назначению с центральной почты.
- Боюсь я за тебя, Сашенька! – тяжело вздохнула она. – Всё ты там правильно изложил, умно. И всё равно боюсь. Не знаю почему. Нехорошее какое-то предчувствие.
- Не волнуйся, Ирочка, - улыбнулся Иванов. – В сталинские времена в тюрьмах и лагерях хуже было. Пытки, расстрелы, убийства, травля неугодных считалось делом обыденным. И то не все боялись. А потом учти, я коснулся лишь далеко не всех отрицательных сторон нашей так называемой «исправительно-трудовой» системы. Я не коснулся работы школ и профтехучилищ в зонах, проблем с личными длительными свиданиями заключённых с жёнами, детьми, родителями и многого иного, что делает нас не лучше, а хуже.
*************************************************************** (Стр. 567.)
- А что по-твоему, Саша, в длительных свиданиях мужа и жены не так? – вопросительно, с некоторым любопытством, взглянула Ира на Иванова.
- По закону, - усмехнулся Иванов, осуждённому разрешается один раз за полгода иметь длительное свидание продолжительностью до трёх суток с женой, детьми и родителями. Однако из-за малого количества комнат для длительного свидания, по трое суток редко кому удаётся побыть. Обычно, сутки. Двое суток – для активистов средней руки. Трое суток получают лишь завхозы, нарядчики, бригадиры и активисты более крупного масштаба. Когда кто-либо такой ситуацией возмущается, у начальства вплоть до Прокуратуры СССР один ответ: на всех по трое суток комнат не хватает. Поэтому администрация колонии вынуждена поступать так. При этом всегда умалчивается такой факт: а почему не хватает комнат? Почему за пять лет, которые я сижу в этой зоне, не построено, не сделано ни одной дополнительной комнаты для длительного свидания? Если ничего не строить, не делать, то никогда хватать не будет. Хотя за эти годы построен за зоной новый склад, большой гараж, новое двухэтажное здание штаба. В самой зоне – построен полупустующий клуб, полупустующая школа. А на десять дополнительных комнат для длительных свиданий средств и желания строить нет. И всё потому, что администрации колонии очень удобно использовать нехватку комнат как средство принуждения выполнять ту или иную их волю, не считаясь с интересами жён и родителей заключённых. И такая ситуация сейчас в каждой зоне. Другой пример. В соответствии с законам и совдеповскими концлагерными санитарными нормами на каждого заключённого в жилом помещении должно приходиться не менее двух квадратных метров. Но за пять лет даже в самые благоприятные периоды после «массовых», в кавычках, амнистий, эта величина не привышала полтора квадратных метра, скатываясь опять через год до уровня одного квадратного метра.
*************************************************************** (Стр. 568.)
Причём, самое интересное и забавное состоит в том, что как только количество заключённых в отряде уменьшается, на освободившиеся места переселяют заключённых из других комнат, а опустевшие комнаты тут же превращают в кабинет завхоза, в комнату для приёма пищи и, конечно, в «Красный уголок» для проведения политзанятий об истории КПСС и её героических подвигах в деле строительства коммунизма. Поэтому, сократи сейчас численность людей в зонах наполовину, всё равно устаканившееся совдеповское мышление начальства больше полутора квадратных метров жилой площади иметь заключённым не позволит. Ментам подобная «роскошь» будет казаться явленим ненормальным, противоестественным, неразумным. Или взять, к примеру, довольно распространённую такую практику: законодатель дал право заключенным, пусть не в прямом, а завуалированном виде, при наличии строго очерченных факторов на условно-досрочное освобождение из мест лишения свободы. Оценивать наличие этих факторов поручено судебным органам, которые на основании сделанной оценки выносят решения: достоин или не достоин, освобождать или не освобождать заключённого условно-досрочно из мест лишения свободы. Увы, очень часто суд, наблюдательная комиссия и тем более администрация колонии волю законодателя и право заключённого на условно-досрочное освобождение грубо нарушают. Формулировки отказа в условно-досрочном освобождении буквально идиотские. Просидел человек полгода в тюрьме. Наконец-то осудили. Дали за украденных в колхозе на ферме три мешка комбикорма полтора года. Приходит этапом на зону. Через четыре месяца подаёт заявление-просьбу об условно-досрочном освобождении, как отсидевший без нарушений полсрока наказания, как отец двоих малолетних детей. А ему начальство колонии заявляет: мало сидишь в колонии, мы тебя плохо знаем, плохо изучили.
*************************************************************** (Стр. 569.)
Ходатайствовать об условно-досрочном освобождении не будем. Посиди ещё месяца четыре тогда посмотрим. Начнёт жаловаться: тут же «повесят» нарушения и прощай УДО до конца срока. Или вот такая формулировочка: не участвуешь в общественной жизни отряда, колонии. Не активист. Не помогаешь администрации колонии бороться с нарушителями режима содержания. Значит на путь исправления не встал, не осознал. Ходатайствовать об УДО не станем. Также ходатайствовать об УДО администрация не будет, если не слишком лестная характеристика от начальника отряда в связи с невнимательностью к политзанятиям или иным воспитательным мероприятиям, даже вполне обычного 40-летнего мужика-комбайнёра, отца троих детей, укравшего в колхозе бункер зерна. Кроме того, ходатайствовать об УДО администрация не захочет, если имеется не снятое взыскание, не исключая за мелкое нарушение формы одежды. В частности: не все верхние пуговицы на куртке были однажды застёгнуты. Или возьми применительно к нашему заводу такой факт: не выполняешь норму выработки, администрация колонии тоже ходатайствовать об УДО не станет и наплевать всем на то, виноват или не виноват в том заключённый. При этом у меня такое ощущение, что начальству колонии и колоний предписано соблюдать тонкую неофишируемую бухгалтерию: отпускать на «волю» ровно столько, сколько не в ущерб нуждам «зоны» в рабочей силе. Слишком завидное постоянство просматривается из месяца в месяц все пять лет между количеством заключённых в зоне и наличием для них трудоустройства производственной базой. При избытке рабсилы условно-досрочно освобождают куда больше, чем при нехватке. Обращаться же в прокуратуру или суд тем, кому отказано в УДО, дело почти бесполезное, и себе дороже. Все они в неофициальном сговоре.
*************************************************************** (Стр. 570.)
Немало случаев, Ира, знаешь даже каких? Вроде бы администрация колонии не против: ходатайствует. Нет оснований отказывать, отсидевшему 7 лет из 9. Наблюдательная комиссия местной власти тоже «за!». Но шепнут судье и суд с формулировочкой: «Тяжкое преступление, маловато отсидел!» - отказывает в условно-досрочном освобождении, ставя себя выше Законодателя. Поскольку Законодатель дал право заключённому за такое преступление и при таком отбытии без нарушений срока наказания на условно-досрочное освобождение. То есть, закон есть, но для своих! Впрочем, когда родственники какого-нибудь заключённого находят способ дать начальнику колонии, либо начальнику отряда, или замполиту взятку, проблем с УДО у заключённого становится резко меньше, а конкурентная способность оказаться в заветном лимитном списке счастливчиков резко выше. Лично я знаю точно два случая из доверительных рассказов заключённых мне о том, как их близкие давали взятки начальнику колонии. И действительно вскоре УДО им было обеспечено. Про образование и профтехобучение, Ира, вообще речь вести смешно. Одно только радует: от заключённых там ничего не требуют, как на ужасных «малолетках». Лишь бы числился и изредка посещал для проформы. Будь иначе – был бы «Караул!» Одни бестолковые страдания. Кстати, именно поэтому я в жалобе систему школьного образования и профтехобучения в колонии обошёл, хотя подмывало затронуть. Так как долгое время считал, что знания никогда лишними не бывают. Оказалось бывают, типа: «А» в квадрате плюс «Б» в квадрате, либо уравнений движения шарика по наклонной плоскости. По крайней мере из трёх тысяч заключённых, побывавших за последние четыре года на нашей зоне, никому, включая меня, такие знания не потребуются.
*************************************************************** (Стр. 571.)
А ещё знаешь, Ирочка, что я хочу через пару дней сделать? – весело улыбнулся Иванов. – Оставшуюся у меня копию жалобы отдать директору. Пусть знает, что говорить, когда начальство зоны будет пытаться на него, молодого и неопытного, свои грехи спихивать.
- А если он отдаст Дубову? – вопросительно посмотрела Ира на Иванова.
- Вряд ли, - качнул головой Иванов. – Виктор Александрович на это не пойдёт. Моя жалоба ему ничем не угрожает. Смысла передавать её начальнику колонии тоже нет. Бояться подвоха, зная меня, он не будет. Скорее всего прочитает, примет к сведению и в уголочек ящика стола на всякий случай положит.
В пятницу 10-го августа Иванов позвал директора к печам и один на один отдал ему копию жалобы, сообщив куда отправил и когда.
6. Противостояние с ментовской властью.
13-го августа, в понедельник, после обеда Иванова внезапно вызвали с промзоны в жилую зону и приказали в течении 30 минут собрать свои вещи, подготовиться к этапу и прибыть на вахту. Иванов направился в свою жилую секцию, однако, не дойдя, свернул к бывшей котельной, переделанной в бойлерную. Он знал, что там есть полевой телефон для экстренной связи с котельной завода. Сказав дежурившему в бойлерной заключённому, греющему для прачки и бани воду, что надо срочно позвонить в котельную завода, Иванов стал крутить ручку полевого телефона. В котельной трубку поднял кочегар Василий Серов.
*************************************************************** (Стр. 572.)
- Вася! – обратился к нему Иванов. – Это Аланов звонит из бойлерки. Сходи, пожалуйста, на обжиг. Найди там Толю Гузёва и передай ему лично, что мне в срочном порядке приказали собираться с вещами на этап. Вывозят на другую зону. Пусть предупредит главного технолога и директора. Я подожду здесь минут десять. Перезвони.
Через несколько минут Василий позвонил и сообщил, что Гузёву всё сказал.
Собрав в жилой секции свои личные вещи, попрощавшись с теми, кто не был на работе, Иванов пришёл на вахту. На вахте его менты тщательно прошмонали и закрыли в этапный отстойник до прибытия «автозака», то есть, специальной автомашины закрытого типа предназначенной для перевозки под вооружённым конвоем заключённых. На вопрос куда его отправляют этапом, никто из ментов ничего ему не сказал. В этапном отстойнике Иванов пробыл в гордом одиночестве около двух часов. Приблизительно в 16 часов дверь открыли и со словами: этап отменяется, менты велели ему возвращаться в свой отряд.
В отряде его кровать и тумбочка оказались заняты, постельные принадлежности завхозом сданы на склад. Иванов, попросив «шныря» убрать с кровати и тумбочки чужие вещи и принести со склада принадлежащие ему постельные принадлежности, пошёл в бойлерную позвонить Васе Серову и Толе Гузёву об отмене этапа. По возвращении из бойлерной на его кровати и тумбочке чужих вещей не было. В «зонах» существует строгий, вытекающий из вековых традиций, негласный тюремный закон: при возвращении человека из карцера, штрафного изолятора, ПКТ, больнички, лазарета, КПЗ либо несостоявшегося этапа в свой отряд, в свою камеру, место, на котором он спал, за ним сохраняется.
*************************************************************** (Стр. 573.)
В 17 часов, вернувшись с работы, заключённые, прослышавшие о попытке ментов вывезти из зоны Иванова, подходили к нему за подробностями и обо всём с удивлением расспрашивали. Вася Серов, отозвав Иванова в сторонку, рассказал ему о реакции Алины, когда сказал ей, что её любимчика забрали на этап в другую зону. Она побледнела вмиг, растерялась и чуть не упала. - Никогда бы не подумал, что она тебя так сильно любит, - улыбнулся Василий. – А когда узнала, что директор добился отмены этапа, была радостной и счастливой, как будто по лотерее автомобиль выиграла. А ты теряешься. Не видишь. Не мог понять и догадаться об этом. Ушёл из котельной.
Больше всех радовался отмене этапа Толик Гузёв. Он несколько раз пересказывал, добавляя и добавляя новые подробности, как звонил директору, как рассказал о случившемся Юрченко, Сердюкову, Епанешникову, Свете, Ире. Все они переживали за тебя. Возмущались кознями Дубова.
Вечером Иванов появился на кухне. «Полковник», не ожидавший увидеть его, внимательно с удивлением пригляделся к нему: не ошибся ли? Приходивший на обед старший нарядчик Валлиулин со злорадством сообщил ему, что тупорылого осла Аланова больше на зоне не будет: - Допрыгался, козёл! Домутился! Вывозят на другую зону в другую область. В этапке сидит. Машина с конвоем вот-вот должна приехать за ним. Воспользовавшись этой информацией, «полковник» раструбил на кухне о своей причастности к решению начальника колонии убрать баламута Аланова из зоны. А тут на тебе…
*************************************************************** (Стр. 574.)
Иванов удивление «полковника» воспринял с усмешкой и вместе с дежурным по кухне потребовал от «полковника» представить им возможность провести контрольную проверку количества и качества привезённых в столовую со склада продуктов на 14 августа. «Полковник» не подчинился. Он явно чего-то опасался. Иванов чувствовал это и, взяв ещё одного заступающего на смену дежурного по кухне, направился на вахту к ДПНК с просьбой поучаствовать в проверке. Дежурный помощник начальника колонии, зная настырный характер Иванова и возможные обвинения в свой адрес, а также учитывая сегодняшнюю историю с этапом, в которой начальству УИТУ и колонии более высокое начальство запретило срывать с места этого осужденного, вынужден был пойти на пищеблок и вместе с дежурными по кухне присутствовать при контрольном взвешивании продуктов. По результатам проверки был составлен акт в трёх экземплярах о недостачи 5 килограмм 375 грамм мяса, 2-х килограмм 150 грамм подсолнечного масла и 145-и грамм сливочного масла предназначенного больным. Один экземпляр Иванов оставил себе. Второй – отдал ДПНК, с просьбой передать его начальнику колонии. Третий – отдал «полковнику».
На следующий день 14 августа, выйдя утром в первую смену на работу, Иванов во всех подробностях узнал от Юрченко, Сердюкова, Иры и от самого директора как развивались события после сообщении от Гузёва об этапе.
- В первую очередь, - рассказал директор, - позвонил ДПНК. Получив от него подтверждающую информацию, связался по телефону со своим начальником: управляющим трестом «Куйбышевстройматериалы». Далее доложил о ситуации первому секретарю Тольяттинского горкома КПСС Морозову. А затем обратился за помощью в Куйбышевский обком КПСС к заведующему отделом строительства и заведующему отделом административных органов…
*************************************************************** (Стр. 575.)
В конце разговора директор улыбнулся и протянул Иванову руку: - Надеюсь, мы теперь квиты?
- Да! – засмеялся Иванов и пожал руку директору.
В конце смены Иванов пошёл в душ котельной. Помывшись, вышел. У лестницы его ждала Алина. Иванов остановился и поздоровался с ней.
- Саша, - робко произнесла она. – Я с 20-го числа ухожу в отпуск. Иванов нахмурился и виновато опустил глаза.
- Что с тобой, Сашенька? – встревожилась Алина.
- Тяжело мне, Алиночка, - вздохнул Иванов. – Теперь и тебя рядом месяц не будет. Совсем тоскливо станет.
- Но ты же всё равно меня не видишь, - тихо прошептала Алина. – А увидишь: кивнешь головой и дальше идёшь.
- То тебе так кажется, Алиночка, - грустно улыбнулся Иванов. – Я каждый день, кроме субботы и воскресенья, вижу, а если не вижу, то слышу твой голос, твой аромат роз, когда ты приходишь на обжиг к Татьяне либо когда стоишь на лестничной площадке, дожидаясь терпеливо, когда я пройду низом мимо лестницы в душ и из душа. Мне это очень сильно помогает, согревает, успокаивает. Ибо знаю, что совсем-совсем рядом всегда есть человек, который любит меня, на которого я могу положиться, опереться при необходимости и попросить о помощи в действительно трудную минуту…
*************************************************************** (Стр. 576.)
На глазах у Иванова блеснули капельки слёз. Стыдясь их он опустил голову и побрёл из котельной. Алина со слезами на глазах поднялась в лабораторию и там расплакалась.
21-го августа, во вторник в колонию прибыла комиссия в составе трёх человек из Управления исправительно-трудовых учреждений УВД Куйбышевского облисполкома. Проработала она в зоне четыре дня. Иванова вызывали один раз. Однако разговора не получилось. После провокационного вопроса и многозначительной усмешки одного из проверяющих в чине подполковника, где Иванов жил и работал на свободе, Иванов попросил разрешение уйти, заявив, что не собирается быть здесь посмешишчем и о чём-либо говорить с проверяющими, заранее настроенными против него. Несмотря на попытки проверяющих в более мягком доброжелательном тоне наладить с Ивановым диалог, он, словно колючий ёжик, сжался и не произнёс со свойственным ему упрямством ни единого слова.
1-го сентября первая обжиговая печь была остановлена и специально созданная бригада заключённых приступила к её разборке. План по выпуску лицевого кирпича, поставленный руководством треста «Куйбышевстройматериалы» перед Тольяттинским кирпичным заводом, был выполнен. За июнь, июль и август задел составил один миллион 360 тысяч штук. С 4-го сентября прибывшая из Самары бригада специалистов-каменщиков по обжиговым печам приступила к кладке обжиговой печи.
*************************************************************** (Стр. 577.)
5-го сентября из Куйбышевской областной прокуратуры в колонии побывал с проверкой жалобы Иванова начальник отдела по надзору за соблюдением законности в местах лишения свободы. Был не один, а с прокурором по надзору из Тольяттинской прокуратуры . Вытащив из папки чистые листы, он попросил Иванова в письменной форме дать пояснения по поводу сути своей жалобы и приготовился их записывать. Иванов что-либо пояснять отказался.
- В жалобе изложено всё достаточно внятно и нет никакого смысла часами переписывать одно и тоже из одной бумаги на другую, - заявил Иванов.
- Жалоба на контроле в Прокуратуре СССР, - сурово произнёс прокурор. – И я обязан взять объяснение.
- А я имею право отказаться от дачи объяснений, - нахмурился Иванов. – Берите не с меня объяснения, а с начальника колонии Тем более, мой отряд сейчас пойдёт на обед в столовую и я непременно останусь без обеда. Ради чего? Ради красивой отписки областной прокуратуры в Прокуратуру Союза?
- В таком случае, - грозно посмотрел на Иванова прокурор, - я запишу, что осужденный Аланов А.С. от дачи объяснений отказался.
- Пишите что хотите, - упрямо произнёс Иванов. - Бумага всё стерпит.
Прокурор сделал соответствующую пометку и подвинул листок к Иванову - Распишитесь.
*************************************************************** (Стр. 578.)
Иванов прочитал листок и сделал запись: Отказался по причине, что в своей жалобе я указал всё чётко и внятно, а потому добавить мне нечего. Поставив дату и подпись, Иванов подвинул листок прокурору.
Глава двадцать пятая.
Правило кузнеца: «Куй железо пока горячо!».
1. Двойной удар по брюху «полковника» и жёсткое напоминание продавцу магазина не наглеть.
6-го сентября «полковника» с пищеблока убрали. Начальник колонии перевёл его работать заведующим банно-прачечным хозяйством. Бригадиром пищеблока Дубов назначил Колю Конькова, 33 лет, «аварийщика», задремавшего за рулём автомобиля, в результате чего погибли два человека. На свободе Коля работал мастером в дорожном управлении. У Иванова с ним сложились хорошие отношения. Ситуация на кухне вновь улучшилась. На душе у Иванова стало легче. Через неделю, после снятия с пищеблока «полковника», один из дежурных по кухне сказал Иванову, что «полковнику» дважды: в обед и ужин «шнырь» приносил от повара на раздаточной «амбразуре» выдачи диетпитания миску картошки и миску риса с кусками под низом мяса.
Иванов разработал план по поимке «полковника». На следующий день дежурные по кухне «полковника» с поличным «хлопнули». На стенде всеобщего обозрения перед столовой вывесили карикатуру, где он «по крысиному» с трудом, упираясь, тянет две миски полные картошкой и мяса от бачков с диетпитанием. Повара бригадир пищеблока Коля Коньков перевёл на месяц работать в посудомойку.
«Полковник» больше в столовой не появлялся.
*************************************************************** (Стр. 579.)
Однако вскоре через своих друзей Иванов узнал, что «полковнику» носит жрать прямо в кабинет банно-прачечного заведения «шнырь», которому он платит за это чаем и сигаретами. Причём, жратву ему «шнырь» носит в два раза больше и жирнее общей пайки. Когда «шнырь» накладывал в стеклянную литровую банку жирную кашу с кусочками мяса, Иванов подошёл к нему и посоветовал передать «полковнику», что если ему будут таскать в банках кашу с жиром и мясом, выловленным из бачков бригады и отряда, то оба попадут на стенд карикатур. Пусть все знают, кто и каким способом их обворовывает. После этого разговора «шнырь» таскал в баночках «полковнику» строго общую пайку.
12-го сентября, придя с работы, Иванов сделал контрольные взвешивания у заключённых купленных в магазине продуктов и по итогам проверки предупредил продавщицу, что она опять допускает обвес: пусть меньший, чем полтора года назад, но аппетит приходит во время еды. Поэтому, если обвес не прекратится, то магазином займётся прокуратура. Слова Иванова подействовали на продавщицу. Она знала про визиты прокуроров и начальства из УИТУ по жалобам Иванова, о неудачной попытке убрать Иванова из зоны и о снятии «полковника» с должности бригадира пищеблока.
2. Обжиговая печь ошибок не прощает.
17-го сентября на работу вышла Алина. Иванов это почувствовал по витавшему в его мастерской аромату роз, просочившемуся из дежурной комнаты обжигальщиков. Прислушавшись к доносившимся из-за стенки голосам, он узнал среди них милый сердцу голос Алины. У Иванова возникло желание зайти к обжигальщикам. Поздороваться со Алиной.
*************************************************************** (Стр. 580.)
Однако, поглядев в зеркало на своё осунувшееся, со впалыми щеками, уставшее, почерневшее за последние три недели лицо и на мешковато сидевшую на похудевшем теле спецовку, тяжко вздохнув, не пошёл.
- Твари! – прошептал он, вспомнив о комиссии из УИТУ, о прокурорах, о начальнике колонии, замполите, «полковнике». – Все соки, гады, повыпили. Сам себя не узнаю…
В связи с остановкой первой печи, выпуск лицевого кирпича на Тольяттинском кирпичном заводе уменьшился с 55 тысяч штук за сутки до 30 тысяч. На планёрке 17 сентября после выступления начальника ОТК с критическими замечаниями по поводу резкого ухудшения качества кирпича, директор посетовал: - В прошлом году на обжиг кирпича не хватало даже на одну печь. Теперь сухого кирпича складывать некуда, а обжечь не можем. Как так?.. Дмитрий Иванович, - обратился он к главному технологу. – Печь рассчитана на обжиг 20 миллионов кирпича в год , то есть, на 54 тысячи штук в сутки, а выпускаем 30 тысяч. Главный технолог развёл руки: - Чтобы по 50 тысяч кирпича обжигать за сутки необходимо каждые полчаса сажать в печь по вагонке. Сейчас сажаем через 48 минут. Пробовали через 40 минут. Качество кирпича резко падает. Недожёг доходит до 30%... На складе готовой продукции его скопилось около пятидесяти тысяч. Начальник ОТК категорически отказывается давать согласие на его отправку.
*************************************************************** (Стр. 581.)
- И правильно делает, - опустив глаза и насупившись, поддержал Иру директор. – Это же лицевой кирпич. Внешний вид дома. И представьте, как они будут выглядеть, если через пять лет выпускаемый нами кирпич в труху превратится. А какую позицию наш профессор Аланов занимает? – интересуется директор у главного технолога.
- Он не участвует в этих экспериментах, - качнул головой главный технолог. – Относится к ним скептически, как к бестолковой мышиной возне. Утверждает, что проектная мощность печи явно завышена. Скорее всего рассчитанная не на лицевой кирпич с температурой обжига в 1100 градусов, а на обычный красный с температурой обжига 960 градусов. Максимальная производительность, по его мнению, это посадка вагонок с интервалом в 40 минут, и то при условии полной автоматизации режима обжига. Меньше 40 минут, считает он, неизбежен недожёг даже при автоматическом режиме работы печи.
- А что думают по этому поводу твои обжигальщики, Дмитрий Иванович? Особенно Гузёв и Давлетмуратов, долго там работающие, - вздохнул директор.
- То же самое, - с готовностью ответил главный технолог. - Они полностью на стороне Аланова. Он для них авторитет номер один.
Директор на мгновение задумался и повернулся к начальнику производства. – Тогда вот что, Николай Васильевич. Давайте после обеда в два часа дня в твоём рабочем кабинете на заводе соберёмся в составе меня, вас, главного инженера, главного технолога, главного механика, главного энергетика, начальника ОТК, Аланова, всех обжигальщиков, кроме Татьяны, и начальника котельной Епанешникова Александра Фёдоровича, как ответственного за газовое хозяйство на печах.
*************************************************************** (Стр. 582.)
Попробуем сообща поискать выход. Не найдём – сядем в большую лужу. Потому что при таких темпах строительства печи, объект нам сдадут не раньше конца октября, к ноябрьским праздникам.
После обеда Иванов сходил в душ котельной, боясь столкнуться со Алиной. Помылся. Переоделся. И ровно в два часа дня вместе с главным технологом, тремя обжигальщиками явился в кабинет начальника производства Сердюкова, где находились директор, главный инженер, главный механик, главный энергетик, начальник ОТК, начальник котельной и начальник производства.
Первым выступил директор. В общих чертах он обрисовал ситуацию и попросил обжигальщиков высказаться по поводу того, что на их взгляд мешает нормальной работе обжига и есть ли резервы для ускорения, без потерь качества, нынешнего режима обжига с 10 вагонок хотя бы до 12, то есть, в интервале проталкивания не 48 минут, а 40.
Закончив выступление, директор посмотрел на Гузёва: - Толя. Анатолий Дмитриевич. Ты самый на обжиге шустрый и бойкий обжигальщик. Долго работаешь. Начинай.
Гузёв, словно по команде, встал и с растерянным видом взглянул на Иванова, ища подсказку и поддержку.
- Садись, Толик! – засмеялся Иванов. – Не разбазаривай напрасно наше драгоценное время.
*************************************************************** (Стр. 583.)
- Правильно. Не стоит терять время, - ухватился за спасительную соломинку Гузёв. – Зачем мне говорить то, что лучше, короче и яснее скажет Санёк.
Гузёв сел.
- Слава. А ты можешь нам что-нибудь подсказать ? - перевёл взгляд директор на обжигальщика Давлетмуратова.
Бывший спортсмен-боксёр, с быстрой реакцией на движения, но медлительный в разговорной речи, Слава нехотя встал и спокойно посмотрел в глаза директору: - По-моему, начальству следует внимательнее относиться к тому, что предлагает Аланов, а не пытаться решать проблемы методом «тык». На моей памяти за три года начальство ещё при старом директоре Коннове пыталось бездумно форсировать процесс обжига. Результат всегда был отрицательным: недожог! Поэтому 10 вагонок в смену с интервалом движения 48 минут в каждой позиции, я считаю, исходя из своего трехлетнего опыта, оптимальным и наиболее благоприятным режимом обжига. Что касается резервов?.. Наверное они есть. Но вряд ли лежат как яблочки на тарелочке. Скорее всего, придётся их хорошенько поискать и, найдя, приложить затем немало усилий, чтобы реализовать. Слава сел.
- Спасибо, Слава! – поблагодарил Давлетмуратова директор и перевёл взгляд на третьего обжигальщика: - Ну а что нам скажет самый молодой по возрасту и опыту обжигальщик Николай?
*************************************************************** (Стр. 584.)
Коля поднялся с табуретки и пожал плечами: - Я работаю на обжиге недавно: три с половиной месяца. Особо посоветовать нечего. Однако на моё разумение Слава Давлетмуратов прав. Вот мы пять суток сажали в печь каждую смену вместо 10 вагонок 12. Какой итог? А вот какой! Получили дополнительно шесть тысяч штук кирпича в сутки. За пять суток получили дополнительно 30 тысяч штук кирпича. А потеряли в виде недожога 50 тысяч штук. Конечно вы этот брак куда-нибудь определите, спихнёте. Это количество заводу зачтётся. Вот только непонятно: куда будете девать 300 тысяч недожженного кирпича, который наберётся за месяц?
- Тоже спихнут, не волнуйся! – мрачно заметил Слава. – Пару лет назад при старом директоре было такое.
- Не став реагировать на эту реплику, директор внимательно посмотрел на Иванова: - Александр Сергеевич, тебе слово.
Иванов встал: - Начну с критики в ваш адрес, Виктор Александрович. К сожалению, вы как и раньше пытаетесь решить любую техническую проблему на заводе стилем, который в недалёком прошлом называли термином «волюнтаризм». По-человечески, как директору завода, я сочувствую вам.
*************************************************************** (Стр. 585.)
Действительно, выпускать 30 тысяч штук кирпича в сутки непривычно мало. Особенно, когда сухого кирпича-сырца валом. Тем не менее это не повод придти на обжиг и сказать-приказать толкать в печь по 12 вагонок в смену, и точка! По крайней мере, прежде чем принимать подобное решение требуется посоветоваться с опытными людьми. Взвесить всё «за» и «против». Изучить прошлый горький опыт. Конечно, всегда заманчиво самому пощупать своими руками. Самому лично убедиться в состоятельности своего замысла, своего предложения, проигнорировав чужие ошибки. А вдруг получится? Увы, не получится! Чудес не бывает, коль всё осталось по-старому и ничего принципиально нового не добавилось. Но опять же: то простительно. В конце концов вы директор и имеете право на ошибку. Непростительно другое. Раз опытные люди говорят: не получится, неоднократно такое раньше пробовали, результаты были такие-то и такие-то – повторно экспериментировать необходимо с тройной осторожностью, с максимальной внимательностью и с минимальными вполне возможными негативными последствиями. А вы отдали распоряжение, а про вполне вероятные неприятные последствия, о том как их максимально минимизировать не подумали. Результат же таков. За пять суток в печь с повышенной скоростью протолкнуто 180 вагонок с кирпичом. Произведено по самым скромным подсчётом 50 тысяч плохо обожжённого кирпича. На самом деле, если взять в расчёт ещё 20 вагонок в печи, 12 вагонок на плацу и неотсеяный в полной мере кирпич в силу его плохой сортировки, получится некачественного кирпича около 75 тысяч штук. При тщательно продуманном эксперименте проверить и убедиться насчёт того: можно или нельзя качественно обжечь за смену 12 вагонок с кирпичом…, любой обжигальщик вам подтвердит, вполне хватило бы протолкнуть в печь 24 вагонки, а не 212. И следовательно, получилось бы не 75 тысяч недожжённого кирпича, а 8 тысяч.
*************************************************************** (Стр. 586.)
Теперь скажу о резервах. Всё лето мы проталкивали в каждую печь по 10 вагонок в смену. При таком ритме кирпич был более менее качественным. Но качественным он стал не только потому, что установили на печах задние ворота, прекратили порочную практику обжига недосушенного кирпича-сырца, очистили под печами каналы. И не только потому, что более лучшей стала температурная и аэродинамическая кривая в печах. В немалой степени этому способствовала положительная температура наружного воздуха. С наступлением холодов температура подсасывающего в печь наружного воздуха от работы отсасывающих вентиляторов неизбежно начнёт падать. Это даже сейчас чувствуется. Особенно в ночное время и утром на первых двух позициях у входных печных ворот. Всё это обязательно скажется на ухудшении качества кирпича, на возникновение недожога при ритме 10 вагонок в смену и заставит нас перейти на более медленный ритм равный 9, а возможно 8 вагонок в смену. Исходя из вышеизложенного, необходимо установить заранее тепловую воздушную завесу от пола на входных воротах. Поверьте! То самый простой и практичный вариант. Чего-чего , а горячего воздуха у нас в небо улетает в огромных количествах. Ибо сделать герметичными входные ворота – задача нереальная. Всегда будут щели и всегда через них будет подсос холодного, а зимой морозного воздуха в печь, который в течение полутора часов охватывает постоянно первые две вагонки. Фактически сейчас первые две вагонки выпадают из цикла обжига. Они должны на третью позицию выходить с температурой 50-60 градусов Выходят же с температурой равной температуре наружного воздуха. Летом куда ни шло. Осенью и зимой , сами догадываетесь, то беда. Второй резерв, способный улучшить качество обжига кирпича, – автоматизация всего процесса обжига. Затрат на это почти не потребуется.
*************************************************************** (Стр. 587.)
Необходимо лишь терпение и время. Главное, правильно экспериментальным путём подобрать диаметры отверстий в соплах всех 36 газовых горелках. Остальное не проблема, поскольку благодаря приличной толщине стен и свода, печь имеет большую тепловую инерционность. Падение температуры от 1120 до 1080 градусов по Цельсию происходит за 10 минут при уменьшении давления подающего газа наполовину Что вполне достаточно для установки любого примитивного автоматического регулятора. В заключение своей речи хочу сказать следующее. Пойдём мы по этому пути – значит сумеем выйти на режим 14 вагонок в смену. Не пойдём – придётся осенью довольствоваться 9 вагонками в смену, а зимой – 8! У меня всё!
- Спасибо, Александр Сергеевич! – улыбнулся директор. – Месячная прибавка в 350 тысяч кирпичей стоит того, чтобы над всем хорошо подумать. У кого есть ещё какие вопросы, предложения, замечания?
- Мне можно пару слов добавить? – поднялся Гузёв.
Директор кивнул головой: - Можно. Пожалуйста.
- Лично я считаю, - горячо заговорил Гузёв, - тепловая завеса на входных воротах печей - идея правильная. Зимой на самом деле у ворот холодина. Да и за воротами печи на первой позиции не лучше. Там всегда первая вагонка с кирпичом ледяная. За вторую, врать не буду, не знаю. Как-то не хватало ума пощупать. Мы снизу ворот постоянно длинным ковриком щель закрываем. Но сверху и боков дуйки хватает.
*************************************************************** (Стр. 588.)
Окна пора стеклить, к зиме готовиться. Есть смысл тепловые завесы над уличными дверями и воротами сделать. Столько напрасно горячего воздуха в трубы, дыры и крышу уходит, а в цехе и на садке дубарь каждую зиму. Снег не тает.
- Этот горячий воздух, Толя, на тепловые завесы, где работают люди, нельзя использовать, - не согласился Иванов. – В нём огромная концентрация угарного газа. Везде его из-за плохих сушилок и печей предостаточно. Хорошо что ветер по цехам через разбитые окна и раскрытые проёмы разгуливает. Иначе давным-давно передохли бы.
Гузёв, ничего не возразив, сел.
- Заботы о людях ноль! – продолжил Иванов, поднявшись с табуретки. - Заключённые на этом заводе как рабы. Правда, слава Богу, без суровых надсмотрщиков с плётками и палками. Впрочем, есть и надсмотрщики с палками. Наши, избранные администрацией колонии, бригадиры на формовке, садке, выгрузке. У них мозгов хватает управлять производственными процессами только с помощью угроз физического насилия над своими работягами-подчинёнными. На остальное – голова не заточена. Поэтому в таком плачевном состоянии всё основное оборудование. Совершенно нет культуры эксплуатации техники. Причём, почти ни у кого. Все «временщики». И слесаря, и электрики, и прессовщики, и «шабибунщики», и бригадиры. После нас – хоть потоп! Скоро зима. Опять начнёт рваться где тонко. Аварии, поломки, простои. Всё что сделано абы как, на «тяп-ляп!» в холода, морозы боком встанет.
*************************************************************** (Стр. 589.)
Вот сейчас заключённых перестали поощрять сигаретами и чаем. Вроде бы логично. Объёмы работ резко сократились. Но почему бы не ввести систему поощрения для слесарей, электриков, ремонтников, крановщиков, прессовщиков и прочих тех, кто обслуживает оборудование и технику за хорошее техническое состояние электродвигателей, вентиляторов, магнитных пускателей, лебёдок, тросов, «шабибунов», вагонок, вагонеток, рельсовых путей, прессов и прочего за их бесперебойную работу?. Спору нет. Не просто такую систему оценки разработать и тем более внедрить. Однако куда сложнее и куда больше сил и затрат уходит на бесконечные ремонтно-восстановительные работы. А самое страшное: закрепляется привычка к безалаберному ко всему отношению. Оно и на воле, в принципе, не лучше, но здесь переходит все мыслимые пределы и границы. Ужас! Иванов тяжко вздохнул, жестом руки досадливо отмахнулся и сел.
- Об этом тоже мы подумаем, - кивнул головой директор, глядя Иванову в глаза. – К сожалению, подобное трудовое рабство не моя прихоть. И очень многое не от меня зависит. А потому надо исходить из реальностей. У кого ещё имеются предложения, замечания, вопросы?..
Директор обвёл присутствующих взглядом. Все промолчали
Директор посмотрел на часы: - В таком случае начальник ОТК и обжигальщики, включая Александра Сергеевича, могут идти. А мы впятером чуть-чуть задержимся.
*************************************************************** (Стр. 590.)
По дороге к печам Ира остановила Иванова: - Молодец ты, Сашенька! Благодаря тебе я на многое по иному стала смотреть.
- Смотреть-то стала, - усмехнулся Иванов, - Да сделать ничего не сможешь. Характер у тебя не бойцовский и опыта мизер. Поверь. В течение недели все 50 тысяч бракованного кирпича уйдут со склада готовой продукции на стройки. Я, когда на башенном кране работал, видел как это делается. И чихали они на начальника ОТК, на то, что с домами будет через 10-20-30-40 лет. Такова жизнь в нашей стране, где они, тоже как и ты, её заложники. Поэтому, увидев однажды отсутствие на плацу брака, не возмущайся, не ругайся, не учиняй скандал. Прими как должное, спокойно. Пойми: надо организацию труда и организацию производственных процессов улучшать, а не с конкретным результатом бороться. Не бейся головой, как рыба об лёд. Подпись свою не ставь. Согласия не давай, а другие как хотят, так и поступают. Не противься. Будь хитрее. Обещаешь?
- Обещаю, - улыбнулась Ира.
3. Негодование Толи Гузёва по поводу решения тех совета завода.
В этот же день вечером в жилой зоне перед отбоем, на свежем воздухе между Ивановым и Гузёвым состоялся интересный разговор.
- Толя! – обратился Иванов к нему. – У меня имеется серьёзное и полезное для тебя дело. Я в течение этой недели напишу и подам три заявки на рацпредложения. Одно: по автоматической остановки состава в печах, которое почти четыре месяца безотказно работает. Второе: по устройству тепловой завесы за входными воротами в печах.
*************************************************************** (Стр. 591.)
И третье: связанное с автоматизацией режима горения. В этих заявках хочу указать тебя, Толя, как соавтора. Через год из 8 лет ты отсидишь шесть. То есть, три четверти срока. И значит вправе будешь добиваться своего условно досрочного освобождения. Администрация колонии, сам прекрасно знаешь, несмотря на отсутствие у тебя нарушений, вряд ли станет об этом ходатайствовать. И скорее всего твоим родителям придётся поднимать шум. Вот тогда рацпредложения, направленные на увеличение выпуска кирпича, улучшение его качества, сыграют в твоей производственной характеристике большую роль.
- Спасибо, Санёк! – вспыхнули у Гузёва от радостного возбуждения глаза. – Мне денег от рацпредложения не надо. Я их тебе переведу. Для меня главное, чтобы в личном деле бумаги об этом были. Я тебе во всём помогу. Что скажешь: долбить, таскать, ямы рыть, провода тянуть – всё стану делать!
- Помогать, конечно, придётся, - улыбнулся Иванов. – Однако, главная твоя задача будет в другом: теребить директора, главного инженера, главного технолога, главного энергетика, начальника производства и не давать им покоя, пока два последних рацпредложения не окажутся реализованными на практическом уровне. При каждом удобном случае напоминай, особенно директору, о них. Расхваливай, убеждай, требуй, возмущайся. Тем более, что данные рацпредложения того стоят.
- Будет сделано. Не волнуйся Санёк, - весело засмеялся Гузёв. – Такое занятие как раз по мне. Ты лишь как следует растолкуй что и как следует говорить. Остальное мелочь.
*************************************************************** (Стр. 592.)
21-го сентября Иванов подал заявки на три рацпредложения, приложив к ним полный и исчерпывающий набор соответствующих технических обоснований. В начале октября на техсовете завода под председательством главного инженера два рацпредложения приняли. Третье – касающееся автоматизации температурного режима обжига в печи – отклонили. Посчитали, что 36 газовых горелок отрегулировать в едином автоматическом комплексе задача непосильная, нереальная.
Иванов решение техсовета об отклонении заявки на автоматизацию режима горения в печах воспринял спокойно. Гузёв же яростно возмущался.
- Тупорылые! – негодовал он, не стесняясь ни Тани, ни Алины, ни главного технолога, ни начальника производства. – Им так нужен кирпич и качество! Особенно главному инженеру, председательствовавшему на техсовете. Деляга! Ходит всё время по заводу в костюмчике и ручки свои боится запачкать. Целый год он на нашем заводе работает, а что сделал? Что улучшил? Везде всё на «соплях». Бардак. Зачем такой нужен? Зачем директор таких берёт? Директор тоже хорош гусь. Всё хвалится, что специалист по автоматическим системам. А коснулось, в элементарном не разобрался, не поддержал дельное предложение. Лишних 350 тысяч кирпичей в месяц не пожелал получать. Думал, достаточно будет приказать толкать в печь по 14 вагонок за смену, и печь, вытянувшись по «струнке», скажет: «Слушаюсь гражданин начальник!».
*************************************************************** (Стр. 593.)
Гузёв не преминул поговорить на эту тему также с главным инженером и с директором завода. Оба: и тот, и другой, сослались на необходимость серьёзной проработке темы автоматизации печи, на повышенную опасность действий, связанных с несанкционированным вмешательством в работу газового оборудовании и нежеланием экспериментировать, рисковать на единственно работающей печи ради двух лишних вагонок кирпича.
Как-то находясь в мастерской и услышав доносящиеся сквозь перегородку чрезмерно крепкие разглагольствования Гузёва при Татьяне и Алине в адрес начальства завода, Иванов, дождавшись, когда Гузёв останется в дежурке один, позвал его к себе.
- Толя! – покачал головой Иванов, улыбаясь. – Что ты взъелся на директора и главного инженера? Умерь свой пыл. Ты же мне всю малину обсеришь.
- Пошли они знаешь куда?.. – сел на табуретку Гузёв. – ведут себя как собаки на сене! Такое рацпредложение отклонить. Не дали мне возможность стать соавтором разработки, изготовления и установки автоматической системы управления режимом обжига кирпича в 104-х метровых туннельных печах. Представляешь как весомо звучит. В любой характеристике эти слова действовали бы гипнотически. Куда хлеще и звонче, чем соавторство какого-то задрипанного автоматического устройства по остановке состава и тепловой завесы.
- А в друг директор прав? – засмеялся Иванов.
*************************************************************** (Стр. 594.)
- Не настолько моя интуиция глупа, - усмехнулся Гузёв, чтобы в то поверить. Я слишком хорошо знаю, как ты, мучаясь в сомнениях, всё тщательно проверяешь, исследуешь и анализируешь, прежде чем за что-то окончательно берёшься. И прекрасно знаю, как без какой-либо глубокой проработки принимают решения начальнички.
- Нет, Толик. Ты тоже не прав, - возразил Иванов. - Не всё так просто, как со стороны обычно кажется. В принципе, он поступил правильно. Директор всё же. И главное ответственное лицо. Зачем ему ради двух вагонок кирпича рисковать своей карьерой? Вдруг, действительно, не получится? Вдруг всё пойдёт кувырком? Вдруг печь взорвётся. Газ всё же. С ним шутки плохи. Можно даже запросто в тюрьму угодить. Плюс ко всему, процесс согласований с горгазом окажется обязательно непростым, трудным, волокитным. Никому же неохота на себя ответственность брать. А вот как специалист он действовал неправильно, глупо. Тем более специалист по автоматике. И тем более раз своим подчинённым не доверяет и считает себя умнее их.
- Тебе надо самому с директором поговорить, - советует Гузёв.
- Бесполезно! – вздохнул Иванов. – Все мои доводы он пропустит мимо ушей. Ради двух вагонок не станет рисковать. Даже если вероятность риска будет нулевой. Такова психология советского мелкого хозяйственника социалистической собственности. Они ведут себя руководствуясь житейским правилом: «Своя рубашка ближе к телу!». Принимать ответственные решения боятся. Доверять по большому счёту тоже не умеют и некому. Поскольку подбирают кадры и выдвигают кадры не под производство, не по деловым и профессиональным качествам, а под себя.
*************************************************************** (Стр. 595.)
В первую очередь, с учётом покладистости, лояльности, преданности, угодливости. Тем не менее, я обязательно с директором поговорю, как только соберу всю исчерпывающую информацию о конкретных причинах его страха. Хотя ко всему тому, о чём сказал, вряд ли что нового, необычного прибавится.
- Значит директор специально не принимал участие в техсовете? – вопросительно взглянул Гузёв на Иванова.
- А зачем ему участвовать, - усмехнулся Иванов, - если он своё решение принял заранее и сообщил о нём главному инженеру заблаговременно?
13-го октября в субботу у Иванова состоялся разговор с директором завода. - Виктор Александрович! – обратился он к директору, когда тот зашёл в обжиговый цех. – А почему вы отклонили моё рацпредложение по автоматизации процесса обжига в печах?
- То не я отклонил, а технический совет, - развёл руки директор. – Ты же сам меня неоднократно упрекал в «волюнтаризме» и указывал на необходимость прислушиваться к мнению специалистов.
Иванов улыбнулся: - Да. Ничего не скажешь. Полнейшая демократия. Удобнее не придумаешь. Сначала техсовет прислушался к вашему мнению. Потом вы прислушались к их мнению. Типично по-советски. Ну а если честно, откровенно. Отбросив всю ненужную мишуру. Что лично вас, как директора, не устраивает? Всё же речь идёт не только о дополнительных двух вагонках в смену, то есть о 180 тысяч штук кирпича в месяц, но и о дополнительных гарантиях стабильно высокого качества кирпича.
*************************************************************** (Стр. 596.)
Директор тяжело вздохнул: - Тебе это, Александр Сергеевич, не дано понять. Мы на разных уровнях ответственности находимся. И потери при неудаче у нас на два порядка окажутся разными.
Иванов нахмурился: - В таком случае, Виктор Александрович… Вы не против будете, если я обжалую заключение вашего карманного техсовета в трест «Куйбышевстройматериалы»?
- Пожалуйста, - улыбнулся директор. – Наоборот, буду рад. Пусть и они там хотя бы чуточку ответственности на себя за наши проблемы берут.
Иванов вопросительно посмотрел на директора: - А через дирекцию завода мне можно её к ним отправить вместе с копией заключения техсовета и заявкой на рацпредложение?
- Можно, - кивнул головой директор. – Подготовь жалобу и отдай главному технологу. Пусть моему секретарю передаст.
15-го октября письмо, где Иванов выражал своё несогласие с решением техсовета, отправили в трест «Куйбышевстройматериалы».
23-го октября из треста на завод приехали два специалиста. Походив вокруг строящейся печи и вокруг старой, работающей, осмотрев газовые горелки и всё газовое оборудование, всё газовое хозяйство на печах, дутьевые и отсасывающие вентиляторы, вагонки…
*************************************************************** (Стр. 597.)
Поговорив поверхностно с Ивановым о технологии обжига кирпича, о температурной кривой… и о том, как Иванов собирается автоматически поддерживать температурную кривую на разных позициях, они сказали ему, что его замысел не осуществим и с тем убыли в Самару.
- Дебилы! – возмущался Иванов, рассказывая Гузёву о визите двух специалистов. – Ведь учили, балбесов, в школе, институте. Государственные дипломы о высшем инженерном образовании вручили. Должности представили в тресте «Куйбышевстройматериалы». Идиотизм полнейший! Толком мое рацпредложение не изучили, технологию обжига представляют смутно, примитивно, на уровне: нагрел кирпич до красна, дал остыть и готово. Об устройстве горелок знания поверхностные. Со мной побеседовали ради приличия, для вида. Своё негативное отношение к моему рацпредложению обосновывали общими фразами типа: не получится, это не так просто, Надо специализированный проектный институт подключать, проект согласовывать, утверждать. Всю работу выполнять специально уполномоченной монтажной организацией и т.д. и т.п. Спрашивается: какого чёрта они сюда приехали? Не страна, а дурдом… Придётся нам, Толик, пойти на крайнюю меру: делать и переводить работу печи на автоматический режим самовольно. Не хотелось бы. Но придётся.
4. Когда голос Разума не слышат, он бунтует.
- Давай, делаем! – с восторгом поддержал Иванова Гузёв. – Утрём им всем нос! Преподнесём им к Новому году подарок!
*************************************************************** (Стр. 598.)
- Ты гонишь, Толик! – засмеялся Иванов. – Через десять дней, самое многое, мы её запустим в работу. Как раз к празднику 7 ноября.
- Не может быть? – удивлённо посмотрел Гузёв. – Разыгрываешь меня.
- Я серьёзно говорю, - улыбнулся Иванов. – Максимум через десять дней автоматику запустим. Будь начальство по поворотливее, без рассусолен, я бы с тобой и тепловую завесу, и автоматику месяц назад сделал. А завод за октябрь месяц на 350 тысяч кирпичей больше произвёл. Пойдём на печь залезем. Там всё на месте расскажу и покажу что и как делать будем. Убедишься сам, как всё просто, оригинально и легко осуществимо. На печи Иванов подвёл Гузёва к участку газопровода, где находились отсекатели подачи газа к горелкам на случай прекращения поступления к ним воздуха или газа. - Вот здесь, - ткнул Иванов пальцем во фланец второго отсекателя, - мы поставим регулятор подачи газа. Он очень хорошо впишется. Открутим четыре болта, предварительно перекрыв газ, раздвинем фланцевое соединение на 300 миллиметров, благо изгибы труб нам это позволят и станут даже выглядеть ровнее, красивее. Вставим между фланцами регулятор с уплотнительными прокладками, и с обоих сторон закрутим по четыре болта. Конструкцию регулятора сделаем заранее сами на базе точно такого же отсекателя. У меня он в мастерской имеется. Из котельной приволок сломанный. В нем диафрагма неисправная. Для нас она никакой роли не играет. Я её вообще уберу. В этом отсекателе будет стоять жесткий ограничитель. Он не позволит клапану полностью перекрывать подачу газа. Это даст нам возможность со сто процентной безопасностью с помощью вот этого рычажка с грузом осуществлять изменение давления подачи газа к горелкам от 1 атмосферы до 0,2 десятых.
*************************************************************** (Стр. 599.)
Поскольку наш регулятор газа будет сделан из отсекателя, он прекрасно встроится со всеми своими восемью крепёжными отверстиями между фланцами. И нам не надо будет ничего менять, обрезать, приваривать. Чтобы поставить здесь регулятор мне потребуется не более 30 минут. После того как я регулятор установлю, можно смело опять включать печь в работу. Сам знаешь: за 30 минут, если заранее к этому подготовиться, качество кирпича не ухудшится. Далее к рычажку мы прикрепим нихромовую проволоку диаметром один миллиметр и длинной восемь метров. Под потолком… - Иванов показывает вверх пальцем, - над регулятором повесим и надёжно закрепим блочок… Там, кстати, это будет сделать очень удобно, поскольку имеется в железобетонном перекрытии крепкая металлическая закладка. Через блочок мы перекинем нихромовую проволоку, которая четыре метра пойдёт вверх и четыре вниз. На нихромовую проволоку наденем фарфоровые трубочки от термопар. Их у меня предостаточно. Второй конец нихромовой проволоки прикрепим к регулировочно-натяжному болту и соединим намертво с огнеупорной плитой, которыми на новой печи обкладывали окна для горелок. Она мной тоже заранее подготовлена. К нихромовой проволоке подведём по проводу из дежурки обжигальщиков ток напряжением в 12 вольт. Вот и вся на печи автоматика. Получится безопасно, аккуратно и надёжно. Особенно если учесть, что здесь летом от печей, сам знаешь, накаляется до 80 градусов. Принцип действия регулятора примерно таков. Когда температура в обжиговой печи достигнет своего технологического максимума в 1120 градусов, из дежурки обжигальщиков датчики автоматически включат сюда на нихромовую проволоку ток напряжением 12 вольт.
*************************************************************** (Стр. 600.)
Нихромовая проволока нагреется до 150 градусов и удлинится. В результате ручка газового регулятора под действием расположенного на ней груза опуститься вниз, убавив подачу газа к горелкам с одной атмосферы до 0,2 десятых. Это приведёт к тому, что температура в печи медленно, но неуклонно начнёт снижаться. Когда она достигнет своего технологического минимума в 1080 градусов, датчики автоматически отключат от нихромовой проволоки ток. Нихромовая проволока остынет, укоротится, подымет вверх рычажок регулятора и увеличит подачу газа к горелкам с 0,2 десятых атмосферы до единицы. Таков, Толик, принцип действия.
- А часто будет срабатывать регулятор? – с восторженным вниманием поинтересовался Гузёв.
- Как отрегулируешь, - улыбнулся Иванов. – С учётом большой тепловой инерционности печи, наверное минимальный предел через 10 минут. А максимальный – равный интервалу между протяжками состава вагонок в печи. То есть, от 30 до 45 минут. Но мы сначала начнём с 10 минут и амплитудой колебания давления газа регулятором от одной атмосферы до 0,2 десятых. А далее практика подскажет какой уровень регуляции оптимальнее.
- А как быть конкретно с горелками? Как ты определишься: какой на какой нужен диаметр отверстия сопла? – пытается всё хорошенько усвоить и запомнить Гузёв.
*************************************************************** (Стр. 601.)
- То тоже не проблема, - отмахнулся жестом ладони Иванов. – Пока на первом этапе мы отрегулируем все горелки к общему знаменателю вручную за счёт запорно-регулировочных кранов на них. Потом просчитаем расход газа каждой горелкой и определим какими должны быть диаметры отверстий в соплах. Эта работа кропотливая, конечно, но не требует остановки либо замедления процесса обжига.
5. День рождения Алины.
2-го ноября в пятницу Иванов с утра зашёл в лабораторию к Алине. Алина пришла в этот день чуть раньше и нарядная в тревожном ожидании сидела за столом, прислушиваясь ко всему, что доносилось со стороны лестницы и нетерпеливо поглядывая на часы. Услышав тихие неторопливые шаги Иванова, она, встрепенувшись, насторожилась, внимательно прислушалась, а затем метнулась к двери и с радостной улыбкой притаилась там. Как только Иванов перешагнул порог, Алина прикрыла за ним дверь и кинулась ему на шею.
- Сашенька! Миленький! Любимый! Спасибо, что пришёл! – целовать его Алина. – Я так ждала! И верилось, и не верилось в такое чудо. Всё гадала: зайдёшь с утра или не зайдёшь. Думала, если не зайдёшь с утра, то и к вечеру не зайдёшь тем более.
Алина прижалась к Иванову и расплакалась.
- Алиночка. Любимая. Не плачь. Не надо, - пытается нежными поцелуями успокоить её Иванов. – Я же всё время рядом был с тобой. Мы же часто виделись. Пусть мимолётом, лишь взглядами. Но всё равно на душе легчало.
*************************************************************** (Стр. 602.)
Алина вытерла платочком свои слёзы и оглядела лицо Иванова: - Ты, Сашенька, сильно похудел, осунулся, потемнел. На лбу морщинки глубокие появились. Не бережёшь себя. Одни глаза серенькие с голубизной всё также продолжают радостью светиться, да красные губки с белоснежной улыбкой не утратили прежней свежести и прелести.
- Да, Алиночка. Увы, ты права, - вздохнул Иванов и крепко прижал её к себе. – Подустал, поистрепался, поизносился я за последние пять месяцев. Согласен. Но не жалею. Интересно было. Кстати, завтра запускаю автоматическую систему управления процессом обжига на печи. За субботу и воскресенье успеть необходимо, пока начальства не будет. Сегодня все подготовительные работы, кровь из носа, требуется завершить. Только обжигальщице Татьяне не проболтайся. До понедельника никто об этом не должен знать. А в понедельник большой скандал может получится. Самовольство допустил. Нельзя, бесспорно, подобную отсебятину вытворять. Газ! Люди! Не шутка! Будь я начальником, немедленно бы убрал такого работягу как можно дальше от таких взрывоопасных мест. Впрочем, будь я начальником, рассматривать столь оскорбительно-примитивно творческую инициативу подчинённых, как они, тоже бы не стал. И тогда не возникли бы подобные несанкционированные поступки.
Иванов прильнул своим лицом к шее Алины и, медленно потянув носом воздух, улыбнулся: - Спасибо тебе, Алиночка, за аромат роз. Благодаря твоим посещениям Татьяны на обжиге, я каждый раз соприкасаюсь с ним.
*************************************************************** (Стр. 603.)
Поцеловав ещё раз Алину, Иванов опустил руки и сделал два шага назад.
- Хочу полюбоваться тобой, - с восхищением оглядывает он её. – Красивая. С гордо поднятой головой. Стройная, нарядная.
Иванов вытащил из кармана пакетик и протянул Алине: - Это подарок от меня на долгую-долгую память. Поздравляю с Днём Рождения! Желаю крепкого здоровья, счастья, долгих лет жизни! И ещё желаю я тебе твёрдо помнить и не забывать о том, что не только ты любишь меня, но и я очень люблю тебя… одну тебя! Поэтому не обижайся.
- Спасибо, Сашенька, за поздравления! Тебе я тоже желаю всех земных благ и успехов. Что касается обид, то они были. Не стану отказываться. Однако быстро проходили при виде твоего уставшего, запылённого, осунувшегося лица и изнурённого вида.
Алина подошла к Иванову взяла подарок, положила в карман кофточки и, страстно обняв его за шею, крепко расцеловала.
- Алиночка! – улыбнулся Иванов. – А почему ты подарок не посмотрела?
- А что там? – кокетливо сверкнула глазами Алина.
- А помнишь крестик из серебра и платины, - засмеялся Иванов, - который я подарил на День рождение Ире?
Алина кивнула головой.
*************************************************************** (Стр. 604.)
- Так вот, моя миленькая, любимая Алиночка… Иванов трижды нежно, растягивая удовольствие, поцеловал губы Алины и, крепко прижав к себе, улыбаясь, продолжил: - В этом пакетике тоже из серебра и платины похожий крестик. Но красивее. Посмотри, оцени и повесь себе на шею, чтобы менты случайно не нашли и не отняли.
Алина вытряхнула себе на ладонь из пакетика крестик с цепочкой и внимательно осмотрела подарок.
- А платину где на этот раз брал? – подняла она на Иванова благодарный взгляд.
- Часть из тех полусгоревших термопар, что стояли на печи, которую разобрали. Там всё равно придётся новые ставить. А оставшуюся часть из сгоревших термопар, найденных валявшимися среди битого кирпича в каналах под печами, когда их очищали от мусора.
- Сашенька! Одень мне крестик на шею сам. – попросила Алина.
Иванов, улыбнувшись, со словами: «Спаси и сохрани», надел цепочку с крестиком на шею Алины, опустил под одежду крестик ей на грудь, поцеловал её грудь и, взглянув на часы, с сожалением вздохнул: - Пойду я, Алиночка. Работы много. Температурные датчики сегодня на автоматике должен опробовать и отрегулировать. Ире о подарке, пожалуйста, ни слова. Прошу тебя. Скажи: лишь заходил в котельную и около фильтров поздравил. Поверит. Она знает, что я давным-давно в твою лабораторию не захожу.
*************************************************************** (Стр. 605.)
- Сашенька! – улыбнулась Алина. – Любишь ты Ирочку. И всё надеешься на лучшее.
- Ошибаешься, Алина, - качнул головой Иванов. – На лучшее я не надеюсь. Она мне нравится, и я ей нравлюсь. Но мы не пара. И нас не исправить. Такие с детства. Просто не хочется мне в ней ревность разжигать. Душу её бередить.
- А ты знаешь, Сашенька, про то… - Алина вопросительно и очень пристально смотрит в лицо Иванова, - что через два дня, в понедельник, Ира подаёт заявление на увольнение?
Иванов опустил голову и нахмурился: - Нет. Не знаю. Она мне ничего не говорила. Хотя… предполагал. Где-то в середине ноября у неё два года отработки кончается. Но вот о том, что всё: …и через три дня уволится – никак не думал. Жаль, конечно. Не хватать мне её будет в этом с виду тихом болоте. Вы мне обе, сами того не догадываясь, много сил, энергии и спокойствия придавали.
- Ира уволится не через три дня, Сашенька, а через две недели после подачи заявления, - пытается Алина успокоить Иванова.
- А что такое две недели? – тяжело вздохнул Иванов. – Мгновение. Пять лет промелькнуло… И не заметил. Ладно. Как будет. Пойду я, Алиночка. На чаепитие меня не зовите. Некогда. Если управлюсь с работой до трёх часов, то в 15.30 зайду. Не управлюсь.. – не обижайся. Я люблю тебя.
*************************************************************** (Стр. 606.)
Иванов к Алине в лабораторию в этот день больше не приходил. Алина дважды была на обжиге в дежурке у Тани. Гузёв находился в жилой зоне на выходном. В дежурке обжигальщиков царила тишина и, даже, убаюкивающее спокойствие, благодаря мягкому шелесту вентилятора, подающего в помещение свежий, чистый, тёплый воздух. В полголоса разговаривая с Татьяной, Алина исподволь наблюдала за работой Иванова, видела с каким сосредоточенным вниманием и упорством он что-то к пульту управления прикручивает, припаивает, подключает разноцветные провода, маркирует, вписывает цифры в непонятную схему на листе. После чаепития с Ирой, Алина в третий раз приходила к Татьяне в дежурку и сидела у неё до 16 часов, пока окончательно не убедилась, что Иванов к ней в лабораторию придти не сможет. С приходом обжигальщика второй смены Славы Давлетмуратова, Алина, с грустным видом сказав «До свидание!», ушла. В этот же день бригада каменщиков, заложив последние огнеупорные кирпичи в свод новой печи, уехала в Самару. Звено заключённых, помогавшая им в качестве подсобных рабочих, навела вокруг печи чистоту и порядок, убрав остатки строительного мусора, кучу шамотной глины, осколки кирпичей. Доски, настилы и подпорки. Осталось как следует просушить печь и установить горелки. По прикидке Иванова дней через 10 – 15 печь запустят в работу.
Глава двадцать шестая.
Неправильный, но оправданный поступок Иванова.
1. Без права на ошибку.
3-го ноября в субботу Иванов вместе с дежурившим на обжиге Толей Гузёвым перекрыли подачу газа к печи и выключили дутьевые вентиляторы.
*************************************************************** (Стр. 607.)
- Толя! – обратился Иванов к Гузёву. – Иди все закрой краники на горелках. Не пропусти ни одного. А я поставлю регулятор.
Через 20 минут регулятор подачи газа был установлен. Болты на соединительных фланцах надёжно затянуты. Пройдя мимо каждой горелки и убедившись лично, что все они перекрыты, Иванов посылает Гузёва открыть подачу газа. Через пару минут Гузёв открыл на газопроводе задвижку и на манометре стрелка с нуля поднялась до цифры «один». Обдав мыльной пеной регулятор газа и не обнаружив пузырей, Иванов облегчённо вздохнул и улыбнулся: - Теперь, Толик, включаем в работу вентиляторы и горелки. Начинаем с конца. Разжигаем каждую строго запальниками. Рисковать не имеем права. Поехали. Ты с этой стороны, я с другой.
Через 10 минут все 36 горелок работали.
- Полезли, Толик, опять на печь, - позвал его Иванов. – Я тебе интересный момент покажу.
На печи Иванов, убрав из под рычажка газового регулятора подпорку и придерживая его рукой, повернул голову к стоящему рядом Гузёву: - Смотри, Толик, в оба глаза. Вот так этот рычажок будет стоять, когда печь набирает температуру до 1120 градусов. На манометре, стоящем после газового регулятора, стрелка показывает единицу. После того, как температура в печи дошла до технологического максимума в 1120 градусов, из дежурки обжигальщиков от датчиков поступает команда на уменьшение подачи газа. Рычажок опускается до упора полностью.
*************************************************************** (Стр. 608.)
Опускаю. Слышишь? Гул работы горелок стих. В цехе тишина. На манометре давление газа с единицы упало до 0, 2 десятых. Идём проверим, как работают горелки. Не погасла ли какая-нибудь из них? Спустившись с печи, Иванов и Гузёв обошли все горелки, внимательно заглядывая в глазки.
- Всё нормально! - подвёл итог Иванов. – Лезем опять на печь. На печи Иванов поднял рычажок регулятора газа и подставил подпорку. Цех наполняется мощным гулом заработавших на предельном давлении газа 36-ти горелок. Стрелка на манометре с цифры 0, 2 поднялась до единицы. Подсоединив к электроизолятору на рычажке газового регулятора свисающий с потолочного блочка конец нихромовой проволоки и с помощью натяжного регулировочного болта натянув её в струнку, Иванов убрал из-под рычажка подпорку и, повернувшись к Гузёву, улыбнулся: - Всё Толик! Здесь нам делать больше нечего. Все команды сюда будем подавать из вашей дежурной комнаты от пульта управления. Видишь как у нас здорово тут получилось: аккуратно, практично и красиво. Душа аж радуется, поёт! Идём теперь к вам в дежурку. По ходу, на всякий случай, проверим все ли исправно горят горелки. Бережённого – и Бог бережёт! В дежурной комнате обжигальщиков Иванов подошёл к пульту управления и взглянул на Гузёва: - Сейчас я включу тумблер и в цехе должна наступить тишина. Это регулятор газа уменьшит подачу газа с единице до 0, 2 десятых атмосферы. Открой-ка, Толик, дверь, чтобы лучше слышать.
*************************************************************** (Стр. 609.)
Гузёв открыл дверь. И из цеха звук гула заполнил дежурное помещение обжигальщиков. - Включаю тумблер, - поднёс руку Иванов к пульту управления и щёлкнул тумблером.
Гул доносившийся от печи плавно стих.
- Выключаю тумблер, - щёлкает опять тумблером Иванов. В дежурную комнату обжигальщиков с нарастающим звуком у-у-у-у-у, влетел от печи мощный гул.
Иванов включал и выключал тумблер несколько раз.
- Нормально! –засмеялся Гузёв.
- А далее, - улыбнулся Иванов, - смотрим по приборам какова у нас в печи сейчас температурная кривая. Ну-ка, Толик. Начерти мне её и проставь мне на каждой позиции имеющуюся там температуру.
Гузёв начертил температурную кривую, проставил цифры и подал Иванову.
Просмотрев цифры и одобрительно кивнув головой, Иванов посылает Гузёва на садку: - Иди, Толик. Пора толкать вагонку в печь. В интервале 40 минут так и продолжай режим обжига. Протолкнёшь: приходи. Переведём процесс горения на автоматику и начнём неторопливо шаг за шагом заниматься индивидуальной регулировкой горения каждой горелки.
*************************************************************** (Стр. 610.)
К приходу второй смены желательно все горелки отрегулировать. Через каждые 20 минут с указанием порядкового номера и времени составляй для меня в полном объёме температурную кривую.
Гузёв ушёл. Иванов вышел следом, обошёл печь со всех сторон, взглянул как горит каждая горелка, залез на печь, оглядел регулятор газа, потрогал натяжку нихромовой проволоки и вернулся в дежурную комнату обжигальщиков, где Гузёв после проталкивания вагонок в печи вычерчивал температурную кривую.
Докончив и проставив цифры, Гузёв подал листок Иванову: - Самая высокая температура, Санёк, 1085 градусов. До максимума осталось 35 градусов.
Иванов просмотрел температурную кривую и подошёл к пульту управления: - Включаю, Толя, автоматику. Вот этим тумблером.
Щёлкнув тумблером, Иванов показывает на загоревшиеся зелёным светом три глазка: - Вот эти средние зелёные глазки, Толя, сигнализируют о том, что наивысший температурный участок в печи находится в пределах нормы от 1080 до 1120 градусов. Если замигают красным светом три расположенных над ними глазка, значит температура достигла предельного технологического максимума 1120 градусов, и обязательно должен загореться расположенный ещё выше зелёный сигнальный глазок включения регулятора, уменьшающего подачу к горелкам газа, и наступить в цехе тишина в связи с падением давления с одной атмосферы до ноль целых двух десятых.
*************************************************************** (Стр. 611.)
Как только температура начнёт уменьшаться, вместо мигающих красных опять загорятся три средних зелёных глазка. Если замигают красным светом три самых нижних глазка, значит температура достигла минимального технологического уровня в 1080 градусов и обязательно должен отключиться регулятор газа, погаснуть самый верхний зелёный световой глазок и возникнуть гул в цехе в связи с повышением давления газа на горелках с 0,2 десятых атмосфер до единицы. Как только температура начнёт повышаться, вместо мигающих красным светом нижних глазков, опять загорятся три средних зелёных глазка. Мы как горелки отрегулируем, Толя, - я тебе всё подробно покажу и расскажу. А ты сказанное и показанное законспектируешь. В том числе: как переходить на ручное управление при отказе автоматики? Как действовать в тех или иных нештатных ситуациях. Производство есть производство. Сам знаешь: всякое может быть.
На пульте управления вспыхнули и замигали три верхних красных глазка.
- В печи достигнут температурный предел, - прокомментировал эти сигналы Иванов. – Сейчас должен загореться самый верхний зелёный глазок, включиться регулятор, уменьшающий подачу к горелкам газа.
Вспыхнул верхний зелёный глазок. В цехе наступила тишина. Вслед за наступившей тишиной на пульте загорелись три средних зелёных глазка. Иванов посмотрел на часы и проверил по приборам температуру в печи на каждой позиции.
*************************************************************** (Стр. 612.)
Датчики сработали на температуре 1115 градусов. Это нормально! – улыбнувшись, сделал вывод Иванов.
Вскоре замигали красными вспышками нижние глазки. Зелёные глазки, кроме самого верхнего, погасли. Иванов посмотрел на часы и по приборам на температуру в печи.
- Сработала автоматика на отметке в 1090 градусов через семь минут, - отметил он в уме. – Слишком, конечно, быстро, но для начала терпимо Перепад – 25 градусов при допустимом в 40. Тоже неплохо. Верхний зелёный глазок погас. Обжиговый цех наполнился мощным гулом. Это заработали в полную силу горелки на печи. Вместо трёх нижних, мигающих красных глазка, зажглись три средних зелёных. К концу первой смены температурную кривую, особенно на флангах, удалось стабилизировать на всех позициях. Иванов нанёс быстросохнущей красной краской на запорно-регулировочном газовом кране каждой горелки контрольную метку, позволяющую точно знать: изменили ли его положение или нет, и занялся внесением коррективов в график выгрузки кирпича из вагонок с расчётом, чтобы каждая бригада выгружала строго свои посаженные вагонки.
По приходу обжигальщика второй смены Славы Давлетмуратова, Иванов и Гузёв провели его вокруг печи, поднялись с ним на печь к регулятору подачи газа. Всё показали и обо всём рассказали. В дежурном помещении обжигальщиков Иванов продемонстрировал на пульте управления ему как необходимо действовать и что предпринимать на случай возникновения непредвиденных обстоятельств. Попросил его их повторить за ним.
*************************************************************** (Стр. 613.)
- Ну а если что-нибудь по серьёзному не заладится, - предупредил Иванов, – звони на вахту и поставь в известность ДПНК и мастера смены о необходимости моего здесь присутствия. На всякий случай и я подстрахуюсь. Сейчас схожу в котельную и попрошу кочегаров ближе к 9 часам вечера позвонить ДПНК и под предлогом опасного отказа в работе автоматики на котлах вывести меня в котельную. Самое главное, Слава: помни об этом красном аварийном тумблере ручного управления. Если что: включи его вверх. Печь притушится до режима ожидания. На манометре стрелка опуститься с единицы до ноль целых двух десятых. Либо убавь подачу газа наполовину общей задвижкой. Ворота тогда не открывай. Состав не протягивай. Давай, не поленись, Слава. Продемонстрируй мне ещё раз. Включи аварийный тумблер, сходи-взгляни на манометры, обойди печь и посмотри как горят горелки. Коль всё нормально, тумблер выключи и снова сходи всё проверь. Слава включил аварийный тумблер и вышел. Возвратившись, тумблер выключил и опять вышел. Иванов, взглянув на часы, пошёл в котельную к кочегарам.
2. Скандал, который Иванов предвидел, однако в душе надеялся на благополучный исход в силу благоприятного стечения обстоятельств.
В понедельник Гузёв об автоматике сообщил Татьяне. Татьяна отнеслась к автоматике без энтузиазма. Ей не хотелось напрягать свою голову какими-либо нововведениями с неизвестностями. По старинке работать она считала сподручнее и спокойнее… Прошла вокруг печи… Где убавила газ на горелках, где прибавила. И сиди беззаботно, не волнуясь, не переживая. Никто за то, что перепады температур от нормы порой достигают значительных величин, не ругает. Самописцы, фиксирующие сбои, отсутствуют. Причины снижения качества кирпича никто не анализирует.
*************************************************************** (Стр. 614.)
То, что вместо марки «100» кирпич оказался марки «75», никого не волновало. Лишь бы количество шло и не было броского, ярко выраженного брака. Однако, когда Гузёв, а затем и Иванов растолковали ей, что теперь забот и работы станет куда меньше… И, к тому же, на смене с ней всегда Иванов и четыре раза в неделю Гузёв, Татьяна внутренне успокоилась. Тем более, что понедельник прошёл легко и просто.
6-го ноября, во вторник, в обжиговый цех зашёл директор и начальник производства. Остановившись около новой печи, они с озабоченным видом обсуждали связанную с ней ситуацию. В цехе внезапно наступила тишина. Начальник производства насторожился, подозрительно посмотрел по сторонам, прислушался, подошёл к работающей печи, заглянул в глазок горелки и, успокоившись, вернулся к директору продолжить разговор. Вскоре в цехе внезапно возник угрожающе-нарастающий мощный звук у-у-у-ууууу, заполнивший всё пространство привычным гулом. Директор и начальник производства подошли к работающей печи, поглядели на манометр газопровода, на горящие горелки и, не обнаружив ничего опасного, продолжили разговор. Через несколько минут в цехе вновь воцарилась странная тишина, нарушаемая лишь шумом работающих в самом-самом начале печи отсасывающих вентиляторов. Директор взглянул на манометр. - Давление в газопроводе резко упало, - всполошился он. – Видимо на ГРП что-то барахлит. А обжигальщики даже ухом не ведут. И почему-то защита не срабатывает. Взорвётся же всё!
*************************************************************** (Стр. 615.)
Директор, а за ним и начальник производства, быстро направились в сторону дежурной комнаты обжигальщиков. Когда они зашли туда, Гузёв весело и непринуждённо что-то рассказывал Татьяне и Алине.
- У вас там на печи давление газа скачет, - с гневом обрушился директор на Гузёва. – Печь может в любой момент взорваться, а вы спокойно сидите и бровью не ведёте. Быстро перекрой задвижкой газопровод. Не хватало, чтобы вы мне праздничный фейерверк устроили!
- Виктор Александрович! – улыбнулся простодушно Гузёв. – У нас всё-всё нормально. Это автоматика работает. До верхней технологической границы температура в печи доходит – подача газа убавляется. До нижней технологической границы - температура в печи снижается, подача газа прибавляется.
- И когда же вы её установили? – грозно спросил директор.
- В субботу. До обеда. За полчаса! – с долей гордости и хвастовства глядит на директора Гузёв. – Мы фланцы на газопроводе разъединили, регулятор газа вставили, болтами затянули и все дела!
- А какое вы имели на это право? Кто вам давал на то разрешение? – стукнул кулаком по столу со злостью директор.
- Не знаю? – растерялся Гузёв, поняв что ситуация начинает развиваться в неприятную сторону. – Аланов ставил. Я лишь помогал ему.
*************************************************************** (Стр. 616.)
- Ищи немедленно Аланова, жёстко приказал Гузёву директор. – Пусть сюда идёт. Директор повернулся к начальнику производства: - И надо, Николай Васильевич, нам срочно вызвать на печь Епанешникова, как ответственного за газовое хозяйство. А так же главного технолога и главного энергетика. Необходимо внимательно поглядеть на всё, что наш профессор на газопроводе утворил. По-моему он слишком много себе позволять стал.
Гузёв вышел искать Иванова. Алина, воспользовавшись удобным моментом, тоже выскользнула следом. Гузёв отыскал Иванова в электроцехе за ремонтом пакетного электровыключателя.
- Санёк! Директор тебя зовёт в обжигалку, - взглянул Гузёв испуганными глазами на Иванова. – За тобой послал. Караул! Кричит, ругается, по столу кулаком стучит. Спрашивает: кто разрешил, кто позволил автоматику устанавливать. Велел немедленно позвать Епанешникова, главного технолога и энергетика. Сердюков там. Труба! Попали в прожарку. Теперь будет не грудь в крестах, а голова в кустах. Поспешили мы с автоматикой.
- Выше голову, Толя! Пусть кричит! – усмехнулся Иванов. - Он сам виноват. И не бойся. Ничего он нам не сделает. Наше начальство, по большому счёту, кроме как кричать, ни на что не способно. Кричать проще, чем мозгами шевелить. А начнёт шевелить – признает наши действия оправданными. Мы всё правильно и умно сделали. И не согласиться с этим способен лишь глупец. К коем ни директора, ни Епанешникова, ни Сердюкова, ни Юрченко я не отношу.
*************************************************************** (Стр. 617.)
Главное, чтобы захотели выслушать. Ты, Толя, возвращайся к ним. Скажешь, я руки от солидола мою и сейчас приду. Пусть чуточку директор поостынет от злости.
В дежурной комнате обжигальщиков к этому времени всё начальство было в сборе. Директор с насупленным видом просматривал записи в дежурном журнале обжигальщиков. Главный технолог проверял по приборам температуру на позициях в печи. Главный энергетик с интересом разглядывал пульт управления и загорающиеся на нём зелёные и красные сигнальные глазки. Епанешников, побывав на печи и вернувшись, что-то чертил на бумаге, обжигальщица Татьяна, прислонившись к стенке, стояла встревоженная опустив глаза. Начальник производства Сердюков, вспоминая про заседание техсовета и приезд из треста специалистов по автоматике, чему-то улыбался.
- Сейчас Аланов придёт, - зайдя в дежурную комнату обжигальщиков доложил Гузёв директору. – Руки после машинного масла моет.
- А что обозначают вот эти светящиеся в среднем ряду зелёненькие сигнальные глазки? – поинтересовался у Гузёва главный энергетик.
- Это значит что температурная кривая в печи находится в пределах технологической нормы, - охотно и бодро пояснил Гузёв.
- А самый верхний, горящий зелёным светом глазок? – показал пальцем главный энергетик.
*************************************************************** (Стр. 618.)
- Он сигнализирует о том, - с воодушевлением прокомментировал Гузёв, - что к горелкам доступ газа регулятор уменьшил с одной атмосферы до ноль целых двух десятых.
- А вот сейчас замигали три нижних красных глазка, - продолжил расспрашивать энергетик.
- Они указывают на то, - улыбнулся Гузёв, - что температура в печи приближается к нижнему предельному технологическому уровню и должна увеличиться подача газа к горелкам с ноль целых две десятых до одной атмосферы. Сейчас, как только погаснет самый верхний зелёный глазок. Это произойдёт, и мы явственно о том услышим.
Гузёв, окрылённый общим к себе вниманием, открывает дверь в цех. Все прислушиваются. И действительно, после того как гаснет верхний зелёный глазок, в дежурную комнату обжигальщиков врывается быстро нарастающий и набирающий силу звук у-у-у-у-у-ууу, слившийся затем в ровный мощный гул.
- Далее должно произойти следующее, - гордо взялся предсказывать развитие ситуации Гузёв. – Нижние красные мигающие глазки прекратят гореть и им на смену зажгутся средние зелёные глазки, сигнализирующие о том, что температурная кривая в печке находится в пределах технологической нормы. Потом, за этими зелёными, должны замигать верхних три красных глазка. Они просигнализируют о том, что температурная кривая в печи приближается к верхнему предельному технологическому уровню и требуется уменьшить подачу газа к горелкам. Сразу же загорится самый верхний зелёный глазок и давление газа к горелкам уменьшится с единицы до ноль целых двух десятых.
*************************************************************** (Стр. 619.)
Полный цикл включения-выключения происходит за 15-20 минут в зависимости от ритма толкания и температуры наружного воздуха.
- А если на ГРП авария случится, а потом внезапно газ включится? – спросил, не удержавшись, директор.
- Произойдёт всё то же самое, как и раньше до нашей автоматики, - уверенно ответил Гузёв. – Сработает первый отсекатель подачи газа. Мы же его не трогали. Он как стоял первым от ГРП, так первым и остался.
- А вентиляторы забарахлят, воздуха не будет, электричество отключат? – задал новый вопрос директор.
- Сработает второй отсекатель, - улыбнулся Гузёв. – Мы его тоже не трогали.
- А завтра в праздник выходной… Садки и выгрузки не будет. На каком режиме будет работать печь? – вопросительно посмотрел на Гузёва главный технолог.
- В режиме длительного ожидания, - показал на красный тумблер Гузёв. – Мы же не дилетанты. При составлении схемы автоматики все практические нюансы в работе обжиговой печи учитывали.
- Александр Фёдорович, - обратился директор к Епанешникову. – Вы только что были на печи… Ваше мнение…
*************************************************************** (Стр. 620.)
В дежурную комнату обжигальщиков вошёл Иванов и поздоровался. Вид у него слегка виноватый, но сосредоточенный, серьёзный и упрямый.
- Претензий у меня по части технического исполнения и установки регулятора к Александру Сергеевичу нет, - ответил директору Епанешников. - Что касается всего остального, то такое его поведение я считаю неприемлемым, недопустимым. Необходимо на подобные работы получать специальное разрешение и приступать к ним после всестороннего согласования со мной, как лицом ответственным за газовое хозяйство завода; с главным технологом, отвечающим за работу обжигового цеха; с начальником производства, с главным энергетиком.
- Пытался! – огрызнулся Иванов. – И к директору обращался, и в техсовет рацпредложение подавал, и в трест «Куйбышевстройматериалы» жаловался. Двух специалистов оттуда присылали. Каков результат - вы знаете. Директору отказ простителен. Когда одна работающая полуживая печь, действительно, каждый умный человек не прочь иметь в руках воробья, а не в небе журавля. Хотя никакого журавля в небе не предлагалось. Просто не было у директора желания и воли глубоко вникнуть в суть моего предложения. А вот тем дебилам, которые приезжали из треста, непростительно. Поскольку от них требовалась оценка чисто технической осуществимости и целесообразности моей заявки. И не более того. В итоге из-за всей подобной нерасторопности завод с 23 сентября по 6 ноября произвёл на 500 тысяч лицевого кирпича меньше, чем мог.
*************************************************************** (Стр. 621.)
- Вопрос сейчас стоит в другой плоскости! – жёстко хлопнул ладонью по столу директор. – Наши промахи, просчёты и ошибки к трагедиям не ведут. А вот ошибки при подобной самодеятельности ведут. Пятьсот тысяч кирпича ничто по сравнению с возможными последствиями взрыва газа в цехе.
- И то, и то плохо, - виновато вздохнул Иванов. – Не даром какой-то поэт… не знаю, к сожалению, кто именно, сказал: «Эти вспышки повсюду сверкают. И настолько они ярки. Что сливаясь, всё изменяют. И облик людей, и страны!». Почему-то мне верится, что он имел ввиду не только положительные моменты в нашей жизни, но и отрицательные.
- Давай, Александр Сергеевич, не будем философствовать! – снова хлопнул ладонью по столу директор. – Ответь мне на вопрос: Кто тебе позволил.., Кто тебе дал право вмешиваться в работу газовой системы в цехе обжига?
- Во-первых, - твёрдым голосом произнес Иванов, - у меня имеется специальность слесаря-газовика, подтверждённая компетентной аттестационной комиссией. Во-вторых, у меня есть санкционированный соответствующими надзорными службами допуск к эксплуатации, обслуживанию и ремонтно-восстановительным работам газового оборудования. В-третьих, по неофициальной договорённости я в обжиговом цехе исполняю обязанности слесаря-газовика и имею право, в случае необходимости, перекрывать к печам подачу газа, снимать с газопровода при неисправностях либо в профилактических целях любую горелку, любой кран, любой отсекатель. Бесспорно, я обязан об этом ставить в известность Епанешникова и главного технолога.
*************************************************************** (Стр. 622.)
Но а как быть, когда они на выходном либо действия приходится производить во вторую или в третью смены. В таких случаях я вправе вмешиваться в работу газопровода в пределах цеха без предварительного уведомления своих начальников, лишь сделав в журнале запись о проведённых работах. Такой записи я, каюсь, не сделал и своих начальников в известность о том, что установил на газопроводе регулятор газа, не поставил. Решил это сделать попозже, так как мои действия угроз нормальной работе газопровода и печи не несли. И четвёртое. Если вам не надо дополнительных 360 тысяч кирпичей в месяц, пожалуйста, скажите мне это и я немедленно сниму с газопровода регулятор подачи газа, выкину отсюда пульт управления автоматическим процессом горении и, ради Бога, работайте по старинке. Смешно, но факт, второй месяц пошёл с начала разговора о тепловой воздушной завесе на внутренней стороне входных ворот печи, а конкретных действий не последовало. Хотя там работы мне и Гузёву на три-четыре дня. Кроме того, вот что ещё имейте ввиду. У американского народа есть конституционное право, записанное в Декларации независимости, по которому он и каждый может, даже обязан восстать против своих правителей, если правители не желают прислушиваться к его голосу. А чем мы, русские, хуже? Вот я и восстал. И пошли вы все к чёрту! Иванов решительно махнул рукой и вышел из дежурной комнаты.
- Вернись! – услышал он вдогонку требовательный голос директора.
Вслед выскочил Гузёв и ухватил Иванова за куртку: - Не дури! Директор зовёт! Запросто на 15 суток в штрафной изолятор угодишь! Ментам лишь на руку сыграешь.
*************************************************************** (Стр. 623.)
Иванов жестко оттолкнул Гузёва и подался в электроцех ремонтировать пакетный выключатель.
Спустя час Гузёв рассказал Иванову, что директор и вся его свита поднимались на печь к регулятору. Там они расспрашивали его и Епанешникова как устроен регулятор, каков принцип работы, как срабатывают отсекатели газа. Все остались довольны увиденным.
- Особенно хвалил нас главный энергетик за оригинальную нихромовую конструкцию привода регулятора, - радовался Гузёв. – Потом директор звонил в лабораторию ОТК. Интересовался маркой кирпича. Оттуда ответили: «125!». Короче, решили автоматику не трогать, оставить. Лишь параллельно усилить визуальный контроль за температурной кривой и за работой регулятора газа.
3. Разум победил.
За праздничные дни и последующие два выходных страсти улеглись. Кирпичный завод, кроме 7-го ноября – «56-ой годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции», как работал круглосуточно в три смены, так и работал. Никаких сюрпризов и неприятностей автоматика не преподнесла. Директор, много раз побывавший за это время в обжиговом цехе и в дежурной комнате обжигальщиков, успокоился, в душе признав поступок Иванова логичным, оправданным. А тут ещё выяснилось, что новую печь вряд ли к концу ноября запустят из-за отсутствия к ней газовых горелок.
12-го ноября директор зашёл к Иванову в мастерскую. Примирительно поздоровавшись с Ивановым за руку, он посетовал на то, что по вине учёных, взявшихся в порядке научно-технической помощи оказать практическое содействие в разработке и изготовлении газовых горелок для новой печи, запуск печи откладывается.
*************************************************************** (Стр. 624.)
- Они всего изготовили два пробных экземпляра горелок, - тяжело вздохнул директор. – И завтра намереваются их сюда из Самары привезти для опробования и проведения испытаний.
Иванов усмехнулся и кивнул головой: - Всё понятно, Виктор Александрович. То есть нам надо готовиться к худшему варианту и переводить старую печь на режим толкания 14 вагонок в смену.
- Да, Александр Сергеевич! – опустив голову подтвердил директор. – Я дал указание Юрченко, чтобы он тебе и Гузёву выписал приличный наряд и вы сделали тепловую завесу за входными воротами на старой печи.
- Приличный наряд – это сколько? – улыбнулся Иванов.
- На сто рублей хватит? – вопросительно посмотрел на него директор.
Иванов отрицательно покачал головой: - Это на каждого по 50 рублей. Из них 5о процентов в доход государству, плюс: налоги, сборы и прочее. Итого реально и я и Толя Гузёв получим по 15-20 рублей.
- Хорошо. Выпишем наряд на 200 рублей, - согласился директор.
- Лучше давайте, Виктор Александрович, вот как договоримся, - засмеялся Иванов. – Как только мы сдаём тепловую завесу и отладим обжиг кирпича в режиме толкания 14 вагонок за смену, вы выписываете мне и Толи Гузёву по 50 рублей премии за успешное выполнение особо важного производственного задания. С премии никаких удержаний не производится и мы получим её в полном объёме.
*************************************************************** (Стр. 625.)
Директор повеселев протягивает руку: - Договорились, Александр Сергеевич. Как бы то ни было, а всё равно приятно иметь дело с умным человеком. Когда приступите?
- Сразу же! – улыбнулся Иванов. – Если, конечно, нас обеспечат двумя мешками цемента, двумя двухметровыми уголками 50х50. Полоской листового железа толщиной 5 миллиметров размером 300 миллиметров шириной и два метра в длину и позволят нам в мехцехе насверлить на ней по всей длине в пять рядов по 100 отверстий диаметром 12 миллиметров. И ещё желательно, чтобы нас в течение трёх дней занаряжали выходить на работу в две смены. Вечером в мехцехе сверлилка свободная. Никто нам не будет мешать. И быстрее закончим. К 16 ноября постараемся печь запустить в режиме 14 толканий. То есть по вагонке каждые 34 минуты.
- Приступайте! – одобрительно кивнул головой директор. – Всё оперативно организуем. Проблем с этим не возникнет.
Как только директор покинул мастерскую, Иванов позвал Гузёва и сообщил ему о разговоре с директором.
- Давай командуй! – загорелся делом Гузёв. – Полтинник тоже деньги. Мне, чтобы их на карточку положить, два месяца надо работать. А тут неделю. Однако, Санёк, мне куда важнее копия выписки из приказа по заводу в личное дело о премировании за успешное выполнение особо важного государственного задания по увеличению выпуска лицевого кирпича и улучшению его качества. Как звучит здорово! В характеристике для условно-досрочного освобождения такое незамеченным не останется.
*************************************************************** (Стр. 626.)
- А зачем, Толик, - улыбнулся Иванов, - ты вплёл сюда… Точнее, придал такому пустяку статус и масштаб государственного задания?
- Пусть! – засмеялся Гузёв. – Весомее! И от истины, между прочим, совсем недалеко. Куда наш лицевой кирпич идёт? На важные и общественно значимые объекты столицы Среднего Поволжья – Самары и нового, известного во всём мире города Тольятти. Завод единственный на весь регион. А потому имеет важное государственное значение.
Иванов усмехнулся и подошёл к двери: - Если благополучие государства держится вот на таких заводах, грош цена такому государству. Идём! На выход! Делом надо заниматься, а не балаболить.
У ворот печи Иванов остановился.
- В первую очередь, Толя, нам необходимо за воротами под рельсами канаву от одной стенки печи к другой стенке продолбать, - объяснил Гузёву ситуацию Иванов. – Пол бетонный, но не толстый. Ворота придётся на метр приоткрывать и чем-то надёжно зашплинтовать, чтобы не придавило случайно. Это я беру на себя. А ты принимайся за канаву шириной 300 миллиметров, глубиной 300 миллиметров. Лучше всего найми «чифиристов» с садки или выгрузки. Они за пару часов управятся. Большая 100 граммовая пачка чая у меня имеется. Сам ты со своими руками и пальцами, не приспособленными под лом и кувалду, быстро не справишься. Будешь долбать месяц. В час по чайной ложке. Пока «чифиристы» долбят, мы из досок опалубку подготовим. Затем бетонный канал сделаем и закроем его на пару дней схватываться. Вечером в мехцехе тебе сверлить придётся на станке в металлической двухметровой полосе 500 отверстий. Надеюсь, за пару смен просверлишь.
*************************************************************** (Стр. 627.)
Я тоже помогать приду: накернивать, затачивать свёрла. Ты же это не умеешь. Одни понты!
15-го ноября вечером во вторую смену Иванов и Гузёв воздушную тепловую завесу за входными воротами печи включили и отрегулировали температуру нагрева кирпича на первой и второй позиции.
- Ты завтра, Толик, отдыхай, не выходи на работу. У тебя по графику законный выходной, - улыбаясь, облегчённо вздохнул Иванов. - Я сам с утра переведу печь на режим толкания 14 вагонок и прослежу за правильным ходом обжига. Думаю – всё получится нормально.
16-го ноября первая смена перешла на график садки и выгрузки кирпича из расчёта 14 вагонок в смену с ритмом толкания в 34 минуты.
4. Прощание с Ирой.
В два часа дня в мастерскую к Иванову зашла Ира. Вид у неё был очень грустный, виноватый.
- Сашенька! – глубоко вдохнула она. – Сегодня я последний день здесь работаю. Уволилась. Пришла попрощаться.
Иванов, сидевший за столом с карандашом в руках, побледнел и показал ей на табуретку: - Присядь, пожалуйста. Спасибо, что зашла. Закрутился с работой.
*************************************************************** (Стр. 628.)
Иванов нагнулся и из ящика стола достал две книги: - Это твои по медицине. Библиотечные. Ты принесла мне их в конце лета. Извини, если что было не так в моём поведении. Поверь. Я люблю тебя всей душой. А разумом нет! Разум противится. Он считает нас не парой. Да и твой разум, по-моему, такого же мнения. Нелегко далась моему сердцу такая двойственность положения. Но я всё равно рад, что почти год и восемь месяцев ты была рядом со мной, любила своей тихой любовью и всячески старалась, чем могла, помогать, морально поддерживать меня. Прости, коль так всё неудачно получилось.
Иванов встал из-за стола, подойдя, поднял Иру с табуретки и вопросительно заглянул в её наполненные слезами глаза: - Можно поцеловать, обнять на прощание?
Ира кивнула головой.
Иванов целовал Иру долго и страстно: в губы, шею, лицо, грудь. Она тоже отвечала ему поцелуями и ласками.
Наконец Иванов выдохся: - Всё, Ирочка! Не могу больше. В горле комок вот-вот удавит. Сердце и душа от безысходности разрываются. Прощай! Ты красивая. Одна не останешься. Будь счастлива! Пойду я. Книги не забудь. Прости!
Иванов ещё раз крепко поцеловал Иру и вышел. Не зная куда податься, ему пришлось больше часа бесцельно прошататься на отшибе за глинозапасником. Когда в конце смены Иванов вернулся в свою мастерскую, чувство тоски и одиночества захлестнули его. Книг не было. На столе он увидел оставленную Ирой записку карандашом: «Саша! Напиши мне письмо!». Ниже стояла дата, Ирина подпись и её домашний адрес. Сложив вчетверо листок и спрятав в карман, Иванов закрыл на замок мастерскую, передал Славе Давлетмуратову график ритма толканий вагонок в печи, скорректированный список номеров вагонок, подлежащих выгрузке на плацу во вторую и третью смены, и побрёл с гнетущими мыслями на съём.
*************************************************************** (Стр. 629.)
Глава двадцать седьмая.
Перепалка с начальником отряда по кличке «Ханыга».
1. Нежданная напасть.
17-го ноября в субботу после ужина Иванова неожиданно вызвали на завод в котельную.
- Отключилась автоматика, - предупредил Иванова выводивший на работу начальник его отряда капитан Бондарев, дежуривший в этот вечер по заводу.
Причину отказа автоматики Иванов отыскал быстро. Перегорели предохранители в щите управления. Прежде чем ставить новые предохранители, он внимательно осмотрел все электрические цепи и, ничего подозрительного не обнаружив, оглядел прикреплённый к щиту снаружи блок из трех розеток на 12, 36 и 220 вольт. Розетки были предусмотрены Ивановым в процессе монтажа автоматики Для временного подключения переносных светильников. На полу была небольшая лужица с листочками заварки чая.
- Всё ясно, - усмехнулся Иванов в душе. – Кто-то из кочегаров пытался самодельным электрокипятильником заварить в банке чай. Да видно неудачно. Шарахнуло в банке.
Включив автоматику, Иванов подошёл к дежурному столу, за которым сидели кочегары, осмотрел имеющуюся на стене электрическую розетку, снял с неё крышку, подсоединил отгоревший от клеммы провод, поставил опять крышку на место и пошёл в цех обжига к себе в мастерскую, решив закончить чертить начатую утром схему автоматической системы управления процессом горения на новой печи.
*************************************************************** (Стр. 630.)
Увлечённый работой, он не сразу заметил тихо вошедшего к нему в мастерскую и остановившегося в дверях помятого жизнью и плохой погодой своего начальника отряда. А когда заметил, скользнул по нему равнодушным взглядом и опять склонился над столом, вычерчивая линии на большом листе бумаге. Капитана Бондарева такое невнимание и такое непочтение к своей персоне задело. Ему сразу вспомнились многие конфликты с этим упёртым, колючим, острым на язык осужденным, постоянно проявляющим недовольство порядками в колонии и действиями администрации, включая недавний, неделю назад случай, когда Иванов был вычеркнут из поощрительного списка на право в честь праздника Великого Октября дополнительного расходования денег в сумме двух рублей на покупку продуктов питания в магазине колонии.
- Значит продолжает всё зубы показывать, что-то доказывать, - зашевелились в мозгах начальника отряда злорадные мысли. – Ладно, показывай. Доказывай! Раз уроки не впрок.
Плотно сжав губы, начальник отряда с явным пристрастием, словно здесь впервые, оглядел царящий вокруг уют и порядок, недобро скривился, с удивлением закачал головой и, решительно не согласившись с увиденным, вслух неторопливо, как бы разговаривая сам с собой, ядовито заметил: - Да-а-а! Неплохо устроился и обустроился осужденный Аланов. Кому тюрьма, а кому тюрьмочка! Ничего не скажешь. На дворе глубокая осень, холодный пронизывающий ветер, дождь со снегом, слякоть под ногами. А тут тепло, сухо, чистенько цветочки цветут, зелень. Даже не верится, что это рабочее место уголовника, БОМЖа, отбывающего суровое наказание за свои серьёзные преступления перед государством, перед советским обществом. Вон и датчики.., надо же.., показывающие температуру, влажность и давление воздуха к стенке прикреплены. Вот уж, действительно, кому тюрьма, а кому дом отдыха.
*************************************************************** (Стр. 631.)
Услышав голос начальника отряда и уловив вместе с запахом спиртного недобрые нотки в нём, Иванов встал, со злой усмешкой терпеливо дождался того момента, пока он выговорившись умолкнет, и покрутил пальцем у виска:
- Надеюсь, гражданин капитан, вы догадываетесь, что я этим хочу сказать? Простите , конечно. Но нельзя же так профессию свою позорить. Или наши воспитатели везде такие? Иванов вышел из-за стола, подошёл к стеллажу и, не скрывая гнева, раскрыл перед начальником отряда одну за одной подряд несколько внушительных картонных коробок: - Можете полюбоваться, гражданин капитан. В этих коробках высокоточные лабораторные приборы. В отличие от заключённых они стране больших денег стоили. Потому и благодать в комнате. Не будь этой ценности, работники режимно-оперативных служб совместно с войсковым нарядом давным-давно предвосхитили бы ваши педагогические способности и превратили бы сей рай в такой же ад, каким является наш кирпичный завод и жилая зона. Между прочим, не возмущаться…, наоборот, поощрять надо, гражданин воспитатель, за то, что моё рабочее место выглядит именно таким. Кстати, вам тоже не мешало бы придать своему кабинету в отряде должный эстетический вид. А то хуже забегаловки. Наверное, и дома у вас не лучше?
Как ни привычен был капитан Бондарев ко всевозможным отрицательным эмоциональным всплескам осужденных, такая дерзость, да ещё вонзившаяся в самую больную точку, сильно задела его. Он потемнел, насупился, прошёл за стол, сел на то место, за которым так любят сидеть начальники и, закурив папиросу, поднял на Иванова злобный взгляд: - Как у меня дома… Хуже или лучше… И как мне жить…- Не тебе судить и указывать. Не забывай кто ты, где находишься и за что! Умничать на воле надо было. И жил бы тогда как все. А в местах лишения свободы – твоё дело телячье. Запомни: незаменимых нет. Понадобится, замену отыщем. Директор не спасёт. А то, смотри-ка, возомнил себя крупным специалистом. Огрызаться стал. Или забыл, как на садке работал?
*************************************************************** (Стр. 632.)
- Не беспокойтесь. Помню! – побледнел Иванов. – И выгрузку, где от раскалённого кирпича пузырились и лопались волдыри на пальцах. И сырую промозглую формовку с тяжелой глиной. И загазованные жаркие сушилки. И пыльную, душную летом, а зимой пронизывающую холодным сквозным ветром, садку. Всё помню! И всех! В том числе и Семёнова, вашего любимца – завхоза, натурального животного, освобождённого вашими стараниями условно-досрочно, зарубившего, спустя всего два месяца, топором родную мать и сестру. Помню и свою первую ночь в зимней, плохо отапливаемой камере штрафного изолятора, куда посадил меня ДПНК за отказ идти на кухню чистить картошку, хотя объяснял и показывал я ему свои вздутые и взорванные ожоговыми пузырями, окровавленные пальцы. Не забыл, естественно, я и о первой «воспитательной» беседе после той штрафной ночи, где начальник отряда, подстать вам, внушал мне, что я был не вправе отказываться от наряда на картошку. Ну а так как я с подобными доводами не согласился, то есть свой «проступок» не осознал, не раскаялся, замполит колонии Зайцев.., между прочим, Герой Советского Союза, теперь он на той «зоне» УР-65/2 в Самаре начальник, подписал постановление о водворении меня в штрафной изолятор на 10 суток. Тем не менее до сих пор, спустя пять лет, мне так и не ответил ни один из «воспитателей» внятно: какие это нервы я должен иметь и какую совесть, чтобы, придя на кухню, сложить на коленях руки и там просто так сидеть, смотреть как семь человек после изнурительного рабочего дня выбирают до глубокой ночи из гнили и чистят вручную почти полторы тонны картошки… И что я должен был сказать тогда им на справедливый упрёк: зачем в таком случае припёрся? Ведь не будь меня, прислали бы замену, восьмого.
Иванов налил в стакан из литровой стеклянной банки немного воды и сделал несколько глотков.
*************************************************************** (Стр. 633.)
- Так что, гражданин капитан, я всё прекрасно помню. Особенно то, что изо дня в день не облагораживало нас, а ещё больше портило, включая даже, казалось бы, несущественное и малоприметное. Взять хотя бы неприглядный эпизод с сахаром или трагическую историю с Шуриком Балагановым…
- Ладно, хватит! Успокойся, - перейдя на примирительный тон прервал его капитан. – Закрывай свои коробки с приборами. Тебя только задень: вспомнишь всё: и за здравие, и за упокой! Лучше расскажи как дела у нас тут складываются? Чем занимаешься? И вообще, знаешь что?..
Капитан Бондарев снял фуражку, положил её на стол перед собой, расстегнул шинель, поднял взгляд на Иванова и ударил слегка кулаком по столу: - Давай жить мирно. Последний раз предлагаю по-доброму. Как-никак, хотим мы того или не хотим, вместе нам, если можно так по простому выразиться, целый год быть. Иванов отрицательно качнул головой и сдержанно улыбнулся: - Ошибаетесь, гражданин капитан. Уже не год. Намного меньше: семь месяцев и десять дней. Но причина даже не в оставшемся сроке. Просто не получится. Мы слишком разные по характеру люди. К тому же вам по душе лишь те, кто научился хорошо рядиться в овечьи шкуры. А способных честно и трезво на вещи смотреть, не боящихся прямо сказать или выразить это своими поступками, вы органически не перевариваете. Более того, используете для культивирования в нас первых и подавления вторых качеств любую малейшую зацепку к поощрению или наказанию. Короче.., как я возмущался вашей преступной показухой, так и буду. Чтобы не тошнило! Не обессудьте. И прекратите, ради Бога, пугать. Не из глупых. До тех пор пока возводится и прилизывается под барабанную трескотню на весь мир новый город Тольятти, которому для строительства инфраструктуры требуется красивый и крепкий лицевой кирпич, мне боятся нечего. Вспомните, чем закончилась попытка начальника колонии этапировать недавно меня на другую «зону». Сами прекрасно знаете: наш завод единственный на всё Поволжье, где изготавливают такой кирпич.
*************************************************************** (Стр. 634.)
Информация о нём на постоянном контроле в горкоме, облисполкоме и обкоме партии. Волжский автомобильный гигант и город Тольятти – не рядовые строительные объекты. А очередная, очень крупная, созидательная веха в развитии всего социалистического общества. Это – как в своё время, Днепрогэс, Сталинградский тракторный завод, Уральская Магнитка. В такие периоды не за умение гладко говорить ценят. Реальные дела нужны. Недаром после объявления начальнику колонии «строгача», в нём неприязнь ко мне, судя по последнему с ним разговору, временно сменилась на милость. Как бы затаилась. Подполковник Дубов не дурак. Он понимает, что его благополучие висит на волоске и ныне целиком зависит от количества и качества отгружаемой заводом продукции. То есть, от таких как я… Именно таких, - тычет пальцем себе в грудь, торжествуя, Иванов. – Пусть неудобных, но знающих, добросовестных и принципиальных работяг. И молодой, амбициозный директор Морозов Виктор Александрович вместе с начальником производства Сердюковым Николай Васильевичем это отлично понимают и потому таких защищают. Вот так-то! Иванов убрал со стола на вешалку фуражку капитана, осторожно вытянул из под его рук схему, аккуратно стряхнул с неё в мусорное ведро рассыпанный начальником отряда табак и пепел от папиросы, с укоризной показал ему на тёмные пятна, оставленные на ней влажными рукавами шинели, бережно разложил её на стеллаже, чтобы подсохла и повернулся к капитану: - А в данном случае я занимаюсь тем, что готовлю схему автоматической системы управления процессом горения в новой печи.
- Но она же не доделана. Не работает, - удивлённо смотрит на Иванова начальник отряда. – Лучше бы помог электрощит запустить на прессу. С утра сгорел, но до сих пор так и не отремонтирован. Формовка простаивает. Дубов дважды из дома звонил. Недовольный.
*************************************************************** (Стр. 635.)
Иванов развёл руки: - Извините. То не моя прихоть. А просьба ответственного лица за газовое хозяйство начальника котельной Епанешникова Александра Фёдоровича, согласованная с главным технологом Юрченко Дмитрием Ивановичем. Умные люди наперёд думают. Что касается электрощита на формовке, то им, пусть и с опозданием на полдня, с непозволительно долгой раскачкой, занимаются. Занимаются те, кому положено. Там сейчас аж четыре человека вокруг него топчутся: двое дежурных «Гербарий» и «Рубильник» с электроцеха, вольный электрик Славик и четвёртый – сам главшпан «Шпунтик». Причём, знаете?.. – Иванов иронично блеснул глазами: - Без традиционного красного галстука и красной папки. Какой-то непривычный. В комбинезоне синем, с подвёрнутыми манжетами. Очевидно после обстоятельной директорской «накачки».
- А «Шпунтик» - это кто? Неужели главный энергетик Чернов? – улыбнулся капитан Бондарев.
- Он самый, - засмеялся Иванов. – Его все заключённые между собой так называют. За силуэт, рост, характер.
Чуть повеселев, капитан утвердительно кивнул головой: - Верно. Шпунтик. Метко. А «Рубильником» кого вы зовёте?
- Как кого? Калугина Мишу. Старшего у электриков. За огромный клиновидный нос.
- А «Гербарием» кого вы зовёте? – с ещё более весёлым любопытством взглянул на Иванова начальник отряда.
- Олега Фролова. Электрика нашего. Неужели не знаете? – удивился Иванов.
*************************************************************** (Стр. 636.)
Капитан Бондарев на короткий миг задумался: - Странно. А почему именно «Гербарием»?
- Ничего странного, - усмехнулся Иванов. – Зайдите как-нибудь в раздевалку или душевую и посмотрите на него: не дать, не взять – высохший кленовый листик. Просвечивается так, что каждая жилка, каждая клеточка видна. Словом, «гербарий». Засушенный образец… Неожиданно в серых глазах Иванова мягко искрящиеся огоньки превратились в злое жгучее пламя: - Чахотка у Олега. В тюремном карцере подхватил, когда сидел там избитый ментами десять суток за попытку в камере «ресничку» на окне отогнуть. Нарушение то, между прочим, считается давным-давно погашенным. Болезнь же, сами знаете… Теперь ни себе покоя, ни окружающим. Ни здесь в зоне, ни скоро там – на свободе через два месяца. Он в конце января освобождается. И всё говорите правильно у вас. По закону! Но где такой закон покажите – в тюрьмах, колониях и потом на воле людям туберкулёз прививать, язвы, слепоту. И за что? Да за всё! За каждый, при желании, пустяк. Даже за кличку можно, в принципе.
- Сами виноваты, - буркнул капитан. – Не нарушайте. И клички давать, кличками пользоваться запрещено. Разве не знаете?
- Матом выражаться тоже запрещено, гражданин капитан. Тем не менее, ради простоты и доходчивости речи все матерятся. И вы в том числе. И министры. Собственными ушами, поверьте, слышал. А хотите я с десяток требований, не задумываясь, приведу, которые невыполнимы, но за которые самое строгое взыскание запросто можно схлопотать. Вплоть до тюремного заключения.
Начальник отряда капитан Бондарев победно улыбнулся: - Не надо. Мне они известны. Лучше скажи: как вы меж собой начальника колонии называете? Его замов.
*************************************************************** (Стр. 637.)
2. О кличках в «зонах».
Иванов подозрительно смотрит на капитана: - Как и везде. В большинстве случаев – «Хозяином», изредка «Барином» или по фамилии. Заместителя по режимно-оперативной работе – сугубо по фамилии. Зама по политико-воспитательной работе – «Замполитом». Начальника оперчасти – «Кумом». А вот у инспектора оперчасти лейтенанта Блинова кличка «Петух»!
- Петух! Разве? – мгновенно вспомнив и представив Блинова, хохочет капитан. – А знаешь: точно! В самый цвет. У него действительно что-то петушиное есть. Он всегда старается выглядеть таким важным, строгим, зорким, напыщенным, при шпорах. Да и крикливый.
Иванов отрицательно качает головой: - Нет, гражданин капитан. Мы его так зовём совсем за другое: за пухлую задницу, женскую походку и куриные мозги. Впрочем, не исключено подсознательное влияние и упомянутых вами факторов. Есть и другие занимательные клички. Например: инспектора режимной части старшего лейтенанта Войкова за физическую и профессиональную незрелость, сочетающуюся с ехидностью и злопамятностью, мы между собой называем «Недоноском». У него постоянно только одно на уме: Где головной убор, нагрудный знак, почему не на все пуговицы застёгнут, не по форме одет, в тапочках вышел на проверку или пришёл в столовую? Позаботиться же о более важном, с точки зрения нашего исправления: чтобы продукты полностью завозились и не растаскивались, чтобы завхозы, шныри , нарядчики, бригадиры, банщики, кладовщики, санитары, сапожники, художники и прочие так называемые «активисты», а на самом деле, фактически, лагерная мразь и шушера, не наедала в столовой себе пузо за счёт остальных. Чтобы хлеб, сахар, мясо, жир, мыло и всё прочее правильно распределялось.
*************************************************************** (Стр. 638.)
Да ларёшница в ларьке нас не обвешивала и с ценами лукаво не мудрила! Как раз на это, к сожалению, извилин не хватает, хотя он режимными вопросами занимается. Собственно говоря, почти такой же, только немного попроще ДПНК, майор Савельев по кличке «Колхозник». Не лучше «Губа» - капитан Кузьмин. Да все вы почти такие в профессиональном отношении. У прапорщика Васильева кличка «Печёный» за обожженное лицо. У Богданова – «Конь-голова» за внешнее и внутреннее сходство с героями комедийного артиста Филиппова. И ничего тут не поделаешь, - разводит руки Иванов. – Так удобнее. Крикнул кто-то: - Атас! «Печёный» идёт! – и сразу ясно о ком речь, что ожидать следует. А к фамилии обязательно ещё одно слово приставлять надо. Иначе быстро не сообразишь о каком Васильеве звучит предупреждение. В одном нашем отряде их два. Витя по клички «Мотыль» - за худобу и длинноту. И «Профессор» - за большие очки и энциклопедичность.
Капитан Бондарев в знак согласия закивал головой и хитровато улыбнулся: - А у твоего приятеля какая кличка?
- «Гузнопатолог»! – засмеялся Иванов. – Он же в медицинском институте учился. Любит ходить, понтоваться здесь на работе вокруг печей в белом халате. Чувствовать себя в роли доктора либо консультанта и советчика в медицинских науках. Хотя до врача ему тянуться и тянуться. Тем не менее клиентов-пациентов у него хватает. Приходят и стар, и млад. Дураков-то пруд пруди. К тому же в санчасти врачи не на много умнее. Плюс: сама система здравоохранения, особенно в зонах и тюрьмах, это, по сути, «скорая неотложная помощь». Когда человеку становится невмоготу. При таких ситуациях врачебная заповедь «Не на вреди!» отходит на второй план. Главное: спасти! Спасти любой доступной ценой. А там видно будет!
- А какая у тебя кличка? – улыбнулся начальник отряда, замерев от любопытства.
*************************************************************** (Стр. 639.)
Иванов пожал плечами: - По правде говоря, не знаю. Пытались всякие давать: конструктор, технарь, лекарь, ревизор, академик, защитник, механик, дон кихот, моська. Однако не прижилась ни одна.
- А у начальников отрядов… Тоже есть клички? Да? – осторожно, с некоторой долей робости и опаски поинтересовался капитан Бондарев.
- Конечно! – улыбнулся Иванов. – Вы же не святые.
- И у меня? – с опаской спросил капитан Бондарев.
- И у вас. Да почти у всех! – смеясь, отмахнулся Иванов.
- Какая же? Назови! – напрягся начальник отряда.
- Э, нет! – став вмиг серьёзным, выставил вперёд обе ладони Иванов. – Не я вам её давал и не мне говорить.
- Вот и скажи… не бойся. Не обижусь! Даю слово! - твёрдо пообещал капитан Бондарев.
- Нет, гражданин капитан. Не скажу. Не просите! – закачал головой Иванов. – У меня язык не повернётся такое сказать. К тому же на офицера. Впрочем, неужели вы ни разу не слышали её? Неужели вас никто не обзывал ей? Трудно поверить…
*************************************************************** (Стр. 640.)
Капитан Бондарев в недоумении развёл руки: - Честно говоря, за 16 лет работы с осужденными оскорблений в свой адрес пришлось услышать предостаточно. Всяких! Но ведь кличка даётся и прилипается за что-то характерное, устоявшееся. Разве не так?
- Наверное, - уклонился от чёткого ответа Иванов.
- Так скажи! Всё равно узнаю. У старшего дневального на худой конец, - настаивает начальник отряда.
- Вот пусть он и говорит. А я не хочу! – усмехнулся Иванов. – Могу крайним оказаться.
- Не бойся! Обещаю. Слово офицера, - заверил капитан.
Иванов с недоверием отмахнулся: - Нет, нет и нет! Вы очень самолюбивы и мстительны. К тому же фуфлыжник. Я ваш характер за полтора года хорошо изучил. До поры до времени затаитесь и будете терпеливо ждать удобного повода, чтобы больнее укусить. За одни, признайтесь, политзанятия в вас на меня столько яду скопилось, что, помилуй Бог, если возникнет случай его излить. А тут ещё и этот подсознательный фактор добавится…
- Правильно! – убеждённо произнёс начальник отряда. – Нечего на них спать, письма писать или схемы чертить. Политзанятия после режимных правил и общественно-полезного труда являются третьей необходимой составной частью процесса перевоспитания осужденных.
*************************************************************** (Стр. 641.)
- Только не такие дебильные! – язвительно усмехнулся Иванов. – Вы на них не то что пересказать и два слова правильно связать,.. толком прочитать готовое не можете. Противно слушать и глядеть. Не политзанятия – сущее издевательство, медленная пытка, как и весь исправительный, в кавычках безусловно, процесс. Среди вас всех, одного лишь начальника колонии Дубова приятно послушать. Говорят он в молодости неплохим учителем истории был? Правда это, гражданин капитан, или нет?
- Правда. Как правда и то, что больше всего тебе досталось не от меня, а от него, - ехидничает начальник отряда.
- Знаю, - загадочно, одними уголками рта сдержанно улыбнулся Иванов и вздохнул. – Но не в обиде. Скоро он сам станет жертвой своих собственных заблуждений, просчётов и амбиций. Недаром: что посеешь, то и пожнёшь.
Капитан Бондарев оценивающе окинул с ног до головы арестантский вид Иванова и иронично улыбнулся: - Что ж посмотрим.
- Нечего смотреть, - отмахнулся жестом ладони Иванов. – Это ясно без Божьего дня. Из-за полного прекращения с Нового года поставок в Тольятти лицевого кирпича из Москвы, все взоры и надежды тольяттинских и самарских строителей, а значит хозяйственного и партийного начальства области, будут с января-февраля полностью обращены на наш завод. Хорошего подполковнику Дубову это не сулит.
*************************************************************** (Стр. 642.)
Придётся крутиться, как белка в колесе. Предстоящая зима жаркой покажется. И тем не менее, к весне его с треском снимут с занимаемой должности. Выйти за четыре месяца на производительность в 60 тысяч штук лицевого кирпича ежесуточно при таком плачевном состоянии оборудования, при такой расстановке кадров, отношения людей к делу и организации труда – невозможно. Принцип: «Давай-давай!», иначе пойдёшь в холодный и голодный штрафной изолятор – тут не поможет. Это не канал рыть лопатами и тачками, не лес валить ручными пилами «дружба»: ты мне - я тебе. Чем сложнее в технологическом плане производство и чем выше требование к качеству продукции, тем человечнее должно быть отношение к людям, а к заключённым – тем паче. У вас же, ментов, наоборот, кровь из зубов начинает от злости сочиться, когда вдруг увидите, что кто-то на производстве из ершистых заключённых чистенький, не запылённый, не утомлённый, при цветочках сидит, большие деньги зарабатывает или раз в году пару шоколадных конфеток съест, пару красных помидор, яблок.
Капитан Бондарев, о чём-то вспомнив, засовывает руку в карман шинели, вытаскивает два небольших яблока и ложит на стол: - Возьми. Спрячь. Попозже скушаешь. А то, не ровен час, кто-нибудь войдёт. Не положено нам так поступать. Может ты и прав, говоря об отсутствии у нас человечности к вам.
3. От критики умный хмурится, а дурак взрывается.
Иванов усмехнулся, взял яблоки со стола и кинул в мусорное ведро: - Ну и осёл же вы, гражданин капитан! Разве в этом заключается ваша к нам чуткость, человечность? Прежде чем угощать неположенным, научитесь давать нам положенное. Вспомните: сколько раз мне приходилось трудиться там, где практически ничего не платили и тем самым лишали меня не только ларька, но и дополнительного кусочка хлеба, сахара, ложки подсолнечного масла.
*************************************************************** (Стр. 643.)
А вспомните: сколько раз я работал в загазованных помещениях и не получал за вредность молоко. Между прочим, и сейчас не дают. Видите ли не положено. Хотя почти всё своё рабочее время я провожу не здесь, а в обжиговом цехе, где лично вы давным-давно от угара, извините, ноги бы протянули. Благо что пока одна печь работает, да холода наступили. Воздух почище стал. А вспомните: сколько раз за последние полтора года вы мне объявляли взысканий? Не меньше восьми раз! Но вдумайтесь: за что? Сел, видите ли, на кровать до сигнала «отбой». Но а на чём сидеть нам изволите, если табуреток на сто человек не больше сорока? Или взять взыскание в связи вот с чем. Уходя на работу, я положил под подушку две книги. Вы в этих моих действиях усмотрели нарушение правил хранения личных вещей. По вашему мнению надо было книги положить в тумбочку. И точка! А то, что книги библиотечные, чужие и положить их в тумбочку я психологически не мог, поскольку тумбочка на двоих. Там и жир, и подсолнечное масло, и повидло, и прочие пачкающие продукты питания… Да, не дай Бог, «шмон», всё окажется на грязном полу, в жиру, повидле и растительном масле. И как тогда мне людям, давшим книги, в глаза смотреть?.. Вам, конечно на всё это наплевать. Или взять историю со скакалкой гимнастической, которую утром у меня забрали контролёры войскового наряда, когда делал зарядку. В постановлении о моём наказании вы указали вид нарушения: «Хранение и использование запрещённых предметов!». Ни стыда ни совести! А взять политзанятия: смех и грех! Да я эту историю КПСС… Все эти съезды, конференции, пленумы, даты, программы, решения, постановления, резолюции, отчёты, планы, число участников, знаю в сто раз лучше вас. В ремесленном училище проходил и с отличием его закончил. Тем не менее, только за то, что я вам в рот не гляжу, а что-то пишу, черчу или читаю, вы объявляете мне взыскание за взысканием с формулировочкой: «Уклонялся от политико-воспитательных мероприятий».
*************************************************************** (Стр. 644.)
А взять последнее взыскание, наложенное на меня за нарушение санитарного состояния в жилой секции, когда вы, увидев в нашем проходе под тумбочкой пепельницу с окурками, скопом наказали всех четверых. Только причём тут я: некурящий! Вам на это было наплевать! Вы сказали: вас не волнует кто виноват, кто прав. Разбирайтесь сами! Правда, не сказали как разбираться. Может на ножах? А добавьте сюда, ко всему, ваши постоянные угрозы в мой адрес посадить в штрафной изолятор. По серьёзному, такое знаете чем пахнет? Уголовными статьями за систематическое злоупотребление должностными полномочиями и халатное отношение к своим служебным обязанностям, повлекшим тяжкие последствия. Я имею ввиду кровавую историю с участием вашего любимчика Семёнова, убившего свою мать и сестру.
Иванов опять налил в стакан немного воды, залпом опустошил его и вновь поворачивается к начальнику отряда: - Гражданин капитан! Вы же воспитатель. Вас всё, любое должно волновать и тревожить, что неблагоприятно воздействует на наше исправление, что нас ещё больше портит. Неужели вам безразлично, что многие, выйдя из такой «прожарки», будут хитрее, злее, наглее, коварнее, бездушнее, готовые к совершению преступлений ещё более опасных, жестоких и мерзких, чем раньше?
- Сопляк ты, Аланов! Дурак набитый! – постучал по своему лбу кулаком капитан Бондарев. – Прежде чем кого-либо судить, в шкуре его необходимо побыть. Всё это не от хорошей жизни. Вас у меня в отряде больше сотни. Все разные. Обязанностей же – за час не перечислить. Даже сильно захочешь выполнить – не выполнишь их. А надо! Проверяющих куча. В любой момент могут спрос учинить, придраться.
*************************************************************** (Стр. 645.)
Вот и приходиться идти по пути наименьшего сопротивления: показухой заниматься, юлить, использовать примитивный метод «кнута и пряника», порой даже жестокость проявлять в назидание другим.
- А совесть где? Честь? Звание офицера и коммуниста? Смелость, в конце концов, и ответственность гражданская? – язвит Иванов. – Фактически, если я после колонии буду не только красть, но и калечить, убивать… Разве не вместе мы должны оказаться на скамье подсудимых?...
- Нет, не вместе! – вспылил капитан Бондарев. – Не маленький! Никто тебя ни красть, ни грабить и убивать не призывает. Живи честно, как все. Работай. Кто против, если не сам? Посмотри, ты даже здесь, в исправительно-трудовом учреждении, нормально вести себя не умеешь. Хотя пора бы научиться и выводы должные сделать. Шесть лет - срок достаточный. Так что нечего крайних искать и этаким безвинным ягнёнком прикидываться. Хватит!
- Не хватит! Успокойтесь. Не кричите. Не боюсь. – усмехнулся Иванов. – Ваши безмозглые золотые сталинские времена, когда любого неугодного заключённого можно было безнаказанно заморозить в карцере, прошли. Жаль вот только, никого из тюремных палачей того совсем-совсем недалёкого времени не посадили, и сейчас они тихо и мирно на приличной пенсии свой земной дьявольский путь благополучно завершают. Убийцы и садисты в пагонах при власти… Да даже такие как вы: не убившие, но угробившие, покалечившие сотни и сотни тысяч людей, опаснее нас, укравших кто мешок картошки или зерна, кто ещё что-то. Вы хуже нас восемьдесят пять процентов здесь сидящих. Просто вам повезло. Повезло в том, что для вас, для ваших преступных деяний не разработаны и не предусмотрены в уголовном кодексе жёсткие, сдерживающие меры воздействия. По сути, вы негласно узаконенная, хорошо организованная государственная банда, у которой после сталинского вопиющего произвола забрали право без следствия и суда убивать, сохранив всё остальное.
*************************************************************** (Стр. 646.)
Лично я, будь у меня законодательно-исполнительная власть, знаете чтобы с такими офицерами сделал? Лишил бы офицерского звания. Посадил на один год в одиночный карцер. Запретил любую работу со властными полномочиями над людьми. Конфисковал имущество. И не засчитал в трудовой стаж работу в исправительно-трудовых учреждениях и прочих местах лишения свободы. Ну, согласитесь? За что вам платить пенсию, если от вашей работы была не польза, а вред? Вы же, по факту, идеологические оборотни в погонах.
- Говори-говори! – ехидно улыбнулся капитан Бондарев. – Наговаривай… сам же на себя. А в понедельник за язык свой поганый ответишь! Всё в рапорте укажу. Уж постараюсь. Обязательно постараюсь. Ребром поставлю вопрос: или – или! Ишь до чего договорился. К совести, к офицерской чести, к званию коммуниста прицепился! Хаять советскую власть вздумал! Рапорт прямо сейчас напишу. По горячим следам, не откладывая.
- Только сначала похмелится не забудь, чёрт рогатый! - не сдержался Иванов. – А то понаплетёшь, что было и что не было.
Начальник отряда быстро встал, торопливо подошёл к вешалке, застегнул на пуговицы шинель, взял фуражку и сделал шаг к двери, но внезапно остановился и повернулся к Иванову. По его почерневшему от сдерживаемого гнева лицу пробежала зловещая ухмылка: - И всё же, как же так? Назвать начальника колонии «Барином», лейтенантов Блинова и Войтовича – «Петухом» и «Недоноском», наговорить ещё чёрт те что – на это смелости достаточно. А произнести мою кличку… Не за глаза, в глаза – духу не хватает. Сказал бы, уважил напоследок. Семь бед – всё равно один ответ.
*************************************************************** (Стр. 647.)
Иванов ударом ноги отворил дверь и показал начальнику отряда на выход: - «Ханыга!» у вас кличка. Слышите: Ха – ны – га! Можете так и написать в рапорте. Удовлетворены? Что ещё желаете узнать? Спрашивайте. Не сомневайтесь. Скажу! А теперь послушайте почему за вами закрепилась кличка «Ханыга». Вы посмотрите на себя повнимательнее, критичнее. Рубашка на вас вечно с замусоленным воротником. Китель и узел галстука – не лучше. Шинель – то же самое. Постоянно всё мятое, пожёванное. Постыдились бы. Из всех офицеров в этом заведении вы один такой неряшливый. А на обувь свою взгляните: каблуки всегда вкривь стоптаны. Хотя есть у нас сапожная мастерская… И не одна. Целых две! Где вам, а не нам в любой момент бесплатно обувь отремонтируют. Иванов перевёл дух и с запалом продолжил: - Конечно, глядя на меня, на других заключённых, вы можете сказать, что мы ещё хуже, позорнее выглядим. Не спорю. Выглядим жутко. Но не потому, что не хотим… Нет возможности. За всё надо что-то давать, чем-то платить, хитрить, изворачиваться, крутиться. Переступать законы. Нарушать на придумаванные вами, как для концентрационных лагерей, режимные требования. Перед кем-то пресмыкаться, кому-то кланяться. Лезвие, чтобы нормально побриться, доставай. Мыло хозяйственное, чтобы хватало постираться – купи, ищи. За постельные принадлежности, чтобы они после прачечной были более менее чистыми и приличными, доплачивай взяткой. Получаемая одежда столь низкого качества, что после двух – трёх стирок пригодна только для мытья полов. Короче, куда не ткнись, одни идущие в разрез законам и правилам проблемы. Рад бы выглядеть получше, да не получается. Тем более, когда даже положенным мизером лишают. Хотя бы платили за работу по-нормальному, не обманывали, коль человек честно трудится. Вы посмотрите, что на выгрузке, на садке, на формовке твориться. Целый месяц по трёхсменному графику, днём и ночью, люди, не покладая рук, «пашут», но в ларёк сходить не за что. Надо троим одного закрывать.
*************************************************************** (Стр. 648.)
А потом удивляетесь: почему трансформаторная будка пыхнула, почему в пресс ломы попадают, транспортёрные ленты режут или трос стальной в тоннельной печи лопнул…
- Всё высказал? – сквозь зубы зло процедил капитан Бондарев.
- Был бы передо мной Генеральный Секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, - улыбнулся Иванов, - порассказал бы куда больше. А вам и этого достаточно. Всё равно бестолку. Гнать вас надо из таких заведений поганой метлой! Гнать!
Начальник отряда одевает фуражку: - В таком случае теперь, осужденный Аланов, слушайте внимательно, что я скажу. Даю честное слово, слово офицера… Если кличка «Ханыга» не подтвердится, тобой выдуманная, дойду до министра, но штрафной изолятор, а затем ПКТ тебе обеспечу. Будешь освобождаться оттуда. Увидишь, какой ты незаменимый специалист. Наглец! Оскорблять должностное лицо вздумал. Законы, смотрите-ка, советские ему не нравятся. Администрацию преступной бандитской шайкой считает. Ещё глубже надвинув на лоб фуражку, капитан Бондарев вышел из мастерской, оставив открытой дверь.
4. Подвешенное состояние.
Как только начальник отряда покинул обжиговый цех, из смежной дежурной комнаты в мастерскую к Иванову зашёл с серьёзным видом Слава Давлетмуратов, слышавший весь диалог между капитаном Бондаревым и Ивановым.
*************************************************************** (Стр. 649.)
- Ты чё наделал? Сдурел что ли? – хмуро и волнуясь заговорил он. – Связался с говном! Сегодня или завтра напишет бумагу, а в понедельник тебя упрут в изолятор. Упрут, даже если никакой лишней «чернухи» не добавит… Помнишь случай с Шамилем?
- Да, зря, конечно. Не надо было, - вздохнул Иванов с сожалением. Теперь, если не в понедельник так во вторник точно упрут. Да, попал. Ни с того, ни с чего. Такую глупость сотворить. Сам себя подставил. Дал повод и возможность вцепиться. Умник хренов. А спекулировать, Славик, станут знаешь чем: скажут обнаглел, безнаказанность почувствовал, возомнил себя великим и незаменимым специалистом. Впрочем, Бог с ними, коль назад ничего уже не вернёшь. Как-нибудь семь месяцев и в камере досижу. Не привыкать!
- А давай скажем, что отрядник пьяным был? – предложил Слава. – Я подтвержу.
- Не надо, - качнул головой Иванов. – Не впутывайся ты в это дело, Слава. Тебе ещё сидеть и сидеть. В конце концов, всё что Бог не делает – к лучшему. Отсижу 15 суток, потом легче будет. В ПКТ читать, писать, иметь книги, тетради ручки не запрещено. Передадите всё, что я заранее подготовлю. Буду вновь грызть азы науки. Так что возможно, наоборот, всё очень и очень хорошо получилось. И лучше не придумаешь. Восемь часов на сборке катушек отработаю и читай, пиши сколько хочешь. Опять за медицинскую литературу возьмусь. А то в последнее время ни к одной книге не притронулся. Пусть здесь они сами расхлёбываются. Другого дурака ищут.
*************************************************************** (Стр. 650.)
На следующий день в воскресенье Гузёв от Славы узнал о вчерашних угрозах начальника отряда в адрес Иванова.
- Ну и «фуфломёт» же наш отрядник! – негодовал Гузёв. – Сам же напросился, паскуда, чтобы Санёк ему его кличку рассекретил… Дал слово офицера, что не обидится, а как только узнал про то, что заключённые его «Ханыгой» меж собой называют, кинулся быстрее рапорт строчить, «караул!» кричать, будто его он оскорбил. Честь офицера, коммуниста, начальника отряда затронул…
- Только при чём тут Аланов? – рассказывая в понедельник каждому начальнику на производстве о случившемся, активно продолжал возмущаться Гузёв. - Бондарева «Ханыгой» за ханыжный вид «зыки» много лет так между собой называют! – пояснял всякий раз ситуацию он.
Директор, узнав со слов Гузёва, что Иванова могут и постараются не сегодня так завтра упрятать в штрафной изолятор и ПКТ, зашёл к нему в слесарную мастерскую, где он готовился к тому, что сюда больше не вернётся. Директор попросил проинформировать о случившемся. Иванов кратко, не вдаваясь в подробности, рассказал о том, как его вызвали в субботу вечером в котельную из-за поломки автоматики. Как из котельной, устранив неисправность, пришёл в мастерскую и сел за работу над схемой по автоматике новой печи. Про то, как появился начальник отряда капитан Бондарев, которому не понравился слишком комфортный вид мастерской, цветочки, зелень, барометр, термометр, психрометр. Короче: «санаторно-курортный вид» помещения. Как разговор зашёл про электриков по кличке «Гербарий», «Рубильник» и главного энергетика по кличке «Шпунтик». В разговоре о кличках Бондарев поинтересовался: есть ли у него кличка, и какая?
*************************************************************** (Стр. 651.)
- Я не хотел о ней говорить, - нахмурившись виновато опустил голову Иванов. – Он долго упрашивал. Обещал не обидеться. Дал слово офицера. Увы, когда узнал, и почему – разозлился, оскорбился, не поверил. Обвинил меня во всех тяжких грехах и пообещал дойти, если потребуется, до министра внутренних дел и закрыть меня до конца срока в ПКТ.
- Не производство, а детский сад! – вздохнул директор и с сердитым лицом вышел из мастерской.
В конце смены Алина, столкнувшись с Ивановым в обжиговом цехе, сказала ему, что Ира плакала после прощания с ним и призналась ей, что согласилась бы быть твоей, сделай ты первым шаг к этому.
- Мне тоже было нелегко, Алиночка, - приостановившись, нахмурился Иванов. – И, наверное… да даже больше, чем наверное, точно так же согласился, рискнул бы стать её, сделай она первый шаг к тому. Увы, мы не пара. Упёртые даже в таком серьёзном пустяке! А потому, пожалуйста, не напоминай мне о ней.
- Сашенька! – внимательно посмотрела Алина в грустные глаза Иванова. – А это правда, что тебя собираются до конца срока в штрафной изолятор посадить?
Махнув отрешённо рукой и ничего не ответив, Иванов пошёл дальше.
Вечером, во время развода на работу второй смены, капитан Бондарев появился перед осужденными своего отряда почти в полной парадной форме.
*************************************************************** (Стр. 652.)
- Смотри, смотри! – стал доноситься до него со всех сторон удивлённый и озадаченный полушёпот: - По какому это случаю наш «Ханыга» так торжественно вырядился. Вроде бы не праздник…
- А что ему праздник? – прозвучал насмешливый басовитый голос поддавалы садчика по кличке «Медведь». – Он и по праздникам так не одевался.
- Скорее всего, - предположил громко заключённый «Карась», - Наш «Ханыга» до того всё поизносил, что кроме парадной формы ему носить просто нечего.
- Точно! Точно! Это скорее всего, - весело засмеялись заключённые.
Капитан Бондарев, тем не менее, подал на имя начальника исправительно-трудового учреждения подполковника Дубова рапорт в чёрных тонах на недостойное оскорбительное поведение осуждённого Аланова.
Во вторник, по указанию Дубова, Иванова вывели с работы и потребовали дать в письменной форме объяснение.
У Иванова объяснение в письменной форме было заготовлено заранее: с воскресенья. Трудился он тогда над ним полдня. И не зря! Получилось толковым, понятным, доходчивым. Отнёс и отдал Иванов своё объяснение начальнику колонии сам. Дубов при Иванове читать объяснение не стал, положил на угол стола и сухо сказал Иванову: - Идите. Готовьтесь к 15 суткам штрафного изолятора.
*************************************************************** (Стр. 653.)
Иванова в этот день в штрафной изолятор не посадили. Перед самым «отбоем», не выдержав, он пошёл на вахту узнать: ложиться ли ему спать в своём отряде или идти в изолятор. ДПНК сказал, что ни «Постановления», ни каких-либо указаний насчёт водворения Аланова в штрафной изолятор у него нет.
По пути с вахты в отряд Иванов зашёл в нарядную спросить: выходить или не выходить ему завтра утром на работу. Нарядчик посмотрел по картотеке и показал карточку Иванову: - Твоя карточка отложена. Значит на работу должен выходить, - сделал он вывод.
Неделя прошла для Иванова в тревожном «чемоданном» ожидании. В штрафной изолятор его всё не сажали. Гузёв высказал предположение, что, по всей видимости, Дубов чего-то опасается и согласовывает своё решение с начальством повыше, а те выжидают, не зная как поступить, чтобы не быть виноватыми в срыве поставок лицевого кирпича на строительные объекты Самары и Тольятти. Иванова подобная неопределённость своего положения удручала. Интерес к производству погас. Вынужденно выходя на работу, он производственными делами не занимался. Сидел, не переодеваясь, у себя в мастерской за столом и читал медицинскую литературу.
- Тебе, Санёк, надо после освобождения в мединститут поступать, - однажды, зайдя в мастерскую, посоветовал ему Гузёв. – У тебя огромная тяга к медицине. Классным хирургом стал бы. Ты сейчас больше меня понимаешь и знаешь. А главное: дотошный, кропотливый, осмотрительный и в делах очень решительный. Чего мне, к сожалению, не хватает.
*************************************************************** (Стр. 654.)
- А кто меня туда возьмёт? - усмехнулся Иванов. У меня образование семь классов. А надо одиннадцать.
- Сам виноват, - развёл ладони Гузёв. – Мог бы здесь, в зоне, закончить одиннадцать классов. Время хватило бы.
- А чтобы мне восьмой, девятый, десятый и одиннадцатый класс дал с точки зрения медицинского образования? – вопросительно качнул головой Иванов. Например, история, алгебра, геометрия, астрономия, литература, иностранный язык, черчение, даже физика и химия применительно к специальности хирурга? Ровным счётом ничего! Ведь Так?
- А что делать? – пожал плечами Гузёв. – Приходится мириться. Раз без «Аттестата зрелости» не принимают.
- Знаешь, Толя! – вздохнул Иванов, - Когда человеку 14 лет и он о жизни ничего толком не понимает, три напрасно потерянных школьных года и три года службы в армии не гнетут. Даже кажутся благом. Но когда возраст подбирается к тридцати и становишься на много-много умнее, терять впустую три-четыре года на бестолковое образование не хочется. Да и институт не так слишком много чего даёт. Впрочем, возможно, я ошибаюсь. Может таких, как ты, нерадивых студентов в мединституте и врачей типа наших тюремных «лепил» раз-два и обчёлся. Интересно: ты-то зачем, Толик, подался в мединститут? Быть лечащим врачом – это же очень серьёзное и ответственное дело. Что не в твоём характере.
*************************************************************** (Стр. 655.)
- Там не хуже меня недотёпы! – засмеялся Гузёв. – С призванием единицы. Я был средненьким студентом. Даже выше средненького. А пошёл в мединститут знаешь почему? Люблю, обожаю красивое женское общество. Всю жизнь в белом халате, на виду. Вокруг меня вьются молоденькие медички, медсестрички и особенно пациентки. Заманчиво!
- Ты, наверное, не на терапевта, а на гинеколога учился? Коль такой по женским, мягко говоря, прелестям страдалец, - засмеялся Иванов. – Признавайся, покайся напоследок честно мне.
- На терапевта. Правда! – улыбнулся Гузёв. – Но мысль пойти на гинеколога была. Отец отговорил. Увы, теперь врачом мне не бывать и искать женское общество придётся в другом месте. Не повезло!
- И слава Богу! – насмешливо взглянул Иванов на Гузёва. – На одного проходимца и горе специалиста в нашем здравоохранении меньше будет.
- Нет, Санёк. Меньше не будет, - отрицательно закачал головой Гузёв. – Скорее наоборот. Потому что в конкурсном отборе участвуют по пять-шесть человек на каждое место. Из этих пяти-шести человек лишь один-два с призванием. Остальные так себе. Вот и делай вывод.
3-го декабря после работы дневальный позвал Иванова в кабинет к начальнику отряда.
- Распишись в «Постановлении», что ознакомлен с наложением взыскания о лишении права в течении месяца покупать в магазине продукты питания за оскорбительное поведение по отношению к начальнику отряда, - подвинул капитан Бондарев лист с текстом «Постановления» на угол стола.
*************************************************************** (Стр. 656.)
- Пятого декабря распишусь, - усмехнулся Иванов, держа руки за спиной.
- А почему именно пятого? – не сообразив сразу куда клонит Иванов, насторожился начальник отряда.
Пятого числа праздник: «День Конституции». Точнее… Короче, надеюсь, вы меня поняли.
- Как хочешь, - подвинул к себе листок капитан Бондарев. – Так и напишем: от подписи отказался, читать тоже. Ознакомлен устно.
Позже, в конце декабря, когда капитана Бондарева перевели работать на более высокую должность начальника спецчасти учреждения и вместо него назначили начальником отряда другого офицера, Иванов узнал о причинах своего столь мягкого наказания. Оказалось, что слишком шаткими были основания для применения более суровых мер воздействия на Иванова. Особенно для такого, как водворение на шесть месяцев в ПКТ. Подполковник Дубов прекрасно осознавал реакцию руководства завода, треста, горкома, обкома и облисполкома, которые непременно инициируют прокурорскую проверку законности действий администрации колонии. И Иванова придётся из ПКТ выпускать. А раз так, какой смысл сажать его в штрафной изолятор и затем в ПКТ. Иметь лишнею мороку. Обострять и без того натянутые отношения с директором кирпичного завода Морозовым.
*************************************************************** (Стр. 657.)
5. Гнев в адрес горе-учёных.
Печь в ежесменном ритме четырнадцати вагонок, то есть, с интервалом проталкивания через 34 минуты, проработала до середины декабря. С наступлением крепких морозов формовку залихорадило. Количество поломок, аварий там резко увеличилось. Комки мерзлой глины не позволяли использовать пресс на полную мощь. Его производительность неуклонно снижалась. В довершение ко всему, участились случаи умышленной порчи оборудования. То транспортерную ленту перережут, то под электродвигателем костёр зажгут из масляных тряпок. То в бункер пресса кинут железку от гусеницы трактора, либо кусок бетона или булыгу. И даже умудрились совершить настоящую диверсию: устроив пожар в помещении вакуумной станции. Пришлось переводить ритм толкания с четырнадцати вагонок на двенадцать вагонок в смену, затем на десять и даже на восемь.
Начиная с 15 декабря в душе Иванова возникла борьба относительно того: посылать или не посылать Ире поздравительное письмо по случаю её Дня рождения 22-го декабря. 20 декабря Иванов принял окончательное решение: не посылать! Однако 21 декабря, в пятницу, порыв поздравить Иру возник с новой силой. Перед съёмом с работы Иванов поднялся в лабораторию к Алине. Хотел попросить её позвонить и поздравить с Днём рождения Иру, в том числе, и от его имени. Не получилось. Алина, со слов бригадира Копылова, ушла не так давно. Иванов позвонил по внутреннему телефону в лабораторию ОТК заводоуправления. Ему сказали, что Алина поехала домой.
Позже Алина рассказала Иванову, что Ира ждала от него письма с поздравлением. Верила. Надеялась. И очень расстроилась, не получив, истолковав такой шаг Иванова как окончательную точку в их отношениях.
*************************************************************** (Стр. 658.)
Иванов и с Новым годом не поздравил Иру. Ира тоже не поздравила его. Алину с Новым годом Иванов поздравил 29 декабря в субботу перед двумя предстоящими выходными днями накануне Новогоднего праздника. Поздравил в дежурной комнате обжигальщиков. Поздравил одновременно её и Татьяну.
Алина, зная что Иванова лишили на декабрь месяц магазином, приготовила Иванову хороший Новогодний подарок, но передать не смогла и поехала домой с тяжёлым чувством вины перед ним.
Новую печь к Новому году пустить в эксплуатацию так и не удалось. У «учёных» институтов «Теплопроект» и «Оргтехстрой» никак не получалось, несмотря на все старания, приспособить разработанную ими газовую горелку к реальным условиям технологии обжига лицевого кирпича. Иванов часто подходил к суетившимся около горелок на новой печи «учёным-специалистам», внимательно слушая то, о чём они разговаривают, чего обсуждают, какие идеи выдвигают, как мыслят решать возникшие трудности. И всякий раз, с досадой вздыхая, уходил. Однако накануне Нового года не сдержался и сцепился, словесно конечно, с горе-учёными. Случилось это так. 27-го декабря, увидев двух заключённых в очередной раз выбивающих из проёма камеры сгорания на новой печи рухнувшую оплавленную огнеупорную плиту, а рядом столпившихся с невозмутимыми лицами «учёных» и хмуро-озабоченное заводское начальство во главе с директором, Иванов с возмущённым видом поспешил в свою мастерскую, там быстро надел на себя чистый синий аккуратный халат, зашёл в дежурную комнату обжигальщиков за Гузёвым, попросил его облачиться, не мешкая, в белый халат и следовать за ним к месту, где учёные мудрят со своими горелками.
*************************************************************** (Стр. 659.)
Подойдя с Гузёвым к «учёным» и начальству завода, Иванов, показывая рукой на оплавившуюся амбразуру, обрушился с гневом и болью на директора и начальника производства: - Виктор Александрович! Николай Васильевич! Почему вы позволяете уродовать новую печь этим горе-учёным? Неужели не видите, не понимаете каковы будут последствия? Какова будет участь печи? Сколько же можно терпеливо молчать? Стоявшую недавно здесь первую печь за пять лет ухайдохали. Рядом печь по тем же причинам еле жива. Теперь за новую взялись эти чёртовы Джеки-потрошители. Вы посмотрите, приглядитесь как руководители-практики, что вам предлагают. Горелка по весу – вдвоём еле поднять. Конструктивно выполнена так, словно ей не в огненной агрессивной печи придётся стоять, а на стенде ВДНХ. У нас термопары, изготовленные из жаропрочной нержавеющей стали, рассчитанной для температур в 1200 градусов, не выдерживают двух-трёх месяцев на этих печах, а про этот металлолом даже говорить нечего. Фактически, это примитивное повторение модели наших плохо зарекомендовавших на практике горелок с небольшими дебильными изменениями, ухудшающими в ещё большей степени их эксплуатационную надёжность. Вспомните, Николай Васильевич! И вы, уважаемый главный технолог, Дмитрий Иванович! Сколько раз за пять лет приходилось заключённым выковыривать ломами из огнедышащих амбразур куски оплавленных огнеупорных плит и вместо них в условиях несусветного жара абы как ставить новые. Плохо, что учёным про это невдомёк. Не они же долбят ломами. И не они же ремонтируют. У них, по всему видно, сейчас одна цель: всучить вам горе-продукт своей кабинетной научной деятельности. И мучайтесь, снимайте, таскайте эти дуры-горелки на ремонт сами.
*************************************************************** (Стр. 660.)
Будь я начальником, обязательно дал бы каждому такому тупорылому учёному по лому, по кувалде, по тачке и сказал: - Нагадил – убери. Второй раз нагадил – ещё раз убери. Третий раз нагадил – пошёл вон, а все материальные издержки, будь добр, добровольно или через суд возместить. А то понапокупали дипломов и степеней, но, кроме понтов, ни на что не способны. На вас, Виктор Александрович, как на директоре, тоже большая доля вины висит за ситуацию с новой печью. С какой стати завод оплачивает безмозглые эксперименты? Выделяет и заставляет заключённых долбить, латать и исправлять совершенно чужие огрехи. Пусть учёные вместо заключённых шурудят ломами и кувалдами. Мешают глину лопатами, достают за свои денежки огнеупорные плиты и выкладывают должным образом всё разрушенное. Пускай руками и личными кошельками почувствуют каково. Да благодарят Бога, что печь не запущена в работу, не раскалена. И ремонт хотя адски тяжёл, но всё же это ещё не огненная преисподняя. Мой совет, Виктор Александрович! Пока не поздно. Бейте тревогу. Обратитесь в обком, облисполком, в Тольяттинский горком с просьбой привлечь к разработке и изготовлению горелок толковых специалистов практиков. Иначе угробите печь, не добившись желаемых результатов. Предлагаемые горелки встанут заводу боком. В них изначально заложена конструктивная несовместимость с печью и условиями производства. А потому должны быть решительно отвергнуты. Расхлёбываться и отвечать в конце концов не учёным придётся. Они отбрешутся! Балаболить научились. А вам, директору! Иванов тяжело вздохнул, усмехнулся и повернулся к рядом стоящему в белом халате с важным видом Гузёву: - Анатолий Дмитриевич! А вы…, будучи прекрасным знатоком кухни Самарских начальников, как считаете: кто крайним станет?
*************************************************************** (Стр. 661.)
- У сильного всегда бессильный виноват! – улыбнулся Гузёв. – Институты «Теплопроект» и «Оргтехстрой» точно виноватыми не будут.
- Короче, как хотите! – махнул рукой Иванов. – Жалко новую печь! Глаза бы не глядели!
Возвращаясь в дежурную комнату обжигальщиков, Иванов позвал Гузёва к себе в мастерскую.
Глава двадцать восьмая.
У победы много составляющих.
1. Четыре дня и всё готово! Однако было много «но…».
- У меня идея есть! – улыбнулся Иванов. – А давай мы сами горелки сделаем? Именно мы! Каким они должна соответствовать требованиям я прекрасно знаю. Как их следует встраивать в печь мне понятно тоже. Каких недостатков в них нам надо избегать, чтобы эксплуатация наших горелок не была сложной и обременительной, имея печальный опыт на старых, тем более знаю. Остаётся пустяк: начертить и изготовить. Работы на пару-тройку дней. Не больше!
- Санёк! Делаем! О чём речь! – заволновался Гузёв от заманчивой перспективы. – Утрём учёным нос. Командуй: с чего начинать?
- Начнём вот с чего, Толя? – засмеялся Иванов. – Я прямо сейчас нарисую эскиз сопла, к соплу – трубку, к трубке – штуцер под резиновый шланг, по которому будет поступать газ, и общую гильзу-кожух. После обеда сразу с моим эскизом иди в мехцех и постарайся договориться с токарем, чтобы он в соответствии с указанными на эскизе размерами всё выточил. Работы ему на два часа. Пообещай за работу пачку чая или две, по обстоятельствам.
*************************************************************** (Стр. 662.)
Главное, сделать сегодня. Кусок полудюймовой трубы и гильзы-кожуха длиной по триста миллиметров я дам. Металл на сопло и штуцер токарь сам найдёт. А завтра мы вырубим из листовой трёхмиллиметровой стали восемь крылышек, похожих на лопасти пропеллера, приварим их к трубке, в сопле сделаем нарезку, подгоним туда кусочек сверла диаметром три миллиметра, поместим в гильзу-кожух, и горелка будет готова. 31-го декабря мы её испытаем.
- А будет гореть? – вопросительно взглянул Гузёв.
- Не волнуйся, Толик, - утвердительно кивнул головой Иванов. – Куда денется. Чудес в физике не бывает. А если бывают, то только тогда, когда мы физику плохо знаем.
31-го декабря Иванов и Гузёв газовую горелку испытали.
Гузёв от увиденного был в восторге: - Работает как реактивный двигатель. И вид имеет турбины: мощной и в тоже время компактной, красивой.
К сожалению, Толик, - засмеялся Иванов. – Эта горелка не так красива на вид как кажется. На самом деле она выглядит куда проще и скромнее. Если тебе… да и всем, особенно начальникам, показать её действительный внешний вид… - у этой горелки сторонников не будет.
- Покажи! – попросил Гузёв.
Иванов достал из кармана листок бумаги и показал нарисованную там горелку, по сути представляющую лишь одну голую трубку диаметром пятнадцать миллиметров и длиной шестьсот миллиметров, заканчивающуюся с одного конца конусным соплом, а с другой – наружной резьбой для подсоединения к газопроводу.
- Вот таких, - улыбнулся Иванов, - потребуется на печь тридцать шесть трубок и тридцать шесть воздушных регулировочных решёток размером 120х120 миллиметров. Больше ничего!
*************************************************************** (Стр. 663.)
Иванов смеясь разводит руки: - Все эти тридцать шесть горелок любой взрослый человек в состоянии унести в два приёма один. И по цене в двести раз дешевле тех, которые предлагают горе-учёные. И никакой винтовой нарезки в сопле делать, в принципе, не надо. И кончик сверла вставлять не требуется. И крылышки–лопасти приваривать к трубе глупость!
- А зачем же ты тогда всё это делал? – удивлённо посмотрел Гузёв на Иванова. - То камуфляж для дураков! – усмехнулся Иванов. – Жизненный опыт и знание психологии наших начальников заставляет идти на такой лукавый шаг. С камуфляжем наша горелка выглядит грозным, внушающим уважение и доверие научно-техническим изделием. А без камуфляжа – дурацкой трубкой, дурацким предложением необразованного дилетанта. Мы, увы, пока только на словах научились говорить: что всё гениальное просто. А как до конкретного дела доходит, то всё простое – кажется поначалу подозрительным и совершенно не гениальным. С камуфляжем, Толя, горелка, согласись, выглядит более убедительно. К тому же позволяет припудрить дуракам, точнее малосведущим, мозги. Вспомни знакомые нам с детства словосочетания: нарезное оружие, нарезные стволы, а не гладкоствольное. Нарезное – значит более качественное, более эффективное. Так и здесь: нарезное сопло – значит тоже более продвинутое в научно-техническом смысле. А вставленный туда кончик сверла позволит мне разглагольствовать о закручивании истекающей из сопла газовой струи. Почти похожее стану говорить о приваренных к трубке крылышках-лопастях, якобы закручивающие воздушные потоки, поступающие и смешивающиеся с газом в процессе горения горелки. То есть, для дилетантов мои объяснения прозвучат так: закрученная струя газа смешивается с закрученным потоком воздуха и, благодаря этой взаимно-смешивающейся скрутки, достигается эффект хорошего короткого равномерного, устойчивого горения небольшой и компактной односопловой горелки. И потому, буду я утверждать им далее, она ничуть не хуже многосопельной горелки, которую пытаются навязать заводу учёные.
*************************************************************** (Стр. 664.)
Кстати, Толя. Когда будешь рекламировать и защищать нашу горелку перед начальством, учти следующее. Наша горелка проще, дешевле, практичнее, в тридцать раз легче. Срок службы её превысит срок службы горелки учёных в десятки раз. Наша горелка наиболее удачно впишется в работу автоматической системы управления процессом горения всей печи. Она способна работать при отсутствии в цехе электроэнергии. Поскольку ей не потребны дутьевые вентиляторы, так как осуществляет захват воздуха за счёт инжекции кинетической энергии струи газа, истекающей из сопла. Благодаря наличию особых конструктивных элементов в камере сгорания, её пламя имеет сто процентную устойчивость против отрыва. Имеется у нашей горелки ещё одно очень важное преимущество. Температура в пламени нашей горелки распределена равномерно по всей достаточно вытянутой длине. И потому не превышает 1400 градусов. У горелки учёных температура в пламени неравномерна. В ядре она достигает 1600 градусов и оттого огнеупорный материал, рассчитанный на температуру до 1500 градусов, плавится. Именно поэтому попытки учёных удлинить горелку, вынести её пламя за пределы метровой толщины стен печи, успеха не умели: сильно оплавлялись углы садок кирпича на вагонках, а внутри садок кирпич оказывался «недожог».
- Санёк! А если нам пойти по пути как с автоматикой? – смеясь запальчиво предложил идею Гузёв. – Подготовим тайком всё потихонечку… Трубы сами ножовкой понарежем. Сопла токарь за чай сделает. Резьбы тоже сами леркой нарежем. И за субботу с воскресеньем все тридцать шесть горелок включим.
*************************************************************** (Стр. 665.)
- Это нереально, - улыбаясь, качает головой Иванов. – Прежде чем устанавливать наши горелки, надо в амбразурах выложить огнеупорным кирпичом на шамотной глине нужных размеров и нужной конфигурации камеры сгорания. Монтаж горелок также дело не быстрое. Потребуется не меньше недели. Но даже будь работы на два дня, я бы на подобную авантюру не согласился. Установить без разрешения одну горелку – куда ни шло. Скандала большого не будет. А вот 36… Победа окажется горькой. И самое страшное – бестолковой. Прикажут «сверху» без всяких обсуждений и рассуждений горелки с печи снять, выкинуть и о них забыть! Не будем Толя, одним словом, торопиться. Всё равно на одну печь кирпича еле хватает. Время наше ещё придёт. Оно не за горами. Скоро весна, лето. Кирпича потребуется в два раза больше. Тогда непременно озаботятся в высоких кабинетах проблемами нашего завода и будут вынуждены ставить точку в споре: какая горелка лучше. Надеюсь, здравый смысл победит. Заводское начальство, по крайней мере, без боя от нашей горелки не откажется. Слишком очевидны преимущества.
4-го января Гузёв сообщил директору, что он и Иванов разработали, изготовили и испытали оригинальную, лёгкую, компактную, не требующую дутьевых вентиляторов, горелку для новой печи. Доверяя таланту Иванова, директор заинтересовался горелкой и попросил показать её, а затем продемонстрировать как она работает. Вид горелки, конструкция горелки и объяснения Иванова, касающиеся принципа действия, предназначений крылышек-лопастей, нарезного сопла и вставленного туда кончика сверла, понравились директору. Ещё более глубокое положительное впечатление в его душе оставила сама работа горелки. Иванов показал горящую горелку в двух ситуациях: вне печи и в амбразуре печи, где он и Гузёв заранее выложили, не применяя глину, из огнеупорного кирпича камеру сгорания.
*************************************************************** (Стр. 666.)
Пожав Иванову и Гузёву руки, директор пообещал в понедельник 7-го января после планёрки привести к горелки все руководство завода.
По понедельникам учёных на заводе никогда не было. Они жили и работали по странному и непонятному для Иванова распорядку дня. Приезжали из Самары в Тольятти в понедельник ближе к ночи. Устраивались в гостинице. На заводе появлялись во вторник. Ни разу не задерживались после пяти вечера. В пятницу, пообедав, уезжали в Самару домой. Иванова такое отношение учёных к порученному делу возмущало.
- Как так? – иногда сокрушался он. – Третий месяц из-за них печь простаивает, сдвигов в лучшую сторону никаких, а они «не чешутся», спокойные, степенные. На мой характер – ночами бы не спал, от печей не отходил, вникал, литературу перелопачивал, всех, кто печь обслуживает, по десять раз про всё переспросил. А эти надутые олухи ни разу никому вопроса не задали.
Директор 7-го января действительно привёл после планёрки к новой печи всю свою команду. Иванов и Гузёв включили дутьевой вентилятор, зажгли на новой печи горелку учёных, рассказали заводскому начальству о принципе её действия, о характеристике, весе, конструктивных особенностях, присущих ей, недостатках применительно к новой печи и процессу обжига, заострив внимание на неизбежности повторения всего того негативного, что было присуще старым горелкам. Поскольку принципиально новыми лучшими качествами горелка учёных не обладает. Наоборот, из-за концентрации высоких температур в ядре факела она хуже.
*************************************************************** (Стр. 667.)
С помощью термопары и прибора «милливольтметра» Иванов в присутствии начальства измерил температуру в разных точках факела и нарисовал на куске фанеры его температурную среду с наивысшей точкой в 1620 градусов, подчеркнув связь между столь высокой температурой и причинами разрушений огнеупорных плит амбразур камер сгорания. Закончив обсуждение горелки учёных, Иванов зажёг свою горелку вне печи, объяснил её устройство, принцип работы, преимущества. Затем выключил. Установил на новой печи. Включил снова. Показал как она при разных режимах давления газа горит. Как регулируется инжекционное всасывание воздуха для поддержания оптимально правильной реакции горения. Измерил термопарой и милливольтметром температуру разных участков факела. Начертил на втором куске фанеры его температурную среду, проставил на ней цифры. И, обведя область с наивысшей точкой в 1410 градусов, указал на существенную разницу в 210 градусов огненных зон двух горелок.
Когда Иванов выключил горелку и стал вытягивать её из амбразуры печи, главный инженер попросил его ответить на вопрос: какие недостатки имеет эта горелка?
- Шум, гул сильный. Вы слышали! – не задумываясь ответил Иванов. - У учёных он ниже. Их горелка имеет пять сопел. Моя - одно сопло. Однако, если учесть шум вентиляторов, то разница не очень велика.
- А какой устойчивостью обладает твоя горелка от возможного отрыва пламени? – задал Иванову вопрос Епанешников.
*************************************************************** (Стр. 668.)
- Сто процентной! – улыбнулся Иванов, зная заранее, что Епанешников обязательно задаст этот вопрос. – За счёт наличия после сопла квадратной формы кожуха, а не круглой.
Иванов показал Епанешникову этот квадрат в конце круглого кожуха и объясняет роль четырёх углов в устойчивости пламени.
- А если они отгорят? – вопросительно взглянул Епанешников на Иванова. – Кожух металлический. Тонкий. Долго не протянет.
- Дело в том, Александр Фёдорович, что у горелки, капитально установленной в печи, кожуха металлического не будет. Кожухом ей послужит квадратный канал из огнеупорного кирпича. Вот смотрите. Снимаю металлический кожух и вставляю без него горелку в квадратный канал. Далее закрепляю воздушно-регулировочную решётку и… зажигаю горелку… Видите, как горит? Приглядитесь к углам на выходе газа из сопла. Там чётко выделяются медленно вращающиеся огненные очаги-ловушки устойчивости.
- Всё понятно, профессор! – пожал Иванову руку Епанешников. – Молодец!
Иванов выключил горелку, вытянул её и стал вновь приспосабливать к ней кожух. Начальство, о чём-то переговариваясь, направилось в кабинет начальника производства. Гузёв отключил вентилятор, посмотрел по манометру сработал ли отсекатель газа на новой печи, закрыл задвижку и с довольным выражением лица поспешил в дежурную комнату обжигальщиков.
*************************************************************** (Стр. 669.)
Январь и февраль формовку продолжали лихорадить морозы, аварии и поломки. Крупного вредительства было лишь два случая. Один связан с графитовой пылью, которую каким-то образом распылили в трансформаторной будке и вызвали там взрыв короткого замыкания, другой – связан, как вы знаете, с пожаром на вакуумной станции. Все остальные сбои возникали в связи либо с мелким вредительством, либо, по большей части, с наплевательским или варварским отношением к оборудованию. То у мостового крана вырвало барабан. То ворота в лютый мороз сильный порывистый ветер сорвал с петель в глинозапаснике и глину подморозило. То шнек на прессе меняли. То лучковый ленточный автомат, режущий струной глину на кирпичики, начинал упорно барахлить. То пресс запрессовывался глиной. То в главном редукторе шестерни заклинило. Словом, где тонко там и рвалось! Производственные показатели в эти два зимних месяца у формовочного цеха оказались хуже некуда. За январь на сушку и обжиг поступило 760 тысяч кирпича-сырца, за февраль – 850 тысяч. Кирпича-сырца хватало с горем пополам лишь для работы одной печи. Поэтому директор завода к запуску новой печи рвения не проявлял. Его даже устраивала ситуация с действующей одной печью. При необходимости он мог сослаться, переложить часть ответственности за малое количество произведённого кирпича на недостроенную печь, на учёных из институтов «Теплопроект» и «Оргтехстрой», виновных в отсутствии горелок. Учёные, никем не подгоняемые, в творческих муках не пребывали. Интерес их к горелкам поостыл, поубавился. К решению поставленной перед ними задачи стали относиться «пусти-повалюсь». Всё больше и больше они занимались не горелками, а на старой печи обжиговыми испытаниями каолиновой глины различного состава, образцы которой привозили с собой по понедельникам из Самары.
*************************************************************** (Стр. 670.)
Иванов, видя пассивность начальства и понимая позицию директора, отдающего все силы налаживанию порядка на формовке, никого своей горелкой не докучал. Он твёрдо знал, что такое затишье ближе к лету кончится. Проблемы с нехваткой кирпича в апреле возникнут с небывалой силой. А вот Толя Гузёв волновался. Да ещё как! Ему очень хотелось стать соавтором горелки. Гузёв осознавал: Иванову оставалось до освобождения всё меньше и меньше. И если к концу его срока горелку не удастся отстоять и к печам пристроить, потом это не удастся сделать тем более.
- Санёк! – обращался он время от времени к Иванову. – Пора нам что-то с горелкой решать. Куда тянуть? Давай теребить начальство. Пусть её проталкивают, утверждают.
- Рано. Рано, Толик! – упорно отвечал Иванов, сдерживая азарт Гузёва. – Никто нашу горелку не утвердит. Мы букашки. Нам с горелкой повезёт лишь в одном единственном случае, если областное начальство в играх с кирпичом попадёт в «цейтнот» и тогда им придётся принимать меры быстро и оперативно.
1-го марта в мастерскую к Иванову зашёл директор. Поздоровавшись за руку с Ивановым, он сел напротив: - У меня к тебе, Александр Сергеевич, большая просьба, - тяжело вздохнул он. – Никак не ладится что-то с формовкой. Ты наблюдательный. Разбираешься в оборудовании. Знаешь условия производства и психологию осужденных. Набросай мне, пожалуйста, конкретный план неотложных действий по формовке. Необходимо предпринимать что-то кардинальное. В обкоме очень недовольны. Собираются комиссию прислать.
*************************************************************** (Стр. 671.)
Иванов нахмурился, тяжко вздохнул и в знак согласия кивнул головой: - Хорошо, Виктор Александрович. Я подумаю. И такой план действия к понедельнику 4-го марта составлю. Однако заранее скажу вам: любые потуги руководства завода изменить на формовке производственно-технологическую атмосферу к лучшему без учёта человеческого фактора в перспективе обречены на провал. В апреле, мае, летом и в первые два осенних месяца, конечно, толк какой-то будет. А вот в ноябре, декабре, январе, феврале и в марте повторится такая же картина, если не хуже.
- Нам сейчас не до жиру, быть бы живым, - грустно усмехнулся директор. – Иначе освободят меня из этих мест куда раньше тебя. Ты, кажется, в конце июня освобождаешься?
- Да. 27 июня. Осталось три месяца и двадцать шесть дней из шести лет, - улыбнулся Иванов.
Директор встал и вышел.
2. Поздравления Иванова с «8-ым Мартом» Алину.
7-го марты, в четверг, придя на работу и убедившись, что процесс обжига кирпича идёт нормально, Иванов пошёл в лабораторию к Алине поздравить её с завтрашним женским праздником «8-ое Марта». Алина с нетерпением ждала его, гадая: придёт или не придёт. Заслышав шаги Иванова на лестнице, она побледнела, в глаза нахлынули слёзы, ноги отяжелели, обмякли и стали непослушными. Ей с трудом удалось сесть на стул за стол.
*************************************************************** (Стр. 672.)
Зайдя в лабораторию и увидев застывшую в тревожном ожидании за столом фигуру плачущей Алины, закрывшей ладонями своё мокрое лицо, Иванов остановился у двери и жёстко произнёс:
- Алина! Если ты не прекратишь хныкать, я повернусь и уйду!
- Не уходи, Сашенька! - не убирая с лица ладони умоляюще попросила Алина. – Всё нормально со мной. Не переживай. Не придавай значение моим слезам. Сейчас приду в себя. Это от сильного волнения. Спасибо большое, что пришёл! Для меня твоё здесь появление такая радость. Такой праздник.
Иванов подошёл к Алине, прижал к своей груди её голову, убрал с лица руки и, поцеловав Алину в шею, приткнулся к ней носом. - Розами пахнешь. Так мило, - глубоко вдохнул он исходящий от неё аромат.
Алина, обхватив Иванова за шею, поднялась из-за стола и страстно обняв, расцеловав его, прошептала: - Миленький. Любимый. Желанный! Я так соскучилась по тебе, по твоим ласкам, объятиям, улыбкам, сияющим глазам, голосу, поцелуям. По красным, нежным, как лепестки тюльпана, губам. Я каждый раз по понедельникам, приходя после выходных на работу, в первую очередь ищу ответ на вопрос: как ты? Не посадили ли тебя в штрафной изолятор? Не отправили ли куда?. И успокаиваюсь лишь после того, когда точно узнаю, что с тобой всё нормально.
*************************************************************** (Стр. 673.)
- А я, - улыбнулся Иванов, - когда услышу твой голос либо почувствую запах роз или же увижу тебя: красивую, стройную, слегка задумчивую, идущую или стоящую, пусть даже на верхней лестничной площадки, становлюсь втрое сильнее, активнее и смелее. Это с виду так кажется, что я ничего не боюсь, своим здоровьем и жизнью не дорожу. Ещё как боюсь. Ибо знаю на что способны подлые, беспринципные менты из числа оперативников, режимников, у которых за плечами богатый кровавый опыт борьбы с неугодными. Подстроят так, что убьют или останешься калекой, и никто ничего не докажет, а исполнителям: «дурачкам-стрелочникам», ради видимости торжества справедливости, лет по шесть – десять сроку добавят и будьте здоровы! Поэтому всё, Алиночка, приходится учитывать, прежде чем на какой-то шаг решиться И если бы не ты, ни в своё время Ира, ни этот нужный строителям лицевой кирпич, поверь, давным-давно начальство нашей колонии стёрло бы меня в порошок. И никто: ни директор завода, ни начальник производства, ни прокурор, ни Генеральный Секретарь ЦК КПСС не встал бы на мою защиту и не помешал бы такому повороту событий. И никакая изощрённость моего ума меня бы не спасла. Честно говоря, начни сейчас сидеть где-нибудь в другом месте новый срок, никогда бы не встал на защиту интересов общества, а тем более интересов государства. Гори оно такое государства гаром! Оно всё равно обречено.
- Сашенька. Успокойся! – закрыла Алина своими губами губы Иванова и в долгом поцелуе крепко и плотно прижавшись к нему.
- Ты сейчас посвежел, поправился, - нежно проводит она пальчиками по его лицу. – Губки твои клубничные соком налились. А перед Новым годам ужас каким худым, почерневшим был. Зря тогда от меня деньги не взял.
*************************************************************** (Стр. 674.)
Купил бы себе в магазине продукты за «чистые». И подарок Новогодний не смогла передать. Так муторно на душе было. Хотела помочь. Тебя же, я знала, в декабре, вплоть до 5-го января, ларьком лишили. Я под Новый год и на Новый год, особенно когда твоя ёлочка, мигая разными огоньками, светилась, постоянно вспоминала, думала, переживала: как ты там? Даже приснился грустным, оденёшеньким, без продуктов, без ёлки, без земных элементарных радостей и благ. Скажи: как ты Новый год встречал? Правильным ли мой сон оказался? - Да. Правильным, - улыбаясь, нежно поцеловал Иванов губы Алины. - В ночь с 31-го на 1-ое… Точнее вечером с 19 до 22 часов было как всегда грустно и одиноко. Но я к этому привычен. Ровно в 22 часа лёг спать. Несмотря на шум и гам быстро уснул. И в шесть часов утра, с мыслями: «Слава Богу, праздничная ночь прошла, Новый год наступил!», проснулся. - А другие как встречали? – с сочувствием смотрит Алина в глаза Иванову. - По разному, - пожимает плечами Иванов. – Но, как я – мало. Абсолютное большинство, как и всегда, разбившись на небольшие дружеские компании, ближе к 12 часам ночи заваривали «чифир», кто побогаче и круче доставали из заначек припрятанную водку, вино, шампанское, коньяк, раскладывали на тумбочках и табуретках закуску, сладости из своих припасов. И ровно в полночь под бой курантов встречали с возгласами и тостами Новый 1974 год.
- Надо было, Сашенька, и тебе к какой-нибудь компании присоединиться. Почему ни к кому не примкнул, всех отверг? – забравшись руками ему под курточку и рубашку, ласково провела ладонями, сладко вздохнув, по его голой спине и плечам Алина.
*************************************************************** (Стр. 675.)
- А что бы я в этих компаниях делал? – усмехнулся Иванов. – Не пью, не чифирю, не курю. Просто сидеть истуканом и слушать чужие, почти друг на друга похожие байки про пьянки, закуски, секс, разврат, семейные скандалы, драки, бытовухи… надоело, не хочется! Вот и не встраиваюсь, не лезу ни в какие компании. Живу, как принято в таких случаях говорить, один на льдине.
- А меня вспоминал? – улыбнулась Алина. – Снилась?
- Часто, - прижимает Иванов к себе Алину и то же вздыхает. – Всегда красивая, нарядная, как сейчас. Стройненькая. Ровненькие, захватывающие дух заманчивые ножки. Вся окутанная ароматом роз. Вот только почему-то когда дело доходило до секса, никак не мог попасть куда надо. Ты в такие моменты расстраивалась, сокрушалась по поводу упущенной возможности. А я успокаивал, обещая в другой раз не промахнуться, попасть куда просишь.
- А ты знаешь, Сашенька, почему такие неудачи в твоих снах происходят? – засмеялась Алина. – Потому что ты мальчик. Стоит твоему «индикатору напряжения» куда надо попасть и неудачные сны превратятся в удачные.
На лестнице послышались чьи-то шаги. Иванов отпрянул от Алины и быстро сел за стол.
- Это Копылов, - предупреждает Алина. – Не бойся, Сашенька. Он сюда в будни не заходит.
*************************************************************** (Стр. 676.)
Иванов посмотрел на часы: - Копылов – ни Копылов.., мне всё равно, Алиночка, пора идти. Время для свидания истекло. Вот-вот менты начнут по заводу шастать. Давать им повод для каких-либо подозрений в мой адрес сейчас, как никогда, ни в коем случае нельзя. Лучше ещё раз попозже приду. Перед обедом.
Алина вмиг посветлела. Иванов встал из-за стола и, внимательно оглядев её с ног до головы, улыбнулся: - Красивая ты, Алиночка! Очень красивая! Подойдя, он опустился перед ней на колени: - Поздравляю тебя, моя милая и любимая Алиночка, с весенним женским праздником «8-ое Марта»! Желаю счастья! И хочу преподнести на долгую-долгую память о сегодняшнем дне и о себе подарок: колечко ручной работы… Кстати… Извини, что на Новый год ничего не подарил. Не знал, что дарить. Да и, честно сказать, дарить на тот момент оказалось нечего. Без ларька остался, без чая. А делать всё полностью самому, время не было. Поэтому 29-го декабря не пошёл поздравлять тебя с Новым годом в лабораторию. Без подарка идти не хотел. Почему-то постеснялся.
- Понятно, глупенький ты мой Сашенька, - усмехнулась Алина. – А я-то думала, тоже глупенькая, что причина совсем-совсем другая!
Иванов достал из потайного кармашка пакетик, развернул и протянул Алине серебристого цвета колечко. Алина внимательно рассмотрела подарок.
- Из платины? – вопросительно взглянула она на Иванова.
*************************************************************** (Стр. 677.)
- Нет, Алиночка, - качнул головой Иванов. – Где я столько платины возьму. Но в любом случае колечко стоящее. Само оно из титана. А сверху обмотано виток к витку платиновой проволочкой. Получилось оригинально и невероятно красиво. Давай-ка примерим его на твой левый безымянный пальчик… О! в самый раз. Не напрасно, значит, исхитрялся заполучить твой размер. И приятно мягкий, серебристый благородный цвет, сочетающийся с такими замечательно ухоженными руками и ногтями. Не зря, выходит, к полировке ногтей приучил. Впрочем, у нашего женского пола платиновый цвет не пользуется популярностью, не в моде без роскошной бриллиантовой подсветки. Им подавай золотой. Тем не менее в жизни всегда бывают ситуации, когда платиновое колечко приятнее смотрится на руке, чем золотое. Именно на такие ситуации и рассчитан мой тебе, любимая Алиночка, подарок. Лучшего придумать подарка не мог. А думал, признаюсь, долго. Почти весь январь. Перебрал десятки вариантов с учётом своих небогатых возможностей. Остановился на этом варианте. Только вот что прими к сведению. Платина, как и золото, как и серебро, относится по советским законам к драгоценным металлам и, в соответствии с уголовным кодексом, любые частные операции с ними, любой оборот является уголовно-наказуемым деянием. Поэтому не говори никому из какого материала изготовлены подаренные тебе крестик и колечко. И кто их сделал. При наших дурацких законах, пропади эта платина из сгоревших термопар в кучах мусора, ты не преступник, а вот найди, раскопай на свалке в куче мусора кусочки платиновой проволочки, сделай из них что-то хорошее, дельное – ты уголовный преступник. Но лично ты, Алиночка, не бойся. Тебе никакая ответственность не грозит. Единственной неприятностью будет только то, что крестик с цепочкой и колечко отберут в доход нашего промота-государства. Надеюсь, язык сумеешь за зубами удержать и не уподобишься вороне из басни Крылова, которой как-то Бог послал кусочек сыра.
*************************************************************** (Стр. 678.)
- Не превращусь! – улыбнулась Алина.
- Тогда… В таком случае.., - улыбнулся Иванов и поцеловал ей пальчик с колечком, - носи на здоровье! Ещё раз желаю счастья! С праздником, любимая! С весной!
- Спасибо мой любимый Сашенька! – прижала Алина к себе его голову. - Спасибо за подарок! Спасибо, что любишь меня.
Иванов обнял ноги Алины, медленно поднялся по ним руками к талии, к груди, шеи. Крепко обнял Алину. Несколько раз с наслаждением поцеловался с ней. Вдохнул исходящий от неё аромат роз. И, похлопав её по заднему мягкому месту, тяжко вздохнул: - Пойду я, Алиночка. На обжиг схожу. Приду ближе к обеду. В 11.30 устраивает?
- Устраивает! – кивнула головой Алина счастливо сверкнув глазами. – Мог бы и не спрашивать. Иди. Буду ждать.
Иванов возвратился в лабораторию к Алине чуть раньше.
- Сашенька. Миленький, - обнимая и целуя, прошептала Алина. – Давай кофе попьём с пряниками и конфетами? Честно скажи: когда последний раз ты кофе пил, конфеты ел? Я тебе хотела на новый год сладкий подарок подсунуть. Не смогла. И ты не зашёл. Я так ждала.
- Последний раз, - улыбнулся Иванов, - я кофе пил и конфеты ел примерно четыре месяца назад в день твоего рождения. А пряники ел совсем-совсем недавно: в начале февраля. В магазине нашем целый килограмм покупал. Неделю чай с ними пил. Удовольствие растягивал.
*************************************************************** (Стр. 679.)
- Так заваривать кофе? – улыбаясь, вопросительно взглянула Алина.
- Лучше в конце смены, Алиночка, - предложил Иванов. - Хорошо, - кивнув головой, согласилась Алина. - Но учти. У меня сегодня короткий рабочий день. До трёх. В три часа надо быть в заводоуправлении. Директор поздравлять весь женский коллектив с праздником будет и вручать подарки.
- Учтём, Алиночка! – прижал её к себе Иванов. – Я сразу после обеда опять вернусь к тебе. А ты, Алиночка, пойдёшь на обед?
- Нет, Сашенька! – нежно поцеловала она Иванова. – Не умру! Кофе с тобой попью. Ты же через десять – пятнадцать минут вернёшься. Так ведь?
3. Неугомонное любопытство Алины.
- Вернусь! Обязательно вернусь, ми-лень-ка-я! – нараспев прошептал Иванов и зарылся лицом в грудь Алины. Алина в ответ погладила голову Иванова, затем забралась руками ему под телогрейку, курточку, рубашку. Поводила своими мягкими, нежными ладонями по голой спине, поднырнула под пояс брюк, трусов и выжидательно замерев прошептала ему на ухо: - А как твой, Сашенька, «индикатор напряжения чувствует»?
- Проверь! – засмеялся Иванов. – По-моему зашкаливает, дымится.
Алина осторожно притронулась к нему пальчиками. - О-ё! Как напряжён и горяч! – улыбаясь, качнула она головой.- Как бы не сгорел, не взорвался. Разреши пустить в ход противопожарные и противоаварийные профилактические средства?
*************************************************************** (Стр. 680.)
Иванов посмотрел на часы и отрицательно покачал головой: - Нельзя нам, Алиночка, расслабляться. Всего полдвенадцатого. В такое время менты по заводу во всю шастуют. Минут через двадцать… Ладно?
Алина с сожалением разжала пальчики.
Иванов сел на табуретку, усадил себе на колени Алину, стал ласкать и целовать грудь, после чего, положив свою руку ей между ног под юбку, медленно поглаживая ладонью бёдра, добрался до верха. - А где же, Алиночка, твои трусики? – засмеялся он.
- Сняла и спрятало, - улыбнулась Алина. – А вдруг?..
- Ну а если на это «А вдруг?» существует другое «А вдруг?» - с весёлой улыбкой взглянул Иванов на Алину.
- Ну а если моему Сашеньке захочется секса не в нижнею, а в верхнею дырочку? – засмеялась Алина.
- Нет, - качнул головой Иванов, улыбаясь. – Лучше тогда ниже нижней дырочки: между ног.
- Как же ты можешь судить что лучше, если не пробовал? – состроила глазки Алина. – Попробуй. Потом сделаешь вывод как лучше.
- А ты, Алиночка пробовала? – вопросительно посмотрел на неё Иванов.
*************************************************************** (Стр. 681.)
- Не пробовала. Не с кем было! – опустила глаза Алина. – Но кое-что про такой вид секса читала и слышала. Анальным он называется. Мнение о нём разные. Кому-то понравился, кому-то нет. Тем не менее все, кто через это прошёл, сходятся в одном: попробовать для личного опыта надо Ничего страшного. А вдруг понравится. Таких случаев достаточно много. Поэтому, Сашенька, признаюсь откровенно, с тобой не прочь попробовать.
- А муж? Неужели он не может твоё женское любопытство удовлетворить?? – удивился Иванов.
- Что ты, Сашенька! – засмеялась Алина. – У меня язык не повернётся предложить ему такое. Он неправильно воспримет моё женское любопытство. К тому же представь, что будет, если ему понравится, а мне нет? Я знаю одну семейную парочку, у которой на этой почве постоянно тихая с переменным успехом война идёт. Не приведи Господь! Других проблем хватает.
- Интересно, Алиночка, а сама как бы восприняла его мужское любопытство, если бы он предложил тебе нечто подобное, непривычное, неслыханное?
- Что именно? – хитровато состроила глазки Алина. – Думаю, ради пробы и опыта согласилась бы на любое.
- Неужели даже бы вот на такое… - иронично взглянул на неё Иванов. – Ну, предположим, пришёл бы муж с дружком домой и сказал: - Распрягайся Алиночка! Хочу ради мужского любопытства попробовать с тобой секс «в два смычка». Так на мужицком сленге называют секс, когда один тебе, сама знаешь чем, заедет в верхнею дырочку, а другой – в нижнею и начнут осуществлять свои толкательно-пихательные движения. Это по минимуму. Так как кроме секса «в два смычка» есть секс в три и даже четыре «смычка». Неужели бы ты согласилась ради женского любопытства и опыта побыть в таких компаниях в роли «скрипки»?
*************************************************************** (Стр. 682.)
Алина отрицательно качнула головой.
- И я в этом уверен, моя любимая Алиночка, - обнял и поцеловал её Иванов. – Мужское и женское любопытство должно быть согласовано между собой на самом тонком душевном уровне Иначе это неприкрытое либо прикрытое насилие одного над другим.
- Так давай согласуем на тонком душевном уровне, - кокетливо состроила глазки Алина. – Попробуем оба из любопытства. Тебе же как-то надо разряжаться. Не всё же время к помощи «Дуньки Кулаковой» прибегать.
- Боюсь я, Алиночка, - взглянул Иванов на часы. – Вдруг менты. Мне-то ладно. Увезут на другую зону. Тебе от позора не отмыться. Что мужу скажешь? Детям?
- Не трусь, Сашенька! – пытается развеять его страхи Алина. – Время без десяти двенадцать. Менты в такое время могут прийти только, если кто-нибудь нас сдаст. Но сдать нас не успеют. Мы же не на долго. Да и некому. Как-никак первый раз. Вне подозрений. Чуть что: юбку вниз и полы мою.
- Хорошо, Алиночка. Но у меня из-за боязни в «индикаторе» напряжение пропало.
- Не волнуйся, Сашенька! – быстро наливает в тазик воду Алина и кидает туда тряпку. – Ты легко возбудимый. Я твоему «индикатору» быстро напряжение верну. Опять дымится будет. Главное обезопаситься от подозрений при внезапном появлении кого-либо.
*************************************************************** (Стр. 683.)
Алина по заранее многократно отрепетированному ей сценарию поставила в нужном месте тазик, намочила участок пола водой, опрокинула ножками вверх на стол две табуретки и стул, помыла и вытерла руки, положило на угол стола чистую белую тряпку, подвела Иванова к тумбочке и усадила на неё. - Сиди, Сашенька! – попросила она. – Буду твоим «индикатором» заниматься.
С «индикатором» Иванова ей возиться не пришлось. При первых же нежных прикосновений пальцев Алины он вздулся, напрягся и порозовел. Алина надела на него презерватив и смазала самый кончик чем-то вроде вазелина.
- Готово! – улыбнулась она. – Далее действуй так: как только я согнусь, запрокинь мне юбку, приткни свой «индикатор» к моей верхней дырочке и слегка им жми на неё. Остальное моя забота. Когда он в дырочку войдёт, начинай возвратно-поступательные движения. Полностью его из дырочки не вытаскивай. Всё понятно, Сашенька?
- Да, Алиночка, - улыбнулся Иванов.
Алина встала на давно отрепетированное место и согнулась. Иванов запрокинул аккуратно ей юбку, погладил пухленький круглый зад Алины, приткнул свой «индикатор» к верхней дырочке, ухватился за бёдра руками и потихоньку стал тянуть на себя зад Алины. Алина сделала несколько виляющих движений задом и «индикатор» полностью вошёл в дырочку.
- Всё. Залез он Алина. Не больно? – прошептал с опаской Иванов.
*************************************************************** (Стр. 684.)
- Нет. Не больно. Всё нормально! – прошептала Алина. – Давай, Сашенька. Действуй туда-сюда. Смелей!
Иванов два раза качнул задом и замер: - Нельзя, Алиночка, - испуганно прошептал он. – Презерватив порвался.
- Это ерунда. Не страшно. Не пугайся. Продолжай, - спокойно отреагировала Алина.
Иванов цепляется за грудь Алины. Становится поудобнее, по твёрже и продолжает совершать своим задом возвратно-поступательные движения. Минут через пять он замер и шепотом опять спросил: - Алиночка! Ты не устала, не больно, не замучил тебя, продолжать?
- Сашенька! Продолжай! Не спрашивай. Пока не кончишь. Но даже кончив, не спеши вытаскивать.
Минут через пять Иванов снова замер. - Алиночка, не больно тебе? Не замучил? – шёпотом поинтересовался он.
- Всё нормально, Сашенька. Всё хорошо. Продолжай, не отвлекайся - прошептала она.
Минуты через три Иванов задрожав, задёргавшись, судорожно обхватив Алину за талию и издав сдержанный протяжный вскрик, стих.
- Что случилось, Сашенька? – засмеялась Алина.
- Всё, Алиночка. Я кончил, - еле слышно стеснительно произнёс Иванов, обмякнув. – Что дальше надо делать?
*************************************************************** (Стр. 685.)
- Ничего, мой любимый добрый молодец! – улыбнулась Алина. - Обопрись на меня и отдохни минуты две. Заморился же. А потом возьмёшь со стола белую чистую тряпочку, вытянешь свой замечательный «индикатор» из дырочки, обернёшь в тряпочку и к умывальнику. Я его тебе там помою с мылом.
Помыв Иванову «индикатор» и благодарно поцеловав, Алина показала ему на часы: - Двадцать минут первого. Иди на обед, Сашенька. Отметься. И приходи. Придёшь?
Иванов, не поднимая на Алину глаз, кивнул головой и, буркнув: «Резинку в унитаз выкинь понадёжнее», вышел из лаборатории. Через 15 минут он в лабораторию вернулся и, стеснительно опустив голову, сел на табуретку.
Алина подошла к нему и обняла за плечи: - Сашенька, что с тобой? Ну чего ты стыдишься? Всё нормально же получилось. Тебе же понравилось. Я это чувствовала. Разве не так?
- А тебе? – ещё ниже опустил голову Иванов. – Ты же ради меня пошла на такую жертву. Я это тоже почувствовал.
- Глупенький ты, Сашенька, - прижала к своей груди Алина голову Иванова. – Ничем я не жертвовала. Просто позу избрала для себя не привычную. В остальном, наоборот, было интересно. Давно мечтала попробовать. Заодно и тебя кое-чему научить. Теперь ты запросто способен от верхней дырочки перейти на секс в нижнею дырочку.
*************************************************************** (Стр. 686.)
Но даже если ты не захочешь перейти на секс в нижнею дырочку, я в следующий раз с ещё большим, чем сегодня, удовольствием соглашусь на секс в верхнею дырочку. По правде говоря, мне не до конца удалось понять таящиеся в нём плюсы и минусы. Я оказалась слишком неподготовленной к столь долгому сексу и подустала из-за отсутствия хорошей для тела опоры. Что сказалось на притуплении острот ощущений. В следующий раз подобная недооценка не повторится. В целом же, честное слово, всё было здорово, хорошо и приятно. Особенно, когда тебя задёргало, закрутило и ты, не сдержавшись даже вскрикнул. Наверное такое с тобой впервые произошло. Признайся? Алина села Иванову на колени и, обхватив его лицо ладонями, заглянула ему в глаза: - Скажи: так или нет?
- Да, Алиночка. Столь мощно впервые.
Алина, улыбнувшись, поцеловав Иванова в губы, обхватив руками за шею крепко к нему прижалась, и склонившись над ухом тихо прошептала: - А при сексе в нижнею дырочку, запомни Сашенька, острота приятных ощущений ещё выше, чем в верхнею. Тем не менее, спасибо тебе! Молодец! Я бы сейчас с большим удовольствием ещё раз на подобный секс согласилась.
- Соглашайся! – засмеялся Иванов.
- А напряжения в твоём «индикаторе» хватит? – недоверчиво посмотрела Иванову в глаза Алина. – Выдержит ли он повторную перегрузку? У моего мужа не выдерживает. Едва хватает на один заряд.
*************************************************************** (Стр. 687.)
- Хватит! – улыбнулся Иванов. - Только позу свою продумай, чтобы у тебя опора получше была.
Алина снова налила в тазик воды, кинула в воду тряпку, намочила участок пола, поставила на стол кверху дном стул и табуретки, а затем сдвигает их в одну сторону, оставляя свободным пол стола…
- Я обопрусь руками сначала на носки… Потом вот так на стол… - показывает она.
Помыв руки, Алина усадила Иванова на тумбочку, одела ему на возбуждённый «индикатор» презерватив, кончик смазала и согнулась около стола. Иванов аккуратно поднял и запрокинул на спину Алине юбку, заголил ей зад, не торопясь погладил, помял, помассировал, раздвинул по шире её пухленькие упругие ягодицы и приторкнул к верхней дырочке свой довольно грозного вида «индикатор». Алина, вильнув задом, осторожно наехала на него.
- Всё, Алиночка, там он. Полностью, - предупредил Иванов. – Приподнимайся и удобно опирайся на стол. Если будет больно говори.
- Поехали, Сашенька, - зашептала Алина. – Опёрлась. Нормально. Не волнуйся. Не больно.
После нескольких качков презерватив лопнул, порвался и съехал. Не обращая на это обстоятельство внимания, Иванов продолжал свои ритмичные движения. На сей раз, обладая опытом, Иванов позволял своему «индикатору» выходить из дырочки и заходить туда на полную длину.. Он интуитивно чувствовал, что именно такой скользящий полный вход и выход нравится Алине.
*************************************************************** (Стр. 688.)
Более того, чтобы ещё больше усилить приятный для Алины сексуальный эффект, Иванов стал сжимать и разжимать своей ладонью в такт своего телодвижения её половые губы. Алина, не выдержав таких возбуждающих действий, заёрзав, «поплыла». За двадцать минут происходило с ней такое четыре раза.
Наконец Иванов задёргался, затрепыхался и плотно прижался к заду Алины, слегка вздрагивая: - Всё, Алиночка. Кончил.. Устал. Взмок! – радостно засмеялся он. – Никогда не думал, что секс – это тоже великий творческий труд. Оказывается, надо не только прилагать физические усилия, но и чувствовать напарницу, её реакцию, её отношение к тому или иному моему движению, действию. И с учётом этих индивидуальных обстоятельств корректировать технологический процесс секса. С «Дунькой Кулаковой» на много-много проще. И не устанешь. Не взмокнешь.
- Вытаскивай, Сашенька, - прошептала Алина. – Не расслабляйся. Менты не дремлют. Укутывай белой тряпочкой, что на столе и иди к умывальнику.
Приведя «индикатор» Иванова в порядок, Алина взяла ключ от туалета и вышла, прихватив мусорное ведро с порванным презервативом. Когда вернулась, пол был протёрт, стул и табуретки стояли на своих обычных местах, тазик и тряпка прибраны.
- Скажи, Алиночка, если не секрет, - улыбнулся Иванов. – Много я тебе в верхнею дырочку наплевал?
*************************************************************** (Стр. 689.)
Алина села за стол и закрыв лицо руками, смеясь, закачала головой: - Много, милый Сашенька! Очень много. Не жалея, от души! Лучше бы ты всё это мне наплевал в нижнею дырочку.
- Ой, нет, Алиночка, - засмеялся Иванов. – Туда плевать нельзя. Иначе: что посеешь, то и пожнёшь!
Алина убрала с лица ладони и счастливыми сияющими глазами посмотрела на Иванова: - Спасибо, мой любимый Сашенька, за такой секс! Здорово! Всё так нежданно-негаданно получилось. Даже не верится. Не мечтала. Молодец! Талантливый человек в любом деле талантлив. Включая секс!
- Тебе на этот раз понравилось? – улыбнулся Иванов, довольный похвалой.
Алина, озарённая внутренней радостью, пожала плечами: - Не знаю. Не разобралась. Но улетала на небеса высоко-высоко, Потом, паря в тёплых потоках воздуха, плавно падала. Давно такого сладостного состояния не испытывала. Спасибо, Сашенька! Ты мне настоящий женский весенний праздник устроил. Никак не могу в себя прийти от такой свалившейся благодати. А у тебя, Сашенька, от второго раза какие ощущения? Понравилось?
- Мне, Алиночка, любая творческая работа нравится, - засмеялся Иванов. – Впрочем, первый раз восприятия острее были. Но всё равно: замечательно! И приятно, что старался не напрасно.
*************************************************************** (Стр. 690.)
Алина встала: - Я кофе заварю. Можно?
- Заваривай! – кивнув головой, восхищённо оглядел её Иванов.
Пока Алина заваривала кофе, Иванов, неотрывно любуясь, наблюдал за ней.
Алина, чувствуя повышенное внимание к себе Иванова, улыбаясь грозит ему пальчиком: - Не сглазь! Не разлюби! Особенно после сегодняшнего.
- Не волнуйся, Алиночка, - весёлыми глазами взглянул на неё Иванов. – Наоборот, ты мне ещё ближе и роднее стала. Скажу даже больше. Мне всё не верится, что такая красивая, взрослая, умная, ухоженная девушка меня по настоящему любит.
- А мне не верится, - улыбнулась Алина, ставя перед Ивановым на стол стакан с кофе, - что у меня есть такой классный любовник.
Иванов обнял за талию Алину и мягко несколько раз ладонью хлопнул её по заду: - А как, Алиночка, чувствует себя сейчас твоя попа? Не свербит?
- Нормально, Сашенька, - ласково прижала Алина к своей груди голову Иванова.
*************************************************************** (Стр. 691.)
- Проверим, - подсунул под юбку руку, улыбнувшись, Иванов. – Ого! В трусиках! И когда ты, Алиночка, успела их надеть?
- В туалете, - поцеловала Алина губы Иванову. – Снять? Ещё хочешь?
- Хочу! Но не буду, - вздохнул Иванов. – Жадность фраера губит. К тому же, анализы проб воды, тебе Алиночка, делать надо. Да и не дай бог чего-нибудь там не так натрётся. У наших лагерных «петухов» от частых контактов в заднем проходе «капустные листья» вырастают. Хирургам их потом удалять на больничке приходится, как геморройные узлы. По пять - шесть раз ежедневно шмурыгаться – даром не проходит. Так что, Алиночка, умерим пока аппетиты. Давай лучше кофе попьём. Иди садись напротив. На тебя так приятно смотреть. А пить кофе будем из одного стакана. Чтобы не «спалиться»! Глоток ты, глоток я. Пряники и конфеты в выдвижной ящик стола положи. Нам конспирация не помешает. Кто бы ни зашёл, ни заглянул – на столе лишь один стакан около тебя, да пряник с конфетой. А вот будут два стакана стоять с пряниками и конфетами – всё яснее ясного.
За кофе Алина спросила Иванова: - Сашенька! А почему ты Иру не поздравил с Днём рождения и Новым годом?
Иванов нахмурился.
- Сашенька, прости! – положила Алина свою ладонь на руку Иванова. – Ира просила узнать. Вот и спросила. Но ты можешь не отвечать.
*************************************************************** (Стр. 692.)
- Да, нет. Отвечу, - тяжело вздохнул Иванов. – Вот только сначала хотелось бы у неё спросить: почему она меня с Новым годом не поздравила?. Зная её, могу с уверенностью сказать: обиделась, гордость не позволила элементарную вежливость барыни проявить к крепостному. Труд великий: два слова на почтовой поздравительной открытке черкануть и через тебя, Алина, передать, если не решилась, не посчитала нужным по каким-либо соображениям отправить почтой. А раз так, о чём это говорит: о её отношении ко мне половина на половину. Кроме того, напрашивается и другой вывод: если она способна обидеться на меня и проявить гордость по столь незначительному пустяку, каким является отсутствие поздравления с Днём рождения, так что говорить про ситуации более серьёзного характера. Разве не могла моя открытка, моё письмо на почте задержаться-потеряться или у цензора либо в режимно-оперативной части колонии осесть? Такое же бывает. Касаясь конкретно своих личных причин, в силу которых я не поздравил Иру, то они просты и не связаны ни с гордостью, ни с обидой. Видя, что она относится ко мне половина на половину, мой разум, заглушая сердце и душу, платит ей тем же. При столь вопиющем нашем взаимном социальном неравенстве и с учётом сложившейся ситуации, надо было бы быть Ире не гордой, а кроткой и радоваться тому, что я гордый, а не кроткий. Впрочем, я до 22-го декабря боролся сам с собой: поздравить - не поздравить! С одной стороны совесть мучила. Понимал своё свинство. С другой стороны не хотел бесплодно мучиться и считал необходимым принять бесповоротное действие, ставящее окончательную точку в разрыве наших отношений. Тем не менее 22-го декабря я всё же решился поздравить Иру. Приходил в конце смены в 16.20 сюда в лабораторию, чтобы попросить тебя, Алиночка, позвонить и поздравить, в том числе и от моего имени, Иру с Днём рождения.
*************************************************************** (Стр. 693.)
Тебя не было. Ты ушла. Звонил в заводоуправление. Сказали: только что поехала домой. Под Новый год тоже колебался не меньше. Работы навалилось много. Любовные проблемы отступили на второй план. А вообще-то, при моей нищете, гордости и самолюбии, мой ледяной разум она могла бы растопить только одним способом. Не на мои письма надеяться, не на мою инициативу, а на свои. Своими письмами меня заваливать. Но, увы, на это пойти способна лишь та, которая расположена ко мне не на половину, а полностью, на все сто процентов. Богатой или богатому следует бегать за бедным или бедной, а не наоборот. Тогда можно рассчитывать на что-то крепкое, на что-то человечное, уважительное. Такой вот Ирочке мой ответ, милая моя Алиночка. Только прошу тебя: пусть он останется между нами. Передай лишь одно: моя душа и сердце любили её с момента знакомства до расставания. Разум, поначалу, тоже. После спецчасти, после презрительных слов: БОМЖ, неуч, пьянь, дрянь, срань – мой разум безвозвратно накинул узду на мою любовь души и сердца к ней. И потому пути назад нет. О чём я горько-горько сожалею.
Иванов посмотрел на часы и встал: - Пойду я, Алиночка. Время пятнадцать минут третьего. Тебе ещё анализы проб воды успеть сделать надо. Спасибо за вкусное кофе, за пряники, конфеты. За твой красивый вид, за аромат роз. За любовь ко мне и, конечно, за чудесный секс, который я теперь буду часто-часто вспоминать. Честно говоря, опять очень хочется.
- Ты сам, Сашенька сглупил, - улыбнулась Алина. – Тебе я его давно предлагала. Надо было ещё тогда, на мой День рождения этим заняться, а не вытягивать в страхе свой индикатор из моей дырочки, когда он туда нежданно-негаданно почти весь проскользнул. Я потом очень долго сожалела о том упущенном моменте. Но не беда. Раз есть с обоих сторон желание, мы наверстаем упущенное.
*************************************************************** (Стр. 694.)
Алина подошла к Иванову и, обняв крепко, поцеловала в губы. Иванов ладошкой хлопнул Алину по заду.
- Не болит? Там всё нормально? – смеётся он. – Мой «индикатор» как-никак не маленький. В напружиненном состоянии пятнадцать сантиметров. Сама знаешь. Мерила. У нас в зоне есть и длиннее. Тем не менее, на тысячу двести мужчин такой тоже редкость. На сто шесть человек у нас в отряде лишь у четверых. В других отрядах, где мне приходилось быть раньше, примерно такое же соотношение. Когда я жил в первом отряде, работая на садке кирпича, там был средненького телосложения мужичок с двадцати двух сантиметровым. Представляешь. Все «петухи» с ним не связывались. Обходили как можно дальше. Но один молодой «петух» связался. То ли по неопытности. То ли позарился на повышенную таксу. Закончился их секс тем, что молодому «петуху» пришлось, в полном смысле слова, срываться от вошедшего в экстаз мужичка и оказаться на больничке. Больше тот «петушок» на зоне не появлялся. Говорят этапировали в другую.
- Всё нормально, Сашенька. Не волнуйся. Ты же ко мне относился осторожно, бережно, с умом, - прижалась Алина к нему. – Приходи после праздника и выходных ко мне. Убедишься… Придёшь? Я постараюсь достать итальянские презервативы. Наши действительно никудышные.
- А если без них? – улыбнулся Иванов. – Мне кажется на живую лучше, чувственнее.
- Как захочешь, так и будет, мой любимый Сашенька, - радостно сверкнула глазками Алина. – Ты же мальчик. Заразы опасаться нет необходимости.
*************************************************************** (Стр. 695.)
- Боюсь я, Алиночка. Расслабимся, и «хлопнут» нас. – тяжко вздохнул Иванов. – Ментам быстро доложат, что я зачастил к тебе. А начальству колонии ой как мечтается избавиться от меня. Чтобы мне сюда приходить, надо повод веский придумать. Но какой? В этом проблема. Ладно. Попробую над этим голову поломать. Может что-либо придумаю. Ради такой красавицы разве устоишь, разве сложишь руки. Так не хочется уходить.
Расстегнув у Алины верхние пуговички на кофточке и блузке, Иванов поцеловал её грудь, соски, шею, губы. Погладил и помял грудь ладонями и пальцами. Вдохнул аромат роз. Опустился пред ней на колени. Поднырнул руками под юбку. Ласково погладил бёдра, зад. Встал с колен. Крепко обнял Алину, поцеловал несколько раз и застегнул верхние пуговички на блузке.
- Всё! Пойду, миленькая Алиночка. Пойду! – прижал он её к себе. – Люблю я тебя, Алиночка. Очень люблю! Ты мне на этой земле самый родной и близкий человек. Ближе нет! До свидания! До понедельника!
- Иди, мой Сашенька. До свидания! – поцеловала его Алина. – Спасибо за всё! Сегодняшний день самый лучший из всех прожитых. Я буду с нетерпением ждать понедельника. Иванов крепко поцеловал Алину. Прикоснувшись носом к шее, вдохнул аромат роз, и покинул лабораторию.
Увы, эта была волей судьбы их последняя близкая встреча.
*************************************************************** (Стр. 696.)
Глава двадцать девятая.
Областные страсти при советской власти.
1. Опять из области высокая комиссия.
В понедельник, 11-го марта Иванов в лабораторию к Алине не заходил. Был занят неотложной работой. Накануне в глинозапаснике сломался мостовой кран. Произведённый на скорую руку ремонт сказался спустя несколько часов. Мостовой кран опять замер. Остановилась формовка. В шесть часов утра на завод приехал директор. Был он хмур и сердит. В среду ожидалась комиссия из обкома КПСС, которой поручено разобраться с причинами плохой работы завода, а тут ещё авария с мостовым краном, приведшая к вынужденному простою второй и третьей смен. Зная, что Иванов хорошо разбирается в мостовых и башенных кранах, директор сразу же, как только пришла на работу первая смена, попросил его помочь слесарям-ремонтникам сделать всё должным образом. Мостовой кран запустили только к обеду. После обеда Иванову тем более было не до Алины. В связи с ожидаемым приездом высокой комиссии, по всему заводу и во всей зоне спешно наводили чистоту и порядок. Везде шныряли менты и начальство завода и колонии. На следующий день, во вторник, ситуация сложилась тоже не лучшим образом. Наведение видимого порядка на заводе и в зоне продолжалось. С утра понаехали «учёные». Под их руководством на новой печи в авральном порядке к приезду комиссии стали устанавливать предложенные ими, но так и недоведенные до ума газовые горелки. После обеденного перерыва Гузёв рассказал Иванову, что комиссия ожидается серьёзная. Приедут из обкома партии заведующий отделом строительства и заведующий административных органов, управляющий трестом «Куйбышевстройматериалы», первые секретари ставропольского райкома и Тольяттинского горкома КПСС, начальник областного управления исправительно-трудовыми учреждениями, начальник отдела по надзору за соблюдением законности в местах лишения свободы из прокуратуры области…
*************************************************************** (Стр. 697.)
- Скорее всего, - подытожил Гузёв свои новости, - Морозова снимут с занимаемой должности директора.
- С чего ты взял? – нахмурился Иванов.
- Интуиция, - улыбнулся Гузёв. – И не только моя. Так считают начальник производства и наш начальник Юрченко Дмитрий Иванович. Я с ними, как бы невзначай, касался последствий приезда комиссии.
- Значит и мне «каюк»! – тяжело вздохнув, усмехнулся Иванов. – Вслед за директором с завода уберут меня, чтобы воду не мутил. Спокойно не дадут досидеть срок, твари.
Алина эти оба дня из-за отсутствия возможности побыть с Ивановым была грустной. А тут ещё мрачный прогноз Гузёва, сказавший в конце смены ей и Татьяне, с видом знатока высоких и малых сфер партийно-хозяйственных отношений, о скором появлении на заводе нового директора и планах начальника колонии сразу, после снятия с должности нынешнего директора, этапировать Иванова на другую зону.
Иванов, горя желанием как-то и чем-то помочь директору в завтрашнем противостоянии с руководством колонии, предпринял несколько попыток встретиться с ним и поговорить. Но все они оказались бесплодными. Со слов начальника производства, директор был занят какими-то важными делами с приехавшим из Самары управляющим трестом «Куйбышевстройматериалы».
*************************************************************** (Стр. 698.)
В среду 13 марта около 11 часов дня на завод прибыла комиссия. По «зоне» и кирпичному заводу она не ходила, ничего не осматривала. Исключением был лишь обжиговый цех, где побывали на новой печи и побеседовали с «учёными», столпившимися около своих восьми установленных и зажжённых горелках. С обжигового цеха комиссия направилась в кабинет начальника производства и провела совещание, на котором пыталась из уст руководителей завода и колонии узнать: в чём причины плохой работы завода и какие конкретно шаги надо предпринять, чтобы резко увеличить выпуск лицевого кирпича. Выступлениями руководителей завода и колонии комиссия осталось недовольна. Одни обещания. Завуалированное перекладывание друг на друга вины. Мелкие непринципиальные упрёки. И никакого анализа, никаких конкретных веских причин провалов в планах выпуска кирпича. Ссылки директора на то, что работает одна лишь печь вместо положенных двух, комиссия в расчёт не взяла после критичной предательской реплики начальника колонии о том, что формовка даже одну работающую печь не обеспечивала кирпичом, и потому, будь две действующие печи или пять, кирпича больше бы не стало.
Заведующий отделом строительства обкома КПСС попросил пригласить мастера и бригадира с формовочного цеха высказать свои соображения о делах на формовке. Те всю вину переложили на изношенность оборудования и, в силу этого, частые поломки, аварии и вынужденные простои. Когда бригадир и мастер покинули кабинет, заведующий отделом административных органов обкома КПСС достал из нагрудного кармана несколько сложенных вчетверо листов, раскрыл их, что-то прочитал на первом листе и спросил: работает ли сейчас на заводе осуждённый Аланов Александр Сергеевич, 1945 года рождения.
*************************************************************** (Стр. 699.)
- Работает, - встав, сказал начальник производства. – Он специалист по контрольно-измерительным приборам и средствам автоматики.
- Полгода назад в обком от него вот эта жалоба поступила, - приподнял над столом листы завотделом. – Судя по её содержанию, человек обратившийся к нам неглупый. Чувствуется, знает ситуацию на заводе и в учреждении изнутри. Пригласите его, пожалуйста.
Иванов, зайдя в кабинет за начальником производства в сопровождении двух ментов, снял с головы шапку и нерешительно замер. Среди присутствующих он увидел по правую сторону сидящих с довольными лицами начальника колонии, его заместителей по режимно-оперативной и политико-воспитательной работе. По левую сторону хмурого директора завода, главного инженера, Епанешникова, Юрченко, Чернова… Ближе к центру двух полковников, начальника отдела областной прокуратуры по надзору за соблюдением законности в ИТУ, и важно сидящих в центре пятерых, хорошо одетых при галстуках, мужчин.
- Представьтесь кто прибыл! – сухо произнёс заместитель начальника колонии по режимно-оперативной работе капитан Гуляков. – Или вас, осужденный, этому не учили?
- Сейчас скажу. Подождите. Разволновался, - вздохнул Иванов и, опустив глаза, без запинки доложил: - Осужденный Аланов Александр Сергеевич, 15 июля 1945 года рождения, отбывающий наказание за преступление предусмотренное статьёй 89 части два УК РСФСР в виде шести лет лишения свободы. Начало срока 27 июня 1968 года. Конец срока 27 июня 1974 года.
*************************************************************** (Стр. 700.)
- Александр Сергеевич. Подойдите ближе к столу. Будьте смелее! – обратился к Иванову сидящий в центре мужчина. – Вы полгода назад направили мне жалобу в отдел административных органов обкома КПСС по поводу непорядков в вашей колонии и на кирпичном заводе. Как я понял и вижу, вы человек умный, критичный. Наши стройки в Тольятти и Самаре на грани остановки из-за нехватки лицевого кирпича в связи с неудовлетворительной работой этого завода. Хотелось бы узнать нашей комиссии разные точки зрения о причинах сложившейся непростой ситуации с лицевым кирпичом и путях выхода из неё. В том числе и вашу, глазами простого заключённого и, одновременно, грамотного рабочего-специалиста. Если желаете что сказать, посоветовать, предложить… - пожалуйста, мы вас слушаем.
Иванов вопросительным взглядом пытливо посмотрел в глаза заведующему отделом административных органов:
- А мне можно, положась на вас, говорить не боясь, откровенно, не вставая ни на сторону начальства колонии, ни на сторону руководства завода? А то я из-за своей открытой точки зрения за пять лет в этой колонии столько неприятностей нахлебался… можно сказать: по самое горло, что выше некуда.
- Говорите, Александр Сергеевич. Не бойтесь, - кивнул головой завотделом. – Я попрошу прокурора взять на контроль отношение к вам руководителей учреждения.
В глазах Иванова блеснула усмешка. Он хотел было что-то сказать насчёт прокурора, но сдержался, посчитав сейчас не это главным.
*************************************************************** (Стр. 701.)
- Хорошо, спасибо! Если, конечно такая защита поможет, - тяжело вздохнул Иванов. – Начну тогда вот с чего. На мой взгляд… и твёрдому убеждению в плохой работе завода на двадцать пять процентов виновата дирекция завода. На семьдесят пять – начальство колонии. Все последние шесть лет количественные и качественные показатели производство кирпича неуклонно снижаются. Правда, с приходом на завод в 1972 году нового директора, довольно энергичного Виктора Александровича Морозова, скорость снижения производства лицевого кирпича резко замедлилась. Даже наблюдался прошлым летом некоторый подъём. Но он был связан не с кардинальной ликвидацией неурядиц, а с встряской, с активной нацеленностью директора на высокие показатели. К сожалению, подъём был не долгим. Сказались хронические болезненные изъяны, присущие нашему заводу, которые в осенне-зимние периоды всегда обостряются, показывая, обнажая истинно неприглядную картину положения дел. И перед которыми оказываются и будут оказываться бессильными директор, все без исключения инженерно-технические работники и даже руководители треста «Куйбышевстройматериалы», какими бы толковыми и деятельными они не были, как их не меняй. Возьмём в качестве наглядного примера прошедший осенне-зимний период. Слава Богу, что работала только одна печь. Вторую, новую, не запустили. Благодаря этому у руководства завода есть возможность как-то защищаться перед вышестоящим начальством, ссылаясь на отсутствие в строю новой печи. На самом деле новая печь пока, именно пока, не причём. У нас старая работающая печь способна в сутки обжигать по сорок тысяч штук кирпича. Это один миллион двести тысяч в месяц.. А сколько выпускали? По восемьсот – девятьсот тысяч. Был даже месяц, когда обожгли и передали на склад готовой продукции то ли семьсот сорок, то ли семьсот сорок пять, точно не помню, тысяч кирпича. У нас постоянно всю зиму, как директор и начальник производства не бились, хронически не хватало с формовки кирпича на одну печь. Вместо сорока двух тысяч кирпича в сутки, в печь загружалось от двадцати пяти до тридцати тысяч.
*************************************************************** (Стр. 702.)
Теперь коснусь причин: почему плохо работала формовка. Почему она вместо двух миллионов кирпича в месяц еле-еле формовала по одному миллиону. А то и меньше Начну вот с чего. У нас в колонии сложилась странная производственная ситуация. Сложилась она в первую очередь по вине нашего начальника колонии подполковника Дубова. Казалось бы, что делить: одна страна, одно государство, одна область и, значит, интересы должны быть какие-то общие, чётко согласованные, с обязательным учётом приоритетов. К сожалению, этого как раз-то нет! Для нашего начальника колонии и его заместителей всё производство делится на наше собственное и не наше: как бы чужое, как бы постольку - поскольку, как бы так себе. В лучшем случае – как вспомогательное. То есть для них несобственным, чужим производством является кирпичный завод. К собственному они относят электросборочный цех, картонажный и цех расфасовки стирального порошка, где в две смены вручную около пятисот заключённых прикручивают пальчиками и отвёрточками разъёмные пластмассовые колодочки к дросселям для светильников, собирают трансформаторные катушки. Режут, клеят из картона коробочки под торта, стиральные порошки, вермишель, рожки, кукурузные и овсяные хлопья. Среди этих пятьсот человек, работающих на «собственном», так сказать, производстве, люди всякие. Кто, работая в колхозе или в совхозе, крал комбикорм, сено, зерно, картошку, поросят. Кто, работая на стройке, крал доски, кирпич, шифер, краску, трубы, батареи, кто занимался махинациями на складах и базах. Кто карманник. Кто вор квартирный. Или залез ночью в магазин. Немало бывших шоферов, совершивших аварию с тяжкими последствиями. Немало семейных дебоширов, уличных хулиганов и прочих уголовных элементов…
*************************************************************** (Стр. 703.)
Отпетых бандитов, убийц, насильников, грабителей – у нас нет. Они, как известно, содержатся в колониях усиленного, строгого и особо строгого режима. Но как бы там ни было, из этих пятьсот заключённых не все, а лишь около четырёхсот – простые работяги-мужики. Тихо, мирно и спокойно работающие ради надежды освободиться условно-досрочно. Ради пятнадцати – тридцати рублей, чтобы иметь возможность сходить в ларёк, какую-то лишнюю копейку послать домой: хотя бы детям на конфеты. Или чтобы время не так мучительно долго тянулось. А вот про оставшуюся сотню заключённых так не скажешь. Ради пятнадцати – тридцати рублей они ходить на работу и, тем более, работать не желают либо ходят на работу для видимости. Эта категория заключённых, с точки зрения администрации колонии, не так себя ведёт. Склонна допускать нарушения режима содержания, грубить начальству, создавать в бригаде и отряде нездоровую атмосферу, увиливать от политзанятий, уклонятся от общественных работ, не участвовать в общественной жизни колонии, презирать «активистов». От таких начальники отрядов пытаются избавиться при каждом удобном случае. Таких начальство колонии в качестве наказания «списывает», отправляет, словно в «штрафбат», на кирпичный завод: на грязное, пыльное, холодное, низкооплачиваемое производство с пересменками, ежедневными уличными разводами на работу и с работы, со шмонами. Поступая так, оно руководствуется вот чем. Раз не желаете нормально вести себя и трудиться в зоне, то есть, в более менее приемлемых условиях, пойдёте в худшие: на кирпичный завод формовать, сажать, выгружать кирпич. Заставим вкалывать там. Теперь смотрите, что дальше получается. Вывести таких «горе-работяг» бесспорно выведут. Напрямую отказаться редко кто рискует. Потому что в таком случае начальство колонии демонстративно в назидании другим идёт на принцип: отказался – в штрафной холодный сырой изолятор за отказ от работы на 15 суток с пониженным питанием. Отсидел – опять выходи на завод. Опять отказался идти – снова 15 суток штрафного изолятора.
*************************************************************** (Стр. 704.)
И так может повторяться три – четыре – пять - шесть раз. Начальство не отступит. Может даже перевести в ПКТ, снова в изолятор, а потом, за злостное неповиновение законным требованиям администрации колонии, возбудить уголовное дело, осудить, добавить срок и отправить в колонию строгого режима. Поэтому на завод выходят, выводят. Но заставить работать всё равно не могут. Ибо тот, кто подурнее: идёт на умышленное членовредительство. Например: ломает себе руку, а скажет: упал, либо под производственную травму замаскирует. Я такие случаи лично видел. Они, правда, крайне редки. Могут «мастырку» в руку или ногу «зарядить». В результате рука или нога от инфекции распухает, синеет, а то и чернеет. И приходится такого «мастырщика» спасать в больничке. Подобных случаев тоже, слава Богу, не так много. В основном такие «горе- работяги» приспосабливаются не работать или работать для видимости, наплевательски, абы как, пристраиваясь поближе к технике, к оборудованию в виде слесаря, смотрящего за ней, обслуживающего её. На самом деле им до техники, до оборудования дела нет! Крутится, тарахтит,.. и пусть крутится, тарахтит пока всё окончательно не разлетится в дребезги. А если сломается у него на смене, то лишь бы как-то починить, подлатать, чтобы спихнуть другой смене. И трава не расти! Но есть и другая категория «горе-работяг», которым не удалось более менее пристроиться. Кто не захотел ломать себе конечности, либо «мастырится». И кому приходится до лучших времён притаиться в шкуре послушной овечки и притыриться на формовке, садке, выгрузке, сушке. Эти, чтобы не работать, исподтишка занимаются умышленной поломкой оборудования. Они в систему смазки подшипников, шестерёнок и трущихся частей сыпят песок, откалывают либо обламывают, подложив прочный кусочек стали, у шестерёнок зубья. Режут, рвут транспортёрные ленты, устраивают короткие замыкания в электрощитах, выводят из строя электродвигатели, магнитные пускатели, зачастую маскируя под банальную производственную аварию. Да разве напасёшься сюда новой техники. Через год любая здесь новая техника превратится в рухлядь.
*************************************************************** (Стр. 705.)
Не так давно здесь была вот какая уникальная авария. На новой печи учёные устанавливали экспериментальную газовую горелку. Сварщик оставил до утра электросварочный трансформатор. Ночью в третью смену кто-то в действующей рядом печи приварил к рельсам все четыре колеса обжиговой вагонки и сверху замазал для маскировки.. При протяжке состава порвался трос. Поскольку ничего подозрительного сразу не обнаружили… Да и такое в уме не было… Трос связали и снова попытались протянуть состав в печи. Опять лопнул трос. Решили, что колёса у вагонок клинит. Ещё раз связали покрепче трос, часть вагонок из печи вытащили, чтобы облегчить работу лебёдки. Вновь попытались тянуть состав. Сорвалась с фундамента лебёдка. Стрельнула с грохотом. В итоге, печь простояла четыре смены. Работай формовка нормально, завод бы не додал потребителям пятьдесят четыре тысячи штук кирпича. Поэтому мой совет вашей по настоящему серьёзной комиссии таков. Вот возьмите да пройдитесь по заводу ради интереса и полноты понимания мною сказанного. Оцените своим свежим взглядом в каких грязных лохмотьях заключённые на формовке, садке и выгрузке работают. Приглядитесь повнимательнее к вентиляторам, лебёдкам, электрощитам, электродвигателям, пускателям, к башенному и мостовому крану, транспортёрным лентам, к прессу, к самоходным электротележкам, сушильным вагонеткам, к обжиговым вагонкам, тросам, окнам, стенам, дверям, воротам, к воздуховодам, трубам, отопительным приборам. И вы везде увидите, за исключением котельной и вакуумной станции, что беды завода не в плохом оборудовании, а в плохом, варварском отношении людей к оборудованию. Заодно, попутно, спросите у старожилов завода, когда всё это последний раз хотя бы красили. Лично я за пять лет такого не помню. В то же время, краску на покраску из заводского склада выделяют регулярно, ежегодно. Только она каким-то странным образом перетекает, минуя заводское оборудование, из промзоны в жилую зону, где постоянно, во имя показухи, что-то белят, красят, моют. Особенно в таких заведениях как штаб, клуб, столовая, кухня, санчасть, школа, штрафной изолятор, ПКТ, комнаты свиданий, КПП, вахта.
*************************************************************** (Стр. 706.)
Что лишний раз подтверждает устойчивую направленность начальства колонии делить общее дело на наше и не наше. У нас, примерно месяц назад, было общее собрание в зоне, где начальник колонии подвёл итоги прошедшего 1973 года. Как он сладко говорил об успехах собственного производства, то есть: электросборочного цеха, картонажки и участка по расфасовке стирального порошка. О достигнутых там высоких производственных показателях, хорошей трудовой и режимной дисциплины. И очень скромно сказал об успехах кирпичного завода, заострив внимание лишь на том, что план по выводу осуждённых на контрагентские работы в производственную зону кирпичного завода администрацией колонии выполнен на сто процентов. Жаль вот только, что никто не поинтересовался, никто ни слова не сказал, все промолчали, в том числе и присутствующие на собрании директор завода, главный инженер, начальник производства, главный механик, главный энергетик, главный технолог о трудовых качествах тех, кого выводили на чужеродные начальнику колонии «контрагентские работы». По сути, администрация колонии спихнул сюда на кирпичный завод банду неуправляемых заключённых, «вымыла руки» и точка! Тем самым как бы сказав: расхлёбывайтесь дальше вы, руководители кирпичного завода. Мы вас на сто процентов рабочей силой обеспечили. А если у вас не получается, то сами виноваты. Значит бестолковые. Не можете правильно производственный процесс организовать. Только хотелось бы, чтобы уважаемая комиссия спросила у начальника колонии подполковника Дубова: почему с производственными разгильдяями он оказался не в состоянии справиться сам, а сбагрил их…, в отместку, по принципу «Ах, вы так?..», на холод, голод и дармовой рабский труд? Разве в зоне управлять ими не проще? Туда тоже, пожалуйста, сходите. Обязательно сходите. Посмотрите. Сравните. Там закрывающиеся на замки цеха.
*************************************************************** (Стр. 707.)
Никакой дорогостоящей техники и оборудования. Одни столы, лавки, да у каждого заключённого по отвёртке либо кисточки для клея. Производственные здания кирпичные. Гореть и ломать нечего, даже если захочешь. Почему он таких не там содержит, а на завод посылает? Я как-то, отбирая для дежурств по кухне добросовестных заключённых, поинтересовался: сколько у нас на зоне сидит шоферов-аварийщиков? Выяснил: сорок семь человек из тысячи двести. Из них на кирпичном заводе работают лишь восемь. Четверо в котельной, один на складе готовой продукции и трое в транспортном цехе. Остальные тридцать девять бывших шоферов трудятся в зоне кто где пристроился. Между тем, в абсолютном большинстве – это хорошие, при необходимости, слесаря, любящие технику и способные нормально относиться к ней. О шоферах я к чему сказал. Не для того, чтобы их сюда в качестве штрафников загнать. Если загонять – толку не будет. А подчеркнуть достаточность для кирпичного производства кадров в нашей колонии. И недостаточной зрелости, недостаточной заинтересованности тех, кто руководит колонией. Понимай они, что кирпичный завод по производственной технологии в сотни раз сложнее прикручивания отвёрткой на один болтик пластмассовой колодочки к дросселю светильника, либо расфасовки стирального порошка или изготовления коробочек… Понимай они разницу в цене сломанной отвёртки и сгоревшего электродвигателя… Понимай они то, что к заключённым работающим на кирпичном заводе надо относиться не как к штрафникам, а как к людям… И их тяжёлый труд всячески облегчать, а добросовестность всячески поощрять, вознаграждать… Поверьте, наш кирпичный завод легко бы справлялся с выпуском двух миллионов штук кирпича в месяц. А этого вполне пока достаточно, чтобы стройки не замирали.
*************************************************************** (Стр. 708.)
Иванов сделал глубокий вдох-выдох, словно переложил что-то тяжёлое с одного места на другое, и, взглянув мельком в глаза заведующему отделом, опустил голову: - Всё у меня. Разрешите идти?
- Да, пожалуйста. Идите. – кивнул головой заведующий отделом. – Спасибо за честно и смело высказанное мнение. И не беспокойтесь. Никто вас не тронет.
- Спасибо! До свидание, – тихо произнёс Иванов и вышел. Выходя, ему показалось будто вид директора посветлел, а лицо начальника колонии побледнело.
Позже, со слов вездесущего Гузёва, он узнал, что комиссия в полном составе вместе с руководством завода и колонии прошла по всей технологической цепочке изготовления кирпича, побывала во всех цехах завода, включая механический и транспортный. Затем через внутренние ворота, предназначенные для съёма и развода заключённых на работу и с работы, прошла на территорию колонии. Заходила в электросборочный цех и картонажку, заглянула снаружи на процесс расфасовки стирального порошка, после чего укатила в Тольяттинский горком КПСС, не взяв с собой ни директора, ни Дубова.
2. Области был нужен лицевой кирпич.
В конце смены в дежурную комнату обжигальщиков зашёл начальник производства Сердюков уточнить: сколько в печь посажено вагонок. Гузёв, прекратив о чём-то болтать со Алиной и Татьяной, открыл учётный журнал, назвал цифру одиннадцать и спросил: - Николай Васильевич. Что комиссия решила? Неужели нашего директора снимут?
*************************************************************** (Стр. 709.)
- Не снимут, - весело улыбнулся Сердюков. – Твой дружок его отстоял. Скорее всего вашего начальника колонии снимут.
- И как же сумел отстоять? – удивлённо посмотрел на начальника производства Гузёв. - Его что, они вызывали?
- У него спроси, - засмеялся Сердюков. – Лучше расскажет. Одно скажу. Молодец! Толково выступил и объяснил кто прав, кто виноват. Ни полковникам из УИТУ, ни вашему начальству не оставил никаких шансов к оправданию. Здорово. Природный дар! Зорко всё подметил, обобщил и разложил по полочкам. То сидели, самодовольно улыбаясь. Потом побледнели от страха кресла насиженные потерять.
На следующий день в мастерскую к Иванову зашёл директор. Поздоровавшись за руку с Ивановым, он улыбнулся: - Спасибо, Александр Сергеевич! Выручил! Если бы не ты, сняли бы с работы, как не справившегося. Фактически, без вины виноватого.
Иванов усмехнулся: - У нас в зоне, Виктор Александрович, знаете сколько сидят без вины виноватых? – Сказать – не поверите! Как, впрочем, в то не верили при Сталине. Хотя тогда масштабы репрессий в десятки раз превышали нынешние. Но дело даже не в этом. Со сталинским периодом многое ясно. А с нынешним – тёмный лес. Всё никак не укладывается в голове: что это за экономическая система управления Народным хозяйством, когда по рукам и ногам связан, сделать, в принципе, мало что можешь, требуют отдачи по полной программе, а чуть что без разбора козлом отпущения делают. По сути, ситуацию с вами изменила чистая случайность.
*************************************************************** (Стр. 710.)
Не вызови меня, комиссия непременно в вашем лице крайнего нашла бы. Формально, так оно и есть. На зоне, если взять в совокупности все производственно-хозяйственные участки, работают восемьсот заключённых. И план выполняют на сто десять процентов. На кирпичном заводе работает около четыреста таких же заключённых, но план выполняют на пятьдесят процентов. Следовательно: плохой директор, плохое руководство завода. Между прочим, Виктор Александрович, во вторник я несколько раз пытался вас разыскать и поговорить о том, о чём вчера сказал комиссии. Но вас на заводе после обеда до конца смены не было. Вы, по слухам, с управляющим трестом куда-то уезжали какие-то дела решать. И вчера утром перед комиссией мне встретиться и поговорить с вами не удалось. А вообще-то, Виктор Александрович, я вам честно скажу своё мнение: ваша победа не на долго. Поменяют хозяина зоны на другого, не лучше , только и всего. Сама же исправительно-трудовая система останется всё той же никудышной, без изменений, со всей её допотопной системой поощрений, условно и условно-досрочного освобождения, с показухой, с травлей неугодных и т.д. и т.п. От «горе-работяг» тоже не избавитесь. Не вы же сюда отбираете «кадры». Просто умышленных поломок, диверсий станет меньше. Всех остальных поломок и аварий, халатного и наплевательского отношения к оборудованию вряд ли уменьшится. Самый высокий качественный потолок, который завод сумеет при вас достигнуть с кадрами заключённых – это в пределах двух миллионов штук кирпича за месяц. Но и то не на долго. В ближайшие годы всё производство при зонах передадут в прямое подчинение начальникам колоний. А те умеют управлять производством только по-солдафонски, карательными мерами, как в былые времена на лесоповалах, каменоломнях, шахтах, строительстве каналов и дорог лопатой, киркой и тачкой. В результате, показухи будет больше, толку меньше. Плюс: новый виток за витком ужесточающего противостояния заключённых с администрациями колоний. Не дай Бог, в подобные «жернова» таким как я попадать. Хорошее отношение к работе не спасёт. И спасать-то будет некому.
*************************************************************** (Стр. 711.)
- Два миллиона кирпича в месяц – тоже результат отличный, - улыбнулся директор. – Я о большем не мечтаю.
- Вы, да, - согласился Иванов. – Но над вами есть начальство повыше, которое скажет: ещё и ещё! Поскольку проектная мощность завода 3,3 миллиона кирпича в месяц. Так что не завидую я вашему директорскому месту. Мой совет: года два поработайте, догоните производительность до двух миллионов и переходите на какое-нибудь предприятие получше. И ещё вам два совета. Первый – как наладится работа, обязательно введите опять систему поощрения заключённых сигаретами и чаем. И второй – не соглашайтесь на установку в обжиговых печах газовых горелок «горе-учёных». Боком они вам выйдут. Я никогда не думал, что в институтах «протирают штаны и места» такие тупоголовые бездари. И с начальником колонии вам надо быть начеку. Он злопамятный, хитрый и подлый. Прикинется сейчас ягнёнком. Но до поры, до времени. Таких как он, будь я министром, выметал бы из исправительно-трудовых учреждений поганой метлой сразу же по выслуге лет, а не дожидался пятидесяти - шестидесятилетнего возраста. Неужели он удержится в своей должности?
- Не знаю, - покачал головой директор. – Скорее всего не удержится. Но всё может быть. Во вторник в обкоме партии этот вопрос решат с участием второго секретаря. Мне, главному инженеру и начальнику производства надо к 14 часам быть там. Дубов и два его заместителя тоже приглашены.
- Дубов сложа руки сидеть не станет, - тяжко вздохнул Иванов. – Начальство УИТУ попробует отстоять его перед обкомом с помощью начальника УВД. Хорошо что лицевой кирпич позарез области нужен. И всё же вам, Виктор Александрович, необходимо подготовить и взять с собой справку о всех простоях из-за поломок, аварий и умышленной порчи оборудования за осенне-зимний период. И какое количество кирпича из-за них недополучено. Скорее всего эта справка потребуется.
*************************************************************** (Стр. 712.)
Если Дубова уберут и вместо него нового дурака поставят, для завода в любом случае времена полегче настанут. Кстати, Виктор Александрович. Я чуть было не забыл из-за волнений от этой комиссии. Вы меня просили в начале марта составить конкретный план неотложных действий по формовке. Я его составил. Возьмите, пожалуйста.
Иванов вытянул из стола папку, взял из неё два исписанных листа и отдал директору.
Директор внимательно прочитал и, с удивлением посмотрев на Иванова, закачал головой: - Где же ты, Александр Сергеевич, раньше был! Мы бы действительно не бедствовали из-за холода зимой. Паровой смеситель – идея неплохая. Высота от транспортёрной ленты до бункера пресса встроить его позволяет. И добавлять в глину горячую воду вместо холодной… - проще простого. Как мы до сих пор не догадались. Решение проблем пытаемся в крупных делах отыскивать, а они в мелких, под самым носом порой обитают. Критическое замечание насчёт того, что на формовке в холода надо не цех, не улицу греть, а конкретно людей.., особенно ноги и руки – тоже верное. Обязательно пересмотрим схему обогрева цеха. Всё тепло сконцентрируем там, где непосредственно работают люди. Не дело это, да, когда на железном полу под ногами лужи замерзают Сегодня же отдам распоряжение, чтобы за сутки, к субботе установили хотя бы передвижной калорифер. На складе он есть. Только ты, пожалуйста, помоги определиться с местом его установки. Чтобы укладчикам тепло было. Особенно в вечерние и ночные смены.
- Помогу, Виктор Александрович, - кивнул головой Иванов.
*************************************************************** (Стр. 713.)
В пятницу калорифер на формовке около пресса установили. Вписался он плохо: не слишком красиво и удобно стоял. Конструкция оказалась не совсем подходящая. Однако идущий от него чистый горячий воздух позволил формовщикам и трём звеньям укладчиков чувствовать себя на рабочих местах куда комфортнее, чем раньше. Не мёрзнуть. Отчего настроение у них значительно улучшилось, а производительность труда заметно подросла. В субботу вместо холодной воды к прессу подключили горячую воду. В понедельник директор пообещал каждой работающей на формовке бригаде еженедельную премию сигаретами и чаем, если она будет ежесменно формовать не менее шестнадцать тысяч кирпича. Потеплело днём и на улице. Морозы ослабели. Ослабели даже в ночные часы. Глина стала мягче, пластичнее. Дело пошло. Формовка заработала лучше. Обжиговая печь перешла на максимально полный режим работы: четырнадцать вагонок в смену, сорок две тысячи кирпича в сутки.
16-го марта в мастерскую к Иванову зашёл инспектор оперчасти Блинов. - Осужденный Аланов, - обратился он к Иванову. – Ты все хорошо знаешь не только промахи администрации колонии в работе завода, но и промахи, недостатки со стороны дирекции завода. Помоги составить цельную объективную картину к понедельнику.
- Я однажды это пытался сделать, - усмехнулся Иванов. – Причём старательно, полно, по существу, на нескольких листах в трёх экземплярах. Один экземпляр отправил в Генеральную Прокуратуру СССР, второй - в Главное Управление ИТУ МВД СССР и третий – в Куйбышевский обком КПСС. Больше пустым бумаготворчеством в адрес тех, кому на всё наплевать, а надо лишь показное благополучие, заниматься не собираюсь. Да и добавить к изложенному там мне нечего. К тому же, я никогда не поверю в озабоченность оперчасти производственными показателями.
*************************************************************** (Стр. 714.)
За пять лет не было ни одного такого случая. Наоборот, нередко мешали, правда, не осознавая того. У вас сейчас на уме другое: выгородить себя и своих начальников. И только! Так что помочь не смогу… И не хочу! Не обессудьте!
- Не хочешь, не надо! – насупился инспектор оперчасти Блинов и вышел из мастерской.
19-го марта, во вторник вечером по зоне прошёл слух: сняли «хозяина».
Вездесущий Толя Гузёв, побывав на вахте и в нарядной, подтвердил достоверность этой информации.
- Избавились, наконец-то! – улыбаясь, сообщил он Иванову добытую новость. – Освободили Дубова с треском от занимаемой должности. Пусть опять идёт в школу историю СССР преподавать. Мозги пионерам и комсомольцам пудрить.
- Боже упаси! – засмеялся Иванов. – Таких к детским коллективам на пушечный выстрел нельзя подпускать. Только в охрану, сторожами. Да и то в наморднике. Но, в принципе, особо-то радоваться нечему. Человечнее отношения ментов к заключённым в зоне не станут. Другие, кого не поставь, тоже будут не лучше. И мы не такие, какими были два-три года назад. А тем более пять. «Протухли»! Передержали нас в этой вонючей бочке с дурацким рассолом. Я, Толик, многих, очень многих здесь за пять лет хорошо знаю. И ни один.., представляешь… Ни один! Лучше не стал. Только хуже. Причём, незаметно для себя. Не понимая, не осознавая того. Ужас!
*************************************************************** (Стр. 715.)
- Неужели и ты тоже хуже стал? – удивлённо взглянул Гузёв на Иванова.
- Да, и я, к сожалению! – кивнул головой Иванов. – Раньше я, по крайней мере, нейтральным, равнодушным был к работе милиции, прокуратуры, суда, органов высшей государственной власти. Теперь любая их неудача, любой прокол, любая досадная для них неприятность меня радует. Дико но факт. Собственно говоря, подспудно у всех я эту радость в зоне подмечаю. Не исключая самых ярых и активных скрытых и открытых пособников администрации.
На следующий день начальник производства Сердюков подтвердил достоверность слухов о снятии Дубова с должности начальника колонии.
- Вопрос с вашим начальником в обкоме быстро решался, - сдержанно улыбнулся Сердюков, скупо рассказывая Иванову и Гузёву о своём пребывании в обкоме. – Второй секретарь, выслушав выводы комиссии, поинтересовался у директора как часто простаивает завод из-за вредительства, отсутствия должной трудовой дисциплины, плохой политико-воспитательной работы… И поскольку приведённые директором цифры оспаривать никто не стал, включая полковников и начальника УВД, согласился с мнением комиссии предложить начальнику УВД рассмотреть вопрос о целесообразности дальнейшего пребывания подполковника Дубова на должности начальника исправительно-трудового учреждения.
- А почему, Толик, такое решение обкома расплывчатое, неопределённое? – спросил Иванов у Гузёва после ухода из дежурной комнаты обжигальщиков Сердюкова. – А вдруг начальник УВД посчитает пребывание Дубова целесообразным на должности начальника колонии?
*************************************************************** (Стр. 716.)
- Не посчитает, - улыбнулся Гузёв. – Это всё! Чиновники хорошо знают правила игры в показную демократию. Завтра мы будем знать кого назначат новым «хозяином».
3. Лишние хлопоты и ответственность не нужны хорошо пристроившимся чиновникам.
Директора в этот день, в среду 20 марта, на заводе не было. Он после совещания в обкоме задержался в Самаре. Пытался убедить областных чиновников дать разрешение на установку собственных газовых горелок на новой обжиговой печи, а не тех, которые навязывают «учёные» институтов «Оргтехстроя» и «Теплопроекта». Не убедил! Никто не хотел брать на себя ответственность. В обкоме тоже сказали: «Газ – дело серьёзное. Взлетит на воздух 104-х метровая печь или, ещё хуже, цех, - никакого кирпича не захочешь». При встрече с Ивановым директор, вздохнув, развёл беспомощно руки: - Твои горелки, Александр Сергеевич, ставить не придётся. Все категорически против. Боятся ответственности. Даже посмотреть, сравнить, оценить не желают. Хотя она более безопасная. Невообразимая производственно-техническая дикость и тупость какая-то. Дурдом, одним словом!
- А давайте, Виктор Александрович, - предложил Гузёв директору, - мы свои горелки сами, не спрашивая, втихую установим и печь запустим?
- Толя! Не майся дуростью! – резко произнёс Иванов. – Будь посерьёзнее. На следующий же день приедут откуда надо, оштрафуют, закроют, ни во что не вникая и никого не слушая, на газопроводе задвижку, опечатают и будьте здоровы.
- Вот именно, - подтвердил директор.
*************************************************************** (Стр. 717.)
В воскресенье, 24-го марта Иванов, узнав от дневального штаба, что Дубов в своём кабинете складывает свои «манатки» и с понедельника больше в зону не зайдёт, быстро стал одеваться по форме: брюки, куртка, телогрейка, ботинки, шапка.
- Куда ты так спешишь? – удивлённо спросил его Слава Давлетмуратов.
- Хочу на прощание с бывшим начальником Дубовым поздороваться, - усмехнулся Иванов. - Интересно: скажет ли он мне в ответ «Здравствуйте!»?
- Зачем тебе это? – ещё больше удивился Слава.
- Надо! – твёрдо произнёс Иванов. – Когда-то на садке утром после тяжёлой ночной смены, в которую Дубов перевёл меня с башенного крана за побег Гены Халимова, я не поздоровался с ним. Он мне тогда целую лекцию прочитал о поведении культурного человека. А через пару дней за это меня лишили ларьком.
Зашнуровав ботинки, Иванов торопливо направился в штаб. В штабе он замер около кабинета замполита, расположенного по другую сторону коридора, недалеко от кабинета начальника колонии.
- Замполита нет, - предупредил его дневальный штаба. – Он в клубе.
- Знаю, - кивнув головой, соврал Иванов. – Он сказал, чтобы я его здесь подождал. Сейчас придёт.
*************************************************************** (Стр. 718.)
Минут через десять – пятнадцать из кабинета начальника колонии вышел подполковник Дубов с сумкой. Иванов, стоявший спиной к стене в коридоре, повернулся к нему и, не выдавая волнения, твёрдо глядя ему в лицо, спокойно и внятно поздоровался. Дубов прошёл мимо молча ничего не ответив.
К концу марта «учёные» установили на новой печи все тридцать шесть газовых горелок и по мере заполнения печи вагонками с кирпичом одну за одной зажгли их, медленно и плавно разогревая печь. Иванов к этому времени установил на печи в зоне обжига двенадцать термопар, а в зоне подготовки кирпича к обжигу и в зоне охлаждения шесть термометров сопротивления, вывив идущие от них электрические сигналы, характеризующие температурную кривую в печи, на приборы в дежурную комнату обжигальщиков. При попытке поднять в зоне обжига температуру до требуемых по технологии 1100 градусов, окна амбразур начиная от 1000 градусов плавились и рушились. При снижении температуры ниже 1000 градусов – кирпич получался бледно розовым, недожжённым, по качеству относящийся к браку. «Учёные», не доверяя показаниям заводских приборов с низким классом точности, привезли свои лабораторные приборы высокого класса точности. Проэксперементировали ещё с полмесяца. Однако результаты получались те же: при температуре в зоне обжига ниже 1000 градусов – недожог. При температуре в зоне обжига свыше 1000 градусов в камерах сгорания газа, выложенных из огнеупорных плит, температура поднималась свыше критических 1500 градусов и они разрушались. 22-го апреля в понедельник на планёрке начальник производства Сердюков и главный технолог Юрченко обратились к директору с просьбой что-то предпринять против «горе-учёных», из-за которых лихорадит процесс садки, обжига и выгрузки кирпича. А главное: они угробят новую печь. Директор, тяжело вздохнув, ничего не ответил.
*************************************************************** (Стр. 719.)
Про неудачи с горелками знали в обкоме, облисполкоме, в Ставропольском райкоме и Тольяттинском горкоме КПСС, в институтах «Оргтехстрой» и «Теплопроект», тресте «Куйбышевстройматериалы», Но надеялись: на «вот-вот»!
25 апреля, после работы, прознав о том, что новый начальник колонии у себя в кабинете, Иванов, взяв график дежурств по кухне и чистке картошки, направился к нему для их утверждения.
- Начальник у себя? – спросил в штабе Иванов у дневального и, получив утвердительный ответ, постучал в дверь кабинета начальника колонии, приоткрыл её и, спросив: «можно?», вошел в кабинет, сказал: «Здравствуйте!» и представился: «Осужденный Аланов Александр Сергеевич, 1945 года рождения, отбывающий наказание в виде шести лет лишения свободы за преступления по статье 89, части два УК РСФСР. Начало срока 27 июня 1968 года. Конец срока 27 июня 1974 года. Являюсь руководителем секции общественного контроля колонии за работой пищеблока и магазина. Принёс на утверждение график дежурных по кухне и чистке картошки в мае месяце.
- Присаживайтесь! – показал начальник колонии Иванову на стул, ставя подписи и дату на графиках под словами «Утверждаю». И, поставив, отдаёт их Иванову, подняв на него задумчивые глаза. – Значит освобождаешься через два месяца, отсидев шесть лет по статье 89 части второй, то есть за кражи государственного имущества. А почему не освободили условно-досрочно по отбытию полсрока?
- Это спросите у бывшего начальника колонии Дубова и начальника спецчасти капитана Бондарева, моего недавнего начальника отряда, - вздохнул Иванов. – Они лучше знают. Загляните также в моё личное дело.
*************************************************************** (Стр. 720.)
Посчитайте сколько у меня там нарушений за не застёгнутые на курточке либо телогрейке верхние пуговицы, за то что сидел на кровати, хранил личные вещи в неустановленном месте, уклонялся от политзанятий и других идейно-воспитательных мероприятий. Неуважительно относился к начальству колонии, плохо отзывался о нём. Хранил запрещённые предметы. Не подчинялся «законным», в кавычках, требованиям администрации. Не поздоровался как-то с начальником колонии. Нарушал режим содержания, распорядок дня. Короче, цеплялись за всё, что могли.
- Знаю, читал, – еле заметно кивнул головой новый начальник колонии. – То в прошлом. Забудь! Подавай заявление с просьбой об условно-досрочном освобождении на май месяц. Рассмотрим. Думаю, вопрос решится положительно.
Иванов отрицательно качнул головой: - У меня непогашенное взыскание, наложенное 3-го декабря 1973 года за оскорбительное поведение по отношению к начальнику отряда капитану Бондареву.
- Я дам команду по случаю праздника «1-го Мая» снять досрочно это взыскание, - внимательно смотрит на Иванова начальник колонии.
- Не стоит, - усмехнулся Иванов. – Опоздало ваше областное начальство с моим условно-досрочном освобождением. Три года назад надо было ему об этом подумать.
- Неужто на свободу раньше времени не хочется выйти? – удивился начальник колонии. – Два месяца тоже немалый срок.
*************************************************************** (Стр. 721.)
- Во-первых, не два месяца, а один, - поправил его Иванов. – Первая, так называемая, административная комиссия по условно-досрочному освобождению, как правило, заседает в десятых числах. Ближе к двадцатому мая состоится заседание второй, так называемой наблюдательной комиссии местной власти. И лишь в конце мая, а то и в начале июня, из-за майских праздничных дней, последнюю точку в вопросе об условно-досрочном освобождении поставит суд. То есть, освобожусь я условно-досрочно всего-навсего на месяц раньше. И на всю оставшуюся жизнь в моей биографии останется формулировочка: освобождён условно-досрочно. Проявлен государством и обществом гуманный, милосердный акт. А вдруг злодейка-судьба подкинет мне опять какую-нибудь неприятность? Потому и не хочу ради одного месяца, из семидесяти двух, иметь на будущее отягчающий упрёк типа: «Несмотря на проявленную к нему гуманность и милосердие, должных выводов не сделал, на путь исправления не встал и вновь совершил уголовные деяния», Есть ещё один очень важный психологический момент. Представьте: человеку дали пятнадцать суток административного ареста и посадили в КПЗ, где всячески унижали, притесняли. На пятнадцатые сутки ему предложили выйти из КПЗ и поехать домой на один час раньше положенного срока, но при условии, что этот час он воспримет как гуманный акт, простит и забудет все свои, со стороны ментов, унижения и притеснения и будет с благодарностью преклоняться, восхищаться, умиляться перед ними за то, что сделали калекой. Сделали не лучше, а хуже! Скажите: нормальный человек пойдёт на такую сделку? Лично я не пойду. Досижу этот час до конца. Вот точно также я, отсидев пять лет и одиннадцать месяцев, досижу последний месяц. Для людей, отсидевших большой тюремный срок, недосиженный месяц много, конечно, значит.
*************************************************************** (Стр. 722.)
Но не всё! А потом имеется и социальный аспект. У меня нет ни родных, ни близких, ни жилья, ни семьи. Переход из одной жизненной системы координат в другую…, скорее всего, окажется сродни выходу из штрафного изолятора на зону. То есть, из узкого пространства, огороженного колючей проволокой, металлическими решеткам железными дверями.., на широкое, но тоже огороженное колючей проволокой, железными дверями и воротами, металлическими решётками, солдатами с автоматами и собаками…
Иванов встал: - Мне можно идти, гражданин начальник? А то на ужин опоздаю.
- Идите, - явно сожалея, что разговор так быстро закончился, кивнул головой начальник и, улыбнувшись, добавил: - Трудности возникнут, заходите.
- В этой системе, - усмехнулся Иванов, на миг остановившись у дверей кабинета, - чем меньше на глаза начальству попадаешься, тем меньше спросу и тем лучше, спокойнее.
В жилой секции Гузёв, увидев в руках Иванова подписанные графики, вопросительно посмотрел ему в глаза: - Ты у «хозяина» был?
- Да, - сдержанно улыбнулся Иванов. – Предлагал подать заявление на УДО. Я отказался. Раньше конца мая суда не будет, а через месяц мой срок так и так закончится.
*************************************************************** (Стр. 723.)
- Зря, Санёк! – качнул головой Гузёв. – Подавай! Хоть месяц, но твой. Своей принципиальностью никому ничего не докажешь.
- Доказывать я никому ничего не собираюсь, - твёрдо произнёс Иванов. – Хочу лишь одного, чтобы на душе чуть-чуть легче было в настоящем и будущем.
- А «хозяин» толковый? Как ты считаешь? – поинтересовался Гузёв. – Правда, что у него звание лейтенант? Две всего-навсего маленькие звёздочки на погонах?
- Правда, Толик! Действительно лейтенант, - улыбнулся Иванов. – Достаточно молодой. Непривычно было как-то видеть начальника колонии при таких скромных погонах. Но самое удивительное, представляешь: предложил мне сесть на стул.
- Не может быть? – не верит Гузёв, широко раскрыв от удивления глаза. Однако видя, что Иванов не шутит, улыбаясь, качает головой: - Вот это да! На такой поступок не каждый отрядник способен. Про других и говорить нечего. - Согласен, - весело взглянул Иванов на Гузёва, - Но факт есть факт. Что касается толковости… Судить не берусь. Тем не менее мне кажется, он долго на этом посту не продержится. Наша исправительно-трудовая система устроена так, что способна функционировать лишь опираясь на карательную практику. Новый начальник на карателя не похож. Да и не может таковым быть в силу молодости, отсутствия опыта, своего технократического образования. Скорее всего, на заводе при нём дела пойдут лучше, на зоне хуже. Ну а поскольку на заводе заключённых работает в два раза меньше, чем в зоне, общие показатели станут хуже.
*************************************************************** (Стр. 724.)
И как только острота проблемы с лицевым кирпичом притупится, начальником колонии назначат тирана. Иначе быть не может. Нашему тоталитарному государству показан рабский труд. Без него оно развалится. А рабский труд без тиранов и тиранчиков существовать не может.
26-го апреля в пятницу на кирпичный завод приехали заведующий отделом обкома КПСС по строительству, секретарь Тольяттинского горкома КПСС, управляющий трестом «Куйбышевстройматериалы» и директора институтов «Оргтехстрой» и «Теплопроект». Побывав около новой печи и посоветовавшись в кабинете директора, они покинули завод. Начальник производства Сердюков рассказал Иванову, что перед заводом поставлена задача увеличить суточный выпуск кирпича с сорока тысяч штук до шестидесяти тысяч. В области слишком острая нехватка лицевого кирпича. Наступает разгар строительного сезона. Москва из-за начала подготовки к Олимпийским Играм, намеченных в Москве на 1980 год, больше лицевой кирпич в город Тольятти не поставляет. Обком обязал институты «Оргтехстрой» и «Теплопроект» к 1-му мая горелки довести до ума и печь запустить в работу. Для усиления научного потенциала и оказания помощи к рабочей группе институтов «Оргтехстрой» и «Теплопроект» подключат учёных из Политехнического института. В субботу и воскресенье «учёные» домой в Самару не ездили. Провели время с утра до позднего вечера возле печи. 29-го апреля, в понедельник приехала группа учёных и специалистов из Политехнического института. Заплавив ещё две горелки, они 30-го апреля дружно укатили домой в Самару на Первомайский праздник. Вернулись «учёные» на завод во вторник, 7-го мая. Опять что-то измеряли приборами, просили директора осуществлять садку кирпича в печь. Увы, результат получился отрицательным: либо шёл недожог, либо оплавлялись камеры сгорания и рушились амбразуры.
*************************************************************** (Стр. 725.)
Вечером 8-го мая «учёные» уехали домой на праздник «День Победы». Возвратились после выходных. В понедельник, 13-го мая директор завода предупредил «учёных», что больше в новую печь сажать кирпич он не позволит: некуда брак девать, весь плац им заставлен. Людей выделять на ремонт камер сгорания не станет и доложит о ситуации в трест и обком. 16-го мая приехали на завод секретарь обкома КПСС, секретари Ставропольского райкома и Тольяттинского горкома, завотделом по строительству обкома, управляющий трестом «Куйбышевстройматериалы» и директора институтов «Оргтехстрой» и «Теплопроект». В кабинете начальника производства с участием «учёных» провели совещание, на котором присутствовал также начальник колонии. Минут через сорок после начала совещания в дежурную комнату обжигальщиков пришёл начальник производства Сердюков.
- Быстро найди Аланова, - обратился он к Гузёву. – И вместе сразу же идём ко мне в кабинет. Там большое совещание под председательством второго секретаря обкома партии. Директор настоял, чтобы вас выслушали.
Гузёв, сняв с вешалки белый халат, кинулся в мастерскую к Иванову: - Санёк! Сердюк пришёл. Зовёт нас к себе в кабинет. Там большое совещание под председательством второго секретаря обкома. Директор попросил дать нам возможность своё мнение высказать. Что мне одеть? В белом халате если зайду, ничего?
*************************************************************** (Стр. 726.)
- Одевай что хочешь! – засмеялся Иванов, одевая на себя чистый аккуратный синий рабочий халат. – Идём!
- А что мне следует там сказать? – растерянно захлопал глазами Гузёв.
- Ради Бога, ничего! – попросил его Иванов. – умнее будешь выглядеть.
Зайдя в кабинет, Иванов в краткой форме представился: - Осужденный Аланов. Работаю в цехе обжига специалистом по контрольно-измерительным приборам и средствам автоматики.
За ним слово в слово представился вставший рядом в белом халате Гузёв: - Осужденный Гузёв, работаю обжигальщиком лицевого кирпича на печах.
- Александр Сергеевич и Анатолий Дмитриевич! – обратился к ним директор завода по имени отчеству. – Выскажите своё профессиональное мнение по поводу эксплуатационных качеств установленных на новой печи газовых горелок.
Гузёв храбро сделал шаг вперёд, но Иванов потянул его назад за халат рукава: - Толя! Я сам всё скажу. Не будем напрасно у занятых людей время отнимать. А начну я вот с чего. Если мы заинтересованы в стабильной длительной работе печи и качественном обжиге лицевого кирпича… Если нам действительно необходимо выйти в течение ближайшей недели на выпуск шестидесяти – семидесяти тысяч кирпича в сутки вместо нынешних сорока тысяч, надо решительно отказаться от установленных специалистами «Оргтехстроя» и «Теплопроекта» газовых горелок. Принцип их работы и выбранная характеристика изначально были ошибочными применительно к нашим печам. Дело в том, что огнеупорный материал амбразур и камер сгорания рассчитан на максимальную температуру в 1500 градусов по шкале Цельсия. Горелки же развивают в камере сгорания, благодаря своим конструктивным особенностям, более 1600 градусов.
*************************************************************** (Стр. 727.)
Естественно, огнеупорный материал, проработав несколько часов плавится и разрушается. Попытки снизить температуру в камерах сгорания ниже 1500 градусов приводит неизбежно к снижению температуры внутри печи зоны обжига на 100 – 150 градусов от требуемых 1100. В результате из печи выходит недожог, то есть, сто процентный брак, который через пару лет рассыпется. Однако, самое парадоксальное в этой ситуации то, что у нашего завода имеются газовые горелки на много-много более приемлемые установленных. Посути, установленных бестолково. Над которыми специалисты «Оргтехстроя» и «Теплопроекта» мучаются полгода. И будет потом, коль они сумеют спихнуть их, мучиться без конца и края наш кирпичный завод из-за её неисправимых конструктивных свойств. Поэтому моё мнение и мнение обжигальщиков таково: необходимо снять с новой печи, пока она окончательно не угроблена, горелки «Оргтехстроя» и «Теплопроекта», а вместо них легализовать в соответствующих надзорных инстанциях и поставить газовые горелки, разработанные на нашем заводе с учётом практического опыта эксплуатации подобных печей. Работы не больше трёх-четырёх дней. Главное – было бы желание пойти по этому пути. Через неделю с учётом плавного разогрева печи, проблемы из-за нехватки лицевого кирпича будут решены.
- Ваши горелки, - подал голос представитель института «Теплопроект», - не смогут создать в зоне обжига температуру в 1100 градусов. Максимум для них 980 – 1000 градусов. Наши специалисты просчитывали разные варианты, включая вариант горелки предлагаемой заводом.
- Эту «лапшу» вешайте на уши деревенской бабе Гунде, а не здесь! – усмехнулся Иванов. – Ваши горелки и наши горелки будут работать на одном и том же природном газе, имеющим теплотворную способность 8400 килокалорий. И у ваших, и в наших горелок коэффициент избытка воздуха для горения от единице ноль пяти до единицы одной десятой.
*************************************************************** (Стр. 728.)
Печь одна и та же, температура окружающего воздуха одинакова. Следовательно, коэффициент теплоотдачи в окружающую среду от печи в обоих случаях одинаков. Одинаков и объём подсосного воздуха. Производительность обжига одинакова. Влажность, теплоёмкость, температура на входе и выходе кирпича одинакова. Так с какой тогда стати при одинаковой химической температуре сгорания газа наши горелки не способны обеспечить температуру в зоне обжига равную 1100 градусов, а ваши способны? Либо это дилетантство, либо умышленная попытка ввести в заблуждение собравшихся не в игрульки играть в этом кабинете людей. Если я не прав, пусть об этом скажут призванные в помощь специалисты Политехнического института.
Секретарь обкома повернул голову в сторону руководителя группы специалистов от Политехнического института: - У вас есть что сказать?
Тот, тактично промолчав, покачал отрицательно головой.
- Можете идти. Спасибо! – поблагодарил Иванова и Гузёва секретарь обкома.
Чуть позже Иванов узнал, что после клятвенных заверений «учёных» в течение нескольких дней горелки довести до ума, секретарь обкома, взяв во внимание повышенную опасность, таящую в газе, отсутствие авторитетных экспертных заключений о возможности использования заводских горелок на печах и нежелание оказаться в неудобной ситуации, если учёных с завода прогонят, а заводские горелки надежд не оправдают, решил дать учёным ещё недельный срок.
*************************************************************** (Стр. 729.)
В пятницу «учёные» на субботу и воскресенье домой не поехали. В течение двух дней они сняли с печи все 36 горелок и отправили на доработку. Привезли доработанные горелки в среду 22-го мая и сразу же начали устанавливать. Иванов, осмотрев «модернизированные» горелки, сразу же сообразил, что ничего нового в конструкцию горелки «учёные не внесли. Они лишь удлинили горелки с расчётом, чтобы пламя горело не в камерах сгорания, выложенных в стенах печи, а за пределами в пространстве между садками кирпича. Иванов тут же позвонил директору. Объяснил хитрость «учёных» и предупредил, что теперь вагонки с кирпичом будут выходить с оплавленными торцами. Особенно углы. И не исключены завалы.
- Пусть как будет, - вздохнул директор. – Что я могу сделать?
- Зато я «могу!», - решил про себя Иванов, нахмурившись. – Устрою кое-что по случаю приближающегося «Дня химика»!
Глава тридцатая.
Операция «Соль на раны».
1. Толковые люди в России есть, но увы их мало.
Пока устанавливались газовые горелки, Иванов в своей мастерской принялся за изготовление автоматического дозатора подачи соли. Сделав и опробовав, Иванов установил его сверху на печи над отверстием для термопары, насыпал в него ведро просеянной соли взятой из котельной, подсоединил к дозатору два провода, к которым раньше подключалась термопара, и по разработанной электрической схеме подключил к пульту управления. Солевой дозатор на печи в целях маскировки обложил со всех сторон кирпичом, накрыл листом железа, на железо положил опять кирпичи и, убедившись в надёжности маскировки, провел испытания на срабатываемость. Автоматика действовала безотказно.
*************************************************************** (Стр. 730.)
Как только вагонку в печь проталкивали и ворота закрывались, включался дозатор, из которого в зону обжига печи через отверстие для термопары сыпалась в течении нескольких секунд поваренная соль в пространство между садками вагонок с кирпичам на пламя двух установленных друг против друга газовых горелок. Посыпалось соли примерно по полстакана. Но этого количества было вполне достаточно, чтобы кирпич покрывался неприятными бурыми пятнами. На смену требовалось четыре – пять стаканов соли На сутки около пятнадцати. Дозатор вмещал тридцать семь стаканов. Должно было хватить на двое суток. На всякий случай Иванов подготовил ещё ведро соли. Кроме того, Иванов для подстраховки, решил попросить кочегаров в котельной вызвать его в воскресенье на работу под предлогом неисправности автоматики. 23-го мая, в четверг горелки были установлены и печь поставили на медленный разогрев. В субботу 25 мая, подняв в печи температуру до 1100 градусов, на исходе рабочего дня решили для пробы две вагонки с интервалом в 60 минут протолкнуть. Температура в печи при проталкивании держалась нормально, устойчиво. Однако на углах добела раскаленной садки опытный глаз Иванова явственно увидел остекленевшую поверхность кирпича. - Будет всегда по углам свар, - рассказал об увиденном Иванов начальнику производства и директору. Тем не менее на душе у него царило спокойствие. Он увидел в глазок как после проталкивания состава между садками двух вагонок в зоне обжига возникли ярко жёлтые клубы пламени, вызванные работой солевого дозатора, ссыпавшего полстакана соли в печь. На следующий день, из-за якобы случившихся неполадках автоматики в котельной, Иванова вывели туда для их устранения. Иванов прошёл на обжиг. Несмотря на воскресенье, все «горе-учёные» ходили вокруг новой печи, регулируя горение горелок, и приходили то и дело в дежурное помещение обжигальщиков посмотреть на температурную кривую в печи.
*************************************************************** (Стр. 731.)
Иванов прошёл около печи лишь раз после проталкивания состава вагонок с кирпичом и, убедившись, заглянув в глазок зоны обжига, что дозатор срабатывает исправно, ушёл в котельную, чтобы лишний раз не маячить около печей. Ещё один раз он пришёл к печам в конце смены… И ушёл со спокойной душой. Утром в понедельник, выйдя на работу и пройдя на плац посмотреть какой по качеству кирпич вытягивают из новой печи, Иванов ужаснулся и в тоже время внутренне обрадовался. Мало того, что торцы и особенно углы садки были пережжёнными, сваренными либо подпаленными, но и поверхность лицевого кирпича оказалась покрыта некрасивыми бурыми пятнами. Рядом с другими такими же неприглядными вагонками Иванов увидел группу «учёных», дежуривших двое суток около печи. Их не выспавшиеся, помятые лица выражали крайнюю растерянность и подавленность. На планёрке директор твёрдо заявил представителям «науки», что сразу же после планёрки позвонит в Ставропольский и Тольяттинский горкомы партии и будет просить первых секретарей в оказании практической заводу помощи научно-техническими силами города Тольятти. Первый секретарь Ставропольского райкома КПСС Морозов и следом первый секретарь Тольяттинского горкома КПСС Оболонков, обратились за помощью к Генеральному директору ВАЗа Полякову. Объяснили ситуацию. Рассказали, что у кирпичного завода есть свой хороший и практичный образец газовой горелки, но все боятся дать разрешение на установку подобных горелок на обжиговой печи. Поляков пообещал помочь. В этот же день на завод приехала группа специалистов с ВАЗа во главе с мужчиной небольшого роста, с умными глазами, по фамилии Ким.
*************************************************************** (Стр. 732.)
Осмотрев горелку «учёных» и горелку Иванова в работе, он обстоятельно поговорил о них сначала с «горе-учёными», затем с Ивановым. Внимательно ознакомился с технической документацией, составленной Ивановым на горелку, и приложенными к ней расчётами. Попросил своих помощников измерить их характеристики и, пока они мерили, поинтересовался у Иванова: почему на чертежах нет крылышек-лопастей, а на образце они имеются. Иванов честно признался, что это камуфляж. Без которого горелка не имела бы впечатляющего и внушающего доверия вида. Ким, улыбаясь, покачал головой и одобрительно похлопал Иванова по плечу: - Молодец! Толковая и практичная горелка.
На следующий день во вторник, 28-го мая обжиговый цех кирпичного завода посетил Генеральный директор ВАЗа Поляков. Его сопровождал Ким, директор кирпичного завода Морозов, начальник производства Сердюков, главный технолог Юрченко и Епанешников. Осмотрев выходящие из новой печи ужасного вида вагонки с кирпичом, взглянув на неуклюжий, тяжёлый и громоздкий образец горелки «учёных» и изящный лёгкий образец горелки Иванова… Увидев как они работают… И, попросив Иванова рассказать о преимуществах, которыми его горелка обладает по сравнению с горелкой «учёных», Генеральный директор ВАЗа Поляков поручил Киму до 1-го июня узаконить горелку Иванова, подготовить проектную документацию по использованию их в тоннельных обжиговых печах на Тольяттинском кирпичном заводе, согласовать, утвердить и получить разрешение на их установку под эгидой ВАЗа.
Повернувшись к Иванову, Поляков поинтересовался сколько времени потребуется на изготовление и установку горелок.
*************************************************************** (Стр. 733.)
- Если работать в две смены, управимся за три дня! – твёрдо произнёс Иванов. – Ещё три дня потребуется на разогрев печи. Таким образом, если за дело возьмёмся не откладывая, второго июня печь начнёт работать в рабочем режиме.
- Начинайте не откладывая! – повернулся Поляков к директору. – Третьего июня о ситуации доложите по телефону.
Директор кивнул головой: - Доложу.
2. Трудные дни директора кирпичного завода Морозова В.И.
Когда Поляков уехал, директор сообщил обо всём в Самару управляющему треста «Куйбышевстройматериалы».
- Поступай как считаешь нужным, - дистанционировался от действий директора завода управляющий трестом. – И помни: в случае неудачи с горелками отвечать придётся не заключённому, а директору.
Выйдя из кабинета и попросив своего секретаря предупредить всех начальников служб после обеденного перерыва собраться у начальника производства, директор направился на территорию завода в мастерскую к Иванову. Около неприглядных вагонок с кирпичом он несколько минут постоял в раздумье, оглядел плац заставленный поддонами с пёстрым кирпичом, тяжко вздохнул и зашёл в обжиговый цех.
- Ну, Александр Сергеевич, что делать будем, говори, - с озабоченным серьёзным видом посмотрел он на Иванова, войдя к нему в мастерскую.
*************************************************************** (Стр. 734.)
- Если, Виктор Александрович, есть уверенность, что Поляков поможет с паспортизацией горелок, нам следует засучить рукава и решительно действовать, - твёрдо высказал своё мнение Иванов. – Лично я уже дал команду новую печь потушить, вентиляторы выключить и перевести её в режим медленного остывания. Хватит экспериментировать. И так через печь за двое с половиной суток прогнали почти восемьдесят тысяч кирпичей, из которых сорок тысяч пёстрых, около двадцати тысяч пережог и только пятнадцать тысяч более менее.
- Виктор Николаевич нас-то не подведёт, - всё ещё продолжал колебаться директор. – Он не только первое лицо на ВАЗе, он заместитель министра автомобильной промышленности СССР. Насчёт юридической стороны вопроса у меня сомнений нет. Не подвели бы нас горелки. Снимать с должности станут не Генерального директора ВАЗа, не управляющего трестом «Куйбышевстройматериалы», а директора кирпичного завода Морозова. И тебе, Александр Сергеевич, промах ничем не грозит. Ровно через месяц ты освобождаешься и можешь ехать на все четыре стороны.
- Виктор Александрович! – вздохнул Иванов и усмехнулся. – В таком случае не только я один дурак. Дурак тогда Епанешников, дурак Сердюков, дурак Юрченко, дурак Ким с ВАЗа, которому Поляков, наверное, не просто так доверяет. Дурак тогда и Поляков. Дураки тогда и первые секретарь райкома и горкома. Раз выразили недоверие «горе-учёным», значит наш случай не единственный в их практике. Вы тоже, я не сомневаюсь, прекрасно видите какие в интересах производства лучше ставить на печь горелки.
- Реально сколько тебе времени потребуется на установку горелок, - вновь и вновь продолжая взвешивать и перевешивать все «за» и «против», поинтересовался директор.
*************************************************************** (Стр. 735.)
- К воскресенью, работая в две смены, установлю. Тут проблем не будет! – твёрдо сказал Иванов. – Главное, чтобы оперативно футеровщики под них места из огнеупорного материала выложили и мехцех выполнил все мои заказы в первую очередь. На двух токарных станках токаря управятся с ними за одну смену. А футеровщикам при двухсменной работе тоже потребуется не больше двух дней. Я за ними вслед горелки успевать буду ставить: и за слесаря, и за газосварщика.
- Сколько просишь за работу? – улыбнулся директор.
- Триста шестьдесят рублей! – не раздумывая, словно о чем-то давно известном, назвал сумму Иванов. – Причём, обязательно через заводскую кассу сразу после своего освобождения. А то в зоне с меня почти всё высчитают. Плюс: чтобы пятьдесят рублей Толе Гузёву премию выписали за успешное выполнение важного производственного задания. Поверьте, Виктор Александрович, это не такие большие деньги, как кажутся, с учётом действительно вложенного в это дело труда и нервов. Лишь один Бог знает, чего мне это стоило.
- Договорились! – протянул Иванову руку директор. – Мне всё равно деваться некуда. В десятки раз больше пришлось бы бездарно отдать институтам.
Иванов вытянул из папки несколько листов с чертежами и подал их директору: - Первых три чертежа передать надо в мехцех. Пусть отложат все другие работы и сделают по «зелёной»! Два последних чертежа для футеровщиков: какие камеры сгорания они должны выложить. Сложного ни для токарей, ни для футеровщиков тут нет. Всё легко и просто, когда думают не только о теоретической стороне дела, а и о практическом воплощении.
*************************************************************** (Стр. 736.)
За три дня Иванов с Гузёвым, работая по две смены, горелки установили. Ким с ВАЗа приезжал на кирпичный завод дважды. 29-го мая забрал у Иванова чертежи и расчёты на горелку. 30-го мая, в середине дня, привёз все разрешительные документы на их установку.
- Дикость какая-то, - сказал ему на прощание Иванов. – Столько времени, нервов и потерь ушло на то, что оказывается за два дня вполне решаемо. И за наши научные кадры стыдно. Неужели подобные ситуации не единичны?
- У нас в стране восемьдесят процентов таких дармовых учёных, - тяжело вздохнул Ким. – Лишь двадцать… туда-сюда. И то почти все в сфере оборонки. Поэтому нет своих ни хороших товаров, ни хороших станков, ни хороших стройматериалов. Отстаём от Запада всё больше и больше по всем основным направлениям…
Вечером 30-го мая в присутствии Епанешникова и Юрченко горелки зажгли в режиме плавного разогрева в печи. Спать на ночь в жилую зону Иванов не пошёл. Согласовав такой шаг с ДПНК, он остался на третью смену в обжиговом цехе. Печь разогревали трое суток, плавно наращивая температуру по графику. 31-го мая день прошёл спокойно. Иванов занимался устройством автоматической системы управления процессом горения на новой печи и попутно, увеличивая давление газа к горелкам, следил за плавным ростом в печи температуры. В дежурную комнату обжигальщиков то и дело заходили то директор, то Епанешников, то Сердюков, то Юрченко и два раза начальник колонии. Посмотрев по приборам температуру в новой печи, которая к ночи достигла 450 градусов, они молча уходили. Чаще всех заходил директор…
*************************************************************** (Стр. 737.)
Алина в мае месяце обжигальщицу Татьяну не навещала из-за постоянного столпотворения в обжиговом цехе ремонтников, футеровщиков, учёных и заводского начальства. Иванова она видела редко, обычно когда он мимоходом торопливо в конце смены приходил в душ котельной помыться. Увидев её, он улыбался, здоровался и, не задерживаясь, шёл дальше. Лицо его было усталым, похудевшим, но всё равно жизнерадостным, светлым, красивым, милым, озарённым, особенно в момент улыбки. Ей очень нравилась появившаяся у него на голове чёрная шевелюра волос вместо прежней «нулевой» стрижки, которая вместе с чёрными бровями и ресницами на фоне белой гладкой матовой кожи лица и красных нежных губ подчёркивала в ещё большей степени прелесть виноватой застенчивости в нём. Однажды, правда,.. это было в пятницу, 24 мая, выйдя из душевой, Иванов остановился около лестницы и, подняв глаза на Алину, стоявшую на лестничной площадке, замер. Алина моментально спустилась к нему.
- Алиночка! – стесняясь своего полуголого вида, опустил стыдливо глаза Иванов. – Поздравляю тебя с приближающимся вашим праздником «Днём химика»! Наверное, когда-то ты отмечала его, работая на химзаводе?
- Отмечала, - благодарно улыбнулась Алина. – Спасибо, Сашенька. Сейчас почему-то о нём подзабыла.
- Пойду я, - вздохнул Иванов. – Съём начался с работы. Прости, что не захожу. Некогда. Закрутился. Хотя очень люблю тебя и изредка ругаю себя за своё неджентльменское поведение.
Махнув отрешённо рукой, он с поникшей головой вышел из котельной. На глаза Алины набежали слёзы.
*************************************************************** (Стр. 738.)
1-го июня, в субботу Иванов продолжал заниматься повышением температуры внутри новой печи и устройством автоматической системы управления процессом горения в ней. К вечеру, следуя строго по согласованному графику, он поднял температуру в печи до 750 градусов. Директор в дежурную комнату обжигальщиков заходил раз десять, не меньше. Молча подходя к графику подъёма температуры в печи, расписанного на каждый час, он сравнивал по приборам с реальной и уходил. Ближе к 10 часам вечера, в очередной раз проверив температуру в печи, директор, явно устав за целый день быть на ногах, сел отдохнуть на табуретку в дежурной комнате обжигальщиков под поток свежего, прохладного воздуха подаваемого в помещение вентилятором. Иванов, прекратив прикручивать провода к пульту управления, повернулся к нему лицом: - Виктор Александрович! Вы вчера две смены пробыли на заводе. Сегодня. Устали. Может чаю заварить крепкого? Попьёте?
- Можно, - кивнул головой директор.
Иванов заварил в стеклянной банке самодельным кипятильником чай, принёс из своей мастерской стакан и конфеты.
- Управляющий трестом звонил недавно, - сделав несколько глотков чая, сообщил директор. – Спрашивал какая температура в печи. Сказал ему 780. В соответствии с графиком разогрева. Тоже переживает. Учёные к нему накануне приезжали. Пытались его в чём-то убедить, на что-то повлиять. Утверждали в неспособности наших горелок поднять в печи температуру в 1100 градусов.
*************************************************************** (Стр. 739.)
- Всё будет нормально, Виктор Александрович, - улыбнулся Иванов. - Завтра к концу второй смены мы выйдем на температуру в 1100 градусов. И в третьей смене начнём проталкивать вагонки в режиме по одной вагонке через 34 минуты. Единственно, что надо сделать: распространить с понедельника систему премирования чаем и сигаретами на всю технологическую цепочку производства кирпича. То есть не только на формовку, но и на садку, выгрузку. Как это было прошлым летом.
- А если действительно температуру не сумеем поднять свыше 1000 градусов? – с озабоченным видом вопросительно взглянул на Иванова директор. – Есть ли какой-либо подстраховочный манёвр?
- Сумеем, Виктор Александрович, - усмехнулся Иванов. – Чудес в этой части физики и химии, которая досконально изучена, не бывает. Зря вы волнуетесь. Езжайте со спокойной душой домой к жене, детям. Отдохните. Всё равно по графику нам следует температуру поднять к 8 часам утра лишь до отметки 880 градусов. А до отметки в 930 – к 12 часам. Вам можно даже из дома позвонить диспетчеру. Диспетчер – к нам. И будете знать, не выходя из дома, как у нас обстоят дела. А они, не сомневайтесь, окажутся лучше некуда.
- Хорошо. Так и поступлю! – улыбнулся директор, подавая руку Иванову, затем Славе Давлетмуратову. – До завтра!
2-го июня, в воскресенье директор приехал на завод в час дня.
- Температура в печи 945 градусов. Строго по графику! – доложил ему Иванов.
*************************************************************** (Стр. 740.)
Директор заглянул в график, посмотрел какие цифры показывают приборы и сел на табуретку. - Остались самые трудные 155 градусов, - вздохнул он.
- Чем же они трудные? – улыбнулся Иванов. – Буду точно также сидеть, а горелки гореть и к 11 часам ночи температура сама по себе поднимется до отметки 1100 градусов. И никуда она от этого не денется. Таков закон теплового баланса. Самое трудное будет в поддержании хорошего технического состояния формовки и подвижного парка обжиговых вагонок. Скорее всего, проталкивать в каждую печь по четырнадцать вагонок в смену не получится. Дай Бог проталкивать по двенадцать. Формовка вряд ли успеет из-за частых сбоев. Даже толкая по двенадцать требуется по семьдесят пять тысяч кирпича ежесуточно. Чтобы столько стабильно формовать, там надо,.. собственно говоря, везде надо менять систему организации труда по обслуживанию оборудования. Нынешняя система работает не в режиме профилактики, а в режиме скорой помощи с элементами «тяп-ляп». Сейчас мы проталкиваем в старую печь по четырнадцать вагонок за смену. С ноля часов начнём толкать по четырнадцать вагонок в новую печь. Итого двадцати восьми вагонок в смену. За сутки – восемьдесят четыре. Представляете, Виктор Александрович. Это требуется формовать каждую смену по тридцать тысяч. Пресс должен бесперебойно, не отключаясь, не останавливаясь ни на одну секунду, работать по шесть часов каждую смену. А у нас он работает в среднем четыре часа. То глина плохо поступает. То ленточный транспортёр замер. То разряжения в вакуумной камере нет. То струна на полуавтомате рвётся. То сам полуавтомат хандрит. Десятки причин для остановки пресса.
- Наладим и формовку. Лишь бы горелки не подвели, - вздохнул директор и подошёл к приборам посмотреть температуру. – Пока 949 градусов. Осталось 151.
*************************************************************** (Стр. 741.)
Вернулся директор в дежурную комнату обжигальщиков в три часа дня без нескольких минут. - 974 градуса, - произнёс он, посмотрев на стрелку прибора и сравнив с графиком. – Осталось 126.
- Всё по плану, Виктор Александрович, - улыбнулся Гузёв. – Вы напрасно терзаетесь. Санёк прежде чем за что-то берётся, скрупулезно и критически всё по многу-многу раз обдумывает и просчитывает.
- А где он сейчас? – садится директор на табуретку.
- Закончил полностью с автоматикой на новой печи и лёг до съёма поспать у себя в мастерской на лавочке. Просил на съём разбудить. Тоже устал, замаялся, - с сочувствием вздохнул Гузёв. Третьи сутки на заводе не выходя. На съёме в 17 часов отметится и назад сюда. В час ночи опять на съёме отметится и опять сюда. Может разбудить?
- Пусть спит, - тихо произнёс директор. – А автоматика на старой печи как себя зарекомендовала?
- Прекрасно! – засмеялся Гузёв. – Зря вы его тогда ругали. Там же ломаться кроме термопары нечему. Всё на удивление просто и надёжно.
- А термопара если выйдет из строя? Что тогда? – вопросительно посмотрел директор на Гузёва.
*************************************************************** (Стр. 742.)
- Не знаю, - пожал плечами Гузёв. – Пока такого за семь месяцев не случалось. Там их две. Одна выйдет из строя – загорится на пульте красный глазок. Две – загорится второй красный, причём, мигающий глазок. Тогда требуется переходить на ручное управление. Тут нас другая беда, Виктор Александрович, поджидает. Через двадцать пять дней Санёк освобождается. Замену надо искать. Либо сюда его на работу вольнонаёмным брать. У завода же есть возможность поселить его в общежитии.
- Мы этот вопрос перед УИТУ и УВД затрагивали, - тяжко вздохнув, отмахнулся жестом кистью руки директор. – Бесполезно! Там категорически против. Наш кирпичный завод они считают особо охраняемым режимным объектом и по их инструкциям-конструкциям работать на нём судимым в качестве вольнонаёмных запрещено. Обещают найти замену.
Гузёв покачал головой: - Вряд ли, Виктор Александрович. Такого специалиста широкого профиля и, главное, кругозора, им не удастся разыскать. А с горелками учёных - из дерьма печёных, что делать? Куда их? Целая куча. Полторы тонны! Ну и дебилы! В наших, вместе взятых, 30 – 40 килограмм. Не больше. Санька они боялись и стороной обходили. В спор старались не вступать. Особенно когда мы были вместе. Я любил этих недоучек знаете как подрезать? Говорил им… Стоп! Вы что? Неужели такие простые вещи не знаете? В какой вы школе, в таком случае, учились? Какие отметки по физике, химии и математике имели? Как удалось в технический институт поступить и как умудрились, ничего не соображая, в изобретатели пролезть?
*************************************************************** (Стр. 743.)
- Слышал как-то, - улыбнулся директор. – Однако такое поведение считаю неправильным. Нельзя в споре на личности переходить.
- Можно и нужно, если спор они ведут нечестно, неуважительно! – убеждённо произнёс Гузёв. – Вы же видели: слушать не хотели и пытались постоянно и вам и нам лапшу на уши вешать. У меня старший брат кандидат наук. К нему часто в гости друзья с работы приходят. Разговоры всякие ведут. Выпьют: тупость свою не скрывают. Начинают такое рассказывать – самим потешно. Друг над другом смеются. Правильно сделали, что пропёрли с завода. Восемь месяцев воду у нас мутили и в ступе толкли. Втюхать свои экскременты нам на завтрак, обед и ужин хотели. Думали, что на кирпичном заводе, «лохи» работают. А вы говорите на личность нельзя переходить. Разве это личности? Ни грамму порядочности.
Директор встал, подошёл к приборам и посмотрел на температуру в печи.
- Девятьсот восемьдесят два градуса, - произнёс он вслух. – Осталось сто восемнадцать.
Гузёв, взглянув на часы, тоже встал: - Пора проталкивать в старой печи состав. Предпоследнюю, тринадцатую, буду закатывать вагонку. Гузёв вышел из дежурной комнаты. Следом вышел директор.
*************************************************************** (Стр. 744.)
В пять часов вечера директор опять зашёл в дежурную комнату обжигальщиков.
- В печи 1005 градусов! – доложил Иванов улыбаясь.
Директор посмотрел по приборами и тяжело вздохнул: - Ещё девяносто пять градусов не хватает. Почему-то тревожно на душе. Неужели это предел? Слава, - перевёл он взгляд на обжигальщика второй смены Давлетмуратова. – Как ты считаешь?
- Тут считать нечего, - спокойно, с оттенком недоумения ответил Слава Давлетмуратов. – Посмотрите на манометр. Давление газа на нём ноль и семь десятых. Если я сейчас прибавлю подачу газа к горелкам до единицы, температура в печи подпрыгнет не то что до 1100. а и до 1200 градусов.
Директор берёт в руки график разогрева печи и с задумчивым видом читает: - В 18 часов – 1020 градусов. В 19 часов – 1035. В 20часов – 1050. В 21 час – 1066. В 22 часа – 1082. В 23 часа – 1097. И в 23 часа 15 минут – 1100 градусов. Посчитав время, он тяжело вздыхает, ложит график на стол, встаёт и уходит.
В семь часов вечера в обжиговый цех пришёл Юрченко. Чуть позже Сердюков, Епанешников и к 10 часам из дома возвратился директор.
*************************************************************** (Стр. 745.)
- Тысяча семьдесят девять градусов в печи, - доложил ему Иванов, улыбаясь. – Без одного градуса нижний технологически допустимый предел обжига.
Директор подошёл к приборам, посмотрел их показания.
- 1080 градусов. Это уже кое-что, - повеселел он. – Осталось 20.
- В таком случае не 20, а 30, - засмеялся Иванов. – Потому что автоматическая система горения рассчитана на работу в диапазоне температур от 1090 до 1110 градусов.
- Пойдёмте посмотрим как горелки и камеры сгорания себя чувствуют? – предложил директор.
- Александр Сергеевич. Принеси пирометр, - попросил Иванова Юрченко. – Я по нему попробую вычертить температурную кривую по всем позициям в печи, где стоят горелки. В нём батарейка не села? Он нормально работает?
- Нормально! – кивнул головой Иванов. – Сейчас принесу. Вы только тогда, Дмитрий Иванович, проведите на чистом листе две линии и проставьте номера позиций, чтобы зафиксировать результаты.
Иванов принёс из своей мастерской пирометр, лист картонки, карандаш и они все пошли к печам.
*************************************************************** (Стр. 746.)
Подойдя к горелкам, Епанешников, не сдержавшись, во всеуслышание с восхищением произнёс: - Сейчас с такими аккуратными и элегантными горелками на печь стало приятнее смотреть. Не то что с былыми каракатицами. Всё так просто, изящно, удобно.
Обойдя одну сторону печи, отметив на картонке показания пирометра, они перешли на другую сторону. Внезапно Епанешников остановился, вернулся к горелкам, которые прошли, заглянул в глазок одной, второй, третьей…
- Александр Сергеевич! – обратился он к Иванову. – А что ты на горелках крылышки не поставил? Будешь ещё раз снимать горелки и крылышки к ним приваривать?
- Нет, уважаемый Александр Фёдорович! – засмеялся Иванов. – Крылышек я никаких ставить не буду. Это окончательный вариант.
- А утверждены они с крылышками или без? – озадаченно смотрит Епанешников на Иванова, смутно догадываясь об их предназначении.
- Без крылышек! – весело улыбнулся Иванов. – Кстати. Когда приезжавший с ВАЗа Ким спросил меня: почему образец с крылышками, а на чертежах и в расчётах о крылышках даже намёка нет, я честно признался ему, что крылышки – это камуфляж для придания горелке солидности и технической зрелости. Иначе покажи начальству лишь простую голую трубочку, она уважения и доверия к горелке не прибавит. Наоборот, убавит.
*************************************************************** (Стр. 747.)
- И что сказал Ким? – удивлённо спросил директор.
- Он похлопал одобрительно меня по плечу, - засмеялся Иванов и произнёс всего одно слово: - Молодец!
- Значит на обман пошёл, - качая головой, улыбнулся директор.
- Нет, Виктор Александрович. Это не обман! – весело усмехнулся, оправдываясь, Иванов. – Будь у нас суд присяжных, они бы мои действия, с учётом всех обстоятельств, признали бы не обманом, а проявлением гибкости ума.
Епанешников, не выдержав, рассмеялся: - Надо же. И меня на камуфляже провёл. Клюнул, стреляный воробей, на мякину!
Иванов отрицательно покачал головой: - Вы, Александр Фёдорович, клюнули не на камуфляж, а на хорошее качество факела, на простоту и компактность горелки. Специалист это сразу чувствует, интуитивно. Всё остальное либо усиливает эффект восприятия, либо ослабляет. Вот и пришлось сей психологический фактор брать во внимание.
Пройдя все горелки печи и оставшись довольными результатом их осмотра, вся директорская команда вернулась в дежурную комнату обжигальщиков.
*************************************************************** (Стр. 748.)
- Температура в новой печи достигла 1094 градуса! – доложил директору Слава Давлетмуратов.
Директор посмотрел температуру в печи по приборам и со сдержанной улыбкой повернулся к Иванову: - Что дальше будем делать, профессор?
- Вам решать, - засмеявшись, пожал неопределённо плечами Иванов. – Мой лично совет: давайте, для накопления опыта, рискнём, начнём, как придёт третья смена, с интервалом в 34 минуты сажать и проталкивать вагонки в старую и новую печь… Если, конечно, садка, выгрузка и плац не захлебнётся. Сажать, выгружать и отгружать двадцать восемь вагонок в смену, восемьдесят четыре вагонки в сутки не просто. С двадцатью в прошлое лето захлёбывались. Еле-еле справлялись. А на двадцать восемь… Да по-старинке работая… Энтузиазма хватит на двое – трое суток. Не больше! Возьмите даже такой момент. Сейчас заключённым на садке, обжиге, выгрузке и отгрузке придётся вкалывать в два раза интенсивнее. Практически без перекуров. А что они взамен получат? Реального, ощутимого почти ничего. Всё по высчитывают. Вы хотя бы ради эксперимента за каждые двадцать восемь посаженных и выгруженных в течении смены вагонок попробуйте их сигаретами и чаем поощрять. Именно за каждую смену, а не по итогам недели. Потом более определитесь с оплатой труда и системой поощрения.
Директор подошёл к приборам, посмотрел температуру в печи, обвёл взглядом Епанешникова, Сердюкова, Юрченко и, кивнув им в сторону выхода головой, сделал шаг к двери: - Идёмте ко мне в кабинет. 1096 градусов. Пока дойдём будет 1100. Звонить своему начальнику надо. За день два раза интересовался как дела с печью. Просил: ночь - не ночь, как только температура в печи достигнет 1100 градусов, сообщить ему. В 23.20 будет ждать звонка. К началу третьей смены мы вернёмся.
*************************************************************** (Стр. 749.)
Через десять минут директор позвонил в дежурную комнату обжигальщиков.
- Сколько градусов в новой печи? – спросил он у Славы Давлетмуратова.
- Сейчас скажу, - ответил Слава и, посмотрев температуру по приборам, доложил: - 1101.
- Спасибо! – поблагодарил директор и положил трубку.
3. Диалектика успеха: два шага вперёд, осмотрись и шаг назад.
В 23 часа 50 минут пришёл обжигальщик третьей смены. Поздоровавшись с ним, Иванов протянул ему листок: - Режим толкания вагонок в новую печь, Коля. Сегодня тебе предстоит тяжёлая ночь. На заводе всё начальство. Будут пробовать сажать двадцать восемь вагонок. По четырнадцать в каждую печь. Я тоже остаюсь на третью смену. Обе печи на автоматике. Твоя задача ровно через каждые 34 минуты осуществлять поочерёдно, начиная с новой печи, проталкивание посаженных вагонок.
- Не посадят они столько, - отрицательно качнул головой Коля. – Самое многое: двадцать – двадцать две вагонки.
- Я тоже так считаю, - согласился Иванов. – Но это не наши проблемы. Если не будут успевать с садкой, в любом случае в новую печь проталкивай четырнадцать вагонок, а в старую – сколько посадят. Первую вагонку сажаем ровно в ноль-ноль часов.
Когда Иванов и обжигальщик Коля вышли к входным воротам печей, директор и его команда были на садке: о чём-то разговаривали с садчиками, выгрузчиками, бригадиром и мастером смены.
*************************************************************** (Стр. 750.)
- Виктор Александрович! – подошёл Иванов к директору… и непроизвольно повёл носом, почувствовав от директорской компании запах спиртного. – Начинаем толкать. В новую печь будем проталкивать с интервалом в 34 минуты четырнадцать вагонок в смену. В старую - по ситуации.
- Обещают посадить двадцать восемь, - улыбнулся директор.
- Дай Бог! – усмехнулся Иванов. – Значит протолкнём и в старую печь четырнадцать вагонок. Главное, чтобы сажали не абы как. Без спешки. Иначе развалятся в печи. И футеровку вагонок не забывали ремонтировать… Иванов поворачивается к печам и машет рукой обжигальщику: - Коля! Поехали!
В два часа ночи в дежурную комнату обжигальщиков зашёл Сердюков.
- Саша! – обратился он к Иванову, протягивая пачку чая и кулёк конфет. – Чай крепкий завари. Мы минут через десять – пятнадцать придём. И вот ещё что: мы тебе килограмм пряников купили. На полке в мастерской у себя найдёшь. Ешь на здоровье.
- Спасибо! – поблагодарил Иванов. – А пить из чего чай будете? У меня только два стакана.
- Я из банки, - засмеялся Сердюков. – Не впервой, сам знаешь. А директор и Юрченко из стаканов. Епанешникова домой отпустили.
- Хорошо, Николай Васильевич. Приходите!
*************************************************************** (Стр. 751.)
Директор, Сердюков и Юрченко пришли чай пить через 20 минут. Следом зашёл обжигальщик Коля.
- Сколько протолкнули вагонок? – интересуется у него директор, проверяя по приборам температуру в обоих печах.
- По пять в каждую печь с интервалом по 34 минуты из расчёта двадцать восемь вагонок, - проинформировал обжигальщик Коля.
- Значит пока всё нормально, - с довольным видом сел к столу директор. – Температура 1095 градусов на новой печи и 1100 на старой.
Сердюков разливает по стаканам чай, оставляя себе третью часть в банке, и высыпает на стол из кулька конфеты.
- Пряники не забыл Александру Сергеевичу занести? – разворачивая конфету, спросил его директор.
- Отдал! – кивнул головой Сердюков. – Тоже, бедняга, четвёртые сутки на заводе.
- А где он сейчас? – сделав глоток чая, переводит взгляд директор на обжигальщика.
- На вытяжку пошёл, - ответил Коля. – Посмотреть сколько вагонок с рыжими пятнами на кирпичах в печи осталось. Сейчас придёт.
*************************************************************** (Стр. 752.)
На пульте управления что-то защёлкало. Одни сигнальные глазки погасли. Другие зажглись. Директор настороженно посмотрел на светящиеся глазки и манометры.
- Автоматика сработала, - пояснил Коля. На новой печи к горелкам увеличилась подача газа с ноль целых двух десятых до единицы. Так как температура упала до 1090 градусов. А на старой печи вот-вот должна наоборот уменьшиться подача газа к горелкам. Там температура близка к верхнему пределу в 1120 градусов.
- А если автоматика выйдет из строя, - о чём-то задумавшись с грустью спросил директор. – Опять начнёте регулировать температуру по-старинке краниками?
- По старинке не будем, - отрицательно качнул головой Коля. – Краниками удержать технологически правильную температурную кривую в печи по всем позициям очень сложно. Особенно когда режимы толкания не стабильны. Она у нас всегда была плюс-минус 200 градусов. Мы главным образом стремились всегда контролировать и удерживать лишь вершину в 1100 градусов. Теперь диметры отверстий в соплах горелок таковы, что даже без автоматики, убавляя и прибавляя давление подачи газа регулятором, легко поддерживать необходимую температурную кривую вручную, тумблером, не выходя отсюда из дежурки.
На пульте управления опять что-то защёлкало. Одни сигнальные глазки погасли, другие загорелись.
*************************************************************** (Стр. 753.)
- На старой печи температура дошла до верхнего предела, - пояснил Коля. – И подача газа уменьшилась как показывает манометр с единицы до ноль целых двух десятых.
В дежурную комнату обжигальщиков вошёл Иванов.
- Что нового, Александр Сергеевич? Рассказывай, - улыбнулся директор.
- В новой печи осталось одиннадцать вагонок с рыжим подплавленным кирпичом, - вздохнул Иванов. – На утро, к приходу первой смены, останется две. И пойдёт кирпич нормальный. Но плацу у выгрузчиков затор получается. Необходимо все стоящие там вагонки разгрузить подряд, не разбирая на свои и чужие, рыжие – не рыжие. Эстакада, естественно, окажется вся заставлена поддонами с кирпичом. Уже с этим проблемы. Ставили как попало, не думая. Надо будет выделить двух крепких мужиков в качестве стропальщиков, а мне лезть на кран и поддонов тридцать с эстакады убрать.
Коля посмотрел на часы и повернулся к Иванову: - Без десяти три. Пойду по шестой вагонке в печи проталкивать.
Директор, начальник производства и главный технолог вышли за ним.
- Николай Васильевич! – крикнул Сердюкову вдогонку Иванов. – Про двух стропальщиков не забудьте. Иначе выгрузка встанет.
Иванов встречал рассвет на башенном кране. Восход Солнца его очаровал. Почти шесть лет он не видел подобного красочного впечатляющего зрелища. Остро захотелось на свободу, на природу, в степь, к озеру, к реке.
*************************************************************** (Стр. 754.)
К шести часам утра, сняв с эстакады тридцать поддонов с кирпичом, Иванов слез с крана и разбитой усталой походкой направился в обжиговый цех. В дежурной комнате обжигальщиков, кроме дремавшего на стуле, притулившись к углу, главного технолога Юрченко, никого не было. Взглянув в журнал учёта, где были отмечены протолкнутые двадцать две вагонки, Иванов посмотрел на пульт автоматического управления, проверил по приборам температурные кривые в печах и пошёл на садку. Там во всю кипела работа.
- двадцать две вагонки протолкнули. двадцать посадили. Ещё восемь осталось посадить и шесть протолкнуть, - улыбнулся Сердюков. – Иди, Саша, ещё завари нам, пожалуйста, крепкого чая. Глаза слипаются, сонливость, вялость. А на выгрузке всё нормально?
- Пока, да! – кивнул головой Иванов. – Но впредь необходимо в ночную смену вагонки с кирпичом сразу подгонять к началу эстакады и выгружать ставя поддоны плотнее друг к другу.
- С садкой тоже путаница получается, - вздохнул Сердюков. – Садчики задних вагонок мешают садчикам передних.
- Она и раньше такая катавасия была, - усмехнулся Иванов. – Никто просто на это не обращал пристального внимания. Не подпирало из-за низкой производительности труда. Теперь подпирает и стало тормозом. Чтобы отладить режим работы по графику двадцать восемь вагонок в смену, многое надо по-иному организовывать, менять, продумывать. Действовать по-старинке не получится Запала, подобно нынешнему, надолго не хватит. От силы на два – три дня. Не больше. Интересно, что вы садчикам и выгрузчикам посулили, что они так рьяно «пашут»?
*************************************************************** (Стр. 755.)
- Каждому по 50 граммовой пачке чая, - улыбнулся Сердюков. – Если посадят и выгрузят двадцать восемь вагонок. Сто рублей решили выделить в порядке эксперимента на все три смены в течение трёх суток. Нам важно посмотреть слабые стороны в организации труда и найти решения по ликвидации узких мест.
- Плохо, конечно, что мы привыкли проводить эксперименты на живых людях, - вздохнул Иванов. – Однако, слава Богу, что этот эксперимент проводите вы, а не лагерное начальство. У ментов все эксперименты замешаны на репрессиях с пряником на витрине. Они бы знаете каким путём пошли, чтобы добиться садки и выгрузки двадцать восемь вагонок? Лишали ларьком, свиданиями с близкими родственниками, штрафным изолятором с пониженным питанием. Правда, победа была бы недолгой и очень затратной в долгосрочной перспективе для общества, если не лукавить с цифрами и подсчётами. Во сколько чай придёте пить?
- Вот эти две протолкнут, - показывает рукой Сердюков на готовые вагонки. – Вместо них сюда перекатят другие готовые. На освободившиеся места загонят четыре пустых вагонки и начнут сажать их, сразу же придём. Минут через двадцать, наверное.
- Хорошо! – кивнул головой Иванов. – Приходите.
Около дежурной комнаты обжигальщиков Иванов увидел стоявшего в нерешительности Колю.
- Что случилось? – встревожился Иванов.
-*************************************************************** (Стр. 756.)
Юрченко спит, - шёпотом произнёс Коля. – Не хочу мешать.
- Идём ко мне в мастерскую. Блатная работёнка для тебя имеется, - засмеялся Иванов. – Пряники перебирать!
В мастерской Иванов протянул куль пряников Коле: - Раздели на четыре равные доли: мне, Гузёву, Славе и себе. А я чай заварю для начальства.
Коля разделил пряники на четыре кучки и вопросительно взглянул на Иванова: - По шесть пряников на каждого получилось. А один придётся на четыре части резать.
- Ничего не надо резать, - махнул рукой Иванов. – Заворачивай в газету шесть Гузёву, шесть Славе, шесть мне и семь забирай себе за работу. Давай чаю налью. С пряниками попьёшь.
Иванов налил в банку Коле чай: - Пей. Пойду осторожно в дежурку зайду. Время посмотрю.
- Шесть часов пятнадцать минут, - вернувшись в мастерскую сообщил он Коле. – Пора толкать.
Коля сунул в карман оставшиеся четыре пряника и пошёл на садку. Иванов укутал синим халатом чай, убрал со стола всё лишнее, протёр его чистой тряпкой, поставил рядом с заваренным чаем два стакана, положил кулёчек конфет и тоже подался на садку.
-*************************************************************** (Стр. 757.)
В шесть часов тридцать пять минут четыре пустых вагонки загнали на садку и садчики приступили к укладке на них кирпича.
- Всё, Николай Васильевич! Пошли пить чай, - позвал директор начальника производства.
- Чай в мастерской укутан у меня на столе, - предупредил Иванов. – Там же стаканы и конфеты. Юрченко в дежурке обжигальщиков сидя спит. Не стал тревожить.
- Пусть спит, - согласился директор. – Впереди день будет не легче.
Прежде чем зайти в мастерскую, директор прошёл тихо в дежурную комнату обжигальщиков, посмотрел по приборам температуру в печах, взглянул на спящего главного технолога и так же тихо вышел.
Сердюков налил в стаканы чай. Иванов достал из ящика свои шесть пряников.
- Подкрепитесь, - улыбнулся он. – Целые сутки на ногах. И впереди неизвестность.
- А что сам чай не пьёшь? – спросил директор.
- Во-первых, я недавно пил, - соврал Иванов. - А во-вторых, такой крепкий не пью.
- Знаю, - улыбнулся директор. – Давно заметил. По зубам. Таких ослепительно белых, как у тебя, ни у одного здесь осужденного не видел.
-*************************************************************** (Стр. 758.)
- Раньше, до 1970 года, когда чай запрещали пить, и у других заключённых зубы белые были, - засмеялся Иванов. – Тогда крепкий чай, точнее «чифир», варили и пили единицы. Варили и пили нелегально, по тёмным углам, чтобы в штрафной изолятор не попасть. Многие, из непьющих, возмущались подобным запретом. Считали, что надо разрешить пить крепкий чай легально и пить эту «гадость», наоборот, никто не будет. Ибо, якобы, запретный плод всегда сладкий. В 1970 году разрешили. К 1971 году восемьдесят пять процентов заключённых пристрастились к крепкому чаю. К 1972 году «чифир» пили девяносто пять процентов заключённых. К 1974 году – девяносто девять. На нашей зоне, численностью 1200 человек, я знаю лишь пятерых не «чифирящих». И то с натяжкой. Потому что всё равно пусть не «чифир», но, один чёрт, пьют крепкий, так называемый «купеческий» чай. Такой, как вы сегодня.
- А «чифир» пить вредно? – допив чай и поставив стакан на стол, спросил директор.
- Не знаю, - пожал плечами Иванов и, хитро улыбнувшись, добавил: - А вы у Николая Васильевича поинтересуйтесь. Он лучше знает. У него, по-моему, года три стаж «чифириста».
- Больше! – смеётся Сердюков. – Лет семь. Как здесь работать стал. Впрочем, какой я «чифирист? Всего несколько глотков. Треть стакана. И то, когда приходится до ночи либо в ночь оставаться. Настоящий «чифирист» пьёт сверхкрепкий чай обязательно натощак, пять раз: утром, в обед, в конце рабочего дня, вечером и на ночь глядя перед сном. В день по пачке чая весом 50 грамм. За месяц – полтора килограмма.
-*************************************************************** (Стр. 759.)
- А зачем пить перед сном? – не понимая, вопросительно смотрит директор на Иванова. – Не заснёшь же.
- Настоящий «чифирист», - улыбнулся Иванов, - легко заснёт. А вот если не выпьет «чифира», ему, наоборот, труднее будет заснуть. Есть ещё одна очень заметная особенность присущая «чифиристу». Когда нет чая, он ходит подавленный, молчаливый, с плохим настроением, вялый, с потухшими глазами. Однако после двух-трёх глотков быстро преображается: глаза блестят, становится активный, подвижный, язык тарахтит – не остановишь! «Чифир», скорее всего, вреден для здоровья. Но без «чифира» жить в непростых тюремных условиях для здоровья намного вреднее. Именно поэтому девяносто девять процентов заключённых «чифирят». Кажущаяся глупость на самом деле разумный бессознательный защитный шаг организма, выбравший из двух зол меньшее.
- А ты почему в таком случае не «чифиришь»? – задал вопрос директор.
- Не знаю, - пожал плечами Иванов. – Не тянет. Творческий настрой, видимо, хорошо подзаряжает.
Директор взглянул на часы и встал: - Идём, Николай Васильевич. Время семь ноль пять. Посмотрим как дела на садке, выгрузке, формовке. Юрченко разбудим: пусть чай бригадиру отдаст. Температуру в печах проверим. Нам надо с садчиками и выгрузчиками первой смены поговорить: нацелить их на двадцать восемь вагонок. В восемь ноль-ноль – звонить управляющему. Затем планёрка. После планёрки домой поедешь. В ночь с третьей сменой выйдешь. Юрченко во вторую смену. А ты, Александр Сергеевич, пойдёшь в зону отдыхать или останешься?
-*************************************************************** (Стр. 760.)
- Останусь, - кивнул головой Иванов. – Отмечусь на съёме и лягу до обеда здесь спать на лавочке. В случае чего, Толя Гузёв разбудит.
Около двери директор задержался, всматриваясь в висевшую на стене квадратную картонку обведённую красной рамочкой: - А это что? Дембельский календарик, Александр Сергеевич?
- Он самый, - засмеялся Иванов. – отмечаю сколько осталось дней до свободы. Зачеркну очередное число и на душе легче.
- Не похоже, - качнул головой директор. – Последний раз ты зачеркнул клеточку почти неделю назад: 28 мая. Выходит не очень тянет на свободу.
- Тянет! – улыбнулся Иванов. – Некогда было. Хотя между вашей свободой и моей несвободой не очень существенная разница.
- В чём-то, да! – вздохнул директор и вышел. Следом вышел Сердюков.
Иванов ручкой зачеркнул крестиком пять клеточек на календарике, пересчитал сколько дней осталось до свободы, задумчиво улыбнулся, убрал со стола четыре пряника, сполоснул и спрятал пустые стаканы, выкинул в мусорную корзину фантики от конфет, вытер стол и, закрыв мастерскую, направился на вытяжку взглянуть какого качества выходит из печей кирпич.
В 12 часов дня Иванова разбудил Гузёв: - Санёк, вставай! На обед сходи!
- Не хочу. Посплю, - открыл и закрыл глаза Иванов.
*************************************************************** (Стр. 761.) - Иди, иди! – вновь потряс его за плечо Гузёв. – А то на свободе люди шарахаться от твоей худобы будут. Таня сегодня Алине рассказывала, что утром, увидев тебя на садке, не узнала. Говорит: чёрный, осунувшийся, кожа да кости.
- Толя. Не мешай. Спать хочу, - попытался перевернуться на другой бок Иванов, но ноги съехали с лавочки.
- Вставай, вставай! – тормошит, не отставая, Гузёв. – Всё равно идти надо. Отметиться по карточке. Ты же не в зоне, а на заводе.
Иванов нехотя, через силу, встал: - Сколько, Толя, время?
- Десять минут первого. Идём! – потянул он Иванова за рукав.
- С температурой всё нормально? – замкнув мастерскую спросил Иванов. – Сколько вагонок протолкнули?
- Всё нормально, Санёк! – улыбнулся Гузёв. – По семь в каждую печь. Кирпич выходит без пятен. Хорошего качества. Директор доволен.
Пообедав и посмотрев на вытяжке качество выходящего из печей обожжённого кирпича, Иванов опять лёг спать в своей мастерской на лавочке. Проспал до съёма: до 16.30. Хотелось поспать и подольше, но надо было идти отмечаться.
Во вторую и третью смены также удалось посадить и протолкнуть через печи по двадцать восемь вагонок. Однако формовка от садки явно отставала. В смену вместо требуемых тридцать тысяч кирпича формовали в среднем двадцать пять тысяч. Директора такая не состыковка расстраивала.
*************************************************************** (Стр. 762.)
- Виктор Александрович. На три экспериментальных дня кирпича хватит, - успокаивал его Иванов. – Потом притормозимся. Станем сажать столько, сколько сформуют. Всё равно необходимо после такого мощного рывка перейти с бега на шаг: отдышаться, оглядеться, проанализировать ситуацию, устранить выявленные нежелательные моменты, сделать выводы на будущее. Надо всегда действовать по принципу: два шага вперёд, затем обязательно шаг назад. Иначе больше потеряем. Слишком много «тонких» мест.
Глава тридцать первая.
До свободы 20 дней!
1. Где тонко, там и рвётся.
С четверга, 6-го июня из-за нехватки кирпича-сырца в обжиговые печи пришлось толкать не по двадцать восемь вагонок в смену, а по двадцать четыре.
- Надо на недельку поставить опытного специалиста около пресса, - посоветовал директору и начальнику производства Иванов. – Чтобы он мог точно зафиксировать по каким причинам чаще всего простаивает пресс и свести их к минимуму. Не дело, конечно, при производительности пресса пять тысяч кирпича в час, а значит сорок тысяч в смену, прессовать по три тысячи кирпича в час, то есть по двадцать пять тысяч в смену. В частности, обратите внимание вот на что. Каждую пересменку пресс простаивает двадцать – тридцать минут. За три смены – это почти полтора часа потерь. Часто из-за неопытности либо халатности прессовщика происходят запрессовки. Тоже за три смены полтора часа набегает. В итоге долой двенадцать – четырнадцать тысяч кирпича. Как раз тех, которых не хватает. Прибавьте сюда простои пресса по тридцать минут во время обеда, двадцать минут во время ужина. Перекуры, туалеты. Не считая возможных технических неисправностей. Практически в сутки пресс работает пятнадцать часов. Девять часов простаивает. При поломках ситуация ещё хуже. Словом резервы есть. Из девяти часов три часа можно и нужно дать возможность прессу не простаивать.
*************************************************************** (Стр. 763.)
В этот же день после обеденного перерыва к обжигальщикам в дежурную комнату позвонил директор. Гузёв поднял телефонную трубку. Татьяна и Алина притихли.
- Обжигальщик Гузёв слушает, - степенно произнёс он.
- Морозов говорит, - послышался голос директора из трубки. – Сколько вагонок протолкнули?
- Пока восемнадцать, - доложил Гузёв. – через пятнадцать минут начнём проталкивать девятнадцатую и двадцатую из расчёта по двенадцать вагонок за смену в каждую печь.
- Чай за трое суток вы полностью за обжиг получили? – спросил директор.
- Мы-то полностью. А вот Санёк не полностью! – полушутя-полусерьёзно ответил Гузёв. – Нам за три смены три пачки дали каждому. А ему три пачки за девять смен.
- Ладно. Разберусь! – весело пообещал директор. - Отметим. Но не чаем. Он всё равно его не пьёт.
- Желательно чаем, Виктор Александрович, - засмеялся Гузёв. – Он через двадцать дней освобождается. А у нас традиция такая: кто освобождается заваривает ведро, а бывает и два ведра «чифира». И весь отряд, кто желает, пьёт.
- Понятно, - засмеялся директор. – А где сейчас наш профессор?
*************************************************************** (Стр. 764.)
- У себя в мастерской. Какие-то схемы чертит. Позвать? – с готовностью откликнулся Гузёв.
- Позови! – попросил директор. – Новость хорошую ему сообщу.
Гузёв быстро вышел и также быстро с Ивановым вернулся.
Увидев Алину, Иванов смущенно поздоровался с ней и, слегка покраснев, стесняясь своего похудевшего изнурённого вида, пытаясь как-то спрятаться, отгородиться от неё, взял телефонную трубку в левую руку: - Виктор Александрович. Аланов у телефона.
- Ким с ВАЗа звонил, - сообщил директор. – Спрашивал как у нас дела. Просил поздравить тебя с успехом. Из Самары тоже приятная новость. Управляющий трестом дал указание подготовить проект приказа о твоём персональном поощрении.
- Меня незачем поощрять, - усмехнулся Иванов. – Тем более, как я понял, Похвальной Грамотой. Мне она ничего не даёт. Лучше пусть Гузёва поощрят персонально. Ему скоро можно будет по закону добиваться своего условно-досрочного освобождения. Может повезёт? На полтора года раньше освободится.
- Я вас вдвоём включу. Не волнуйся! – успокаивающе заверил директор. – Тебя на денежную премию. Гузёва – на Похвальную Грамоту. А чая сколько пачек ты получил?
- Три. Как и все. А что? – насторожился Иванов и, внимательно взглянув на подозрительно улыбающегося Гузёв, погрозил ему кулаком.
*************************************************************** (Стр. 765.)
- А почему не девять? Почему ничего не сказал? – с упрёком прозвучал голос директора. – Ты же три дня по три смены на заводе работал.
- Ясно. Гузёв пожаловался… Есть такая, Виктор Александрович, фронтовая прибаутка. Что такое сверхнаглость? Это жить в глубоком тылу, спать с женой фронтовика и искать себя в списке награждённых! Неужели я из такой категории? Люди действительно трудились, вкалывали, по двадцать восемь вагонок сажали, проталкивали, обжигали, выгружали. Мне же палец о палец не пришлось ударить. Кроме одного раза, когда потребовалось с эстакады краном поддоны с кирпичом убрать. Поэтому всё правильно. К тому же, вы же знаете моё отношение к чаю. Зачем он мне?
- На «дембельские» проводы! – засмеялся директор. - В день освобождения на прощание ведро «чифира» заварить разве не надо?
- Не надо! – засмеялся Иванов. – На это дело килограмм чая у меня с середины мая подготовлен. Заранее.
- Значит купим два килограмма пряников, - твёрдо произнёс директор. – А то высох. Договор дороже денег. Они честно тобой заработаны. Ты одним своим присутствием действовал и на меня, и на Сердюкова, Юрченко, Епанешникова успокаивающе. Иметь в трудных ситуациях в одном лице сварщика, электрика, киповца, крановщика, слесаря-газовщика, а главное добросовестного человека, на которого можно с уверенностью положиться – многое стоит. Ты во вторую смену остаёшься?
- Остаюсь, Виктор Александрович, - вздохнул Иванов. – Техническую документацию в порядок привожу. На каждую горелку паспорт составляю, указываю характеристику, размеры проставляю. Особое внимание диаметрам сопел уделяю. Работы минимум на неделю. Тридцать шесть горелок как-никак на новой печи. По ним же придётся потом делать горелки на вторую печь.
*************************************************************** (Стр. 766.)
- Ладно, Александр Сергеевич, работай. Что касается пряников, то их тебе сегодня принесут. Директор положил трубку. Иванов тоже положил трубку и, не повернувшись, не взглянув на Алину, быстро покинул дежурную комнату обжигальщиков.
- Видел каким он стал? – взглянув на Алину, кивнула головой Татьяна вслед ушедшему Иванову.
Алина промолчала. Она была потрясена. Всего прошло две недели, а её любимого Сашеньку не узнать. Действительно, кожа да кости.
- Мало спал все последние дни Санёк, заступился за него Гузёв. – Почти ничего не ел. На печах – плюс 60. Пекло! Между печами – плюс за 40. Жара! Работал на износ. Переживал сильно. Это он снаружи кажется спокойным, выдержанным, уравновешенным. На самом деле внутри него постоянно скрытно, от всех тайком бурлит огненная масса страстей, которые ему удаётся удерживать благодаря огромной силы воли. Гузёв посмотрел на часы: - Без двадцати минут три. Пора вагонки проталкивать. Пойду.
Иванов в это время закрывшись в мастерской, разглядывая своё лицо в кусочек зеркала, ругал себя: - Попал! Идиот! Не подстриженный. Волос торчит, худой, щёки впали, глаза впали. Шея тонкая стала, как у гусёнка. Одежда мятая. Хорошо хоть побритый и мытый. Не знал, что она там. Не догадался дурень, заработался. Розами же пахло. Зачем попёрся. Толик сказал бы, что не нашёл меня и точка. Стыдобище! Здоровому, умному парню в двадцать девять лет так позорно выглядеть… Завтра надо аккуратно постричься. До свободы двадцать дней. Не дело чёртом ходить. За день до освобождения можно ещё раз постричься.
*************************************************************** (Стр. 767.)
Походив по мастерской и успокоившись, он сел за стол, склонился над чертежом и продолжил прерванную работу.
Алина на поведение Иванова не обиделась. Она понимала его гордый, самолюбивый и одновременно застенчиво-стеснительный характер. Ей захотелось к нему прижаться, сказать, что он для неё пусть помятый, лохматый, изнурённый, худой – всё тот же дорогой любимый Сашенька. И готова каждый день, чтобы быстрее поправился, приносить котлеты, яйца, сыр. У неё даже возникли смелые намерения зайти к нему в мастерскую. Но не получилось: дверь оказалась закрыта изнутри. Татьяна была рядом. Гузёв постоянно вился около неё. С пятницы, 7-го июня Иванов стал выходить на работу во вторую смену. На вопрос Алины: почему Аланов решил перейти в вечернюю смену, Гузёв сказал ей, что вторая смена самая спокойная. И в зоне меньше нервотрёпок из-за ранних подъёмов, дурацких физзарядок, проверок, политзанятий. И на работе чувствуешь себя проще, комфортнее. Меньше начальства, суеты. Никто не мешает, не отвлекает. Алина попыталась поговорить с ним при приходе второй смены на работу. Но не удалось. Всю неделю в конце первой смены, не успев он на заводе появиться, к нему заходили то директор, то начальник производства, то главный технолог. Постоянно присутствовал Гузёв. Решались какие-то вопросы, проблемы. С понедельника, 17 июня Иванов вышел на работу в первую смену. В результате улучшений условий труда на формовке, проведённых структурных изменений в работающих там бригадах, пересмотре порядка приёма и сдачи смен, создания подменных групп, способных при необходимости подменить любого во время перекуров. И благодаря многим другим организационным мерам, простои пресса сократились наполовину. Кирпича стали прессовать от тридцати до тридцати трёх тысяч штук за смену. Параллельно были внесены коррективы в работу садчиков, выгрузчиков, футеровщиков, слесарей-ремонтников, уборщиков цехов и плаца. Всё это в совокупности позволило вновь проталкивать и обжигать в печах по двадцать восемь вагонок за смену.
*************************************************************** (Стр. 768.)
2. Почему пришлось идти на обман Председателя Верховного Совета России?
Зачеркнув крестиком на календарике очередную клеточку и улыбнувшись тому , что до свободы осталось всего-навсего десять дней, Иванов позвал к себе в мастерскую Гузёва.
- Толик! – обратился он к нему. – Увидишь директора, кликни меня. Тебе скоро можно будет подавать заявление с просьбой об условно-досрочном освобождении. Поскольку ты не «активист», сам знаешь: надежд мало, хотя ты не нарушитель. Твой главный козырь: хорошее и добросовестное отношение к общественно-полезному труду, четыре серьёзных рацпредложения, две Похвальные Грамоты, три благодарности и четыре денежных премии. Здесь на зоне такого набора поощрений за хорошую работу не было ни у кого. Если всё воедино и умно в характеристике указать и к ней приложить созвучное ходатайство от дирекции, парткома и профкома о твоём условно-досрочном освобождении, то можно смело обращаться с такими бумагами в Верховный Совет РСФСР. Поверь: ответ оттуда придёт положительный, даже вопреки возражениям администрации колонии. Главное: толково всё изложить. К сожалению, этого кроме меня никто сделать тут не сможет. Мне их надо, пока не поздно, составить. А директору, секретарю парткома и председателю профкома лишь подписи поставить и печати. Учти только вот что. Когда я буду с директором разговаривать – не встревай. Молчи как рыба. Договорились?
- Санёк, договорились! – загорелись глаза у Гузёва. – Директор после планёрки обязательно в дежурку к нам зайдёт. Он с утра звонил. Спрашивал: получили ли мы команду на проталкивание двадцать восемь вагонок?
В одиннадцатом часу дня в дежурную комнату обжигальщиков зашёл директор. Пока директор смотрел по приборам температуру в печах и интересовался по учётному журналу сколько протолкнули вагонок, Гузёв позвал Иванова.
*************************************************************** (Стр. 769.)
- А кто там ещё кроме директора? – спросил Иванов, чего-то опасаясь.
- Никого! Одна Таня. Идём быстрее, - потянул Иванова за рукав Гузёв. – У директора хорошее настроение.
Поздоровавшись, Иванов показал рукой на Гузёва: - Виктор Александрович! У меня к вам маленькая просьба. Родители Толи ездили в Москву с просьбой на имя Председателя Верховного Совета РСФСР Яснова о помиловании либо условно-досрочном освобождении их сына: Гузёва Анатолия Дмитриевича, или же смягчения ему наказания. В Приёмной Верховного Совета им посоветовали приложить к заявлению справку о семейном положении, характеристику как работает на производстве. Как ведёт себя. Ходатайство с места работы. А Комиссия по помилованию запросит копию Приговора Суда и характеристику на Гузёва, мнение администрации ИТУ о целесообразности смягчении ему меры наказания. У Гузёва за шесть отсиженных лет нарушений нет. Но он не «активист» и потому начальство колонии пошлёт в Верховный Совет России серенькую характеристику, ходатайствовать не станет. Так что одна надежда на хорошую производственную характеристику, на ходатайство руководства завода. Как-никак, у Гузёва четыре рацпредложения, две Похвальные Грамоты, три благодарности и четыре денежных премии. Он честно и добросовестно всегда относился и относится к работе. Постоянно стремился лучше наладить дела на заводе. Характеристику и ходатайство мне известно как составить. Я смогу сам текст написать. Лишь бы дирекция завода, партком и профком рассмотрели и, если возражений не последует, поставили подписи и печати.
- А с кем я работать останусь? – улыбнулся директор. – Коль все хорошие кадры распущу.
*************************************************************** (Стр. 770.)
- Наловят менты! – засмеялся Иванов. – Наши законы таковы. Что при желании каждого пятого можно смело сажать. Я когда-то был очевидцем вот какой ситуации. В районном центре Большая Черниговка менты, прокуратура и суд строили для себя хозспособом двухэтажное административное здание с гаражом. При строительстве постоянно не хватало квалифицированных каменщиков, плотников, штукатуров, маляров. Так вот, с ведома начальника областного УВД, местного прокурора и председателя суда хватали под любым мало-мальским пригодным предлогом нужных строителей, сажали их на 15 суток в КПЗ и выводили на строительство ментовки, обещая досрочно освободить, сделав они то-то и то-то. Кстати, эта бессовестная судья меня судила… Чтобы ей, драной козе, на том свете в аду гореть живьём, а меня истопником для осуществления этой процедуры назначили. Стерва! Не люблю несправедливость! К тому же, Виктор Александрович, пока Верховный Совет рассмотрит заявление Гузёва по существу, не меньше полгода пройдёт. К этому времени у Толика право на УДО появится. Там тоже мудрецы ещё те…
- Ладно, - кивнул головой директор, - Сочиняйте. Рассмотрим и подпишем.
- Спасибо, Виктор Александрович! - поблагодарил Гузёв. – А когда замену Саньку дадут? Пора. Надо же подготовить, показать. Через девять дней всё: Санёк освобождается.
- В среду обещают, - вздохнул директор и взглянул на Иванова. – За пять дней сможешь в курс дела его ввести?
*************************************************************** (Стр. 771.)
- Если толковый, трёх дней хватит, - улыбнулся Иванов. - Я же после себя всю техническую документацию и по магнитоуловителю, и по котельной, и по обжиговому цеху в полном порядке оставлю. Включая графики проталкивания в печи вагонок с учётом того, чтобы каждая бригада выгружала только свои посаженные вагонки. Кстати, Виктор Александрович. Плохо у вагонок футеровку ремонтируют. Футеровщик старается, но не успевает. Слишком его труд примитивно организован: глину и воду в вёдрах принеси, лопатой размешай, огнеупорный кирпич принеси… Нельзя из виду это обстоятельство выпускать. Иначе вернётесь к тем временам, когда по три четыре раза в месяц завалы в печах разбирать приходилось.
- Подумаем, - кивнул головой директор и, взглянув на часы, вышел.
- Теперь, Толик, дело за тобой, - засмеялся Иванов. – Лови Юрченко и проси сделать выписки из Приказов по заводу о рацпредложениях, Похвальных Грамотах, благодарностях и денежных премиях… Номера, даты и за что? Желательно сегодня. А то киповца дадут, некогда будет. Пойду черновые тексты набрасывать. Если в конце смены данные принесёшь, останусь во вторую смену и к завтрашнему дню ходатайство и характеристику подготовлю.
Утром 18 июня Иванов позвал Гузёва к себе в мастерскую.
- Читай, - сунул он ему в руки четыре листа бумаги.
*************************************************************** (Стр. 772.)
Гузёв в полголоса, улыбаясь, прочитал ходатайство, потом характеристику и смеясь покачал головой: - Не подпишут! Ты слишком превознёс меня. За такие мои трудовые подвиги я на орден «Трудового Красного Знамени» вправе претендовать.
- А вот такие подпишут? – дал Гузёву прочитать ещё четыре листа Иванов.
Гузёв прочитал и, улыбаясь, кивнул головой: - Такие подпишут.
- Но это один и тот же текст, - засмеялся Иванов. – Буква в букву. Слово в слово. Строчка в строчку! Просто во втором экземпляре часть предложений пропущено. Вместо них оставлены в искусно замаскированном виде пустые пробелы, пустые строчки и отступления. Когда подписи и печати поставят, я аккуратно своей рукой и той же ручкой в эти пробелы впишу недостающие строчки либо слова из первого текста и оба текста станут совершенно одинаковы: буква в букву, слово в слово, строчка в строчку. Это, конечно, формально подлог. Обман высшего органа государственной власти России. Но ведь всё-всё сущая правда. Красиво расписанная правда. Ни капельки вранья. Мы никого не подставляем. И от того моя совесть чиста. Твоя тоже. Разве наша с тобой, Толя, вина, что приходится изощряться, отстаивая свои законные интересы?
- Всё нормально, Санёк! По уму! Здорово! – смеясь закачал головой Гузёв. – Я отдам директору. Потом впишем. Посылать в Москву родители будут. Только напиши ещё текст прошения о смягчении меры наказания от их имени. Они перепишут своей рукой. И мне напиши. Моё тоже прошение потребуется, когда администрации колонии на меня бумаги посылать в Верховный Совет придётся.
*************************************************************** (Стр. 773.)
- Сделаю, Толя! – кивнул головой Иванов. – После обеда сразу. Не откладывая.
19 июня в обжиговый цех вывели нового слесаря КИПиА. Специалистом он оказался толковым. Отлично разбирался в электрических схемах. За три дня Иванов ознакомил его с кругом обязанностей, рассказал и показал как работает и настраивается регулятор подачи газа к горелкам, магнитоуловитель на формовке, автоматика в котельной, автоматика на печах. 22-го июня, в субботу директор передал Гузёву с печатями и подписями ходатайство дирекции, парткома и профкома завода в Верховный Совет РСФСР о смягчении меры наказания Гузёву Анатолию Дмитриевичу и характеристику на него. Иванов, закрывшись один в мастерской, чтобы никто не мешал, аккуратно вписал в свободные места пропущенные предложения и вернул Гузёву все бумаги, включая образец. - Спасибо, Санёк! – прочитав, с восхищением покачал головой Гузёв. – Не придерёшься. Единый текст. Никогда бы не догадался так сделать. Особенно нравятся такие словосочетания, как «авторская разработка создания и внедрения в производство импульсной автоматической системы управления процессом горения семидесяти двумя газовыми горелками в двух тоннельных сто четырёх метровых обжиговых печах общей мощностью сорок миллионов штук облицовочного кирпича в год». Приятно воспринимается сердцем ловко тобой выпяченное и раскрашенное поощрение, связанное «с созданием и внедрением в производство, аэродинамических тепловых отсекающих завес на тоннельных печах». Да и вот эта тоже хороша благодарственная формулировочка о вручении денежной премии «за создание и внедрение в производство автоматической системы слежения, контроля, остановки и блокировки подвижного состава обжиговых вагонок с кирпичом на заданных технологических позициях».
*************************************************************** (Стр. 774.)
Неплохо и весомо звучат также строчки о награждении Похвальной Грамотой «За создание и внедрение в производство инжекционных газовых горелок с более лучшими эксплуатационными качествами». В конце июня матушка на длительное свидание приедет. Я ей отдам и растолкую: как и куда послать. Дома, когда прочтут, родители, а тем более мой учёный – брат, неделю будут ходить зачарованными. Мама духом воспрянет.
3. Последняя стычка с ментами на «зоне».
23-го июня, в воскресенье, Иванов в трусах вышел из обжигового цеха на солнышко позагорать минут десять – пятнадцать. Встав около полураздетых работающих выгрузчиков, он, подставив своё исхудалое лицо и тело жарким солнечным лучам, закрыл в блаженной позе глаза. Неожиданно из-за угла вышли три мента: заместитель начальника колонии капитан Гуляков и два сопровождающих его контролёра войскового наряда. Заметив полураздетых заключённых, они направились к ним. Выгрузчики, увидев их, моментально накинули на себя куртки. Иванов с закрытыми глазами продолжал, не шелохнувшись, стоять.
Менты! Атас! – предупредили его. Но было поздно.
- Почему нарушаете форму одежды? – строго посмотрел на Иванова капитан Гуляков.
- Жара в обжиговом цехе несусветная. Сорок пять градусов. Две печи работают. Вышел на несколько минут свежим воздухом подышать, - спокойно и в то же время с нотками оправдания произнёс Иванов.
*************************************************************** (Стр. 775.)
- Не положено в таком быть виде. Не мной это придумано, - жестко произнёс капитан Гуляков и, взглянув на контролёров войскового наряда, добавил: - Запишите. К тому же неостриженный. И рапорт о допущенных нарушениях осужденным Алановым формы одежды и внешнего вида завтра утром должен быть у меня на столе.
- Я через три дня освобождаюсь, гражданин капитан, - нахмурился Иванов.
- Как освобождаешься? – с недоверием смотрит на Иванова капитан Гуляков. – У тебя же шесть лет сроку.
- Было! – тяжело вздохнул Иванов. – 27 июня 1968 года. Да сплыло! Осталось три дня. 27 июня 1974 года срок заканчивается.
- Быстро.., - удивлённо качнул головой капитан Гуляков.
- Это для вас быстро. Кто унижает, - зло усмехнулся Иванов. – А для тех, кого унижают – это вечность
- Я вас сюда никого не звал! – назидательно произнёс капитан Гуляков.
- Мы тоже сюда не добровольно пришли! – в тон ему ответил Иванов.
- От вас, осужденный Аланов, здесь лишнего ничего не требовалось, - с непоколебимой уверенностью в своей правоте твёрдо посмотрел в глаза Иванову заместитель начальника колонии по режимно-оперативной работе капитан Гуляков. – Требовалось только одно: неукоснительного соблюдения правил внутреннего распорядка ИТУ.
*************************************************************** (Стр. 776.)
- Эти сказки деревенской бабки Гунде рассказывайте, - пренебрежительно махнул рукой Иванов. – Которая ни разу в местах лишения свободы не сидела. Но не мне и вот этим хлопцам на выгрузке, граждане тюремные начальнички. Когда для нас правила и законы существуют, а для вас их нет, фикция, пустой звук – то любые законы, правила и требования превращаются в орудие пыток и издевательств. Может напомнить с десяток – другой ваших личных подобных действий? У меня память хорошая.
- Иди лучше оденься по форме! – угрожающе прозвучал голос капитана Гулякова. – А то договоришься. Из изолятора будешь освобождаться.
Иванов молча повернулся и пошёл в обжиговый цех.
4. Бомжом попал, бомжом и вышел.
26-го июня, в среду Иванов на работу не выходил. Гузёва на смене тоже не было. Он должен был во вторую смену подменить Славу Давлетмуратова, у которого по средам выходной. Алина, тревожно волнуясь из-за неопределённости ситуации, дождалась прихода на вторую смену Гузёва и попросила его передать Иванову её просьбу позвонить ей из заводоуправления, как только освободится. - Забыла две книжки передать, - пояснила она Гузёву. – Завтра привезу и отдам.
У Гузёва в четверг был выходной. Утром он передал Иванову просьбу Алины.
*************************************************************** (Стр. 777.)
- Скажешь Алине завтра: пусть она оставит книги себе, - тяжко вздохнул Иванов. - Мне не до книг. Выходить не в чем. Все мои вольные шмотки либо от сырости на складе пропали за шесть лет, либо «прокрутили» кладовщики. Не знаю. Понадеялся, чёрт. Придётся во всём казённо-тюремном освобождаться. В город ехать, по магазинам одежду и обувь покупать. Для меня в таком позорном виде появляться среди людей хуже не придумаешь. Ужас! Но больше всего, Толя, обидно не за шмотки. Бог с ними! Стеснительно-нестеснительно, там-сям куплю. Где-то обувь и носки, где-то брюки, где-то рубашку и прочее. Денег хватит. Страшнее другое. Оказывается я опять буду без паспорта. Справку мне дадут об освобождении в качестве документа, удостоверяющего личность. Шесть лет просидел и бестолку. Паспорт дадут потом по справке, когда устроюсь на работу, пропишусь. Направление дали на производство похлеще нашего кирпичного завода, скоты… Не могут на свободу человека по-человечески выпустить. Так в душу наплевать. Чувствую себя как обосранный. Ничего, выкручусь! Пойду, Толя, на вахту. Присмотри за «чифиром». Пусть всем достанется. Прощай! Может пораньше выпустят. Не провожай меня. Пойду один, чтобы не привлекать к себе внимание. Мне даже стыдно по зоне идти на свободу БОМЖом в казённой поношенной одежде. Такой характер и ничего не могу поделать.
5. Горькие слёзы Алины.
Иванов освободился в 9 часов утра. В 9.30 он получил в заводской кассе в присутствии директора деньги и не задерживаясь, быстро с глаз долой знакомых, направился пешком вдоль автострады в сторону города Тольятти.
*************************************************************** (Стр. 778.)
В обеденный перерыв Алина узнала, что Иванов в 9.30 получил деньги в кассе заводоуправления и, не позвонив ей, ушёл. В душе теплилась надежда увидеться. Не верилось, что это всё. В пятницу, на следующий день, Гузёв передал Алине слова Иванова, его переживания за одежду, за документы, за стыд, за оплёванность. Алина всё прекрасно поняла. На глазах появились слёзы…
- Алина, что с тобой? – растерялся Гузёв.
- Ничего. Нормально. Жалко хорошего человека, - еле сдерживаясь, прошептала Алина и пошла к себе в лабораторию, где расплакалась, по-настоящему ругая себя за проявленную самоуверенность, глупость и нерешительность. - Надо было, дурочке, сидеть возле входа в заводоуправления и ждать, ждать, ждать! – всхлипывая бормотала она. - Где он сейчас мой любимый? Как себя чувствует? Ему даже ночевать негде. Один-одинёшенек. Как волчонок. Опять без документов. Без опоры и поддержки. Так легкомысленно к его судьбе отнеслась. Дурочка! Необходимо было поговорить с ним, порасспросить, предложить помощь, побыть рядом пока обустроится. Понадеялась, дурёха, не него. А он, оказывается, сильный, когда надёжные тылы. Без них он беспомощный котёнок. Только котёнок жалобно мяукает, а он упорно молчит, не подаёт вида…
Иванов три дня находился в Тольятти, в его старой части: бывшем городе Ставрополе-на-Волге. Ночевал под кустиками в лесу на окраине. Благо: все эти три дня была без дождей хорошая летняя погода. Из одежды 27 числа он ничего не купил, ничего не ел. Стыдился, стеснялся ходить в «зоновской» потёртой одежде и обуви по магазинам. Прятался от людей.
*************************************************************** (Стр. 779.)
К счастью, голод есть голод. Любого зверька из норы выгонит, притупляет страхи, придаёт решительность. 28-го июня Иванов купил сначала спортивный костюм, носки, спортивные тапочки и килограмм пряников. А 29-го числа – рубашку, брюки, полуботинки, курточку, средних размеров чемодан, нижнее бельё, полотенце, мыло, бритвенный прибор, зубную щётку и зубную пасту. Вечером в субботу, 29 июня чистый, побритый, отдохнувший, он приехал на речной вокзал и попросил билет на теплоход до города Ульяновска.
- Только в третий класс, - предупредила кассир.
Иванову было всё равно. Ему хотелось побыстрее отсюда подальше уехать, забыть о «зоне». - Давайте какой есть, - согласился он…
Кстати, - улыбнулся «Второй», нажав на красную кнопку «Стоп» дистанционного пульта управления. – В этот же вечер на речном вокзале Иванов приглянулся одной молодой особе 23 – 25 лет. У неё тоже был билет на тот же теплоход в каюту третьего класса, но соседнюю. Иванов своей обособленностью, скромностью и застенчивостью ей понравился. Она разговорилась с ним. Познакомилась. На теплоходе пыталась договориться с капитаном насчёт двухместной каюты. Увы, мест в хороших каютах, действительно, не было. Более того, никому из пассажиров кают третьего класса постельное бельё не выдали по причине его отсутствия. Девушка возмущалась. Требовала от капитана выдать постельное бельё из арсеналов команды, грозилась сделать запись в «книге жалоб»… Однако впустую.
*************************************************************** (Стр. 780.)
Привычный ко всему Иванов ничего требовать не стал. От предложения девушки посидеть с ней в баре вежливо отказался. Побыв для приличия с ней на палубе около часа, он ушёл к себе в каюту. Тем не менее вид каюты третьего класса его поразил. Полумрак, четыре двухъярусные кровати, грязные матрацы, подушки. Вместо окон два небольших замутнённых иллюминатора, за которыми плескалась вода. - Тюремная камера, - усмехнулся Иванов. Только грязнее.
Постелив на подушку полотенце, Иванов не, раздеваясь, лёг на кровать и проспал до Ульяновска.
- А с Ирой и Алиной приходилось Иванову потом встречаться? – с угрюмым выражением лица спросил «Первый». – Он же знал их адреса проживания, номера домашних телефонов.
- С Ирой нет. А с Алиной однажды встретился, - тяжко вздохнул «Второй».
- Расскажи и покажи, пожалуйста, как это было? – попросил «Первый».
- Произошла их последняя встреча при следующих обстоятельствах, - кивнул головой «Второй», вновь тяжко вздохнув. – В середине октября 1974 года, то есть, спустя всего четыре месяца после освобождения, Иванов будучи в Костромской области и ведя бродячий образ жизни, прятал в стогу соломы чемодан со своими вещами. Недалеко от стога пролегала лесополоса. В ней была тропинка, по которой местные жители ходили из посёлка на работу в организацию под названием «Сельхозтехника». Когда Иванов, не ведая о том, прятал чемодан, по этой тропинки с обеда возвращались на работу инженер «Сельхозтехники» и бухгалтер. Они увидели Иванова, прячущего в стог соломы чемодан, и сообщили в милицию.
*************************************************************** (Стр. 781.)
Иванова задержали. Ничего не найдя подозрительного кроме «справки об освобождении», новых вещей в камере хранения на автовокзале города Костромы и денег в сумме 660 рублей.., а это пять среднемесячных зарплат, Иванова отправили в спецприёмник. Через несколько дней повели к судье о решении вопроса по конфискации вещей и денег, якобы добытых незаконным, непонятно каким, сомнительным путём. Иванов объяснил женщине-судье, что деньги честно заработаны, а вещи куплены в магазине. Менты показали судье «Справку об освобождении» Иванова, где указана сумма выданных в ИТК денег в размере 58 рублей. Иванов пытался объяснить судье, что деньги он за работу получил не в колонии, а на кирпичном заводе… И из былых сбережений. Однако судья слушать Иванова не стала и вынесла Постановление о конфискации 602 рублей и вещей, кроме тех, что на нём. Иванов возмутился. Апеллировал к тому, что осень, холода, ему одеть будет нечего, так как оставили лишь замызганные в спецприёмнике брюки, полуботинки, рубашку и лёгкую курточку. Бесполезно! - У меня муж, работая не покладая рук, таких дорогих вещей не имеет, - наставительно произнесла судья, - а вы, гражданин Аланов, не работаете, четыре месяца после тюрьмы ведёте паразитический образ жизни и нагло возмущаетесь… Уведите! – приказала она милицейскому конвою. Через десять дней 30-го октября в среду Иванова из спецприёмника освободили, купив ему за его деньги общий железнодорожный билет через Москву до Тольятти на то предприятие, куда он получал направление из зоны. Под роспись предупредили о недопустимости ведения паразитического образа жизни и бродяжничества. Вернули «Справку об освобождении» и выдали на руки 52 рубля из его былых 660 рублей.
*************************************************************** (Стр. 782.)
Из этих 52 рублей он на десять купил сигарет, чая, печенье и передал хлопцам, как обещал в камеру спецприёмника, где сидел 10 суток. Погода в тот день была пасмурная, дождливая. Ночным поездом Иванов в общем вагоне доехал до Москвы. В Москве днём сходил в баню. Пока мылся, ему постирали, просушили, отгладили, привели в порядок одежду. Вечером 31 октября в четверг, сделав в кассе Казанского железнодорожного вокзала к общему билету доплату, плацкартным вагоном по маршруту «Москва – Жигулёвское море» отправился в Тольятти. Приехал на станцию Жигулёвское море 1-го ноября в пятницу. Денег у него в кармане осталось всего 32 рубля. Ехать на кирпичный завод, где недавно работал, не собирался. Однако неожиданно Иванова туда потянуло. Сел в такси. По дороге заехал в магазин: купил бутылку коньяка, колбасы и батон белого хлеба. Подъехав на такси к заводоуправлению, он вышел из машины. В кармане осталось 13 рублей. На входе его встретили директор и Сердюков, которые в окно увидели подъехавшее такси. Обменявшись рукопожатиями все трое пошли в кабинет директора. Поворачивая в коридор, Иванов почти нос к носу столкнулся со Алиной, стоявшей у лестницы, ведущей на второй этаж.
- Здравствуй, Алина! - поздоровался он, проходя мимо.
- Здравствуй, Саша! - тихо прошептала она побледнев и растерявшись от такой неожиданной встречи.
В кабинете директор рассказал Иванову об успехах завода. О том, что старую печь тоже заменили на новую, установили горелки Иванова и печь две недели нормально работает. Даже звали зайти посмотреть. Но Иванов под благовидным предлогом отказался, понимая, что надо будет выписывать пропуск, а значит предъявлять документы: паспорт.
*************************************************************** (Стр. 783.)
Алина, уверенная в том, что её любимый Сашенька приехал специально, чтобы поздравить её с Днём рождения, выпадавшим через день на воскресенье 3-го ноября, спокойно ожидала момента его появления. Даже тогда, когда она увидела, как он садится вместе с Сердюковым в директорскую машину, сердце её не встревожилось. Думала: вернётся. Уехала она с завода лишь узнав у директора, что Иванов поехал в гости домой к Сердюкову. Алина ждала телефонного звонка либо появления Иванова около своего дома в субботу, в воскресенье и потом в понедельник в заводоуправлении. И только после разговора с Сердюковым, который сказал ей, что Иванов в субботу утром уехал от него в Самару, а из Самары в воскресенье собирался отправиться в Волгоград, поняла какую ошибку совершила, истолковав приезд Иванова желанием поздравить её с Днём рождения, а не случайным совпадением, вызванным какими-то иными обстоятельствами.
- Скорее всего он не помнил о Дне рождении, - пришла к выводу Алина. – Иначе поздравил бы. Ему, значит, не до меня. Видимо не просто жизнь его складывается. Поговорить надо было с ним. Вновь глупость допустила… - каялась она. Позже в течении двух лет Алина предпринимала попытки через «Адресный стол» выяснить, где проживает Аланов Александр Сергеевич 15 июля 1945 года рождения.., но каждый раз получала один и тот же ответ: На территории Куйбышевской области такой не проживает.
- А почему Иванов к Алине проявил столь чудовищное равнодушие? – не до конца понимая поступки Иванова, с задумчивой вопросительностью смотрит «Первый» на «Второго». – Он же действительно по-настоящему любил её. Неужели из-за шока, из-за потрясений, которые испытал, оказавшись опять в лапах ментов, в камере. Лишившись несправедливо одежды, денег?
*************************************************************** (Стр. 784.)
- Оставшись без одежды и, практически, без денег в карманах, - пояснил «Второй». – Иванов был вынужден ехать в Самару. У него в лесополосе недалеко от «Агролесомилиоративной опытной станции» были в стеклянных банках перепрятаны 11 тысяч рублей из 12 тысяч заработанных им до тюрьмы по договорам в Большой Черниговке и Большой Глушице до мая 1968 года, и которые он перевёз спустя шесть лет 3 июля 1974 года из тайника, находившего вблизи райцентра Большая Черниговка. Уехав от Сердюкова с тремя рублями в кармане, он на электричке добрался до Самары, затем автобусом доехал до посёлка «Агролесомилиорационной опытной станции», взял из тайника 1000 рублей и поездом отправился в город Волгоград. Ему хотелось туда , где потеплее. К тому же там жила девушка, с которой Иванов познакомился в речном порту города Ярославля, когда она на летних студенческих каникулах гостила у родственников в городе Рыбинске. Что касается его отношения к Алине в тот период, то на подсознательном уровне он не хотел встречаться со Алиной. Ему не о чем было ей рассказать, похвалиться. Она бы сразу обо всём догадалась. А говорить о том, что он бродяга, БОМЖ, что его, умницу, нигде, кроме туда, куда менты дали направление, на работу не берут, ото всюду гонят.., и тем самым показывать свою беспомощность не хотел. Про её День рождения, в силу этого, действительно не вспоминал. К тому же, к этому времени среди его знакомых были четыре молодых красивых девушки, которым можно было горькую правду не раскрывать, с которыми было приятно, которые не хуже Алины всё дозволяли. Хотя реально лишь одна она, Алина, поведай честно Иванов о своей участи, смогла бы ему по-настоящему помочь, поддержать, быть рядом. Увы, они друг друга не поняли.
*************************************************************** (Стр. 785.)
- А Иванов пытался сам как-то выбраться из этого болота в которой тогда оказался? – тяжело вздохнул «Первый».
- Да! – кивнул головой «Второй». – Четыре раза пытался устроиться на работу. Но по «справке об освобождении» не брали. Получить паспорт и прописаться тоже не удавалось. Менты в категорической форме требовали, чтобы он уезжал туда, куда из «зоны» получил направление. Один раз Иванов, не выдержав, пожаловался прокурору района, спросив: на каком основании освободившись из колонии без ограничений и надзора, он должен жить не там, где считает нужным, а там, где ему указывает милиция? Кончилось тем, что его продержали за решёткой в милиции полдня, потом посадили на милицейскую машину, вывезли за пределы района и пообещали при повторном появлении посадить в КПЗ на 15 суток за хулиганство и не подчинении законным требованиям работников милиции…
- Надо было ему в Тольятти оставаться, - поднялся с кресла «Первый» и нервно зашагал по комнате. – Идти работать по направлению. На время хотя бы. Пока обзаводился документами, пропиской, не решил жилищный вопрос.
- Тоже не всё так просто и однозначно, - возразил «Второй». – Особенно с учётом его характера, социального статуса, отсутствия родственников, опоры в обществе. И, конечно, беря обязательно во внимание то важное обстоятельство, что общежитие от предприятия там ведомственное. При увольнении – выселят. В общежитии пьянки, скандалы, драки среди бывших заключённых. Процветает воровство из комнат. Иванов такие общаги называет ночлежками. В 30 лет его такое жильё не прельщало. Чувствовал бы себя униженным. К тому же, Иванов по природе, с детства работяга. Будучи одиноким, он в «общагу» спешить не стал бы.
*************************************************************** (Стр. 786.)
Начнёт по две смены пропадать на предприятии, стремиться что-то улучшить, изменить. Непременно будет критиковать нерадивых начальников, бороться за улучшение условий труда, достойную зарплату. Путь такой в никуда. А жизнь подобная приведёт к деградации. И подсознательно понимая это, его разум всячески противится идти в указанном, чёрт знает кем, направлении, не учитывающим индивидуальные особенности и своеобразие характера Иванова. Плюс к сказанному, Иванову даже мысль в голову не приходила, что получив направление работать и жить там-то и там-то, он тем самым превратился вопреки Конституции, по сути, в крепостного гражданина позволяющего ментам, дабы не канителиться с подозрительным пришельцем, глумиться над ним в любой точке СССР и гнать, гнать, гнать к месту прописки. Бесспорно, будь рядом Алина, она бы уговорила Иванова остаться в Тольятти, помогла бы найти квартиру, решить массу других вопросов. Но опять же: что дальше? Она замужняя женщина, двое детей. Иванов в душе не хотел быть виновником их внутрисемейного разлада. Немаловажным фактором, сыгравшим роковую роль в избрании того пути, по которому ему пришлось идти, явилось наличие в его распоряжении крупной суммы денег, припрятанных им в тайнике. По тем временам 12 тысяч рублей - это сто среднемесячным зарплатам. 2-го июля, на пятый день после своего освобождения, добравшись с осторожностями ближе к ночи в Большую Черниговку и убедившись, что деньги закатанные в стеклянную банку целы и невредимы, Иванов принял окончательное решение искать своё счастье за пределами Куйбышевской области. Забрав деньги и перевезя их в тайник поближе к Самаре недалеко от посёлка «Агролесомилиорационной опытной станции», он 3-го июля на теплоходе поплыл вверх по матушке-реке Волге с намерениями побывать в городах Казани, Чебоксарах, Горьком, Ярославле и Костроме. Посмотреть как в других местах люди живут, где лучше всего ему пристроиться.
*************************************************************** (Стр. 787.)
- А где и как он первую зиму пережил? – успокоившись и усевшись опять в кресло, спросил «Первый». – В морозы ни куст, ни стог сена, ни спальный мешок не спасут. Замёрзнешь.
- Сложно, - покачал сокрушённо головой «Второй». – Очень сложный был период в его автобиографии. Особенно декабрь, январь и февраль. Опыта же никакого в лютые холода жить без крыши над головой. На вокзалах и станциях он не ночевал, прекрасно понимая, что его менты там быстро прихватят, опять поместят в спецприёмник, заберут деньги, вынесут второе предупреждение о недопустимости паразитического образа жизни и бродяжничества, выпустят на мороз голодного, полураздетого. Затем, поймав в третий раз, посадят на год в тюрьму. Через год выпустят в морозы ещё более голодного и полураздетого… Колодцы, теплотрассы и подвалы тем более избегал. Слишком чистым, нарядным старался выглядеть. Останавливаться в гостиницах со справкой об освобождении – тоже было делом нереальным. Пойти к кому-нибудь на квартиру мог бы, но опять же какую легенду придумать? Как правдоподобно врать, если на руках никаких нормальных документов не имеешь? Однако больше всего угнетало не отсутствие крыши над головой.., с этим он довольно быстро научился бороться, а отсутствие условий помыться, постираться, ходить опрятным, не помятым, аккуратно постриженным и выбритым. Впрочем, и с этим вскоре проблем не стало. Приспособился.
Copyright MyCorp © 2013
(Конец второго тома).
(Продолжение следует. С уважением, автор Аланов А. С. 10 марта 2014 год.)
(продолжается редактирование текста. 21 марта 2014 год.)
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/