Церквушка

Вся жизнь моя, в какой-то мере разделена на циклы, а если быть более точным, на состояния, которые то плетутся, то несутся по кругу. И в этом круге есть время, когда душа опустошается до предела. Нет, осенней депрессией назвать это нельзя, просто становится грустно и донельзя одиноко. В такие дни я спешу на прогулку, на вечерние улочки, когда нет уже дневной суеты. Шагая по рыжим тротуарам, я слушаю увядающую жизнь. Сентябрьское солнышко, ложась за горизонт, осознавая текучесть времени, от бесполезности всех приложенных усилий, понимая свое бессилие, проливает последние редкие теплые слезы, вспоминая об июльской молодости. Под ногами с треском ломаются чьи-то пожелтевшие судьбы, судьбы, оторванные от родины, от жизни. На небе, уже как редкое видение, можно встретить одинокое, веселое, пляшущее молодое облачко. Улыбнешься ему, захочешь вспорхнуть как оно, но из-за горизонта вдруг появляются холодные, хмурые, серые телеги, нагруженные сырой, промозглой, противной ношей. Они тянутся ордой, разнося свой скрип на всю округу.

Путешествуя по нашей центральной улочке, лишенной транспорта, усыпанной скульптурами и деревьями, и еще хватающимися за жизнь петуньями, я забываю обо всем, я просто иду. Шагая по рукотворному, выложенному брусчаткой Бивресту, я каждый раз утыкаюсь в деревянную, потемневшую от времени церквушку, гордо и одиноко стоящую в самом конце улицы, где-то в стороне от города, в стороне от этого мира. Увы, но к истинно верующим себя я причислить не могу, и это прискорбно, увы. Поэтому, в большинстве случаев, встретившись с ней взглядом и выслушав ее упреки, разворачиваюсь и иду обратной дорогой. Но бывают дни, когда мое сердце не выдерживает этого божественного взора, и он направляет мое тело в свои объятия. Сегодняшний день был одним из таких. Зайдя за кованную, с ржавыми морщинами, оградку, я окинул взглядом, как в первый раз, церковные здания. Эти освященные бревна помнили, да, наверное, как и наш микроскопический городок, еще Царя-Гороха, поэтому меня, как человека современности, интересовала старина, интриговало само соприкосновение с ней. Деревянная колокольня уходила своим острием в небо, пронзая суету, колокольня, прозванная в народе «Местной Пизой». Она и вправду напоминала Пизанскую башню, так как тоже была завалена набок. Но на этом сходства и заканчивались. Колокольню год от года не кто не укреплял, да и ни к чему это, к земле ее, в отличие от известной башни, не тянет. Она гордо несет свой крест, шрам от великих 30-х. Сейчас уже не известно, что тогда произошло, толи партийцам удали не хватило, толи указ сверху пришел о приостановке бичевания, толи Бог уберег. Так и стоит она с напоминанием о прошлом, гордо стоит, величаво, колоколами звенит, колоколами родными, спасенными прихожанами, колоколами, чей серебряный перезвон поднимал по тревоге, звал людей на празднество, был лекарством от чумы, чей серебряный перезвон.

В церквушке величаво и ненавязчиво пахло ладаном. Потемневшие, местами поеденные временем деревянные иконки, с смотревшими с них ликами, встречали прихожан, приглашая смирением своим к молитве и покаянию. От тянущихся вдоль стен антикварных батарей, проведенных еще, наверное, при Екатерине, тянуло холодом. Одиноко стоявшие в тишине редкие свечи разгоняли полумрак, нагревая, как маленькие каминьчики, помещение. Они были очагом этого дома и тусклым своим мерцанием создавали уют. Тишина через взоры святых, наблюдавших с этих икон уже не за одним поколением, проникала в меня, наполняя мое тело теплом. Меня согревала святая тишина.

- Благословляю тебя, сын мой, - я вздрогнул от неожиданности. Рядом стоял батюшка.

- И вас спаси Бог, - выдержав паузу, после того, как настоятель меня перекрестил, почти шепотом ответил я. Мы были знакомы с ним уже несколько лет. А знакомство наше было вызвано интересом батюшки к человеку, который, заходя на минут пятнадцать в храм Божий, никогда не крестица, стоит в сторонке, рассматривая то одну, то другую иконы.

- Осенью что-то у вас, батюшка, запахло.

- Ты прав, сентябрь не только за стенами дома Господня, но и внутри. Ты просто не замечал, так давно уже, после открытия курорта. Все хотят за всю жизнь прошедшую, да и за всю будущую, отогреться и загореть. Только так нельзя! Не бывает так, не по-христиански это. А ты бывал там?

- Бывал, святой отец, бывал. Понимаете, воды там холодные, широты не те!

Мы улыбнулись друг другу, мы поняли друг друга. Все-таки это был современный священник, образованный батюшка, да и просто человек, которому земное не чуждо.

Не так давно, когда после почти семидесятилетней тишины у людей вдруг проснулась тяга к церкви, когда появилась мода на святых и паломничества, неожиданно для всех (а может наоборот ожидаемо и закономерно, черт его разберет) выяснилось, что в наших краях родился и жил какой-то новомученик. Это уже событие! Тут же было решено возвести церковь в честь этого святого и в нее перевезти его мощи. Храм построили в срочном порядке. Открытие было торжественным, с фанфарами. На открытие звучали пламенные речи главы города и области, приезжих и местных священнослужителей разных чинов, уважаемых людей города и других, и других. Наверное, около года город жил прежней жизнью, а потом потянулись вереницы туристов, желающих преклонить колени у святых мощей. Но какой же туризм без сервиса! Как грибы после дождя выросли небольшие гостиницы и развлекательные мини-клубы, внеся в жизнь города хоть нотку современности. Со временем выяснялось, что мощи чудотворны, и в нашем городе случилось чудо – на дорогах стали образовываться пробки. Неоновые вывески опоясывали освященную новостройку, приглашая своими огнями нескучно провести ночь или недорого и с комфортом переночевать перед молитвой. Все работало, с благословения Божьего, на славу Господа нашего, не давая людям забыть веру отцов своих и не пасть в современном мире духовно. В дни этого святого около храма случалось вавилонское столпотворение, и люди из-за давки уезжали, но с благодатью, на скорой в больницу. Толпа работала, работала как часовой механизм, как шестеренки работала, повторяя цикличные движения, звеня холодными телами, звоня душами влекомых людей, толпа звенела молитвами, звенела металлически. Поддавшись на уговоры близких, я решил посетить сей чудный храм.

Ничего особенно в архитектуре я не увидел, обычная церковная планировка с пятью куполами, а красные кирпичи были напоминанием о современных многоэтажках, возводимых гастрабайторами. Убранство церкви поразило меня! Расписные стены, иконы в богатых ризах, резные под старину подсвечники, все, все дышало дешевой показной роскошью. Рассматривая иконы, я сначала не мог понять, что они мне напоминают. И тут меня осенило, от них же пахнет соцреализмом, самым настоящим. На иконах святые походили на святых, так же как и я, помести меня среди них. Люди азартно крестились и целовали эти картины. И от этой глупости, глупости корыстной, а люди не могут все разом ослепнуть, мне стало смешно.

- Не пристало, сын мой, в храме Божьем веселиться, - прервал мое рассматривание атмосферы батюшка.

- Извините искренне, я просто продрог здесь очень.

- Сентябрь погодой не балует нас. Но в доме Господнем согреваются духом Божьем и молитвами. Возьми в лавке церковной ладанку, освященную на мощах, она всегда будет греть сердце твое.

- Понимаю вас, батюшка. И про дух, и про молитву известно мне. Поэтому и спрашиваю вас, почему здесь так холодно? – святой отец стоял и смотрел на меня с каким-то испугом, испугом ребенка, пойманного за поеданием конфет в темноте, - Батюшка, вы слышите меня, ба-тюш-ка? Я говорю, почему у вас так холодно? – ничего не ответив, батюшка развел руками, поправил сутану и, перекрестив меня, пошел прочь, сливаясь с кладущей на себя крестово знаменье толпой туристов.

III

Я возвращался домой той же дорогой. Поднявшийся ветер подметал улицу, выбрасывая за обочину иссохшие, потерявшие с возрастом свой изумрудный блеск тела. Разбиваясь о бордюры, они ломали себе и друг другу руки и ноги, рассыпались на мелкие кусочки, не оставляя после себя ничего. Холодный ветер продувал, кусая за каждый кусочек тела, вырывая своею острой, обжигающей пастью тепло. Я оглянулся назад, в отблеске, пробивающегося сквозь сентябрь, фонарного света были еле различимы силуэты церквушки. В какой-то момент меня посетила сумбурная мысль, но прогнав ее, я пожал плечами и почти шепотом, обращаясь не столько к себе, сколько к осени пробубнил: «Надо будет ватное одеяло достать сегодня».

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/