У девочки рак,
Ей сказали не ждать…
Мара «Рак»
Все так просто, как в песне. Волосы светлые в ведре, отрезанные – не достать.
И Вадим смотрит на нее, как на обитательницу дурдома. Еще бы…. Благовоспитанная девочка не натянет на себя что-то невесомо-прозрачное, и не выкрасит волосы в черный цвет, и не будет курить, нахально сбрасывая пепел на пушистый ковер, и плотоядно улыбаться кроваво-красными губами.
И Ада с хитрым прищуром глаз – васильков, пихала ножкой пакеты с его одеждой. Что-то бормоча про тяжелый характер и сильный храп.
Она год как знает про измены мужа. Год, как отстирывает чужую помаду с его рубашек, выискивает в себе причины не выколоть булавкой его наглые маслянистые глаза, не вырвать его блудный язык. Но все зазря, ведь именно в тот день, когда ей чуть ли не официально было разрешено все это сделать с супругом, Ада заартачилась, пошла на попятную. Нет, она выгоняла его, конечно, из его же квартиры. Но не орала, не материлась, и не топала ногами. Одеться, как шлюха было просто, и не просто себя вести подобающе. Остаться друзьями, ей не надо это было, но язык с завидным постоянством твердил одно и то же.
А Вадим смотрел и не хотел верить, или верил, но не хотел смотреть. Что произошло с ней? С его скучной супругой? Откуда этот маскарадный костюм? Да и по какому поводу? Ее в такое не заставишь нарядиться и под страхом смерти. Он хмурился все сильней, вспоминая неприглядные телесного цвета гладкие лифчики.
Я хочу, чтобы ты вместе с ними из жизни моей навсегда…
Ада услышала ее хриплый чувственный голос, доносившийся из колонок проигрывателя в спальне.
-Уходи…
Его немое участие в разыгрываемой сцене бесило ее. Полтора года брака. Через шесть месяцев Вадиму потребовалась другая. Ну что ж, такой он сексуальный гигант. А она не оценила!
-Прости…. Ада, я ничего не понимаю, что ты с собой сделала?
Вадим перестал стоять истуканом, и сразу завращались, задергались все его конечности в совокупе с глазами.
За его спиной было зеркало. Она обворожительно улыбнулась, и снова хмуро уставилась на мужа.
-Уходи, - повторила Ада, жалея о прорехах в образовании – и почему в школе не обучают громкому скандалу с тугодумом мужем?
-Я надеюсь на объяснения…. Что происходит?
Они простояли тут сорок минут, тупо сверля друг друга глазами. Вадим не сходил с порога, а Ада не отступила ни на шаг.
-Ох, я ничего не понимаю, но я уйду, если хочешь. Уйду. Хоть ты, по-моему, и невменяемая. Буду у Кирилла.
Одарив ее тяжелым взглядом, заметил:
-Не стоит оставлять тебя одну…
-Вон!!!
Зеркало на мгновенье исчезло, а потом вновь появилось. И появилось лицо Ады. С нездоровым румянцем на щеках и шее.
-Ненавижу его. - сказало изображение.
-Ненавижу. - подтвердила Ада.
Она пнула пакеты с одеждой мужа и направилась спать. Спать одной на двуспальной кровати было более чем приятно.
В утро следующего дня Ада внесла чуточку сентиментальности - вновь и вновь прокручивая запись свадьбы. Она никогда не любила белый цвет, считая, что выглядит в нем, как изголодавшая моль. Поэтому-то торжественное платье и было разбавлено алым цветом. Белокурые волосы тугими кольцами струились по спине. Это было так недавно, а Ада ничегошеньки не помнила. Она смотрела на экран телевизора и гадала – я? Неужели это я? С радостным блеском в глазах, и лихорадочными пятнами на щеках.
Ада вскочила с постели и кинулась к зеркалу. В нем отразилась привлекательная девица. Обнаженная. С несколько неидеальными ногами, но в остальном полный порядок. Она причесала короткие темные волосы (концы неровные – но Ада в парикмахеры и не набивалась), накрасила губы, подвела глаза. Пленка на стоп кадре. Ликование на лицах молодожен. Ада посмотрелась в зеркало, потом перевела взгляд на экран. Там была не она. Нет, нет, это не могла быть она. Застенчиво жмущаяся к новоприобретенному супругу, стискивающая его руку, со счастливыми глазами.
Диски перепутали. Такое случается. Им дали запись с бракосочетанием посторонних людей. А Аде не нужны чужие лица, чужая радость, чужие судьбы. Ей бы со своей разобраться. До окна было недалеко. И тумбочка на колесиках легко довезла телевизор, лишь тихо пискнув для порядка в начале, разыгрывая неудачно скорбь. Ада чмокнула Вадима в губы, и на экране остался кроваво-красный отпечаток (у нее возникла иллюзия, будто мужу проломили череп, но светящаяся довольством белокурая девушка отметала это подозрение).
В июле, в одиннадцать часов утра людей на улице было немало. И зевак хоть отбавляй, которые с удивлением наблюдали, как из окна, с третьего этажа летел телевизор. Выброшенный, миниатюрной, на вид, обнаженной девушкой. Ее груди с розовыми сосками, задорно торчащими вверх, удрученно качнулись, будто не одобряя, что творит их хозяйка. И не обронив ни единого слова, не проследив даже за траекторией полета, Ада спряталась за вновь притворенными окнами.
Грохот стоял жуткий. Сначала будто взорвалось что-то, потом у какой-то особо чуткой машины заработала сигнализация, заверещали кошки. И в наступившей вдруг тишине, раздался мужской бас:
-Что за блядские шутки?
После этого все вернулись к своим делам. Ада набрала в ванну кипятка, налила туда пены, пахнущей лесом, и битых три часа провалялась в ней. По началу лоб покрылся испариной, и все тело окуталось изнеженной дремотой, но по прошествию полутора часа вода остыла, а от круглых сверкающих пузырьков, половину из которых истребила Ада, протыкая ноготками, осталась лишь жалкая пенка, плавающая островками на поверхности. Одной рукой Ада пыталась отковырять плитку от стены, а другой придерживала душ, направляя тугую струю меж бедер. Иногда она отвлекалась, отпускала руку, и тогда шланг змеей отползал от Ады, сворачивался кольцами, и разбрызгивал воду во все стороны, злясь, заливая пол. И уже две руки, приходя на выручку, друг другу, отколупывали плитку. БЕЛЫЕ большие квадраты были приклеены намертво. Лишь на четвертый раз Ада поняла всю тщетность действий. В сердцах выругав мастеров, новомодные клеи, белый цвет, она открутила до отказа кран с красным кругляшом посередине, и завершила хоть одно дело.
Босые ноги оставляли мокрые следы, но Ада не обращала внимания на такие мелочи. Прошагала на кухню, прикурила, и бродила по комнатам, окутанная нервным дымком. Накрасилась по новой, высушила волосы, натянула короткую юбку и пронзительно-голубую водолазку.
Улицы, огибая дома, вели Аду куда-то. И девушка, беззаботно стуча каблучками, поддаваясь провокации, милостиво разрешала уводить себя. Стоял не по июльски холодный день, хоть солнце и глядело на мир незамутненными облаками глазами. Греть оно наотрез отказалось, ссылаясь на изнеможение после одного чрезвычайно жаркого месяца. И люди благодарно облачились в свитерки и ветровки. А Ада покрылась мурашками, и это не смотря на чулки. Сигарета обжигала пальцы, пропитывая их никотином, когда-нибудь она сможет жевать их в тех местах, где дымить запрещено, но очень хочется, а пока было желание лишь уняться, но успокоение все не приходило. И Ада ощущала внутреннюю борьбу, выливающуюся во внешнюю дрожь. Девушка была пуста, как кошелек перед получкой, или скорее, как голова двоечника перед экзаменом. И в эту пустоту, пытался кто-то влезть. Кто-то чужой и не званный. Кто-то, кто хотел забраться без спросу, натоптать, выбросить родное, и притащить свое. И все тайком, обходя ловушки, перепрыгивая преграды. Пустота еще была, а легкости – нет. Ада чувствовала себя, как с большого похмелья. Гнетущая тяжесть, путаница в мыслях. А внутри кто-то скреб, будто в ней сидела подневольно кошка, и плакала горько, и царапала лапкой мягко.
Ада даже остановилась на мгновенье, прислушиваясь к себе, пытаясь уловить так явственно звучавшее в ушах мяуканье. Его не было. Или кошка на мгновенье утихла, дав Аде передышку, или девушка сходила с ума.
Витрина искажала действительность и являла миру совершенно нетронутую Аду. Девушка удивленно вскинула брови, и провела по животу, задрав водолазку до груди. Кожа была фарфорово-белая и гладкая. Странно, Ада была уверена, что обнаружит дырку с рваными краями, из которой торчат розовые внутренности и обязательный в таких ситуациях голубой глаз киски. Озабоченно качая головой, девушка тронулась дальше, подгоняемая шуршанием фантика, плетущегося сзади, желая обогнать, но, не имея такой возможности – цепляясь, все время за неровный асфальт липкими боками.
Ада не имела точки назначения, не знала куда идти. Но от этого шаг не замедлялся, и не сбивался с ритма – каблуки звонко били дробь, мяли серый асфальт, стаптывая набойки. Ей теперь не куда было идти, некуда торопиться. И Ада с интересом и непониманием поглядывала на людей спешащих к цели, с угрюмыми лицами. Она быстро все позабыла, очень торопливо сменились в ее голове приоритеты. И так же торопливо летели теперь секунды, минуты, часы, время, отведенное ей. Так мало времени…
Не занимали теперь ее рецепты коктейлей, дневные сериалы, отслеживание измен мужа. Голова была набита глупыми мыслями, дурацкими затеями, неосуществимыми, а потому более желанными.
Скамейки скверов, голодные утки, голуби в лужах, и снова кривые улицы, манящие не жалеть ног, а идти дальше. Ночь настала слишком скоро, и никакие хвалебные белые ночи не помогли городу – тьма поглотила все, гнетущая, пугающая. Даже луна где-то пряталась, выпросившая бюллетень на сегодняшнюю ночь, и спала себе спокойно, посапывая, в окружении многочисленных звезд – любовников.
Когда-то Ада боялась темноты. Ее пугали не опасности, таящиеся за этим занавесом, а неизвестность. Состояние невесомости, зловещей таинственности, доводящей Аду до истеричной икоты. Но то было раньше, сейчас она вся состояла из темноты. Вязкой, засасывающей, страшащей, но чертовски уютной. Не было повода отталкивать ночь, теперь, когда это стало и ее именем. Ее мысли стали ночью, и вовсе не по-питерски серой, а черной, осенней, деревенской, где нет фонарей - жирафов и фар глазастых машин.
Какой-то ночной путник заводил машину, и из открытого окна летели обрывки фраз, мелодий. Брызги желтого света путались с красным, раскрашивая мир, пробуждая старый асфальт и бездомных кошек, заставляя вылезти из кустов, махать хвостом, и щуриться недовольно и зло. Ада поспешила воспользоваться светом, взглянула на часы, и с удивлением отметила, что было уже четверть третьего.
Она встретила их, когда уже почти собралась идти домой. Человек пятнадцать, пьяно галдящих и, как выяснилось позже, весело отмечающих девятнадцатилетие высокого белобрысого Севы. Молодые люди устроились на площадке перед детским садом, теперь уже подросшие, они имели право на эту площадь только ночью. Ада осталась с ними. И цедила пиво, отказываясь от водки, косясь хмуро на неприглядную этикетку, в свете ошалелых огоньков сигарет. И когда всех девушек (их было в этой компании крайне мало) разобрали, Ада тоже оказалась в отдалении ото всех с юношей. Тесно прижавшись друг к другу, они пытались усидеть на шине, которая на половину была врыта в землю для устойчивости. Парень, чье имя Аде не удалось расслышать из-за хохота, поил девушку откуда-то появившимся мартини, разливая напиток в пластиковый стакан. А сам, когда не целовал Аду, разгромно обкусывая губы, старался поджечь резину. Но шина сопротивлялась, и только нестерпимо воняла, пытаясь таким образом отогнать хулигана, да и зажигалка отказывалась принимать участие в безобразиях, а, потому, вскоре обидевшись на грубую эксплуатацию, скончалась, презренно выдав напоследок желчную искру. И молодой человек все силы бросил на растление Ады, та в свою очередь оказалась не так непоколебима, как зажигалка, и дабы более не быть обглоданной, милостиво разрешила потискать себя за грудь. За этим занятием их и застиг рассвет. И когда небо посерело, и толстощекий диск солнца дерзко выглянул из-за бежевой пятиэтажки, а потом по всей округе разлились теплые лучи, Ада вытащила язык изо рта ночного кавалера, отдернула кофточку, откуда выпала, будто неживая мужская рука, и нестерпимо помятый лифчик. Она уходила, и ей не надо было даже оглядываться, чтобы знать – тот, у чьих ног лежит ее розовый кружевной поверженный бюстгальтер, снова занялся подпаливанием шины, то ли позаимствовав огниво у друга, то ли сумев реанимировать старую подружку – зажигалку.
После выпитого, хотелось есть, но домой шагать, не было желания. Ада уже слопала салат с обитателями моря, когда поняла, что денег нет. Нет вообще, сумку девушка не подумала взять, а карманов в одежде не наблюдалось. Поняв, что придется, уходить не прощаясь, ну, в смысле, не платя, Ада заказала блинчики и кофе. Не успел еще сахар раствориться, преображая горький напиток, как ей пришлось сбежать из этого странного заведения уже открытого в пятнадцать минут седьмого (или еще не закрытого?) – единственная сонная, словно осенняя муха, официантка куда-то запропастилась. И Ада допила обжигающий кофе, сидя под деревом, и щурясь от удовольствия.
Весь день она бесцельно шаталась по городу. Заходила в магазины, примеряла одежду, красилась, обливала запястья духами. Загорала, скрывшись от любопытных глаз в высокой траве у пруда, оставшись в одних трусиках.
Решив, устроить себе ужин в семь часов, Ада зашла в небольшой ресторанчик, надеясь, что утренний маневр пройдет с таким же успехом и сейчас. Людей было не много: в основном парочки, уютно шептавшиеся, отгородившиеся от остальных невидимой, но явно ощутимой ширмой. Четыре официантки, один официант и все они зорко следили, дабы посетителям было хорошо. Все счастливы, а у Ады кусок в горло не лезет, и даже поход в туалет дело не поправил – окон не было. Туалет был большим и светлым, но только из-за ламп дневного света. Она возвращалась назад к столику, чертыхаясь сквозь зубы, и подготавливая речь для брани.
Прошло полтора часа. Одни посетители сменяли других, а Ада все цедила чай и облизывала ложечку с остатками заварного крема. К ней все же подошла официантка, с видом явно говорящим, что ругаться совсем не хочется.
-Будете заказывать что-нибудь еще?
-Э… нет…
-М, - девушка кивнула, и уж было, собралась уходить, но потом все же спросила.
-Вы кого-то ждете?
-О… да…
-Да?
-Угу.
-Вам нечем расплатиться?
Да, что они все психологические курсы проходят? – Ада раздраженно закусила губу.
-У меня есть деньги, - с сомнением заявила девушка.
-Есть?
-Да.
Официантка прищурилась, и Ада отметила, что левый глаз накрашен сильнее правого. Об этом-то она и сообщила ошарашенной девушке.
-Что-о? – в мультике у нее непременно отвисла бы челюсть до колен. А так пришлось довольствоваться лишь выпученными глазами.
В момент, когда Ада была готова бежать, отталкивая всех попавшихся на пути, как заправский футболист, ей явилась помощь. Помощь была не женского рода, а мужского и сидела за соседним столиком, и носила очки в тонкой оправе, светло-желтую рубашку и светлые брюки.
-Сколько вам должна девушка?
-Четыреста тридцать рублей, - отрапортовала официантка, удивленно хлопая ресницами.
Мужчина выложил на стол пятьсот рублей и снова принялся за еду, поглядывая иногда на Аду весело.
-Повезло вам, - официантка хмурилась, но в голосе сквозило облегченье, что обошлось без скандалов и деньги удалось получить.
-Спасибо, - поблагодарила Ада, раздумывая, что надо делать дальше. Стоит ли остаться познакомиться, или пора линять пока кое-кто не придумал способ выражения признательности сам. Этот день прошел под счастливой звездой - решения приходили сами. Мужчина нехотя кивнул, и тут резвым шагом к его столику приблизилась девушка. Зачирикал женский голос, раздался смех.
-Еще раз спасибо, - пробормотала Ада.
Она решила идти домой, во-первых, нужно было, как следует выспаться, а во-вторых, взять денег, что-то подсказывало – таких добрых самаритян больше не сыщется.
Стоя под душем, наслаждаясь свежестью, Ада ощущала, как пощипывает кожу – обгорела все-таки. А потом она лежала на мокрой простыне (полотенцем было больно тереться) и пыталась сомкнуть веки. Но они были непослушными и то и дело открывались, и пялились в окно на беззвездное темно-синее, почти черное, небо. Ада промучалась до трех часов ночи, и только тогда погрузилась в беспокойный неглубокий сон.
В ее положении глупо было пополнять багаж знаний. Ее и так тянули вниз минорные мысли, сожаленья, и ужас будущего. Но Ада пошла в библиотеку и взяла томик стихов Блока, и села на жесткий стул, и качалась на нем, вспоминая школьные годы. Она просидела до самого закрытия, а потом, оформив абонемент, взяла книжку с собой.
Утренняя духота сменилась затяжным дождем. Легкие брючки и майка не грели, к тому же не было зонта. Улицы были пусты, всех распугал дождь и темнота, и Ада тоже бежала на свет. Свет, который испускал зажженный кончик сигареты.
-Девушка, стойте!
Ада чуть не вскрикнула от неожиданности и испуга. Два молодых человека выскочили из кустов, словно черти. Сердце еще колотилось о ребра, а они уже знакомились и заговаривали зубы. И она совсем растерялась, когда заметила, что ее втащили в подъезд. Намеренья Ада тоже определила не сразу, а лишь на последнем этаже, когда один из них сорвал с нее майку. И закричать возможности не было – ладонь крепко легла на рот. Пахло алкоголем, и озоновый аромат из-за дождя, старался стереть неприятный запах. Ада чихнула, и только тогда извернулась и укусила парня. Тот выругался, левой рукой отвесил девушке оплеуху. Ком из горла вывалился, и Ада завопила. Стукнула кого-то ногой, почувствовала ответный удар в живот, закрыла глаза и не прекращала надрываться. Ощутив легкую заминку с их стороны, Ада стекла по стене, прикрыла голову руками….
-Хватит! Хватит! Прекрати!!!
Руки пытались поднять ее. Пытались трясти, отчаявшись привести в чувства.
Ада подняла лицо, поняв, что присоединился кто-то новый, желая взглянуть на этих настырных бандитов, не обращающих внимания на ее крики, уже давно перешедших в ультразвук. И как только физиономия Ады была выпущена из плена ее же рук, она получила по щеке.
-Прекрати истерику!
Глаза, наконец, открылись, ор стал сходить на нет.
-Вы?
Самаритянин из ресторана. И довольно симпатичный. Надеясь, что лицо не в ссадинах, Ада улыбнулась.
Эхо ее голоса все еще гулял по парадной. Самаритянин хмурился.
-Кажется, эти козлы прихватили вашу майку, как сувенир, - он красноречиво взглянул на ее грудь.
-О, черт! – она подтянула колени поближе к подбородку. – Вы не дадите мне рубашку?
Мужчина кивнул и, стянув с себя рубашку, протянул Аде.
-Спасибо.
-В этот раз, одним «спасибо» вы не отделаетесь, - буркнул он, и повел к себе домой.
-Они еще и сумку стянули, - печально констатировала девушка, оглядывая себя. Лицо, действительно, было в порядке, если не считать потекшую тушь. Плачевно выглядел лишь живот, сплошная ало-синяя гематома. Штаны Ада с себя сорвать не дала, они были целы, и она возликовала и поделилась радостью с самаритянином.
-Вас отвезти домой?
-Домой? – по телевизору показывали вечерние вести. – А не могу ли я сначала принять душ?
-Отключили горячую воду?
-Угу.
Мыло, черное пушистое полотенце, эксплуатация кровати мужчины. После ванны, Ада попросилась прилечь, и притворилась спящей. А потом действительно заснула и проснулась от громкой музыки.
Лунный свет на сосок. Ореолом бесценным, я пялюсь на них просто так…
Где-то слушали Мару. Девушка сползла с кровати, прошла по квартире. Он сидел на кухне, пил кофе и читал книгу. Стихи Александра Блока. Хм.
-Эй, парень, спасибо за гостеприимство.
-Артур.
-Что?
-Меня зовут Артур, - самаритянин нехотя оторвал взгляд от страницы.
-А. Ну привет, полуночник Артур, а почему ты не в постели? Уже, - цифры горели мягким зеленым светом. – Без десяти три?
-Кое-кто занял мою кровать. И попрошу заметить, бессовестно в ней храпел.
-А ты, значит, не ложишься с незнакомками?
Ада убрала книгу из его рук, провела по волосам.
-Кто-то говорил про благодарность. Завтра ты будешь говорить мне «спасибо».
-Я шутил.
-М? – девушка кивнула. – Наверно, это меняет многое, но к сожаленью, я не понимаю юмора.
-А то, что у меня есть девушка, это ты понимаешь.
-Угу. И даже то, что у меня есть муж, - успокоила она его.
Артур внимательно посмотрел на нее. Ада не понимала, но сообщение о ее муже развязало самаритянину руки.
Утром она разбудила его, лопая банан.
-Ты завтрак приготовила? – Артур откусил кусочек от предложенного фрукта.
-Нет. Вот тебя бужу. Что мы будем есть?
Они ели омлет с сыром и пили обжигающий кофе, сваренный в турке, а потом занимались любовью. И принимали душ вместе.
Дверь, ведущую на крышу, открыла пара ударов ноги. Девять этажей. Люди все маленькие, и проблемы не больше. Ада стояла на самом краю, обдуваемая ветром, согреваемая ожесточенными лучами солнца. Небо казалось так близко, что протяни руку, и белые ватные облака окутают пальцы.
-Я хочу виски. У тебя оно есть?
-Сейчас час дня? – Ада ловила иногда на себе странные взгляды, которые излучал Артур. И тогда она улыбалась сладко, и вязла в ощущении не то погружения на дно, не то полета, непременно вниз. На голову, словно, укладывали подушку, тяжелую пыльную перьевую, и Ада задыхалась. Хотелось всплыть, взлететь, но груз был тяжек. Девушка уже не находила сил пошевелить хоть пальцем, ради собственного спасения. И дело было не в чувствах к Артуру – он был безразличен. Дело было в ней самой. Ада испытывала под этим взглядом болезненную нереальность. Она еще существовала, но уже вероятно не здесь.
-Нести? – Артур напомнил о себе. Лицо Ады обрело осмысленное выражение. Она неопределенно повела плечами, но мужчина отправился за выпивкой.
Вернувшись, Артур нашел девушку обнаженной, скучающе сидящей на расстеленной рубашке. На время про виски было забыто.
По сравнению с ее мужем, Артур был аховым любовником, и ночью у Ады возникло желание научить всему, чему сама была не так давно обучена, но охоту усмирили мысли – не нужно. У нее на это нет времени.
А следующий день был понедельник, и Артур должен был идти на работу. Ада осталась, мужчина ее даже не прогонял, галантно предлагая довезти до дома на автобусе.
Девушка бродила по квартире, не оставаясь на долго в одной комнате, и не заглядывая в шкафчики, ведясь на провокацию любопытства. Она лишь села на подоконник, и зажгла розовую свечу. Прикуривая время от времени от солнечно-желтого пламени, и поглядывая на дрожащую парафиновую слезу, скатывавшуюся по шесту цвета взбесившегося поросенка. Ада наклоняла подсвечник, и мнимая стриптизерша бежала по деревянной подставке, пытаясь обогнать судьбу. Оставляя после себя дорожку разочарования, но, не добежав до края, капля застывала. Замирала, будто от страха перед неизбежностью.
А еще Ада не смогла удержаться, и, поддавшись желанию, сожгла фотографию Артура с девушкой, предварительно вытащив ее любовно из рамки.
Но стены давили, мешая думать и дышать. Ее тянуло на улицу, вернее просто хотелось уйти из квартиры. Сбежать от четких линий мебели, кричащего телевизора, и воздуха пропитанного сигаретным дымом и воском. Ключей у Ады не было, но она просто прикрыв дверь, стремглав помчалась по ступенькам на улицу. На свободу. Не желая терять времени. Столь мало ей отпущенного.
Ада вернулось к Артуру уже около полуночи. И он, открыв дверь, просто улыбнулся и обнял. И прошептал, что уже не чаял увидеть.
Артур не хотел идти на работу, боялся оставлять ее одну, боялся, что она снова сбежит. Аде пришлось приложить не мало трудов, убеждая, что будет вести себя, как послушная девочка. И под его грустным взглядом она поняла, что задержалась тут и так на долго, что пора двигаться дальше. Пора уходить.
Ей помогли в этом. Ада пекла в духовке прощальный пирог, когда в дверь позвонили. Это был его отец. По крайней мере, мужчина представился именно так, а потом поводил носом, и заметил, что отлично пахнет.
-Спасибо. Вы чаю не хотите?
-С удовольствием. А вы, извините, кто?
-Ох! – она улыбнулась и сдула несуществующую челку. – Ада. Я девушка Артура.
Через два часа (за это время они успели подружиться и перемыть косточки всем отрицательным чертам Артура. Говорил один мужчина. Ада лишь могла добавить в список плохой секс, но она имела благоразумия тактично промолчать), дверной звонок вновь разразился трелью. Открывал отец Артура, Ада мыла чашки и не слышала, что твориться в коридоре. Мужчина зашел несколько обескураженный.
-Кто? – девушка вытерла руки о полотенце.
-Там Карина. И она утверждает, что подруга моего Артура.
-Близкая? – уточнила Ада с комичным лицом.
Мужчина кивнул.
-Вот зараза, а?!
И Ада помчалась на разборки.
Остаток дня превратился в фарс. Обе девушки, ломая руки себе и друг другу, рассказывали о любви к Артуру. Его отец вставал на сторону то одной, то другой, поддерживая в равной мере обеих девушек своего сына. И Ада потешаясь в душе, все никак не могла выбрать время, дабы напомнить, кто скормил ему весь пирог. Карина была красивой, фотография никогда бы не смогла передать всего обаяния. Но ее лицо некрасиво искажалось от злобы, или от боли, и Аде стало жаль несчастную, а потому она первая предложила перемирие. И когда Карина дала согласие, побежала за пончиками.
Ада чуть не пропустила гениальную немую сцену. Если бы ее руки и рот не были бы заняты сладостями, она непременно бы зааплодировала и вскричала «браво!».
Когда пришел Артур, первого кого он увидел, был отец. Искренне обрадовавшись, они обнялись и перекинулись парой тройкой слов. Но тут они ввели друг друга на кухню. И началось.
-Привет! – это он Аду увидел, восседавшую на столе, на заднем плане. – Пап, ты уже познакомился, да? Это моя девушка, по крайне мере я на это надеюсь, А….
Вот и передний план был замечен.
-Карина? Ты что тут делаешь?
-Похожий вопрос мучает и меня. Что ты тут делал, с ней? – она кивнула на Аду, и та помахала пальцами в воздухе, давая понять, что речь идет о ней.
Артур что-то говорил, как-то пытался объяснить свое поведение, но Ада не слушала, отключив на своем приемнике звук, нащупав потайную кнопочку mute. Она лишь наблюдала за красным лицом Артура, и таким же Карины. Чудесная пара, думала она, на удивленье, совсем без ехидства.
Соскочила со стола, вышла из квартиры, стала спускаться по каменным ступенькам. Наверное, он кричал, да и топал сильно, но слух вернулся лишь в тот момент, когда Артур с силой сжав плечо, развернул.
Я за этот экстаз застрелилась, и брызгам моим до тебя не достать…
В этом доме кто-то очень любит Мару.
-Ада, не уходи.
Она молчала.
-Не уходи. Пожалуйста, вернись.
-Ты хочешь, чтобы этот балаган продолжился? Сходи в цирк, или позови домой клоуна. Я не паяц, смешить твоего отца и тебя не моя работа.
-Не говори так. Карина уйдет.
Ада покачала головой.
-Нет, Артур. Я ухожу. Это все было хорошо, но я…. Для зрелых отношений у меня есть муж.
Ему нечем было возразить.
-Она все же уйдет.
-Твое дело, - Ада дернуло плечом. – Хотя я бы так не решала с бухты-барахты.
-Но ты так делаешь, - замечание было разумным.
-Я имею в виду на твоем месте.
-А на твоем?
Она должна была бы прятать глаза, но стояла и смотрела прямо в его. И Артуру стало неуютно, и он отвернулся.
-А на моем? – Ада повторила, снова пожала плечами. – На своем месте, я делаю только так, как комфортно мне.
-А мне?
-Для себя есть ты сам. Ладно, мне пора.
-Погоди. Ты еще придешь?
-Зачем?
-Ну…. – он был крайне смущен.
-Я не приду.
-Скажи хотя бы, где ты живешь?
-Там обитает мой супруг.
-А ты где?
Ада усмехнулась.
-Где захочу.
-О! – Артур стукнул себя по лбу. – Ты меня совсем запутала. Возьми хотя бы мой номер. Позвонишь, если что.
-Если что? – она уже улыбалась в открытую.
-Ну, мало ли…. Возьмешь?
-Хорошо. Давай.
Артур побил себя по карманам.
-А у тебя ручка есть?
-Откуда? – Ада стояла в брюках и его белой рубашке.
-Ах. Я сейчас, только никуда не уходи. Ага?
Она кивнула. Когда мужчина скрылся в парадной, Ада хотела уйти, но потом передумала – должна же быть у человека надежда.
Артур проделал все в рекордные сроки – за это время девушка не могла бы далеко уйти, и он все равно ее бы догнал.
-Вот возьми! – выскочил, как ошпаренный. Клочок бумаги с семью цифрами. Ада мяла его в руках пока они мучительно долго прощались.
Дойду до ближайшей помойки и выкину, думала девушка, шагая по улице и рассматривая кривые, синей пастой начириканные цифры. 364-35-12. Да, такой номер фиг запомнишь.
Ада проснулась в постели одна. Муж опять не ночевал дома. В ушах плеер орет, как потерпевший, и она быстро сдернула наушники с ушей так, что «ракушка» отлетела, сорвавшись с проводка. Зато стало тихо. Блаженная тишина. Девушка потерла глаза, почесала голову, взбив пальцами белокурые прядки. Взгляд наткнулся на календарь, где на морде мопса был приклеен стикер. Врач, да, да. Надо не забыть позвонить врачу, насчет осмотра. А еще стоит, наверно, поискать мужа. Ада встала и направилась к телефону. При каждом шаге ее бежевая ночная рубашка шуршала и путалась между ногами. Кирилл. Ада листала телефонную книгу в поисках номера Кирилла – лучшего друга ее благоверного (хотя это не про него). Тот обязательно должен знать, где ее муж. Гадая, не раннее ли время для звонка, Ада давила кнопки.
-Алло, Кирилл? Доброе утро, это Ада….
Больше она ничего не смогла сказать, из телефонной книги выпал мятый листок.
364-35-12
Такой номер невозможно запомнить, если только ты не заучиваешь его в течение двух часов, пока идешь домой.
КОНЕЦ.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/