В то утро он отправился проведать школу. Абдалла не открыл магазин, потому что, как говорили, ночью был штурм города, правительственные войска отступили, и с подвозом продовольствия теперь будет только хуже. Как торговать в такие времена? Тут бы себя прокормить. И Али воспользовался случаем, чтобы навестить школу, то место, с которым связано столько теплых воспоминаний.
Улицы утреннего города были пустынны. Не было видно даже машин. Легкий ветерок шелестел на площади тысячами разбросанных листков бумаги. От порта несло запахом гари – видимо, отступая, правительственные войска подожгли склады и пакгаузы, где хранились запасы продовольствия и медикаментов для армии. А с южной окраины города доносился тяжелый, равномерный гул. Он долго стоял, прислушиваясь, но так и не смог понять – что это.
Школа встретила его приветливой белизной стен, зеленью сада и… развалинами.
Правое крыло школьного здания, где раньше размещались спортивный зал и библиотека, было разрушено до основания. Тысячи книг были разбросаны по школьному двору, очевидно, взрывной волной. Они жалобно что-то лепетали, бессильно взмахивая обожженными страницами, словно хотели подняться ввысь и улететь отсюда, подальше от людей с их войнами, ракетами и бомбами.
Обойдя здание школы, он наткнулся на школьного сторожа – тот сидел на крыльце и мрачно следил за тем, как появлялись из-за поворота танки и бронетранспортеры. На лице старика он заметил следы слез. Еще бы! Сорок лет прослужить в школе, и видеть теперь, как ее уничтожают у тебя на глазах. И еще он понял теперь, что за шум надвигался на притихший город! Это они. Вот эти песочного цвета танки и бронетранспортеры с сидящими на броне пехотинцами, угрюмо глядящими из-под касок. Это они нарушили покой спящего города. Они…
Едва он успел подумать об этом, как со всех сторон на колонну обрушился огненный шквал.
По колонне стреляли отовсюду: из домов и развалин, из ветхих строений, которые служили горожанам кладовками и сараями, даже с крыши школы гулко и отрывисто стрелял снайпер, каждым своим выстрелом сваливая на землю по одному солдату. Даже из канализационных колодцев то появлялись, то исчезали головы людей с гранатометами…
Запылали танки и бронетранспортеры, которые только что, как на параде, въезжали в опустевший город. Разбегались во все стороны солдаты-победители, прячась в канавах и развалинах…
Трое американцев, не обращая внимания на сторожа и Али, сидевших на крыльце, перепрыгнули через школьную ограду и бросились бежать через школьный сад. Али с интересом следил за ними – успеют они выйти из-под такого плотного огня или нет?
Но вот солдат, тот, что был поменьше ростом, споткнулся и, нелепо взмахнув руками, упал. Двое других хотели его поднять, но снайпер на крыше не дремал. Первый из американцев схватился за голову и упал, второй, затравлено озираясь, поспешил ретироваться, бросив по дороге автомат, который мешал ему, цепляясь за ветви деревьев и кустарника.
И тут стрельба стихла. Наступила такая зловещая тишина, что слышно было, как потрескивает пламя, охватившее подбитую технику на дороге. Исчезли неизвестные мстители, превратившие триумфальное вступление врагов в город в кровавое побоище. И только десятки трупов, в беспорядке разбросанных по улице, указывали, что они были здесь.
Сторож все это время сумрачно наблюдавший за избиением, теперь удовлетворенно хмыкнул, встал и пошел к себе. А Али направился к солдатам, лежавшим в саду. Во-первых, он хотел раздобыть себе оружие, а во-вторых, ему показалось, что маленький солдат еще жив и даже пошевелился раз-другой.
Приблизившись, он с удивлением обнаружил, что это девушка. Она лежала, подогнув под себя руки. Винтовка лежала рядом. Поколебавшись немного, он перевернул ее на спину и, склонившись почти к самому лицу, почувствовал едва различимое дыхание. Девушка была жива. Куртка на левом боку намокла и пропиталась кровью.
Он стащил с ее головы каску и, приподняв, прислонил спиной к стволу дерева. Он помнил, что это нужно делать, чтобы кровь, если повреждены какие-то внутренние органы, не прилила к голове и раненая не захлебнулась.
Проделывая все это, он и не заметил, что девушка пришла в сознание и с тревогой следит за ним из-под полуопущенных век. А когда заметил, немного смутился и с растерянной улыбкой спросил по-английски:
-Как тебя зовут?
-Кэтти…
-Не бойся, - торопливо заговорил он, - я только учитель, всего лишь учитель английского языка, и я не сделаю тебе ничего плохого…
Она прерывисто дышала, и по недоверчивому взгляду он видел, что она не верит ему и боится. Видимо ее вдоволь напичкали рассказами о безжалостных террористах-смертниках, которые мало заботятся о своей жизни, но и чужую ставят ни во что. Она боялась пыток и насилия. Ведь сколько раз по телевизионным каналам показывали отрубленные головы, изуродованные тела…
-Не бойся, - повторил он, чтобы хоть что-то говорить, чтобы хоть как-то притупить ее страх. – Сейчас я перенесу тебя в безопасное место, сделаю перевязку, а потом пойду и отыщу ваших… Они пришлют за тобой врача и ты поедешь в госпиталь…
Говоря все это торопливой скороговоркой, он заметил, что девушка помимо своей воли начинает успокаиваться. Она даже задышала ровнее, глубже. Взгляд глаз потеплел. Она даже пошевелила рукой, видимо, для того, чтобы найти и пожать его, Али, руку.
-Лежи и не двигайся…
Старый сторож был не в восторге, когда увидел Али с такой ношей на руках. Но несколько цитат из Корана, которые прочитал наизусть Али, говорили о милосердии и помощи страждущим и ближним своим. И старик смирился. Хотя и никак не мог вспомнить: где, в какой суре Священной книги сказано, что американцы являются его ближними?
Предоставив свою каморку и постель для раненой, сторож в качестве компенсации завладел ее винтовкой, которую тут же запрятал так надежно, что уже через день никак не мог вспомнить: куда же она запропастилась?
А Али, сделав перевязку как умел, отправился отыскивать американцев, чтобы те пришли и забрали девушку. Ведь если бы кто-нибудь узнал о ее пребывании в здании школы – не миновать тогда расправы ни ей, ни Али, ни сторожу…