Псы
«Вспомним, ребята, чудесное время, -
лет этак пятьдесят тысяч назад,
когда мы были хвощами и ящерами…
Господи, до чего же мы опустились с тех пор!»
(Э. М. Ремарк)
Вместо пролога
Черт! Он, кажется, проспал намного больше, чем показалось сначала. Солнце уже на западе. Часов пять – не меньше…
Он почесал затылок, неохотно натянул свою потрепанную куртку и вышел из дома…
А вот и мужики. Ждут. Увидели. Почти счастливы. Почти родные братья. Для них ничего не жалко. Но почти ничего не осталось.
-Здорово!
-Привет!
-Наконец-то! Сколько можно ждать? Пошли скорее…
-Коляну не терпится…
Они идут по улице, стараясь не задевать прохожих, чувствуя некоторую неловкость от быстрых то брезгливых, то жалостливых взглядов.
И постовой – в камуфляже, поглаживает автомат на груди и внимательно следит за каждым движением: страна опять борется с террористами.
Но – нет, показалось. Просто слишком разыгралось воображение. Потому что документы опять забыл. И сидеть в КПЗ или вытрезвителе – не хочется, насиделся.
Вот и зеленая зона. Когда-то, еще в советские времена, тут ходил, весело пыхтя, маленький поезд – возил малышей. Сколько было радости, смеха, криков, визга! Теперь – ржавые рельсы, бурьян. Все что можно было – растащили. Зато есть где посидеть и выпить без помех.
Колян и тот, второй, из-под Кишинева, побежали в магазин. А они – вдвоем – сели на бугорок и, ежась под слепыми лучами солнышка, погрузились в дремотное состояние. Хорошо, если бы не сырость. И вообще, здесь, в России, не климатит. Холодно. Сыро. То ли дело было дома! Хотя тогда – совсем недавно, - весь Союз был домом. А теперь ты иностранец – у тебя нет прав, только обязанности.
Семеныч – высокий старик с прилизанной сединой на висках, - вдруг подскочил и разразился отборной руганью – в спину угодил камень. А на тропке, шагах в двадцати, - стайка мальчишек лет восьми-десяти – хохочут, улюлюкают, кривляются…
-Я вот вас! – Семеныч сделал шаг и – стайка рассыпалась. Но голоса продолжали звенеть то тут, то там, четко выговаривая матерщину…
-Сучьи дети! – прокряхтел старик, возвращаясь на место. – Паразиты!
-Наши дети! – с усмешкой поправил он.
-Наши? – Семеныч с ожесточением сплюнул. – Если бы мои дети…
-А где же они – твои?
Вопрос был внезапен и коварен. Как говорится, не в бровь, но ниже пояса. И старик отчаянно заморгал. Потом обиженно засопел. Детей у него не было. И жены не было. И своего дома. Когда-то, лет тридцать назад, умерла мать, а он, Семеныч, работал на Севере – гонялся за рублем. Вернулся – ни матери, ни дома – кто-то решил, и осиротевший домик снесли, а на его месте поставили гаражи. Так и мается с тех пор. Прижился у старухи, такой же одинокой, как и сам.
-Извини! – он тронул Семеныча за плечо. – А вон и Колян…
Гонцы возвращались. В глазах горел знакомый маслянистый огонек. В сумке что-то бултыхалось и булькало.
Семеныч крякнул, прочищая горло, извлек пучок зеленого лука, плавленый сырок, хлеб, пластиковые стаканчики.
-Аква вита! – сладостно произнес Колян, где-то слышанную фразу.
Да, это была сама жизнь…
Глава первая
«Псы с городских окраин, -
есть такая порода…
С виду – обычная стая,
их больше год от года…
У них смышленые морды,
и, как у нас, слабые нервы,
но каждый из них такой гордый,
и каждый хочет быть первым…»
* 1 *
Едва Лида открыла глаза, сразу пришла мысль о предательстве. Плохая она все-таки подруга! Так предать Ольку… Но мысль отступила, а сознание того, что сбылась давняя мечта, и она в постели с Кириллом, наполнила ее радостью и гордостью.
Олька сама виновата! Чего воображала? Ну, жил с ней Кирилл, ну таскал повсюду, ну возил на юг. Только где сейчас Олька? В больнице после неудачного аборта. И ладно. И пусть. Потеряла свое счастье. А уж она, Лида, не упустит, будьте покойны!
-Девочка моя, ты прелесть! – Кирилл поцеловал ее и встал.
Глядя, как он одевается, девушка почувствовала себя счастливой. Лучший парень города теперь с ней. То-то девчонки теперь обзавидуются! Но она – не Олька. Она не будет ныть и капризничать. Она так привяжет к себе Кирилла, что он и шага без нее не сделает.
-Мне ни с кем не было так хорошо, - доверительно сообщила она, раскидывая свои силки. Но он промолчал, не оценил. А жаль.
Откровенно говоря, этой ночью ей было не так уж и хорошо. Более опытные подруги были правы, говоря, что в первый раз бывает и больно и неприятно, - совсем не так, как описывают в любовных романах или показывают в эротических фильмах. А вот интересно, Кирилл-то хоть понял, что был у нее первым?
-Извини, Лидок! – сказал Кирилл, подходя к кровати, - у меня куча дел. Надо идти. А вечерком встретимся. Сходим куда-нибудь… Хочешь?
Еще бы она не хотела. Наконец-то она побывает в «Эльдорадо» - лучшем клубе города. и не с сопливым ровесником-мальчишкой, а самим Кириллом Поздняковым. С ним сам мэр на «вы», и здоровается всегда первым. Она сама видела на Дне города.
-Тогда я позвоню… Пока! – он чмокнул ее в щеку и вышел.
Она полежала минуту, размышляя, идти сегодня в училище или нет. Решила пойти – надо же рассказать девчонкам!
Только встала – зазвонил телефон. Поколебавшись, сняла трубку, и услышала голос Кирилла.
-Лидок, это я… Будешь уходить – оставь ключи Вадику, он в соседнем номере… И скажи горничной, чтобы простыню застирала, а то кровь засохнет и пятна останутся… Целую, пока…
* 2 *
С чего начинается каждое утро? С пронзительной трели будильника, призывающего не медля подниматься и идти отдавать долг государству. И, заметьте, чем меньше долг гражданина перед родиной, тем мягче, благозвучнее звенит будильник. Ведь будильник министра не сравнишь с будильником, скажем, заводского рабочего.
У семьи Селивановых будильник – электронный, импортный.
Ровно в семь утра нежно зазвенел колокольчик, и глава семьи – Аркадий Иванович, старший инспектор ГАИ, - открыл глаза. Пихнул локтем похрапывающую жену и, натянув штаны, пошел в ванную.
Жена – Нина Андреевна – заведующая детсадом №2, - неохотно поднялась и взглянула на часы: пора будить детей. Их у Селивановых трое. Старшему – семнадцать. Здоровенный балбес вымахал. Работает на автозаправке за городом, там, где проходит трасса. Хоть какая-то польза от обормота.
Дочери – шестнадцать. В последнее время съехала на «тройки», одни гулянки на уме. Кстати, вчера, когда все ложились спать, ее еще не было. Нина Андреевна накинула халат и направилась в комнату дочери.
Ну конечно, спит. Вещи разбросаны по комнате и прет от них крепким табачным духом. Если отец заметит – убьет.
-Клавдюшка! – мать бережно потрясла дочь за обнаженное округлое плечо. – Поднимайся…
Девушка с трудом разлепила изумрудные глаза, доставшиеся от бабушки, и потянулась:
-Опять? Можно еще десять минуточек?
-Вставай немедленно, знаю я тебя! Нечего было шляться допоздна!
Мать вышла.
Клава поднялась и первым делом глянула в зеркало. Кошмар! Гад этот Васька! Губы распухли и даже, кажется, немного посинели. Тоже мне, учитель! «Ты целоваться не умеешь. Давай научу!» Два часа учил. А как она теперь на люди покажется? А это что?! Девушка повернулась боком – когда же он успел? На левом плече красовался огромный насос. Вот паразит! Хорошо еще, что мать не заметила. «Я тебе сегодня устрою!»
А мать уже будит младшего – Мишу…
-Мишенька, вставай! Солнышко… В школу опоздаешь…
Мишенька взбрыкивает ногами, натягивает на голову одеяло, прячется под подушку. Какая школа в такую рань? Он ведь и стихи не выучил – некогда было. А литераторша обязательно спросит…
Воспоминание о невыученном стихотворении Пушкина мгновенно сгоняет сон. Может, маму попросить? Пусть позвонит в школу и скажет…
Аркадий Иванович поставил чайник на плиту и заглянул в зал, где на диване, вытянувшись во весь рост, дрых старший – Иван.
-Подъем!
На спящего точно холодной водой плеснули. Он вскочил и кинулся к одежде – с отцом шутки плохи, можно и по уху схлопотать.
В половине восьмого вся семья собралась за столом.
-Ну, и где ты шлялась всю ночь? – спросил Аркадий Иванович у дочери, накладывая себе яичницу.
-У Насти задержалась… - невнятно пробормотала Клава, избегая смотреть на отца. – Уроки делали…
-До трех часов?! – заржал Иван и тут же получил подзатыльник.
-За столом находишься! – напомнил ему отец.
Иван уткнулся в тарелку. Клава с неприязнью смотрела на него – ведь обещал молчать!
-Еще раз повториться – ремня получишь! – пообещал Аркадий Иванович Клаве. – Не посмотрю на твоих кавалеров…
Дочь покраснела и еще ниже опустила голову.
-Мам, - зашептал Миша, - позвони в школу, а?
-Зачем?
-Я Пушкина не выучил… Позвони, а? Ну, пожалуйста…
Нина Андреевна покосилась на мужа – тот уже уловил невнятное бормотание.
-Чего ты там, Михаил?
Мишенька с виноватым видом доложил о происшествии.
-А почему не выучил?
-Забыл…
-Получишь пару! И – правильно! А меть никуда звонить не будет… Школа – твоя работа. Разве можно так относиться к своей работе? В законах написано, что каждый гражданин обязан получить образование. Понял? И чтобы я больше не слышал твоих: забыл, не знаю… И мать не впутывай! Мать позвонит директору, директор прикажет учительнице… Это, сынок, называется: должностное преступление! Ладно, мне пора…
Глава семьи встал из-за стола и пошел одеваться. Все вздохнули с облегчением: день начался не так уж плохо…
* 3 *
Девушка с трудом открыла глаза…
Где это она? Она лежала на старом, продавленном диване. Ноги прикрыты байковым одеялом, от которого попахивало бензином. Рядом, на покосившемся столике – графин с водой и потемневший стакан. Как она сюда попала?
Приподнялась на локте, чтобы осмотреться. Прямоугольное помещение – полутемное и сырое, не имело окон, только высоко под потолком тускло горела лампочка. Бетонный пол усыпан опилками. На стенах – мотки проволоки, покрышки…
Гараж? Или склад?
Она стала припоминать, что было накануне…
…Она уже раскаивалась, что поддалась на уговоры и согласилась участвовать в этой вакханалии… Чего не сделаешь ради подруги!
За столом все перемешалось. И музыка, рвавшаяся из динамиков, превратилась в какую-то дикую какофонию. Выпитое притупило чувства и развязало языки. Замкнутое пространство квартиры было насыщено испарениями разгоряченных тел и парами алкоголя. Танцы. Тосты. Звон стаканов. Звон пустых бутылок под столом… Карусель.
Тимур – тот, чье возвращение из армии отмечали, исчез. А потом появился, держа на раскрытых руках чистейшую марлю. Развернул ее на столе – несколько шприцев с какой-то бурдой.
-Мулька! – сообщил он, победоносно оглядев пьяную компанию. – Кайф по последней моде!
В ответ – короткое молчание, а мгновение спустя – дружное:
-Мне!!!
Кажется, и она потянулась. Хотя, вполне возможно, что кто-то просто сунул ей шприц в руки.
Тимур закатал рукав и все с тем же победоносным видом вонзил иглу в вену. На другом конце стола, пьяно взвизгнув, укололась растрепанная Селька. Потом – еще кто-то. Потом и она, Вера, почувствовала укол…
Духота – страшная, липкая, влажная, - приняла ее в свои объятия. Одежда сковывала разгоревшееся тело, требовавшее: свободы! воздуха! света!
Несколько минут она просидела, вцепившись в край стола, а в углу комнаты уже летела во все стороны одежда… Кто-то хрипло смеялся… Кто-то стонал… Селька – голая, с распущенными волосами, - лежала на столе, болтая ногами, а к ней подбирался Тимур, срывая с себя одежду…
Вера дернула ворот блузки, стянула юбку, и руки… то ли собственные, то ли чужие… зашарили по телу, а в рот впился чужой рот – жарко дышащий водкой…
Со скрипом отворилась тяжелая дверь. В помещение втолкнули Нинку, и дверь снова захлопнулась…