Пролог

Солнце ослепительно вспыхнуло за чащей леса и стремительно взмыло ввысь, едва не зацепив верхушки мощных сосен, величественно окружавших впадину озера.

          Яркие блики робко заиграли в мелких волнах там, где впадают в водоем бесчисленные родники и, образуя могучее течение, несутся к противоположному берегу, разбиваясь о гранитный кряж.

          Странное… Так прозвали эту, заполненную ледяной водой чашу жители из поселков, разбросанных по округе. Черное. Глубокое. Странное.

          Из чащи, прячась в пелене утреннего тумана, вышел сохатый и осторожно приблизился к воде, но тут же насторожился. Из-за деревьев, оттуда, где пролегла колея дороги, донесся заунывный гул. Люди?!

          Сохатый, нервно дернув головой, ринулся обратно – в туман, в заросли, и затаился. Безмолвно плывут клубы белесого тумана, скрадывая звук и расстояние. Молчат сосны. Безмолвствует озеро. И только гул – приближающийся, заунывный, тягучий – тревожит насыщенный влагой воздух…

          Из-за поворота появился грузовик с брезентовым верхом, натужно гудя, взобрался на пригорок и скатился в низину, где укрылся лесной зверь. Не снижая скорости, разбрасывая шматки грязи, машина проползает мимо, но раздаются выстрелы, повторяемые многократным эхом… И сохатый, оказавшийся всего в десятке шагов от дороги, грохнулся оземь… И несколько глыб с обрыва валятся в воду, испуганные резким звуком, спеша укрыться под многометровой толщей…

          Машина остановилась. Заглох мотор. Из кузова выпрыгивают люди и, возбужденно переговариваясь, выволакивают на лужайку грузную тушу.

             -А я как знал…

             -Ну и глаз у тебя, Лексеич…

             -Пудов на двадцать потянет…

          Хлопает дверца кабины. Высокий мужик в дождевике оглядывает добычу и одобрительно хмыкает. Потом кричит:

             -Свежуйте его, черта здесь! А мы – до поворота и обратно… Тут где-то развилка должна быть…

             -Давай, давай, Семен, - окликаются охотники. – И не торопись. Времени у нас – валом…

          Машина, зачихав, поползла дальше, скрываясь за стеной тумана, чьи молочно – белые волны захлестывали низину, сгоняемые с поверхности озера утренним бризом… Слышны только радостные крики да оживленный говор… Потом все стихает.

          Минут через сорок машина возвращается. Поравнявшись с лужайкой, она останавливается. Раздается недоуменный, торопливый гудок…

             -Лексеич! Костик! Вы что же это… - ругань застревает в глотке охотника. Он с ужасом смотрит на освещенную солнцем поляну, где лежит туша с потемневшей от влаги шкурой, на треть содранной. У туша, навалившись на неё боком и неловко вывернув руку с ножом, сидит человек. И в глазах его – широко распахнутых и пустых – застыло изумление. А в двух шагах от него – второй – опрокинутый навзничь. Смотрит в небо, и на губах – исковерканных страдальческой усмешкой, - выступила пена. В кустах – третий. Лежит, уткнувшись лицом в землю, словно ища спасения и защиты, обнимает руками мокрый, дрожащий куст…

          Охотник глядит на поляну, потом на озеро, где тает последняя дымка… Тишина. Странное затаилось…