Попрощавшись, Михудор влез в "красотку", и машина скрылась в ночи, а прибывшие вошли в холл и очутились в кромешной тьме. Если снаружи горели газовые фонари, слабые огоньки из окон, фары михудоровой "красотки", то внутри гостиница ничем таким не освещалась. - Эй, есть кто?! - крикнул Улит и спросил Верума: - Почему так темно? - Михудор же говорил, что на ночь они электричество вырубают. Это вроде как дань уважения прошлому. - Дурацкая какая-то дань, - буркнул Улит и крикнул: - Эй, мы пришли, есть кто? Чукагекафил! - Чикфанил, - поправил Верум. - И чего ты на земном разорался? Улит поджал губы, но стал кричать по-муслински: - Чикфанил, ты где?! У тебя важные гости! - Не ори, идёт кто-то. Кто-то, старательно шаркая и кряхтя, направлялся к ним. Впереди скрипнула дверь, и мрак частично разогнал свет фонаря. В открывшемся проёме возник зеленокожий лысый и согбенный старец в свалявшемся халате. Старец чем-то походил на дряхлую черепаху, которую в молодости извлекли из панциря и как следует обработали палками, уделяя особое внимание голове. С годами сплющенный череп оброс дополнительной защитой в виде складок кожи. У кожистого старца оказался на редкость скрипуче-скрежещущий голос, которым вполне могли бы говорить самые древние гостиничные двери. - Иэх, - скрипел он. - Иэх, иэх. На девятый "иэх" он добрался до конторки, осветил ночных гостей и поставил фонарь на верхнюю полку. - Да вы земляне?! - изумлённо проскрипел старец. - Иэх!.. Как там учил горовождь... кхе-кхе... Добро пожаловать, уважаемые земляне, добро пожаловать! Я хозяин гостиницы Чикфанил Кич. - Мы очень важные гости, - сказал Улит, - особенно я. Я сын известного п и с а т е л я Земли, а это Верум. Любопытно, любопытно, а ведь весь зелёный. Можно потрогать? И, не дожидаясь разрешения, ткнул старика пальцем в лоб. Лысая, складчатая голова Чикфанила качнулась назад. - Хе-хе, - захихикал Чикфанил, выпрямляясь и потирая лоб. - Вы, земляне, так здороваетесь? И в ответ ткнул острым ногтем Улита в нос. - Ай! - взвизгнул Улит и отпрыгнул назад, угрожающе выставив перед собой трость. - Ты что себе позволяешь, дегенерат?! - А ты что себе позволяешь? - спросил Верум. - Все иногда позволяют себе лишнее, - философски изрёк Улит. - Чикаге... - Чикфанил, - подсказал Верум. - Чикфанил, нам бы два... Верум, как по-муслински "номер"? Не могу подыскать нужного слова. - Хм... я тоже... Чикфанил, нам бы две отдельные комнаты. - Иэх! - проскрипел древний хозяин, доставая с нижней полки исписанный бумажный лист, и сверился с записями. - Есть свободная гостеквартира на две персоны на втором этаже под номером двадцать два. - Нет, вы не поняли, - сказал Верум. - Нам нужны две отдельные комнаты. Каждая должна быть на одного гостя. - Иэх? - спросил Чикфанил исписанную бумагу. - Но в наличии только одна гостеквартира на две персоны. Там имеется всё необходимое для двух жильцов: две отдельные спальни, два отдельных шкафа... - Хорошо, пусть будет гостеквартира на две персоны. Чикфанил порылся в ящике конторки и извлёк оттуда ключ. И тут глаза старца остекленели. Казалось, старец перестал дышать. Он так и застыл перед постояльцами с ключом в руке. - Иэх! - опомнился он через несколько секунд, воззрился на землян, задумчиво пожевал губами и изумлённо проскрипел: - Да вы земляне! Как там учил горовождь... С приездом, уважаемые земляне! Меня зовут... иэх... как же меня зовут-то?.. А, Чикфанил Кич. Я хозяин этого сонодома... И этого ли? И я ли? Старец беспомощно оглянулся. - Вам сто семнадцать кругов, - Верум попытался вернуть вменяемость Чикфанилу. - Михудор просил передать, что Гумбалдун расплатится за разбитое стекло завтра. - Или уже сегодня, - зевнул Улит. - Вроде и спал, а ещё бы не прочь вздремнуть. - Иэх! - кожисто-складчатое лицо Чикфанила просветлело. - Вспомнил, вы же новые жильцы! А Гумбалдун, скандалист и пьяница, пусть приходит, пусть платит за разбитое стекло. Дам вам совет, если вы когда-нибудь захотите содержать свой сонодом, никогда не допускайте, чтобы вам били стёкла и не платили за них, иначе быстро разоритесь. Я вот всё хочу изловчиться и придумать, как бы мне бить конкурентам стёкла и чтобы они платили мне за это, а? Хе-хе. При свете фонаря взгляд Чикфанила казался вполне безумным. - Похоже, у старика шарики за ролики закатываются, - прошептал на земном Улит. Старец сделал нужные записи, а Улит заплатил полторы тысячи ерджи, за месяц вперёд, или за три десятины, если считать муслинскими десятидневками. Десятины переходят в няши, месяцы. Двадцать четыре няши составляют круг - муслинский год. - Не хило тебя ободрал усатый, - заметил Верум. - Целую тысячу загнул. - Ты редкий зануда, Верум, - покачал головой Улит и посмотрел на своего товарища как на безнадёжного дурачка. - У меня ещё четыреста девяносто семь тысяч, не считая мелочи. - Всего-то? В выходные можно разгуляться и тратить по пятьдесят штук за ночь. Айда в Язду, оторвёмся со шлюхами подороже! - Умолкни, зануда! Тебе лишь бы со шлюхами отрываться. - Ну да, угораздило меня родиться мужчиной. Они взяли у Чикфанила ключ от номера, зажженный фонарь со спичками, которые хозяин вынес нарочно для них, и поднялись на второй этаж. Войдя в гостеквартиру "22", Улит нащупал выключатель. Свет не загорелся. - Ах да, - с досадой сказал он, - дань уважения ночному прошлому. И ушёл с фонарём в дальнюю комнату. - Это будет моя комната! - крикнул он оттуда. - Вот только где кровать? У тебя есть кровать? - Нет. У меня только шкаф, стол и стул. - И меня только шкаф, стол и стул. Улит вернулся. Верум открыл шкаф и заглянул внутрь. - Этот Чикфанил о кроватях и словом не обмолвился. Может, у муслинов принято спать на полу? Верум вытащил и расстелил на полу крепко сбитый, но мягкий матрац, достал простыни и подушки с одеялом, сшитые из чьей-то шкуры с коричневым мехом. Улит безмолвно наблюдал за ним. Потом развернулся и ушёл в свою комнату. - Замечательно! - раздраженно пнул он сумку. - С приездом нас в варварскую страну, где все спят на полу!