Еврейка

Десять посадочных мест, толстый водитель в засаленной кипе, касса-копилка, радио и ручка дистанционного управления дверью системы «рычаг» – это такси маршрута Жопа – Большая Жопа.
Пассажирский комплект – минус один. За спиной водителя на двойной скамейке сидела пожилая женщина в религиозном прикиде. Женщина сопровождала внука лет пяти при кипе и пейсах. Пейсы короткие, кипа вязаная, женщина суровая. Обожжённое солнцем, тяжёлым трудом отмеченное лицо обрамлял глухой чёрный платок. В руках у женщины была потрёпанная Псалтырь.
Машина вздрогнула.
«Ийе рацОн милефанЕха» – зашуршали листки молитвенника. Вика закрыла глаза, склонилась к окну. Молитва прервалась. «Ежи еси на небеси» – повернула голову и упёрлась в чёрные глаза пожилой еврейки. Женщина ткнула в Вику Псалтырью:

– Подпоёшь? Это легко.
Улыбнулась, недобро глянув на короткую юбку девушки, и затянула: «Ине ма тОв у ма нАим… Как хорошо, как приятно жить братьям вместе!»
«Приехали, сейчас начнётся», – думала Вика, нелепо раскрывая рот под известную мелодию и шифрованные слова. Пассажиры такси затянули развесёлую дорожную, на сегодняшний день предписанную.
Пел кипастый водитель, пел аккуратный, интеллигентного вида дядечка, пел пузатый и засаленный во втором ряду, пел худой кадыкастый у окна, пел мужик в чёрном коротком пальто на задней скамейке. Даже эфиоп запел и захлопал в ладоши. Не пел только спящий богатырским сном в дальнем углу, ну и Вика. «Ине ма тов, ине ма тов ла ла ла». У Вики выходило: «ла ла ла бли-и-ин, щас начнётся, щас начнётся, почему я забыла наушники дома-а-а-а-а!» Когда последние «ла ла ла» отгремели, пожилая женщина подобрала юбки, резким мужицким движением подвинула жопу на край сиденья, раздвинув при этом для лучшего упора ноги, и, кивнув в сторону Вики, хлопнула водителя по плечу:

– Нет, ну понаехало, а?
Внук тряхнул пейсами в знак согласия с бабушкой. Водитель глянул на Вику и протянул всеобъемлюще: «да-а-а».

И началось: «Израиль и так маленький, на всех гоев не хватит; если уж приехал, то будь добр; я всё понимаю, но и своим не хватает; куда смотрит премьер-министр? Подумай о своих будущих детях; рай на земле; мессия постыдится заглянуть; в чужой монастырь; вали в свою Россию; все русские бляди; врачей на мыло; дипломы куплены; водка; ассимиляция; экзистенциализм».

При всём этом разгроме только водитель испытывал некоторые угрызения совести. Он изредка поглядывал на девушку через зеркало и всё свое участие ограничил междометиями и двусмысленными выражениями вроде: «С Божией помощью» и «кибенимат»*. Обернувшись к интеллигентному дяденьке, Вика пискнула было про сионизм и израильское гражданство. Дяденька хмыкнул и сделал передачу пузатому-засаленному. «Ты же могла поехать в Америку, например?» – принял мысль пузатый. «При чём здесь Америка?» – «А при том, – облокотившись на мощные, по-мужски расставленные колени, вещал религиозный оплот государства женского полу, – при том, что в Америке ты бы принесла больше пользы своему сионизму. Вы, гои, приезжаете сюда и думаете, что, платя налоги и рожая солдат, помогаете развитию государства. Но ваши солдаты отказываются служить, дети не хотят молиться, мужчины женятся на вас и забывают дорогу в синагогу, а страна заполняется полукровками, которые за пределы Тель-Авива не выезжают. Почему ты не перешла в иудаизм? Почему не соблюдаешь традиции? Потому что тебе насрать. Ты как заразная болезнь, поэтому сиди и слушай, может, такой позор заставит тебя хоть с места сдвинуться!"
«Да уж, завтра же побегу записываться в ешиву, мерзкая ты баба».

Впереди на дороге замаячила тень. Фары выхватили силуэт голосующего. Водитель начал сбавлять скорость.
– Тут же одно арабьё в округе! – забеспокоилась женщина.
– Арабы не голосуют, а у нас свободное место, убыток, – деловито ответил водитель, на ходу распахивая дверь.
В проёме нарисовался худой человек, почти мальчик, глаза блестят. Запинаясь, он начал говорить на английском. Пока путешественники всей гурьбой продирались сквозь дикий акцент, силясь понять, к чему клонит отрок, чёрной тенью метнулось к нему нечто и над плечом отрока показалось дуло автомата. Водитель нажал на газ, маршрутка дёрнулась, прогремел выстрел. Окно позади водителя разлетелось мелкими осколками. Пассажиры охнули, но не закричали. Из-за голосующего парня выдвинулась тень, ткнулась в темноту маршрутки.
– Что, блядь, жиды, не ссыте? – прозвучало на чистом русском.
Вооружённая армейским автоматом тень вскинула лапу, потянулась за самой доступной жертвой – религиозной женщиной, которая сидела аккурат напротив выхода, цапнула за руку, вытащила мордой к свету лампочки над ступеньками.
– Фу, бля, старуха.
Женщина плюхнулась на сиденье, пейсатый ребёнок кинулся к бабушке и зарылся у неё в боку.
Вика поняла, что ей пришел конец, и