ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА

 

Книга первая романа «Тайна Вселенской Реликвии» («ТВР»)

Глава четвёртая. Химеры острова Проклятий 

Подзаголовок:

Симфония смерти.

 

Обстоятельство исчезновения судов оказалось полной неожиданностью. Почему они покинули места своих стоянок, куда могли подеваться? Моторным ботом на борт «Кассиопеи» был доставлен капитан «Меркурия» Овчинников. Второй моторный бот покачивался с противоположного борта парусника. Радист, выбиваясь из сил, пытался связаться с невесть куда пропавшими судами. В кают-компании шли дискуссии и решались неотложные вопросы о дальнейших совместных действиях. Часть экипажа, свободная от выполнения служебных обязанностей и несения вахты, пребывала в носовой части судна и с нескрываемой тревогой и надеждой обозревала необъятные дали водного пространства.

— Вижу предмет! — воскликнул Кузьма, наблюдавший в бинокль. — Кажется, спасательный круг.

Об этой новости тут же был поставлен в известность и Ткаченко.

— Необходимо бы отрядить туда трёх-четырёх человек на мотоботе. Как вы думаете, Анатолий Денисович?

— В вашем распоряжении любой из двух, — последовал ответ.

— Следовательно, надо поторапливаться, иначе круг может снести течением.

— Вряд ли, — засомневался Соболевский. — Он завис над «синей дырой», в полумиле от нас, и никуда не денется...

— К Мите надо бы заглянуть, — вспомнил вдруг Саня. — Пошли?

— Чего зазря спрашивать-то? Конечно, пошли.

— Только на секундочку в каюту заглянуть надо бы: я ему кое-что из сладенького припас.

Открыв дверь каюты, Кузьма так и застыл на её пороге. Посреди маленького помещения, в руках с «Каталин», стоял Эдуард Фролович Дюгелев, как видимо, до прихода ребят внимательно разглядывавший его. Неожиданное появление ребят, которого он, кажется, не ожидал, в первое мгновение сильно смутило его.

— А-а-а-.., это вы, ребята, — он виновато улыбнулся.

— Что вы здесь делаете, Эдуард Фролович? — прозвучал возмущённый голос побледневшего Сани.

— Да вот, шёл-шёл, и решил заглянуть к вам, кое о чём посоветоваться бы хотел. Зашёл — никого, смотрю — штуковина какая-то на кровати. Сами понимаете, любопытство разобрало, ну и...

— Эдуард Фролович! — прервал Саня. — Зачем вы говорите неправду? Я же прекрасно помню, куда в последний раз положил, как вы выражаетесь, эту штуковину. Кто вам дал право рыться в чужих вещах?

— Ну вот, сразу и оби-ида! — как-то странно улыбаясь и протягивая Сане прибор, произнёс он. — А обижаться-то и не следовало бы, на всё надо смотреть проще, — в последних, непонятно к чему произнесённых словах его, прозвучала скрытая жёсткость и угроза. — А в общем-то, любовь без радости была, разлука будет без печали, — с этими словами Дюгелев произвёл два молниеносных выпада.

Ребята даже и заметить-то не успели, как очутились на полу. Боли никакой не ощущалось. Голова была светлой и ясной, как день. А вот пошевельнуться, сделать глоток воздуха, а тем более — крикнуть, никто из них не был в силах. Все мышцы словно парализовало.

Захлопнув за собой дверь, Дюгелев бросился в свою каюту, подхватил одной рукой рюкзак, покоившийся под кроватью, перекинул через плечо и выбежал на палубу. Оглядевшись по сторонам и оценив обстановку, он быстрым шагом направился к борту, ловко перемахнул через его ограждение и с двухметровой высоты, рысью, прыгнул на дно пришвартованного к паруснику мотобота. Двое моряков, находившиеся в нём, спокойно себе беседовавшие и ни о чём не подозревающие, вмиг очутились в воде. Острое лезвие кинжала полосонуло по фалу. Яростно затарахтел двигатель и мотобот ринулся в сторону мелководья, оставляя за собой расходящийся веер водяного шлейфа.

Всё это происходило на глазах большого скопления людей и было до того неожиданным, что поначалу никто так и не понял, что же произошло. А когда стадия недоумения миновала, беглец уже находился в полумиле от барка, в том месте, где на волнах покачивался запримеченный Малышевым спасательный круг. Все видели, как на полном ходу фигура Дюгелева отделилась от судна и, описав в воздухе небольшую дугу, скрылась под водой.

— И чего это он? — чертыхались и фыркали матросы, поднятые на палубу с помощью обрезанного фала. — Рехнулся что ли? Здесь же акул пруд пруди.

На шум, царивший наверху, из кают-компании стремглав выскочили все, кто в ней находился. Стали расспрашивать. Никто ничего толком объяснить не мог, только рассказали то, что видели.

— Фёдор Геннадиевич! — Ткаченко повернул бледное, осунувшееся лицо в сторону старпома. — Незамедлительно берите с собой на второй мотобот двух матросов, врача и следуйте по направлению к «синей дыре», к тому месту, где замечен спасательный круг. Может ещё удастся спасти человека.

— Э-э-э, батенька, поздно уже! — не оставил никаких надежд Соболевский. — Разве что чудо может спасти его. Прыгнул-то он в воду основательно, по словам свидетелей, а уже на метровой-полутораметровой глубине втягивающее действие «синей дыры» не позволяет усомниться в реальности печального исхода... Да к тому же и акулы...

— Казимир Платонович, — обратился Ткаченко к руководителю экспедиции, когда спасатели были уже на полпути к месту происшествия. — Как можно расценить подобный поступок? Человек, сломя голову, несётся на верную погибель и с безрассудством бросается головой в омут.

— Вот именно — с безрассудством, — подтвердил Соболевский. — Человек, со слабым типом нервной системы, на почве всего увиденного и пережитого, перенёс потрясение. Какое-то время спустя, шоковое состояние вылилось в своеобразную нервную разрядку, и вот вам налицо — синдром сумеречного состояния. Его, видимо, стали преследовать видения смерчей, крылатых тварей, акул и, если хотите, прочих мерзостей, и он — «бежал»...

Через три четверти часа оба моторных бота пришвартовались к борту «Кассиопеи». Отчёт был кратким. Матрос Дюгелев Эдуард Фролович так и не отыскался — вечный ему покой и память. Второй мотобот, на малом ходу описывавший круги над «синей дырой», удалось подцепить и своим ходом доставить к барку. Подобранный трофей оказался спасательным кругом с линкора «Джордж Вашингтон». В одном месте кольцевой участок круга был плотно обмотан в несколько слоёв полихлорвиниловой плёнкой, дополнительно скреплённой несколькими витками толстого, одножильного медного провода. По местному вздутию можно было предполагать, что под ней находится какой-то плоский предмет...

— Следовало бы сообщить родственникам погибшего.., — начал было Овчинников, но Ткаченко тут же перебил его.

— Нет у него никого. Детдомовский он, почти с самого рождения... Константин Сергеевич, — обратился он к радисту. — Пошлите в отдел кадров нашего пароходства радиограмму с извещением о гибели Дюгелева Эдуарда Фроловича. Подробности и обстоятельства этого ЧП будут изложены мной по возвращении, отдельно, в соответствующем отчёте. Так и передайте.

Здесь же, прямо на палубе, трофей подвергся тщательному осмотру и обследованию. Упрятанным под плёнкой оказался вахтенный журнал с линкора, к тому же и дополнительно упакованный в два целлофановых мешочка. Сохранился он хорошо и находился в отличном состоянии. На его многочисленных страницах не было обнаружено ни единого подтёка. Бегло перелистав его, Ткаченко подозвал к себе Лорид Квинт.

— Вот что, милая! Не будете ли вы столь любезны оказать нам услугу в переводе последней записи? — Он протянул ей журнал.

Текст, умещавшийся на двух страницах, был написан торопливым, размашистым почерком. Под самый конец буквы то расползались, то находили друг на друга, делая текст весьма неразборчивым. Запись удостоверялась собственноручной подписью командира дредноута — Чарлза Пэрри.

— Давайте-ка лучше пройдём в помещение кают-компании и там, в более спокойной обстановке, ознакомимся с содержанием текста, — предложил Михаил Петрович, и весь руководящий состав направился в помещение носовой надстройки...

Так как текст оказался трудночитаемым, Лорид предоставили сначала возможность самой ознакомиться с его содержанием. Пока она это делала, все внимательно следили за её реакцией на прочитанное и выражением лица. По мере того, как она углублялась в чтение, нежный румянец начал постепенно сползать со щёк девушки. Обличье с каждой секундой сгущало краски мертвенной бледности. Приспущенные уголки губ её то нервно вздрагивали, то начинали мелко и судорожно дрожать. Под конец чтения из затуманенных глаз её невольно покатились по щекам две крупные слезинки. Смахнув их рукой и быстро взяв себя в руки, она слово в слово передала собравшимся смысл всего только что прочитанного ей.

Итак, что же произошло в действительности?..

 

Время показывало ровно 13 часов 30 минут дня. В небе распластало своё тело, пышущее негой Солнце. Лучи его в неприхотливой игре мягко ложились на борт дредноута, рождая на его поверхности калейдоскопические рисунки подвижных, золотистых бликов.

На судах «Атлантик» и «Шарль де Голль», ещё ближе прижавшихся к огромной глыбе стального корпуса линкора, равно как и на самом линкоре, размеренно текли повседневные морские будни. Команды занимались проведением профилактических работ, военной подготовкой, несли вахту, стояли в карауле, отдыхали. Научные работники возились возле приборов и корпели над картами, вели наблюдения и записи, что-то измеряли и сверяли. Но общая настороженность в ожидании ещё чего-то такого необъяснимого, грозного, так и осталась. Все с нетерпением ждали результатов поиска «сумасшедшего малого», дерзнувшего бросить вызов одному из жесточайших явлений природы.

— Сэр! — обратился к Чарлзу Пэрри вахтенный штурман. — По левому борту, на горизонте, замечены летящие объекты. Летят со стороны острова Проклятий, курсом — прямо на нас.

Капитан приложил к глазам бинокль. Милях в пяти объективы его выхватили большую стаю каких-то огромных размеров птиц, летевших в направлении скопления судов. Летели они до странности упорядоченно, пятью параллельными звеньями, вытянувшимися по курсу следования. В каждом звене Чарлз Пэрри насчитал по двадцать особей, летевших одна за другой в виде восходящей лесенки.

Пока детально рассмотреть птиц было ещё невозможно. С такого расстояния они представлялись чёрными, колеблющимися полосками. Однако, какая-то осмысленность  организации стаи в звенья, слаженность движений, жутковатая размеренность и синхронность взмахов крыльями, всё это заставило капитана насторожиться и внутренне собраться. Он тут же обо всём поставил в известность капитанов и руководителей экспедиций научно-исследовательских судов и попросил их соблюдать осторожность и бдительность.

Всему личному составу линкора поступило распоряжение разобрать табельное оружие и быть готовым к ведению боевых действий. К великому сожалению Чарлз Пэрри смог убедиться, что на исследовательских судах его предостережениям не придали особого значения. На их палубах царило всеобщее оживление в ожидании встречи с диковинными пернатыми существами. Это являлось свидетельством беспечности и неосмотрительности слишком уж доверчивых и любознательных людей. Насколько он был прав, капитан успел убедиться, когда в очередной раз поднёс к глазам бинокль. Теперь уже хорошо были различимы внешний вид и облик представителей крылатой стаи. Это было что-то омерзительное и ужасное.

Настал момент, когда крайние левые два звена при приближении к судам, пошли на снижение. В то же самое время остальные три, не сбавляя хода, проследовали мимо, по курсу советских судов, ушедших на поиски терпящего бедствие. Хотя на линкоре и были готовы ко всякого рода неожиданностям, но всё же такой ярости, с которой эти страшилища обрушились почему-то сначала на военный корабль, никто не в силах был предугадать заранее. Результаты атаки не замедлили тут же сказаться. Двое, по-видимому зазевавшихся, моряков были один за другим подняты высоко в воздух и в дьявольском хороводе, у всех на глазах, разодраны буквально на куски. Вниз летели отдельно головы, руки, ноги, изувеченные, кровавые туловища несчастных.

За полминуты покончив с ними, эти исчадия ада вновь обрушили всю ярость на линкор, но тут же натолкнулись на свинцовую завесу автоматных очередей. Тех из подстреленных крылатых хищников, что падали в воду, мгновенно потрошили и сжирали акулы. Тех, что плюхались на палубу, тут же расстреливали, добивали прикладами и штыками. Смотреть на этих человекообезьяно-грифоподобных чудовищ, на их мерзкие, не поддающиеся описанию окровавленные морды со свирепым оскалом зубов, было до невозможности жутко и отвратительно. Кровь, сочившаяся из их ран и растекавшаяся по палубе, имела ярко-красный цвет с желтовато-зелёным оттенком и неприятный, до рвоты, запах.

Встретив неожиданный мощный отпор, стая метнулась в сторону гражданских судов. Она уже не досчитывала в своих рядах с полдюжины сородичей, но всё ещё представляла грозную силу. Чарлз Пэрри видел, как людей, жертв роковых обстоятельств и собственной беспечности, столпившихся на палубах, сковал ужас. Они не в силах были сдвинуться с места до тех пор, пока троих человек, поднятых в воздух, не постигла та же самая участь, что и двух их предшественников с линкора. Только тогда на судах поднялась невообразимая паника. Люди бросились искать спасение в укрытиях и, спустя какое-то время, на палубах не осталось ни одной живой души. Тогда-то и было послано сообщение на борт «Кассиопеи» о нападении крылатых существ.

Птицы стали садиться прямо на реи мачт, на крыши надстроек, на палубы, по причине чего издали суда казались какими-то фантастическими, живыми массами. Передвигались существа как-то неуклюже, вразвалку. Было заметно, что движения их сковывались непомерно большими, хотя и вдвойне сложенными, крыльями. Ими они задевали за все выступающие сверху и по бокам части судового оборудования и рангоута. Своими короткими, но мощными верхними и нижними когтистыми конечностями они всё рвали и крушили на своём пути. Кое-кто из них пытался, и не безуспешно, открыть двери служебных и жилых помещений, за которыми находились люди. Однако, проникнуть в них вряд ли кому удалось бы по причине всё тех же торчком высокопоставленных крыльев.

Вести стрельбу, пусть даже и прицельную, с борта линкора, не представлялось никакой возможности. Это было небезопасно для экипажей судов. Поэтому Чарлз Пэрри распорядился послать к ним на помощь вооружённых моряков на двух моторных ботах. Через какие-то полчаса с крылатыми вампирами было покончено раз и навсегда. Всю эту падаль, усеявшую палубы, побросали за борт, акулам на обед. По настоятельному требованию учёных оставили только один единственный экземпляр хищника, который был тут же упрятан в один из морозильников судна «Атлантик».

На линкоре и научно-исследовательских судах ещё производилась уборка и устранение последствий нападения, когда к Чарлзу Пэрри подошёл его первый помощник Гарри Кэмптон.

— Сэр! — обратился он к капитану. — А не кажется ли вам, чёрт подери, что все беды исходят от того проклятого острова? — и указал в сторону острова Проклятий.

— Какая разница, Гарри? Всё может быть! — в отрешённой задумчивости вымолвил капитан. Он стоял на ботдечной палубе, опершись руками о планширь, и недвижно смотрел в ту сторону, куда указывал Кэмптон. — Только вот людей не вернёшь! А у них дома родители, жёны, дети. Не слишком ли много невосполнимых потерь за такой короткий промежуток времени? Что на очереди?

Некоторое время стояли молча.

— Послушай, Чарлз! — В минуты откровения эти два старых морских волка, связанные не только исполнением служебного долга, но и узами многолетней мужской дружбы, они позволяли себе обращаться друг к другу по имени, отбросив в сторону всякие условности. — Кто его знает, что ещё может выкинуть наш «невидимый противник». А в таком случае почему бы не попытаться предвосхитить возможные события и не сделать несколько предупредительных залпов из носовых орудий, прямо по острову? Ведь посуди сам...

— Ты полагаешь, что всё это кем-то преднамеренно организовано? — не дал договорить капитан, удивлённо подняв брови.

— А почему бы и нет?

Предлагаемая Кэмптоном затея, больше смахивавшая на авантюру, пришлась капитану Пэрри не слишком-то по душе. Но в то же самое время он понимал, что людям необходима хоть какая-нибудь отдушина — своего рода нервная разрядка после перенесённых потрясений. Немного подумав, он дал согласие.

Пока артприслуга расчехляла стволы тяжёлых, дальнобойных орудий, капитан направился в рубку вахтенного офицера. В морском деле Пэрри был опытным, знающим своё дело служакой. Долгие годы пребывания на военных, командных постах, где ему вручались судьбы и жизни многих и многих людей, научили его в подобных ситуациях быть предельно осторожным и осмотрительным. Вот и теперь его не покидало смутное предчувствие надвигающейся опасности. В чём она могла выражаться, откуда исходить, каким образом? Этого он и сам не мог сказать толком. Но внутреннее чутьё подсказывало, что не следовало бы соглашаться с предложением Кэмптона. Однако, что сделано, то сделано.

Подозвав вахтенного матроса, он приказал ему раздобыть и принести нужных размеров полихлорвиниловую плёнку, два-три целлофановых кулька, метра три медной проволоки и спасательный круг. Здесь сказалась годами выработанная предусмотрительность. На залпы может последовать ответная реакция. Какой она будет, в чём выражаться? А может всё это игра больного воображения? Да-а, нервы ни к чёрту, пора на покой.

Пэрри открыл вахтенный журнал и собственноручно стал вести запись. По мере того, как он писал, внутреннее напряжение всё нарастало и нарастало. Вот, один за другим, с небольшими временными интервалами, прозвучали четыре орудийных залпа, выплюнувших в сторону острова Проклятий вздыбленные, огненные валы, и всё смолкло, как будто ничего и не было. Капитан прислушался, и продолжал вести записи. Подошёл улыбающийся Гарри Кэмптон.

— Всё в порядке, Чарли, — сообщил он бодрым, жизнерадостным голосом. — И стрельбы учебные провели, и «злым духам», если они существуют, наука. Ты бы только посмотрел на лица людей! Вот что значит вовремя снять нервный стресс.

Под ногами мелко задрожала палуба. Капитану хотелось остаться одному, чтобы продолжить запись, и он отослал Кэмптона выяснить причину тряски.

— Слушаюсь, сэр! — взяв под козырёк, он лихо развернулся на одном месте и быстро стал спускаться вниз по трапу.

Пэрри проводил взглядом его высокую, начинающую полнеть, фигуру. Видел он его в последний раз.

Уже через полминуты весь корабль трясло, словно в лихорадке. Капитан понял: «Всё! Конец!». Но он продолжал писать, хотя теперь это было и нелегко. Последняя, трудно читаемая запись его гласила о том, что вибрация корпуса корабля достигла немыслимых размеров. Все предметы стали казаться расплывчатыми и напоминают колышущиеся миражи пустынь. Люди, на всех судах без исключения — ему отсюда, сверху, хорошо это видно, — словно все посходили с ума. Объятые необъяснимыми паникой и ужасом, одни мечутся по палубе, натыкаясь друг на друга и падая, другие прыгают за борт и тут же погибают. Чувства страха, дикой рези и боли в глазах и ушах, невероятного состояния всех частей тела — будто от костей отслаивается мясо, — испытывает и он сам.

Вот на его глазах, один за другим, разламываются на части «Атлантик» и «Шарль де Голль», и идут тут же ко дну. Рядом, у ног, скорчившись, лежит вахтенный матрос, видимо — мёртвый. Из открытых навыкате глаз его, носа и ушей струится кровь... Из рубки, еле держась на ногах и зажимая ладонями уши, словно приведение, вышел вахтенный штурман с обезображенным диким испугом лицом. Он подошёл к ограждению и перекинулся через него. Господи, что за симфония смерти! За что ты нас так караешь?

— «Всё! Силы и разум покидают меня! Прощайте!  Ч.Пэрри», — гласили последние строки записи.

Повинуясь священному чувству долга, он, видимо, нашёл в себе силы, чтобы упаковать вахтенный журнал на спасательном круге и каким-то образом отправить его за борт...

Гнетущая тишина висела в помещении кают-компании на всём протяжении повествования и продолжалась некоторое время спустя, после его завершения. Люди были просто потрясены и подавлены результатами так недавно разыгравшейся трагедии, унесшей сотни жизней ни в чём не повинных людей. Каждый из присутствующих понимал, что линкор постигла та же участь, что и другие суда. Он разломился и пошёл ко дну со всем экипажем. Небольшой участок дна, покрытый двухкилометровой толщей океанических вод, стал вечной пристанью для тех, кто ещё так недавно смеялся, пел, шутил, мечтал, любил.

— Прошу почтить память погибших! — прозвучал тихий голос Михаила Петровича, и все встали в скорбном молчании. — Прошу садиться! — последовало минуту спустя. — Как вы сами понимаете, друзья, сейчас не самое подходящее время вдаваться в выяснение причин, приведших нашу совместную деятельность к столь трагическому завершению. О проведении дальнейших научных исследований, как полагаю, теперь не может быть и речи, — капитан повернулся к Соболевскому, молча испрашивая его ответа.

— Вполне согласен с вами, Михаил Петрович, — поддержал тот. — Какое уж там... Считаю, что на данный момент наша святая обязанность — незамедлительно поставить в известность обо всём случившемся общественность стран-участниц экспедиции…

— ... и обратиться к правительствам государств с просьбой направить в этот район международную комиссию по расследованию причин чрезвычайных происшествий, — продолжил капитан. — Независимо от того, какие злые силы природы — слепые, осмысленные ли, — преследуют нас с самого начала, шаг за шагом, наша очередная задача сводиться к одному: терпеливо ждать, наблюдать и делать соответствующие выводы.

— Ко всему сказанному Михаилом Петровичем хотелось бы добавить вот ещё что, — молвил Казимир Платонович Соболевский. — Не исключена возможность, что мы находимся над самой вершиной просыпающегося подводного вулкана. Странного здесь ничего нет. Под нами пролегает глубоководный рифт, характеризующийся повышенной сейсмической активностью. Известно немало случаев гибели судов, в силу стечения ряда роковых обстоятельств проходивших над подводными вулканами именно в тот момент, который можно было бы причислить к началу их извержения.

Наверное все вы ещё хорошо помните и то неприятное чувство тревоги, наближающегося страха, которое испытал каждый из нас, находясь в квадрате номер тринадцать. Даже на расстоянии тридцати миль нами были явно ощутимы непонятные колебания воздуха и вибрация корпусов «Коссиопеи» и «Меркурия». Поэтому, мой совет —  держаться как можно дальше от этого участка. Необходимо без промедлений покинуть это место и уйти на безопасное расстояние, ну, хотя бы, опять всё в тот же квадрат номер тринадцать...

Уже сгущались сумерки, когда суда покинули воды, примыкающие к островной банке, и ушли в северо-западном направлении по курсу на безопасный участок акватории с оговоренными координатами.