– Сплюнь, – брезгливо поморщился Иванов.

   – Нет уже нужды, – весело улыбнулась Яна. – Сейчас мой дом в другом военном городке.  Никто там о моём непутёвом прошлом не знает.  Веду себя архиприлично. Не курю, не пью. Корчу нецелованную.  В институте и общаге тоже всех отшиваю.  Пока не получу диплом твёрдо решила держаться подальше от озабоченных.  С плохой репутацией надеяться найти путёвого мужа  и хорошо устроится в жизни глупо.  Чтобы справиться с такой задачей – вилять надо головой, а не попой. Правда, иногда бывает невмоготу.  Тянет в прошлое. Особенно, если парень сильно нравится, а мастурбации накал страсти не снижают. Тогда приходится прибегать к помощи импортных таблеток. Одной вполне достаточно, чтобы тяга к сексу временно исчезала.  Одно только беспокойство остаётся, как бы во фригидную не превратиться.

 

   – Может проверим? – шутит  Иванов.

   – Боюсь, – засмеялась Яна. – Сорваться могу. Мне, коль заводить любовника, он нужен постоянным.  Пусть даже в качестве редкого гостя, чтобы охотку сбивать.

   – А на кого учишься и в каком институте? – улыбнулся Иванов.

   – В Воронежском медицинском институте имени Бурденко. На пятом курсе.

   – Стоп, это случайно не тот  академик Бурденко, чьё имя носит  главный военный клинический госпиталь в Москве?

   – Он, – кивнула головой Яна.

   – И когда вашему институту его имя присвоили? – удивился Иванов. – Да и чего ради? Зачем? Ведь ещё совсем недавно это был просто Воронежский медицинский институт.

   – В прошлом году, – улыбнулась Яна. – По случаю столетия со дня рождения великого хирурга Николая Ниловича Бурденко, который жил, работал, занимался научной деятельностью и лечил здесь людей в тяжёлое время Гражданской войны. Поэтому ничего плохого нет в том, что кое-какие улицы и медицинские учреждения, включая наш институт, названы в честь такого замечательного человека.

   – С тем, что Бурденко был для своего времени хорошим хирургом и учёным, я согласен, –  нахмурился Иванов. – Однако назвать замечательным человеком подобную сталинскую социально-политическую проститутку лично у меня язык не повернётся. И потому в моей душе никакого протеста не возникает, когда таких превозносят в специализированных научных кругах и изданиях, но не в средствах массовой информации и общественно значимых местах типа улицы, института, госпиталя, больницы, санатория.

   – Чем же, Саша,  так провинился в твоих глазах Николай Нилович Бурденко? – засмеялась Яна. – Неужели ты считаешь, что его зря избрали в академики Академии наук СССР, неправильно присвоили ему воинское звание генерал-полковника медицинской службы, напрасно признали Героем Социалистического Труда, незаслуженно награждали Сталинской премией первой степени и орденами, неоднократно выбирали депутатом в Верховный Совет, был первым президентом Академии медицинских наук СССР и являлся почётным членом Лондонского королевского общества хирургов и Парижской академии хирургии.

   – Знаешь Яна, перечисляя все эти заслуги Бурденко, ты не учитываешь главного.  В Советском Союзе талантливых хирургов, и не только хирургов, было великое множество, но на поверхность и гребень всплывало и продолжает всплывать лишь подстать кремлёвской власти социально-политическое говно. И пример тому поведение в январе 1944 года расхваленного тобой Бурденко, когда его, именно его, ибо знали кого, назначили председателем советской Специальной комиссии по расследованию подлого Катынского расстрела  более четырёх тысяч поляков. Да, в начале он искренне верил, что это дело немецко-фашистских захватчиков, однако в ходе работы комиссии и бесед с другими врачами, он, несмотря на происки и фальсификации подручных Лаврентия Берии, прекрасно понял, что пленные польские офицеры были расстреляны в Катынском лесу  вблизи Смоленска весной 1940 года особым отрядом НКВД по приказу Кремля. А немецкие патроны и пистолеты, которыми пленных польских офицеров убивали, были лишь удобным оружием палачей НКВД, особенно таких, как Блохин, возглавивший тогда расстрельную команду. Кстати, Яна. Если следовать твоей логике, тогда будет тоже очень правильным назвать многие места и учреждения именем  не только Бурденко, но и именем сталинского палача Лаврентия Берия. Его заслуги, как государственного деятеля, в разы больше, чем у Бурденко. Он был дважды Героем Социалистического Труда, дважды награждался Сталинской премии первой степени,  имел звание маршала.

Или почему бы где-то и что-то не назвать  именем доктора околоисторических наук хитрожопого академика Исаа́ка Изра́илевича Минца?  Чем этот фейхтвангерский Зюсс хуже Бурденко?  Точно такой же Герой Социалистического Труда, точно также награждён тремя орденами Ленина, дважды удостаивался Сталинской премией первой степени, а в 1974 году получил Ленинскую премию за насквозь лживый, но угодный политическому руководству СССР научный труд «История Великого Октября».  Короче, все они негодяи и по-другому при нашем государственном строе быть не могло и быть не может. До тех пор пока в стране отсутствует надёжный четырёхлетний механизм демократической сменяемости кремлёвских правителей и их приспешников, социально-политические пройдохи с коммунистической риторикой всегда  для вышестоящего начальства предпочтительнее честных и порядочных.  К примеру, давай возьмём вашу Воронежскую область.   С 1971 по 1975 год её возглавлял Воротников Виталий Иванович, который  раньше был у нас в Самаре председателем облисполкома. Сейчас после него Воронежскую область возглавляет Игнатов Вадим Николаевич, работавший ранее вторым секретарём Ленинградского обкома КПСС. Скорее всего, и он долго вряд ли тут задержится. Ещё  немного покомандует и пойдёт следом за Воротниковым на повышение. То есть, поднимаясь по ступенькам власти, или уснув на них, эти номенклатурщики так и будут, фактически, несменяемыми, как и весь чиновничий аппарат.   А у вас, Яна, кто ректор?  

   – Иван Павлович Фурменко.

   – Сколько ему сейчас лет?

   – 66.

   – Давно он ректор?

   – 15 лет.

   – Ого! По несменяемости  даже дольше, чем Брежнев, – усмехнулся Иванов. – Тогда понятно почему он добивался присвоения институту имя Бурденко. И, видимо, на этом вряд ли успокоится, продолжит поиски новых памятных дат и событий, чтобы привлечь к себе и институту новое повышенное внимание.

   – Уже нашли, – засмеялась Яна. – Через два месяца, точнее 12 ноября,  наш институт с лёгкой руки  ректора отметит своё шестидесятилетие. Хотя на самом деле институт существует не с 1918 года, а с 1930 и, следовательно, ему будет 48. О чём ректорат прекрасно знает, однако продолжает дурить студентам голову…

   – Всё правильно, так и должно быть, –  улыбнулся Иванов. – 60 лет, хорошая дата, чтобы в очередной раз выпятиться, получить подарки, награды, премии, и прочие собачьи радости.  А вот через 12 лет, то есть в 1990 году, кто будет рулить и как сложиться ситуация, не известно. Самой-то сколько ещё учиться?

   – Как минимум, два года, –  тяжко вздохнула Яна.

Иванов умолк и задумался.

   – Что призадумался? – улыбнулась Яна.

   – Да вот думаю, как было бы здорово заиметь такую красивую любовницу на целых два года.

   – Так в чём дело? – засмеялась Яна, – Или кошелёк тощий? Если причина в этом, то обещаю не быть для такого симпатичного молодого человека обузой.  На себя  у меня своих денег хватит: стипендию получаю, мама с папой каждый месяц дочке, вставшей на путь истинный, прилично отстёгивают, чтобы не занялась проституцией.