Страх подобен онкологии. Он возникает совершенно внезапно, и первые стадии его метаморфоз протекают абсолютно безболезненно и незаметно. Он питается картинами и иллюзиями вашего сознания, размножается в столь благоприятной среде и ищет лишь удобный случай для выхода. Если при обнаружении первых симптомов вы не принимаете мер, благодушно сваливая свое неврастеническое состояние на любимый и наиболее часто используемый в лексиконе каждого врача термин «стресс», то будьте уверены – страх сожрет вас изнутри, как это делают злокачественные опухоли.
Когда вы работаете в морге, ни о каком страхе не может быть и речи, иначе вы бы там не работали. Ваша болезнь – скорее распространять споры суеверного страха, будто цепляющиеся за каждую свою жертву паразиты, а не самому с дрожью в коленках лезть ночью под одеяла, дергаясь от каждого звука в квартире. Это не есть хорошо, но дурь из вашей головы выбьет только хорошая дубинка, да и то нет гарантии, что кто-то возьмется за столь трудоемкую работу – можно проломить череп к чертям, а результата не добиться. Пугать рассказами о живых мертвецах, бегающих по всему корпусу морга – ваш конек, да и бывают случаи, когда ваши байки правдивы. Так или иначе, сами вы не подвержены трепетному страху перед подобными рассказами, потому что знаете наверняка – вскрытое тело, содержимое нутра которого уже разложено сердобольными патологоанатомами по емкостям, уж точно никуда не убежит. Эти люди холодны, неподвижны, на них жутко и жалко смотреть, однако вы уже столько их перевидали, что и вы и ваша хирургическая пила встречают нового покойника как старого друга. И тем более вы не боитесь мысли о том, что когда-нибудь и вы окажитесь на холодном металле стола, и пила будет резать уже вашу черепную коробку. Все потому что вы – почетный работник морга.
Так думал и Уинстон, когда закрывал каждый вечер комнату с холодильниками, ставшими приютом для сотен мертвецов. Снимая кожу с затылка, удаляя кость и вытаскивая оттуда мозг, склизкий, желеобразный и противно хлюпающий, он думал о том, как чьи-то латексные перчатки лезут ему в голову и отдирают его мыслительный орган ото всех сосудов и прочих элементов природного крепежа. Он относился к этому с легкостью, ибо знал, что момент истины настанет, как настает он для других ежедневно, и его не стоит бояться. Он представлял, как его грудную клетку вскроют, открывая доступ к кроваво-красному мясу, за барьером которого кроется бьющееся сейчас размеренно сердце. Как это сердце аккуратно отделят от всех вен и аорт, в которых уже не будет бурлить кровь, и положат на подобие подноса, чтобы искромсать его вдоль и поперек, а потом сунут его обратно в тело и оставят как жуткий экспонат не менее жуткого музея. Он все это ярко себе представлял, аккуратно проводя лезвием скальпеля по коже, отделяя ее от ребер, и совершенно ничего не боялся. Но страх, как я уже говорил вам, подобен раку – долго развивается и в один прекрасный момент дает о себе знать.