Надя выставила на свой рабочий стол две чашки на блюдцах, до боли похожие на те, из которых они пили чай тем памятным вечером, за которым последовала незабываемая ночь. Она бросила в каждую по пакетику с чаем и по два кубика сахара. Больше она ничего сделать не успела, потому что сзади подошел Саша и тихонько обнял ее, притягивая к себе. В женщине несколько мгновений боролись противоречивые чувства. Порядочность и совесть кричали, что необходимо прекратить творящееся безобразие, а чувство вины и не к месту проснувшаяся похоть умоляли ее не прерывать мужчину.

Она не успела принять решение до того момента, когда Александр поцеловал ее в шею. Мурашки вмиг покрыли ее тело. Ноги едва не подкосились, а с губ сорвался тихий стон. Саша прекрасно помнил одну из ее самых чувствительных эрогенных зон. Это было нечестно с его стороны. По силе воздействия этот осторожный поцелуй можно было сравнить с ядерным ударом нанесенным в средневековой войне. Атака, от которой невозможно ни закрыться, ни увернуться. А Надя не особо-то и хотела защищаться.

В те короткие секунды, которые прошли между моментом поцелуя и полетом на пол только что подготовленных чашек, женщина приняла решение. В борьбе за разум и душу Надежды Владимировны Яблоковой победу одержали вина и похоть, а совесть и нравственность отправились куда-то на задний план, где были заперты на множество замков. Она честно призналась самой себе, что теперь готова позволить Александру творить с ней практически все, что ему заблагорассудится.

В тот миг, когда одна из чашек разлетелась маленькими осколками, а второй повезло пережить падение на ковролин, мужчина уже развернул женщину к себе лицом и жадно целовал ее губы, одной рукой пытаясь расстегнуть ее блузку. Все остальное было забыто в тот момент. Ее не смущала даже колючая щетина на лице мужчины. Надя не беспокоилась и о том, что дверь в офис не заперта. Ее не волновал тот факт, что кто-то может войти и увидеть то, что происходит. Для женщины все это казалось скорее волшебным сном, нежели реальностью — к ней вернулось нечто, чего она сама себя лишила чуть больше восьми лет назад.