1985-й

...

Журналистов «Рабочего» частенько подкармливают, а перед праздниками в редакцию даже буфеты с продуктами жалуют. Перепало вчера от этого «барского стола» и нам, - Платон зашел к Николаю Иванцову, а тут как раз и… Целых два говяжьих языка и кило колбасы! «День всеобщей солидарности трудящихся – первое мая» мы, конечно, не отмечали, но зато все три дня не было забот: и чем накормить семью? Разве не отдых для советской женщины-труженицы?

Да нет, хлопот, в общем-то, не убавилось, - постирать, приготовить обед, прибрать, - но всё это не казалось столь обременительным еще и потому, что Платон был просто прелесть! Помогал, был терпелив и не читал лекций детям.

 

Ура! Роман Платона приняли «для прочтения». Ну, что ж, и то хорошо.

Может, примут и для напечатания?

 

Возвращаемся с Глебом из Карачева: дождь, ветер! Б-р-р...

Глеб с вокзала поехал домой, а я искать Платону подарок, - у него сегодня день рождения. И купила носки, потому что на рубашку денег не хватило. Стою на остановке, жду троллейбус. Рядом – двое пацанов. У каждого - по тюльпану.

- Где достали, молодые люди?

- На базаре, - шмыгнул носом тот, что поменьше. - По двадцать копеек штучка.

Рвануть на базар?.. Считаю: двадцать на три… Хватит. И рванула. А там они - по рублю тридцать. Походила, поторговалась, но все ж купила три штуки.

И уже - через порог: тюльпаны и лицо в дожде, как в слезах радости:

- С днем рождения, Платон Борисыч!

 

И вернули Платону роман с рецензиями... но на доработку. Значит, есть! надежда.

Вот уже неделю сидит и «дорабатывает».

 

Топчусь на кухне и вдруг слышу:

- Можешь зайти ко мне?

Домываю посуду, иду.

- Как ты считаешь, что верно у этого… в замечаниях о моём романе? - и смотрит грустно. 

Думаю... О рабочих Мареине, Кузнецове... Нет, с ними всё в порядке; начальник цеха Варламов, парторг Фролкин… Да, есть в нём что-то шаблонное.

- Сделай парторга Фролкина еще добрее, - пытаюсь и сама сказать это почти ласково, - но всё же, пусть он прячет это в себе и, может, только в разговорах с твоим героем Фетисовым приоткрывается чуть-чуть, а, может, в своих раздумьях. 

- Тогда многое переделывать придется, - бросает после паузы. – Нет, роман закончен и получился, - уже завязывает шнурки картонной папки, кладет ее в стол. - Конечно, есть в нём длинноты, не очень он психологичен, не очень индивидуализирована прямая речь… так, ведь, она и в жизни не очень.

- Да, конечно, не очень, – поддержала, и тут же посоветовала: - Сделай-ка ты свой роман первой частью трилогии, которую продолжишь позже. - Ничего не ответил. - А для этого, - осмелела, - надо бы тебе опять поработать в многотиражке на автозаводе, понаблюдать, как люди приспосабливаются к новым условиям. Время-то какое…

Нет, не хочет он снова работать в многотиражке.

- Нет, роман закончен, - только и буркнул.

 

Снова носил свой «доработанный» роман редактору Приокского издательства - приехал тот в наш город, - и вернулся часа через три:

- Понаставил, зараза, замечаний, вычеркиваний! – сверкнул очками. - И то не надо, и то нельзя! А ведь Горбачёв провозгласил гласность, открытость. Нет, всего боится, коммуняка трусливая!

- Платон, но ведь гласность - в Москве! К нам она еще не дотащилась, так что, ищи консенсус, как говорит тот же Михал Сергеевич.

Нет, не утешила. Весь вечер ходил из угла в угол, вздыхал, маялся...