А  НЕБЕСА  МОЛЧАЛИ…    

 

 

 

       -…Вот, он ее поцеловал - и она проснулась. Полюбила его, и они поженились. И жили долго и счастливо.

       Он гладил дочку по белесым густым волосикам, и голос его становился все тише и тише: дочка засыпала.  Глаза медленно-медленно закрывались, пока не сомкнулись совсем. Он еще немного подождал, затем осторожно убрал ладонь.

      Наклонился, легко, одним дыханием поцеловал ее в щечку. Хотел тихонько вытащить из- под мышки куклу - пупса, но ладошка дочки, крохотная, как у куклы, инстинктивно сжала подружку, и он не стал ее трогать.

      Потянулся, разминая затекшую спину.

      -Папка,- раздался сзади шепот сына. - А ласказы пло ссюку и Емелю. А ты только пло любовь ласказываес…

      Александр развернулся к сыну.

      -Ты чего еще не спишь?..- прошептал он, улыбаясь. – Сестренка спит, а ты лясы точишь.  Спи, завтра рано вставать, в парк пойдем…

      -Папка, а сто такое «ляса»?

      -Спи, говорю!..- Александр подоткнул под сына одеяло. – А то без тебя пойдем!- попытался он сказать строго.

      -А у бабуски дылка в заболе. Полвалось, да?- ничуть не испугавшись, печально спросил сын, повернулся на бочок.

      -Порвалось, порвалось…   Спи.

      Поцеловал и его в щечку, потушил свет и вышел.

  

       -Заснули?- спросила жена, погладывая поверх очков. А губы продолжали считать: тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь… Все, закончила считать, воткнула спицы в вязание. - Заснули?

      -Катька- уже… И Пашка сейчас заснет. Ну, что, ужинать будем?

      -Давай! Я тоже такая голодная!..

 

      Ночью, лежа на его плече, она долго не решалась ему  сказать. Водила пальчиком по его груди вдоль окаемки майки - и молчала. Слушала его все еще тяжелое прерывистое дыхание.

      Господи, как он ее любил! Она готова была раскричаться от этого блаженства, но так стыдно было перед соседями!.. Что завтра сказали бы?.. И так койка визжала, как помешанная…

      Дыхание его успокаивалось. Он повернул к ней голову. Она ладошками обняла его лицо и зацеловала быстро-быстро, много-много раз. Ночнушка на ней сбилась куда-то выше талии, давила под ребра, но она продолжала и продолжала целовать его. Затем опять уткнулась в плечо, прижалась крепко и замерла.

      -Наташ, ты чего?..- он погладил ее по голому бедру и тоже прижал к себе.

      Она не ответила. Так и лежали молча, прижавшись друг к другу.

      -Саш, у нас, кажется, третий будет…- невнятно сказала она, но он услышал. И замер. И окаменел. А затем рассмеялся. Тихо и радостно. И прерывисто, будто и смеялся, и плакал одновременно. И так ее сжал руками, что она  чуть не задохнулась.

      -Натка! Милая ты моя! Милая ты моя!

      И не мешала спутанная ночнушка! И скрип койки они не слышали! И на соседей им было наплевать! Неземное Счастье укрыло их от всего мирского и суетного!

 

      …Их даже не хоронили на следующий день. Нечего было хоронить. Бомба попала точно в их дом. И не жаловались на ночной шум соседи. Их тоже уже не было на этом свете.

 

      А кто-то, из пока живущих  оторвал листочек на численнике:

 

                                 « 22 июня 1941 года

                                        Воскресенье»