Дальше я не слушал. Было где-то около двух часов ночи. Я вернулся к себе, забрался на кровать, положил за спину подушку и,  устроившись в удобной позе,  в темной комнате погрузился в мысли. Полупрозрачные шторы были раздвинуты, в  окно лился лунный свет,  и предметы в комнате отбрасывали на пол длинные тени в направлении двери. Мне из окна был виден дуб, он находился прямо передо мной, точнее я видел в густой темноте новогодней ночи  не очень отчетливые очертания его ровного ствола в средней части и ряд  извилистых боковых ветвей. Право, не зная мощи и размаха этого благородного дерева,  я, пожалуй, получил бы лишь приблизительное представление о его внешнем виде в полночной тишине  и,  если сравнить с ним  какую-нибудь средневековую церковь  (конечно же, последняя составляет полную противоположность дубу), то стены церкви, которая смотрит на нас как бы из глубины столетий,  в такой же мере отражают  дух своего времени, в какой необъятные формы  возвышающегося дерева отражают дух его природы, придающей ему еще большую драматическую полноту. Однако употреблять эту характеристику в отношении дерева, кажется, немного неуместно, но мне не стоит большого труда обосновать такое определение. Подумайте о том, что возраст дуба превышает двести с лишним лет, среди прочего еще подумайте о людях, поверженных в прах, о разных по большей части забытых событиях,  которые прошли перед ним  на протяжении  всего этого времени. В самом деле, не скорбя, не жалея он безучастно смотрит   при свете дня и под звездами, как множество  человеческих жизней приходят  к своему концу. Надо думать, столь же мало трогают  его и  их истории. 

       Ну, так вот, я  чувствовал умиротворение от тепла  и  уюта в эти минуты  ночного  покоя, но все же меня томила грусть.  В этом душевном  состоянии нет места внутреннему порыву, который один приводит в движение  наше тело. Говорят, что радость возносит на небеса, а грусть погружает в бессилие. Это так. В этом-то и заключается ее особенность. Стоит лишь сродниться с самой сущностью Грусти, которая не может вдохновить нас на взлет, но дарит каплю влаги увядшей розе, и мы готовы к трогательным излияниям нежности. Она  всегда что-то приносит с собой,  что-то не особенно ясное; может быть даже  умеренность в чувстве и  понимание правды, какое-то переживание и  вдохновение, свободное от заимствования и что-то еще. Но выразить себя в этом состоянии, которое делает нас способными к восприятию потустороннего,  почти невозможно. Хотя, пребывая в легком противоречии с действительностью, мы оказываемся  неспособными выразить свои чувства так, как выражают их все. Здесь мы доходим до обладания почти божественной способностью: ни одна бессодержательная мысль уже не может ввести нас в заблуждение, это сказывается даже в чувствах,  обычно в таком состоянии притупленных, непосредственность и искренность делают нас еще утонченнее, мы чувствуем себя как бы скованными, хотя на самом деле расслаблены в эти минуты духовного напряжения, без трепета и волнения мы  становимся поэтичными и оказываемся готовыми вдохнуть в стихи или музыку  красоту. 

Рейтинг@Mail.ru