Почти не раскрываю дневник, - они же, о ком хочу писать, заполняют всё «свободное» время.

Дочка подрастает, легче стало убедить её в чём-то, но пугает её рассудительность. - мало у неё наивных, детских вопросов.

Очень любит рисовать и воспитательница жалуется, что в садике всё разрисовано ею. Спать ложится - отрываешь от рисования, в садик собираешь - то же. Устает она там, конечно. Сегодня, когда привела туда, выбежала навстречу какая-то девочка да как закричит!.. А Галя:

 - Ну, чего ты кричишь? – и заткнула уши, поморщилась. 

Да, конечно, детская возня в такой большой группе - тридцать детей! – перегрузка для ребенка. Не водить бы её туда, да что поделаешь?

А Глеб во всём подражает сестре, и если она рядом, то он - её зеркало: поворот головы, жесты, интонация… Снисходительно позволяет ей тормошить себя, таскать на шали по полу из комнаты в комнату, со смехом гоняется за своей машинкой, которую та увозит от него с грохотом, а когда ему что-нибудь надо, кричит:

- Дай-дай-дай-дай!

Да с такой обидой слезной!

Вот словарь его слов: лябука - яблоко, ку - чайку, малька - молока, леб - хлеб, бука - булка, коха - кофта, кулька - куртка, мика - машинка, ляба - сабля. Без лябы и спать не ляжет, и в ясли не пойдет.

Есть у какого-то писателя рассказ: отец умертвил своих детей, когда им было годика по три, - не мог смириться, что станут взрослыми, другими. Чудовищно, конечно…

Но ведь так грустно! Не остановить и даже  не замедлить эту пленительную пору детства, - так

стремительно она уходит! Вот поэтому и хочу попытаться обмануть беспощадное время, - пусть хотя бы в дневниках останутся вот эти наброски с тех, кто так дорог сердцу.

 

До пяти вечера: обед, ужин, уборка, стирка и всё время – рефреном, для успокоения: «Это не беда, когда дела, беда - когда их нет. Это не беда когда дела…»

Теперь - на работу.

Тепло, пахнет дымком. По деревянным ступенькам, по лесенке - вниз. Деревья ещё не «дышат», но через них - разлившаяся Десна. Холодное полотнище серо-зелёной воды. Безмолвная вода, тихая вода и солнце. Яркое солнце, жаркое!

Рабочие - со смены. И тоже - безмолвны.

И в троллейбусе тихо.

Набережная. Троллейбус дальше не пойдет. Энергию отключили. Дом рушат? Да-а... Дом же обвалился! Пыль – столбом. Экскаватор, оцепление, люди вдоль изгороди, по обочинам. Смотрят, заглядывают за ограждение.

И молчат…

Уже минут двадцать тихие – и такие яркие под солнцем! - троллейбусы: шестерка, первый, второй, тринадцатый.

Словно пунктиры.

Но успела к эфиру! Бегу по коридору. Уборщица тряпкой - по полу. Кричу с порога:

- Роза, входи в эфир!

И та двумя руками – на кнопки.

Выдаю фильм «Белая гвардия»: гетман бежит в Польшу, его ополчение - по домам.

И там – разруха!

Домой. И снова: обвалившаяся дом на Набережной, оползень на Покровской горе, ещё шире – Десна. Темная Десна, тихая вода...

«Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь».  Вот-вот! Именно он!

А для меня «миг» - лишь опора для будущего.

Которого не бывает?!