Назвав «Красное колесо» повествованием в отмеренных сроках, А. И. Солженицын изначально как бы отстранился от романной формы. Но, наверное, любое произведение, претендующее называться романом, является все-таки повествованием в строго отмеренных и тщательно выверенных сроках, когда предметом художественного исследования является не столько линия движения судьбы, души героя, сколько скрытая динамика этой линии: ее «производные» — ее «наклон» и «кривизна» — в каких-то особых, определяющих точках. В этом смысле А. Солженицын ничуть не оригинален. Своеобразие «Красного колеса» заключается не столько в методе исследования героя, сколько в том, что в качестве главного героя этой эпопеи выбрана революция. Неповторимость, «безумство», если угодно, солженицынского замысла заключается именно в этом — в намерении типизировать революцию. Типизировать, оперевшись на тот эпохальный социальный катаклизм, которым она обернулась в России.