Дождь лил как из ведра. То есть, складывалось, глядя на него, такое впечатление, что некто из проказников завис над этим большим одиноким деревом и поливает на его крону из некоего большого и бесконечно бездонного ведра. А такое мнение оное имеет место быть. Ведь никак не желает заканчиваться, а лишь со временем все сильней и сильней его струя. Но вкрадываются сомнения в такие ассоциации, поскольку в бездонную посудину воды набрать практически и физически нереально. Сие ведро просто обязано иметь днище, но оно там, в далеком беспросветном будущем, которого дождаться невозможно.

Крона этого крупного лиственного представителя флоры слегка и мало заметно сдерживала потоки влаги, не сто и даже не десять. Максимум одну часть из двадцати. А посему под такой природной крышей обильно капало. И настолько обильно, что намокание одежды происходило хоть и медленней, чем в открытом поле, но неотвратимо.

С такими мыслями и стоял под этой дырявой крышей, спрятавшийся с такой меркантильной мечтой и невыполнимыми замыслами, как переждать внезапно разыгравшуюся стихию, Денис Витальевич Асакин, 23 лет отроду, рабочий-станочник на ДОКе (деревообрабатывающем комбинате), на котором он и трудился после армии, отслужив там свои положенные два года.

Дом его располагался не столь уж и далеко от проходной, но желание попасть в него раньше дождя оказалось столь великим, что и толкнуло его на этот безрассудный поступок, как бег на короткую дистанцию через пустырь, посреди которого и стояло это дерево. Когда редкие капли стали превращаться в сильный непрерывный поток, то путь преодолен был всего лишь наполовину. Аккурат возле дерева. Бежать следующую половину означало, как простое купание в одежде в неком водоеме. Но Денису хотелось сохранить сухость, поэтому он и нырнул под защитную крону одиноко стоящего исполина. Однако уже буквально через пять минут он понял непоправимую ошибку.

Две, если уточнить. И притом при всем, грубейшие. Любое дерево спасет от нормального дождя, а не от вселенского потопа. Листва уже через минуту стала пропускать влагу, как дырявая крыша. И даже слишком дырявая. Промокание началось медленно, но неотвратимо, с постепенным покиданием тепла из организма. Противные капли настигали неотвратно, затекали за шиворот, в обувь, в штаны, намачивая и охлаждая содержимое в трусах.

И какой смысл в этой крыше, если еще несколько минут укрытия, и промокание наступит на все сто процентов с последствиями, о которых думалось без воодушевления. С таким успехом можно было бежать дальше под этим небесным потоком. Или просто не спеша идти пешком. Промок бы одинаково, так давно уже был бы возле теплой печки и в сухом одеянии. А теперь, и нос высовывать страшно, и стоять с каждой секундой все невыносимей.

А вторая ошибка была в разыгравшейся грозе с грохотом и треском ярких вспышек молний. Его ведь еще в школе учили, что одинокое дерево в поле – ловушка для малообразованных дурней. То есть, лохов. Вот сейчас как шандарахнет по этому громоотводу, и никто не спасет, коль сразу не убьет, поскольку вокруг ни единой живой души.

И вот теперь как выкручиваться и что ему делать, так Денис в неразрешимых затруднительных размышлениях. К тому же, судя по напору дождя и затянутому черными тучами небу, скорое прекращение этих опасных явлений погоды не ожидается. По его мнению, так именно в том направлении, откуда дует ветер, лишь с большей угрозой темнеет и сверкает.

А организм, складывалось такое впечатление, уже насовсем расстался с остатками тепла и лихорадочно трясся от холодных влажных прикосновений промокшей насквозь одежды. Гораздо меньше промок, если бы бежал под этим самым ливнем. И Денис принимает вынужденное окончательное решение – бежать на всех скоростях в сторону дома. Все равно, больше промокнуть и замерзнуть уже невозможно, а в беге хоть согреется. К тому же минут через пять, а именно столько бежать по грязи до дома, он окажется в сухом и теплом доме.

Даже от одной такой приятной мысли в душе возникло некое маленькое тепло. Еле видимое и мало ощущаемое, но придающее силы и энергии. Глубоко вздохнув, словно собрался прыгать с вышки в тяжелые ужасные воды, Денис рванул по направлению одноэтажных построек, посреди которых и находился его дом, в котором они с мамой вдвоем и проживали.

Иных обитателей этого жилья он не припоминает. Хотя, мама не раз ему говорила, что очень давно с ними проживал его отец и мамина старшая сестра. Не старая, а старшая, однако угнала папу за тридевять земель. И после этого подлого случая от них ни слуху, ни духу. Лишь алименты по почте до самой армии приходили с другого конца страны. Мама старалась реже вспоминать данный эпизод из их биографии, а самому Денису вполне комфортно и беспроблемно жилось с мамой вдвоем. Она о нем заботилась, а он по мере возможности слушался ее. Он еще с детства усвоил нехитрую премудрость, что быть учтивым и примерным гораздо выгодней и комфортней. Вот и не создавал конфликтных моментов, а мама всегда была довольна своим чадом.