Вынесла Алена лютню, да такую, что ни в сказках сказать, ни пером описать. По бокам золото с серебром переплетаются, дивные звери бегают по ней, сама настраивается. Загляденье! Цапнула я ее из рук и к себе пристроила. Пощипала струны, да заголосила, а они сами под пальцы идут, сами звук издают, да громкий какой. Сбежались все орки слушать.
Погорланили мы с ними песни, наугощались, но спохватились и стали в путь обратный собираться, да не успели.
Стоит на выходе орк громадный, плечами свод пещеры подпирает, сам зеленый, ручища с голову тролля. Трухнули мы, за столом хоронясь. Гляжу, Сварожский через стол лезет, ногами по уткам жареным топчется и секирой помахивает. Захмелел уже не на шутку.
- Выходи, супостат, против викинга биться, не на жизнь, а на см…
- Ты ж что ж творишь, волчья сыть?! – страх у меня как рукой сняло, появилась злоба лютая. Дернула я его назад, но его шкурка набедренная у меня в руке осталась, а северянин в чем мать родила пошел дальше, седалищем отсвечивая. Алена так краской и залилась, глядя сквозь пальцы. – Стой говорю!
По уткам теперь прошлась я, накинув на голову викингу шкуру (потехи ради, мол, не тот срам прикрываешь обычно), я встала перед орком.
- Здравствуйте-прездравствуйте, дражайший! Мы тут к сестренке своей заскочили, а тут не налюбуемся на богатства ваши, да на яства да водочку дивную. Вот мой друг и захотел в этом деле с вами силушкой богатырской помериться. Больно понравились меда ваши.
- Коли так, - подобрел Хлак. – Милости прошу, откушайте, отчего ж нет? А для спора со мной пусть сначала от хмеля предыдущего отойдет.
Я сделала знак Гаргуле, и тот в момент отыскал бочку и помакал туда резко отрезвевшего и уже злого Сварожского.
- Сейчас он у меня попляшет! – вылез из бочки Шагизмунд, стряхивая воду с волос и кое-как стягивая на бедрах шкуру. – Лопнет скорее, чем меня перепьет!