Выборами, даже внеочередными, тёртый украинский народ испугать было трудно всегда, скорее наоборот, социально и политически активная часть населения праздника демократии каждый раз с нетерпением ждала. Труднее было властям предержащим, особенно в те переломные моменты, когда по результатам народного волеизъявления одна когорта избранных* (*здесь: от рождения высших) могла смениться другой плеядой избранных* (здесь: то же плюс мандат доверия электората). Вековой уклад жизни при этом никак не менялся, но определенный дискомфорт высокие чины испытывали: отсутствие стабильности – всегда фактор напрягающий. Народ простой, не видя особой разницы в находящихся при власти представителях одной, но окрашенной в разные цвета, элиты, находил удовольствие в самом демократическом процессе, выбирая каждый раз тех, кто, оставляя все по-прежнему, провозглашал такую новизну, какую осознать никто не мог. Случалось, представители элиты сами раскачивали политическую лодку, что после выходило им же боком. Так одна из партий двуединого лагеря объявила как-то, что избиратель имеет моральное право, получив от власти подачку, после голосовать, как ему заблагорассудится. Не нужно быть профессиональным политологом, чтобы сделать вывод о пребывании на тот момент партии-советчика в оппозиции. Не далее как через год эта же партия, уже будучи у власти, вознамерилась аналогичной подачкой купить голоса избирателей, но мудрые жители мегаполиса, чьи голоса и нужны были властной партии, взяв у честного политика подаяние в размере одной тысячи гривен, проголосовали за другого, нечестного, пообещавшего тысячу сто. Эпизод этот стоит внимания лишь потому, что слова «тысяча» и «подаяние» стали впоследствии краеугольными для украинской политики. Хотя последнее действие долгое время стеснялись называть своим именем, придумывая всё более замысловатые объяснения раздаче денег за голоса. Одно из них достойно описания.
При угаре советской власти один из московских трастов, собравший много денег с тех индивидов, кого в простонародье именуют лохами (хотя в документах означенные индивиды фигурировали больше как вкладчики), ловко растаял в белокаменных джунглях, обязательства перед этими же вкладчиками обесценив примерно на пять порядков, а после вынырнув на международных финансовых рынках уже довольно успешной голубой фишкой. В такой ситуации оптимальным выходом для облапошенных стало бы утереться и подвести черту, обозначив убыток. Выходом менее разумным было бы, следуя примеру предводителя уездного дворянства, ринуться качать права перед бессовестным пронырой, рискуя, правда, отгрести вместо денег по физиономии. Но власти квазисуверенной страны, имея многовековой опыт общения со старшим братом именно с позиции «брата меньшего», изыскали путь оригинальный до гениальности. Правительство бывшей(?) колонии ничтоже сумняшеся объявило, что растворившиеся в столице метрополии средства обманутым вкладчикам должны компенсировать… украинские налогоплательщики. Что подвигло нео-коллаборационистов на такой по меньшей мере странный вывод – сказать, с точки зрения эвклидовой психологии, сложно, важнее то, что обе мегапартии за идею ухватились, и перед каждыми выборами украденное даже не собой за счёт законопослушных сограждан щедро раздавали.