В Луговом Танька первым делом свернула в школе. На школу полюбоваться. Школа была новая, только год как построена. В старой школе, одноэтажной, деревянной, с печками и звонком-колокольчиком Танька отучилась целых пять лет. А новая была двухэтажной, просторной, с большими светлыми окнами, с новеньким спортзалом, и спортивной площадкой. Танька сразу полюбила новую школу и в каникулы по ней скучала. Хотя и старую было немного жаль – там было уютно и совсем по-домашнему: мирно гудели печи, скрипели старенькие парты, а за окнами Танькиного класса росла черёмуха. Весной она сплошь покрывалась белыми мелкими цветами и казалась большим заснеженным сугробом. А если окна были открыты, то от её запаха кружилась голова, и хотелось петь… Танька жалела черёмуху осенью – мокрую и несчастную, и любовалась зимой, припорошённую лёгким серебряным снежком. А в новой школе под окном росла тонкая нежная молодая рябинка, прямо как в песне, которую иногда напевает тётка – «Ой, рябина кудрявая…»
Во дворе школы было тихо и пустынно, только со стороны спортплощадки раздавались мальчишечьи голоса. Спрыгнув с велосипеда, Танька свернула за угол школы и сразу увидела пятиклассника Пашку, брата самой лучшей своей подружки Зиночки. Мальчишки гоняли мяч. Пашка, подвернув видавшие виды штаны, и сдвинув кепку козырьком назад, стоял на импровизированных воротах и, кроме мяча, ничего вокруг не видел-не слышал. Подойдя вплотную, Танька ухватила «вратаря» за воротник:
- Зина дома? – строго спросила она.
Пашка вздрогнул и заверещал:
- Пусти-и! Ну, пусти-и-и! Мяч пропущу! Нету Зинки! К бабушке уехала! Ну, пусти, Танька!
- Надолго?
- Не знаю! Пусти-и-и же!
- Смотри мне! – отпуская воротник, на прощанье сказала Танька, но Пашка её уже не слышал – мяч был в опасной близости от его «ворот».
Вздохнув, Танька обошла вокруг школы. Значит, Зиночка уехала за реку, там живёт их бабушка. Постояла у своей рябинки, посмотрела на окна второго этажа. Вон там их класс. Они снова сядут с Зиночкой у окна, чтобы рябинку было видно. Осенью она уж очень красива…
Библиотека была рядом, в центре села, и домчаться на велосипеде, хотя и стареньком, было минутное дело. Но у клуба она притормозила – на афишном стенде появилась новая афиша. Афиша была новенькая, ещё не потрёпанная ветром, не вымоченная дождями и не выгоревшая на ярком солнце. «Гусарская баллада» - вот что было написано на афише. А с афишной фотографии на Таньку смотрела улыбчивая девушка в гусарском мундире. Фильм будет завтра, два сеанса – один утром и один вечером. «Вечером Катя не пустит…», - подумала Танька. А днем, почему бы и нет?
Кино Танька любила, очень любила, до самозабвения, и артистов всех знала, вот только бывать в кино доводилось не часто. А фотографии артистов она покупала на местной почте и журнал « Советский экран» ей Люба, что на почте работает, всегда оставляла. Журнал был дорогой, шутка сказать – целых сорок копеек! Да карточки артистов по десять копеек… Катя каждую неделю давала Таньке рубль на завтраки, да только Танька никогда те завтраки не покупала. Или из дома чего с собой завернёт, или к Зиночке вдвоём сбегают, благо Зиночка почти рядом со школой живёт, через дорогу. Кате, понятно, не говорила – рассердится и вовсе денег давать не станет.