В один из жарких июльских дней у пристани оказались сразу несколько теплоходов. Кроме плановых «Федора Шаляпина» и «Клима Ворошилова» прибыли опоздавшие трехпалубный «Александр Суворов» и новенький, сверкающий голубым бассейном на корме, «Академик Курчатов». Лариса спешно мобилизовала все наличные силы. - Алло, музей! – кричала она в телефонную трубку свирепым тоном сталинского наркома, - к двенадцати тридцати у вас пятнадцать групп, все оплачено, принимайте. Что?! Да хоть уборщиц назначайте! Я же сказала – обязаны обслужить по договору! Ну, меняйте отдел природы на звонницу, собирайте всех сотрудников, сокращайтесь, действуйте! Музей что-то неуверенно гукал в ответ, пытаясь возражать, но Лариса уже швырнула трубку на рычаг. - Так, орел! – заметила она меня, – ты-то мне и нужен! Я щелкнул каблуками и взял под козырек. - К пустой голове руку не прикладывай! Как там Толстой писал: краткость-сестра таланта? Ну, или Чехов, какая разница. Хоть Чехов, хоть Тургенев, берешь сразу две группы у Шаляпина. Я почесал затылок: - Лариса, да ты что? Там одни москвичи – скандал же будет. - Какие на фиг москвичи – не с дурой разговариваешь. Сибиряки они, я точно знаю. Объяснишь, что ситуация такая с опоздавшими. Да можешь вообще ничего не говорить, если не спросят, они люди скромные, возбухать не будут. А тебе лишние часы запишем, как полагается. Я уже повернулся к выходу, но она продолжала: - И через сорок минут – назад. Еще две группы с Академика. Бегом успеешь. И наполеоновским жестом отправила меня в бой.