Согласно Плотину, есть три пути восхождения к Единому.

Первый из них – это стремление к красоте, выражающееся в любви и в искусствах. Скульптор, ваяя статуи, руководствуется высшими образцами. Музыкант приходит в волнение от заключенной в голосах красоты. Влюбленный – от красоты тела и черт. Во всем следуя красоте, стремясь к ней всей душой, можно в конце концов достигнуть и самого ее истока – Единого.

Однако на этом пути существует множество “ям и ловушек”, как сказал бы Омар Хайям. Все мы прекрасно знаем, как часто именно из стремления к прекрасному люди впадают в прямо противоположное – в полнейшее безобразие. Избежать этого помогает второй путь – философия. Именно она позволяет понять, что, с одной стороны, сама по себе красота – это не тело, потому что тела прекрасны благодаря приобщению к чему-то другому; а с другой стороны, что невозможно достичь прекрасного, не становясь при этом прекрасным и самому, то есть не избрав добродетельный образ жизни. Ведь невозможно увидеть прекрасное там, где его попросту нет. А искать надо в своей душе.

“Все, что мы созерцаем как видимое, мы рассматриваем как внешний объект. Между тем, нужно перенести объект внутрь субъекта и созерцать его как нечто единое. Процесс созерцания должен быть аналогичен процессу самосозерцания”. (Плотин, сочинения. И.: Алетейя, СПб, 1995, с. 350) Потому что аромат яблока не существует отдельно от яблока и никакая сила не отделена от своего истока. А значит и мы не отрезаны и не отделены от источника бытия и истины, и имеем его начало в самих себе. А значит и искать начало всегда нужно в самих себе, в каждое мгновение, здесь и сейчас.

Тем не менее опыт показывает, что и философии может оказаться недостаточно. Поэтому Плотин предлагает третий путь – созерцание и молитву:

 “Охватим же теперь ... этот мир, в котором каждая часть существует без смешения с другими, нашим умственным оком и охватим его как единое целое. Пусть в пестрой смене явлений, которые извне ограничены будто бы поверхностью шара, за образом солнца и всех звезд последуют образы суши и моря и всех живых существ, при этом как бы расположенные на видимой со всех сторон шаровой поверхности. Тогда действительно перед нами предстанет вся совокупность вселенной. Пусть затем наша душа представит себе ярко светящийся шар, охватывающий собою все и отчасти движущийся, отчасти же остающийся неподвижным. Фиксируя этот образ, нужно вызвать в себе другое представление, свободное от всякой телесности. Удали затем из своей души всякое представление о пространстве и материи и стремись не к тому, чтобы в тебе зародился образ той же материи, только меньший по массе и занимаемому им пространству, а обратись с мольбой к Богу, создавшему твое представление, и проси его снизойти к тебе. Он спустится во всем своем великолепии со всеми богами, которых он объемлет собой, сохраняя при этом полное единство, подобно тому, как и всякий другой Бог объемлет всех остальных в высшем единстве”. (Плотин, сочинения. И.: Алетейя, СПб, 1995, с. 348)

Соответственно по Плотину получается, что окончательное постижение истины возможно только благодяря Божьему Откровению. Но оно возможно лишь после того, как всякая душа сумеет с помощью размышления и неуклонного стремления к красоте найти этот единственно верный путь и убедить себя в его истинности. И вот тогда, – пишет Плотин чуть далее, – “Душам, способным к созерцанию, этот мир раскрывается во всем своем богатстве” (Там же, с. 349).

Если мы внимательно прочитаем “Исповедь” блаженного Августина (354-430), мы заметим, что он следовал теми же путями познания. “Я любил дольнюю красоту, я шел в бездну и говорил друзьям своим: “Разве мы любим что-нибудь кроме прекрасного?” (Исповедь, IV, 13, 20). “Я любил согласие, порождаемое добродетелью, и ненавидел раздор, порождаемый порочностью. В первой я увидел единство, во второй – разделенность. Это единство представлялось мне как совместность разума, истины и высшего блага; разделенность – как некая неразумная жизнь и высшее зло” (Исповедь, IV, 15, 24). “Сам прочел и понял все книги, относившиеся к так называемым свободным искусствам, какие только мог прочесть” (Исповедь, IV, 16, 30).  “Я мысленно представил себе все созданное: и то, что мы можем видеть, – например, землю, море, воздух, светила, деревья, смертные существа, – и для нас незримое...” (Исповедь, VII, 5, 7). “Я прочитал (некоторые книги платоников, переведенные с греческого на латинский...” (Там же, VII, 9, 13). “И вразумленный этими книгами, я вернулся к себе самому, ... вошел в самые глубины свои... и увидел оком души моей ... Свет немеркнущий...” (Там же, VII, 10, 16). Замечательно, что Плотин для восхождения к Единому так же как и христианские мистики требует непременного очищения. Казалось бы, предлагаемое им учение должно было полностью устроить учителей христианства. Тем не менее именно неоплатонизм в первые века христианства показался Отцам Церкви наиболее опасным врагом.

Чем это объяснить? “Очищение платоников было, главным образом, интеллектуального порядка и имело целью освободить сознание от коррелятивной бытию множественности”, – пишет В.Н. Лосский. Для христиан же “очищение есть отказ от приятия бытия (тварного) как такового, поскольку оно сокрывает “не-бытие” Божества... это освобождение как бы более экзистенциальное, объемлющее все существо того, кто хочет познать Бога” (Лосский В.Н., Опыт мистического богословия восточной церкви. М., 1991, с. 31)

Это высказывание мало что проясняет. Сейчас мы готовы признать, что Плотин так же отдавался своему познанию полностью, а не только интеллектуально. Следовательно, требуется поискать и какие-то другие причины их непримиримости.