Тиха украинская ночь и прекрасна, особенно в степи. Темное высокое небо усыпано мириадами звезд, которые отражаются в застывших водах ставка. Тишина настолько ощутима, что любой шорох в траве или далекий собачий лай кажется многократно усиленным. Полное безветрие не тревожит рябью идеальную поверхность воды и оставляет застывшими все листочки кустов и редких деревьев. Покой и сонливость обволакивают лежащих на берегу рыбаков. После удачной вечерней зорьки и обильного ужина они расплылись от истомы и лениво переговариваются ни о чём, больше глядя в звездное небо, наслаждаясь безмыслием. Любой, даже очень далекий звук, ощущается кожей и вызывает на лицах недовольные гримасы. Он кажется вторжением, разрушением идиллии. Даже крик ночной птицы кажется неуместным.

 Тем более звук автомобиля, он негромкий, но раздражающий. Два больших черных автомобиля небыстро спускались по дороге, которую мостили еще пленные немцы, а современники не удосужились перекрыть  асфальтом. Звук от шин, перебирающих камень за камнем, становился все громче. Один из рыбаков приподнялся на локте, посмотрел в сторону дороги и попытался рассмотреть циферблат часов в свете костра.

 – Кому это неймется, полпервого уже?

 Джипы «Гелендваген» переехали через мосточек и повернули налево по  узкому недавно построенному асфальту. Звук от шин на асфальте стал почти неслышным. Фары уперлись в блестящие ворота из профнастила. Прошли считанные секунды, и они плавно открылись – посетителей здесь ждали. Повернув несколько раз между новенькими зданиями, автомобили въехали в раскрытые ворота цеха или ангара, большого здания из таких же блестящих профилированных листов.

 В ангаре было совсем пусто, ярко горел свет. Ворота закрылись и только тогда распахнулись двери джипов, из них вышло несколько рослых мужчин в темных костюмах и галстуках. Один из них открыл заднюю дверь первого автомобиля. На свет божий,  под искусственное освещение вышел человек среднего роста, коренастый, с коротко стрижеными светлыми волосами, в которых в приличном количестве сверкала седина. Его встречал всего один мужчина в белом халате и очках с невидимой оправой. После короткого приветствия они спустились в помещения, располагавшиеся этажом ниже. 

 В отличие от пустого пространства верхнего ангара, нижнее – было разбито перегородками на несколько помещений различной площади и видимо различного назначения.  Пройдя несколько дверей, посетитель и его сопровождающий вошли в достаточно большую комнату, напичканную различной научной аппаратурой. Навстречу им из большого кресла поднялся худой человек с копной длинных вьющихся волос, в таком же халате, но в очках с тяжелой оправой и толстыми стеклами. От человека веяло неряшливостью и нескладностью. Дело было не только в чистоте его халата и всколоченных волосах, видимо их не очень часто расчесывали, его руки покрывали мелкие ссадины и ожоги, вся его фигура говорила о политике полного наплевательства, в отношении свей внешности.

 – Привет, «Кулибин», ты бы хоть руки вымыл, и халат поменял к приезду начальства, – фамильярно сказал посетитель, пожимая руку. – Славин, я же просил проследить за гигиеной нашего гения.

  – Виталий Дмитриевич, мы следим, но Максим Леонидович, так быстро умеет приводить в затрапезный вид любой халат, что даже я удивляюсь. – Ответил сопровождающий. Именно к нему была направлена претензия начальства.

 – На то он и гений, чтобы халаты пачкать, а с руками у него что? На перчатках экономите?

 «Кулибин» спрятал кисти рук в карманы халата.

– Виталий Дмитриевич, он же их одевать не хочет, даже когда занимается с химикатами и сваркой, – Славин возмущенно всплеснул руками.

– Максимка, ты что балуешься? Ты нам нужен живым и здоровым или ты уже решил после взрыва в Германии по крупному не работать, только мелкими пакостями заниматься – себе руки уродовать.

– Ничего подобного, просто несколько отвлекся и забыл надеть перчатки,– наконец подал голос гений, Максим Леонидович.

– Ну, да и так восемь раз, у тебя же живого места на руках нет. Ты хоть дезинфицируй их, что ли.

Виталий Дмитриевич прошел к креслу и сел, оба подчиненных остались стоять.

– Садитесь, господа, садитесь, тут не конный парад. Лучше доложите мне, что вы тут набедокурили за моё отсутствие.

 Оба деятеля в белых халатах расселись в креслах.

– Почему набедокурили? Всё согласно плану, есть, конечно, отклонения, но в основном  нормально. Существуют некоторые проблемы с потреблением электроэнергии в пиковых нагрузках, но мы стараемся переводить их в ночное время, тогда это не так ощущается сетями.

– Да, ладно, это я так для профилактики, чтобы еще раз лабораторию не взорвали.

– Виталий Дмитриевич, сколько раз можно напоминать об ошибках, я же уже их признал и покаялся, – «Кулибин» возмутился.

– Это очень хорошо, что ты покаялся, Максимка, только немцы до сих пор по ночам просыпаются от кошмаров со своим германским матом на устах. Страшно им, что так рвануло и главное докопаться не могут, кто же это им такую «радость» учинил. У прокуроров бедных мантии вспотели, так они набегались за «Нобелем» доморощенным. Я тебя очень прошу, ты уж постарайся, а то ты опять что-нибудь забудешь и по ошибке Землю с орбиты сдвинешь.

Максим Леонидович сидел, молча, и только хмурил брови.

– Виталий Дмитриевич, – снова вступил Славин,– я, конечно, слежу за безопасностью, но вы сами понимаете, эксперименты просто непредсказуемые. Мне иногда кажется, что мы сидим на пороховой бочке.

– Славин, не паникуй. Кто не рискует, тот не сидит, – Виталий Дмитриевич заразительно засмеялся. – Вы лучше меня обрадуйте, как у нас с показом шоу «Антигравитация на селе»?

– Виталий Дмитриевич, меня обижает ваше отношение к серьёзнейшим экспериментам. Это не шоу, это событие, которое откроет путь человечества к другим мирам и к неограниченному источнику энергии. Я не телезвезда, а ученый Максим Ракицкий – очень серьёзно даже нравоучительно произнес Максим Леонидович.

– Если бы ты знал, Максимка, как я серьёзно к этому отношусь, даже серьёзней, чем ты. Твое дело формулы рисовать и эксперименты ставить, а моё, всё это сохранить и отдать миру. Так что ты не дергайся и пора уже привыкнуть к моему способу общения. При такой жизни без юмора с ума сойти можно. Собственно о чем это я…   у тебя, кстати, как сон, прочие проявления, всё в порядке?

   Максим нервно засуетился, буркнул что-то, начал перекладывать предметы на столе. Вмешался Славин:

– Всё у него в порядке, если бы только он работал поменьше. Он же из этого подвала не выходит по шестнадцать часов.

– А, что еще делать? В этом паршивом городишке никаких развлечений,– возразил гений.

– Ты имеешь в виду казино? Забудь и не вспоминай. Мне твоих денег не жалко, жалко твою физиономию, её опять набьют. И имей в виду, в Украине вышибалы не в Германии, так разукрасят, что мама родная не узнает, – запальчиво ответил Славин.

    – Ладно, – оборвал всех Виталий Дмитриевич, – хватит собачиться, приступаем к делу. Вы готовы?

Все трое расположились за большим столом, напоминающим пульт управления. Сразу перед столом раздвинулась стена, и открылось большое окно с видимо очень толстым стеклом, за ним находилась металлическая решетка и дальше еще одно стекло с впаянной мелкой сеткой из какого-то блестящего металла. В открывшемся помещении  зажегся яркий свет, оно было огромным, размером с гандбольное поле и потолком метров в десять. Под дальней стеной сложены в ряд диски различного диаметра от тридцати сантиметров до двух метров.

Ракицкий начал колдовать над пультом. С расстояния в несколько десятков метров, что там происходит, видно было неважно, даже при ярком освещении. Послышалось потрескивание и вокруг одного из дисков явно проявилось мутное, отливающее синевой сияние. Диск резко подпрыгнул в воздух и стало видно, что он вращается с большой скоростью.

   Виталий Дмитриевич нервно сказал Ракицкому:

– Поаккуратнее, не хватало, чтобы он на нас полетел.

– Не переживайте, теперь управление более плавное. Сейчас я подстрою поле, и начнем нормальное движение.

Диск поплыл вдоль дальней стены, движение ускорялось и становилось всё более сложным. Он взлетал вертикально, мгновенно останавливался, начинал горизонтальное движение или срывался в пике. Подлетев к стеклу наблюдателей совсем близко, он постоял, затем резко рванул вверх, у самого потолка остановился, как вкопанный и снова рухнул вниз, остановившись в нескольких сантиметрах от бетонного пола.

– Впечатляет, – задумчиво произнес босс, – какая может быть скорость?

– Любая, теоретически можно достичь скорости света, – ответил Ракицкий.

– Как с большими диаметрами?

– Мы сделали новую конструкцию. Внешний диаметр один и пять. Два независимых диска, вращается только внешний, центральная капсула – прообраз будущей кабины пилотов. Но я всё-таки думаю, что это зря.

– Что зря?

– Вращать диски. Нужно вращать только поля, навстречу друг другу и мы достигнем того же эффекта, без вращения материала. Поле скручивания в этом случае можно будет еще сильнее уплотнить и соответственно достичь максимального отбора энергии.

– Давай не будем торопиться. Ты уже однажды хотел добиться максимального отбора и где теперь эта лаборатория? Ты же прекрасно знаешь, что освобождая энергию поля нулевой точки, постепенно, плавно ты получаешь реактор невиданной мощности, а если  быстро то что?

– Знаю я, знаю.

– Вот именно, мы получаем бомбу и притом, такую бомбу, что наш бедный земной шарик расколется, как яичко Фаберже, неосторожно брошенное ювелиром. Так, что не надо мне здесь экстремизма. Давай своё полутораметровое чудо.

За окном взлетела настоящая летающая тарелка, со святящимися иллюминаторами в центральном коконе, издающая звук средний между свистом и шипением. По краю диска просвечивало легкое голубоватое свечение, похожее на неоновое. Ракицкий разошелся и вытворял в полете невиданные пируэты и остановки.

– Что, Максимка, королевство маловато, разгуляться негде?

– Да, Виталий Дмитриевич, нам бы в атмосферу, вот там бы порезвиться.

– Ничего порезвишься, всему своё время. Вижу успехи и думаю, что надо ставить задачу по проектированию пилотируемого аппарата. Но в атмосферу можно будет выходить, только решив вопрос приемлемых уровней радиации, а, то вы мне устроите маленький Чернобыль. Нам нужен аппарат безопасный не только для экипажа, но и для окружающей среды, – руководитель внимательно смотрел на летающий диск.– Сколько здесь оборотов?

– За пятьдесят тысяч в минуту. Чем выше скорость вращения, тем сложнее обеспечить прочность вращаемого диска, тем более при увеличении диаметра.

– «Кулибин», вот только не надо мне на мозги капать, сам знаю. Работаем.

– Я просто говорю, что можно этот вопрос решить, не вращая материал.

– Ты опять за своё?

– За своё. У Хотчисона ведь не было вращений материалов и у Хаббарда не было, а эффект тот же.

– Вот только не надо вспоминать Хотчисона, там до сих пор никто разобраться не может, что там было, а чего не было. Пробовать можно, но без ущерба главной теме. И я тебя прошу, почаще вспоминай Германию. Ты в рубашке родился, что жив остался. Кроме того, ты же знаешь, вся эта левитация вещь прекрасная, но наша главная цель на сегодняшний день какая?

– Создать промышленный образец генератора энергии.

– Правильно, чтобы всё было просто, как в микроволновке на кухне: «выкл» и «вкл». Дальше потребитель получает на клеммах простую понятную электроэнергию переменного тока в нужном ему количестве, мощности и частоте. Ему не интересны никакие вихревые потоки и импульсы, тем более побочные эффекты. Ты понимаешь, меня бы несколько смущал периодически  взлетающий под потолок бытовой прибор. Поэтому я тебя еще раз прошу – без поэзии, всё должно быть строго и прагматично.

Два черных джипа Мерседес «Гелендваген» выехали из блестящих ворот, проехали с километр по новому асфальту и свернули на старую мощеную дорогу. Шины колес издавали квакающие звуки при подъеме в гору. Рыбаки проснулись на утреннюю зорьку, не спеша готовили снасти. Звук от подымающихся по плохой дороге автомобилей нарушил девственную тишину туманного раннего утра. Рыбаки, все втроем, разом повернулись в сторону мосточка.

– Опять эти. Ну, ладно нам не спится, чего им неймется? – Рыбак оттянул рукав фуфайки, посмотрел на часы, – двадцать минут шестого. Тоже наверно на рыбалку. Ладно, давай ехать, сетку проверять.

В первой машине на заднем сидении дремал Виталий Дмитриевич Кирпонос. Уроженец Донбасса, выпускник МИФИ, кандидат физико-математических наук, но это всё в прошлом. Сейчас это был успешный бизнесмен, сделавший деньги в России в диких девяностых и успешно сбежавший из неё в не менее дикие, хотя в другом смысле, двухтысячные. Он спешил, в ближайшем аэропорту его ожидал собственный «Hawker», надо было лететь в Лондон, делать деньги. Для реализации того, что он задумал ему потребуется их очень много – миллионы, десятки, сотни миллионов. Может быть даже больше, чем у него есть. Шины пересчитывали камни, голова у пассажира болталась, он проваливался в сон.

 

 

Летнее утро в Одессе в июле месяце и тем более в августе самое благодатное время. Под окном чирикают птички, солнце уже проснулось и вовсю льет свою благодать, но еще не жарко. Та жара, которая донимает даже ночью, утром отступает. Даже от  асфальта политого утренней поливальной машиной отскакивает не зной, а прохлада. На кухне у Юрия Петровича Мезенцева процесс приготовления завтрака в самом разгаре, приятные запахи ласкают обоняние, из кухонного телевизора гундосят новости, он их не слышит. Телевизор – это так, по привычке, когда думать было кроме работы не о чем. Сейчас ему о работе думать даже не хочется, хотя всю жизнь он был трудоголиком. Все его мысли о высоком, если быть более точным о высокой. О высокой, они почти вровень, стройной девушке по имени Лина. Его, слава богу, тоже бог ростом не обидел и ему очень нравится, когда Лина надевает туфли на высоком каблуке. Он её целует, совершенно не нагибаясь. От воспоминания о поцелуях, Юрий Петрович даже приостановил  потребление еды и замечтался.

Ну и что, что она на двадцать лет моложе, если быть до конца честным, то на двадцать два. Они очень подходят друг другу. Он высок, строен, силен, даром, что ему зимой стукнуло пятьдесят. К тому же он умен, мог бы и докторскую защитить, если бы захотел. Им интересно вдвоем. Она, кроме того, что безумно красива, еще и потрясающе умна. Редчайшее сочетание в женщинах. Ко всему, у неё нет той стервозности, так присущей нынешним бизнесвумен. У него богатый опыт общения с такими девицами – они смотрят только в портмоне или на цвет кредитной карточки.

Сколько можно жить бобылем! Со времен его официального развода прошли уже более пятнадцати лет, да и до этого он себя не сильно чувствовал семейным человеком, хотя у него сейчас двое взрослых детей.  С детьми ему повезло, и сын, и дочка нашли себя в жизни, обзавелись семьями. Жаль только живут далеко, когда он бывает в Москве всегда заезжает и к Андрею и к Насте. Юрий Петрович уже дважды дед, об этом он не любит говорить ни с кем, но внуков обожает.

Мезенцев посмотрел на часы – пора. Внизу во дворе его ждал четырехколесный друг, предмет не то чтобы гордости, но удовлетворения – большой новый серебристый внедорожник. У него и раньше были приличные автомобили, но когда он начал ухаживать за Линой, ему захотелось, как-то себя преподнести понравившейся ему женщине. В этом баварском жеребце он видел не предмет хвастовства или самоутверждения, а возможность продления молодости. Автомобиль был таким быстрым  и стильным, что Юрию Петровичу казалось, что в нем он выглядит моложе.

Доехав через пробки до офиса, Мезенцев поднялся в свой кабинет на четвертый этаж. Табличка на двери гласила: Технический директор Мезенцев Юрий Петрович. После жутких лет перестройки началось время разделов, переделов и сплошной торговли. В  МИФИ Юру этому не учили. В Протвино, где он работал после института, были одни физики и недостроенный протонный коллайдер. Заниматься физикой высоких энергий Юре нравилось, он даже успел защитить кандидатскую диссертацию, но денег катастрофически не хватало. Двое детей, которых надо было кормить и жена, пристрастившаяся к спиртному, довершили карьеру физика.

Те ужасные времена Мезенцев не любил вспоминать. Детей воспитывала бабушка, он мотался по всему бывшему Союзу, пытаясь заработать. С женой пришлось расстаться, и  она сгинула неизвестно куда. Дети,  уже взрослые, пытались её разыскать, хотя бы могилу, но безуспешно.

Совершенно случайно, Мезенцев оказался у истоков зарождения мобильной связи на Украине и сделал себе неплохую карьеру. Карьера была, а семьи не было. Он переезжал из города в город, пока, наконец, не осел в Одессе, где дослужился до технического директора южной территории одного из крупнейших мобильных операторов страны.

Теперь у него была Лина, это грело душу и воодушевляло при взгляде вперед. Завтра он собирался сделать ей предложение. Они уже договорились о совместном выезде на Затоку. Два выходных дня Юрий Петрович собирался провести с любимой женщиной, купаясь в море.

Рабочий день близился к завершению, когда секретарь соединилась с Мезенцевым и сообщила: «Вам звонит, Кирпонос, представился, как Ваш старый друг». Юрий был несказанно удивлен, они не виделись с Виталием почти двадцать лет. Приезжая на родину, он иногда, кое-что о нём слышал, но они не встречались со времен Протвино.

Виталий, в отличие от Юрия, к перестройке оказался лучше готов. Он недолго ждал, когда ему выплатят нищенскую зарплату сотрудника института. Он начал организовывать кооперативы, при первой возможности ездить за кордон. Торговал всем, чем только можно. Начинал с самоваров и чайников с хохломской росписью, потом пошла б/ушная автомобильная резина, потом такие же автомобили. Он несколько раз прогорал, снова, с копейками в кармане, встревал в новую авантюру и «колотил, колотил бабки». Когда в дело пошли нефть и газ, порядок сумм стал иным. Его пытались задавить, угробить, подломить, но Виталий непостижимым образом выкручивался и его личный вес уже исчислялся в сотнях миллионов «убитых енотов».

Пока Юра жил в Протвино, Кирпонос всегда с ним общался во время нечастых набегов на своё семейное логово. Жена Виталия, воспитанная в интеллигентной московской семье простых инженеров, не смогла долго терпеть мужа коммерсанта, развелась и перебралась к родителям, прозябать в малогабаритной «двушке» на Черемушках. У Юры было такое впечатление, что Виталий испытал огромное облегчение от этого события. Теперь он был свободен и ни от кого не зависел. Детьми они так и не обзавелись, поэтому расставание было почти безболезненным.

Виталий, видя бедственное материальное положение семьи Мезенцевых, старался помогать, хоть Юра из гордости отказывался. Всё равно Кирпонос всегда прилетал с сумками полными провизии и различных подарков для детей, а когда у жены Мезенцева проявился алкоголизм, сам организовал её кодирование, правда, помогло это ненадолго.

Когда он приезжал, они вдвоем просиживали на кухне до утра, «уговаривая» не одну бутылочку. Тем для разговора не подыскивали, им всегда было, что сказать друг другу. Вспоминали детство, школьных и институтских товарищей, спорили о науке и политике. Так было всегда, еще с первого класса – они всегда спорили.

Там дома, на малой родине, в Донбассе, они были соседями. Их родители занимали квартиры через стенку в большом одноэтажном четырехквартирном доме. Такие дома строили для шахтеров, в основном для инженерно-технических работников. У каждого был свой небольшой дворик и палисадник. Начиная с первого класса, они сидели за одной партой, пока учителям не надоедали их фокусы. Они рассаживали разгильдяев, зарекаясь к этому возвращаться, но когда последствия забывались, друзья опять садились вместе до очередной проказы.  Никто из них не чувствовал себя лидером по отношению к другому, у них всегда было равенство, хотя всегда было и соперничество, во всем. Оба очень прилично учились, до восьмого класса вообще ходили в отличниках, но никогда не были зубрилами, более того им часто попадало за невыполненные домашние задания. Кроме учебы у них была масса других интересов, они занимались филателией, футболом, английским языком, когда подросли, именно они организовали школьный вокально-инструментальный ансамбль.  И всегда они были вместе. Вместе поехали поступать в Москву.

Начиная с пятого класса, к ним в класс пришел Слава Войтенко, его отца перевели к ним на шахту из Красноармейска. Они поселились напротив дома, где жили Кирпоносы и Мезенцевы. Так к ним присоединился третий друг – «неразлейвода». В школе и вне неё они всегда держались вместе. Только после школы, Слава решил поступать в военное училище, а Виталий с Юрой в МИФИ.

Сейчас, вспоминая всё это, Юра испытал щемящее чувство ностальгии. Он поднял трубку и услышал знакомый голос друга:

– Привет, халдей, или как Вас теперь называть?

– Здорово, босяк, Ваша фамилия Негодяев? – поддержал юморное начало друга Мезенцев.

– Моя фамилия Кирпонос, но я узнаю голос друга Юрки Мезенцева, который воровал яблоки на шахте за оранжереей.

– Как будто ты только на стрёме стоял. Полную пазуху этой зелени напихал, как же нам потом попало.

– Это тебе попало, а меня слегка пожурили.

– Конечно, солдатский ремень с бляхой – это пожурили.

– Ну, ладно, господин технический директор, вы не желаете увидеть честные глаза старого друга?

– Очень желаю, а ты где?

– Как раз смотрю в окна твоей конторы.

– Внизу, на улице?

– Ты удивительно догадлив, ну, не из иллюминатора вертолета же.

– Так поднимайся, я позвоню охране – пропустят.

– Я понимаю, что ты хочешь похвастаться своим кабинетом, но мне так надоели эти офисы, к тому, же пятница, хватит трудиться. Я жду тебя внизу.

Встреча друзей была даже трогательной, они обнялись, много раз похлопали друг друга по плечам, рассмотрели со всех сторон. Посмеялись над жировыми прослойками на животе, но остались довольны друг другом.

– Ты всё процветаешь, – заметил Мезенцев, – костюмчик, наверное, у греков в индпошиве приобретал и часики «подешевле», «Патек Филипп», подделка конечно, долларов за пятьдесят?

– Да,– в тон другу отвечал Виталий Дмитриевич, – хотел еще дешевле, но не получилось, пришлось доплатить чуть-чуть, пару сотен тысяч, просто до ужаса несговорчивый хозяин магазина попался.

– Ну да, ну да,  я смотрю, совсем магнатом заделался, бычки твои? – Юрий Петрович кивнул головой в сторону, стоящих неподалеку у джипов нескольких крупных мужчин,– мы с Тамарой ходим парой?

– Положение обязывает, но это так – для антуража, чтобы на меня девочки больше внимания обращали.

– Глупый, они на них внимание обращают, а не на тебя.

– Вот только не надо, скажи прямо, что завидуешь.

– Чему? Этому? Это ж хуже, чем на привязи.

– А, что поделаешь, завистников хоть пруд пруди, того и смотри какую-нибудь пакость вытворят. Знаешь, что, а давай назад в будущее, как в студенческие времена. Наберем сейчас портвейна, колбасы докторской, икры кабачковой, хлеба почерствей и устроим пир на весь мир.

– Ну, да в Пионерском парке прямо на травке, чтобы оставшуюся часть ночи провести в объятиях доблестной одесской милиции.

– Так мы же охрану выставим. У меня такие пацаны, они вмиг этим орлам в околышах перья повыщипывают.

– Нет, Виталик, кое-что уже вернуть нельзя. Можно купить вареной колбасы и икры кабачковой, но бухать на травке в центре города – это уже не мой стиль. Увидит кто-нибудь из сотрудников, позора не оберешься. Давай выберем приличный ресторан, посидим, как положено.

     Кирпонос прищурился и внимательно осматривая Мезенцева, обошел вокруг.

– Извини, друг, сразу не заметил. Ты бы предупредил, что  уже записался.  Притом, видно по всему, где-то в первых номерах, в партийные списки старперов. Ну, извини, ну, кто ж знал. Я думал ты еще парень хоть куда, а ты уже так. Всё чинно, благородно. Кто тебе слюнявчики стирает, супруга?

– Виталий брось, мы уже действительно солидные люди, а насчет супруги, так я не женат.

– Это может быть ты солидный, а я как был пацаном, так и остался. Ты что серьёзно не женат?

– А, ты женат?

– Боже упаси, у меня уже и так было четыре жены, теперь не хочу ни одной. Слушай, так ты сам живешь или может, есть гражданские связи на дому?

– На дому, гражданских связей нет, но собираюсь жениться. У меня, в отличие от тебя, был единственный брак, который тебе известен.

– Побойся бога, куда жениться, ты посмотри вокруг, если ты сейчас предложишь себя на улице, тебя разорвут на куски жаждущие одесситки и достаточно большое количество приезжих дам. Не осложняй жизнь ни себе, ни им. Тем более, зачем тебе в твоей уединенной квартире, иметь постоянную мегеру, которая будет тебя доедать без соли, каждое утро и каждый вечер. Поехали сейчас к тебе на квартирку и устроим пир на весь мир. Как положено с портвейном и заморской икрой.

– Дался тебе этот портвейн, у меня от него изжога, есть приличный коньяк и виски.

– Да, Юра, какой же ты всё-таки нудный, нету в тебе полета. Приличный, коньяк, виски. Пудинга у тебя дома нету?

– Пудинга нету!

– Значит тогда только водка! Но кабачковую икру и докторскую колбасу никто из списков не вычеркивал.

                         ==========================

      Ночная смена в шахте не самое удачное время. Станислав Васильевич Войтенко выехал «на-гора», помылся в бане и с мокрыми волосами дошел до «кайбаша». До конца смены оставалось еще пару часов, но делать на поверхности уже было нечего, так, что он уселся за стол в их главном помещении, разложил «тормозок». Пара вареных яиц, душистое сало с прорезью, хлеб и свежие домашние огурцы,  только-только вечером снял с грядки, пробуждали зверский аппетит. Слава уже уселся, потом, будто что-то вспомнив, начал оглядываться, нашел глазами стакан и удовлетворенно хмыкнув, проследовал к своему шкафчику. Открыв маленький навесной замочек, он наклонился и пошарил внизу на полке за какими-то картонками и железяками. На свет появилась бутылка, крашенного дубовой корой, самогона с этикеткой коньяка «Жан-Жак» три звездочки. Он налил себе треть стакана, выпил, немного поморщившись, и бодро захрустел огурцом.

После тяжелой физической работы в стволе, он работал слесарем по подъему, по телу разлилось приятное тепло и потянуло на сон. Спать и даже дремать не имело никакого смысла, меньше чем через час должна придти смена. Слава вышел на улицу, стояла безветренная душноватая летняя ночь, с чистым звездным небом. В воздухе висел постоянный гул вентилятора воздухоподающего ствола, где-то недалеко лязгали вагонетки, по асфальту проехал первый рейсовый автобус – скоро утро. Хотелось спать, но он старался бодриться и думать о насущных делах, которые встанут перед ним дома.

Надо будет покопаться в огороде, борьба с сорняками. В этом году такое лето, такой урожай, но и траву, только успевай полоть.  Дожди пройдут, не успеет высохнуть, еще ноги не вытянешь, а трава уже по пояс. Зато картошки в этом году, как никогда – под одним кустом до ведра. Не надо будет тратиться, покупать. Хотя кому её есть. Один остался совсем, как мать померла.

Да и денег не жалко, у него и так хорошая военная пенсия. На шахте сейчас тоже, регулярно платят, не то, что раньше. Деньги не такие большие, но вместе с пенсией хватает с головой. Сколько ему одному надо? Слава регулярно посылает внуку денег на пеленки, распашонки. Дочка при деле, замужем, правда, тоже за военным, а сейчас это не денежная профессия. Можно было бы к ней поехать пожить, чтобы не самому…, но не зовут.

Слава зашел в помещение, махнул рукой, налил себе еще полстакана, выпил, даже не закусил. Вроде бы всё есть, денег хватает, сила есть, мозги на месте, а иногда так тоска придушит, хоть караул кричи. Ему все мужики говорят: «Бабу тебе надо». Он тут присматривался к некоторым, совсем не тянет. Слава даже грешным делом,  подумал, что у него настали проблемы с этим вопросом. Нет, поехал на Азовское море по путевке в пансионат, пристал к одной женщине. Всё в порядке, хорошая женщина, одинокая,  отпускать не хотела. Но не лежала у него душа к ней, уехал и даже не пожалел.

Здесь на поселке с этим надо аккуратней, все про всех знают. Не успел чихнуть, а бабы возле магазина, уже рассказывают, когда с кем и сколько раз. Остаются только телевизор и книжки, читать он любитель с детства, почти всю библиотеку в местном ДК прочитал. Еще конечно посидеть, выпить с товарищами по работе. Особенно сейчас летом. Погода так и шепчет. В лесу красотища, разложились на травке, над головами кроны деревьев шумят. Ляжешь лицом вверх, и вставать не хочется. Жаль разговоры только однообразные, про баб да, про пьянки или про деньги, которых всегда всем не хватает, особенно бабам.

Он это дело давно прошел, его милая женушка всё его пилила. То ей денег мало, то у него звездочки на погонах не того размера. Она сразу после их развода выскочила замуж за комполка, говорят сейчас генеральша. Слава служил честно, но дослужился только до майора. Да и какая служба в украинской армии – одни слёзы. Когда в училище поступал, мечтал летать, а получилось, что больше мечтал, чем летал. Топлива, как кот наплакал, отпускали. Больше на земле спиртом «контакты протирали», это когда спирт был, а часто и спирта не было.

  Только ему стукнуло так, что можно было уйти из армии с более менее приличной пенсией, сразу же сбежал. Квартирой, правда, так и не обзавелся, пришлось возвращаться на родину. Да и мать уже совсем болеть стала, а потом и померла. Остался он один в большом доме. В таком большом, что убирать его весь, нет у него никакого желания. Две комнаты закрыл наглухо и не заходит.

Самая главная проблема – поговорить толком не с кем. Приезжал Виталик Кирпонос, жаль только на один день, вот с ним можно говорить хоть сутками. Он молодец и не задается, хоть сейчас стал крутым дальше некуда.  У него даже охрана есть и джип большущий черный. Они  с ним по-старому, как раньше, взяли водки, мяса и в лес. Шашлык пожарили, выпили, наговорились. Жаль, что только один день. Обещал снова приехать, только когда это будет. Юрку Мезенцева вспоминали. Их троих в школе назвали «неразлейвода». Они и вправду везде и всегда были вместе, а потом раскидала их судьба…

Юрка в прошлом году приезжал, тоже ходили в лес, тоже не могли наговориться. Они теперь приезжают сюда только на могилки, что им делать в полузаброшенном шахтерском поселке. Они живут другой динамичной жизнью, а здесь даже время движется медленнее, как в научно-популярном фильме о теории относительности.

Профессия шахтера стала непрестижной, даже стыдной. Когда их отцы в шестидесятые, семидесятые годы, где-нибудь в отпуске на Пицунде, говорили, что они шахтеры из Донбасса,  это звучало солидно, уважительно. Они сами гордились своей профессией, абсолютно искренне. Они чувствовали себя исключительными людьми уважаемой профессии. Да, опасной, смертельно опасной! Но хорошо оплачиваемой. Во всяком случае, в стране советов мало кто мог похвастаться, что может заработать на целый автомобиль за полгода.

Это грело душу, а об опасности никто не думал. Тот, кто думал об опасности работы под землей, долго там не работал. Такие, достаточно быстро уходили или погибали, потому что в шахте тот, кто думает об опасности, всегда накличет на себя беду и если бы только на себя.

Чувство опасности или страха часто залазило в душу шахтера, не все признавались. Когда, как говорят шахтеры, «идет посадка», то есть рушится кровля в тех местах, где убрали крепь, от этих звуков становится жутковато. Особенно когда представишь, что у тебя над головой до километра породы.

Это постоянное чувство опасности порождало не страх, а противодействие страху иногда даже глупое. Слава сам видел, как ломали в лаве датчики уровня метана, чтобы те не мешали работать – уголь качать. Когда уровень взрывающегося газа превышал допустимую норму, автоматически отключалось электропитание лавы и останавливалась вся работа. Иногда за смену так случалось несколько раз, шахтеров это раздражало и они датчики  топили в воде. Тогда они с виду, как настоящие, а показывают всякий бред. То, что взорваться можно – это как-то не принималось во внимание, главное добыча.

Это постоянное чувство опасности порождало настоящую дружбу и взаимовыручку. Не помню случая, чтобы кто-нибудь, когда-нибудь рассказывал, что шахтер оставил своего товарища под землей в беде. Были случаи, когда гибли, выручая, но чтобы оставить в беде, такого не было. Виталий, Юра и Слава свою дружбу тоже называли настоящей, шахтерской, хоть и не одного дня вместе не проработали под землей. У них не было и нет примера лучше, чем настоящая шахтерская дружба.

На местном поселковом кладбище десятки могил шахтеров, погибших под землей. Виталик Кирпонос похоронил отца еще в школе, мать осталась одна и тоже недолго протянула, а отцы Юрки и Славы шахту пережили, но на пенсии прожили  недолго  и их тоже отнесли «под лес», на то же кладбище.

Во имя чего все эти ранние могилы? Во имя энергии, во имя тепла, во имя света?

 

Застолье двух друзей продолжалось уже несколько часов. Стол ломился от яств и напитков. Докторская колбаса, кабачковая икра и даже портвейн наполняли стол. Кроме этого ребята из охраны Кирпоноса не удержались и накупили всякой всячины: от французского шампанского, до устриц и паюсной икры. Виталий больше налегал на экзотику – вареную колбасу и кабачковую икру, Юрий предпочитал икру паюсную и швейцарские сыры.

Они успели вспомнить массу событий из прошлой жизни, начиная с детства, помянули родителей, вспомнили друзей и как-то плавно перешли к нынешней жизни.

– Виталий, а вот чем ты сейчас занимаешься? Каким видом бизнеса?

– Я? Управляю активами, инвестирую, продаю, ну и так далее.

– В какой сфере?

– В любой, там, где можно заработать, там и занимаюсь.

– И тебе нравится? Тебе всё равно, чем заниматься?

– Что значит всё равно? Я занимаюсь бизнесом, как таковым, то есть делом, которое приносит деньги, а это мобильная связь, как у вас, продажа автомобилей или лифчиков – роли не играет.

– Не знаю, меня это вряд ли бы грело. Ты занимаешься тупым зарабатыванием денег. Никогда не думал, что это профессия – зарабатывание денег. Я занимаюсь мобильной связью, это профессия и она мне нравится. Я хоть по первому образованию физик, но окончил заочно институт связи. Мне нравится моя профессия и я нею зарабатываю на хлеб.

 Кирпонос иронично смотрел на друга.

– Да, Юра, дожил ты до седых волос, а так и остался диким и необразованным. Ты ведь не деньги зарабатываешь, а получаешь зарплату. Деньги зарабатывает, тот человек, который владеет и управляет бизнесом. Ты, как технический директор, только обеспечиваешь технологию, а сфера где собственно делаются деньги, от тебя так же далека, как кухарка от правительства. Это без обиды, так оно есть на самом деле. Знаешь, когда я понял, что буду бизнесменом?  Точнее я тогда и слова такого толком не слышал, но точно понял, что я не такой, как всё население СССР. Мы с тобой, как-то сорвались сюда в Одессу, в гости к Пете Векличеву, моему двоюродному брату, он в Водном учился. Помнишь?

– Помню, ну и что?

– У них в общаге был тогда полный интернационал. Кого там только не было: и кубинцы, и вьетнамцы, и африканцы. Причем африканцы были и из капиталистических стран не, только эти голодранцы из стран народной демократии. Зашел у нас разговор о деньгах, кто и как бы их потратил, если бы, например, получил в наследство миллион. Все наши, в том числе и ты. Да, да, если вы Юрий Петрович не помните, то я освежу вашу память. Так вот все вы сказали – это было верхом фантазии совдеповского студента, что если бы вы получили миллион в наследство, то купили бы машину, квартиру в кооперативе ну и дачу. Когда бы мы сидели в общаге в Москве, то тогда, наверное, к этому прибавилась поездка к морю, в Сочи или в Крым, но так как мы и так сидели у моря, это отпало. Только один Бернард, черненький такой африканец, из Кении, у него еще папа на полставки там царем подрабатывал, сказал, что, если бы он получил  миллион, то он ничего бы не покупал, он бы выгодно вложил эти деньги и получил через время еще миллион. В этом было коренное отличие советского студента от молодого человека из капиталистической семьи. Наши родители деньги не зарабатывали, они их получали. Помнишь, как звучал вопрос, если кто-то интересовался уровнем твоего дохода: «Сколько ты получаешь»? Сколько получаешь, а ни сколько  зарабатываешь.

Я же себя поймал на мысли, что если бы я, получил этот злосчастный миллион долларов, я бы на все купил  джинсы по двенадцать долларов, а здесь продал по двести рублей и озолотился. Я конечно, даже не подумал сказать об этом, дедушка Брежнев еще был жив, и всесильная рука КГБ могла достать до любой студенческой вечеринки. Но тогда я понял, что буду зарабатывать деньги, всегда, везде и на чем угодно.

 Тебе, как своему самому старому другу, я могу открыть, что зарабатывание денег для меня не есть самоцель. Все свои деньги, я зарабатываю не только для того, чтобы потом еще больше заработать…, но сначала давай выпьем. Выпьем за нашу удачу, за нашу общую удачу. За то чтобы идеи воплощались в жизнь.

Они выпили по очередной рюмке водки, Виталий намазал себе бутерброд из толстого слоя кабачковой икры и откусил большущий кусок. Прожевывая, с набитым ртом, он продолжил:

– Я открою тебе страшную тайну, но ты должен поклясться, что никогда и никому её не откроешь даже под пытками и за большие деньги.

– Ты прожуй сначала, аббат Фариа, а потом уже будешь рассказывать о страшных тайнах, – засмеялся Мезенцев.

– Ничего смешного, а тайна действительно страшная. Клянешься?

– У тебя никогда не поймешь, когда ты шутишь, когда серьёзно говоришь. Ну, клянусь.

– Памятью своих родителей поклянись и жизнью своих детей.

– У тебя совсем крыша поехала, олигарх хренов, вроде бы и не пьяный.

– Нет, ты поклянись.

– Ну, клянусь.

– Всё, как я говорил?

– Да, могу еще поклясться жизнью на земном шаре и во всей вселенной. Не тяни кота за хвост.

– Отлично, клятва назад не забирается. Давай еще выпьем.

– Ты что за это время, как раз придумаешь свою страшную тайну? Даже если это так, с удовольствием налью.

Они снова выпили, Кирпонос принялся усиленно закусывать. Действительно чувствовалось, что он колеблется и оттягивает время.

– Что ничего на ум не приходит, ну я думаю, Дюма-папа тоже не сразу графа Монте-Кристо придумал, так что ты не торопись, – подначивал Мезенцев.

Виталий всё тщательно прожевал, запил минеральной водичкой и пристально, как-то слишком серьёзно посмотрел на друга. Мезенцев ответил понимающим взглядом и уверенно сказал:

– У тебя что, большие проблемы? Ты смело можешь делиться со мной, клянусь, я никому ничего никогда не скажу. Можешь на меня положиться, я готов тебе помочь, как и раньше. Даром, что столько лет прошло. – Юрий стал тоже очень серьёзен.

– Уверен? – загадочным тоном спросил Виталий.

– Если только не надо кого-нибудь грохнуть. – Так же серьезно ответил Юрий.

– Ну, до этого я думаю, не дойдет, но бой будет жарким. У тебя сигаретки не найдется? Я-то вообще не курю, но иногда хочется вспомнить былые ощущения.

– Я тоже, но где-то есть. – Юрий порылся в ящиках и достал начатую пачку, на кухне нашел пепельницу и все это поставил на стол перед другом.

– Спасибо, – сказал Виталий, закурил – Ты тоже бери, при таком нервном деле не только пить, курить начнешь.

Кирпонос жадно затянулся несколько раз, потом скривился и затушил тонкую сигарету:

– Какая гадость, а всё равно иногда тянет, – он еще немного подумал и начал своё повествование.

Ты же физик, Юра, тем более кандидат наук, не липовый, а настоящий  еще советский. К тому же бывший сотрудник Института физики высоких энергий, соображаешь, что к чему, так, что слушай меня внимательно и вникай. Только не старайся перебивать, даже если тебе покажется, что твой друг решил отобрать лавры сказочника у Андерсена. Вопросы задавать можно, но знай всё, что я тебе сейчас расскажу истинная, правда и если надо, я тебе это еще и показать могу, только не в Одессе конечно.

Когда мы учились в институте, среди преподавателей и  студентов ходили разговоры, что во второй половине двадцатого века наука затормозила своё развитие, нет прорывов. Всё, что наука приносила людям, выходило из разработок и открытий еще девятнадцатого века и  первой половины двадцатого. Полеты в космос, телевидение, электроника – всё из прошлого. Мы только усовершенствуем открытия наших предшественников, даже лазер и твоя мобильная связь основаны на открытиях давно минувших дней. Таких технологических продвижений, как широчайшее применение электричества во всех сферах производства и быта, у нас давно не было. Именно электричество, новый вид энергии изменил облик человеческого мира.

Многие говорили, что должен произойти качественный скачек, произойти такие открытия, которые кардинально изменят жизнь человечества. Что это может быть? Искусственный разум, открытия в области биотехнологий,  позволяющие  решить вопрос смертности человека? Мы только гадали об этом. Не скажу, что я такой гениальный человек и что мне давно приходила в голову мысль, что именно абсолютно новый вид энергии изменит жизнь людей, но она ко мне пришла. Причем изменит даже больше, чем изменилась жизнь по сравнению с началом применения электричества. Я это понял уже в процессе. Поначалу я тоже скептически относился к этим исследованиям и говорил, что это просто хобби, чудачество, но потом я изменил своё мнение.

– О какой энергии ты сейчас говоришь? – не утерпел Мезенцев.

– Я говорю об абсолютной энергии, той, которая всегда и везде рядом с нами. Ты, наверное, слышал об энергии поля нулевой точки.

– Слышал, но рассказы о ней больше смахивают на фантастику.

– Многим сильным мира сего хочется, чтобы это смахивало на фантастику. Ты что, в земле еще столько нефти и газа, а это такие бабки! Они же, эти нефтяные миллиардеры, арабские шейхи и всякие «Газпромы»  станут голые и босые. Кому будут нужны их углеводороды из Земли? Ни-ко-му.  Поэтому никаких государственных субсидий на исследования энергии поля нулевой точки нет. Немцы еще при Гитлере подошли вплотную к решению этой задачи, но Дядюшка Джо разогнал этих всех физиков по разным огородам. Кого к себе забрал, кто в штаты смылся, кто в Южную Америку. Кое-что из результатов этих исследований всплыло, но по ряду причин, в том числе перечисленных выше, они были засекречены или вообще пропали и уничтожены, как вредные.  

Тот, кто владеет источниками энергии – владеет властью. Попробуй, прикрути задвижку на газе или не выпусти танкеры из гавани. Всем же станет холодно и голодно, все проситься станут. А представь себе, если у каждого будет доступ к энергии, да еще в неограниченном количестве – это ж каждый сам себе хозяином может стать. Непорядок. Я достаточно популярно объясняю?

– Популярно, то популярно, только я не пойму, ты, что решил эту задачу?

– Какой же ты, Юрец, нетерпеливый. Я же тебе сказал: не перебивай! Пятнадцать лет назад, я попал в Канаду. Там кстати очень приличные условия ведения бизнеса, не то, что у нас и еще вдобавок огромная украинская диаспора. Опять же,  совершенно случайно, через одного полицейского из наших, из украинцев,  я познакомился с одним странным человеком. Звали его Хотчисон.

Даже не знаю, как тебе его описать. Физиком его назвать нельзя, потому что специального образования он не имеет. Знаешь, что-то типа Ури Геллера с техническим уклоном. Он нахватался информации о теории относительности и различных экспериментах Фарадея и Теслы, сильно интересовался интуитивной наукой, особенно электромагнетизмом. Мы с ним можно сказать подружились, его особенно удивляла способность русских пить не то, чтобы много, а просто за раз большими дозами. Они же там цедят своими «дринками»  по двадцать грамм. Он мне тоже чем-то понравился, наверное, тем, что совершенно не был похож на ученого. Когда он узнал, что я работал в Институте физики высоких энергий, то он решился показать мне кое-что. Он так и сказал: «Кое-что». Так я попал к нему в лабораторию на окраине Ванкувера.

В первый раз и во второй он не смог мне показать ничего. Что-то не складывалось, не так работала аппаратура, у него было не то состояние, короче не получилось. Он мне показал, видео фильм, в котором  летали инструменты по столу и даже взлетали вверх, а гвозди на столе вставали дыбом. При существующих технологиях снять такой фантастический фильм – пара пустяков. Так что идя в третий раз, я уже не испытывал особого энтузиазма, но как я ошибался!

 

В третий раз  у него самого было «то» состояние. Глаза, такие, вроде бы он не спал суток трое, а только травку курил и голос нервный, как будто это не он меня приглашал придти, а я сам приперся. Я разместился поудобнее, а Хотчисон начал колдовать над своей аппаратурой. Мне показалось, что у него не было никакой системы в работе. Он постоянно нажимал разные кнопки, вращал регуляторы, вскакивал и переходил от одного пульта к другому.

 Из приборов я заметил двухстороннюю катушку Теслы и мощный генератор Ван дер Граафа, антенны различных конфигураций, кроме того трансмиссионные головки высокого напряжения, высокочастотные катушки и еще много всего связанного между собой жгутами проводов. Всё оборудование издавало низкочастотный гул.

На столе лежал толстый, сантиметров десять в диаметре алюминиевый стержень. Гул стал нарастать, стержень засветился внутренним голубым светом, а затем стал прозрачным. Представляешь, контуры видны, а тела нет, сквозь него можно природу рассматривать. Пассатижи, лежащие на столе, подскочили, а затем встали вертикально, как волосы дыбом. Стержню надоело светится и он взорвался. Но не так, как тротиловая шашка, а изнутри, так что стол не пострадал, а стержень снова стал непрозрачным, только с развороченным нутром. Дальше всё было еще интереснее. Сам стол стал подскакивать, а приборы, стоящие на стеллажах напротив тоже засветились, синим пламенем и начали вибрировать. Всё, что было на стеллажах, поднялось в воздух и начало хаотически двигаться. Я посмотрел на Хотчисона и понял, что он не управляет ситуацией. У него были глаза восторженно-удивленные, хаос нарастал и я уже стал бояться, что этот эксперимент разрушит всю лабораторию, но всё закончилось, также неожиданно, как и началось.

Ушел я из лаборатории потрясенный. В том, что это была реальность, не было никакого сомнения. Я сомневаюсь, что он хотел показать иллюзионный фокус, ведь он не собирался этим зарабатывать деньги. Для него это был научный эксперимент, притом с моей точки зрения, плохо подготовленный. Абсолютно ясно, что он действовал «методом тыка». Генерировал какие-то поля с непонятными векторами и ждал, что из этого получится.

Вскоре я уехал из Ванкувера и больше с Хотчисоном не встречался, но он во мне зародил идею – добраться до сути этой энергии и самое главное обуздать её. Чтобы она действовала с той силой и в том направлении, которое нужно мне, а не в том, которое получается. Я начал искать людей, от которых можно было узнать, хотя бы что-нибудь об этом, но как ты сам понимаешь, натолкнулся на стену.

В мире достаточно много людей, которые впрямую или косвенно занимались и занимаются энергией поля нулевой точки. Даже наш знаменитый диссидент и правдолюбец академик Сахаров. Дело в том, что многие светила считают, что составляющими поля энергии нулевой точки наравне с электромагнитным полем есть – гравитация и инерция. Именно Сахаров еще в 1967 году предположил это, то есть, что гравитация и инерция могут иметь отношение к вакуумным колебаниям поля энергии нулевой точки.

Подтверждение наличия энергии поля нулевой точки обычно проводят, через эффект, если ты помнишь, голландца Хендрика Казимира. Он-то его предсказал еще в сорок восьмом году, но не было экспериментального подтверждения. В 1997 году это подтвердили серией экспериментов, а буквально несколько месяцев назад, технологический университет Чалмерса подтвердил динамический эффект Казимира, они его наблюдали и даже смогли измерять параметры. Собственно для меня  эти эксперименты не сказали ничего нового, я уже давно не сомневаюсь в существовании этой энергии.

Главный вопрос  – это насколько много энергии хранит в себе поле нулевой точки. Некоторые считают, что её крайне мало и поэтому так мизерны видимые для нас проявления, но есть и другое мнение… и я точно знаю, что оно верное.

Кирпонос загадочно замолчал, потом набросился на Мезенцева:

– Кто у нас хозяин застолья, мне кто-нибудь нальет в этом доме? Возьми рюмку и налей мне, наконец, водки, от того что я тут болтаю без перстанку, у меня  в горле так сухо, как в пустыне Калахари.

Мезенцев взял бутылку и аккуратно налил полную рюмку. Кирпонос взял её в ладонь и посмотрел сквозь неё на друга.

– За успех! – провозгласил тост Виталий и смачно выпил. Мезенцев не отставал. – Так вот. В объеме этой рюмки,– он повертел её в пальцах,– столько энергии квантового вакуума, что хватит не только растопить Антарктиду вместе с Арктикой, но и вскипятить всю получившуюся водичку.  Вот так вот, а она у меня в ладони тонет.

– Ты хочешь сказать, что ты это знаешь точно?

– Не только знаю, я это видел уже в применении, хотя конечно, не всё получается. Не тебе мне объяснять, что от проекта до технологии, часто намного дальше, чем от идеи до проекта. Сложность еще заключается в том, что ввиду того, что гравитация и инерция – есть составляющие поля нулевой точки, работая над процессом упорядочения энергии, ты невольно влазишь в процесс влияния на гравитацию, а это штука непредсказуемая и страшная.

– Ты хочешь сказать, что гравитацию можно отключить?

– Зачем отключить? Гравитация – это поле, которым нужно управлять. В этом поле есть гравитационные волны, которые распространяются со скоростью света, как рябь на ткани пространства-времени. Причем объекты излучают свои волны,  только в паре, каждый свои. Интересно то, что эти волны в результате интерференции существенно и взаимно гасятся. Навожу на мысль, если гравитационные волны, например Земли, существенно погасить встречными волнами или отразить их же зеркально самим себе навстречу, то потенциал гравитационного поля в необходимой точке можно существенно снизить и  даже довести его до ноля.

– Фу, у меня уже голова кругом идет от твоих сказок, Шахерезада.

– Это не сказки, дорогой мой друг, и не далее, как несколько недель назад я собственными глазами наблюдал управляемый эффект левитации. Что такое левитация объяснять нужно?

– Левитация, эффект компенсирующий гравитацию, но это больше из мистики, чем из физики.

– Могу вас, сударь, разочаровать – это абсолютная физическая реальность.

– Где это было?

– Кстати тут недалеко, два часа езды, но давай всё по порядку. После того, как я побывал в лаборатории Хотчисона, я стал усиленно искать любую информацию по этой теме. Интерес к теме, вскоре вызвал уже встречный интерес к моей невзрачной личности и притом такими структурами, что общаться с ними не было никакого желания. Я сделал вид, что это было невинное хобби, зажравшегося миллионера и стал осторожнее. Тем не менее, я выяснил, что Хотчисон,  в течении определенного периода, имел контакты с такими серьезными организациями, как «Боинг» и «МакДоннел Дуглас», они его даже финансировали, а до этого у него были контакты с таким невинным заведением, как Пентагон. Была даже совместная комиссия Пентагона и Министерства энергетики США, которая проверяла действительность его экспериментов. До отчета я, конечно, не добрался, но ясно, что комиссия наблюдала, что-то наподобие того, что видел я.

Видимо они поняли то же, что и я: Хотчисон случайным образом наскочил на эффект открывающий доступ к энергии поля нулевой точки, но совершенно не понимал, как с этим всем управляться. Для вояк необходимо практическое применение, а летающие в хаосе железяки они сами могут назапускать, сколько хочешь, поэтому они Хотчисона отодвинули, но не забыли.

Я сразу понял, что дойти до сути можно только подкравшись к теме со стороны теории. У Хотчисона не было нормального формального образования, даже этого недоделанного американского. После окончания десятого класса, он бросил школу и занимался самостоятельно с какими-то преподавателями, университетского образования  так никогда и не получил. Он нахватался верхушек в бессистемном хаосе, несомненно, интересных теорий. У него был один большой плюс – он  мыслил свободно.

Пентагон, кстати, довольно серьёзно отнесся к результатам Хотчисона, судя по тому, что через некоторое время канадская конная полиция конфисковала большую часть оборудования лаборатории в Ванкувере. Никто не сомневается, что это было сделано по совету ребят в погонах из-за границы южнее Канады. Поводом для конфискации был вывод, что данное оборудование наносит вред окружающей среде, хотя каждый прибор в отдельности был стандартным и применялся во многих других лабораториях.

Да, если говорить о теориях, то у Хотчисона в голове был ералаш, хотя возможно именно это позволяло ему иногда приходить к парадоксальным результатам. Я всегда смеюсь, когда меня уверяют, что кто-то вот так вот думал, думал, раз и придумал. На пустом месте, с пустой головой, только из-за природной смекалки.

Когда домашняя хозяйка одним глазом смотрит в телевизор, а рукой помешивает пахучий борщ и ей там увлекательно рассказывают, как сер Исаак Ньютон присел отдохнуть под яблоньку и ему на голову грохнулся краснобокий плод, что в результате привело к открытию закона всемирного тяготения, я ненавижу телевидение. Эта домохозяйка ведь верит, что главной причиной открытия было то самое яблоко, которое мэтр впоследствии с аппетитом схрумал. Ей невдомек, что до этого была масса дискуссий, что Ньютон проработал неисчислимое количество страниц написанных до него не менее умными людьми, которые тоже об это себе голову сломали. Невозможно создать серьёзную жизненную теорию не опираясь на предыдущий опыт. Эйнштейн был продолжателем Ньютона, кто-то, кто создаст более совершенную теорию, взамен Теории относительности – будет приемником дедушки Алика.

Теория это тот путь, который тебе вымостили для будущих опытов, потому что, как заметил Джеймс Блейк «прогресс в науке происходит тогда, когда опыты противоречат теории». Надо хорошо знать теорию, чтобы четко определять, где и в чем  твой опыт не сходиться с ней. Эйнштейн, конструируя свою теорию, прекрасно понимал, что не всё у него закрывается понятно и логично, что его допущения не до конца корректны и что его теория требует развития.

Кстати, недавно в интернете вычитал, что Альберт Эйнштейн срисовал теорию относительности у Пуанкаре и иже с ними, потому, что был сотрудником патентного бюро. Он, видите ли, имел доступ к информации, изложенной в патентах, всю её самым бесстыжим образом украл и слепил из неё теорию относительности. Идиоты! В патентах изобретатель излагает информацию не для того, чтобы её засекретить, а наоборот обнародовать, чтобы всем рассказать: «Ребята, не надо дергаться в этом направлении, я уже всё придумал, можете пользоваться, но с моего разрешения». Если он на основании уже известных изобретений и теорий сделал собственную, честь ему и хвала.

Разыскивая информацию, я естественно разыскивал и людей, которые имеют интерес к этой теме. Очень скоро я понял, что самому светиться в поисках, себе дороже, поэтому  нашел несколько нищих физиков, которые не блистали умом и предприимчивостью, но потихоньку наскребли мне информацию достаточную, чтобы начать собственные эксперименты. И вот тут мне действительно повезло.

Десять лет назад, уже даже больше, я в этой мутной тусовке российских физиков услышал о случае, когда чудака доводят до сумасшествия, только за то, что он уверен, что создать вечный двигатель возможно, причем на основе энергии квантового вакуума. Добрые люди довели его до дурдома, ну а там, сам знаешь, даже если ты семь пядей во лбу, долго умным не будешь.

Я его быстренько нашел, за «бабки» эти коновалы готовы были мне его не только отдать, но и выдать любую справку. Я Максимку месяц приводил к норме, психотерапия, реабилитация. Он у меня в Черногории на тихом берегу обрел человеческий вид, насколько это уже было возможно и мы начали трудиться. Собственно с него и начались мои лабораторные исследования. Сейчас у меня три лаборатории в разных частях мира, это только больших. В других местах выполняются заказы по изготовлению отдельных деталей или целых приборов, получению редких материалов.

В сегодняшнем мире очень трудно затеряться, особенно когда столько любопытных организаций следит за всем, что происходит необычного. Поэтому приходится шифроваться, заказывать оборудование по запчастям, делать невероятные объяснения, зачем нужен тот или иной материал, да еще в таких количествах. Именно поэтому я уже дважды менял место главной лаборатории. Начинали мы в России, но с приходом нового молодого президента, который по амбициям тянет на царя, нами стали так активно интересоваться, что это переходило все границы,  пришлось переехать в Германию. 

Там было поспокойнее, да и мы стали опытнее, хотя в благословенном центре Европы, тоже этой братии – пруд пруди: разведки, контрразведки еще спецслужбы различных концернов, которые так рыщут, где бы только что-нибудь свиснуть. Всё было в пределах нормы, достаточно тихо, пока Максимка не поднял лабораторию на воздух. Шухер был такой, что я до сих пор не знаю, чем это закончится. Погибли люди, но основные сотрудники по счастливой случайности остались целы. Прошло уже два года,  но немецкая прокуратура роет до сих пор. Больше всего их смущает, что они не могут определить тип взрывчатого вещества.

До меня, слава богу, не дорыли. С правом собственности мы там наворотили такого, что следы теряются в глубинах Сибири и Израиля. Места темные и немцам в них не сильно дают свои щупальца раскинуть, так, что есть надежда, что всё закончится нормально.

Пришлось в срочном порядке в глухомани Кировоградщины строить завод по производству биотоплива. Перерабатываем всякую растительную непотребность в брикеты, которую потом достопочтенные германские бюргеры тихими зимними вечерами сжигают в своих уютных каминах. Там же очень удачно вписалась и испытательная лаборатория, даже лучше, чем в Германии. Именно здесь мы выходим на конечное изделие, все остальные лаборатории только подсобные.

– И как изделие? – промолвил ошарашенный Мезенцев.

– Как изделие? Нормально, летает потихоньку.

– Ты хочешь сказать, что вы решили вопрос с гравитацией?

– Ну, сказать, что мы его совсем решили, будет не точно. Мы его решили в принципе. Теперь у нас задача, создание устойчивой технологии.

– Почему ты всё это не покажешь, не опубликуешь? Возможно, тебе помогут побыстрее довести эксперименты до конца и сделать промышленные образцы.

– Вот в этом я как раз и сомневаюсь. Ты думаешь, только мы с Максимкой такие умные и дошли до решения проблемы в принципе? Я уверен, что и в Штатах и в России вплотную подошли к решению этой же проблемы: укрощения энергии поля нулевой точки. Весь мир знает исследования Евгения Подклетникова, он давно заявил, что нашел такие свойства сверхпроводников, которые защищают от гравитации. Видно ему немножко по голове надавали, чтобы лишнего не базарил, он побыл в забвении несколько лет, теперь снова в том же русле, только под государственной эгидой, а государство, какое – Россия. Вся его экономика держится на газе и нефти. Они всю Европу держат за глотку газовой задвижкой. Ну, выдадут они энергию, которая будет у всех, все им спасибо скажут, а дальше? Ни технологий, ни развитой современной промышленности, всё – банановая республика, только без бананов.

Они будут вести Подклетникова, будут давать ему работать, но только до определенного момента – до создания промышленного образца. Он сам его и не сделает, для этого нужны другие мощности, капиталы. Российское правительство будет оттягивать до последнего обнародование нового источника энергии, им так выгоднее, а прогресс по барабану.

В Штатах та же канитель, только там этих групп, которые могут решить проблему побольше. Все они под надзором государства и эта китаянка Нинг Ли и Флойд и Хайд, ну и конечно Марк Миллис. Он, кстати,  недавно заявил, что человечеству придется подождать с межгалактическими полетами именно, потому, что их невозможно обеспечить энергетически. Для запуска и разгона космического корабля с пятьюстами космонавтами на борту, летящего в один конец в произвольном направлении потребуется более чем 10 в 18-той степени Джоулей, что сопоставимо с количеством энергии потребляемой всем населением Земли в течение года. Никакие известные природные ресурсы не дадут такой возможности. Ему известные.

Знаешь, некоторые обозреватели заметили, что как только какое-либо важное открытие человечества подходит к своему финишу, о нем напрочь забывают все источники информации. Вот так вот, раз и всё. Вроде, как и не было ничего. В двадцатые годы, даже в тридцатые, все газеты и журналы пестрели разговорами о ядерной энергии. Перед второй мировой войной, раз и всё, как отрезало, полное затишье. Именно в это время начались  непосредственные работы над атомной бомбой и в Германии и США, а с сорок пятом, хлоп и Хиросима. Интересная закономерность, да?

Вот и Миллис молодец, так откровенно обо всех проблемах говорит, причем сразу всё переносит поближе к двадцать третьему веку, до этого ничего не получится. И как, нехороший человек, точно дату называет, 2196 год, жалко месяц не указывает,  правда тихонько оговаривается, если не произойдет грандиозных прорывов в энергетической области. И знает паршивец, что произойдет, уже не может не произойти.

Я не удивлюсь, если эти потомки первых переселенцев, уже склепали, что-то типа опытного образца реактора энергии квантового вакуума и сидят, ждут, когда еще кого-нибудь осенит. Так-то им, зачем запускать его в серию, у них и так всё по полочкам разложено, что они даром в Ираке и Кувейте воевали. Механизм давления на глотку всему миру понятен и отработан. Кризис? Так это даже к лучшему. В мутной воде больше золотишка намыть можно.

– И что дальше?

– А, дальше друг мой старый и надежный, помощь мне от тебя нужна. Ты же сам сказал, что готов мне помочь, если только не убивать никого. Убивать никого не потребуется, но много всякого разного другого…

 

 

Юрий Петрович крепко держал руль своего автомобиля, старался быть сосредоточенным, хотя давалось ему это с трудом. Прошедшая ночь сильно всколыхнула все его душевные, нервные устои и состояния. Он уже опаздывал к Лине, утренние субботние пробки в центре были обычными, все, кто еще не успел смыться из города в пятницу, выезжали за покупками или просто выдвигались за город. Эти тянучки под светофорами раздражали Мезенцева и он тихо про себя матерился. Спать ему не хотелось, хотя за всю прошлую ночь он проспал часа три от силы. Наоборот он был перевозбужден и внутри, где-то глубоко, вибрировала, мелкая нервная дрожь.

Вчерашний рассказ Виталия его, конечно, заинтересовал. Ему, кандидату физико-математических наук было очень интересно вновь погрузиться в тайны физических процессов, это была фактически его профессия – физика высоких энергий. Правда одно дело, когда ты этим занимаешься теоретически и результаты твоей работы, несомненно, очень важны для науки, но также, очень далеки от повседневного применения. Более того они, как бы находятся на разных планетах человеческого бытия и никак не связаны с жизнью людей, идущих сейчас мимо твоего автомобиля по пешеходному переходу. Твоя физика сама по себе, а они сами по себе. Всем хорошо и очень спокойно.

Совсем другие ощущения приходят, когда ты понимаешь, что та физика, о которой говорит твой друг, не сегодня-завтра, не постучится в твои двери, а вломится так, что всё остальное в твоей жизни может стать совсем неинтересным и неважным, по сути. От понимания этого под ложечкой холодело и хотелось глубоко вздохнуть.

На Торговой он застрял серьёзно, впереди была авария. Кляня себя, что выбрал этот путь, Мезенцев достал телефон.

– Доброе утро, дорогая, я тут возле Нового рынка застрял в пробке. Два крестьянина не разъехались, один разбил фару другому, теперь будут ждать ГАИ. Зачем я сюда поехал?

– Не переживай ты так, Юра. Уверяю, я тебя дождусь, у нас впереди целые выходные. Открою тебе даже свой маленький женский секрет – мне это  на руку, спокойно, не торопясь  приведу себя в порядок. Целую тебя и жду.

Юрий Петрович отложил телефон и мысленно снова вернулся к вчерашней встрече. Он ведь не даром повернул на Торговую, а не проехал дальше до поворота на  Преображенскую, хотя знал, что в это время здесь всегда пробки. Ему не хотелось проезжать мимо перекрестка Преображенской и Садовой. От одного воспоминания о вчерашнем у него заколотилось сердце.

  

– Убивать никого не потребуется, но много всякого разного другого потребуется,– сказал Виталий.– Честно скажу, наша сегодняшняя встреча не случайная. Я знал, где ты живешь и чем занимаешься. Давно порывался к тебе обратиться, но всё откладывал, всё сомневался, а теперь у меня обратной дороги нет, как в прочем и у тебя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я тебе рассказал всё или почти всё, поэтому дорога у нас теперь с тобой одна, хотим мы этого или не хотим. Носитель такой информации не может быть в стороне. Ты меня понимаешь?

– Виталий, ты, что меня пугаешь?

– Нет, боже упаси, я просто прошу тебя стать моим соратником. У меня нет других вариантов. Серьёзность момента наступила такая, что любая утечка информации может загубить весь проект, который уже длится полтора десятилетия. Мне нужны люди, которым я могу доверять абсолютно и кроме того они должны обладать высоким интеллектом, образованием и что на сегодняшний день особенно важно, высокой степенью организованности. Всем этим параметрам ты отвечаешь лучше всего. О деньгах я не говорю вообще, ты будешь иметь их в несколько раз больше, чем в своем несчастном телекоме. Кроме того, я предлагаю тебе, тебе одному часть прибыли в проекте «Энергетическая революция». Я предлагаю тебе наконец не получать деньги, а их зарабатывать. Ты представляешь, сколько их может быть? Билл Гейтс – мелкий карлик в таком бизнесе.

– А, если я не соглашусь?

– Ты уже не можешь не согласиться, ты можешь только отказаться от части прибыли, но это будет самой большой глупостью в твоей жизни.

– Что я должен буду делать?

– Ты должен стать непосредственным руководителем проекта, не научным, не техническим, а генеральным. Я уже просто не могу этого делать, я вижу, что  сам начинаю тормозить его движение. Мне нужно обеспечивать финансирование и одновременно заниматься координацией проекта – это выше сил одного человека. Как ты понимаешь, чтобы обеспечить финансирование, приходится заниматься многими другими видами бизнеса.  Проект «Энергетическая революция» пока не приносит доходов, а требует всё больших инвестиций. Я не могу разорваться надвое.

– В каком качестве ты в нем собираешься участвовать?

– Что тут не понятного? В качестве владельца проекта. Тебе будет принадлежать десять процентов, но мне-то девяносто. Ты даже не представляешь, сколько это работы: обеспечить все лаборатории необходимыми материалами, оборудованием, персоналом. Обеспечить секретность и самое главное обеспечить результат. Хорошо, что ты из обычного ученого стал техническим администратором. Эти научные навозные жуки, как дети. Для них вся эта канитель – игрушка, пока не наиграются чем-то, не бросят, а надо двигаться строго и непосредственно к цели. Я им, иногда, как детям: по рукам, чтобы не хватали лишнего сладкого. Мне кажется, ты всё это потянешь. У тебя, между прочим, такой грозный вид.

– Виталий, ты об этом так весело рассказываешь, но то, что ты предлагаешь, совсем не шуточки, это какой-то подпольный бизнес.

– Он-то может и подпольный, только заметь, абсолютно законный. В данном случае закон, как раз на нашей стороне, а не на стороне государства, точнее правительства. Долг патриота — защищать свою страну от ее правительства.

– Интересная мысль, сам придумал?

– Сам, – Кирпонос скорчил презрительную физиономию,– эх ты – провинция неасфальтированная. Это Томас Пейн – крестный отец Соединенных Штатов сказал. Мудрый человек, еще двести лет назад понял, что от любого правительства кроме пакостей, нечего ждать.

 В Украине,  с этим все в порядке. Тут всем, по-моему, абсолютно начхать, чем мы в своих лабораториях занимаемся – главное, чтобы налоги платили, а какие налоги, если у нас прибыли еще нету? Поэтому мы не от государства прячем свои исследования, а от конкурентов и иностранных разведок. Ты гражданин Украины?

– Да, а ты?

– Я, гражданин Великобритании и по совместительству Израиля, ну, так получилось. Так что кому, как ни тебе защищать национальное достояние. Склепаем реактор здесь в Украине и все газеты напишут, что наши украинские ученые добились невероятных успехов в деле преодоления энергетического кризиса планеты Земля.

Наконец-то пробка сдвинулась с места. Доехав до главного входа в рынок, Мезенцев не удержался и повернул на Садовую. Говорят, что преступника тянет на место преступления. Видно интересно посмотреть, как там что изменилось с того печального момента. Юрий не ассоциировал себя с преступниками, но умышленно медленно проехал мимо «того» места. Уже всё было убрано, остались только следы машинного масла и гари на брусчатке и бордюре. Он поднял глаза вверх и увидел, как сильно обгорели листья на деревьях.

– А, если я откажусь? Меня вполне устраивает моё нынешнее положение, уверенность в завтрашнем дне, я жениться собрался. У меня, между прочим, еще могут быть дети.

– У тебя могут быть не только дети, но и внуки – это к делу не относится. Ты с такими мыслями скоро мхом порастёшь. Посмотри на себя в зеркало – тебе пахать еще и пахать, а ты уже себе пенсионные тапки присматриваешь. На счет жениться не знаю, женщины в мужских делах часто исполняют роль якоря, который держит на привязи боевой корабль и его днище обрастает водорослями и ракушками. Потом вроде бы и хочется в дальний поход, а уже трудно, нужно чистить днище. Не знаю, надо посоветоваться с товарищами, обсудить на политбюро, – сдвинул брови домиком Кирпонос. – Она  у тебя морально устойчивая?

– Очень.

– Это плохо. 

– Почему? – Удивился Мезенцев.

– Как говорят на Украине: «Що занадто, то не здраво».

– Это ты придираешься, в тебе говорит брюзга закоренелого холостяка.

–  Очень закоренелого, с четырьмя бывшими женами. Ладно, это детали. Насколько я понял, коренных разногласий у нас с тобой нет – ты готов возглавить проект.

– Конечно, нужно бы еще подумать.

– Как говорил, небезызвестный тебе, император по имени Наполеон и по фамилии Бонапарт: «Главное ввязаться в серьёзный  бой, а там разберемся». Так что думать будем, когда сделаем реактор. Через две недели я жду тебя в Вене, у меня там есть уютный офис  с видом на Бельведер. До этого надо будет расхлебаться с твоим любимым Телекомом и приступать к непосредственной работе. Сделай себе туристическую путевку в Австрию, возьми  мадемуазель, так это будет привлекать меньше внимания со стороны, наших, так называемых «друзей». Звонить я тебе буду вот на эту сим-карту, три раза в неделю в девять часов вечера. Нормально время? Нужно будет открыть новую чистую фирму здесь, а также открыть представительство одной моей компании, которая занимается, в том числе и производством электрических батарей. Ты должен возглавить это представительство, такой статус позволит тебе летать по всему миру и решать любые вопросы, а украинской компании мы перекачаем активы завода по производству биотоплива. В деталях ты потом разберешься.

 Общаться нам нужно будет, как можно меньше, во всяком случае, на людях. Для всех мы остались старыми друзьями одноклассниками, которых объединяет только ностальгия и память по школе и институту. Собрались, забухали – разбежались. Тебе нужно будет подтянуть еще Славку, он в этой своей шахте сопьётся и на дурку попадет, а, между прочим, дипломированный специалист по авиационной технике. Совсем скоро ты поймешь, что нам такие люди просто необходимы, тем более такие, что можно доверять, как себе.

Кирпонос замолчал и в наступившей тишине, резко зазвучал зуммер мобильного телефона. Виталий внимательно выслушал, достаточно долгий монолог из трубки, ответил коротко: «Хорошо».

– Ну, что на сегодня хватит, как говорится – пора и честь знать. Спасибо за прием, а мне пора, к тому же так незаметно время пролетело, а уже два часа ночи. Ты меня проводишь, тут недалеко? Я решил сильно не светить твою квартиру, хотя если захотят, найдут в момент.

– Виталий, ты опять говоришь загадками, кто захочет и кто найдет?  Любишь ты напускать таинственности, с детства. Куда ты, на ночь, глядя, я думал, ты у меня заночуешь.

– Да, какие загадки. Это я так на всякий случай, в русле того, что нам теперь не стоит афишировать нашу дружбу и тем более сотрудничество.

– А, что вражеские разведки идут по пятам и придется отстреливаться? Ты меня, как Остап Бендер Кислярского пугаешь.

– Отстреливаться, это вряд ли. Огнестрельного оружия с собой не ношу, я не такой большой специалист по его применению, у меня главное оружие – интеллект. Что лыбишься?  Мозги, по-вашему, короче тебе не понять – это я по-научному выражаюсь.

Они вышли на улицу, глубокая ночь даже в центре такого большого города обволакивала тишиной. Конечно, доносились какие-то далекие звуки, но даже шорох подошв слышался настолько отчетливо, что удивлял своей полифонией. Они вышли на бульвар, бывший Комсомольский, теперь Жванецкого, перед ними открывался чудный вид гавани со многими разными огоньками судов у причалов и на рейде. Пройдя по бульвару, они вышли на Преображенскую и не спеша зашагали по широкому тротуару. Ярко светили фонари, блестели рельсы стрелок трамвая, светофоры работали в режиме «мигающий желтый». Они шли, практически молча, только изредка перекидываясь короткими фразами.

Дойдя до подземного перехода на углу пересечения с Дерибасовской-Садовой, Виталий протянул руку Юрию:

– Всё, будем прощаться. До встречи в Вене через две недели, если будут возникать вопросы, звони с той симки, что я тебе дал и на номер, который в ней уже забит. Честно скажу, жду от тебя многого. Дурак, что раньше не приехал. Мы с тобой, братуха, таких дел натворим, что весь мир глаза выпучит. Ну, бывай.

Они обнялись и Кирпонос быстрым шагом скрылся за углом дома. Вокруг не было ни одного прохожего, только вдалеке по Преображенской в сторону Привоза горели стоп-сигналы редких автомобилей. Мезенцев постоял немного, дождался, когда затихнут громкие шаги Виталия, развернулся и задумчиво пошел назад в сторону моря.

Сильнейший взрыв потряс пространство. Юрий оглянулся, весь перекресток, куда только что свернул Виталий, был озарен яркой вспышкой. Деревья в сквере на «Соборке» как будто поменяли цвет, из зеленых стали ярко оранжевыми. Завыли многократно повторенные сирены сигнализаций припаркованных автомобилей.

Мезенцев, не задумываясь, рванул в сторону взрыва. Забежав за угол, он увидел ярко пылающий автомобиль. От него мало, что осталось, но характерные угловатые очертания джипа «Мерседес Гелендваген» или как его называли «кубика», угадывался в полыхающем пламени. Спасать кого-либо было уже бессмысленно. Он остановился, как вкопанный, совершенно не соображая, что можно и нужно делать.

Через какое-то время подъехало сразу несколько милицейских автомобилей с мигалками, они выскакивали с огнетушителями и пытались, что-то тушить. Огонь уже сам по себе угасал, так что усилия сотрудников в форме только помогли ему окончательно потухнуть. Юрий стоял потрясенный, джип был точно такой, как  у Виталия. В салоне виднелись два обгоревших трупа, их нельзя даже было назвать телами.

 

Мезенцев, наконец, подъезжал к дому Лины. Он снова достал телефон и набрал её номер:

– Мне подниматься, я уже почти на месте или ты спустишься?

– Поднимайся, у меня такая тяжелая сумка и  есть для тебя сюрприз.

Юрий Петрович поднялся в лифте на пятый этаж и подошел к двери нужной квартиры. Каждый раз, когда он открывал эту дверь, он ужасно волновался. Это не было неуверенностью, это было волнением, которое можно сравнить с чувством актера выходящего на сцену. Лина была для него всегда новой, неповторимой, ему даже в голову не могло придти, что когда-нибудь может быть по-другому. Для него каждое новое общение с ней было, как начало новой маленькой жизни. Он ловил себя на мысли, что всегда мечтал именно о такой женщине. Сейчас он мог только жалеть о том, что встретил её только теперь, но как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Сегодня он волновался еще больше. Впечатления прошедшей ночи растрепали его нервы. Для него сегодняшний день и так должен был стать волнительным. Он подготовил красивое, дорогое обручальное колечко и намеревался именно сегодня сделать официальное предложение руки и сердца. К этому шло, они встречались достаточно долго, но вместе никогда не жили. Именно потому, что Лина уходила от вопроса проживания на одной территории, Мезенцев не был уверен, что после его предложения она бросится с радостью к нему на шею.

Девушкой она была самостоятельной, во всех отношениях, в том числе экономическом. Работая журналисткой в различных изданиях, она имела, как он понимал,  достаточный доход, чтобы содержать себя на приличном уровне. Родители оставили ей престижную квартиру, а сами переехали в Москву, они оба были коренными москвичами, к тому же папа служил в российской армии в звании генерала и с не одной звездой. Они никогда не говорили  о её родителях подробно, но, как догадывался Юрий Петрович, папа был не намного старше него.

Все эти обстоятельства нервировали Мезенцева. С одной стороны он не хотел торопить события, но с другой… Годы идут не в обратном направлении и, если еще недавно ему было сорок с лишним, то теперь за пятьдесят. Он решительно нажал кнопку звонка.

На пороге стояло воздушное создание со светлорыжими волосами, голубыми, почти синими глазами в невероятном сарафане, который подчеркивал все прелести фигуры и это чудо улыбалось.

– Ты неотразима, – у Мезенцева перехватило дыхание. В таких случаях он чувствовал себя, как мальчишка старшеклассник и ничего не мог с собой поделать.

Лина наслаждалась эффектом, она сделала шаг назад, повернулась кругом и спросила:

– Ты так и будешь стоять столбом на пороге или мы куда-то едем? Я готова, только сделаю тебе маленький подарок.

Она пошла вглубь квартиры, Юрий Петрович, растормозился и последовал за ней.

– Вот, это самые стильные солнцезащитные очки в городе Одессе, в Украине, а может быть во всей Европе, – она протянула продолговатую коробку. – Ты в них будешь, как Бонд, Джеймс Бонд.

 Он их надел, посмотрелся в зеркало – хорошо.

– У меня для тебя тоже есть маленький подарок, – он положил на ладонь маленькую яркую коробочку.– Возьми, пожалуйста, открой.

Лина взяла коробочку в руку, медленно открыла, кольцо было действительно прекрасно.

– Выходи за меня замуж.

Лина любовалась сиянием бриллианта.

– У тебя есть ответ? – неуверенно спросил Мезенцев.

– Ответ? Я ждала, что ты это сделаешь, только не думала, что это будет сегодня. Нам нужно хорошо подумать, не испортим ли мы друг другу жизнь. Но я отвечу: скорее да, чем нет. Знаешь почему?

– Почему?

– До тебя я еще никогда не встречала такого мужчину, как ты. Умного, сильного, цельного, с характером. Не зазнаешься? Но…

– Тебя смущает разница в возрасте?

– Нет, это меня как раз, никак не смущает. Просто, мы две очень самостоятельных, свободных личности. Я не знаю, как нам будет житься вместе не только в одной постели, но и на одной кухне, в одном пространстве. – Она рассмеялась. – Юра, тебе не кажется, что я говорю, так будто это у меня такой жизненный опыт, как у тебя. Давай подумаем, давай попробуем потихоньку не спеша. Ты не обидишься? Но колечко я принимаю, так что господин Мезенцев у вас есть надежда. 

Сегодня такой чудесный день, такой солнечный, такой веселый. Давай отложим все наши серьёзные решения до понедельника. Не хмурься. Я тебя буду сегодня развлекать, веселить, как хочешь. Выполнять все твои желания, даже немножко непристойные. Согласен?

Автомобиль с Юрой и Линой двигался по Овидиопольской дороге в невысоком темпе, поддерживаемом движущимися в плотном потоке автомобилями. Лина рассказывала, что-то очень смешное и сама смеялась над рассказанным, Юра старался поддакивать, но перед глазами стоял сгоревший джип и то, что осталось от людей внутри него.

Он пересилил себя и подошел поближе к машине, ужасный запах гари не давал дышать. Вокруг авто суетились милиционеры, они тоже выглядели растерянными. Из ближайших домов вышло несколько жильцов. Они наблюдали издали, некоторые обсуждали между собой  произошедшее. 

Узнать в обгоревшем теле Виталия, было невозможно, пламя совершенно исковеркало то, что когда-то было лицом человека. Ощущение ужаса доминировало в чувствах Мезенцева, он с трудом соображал, что и где происходит. Его кто-то окликнул, кто-то толкнул. Он не слышал, точнее, слышал, но не воспринимал, что ему говорят. На автомате он развернулся и пошел к своему дому. У подъезда он начал соображать, что не может вспомнить, где его ключ и долго искал его в карманах. Наконец он зашел в квартиру и увидел еще неубранный стол, за которым они только что сидели вместе.

Юрий сел и закрыл лицо руками, он не рыдал, но, наверное, если бы зарыдал, ему бы было легче. Он не мог поверить в случившееся. Взял стакан с минералкой и с жадностью выпил до дна, повертел его в руках и дотянулся до початой бутылки водки. Налил себе почти полный бокал и также, почти как воду выпил, не оставив ни капли.

 

– Мезенцев, алло, ты здесь или на другой планете? Ты не забыл, что за рулем, хоть мы и плетемся, как черепахи. Я распинаюсь, веселю его, а он как бирюк угрюмый. Вернись на землю. Неужели тебя так расстроил мой отказ? Это и не отказ вовсе, я ведь приняла твоё колечко. Оно мне очень понравилось, ты угадываешь мой вкус. Ну не дуйся, всё будет хорошо, даже очень хорошо. Штамп в паспорте не самая главная вещь в жизни.

– Штамп, действительно, не самое главное, но я хочу детей. Тебе, кстати, тоже не восемнадцать и пора подумать о главном предназначении женщины, приходящей в мир.

– Это не тактично напоминать девушке о её возрасте.

– Мне можно,  несмотря на твою не любовь к математике, можешь посчитать: пока мы поженимся, нельзя, чтобы ребенок был незаконнорожденным, пока ты его выносишь, это еще девять месяцев – тебе уже будет тридцать.

– Не напоминай мне о датах, ты ужасно не тактичен, тем более о цифре тридцать.

– Я потенцирую тебя к правильным решениям. Говорят, что у зрелых родителей на свет появляются талантливые дети.

– Всё это сплетни. Тебя мама, во сколько лет родила?

– В двадцать три, по-моему.

– И я тебе скажу, не дурак получился. Меня мама вообще – в восемнадцать. Так что не надо о возрасте. Мне с тобой и так хорошо, а начнутся пеленки, распашонки, если мы с тобой начнем ссориться? Я тебя люблю, а вдруг стану ненавидеть? Кроме того, мне не хочется бросать свою профессию, только начало что-то получаться.

– Твоя профессия меня больше всего и беспокоит. Ты на ваших всяких тусовках, встречаешься, бог знает с кем. Найдется какой-нибудь хахаль, задурит тебе мозги и что?

– Мезенцев, ты не желаешь побороться за даму сердца?

– Я готов бороться за даму сердца, но мне как-то полегче будет, если дама сердца по совместительству будет моей женой.

– Понятно, легких путей ищете, господин рыцарь, а жизнь она сложна и многолика.

Автомобиль въехал на небольшой дворик уютной дачки.

– Ты мне так и  не ответила, если мы еще не ставим печати в паспортах, то когда мы начнем, хотя бы жить вместе?

– Милый, давай не будем портить такой прекрасный выходной день. Море так и зовет, давай отложим до понедельника.

– Завтра, завтра не сегодня – так лентяи говорят.

– Правильно, я сегодня хочу быть ужасной лентяйкой – ничего не делать и ни о чем не думать. Только лежать на песке и плескаться в море.

– Питаться-то мы хоть как-нибудь будем? – проворчал Юрий Петрович, вытаскивая вещи из автомобиля.

 

День был чудесный. Теплая морская вода расслабляла, а солнце клонило в сон. Было очень приятно лежать на песке, слушать прибой и стараться ни о чем не думать. У Лины это получалось намного лучше. На Мезенцева продолжала давить экспрессия и неясность прошедшей ночи. Он отвечал невпопад, лежал на песке с открытыми глазами с взглядом направленным в никуда.

– Юра, может у тебя что-нибудь произошло, а я дура возомнила, что это ты из-за меня расстроился? Ну, расскажи мне, поделись, тебе легче станет. У тебя, что неприятности на работе?

– Поделись? – Юрий криво усмехнулся,– чисто женский подход, можно еще поплакаться. Нет, всё в порядке, просто мне сделали предложение, – он сделал длинную паузу, – я, хотел уйти из «Телекома».

– Уйти, странно, ты всегда так гордился своей работой и, что без тебя будет делать Панафидин? Где он себе найдет такую ломовую лошадку? Сейчас ему хорошо, он посидел на совещании, повещал, жизни поучил и улетучился, а как оно там делается он и не догадывается. Ты что, наконец, обиделся, что тебя обошли, когда ушел прошлый директор и тебя не назначили на его место? Извини, тогда  у тебя реакция очень замедленная, уже два года прошло.

– Нет, причем тут это. Мне предложили самостоятельную работу, очень интересную. Надоело быть вторым номером, скучно стало выслушивать поучения Панафидина. Обида здесь не причем, просто было предложение, хотя, теперь я не знаю. Меня даже приглашали в Вену, на собеседование.

– Куда? – у Лины от удивления округлились глаза.

– В Вену, поедешь со мной. Ты была в Вене?

– Нет, ты это всё серьёзно?

– Серьёзней не бывает, вот только не знаю, как об этом Панафидину сказать.

– Чем ты там будешь заниматься?

– Как обычно, организовывать, организовывать, организовывать. Только здесь, я надеюсь, придется еще, и думать, думать, думать.

– Это понятно, а чем конкретно занимается эта фирма или компания?

– Вот, чувствуется журналистская хватка, хотя тебе лучше работать где-нибудь в следствии, в прокуратуре. Лампу в лицо и: «Вы знали Михаила Зарокова»?

– Юра, ну, правда, интересно.

– Мне предлагали пост директора представительства в Украине, международной компании по производству электрических аккумуляторов. 

– Да, как-то не очень интересно звучит? Ты сейчас занимаешься мобильной связью, тебя это всегда интересовало, это даже где-то романтично. Связь она всегда на передовых позициях прогресса, что можно сделать без связи, а ничего. Без связи нельзя передать информацию, а информация – это ключ к мировой власти. А тут, какие-то ящики с электролитами – скукотища. Я не навязываю своё мнение, но ты подумай и это совсем не связано с твоей нынешней работой. Не боишься, что придется всё начинать сначала?

– Интересно, ты формулируешь, власть над миром – власть над информацией. А тебе не кажется, что информация даёт власть над миром только вторичную, первичную власть над  миром даёт энергия. Тот, кто владеет энергией, владеет миром. Сейчас это те, кто, достают из Земли нефть, газ, уголь. Они дергают за вожжи, а чтобы меньше было недовольных, еще и шоры на глаза напяливают – видно только немножко вперед, по сторонам – не положено.

– Ты, конечно, прав, но какое отношение имеют аккумуляторы к производству энергии? Сначала нужно добыть эту нефть или газ, сжечь, получить электрическую энергию, а только потом сложить в аккумуляторы.

– Да, ты права, но аккумуляторы тоже важный вид сохранения энергии, чтобы ты делала, если бы у тебя в мобильном телефоне был аккумулятор, как раньше, весом с полкило. К тому же в каждой базовой станции  тоже стоит куча аккумуляторов и обеспечивают твою бесперебойную связь

– Нет, всё равно именно информация сейчас важнее, чем энергия. В энергии, что, всё уже поделено, давным-давно, там болото, а информация изменяет мир.  Она растекается по миру, как вода по пустыне. Я как-то смотрела старый документальный фильм про какой-то канал, который принес в пустыню воду. Там на экране крупно, показывалось, как вода растекается по сухой земле. Вот так и информация, растекается по земле. Сейчас через спутники можно донести до любой точки планеты любую информацию и это, между прочим, во многом благодаря именно новым технологиям связи, а ты уходишь к аккумуляторам.

– Эта компания занимается еще и новыми, альтернативными источниками энергии.

– Ну, это тоже, наверное, кому-то интересно, но пока не закончится вся нефть и газ, ничего альтернативного не будет.

– Ты слишком консервативна. Есть теории, согласно которым энергию можно извлекать из космоса.

– Ха-ха, с таким же успехом её можно высасывать из пальца.

– Глупенькая, я тебе говорю, как бывший сотрудник Института физики высоких энергий, между прочим, кандидат наук.

– Я преклоняюсь перед вашими регалиями, Юрий Петрович, но как из космоса можно достать энергию – это выше моего понимания. Звезды остужать или метеориты отлавливать?

– Любимая ты моя гуманитарная звездочка, объясняю специально для особо одаренных, для тех, кто регулярно прогуливал в школе все уроки физики, математики и других естественных наук.

Видите ли, в понятии космос, я имел в виду, не тела населяющие вселенную, а то, что окружает их. Обычно говорят, что космос – это вакуум, то есть в переводе с латыни – пустота. Но ученые, такие вредные, неусидчивые ребята,  ковыряют пальчиком, ковыряют, даже там где их никто не просит. И представляешь, они наковыряли, что космос – это хоть с одной стороны вакуум,  с материальной точки зрения, то есть там, нет ничего, что имеет массу, но с другой стороны, космос – это не абсолютная пустота,  а место где постоянно рождаются и исчезают виртуальные частицы. То есть с точки зрения энергии – это кипящая масса энергии и эта энергия испытывает в секунду миллиарды,  а может быть больше колебаний. Причем эти колебания не исчезают, даже в самых глубинах космического вакуума, замороженных до абсолютного нуля – нулевой точки существования. Вся эта кипящая масса энергии своими колебаниями образует поле, которое называют полем нулевой точки. Это поле присутствует в любой точке космоса: на твоем прекрасном носике и в туманности Андромеды, всюду.

Это невероятное количество энергии  характеризуется несогласованными или как говорят физики некогерентными колебаниями. Собственно, если говорить технически, для того чтобы применить эту свободную энергию, необходимо преобразовать некогерентное излучение в когерентное.  Тогда энергия будет действовать  в понятном, нужном направление и её можно будет направить для совершения работы и создания мощности.

– То есть ты хочешь сказать, что для этого нужно позвать строгого дядю, вроде моего папы генерала, чтобы он все эти колебания построил по ранжиру, сказал: равняйсь, смирно и этот строй так растолкает космический корабль, что его ловить будут в другой галактике?

– Молодец, по сути, правильно, но слишком упрощенно, хотя образно.

– Юр, и ты веришь, что из ничего, даже не из воздуха, насколько я поняла, в космосе воздуха нет, можно получить что-то, от чего будут гореть лампочки и греться утюг?

– Да, уверен.

– Смешно…  Мезенцев, ты знаешь, за что еще я тебя люблю? За то, что ты в свои пятьдесят, можешь мечтать как школьник. И это касается не только этой несуществующей энергии, ты иногда бываешь, наивен как ребенок и это обольщает. Каждая женщина желает не только быть любимой  и защищенной. Она сама хочет защищать, слабых и наивных, такой нормальный материнский инстинкт, как квочка крыльями своих цыплят. Мне тоже хочется защищать такого наивного человечка, как ты, не мешая ему мечтать, отгораживая от жестокого мира.

– Ты меня прямо  в юродивого обряжаешь, а между тем, совсем недавно, каких-то полтора столетия назад, электричество тоже считали игрушкой, баловством. Какую пользу может принести то, что натирая эбонитовую палочку шерстяной тканью, ворсинки шерсти поднимаются или эти фокусы с электрическими разрядами во время грозы. Очень страшно и интересно, но пользы никакой. Всё изменилось, только после того, как нашлись такие ребята, как Фарадей и Максвелл и объяснили человечеству, что от этого бесполезного явления можно получить много хорошего и главное эффективно применимого в повседневной жизни.

Теперь, если в электрической сети пропадает напряжение у тебя паника, потому что плойка не греется, и ты не сможешь накрутить  локоны, и это еще минимальный урон. Я уже не говорю, что разморозится холодильник и элементарно будет нечего кушать. Но полтора столетия назад, ты также нежно смотрела бы на меня и незаметно крутила бы у виска пальчиком, если бы я тебе сказал, что ты без электричества жить не сможешь.

Ты прекрасно знаешь историю литературы и театра, про кинематограф я вообще молчу, но элементарно не знакома с фактами из жизни человечества, которые сыграли роль более важную, чем завораживающая лента фильма «Титаник». Тебе, например, известно, что нефть и тем более природный газ начали применять в промышленном смысле, только в девятнадцатом веке?  И то, понемножку, понемножку, а по серьёзному, только во второй половине двадцатого. До этого основным видом топлива и соответственно получения энергии были дрова. Сейчас ты их видишь, только в мангале, когда мы шашлык жарим. Не надо так плохо думать о своём будущем муже.

– Я о нём, о своём будущем муже, думаю только хорошо, даже очень хорошо, но мне трудно поверить, что можно добывать энергию из пустоты. Дрова мне более близки и понятны, а космос – это такое далекое и виртуальное.

 

Славин и Ракицкий спускались по крутой лестнице, точнее Славин спускал Ракицкого. Тот был, изрядно выпивши, и пытался упираться. Сергей Владимирович тянул его под руку с силой и, доведя до автомобиля, впихнул в салон. Он был разъярен, быстро завел двигатель и отъехал от заведения, оглянувшись назад.

– Посмотри на себя, жалко, что шеф тебя не видит, он бы тебе второй фингал под глазом поставил. Мы же договаривались, что ты никогда не будешь больше ходить по казино.

– Это не казино, это компьютерный клуб.

– Какая разница, как он называется, сущность одна и та же.  Это случай, что я вовремя подоспел, они бы из тебя котлету сделали. Всё, сам в город не выходишь. Лучше я тебя на работу возить буду каждый день, сиди в своем подвале хоть день и ночь. Максим, ты мне скажи, ты можешь, как все нормальные люди отдыхать? Телевизор посмотреть, книжку почитать, в конце концов, надраться. Чем тебя не устроили девки, которых тебе вчера привезли? Тебя попросили выбрать ту, что тебе подходит, а ты загреб всех. Потом, правда всех и выгнал. Что нельзя было выбрать одну и с ней нормально провести вечер или ночь.

– Они тупые.

– При чем тут тупые? Тебе что, экзамен у них принимать по теории относительности? Тебе нужен нормальный, здоровый секс, причем тут тупые?

– Мне с ними скучно.

– Так попросил бы, они тебя развлекли. Тебе с ними не научные дискуссии вести, а тупо заниматься физическим укрощением плоти.

– Вот я ж и говорю, тупо.– Максим развалился в кресле, а Славин от злости до белых косточек сжал руль авто.– Почему мы не можем нормально работать? Я уже не знаю, чем себя занять. У нас нет материалов, о заказах, которые мы отправили уже месяц назад до сих пор – ни слуху, ни духу.

Славин насупился и, пытаясь успокоиться, сказал:

– Ты же знаешь, шеф сказал, что на время устанавливается режим полного молчания, значит, никакой информации не должно быть. Получение материалов это тоже информация. Приказано всем сидеть и не отсвечивать, а ты по кабакам и казино шатаешься, еще дебоши устраиваешь. Займутся тобой органы, что да кто, шеф за это не похвалит. Сказано режим полного молчания, значит режим полного молчания.

– Мне работать надо, а ты не можешь меня обеспечить. Я не могу двигаться дальше. Кто у нас главный?

– Ничего, мы главную задачу выполнили – генератор готов, можно запускать в серию.

– Да, как ты не поймешь, прежде чем его запускать в серию его нужно обкатать и нагружать нормально, а не местной плёвой нагрузкой. Мне нужна нагрузка большой мощности. Этот ящик, по расчету, может выдать больше тысячи мегаватт, это больше чем один реактор на  Южно-Украинской атомной дает. Понимаешь? Мне нужно в материал воплощать тарелку нашу пилотируемую, где хоть одна деталь? Спецификацию я тебе отдал еще когда? Чего мы ждем, когда кто-нибудь нас обгонит? Шеф же говорил, что и в Штатах и в России тоже не спят, тоже шевелятся, а мы?

– Я сейчас не могу связаться с шефом, у нас видимо, какие-то проблемы, поэтому и режим полного молчания.

– Давай сами, что-то делать, сидеть без дела, сил нету.

– Ты уже один раз  наделал сам, что от лаборатории одни воспоминания остались.

– Нет, ну давай займемся трансмутациями, в конце концов. Оборудования у нас пруд пруди. Наделаем себе золотых слитков и будем на Нью-Йоркской бирже торговать. Заодно нагрузим генератор, там мощность нужна серьёзная.

– Свинца у тебя не хватит.

– Причем тут свинец, я говорю, нагрузку можно приличную организовать. На крайний случай и из железа можно  намутировать, долго конечно, но  всё равно делать нечего, а энергии пруд пруди.

– Ладно, уговорил, завтра поедем, но только сегодня из дома, ни ногой. Выветривай себе хмель из головы. Врачи, между прочим, тебе вообще запрещали пить.

– Врачи, что они в моей жизни понимают?

 

В воскресенье  минивэн неспешно двигался в сторону завода по производству биотоплива. За рулем сидел Сергей Владимирович Славин, сзади на втором ряду развалился Ракицкий. После вчерашнего ему было худо, но Славин отказал остановиться у продмага, так что пива у Максимки сегодня не ожидалось. Голова болела и настроение было – ни к черту. Доехав до окраины райцентра, Славин притормозил и добрым голосом сказал:

– Может, назад поедем, Максим Леонидович, я вижу, у тебя настроения на работу совсем нет?

– Езжай дальше – убийца, я шефу при случае расскажу, как ты надо мной издеваешься,– скривил рожу Ракицкий.

– Обязательно расскажи, а то он, может быть, не верит, как я тут с тобой мучусь.

– Мой личный жизненный опыт убедил меня, что люди, не имеющие недостатков, имеют очень мало достоинств. Это, между прочим, не я сказал, а Авраам Линкольн.

– Не знаю, как  у Линкольна, а уж у тебя с недостатками – выше крыши. Выравнивай как-то достоинства.

– Да, я весь соткан из достоинств. Я умен, я весел, я общителен, в конце концов, я просто талантлив.

 

За километр  Славин позвонил охране и к их приезду ворота распахнулись незамедлительно.  В выходной на заводе стояла тишина. Только на соседнюю территорию трактора с прицепами продолжали возить большущие круглые мотки прессованной соломы. Славин, как полагается руководителю, слегка отчитал охрану, пораспрашивал о нарушениях режима и проследовал в ангар за Максимом.

В подземной части, в помещениях начал зажигаться свет.  Максим готовился к проведению эксперимента. Славин не помогал ему, потому что считал, что сегодня не работа, а сверхурочные занятия с подопечным, поэтому важен не результат, а потраченное время. Он прошел к себе в кабинет, нашел глянцевый журнал с оголенными красотками и, усевшись в глубокое кресло в помещении, где располагались пульты, начал его листать. Девицы со страниц вызывали у него больший интерес, чем действия коллеги.

Ракицкий метался по помещению, у него что-то явно не получалось, но просить помощи он принципиально не хотел. Максим перетаскивал тяжелые, почти неподъёмные ящики, перецепался  через провода, но упорствовал. Так продолжалось больше часа.

Славин уже начал моститься подремать на  диванчике, Ракицкого прорвало:

– Я тебе удивляюсь, Сергей Владимирович, ты вот тоже в ученых ходишь, а здорового научного любопытства не имеешь, вот ни на столько,– он показал кончик грязного обгрызенного ногтя,– Какой же из тебя ученый?

– Чего тебе «Кулибин», я тебе работать не даю? Работай хоть до следующего рассвета.

– Мне нужно настроить оборудование.

– Настраивай, у тебя весь день впереди.

– У меня только два глаза и две руки, мне помощь нужна.

– Про помощь мы не договаривались.

– Ну, что же ты за человек, тебе совсем не интересно? Ты физик, не к ночи будет сказано, а про трансмутации знаешь, как блондинка про правила дорожного движения.

– Кто бы говорил,  у блондинок хоть права есть, а у тебя и те забрали.

– Славин, не зли меня, – голос Максима дошел до визга, он запустил в него толстенную книжку,  лежащую на столе.

 Сергей Владимирович, встал с дивана со страдающей миной на лице и со словами:

– Ну, за что мне все эти мучения? Чего ты от меня хочешь?

Максим сразу успокоился и радостно попросил:

– Последи за приборами, покорректируй показания и всё, а я тебя научу из свинца делать золото или платину, что захочешь. Уйдешь на пенсию, откроешь свой ювелирторг или домашнее хранилище золотого запаса, будешь бруски пересчитывать утром и вечером. Правда, пока ты уйдешь на пенсию, уже, наверное, ни ювелирторгов, ни золотого запаса не будет.

– Да, Максимка, я надеялся, что шеф тебя не зря по психиатрам возил, а оказывается всё напрасно. Не даёт тебе покоя слава алхимиков.

– Ты, ты,– от возмущения Ракицкий не мог подобрать нужного слова,– ты,  поосторожней в выражениях, а то я из тебя какую-нибудь жабу сделаю. Вот будет смехота, тогда Кирпоносу не пожалуешься, жабы по-человечески разговаривать не  умеют.  Вместо того чтобы дрыхнуть на диване или глупо иронизировать, лучше бы ловил каждое слово мудрого человека. Из-за таких как ты, ортодоксов, вся наука страдает, всё человечество. Я вообще удивляюсь, как тебя шеф взял в проект.

– Должен же быть здесь хоть один психически здоровый человек.

– Славин, я тебя убью. Серьёзно!

– Это уже перебор, бросаться на коллегу и убивать, даже если он не разделяет твоих, так называемых научных убеждений, крайне неразумно. Хорошо, готов выслушать твою нудную лекцию, только если я начну немного похрапывать, ты меня толкни. Лады?

Да, Сергей Владимир , смотрю я на тебя и думаю, а что удивляться, ты просто один из многих, тупых, – Славин вскочил с дивана, – нет, нет, я прошу прощения, просто несколько ограниченных существ, которых почему-то тоже называют homo sapiens. Нет, что человек понятно, но почему разумный?

– Ты опять?– Славин приподнялся с дивана. 

– Разумный, разумный, главное не волнуйся. Дело в том, что трансмутацией элементов, то, что ты назвал бредом, глупостью или еще чем-то подобным, занимаются множество людей и не один десяток лет и достаточно успешно, что характерно – это не алхимики, а обычные ученые. – Ракицкий посмотрел на Сергея Владимировича, тот продолжал невозмутимо  листать журнал, Максима это снова взбесило. – Славин, вот ты умный, да? Университет окончил, диссертацию защитил, даже две. Молодец. А, ты мне скажи, может вещество родится из ничего на пустом месте?

– На идиотские вопросы не отвечаю.– Славин снова прилег на диванчик.

– Отлично, то есть, нет. В таком случае, рождение Вселенной в результате Большого взрыва – бред. С точки зрения закона сохранения энергии в лабораторной системе отсчета это самое рождение – есть полный абсурд. Правильно? Но ведь она родилась и люди живут или существуют в этой непонятно откуда появившейся Вселенной. Но, если ввести систему отсчета связанную с невозбужденным состоянием физического вакуума, а также принять величину энергетической емкости одного кубического сантиметра физического вакуума, примерно равную 1095 г/см3, что в принципе не оспаривается, то факт рождения порядка 1080 элементарных частиц, составляющих вещество наблюдаемой нами Вселенной, становится совершенно заурядным. А главное – нет нарушения закона сохранения энергии.

Тем самым, теоретически мы можем организовать процесс рождения новых частиц, то есть организовать аналог Большого взрыва в микромасштабе. Мы сможем генерировать в физическом вакууме  то, что приводит к трансмутации, изменению свойств частиц, при этом нарушения закона сохранения энергии в системе отсчета физического вакуума не будет.

Понимаете, господин доктор наук, трансмутации элементов – это не чудо, а нормальное, научно-обоснованное физическое явление, но вам видимо этого понять, еще не дано.

– Но, но, ты не умничай, излагай. На меня твоя лекция благотворное влияние оказывает – легкая сонливость и приятная дремота.

Ракицкий расстроено махнул рукой, но продолжил:

– На протяжении десятилетий ученые достаточно успешно проводили опыты по трансмутации элементов. Конечно, это не выглядело, так как хотелось алхимикам – берешь кусок свинца, кладешь его на стол и после хитрых манипуляций получаешь отличный кусок червонного золота. Обычно, работали со сложными смесями, сплавами, расплавами. Тонкости технологий чаще всего не доходят до широкой общественности, но совершенно достоверно известно, что совсем недалеко отсюда в стольном городе Киеве есть частная лаборатория, вроде нашей, которая тихонечко финансируется одной Днепропетровской промышленно-финансовой группой   и руководит нею простой украинский гражданин. Лаборатория работает с 1999 года и у них есть успехи. Также  есть лаборатории под руководством Болотова, Павловой и это только в странах бывшего СССР я уже не говорю за наших заокеанских друзей. Все они получают переход, то есть трансмутации элементов железа в хром, цинка в никель, фосфора в кремний и наконец, свинца в золото.

Конечно, не хватает стабильности в результатах, не совсем  ясны причины перехода. Некоторых, как например американского профессора с не американской фамилией Талейярхан, даже обвинили в лженауке и собрали специальную комиссию по разоблачению, но потом, особо обращаю ваше внимание, господин Славин, с извинениями забрали свои слова обратно. При этом финансирует это  «сомнительное» алхимическое заведение, такой серьёзный департамент, как Управление перспективных оборонных исследовательских проектов  большого пятиугольного здания, мы его чаще всего называем Пентагон.

Так что, если ты сейчас поднимешь свою… нет, гораздо лучше, если ты поднимешь все тело разом и поможешь мне организовать эксперимент, то мы, возможно, сегодня или завтра получим первые результаты. Нам необходимо организовать мощное облучение объектов, в различных конфигурациях, а там посмотрим. Источником энергии будет наш генератор. Правда надо быть очень внимательными и начинать с малых мощностей, доз и периодов облучения. В  определенных случаях при транспереходах выделяется энергии больше, чем затрачено на саму трансмутацию.

 – Вот этого я и боюсь, господин великий экспериментатор, а что если эта выделенная энергия, шибанет так, что всё превратится в пепел?  С тебя уже не спросишь, потому что вряд ли найдешь, разве, что пару молекул, а весь проект может рухнуть, и люди пострадают. 

– Славин, не паникуй. Мы, не спеша, вдумчиво, фиксируя каждый результат. Обещаю, всё будет под твоим контролем, ну ты же обещал.

Зазвонил внутренний телефон, Славин поднял трубку и услышал голос начальника службу безопасности завода, это был один из немногих, которые знали, хотя бы приблизительно,  чем занимаются в нулевом цехе.

– Включите телевизор  канал «Новости».

– Николай Павлович, что случилось, не мешайте нам работать?

– Кажется, шефа убили.

Славин подумал, что он ослышался, – что ты говоришь, Николай Павлович?

– Кирпоноса взорвали в машине в Одессе, сейчас передают в  криминальных новостях.

Славин метнулся к телевизору. На экране крупно показывали обгоревший автомобиль. Комментатор бодрым голосом рассказывал о том, что предположительно во взорванном автомобиле находились  британский бизнесмен украинского происхождения Виталий Кирпонос и его охранник, на имя которого и был арендован взорванный автомобиль. Упитанный милицейский начальник давал интервью, из которого можно было только понять, что ведется следствие. Сергей Владимирович медленно опустился на диван и застыл с остановившимся взглядом.

– Вот теперь точно – режим полного молчания, – сказал, подошедший сзади,  Ракицкий.

 

 

Мезенцев ходил по своему кабинету из угла в угол и злился, в основном  на себя. Вся эта история с Кирпоносом не давала ему покоя. Даже если Виталий погиб, то всё равно, если то, что он ему рассказал ночью – правда, то значит где-то в двух часах езды отсюда, работает лаборатория, в которой рождается будущее планеты. Сказано хоть и высокопарно, но оно так и есть. Если Виталий и отличался авантюризмом, то точно не отличался враньем. Такое придумать, никаких Стругацких не хватит.

Зачем он только Лине о предложении, об энергии, о Вене рассказал? Хотелось показаться крутым перцем, она вряд ли что-то толком поняла, но как теперь ей объяснять, что никакой поездки не будет? Он продолжал мерить шагами кабинет.

 Может наоборот, купить туристическую поездку в Австрию? Объяснять ничего  не придется и отдохнут хорошо, а то, что он не будет работать в этой компании по производству аккумуляторов, то тому даже есть нормальное объяснение – прислушался к её словам и решил не изменять мобильной связи. Связь властвует над информацией, а информация над миром.

Юрий Петрович сел за стол и положил перед собой чистый лист бумаги. Заявление на отпуск. Панафидин сейчас начнет ныть, но он и так давно не был в отпуске, а когда ходил, его постоянно дергал начальник.

Скажу, что попалась путевка в Вену случайно и недорого, нельзя отказаться, к тому же я в отпуске последний раз был еще позапрошлой зимой и то, всего две недели. Ехать всё равно надо, а вдруг Виталий успел перед смертью передать сведения о нём, кому-то из своих соратников и они сами выйдут на него в Вене. Он ведь не зря называл срок: две недели, значит, встреча готовилась. Если Виталий погиб, всё равно надо попробовать поддержать его исследования, если удастся найти, хоть какие-то концы.

 

Панафидин уже больше часа беседовал с подрядчиком, хотя это был треп ни о чем, секретарь никого не пускала к директору. Мезенцев еще больше разозлился, пусть пока я в отпуске хоть немного потрудится, а то целыми днями одни пустые разговоры.

Он снова вернулся в кабинет, настроя на работу не было совсем. Он снова обдумывал то, что произошло в  ночь под субботу, анализ событий не давал цельной картины. Взрыв в центре города должен был иметь большой резонанс. В этом случае всё было тихо, в новостях коротко рассказали о происшествии и  только через два дня назвали фамилию Кирпонос и то предположительно, и что он  британский бизнесмен украинского происхождения. Никаких комментариев, возмущений, предположений кто к этому причастен. Странно, сейчас ведь не девяностые годы.

Надо попробовать найти эту лабораторию. Точно! Виталий говорил, что она расположена на территории нового завода по производству биотоплива. Я думаю, что у нас не так много таких заводов, тем более в Кировоградской области.

Мезенцев мерил свой кабинет из угла в угол.

Хорошо бы кого-то привлечь к этому делу. Лину нельзя, она женщина, слишком впечатлительна, но с другой стороны, как журналист, если вцепиться, потом не оттянешь. Надо мужика, которому можно доверить эту тайну.

Мезенцев походил по своему не очень просторному кабинету, посмотрел в окно на улицу. На том месте, где стояли джипы Виталия, кстати, их было два, сейчас, стоял тоже черный «кубик». Совпадение, а может за мной ведут наблюдение?

 Стоп, спокойно, а то моя жизнь начинает напоминать приключенческий фильм или я сам себя завожу, хотя какая там заводка – друга-то взорвали. Практически на твоих глазах. Странно, что после взрыва рядом не было второго автомобиля. Может, его свои же и грохнули?

Мезенцев снова заходил из угла в угол.

 Если я так буду сам с собой разговаривать, еще пару дней, у меня будет один путь на Канатную в ПНД. Там хоть и коновалы, но психиатры, может, чем и помогут. Славик Войтенко – вот кому можно довериться! Как я сразу  не вспомнил, даже Виталий говорил, что его со временем надо будет привлекать. Финансовый вопрос тоже как-нибудь решим. Главное ввязаться в серьёзное сражение, а там разберемся.

Мезенцев улыбнулся, после этих приключений он стал думать намного решительней, осталось мысли перевести в действия. Юрий Петрович достал телефон и набрал номер друга, довольно долго никто не отвечал:

– Алло, кто?– голос у Славы был заспанный.

– Славик привет! Ты что спишь? Уже почти десять часов.

– Ну, если бы ты был после ночной смены, ты бы тоже, наверное, спал и не спал, а дрых. Я же помню, ты большой любитель подушку подавить – всегда на рыбалку тебя не добудишься. Ты что в Донбассе? 

– Нет, я в Одессе, а ты в Донбассе, но я хочу, чтобы ты срочно приехал ко мне. Я тебя, сколько в гости приглашаю?

– Ну, срочно, – протянул Слава,– мне отпуск сейчас могут не дать, лето сам знаешь – все в отпусках. Кроме того огород, постоянно что-то надо делать, там траву вырвать, там жуков собрать. Давай попозже, я  не против и сам, тут уже от скуки заплесневел, но сейчас заботы, то одно, то другое.

– Виталик Кирпонос погиб.

– Ты что?!! Когда?

– Пару дней назад, здесь в Одессе.

– Ты с ним встречался?

Виталий замолчал на несколько секунд, соображая, что сказать – А вдруг подслушивают?

– Нет, не успел, только мельком.

– Что случилось, ты расскажи толком.

– Приезжай, всё расскажу.

– Нет, ну что ты тянешь, трудно сказать?

– Долго объяснять, много непонятного. Короче приезжай. Его в машине взорвали.

– Взорвали? – Слава окончательно проснулся.

– Ехать лучше сегодня, у тебя хоть деньги есть? Если что, давай номер карточки я тебе прямо сейчас переброшу денег. Короче торопись. У тебя хоть карточка какая-нибудь есть?

– Вот только не надо это вот, корчить из себя столичную штучку, мы здесь тоже не лаптем щи хлебаем.

– Как только определишься с приездом, сразу звонишь мне, я тебя встречу.

После разговора с Войтенко, Юрию Петровичу стало немного легче. Так приятно ощущать, что ты не один, что есть на кого опереться. В характере появляется уверенность. Как раз секретарь подсказала, что Панафидин освободился.

С начальником у него были ровные отношения, тот его, несомненно, ценил и даже оказывал знаки уважения, что было для него непривычно. Обычно с подчиненными он обращался бесцеремонно и мог нагрубить, просто так, от того, что с утра плохое настроение. Будучи деятельным лентяем, он ценил в Мезенцеве настоящую деловитость и умение быстро решать практические задачи. Себя он мнил стратегом и любил поговорить о высоких материях, текущие проблемы его раздражали и особенно люди, которые говорили ему о них. Лучшим сотрудником был для него тот, который приходил к нему только с хорошими новостями, а все проблемы решал сам, без участия директора. К таким сотрудникам, как раз и относился Мезенцев, он давно понял,  что в практической деятельности от директора помощи ждать не стоит.

Юрий Петрович зашел в кабинет директора и презентовал своё заявление. Буквально в последний момент он, вдохновленный разговором со Славой Войтенко, переписал его с двух недель на месяц, то есть на четыре недели.

Панафидин прочитал документ, и даже надел очки, хотя обычно он ними не пользовался.

– Юрий Петрович, это что? Нет, нет об этом, не может быть и речи. Надо было, как-то заранее предупреждать. Я всё понимаю, но пойти на встречу не могу.

– Виктор Петрович, мне уйти нужно в любом случае, так что мне увольняться?

– О чем ты говоришь, Юрий Петрович, какое увольнение, что за шутки?

– Это не шутки, Виктор Иванович, просто с завтрашнего дня мне нужен отпуск, мне кажется, я не часто обращался к вам с такой просьбой? – Мезенцев удивлялся своей наглости и спокойной настойчивости.

У Панафидина глаза начали выползать из орбит.

– Я не понимаю, Юрий Петрович, сейчас такое напряженное время, кто же работать будет?

– Виктор Иванович, незаменимых нет. Коллектив у нас мощный, так что работать есть кому.

– Юрий Петрович, я тебя не узнаю, что случилось?

– Форс-мажор, Виктор Иванович, требуется отпуск, так сказать по семейным обстоятельствам.

– Ты, что женишься, я слышал?

– Пока нет, но наших секретарей надо поощрить за распространение слухов.

– Так в чем дело?

– У меня друг погиб и в связи с этим придется сделать много разных дел.

– И что по-другому никак?

– Никак.

– Ты меня без ножа режешь.

– Ничего, оно образуется, как говорил Соломон: «И это пройдет».

– Хорошо, тебе философствовать, а тут пахать и пахать надо. – Панафидин взял ручку и со страдальческим лицом начал писать резолюцию.

 

Оставшуюся часть дня Мезенцев провел в передаче дел на время отпуска. У сотрудников от этого энтузиазма не прибавилось, но его это не очень интересовало, всеми мыслями он был в деле поиска лаборатории Кирпоноса. При этом он успел обзвонить несколько туристических агентств в поисках путевки на двоих в Вену. Уехать он хотел через неделю и это вызывало определенные трудности. Наконец уже, когда он ехал к себе на квартиру, ему перезвонили и сказали, что есть вариант, вопрос только в визе.

Мезенцев по служебным делам уже неоднократно бороздил Шенгенскую зону, так что проблем  не должно было быть. Надо было разобраться со спутницей.

– Привет, радость моя.

– Привет, дорогой, только я сегодня вечером очень занята, ты, пожалуйста, не обижайся. Приехали журналисты из Лондона по вопросу подготовки Одесского кинофестиваля. Так что сегодня мы никак не сможем встретиться.

– Ну, сегодня ладно, хотя все эти  ваши тусовки мне не очень нравятся. Ведите себя прилично, Эвелина Борисовна.

– Буду паинькой, на шею чужим мужикам вешаться не буду, пить не буду и всех буду агитировать против курения. Правильно?

– Правильно,– Мезенцев вздохнул. – Тебе завтра надо будет в турагентство отвезти документы для получения визы, завтра не позже. Ты ведь еще не передумала ехать в Вену?

– В Вену, так это правда? Я тебя обожаю, мы с тобой еще ни разу никуда не ездили вместе.

– Как не ездили, а на Затоку? Кроме того, я тебе постоянно предлагаю, давай съездим то в Нью-Йорк, то в Рио-де-Жанейро, про Монте-Карло и Ибицу, я вообще молчу.

– Ну да, конечно. Юрочка, ты не исправимый враль или нет – фантазер, но за Вену я тебе всё прощу. Извини пора бежать.

Поздно вечером уже из вагона поезда позвонил Слава Войтенко, завтра после шестнадцати его нужно было встретить на железнодорожном вокзале.

Все события наконец-то как-то начали складываться  в систему. Смерть Виталия выбила Юрия из колеи. Они давно не виделись, но одна единственная ночь, проведенная в разговорах, перевернула его жизнь, придала ей смысл, и вдруг снова всё обрушилось вместе с уходом друга. Он не мог  с этим смириться. Прежняя жизнь, такая устоявшаяся и правильная вдруг, сразу показалась пресной и неинтересной, более того, даже бесцельной.

Рядом с ним его друг, старается решать проблемы мирового масштаба, а он  не видит больших проблем, чем проблема связи  где-то в райцентре «страшно важного» сельскохозяйственного района. Он почувствовал себя на обочине жизни и не собирался с этим мириться. Сегодня впервые за последние дни он засыпал спокойно, если бы он только мог представить, сколько потрясений и трудностей его ожидают.

Одесский железнодорожный вокзал характерен тем, что он тупиковый, то есть дальше ехать некуда. Поезд упирается носом в здание вокзала и дальше можно только назад. На перроне встретились старые друзья,  по старой привычке они не могли, чтобы не пошутить, друг над другом и весь их разговор  с суперсерьёзным выражением лиц, говорил, что хоть и прошли десятки лет, но традиции юности, молодости – святы.

– Ты что же не предупредил, что тебе носильщик будет нужен? Я бы подсуетился, – говорил Мезенцев, обращая внимание на единственную поклажу в руках Славы – небольшой портфельчик, больше похожий на папку для документов.

– Да, не суетись. Здесь только зубная щетка, плавки и рубашка на выход в город, мы же из глубинки, нам без чистой рубашки никак нельзя, а весь багаж в контейнере, недельки через две придет.

Войтенко по своей еще армейской привычке предпочитал спартанский образ жизни и совершенно не ощущал себя неловко рядом с Мезенцевым одетым, стараниями Лины, из лучших бутиков Одессы. Славины джинсы, купленные на базаре в родном шахтерском поселке, отлично сочетались с фирменной черно-оранжевой футболкой «Шахтера». На ногах крепкие, немного несовременные сандалеты. Перед поездкой он успел подстричься и сейчас его  короткие, сильно поредевшие волосы выглядели прилично и не требовали особого ухода расчески. Провинциальность в нем ощущалась за версту.

Юра, который не сильно обращал внимания на прикид друга дома в Донбассе, сейчас решил, что надо будет поработать над внешним видом товарища майора.

В квартире у Мезенцева был подготовлен чудесный стол, с различными разносолами и напитками. Вначале Юрий Петрович думал организовать всё это в каком-нибудь тихом ресторанчике, но учитывая слишком серьёзную тему разговора и особенности характера Славы, решил устроить прием дома.

После обильной выпивки и долгих расхваливаний блюд и напитков гостем, Слава не выдержал:

– Ты долго меня за нос водить будешь? Рассказывай, что с Виталием произошло!

Юрий Петрович замялся и как-то виновато начал:

– Не знаю, как тебе и рассказать. Только вспомню, что буквально несколько дней назад на твоем месте сидел Виталий, сердце останавливается. Давай помянем его душу грешную. Царство ему небесное и земля пухом, хоть я даже не знаю, где его похоронили и как.

– То есть, как ты не знаешь? Его что не в Одессе похоронили?

– Не знаю я!

– Так, спокойнее и с этого места поподробнее, по-военному, без этих ваших гражданских штучек.

– Виталий приехал ко мне по делу.

– Не темни, по какому делу?

– Он предложил работать вместе, ты же не забыл, что мы как-никак один институт закончили. Он предложил мне возглавить один секретный проект, которым он уже занимается больше десяти лет. У него большой и серьёзный бизнес и тянуть сразу два направления крайне трудно. Вот он и решил предложить мне возглавить этот очень серьёзный и очень интересный проект.

– Какой проект?

– Слава, ты, по-моему, не в авиации, а контрразведке служил – вопросы, как гвозди забиваешь.

– Ничего, ничего, я вас пиджаков на чистую воду выведу, так что за проект?

– Получение энергии поля нулевой точки.

– Ты это так сказал, как будто я должен  в обморок упасть, или затрястись в экстазе. Я только понял, что точка нулевая и больше ничего, поподробней можно?

– Это неиссякаемая энергия, её можно добывать в любой точке космоса  и в количествах несопоставимых с нынешним производством энергии из нефти, газа и прочей ископаемой ерунды. Это межгалактические перелеты, это антигравитация и много еще всего.

– Много чего? – Слава скептически смотрел на друга. – Помнишь, Герберт Уэллс назвал Ленина – Кремлевский мечтатель, так вы с Виталиком  Владимира Ильича перещеголяли, притом раза в два.

– Уже есть действующие образцы и лаборатория здесь на Украине где-то в Кировоградской области.

– Ну да, в «колгоспі Червоне дишло»,  там,  когда коровам хвосты крутят,  то между рогами электрические разряды пробивают.

– Ты не умничай, темнота армейская, тут передний край физической науки, это тебе не строем ходить. Ать-два, ать-два.

– А ты армию не трожь, тем более её авангард – военно-воздушные силы. Все эти ваши разговоры про невиданную энергию, знаешь, бабка надвое сказала,  пока не пощупаю  – не поверю.

– Между прочим, Виталий говорил, что ему в этой лаборатории несколько недель назад показывали действующий беспилотный летательный аппарат в виде диска на принципах антигравитации. Почему он и сказал мне с тобой связаться. Они приступили к проектированию пилотируемого аппарата, а ты как раз специалист по навигации.

– Та ты что? И что теперь? – Изменил своё настроение Слава.

– Что теперь, надо искать лабораторию, раз Виталий погиб.

– Ты знаешь, где она?

– Точно нет, но он сказал, что они замаскировали её под завод по производству биотоплива, в Кировоградской области. Завод легальный, официальный. Я думаю, что  у них в области таких заводов раз-два и обчелся. Так что мы его не найдем?

– А, если найдем, то, что ты им скажешь, здравствуйте, я ваша тетя, приехала из Киева?

– Нет, мы докажем, что мы друзья Виталия, покажем фотографии, где мы вместе, короче что-то придумаем. Виталий мне кое-что рассказал про лабораторию, которая взорвалась в Германии, про их главного гения, зовут его Максим.

– И ты думаешь, что Виталика грохнули из-за всего этого?

– Сто процентов!

– Так они и нас грохнут, если мы будем совать нос не в свои дела.

Мезенцев замолчал и начал неуверенно водить руками, кривить лицо, потом его прорвало:

– Если ты боишься, я тебя не уговариваю. Может и …, но я точно знаю, дело Виталия надо продолжать иначе я себя уважать перестану.

– Ты не кипятись, я просто так, для примера, что дело серьёзное и приступать к нему надо осторожно. У тебя оружие есть?

– Славка, какое оружие, иди ты к черту!

– А, как ты думал, если они машины на воздух пускают, ты думаешь, у них за пазухой пары шпаллеров не найдется? Ты сам говорил, что Виталий всегда с охраной ездил. Надо достать что-нибудь огнестрельное.

– У меня «Сайга» охотничья есть, устроит?

– Хороший аппарат и на душе спокойней, великоват, конечно, но для начала подойдет. А искать, как ты собираешься? Кировоградская область ого-го, пока объедешь и пятилетка кончится.

– Мы и не будем всё объезжать. Завод не иголка, тем более с такой редкой для Украины направленностью. У меня в Первомайске в райисполкоме хорошие связи, мы пока сеть строили, пришлось тесно познакомиться, а там, рядом и Кировоградская область. Они обязательно должны иметь тесные связи с соседями. Мы поедем по райцентрам, в любом райисполкоме должны знать, есть у них в районе завод по производству биотоплива или нет. Так и найдем.

– Мудро, ты Юрка, хоть гражданский, но мысли иногда дельные выдаешь. Когда начнем?

– Чего тянуть, тем более через неделю я улетаю в Вену. Мне Виталик назначил встречу через две недели в Вене, сказал, что сам меня там найдет. Даже, если он погиб, а вдруг он успел кого-нибудь предупредить на счет меня? Я решил, что надо ехать.

– Ну, вот и хорошо, а до этого мы догребем, где этот завод по отходам…

– По биотопливу.

– Вот и я говорю по биотопливу, где он находится. Понаблюдаем, присмотримся, как к нему подойти. Не переживай, ты еще почувствуешь настоящую офицерскую закалку майора Войтенко.

 

Через пару дней, получив лучшие рекомендации, друзья колесили по просторам Кировоградщины. На удивление быстро в одном из исполкомов, ответственный товарищ или теперь уже господин, с большим животом и упитой физиономией, без всякого, рассказал, что у них в районе немцы соорудили такой завод. Что они там делают, толком никто не разбирался, а чего разбираться? Налоги платят исправно, не, то, что наши, еще и спонсорскую помощь оказывают. Дорогу отремонтировали, провели новую электролинию и рабочие места новые, где сейчас такое увидишь, а тут на дурняк.

Они быстро выяснили его местонахождения, всего пятнадцать километров от райцентра и двинули. Джип Мезенцева летел по довольно приличной асфальтированной дороге. По обеим сторонам дороги до самого горизонта виднелись поля, кое-где уже убранные, где-то подсолнечник еще ждал своего часа. Дорога пошла вниз и сменилась мощенной рваным камнем, как здесь называли «бруковкой», справа недалеко разливался ставок, окаймленный живописными деревьями. Мезенцев притормозил, машину потрясывало на множестве мелких рытвин. Доехав до мосточка через речушку, слева, примерно в километре, друзья увидели большие вертикальные  емкости, блестящие на солнце и такой же блестящий забор вокруг предприятия.

– Вот, он, – указал пальцем Слава, – блестит, гадость такая.

– Почему гадость? Очень симпатично смотрится.

– Тормози, не поедем же мы вот так, прямо, сразу туда. Надо рекогносцировку провести, продумать, что говорить, подготовиться. Тормози.

Мезенцев остановил автомобиль, за мостиком.

– Там справа я ставочек  видел, поехали, покупаемся, а то я в этом году еще ни разу не купался в речке или в море, только в бане. – Попросил Слава, – заодно и подумаем, что нам им рассказывать, какую, «сказку про белого бычка». У тебя, кстати, телефон звонил, ты посмотри кто.

Они подъехали к ставку, на дамбе сидели два рыбака с удочками. Слава негромко, чтобы не распугать рыбу, спросил:

– Ну, что мужики, ловится?

– Та не дуже, мабуть на зміну погоди (укр.), – ответил один из рыболовов.

– Так надо же прикормить, наживочку, а потом только ловить, – с видом бывалого рыбака комментировал Слава.

– Та, ти її, хоч корми, хоч не корми, вона до вечора все одно клювати буде через раз – погода (укр.), – поддержал разговор мужичок.

– Тут скупаться можно?

– Можна, а чого ж не скупатися, якщо хочеться. Тільки там, трошки дальше під вербами. (укр.)

– Мужики, а что это у вас там блестит, такое красивое?

– Так тож німці завод зробили для брикетів, екологічне паливо. З соломи, з трави різної роблять брикети і везуть у Германію, а там палять у своїх камінах. (укр.)

– А, что, кто-то из вас на нем работает?

– Ні, ми ні. В мене сусід робе. (укр.)

– Ну и как там?

– Казав усе на кнопках, тільки дивись, як машини роблять і гроші платять день у день.(укр.)

– А кто там директор, нам бы с ним поговорить.

– Директор там з виду, як наш, але з Германії, його майже ніхто не бачить. Він і живе не тут, а у Першотравеньску. (укр.)

Войтенко отошел в сторону, начал стягивать с себя футболку.

– Нюхом чую, что это то, что надо. Поедем в Первомайск, найдем директора и будем его крутить, – продолжил Слава, подпрыгивая на одной ноге и стягивая джинсы.

– Смелый какой, или он тебя. У него же охрана должна быть сто процентов. Повыковыривают твои глазки свинячьи, любопытные и будешь их отдельно в карманах носить.

– Чего это свинячьи, нормальные глаза.

– Это я так, для образа сказал.

– Ничего себе для образа, ты физик недоученный фильтруй базар, а то можешь получить между своими свинячьими.

– Ладно, ладно, ты посмотри, какие обидчивые майоры пошли. Посмотрю, кто это там меня беспокоит в отпуске. Три дня не было на работе – всё караул. Он вынул из машины аппарат и начал читать сообщение. Его лицо принимало всё более недоуменное выражение. Он заорал, именно не позвал, а заорал:

– Слава, Слава, бегом иди сюда!

Войтенко стоял в двух шагах, двигаться особо ему не пришлось.

– Чего ты орешь, как резаный, что там такое?

– Читай,– Мезенцев протянул телефон другу. На дисплее высвечивался текст СМС: «Все договоренности остаются в силе».

 

 

Мезенцев уже третий день был в Вене. Туристическая поездка удалась на славу, Лина была в восторге. Они слонялись по городу, периодически  забредая в музеи и кафе. Вена впечатляла своей  архитектурой, порядком и чистотой. Она как-то даже не была похожа на столицу государства в представлении украинца. Всё вокруг делалось неспешно, чинно даже с оттенком скуки. Народа на улицах было не мало, но суета ощущалась только в центре, в рамках старого города и в это, свою главную лепту вносили туристы. В общественном транспорте не было давки даже в часы пик, «у-бан» – метро по-венски, отличалось скромностью и чистотой. Народ тихий, спокойный, Лина отметила, что люди не встают со своих мест и не проходят к выходу из вагона заранее, а дожидаются, пока вагон остановится и только после этого человек встает с сидения и выходит из вагона.

Вся эта уверенность  и размеренность порождала спокойствие даже среди самых шумных туристов, только Мезенцев не находил себе места. С тех пор как он получил одно единственное сообщение от Кирпоноса, тот ни разу не выходил на связь.

Юрий Петрович корил себя, что приехал в Вену, не оговорив ни времени, ни места встречи. Может быть, он вообще приехал зря, Виталий всегда был авантюристом и лоботрясом. А если он забыл о встрече? У него видимо, своих проблем выше крыши, особенно после того взрыва. Единственное сообщение было без подписи и хотя этот номер, по идее, знал только Виталий, может быть, его отправил не он, а кто-то из его сотрудников, перепутав.

Мезенцев рискнул отправить ответное сообщение: «Уточни время встречи», но ответа так и не получил. Он даже стал сомневаться в том, что Кирпонос остался жив. В памяти возникал пылающий автомобиль и два тела внутри него. С каждым днем мысли становились всё более мрачными. В памяти всплывали рассказы Виталия о разведках и спецслужбах, он всё чаще оглядывался, подозревая наблюдение.

 Кроме того в глазах Лины Мезенцев чувствовал себя идиотом, она каждый день спрашивала, когда у него назначено собеседование, а он только мог ответить, что скоро должны позвонить и это злило его больше всего. Хорошая поездка в красивый город не доставляла удовольствия.

К полудню Мезенцев и Лина устали и проголодались. Еще в первый день им посоветовали неплохой ресторанчик в центре, за углом Карнтнер штрассе, его владельцы были выходцами из Украины, и в нем царила хорошая, почти домашняя атмосфера. Все официанты знали русский язык, улыбались и охотно рассказывали о блюдах, советовали, что еще можно посмотреть из достопримечательностей. Лина увлеченно обсуждала меню, когда у Мезенцева зазвонил телефон. Он специально поставил в телефон, в котором стояла «симка» Кирпоноса самый громкий и отвратительный сигнал – аппарат разрывался.