В последнем году двадцатого века
(говорят, что их было -- два),
не помню: уехал я или приехал,
да и вспомню теперь едва ль.
А, вобщем-то, помню: кончался миллениум,
больший по счёту, чем первый снег;
мучительно долго свершалось мгновение,
и вот, наступил двадцать первый век.