1. ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО
...Когда им стукнуло 12 лет, они собрались пойти в лес. Родители не разрешали им ходить в лес без взрослых, но однажды они не послушались, пошли и заблудились. Начали они плакать, звать на помощь, но надежды, что их услышат, не было.
– Мама правильно говорила, не ходите в лес одни!
– Зачем мы пошли в лес?
– Мы найдем дорогу домой?
И вдруг из за куста высунулась страшная морда. Дети заорали. Это был волк.
– Вы чего тут орете, – строго спросил волк.
От того, что он заговорил человеческим голосом, они еще больше испугались.
– Мы потерялись, – плакали они.
– Не надо было в лес ходить без спроса!
– Что же нам теперь делать?
– Ладно! Садитесь на меня, я вас отвезу.
– Мы боимся на тебя садиться.
– Не бойтесь, я добрый волк. У меня и фамилия не волчья: Букашкин.
– Не может быть, – закричали дети.
– Точно вам говорю, в паспорте так и написано.
Волк долго вез их по лесу, пока не понял, что заблудился.
Он остановился в растерянности и дети снова стали плакать. Тут из-за кустов выглянула еще одна рожа, гораздо страшнее первой.
– Ты шо, Адольф, детей мучаешь, – спросила рожа.
– Я их вез домой и заблудился.
– Ты как с Германии приехал, тебя, Адольф, не узнать.
Рожа вылезла из кустов и оказалась огромным медведем.
– Садитесь на меня, я вас сам отвезу.
– Но, ваше благородие, товарищ Гиппенрейтер, я обещал этим юным созданиям доставить их домой.
– Иди видпочитвай, Букашкин, я сам буду доставляты.
Но Адольф отдыхать не пошел, а все время бежал сзади, тяжело вздыхая.
Детям было удобно на огромной спине медведя, они перестали бояться и спросили, почему его зовут Гиппенрейтер.
– У нас в лесу вообще все имеют странные фамилии, нам после войны паспорта выдали и с такими фамилиями. Вообще-то меня зовут Вова, но мне дали такую странную фамилию и сразу назначили заведующим парикмахерской. У меня еще ничего фамилия, а вон у лисы фамилия Зюзюкина. Тьфу!
Тут медведь понял, что заблудился и повернул в другую сторону, потом в третью. Наконец они вышли на опушку в виду какого-то городка.
– Вон дети ваше Першотравневое, но дальше не можу податыся, я однажды там курицу украл и пришиб двух собак, а меня за это чуть не убили. Так что слезайте и топайте, обязательно приходите снова к нам в гости. Мы завжды вам ради. Хиба ж не так, Феликс?
– Всенепременно-с – сказал Адольф и шаркнул ногой. – только меня зовут не Феликс, а Адольф.
– Это не наше место, мы живем в Пищемухе, а вы нас привезли в Першотравневое.
– А чем вам не нравится Першотравневое? – строго спросил товарищ Гиппенрейтер.
– Но наш дом в Пищемухе, а не в Першотравневом!
– Першотравневое тоже хороший городок.
– Но им нужен Пищемуха, а не Першотравневое, – робко сказал сзади Букашкин.
– А ты мовчы, Артурчик, Першотравневое ничуть не хуже чем Пищемуха.
Вообщем с большим трудом они уговорили Гиппенрейтера подвезти их поближе к Пищемухе, поскольку он там кур не воровал и его никто не знает.
И пока они ехали, медведь все время сожалел о том, что они не живут в Першотравневом.
– Ведь какой город Першотравневое. Просто дивний город!
– Да что в нем замечательного? – решился волк, – обыкновенный рабочий поселок, трехэтажные хрущобы и Ленин на площади кривой.
– Як цэ крывый?
– Очень просто. Как будто набок падает.
– Но рукой указует, куда идти?
– В небо указует.
– Значит правильный памятник. И вообще, немчура, ты нашего Ильича не трожь.
– Да кто его трогает?
– Вот и не трожь, хоть и крывый, а все ж краще, чем ваш Либкнехт.
– Это кто еще?
– Ты чо? Не разумиишь, хто такой Либкнехт? Были такие – Карл и Роза. Так вот Либкнехт – это Карл.
– А Роза?
– Про нее ничого не ведаю, – слегка смутился медведь, – вроде слышал она на фабрике вафли делала, замечательные, говорят, были вафли.
– Это мой папа вафли делает. Он старший вафлер, – закричала Голопупенко.
– И як кличуть твого папу?
– Петро.
– Не, это кто-то другой.
Через неделю друзья вновь собрались в лес. Только они забрались подальше в чащу, как им навстречу вышел бывший заведующий парикмахерской Гиппенрейтер.
– О, хлопци, я вас знаю, вы из Першотравневого!
– Да нет, дядя, мы из Пищемухи.
– Ах да, из Пищемухи, тьфу, шо за призвыще такое! А мы тут чекалы вас, чекалы, колы, ж ребята из Першотравневого придут. Чи ж не так, Феликс?
– Адольф, – тихо подсказал волк.
– Ласкаво просымо на нашу тэрыторию! Я как раз достал немного мьёду, килограммов шесть, и угощу вас.
Адольф громко чихнул. Он чихал как-то по-немецки. В каждом чихе отчетливо было слышно: «аусгецайхнет».
– Что это ты, Густавчик, расчихался?
– Занедужил малость, товарищ Гиппенрейтер.
– Тогда, будь ласка, дыши в сторону. А то вдруг мед обчихаешь.
– Аусгецайхнет, – отбежав в сторону прокричал волк. –Аусгецайхнет.
– Эк тебя разбирает, – посочувствовал медведь.
Они расположились вокруг огромного пня. Медведь из туеска стал наливать им мед на куски бересты.
– А, вот и Забодай прибежал!
Из кустов выбежал большой серый заяц, стал носиться вокруг пня и подпрыгивать, пытаяясь узнать, чем угощают.
– Ну что ты прыгаешь, как Роза Либкнехт, – строго спросил его волк.
– Не, – ответил за него медведь. – Роза не прыгала, она вафли делала. Незвычайнии, говорят, были вафли. Когда ей было бегать вокруг пня и стрыбаты?
Заяц видимо понял, что там, на пне нет ничего вкусного, перестал прыгать и сел в сторонке. Ребята снова принялись за мед и тут сзади раздался громкий, певучий голос:
– Ой, какие детки! Товарищ Гиппенрейтер, где вы взяли такие очаровательные детки?
– Где, где! Не твое дело, Зюзюкина.
К ним подошла лиса с огромным желто-красным хвостом.
– Их послал к нам Карл Либ… либкнехт, – сказал волк.
– Неужели сам Карл Либкнехт? – снова запела лиса, оборачивая вокруг себя свой шикарный хвост и делая глазки волку.
– Сам, – подтвердил волк. – Идите, говорит прямо в лес, и если встретите там лису Зюзюкину, то дайте ей пинка.
– Фи! Как грубо! Впрочем, что можно ждать от прусского фельдфебеля?
– Сама ты фельдфебель, я был оберштурмбамфюрером. Правда, потом разочаровался в движении.
– Подумаешь, какой-то убершубер! Мой муж югославский полковник.
– Все ты врешь!
– Нет не вру. Про него даже песню сочинили:
Ах, какой был мужчина, Ах, какой был мужчина!
Югославский полковник! – пропела она
– И где он сейчас, твой полковник?
– Как где? Воюет. В Сербии, или в Хорватии, точно не знаю.
– Мьёду будешь, Зюзюкина?
– Нет, конечно. Мне бы что-нибудь погорячее… – она покосилась на зайца.
– Но, но, Зюзюкина, – погрозил тот лапой, – не зарывайся. Ты же знаешь, товарищ Гиппенрейтер против насилия.
– Да, я против, – подтвердил медведь, – Забодайменякальмар наш младший товарищ и друг.
– А кто такой Забодаменякальмар?
– Как кто? Да наш заяц. Ему таку фамилью дали.
Дети съели мед, поблагодарили, и стали собраться домой.
– А може еще мьёду, – спросил медведь.
– Нет, спасибо, дядя Вова. Мы уже наелись.
– Ну, нехай. Захочете еще, приходите. Зюзюкина, проводи детей.
– Конечно. Пойдемте детки, пойдемте дорогие, – запела лиса, – тут ваше Першотравневое совсем рядом.
– Мы из Пищемухи.
– Тогда нам налево. Я в Пищемухе была много раз. Хорошее село. Кур много. Жирные такие куры. Еще до войны там была.
– Вы разве жили до войны?
– А как же! До иракской. Очень болела за сербских добровольцев. У меня муж полковник. Песня есть такая про него: «Ах, какой был мужчина!».
– А почему у вас в лесу все звери по-человечески разговаривают? – спросил Кошкодавенко
– Да какие же мы звери? Никакие мы не звери. У нас паспорта есть. Многие курсы позаканчивали. Гиппенрейтер на парикмахера учился. Забодайегокальмар – на шпиёна.
– Дак он шпион?
– В резерве. Эй ты, шпиён, иди к нам!
Заяц, сидевший на пригорке слева, погрозил им лапой.
– Ну, погоди, Забодайтебякальмар, я тебе еще устрою выволочку.
– Забодайменякальмар, – поправил заяц.
– Я и говорю: Забодайтебякальмар.
– Не тебя, а меня. Фамилия моя не изменяется.
– Как же я скажу «меня», если он тебя должен бодать. Очень мне нужны всякие кальмары.
– Неграмотная ты женщина, Зюзюкина.
– А ты бездельник. Строишь из себя резидента, а сам обыкновенный бездельник.
– А что такое резидент? – спросили дети.
– Ну, ходит и у всех пароль спрашивает. А откуда я знаю, какой у него пароль? А вот дети и ваша Пищемуха. Приходите еще, но на всякий случай узнайте пароль.