- Алексей, ты когда точно в отпуск уходишь? – обратилась бабушка к Полиному папе.

- Я ж сказал, пока не знаю, где-то в первых числах, - ответил Алексей Викторович, разламывая кусок хлеба.

- Ну, как это не знаю, я ж должна знать, на какое число билет брать.

- Может, вам еще и не надо будет брать, я в горы на три недели уйду.

- Я тебе уйду! А кто баню достраивать будет? – возмутилась Полина.

- Вы и достроите, - он улыбнулся.

- Я с тобой пойду!

- Ты работаешь.

- А я уволюсь.

- Ну, конечно! – загорланила бабушка. – Мать старалась, место тебе искала, а ты уволишься!

- Ой, баб, я же шучу, - нервно отмахнулась Поля и серьезно посмотрела на отца. – Ты сказал, что достроишь баню в этом году.

- Посмотрим, дочь. Это вы себе сказали, а я ничего не обещал.

- Алексей, я к сестре поеду, а здесь должен кто-то жить, - снова подала голос бабушка. – Юлия работает, Полина тоже выходит, а ты в отпуске будешь. И баню надо доделать.

- Приду с гор, доделаю, - спокойно ответил он.

Я молча слушала их семейный разговор. Слова Поли и ее бабушки звучали словно неукоснительный приказ, а Алексей Викторович легко их парировал. Он не провоцировал конфликт, не раздражался на их нервные возгласы, а просто говорил тоном человека, знающего, что он делает, и которому никто не сможет помешать, если он что-то решил. Никогда не переставала поражаться их семейству.

- Все, я пошел одеваться, - Алексей Викторович поставил пустую кружку на стол и зашел в комнату. Бабушка к этому моменту уже прилегла на свой диван, а мы с Полей продолжали сидеть с чаем. – Дочь, собери сумку, там бабушка что-то приготовила в город, - он вышел к нам, сняв майку, и быстро ополоснулся под умывальником.

Я нечаянно скользнула по его влажным плечам, и он поймал мой взгляд. Я смущенно улыбнулась, отводя голову, но не глаза, а он сказал:

- Девчонки, дольете в умывальник воды, а то я, кажется, последнюю спустил.

Я кивнула, он скромно улыбнулся.

Я вдруг захотела пройти за ним в комнату, чтобы посмотреть, как он будет переодеваться дальше. Я даже слегка нагнулась над столом, пытаясь заглянуть в открытую дверь, но слышала лишь шорох джинсов и шелест рубашки.