Близнецы были не робкого десятка, но когда их оставили на пристани, было видно, что оба весьма неслабо трусят. Впрочем, любой марселец на их месте и вовсе бы уж в штаны наложил. А эти ничего, держатся. Лези проявляет железную выдержку, ну да — разведчица и должна быть такой. Не столько в самом деле смелой, сколько уметь виду не подавать, что тяжко.

«Ты настолько уверен в своей версии?» — кинула мысль Гиза.

— Более чем. В крайнем случае, все обойдется простой ночной прогулкой.

«С Николя будешь сам тогда объясняться».

— Хорошо. Смотри, идет наш дружок!

По набережной, от одного потухшего фонаря к другому шел субъект весьма щегольской наружности. Видно было плоховато, и Флавий включил увеличение.

Замечательнейший подарок подземного демона, хрустальные глаза, послушно повращали какими-то внутренними механизмами, и римлянин-нгулу смог разглядеть фигуру в деталях. Немного в неестественных тонах, но это плата за ночное зрение. Его он включил еще в гостинице.

Точно, сам Лу Франкелен собственной персоной. Один, что и требовалось доказать. Совершенно не боится никакого Расчленителя, что и неудивительно.

— Да ладно, Мани, кончай вертеться... Мы ж любя, почти не больно!

— Отстаньте, говорю вам! Нужна шлюха — идите в бордель.

— Мани, не буди в нас зверей, — ласково, но угрожающе прогудел один из близнецов, наряженный в греческого матроса. Второй был одет точно так же, а «Мани» — официанткой из трактира. Как раз вчера в Южном порту города встал на якорь пароход из Афин — греки еще не знали, что случилось в Марселе. Морячки ушли в город развлекаться, несколько остановились в «Ля руж», в номерах попроще. Оттуда и одежка.

Флавий с интересом наблюдал за картиной. Если он прав, то сейчас Лу Франкелен должен начать действовать. Ежик уже достаточно «разогрета» обоими близнецами: кофточка слезла с плечика, юбка порвана сбоку, и в прореху проглядывает загорелая, дивной стройности ножка.

— Господа, девушка не хочет с вами, — подал голос газетчик.

— Вали отсюда, малыш, — прогудел Ришар. Или Жиль? Дьявол, не разберешь, так они похожи, да и голоса одинаковые.

— Да-да, иди себе. Мы и без твоего маленького участия обойдемся, — нагло заявил второй близнец, прыснув со смеху.

Флавий улыбнулся. Знает, чем задеть заморыша Лу.

Газетчик сделал вид, что мучительно размышляет над предложением подвыпившего матроса, а сам в это время быстро прошелся взглядом по окрестностям.

«Ну, смотри-смотри, все равно не высмотришь», — процедил сквозь зубы римлянин.

Действительно, не обнаружив вокруг никого посторонних, газетчик уверенной походкой направился к троице.

«Теперь ты должен хотя бы чуть-чуть, но ранить любого из них, — размышлял Флавий. — Кого именно?»

— Господа, я еще раз предлагаю вам...

— А я предлагаю тебе валить отсюда, — перебил его близнец и, бросив «Мани» на попечение брата, вынул из сапога нож. — А ну брысь, мелкота!

Это он зря. Теперь Лу обязательно попытается избежать человека с ножом. Ему ведь нужна беззащитная жертва... ой!

«Ложись!!» — хотел было крикнуть римлянин, но опоздал.

Лу не стал пытаться обходить близнеца, а лишь вынул из-за пазухи какую-то продолговатую трубку, направил ее на Жиля (или Ришара?). Потом трубка дрогнула.

Язык пламени с дымом вырвался из ее жерла, а секундой позже Флавий услышал резкий и звучный хлопок. Он отразился от ближайших стен и пошел гулять по городу, распугивая кошек и ворон.

Близнец схватился за грудь, удивленно посмотрел на окровавленную руку и молча повалился на набережную.

Лези завопила, второй близнец опешил и даже позабыл о своем ноже.

Флавий постарался как можно отчетливее представить себе облик Гизы и произнес:

— Пора!

И действительно, пора.

Газетный магнат подошел к упавшему матросу, склонился над поверженным противником (Флавий видел, что близнец еще дышит) и положил ему руку на грудь. Прямо на кровавую рану, нанесенную невиданным оружием.

По набережной прокатился шквал ветра. Он рвал вывешенные на задних дворах простыни, хлопал флюгерами, шумел в лабиринтах выставленных на просушку снастей. Превращение началось.

Флавий уже этого не видел. Он со всех ног бежал к месту убийства, пытаясь успеть до окончательной трансформации. Иначе все пойдет прахом.

«Ты — светом, я — серебром», — это Гиза.

Хорошо, пусть будет так. В конце концов, у арабески богаче боевой опыт, ей будет легче подобраться к демону на расстояние удара.

Они оба успели как раз в тот момент, когда здоровенный черный леопард стряхивал с себя остатки человеческой одежды. Не переродившимися оставались лишь задние лапы, ниже коленного сустава пока еще человеческие.

Флавий нутром понимал, что пока демон не перейдет в боевую форму полностью, он не будет атаковать. А значит, есть еще пять-шесть секунд.

Оставшийся близнец выронил вынутый нож, и пятился назад, прикрывая собой Ежика.

Гиза уже появилась в пределах видимости — нечеткая, размазанная фигура в черном, которая гигантскими прыжками неслась на монстра. Флавий не разу не видел, чтобы человек бежал столь быстро.

Сам римлянин тоже набрал ход, но до твари ему оставалось еще футов сто.

«Не успеваю!!!» — с раздражением подумал воин. Видимо, его услышала арабеска, потому что в мозгу раздалось:

«Ноги, Флавий!»

И в самом деле! Какого дьявола!?

Флавий распрямил свои двухфутовые суставчатые конечности, скрытые внутри икроножных мышц, и все без малого семь талантов машинного веса нгулу взмыли в воздух в гигантском прыжке. Краем уха римлянин успел услышать, как рвутся застежки новеньких сандалий — его любимой обуви.

В руке истребитель демонов зажал кусочек «небесного камня». Или как именуют здешние алхимики — магния. В другой руке было огниво. Теперь главное — успеть!

Приземлялся он футах в двадцати от потряхивающего лапами леопарда. Из копчика твари неторопливо вылезал хвост. Поначалу лысый, мокрый и гадкий, он прямо на глазах прорастал плотной угольно-черной шерстью.

«Успел!» — облегченно вдохнул Флавий и со всех сил прочертил магнием по металлическому огниву. Кусочек металла вспыхнул с первой попытки, и римлянин, чувствуя обжигающий жар даже через белую одежду, метнул свой факел прямо в леопарда.

И тут «небесный камень» занялся по-настоящему. Неприкрытые ноги Флавия обожгло адской болью. Правую руку и грудь тоже, но слабее — защитила белая ткань, отразившая большую часть нетерпимого демонами и нгулу света.

Но больше всего досталось глазам.

У него не было век, которые можно зажмурить. А прикрыться рукой Флавий просто не успел.

Как будто бы заново лишают зрения. Невыносимая, острейшая боль, перетекающая в мозг и дальше, во все тело... Набережная ударила по затылку, но Флавий этого не заметил. Его скрючило, он скреб пальцами свои всезрячие глаза, тщетно пытаясь выковырять их и отбросить подальше. Ибо через них в голову вливался бесконечный поток огня, море, огненный океан!

«Держись!» — это Гиза, но ее голос замолкает где-то вдали...