В полном молчании мы вернулись на яхту. Был еще только ранний вечер. И волшебство сегодняшнего дня продолжалось в переливах солнечной россыпи на испещренной мелкой рябью поверхности реки,  в звонких лягушачьих трелях и далеком стрекоте кузнечиков. Возвращаться в город совсем не хотелось. Мы сели на палубе в раскладные пластиковые кресла, которые мой хозяйственный  спутник извлек из недр судна.

  -- Ты поломала все мои планы с пикником. – Сказал он, открывая сумку-холодильник. – Хочешь выпить?

–  И закурить. Разве ты не знал, куда меня везешь?

 -- Я езжу сюда только покататься верхом. – Сказал он, смешивая мне в большом пластиковом стакане виски с колой, а себе, наливая неразбавленные.

Я лениво посмотрела на него.

Ври больше! Хотя, какое мне дело, куда ты водишь своих подруг? Ты подарил мне чудесный день, и спасибо тебе за это.

Он раскрыл свой портсигар, в нем уже привычно лежало несколько тонких женских сигарет специально для меня. Я сделала пару затяжек, и приятная нега разлилась по всему телу.

–  Макс, поговори со мной по-русски.

Мелкие волны лениво шлепали о борт нашей яхточки, и их шелест отчетливо слышался в тишине вечера. Макс не торопился с ответом. Наконец, произнес по-русски:

–  О чем?

Теперь задумалась я.

–  О нем и поговори. Откуда ты его так хорошо знаешь?

–  В моей семье говорили только по-русски.

–  А как твои родители оказались в Англии, в Лондоне?

– Они были заключенными немецких концлагерей, и после войны не вернулись в Советский Союз.

–  Твой отец работал у Самоэля? Расскажи мне все, Макс.