«Закатный» роман Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита» по своей форме и содержанию произведение сложное, даже можно сказать, революционное, ломающее все устоявшиеся стереотипы и каноны литературоведческой науки. Не говоря уже о том, что произведение это – ну никак не вписывалось в рамки насаждавшегося тогда в литературе социалистического реализма. А что такое соцреализм? Разве в природе встречаются два реализма? Реализм – он и в Африке реализм. Получается, что соцреализм – это что-то вроде придуманной буфетчиком Варьете Андреем Фокичем «осетрины второй свежести». А свежесть у осетрины, как известно, бывает только одна – первая, она же и последняя.

Роман весьма сложен для восприятия и понимания. Не просто даже ответить на вопрос: к какому жанру относится «Мастер и Маргарита»? В романе органично соединены жанровые особенности как прозы, так и поэзии. Произведение Булгакова ритмизированно, щедро насыщенно образами. Картины исторические пластично вплетаются в современность – и наоборот. Что это, как не поэма в прозе, подобно гоголевским «Мертвым душам»?!

Произведение Булгакова, можно сказать, состоит из двух романов: исторического, о древней Иудее, и современного, сатирически бичующего окружавшую писателя действительность. Есть в «Мастере и Маргарите» фольклорные и сказочные мотивы и персонажи (шабаш нечистой силы, ведьма летающая на метле, вампиры, говорящий кот и т. д.). Читатель как бы сталкивается здесь с осовремененным Гоголем, с его «Вечерами на хуторе близ Диканьки». А яркие, запоминающиеся картины природы в «Мастере и Маргарите»?! Впечатляющая гроза над Ершалаимом? Это ли не одна школа, не одна традиция?

Коль уж зашел разговор об учителях Булгакова, вернее, об источниках, из которых он черпал вдохновение во время создания своего великого романа, хочется отметить преемственность традиций западно-европейской мистической литературы и прежде всего – влияние Гёте. Об этом говорит даже эпиграф в начале романа. По-видимому, некоторые черты главных героев «Фауста» Булгаков использовал при создании героев своего произведения. Так, в Мастере угадывается доктор Фауст, в Воланде –  Мефистофель, о Маргарите и говорить нечего. Однако это не плагиат, а переосмысление темы. Ведь и «Фауст» отнюдь не оригинальное произведение – Гёте писал его, отталкиваясь от сюжета, позаимствованного в старинной легенде.

Если рассматривать влияние отечественных авторов, писавших на подобные темы, то прежде всего хочется отметить Александра Васильевича Чаянова, известного экономиста и оригинального прозаика, продолжателя лучших традиций русской романтической прозы XIX века. По свидетельству жены Булгакова Елены Сергеевны, на Михаила Афанасьевича большое впечатление произвела повесть Чаянова «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей», в которой также фигурирует дьявол, появившийся в Москве в начале XIX века.

Булгаков хорошо знал и ценил «Божественную комедию» Данте. Вот еще один источник вдохновения и, возможно, не только вдохновения при написании «Мастера и Маргариты». По предположению некоторых исследователей творчества Булгакова, прототипом Коровьева-Фагота послужил ни кто иной, как сам Данте Алигьери, который в начале XXIV песни «Ада» вложил в уста Вергилия слова церковного гимна «Vexilla regis prodent» («Близятся знамена царя»), но добавил к ним слово «inferni» («ада»). В результате получилось как бы издевательство над церковным гимном. В подтверждение этой версии можно привести выдержку из романа Булгакова: «Рыцарь этот (Коровьев-Фагот – П. Б.) когда-то неудачно пошутил, – ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо...– его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал».

«Божественная комедия» Данте, вероятно, повлияла на сюжетное построение Булгаковского романа. В нем просматриваются три смысловые части – аналогичные аду, чистилищу и раю. Через эти три ипостаси проходят все герои и персонажи романа. На «божественность» произведения Булгакова указывает и библейская линия, так называемое «Евангелие от Воланда» (первоначальное общее название этой главы в черновиках).

И наконец, влияние Гофмана, которое, подобно Чаянову, испытывал и Булгаков. Речь идет даже не о литературном влиянии как таковом, а о перекличке талантов, о приверженности одним и тем же творческим идеалам. В начале августа 1938 года, завершив работу над предпоследней редакцией романа, Булгаков писал Елене Сергеевне: «Я случайно напал на статью о фантастике Гофмана... Она поразит тебя так же, как и меня. Я прав в «Мастере и Маргарите»!» Речь шла о статье И. В. Миримского «Социальная фантастика Гофмана». Вот только одна выдержка из этой статьи, так поразившей Булгакова: «От венской школы романтизма Гофман унаследовал ее основную тему: искусство и его судьба в буржуазном обществе. Он превращает искусство в боевую вышку, с которой как художник творит сатирическую расправу над действительностью. Шаг за шагом отвлеченный субъективно-эстетический протест в творчестве Гофмана вырастает в оппозицию ко всему политическому правопорядку Германии».

Следовательно, роман Булгакова вовсе не о дьяволе, как считают некоторые исследователи, не о мастере и Маргарите, не о Понтии Пилате и не об Иванушке Бездомном – он об окружавшей писателя действительности. А окружавшая Булгакова действительность вполне могла быть названа «адом». (Отсюда и дьявол, и библейская линия; и отсюда же прямая параллель к гоголевским «Мертвым душам», которые Гоголь тоже задумывал как первую часть трилогии, подобно «Божественной комедии» Данте). И если «Мертвые души» Гоголя – это «ад» российской жизни прошлого века, то «Мастер и Маргарита» – «ад» России совдеповской. Но ад не принесенный извне, а наш собственный, и в этом аду мы сами себе и жертвы и палачи. Ад – это мы сами, говорил покойный ныне Сергей Довлатов. Не случайно сцену в писательском ресторане Булгаков сравнивает с адом.

Итак, Булгаков вершил сатирическую расправу над действительностью и орудием этой расправы был Воланд. Впечатляет спор Воланда с Берлиозом и Иваном Бездомным о Боге и дьяволе. Берлиоз с Бездомным напрочь отрицают существование того и другого.

«Ну, уж это положительно интересно, – трясясь от хохота, проговорил профессор, – что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет!»

Здесь Булгаков обобщает, «у вас» приобретает смысл более широкий,

охватывающий всю советскую Россию. Иными словами, писатель намекает на нищету и убожество официальной марксистско-ленинской идеологии, отрицавшей многие ценности мировой культуры. Аналогично этому высказывание Воланда о москвичах во время сеанса черной магии.

« – Ну что же, – задумчиво отозвался тот (Воланд – П. Б.), – они – люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их...»