Кресталевский пил третий день. Он всегда пил, когда влюблялся, а если он влюблялся – его жизнь превращалась в сущий ад! Он не мог обходиться без любимой и единой минуты, и долгие ожидания очередной встречи были для него невыносимой мукой. Екатерина позвонила сама и ошарашила новостью: умерла известная в городе поэтесса Клеопатра Лермонтова – какая-то дальняя родственница знаменитого классика. Кресталевский был с ней мало знаком, – только выпускал с её посредничеством литературно-художественный журнал «Казачье возрождение». Первой мыслью в его одурманенной алкоголем голове была трезвая мысль об очередном номере журнала, который вот-вот должны были привезти Клеопатре Лермонтовой из соседнего Таганрога, где он печатался. Но он не стал распространяться об этом перед возлюбленной. Она и так по голосу Кресталевского почуяла неладное.

– Ты опять пьёшь, Сергей?

– А что, заметно? – хмыкнул в трубку Кресталевский.

– Мне закусывать хочется! – съязвила Екатерина.

– Прикалываешься?

– Нет, серьёзно, Сергей, бросай пить. Берись за дело. У тебя ведь такие возможности. Этот год – удачный для петухов, я по гороскопу смотрела.

– Катя, не произноси при мне это поганое слово, иначе я на тебя обижусь, – резко и решительно оборвал её Кресталевский.

– А-а, забыла, что ты у нас живёшь по уголовным понятиям, – усмехнулась собеседница.

– Что ты имеешь против уголовных понятий? – сразу же завёлся Сергей. Или тебе ближе всякая эстрадная педерасня, выплясывающая на сцене в женских трусах и колготках, типа Валеры Леонтьева или опущенного гомика Бори? Я, конечно, понимаю, что геи сейчас входят в моду, их пруд пруди и в писательском мире, особенно среди молодёжи, но я придерживаюсь традиционных понятий в сексе. Мужчина должен всегда оставаться настоящим мужчиной, а не превращаться в бабу с яйцами. Вот по этому поводу, Катя, – первый тост. – Кресталевский потянулся за раскупоренной бутылкой водки, стоявшей на работающем процессоре компьютера.

Услышав звук наливаемой в посуду жидкости, Екатерина поморщилась.

– Сопьёшься, Кресталевский!.. Сам на сам пьёшь?

– Давай с тобой выпьем, Мармеладова. Я ведь тебя люблю!

– Нет уж уволь, Кресталевский. Не хочу и тебе не советую.

– Ну да, – бухти мне давай, как космические корабли бороздят просторы Большого театра, а я выпью. – Сергей и вправду выпил, громко крякнул и, утёршись кулаком, поставил пустую стопку на сканер. – Так когда мы встретимся, Мармеладова? Я тебе новые стишки написал. Всё – о неразделённой любви! Расплачешься.

– Правда? – обрадовалась Катя. – Ну так завтра и приноси, на похороны Клеопатры Лермонтовой. Адрес знаешь?

– Записан где-то, найду.

– Похороны ровно в двенадцать, запиши, – добавила Екатерина.

– Ночи? – пошутил Кресталевский.

– Ну какой же ты противный, Кресталевский! И тут не можешь без своих подковырок, – вырвалось у Кати, но по голосу Сергей понял, что ей это нравилось.

– В общем, место встречи изменить нельзя! На северном кладбище! – продолжал хохмить Кресталевский. Когда он выпивал, он всегда становился весёлым и общительным, можно сказать, даже интересным. Парадокс: если других пьяных мужчин женщины обычно не переваривали, то к Сергею липли, как мухи. И всё потому, что трезвый он был нем, как  рыба, и только выпив лишку, начинал чувствовать себя в своей тарелке.

– Короче, до завтра, Сергей, – заторопилась Екатерина.

– Хорошо. Ради тебя буду, как штык, в любом виде! – заверил её он.

– Стихи не забудь, и вообще, заканчивай гулять.

– Будет сделано!

Повесив трубку, Кресталевский вновь потянулся к бутылке. Всё дело было в особенностях его организма. Или в дурной наследственности. Начав пить, он уже не мог остановиться, потому что просто не находил себе другого занятия. Читать в подобном реактивном состоянии невозможно, писать – тоже. Работа валится из рук, предметы ломаются. Выпив, он мог только общаться с людьми, слушать музыку и пить, пить, пить. Благо, что сейчас, на пятнадцатом году долбаной московско-еврейской демократии с этим проблем не возникало: многие ларьки торговали спиртным круглые сутки. В одиночестве пить тоже было не в кайф – Сергею обязательно нужен был собутыльник. По барабану кто, – хоть последний бомжара со свалки, лишь бы можно было перед кем-нибудь излить душу, почитать последние стихи, поделиться ценными мыслями, пожаловаться на жизнь, поболтать о политике. Живя ещё в общаге на улице Волкова, Кресталевский выпивал с Валей-алкашкой, – опустившейся сорокапятилетней бабёнкой, нигде не работавшей, но кирявшей регулярно, раскручивая на базаре таких же щедрых дураков, как Сергей. Жила Валя в однокомнатной гостинке с дочкой-подростком, иногда приводила сожителя – Толика хохла с Темерника. Они вечно ходили по базару пьяные, крепко держась за руки, чтоб не упасть. Когда Кресталевскому приспичивало набухаться, он посылал свою непьющую супругу к «толикам», как в шутку прозвал он алкашескую чету...