Untitled document

                                                                                                      

                                                                                                                     В О З В Р А Щ Е Н И Е           

                                                            

                                                                                                                                                            Еще далеко до причала,

                                                                                                                                                            Соскучились руки по дому,

                                                                                                                                                             И тысячи миль за плечами,

                                                                                                                                                             И давят на плечи погоны…

                                                                                                                                                             / Н. Лактионов “Волны” / 

             Всплыли, наконец ... На 89-е сутки боевой службы, перелопатив винтами 19 тысяч миль, атомная подводная лодка, облепленная водорослями далеких чужих морей, вынырнула из глубины в заданном квадрате родного полигона. Командир Марков отдраил верхний рубочный люк и в центральный пост ворвался свежий морской воздух, заполнив отсек лиловым туманом. Голова приятно закружилась, как от хорошей затяжки. Разрешен выход наверх по 10 человек - на перекур. Настроение праздничное - от сознания хорошо исполненного дела, близости дома, от дыма сигареты, смешанного с настоящим воздухом, запахами моря и мелкими солеными брызгами.

 Близкими и реальными кажутся теперь родной дом, жена,дети, уют, рюмка коньяка и полное расслабление.

 Знаете ли вы что такое родной дом после 3-х месяцев моря, вахт, тревог, недосыпания и, порой, нечеловеческого напряжения? После 3-х месяцев воздуха подводной лодки с десятками вредных газов, где количество углекислого, в 30 раз превышающее его содержание в нормальной атмосфере, считается нормой?  Кто этого не знает, тот не испытал  счастья всплытия, первого вдоха настоящего воздуха и этой необыкновенной радости возвращения.     

        12.00. По расчетам подводников, с проходом “узкозти”,  швартовкой,  церемонией  встречи,   выводом      ГЭУ

/ главной энергетической установки / и расквартированием, в 18.00 свободная смена офицеров должна сойти на берег. Встреча в родной базе должна быть теплой. Может быть даже – очень теплой. Ведь их с нетерпением ждут дома жены с детьми. Морячки… Они уже, наверное, на самой высокой сопке, с которой видны залив, шхеры и стальной корпус вползающего на малом ходу подводного гиганта с рыжими пятнами ржавчины и лоскутами ободранной океанскими штормами противошумной резины.  Как же – целых три месяца!  А в условиях боевых действий это – целая жизнь!

 На причал жен, естественно, не пускают, хотя невозможно себе представить, какие военные тайны могут скрывать в себе прибрежные камни, железные пирсы, плавучие казармы и старые, как мир, плавбазы…

Эйфорию всплытия, первой затяжки и ожидания близкого счастья охладило радио оперативного дежурного штаба:

- Вход в базу в 15 часов. Конец связи! -  что за фокусы?

 А они -то  думали – вот уже и причал, вот тебе и оркестр, вот  и  домой. Вот тебе и домой! Еще 3 часа болтаться, как… в проруби. И опять ждать... ждать…

-  Наверное, кто-то выходит через боновые заграждения, – скрипнув зубами, выругался  командир, затягиваясь “Беломором”, - не могли принять без…  фокусов!  - ждут.

180 минут оборачиваются настоящей пыткой! Обсуждаются всевозможные предположения, передвигается время последующих событий, но по всему выходит, что попадание в объятия подруг неумолимо сдвигается на поздний вечер… Увы…

- Черт бы их всех забрал! Папуасы! Не обеспечили…, - стоя на мостике, ворчал  “фараон” и тянул папиросу за папиросой.     Наконец, 15 часов. Запрос семафором.

 С поста СНиС * ответ – „Добро!”

- Боевая тревога! Проходим “узкозть”! - перешли с турбинна электромоторы. Звякнули моторные телеграфы:

- Стоп! Оба малый назад! Правая - стоп! Левая - малый вперед! – слышится с мостика.     Бесконечно долго прижимается корабль к причалу.

Ну оч-чень долго! Швартовая команда в оранжевых спасательных жилетах наверху. Веселый мат, шуршание тросов, скрежет кранцев.

- Отбой моторам! Подать трап! - последний перезвон моторных телеграфов и ручки замерли в нейтрали. Свободные от вахт, в синих замасленных репсовых робах, с желто‑зелеными, как у детей подземелья, лицами построены на пирсе.  Напротив грязно‑синего строя – парадный строй встречающих.                                            

- Жив, курилка?, - хлопнул  Андрея по спине увесистой ладонью  фламанский механик  Хапов. Его заместитель, капитан 2 ранга Калисатов, хохотнул.

- А в чем дело? Меня что  -  похоронили? -  удивился Андрей.

- Узнаешь, расскажут, - улыбнулся Хапов, протискиваяь к механику Малых.   Срывается мокрый снег. Рев духового оркестра. Доклад  Маркова командиру дивизии. В ответ - бодрое приветствие розовощекого командира дивизии капитана 1 ранга Караваева:

- Здравствуйте, товарищи подводники! Поздравляю с успешным выполнением боевой задачи! А теперь - отдыхать!  В казарме   вас ждут теплые кубрики и цыплята табака на обед! - ну уж, цыплята!        А там – может и правда! Чем черт не шутит! День воскресный. Встречающие разошлись. Музыкантам подали автобус и они уехали. Холодный декабрьский ветер загнал героический экипаж в теплый прочный корпус.

Сход с корабля еще запрещен. На прием помещений для экипажа на ПКЗ убыли помощник командира Сапрыкин, интендант Перелогов и боцман Гучкас. Деловито сошел с корабля, уже переодетый в мундир,  заместитель командира по политической части Илин и растворился в налетевшем снежном заряде.  

       Этот фокус на флотах называется     -  зам сказал, что много дел, и ушел в политотдел… 

Через час грустный помощник доложил, что переселяться с корабля до приема помещений по акту категорически нельзя. В помещениях фантастический бардак! А принимать - не у кого!  ПКЗешный мичман по поводу воскресенья изволят отдыхать дома. Второй – заведующий матрацами, тоже. Оба, к их неудовольствию, вызваны, но когда будут – неизвестно. Городок в 15-ти километрах, а сегодня воскресенье и транспорт как следует не ходит... Обед давно остыл. Сапрыкин нашел двух матросиков с камбуза  ПКЗ в белых форменках со следами на них меню последнего полугодия. Они согласились /!/ накрыть обед, правда, холодный. Командир, уже  принявший на радостях  пару рюмок, виртуозно выругался и, убывая, скомандовал старпому:

- Экипаж по сменам - на обед! – с его лица начало сходить выражение  напряжения и ответственности  и оно внезапно обвисло, как у бульдога, рельефнее стали морщины и заметнее мешки под глазами. Сегодня он, сорокадвухлетний,  выглядел на все  шестьдесят!

 Команда строем идет в казарму, перечитывая на ходу лозунг на отвесной серой, поросшей лишайником, скале сопки: - "Подводник - профессия героическая!" и - "Помни войну!". Цыплята – табака на деле оказались синюшными, холодными, костистыми, недоваренными частями каких-то бывших, хорошо тренированных в беге на длинные дистанции, кур… В штабном коридоре моряки заглянули в каюту флагманского комсомольца политотдела дивизии Сашки Климухина. Неожиданно застали его на месте, в каюте.  Он с каким-то отчетом по соцсоревнованию и весь в работе. Андрей Шарый ехидно заметил ему:

- Саня! Ну и здорово же вы нас встретили после … всего. В каютах и кубриках для полноты картины не хватило только, чтобы весь ваш политотдел там высрался! – штаб-ной комсомолец шмыгнул носом и неожиданно обиделся:

-  Ну, ты что, Андрей! Тебе легко говорить, а у нас уже целуюнеделю комиссия политуправления флота работает… 

Вывернули наизнанку! Ты думаешь, почему я здесь в свой законный выходной? - подводникам стало стыдно и они тихо закрыли за собой дверь.    

Мичманы прибыли к 20.00. До 21.00 комиссионно составляли акт приема-передачи помещений со скрупулезным описанием „мамаева побоища” в них. Интендант выдавал постельные принадлежности. Старпом Пергамент, который уже никуда не торопился по причине замещения убывшего командира, до 23.00 закатил в казарме большую приборку - с наклеиванием бирок, докладами и смотром размещения личного состава. В 23.30 свободная смена офицеров, после доклада у старпома, отпущена /или спущена?/ на берег до 7.30 утра, потому что завтра в 8-00 - по плану начинается межпоходовый  ремонт!  И начинать  его должны они же… подводники… Чтоб вам было… тепло в ваших кабинетах!  На переходе из-за океана личный состав составлял многотомные дефектные ведомости на свои механизмы, хотя все знали, что нужных запчастей в нужном количестве все равно не дадут... Надо будет вышибать... Или выкупать… за бутылку ”шила”…

Знаете, что такое „шило”? Не знаете? Ну, как же! А на всех четырех флотах, от матроса-первогодка до адмирала включительно, знают, что “шило”… это спирт, которым корабль снабжают для разных технических нужд. Знают до всех тонкостей нормы снабжения и всех статей расхода, включая коммунально – бытовые… Снег прекратился, стало ясно. Огни кораблей желтыми языками лизали свинцовую гладь залива. На небе переливалось сияние, естественно – северное, потому что время – ночь и все это происходит за Полярным кругом. А до родного порога всего каких-то 15 км! Всего - то 15!

Приходная эйфория достигла апогея, когда выяснилось, что ехать-то домой, собственно, и не на чем! Попытка через дежурного по дивизии выбить у дежурного   по тылу автобус или, на худой конец, „скотовоз”, не увенчалась успехом - машины в боксах, водители в казармах и уже – отбой!     

- Так мы же с автономки! - пытались они удивить бербазу. Не тут-то было!

 - Ну и что? Завтра и поедете! - прошепелявил дежурный по тылу, который никогда не возвращался из дальнего плавания, и телефон, прохрипев микрофоном о своем несовершенстве, отключился.

Зам  давно ушел домой. Старпом  завалился спать. Механик, Владимир Константинович Малых,  остался в экипаже ввиду отсутствия в городке жены. Лейтенанты окружили командира дивизиона живучести Андрея Шарого, обладателя заветной канистры из нержавейки со спиртом /”шилом”/:

 - Андрей Викторович! Надежда только на вас, иначе домой не попадем. Завтра же не наша смена! - жалуется молодежь.   Но Шарому  тоже не безразлично. Настя…

 - А на чем ехать-то? На своих двоих, атрофированных за 3 месяца ненадобности? 15 километров мы не потянем!

- Да здесь же ЗКП флота строится - самосвалы с раствором каждые полчаса, - сообразил опытный в житейских делах капитан – лейтенант Тимофей Лисицын.

- Блестящая идея! - поддержал Лисицына химик Саша Крапивин. - Настоящая флотская смекалка! – и конечно бутылка найдена в считанные секунды. Еще минут 5-6 занимает переливание на корабле. 8 секунд колебался водитель – стройбатовец  /воин строительного батальона/. Им строго - настрого запрещено перевозить людей в кабине, не говоря уже о кузове. Но бутылка с заветным содержимым, переливающаяся всеми цветами радуги в огнях строительных фонарей, берет верх.

Наконец, безмерно счастливые удачным разрешением ситуации, подводники, пришедшие с боевой службы, с хохотом мчатся домой в кузове самосвала через снег, ветер, полярную ночь, мотаясь на ухабах и собирая на себя остатки раствора.  Весело – то как!  Все естественно - они же  еще молоды…

И о том, что все может и должно быть иначе, пока не догадываются…          

И, наконец, вот она долгожданная минута - дверь открывается, нет – распахивается и Настя бросается навстречу, вымазываясь в растворе, который стекает с парадной шинели героя - подводника на изгаженные ботинки. От нее веет теплом, домом и…духами. Алешка, утомившись от ожидания папы, уже спит.

- Андрей!!! – это пока единственное, что она может вы- говорить. И то же самое всем Васям, Колям, Славам, Димам, всем, кто попал-таки сегодня ночью домой.

И в этом – все! 3 месяца неизвестности, ожидания и неясной тревоги. 19 тысяч миль и 15 км позади!

Настя бросилась к Андрею, судорожно обняла  за шею и соленые слезы  покатились по его щекам  и за шиворот кителя. От него пахло железом, машинным маслом, дешевым одеколоном и еще чем-то незнакомым, вероятно присущим только нутру этого гигантского исполина - атомной субмарины.

- Ну, что ты, что ты! - смущенно бормотал он, гладя ее пушистые волосы с завитками на еще девичьей шее и не понимая ее слез в эту счастливую минуту возвращения, когда сердце от радости готово выпрыгнуть из груди.

- А мне сказали, что ты… погиб, Андрюша, - всхлипнув прошептала Настя, - вот я и…. ну ты же понимаешь… они…,  - и Андрей  вдруг заметил в ее волосах первую незнакомую серебринку. Дома! А время-то – 01.38! Дети уже, естественно, спят. Сегодня они пап так и не увидят… Далее - по плану домашней побывки. С полным набором всех мыслимых и немыслимых удовольствий.

Утром следующего дня “спущенные” на берег подводники чудом успели на службу вовремя на тыловском грузовике /фуре – “скотовозе”/ без скамеек. Дети еще спят.   Моряки очень дальнего плавания поинтересовались, по случаю, у политотдельского комсомольца Климухина – кто же там вчера проходил “узкозть” перед подводной лодкой и задержал ее вход в базу?

- Да никто не проходил! Вы, ребята, пока вас носило по морям, наверное забыли, что на флотах с 13.00 до 15.00 

 “адмиральский час”.  Оркестранты и встречающие после обеда, как обычно, отдыхали. Ну, вас же встретили… Цыплята - табака…

 - Встретили, - отвечают, - потом… с оркестром, якорь Матросова вам в задницу…, - из иллюминатора плавучей казармы виден потускневший и выцветший на полярных ветрах лозунг на сопке: - “Подводник - профессия героическая!” и – “Помни войну!”

В 8-00, после подъема флага и проворачивания механизмов, не откладывая ни одной минуты, начали межпоходовый ремонт. Правда, без особого энтузиазма. И пока, естественно, без запчастей…

 А спать-то как хочется... Дико! 

  

 

  *СНиС – служба наблюдения и связи                 

 

 

 

 

 

 

Рейтинг@Mail.ru