Павел Малов

 

                                         Рабыня

(Мои эротические фантазии)

Повесть

1

Как только я увидела Кристину, – сразу же на неё «запала». Она была подругой и однокурсницей моей племянницы. Стройная, длинноногая, с короткими вьющимися смоляными волосами, с вызывающе красивым, будто изваянным из слоновой кости, точёным лицом, – она просто покорила меня при первой же встрече. После этого я уже ни о ком не могла думать, только о ней. Даже мужчины временно отошли на второй план. Мужа, кстати, у меня не было, своих детей – тоже.

Жили мы с племянницей в коммуналке, я заменяла ей и мать, и лучшую подругу. Однажды я переодевалась у себя в комнате и по рассеянности не заперла дверь. Стоя голая перед зеркалом, вдруг услышала, как кто-то тихо вошёл в комнату, мгновенно оглянулась, увидела растерянную Кристину. Сама растерялась, ойкнула, стыдливо прикрыла груди комбинашкой. Потом опомнилась, сообразила, что это глупо, безвольно опустила руки, роняя комбинацию на пол. Девушка оторопело стояла у двери и с явным интересом разглядывала моё обнажённое тело.

– Вы красивая, – наконец выдавила она смущённо, откровенно любуясь мной, застывшей белой статуей перед зеркалом. – Не нужно ничем закрываться, я ведь не мужчина.

– Действительно, – пролепетала я, кивнув головой. Но что делать дальше не знала. Слегка стеснялась под её внимательным, изучающим взглядом, виновато смотрела в пол.

Кристина решительно закрыла за собой дверь, защёлкнула замок и приблизилась ко мне вплотную.

– У вас очень красивая фигура, – произнесла она, немного волнуясь. – Я никогда не видела таких красивых женщин. Сколько вам лет?

– О, я уже старая, моя милочка, – попробовала отшутиться я.

– А всё-таки?

– Тридцать шесть.

– Какая же вы старая? Самый смак! – польстила мне Кристина. И стала откровенно любоваться моими большими, белыми, чуть отвислыми сиськами. Её собственные груди только слегка намечались под блузкой. Выпирали остренькими небольшими холмиками, и это меня сильно возбуждало.

– У вас нет мужчины? – повела щекотливый разговор Кристина.

Я, не одеваясь, продолжала стоять голая перед девушкой, и мне почему-то очень нравилось то, что она, одетая, расспрашивает меня об интимных вещах, а я, обнажённая, отвечаю на её вопросы. Роли уже явно были распределены, я понимала, что она доминирует, но именно это доставляло мне наибольшее возбуждение.

– Нет, с мужем мы разошлись, и после этого жизнь как-то не сложилась, – покорно ответила я. – Больше я так никого и не полюбила. Живу одинокой затворницей. Никаких радостей… Кроме племянницы Оленьки, конечно. Она – единственная моя радость в этом мире.

– А вы с ней не играете по ночам? – с глубоким намёком зачем-то спросила Кристина, пытаясь поймать взглядом мой ускользающий, как бы виноватый взгляд.

– Как это? – не поняла я.

– Ну, она могла бы заменить вам мужчину. На время… Она – вам, а вы – ей. У молоденьких девушек сейчас это принято.

– Ну что ты, Кристина… Нет! Боже упаси этим заниматься, – всерьёз испугалась я, и она рассмеялась.

– Какая вы отсталая и не современная! Сейчас все так делают.

– Нет, с Ольгой я никогда не стала бы этим заниматься, – решительно запротестовала я, и внимательно посмотрела в глаза Кристине. Она всё поняла и с трепетом прикоснулась тёплыми пальцами к моим обнажённым, выпуклым, молочно-белым грудям.

– А со мной?

– Только не сейчас, ради бога, – пролепетала я дрожащим голосом, делая шаг назад и робко отстраняя её руки. – Вдруг Ольга придёт? Нет, как-нибудь потом, в другой раз…

– Другого раза может и не быть, Нина, – убеждённо проговорила Кристина, поняв, что я сдаюсь. Снова подошла ко мне. – А об Ольке не беспокойся, милая, она обо всём этом знает… и она – моя вещь!

– Что ты говоришь, Кристина?! – с негодованием воскликнула я, делая испуганное лицо. – Как так можно? Какая ещё вещь?.. Она скромная девочка! И она – ещё ни с кем…

– Я говорю то, что есть, – сухо и жёстко, как настоящая взрослая доминанта, отчеканила Кристина. – Твоя Олька – бесстыжая опущенная «подлиза» в прямом смысле этого слова! И вообще – моя рабыня! С ней переспали уже почти все девчонки на нашем курсе. В самом прямом смысле… Теперь забавляет меня. Постоянно, почти каждый день. Облизывает меня, как сосательную конфетку на палочке. В прямом смысле. Не верите? А зря… Я экспериментирую с ней всё, что душе угодно. Ей это безумно нравится и мне тоже. Она любит меня. Почти как маму, не верите? В самом прямом смысле… Сегодня мы договорились встретиться, я за этим и пришла, но её, сучки неблагодарной, почему-то нет дома. Я подозреваю, что она мне изменяет с какой-нибудь девкой и тусуется сейчас где-нибудь в роще! Я её за это жестоко накажу. Высеку хлыстом, пока не описается в трусы.

Я опешила от её напористых, необычных слов. На миг даже потеряла дар речи. Парализованная, безвольная, – стояла перед ней, как большой белый кролик перед молодым агрессивным удавом. Загипнотизированная её властным тоном, испуганная и подавленная... Видя, какого эффекта достигла, Кристина перешла в решительное наступление и, с дьявольской улыбочкой на губах, стала пальцами по-садистски больно выкручивать соски моих грудей.

– А ты, старая давалка, сегодня на время заменишь мне её. Будешь моей рабыней!

– А что я должна делать? – морщась от острой боли, покорно пролепетала я, но руки её не убирала, терпела, как настоящая рабыня.

– Прежде всего, сделаешь мне «это самое»… В прямом смысле слова, – повелела Кристина. – Подошла к дивану, сбросила с плеча сумочку и стала снимать юбку. Оставшись в белой, модно приталенной блузке и маленьких кружевных чёрных стрингах, она поманила меня пальчиком. – Ползи сюда, сучка! Да-да, в прямом смысле! Пофантазируй, что ты собака…

Я не поняла, и сделала робкий шаг к дивану.

– Я же сказала – ползи! – взревела от ярости молодая мегера, мгновенно превратилась в маленького озлобленного зверёныша, подбежала ко мне и с силой стала хлестать обеими ладонями по щекам.

Я вскрикнула от неожиданности, боли и унижения и попыталась закрыться руками от градом сыпавшихся шлепков.

– На колени, рабыня! – взвизгнула разъярённая не на шутку Кристина, цепко схватила меня за волосы и с силой дёрнула вниз.

Я здорово испугалась и покорно упала перед ней на колени. От сильных ударов её ладоней из глаз моих сами собой хлынули слёзы. Я с детства не могла постоять за себя, всегда пугалась, когда меня колотили, и во всём подчинялась насильникам.

– Прошу тебя, милая Кристина, не бей меня, я всё сделаю, что ты хочешь, – стала я умолять её.

– То-то же, опущенка! – самодовольно хмыкнув, перешла на блатной сленг она. – Теперь и ты, как Олька, тоже будешь моей невольницей.

– Хорошо, милая, я согласна быть рабыней, – пролепетала я, униженно смотря снизу вверх на свою мучительницу.

Кристина снова со всей силы хлопнула меня ладонью по щеке, так что голова моя мотнулась в сторону, а на щеке чётко отпечатался красный след её пятерни.

– Бабка, никто и не спрашивает твоего согласия! Понятно? Ты теперь будешь мне заместо подстилки, не веришь? Я буду тебя мучить и доминировать, как с Олькой! Ещё один такой косяк и я жёстко изобью тебя. Ты на себя не будешь похожа. Я буду шлёпать тебя ладонями по лицу, по твоим сиськам, по попе и брюху. Хочешь?

– Нет, нет, что ты, милая Кристина! Я не хочу этого. Не бей меня, пожалуйста, – взмолилась я и снова заплакала от боли и унижения. Но как это ни странно, унижение доставляло мне огромное удовольствие. И мне наоборот, даже хотелось, чтобы Кристина мучила и издевалась надо мной. Меня всегда возбуждало доминирование. Даже в детстве, когда отец всыпал мне ремня по попе за какую-нибудь провинность.

Нахальная девка схватила меня крепко за волосы, оттянула маленький лоскуток своих трусиков, обнажая гладко выбритый кусочек молодой плоти, и сказала, что нужно делать…

– Ублажай свою госпожу, животная сучка! Да хорошенько, чтобы я почувствовала… получила неслыханное наслаждение. Учись, рабыня, а я посмотрю.

Я с жадностью прильнула к месту, которое она указала… Принялась быстро-быстро, как послушная овчарка, орудовать своим языком.

– Запомни, ты теперь принадлежишь только мне! – продолжала доминировать довольная происходящим Кристина. – Отныне ты не только моя вещь, но и покорная служанка. Я твоя госпожа и буду издеваться над тобой так, как пожелаю. Поняла, шлюха? А ну повтори, чтобы я слышала!

Оторвавшись от её голого тела, я торопливо повторила всё, что она велела и, войдя в роль, даже кое-что прибавила от себя:

– Госпожа, спасибо! Я без ума от счастья! Да, я принадлежу только тебе! Я твоя вещь, предмет и грязная половая тряпочка! Если хочешь, можешь измываться надо мной, как тебе нравится! Можешь шлёпать меня ремешком каждый день! Это очень приятно, я думаю! И ещё – сидеть попой на моих коленях!.. А я, твоя рабыня, буду восхищаться тобой, языком проведу по твоей нежной, сладкой попочке! И если разрешишь, – буду делать всё, как сейчас. Но только если разрешишь! Сама я не смею даже подумать об этом! Это святое! Ты будешь когда-нибудь позволять мне притронуться языком к тебе, сладкая моя?

– Я буду смотреть по твоему поведению и по твоей любви ко мне! А сейчас продолжай, я хочу почувствовать твой язык, вещь.

– Да, да, я твоя вещь, твой неодушевлённый предмет, – подхватила я её слова и снова принялась за своё… Продолжала целовать её в мягкие нижние… губы, представляя, что это губы её рта. Они действительно походили на приоткрытый рот… Я обнимала её руками за талию, просовывала язык… и пыталась ещё сильнее возбудить неожиданно появившуюся госпожу. Во рту я ощущала солоноватый привкус её чистого молодого тела. Губы и нижняя половина моего лица были мокрые и липкие. Кристина текла под моими ласками, сладко постанывала и прижимала руками мою голову к своему телу.

– О-о, как хорошо, я просто улетаю от тебя, шлюха! – стонала и извивалась она. – Ты классная подстилка! Даже не верится, что это всё наяву… Если будешь и дальше удовлетворять меня, я позволю тебе гораздо больше. Ведь ты такая сдобная, любовь моя! Как пирожное. Хочешь меня, свою госпожу и богиню, старая сучка?

– Я всё сделаю, чтобы заслужить это! Я тебя люблю, госпожа! – торопливо заверила я Кристину, сама начиная верить, что всё – именно так, как я говорю. – Особенно люблю тебя там… Приказывай, что мне делать? Я стою перед тобой на коленях и не смею смотреть тебе в глаза. Я не достойна этого. Я твоя сучка и подстилка. Вытирай об меня свои ножки, госпожа! Я хочу жить с тобой, можно? И всегда буду смотреть, как ты раздеваешься и ложишься в кроватку. И после того как ты ляжешь, любимая моя, можно мне прикасаться к тебе? Я заслужила это счастье?

– Продолжай, не отвлекайся, я уже в улёте, – с придыханием выдавила Кристина, извиваясь и вибрируя стройным телом. – А спать со мной ты будешь потом. Так и быть, ты заслужила это. Только снимешь отдельную комнату. Да, я разрешу тебе всё, что хочешь… Даже подсматривать за мной в душе! Когда я захочу вымыться, я вызову тебя к себе домой, и ты сделаешь всё, что я захочу! Хочешь быть всегда со мной, старая шлюха?

– Я просто мечтаю об этом, моя девочка, – простонала я от наслаждения, не отрываясь от её обнажённой плоти.

Кристина от чего-то вдруг разозлилась, сжала двумя руками моё горло и стала по настоящему душить.

– Что ты сказала? Как ты посмела оскорбить меня, сучка? – кричала она как сумасшедшая, зло вылупив вылезающие из орбит глаза. – Какая я тебе девочка? Да ещё – твоя? Ты что, доминируешь надо мной? Или это я тебя везде… имею?.. Запомни, трахают меня другие, и я уже давно не девочка, и тем более, – не твоя! Это ты моя шлюха и подстилка… Сосательная «конфетка»-леденец! А скоро будешь целовать мою попу после того, как я помочусь. Я буду делать это прямо при тебе, поняла? Иначе я исхлестаю тебя розгами по всей фигуре! Буду мучить и стегать, как Зою Космодемьянскую в неволе. И не закрывай никогда груди – я тащусь от них, знаешь! В полном смысле этого слова. Они такие огромные. Я доминирую, тварь! Если ты ещё хоть раз назовёшь меня своей девочкой, – тебе не поздоровится!

– Прости, миленькая, родненькая, сладенькая, не бей меня слишком жестоко! – взмолилась я, задыхаясь и жадно глотая воздух оскаленным в некрасивой гримасе ртом. Я не на шутку испугалась, что она может сейчас осуществить свою угрозу, и в припадке безумной ярости действительно задушит меня. У меня похолодело всё внутри, на теле выступил холодный пот, и потяжелело внизу живота.

Она отпустила моё горло, дав отдышаться. Продолжив орудовать ротиком… я довела её до умопомрачения. Кристина вдруг вся задёргалась, дико заорала, как будто её резали – я даже испугалась, что могут услышать соседи. И тут она стала кончать. Руками она ещё сильнее прижала моё лицо к себе, вдавила его в самый низ животика. Ноги скрестила у меня на шее. Я, вся мокрая от пота, со стоном повалилась на пол, увлекая Кристину за собой. Мы крепко сцепились телами, и тут я тоже почувствовала, что вот-вот это начнётся… Как и она, я стала кричать от сильной страсти, целовать её ноги, живот и содрогаться раз за разом всем телом в сладких и бурных конвульсиях.

Мы некоторое время извивались на полу змеиным клубком в страстных ритмичных движениях, крепко переплетясь телами. И я при этом продолжала «пить» из её маленькой, раскрытой раковины… Вся красная от возбуждения. Задыхаясь, как рыба, вытащенная на берег.

– Отлично! Ты мне подходишь… быть моей рабыней! – откинувшись на спину, расслабленно произнесла Кристина после того, как всё кончилось.

– Спасибо, милая, – поблагодарила я, лёжа возле неё – валетом.

– Любишь молоденьких?

– С ума можно сойти, как это прекрасно! – с блаженной улыбкой ответила я. И, забыв о своём немалом возрасте, положении в обществе (я работала в страховой компании), жизненном опыте, принялась по-бабьи откровенничать, подыгрывая самонадеянной, похотливой девице. – Да, люблю молоденьких развратниц, госпожа! Я – твоя сучка и рабыня… Скажи, а тебе с кем было лучше, со мной или с моей племяшкой Ольгой? Только, пожалуйста, не бей меня сильно, если тебе не понравится, что я спрашиваю об этом! Я просто счастлива, что тебе подхожу!..

– Мы с Олькой балуемся уже два года, – с блаженной улыбкой на счастливом лице заговорила Кристина. – Я очень люблю, когда мне подчиняются девчонки, особенно такие красивые, как Олька. Она это делает лучше всех других студенток, и я ею довольна. Но ты не огорчайся, – я особенно люблю, когда это делают взрослые женщины! Я давно ищу себе рабыню постарше себя, которая готова на всё ради меня и ради того, чтобы переспать со мной… Твоя Олька никогда не отказывается от этого. А ты?

В этот миг я ощутила в сердце такую преданность и неземную, божественную любовь к Кристине, такое наслаждение и кайф от одной только мысли о том, что она мне предлагает, что тут же, не задумываясь, кивнула головой и преданно посмотрела в её прекрасные голубые глаза.

– Да, я тоже этого хочу, милая…

– Ложись на пол, я сейчас буду это делать с тобой! Только не стони слишком громко. Мне что-то захотелось, – сузив от страшного внутреннего возбуждения глаза, прошептала Кристина и зачем-то подошла к дивану, на котором оставила свою юбку и сумочку.

Я легла на пол, с вожделением рассматривая её маленькую, аккуратную, по-детски пухленькую попу. Мне страшно захотелось её целовать, так что я заёрзала от нетерпения ногами и облизала языком враз пересохшие губы.

Кристина достала из сумочки дорогой, навороченный «Смартфон», вернувшись ко мне, повелела:

– Закрой глаза, шлюха! Ты не достойна разглядывать меня, когда я голая.

Кристина что-то вспомнила, хитровато улыбнулась и пропела слышанное мной ещё в детстве:

– А укуси меня за голову, а укуси меня за грудь, а укуси, пока я голая, а укуси куда-нибудь!

Я покорно зажмурилась и вся напряглась, ожидая дальнейших приказаний.

– Открой пошире рот.

Я повиновалась. По стуку её туфелек на тонкой высокой шпильке и по специфическому запаху гениталий и не совсем промытой «дырочки», я поняла, что Кристина присела над моим лицом…

«Чем я занимаюсь?!» – на миг запоздало мелькнула в моей голове трезвая мысль, но сейчас же пропала, уступая место сладостному опьянению от унижения перед молоденькой, злой, наглой и развратной девчонкой. И чувство это было слаще и желаннее всего на свете!..

 

2

Так я стала покорной рабыней подруги моей племянницы, её однокурсницы Кристины. Мы часто встречались, – когда у меня, когда у неё дома, – и она надо мной доминировала, издевалась по всякому, даже иногда била, а я вылизывала её и безвольно подчинялась во всём. Я постепенно втянулась в эту сладкую эротическую игру и мне она стала безумно нравиться. Я просто кайфовала, унижаясь перед молодой, наглой и похотливой извращенкой, ублажая её и исполняя все её разнузданные прихоти и капризы. Она совершенно подавила мою волю и превратила в тряпку, об которую любой желающий мог вытереть ноги. Фантазии её были неуёмны и дики, и я не могла даже представить, что ей придёт в голову в следующую минуту.

В то же время, я продолжала страстно любить мою прекрасную мучительницу, и страсть эта возрастала всё больше и больше, по мере возрастания изощрённых сексуальных издевательств Кристины. Дошло до того, что она однажды велела мне ходить по улице без лифчика и трусиков под одеждой, а юбочку Мальвина надевать настолько коротенькую, что при малейшем дуновении ветерка, края её поднимались вверх, и становилось видно мою большую, пышную попу. Мужчины приставали ко мне на улице табунами, я еле успевала отбиваться от их наглых, недвусмысленных домогательств, прилипчивые кавказцы всех мастей, жужжащим сексуальным роем постоянно преследовали меня, предлагали подвести куда-нибудь на новеньких шикарных иномарках. Я жаловалась Кристине и умоляла позволить мне носить хотя бы малюсенькие девчоночьи стринги, прикрывающие лобок, или надевать подлиннее юбки, но она не разрешала. Я плакала и предупреждала, что меня когда-нибудь просто посадят силком в машину, вывезут за город и изнасилуют. «Тогда я тебя накажу, стерва!» – всерьёз угрожала Кристина, и я понимала, что с её стороны это не просто слова...

В последнее время в городе появились какие-то крутые молодёжные группировки, терроризирующие по вечерам одиноких прохожих. Ходили слухи, что есть даже банда, состоящая из уличных девчонок-пацанок. Они будто бы все – занимаются развратом и воровством. Издеваются в глухих дворах над своими сверстницами, запугивают их, даже бьют за туалетами и вымогают деньги на выпивку. Однажды в глухой и мрачной городской окраинной роще, в самой чаще, нашли сильно избитую обнажённую молодую девушку. Злоумышленники привязали жертву к дереву и долго хлестали прутом, исполосовав всё её тело. Потом распили возле неё несколько бутылок пива, помочились в пустую тару и ушли. Кто это сделал, потерпевшая не знала – напавшие были в масках. Самое примечательное: девушка училась в том же ВУЗе, что и моя племянница Ольга.

Этот случай несколько отрезвил меня и навёл на мрачные размышления. Я заподозрила в причастности к экзекуции в роще Кристину, но никаких доказательств и фактов у меня, увы, не было. А догадки – не в счёт. К тому же, я продолжала безумно любить Кристину, и на мою любовь не могло повлиять ничто. Я каждую секунду думала о ней, представляла, как ублажаю её, а она бьёт меня со всей силы по щекам и жестоко таскает за волосы. От этих сладостных фантазий я едва справлялась с собой, страшно заводилась и, если была дома одна, даже пыталась мастурбировать.

У моей племянницы Ольги был ноутбук, и ночью, когда она спала, мы с Кристиной подолгу зависали в Интернетовском чате в одной из социальных сетей. Тут уж её и моя фантазии разыгрывались вовсю и мы писали всё, что только приходило в голову.

 – Я хочу, когда ко мне будут приходить мои сладкие подружки, чтобы ты при них ползала на коленях и показывала, как ты меня любишь, целовала мои ножки! – как всегда напористо и жёстко, полностью осознавая свою неограниченную власть надо мной, писала Кристина. – Да! Ты всегда будешь моей и ничьей больше! Я превращу тебя в свою вещь, в свою сучку, в двуногое животное!

 – Боже, как ты добра ко мне, госпожа! – отвечала я, с силой стуча пальцами правой руки по клавиатуре компа, а левой рукой теребя и возбуждая свою, набрякшую от неутолённого желания, грудь. – Зови побыстрее своих подружек, – я буду голая ползать у тебя в ногах и целовать их во все места. А если позволишь – буду даже лизать ножки твоих подруг. Но только если разрешишь! Ты не будешь меня ревновать к ним? Я ведь только твоя вещь? Да, госпожа, сучка очень хочет тебя увидеть! И ты даже можешь сделать со мной, как тогда, в первую нашу встречу у меня в коммуналке! И я всё вытерплю, как тогда, и буду счастлива! Можно?

– Ты хорошо это делаешь, сучка. Мне очень понравилось, как это было в тот раз. Будешь делать это постоянно.

– О, боже, неужели ты снизойдёшь до меня, госпожа? – писала я и текла, как настоящая сучка и шлюха под своими собственными ласками, мастурбируя клитор и большие губы своего влагалища. – Да, да я этого хотела давно, чтобы ты, любимая моя госпожа, доминировала надо мной. И я всё сделаю, и всю попу твою исцелую. А ты можешь бить меня по щекам! Ведь ты же госпожа и должна бить своих рабынь! Иначе они тебя не будут бояться, и не будут любить! Какая ты добрая, прекрасная и справедливая. Милая, ты лучше всех! Я давно мечтала стать рабыней у такой молоденькой девушки, как ты! Я улетаю при одной только мысли, как ты надо мной издеваешься! И хочу, чтобы ты доминировала надо мной при своих подружках. И если позволишь, – хочу, чтобы и они доминировали, и шлёпали меня по лицу, а я бы голенькая лежала у их ног! Или этого нельзя, госпожа? Я что-то не так сказала? Тогда накажи меня, жестоко!

 – Тебе понравилось принадлежать только мне, шалава? Я сейчас возьму свечи, и воск будет капать на твоё тело, на твои буфера, я хочу, чтоб ты кричала от боли! Я ударю тебя по лицу! Ты будешь ползать на коленях передо мной, голая и умолять о прощении... Вот, кстати, пришла моя подружка!

 – Бей меня, повелительница! Как это упоительно, принимать побои от своей любимой госпожи! Закапай меня всю воском, я буду кричать, и облизывать твои пальчики на руках. Они просто умопомрачительны! Я всю тебя подлизала, на тебе ведь уже ничего нет от одежды. А попа твоя блестит, как у ребёнка!.. Твоя подруженька тоже будет меня бить? Ты ей разрешишь?

 – Нет, бить тебя могу только я! Я хочу, чтоб ты её вначале поцеловала в губы – ей это безумно нравится. А затем она трахнет тебя жёстко! А я хочу это всё наблюдать. Что делают с моей сучкой!

Я в деталях представила эту пикантную сцену и задрожала от возбуждения.

 – Ты чего так долго не отвечаешь? – в нетерпении, раздражённо писала Кристина.

Но я не могла уже сдерживаться и, бросив комп, вовсю мастурбировала. Я расстегнула лёгкий халатик, спустила с бёдер трусики и блаженствовала, быстро-быстро доводя себя рукой до сладостного оргазма. Старалась только не сильно скрипеть стулом, чтобы не разбудить спавшую у стены на кровати племянницу Ольгу...

Но наша игра зашла слишком далеко. Я и не подозревала, что это так серьёзно. На следующий день, как только Оленька, наспех позавтракав, ушла в институт, в коммуналке раздался требовательный звонок. Я, полуодетая, пошла открывать. На пороге стояла разгневанная Кристина и какая-то незнакомая, развратного вида, накрашенная, как уличная путана, девка. Они решительно прошли в мою комнату, Кристина по-хозяйски защёлкнула дверь на замок.

 – Ты почему, шлюха, вчера мне не ответила? – зло заговорила она, сверля меня испепеляющим, разгневанным взглядом.

 – Но, Кристина... Прости, было уже поздно... Я притомилась и пошла спать, – пролепетала я тихим голосом и вся сжалась от страха в предчувствии недоброго.

 – Ах, ты притомилась, сучка! – взвизгнула в негодовании Кристина, подскочила ко мне и что есть силы ударила кулачком по лицу. Удар был настолько сильный, что я не удержалась на ногах и упала на пол. Из разбитой губы у меня потекла кровь. Я машинально прикрыла лицо руками, защищаясь от новых ударов. Увидев на ладони кровь – вскрикнула в ужасе. Я с детства панически боюсь крови, особенно своей. Меня буквально парализует от одного её вида.

Кристина ещё несколько раз ударила меня по лицу, по голове, по спине. Я закричала не своим голосом, внутри у меня всё оборвалось, я поняла, что со мной не шутят. С трудом поднялась на четвереньки и с громким звериным воем, в ужасе заползла под кровать, на которой ночью спала Ольга. В паху моём в этот миг как будто лопнула какая-то «охранительная пружина», и я почувствовала, как по ногам быстро побежали горячие ручейки. Я подумала, что Кристина будет меня сейчас сечь хлыстом, как ту девочку в роще. Теперь я поверила, что это могла сделать именно она вместе с накрашенной, развязной девицей.

– Кристина, хватит, она уссалась. Продолжим, но не здесь... Отвезём старую кашолку в рощу, – как бы в унисон моим подозрениям, предупредительно подсказала сообщница моей мучительницы.

Я, продолжая громко реветь, по щенячьи скулить и причитать, растирала кровь и слёзы по грязному от размазанной чёрной туши, враз заплывшему безобразной опухолью, лицу. Забилась глубоко под кровать, в самый угол. Здесь Кристина не могла достать меня, и я чувствовала себя в относительной безопасности.

– Вылазь из-под кровати, ссыкуха! – угрожающе прошипела Кристина. – Я всё равно жёстко накажу тебя за вчерашнее! И запомни: ты теперь никуда от меня не денешься. В прошлый раз ты в этом, думаю, убедилась? Когда я наказала тебя по всей строгости, а ты ничего не смогла сделать, даже не пригрозила заявить на меня участковому! Я засняла эту пикантную сценку на сотовый телефон. Представляешь, что будет, если я выложу эту запись в Инет на YouTube?

Услышав, я ужаснулась от одной мысли об этом. И с горечью поняла, что Кристина права: отныне я действительно её вещь, и она может делать со мной всё, что взбредёт ей в голову. Мне ничего не оставалось, как вылезти из-под кровати.

Узрев мою расквашенную, перекошенную от боли, животного страха и унижения физиономию, молодая садистка удовлетворённо хмыкнула, ласково обратилась к своей подружке:

– Натали, у тебя когда-нибудь была старая шлюха?

– Никогда, Кристи, – ответила вульгарная, вызывающе накрашенная девка.

– Хочешь?

– Я всегда хочу... ты же знаешь, – засмеялась девица, плотоядно окидывая меня оценивающим взглядом.

– Ну, так займись ею, пока есть время. Она твоя! – предложила Кристина, поудобнее усаживаясь в кресло. Закинув ногу за ногу, закурила тонкую, коричневую сигарету с фильтром и приготовилась смотреть.

Натали подошла ко мне и остановилась в двух шагах. Хищно прищурившись, впилась взглядом в мои глаза. Она была немного выше меня и намного стройнее. Тело её, как выточенная умелым мастером статуэтка, завораживало красивыми эротическими овалами и изгибами. Но лицом она, конечно же, сильно уступала Кристине. Глаза у неё были карие, испепеляющие внутренним огнём и нескрываемой, дикой, животной похотью. Я, не выдержав её гипнотического, казалось проникающего в самую глубь души, взгляда, робко опустила глаза книзу.

– Раздевайся, вешалка шифоньерная, – потребовала Натали, почувствовав мою пассивную робость и, от сознания своего всемогущества, обретая ещё больше наглой самоуверенности и нахрапистой силы.

Я беспрекословно подчинилась своей новой доминанте, торопливо сбросила с плеч обляпанный кровью ситцевый халатик, отстегнула бюстгальтер, сбросила мокрые трусики.

– Теперь раздень меня, опущенная шалава, – озвучила новую свою прихоть Натали, и я, мгновенно загоревшись, подскочила к девице и стала осторожно снимать с неё одежду.

Дойдя до трусиков, я без колебаний спустила их с её красивых, выпуклых бёдер, хотела положить на диван, но та грубо остановила меня. В следующую минуту мне показалось, что я ослышалась.

– Засунь их себе в рот и жуй, – приказала строгим голосом Натали.

Мне ничего не оставалось, как выполнить её безумное желание. Стринги были не стиранные, имели плохой вкус и я, жуя их, чуть не вырвала.

– Что, животное, не нравятся мои трусишки? – гневно вскричала голая Натали, подскочила ко мне и отвесила по щеке звонкую пощёчину, потом вторую – по другой щеке. – Живо улыбайся и говори, что тебе очень нравится жевать мои стринги, не то я изобью тебя, что есть дури, как делают уличные пацаны в нашем районе, дешёвка педальная! Ну, повторяй!

– Натали, не бей! Я просто без ума от твоих трусиков, – торопливо забормотала я, униженно наклонив голову. Через силу, сквозь слёзы заулыбалась и с видимым удовольствием продолжала жевать необычную жвачку. Разбитая губа сильно болела и кровоточила, но я старалась не обращать на это внимания.

– Хватит. Повесь трусики на спинку кровати – потом постираешь – и подойди ко мне, – сухо сказала Натали, присев на край дивана. Я исполнила её повеление. Она вытянула свою босую правую ножку.

– Целуй, шлюха!

Стоя это делать было неудобно, и я вынужденно опустилась перед молодой развратницей на колени. Натали сунула ногу мне в рот, и я принялась покорно целовать её, обсасывать пальчики, вылизывать стопу и пятку. Нога её была не совсем чиста, и я тут же ощутила во рту специфический вкус чужого пота. Не смотря на это, подавив брезгливость, я до влажного блеска вылизала и обсосала каждый её наманикюренный пальчик, обработала языком каждый ноготок. Стала покрывать горячими поцелуями щиколотку и нижнюю часть голени.

Натали, прикрыв от удовольствия глаза, блаженно постанывала. Протянула мне вторую ножку. Когда я страстно обработала губами и язычком и её, велела пошире раскрыть рот и засунула туда всю стопу, насколько было возможно. Я почувствовала, как большой палец её ноги упёрся мне в нёбо, поперхнулась, закашляла, чуть не вырвала. Изо рта у меня, как у собаки, обильно потекла слюна.

– Соси мою ножку, животное! – гневно вскрикнула Натали, и ударила меня другой ногой по животу.

Я охнула от боли, слегка откинулась назад, едва не выпустив её стопу изо рта. Испугавшись, что она снова меня ударит, быстро заглотнула стопу обратно и стала торопливо, с показным вожделением, целовать и облизывать. Честно говоря, я ещё ни разу в своей жизни не занималась таким безумным видом секса. Муж у меня был нормальный, не извращенец, и никогда не позволял себе подобных вольностей. И вот я опустилась до того, что сосу и облизываю немытую ногу у наглой и жестокой девки!

Всё это парализовало мою волю, от страха я напрочь утратила всякий человеческий облик и действительно прекратилась в покорное, безответное животное. И это не удивительно: примерно то же самое проделывают опытные крутые зэчки-рецидивистки с молоденькими, впервые попавшими на кичу, – враз ставшими робкими и застенчивыми, – девчонками-хулиганками или взрослыми женщинами – проворовавшимися бухгалтершами, попавшимися на взятке чиновницами, и другим контингентом. Жила я в старом городском криминальном районе, славном ещё с довоенных времён своим воровским прошлым, встречала много бывших зэчек, водила знакомство даже с одной настоящей воровкой «на доверии», и была много наслышана о местных тюремных нравах.

Сейчас я мгновенно припомнила все эти слухи, кухонные сплетни и рассказы бывалых, многое повидавших на своём веку, баб. Натали вела себя точно так, как ведут себя прожжённые, оттянувшие не один срок, девчонки-«воровайки». Так что я не на шутку боялась её, не ведая, что может ещё прийти в отмороженную голову этой молодой садистки.

– Хорошо, кенгуру, – удовлетворённо объявила довольная моей работой Натали, повернулась ко мне задом и пальцами широко развела в стороны розовые, пухленькие половинки своей жопы. Моим глазам предстало всё её интимное, привлекательное, запретное для показа хозяйство…

Я беспрекословно подползла к ней по полу и, не поднимаясь с колен, только слегка выпрямив спину, чтоб было удобней, припала ртом к её попе. Вскоре мне сделалось так хорошо, что я сунула руку между своих ног и по привычке принялась мастурбировать. Язычком я работала, как заведённая, Натали, не сдерживаясь, громко постанывала. Мне тоже было обалденно хорошо, и я больше ни на что не обращала внимания. От Натали ощутимо попахивало разгорячённой, потливой самкой. Меня это возбуждало ещё сильнее. Натали в свою очередь почувствовала острое наслаждения от того, что я проделывала. Она очень быстро, как бешеная, крутила круглой, красивой попкой, громко стонала от похоти и неистово тёрла пальцами свой пах. Я тоже стонала и мычала от страшного удовольствия. Вскоре почувствовала, что закипает самое главное… заскользила языком ещё быстрее и настолько же увеличила темп руки. После замысловатых конвульсий, с криками и стонами, дождалась, пока откричится Натали. Когда на неё стало накатывать это… она быстро соскочила с дивана, грубо опрокинула меня навзничь на пол, и села задницей прямо на моё лицо. Ёрзая по нему быстро-быстро, крича и сжимая пальцами свои среднего размера отвислые сиськи, она чуть не задохнулась от наплыва несказанной радости. Всё лицо моё было мокрое и липкое, но я была тоже удовлетворена и счастлива.

Пока Натали расслабленно отлёживалась на диване, широко разбросав в стороны всё ещё подрагивавшие от возбуждения, красивые ноги, Кристина подошла ко мне, лежавшей, блаженно прикрыв глаза, на полу на спине, ни с того, ни с сего больно ткнула острым носком туфельки в бок, ледяным, не терпящим возражения тоном, велела:

– А теперь, сучка, подошло время расплаты... Удовольствие получила? Покайфовала с молоденькой девочкой? Плати! В наше время за всё надо платить.

– Сколько? – со страхом посмотрела я в сузившиеся от злости, безжалостные, но всё равно такие прекрасные глаза Кристины.

– Миллион! – брякнула она, сверля меня алчным, ненавидящим взглядом молодой хищницы.

– Но, Кристина, у меня нет таких денег!

– Давай всё, что есть, – приказала Кристина. – Быстро достала все свои деньги, золото и сберкнижку. Остальное будешь должна. Ставим тебя с девочками на счётчик... За каждый просроченный день будем отводить в рощу и сечь прутьями, пока не отдашь деньги или не уссышься. Ты крупно попала, шлюха! А не вернёшь долг – продашь квартиру. Время пошло...

 

3

После того, как Кристина меня жестоко побила, я не видела её несколько дней. Несмотря на то, что она забрала у меня все деньги и золото и пригрозила отобрать квартиру, я сильно скучала по ней и не находила себе места. Я действительно втюрилась в неё не на шутку!

Племянница Ольга, увидев вечером мою опухшую, побитую физиономию, ни о чём не стала расспрашивать. Она, вероятно, хорошо знала, чьих рук это дело. Ну, а я, не смотря на все издевательства и побои, как последняя дурочка ревновала Кристину к собственной племяннице и по-детски злилась на Ольгу, представляя, как она вылизывает там… у моей возлюбленной. Я совсем потеряла голову от своей запоздалой бабьей любви.

Зная, что дело серьёзно и Кристина в следующий раз снова потребует денег, я понаделала много долгов. Поназанимала у девчат на работе, у соседей по дому, у родственников. Собралась немалая сумма, в общей сложности – четыре моих месячных оклада. Я подумала, что этого должно было хватить Кристине: захлестнула тугую пачку несколько раз резиночкой и спрятала в шифоньер.

Кристина по-прежнему не появлялась, не звонила по телефону, и я не знала, что думать. В голову лезли всякие дурные мысли: что её за что-нибудь посадили, что она меня бросила и нашла себе другую взрослую рабыню, и та, заменив меня, ласкает мою любимую. Спрашивать у племянницы мне было стыдно, она и без того подозрительно косилась на моё опухшее после избиения лицо и разбитую губу. Теперь, прежде чем выходить из дома, я старательно растирала по всему лицу приятно пахнущий, бежевого цвета, крем, сглаживающий мелкие морщинки на коже, а также царапины и прочие дефекты.

На работу я одевалась тщательно, пользуясь тем, что Кристина куда-то запропастилась, снова стала надевать под юбку маленькие кружевные трусики, и юбку выбирала подлиннее, чуть ли не до колен. На мне был строгий шерстяной приталенный пиджачок тёмного цвета, светлая кофточка с оборками, плотно облегающая большую, выпуклую грудь, белые, как будто прилипшие к ногам колготки. Наряд дополняли новенькие красные туфельки на тонкой высокой шпильке и модная причёска с завивкой, сделанная в дорогой парикмахерской. Выглядела я просто – супер, сама себе нравилась!

В тот день, в конце смены я, не утерпев, решила позвонить Кристинке. Зашла в офисный туалет, чтобы никто не слышал нашего разговора. Закрывшись в тесной кабинке, я первым делом высоко подняла юбку, спустила до колен колготки с трусиками, потянув за шнурок, вытащила из влагалища использованный тампон, бросила в мусорное ведро. Присев на унитаз, с блаженством расслабилась, – через несколько секунд громко зажурчала сильной струёй. Пописав, вытащила из висевшей на ручке двери сумочки мобильник и, быстро найдя нужный номер, нажала на зелёную кнопочку. Кристина некоторое время не отвечала, так что я начала беспокоиться.

– А-а, это ты, шлюха, – послышался, наконец, недовольный, заспанный голос моей возлюбленной.

– Здравствуй, Кристина, это я, – с дрожью в голосе и неописуемой внутренней радостью выдавила я в трубку.

– Что, соскучилась, вешалка?

– Очень, – смущённо призналась я.

– Ты что делаешь?

Я хотела соврать, но не посмела:

– Сижу в туалете в офисе и думаю о тебе, милая!

– А почему в сортире? – не поняла Кристина.

– Ну, чтобы никто не слышал… – замялась я и испугалась, что сделала что-то не так и она рассердится.

– Ты сидишь прямо на параше?

– Да, милая. На унитазе.

– Уже поссала?

– Пописала, – осторожно поправила я Кристину.

– Не одевая трусов, наклонись над парашей и напейся своих ссак, сучка, – приказала неожиданно Кристина. – Да громче чмокай, чтобы я слышала и поверила. – Если попытаешься меня обмануть, я приеду к тебе домой с большим злым кобелём и заставлю тебя отдаться ему! По взрослому, сама знаешь…

Я знала, что она не бросает своих слов на ветер и в случае моего неповиновения так и сделает. Но мне было приятно вновь почувствовать себя униженной, бесправной рабыней и подчиняться сумасбродным капризам молодой, полусумасшедшей девчонки. Держа включённый мобильник как можно ближе возле своего лица, я нагнулась над унитазом и стала с шумом втягивать в себя мочу, от которой недавно опорожнила мочевой пузырь.

– Хорошо, рабыня, слышу. Умничка! – похвалила меня довольная Кристина. – Мне аж захотелось поссать тебе в рот, сучка. Хочешь, чтобы я это сделала?

– Хочу, милая Кристина, – покорно, с придыханием выдавила я, сильно волнуясь и дрожа от возбуждения. По моим щекам и подбородку обильно текло, и я смахивала желтоватую влагу свободной левой рукой на пол. Во рту было солоно. Я стояла в неудобной позе на коленях, выпачкав белые колготки, но совершенно не думала об этом. В закружившейся от удовольствия голове роились совсем другие мысли. Я готова была сейчас выполнить любую безумную прихоть Кристины.

– Кстати, животное, почему ты в трусах? – вспомнила Кристина, и голос её тут же приобрёл жёсткие, чеканные, металлические нотки: – Разве я не говорила тебе, кошёлка, чтобы ты ходила по улице без трусов в очень коротеньких юбках?!

– Прости, Кристина, я надела на работу только малюсенькие трусики и белые колготки, – с ужасом пролепетала я, поняв, что пропала. – Иначе меня бы в офисе не правильно поняли…

– Тварь, ты ослушалась моего повеления!!! – зло проорала разгневанная Кристина в трубку. – Капец тебе, опущенная лизоблюдка! Я сегодня же тебя накажу, и накажу страшно. Так, что ты запомнишь этот день на всю жизнь!

Я обмерла, парализованная животным ужасом от её слов, и чуть не выронила в унитаз мобильник. От её криков и угроз мне сделалось дурно, и в то же время в паху сладостно заныло в предчувствии неземного, необычайного блаженства и удовольствия от жестоких пыток и изощрённых унижений. Мне захотелось поскорее приблизить этот роковой, волнующий застоявшуюся в жилах кровь, желанный момент.

– Что мне делать, милая? – покорно спросила я, всё ещё стоя на коленях возле унитаза.

– Прежде всего, соска, разденься в сортире до гола и брось в мусор трусы, лифчик и колготки, – послышался безжалостный голос молодой, самоуверенной доминантшы. – Потом одевайся и приезжай ко мне домой. Адрес, думаю, не забыла, животное?.. Юбку подтяни как можно выше, чтобы мужики на улице видели твою огромную, толстую, целлюлитную жопу... Будешь подъезжать, шалава, звякнешь. Скажу, что делать дальше.

Я исполнила всё, что она велела. Одевшись и подтянув очень высоко юбку, вышла из туалета. В офисе уже почти никого не было. Мывшая пол в коридоре уборщица проводила мои сильно оголённые, красивые стройные ноги долгим, недоумевающим взглядом. Дело в том, что я, в рабском усердии желая как можно больше угодить Кристине, перестаралась и подтянула юбку так высоко, что сзади при ходьбе открывался довольно шокирующий, очень откровенный, пикантный вид… Меня это сильно волновало и сексуально возбуждало, как будто я была при людях наполовину голая. А мне ещё предстояло выйти так на улицу и проделать весь долгий путь до дома Кристины.

На улице я смешалась с толпой возвращающихся с работы горожан, и было не так стыдно. В сумочке вновь задребезжал мобильник. Я взглянула на дисплей: звонила Кристина.

– Тварь, ты где? Почему не отзываешься? – гневно спросила она, еле сдерживая безумную, нечеловеческую ярость. Я подумала, что, если бы я сейчас находилась возле неё, – она бы, вероятно, растерзала меня на части и выколола глаза. Я невольно содрогнулась от ужаса, представив эту жуткую картину. Чтобы успокоить и задобрить строгую, разгневанную госпожу, я торопливо забормотала в трубку:

– Кристинка, не злись, пожалуйста! Я всё сделала, как ты приказала. Еду к тебе. На мне нет трусиков и колготок. Попа почти видна и мужики пялятся на неё на каждом шагу, то и дело оборачиваются. Ещё немного, и начнут лапать за половинки… Но ради тебя я готова на всё.

– Шлюха, возьми быстрее «тачку» – я вся теку и не могу ждать, – повелела Кристина. – Натали лижет мою киску, но мне почему-то больше нравится, когда это делаешь ты, старая, вытертая калоша! С ней я никак не могу поймать кайф, а от твоего языка кончаю по несколько раз подряд. Кто научил тебя, сучка, так классно лизать?

– Никто, – тихим голосом призналась я скромно. – Я люблю тебя, Кристина! Поэтому тебе со мной так хорошо… И мне с тобой – тоже.

Дождавшись, пока возлюбленная вдоволь наговорится и отключит связь, я поймала такси и продолжила путь к Кристине. То, что сейчас у неё дома – Наталья, только ещё больше возбудило меня и добавило непередаваемого наслаждения. Я вспомнила, как она доминировала надо мной в прошлый раз, и тотчас потекла, не в силах сдерживаться. Молодая, энергичная, отмороженная девица заставила меня тогда сильно поволноваться.

Подъезжая на такси к дому Кристины, я снова связалась с ней по сотовому телефону и сообщила свои координаты.

– Мы с Кристи выходим, дрянь. Готовь жопу! – с угрозой, голосом, не предвещающим ничего хорошего, зловеще ответила вместо Кристины Натали.

У меня при её словах всё внутри оборвалось, я поняла, что опять влипла в историю, и добром она для меня сегодня не кончится. Но делать нечего, и отступать – поздно. Вскоре таксист затормозил у подъезда, и в салон на заднее сиденье уселись Кристина и Наталья. Я продолжала, как испуганный истукан, сидеть на переднем сиденье, возле водителя. При этом он не уставал всё время краем глаза пялиться на мои жирные, молочно-белые, соблазнительные ляжки, выглядывавшие из-под коротенькой до невозможности юбчонки.

– Хэллоу, Нинэль! – поздоровалась со мной по-американски Кристина и грубо приказала таксисту: – Поехали, шеф, что раскрыл варежку? Не видел голых ляжек моей дорогой мамочки?

Водитель смутился, хмыкнул, окидывая заинтересованным взглядом молоденьких красивых, вульгарно ведущих себя девчонок. Тронул машину с места. Мы выехали за город и на большой скорости погнали по трассе в сторону Краснобельска. Я не знала, куда мы едем, но расспрашивать у девочек не решилась, чтобы попусту их не злить и не усугублять своё положение. Как всегда положилась на авось.

Мы приехали в какой-то пригородный дачный посёлок, остановились у посыпанной жёлтой тырсой дороги, выходящей на трассу.

– Расплатись, Нинэль, – приказала мне Кристина, и они с Натальей, захлопав дверцами, выскользнули из такси.

Я отдала водителю сумму, которую он назвал, и вышла вслед за подругами. Таксист в последний раз через стекло окинул всю мою фигуру горящим, заинтересованным взглядом, прицокнул восхищённо языком и уехал. Я осталась одна с девчонками.

– Что застыла, шлюха? Не рада меня видеть? – презрительно сощурив в узкие, китайские щелочки красивые голубые глаза, взглянула на меня Кристина.

– Что ты, милая, я очень рада. Я скучала по тебе, – тут же принялась уверять её я.

– А почему не целуешь? – продолжала сверлить меня недовольным, испытующим взглядом девчонка.

Я было рванулась к ней, но сейчас же, опомнившись, остановилась в двух шагах, не зная, что делать. Целовать её в губы конечно нельзя. Но тогда зачем она так сказала?..

Кристина сегодня была в лёгоньком летнем платьице. Стоя у кромки шоссе, по которому то и дело в обе стороны проносились машины, она слегка приподняла подол платья, приоткрывая чёрный крохотный треугольничек прозрачных стрингов. Я поняла, чего она хочет, быстро наклонилась к её паху и с наслаждением, никого не стесняясь, в засос поцеловала её скрытую под кружевной тканью, слегка выпуклую маленькую промежность.

Девчонки, оценив мой поступок, одобрительно заулыбались. Я, красная как рак, смущённо выпрямилась. Преданно взглянула в сузившиеся от желания похотливые глазки Кристины, нетерпеливо ожидая дальнейших приказаний.

– Пошли, – коротко бросила Кристи, и я безоговорочно поплелась следом за ними, зная, что впереди меня ждут изощрённые пытки, издевательства и унижения. Но мне только этого было и надо, и я ждала их с вожделением, сгорая от острого полового желания.

Девчонки привели меня на какую-то дачу, постучали в металлическую калитку. Открыла невысокая, прекрасно сложенная, одетая в один купальник, девушка. По виду, чуть постарше моих спутниц. У ног её крутился огромный коричневый дог. Я тут же подумала, что Кристина, вероятно, говорила об этой собаке, когда грозилась, что я буду сосать у неё… При одной мысли о минете кобелю, голова у меня закружилась и я поплыла, как будто выпила водки. Мне страшно захотелось облизать его член, и чтобы он после трахнул меня раком. Не знаю, почему я стала такой развратной? Раньше я за собой таких желаний не замечала.

Подружки и я с ними прошли на дачный участок. При этом Кристина меня не познакомила с хозяйкой, что было, впрочем, вполне естественно: я ведь была только её бесправной рабыней, обыкновенной вещью, а с вещью и обращаются соответственно.

Девчонки уселись в густо увитой виноградом беседке. Дог, обнюхав незваных гостей, в том числе и меня, преданно уселся у ног своей маленькой госпожи. Я, не решаясь присесть на лавочку, покорно застыла возле Кристины. Подружки достали тонкие белые сигаретки и закурили. Кристина обратилась ко мне:

– Сучка, подойди ближе, стань на колени и раскрой пошире рот – будешь моей пепельницей.

Я невольно вздрогнула от услышанного, но не подала вида, что шокирована. Покорно опустилась на колени, не смущаясь присутствия посторонней, незнакомой девушки, подползла на четвереньках к Кристине, раззявила рот. Моя безжалостная доминантша сбила мне в рот пепел и сплюнула горькую табачную слюну. Горячий пепел несильно ожёг язык, но его тут же затушил плевок. Я, стерпев, слегка сморщилась. Тут же проглотила всё, что было у меня во рту.

Натали самодовольно заржала, потянулась сигаретой к моему раскрытому рту, сбила ногтем кривой столбик пепла и тоже сплюнула. Я проглотила и её слюну.

Кристина обратилась к хозяйке дачи:

– Вика, это моя новая рабыня и лизалка. Она делает всё, что я захочу. Это тётка опущенной шкуры Ольки, которую перетрахало уже полкурса. Девочки на занятиях загоняют её под последний стол, и она всю лекцию кому-нибудь лижет... На перемене кто-нибудь запирается с ней в кабинке сортира, сходит в унитаз,.. а Олька вылизывает своим языком её выпачканную жопу. Тётушка у неё такая же стерва, старше меня в два раза, но я её постоянно бью по чему попало, наказываю за любую провинность, даю полизать свою киску и попку, а ей всё это безумно нравится. Она любит меня, как комнатная собачонка, и кончает, как сучка, когда я позволяю ей меня полизать. Ты можешь тоже издеваться над ней, как только захочешь, ради меня она всё вытерпит… Правда, животное? – обратилась Кристи ко мне.

– Правда, милая, –  покорно кивнула я головой, с нетерпением ожидая, что будет дальше.

Хозяйка дачи, Вика, внимательно посмотрела мне в глаза и приказала:

– Разденьтесь.

Я тут же вскочила с колен, сбросила на лавочку пиджачок. Кристина брезгливо спихнула его на пол. Я поняла и, сняв юбку, бросила её туда же. Трусиков и колготок на мне не было. Я сняла кофточку, которую швырнула на остальные вещи, и вновь, голая, упала на колени.

Вика потрепала кобеля за холку:

– Иди к ней, Нарцисс. Это – сучка, и она твоя.

Нарцисс продолжал безучастно сидеть возле хозяйки, вывалив большой красный язык и пуская слюни.

– Поцелуйте его в губы, – приказала мне Вика.

Я на коленях подползла к кобелю, зажмурила от страха глаза, чтобы не видеть его огромных белых клыков в широко разинутой пасти, и коснулась губами собачьего языка. Нарцисс тут же стал облизывать мне лицо. Я высунула свой язык ему на встречу и тоже пыталась лизать его морду. В минуту вся физиономия моя стала влажной и липкой от приторной собачьей слюны. Я с упоением целовала кобеля во что придётся: в губы, нос, мокрый скользкий и горячий язык. Я знала, что это только начало и не ошиблась в своих ожиданиях.

– В мордочку хватит, поцелуйте его член, – придумала мне новое испытание Вика.

Я заползла под брюхо Нарцисса и стала с вожделением целовать его довольно крупный, затянутый тёмно-коричневой кожей, отросток. Пальчиками немного оттянула кожу вниз, обнажая красную головку, припала к ней ртом. Стала сосать и облизывать член кобеля губами. Изо рта моего потекло тонкими струйками, промежность моментально повлажнела. Мне захотелось трахаться с кобелём, как с мужчиной, и я с ещё большим неистовством и воодушевлением принялась за его член. Он полностью выскользнул из кожи, встал торчком, затвердел и налился горячей кровью. Толстый как палка, он дрожал и вибрировал у меня во рту, тёк чем-то противным и приторным до тошноты. Я давилась членом кобеля, когда он доставал до самого горла, кашляла, заливалась потоками тягучей слюны. При этом с наслаждением постанывала, похотливо вертела большой, белой, оттопыренной попой, причмокивала губами и делала быстрые сосательные движения.

Девчонки как завороженные молча смотрели на эту необычную, невиданную ими раньше картину. Распаляясь всё больше и больше, я сосала как заведённая, доводя кобеля до высшей сладостной точки. Он не стоял на месте, двигался туда сюда, вертел хвостом, от удовольствия. Положив передние мощные лапы на мою широкую голую спину, подавал членом и низом живота глубже в мой рот, пытаясь трахать меня, как сучку. При этом влагалище собаки ему заменял мой рот. Он был уже полон от моей слюны и его выделений. Я стонала всё громче и громче, испытывая непередаваемый словами кайф. Я буквально улетала и ничего не соображала, что творится вокруг. Перед глазами всё плыло, на них была какая-то расплывчатая пелена. Я видела только гладкий, розоватый низ живота Нарцисса и выскакивающий у меня изо рта его красный, бугристый писюн.

Неожиданно кобель задёргался ещё сильнее, весь задрожал, член его у меня во рту напрягся и вдруг с силой выстрелил мощной струёй горячей, горькой на вкус жидкости. Я чуть не захлебнулась ею, но, побоявшись, что девчонки меня побьют, старалась глотать всё, что выплёскивалось из собаки.

Наблюдавшие за этим подружки одобрительно захлопали в ладоши. Им, видимо, тоже захотелось интима, и Кристина, подняв подол своего короткого платьица, поманила меня к себе. Я, с лицом, залитым собачьей спермой, безропотно подползла на сбитых о камни коленях к своей госпоже, поняв, чего она хочет. Кристина оттянула в сторону лоскуток своих малюсеньких, красивых трусишек, и я, мыча от сильного возбуждения, мотая головой, стала вылизывать её клитор и влагалище. При этом моя госпожа вначале тихо постанывала, потом, войдя в раж и возбудившись, начала кричать и с силой, больно хлестать меня ладонями по щекам. Она, видимо, таким образом выплёскивала свою бурную, не растраченную и не находящую выхода, сексуальную эйфорию.

Быстро и умело доведя Кристину до острого, сладостного оргазма, я переключилась на Натали. Она встала с лавочки, стянула свои узкие, плотно облегающие бёдра, джинсы вместе с красными шёлковыми трусиками, нагнулась раком. Я страстно припала ртом к её влагалищу, не забывая и про анальную дырочку. Во рту у меня, к приторному вкусу собачьей спермы, добавились специфические ароматы девичьих интимных выделений и, ни с чем не сравнимый, терпкий и тошнотворный, вызывающий рвотные позывы, вкус её попы. Вероятно, Натали недавно ходила в туалет по большому. Доведя и её до высшего наслаждения, сама я всё ещё не кончила, хоть промежность моя горела от возбуждения, была мокрой и липкой, а я вся конвульсивно содрогалась от похотливой страсти. Испытав бурный, сумасшедший оргазм от моего умелого язычка, наглая и злая, безжалостная девчонка, вместо благодарности за доставленное удовольствие, повернулась ко мне и, так же как Кристина, отвесила несколько хлёстких тяжёлых пощёчин. Так что я невольно вскрикнула от боли, прикрыв руками лицо.

После Натали, подставила свою небольшую, аккуратную киску под мой рот и хозяйка дачи Вика. Она обращалась со мной по-прежнему культурно, не била по щекам, как Кристина и Натали, и называла вежливо на «вы». В знак признательности, я лизала её наиболее нежно. Обработала юрким, как ящерка, язычком не только промежность, но и мягкую, белую, не загоревшую попку. Потом по-собачьи легла на пол и стала облизывать её ножки и обсасывать пальчики. И мне это доставляло божественное наслаждение. Как будто я с головой окунулась в неземную, космическую нирвану…

 

4

На дачу своей новой знакомой Вики я попала в пятницу вечером, а домой вернулась только в воскресенье. Девчонки вдоволь поизмывались надо мной, заставляли голой ползать на четвереньках по саду между деревьями, называли «сучкой» и всё время подзывали Нарцисса, чтобы он меня трахал. Если он не проявлял желания, они принуждали меня снова сосать у него пока не вставал,.. а потом насильно засовывали в моё влагалище. Признаюсь – ощущения были просто улётные! Кобель имел меня очень темпераментно, хоть и грубо, крепко обхватив передними когтистыми лапами за талию, как настоящую суку во время течки. При этом слегка поцарапал кожу. Когда он первый раз кончил в меня, я подумала, что вот, – стала «любовницей» собаки, но от сознания случившегося было наиболее хорошо, и я тут же поплыла и почувствовала приближение бурного оргазма.

Спала я, как собака, на улице. Хозяйка дачи Вика посадила меня на цепь вместо Нарцисса, а самого его завела в дом. Кстати, дом был богатый, двухэтажный. Явно, принадлежал новым русским. На первом этаже имелся гараж, но стояла ли в нём машина, я не видела.

Еду мне девчонки тоже наливали в большую алюминиевую миску, из которой ел Нарцисс, и я вынуждена была кушать без ложки, по-собачьи, – ртом. Ела я в основном то, что оставалось после них. Только Вика иногда, видимо из жалости, подкладывала мне в миску лакомые кусочки, а однажды даже угостила шоколадкой. За это, в знак благодарности, я подобострастно облизала её руку, а она ласково потрепала меня за волосы. Мне было очень приятно от её скупой девичьей ласки.

Зато Кристина с Натали то и дело звонко шлёпали меня ладошками по щекам или ягодицам – это доставляло им несказанное удовольствие. Особенно – бить по жопе. И они соревновались: кто шлёпнет меня громче. Натали постоянно мочилась в мою миску и заставляла пить свои противные жёлтые ссаки, а Кристина, выломав тонкую гибкую хворостину, время от времени охаживала меня ею по спине или попе. Причём, так сильно, что я громко вскрикивала от боли и крутилась на месте как ужаленная осой, потирая мигом вспухший на спине или ягодице кроваво-фиолетовый рубец.

Сколько раз за это время я вылизывала их киски и попы, я не помню – потеряла счёт. У меня даже опухли губы и вздулся, как вареник, язык. Девчонки по очереди, то одна, то другая, то третья, подзывали меня пальчиком к себе, спускали трусики и заставляли себя полизать. С особым усердием и наслаждением я удовлетворяла язычком мою любимую Кристинку и Вику, которая относилась ко мне лучше, чем подруги, почти по человечески. Наталью я панически боялась и вылизывала рабски, стараясь во всём угодить и не дать ни малейшего повода для недовольства. Но она всё равно на меня за что-то постоянно злилась, била и жестоко таскала за патлы. Одним словом, общение с ней походило на инквизиторские пытки, но я ничего не могла поделать и стойко терпела все издевательства маленькой злой садистки.

В воскресенье вечером они приказали мне помыться в саду в тазике, подкрасить чёрной тушью ресницы, навести карандашом брови, слегка подмазать телесного цвета кремом-флюидом сильно опухшее от множества пощёчин лицо, причесаться, – в общем, привести себя в относительный порядок. Вывели на шоссе, остановили попутную иномарку и повезли в город. Там Вика вскоре покинула нашу компанию, а Кристина попросила водителя довезти нас до центральной части города со старой застройкой, и назвала мой адрес. Я поняла, что будет продолжение дачной оргии, и внутренне затрепетала от радости – я уже привыкла к издевательствам и побоям и просто не могла без них жить. К тому же, племянница Оленька наверняка была сейчас дома, и мне страшно захотелось, чтобы она увидела, что будут проделывать с её распутной тёткой извращенки Кристина и Натали.

Племянница действительно оказалась дома и с округлёнными от ужаса глазами уставилась на входивших в коммуналку с лестничной площадки вульгарных, наглых девчонок и меня в их компании. Она, вероятно, решила, что я с ними заодно, и приехала вместе с её мучительницами, чтобы поиздеваться над ней.

Время было ещё не позднее, и в кухне слышались громкие голоса соседей (в коммуналке, помимо нас с Ольгой, жило ещё две семьи).

Мы все прошли в нашу комнату. Кристина как всегда предусмотрительно заперла дверь, с хищной улыбочкой взглянула на нас с Ольгой.

– Вот наконец-то две моих шлюхи оказались вместе! Теперь я на вас, сучках, отыграюсь по полной!

Ольга при её словах испуганно затрепетала, а я преданно впилась взглядом в прекрасное лицо своей любимой до безумия госпожи, ожидая приказаний.

Натали бесцеремонно плюхнулась прямо в нечищеной, грязной обуви на прибранную и аккуратно застеленную светлым покрывалом кровать Ольги, приготовилась смотреть занимательную «комедию». Кристина уселась на мой диван, стоявший у противоположной стены. Мы с Ольгой, не зная, что делать, как наказанные школьницы, остались понуро стоять посреди комнаты.

– Ты приготовила деньги, животное? – строго спросила у меня Кристина.

– Ах, да! Конечно, приготовила, милая, – спохватилась я, со всех ног бросаясь к шифоньеру. – Ещё на прошлой неделе собрала, да передать всё недосуг было. Вот, возьми, пожалуйста, Кристинка, – протянула я любимой девочке тугую пачку денег, перетянутую тонкой зелёной резиночкой. Сумма была собрана за последнее время по родственникам, подругам, коллегам по работе и соседям по дому.

Любопытная Натали привстала с кровати и по-гусиному вытянула шею, стараясь рассмотреть достоинство купюр в пачке. Кристина удовлетворённо хмыкнула, пряча деньги в свою сумочку.

– Хорошо, подстилка! Ты порадовала меня и я, так и быть, сегодня больше наказывать тебя не буду… В следующий раз отдашь столько же, иначе опять отвезём тебя с девочками на дачу и заставим сосать у Нарцисса.

– Спасибо, моя дорогая, – искренне поблагодарила я свою доминантшу, не зная, как мне дальше себя вести и можно ли куда-нибудь присесть.

– Как ты разговариваешь с госпожой, лизалка? – гневно вскрикнула вдруг Натали, и поманила меня пальцем к кровати.

Ольга при её словах конвульсивно вздрогнула всем телом и со страхом глянула на меня. Я проворно подбежала к Натали, чтобы не раздражать её ещё больше своей медлительностью. Та сильно ударила меня ногой, обутой в грязный кроссовок, по животу. След стопы сразу же отпечатался на моём и без того не чищенном после пребывания на даче пиджачке. Я охнула от острой боли, схватилась за живот и, согнувшись, рухнула на пол.

– На колени, сучка, не то буду пинать тебя ногами по морде и выбью зуб! – с угрозой выкрикнула Натали, и состроила зверское выражение лица.

Я со стоном поднялась с пола и безропотно стала перед ней на колени, ожидая новых ударов. Ольга, с ужасом смотря на происходящее, как парализованная, застыла на месте.

– Ну а ты что стоишь, как писюн прыщавого онаниста? – устало глянула на неё Кристина. – Я сказала, что не буду наказывать твою тётку, но к тебе ведь это, маленькая дрянь, не относится!

Ольга тотчас же последовала моему примеру и упала на колени перед Кристиной. Роли были распределены, и очередная садо-мазохистская оргия началась.

– Раздевайся, давалка, – приказала Ольге Кристина.

Та, не поднимаясь с пола, быстро сбросила короткую беленькую маечку, под которой не было лифчика. Да он, собственно, и не был нужен: у племянницы нулевой размер груди, отчего, она, – когда лежала на спине, сильно смахивала на мальчика. Сходство дополняла короткая стрижка и узенькие, детские, «лягушачьи» бёдра. По сравнению с развитыми и почти по-женски сформировавшимися фигурами сверстниц, Кристины и Натали, нескладная, угловатая Ольга походила скорее на запуганную девчонку-подростка. Этакого «гадкого утёнка», хотя ей исполнилось уже восемнадцать лет, как и её однокурсницам. Они закончили весенний семестр и находились сейчас на летних каникулах. Следующий год был выпускным.

Я краем глаза следила за племянницей. Ольга спустила с бёдер плотно облегающие ноги розовые гамаши, оставшись только в крохотных голубеньких трусиках, прикрывающих небольшим треугольничком нижнюю часть лобка под впалым белым животиком, а сзади совсем не закрывающих маленькую, щуплую попку. Моя девочка торопливо смахнула с бёдер и этот смешной лоскуток, взяв пальчиком за резиночку, бросила на гамаши.

– Теперь раздень меня, рабыня, – велела Кристина, и голая Ольга поспешила исполнить повеление своей госпожи. Боясь встать с колен, она быстро подползла к дивану, торопливо принялась расстёгивать ремешки на пыльных босоножках Кристины. Платье, стоя на коленях, снимать было неудобно, и она робко попросила разрешения встать на ноги.

Кристина с силой хлопнула её ладошкой по щеке, тут же, цепко ухватившись за короткие волосы, дёрнула голову в обратную сторону, но встать разрешила. Ольга, со слезинками на глазах, нежно обвила тонкими, подрагивающими руками спину госпожи, осторожно приподняла с дивана, расстегнула ей на спине платье, стащила его через голову. Немного повозившись с застёжкой, сняла с неё лифчик. Спустила чёрные, прозрачные стринги. Кристина опять жестоко хлестнула её тяжёлой ладонью по «птичьему» испуганному личику, так что Ольга, не удержавшись на ногах, упала. Доминантша подошла к ней, обнажённой худышке, распростёртой на спине, на ковровой дорожке, несильно наступила босой ногой на лицо.

– Целуй, опущенная, ножку своей повелительницы и благодари за то, что я такая добрая, – сказала, усмехнувшись, Кристина.

Я вся содрогнулась при виде этой жуткой, отвратительной сцены. Жалкая, подавленная грубой силой, Ольга принялась торопливо облизывать давившую её стопу и униженно бормотать слова благодарности. Молодая наглая развратница только самодовольно посмеивалась сквозь зубы и победно посматривала в мою сторону, следя за моей реакцией. Вдоволь натешившись, поелозив грязной, немытой ногой по лицу моей девочки, Кристина надавила другой ногой на её голый, лишённый растительности лобок.

– Раздвинь ноги, сука, как обычно делаешь, когда тебя имеют. Я хочу видеть твою дырку.

Ольга повиновалась, до невозможности широко вывернув свои худенькие белые ножки. Я увидела её очень маленькое, раскрытое влагалище и красную сердцевину. Зрелище было жалкое и в то же время завораживающее. Я, не отрываясь, с внутренним трепетом смотрела на унижение своей ненаглядной, любимой племянницы.

Кристина снова поднесла стопу своей ноги ко рту Ольги, грубо ткнула пальцами в её губы, приказала:

– Возьми в рот все пальцы и хорошо оближи их, стерва. Если будешь плохо сосать, ударю ногой по личику!

Ольга, чуть не разорвав губки, с трудом пропихнула переднюю часть её стопы со всеми пальцами в свой маленький ротик. Принялась энергично сосать и елозить язычком по пальцам. Округлившиеся от напряжения, испуганные глаза её при этом вылезали из орбит, изо рта текло.

Молодая развратница выдернула мокрую от слюны ногу у неё изо рта и стала медленно засовывать в Ольгино раскрытое влагалище. Девочка страдальчески сморщила лицо, взглянула жалобно на меня, как бы моля о помощи, и заплакала. Я ничего не могла сделать, покорно стояла на коленях и во все глаза смотрела, как Кристина трахает мою девочку своей ногой. Кристина действительно трахала её, по садистски жестоко, вгоняя стопу глубоко в Ольгину мокрую от слюны и вагинальной смазки киску. Девочка плакала, жалобно причитала, извивалась на полу, но тоже ничего не могла сделать против своей всемогущей насильницы. Это было какое-то чудовищное безумие. Я сознавала всю мерзость своего поведения, всю глубину падения и моральной деградации, но от понимания всего этого сердце моё сладостно замирало и колотилось в груди ещё учащённее, в голове всё плыло, и я была близка к обмороку от невообразимого возбуждения.

Но тут полулежавшая на кровати Натали неожиданно прервала моё созерцание.

– Что, старая шлюха, интересно смотреть, как дерут племянницу? – ехидно спросила она.

– Очень, – честно призналась я, стыдливо пряча глаза. Я продолжала покорно стоять на коленях перед этим молодым злобным зверёнышем, ожидая, что она ещё прикажет сделать в следующую минуту.

– Снимай всё с себя, стерва! – последовало из уст Натали.

Я моментально исполнила её волю, так же как Ольга, не вставая с колен. Но лицо я теперь обратила к своей мучительнице и не видела, что ещё проделывает с моей племянницей безжалостная Кристина. Слышала только громкие вскрики и стоны Оленьки, и не могла понять от боли она стонет и вскрикивает или от удовольствия.

Натали брезгливо взглянула на мой густо заросший чёрными, курчавыми, «негритянскими» волосами лобок и презрительно скривила губы.

– Почему ты не бреешь между ног, шлюха?

– Так… – неопределённо пожала я плечами, ожидая какого-нибудь подвоха в её вопросе, и внутренне напряглась. Натали могла ударить по любому поводу, а то и вообще без всякого повода, просто, чтобы размять затёкшую руку. – Лобок обычно бреют перед родами, или когда подхватывают нехорошую болезнь…

– Мандавошки? – подсказала Натали, разглядывая моё голое, белое тело и соблазнительно чёрный лобок.

– Да.

– А вдруг ты, сучка, подхватила мандавошек от кобеля, который тебя имел на Викиной даче? – спросила Натали.

– Не знаю. Пока ничего нет. Во всяком случае – не чувствую, – со страхом пролепетала я, думая, что всё может быть…

Кристина услышала наш разговор. Приказала Ольге:

– Встань, маленькая мандавошка, и побрей вагину своей тётушки!

– Чем? – послышался плаксивый, испуганный голосок Ольги.

Я улучшила момент, когда Натали отвлеклась, прикуривая сигарету, и быстро обернулась к племяшке.

– Тем же, чем бреешь себе! Станком «Джилетт», – взвизгнула от ярости Кристина, нависшая над моей девочкой, всё так же распростёртой на полу, схватила её за волосы и, резко приподняв, поставила на колени. Не примеряясь, отвесила ей по обеим впалым щекам несколько сильных, звонких оплеух. Голова Ольги под ударами резко мотнулась то в одну, то в другую сторону, щёки моментально загорелись ярким помидорным румянцем. Девочка снова, давясь слезами, по-звериному завыла в голос, умоляюще уставилась в безжалостные, ледяные глаза садистки.

– Кристи, не бей больше, не надо!.. Но я, правда, не брею киску, потому что у меня ничего ещё не растёт! – вся в слезах, робко закрываясь руками, взмолилась парализованная животным ужасом Ольга.

– Бегом смоталась на кухню и попросила «Джилетт» у соседей! – заорала Кристина, вновь замахиваясь на Ольгу.

– Но у них ни у кого нет такой дорогой бритвы, – затравленно вскрикнула голая, стоявшая на коленях перед Кристиной, девушка.

– Тогда принеси любую, – какая есть. Живо!

Ольга торопливо натянула маечку и гамаши и как была, босиком, метнулась на общую коммунальную кухню, где пьянствовали соседи. Через несколько минут она вернулась с опасной бритвой.

– Вот, больше ничего ни у кого нету, – показала бритву Кристине.

– Хорошо, – удовлетворённо кивнула головой безжалостная доминантша. – Побрей своей тётке лобок.

– Кристина, можно мне встать с колен, чтобы Оленьке было удобно брить? – робко попросила я доминантшу.

– Можешь встать, вещь.

Ольга вновь разделась. Подошла ко мне, виновато глянула в глаза, опустилась на колени, раскрыв бритву, принялась на сухую соскабливать с моего лобка спутанные, попахивающие прелью, густые заросли. Не точенная бритва безжалостно драла кожу, причиняя ужасную, нестерпимую боль. Я скрипела зубами, дрожала, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Пальцами сильнее натягивала кожицу лобка на себя, чтобы лезвие срезало волосы мягче.

– Тебе очень больно, тётя? – со слезами сострадания на глазах, участливо спросила Ольга.

– Ничего, Оленька, я потерплю, делай, что говорит Кристинка, – успокоила я её, вздрагивая при каждом резком движении лезвия и в любую минуту ожидая пореза.

Когда Ольга закончила брить лобок и стала выскабливать волосы между моих полных ляжек и возле больших, выпуклых, наружных половых губ, – нечаянно задела кожу. На пол из небольшого тонкого пореза закапала кровь. Племянница испугалась, с мольбой, затравленно взглянула снизу вверх в мои глаза. Я сморщилась от боли, но ничего не сказала Ольге. Кровь продолжала капать и она, отложив бритву, припала вдруг ротиком к моим половым губам и начала их сосать. Я понимала, что она высасывает кровь из пореза. Однако мне стало так божественно хорошо и приятно, что я невольно расставила ноги ещё шире, прикрыла от удовольствия глаза и погладила племянницу по головке.

Ольга, распаляясь всё больше и больше, забыла про бритьё и вылизывала моё влагалище язычком, пальчиками раздвигала большие половые губы и целовала мякоть в глубине промежности. Целовала взасос, как губы любимого парня. Внутренние губки моей вагины раскрылись от её горячих, влажных поцелуев, выделения смешались с её слюной. Она засовывала кончик своего тонкого юркого язычка в самое отверстие и пыталась трахать меня им. Я стонала и извивалась змеёй, энергично подмахивала ей низом живота, всё сильнее и сильнее прижимала её лицо к своей распустившейся, как большая алая роза, вагине.

Кристина и Натали устроились вдвоём на диване, крепко сцепившись руками в замысловатых любовных объятиях и спаявшись ртами в сладостных лесбийских поцелуях. Наталья тоже разделась, и подружки темпераментно теребили и ласкали пальчиками обнажённые киски друг друга. При этом они то и дело бросали горящие похотливым огнём взгляды на нас с Ольгой. А посмотреть было на что! Оля, мыча и поминутно содрогаясь всем своим тщедушным, худеньким тельцем, зарылась личиком в моём паху. Она лизала и лизала мою наполовину выбритую пилотку, запустив тонкую ладонь между своих голых ляжек и неистово растирая налившуюся желанием киску и «вставший», набрякший клитор. Всё её лицо было мокрое и липкое от моего любовного сока, обильно сочившегося из горящего внутренним огнём влагалища. Я, еле сдерживаясь, глухо стонала. Одной рукой зажимала себе рот, чтобы не закричать от острого, неземного наслаждения, предшествующего наступлению оргазма. Всё тело моё ходило ходуном, вибрировало и содрогалось. Я плакала и смеялась одновременно, чувствуя в этот острый, решающий момент такую божественную любовь к Оленьке, что сердце моё просто разрывалось на части от этой любви.

Когда же я незримо провалилась в какую-то тёмную потустороннюю космическую бездну и стала конвульсивно кончать, – легко, как пёрышко, опрокинула Ольгу на пол, быстро повернулась к ней задом, села попой на лицо и задёргалась ещё сильнее, растирая свой невообразимый, бешеный, дикий экстаз об её физиономию. Сама я при этом пальцами растянула до невозможности её крохотное, круглое влагалище, просунула большой тёплый шершавый язык в узкую тугую дырочку и стала трахать мою девочку языком на всю длину, сколько можно было его засунуть в её маленькую щелочку.

Ольга под моей огромной, мясистой белой попой закричала от страшного наслаждения, но я плотнее прижалась к её рту ягодицами и влагалищем, чтобы приглушить крик. Она поняла, что могут услышать соседи, захлебнулась криком, вновь принялась лизать мою пилотку. Я, продолжая биться в глубоком сладком экстазе, не переставала сосать и теребить губами кнопочку её клитора. При этом я вонзила в её вагинальную дырочку два пальца и быстро-быстро орудовала ими, трахая, доводя её до такого же сумасшедшего экстаза, какой испытывала сама.

Девчонки-мучительницы на диване тоже забились в эротических судорогах, раздрочив друг друга руками до высшей точки наслаждения. Повалились, корчась и извиваясь, как две змеи, на пол, к нам в общую кучу-малу. «Змеиный» клубок мгновенно увеличился в два раза. Мы вчетвером бились на ковровой дорожке, обнимая друг друга, целуя различные части тела, не обращая внимания на то, что именно облизываем. Ольга выскользнула из-под тяжести моего голого тела, уложила меня на животик, раздвинула большие, пухлые ягодицы и припала ртом к анальной дырочке, коричневым узлом скрутившейся в глубине.

И тут мне стало так хорошо от мягкого её языка и губ, что я, ещё не отойдя от предыдущего оргазма, снова, содрогаясь и суча по полу ногами, стала кончать. И заорала, не боясь уже никаких соседей, – в голос, как полоумная. За спиной как будто выросли крылья, и я словно превратилась в этот момент в белого, незримого ангела, улетающего с земли навсегда. И это был прощальный мой крик. Моя лебединая песня…

 

5

Развратное доминирование продолжалось до глубокой ночи. Оленьку довели до такого состояния, что с ней случилась истерика. Кристина плотно зажала ей рот и, приводя в чувство, крепко отхлестала ладонями по щекам. После этого, успокоившись, Ольга снова лизала её мокрую промежность. Натали, одевшись, сходила в общий туалет по большому. Вернувшись из сортира, стала ко мне спиной и спустила потёртые на заднице джинсы и грязные трусики.

– Подотри меня своим языком, сучка! Я специально не подтиралась… Да поживее, – приказала она властным голосом.

Я в душе содрогнулась от отвращения, представив, как буду вылизывать её немытую, плохо пахнущую задницу. Садистка поняла моё замешательство, оскорбилась, быстро повернувшись, ударила что есть силы кулаком в глаз. Из глаз моих посыпались искры. Я глухо охнула и упала навзничь. Перед глазами всё поплыло. Я заплакала, схватившись за лицо, умоляюще попросила:

– Натали, прости, пожалуйста, я сделаю всё, что ты хочешь! Не бей меня больше.

Глаз мгновенно заплыл огромной, безобразной, кроваво-фиолетовой опухолью. Ольга, взглянув на меня мельком, вскрикнула от ужаса и с ещё большим усердием и рабским подобострастием продолжила лизать Кристину между ножек.

– Ко мне, тварь! Быстро! Ползком! – заорала озверевшая от сознания своего всемогущества Натали, продолжая вертеть своей голой нечистой жопой.

Я быстро перевернулась на живот и ужом, стараясь не поднимать голову и свою большую белую попу, торопливо поползла к ногам Натали. Она ударила меня ногой, обутой в кроссовок, по мягкой, колыхнувшейся, как студень, ягодице.

– Ещё раз не выполнишь приказ, засуну в очко швабру! – пригрозила она зловеще. – А сейчас целуй мою дырочку, да смотри – хорошо вылижи. До зеркального блеска!

Я вскочила с пола, стоя на коленях, раздвинула дрожащими от страха, боли и унижения руками половинки её задницы, принялась торопливо – с показным удовольствием – орудовать языком. Старалась подавить рвотные позывы от острого тошнотворного запаха и вкуса. Во рту моментально стало горько и горячо, обильно закапала тягучая слюна. Болел глаз, которым я не могла уже ничего видеть, как будто меня ужалила пчела. Довольная Натали блаженствовала, прикрыв глазки и похотливо постанывая…

– Так, животное… Очень хорошо! Я балдею! Вау – какой улёт, – шептала она скороговоркой.

Тут снова плаксиво вскрикнула Ольга. Она допустила какой-то промах и Кристина, видимо, больно её ударила. Я, повинуясь непреодолимому женскому инстинкту, тут же обернулась на крик. Племянница лежала на полу, на спине, с расквашенным носиком, из которого сочилась тонкая струйка крови, и жалобно всхлипывала. Кристина, наклонившись, что-то ей яростно говорила, потрясая кулачком перед самым её испуганным, искажённым гримасой боли, личиком. Что она сделала не так, я не поняла, да в общем, сильно и не вникала. Мне было жалко Оленьку до безумия, но как я могла её защитить, если и сама была беспомощной, беззащитной и жалкой…

Когда девчонки во втором часу ночи наконец-то ушли, мы с Ольгой буквально повалились на свои постели без задних ног от усталости и тут же уснули, как убитые.

Под утро я проснулась от какого-то шевеления рядом. Открыла глаза: Ольга, как была с вечера, голая, примостилась у меня под боком. Я ласково обняла своё чадо рукой, крепко прижала к своему телу. Мы долго молчали, слушая в полутьме дыхание друг друга. Наконец, племянница не вытерпела:

– Тётя, почему ты лижешь у Натали? – робко заговорила она. – Почему она тебя бьёт? Зачем ты отдала деньги Кристине?

Вопросов было слишком много, и я не знала, что отвечать. Нежно погладила встревоженную Оленьку по голове, поцеловала в губки.

– Я была должна Кристине, она однажды меня выручила, – соврала я, стараясь не смотреть Ольге в глаза.

– Почему они издеваются над тобой так же, как и надо мной? – настойчиво повторила вопрос моя девочка.

– Ну, они некультурные, злые девки… – замялась я. – Им, видимо, доставляет большое удовольствие издеваться и доминировать надо мной…

– А тебе?

– Когда это делает Натали – нет, – отрицательно качнула я головой. – Но она подруга Кристины…

– И потому ты позволяешь ей это самое… и всё терпишь? – закончила мою мысль Ольга.

– Видимо, да, – кивнула я.

– Значит, тебе нравится Кристи? – задала в лоб вопрос моя девочка.

– Нравится, – с трудом призналась я.

– Ты на неё запала?

Я густо покраснела, но ответила утвердительно.

– У нас на курсе почти все девочки влюблены в неё. Кристи очень красивая, – сказала Ольга.

– А мальчики? – поинтересовалась я.

– Некоторые мальчишки просто с ума по ней сходят, но она не обращает на них внимания. Кристи – лесби. Ей нравятся только девочки и… взрослые бабы, – племянница мельком глянула на меня. – Она мне говорила, что ты тоже у неё лижешь и всё терпишь…

– Так получилось, Оленька, – торопливо заговорила я, виновато пряча глаза и плотнее прижимая тщедушное, угловатое тельце племянницы к своему большому, мягкому обнажённому телу. – Кристи как-то пришла к нам домой и сообщила мне, что ты – её рабыня и, если я не буду… удовлетворять её языком – она жестоко тебя накажет. Я испугалась за тебя, девочка, и сделала всё, что она хочет...

– Тебе понравилось у неё лизать?

– Это было необычно… Я совсем потеряла голову от волнения… Когда она начала применять силу, я растерялась… Я ведь совсем не умею драться…

– Кристи тебя била? – участливо спросила Ольга.

– Иногда… Если я чем-нибудь её огорчала, – потупившись, призналась я.

– Кристи жестокая и злая! И совсем меня не любит, – неожиданно взорвалась слезливым признанием моя девочка. Уткнувшись лицом в подушку, она горько зарыдала.

Я как могла её утешала. Перевернув на спину, целовала в мокрые, заплаканные глаза, щёки, губы.

– Расскажи, как всё было? Как всё началось? – попросила я Ольгу.

– Два года назад, весной, преподавательница повела нашу группу в городской парк на субботник, – начала рассказывать она. – Там стоял памятник жертвам войны, и нам нужно было всё убрать вокруг, сжечь мусор, посадить цветы на клумбе. Все приступили к работе, только Кристи с Наташкой и Викой – ты её не знаешь, она на год старше нас – ничего не делали. Они всегда держались на факультете особняком, своей компанией и мне страшно хотелось быть с ними. Когда девчонки углубились в парк, я незаметно пошла вслед за ними. То, что я увидела – повергло меня в шок. Кристи, наклонившись, стояла возле большой акации, обхватив руками ствол для устойчивости, юбка её была откинута на спину, трусики спущены до колен. Сзади к ней прилипла лицом Натали. Она вылизывала её киску. Вика, смотря на них, гладила себя рукой между ног. Левой рукой она крепко сжимала задранную высоко юбку. Её маленькие оранжевые стринги валялись на траве под кустиком.

Вика первая заметила меня. Я растерялась и застыла на месте, как вкопанная. Вика бросила себя ласкать, подбежала ко мне и, схватив за руку, вытащила из кустов.

– Девочки, лазутчицу поймала! – победно объявила она, толкнув меня к ногам своих подруг, занимавшихся странной любовью.

Я упала, поцарапав локти и коленки о сучья. Вначале страха не было, был только интерес: а что же будет дальше? К тому же Кристи мне очень нравилась и я не верила, что она способна меня обидеть.

Натали, оторвавшись от попы Кристины, проворно вскочила на ноги. Я тоже поднялась, виновато смотря ей в глаза. Кристи, натянув трусики, повернулась.

– Кто тебе поручил следить за нами, сучка? – строго спросила она.

– Никто, Кристи, я не следила, – умоляюще сложила я на груди руки. – Я думала, что вы решили покурить, и пошла следом. Я не знала, что вы будете этим заниматься... Я никому ничего не скажу.

– Врежь ей хорошенько, только не по лицу, – приказала Кристина Вике.

Та приблизилась с очаровательной, хищной улыбочкой и, что есть силы, с размаха ударила меня кулаком под дых. Я согнулась напополам, вскрикнула и повалилась к их ногам, как подкошенная. Вика врезала меня ногой, обутой в остроносый туфелек, по ягодице, а Натали, тоже ногой – в бок. Было очень больно. Я испугалась, заревела, стала умолять, чтоб не били.

– Закрой пасть, стерва! – велела Кристина. Когда я замолчала, она подошла, схватила меня за волосы, приподняла с травы, поставила на ноги. Я вся тряслась от ужаса и жалобно смотрела в её красивые, но холодные, как у Снежной Королевы, жестоко прищуренные глаза. Я была готова принять от неё любые муки – так она была прекрасна. Кристина это поняла, коротко спросила:

– Ты целка?

– Да, Кристи, – ответила я.

– Хочешь, я буду твоим первым «мужчиной», – полушутя-полусерьёзно предложила она с улыбкой.

– Хочу, – кивнула я головой.

– Раздевайся.

Девчонки с интересом наблюдали, как я торопливо снимаю одежду. Когда я осталась без ничего, Кристина велела мне лечь на траву и широко раскинуть ноги. Я сделала. Она тоже разделась и легла сверху, как мальчик. Стала жадно целовать меня взасос. Я тоже её целовала. От поцелуев внутри у меня всё оборвалось, я почувствовала «райское наслаждение», как будто съела «баунти». Кристи стала меня ласкать руками. Сначала груди и соски, потом опустилась ниже и стала гладить животик, затем жадные, умелые её руки нырнули туда… Я почувствовала её пальцы на своей киске. Это было что-то!.. Она вначале нежно потеребила её сверху, помяла, быстро-быстро потёрла, потом вдруг сменила темп, приостановилась и стала нежно-нежно поглаживать, перебирая пальчиками складки кожи. Я была просто в улёте от её ласки. Я стонала, во весь голос, изгибалась мостиком, называла Кристинку ласковыми именами и просила ещё и ещё… Я отдавалась ей, как девочки отдаются мальчикам. Я просто ревела от счастья и неземного наслаждения. Целовала её лицо, губы, реснички на глазах, мочки ушей. Она тоже облизала всё моё лицо, так что оно было мокрое. Кристи извивалась на мне, тем самым добавляя несказанного удовольствия, ёрзала своим голым лобком – по моему, тёрлась киской о мои ноги. В общем, это была жесть! Я чувствовала, что теку, киска моя горела, удовольствие накатывало волнами и я не могла уже сдерживаться, – позабыв обо всём, громко стонала прижимала к себе Кристину, умоляла трахнуть меня по-настоящему, чтобы испытать самое главное… И Кристи вдруг резко воткнула в мою раскрытую, разгорячённую, влажную киску два пальца на всю глубину. Пробила там что-то… Я ойкнула: всю меня мгновенно пронзила острая боль. Внизу что-то потекло, и я чуть не потеряла сознание от удовольствия. Крепко сжала ноги, стиснув в киске пальцы Кристины, не давая ей их вытащить, бёдрами крепко зажала её руку, перевернула Кристину на спину, оказавшись сверху. Мы обе забились в припадке неземного, улётного кайфа. Кристи тоже почувствовала это… Но, видимо, не так как я. Потому что я ничего уже не соображала, по ногам моим из киски что-то текло, липкое и горячее, – прямо на белый, ещё не загорелый животик Кристины. Я успела мельком подсмотреть – кровь! Кристи действительно лишила меня целки. Но мне всё уже было по барабану! Боль прекратилась, и осталось одно только наслаждение. Я извивалась на своей любимой подруге, а кайф всё продолжался и продолжался. Кристи тоже пыталась кончить, но снизу это не получалось и она снова перевернула меня под себя, посунулась вверх, и стала ёрзать своей измазанной моей девственной кровью киской по моим губам. Я, ничего не соображая от наслаждения, высунула язык и в момент слизала всё с её раскрытых половых губок. Она плотно прижала свою мягкую горячую киску к моему раскрытому рту и приказала: «Соси, сучка!» Я тут же принялась сосать и вылизывать всё у неё внутри. Голова моя закружилась, – я улетела! Так было хорошо.

«Засунь язык в самую дырку», – продолжала командовать Кристи. Я всё делала, что она приказывала. Она от моего языка и губ стонала всё громче и громче, движения её всё убыстрялись и убыстрялись. Из её киски в мой рот – текло. Она начала кончать от меня… Я всё тут же проглатывала. Дышать было нечем, мокрая горячая мякоть её киски зажимала мне рот сладостным кляпом. Я мычала от страшного возбуждения и дышала носом, который то и дело тыкался в её заднюю дырочку. Кристина засунула туда, в самую глубину попки, свой палец, поелозила там, трахая сама себя в попу. Застонала от удовольствия, задёргалась. Вытащила палец и сунула мне в рот. «Оближи, стерва!» – простонала она и я, не задумываясь, стала облизывать её плохо пахнувший пальчик. Он пах туалетом, но мне было в кайф! Вау – какая жесть всё, что мы тогда делали с Кристиной в парке!

Когда она трахнула меня в первый раз и немного отошла от возбуждения – мы с ней перекурили на бревне, – Кристи велела подлизать киски Наталье и Вике. Она сказала, что теперь я никуда от них не денусь и буду делать всё, что они прикажут. И ещё назвала меня своей рабыней, а себя – госпожой и богиней. Мне было всё равно, как они меня называют, и даже побои я принимала с удовольствием. Да, после того, как я у девочек полизала по одному разику, а у Кристи – дважды, она сказала, что хочет проверить, хорошая ли я рабыня? Велела прижаться голой грудью и ногами к стволу дерева. Они все трое выломали тонкие гибкие хворостины и стали сечь меня ими со всей силы по спине и попке. Кристи пригрозила, что если я буду кричать, они будут бить ещё сильнее, а Натали сказала, что сходит по большому и заставит нюхать…

Я терпела порку, пока могла. Слёзы ручьями лились из моих глаз, вся спина и попа превратились в одну сплошную, красную, кровоточащую рану. Под конец я не выдержала, упала на землю и стала просить, чтобы они прекратили. Они и не думали заканчивать, а только посмеивались и продолжали все трое хлестать меня лежачую, пока я не уписалась. Только тогда Кристи сказала, что хватит, крепко схватила меня за волосы, приблизила моё залитое слезами лицо к своей киске и помочилась на меня. Она потребовала, чтобы я раскрыла ротик. Я сделала, и стала глотать её мочу. Я полулежала на земле, только голова была задрана кверху – Кристина продолжала держать меня за волосы. Вика подошла сзади, присела надо мной и тоже стала на меня писать, на спину и попу. Противная, злая Натали чуть отошла в сторонку и села по большому… Она, как и я, тоже была без ничего. Вероятно, пока мы развлекались с Кристиной, они трахались с Викой. Натали сделала… и подозвала меня к себе. Девчонки застыли в оцепенении, следя за моей реакцией, в ожидании, что же будет. Они, вероятно, ещё не верили, что я способна на всё. Но я настолько была подавлена поркой – меня всю трясло – что действительно готова была и на это,.. лишь бы они снова не стали меня хлестать прутьями по всем участкам тела… Я сделала это, тётенька!..

– Что, Оленька? – смутно догадываясь, о чём она говорит, с тревогой и неприкрытым состраданием спросила я.

– Это… После Натали… понюхала, – потупясь, сгорая от стыда, с глубокой внутренней болью и раскаянием выдавила Оленька. – Наталья – злая, развратная, жестокая и отвратительная девчонка! Она несколько раз хлестнула меня прутом по груди – крест накрест – и приказала лечь и сделать это… Мне пришлось, тётя!

После этого Кристи никогда уже меня не целовала, а только при случае била по лицу и называла «опущенкой» и «чушкаркой». Она сказала, что я теперь буду их общей «лизалкой» и «туалетом», а в следующий раз они «опустят» меня по-настоящему. Через неделю они меня действительно опустили, и в моей жизни начался ад!

Я снова ласково погладила Ольгу по головке, успокаивая, нежно поцеловала влажными губами в губки. Она мгновенно откликнулась, ротик её раскрылся, горячий язычок проник в мой рот. Мы принялись целоваться взасос, и от этого моя голова слегка закружилась. Я понимала, что мы целуемся уже не как тётя с племянницей, а откровенно сосёмся, как две похотливые лесбиянки, но от этой крамольной и стыдной мысли мне стало ещё приятней. Ольга была обнажена – так и не одевалась со вчерашнего, – я тоже была голая. Сознание этого придавало ситуации эротической пикантности.

– Тётенька, ты не брезгуешь меня целовать, после всего, что со мной сделали девчонки? – простонала от наслаждения Ольга.

– Не брезгую, Оленька, – ответила я, продолжая её целовать. – Твои подружки и со мной делали много безобразий, так что вспоминать не хочется.

Ольга крепко обвила меня тонкими худыми ручками за шею, плотнее прижалась голым, тщедушным тельцем. Я почувствовала специфическое, предательское жжение в паху и поняла, что – на грани! Ещё немного, и я напрочь забуду, кем мне приходится Ольга, а я – ей. Во мне начала просыпаться женщина. По-видимому, сработала устойчивая привычка, после длительного общения с компанией малолетних лесбиянок. Ольга была одной из них, и она тоже сейчас находилась во власти инстинкта…

Вскоре я перестала сопротивляться, оставила угрызения совести и… мы с Ольгой откровенно, со знанием дела, трахнулись. При этом, она снова, как вчера во время коллективной лесбийской оргии, лизала под одеялом мою промежность и анальную дырочку. Я тоже с удовольствием подлизала её малюсенькую полудетскую киску и обцеловала миниатюрную аккуратную попочку. Мы обе получили огромное удовольствие, особенно я, разразившись продолжительным взрывным оргазмом.

Расслабившись, я лежала на спине на кровати, прикрыв глаза и всё ещё переживая мгновенья сладостного экстаза. Ольга пристроилась рядом валетом, лицом у моих ног. Лежала она беспокойно, ворочалась, то и дело вздыхала, как будто не решаясь что-то сказать. Перебирала пальчиками мои пальцы на ноге. Я подумала, что она ещё что-то хочет рассказать и спросила её об этом.

– Тётенька, я хочу тебя попросить, но боюсь, что ты обидишься, – с дрожью в голосе выдавила Ольга.

– О чём, девочка моя? – с затаённым испугом спросила я. Подумала, что она попросит меня о Кристинке. Чтобы я уступила её – ей…

– Можно я поцелую твою ножку? – попросила племянница.

Я удивилась, о каком пустяке она просит, и тут же дала согласие. Она с нежностью обхватила губами мой большой палец на ноге, полизала его язычком, пососала. Выпустив изо рта, провела тонким кончиком языка по влажному, аккуратно подстриженному ногтю с облупившимся перламутровым лаком. Перешла на следующий пальчик. Так, по очереди их перебирая, Оленька снова довела меня своим умелым, гибким и подвижным язычком до взвинченного возбуждения. Я протяжно и сладостно застонала, как будто она облизывала моё влагалище, а не пальцы на ноге. Ей, по-видимому, это доставляло едва ли не большее удовольствие, чем, если бы она обрабатывала мою пилотку.

Я вспомнила, что она её вчера недобрила. Соседская опасная бритва сиротливо лежала на столе, и я напомнила Ольге об этом.

– Ах, да, тётенька, я сейчас! – вспомнила о вчерашнем моя племянница. Проворно вскочила с дивана и пошла за бритвой.

Но брить на сухую, как вчера, она не решилась. Накинув на голое тело платье, сходила на общую коммунальную кухню, вскипятила на плите чайник, принесла горячей воды и мыло. Я, раскорячив ноги, стала над тазиком и Оленька хорошенько всё у меня выскоблила между ног. При этом, как вчера, – не порезала ни разу.

После того, как я начисто подмылась над тазиком, девочка, потупясь, попросила:

– Тётенька, побрей и меня, пожалуйста.

– Но ведь у тебя совершенно нечего там брить, – возразила я.

– Нет, не правда, – есть, ну как ты, не видишь, – запротестовала Ольга и указала пальчиком на едва различимый белый мягкий пушок на холмике внизу животика. – Побрей, я тебя очень прошу.

Я согласилась. Усадив девочку на табуретку, хотела намылить холмик.

– Не нужно, побрей так. Я хочу, чтобы мне было больно, чуточку… – с придыханием, сексуально произнесла Ольга.

Её волнение тут же перекочевало и ко мне. Я взяла бритву и принялась насухую, осторожно снимать налёт белых мягких волосков на её холмике.

– Подбрей и киску, прямо там, где щелка, – продолжала командовать девочка, возбуждаясь всё больше и больше.

Я тоже вся тряслась от возбуждения, рука моя ходила ходуном и я боялась порезать половые губки племянницы.

– Брей, тётя, ничего не бойся, – подбодрила меня Оленька и произнесла такое, от чего я просто оторопела… – Я хочу, чтобы ты сделала мне больно!

– Как, девочка? – испуганно глянула я ей в глазки – снизу вверх.

– Порежь мне киску, как я вчера порезала тебя, – сказала она.

– Но я не могу, Оля! Тебе будет действительно больно. Нет…

– Но я хочу, тётенька! – настаивала моя девочка.

Тогда я, закрыв от страха глаза, резко и быстро нажала остро-отточенным лезвием на её половую губку. Ольга громко вскрикнула от боли. На пол, как вчера, во время оргии, закапала кровь. Я тоже ойкнула от страха, раскаиваясь и кляня себя за уступчивость, во все глаза воззрилась на бедную свою племянницу.

– Что смотришь, не знаешь что делать, – неожиданно зло закричала на меня Ольга и даже замахнулась ладошкой. – Живо вылижи её! Хочешь, чтобы я истекла кровью?

Я испугалась ещё сильнее её тона и торопливо припала ртом к её влагалищу. Кровь была тёплая и солоноватая на вкус. Я высасывала её, стоя перед Ольгой на коленях. Это, видимо, возбудило её ещё сильнее.

– Ты, тётя, как настоящая вампирша из видика, – самодовольно сказала она, сидя с расширенными ножками на табуретке. Для удобства, она поставила одну ножку мне на плечо.

Я продолжала высасывать всё ещё сочащуюся кровь из ранки и попутно лизала её промежность. Ольга стонала и ёрзала попой по жёсткому сиденью табуретки.

– Хватит, – сказала она вскоре и уже не спрашивая, хочу ли я этого или нет, грубо сунула мне в рот свою ногу. – Пососи теперь пальчики на ногах. Кристи это очень нравится и мне тоже. Но она не сосала у меня ни разу…

Я покорно стала обсасывать её крохотные чистые пальчики на маленькой миниатюрной ножке. Мне доставляло огромное удовольствие делать своей любимой племяшке приятное.

Освоившись в новой роли и почувствовав свою силу и власть надо мной, Ольга стала повелевать дальше:

– Отнеси меня на руках на кровать, я устала. Положи на животик и целуй мою попочку.

Я тут же всё с радостью исполнила. Мне не привыкать было подчиняться её подружкам. Попу племянницы я темпераментно вылизала не только снаружи, обцеловав и изъелозив языком обе пухленькие ягодицы, но и, раздвинув их пальцами, – внутри.

Ольге, по-видимому, пришла в голову ещё одна шальная идея. И она тут же озвучила её:

– Тётюшка, ты сильно меня любишь?

– Сильно, моё золотце!

– И всё, всё сделаешь, что я захочу?

– Всё-всё, моя девочка!

– Правда? – прищурив испытующе грустные глазки, недоверчиво взглянула на меня Ольга.

– Правда, – коротко и уверенно ответила я.

– И слабо не будет?

– Не будет, Оленька, говори, что ты хочешь.

– Тётенька, давай продадим квартиру и уедем в другой город. Я их боюсь…

 

6

Раньше мы жили в областном центре. После того, как продали комнату в коммуналке, пришлось переехать в район. Денег, увы, хватило только на частный флигель в небольшом шахтёрском посёлке. Район был не перспективный, все шахты позакрывались, шахтёров выбросили на улицу. Каждый выживал, как мог. Многие вели натуральное хозяйство, держали коз, свиней, коров. По улицам посёлка бродили косяками гуси, во многих дворах кудахтали куры. Работы для молодёжи не было и она, дурея от скуки и безысходности жизни, толпами повалила в криминал. Девушки, естественно – в проститутки.

Оля с большим трудом нашла работу учительницы, и с первого сентября пошла в школу, я с устроилась уборщицей в частную гимназию. Работать приходилось вечером, когда занятия заканчивались и все расходились. Оставался только ночной сторож, да через смену приезжала машина вневедомственной охраны – по устной договорённости с директрисой охранники находились в гимназии всю ночь, по первому же звонку выезжая на вызов.

Я давно не была с мужчиной и, не смотря на незатухающую любовь к Кристине, стала присматриваться к сторожам и охранникам. Сторожа менялись через каждые сутки, были все в основном пенсионерами, к тому же здорово закладывали за воротник, и меня совсем не заинтересовали. Охранники же приезжали всякий раз одни и те же. Водитель был пожилой, не очень разговорчивый – забыла, как зовут. Его напарник – бывший милицейский опер лет сорока пяти – с виду ничего, весёлый, общительный. Звали его Серёгой, и он начал со мной заигрывать. Я в принципе была не против, хоть совсем отвыкла уже от мужского общества, предпочитая – женское.

С племянницей Оленькой мы продолжали спать вместе и регулярно трахались, вылизывая до изнеможения друг другу киски и анальные дырочки. Это доставляло нам обеим безумный кайф. Причём, девочка моя стала постепенно доминировать в нашей семейной паре, и мне это тоже нравилось. Она всё чаще строго на меня покрикивала, заставляла делать всю тяжёлую работу по дому, иной раз оскорбляла меня, злилась за что-нибудь, а однажды даже больно ударила ладошкой по лицу. Я всё терпела и втайне радовалась, что у меня теперь есть новая маленькая госпожа. Признаться, после нашего поспешного отъезда, даже можно сказать бегства из родного города и разрыва отношений с Кристиной и её компанией, я сильно затосковала. Ну, о компании я не очень горевала, особенно о Натали, которая доставляла мне много беспокойства и по садистски изощрённо издевалась надо мной. Кристи же не выходила у меня из головы. Я по-прежнему любила эту прекрасную девушку и с упоением вспоминала наши с ней отношения, хоть они и были полны грязи, страха, боли и унижения. Но я с ужасом поняла, что пытки, побои и оскорбления постепенно стали мне необходимы, как воздух, и я просто не могла уже без этого жить.

По ночам я часто просила Оленьку привязать меня ремнями к кровати, на которой я теперь спала, и хорошенько постегать розгами по голой спине и попе. Племяшка делала всё, что я хотела. Ей видимо и самой страшно нравилось сечь меня. Она выламывала в саду побольше тонких и гладких прутьев, крепко привязывала меня к кровати, чтобы я не дёргалась, сама тоже раздевалась до гола, надевала только высокие чёрные сапоги на длинной острой шпильке, от чего сильно смахивала на гестаповку, брала в руки первый прут и зверски наносила первый, самый болючий удар по моей попе. Я вскрикивала от неожиданности, острой, пронзающей всё моё существо, боли, с силой дёргалась спиной, сжимала обожжённые розгой, пухлые белые булочки ягодиц. Со страхом, затаившись, ждала следующего удара, как ждёт больной, напрягая все мышцы, укола медсестры в ягодицу. Удар неизменно хлестал по моему беззащитному телу, вздувая красным кровавым рубцом кожу на месте ожога розгой, и я кричала уже громче, дёргалась ещё сильнее. Тело моё, помимо моей воли, начинало дрожать мелкой дрожью, на глаза наворачивались слёзы. Я просила Ольгу – вначале, пока не привыкну, бить не так сильно. Но она не слушала и грязно оскорбляла в ответ. Входила во вкус порки и издевательства над беззащитной рабыней – а я и была теперь её рабыней – заводилась и секла что есть силы, стараясь причинить мне максимум боли и вырвать из моих уст безобразный животный крик или жалобные стоны и мольбы. Это тоже доставляло ей огромное наслаждение, и она то и дело темпераментно тёрла свободной левой рукой свою маленькую лысую киску.

Постепенно я тупела от боли, расслаблялась и уже слабо реагировала на экзекуцию. К тому же, с каждым новым жестоким ударом, по мере того, как попа и спина мои покрывались безобразными красными полосами и кроваво-фиолетовыми рубцами, в паху нарастало сладостное жжение. Да, мне хорошо было знакомо это острое сексуальное чувство, обычно предшествующее оргазму, который я испытывала от физической боли. Я была мазохистской, и этим всё сказано. Я уже не просила Ольгу сечь меня не так сильно, а наоборот, умоляла ударить как можно больнее, потому что удовольствие при таком ударе намного увеличивалось. Как будто в попе и спине были особые эрогенные зоны, откликающиеся только на боль и пытки. Я постепенно теряла человеческий облик, отключалась от всего земного, реального и погружалась в какой-то вязкий, розовый, виртуальный мир, где были только секс и боль. Я уже не могла орать, охрипнув от боли, и только жалобно мычала, как настоящее, загнанное и измученное жестокими людьми животное.

Во время экзекуции я не могла манипулировать своей промежностью, как это делала Оленька, но удовольствие и без того было бешеное. Я текла снизу, в паху всё горело и от трения лобком об одеяло неземной сумасшедший кайф удваивался. Под конец я не своим голосом кричала племяннице, чтобы она ударила меня как можно сильнее. Я уже была – на грани! Мне хотелось, чтобы розга буквально рвала мою кожу, в которой появился какой-то необъяснимый, нестерпимый зуд. И когда Ольга со свистом опускала прут на мою жутко исполосованную, красную от ударов, большую попу, я дико вскрикивала и начинала биться в глубоком полуобморочном оргазме. Я кончала долго, и всё это время Оленька продолжала охаживать меня розгой, продлевая тем самым и во многом увеличивая наслаждение. Сама она тоже через время достигала пика наивысшего удовольствия, растирая свою киску пальчиками. Тогда она отбрасывала измочаленный об меня прут и падала на колени, дёргаясь, как разбитая параличом, заваливалась на бок. Стонала и что-то быстро-быстро, скороговоркой бормотала в экстазе, как будто молилась какому-то своему, непонятному, всеслышащему божеству.

Оленьке, без сомнения, очень нравилась её новая роль строгой, безжалостной госпожи. Она во всём старалась подражать Кристине и копировала даже её голос, когда в запале кричала на меня, обзывая «сучкой», «животным» и «конченой лизалкой».

Постепенно я свыклась со своей участью, выполняла все её прихоти и капризы, и ночью, в постели, старалась представлять на её месте Кристину. Я уже стеснялась предлагать Ольге полизать мою промежность, постепенно мы перестали целоваться в губы. Я продолжала обсасывать только её нижние губки, когда ласкала ртом её киску. Всё у нас с ней буквально повторялось так же, как с Кристи. И я была рада хоть такой замене, потому что никак не могла забыть своей первой любви…

Однажды я задержалась допоздна в гимназии, закончила уборку далеко за полночь, собралась идти домой, но было боязно. Поселковые улицы буквально кишели от отчаянного хулиганья. Ночной сторож у входа уже спал. В соседней комнате похрапывал водитель машины вневедомственной охраны. Охранник Серёга предложил подвезти меня домой на казённых «Жигулях». Я была не против, хоть и подумала, что он может по пути приставать...

Мы сели в машину и выехали со двора. Я, естественно, устроилась рядом с Сергеем на переднем сиденье. Ехать было недалеко, всего каких-нибудь десять минут, и он, едва отъехав от гимназии, стал делать недвусмысленные намёки. Я отшучивалась и не говорила ни «да», ни «нет». Он понял это по-своему, неожиданно свернув с шоссе, нырнул в густую мрачную темноту под деревьями. Затормозив, выключил фары и зажигание.

– Серёга, ты что надумал? Почему остановился? – испугалась я и попробовала открыть дверь, чтобы выйти, но он не пустил.

– Сиди! – грубо приказал он и толкнул меня обратно на сиденье.

– Я закричу, пусти сейчас же, – слабо запротестовала я, но вышло это у меня столь слабо и не убедительно, что Серёга даже не обратил внимания.

Повернувшись ко мне, он бесцеремонно облапил меня своими сильными стальными ручищами, так что я не могла и пикнуть, крепко притянул к себе и стал жадно, взасос обсмаковывать мой рот. Я, привыкшая к вечной пассивной роли, сейчас же подчинилась. Откинув голову, откликнулась на его поцелуи. Подумала только, – как бы он не учуял в моём рту специфические вкус и запах: сегодня ночью я лизала киску и анальную дырочку своей племяшки. Правда, утром хорошо почистила отбеливающей пастой «blend-a-med» зубы, но всё же...

Продолжая доводить меня своим ртом до взвинченного экстаза, Серёга одной рукой полез за пазуху, а другую глубоко утопил между моих ног под юбкой. Я тут же вспомнила, что после последней порки вся попа моя представляет одну сплошную ссохшуюся, исполосованную розгами рану, испугалась, что он может это увидеть или нащупать рукой. Сейчас же схватилась одной рукой за его пальцы, вытаскивая их из своих трусиков, а другой рукой решительно полезла ему в штаны.

– Серенький, пожалуйста, не надо туда лезть руками, – жалобно попросила я. – Давай я лучше перейду на заднее сиденье и сниму всё сама. А то здесь неудобно…

Он удивился, но выпустил меня из своих объятий, открыл дверь. Я пересела назад, по быстрому сняла юбку и трусики, положила их на переднее сиденье. Серёга пересел ко мне. Уложил спиной на неудобное, узкое кожаное сиденье. Я широко, насколько позволяло пространство салона, развела в стороны ноги, подставляя влагалище под его вставший молодым, норовистым жеребцом член. Ощущения были необычные, после длительного лесбийского доминирования надо мной, я чувствовала себя не в своей тарелке. Мне явно чего-то недоставало…

Охранник Серёга с натугой, с горячими придыханиями, прерывисто сопя и постанывая, вошёл в меня и – стал гонять… Как поршень двигателя «Жигулей»… На сухую, без всяких прелюдий, любовных игр и предварительных ласк. Грубо, жёстко и темпераментно, как это он, видимо, всегда делал в своей жизни. И не только в постели с девушками, а и на милицейской, оперативной работе, разоблачая многочисленных преступников. Я лежала под ним, ровным счётом ничего не испытывая и не ощущая, не подмахивая бёдрами, даже не пытаясь имитировать секс, что называется – «как бревно». Думала только о том, чтобы он поскорее кончил и отвёз меня домой, к Оленьке…

Серёга страстно, как поросёнок, пыхтел и сопел на мне, пускал вязкие слюни в мой рот, отчего мне было даже противней, чем раньше, когда я вылизывала анал у своей любимой Кристины. Его стоны и слюнявое, невнятное нашёптывание на ухо были мне настолько отвратительны, что я еле сдерживалась, чтобы не отвернуться от его перекошенной сладострастной гримасой, безобразно противной рожи. Он всё увеличивал и увеличивал темп движений,.. машина жалобно скрипела и раскачивалась на рессорах, в пилотке моей хлюпало от наших с ним общих выделений, как будто там было болото. По ляжкам моим текло, гладко выбритый лобок был весь мокрый и липкий, ноги и шея болели от неудобного, неестественного положения. К тому же невыносимую боль причиняли незажившие раны на спине и заднице.

Наконец, Серёгу разобрало окончательно, он задёргался на мне, завизжал, как недорезанный кабанчик, начал обильно спускать в промежность горячую, вязкую сдрочку. Это действительно была сдрочка, потому что «любовью» нашу с ним возню назвать было сложно. После того, как он опорожнился и спустил в меня всё, до капли, – грубо схватил за волосы, наклонил голову и бесцеремонно сунул ещё стоявший колом, склизкий свой ствол прямо мне в рот.

– Оближи его, а то мне ещё назад ехать, – трусы нахрен выпачкаю, – цинично сказал он.

Я, привыкшая всегда всем подчиняться, тут же принялась облизывать его орудие от спермы и моей смазки. Он терпеливо дождался, пока я вылижу всё, спрятал уже обмякший писюн в трусы, пересел за руль.

– Вылазь нагад, приехали! – хмыкнув, сказал Серёга. – Хорошего понемножку, бля… Дальше сама дотопаешь, а мне ещё всю ночь работать.

Я не удивилась такому к себе отношению. Ко мне всегда так относились. А девчонки из компании Кристи ещё и били. Натянув торопливо трусики и юбку, вышла из машины. Громко хлопнула дверь, ведомственные «Жигули», заурчав двигателем и некультурно набздев бензиновыми испарениями, умчались. Я пошла по тёмным, клыкасто зловещим улицам заброшенного богом и властями посёлка бывших шахтёров к себе домой.

Идти было хоть и не сильно далеко, но не приятно. В паху всё слиплось от Серёгиной спермы, трусики впереди намокли. Задница и спина ныли от незаживших рубцов после порки. Ноги затекли от лежания в неудобном положении и подкашивались, во рту было неприятно и гадко после минета. Я шла, пошатываясь, как пьяная. То и дело спотыкалась на неровностях, а один раз чуть не упала. К тому же сильно хотелось писать. Я не стала терпеть и комплексовать, а решительно села прямо сбоку узкого тротуарчика, под раскидистым вязом. Как нарочно позади послышались топот многих шагов, громкие юношеские задорные голоса, заливистый беззаботный смех. Я, не дописав, поспешно вскочила на ноги, натягивая второпях трусики. Конечно, обмочила их ещё сильнее. К тому же, молодёжь, шедшая следом, явно увидела в темноте предательскую белизну моего тела.

Обгоняя меня, ребята цинично заржали. Не будь с ними двух девчонок, они бы, без сомнения, пристали ко мне. Один отпустил в мой адрес недвусмысленную грязную шуточку. Другой, в тему, ответил ему:

– Да это местная путана, не знаешь, Боб! С работы идёт. Нажралась, как свинья, и деревья обсыкает.

– Вот бы её через Роттердам – на Пупенгаген! – зареготал третий и сделал темпераментные возвратно-поступательные движения руками и бёдрами, как американский певец Майкл Джексон на сцене.

Я испугалась и быстро перешла на противоположную сторону коварной ночной улочки, чтобы не идти следом за опасной компанией. Но другого пути, увы, не было, флигель наш располагался как раз по пути следования молодёжи. Всю дорогу я тряслась, как осиновый листок, живописно представляя, как меня насилуют несовершеннолетние отморозки. Как это ни парадоксально, но от этих «страшных» фантазий мне подсознательно стало приятно, и я даже пожалела, что этого не произошло наяву. Когда я наконец-то добралась до дома, Оленька ещё не спала.

– Ты где была, поблуда? – строго спросила она, встречая меня в коридоре и становясь в картинную позу доминантшы и хозяйки положения.

Я, смущённо потупив глаза, вполне сознавая свою вину, хотела тихо, как мышь, прошмыгнуть мимо. Во рту у меня было неприятно, и я опасалась, как бы Ольга не почувствовала острый запах. К тому же было неуютно в обмоченных трусиках и мне хотелось поскорее подмыться и переодеться. Но сделать это так, чтобы не видела племянница, было невозможно: ванны или душа у нас во флигеле не было, и мылись мы на кухне в корыте.

– Ты почему не отвечаешь, когда у тебя спрашивают? – раздражённо, начиная что-то смутно подозревать, вскричала Ольга и грубо схватила меня за руку.

Постепенно она переняла многие повадки Кристины, да, отчасти и Натальи, и порой превращалась в сущую мегеру, так что я уже не на шутку начинала бояться её в такие минуты. Сейчас, чтобы понапрасну не злить Ольгу и не подливать масла в огонь, я поспешила её успокоить:

– Оленька, милая моя, успокойся, не стоит так волноваться – это вредно… Ничего особенного не случилось, просто было много работы, и я задержалась. Если тебе это не нравится, я больше не буду.

Ольга, взглянув на мою виноватую физиономию, подозрительно втянула носиком воздух:

– Почему от тебя воняет мочой? Ты с кем-то была и пила «золотой дождь»? Тебе мало меня, грязная противная потаскуха?!

– Что ты, Оленька, я не была с девушкой и люблю только тебя, – заверила я её дрожащим от страха и волнения голосом, и по тону моего голоса Ольга поняла, что я точно с кем-то была.

– Подойди сейчас же ко мне, сучка! – зловеще приказала она.

Я покорно подошла. Мы были с ней почти одинакового роста. Ольга приблизила к моему лицу свою разгневанную физиономию:

– Дыхни!

Я выполнила её приказ, с ужасом поняв, что пропала. Ольга, понюхав запах из моего рта, брезгливо сморщила носик:

– Фу, от тебя воняет мужской спермой… Ты делала кому-то минет, соска?

– Оленька, прости меня, пожалуйста, но так получилось… Мне пришлось это сделать, – пролепетала я, в ужасе сознавая, что погорела и Ольга меня сейчас жестоко накажет.

– Ты трахалась с ним, животное? – угрожающе замахнулась на меня девочка. – И почему от тебя воняет ссаками? Что ты всё время молчишь? Снимай сейчас же трусы, дрянь!

Я быстро исполнила то, что она сказала, дрожащими от страха и унижения руками, чуть не упав, сняла свои маленькие белые, влажные от мочи стринги. Ольга, протянув руку, резко вырвала их у меня, с отвращением поднесла к носику.

– Так и есть, – все мокрые, и воняют спермой и ссаками! – победно воскликнула Ольга, отбрасывая трусики на пол. – Мужик трахнул тебя спереди, а его баба, вероятно, помочилась на тебя после того, как он в тебя кончил… С кем ты была, грязная, опущенная шалава? Тебе было плохо со мной, да? Со своей родной племянницей… И ты пошла шляться по улицам, ища пьяных вонючих мужиков и грязных уличных проституток, чтобы они вытирали об тебя ноги, как об мусорную подстилку и последнюю давалку, где-нибудь под забором и ссали, словно в очко уборной, в твой поганый рот? И после всего этого, ты хочешь, чтобы я к тебе хорошо относилась, уважала тебя и спала с тобой в одной постели?

– Но, Оленька, всё было совсем не так, – пробовала я что-то объяснить племяннице, дрожа всем телом и каждой его клеточкой чувствуя свою вину перед Ольгой. Потому что, по сути, она была права: я действительно, как последняя дура отдалась первому встречному, облизала его член, не думая, как ко всему этому отнесётся племянница. По сути, я действительно изменила ей. Единственно, в чём она была не права: с нами не было другой женщины…

– Молчи, сучка, не выводи меня! – в истерике завизжала Ольга и, дикой кошкой, набросилась вдруг на меня с кулачками. – Ты разлучила меня с Кристи, перед этим отбила её у меня, а сейчас бросила и меня, променяв на какую-нибудь подзаборную шлюху и её грязную, разработанную живую игрушку, которую ты лизала!

Я не успела закрыться руками, как получила несколько чувствительных ударов кулачком в нос и нижнюю губу. От боли и неожиданности я громко вскрикнула, закрыла лицо руками, чувствуя, как из носа и губы густо закапало. Ноги мои подкосились сами собой, душа от страха ушла в пятки, в низу живота всё оборвалось. Я упала на колени, чувствуя, что течёт не только с лица, но и из влагалища. Я поняла, что уписалась, но стыда не почувствовала, а только – острый животный ужас. Я всегда испытывала нечто подобное, когда меня били по лицу, и текла кровь.

Ольга, видя моё покорное, беспомощное состояние, вызверилась ещё сильнее, подняв с пола мои грязные мокрые трусики, стала хлестать меня ими по рукам, которыми я закрывала лицо. Вскоре белая кружевная ткань окрасилась в красный цвет, потому что сквозь мои пальцы продолжало сочиться из носа. Я совсем потеряла голову от страха. Стоя на коленях в луже собственной мочи, всхлипывала, рыдала и жалобно просила Ольгу:

– Любимая, прости! Больше никогда такое не повторится. Не бей меня, умоляю. Мне плохо…

– Ах, тебе плохо, вещь? – вскричала Ольга голосом Кристины. – А лизать чужую пилотку было хорошо?

– Я ни у кого не лизала.

– Ври, ври, так я тебе и поверила!.. Ты конченная подлизуха и моя рабыня, – зловеще прошипела Ольга. – Ты провинилась, и я тебя жёстко накажу!

Я с горечью поняла, что это только начало, и главные мои мучения – впереди.

– Убери руки с лица, – велела девочка.

Я тут же исполнила её приказание. Продолжая стоять перед племянницей на коленях, безвольно опустила руки, смотря ей в глаза преданным, собачьим взглядом, готовая по первому её движению броситься выполнять всё, что взбредёт ей в сумасбродную молодую головку. Под вспухшим, покрасневшим носом у меня запеклась кровь, нижняя губа треснула посередине и некрасиво вздулась. Я поминутно всхлипывала и морщилась от острой боли в разбитой губе. По щекам моим текло и я, моргая затуманенными от страха и безысходности глазами, сглатывала слёзы.

Ольга удовлетворённо хмыкнула. Губы её покривила хищная улыбочка вышедшего на охоту молодого, сильного и безжалостного зверя.

– Здорово я тебя отделала, шалава! Жесть! – самодовольно сказала она. – Тебе нравится, когда я тебя бью?

– Очень нравится, Оленька! Бей ещё, – не отрывая рабски-покорного взгляда от лица моей обожаемой племяшки, преданно попросила я.

– Сними всё с себя, старая шлюха, – властным голосом, как всегда подражая интонациям незабываемой Кристины, приказала Ольга.

Я, не поднимаясь с колен, разделась. Аккуратно сложила вещи на пол перед собой. Снова бестолково вылупилась на племянницу-повелительницу, с тайным вожделением ожидая дальнейшего доминирования.

– Повернись спиной.

Я исполнила. Ольга долго рассматривала мои жестоко исполосованные розгами спину и ягодицы. Приблизившись, присела на корточки. С интересом водила по ещё не зажившим, бугристым фиолетово-красным рубцам тёплыми пальчиками. Ощупывала мою мгновенно напрягшуюся под её пальцами, округлую массивную попу. Я не знала, что она хочет делать и, затаив дыхание от страха и подсознательного желания, терпеливо ждала.

– Тебя, сучка, сзади уже некуда бить. Всё и без того исполосовано, – зло процедила вдруг Ольга, вставая на ноги.

Я поняла, что она что-то придумала и задрожала мелкой дрожью в предчувствии чего-то страшного и непоправимого. Подумала, что она опять начнёт меня бить по лицу и разобьёт его в кровь. А если она будет бить меня ногами?..

– Сходи в сад и наломай прутьев, – сказала Ольга, и я поняла, что она решила меня высечь.

Быстро вскочив с пола, я как была, голая, метнулась из дома на улицу. Вскоре принесла из сада целую охапку гибких и длинных молодых побегов. У нас на участке росла ива, и ветки её наиболее подходили для порки. Наученная горьким опытом, я старалась рвать прутья потолще, убедившись, что тонкие хлысты бьют больнее, буквально рассекают кожу до крови.

Свалив прутья к ногам Ольги, я покорно застыла перед ней, ожидая дальнейших приказаний.

– На колени, тварь, перед госпожой! – взвизгнула от ярости Оленька и несколько раз хлестнула меня ладошками по щекам, так что голова моя резко мотнулась сначала в одну, потом в другую сторону.

Я вскрикнула, запоздало заслоняясь руками от ударов, и как подкошенная рухнула перед племянницей на колени. В подобострастии, пытаясь задобрить, стала униженно целовать её немытые босые ноги. Оленька разошлась не на шутку: моё распростёртое у её ног безвольное, жалкое обнажённое тело действовало на неё как красная мулета матадора на молодого, сильного и злого бычка. Она не примеряясь, двинула меня босой ножкой в лицо, наступила на голову, прижала её всей ступнёй к полу.

– Животное, я тебя когда-нибудь раздавлю, как дождевого червяка! – зловеще пообещала она. – А теперь раздень меня и вылижи с ног до головы, мне сегодня лень мыться.

Я тут же исполнила, что она сказала. Голенькая Ольга легла на спинку на свой диван и расставила пошире стройные худые ножки.

– Сначала лижи киску. Я перед твоим приходом пописала и там плохо пахнет. Мне неприятно… Живо, лизалка, не то разозлюсь и выбью ногой переднюю коронку!

Я испугалась, что она так и сделает, опрометью подскочила к дивану и темпераментно заработала языком и губами, вылизывая и обсасывая её крохотную, безволосую, одуряюще сладко пахнущую мочой киску. Я её лизала минут десять, пока не довела племянницу до сильного возбуждения, потом переключилась на животик и маленькие, нулевого размера, груди. Ножки облизала в последнюю очередь. Ольга от блаженства прикрыла глазки и похотливо, в голос постанывала. Когда и ноги любимого чада блестели от моей слюны, как чисто вымытые в бане, я осторожно перевернула её на животик и принялась обцеловывать и вылизывать мягкую розовую попочку. Девочка моя блаженно мурлыкала, как маленький пушистый котёнок, и ёрзала от возбуждения ногами по покрывалу. Когда я раздвинула её ягодицы и припала к коричневому пятнышку в глубине попы, Оленька сладостно застонала.

– Лижи, лижи мою жопу, дрянь! – промурлыкала она сладеньким голосом и, довольная, усмехнулась. – Представь, что это коричневая вкусненькая конфетка, или шоколад.

Так, переходя от одной частички к другой дорогого мне, родного существа, я облизала её всю. Конечно, за исключением личика, к которому притронуться своим нечистым ртом я просто не смела. Оленька сильно завелась, возбудилась, но до предельного наивысшего удовольствия было ещё далеко, и она решила продолжить моё наказание. Тем более, сорванные мною в саду прутья не могли долго оставаться без дела.

– Ты хорошо меня облизала, шлюха. Я осталась довольная. Пока… Но за то, что ты мне сегодня подло изменила и сосала чужой член, я тебя всё равно накажу, – встав с бывшего моего дивана, который она по праву заняла после нашего переезда, наставительно объявила Ольга. – Говори, помойная яма, что рада наказанию и будешь терпеть всё, что бы я с тобой сегодня не сделала!

Я, как и раньше, стоя перед ней на коленях, согласно кивнула растрёпанной, плохо соображающей от всего происходящего головой:

– Я всё-всё вытерплю, моя радость. Побей меня жестоко. Я прошу…

– Ок! – довольно произнесла племянница. Велела лечь на кровать на спину, и как всегда крепко прикрутила к ней ремнями мои руки и ноги.

Я лежала перед ней, как растянутая по четырём углам, большая белая подопытная лягушка с завалившимися набок, обвислыми дынеобразными сиськами и заметно вздутым, мягким, податливым животом. Ольга никогда ещё не привязывала меня так. Обычно я лежала на животе, лицом вниз, и она порола меня розгами по спине и попе. Но сейчас там была одна сплошная, едва взявшаяся бурой коркой рана, и сечь племянница будет меня… Я содрогнулась, в ужасе поняв, наконец, какая жестокая пытка меня ждёт! Да, Оленька, без сомнения, будет бить меня прутьями по моим большим мягким грудям, выпуклому животу, выбритому начисто лобку и полным округлым ляжкам. Ужас парализовал моё безвольное, измученное регулярными избиениями, больное тело, оно мгновенно покрылось мурашками и холодной испариной.

Оленька взяла в руку первую, завораживающе-безжалостную розгу, и я боязливо зажмурила глаза, как в кабинете стоматолога, чтобы ничего не видеть, и приготовилась к самому страшному. Гибкий ивовый прут со свистом рассёк воздух и наискось резко полоснул по обнажённым грудям. Удар был настолько сильный, что на моих молочно белых, не загорелых за лето сиськах с большими коричневыми блямбами пупырчатых сосков мгновенно вспыхнул кроваво-красный рубец. Я заорала как резаная и чуть не уссалась от нестерпимой боли, хоть писать было уже нечем – до этого я опорожнила уже мочевой пузырь под себя.

Розга просвистела во второй раз и рассекла нежную белую кожицу на груди в обратном направлении, так что образовался большой, кровоточащий крест, как бы перечеркнувший мои сиськи. Я взвыла не своим голосом, забилась как полоумная на кровати и принялась униженно умолять Оленьку, чтобы она меня больше не била. Но слова мои никак не доходили до возбуждённого сознания моей милой племяшки. Вернее, они доходили, но вызывали не жалость и сострадание, а совсем другие, садистские сексуальные чувства. Вид моих страданий и унижения всё больше и больше возбуждал и распалял Ольгу, и она безжалостно обрушивала розгу на мой беззащитный, мягкий, слегка колышущийся живот, упругие ляжки, выпирающий бугорок лобка. Ноги мои были разведены в стороны и зафиксированы в таком положении ремнями, и Ольга старалась попасть прутом по моей промежности. Для этого она била не поперёк моего тела, а вдоль. Когда ей это удавалось, и розга жестоко полосовала нежные наружные губы моей вагины, я орала так, что вероятно слышно было даже на улице и у соседей, и чувствовала, что ещё немного и не только уписаюсь, но и обгажусь.

Меня всю трясло, слёзы ручьями текли по моим щекам, кровь просачивалась сквозь рассечённую кожу, и красными капельками скатывалась с белой обнажённой груди на покрывало, оставляя многочисленные кровавые пятнышки. Я металась на кровати, силясь вырваться из капкана цепко державших меня ремней, но всё было тщетно. Я поняла, что не выдержу этой жестокой пытки, слабо крикнула Ольге, что больше не могу, перестала себя контролировать и сдерживаться. Внутри у меня снова всё обрушилось, как снежная лавина в горах, – из передней дырочки сразу же потекло горячим… что-то вязкое, мягкое и противное – полезло из задней… Перед глазами всё померкло, как будто выключили свет в кинотеатре перед началом сеанса, и я потеряла сознание…

 

7

После жестокого наказания, когда Ольга выпорола меня розгами по сиськам и животу, я стала панически её бояться и дрожать при одном её виде. Я – большая трусиха, и с детства, как огня, боюсь хулиганов и насильников. Когда меня однажды во время ссоры за что-то побила школьная подруга, я чуть не умерла от страха…

Теперь, по первому слову Ольги, я тут же бросалась всё исполнять. Собственная племянница, превратившаяся постепенно в безжалостную садистку, вызывала в моей душе непередаваемый ужас. Я совершенно потеряла волю и превратилась в половую тряпку под её ногами. Но мне были в радость жестокие побои и изощрённые унижения.

Раны заживали долго, почти две недели. Но я всё равно не прекратила работать и регулярно убирала в гимназии. Серёга рассказал своему пожилому молчаливому напарнику, как трахал меня и давал отсосать, и тот тоже однажды вечером отымел меня этими же способами. Я не в силах была сопротивляться, давала каждому, кто хотел меня,.. и брала в рот у всех. Правда теперь попросила Серёгу, чтобы он уговорил ночных сторожей, после каждого совокупления, пускать меня помыться в душ, который был при гимназическом бассейне. И трусики я брала на работу запасные, чтобы не идти домой в грязных, обляпанных спермой. Потому что Оленька всякий раз, когда я приходила ночью с работы, заставляла меня снимать в коридоре трусики, нюхала их – не пахнут ли спермой. После нагибала меня раком и проверяла влагалище – нет ли остатков мужского семени там. Но всё было чисто, приятно пахло душистым банным мылом, и девочка успокаивалась.

Как-то в гимназию приехало целых четыре вневедомственных охранника на двух машинах, а к ночному сторожу пришли два его приятеля с какой-то старой, пропитой шлюхой. Они принесли с собой выпивку. Охранники присоединились к весёлой компании. Когда кончилась водка, съездили на машине в ночной магазин и взяли ещё. Попойка разгорелась с новой силой. Я старалась поскорее закончить уборку и ускользнуть от греха домой, но не тут-то было. Хорошо поддатых мужиков как всегда потянуло на секс, ночной сторож-пенсионер с приятелями стали водить по очереди в соседнюю комнату свою хмельную шлюху, а охранник Серёга пристал ко мне.

Я, как всегда, не сопротивлялась, а сразу же пошла с ним в другое отделение, где были кровати. Дело в том, что в гимназии, помимо взрослых классов, было и дошкольное отделение, что-то вроде детского садика. В помещение младшей группы меня и привёл пьяный Серёга. Он сказал, чтобы я разделась до гола, положил на кровать и лёг сверху. Детская кровать жалобно заскрипела, когда он начал меня энергично трахать. Но кончить никак не мог, потому что был в глубоком подпитии. Я с отвращением отворачивала от него лицо, чтобы не ощущать острого сивушного перегара, исходившего из его слюнявого рта. Он злился из-за того, что не мог спустить. Моя брезгливость окончательно вывела его из себя. Вскочив на ноги, Серёга с бранью принялся бить меня ладонями по лицу. Я громко завизжала от страха и боли, ощутив бегущую из носа тонкую струйку, голая выбежала из комнаты. Он погнался, грозя избить меня ногами, если я не остановлюсь. Я в ужасе выскочила на улицу. Выхода, увы, не было. Мне ничего не оставалось, как бежать в таком виде домой по тёмным ночным переулкам. Позади хлопнула входная дверь, послышался трёхэтажный Серёгин мат и громкий топот его новых ментовских ботинок-берц. Я помертвела от ужаса, представив, как он будет меня ими бить по голому телу, если догонит. Страх придал мне сил и решимости, и я, пробежав стремительно по асфальтированной центральной аллее, белым, распатланным привидением выскользнула за калитку.

Меня сразу же поглотила густая, кисельная темнота. Жилых строений вокруг не было – только неухоженный, хаотично заросший деревьями и кустарником, пустырь да металлические коробки частных гаражей справа. Фонари были, но ни один не горел. Лишь далеко слева, в направлении моего дома, тускло поблескивало уличное освещение.

Я решила: будь, что будет! Даже, если меня увидят в голом виде прохожие – всё лучше, чем тяжёлые кулаки и берцы рассвирепевшего хмельного Серёги. Мысленно перекрестившись, хоть и не верила в никакого бога, я понеслась по улице, как ветер, стремясь поскорее добраться домой. Несколько раз я натыкалась на людей, тут же сворачивала в переулок, там тоже были случайные парочки или прогуливавшиеся перед сном пенсионеры. Я пробегала мимо них, моля несуществующего бога, чтобы мне не встретились хулиганы.

Вот, наконец, и наш флигель. Забежав во двор, я с облегчением перевела дух и радостно подумала, что спасена. Но радость моя была недолгой и преждевременной: я увидела на пороге племянницу Ольгу. Она ждала меня и во все глаза злорадно смотрела на моё голое тело. И я поняла, что пропала. Девочка мне это ни за что не простит.

– Тётя, ты что, шла по улице совершенно голая? – с удивлением и нескрываемым восторгом спросила у меня Ольга. – И тебе было не стыдно? Тебя кто-нибудь видел?

– Это были незнакомые мне люди, девочка моя, – растерянно заговорила я, путаясь и внутренне ужасаясь тому, что сейчас будет.

– Где твои вещи, дрянь?

– Оленька, прости меня, пожалуйста, – пролепетала я дрожащим голоском, зарыдала и бросилась перед ней на колени. – Вещи остались на работе… Прости, прости меня, миленькая! Дай я поцелую твои маленькие ножки.

Я на коленях, голая, подползла к моей строгой девочке, наклонилась и стала преданно лизать языком её комнатные тапочки и цветные носочки. На них тут же появились какие-то бурые мокрые пятна. Ольга брезгливо отдёрнула ногу, приоткрыла пошире входную дверь флигеля, откуда падал электрический свет, и посмотрела на свою ногу.

– Ты вымазала мне новый носок своей кровью! – гневно вскричала она. – У тебя всё лицо красное и припухлое, а из носа сочится кровь, грязная подзаборная шлюха! Кто тебя мутузил?

– Оленька, я страшно виновата перед тобой, – обливаясь слезами, продолжала я униженно кланяться племяннице, и старалась трясущимися от страха руками поймать и вновь поцеловать её ножку. – Меня хотели изнасиловать на работе, а когда я не дала – побили.

– Ты всё врёшь, сучка, – перебила меня Ольга. – Ты сама всем даёшь, подставляешь свою большую шмоньку под чужие члены! А потом жалуешься мне, что тебя изнасиловали. Ты меня за дурочку держишь, дешёвка?

– О-лень-ка-а, – обречённо простонала я, почти лёжа на земле у её ног и протягивая к ней руки, – дай я поцелую пальчики на твоей ножке, умоляю!

Девочка гадливо скривилась и с силой ударила меня ножкой по лицу. Удар пришёлся по носу, и из него снова потекло. Я громко взвизгнула, как побитая собачонка, схватилась обеими руками за лицо, зарыдала во весь голос. Меня всю трясло от боли и страха. Я поняла, что Ольга меня не пощадит, и пришла в ужас. По рукам моим, просачиваясь сквозь пальцы, – текло, и от этого всё похолодело у меня внутри, к горлу подступила предательская тошнота, голова закружилась. Я упала на землю и завыла, захлёбываясь слезами. Перед глазами у меня всё померкло.

– Притворяешься, вещь, – цинично произнесла Ольга и пнула меня ногой в задницу. – Вставай на колени, не то ударю по личику ещё. Набью под глазами фингалы и разобью губы!

– Не бей, Оленька, мне плохо, – простонала я, с трудом вставая перед ней на коленки. Руками я продолжала зажимать разбитый нос, из которого всё так же капало.

У нас во дворе после последнего дождя оставалась грязная лужа. Ольга глубоко запустила пальцы в мои взлохмаченные после ночных приключений патлы и грубо потащила по двору, вынуждая ползти следом. Она доволокла меня до лужи, ткнула лицом в мутную затхлую воду.

– Умойся, стерва! – приказала она, отпустив мои волосы.

Я, скуля от боли, страха и унижения, стала послушно умываться грязной, нехорошо попахивающей водой. Кровь из носа продолжала бежать тонкой струйкой и Ольга участливо посоветовала:

– Подними голову кверху, не наклоняйся. Пусть засохнет.

Я сделала, что она сказала. Подержала какое-то время голову вверх лицом, пошмурыгала носом, сглатывая. При тусклом лунном свете Ольга внимательно, с явным интересом и удовольствием, рассматривала моё вспухшее от пощёчин – с разбитым носом – лицо.

– У тебя рожа, как у последней конченой алкашки, – прокомментировала увиденное племянница. – Я сегодня не позволю тебе прикасаться к моей чистенькой нежной киске: будешь всю ночь сосать мои пальчики на ножках и облизывать пятки. И всякий раз, как я захочу, – будешь моим туалетом… Будешь, алкашка? Не слышу!

– Буду, девочка, конечно, буду! – испуганной скороговоркой поспешила заверить я Ольгу.

– И я придумала, как тебя наказать за сегодняшнее, – под конец зловеще объявила Ольга. – Я тебя опущу!

Девочка вопросительно посмотрела на меня. Но я не издала ни звука в ответ и ничем не выказала своих эмоций. Как тупое, ко всему равнодушное, забитое и замученное животное, я принимала всё и соглашалась со всяким её словом.

– О,кэй, старая подстилка! Ползи за мной в дом. На четвереньках, как собака! – велела Ольга.

Я безропотно поползла, царапая ладони и коленки, продолжая всхлипывать и тихо причитать. Ужас не покидал меня, мне было всё также плохо, побитое лицо горело, из глаз продолжали капать крупные слёзы.

Во флигеле Ольга снова цепко схватила меня за волосы и нагнула голову к самому полу.

– Подними жопу как можно выше, а морду опусти, – сказала она.

Я так и сделала, застыв в неудобной позе. Ольга, оставив меня посередине комнаты, принялась что-то искать.

– Чем бы тебя отодрать, сучка? – разговаривала она сама с собой. – Бутылкой?.. Тётка, ты выдержишь, если я тебе в очко засуну бутылку из-под шампанского?

– Ради тебя – выдержу, Оленька, – с дрожью в голосе пролепетала я, стоя по прежнему раком. – Но потом умру… Ты порвёшь всё у меня там…

– Ага, вот это как раз то, что нужно, – удовлетворённо вскрикнула, наконец, девочка, и подошла ко мне сзади. – Я нашла для тебя классный заменитель писюна, шлюха, – объявила она торжественным голосом. – Он тебе явно должен понравиться… Расслабь жопу, не напрягайся.

Я покорно расслабилась и почувствовала, как что-то твёрдое, очень толстое и округлое вмялось в мою маленькую анальную дырочку. Ольга, пыхтя и посапывая, старалась насильно пропихнуть в меня это большое орудие, но дырочка моя не поддавалась, и у племяшки ничего не получалось.

– Погоди, Оленька, не так, – попросила я её, быстро дотронулась рукой до предмета, который она пыталась ввести в мою попу, и поняла, что это деревянная скалка для раскатывания теста.

– Ну что ещё, гадина? Что не так? – взвизгнула от злости девочка и больно стукнула меня скалкой по голове. Из глаз моих сыпанули искры. Я вскрикнула, схватившись за голову. На месте удара сейчас же выскочила большая шишка.

– Прости меня, Оленька, что помешала тебе, – пролепетала я, еле сдерживая рвущиеся из горла рыдания, – разреши мне помазать свою дырочку слюной, так скалка быстрее влезет и тебе будет легче… А ещё лучше смазать её подсолнечным маслом.

– Не учи меня, дрянь! – рявкнула племянница и снова что есть силы щёлкнула меня по голове скалкой. Я вновь отчаянно вскрикнула и быстро-быстро потёрла рукой вторую шишку – намного больше первой.

Ольга опять попыталась на сухую засунуть мне в зад толстую скалку. Я, как могла, старательно помогала ей, расслабляла анальное отверстие, подавалась попой назад, дулась. Импровизированный член в дырочку мою не входил.

– Хорошо, смажь слюнями очко, – согласилась, наконец, Ольга. Сама встала и прошла на кухню. Послышался звук приоткрываемой дверцы холодильника. Девочка достала пластиковую бутылку.

Через несколько минут она вернулась и вновь коснулась моей мокрой от слюны анальной дырочки концом деревянной скалки. Она тоже была мокрая и скользкая от подсолнечного масла, которое капало мне на голые ляжки. Я, пальцами рук, как можно шире развела аппетитные половинки своей большой попы, расслабила мышцы заднего прохода. Ольга с силой надавила на скалку, и она мягко вошла внутрь моей раскрывшейся попы. Я ойкнула, но не от боли, а от неожиданности – так легко скользнула толстая колбаса скалки внутрь меня. Боли я не почувствовала вовсе. Только ощущение в заднице толстого инородного предмета и смутное любопытство, а будет ли хорошо? И когда?

Племянница, засунув скалку чуть ли не наполовину, интуитивно поняла, что дальше небезопасно, прекратила проталкивать орудие вглубь и осторожно стала делать возвратно-поступательные движения, имитируя работу мужского члена. Это тоже не принесло мне ровно никакого беспокойства. Наоборот, от сознания, что собственная племянница трахает меня в задницу, стало приятно. Ольга участила темп и принялась слабо постанывать – её видимо начало разбирать. Мне тоже всё это нравилось всё больше и больше. Я стала периодически трогать себя за промежность, поглаживать и давить пальцем кнопочку набухающего клитора.

Ольга приостановилась, оставив скалку торчащей в моей попе, торопливо зашелестела одеждой. Я поняла, что она раздевается. Значит, и ей это понравилось, и она сейчас начнёт ублажать себя пальчиками. Сбросив джинсы и лёгкую маечку, в которых была, а также бельё, Ольга протянула мне какой-то малюсенький, лёгкий, кружевной комочек.

– Сучка, засунь в рот мои трусишки и жуй, как ты делала это девочкам, – строго приказала она, снова берясь за скалку и продолжая насиловать мою задницу. – Так нужно, чтобы ещё глубже тебя опустить, лизалка… А я буду опускать тебя дальше, пока ты не кончишь от скалки. Тебе хорошо со мной, животное?

– Очень хорошо, моя милая, – простонала я, жуя её трусики и возбуждаясь всё сильнее и сильнее. – Опусти меня, Оленька, по-настоящему. Я хочу, чтобы это сделала со мной именно ты!

– Да, стерва! Я опущу тебя жёстко, по взрослому, как на зоне, – с придыханием, отчаянно дроча свою крохотную безволосую киску, стонала в ответ Оленька. – И теперь никогда уже ты не станешь человеком, грязная мегера. Ты будешь отныне только моей вещью, моей послушной рабыней, моим унитазом и я буду постоянно мочиться в твою паршивую пасть, а ты будешь пить мои ссаки и вылизывать после сортира мою задницу! Я превращу тебя в безмозглое растение, в существо, в половую тряпку… Ты будешь спать теперь у параши, а я стану вытирать о твою жопу и спину свои ножки! Ты не достойна будешь даже смотреть на меня, и дотрагиваться своим поганым языком до моей божественной киски! Понятно тебе, тварь, кто перед тобой? И до чего ты опустилась по жизни?

– Понятно, понятно, золотце! Мне всё теперь понятно, – вытащив изо рта трусики, чтобы не мешали говорить, торопливо заверила я её преданным голосом. – Я – никто, по сравнению с тобой! А ты – моя Богиня! Я не могу и помыслить, прикасаться к твоей киске своим грязным языком. Это будут делать другие девочки или мальчики. А я буду отныне зарабатывать для тебя много денег, чтобы ты покупала себе любовников и любовниц.

– Да, да! – продолжая меня темпераментно иметь в попу, стонала моя девочка. Отчаянно мастурбируя, она была уже в глубоком экстазе. – Ты пойдёшь на панель, шлюха! Отныне ты будешь работать проституткой и содержать меня. А я буду твоим сутенёром! Сутенёршей… Я назначу тебе большой план, и не дай бог ты его не выполнишь, пусть даже тебе придётся сношаться в день с двадцатью клиентами. Ты будешь приносить мне план, и я за это не буду тебя сильно бить и мучить. И личико твоё будет чистое и не побитое, потому что ты должна быть с приличным товарным видом. Уяснила, конченая шлюха?

– О, да, божественная моя! Сладенькая и вкусненькая, – похотливо вертя задницей, стонала в ответ я. – Отныне, я твоя верная шлюха, и пойду ради тебя на панель! Я озолочу тебя, милая! Буду сосать за деньги у всех подряд, и давать всякому, кто заплатит! Повелевай мной, Богиня!

Ольга, имея меня в задницу, постепенно безумно завелась и сама. Ей стало настолько хорошо, что она прислонила другой конец скалки к своей малюсенькой киске и стала энергично тереться об него. Руками она продолжала посылать скалку туда-сюда в мой задний проход. Я жутко текла и страстно вскрикивала, вовсю онанируя свою пилотку, теребя пальцами вставший клитор и набрякшие от страшного возбуждения наружные половые губы.

Девочка вновь приостановилась, оставив застывший торчком деревянный эротический симулятор в моей попе. Принесла из холодильника бутылку подсолнечного масла, хорошо смазала им обратный конец скалки и свою промежность. Возобновив действия, принялась вталкивать промасленный конец толстой скалки в свою маленькую девчоночью промежность. Как это ни удивительно, дырочка Ольги постепенно разработалась, расширилась и с третьей или четвёртой попытки ей удалось протолкнуть скалку во влагалище. Племянница задёргалась от удовольствия, с придыханием застонала, задвигала попой и бёдрами, трахая меня, а заодно и – саму себя обратным концом деревянного толстого «члена».

Слыша её сексуальные сдавленные стоны и тихое, возбуждающее, эротическое бормотание, я тоже перевозбудилась, засунула в вагину сразу три пальца и стала с силой, жёстко себя ими трахать. Вскоре мы отрывисто и громко орали с ней на пару на весь флигель, конвульсивно бились в судорогах и продолжали глубоко нанизывать сами себя на скользкую от масла скалку. Мой задний проход разработался и расширился до такой степени, что теперь бы в него наверняка влезла и бутылка шампанского. Во всяком случае, я чувствовала, что скалки мне уже мало. Она скользила в моей заднице свободно, почти не вызывая никаких ответных ощущений. Я орала, ни о чём не думая и никого не опасаясь и, как заведённая, дрочила пальцами свою мокрую, хлюпающую от обильной смазки, горячую внутри пилотку.

Оленька тоже кайфовала, всё глубже и глубже насаживая себя на скалку. Киска её расширилась настолько, что ходила по дереву очень легко и быстро, похожая на широко раскрытый человеческий рот. Девочке было так хорошо, что у неё тоже мелькнула мысль о бутылке шампанского, входящей на всю глубину в её разгорячённую совокуплением со скалкой промежность. И даже реальная угроза, что бутылка просто порвёт её, не показалась ей сейчас столь ужасной, а наоборот – страстно желанной и, по-мазохистски, – сладкой.

Я кончила первая, воя не своим голосом, дёргаясь и извиваясь всем туловищем. Зажимала губками влагалища мокрые и липкие от собственных выделений пальцы, а анальным проходом – ствол скалки. И там, и там у меня горело, из киски текло, голова сладко кружилась, а перед глазами всё куда-то уплывало. Мне хотелось целовать Оленькину пилотку, сосать Серёгину большую, толстую елду, облизывать заросшие косматой волоснёй яйца его пожилого напарника, имя которого я так и не запомнила. Помимо всего, из подсознания вынырнули и мазохистские кайфы: розги, рассекающие до крови нежную кожицу на моей белой, гладкой попе, блестящие стальные милицейские наручники, собачий ошейник с металлическим поводком, огромный гелиевый фаллоимитатор-страпон, едва пролазивший в мой задний проход, Оленька, охаживающая меня страшным хлыстом по голому, подвешенному к потолку вниз головой, телу…

Как бы в унисон моим запредельным мыслям, начала испытывать острый сладостный оргазм и племянница. Самое поразительная, – в своих криках, стонах и конвульсиях она полностью повторяла меня. Темпераменты у нас с ней были одинаковые, что передалось, вероятно, по наследству. Кончая и быстро, быстро вибрируя худенькими ляжками и впалым голым животиком, она прижималась ко мне всем существом, целовала спину, плечи, мочки ушей и сами уши, слегка покусывала их острыми молодыми зубками. Тяжело дышала, поминутно вскрикивала, шептала мне на ухо, какая я хорошая, как сильно она меня любит. Просила прощения за всё, и в следующую секунду крепко хватала всей пятернёй за волосы, впиваясь острыми коготками в кожу, грубо поворачивала к себе мою голову и хлёстко била ладошкой по щекам, губам, носу. Совала в мои раскрытые в крике, влажные от её горячего язычка, губы указательный и средний пальцы, чтобы я их обслюнявила и сосала. В общем, кончала бурно и непредсказуемо. Однако всё это, включая и удары ладошкой, доставляло мне огромное наслаждение. Мазохистка по природе, я не могла уже обходиться без садистских выходок Ольги, и радовалась любому их проявлению…

Эту ночь я спала, как и обещала Оленька, в коридоре у параши. Чтобы не идти ночью на улицу в туалет, мы ставили для этой цели специальное ведёрко. Возле него, голая, свернувшись калачиком на половой тряпке, я и спала. Ольга несколько раз ночью вставала с постели, писала с журчанием в ведро, а я смотрела. Потом дочка заставляла меня языком подтирать её киску и выносить ведро на улицу, выливать в саду под деревьями, чтобы не пахло. Я, с трудом превозмогая сон, делала всё, что она приказывала.

Пописав и дождавшись, пока я насухо вылижу своим языком её мокрую от мочи промежность, Ольга ступнёй несильно ударяла меня по лицу, опрокидывала навзничь, вытирала об мои сиськи и живот ножки. Я всё терпела и радовалась, что могу оказать ей такую услугу. Я понимала, что другого отношения ко мне после вчерашнего уже не будет. Я – опущенная, что у мужчин считается страшным падением. И за ночь вполне смирилась со своей участью.

Утром Оленька поднялась поздно. Я уже давно встала, по-быстрому прибрала в доме, привела себя в надлежащий вид. Нагрела на газовой плите воду в выварке, хорошо помылась, надела чистое бельё и платье, причесалась. Припухшее от пощёчин лицо обильно смазала кремом, подкрасила ресницы и красной помадой – губы, выщипала пинцетиком брови.

– Вау, ты хорошо выглядишь, панельная! – увидев меня, с восторгом проворковала Ольга. – Айда со мной в сортир.

Я покорно поплелась вслед за ней на улицу. Племянница привела меня к деревянной, покосившейся на бок уборной в глубине сада, велела зайти внутрь и лечь на пол лицом вверх так, чтобы голова была над отверстием. Когда я это сделала, ясно понимая и представляя, что сейчас будет, Оленька раскорячилась надо мной, присела, задрала сзади халатик, стащила с попки маленькие синие трусики. Я увидела прямо перед собой её по-детски крохотную, безволосую, розоватую киску. Девочка моя немного подулась, «розочка» её раскрылась и оттуда с шипением вырвалась сильная прозрачная струя.

– Раскрой рот и пей, это тебе полезно, – с блаженством прикрыв глазёнки, промурлыкала Ольга.

Я так и сделала, зажмурила глаза и широко раззявила рот. Её моча стала с шумом наполнять его, словно какую-нибудь ёмкость. Я периодически сглатывала «золотой дождь» маленькими порциями, чтобы не захлебнуться, но мочи было слишком много. Она быстро дошла до края «ёмкости» и стала перетекать наружу. В мгновение всё моё лицо, шея и грудь стали мокрыми и тёплыми. Мне было приятно. Тушь с ресниц потекла, мелкие ранки стало пощипывать, крем почти весь смыло. Я напилась вволю и в конце раскашлялась – видимо попало не в то горло.

Девочка ещё немного посидела над моим лицом, хоть струйка её истончилась и вскоре вовсе закончилась. Не вставая, она строго произнесла:

– Рабыня, подотри меня туалетной бумагой.

Я быстро вскочила – вся мокрая от её мочи. Схватила рулон туалетной бумаги, щедро отмотала с полметра, став на колени на обоссанный пол, принялась осторожно и нежно вытирать киску своей племяшки.

– Вау! Ты хорошо это делаешь, тварь, – похвалила Ольга. – Мне аж немного захотелось… Надень на меня трусики.

Я аккуратно натянула на её миниатюрную попку почти ничего не скрывающие, крохотные кружевные стринги. В них девочка была как голая – особенно сзади.

– Ок! Теперь иди, снова помойся, переоденься и готовься к работе, – продолжала распоряжаться Оленька. – Сегодня пойдёшь в свою гимназию и скажешь мужикам, которые тебя драли, что больше давать за бесплатно не будешь. Назначишь почасовую таксу… Если снова начнут насиловать и бить, – вызывай ментов…

Весть о том, что я даю за деньги, быстро облетела окрестные с гимназией многоэтажки и нашла живой отклик среди местных жителей. Они буквально толпами повалили в гимназию вечерами, когда все занятия заканчивались, и работал только фитнес-клуб «Империя силы», которым заведовал родной сын директрисы.

Ночные сторожа – пенсионеры и жуткие алкоголики – мгновенно смекнули, что на этом могут заработать и они – на бутылку-другую красного, и поставили мне жёсткие условия: либо я плачу им, либо обо всём узнает строгая начальница гимназии. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться на их требования.

Охранник Серёга не возражал: после памятного инцидента, когда он спьяну меня побил и гонялся за голой по улице, я пригрозила в следующий раз написать заявление в ментовку. Он испугался за своё место и присмирел. Видимо, с бывшими коллегами у него были свои счёты, не даром он не дотянул в органах до положенной пенсии… Больше ко мне не лез, и руку не распускал.

Его напарник, пожилой, молчаливый водитель, воспринял моё нововведение как должное: капитализм, есть капитализм, и любая работа должна оплачиваться. Тем более – постельная. Когда случались лишние деньги, он подзывал меня, смущённо совал в руку положенную сумму, на пальцах показывал, сколько покупает моего времени: такса у меня была, естественно, твёрдая. Отводил в дальнее спальное отделение для дошкольников, аккуратно раздевался, складывая униформу на детский маленький стульчик. Я тоже сбрасывала вещи, для пущего соблазна распускала по плечам пышные волосы. Охранник, имени которого я никак не могла запомнить, обычно ставил меня раком и вначале долго дрочил свой дряблый, не встающий член, слюняво облизывал мою упругую белую задницу, кряхтел, распалялся, просовывал ладонь между моих ног, мял и ласкал пальцами повлажневшую, горячую пилотку. Потом входил в меня и после нескольких суетливых дёрганий, быстро спускал. Я, ровным счётом ничего не почувствовав, лукаво имитировала сильную страсть, вздыхала, охала и сексуально стонала. Говорила, какой он, не смотря на возраст, темпераментный мужчина – настоящий мексиканский мачо! Это седому ловеласу льстило, и он щедро давал мне на чай, а я, в знак благодарности, облизывала его упавший, небольшой сморщенный «стрючок», чтобы ему было чисто и комфортно нести дальнейшую службу.

С великовозрастными окрестными недорослями было совсем не так. Молодые, налитые горячей дурной кровью, их члены стояли по настоящему, и мне бывало довольно туго. В первый же вечер, узнав о появлении в гимназии ночной проститутки, привалило человек десять сексуально озабоченных парней. Ночной сторож обрадовался такому бурному наплыву клиентов, а клиенты были в основном денежные, потому как являлись сынками крутых, богатых родителей – бедные в престижных панельных «муравейниках», естественно, не жили. Предприимчивый пенсионер по шустрому всех «обилетил» и предоставил действовать мне. Я устроила приём конвейером, за пару часов пропустив через себя всю жаждущую острых ночных ощущений, горластую молодую бригаду. Крутые парни наспускали в меня столько спермы, что она под конец текла через край по моим, неестественно вывернутым в стороны, голым ногам. Хорошо, что я догадалась подстелить под жопу клеёнку, иначе бы пришлось срочно стирать казённую простыню.

Заработала я в этот день сказочно много и, летя домой, как на крыльях, несмотря на растёртую молодыми писюнами, сильно ноющую и саднящую промежность, чувствовала себя олигархшей. Оленька как всегда не спала, поджидая меня с «работы». Торжественно поздравила с почином. Я тут же постучала пальцами по деревянному косяку двери, чтобы не сглазить. Вытащила толстую пачку замусоренных мятых денег, хвастливо помахала ими перед её лицом.

– Живём, Оленька! Смотри, сколько я заработала, – захлёбываясь от дикого восторга, принялась отчитываться я. – И всё за каких-то несколько часов, вау… Я уборщицей столько за месяц не заработаю.

– Молодец, тётка, давай сюда, – сухо похвалила Ольга, протягивая руку к пачке.

– Погоди, Оля, я сейчас, – высоко задрав подол платья, я оттянула левой рукой влажные трусики, быстро перекрестила зажатыми в кулаке деньгами не высохшую ещё промежность. Отдала выручку девочке.

– Зачем ты это сделала? – удивилась Ольга, заподозрив какой-то подвох. Но я её успокоила:

– Ничего страшного, Оленька. Это почин! Так всегда делают торговки после первого покупателя: крестят вырученными деньгами товар, чтобы торговля хорошо пошла. Такая примета. Мне подруга на прежнем месте как-то рассказывала – она всю жизнь торгашкой на базаре проработала.

– А-а, ну если так… – понимающе протянула моя девочка и улыбнулась. – Смешно. Значит, твоя шмонька – тоже товар?

– Товар и ещё какой! – горячо заверила я родного человечка.

– Ну и как тебе, понравилось трахаться за бабки? – с интересом полюбопытствовала Ольга.

– Ещё бы, – с восторгом ответила я. – Конечно, понравилось. Ведь это всё для тебя, маленькая!

– Ну и сколько человек тебя трахало?

– Десять, – с гордостью сказала я. – Но я их выдержала в лёгкую. Так что, могу принять и больше.

– Сколько же? – с интересом спросила Ольга.

– Ещё человек пять, а может, и все десять, – похвасталась я.

– Вау, это просто супер! – обрадовалась она, прикидывая в уме, сколько я заработаю за ночь. – Значит, шалава, ставлю тебе суточный план: пятнадцать клиентов. Деньги будешь отдавать мне. Всё, что заработаешь сверх плана – твоё! На косметику, бельё и колготки. Если не выполнишь план, подвешу в доме за ноги к потолку и буду всю ночь избивать резиновым шлангом. Поняла, дрянь?

– Поняла, поняла, моя маленькая, – поспешно заверила я строгую племяшку-сутенёршу. – А теперь можно мне помыться, у меня по ногам течёт.

– Как, ты пришла грязная в мой дом? – взвизгнула от ярости Ольга. – Пошла вон, опушенная вешалка! И в таком виде больше сюда не являйся. Будешь мне тут вонять чужой спермой…

– Хорошо, я помоюсь в саду, – смиренно склонила я повинную голову. – Госпожа, ты позволишь набрать в ведро немного водички?..

 

8

– Я хочу посмотреть, как тебя трахают молодые челы, – сказала однажды Ольга.

– Хорошо, девочка, пойдём сегодня вечером в гимназию, – согласилась я.

– Нет, приведи клиентов к нам в дом, я не хочу никуда идти, – запротестовала она.

Я подумала, что это даже лучше. И в прекрасном игривом настроении пошла на работу. По-быстрому справившись с уборкой помещений, принялась, как всегда ждать клиентов. Но день был явно не мой – пришёл всего один юноша лет двадцати: невысокий, щуплый, застенчивый, – в очках. Из-за длинной шевелюры светлых вьющихся волос, стройной, с хорошо подчёркнутой талией, фигурки, длинных ресниц он сильно походил на девочку. Прикинут, к слову сказать, он был классно, сразу видно, что родители денег на любимое чадо не жалели. Знали бы они ещё, чем он в тайне от них занимается по вечерам!

Он галантно представился: «Саша!» – и сразу же суетливо стал совать мне деньги.

– Возьмите, пожалуйста. Вот… Здесь за всю ночь.

Я поблагодарила. Тут же, как из-под земли появился старик сторож с испитым, вспаханным глубокими морщинами лицом и красно-фиолетовым, как у поддатого Деда Мороза, носом. Нюх на лавэ у привратника был просто поразительный. Как у собаки! Я отстегнула причитавшуюся ему мзду, хотя планировала, по уговору с Ольгой, вести клиента к нам домой, и в принципе в помещении гимназии не нуждалась. Но решила не портить со сторожем отношения, поскольку он ещё мог пригодиться впоследствии.

Подождав ещё немного, я решила, что бесполезно, и предложила Саше пойти ко мне домой. Он обрадовался и сразу согласился. Мы вышли из гимназии, и я взяла его под руку, как своего молодого кавалера. Мне было лестно идти под руку со смазливым юнцом, хотелось, чтоб все это видели. Но прохожие не обращали на нас никакого внимания, наверное, думали, что прогуливаются мать с сыном. Тогда я взяла его руку и положила себе на талию. Рука его сильно задрожала. Я поняла, что он начал возбуждаться и плотнее прижалась к нему податливым, мягким боком. В светлом месте, прямо под ярко светившим уличным фонарём, я остановилась, повернула к нему лицо и попросила:

– Саша, пожалуйста, поцелуйте меня в губы.

Он задрожал ещё сильнее. Из-за низкого роста, пацану пришлось приподняться на носках, чтобы дотянуться до моего полураскрытого рта с ярко-накрашенными губами. На виду у всей улицы мы стали нагло целоваться взасос, по взрослому. Саша не мог оторваться от моего рта, жадно всосавшись в него своими мягкими и влажными, трепещущими губками. Я поняла, что он целуется впервые. С улыбкой подумала, что бедный наивный «мальчик» даже не подозревает, что эти же губы, которые он сейчас так нежно и трепетно целует, сегодня утром обсасывали мокрую, неподмытую киску Ольги и чмокали её грязную после туалета дырочку в заднице. Как говорится: о, святая наивность!

Мы стояли и демонстративно сосались, не стесняясь смущённых прохожих, которые старались на нас не смотреть и поскорее проскользнуть мимо. Мне сделалось хорошо, и я тоже постепенно от него возбудилась. Прижав «мальчика» плотнее к себе, почувствовала ногами выпуклость его писюна. Он у него вставал на меня. Руками он продолжал крепко держать меня сзади за крутой изгиб талии.

– Саша, засуньте мне руку сзади под юбку, – доверительно попросила я, нагнувшись к его маленькому розовому уху и обдав горячим, эротическим дыханием.

Писюн паренька упёрся в мою ногу ещё крепче, рука его нырнула под мою легкомысленную, девчоночью мини-юбочку. Он сразу же нащупал мою выпуклую попу. Я была в маленьких стрингах, тонюсенькой полоской провалившихся в ложбинку между ягодицами. Саше, вероятно, показалось, что я под юбкой – голая. Рука его враз повлажнела, когда он дрожащими пальцами стал ощупывать мои большие мягкие булочки.

Я расстегнула пуговицы на его ширинке, нырнула туда рукой, ожидая нащупать ситец мальчишеских семейных трусов, но под моими пальцами оказались мягкие замысловатые кружева маленьких женских трусиков. Сашин писюн едва не разрывал тонюсенькую ткань, – так стоял. Я удивлённо взглянула ему в глаза, которые в этот момент были сильно расширены, буквально вылезали из орбит и горели бешеным сексуальным огнём.

– Что это такое, Саша? Почему на вас дамское нижнее бельё? Вы голубой? – спросила я, продолжая прилюдно трогать его за член под трусами.

Он помертвел, заикающимся голосом пролепетал:

– Тётя, Нина, простите, я вам потом всё объясню, – и начал кончать прямо в трусики. Я моментально почувствовала на своей ладони мокроту и резко отдернула руку.

– Вы – уже?.. – удивилась я, не зная, куда девать испачканную руку. – Быстро же вы… Пойдёмте скорее ко мне домой, вам нужно помыться и переодеться. Правда, мужских трусов у нас нет, но вам же они и не нужны сейчас, верно? Думаю, стринги племянницы вам будут в пору.

– У вас есть племянница? – поинтересовался Саша, престыженно плетясь вслед за мной по улице.

– Да, есть. Примерно вашего возраста, – ответила я. – И она пожелала посмотреть, как вы будете меня трахать.

– Она будет за нами подсматривать? – загорелся юнец.

– Не подсматривать, а смотреть, сидя в кресле, – поправила я. – Ольга очень строгая и властная девочка. Она не любит, когда ей противоречат, и привыкла, чтобы всё было, как она хочет. Если вы не согласитесь с её условиями, тогда она заставит меня вернуть вам деньги, и вы уйдёте ни с чем. А меня… меня она попросту побьёт. Накажет как всегда за провинность.

– Вас бьёт собственная племянница? – чуть не вскрикнул от удивления Саша.

– Да, ей так нравится. Мне тоже, – кивнула я. – А что в этом удивительного? Вам ведь, Саша, тоже нравится носить женские трусики?

Он, густо покраснев, промолчал. Мы шествовали мимо рощи. Прохожих здесь вообще не было ни одного. Редкие машины проносились на большой скорости. Было таинственно и жутко, редкие придорожные фонари почти не горели. Саша в темноте осмелел и снова полез рукой к моей попе. У меня мелькнула в голове безумная мысль:

– Саша, вы не будете шокированы, если я вас попрошу об одном одолжении?

– Тётя Нина, говорите, я сделаю всё, что вы пожелаете, – горячо заверил застенчивый мальчуган, продолжая тискать меня за задницу.

– Я очень хочу по большому, а в роще темно и страшно, – без капли смущения призналась я. – Не могли бы вы постоять рядом со мной, пока я не облегчусь?

– Пойдёмте, я, конечно, покараулю вас. Не стесняйтесь.

– У меня просто нет другого выхода, – оправдывалась я, пробираясь сквозь чащу. – Не терпеть же до дома, в самом деле. Ещё немного, и я попросту наложу в трусы.

Сказав это, я поняла, что сморозила глупость. Наложить в стринги у меня бы не получилось при всём желании. Скорее, я бы измазала себе ноги и попу. Отойдя не очень далеко от дороги, но так, чтобы на меня падал свет электрического фонаря на столбе, я стала под деревом, высоко задрала юбку, спустила до колен трусики и присела. Между моих ног сразу же громко зажурчало, как будто вырвалась вода из крана. Юноша стал в нескольких шагах от меня и деликатно отвернулся.

Ещё не закончив писать, я принялась за следующее... У меня действительно были сильные позывы. Со специфическими звуками и запахами, всё буквально полезно из меня наружу.

– Саша, подойдите ближе, – попросила я, испытывая сильное сексуальное возбуждение от довольно пикантной ситуации. Но в силу моей разрушенной, сильно изуродованной за последнее время психики, желание принимало какие-то экзотические, извращённые формы. Нормальные, человеческие взаимоотношения я уже попросту не воспринимала.

«Мальчик» подошёл, никак не реагируя на всю обстановку нашего интимного уединения. Вернее, не реагируя отрицательно. Дело в том, что его, видимо, тоже возбуждало всё нетрадиционное, необычное и эксцентричное. Например – справляющая в роще нужду по большому, пожилая, годящаяся ему в матери, красивая женщина. Я поняла, что юноша – такой же извращенец, как и мы с Ольгой, и стала вести себя смелее и развязнее.

– Саша, пока я это делаю, можете зайти сзади и поцеловать мою попу. Я разрешаю вам там целовать, – сказала я, как бы угадывая его дикие, разнузданные желания.

Он сейчас же сделал всё, что я сказала, упал сзади меня на траву, прямо возле свежей, дурно пахнущей пирамидки, и стал страстно целовать сначала одну мою мясистую, напрягшуюся ягодицу, потом – другую. От его присутствия у меня помутилось сознание, всё померкло перед глазами, появился страшный сладостный зуд в паху. Я продолжала с натугой дуться, – в то же время представляла, как его вставший писюн входит в мою раскрытую, измазанную анальную дырочку.

– Саша, теперь можете трахнуть меня в попу. Вы можете это сделать? У вас встал? – прошептала я глухим голосом и помертвела от сладостного ожидания.

Не поднимаясь с корточек, я нащупала сзади, возле своей задницы, его разгорячённое лицо в нелепых, неуместных очках, скользнув рукой по плечу, потянула за руку.

– Идите сюда, мой мальчик.

Он встал на не гнущиеся, непослушные ноги и подошёл ко мне. Я тронула его за штаны впереди – они ощутимо выпирали. Вытащив из ширинки ещё влажный мальчишеский, вставший член, сунула себе в рот. Сразу же почувствовала острый вкус свежей мужской спермы. Это возбудило меня ещё больше. Я с аппетитом сосала его писюн, который через несколько минут стал твёрдым, как палка на дереве, и горячим, как разогретая восковая свечка.

Боясь, чтобы он вдруг не кончил мне в рот, так как я убедилась – эякуляция наступает у него катастрофически быстро, я оставила его агрегат. Саша застыл возле меня в оцепенении с торчащим, небольшим, почти детским членом, не зная, что я ещё придумала.

– Саша, отойдёмте в сторону, здесь грязно и запах… – попросила я, встала на ноги и, не надевая трусов, сделала несколько шагов вправо.

Он покорно, как телок за мамкой, которая унесла сиську, последовал вслед за мной.

– Саша, разденьтесь, вам будет удобнее меня трахать, – свистящим шёпотом посоветовала я и сама стала снимать и небрежно бросать на траву свои вещи. Через время я оказалась совершенно голая. Свежая ночная прохлада приятно холодила разгорячённое тело. «Мальчик» тоже был уже без ничего. И писюн у него задрался ещё выше.

Я интимно подкралась к нему, повернулась спиной и потёрлась огромной попой об его тело. При этом старалась, чтобы головка вылезающего из кожи мальчишеского члена попадала мне в глубокую ложбинку между ягодиц. Парень застонал от сильного возбуждения и стал просовывать свой писюн глубже. Я нагнулась, став перед ним раком, широко развела пальцами мясистые, незагорелые, белые ягодицы.

– Милый мальчик, трахните меня туда… в попку! – попросила я и рукой, крепко обхватив ствол, ткнула шляпку его молодого члена в свой нечистый после недавнего,.. туго сжавшийся задний проход.

Юнец помертвел от моих слов, весь затрясся, на спину мне обильно закапала тёплая слюна из его полураскрытого в экстазе рта. Он с силой вдавливал головку в мою попу, сопел и пыхтел, как паровоз, стонал и чуть не плакал от перевозбуждения. Просунуть писюн в маленькое, сжавшееся как будто от страха отверстие ему так и не удалось, и я почувствовала, как парень снова судорожно кончает прямо на мою жопу. Спермы было так много, что она тут же потекла по моим голым ляжкам.

Я вскрикнула от досады, повернулась к неумелому любовнику и смачно, со злостью хлестнула его ладошкой по мягкой щеке. Потом по другой, и снова по первой, – ещё и ещё. Я шлепала его по застенчивой, растерянной мордочке, а он, ничего не соображая, потеряв очочки, стоял передо мной с торчащим мокрым членом, и всё изливал и изливал на землю последние капли.

– На колени, раб! – взвизгнула я, опьянённая его покорностью и беззащитностью. Сама не знаю как, но во мне вдруг проснулась жестокая доминирующая тиранка.

«Мальчик» безропотно упал передо мной на колени, испуганно заглядывая мне в глаза, и ждал, что я буду делать с ним дальше. Я поняла, что он – мой, и готов на всё. Снова повернулась задом, нагнулась, широко расставив стройные красивые ноги со свежими потёками его спермы.

– Раб, оближи сейчас же мои ножки. Потом вылижи жопу. Я только что сходила на двор и не подтиралась: подотри меня вместо туалетной бумаги своим паршивым языком. Потом скажу, что делать дальше.

Саша подполз ко мне, не поднимаясь с колен, и принялся жадно облизывать мои ножки, постепенно поднимаясь от щиколоток к попе. Её он обрабатывал языком наиболее тщательно. Вылизывал аккуратно, каждую складочку на небольшом узелке. При этом юнец протяжно сексуально стонал и всхлипывал от удовольствия. Я поняла, что у него снова встал…

– Теперь трахни меня языком в киску, – не стесняясь в выражениях перед униженным, ползающим на коленях рабом, потребовала я. – Только хорошенько это делай, чтобы язык проникал как можно глубже, и я кончила. Если через пять минут я не кончу, – поимею тебя самого двумя пальцами… туда!.. Понял, шило?

– Понял, моя госпожа, – промямлил он и стал неистово трахать меня языком. Я текла, как сука, и даже начала ему подмахивать попой. Саша весь трясся, а через время опять кончил. Это я поняла, по пронзительному вскрику и конвульсиям его лица, прилипшего к моей большой мягкой жопе. Мне тоже страшно захотелось кончить. Помогая юнцу, я стала очень быстро дрочить свой вскочивший, как небольшой пальчик младенца, клитор. Но пять минут прошло, а я всё ещё была неудовлетворённой. По-видимому, обычного облизывания там… мне было уже не достаточно.

– Всё, раб, ты провинился, не сделал хорошо своей госпоже языком, и я тебя жестоко накажу! – объявила я, выпрямляясь, и с силой ударила его ногой по лицу. Юноша закричал от ужаса и боли, упал на траву и заплакал.

– Вставай, я сейчас буду тебя трахать в жопу, – велела я.

Саша поднялся на ноги и, понимая, какую позу нужно принять, опустился на четвереньки и повернулся ко мне задом. Я буквально вся затряслась от охватившей меня враз эйфории при виде его маленькой, аккуратно оттопыренной, беленькой, почти девчоночьей попки. Я прилипла к нему сзади, словно большой похотливый кобель к маленькой суке, поплевав на два пальца правой руки, обильно увлажнила слюной его малюсенькую анальную дырочку, сунула эти же пальцы ему в рот, велела хорошенько обсосать. После всех приготовительных манипуляций стала осторожными вращательными движениями ввинчивать пальцы в его задний проход. Саша задёргался подо мной, протяжно застонал, как настоящая баба, задвигал попкой. Анальная дырка его раскрылась. Этому способствовало ещё и то, что он начал в этот момент мастурбировать. Я поняла, что ему нравится, когда его имеют в жопу, и стала откровенно трахать корчившегося, извивающегося полупарня-полудевочку. «Ей даже имя не нужно менять, – мелькнуло у меня в голове. – Как есть, девочка Саша»!

Девочка Саша, которую я темпераментно и резко драла в жопу, закричала не своим голосом и снова стала фонтанировать из набрякшего писюна спермой. Я поняла, что свершила это, – опустила пацана, сделав его, как в тюрьме, почти настоящей девчонкой с членом. Теперь он полностью у меня в руках и побоится в чём-нибудь противоречить: ведь я могла рассказать всем в гимназии, что он – голубой! Да и сторожа наверняка знали где он живёт…

Когда всё закончилось и он в изнеможении, голый упал на живот на траву и на время замер, отходя от критического экстаза, я подрочила ещё свой клитор и тоже быстро достигла эякуляции. Из моей киски сильной струёй выплеснулась моча, и я, балуясь, направила её на Сашу. Он быстро вскочил и недоумённо, диким взглядом уставился на меня, обсыкающую его стоя. При этом я продолжала извиваться в сладких эротических конвульсиях. Я наконец-то кончила за весь сумасшедший вечер, и была этому несказанно рада и удовлетворена.

– Тётя Нина, почему вы писаете стоя? – спросил Саша, смахивая с себя рукой капли моей мочи.

– Я так иногда кончаю, раб, – высокомерно объяснила я. – Это струйный оргазм и он бывает только у самых темпераментных, заводных женщин. Я – именно такая.

– Спасибо вам, тётя Нина, – поблагодарил, всё ещё голый Саша.

Я, не теряя времени, начала одеваться.

– За что ты меня благодаришь?

– За то, что доставили мне огромное удовольствие, – помявшись, выдавил бедный счастливый «мальчик».

– Тебе очень нравится, когда тебя имеют в твою попку? – удивлённо спросила я, хотя самой мне это тоже нравилось до безумия.

– Мне очень это нравится, – потупился Саша. – А ещё больше нравится, когда это делают дяденьки…

– Ты хочешь, мой мальчик, чтобы с тобой переспал мужчина? – скептически ухмыльнулась я. – Но ты ведь и так уже – девочка, после того, что я только что с тобой сделала. Племянница говорит, – а она знает точно, у неё много всяких знакомых, есть и такие, что уже сидели, – так вот, она говорит, что по их тюремным понятиям, ты уже не мужчина… И больше никогда им не будешь, если об этом узнают твои сверстники. В тюрьме ты бы назывался «петушком», спал возле унитаза в сортире и выполнял самую грязную работу. А все бы тебя били и издевались.

– Пусть бы издевались и били… всё равно это умопомрачительно сладко, – мечтательно промолвил Саша, прикрыв от удовольствия глаза большими девчоночьими ресничками и блаженно улыбаясь.

– Что сладко? – не поняла я.

– Когда тебя сношают туда…

– Ну, ты действительно натуральная девчонка, – не зная, что ещё сказать, уже полностью облачённая в одежду, пожала я плечами. – Продолжим путь дальше, до нашего дома недалеко. Расскажешь мне по дороге о своей жизни.

– Вы хотите знать, когда я почувствовал, что хочу быть девочкой, а не мальчиком? – аж весь загорелся от радости опущенный мной Саша.

– Да, расскажешь мне о своих сексуальных фантазиях, – с улыбкой кивнула я. – Насколько я разбираюсь в подростках, да ещё таких робких с женщинами, как ты, – небось, занимался мастурбацией лет с четырнадцати? А дрочил, вероятно, на маму, старшую сестрёнку или тётю в деревне?

– Откуда вы всё знаете? – удивился, тоже начавший одеваться парень. Первым долгом он взял трепещущими руками лёгкий кружевной комочек женских трусиков. Не стесняясь меня, натянул их на себя очень высоко, так, чтобы в промежуток между булочками врезалась тонюсенькая ниточка стрингов. Писюна, уже давно упавшего, впереди не было видно совсем, небольшая выпуклость могла сойти за девчоночий лобок. Сейчас он действительно сильно напоминал очень юную, с едва наметившимися пупырышками грудей, девочку. И меня сильно потянуло к нему, именно как к девочке, потому что я была уже вполне сформировавшаяся, старая лесбиянка, и мне совершенно были безразличны мужчины. Но трахнуться с красивой девчонкой с маленьким вставшим «стрючком» между прекрасных, стройных ножек я была бы не прочь. К тому же, за этим дома будет наблюдать госпожа – моя обожаемая племянница Ольга. И может быть, побьёт меня на глазах у милой, опущенной Саши.

Как это безумно приятно, – быть конченной лесбиянкой и униженной, безропотной рабыней своей родной племянницы-сутенёрши!

 

9

Мы с Сашей продолжили путь ко мне домой. Признаюсь честно, я сильно возбудилась от него в роще, промежность сильно зудела, хотелось трахаться, но не просто, как все, а с какими-нибудь замысловатыми причудами. Например, прямо на улице, за углом дома, или в подъезде.

«Какая я всё-таки извращенка!» – сладостно мелькнуло у меня в голове. Чтобы как-то занять время, я стала расспрашивать своего необычного любовника:

– Саша, а где ты взял трусики?

– Украл у младшей сестрёнки, – признался он, сильно краснея, и поправил пальцем очки.

– А для чего? Чтобы по ночам надевать и дрочить? – не стесняясь откровенных выражений, допытывалась я.

– Да, мне очень нравилось примерять перед зеркалом девчоночьи трусики.

– А сестрёнка об этом не знает?

– Нет, никто ничего не знает, только вы, – потупился Саша.

– Тебе хорошо было со мной в роще?

– Очень! Вы просто прелесть, тётя Нина, – не сдержал своего телячьего восторга «мальчик» и плотно прижался ко мне всем своим тельцем.

У меня опять пчелиным роем закружились в разгорячённой сексом голове безумные, срамные мысли, но мне от них становилось почему-то очень хорошо и легко, как будто за спиной вырастали орлицыны крылья. Я представила нашу с Саньком огромную разницу в возрасте и чуть не вскрикнула от восторга: я была намного старше своего любовника! Вау! Это – что-то для одинокой, развращённой женщины.

– Сашенька, ответь мне на один вопрос, – прошептала я интимно, с придыханием и эротическими постанываниями, беря его под руку и тоже крепко влипая в его бок своим мягким, мясистым боком. – Ты любишь свою маленькую, шаловливую девочку? То есть меня?

– Да, я вас очень-очень люблю, тётя Нина, – пролепетал красный, как рак, Саша, и я поняла, что он просто умирает от дикой стоячки.

Даже одного небрежного взгляда вскользь было достаточно, чтобы понять это. Штаны у него оттопыривались впереди так, что мешали идти, и мальчик семенил мелкими шажками, боясь делать резких движений, чтобы невзначай не спустить.

– Не тётя, а просто Нина, – поправила я Сашу. – Лучше, Ниночка. Повтори, раб!

– Ниночка, я вас обожаю! – простонал по моему приказу юнец, и от страшного возбуждения крупные слёзы восторга выступили у него на глазах под маленькими стёклышками очков.

– Я решила продолжить занимательную эротическую игру и спросила:

– А ты хочешь на мне жениться?

– Хочу, тётя Нина! – чуть не вскрикнул от радости мальчик, не веря своим оттопыренным маленьким красным ушам, что я сама сказала это, как бы озвучивая его самые тайные, не сбыточные желания и мечты.

– Ну, так я согласна, мой маленький, сладенький мальчик, – ляпнула вдруг, сама не ожидая этого, я. И тут же следом рассмеялась, представив, как это будет комично выглядеть, когда я приведу сейчас своей, прошедшей крым и рым, извращенке-племяннице «нового папу» – скромного и стеснительного, никогда ещё не спавшего с девочкой, нескладного мальчика Сашу, который носит под штанами малюсенькие сестрёнкины стринги и сам мечтает быть девочкой!

– Вы что-то хотели сказать, Нина? – просительно уставился на меня счастливый юнец.

– Ничего... Хотя, нет – хотела, – с загадочной улыбкой проговорила я. – Сегодня будет наша официальная помолвка, мальчик Саша. А Оленька нас непременно благословит дома. Только вот не знаю – чем... И боюсь, что тебе её благословение совсем не понравится.

Не доходя квартала до дома, я остановилась в тени высокого забора, попросила «мальчика»:

– Саша, прикройте меня, я должна привести себя в порядок.

Он сейчас же, ни о чём не расспрашивая, стал передо мной, загородил от посторонних любопытных глаз. Я, не стесняясь его, да и вообще никого уже не стесняясь, потому что было всё равно, быстро сдёрнула с бёдер стринги, кинула маленький, скрутившийся в жгут, нейлоновый комочек в сумочку. Подтянула как можно выше и без того короткую клетчатую юбчонку, расстегнула несколько пуговиц на блузке, так что не стеснённые бюстгальтером большие груди едва не вывалились из широко распахнутого декольте. По пути объяснила Саше:

– Оленька велит мне ходить по улице без трусиков и лифчика. Это её эротическая причуда. И чтобы обязательно сиськи было видно почти полностью.

– Хорошая у вас племянница, Нина, – похвалил Саша. – У вас такие красивые, длинные и стройные ноги...

– А попка? – засмеялась я, крутнулась, как легкомысленная девчонка-старшеклассница, на каблуках. Юбка моя взвилась колоколом и завертелась юлой, перед загоревшимися Сашиными глазами мелькнули мои пышные белые ягодицы. В следующую минуту я пожалела, что сделала это. Мальчик прерывисто застонал, резко дёрнулся всеми фибрами души, задрожал и вдруг сразу замер, как будто к чему-то прислушиваясь. Только продолжал импульсивно вздрагивать и вибрировать эротический бугорок впереди на его штанишках. Поразительно! Он спустил в который уже раз, даже не прикасаясь к писюну.

Это мне уже не понравилось.

– Гадкий, развратный, грязный онанист! – вызверилась я дикой сиамской кошкой и с силой хлопнула его по щеке. – Как ты собираешься спать со своей молодой женой, если не можешь дотерпеть до постели? Что я должна делать, по-твоему? Идти на улицу, мужика себе искать, когда законный муж по дороге уже обкончал все трусики?

– Я буду у вас лизать, Нина. Не прогоняйте меня, пожалуйста, – взмолился испуганный Саша, и страдальчески посмотрел мне в глаза своим несчастным, затравленным взглядом.

Я решила устроить Оленьке небольшое эротическое шоу и согласилась:

– Хорошо, раб. Будешь лизать мою писю. Прямо сейчас, у этой калитки, совершенно голый!

Я кивнула на калитку своего двора, возле которой стояла. Юноша помертвел от восторга, услышав такое. Тут же, не задумываясь, прямо на улице, стал расшнуровывать туфли, снял вслед за ними брюки. Я велела повесить их на забор. Вид у «мальчика» был довольно соблазнительный: в коротенькой, беленькой, приталенной рубашке, в мокрых впереди, кружевных женских трусиках и босиком.

– Останься так, – не дала я ему оголиться полностью.

Его маленькая, по-девичьи сильно оттопыренная, круглая попка просто сводила меня с ума. И стринги нисколько этому не мешали, а наоборот усиливали созерцательное удовольствие. Редкие прохожие, шествовавшие мимо, с интересом и недоумением взирали на полуголого пацана возле забора и взрослую одетую тётю. Наверное, думали, – что-то случилось... может, ограбление или и того хуже... Чтобы не быть свидетелями преступления и не попасть на глаза вероятно уже спешившей сюда милиции, быстро удалялись. Некоторые долго оглядывались, пока фигуры их не растворялись в уличной темноте.

Я открыла калитку, прошла в свой двор и подняла высоко юбку.

– Лижи меня, раб! Сейчас из флигеля выйдет строгая хозяйка и отшлёпает тебя ремнём по твоей мягкой попке.

Я нарочно говорила громко, чтобы Оленька услышала мой голос и действительно захватила кожаный ремень, хлыст или плётку, которыми обычно секла меня за малейшую провинность. Но Саша ничего этого не знал. Он думал, что мы зашли в чужой двор и сейчас хозяева действительно с бранью выбегут из дома и накажут ремнём непрошенных гостей. Но «мальчику» было уже всё равно. Со стоном опустившись передо мной на колени, он стал аккуратно, с чувством вылизывать мою мокрую от возбуждения, большую, горячую пилотку. Вероятно, спутав слюнявые от липких вагинальных выделений, не выкрашенные помадой, подбритые безопасной бритвой половые губы с теми, которые на лице. Просовывал в узкую, приторно пахнувшую щель маленький розоватый язык, с которого тоже текло. Точно также прощупывал он язычком-ящеркой влажные внутренности моего большого, жадного, любвеобильного рта, который, если прикрыть глаза и немного пофантазировать, был сильно похож на женское влагалище, через которое не писают и не рожают.

Но сколько членов, крепких, налитых кровью до основания, и безумно сладких, побывало уже в моём рту-влагалище! Сколько спермы я проглотила, когда меня, по доброй моей воле, трахали юнцы в рот, спуская раз за разом, корчась от наслаждения, как прыщавые онанисты, выкручивая до боли в мозге – пальцами – мои вставшие коричневые соски и царапая нестрижеными ногтями мягкие мячи сисек.

Всё это в одно мгновение пронеслось в моей безумной голове, пока юнец, стоя без штанов на коленях передо мной, – взрослой, не имеющей ни стыда, ни совести тёткой, – удовлетворял губами мои половые губы.

Как я и предполагала, Ольга не заставила себя долго ждать, – вышла на голоса во двор и с интересом уставилась на происходившее перед её глазами действо. «Мальчик», увлёкшийся облизыванием моей писи, не заметил появления строгой девочки. Он стоял спиной к ней. Зато Ольге хорошо была видна его маленькая, пухленькая, аккуратно оттопыренная попка в девчоночьих стрингах. Племянница поняла, что я привела голубого «мальчика» и это её, видимо, завело. Сразу же, как крутую бесшумную иномарку – с полуоборота.

– Тётя, я просила привести домой побольше клиентов-парней, чтобы они отпялили тебя во все дырки, а я полюбовалась, но ты, сучка, вместо этого притащила всего одного грязного гомика, – с угрозой процедила Оленька, стоя на крыльце флигеля.

«Мальчик» Саша со страхом вздрогнул, услышав её голос, мгновенно бросил меня лизать и оглянулся. При этом он так и остался стоять на коленях, как послушный раб.

– Что смотришь, петух? – обратилась к нему девочка. – Нравится облизывать у старой вешалки?

– Очень нравится, – признался как всегда Саша.

Я опустила подол юбки и стояла возле него, не зная, что делать. Ждала, что скажет племяшка, готовая выполнить любое её желание. Ольга сошла с крыльца и направилась развязной, вихляющей походкой к нам. По пути она придумывала, что бы над нами сотворить такого... необычного и мерзкого?

– А ты что стоишь, как ни в чём не бывало? – гневно уставилась на меня Ольга. – Не чувствуешь за собой вины? Где бабки?

Я спохватилась, прорывшись в сумочке, протянула ей полученные от Саши в гимназии деньги – плату за всю ночь со мной.

– Тварь, как ты стоишь? Забыла, как ко мне обращаться, – главным образом, чтобы запугать «мальчика» Сашу, взревела разъярённая племянница и с силой припечатала меня маленькой ладошкой по щеке.

Я ойкнула от боли и тут же рухнула перед ней на колени, трясущейся от страха рукой протянула мятые купюры.

– Я тебя засеку хлыстом, шлюха, на глазах у этого опущенца! – продолжала бесноваться Ольга. При этом она ещё несколько раз хлопнула меня по щекам. Я заплакала. Это ещё больше возбудило молодую садистку. Она грубо схватила меня за воротник блузки и потащила во флигель. Материя затрещала и на землю посыпались все пуговицы. Блузка распахнулась, стали видны мои большие, болтающиеся во все стороны, белые сиськи. Я продолжала плакать и умолять Ольгу, чтобы она меня пощадила.

Разъярённая девочка оглянулась и крикнула оторопевшему, продолжавшему стоять посередине двора на коленях, «мальчику» Саше:

– Презерватив очкастый, ползи за нами следом. Сейчас и тебе достанется! Хочешь?

– Очень хочу, – аж задрожал от возбуждения и страсти он и пополз на коленях во флигель.

Ольга затащила меня в комнату, принялась срывать с меня изорванную блузку, – я ей торопливо помогала. Юбку сбросила на пол сама. Осталась стоять перед ней на коленях, голая и беззащитная, готовая на всё. Она приказала заползшему во флигель Саше снять рубашку. Он быстро подчинился, оставшись в маленьких девчоночьих трусиках.

– Ляг на пол, раб! – велела ему Ольга.

«Мальчик», думая, что она буду его сейчас бить хлыстом по заднице, лёг на живот.

– На спину, чушкарь, – поправила девочка.

«Мальчик» повиновался.

Оленька повернулась ко мне:

– Сделай ему минет, соска. Чтобы он кончил в трусики. Не снимая.

Я поняла свою задачу, обрадовалась, тут же наклонилась к Саше, обхватила его за худые узкие бёдра и стала через ткань мокрых стрингов доводить его писюн до эрекции. Во рту сразу стало вязко и приторно от вкуса вымокшей в сперме искусственной материи трусиков. Но это меня жутко возбудило. Никогда я ещё не сосала у «мальчика» через трусики. Член у Саши дико вскочил и, не помещаясь в треугольном лоскутке стрингов, полез синей головкой наружу. Я жадно облизывала её своим большим языком, причмокивая, целовала губами, пробовала отсасывать. Стонала от удовольствия и водила из стороны в сторону своим огромным, пухлым, оттопыренным задом.

Ольга взяла тонкий ивовый прут, выломанный перед тем в саду, зашла сзади и что есть силы со свистом опустила его на мою попу. Я взвизгнула от боли, потёрла красный рубец на правой половинке и ещё неистовее заработала языком и губами. Одновременно с острой, жалящей болью в попе я ощутила сладостное удовольствие в паху. Невзирая на режущую боль, мне захотелось второго удара, и чтобы он был больнее первого. Оторвавшись от небольшого писюна своего будущего мужа, я униженно попросила племянницу:

– Ещё, Оленька! Бей, мне очень хорошо! Бей, милая!

Девочка не заставила себя долго упрашивать и врезала так, что я подпрыгнула и схватилась рукой за место удара. Я некоторое время орала не своим голосом и растирала рукой багровую ягодицу. Сашины глаза при этом расширились от ужаса, он, видимо, представил, как мне больно, и испугался, что такая же жуткая участь ждёт вскоре и его самого.

– Соси у него лучше, сучка, не то будет хуже, – пригрозила мне Ольга. – Если через две минуты он не спустит тебе в рот, я спущу с тебя шкуру!

Я испугалась и стала работать языком и губами так быстро, что «мальчик», вскрикнув, вскоре стал кончать. Выскользнувшая из-под резинки стрингов головка его члена полностью скользнула мне в рот, и я ощутила в своём горле его горячую липкую сперму. Отсосав всё, до последней капли, я получила ещё пару чудовищных ударов по красной, горящей огнём попке, чуть не захлебнулась спермой «мальчика», когда кричала от боли. В то же время чуть не описалась. Но чтобы кончить самой, мне нужно было ещё боли, потому что кайф увеличивался пропорционально силе ударов. Оленька это поняла и стала сечь ещё сильнее, с оттяжкой. Я орала как сумасшедшая, чувствуя, как прут рассекает кожу и на ягодицах появляются кровавые рубцы. При последнем, самом сильном ударе, внутри у меня всё оборвалось, я чуть не потеряла сознание от удовольствия и задёргалась, как парализованная. Оргазм накатил такой, какого я ещё до этого никогда не испытывала. Я сунула обмякший было член «мальчика» Саши в рот и снова, за какие-нибудь секунды, довела его до стойкой эрекции.

Оленька достала из загашника длинный и толстый гелиевый двусторонний член, смахивающий на небольшую извивающуюся в её руках змею. Грубым голосом подозвала парня. Он тут же вскочил с пола и подполз к молоденькой жестокой госпоже на дрожащих коленях, униженно и безропотно уставился ей в глаза. Прекрасная девочка, только что жестоко выпоровшая страшным гибким прутом собственную тётю, ползавшую перед ней на коленях и умолявшую о пощаде, вызывала у него мистический ужас.

Племянница, не стесняясь Саши, как будто его вовсе здесь не было, сбросила с плеч лёгкий ситцевый халатик, оставшись как и я – без ничего, всунула конец гелиевого чуда мальчику в раскрытый рот:

– Оближи, гомик!

Он с готовностью это сделал, дрожа от нетерпения и страха, не зная, что сделает с ним Оленька в следующую минуту. Девочка, сказала, что хватит, велела повернуться задом и приспустить стринги. «Мальчик» выполнил всё, что она приказала. Наклонившись над голым Сашей, Ольга с силой воткнула в его анус толстый, блестящий конец гелиевого стимулятора. Униженный голый раб жалобно вскрикнул и дёрнулся всем телом. Племянница с наслаждением и зверской улыбочкой на тонких безжалостных губах потрахала его немного, разрабатывая отверстие, чтобы оно приняло форму и размеры искусственного члена, не отрываясь от юнца, приказала мне:

– Чушка опущенная, увлажни своим рабочим языком мою дырочку в попе. Заодно подлижешь меня – я недавно сходила на двор и не вытиралась, в сортире нет туалетной бумаги. Но это даже к лучшему: твой язык и губы лучше всякой бумаги. Ну, быстро начала! Если будешь плохо лизать – голую привяжу кверху ногами к ветке в саду и буду сечь хворостиной всю ночь, пока пять раз не уссышься.

– Я всё, всё сделаю, миленькая моя! Только не наказывай, – взмолилась я, испугавшись её страшной угрозы, подползла к ней сзади, осторожно раздвинула пальцами маленькие ягодицы и принялась с наслаждением лизать её малюсенький анус.

От него плохо пахло, но я просто обалдела от этого запаха и терпкого вкуса. Тут же почувствовала, как стало мокро между ног, в лохматой, спутанной поросли. Взвыла от кайфа, вся затряслась, вылизывая языком и жадно обсасывая анус племянницы. «Мальчик» Саша от моих эротических стонов и бормотаний ещё больше возбудился, сам стал стонать и корчиться. Оленька продолжала его темпераментно, с чувством трахать в попу, и он ей с жаром подмахивал. Стонал он как настоящая девочка, вертел попой и просил ещё.

– Морда тряпичная, хватит лизать, – простонала возбуждённая до последней крайности девочка. Повернулась задом к стоявшему раком Саше и велела мне: – осторожно введи игрушку в мою попку. – Если сделаешь хоть чуть-чуть больно – наплюю тебе прямо в рот и заставлю глотать!

– Не делай этого родненькая, я буду осторожна, как никогда, – умоляюще попросила я племянницу и стала, едва дыша, миллиметр за миллиметром, вводить головку гелиевой игрушки в дырочку Оли. Она при этом быстро потеребила набрякший бугорок своего клитора, почувствовала прилив близкого кайфа и резко двинула попкой навстречу мне. Он влез в неё почти наполовину. Дырка её стала огромной – растянулась как резиновая. Девочка закричала от дикого наслаждения и ещё сильнее стала растирать пальчиками клитор. «Мальчик» Саша тоже зашёлся в безудержном сладостном крике, – он как всегда спускал, обрызгивая струями белой спермы свои ляжки и пол.

Я, не зная, что делать, не получая никаких приказаний от повелительницы, подчиняясь инстинктивному желанию, упала на пол перед Сашей и подставила рот под струю спермы.

– Соска, иди сюда, – взревела от дикой, животной ярости тоже начавшая в это время кончать племянница. Она дёргалась и извивалась передо мной. Воткнула в своё узкое влагалище два пальца и стала вертеть ими внутри.

Я, на ходу проглатывая Сашину сперму, подскочила на коленях к Оленьке. Она, не в силах внятно сказать, чего хочет, раскрасневшаяся от возбуждения, как рак, указала глазами и рукой на свою маленькую, раскрывшуюся, как створки жемчужной раковины, розочку. Я всё поняла, наклонилась и сейчас же обхватила её мягкими, влажными губами, стала сосать, с силой вытягивая оттуда всё, что там, в горячей мокрой пещерке, было. В ту же секунду в рот мой хлынула тёплая, солёная струя Олиной мочи. Я захлебнулась, закашляла, оторвалась ртом от безволосых, мягких девочкиных губок.

– Соси, убогая, убью! Соси! Соси! Я улетаю, – корячась, по-звериному взвыла Ольга. Крутя попкой, она продолжала нанизывать себя на резиновый имитатор, причём так глубокой, что прикасалась мягкими белыми ягодицами к таким же беленьким «сдобным» круглым булочкам со спущенными трусишками «мальчика» Саши. Он тоже орал не своим голосом, как изнасилованная девчонка, испытывая жуткий затяжной кайф, который никогда не испытаешь, просто трахая женщину.

Я, облитая мочой Оленьки с головы до ног, мокрая, обалдевшая от накатывающего с неудержимой силой оргазма, который нахлынул на меня под влиянием всего того, что я проделывала с племянницей, и что она в ответ творила со мной, снова прилипла ртом к влагалищу девочки. Продолжала сосать, сглатывая мочу; испытывала величайшее наслаждение, граничащее с умопомрачением. Под конец чуть было не лишилась чувств, упала лицом в лужу под ногами Ольги, стала сжимать и разжимать ноги, отчего в паху всё больше и больше увеличивалось сладостное возбуждение. Достигнув предела, эротическое напряжение вдруг разом лопнуло, как сладкий, медоносный гнойник и, разлившись волной по всему телу, – с силой ударило в голову!

Мне показалось, что у меня останавливается сердце и я улетаю с земли. Оля, продолжая сношать саму себя гелиевым членом, кричала жутким животным криком, как будто её рвали на части хищники. Она схватила меня за мокрые волосы, приподняла от пола голову и стала быстро-быстро елозить моим лицом по своей всё ещё текущей промежности. Я, обессиленная, ловила вспухшими от крика и беспрерывного лизания губами её набрякшие половые губки, слабо их обсасывала. По лицу моему текло, во рту был неприятный вкус, голова кружилась.

Вскоре мальчик Саша и племянница Оленька попадали в изнеможении на пол. Я подползла к ним, автоматически, как в бреду, по собственной инициативе стала вылизывать нечистые анусы: сначала у одной, потом у другого. Я понимала, что превратилась в половую тряпку под ногами племянницы, в её грязный туалет, в который она ходит по маленькому, в полуживотное, с удовольствием вылизывающее все её дырочки. Язык мой превратился в её туалетную бумагу, а рот – в урну, в которую она плюёт, сбрасывает пепел и всякий мусор.

Но мне было сладко быть тем, кем я стала. Я была поистине счастлива. Я доставляла удовольствие племяннице и получала не меньшее – сама. Что ещё нужно в жизни для полного счастья? А честь, совесть, гордость, приличия, стыдливость, порядочность и прочая голубая муть – это не для меня. Пусть соблюдает всю эту муру тот, кто получает от этого кайф. Толстый фак ему в руки и пионерский барабан на шею.

Живите, как хотите, но не мешайте жить другим, которые хотят жить по-другому! А кто из нас прав, кто виноват – всё равно никто не знает. Потому что не дано этого понимать простому смертному. А будет ли что-нибудь после смерти – кто его знает!

Так что, друзья, живите и наслаждайтесь, а после нас – хоть трава не расти. Главное, не заставляйте никого делать то, чего он не хочет!..

Я была как хмельная, не понимая, до чего докатилась. Тогда мне казалось, что я права, и подобный образ жизни – законная норма! Но, увы, продолжалось всё это недолго. Саша вскоре, натешившись вволю, неожиданно бросил меня и сошёлся с племянницей Олей. У него была жилплощадь в деревне (досталась в наследство от бабушки) и они с Ольгой переехали туда жить. Ко мне почти не заглядывали, а вскоре и совсем потерялись. Соседи говорили, что будто бы они продали Сашин дом и переехали в Москву. Больше я их не видела. Я запила с тоски, пошла по рукам, опустилась и вскоре оказалась на улице. По пьянке спуталась с мошенниками, которые подсунули мне фиктивный договор, внимательно читать его мне было недосуг и в большую тягость. К тому же жулики умело меня подпаивали… В один прекрасный день судебные приставы просто напросто выставили все мои вещи на улицу. Я распродала, что получилось, с трудом нашла приют на квартире, у такой же конченной алкашки, как и сама. Она содержала меня, пока у меня не закончились пропитые с ней на пару деньги. Потом платить было нечем, и я переселилась на помойку…

В общем, сказка быстро улетучилась. Как и следовало ожидать, я оказалась никому не нужной. Все, кроме базарных бомжей, брезговали мной. Питалась я просрочкой из мусорных баков, иногда обедала в церковной общине: там один раз в неделю бездомных подкармливали волонтёры. Вот до чего доводят невзрослые игры и сомнительные удовольствия. Батюшка на проповеди предостерегает рассеянно слушающую паству о вреде гедонического образа жизни. Господи, как же верно всё то, что он говорит. Как горько у меня на душе, как поздно снизошло прозрение…

 

 2013 – 2025 гг.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/