От  самого  автора:

 

    Роман  довольно  большой  по  объему  написанного. Меньше  бы  не  получилось. Тема  такая. Выполнен  в   стиле  морских  надводных  и  подводных  приключений. Плавно  переходящий   в  остренький  морской  боевик. И  также, плавно  в  мистику. С  обилием  махровой  эротики  и  применением, как  и  положено  в  таких  рассказах  принципа  гиперболистики. Ряда  преувеличений  для  насыщения  произведения  и  возникающих  вопросов  на  протяжении  прочтения  до  самого  конца  самого  романа.

   Роман, рассчитан  в  основном  на  мужскую  аудиторию, но  и женщинам, вероятно, будет  не  без  интересен  тоже.  В  стиле  эротики, любви  и  приключений. В  самом, почти  конце, полный, трагедизма. Во  второй  фазе  повествования. Но, все  же  с  хеппи-эндом   для  самого  главного  героя.

  Имеет, режиссерскую  расширенную  версию, но  и  этого  будет  достаточно.

   Написан, в стиле  фильма. Сценария  к  фильму. По серийно. Возможно, для  многих  читателей  и  авторов  это  будет  новым  интересным  приемом. Может,  уже  и  нет. Но, не  суть  важно. Но, думаю, если  реально  его  экранизировать  по  последнему  слову  техники  и  с  хорошими  режиссерами, то  получился  бы  неслабый  по-настоящему  фильм. Даже, с  хорошей  кассой.

   По  существу, весь, является  мистикой  от  начала  и  до  конца. Только  раскрывается  в  самом  конце   как  мистика, когда  подходит  сама  развязка  всего  сюжета. Многое, вероятно, читающему  будет  не  понятно  сразу  и  на  протяжении  всего  рассказа. Но, если  прочесть  до  конца, все  становиться  на  свои  места. И  все  становится  понятно, как, кто?  и  что?

 

                                      С  уважением   автор   Киселев А.А.

 

 

 

 

                            

                        

 

                         Вступление

 

   Вот  уже  сутки  меня  болтает  по  бескрайнему  простору  океана. Спасибо деревянному  пустому   ящику, за  который  я  ухватился  руками  и  за  то, что  еще  не  утонул. Целые  сутки  среди  обломков  этих  ломаных  деревянных  обломков. Кругом  одна  вода  и  километры  под  ногами  до  дна. Я  совершенно  один  и  никого  вокруг. Один  посреди  соленой  воды  и  среди  глухого  безлюдного  безмолвия. Только  вода  и  шум  волн  вокруг.

  Я  уже  не  помню, как  оказался  в  воде. Наверное, наглотался  дыма  и  потерял  сознание. Когда  открыл  свои  глаза, то  кругом  была  вода. И  никого  кроме  меня  и  этой  воды. Никогда  бы  не  подумал, что  вот  так  произойдет. И  случиться  со  мной  такая  беда. Вот  так  окажусь  в  мире  одиночества, горя  и  страданий.

  Я   любил  океан. До  этого  дня. Теперь  я  его  ненавидел. Даже  не  предполагал, что  буде  именно  так. Что  окажусь  в  таком  патовом  кошмарном  положении этакого  страдальца  и  будущего  утопленника.

  Всему  виной  пожар  на  судне. Это  произошло  в  полночь. Ровно  в двенадцать  ночи.

  Этот  чертов  хлопок. Он  сжег  весь  грузовик  дотла.

  Замыкание  проводки  в  аккумуляторном  отсеке, рядом  с  двигательным отсеком. Чертов  коротыш  и  все.

  Все, наверное, сгорели.  А  я  вот  так  остался  каким-то  чудесным  образом  живым. А  возможно  спаслись, но  бросили  меня.

  Все  произошло  ночью, когда,  почти  все  спали. Судно  вспыхнуло  как  коробок  спичек, снизу  от  трюмов  до  самого  верха.

  17  июля  2006  года  мы  шли  из  Шанхая  до  Австралии  с  грузом  хлопка, пережили  жестокий  шторм  в  районе  Каролинских  островов. И  вот  так, сгореть  ночью  от  пожара.

  Я, проснулся  от  удушливого  дымного  угара.  Да  редкий  случай, наверное, на  миллион. Соскочил  со  шконки  в  своей  каюте, и, глотая  едкий  отравляющий  от  проводки  дым, еле  успел  выскочить  из  своей  каюты, где  отдыхал  после  дневной  вахты. Потом  сумел  еще  выскочить  на  самую  верхнюю  под  верхней  иллюминаторной  главной  надстройкой  палубу, сам  не  помня, как  преодолел  все  лестницы  и  переходы. И, наверное, вовремя. Судно  кренилось  уже  от  затопления, и  было  объято  огнем.

   Пламя  распространилось  быстро  и  дошло  до  грузовых  отсеков  с  хлопком.   Хлопок  вспыхнул  как  порох. Погасить  такое  было  невозможно. Это  был  конец.

  Я  еще  помню, как  светила  ярко  над  нами  звезды  и  Луна. Помню, крик капитана  и  матросов. Потом  как  полез  в  панике  с  другими  выше  от  огня  по  бортовым  ограждениям  леерам  и  рабочим  многоэтажным  иллюминаторным  надстройкам  и  все. Очнулся  в  океане. Очнулся  только  на  следующее  утро.

  Мне  было  дурно  и  стошнило, прямо  в  воду. Я  надышался  дыма  и  угорел, но, пришел  в  себя   в  ночной  холодной  воде.  Я  отплыл  от  своей  блевотины  и  зацепился  рукой  за  плавающий  пустой  деревянный  ящик.

  На  мне  не  было  спасательного  жилета, и  пришлось  держаться, хоть  за  что-нибудь, чтобы  удержаться  на  воде. Меня  качало  на  больших  темных  синих  волнах  как  шлюпку. Я  смотрел  по  сторонам, боясь  увидеть  плавники  акул.

  Сильно  болела  голова  от  угарного  дыма. Не  выносимо  просто.

  Я  осмотрелся  вокруг.

  Вокруг  не  было  никого. Ни  живой  души. Даже  мертвецов. Странно, как-то.

  Я  совершенно  был  один.

  Может, других, кто-то  подобрал, а  меня, может, посчитали  мертвым, и  не  стали  брать  на  борт. Вполне  такое, возможно. Кому  нужен  покойник. Лишний  груз. Да  еще  в  тропиках. Разве, что  для  каннибализма  на  случай  голода.

  Я  за  короткое  время  передумал  массу  вариантов, до, самых  необычных. И  стал  думать, о  чем-нибудь, чтобы, хоть  как-то  отвлечься  от  своей  роковой  ситуации  и  не  впасть  в  жуткую  панику. Ситуация  была, скажем, не  из  самых  приятных. Раз  выжил  каким-то  чудом, значит  стоит  бороться  за  саму  жизнь. Даже  если  все  безнадежно.

  Главное, сейчас  избежать  нападения  акул. Пока  ты  в  воде  эта  опасность была  постоянной. Особенно  нападение  голубой  или  синей  акулы. Эти  твари  плавали  под  поверхностью  океанов  и  пересекали  их  вдоль  и  поперек  и  встречались, даже  очень  далеко  от  берега. Мало  того, эти  акулы  были  самыми  быстрыми  из  всех  акул  и  нападали  на  человека  при  удобном  случае.

  Я  сбросил  свои  моряка  ботинки. И  все  лишнее, чтобы  лучше  держаться  на  воде  и  не  утонуть. Остался  в  одних  штанах  моряка  торгового  флота.

  Я  знал, надо  поменьше  шевелить  конечностями, особенно  ногами. Но  они, вися  над  океанской  бездной  в  толще  воды  без  движения, затекали. Благо, вода  была  не  холодной, и  мне  не  суждено  было  здесь  замерзнуть  заживо. Мы  были  на  экваторе, когда  все  случилось. Как  раз  после  пересечения  и  праздника  Нептуна. Часть  команды  просто  вдрызг  надрались  до  свинского  вида. Болтались  по  судну, не  слушаясь  команд  и  капитана. Потом, все  постепенно  разбрелись  по  своим  каютам  и  уснули. А  я  после  дневной  вахты. И  вот  этот  пожар. Я  в  этой  океанской  воде  висящий  над  бездной  океана. Еле  шевелю  своими  босыми  ногами.  

  Чертова  голова! Просто  болела  невыносимо!

   Да, я  не  представился.

   Я, Владимир. Полностью, Ивашов  Владимир Семенович.

  Русский  матрос. Моторист  корабельного  машинного  отделения. Работал  на  торговых  судах. И  на  своих, и  на  чужих. Когда  приходилось  туго, как  моряку, нанимался  в  грузовые  рейсы  на  время  летнего  сезона  за  хороший  денежный  гонорар.

  Я  был  одиноким  матросом. И  меня  никто  нигде  не  ждал. Поэтому  я буквально, жил  на  судах, безвылазно  или  в  торговых  портах. Я  знал, хорошо  иностранные  языки. И  это  мне  помогало  в  моей  матросской  нелегкой  работе.

  Вот  и  в  этот  раз  я  нанялся  на  борт  иностранца, и  попал, в  этот  чертов пожар. Я  был  один  из  числа  русских  на  борту  этого  утонувшего  сухогруза. И  я  не  знал, теперь  даже, куда  плыть, везде  был  только  океан. Даже, не  знал, сколько  сейчас  времени. Но, было  точно  утро.

  Вокруг  было  много  сгоревших  деревянных  от  обшивки  кают  обломков. И  полно  плавающих  на  воде  ящиков  и  бочек. В  стороне  от  меня  было  большое  масляное  пятно. Оно  двигалось, не  отставая  вместе  со  мной  по поверхности  волн, и  все  говорило  о  гибели  нашего  судна.

  Я  понятия  не  имел, как  меня  не  утащило  водоворотом, когда  горящий корабль  пошел  ко  дну. А  может, и  утащило  да, потом, выбросило  обратным  потоком  воды  без  спасательного  жилета  на  поверхность, пока  я  был  без сознания. Так  я  мог  легче  перенести  декомпрессию. Процесс  мог  сильно  затормозиться  в  полной  отключке, как  и  само  дыхание. Так  я  не  смог  наглотаться  воды. И  произойти  разрыв  легких  и  вскипание  крови  при  выходе  с  приличной  глубины, когда  водоворот  стал, слабее  и  меня  отпустило  тяговым  силовым  течением  круговорота  океанской  воды  при  затоплении  судна.

  Как  я  вообще, не  утонул, понятия  не  имею?

  Мое  положение  было  чудовищно. Жутко  болела  голова. И  иногда  казалось, что  лучше  бы  мне  надо  было  просто  сгореть  при  пожаре, или  утонуть  совсем.

  Это  был  стресс, настоящий  стресс. А  не  тот, про  который  все  говорят  и  жалуются, мол, я  пережил  стресс. Вот  вам  стресс, когда  не  видишь  даже  берега. Вода  на  многие  мили  вокруг. И  ты  один  посреди  Тихого  громадного  океана. Одна  соленая  хоть  и  теплая, океанская  вода, и  черт  его  знает, что  там  внизу  под  твоими  в  воде  ногами. Может  гигантский  кальмар, тебя  уже  учуял, и  видит  твои  болтающиеся  в  воде  ноги. Может  акула, может  касатка, да  черт  знает  еще  что. Вот, тебе  дорогой  друг  читатель  стресс, так  стресс. Я  был  в  диком, постоянном  отчаяние. И  уже  с  трудом  сам  себя  успокаивал  посреди  болтающих  меня  туда, сюда  океанских  волн. Я  не  помню  уже, как  наступил  вечер. Да, все  же  вечер, а  не  утро. Значит, я  очнулся  днем  и  вот  уже  вечер. Я  попытался  уснуть, но  не  мог. Было  жутко  и  панически  страшно  одному  посреди  открытого  океана, здесь  среди  волн. Наполовину  в  воде  и, не зная, что  там  под  ногами.

  Я  потерял  все. Свои  документы. Вещи. Они  либо  сгорели  в  огне, либо утонули  в  океане  вместе  с  судном. Я  был  брошен  на  произвол  стихии  и судьбы.

  Я  боялся  даже, задремать, но, все, же  намучившись, к  ночи  уснул. Не  помню  как. Предварительно  сходив  в  туалет  перед  сном, прямо  в  свои  матросские  рабочие  штаны. Я  уснул  и  не  помню, сколько  проспал, но, было  уже  утро.

  Прошла  головная  боль  и  светило  уже  ярко  высоко  над  горизонтом  Солнце. И  этот  белый  парус  на  горизонте. Он  был  развернут  в  мою  сторону.

  Я думал, схожу  уже  с  ума  от  всего  ужаса  и  своего  кошмарного  положения, но  нет, это  были  не  галлюцинации. Это  был  на  самом  деле  белый  большой  парус. Одиночный, или  нет? Нет, были  еще  два  на  носу  от  него  раскрытые  треугольные  кливера  по  ветру  на  мачте, какой-то  белой  большой  крейсерской  круизной  яхты.

  Я  стал  кричать  как  не  нормальный, еле, продрав, свой  голос  от  долгого  с  самим  собой  молчания. Я  орал  и  орал  пока  не  охрип, и  даже, собрав  все  свои  силы  в  кулак, поплыл  в  сторону  двигающегося  в  мою  именно сторону  большого  парусного  судна.

  Оно  на  самом  деле  двигалось  в  мою  сторону. И  довольно  быстро  на  всех  парусах. Его  гнал  на  меня  сильный  утренний  ветер. Даже  волны  стали  крупнее. И  меня  стало  сильнее  бултыхать  среди  плавающих  обломков  сгоревшего  моего  утонувшего  судна. Эти  обгоревшие  от  огня  останки  налетали  на  меня  в  воде, и  мне  надо  было  уплыть  от  них  подальше. Вот  я  и  поплыл, не  дожидаясь, когда  приблизится  ко  мне  сама  идущая  в  мою  сторону  яхта.

  Я  практически  выгребся  из  кучи  тех  обломков. И  плыл  в  направлении идущей  ко  мне  яхты, а  она  шла  полным  ходом  в  мою  сторону.    

 Удивительно, как-то  все  было. Именно  в  мою  сторону. Видно, есть  на  свете  Бог, и  он  решил  помочь  мне  сейчас. Мне  не дают  вот  так, умереть  в  открытом  океане. Появился  шанс  спастись, и  надо  его  использовать. Вот  я  и  поплыл  навстречу  своей  новой  судьбе, о  которой  даже  и  не  мечтал.

  Я  русский  матрос, Ивашов  Владимир  Семенович. Из  одной  своей матросской  трудовой  жизни  попадал  в  другую  жизнь. Кардинально  меняющуюся, и  прямо  на  глазах  с  момента  кораблекрушения  моего  торгового  транспортного  судна.

 

 

                           БОРТ  556

        Серия 1. Бескрайний  океан 

                        

- «Яхта, точно  яхта!» - в  радостной  панике, думал  теперь  я - «Надо  плыть  ей  на  встречу. И  обойти  по  борту, стараясь, ухватится, хоть  за  что-нибудь! И  тогда  я  спасен!».

  Я  греб  во  всю  оставшуюся  силу  навстречу  идущей  под  белыми  парусами  большой  яхте.

 - «Только  не  промахнутся. И  только  бы, она  не  отвернула  от  меня!» - думал  только  об  этом  я. И  греб, что  есть  силы  навстречу  своей  новой  судьбе. Я  думал  теперь, только  об  одном  спасении - «Если, что  попробую, закричать  и  позвать  на  помощь! Вблизи  должны  услышать!».

  Яхта  летела  как  локомотив  мне  навстречу. И  не  думала  сворачивать. Это  было  хорошо  и, одновременно  даже  страшновато.

  Я  уже  стал  бояться  о  том, чтобы  не  попасть  под  ее  киль  и  форштевень. Тогда  маму  позвать  не  успеешь, будет  каюк. Но, и  промахнуться  боялся  еще  больше, тогда  тоже, наверняка  каюк  в  этой  воде. Очередной  ночевки  я  уже  не  перенесу. Да, и  шанс  оказаться  в  пасти  акул  был  более  верным.

- Ну, давай  же! Давай! - подгонял  вслух  себя  я - Вот  она  уже  рядом! Давай!

  Яхта  была  уже  у  меня  по  самому  носу. И  стремительно  прорезая  очередную  океанскую  волну, неслась  прямо  на  меня. Я  чуть  отплыл  в  сторону, и  она  прошла  совсем  рядом  со  мной. Я  стал  стучать  по  ее  борту  кулаком  уставшей  от  гребли  правой  руки, пока  она  пролетела  мимо  меня  на  всех  парах  и… она  проскочила  быстро  мимо  меня. И  показала  только  свою  скошенную  до  воды  корму.

- Черт! - в  ужасе  и  бешеной  панике  закричал  на  нее  я - Черт! Нет! Вот  тварь!

  Я  забыл  обо  всем  на  свете  в  ужасе, что  все, конец. Но  потом, увидел, что, за  яхтой  тянулся  длинный  проводной  и  веревочный  с  кормовой  лебедки  фал. Наверное, какого-то  подводного  устройства. Эхолот  или  сонар. Может  видеоаппаратура, для  подводных  съемок. Он  далеко  тянулся  в  воде, за  скошенной  к  воде  кормой. Да, на  том  веревочном  фале, был  действительно  провод, но  думать  было  некогда, и  я  уже  из  последних  своих  русского  моряка  сил, схватил  его  обеими  руками.  Это  все  на  что  меня  хватило. Если бы  промахнулся  в  тот  момент, то  сразу  на  дно.  Но  не  вышло. Я  поймал  свою  удачу  за  тот  болтающийся  в  воде  длинный  проводной  хвост.

   И  яхта  потащила  меня  по  волнам  за  собой.

 

 

                         И  акулы  бывают  сытыми

 

   Яхта  тащила  меня  как  какую-нибудь  пластмассовую  куклу. Прямо  по  бурным  волнам, идущих  бурными  большими  водными  валами   в  стороны  от  ее  идеально  гладкого  лакированного  обтекаемого  большого  корпуса.

Я  же  подтягивался, противоборствуя  самой  рвущей  меня  на  части  встречной  воде, постепенно  теряя  последние  силы. На  последнем  издыхании,   бултыхался  на  том  проводном  длинном  тросу.  Но  все  же  смог  выбраться  на  саму  корму  летящего  по  волнам  судна. Жажда  самой  жизни  и  ужас  смерти   заставил  меня  это  сделать.  Мне  было  тридцать   лет. Я  просто  хотел  жить  и  я, русский  матрос  Владимир  Ивашов, должен  был  жить. Жить  вопреки  всему  и  даже  самой  смерти.

Я  подтянулся  из  последних  сил  и  выполз  на  самый  край  кормы. Следом  ухватился  за  нижние  защитные  от  падения  за  борт  леера  кормовой  оснастки.

- Ну, же! - скомандовал  себе  вслух  я - Ну, же! Еще  немного! Еще, чуть-чуть, Владимир  Семенович  Ивашов! Русский  моряк, брошенного  на  произвол  русского  флота!  - я  произносил  себе  под  нос, совсем  и  окончательно, теряя  свои  силы  - Ты  сможешь. Ты  справишься.

  И, перевалившись  через  бортовое  ограждение, упал  на  гладкую  деревянную  палубу  скоростного  легкого  морского  судна, прямо  в  глубину  между  верхними  оградительными  бортами  яхты.

  Я  был  спасен! Я ликовал! И  не  знал  другой  радости, как  это  было  здорово. Снова  жить  и  очутится  спасенным! От  всего  пережитого  в  океане.  

  От  последнего, крайне  волнительного  перенапряжения, видимо  я  отключился  на  какое-то  время.

  Когда  я  открыл  глаза  и  пришел  в  себя, то  лежал  на  постели  в  просторной  каюте. Внутри  этой  большой  прогулочной  быстроходной  крейсерской  океанской  яхты.

  Как  я  оказался  здесь? Я  и  не  помнил. Может  в  беспамятстве, дополз  как-то  на  автомате. Как  бывает  с  пьяными. Или  ранеными.

- «А, может?»  - промелькнуло  в  моей  голове, и  потом  - «Нет, меня  подобрали  с  палубы. И  это  точно. Я  не  помню…Совсем  не  помню» - вдруг  осознал  я - «И  притащили  сюда. Положили  в  постель».

   Я  осмотрел  себя. Сначала  робко  ощупывая  и   не  глядя  своими  руками. Голыми  полностью  руками. Да  и  я  сам был  весь  сейчас  голым. Полностью.

- «Черт, все  сняли!» -  я  про  себя  произнес  - « Но какого  хрена? И  кто?».

   Потом  все  понял.

   Оно  было  и  понятно. Я  был  мокрый. Меня раздели, и  положили  в  эту  постель.

   Но, кто  подобрал  меня?

   Я, осторожно  приподнялся   и, осматриваясь, сел  на  постели. 

   Я  посмотрел  вокруг.

   Кругом  была  красивая, толи  из  красного  дерева, толи  из  пластика  мебель.  

   Шкафы, встроенные  в  стенку  борта  яхты  и  прикроватный  столик. Графин  с  водой. Стоящий  рядом  стакан.

- Культурно, тут  у  вас - произнес  вслух  я – Как  в  портовой  гостинице.

  Я  к  такому  шику  не  привык. Яхта  была  далеко  не  из  бедных  потасканных  по  морям  и  океанам  посудин. Если  судить  по  самой  отделке  жилой  чьей-то  каюты.

- Именно  чьей-то?  - я  произнес  негромко - Как  и  эта  постель..  

  Прикрывшись  одеялом, я  встал. Снова  осмотрелся  вокруг. И  увидел  незакрытой  плотно  дверь  из  этой  спаленной  каюты. Она  была  чуть  приоткрыта. И  не  заперта. Это  должен  был  быть  выход  наверх. На  саму  палубу  яхты. Там, наверху, должен  быть  тот, кто  его  подобрал  и  уложил  здесь.

  Мне  показалось, что  там, кто-то  между  собой  разговаривал, но  шум  океана  заглушал  чей-то  разговор. Там, наверху, были  кто-то, двое. Судя  по  голосам. То, были  мужчина  и  женщина. И  причем, скорее  всего  молодые.

  Яхту  здорово  раскачивало  на  волнах. И, я, глянув  в  закрытый  оконный иллюминатор, развернувшись, пошел  к  выходу. Потом  вдруг, вспомнил, что  совершенно  голый, внезапно  остановился. Решил  заглянуть  в  один  из  шкафов. Нельзя  же  было  вот  так  предстать  перед  своими  спасителями. Хотя  они  меня  уже  всего  осмотрели, когда  снимали  всю  мокрую  одежду.

  Я  бросил  на  постель  назад  одеяло. Потом  открыл, сдвинув  в  сторону  одну  из тонкой  полированной  ярко  красной  фанеры  дверцу, посмотрел  внутрь.

  Там  была  одежда. Одежда  была  мужская. Много  одежды. Все  было  аккуратно  развешено  и  разложено  в  шкафу. Сразу  было  видно, что  хозяин  того  шкафа  и  каюты  в  целом  аккуратный  человек.  Все  лежало  здесь  четко  как  говорится  по  номеркам. Даже  обувь  стояла  ровненько. От  черных  лакированных  туфлей  до  обычных  домашних  тапочек.

  Я  вытащил  все, бросив  на  свою  кровать. И  стал  примерять  на  себя, а  вдруг, подойдет. Надо  было, хоть  во  что-нибудь  одеться. Хотя  бы  временно, пока  не  отыщется  моя  с  меня  снятая, видимо  для  стирки  одежда  русского  моряка.

  Здесь  помимо  идеальных  строгих  костюмов  в  основном   была  летняя  одежда. Легкие  летние  брюки  рубашки, шорты  и  майки, разного  цвета  с  рисунками  на  спине  и  груди.

  Были  еще  внизу  шкафа  два  чемодана, тоже, наверное, с  одеждой, но, я  туда  не  полез.  Надо  было  иметь  совесть. И  так  то, что  делал, было  без  спроса, и  в наглую.

  Я  натянул  первые  попавшиеся  брюки  белого  цвета. Прямо  на  голую задницу. Они   сразу  мне  подошли. И  футболку  среди  лежащих  на  постели  маек, желтого  цвета  с  какой-то  дурацкой  на  груди  надписью.

- «Ну, и  ладно» - подумал  я, глядя  на  себя  в  зеркало  на  двери  шкафа - «Думаю, годиться».

  Я  так  увлекся  этой  одеждой, что  не  заметил  двух  человек, стоящих  в невысоком  проеме  открытой  в  каюту  двери. 

  Когда  их  увидел,  от  такой  неожиданности  сразу  отшатнулся  от  платяного

большого  забитого  одеждой  шкафа. Я, задом  пятясь, отошел  к  столику  у кровати. И  чуть  было  не  опрокинул  графин  с  водой  и  стаканом. Они  стояли  напротив  меня, спустившись  сверху, по  почти  вертикальной  лесенке  с  палубы  яхты. Прямо  в  каютный  трюм. Пройдя  по узкому  коридору, мимо  других  кают, практически  под  шум  океана  бесшумно. Теперь, стояли  напротив  меня.

  Наверное, решили  посмотреть, как  я  тут. А  я  был  уже  в  полном  здравии   и  порядке. Стоял  и  смотрел  напугано  и  растерянно  на  своих  спасителей.

- Я  же, говорила - сказала  первой  негромко  молодая  довольно  сильно  смуглая, вероятно  от  солнечного  ровного  загара  девица  с  распущенными   длинными  черными, как  смоль  и  вьющимися, как  змеи  густыми  волосами – Он  быстро  тут  освоится.

  Она  говорила  на  английском  языке.  Американизированном  английском. Но  с  акцентом. Насколько  я  хорошо  понимал, да  и  знал  английский  язык. Акцент  был  похож  на  Пуэрто-риканский  или  Мексиканский. Я  плавал  в  смешанных  иностранных  экипажах  команд  торговых  судов. И  встречался  и  с  Мексиканцами  моряками  и  моряками  из  Пуэрто-Рико.  Встречал  еще  много   англоязычных  языков  вот  с  такими  всякими  своеобразными  акцентами. Возможно, эти  двое  были  американцы, но  южане. Например, с  той  же  Панамы  или  самой  Южной  Америки.      

   А  та, что  первой  заговорила, была  обалденной  красоты  брюнетка. С  полненькой  под  легким  нательным  белоснежным  коротким  халатиком  полуоткрытой  грудью. И  с  овалами  изящных  женских  загорелых  как  смоль  бедер. С  красивыми  коленями, переходящим, планомерно  в  идеальные  красивые  голени, икры  и  маленькие  женские  ступни  в  таких  же  белых  домашних  тапочках.  Девица  стояла  опиревшись  о  косяк  двери  впереди  стоящего  за  ней  высокого  молодого  тоже  весьма  конкретно  загоревшего, лет  не  старше  двадцати  выглядевщего  достаточно  самостоятельно  взрослым  парня. Засунув  свои  руки  в  боковые  карманы  халатика. На  голове  поверх  волос  были  надеты  зеркальные  солнечные  женские  очки.  Ее  полненькие  алые  губки  и  карие  практически  черные  глаза  под  узкими  черными  изогнутыми  бровями  сразу  сразили  меня  наповал.

   Девица  была  лет, так  двадцати. Может, чуть  более. Она  сказала, тому   загоревшему  парню, тоже  с  темными  солнечными  очками  на  кучерявой  с  черными  коротко  стриженными  волосами  головы  - Надо  было  оставить  его  там  в  океане. Вот  видишь, он  уже  добрался  до  твоего  шкафа  с  одеждой.   

  Это, наверное, была  шутка, потому  как  парень  заулыбался  своим  белозубым  ртом  и  прошел  в  каюту  первым,  обойдя  в  двери  молодую  ту  убийственной  красоты  девицу. Он  протянул  мне  руку.

  Я  прекрасно  понимал, о  чем  они  говорили, так  как  я  уже  говорил, хорошо  знал  хорошо  английский  язык.

  Я  протянул  тоже   свою  руку, и  мы  обменялись  дружескими  мирными  рукопожатиями.

- Дэниел - произнес  парень  с такими  же  практически  черными  карими  глазами   и  смуглым  загорелым  как  у  девицы  лицом.  Мне  показалось,  парень, что  назвал  себя  Дэниелом, был  младше  той  красотки  брюнетки  в  дверях  каюты. И  как  позднее  оказалось, я  не  ошибся.

  Девица  все  же  была  смуглее  парня  от  плотного  ровного, почти, черного  загара. 

  Я  смотрел  на  нового  моего  знакомого  Дэниела, но  искоса  бросал  свои  взгляды  на  ту  девицу. На  ее  тело  в  том  белоснежном  таком  контрастном  к  ее  почти  черному  загару  домашнем  коротком  халатике. Ее  вьющиеся  смоляные  длинные  черные, раскинутые  по  плечам  волосы   и  эти  ее  глаза. Как  у  цыганки  или  латиноамериканки. Ее  рост  был  приблизительно  метр  семьдесят  пять, навскидку. Парень  был  значительно  выше. Даже  выше  на  полголовы  меня. Я  метр  восемьдесят. Он  около  метр  девяносто, наверное. Девица  была  ему  до  груди.

  Торчащие  круглыми  изящными  овалами  девичьи  бедра  загорелых  ног  из-под  того  очень  даже  короткого  халатика, просто  сводили  с  ума. И  само  спрятанное  в  халатик  тело  было, наверное, такого  же  цвета. Гибкое  и  изящное. Судя  по  стянутому  туго  широкому  завязанному  поясу, девица  обладала  узкой  талией  при  соотношении  с  широкой  полненькой  тоже  задницей. Прошу  прощение, сразу  за  некоторые  конкретные  слова, у  читающей  мои  сейчас  личные  откровения  публики. Особенно  в  адрес  моей  будущей  новой  любовницы, избранницы  и  пассии.

  У  меня  при  таких  видах  сразу  снесло  голову  и  екнуло  в  груди  русского  матроса. Кинуло  в  жар  и  застучало  сердце. Я  запал  на  нее. И  еще  как.

  Я  был  итак  хороший  моряк  бабник. А  тут  такое!

- Владимир – произнес  я  своему  новому  знакомому  Дэниелу.

  Девица, буквально, сверлила  нагло  меня  черными  как  ночь  гипнотическими  широко  открытыми  красивыми  глазами. Она  оторвалась  от  двери  каюты  и  подошла  к  Дэниелу, встав  впереди  него  и  передо  мной. Гибко  выгнувшись  в  перепоясанной  широким  пояском  халатика  талии. Спиной  назад. Вперед  ко  мне  своим  девичьим  животиком. Словно, защищая  его  собою. Как  родного  младшего  своего  брата. В  целом  они  были  даже   сильно  похожи  друг  на  друга. Те  же  карие  почти  черные  глаза  губы. Черные, вьющиеся  колечками  волосы. Смахивали  действительно  на  южан  латиноамериканцев.

  Она  была  все  же  старше  его. Может  на  не  много. Может  год, два. Но, старше, несмотря  на  прелесть  молодого, почти  черненького  девичьего  личика. Она  была  главной  на  этой  яхте. Это  было  откровенно  точно. Может, даже  хозяйкой.

  Парень  в  противоположность  девицы  был  в  летних  светлых  шортах  и футболке, красного  цвета. И  красиво  атлетически  сложен, под  стать  мне. Хоть  и  не  красиво, наверное, хвастаться  своими  достоинствами, но, скажу сразу. Я  был  тоже  не  плох  собой, и  не  плохо  скроен  физически. Но, не  такой,  смуглый  и  загоревший  как  они. Так  как  мне  было  не  до  отдыха  на  постоянных  вахтах  и  дежурствах  на  торговом  иностранном  судне. И  некогда  было  принимать  солнечные  ванны  в  отличие  от  этих  двух  молодых  людей.

- Вы  русский?! – произнес  из-за   спины  девицы  Дэниел.

- Да, русский. Моряк - произнес  я  им  уже  обоим, на  хорошем  английском, не  сводя  своих  синих  околдованных  красотой  стройной   обалденной  брюнетки  мужских  влюбленных  бабника  моряка  глаз.

- Вы, понимаете, по-английски? - он  произнес  и  поздоровался  со  мной.

- Да - ответил  я - ответил  я  Дэниелу, все  еще  пожимая  ему  правую  руку своей  правой  рукой.

-  Класс, русский  моряк! Я  первый  раз  вижу  вот  так  русского  моряка  перед  собой! - снова  произнес  мне  мой  новый  знакомый  и  мой  спаситель  Дэниел  в  удивленном  восторге  -   Добро  пожаловать  на  нашу  яхту.

- Владимир - произнес  я, уже  молодой  красавице  девице - Полностью, Владимир  Ивашов. И  я  русский  моряк  с  торгового  интернационального  затонувшего  судна  «КАTHARINE  DUPONT», которое  шло  с  грузом  хлопка  из  Китая  до  Аделаиды.

  Дэниел  посмотрел  на  обворожительную  брюнетку  и  произнес  несколько  восторженно  даже  – Ты  слышала, Джейн! Он  русский! Русский  на  иностранном  судне!

- Вот  даже,  как! - как  то  с  интересом  произнесла  девица. И  тоже  протянула  свою  правую, вынув  из  правого  кармана  белоснежного  домашнего  халатика  руку.

 - Джейн - сказала  девица - Меня  зовут, Джейн  Морган. Она  неожиданно  полностью  назвалась  мне.

  Ее  черные  как  ночь  глаза  загадочно  сверкнули. Рассматривая  мои  синие  с  зеленоватым  оттенком  глаза. Она  словно  выискивала  в  моих  глазах  что-то. Она   мне  не  доверяла.  Я  это  понял  сразу. Но  там, что-то  было  уже  еще  иное. Что-то, что  я  пока  еще  не  знал, только  догадывался. 

- Я  думаю, вы  нам  за  чашкой  горячего  шоколада  поведаете  свою  историю, подробней, как  оказались  посреди  бушующего  открытого  океана. И  откуда  у  русского  моряка  такое  идеальное   английское  произношение – произнесла  она  мне.

- Джейн - парень  прервал  ее - Как  бы  он  работал  на  иностранном  судне, если  бы  не  знал  английского. Не  торопи. Мы  посреди  Тихого  океана. И  он,  думаю, надолго  тут  теперь  с  нами. Мы  еще  успеем  с  нашим  новым  другом  поближе  познакомиться.

- Да, похоже, я  надолго  здесь  задержусь –произнес  я  им  обоим  - Но  если  встретим  проходящее  мимо  любое  судно. То  я…

- Не  нужно - произнес  Дэниел – Джейн  и  я  рады  такой  вот  неожиданной  нашей  встрече. И  к  тому  же  нам  не  помешает  еще  один  человек  на  нашей  яхте. Мы  не  совсем  порой  бывает, вдвоем  справляемся. А  тут  такое  везение, моряк. Знающий  не  понаслышке  морское  дело  человек. Правда, Джейн?

- Правда, Дэни. Правда. Русский  моряк - произнесла, уточняя, молодая  особа  по  имени  Джейн – Ты  вытащил  его  из  океана. И  теперь  ты  в  ответе  за  него, Дэни.

  Мне  этот  подозрительный  девичий  тон   не  очень  понравился, но  я  сделал  вид, как  будто  этого  не  понял. Сделал, скажем, скидку  на  девичью  безумную  красоту.

  Я  покачал  своей  головой  и  сказал - Спасибо  за  то, что  помогли  мне, я признателен  более  чем. Если  бы  не  вы, плавал  бы  сейчас  еще  там, среди обломков  своего  судна. И  уже  не  пережил  бы  очередной  ночевки  в  воде. Акулы  мною  бы, наверняка  пообедали  бы, если  бы  не  вы.

- Видать, и  акулы  бывают, иногда  сытыми - улыбнувшись, сказал  Дэниел. И  посмотрел  на  свою  стоящую  передо  мной  молодую  черноволосую  брюнетку  девицу. Потом  произнес  мне  - Потом  расскажете, как  оказались  в  океане. И  каким  образом.

   Он  повернулся  и  пошел  к  дверям   жилой  корабельной  каюты.

- Идемте  со  мной  наверх - сказал  он, мне  уже  выходя  из  каюты – Джейн, возможно, к  ночи  будет  шторм - произнес  он  уже  ей - Судя  по  приборам. Нам  надо  успеть  достичь  укрытия.

  Он  посмотрел, выходя  на  часы  в  каюте. На  них  было  двенадцать  дня. Дэниел  показал  мне  рукой  следовать  за  ним  и  быстро  вышел  в  коридор  между  другими  каютами  яхты.  Я  последовал, молча  за  моим  спасителем.

- Не  обращайте  внимания - произнес  мне  Дэниел – Джейн  сегодня  не  в  очень  хорошем  настроении. Завтра  будет  все  иначе. 

  Черноволосая  смуглянка  брюнетка  ничего  на  это  ему  не  ответила. Лишь  сверкнула  гневно  и  осуждающе  на  Дэниела  своими  карими  под  черными  бровями  девичьими  глазами.

- Джейн, значит - произнес  я, негромко, мимо  проходя  сверкающей  уже  теперь  на  меня  своими  карими  почти  черными  глазами  обворожительной  красавицы  девицы  - Очень  приятно  познакомиться.

- Взаимно - ответила  она  мне.

  Мне  показалось, она  была  не  очень  довольна  моим  присутствием  на  их судне. Так  как  смотрела  на  меня  с  любопытством  и  каким-то  нежеланием, одновременно  или  недоверием  в  отличие  от  Дэниела.

  Оно  и  понятно. У  молодых  людей, вероятно, были  какие-то  свои  планы  на  путешествие, а  тут  я  в  океане. Нежеланный, наверное, гость, да  еще  и  иностранец. Русский. Что, похоже, произвело  недвусмысленное  впечатление. И  похоже, интерес, как  на  моего  спасителя  Дэниела, так  и  на  красавицу  его  подругу  или  жену  смуглянку.

  Эта  обворожительной  красоты  американка  смотрела  на  меня, как-то  по-особенному. Создалось  впечатление, что  она  даже  положила  на  меня  глаз, но  боялась  меня  одновременно. И  оно  понятно, я  был  чужой, да  еще  и  иностранец.

  Мы  выбрались  наверх  на  саму  палубу  яхты. По  вертикальной  лестнице  пройдя  длинный  узкий  между  несколькими  жилыми  каютами  освещенный  потолочными  лампами  коридор. И  выбравшись  наружу  из  палубной  остекленной  вытянутыми  длинными  окнами  надстройки  под  высокой   парусной  раскачивающейся  под  напором  сильного  попутного  ветра  мачтой.

  Сильно  и  натружено  громыхала  и  гудела  вся  оснастка  парусного  скоростного  судна. Мы  двинулись  к  носу  судна, цепляясь  за  натянутые  канаты  и  леера  ограждения  под  наполненными  ветром  белоснежными  парусами.

- Я  потерял  все, вещи, документы! Как  вы  нашли  меня?! - спросил  я, громко  перекрикивая  шум  океанских  волн,  у  идущего  впереди  Дэниела.

- Случайность! – ответил, также  в  ответ  громко  мой  спаситель  по  имени  Дэниел - Мы  увидели  вас  среди  обломков  в  воде! Вот  в  этот  бинокль!

  Дэниел  показал  висящий  на  его  груди  армейский  бинокль  и  ответил - И решили  помочь!

- Помочь?!  - спросил  опять  громко  я.

- Это  Джейн  вас  увидела! - произнес  он  мне - Она  несла  на  носу  яхты  вахту  наблюдателя!

- Но  я  не  видел  вас  на  яхте, когда  бултыхался  там, в  воде! - произнес  я  Дэниелу.

- Это  идея  тоже  Джейн! - произнес  Дэниел – И  идея  с  проводным  кабельным  фалом! Она  хотела  увидеть, как  человек  борется  за  свое  спасение!

   Он  обернулся  и  уставился  на  удивленного  меня.

- Не  думайте  плохо  о  ней - произнес  Дэниел, негромко, и  приблизившись  ко  мне  почти  в  упор. Так  чтобы  его  было  хорошо  слышно  в  шуме  волн  - Мы  бы  вас  все  равно  подобрали  бы.  Пришлось  бы  сделать  вираж  и  забрать  вас  с  воды.

  Я  ошарашено  молчал.

- Джейн, вы  нравитесь - произнес  Дэниел  мне  - Я  первый  раз  вижу  сестру  такой, увлеченной  мужчиной. Думаю, вы  достойный  кандидат. А  то, что  она,  строит  из  себя, такую  недоверчивую. Это  просто  женское  любопытство  и   одновременно  осторожность.  

  Мы  пошли  дальше  по  горячей  лакированной  деревянной  палубе, летящей  по  волнам   большой  крейсерской  парусной  яхты. Нас  мотало  по  сторонам  от  сильной  океанской  качки.

  Меня  слова  Дэниела  заинтриговали. Одно  было  не  совсем  ясно. Это  он сделал, тоже  с  дозволения  Джейн  или  сам  по  себе. Может  это  некая  проверка.  Я  же  русский  моряк. А  слово  русский  пугает  весь  мир.

- Вот  как. А  как  я  оказался  в  этой  каюте  и  голый? - спросил  я,  у  стоявшего  передо  мной  Дэниела.

- Вы  потеряли  сознание - ответил, снова  Дэниел - Когда  вылезли  сами  по  нашему  кабелю  тросу  подводного  эхолота  и  сонара  на  палубу. И  мы  перетащили  вас  с  Джейн  сюда. Одежда  сейчас  в  стирке, Джейн  позаботилась  об  этом. Простите, обуви  на  вас  не  было.

- Я  сбросил  ее, чтобы  не  утонуть. Она  была  тяжелой  из  толстой  кожи. И тянула  под  воду - ответил  я  ему. 

  Мы  пошли  дальше  к  носу  яхты.

  Эти  ребята  были  американцами. Я  это  понял. Но  только  с  латинской  примесью  в  своей  крови.

  Я  обернулся  назад  и  увидел  за  своей  спиной, чуть  на  отдалении  идущую  следом  за  мной  Джейн. Обворожительную  загоревшую  до  угольной  черноты  американку  Джейн  по  фамилии  Морган. Ее  до  угольной  черноты  загоревшие  девичьи,  из-под  короткого  белого  домашнего  шелкового  халатика  мелькающие  в  движении  ноги,  просто  сверкали  ярким  солнечным  загаром  на  жарком  полуденном  солнце. Соблазняя  меня  и  заставляя  трепетать  все, что  промеж  моих  было  мужских  идущих  по  горячей  дощатой  палубе  ног. Восставший  и  торчащий  детородный  своей   головкой  член, терся  то  о  правую  ногу  то  о  левую, еще  сильнее  возбуждаясь  и  вылезая  из-под  верхней  задранной  плоти. Мужское  семя  забурлило  в  яйцах. Все  мое  тело  возбудилось. Даже  соски  на  груди  навострились, и  меня  бросило  из  холода  в  жар  и  залихорадило. Заимствованные  временно  штаны  в  каюте  Дэниела  оттопыривались  впереди. Под  ними  ничего  не  было. Я  их  напялил  без  нижнего  белья.

- «Вот  черт!» - прозвучало  в  моей  голове –« Какого  хрена! Успокойся, Владимир! Не  хватало  еще  вот  так  кончить  глупо  и  здесь  при  шуме  этих  волн  и  морской  качки».

  Этот  мой  торчащий  член  с  бурлящей  в  яйцах  спермой  вдруг  заставил  меня  вспомнить  тот  в  Гон-Конге  один   достаточно  шумный  в  порту  пивной  разгульный  матросский  ресторан  с  разгульным  названием «МОРСКАЯ МИЛЯ». Когда  я  проводил  там  с  членами  команды  время. Я  вспомнил, как  пили  ром  и  виски. И  там  всех  присутствующих  развлекали  стриптизом  в  стиле  восточных  танцев. 

  Я  вспомнил  там  одну  танцовщицу  Тамалу  Низин. Египтянку, зарабатывающую  себе  деньги  восточными  танцами. Ее  лицо. Восточной  той  танцовщицы. Такое  же  смуглое  как  у  этой  обворожительной  Джейн  Морган. Поразительно, похожее  на  Тамалу  Низин. На  обольстившую  одним  только  своим  видом   его  русского  моряка, танцовщицу  того  разгульного  ресторана. 

  Такие  же  карие  практически  черные  под  изогнутыми  тонкими  бровями   убийственной  красоты  глаза. Алые  полненькие  губы. Милое  смуглое, как  и  все  тело  танцовщицы   личико. И  черные  смоляные  вьющиеся  змеями  во  все  стороны  длинные  волосы.

   Этот  ее  танец  живота. Он  просто  сводил  меня  с  ума. И  как  я  хотел  ее. Всю  и  целиком. Никаких, помню, даже  не  жалко  было  денег  за  ночь  с  ней.

  И  не  я  был  один, кто  хотел  провести  с  ней  хотя  бы  одну  ночь  и  наедине  в  теплой  постели  после  того  жаркого  восточного  подпольного  ресторана  и тех  ее  танцев.

  Но  я  был  похоже  единственным  из  всего  экипажа  нашего  «КАTHARINE  DUPONT», кто  переспал  с  Тамалой  Низин.

  Я, в  очередной  раз, оглянувшись  и  глядя  на  идущую  следом  за  мной   такую  же  пылкую   невероятной  красоты  обольстительницу  в  таком  пылающем   смуглом  ровном  загаре. Вдруг  представил  эту  Джейн  Морган  танцующей  тот  танец  живота. Практически  голую  в  одном  обвешанном  золотыми  бляжками  лифчике  и  узких  натянутых  туго  на  ягодицы  задницы, промежность, волосатый  лобок  и  бедра  плавках  с  таким  же  в  бляшках  из  золота  поясе,  поверх  ее  мельтешащих  загорелых  овальных  и  изящных  ног. Парящую  в  воздухе  полупрозрачную  белую  как  этот  шелковый  халатик  Джейн  вуаль. Вокруг  ее  загорелых  тех  голых  ног. Под  ее  вращающимся  чуть  ли  не  кругами  таким  же  загорелым  с  круглым  пупком  голым  животом. В  жарком  поту  и  в  скользкой  блестящей  смазке. Какой  специально  обмазываются  танцовщицы  востока  для  придания  пущего  сексуального  страстного  любовного  эффекта  в  том  танце  любви   и  порока. Ее  загорелую  полненькую  грудь  и  уже  без  лифчика, сброшенного  с  грудей  в  страстном порыве  жаркого  любовного  танца.. С  торчащими  черными  возбужденными  сексуально  сосками. Животрепещущую  в  свете  сценического  освещения   и  трепыхающуюся  по  сторонам. Сверканье  золотых  браслетов   и  сережек. И  это  пьяное  любовное  возбужденное  головокружение  и  неуемная  бешеная  и  сумасшедшая  дикая   заводящая  мужчину  сексуальна  страсть  извивающегося  в  змеином  танце  живота  женского  нагого  почти  полностью  красивого  гибкого  тела.  Я  просто  замечтался  как  наивный  сексуально  неуравновешенный  и  непутевый  развращенный  сердцем  и  умом  дурак. А  может,  я  был  самым  нормальным  мужчиной, мечтающим  о  красивой  любви  и  такой  же  красивой  для  себя  женщине. Даже  сейчас  судить  сложно, когда  я  пишу  вам  об  этом. Я  просто  был  молод  и  горяч. И  не  о  чем  больше  не думал, тогда  как  о  сексе  и  любви.

  Я  захотел  эту  умопомрачительную  смуглую  загорелую  красотку  Джейн  себе. И  не  хотел  никуда  уже  уходить  с  этой  летящей  по  бурлящим  волнам   большой   круизной  крейсерской  яхты.

- «Что  ты  делаешь, Владимир? – я  слышал  в  своей  голове  свои  же  слова  - «Русский  матрос. Остановись. Не  сходи  с  ума» - произнес  я  сам  себе. 

  Но  я  не  мог. Я  на  расстоянии  уже  ощущал  запах  ее  женского  загорелого  почти  до  черноты  нежного  жаждущего  дикого  любовного  секса  тела. Осязал  и  чувствовал  ее  тепло. Лоск  черных  вьющихся  змеями  развивающихся  на  ветру  длинных  волос. Ее   ног  и  руки. Их  к  себе  прикосновенье, хоть  она  шла  за  мной  и  на  расстоянии  от  меня. Это  было  просто  какое-то  любовное  колдовство. И  чем  больше  я  отказывал  себе, тем  больше  хотел   эту  убийственной  красоты  молодую  двадцатилетнюю  страстную  и  обворожительную  красотку  южных  кровей   Джейн  Морган.

  Что-то  сейчас  произошло. Что-то  странное  и  необычное. То, что  мне  еще  не  скоро  придется  узнать. Как  и  все, то, что  со  мной  происходило  сейчас. 

  Джейн  Морган  ее  имя.

  Я  вспомнил, что  так  звали  одного  из  пиратов  Карибского  моря. Почему-то  я  вдруг  неожиданно  для  самого  себя  это  вспомнил  из  своих  познаний  по  истории  пиратства.

- Я  бы  хотел  получить  назад  свою  одежду – произнес  я  Дэниелу, идущему  впереди   и  цепляющемуся, как  и  я  за  оснастку  своего  сильно  качающегося  по  волнам  судна.

  Стало  заметно  уже  слегка  штормить. Погода  портилась.  Мы, вероятно,  входили  в  зону  надвигающегося  шторма. 

  Идущая  сзади  меня  девица  по  имени  Джейн  мне  ответила - Не  волнуйтесь  вы  за  свои  матросские  штаны  и  плавки. Получите  все  в  целости  и  сохранности. Если  этим  всем  дорожите. И  в  сухом  свежем  виде. А, как  по  мне, я  бы  выбросила  все  это  рыбам  на  съедение  в  океан.

  Красотка  по  имени  Джейн  Морган  заметно  оживилась, но  по-прежнему  была  на  вид  холодна  со  мной  и  держала   заметную  теперь  дистанцию.

- Сейчас  уже  четыре  часа  вечера - произнес  мой  спаситель  Дэниел - Мы  подобрали  вас  в  одиннадцать  утра. Вы  были, все  это  время  без  сознания. Идемте  со  мной - сказал  Дэниел. Сунув  мне  в  руки  темные  солнцезащитные  из  грудного  кармана  вторые  очки. Свои, надел  себе  на  нос - Вам  надо  познакомиться  с  нашей  малышкой  «Арабеллой». Раз  уж  вы  оказались  волею  судьбы  на  нашем  круизном  парусном  судне. Погода  портиться  и  вы  нам  нужны, чтобы  успеть  до  островных  коралловых  отмелей  и  больших  атоллов  в  этом  районе  океана. Если  верить  картам  и  компасу, то  мы  на  верном  пути.

   Я  добрался  вместе  с   Дэниелом  к  носовой  части  яхты. Дэниел  сказал, что надо  делать. И  мы  вдвоем  стали  регулировать  носовые  тяги   кливеров, меняя  их  угол  и  перекладывая  на  самом  уже  почти  грозовом  ветру  положение  больших  треугольных  парусов.   

   Когда  мы  закончили, Дэниел  еще  остался  на  носу  Яхты  «Арабеллы». А  я,  развернувшись, пошел  к  корме  большого  парусного  судна. Там  у  правого  борта  стояла  Джейн. Она  пристально  смотрела  на  меня. Практически  не  отрываясь, хоть  и  надела  тоже  на  свой  милый  носик  темные  солнцезащитные  очки. Ее   черные  длинные  волосы  развивались  на  ветру,  под  свисающим  такелажем, идущего  на  полном  ходу  по  океанским  волнам  парусного  круизного  судна. Окаймленный  алыми  губками  женский  девичий  ротик  был   чуть  приоткрыт.  Джейн  отвела  в  сторону  от  меня  свой  взгляд, глядя  куда-то  в  бушующий  океан, как  бы, не  замечая   в  отстраненном  некоторым   подозрительном  недоверии   и   игноре   меня.

  Она  просто  играла. И  я  это  понял. 

  У  меня  зажгло  внутри  от  этого  девичьего  взгляда. И  просто  влюбился. Влюбился  в  эту  молодую  чернявую  смуглую  загоревшую  до  угольной  черноты  на  тропическом  морском  солнце  южанку  американку.

  Как  видите, я  сразу  оценил  девицу. Мой  глазомер  бабника  был, что  надо.

Я  был  хорошим  бабником  и  проходимцем  по  женщинам  в  свободное  от  мореплавание  время. Увы, ни  дать, ни  взять, но  я  был  такой. Плохо, или  хорошо, это  уже  вам  судить. Но  меня  было  уже, не  переделать.   

  Существование  холостого  русского  моряка. И  вот  такая  свободная  без  особых  обязанностей  жизнь, вероятно, испортили  меня  как  нормально  мужчину, или  можно  сказать  мужа. Одинокий  кобель  без  привязи  и  ищущий  свою  единственную  и  неповторимую  сучку. И, похоже, я  ее  нашел, или  она  нашла  меня, теперь  уже  какая  разница.

  Помню, как  застучало  еще  сильнее  в  груди  моей  мужской  сердце, когда  рядом  мимо  нее  проходил. Я  еще  раз  рассмотрел  ее. Близко, проходя  мимо.  Полненькую  девичью, выпирающую  из  самого  белого  халатика  грудь. Загорелая  в  том  распахнутом  почти  настежь  отвороте  воротника  халатика  грудь, подымалась  то  вверх, затем, опускалась  вниз, вдыхая   океанский  соленый  воздух. Ловя  летящие  высоко  на  ходу  от  волн   брызги.                         

Загорелая  и  сочная. Специально  и  для  меня  будто  приготовленная. Я  бросил  свой  быстрый  короткий   мужской  взгляд  на   Джейн  шикарные  загорелые  до  черноты  сверкающие  на  ярком  пока  еще  не  скрывшемся  за  тучами  солнце  ножки  в  домашних  тапочках. Джейн  сидела  оперевшись своей  широкой женской  попкой   о  борт  яхты, и  повернув  в  мою  сторону  черноволосую  свою  растрепанную  ветром  девичью  голову, нагло  провожая  меня  своим  взглядом  через  темные  очки.  Разбросав  по  сторонам  свои  в  рукавах  халатика  руки. Ухватившись  за  леерное  бортовое  ограждение  правого  борта  круизной  большой  яхты  сжатыми  в  мертвой  сильной  хватке  утонченными  пальчиками. Я  не  упустил  из  внимания  даже  это. И  хотел  ощутить  их  в  своих  растрепанных  мокрых  от  любовного  пота  волосах   на  своем  мужском  теле, как  пальчики  той  египетской  ресторанной  танцовщицы  Тамалы  Низин, когда  трахался  с  ней. Жестко  и   остервенело  в  гостиничном  номере  на  двоих. От  нахлынувших  тех  воспоминаний, закружилась  моя  голова. И  я  чуть  не  оступился. Нырнув  обратно  в  палубную  под  мачтой  надстройку. Спускаясь  вниз. По  почти  вертикальной, идущей  вниз  в  жилой  трюм  лестницы  большой  круизной   яхты.    

  Я  спустился  вниз  войдя  в  жилую  каюту  из  которой  вышел. Это  каюта  была  Дэниела. И  он  разрешил  пока  мне  как  гостю  ее  занять  на  время.  

 

                                             ***

  Было  18  июля  2006  года.  Десять  часов  утра. Я  был  наверху  покрытой  лаком  из  красного  дерева  палубе. Нацепив  на  свои  голые  ноги, первые, попавшиеся  в  этой  же  каюте  резиновые  пляжные  сланцы, я  стоял  у  правого  борта.  Своей  спиной  оперевшись  на  леерное  бортовое  ограждения  большого  скоростного  судна  под  белыми  большими  на  одной  длинной  мачте  треугольными  парусами. Смотрел  на  бушующий  предштормовой  океан.   Держась  по  обе  их  стороны  руками  за  само  прочное  боровое  ограждение.

  Я  любил  так  стоять   смотреть  с  корабля  на  океан   все  время. Впрочем  как и  все  влюбленные  в  эти  бушующие  волны  прожженные  приключениями   и  лихой  беспорядочной   разгильдяйской  одинокой  жизнью  и  судьбой   моряки.

  Я  стоял  напротив  длинной, почти  на  всю  в  длину  палубы  оконной  иллюминаторной  надстройки. Ведущей  в  каютный  трюм, из  которого  я, собственно, и  вышел, поднявшись  наверх  по  крутой  лестнице  из  узкого  трюмного  между  каютами  коридора. Мне  надоело  сидеть  внизу. Хоть  пока  и  не  было  для  меня  хоть  какой-то  полезной  на  палубе  корабля  работы, все  едино  было  скучно. Надвигалась  гроза  и  хороший   убийственный  шторм. Грозовой  фронт  был  уже  виден  впереди  по  курсу  «Арабеллы».

  Яхту  швыряло  по  волнам, и  она  неслась, теперь  по  ним, сломя  голову  на  большой  скорости.

  На  судне  гремела  музыка. Магнитофон  кассетник, который  Дэниел  поставил  на  крышу  надстройки  и  выступающего  каютного  коридора  с  вытянутыми  овальными  иллюминаторами  под  самой  мачтой. Играл  тяжелый  рок  вперемешку  с  рок-н-роллом. По-моему «Моtley Crue», если  не  ошибаюсь.

  Я  поведал  моему  спасителю  Дэниелу  историю  пожара  на  моем  судне  и как  я  оказался  в  океане. Возможно, один  из  всех  после  того  ночного  пожара  выживший.

- Значит  вы, действительно  русский  и  из  самой  России?! – произнес  громко  перекрикивая  шум  бурных  волн, снова  Дэниел, На  минуту  возле  меня  остановившись  со  связкой  веревки.

- Да! - ответил, громко, чтобы  было  ему  слышно  я - Из  Владивостока!

- Вот, как! - ответил  мне  в  ответ  Дэниел - А, мы  с  Джейн  из  Калифорнии!

  Он  прошел  мимо  в  обратном  к  корме  направлении  и  мимо  меня.

 - Может  мне  заняться  какой-либо  тоже  работой  на  палубе?! -  я  ему  произнес – Сидеть  без  дела  я  как-то  не  привык, Дэниел!

- Мы  идем  на  полной, теперь  скорости! Смотрите! Еще  раз, не  упадите!- улыбаясь, прокричал, перекрикивая  шум  волн  и  ветра, мой  теперь, новый знакомый  спаситель  Дэниел – Тут  много  валяется  всего, что  не  закреплено  и  катается  от  борта  к  борту  само  по  себе!

- Подобрать  вас, будет  теперь, по-новой, делом  нелегким! - произнесла, громко  Джейн, держась  за  натянутый  тонкий  но  прочный   канат  и  трос  большого   главного  развернутого   и  выгнутого  парусиновым  полотнищем  главного  паруса  яхты  и  стоя  у  другого  противоположного  борта  «Арабеллы».

- Постараюсь! - прокричал  ей   я, в  свою  очередь, стараясь  как  можно  быстрее  наладить  близкий  контакт  с  молодой  чернявой   красавицей   девицей – Мне  хватило  и  прошлого  раза  с  лихвой.

 

                                               ***

    На  борту  было  название «Аrabellа». «Арабелла», по-нашему.

  Яхта  легко  неслась  по  бушующим  волнам  удаляясь  от  того  места, где  меня  подобрали. Она  шла  совершенно  в  другую  сторону  от  торговых  морских  путей, куда-то  на  юг, и  куда  мне  это  было  пока  непонятно.

  Я  стоял  и  молчал, глядя  на  своих  молодых  спасителей, которые  были моложе  меня, и  смотрел  на  бушующий  океан.

  Дэниел, как  звали  этого  с  виду  добродушного  молодого  лет  двадцати  с чем-то  парня, бегал  от  носа  до  кормы  «Арабеллы». Он  все  время  посматривал  на  меня, пробегая  мимо  и  поправляя  парусный  такелаж  яхты. И  мне  приветливо  улыбался. Что  нельзя  было  сказать  о  его  смуглой  и  загоревшей  на  тропическом  солнце  донельзя  напарнице  по  мореплаванию Джейн.  Лет, как  ранее  было  отмечено  мною, наверное, не  более, чем  столько  же, как  и  ему.

  Джейн, стояла, как   и  прежде   на  левом  борту  яхты,  опиревшись  своей  гибкой  женской  спиной, выгибаясь  слегка  назад  при  каждой  сильной  качке  летящего  по  бурным  океанским  волнам  судна. Она  была  также  в  своем  том самом  коротком  выше  колен  белоснежном  домашнем  надетом  на  практически  нагое  девичье  тело  халатике, подпоясанном  туго  широким  поясом. Джейн  красиво  изгибалась  назад  выпячивая  свой  женский  животик  вперед  при  отклонении  назад  держась  одной  левой  рукой  за  трос  канат  от   большой  качающейся  с  большим  парусом  мачты  яхты. При  этом  ее  загорелые  полненькие  девичьи  ножки  полностью  бросались  мне  в  глаза. Я  искоса  посматривал  на  всю  эту  сексуальную  красоту  и  все  больше  хотел  ее  с  каждой  минутой. Это  было  что-то  ненормальное  даже, животное. Я  не испытывал  такого  в  жизни  ранее.  Это  было  даже  сильнее, чем  с  той  танцовщицей  из  Гон-Конга   Тамалой  Низин. Меня  просто  тянуло  магнитом  к  этой  Джейн. Это  была  любовь  с  первого  взгляда. Дикая, страстная, развратная  и  неуправляемая. 

  Джейн  стояла, прижавшись  к  бортовому  леерному  ограждению  левой стороны  яхты,  в  своих  тех  темных  солнцезащитных  очках. Она  смотрела  вперед  по  курсу  несущегося  по  волнам  своего  круизного  большого  судна  и  на  своего  товарища  по  плаванию, сейчас  бегающего  на  носу  яхты  от  гремящего  металлическими  креплениями  натянутого  каната  к  канату  под  носовыми  кливерами  «Арабеллы».  Время  от   времени  Джейн  бросала  на меня  свой  пристальный  взор  своих  под  теми  темными  очками  черных  зрачками  красивых  девичьих  глаз, видимо  тоже  рассматривая  всего  целиком  меня.

  Эти  ее  как  у  цыганки  черные  глаза  просто  убивали  меня. Я  хотел  Джейн. Но  не  знал  пока, как  к  ней  подойти. Так  бывает, когда  тебе  кто-то  сильно  нравиться, то  сложно  даже  о  чем-либо  поначалу  заговорить.         

    Ее  те  дивные  полные   из-под  короткого  халатика  стройные  девичьи  ноги.   Как  уголь  черные  от  плотного  и  ровного  загара.  В  домашних  тапочках  просто  завораживали  меня, снова  сильно  возбуждая. Я  даже  не  представляю  сейчас,  что  было  бы  со  мной  разденься  она  догола.

  Этот  выпяченный  в  мою  сторону  животик  под  тем  халатиком  и  ее гибкая  перепоясанная  пояском  девичья  талия. Ее  полненькая  полуоткрытая  виднеющаяся  снова  загорела  жаркая  грудь. Мужчины  поймут  меня. Что  делает  с  нами  вот  все  это.

  Зараза  ветер, налетающий  с  встречной  силой  задирал  тот  ее  в  подоле  внизу  над  коленями  халатик, и  я  видел  даже  более, чем  следовало  видеть  постороннему  неуравновешенному  и  падкому  на  красивых  женщин  молодому  мужчине. Я  видел  ее  узкие  такие  же  белые  плавки. Это  был  купальник. Или  только  плавки  от  него. Туго  врезавшиеся  в  красивые  ее  Джейн  загорелые  бедра  и  промеж  ног  и  женских  ляжек  охвативший  плотно  и  подтянувший  вверх  женский  с  промежностью  лобок.  Правая  поднятая  над  головой  и  согнутая  в  локте  в  рукаве  от  халатика  рука   Джейн  прикрывала  сверху  ладонью  от  яркого  солнца  ее  лицо. Время  от  времени  поправляла  растрепанные  длинные  вьющиеся  колечками  и  парящие  по  ветру  волосы.

  В  ушах  Джейн  сверкали  ярко  и  золотом  на  жарком  тропическом  солнце  колечками  небольшие  сережки.

 - «Какая  безумно  красивая  крутозадая  сучка» -  как  то  сразу  оценивал, про  себя  ее, я - « Она  просто  дразнит  меня  и  сводит  с  ума.  Этот  красивый  до  черноты  ее  тела  загар, сверкает  бронзовыми  оттенками  на  ярком  солнце  на, ее  девичьих  соблазнительных  ножках  и  ручках. И  это  личико, наверное, не  целованное  еще  никем. Бьюсь  об  заклад , скорее  всего  девственница. Но, это  в  том  случае, если   этот  Дэинел  ей  либо  брат, либо  если  муж, то  между ними  ничего  еще  близкого  такого  не  было.  Думаю  я. Хотя  было  бы   это  весьма  странным».

  Джейн  не  отрываясь  теперь  снова, смотрела  все  время  на  меня. Наверное, все  еще  изучала.

  - «Бестия!» - пронеслось  ураганом  у  меня  в  моем  воспаленном  к  ней  любовью  мужском  кобелином  русского  моряка  сознании –«Русалка  и  Ведьма  Тихого  океана! если  бы сейчас  тут  была  куча  мужиков, что  бы  тут  творилось  из-за  тебя  Джейн!».

   Но  такого  не  случилось. И  не  было  никакой  конкуренции. Только  этот  молодой  совсем  еще  по  возрасту  мальчишка  Дэниел. Хоть  и  сноровистый  самостоятельный  жилистый  парень, но  все  же  мне  был  не  конкурент. Я  был  ниже  ростом, но  старше  и  опытней  даже  в  драке.

- «О  чем  я  сейчас  думаю, идиот!» - подумал  я  - « Нужно  быть  благодарным, что тебя  вытащили  и спасли  из  самих  лап  смерти. А  ты  уже  думаешь, о  какой-то  половой  любовной  конкуренции  из-за  убийственно  красивой  девки, Владимир. Ты  даже  еще  толком  не  знаешь  кто  они  друг  другу. И  вообще,  зачем  тут  в  этом  океане? Что  делают  вдвоем  и  так  забрались  далеко  от  любого  материка  и  цивилизации».

  Меня  бросило  снова  в  любовный  жар  и  забилось  дико  в  груди  русского  моряка  сердце. Мужской  мой  детородный  член  зашевелился  в  штанах  сам  и стал  наливаться  кровью, раздуваясь  и  задираясь  вверх  оттопыривая  надетые  на  себя  Дэниела  штаны.

- «Вот  черт!» - я  произнес  про  себя  и  отвернулся  в  сторону  океана, стараясь  успокоиться. Но  было  сложно  это  сделать.

  Я  признаюсь  без  перебора  должным  образом, оценил  девицу, сразу.  И  Особенно  ее  совершенно  голые  загорелые  до  угольной  черноты  девичьи  ножки. И, похоже, мой  взгляд  прожженного  морской  солью  морского  русского  волка, потерпевшего  неудачу  в  океане  не  остался  без  внимания.

  Она  теперь, смотрела  практически, не  отрываясь  и  довольно  нагло  на  меня.       

  Караулила  каждое  мое  движение  или  взгляд, как  стражник. А, я думал - «Я   все  думал, кто  они  эти  ребята, подобравшие  меня  в  океане? Муж  с  женой  в  свадебном  странствии. Или, брат  с  сестрой.  Или, просто, знакомые, хотя  вряд  ли?».

  Я  не  смог  долго   смотреть  на  бурный  предштормовой  океан. И  снова  посмотрел  на  Джейн.

  Халатик  все  также  приподымало  в  самих  полах  морским  ветром.  И  я  видел  ее  белые  купальника  тонкие, очень  узкие, едва  закрывающие  девичий  волосатый  с  промежностью  лобок  белого  купальника  плавки. Натянутые  туго  на  крутые  оголенные  шаловливым  ветром  девичьи, блестящие  яркой  бронзой  на  солнце  от  черного  крепкого  плотного  загара  ляжки  и  бедра. Выше  я  не  видел, не  давал  туго  затянутый  на  талии  шелковый  широкий  халатика  пояс.

- «Джейн  Морган»  -  под  шум  океанских  волн  говорило  мне  мое, заболевшее  дикой  беспокойной  любовью  сознание. И  тем  же  самым  в  ответ  ему  стучало  в  груди  воспаленное  любовью  мое  русского  моряка  сердце.

  Джейн  все  время  поправляла  правой  девичьей  рукой  свои  растрепанные  ветром  парящие  в  воздухе  длинные  черные  вьющиеся  воздушными  змеями  волосы, что  развивались  по  ветру  и  захлестывались  ей  лицо. Время  от времени  поправляя  и  удерживая  их  своими  изящными  тонкими  пальчиками  и  отводя  назад  за  голову  и  затылок, сбрасывая  с  правого  женского  плеча  за  спину.

  Не  снимая  свои  зеркальные  очки, все  смотрела  странным  образом  теперь  только  на  меня. На  прибившегося  волею  рока  к  ним   и  их  яхте  чужестранца. А  я  старался  теперь  отводить  свой  в  сторону  взор, успокаивая себя  и  отвлекаясь  на  океан  и  выгнутые  в  воздухе  на  ветру  большие  паруса  крейсерской  круизной   большой  яхты.   

      Что-то  было  в  ее  том, взоре  черных  скрытых, теперь  под  зеркальными женскими  солнечными  очками  убийственных  глаз. Да, и  в  ней  самой  было, что-то  не  так. Помимо  подозрений, недоверия. И  чисто  женской  тревоги. Видимо, страха  перед  чужим  человеком.  Но  и  интерес  к  понравившемуся  видимо  ей  и  вызвавшему  интерес  мужчине. 

      Женщины  любопытные  создания.

  Было, что-то  похожее  на  заинтересованность  и  симпатию  ко  мне  со  стороны  этой  Джейн. Мне  показалось, что  было  даже, что-то  большее, чем  просто  интерес. Еще  там  в той  каюте, где  я  приоделся  нагло  в  чужом  платяном  шкафу  в  одежду  Дэниела, все  время  она, не  отрываясь  глядела  на  меня. Глядела, как-то  странно  и  обворожительно. Это  ее  любопытство  ко  мне  перемешивалось, наверное, даже  с  сочувствием  и  всеми  возможными  опасениями. Она, сейчас, буквально  пожирала  меня  взглядом. И  не  упускала  не  одного, просто  так  моего  жеста  и  движения. Словно, оценивая  меня  со  всех  сторон.

      Я  понравился  ей. Я  это  сразу  понял. Почувствовал  причинным  своим  мужским  местом  и  сердцем.

- «Интересно, вы  муж  с  женой, или  брат  с  сестрой»  -  эта мысль  так  и  не покидала  меня. Но  Джейн  была  явно  старше  Дэниела. Я  не  мог  ошибиться.

  Вдруг  и  неожиданно, Джейн  оторвалась  от  левого  борта  яхты  и  обойдя  ее  по  корме, вокруг  палубной   с  окнами  выпирающей  вверх  под  мачтой  надстройки, красиво  виляя  своими  шикарными  загорелыми  почти  черными  бердами  и  задницей,  как-бы  не  торопясь  и  вальяжно,  и  делая  отвлеченный вид  на  океан, прошла  по  правому  борту. Она  направилась  в  мою  естественно  сторону. Пройдя  мимо  меня  и  даже  слегка  коснувшись  правым  виляющим  женским  бедром  меня, цепляясь  за  руками для  равновесия  за  тросы  и  натянутые  канаты, Джейн  пошла  к   работающему  на  носу  «Арабеллы»  Дэниелу. Немного  постояв  на  носу  у  косых  ее  натянутых  на  нейлоновых  тросах  и  надутых  ветром  кливеров. Возле, работающего, там  Дэниела. Что-то  ему  сказала  негромко.  Прильнув  к  нему  вплотную, она  поцеловала  того  в  загорелую  мужскую  с  легкой  молодой  щетиной  щеку.  Из-за  шумящего  водой  океана, совершенно  не  было  слышно, что  она  ему там  сказала. И  пошла  обратно  по  правому  борту  в  направление  к  корме  и  ко  мне.

  Джейн, видимо, специально  подняв  высоко  на  лоб  зеркальные  свои  очки, и  глядя, пристально  и  нагловато  издали, на  меня  своими  вновь  черными гипнотическими  глазами, пошла, вокруг  снова  и  вдоль  правого  борта  сильно  качающейся  на волнах  яхты,  держась  за  леера  и  в  мою  сторону. Виляя  бесстыдно  теперь  как-то  даже  своими  безупречно  красивыми  черными  от  загара  бедрами. Буд-то  зная, что  делает  и  стремиться  к  этому. 

  Сейчас  она, молча, проходила  мимо  меня. И  тут  яхту  сильно  качнуло. И  она  потеряла  равновесие  и  начала  падать. Вот  тут - то  я, проявив  матросскую  ловкость  и  деликатное  умение, сумел  подхватить  девицу  за  локоток  девичьей  ее  руки, вскинутой  в  рукаве  домашнего  халатика  от  растерянности  и  испуга, перед  вероятным  падением.

  Я  поймал  ее  и  притянул  к  себе  левой  рукой  за  гибкую  талию. Джейн, выгнувшись, как  кошка  назад, вырвалась, отскочив  напугано  и  в  растерянности  назад. И, словно, шокированная  негромко  произнесла  - Фенкью. Спасибо - но, несколько  смущенно  в  растерянности  в  своем  дрогнувшем  девичьем  голосе  - И  потом. Сори - Благодарю.  Но  ее  левая  девичья  рука  в  белоснежном  рукаве  халатика  была  в  моей  правой  руке.

  Она  испуганно  вырвала  у  меня  свою  руку  и  упреждающе  строго  добавила - Но, не более!

  Ее  глаза  были   неописуемо  сейчас  красивы, когда  она  это  произнесла, так  напугано  и  растерянно  ими, сверкая, глядя  прямо  мне  в  мои  синие  русского  моряка  глаза.  Зрачки  расширились, и  она  смотрела  на  меня. Буквально пожирая  своими  теми  любвеобильной  неукротимой  молодой  хищницы  глазами. Я  все  понял  тогда  сразу. И  Дэниел  был  прав, когда  сказал, что  я  нравлюсь  Дже         йн. 

  Джейн, оглядываясь, все  время  на  меня  пошла  дальше  к  палубной  под  мачтой  с  длинными  окнами  иллюминаторами  надстройке. Она  спустилась  вниз  в  трюм  к  каютам  яхты.

  Именно  в  этот  самый  момент  в  этой  кажущейся, на  первый  взгляд, несколько  стервозной  молодой  крутозадой  загоревшей  до  угольной  черноты  сучке, что-то  щелкнуло  внутри. Что-то  надломилось  в  ее  неприступном  напускном  и  строгом  передо  мной  нарисованном  характере. В  облике  деловитой, занятой  морским  круизом  американской  молодой  двадцатилетней  девицы. В  том  растерявшемся  ее  взгляде  я  увидел  просто, жаждущую  уже  давно  неудержимой  и  безумной  любви  самку, молодую, и  невероятно  красивую, положившую  глаз  на  русского  моряка.  Вполне  уже  созревшую  для  близких  половых  отношений, хоть  и  еще  довольно  молодую, но  с  виду  крепкую  половозрелую   невероятно  красивую  сучку.

  Этот  ее  растерявшийся  и  напуганный, вероятным  падением  взгляд. И  ее слово - Но, не  более! - говорило  как - Возьми  меня! И  именно  в  этот  самый  момент  все  стало  меняться  в  моей  одинокой  беспутной  некому  не  нужной  жизни. Именно  сейчас  на  этой  летящей  по  волнам  на  всех  парусах  белоснежной  большой  круизной  крейсерской  яхте.

 

 

                                               ***

  Яхта  неслась  на  всех  парах  по  бурлящим  волнам  как  раскочегаренный  на угле  локомотив. Попутный  сильный  ветер  рвал  ее  всю  оснастку. Паруса выгибая  полусферой  на  единственной  мачте  и  на  гремящих  нейлоновых тросах  и  стальных  креплениях. Брызги  от  волн  залетали  на  покрытую  лаком  из  красного  дерева  палубу. И  она  была  всегда  мокрая  от  океанской  воды. Все  говорило  о  скорой  близящейся  ночи  и  предстоящем  надвигающемся  шторме.

- Вообще-то, мы  кладоискатели! - проговорился  вдруг, громко, перекрикивая гром  роковой  музыки, хлопанье  парусов  и  шум  набегающих друг, на  друга волн, мой  новый  знакомый  Дэниел. Встав  сразу  у  двух  штурвалов  яхты, когда  Джейн  спустилась  в  трюм  в  каюты - Мы  идем  в  одно  место. Там должен  быть  затонувший  фрегат  с  золотом.

- Эти  сведения  верные?! - спросил  я  Дэниела - И откуда?!

- Я  позже  покажу  тебе  свою  архивную  карту, Владимир! – произнес  мне  Дэниел - Нам  надо  успеть  попасть  в  одну  коралловую  банку  посреди  океана! Там, как  я  думаю, много  золота!

  Дэниел  посмотрел, оглянувшись  назад.

- Мы  идем  на  юг! - снова  прокричал  громко  Дэниел, перебивая  гремящую  как  гром  рок-музыку  и  шум  волн - Там  и  будем  искать  тот  затонувший  фрегат! Мы  с  Джейн   любим, как  и  многие  золотишко!

- Интересное  у  вас  двоих  мероприятие! - сказал  громко  я  в  ответ.

- Да, ничего! Нормально  и  тебе, если  что  достанется! Если  будешь, теперь  с нами! - прокричал  он, мне  склонившись  на  ухо, и  засмеялся - Приглашаю  на золотые  прииски! У  меня  есть  пара  тройка  новых  аквалангов. И  еще  кое-какое  оборудование! Так  что, можно  искать  свободно  даже  не  сходя  с  яхты!

 Дэниел  посмотрел  на меня  по-дружески  и  похлопал  по  плечу  меня.

- Ты  в  деле? – он  спросил  меня.

- Это  я  удачно  попал – произнес  я  Дэниелу  и  засмеялся – Почти  с  того  света  и  сразу  на  бал.

Он  помолчал  немного, глядя  по  курсу  летящей  по  волнам  яхты, и  произнес  снова  громко - Ты, Владимир, давно  уже  в  океане?!

- Достаточно  долго! - прокричал  стоя  у  ограждения  спиной  к  волнам Дэниелу  я - Больше  года  в  плаваниях, то  там, то  там. До  этого  крушения был  в  Индийском!

  Дэниел, понимающе, покачал  головой - А, мы, где-то  с  месяц, как  отошли  от Калифорнии! - сказав  это, он  снова  замолчал  на  какое-то  время.

- Джейн! – вдруг  он  произнес - Моя  родная  сестра!

- Так  ты  тоже, получается, Морган?! - прокричал, убедившись, что  именно  как  я  и  скорее  всего, предполагал  Дэниелу.

- Да! Точно, так! - он  сказал, смотря  на  меня.

- Я  так  и  подумал! - крикнул  сквозь  шум  музыки  и  волн  ему.

- Догадался?! - снова  мне  крикнул, смеясь  Дэниел.

- Сделал  правильное  предположение! - отозвался  на  вопрос  я. Вы  похожи. Я  все  гадал,  кем  вы  приходитесь  друг  другу  все  это  время. Вот  теперь  гадать  не  нужно.

  Эта  новость  меня  просто  обрадовала. Значит  все-таки  брат  и  сестра. А  не жена. Значит, я  могу  подкатывать  к  Джейн  беспрепятственно.

  Дэниел  сильнее  засмеялся, перекладывая  рули  яхты  в  направлении желтеющих  песком  на  ярком  солнце  множества  Атоллов.

- Это  тебя, Владимир  сильно  мучало, да? - произнес  Дэниел.

- Ну, как  сказать,  не  так  чтобы  мучало, но  прояснить  не  помешало  - произнес  ему  я.

- Скажи, Владимир! - снова  громко  произнес  Дэниел - А, сколько  ты  пробыл  в  воде  до  того  как  мы  тебя  подобрали?!

- Суток  двое! - произнес  громко  я, сам  ужасаясь  своим  воспоминаниям – Признаюсь, вспомнить  жутко.

  Дэниел  покачал  своей  кучерявой  черноволосой  головой – Монимаю. Кошмар! Я  бы, наверное, не  выдержал! Это  точно! Ты  герой, Владимир!

- Это  судьба  любого  моряка, Дэеинел – произнес  я  ему – Такое  часто случается  с  многими  из  нас. Только  не  всем  так  везет, как  повезло  мне. За что  я  тебе  и  сестренке  красавице, твоей  Джейн  искренне  благодарен. Да  и  вообще  это  волшебное   какое-то  счастье, что  вы  оказались  на  моем  жизненном  пути. Наверное, это  неспроста.

- Наверное – произнес, загадочно  посмотрев  на  меня  Дэниел.

  В  этот  момент  я  увидел  черную  яхту  далеко  на  горизонте. Она  еле различимая  мелькала  над  океанскими  волнами  своими  белыми, тоже парусами  и  двумя  мачтами. Та, яхта  была  вдвое, по-моему, крупнее «Арабеллы». И  двигалась  параллельным  курсом  нашему.

  Я  спросил  Дэниела  о  ней, и  было  видно, как  тот  нервно  отреагировал  и покосился  на  то  быстро, тоже  идущее  параллельным  курсом  нашей  яхте  неизвестное  мне  судно.

  Дэниел  промолчал. Он  ничего  о  ней  мне  не  сказал, только  сказал - Нам  надо  добраться  до  атоллов. И  укрыться  в  лагуне  одного  из  них. Скоро  будет  буря, приборы  показывают  изменение  атмосферного  давления. И  это чревато  большим  штормом. Та  яхта, вероятно, тоже спешит  куда-либо  укрыться. Возможно,  тоже  среди  этих  атоллов  и  островов.

  Дэниелу, видимо  и  даже, не  понравилось  то, что  я  увидел  ту  двухмачтовую идущую  параллельным  с  нами  курсом  большую  черную  яхту.

  Видно  было  даже,  покоробленное  недовольством  выражение  лица  молодого  парня.

- Тебя, Владимир  удивила  какая-то  еще  одна  яхта? Тут  могут  быть  корабли! - произнес, как-то  нервно  он - Они  по  всему Тихому  океану  и  что?!

- Да, так, ничего! - произнес  я, видя, что  Дэниел  был  чем-то  недоволен. И  решил  не  лезть  дальше  в  эту  тему.

 

                           Отдых  в  песчаной  лагуне

 

  Шторм  налетел  внезапно, как  и  сказал  новый  мой  приятель  Дэниел. На  корабельных  часах  яхты  было  уже  одиннадцать  сорок  вечера.

  Я  сам, будучи  моряком, прекрасно  понимал, о  чем  речь. И  сам  знал, когда  надо  ждать  шторма  и  без  всяких  приборов. Просто  не  лез  в  чужую  навигацию. Я  был  тут  всего  лишь  гость.

      Вообще  говоря, отношения  с  новым  знакомым  моим  спасителем  как-то сложились  удачно  сами  собой. Чего  не  скажешь  о  новой  знакомой  моей спасительнице  Джейн, что  держалась  все  отстранено, даже  за  чашечкой  кофе  и  налитым  скотчем  из  винного  шкафчика  в  гостиной  комнате  яхты. Кстати  я  обратил  внимание  на  этот  винный  шкафчик. Там  было  много  бутылок  дорогих  вин, джин, виски, ром  и  различные  коньяки  видимо  разной  годичной  выдержки.

  Дэниел, как-то  сразу  и  добродушно, отнесся  ко  мне  как  к  совершенно  еще  не  знакомому  человеку. Потерпевшему  крушение  русскому  моряку, вполне доброжелательно  и  по-приятельски. Возможно, он  был  добродушным  доверчивым  парнем  в  отличие  от  недоверчивой  своей  и  несколько  в  чем  то  стервозной  сестры. Скажу, вот  тут  я  ошибался  в  Джейн. Все  было  совсем  не так. Но  недоверие  в  ней  все  же  ко  мне  было. Пока. И  я  ее  прекрасно  понимал. Она  была  старше  Дэниела. Взрослее. Да  и  просто  была  женщина.

  Дэниел  сказал, что  Джейн,  сестренка  не  очень  довольна  моим  здесь  присутствием. Что  этот  круиз  за  золотом, должен  был  быть  только  на  двоих. Между  ними. И  никого  из  посторонних  на  этой  круизной  океанской  яхте  не  должно  было  быть. Но  вот  сама  же   и  подобрала  меня. Но  она  не говорила, что  сожалеет  об  этом.

  Потом  я  прошел  курс  молодого  стажера  по  управлению  парусным  большим  кораблем.  Дэниел, мне  вкратце  рассказал  про  управление  этим  полуавтоматическим  судном. Про  систему  компьютерной  навигации, систему дистанционной  корабельной  близкой  и  дальней  связи  с  материками. Вот  так  совершенно, не  знакомому  ему  и  практически  пока  еще  чужому  человеку.

- «Странные  эти  американцы» - думал  я – «Наверное, моя  доверительная  добропорядочная   внешность, вызывает  уважение  и  предрасположение  у  других  людей, чтоб  вот  так  и  все запросто  как  родному  брату». 

   Дэниел  показал, как  управлять  штурвалом  яхты. Лишь  стоя  на  носу  яхты мне  указывал  руками  куда  рулить. Вправо  или  влево, чтобы  не  сесть  на отмель  или  рифы.

  Я  вот  так, с  разрешения  друга  Дэниела, как  заправский  моряк  и  член  новой  команды, уже  стоял  у  двух  штурвалов  «Арабеллы».

  Я  только  мог  мечтать  о  таком. Еще  с  раннего  детства  я  мечтал  о  морях  и океанах. Увлеченно  читал  все  морские  романы. О  пиратах, сокровищах  и  приключениях. Помню, перечитал  до  дыр  Стивенсона  и  Рафаэля  Сабатини. Служил  в  ВМС  СССР  на  военном  корабле  в  составе  аварийной  команды  и  водолазом  спасателем  и  в  команде  морского  военного  спецназа. И  моряком  торгового  флота  стал  не  случайно. Океан  звал  меня  к  себе. Я  это  все  рассказал  Дэниелу.  И  тот  доверил  мне  штурвал  «Арабеллы». И  я  уже  помогал  Дэниелу  вводить  яхту  в  круглую  коралловую  бухту  большого  океанского  утыканного  по  всей  полукруглой  своей  длине  большими  кокосовыми  пальмами  атолла.

  Нас  уже  неслабо  швыряло  бурлящими  волнами  начинающегося  океанского  шторма, но, мы  успели  загнать  внутрь  лагуны  наше  круизное  суденышко. Оно  имело, оказывается, помимо  парусной  оснастки, управляемой  наполовину компьютером. Блок  автоматического  управления, который, кстати, находился  внутри  самой  яхты  в  специальной  секретной  комнате, за  металлической  дверью  в  маленьком  зале  главной  той   гостиной  каюты  или  кают  компании  за  винным  шкафом.  Здесь  же  была  и  рация, которой, как  оказалось, эти  двое  ребят, совершенно  не  собирались  пользоваться. Она  им  была  не  особо  нужна. Рация  стояла  без  дела  рядом  с  бортовым  компьютером. Ее  антенна  была  закреплена  на  самой мачте  яхты. В  общем, навигационная  система  была  хорошо  замаскирована  в  этой  потайной  комнате  центрального  жилого   трюмного  отсека. Не  зная  этого, сразу  даже   и  не  подумаешь, где. И  помимо  такого  вот  управления  парусами, был  еще  у  этого  судна  движок  и  парочка  под  водой  с  кормы  небольших  пяти  лопастных  винтов  на  валах. Уходящих, глубоко  в  самый  технический  трюм  «Арабеллы»  под  двойное  внизу  под  полом  дно  парусного  красивого  как  само  название  корабля. Там  было, правда, мало  места. Что  я  как  корабельный  техник  и  моторист  отметил  Дэниелу, как, пожалуй,  единственное  в  конструкции  яхты  не  особо  удовлетворительное  при  ремонте  корабля. Я  был  все-таки  моряк  и, кое-чего, все-таки, понимал  в  судах. В  судах, такого  вот  типа, правда, мало, но  все  у  меня  теперь  было  впереди.  Еще  на  яхте  была  душевая  и  туалет. Помимо  прочего  тут  же  рядом  была  для  стирки  стиральная  машина. Был  свой   поварской  камбуз, не  считая  кухни  в  уголке  главной  каюткомпании  или  гостиной  каюты. Все  это  каким-то  чудом  втолкнуто  в  это  парусное   чудо  инженерной  морской  техники. Так  что  яхта   с  бортовым  названием  «Аrabellа»  с  трех  сторон. На  корме  и  по  обе  стороны  носа  судна, была  не  такой  уж  маленькой  посудиной, как  могло  бы  показаться  со  стороны. 

  Дэниел  сказал  мне, что  им  с  сестренкой  Джейн  очень  даже, пригодятся  навыки  русского  моряка  в  их  морской  прогулке. И  я  буду  здесь  далеко  даже  не  лишним  человеком. Сестренка  Джейн  не  прогадала, когда  решила  подобрать  меня  с  воды.

  Я  крутил  штурвал  то  один, то  другой  яхты, попеременно, то  вправо, то  влево  по  команде  Дэниела,  в  ручном  режиме  управления, вводя, теперь  нашу  яхту  в  бурлящую  в  волнах  укромную  от  шторма  бухту  песчаного  атолла.

  Дэниел, вообще  был  классным  парнем. И  ему  было  видимо, приятно общаться  с  более  взрослым  мужчиной. Было  такое  ощущение, ему  просто  не хватало  близкого  хорошего  друга. 

  Дэниел  поделился  своими  со  мной  личными  вещами. Он  отдал  на  время  нашего  плавания, по  крайней  мере, часть  своего  гардероба. И  даже, дал  запасную  в  его  мужском  туалете  бритву. Правда, я  все  же  не  вылазил  из  своих  в  основном  уже  обношенных  ставших  родными  матросских  брюк, но, в  целом  ему  за  все  спасибо. Из  обуви, так  и  остались  на  мне, те  летние  пляжные  сланцы, которые  я  периодически  сбрасывал  и  ходил  вообще  босиком, как, впрочем, и  Дэниел.

  Дэниел  бегал  по  палубе  от  носа  до  кормы. То  по  правому  борту, то  по левому, мимо  палубной  иллюминаторной  надстройки, сматывая  и  скручивая

какие-то  нейлоновые  веревки  пока  Джейн  была  где-то  внутри  яхты   и  чем-то  там  занималась  своим.  Она  здесь  сейчас  была  не  нужна  и  старалась  не мешаться.

  Нас  накрыло  проливным  дождем  с  шквальным  сильным  ветром  уже  когда  мы  вошли  в  глубокую  обширную  бухту  одного  из  островных  коралловых  атоллов. За  считанные  секунды  мы  были  оба, мокрыми  как  рыба  в  воде. С  ног  до  головы. Моя  промокшая  желтая  летняя  футболка  просто  прилипла  к  телу. Намокли  и  мои  матросские  снова  штаны. Насквозь  вместе  с  плавками.

  Дэниел, включил  лебедку  за  моей  промокшей  от  дождя  спиной, там  на  самом  краю  кормы. Он, откинув  кормовую  верхнюю  крышку, смотал  быстро  тот  кабель  шнур, по  которому  я  забрался  на  яхту, довольно  длинный. И  с  каким-то  продолговатым  небольшим  крылатым  металлическим  аппаратом  на  конце. Все  это время  эта  штука  болталась  за  кормой  нашей  яхты.  Метров  более  тысячи  в  смотке, длинного  проводного  в  особой  изолированной  оболочке  кабеля  и  троса  фала. Я  в принципе  разбирался  и  в  этом, как  военный  в  прошлом  моряк. Посему  и  тут  мог  быть  весьма  полезным  Дэниелу  Морган  и  соответственно  самой  его  черноглазой  красотке,  сестренки  Джейн  Морган.  На  любовную  близость  с  которой  в  скором  времени  и  рассчитывал.

   На  конце  этого  длинного  проводного  глубоководного   троса  и  фала  был  сканер  эхолот  промера  глубин. Глубоководная  камера  с  системой  записи  в  режиме  слепого  поиска. Как  говорится  на  ощупь. Слишком  круто. И  невероятно  дорого  для  этих  молодых  людей,  если  конечно  они  не  были  миллионерами. Но судя  по  такой  продвинутой  круизной  крейсерской  мореходной  и  быстроходной  яхте  со всеми  удобствами  для  долгого странствия  по  морям  и  океанам.

  Похоже, мои  спасители  герои  были  действительно  морскими  кладоискателями. Но  я  не  грузил  себя  такими   вопросами  сейчас. Моя  цель  была  Джейн  Морган. Я  был  без  ума  от  этой  убийственной  красоты  девицы.  И  думал  все  время  только  о  ней.  Она была  где-то  сейчас  там  внутри  входящей  в  глубокую  коралловую  бухту  атолла  яхты, а  мой  член  шевелился  в  моих  мокрых  от  дождевой  летящей  в  меня  воды  от  одной  только  мысли  о  этой  загорелой  до  угольной  черноты  латиноамериканки  Джейн  Морган,  родной  сестренки  Дэниела.

 

 

                                             ***

  Ветер  рвал  длинные  широкие  листья  с  кокосовых  пальм  и  сбивал  кокосы, наклоняя,  почти  к  воде  сами  высокие  гибкими  упругими  стволами  пальмы. И  там  за  атоллом  творилось  черти  что. Вода  там, просто  бурлила  от  громадных  кипящих  набегающих  на  атолл  океанических  волн. На  противоположный  со  стороны  Тихого  океана  берег, размывая  сами  кораллы  и  смывая  в  воду  песок. Либо  нанося  его  снова   на  тот  песчаный  берег.

  Не  окажись  здесь  мы  вовремя  под  защитой  этой  кольцевой  песчаной  отмели  атолла, нас  бы, наверное, скорее  всего  разбило  о  рифы  атолла. Но, тут  в  кольцевой  отрезанной  от  самого  океана  высокими  кораллами  бухте. В  самой  довольно  глубокой  его  лагуне  мы  были  под  надежной  теперь  от  всех  штормов  защитой. Здесь  не  так  штормило, и  вода  внутри  лагуны  была, почти  спокойной. Лишь  слабые  от  ветра  подымались  волны, да  слегка  раскачивало  яхту  с  борта  на  борт. И  после  того, как  были  убраны  все  паруса, и  брошен  носовой  якорь  прямо  в  центре  лагуны, нас  лишь  крутило  вокруг  якорной  цепи  и  качало, но, опасности  быть  выброшенном  на  песчаную  отмель  силой  ветра  или  на  кораллы  была  ничтожной. Это  было  действительно  надежное  укрытие  на  время  шторма.

  Становилось  темно. И  Дэниел, включил  габаритные  огни. Затем, свет  на  палубе  и  в  трюмном  коридоре, каютах  яхты. Он  оставил  меня  еще  знакомиться  с  приборами  управления  судном  наверху. А, сам, спустился  внутрь  яхты. Он  сказал, что  надо  ему  обсудить, кое-что  со  своей  сестренкой  Джейн. И  как  только  я  разберусь  со  всем, то  тоже, можно  будет  спуститься  внутрь  яхты  как  раз  к  ужину. Подходил  вечер, и  уже  было  семь  часов  нашего  скитания  по  океану. Джейн  не  было  на  палубе  по  причине  того, что она  занималась  кухней.  Чисто  женская  привилегия  и  обязанность. Куда  деваться  бедной  женщине. Но  я  еще  плохо  знал   свою  в  будущем  Джейн  Морган. Кое  в  чем  эта  головокружительной  красоты  красотка  южанка  американка, могла   двум  мужчинам  дать  хорошего  фору.

   Дэниел  накинул  на  меня  клеенчатый  длинный  плащ  с  капюшоном. И  исчез  в  лестничном  люке, уходящем  внутрь  к  каютам  «Арабеллы». Он  сам  закрыл  вход, узкими  палубными  раздвижными  дверями  от  ветра  и  дождя, от  тяжелых  водных  брызг, летящих  по  косой   на  хорошей  скорости, через  саму  яхту  и  стучащих  по  ее  лакированной  из  красного  дерева  палубе.

  Без  сомнения  эта  «Арабелла», скоростная  мореходная  круизная  яхта,  предмет  дорогой. Довольно  большая, с  прочными  герметичными  переборками  и  красивыми  обводами  бортов, белого  цвета, метров  больше  двадцати  в  длину. И  в  ширину  метров  пять  или  шесть. Это  для  одномачтовой  то  яхты. С  палубной  оконной  иллюминаторной  длинной  под  ее  мачтой  надстройкой. С  балансирным  вытянутым  внизу  под  водой  угловым  килем. И  в  самом  трюме  каютными  довольно  просторными  и  обставленными  неплохо  помещениями. Техническим  трюм  с  двумя  двигателями, винтами  и  баками  по  обоим  бортам  с  топливом. Часть  кают  на  яхте, просто  пустовала. С  кухонным  камбузом  и  главной  гостиной  каютой  для  гостей  с  кожаными  креслами  и  диваном  большим  столом  и  шкафом  ликероводочными  изделиями. Душевой, там  туалетом, и  все  такое. Имела  носовой  для  водолазного  и  исследовательского  оборудования  трюм  с  аквалангами  и  резиновой  на  моторе  лодкой. Яхта  с  треугольными  двумя  кливерами  и  двумя  большими, тоже  треугольной  формы  до  самой  кормы  парусами. С солнцезащитным  навесом  над  пультом  управления  и  двумя  рулями. Яхта, имела, довольно  прочную, из  металлизированного  плетеного  нейлона  такелажную  оснастку, на  металлических  креплениях. Канаты, тросы. С  аккумуляторами  внизу  самого  трюма, на  дне  ее  корпуса  в  герметичном  от  воды  специальном  отсеке  над  самым  килем. Бортовым  и  палубным  освещением. И  генератором  переменного  тока  в  компьютерном  отсеке. И  питавшем  по  проложенной  внутри  обшивке  герметично  заизолированной  по  всей  яхте  проводке  энергией  всю  «Арабеллу». А  также  заряжающийся, время  от  времени  от  вхолостую  включенных  двигателей  самой  яхты. Кормовой  и  носовой  лебедками. Да, еще  с  таким, вот  компьютерным  управлением. Она  могла  на  автомате  вымерять  и  прокладывать  через  компьютер  курс. И  следовать  по  его  команде  к  любой  проложенной  точке  в  океане. В  базе  данных  имелись  все  океаны  и  все  указы  вероятные  и  возможные  маршруты. Так  что  эти  двое  искателей  приключений  красавица   Джейн  и  ее  брат  Дэниел  Морганы  просто  прокладывали  по  карте  в компьютере  маршрут. И  яхта  сама  по  заданной  программе  следовала  данному  выбранному  курсу.

  Автоматически  на  автопилоте  как  в  воздухе  самолет. Она  вся, если  поставить  этот  режим, переключалась  и  меняла  паруса, подымала, и  опускала, перекладывая  их  по  ветру.  Даже  оба  штурвала, сами  крутились  по  заданному  курсу  в  режиме  автопилотирования. И  эти  двое  молодых  ребят, похоже, были  не  из  бедного  десятка  на  планете  людей, таких, как  я, например. Обычный  рядовой  русский  моряк  торгового  флота, зарабатывающий  себе  на  жизнь  своей  нелегкой  работой  судового  механика  и  техника  моториста  на  торговых  судах.

   Кто  они  были, я  пока  не  знал, но, был  благодарен  им  за  свое  спасение  и за  доверие  Дэниела. И  его  вот  такую   сразу  дружескую  открытую  расположенность  ко  мне, еще  совершенно  мало  знакомому  ему  совершенно  чужому  человеку.

 

                                                ***

  Я, наконец, со  всем  разобравшись, спустился  тоже  вниз. Меня  достал  этот штормовой  моросящий  дождь. Да, и  плащ  не  особо  меня  защищал  от льющейся  с  черных  покрытых  тучами  небес  воды. Ветер, то  и  дело, срывал с  головы  капюшон. И  я  снова  был  весь  мокрый  как  тогда  в  океане.

Я  шел  по  узкому  освещенному  горящим  ярким  светом  меж  каютами коридору  до  самого  небольшого  главного  на  судне  зала. Говоря, точнее, той самой  главной  довольно  большой  гостиной  каюты  с  мягкими  креслами  и  диваном.

  Там, были  также  шкафы  с  посудой, и  даже  телевизор. И  много  еще  всего, как  и  положено  на  любой  прогулочной  океанической  яхте. Этот  зал предназначался  для  общего  отдыха  и  общения  членов  экипажа, или команды.

  Я  немного  не  дошел  до  дверей, когда  услышал  оттуда  разговор  Дэниела  и  его  сестренки  Джейн. Этот  разговор  был  обо  мне. И  я  притаился  на  время  у  стены, под  нависающим  невысоким  освещенным  лампами  дневного  света  потолком  коридора, тихо  слушая  их.

- Мы  не  можем  высадить  его  в  ближайшем, каком-нибудь  порту - сказал Дэниел - Ты  сама  же  знаешь, эта  яхта  висит  у  нас  на  хвосте  постоянно. И они  тоже  ищут. Там  патрули  полиции  и  проверки. А, яхта, не регистрированная  ни  в  одном  порту. Она  в  угоне! Ты  хочешь  в  тюрьму!

- Ну, и  что  будем  с  ним  делать, Дэниел? - спросила  Джейн  у  брата – он  с нами  в  опасности. А  я  не  хочу  его  смерть  брать  на  себя. Он  по  всему  видно, хороший  человек. Не  бандит  там  какой-либо  или  гангстер  пират.

- Не  знаю, пока - ответил  ей  Дэниел - Но, он  нам  может, пригодиться  в помощь. Он  знает  свое  дело, как  опытный  моряк  и  достаточно  хорош  в  управлении  корабельными  рулями, и  кое-чего, знает  в  мореходке. Он  же  моряк, да  еще  русский. А, это, что-то. Значит  надежный.

- Много  ты  знаешь  русских - возмутилась  Джейн - Он, первый, которого  ты  Дэниел  видишь, как  и  я. И  ты  предлагаешь, его  взять  в  наше  дело?! - удивленно  и  возмущенно  произнесла  Джейн  брату - Он  ведь  третий  лишний  во  всей  этой  истории. И  кто  его  знает, что  произойдет, например, завтра. А, если  они  нападут  на  нас?! Ты, хочешь  быть  виновным  в  его  гибели, Дэниел! Это  касается  только  нас  двоих!

- Так, или  иначе, как  только  он  оказался  здесь, он  уже  стал  частью  всей этой  истории, наравне  с  нами - ответил  сестре  Дэниел - Мы  не  можем отмалчиваться  все  время. Он  все  равно, спросит, что  это  за  судно  все  время  по  корме  нашей  яхты. Я  же  вижу, как  он  постоянно  на  него  оглядывался. Там  в  штормовом  океане. Он  молчал  и  не  спрашивал, кто  это, но, он  видел  ту  гангстерскую  черную  большую  двухмачтовую  яхту.

  Та  непонятная  двухмачтовая  большая  яхта  действительно  постоянно следовала  за  нами. Казалось, они  вели  нас, висели  на  хвосте, причем, постоянно  до  самого  начала  шторма.

  Я, один   раз  спросив  Дэниела. и  поняв, что  он  недоволен  вопросом  завязал  спрашивать  о  ней.  Я  потом  молчал  и  не  спрашивал  Дэниела  о  том, кто  это? А  с  его  сестренкой  с  ног  сшибательной  красоткой  Джейн  вообще  я  еще  не  имел  близкого  пока  дружеского  контакта, чтобы  о чем-то  спрашивать.

- Надо  сказать  ему, Джейн. И  включить  в  команду  - произнес  Дэниел  сестре - Хотим  мы  того  или  нет.

- Ты, хочешь  его  во  все  посвятить? - сказала  Джейн.

- Некуда  деваться, Джейн - ответил  ее  брат - К  тому  же, он  прекрасно понимает  наш  язык. И  все слышит, так  или  иначе. И  скоро  будут  наверняка, у  него  вопросы, кто  мы  и  зачем  здесь. Избавиться  от  него  мы не  можем, мы  не  преступники, а  лишний  помощник  аквалангист  не  помешает  в  наших  поисках. Он  рассказал  мне, когда  мы  работали  по  осмотру  яхты, что  служил   в  своем  военном  флоте  в  команде  водолазов  спасателей  и  спецназе. А  значит  знаком  и  с  водолазной  техникой  и  ее  обслуживанием. Не  хуже  нас  разбирается  во  всем  этом  оборудовании.

- Ладно, Дэниел - ответила, как  бы  с  неохотой, соглашаясь  с  ним  Джейн - Только, ты  и  бери  это  все  на  себя, я пас. Достаточно  того, что  я  спасла  его.

- Мы  вместе  спасли  его - произнес  Дэниел  сестре  Джейн - И  вместе  теперь  и  на  одном  деле.

 

                                              ***

  Шторм  надвигался  с  сокрушительной  силой  и  лил  проливной  дождь. С  меня  текла  ручьями  вода. Прямо  на  пол  в  коридоре. И  я, сняв  быстро  плащ, вошел  в  главную  каюту  «Арабеллы». Мокрый  и  голодный. Сделав  вид, что  не  слышал  их  разговора. Я  сказал  Дэниелу  и  Джейн  еще  раз  привет, как  это  принято  у  американцев, приветствоваться  при  каждом  разе. И  спросил  Дэниела, куда  положить  мокрый  свой  этот  после  дождя  плащ. Тот  просто  взял, молча, улыбаясь  его  у  меня  из рук, и  вышел  в  трюмный  коридор  яхты. Я  остался  на  наедине  с  Джейн.

  Близилась  ночь. И  я  прошел  внутрь  каюты, посмотрев  на  настенные  часы. Там  было  уже  23:15.  И  сел  спиной  к  двери  в  кожаное  кресло, напротив  маленького  банкетного  столика. На  столике  стояли  фрукты  и  бокалы  под  спиртное, но  пустые  пока  еще.

  Джейн  Морган, будто  в  мгновение, поняв, что  нужно  мне  согреться  после  ливня, встала  с  такого  же  кожаного  кресла  и   подошла  к  винному  шкафчику. Открыв   его, она  взяла  там  пару  больших  стеклянных  бокалов  и  сама  же  налила  в  них  из  большой  красивой  темной  квадратной  бутылки  сорокоградусного  коньяка.

  Она  повернулась  в  мою  сторону  и  спросила  - Может, хотите  водки. Русской  водки.

- Нет, дайте  то, что  налили, пожалуйста, Джейн – я  произнес, и  специально  назвал  девицу  по  имени, что   пожирала, буквально  меня  как  хищная  акула  своими  карими  почти  черными  на  смуглом  загорелом  девичьем  миленьком  лице  глазами.  Забрав  в  тугой  пучок  свои  вьющиеся  смоляного  черного цвета, длинные  волосы  на  макушке  головы  под  заколку,  Джейн  была  вообще  убийственно  сейчас при  каютном  искусственном  освещении сексуально  божественно  красива.

  И  Джейн  и  Дэниел, вероятно, поняли, что  я  слышал  как  бы  случайно  весь их  разговор  обо  мне. Потому  как  Дэниел  быстро  вышел, Джейн, как-то замялась, сидя  в  кожаном  кресле  и  решила  завязать  со  мной  разговор.  Понятное  дело  его  надо  было  когда-нибудь  начинать.

- Владимир - она  первой  произнесла  ломано, по-русски  мое  имя. Это произвело  впечатление  на  меня. И  дальше, уже  по-английски - Хотите  еще,  чего - нибудь? Кроме  коньяка? - произнесла  Джейн, видя  как  я, буквально  залпом, зарядил  в  себя  тот  бокал  - Могу, предложить  еще  Виски?

- Я  бы  вот  сейчас, предпочел  именно  водки - ответил  я  ей, не  сводя  с  такой  безумно  красивой  красотки  своих  мужских  глаз. Чем  смущал  ее, но, она  мужественно  переносила  мой  нагловатый  до  женского  пола  русского  моряка  взгляд. Взгляд  на   ее  всю  целиком.

 Она  это  видела. Этого  нельзя  было  не увидеть.

   Джейн  Морган, улыбнувшись  мне  загадочной  многообещающей  улыбкой, повернулась  к  тому  винному  красному  полированному  шкафу, показывая  мне  заядлому  бабнику  снова  со  всех  сторон  свои  в  плотном  бронзовом  темном  ровном  загаре, почти  черненькие  девичьи  ножки. Фактически  целиком  из-под  короткого, туго  подпоясанного  поясом  на  тонкой  и  гибкой, как  у  восточной танцовщицы  талии. Я  снова  вспомнил  ту  из  Гон-Конга  танцовщицу  живота  Тамалу  Низин, и  было  с  кем  сравнить. Ну, разве  еще  с  Горьковской  цыганкой  Радой  из  повети «Макар  Чудра», что  когда-то  в  молодости  читал. Да  тот  фильм,  что  смотрел  в  той  же  молодости  и  что  запомнился  мне  навсегда  о трагической  неразделенной  любви. За  эти  черные  умопомрачительной  красоты  девичьи  глаза  как  у  той  цыганки  Рады. Ну, а  ровный  плотный  почти  черный  загар, это  спасибо  яркому  тропическому  солнцу.

  В  штанах  опять  все  зашевелилось  и  встало. И  зазуделось  между  ног, а  раздутая  от  крови  головка, оголившись  из-под  верхней  плоти   на  вздыбившемся  мгновенно  стволе  детородного  мужского  члена, коснулась  чувствительной  частью  тугих  надетых  плавок.

  Я  глубоко  задышал  и  даже  чуть  слышно  простонал  от  возбуждения, будучи  под  градусом  уже, я  произнес  тихо  сам себе  вслух – Успокойся, не  время  еще. Пожалей  своего  хозяина.  

- Что? – слетело  с  алых  вероятно  еще  не  целованных  губ  Джейн.

  Она, взяв  бутылку  русской  сорокоградусной  водки  в  винном  полированном  сделанном  из  красного  дерева  шкафу, повернулась  в  мою  сторону  и  смотрела  на  меня  вопросительными  своими   убийственной  красоты  глазами. 

- Нет  ничего, Джейн - произнес  я  ей, стараясь  вести  себя  немного  скромней, чем  хотелось. Но  все, видимо  было нарисовано  в  моих  алчущих  сексуальных  наслаждений   синих  наглых  глазах  русского  моряка. 

  Джейн  подошла  прямо  ко  мне. Так  близко, что  коснулась  своими  коленями  моих  коленей. Она  протянула  мне  в  правой  своей  руке  другой  уже  стакан  с  водкой. Сама  же  себе  налила  виски. 

  Она  смотрела  на  сидящего  в  кресле  меня  сверху  вниз.  

  Ее  убийственный  этот  черный  взгляд,  буквально, пронизывал  меня  насквозь  и  будоражил  мою  от  любовных  страстей  душу. Он  обжог  еще тогда, меня  когда  я  первый  раз  увидел  эти  безумно  красивые  девичьи, наполненные  скрытой  любовной  страстью  карие  и  практически  черные  зрачками  как  ночь  глаза. Эти  цыганские  под  черными  такими же  тонкими изогнутыми  дугой  бровями  на  смуглом  загоревшем  девичьем  лице. Милом  женском  личике  теперь  с  двух  сторон  украшенном  височными  длинными вьющимися  локонами  волос, спускающихся  от  таких  же  миленьких  ушей  с  золотыми  колечками  маленьких  сережек  вниз. Вдоль  оголенной  девичьей  тонкой  шее  к  женским  плечам.

  Мой  уже  порядком  пьяный  взгляд  русского  моряка  и  страстного  любовника  невольно  переместился  на  ее  Джейн  Морган  полненькую  в отвороте  полураспахнутого  белого  домашнего  халатика  дышащую  жаром  страстной  любви  грудь.

  Я  тогда, еще  не  знал, что  и  она  была  уже  готова  броситься  в  мои   мужские  объятья, но  что-то  еще  держало  нас  обоих  поодаль  друг  от  друга.

Наверное, то, что  мы  еще  не  достаточно  сблизились  друг  с  другом. Я  как  умопомешанный, смотрел  в  те  ее  черные  глаза. И  уже  горел  такой  дикой  звериной  буквально  дикой  любовью  к  этой  южного  вида  красотке латиноамериканке, равно  как  и  она, хотела  меня  с  того  момента  как  только  увидела  на  своей  с  братом  Дэниелом  яхте.

  Джейн  подала   мне  стеклянный  стакан  с  водкой  и  отошла  назад  к  винному  шкафу.

  Она, повернулась  ко  мне  снова  лицом. С  забранными  на  миленькой черненькой  от  загара  головке  в  пучок  длинными  и  густыми  вьющимися, как  змеи  своими  под  заколку  черными, как  смоль  волосами.

- «Боже,  как  она  красива! Эта  южного  помола  американка!» - думал  как  сумасшедший  от  прилива  всех  любовных  чувств  очарованный  ею  я.

- Вы  мне  очень  нравитесь, Джейн - вдруг  вырвалось  само  собой  из  моих любящих  девичьи  поцелуи  пьяных  уст. Я  даже  сам  не  понял, как  такое  случилось. Но  случилось.

- Вы  мне  тоже, очень - вдруг  услышал  я  в  свою  сторону  от  красавицы американки  Джейн, и  это  буквально  пригвоздило  меня  к  самому  кожаному  креслу. Она  выпила  и, захмелев, немного  раскрепостилась  как  женщина.

   Я  был  удивлен  и  порадован  несказанно.

- «Она  призналась  мне! Вот  так, и  сразу! Практически  не  думая!» -  прозвучало в  пьяной  моей  русоволосой  голове.

  Это  была  первая  ласточка  близкого  взаимопонимания  и  признание  в  любви  между  нами. Мы  сами, тогда, возможно  одурманенные  друг  другом  не  поняли  этого.

  Я, видимо, произвел  на  Джейн  неизгладимое  впечатление. Признаюсь  без лишнего  хвастовства, я  был  далеко  не  дурен  собой  и  молод. Хотя  и  был старше  Джейн  на  целый  десяток  лет. Как  и  ее  родного  брата  Дэниела.  Но  был  физически  более  крепок. Даже, чем  спортивного  склада  Дэниел. Ну, там, сильный  накачанный  пресс, бицепсы, трицепсы  и  все  такое. Похоже  не  зря  я все  свободное  время   на  иностранном  торговом  судне  проводил  за  тренажерами  и  штангой.  Да  и  дома  во  Владике  по  установленному  спортивному  режиму  посещал  атлетзал. Это  пристрастие  было  у  меня  еще  с армейки  и  флота. И  помогало  в  самой  жизни  и  любви  с  женщинами. Как  видно  и  сейчас. Произвело  недвусмысленное  воздействие  на  женское  пытливое  и  податливое  к  любви  сердце.

  Может, девица  с  Запада  просто, запала  на  меня, как  на  более, старшего. Как  это  и  бывает  у  девчонок  ее  возраста, да  еще  и  иностранца. Хотя  думаю, она  просто, до  одури  влюбилась. Ей  нужен  был  уже  взрослый  мужчина. И  я  прекрасно  для  этого  сейчас  подходил.

  Но, верить  или  нет  молодой  обворожительной  красавице  Джейн  Морган, после  услышанного. Она  более  брата  Дэниела, хотела  списать  меня  на  берег, а  тут, как-то  переменилась  в  общении. И  эти  ее  убийственные  черные, как  у  цыганки  глаза. Они  совсем  говорили  о  другом. В  них  теперь  было  слово - Я  люблю  тебя  и  слово - Останься.

  Я  еле  успокоил  пьяного  и  возбужденного  себя. Постарался  усмирить   все, что  ниже  пояса. Понимая, хоть  и  пьяный, что  еще  пока  не  время. Нужно было  сдерживать  себя, чтобы  не  ударить  в  грязь  лицом  и  не  заслужить плохую  теперь  здесь  репутацию  непорядочного  и  вообще   бандита  и насильника. Хотя  жаждал  сделать  с  Джейн  Морган  все, что  только  бурлило  в  моей  голове  и  пьяном  взбудораженном  неудержимом  любовью   сознании. Скажу  прямо, сейчас  сперма  просто  давила  мне  на  мозги. И  в  глазах  рисовались  всевозможные  любовные  сцены  и  картины  с  этой  обворожительной  загорелой  сексуальной  девицей. Мой  торчащий  детородный  орган  уперся  в  плавки  своей  головкой. И  благодаря  тому, что  они  были  позаимствованы  сейчас  из  гардероба  Дэниела  и  были  из  телесного  шелка  и  туго  натянуты  промеж  моих  ног, торчащий  и  готовый  к  соитию  член  не  был  заметен  самой  Джейн. Хотя  мой  половой  орган  буквально  лез  из  них  в  ее сторону  и  жаждал  любви  и  женской промежности.  

- Я  слышал, подходя  сюда  ненароком - продолжил  я, в  хорошем  подпитии  свой  разговор – Что  я, не  очень  здесь  желанный  гость. Из  ваших  уст  Джейн - как  бы  специально  проверяя  ее, произнес  я.

- Вот, как? - Джейн, даже, несколько  растерянно, смутилась, но, быстро сориентировалась, хоть  тоже  была  пьяна  и  спросила - И  что  вы  слышали  еще  из  нашего  разговора?

  Она, сменила  виски  на  бокал  добротного  французского  вина.

  Ее  девичья  полненькая  полуоткрытая  загорелая  грудь  ходила  просто ходуном  от  возбужденного  напряженного  сексуального  страстного  дыхания.

  Я  не  стал  говорить, что, просто  продолжил - Я  все  понимаю. Понимаю  все прекрасно. И  вы, вправе, меня  высадить, где-нибудь  по  пути  на  какое-нибудь  проходящее  мимо  судно. Я  ни  буду  протестовать. Я  вам, наверное, здесь, как  третий  лишний, как  бельмо  в  глазу, тут  мешаю - я  специально  так  сказал  и выразился, чтобы  задеть  Джейн  за  женское  теперь  живое.

- Вот  как. А, вы  хотели  бы  остаться? - сказала  вопросительно  мне  в  ответ  Джейн.

- Вообще-то  да, но… - я  вытянул  небольшую  паузу  и  произнес - Не  знаю. Вам  с  братом  решать  -  я  уже  ответил, как  бы  равнодушно, зная, что  решение  влюбленной  в  меня  по  уши  женщины  будет  совершенно  иным  и  однозначным.

  Джейн, забросила  ногу  на  ногу, выставив  загорелые  коленки, мелькнув  белыми  тоненькими  меж  красивых  девичьих  ляжек  шелковыми  на  лобке  узкими  плавками, натянутыми  туго  узкими  лямочками  на  ее  крутые  женские  бедра. Джейн  потягивая  алыми  сладострастными  губками  французское  вино, не  отрываясь. Смотрела  без  смущения  на  меня, более  старшего, чем  она   мужчину, черными, пожирающими  с  ног  до  головы, как  ночь  глазами.  Теперь, даже  несколько  нагловато  и  совершенно  бесстыже. Виски  и  вино  сделали  свое  дело, показывая  все  желания  в  тех  женских  глазах.  Но, Джейн  пыталась  сдерживать  себя  в  рамках  приличия. Впрочем, как  и  я, пока. Не  давая, волю, всему, что  было  и  кипело  в  нас  обоих.

  Я  только  сейчас  понял, что  Дэниел  специально  вышел. Нам, давая возможность, ближе  узнать  друг  друга. Для  этого  было  все  в  этой  главной  каюте  «Арабеллы». Тишина  и  уединение. Шкафчик  из  красного  дерева  забитый  спиртным  и  шум  бурных  волн  с  качкой  нашей  яхты. Не  доставало  еще  как  раз  только  постели.

- Вы  не  правильно  нас  поняли - вдруг  Джейн  произнесла, сверкнув, обнадеживающе  влюблено  на  меня  своими  почти  черными  карими  девичьими, как  сама  тропическая   ночь  глазами - Мы  с  Дэниелом, решили  оставить  вас, Владимир  здесь  на  время  всего  нашего  морского  круиза. Мы  решили, что  ваше  знание  морского  дела  как  русского  моряка  нам  весьма  не  помешает.

- «Вот  значит, как! Я  вдруг  стал  нужен!» - подумал  я - «Какая  внезапная перемена!» - и  саданул, допивая  свою  в  стакане  водку.

- Вы  я  думаю, хороший  человек – продолжала  свой  со  мной  диалог красавица  Джейн. Потягивая  миленькими  девичьими  губками  французское вино - Дэниел  не  ошибается  в  людях. Я  это  знаю. Он  их  видит  насквозь. Хоть, и  моложе  меня. А  я  его  старшая  сестра. Я  присматриваю  за  ним  и  забочусь  как  родная  мама   иногда. Он  ныряет  с  аквалангом  и  водит  яхту. Я  готовлю, и  помогаю  ему, чем  могу.

- «И  зачем  она  мне  это  говорит?» - думал  я - «Делая  вид  заботливой  родной  старшей  сестры».

   И  поддержал  наш  диалог.

- Симпатичный  парень, твой  брат, Дэниел - произнес  я  Джейн - Отличный, тоже  моряк. Он  здорово  управляется  с  этой  крейсерской  круизной  яхтой. Думаю, это  не  так  уж  легко, но  Дэниел  способный  парень  и  очень  живой   и добрый.

- Спасибо - ответила, мне, загадочно  улыбаясь  Джейн. Ей  явно  это понравилось. И  она  произнесла  в  ответ  мне - Я  передам  ему  вашу  похвалу, Владимир.

  Чем  больше  я  говорил, тем  больше  меня  сейчас  наедине  тянуло  к  Джейн. Да, и  коньяк  и  водка  разогрела  мою  кровь. Меня  просто  штормило  как  штормовой  сейчас  Тихий  океан  и  бросало  в  жар.

- Я, кажется, обещала  вам  горячий  шоколад - произнесла  вдруг  Джейн. И быстро  снова, сверкнув  белыми  шелковыми  плавками  из-под  короткого домашнего  белоснежного  халатика  между  ног, встала  с  кресла. И  подошла  к  стоящей  здесь  же  в  углу  каюты  плите. Джейн  поставила  кофейник  на  горелку  и  заварила  шоколад.

- Я  совсем  забыла  о  нем, что  обещала  вам - сказала  она.

Я  смотрел  на  нее  нагло  и, не  отрываясь, чем, сильно  смущал  девицу  латиноамериканку.

  Теперь  я  мог  рассмотреть  ее  стоящую  у  плиты  сзади. Ее  те  же  почти черненькие  в  ровном  плотном  бронзовом  солнечном  загаре  стройные  практически  полностью  голые  ножки. Джейн  была  здесь  без  какой-либо сейчас  обуви.  Тут  лежали  на  гладком  дощатом  крашеном  полу  красивые  теплые  ковры. Можно  было  ходить  свободно  босоногим.  

  Джейн  стояла  ко  мне  задом. И  это  зад  красовался  перед  моими  пьяными  влюбленными  во  все  эти  женские  прелести  глазами.  Я  осмотрел  ее   всю  с  ног  до  головы.  Ее  гибкую  узкую  девичью  спину  в  белом  домашнем  халатике. Заколотые  на  голове  черные  Джейн  Морган  заколкой  в  пучок  волосы. Тонкую  ее   от  самого  затылка   до  женских  плечей  шею. И  сверкающие  в  ушах  золотые  сережки. Широкие  бедра  и  задницы  полненькие  ягодицы  безумно  красивой  самки  и  обворожительной  любвеобильной  сучки. Вероятно  жаждущей  не  только  секса  и  любви, но  уже  и  детей. Все-таки  ей  было  уже  далеко  за  двадцать. Дэниелу  было  двадцать  семь.  Джейн  двадцать  девять. А  мне  на  тот  момент  было  все  тридцать  пять. Впрочем, мы   были  сексуально  близки  по  своему  возрасту. Молоды, и   полны  сил. Я  был  старше  Джейн, чуть  ли  не  на  десять лет, но  это  тогда  ни  о  чем  не  говорило. Джейн  Морган  выглядела  вполне  как  взрослая  полноценная  готовая  к  близким  любовным  отношениям  женщина. А  я  мог  дать  ей  то, чего  она  хотела.  Ее  родной   брат  Дэниел  был  вполне  самостоятельным  практически   уже  взрослым  парнем. Сильным, и  крепким  под  стать  даже  мне   уже  взрослому  и  прожженному  морской  солью  и  жизнью  русскому  моряку. Он  выглядел  даже  уже  не  как  какой-то  совсем  мальчишка.  А  как  молодой  мужчина. Хоть  и  был  значительно  младше  меня. Но  друзей  не  выбирают. Он  был  лучшим  другом,  каких  я  в  жизни  практически  более  и  не  встречал. Товарищей  да, но  друзей  нет.

- Давно  вы  в  океане? - снова  спросил  я, гоня  развратные  все  мысли  из  своей  бабника  головы.

- Уже  месяц - произнесла  Джейн. Это  произвело  впечатление  на  меня.

- Ого! - громко  произнес  я. Не  замечая  как  в  гостиную  большую  каюту «Арабеллы», вошел  за  моей  спиной  ее  брат  Дэниел.

- О  чем  разговор? - произнес  Дэниел, проходя  мимо  меня. И  садясь  рядом, тоже  в  стоящее  напротив  меня  у  столика  кожаное  кресло.

- Владимир  спрашивает. Сколько  мы  уже  в  Тихом  океане - произнесла Джейн.

- Месяц. Без малого - произнес, подтверждая  слова  Джейн  Дэниел - Где-то, месяц  мы  в открытом  океане - он  еще  раз  повторил. И, поднявшись  с  кресла, тоже, подошел  к  винному  шкафу  яхты. Он  тоже, себе  там  налил  Текилы. И  снова  сел  в  кресло  между  нами  сбоку  у  столика.

  В  это  время  Джейн  мне, подала  чашку  с  горячим  шоколадом. И  коснулась  своей  нежной  черненькой  от  загара  левой  утонченное  засмоленной  солнечным  ровным  смуглым  и плотным  загаром  ручкой, моей  как  бы  невзначай  руки. Я  дал  своими  глазами  понять, что  заметил  это.

  Она  отошла  как  бы  нехотя, виляя  широкими  овалами  девичьих  женских  загорелых  до  черноты  бедер. И  снова  уселась  в  еще  одно  кожаное  в  этой  большой  главной  каюте  кресло.

- А, ты, Владимир, сколько  в  океане. Долго  ходил  на  торговых  судах  до  этого  страшного  рокового  случая - спросил  Дэниел  до  этого  со  мной  об  этом  не  разговаривая - Думаю, настало  время  рассказать  свою  историю моряка  попавшего, волею  роковой  судьбы  к  нам  на  борт.

  Дэниел  сейчас  был  вполне  серьезен  и  не улыбался. Он  был  весь  во  внимании  и  ждал  от  меня  ответа.

- «Какой  умный  парень!» - подумал  я - «И, довольно  смелый! Молодец!».

  Я  понял, что  придется  все  рассказывать,  раз  настало  время. Скрывать  было  мне  нечего. Хмель  в  моей  голове  почти  весь  вышел. Я  трезвел  быстро.  Да  и  с  приходом  Дэниела  я  подуспокоился   и  взял  себя  в  руки.

  Я  немного  помялся  сидя  в  кресле, стараясь  при  Дэниеле  не  показывать свою  заинтересованность  его  сестрой. И  начал  свой  рассказ  о  своей  нелегкой  гражданской  одинокого  моряка  жизни. О  Родине  моей  России. О  городе  Владивостоке. О  службе  в  ВМФ  СССР. И  как  после  90х  и  развала  страны  изрядно  меня  помотала  по  всем  океанам  и  заморским  кабакам  и  ресторанам. О  том, на  каких  судах  я  плавал. Даже  рассказал  искоса  глядя  на  Джейн  о  танцовщице  живота  из  подпольного  разгульного  ресторана  в  Гон-Конге  египтянке  Тамале  Низин. Рассказывал  до  самого  момента  катастрофы. И  сколько  пробыл  в  воде, пока  они  меня  не  подобрали.

- Да, действительно  акулы  бывают  сытыми - произнес, повторяясь, выслушав мой  рассказ  Дэниел - Страшно, наверное, вот  так  одному  среди  обломков своего  судна  над  толщей  океанской  воды.

- Хорошего, мало - добавил  я  и  посмотрел  на  Джейн. Прямо  в  ее  широко открытые  девичьи  глаза. Она  смотрела  на  меня. И  сейчас, молчала, и  что-то думала, наверное.

- Ну, да  ладно! - громко  сказал  Дэниел - Мы, сейчас  направляемся  в  сторону Новой  Гвинеи, чтобы  сделать  на  одном  острове  недолгую  остановку  и  рады, что  у  нас  появился  еще  один  моряк  на  нашем  судне! Нам  нужен будет  помощник  и  человек, знающий  не  понаслышке  океан!

   И  тут, я, несколько  и  нагловато, осмелев, произнес - Вы  тоже, со  мной  не достаточно  откровенны  молодые  люди. Вам, думаю, есть  тоже, со  мной, о чем  поговорить. Я  бы  тоже, хотел  кое-чего  знать  о  своих  спасителях. Если конечно, не  особой  важности  секрет. Если  я  вам  буду  здесь  нужен. И  вы  не собираетесь  от  меня  избавиться  в  каком-нибудь  порту. Или  не  высадить  на какое-нибудь  мимо  проходящее  судно. То, вам  тоже, надо  быть  со  мной  более  открытыми  и  откровенными.

  Джейн  передернулась  и  посмотрела  не  особо  довольно  на  своего  брата Дэниела. Он  посмотрел  на  нее. Наверное, они  поняли, что  я  слышал  их разговор  про  черную, идущую  следом  за  нами  неизвестную  яхту. И  про  то, что  я  для  них  здесь  лишний. По  крайней  мере, так  считала  в  отличие  от Дэниела  Джейн. Она  считала, что  достаточно  и  того, что  меня  спасли.

  Ох  уж, эти  женщины!…А, я  так  на  нее  запал. И  думаю, это  можно  было прочесть  в  моих, заинтересованных  по  отношению  к  ней  глазах. Я  вообще, подумал, что  Джейн  уже  ощутила, как  женщина  это  мое  внимание. Причем,  сразу  и  сама  думаю, проявила  некоторый  ко  мне  интерес, но, все  же, наверное, боялась  русского  моряка. Именно  русского, которым, политиканы иностранного  политического  капиталистического  лагеря  запугали  весь  мир. Потому  что  боялись  сами  русских  и  другим  внушали  этот  дурацкий  дикий  страх. Но, это  работало  мне  на  пользу. Джейн, хоть  опасалась, но  ей  было  одновременно  интересно  быть, вот  так  близко  с  русским  моряком, как  и  самому  Дэниелу. Может, еще  и  это  заинтересовало Дэниела  по  отношению  ко  мне. Он  на  палубе  мне  сказал  перед  началом  шторма, что  хотел  бы  съездить  в  Россию. И  научиться  разговаривать  на  нашем  языке. Что  появление  русского  на  их  борту  моряка, будет  как  раз  очень  даже  кстати.

- Да, это  действительно  так – произнес  мне  Дэниел - Мы  не  до  конца  откровенны  с  тобой, Владимир.

  Дэниел  был  со  мной, как  закадычный  товарищ, уже, на, ты.

- Я  так  и  понял  - произнес  им обоим  я.

 - Прости. Мы  не собирались  тебя  посвящать  в  свои  проблемы, но, видимо, придется  в  виду сложившихся  таких  вот, особых  обстоятельств - произнес  Дэниел - Ты  прав  в  своих  требованиях. И  имеешь  право, сейчас, знать  правду, раз  в  силу  возможно  даже  не  случайных  обстоятельств  оказался  на  нашей  яхте.

- Я  весь  во  внимании, Дэниел - произнес  я. И стал  слушать, молча,  молодого  двадцати  шестилетнего  парня.

- Ну, во-первых - произнес  Дэниел - Эта  наша, теперь  яхта.

  Он,  немного помялся. Глядя  на  критически  смотрящую  и  молчащую, на него  осуждающе  Джейн.

  Я  тоже, посмотрел  на  Джейн, и  снова  перевел  взгляд  на  Дэниела.

- Наша  «Арабелла»  числиться  в  угоне - Дэниел  продолжил  и, видя  мое  удивление  в  глазах, произнес - Да,  ты  не ослышался, Владимир. Именно  в  угоне.

  Он  смотрел  снова  на  недовольную  таким  разговором  родную  сестренку  Джейн  и  на  меня  с  каким-то  стеснительным  и  неудобным  выражением лица. И  произнес - Мы  угнали  ее. Угнали  вдвоем. И  не  исключено, нас  ищут. И  ищут  эту  яхту. Так, что  высадить  мы  тебя  в  каком-либо  подходящем  порту  не  сможем, и  это  точно. Да, и  на  судно, какое-нибудь тоже. Те  сообщат  об  этой  яхте  морской  полиции.

- А,  этого  вам, конечно  не  нужно, как  я  понимаю - вставил  я  в  разговор Дэниела.

- Да, не  нужно! - уже  с  недовольным  возмущенным, видом, вмешалась  в  наш  разговор  Джейн. Поставив  недопитый  бокал  с  вином  на  столик - Это  наше  только  плавание, и  только  лишь! А, тут  вы, в  море. И  все  нам  попутали!

  Ее  карие  почти  черные  девичьи  глаза  забегали  в  растерянности, сейчас  не  желая  встречаться  с  моими. Потому  как  выражали  совсем  иное.

- Попутал? - я  в  ответ  спросил - Что попутал?

- Подожди, Джейн - снова  произнес, затыкая  сестренку  Дэниел, тоже, поставив  стакан  с  Текилой  на  стол - Я  все  сейчас  объясню, и  расскажу, что  надо  и  не  надо. Только  не  мешай, Джейн. Я  вижу, ты  недовольна  всем, что теперь  происходит, но, он  нам  нужен, признай  это  сама. Владимир  никак  не  будет нам  обузой  здесь  и  это  точно. И  мы  должны  ему  теперь  доверять  и  все  рассказать.

- Ладно, молчу! - сказала  Джейн. И  отвернулась, глядя  в  сторону. И  потягивая  прелестными  девичьими  пухлыми  губками, тоже  горячий, как  и  я  шоколад. Она  то  и  дело, поглядывала  на  меня  искоса  сверкать, не  переставая  заинтересованно  по  отношению  ко мне  своими  красивыми  глазками.

- «Ох, уж  эта, Джейн! Боже, прости, меня. Прости, за  то, что  я  такой  бабник!» -  думал  я, слушая  Дэниела  и, глядя, сейчас  на  нее. Посматривая  вскользь   на  ее  полненькие  переброшенные, одна  на  другую, голые, смуглые, загоревшие  на  океаническом  солнце  прелестные  девичьи  ножки. Прелестные  ножки, торчащие  из-под  белого  цвета  домашнего  халатика. И  на  ее  полную  под  тем  халатиком  трепещущую  в  глубоком  дыхании  грудь.  Я  так  влюбился, что  с  трудом  сдерживал  себя  в  тот  момент. Наверное, этого  не  понять  тому,  кто  так  не  любил   никогда. Это  была  не  любовь  даже, а  некое  любовное  дикое  сумасшествие, которое  овладело  мной. Но  это  была  такая  безумной  красоты  женщина, которая  могла  сразить этой  красотой  любого мужчину. Я  еще  не видел  ее  голой, но  она  была  как  брюнетка  сама  по себе  темнокожей. Но  этот  солнечный  ровный  плотный  бронзовый  загар  довел  ее тело  до  максимального  сексуального  совершенства. Оставалось  только  овладеть  им  и  все.    

- «Боже! Как  я  люблю  эту  женщину! - проносилось  диким  сексуальным  возбуждающим  эхом  в  моей  мужской  моряка  голове – «Джейн, красавица  Джейн, кто  бы  ты  не  была, но  ты  будешь  моей».

  Я  отвлекся  от  разговора, и  Дэниел  одернул  меня – Владимир, ты  слушаешь  меня?

- Да  я  весь  во  внимании, Дэниел – я, мгновенно, прейдя  в  себя, ответил  ему, снова  внимательно  сосредоточившись  на  нашем  разговоре.

- Эта  черная  яхта – произнес  Дэниел. Он  вдруг  замолчал  на  полуслове, но  потом  глядя  мне  в  глаза  продолжил - Это  гангстерская  яхта. Эта  яхта  преследует  нас  по  всему  океану. Она  время  от  времени  показывается  нам, но потом  исчезает  из  вида, словно  дразнит  нас. Одно  ясно  у  нее  отличная  навигация. Не  хуже  нашей. И  она  ни  разу  не  отстала  от  нас, пройдя  вместе  с  нами  почти  весь  Тихий  океан.  Я  думаю, там  высококлассная  команда  и   отличный  капитан.  Та  яхта  вдвое  крупнее  нашей  и   ее капитан  ловко  умеет  маскировать  среди  волн  и  маневрировать, держась  на  нужном  расстоянии  от  нас.

- Да….- произнес  я  вслух  - Их  огня  да  в  полымя. Хорошо  день  продвигается - сказал  я - И  чем  еще  меня  удивите?

- Молчи, и  слушай! - гневно  взглянув  на  меня, произнесла  Джейн – Если  оказался  с  нами  и   хочешь  остаться  здесь, и  многое  теперь  знать!

   Она  снова  отвернулась  и  замолчала.

- Джейн! - возмутился  Дэниел - Да, прекрати  ты  нервничать! Нам  от  этого никуда  теперь  ни  деться! Теперь, и  он  впутан  в  эту  историю! Не  мешай!

  Тогда  Джейн  резко  встала. И  ушла  в  свою  каюту, выскочив  быстро  в сквозной  трюмный  меж  каютами  коридор, и  заперлась  там, в  одной  из  жилых  комнат  в  полной  тишине, одна. Сама   с  собой, не  желая  теперь  никого  видеть. Она  жутко  сейчас  вся  нервничала.

 

                                           ***

  Поправив, болтающийся  у  него  на  шее  военный  большой  и  тяжелый  бинокль  Дэниел  продолжил - Эта  яхта  висит  у  нас  на  хвосте  с  самого  побережья  Калифорнии . 

 - Кто  они? - спросил  я  у  Дэниела.

  Тот  смутился  сначала, потом  продолжил - Там  те, кто  повинен  в  смерти нашего  отца.

  Он  опустил  голову  вниз  и  замолчал. Потом, продолжил  - Вернее, они  работают  на  того, кто  повинен  в  его смерти. Вообще  весь  это  большой  рассказ  нужно  в  подробностях  долго рассказывать. Потребуется  много  времени.

- Я  думаю, у  меня  достаточно  теперь  времени, чтобы  выслушать  всю полностью  эту  историю. И  о  том, где  я  оказался, и  что  я  смогу  здесь  сделать. Раз  волею  судьбы  оказался  здесь – я  ответил  Дэниелу.

  Тогда  Дэниел  собравшись  с  силами, выложил  мне  все  о  тех  от  кого  они сами  скрываются. И  что, вообще  делают  эти  двое  молодых  людей  в  Тихом океане. Я  был  в  нескрываемом  ужасе, в  какую  довольно  опасную  игру  они  стали  играть. У  меня  появился  даже  страх  за  этих  двоих, молодых  людей.

  Он  рассказал  мне, что  не  на  шутку  боится  тех, кто  там  на  той  яхте. Что, они  ищут, тоже  то, что  и  они. Вот  поэтому  и  висят  на  их  хвосте.

- Все  это, до  поры, до  времени, Владимир - сказал  Дэниел - Когда  мы  найдем  то, что  ищем, то  они, наверняка  нападут.

- А, что, они  тоже  ищут? - спросил  я.

- Тоже, что  и  мы. Золото - ответил  сразу  Дэниел  без  какой-либо  от  меня  утайки - Десять  тонн  золота.

- Ух, ты! Многовато, ты  не  находишь, Дэниел?! - восхищенно  и заинтересованно  ответил  ему  я, крутя  пустой  свой  стакан  из-под  водки  в пальцах  правой  руки - И, что дальше?

- Я  думаю, как  и  моя  сестра  Джейн, то  золото  было  на  борту  самолета компании  «ТRANS AERIAL», моего  отца, который  был  пилотом  этой авиакомпании  находящейся  в  Латинской  Америке  в  городе  Сан  Мартин  в  Аргентине. И  по  каким-то  причинам  оказалось  в  океане. По  каким, мы  и  хотим  с  Джейн  выяснить. И  понять, почему  наш  отец, стал  разменной  монетой  в  компании, на  которую  работал.

- А, чье  это  золото? - спросил, снова  я.

- Их - он  ответил - Тех, кто  теперь  нас  преследует.

- Компания «ТRANS AERIAL»? - я  снова  задал  вопрос.

- Нет. Не  совсем. Хотя, они  тоже, здесь  завязаны - пояснил  Дэниел - Они переправляли  в  Европу  это  золото  с  Колумбийских  приисков  и  в  большом количестве. Поставляя  сначала  в  Аргентину. А  потом  самолетами  за  океан. Я  думаю, на  закупку  свежего  нового  вооружения  и  последующей  спекуляции  того  во  все  горячие  точки  света. Думаю, что  и  военные  здесь  далеко  не  в  стороне. Концы  уходят  даже  в  сам   Вашингтон  и  Пентагон. Потом, что-то  пошло  у  них  не  так, и  они  решили избавиться  от  партии  золота, похоронив  его  в  океане. По  другой  нашей версии  это  золото  тяпнули  у  них, таким  образом, конкуренты  и  теперь  ищут, как  и  мы  в  Тихом  океане.

- Вот  эта, я  думаю - я  снова  вклинился  в  разговор  Дэниела – Более  верная, разумная  и  скорее  всего, версия  всей  истории. Кто-то, просто  украл  его  из-под  носа  у  тех, кто поставлял  это  золото, с  целью  собственного  обогащения.

- И  мы  в  самом  центре  бандитских  разборок - произнес  Дэниел – Из-за  этого  золота  уже  столько  народа  погибло.

- И  что  случилось  с  вашим  отцом? - поинтересовался  я.

- Мы  думаем  с  Джейн - снова  продолжил  Дэниел - Что  самолет, который   пилотировал  наш  с  Джейн  отец, взорвали  в  воздухе  или  сделали  ему  аварию, и  он  упал  в  океане. Это  произошло  пару  лет  назад. Место  гибели  мы  смогли  уточнить. Джейн, спасибо ей, постаралась. Она  узнала  приблизительные  координаты  гибели  лайнера  над  Тихим  океаном, и  мы  направляемся  туда - продолжил  мой  друг  и  спаситель  Дэниел - Нам  помог  брат  отца  Джонни  Дэпвел. Почему, я  не  знаю, он  так  нам  стал  вдруг  помогать. И  даже  хотел  с  нами  плыть  на  этой  яхте. Он  ее  нам  и  смог  раздобыть  у  какого-то миллиардера  по  фамилии  Джексон, или  еще  каких-то  темных  лошадок  в штатах. Я  думаю, наш  дядя  Джонни, имеет  недвусмысленное  отношение  тоже  к  исчезновению  самолета  своего  родного  брата. И  эта  яхта  появилась у  него  неспроста.

-  Может, это  мистер  Джексон  сам  ему  вручил  «Арабеллу», проследить за  нами. Все-таки  десять  тонн  золота  - я  вставил  в тему  свою  мысль.

- Я  думаю, также  Владимир. Джейн  того  же  мнения - произнес  Дэниел - Мы  отбыли  на  ней  в  океан, а  Джексон  подал  сразу  же  на  нее  в  розыск  в  морскую  полицию. Там  у   него  есть  связи, как  и  во  многих  других  местах. И  потом  эта  черная  яхта  появилась  в  районе  Гаваев. И  с  тех  пор, не  отстает  от  нас.

- Она, получается, все  время  следует  за  вами – произнес  я.

- Да, и  неотступно – ответил  мне  Дэниел - Они  идут  и  наблюдают, пока  за  нами,  буквально  по пятам. Мы  все  время  пытаемся  от  них  оторваться, но пока  безуспешно.

- Может  ваша  яхта  с  маячком? - задал  вопрос  я.

- Возможно - произнес  Дэниел - Так  и  Джейн  считает. Она  та  гангстерская черная  двухмачтовая  яхта, все  время  следует  за  нами  и  не  теряется  на просторах  океана. Океан  большой, а  она  все  время, сидит  у  нас  на  хвосте  и  даже  шторм  ей  не  помеха. Я, на  предмет  маячка, пытался  обыскать  всю «Арабеллу», но, безрезультатно. Ничего  не  нашел.

- Маячок, где-то  внутри  в  днище  либо  в  самом  борту  яхты - поддержал  я  разговор – Встроен  внутри  корпуса. Может  быть  даже  в  киле. Нужен  для  этого, насколько  мне  известно, специальный  поисковый  магнитный  электрощуп, а  его  естественно нет, и  не  достанешь, здесь  в  океане.

   Я  заметил  слезы  в  глазах  Дэниела.

- Прости, Владимир - произнес  он - Это  нахлынули  воспоминания  о  матери  и  отце. Джейн  более  устойчивая  к  слезам, чем  я.

  Молодой, двадцати  семилетний, но  уже  практически  взрослый  Дэниел  Морган  не  стеснялся  мужских  слез, когда  ему  было  горько. И  мне  было  жалко  его, как  и  саму  теперь  мною  любимую  его  сестренку  Джейн, довольно  не  избалованных  комфортной  американской  жизнью  этих  американских  ребят.

  Дэниел  протер  глаза  руками  от  слез  и  сказал - Даже  сейчас, они  там, где-то  недалеко  от  нас. Там  в  океане. И  нам  приходиться  все  время  прятаться  от  них.

- Вот, в  общем, и  все, Владимир - сказал  напоследок  Дэниел - Тебе  решать  теперь. Быть  или  не  быть, как  говориться. Быть  с  нами, или  покинуть  нас. Неволить  мы  не  можем. Мы  можем  высадить  тебя  на  каком-нибудь, многолюдном  острове  в  океане, и  тебя  заберет, какое-нибудь  судно, идущее  в  Россию. Или  лучше, сразу  на  судно  и  лучше  на  Русское. Но, мы  можем также, и  принять  тебя  на  свой  борт  членом  нашего  экипажа. Джейн  моя  упрямая  и  не  очень  приветливая  для  чужестранцев  сестренка, даже  вроде  бы  согласилась  и  не  против.

  И  только  я  понимал, почему  Джейн  была  не  против.

  Она  стояла  в  дверях  каюты, в  проеме  открытых  из  красного  дерева  дверей,  и  слушала  нас. Пока  мы  разговаривали, она, приняла  душ, и  не  вытерпела  одиночества  сама  с  собой, в  своей  каюте, вернулась  под  конец  нашего  с  Дэниелом  разговора. И, видимо, слышала  апофеоз  нашей  беседы. Джейн  вошла  на  высоких  черных  шпильками  каблуках  туфлей. И  была  одета  в  вечернее  черное, почти, как  и сама, короткое  до  колен  платье. Полуоткрытое  и, все  это  было  сейчас  ради  меня.

  Я  так  подумал  тогда  и, не  ошибся.

  Черные  вьющиеся  длинные  волосы  ее  были  также  забраны  в  тугой  пучок  и  заколоты  теперь  золоченой  заколкой. В  ушах  были  все  те  же  колечками  золотые  маленькие  сережки. А  ее  миленькая  девичья  головка, была  по  вискам  украшена, как  и  ранее, завитушками  височных  вьющихся  волос. Вдоль  тоненькой  красивой  загорелой  до  черноты, как  и  Джейн  Морган  девичье  личико.

  Я  был  тоже  в  ровном  легком  загаре, но  не  настолько  как  Джейн  или  Дэниел. Мы  ходили  в  тропиках  и  пересекая  не  один  раз  сам  экватор. Так  что  все  были  почти  без  исключения  активно  загорающими  моряками  под  палящим  экваториальным  океаническим  солнцем. Среди  членов  нашего почившего  от  пожара  и  огня  торгового  судна  было  зажаренных  плотным  почти черным  загаром  шоколадок. Ну, если  не  считать  самих  негров. Простите, афроамериканцев  с  разными  оттенками  цвета  кожи. Думаю, красавица  Джейн  Морган, здорово  даже  вписалась  в  наш  тот  морской  экипаж, будь  она  там  морячкой.  Я  же  не  очень  предпочитал  загорать, но  все   же  был  тоже  покрыт  легким  налетом  этой  бронзы  в  силу  работы  на  торговом  судне. Часто  бегая, обливаясь  потом  по  раскаленной  палубе  почти  в  одних  трусах  как  многие.

  Джейн  вошла  к  нам  в  открытые  двери  главной  гостиной  каюты  и  прошла  мимо  нас  двоих, а  точнее  мимо  меня, настолько  близко,  что, снова  чуть  не касаясь  меня  своими  полуголыми  в  разрезах  вечернего  черного  платья  загорелыми  девичьими  стройными  ногами.  Она  прошла  мимо  и  к  тому  же креслу, на  котором  сидела  до  этого.       

  На  ее  руках  блестели  тонкие  золотом  браслеты. На  каблуках  она  была  повыше  ростом.

  Я, снова  не  удержавшись, кинул  на  нее  свой  пристальный  взгляд  мужских  синих  околдованных  женской  красотой  глаз. Ее  черные, как  ночь  гипнотические глазки  заиграли  огоньком.  И  я  понял, что  мне  уже  отсюда  никуда  не  деться  и  не  уйти. Я  оказался  в  ловушке. Заложником  безудержной  страстной  неуправляемой  любви  и всех  плотских  желаний. Плюя  на  все, что  ждет  меня  здесь  в  будущем.

  Джейн  специально  так  вырядилась, чтобы  завлечь  меня  сильней  еще  собой. Что  тут  было  не  ясного. Оставалось  только  оказаться  гораздо  ближе  друг  к другу, чтобы  все  решилось. И  я  не  упущу  этого  данного  самим  провидением  и  возможно  Богом  шанса. Именно  Джейн  была  тем, что  я  совершенно  безбашково  кинулся  в  этот  смертельно  опасный  для  самого себя  круговорот  предстоящих  головокружительных  событий.  Я  даже  не  обдумывал  ничего. Я  просто  согласился. Согласился, ради  моей  вскоре  горячо  любимой  обворожительной  латиноамериканской  брюнетки, крошки  Джейн.

  Джейн, оказалась, как  ни  странно, возможно  потому  что  была  все  же старше  Дэниела, более  мужественная, даже, чем  он. Это  было  видно  по  ее  решительности  в  поведении  и  упрямому  в  отличие  от  Дэниела  характеру. Она  полюбила  меня, но  ее  горячая  южанки  латиноамериканки  кровь. Ее  капризная  и  порой  несговорчивая  женская  натура, все  же  была  видна  вся  на  поверхности. С  такой  женщиной  будет  все. Жаркая  безудержная  любовь,  доброта, ласка  и  стычки  и  скандалы. Не  без  этого. Укротить  такую  латиноамериканского  типа  красотку, будет  делом, вероятно, не  совсем  простым. Но, я  постараюсь.  

  Выпитая  мною  русская  сорокоградусная  водка  с  таким  же  коньяком  еще  играла  в  моей  голове.

  Джейн  села, снова  в  то  кожаное  кресло, практически  напротив  меня.  Она  села, снова  забросив  одну  изящную  загорелую  дочерна  ногу  на  другую. Сверкая  голыми  своими  красивыми  коленками. Снова  блеснули  те  ее  промеж  ляжек  полненьких  ног  нательные  белые  плавки. А  черное  вечернее  платье  было  надето  на  голые  ее  груди  без  лифчика, черные  соски  которых  выпирали  наружу, что  не  мог  я  не  заметить. Джейн  была  возбуждена. И  довольно  сильно. Это  было  заметно. Она  не сводила  с  меня  своих  практически  черных  зрачками  карих  под  изогнутыми  черными  бровями  как  у  цыганки  глаз. Было  похож  девица  все  сильней,  как  и  я  заводилась.  Она также  сдерживала  себя, но  ей  это  с  трудом  давалось. Ее  в  напряженном  тяжелом  дыхании  женская  грудь  с  торчащими  через  черную  шелковую  ткань  просто  рвалась  сюда  и  ко  мне. К  моим  мужским  сладострастника  губам  и  зубам.  Было  удивительным, как  Дэниел  этого  сейчас  не  замечал. Он  сидел  рядом  недалеко  от  сестренки  Джейн, но  видимо, ему  было  не  до  этого. 

  Джейн  Морган  встала с кресла  и  снова  подошла  к  винному  шкафчику, открыв  его  из  красного  дерева  стеклянные  дверцы. Снова  налила  себе  вина. И  пригубила  его, искоса  соблазнительно  и  развращенно  смотря  на  меня.

  Мы  почему-то  оба  замолчали, лишь  глядя  друг  на  друга, будто  изучая  друг  друга. Мне  было  жаль  Дэниела.  Все  же  он  был  еще  мальчишка. Рано повзрослевший  мальчишка. и  даже  наверное, было  хорошим  делом, что Джейн  как  старшая  сестра  была  рядом  с  ним  в этот  момент. Хоть  ей  было  тоже  нелегко, как  было  видно.  Но  она  видимо  со всем  этим  справлялась. А  теперь  мы  вместе  должны  будем  справляться  с  этим, раз  я  подписался  ради  нее  и  любви  на  все  эти  будущие  злоключения. С  неизвестно, еще  каким  для  себя  концом.

  Джейн  подошла  к  Дэниелу  и, прижавшись  бедром  красивой  своей  полной  загоревшей  до  черноты  правой  ноги  к  спинке  его  кожаного  кресла, взяла  у  него  из  рук  бинокль.

- Буря, там  за  атоллом  бушует, действительно  нешуточная - произнесла  Джейн - Яхту  здорово  качает. Надо  задраить  все  люки  и  иллюминаторы  на  «Арабелле» - сказала  она - Уже  воды  порядочно  волнами  нахлестало  по  всем  каютам. А, что  делается  там  за  рифами!

   Сказав  это, она  оторвалась  от  Дэниела  и, виляя  демонстративно  передо мной  своими, теми  крутыми  девичьими  молодыми  сучки  половозрелой черными  от  плотного  солнечного  загара  полными  красивыми  ногами, прошла  мимо  меня, слегка  коснувшись, как  бы  случайно, ноги  правым бедром. И  своими  пальчиками  левой  руки  Джейн  провела  по  моему  левому  к  ней развернутому  плечу.

- Я  это  сделаю  сама, а  вы  еще  побеседуйте - вдруг  она  произнесла  нам  обоим – Раз  уж  по  общему  нашему  согласию  теперь  Владимир  стал  нашим  третьим  членом  команды.

  Джейн  вышла  в  коридор  между  каютами. И  стуча  высокими  каблуками шпильками  черных  туфлей, пошла  по  каютам, закрывать  все  окна  на  нашем  судне. И, видимо  поднялась  наверх, на  палубу  полюбоваться  на  бушующий  за  песчаным  атоллом  Тихоокеанский  шторм.

  Мы  переглянулись, молча  и  Дэниел  произнес  мне  - Я пройдусь  по всей  «Арабелле». Надо  в  трюм  заглянуть. Вдруг  там  вода. Я  по-моему  его  не  до конца  задраил. Надо  перепроверить. Хочешь, вместе  сходим? Или  можешь полюбоваться  на  палубе  на  щторм  за  атоллом.

  Я  кивнул  своей  еще  не  до  конца  обсохшей  русоволосой   русского  моряка  головой.

  Мы  вместе  вышли  наверх  на  палубу  нашей  яхты. Там  почти  на  самом  носу  качающегося  сильно  на  волнах  посреди  круглой  коралловой  песчаной  бухты  корабля  стояла  Джейн. В  своем  том  красиво  облегающем  ее  гибкую  фигуру  вечернем  черном  платье. Платье  намокло  от  летящих  брызг  в  волнах  и  ветре, прилипло  к  ее  тому  идеальному  женскому  девичьему  телу.

  Джейн  сняла  свои  красивые  с  ног  на  шпильке  черные  туфли. Она  стояла  там  босиком  на  самом  носу  яхты. Под  самыми  натянутыми  и  гудящими  тросами  и   канатами  со  свернутыми  и  упакованными  в  чехлы  кливерами.

  Она  распустила свои  заколотые  на  голове  черные  вьющиеся  смоляные  длинные  волосы, и  теперь  налетающий  шквальный  штормовой  со  стороны  открытого  Тихого  океана  сильный  ветер  трепал  их  во  все стороны, мокрые  до  самых  кончиков. 

  Джейн  стояла  к  нам  спиной  и  даже  не  оглядывалась  назад. Казалось, она  была  завораженной  штормом  там  за  песчаной  пальмовой  лагуной. Казалось, Джейн  была  в  своей  стихии  и  некой  теперь  частью  этой  водной  стихии. Этакая  дриада  океана. Русалка  самого  Посейдона.

  Не  знаю, но  первые  мысли  были  у  меня  такими. Не  спрашивайте  почему? Сам  не  смогу  объяснить. Просто  я  влюбился  в  Джейн  и  все. И  набегали всякие  волшебные  даже  сказочные  в  голову  влюбленного  русского  моряка  ассоциации. Но  был о такое  ощущение, что  она  была  именно  оттуда  из  той  водной  штормовой  сильной  и  безудержной  стихии.

  Но  как  она  мне  нравилась! И  как  я  любил  ее!

 

                                               ***

  Шторм  был  сильным, но, не  очень  долгим  и  быстро  как-то  даже  внезапно  стих. Стих  также  внезапно, как  и  налетел. Всего  день  пробушевала  буря. А  к  ночи  стало  тихо. Сразу  в  разрыве  черных  тающих  в  небе  облаков показалась  желтая  Луна. Волны  умерили  свой  дикий  бушующий  нрав, и Тихий  океан  сразу  стал  послушным  и  тихим  как  послушный  ребенок.

  Наступила, наконец-то  ночь. Часы  показывали  00: 24. Яхта  вся  в  огнях  бортового  и  палубного  света, стояла  в тихой  после  шторма  красивой  песчаной  мелководной  лагуне. На  корабельных  часах  в  главной  каюте  час  ночи.

  Я  в беседе  с Дэниелом, даже  не  заметил, когда  это  произошло. Был  уже   второй  час  ночи, где-то  час  сорок  пять  на  часах  в  главной  каюте «Аrabelle».

  Яхта  перестала  качаться, и  стала  на  ровный  киль  в  сказочно  красивой  атолловой  лагуне, с  белым  серебрящемся  в  лучах  желтой  Луны  песке.

  Я  вернулся  обратно  внутрь  красивого  белоснежного  большого  океанского судна. И  не  находил  себе  места  от  любовного  беспокойства  и  волнения. Я  был  снова  с  другом  и  своим  спасителем  Дэниелом.

  Послышался  скрип  двери, и  на  пороге  главной  центральной  каюты,

появилась  сама  Джейн. Она, открыв  все  каютные  иллюминаторы  яхты, побывав  на  палубе, вернулась  в  свою  каюту. И  теперь  назад  к  нам  с Дэниелом. Она, снова, стояла  на  пороге  перед  нами.

  Джейн  была  прекрасна  как  сама  эта  огромная  крейсерская  яхта. Казалось,  она  принадлежала  даже  этому  кораблю, как  и  сам  ее  родной  брат  Дэниел. Этакое  одно  целое, но  Джейн  особенно.

- Кто-нибудь, хочет  сегодня  окунуться  в  лагуне?! - она  была  уже  в  ином, более  чем  приподнятом  настроении. Ее  черные, как  ночь  за  иллюминатором  главной  каюты  «Арабеллы»  девичьи  глаза, сверкали лукавством  и  соблазном.

  Мы  с Дэниелом, посмотрели  на  нее. Она  была  в  другом  уже  более длинном, до  самых, почти  пяток, белого  цвета  домашнем  халате, распахнутом, нараспашку. И  из-под, которого, выглядывал  на  тоненьких  лямочках  и  замочках, туго  натянутый  на  ее  гибкую  в  тонкой  талии  обалденную  фигуру  купальник. В  контраст  загорелому  ее  Джейн  девичьему  двадцатилетнему  телу. Купальник  был  белого  цвета. Джейн  показывая  свою полунаготу  своей  безупречно  красивой  девичьей  фигуры, встала  в  проеме открытой  из  красного  дерева  или  пластика  каютной  двери. Выставив  напоказ  круглым  красивым  пупком  мне  свой  загоревший  до  черноты  живот. Ее  такая  же  черная, почти  от  загара  девичья  молодая  грудь, трепыхалась  от  возбужденного  страстного  дыхания  в  тесном  стянутом  лепестками  на  торчащих  больших  черных  сосках  латиноамериканки  лифчике. Застегнутом, где-то  сзади. На  ее  узкой  девичьей  такой  же  загорелой, как  и  живот  спине. А, соблазнительный  ее  с  круглым  пупком  живот, аккуратно  нависал  изящным  овалом  над  туго  стянутыми  на  ее  крутые  овалы  загорелых  бедер  надетыми  такими  же  белыми  плавками. Узкими  бикини. На  тонюсеньких, врезавшихся  в  бедра  лямочками  в  бедра  черноволосой  смуглой  и  зажаренной  до  почти  угольной  черноты  летних  тропическим  океаническим  солнцем  умопомрачительной  по  красоте  южанки  и  латиноамериканки  красавицы.  Стянутые  тугим пояском  под  животом. Подтягивая  девичий  вверх  промеж  ляжек, Джейн  ее  волосатый  между  ляжками  с  промежностью  лобок.

  Ее  девичьи  ноги  были  изящны  и  стройны  от  верха  и  до  самых  пяток. От  коленей  до  самых  ступней  во  всей  своей  нагой  красоте  красовались  передо  мной, соблазняя  взор  русского  моряка.

  Джейн, отстегнув  золоченую  булавку, распустила  свои  смоляные  чернотой волосы  по  плечам  и  спине, откинув  их  руками  назад. И  игриво  посмотрела на  брата  Дэниела, одарив  взглядом  умышленного  и  без  того  ее  красотой  чужестранца  меня. Она  громко  и  маняще  произнесла  - Кто-нибудь - намекая  на  обоих - Купаться  пойдет? Вода  после  шторма  теплая!

  Мы  переглянулись  друг  на  друга.

- Ну, решились! - она  еще  раз  повторила - Поплавать  со  мной! Ну, как  хотите, а  я  пойду! - громко  произнесла, почти  радостно  Джейн. И  бегом  смеясь, как  совсем  молодая  девчонка, бросилась  наверх  по  лестнице  на освещенную  луной, звездами  и  светом  палубных  и  габаритных  огней  палубу.

  Дэниел, оставив  вновь  в  нашем  разговоре  на  двоих  мрачные  мысли  и  воспоминания, соскочил  с  кресла. Он  бросился  за  ней. Я  решил  следовать  следом  и  поднялся  на  палубу  яхты.

  Джейн  уже  плескалась  в  теплой  гладкой  как  зеркало  воде  ночной  лагуны.

  Дэниел  сбросил  всю  одежду  с  себя. Он  был  в  плавках  черного  цвета. И  молнией  прыгнул  в  воду  с  борта, перемахнув  бортовые  защитные  леера  Арабеллы. Я  лишь  проводил  его  своим  торжественным  взором. Этот  парень  видимо, здорово  плавал  и  особенно  нырял. Джейн  вероятно  тоже  была  умелицей  в  этом  деле.

  Я  был  пловец  не  хуже. Все  же  Советская  еще  была  за  спиной  армия  и  флот. Отличная  школа. Но  я  почему-т о не  полез  в  воду. Что-то  меня  сейчас  удерживало  от  этого.  Что-то  внутри  меня, говорило, Не время. Ты  еще  себя  покажешь. Не  спеши, Владимир. Не  торопись. Всему  свое  время.

  Джейн  радовалась  купанию  и  смеялась, плескаясь  в  воде  со  своим  братом, а  я  только  стоял, оперевшись  руками  на  леера  яхты, и  не  сводил  с них  глаз.

- «Ну, как  совсем  дети» - думал  я - Особенно  Дэниел. Тот  кричал  от  счастья  и  плескался  в  Джейн  водой. Он  подныривал  под  нее  и  дергал  за  ноги, а она  визжала  на  всю  ночную  лагуну.

  Я  и  сам  был  еще  достаточно  молод. Тридцать  лет  это  еще  не  такой  уж для  мужчины  возраст. Хотя, биография  была  как  у  пятидесятилетнего.

  Пришлось  пожить  в  разных  условиях  и  местах. Потерпеть  немало  лишений  в  жизни. Этот  развал  страны  и  флота. Пришлось  искать  работу, пока  не  прибился  на  торговый  флот. Потом  наемный  флот. И  вот, я  здесь. По  сравнению  с  этими, хоть  уже  и  взрослыми, но, отчасти  еще  детьми, я  у жизни  ветеран. Я  улыбнулся  сам  себе.

  Я  любовался  Джейн. Она, громко, заливаясь, хохотала  в  воде  у  самого  борта  «Арабеллы», вместе  с  Дэниелом. Дэниел, тоже  хохотал  и  баловался  водой  с  сестренкой  Джейн.

  Они, похоже, даже  не  обращали  сейчас  на  меня  внимание. Как-то  все  несколько  может  странновато  выглядело. Я  едва  появился  у них  на  судне, а  они  уже  приняли  меня  как  своего  родного. Им  словно  не  доставало  еще  одного  в  их  команде  человека  на  самом  деле. Так  я  стал  третьим  лицом  или  точнее  членом  этой  морской  резвой  команды. Соискателей  острых  и  опасных  надводных  и  подводных  приключений.

  Я  смотрел  на  них  и  любовался  их  молодостью. Мне  хотелось  быть  чуть  моложе, чем  я  был  сейчас. Но  идущий  в  гору  возраст  вещь  необратимая.

- «Что они  еще  видели  в  жизни?» - подумал  я - «Просто, рано  взрослевшие  дети  и  все. Дети, на  пути  к  взрослой  жизни, по  воле  рока  оторванные  от родного  дома. Взявшие  на  себя  тяжкий  груз  поисков  гибели  родного  отца.  Движимые  благородными  поступками  и  решившиеся  в  одиночку, ради поисков  на  такой  отчаянный  морской  поход».

  Я  смотрел  на  Джейн  и  Дэниела  и  думал, о  их  безопасности  в  этом  океане. Особенно  о  Джейн, практически  взрослой  и  очень  красивой. Уже половозрелой  девице  и  способной  рожать  детей. Она, как  более  старшая, по возрасту  взяла  шефство  над  своим, более  младшим  братом  Дэниелом. Она единственная  здесь, среди  нас  теперь  двоих  женщина, уже  думающая  о  серьезной  семейной  жизни. Это  видно  было  в  ее  убийственно  черных  как  у  цыганки  глазах. Когда  я  сказал  ей  о  том, что  она  нравится  мне, она  не отреагировала  холодно, и  непонимающе. Она, все  поняла  и, похоже, отнеслась  к  моим  взглядам  довольно  серьезно. Она, хотела  уже, кого-нибудь  любить, а  не  только  заботится  о  своем  совершенно, рано  повзрослевшем  родном  однокровном  брате. Ей  давно  уже  нужен  был  близкий  человек. И  вот  я появился  на  их  яхте. Случайно  или  нет, Бог  мне  судья, но, я  влюбился  в Джейн  с  первого  взгляда, как  только  ее  увидели  мои  глаза.

И  вот  я любовался  больше  ей, чем  Дэниелом  с  борта  «Арабеллы»  в  темной  ночной  воде  коралловой  лагуны. Не  примите  превратно  мои, такие  вот  подробные  описания, но  я  с  ума  сходил  по  ней, и  это  выражалось, вот  так  в  моих  безумствующих  к  ней  страстных  мужских  чувствах, почти тридцатилетнего  русского  моряка. Неприкрыто  и  ярко  на  суд  читателя. В невероятно  ярких  красочных  любвеобильных  тонах  взрослого  влюбленного  до  безумия  мужчины.

  Вот  и  сейчас  я  восторгался  девичьей  ее  красотой, когда  вдоволь  наплескавшись  в  воде  Джейн, поднялась  на освещенный  огнями  палубы  борт  «Арабеллы», по  спущенному  ею  же  с левого  борта  перед  купанием  яхты  трапу. Не  торопясь, вихляя, специально  передо  мной, выразительно  загорелыми  шикарными  бедрами. И  хватаясь  резво  и  ловко  за  поручни  лееров  голыми, как  и  вся  сама  Джейн  девичьими  изящными  в  загаре  руками. Она  поднялась, прямо  рядом  со  мной.

  Джейн  встала, возле  брошенного  ею  перед  купанием  на  поручни  своего  длинного  до  самых  ступней  ее  прелестных  ножек  халата.

  Она, встала  передо  мной. Специально. Чтобы  я  ее  рассмотрел  подробно  и  тщательно. Это  была  прекрасная  возможность  теперь  сделать  вот  такое. Это было  женское. Исключительно. Совратить  и  одурманить  своей  молодой  идеальной  красотой  более  взрослого  мужчину. Своей  хоть  и  не  невысокой, но  выточенной, как  из  бронзы   загорелой,   изящной  фигуркой. Этакая  живая  безумной  красоты  статуэтка. В  ярком  свете  желтой  в  небе  луны.  Джейн, молча, глядя  в  мои  изумленные, теперь  от  ее  неземной  девичьей  красоты  мужские  глаза, была  довольна  тем, что теперь  проделала  с  околдованным  мужским  сердцем. Она  все  понимала. Она  этого  и  хотела.

  Джейн  нравилась  такая  игра, как  и  всем  женщинам. Особенно  красивым  и  достаточно  эффектным. Заманить  собой, и  это была  этакая  провокация. Это  имело  место, но  я  смог  устоять  тогда  и  сдержать  себя, невзирая, что  все  во  мне  говорило – «Возьми  ее. Она  сейчас  полностью  вся  и  целиком  твоя».

  Я  ощутил, как  мной  овладел  любовный  снова  дикий  жар.  Как,  навострились  на  мужской  груди, затвердев  соски, и  мой  член  снова  принял  вертикальное  положение  и  жаждал, возбудившись  женской  вагины. Глаза сами  смотрели  туда, куда  не  следовало  бы  смотреть. С  похотью  и  одновременно  даже  стыдом. Но  я  хотел  ее. Свою  уже  Джейн. Хотел  ее  женского  молодого  загорелого  до  угольной  черноты  этого  идеального  по  красоте  гибкого  тела. Хотел  этих  в  узком  белом  бикини  на  тоненьких  лямочках  девичьих  полненьких  с  торчащими  сосками  грудей. Ее  овальных  крутых  бедер  и  ляжек. Джейн  черных  распущенных  этих  вот  вьющихся  живыми  змеями  по  груди  плечам  и  спине  длинных  волос. Плечей, спины  и  вообще  всего, что  было  еще  пока  мне  не  дозволено. Но  меня  бросало  то  в  озноб  то  в  нестерпимый  бешеный  жар, как  лихорадочно  больного.

  Это  была  провокация. Я  понимал  это. И  с  трудом  сдерживал  себя  сейчас. С  моими-то, безотказными  взглядами  на  женский  пол.  Освещенная, ярким  палубным  светом, звездами  и  луной. Облепленная  по  спине  и  плечам  своими  мокрыми  длинными  черными, как  смоль  вьющимися  волосами, она  встала  рядом  со  мной, глядя  на  меня  прямо  в  глаза  своими  красивыми  гипнотическими  черными, как  у  цыганки  глазами. Стоя  у  бортового  ограждения, Почти  вся  черная  от  загара  и  голая, в  купальнике, который  трудно  назвать  купальником, так  одно  название. Из  белых  полосок  тоненькой  шелковой  материи. Джейн  как  некая  сказочная  морская  нимфа  или  русалка  стояла  передо  мной.  В  одних  узких  тоненьких  обтягивающих  ее  крутые  шикарные  ляжки  и  бедра  белых  плавках  и  лифчике  на  тоненьких  завязках. Сквозь  намокшую  белую  шелковую  ткань  торчали  на  груди  соски, а  промеж  мокрых  в  ручейках  воды  ляжек  проступал  девичий  лобок  и  влагалище, подтянутые  вверх  тугой  шелковой  тканью  под  нависающим  слегка  над  пояском  плавок  молодым  черненьким  загорелым  мокрым  и  жаром  дышащим  с  красивым  круглым  пупком  животиком. По  которому  струилась  ручейками  сбегающая  прозрачная  соленная  морская  теплая  вода. Через  них  и  вниз  по  ногам, от  бедер  к  голеням  и  аккуратным  девичьим  ступням  загорелой  до  угольной  черноты   черноволосой  молодой  американки  красавицы. Под  ее  ногами  растекалась  по  дощатой  палубе  яхты  теплая  водяная  лужица. Все  это  дико  возбуждало   меня  и  провоцировало.

- «Боже, какая  ты  красивая, Джейн!» - думал  я, и  сходил  с  ума, не  в  силах  оторвать  своих  глаз  от  нее  и  всех  девичьих  прелестей - «Черная, почти, как  уголь  от  ровного  плотного  идеального  загара. Словно, водная  некая  русалка  или  морская  гибкая  змея. Эта  невысокая, точеная  смуглая  с  тонкой  гибкой, как  у  восточной  танцовщицы  талией, и  крутыми  бедрами  ног  ее  фигура  сводила  меня  с  ума.

  Снова  застучало  мое   в  груди  русского  моряка  сердце. Я  сам  заводил  себя.

  Я  представил, как  она  будет, выглядеть  на  горящем  дневном  горячем полуденном  солнце. Этот  блестящий  и  переливающийся  ее  темный  и  почти  черный  бронзовый  отлив  загоревшей  девичьей  нежной  кожи. Аж, замечтался, навалившись  на  перила  защитных  лееров  «Арабеллы».

  Она  стояла  передо  мной  в  ярком  корабельном  освещении  и  желтом  свете Луны. И  мы, молча, смотрели  друг  на  друга.

  - «Что  ты, делаешь  со  мной, Джейн!» - твердил  обвороженный  ее  красотой про  себя  я, уже  ни  думая, ни  о  чем  более, как  только  о  ней.

   Меня  сейчас  будоражило  к  безудержной  любви  даже  название  самой  яхты. Оно  подходило  ее  хозяйке. Это  как  у  писателя  Рафаэля  Сабатини. В  романе  о  пиратах  «Одиссея  капитана  Блада». Который  увлекал  меня  еще  с  молодости. Джейн  Морган, капризная  обворожительная  пиратка. Капитанша  нашей  пиратской  «Арабеллы».

  Джейн  действительно  командовала  парадом  на  этом  судне. Как  старшая, над  своим  младшим  братом. Но, не  это главное. Главное, я  понял, что  Джейн  была  теперь  моей. Это  все  произошло  сразу  быстро.

   Брата  ее  Дэниела   я  тоже, полюбил  как  родного. Мы  стали  за  такое  вот  короткое  время  уже  как  родственники. Думаю, и  Дэниел, мгновенно  прирос  ко  мне.

  Я  был  взрослого  возраста, и  нужен  был  Дэниелу. Как  опытный  уже  моряк  и  товарищ  на  всякий  возможный  случай. Дэниел  доверился  мне. Еще  толком  и  не  зная  меня. Но, он  мне  поверил  и  принял  меня  как  родного  и  как-то  сразу. Было  конечно  это  странным, но…. Оставалось  только  слово  за  самой  Джейн.

   Джейн, пока  еще  не  принимала  меня. Точнее, принимала  тоже, но, побаивалась. Хотя  я  казалось  мне, привлек  ее  внимание  как  мужчина. Я чувствовал  ее  откровенное  ко  мне  расположение  и  одновременно  недоверие. И  как  к  иностранцу, и  как  к  мужчине. Ее  уже  тянуло  ко  мне, но, она  боялась  и  за  себя, видимо  и  за  своего  родного  брата. К  тому  же, она  была  старше  его, года  на  два, как  я  узнал  ранее  со  слов  Дэниела, еще  общаясь  с  ним  во  время  надвигающегося  на  эту  прекрасную  коралловую  бухту  океанского  шторма. Ей  было  двадцать  девять, а  Дэниелу  двадцать  семь. И  он  иногда  подчинялся  и  слушал  Джейн, если  она  была  довольно  настойчивой  в  споре  с  ним. Тут  только, она  не  спорила  с  Дэниелом, понимая, что  все  же  помощь  моя  будет  очень, даже  если  что, кстати. Но, все же, высказывала  мне  свое  недоверие  в  общении  со  мной  и  старалась  сильно  со  мной  не  общаться.

  Только, вот  теперь, что-то  было  уже  не  так. А  вскоре  случиться  то, что  заставит  ее  поменять  обо  мне  мнение  и  полностью  открыть  свою мне  девичью  душу.

  Я  любовался  Джейн  и  не сводил  с  девицы  южанки  и  американки  своих  влюбленного  до  безумия  бабника  глаз.

  Джейн  вскинула  вверх  свои  девичьи, такие  же  загорелые, почти  черные руки. Ухватившись  за  мокрые   густые  свои  черные  волосы.  Своими  пальчиками   забрала  в  большой  комок  на  своей  милой  головке. Над  своим  остроносым  миловидным  чернобровым  личиком  в  смуглом  загаре. Черные смоляные  мокрые  длинные  вьющиеся  как  змеи  по  ее  плечам, грудям  и  волосы, схваченные  женскими  утонченными  длинными  с  красивыми  ноготками  пальчиками, туго  с  силой  скрученные  и  сжатые, послушно  слиплись  в  мокрую  густую  прядь.

  Джейн  изогнулась  чуть  в  сторону  и  назад  к  борту  яхты,  отжимая  воду, она  стояла, выгнувшись  в  спине, выпятив  свой  тот  девичий  в  ручейках  воды  жаркий  круглым  пупком  животик  в  мою  сторону,  давая  возможность  оценить  ее  красоту  лично  мне. Красоту  безудержной  в  любви  самки  и  будущей  матери. Она  как  женщина  знала, что  делала. Это  были  все  любовные  трюки. А  я  как  мужчина  понимал  это. И  желал  ее  все  сильней  и  больше.

  Я  как  дурак, смотрел  на  ее  голый  тот  загорелый  девичий  жарко  дышащий  мокрый  в  ручейках  стекающей  воды  живот. На  ее  голые  такие  же  женские  передавленные  тугими  завязками  белых  узких  плавок  бедра. Подтянувших  вверх  Джейн  волосатый  с  промежностью  лобок  В  том   белом  тесном,   обтягивающем   ту  полненькую  загорелую  грудь  лифчике.

  Возможно, даже  нагло.  Я  сходил  с  ума. А  ей  это  как  женщине  даже  нравилось.

- «Вот, возьми  меня» – словно  слышал  я  в  своей  голове – «Ну, что  же  ты, стоишь  и  все  смотришь» - прозвучал  женский   голос.

  Это  было  какое-то   любовное  колдовство. Когда  в  твоих  яйцах   снова  бурлит  сперма  и  лезет  из  ушей. А  твой  детородный  орган  торчит, не  падая  вот  уже  чуть  ли  не  полчаса  в  твоих  плавках  и  штанах  как  металлический  стержень  от  вида  девичьих  всех  прелестей. Складывалось  такое  ощущение, что  кто-то  целенаправленно  меня  вот  так  заводил  и  драконил. И  даже  это была  не  Джейн, а  кто-то  стоящий  за  моей  спиной. Лез  в  мое  человеческое  живое  сознание  и  толкал  в  те  объятья  любви  совершенно  безжалостно  и   беспощадно. Толкал  в  сторону  этой   смуглой  безумно  красивой  молодой  красотки  с  именем  Джейн  Морган. Тот  кто-то  просто  хотел, чтобы  мы  были  вместе. Он  связывал  нас  узами  вечной  преданной  любви  и  такой  же  вечной  дружбы.  Мы  становились  постепенно, все  ближе  и  ближе  друг  к  другу. 

  Все  мое  сознание  тут  же  как-то  даже  принудительно  и  без  разрешения, перенеслось  в  мгновение  ока  опять  туда  в  тот  далекий  китайский  приморский  Гон-Конг. Словно  включилась  повторно  та   как  в  кино  запись. Я  опять  мысленно  очутился  в  том  шумном  разгульном  ресторане  с  названием  «МОРСКАЯ  МИЛЯ». Я  увидел  опять  тот  свой  свистящий, орущий  и  гудящий   пьяный  в  дугу  и  в  дым  корабельный  экипаж, набранный, черт  знает  из  кого, только  не  из  профессиональных  матросов, где  я  был, наверное, один  профи  в  своей  специальности.  Почему-то  этот  ресторан   снова  всплыл  у  меня  в  моей  очарованного  женской  молодой  красотой  русского  моряка   голове. Только  я  уже  не  представлял  это  все, фантазируя  от  восторга  и  любви, а  это  насильственно  возникло  снова  в  моем  воображении  и  просто, все  ожило  само  передо  мной.

  Я  смотрел  на  Джейн  и, видел  виляющий  из  стороны  в  сторону  и   вырисовывающий  живописные  виртуозные  сексуальные  красивые  круги  этот  ее  голый  живот  над  тугим  золоченым  в  звенящих  монетных  обвесках  и шуршащем  бисером  пояском. Под  которым, развевалась  полупрозрачная  белая  тонкая  почти  невесомая  в  танце  живота  шелковая  юбка  вуаль. Виляющую   женскую  в  узких  туго  натянутых  таких  же  вот  плавках  восточной  красивой  молодой  танцовщицы  широкую  женскую  с  полненькими  ягодицами  задницу  танцовщицы  Востока. Мелькающие  бедрами  и  ляжками  голые  смуглые  до  черноты  изящные  в  своей  полной  наготе   и  красоте  в  золоченых  на  высоких  каблуках  туфлях  со  шпилькой  девичьи  ноги. На  ресторанном  полу, что  был  усыпан  деньгами   и   цветами. Слышал  удары  барабанов  и  надрывные  звуки   арабской  флейты. Я   видел  Джейн  Морган   в  том  танце  зазывающую  к  себе  меня  в  порыве  страсти  и  дикой  любви. Обвешанную  всю  этими  густыми  черными  вьющимися  длинными  локонами   как  змеями  волосами  по  плечам, груди  и  спине. Ее  мелькающие   и  зовущие  в  том  восточном  танце   в  золоченых  браслетах  голые  загорелые  смуглые  руки. Руки  будущей  своей  страстной, безудержной  в  дикой  любви  обворожительной   любовницы. 

  Я  видел  тот  ночной  портовой  ресторан  в  китайском  Гон-Конге. Видел   танцовщицу  Тамалу  Низин. Но  теперь  на  ее  месте  была  сама  Джейн, так  похожая  на  египтянку  Тамалу. В  ее  том  сверкающем  и  блестящем  ослепительном  наряде  прекраснейшей  восточной  танцовщицы. В  том  танце  страсти  и  любви. В  наряде  танцовщицы  змеи  и  в  золоченом  драгоценном  на  голове  венце. С  золочеными  бриллиантовыми  сережками  в  ушах. Ее  практически  черные  карие  как  у  той  цыганки  Горьковской   Рады  женские  наполненные  любовью  глаза  под  изогнутыми  дугой  черными  тонкими  бровями. Их  гипнотическое  колдовство  и  любовное  коварство. Ее  милое  женское  смуглое  брюнетки  личико  с  ямочкой  на  подбородке  и  улыбающиеся  вот  также  мне  приоткрытые  женские  полненькие  алые  губы. Она, громыхая  звонко  своими  золочеными  монетными  обвесками  и  бисером  на  пояске  и  лифчике, подыгрывая  музыке  звонкими  надетыми  на  пальцы  рук  музыкальными  чашечками  сагатами. Вся  с  ног  до  головы   обмазанная,  специально, какой  то  скользкой   мазью  или  смазкой, чтобы   лосниться  и  блестеть  в  свете  горящих  ресторана  ярких  ламп  как  живая  змея  своей  чешуей  и  золотыми  украшениями, вилась  в  том  танце  живота  и  увлекала  меня  к  себе  как  некая  волшебная  непоборимая  природная  морская  стихия. Налетевший  сильный  штормовой  в  звездной  ночи  ветер  и  шум  бурлящих  океанских  волн. Меня  русского   молодого  тридцатилетнего  моряка. Любителя  красивых  женщин  и   красавиц  танцовщиц  припортовых  иностранных  ресторанов.

  Она  танцевала  теперь  и  лично  только  для  одного  меня. Казалось  уже  исчез  сам  тот  припортовой  с  пьяными  крикливыми  матросами  ресторан, и   мы  были  наедине. Только  Джейн  и  только  я. Только  играла  восточная  громко  музыка. Как-то  нудно  и  душераздирающе. Стучали  барабаны. Джейн, расстегнув  замочки  и  скинув   красиво  сексуально  с  плечей   своего  обвешанного  звенящими  монетами  лифчика  лямочки, бросила  его  мне  в  руки.  Она  вся, не  щадя  себя, извиваясь   дикой  любвеобильной   не  знающей  устали  в  сексе  самкой  вокруг  меня. Развевая  на  крутых  загорелых  до  черноты  бедрах  своих  ног  легкую  полупрозрачную   из  белого  легкого  как  воздух   шелка  вуаль  на  блестящем  золотом  в  бляшках  монетах  туго  надетом  на  них  поверх  узких  плавок  поясе. Стуча  каблуками  тех  золоченых  туфелек  по  полу  или  даже  теперь  лакированной  палубе  этой  яхты. Мельтеша  по  сторонам  той  голой  перед  моими  восторженными  глазами  своей  с  торчащими  черными   сосками  возбужденной   танцовщицы  живота  девичьей  молодой  грудью, виляя  широкой  женской  загорелой  полненькой  ягодицами  задницей. Красиво  вращая  и  дергая  из  стороны  в  сторону  бедрами, своим  с  круглым  пупком  животом. Она  желала  только  одного. Только  меня. Русского  вольнонаемного  моряка  торгового  иностранного  флота. Моряка,  разрушенной   перестройкой  и  переворотом  и  междоусобными  войнами  в  девяностых  Великой  Страны. Живущего  теперь  как  придется   и  выживающего  среди  всего   этого  любовного   разврата. И   как  ни  странно, приспособленного  лучше  других  к  такому  выживанию. 

   Это  было  теперь  как  некое  призрачное  полусонное  наваждение. Такое  же  теперь  реальное  как  стоящая  передо  мной   сама  Джейн.

- «Возьми  меня» – я  вдруг  услышал  вновь, откуда-то  в  своей  голове – «Ну  что  же  ты  стоишь  и  смотришь».

  Джейн  была  так  похожа  на  нее, Тамалу  Низин. Даже  лицом. Было  явное  сходство. А  телом  вообще  один  в  один. Именно  сейчас  я  смог  все  это сравнить. При  свете  луны  и  горящих  нам  двоим  на черном  небе  звезд.

  Джейн  смотрела  туда, куда  стекала  теплая  вода, лишь  искоса  посматривая, соблазнительно  и  вызывающе  на  меня  своими  черными  глазами. Она  молчала. Она  словно  читала  мои  все  мысли  и  уже  понимала  меня  и  все  мои  желания. Но  будто  ждала  чего-то.

  Сейчас  она  была  сравнима  с  Богиней. Русалкой  Тихого  океана. Морской  прекраснейшей  Нимфой, Дриадой, способной  разбить  как  о  подводные  скалы  и  покорить  сердце  любого  зачерствевшего  от  бездомной  паршивой  жизни   скитальца  моряка, ведя  его  либо  к  вечной  любви, либо  к  страшной  гибели.

  В  свете  яркой  большой  желтой  луны   на  ночном черном  небе  и  звезд  сверкали  в  ее  ушах  золотые  колечками  сережки. А  вьющийся  черный  змейкой  волосяной  височный  локон  спускался  вниз  по  ее правой  девичьей  засмоленной  жарким  летним  солнцем   смуглой  не  целованной  еще  мужскими  губами   щеке, свисая  вниз  под  красивым  девичьим  с  ямочкой  подбородком. С  которого  капельками  капала  вода  Джейн  прямо  на  ее  пышущую  жаром  ожидаемой   любви  полненькую  грудь. Торчащие  соски,  которой,  виднелись  сквозь  сам  мокрый  купальника  белый  лифчик. 

  Она  теперь  смотрела  на  меня, и  было  видно, я  был  ей  далеко  не  безразличен. Теперь  это  точно. Этот  в  ночи  ее  взор  черных  глаз  уже  не  был  так  холоден  и  равнодушен. Девица  знала себе  цену. Она  просто  проверяла  меня  сама. Соблазняя  мужчину  мокрым  практически  голым  девичьим  безупречно  красивым  телом. Это  распространенный  женский  прием. Когда  женщина  не равнодушна  и  дает  понять  мужчине, что  желает  его. Возможно, даже  прямо  сейчас. Но  между  нами  еще   стояла  незримая  пока   стена. 

  Я  мог  схватить  ее.  И  сделать  то, что  она  хотела  сейчас, но…

  Я  не  решался  сделать  этого. Что  же  это  был о такое  со  мной? Безволие  или  слабость? Что-то  удерживало  меня, и  мне  было  не  по  себе  сейчас. И  она  видела  все  это  и  загадочно  как-то  украдкой  улыбалась. Немного  иронично  и  даже  издевательски, провоцируя  меня.  Не  знаю, что Джейн  сейчас  обо  мне  думала, но,  прекрасно  видела, все  мои  желания  в моих  околдованных  такой  соблазнительной  женской  молодой  красотой  мужских  глазах  как  бы  я  не пытался  скрыть  это. Меня  выдавал  даже  торчащий  возбужденный  в плавках  и  матросских  штанах  мой  торчащий  детородный  член. А  разум  был  затуманен  любовными  желаниями. И  приятная  любовная  дрожь  растекалась  по  всему  вибрирующему  от  любовных  развратных  желаний  телу.

  Я  тоже  молчал  и  ничего  не  говорил, но  плотские  мои   желания  выдавали  меня. Я  быстро  отвернулся  к  темной  воде  за  правым  бортом  яхты  и  уставился  в  воду.

- Подай  мне  полотенце - вдруг  Джейн  произнесла, чтобы  я  вновь  обратил  на нее  свое  влюбленное  внимание.

  Полотенце  висело  тут  же  на  правом  борту  и  леерах  яхты.

  Я  взял  его  и  подал  Джейн  и  ту  ее  пальчики  правой  руки, беря  полотенце,  вдруг  коснулись  моей  руки. Это  был  знак. Она  дала  мне  понять  сама, что хочет  меня.

  Помню, как  закружилась  моя  голова, и  я  вдруг  опять  вспомнил  танцовщицу  живота  из  Гон-Конга  египтянку  Тамалу  Низин. Как  любил  ее  и  этого  же  хотел  сейчас, но  уже  с  Джейн  Морган.       

  Тут, на  борт  поднялся  и  брат  Джейн  Дэниел. Такой  же  загорелый  красивый  телом  парень, и  посмотрев  на  нас, он  произнес - Не замерзли? Может, пойдем  теперь  вниз? Становиться  к  ночи  прохладно.

  Он  стряхнул  с себя  воду   и  взял  длинное  полотенце  с  борта  яхты. Быстро  обтерся  им.

- Отличная  вода – произнес  Дэниел  мне – Жалко,  что  вы  отказались    с  нами  купаться.

- Еще  успею - произнес  я  ему – Наверное, времени  для  этого  будет  у  нас  еще  много.

 

                                               ***

  Действительно  становилось  прохладно, но  я  не  заметил  стремительного ночного  похолодания  воздуха  после  шторма  распаленным  любовью  к Джейн  сердцем  русского  тридцатишестилетнего  моряка. Было  уже  три  часа  ночи, и  стоял  ночной  безветренный  после  бури  штиль. Штиль  и  затишье  в  нашей  песчаной  лагуне  этого  атолла.

- Я  хотел  спросить  у  тебя, Владимир - задал  мне  вопрос  Дэниел, отвлекая мои  глаза  от  своей  обворожительной  полуголой  сестренки - Ты, владеешь аквалангом?

- Да – ответил  ему  я - Более-менее. Был  в  армии  на  флоте  в  группе ремонтной  аварийной  группы  на  подводной  лодке. Кое-чего  в  этом  понимаю  тоже, как  и  судах.

- Вот  и  отлично - ответил  Дэниел  радостно - Завтра  поплаваем  в  аквалангах  в  этой  лагуне. Надо  проверить  акваланги. Они  новые, как  и  эта  яхта. Я много  плавал  в  разных  аквалангах, но  эти  еще  не  проверенные  в  работе  на  глубинах  до  ста  метров. Тут, думаю, есть  такие  глубины  и  даже, глубже.

   Дэниел  оставив  нас  с  Джейн, словно  понимая, что  между  нами, что-то завязывается, нырнул  в  дверь  трюмного  каютного  коридора.

  Я  остался  теперь, наедине  со  стоящей  перед  собой  полуголой  его сестренкой  Джейн.

  Мой  половой  возбужденный  детородный  орган  давил  в  плавки. И  я  думал, не  видно  ли  Джейн. Но, она  все  поняла  без  слов, и  так  было  видно. Видно, по  мне. Джейн  поняла  мою  дикую  сексуальную  предрасположенность  к  ней   и  именно  сейчас.

  Было  неловко  и  особенно  в  штанах. Мой  половой  орган  торчал  как  стальной  стержень  и  не  желал  сдаваться  и  успокаиваться.  Он  хотел  своего. Женской  промежности. Мне  было  неловко. Особенно  если  Джейн  видела  все  это. Но  она  молчала. Ее, это  возможно  даже  заводило. И  вероятно  даже  нравилось. Она, этого  и  хотела  сейчас.

- Ну, что  пойдем - я  сказал  с  заметной  возбужденной  дрожью  в  своем  голосе  Джейн, и  осторожно, чтобы  не  коснуться  ее  голого  тела  и  не сорваться  с  катушек  от  любви  к  ней, мимо  нее, пройдя, спустился, тоже следом  за  Дэниелом  к  каютам  яхты.

 Меня  заметно  трясло  от  дикого  сексуального  возбуждения. А  она, сверкнув  на  меня  своими  карими  почти  черными  глазами  и  молча, взяв  с  поручней  ограждения  ранее  брошенный  свой  тот  длинный  домашний  халат, проводила  меня  долгим  завораживающим  взглядом  черных, как  сама  ночь  глаз, словно, насмехаясь  над  моей  нерешительностью, как  над  мальчишкой.

  И  вправду, что  со мной? Мне было, как-то  не  по  себе. Джейн  удалось произвести  на  меня  губительное  впечатление  своей  обворожительной  в  ровном  идеальном  плотном  загаре  девичьей  фигурой. А, я  не  решился  сейчас. Не  решился, как  мужчина  коснуться  даже  ее. Ни  руки, ни  ноги. Первый  раз  в  жизни  я  был  так  робок  с  женщиной. Даже  с  той  красавицей  египтянкой  и  восточного  припортового  ресторана  танцовщицей  Тамалой  Низин  я  был  более  смел  и  раскрепощен  как  любовник  мужчина.

  Я  смутился, и  меня  вогнало  в  краску. Взрослого  мужчину.

  Я  еле  успокоил  себя, но  только  лишь  внешне. Я  должен  был  так  делать. Я  чувствовал, что  так  надо.  Джейн  сама   должна  была  проявить  себя  в  мою  сторону  каким-либо  физическим  действием. Именно   так  и  не  иначе.  Я  не  должен  был  быть  первым. Так  было  нужно. Она  американка. хоть  и  южанка  с  горячей  латинской  кровью, но  все  же  американка. 

  Я  не  хотел  торопить  события, хоть  и  страдал  без  женщины  и  от  женщины.    

  Раньше  такого  со  мной  не  было. Помню, я  смело  обжимал  любую  в портовых  барах  девку. Любую  молодую  проститутку. Но, то  были  проститутки, а  тут  совсем  другое.

  Я  влюбился.  да  так, что  уже  жизни своей  не  представлял  без  этой  стоящей  передо  мной   дикой  безудержной  сексуальной  красоты. И  я  чувствовал, что ее  тянет  также  ко  мне. Но  пока  был  некий  незримый  высокий  барьер, который  надо  было  сломать, во  что  бы  то  ни  стало.

  Мое  сердце  стучало  как  ненормальное  в  моей  груди, и  я  дышал  тоже, как ненормальный  и  она  видела  это. Это  было  заметно. Это  нельзя  было скрыть. Скрыть  даже  то, что  выпирало  у  меня  в  штанах  и  плавках. Просто  лезло  вперед  из  них  через  все  тоже  преграды. Думаю, она  видела  это  и  все  понимала, как  это  понимала  жаждущая  любви  настоящая  самка.

  Я  спустился  вниз  и  прошел, снова  в  главную  яхты  каюту. Там  был Дэниел  и  гремел  бутылками  и  посудой. Он  сам  накрывал  на  стол.

- Проходи, Владимир - произнес  громко  он - Садись, туда - он  указал, теперь на  кожаный  стоящий, чуть  поодаль  от  столика  и  кресел  диван. Я  сел, на  него  глядя, как  Дэниел  ловко  управляется  один  с  посудой  и  едой. Он  глотнул  своей  недопитой  еще  в  стеклянном  стакане  Текилы  и  кромсал  ножом  тунца, и  какую-то  приправу  к  нему. Прямо  в  большой  керамической  белой тарелке. Дэниел  шустро  орудовал  ножом  и  вилкой, разрезая  то, что надо  было  разрезать, и  раскладывал  по  тарелкам. У  меня  защекотало  внутри  в  животе  от  изобилия  пищи  и  деликатесов. Такого  я  не  пробовал  даже  в  портовых  кабаках. Было  много  разных  фруктов  и  морских  продуктов.

   Джейн  спустилась  следом  за  нами  и  в  ее  каюте  заиграла  музыка. Все,  тот  же «Мotley Crue»  в  кассетном  магнитофоне. Яхта  задрожала  от  рок-музыки  и  загудела  переборками  кают.

  Дэниел  посмотрел  на  меня, как  я  посмотрел  в  сторону  трюмного  яхты коридора, туда, где  загудела  рок-музыка.

- Она  постоянно  так  делает. Джейн  любит  металл  и  рок-н-ролл - сказал, глядя  на  меня  он – Та  еще  металлистка. Дурачится  сестренка. Кровь  горячая  играет  в  ней, индейская. Хочет  привлечь  твое  внимание. Я  вижу, ты  приглянулся  ей. У  Джейн  масса  увлечений. Плавание, Музыка  и  Беллидэнс. Ну, это  особое  дело  и  ее  самое   умопомрачительное  личное  увлечение.

- Что  это? – я  спросил  Дэниела, не зная  пока  этого  слова  в  своем  лексиконе  и  базе  умственных  данных.

- Танец  живота  - он  произнес, и  меня  просто  прожгло  всего.

   Эти  фантазии  мои  с  египетской  ресторанной  танцовщицей  Тамалой  Низин  вдруг  приобрели  неожиданную  даже  красочную  реальность.

- Джейн  просто  от  этого  с  ума  сама  сходит. А  танцует, закачаешься.  Как  родной  ее  брат  ручаюсь  и  говорю. Мужики  с  ума  сходили  от  нее, когда  она  им  танцевала. Джейн  ходила  в  школу  танца, когда  мы  жили  в  Южной  Америке. А  в  качестве  танцевальной  практики  проходила  курсы  танца  живота   в  одном  из  достаточно  рекспектабельных  и  дорогих  ресторанов  в  Мехико. Она  была  лучшей  в  школе  танцев  и  ее  хвалили.  Я  не  возражал. Я  был  даже  рад  за  ее  успехи. Джейн  она  совсем  уже  взрослая. Ей  такое  можно - произнес  я  ему - Пора  замуж.

- Да, уж - ответил  он, подталкивая  мне  тарелку  с  резаным  тунцом.

- Дэниел - произнес я, пробуя то, что было на тарелке в соусе и приправе -Слушай, очень  вкусно!

- Ты, наверное, до  того  как  отправился  в  океан  работал  поваром - спросил  я, почему-то, почти  не  думая  от  голода  у  Дэниела.

- Угадал, Владимир - ответил, засмеявшись, Дэниел - Раньше  мне  приходилось работать  тоже  везде  и  даже  поваром. С  четырнадцати  лет.

- Так  значит, у  тебя  Дэниел  жизнь, тоже  не  совсем  была  маковой - отпарировал  ему  я.

- Ну, да - он  ответил  снова - Я  Владимир  по  профессии  археолог, но приходилось  в  студенческие  годы  подрабатывать, то  там, то  там. Ну, там  на всякие  карманные  расходы. Да, и  деньги  на  колледж  нужны  были  мне, как и  Джейн. Она  тоже  работала.

- Работала? - спросил  я - Тоже  на  колледж?

- Нет  для  себя  и  для  меня - он  снова  ответил, занимаясь  своим  поварским  у  столика  делом - Она  стюардесса  по  профессии. Вот  уже  три  года, пока  из-за  травли  связанной  с  рейсом  ВА 556  не  потеряла  работу. Потом  чтобы  не  сдохнуть  нам  с голоду  вот  продолжала  танцевать  этот  самый  беллидэнс  по  ресторанам  и  кабакам, совершенствуя  себя  до  профессионализма  и  зарабатывая  неплохие  даже, скажу  деньги.

- Рейс  ВА 556? - спросил, пока  не  понимая  про, что  Дэниела  я.

- Рейс  Боинга  нашего  отца - пояснил  Дэниел - Рейс  самолета  пропавшего  в океане, которым  командовал  мой  с  Джейн  отец. Она  помогала  мне деньгами  во  время  моей  учебы. Одним  словом  сестренка, любящая  своего братишку. Дэниел  засмеялся.

- Значит, Джейн  работала   до  увольнения  в  компании  своего  же, получается  отца? -  спросил, снова  я  у Дэниела.

- Да, работала - ответил  он - Джейн  работала  в  той  же  компании, что  и  наш  отец  до  поры  до  времени, пока  не  случилось  это.

- Вообще-то, мы  не  коренные  Американцы  мы  из  Южной  Америки - сказал Дэниел - Из  Панамы.

- Я  это  и  так, понял - произнес  я - По  вашему  загару  и  цвету  кожи. Южноамериканская  горячая  кровь. Этакие  на  вид  как  цыгане.

  И  заулыбался.

- Да. Есть такое. Этакая  смесь  янки  и  криолов. Есть  что-то  даже  и  от  цыган. У  нас  в  родне  были  и  цыгане. Мы  с  отцом  переехали, пока  была  жива  мама  в  Штаты  в  Сан-Франциско. Отец  стал  работать  в  этой  компании  по  приглашению, как  отличник  пилот, сразу  после  армии. Такое  редко  бывает, но, у  отца  были  заслуги  в  летчиках  ВВС  и  его  перевели. Вот  мы  и  переехали. Мы  были, тогда  еще  малолетками. Джейн  было  пятнадцать. А  мне  тринадцать. Потом  стало  сложнее  с  работой, как  у  мамы, так  и  у  отца. Мама  умерла  от  рака, и  отец нянчил  нас  обоих. Вот  пока, мы  не  достигли  этого  возраста. И  вот  и  его  не  стало – Дэниел  произнес  и  замолчал. Он  уставился  в  тарелку  с  резаным  тунцом. И  поставил  на  банкетный  столик, снова  фрукты  и  вино. То, что  пила  Джейн, разлив  его  по  большим  стеклянным  бокалам.

- Знаешь - вдруг  он  поменял  тему - Тунец  рыба  не  плохая. Если  уметь  ее приготовить. К  коньяку  или  вину  белому  подойдет. Как  насчет  белого  вина Владимир?

  Я, молча, смакуя  в  стеклянном  бокале  белое  вино, глотал  слюнки  от  вида, почти  готовой  еды, покачал  одобрительно  Дэниелу  головой. Я  просто, хотел жутко  есть. Да, и  вина  теперь  хотелось  тоже. Дэниел  открыл  один иллюминатор  в  главной  каюте, чтобы  был  воздух  свежее. Сразу  запахло ночным  бризом  со  стороны  океана.

  Теперь  была  моя  очередь  о  себе, но  тут  появилась  Джейн. Она  уже  была одета  в  длинный, шелковый  халат, почти  до  самого  пола, и  подпоясанный тугим  поясом  в  гибкой  ее  девичьей  талии. Она  скрыла  под  ним  всю  свою соблазнительную  девичью  демонстрационную  мне  наготу, подразнив сексуальные  эмоции  русского  моряка, сверкнув  на  мгновение  голыми  в  полураспахнутом  подоле  халата  загорелыми  почти  черными  коленками.

  Мы  с  Дэниелом  переглянулись  друг  на  друга, молча  и, посмотрели  в  ее сторону.

- Ладно, вы  тут  гуляйте  мальчики - она  как-то  это  произнесла  уже  более миролюбиво, глядя, как  мы  собираемся, далее  беседовать  и  сидеть  всю  ночь. Попивая  спиртное  с  фруктами  и  прочими  деликатесами, какие  раскопал  на  яхте  Дэниел - И  не  вздумайте  бузить, а  то  я  вас  обоих  разгоню  по  каютам.  

  Мы  оба  в  ответ  лишь  качнули  в  знак  подчинения, как  детсадовские  хулиганистые  мальчишки  головами.

  Джейн  зевнула  и  произнесла - Ну, пока  мальчишки, я  хочу  спать. И  она, снова, сверкнув   чернотой  своих  карих  темных  красивых  девичьих  глаз, посмотрела  на  меня  иным  уже  более  ласковым  взглядом. И  тут  же  повернувшись, выпорхнула  в  коридор  между  каютами. Я  проводил  эту божественную  красавицу  томным  ласковым  любовным  взглядом, и  она  не  могла  заметить  этого.

- Я  вижу, тут  у  вас  богатый  выбор  спиртного - поинтересовался  так  к разговору  я, сменив, теперь  тему - А, не  рано  вам  еще  таким  молодым  это баловство  спиртным?

- Мы  здесь  одни  в  океане - ответил  на  это  Дэниел - И  делаем, что  хотим, Владимир. Пейте  и  налегайте  на  еду. Джейн  ушла  спать  и  кормить  нас сегодня  не  собирается. Она  накупалась  и  ничего  не  хочет  делать. Обычно  она  меня  как  заправская  кухарка  пичкает  по  три  раза  в  день, но, сегодня  ей  захотелось  спать. Меня  тоже  тянет  ко сну. И  он  зевнул, прикрывая  рукой  свой  рот.

- Но  Дэниел,  посмотрел  на  меня  таким  взглядом, будто  понимал  все  и  что  между  мной  и  его  сестренкой  назревало.  Но  произнес  мне  - Вообще  у  нас  в  Америке  со  спиртным  все  обстоит, более  демократично, чем, наверное, у  вас  в  России. Я  так  понимаю?

- Правильно, понимаешь, Дэниел - ответил я, видя  его  выражение  глаз - У нас это  вообще, жестоко  пресекалось  в  свое  время. Это  теперь, каждый  делает, как  хочет  и  не  смотрит  на  возраст. Демократия, будь  она  неладна.

  Мы, похоже, сейчас  думали  об  одном  и  том  же, но, говорили  о  другом.

  Дэниел  замолчал, будто, думая  о  чем-то. Потом  произнес - Знаешь, Владимир – он  посмотрел  мне  в  глаза - Ты ей  точно понравился. Я знаю. –

  Он, не отрываясь, смотрел  на  меня, держа  стакан  с  Джином  в  руке. И, похоже, от  тебя  у  сестренки  срывает  крышу. Я  хорошо  знаю  свою  сестренку  Джейн. Она  ни  к  кому  так  себя  не  показывала. Вот  так  открыто  и  вызывающе. Он  пригласил  меня  к  готовому  столу, и  я  сел, снова  с  дивана  в  кожаное  кресло  напротив  Дэниела.

- Джейн  заметно  переменилась  с  момента  ночного  купания - Дэниел продолжил.

- Я  это  понял, Дэниел - ответил  Дэниэлу  я - Она  мне  безумно  понравилась  тоже, и  именно  как  женщина. Это  между  нами  мужиками.

  Я  отлично  говорил  на  американизированном  английском  и  смог  все  в точности  передать  в  словах, чтобы  все  было  досконально   понятно  собеседнику.

- Да, я  понимаю, Владимир - ответил, улыбнувшись, Дэниел – Я  даже, не  буду протестовать, если  у  вас, что-то  здесь  между  собой  свяжется. Джейн  девочка  уже взрослая  практически, как  и  я. Она способна  решать  все  сама  и  даже постять  за  себя, когда  надо.  Она  сама  отвечает  в  личных  отношениях  за  себя. Так, что… если, что, то помогу, скажу, что  ты  от  нее  без  ума.

  Он  многозначительно  посмотрел  на  меня.

- Надеюсь, ты  хорошо  относишься к  женщинам? – произнес  Дэниел  мне.

  Я  моргнул  ему  своими  синими  русского  моряка  глазами.

- За  Джейн  можешь  не  бояться  как  брат – произнес  я  ему – Она  очень  сильно  мне  нравится. А  русский  мужчина  женщину  никому  в  обиду  не  даст.

   И  тут же  снова  Дэниел  спросил - Ну, так, что  завтра  поплаваем  в  аквалангах  по  лагуне  Владимир?

- Поплаваем - довольный  ответом  Дэниела  и  более  радушным  взглядом Джейн  согласился  с  охотой  я - Обязательно, если  надо  поплаваем  Дэниел.

  Музыка  в  каюте   Джейн  затихла, как  и  она  сама, пообещав, идти  спать.

  Я  вкраце  под  бутылочку  белого  вина  с  тунцом  на  пару  с  Дэниелом изложил  историю  своей  русского  моряка  жизни. Своего  нелегкого  детства, когда  остался  рано  без  отца. Он  был  военным  подводником  и  погиб  с  экипажем  дизельной  ракетной  лодки   К-126  в  Тихом  океане  в  районе  Гаваев  при  загадочных  трагических  обстоятельствах. И  как  Американцы  пытались  поднять  исковерканный  давлением  воды   и   практически  полностью  разрушенный  остов  военной  лодки. типа  «ГОЛЬФ». Как  страна   отреклась  от   своей  же  погибшей  лодки  и  ее  экипажа  и   приказала  всем  забыть  о  ее  существовании. А  Американцы  пытались  ее  поднять. Но  не  смогли  с  почти  6000метровой  глубины.

- Я  даже  о  таком  не  слышал – произнес  Дэниел  - И  нигде  о  таком  не читал.

- Это  особо  нигде  открыто  не  разглашалось – произнес  я  ему – Также  как  гибель  лодки  SSN -589 «SCORPION», погибшей  также  загадочно  в  районе  Азорских  островов  в  Атлантике. Обе  страны  пытались  все  эти  катастрофы  утаить  и  замять  друг  перед  другом. Я  так  думаю, Дэниел.

  Это  как  видно  Дэниела  несколько  даже  удивило, как  и  моя  вся  прожитая  жизнь. И  привело  в  восторг. Начиная, чуть  ли  не  с  момента  рождения  в  1967  по теперешний  2006  год. Чем  произвел  недвусмысленное  впечатление  на  теперешнего  моего  молодого  морского  коллегу. Мы  так  просидели, чуть  не  до  утра, стараясь  не  особо  громко  шуметь. И  потом  Дэниел, проводил  меня  в  отдельную  уже  мою  каюту. Добротную  скажу, как  и  все  на  Арабелле, обставленную  необходимой  такой  же  добротной  встроенной  полированной  не  дешевой  мебелью. Сказав, что  до  этого  тут  жил  некий  мистер  Смит, который, плавал,  когда-то  на  этой  яхте  со  своими  девочками  и  женой. Кают  на  яхте  девять. С  постелями  и  всем  таким  прочим. Есть  и  камбуз  кухонный  и  туалеты,   три. Также  имеются   две  душевые, с  отоплением  от  работающего  мощного  яхты  двигателя  и  электробатарей, что могли  работать  отдельно  и  через  специальную  отопительную  систему  обогревать  в  холодное  время  всю  полностью  огромную  крейсерскую  мореходную  яхту.

  В  целом  яхта  даже  внутри  оказалась  не  такая  уж  маленькая, как  может  показаться  на  первый  взгляд. Мы, шатаясь  от  выпитого, и  уже  обнявшись, почти, как  братья  провели  экскурсию  по  трюму «Арабеллы», стараясь  тихо, чтобы  не  разбудить  сестренку  Дэниела  Джейн, осели  в  моей  теперь, выделенной  мне  на  время  плавания  Дэниелом  и  Джейн  каюте. Разводя  пьяный  разговор  о  предстоящем  плавании  и  о  сестренке  Дэниела  Джейн. Так  как  все  время, почему-то  весь  разговор  от  морского  плавания  сводился  именно  к  ее  телесным  загару  и  женским  девичьим  красотам.

  Потом  Дэниел  ушел  к  себе, а  я  уснул  в  наступившей  тишине, под  шум бьющейся  о  корпус  «Арабеллы»  морской  соленой  в  ночной  коралловой песчаной  бухте  атолла  воды. И  звон  о  графин  пустого  стеклянного  стакана  в  моей, теперь  каюте, на  прикроватном  столике.

  Я  был  пьян, как  и  Дэниел. Но, был  счастлив  своим  чудесным  спасением. Новым  другом  и  моим  спасителем  Дэниелом. И  особенно  его  сногсшибательной   сестренкой  красавицей  Джейн. Приближалось  новое  Тихоокеанское  тропическое  теплое  утро  моего  чудесного  спасения  и  знакомства  с  двумя  молодыми, и  очень  интересными, загорелыми  до  угольной  черноты  спасшими  меня  южных  кровей  американцами.

 

                                                ***

   Джейн  в  своем, почти  обнаженном  первозданном  виде, снова  стояла  на верхней  палубе  Арабеллы. В  лучах  восходящего  солнца.

  Она  в  своем  том  убийственном  купальнике, почти  голая  и  черная  от  загара  как  некая  водная  змея  или  морская  русалка, забравшаяся  на  борт  нашей  яхты, стояла  на  палубе  Арабеллы  перед  яркими  золотистыми  сверкающими  лучами  восходящего  летнего  тропического  солнца.  Вся  охваченная  и  окаймленная  этим  ангельским  лучистым  ярким  переливающимся  на  ее  загорелом  том  гибком  женском  теле  светом. Еще  не  было  жарко, но  уже  скоро  все будет  иначе. Начнется  нестерпимая  жара  и  от  этого  солнца  не  будет  покоя  и  некуда  будет  практически  деться   от  лютой  нестерпимой  жары.

   Было  19  июля  и  девять  двадцать  утра.                 

  Джейн, приняла  освежительный  утренний  душ. Сбросив  с  себя  все  до купальника, стояла  у  правого  борта, напротив  длинной  палубной иллюминаторной  надстройки, напротив  мачты  яхты, выгнувшись  в  спине  и подставляя  свой  девичий  красивый  пупком  животик  восходящему  солнцу. и Она  прикрыв  кистью  правой  руки  свои  черные  как  у  цыганки  глаза, смотрела, куда-то  вдаль  в  сторону  открытого  океана. Джейн,  забрала  свои  длинные  вьющиеся  змеями  густые  черные  как  смоль  волосы  в  тугой  пучок  под  золоченую  большую булавку. А  когда  я, поднявшись  на  палубу  вместе  с  Дэниелом, с  достоинством  опять  оценил  красоту этой  прелестной  нимфы. Особенно  обратил  внимание   на  тоненькую  девичью  шею  над  загорелыми   до черноты  женскими  плечами.  Сверкающие  блестящие  в  ее  миленьких  девичьих  ушах, на  восходящем  утреннем солнце  золотом  маленькие  круглые  колечками  сережки. Ее  гибкую  красивую  узкую  спину. И, конечно  же, и  опять  ее  широкую  женскую  молодую  в  туго  обтянутых  белым  шелком  плавках  задницу. Крутыми  овалами  прелестные  девичьи, такие  же  черные  от  загара  бедра  стройных  ног,  до  самых  голых  аккуратных  маленьких  голых  с красивыми  пальчиками  ступней.

  Джейн  держалась  левой  девичьей  рукой, за  леера  бортового  яхты ограждения  и  смотрела  куда-то  вдаль, надев  на  свой  прелестный  девичий  прямой  загорелый  смуглый  носик  темные  с  зеркальными  стеклами  солнцезащитные  очки.

  Дэниел, поднявшись  на  палубу, выключил  весь  наверху  свет  и  проследовал  к  ней. А  она  как  старшая  сестра, поцеловала  младшего  своего  брат  в  щеку.    

  Дэниел  ее  тоже, поцеловал, как  младший  брат  и  как  это было  вообще  повсеместно, принято  у  них  американцев. Он  быстро  спустился  в  другой  отсек  на  носу  яхты, и  исчез  на  какое-то  время  там, оставив  меня  наедине  с  Джейн  на  палубе  «Арабеллы».

  Джейн  не  оборачивалась  и  стояла  ко  мне  спиной. Она, словно, ждала  моего  приближения. И  я  тихо  подошел  к  ней, прислонившись  мужской  своей  русского  моряка  грудью, к  ее  оголенной  загорелой  до  черноты  девичьей  спине.

  Я  почувствовал, как  Джейн  слегка  вздрогнула,  и  пошевелилась. Возможно, она  именно  ждала  этого. Ждала, что  я  это  сделаю.

  Я  осторожно  обхватил  молодую  двадцатидевятилетнюю  южанку  американку.  Стараясь  нежно  и  ласково,  хоть  и  с  силой. Положив  свои   мужские  русского  моряка  руки  на  ее  выпяченный  яркому  утреннему  набирающему  жар  тропическому  солнцу  девичий  смуглый  засмоленный  почти  черный    живот. Пальцы  соприкоснулись   и  ладони  с  невероятно  нежной  женской  загорелой  кожей  и  ощутили  круглый  глубокий  пупок  на  этом  трепещущем  в  сейчас  в  жарком  сексуальном  дыхании  подергивающемся   как-то  судорожно  животе.  

  Я  прижал  Джейн  к  себе. Она  задышала  тяжело, и  я  это  почувствовал. Она  поддалась  назад  и  прислонилась  к  моей  голой  мужской  груди. Я  был  в  одних  своих  матросских  штанах  и  раздет  до  пояса. И  ее девичья  теплая  спина  плотно  прижалась  к  моей  груди   и  соскам, возбуждая  всего  меня  снова.

  Джейн  молчала  и  не  шевелилась. Запрокинув  свою  черноволосую  голову  мне  на  правое  подставленное  ей  широкое  мужское  плечо, и  ее  левая  смуглая  девичья  щека  соприкоснулась  с  моей  гладковыбритой  мужской.

  Джейн  закрыла  свои   под  черными  узкими  изогнутыми  бровями  карие  почти  черные  глаза  и  еще  сильней  прижалась  головой   к  моей  голове. ощущая  своей  женской  широкой  задницей  молодой  половозрелой   самки, мой  прижавшийся  к  ней  в  плавках  и  матросских  штанах  торчащий  возбужденный   вставший  и  готовый  к близости  и  соитию  детородный  мужской  член. 

  Я  помню, как  тогда  первый   раз  вдохнул  запах  ее  красивого  и  безупречного  во  всем  женского  молодого  податливого  мне  тела. Запах  сексуальной  дикой  до  любовных  страстей  молодой   обворожительной  американки  и  страстной  жаждущей  дикой  неистовой  и  безудержной  любви  сучки.

- Вы  мне  сказали, тогда  в  главной  каюте, что  я  вам  нравлюсь – Я  вдруг  услышал  женский  тихий  голос. почти  шепотом  Джейн  произнесла  мне. Она произнесла  это, не  поворачиваясь  ко  мне  своим  миленьким  личиком. 

  Джейн, почему-то  обращалась, по-прежнему  со  мной  на  вы. Это  была  все  еще  некая  дистанция, но  уже  все  поменялось, когда  мы  соприкоснулись  первый  раз  друг  с  другом  полуобнаженными  телами.

  В  отличие  от   Дэниела, она, по-прежнему  побаивалась  меня. Не  знала, что можно  ожидать   от  русского   моряка. Она, Джейн, как  американка,  никогда  еще  не  общалась  с  русскими.  Был  некий  природный  страх  и  некая  опаска. Для  нее  я  еще  был  чужой  здесь. Но  теперь  все  менялось. стремительно. Я  завоевывал  ее  близкое  доверие. Но  у  Джейн   было  двойственное  и  опасливое  девичье  чувство. Все  же  и  пока. Это  было  преградой   нашего  близкого  общения  и  вот…

- Да - произнес  я, полушепотом  ей  в  ответ  также, в  левое  ухо  с  золотой  колечком  сережкой  и  сильней прижал  Джейн  к  своей  груди  и  полуобнаженному  мужскому  телу. Давая  понять, что  хочу  ее  как  мужчина.

- Обнимите  меня - вдруг, произнесла  Джейн, и  чуть  подалась, выгибаясь спиной  назад  ко  мне.

  Я  обхватил  ее  обеими  руками  под  полненькой  девичьей  в  лифчике  купальнике  грудью. И  прижал  еще  сильней  к  себе, упираясь  уже  без  стыдливого   смущения, каких-либо  опасок  своим  торчащим  детородным  возбужденным  членом  через  свою  внизу  одежду  к  ее  загорелым  девичьим  ягодицам   и  плавкам.

  Этот  ее  тяжкий  вздох  и  грудной  сексуальный  звук  вырвавшийся  из  ее приоткрытого  девичьего  рта, сквозь  тоненькие  алые  губки, мне  сказал  сразу  о  многом. 

  Я  положил  уже  с  уверенностью, свою  голову  ей  на  голое  нежное  черное  от  загара  левое  плечо  и  своими  губами  поцеловал  его, плотно  прижавшись  к  девичьей  горячей  нежной  смуглой  щеке. И  искоса  посмотрел  на  Лдейн ,а  она  на меня  своими  карими  почти  черными  как  у  цыганки  красивыми  глазами. Там  было  все. Такая  неудержимая  любвеобильная  страсть  и   такой  всепоглощающий  любовный  страстный  огонь, что  казалось, я  сгораю  в  нем  весь  и  без  остатка.

  Именно  тогда  я  понял, что  это  была  моя  неотвратимая  судьба  и  обреченность  жить  этой  судьбой   и  сгорать  в  той  любви  как  хотела  она. Именно  тогда  я  был  готов  на  все  ради  Джейн. И  именно  теперь  она  была моей. Полностью  и  всецело. Теперь  я  ее  стал  звать  моя  Джейн. Она  была  моей. Нужно  было  лишь  сломать  ту  еще  разделяющую  нас  незримую  преграду  этого  недоверия  и  опаски  со  стороны  самой  Джейн.

- Не  правда  ли, красивый  рассвет - снова  произнесла  моя  Джейн.

- Да. Очень  красивый  рассвет - произнес, помню  я, обжимая  теперь  доступную  мне  латиноамериканку  южанку  красавицу – Джейн, это  наш  с  тобой   первый  рассвет.

  Она  вдруг, затерлась, как  кошка  о  мое  полуголое  тело, тяжело  дыша, только  разве  что, не  мурлыкая. О  мою  голову  своей  головой.

  Я  же, набравшись  смелости,  стал  руками  водить   по  ее  гибкому  изящному, словно  выструганному  из  черного  дерева  женскому  молодому  телу. Вниз  и  вверх. По  животу  и  ниже. Туда и обратно, от  голых  загорелых  бедер  ног  до  девичьей  в  белом  шелковом  лифчике  груди. Наслаждаясь  нежностью  и  идеальной  ровностью   как  бархат  или  атлас  кожи. Сам  затерся о  ее узкую   голую  спину  своей  грудью, а  внизу своими  мужскими  торчащими  причиндалами  о  женскую  в  узких  купальника  плавках  задницу. Я  пропустил  свои  руки  промеж  девичьих  голых  ляжек  и   коснулся  пальцами  женского  подтянутого  вверх  тугим  упругим  белым  шелком  плавок  волосатого  лобка  и  самой  промеж  Джейн  голых  ног  промежности.  Затем  мои руки  легли  на  трепещущую  в  жарком  неумолимом  трепетном  дыхании  Джейн  грудь.

Там  торчали  сквозь  белый  шелк  купальника  возбужденные  соски.

   В  свою  очередь  Джейн  опустив  свои  девичьи  руки, схватила  меня  за  матросские  штаны  и  молниеносно  проникла  ими  внутрь  их, дико  шаря  там  своими  тонкими  пальчиками. нащупывая  то, что  упиралось  ей  в  ее  упругие  женские  задницы  в  ровном  плотном  загаре  ягодицы.

  Я  скажу, даже  плохо  помню  ряд  моментов, так  как  я  пребывал  в  таком  блаженстве, какого  не  испытывал, наверное, никогда  еще.  Я  просто провалился  в  это  внезапно, целиком  и  полностью. Затуманился  весь  рассудок, и  я  помню, как  только  целовал  девичьи  плечи  своими  губами, покусывая  их, а  Джейн  стонала  от  этих  укусов  и  от  того, что  упиралось  ей  в  ее  загорелую  попку. То, что  держала  в   своих  девичьих  руках.

- Джейн! – я  тихо  и  ласково  шептал  ей, обнимая  ее, прижавшись  к  ней, и  целовал  в  ее  загоревшую  черную, почти  как  уголь  нежную  девичью  шею.

   Помню, как  колотилось  мое  сердце, вновь, как  ненормальное. Джейн  стонала  тихо, закрыв  свои  очаровательные  черные  как  ночь  глаза.

  Она  глубоко  и  тяжко  дышала  и  прижималась  спиной  ко  мне. Я  водил  руками  по  ее  ляжкам   и  бедрам  ног. И,  уже  до  бесстыдства, осмелев, пропустил  свою  правую  гуляющую  вверх  вниз  по  обеим  загорелым  девичьим  ляжкам  руку  внутрь  ее  плавок. Рука  скользнула  по  волосатому  женскому  лобку  и  попала  пальцами  в  жаркую  промежность.

  Первый   раз  ощутил  пальцами  своей  мужской  руки  ниже  его  девичье  жаркое  до  любви  влагалище. Прижав  его  окаймленные  черной  полоской  половые  губы. Я  надавил  на  него, и  она  тяжко  и  громко  простонала.

- Бог, мой! Джейн! - произнес  ей  в  ухо  я – Похоже, я  первый  у  тебя.

  А  она  ответила  лишь  мне  в  ответ - Любимый!

  Все, что  дальше  происходило  между  нами, происходило, молча, как   будто  мы   договорились  не  произносить  больше  ни   единого   слова. 

  Мы  стояли, прижимаясь  любовно, друг  к  другу, ощущая  двоих  полуголых  трепещущих  от  жарких  любовных  утех  тел  любовный  жар. Бессовестно  тиская  друг  друга  и  бесстыже  руками  позволяя  шарить  там, где  было  это  делать  нельзя.  

  Барьер  недоверия  и  опаски  между  нами  был  разрушен.

  Это  была  действительно  любовь. Любовь  с  первого  взгляда. Именно  сейчас, я  ощутил, сколько  в  Джейн  сейчас  было  скрыто  той  любви. Она  нуждалась  просто  в  ней. И  она  была   сейчас  уже  ко  всему  готова  и  не,  против.

  Она  схватила  своими  руками  мои  руки  и  держала  их  раскрытыми ладонями   на  своих  бедрах  и  лобке,  сдавливая пальцами  мои  пальцы. пальцами.  Глубже  проталкивая  их  через  плавки  внутрь  влагалища. Потом  одну  мою  руку  положила  себе  на  трепещущую  в  жарком  любовном  дыхании  девичью  грудь. На  торчащие  ее  большие  груди  от  дикого возбуждения, навостренные  и  затвердевшие  соски.

   Джейн  хотела  большего.   Возможно, все  это, пошло  бы  тогда  и  дальше, будь  мы  одни  на  яхте, но…

   В  этот  момент  Дэниел  вылез  из  носового  с  водолазным  оборудованием  отсека  яхты  с  двумя  аквалангами.

  Он  заставил  нас  обоих  прийти  мгновенно   в  себя  и  остановится  буквально   на  полдороги  того, чем  мы  уже  занимались.

  Не  думаю, что  брат  Джейн   всего  не  видел. Скорее  сделал  вид, что  не видел. Хотя  возможно  и  не  видел. Мы  успели  остановиться  перед  его  появлением. Я  поправлял  свои  штаны  и  снова  усмирял  свой  торчащий  там, над  ноющими   от  судорожной   боли   мужскими  яйцами, выпирающий  наружу  из  плавок  и  матросских  штанов  детородный  раздраконенный  любовью  и  резким  обломом  член.  Делая  вид, что  там  было  что-то  мне  неловко. А  Джейн  просто  отвернувшись  к  океану  и  с  пальмами  атоллу, быстро  поправив  на  бедрах  приспущенные  вниз  свои  узкие  белые  плавки,  поправляла  свой  на  груди  купальника  шелковый белый  лифчик. Это  была, признаюсь  пикантная  крайняя  ситуация, но  все  же  Дэниел  ее, похоже, точно  пропустил  и  не  заметил.  Да  ему  в  тот  момент, некогда  было  присматриваться  и   приглядываться  к  нам  обоим. Он  тащил  на  себе,  пару  больших  от  акваланга  баллонов  со  всем  необходимым  комплектом  из  подводного   для   глубокого  ныряния  снаряжения. Два  прорезиненных  гидрокостюма. Ласты  две  пары, две  маски   и  два  с  чугунными  противовесами  и  грузилами  широких  пояса.

- С  трудом  запустил  один  из  фильтров - сказал  громко, он, глядя  на  нас  двоих, стоящих  близко  друг  к  другу  и  поправляющих  на себе  все, что  только  было  можно. Не  все  можно  было  сейчас  скрыть  от  его  глаз, и  все  же  он  все  понял. Все  к тому  и шло. Да  и  Дэниел  был  не  против, чтобы  именно  так  все  и  было. Просто  все  произошло  так  несколько  нелепо. Но  он  не  был  удивлен. Он, скорее  сам  просто  вида  не  подал, как  будто, ничего  не  видел, как  будто, так  было  и  надо.

- Привет  голубки – сказал  Дэниел  нам  покрасневшим  от  смущения  и  неудобства  обоим, улыбаясь, как, между  прочим, он - Кто-то  вчера  обещал  поплавать  со  мной  по  дну  этой  красивой  лагуны.

 

                                               ***

  Дэниел  поднес  два  акваланга  и  гидрокостюма  к  нам  стоящим  рядом  друг  с  другом  у  правого  борта  стоящей  на  якоре  круизной  большой  белой  одномачтовой  в  белом   парусном  свернутом  и  упакованном  в  чехлы  парусном  такелаже  яхты.

- Ну, как  готов? - произнес  Дэниел  мне, вопросительно  и  как-то   хитро  улыбаясь  и  глядя  мне  в  глаза  своими  карими  молодого  двадцатисемилетнего  парня  американца  южанина  глазами.

- Да - ответил  я, все  еще  испытывая  некоторое  стеснение  и  неудобство, но беря  себя  в  свои  руки - Я  же  обещал.

  Джейн  недовольно  глянув  на  брата, быстро  отошла, молча, и  прижалась  задницей  к борту  яхты. А  я  присел, рассматривая  восемнадцатилитровые  баллоны  акваланга.

- Это  те  самые, новые  акваланги? Это  ты  мне  про  них  говорил?- спросил  я  у  Дэниела.

- Да - произнес  он, искоса  поглядывая  на  сестренку  Джейн, и  улыбаясь  ее смущению. Я  видел, та  даже  злобно  и  осуждающе  на  него  поглядывала, сверкая  из-под  вздернутых  черных  своих  бровей  черными, как  ночь  глазами, но  молчала, отвернувшись, тут  же  уставилась  на  успокоившийся  мирный  океан.

  Я  тоже, делал  вид, как  ни  в  чем, ни  бывало, только  расспрашивал  Дэниела о  новых  аквалангах.

- Эти  на  пятнадцать  литров  азотно-кислородной  смеси. Есть  еще  литров  на  двадцать  четыре - произнес  Дэниел - Вот  надо  опробовать  их  на  глубине. Опробовать  оба.

- А, для  Джейн? - я  вдруг  сам, как-то  спросил - Есть  акваланг?

  Она  теперь, зыркнула  на  меня  цыганским  умопомрачительным  взглядом  и снова  отвернулась  в  сторону.

  О  чем, она  сейчас  думала  мне  неведомо.

- Здесь  есть  для  нас  всех - сказал  Дэниел - Я  предусмотрел  все  это. Даже есть  компрессор  для  накачки  смеси  из  сжатого  воздуха  и  гелия. Запасные для  длительного  погружения  баллоны. Джейн, тоже  будет  с  нами  нырять, если  придется.

- Здорово - произнес  я, осматривая  шланги  и  ремни  акваланга - Нус, приступим! - восторженно  радуясь  возможности  понырять  в  искрящейся  на утреннем  солнце  лагуне.

  Я  быстро  натянул  на  себя  гидрокостюм  из  прочной  прорезиненной  ткани синего, как  и  вода  лагуны  цвета. Застегнув  его  спереди  от  пояса  до  самого горла. И  застегнул  на  воротнике  замок. Дэниел  одел  черный  с  красными вставками  на  руках  и  ногах  костюм. Застегнув  его  также, на  замок  на воротнике. А  Джейн, подошла  и  помогла  ему  расправить, кое-где загнувшиеся  части.

  Она  посматривала  любовным  взором  черных  своих  убийственных  глаз  на меня  через  его  плечо. Потом, вдруг  быстро, подошла  ко  мне  и  впилась губами  в  мои  губы, обняв  меня  прямо  на  его  глазах. Дэниел  удивленный, посмотрел  то  на  меня, то  на  свою  свихнувшуюся, теперь  от  неудержимой любви  старшую  сестренку. Он  смотрел,  по-видимому, довольный   на  нас, держа  баллоны  в  руках. Он  был  как  видно  не  против  того. Так  и  должно  было  видимо  произойти. И  изменить  ничего  было  нельзя.

  Поцелуй  затянулся. Джейн  просто  не  желала  отрываться  от  моих  губ.

- Ну, хватит, Джейн - произнес, Дэниел, поправляя  наручные  подводные  часы  и  свинцовый  пояс - Помоги  лучше  с  этим.

  Но  Джейн, словно  не  слышала  его, обхватив  меня  за  шею, прижалась  полной  шикарной  возбужденной  в  жарком  сексуальном  дыхании  девичьей  полуголой  в  белом  лифчике  купальника  загорелой  до  черноты  грудью  к  моей  груди. Она  целовала  меня, как  ненормальная  на  виду  у  своего  родного  брата.

- Джейн - сказал, снова  Дэниел, качая  удивленно  и  довольно  черноволосой мальчишеской  головой - Ну,  хватит  сестренка. Помоги  мне.

  Джейн, наконец-то  оторвалась  от  моих  губ  и, посмотрев  любовно многообещающе  в  мои  очумевшие  от  ее  такого  дерзкого  смелого  поступка  глаза, снова  подошла  к  брату. Словно, расписавшись  официально  при  свидетелях  со мной  и  уже  с  довольным  видом  и  настроением, она  помогла  ему  надеть  баллоны  с  кислородной  смесью  с  гелием  для  глубоких  погружений.

 

                        Акулы  коралловой  бухты

 

  Было  десять  утра, когда  мы  уходили  вместе  с  Дэниелом  в  стремительное погружение. Разгоняя  своим  неуместным, наверное, здесь  присутствием местных  коралловых  рыб, мы  заплыли  до  середины  лагуны, и  чуть  не касаясь  дна, обнаружили  ее  самое  глубокое  место. Это  было  то, что  надо.

Джейн  осталась  на  яхте  и  занялась  готовкой  нам  после  всплытия  дневного обеда. И  вся  в  этих  святых  женских  обязанностях  хозяйки  яхты, исчезла внутри  Арабеллы, строя  мне  глазки. Ни  сколько  не  стесняясь  родного  младшего  брата  Дэниела, пока  мы  были  на  верхней  палубе  до  самого  погружения.

  Как  рассказал  мне  сам  Дэниел  с  глазу  на  глаз, Джейн  была  отменной аквалангисткой, даже  лучше  его  Дэниела. Это  сейчас  она  как  женщина приступила  к  поварским  обязанностям, что  и  делала  всегда  в  заботах  о родном  своем  брате. Иногда  Дэниел  и  сам  баловал  сестренку, чем-нибудь  из  своей  кулинарии. Он  тоже, хорошо  умел  готовить, что  и  делал  довольно тоже  часто. В  отличие  от  меня  морского  бродяги. Я  вообще, не  занимался ничем  таким, вроде   готовки  и  не  учился  этому. Жил  по  ресторанам  и  барам  на  пристанях  портов  и  далеко  от  них, никуда  не  уходил  до следующего  плавания.

  Так  вот  Джейн, очень  хорошо  плавала, как  русалка  и  по-разному. В  разных  стилях. Я  это  заметил  в  момент  того  ночного  купания. Как  она  не  хуже  Дэниела  подныривала  под  него  и  дергала  его  за  ноги. И  с  аквалангом  умела  отлично  обращаться. У Джейн  были  хорошие  показатели  ныряния  в  глубину  даже  без  акваланга. Что-то  вроде  спортивного  разряда. Это  была  ее  коронкой. Дэниел  обмолвился  об  этом. Усиленные  тренировки. Как  аквалангистки  в  спортивной  команде  женщин  по  дайвингу. Она  шустро  и  умело  поправила  гидрокостюм  Дэниелу  перед  нашим  с  ним  погружением. Мне  предстояло  в  скором  будущем  увидеть  ее  те  способности  умелой  дайвингистки  на  личном  примере  в  паре, когда  придет  наше  с  ней  время  нырять  в  океанскую  бездну. А, пока, она  не  лезла, и  не  мешала  Дэниелу  заниматься  своей  работой. И, включив  кассетный  магнитофон, занялась  уборкой  и  кухней  на  камбузе  «Арабеллы».

   Дэниел  хотел  проверить  мои  способности, как  русского  моряка  в  условиях  моря. Что  я  не  хуже  плаваю, и  тем  более  с  аквалангом. Я  ему был  нужен  не  меньше, чем  Джейн. И  роль  Джейн  как  дайвингистки  со  стажем, пока  отошла  на  задний  план. Джейн  была  не  против. Она  вообще, была  теперь, ничего  не  против, при  случайном  появлении  меня  на  этой  яхте. Она  меня  уже  брала  в  свой  любовный  женский  оборот. Моя  девочка  Джейн. Моя, безумной  красоты  мулаточка, полукровочка. Я  не  на  минуту, не  переставая, думал  о  ней. Я  влюбился  как  полный  дурак  и  стал  просто  безумным. Даже    сейчас  под  водой  у  самого  дна  лагуны  думал  о  Джейн.

   Кругом  были  одни  только  кораллы  да  песок, как  сахар, серебрящийся  от солнца  на  дне  мелководной  лагуны. Совсем  не  так  как  на  глубине.

  Дэниел  показал  мне  правой  рукой, что  он  будет  первым, кто  опуститься  на  самое  дно, проверив  на  давление  и  работоспособность  акваланг. Я  качнул  в  ответ  одобрительно  головой. И  он, оторвавшись  от  меня, и  светя  впереди  себя  фонариком, пошел  как  подводная  лодка  на  погружение.

  Я  остался  ждать  Дэниела  на  краю  обширной  подводной  идеально  ровной  чаши, уходящей  обрывистой стенкой  вглубь  лагуны. Максимальная  глубина  здесь  должна  не  превышать  ста  метров, но, может  быть  и  глубже.

  Я  посмотрел  на  подводные  герметичные  часы  и  засек  время, рассчитанное на  погружение. Если  будет, что-то  не  так  и  выйдет  время, как  условленно мы  обговорили  с  Дэниелом  еще  на  яхте, мы  начнем  быстрый  срочный  подъем  к  поверхности  лагуны.

  Джейн  к  нашей  работе  подключать  пока  не  стали. Она  ушла  на  кухню  и, включив  снова, там  внизу на  всю  катушку  в  кассетном  магнитофоне  рок-музыку, принялась  варить, что-то  там, на  обед, но  то, что  и  спасет  мне  вскоре  жизнь.

    Дэниел, хотел  проверить  новый  свой  акваланг, как  и  мой, такой  же  из  новых  на  глубине. Мы  должны  были  идти  по  очереди  на  погружение  и  сигналить  при  всплытии фонариками.

  В  целом  я  понимал  наша  задача  не  особо  сложная, спуститься  на  дно, самое  глубокое  дно  здешней  песчаной  лагуны. Моя  задача  помочь Дэниелу на  месте  и  сопровождать  его  до  глубоководного  погружения. Но, на  самом деле  не  так  все  просто  и  безопасно. В  случае  нарушения  установленного  на  погружение  времени  нужно  было  действовать  немедленно  и  решительно.

  Это  я  знал  и  сам  как  в  прошлом  водолаз  аварийной  группы  военной  подводной  лодки.

  Океан  опасен, даже  здесь  в  самой, казалось  бы  безопасной  песчаной  и  коралловой  лагуне, отрезанной  высоким  барьером прочных  как  бетон  рифов  от  самого  океана.

  Любое  промедление  грозило  смертью  аквалангисту. Тут  и  кессонная  эмболия. И  просто  сама  даже  глубина  и  давление  внутри  толщи  воды.

Человек  мог, даже  потеряться  на  незначительном  пятачке  территории  дна, и  порой  требовалось  много  времени, чтобы  его  найти. А  это  тоже, равноценно  смерти  для  потерпевшего. Еще  случаются  приливы  и  отливы, и  особенно  опасны  подводные  течения  на  разных  глубинах, вплоть  до  километровых.

  Человека  может, унести  заживо  сильным  течением  бог  знает  куда, и  его  можно  было  не  найти  совсем. Кроме  этого  полно  хищных  и  ядовитых  рыб, и  моллюсков, которые  стоило  нечаянно, случайно  задеть. И  яд,  мог  убить  за считанные  секунды, вызвав  паралич  сердечной  мышцы.

  Все  это  было  надо  знать, и  я  проинструктировал  в  свою  очередь Дэниела на  внимательность. Он  был  отличный  парень  и  хороший  ученик, и  я  не волновался  особо  за  него. Все  шло  по  плану, и  как  надо.

  Джейн  ждала  нас  наверху  на  самой  «Арабелле»  за  готовкой  обеда, на кухонном  камбузе, я  в  это  время  у  обрыва  стометровой  впадины  глубокой лагуны. И  смотрел  на  время, и  в  толщу  синей  уходящей  в  глубину  воды. Я  глубоко  дышал  и  пускал  отработанные  пузыри  углекислоты  в  воду  и  вокруг  меня  кружились  маленькие  рыбки, глотая  их. Они  мелькали  перед моей  маской  черно-синего  в  воде  акваланга. Я  крутил  осторожно  по сторонам  головой. И  заметил  одну  акулу. Это  была  серая  рифовая  акула. Она  патрулировала  в  одиночку  свой участок  рифа. Возможно, она  пришлая  из  океана, но  скорее  она  была    жительницей  самой  лагуны  и  окрестностей, внешних  рифа.

  Я  сидел  тихо  и  не  шевелился, поглядывая  на  подводные  часы. Сверяя время. И  надо  было  по  времени  возвращаться  уже  назад. Мой  акваланг  был  мало, заметен  в  воде  и  сливался  с  самой  водой  и  дном  лагуны.

  Эта  акула  могла  быть  здесь  и  не  одна. Обычно  эти  острозубые  хищные  и  опасные  морские  пташки  стараются  охотиться  на  черепах  или  местную  рифовую  живность. Но, не  побрезгуют  и  чем-нибудь, покрупнее, к  примеру, человеком. Сами  акулы  не  большие, но  жутко  быстрые  и  шустрые. И  довольно  часто  стайные. Вот  это  меня  и  настораживало. Надо  было  сворачивать  деятельность  в  целях  безопасности. И  уходить  домой  из  опасной  воды.

   Уже  было  двенадцать  дня  на моих  ручных  подводных  часах. Кислородная  смесь  использовалась  в  экономном  режиме. Но  время  показывало  почти полный  расход  смеси. И  наше  погружение  подходило  к  завершению. Надо  было  дождаться  Дэниела. Дэниел  там, похоже, чем  то  сильно  увлекся. Наверное, самим  глубоководным  нырянием. Мне  нырять, уже  не  было  времени.  

   Вдруг  снизу  мигнул  светом  фонарик  Дэниела. Он, подымался  к  поверхности  осторожно, как  я  его  учил. Да, он  и  сам  это  знал, так, как  нырял  неоднократно  с  аквалангом. Вскоре  он  показался  среди  толщи  воды  в  своем  черном  с  красными  вставками  акваланге. Он  медленно  шел  вверх  и  прямо  ко  мне. Я  тоже  мигнул  ему  фонариком, чтобы  он  точнее  знал, где  я.

  Акул  становилось  больше. Дэниел  уже  поднялся  с  глубины  и  показал рукой  идти  наверх. Он  тоже  понял, что  мое  погружение  откладывается, и  я покачал  головой  в  знак  понимания. Мы  осторожно  начали  продвигаться  в  сторону  яхты. Над  самым  дном, медленно  и  спокойно  не  нервируя  акул, которые  стали  кружить  по  всей  лагуне  и  вокруг  нас.

  Надо  было  делать  срочно  ноги  из  воды.

  А  мне  надо  было  спасать, если  что  самого  Дэниела. О  себе, я  как-то  сейчас  не  думал. Наверно  в  этот  момент  проявились  гены  русского  человека. Русского  подводника  моряка. И  я, держа  его  за  свинцовый  балластный  пояс, гнал  впереди  себя  над  дном  лагуны.

   Акулы  кружились  вокруг  нас, все  ближе  приближаясь  к  нам, быстро  сужая  свою  опасную  карусель.

  Яхта  была  уже  над  нами, и  надо  было  подыматься  наверх, что  мы  и начали  делать. А  стая  акул  закружилась  над  дном  под  нами. И  это  было,

самое, сейчас  опасное  для  аквалангиста. Они  могли  стремительно  атаковать  сообща  и  при  подъеме, устремившись  молниеносно  на  скорости  вверх.

   Я  показал  Дэниелу  жестами  рук  вверх, и  он  пошел  на  подъем. А, я опустился  в  самую  стаю  акул, которые  кружились  под  нами. В  самый  центр  их  круговерти. Сбивая  их  круговерть  и  распугивая  по  сторонам. Отвлекая на  себя  их  общее  внимание. Это  был  шанс  и  для  меня  и  Дэниела. Я  сам  закружился, удерживаясь  относительно  дна  вертикально, медленно загребая  ластами  в  стае  серых  хищниц, которые, вскоре  снова  вернулись  на  охотничью  карусель.

  Одна  шеркнулась  об  меня  своим  рыбьим  боком, сильно  толкнув  к  своей мимо  проплывающей  соседке. И  та  сделала  попытку  укусить  меня. Но, я ударил  хищницу  подводным  фонариком  по  голове. Акула  отскочила  в сторону. Я  почувствовал  силу  той  толкнувшей  меня  хищницы. Ее  как  наждак  шкуру  на  своем  теле. Прямо  через  акваланг  меня  обожгло трением  жесткой  чешуи  акулы. Другие  акулы  меня, почему-то, пока  не  трогали. Но  это  пока. Пока  не  распробовали.

  Мне  надо  было  теперь  выбираться  как-то  из  этой  дикой  оголтелой  стаи  морских острозубых  хищниц  самому. Хотя  шанс  попасть  в  акульи  зубы  более  вероятным, в  отличие  от  всплывшего  к  трапу  яхты  Дэниелу. Но, я  не  мог, выбрать  возможность  выскочить  из  этой  акульей  карусели. Не  мог  ни  как  решиться  на  подъем, продолжая  вертеться  в  гуще увеличивающегося  числа  серых  рифовых  акул.

  Вдруг  неожиданно  и, наверное, на  мое  счастье  они  все  как  одна ломанулись  в  одну  сторону  всей  толпой, наверное, увидели  морскую черепаху, или  еще  что-то  знакомое  и  съедобное, привлекшее  их  акулий аппетит. Я, не  теряя  драгоценного  времени  начал  быстрый  подъем  к  яхте.

  Я  быстро  вынырнул. Не  снимая  ласты, полез, срываясь  с  лестницы  на «Арабеллу». Надо  было  уносить  скорее  ноги  из  воды. Баллоны  стягивали меня  вниз, а  ласты  соскальзывали  со  ступенек  лестницы.

  Дэниел  с  испуганными  глазами  протянул  мне  руки  и  выдернул  на  палубу с  опущенной  в  воду  лестницы. Прямо  с  баллонами  я  упал  на  спину  под  их  тяжестью  и, выплюнув  мундштук  дыхательного  шланга, я  снял  маску. И  расхохотался  громко, как  ненормальный, расстегивая  на  своей  груди  замок гидрокостюма. Я  смотрел  в  напуганные, и  теперь  растерянные  глаза  Дэниела  и  хохотал, чудом  спасшись  от  неминуемой  смерти.

   Тут  ко  мне  подскочила  и  Джейн. Вся  перепуганная. В  своем, том  опять коротеньком  домашнем  халатике, она  вылетела  из  каютного  трюма, теряя  по  дороге  свои  мягкие  домашние  тапочки. Она  упала  на  колени  и  подлетела  прямо  ко  мне, лежащему  в  полной  аквалангиста  экипировке  на  палубе  «Арабеллы». Джейн  упала  мне  на  грудь. Я  обнял  ее.

  Джейн  запричитала – Любимый! Живой! Живой!

  Она  целовала  меня, и  колотила  по  груди  своими  руками. Ее  красивое  женское  миленькое  смуглое  лицо  южанки  американки  было  все  в  слезах.

- Они  покусали  тебя?! - она  причитала  в  панике  и  ужасе – Где?!

  Джейн  осматривала  теперь  меня   всего, соскочив  быстро  с  моего  тела  и  нависая  всем  своим  гибким  женским  телом  надо  мной. В  ее  практически  черных  карих  безумно  красивых  заплаканных  глазах  кроме  любви  ничего  больше  не  было. Я  понял  все. Именно  в  этот  самый  момент. Она  ради  меня  будет  готова  на  все. Хоть  на  небеса, хоть  на  самое  дно  морское.

  Дэниела  такое  теперешнее  поведение  своей  сестренки  Джейн  уже  не  удивляло. Но, я  был  по-настоящему ошарашен. Я  молчал  и  не  знал, что  и сказать  ей  в  ответ. Но  все  же  промолвил  ей  негромко -  Девочка, моя. Да, куда  ж  я  от  тебя, теперь  денусь - сказал, я  ей, немного успокоившейся - Разве  я  тебя, теперь  оставлю. Вы  мне  оба  стали  уже  как  родные.

  Джейн  не  на  шутку  напугалась, когда  из  воды  выскочил  первым, как ужаленный  ее  брат  Дэниел. Сбросив  баллоны  и  ласты  с  маской, прямо  в гидрокостюме. Он  бросился  вниз  в  трюм  к  каютам.

  Он, крикнул - Акулы! Владимир!

  И  кинулся  на  кухню, как  мне, он  потом  рассказывал. Там, чуть  дальше, за  углом  главной  каюты  в  конце  коридора, где  был  на  круизной  яхте  душ  и  технические  комнаты. Слева. Оттолкнув  свою  сестренку  Джейн  в  сторону, чем  не  слабо  ее  уже  сразу  перепугал. Схватил  первую  попавшуюся  кастрюлю  с  варенным  мясным  консервированным супом, который  варила, да  не  доварила  Джейн, и  вылил  это  все  по  носу «Арабеллы». Прямо  в  воду.

- Так  вот, куда  ломанулись  рифовые  акулы - проговорил  я, удивленно - Ты  накормил  их  супом  Джейн?! 

  И  сам  тут  же, разразился  приступом  дикого  смеха.

  Глаза  Джейн  сверкнули  злобно  и  обидчиво.

- Что  было  хоть  за  блюдо  Джейн? - я, не  унимаясь  сквозь  смех, спросил  ее.

  Джейн, встав  с  колен  на  ноги,  посмотрела  на  своего, теперь, тоже смеющегося  до  коликов  в  животе  брата. Дэниел  упал  на  колени  и  хохотал  как  умалишенный.

  Джейн  посмотрела  на  нас  двоих  смеющихся  в  судорогах  дикого  приступа  смеха  идиотов.

  Она, сгорая  от  возмущения  и  не  понимая  нашего  смеха, смущенная  нашим  идиотским  поведением, вспыхнув  бешенством, сжав  свои  рук  маленькие  девичьи  загорелые  кулачки, выкрикнула  мне - Дурак! Ты, напугал  меня, дурак!

  Джейн  фыркнула  и  на  брата  Дэниела – И  ты  дурак! Вы  оба  дураки!

    Потом, бросившись бегом и босиком к палубной иллюминаторной  надстройке  к  спуску в трюм и к лестнице. Подбирая  по  пути  свои  потерянные  тапочки.  

  Она еще раз, резко повернувшись, выкрикнула - Какие  вы все, мужики, дураки!

  И  убежала, вниз  в  свою  каюту.

  Джейн  любила  меня  до  полной одури.

  Я  перестал  смеяться  и  стал  снимать  с  себя  акваланг.

- «Джейн! Ты, переживала  за  меня, за  нас  обоих!» - думал  я.

  Я  стащил  с  себя  баллоны  и  гидрокостюм  и  отдал  все  Дэниелу.

- Надо  ее  утихомирить - сказал  Дэниел, успокоившись  от  дикого неконтролируемого  смеха - Она, моя  сестра, девица  с  норовом. Надо  сделать так, чтобы  суп  был  вылит  не  за  зря. Долго  будет  дуться.

- Я  знаю - ответил  я  ему. И  пошел, вниз  яхты  к  каюте  Джейн.

 

                      Моя  обворожительная  Джейн

 

  Я  был  практически  голым. Был  босоногим  и  одних  плавках. Я  спустился к  каюте  Джейн. Там  было тихо. Я  постучался  в  дверь  ее  каюты. Дверь  была  не  заперта. И сама  мне  открылась. Я  вошел  осторожно  внутрь, переступив  через  маленький  порог девичьей  каюты. Уставленной  встроенной, как  и  все  каюты  на  яхте  шкафами  со  сдвижными  дверками  из  красного  дерева  и  пластика. 

  У кровати  в  углу  ее  каюты  у  самой  стены  борта  и  переборки  стоял прикроватный  столик. На  нем, как  и  везде  стоял  ночник  светильник, графин с  водой, фрукты, бокал  с  красным  вином  и  ее  Джейн  кассетный  магнитофон.

  Я  увидел  Джейн.

  Она, была  все  в  том  же  коротком  домашнем  халатике  и  босоногая, как  и  я. Джейн  соскочила  со  своей  постели  и, повернувшись  ко  мне  спиной, встала  к  оконному  открытому  иллюминатору  лицом. Сложив  свои  красивые  руки, сжав  кулачками, на  тяжело  дышащей  жаром  пышущей  загорелой  до  черноты  нежной  девичьей  груди, задрожала  возбужденно  всем  своим  телом. Она  так  долго  держала  планку неприступности  и  рокового  женского  соблазна, проверяя  меня  как  мужчину, что  сама, попалась  на  эту  же  свою  уловку  и  сорвалась. Джейн  попалась  в  свою  же  ловушку.  

- «Женщины!» - подумал  я. Это  ее  слово, когда  я  поймал  ее  при  качке  яхты  за  локоток - Не  более, после  слова – Спасибо - это  слово, лишь  намек  на  дальнейшие  в  скором  будущем  близкие  отношения.

- «Джейн! Джейн! Ты  созрела  как  женщина» - рассуждал  уже  я - «И тебе  уже  нужен  мужчина. Такой  как  я. Ты  выбрала  меня, почти  сразу, как  только  мы  познакомились».

  Этот  ее  дикий  испуг  и  нервный  срыв  сказал  о  многом. Я  это  понял. Равно  как  понял  и  ее  братишка  Дэниел.

- Я  не  разрешала  входить! – вдруг, нервно  произнесла  и  громко  Джейн - Уходи!

  Джейн  не  ожидала  моего  такого  наглого  здесь  внезапного  появления. И  именно  в  ее  каюте. Но  я  понимал, что  нельзя  отступать  сейчас. Я  стоял, заступив  за  порог  каюты, и  смотрел  на  мою  любимую  Джейн.

   Она  стояла, отвернувшись  от меня, и  смотрела  в  иллюминатор  окна  каюты  куда-то  вдаль  на  небо  и  густые  плывущие  по  нему  белые  облака.

- Я  разве  не  ясно  сейчас  сказала? - произнесла  уже  тише  Джейн - Уходи.

- Посмотри  на  меня, Джейн - тихо  произнес  я.

- Уходи, прошу тебя, Владимир! - она  громко  снова  повторила  и  мне  по  имени. А  я  знал, что не  надо  отступать, как  тогда  на  палубе. Сейчас  самое  время.

- Джейн - повторил  я - Я  пришел  к  тебе, моя  милая  Джейн.

- Не стой, уходи - она  уже  тише  произнесла - Прошу  тебя, Владимир.

Уходи. Не  мучай  меня.

- Прости  меня, Джейн - тихо  и  как  можно  только  ласково  произнес  я - Я  не  хотел  тебя, хоть  как-то  обидеть, любовь  моя.

- Но, все, же обидел - произнесла  с  глубоким  сексуальным  вздохом  Джейн.

  Я  тогда, подошел  к  ней  и  обнял  ее. Она, было, дернулась  в  моих  объятьях пытаясь  вырваться. Но,  потом  притихла, обмякнув  и, прижавшись, снова  к моей  груди  узкой  девичьей  спиной, запрокинув  мне  на  мою  обнаженную мужскую  грудь  затылком  голову. И  прильнув, снова  своею  девичьей  щекой к  моей  небритой  щеке, заплакала.

- Зачем, только  я  согласилась  с  Дэниелом  подобрать  тебя. Зачем?! – она  произнесла  с  надрывом, и  голос Джейн  дрожал  как  натянутая  струна - Что  ты  сделал  со  мной! Ты! Ты  влюбил  меня  в  себя! - произнесла  Джейн - Я  как  дура  влюбилась. Как  безмозглая  совсем, малолетняя  девчонка, школьница, влюбилась  в  тебя! И  не  вижу  другой  уже  без  тебя  жизни, Владимир! С  того  момента  как  увидела  тебя! 

  Я  подошел  к  Джейн. Сзади  и  осторожно  взял  девицу  за  ее  красивые  женские  узкие  плечи. Затем, прикоснулся  также  осторожно  и  ласково  своими  губами  к  ее  загорелой  под  накрученной  большой  шевелюрой  черных  заколотых  булавкой  волос  тонкой  девичьей  шее. 

  Джейн  вздрогнула, но  не  отдернула  ее  от  моих  горячих  любовника губ. Более  того, она  откинулась  назад  в  мои  уже  объятья. И  я  прижал  ее  к  своей  мужской  русской  матросской  груди.   

  Я  теперь  уже  жадно  словно  вампир, впился  губами  в  ее  черную  от  загара  под  воротничком  халатика  девичью  молодую  шею. Под  забранными  в  пучок  чернявыми, как  смоль  вьющимися  волосами. Она  громко  и  надрывно  как  безумная  застонала, запрокинув  вверх   назад  свои  руки. Обняла  меня  за  голову  руками. Скрестив  и  сцепив  свои  девичьи  на  тех  руках  цепкие  девичьи  пальчики  в  моих  русых  волосах. Затем  поймала  ими  мои  странствующие  взад  и  вперед  мужские  сильные  руки  по  своему  телу  и   оголенным  ногам  под  своим  домашним  задранным  вверх  халатиком.

- Владимир – Джейн  произнесла, тяжко  с  сексуальным  громким  стоном, выговаривая  мое  русское  имя.

  Ее  дивный  белоснежный  маленький  домашний  шелковый  халатик  просто сполз  с  девичьих  загорелых  плечей. Он  просто  сполз  вниз  с  ее  гибкого  и узкого  с  девичьей  талии  тела, падая  нам  под  ноги  на  пол  каюты. 

- Просто  зови  меня  Володя – произнес  я  Джейн. 

  Я  развернул  Джейн  лицом  к  себе  и  подхватил  ее  на  свои  руки. Подняв,  над  полом  и  положил  на  стоящую  тут  же  постель.

- Володя, ты  -  она  произнесла  и  стала  сама  на  себе  развязывать  туго  стягивающий  гибкую  девичью  талию  поясок  на  халатике, распахивая  его.

- Джейн - произнес, снова  тихо  и  ласково  я, и  опустил  на  ее в  белом  лифчике  купальника  трепыхающуюся  молодую  девичью  грудь  руки - Джейн. Любимая  и  обворожительная  моя  Джейн. Вот, мы  уже  и  на, ты.

  Я  словно  хрупкую  статуэтку, боясь  сломать  или  разбить, стал  ласкать  своими  русского  матроса  руками.

  Джейн  не  сопротивлялась. Она  только  приподняла  очаровательную  ягодицами   засмоленную  тропическим  летним  солнцем  попку. И  позволила  мне  снять  с  себя  шелковые  узкие  ее  купальника  те  из белого  шелка  плавки. Быстро  и  полностью  оголяя  под  вздрагивающим  пупком  от  волнения  округлого  загоревшего  до  угольной  черноты  живота  в  черных  волосах  лобок  и  очерченную  темной  линией  по  контуру  половых  губ, раскрывающуюся  предо  мной, как  алый  цветок, жаждущую  жаркой  неистовой  дикой  любви  девичью промежность.

  Приподнявшись  чуть  вверх, Джейн  расстегнула  свой  белый  купальника  лифчик  и  отбросила  его  в  сторону. Я  стянул  с  себя  свои  плавки, а  Джейн  широко  раскинула  в  стороны  свои  женские  полненькие  красивые  загорелые  до  угольной  черноты  ноги. Она  как  практически  уже  взрослая  женщина  знала  что  делать. Учить  эту  умопомрачительную  латиноамериканку  южных  кровей  было  совершенно  ненужно. Эти  женщины  умели  сами  все. Все  записано  было  в  их  природном  женском  ДНК  и  инстинктах. Согнув  в  коленях  свои  те  полненькие  загорелые  до  черноты  на  тропическом  солнце  ноги, она, Джейн, забросила  и обхватила  ими  мою  мужскую  русского  моряка  спину. Джейн  раскрыла  свою  промежность  передо  мной  и  моим  торчащим  как  стальной  стержень  возбужденным  членом, разрешая  мне  взять  себя. Она  сейчас  неистово  исходя  любовным  жаром, потея, излучала  из  себя  целый  букет  и  аромат  женских  любовных  запахов. Это  были  ароматы, каких  я  не  вдыхал  ранее  от  других  своих  женщин  любовниц. Но  разве  что  только  от  секса  с  танцовщицей  живота  египтянкой  Тамалой  Низин.

- Я  твоя, любимый. Вся  твоя – она, жадно  и  горячо  целуя, стеная  страстно, любовно, проговорила  мне.

- Моя  и  только  моя - произнес  ей  я, вонзая  свой  торчащий  детородный  раздутый  жилками, стволом  и  головкой  член  в  женское  раскрытое  настежь  возбужденное  жаждущие  любви  влагалище.

- Я  твоя, возьми  меня, Владимир! Войди в меня! Ты  единственный  кому  я  это разрешаю! – я  услышал  от  моей  любимой  Джейн.

  Я  вошел  в  нее  и  Джейн  дико  надсадно  душераздирающе  застонала.

  Джейн  схватила  меня  за  мои  русые  растрепанные  волосы, и, целуя  меня  в  губы, прижала  мое  лицо  и  голову  к  своей  трепыхающейся  по  сторонам  жаром  пышущей  с  торчащими  навостренными  затвердевшими  черными  сосками  смуглой  загорелой  нежной  груди. Она  тяжело  задышала  и  заизвивалась  подо  мной  из  стороны  в  сторону, как  дикая  змея, ползая  по  белым  шелковым  простыням  постели.

  Все  что  я  помнил  тогда, как  целовал  ту  женскую  красивую  полненькую  загорелую  до  угольной  черноты  трепыхающуюся  по  сторонам  грудь, кусая  за  торчащие  черные  соски. И  свой, в  смазке  женского  раскрытого  настежь  в  любви  влагалища  торчащий  и  скользящий  по  его  стенкам  взад  и  вперед  детородный  с  задранной  за  самую  уздечку  верхней  плотью  бешеный  женский  окочурник. Как  что-то  лопнуло  под  ним, и  я  провалился  им  в  саму  глубину  промежности, практически  по  самый  свой  волосатый  лобок, соприкасаясь  в  любовном  слиянии  и  поцелуе  с  женским  лобком. А  Джейн  дико  дыша  и  стеная, вдруг  громко  вскрикнула. Запрокинув  вверх  свою  черноволосую  с  растрепанными  длинными  вьющимися  густыми  смоляными  волосами  по  кружевным  в  шелковых  белых  наволочках  подушкам  голову. Вверх  своим  с  ямочкой  подбородком. Закатив  под  черными  изогнутыми  дугой  тонкими  бровями  такие  же  свои  черные  под  веки  глаза. 

  Она  так  застонала, что  мне  показалось, что  сойду  от  этих  женских  воплей  с  ума. Равно  как  от  самого  охватившего  меня  неуправляемого  возбуждения.

   В  голове  стоял  бредовый  сладостный  любовный  туман, и  бурлила  как  в  вулкане, вырываясь  на  свободу  в  моих  яйцах  сперма. Но  я, сдерживая  насколько  было  возможно  саму  эрекцию, старался  как  можно  дольше  продлить  это  половое  наслаждение. Глядя  на  ее  девичьи  трепетные  упругие, загоревшие  до  угольной  черноты  молодые  груди. Что  качались  по  сторонам  от  моего  стремительного  полового  сексуального  мужского  натиска. Перед  моими  в  любовном  голубоватом  плывущем  тумане  русского  моряка  синими,  закатывающимися  под  веки  помутившимися  от  любовного  приятного  наслаждения  глазами. Когда  я  остановился  на  секунду, переводя  свое  рвущееся  наружу  в  бешеной  страстной  любви  громкое  со  стоном  дыхание. Снова  сорвался  как  с  цепи  дикий  бешеный  зверь. Безудержный  и  безумный, принялся  делать  счастливой  мою  ненаглядную  смуглянку  южанку  двадцатидевятилетнюю  красавицу  и  латиноамериканку  Джейн  Морган. Как  чумовой, практически  не  останавливаясь, и  проливая  на  нее  свой  горячий  любовный  ручейками  стекающий  пот. Не  жалея  себя  и  своего  детородного  тридцатилетнего  мужского  тела. Раздраконенного  и  раздроченного, дорвавшегося  наконец-то  до  отданной  мне  добровольно  и  с  радостью  на  растерзание  женской  промежности  мужского  безжалостного  торчащего  и  несгибаемого  как  стальной  стержень  члена.

   

                    На  просторах  Тихого  океана

 

- Что  мы  будем  делать  ночью? - спросила  еле  слышно, шепча  мне  на  ухо, любовница  Джейн – Если  с  утра  начали  и  уже, наверное, день?

- Заниматься  снова  любовью - сказал  ей  я  - Я  полон  снова  сил  и  готов  хоть  сейчас  и  снова  любить  тебя  моя  Джейн.

- Бог  мой! - она  простонала  и  прижалась  ко  мне  всем  своим  обнаженным  девичьим  молодым  разгоряченным  телом  двадцатидевятилетней  латиноамериканки. Обняв  меня. Прижавшись  своим  овальным  голым  с  круглым  красивым  пупком  животиком. Джейн  теребила  мои  русые  волосы своими  обеими, девичьими, пальчиками. Лаская  своими  губами  мое  лицо.

- Какой  ты  колючий  и  не  бритый - пролепетала  ласково  она  мне - Мой любимый, Володенька.

   Она  мое  имя  произнесла  снова  старательно, но  все  же  ломано  по-русски, любовно  разглядывала  меня, глядя  в  мои  синие  с  зеленоватым  оттенком  глаза.

   Потом  тихо  со  сладостным  придыханием  уже  по-английски, произнесла - Как  ты  думаешь, милый? Нас  сильно  было  слышно?

- Ты  про  твою  скрипящую  кровать  любимая? - спросил  я  ее - Или  про  звон стакана  и  графина  на  прикроватном  столике.

   Джейн  моргнула  черными  своими  влюбленными  в  меня  ласковыми глазами. Поедая, молча, меня  своим  хищным  любовным  взглядом. Затем, негромко  смущенно  улыбнувшись, засмеялась.

- Не думаю - произнес  я, чмокнув  Джейн  в  ее  полненькие  исцелованные мною  губки - Переборки  в  яхте  и  двери  герметичные, думаю, Дэниел  ничего  не  слышал. Если  ты  о  братишке. Даже  если  слышал, то  он  мировой парень  и  все  уже  давно  понимает  про  нас. Он  классный  парень, твой  братишка  Дэниел, любимая  моя.

   Джейн  спросила - Сколько  уже  время  любимый?    

   Она  прилипла  приоткрытым  ртом  и  губами  к  моему  лицу.

- Не  знаю, Джейн - ответил, целуя  ее  я, в  ответ, в  ее  смуглое  до  черноты  от  загара  миленькое  девичье  личико - Не  знаю. Надо  у  Дэниела  спросить.

- Причем  тут  Дэниел – произнесла  Джейн - Есть  корабельные  часы  в  большой  гостиной  главной  каюте.

- Чем, интересно  сейчас  он  занимается? – спросил  снова  я  ее.

- Я  не  закрыла  иллюминатор - произнесла  с  тяжелым  любовным придыханием  Джейн - Наверное, он  все-таки  все  слышал  любимый.

- Ты  сейчас  все  только  об  этом  думаешь? - произнес  я  ей.

  Она  смущенно  посмотрела  мне  в  мои  русского  моряка  глаза.

- Нет. Только  о  нас – произнесла  Джейн  и  снова  приблизилась  личиком  к  моему  лицу, почти  касаясь  моих  губ  своими  страждущими  моей  любви  алыми  разгоряченными  в  поцелуях  губками.

  Мы  были  оба  мокрыми  от  горячего  любовного пота. Слившимися  в  одно  просто  единое  и  целое. Даже  наши  волосы, просто  были  мокрыми  такими, хоть  отжимай. Слипшимися  сосульками  и  мокрыми  завитушками.

- Какая  ты  горячая, Джейн - произнес, помню  я  ей.

 - Остыну  я  еще  нескоро – ответила  она  мне.

   Я  поцеловал  ее  снова  в  ее  пухленькие  девичьи  влажные  губки.

   Джейн  в  ответ, снова  впилась  в  мои  губы  как  пиявка. И  застонала  надсадно  и  нежно, поглощая  мою  к  ней  любовь  через  мой  страстный  ответный  поцелуй. Этот  сладковатый  и  терпкий  аромат  ее  латиноамериканки  голого  красивого  девичьего  вспотевшего  от  неистовой  любви  загоревшего  до  угольной  черноты  тела  сводил  меня  с ума! Я  захотел  ее  еще. Эту  красивую, теперь  и  только  мою  шикарную  обворожительную  брюнетку. Метр  семьдесят  пяти. Я  просто  опорожнился  до  самого  дна. Я  чувствовал  это. Струи  своей  там, в  женском  влагалище  спермы. После  того  как  я  обильно  многократно  кончил, ко  мне  снова  вернулись  прежние  половые  мужские  силы.

   Но, в  это  время  послышались  быстрые  шаги  в  коридоре  между  каютами. И  Дэниел  появился  в  проеме  дверей  двоих  разгоряченных  любовников  каюты. Он  не  стал  сюда  заглядывать  по  понятным  причинам. Но  громко  произнес - Опять  они  на  горизонте! - сказал  с  волнением  в  голосе  Дэниел.

  Слышно  было, как  он  повернулся  и  бегом  побежал, громко  шлепая  босыми  ногами  на  верхнюю палубу  «Арабеллы».

- Опять  черная  яхта! - вскрикнула  Джейн, быстро, в  испуге, выскочив  из-под  постельного  со  мной  одеяла, оставив  на  постели  лежать  меня.

  Она, соскочив  с  постели, забросила  быстро  за  спину  руками  длинные распущенные  черные  свои  вьющиеся  длинные  волосы. Натянула  быстро  на  широкую  неукротимой  самки  любовницы  задницу  и  голые  ляжки  с  бедрами  свои  купальника  белые  из   шелка  узкие  плавки. Подтянув  ими  свой  волосатый  лобок  и  промежность. Тугим  пояском, стягивая  широкие  женские  в  ровном  идеальном  загаре  ягодицы  и  поджимая  снизу  красивый  свой  с  пупком  засмоленный  жарким  летним  тропическим  солнцем  животик. Набросив  на  такое  же  загорелое  до  черноты  смуглое  голое  девичье  тело, свой  короткий  халатик. Без  лифчика  и  с  голой  грудью. Джейн  босоногая вылетела  в  узкий  между  каютами  корабельный  коридор  яхты. Шлепая  громко  по  полу  коридора, как  и  Дэниел, выскочила  наверх  на  палубу  «Арабеллы». 

  Я  тоже, соскочил  следом  за  ней  и  увидел  много  крови  на  шелке  смятых простыней, там, где  лежала  навзничь, подо  мной, раскинув  ноги  Джейн. Это  были  оставленные  ею  следы  как  результата  нашей  любви. Большое  пятно  алой  свежей  крови. Много  крови. Было, похоже, что  кровь  даже  пропитала  саму  постель.

- «Джейн! Боже!» - вырвалось  в  моих  мыслях  с  ужасом - «Девочка  моя! Ты  не  сказала  мне! Я  покалечил  тебя! И  не  заметил, даже  как! Я  так  любил  тебя, что  пренебрег осторожностью».

  Джейн  действительно, когда  соскочила  с  постели, даже  не  поморщилась. Она  мне  просто  вида  не  подала, что  пострадала  от  меня.

  Я  напугался. Я  был  сам  замаран  ее  кровью. И  быстро, натянув  свои  плавки  и  свои  моряка  штаны, сам  ломанулся  следом  за  Джейн  на  палубу  «Арабеллы».

- «Боль  через  удовольствие» - была  только  мысль  в  голове  моей – «И  не  единого  слова, что  девственница. Женщины».

  Джейн  терпела  боль, доставляя  и  мне  радость  сексуального  наслаждения.

  Уже  вскоре  я  был  на  верхней  палубе  «Арабеллы» Выскочив  из  каютного трюма, я  увидел  с  правого  борта  «Арабеллы»  ее. Ту, опять  яхту.

  Эта  была  та  самая  большая  черная  двухмачтовая  яхта  на  горизонте  на  самой  верхней  кромке  океанской  воды. Далеко  в  принципе  от  нас, вероятно  в  милях  трех, но  была  отчетливо  видима. Особенно  в  бинокли.

  Она  не  приближалась  и  не  удалялась. Похоже, она  следила  за  нами. Может  там, на  борту  ее  даже, да  и  наверняка, нас  разглядывали  тоже  в  бинокли. Может  даже  рассмотрели, что  в  команде  «Арабеллы»  прибавилось.

- Нельзя  нам  тут  стоять - сказал  друг  Дэниел - Надо  уходить  с  этого пустынного  атолла. Мы  тут  как  на  ладони.

- Да. Было  хорошо  тут - сказал  я, глядя  с  тревогой  на  Джейн, и  стоя  сзади  ее, прижавшись  к  девичьей  спине  рядом  с  ее  братом. Обхватив  ее  своими  руками  вокруг  жарко  дышащего  под  халатиком  девичьего животика.

Она  посмотрела  ласково  черными  своими  глазами, полными  безумной  любви, на  меня, снова  запрокинув  на  грудь  мне  голову

 - Даже, не  позагорали  мы  с  тобой  на  песчаной  коралловой  косе, любимый - произнесла  Джейн, и  отвела  взгляд, снова  вдаль  на  горизонт.

- Это  они? - спросил  я  Дэниела.

- Они  самые - сказал  Дэниел - Пора, сниматься  с  якоря.

  Он  побежал  к  носу  яхты, где  находился  сброшенный  в  воду  на  цепи якорь.

- Когда-нибудь, они  нападут - со  страхом  сказала  Джейн - Я  боюсь  за Дэниела - произнесла, запрокинув, вновь  ко  мне  черноволосую  с распущенными  по  плечам  и  по  гибкой  спине, плечам  мокрыми  от  любовного  жаркого  пота  вьющимися  колечками  волосами  голову. Глядя  на  меня  своим  любовным  нежным  взглядом, моя  черноглазая  любовница  Джейн.

  Я  посмотрел  на  Джейн. На  ее  миленькое  черненькое  на  заходящем вечернем  уже  солнце  личико. Соскользнул  вниз  по  ее  домашнему нательному  короткому  халатику  из  шелка  к  обворожительным  девичьим красивым   загорелым  ровным  загаром  ножкам. Меж  них  текла  кровь. Прямо  из  ее  поврежденного  девичьего  молодого  еще  не  разработанного  влагалища.

По  внутренней  стороне  полненьких  ляжек. Я  коснулся  рукой  внизу  внутренней  части  одной  Джейн  ноги. Проведя  пальцами  по  бархатистой  и  сейчас  липкой  от  ручейков  стекающей  крови, нежной  женской  загорелой  коже. Да, это  была  кровь. Она  текла  ручейками  по  ее  Джейн  ногам. Стекая  по  полненьким  девичьим  ляжкам  вниз  к  коленкам  и  ниже  по  голеням  до  самих  с  миленькими  красивыми  девичьими  пальчиками  ступням. Капая  на  лакированную  палубу  «Арабеллы».

  Признаюсь  честно, я  был  растерян  и  напуган. Даже  не  знал, что  теперь  делать. Я  такого  у  женщин  еще  не  видел. При  сексе  иногда  была  кровь, но  чтобы  столько!

  Джейн  старательно  скрывала  боль, Любовно  глядя  мне  в  глаза, она  ее  терпела, как  могла. Не  показывая  мне. Наверное, считая  как  женщина, что   должна  это  терпеть  по  своей  природе. Ее  милое  девичье  смуглое  американки  южанки  личико  было  в  горячей  потной  изможденной  болезненной  испарине. Но  Джейн  стараясь  не  показывать, что  слабеет  от  боли  и  страданий  мне  нежно  улыбалась.

  Она  была  сейчас  сильно  слаба. Силы  оставили  быстро  как-то  внезапно  Джейн. Наверное, обильная  потеря  крови  сыграла  свою  роль.

  Она, попыталась  шагнуть, и  упала  мне  прямо  на  руки, простонав  от  боли. Я схватил  ее  на  свои  русского  моряка  руки. И  быстро  понес, вниз  с  палубы  в  каюты. Унося  с  палящего  дневного  тропического  океанического  солнца.

  Джейн  в  испуге  и  пренебрегая  болью, выскочила  к  брату  на  палубу, а  теперь  ее  нужно  было  нести  обратно. Услышав  о  черной  яхте, Джейн  даже не  заметила  кровь, текущую  ручейками  по  ее  прелестным  девичьим  черненьким  загоревшим  ногам.

- Джейн. Потерпи, любимая  немного - произнес  я  ей, понимая, что  перестарался  от  бешенной  неудержимой любви  к  своей  прекрасной  пассии. Я  порвал  ее  своим  детородным  длинным  и  здоровенным  детородным  мужским  членом, делая, женщиной. Джейн  была, как  оказалось  еще  девственницей.

  К  нам  подскочил  и  Дэниел.

- Что  с  Джейн? - он  испуганно  произнес  мне.

- Джейн  больна. Нужна  срочно  аптечка. Бинты – ответил  я  ему – Я  отнесу  ее  в  душ, потом  в  ее  каюту.

  Дэниел  все  понял. Он  оставил  нас  и  ушел  снова  наверх  на  палубу  яхты.

   Я  нес  ее  в  душевую  в  конце  коридора, мимо  всех  трюмных  кают, Прижимая, любимую  к  своей  мужской  груди. А  она  смотрела, не  отрываясь  на  меня  своими  черными, как  ночь  влюбленными  измученными  болью  и  счастьем  глазами  уже  молодой  женщины.

- Миленькая  моя - шептал  на  ухо  я  ей - Прости  меня. Прости.

- Мне  нужен  душ. Вот  там  он – она  произнесла  мне  и  указала  пальчиком  вытянутой  руки  на  конец  коридора  на  одну  из  дверей.

- Любовь, моя - произнес  ласково  ей  я  снова - Нужны  лекарства  и  бинты. Ты  истекаешь  кровью.

   Джейн  положила  мне  голову  на  голое  плечо. Тяжело  дыша, смотрела  на  мое  небритое  лицо.

- Не  бритый. И  такой, красивый. И  только, только  мой, и  ничей  больше - шептала, она, повторяя, как  ненормальная, в  ответ  мне. И  говорила  без  конца  одно, и  тоже  как  в  бреду  закатывая  свои  красивые  под  веки  черные  девичьи  глаза  и  улыбаясь  мне.

  Джейн  даже  сейчас  была  от  меня  без  ума. Измученная  от  боли  и  потери  крови. Это  была  невероятная  и  безумная  просто  любовь. Любовь, какой   не  будет  уже  у  меня  никогда. И  я  понимал  это.

  За  спиной  появился  снова  Дэниел.

- С  Джейн  будет  все  хорошо? - спросил  он, спустившийся  за  нашими  спинами  с  раскаленной  жарким  тропическим  летним  солнцем  лакированной  корабельной  палубы  в  каюты.

- Да, Дэниел – я  ему  тогда  ответил, сам  не  зная, что  и  ответить, напуганный  случившимся – Моя  вина. Я  так  ее  люблю, что  перестарался  и  перегнул  палку  в  сексе. Прости  Дэниел  за  сестренку.

- Не  надо  извиняться  все  хорошо, братишка  Дэни – произнесла  она  родному  брату – Все  скоро, уже  будет  хорошо.

  Думаю, он  понял, я  о  чем. По  крайней  мере, это  было  в  его  черных  двадцатисемилетнего  латиноамериканца  мальчишеских  глазах.

 - Здесь  есть  все. Сможешь  все  сделать  сам?  - он  произнес  мне, поцеловав  ласково  в  щеку  свою, оторвавшуюся  наконец-то  в  жажде  дикой  безудержной  наконец-то  сбывшейся  любви  пострадавшую  родную  сестренку.

- Да. Смогу – произнес  ему  я  - Мы  такое  тоже  проходили.

- Ладно, я  жду  тебя  на  палубе – произнес  Дэниел  мне - Мне  без  тебя  не  обойтись.

   Он  сунул  быстро  мне  медицинскую  аптечку. И  проскочил  мимо  нас, исчез  за  еще  одной  крайней  перед  самым  душем  дверью. Слышно  было, как  он  там  гремел  чем-то. А  я,  пронес  Джейн  в душ, и  поставил  под  открытую нагретую  горячую  воду.

- Не  надо, Володя - произнесла   Джейн – Я  сама  все  сделаю, что  надо. Я  знаю  и  умею  все  сама. Иди  к  Дэниелу. Я, как-нибудь  сама, приведу  себя  в  порядок.

  По-видимому, горячая, нагретая  корабельным  электроболлером  вода, сделала  свое  живительное  дело. Джейн  заметно  оживилась.

- Прости  меня, миленькая  моя. Я  не  знал, что  ты  девственница. Прости - я извинялся, целуя, снова  и  прямо  под  льющейся  сверху  струями  горячей  водой, свою  любимую - Ты  не  сказала  мне. Я  был  бы  осторожен. Прости.

- Не  надо  извиняться, милый  мой - она  ответила - Здесь  есть  и  моя  вина. Я отдалась  тебе  любимый, не  думая, ни  о  чем. И  сделала, считаю  правильно - она  произнесла, превозмогая  свою  боль - Ты, достоин  любви  любимый. Ты хороший  мужчина, я  это, чувствую, вижу  и  знаю.

   Она  снова  простонала, привалившись  спиной  к  стенке  душа  под  горячей водой.

- Иди, я  сама - Джейн  мне  сказала, снимая  с  себя  мокрый  в  воде  короткий  домашний  тот  телесного  цвета  промокший  уже  насквозь  халатик. Бросая  его  под  струями  горячей  воды  на  пол  душевой. Затем   узкие  белые  и  омытые  из  разорванного  девичьего  молодого  влагалища  кровью  купальника  плавки.

- Джейн, я  не  могу  тебя  тут  так  вот  одну  в  таком  состоянии  бросить - произнес  я  ей.

- Замолчи, любимый. Иди  и  помоги  братишке  Дэниелу. Он  один  там  забегался - с  этими  словами  она  выпроводила  меня  наружу, всего  мокрого  с  ног  до  головы  из-под  струй  горячей  в  душе  воды  и  закрыла  за  моей  спиной  дверь  на  защелку.

   Боже, что  со  мной  происходило  тогда?! Я  был  на  пике  любовных страстей  и  приключений. Я  не  узнавал, тогда  себя. Я  был  совершено, не  такой, по  своему  складу  и  характеру  и  по  своей  природе. И  я  никогда  еще  так  никого  не  любил  сам. Даже  танцовщицу  Египетского  в  Гон-Конге  ресторана «МОРСКАЯ  МИЛЯ» Тамалу  Низин. То  было  просто  любовные  увлечения. Но  то  не  была  настоящая  любовь, то  было  совсем  иное.  

  Я  никогда  не  испытывал  от  женщин  еще  такого  удовольствия. А  тут, что-то  стало  со  мной, что-то  изменило  меня  в  корне. Джейн  своей  безумной  ко  мне  жертвенной  женской  любовью  сделала  меня  другим  человеком. Именно, она  привязала  окончательно  этой  нитью  безудержной  безумной  любви  меня  и  к  себе, и  к  своему  родному  брату  Дэниелу. Я  теперь  был  другим  русским  моряком  Владимиром  Ивашовым, а  не  тем, что  был, тогда  до  катастрофы  торгового  иностранного  судна  «КАTHARINE  DUPONT». И  всю  ту  безбашенную  пустую  жизнь. Джейн  наполнила  мою  жизнь  своей  жизнью. Наполнила  смыслом  и  целью. И  за  это  я  преданно  благодарен  ей, несмотря  на  то, что  она  американка  и, не  смотря  на  то, что  все  в  итоге  закончилось  так, как  не  должно  было закончиться.

- «Что  ты  со  мной  сделала, моя  красавица  Джейн! Что  ты  сотворила  со  мной  своей  жертвенной  любовью!» - не  переставая  о  ней  думать, думал  я. Думаю  и  сейчас, пересказывая  свой  вам  рассказ  и  потрясающий  отрывок  из  своей  практически  до  сих  пор  нереальной  во  всех  смыслах  и  понимании  жизни - «Моя  девочка! Моя  сногсшибательная  красавица  Джейн! Была  ли  ты  на  самом  деле. Или  это  все  был  мистический  красивый  и  трогательный  вымысел. И  только  сон. Сон  в  бреду  и  на  границе  самой  гибели  и  смерти».

- Давай  за  мной - скомандовал  Дэниел - Давай  за  штурвал. Забудь, пока  про любовь.

- «Экий, командир  этот  Дэниел! Молодец! Для  двадцатисемилетнего  капитана  «Арабеллы», очень  даже  ничего!» - подумал  я, не  обижаясь, как  старший  возрастом  на  его  команды. В  конце, концов, он  хозяин  этой  яхты. Да  и  спас меня. И  я  ему  был  обязан  жизнью. Дэниел.

    Я  последовал  за  ним, снова  наверх.

  Дэниел  тащил  охапку  стволов. Несколько  5,56мм  винтовок  «М-16», и  еще  амеровская  базука. Тащил  на  верхнюю  палубу яхты.

 - Помогай - произнес  он  мне. И  сунул  часть  оружия, мне  в  мои  мокрые  от  горячей, после  душа  воды  мужские  крепкие   русского  моряка   руки.

- Ловко! Ничего  себе! – произнес  я, удивленный  и  потрясенный  увиденным  оружием  Дэниелу.

- Прости, что  я  командую, Владимир - он  вдруг  понимающе  произнес, не оборачиваясь  ко  мне  лицом, и  подымаясь  по  трюмному  коридорному трапу наверх  на  палубу  яхты.

- Да, нет. Ничего - произнес  ему  я - Ты  ведь, командир «Арабеллы», а  мне матросом  быть  не  привыкать. Командуй, что  и  куда, раз  такое  дело.

  Дэниел  задраил  все  открытые  оконные  иллюминаторы. И  запустил бортовой  компьютерный  навигатор. Тот, что  находился  за  баром, открывающимся  в  специальный  отсек  дверью  за  деревянным  винным  шкафом  из  красного  дерева  в  главной  каюте  «Арабеллы». Он  запустил  программу  быстрого  хода  на  время. И  задал  координаты  по  компьютерной  карте, где  были  указаны  глубины  и  мели  в  океане, по  которым  яхта  должна  будет, после  выхода  из  лагуны, лечь  на  указанный  маршрут  к заданной  точке. Включив  для  подзарядки  одновременно  здесь  же, в  специальном  герметичном  отсеке, рядом  с  компьютером, генератор  переменного  тока. Для  подзарядки  от  двигателей. И  сами  аккумуляторы  внизу  в  самом  трюме  «Арабеллы».

  Дэниел  сбегал  в  двигательный  трюм, на  корме  «Арабеллы». И  осмотрел  оба  по  его  бокам  в  отдельных бортовых  отсеках  с  топливом  бака  и  оба  двигателя. Включив  их  на  пульт управления  яхтой. На  оба  вала  и  пятилопастных  пропеллера.

  Он  встал  на  носу  у  бушприта  и  раскрывшихся  кливеров. Меня  же, поставил  к  штурвалу  нашего, теперь  совместного  и  быстроходного  мореходного  судна.

- Это  теперь,  твое, Володя, место - он  произнес, на  ломаном  русском, сокращая  мое  имя. И  далее  по-английски - Будешь  рулить, а  я  указывать, куда! Мы  тут  как  в  ловушке  в  этой  лагуне!

  Дэниел  произнес  это  по  русский. Очень  плохо, но, видимо, по  случаю случившегося  момента. И  я  первый  раз  это  услышал. Это  единственный  раз, когда  он  это  произнес.

  На  поясе  его  летних  светлых  шорт  висел  в  кобуре  на  ремне  пистолет. А, рядом  со  мной  у  штурвала  на  ящике  лежали   два  12мм  ружья   Ремингтона, 5,56мм  винтовка  «М-16». И  тоже, 9мм  пистолет  «Beretta 92» FS(M9). Тут  же  стоял  еще  один  ящик  с  патронами  для  этой  же  винтовки  и  ящик  с  пехотными  осколочными  гранатами. Лежала  амеровская  базука. Я  подумал - «Наш  «РПГ-7» лучше, как  ни  крути». И  шестиствольный  многозарядный  30мм  автомат  гранатомет  Sage  Control  Ordnance  SL6 - «Вот  это  все  же  вещь, при  обороне» - подумал  тоже  я, насколько  разбирался  в  оружии, будучи  в  прошлом военным.

  Похоже, это  было  еще  не  все. У Дэниела, оказывается, был  в  запасе  целый боевой  арсенал  на  борту  «Арабеллы». Так, что  мы  могли  развязать  целое сражение  прямо  на  воде.

- «А, парень, то, не промах! Все  предусмотрел  в  их  с  сестренкой  походе! Просто  молодец!» - восхитился  я  Дэниелом - «По  крайней  мере, будет, если что, чем  защищаться. Если  и  вправду  будет  нападение!».

   Одновременно  с  любовной  радостью, как  то  было  мне  не  по  себе. Заговорили  нервы. Я  подумал  опять  о  Джейн. О  ее  безопасности. И  о Дэниеле. Жизнь  моя, теперь  приобретала  смысл, даже, если  предстояло погибнуть, защищая  этих  ребят. Я  здесь  становился  значимой  единицей  на борту  яхты  «Арабелла», приобретая  авторитет  и  любовь. Я  получал  то, о  чем  и  не  мог  даже  мечтать  раньше. Я  приобретал  новую  жизнь, ради  которой  стоило, даже  и  умереть.

- «За  свою  любовь  стоило  биться!» - подумал, снова  я, и  схватил  руками штурвал  «Арабеллы» - «Биться  за  тех, кто  спас  меня. И  за  ту, безумную  и  жертвенную  любовь, которой  одарила  меня  моя  ненаглядная  красавица  латиноамериканка  Джейн!».

   Я  тогда, и  не  знал, что  за  сила  была, там  на  той  большой  черной  преследующей  нас  яхте. И  на  что  способны, там  те  люди, за  большие  деньги  работающие  на  своих  хозяев, как  бешенные  собаки  за  кровавый  кусок  свежего  мяса.

   Дэниел  и  Джейн  не  напрасно  боялись  встречи  с  ними. Они  не  знали, точно, кто  они, но  знали  от  кого  они. Это  я  пребывал  еще  в  неведении  до последнего  момента, пока, лично  не  столкнулся  с  ними.

   Нам  надо  было  в  очередной  раз  оторваться  от  преследователей. Дэниел сказал, можно  попытаться  затеряться  среди  множества  пустынных  атоллов. И  поменять  на  время  свой  курс. Вообще-то, это  была  хорошая  идея. И  я поддерживал  ее, лишь  бы  обезопасить  Дэниела  и  мою  любимую, и ненаглядную  Джейн  от  того, что  могло  с  ними  случиться.

  На  том, мы  с  Дэниелом, и  порешили, на  ходу  снявшейся  с  якоря  нашей круизной  небольшой, но  скоростной  вооруженной  водолазным  и  подводным исследовательским  оборудованием  в  глубине  носового  отсека  парусной  яхты  «Арабеллы».

 

                                            ***

    Мы  рвались  на  свободу. Свободу, бушующих  волн  и  океанской  стихии.

  В  небе  над  нами  стояло  яркое  горячее  июльское  солнце, но, день  клонился  к  своему  закату, и  на  часах  было  уже  шесть. Но, до  темноты  надо  было оторваться  от  той  черной  гангстерской  яхты.

- Рули, Владимир - прокричал  Дэниел  с  носа  «Арабеллы». Снимая  брезент  с парусов  нашей  яхты. И  распуская  их  на  остроконечной  высокой  гнущейся под  напором  ветра  мачте. Надо  было, точно  уходить  с  этой  атолловой лагуны.

- «Повеселились, и  хватит» - думал  я, наверное, как  и  он.

  Здесь  действительно, становилось  крайне  опасно, если  так  боялся  Дэниел. Я вцепился  пальцами  рук  за  правый  руль  «Арабеллы». И  занял  вахту  у  пульта  управления  яхтой.

  Я  толком  еще  не  знал, с  кем  мы  имели  дело, но,  глядя  на  Дэниела, можно  было  понять, что  стоило  бояться, тех, кто  был  там  в  океане.

  Все  это  вооружение  на  «Арабелле», и  состояние  постоянного  преследования, как  только  я  попал  на  эту  круизную  мореходную  яхту, будоражило  уже  и  меня  русского  моряка  и  не  давало  покоя.

  Надо  было  уходить. И  чем  быстрее, тем  лучше. В  открытый  океан.

- Эти  сволочи, опять  у  нас  на  хвосте! - подбежал  к  штурвалам  Дэниел. И пощелкал, какие-то  переключатели  на  приборной  панели  яхты - они  опять нас  нашли!

- Кто  они, Дэни?! - сокращая, чуть  ли  уже, не  по-родственному  имя  Дэниела, произнес  я.

- Те, самые,  гангстеры! Чертовы  наемники  мистера  Джексона, преследующие  постоянно нас  с  Джейн! Они  опять  у  нас  на  хвосте! - он  напуганными  глазами посматривал  через  меня, то, на  ту  яхту  далеко  от  нас, то  в  сторону  узкого выхода, прохода  из  лагуны - Ничего  мы, снова  от  них  оторвемся! - злобно, как-то  и  даже  злорадно, произнес  Дэниел - Мы  уже  не  раз  так  делали! Пусть  выкусят  гады! Давай  рули, Володя! - он, произнес, по-русски, сократив по-дружески  мое  имя. Это  я  ему  посоветовал  так  меня  называть, раз  уж мы  стали  друзьями  еще, когда  мы  общались  при  изучении  управления «Арабеллой». Когда  он  мне, показывал, как  яхтой  управлять  при  плохой погоде  во  время  входа  в  бухту  лагуны. Он, тогда, тоже  сказал, чтобы  я  его звал, просто  Дэни, и  все, так  будет  проще.

  Дэниел  отлично  знал  мореходное  дело, и  это  факт. Он  говорил, что  не  раз уже  плавал  на  яхтах  разного  типа, и  вот, это  умение  управлять  таким судном  было  на  лицо. Он  был, просто  отличный  моряк  и  просто, отличный парень, хоть  и  американец.

  Дэни  запустил  двигатели  «Арабеллы». И  яхта  загудела  еле  слышно  и завибрировала  всем  своим  белоснежным  корпусом. Даже, лакированная  палуба  из  красной  древесины  задрожала  под  моими  ногами. И  слышно  как  вода  закипела  от  работающих  по  обе  стороны  от  кормы  пятью  лопастями  винтов.

  Одновременно, он  запустил  и  генератор  переменного  тока  для  подзарядки батарей  для  освещения  нашей яхты. «Арабелла»  пошла  ровным  килем, лишь слегка  покачиваясь, курсом  на  проход  между  двумя  коралловыми выступающими  из  воды  банками. Теми  же, что  были, тогда  перед  штормом при  входе  по  нашему  курсу. Это  был  единственный  выход  из  этого красивого, и  не  менее  опасного, как  оказалось  мира. Мира  кокосовых  пальм и  белого  песка.

  Дэниел  показывал  руками, куда  надо  было  рулить, стоя  на  носу  яхты. И  какую  держать  скорость  при  выходе  через  коралловую  банку, чтобы  не распороть  брюхо  судну  об острые  и  твердые, как  камень  рифы. Он  давал отмашку  то  вправо, то  влево. И  «Арабелла»  послушно  под  моим  управлением, развернулась  по  циркуляции  по  водной  блестящей  на  уже  вечернем  солнце  чаше  и  маневрировала  в  этом  узком  длинном  проходе.

  Выходя  из  коралловой  кольцевой  лагуны  песчаного  атолла. Она  выходила, снова  на  большие  глубины, где  не  надо  было, боятся  ни  камней, ни  рифов, ни  отмелей. Где, можно  было  развить  крейсерскую, снова  скорость и свободно  маневрировать, перекладывая  белоснежные  из  парусины  паруса.

  Было  уже  шесть  часов  вечера, но  было  еще  светло. Лишь  на  горизонте краснел  океанический  красивый  закат. Солнце  стремительно  садилось  за  край  водной  кромки  горизонта. И  там, на  том  месте  виднелась  черная  двухмачтовая  преследующая  нас  яхта. Было  видно  ее  раскрытые  паруса, и она  двигалась  в  сторону  атолла. Она  шла, сюда, сокращая  расстояние, пока мы  выходили  из  узкой  рифовой  заросшей  опасными  кораллами  бухты.

 

                                               ***

  Дэниел  поправил  кливера  на  носу  «Арабеллы». А  из  трюма, из  палубной иллюминаторной  надстройки  и  жилых  кают, показалась  моя  красавица смуглянка  Джейн. Она, омывшись  в  душе  и  одевшись  в  длинную  белую майку  на  голую  свою  шикарную  девичью  трепетную  грудь. Джейн  в  одних, только  узких  шелковых  от  нового  полосатого  купальника  плавках  и  босоногая, вышла  ко  мне. Все  еще  с  болезненным  видом  на  своем  девичьем  лице.

  Джейн  прижалась  сзади  к  моей  спине, положив  голову  с  мокрыми  от  душа  черными, на  ветру  распущенными  вьющимися  длинными  волосами.

  Я  ощутил  это  все  своей  голой  спиной.

  Она  обняла  меня, вокруг  моего  торса  своими  черненькими  от  загара  и  пахнущими  свежестью  запашистого  шампуня  и  мыла  принятого  душа  девичьими  ручками. Я  был  до  пояса  раздет  без  майки  в  одних  своих штанах  на  голую  русского  моряка  задницу. И  Джейн, крепко, как  пиявка, приклеилась  к  моему  обнаженному  мужскому  мускулистому  телу. Она, перебирала  маленькими  женскими  пальчиками  по  моей  груди, и  терлась  о  мою  спину  своей  мокрой  головой  как  дикая  ласковая  кошка. Вздрагивая, своей  плотно  прижатой  к  широкой  и  горячей  моей  спине  женской  грудью.   Она  негромко  с  придыханием  страстной  неукротимой  любовницы стонала  от  любовного  удовольствия.

- Я  хочу  тебя – она  тихо  говорила  мне  и, казалось, ей  было  все  равно  сейчас, погоня  не погоня, лишь  бы  я  был  с ней  рядом.

- «Боже!» - подумал  я - «У девчонки, от  любви  совсем, сорвало  крышу!».

- Джейн, зачем, ты  вышла  сюда?! - я  спросил  громко  ее, перекрикивая  шум  волн, беспокоясь  не  на  шутку  о  ней - Ты, же, больна! Иди  обратно! Сейчас  же! - я  уже  в  приказном  порядке  сказал  Джейн.

  Я  не  на  шутку  заволновался  за  Джейн, за  ее  здоровье. Она  произнесла, все еще  превозмогая  болезненные  ощущения  в  промежности - Знаешь, Володя, мне  пришлось  выбросить  те  плавки, и  я  заменила  постель - Кровь  не отмывается. Скоро  все  будет  в  порядке, миленький  мой - она  произнесла, шепча, сладостно  мне  на  ухо - Я, смогу  тебя, снова  любить, Володя.

- Джейн – я  произнес  ей, руля  яхтой  и  внимательно  следя  за  руками  стоящего  и  машущего  ими  на  носу  под  кливерами  Дэниела. Стараясь  делать  все, как  он  мне  показывал.

  Джейн  произнесла  мне  на  ухо – Не  говори  ничего. Я  все вижу, любимый. Любимый  мой, Володенька.

  Джейн запрокинула  мне  на  правое  плечо  свою  милую  головку  и  прижалась  левой  щекой  к  правой  моей  щеке. Обхватив  мое  мужское  руками  тело  и  прижавшись  сама.

   Мне  нравилось, как  она  произносила  мое  имя, Володя  на  ломаном  русском  языке. После  имени, Владимир, такого  отдаленного  на  ее  английском  произношении  и  отстраненного  от  близкого  общения. Имя, Володя, говорило  о  многом. Она  так  заговорила, после  того, как  переспала  со  мной. И  уже  впредь  и  почти  всегда, стала, звать  меня, так. Я  и  сейчас  слышу, как  она  это произносит  на  английском  языке. Стараясь  правильнее  произнести  мое  имя. Моя  девочка, Джейн! Моя  морская  нимфа  и  обворожительная  русалка! Мечта  любого  моряка. Но  не  каждому  Богом  данная. Только  мне  одному. За  какие  такие  страдания  и  грехи. А  может, это  была  Божественная  награда.

  Джейн  быстро  освоила  русский  язык, общаясь  со  мной, почти  с  ходу. Чего  не  скажешь  о  Дэниеле. Единственное  слово, по-русски, он  произнес, называя  только  мое  имя. Он  разговаривал  все  время  со  мной  на  своем  языке, прекрасно  зная, что  я  разговариваю  неплохо  по-английски. Поэтому, не  напрягался  в  изучении  русского  языка. А  вот, Джейн, наоборот, осваивала слово  за  словом. И  уже  по  ночам  мы  с  ней  общались  практически одинаково  на  обоих  языках, чередуя  русский  с  английским.

- Прости  меня, любимая - я  снова, попросил  у  нее  прощение  за  причиненную  боль - Я  бы  взял  тебя, снова  на  руки, но  мне  надо  помочь  Дэниелу, вывести  нашу  «Арабеллу»  из  рифового  опасного  на  такой  скорости  и  при  таком  волнении  воды  атолла. Прости  меня, Джейн, красавица  моя!

  Океан  снова  принялся  штормить, и  ветер  рвал  все  корабельную  оснастку  «Арабеллы». Треугольные  кливера  на  носу  наполненные  сильным  ветром  выгнулись  дугой. Да, и  главные  треугольные  паруса  на  одной  высокой  качающейся  из  стороны  в  сторону  мачте, казалось, вывернутся  наизнанку  от  порывов  сильного  и  мощного  ветра. Гремели  все  металлические  части  и  крепежи  дергающихся  со  звонким  гудением  от  перенапряжения  длинных  нейлоновых  тросов  и  канатов.  

- Ничего, Володя - произнесла  Джейн, прильнув  сильней  девичьей  молодой загоревшей  щекой  к  моей  щеке - Я, буду  помогать  тебе,  любимый. Я, уже была  не  раз  у  рулей  нашей  яхты.

- Джейн, миленькая  иди  обратно  в  каюту - я  снова  сказал  ей.

- Нет, не  уйду, любимый. Нам  надо  быть  всем  вместе - она  ответила  мне, тогда - Я  не  оставлю  сейчас  ни  тебя, ни  Дэниела, одних  здесь  и  не  проси.

  Она  тут  же  встала  за  пультом  управления  двигателями, вцепившись  в  него  крепко  и  цепко, обеими  своими  латиноамериканки  красавицы  девичьими  руками.

- Будем  рулить  вместе – она  мне  произнесла.

  Произошел  неожиданный  отлив, появились  мелководья. И  местами  рифы вышли  из  воды. И  Дэниел  не  оглядываясь  на  нас, менял  положение  рук, и показывал, куда  поворачивать. Отсюда  не  возможно  было  увидеть  все подводные  препятствия. И  мы, теперь  с  Джейн, управляли  по  его  указке, стоя  вместе  у  рулей  «Арабеллы».

  Джейн, стала  умело  и  со  знанием  дела, переключать  скорость  вручную  на  двигателях. Дергая  поочередно  маленькие  рычаги  на  пульте  управления,  рассекающем  бурную  океаническую  волну  скоростного  судна.

  Мы  сейчас  были  втроем  единой  командой, уходящей  от  опасности. Единым  целым. И  я, сейчас, окончательно  понял, как  было  важно  мне  оказаться  здесь. И  как  моя  жизнь  целиком, слилась  с  жизнью  этих  двоих молодых  американцев.

  Описывая  это  сейчас, даже  самому  по  сей  день, не  вериться  в  то, что случилось  со  мной  тогда, когда  я  попал  в  ту  жуткую  катастрофу.

  Воспоминания  эти  у  меня  порой, вызывают  дрожь, и  одновременно  счастье пережитым. И  я  знаю, такого  больше  уже  не  случиться  со  мной  никогда.

Это  самые  красивые  и  одновременно  жуткие  события  в  моей  прожитой молодой  жизни. И  то, что  я  остался  жив  и  цел, наверное, спасибо, Господу Богу. Вот  только, не  забыть  мне  мою  Джейн  и  Дэниела. Не  забыть  мне дарованную  Богом  единственную, такую  безумную  и  безудержную  любовь и  дружбу  между  нами. Нас  подружил  и  познакомил  Тихий  океан.

  Мы  вырвались  из  объятий  песчаной  лагуны, пройдя  обратно  отмели  и узкий  коридор  из  коралловых  банок. Мы  вырвались  на  свободу  в  открытый  океан  на  самом  закате, когда  солнце  окончательно  скрылось  за  горизонтом. На  часах  было  семь, когда  «Арабелла», расправила  полностью  все  свои  белоснежные  из  парусины  паруса, и  пошла  полным  ходом  по  вечерней  бурной  океанской  волне.

  Джейн  выключила  двигатели  и  я, взяв  ее, снова  на  руки, понес  вниз, а Дэниел  встал  у  штурвала. Через  час  я  должен  был  его  сменить. Затем, надо было  включить  автопилот  по  заданному  компьютером  курсу  в  той  комнате за  винным  шкафом. Это  потом, сделает  сам  Дэниел. Я  еще  не  умел  с  этим обращаться, а  вот  карты  он  мне  обещал  показать. В  них, я  кое-чего понимал  и  как  оказывается  лучше  Дэниела. Но, сначала  надо  было  донести  мою  измученную  и  усталую  от  моей  любви  Джейн  до  постели.

 

                              Гангстеры в океане

 

  Черная  большая  гангстерская  двухмачтовая  яхта, поодаль, неотступно  шла следом  за  нами. И  я  не  сводил  с  наших  преследователей  глаз, постоянно оборачиваясь, пока  Дэниел  поправлял  вручную  самостоятельно  сам, схлестнувшиеся  на  ветру  нейлоновыми  тросами  надувшиеся  полусферой кливера  на  бушприте  «Арабеллы». Джейн, оправившись  уже  от  нашей  первой болезненной  для  нее  и  незабываемой  любви, рулила  штурвалом. Наконец, она  поправилась  и  пришла  в  себя.

  Я  был  рядом  с  ней. И  теперь  уже  сам, переключал  рычаги  на  пульте управления  яхтой. Благодаря  моим  действиям, перекладывались  основные большие  на  нашей  яхте  из  парусины  треугольные  паруса  на  мачте, ловя попутный  ветер, Джейн  уклонялась  от  мелей  и  рифов.

  Она, своими  девичьими  загорелыми  до  черноты  ручками, повернула  еще  на  несколько  градусов  штурвал  яхты. И  та, повинуясь  управлению, обогнула  белые  пенные  буруны, чуть  поодаль  от  раскочегаренного  летящего  на  большой  по  волнам  скорости  парусного  судна. Там, точно, были  рифы. Огромный  просто  рифовый  барьер. Полумесяцем. Не  исключено, весь  усеянный  морскими  звездами, ежами  и  голотуриями. И, видимо большая  внутри  подводная, атолловая  лагуна. Дальше, приблизительно  в  метрах  ста, или, чуть  более, был  шикарный  белый  илистый  над  водою  атолл. Наверное, уже  пятый  по  счету  и  небольшие  торчащие  из  воды  черными  своими скалами  необитаемые  острова. Под  волнами  и  самой водой  был  подымающийся  с  самой  многокилометровой  глубины  подводный  океанический  островной  материк. Возможно  даже  подводный  вулкан. Через  потухший  огромный  кратер  и  жерло, которого  мы  сейчас  проплывали.

  Я  схватился  за  поручни  бортовых  лееров  и  оперся  рукой  на  крышу  палубной  надстройки  входа. Яхта  дала  легкий  крен  и  переложила автоматом  белые  наши  треугольные, такие  же  надутые  полусферой  паруса, как  и  кливера  на  носу  по  ветру.

  Мы  в  окружении  стаи  галдящих  над  нами  буревестников, маневрировали между  атоллами. Прячась  по  их  укромным  углам. И  пытаясь  оторваться  от преследователей.

  Те  теряли  нас. И  снова, находили. И  неотступно  шли  далеко  сзади, сохраняя  одну  постоянно  дистанцию. Они  не  собирались, пока  нападать, и это  было  очевидно. Их  цель  была, пока  преследовать  беглецов. Ну, а мы, пытались  сбросить  их  с  хвоста  и  скрыться.

  Нам  вчера  удалось  от  них  отвязаться, но, сегодня, они, словно  приклеились к  нашей  «Арабелле». И  их  не  было  возможности, сбросить  с  нашего преследования.

- После  того, как  зашевелилась  я - рассказывала  мне  свою  историю  Джейн - зашевелились  все. Они, словно, следили  за  моими  действиями, и  тоже, включились  в  дело. Она  повернула  штурвал  яхты  на  пол  оборота  влево.

 - Тут  по  карте, коралловая  банка - она  добавила  к  разговору. И  продолжила - Это  и  навело  меня  на  еще  больший  интерес  к  делу  о  гибели  самолета моего  с  Дэниелом  отца. Даже  дядя  Джонни, и  тот  стал  какой-то, слишком, любопытный. И  все  старался  навести  меня  на  разговор  с  ним  об  отце.

- Ты  и  его  подозреваешь? - спросил  я - Считаешь, и  его  впутанным  в  эту историю  с  самолетом?

- Да - ответила  Джейн - Он  водился  с  кем-то  из  мафии, и  это  точно. Я  помню, как  они  ругались, однажды  с  папой, наверное, из-за  какого-то  товара. Джонни  работал  в  фирме «ТRANS AERIAL». И  на  самом  аэродроме, где  летал  мой  отец. И  был  знаком  с  какими-то  делягами  лично. Он  хотел  втянуть  и  отца  в  свою  работу. Но, он  наотрез  отказался, из-за  чего  и получилась  между  ними  ссора.

- Мне  рассказывал  Дэни  про  вашего двоюродного  дядю  Джонни  Маквэла - вставил  я, в  рассказ  Джейн - Про  некоего  мистера  Джексона, чья, кстати, эта  круизная  яхта.

- Ну, тогда, любимый  мой. Ты, уже, кое-что  знаешь  из  всей  этой  истории - Джейн, произнесла,  и  посмотрела   на  меня  красивым  обворожительным взглядом  своих  черных  под  черными  бровями, как  у  цыганки  глаз - Осталось довести  разговор  до  конца.

- Ну, может  еще  не  все - я  ответил  моей  любимой  Джейн - Может, ты  еще, кое-чего  к  данному  рассказу  добавишь.

  И  Джейн, сверкнув  красивыми  моей  любовницы  черными  глазами, продолжила - Меня  уволили  из  авиакомпании  за  это  любопытство. И  я, начала  околачивать  настырно  все  пороги «ТRANS AERIAL». Там  было нечисто. Все  как-то, переплетается.  И  с  дядюшкой  Джонни. И  тем, мистером  Джексоном. И, то, что  золото  пропало  в  океане  вместе  с  рейсом  ВА 556, не  случайно! Это  случилось  в  2004  году. Не  было  тут  просто, несчастного  случая. Что мистер  Джексон, и  есть  тот вор, кто  украл  золото  у тех, с  кем  вел  золотопромышленный  бизнес.

  Мы  с  Дэниелом  поняли, что  смерть  нашего  отца  не  случайность, какая-нибудь. Что  самолет, на  котором  он  летел  и  был  командиром  BOEING-747, пропал  где-то  в  океане, тоже  не  случайность. Этот  рейс  между  Индокитаем  и  США  с  большим  количеством  пассажиров, было  прикрытием  очередным от  полиции. Они  везли  золото. И  много  золота.

  Для  каких  целей  не  ясно, но  было  действительно  много  золота. В  район  Индокитая. Может  в  Гон-Конг, или  Сингапур. Куда  я  не  смогла  прояснить. На  этом  все  и оборвалось. Все, что  мне  удалось  обнаружить, это  карты  полетов пассажирских  рейсов   компании, где  я  сама  до  недавнего  времени  работала! Именно, по  этому  маршруту. И  нашла  тот  злополучный  рейс  отца  ВА  556, его  полет  над  тем  местом  в  момент  катастрофы. И  возможное  падение  лайнера  с  пассажирами  в  районе  необитаемых  островов  недалеко  от  Индокитая! Там, внутри  их  мелководная  зона. И  предположительно  могла произойти  в  той  зоне  авария  Боинга. Его  аварийное  падение  в  воду! Глубины  там  не  большие. Не  превышают  ста, ста  пятидесяти  метров! Вполне  для  наших  аквалангов!

  Она  прервалась  ненадолго  и  продолжила - Я  ныряю  глубже  Дэниела. Он тебе  обо  мне, наверное, многое  рассказывал?! Так?! - она, сказав  громко, посмотрела, снова  на  меня  выразительным  гипнотическим  взглядом  черных своих  любовницы  влюбленных  женских  глаз.

  Она, как-то, довольно  быстро  поправилась  и  была  уже  на  ногах, хотя  еще видно  было, немного  недомогала. Джейн  мне  сказала, что  у нее  есть  средство  от  предков  из  Латинской  Америки. Какая-то  лечебная  мазь  и  лекарство  на  цветах  и  травах. Ее  широко  применяют  в  Панаме  женщины  для  восстановления  после  травм, подобных  этой. Она  улучшает  состояние половой  функции  и  залечивает  быстро  раны. Джейн  ей  воспользовалась  и снова  была  в  форме.

- Нас  с  Дэниелом  начали  преследовать! - Джейн  продолжила, сделав половину оборота, вправо  штурвалом, снова  серьезно  и  громко - Были  даже, попытки  убийства, но  не  удачно! Возможно, просто  пугали, брали  на  испуг. Были  даже  телефонные  угрозы, чтобы  мы  отстали  от  своих  претензий  к авиакомпании  и  тех, кто  за  этим  всем стоит. Даже, предлагали  деньги  за  молчание. Нам  пришлось  бросить  все, дом, машины, Дэниелу  даже, свой  любимый  мотоцикл  и  бежать  в  океан.

  Джейн  видимо  с  разрешения  брата  Дэниела  вводила  меня  в  курс  их  общего  дела. Более  подробно  и  основательно  раз  я  был  теперь  здесь  и  с ними – На  той  широте  и  долготе. Этот  источник  из  самой  компании «ТRANS AERIAL», от людей, которые  погибли  из-за  нас. Их  просто  убили, и теперь  гоняться  за  нами!

  Она, любовно  посмотрела  на  меня, сверкнув  своими  черными  мулатки латиноамериканки  обольстительными  глазами. И  замолчала. Она  полностью,  как  и  Дэниел  доверяла  мне. Как  уже  родному.

- А, полиция  что?! - спросил  я, перекрикивая  крик  альбатросов, и  шум  волн мою  малышку  любовницу  Джейн.

  Подошел  как  раз  Дэниел - Что  полиция! - ответил  он  тут  же  громко - Полиция  заявила  так! Найдете  подтверждение  гибели  вашего  самолета! Тогда  и  будете  иметь  все  козыри  в  руках! А, пока, он  числиться  без  вести  пропавшим! Все  пока  бездоказательно!

- Козыри  в  руках?! - спросил  я - Это, что?! Обломки  самолета?! Океан большой! Найди, попробуй! Особенно, если, они  на  большой  глубине!

- Они  не  должны  быть  на  большой  глубине! - произнес  громко  он - Говорят, кое-кто  из  местных  островитян, видел  падение  загадочного  пассажирского  большого  самолета  в  этом  районе. И  видел  наш  самолет!

  Кто-то  из  ныряльщиков  заплывал  в  тот  далекий  островной  район, и  видел лежащими  на  незначительной  глубине, прямо  на  самом  краю  четырех километровой  пропасти  останки  разбившегося  самолета! Некоторые  обломки  удалось  подобрать  с  берега. И  это  обломки  с  Боинга  нашего  отца! Там  были  номера  самолета, и  вещи  пассажиров, найденные  в  океане  недалеко  от  тех  островов, по  которым  некоторые  родственники  признали  своих  погибших, прошедшие регистрацию  в  аэропорту  паспорта! Так, что  ошибки  быть  не  может! Одним  словом, нам  нужно  искать  этот  самолет  в  районе  двух  тех  островов!

- Родственники! – произнес  я  Дэниелу – А  тогда  как  же  туда  не  приплыла  комиссия  для  расследования  катастрофы  и  водолазы?

  Дэни  просто  пожал  в  ответ  мне  своими  широкими  молодого  двадцатисемилетнего  парня  загорелыми  плечами.

- В  этом  все  и  дело - произнес  он  мне – Все  каким-то  образом  замяли  и  уладили  те, кто  все  это  устроил. Кого-то  купили, кого-то  запугали. Только  мы  одни  до  сих  пор  не  сдались. Я  и  моя  старшая  сестренка  Джейн.

  Он, отдал  мне  для  наблюдения  за  горизонтом  военный  бинокль, пошел  к корме  яхты, проверить  лебедку  и  трос  с  проводом, видеокамерой. Болтающийся  на  конце  длинного  проводного  фала  эхолот  гидрофон. Ему  предстояло  работать  в  том  месте, после  той  в  океане  первой  мореходной  проверки, при  которой  в  той  морской  трагической  кошмарной  катастрофе  на  него  и  поймался  я.

- Да! - громко  сказал  Дэниел  мне, перед  тем  как  снова, нырнуть  в технический  трюм  к  двигателям  яхты. Контролируя  их  там, ритмичную синхронную  ровную  гудящими  поршнями  работу - Тебе  надо, что-то  делать  со  щетиной!

  Я  потрогал  свое  лицо  и  улыбнулся  сам  себе.

- Надо  тебе  подарить  свой  запасной  бритвенный  станок! - он  продолжил, перекрикивая шум  бурлящих  волн - И  кое-чего, из  одежды! Что  подойдет! Нельзя  же  все  плавание  ходить  в  своих  тех  моряка  поношенных  рабочих  штанах. Что  скажет  в  скором  времени  мне  на  это  моя  сестренка  Джейн?

 

                                              ***

  Джейн  смотрела  на  меня  своими  влюбленными  девичьими  черными, как ночь  красивыми  глазами. И  была  в  новом, одетом  на  свежее  вымытое  в душе  тело, купальнике. Тоже  из  тонкого, почти  прозрачного  шелка. С разноцветными  по  вдоль  ее  шикарной  обворожительной  женской  груди полосками. Как  и  на  ее  кругленькой  загорелой  женской  упругой  попке, лобке  туго  натянутые  плавки. На  ее  милой  с  длинными  вьющимися распущенными  черными, как  смоль  волосами, была  надета  красная бейсболка. На  океаническом  закате, моя  красотка  Джейн  была  еще  более  обворожительно красива. И  я  просто, сходил  с  ума, глядя  на  нее.

  Она  разговаривала  уже  со  мной  как  с  родным  человеком. Наверное, как  с будущим  мужем. Я  понял, девица  присвоила  меня  себе. И  влюблена действительно  была  без  памяти. Между  нами  не  было  уже  той  ноты недоверия, притворства  и  еще  черт  знает  чего. Все  поглотила  наша, взаимная  и  безумная  любовь. Джейн  любила  меня  и  была  без  ума  от  той любви, как  и  я. Самое  потрясающее  из  моей  этой  истории  то, что  мы  так, вот  быстро сошлись  друг  с  другом. Мы  стали, сразу  сплоченным  невероятно  дружным коллективом. Хоть  и  на  короткий  срок. Для  Дэниела  я  стал  все  равно, что родной  брат  и  как, будто  мы  с  ним, уже  много  лет  знакомы.

  Я  был  потрясен  этими  ребятами. Бросившим  в  одиночку  вызов  стихии океана  и  тем, кто  их  преследовал.

  Они  были  сильными  ребятами. Я  даже  не  ожидал  всего  услышать  того, что  сейчас  слышал  из  уст  молодой  моей  любовницы, и  ставшего  мне лучшим  другом, молодого  американского  парня. И  я  понимал, что  встреча наша  в  океане  была  не  случайна. Я  должен  был  влиться  по  любому  в  их команду, как  более, старший, и  зрелый  человек. В  некоторой  степени  приглядывать  даже  за  ними  как  более  опытный  в  жизни  моряк. Я  почувствовал  на себе  особую  теперь  даже  ответственность. Не  только  за  свою  любимую  Джейн, но и  за  ставшим  мне  практически  братом  Дэниела.  

  И  при  случае, защитить  и  Дэниела, и  мою  любимую, теперь  Джейн  от того, что  может  произойти  вскоре  с  ними  среди  этих  неспокойных океанических  волн.

  Единственным  и  непонятным  осталась  для  меня  их  фамилия  Морган.

  Это, в  сущности, английская  фамилия, но  Джейн  и  Дэниел  были американцами  с  латинскими  родственными  корнями. Может, их  фамилия брала  корни  от  пиратов  англичан. Когда-то, бороздивших  моря  близ Северной  и  Южной  Америки. В  районе  той  же, к  примеру, Кубы. И  грабивших  испанских  конкистадоров. Везших  золото  индейцев  через  океан. Золото! это  чертово  золото, погубившее  уже  столько  народа  везде. И  на суше  и  особенно  на  море. И  мы  плыли  искать это  золото  и  самолет,  рухнувший  в  Тихий  океан.

  Джейн, опять  ее  в  моей  голове  имя. Кто  все  же ты  по  происхождению? Действительно, Джейн  больше  была  похожа  на  индейку  или  латинку. А, еще  больше всего  на  цыганку, как  и  Дэниел. Родом  сама  Джейн  с  братом  из  Панамы.

  Дэниел  мне  сказал, что  в  их  крови  примесь  индейцев  из  Перу, возможно, это  было  и  так. Одним  словом  в  родовой  моей  мулатки  латиноамериканки  Джейн  и  Дэниела  намешано  более, чем.

   Я  смотрел  на  свою  любимую, и  сходил  по  ней  с ума. Я  даже, раньше представить  себе  не  мог, что  вот  так  влюблюсь, как  ненормальный  в  эту невысокого  роста  южного  помола, загоревшую  почти  до  полной  ровной  черноты  на  океанском  солнце латиноамериканскую  красавицу. Она  и  без  того  была  весьма  смуглой  девицей, а  теперь  была, вообще  почти, как  негритянка  от  этого  плотного ровного  загара  по  всему  Джейн  изящному, словно  статуэтка, вырезанному из  какого-то  тропического  черного  дерева, идеальному  телу. Словно, тот  художник, который  ее  вырезал, вложил  всю  свою  страсть  и  любовь  в  свое произведение  искусства.

  Для  меня, она  была  идеальна. Более  чем. Гораздо  лучше других  портовых  заграничных  девиц. А, я  повидал  их  не  мало. Да, простит  меня  читатель, за  такое  сравнение  моей  Джейн  с  ними. Ни  в  коем  случае, я  не  хочу  сравнивать  ее  с  ними.  Или  с вами. Другие  женщины. Но  лично  для  меня  она  была  идеальна  во  всем. И  она  была  исключительно  и  только  моя.

  Джейн  была, тогда  для  меня  лучшей  из  всех  женщин. Я  не  встречал, да  и  не  встречу, ни  у  себя  дома  на  Родине  или  за  рубежом. Продолжая  сейчас  еще  промышлять  мореходством  и  плавать  по морям  и  океанам  на  торговых  судах. Да  и  жить  с  другой  женщиной. Русской  женщиной  и  тоже  морячкой  как  и  я. Мне  уже  не  встретить  никого так  похожих  на  мою  Джейн  и Дэниела  Морган. Никого. Тихий  океан  дал  мне  их  и  также, отнял  и  забрал  обратно  себе. Забрал  Дэниела. И  мою, ненаглядную  и  любимую  Джейн.

   Но, это  случилось  потом, а, сейчас, наша  яхта  «Арабелла»  неслась  под  всеми парусами, минуя  коралловые  другие  атоллы. Отрываясь  от  преследования  по  отрытому  океану.

  Было  уже  одиннадцать. И  поздний  прохладный  ветреный  вечер. И  океан охватили  целиком  сумерки.

  Мы  летели  по  открытой, покрытой  гладью  звездной  россыпью  зеркальной воде  уже  третьи  сутки, пытаясь  сбросить  черную  гангстерскую  большую двухмачтовую  яхту  со  своего  хвоста. Она  умышленно, держалась, то  чуть  в стороне  нас, то  сзади, по  корме  «Арабеллы». Темнота  плотным  черным покровом  накрыла  весь  Тихий  праткически  бескрайний  красивый  вечерний  океан. Только  свет  луны  отражался  от  поверхности  бурлящих  и  бьющихся  о  киль  и  борта  «Арабеллы»  кипящих  океанских  волн.

  Было  одиннадцать  вечера.  И  Джейн, совершенно  уже  не стесняясь  своего  родного  брата, поцеловав  меня  в  губы, спустилась  в  каюты  яхты, готовя, нам  двоим  и  еду  и  постель.

  Уже  было  темно, хоть  глаз  выколи, и  нужно  было  руководствоваться, только  одними  приборами  морского  вождения  на  пульте  управления. Рядом  с  рулями  нашей  «Арабеллы» и  компасом.

   Дэниел, снова  включил  палубные  и  бортовые  габаритные  огни, заступая  на  ночную  вахтенную  смену, и  подошел  ко  мне.

- Ваше  судно, возможно  признано  уже  погибшим! - произнес  Дэниел, сменив, меня  у  штурвала, и  передавая  мне  в  руки  принесенную  кружку горячего  шоколада  от  Джейн  с  камбуза.

- Радиосвязь  прервана  и  тебя, вполне, вероятно, записали, как  и  всю  команду, Владимир  в  покойники! - произнес  внезапно  и  громко, перекрикивая  громкий  оглушающий  шум  волн, Дэниел – Я  прослушал  по  рации  сообщение. Просьбу  в  поиске  вашего  судна  в  данном  пройденном  нами  районе. Они  прервали  поиски  не  найдя  ничего!

- Там  были  спасатели?! - прокричал  я  Дэниелу  в  ответ, чтобы  в  шуме  волн  лучше  он  меня  слышал.

- Да - прокричал  он  мне  обратно - Как  я  понял. Аварийное  подошло  судно, но  ничего  не  нашли  в  том  районе, где  должен  был  затонуть  твой  Владимир  корабль! 

- А, так, ты  Дэниел, все  же  включал  рацию?! - прокричал  я  ему - А, говорил. Она  тебе  без  надобности!

- Да, так, просто, проверил  эфир! - в  ответ  прокричал  Дэниел - Что твориться на  просторах  Тихого  океана! Иногда  это  необходимо!

- Может, тем, оно  и  лучше! - ответил  ему, снова  крича, через  шум  волн  я, возвращая  военный  бинокль - Мне  уже  нет  дела  до  того, а, на  Родине  я  никому  не  нужен, и  уже  давно! После  развала  нашего  государства  с 1996  года, мы  все  в  нашей  стране  остались  не  удел! Выживали, кто  как  может. Ни  жилья, ни  денег. Ни  какой  нормальной жизни! Куда  ни  посмотри, все  поглотила  коммерция  да  коррупция! Даже, на  флоте! - я  разошелся, даже  не  давая  вставить, слово  другу  Дэниелу. И  он, только, и  слушал  меня  во  все  уши, пока  я  говорил.

- Кто  не  задружил  окончательно  с  бутылкой  и  не  спился  совсем. Тот, как  я  ушел  в  интернациональный  флот  на  иностранные  торговые  суда! Либо  в  рыбаки!

  Я  казалось  орал  на  весь  океан - Лично  для  меня  это  был  единственный  выход  из  сложившейся  пагубной  ситуации, после  смерти  обоих  родителей! Братья  и  сестры, какие  были, поразъехались  по  стране. И  живут, где-то, сами  по  себе. А, я  вот  теперь, здесь  волны  днищем  яхты  протираю!

  Я  громко  кричал, почти  на  ухо  Дэниелу - Может, так  вот, и  остаться  в открытом  океане! В  числе  без  вести  пропавших! В  списках  утопленников! Хотя  и  списков, наверное, не  будет! Полное  забвение! Сейчас  одно, только  и хочется, жить, где-нибудь  на  обитаемых  тропических  островах, да  вдали  от всей  такой, вот  цивилизации, Дэниел! Думаю, ты  меня  поймешь!

    Дэниел  покачал  сочувственно  и  понимающе  головой.

- У нас  в  стране  не  лучше, Владимир! - сказал, перехватив  все-таки  свое  слово, Дэниел - Тоже, назревает, что  и  у  вас! Только  еще, наверное, хуже!    Черный  президент, и  прочие  передряги  в  Штатах! Тоже, коррупция  и покруче  вашей! Обострение  между  нашими  странами  отношений! Как  бы, опять, где-нибудь  воевать  ни  начали!

- Я  в  курсе! - произнес  в  ответ  я - Но, это  не  мешает  нам  быть  сейчас вместе, и  заниматься  общим  делом!

- Да! - произнес  громко  Дэниел - Мы  в  стороне  теперь  от  этого  всего! И нас  это  не  особо, теперь  касается! Посреди  Тихого  океана!

- Ну, да! - добавил  я - У Нептуна  на  куличках! - и  Дэни, засмеялся.

- Я, думаю, и  «КATHARINE  DUPONT»  искать  не  будут! - продолжил, перекрикивая  волны  я - Ни  свои, ни  тебе  чужие! Было  судно,  и  не  стало!

Пропало  на  просторах  Тихого  океана, как  пропадают  многие! Да, и  груз  не особо  ценный! Хлопок! Чертова  коммерция! Хояева  судна  просто  получат  многомиллионную  компенсацию  за  утерянный  корабль  и  сгоревший  сам  груз, и  все! - я  еще  к  своему  слову, грубо по-русски  выругался, чем  произвел  на  Дэниела  впечатление.

- Нас  тоже, искать, никто  не  станет - произнес, перекрикивая  шум  чаек  и волн  громко  Дэниел - Если  мы  исчезнем  в  океане! Даже, дядя  Джонни Маквэлл, если  мы  исчезнем, то  ему  это  даже  на  руку! С  него  как  с  гуся вода  все  сойдет  и  все  концы  в  воду, если  мы, где-нибудь  растворимся  в океане! Все  будут  чистые  и  гладкие! Все  обставят  как  очередной  такой  же  несчастный  случай! В  огромном  океане  все  можно  так  спрятать, что  вряд  ли  когда-либо  кто  отыщет!

   Он  передал  мне  руль  управления  яхтой. И  пошел  вниз  в  трюм  на  отдых. Я  сменил  его. И  стоял  оперевшись  о  приборную  панель, взяв  у  Дэниела армейский  бинокль, смотрел  через  него  по  сторонам  в  океан.

   Дэниел  унес  все  оружие, снова  в  трюм  нашего  круизного  скоростного судна, и  «Арабелла»  превратилась, снова  в  обычную  крейсерскую  яхту  среднего  класса, как  я, позже  определил  по  классификации  судов.

  Я  как  бы  возвращаюсь  немного  назад, описывая  нашу  «Арабеллу». Раньше  у меня  не  было  на  это  время. Вот, теперь, пока  я  был  здесь  один, мне  стоило осмотреть  ее  всю, любуясь  ее  красивой  оснасткой, такой, как  и  моя  любовница Джейн. Я, скажу, был  в  восторге  от  этой  мореходной  полуавтоматической  яхты.

  Мне  ничего  не  надо  было  делать. Я, просто  стоял  и  глазел  в  бинокль  по сторонам. Штурвал  сам  крутился, то  вправо, то  влево. А, я  лишь, иногда посматривал  за  компасом  и  приборами  на  приборной  панели  «Арабеллы».

  Я  просто  стоял  и нес  ночную  вахту. Просто  присматривал  за  приборами  и  управлением  «Арабеллы»  и  больше  ни  делал  ничего  стоя  на  ее  большой  из  красного  дерева  лакированной  палубе. Пролетая  над  огромными  океана  глубинами, что  были  под  моими  ногами  и  под  днищем  нашей  крейсерской  быстроходной  яхты.

  Уходя, Дэниел  мне  произнес - Я, яхту  поставил  на  автоматику! - сказал  мне  в  ответ  громко  Дэниел - Нужно  только, будет  проверять  приборы  на  щитке  управления  и  посматривать  за  океаном! Скоро  будет  обитаемый  архипелаг  из  сети  больших  островов! По  карте! Мы  туда, я  прикинул  уже, к  утру  подойдем! Там, поживем, какое-то, время  под  прикрытием  местного  населения! Да, и  «Арабеллу», где-нибудь, там  пристроим  и  спрячем, среди  островов! Может, собьем  со  следа, хотя  бы, опять  на  время  своих  преследователей!

 

                     Конец первой серии

 

                           БОРТ  556

 

 

              Серия 2. Новое  пристанище

 

  Ночь  выдалась  достаточно  ветреная. Как  раз  после  того  брошенного  нами атолла.

  Стоял  попутный  свежий  бриз  с  резкими  порывами  ветра. И  приходилось  автоматике, перекладывать  паруса, справа  налево, и  обратно. Они  с  громким  хлопаньем  натянутой  полусферой  парусины  перенаправлялись  в  нужном  направлении  на  мачте  яхты. Кливера  были  так  натянуты  на  нейлоновых  тросах, что  казалось, оторвутся  в  любой  момент.  

  Ветер  был  сильным, и  мы  летели  как  пуля, по  ночному  океану, задраив  все  оконные  иллюминаторы  от  брызг.

  Теперь, наша  яхта, рассекая  угловым  острым  килем  с  шумом океанскую  волну, проплывала  мимо  множества  малых  заросших  густой растительностью  островов.

  Уже  встали  на  крыло  чайки  и  буревестники, с  криком  провожая  нас  и  пролетая  над  нами.

   20  июля  2006  года. Десять  часов. Новое  утро.

  Дэниелом  были  заряжены  глубоко  над  самим  килем  в  водонепроницаемом  отсеке  аккумуляторы. И  генератор  с  батареями  в  компьютерном  отсеке, за  счет  работы  двух  временно заведенных  вхолостую  здесь  стоящих  двигателей.

- Нас, тоже, искать  никто  не  станет! - произнес, перекрикивая  шум  чаек  и  волн  громко  Дэниел - Если  мы  исчезнем  в  океане! Даже, дядя  Джонни  Маквэлл! Если  мы  исчезнем, то  ему  это, даже  на  руку! С  него  как  с  гуся вода  все  сойдет, и  все  концы  в  воду! Если  мы, где-нибудь, растворимся  в  океане, все  будут  чистые  и  гладкие! Все  обставят  как  очередной несчастный  случай!
  Он  передал  мне  рули  управления  яхтой. И  пошел  вниз  в  трюм  на  отдых. Я  сменил  его  и  стоял  оперевшись  о  приборную  панель, взяв  у  Дэниела  армейский  бинокль, смотрел  через  него  по  сторонам  в  океан.

  Дэниел  унес  все  оружие   в  трюм  нашего  круизного  скоростного  судна. И «Арабелла»  превратилась  в  обычную  круизную  яхту  первого  класса, как  я позже  определил  по  классификации  судов.

  Я  как  бы  возвращаюсь  немного  назад  описывая  нашу  «Арабеллу». Раньше  у  меня  не  было  на  это  время. Вот, теперь, пока  я  был  здесь  один. Мне  стоило  осмотреть  ее  всю, любуясь  красивой  оснасткой, такой  же  красивой,  как  и  моя  любовница  Джейн, этой  мореходной  полуавтоматической  яхтой.

  Мне  ничего  не  надо  было  делать. Я  просто  стоял  и  зырил  в  бинокль  по сторонам. Штурвал  сам  крутился, то  вправо, то  влево. А, я, лишь  иногда, посматривал  за  компасом  и  приборами  на  приборной  панели  «Арабеллы».

  Дэниел  научил  меня  компьютерному  управлению  яхтой. Это  было  совсем не  сложно. Я  врубился  махом  практически  во  все. Да, и  Дэниел, парень  оказался  терпеливый  как  педагог  и  толковый.

  Одним  словом, я  освоился  все  в  управлении  нашей  «Арабеллой». Не  хуже  Дэни.

  И  вот, я  смотрел  во  все  глаза  по  кругу  на  гладь  синего  океана  в  армейский  бинокль. В  случае  появления  на  горизонте  земли  или, снова  черной  яхты, где-нибудь  по  корме. Я  должен  был  подать  сигнал. И  тогда, снова  придется  приложить  немало  усилий, чтобы  потеряться  в  океане  от  преследователей.

  Это  было  бы  весьма  сложно. Необходимо  было  иметь  перевес  в  скорости перед  противником. Но, по  всему  было  видно, что  тот  самый  противник отставал  в  скорости  от  нас  умышленно. Он, то  догонял, то  прятался  за горизонт  среза  воды. Даже, исчезал  его  парус  на  самой  высокой  из  мачт.

  Уходил  практически  целиком, что  говорило  об  опытности  капитана  черной яхты  и  знания  расстояния  до  своей  цели. Каковой   и  являлись  мы. Он выдерживал  строго  и  четко  расстояние. И  ловко  маскировался  в  дальних волнах. Его  практически  не  было  возможности  рассмотреть  на  такой дистанции, даже  в  армейский  бинокль.

   Мы  были, вновь  в  открытом  океане. И  шли  полным  ходом  к  своей  цели.

  «Арабелла» резала  крутым  и  острым  своим  волнорезом  форштевня  встречную  на  ее  пути  океанскую  синюю  воду. Она, двигаясь  по  ровной, как  стеклышко  серебрящейся  на  свету  яркого  солнца  воде. На  крейсерской  своей  скорости, рассекая  эту  гладь. И  оставляя  после  себя  большие  по сторонам  за  кормой  волны.

  Внизу, где-то  там, в  палубной  иллюминаторной  надстройке  в  трюме. В    каюте  Джейн, снова, грохотала  ее  рок-музыка. «SKID ROW» сотрясал  все остальные  там  в  два  ряда  по  краям  узкого  длинного  коридора  каюты, там  внизу  и  переборки  до  самых  бортов. А  моя  ненаглядная  любовница  суетилась  то, на  кухне, то  в  своей  каюте, бегая  туда  и  обратно, прибираясь  на  нашей  яхте. Дэни  решил  заняться, тем  армейским  своим  арсеналом. Его  чисткой  и  переборкой.

  Мы  были  на  пути  к  большим  песчаным  и  безымянным  островам  в индонезийском  архипелаге. Гораздо  южнее, чем, кто-либо  бывал  здесь.

  Как  сказал  Дэниел, мы  будем  здесь, вообще  редкими  вкраце, гостями местного  населения, которое  очень  редко  видит  кого-то  из  иной  цивилизации.

  Но, вроде  бы  племена  местных  там  живущих  в  основном  ловцов  жемчуга и  рыбаков  по  состоянию  своего  аборигенского  характера  более, менее дружелюбны   к  гостям  посетителям. Они, по слухам, хорошо  встречают гостей. И  устраивают  целые  по  такому  случаю  праздники.

- Случаем  не  людоеды?! - спросил  я, громко  стоя  вместе  с  ним  у  штурвала сейчас  «Арабеллы» - Подозрительна  мне  такая  вот  дружба.

  Тот  рассмеялся  и  ответил - Нет, не  бойся, Володя. Есть  нас  не  будут. И  это  точно. А, вот  накормят  деликатесами  своих  островов  и  рыбой  у  костра  без  сомнения. Мы  редкие  гости, и  они  относятся  к  гостям  нормально. Если  гости  сами  нормальные. Они, как  и  большинство  островитян, мирные граждане  своей  островной  республики. У  них  свои  традиции  и  обязанности. Вот  их  надо  уважать  и  соблюдать. Это  обязательное  правило  для  гостей. Нам  надо  перекантоваться  здесь  недолго.

   Он  посмотрел  в  сторону  на  океан  и  продолжил - Я  раньше  бывал  тут. Ты  не  поверишь, но, кое-кого  здесь  уже  знаю, если  меня  здесь  не  забыли. Мне  знакомы  эти  районы  по  дайвингу. Я  был  здесь  чартером   с  коллегами  по  работе  на  отдыхе. И  знаю  местных, и  эти  острова. И  не  только  по  морским  картам. Джейн  тут  ни  разу  не  была  и, как  и  ты  будет  первой.

     

                                       Островитяне

 

    Практически  прошли   еще  одни  сутки  в  океане. Наступало  новое  утро.

  Я, одевшись, выглянул  в  окно, открыв  оконный  иллюминатор  свежему  утреннему  ветреному  океанскому  бризу. И  посмотрел  на  еще  висящую  в  зареве  светлеющего  стремительно  неба  луну. Заботливо  закрыл  иллюминатор  каютного  окна. Оставив  свою, в  постели  ненаглядную  слабую  еще  больную, и  крепко  спящую  Джейн, снова  стоял  на  палубе  «Арабеллы»  у  штурвала. Сменив  Дэниела. И  следил  по  приборам  за  курсом  нашей  яхты.

  Было  часов  шесть. И  солнце, подымалось  вверх, медленно, отрываясь  от кромки  океана. Заметно  набирая  жар  и  нагревая  океанический  воздух.

   20 июля  2006 года.

  Дэни  подарил  мне, как  обещал  бритву. И  некоторую  одежду  из  своего личного  гардероба. И  я, уже  бритый  и  свежий, после  принятого  душа, нес очередную  вахту  за  рулями  нашей  яхты  «Арабеллы».

  Пошумев  внизу  рок-музыкой, как  всегда, тоже  после  принятого  душа. Переодев  купальник  с  цветного  полосатого  на  желтый. Как  оказалось, у Джейн  были  еще  пара  купальников. В  темных  очках, осторожно  ступая, босыми  голыми  переливающимися  на  ярком  солнце, в  своем  плотном  солнечном  загаре  ножками  по  ступенькам  трюмной  лестницы, из  кают, поднялась  Джейн. На покрытую  красным  лакированным  деревом  палубу. Она  освещенная  ярким  жарким  тропическим  солнцем  просто  блестела  и  переливалась  как  бронзовая  статуэтка.  В  ее  голых, таких  же  загоревших  девичьих  руках  и  маленьких  красивых, как  и  ее  моей  любвеобильной  мулатки  латиноамериканки  пальчиках, был  разнос  дымящегося  на  ветреном, порывистом  воздухе  Тихого  океана   горячего  шоколада. Вручив  мне  горячий  вкусный  напиток, поцеловав  меня  в  губы, Джейн  прошла, красиво  перед  моими  влюбленными  мужскими  синими  глазами, виляя  упругой  загорелой  до  черноты  своей  полненькой  ягодицами  задницей. Сверкая  загорелыми  коленками  и  загорелыми  ляжками  и  бедрами  безумно  красивой  горячей, как  и  этот  горячий  шоколад  любвеобильной  сучки. К  носу  нашего быстроходного  судна. Где  угостила  и  Дэни  тем  шоколадом.

   Джейн   из  своих  длинных  локонов  черных  смоляного  цвета  вьющихся  змеями  волос, сделала  длинный  черный  вьющийся  хвостик, развивающийся  на  сильном  ветру  во  все  стороны. Первый  раз, и  так  ей  это  шло. Как  и  этот  на  смену  цветному  полосатому, ее  желтый  купальник. Жаль, белый, тот  она  выбросила, но, он  был  испачкан  безнадежно  ее  истерзанной  моим возбужденным  торчащим  как  стальной  стержень  членом  промежности  кровью.

  Она  встала  рядом  с  братом. Который  был  только  в  одних  коротких светлого  цвета  шортах  на  утреннем  ветру. И  на  самом  ее  носу. У   волнореза. Под  надутыми  до  предела  ветром  косыми  треугольными кливерами. Такого  же  до  угольной  черноты  загорелого  и  тоже  блестящего  как  бронза  на  ярком  жарком  солнце.  Она  встала  специально  и  для  меня. Искоса  поглядывая   в  мою  сторону  из-под  черных  солнцезащитных  очков.

Перед  моими  глазами, чтобы  быть  все  время  на  виду. Она  выгнулась  в  спине  под  натянутой  до  отказа  на  ветру  белого  цвета  парусиной. Выпятив  вперед  свой  загорелый  до  угольной  черноты  голый  девичий  прелестный  загорелый, такой  же, как  ее  и  ножки  с  круглым  красивым  пупком  животик. Подставив  яркому  утреннему  встающему  на  заре  тропическому  солнцу  свою  пышную  трепетную  в  дыхании, почти  голую  в  лифчике  купальника  женскую  мною  многократно  искусанную  и  исцелованную  прошлой, вновь  ночью  с  торчащими  черными  сосками  пышную, трепещущую  в  жарком  знойном  летнем  дыхании  грудь.

  Обратно  Джейн  прошла, вихляя  загорелыми  крутыми  изящными  бедрами  вдоль  качающегося  на  волнах  борта  нашей  яхты  ко  мне. Она  прильнула  ко  мне  всем  своим  практически  голым  женским  телом. А  я, обнял  ее  вокруг  девичьей  тонкой  шеи  за  женские  загорелые  плечи, ощущая  кончиками  своих  мужских  пальцев  жар  девичьего  загорелого  любвеобильного  девичьего  тела. Показывая  появившиеся  на  горизонте  острова.

  Дэниел  пропал, где-то  внизу  яхты. Он, сунув  в  руки  мне  свой  снова  армейский  бинокль, быстро  глянув  на  панель  управления  нашим  мореходным  и  быстроходным  судном, на  его  компас. Потом, нырнул  в  каютный  трюм. И  исчез  там, не  показываясь  наружу.

  Я  подумал, может, решил  принять  утренний, душ  или, наверное, проверяет маршрут  следования  по  картам  и  компьютеру.

  Впереди  показалась  полоска  земли.

  Там  впереди  нашей  яхты. Это  были, вновь  острова. Те, самые, острова, о которых  говорил  Дэни.

- Земля! - крикнула, стоя  мне  на  носу  яхты, моя  красавица  Джейн - Ура!

  Она  была  в  потрясающем  настроении  после  нашей  с  ней  проведенной  в  сплошном  сексе  и  любви  ночи.

  Джейн, быстро  цепляясь  за  бортовые  леера  левого  борта, прошла  к  носу  «Арабеллы». И  стояла  на  носу  летящей  по  синим  бурным  волнам  яхты,  размахивала  левой  рукой, сняв  с  черноволосой  девичьей  головки  красную  свою  бейсболку, держась  крепко  пальчиками  правой  за  натянутые  нейлоновые  прочные  тросы  выгнувшихся  от  ветра  парусов. А, я  любовался  своей  божественной  любовью. И, тоже  был  счастлив, глядя  на  нее, на  мою  американку  Джейн. Скорее  за  не  саму. И  что  смог  осчастливить  молодую  иностранку  латиноамериканку  южных  кровей.

  Острова  росли  прямо  на  глазах. Из  туманного  и  мутного  голубоватого силуэта  на  горизонте, они  обрисовывались  постепенно  особенной  тропической. В  волшебный   водный  рай  посреди  Тихого   открытого  океана, постепенно  обрастая  растительностью.

  Через, какое-то  время  начался  штиль. Полный  штиль. Ни  ветерка. Наши белые  из  парусины  паруса  все обвисли. И  были, теперь, совершенно бесполезны, свисая  и  лишь  слегка  колыхаясь  на  слабом  океаническом ветерке, идущем  со  стороны  Тихого  океана.

  Океан  даже  перестал  громко  волноваться  и  бурно  шуметь. Стал  просто  ровным  как  зеркальное  синее  стеклышко. Отражая  в себе  яркое  тропическое  знойное  жаркое  солнце.

   Мы  не  успели  дойти  до  островов  на  парусах. И  пришлось  включить двигатели. Оба  мотора  на  полный  ход. И  «Арабелла»  затряслась  всем корпусом. И  понеслась  по  волнам  в  направлении  зеленеющих  на  горизонте островов.

  Мы  приближались  к  Гвинейскому  обширному  архипелагу. К  целой  серии тихоокеанских  разбросанных  по  нему, вплоть  до  самого  экватора  островов.   

  Дэниел, поднявшись, тоже  на  горячую  от  солнца  палубу, сейчас  стоял  позади  меня. Задрав  на  загорелый  лоб  и  кучерявые  черные  волосы, солнечные  очки, копался  в  моторе, наблюдая  за  его  ритмичной   не очень  исправной  работой. Так  как, что-то  застучало  внутри  его  правого  двигательного  агрегата. И  двигатель  встал, задымив. Дэниел  его  быстро  вырубил  тут  же.

- Заклинило - произнес  Дэни - Подшипники  рассыпались  внутри. И  вал  с пропеллером  заклинило! Будь, оно  не  ладно! Черт! - руганулся  по-своему  Дэни.

- Это  серьезно, Дэниел. Движку, похоже, кранты - произнес  я  как  знающий  моторист  затонувшего  своего  судна.

- Я  знаю - ответил  тот - Дальше, пока  никуда  не  поплывем, пока  не  наладим  движок. Придется  на  какое-то  длительное  время  зависнуть  на  этих  островах.

   Надо  было  встать  на  ремонт. И  Дэниел  просил  меня  ему  помочь. Я  без слов  согласился, дабы  был  механиком  машинистом  в  машинном  отделении  погибшего  своего  сгоревшего,  и  затонувшего  судна «KATHARINE  DUPONT».

- Без  вопросов, Дэни - произнес  уже  спокойно  без  крика  в  наступившей штилевой  безветренной  тишине  ему  я - Надо, значит, надо.

  Я  залез  в  технический  кормовой  трюм  нашей  яхты. И  мы  уже  сообща  рассмотрели   правый, забарахливший  внезапно  двигатель. Запустить  его  было  делом  пустым, и  все  было  бесполезно. Подшипник  разлетелся, и  погнуло  сам  даже  винтовой  вал. И  его  начало  сильно  опасно  клинить. Пошел  нагрев, и  Дэниел  правый  двигательный  агрегат  отключил  совсем, как  и  правый  его  пятилопастной  пропеллер. И  мы  пошли  на  одном  левом.

- Хорошо, что  не  в самом  океане – произнес  Дэниел  мне - Надо  дойти  до  берега. А, то, нас  унесет  течением! Без  ветра  и  мотора, точно  утащит  в  сторону.

- А, якорем  не  зацепиться?  - произнес  ему  я - Цепь  метров  на  пятьсот.

- Нет - он  ответил - Дна  не  достанем. Здесь  еще, более  чем  глубоко. Надо дотянуть  до  островов. Там  и  встанем  на  ремонт.

  Он  посмотрел  назад  в  сторону  открытого  океана  через  корму  «Арабеллы» - Здесь  нельзя  дрейфовать. А, нам, тем  более! Эти  гады, где-то  сзади. И  надо затеряться  среди  этих  островов. Хотя  бы  на  сутки.

 

                                              ***

   Под  неугомонный  крик  альбатросов  и  чаек  «Арабелла»  легла  в  полный дрейф. Ветра  не  было  совсем, и  на  воде  был  полный  штиль. Мы  еле доскреблись  до  крайних  двух  островов  из  целого  архипелага. И  вошли   в узкую  бухту  между  островами. Мелкую, из-за  обилия  кораллов, заросшую ими, как  и  близлежащие  с  ней   со  стороны  океана  пальмовые  песчаные   атоллы.

  Мы  встали  недалеко  от  самого  берега  одного  из  островов, на  котором располагались  поселения  местных  жителей. Состоящие  из  маленьких  домиков  на  деревянных  столбиках, сплетенных  из  прутьев  с  соломенной  или  пальмовой  крышей. Точнее, покрытых  пальмовыми  листьями  на  самом берегу, и  на  воде. Наша  «Арабелла», гремя  левым  двигателем  и  рабочим пятилопастным  пропеллером, дошла  до  песчаного  покрытого  пальмами  берега  одного  из  населенных  аборигенами  островов.

   Видно  было, как  из  приземистых  домиков  и  хижин  повыскакивали  местные  полуголые  рыбаки  туземцы. И  показывали  на  нас  руками, что-то  галдели. Вместе  с  женами  и  детьми.

  Они  побежали  по  длинному  песчаному  из  белого  кораллового  песка  берегу  по  направлению  к  нам.

- Вот  любопытные! - удивленно  произнесла  моя  красавица  Джейн, поправляя,  вновь  одетую  на  черноволосую  свою  головку  красную  бейсболку - Забегали, как  ненормальные!

  Дэниел  молча, докрутил  штурвал, стоя  рядом  со  мной  у  приборной  панели  яхты. И  выключил  один  работающий  левый  двигатель  «Арабеллы».

  Яхта  на  одном  винте  и  на  ровном  киле, дошла, почти  до  самого  берега бухты. И  я, добежав  до  носа, где  уже  стояла, наблюдая  за  местными  жителями, держась  за  тросы  обвисших  на  безветрии  кливеров  Джейн, дернув  за  рычаг  стопора  якорной  лебедки. Выбросил  рабочий  за  борт  левый  на  цепи  якорь.

   Цепь  громко  зашумела, разматываясь. И  якорь  плюхнулся  в  воду  у  самого носа  «Арабеллы». И  достал  до  дна. Цепь  ослабла, и  яхта  зацепилась  за  дно  им, встала  на  прикол  под  вновь  натянувшейся  цепью  влекомая  легким  в бухте  течением, развернулась  левым  своим  белым  красивым  украшенным  леерными  ограждениями  бортом  и  изящной  своей  бортовой  надписью «Аrabella»  в  сторону  песчаного  берега.

- Интересно, какая  здесь  глубина? - произнесла  негромко  мне  Джейн - Я  хотела  бы, здесь  поплавать.

  Она  посмотрела, не  отрываясь  мне  в  глаза  своими  обворожительными любовницы  карими  почти  черными  гипнотическими, как  у  цыганки   глазами  - С  тобой – она  мне  добавила.

- Я, думаю, еще  поплаваешь - ответил  ей, подходя  со  стороны  спины  Дэниел - Поправишься  и  поплаваешь. Мы  тут  застрянем  на  некоторое  энное  время. Даже  не  могу  сказать  надолго  ли. Все  зависит  местных  мастеров  и  деталей. Нам  надо  на  берег  к  местным. Я  знаю  у  них  можно  отыскать  кое-какие  запчасти  для  «Арабеллы». Мне  надо  пообщаться  с  туземцами. Они  рыбаки  с  моторными  лодками  и  баркасами. Они  знают, что  и  почем.

- Ну, ни  че  себе. А, они, видимо  и  не  такие  уж  тут  совсем  туземцы - произнесла  Джейн.

- Да, и  видно, не  такие, уж  не  цивилизованные  совсем - добавил  я.

- Да, наша  техническая  цивилизация  и  сюда  добралась. И  оставила  свой  след  на  местных  поселянах! - произнес  громко  Дэни.

  Он, теперь  в  одиночку  подготавливал  к  спуску  резиновый  скутер  на  краю борта  «Арабеллы». Подвешенный, на  малой  лебедке, еще  нами  в  океане  боком  на  правой  стороне  нашей  яхты.

  Дэни  прикрепил  сзади  его  винтовой  небольшой, но  мощный  лодочный мотор  и  выровнял  резиновую  лодку  днищем  к  самой  воде.

- Интересно, помнят  они  меня  еще  или  уже  нет? – он  произнес  и  спрыгнул  в  подвешенную  к  левому  борту  нашей  яхты  на  лебедке  резиновую  лодку. И  нажал  на  спуск.

  Мы  провожали  его  одного  с  борта  яхты.

- Ты  там, Дэни  поосторожней  с  местными - произнесла  Джейн.

- Ничего  страшного. Я  один  сплаваю  и  поговорю  с  местными – произнес  нам  обоим  он - Они  не  должны  уж  совсем  меня  не  помнить. Прошлый   раз  со  своими  пацанами, я  тут  хорошо  погулял  и  поплавал. Помню, еще  тут  все  вокруг. Надо  со  старшим  острова  пообщаться  и  с  местными  лодочными  механиками.

  Дэниел  завел  движок  скутера  и  поплыл  к  берегу. Мы  остались  на «Арабелле»  вдвоем   с  моей  Джейн. Она  подошла  ко  мне. И  обняла  меня  за голый, как  и  прежде, но  уже  успевший  еще  хорошо  подрумяниться  и  без  того  уже  тоже  подзагоревший  на  ярком  тропическом  солнце  русского  моряка  мужской  мускулистый  торс. Я  обнял  ее  за  загоревшие  до  черноты  девичьи  плечи. И  прижал  к  себе. Джейн  прислонила  сбоку  свою  ко  мне  чернявую  с  длинным  хвостиком  вьющимися, словно  змеи  волосами  девичью  головку. Мы  смотрел  оба  на  отплывающего  от  яхты  Дэниела.

- Как  я  хочу  купаться, Володя - произнесла  мне  Джейн - Интересно, он  надолго? - она  тут  же  спросила, как  бы  у  самой  себя. Глядя  на  плывущего  к  берегу  на  моторной  резиновой  лодке  Дэниела.

  Скутер  шумно  трещал  подвешенным  сзади  маленьким  водным  мотором. И Дэниел  уже  вскоре  достиг  прибрежной  кромки  берега. И  затащил  его  на самый  берег  перед  стоящими  местными  поселянами  аборигенами  острова.

  Видно  было, он  с  ними  пообщался, подойдя, видимо  к  старшему  из  местных  рыбаков. О  чем-то  их  спрашивал, жестикулируя   и  объясняя  на  руках, показывая  на  нас  и  яхту. Те, в  ответ  ему, что-то, тоже  говорили  на  своем  языке. Было  слышно  громкую  их  речь, которая  была  нам  совершенно непонятна.

  Мы  с  моей  Джейн, переоделись  по-быстрому  в  одежду, чтобы  не  голышом  щеголять  по  берегу, среди  местного  населения. Джейн  в  желтую  свою  майку  с  какой-то  нелепой  картинкой. И  джинсовые  короткие  выше  колен  шорты  и  свою  любимую  эту  красную  бейсболку. Я  опять  в  свои  матросские  потрепанные  и  видавшие  виды  штаны. И  цветную  рубашку, подаренную  мне  Дэниелом.

  Вскоре  он  вернулся  назад. А  местные  островитяне  разошлись  по  домам.

  Видимо, Дэниел  смог  договориться   о  чем-то  на  своем  английском  языке  и  жестах  с  рыбаками  индейцами.

  Дэни  подплыл  назад  на  скутере  к  яхте  и  прокричал  нам - Все  в  порядке!

  Можно, сегодня  заняться  починкой  двигателя  яхты. Я  нашел  то, что  искал. Даже, больше!

  Он  показал  на  пальмовую  деревню  на  деревянных  столбах.

 - Местные  дадут  все, что  нужно  - произнес  Дэниел, подымаясь  на  палубу  яхты - Они  еще  помнят  меня. И  механик, тоже  будет  из  местных. Тут  есть  свои  самоучки  механики  специалисты.

  Дэниел  поднялся  на  борт  «Арабеллы». И  поднял  бортовой  малой  лебедкой назад  резиновую  с  мотором  лодку. И  подняв  правый  якорь, медленно перегнал  «Арабеллу»  на  приcтань. Бросив  левый  бортовой  якорь  на  длинной цепи. Привязав  «Арабеллу»  к  пристани  нейлоновыми  лебедочными  веревками.

  Он  сам  был  как  туземец  в  своем  бронзовом  плотном  загаре, и  довольно  был  похож  на  местных. В  одних  светлых  коротких  до  колен  шортах. Загорелый, как  и  моя  Джейн. До угольной, почти  черноты. Черноволосый. С  вьющимися, как  и  у  его  сестренки  кучеряшками  волос  на  своей  голове. Чем  ни  местный. Возможно, это  и  помогало  в  общении  с  местными  племенами  островитян. В  какой-то  степени, он  был  похож  на  своих. Хотя  и  был  иноземец  для  них, как  и  мы.

 

                                               ***

  Мы  целый  день  провели  среди  островитян. Когда  мы, тоже  спустились  на  песчаный  берег  острова.

  Здесь  было  много  ребятишек. Очень  много  голопузой  детворы. Они  так  и  крутились  вокруг  меня  и Джейн. Рассматривая  мои  белые  матросские  штаны  и  рубашку  Дэниела. И шорты  моей  Джейн. Ее  красную  с  большим  козырьком  бейсболку.  Ее футболку  желтого  с  нагрудной  картинкой  цвета.

- Как  здесь  здорово, Володя! - произнесла  восторженно  Джейн, глядя  вокруг  и  на  меня.

  Она  держала  за  руки  некоторых  маленьких  голопопых, подпрыгивающих  от  радости   и  знакомства  с  неизвестной  красивой  девицей  рядом  с  ней  ребятишек. Я  взял  одного  из  самых  маленьких  и  черномазых  на  свои  русского  моряка  руки. Я  еще  никогда  так  не  был  знаком  с  островными  аборигенами. Джейн,  тоже. Только  Дэниел. Потому  и  знал, как  с  ними  общаться. Джейн  это  понравилось. И  я  ей  сказал, что  очень  люблю  детей.

  Мы  шли  с  Джейн  в  окружении  крикливой  на  разные  звонкие  голоса  детворы. Шли  до  самой  деревни  рыбаков  и  ловцов  жемчуга. На  нас  смотрели  женщины  и  их  мужья. Стоя  и  оглядываясь  на  идущих  к  ним  в береговое  селение  неизвестных  иноземных  чужестранцев.

  Это  было  одно  из  многочисленных  селений  на  этих  больших  заросших островными  в  самой  глубине  непроходимыми  джунглями  островах.

  Нас  приютили  в  одном  из  жилищ  у  местной  одинокой  пожилой  женщины. И  моя  Джейн, как  женщина  с  женщиной, быстро  нашла  с  ней  язык. Она подарила  ей  бусы  из  своей  коллекции  сокровищ, и  из  золота  колечко  с бриллиантом. Из  того  богатства  женских  украшений  нашей  цивилизации, что  было  у  нее  в  ее  корабельной   каюте. Та, подарила  Джейн, тоже  украшения  на  память  из  местного  природных  сокровищ  их  острова. Ожерелье  из  большого  черного  достаточно  на  рынке  дорогого  жемчуга  и  костяные  браслеты  индейцев  из  местной  фауны.

  Мы  были  приглашены  вскоре, как  оказывается  на  местный  праздник. Это, что-то, вроде  дня  рыбака. Что-то, по-нашему, по-русски. И  не  совсем.

То, есть, свое  местное  спиртное  из  молока  кокосовых  пальм  и  еще  чего-то. Много  всякой  местной  закуски. Ну, и  конечно  танцы  до-упаду, под  местную туземную  музыку. Барабаны, и  какие-то  деревянные  из  тростника  дудки. Но, это  будет  потом, чуть  позже, а  пока  мы, просто  были  гостями. И  успели  перезнакомиться  со  всеми  местными  селянами  островов. Пока  Дэниел  чинил  с  местными  механиками  двигатель  яхты, мы  бродили  по острову  в  качестве  гостей. И, Джейн, забросив  свой  на  яхте  кассетный  магнитофон, то, и  дело  купалась  в  местной  коралловой  лагуне  вместе  с  морскими  черепахами.

  Джейн  быстро  поправилась, и  действительно  была  еще  та  пловчиха, как  говорил  Дэни. Я  и  не  знал  о  такой  ее  способности, пока  не  увидел  своими  глазами.

  Дэниел  не  зря  мне  сказал  о  ее  способностях, более  глубокого  погружения. Она  и  без  баллонов  хорошо  и  глубоко  ныряла, надев  только  подводные  часы, ласты  и  свинцовый  противовес. Я  был  ошеломлен  ее  такой  способностью  подводного  ныряния. Одевшись  в  свой  легкий  костюм, для  ныряния  Джейн, надев  одну  маску, просто  ныряла, на  глубину  местной  лагуны. Играя  с  коралловыми  рыбами. Или, просто  в  одном  своем   полосатом  или  желтом  купальнике, плавала, мелькая  под  водой  своей  загоревшей  до  черноты  полуголой  изящной  девичьей  фигурой  вокруг  прибрежных  рифов. Любуясь  подводной   природой  этих  чудесных  островов.

  Я, лишь  с  надувной  резиновой  лодки  наблюдал  за  ней. За  ее  такими  вот, ныряниями. Не  переставая  любоваться  своей  красавицей  русалкой.

Одевшись  в  акваланг, помогал  ей, наблюдая  под  водой  ее, страхуя  в погружениях. Пока  Дэниел  с  островной  командой  механиков  занимался подготовкой  яхты, мы  старались  не  вмешиваться  и  не путаться  под  ногами  местных  мастеров  механиков  в  их  делах   на  борту «Арабеллы». Мы  просто, отдыхали  и  все, наслаждаясь  друг  другом. Иногда  играя  с  местными  ребятишками  в  их  местные  игры.

  Джейн  как  ребенок  веселилась, забыв  обо  всем. Вовлекая  и  меня  в  те детские  молодые  игры  юных  островитян. Она  просто  боготворила  маленьких  детишек.

- Хочу  таких  же – произнесла  она  мне – Веселых  и  маленьких.

   Ей  было  все  здесь  интересно. Сама  жизнь  туземцев  рыбаков. Островная  природа   лежащих  всех  близко  друг  к  другу  тропических  островов. Было  много  фауны. Обезьяны  там  попугаи  разных  видов. Были  красивые  цветы, и  даже  птицы. Разноцветные  по  окраске, яркие, гомонящие  среди  кустарников  цветов. Пальм  у  самой  кромки  прибрежной  воды. Действительно  природа, здесь  была  красивая. Особенно  коралловая  лагуна  и  вся  из-под  прозрачной  воды  виднеющаяся  прибрежная  возвышенность, выступающая  с  больших  глубин  океана. Берег  был, почти  до  самой  воды  утыкан  кокосовыми  пальмами  и  прочей растительностью  тропиков.  Помню  моя  Джейн, обходя  под  водой  коралловую  банку  барьерного  рифа, наткнулась  на  останки  какого-то  старинного  судна. Я  тогда  в акваланге  подстраховывал  ее  и  следовал  за  ней  на  резиновой  лодке  до самого  края  бухты. До  резкого  обрыва  на  километровые  глубины. И  моя любимая  русалка, выплыла  за  край  этого  барьера. Повиснув  над  океанской  бездной. Она  вынырнула  и  прокричала  радостно, что  обнаружила, что-то похожее  на  дерево, заросшее  водорослями  и  кораллами  на  самом  краю  обрыва. Это  был  борт  старинного  средневекового  либо  испанского, либо  английского  галиона. Там  еще  была  старинная  из  чугуна  пушка, торчащая  из  толщи  разноцветных  полипов.

  Джейн  радостная  поднялась  сразу  к  нашей  резиновой  лодке, сообщив  мне радостную  новость, приглашая  с  собой  под  воду. Но, я  отказался, тогда  от этой  затеи. И  сказал  Джейн, что  пора  уже  возвращаться  на  берег.

   Мы  были  далеко  от  берега. И  я  немного  нервничал  и  переживал  за  нас обоих  в  прибойной  зоне  кораллового  острова. Уже  пора  было  вернуться назад, и  я  сказал  Джейн  об  этом.

- Наверное, Дэни  уже  починил  двигатель - сказал  я  ей - Пора, любимая, уже домой  на  нашу  «Арабеллу».

  Но, Джейн  не  слушая  меня, надев  на  свое  миленькое  девичье  личико  маску, снова  нырнула , куда-то  в  глубину. Наверное, к  той  старинной  корабельной  пушке  вросшей  в  коралловый  риф.

- «Вот, чертовка!» - подумал  я - «Моя  красавица, чертовка!».

   Вскоре  она  снова  вынырнула, держа  в  руке  в  своих  маленьких  красивых  девичьих  пальчиках  что-то. Джейн  протянула  мне, что-то, похожее  на  какой-то  или, чей-то  медальон. Он  был  из золота. На  длинной  золотой  цепочке.

- Джейн! - радостно  прокричал   я  своей  любовнице  пловчихе - Ты  нашла клад! Вот,  Дэни  обрадуется! Ты  за  ним  и  ныряла?!

- Вот, возьми - выплюнув  мундштук  шланга, и  задрав  на  свой  загорелый  девичий  лоб  маску, произнесла  она, тяжело  дыша  от  нагрузки  на  легкие  под  водой. Джейн  отдала  медальон  мне - Я  сначала  не  хотела  его  брать. Потом, решила  все  же  взять. Это  с  подводного  кладбища  - произнесла  она  мне – Не  хорошо, конечно.  Но  не  удержалась  вот. Красивый.

  Джейн  снимала  с  себя  прямо  в  воде  со  смесью  кислорода  и  гелия  баллоны, отдавая  мне  их. Я  их, вытащив  из  воды, положил  рядом  с  собой. Затем, подал  руку  своей  пловчихе  любовнице.

  Джейн, подтягиваясь  из  воды  на  моей  руке, влезла  в  резиновую  большую  лодку.

- Покажем  это  Дэниелу? - произнес  я, восхищенный  находкой. Вытаскивая Джейн  из  воды  на  лодку. И  шлепая  ее  по  круглой  полуголой  в  узких желтых  плавках  женской  загорелой  как  смоль  упругой   широкой  девичьей  попке.

- Покажем  это  Дэниелу? - произнес  я, восхищенный  находкой. Вытаскивая  Джейн  из  воды  на  лодку  и  шлепая  ее  по  круглой  ягодицами  полуголой  в  узких  желтых  плавках  женской  загорелой  упругой  попке. Она, в  ответ, отшлепала  меня  мокрыми  руками  по  моим  проказника  мужским  рукам. 

- Не  успеешь, что, ли! -  взвизгнув  от  моей  сексуальной  шалости  и  дико  смеясь, произнесла  моя  Джейн - Давай  лучше  заводи  мотор  и  поехали  отсюда! - она  снимала  часы  и  ласты  - Пора  в  душ, я  вся  просолилась  в  этой  воде. Да  и  тебе  не  мешало, бы, окунуться - сказала  она  мне - Сидишь  уже  весь  мокрый  от  этого  солнечного  жарева.

  Джейн  перебралась  на  другую  часть  нашего скутера  и  уселась, поджав  под себя  босые   ступнями  загорелые  полненькие  девичьи  ноги.

  Она  вся  мокрая  сидела  на  носу  нашего  резинового  моторного  скутера  облепленная  как  морская  русалка  нимфа  своими  длинными  черными  по  голой  и  гибкой  черной  от  загара  узкой  девичьей  спине  вьющимися  и  черными  как  смоль  змеящимися  по  ее  плечам  и  спине  волосами. 

  Джейн  задышала  тяжело  уставшей  от  долгого  плавания  под  водой  трепетной   полуголой  загоревшей  до  черноты  грудью  в  своем  купальном  желтом  мокром, как  и  плавки  лифчике. Она  смотрела  вперед  по  курсу  летящего  по  воде  скутера  в  сторону  острова. И  мы, на  полной  скорости, разгоняя  резиновым  днищем  своей  моторной  лодки  под  собой  воду  лагуны, устремились  обратно  к  берегу  к  своей  яхте  и  к  хижинам  рыбаков  островитян. 

  Дэниел  как  раз  починил  правый  двигатель  нашей  яхты, вместе  с  местными  знакомыми  ему  механиками. Он  заменил  в  поврежденный   при  вращении  на  разбитом  подшипнике  вал  и  переставил  назад  пятилопастной  пропеллер. Дэни  сделал  свою  работу  просто  на  отлично. И  довольный  сам  собой, он  радостный  встречал  нас  на  борту  «Арабеллы».

  Дэниел  дозаправил   ее  бортовые  большие   топливные  баки  горючим  и  дополнительно  залил  еще  находящиеся  на  борту  канистры.

  Вместе  с  островитянами, своими  помощниками  он  поднял  нас  на  борт  нашей  яхты  и, оставив  меня  и  Джейн  одних  на  яхте, удалился  со  своей  шумной  ремонтной  туземной  компанией  в  местную  прибрежную  деревню. Видимо  праздновать  свой  успех  проделанной  работой.

  Он  считал, что  выполнил  свои  обязанности  и  теперь  имел  право  на  заслуженный  отдых  в  компании  своих  туземцев  друзей.

- Что  ж - сказала  Джейн - Его  право  он  заслужил, пока  мы  прохлаждались  без  дела   в  лагуне   с  тобой, любимый. Дэни  сказал, что  тут  намечается, как  раз  праздник  у  местных  жителей. Свой  особенный  праздник, посвященный  океану  и  местной  природе. Ну  и  нас  на  него  как  гостей острова  пригласили.

- Дэниел  говорил  мне - сказал  я  Джейн - Что-то  вроде  дня  рыбака  и  ловца  жемчуга. Можем  сходить, если  хочешь. Дэни  сказал, что  местные  рады будут  гостям. И  не  стоит  их  обижать.

- Вот  и  отлично  сходим  и  попразднуем  этот  день  рыбака  и  ловца  жемчуга  вместе  с  Дэниелом  и  туземцами - сказала  довольная  праздными  надвигающимися  событиями  Джейн, бросая  свою  золотую  находку  в  свою  шкатулку  драгоценностей - Дни  в  тропиках  длинные  и  солнце  еще  долго  будет  висеть  на  небосводе  и  жарить  нас. А  я  уже  загорела  дальше  некуда  и  пора  посидеть, где-нибудь  в  теньке  под  вечер  у  костра  и  повеселиться. Да  хоть  всю  ночь  напролет.

  Действительно  был  вечер, часов  где-то, наверное, пять  или  шесть. Я  не  смотрел  и  не  сверял  в  главной  каюте  нашей  яхты, но  солнце  еще  жарило, как  надо  намереваясь  вскоре  покинуть  небосвод.

  Главное  «Арабелла»  была  теперь  в  порядке  и  готова  к  походу. И  мы  здесь  решили  недолго  и  не  особо  навязчиво  еще  погостить, раз  нас  никто  не  выпроваживал.

 

                                              ***

- Солнце  палит  нещадно! - произнесла  возмущенно  мне  Джейн - Хоть, бы, чуть  умерило  свой пыл. Я  уже  загорела  дальше  некуда.  Я  пережарилась  на  этой  яхте  в  океане  до  черноты! Как  негритянка  почти  стала!

    Она  посмотрела  на  мое  голое, поверх  закатанных  до  колен  летних  моряка  брюк  тело, что  уже  имело  ровный  загар. Все  же  полуголые   на палубе  мои  вахты  не  прошли  даром. Когда  в  штанах, когда  в  одних  плавках.  Кстати  Дэниел  поделился  со  мной  станком  бритвенным  и  некоторой  своей  одеждой. Так, что  я  ему  был  благодарен  и  обязан. И   не  только  одним  своим  спасением. Уже  и  плавки  на  мне  были  другие.  и  рубашка  и  появились  даже  джинсовые  шорты  как  и  у  Дэниела  и  Джейн.

- Тебе  бы  еще  не  мешало  загореть, любовь  моя! - она, громко  перекрикивая прибрежный  громкий  прибой, мне  сказала – Сейчас  уже  часов  пять  и  самый  жар! Скоро  будешь, таким  же, как  и  я!

   Она, взяла  из  своего  гардероба  длинную  белую  рубашку  на  смену  желтой футболке.

   Cтоял  жаркий, тропический  вечер. И  было  жутко  жарко, даже  у  воды. Ни ветерка  со  стороны  океана. Полный  штиль. И  ни  намека  на  ветер. Было, похоже, что  мы  зависли  здесь  до  утра. Но, это  меня  и  радовало. Я  был счастлив, как  никогда  рядом  с  моей  красавицей  черноволосой  брюнеткой  Джейн. Мы  с  Джейн  уже были  такими  близкими  людьми. Как  будто  знали  друг  друга, теперь  с рождения. Даже, Дэниел  был  мне  уже   как  родной  брат. Я  и  не  замечал, что  мы  были  разных  национальностей. Мы стали  чем-то  единым  общим  и  целым.

   Джейн  шла  медленно  по  белому  коралловому  прибрежному  песку  в  самом  прибое. Она, сняв, желтую  футболку. И  набросив  на  себя  длинную  белую  рубашку, шла  впереди  меня. Виляя  своим  широким  женским  сексапильной  сучки  и  самки  полненьким  кругленьким  задом  и  загоревшими  на  солнце, от  идеального  ровного  загара  ляжками  и  бедрами  девичьих  красивых, как  и  она  сама  ног.

   Я  любовался  Джейн, шагая  по  волнам  сзади  нее.

   Джейн  быстро  на  удивление  поправилась. За  время  плавания  до  этих  островов  от  того песчаного  с  лагуной  атолла, она  пришла  полностью  в  себя. И  была  в лучшей  сексуальной  форме  как  моя  любовница. Она  любила  меня  в  постели  отрываясь  по  полной. Выжимая  меня  как  мокрую  губку.  Я  в  нее кончал  до  боли  в  своих  мужских  яйцах. Это  было  нечто  просто. Я  еще  никогда  так  никого  в  жизни  не  ублажал  и  не  любил. Похоже, мы  были  рождены  именно  друг  для  друга.

   Теперь  я  шел, следом. На  небольшом  от  Джейн  расстоянии  и  сзади  нее, разгребая  прибрежную  теплую  соленую  в  волнах  и  прибое  волн  воду  своими  босыми  ногами. Я  был  тоже  рубашке. На  голый  и  уже, хорошо  загорелый  за  солнечный  и  жаркий  день  на  тропическом  солнце  мужской   мускулистый  торс. Я  сумел  помимо  уже  прилипшего  к  моему  ранее  телу  загара, еще  подрумянился  на  этом  тропическом  палящем  жарком  солнце.
  Я  надел  рубашку, что  подарил  мне  Дэниел  из  своего  гардероба. Из  белой  материи  в  клетку. Глядя  то, на  свою  Джейн, то, на  Тихий  океан, глазея, я  буквально  съедал   любовным  взглядом   с  ног  до  головы  невысокую  метр  семьдесят  пять  девичью  фигурку  в  легкой  короткой  летней  прогулочной  одежде. Над  нами  кружили  альбатросы. Они  громко   и  оглушительно,   перекрикивая  друг  друга,  дико  кричали  над  головой, и   над  волнами  в  прибое  у  дальних  каменистых  скал.  Что  полукругом  уходили  в  самую  воду  своим  черным  заросшим  травою  и  водорослями  основанием, впереди  нас  на  островной  изогнутой  косе  за  песчаным  пляжем.

   Я  ускорил  свой  шаг  и  догнал  впереди  идущую,  даже  не  оборачивая  в мою  сторону  мою  любимую  Джейн, и  обнял  ее  со  спины  руками  за  гибкую  девичью  любовницы  мулатки  латиноамериканки  талию.

  Джейн  остановилась, резко, и  прижалась  ко  мне, запрокидывая  на  мою  грудь  свою  в  красной  своей  бейсболке  черноволосую   голову.

   Она  обхватила  мои  руки  своими  руками. А  я  не  знал, что  ей  сказать, глядя  в  ее  красивые  под  изогнутыми  дугой  черными  бровями, карие  и  почти, что  черные  зрачками, как  у  цыганки  Рады  глаза, что  смотрели  на  меня,   уставившись  любовно  и  в  упор. На  того, кто  был  ей  сейчас  дорог  точно,  также, как  родной  единокровный  младший  брат. 

   Я  как-то  давно  еще, когда  учился  в  школе  и, будучи  подростком  мальчишкой  читал   классиков. По  программе  школы  и  по  литературе.  До  сих  пор  некоторых  помню  из  той программы  писателей. Например, Горького. И  его  повесть, про  цыган  «Макар  Чудра». И  помню, фильм  был  такой  по  этой  повести  «Табор  уходит  в  небо». Там  была  такая, один  из  главных  персонажей  фильма  цыганка  Рада. Вот  и  сейчас  эти  черные  глаза  той  самой  Рады  гипнотически  смотрели  на  меня, прожигая  просто  насквозь  своим  коварным  любовным  женским  жаждущим  любви  взором.  А  я  и  не  знал, что  ответить  на  тот  убийственный  просто  женский  взгляд.  Я  просто ляпнул, что  в  голову  взбрело.

- Скоро  буду  как  ты  и  Дэниел - произнес  я  Джейн - Такой  же  почти, черный  от  загара. И  не  отличишь  русский  я  или  как  тот  же  рыбак  туземец  островитянин.

    Джейн  громко  красиво  звонко  засмеялась.

- Ты  сейчас  еще  красивее, чем  есть - Произнесла  она, мне  сверкая, из-под черных  вздернутых  бровей  и  красного  большого  козырька  бейсболки  чернотой  своих  на  ярком  солнце  девичьих  карих  брюнетки  глаз  - Не  сгорел  любимый? А, то  целый  день  на  солнце!

     Джейн, вдруг забеспокоилась, рассматривая  мой  на  теле  уже  бронзовый  загар. Она  распахнула  мою  в  клетку  белую  рубашку  и  стала  руками  и  своими  маленькими  красивыми  девичьими  пальчиками  ублажать  и  гладить мою  такую  же почти  уже  черную  загорелую  на  мужском  сильном   торсе  русского  моряка  кожу.  Рассматривая  пресса  кубики  и  саму  мужскую  грудь  с  торчащими  на  ней  почерневшими  от  загара  сосками.

- Да, нет, нормально - произнес  я  ей  в  ответ – Не  сгорел. Но  теперь  точно,  как  Дэниел  и  как ты, любимая. Теперь  нас  не  отличишь  друг  от  друга. Мы  теперь  точно  как  родные  братья. Ну, разве, что  по  цвету  глаз.

- Это  не  важно - произнесла  она  мне  - Но  твои  глаза…- она  оборвалась  на  слове, рассматривая  мои  синие  с  зеленоватым  оттенком  мужские  подаренные  мне  моей  русской  матерью  глаза.

   Джейн  замолчала, глядя  в  них  пристально  и  любовно.

- Они  свели  меня  с  ума  - произнесла  Джейн  мне -  И  я  по-прежнему  схожу  от  них, когда  смотрю  в  их  глубину  и  синеву. Как  в  чудесную  завораживающую  бездонную  бездну  Тихого  океана.

- Шумно  тут  от  волн  и  крика  этих  птиц  - я  ей  произнес. А  она  прижалась  ко  мне, обнимая  меня.

   Действительно  крик  островных  птиц, смешиваясь  с  криком  морских альбатросов  и  чаек, был  уже  невыносим.

- Как  они  в  этом  гуле  живут - произнес, помню  я  ей.

- Это  неважно, зато, как  красиво  тут! - она  восхищалась  увиденным - Дэниел бывал  тут, а, вот  я, первый  раз!

  Джейн  прошлась  по  песку  и  вскрикнула - Смотри  следы  морской  черепахи! – восторженно  произнесла  она.

   Джейн  показала  мне  рукой, на  следы, уходящие  в  воду.

  Она  сняла свою  красную  бейсболку  и  распустила  свои  длинные  на  легком  жарком, летящим  со  стороны  океана  ветру  красивыми  локонами  вьющиеся,  как  змеи  черные  волосы.

   Они  метались  по  ветру  паря, то  в  воздухе, то  падая  на  ее  девичьи, молодой  Калифорнийской  красотки  брюнетки  южанки, узкие  загорелые  до  черноты   плечи. Бились  от  ветра, о  ее  полненькую  красивую  трепетную  молодую  девичью  в  футболке  загорелую  грудь  и  узкую  гибкую  женскую  спину.

- Подержи, вот – она  произнесла, и  протянул  мне  свою  красную  бейсболку.

   Я  взял  ее  из  ее рук.

   Джейн  забрала  их  в  тугой  пучок  и  превратила  опять  в  длинный  за  спиной  до  самой  ее  щирокой  женской  задницы  хвост, замотав  завязкой  на  затылке.

   Ей  все  же  больше  шла  та  первая  ее  прическа. Когда  Джейн  закалывала  волосы  в  пучок   на  голове  под  золоченую  заколку.  Ее  тонкая  красивая  женская  молодая  загорелая  шея  так  меня  возбуждала. Но  теперь  все  несколько  иначе. Теперь  Джейн  вся  и  полностью  была  моя. И  все  ее  женское  молодое  двадцатидевятилетнее  тело  этой  в  ровном  плотном солнечном  загаре  черненькой  волосами  латиноамериканки  из  Калифорнии  было  моим.

   Я  даже  не  могу  сосчитать, сколько  раз  за  ночь  сейчас  целую  ее  алые  миленькие  на  таком  же  миленько  женском  личике  губы. Ее  эту  тонкую  в  плотном  ровном  солнечном  загаре  шею, опускаясь  все  ниже  и  ниже  по  ее  Джейн  голому  загорелому  почти  до  черноты  красивому  девичьему  телу.

- «Джейн» - прозвучало  снова  у  меня  в  голове – «Моя  морская  русалка, и  нимфа  Посейдона  Джейн. Моя  пиратка  Джейн  Морган. Ты  даже  представить  себе  не  можешь, как  я  люблю  тебя».

- Это  ты  не  можешь  представить, как  я  люблю  тебя – она  произнесла  мне, лежа  со  мной  в  постели  и  прижавшись  своим  нагим  гибким  девичьим,  разгоряченным  мокрым  в  липком  скользком  поту  телом  к  такому  же  моему  мужскому  в  дикой  необузданной  любви  разгоряченному  телу.

   Джейн. Девочка  моя.

   Она  как  никто  другой, органично  вписывалась  в  этот  прибрежный  морской  пейзаж, как  островитянка  из  местного  населения. Ее  этот  ровный  солнечный  почти  уже  черный  загар, сиял  темной  бронзой  в  солнечных  лучах. Он  красиво  и  бесподобно  просто  бликовал, как  на  статуэтке  в  этом  ярком  вечернем  красноватом  теперь  солнечном  свете  уходящего  за  горизонт  тропического  летнего  палящего  солнца. Он  переливался  на  оголенных  руках  и  ногах  Джейн. Из-под  коротких  штанин  джинсовых  шорт  ее  голых  загорелых  до  черноты  девичьих  полненьких  ляжках  и  бедрах. На  голенях  и  икрах  ног. Что  будоражили  и  разгребали  снова  прибрежную  бурлящую  волнами  на  белом  коралловом  песке  воду. 

   То  и  дело  под  ноги  попадали  вымытые  морские  раковины   и  прочая  выброшенная  на  мелководье  живность  Тихого  океана. Нужно  было  быть  тут  предельно  острожным  и  смотреть  под  ноги. Можно  было  наступить  на  что-либо  жутко  ядовитое.  Но  мы  были  обутыми  и  в  ботинках  с  жесткой  толстой  прошипованной  подошвой. Джейн  это  все  предусмотрела  и  взяла  их  с  собой.  Она  была  вообще  умницей. Я  не  встречал  такой  женщины  как  Джейн. И  уже  не  встречу  никогда.

   Она  знала, как  переодеться  перед  выходом  на  берег. И  была  с  ног сшибательно  красива, как  никогда. Похоже, только  я  один, пока  еще органически  не  очень  вписывался  в  местность  и  население  этого малонаселенного, почти  дикого  океанского  острова. Не  то, что  я, как  чужак на  этой  земле, резко  отличавшийся  ото  всего  здесь, не  смотря  на  свой  уже, почти  такой  же, как  и  у  Джейн  загар. А  просто, я  был  здесь  чужим, пока  и  резко  выделялся  на  фоне  всего  местного.

   Я  шел  рядом  с  ней, обняв  свою  Джейн, и  не  собирался  ее  отдавать никому. Я  был  готов  драться  за  нее  и  за  нашу  любовь. Я  даже  умереть  был  готов  за  нее. Я  так  любил  ее  как  не  любил  никого  до  этого.

   Я  не  знал  сейчас, о  чем  говорить  с  Джейн  и  вдруг  выстрелило  само - Дэниел  мне  рассказал, что  ты  занималась  восточными  танцами, любимая  - произнес, спрашивая  Джейн  я – Дэни  как-то  обмолвился  вот  этим.

- Да, а  что, любимый?  - Джейн, произнесла, даже  не  задумываясь. И  тут  же  спросила  меня.

- Я  поинтересовался  просто  - ответил  ей  я -  Я  просто  бывал  часто  в  Китайском  Гон-Конге   в  одном  портовом  ресторане  с  названием  «МОРСКАЯ  МИЛЯ». И  там  была  такая  танцовщица  живота  Тамала  Низин. Египтянка. Она  так  на  тебя  похожа, Джейн. Она  так  красиво  танцевала. Мне  нравилось, как  и  всем  членам  моего  корабля.

   Я  вообще  не  знаю, к  чему  все  это  я  ляпнул. Я  просто  опять, вспомнил  ночной  порт  китайского  Гон-Конга  и  его  яркие  огни. Вспомнил  тот  ночной  разгульный  ресторан, и  ту  танцовщицу  египетского  портового  ресторана  Тамалу  Низин. И  сравнил  мою  Джейн  с  ней. Еще  вспомнил, когда   первый  раз  сделал  это. И  обнаружил  любопытное  сходство. Да  и  разговор  про  увлечение  Джейн  бэллиденс  с  Дэниелом. Просто  чесалось  всю  дорогу  на  моем  языке. Я  не  знал, о  чем  заговорить  и  вот  выдал. И  как  оказалось  не  напрасно. Это  зацепило  мою  девочку, мою  любвеобильную  разгоряченную   любовью   красавицу  и  дикую  в  любви   американку  южанку  сучку  Джейн  Морган. И  зацепило  основательно, как  женщину. И  хоть  Джейн  и  в  глаза   не  видела  ту  египтянку  и  танцовщицу  живота  Тамалу  Низин, ее  это  задело  сильно. Это  была  ревность. Настоящая  женская  ревность. Чисто  женское. Этакое  первенство  и  соперничество  в  красоте  и  привлекательности  перед  единственным  любимым  мужчиной. Но  на  первом  месте  здесь  конечно  же  ее  женское  Я.

- Красиво, говоришь, танцевала? Нравилось? Всем  или  только  тебе  одному? - она  вдруг  мне  произнесла, подскочив  ко  мне  и  хитро  лукаво  улыбаясь, как  дикая  кошка, обхватив  мою  обеими  руками  шею  и  прижавшись  ко  мне  своей  женской  полненькой  загорелой  грудью – Увидишь  я  ее  не  хуже. И  еще  увидим, кто  лучше  танцует  танец  живота. Твоя  Тамала  Низин  или  я  Джейн  Морган.

   Она  все  поняла. И  про  Тамалу  и  про  меня. И  про  то, что  мы  с  той  египетской  танцовщицей, по-видимому, были  близки. Женщины. Мужчины  меня  поймут. Утаить  от  них  подобное, дело  сложное. Они  чувствуют  все  и  мгновенно  понимают.

 

 

                                                ***

    Мы  были  южнее  Индонезийских  островов. За  границей  экватора.

    Эти  острова  не  имели  названий. И  были  сами  в  океане  по  себе, как  и  их местное  дружелюбное  к  пришлым  население.

   Сюда  редко  заходили  корабли. И  тем  более, такие  как  наша  «Арабелла», круизные яхты. Северная  часть  Индонезийского  архипелага  была  более, менее обитаема. И  туристов, там  хватало  со  всего  света. Но, здесь  мы  были  в  редкость. И  местные  устроили  в  нашу  честь, даже  праздник. По  приказу местного  вождя  племени  туземцев.

   Я  первый  раз  в  жизни  попробовал  какие-то  местные  вина  из  разных плодов  и  растений. Кое-какую  деликатесную  океаническую  рыбу, которую еще  не  ел  в  жизни. В  целом  мне  понравилось  здесь  все. И  я  бы, наверное, остался  здесь, если  бы  не  мои  друзья, и  яхта  «Арабелла».

   Дэниел  подснял  местную  девочку. Здесь, это  было  в  норме, и  не  возбранялось. Мне  даже, самому  предлагали  женщину. Но, у  меня  была  моя  красавица  Джейн. Я  помню, как  она  отреагировала  на  это  предложение вождя. Ее  это  возмутило. И  очень  сильно. Но  она  все  держала  про  себя. Но, мое  на  отказ  вежливое  предложение  ее  успокоило. И  вернуло  к  нормальному  настроению. То, что  брат  загулял  на  время, Джейн  не  особо  сейчас  беспокоило. Это  было, наверное, не  в  первый  раз. Да  и  Дэниел  был  парень  практически  взрослый. Отчего  бы  и  не, да.

   Джейн  же  резко  мне  отреагировала, толкнув  меня  в  бок  своим  милым  правой  руки  локотком  по  ребрам.

- Только  бы, попробовал! - помню, она  произнесла - Только  бы, попробовал закобелиться  с  местными  сучками!

  Я  был  пойман  в  любовную  прочную  сеть. Я  это  понял  сразу. Она  захватила  меня. А  я  ей  сдался. В  любви  конечно.

   Джейн  была, помню  в  яростном  гневе. Она  не  винила  меня, но  ей  такие  расклады  не  нравились. Я  был  только  ее  и  ничей  больше.

   Она  тыкала  меня, сидя  у  костра  с  племенем  индейцев  в  бок  рукой. Если  я, чуть, чуть, как-то  одобрительно  реагировал  на  танцы  местных  молодых  девиц  или  на  их  попытки  активного  со  мной  общения. Ее  черные, как  ночь  точь-в-точь, как  у  той  цыганки  Рады  широко  открытые  красивые  до  безумия  под  изогнутыми  черными  бровями  глаза  блестели  гневом  и  сверкали.

  Но  эти  страсти  были  напрасны. Я  ее  любил  как  безумный. И  мне  не  нужен  был  никто  кроме  моей  разгоряченной  ревностью  и  дикой  любовью  Джейн  Морган.

- Вот  это  называется  женская  ревность! - я  произнес, игриво  с  ней, чтобы   не было  все  всерьез, видя  ее  гневные  порывы - Да, ты  просто, от  ревности  сумасшедшая!

- Я  бы  тебе  погуляла  на  сторону! - возмущенно  устроила  мне  проволочку незаслуженно, моя  любимая  брюнеточка  Джейн. Она, быстро  оставив  местную  праздничную  сходку  у  костра  с  племенем. Подняв  меня  за  собой, удалилась  с  праздника.

- Хватит, мол, во  все  глаза, глазеть  на  танцующих  полуголых  девок  туземок  - произнесла  мне  моя  Джейн.

   Джейн  меня  быстро  увела  к  берегу  океана. Вцепившись  в  руку. И  прижавшись  ко  мне  боком. Она, хоть  и  мягко, но  отругала  меня  за  мои  взгляды  на  местных  девиц. Это  была  первая  моя, можно  сказать  уже  как  полагается  семейная  выволочка.

- «Женщины!» - я  произнес  сам  про  себя  уже, какой  раз.

   Я  еще  раз  убедился  в  ее  безумной  ко  мне  дикой  страстной  любви.    

   Скажу, меня  это  даже  порадовало.

   Я  был  уже  для  Джейн  теперь  как  этакая  личная  собственность. Это  в  женском  стиле. Женщины  все  в  этой  области  и  всегда  эгоистки  и  единоличницы, хоть  и  безумно  красивые.

   Я  даже  не  делал  ни  одной  попытки  на  сторону. А, она  была  в неописуемой  ярости  от  женского  ревнивого  гнева. Только  потому, что  возле  нас  сидящих  крутились  молодые, совсем  еще  соплюхи  местные аборигенки  девицы. Джейн  это  и  заводило. Она  смотрела  на  их  смущенные  смешки  и  заинтересованные  взоры  на  меня  синеглазого  пришельца  гостя  и  иностранца. И  Джейн  это  невыносимо  как  мою  любовницу  бесило.

- «Моя  ревнивица, по  имени  Джейн!» - думал, глядя  любовно  на  свою  Джейн  - «Как  ты  меня  заводишь! Даже, этой  дикой  своей  бешенной  женской  ревностью!».

  Мы  оставили  веселиться  у  костра  с  местным  племенем  и  девочками нашего  Дэниела. И  вот  мы, шли  уже  возле  полосы  прибоя  волн  у  самого  берега, босыми  своими  ногами. По  мягкому  белому  коралловому  песку. Обходя  выброшенные  на  берег  еще, видимо  во  время  шторма  и  давно  морские  погибшие  ежи, и  чудные  красивые  раковины  моллюсков. 

   Мы  прошли  мимо  погибшего  на  песке  практически  склеванного альбатросами  и  чайками  небольшого осьминога. Остались, в  основном  лежать, разбросанными  по  песку  его  длинные  изорванные  кривыми  острыми  клювами  пернатых  летающих  и  морских  хищников  щупальца  с  круглыми  присосками.

- Жалко  беднягу - произнесла  мне  сочувственно  Джейн – Я  с  ними  все  время  любила  играть  среди  рифов, когда  мы  плавали  на  рифовые в  океане    и  дикие  острова. Еще  когда  бывала  по  работе  американских  авиалиний  в  Японии  и   при  перелетах  в  районе  Индокитая. Я  работала, и  ты  уже  в  курсе, в  той  же  авиакомпании, что  и  наш  с  Дэни  отец. У  мистера  Смита.

- Да. Я  уже  знаю, моя  любимая - произнес  я  Джейн.

  А  она, свернув  на  меня  своими  карими, почти  черными  девичьими  красивыми  влюбленными  глазами  переключилась  опять  на  осьминога  -  Удивительные  существа. Умные  и  хитрые И, они  всегда  старались  сбежать  от  меня.

- Красиво  здесь  даже  в  сумерках – произнес  я,  рассматривая  все  вокруг -  Никогда  тут  не  был. Вот, повезло. Дикие  места. Практически  первобытные.

   Было  уже  темно, да  и  поздно. Мы  достаточно  долго  просидели  у  огромного  племенного  праздничного  с  островитянами  костра. Я  посмотрел  на  наручные  подводные  часы, взятые  от  акваланга  на  своей  левой   руке. Подсветил  его, изнутри, нажав  на  одну  из  кнопок  на  толстом  корпусе.

  Было  01:20. Стояла  ночь. Была  темнота, хот  глаз  выколи. И  когда мы  ушли  от  костра  в  ночь, Джейн  включила   большой  фонарик  на  батарейках.

- Все  они  принадлежит  океану – произнесла  мне  Джейн – Дети  Посейдона.    

  Они   эти  туземцы  островитяне  тут  как  в  самом  настоящем  Раю. Как  и  мы,  теперь  с  тобой, Володя – произнесла   как-то  странно  именно сейчас  моя  Джейн. Я  не  совсем  понял  именно  сейчас, к  чему  она  так  сказала. Наверное,  наступившая  тишина   и  лишь  шум  вблизи  волн, возбудил   в  Джейн  Морган, что-то   скрытое  в  ней  как  в  женщине. Нечто  загадочное  и  интересное  для  меня  как  мужчины.

- Да, это  верно, любимая - продолжил  я  с  ней  свой  разговор - Ведь  не  боятся  штормов! - произнес  я, громко  перебивая  шум  прибоя впереди  идущей  моей  Джейн. Показывая  ей  рукой  на  стоящие  над  самой водой, далеко  от  берега  с  травяной  пальмовой  крышей  хижины  из  тростника. И  из  досок  местных  аборигенов  рыбаков. Их  силуэты  были видны  в  отражении  от  воды  и  линии  полыхающего  от  пробуждающегося  там  солнца  горизонта.

- Они  привыкли! - ответила  громко, моя  любимая  ревнивица  смуглянка  брюнетка  Джейн - Они  ко  всему  привыкли! Как  бы  я  хотела, остаться  здесь!

- Я  тоже! - сказал  ей  я.

  Мне  тут  на  самом  деле  очень  понравилось.

- Может, останемся  после  всего  здесь? – произнес  я  Джейн – Когда  все  сделаем?

- Я  не  против, любимый! – произнесла  она  мне.

  Она  вдруг, повернулась, улыбаясь  мне  в  вечернем  закате  белозубой  красивой  улыбкой. Как-то, совсем, по-другому, не  как  раньше - Если перестанешь  строить  глазки  местным  девицам!

- Джейн - произнес  я - Джейн.

  И  подскочил  к  ней. Обняв, прижал  к  себе.

- Кроме  тебя, для  меня  не  существует  иных  женщин! -  я  произнес  своей  черноволосой  красавице  южных  горячих  кровей. 

  Я  поцеловал  ее  в  прелестные  полные  алые  горячие  женские  губы. И  она 

поцеловала  меня, и  еле  оторвалась  от  поцелуя, закатывая  глаза  под  веки  и  глубоко  дыша  своей  полной  с  твердыми  и  жаждущими  снова  дикой  неукротимой  любви твердыми  торчащими  сосками  грудью. Возбужденные  затвердевшие  черные  соски  торчали  прямо  через  ее  полосатый  узенький  на  лямочках  лифчик  нового  купальника  под  белой  той  короткой  приталенной  рубашкой. Из-под  которой. Внизу, где  были  расстегнуты  пара  пуговиц, выглядывал  ее  круглый  загорелого  полненького  женского  живота  пупок.

  Я  обхватил  ее  за  круглую  ягодицами  женскую  широкую  попку  и  гибкую, как  у  кошки  тонкую  талию. Ощущая  ее  тот  в  жарком  страстном  любовном  дыхании  пупком  прижатый  плотно  к  моему  животу  ее  дрожащий  в  дыхании  девичий  почти черный  от  ровного  солнечного  загара   животик. - Я  построю  себе  лодку. И  буду  наравне  со  всеми  заниматься  рыбалкой, и ловлей  жемчуга - сказал  ей  я – Вот  увидишь. И  забуду, кто  я  и  откуда. Я  начну  с  тобой  здесь  новую  жизнь, и  плевать  на  все  другое  и  на  все вокруг. Я  хочу  быть  таким  же, как  эти  счастливые  рыбаки  и  хочу  в  этот  тропический  Рай. В  этот  мир  владыки  Посейдона.

- Я  бы  тоже, этого  хотела - произнесла  Джейн – Но  не  надо  торопить  события  - она  произнесла  мне – Просто  радуйся  мимолетности  всего  и  самой  своей  жизни. Еще  любви  со  мной своей  Джейн. Мы  не  знаем, что  нас  ждет  завтра. А  завтра  может  оказаться  иным. И  не  таким  как  ты сам  этого  хочешь. Даже  здесь  в  этом  сказочном  тропическом  Раю.

  Эти  ее  слова  были  странными  и  так  не  похожими  на  саму  Джейн  Морган. Они  были  очень  серьезными, хоть  сказаны  были  они  ею  несколько  даже  с  долей  некой  иронии  и  с  игривым  смешком. Я  уловил  их  тогда   и  запомнил  в  точности, как  она  мне  это  сказала. И  запомнил  их  на  всю  жизнь.

  Джейн  была  счастлива. Ревность  ее  ко  мне  к  местным  молодым аборигенкам  как  рукой  сняло. Джейн  была  вспыльчива, как  и  положено жгучей  латиноамериканке, но, быстро  отходчивой. Вот  она  уже  была  такой, какой  была  всегда, даже  еще  красивее. Она  просто, расцветала  от  моей  к ней  безумной, безудержной  любви. Моя  Джейн! Ее  ревность  была  вполне уместна. Она  безумно  любила  меня. И  была, теперь  со  мной  тесно  связана этими  узами  взаимной  любви. 

  Мы  пошли  дальше  вдоль  песчаного  островного  берега.

  Джейн  повернулась  снова  ко  мне.

- Хорошее  место, Володя! - сказала  громко  она.

   Джейн  научилась  говорить  по-русски  и  особенно  произносить  мое  имя. Я  думаю, у  Джейн  были  все  же  некоторые  навыки  в  нашем  языке. Она  уже  на  нем  так  говорила, что  я  был  сильно  удивлен. И  Джейн  старалась  со  мной  говорить  на  русском. Хоть  ломано, но  старалась.

- Много  горячего  песка. Самое, то! Позагорать  на  закате. И  поплавать, любимый  мой! Поплескаться  в  теплой  океанской  воде  под  дуновение  свежего  ветерка. И  пение  островных  птиц.

  Джейн  отбежала  подальше  от  прибоя, выше  на  берег. И  освободилась  от джинсовых  шорт  и  белой  своей  длинной  рубашки. Разделась  до  полосатого   нового  своего  изящного  минимизированного  купальника. На  тонких  лямочках  и  замочках, узкого  и  врезавшегося  в  ее  нежное  красивое  тело  своими  глубокими вырезами  вокруг  ее  прелестных  полненьких  загорелых  ножек  и  самого  гибкого  девичьего  почти  черного  от  ровного  плотного  загара  красивого  тела.  Она  была  сейчас особенно  красива.

  Почти, совершенно  голая. 

  Ее  кожа, просто  переливалась  ставшим  теперь  идеально  черным, как  сама  ночь  загаром  в  этой  темноте  при  горящем  в  ее  правой  руке  фонарике. Этакая  русалка  этих  песчаных  островов.

  Джейн, выключив  фонарик  и  бросив  его  на  песок, рядом  с  ботинками, джинсовыми  шортами  и  белой  рубашкой, промчалась  мимо  меня, схватив  и  дернув  за  руку,  потащив  в  океанскую  соленую  воду  в  самый  прибой. И  нырнула  прямо  в  волны, утащив  и меня  за  собой.

  Она  вынырнула   в  набегающих  на  песчаный  берег  больших  океанских  теплых  волнах. Я  был  прямо  в  одежде. Она  даже  не  дала мне  раздеться. Я  нырнул  прямо  в  волны  как  есть. Даже  в  ботинках  с  толстой  подошвой.

  Я, вынырнув, бросился  в  объятья  океана  и  своей  любимой.  соблазнительницы  морской  плещущейся, и  смеющейся  от  счастья  в  бурных  прибрежных  волнах  русалке  и  красавицы  нимфы. Я  снял  с себя  свою  ту  белую  в  клетку  мокрую  уже  рубашку  и  полные воды  ботинки. Швырнул  все  на берег  вместе  с  такими  же  короткими  мокрыми  джинсовыми   шортами  на  берег. И  мы  как  дети, обнявшись  вместе, купались, ныряя  в  прибой  песчаного  берега. Мы  были  здесь  одни  на  этом  берегу  в  полосе  шумного ночного  волнового  прибоя. Никого  и  никто, кто  бы  хоть  как-то  помешал  нам. Мы  плескались  в  соленой  ночной   теплой  океанской  воде.

  Казалось, мы  были  одни  в  этом  мире. Валяясь  на  горячем  вечернем  белом  коралловом  песке. Мы  даже  н е замечали  ночных  рыбаков  ловящих  крабов  и  лангустов  недалеко  тоже  от  берега, занимаясь  ночной  рыбацкой  ловлей. С  зажженными  керосиновыми  лампами, подвешенными  к  лодкам  и  светильниками, они  увлеченно  ныряли  тоже  в  океан, делая  свою  работу. Не  так  далеко  от  нас  в  лодках. Далеко  и  в  стороне, от  своих  стоящих  над  водой  на  деревянных  сваях  опорах  рыбацких  хижин.

  Возможно, они  видели  нас, сидящих  на  том  песке, обнявшись  и любующихся  вечерним  закатом. И  не  обращая  на  нас  особого  внимания, занимались  своим  рыбацким  делом. Но  нам  было  не  до них  и  вообще  все равно.

  Это  был  настоящий  Рай. Морской  любовный  Рай. И  только  наедине  со своей  любимой  Джейн.

  Но  надо  было  возвращаться   в  селение  и  на  свою  яхту.  

  Наступала  холодная  ночь. Это  уже   ощущалось. Все  еще  живущее  в  темноте  летнее  жаркое  тепло  быстро  выветрилось   и, становясь  холодным  ветром  с  океана.

   Было  уже  02:45  ночи.

  Виднелись  яркие  сверкающие  ледяным своим  светом  прямо  на  нас  с  космоса  звезды  на  тропическом  без  единого  облачка  океанском  чистом  небе. Раньше  я  их  особенно  не  замечал, не  обращал   как-то  особо  внимания, плавая  на  кораблях.

  Ночь  на  суше, за  долгие  месяцы  в  океане. Я  первый  раз  ступил  на  сушу, хоть  и  не  свою, но  сушу. Мои  ноги  ощутили  этот  горячий  коралловый   белого  цвета 

мягкий  песок  безымянного  острова. Как  было  все  здорово! Я  был  просто  счастлив. Как  и  моя  любимая  Джейн! А  что  может  быть счастливее  двоих  до  одури  друг  в  друга  влюбленных.

  Мы  с  Джейн  были  неразлучны  теперь. Мы  шли, держась  за  руки. И  взяв  с  собой  в  руки  свои  вещи  фонарик  ботинки  и  всю  остальную  нашу  одежду, почти  голышом  и  босиком  назад  по  воде, прибрежному  прибою  в  сторону  селения  островитян. Мы  осторожно  смотрели  себе  под  ноги, чтобы  не  наскочить  на  что-либо  колючее  и  ядовитое,  освещая  перед  собой  и  под  ногами,  обратный путь  фонариком, но  все  равно  были  счастливы.

  Джейн  быстро  осваивала  русский  язык  и  довольно  успешно. Она  была просто  молодец. Училась  прямо  на  ходу. Хоть  и  жутко  ломано, но  уже говорила  со  мной  по-русски. Время  от  времени, мы  иногда  общались  с  ней по-нашему. В  общем, молодец  моя  красавица  девочка.

  Стояла,  во  всю  тропическая   достаточно  уже  холодная  и  ветреная  ночь. Было  уже, наверное, все  три  часа  ночи, но  я  не  смотрел  теперь  на  свои  подводные  от  акваланга  часы  от  своей  неудержимой  любви  к  моей  Джейн  на  время. Было  темно  и  только  звезды, и  яркая  стоящая  желтая  высоко  над  горизонтом  большая  Луна  освещала  нам  дорогу  под  звездным тропическим  небом. Мы  далеко  ушли  от  селения  островитян  сами того  не заметив. И  вот, надо  было  идти  назад. Мы  припозднились  с  приходом.

  Дэниел, наверное, заждался  нас, а, может, и  нет. Он, тоже  с  кем-то  здесь познакомился  на  острове, и  привел  на  яхту  девицу  из  местных. И  мы  с Джейн  решили  не  мешать  парню, повеселиться  ночью  на  «Арабелле».

  Мы  с  моей  красавицей  Джейн  пустились  дальше  в  другую  сторону  берега  острова, любуясь  красотами  уже  ночного  мира  этих  островов.

  Джейн  не  очень, то  торопилась  расставаться  с  ночным  морским  берегом. И  мне  это, тоже  было  по  душе.

  Было  темно  и  тихо. И, лишь  на  горизонте  светилась, пока  еще  светлая яркая  полоска, оставленная  ускользнувшим  за  его  край  Солнцем.

  Мы  шли  по  берегу  в  полосе  прибоя  у  самой  его  кромки. Удаляясь, вновь от  нашей  яхты. Мы  шли  в  полной  темноте  под  яркой  желтой  Луной. В ночной  темноте  и  горящими, и  мерцающими  огоньками  звездами. Дневной весь  шум  стих. И  только  громко  голосили  сверчки. Где-то, далеко  в тропическом  лесу  острова.

  Джейн  прижавшись  ко  мне, обхватила  меня  за  пояс  своей  правой девичьей  загоревшей  до  черноты  ручкой. И  пощипывая  меня  своими  маленькими  девичьими  за  подрумяненный  на  солнце  правый  бок  пальчиками. А, я  обнял  ее. Прижав  плотно  к  себе  и, согреваясь, ее  женским  любящим  теплом.

  Вокруг  стояла  ночная  тишина. И  только  был  слышен  шум  прибоя  волн. Все  кругом  спало. Даже  затихли  все  островные  галдящие  целыми  днями  птицы.

   Было  03:20  ночи.

  Джейн  захватила  бутылку  мексиканской  Текилы  и  нашей  русской  водки  с  яхты  для  нашего  ночного  согрева. Немного  еды  для  закуски  в  виде  нарезанного  кусками  лангуста  и  местных  маленьких  красных  креветок. Подаренных  в  качестве  награды  и  угощения  нам  как  гостям  местными  туземцами островного  племени  и  рыбаками. Еще  набрала  какой-то  растительной  превращенной  в  салаты  пищи. Взяла  стеклянные  из  толстого  стекла  маленькие  стаканчики. Дриньки  по-американски, что  в  их  заморских  ресторанах, кабаках  и  барах. Нож  с  кухонного  кубрика, даже  вилки. И  все  это  Джейн  упаковала  в  специальную  походную  из  брезента  сумку  с  борта  «Арабеллы». И  отдала  ее  мне  как  мужчине.

  И  вот  мы, снова  брели  по  прибрежной, пока  еще  горячей  не  остывшей  за  жаркий  тропический  день  воде.

  Я  был  практически  полностью  голым. После  ночного  купания, равно  как  и  сама  Джейн. В  своих  одних  плавках. Джейн  в  своем  полосатом  цветном  на замочках  и  тоненьких  лямочках  купальнике. Мы, забравшись  на  палубу  яхты,  просто  бросили  свою  одежду  на «Арабелле», чтобы  не  таскать лишнее  с  собой. Наверное, зря. Становилось  заметно, прохладно. Ветер, летящий  с  океана, охлаждал   быстро  воздух. Он  подымал  большие  буруны  прибрежных  волн, и  шевелил  пальмовые  листья  на  прибрежных  пальмах.  И  листву  тропических  кустарников  и  деревьев.

- Надо, где-нибудь, милый  укрыться - сказала  мне, почти  на  ухо  Джейн.

- Я  думаю,  нам  лучше  вернуться  на  нашу  яхту - ответил  ей  также  на  ухо  я - А, то  намерзнемся  за  ночь. Довольно  становиться  холодно, а мы  без  одежды. Это  мы  опрометчиво  сделали, что  оставили  ее  на  нашей  яхте.

  Я  чувствовал  пощипывание  на  коже  от  загара. Видимо  еще  порядочно подзагорел. И  только  сейчас  это  ощутил  в  полной  мере. Все  же  моя  русского  моряка  кожа  была  не  той  природной  конструкции  как  у  Дэниела  и  Джейн. И  возможно  были  ожоги  теперь  от  солнца. Я  весьма  заметно  поджарился   на  открытом  тропическом  Солнце. Короче, даром  постоянные  дневные  в  тропиках  прогулки  по  команде  голый  торс  даром  для  русского  меня  моряка  не  прошли. Специфика  кожи. Меланин  там  и  все  такое. Что  моей  обворожительной  брюнеточке  красавице  Джейн, как  и  ее  родному  брату  Дэни  это  вообще  не  грозило.  Они  как  Латиноамерканцы  имели  смуглую   более  приспособленную  кожу  к  солнцу. С  кровью  Перуанских  индейцев. Как  мне  сказала  сама  Джейн  позднее. С  юга  Америки, еще  жители  Калифорнии, уже  были  приспособлены  к  такой  природе  и  жизни  возле  океана. Джейн  и  Дэниел  имели  как по природе  мулаты  и  брюнеты  оба, были  весьма  смуглыми  и  теперь  еще  были  почти  черными  от  своего  загара. И  при  этом  постоянно  находились  на  самом  солнце. А  я  хоть  и  был  моряком   и  плавал  в  Тропиках. Тем  не  менее, получил  от  солнца   ожоги.  И  это  скажу  вам, болезненно  ощущалось, но  я  все  это  переносил  и  терпел, не  показывая  моей  крошке  Джейн  вида. А  зря. Ну, был  влюбленным   дураком, что  поделаешь. Я, конечно, порядочно  засмолился  на  солнце  и  загорел, и  уже  не  хуже  моей  брюнеточки  черноволосой  любовницы  Джейн, но... Жгло  все  тело. Особенно  горели  мои  плечи. Кожа  казалось, потеряла  пластичность  и  вот-вот  лопнет  и порвется.

- Я  же  говорила, тебе, Володя. Вот  дурачок, какой – произнесла  мне  Джейн  - Надо  было  быть  осторожней. Мне  сказать. Да  и  я  не  лучше. Откуда  я  знала, что  вы  русские  такие  слабые  телом  к  жаркому  солнцу. Но  ничего  вот,   вернемся, я  тебя  всего  перемажу  моей  той  волшебной  мазью, что  вылечила  быстро  меня.

  Я  распечатал  бутылку  нашей  русской  водки, прямо  стоя  в  прибрежной бурлящей  волнами  воде, зажав  ее  коленками, и  выковырял  ножом  пробку.

  Моя  Джейн, удивившись  такому  интересному  русскому  способу  открывать  бутылки, достала  из  сумки  кусочками  нарезанного  лангуста, и  мы  глотнули, совсем, чуть-чуть, из  тех  маленьких  стеклянных  стаканчиков  здесь же  припасенных  моей  милой  Джейн. Закусив  маленькими  красными креветками  с  припасенным  салатом  из  каких-то  овощей  и, похоже, даже  фруктов. Я, правда, так  и  не понял, из  чего  было  сделано. Но, однако, и  весьма  даже  вкусно. 

  Мы  повернули  назад, и  пошли  быстрее.

  Нам  стало  веселее  от  жгучего  горячительного, и  гораздо  теплее.

  Тут  Джейн  увидела  недалеко  от  берега  среди  прибрежных  деревьев  на прибрежном  склоне, какую-то  невысокую, по-видимому, брошенную  хижину из  пальмовых  листьев  и  сплетенную  из  прутьев  лесного  тростника. Как  она  ее  рассмотрела  в  почти, уже  полной  темноте  наступившей  ночи?! Мне  не  понятно. Было  темно, хоть  глаз  выколи. Я  вообще  без  фонарика  и  направленного  под  наши  ноги  света  ничего, хоть  глаз  выколи, не  видел.

  Она  повела  меня  туда, взяв  за  руку, почти  бегом, радостная  от возможности  скорого  со  мной  предстоящего  страстного  секса. Джейн  хотелось  снова  неудержимой  дикой  почти  животной  страстной  между  нами  любви

- Там  мы  и  укроемся. В  темноте  и  тишине! - сказала, радостно  Джейн, подпрыгивая  от  счастья  мне - Я  буду  греть  тебя  своим  телом  милый, а  ты  меня! И  ночь  будет  не такой  холодной  до  самого  утра!

  Джейн  вошла  первой  в  плетеную  и  связанную  из  тонких  прутьев  тростника  продуваемую  всеми  ветрами  с  океана  рыбацкую  хижину  и  позвала  меня  за  собой.

  В  этой  хижине  не  было  уже  давно  никого. И  она  была  брошенной, но заваленной  пальмовыми  листьями  почти  до  такого  же  в  пальмовых  листьях  потолка.

- Это  нас  спасет  от  холодной  ночи - произнесла, ласково  и  нежно, почти  шепотом, моя  Джейн - Я хочу  любви, любимый  мой. Хочу  эту  ночь  провести  здесь  с  тобой  в  этой  хижине, а  не  на  яхте. И  вот  в  этих  пальмовых  листьях.

- Как  дикари? - произнес  я, не  мене  довольный  выбором  своей  возлюбленной  Джейн.

  Я  еще  такого  не  пробовал. Ночь  в  пальмовых  листьях  в  заброшенной  рыбацкой  хижине. И  секс  в  полном  отрыве. Я  тоже  захотел  этого. Член  уже  шевелился  в  моих  синих  узких  плавках. Туго  стянутый, и  рвался  на свободу, словно  из  тяжкого  плена.

- Только  хижина, мы, и  пальмовые  листья – я  произнес  Джейн.

- Именно, любимый  мой! - сказала  она, быстро  ложась  в  листья  пальм, как  на  сеновал. Их  было  здесь  так  много, что  можно  было  зарыться  в  них  с  головой. Но  при  этом  не  замерзнуть  за  оставшуюся  часть  ночи. 

  Возможно, эта  рыбацкая  хижина  аборигенов  была  здесь  построена  как  некое  хранилище  этих  самых  пальмовых  листьев. Потому, как  их  тут  было  реально  под  самый  хоть  и  не  высокий, но  потолок.

  Джейн, как  только  вошла  в  хижину, с  радостным  визгом  упала  в  пальмовые  большие листья. Она  раскинулась  передо  мной, перевернувшись  навзничь. И  позвала  меня  к  себе, маня  с  нетерпением  дикой  жаждущей любви  самки  своими  девичьими  руками. И  когда  я  был  уже  верхом  на  ней  и  уже  целовал  ее  губы  и  женскую  пышущую  страстью  и  любовью  в  полосатом  лифчике  купальника  грудь, она  забросала  нас  обоих  теми  пальмовыми  листьями  до  самой  головы.  загребая  и  хватая  те  пальмовые  с  обеих  сторон  листья  и  укрывая  нас  двоих  в  этой  хижине  и  прямо  на  ее  песчаном  полу. 

  Джейн  впилась  губами  в  мои  губы, словно  пиявка. Просто  присосалась,  проникнув  своим  языком  в  мой  рот. Я  сделал  тоже, что  и  она.

  Джейн  расстегнула  своими  маленькими  женскими  утонченными  изящными  пальчиками  свой  полосатый  из  тонкого, почти  прозрачного  шелка  купальника  узкий  подтягивающий  ее  полненькую  вверх  с  торчащими черными  сосками  грудь  лифчик.

  Она, сверкая  на  меня, своего  любовника  практически  черными  как  эта  темная  звездная  холодная  ночь, стоящая  за  окном  хижины  карими  переполненными  любовными  чувствами  глазами. Выключив  фонарик  и  без  света, в полном  ночном  мраке. Сняла  его, и  набросила  сверху  на  меня. На  мою  мужскую  шею. Подтягивая  к  себе  и  своей  груди  мою  русую  русского  моряка  голову. Полностью, подползая  на  голой  своей, почти  черной  от  солнечного  загара  спине  под  меня. А  я  шустро  и  своими  руками, снимал  с  Джейн  ее  полосатые  узкие  тугие  с  женских  поджаренных  крепко  солнцем  ягодиц  широкой  задницы  плавки. От  волосатого  лобка  стягивая  вниз  с  ее  полненьких, таких  же, как  все  тело  моей  красавицы  любовницы  загорелых  ножек. Оголяя  для  своих  и  ее  любовных  утех  под  прелестным  дергающимся  в  прерывистом  дыхании  загорелым  животом  с  пупком  моей  красавицы  и  любовницы  ее  половой  орган.    

  Все  это  происходило  чисто  машинально, и  буквально  не  глядя, когда  мы   страстно  оба  в  засос, целовались. Точно  и  также  как  на  нашей  «Арабелле»  в  каюте  Джейн  и  на  ее  устеленной  белыми  шелковыми  простынями    покрывалами  постели.

  Я  с  себя  сейчас  снял  все, что  на  мне  было, полностью  обнажаясь  перед  любимой. А  она, своими  руками  просто  завалила  меня  и  себя  пальмовыми  листьями  с  ног  до  самой   головы.

  И  лежа  на  листьях, как  на  постельных  в  белых  шелковых  наволочках  подушках. Подставляла  моим  губам  свою  женскую  молодую  темную  от  ровного  плотного  загара  жаждущую  жарких  мужских  поцелуев  грудь. Ее  торчащие  черные, навостренные  возбужденные  затвердевшие  жаждущие  любовных  укусов  и  поцелуев  соски.

   Нам  было  жарко  вдвоем  от  наших  обнаженных  соединившихся  в  полной  темноте  под  пальмовыми  листьями  горячих  молодых  жаждущих  любовных только  утех  вспотевших  очень  быстро  от  тесной  близости  тел.  

  Мы  забыли  про  все  на свете  в  той  хижине. Про  все, что  нас  окружает.

  Меня  охватил  любовный  жар.   

  Стало  невыносимо  жарко. Нам  обоим. В  этой  куче  пальмовых  листьев  и  теплого  белого  кораллового  песка. Наши  любовников  голые  тела  покрылись  горячим  быстро испаряющимся  телесным  потом, распространяя  его  терпкий  двоих  страстных  любовников  запах. Вдыхая  его  всей  своей  грудью.

  Я  помню  и  сейчас  его. Джейн  запах  женского  тела. Необычный   и  даже  сладкий. Какой-то  особенный. Головокружительный  как  аромат  неких  духов.  Как  запах  тропической  лесной  листвы  и  воды  из  глубин  самого  океана. Смешанный  с  ароматами  пальмовых  листьев  в  нашей  этой  старой  рыбацкой  хижине  воздуха. Этот  безумный  аромат  любовной  предстоящей  этой  ночью  между  нами  неуемной  и  безудержной  сумасшедшей  сексуальной  страсти. Я  тогда  не  понимал, что  это  такое  вообще. Да  и  сейчас  не  знаю, что  это  было. Но  это  усиливало   не  контролируемое  мое  сексуальное  возбуждение  и  заставляло  забыть  все. Даже  кто  я. Даже  свое  имя. В  голове  плыд  белесый  туман  и  только  жажда  любви  и  безудержного  секса. Мужские  яйца  просто кипели  от  бурлящей, как  в  вулкане  рвущейся  на  свободу  спермы.

  Только  животная  дикая  неудержимая  бешеная  любовь, что  хотела  только  одного.  Ранее  все  было  не  так. Был  секс  с  женщиной  и  даже  не  с  одной. Но  это  было  совсем  не  то, и  совсем  иное. Я  это  ощутил  с  первого  полового  контакта. Этот  запах  женского  нагого  обнаженного   красивого  гибкого  покрытого  плотным  ровным   до   угольной  черноты  загаром. 

  Джейн, страстно  любовно  и  натружено  всей  своей  женской  грудью  дыша  и  уже  постанывая, раскинула  в  стороны  свои  загоревшие  до  черноты, изящные  красивыми  овалами  бедер  голые  девичьи  ноги. Подставляя  мне  и  моему  детородному  уже  раздраконенному  половому  органу  свою  промеж  таких  же  полненьких  женских  ляжек  раскрытую  как  лепестками  цветок  влажную  от  половых  выделений  очерченную  по  внешнему  контуру  темной  линией  губами  промежность.

- Любимый  мой! - она  прерывисто  и  надсадно, задышала, тяжко  и  прерывисто  желая  меня - Люби  меня, и  не  думай  ни  о  чем, только  обо  мне, о  своей  крошке  Джейн!

  Я  проник  своим  возбужденным  торчащим  и  затвердевшим  как  стальной  стержень  раздроченным  членом  в  ту  ее  раскрытую  такую  же  ждущую  жаркой  неуемной  развращенной  любви  промежность. И  мы  занялись  любовью, лаская  и  не  переставая, терзая  руками  свои  разгоряченные  нагие  полностью  загорелые  в  плотном  ровном  загаре  до  черноты  тела. Целуя, как  сумасшедшие  друг  друга. Не  скрывая  своих  стонов  и  криков  от  любовной  взаимной  страсти  под  большими  и  широкими  пальмовыми  листьями.

 

                                            ***

  Я  прижимал  ее  к  себе. И  впитывал  ее  сладостное  тепло  загорелого нежного  женского  сладко  пахнущего  теплом  и  потом  молодого  тела. Тела  молодой  красивой  до  одури   сексуальной  до  безумия  сучки. Я  остервенело, не  помня  себя, как  неистовый  кобель, тискал  и  терзал  ее  за  загорелые  груди  своими  стиснутыми  в  судороге  челюстей  зубами. Она  стонала  как  безумная  и  ласкала  меня, выгибаясь  подо  мной  как  кошка, в  гибкой  спине. Вцепившись  в  мои  мокрые  и  слипшиеся  от  моего  пота русые  русского  моряка  волосы, своими  стиснутыми  в  жестокой  безумной  от  любовной  оргии  хватке  девичьими  маленькими  цепкими  пальчиками.

  Выпячивая  голый  пупком  черный  от  загара  живот, упираясь  в  мой. Джейн, скользя  из  стороны  в  сторону  широким  женским  задом, голыми  задницы  ягодицами  по  коралловому  песку, насаживалась  на  мой  торчащий, как  стальной  стержень  детородный   орган. Сладострастно  вскрикивая  и  стеная, закатив  черные  зрачками  мулатки латиноамериканки  красивые  свои  глаза, она  жадно  и  взахлеб, целовала  меня. Прижимая  к  своей  трепещущей  от  любовного  пылкого  жара  любви  груди  лицом, обхватив  вокруг  шеи  девичьими  руками. Проникая  своим  языком  в  мой  рот. И  тоже, самое, делал  в  ответ  и  я.

  Теперь  она  без  какой-либо  девичьей  скромности  и  опасения, более раскрепощенно  с  жаждой  будущего  материнства, с  неистовым  остервенением обезумевшей  от  любви  самки  изводила  близкой  дикой  любовью  себя.

  Вцепившись  своими  цепкими  сильными   женских  рук  пальчиками   в  мои растрепанные  и  взъерошенные  во  все  стороны  волосы. Она  терзала  их  безжалостно, схватившись  в  самом  темечке, и  вонзив  туда  свои  маленькие  ноготки. Дергая  из  стороны  в  сторону  мою  всклокоченную, и  растрепанную  русского  моряка  голову  своего  безумного  от  любовных  страстей  любовника. В  состоянии  безудержных  страстей  и  сексуального  безумства  в  любовной  судороге, закусив  свои  губы  Джейн, стонала  и  извивалась  на  моем  вонзенном  в  нее  члене, как  бешеная  дикая  в  состоянии, словно  гибельной  агонии  змея, пойманная  в  руках  своего  змеелова. Хотя  неизвестно, кто  еще  кого  сейчас  поймал.

  В  моей  голове  стоял  любовный  безумный  дурман  и  белесый  туман. Кружилась  голова  от  приятной  боли  в  схваченных  любовницей, ее  пальчиками  волосах. От  вонзенных  в  мое  темечко  остреньких  девичьих  ноготков. От  тех  ее  резких  сильных  дерганий  и  любовных  страстных  истязаний. Сперма  давила  на  мозги, и  я  ничего  не  соображал  в  эти  минуты  сексуальной  безумной  оргии. Стараясь  как  можно  дольше  растягивать  эти  минуты  сексуального  безумного  непотребного  греховного  удовольствия, и  как  можно  дольше, чтобы  не  кончать. Давая  своей  любимой  подруге  насладиться   тоже, как  можно  дольше  нашей  любовной  близостью. В  таком  райском  и  экзотическом  месте.

  Я, выгибаясь  в  спине  и  откидываясь  назад, лежа  на  Джейн  сверху, как  преимущественно  она  всегда  предпочитала,  снова  и  снова, входил  внутрь  ее. Все  глубже, и  глубже, проникая  своим  мощным  торчащим  тараном, в  чрево  раскрытого  передо  мной, как  цветок  женского  в  половых  выделениях  и  смазке  влагалища  своей  разгоряченной  любвеобильной  любовницы. Целуя  своей  любимой  губы  и  само  смуглое  в  темном  загаре  девичье  красивое лицо. На  растрепанной  волосами  голове. Разбросаными  по  широким  пальмовым  листьям. Языком, облизывая  ее  запрокинутый  вверх, с  глубокой  ямочкой  девичий  подбородок.

  Я  своим  упорным  натиском  вдавливал  Джейн  в  белый  коралловый  песок, но  осторожно, стараясь  не  навредить  моей  любимой  девочке  ничем  больше. Изгибаясь  сам, и  впихивая  весь  свой  возбужденный  с  задранной  верхней  за  уздечку  плотью  детородный  мужской  орган  в  раскрытую  девичью  половыми  губами  под  волосатым  лобком промежность. Старался  ощущать, как  лучше  будет  мне  и  моей  Джейн. Меняя  движения  и  свое  изможденное  в  близком  половом  контакте  положение. Очень  четко  ощущая  своим  детородным  торчащим  органом  и  его  раздутой  оголенной  от  кожи  чувствительной  головкой  все  внутри  Джейн  раскрытого  половыми  губами  как  некий  тропический  цветок  девичьего  влагалища. Доставляя  и  себе  и  моей  любимой  удовольствие.

  Наше  горячее  жаркое  любовное  дыхание  заполнило  рыбацкую  маленькую  укрытую  пальмовыми  листьями  плетеную  из  лесного  тонкого  тростника  хижину. Вероятно  брошенную  и  уже  давно. 

  Наши  любовные  сладострастные  дикие  громкие  стоны  и  вопли  разливались  в  прибрежной  ночной  темноте  холодной  тропической  ночи. Нашей  ночи. На  берегу  островной  лагуны.

  Звезды  да  Луна, вот  и  все. Все, кто  был  нашим  сейчас  спутником  в  мире  сладострастия  и  любви. Кто, украдкой  и  с  нескрываемым  интересом,  подсматривал  в  открытое  без  стекол  и  рам  окно  рыбацкой  хижины  и  за  нами. 

  Я  кончил  несколько  раз. Дико, как  в  смертной  агонии. Дергаясь  от  спазматических  приятны  конвульсий  и  судорог. Выгибаясь  назад  над  Джейн  всем  своим  голым  телом. Запрокидывая  вверх  свою  с  торчащими  сосками  мужскую  загоревшую  на  солнце  в  ручейках  стекающего  пота  грудь. Сжав  судорожно  своей  задницы  голые  ягодицы, вытягивая  свои  ноги, прижимаясь животом  и  лобком  к  животу  и  лобку любимой  женщины. С криком  счастья  и  радости. Ощущая  как  мое  струями  летящее  животворное  плодородное  семя  с  торчащего  детородного  вонзенного  промеж  раскинутых  бедер  и  ляжек  Джейн, утонувшего  целиком  детородного  мужского  члена  в  девичьей  проглотившей  его  вагине. Исчезало  в  женской  той  промежности.

  Джейн  тоже  кончила  и  мы  ослабленные  и  изможденные. Мокрые  от текущего  по  нашим  телам  липкого  скользкого  горячего  пота, отошли  на  временный  отдых, все  еще  стеная, и  радостно  глядя  друг  на  друга  любовными  взорами  двух  на  любви  умом  помешанных  влюбленных.   

  Немного  передохнув, мы  снова  с  такой  же  страстью  и  яростью  продолжили. Тут  нам  никто  не  мешал, и  мы  отрывались  по  полной.

  Я  целовал  ее  жадно  и  жарко. В  ее  алые  пухленькие  южанки  американки  губки. В  ее  нежные  смуглые  щечки  и  украшенные  колечками  золотых  сережек, аккуратненькие  девичьи   ушки.

  В  моей  голове  в  том  липком  как  наш  горячий  текущий  скользкий  пот  белесом  тумане  и  любовном  дурмане  я  слышал  - «Моя  Джейн, моя  девочка» – думал  я – «Я  не  отдам  тебя  никому. Ты  моя. Навеки  моя». 

   Я  закатывал  от  любовного  упоения  и  сладострастия  свои  глаза. Кусал  своими  зубами, за  торчащие  черные, твердые  от  возбуждения  девичьи  соски. Переходя  в  жарких  и  горячих  безумных  поцелуях  на  ее  тонкую  изящную  девичью  шею. Потом  в  обратном  порядке. Уходил  вниз. К  дергающемуся  судорожно  в  любовных  спазмах  тяжкого  дыхания, мокрому  от  липкого  текущего  скользкого  пота  женскому  животу. Облизывая, старательно  смакуя, своим  языком  круглый  красивый  Джейн  дергающийся  пупок  и, затем  ниже  к  волосатому  девичьему  лобку.

  И  снова  наше  соитие. Я  снова  там. В  ее  раскрытом  очерченном  темной  линией  по  самому  краю  половых  губ  влагалище, мой  мужской  вновь  затвердевший, как  стальной  стержень  конец. В  своем  раздутом  с  выпирающими  жилками  стволе, оголившегося  от  верхней  плоти  за  самую  уздечку  головкой,  вновь  там, внутри  моей  девочки  Джейн, вонзенный  по  самый  ее  волосатый  лобок.

  Как  она  стонет! И  как  изнемогаю  от  любовной  нашей  взаимной  оргии  я.

  Когда  с  остервенением  Джейн  болезненно, в  ответ  кусает  торчащие  от  возбуждения, почерневшие  от  солнечного  загара  соски  на  моей  груди, а  я  нежно  любовно  следом  истязаю  ее.

  Мы  были, просто  обреченные  на  любовь. Все  полностью  мокрые  и  скользкие  от  текущего  горячего  по  нашим  телам  пота.

   Помню, как  я  опять  обильно  многократно  кончил, и  кончила  она.

   Прямо здесь  на  этих  пальмовых  листьях, хрустящих  листвой  под  нашими бьющимися  в  соитии  друг  о  друга  разгоряченными  от  любви  телами.

  Так  же, как  и  на  яхте, тогда  в  нашу  первую  любовную  встречу. Тогда  под  стук  о  стенку  борта  деревянного  изголовья  и  скрип  ее  постели. В  ее девичьей  каюте, когда  я  повредил  от  неосторожности  в  неуемной сексуальной  страсти  по-женски  ее  мою  любимую  Джейн. Я  не  описывал, тогда  нашу  первую  оргию  страстной  любви. Поскромничал.

  Теперь  было  все  иначе. Теперь  было  все  по-другому. Я  был  осторожен  и аккуратен, хотя, также  не  мог  сдерживать  свои  неуправляемые любвеобильные  чувства  к  своей  возлюбленной.

  Занимаясь  любовью, мы  и  не  заметили, как  устав  до  изнеможения  от  взаимных  любовных  ласк, в  жарком  мокром  скользком  поту, уснули  в  этих  пальмовых  листьях. И  уже, незаметно  к  нам  двоим  влюбленным,  подкралось  новое  утро. Мы  проснулись  в  этой  пальмовой  рыбацкой  заваленной  пальмовыми  листьями  хижине. Я  не  взял  с  собой  те  водонепроницаемые  акваланга  часы. И  мы  были  без  понятия, сколько сейчас  время. Да  это  было  и  неважно.

  Выскочив  нагишом  их  пальмовой  рыбацкой  хижины, мы, хохоча  друг вдогонку  за  другом, бросились  в  прибрежные  снова  волны, смывая  в соленой  морской  воде  свой  ночной  разгоряченный  жар  и  пот  нашей  ночной  страстной  греховной  любви.

 

                                              ***

  Дэниел, тоже  провел  ночь  с  молодой  девчонкой. С  островитянкой. Он  был молод  и  полон  сил. И  присмотрел  себе, такую, же  молодую  из  местного племени  девицу. Он  провел  с  ней  всю  ночь  на  нашей  яхте. А  мы  с  Джейн только, что  вернулись  назад  довольные  проведенной  ночью.

  Утро  было  тихое. Даже, прибой, как-то  заметно  утих. И  не  было  сильно слышно  шума  волн. Только  легкое  их  шуршание  о  прибрежный  песок.

- Не  замерзли? - поинтересовался  Дэниел, глядя  на  нас  почти  совершенно  голых  и  мокрых  все  еще  от  воды  у  меня  и  своей  сестренки - Ночь  была  на  редкость  холодная. Ветер  дул  прямо  с  океана.

  Он  стоял  под  еще  горящими  всеми  палубными  и  бортовыми  огнями «Арабеллы».

- Да, нет - произнесла  кокетливо  ему, играючи, за  меня  сама  Джейн, подымаясь  по  мостку  у  деревянной  пристани  рыбаков  на  «Арабеллу» - Но, мы  грели  друг  друга. И  нам  было  даже  жарко  Дэни.

- Понятно - произнес, улыбаясь, он - Я тоже, не  плохо  ночь  провел.

  Он  стоял, глядя  на  нас, взбирающихся  на  палубу  вместе  с  молодой  совсем  девчонкой  туземкой, одетой  в  тряпичное  легкое  белое  платьице. Девчонкой, тоже  смуглой  и  загоревшей, как  и  моя  Джейн.

- Сколько  уже  время, Дэни? - спросила  Джейн.

- Уже  все  десять  утра - ответил  Дэниел.

  Джейн  прошла  мимо  ее  и  Дэниела, оценивая  искоса  своим  черным  взором  полюбившуюся  Дэниелу  аборигенку.

- Как  тебе  она, Джейн? - спросил  вдруг Дэни  у  Джейн - А  тебе, Володя? - он перевел  вопрос  и  на  меня.

  Тут  Джейн  обернулась  резко, и  сказала - Пойдем  милый, не задерживай молодых  с  расставанием.

  Она  оценивающе  смотрела  на  молодую  такую  же, как  и  сама  девицу - Пора  принять  душ, мы  так  долго  и  жарко  любили  друг  друга.

  Аборигенка, думаю, ни  понимала, ни  слова. Но  Дэниел  с  ней  как-то общался.

  Я, проходя  мимо  Дэниела  и  островитянки, приподнял  правую  согнутую  в лотке  руку. Показывая  вверх  большим  поднятым  пальцем  правой  руки, что  все  у  него  отлично.

- Ну, давай  же! - она  с  нетерпением  схватила  меня  за  руку  и  сдернула буквально, вниз  к  каютам  в  коридор  по  направлению  к  душу - Вздумал  пялиться  на  другую! - возмущенно  произнесла  Джейн.

- Ах, ты, моя  ревнивица! - я  ей  сказал. Хлопнув  ладонью  руки  по Джейн круглой  загоревшей  ягодицами  до  черноты  сексуальной  широкой  женской  попке, спускаясь  с  палубы вниз  к  каютам.

- Ты, теперь  мой - сказала  она, мне  держа  крепко  за  руку - Пока  будут  крутиться  рядом  всякие  прочие  девки. Я  не  спущу  с  тебя  глаз.

   Джейн, серьезно  это  произнесла  и  стянула  мои  с  меня  плавки.

   И  произнесла, любуясь, сверкая  восторженно  своими  черными, как  ночь  глазами, моим  мужским детородным  достоинством – Вот  ты  где  прячешься,  мой  любимый  ночной  насильник?

  Она  сбросила  с  себя  все, что  было  на  ней, и  тоже  отправив   с  моими  плавками  в  стирку, схватила  быстро  меня, снова  за  правую  руку  своей  левой  рукой, и  потащила  в  душ.

- Но, это  не  мои  девки. Джейн  - умоляюще  смотря  на  свою  любовь, произнес, уже  в  душе  Джейн  я.

- Вот  именно, не  твои. Вот  и  не  смотри - ответила  моя  ненаглядная  Джейн, вполне  серьезно, мыля  меня, и  себя  заодно  в  парящей  горячим  свежим  паром  воде.

 Джейн  была  очень  серьезна.

  Двадцатидевятилетняя  девица  сексуально  и  духовно  раскрепостилась  и  уже  не  была  такой, какой  я  ее  увидел  впервые. 

  Я  как  ребенок  сейчас, повиновался  своей  любимой. Позволяя  себя  мылить и  мыть. Это  было  даже  как-то  забавно. Джейн  заботливо, словно  моя  родная  мать, мыла  меня  в  горячем  душе, протирая  и  мыля  каждый  клочок  моего, почти  такого  же  загорелого, как  и  у  Джейн  нагого  полностью  тела. Скажу  читателю  и  слушателю, без  стыда, мне  понравилось. Вас, когда-либо  мыла  женщина? Взрослого  мыла? Уверяю  вас, понравится.

- И, вообще, пора  с  якоря  сниматься - произнесла  моя  Джейн, мыля  усердно,  то  себя, то  меня. А  я  ей  не сопротивлялся  - Дэниел загостился  на  этом  острове. И, наверное, забыл, зачем  мы  здесь. Дэни  со  своими  подружками  всегда  долго  расстается. Надо  ускорить  этот  процесс. А  то  может  затянуться  надолго.

- Да  пусть  парень, до  конца  насладится  своей  любовью - произнес  я  Джейн – Он  вполне  взрослый. И  пусть  так  будет.

  Джейн  молча  и  сверкнув своими  на  меня  карими  почти  черными зрачками  красивыми  глазами. Критически. Затем, вытолкнула  нагишом  вымытого  девичьими  любящими  руками  меня  мокрого  из  душа. И  сама  выскочила  оттуда, закрывая  воду.

- Нет. Если  все  готово, то  пора – произнесла  Джейн.

   Она  теперь тут  командовала  как  самый  настоящий  командир  на  нашем морском  быстроходном  корабле.

- Иди, и  скажи  ему, милый, что  нам, пора  уже  в  дорогу - сказала, мне  Джейн  и, прильнув  плотно  голым, сладко  пахнущим  свежевымытым,  мокрым  в  ручейках  стекающей  горячей  воды  девичьим  гибким  телом  ко  мне. Обняв  руками  за  шею. Она  посмотрела   мне  пристально  и  обворожительно  любовно  в  глаза  и  поцеловала  в  губы.

- Иди, счастье  ты  мое - произнесла  Джейн  мне.

  Довольная  нашей  проведенной  той  дикой  и  безумной  в  прибрежном плетеном  тростниковом  рыбацком  домике, среди  пальмовых  листьях  любовной  ночью. Джейн,  припеваючи  какую-то  роковую  мелодию. Быстро  обтерев  меня  длинным  банным  полотенцем, как, словно, малолетнего  ребенка, обтерлась  затем  сама. Затем, пробежав  по  длинному  узкому  освещенному  лампами  трюмному  коридору, заскочила  как  ретивая  быстроногая  лань  в  свою  каюту. И  уже  оттуда  крикнула - Буду  скоро  готовить  завтрак! Просьба! Далеко  не  разбегаться!

  И  в  трюме, сотрясая  переборки  кают  и  отсеков  «Арабеллы», заиграла  группа «Моtley Crue».

 

                         Обреченные на любовь

 

  Мы  снова  были  в  открытом  океане. И  был  новый  день.

  Было  21 июля  на  часах  час  дня.

  Дэниел  простился  со  своей  ветреной  подружкой  островитянкой, пообещав  к  ней  вернуться  после  плавания. Так  обычно  поступают  закоренелые  моряки, но, делают  все  с  точностью, до  наоборот. Может, Дэни  и  вправду  девчонка  понравилась. Но, это  только  осталось  ему  известно.

  Мне  не  пришлось  ему  ничего  говорить  про  отбытие. Когда  я  выскочил  на  остывшую  за  холодную  ночь  лакированную  палубу  круизной  нашей  океанской  большой  яхты, Дэниел  уже  спровадил  молодую, лет, наверное, двадцати  или  около  этого, островитянку  красавицу  восвояси.

  Он, тогда, молча, и  не  особо  разговаривая, о, чем-то  думая  сам  с  собой,  вытравил  на  длинной  цепи  бортовой  правый  якорь, и  все  веревки  с пристани. И  уже  суетился  с  оснасткой  «Арабеллы»  наверху, бегая  взад  и вперед  по  палубе  яхты.

  Мы  шли  южнее  Багамских островов. Туда, куда, вообще, никто  не заглядывал. Ни  корабли, ни  яхты.

  Преследователей  не  было  видно. Вот  уже больше  суток. Был  ясный  хороший  с  хорошей  погодой  день.

  Я  отдыхал, сменившись  от  управления  яхты, и  она  опять  по  приказу компьютера  за  секретной  дверью  винного  полированного  шкафа, шла  автоходом, лавируя  и  гудя, и  хлопая  на  ветру  парусами. Перекладывая  свои  треугольные   кливера. То  влево, то  вправо, меняя  каждый  раз  свой  курс. Помню, как  гудели  и  скрежетали  в  натяжение  струной  нейлоновые  с  металлизированной  основой  тросы. Как  раскалилась  на  горячем  солнце  красная  нашей  яхты  лаком  покрытая   палуба. И  по  ней  невозможно  было  ходить  босиком.

  Было  на  часах  час  дня.

  Дэниел  научил  меня  работать  с  компьютером  и  автоматическим управлением  «Арабеллы». Я, вероятно, об  этом  уже  говорил  и  еще  раз повторю. Это  было  не  сложно. А, я  его  подтянул  по  морским  картам, и уточнил  местоположение  предполагаемой  гибели  рейса  ВА 556. То, была  сеть  из  небольших  совсем  необитаемых  скалистых  населенных  одними альбатросами  островков. Где  и  спрятаться, почти  нельзя  было  от  бури, как и  от  вероятных  врагов.

  Я  помню, как  нас  в  этом  последнем  двух  дневном  походе  сопровождал  по  борту  «Арабеллы»  целый  косяк  макрели  и  стайка  шустрых, и  вертких белобоких  дельфинов. Дельфины, подныривая  под  яхту, и  выскакивали  из воды  у  самого  ее  носа. Обливая  в  падении  нас  с  Дэниелом  океанской  водой.

- Вот  непоседы! - кричал  мокрый  от  этих  брызг, довольный  и  счастливый такими  игривыми  попутчиками  Дэни - Наверное, до  конца  будут  с  нами теперь!

  Он  показал  своей  двадцатисемилетнего латиноамериканца  мулата  загорелой  до  черноты  рукой, мне  стоящему  рядом  с  ним  у  самого  волнореза  с  выгнутыми  и  натянутыми, как  парашют  косыми  кливерами  на  вожака  стаи.

- Это  все  он  баламутит! – произнес, крича  мне  через  шум  волн  Дэниел -Зараза!

  Он  засмеялся, а  с  ним  и  я  хохотал  на  весь  океанский  простор. Глядя  на балующихся  перед  нами  в  стае  макрели  дельфинов.

- Когда  мы  шли  мимо  Гаваев, видели  касаток  и  серых  китов - произнес, снова  очень  громко Дэниел, любуясь  игрой  прыгающих  дельфинов  перед  носом  нашей  яхты.

  В  этот  самый  момент, вероятно  напуганный   дельфинами, выскочил, также  высоко  серебрящийся  на  ярком  полуденном  Солнце  полосатой  чешуей  с  острым, как  бритва  гребнем  плавником  на  спине  остроносый  скоростной  марлин. Он, в  погоне  за  макрелью, просто  вылетел, впереди  нас  на  огромной  своей  скорости  из  воды, проплясав  на  хвосте  перед  нами  свою  красивую  сальсу. И, оставляя  громадный  водяной  бурун, ушел  как  подводная  лодка  в  океанскую  глубину.

 

                                             ***

  Мы  были  уже  третье  сутки  в  открытом  океане. И  не  было  вокруг  нас никого. Далеко  оставив  за  собой  обитаемый  рыбацкий  островной  архипелаг, мы  шли  в  южном  направлении  к  безымянным  необитаемым  островам.

  По  морской  карте  и  карте  перелетов  авиакомпании «ТRANS AERIAL», где-то, именно  здесь  и  должен  был  упасть  борт  ВА 556. Я  с  Дэниелом  и Джейн  сравнивали  обе  карты. И  делали  свои  предположения  его  гибели над  этим  районом.

  Самолет  сделал  странный  большой  и  непонятный  маневр, по  своему сообщению, возможно  уклоняясь  от  чего-то, вполне  возможно, от  непогоды. И  связь  с  ним  пропала  над  теми  островами. Это  был  приличный многокиллометровый  крюк. И  очень  далекий  от  авиационных  маршрутов.     

  Случилось, что-то, что  его  сюда  могло  занести. И  мы  были  все  вместе уверены, что  мы  узнаем  его  тайну. И  тайну  гибели  более  четырехсот человек  и  экипажа  BOEING -747.

  Дэниел  и  Джейн  очень  хотели  узнать, где  упокоился  их  родной  отец. И  узнать, кто  виноват  в  его  смерти, как  и  смерти  всех, кто  был  на  этом погибшем  и  пропавшем  в  океане  самолете.

  Странно, но  преследователи, словно  пропали. Их  и  духу  казалось, уже  не было  нигде.

  Дэниел  готовил  свои  новые  к  спуску  под  воду  акваланги. Я  помогал  ему  в  его  работе. И  нес  в  основном  вахту  в  управлении  «Арабеллой», и  ее оснасткой, уже  не  хуже  Дэни. Моя  красавица  Джейн, занималась  со  мной любовью  то  в  своей, то  в  моей  каюте. И  готовила  нам  на  камбузе  еду.

  Там, по-прежнему, грохотала  рок-музыка  моей  любимой  Джейн.

  Иногда  ее  сменял  на  кухне  сам  Дэниел. Я тоже, стал  в  помощь приобщаться  к  общей  кухне. И  стал  помогать, хоть  иногда, моей  Джейн  в готовке  и  другу  Дэниелу.

- Смотрите! - прокричала, радостно  Джейн, выйдя  наверх  на  палубу, и показывая  нам  с  Дэниелом  на  воду, чуть  поодаль  от  яхты - Дельфины!

- Правда, красавцы  сестренка?! - прокричал  ей  Дэниел.

- Правда, Дэни! - ответила, крича, перекрикивая  шум  волн  моя Джейн.

  Она, пританцовывала, сверкая  голыми  коленками  и  виляя  красивой  своей  попкой  и  крутыми  загорелыми  ляжками  и  бедрами, снова  была  одета  в  легкие  короткие  джинсовые  летние  шорты, плотно  обтягивающие  ее  крутые  загоревшие  до  черноты  девичьи, блестящие  на  солнце  бронзовым,  как  и  у  Дэниела  отливом  красивые  полненькие  ноги.

  Джейн  была  сейчас  в  топике. Укороченной   легкой  летней  белой  майке.    Из-под  низа  которой, она  сверкала  своим  круглым  живота  пупком. Ее  распущенные  ранее, после  очередной  ночной  любви  со  мной, длинные  черные, вьющимися  локонами  волосы  развивались, снова  как  змеи  на  сильном  попутном  ветру  из-под  красной  с  козырьком  кепки-бейсболки. И  блестели  на  ее  маленьком  милом  загорелом  смуглом  американки  южанки  девичьем  личике  как  беспросветная  бездна  океана  красивые  глаза.

  Моя  красавица  Джейн  оперевшись  о  защитные  перила  лееров  борта, выгнувшись  в  спине  как  дикая  кошка. Гибкая  и  безумно, снова  красивая смотрела  и  смеялась, глядя  на  прыгающих  из  воды  с  левого  борта «Арабеллы»  стайки  белобоких  тихоокеанских  дельфинов.

- Они, словно  ведут  нас! - прокричала, громко, снова  Джейн  нам  двоим, копошащимся  у  водолазного  оборудования  яхты.

- Они  берегут  нас  от  опасности! - прокричал  ей  Дэниел.

- Дельфины, это  дети  моря! - добавил  я  и  посмотрел  на  свою  Джейн, многозначительно  намекая  о  детях. Она  посмотрела, не  снимая темных  солнцезащитных  очков  на  меня, и  повернулась  лицом  снова  к  океану.

  Я  понял, что  это  значило. Наш  секс. Дети.

  У Джейн  было  прекрасное  настроение. Она  подмигнула  мне  и  крикнула  Дэииелу, чтобы  тот  побыл  какое-то  время  на  верхней  палубе  один  и  без  меня. Лишь  позднее  я  понял, в  чем  было все  дело. Джейн  с  родным  своим  братом  просто  договорилась.

- Любимый! – произнесла  она, громко  мне – Я  жду  тебя  минут  через  двадцать  в  трюмной  гостиной  яхты!

- Хорошо, любимая - отозвался  я  и  посмотрел  в  ее  сторону, как  преданная  собака  влюбленными  глазами. 

  Она  ушла  быстро вниз  и  внутрь  нашей  летящей  по  океанским  волнам  скоростной  круизной  большой  яхты, исчезнув  в  самом  жилом, где  располагались  каюты  трюме.

  Джейн  знала, о  чем  я  говорил. Мы  завели  речь  прошлой  ночью  в  момент отдыха  между  ласками  о  детях. Джейн  сама  завела  этот  разговор, и  я  его поддержал. Она  хотела  стать  матерью, как  и  ее  с  Дэниелом, давно  уже покойная  мать. Она  хотел  детей, и  хотела  от  меня. Но, это  только  все  после  того  как  все  будет  сделано. Она  знала, что  скоро, возможно забеременеет, и  я  буду  отцом  ее  детей. Это  просто  неизбежно, без презервативов  и  противозачаточных  средств, но  любовь  штука  безумная  и Джейн  не  могла  с  собой  ничего  поделать. Женщина, есть  женщина!

- Любовь погубит  меня - тихо, как-то  сказала  она  мне, прошлой  ночью, лежа  со  мной, и  обняв  меня  в  постели. В  нашей  теперь  ставшей  общей  для  двоих  влюбленных  жилой  корабельной  каюте - Я хочу  уберечь  тебя  от  ее  последствий.

  Я, тогда  не  понял  свою  Джейн. Совершенно  не  понял  в  чем  и  почему?

- Я  закружила  тебе  голову, любимый  мой - произнесла  она  мне - Я погублю  тебя  и  себя  такой  безудержной  любовью. Твое  русского  мужчины  сердце  не  сможет уже  полюбить  никогда  и  никого  кроме  меня, и  я  это  знаю, любимый.

  Джейн  действительно  понимала, о  чем  говорит, от  того, что  знала  о  своей гипнотической  безукоризненной  женской  красоте  и  боялась  окончательно меня  свести  к  полному  сексуальному  безумию. Она  видела, как  я превращаюсь  в  нечто  дикое  и  неуправляемое  в  момент  нашего  с  ней  секса. И  хотела  меня  предупредить  этим. Она  и  сама  была  уже  больна мной. И  не  могла  ничего  с  этим  поделать. Любовь  с  первого  взгляда!

  Единственная  такая  любовь  и  взаимная  неуправляемая  между  нами  страсть, несла  нас  наобум  по  Тихому  океану. И  куда  все  это  нас  вынесет, мы  понятия  не  имели. Эта  обреченная  любовь! Наша  любовь!

  - Но, любовь  с  тобой  это  безумное  счастье  для  меня  как  мужчины! -произнес  ей  я, целуя  ее  в  губы, и  занимаясь  с  Джейн  любовью  - Я души  в  тебе  не  чаю. И  счастлив, что  у меня  такая  шикарная  женщина!

   Мог  ли  я, мечтать  о  чем-то  еще?! Я  готов  стать  отцом  наших  общих  детей, Джейн, если  такое  случиться. Хоть  я  русский, ты  латиноамериканка. Я  безумно  люблю  тебя, моя  малышка!

   Позднее, я  стал  понимать, что  Джейн  просто  теперь  боялась, хоть  не  подавала  вида, ни  мне, ни  Дэниелу. Она  боялась  за  себя  и  нас  обоих.

  Она  рассуждала  и  как  женщина  уже  и  как  будущая  мать. Она, теперь  не  та  Джейн, которая  была  при  первой  нашей  встрече, когда  мы  были  еще  совсем  чужими  людьми. Но  нас уже  тогда  тянуло  друг  к  другу. Джейн  чувствовала   себя  уже  как  женщина. Взрослая  и  готовая  стать  матерью  женщина. В  нашем  скором  будущем. Я  это  сам  видел. И  Джейн  серьезно  об  этом  думала. Она  присвоила  меня  себе, как  только  я  появился  на  их  яхте. И  сделала  все, чтобы  я  был  ее  мужчина.

   Я  спустился  вниз  по  почти  вертикальной  лестнице  в  узкий  проходной  между каютами  длинный  до  самой  кладовки  с  оружием  и  душевой  коридор. Он  был  сейчас  почти  не  освещен  почему-то. Часть  ламп  была  выключена. Джейн  не  было  видно  нигде. Моя  любимая, что-то  затевала  и  к  чему-то  точно  готовилась.

- Джейн - я  позвал  ее  негромко.

  Было  тихо.

- Джейн, любимая! – я  позвал  уже  громче.

  Здесь  стоял  аромат  женских  приятных  на  вкус  и  запах  духов. Он  ударил  мне  в  голову. Джейн  только, что, похоже, ими  надухарилась  или  даже  опрыскала  все  это  немаленькое  помещение. В  этом  весьма  приятном  сказочном  аромате  что-то  было. Когда   я  их  вдохнул   первый  раз, у  меня  закружилась  сразу  голова. Но  я  пришел  в  себя. Но  все  же  это  как-то повлияло   на  меня. Побежали  какие-то  мурашки  по  всему  телу. Было  все  же  как-то  приятно  и  главное  на  душе  тепло. Я  ощутил  себя  здесь  как  у  себя  дома  во  Владике. Как  в  своей  городской  оставленной  вот  уже  больше  года  квартире. Это  было  для  меня  здесь  впервой. Словно  некое  колдовство. И  духи  были  из  этой  серии. До  этого  все  было  проще  и  без  этих  ароматов. Возможно, был  сейчас  особый  случай. Даже  при  первой  встрече  и  беседах  с  Дэниелом  и  Джейн  такого  не  было. Судя  по  запаху, это  были  редкие  какие-то  эксклюзивные  духи. И  все  как-бы  было  окутано  женским  сейчас  теплом. Теплом  Джейн  ее  молодого  красивого  гибкого  загорелого  на  жарком  летнем  солнце  тела.

- Проходи  в  главную  каюту! - Я  услышал   ее  откуда-то  издалека  ее  голос. Из  жилой  соседней  с  каютой  Джейн  полуоткрытой  каюты. Джейн  там, видимо  переодевалась. Я  не  стал  к  ней  подходить, а  пошел  дальше  по  коридору  в  главной  большой  гостиной  каюте, где  был  винный  из  красного  дерева  шкаф.

- Любимая  моя, это  что? -  я  произнес  ей – Почему  тут  мало  света? Я  так  запнусь  о, что-нибудь  и  рухну  на  пол.

- Не  рухнешь. Смотри  под  ноги  и  все -  Джейн  раздался  в  мою  сторону  голос.    

  Я  был  несколько  даже  растерян  от  особой  созданной  здесь  в  каютном  трюме  обстановкой. Интимной  обстановкой. Этой  странной  загадочной  полутемнотой. Что  устроила  тут  Джейн. Это  было  что-то  особенное. Действительно  интимное.

   Иллюминаторы  были  плотно  все  задраены. И  было  уже  душно  от  горящего  пожирающего  воздух  огня  свечей. В  целом  климат  был  жаркий. Но  я  не стал  ничего  трогать, боясь  хоть  что-то  испортить.

- Джейн – я  снова  позвал  ее.

- Это  сюрприз - она  произнесла  мне – Я  скоро. Проходи  в  главную  комнату  и  жди  меня.

  Я  открыл  дверь  и  вошел  в  гостиную  кают  кампанию  яхты «Арабеллы». Я  тут  же  и  сразу,  увидел  богато  сервированный  с  ликероводочными  изделиями  тот   столик. Возле  дивана  и  двух  кресел, расставленных  по  его  сторонам. Все  было, в  общем, узнаваемо, но   и  не  совсем. Одно  кресло  было  немного  вперед  выдвинуто.

- «Как  видно, для  меня» - подумал  я.

Джейн  тут  что-то  точно  затевала  и  для  меня.

  Яхту  нашу  на  волнах  качало, и  звенели  стоящие  рядом  впритык  некоторые  на  столике  стеклянные  под  вино  бокалы. А  по  всей  комнате  горели  пылающие  огнем  свечи  в  золоченых  подсвечниках.

- «Откуда  все  это?!» - я  думал  и  был  потрясен  и  удивлен – «Выдумщица,  ты  моя  девочка  Джейн. Откуда  все  это?! Где  ты  прятала  это  все, в  каких  пиратских  Джейн  Морган  сундуках?!». 

  Я  подошел  к  столику  и  кожаному  возле  него  стоящему  одному  креслу.

  Посмотрел  на  полуопустошенный  винный  с  красными  дверками  шкаф.

  И  тут  вдруг и  неожиданно, несколько  даже  напугав  меня, громко  заиграла  восточная  музыка. И  я  быстро  обернулся  на  легкий  шорох  за  своей  спиной. Но  не  успел  ничего  понять, как  упал  в  кресло  у  большого заставленного  вином  и  тарелками  с  тропическими  фруктами  столик.  

   Окутанная  практически  целиком, в  легкое  почти  невесомое  полупрозрачное  шелковое  белое  покрывало  до  самых  ног, некая  женщина, просто  толкнула  меня  на  него. А  сама, очень  быстро  и  легко  задом, стуча  высокими  шпильками  каблуками  на  золоченых  танцевальных  туфлях,  отбежала  от  меня  к  входной  в  каюту  полуоткрытой  двери.

  Устойчивый  обильный  запах  женских  духов  стоял  и  здесь. Это  меня  заводило. Оставалось  еще  выпить  французского  или  итальянского  дорого  крепленого  вина, что  стояло  на  столе. Это  вино  предпочитал  моя  красавица  Джейн. Но  тут  была  русская  еще  водка  и  мексиканская  текила.

  Я  упал  в  то  кожаное  у  стоящего  здесь  столика  то, чуть  вперед  выдвинутое  кресло.

  А  она, эта  закутанная в  белоснежную  легкую  из  шелка  вуаль  невысокая  женщина, стуча  по  полу  и  лежащих, на  нем  коврам  высокими  шпильками  золоченых  туфлей, вновь  быстро  подбежала  и  встала  передо  мной. Восточная  танцовщица  быстро  и  красиво, сбросила  своими  же  руками  со  своей  женской  головы  то  покрывало. И  я  увидел  свою  красавицу  и  любовницу  Джейн. С  распущенными  по  плечам, груди  и  спине  длинными  вьющимися  черными  завитушками  и  густыми  локонами  волосами. В  золоченом  сверкающем  на   голове  венце, похожем  на  корону  некой  волшебной  сказочной  восточной  королевы. Украшающей  ее  волосы  и  голову. Особенно  девичий  загорелый  смуглый  лоб, своим  посередине  большим  бриллиантом  над  ее  изогнутыми  черными  бровями. Этот  венец  ярко  сверкал  в  свете  горящих  в  каюте  зажженных  восковых  расставленных  кругом  свечей  в  красивых  золотых  подсвечниках.

- «Бог  Мой! Да  откуда  же  все  это?!» - я  просто  был  потрясен  всей  созданной  здесь  обстановкой  и  всем  вокруг – «Джейн, ты  полна  тайн» - прозвучало  в моей  мужской  русоволосой  русского  моряка  голове. Я  понял сразу, что  Джейн  затевала  сейчас  здесь  и  зачем.

- Володя, любимый  мой - произнесла  мне  моя  Джейн, по-русски. Она  уже  говорила  со  мной  на  моем  теперь  языке. Стараясь  выговаривать  четко  каждое  слово. И  я  порой  даже  забывал, что  Джейн  американка.

- Ты, моя  королева - произнес  я  ей, уже  очарованный  ее  таким  необычным  видом  восточного  беллидэнса   и  танцовщицы  живота.

- Нет, это  я  сейчас  твоя  рабыня  - произнесла  она  мне – Любящая, верная  и  преданная  до  самой  смерти. А  ты  мой  повелитель  и  господин. Это  все  для  тебя. Это  все  ради  нас  и  нашей  любви.

- Джейн, любимая. Ты  просто… – произнес   я  потрясенный  ее  красотой, словно  увидев  в  первый  раз  и  заново.

- Замолчи – она  произнесла  мне – Больше  ни  слова. Говоришь, твоя  Тамала  Низин, та  египтянка  из  Гон-Конга, лучшая  танцовщица, чем  я? - произнесла  моя  любимая  красавица, рабыня  и  танцовщица  мне – Сейчас  увидим, кто  лучше - произнесла  мне  Джейн  Морган. 

  Застучали  громко  и  оглушающе  барабаны, и  полилась  красивая  тягучая  арабская  музыка. Застонала  надрывно  флейта. И  Джейн, сбросила  с  себя  и  раскрыла  передо мной  ту  закрывающую  ее  почти  совершенно  голое  в  красивом  плотном  загаре  женское  гибкое  в  талии  тело. Она  вся, и  как  бы,  не  спеша, в  ритм  медленной  тягучей  музыки  и  ударам  барабанов, поплыла  в  мою  сторону  и  закружилась  передо  мной, раскрыв  свои  в  стороны  девичьи  в  золоченых  на  утонченных  запястьях  браслетах  руки, с  тем  по  сторонам  раскрытым, летящим  по  нагретому  горящими  свечами  воздуху  легким  покрывалом. Она  закружилась, стуча  своими  золочеными  шпильками  туфельками  пополам  каюты  и  по  постеленным  в  большой  трюмной  главной  каюте  красивым  коврам. На  руках  моей  любовницы  рабыни  и  танцовщицы  были  на  ее  утонченных, но  сильных  женских  изящных  пальчиках  надеты  звонкие  музыкальные  круглыми  чашечками  сагаты. Они  громко  зазвенели  в  этой  большой  гостиной  каюте  в  ритм  барабанов  и  музыки.

   Потом   медленная  музыка  сменила  свой  ритм  на, более  живой  и  напористый. И  моя  красавица, любовница  Джейн, вся  за  извивалась  передо  мной, как  дикая  необузданная  пустынная  змея. В  стиле  беллидэнса  и  танце  живота, сверкая  своей  бесподобной  девичьей  молодой  красотой, и  почти  полной  своей  наготой  гибкого  изящного  тела.

  Я  был  мгновенно  очарован  и  околдован  этой  красотой  и  этим  танцем. Я  пытался  сравнить Тамалу  и  Джейн, но  не  мог. Это  теперь  было  одно  просто  лицо. Мне  было  сложно  сравнивать. И  Тамала  Низин  и  Джейн  Морган  были  невероятно  обе  хороши. Только  Тамала  была  в  том  ресторане  «МОРСКАЯ  МИЛЯ» в  Гон-Конге  за  много  морских  миль  отсюда. А  Джейн  была  здесь  и  передо  мной. Влюбленная  в  меня  до  дикого  просто  сумасшествия, готовая, на  все  ради  меня  и  своего любимого.

  И  даже  вот  на  такое…и  все  ради  близости  и  любви. Извивающаяся  словно  дикая  пустынная  змея. Королева  всех  змей. Моя  песчаная  эфа, гюрза  и  кобра. Я  выпил  сразу  залпом  от  нахлынувшего  сексуального  возбуждения  французского  вина  и  мой  рассудок  затуманился. А  в  штанах  и  плавках  русского  тридцатилетнего  моряка  то, что  торчало, оголилось  от  верхней  плоти  за  самую  уздечку, раздулось  и  зашевелилось. Стало  вырываться из  штанов  и  плавок  наружу, но  тугой  шелк  удерживал  любовника  безумца,  пока  его  хозяин  восторгался  танцем  своей  любимой.

   Здесь  внизу  в  большой  трюмной  гостиной  каюте, при, расставленных  по  ней  пылающих  в  полумраке  свечей. Громко  звеня  круглыми  металлическими  чашечками  сагатами  нанизанными  на  изящные  цепкие  пальчики  своих  оголенных  загорелых  до  черноты  девичьих  в  золоченых   браслетах  на  запястьях  рук. Очаровывая  меня  и  околдовывая  танцем  живота. Шурша  как  ползущая  по  пустынному  песку  дикая  змея, веером  разноцветного  раскачивающегося  в  разные  стороны  на  золоченом, застегнутом  замочками, где-то  сзади  лифчике  пришитого  и  прикрепленного  сверкающего  бисера  и  монет. Тоненькие  лямочки, которого, на  женских  плечах, стягивали  девичью  трепетную  женскую  почти  навыкате  стиснутую  в  плотном  окрасе  солнечного  ровного  загара  блестящую  в  каком-то  масле  или  смазке  грудь.

  Джейн  была  вся  в  этой  смазке, масле. От  головы  до  изящных  своих  загорелых  девичьих  ног. Это  было  кокосовое  пальмовое  масло. Его  тут  на  нашей  «Арабелле»  было  вдоволь. Дэниел  его  применял  то  туда, то  сюда. Оно  впитывалось  быстро  в  живое  человеческое  тело  и  делало  его  скользким  и  блестящим, что  и  нужно  было  Джейн. Оно  и  смывалось  легко  под  горячим  душем  с  хорошим  мылом. Джейн  им  вымазалась  более  даже чем. Так  что, просто  лоснилась  и  переливалась  как  настоящая  змея  своей  чешуей. В  таких  придумках  и  изобретательности  женской  голове  нельзя  было  отказать. И  все  для  меня. Для  того, чтобы  в  очередной  раз  возбудить и  свести  русского  моряка  Владимира  Ивашова  с  ума  как  мужчину. Равно  как  и  в  плавках  и  штанах  его  детородный  мужской  член, который  уже  стоял  там  торчком  и  твердым  как  стальной  орудийный  пушечный  шомпол.

  Джейн  стала  выделывать  передо  мной  красиво  круги  своим  женским  полненьким  животом. Вращая  им  и  на нем  кругленьким  пупком. Под  которым, красовался, сверкающий  золотом. Опущенный  сильно  вниз  на  самые  практически  бедра  девичьих  красивых  загорелых  до  угольной  черноты  ног, громыхающий  монетами  и  бисером  опоясывающий  гибкую  фигуру  Джейн, не  широкий, но  красивый  как  сама  танцовщица  живота  поясок. Надетый  на  полненькую  и  широкую  в  увлекательном  эротическом  круговом  движении  танца  женскую  загорелую  попку  и  загорелые  до  угольной  черноты  бедра. Под самый  крутящийся  кругами  под  барабаны  и  стонущую  флейту  опоясывающий   понизу  самой  талии  всю  в  гибком   музыкальном  движении  фигуру  моей   танцующей  танец  живота  красавицы  танцовщицы  востока  Джейн. Любвеобильной  моей  неукротимой  до  любовного  остервенения  и  сумасшествия  двадцатидевятилетней  сучки  и  самки. Там  же  внизу  на  том  пояске  по  сторонам  развевалась  белоснежная  полупрозрачная  из  шуршащего  шелка  длинная  до  полов   и  золотых  танцевальных  на  высокой  шпильке  туфлей  юбка  вуаль. Завораживая, мой  мужской  уже  порядочно  пьяный  от  выпитого  крепленого  французского  дорогого  вина, развратный  и  греховный  в  неистовой  любви  своего  любовника  взор, мельканием  тех  голых  загорелых  до  угольной  черноты  ног, мечущихся  под  восточную  громкую  музыку  и  барабаны, в  танце  мелькающих  перед  моими  глазами. Там  же  под  сверкающим  золотом, застегнутом  хитрыми  замочками  увешанном  бисером  и  звенящими  монетами  танцовщицы  арабского  востока  пояске, замелькали  золоченые  узкие  восточного  танцевального  костюма  плавки. Промеж  загоревших  до  угольной  черноты  ляжек  Джейн, вверх  подтянувшие  влагалище  и  ее  волосатый  лобок. Под  белой, почти  прозрачной, необычайно  легкой, развевающейся  от  самого  верха  шелковой  полупрозрачной  длинной  вуалью  юбкой. С  разрезами  по  бокам. Врезавшиеся  тугими  лямками  и  вырезами  в  сами  женские  молодые  полненькие  задницы  ягодицы, ляжки  и  бедра. Замелькали   голые  красивые  полненьких  загорелых  ног  девичьи  колени, голени  и  упакованные  в  золоченые  красивые  танцевальные  со  шпилькой  каблуком  стучащие  громко  пополам  туфли  с  маленькими  изящными  пальчиками  ступни  моей  черноволосой   мулатки  красавицы  южных  кровей. Моей  танцовщицы  далекого  древнего  Востока.  Страны  гор  и  страны  зыбучих песков и  песчаных  барханов. Страны  восточных красивых  как  сама  моя  Джейн   сказок.

  Гремела  со  всех  сторон  громкая  музыка, сотрясая  деревянные  переборки  летящей  по  волнам  «Арабеллы»  и  ее  стены. В  большой   гостиной  кают  кампании  всю  мебель. Звенела  вся  вино  водочная  в  бутылках  посуда  в  винном  шкафе, и  звенели  там  же  стеклянные  стаканы  и  бокалы.

  В  полумраке  освещенной   лишь  одними  горящими  свечами  большой   каюте  передо  мной  извивалась  не  жалея  себя  и  выкладываясь  на  всю  катушку  в  своем  танцевальном  умении  в  танце  живота   полуголая   невероятной  красоты  брюнетка  танцовщица. Блистая  своей  красотой  ровного  плотного  почти  черного  на  бархатистой  нежной  девичьей  молодой  коже  загара. Лоснясь  и переливаясь  ей  в  огне  таящих  и пылающих  в  золотых  подсвечниках  свечей  всем  своим  измазанным  с  ног  до  головы  пальмовым  скользким  маслом. Как  дикая  неукротимая  сверкая  своей  переливающейся  чешуей  любвеобильная   змея.   

  Звенели  громко  чашечки  сагаты  в  ритм  громыхающих  барабанов  и лилась  заунывно  и  тоскливо  восточная  плаксивая  флейта.

  Я  не  лицезрел  в  жизни  ничего  более  красивого.

  И  это  шло  ей, моей  красавице  и  любовнице  Джейн  как  никому  другому. Как  ей  все  ее  купальники. К  ее  гибкой  идеальной  и  стройной  молодой  латиноамериканки  фигуре.

  Казалось, она  была  рождена  именно  и только  для  этого. Для  этого  танца  живота. И  дикой  необузданной  и  развращенной  безудержной  греховной  любви, и  будущего  материнства.

  По  своей  сути  женщина  и  должна  быть  такой  и  таковой. Ее  такой  создал  сам  Бог, как  и  мужчину, что  должен  стать  ее  будущим  отцом  детей. И  о будущем  рождении  которых, уже  мечтал  я.

  Это  было  именно  ее. Возможно, это  даже  был  Божественный  дар. Но  Боже! Как  это  было  все  красиво! Моя  Джейн. Моя  пиратка  и  русалка  Нимфа  Посейдона, Джейн  Морган! Сейчас  еще  и  королева  эротического  восточного  беллидэнса. Танца  живота.

  Это  выглядело  как  некий  волшебный  колдовской  обряд. Некое  колдовское  порабощение. Мое, и  меня. Порабощение  моего  разума  и  сердца.

    Джейн  знала, что  сейчас  творила  и  делала. Женщина  южных  латиноамериканских  горячих  кровей. Ее  ревность  была  не  беспочвенна. И  она  доказывала  сейчас  мне  это  в  этом  любвеобильном  завораживающим  рассудок  мужчины  танце. Практически  нагая. Вся  перемазанная  с  ног  до  головы  и  миленького  смуглого  девичьего  личика  пальмовой  маслянистой, впитавшейся  в  ее  загорелую  до  угольной  черноты  нежную  девичью  бархатистую  и  без  того  гладкую  идеальную  кожу, скользкой  блестящей  смазкой. В  этом  своем  восточной  танцовщицы  золоченом  красивом  наряде. Вероятно  дорогом, и  сделанном  на  заказ. Вместе  с  золочеными  на  высокой  шпильке  туфлями, коих  я  ранее  еще  в  платенном  шкафу  моей  красавицы  Джейн  не  видел. Как  не  видел  такого  шикарного  ее  танцевального  наряда. Да  и, вообще, здесь  вокруг  всего.

    Это  все  хранилось  отдельно  и  от  основной  ее  одежды. Вероятно  в  другой  жилой  каюте  и  тайком. Она  берегла  этот  обалденный  сверкающий  золотом  костюм  и  туфли. Вероятно  как  память.

  Джейн  потом  мне  призналась, что  порой  вспоминая  прошлое, и  когда была  чуть  моложе, здесь  на  яхте  уже  в  океане  сама  с  собой  занималась  беллидэнсом. Чтобы  не  терять  свою  форму  и  умение. А  вдруг  пригодиться. И  вот  пригодилось. Теперь  это  очаровывало  меня  и  сводило  с  ума  как  сама красота  моей  девочки  и  страстной  любовницы  Джейн.

 Теперь  все  для  одного  меня. Русского  моряка  Владимира  Ивашова.

  Моя  восточная  танцовщица  красавица  рабыня  как  перед  своим  турецким  султаном  или  Арабским  шейхом, красиво  выделывая  круги  своим  голым  почти  черным  от  загара  животом. Виляя  из  стороны  в  сторону  своей  широкой  женской  полненькой  загорелой  ягодицами  задницей. А  между  разрезами  парящей  по  воздуху  легкой  вуали. С  двух  сторон. И  просвечиваясь  под  той  тканью, той  шелковой  длинной  юбки, мелькают  девичьи  в  танце  в  ровном  солнечном  плотном  загаре  стройные  ноги. Моей  возлюбленной  наложницы  Джейн. Передо  мной  громко  звеня  на  красивых  пальчиках  музыкальными  чашечками  сагатами  загорелые  до  угольной  черноты, смазанные  пальмовым  скользким  маслом, как  и  все  ее, рабыни  любви  и  танца  живота  гибкое  голое  тело, вырисовывают  замысловатые  красивые  движения  в  золоте  браслетов  девичьи  руки. Мелькают  колени  загорелых  ног, изящные  почти  черные  как  у  негритянки  ляжки  и  бедра. Стучат  о  корабельный  в  большой  главной  каюте  пол  своими  высокими  шпильками  на  прелестных  с  красивыми  пальчиками  ступнях  моей  танцовщицы  востока, по  красивым  расстеленным  коврам  сверкая  золотом  танцевальные  туфли. По  воздуху  парит  легкая  полупрозрачная  шелковая  длинная  до  самого  пола  юбка  вуаль, прикрепленная  к  одетому  на  уровне  низа  извивающегося  женского  живота  звенящего  монетами  и  бисером  золоченого  пояса.

   В  этой   большой   трюмной  кают  кампании, где  гремела  сотрясая  стены  и  переборки  круизной  парусной  яхты  «Арабеллы»  стоял  аромат  тающего  в  жарком  огне  воска  и  женских  нежных  дорогих  редких  духов. К  нему  прибавился  еще  и  аромат  вкусного, но  крепленого  французского  вина. Большой  бутыль, которого, я  уже  опустошил  и  принялся  за  второй. Это  было  итальянская  большая  темная  бутылка. Я  открыл  ее, не  сводя  очарованных  мужских  своих  глаз  с  мой  красотки  Джейн. Что  сводила  меня  просто  с  ума  этим  своим  необычайно  искусным, волшебным  и  сказочным  беллидэнс  восточным  танцем.

  Это  было  просто  невероятное  зрелище, от  которого  нельзя  было  оторваться, а  только  восторгаться  и  восхищаться  всем, что  сейчас  здесь  происходило.

   Как  мне  позднее  скажет  моя  Джейн  Морган – Да  так, делать  было  нечего, вспомнила  свою  беззаботную  школьную  молодость. Танцы  до  упада. Как  очаровывала  парней  у  себя  в  Америке. Вот  и   решила  с  утра  просто  развлечься  снова  очарованным  мужским  восторженным  взглядом, отовраться  на  всю  катушку. И  это  все  для  тебя, любимый.

  Мы  были  так  сейчас  увлечены  друг  другом, что  не  замечали  даже  легкой  бортовой  качки  летящей  по  волнам  на  своем  торчащем  под  синей  водой  большом  киле  «Арабеллы».

  В  такт  громыхающим  наверху  парусным  канатам  и  нейлоновым  на  металлических  креплениях  тросам. Скрипящему  всему  корабельному  такелажу  нашей  «Арабеллы». Да  качающимся  бортовым  леерным  ограждениям. Хлопанью  на  ветру  наполненных  ветром  Тихого  океана  больших  белых  треугольных  парусов. Звенели  звонко  в  такт  барабанам  и  музыке  чашечки  сагаты  на  изящных  тонких  цепких  пальчиках  Джейн. Качалась  по  сторонам  в  золоченом  узком  и  тесном  лифчике  почти  навыкате  полненькая  загорелая  Джейн  грудь.  Звеня  бисером  и  монетными  обвесками. Развевалась  белоснежная  полупрозрачная  легкая  как воздух  шелковая  юбка  вуаль  на  звенящем  в  монетах  и  шуршащем  бисере  сверкающем  золотом  на  гибкой  девичьей  талии  пояске  под  которым  мелькают  золотом  подтянувшие  волосатый   с  вагиной   врезавшиеся  в  загорелые  девичьи  ляжки  тугими  вырезами  узкие  плавки. Красивые  моей  танцовщицы  и  рабыни  в  бедрах, коленях,  голенях  любовницы  ноги, просто  выписывали  вместе  с  ее  голым  животом  потрясающие  воображение  и  мужское  зрение  движения.

- «Тамала  Низин, египетская  танцовщица  из  того  портового  разгульного  ресторана  «МОРСКАЯ  МИЛЯ»  Гон-Конга» - я  сравнивал  в  своей  уже  пьяной  голове – «Нет, не  Тамала  Низин. Это  моя  Джейн  Морган».

  Но  сходство  было  просто  поразительным. Как  и  сам  восточный  потрясающий  красивый  совратительный   сексуальный  искусный  этот  танец, подаренный  сейчас, как  и  тогда, мне  своему  любимому  и  самому  дорогому  мужчине.

  Джейн  обещала  мне  это. Но  я  не  принял  это  в  серьез. Думал, что  она  просто  поревнует  и  забудет. Нет, не  забыла. Ее  к  этому  спровоцировали  эти  уже  для  нас  далекие  в  Тихом  океане  острова  рыбаков. И  танцующие  и  виляющие  голыми  бедрами  ног  и  молодыми  своим  девичьими  своими  полненькими  такими  же  оголенными  ягодицами  задницами  у  большого  костра  туземки  молодые  девки. Джейн  вспомнила, ревнуя  меня  к  ним, что  я  говорил  про  танцовщицу  живота  египтянку  Тамалу  Низин. И  вот. Это  действительно  было  чисто  женское.

  Я  налил  себе  теперь  итальянского  вина  и  принялся  наслаждаться  обещанным.

  Джейн, таким  образом, решила  мне  напомнить  о  том  разговоре. приблизившись  в  танце, она  мне  произнесла  нежно  и  сладко - Говоришь, твоя  Тамала  Низин  лучшая  в  танце  живота? Я  тебе  обещала  доказать, что  я  лучше - произнесла  мне  ревностно  и  любовно  моя  Джейн  Могран, мигнув  мне  своим  карим, практически  черным  как  у  цыганки  Рады  женским  правым  красивым  глазом  и  чмокнув  меня  своим  воздушным  на  расстоянии  любовным  жарким  поцелуем  алых  нежных  девичьих  губок – А  как  тебе  вот  это?

  Она  быстро  и  изящно, развернувшись  ко  мне  спиной  и  изогнувшись  в  гибкой  спине, просто  с  легкостью  и  даже  не  напрягаясь, запрокинулась  назад  и  практически  переломилась  в  узкой  гибкой  своей  девичьей  талии. Выпячивая  вверх  пупком  свой  загорелый  голый  вращающийся  кругами,  дергающийся, словно  в  погибельной  агонии  и  судорогах  под  ритм  барабанов  и  музыки  женский  полненький  живот. Выделывая  замысловатые  в  движениях  волны  своими  руками  и  звеня  сагатами. Как  пойманная  в  руки  ловца  змей, загнанная  в  угол, еще  сопротивляющаяся   змеелову, австралийская  черная  ядовитая  Мамба. Изогнувшись  так, что  ее  черноволосая, смуглая  загоревшим  девичьим  лицом  в  золоченом  короне  бриллиантовом  венце  голова, оказалась  на  уровне  ее  широкой  женской  любовницы  самки  и  сучки  полненькой  загорелыми  ягодицами  задницы. Буквально  коснулась  ее  своим  затылком. По  сторонам  закачались  в  тугом  золоченом  лифчике  женские  полненькие  с  твердыми  внутри  его  скрытыми  черными  сосками  загорелые  до  угольной  черноты  бархатистой  нежной  кожи  груди. И  повисли  перед  моими  глазами. Бултыхаясь  и  чуть  не  вываливаясь  из  того  узкого, как  и  плавки  лифчика. Руки  же  Джейн, звеня  сагатами, выделывая  змеиные  извивающиеся  движения, то  в  мою  сторону, подымаясь  вверх  над  качающейся по  сторонам  моей  Джейн  полненькой  девичьей  в  ровном  плотном  идеальном  загаре  грудью, то  раскинувшись  по  сторонам.

  Восточная  танцующая  наложница  падишаха  любимая  танцовщица  рабыня,  отдавалась  мне, своему  владыке  и  господину. Закатив  свои  карие  и  практически  черные, под  веки, утонувшие  в  блаженстве  страсти  и  любви,  ритме  музыки  колдовские красивые  под  черными  изогнутыми  бровями  очи. Ее  красивый  сладострастный  украшенный  алыми  губами  рот  приоткрылся  и  украсился  в  красивом  блаженном  оскале  ровных  идеальных  белоснежных  зубов. А  на  загоревшем  смуглом  как  сама  Джейн   девичьем  личике  и  подбородке  красиво  обрисовалась  посередине  глубокая  ямочка. Свесив  к  моим  ногам  свои  извивающиеся, как  и  она  сама  в  образе  дикой  любвеобильной  развращенной  самки  сучки  змеи, свивающиеся  колечками  длинные  практически  касающиеся  ковров  и  пола  черными  смоляными  локонами  волосы. Джейн  выписывала  голым  в  блестящей  скользкой  смазке  животом  между  лифчиком, поясом  и  плавками, изящные  потрясающие  морские  волны  и  круги. Удерживая  каким-то  невероятным  чудным  способом, свое  равновесие в  противовес  широкой  женкой  попке,  практически  переломленной  пополам  в  позвоночнике  свою  узкую  голую  спину. Сохраняя  твердую  опору  ногами  на  высокой  шпильке  каблуков  туфлей  под  белоснежной  легкой  полупрозрачной  юбкой  вуалью. 

  Моя  Джейн  впала  в  любовный  танцевальный  транс, отдавшись  полностью  танцу  и  самой   музыке. Я  это  видел, хоть и  был  уже  порядочно  пьяным. Я  в  ритм  звучащей  музыки  и  барабанов  громко  хлопал  и  аплодировал  ей, потрясенный  любимой  своей  просто  сказочной  женщиной. Все, что  было  связано  исключительно  с  одной  любовью, это  и  была  моя  красавица  Джейн.

  Сейчас  ее  лицо  было  ко  мне  так  близко, что  я, казалось, был  должен  ее поцеловать. Но  я  не  смел, нарушать  это  организованное  любимой  моей  сказочное  восточное  музыкальное  представление, и  для  одного  лишь  меня.

   Из  приоткрытого  и  оскаленного  белыми  зубами  рта  Джейн  до  меня  доносился  тяжкий  любовный  грудной  женский  стон, и  долетало  ее  жаркое  натруженное  любовное  как  в  нашем  с  ней  безудержном  сексе  дыхание. 

   В  следующую  минуту, будто  потеряв  свою  твердую  надежную  опору, Джейн, согнув  в  коленях  красивые  свои  полненькие  ноги, вдруг, упала  передо  мной  на  пол. Уронив  свою  в  золоченом  бриллиантовом  венце  девичью  черноволосую  голову  к  моим  ногам. Она  заползала  под  моими  ногами, из  стороны  в  сторону. Разметав  свои  длинные  вьющиеся  по  сторонам  и  коврам  волосы. Тут  же  бешено  извиваясь  и  дергаясь  судорожно в  ритм  барабанов  под  музыку. Раскинув  свои  по  сторонам  руки  и  звеня  сагатами, Джейн  стала  вытворять  такое  свои  голым  перед  моими  очумевшими  глазами  загорелым  до  угольной  черноты  женским  полненьким  в  пальмовой  скользкой  смазке  животом. Вращая  его  кругами  то  вправо, то  влево. Выделывая  морскую  волну  туда  и  обратно. И  одурманивая  конкретно  уже  пьяного  меня  дикой  безумной  судорожной  тряской.

  Музыка  лилась  со  всех  сторон. Это  звучал  в  большой  кают  кампании   музыкальный  усиленный  усилителями   японский  центр «SONNY». Здесь  был  телевизор  и  оказывается  еще  музыкальный  центр, о  котором  я  пока  не  знал  и  его  не  видел. Он  был  спрятан  в  глубокую  в  стене  нишу  тоже  с  дверками  из  красного  дерева. А  мощные  звуковые  грохочущие  заглушающие  даже  шум  за  бортом  океана  стерео  колонки  вмонтированы  в  стены  главной  кают  кампании  яхты.

  Работала  квадросистема  с  четырех  сторон, что  делало  это  красочное  любовное  музыкальное  представление  вообще  божественно волшебным. Этакие  сказки  Шехеризады. Это  был  не  тот  в  каюте  Джейн  кассетный  магнитофон. От  него  бы  не  было  такого эффекта. Это  было  нечто!

  Здесь  в  полумраке  при  горящих  тающих  от  огня  свечах  и  в  душном  пропитанном  разными  терпкими  запахами  воздухе.

  В  это  время  в  нагретом  свечами  спертом  воздухе, замелькали  снова  в  танце  страсти  и  любви  девичьи  голые  в  золоченых  браслетах  на  тонких  запястьях  руки. Они  были  мокрыми  от  выступившего  жаркого  пота. Блестели  и  лоснились  в  тускловатом  свете  поедающих  животворный  воздух  в  главной  каюте  горящих  свечей. Джейн  не  щадя  себя  и  изводя  в  этом  красивом, но  безудержном  танце, была  мокрой  от  выступившего  и  текущего  по  ее  телу  пота, что  струйками  бежал  вниз  от  самой  девичьей  шеи, плечам,  груди, по  животу, по  ногам  и  рукам. Играя  звонкими  сагатами  в  такт  красивой  заунывной  восточной  музыке. Гудели  гулким  ритмичным  громким  шумом  барабанам, и  пела  свою  печальную  восточную  песню  надрываясь  звонкая  флейте. Джейн  даже  здесь  безжалостно  к  самой  себе  отдавала  всю  себя  мне, уставая  в  этом  любовном  танце  как  в  любовной  близости.

  Из-под  надетого  на  голове  золоченого, как  корона  венца, сверкающего  большого  на  лбу  бриллианта  и  черных  изогнутых  бровей  сверкали  теперь  Джейн  черные, как  у  колдуньи  обворожительные  глаза, неким  глубинным  как  океанская  бездонная  бездна  гипнотическим  светом  в  полумраке  с  горящими  и  пылающими  свечами  в  интимной  обстановке  каюты. Зрачки  рабыни  и  танцовщицы  востока  Джейн  от  перевозбуждения  расширились, как  у  дикой  кошки  и  казалось, остекленели  как  у  мертвеца. Они  мне  казались  даже  неподвижными. Как  у  кобры, что  повинуясь  музыке  флейтиста  заклинателя  и  своему  танцу  своего  гибкого  змеиного  тела  сама  околдованная  звуками  музыки  не  в  силах  уползти  и  сопротивляться  этому. А  лишь  танцевать  и  дергать  своим  чешуйчатым  блестящим  животом. Как  моя  Джейн.

  На  какую-то минуту  мне  стало  даже  сейчас  не  по  себе.

  Если  бы  я  знал, что  происходит  со  мной  в  те  самые  минут  и  вообще  тогда. Где  я  нахожусь  и  с  кем? Но, поверьте, лучше  именно  в  такие  минуты  ничего  вообще  не  знать.

   А  я, налил  себе  еще  один  большой  стеклянный  боках  еще  до  самого  верха  крепленого  итальянского  вина  и  не  заметил, как  осушил  и  эту  бутылку. 

По  большой  трюмной  гостиной  большой  каюте  распространился  аромат  женского  тела, заглушая  аромат  духов  и  прочие  запахи. Он  смешивался  со  всем, что витало  в  воздухе. Я  вдыхал  их  и  разогревался  от  этого  сильнее.

  Это  все  была  моя  Джейн. Она  звала  меня  к  себе. Но  пока  танцевала, была  мне  недоступна.

  Но  в  следующую  минуту, снова  сменился  сам  ритм  музыки.

  Джейн, вся  уже  мокрая  от  текущего  горячего  по  телу  пота, лоснясь  в  пылающем  свете  свечей, смазанная, пальмовым  втертым  в  ее  загорелое  почти  черное  женское  тело  маслом, скользкая  и  потрясающе  красивая. Очень  быстро  встав  на  колени, а  потом  на  свои  ноги  тут  же  опять  закружилась  передо  мной, и  вокруг  большого  тут  стоящего  столика, дивана  и  еще  одного  кожаного  кресла. Описывая  большой  круг  по  большой  кают  кампании, ловко, не  задевая  в  ней  ничего. Снова  диким  бешенным  волчком, кружась  и  развивая   свою  до  золоченых  плавок  длинную  шелковую  легкую  юбку  вуаль. Сверкая  голыми  загорелыми  бедрами  своих  ног, коленями  и  ляжками. Стуча  снова  каблучками  шпилек  своих  золоченых  на  полненьких  ногах  туфлей  по  полу  каюты  и  расстеленным  коврам. Извиваясь  животом  и  сотрясая  сам  спертый, ставший  жарким  удушливый  с  запахом  любвеобильной  женщины  воздух  в  этой  большой  гостиной  каюте  своими  трепыхающимися  девичьими  полненькими  грудями. Обвешанная  вся  сверкающим  золотом  в  огне  пылающих  расставленных  восковых  по  всей  каюте  свечей, и  оглашая  громким  звоном  всю  гостиную  большую  комнату  нашей  «Арабеллы»  музыкальными  круглыми  металлическими  чашечками  сагатами. Тяжело  натружено  дыша  и  любовно  стеная, моя  любовница  девочка  Джейн, выписывая, кружась, целые  круги, восьмерки  и  знаки  бесконечности  по  всей  каютной  большой  комнате. Пролетая  большими  виртуозными  круговыми  красивыми  вращениями, словно  парящий  теперь  с  крыльями  мотылек  на  своих  золоченых  сверкающий  туфлях, то  мимо  меня, то  вокруг  заставленного  фруктами  и  вином  небольшого  столика.  

- И  последнее, но  не  в  последнюю  очередь, любимый  мой! – произнесла, уже  притомившись, порядком, но  уже  громко  Джейн, пролетая, как  комета  в  беллидэнсе  мимо  меня. И  расстегнув, кружась, сорвала  с  себя  свой  тот  в  монетах  и  бисере  золоченый  от  танцевального  восточного  костюма  тугой  и  поддерживающий  трепыхающуюся  женскую  грудь  лифчик.

  Она, остановившись  напротив  меня. Быстро  и  глядя  на  меня  игривыми  черными  влюбленными  развратной  сучки  любовницы, очнувшимися  от  некоего  гипнотического  сна  и  транса  глазами. Стянув  с  потных  и  загорелых  девичьих  молодых  плечей  его  тонкие  лямочки. Заманивая  меня  к  себе, Джейн  тотчас  и  следом, расстегнув  на  спине  своими  утонченными  шаловливыми  девичьими  пальчиками  какой-то  там  замочек. Освободила  от  него  бултыхающуюся  в  нем, по  сторонам, полненькую, почти  черную, как  у  негритянки  от  плотного  ровного загара  с  торчащими  возбужденными  твердыми  черными  сосками  женскую  трепыхающуюся  уставшую  от  танцев  и  изможденную  пленом  узкого  лифчика  грудь. Обильно  мокрую  в  ручейках  текущего  разгоряченного   пота. От  самой  ее  женской  тоненькой  шеи, из-под  раскинутых  во  все  стороны  свивающихся  мокрыми  колечками  черных  длинных  растрепанных  и  прилипших  к  почти  черному,  от  ровного солнечного  загара  женскому  телу  волос.

  Она  швырнула  тот  лифчик, точно  делая  некий  сексуальный  мужчине  вызов, мне  под  ноги.

  Это  было  что-то  похожее – «На, возьми  меня. Я  вся  твоя. Овладей  мной  сейчас  же, мой  мужчина».

   Музыка  все  еще  играла, и  стучали  барабаны. Надрывалась  воем  своим  и свистом  восточная  флейта. Но  представление  подходило  уже  к  концу.

- Ну  как  я  тебе, похожа  на  Тамалу  Низин? - она  мне  произнесла  опять, не сводя  с  меня  очаровательных от  наслаждения  черных  совратительных  под  черными  бровями  женских  глаз, закатывая  сексуального  их  под  лоб, в  сладостной  любовной  неге  от  страстного  и  дикого  перевозбуждения. Громко  постанывая  и  тяжело  дыша, Джейн, вновь  вся  за  извивалась, болтая  специально  по-цыгански  по  сторонам  своей  той  совершенно  голой  девичьей  молодой  двадцатидевятилетней  красавицы  латиноамериканки  южанки  грудью. Сняв  со  своих  изящных  утонченных, но  сильных  девичьих  пальчиков  свои  чашечки  сагаты, и  отбросив  их  прямо  на  пол  и  ковры, Джейн  затрепыхала  ими  по  сторонам  перед  моими  восторженными  и  пьяными, очумевшими  от  ее  танцев, крепленого  вина,  возбуждения  и  жажды  любовных  утех  мужскими  глазами.                                                

  Ее  груди  метались  из  стороны  в  сторону  как  у  Горьковской   цыганки  Рады. Перед  моими  глазами  торчащими  черными  своими  возбужденными  и  готовыми  к  моим  поцелуям  сосками  будущей  матери  моих  детей.

  Джейн  обмолвилась, что  в  роду  у  них  был  цыгане. Вроде  как  бабка  была  из  цыган. Вполне  вероятно  и  возможно, это  было  на  самом  деле  так. Плюс  латинская  кровь. Южная  кровь. Горячая  зажигательная  просто  смесь, готовая  сжечь  своей  ревностью  страстью  и  любовью  все  вокруг  и  погубить  в  том  огне  любви  даже  себя.

  Ее  глаза, похожие  на глаза  той  цыганки  Рады, просто  сжигали  меня  своим  обжигающим  любовным  коварным  гипнотическим  и  жаждущим  развратных  таких  же  любовных  утех  огнем.

  Цыганка  Рада  из  повети  Горького  «Макар  Чудра»  и  фильма, что  я  видел  в  ранней  своей  молодости, вот, кто  была  моя  Джейн. Мое  первое  сравнение  было  тогда, когда  я  ее  превый  раз  увидел  более  точным. Я  даже  угадал. Нет, не  танцовщица  живота  египтянка  Тамала  Низин, нет. Эта  моя  латиноамериканка  южных  и  возможно  даже  цыганских  кровей. Джейн  Морган  была  так  на  нее  похожа. Несмотря  на  свой  плотный  ровный  идеальный  загар  всего  девичьего  стройного  гибкого, танцующего  передо  мной  и  извивающегося, как  пустынная  змея  тела. Милого  красивого  с  карими  практически  черными  глазами  под  изогнутыми  черными  бровями  личика.

  Сейчас, украшенного, на  голове  золотым, как  короной  венцом  со  сверкающим  большим  на  лбу  бриллиантом. Черными, как  смола  вьющимися  мокрыми  колечками  длинными  почти  до  самой  женской  кругленькой  ягодицами  девичьей  задницы  волосами. Эти  ее  извивающиеся  в  танце  в  золоченых  на  запястьях  браслетах  загоревшие  до  угольной  черноты  голые  руки. Под  юбкой  вуалью  стройные  безупречно  красивые  голые   и  такие  же  загоревшие  идеально  лоснящиеся  сейчас, как  и  руки  в  пальмовой  смазке  ноги. Загоревшее, почти  как  у  негритянки  Джейн  Морган  тело. Ее  узкая  гибкая  в  талии  спина. Трепыхающаяся  передо  мной  и  моими  пьяными, околдованными  этой  красотой  глазами  полненькая  с  твердыми  торчащими  возбужденными  и  готовыми  к  сексу  черными  сосками  загоревшая  до  угольной  черноты  женская  грудь, шея  и  плечи. И  ее  выделывающий  круги  над  золоченом  в  шуршащем  бисере  и  звенящих  монетах  с  круглым  красивым  пупком  полненьких  девичий  живот. Все  это была  моя  красавица  и  любовница  Джейн, моя  цыганка  Рада. Что  погубила  своей  неприступной  любовью  и  себя  и  любимого  цыгана  Лойку  Забара.

  Вот  на  кого  моя  Джейн  была  похожа. Моя  пиратка  и  моя  русалка  Тихого  океана. Моя  рабыня  любовных  страстей  и  танцовщица  танца  живота.

   Да, в  тот  момент, я  именно  так  и  думал. Даже  сильно  уже  надравшись  этого  французского  и  итальянского  крепленого  вина  пьяным.

   Я  вдыхал  душный  запах  от  таящего  в  свечах  от  огня  воска. Женских  духов, и  еще  запах  моей  утомленной  своим  танцем  живота  любовницы  Джейн. Устойчиво  распространяющегося  на  всю  кают  кампанию. Это  был  аромат  самки  и  дикой  сучки, жаждущей  скорой  случки. Аромат  самой  женщины, вспотевшей  от  эротического  страстного  любовного  танца. Он  был  более, чем  устойчивым  сейчас, чем  другие  запахи  среди  душного  спертого  в  трюмном  помещении  яхты  воздуха.

   Она  была  бесподобна. Я  в  ответ  покачал  своей  отрицательно  русоволосой  русского  моряка  головой. В  неописуемом  любовном  восторге.

- Ты  лучшая! – произнес  я  Джейн, громко - Что  ни  говори! Лучшая!

  Я  хотел  ее  снова  и  безумно. И  хотел  тот, кто был  в  моих  плавках  и  штанах. Мне  сейчас  от  всех  этих  потрясающих  видов  и  на  радостях, хотелось  либо  текилы, либо  просто  русской  водки.

  Я  целиком  и  в  частности, просто, молча, как  свихнувшийся  дурак, пожирая  мою  восточную  сексапильную  танцовщицу  своими  затуманенными  алкоголем  пьяными  синими  русского  моряка  глазами.

   Ее  невероятно  гибкое  девичье  тело  сотворило  и  продолжало  творить,   такое, что  я  был  просто  без  ума  от  всего  увиденного.

  Джейн  была  лучшей. Лучшей  танцовщицей  этого  страстного  и  жаркого, убийственного  сексуального  любовного  танца.

  Она  тяжело  дышала  и  любвеобильно, как  при  любовно  близости  стонала. Возбужденно  и  прерывисто  как  словно  при  страстном  сексе. Она  хотела  меня. Хотела  моего  детородного  члена. И  чтобы  я  вошел  в  нее. И  прямо  вот  здесь  в  этой  гостиной  каюте. И  прямо  сейчас.

- Мой  любимый – произнесла  Джейн  Морган – Я  рабыня  твоей  любви. Мой  господин. Я  хочу  твоей  любви  сейчас  и  прямо  здесь.

   Она  была  в  настоящем  сексуальном  затянувшемся  гипнотическом  любовном  трансе. Из  которого, мог  ее  вывести  теперь  только  я. И  мой  естественно  детородный  мужской  член. Моя  любимая  Джейн  хотела  снова  секса. Безудержного  дикого  практически  животного  секса  и  любви. Я  жаждал  того  же. Уже  порядочно  пьяный  и  готовый  на  все  ради  такой  потрясающей  восточной  танцовщицы. Обильно  и  щедро  перемазанной  скользкой  лоснящейся  по  всему  ее  нагому  женскому  загорелому  до  угольной  черноты  женскому  телу  пальмовым  маслом  моей  рабыни  змеи.

   А  когда  закончилась  восточная  красивая  музыка  и  перестали  стучать громко  барабаны, Джейн, завершив  свой  любовный  невероятно  красивый  танец  змеи, подскочила  ко  мне  и, бросившись  в  мои  мужские  жаркие  объятья, обхватила  меня  за  шею. Прижимаясь  своим  обнаженным  телом  ко  мне. К  моему  торчащему  детородному  возбужденному  в  плавках  и  штанах  члену, своим  тем  лобком  и  промежностью. И  я  вновь  овладел  ей, а  она  мной. Упав  на  устеленный  коврами  пол, мы  любили  друг  друга. Страстно  и  безудержно. Стаскивая  друг  с  друга  одежду. Прямо  в  этой  большой  гостиной  в  трюме  каюте, нашей  летящей  по  бурным  океанским  волнам  большой  парусной  крейсерской  мореходной  и  быстроходной  яхты «Арабеллы».

  Нам  никто  не  мешал. Дэниел  был  наверху и  занимался  вождением. Он  был, так  занят  своей  увлеченно  работой, что  даже  не  думал  пока  вниз  спускаться.

 

                              Безымянный архипелаг

 

   Мы  шли   вниз  за  линию  экватора. Прошла  еще  одна  ночь. Часы  в  главной  каюте  показывали  09:24.

   Яхта  шла  пятые  сутки, сотрясаясь  всем  корпусом  на  обоих  винтах, днищем  и  килем  бороздя  под  собой  океанские  волны. Опустив  свои  все  паруса. Двигатели оба  работали  как  часы  в  главной  каюте «Арабеллы». Которые  показывали три  часа  по  полудню. Строго  по  компасу  на  юг. Ветра  так  и  не  было, как не  проси. И  приходилось  использовать  оба  двигателя  «Арабеллы». Ее  треугольные  парусиновые  белые паруса, просто  болтались  на  своих креплениях  и  тросах  из  металлизированного  нейлона, своими  белыми полотнищами  как  обычные  тряпки.

  Мы  с  Дэниелом  скрутили  оба  кливера  на  бушприте  нашей  яхты. И  запаковали  их  в  брезентовые  чехлы.

  Я  помогал  Дэниелу  на  палубе  целый  день, и  не  сводил  глаз  с  моей любимой  Джейн.

  Я  отлюбил  Джейн  в  тот  утренний  день  в  трюмной  главной  гостиной  каюте  на  том  ковровом  полу  просто  на  Ура! И  моя  девочка  была  счастлива  как  никогда. Она  ведь  тоже  так  вложилась  в  это  совместное  половое  мероприятие. Она  была  его  организатором  и  затейницей. Не  щадя  и  не  жалея  себя  как  женщину. Джейн  хотела  любви  и  хотела  детей. Я  тоже  этого  желал. Мы  когда  все  закончили  и  отошли  от  любовного  кайфа, проветрили  весь  трюм  нашей  «Арабеллы». От  всяких  запахов. От  нашего  удушливого  и  терпкого  любовного  пота. Открыв  все  там  оконные  иллюминаторы  над  гладью  пролетающих  мимо  них  синих  океанских  волн.

  Мы  помылись  оба  в   одном  душе  и  переоделись  в  чистое  белье.

  Я  хлопнул  Джейн  по  ее  круглой  девичьей  попке, следуя  следом  на  саму  палубу  нашей  яхты. Все  выглядело, так  как  будто  там  внизу  ничего  не  было  и  не  происходило. Когда  были  убраны  все  Джейн  сверкающие  золотом  украшения  и  вещи  восточной  танцовщицы  для  танца  живота. Украшенный  бисером  и  золотыми  звенящими  монетами  пояс  и  лифчик  с  плавками. Шелковая  белая  вуаль  юбка  и  на  высокой  шпильке  золоченые  красивые  для  танцев  туфли.

  Моя  девочка  танцовщица  востока  убрала  их  в  свой  под  кроватью  большой  кожаный  с  замками  чемодан, закрыв  даже  на  замки  и под  ключ.

- Я  вожу  свой  танцевальный  наряд  восточной  танцовщицы  никому, не показывая. Даже  Дэни - произнесла  она  мне – Хотела  завязать с  танцами, да  не  решилась. Любимые  мои  вещи. Ты  единственный, кто  сегодня  видел  его  в  действии. Скажи, что  не  было  ничего  в  твоей  голове  безумного?

  Я  пожал  ей, молча  своими  мужскими  плечами, а  она  зыркнула  на  меня  своими  черными  цыганскими  латиноамериканки  южанки  глазами.

  Я  заулыбался  и  сильно  и  крепко  обнял  ее  у  лестницы, ведущей  на  палубу  яхты. Я  прижался  к  девице  своей  русоволосой  головой  к  ее  черноволосой  голове  и  потом  чмокнул  в  загорелую  смугленькую  щечку.

  Джейн  хотела  знать  все. Она  ведь  так  старалась. Она  говорит, а  я  молчу.  

- Не  поверю  ни  за  что? - произнесла  мне  Джейн – Твой  женский  окочурник, вон  как  торчал. Избороздил  мою  всю  вдоль  и  поперек  девичью  вагину. Да  и  следы  на  коврах  наших  половых  утех - произнес  она  мне – Пришлось  чистить  вручную.

- Мне  больше  понравился  наш  общий  горячий  душ – произнес, наконец, ей  я. Как  ты  терла  там  под  струями  горячей воды  меня  и  мылила  как родная  мама.

- Дурачок  ты – Джейн  произнесла мне  недовольно  зыркнув  на  меня  своим карими  и почти черными, как  ночь  красивыми  женскими  глазами.

  И  она  толкнула  меня  в  правый  бок  своим  локтем  правой  руки. Вид  был  у  Джейн  такой, точно  обиделась.

- Джейн, ты  что  обиделась – произнес  ей  я – Ты  просто была  Божественна  прекрасна. Я  до  сих  пор  молчу, потому, что  не  могу  еще  отойти  от  всего, что  получил  от  тебя. Ты  такая  женщина, что  я  даже  не  могу  выразить своих  всех  даже  до  конца  в  отношении  тебя  чувств. Я  не  знаю  даже  как  так  перед  тобой  объясниться, чтобы  ты  поняла  все, что  тебе  скажу  я, Джейн, любимая. Я  вряд  ли  найду  другую, вот  как  ты  такую. Одно  скажу, что  умру  за  тебя, если  придется. За  тебя  и  твоего  брата  Дэниела.

  Она  была  довольна  и  расплылась  в  своей  белозубой  улыбке. Уже  любовно, но  хитро  посматривая  на  меня.

- А  как  же  твоя  из  Гон-Конга  танцовщица  живота  египтянка  Тамала  Низин, а? – произнесла  мне  она - Я  в  беллидэнсе  уделала  ее?

  Это  был  ожидаемый  вопрос. Но  я  был  к  этому  уже  готов.

- Еще  как, Джейн - произнес  я  ей – И  давай забудем  ее, как  ночной  общий  неприятный  сон.

- Я  уже  забыла - произнесла мне  моя  Джейн.

- И  я  тоже, любимая моя – ответил  в  ответ  ей  я.

- Я  хочу  детей, любимый - произнесла  мне  следом  внезапно  Джейн  и  прижалась  ко  мне  и  к  моей  мужской  груди, забросив свои  руки  и  обхватив  мою  шею – От  тебя  детей.

- Я  тоже - произнес  я  Джейн, глядя  на нее сверху  и  обхватив  за гибкую  моей  восточной  рабыни  танцовщицы, русалки  и  пиратки  Джейн  Морган  талию – Когда  все  закончим, и  ты  забеременеешь  и  родишь  мне  их, любимая.

- Я  хочу много  детей - она произнесла мне.

- У  нас  их  будет  много – я  ей  произнес – Сколько  сама  захочешь.

  Джейн  была  вполне  взрослой  уже  теперь  женщиной. Я  ее  сделал  женщиной. Я  ей  подарил  любовь  и  безумный  безудержный  секс, и  свою  любовную  близость.

  Она  взяла  мою  правую  мужскую  руку  своей  правой  женской  рукой. И  провела  ладонью  по  бархатному  своей  загорелой  до  черноты  кожи  правому  ноги  бедру, опуская  ее  вниз  на  ляжку  и  к  укрытой  в  синих  джинсовых  коротких  шортах  промежности. Левую  мою  руку. Провела  ей  от  круглого  живота  пупка  вверх  и  к  своей  девичьей  полненькой  с  торчащими сосками  груди. Пропустила  левой  рукой  под  низ  белого  короткого  топика.

- Помни  и  не  забывай  это - произнесла  она  вдруг  как- то  странно  мне. Запрокинув  вверх  свою  черноволосую  с  убранными  под  красную  бейсболку  и  тянутыми  завязкой  в  длинный  хвост  черными  вьющимися  волосами  девичью смуглую  милым  личиком  любовницы  латиноамериканки  южанки  голову  с  ямочкой  на  подбородке. Глядя  на  меня  невероятно  нежными  и  полными  любви  глазами.

- Помни  меня  и  Дэниела – произнесла  она  мне  опять.

- Это  ты  к  чему, Джейн? - я  произнес, теряясь  весь  в  догадках, но  меня  это  даже  возмутило, поставив  в  непроходимый  тупик - Мне  это  не  нравится. Я  не  люблю  таких  странных  загадок.

 Я  запомнил  это. Но  тогда  не  мог  даже  понять, что  значили  те  Джейн  слова. И  что  она  имела  ввиду. Да  и  дела  мне  тогда  до  этого  не  было. Я  был  влюблен  и  счастлив. И  мне  было  по  барабану, и  плевать даже  на  преследовавших  нашу  яхту  «Арабеллу»  морских  гангстеров  некоего  мистера  Смита  и  его  морских  пиратов.    

- Хорошо  забудем  тоже - произнесла  она  мне, как-то  тихо  и  печально.

- Забудем  и  не  произносим  больше  этого  никогда - ей  категорически  и  жестко  даже  ответил  я. И  ей, мой  крошке  Джейн  это  даже  понравилось.

 

                                             ***

   Джейн  несла  вахту. Ей  вдруг  вот  самой  захотелось, порулить  и  постоять  у  штурвала  и  руля  «Арабеллы». Мы  с  Дэниелом  занимались  прочими  делами  на  борту  нашего  общего  судна. Перепроверяя  по  нескольку раз  акваланги  и  к  ним  все  запасные  баллоны. Подводное  все  дополнительное  снаряжение.

  Джейн, подменяя  нас, то  рулила  попеременно  штурвалом, переключая  направление  на  панели  управления  парусов, то  стояла  на  самом  носу  яхты, поставив  на  полную  автоматику  наше  быстроходное  скоростное  летящее  по волнам  судно. То  стояла  под  солнцезащитной  откидной  крышей  «Арабеллы». Одев  свои  от  солнца  темные  очки. И  была  теперь  уже  в  одном  на  тоненьких  лямочках, теперь  полосатом  купальнике. Мелькая   своей загорелой  женской  полненькой  ягодицами  и  широкой  задницей. Голым  полненьким  животом  и  в  купальнике  лифчике  своей  грудью. Виляя  загорелыми  полненькими  бедрами, голенями, икрами  и  ляжками  в  лучах  жаркого  летнего  тропического  солнца. Хватаясь  за  ботовые  леерные  ограждения, Джейн  курсировала  то  туда, то  сюда. А  я  помешанный  на  любви  и  на  ней, просто  любовался  своей  молодой  красивой  и  бесподобной  во  всех  идеалах  девочкой.

   Моя  Джейн! Моя  девочка! Ты  присвоила  меня  себе, как  только  я  появился  на  этой  круизной  твоей  с  Дэниелом  яхте. Меня  вечно  одинокого, никому  не  нужного  мужчину. Мужчину, мечтающему  всю  жизнь  о  достатке  и  тихой  мирской  жизни. Жизни, где-нибудь  на  берегу  моря. Или  в  домике  на  краю таежного  леса.

   Моя  ненаглядная  брюнеточка  Джейн! Я  не  сводил  с  тебя глаз. И  ты  глядела  на  меня  нежным  взглядом  своих  обольстительных  черных  как  бездна океана  девичьих  глаз.

   Моя  красавица  Джейн! Моя  морская  пиратка! Пиратка  Тихого  океана! Этакая  новая  Энн  Бони! Моя, Энн  Бони! – у меня  сработала  еще  одна  вдруг  в  голове   ассоциация.

  Она  стояла, пританцовывая  под  гремящую  из   главной  гостиной  трюмной   каюты  стереосистемой  «SONNY»  на  весь  океан  свою  рок-музыку  на  палубе. Музыка  лилась  во  все стороны из  открытых  настежь  бортовых  иллюминаторов.

  Джейн  смотрела  в  открытый  океан, и  на  стаю  несущихся  параллельным  с  нами  курсом  тихоокеанских  белобоких  дельфинов. Те  не  отставали, ни  на  шаг  от  «Арабеллы». И  давали  о  себе  знать  время  от  времени, появляясь  то  с  левого  борта, то  с  правого  борта  нашей быстроходной  парусно-винтовой  белоснежной  красивой, как  и  сама  моя  Джейн  яхты.

- Еще  не  наплясалась – произнес  Дэниел, глядя  на  свою  радостную  и  довольную   хорошей  солнечной  погодой   и  спокойным  Тихим  океаном  сестренку.

  Он  стоял  почти  рядом  со  мной, держась  как  и я  за  свисающие  тросы  и канаты  с  высокой  мачты  нашей  яхты  под   наполненными  попутным  сильным  морским  ветром  кливерами  и  кричать  не  было  смысла. Слышимость  была  великолепной.  

- Хорошо  повеселились  в  прошлый  раз – произнес  я  ему – Вот  и  пляшет.

- Сделай  попроще  лицо  - произнес  Дэниел – По  тебе  видно.  Совсем  моя  сестренка  голову  тебе  закружила. Она  это  умеет. Сведет  тебя  с  ума, как  тех  американских  парней  в  Калифорнии. Она  просто, камень  преткновения  и  погибель  для  мужчин. Но, сестренка  ни  с  кем  даже  особо  не  дружила. А  они  за  ней  бегали  толпами.

- Она  просто  красавица – произнес  я  ему - Я  люблю  Джейн  и  это  не  какая-либо  игра  и  шутка, Дэни. Джейн  много  сейчас  для  меня  значит.

- Я  это  понял  и уже  давно. Поэтому  не  лезу  в  ваши  общие  дела. Да  и  рад  за  вас  обоих – произнес  Дэинел – Если  у  меня  все  получиться   то…

  Он  замолчал  и  снова  спросил  у  меня.

- Видел  ту  девчонку  островитянку?  - Дэниел  спросил  у  меня.

- Да, Дэни. Миленькая – произнес  я  ему.

- Я  к  ней  вернусь. Я  обещал  Танике  - он  назвал  ее  мне  имя – Она  пообещала  ждать. А  островитянки  в  душе  верные  девчонки. Если  любовь. И  если  обещала, то  будет  ждать.

  Я  покачал  ему  удовлетворенно  своей  русоволосой   русского  моряка  головой.  На  которой  уже  порядочно  выгорел  от  лучей   палящего  открытого  солнца  сам  цвет  волос. И  она  стала, почти  беловолосой. Белый  цвет  к  моему  загоревшему  до  черноты  телу. Интересный  такой  своеобразный  океанический  контраст. Тело  загорело, а  волосы  выгорели. Меня  бы сейчас  не  узнала  бы  даже, наверное, мать  родная. Будь  она  живой,  и  вернись  я  на  Родину  в  свой  Владивосток.

  «Арабелла»  неслась  по волнам  как  стрела  на  полной  скорости, хлопая своими  по  ветру  большими  белыми  треугольными   парусами  и  громыхая  всем  своим  металлическим  такелажем  и   бортовыми  оградительными  леерами. пугая  летучих  рыб, что  вылетали  из  самой  воды  и  пролетев  по  воздуху  порядочную  дистанцию, снова  падали  в  синие  в  пенных  бурунах   волны.

  С  учетом  той  скорости, с  какой  шла  на  юг  наша  «Арабелла», мы  должны были  быть  уже  вблизи  тех  скалистых  безымянных  островов. Если  верить, двум  картам, то  мы  были  уже  на  подходе  к  ним.

  - Яхта  вся  тряслась  от  музыки, будто  началось  в океане  землетрясение.

- Барабаны, Дэни. Джейн  выкрутила  звук  на  всю  катушку – произнес  я. 

- Мощная  квадросистема, правда, Владимир? – спросил  Дэниел  у меня.  

- Достаточно, Дэни -  я  ответил  ему - Оглохнуть  можно.

- Я  иногда  ее  включал, когда  хотел, что-то  послушать  здесь  на  палубе  работая  в  океане  открыв  иллюминаторы  - произнес  Дэниел.    

- Сильная  штука  эта  фирма «SONNY» -  я  произнес - Акустика, что  надо. Японцы  умеют  делать  свою  музыкальную  аппаратуру. У  нас  тоже  была   неплохая  музыкальная  акустика. Например  «ВЕГА»  или  «МАЯК».

- Да, но  я  как-то  не  люблю  этот  грохот - произнес  Дэниел, не  до  конца  понимая, о  чем  я, и  сосредоточился   только  на  грохочущей  из  иллюминаторов  внизу  в  большой  кают  кампании – Джейн  любит  рок-музыку.  Я  больше  предпочитаю  что-нибудь  помягче.

  На  этом  наш  разговор  был  окончен. Дальше  была  просто  работа  на  палубе  с  парусами  и  всей  оснасткой  нашего  судна.

  Мы  стремительно  на  всех  парах  к  своей  цели. Но  мне  было  не  до  этого. Как  назло  я  простыл  и  разболелся. У  меня  проявилась  лихорадка. Никогда  я  еще  так  ни  болел. Наверное, это  еще  после  того  купания  с  Джейн  на том  тропическом  пляже. Возможно, простыл  на  ночном  ветру. И  даже  водка  не  помогла. 

  У  меня  скакнула  высокая  температура, и  я  слег  в  своей  каюте  заботливо охаживаемый  своей  ненаглядной  Джейн. Джейн, вообще, боялась, что  я  подцепил  тропическую  лихорадку. Возможно, из-за  неприспособленности  к  таким  условиям  акклиматизации.

- Надо  было  сделать  прививку - сказала  мне  моя  Джейн - Мы  как-то  про это  забыли  с  тобой, мой  любимый. Но  я, ни  на  шаг  не  отойду  от  тебя, пока  тебе  не  станет  лучше.

  Она  ласкала  руками  меня. И  прижимала  к  своей  пышной   голой   нежной  женской  груди. Она  грела   меня  собой  всего  трясущегося  в  дикой  дрожи. И  лежала  все  время  со  мной  в  моей  каюте  в  постели. Оставив  свою  пассажирскую  жилую  каюту. Джейн  заботилась  обо  мне  с  невероятным усердием. Дэниел  тоже  в  стороне  не  остался. Он  помогал  Джейн, разрываясь  между  судовождением  и  медицинской  помощью.

  Я  помню, бредил  и  меня  рвало. И  я  ползком  доползал  до  туалета  рядом  с  душем  по  коридору  между  каютами. Словно, получил   какое-то  отравление. Может  я  и  вправду  отравился? Например, морепродуктами.

  Может  это  и  не  простуда  совсем? Хапнул  ядку  от  какой-нибудь  рыбешки  с  нашего  рыбного  кухонного  стола. Запросто. Мне  вот  и  досталось.

  Я  был  похож  на  ватную  игрушку  на  своих  подкашивающихся  ногах. И, помню,  все  время, теряя  равновесие, падал, ослабленный. На  пол  своей  каюты. В  бреду  пытаясь  в  одиночку  встать  с  постели, и  дойти  до  туалета, когда  Джейн  ненадолго  отсутствовала  подле  меня.

  Это  могла  быть  и  инфекция. Как  сказала  моя  красавица  Джейн, делая предположения  моей  болезни. Мог  от  кого-нибудь  из  рыбаков  заразиться, тогда  еще  у  того  праздничного  костра  в  кругу  туземцев. Но, только, что-то   во  мне  это  пробуждалось. Да, и  намеков  на  заболевание, никаких  до  сего  момента  не  было.

- Значит, просто  отравление - сказал  сестренке  Дэниел. Глядя  на  мой  с  высокой  температурой  градусник - Просто  Владимир  отравился, чем-то, здесь  из  нашей  еды. Но  чем? Вроде  все  было  съедобное.

- Да, так  все  же  отравление - произнес, весь  дрожа  от  лихорадки  я – Выбыл  я, похоже, на  время  из  игры  Дэни. Это  тот  вяленый  лангуст  с  теми  красными,  похоже, креветками, боком  мне  вылез - я  добавил, корчась  на  кровати  от  боли  в  спине  и  животе  перед  сочувствующей  мне  чуть  ли  не  в  слезах  моей  красавицей  Джейн.

- Не может  быть, Володя. Прошло  столько  времени  уже. Да  и  я  его  оставила  там, на  берегу  вместе  с  той  сумкой  милый - она  вдруг  вспомнила - Точно, мы  там, тогда  все  оставили, после  той  нашей  в  пальмовой  плетеной  рыбацкой  избушке. Все  даже  бокалы  и  недопитое  вино. И  твою  водку  Володя. Ты  ее  в  сторону  отбросил, и  мы  ее  забыли.

- Вернемся  когда - произнес  я - Надо  будет  ее  отыскать.

- Ее  там  уже, наверное, местные  распили, если  нашли  в  том  сарае - произнесла  Джейн - Забудь.

  Короче,  мы  так  и  не  разобрались, вообще, что  со  мной  на самом  деле  случилось. И  лишь  оставалось  мне  продолжать  пока  болеть   и  страдать.

  Я  выполз  на  палубу  подышать  свежим  ветерком  на  океане. Посмотреть  на  бурные  синие  волны. 

- Ничего  не  переживай - произнес  мне, улыбаясь  Дэни, рассматривая  приближающиеся  на  голубом  фоне  воды  далекие  острова  в  бинокль - Все  будет  нормально. Ты  сильный  и  крепкий, ты  поправишься. Как  раз  к  прибытию  на  место  поправишься. А  вина  и  водки  на  нашем  борту, как  и  всего  другого, еще  хватит  туда  и  обратно.

   Ближе  к  восьми  заметно  вечерело, и  день  сменился, как-то, снова  красным  закатом. Снова  был  включен  Дэниелом  бортовой  корабельный  и  палубный  свет. Джейн  же  включила  его  в  трюме  в  каютном  коридоре.

 

                                               ***

  Меня  рвало  всю  ночь, и  я  порой  не  вылазил  из  туалета. Не  мог, даже  просто, элементарно, как  мужчина  побриться  и  еле, еле  таскал  свои заплетающиеся  слабые  ноги. Я  был  под  полным  сменным  присмотром  то Дэниела, то  моей  Джейн. Я  не  мог  нести, вообще  вахты, и  эта  обязанность полностью  легла  на  них. Они  посменно, меняли  друг  друга, то  наверху  у  руля  «Арабеллы», то  у  меня  внизу  в  каюте.

  Мне  было  все  это  неудобно, причем  крайне, но  я  не  мог  ничего  с  собой поделать. Странная, такая, вот  болезнь. Причем  не  объяснимая  совсем. Так  я провалялся  еще  суток  двое. И  даже, не  знал, что  мы  уже  прибыли  на  нужное  место. Но, я  пришел  в  себя. Также  быстро  как  заболел. Температура  сама, куда-то  исчезла. Все  функции  в  моем  организме  быстро  восстановились, и  он  ритмично  снова, как  и  положено  заработал. Вернулись  все  русского  моряка  силы. И  я  к  удивлению  моих  друзей  был  здоровей  здорового. Полон  сил  и  эмоций. И  готов  был  как  к  любви  с  моей  брюнеточкой  красавицей  Джейн, так  и  к  любой   работе. Особенно  подводной.

  Я  помню, проснувшись  в  полной  тишине  своей  каюты. И  слыша, только  шум  удара  волн  о  корпус  «Арабеллы», да  крик  альбатросов  и  чаек. Соскочил  быстро  с  постели. Глотнул  свежего  морского  воздуха  из   приоткрытого  оконного  иллюминатора  в  своей  каюте. И  поднялся  тихо  босиком  в  своих  матросских  брюках  и  белой  майке  на  палубу  нашей  яхты. Был  уже, снова  и  небо  быстро  темнело.

  Я  был  здоров  как  племенной  бык. Здоровее  даже  прежнего. Как  мне  казалось.

  Я  был  в своей  больничной  каюте  этим  вечером  один. Джейн  не  было. Не  было  и  Дэниела. Они  были  где-то  на  яхте, но  их  не было  слышно. Словно  яхта  была  пустой  и  покинутой.

  Яхта  стояла  уже  на  якоре, среди  двух  островов, торчащих  обрывистыми скалистыми  утесами  как  занозы  в  океане. Они  действительно  были необитаемы. И  кроме  чаек  и  альбатросов  на  них  никто  не  селился.

  Вокруг  них  были  еще  несколько  островов, но  меньше  и  ровнее. Но, тоже  из  камня  и  кораллов. Окружавших  их  большим  как  огромный  атолл  кольцом. Это  место  было  более  глубоким, чем  тот  атолл. И  Дэниел  легко  без  проблем, как видно, один  и  без  моей  помощи, ввел  в  эту  островную, сравнительно  большую   бухту  нашу  «Арабеллу».

  Дэни  и  Джейн  стояли  на  носу  яхты  и  смотрели  попеременно  в  военный  большой  бинокль, рассматривая  скалы  и  острова  вокруг. Они  о  чем-то  между собой  тихо  говорили. Я  не  мог  в  точности  разобрать  о  чем. Но, видимо, что-то  о  своей  матери  и  своем  родном  отце.

  Было, снова  восемь  часов  вечера. И  мы  стояли, уже  внутри  этого  большого кораллового  кольца  на  глубоководье, защищенные  этим  всем  от  возможной непогоды  и  от  штормовых  волн. Это  было  27  июля  2006  года.

  Дэниел  вместе  с  Джейн  загнал «Арабеллу», сюда  и  отсюда  мы  должны  были  начинать  свои  поиски.

  Где-то  здесь  должен  был  лежать  BOEING-747, борт  ВА 556. Или  то, что  от  него  осталось.  Именно  здесь  его  воздушный  след  обрывался. Если  верить  всем  собранным  Джейн  Морган  данным, показаниям  и  картам.

  Здесь  где-то  в  районе  этих  островов. Даже, возможно, внутри  этого  странного  скалистого  кораллового  атолла. За  его  пределами  были  огромные  до  двух  и  более  километров  глубины, обрывающиеся, сразу  практически  отвесными   пропастями  от  края  островов  в  бездну  океана. Там, хоть  ищи, хоть  не  ищи. Не  доберешься   и  не  найдешь. По  крайней  мере, с  нашими  аквалангами, рассчитанными  на  глубину  до  двухсот  метров  не  более. На  яхте  был  лишь  глубоководный  с  лебедкой   эхолот  сонар  и  все.

  Я, обросший  на  лице  не  бритой  щетиной, подошел, тихо  босиком  со  спины  к  Дэниелу  и  моей  красавице  и  любовнице  Джейн. Осторожно, чтобы  не  напугать, обнял  их  обоих  сзади  за  плечи, особенно свою  девочку  и  любовницу, обхватив  ее  пышную  женскую  грудь, ощущая  ее  горячий   телесный  жар. Эта  женская  ее полненькая  загорелая  грудь  с  торчащими  черными  сосками, грела  меня, как  и  все  тело  моей  ненаглядной  латиноамериканской  красотки, больного  в  диком  ознобе  во время  моей  болезни.   

  Дэни  повернул  голову  ко  мне, и  вновь  заулыбался.

  У  Дэниела  на  загорелой  мужской  щеке  была  сверкающая  слезинка. Да  и  у  Джейн  были  заплаканными  ее  красивые  под  черными  бровями  глаза.

  Они  действительно  тихо  говорили  о  своем  пропавшем  и  погибшем  в  авиакатастрофе  отце.

- Не  напугал? - спросил  я  тихо  их  обоих, как  бы, не  замечая  этого.

  Джейн  прислонилась  своей  узкой  женской  спиной  ко  мне. И запрокинула  мне  на  грудь  свою  девичью  молодую  черненькую  головку. С  пучком  скрученных, вновь, собранных  на  темечке  под  золоченую  булавку  вьющихся  длинных  волос  с  висящими  красивыми  с  висков  черными  длинными  до  плечей  завитушками.  И  взявшись  пальчиками  своих  девичьих  красивых  в  плотном  ровном  идельном  загаре  обеих  рук  за  мои  запястья. Глядя  мне  в  мои  глаза  своими  заплаканными  в  тяжелой  скорби  глаза, Джейн  произнесла  мне - С выздоровлением, любимый. Мы  прибыли.

 

                                                ***

   Мы  были  на  месте. Это  было  то  самое  место  на  нашей  карте. Точнее,
двух  карт. Место  без  названия. За  линией  экватора  к  югу. Эти  острова  не  были  отмечены  на  других  морских  картах. Я  проверял  потом.

  Они  были  гораздо  южнее  самого  экватора, далеко  за  пределами  Новой  Гвинеи  и  Каролинских  островов. Они  были  только  на  выкраденной  Джейн  в  компании «TRANC AERIAL»  морской  карте. Где  и  как  они  это  нашли, я  это  до  сих  пор  не  знаю. Как  узнали  про  эти  места? Наверное, когда  выкрали  карту  авиационных  перелетов  над  Индонезийским  архипелагом. А, позже  Дэниел  нанес  с  нее  и  на  другую  для  лучшего  определения  место  положения  погибшего  воздушного  лайнера  морскую  карту  координаты  этих  скал. И  громадного  вокруг  них  атолла.

  Я  только, потом  понял, почему  за  нами  гнались те, кто  был  на  той  черной двухмачтовой  большой  яхте. Они  не  ведали  маршрута. И  следили  за  нами  до  самого  конца. Им, тоже  нужно  было  золото  самолета. Это  были  люди  того  самого  Джексона  и  его  украденный  общак  у  своих  подельников  по  золотому  и  оружейному  бизнесу.

  Мы  серьезно  вляпались! В  этой  погоне  этот  чертов  Джексон  все  время  висел  у  нас  на  хвосте. И  он  был  уже  недалеко.

- Как  тебе, милый  это  место? - спросила  меня  моя  красавица  Джейн.

- Если, честно - ответил  ей  я - Так  себе. Одни  скалы  и  рифы - Будем  здесь искать?

- Да, Владимир - произнес  уже  сам  Дэниел - Оборудование  готово. Завтра  начнем  с  внешнего  рифового  барьера. У  нас  на  «Арабелле»  есть  легкий  надувной  скутер  с  мотором. И  на  длинном  веревочном  фале  проводной  глубоководный  с  камерой  эхолот  сонар. Именно  как  раз  Тот, что  тебя  спас. Он, видимо, тоже  счастливый, как  и  ты. Много  раз  при  опускании   мог  зацепиться, за, что угодно  и оборваться, ан, нет, цел  и  невредим. Будем  надеяться, что  и далее  будет  так.

  Дэни  кивком  головы  указал  мне  на  моего  спасителя  на  корме  яхты - Вот, завтра  поищем  по  кругу  у  самой  кромки  рифов. На  предмет  обломков  самолета  и  вещей  утопленников.

- Только  бы, найти  его - сказала  грустно  Джейн, смотря  на  заходящее  за горизонт  покрасневшее, опять  летнее  солнце - Я, тоже, буду  работать? - спросила  тут  же  она  у  Дэниела.

- Будешь - ответил  он - Все  будут. Нам  надо  успеть, все  сделать. И забрать, что  необходимо  в  качестве  свидетельства  с  места  крушения  лайнера. Все, что  удастся  нам  найти. Особенно  черные  ящики. Завтра  и  начнем.

 

                                Погибельное место

 

- Мне  страшно, Дэни - произнесла, глядя  на  родного  брата  Джейн, словно позабыв  обо  мне. Она, даже  не  обернулась, сейчас, пытаясь  сорвать  мое  ей сочувствие. Я  ее  прекрасно  понял, и  отошел  немного  назад, не  касаясь  своей  любовницы  Джейн. Сейчас  было  не  время  моего  к  ним  понимания  и сочувствий. Это  была  их  семейная  личная  драма. Драма  двух  родственников. А, я  был  сейчас  лишний. Случайный  подобранный  в  открытом  океане  русский матрос  со  сгоревшего  интернационального  торгового  грузового  судна «КATHARINE  DUPONT».

  Джейн  за  время  моего  с  ней  путешествия  и  так  много  мне  от  себя  отдала. И  я  должен  был  позволить  ей  сегодня  побыть  со  своим  братом.

  Побыть  наедине. Так  я  понял  сейчас. И  отошел  в  сторону, и  вышел  из  главной  каюты  нашей  яхты. Я  пошел, приводить  себя  в  порядок  в  туалет  и душевую. После  болезни  надо  было  привести  себя  в  порядок.

  Это  было  место  гибели  их  отца. Там, где-то  в  глубине  под  водой  должны быть  обломки  рухнувшего  в  океан  самолета. Место  гибели, и  место  вероятного  преступления. И  надо  было  найти  подтверждение  этого. Ради  этого  они  сюда  и  приплыли. Это  я  оказался  случайно  у  них  на  пути. Любовь  там  и  все  такое. И  все, наверное, было  бы  прекрасно, если  бы  не  эта  трагедия  их  семьи. И  задачи, которые  эти  молодые  двое латиноамериканцев  на  себя  возложили.

  Я, приняв  быстро  душ  и  сбрив  солидную  уже  щетину. Одевшись  в  свои  снова  любимые  матросские  штаны  и  цветную, подаренную  Дэниелом  мне  рубашку, подошел  тихо  к  порогу  главной  каюты. Посмотрел  на  стоящих  там  и обнявшихся  в  горе  родственников. Джейн   и  Дэниел, спустившись  вниз, все  еще  были  там. И  так  и  стояли, беседуя  друг  с  другом.

- Мне  страшно  найти  его  - Джейн  плача  вымолвила - Я  не  представляю  даже, что  увижу.

  На  ее  глазах  появились  слезы.

  Я  первый  раз  увидел  слезы  моей  Джейн.

  Она, съежившись  от  горя, прижалась  к  своему  брату. И  он, потупив, тоже горький  свой  мужской  взор  в  пол, успокаивал  ее, гладя  по  голове  и  спине.

- Дэни - она  обратилась, вновь  к  своему  брату, оторвавшись  от  его  груди - Я  боюсь  его  увидеть.

  Джейн  подняла  на  него  свои  черные  как  ночь заплаканные  глаза.

- Кого? - спросил  он  ее - Самолет  на  дне  океана?

- То, что  от  него  осталось - произнесла  в  слезах  Джейн. И  Дэниел  прижал, вновь  свою  старшую  сестренку  к  себе.

- Мне, тоже  жутко. Но, нужно  его  найти - произнес  Дэниел, глядя  на  меня стоящего  уже  у  порога  к  выходу, позади  моей  Джейн.

- Если, там  останки  отца?! - она  расплакалась  навзрыд - Если, там  мы  его  найдем  Дэниел?!

  Джейн, возможно, ощущала  за  спиной мое  присутствие, но  не  обращала  на  меня  своего  внимания.

- Если, мы  уже  стоим  над  ними?! - ее  голос  был  полон  страдания  и  отчаяния.

- Успокойся  Джейн  - произнес  ей  Дэни, глядя  на меня  не  моргая  черными  глазами  мулата  латиноамериканца  южанина – Успокойся. Я  буду  с  тобой. Всегда  как  брат  с  тобой.

  Я  бы  всеми  силами  хотел, хоть, как-нибудь  помочь  моей  Джейн  и  Дэниелу. Хоть, как-нибудь, сгладить  их  горе, но  возможно  было  ли  это?  

  Я, лишь  стоял  на  пороге. И  сочувственно  с  жалостью  в  своих  русского  моряка  глазах, смотрел  на  них. Стоявших  и  обнявшихся, как  брат  и  сестра  в  своем  нахлынувшем, как  прилив  волн  на  берег, вдруг  на  них  внезапном  горе.

  Они  действительно  не  знали, что  найдут, там  внизу  под  водой, впрочем, как  и  я. раз  вызвался  им  содействовать  всячески  и  помогать.

  Но, я  был  чужой  человек. И  там  у  меня, ни  кого  не  было  из  числа родственников  погибших  на  том  борту  ВА 556. Мне  все, же  было  немного легче, чем  им. Мне  лишь, оставалось  посочувствовать  им  и  всего  лишь.

  Дэниел  прижался  щекой  к  своей  сестренке  Джейн, успокаивая  свою расчувствовавшуюся  до  слез  сестру. И  я  понял, что  надо  их  оставить  снова  вдвоем. Оставить  мою  ненаглядную  красавицу  Джейн. Оставить  ее  родного  брата. Что  вот  сейчас, я  буду  здесь  не  совсем  уместен. И  как  друг  ей  и  любовник.

  Я  вышел  к  себе  в  свою  каюту. И  лег  на  постель  с  грустными, тоже  мыслями    предстоящих  вскоре  поисках  разбившегося  самолета.

  Порой, казалось, что  лучше  бы  его  никогда  не  найти. Оно  было  бы действительно  лучше, знай, я  заранее, что  нас  всех  троих  ждет  впереди.

  Я  лежал  сейчас  у  себя  в  каюте, и  думать  старался  о  своем  доме. Далеком Владивостоке. Я  лежал, потушив  полностью  свет  в  своей  каюте.

  Подходила  медленно  ночь. И  было  уже  около  десяти  вечера.

  В  этот  грустный  момент, я  решил  думать  сейчас, только  о  нем. О  своей  Родине. О  родном  русском  приморском  большом  городе  у  Тихого  океана   Владивостоке. Откуда  я  был  родом. О  школе. И  бывших  знакомых  друзьях  и  подругах. Когда-то, там  знакомых, а  теперь  их  уже  нет. И  я  один  одинешенек  на  весь  этот  свет. И  только, вот  Джейн  скрасила   мои   переживания  о  Родине. Я  даже, забыл  о  ней  на  время, находясь  на  яхте  «Арабелла». Яхте  моей  Джейн. Яхте  моего  нового  лучшего  за  всю  жизнь друга  Дэниела. С  которым, мы  были  знакомы  всего, ничего, но, уже  понимали  с  полуслова,  друг  друга.

  Джейн  забросила, куда-то  свой  кассетный  магнитофон. И  больше  его  уже  не  включала.  Я  подумал, что  и  этот  японский  музыкальный  в  главной  трюмной  гостиной   каюте  больше  уже  звучать  вообще  не  будет. Мне  оставалось, только  слушать  крик  живущих  здесь  альбатросов  и  чаек  на  местных  островных  скалах. Она, как-то  здесь, как  и  мой  друг  Дэниел, были  какими-то  не  такими, а  другими.  Почти  не  кричали, а  просто  летали  и  все  над  океаном  и  волнами. Это  место  произвело  на  них  давящее  своей  угрюмостью  впечатление.

 

                                                ***

  Джейн, как  и  Дэниел, чувствовала  приближение, чего-то  надвигающегося рокового  на  нас  и  страшного. И  я, это  чувствовал  вблизи  с  ней.

  Единственное  в  чем  я  не  ошибался, это  в  том, что  она  боялась  за  своего родного  брата. И  теперь  за  меня. Джейн  была  более  ранима, чем  я  даже, мог  подумать  или  себе  представить.

  Моя, девочка  Джейн. Моя, любимая  Джейн. Ее  боль  от  гибели  отца выплеснулась  вся  наружу  в  момент  нашей  ночной  очередной  оргии. И  я, чувствовал  это  как  никто  другой  в  нашей  близости.

  Она  этим  безумством  пыталась  заглушить  свою  душевную  боль. Пыталась забыться  и  убить  страх  перед  будущим  и  перед  предстоящей, вероятной опасностью. Джейн  чувствовала  приближение, чего-то  надвигающегося  рокового  на  нас  и  страшного. И  я, это  чувствовал  вблизи  с  ней.

  Мы  жили  одним  днем, здесь  в  Тихом  океане. Мире. Нашем  мире, мире  на троих. Что  будет  завтра, мы  стали  чувствовать, только  сейчас. Именно  этой ночью. Последней  нашей  счастливой  ночью. Мы  не  знали  тогда, что  черная  яхта  морских  гангстеров  мистера  Джексона, уже  стояла  за  одним  из  скалистых  обрывистых  мертвых  островов  этого  безымянного  забытого  Богом  островного  архипелага. И  что, вскоре, все  измениться  для  нас  троих.

   Что, скоро, я  потеряю  своего  друга  Дэни. И  мою  ненаглядную  и  любимую Джейн  в  водах  Тихого  океана.

  Моя  красавица  Джейн. В  твои  двадцать  девять  лет, ты  как   настоящая  взрослая  уже  женщина, понимала  этот  страх  за  всех  нас. Тебе  было  страшно  сейчас  этой  ночью. И  ты  не  могла  быть  сейчас  одна. Здесь  в  этом  жутком  для  тебя  месте, месте, гибели  вашего  отца. И  я  грел  тебя  своим  телом  в  своей  сейчас  жилой  каюте  и   постели, на  этих  вымаранных  нами  простынях. Прижимая  к  своей  мужской  груди  русского  моряка.

  Этот  твой  страх  за  всех  нас, я  начал  чувствовать  еще  с  момента  нашей встречи  на  этой  яхте. Я  чувствовал, скорое  расставание  и  потерю. Потерю вас  обоих. Тебя  и  Дэниела.

  Джейн  часто  в  разговоре  со  мной  упоминала  свою  родную  мать. Стефанию  Морган. Цыганку  по  происхождению.

- «Так  вот, откуда  у  моей  красавицы  Джейн  такие  красивые  убийственной красоты  черные, как  бездна  океана  глаза!» - подумал  я - «И  такие  же, глаза, у  ее  брата  Дэниела. Чернобровая  смуглянка, брюнетка  и  мулатка  индейских  кровей.  И  этот, такой, смуглый  цвет  кожи, дополненный плотным  сильным  солнечным  тропическим  загаром».

  У  Джейн  и  Дэниела  были  их  матери  обворожительной  красоты  глаза. И  я  не  ошибся, когда  сравнивал  глаза  моей  девочки  Джейн  с  глазами  цыганки.

- «Ты  как  цыганка  Рад, околдовала  меня  теми  глазами» - произносил  я  сам  себе,  думая  о  Джейн..

  Джейн  часто  и  больше  говорила  мне  о  своей  матери, чем  об  своем  отце.

  Оно  и  понятно, она  же  женщина. Дэниел  тот  наоборот, но  не  суть.

  Джейн  говорила, что  их  мать  заботилась  о  них  двоих. И  все  время  очень переживала  часто  как ,и  теперь  сама  Джейн  переживает  за  своего  родного брата.

  Ты, пришла  ко  мне, открыв  дверь  моей  каюты  в  полумраке  затихающей  ночи. На  тебе  был  тот  коротенький   белый  до  колен  домашний  халатик. Закрыв  оконные  иллюминаторы, раздевшись, тихо  ты  соскользнула  нагая  в  мою  постель. И  обняла  меня, молча, прижавшись  к  моей  голой  груди. Моя, красавица  Джейн. Ты  целовала  меня, и  мы  целовали,  друг  друга  и  уснули. Уснули  словно, уставшие, после  долгого  секса. Эта  была  наша  самая  тихая  из  всех  прожитых  вместе тихих  ночей. Мы  просто, грели  друг  друга  телами, как  два  неразлучных  любовника, забыв  обо  всем  этой  ночью. Даже, про близость.

  Мы, просто, спали  вдвоем  до  самого  утра. До  самого  утра  под  шум  и  шорох  набегающих  на  борта  нашей  яхты  волн. Под  проникающим  в  нашу  каюту  светом  звезд  и  луны. Под  тишину, охватившую  все  вокруг. И  эти  скалистые,  гиблые  острова, населенные  только  чайками  и  альбатросами.

 

                                  Начало  поисков

 

   Мы  проснулись, утром, прижавшись  плотно  голыми  телами, друг  к  другу.

  Было  на  часах  девять  часов  и  было  уже  светло. В  закрытый  оконный иллюминатор, сменив  на  посту  звезды  и  Луну, светило  тропическое  Солнце. И  были  уже  седьмые  сутки  нашего  пребывания  в  океане.

   Я, обняв  свою  малышку  Джейн, не  хотел  выпускать  из  своих  рук.

   Сцепившись  пальцами  рук, мы  так  проснулись  утром, мягко  качаясь  на  волнах  в  новой  скалистой  неизвестной  нам  обоим  бухте.

- Мне  дышать  тяжело - я  услышал, тихое, из  ее  уст - Сдавил  так, словно, боишься  меня  потерять, любимый.

  Я  действительно  прижал  Джейн  к  себе  очень  сильно. И  не  отпускал, обняв  ее  руками  своими  в  постели, вокруг  спины  сзади  и  ее  прижатых  девичьих  рук  и  груди.

  Джейн  не  спала  и, наверное, уже  давно.

- Боюсь - также, тихо  прошептал  ей  я  в  золоченое  колечком  маленькой  сережкой  девичье  ушко - Я, не  знаю, как  буду  жить  без  тебя  Джейн.

  Я  уткнулся  носом  в  ее  голую  гибкую, как  у  кошки  загорелую  до  черноты  узкую  женскую  укрытую  растрепанными  длинными  черными  вьющимися  сладко  пахнущими   молодой  двадцатидевятилетней  женщиной   волосами  спину. Я  вдыхал  запах  ее  тех  черных  волос  и  женского  тела, под  постельным  покрывалом  и  сильного  телесного  жара. Я, до  сих  пор, чувствую  этот  жар  и  запах  ее  Джейн  красивого  девичьего  тела. Тела  жгучей  моей  и  любвеобильной  латиноамериканки.

- Пора  вставать, Володя - сказала  она  мне - Дэниел  уже  встал, и  работает наверху. Слышишь, как  он  шебуршит  там, на  палубе, чем-то. И  бегает  по  ней, туда  и  обратно. Скоро  сам  к  нам  прибежит. Давай, вставать. Надо  делом  заниматься  теперь, а  не  любовью.

  Я  отпустил  свою  мертвую  в  замке  хватку, вокруг  ее  голых  загорелых  рук  и  голой  женской  груди. Я  поднялся  с  постели. И  оделся  как  обычно  в  то, что  было  на  мне  всегда. Я, почему-то, предпочитал  все  же  свою  одежду  моряка, чем  то, что  мне  предложил  сам  Дэниел  из  своего  мужского  гардероба. Надев  цветную  рубашку, подаренную  мне  Дэниелом. Порывшись  в  платенном  полированном  шкафу.

  Джейн  соскочила  с  постели  и, одевшись  быстро  в  свой  длинный  белый махровый  халат, сказала  мне - Иди  наверх  к  Дэни. Ты  сейчас  нужен  ему. Очень. Он  ждет  тебя. Я  сама  все  здесь  приберу, это  моя  сейчас  забота, милый. Дэниелу  не  обойтись  без  твоей  помощи  сейчас.

  Джейн  сверкнула  любящим  меня  взглядом  черных  цыганских  глаз, вышла  со  мной  из  моей  каюты. Она  пошла, виляя  задом  и  бедрами  по  коридору  в  сторону  главной  каюты  яхты.

- Хорошо, любимая - ответил  я  ей, ответил  вослед, одетый  в  джинсовые  синие  шорты  и  пляжные  сланцы, выскочил, на  палубу  «Арабеллы».

  Джейн  ушла  на  камбуз  «Арабеллы». И, приняв  душ, занялась  кухней. Запахло жареной  рыбой  и  вкусными  к  ней  приправами.

  Дэниел, как  всегда  выключил  все  корабельное  освещение  и  был  на  палубе, готовя  резиновый  скутер  с  мотором  к  рейду  вокруг  одного  из  островов. И  самой  мелководной  лагуны, возле  него. По  внешнему  краю  кораллового  рифа  со  стороны  океана. Он  был  одет  в  болоньевую  ветровку  синего  цвета, что  ранее  я  не  видел. И  в  белые  до  колен  шорты. Дэниел  практически  уже  все, что  нужно  собрал  внутри  резиновой  моторной  лодки.

- Одень, вот  куртку – произнес  Дэни  мне - Сверху. Мы  долго  будем  ту  плавать. Джейн  сказал, от  солнца. Хватит  уже  загорать. Вредно.

  Он  сунул  мне  болоньевую  такую  же  синюю, как  у  себя  легкую  с  капюшоном  короткую  ветровку  куртку.

  Он  делал  компрессорную  закачку  последних  литров  на  восемнадцать  баллонов  к  аквалангу  гелиево-кислородной  смесью. Осталось  положить  еще, кое-какое  оборудование. И  пару  запасных  баллонов  для  акваланга.

  Моторный  скутер  с  оборудованием  висел  подвешенным  на  борт  нашего  быстроходного  судна  уже  на  ровном  днище  над  самой, почти  водой  с  правого  борта  яхты.

  Дэниел  включил  двигатели  и  зарядил, снова  и  батареи  переменного  в компьютерном  отсеке  судового  нашего  генератора. И  вышел  из  главной  каюты  «Арабеллы».

- Думая  я  не  встанете  рано, голубки - сказал  он, с  резким  тоном  в  голосе  мне – Сегодня  много  работы  предстоит, нам  двоим, пока  Джейн  будет  на  яхте  завтрак  готовить.

- Согласен, Дэни - произнес  я  ему  в  ответ, обращая  внимания  про  себя, на  его  непонятную  сейчас  странную  в  голосе  интонацию - И  так, с  чего начнем? – я  добавил.

- С  проверки  ближайшего  острова. Его  акватории  до  больших  глубин  в  районе  коралловой  банки - ответил  Дэниел - Я  уже  подготовил  эхолот  сонар. И  видео  камеры  на  этом  аппарате. Он  должен  будет, показывать  нам  все, что  видит, и  щупать  дно  следом  за  продвижением  нашей  моторной  лодки. Я  думаю, останки  Боинга  должны  быть, где-то  здесь  между  этими  островами.

  Дэниел  показал  вытянутой  своей  правой  рукой  на  оба  стоящие  по  обе стороны  от  нас  больших  острова. И  продолжил.

- В  крайнем  случае - произнес  Дэни - Обломки  или  сам  самолет, может  оказаться  за  любым  из  них. Но, в  пределах  досягаемости  на  небольших  до  ста  метров  глубинах, по  ложу  островной  лагуны  вплоть  до  обрыва. Если, он  при  падении  промахнулся, то  нам  ничего  уже  здесь  ни  светит, даже, если  мы  его  и  найдем. Там  без  специального  глубоководного  снаряжения  и  роботов  не  обследовать. А  у  нас  такового  нет  на  борту  яхты.

- Понятное  дело, Дэни - сказал  я, поддерживая  наш  деловой  и  достаточно  теперь  серьезный, теперь  разговор двух  поисковиков  подводников  аквалангистов - Если  он  даже, плавно  скатился  по  склону, то  будет  вне  любой  зоны  досягаемости  для  любого подводника  водолаза  и  аквалангиста. Там  глубины  до  трех, четырех километров  и  более. Мы  по  карте  с  тобой  Дэни  смотрели. Это  вулканический  остров  как  я  понимаю. И  скалистая  из  черных  утесов  лагуна  это  его  кратер.

- Совершенно  верно, Владимир - сказал  мне  тогда  Дэниел, с  каким-то  мрачным  настроением  в  голосе - Но, у  меня  такое  предчувствие, что  мы  его  найдем, где-то  здесь  недалеко. И  я  это  знаю. Я  видел  прошлой  ночью  своего  покойного  отца, и  он  разговаривал  со  мной. Мы  его  обязательно  тут  найдем.

  Мы  с  Дэниелом  опустили, малой  лебедкой  расправленный, во  всю  ширину резиновый  моторный  с  грузом  скутер  рядом  с  бортом  нашей  стоящей  на  двух  носовых  уравновешивающих  ровную  при  сильных  здесь  водных  течениях  позицию  на  якорях «Арабеллы». И  отчалили  от  нее, заведя  мотор.

  «Арабелла»  стояла  с  поднятыми, но  обвисшими  от  безветрия  парусами  еще  со  вчерашнего  вечера  на  якоре. И  никто  не  убрал  их, кроме  опущенных  кливеров  на  носу.

  Снова  был  штиль, и  паруса  висели  на  креплениях  и  тросах  из металлизированного  нейлона, просто  как  тряпки  на  единственной  высоченной  мачте  нашей  мореходной  быстроходной  яхты. Якорные  цепи  были  внатяжку, и  яхта   надежно  на  низ  стояла  и  противодействовала  сильному  течению.

  Мы, сопровождаемые  чайками  и  альбатросами, понеслись  к  фарватеру между  островами  и  выходом  в  океан. Дэниел  рулил  мотором  и  направлял  наш  резиновый  скутер  к  краю  рифовой  банки  одного  из  островов.

- Мы  проделаем, сейчас  маршрут  от  одного  острова  к  другому! – прокричал  мне  Дэниел  с  хвоста  лодки - По  самому  краю  обрыва  рифовой  кромки лагуны. Протащим  наш  поисковый  агрегат  и  посмотрим, что  там  есть. Потом  обследуем  внутреннюю  часть  самой  этой  лагуны  уже  в  аквалангах. Если  найдем, хоть, что-то  говорящее  о  катастрофе, то  мы  на  верном  пути!

- А, как  же  сама, Джейн?! – произнес, грмко  я  Дэниелу, заботясь  о  своей любимой.

- А, что, Джейн?! – произнес  в ответ  он  мне, с  хвоста  лодки - Джейн  без дела, тоже  не  останется. Сестренка  моя  Джейн отличная  аквалангистка  и  ныряльщица, что  надо! И  ей  работа  найдется!

  Дэниел  повернул  скутер  ближе  к  берегу  скалистого  острова. К  отвесам падающих  обрывами  в  воду  черных  как  волосы  моей  Джейн  острых  и отесанных  ветрами  и  водой  скал. Пенные  бурлящие  буруны  бились  о  них с  громким  шумом, вообще  заглушая  шум  нашего  мотора  резиновой  лодки.

  Местами  скалы  обрывались  вглубь  побережья  острова  отвесными  стенами до  самой  линии  прибоя, обнаруживая  небольшие  пляжи  из  белого кораллового  песка. Но, берег  все  равно, упирался  далее  в  отвесные  стены скал, на  которых  красовались  небольшие  одинокие  деревья  и  островные кокосовые  пальмы. От  скал  вверх  уходило  нагорье  из  травянистой растительности  до  самой  чаще  всего  обрывистой, тоже  скалистой  макушки. И  там, тоже  были  отдельные  деревья  как  сиротки  стоящие  по  отдельности  друг  от  друга.

 

                                              ***

  Дэниел  сбросил  с  кормы  буксировочный  с  проводным  веревочным  кабелем  на  лебедке. На  конце  его  был  буксируемый, тот  самый, глубоководный  поисковый  с  видеокамерами, эхолотом  и  сонаром  аппарат, что  когда-то  оказался  моим  спасителем. И  благодаря  которому, я  оказался на  палубе  «Арабеллы».

  Он  не  опустил  его  на  предельную  глубину, а  лишь  только  на  несколько метров  ввиду  частого  здесь  как  оказалось, мелководья  и  перепадов  глубины. За  счет  высоких  порой  даже  торчащих  из  самой  воды  в  полосе  прибоя, коралловых  наростов. Торчащих  во  все  стороны  и имеющих  всевозможные  формы. Различной  высоты  рифов  внутри  и  по  периферическому  краю  лагуны. Он  направил  лодку  по  самому  краю  рифа, обследуя  барьерный  риф  от  острова  до  острова  в  поисках  обломков самолета

  Снаружи  риф  обрывался  в  глубину  океана  на  километры. А, внутри  лагуны  не  превышал  и  ста  метров. Точно  как  тогда, в  том  коралловом атолле, где  мы  были  гостями  на  целые  штормовые  сутки.

  Дно  лагуны  устилал  донный  песок.

  Наш  резиновый  скутер  понесся  на  полном  ходу, гудя  мотором  над поверхностью  барьерного  рифа островной  лагуны  по  фарватеру  бухты.

Мы  прошли  его  за  какие-нибудь, двадцать  тридцать  минут. И  вошли  в  саму  бухту. Делая  поиск  зигзагами  по  всей  чаше  мелководного  залива  между  островами.

  Мы  делали  с  Дэниелом  так  от  берега  к  берегу  в  надежде  наткнуться, хоть  на  что-нибудь, похожее  на  самолет. Или  то, что  от  него  осталось.

  Стояла  отличная  погода, и  приближался  уже  день. Солнце  стояло  в  зените. И  жарило  как  раскаленная  плита. Обжигая  наши  тела, даже  под одеждой. Было  достаточно  жарко  в  резиновой  лодке. И  сама  лодка  была горячая  на  ощупь. Мы  прошли  больше  половины  бухты, как  задымил движок  от  перегрева. Жара  убила  его. И  Дэниел  решил  вернуться  на  яхту.

  Он  смотал  кабель  шнур  портативного  поискового  эхолота  сонара.

- Чертова  жара! - возмущался, откровенно  психуя, он - И, так  все  идет, как-то скомкано  и  на  ощупь. Еще  движок  перегрелся - он  выругался  вслух, не  по-детски. На  что  я  не  мог  обратить  внимание.

- Надо  проверить  запись  видеосъемки. И  того, что  успели  отсканировать  на ребре  рифового  барьера. Запись  покажет, и  я  сам  этим  займусь.

- Что  будем, дальше  делать? - спросил  я  его - Я  могу  нырнуть  с  аквалангом.

- Нет, нырнет  Джейн - сказал  вдруг, как  то  резко  и  отрывисто  Дэни - Она

давно  хотела  это  сделать, причем  в  команде. В  команде, пока  не  получается. Но, нырнуть  она  все  же  нырнет. Сейчас  заменим  движок, и  вы  вдвоем, до  конца  обследуете  бухту  уже  в  подводном  режиме. Джейн  отличная  дайвингистка, и  сможет  показать  себя  не  с  худшей  стороны.

- Я  знаю, и  поддерживаю - сказал  я, замечая  какие-то  странные  в настроении  перемены  в  Дэниеле - Я  буду  контролировать  ее  погружение  с лодки. Она  хорошо  ныряла  у  островного  того  рифа, там  на  тех  островах  и  не  хуже  нашего.

- Вот  и  займетесь  этим. А, я  починкой  этого  мотора - сказал, также  резко  и отрывисто  Дэниел.

  Мы  уже  на  веслах  еле  догребли  до  «Арабеллы»  и  были  встречены удивленной  Джейн  на  борту  яхты.

- Что  произошло? - спросила  волнительно  она, глядя  на  нас  своими  черными, как  ночь  глазами - Что-то  случилось? Вы, что-то  быстро  вернулись. По  всему  видно, даже  ни  разу  не  ныряли.

- Что  случилось! Что  случилось! - психовал  Дэниел - Мотор  сдох! Вот, что случилось! Понятно!

  Дэниел  был  на  взрыве, и  был  не  похож  на  обычного  себя.

  Джейн  смотрела  на  него, недоумевая  его  поведением.

- Что  сегодня  с  тобой, Дэни? - спросила  его  Джейн, и  я  смотрел  на  него, молча, не  понимая, что  с  парнем  твориться  с  утра.

- Ничего - уже  спокойнее  он  произнес - Это  все  эта  чертова  жара. Все  сорвалось  на  полпути. И  тебе  с  Владимиром, придется  проделать  отдельный  маршрут  от  точки  нашей  остановки  до  того  места. Пока  я  буду  ковыряться  с  неисправным  движком.

  Он  показал  рукой  вдаль  на  бухту  в  сторону  скалистого  ущелья. Точку близкого  их  схождения  в  одном  месте. Там  где, оба  острова, почти соприкасались  с  внутренней  стороны. И  были  разделены  узким  ущельем, уходящим  в  воду. Он  показал  рукой  в  глубину  самой  скалистой  бухты.

- Это  предстоит  сделать  тебе, Джейн - сказал  резким  тоном  Дэниел. На  что  и  Джейн  обратила  внимание.

 - Я  положу  в  лодку  твой  акваланг  и  костюм. И  после  обеда  вы  вдвоем продолжите  поиски  на  новом  моторе.

  Он  поднял  голову  на  палящее  дневное  Солнце. Смотря  на  него, через  ладонь  руки.

- Чертово  солнце! - произнес  Дэни.

   Дэниел  был  не  в  себе.

- А, я  буду  чинить, этот  чертов  мотор - снова, произнес  Дэниел.

  Он  сильно  нервничал  и  был  в  подавленном  настроении. Было  видно  по  нему, как  он  нервничает. Это  было  связано  с  местом  поисков. Он  боялся  ничего  вообще  ни  найти. И  боялся, также  найти  следы  катастрофы. И, наверное, это  его пугало  еще  больше, как  и  саму  Джейн. Он  просто  боялся  найти  те  самые  обломки  лично  сам  и  передоверил  это  дело  своей  сестре.

- Я  буду  внизу – сказала, повернувшись  к  трюмному  входу  нам  обоим  Джейн  и  глядя  на  нервного  и  неуравновешенного  Дэниела.

  Она, повернувшись  и  сверкнув  черными  своими  очаровательными  глазами  на  меня  и  Дэни, спустилась  в  каюты  «Арабеллы».

  Я  помог  Дэниелу  дотащить  аварийный  мотор  лодки  до  носа  яхты. И  спустить  в  отдельный  отсек, где  находилось  все  водолазное  и  прочее оборудование  нашей  команды. Скутер  сам  мы  повесили  боком  на  борт яхты  до  момента  нового  поискового  выхода  в  островную  лагуну.  Ни  к  чему  было  его  совсем  затаскивать  даже  на  палубу  яхты.

  Дэни  остался  там  ремонтировать  движок. А  мне  пришлось, проверить  еще  раз  акваланги. Особенно, мундштуки, воздушные  фильтры  и  клапана  шлангов. И  сами  баллоны. Сделать  докачку  компрессором  кислородно-гелиевой  смеси, в  некоторые  из  них. Это  все  крайне  важно. Уж  поверьте  мне  бывшему  военному  водолазу. Океан  не  прощает  ошибок. Затем  подобрать  и  проверить  маски, ласты, часы  и  свинцовые  пояса  противовесы. Особенно  внимание  уделил  клапанам  шлангов  и  фильтрам. Так  как  если  что-то  под  водой  случиться, то  без  ласт  еще  можно  с  глубины  выплыть. А  вот  без  кислородной  воздушной  смечи  вряд  ли.

  Хотя  тут  все  были  отличными  пловцами. И  тем  не  менее.

  Дэниел  мало  чего  доверял  мне  делать  на  борту  их  с  Джейн  яхты. Он, практически  не  снимая  бинокля, все  всегда  в  основном  делал  сам. Я  лишь, помогал  по  мере  возможности  ему  в  морском  нашем  круизе. Но, вот, сегодня  здесь, мне  пришлось  поработать  в  поте  лица, таская  на  себе  баллоны  из  угла  в  угол. И  проверяя  их, и  показывая  Дэниелу  их  работопригодность  после  моей  проверки. Я, также  помог  Дэни  и  с лодочным  мотором. Мои  познания  русского  моряка  судового  моториста  в  технике  все  же  здесь, тоже  пригодились.

  Вообще, Дэниел  привык  делать  все  сам. Без  помощи  кого-либо. Но, сегодня  моя  ему  помощь  очень  даже  пригодилась. Да, и  я  был  доволен, что  не  сидел, сложа  руки  в  своей  каюте  или  с  Джейн  в  обнимку  без какого-либо  дела.

  Джейн  говорила, что  когда  Дэни, что-то  делает, лучше  не  лезть  в  его  работу. Но, сегодня  был  особый  случай. И  требовались  не  только  мои  познания  в  картах  и  мореходном  деле. Но  и  знания, как  водолаза  ремонтника. Благо  я  немало  и  в  этом  понимал. Особенно  в  аквалангах. Вот, Дэни  и  поручил  проверку  их  мне. И  был  доволен  проделанной  работой, когда  все  было  уже  готово. Особенно  осматривая  акваланг  своей  любимой  сестренки  и  моей  любимой  Джейн.

- До  обеда - сказал  он  мне - Пока  я  буду  просматривать  свои  все  записи  видео  наблюдения  барьерного  рифа  и  сканирование  дна  лагуны. Ты, Владимир  вместе  с  сестренкой  Джейн, обследуете  дно  самой  лагуны  вживую. Надо  успеть  сегодня  пройти  всю  бухту  вдоль  и  поперек  до  самого  заката. До  темноты, пока  стоит  тихая  без  ветра  погода. Судя  по  прогнозам  приборов, будет  несколько  тихих  солнечных  дней  в  этом  районе  океана.

 

                                             ***

  Мы  выпили  по  стаканчику  хорошего  итальянского  вина  и, отобедав  все  вместе  в  главной  каюте  жареной  макрелью, принялись  за  свои  дела. Дэниел, как  и  сказал, сел  за  проверку  видео  и  просмотр  результатов  эхолота  сонара. А  мы, взяв  скутер, двинулись  вглубь  бухты. К  тому  месту, где  была  скальная  расщелина между  стыками  двух  островов, уходящая  глубоко  в  воду. Образуя  узкое  скальное  ущелье. И  проход  в  открытый  океан.

  Было  на  часах  11:15. И  погода  действительно  нас  баловала  своей  тишиной. Солнечный  жар значительно  спал, хотя  стояла  духота  в  самой  бухте  между  скалистыми  и  обрывистыми  безжизненными  островами. Только,  кричали  чайки  и  альбатросы, срываясь  вниз  со  своих  гнезд. С  отвесных  в  океан  черных торчащих  в  шуме  волн  прибоя  скал.

   Мы  с  Джейн  на  резиновой  надувной  лодке  достигли  той  точки, откуда  нам  предстояло  продолжить  свои  поиски  обломков  самолета.

- Лучше  бы, наверное, было  с  того  края  начать - сказал  я  Джейн. От  конца подковообразного  побережья, где  острова  сливались  в  единое, почти  целое и  образовывали  скалистое  обрывистое  мрачное  над  водой  ущелье. Там  между  ними  под  водой  должен  был  быть  узкий  подводный  проход  в  открытый  океан.  

  Я  предложил  Дэниелу  перегнать  Арабеллу  глубже  в  лагуну. Ближе  к  этому  месту. Месту, более  глубокому  и  скалистому  от  самого  дна  до  поверхности. Это  и  укрытие  всех  неприятностей  хорошее. Скрытое, почти  от  глаз  черными  мрачными  торчащими  из  воды  скалами. И  никого. Даже  морских  птиц.

  Здесь, как  оказалось, даже  дно  было  из  голых  сплошных  скал. И  покрыто  местами  илом. Из  него  острыми  углами  и  шипами  вверх  торчали  черные  острые верхом  как  пики  скалы. Здесь  было  не  менее  ста  с  лишним  метров  в  самой  глубокой  части  дна. И  в  самом  ущелье, которое  Джейн  проплыла  буквально  на  одном  дыхании  и  азарте.

  Жуткое  скажу, сразу  место. Но, моя  красавица  Джейн  не  испугалась. Как  она  сказала, там, в  глубине  у  самого  дна, не  было, даже  рыб  и  вообще  никого. Просто, отвесные  до  самого  дна  скалы. Дальше, дно, подымалось, вверх  и  выполаживалось  в  отростках  кораллов. Образуя  подводные  островки, заполненные  местной  фауной. Дно  под  нами, буквально  кишело  коралловыми  рыбами.

  Дэниел  прислушался  ко  мне. И, пока  мы  стояли  в  этой  точке, перегнал  на винтах  яхту  ближе  к  нам  в  середину  самой  лагуны. Подогнал  буквально  к  нам, почти  вплотную, наблюдая  с  борта  за  нашей  работой. И  бросил  якорь.

  Тот, звонко  гремя  цепью, опустился  на  коралловое  дно  внутренней  лагуны межостровной  бухты.

  В  это  время  моя  красавица  Джейн  проплыла  по  самому  дну  островного скалистого  ущелья. И  была, где-то  подо  мной. Она  была  на  глубине  семидесяти  метров, где  не  было  ничего. И  никого, кроме  нее  в  легком  акваланге.

  Вскоре, она  вынырнула  рядом  с  лодкой  и  вцепилась  маленькими  своими девичьими  цепкими  с  красивыми  ноготками  загорелыми  пальчиками  в  борт  резиновой  лодки. Я  пододвинулся  к  ней, собираясь, если, что  вытащить  мою  красавицу  на  лодку  вместе  с  баллонами  и  ластами.

- Одни  скалы - выплюнув  мундштук  со  шлангом  и  тяжело  дыша, своей  пышной  девичьей  загорелой  грудью, сказала  мне  Джейн - Прошла  над  самым  дном. И  ничего  кроме  ила  и  камней. Даже, рыб  нет. Мертвое  место, это  точно. Живность  вся  вверху, высоко  над  головой. Даже  мурен  и  морских  змей  нет.

  Джейн  смотрела  на  меня  своими  черными, как  ночь  цыганскими латиноамериканки  любовницы  глазами – Мне  нужны  еще  одни баллоны  и продолжим.

- Ты  не  устала, любимая? - сказал  ей  я - Может, я  займу  твое  место? А, ты, отдохнешь  в  лодке.

- Нет - ответила  мне  Джейн. С  каким-то  детским  игровым  азартом - Еще  немного  поплаваю, милый. Потом  отдохну. Она, прямо  в  воде  надела  другие заряженные  смешанной  дыхательной  смесью  баллоны, которые  подал  я  ей, и, снова  нырнула.

  В  нашей  с  Джейн  лодке  лежал  и  мой  акваланг. Я  надел  прорезиненный  для  акваланга  гидрокостюм, пока  Джейн, снова, закусив  мундштук  шланга, нырнув, занялась обследованием  дна, уже  самой  лагуны. 

- «Странное  и  страшное, какое-то  место. Особенно  здесь. Даже, нет  птиц» - подумал  я, глядя  на  отвесные, свисающие  уступами  к  бурлящей  воде черные  скалы. Ни  травинки  на  них, ни  живинки. Ни  наверху, ни  под  водой. По  быстрее бы  Джейн  обследовала  это  место  у дна. И  надо  убираться отсюда - «Погибельное  место  и  точка» - был  мой, тогда  вывод.

 

                                                 ***

  Странно  как  то, но  Джейн  была  в  отличие  от  Дэниела, сегодня  какая-то  более  живая. Может, мое  присутствие  ее  оживило, после  той  прошедшей  нашей  ночи.

  Джейн  чувствовала  нашу  близость. И  некую  для  себя  как  женщина  защищенность  с  моей  стороны. Она  вела  себя  сейчас  куда, более, живее, чем  брат  ее  Дэни. Словно, что-то  от  нее  отлегло. Чего  не  скажешь о  Дэниеле.

  Он  был  мрачен, как  никогда  и  не  очень  теперь  разговорчив. Я  его  таким  еще  не  видел, за  время  нашего  путешествия  по  океану. В  нем  поселилось  что-то. Что  не  давало  ему  покоя. Думаю, ожидание  того, что  было  неизбежно, и  Дэниел  это  чувствовал  больше  других. Он  не  сводил  периодически  глаз  с  горизонта. И  наблюдал  за  океаном. Где-то  там, за  островами  была  черная  яхта. Присутствие  постоянного  преследования  не  давало  ему  покоя.

- Чертова  крылатка! - вынырнув  громко, сказал  моя  Джейн, сняв  с  больной  руки  подводные  часы, и  бросила  в  лодку - Уколола  меня, зараза! Больно  все-таки! Больно  ужасно! Ну, давай  затаскивай  меня  в  лодку, любимый!   

  Джейн  скинула, прямо  в  воде  восемнадцатилитровые  баллоны  от  акваланга. И  пока  я  их, подхватив  за  ремни, я  подымал  из  воды. Уцепившись, снова  маленькими  своими  Джейн  пальчиками  обеих  рук, ловко  подтянулась  на  руках, отталкиваясь  от  воды  ластами, пыталась  залезть  в  скутер. Заползая  пышно  своей  женской  грудью  в  гидрокостюме  на  борт  резиновой  лодки. Я  помог  и  ей оказаться  в  лодке. И  поцеловал  свою  любовницу  в  губы.

- Покажи  рану - произнес  я  ей -  Какая  рука?

  Она показала  левую  свою  руку  и  большой  на  маленькой  руке  загорелый  смуглый  девичий  палец. Он  кровоточил. Рана  была  глубокой.

- Надо  смазать  лекарственной  мазью, а  то  распухнет - сказала  моя Джейн, показывая  свою  загорелую  руку  в  месте  укола. Поигралась  дурочка  с  рыбкой. Палец  припух  и  задервенел  от  укола  острого  крыльевого  шипа  рыбы.

- Все  же  сильно, вижу, болит - произнес  я  ей.

- Ничего  потерплю  любимый - произнесла  мне  Джейн, расстегивая  на  замке  на  свой  шикарной  женской  груди  гидрокостюм.

- Рана  кровоточит  и  если  яд  есть  в  ней, то  уже  вытек  с  кровью  еще  возможно  в  самой  воде. Соленая  вода  промыла  рану – я  произнес, осматривая  любимой  руку.

  Было  ясно, сегодня  поплавать  мне  не  придется  здесь. Надо  было  срочно возвращаться  и  лечить  Джейн  рану, чтобы  не  было  сепсиса  или иной  инфекции. Яда  не было, точно. Но  возвращаться  было  необходимо.  

  Я  поцеловал  девичью  загорелую  девичью  с  пальчиками  кисть  руки. А  Джейн  посмотрела  на  меня  влюбленными своим  карим  и  практически  черным  гипнотическим  взором  красивых  глаз. 

- Надо  возвращаться  на  яхту - сказал  я  ей.

  Джейн  смотрела  на  меня, не  отрываясь  своими  красивыми  обалденными  латиноамериканки  любовницы  моей  глазами, буквально съедая  меня  ими  всего.

- Так  легче, любимая? - спросил  я  ее, продолжая  диалог  влюбленного и  заботливого  любовника, глядя  влюбленными  глазами  на  свою  морскую  русалку  Посейдона  и  нимфу  красавицу  в  расстегнутом  на  груди  акваланге. Из  которого, буквально  через  край  вываливались  в  полосатом  узком  цветном, практически  прозрачном  лифчике  купальника  девичьи  полные  загорелые  почти  до  черноты  мокрые, вспотевшие  от  прорезиненной  ткани  костюма  и  капелек  упавшей  на  них  воды  молодую  красивую  женскую  полненькую  грудь. Джейн  тяжко  и  сексуально, глядя  на  мои  любовные  знаки  постоянного  внимания  и  старания, вздохнула. Она  не  отрывала  своих  черных  как  океанская  бездна  глаз  от  моего  лица.

- Не  упустишь  возможность – произнесла  она  мне – Никогда  произвести  на  девушку  впечатление. Вы  все такие  русские  моряки? Или  ты  один  такой?

- Какой  такой, любимая? -  произнес  я.

- Вот  такой, не  только  красивый, еще  и  обходительный? Даже  здесь – она произнесла  мне.

- Наверное, один  сейчас  такой – произнес  я  Джейн  и  глядел, не  отрываясь  на  девичью  полненькую  выпирающую, почти  навыкате  в  полосатом  узком  лифчике  купальника  грудь. Она была  сейчас  такая  желаемая  для  меня, что  мой  член  под  прорезиненной  таканью  гидрокостюма  и  в  тугих  плавках  зашевелился  желая  ее, равно  как  и  все  остальное, что  было  и  без  того  уже  мое  по  праву.

- Ты, что-то  там  нового  увидел, любимый? - произнесла  моя  Джейн, видя, как я  возбужденно, снова, смотрел  на  эти  женские, безумно  красивые  прелести - Или  еще  ими, после  прошедшей  ночи  не  наигрался?

  Джейн, сняв  до  пояса  гидрокостюм. Сняла  свой  полосатый  от  купальника лифчик. И  бросила  в  лодку.

- Так-то  будет  лучше - произнесла  она - Надо  было  раньше  его  снять. И дышать  под  водой  станет  легче - сказала  она. Джейн  сняла  гидрокостюм  и  разделась  до  своего  полосатого  купальника. Надевая, на  себя  другой. Что  захватила  на  нашу  моторную  резиновую  большую  лодку. Без  рукавов  и  штанин. На  загорелые  как  уголь  девичьи  голые  руки  и  полненькие  красивые  свои  ноги. Натягивая  на  узкие  женские  голые  такие  же  загорелые  до  черноты  плечи. Затягивая  на  трепыхающейся  своей  идеальной  моей  любовницы  груди. Встряхивая  обеими  вверх, вскинутыми  руками  мокрые  прилипшие, вновь  к  плечам  черные  вьющиеся  колечками  свои  мокрые  распущенные  густыми  локонами  волосы. Сбрасывая  их  за  девичью  гибкую  как  у  кошки  спину  девичьими  маленькими  своими  пальчиками.

  Все  это  время  Дэни, как-то  мрачно  смотрел  на  нас  с  борта  «Арабеллы». И  молчал, наблюдая  за  нашими  ныряниями  на  расстоянии. Он, то  и  дело, отходил на  другой  борт  яхты. И  смотрел  в  свой  армейский  бинокль  в  сторону океана. То, исчезал, куда-то  вниз  с  палубы. И  его  долго  не  было  видно  наверху. С  ним  действительно  было, что-то  сегодня  не  так. С  самого  утра  при  моем  с  ним  общении, он  был  не  очень  многословен. И  уходил  часто  вниз  к  себе  в  каюту, где  запирался  и  какое-то  время, там  сидел  молча.

- Тебе  надо  нырнуть, Володя, любимый  мой – произнесла  мне  Джейн.

- А  твоя  рука, Джейн, любимая? – произнес  я  Джейн.

- ничего – произнесла  она мне – Раз  яда  нет. Сейчас  вот.

  Джейн  достала  из-под  сиденья  лодки  медицинскую  аптечку.

 - Пока  вот  так – произнесла  она  мне.

- Ладно - произнес  я  ей –Будем  нырять, раз  хочешь. только  не  уплывая  от  меня  моя  Божественная  царица  морей  и  океанов. Мне  этот  океан  без  такой  красотки  не  нужен, как  и  сама  моя  жизнь.

- Да  ладно  тебе, мой  влюбленный  красавец  дурачок – произнесла  она  мне,  широко  улыбаясь  приветливой  идеальной  в  белых  зубах  девичьей  красивой  улыбкой.

- Моя  ты  рабыня  любви - произнес  я  ей - Твой  тот  танец  живота  был  просто  бесподобен. Ты, правда, лучшая. И  я  счастлив, что  у меня  есть  такая  шикарная  молодая женщина  как  ты, Джейн – я  произнес, одевая  за  спину  и мужские  широкие  сильные  плечи  акваланга  баллоны.

  Джейн, сверкая своим  из-под черных  бровей  такими  же  черными  глазами,  помогала  мне  надевать  баллоны. Она, лишь  хитро  улыбаясь, произнесла  мне – Теперь  тебе  от  меня  никогда  не  уйти. Ты  мой  и  навсегда. Я  это  знаю.

  Потом  произнесла, как  наставление. И  это  касалось  уже  самого  подводного  погружения - Все  же  дно  не  совсем  одинокое  и  неживое. Возьми  нож, так  на случай  всякий. Там, видела  в  рифах  мурену - сказала  Джейн  мне –Я  ее  даже, потрогала. Милая  такая  рыбка. Дружелюбная. Смотри  в  оба. Она  там, может  быть  не  одна, когда  приблизишься  ко  дну. Зубы  у  нее  как  острые  рыбацкие  крючья. Это  не  крылатка. Все  равно, что  большая  барракуда. Цапнет, мало  не  будет.

- Усек - произнес  я  ей  на  русском.

- А  это  что  за  новое  русское  слово? - произнесла  спрашивая  меня  и  удивляясь  Джейн.

  Я  засмеялся  и  произнес  ей  - Ты  хорошо уже  и  почти без  акцента  разговариваешь  на  нашем. Ты  необычайно  способная  не  только  в  нашем  с тобой  сексе, и  беллидэнсе, девочка  моя.

- Я  знаю  несколько  языков - произнесла  мне  любимая – Работа  на  авиалиниях  заставляла  и  предрасполагала  изучать  языки.

- Ладно. Позднее  объясню, что  за  слово  и  еще  ряд  других  тебе  пока  не  знакомых  слов - я  произнес  в  ответ  моей  смуглянке, жгучей  убийственной  своей  красотой  брюнетке  красотке, и  любимой  южанке  латиноамериканке  Джейн.

- Идет. Договорились - произнесла  она мне – О, кей – по-английски.

 - О, кей - я  ей  ответил.

- Двенадцать  пятнадцать - сказала, глядя  на  наручные  часы  Джейн - Думаю, еще  можно  нырнуть. Время  еще  есть. Минут  на  тридцать  или  чуть, даже  дольше - она  мне  произнесла.

- Там  много  под  нами  рыб - Джейн, произнесла  тихо, мне  и  почти, на  ухо. Касаясь  своими  губками  моего  правого  уха - Просто, аквапарк  какой-то. Глаза  разбегаются, но  дно, ровное  между  коралловыми  полипами. Ил  один  и  много  звезд  и  актиний. Так, что  будь  осторожен, Володя  у  самого  дна. Вот  там  нет  никого.  Одни  в основном  торчащие  черные скалы  и  валяющиеся  по  всему дну  ракушки  да  большие  камни.

  Она  проверила  шланги  и  фильтры  на  акваланге. И  поправив  воротник, поцеловала, снова  меня  в  губы.

  Я  Джейн, тоже  поцеловал. И, нацепив  на  лицо  маску, опрокинулся  в  воду  за  борт  лодки.

 

                                                           ***

  Дно  самой  островной  лагуны  действительно  было  ровным. И  покрыто горгонариевыми  кораллами, и  илом. Очень, просто  много  ила. В  отличие  от  того  атолла  в  котором, мы, тогда  в  шторм  стояли. Здесь  ила  было  больше, чем  самих  кораллов. Они, буквально  торчали  из  кучи  донного  ила  вверх большими  шляпами  и  выростами. И  было  много  коралловых  рыб. Джейн правду  говорила, целый  аквапарк.

  Я  был  в  этой  гуще  жизни. Буквально, протискиваясь  сквозь  эти  стаи  кишащих  живых  организмов  океана. Они  даже, касались  меня  своими  маленькими  рыбьими  телами. И  хвостами  шлепали  по  аквалангу.

  Я  смотрел  во  все  стороны  и  на  само  дно  глубокой  лагуны  в  расчете  хоть, что-нибудь  найти, или  хотя  бы  просто  увидеть. Но, эти  снующие жители  рифов  перед  моей  маской, просто  мешали  мне  смотреть  все  время, мелькая  перед  моим  лицом.

  Они  облепляли  меня  со  всех  сторон. И  ловили  пузырьки  моего  отработанного  и  выходящего  через  фильтры  из  клапанов  кислородных баллонов  углекислого  газа.

  Я  иногда, даже  зависал  в  воде, как  в  воздухе  работая  ластами, чтобы разогнать  эту  приставучую  живность, которая  меня  облюбовала, и  вертелась  передо  мной, с  любопытством  рассматривая  как  невиданного ранее  здесь пришельца. Так  оно  и  было. Они  вероятно  как  местные, живущие  здесь  уже  достаточно  долго  и не  одно свое  поколение, вообще  первый  раз  видели  меня, как  и  недавно  видели  мою  здесь  плавающую Джейн. Вот  и  лезли, прямо  на  глаза, мешая  поиску.

  Джейн  предупредила  меня  на  счет  мурен. Но, пока  я  их  не  видел. А, только  живую  мельтешащую  перед  моей  маской  массу  коралловых  рыб, которые  следовали, буквально  за  мной  по  пятам, провожая  над  донным  крутым  склоном  из  прилепленных  к  нему  морских  ежей, звезд  и  песка.

  Я  заметил  среди  стаи  снующих  вокруг  меня  коралловых  рыб, даже несколько  небольших  пелагических  медуз, которые, возможно  были  здесь, тоже  пришельцами  из  открытого  океана.

    Мне  еле  удалось  вырваться  из  копошащей  этой  стаи  рыб. И  я  поплыл зигзагами  над  приближаясь  к  самому  заиленному  каменному  пустынному  дну.  Дну  этой  лагуны. Глубина  была, судя  по  показанию  на  руке  похожего  на  часы  ручные  часы  водонепроницаемого электронного  на  батарейке  измерителя  глубины 124  метра. И  тут  было  не  темно. В  принципе  приемлемо. И  не  так  глубоко  как  могло  оказаться. Я  спустился  вниз  по  склону, минуя  растущие  разного  вида, цвета  и  сорта  кораллы. Над  верхушками  зарослей  густых  сине-зеленых  длинных  парящих  в самой  воде  водорослей.

  Теперь  я  парил  высоко  над  самым  дном  лагуны. С  незначительынми  перепадами  глубин  в  углублениях  похожих  на  донные  кратеры  и  ямы  и  с  малым  количеством  самого  песка  и  ила.

  Ощущалось  встречное  достаточно  сильное  течение. Уходящее  к  тому  проему  в  двух  скалах, что  уходил  в  сам  океан. Возможно, песок  и сам  донный  ил  вымывался  отсюда  этим  течением  в  ту  сторону  постепенно  и  не  мог  тут  просто  по  факту  сохраниться.

  Я  заметил  впереди  идущую  как  торпеда  акулу. Она  медленно, но  верно, рыскала  на  одном  уровне  со  мной  по  высоте  над  дном  лагуны.

- «Вот  и  еще  как  те медузы  тоже  гостья  этого  места» - подумал  я  и  насторожился, стараясь  двигаться  не  резкими  движениями, а  медленней  и, нырнув  вниз, прижимаясь  уже  к  каменистому  дну – «Джейн  встретилась  с  муреной. Я  с  акулой».

  Мой  гидрокостюм  был  синего  с  белыми  вставками  цвета. И  он  не  очень  выделялся  в  самой  воде, хотя  был  виден  хорошо  над  самим  этим  дном. Но  делать  было  нечего. И  я  спустился  вниз, сохраняя  спокойствие  и  наблюдая  за  океанической  гостьей.

  Серая  акула. Нередкий, видимо  здесь  гость  из  открытого  океана. Она  была одиночкой. Хотя, тоже  встречается  и  стаями. Как  тогда, в  той  коралловой лагуне  атолла. Где  мне  еле  удалось  унести  ноги. И  где  мне  первый  раз  удалось  овладеть  моей  ненаглядной  брюнеточкой  мулаткой  Джейн  Морган. Можно  сказать, акулы  мне  в этом  и  помогли. Я, даже  вдруг  почувствовал  чувство  некоей  благодарности  за  их  помощь. Хотя, чуть  было  не  стал  их  дневным  тогда  обедом. Я  вдруг, вспомнил  вылитый  за  борт  «Арабеллы» Дэниелом. Целую  кастрюлю  на  корм  этим  океанским  зубатым  бестиям, что  варила  Джейн. Ради  моего  спасения.

  Акула  развернулась  от  меня, и  пошла, обшаривать  риф, вынюхивая  и  высматривая  себе  пропитание. Было  рискованно  к  ней  приближаться. Но  я  рискнул. Серая  акула  медленно  плыла. Ей  некуда  было  спешить.

  Я  догнал  эту  хищную  морскую  красавицу, медленно  плывущую  не оглядываясь  назад  впереди  меня. Работая  быстро  ластами, я  поравнялся  с  ней  и  прикоснулся  протянутой  правой  рукой  кончиками  своих  пальцев  к  ее  спинному  плавнику. Потом, ухватился  левой  рукой  за  острый  как  лезвие  ножа  косой  акулий  плавник, решив  немного, прокатится  на  этой  океанской  гостье.

Внимательно  через  стекло  маски, осматривая  впереди  и под  собой  дно  лагуны.

  Акула  так  и  плыла, словно  не  чувствовала  своей  ноши, медленно  работая плавником  хвоста. Мы  вместе  доплыли  до  места, где  мы  с  Дэниелом  прервали  операцию  поиска  из-за  поломки  двигателя  скутера.

  Надо  было  возвращаться. Я  уже  был  далеко  от  нашего  резинового  с  мотором  скутера  и  Дэниела  с  яхтой. Я  отпустил  восвояси  серую  акулу. И  она  уплыла, как  ни  в  чем, ни  бывало  дальше. И  исчезла  в  воде, где-то  впереди  по  направлению  к  выходу  из  островной  бухты. А, я  поплыл  назад  над  дном  лагуны  в  обратном  направлении  вглубь  островов.

  Я  плыл  не  торопясь, включив  фонарик, осматривал  поверхность  дна  лагуны.

  Здесь  искать  было  нечего. И  это  было  видно. Одни  лежащие  мертвые  кораллы  и  донный  ил  с  морскими  звездами  и  ежами. И  ни  намека  на  обломки  самолета  или, каких-либо  вещей  погибших.

  Я  возвращался  назад. Снова, в  стае  коралловых  рыб. Мимо  проплыли  групперы. Два  больших  каменных  окуня. И  я  поневоле  обратил  на  них внимание. Довольно  большие, с  шипастыми  плавниками  на  спине  и  огромным  ртом. Они  жадно  заглатывали  ртом  воду,  дыша  своими  большими  алыми  от  крови  жабрами.

  Посмотрев  на  часы, я  пошел  на  подъем. Было  ровно 13: 26.

  Время  было  на  исходе, и  пора  было  всплывать. Да, и  смесь  заканчивалась в  кислородных  баллонах  акваланга.  Это  были  вторые  баллоны, и  они  были  уже  практически  пустыми.

  Я  посмотрел  наверх  и  увидел  силуэт  нашей  лодки  над  собой  на  поверхности  воды. Пуская  большие  отработанные  пузыри  смеси  из  акваланга  фильтров, я  шел  кверху  к  висящей  надо  мной  резиновой  лодке, где  сидела  моя  любимая красавица  Джейн. Она  ждала  меня. И, видимо, нервничала, переживая  за  меня.

  Я  вынырнул  на  поверхность  воды   возле  самой  лодки. За   счет  гелия  в  кислороде  в  болонах, это  можно  было  безболезненно  и  достаточно  быстро  проделать, как  и  тогда  на  том  штормовом   атолле. Когда  я  пулей  вылетел  от  самого  дна  на  нашу  яхту  «Арабеллу». Там, правда, глубина  была  небольшая, метров  может, двадцать, тридцать  до  дна  от  поверхности. Тут  было  куда  глубже.  Вот  и  Джейн  поднялась, почти  с  такой  же  глубины, не  тормозя  и  не  тратя  время  на  отдых  и  декомпрессию. Это  все  за  счет  смеси  гелия  и  кислорода.

  Я  поднял  на  лоб  маску. И  выплюнул  мундштук  дыхательного  шланга акваланга.  Схватился  за  борт  резиновой  лодки.

  Джейн  уставилась  на  меня  в  упор.

- Где  ты  был?! - она, произнесла  и  напугано  смотрела на  меня - Я  вся  уже  извилась  от  ожидания! Думала, попал  в  какую-нибудь  опять  переделку. Что  ты так  долго, так?

- Поплавал  с  серой  коралловой  акулой, дорогая - ответил  я, смотря  на взволнованную  свою  красавицу  Джейн  Морган.

- Поплавал  с  акулой?! - переспросила  громко, моя  красавица  Джейн - Шутишь  опять! И  что, там  видел?! - спросила  громко  она, глядя  возмущенно  на  меня.

- Не  переживай, миленькая  моя - ласково  ответил  я  Джейн - Я  все  прочесал  дно  от  того  места, где  мы  с  Дэни  прервали  обследования  дна  лагуны. И  до  нашей  лодки.

- И? - спросила  Джейн  меня.

- И  ничего  там  больше  нет, кроме  ила  и  морских  звезд  с  ежами - ответил Джейн.

   Я, взял  ее  за  руки, целуя  их  страстно  и  любовно. Каждый  ее  смугленький  загорелый  с  красивыми  остренькими  ноготками  цепкий  пальчик - Миленькая, ты  моя  переживальщица. Ты  прямо  не  даешь  мне  от  тебя  далеко  оторваться. Словно  мама, следящая  за  ребенком. Джейн, любимая  моя.

  Я  поцеловал  Джейн  в  ее  аленькие  губы  и  сел  к  мотору  и  завел  его.

- Дурачок - тихо  сказала  и  ласково  она, глядя  любовно  черными  своими красивыми  обворожительными  глазами  на  меня, сидя  на  носу  лодки.

  Джейн  тяжело  задышала, возбужденно  и  сексуально  всей  своей  полненькой  в  полосатом  купальнике  женской  грудью. Потом, успокоившись  немного,  произнесла  мне - Ладно, поплыли   к  яхте  и  к  Дэниелу. Пора   обедать. Ничего, значит  ничего.

 

                                    Плато  смерти

 

  Джейн, надев  темные  солнечные  очки, стояла  на  краю  борта  нашей  «Арабеллы». Она, стояла  у  бортовых  защитных  лееров  и  смотрела, как  я  и Дэниел, снова  готовили  акваланги  к  погружению. Сгружая  все  снаряжение  для  подводного  плавания  и  дайвинга  в  моторный  наш  резиновый  скутер.

  Дэниел  взял, готовые  уже  закачанные  баллоны  на  восемнадцать  литров.

  Еще  стоял  день, часа, где-то  три. И  мы  решили, сделать  еще  одно  погружение  в  районе  островной  банки  с  внешней  стороны  одного  из  островов. 

  Судя  по мореходной  карте, там  было  коралловое  целое  плато  в  сторону  к  океану. Там  был  самый  скалистый  из  обоих  островов. И  он  был  самый  большой. Что  был   справа  от  нас  и  южнее  левого. Куда, более  меньшего  размерами  острова.

  Остров  имел  большую   коралловую  банку, далеко  отходящую  от  него  в  сам  Тихий  океан. После  непродолжительного  в  общей  компании  в  главной  каюте  отдыха  и  обеда, приготовленного  Дэниелом, мы  все, снова  принялись  за  работу.

  Дэни  решил  обследовать  акваторию  этой  самой  большой  внешней  банки  острова  с  помощью  глубоководного  сонара  и  камеры. И  если, что  понырять  в возможном  месте  падения  борта  ВА 556. Если  сонар  обнаружит  место  обломков  BOEING - 747.

  По  просмотру  первоначальных  съемок  лагуны, где  мы  стояли, результаты  его, не  устроили. Сонар  и  камера  ничего, тоже  не показали, ни  по  внешнему  барьерному  рифу  в  полосе  прибоя  волн. Ни  далее  до  отметки, где  перегрелся  и  вышел  из  строя  наш  лодочный  мотор.

  Джейн  стояла  и  просто  смотрела  на  нас  работающих  у  резиновой  лодки  и  готовящих  ее  к  новому  поисковому  маршруту.

  Я  поглядывал, иногда  на  нее. И  видел, как  смотрела  она  на  нас  обоих.  Особенно  на  меня.

  Как  она  была, вновь  красива  в  солнечных  лучах  в  своем  купальнике.  

  Джейн, надев  назад  свой, почти  прозрачный  цветной  полосатый  лифчик, подтянув  свои  пышущие жаром  женские  обворожительные  груди, просто  стояла  как  есть  полунагая  в  этих  ярких  лучах  на  фоне  одного  из  островов. На  фоне  обрывистых  скал  и  синевы  спокойной  в  штиле  воды. Невысокого  роста  и  вся  загорелая, почти  до  угольной  черноты  девичья  фигура, просто  переливалась бронзовыми  плотными  темными  красками  и  оттенками. От  красивых  в  изящной  полноте  голых  полностью  ног, до  милого  в  тех  солнечных  блестящих, на  ярком, солнечном  свету  черными  линзами  очках  девичьего  смуглого  личика. Ее  черные  вьющиеся  змеями  длинные  локонами  по  плечам  и  спине  распущенные  волосы  слегка  развивались  на  легком  ветерке  скалистой  бухты.

  Дэниел  толкнул  меня, как  бы  шутя, слегка  в  плечо - Засмотрелся  на  мою сестренку  любовничек? - колко  он  произнес - Давай  помогай, хватит  мечтать. Опускаем  разом  и  вместе. На  раз  и  два! - он  громко  скомандовал, и  мы  закрутили  рукоятки  ручной  лебедки, спуская  на  воду  у  борта  яхты  моторный  скутер. Потом, добавил  - Ты  маски  положил? Я  их, что-то  не  вижу  в  лодке.

  Было  видно, как  он  заметно  нервничал.

  Особенно, когда  мы  ему  сказали, что  в  бухте  ловить  нечего. И  там  ничего  нет, он  просто  взбесился  и  громко  крикнул - Он  должен  быть, где-то  здесь! Я  найду  его!

  Он  вышел, вообще  из  себя, отскочив  от  борта  «Арабеллы». И  забегая  по  палубе. Чуть  ли,  не  бегом  кругами  от  борта  к  борту. Было  чем-то  похоже  на  некую  сумасшедшую  одержимость.

  И  вот  сейчас, он, тоже  был  вне  себя  и  дергался. Не  зная  к  чему  придраться.

- Точно  положил? - он  снова  меня  переспросил.

- Все  там, Дэни - произнес  спокойно  я - Там  под  гидрокостюмами  вместе  с ластами.

  Я  смотрел  на  него  и  не  узнавал  его  сейчас.

- А, фонари  взял, как  я  говорил? - снова, спросил  он  меня.

- Конечно, взял, как  без  них  там  под  водой - я  ему  ответил, удивленный  его  придирчивостью.

  Дэниел  был  как  ненормальный  и  весь  дергался. Такому  под  воду  нельзя  было. Жди  беды.

- Ветра  как  не  было, так  и  нет  совсем - произнес  Дэни  и  вытер  взмокший  от  нервов  свой  загоревший  смуглый  мужской  двадцатисемилетнего  парня  латиноамериканца   лоб  рукой. И  поправил  на  голове  светлую  бейсболку - Жар  так  и  стоит  в  этой  лагуне, сгорим  в  лодке  от  жары – проговорил  он  мне  - Эта  жара  меня  доконает.

  Он, как  и  Джейн, мулаты  и  латиносы   были  более  приспособлены  к  такой  жаре. Тем  более  из  жаркой   Калифорнии. Лучше  чем  даже  я,  русский. Но  сейчас  все  как-то  было  наоборот.

- А, горючее  к  лодке? - он  снова  спросил  меня.

- Да, взял  я  все, Дэниел - ответил  ему  я - Все, как  ты  говорил. Все  в  лодке.

  Я  снова, посмотрел  на  свою  красавицу  Джейн, стоящую  у  борта. У  бортового  леерного  ограждения  нашей  яхты. В  своем  полосатом  купальнике. Выгнувшуюся  в  гибкой   девичьей  спине  и  вперед  своим  изящным  с  красивым  пупком  животиком. Поставив  загоревшую  до  черноты  левую  полненькую  ножку  ступней  с  миленькими  маленькими  пальчиками  на  волновой  невысокий  бортик. Согнув  в  колене  на  бордюр  этого  невысокого  ограждения  «Арабеллы», молча  смотрела  на  меня  и  на  своего  брата. Не  отрываясь  ни  на  минуту, из-под  темных  зеркальных  солнечных  очков.

  Я  посмотрел  на нее  и  спросил  Дэниела - А, Джейн, что  останется  на  яхте?

- Ага, сейчас! - возмутилась  моя  красавица  Джейн - Я, тоже, хочу  туда, куда  и  вы  мальчики! Не  останусь  на  яхте  в  такую  жару! - Джейн  громко  сказала, чтобы  мы  это  услышали - К  тому  же, у  меня  первый  разряд  по  нырянию  с  аквалангом. И  опыт  имеется  глубоководного  погружения.

  Джейн  видела, как  нервничает  Дэниел  и  понимала  опасность  всего мероприятия. Дэни  не  отговорить  особенно  сейчас. И  надо  было  быть  с  ним  рядом.

- Ну, конечно же! - произнес  Дэниел  в  ответ, ей, тоже  громко, язвительно восхваляя  свою  сестренку - Куда  мы  без  нашей  изящной  и  опытной  в  глубоких  погружениях  ныряльщицы  русалки. Моя  сестренка  с  нами, тоже  поплывет. Вон  ее  баллоны  уже  лежат  в  лодке, видишь?! - он, сказал  и  рукой  мельком  показал, махнув  на  акваланг  и  гидрокостюм, что  был  для  Джейн  приготовлен.

  Видя  нервное, какое-то  возбужденное  и  необъяснимое  поведение  своего  брата  Джейн, отошла  быстро  от  борта   с  защитными  бортовыми  леерами  яхты  и  подошла  к  нему. Прижавшись  полуголым  женским  своим  телом, обняв  брата, чмокнув  его  в  щеку. Что-то  сказала  ему  шепотом  на  ухо, на  еще  каком-то языке. Возможно  португальском  или  испанском. Потом  от  него отошла  и  приблизилась  ко  мне. Она  взяла  мои  руки  в  свои. И  положила  их  на  свою  пышную  горячую, зажаренную  до  черноты  на  солнце  в  полосатом  лифчике  купальника  грудь.

- Все  будет  хорошо, Володя - сказала  она, хорошо  и  по-русски  мне  - Дэни  заметно  нервничает.  Ему  страшно, как  и  мне, но  все  будет  хорошо. Это  дурное  место. Как  женщина, я  ощущаю  это. Оно  его  нервирует, как  и  меня.

  Она  смотрела  на  меня  сквозь  солнечные  свои  очки, своими, обворожительными  любвеобильными  гипнотическими  глазами  моей  любовницы.

- Все  будет  хорошо, любимый - произнесла  снова  Джейн - Присматривай  за  ним  там, на  глубине.

  Она  искоса  посматривала  на  своего  нервно  копающегося  в  лодке, почти  уже  взрослого  двадцатисемилетнего  братишку.

  Джейн  натянула  на  себя, на  свою  торчащую  вперед  пышную  в  глубоком дыхании  грудь  свою  желтую  с  картинкой  футболку. Сверху  своего  загорелого  до  черноты  женского  гибкого, как  у  русалки  и  восточной  танцовщицы  в  талии  тела. До, самых  узких  полосатых  купальника  плавок. Сдавивших  узким  тонким  пояском  ее  девичьи, почти  черные  от  плотного  ровного  солнечного  загара  бедра  голых  ног  и  промеж  загорелых  ляжек  подтянувших  ее  волосатый  с  промежностью  лобок.

  Дэниел  накинув  на  себя  на  практически  голое  тело, раздетое  д о черных  плавок, опять  ветровку  и  надев  белую  бейсболку, спустил  с  борта  лестницу. Он  помог  мне  спуститься  в  резиновый  наш  скутер. Подавая  мне  дополнительно  к  нему  еще, запасные  к  аквалангам  баллоны  и  весла. 

  Я, тоже, стараясь  защититься  от  солнечных  прямых  жгучих  лучей, первый  раз  одевшись  в  короткорукавую  цветную  из, отданных  мне  в  использование  по-братски  Дэниелом, теперь  рубашку, и   в  своих  матросских, как  всегда  светлых  штанах. Сбросив  со  ступней  сланцы  тапочки  у  левого  леерного   бортового  ограждения  яхты, босиком, спустился  первым  в  резиновый  моторный  скутер. Я  принял  на  борт  большую  серую  с  тяжелым  грузом  сумку  на  длинном  ремне, которую  принесла  сама  Джейн  из  своей  каюты. Едой  с  кухни. И  водой  дополнительно  в  довесок  к  той, что  я  положил  в  лодку.

- Кто  его  знает - сказала  она  мне, когда  я  ее  принимал  на  руки. И   усаживал  в  лодку - Вдруг  наша  экскурсия  затянется.

  Она, говоря  это,  сама, заметно  нервничала. Но, держалась  браво, лучше  Дэниела. Похоже, та, прошлая  наша  в  любовных  страстных  ахах  и  охах  в  любви  ночь  была  ей  на  пользу.

  Следом  спустился  и  сам  Дэниел.

 - Поехали! - сказал  он  громко, садясь  на  нос  лодки  впереди  своей сестренки  Джейн.

 - Давай, заводи, и  поехали! - он  повторил, и   я  завел  лодочный  мотор.

 

                                                ***

- Чур, я  первой  ныряю! - вдруг, громко, произнесла  моя  Джейн, заправляя  своими  пальчиками  обеих  рук  свои, заколотые  золоченой  булавкой  длинные  в  пучок  вьющиеся  локонами  в  колечки  черные  брюнетки  волосы.

  Джейн  посмотрела  на  меня  и  на  Дэниела  и  сказала - Посиди-ка, братишка  в  лодке, пока  мы  вдвоем  сплаваем, хорошо!

  Джейн  надела  часы, пояс  и  ласты  на  голову  маску. Она  взяла  другой прорезиненный  гидрокостюм, новый, полностью  черный  и  приспособленный  для  более  глубокого  погружения.

  Тот, посмотрел  на  нее  и  на  меня, зыркнув  недовольным  взглядом, но согласился, молча, регулируя  фильтры  запасных  баллонов  к  аквалангу.

- Ладно? – она  повторила  глядя  ему  в  глаза. Их  карие  почти  черные  глаза,  вдруг  встретились  и  застыли  так  на  какие-то  минуты. И  Дэни  качнул  Джейн своей  родного  единокровного  брата  кучерявой  черноволосой  своей   двадцатисемилетнего  парня  головой.

- Ладно  - он  произнес  ей – Я  посижу  и  подожду  результатов  пока  тут.

- Если  так  дальше  пойдет - она  произнесла  ему - То, я  не  дам  тебе, вообще нырять. Понял  меня, Дэни?

- Что  случилось, моя  крошка? - произнес  вопросительно  я, уже  по-американски, не  стесняясь  ее  так  называть  при  родном  брате.

  Она  в  этот  раз  даже  не  посмотрела  на  меня, а  все  внимание  было  ее приковано  к  Дэниелу  как  родной  старшей  сестры.

- Я, тоже  бываю  в  дурном  состоянии, но  все, же, сдерживаю  себя  в  руках - сказала, глядя  не  очень  одобрительно  на  Дэниела  Джейн - Я  не  хочу, чтобы  с  тобой, что-нибудь, там  внизу  произошло. Понимаешь  меня, Дэни. Братишка.

  Дэниел, понурив  свой  взор  в  наполненный  сжиженной  кислородно-гелиевой  смесью  восемнадцатилитровые  баллоны. Он  сидел, регулировал  клапана  и  фильтры. Он  молчал. Только  недовольно, теперь  искоса   и  как-то  обиженно, поглядывая  на  свою  сестренку  Джейн. Может, ему  было  неудобно  передо  мной, что  сестра  им  практически  взрослым  уже  мужчиной  командует.

- А, что, все-таки  случилось?! -  я, спросил  и  был  в  недоумении. И  смотрел вопросительно  на  обоих. Хотя  прекрасно  понимал  все.

- А, ты, не  видишь  с  утра  какой  он!  - сказала,  она, громко  и  жестко  как воспитатель, перебивая  шум  волн Джейн - Не  замечаешь, совсем  моего  брата  Дэни! С  самого  утра, он  как  ненормальный! Дергается  как  псих! Весь, какой-то  растерянный! Все  других  спрашивает, а  сам  давно, уже  все  собрал  и  положил  куда  надо! Или  молчит, и  ходит  сам  по себе! Даже, со мной  не  разговаривает!

  Она, глядя, не  отрываясь  на  своего  родного  брата, продолжила - Обычно бывает  его  в  разговоре, не  заткнешь. Болтает  и  болтает  как  порой  заводной. А, тут, кроме  резких  обрывочных  недовольных  чем-то  фраз  от  него  не  услышишь.

- Ладно, замолчи, Джейн, хватит! - он  огрызнулся  на  старшую  сестру – Можно  сказать, ты  тоже  не  на  нервах  сегодня  с  самого  утра! Все  это  чертово  место, не  дает  покоя  тебе  тоже! Эти  острова, эти  черные  скалы! Эта  карта  и  конечная  эта  точка  нашего  маршрута! Это  все  сводит  меня  с ума!

  Я, слушал  и  надевал  в  это  время, молча, глядя  на  них  прорезиненный  костюм  акваланга, пока  они  друг  с  другом  объяснялись  и  доказывали  свое. Я, аккуратно  сложив  в  резиновой  лодке  свою  одежду, я  просто  готовился, молча  к  погружению.

- Пусть  будет, так  как  теперь  решит  сама  Джейн - сказал  я, глядя   на  мою  любовницу  и  без  пяти  минут  уже  даже  супругу, влюбленными, обнадеживающими  глазами. Застегивая  на  груди  замок. И  сам, поправляя  под  шлангами  и  фильтром  воротник - Джейн  у  тебя  сестренка  взрослая. Сама  все  сегодня  решит  и рассудит.

  Я  решил  заступиться  за  Джейн  перед  ее  же  братом.

 - Давай  сегодня  не  будем  с  ней  спорить  Дэни  - сказал  я, улыбаясь, дружески  Дэниелу, поворачиваясь  спиной  с  баллонами  к  Джейн - Джейн, давай  оставим  все  эти  разборки  семейные  на  потом  - сказал  я  ей, делая  вид, как  ничего  не  произошло - Сейчас  главное  погружение  и  поиск. Нужно  быть  собранным  и  в  форме.

- Я  о  том  же, любимый - произнесла  мне  Джейн, и  посмотрела  уже  мягче  на  родного  своего   братишку  Дэниела. И  одевая  тоже  гидрокостюм.

- Посмотри  сзади  все  в  порядке. Там  шланги, и  все  такое - я  произнес  ей.

- Нормально - Джейн, произнесла, осмотрев  сзади  все  на  мне, пока  Дэни  крутил  винтили  баллонов. Стравливая  по  чуть-чуть, гелиевую  смесь  через  мундштуки. Проверяя, снова  шланги  и  фильтры.

- Нормально, а  ты  посмотри  у  меня - произнесла  Джейн. И  аккуратно  привстав  в  лодке  с  баллонами, повернулась  ко  мне  спиной  и  своим  широким   полненьким  ягодицами   в  облегающем  подводном  костюме  женским  задом. Глядя  все  еще  взглядом  любящей  сестры  на  брата  Дэниела.

   Я  осмотрел  ее  состояние  акваланга.

 - Норма, Джейн - сказал  я - Ныряем?

  Она  еще  раз  посмотрела  на  Дэниела  укорительным, но  своим  любящим родной  сестры  взглядом  черных  цыганских  гипнотических  глаз. И  произнесла  ему - Не  глупи. И  возьми  себя  в  руки  Дэни. Я  люблю  тебя. 

И, надев, на  маленькие  с  красивыми  загорелыми  пальчиками  ступни  широкие  ласты,  и  маску  на  красивое  миленькое  свое  девичье  покрытое  ровным  солнечным  смуглым  личико, вывалилась  за  борт  лодки.

- Удачи, Володя! - сказал  громко, ломано  по-русски, Дэниел, когда  Джейн скрылась  под  водой  - Сам  не  знаю, что  со  мной  сейчас  происходит - произнес  уже  по-английски  он - Это  все  эти  острова, чертовы. Я, даже, не  знал, что  со  мной  будет  так. Хуже  всех. Ну, удачи!

- Ничего. Все  нормально  Дэни - сказал  я  ему - Просто, пришло  время  и  ей  поработать  на  глубине. Твоя  сестренка, просто  прелесть. Слушай  ее  чаще. Она  любит  тебя  как  братишку  и  дурного, не  пожелает.

- Ну, удачи! - произнес  еще  раз, и  громко  уже  в  приподнятом  настроении  улыбнулся  Дэниел.

- Удача  нам  не  помешает  Дэни, дружище! - громко, также  ответил  я  ему, смотря  в  его  черные, такие  же, как  и  у  моей  Джейн, но, какие-то  печальные, теперь  глаза, через  надетую  акваланга  и  стекло  маску - Ты  отличный  парень. Будь  таким  всегда.

  Я, воткнул  и  закусил  загубник  дыхательной  с  фильтром  шланга  трубки  и  сделав пару  вдохов, убедившись  в  исправности  подачи  смеси, посмотрел  на   темную  за  бортом  синюю  с   легкими  идущую  волнами   воду.

- «Ни  пуха» - произнес  я  тихо, уже, наверное, сам  себе  еще  добавил –«К  черту».  

  И, перекрестившись, уже  в  ластах, и  надев  маску, тоже  упал  за  борт  резиновой  нашей  лодки.

 

 

                                                 ***

  Я  не  узнавал  сейчас  Дэниела. Что-то  с  ним  было  сейчас, действительно  не  так. Он  был  резок, и  вид  был  у  него, какой-то  сейчас  убитый. Видно  было, что  он  был  весь  на  нервах. Он, словно, что-то  ожидал  сегодня  с  самого  утра  или  предчувствовал.

  Я  не  очень  одобряюще  отнесся  к  нему  после  той  фразы - Любовничек. Крайне  осудительно, но  понимая, что  Дэни  был  все  время  с  утра  на  нервах  еще  со  вчерашнего  дня. От, навалившихся  на  него, как  и  на  Джейн  семейных  горьких  переживаний  от  этого  мрачноватого  места. Которое  и  мне  не  очень, то  нравилось. И  было  совсем  не  по  душе. Места  гибели  самолета  их  отца. Я  сделал  скидку  на  возраст  и  обстоятельства, и  промолчал.

  Если, Джейн  была, после  нашей  очередной  близкой  ночи, более-менее  в порядке  сейчас, то  с  Дэни, что-то  было  сегодня  не  так. Он  на  протяжении  всего  этого  времени  был  предоставлен  сам  себе. И  ему  не  с  кем  было, даже  близко  пообщаться. Мы  практически  не  разговаривали, даже  когда  я  помогал  ему  в  носовом  отсеке  с  проверкой  и  заправкой  баллонов  аквалангов. И  ремонтом  лодочного  двигателя. Он, лишь  одобрительно  кивал  мне  головой, показывая, что  все  верно  и  правильно. И  ничего  не  говорил.

  Даже  когда  прочесывали  вместе  на  резиновой  лодке  внешний, в  полосе прибоя, барьерный  риф, между  островами, кроме  дежурных  командных  реплик  от  Дэниела  не  было, простого  свободного  слова. Когда  сломался  двигатель, он  вообще, даже  психанул. И  это  было  заметно, особенно, когда  он  пенял  на  жару  в  островной  бухте. Жара  действительно  была  непереносимая. Но, я  не  подавал  вида. Хотя, это  нельзя  было  не  заметить.

  Ранее, такого  нельзя  было  увидеть  в  поведении  этого  двадцатисемилетнего  американского  парня. Он  всегда  был  радушным  и  в  приподнятом  настроении. Всегда  был  готов  помочь, если, что. Он  с  большой  охотой  учил  меня  управлять  яхтой  и  ее  автоматикой. А, я  подтаскивал  его  по  морским  картам.

  Я  его, вообще  не  узнавал  сейчас. Он  был  уже  не  тот  добродушный  парень  как  раньше. Он  был  на  взводе. Казалось  чуть, что  и   в  драку  кинется.

  Видимо  Дэниелу  кое, что, все-таки  в  наших  отношениях  с  его  сестренкой Джейн  не  нравилось. Только, он  этого  не  говорил. Вернее  в  последнее  время. Уж  шибко  мы  увлеклись  друг  другом. И  Дэниел  остался  практически  один. В  гордом  одиночестве. И  видимо, он  даже  не  мог  предположить, что  Джейн  совсем  голову  потеряет  от  любви  ко  мне. Оставив  его  одного  в  стороне  как  брата. Вот  двадцатисемилетний  парень  и  нервничал. Особенно  здесь  в  этом  жутком  месте. Плюс  напряженная  постоянная  обстановка  с  этой  чертовой  черной  гангстерской  яхтой  мистера  Джексон  на  хвосте, заставляла  его  дополнительно  психовать.

  Он  был, конечно, не  прав  в  своих  вероятных  суждениях  о  себе  и  обо  мне  с  Джейн. Я  чувствовал  к  нему  уже  некую  родственную  даже  связь.  

  Это  все  через  его  сестренку  Джейн. Через  ее  ко  мне  безумную  любовь. Я проникся  к  нему, чуть  ли  не  отцовским  чувствами. И  старался  быть  ему, словно  старшим  братом. Но, он  стал, как  странно  замыкаться  в  себе  постепенно  в  этом  плавании.

  Я  не  рассказывал, наверное, вам, но, мы  с  Дэниелом  частенько  болтали  о  том, о, сем. Пока  шли  сюда  на  «Арабелле». Стоя  у  бортового  леерных  перил  ограждения  яхты. И  смотря  на  бушующие  за  бортом  тихоокеанские  волны.

  Пока  яхта  шла  на  автомате, мы  по-дружески  беседовали  о  жизни. И  о  любви  к  океану. Джейн, даже  не  знала, о  том, что  мне  Дэни  рассказывал  из  своей  личной  жизни. И  я  вот, вам  поведал  это  сейчас, потому  как  не  узнавал  сейчас  своего  лучшего  друга  спасшего  мне  жизнь. Пока  меня  не  свалила  та  непонятная  болезнь. И  я  не  очнулся  уже  здесь.

  Я  не  узнавал, теперь  своего  друга  Дэниела.

  Особенно  в  месте  окончательного  прибытия. Он, мало  со  мной  разговаривал, даже  здесь  на  палубе. Только, исключительно  по  делу  и  все.

  После  того,  как  я  встал  на  ноги  после  болезни, я  его  уже  не  узнавал. Он, порой, теперь  долго  не  выходил  из  своей  каюты. С  ним, что-то  происходило. Если  Джейн  была, почти  всегда  со  мной, то  Дэни  был  один.

  Он, опять  повытаскивал  все   необходимое  оружие  на  палубу  «Арабеллы». И уже  не  убирал  его  в  оружейную  каюту  яхты. Оно  так  и  лежало  на  палубе, на  всех  свободных  палубных  с  инструментом  ящиках, постоянно  мешаясь. Он  все  время  смотрел  вдаль  на  горизонт. Он  боялся. Боялся  за  себя  и  за  сестренку. Именно, теперь, здесь  в  этой  конечной  точке  нашего  маршрута. Там  в  океане, пока  мы  плыли  сюда, этот  страх  был  еще  отдаленным. Но, теперь  он  был  рядом.

   Его  страх  был  не  меньшим  чем  у  Джейн. Джейн  же  со  мной  она  была  как-то  спокойнее, чем  с  Дэниелом. Она, тоже, нервничала. И  это  по  ней  было  видно. Особенно  в  момент  нашей  с  ней  очередной  постельной  ночи. Но, она  как-то, все, же  взяла  себя  в  руки  в  отличие  от  Дэниела. Может, по тому, что  была  старше  Дэни. Может, еще  из-за  чего. Но, она  гасила  в  себе  свои  умело  страхи.  И, в  отличие  от  не  способного это  делать  Дэниела. Хотя, по  ней  было  видно, как  она, тоже  дико  боялась  сейчас  всего  того, что  могло  случиться  с  появлением  у  берегов  этих  островов  той  черной  гангстерской  яхты.

  Я  Джейн  сказал, чтобы  она  как  старшая  его  сестренка  все  же  уделяла  своему  родному  брату, тоже  больше  времени, как  уделяет  мне. Чтобы  он  не  стал  чувствовать  себя  одиноким  рядом  с  нами.

  Джейн  сказала  мне  в  постели  прошлой  ночью, что  его  теперь, лучше  не трогать, и  не  лезть  к  нему  в  душу  больше  положенного. Это  только  навредит. Ему  одному  даже  вроде  как  лучше.

  Джейн  ласкала,  как  могла, как  родная  мать  своего  младшего   братишку. Общаясь  с  глазу, на  глаз  с  ним  в  стороне  от  меня  в  свободное  время, когда  Дэниел  был  не  занят  ничем. Но, это  место  видно  было  давило  так  на  него  как, ни  на  кого  другого. Вот  Дэниел  и  был  постоянно  на  взводе  сейчас. Он  был  один  и  не  на  что  было  спустить  пар. Именно, здесь  и  сейчас, он  стал  вот  таким, неузнаваемым. В  этом  жутковатом  месте. После  нашей  с  Джейн  очередной  проведенной  вместе  ночи. Даже, обед  прошел  в  главной  каюте  как-то  скомкано.

  Дэни  не  было  покоя. Стояла  вторая  предвечерняя  половина  дня, и  он  раньше  всех  выскочил, из-за  стола, оттолкнув  в  сторону  нервно  тарелку  с  жареным  омаром. А  сваренный  Джейн  суп  с  островной  козлятиной  и  приправами  вообще  есть  не  стал. Хотя  это  уплетал  за  обои  уши  в  первую  очередь.

  Помню, как  он, выпив  наскоро  бокал   белого  вина, сорвался  опять  наверх  готовить  резиновый  с  водолазным  оборудованием  скутер. Его  словно  кто-то подталкивал  и  не  давал  покоя  Дэни. Торопил  с  работой, точно  он  не  успеет.

  Мы  с  Джейн, помню  с  крайним  волнением  за  столом  в  главной  каюте, переглянулись, наблюдая  за  его  странным, таким  вот  поведением.

 

                                                ***

  Джейн, взглянув  на  свои  и  мои  наручные  часы, чтобы  я  следил  за  временем, и  пошла  первой. Проплывая  над  дном  подводного  кораллового  обширного  плата.

  Ее  новый  прорезиненный  красивый  гидрокостюм  сине-черного  цвета, красиво  планировал  в  темной  синеве  второго  подводного  плато.

  Я  шел  за  ней  следом. Мы  двигались  на  семидесятиметровой  глубине, медленно, делая  виражи  под  водой, окруженные  местной  плавающей  фауной  и  не  спеша, рассматривая  все  вокруг. Благо, видимость  была  хорошая.

   Мы  так  дошли, почти  до  края  подводного  кораллового  плата. Это  было, как  оказалось, верхнее  плато. Все  заросшее  кораллами  и  прочей  растительностью.

  Кругом  были, лишь  заросли  водорослей  и  кораллов  горгонарий. Все  дно  было  в  морских  ежах  и  звездах. Дно  уходило, куда-то  вниз, почти  как  тогда  там  на  том  атолле, только  в  сторону  под  косогор  к  океану. Впереди  была, словно, большая  яма. И  все  ее  дно  было, где-то  там  внизу  во  мгле  глубины. Сколько  было  там  метров, я  не  знал, но, как  оказалось  оно  уходило  к  краю  океанского  обрыва. И  Джейн  подплыв  ко  мне, показала  руками, что  проверит  одна. Она  сказала, чтобы  я  ждал  ее  здесь. Взяв  из  моих  рук  фонарик, она  пошла  в  глубину  провала. Над   самым  дном, и  скоро  исчезла  из  виду.

  Я, тогда  подумал, что  может  зря  я  ее  отпустил  туда  одну, но, так  вышло, что  я  согласился  со  своей  любимой.

  Ее  было  долго  не  видно  в  той  глубокой  мутной  водной  мгле. И  я  начал беспокоится, как  и  тогда  за  Дэниела  в  той  островной  лагуне  пальмового  атолла.

   Я  с  края  провала  не  спускал  взгляда  через  стекло  маски  в  мутную  пелену  водной  массы, кишащую  мелкой  рыбешкой. Снующей  возле  моего  лица  и головы. Глотающих  отработанную  моими  человеческими  легкими  углекислоту,   выходящую  большими  вверх  летящими  в  облаке  пузырьков  из  моих  фильтров  над  баллонами.

  Я, тогда  же  еще  подумал, и  предложил  Дэниелу, что  надо  было  применить  с  моторной  лодки  эхолот  сонар  с  камерами. Но, у  нас  до  темноты  было  в  обрез  уже  времени. И  надо  было  выбирать  одно  из  двух.

  Или  сканировать  дно  этого  плата  подводным  аппаратом. И  потом, только  на  следующее  утро, делать  уже  погружение  на  обследуемое  место. Но, подавленный  здешней  обстановкой  Дэниел  в  убитом  настроении   долго  играл  в  молчанку, сидя  закрывшись  у  себя  в  каюте. И, потом  сказал, что  будем  нырять.

   И  его  решение  я  принял  как  есть, глядя  на  него, теперь  мало  узнаваемого.

- Нырять, так  нырять - сказал, помню, тогда  я  ему - Решено.

  Прошло  больше, двадцати  минут, с  момента  ухода  Джейн  в  синюю  морскую  глубину  глубокого  кораллового  провала. У  Джейн  были  баллоны  на  18  литров  смеси. Время  уже  практически  все  вышло. И  я  стал  волноваться.

  Но  вскоре  она  показалась. Она  уверено  и  быстро  шла  из  синей  глубины, светя  фонариком  мне  практически  в  лицо, и  распугивая  светом  кишащих  вокруг  нее  рыб. Ее  черно-синий  акваланг, пуская  большие  пузыри  отработанной  кислородно-гелиевой  смеси. Свет  вырывался  из  глубины, и   она  летела  прямо  на  меня. Я  начал  махать  руками, чтобы  моя  девочка  меня  увидела. И  знала, куда  плыть. Разогнав  большую  стаю  над  верхним  краем  обрыва  молодой  макрели, Джейн  приближалась  ко  мне. И  видно, по  всему  очень  спешила. Это  было, видно  по  тому, как  она  работала  своими  прелестными  в  облегающем  гидрокостюме  девичьими  ногами  и  ластами. Оставляя  много  пузырей отработанного  воздуха  за  собой. Что-то  ее  либо, встревожило, либо  напугало, но, она  буквально  летела  как  торпеда  в  мутноватой  океанской  воде.

   А может…

   Некогда  было  уже  думать. И  я  подхватил, буквально  свою  любимую  на  руки, когда  она  вырвалась  вверх  из  водной  толщи  ко  мне.

  Я  смотрел  в  ее  маску  и  видел  ее  в  слезах  черные  девичьи  обворожительные   по  красоте   как  бездна  океана  глаза.

  Джейн  показывала, что  нашла  то, что  они  все  искали. Она  жестами  показывала  туда  в  глубину  мутного  провала  на  всю  ширь  подводной  территории, что  там  были  обломки  самолета. И  она, как  я  понимал, не  могла  от  волнения  успокоиться.

  Я  ее, взяв  за  плечи, прижал  к  себе  и  старался  под  водой  успокоить, как  мог.  Прижимая  к  себе  и  обнимая.

  Я  показывал, что  надо  подыматься. Что, пора  и  время  на  исходе. Воздуха  хватит, только  на  подъем. Джейн  была  на  срыве. Хотя, до  этого  была  совершенно  спокойна  и  решительна. Она  нервно  глубоко  и  очень  тяжело  дышала. Ей  не  хватало  в  акваланге  уже  гелиевой  смеси. Такое  ее  состояние  было  крайне  опасным. И  надо  было  срочно  всплывать  на  поверхность  с  семидесяти  метровой  глубины. Останавливаясь  на  некоторое  время, для  кратковременного  отдыха, выравнивая  давление  в  своем  и  ее  организме, чтобы  перенести  легче  декомпрессию. Гелиевая  смесь  позволяла  легче  перенести  это  и, почти  не  останавливаясь, позволяла  всплыть  к  поверхности  океана. Но  сейчас  надо  было  действовать  несколько иначе. Не  то  было  у  Джейн  состояние, чтобы  разом  вылететь  на  поверхность  океана.

  Она  покачала  головой  в  знак  согласия. И  первой  ринулась  наверх, а  я  за  ней.   

  Ей  от  волнения  уже  не  хватало  воздуха. И  Джейн  устремилась  прямо  к поверхности  воды, задержав  дыхание  и  на  выдохе, чтобы  избежать  возможных  последствий  перепада  давления  у  поверхности  воды. Вынырнув  далеко  от  нашей  лодки. Я  вынырнул  рядом  с  ней  тут  же  следом. И  Дэниел  увидев  нас, завел  мотор  лодки, подлетел  к  нам  на  скутере, буквально  в  два  счета, плавно  повернув  его  к  нам  боком. И  мы  одновременно, вцепились  руками  в  резиновую  с  веревочными  поручнями  по  бортам  мотором  лодку. Сняв  свои  маски, и  выплюнув  мундштуки  шлангов. Мы  бросили  маски  через  борт  внутрь  лодки. И  по  очереди  полезли  в  скутер, сняв  в  воде  баллоны. Я  помог  Джейн, толкая  ее  в  женскую  широкую  красивую  попку  и   за  ее  девичьи  полненькие  ноги. А  Дэниел  быстро  вытащил  за  руки  и  хватая  за  баллоны  меня.

  Мы  сидели  напротив  друг  друга. В  зависшей  над  подводным  обширным  плато  резиновой  большой  с  мотором  лодке. Над  семидесятиметровой   глубиной  и  толщей  соленой  синей  воды.

- Там  все  дно  в  обломках! - пролепетала  в  слезах  Джейн - Там  обломки   и  искореженное  железо, переломанное  от  удара  об  воду. По  всему  обрыву. Кресла  и  вещи  мертвецов. Там  даже  кости  по всему  дну  разбросаны. Черепа  взрослых  и  детей.

   Джейн  схватила  меня  за  правую  руку  своей  левой  трясущейся  на  нервах  от  ужаса  девичьей  рукой. 

- Я  не  видела  сам  самолет, но  это  точно  от  самолета! - она  взмолилась - Давайте  отложим  на  сегодня, Володя! Мне  не  хорошо, после  того, что  я  там  увидела! Мне  нехорошо!

   Она  с  трудом  дышала. И  эта  была  опасная  одышка. Теперь  еще  и  Джейн  была  вне  себя.  И  я  произнес  им  обоим – Лучше  бы  я  поплыл  туда  один.

   Джейн  в  испуге  от  того, что  там, видимо, увидела, перекачалась  гелиевой  смесью. У  не  было  невероятно  возбужденное  как  на  иголках  состояние. И  ее  грудное  дыхание  было  крайне  неровным.  Она  хватала  воздух, своим  ртом,  приоткрыв  свои  аленькие  девичьи  губки. Видно, как  она, задыхалась, сняв  судорожно  дрожащими  пальчиками  своих  рук  маску  акваланга. Там  под  водой  ей  пришел  бы  конец, задержись  она  еще  на  какое-то  мгновение. Было  похоже  на  кислородное  отравление.

  Джейн  еле  пришла  в  себя. Она  тряслась  в  испуге. Смотрела  то  на  Дэниела, широко  открытыми  своим  черными  глазами. Потом  на  меня. Мы  с  разных  концов  лодки  смотрели  на  нее. У  Джейн  текли  по  смуглым  загорелым  девичьим  щекам  горькие  слезы. Мы  сидели, молча, и  смотрели  на  нашу  заплаканную  Джейн.

- Мне  не  хватило  нервов  и  смеси  -  она  дрожащим  голосом  выдавила  из  себя, все  обследовать  до  конца. Я  думаю, там  дальше  будут  обломки   самого фюзеляжа  и  кабины  лайнера. Самолет  упал  брюхом  и  видимо  взорвался  прямо  на  самой   воде  от  удара  и  детонации  горючего  в  крыльевых  баках. Все  разбросало  далеко, что  даже  невозможно  точно  с  ориентироваться,  где  и  что?

  Тут  Дэниел  как  ужаленный  сорвался  с  места.

- Я  плыву! - Дэниел, выкрикнул, и  лихорадочно  начал  надевать  свой  акваланг.

- Я  должен  быть  там! Там  мой  отец! И  я  должен  быть  там! Я  нашел  его! Я  должен  быть  там! - он  затвердил  как  помешанный.

- Остановись, Дэни  - произнес  я  ему  и  схватил  Дэниела  за  правую  руку.

- Не  пускай  его, Володя! - Джейн  напугано  закричала, прейдя  в  себя.

  Она, тоже  схватила  Дэниела,  уже  за  левую  руку, но  тот  вырвался  из  наших  рук.

  Она   тогда   подскочила  к  нему  и  прокричала  - Не  пущу! Я  же  сказала  тебе, что  если  что, то  не  пущу  в  воду!

- Очень  я  тебя  послушал! - возмутился  Дэниел, продолжая  снаряжаться - Вечно  ты  командуешь  мною! – он  крикнул  своей  сестренке  Джейн - Вон  им  командуй! Он, тебе  дороже, теперь  меня!

  Наконец  с  него  вырвалось  то, что, похоже, уже  долго  болело.

Дэни   указал  на  меня. И  я  тогда  не  выдержал.

- А, ну, уймись, мальчишка! - крикнул  я  ему –Ты, сопляк! Слушай, что  старшие  тебе  говорят! Слушай, болван  молодой, что  сестра  родная  тебе  говорит! - я  выругался, громко  взбесившись - Ты, придурок, там  погибнешь! Ты  это  и  сам  должен  знать, раз  плаваешь  с  аквалангом! - закричал  я  на  него  уже  сам, сорвавшись - И  не смей  на  сестру  свою  кричать! Она  зла  тебе  не  пожелает! Я  с  Джейн  согласен!

  Он, от  неожиданности,  вытаращил  на  меня  свои  черные  удивленные  глаза. Он, просто, не  знал, что  я  могу  быть  еще  и  таким, как  не  знала  и  моя  любимая  Джейн. Ее  это  тоже  удивило  и  даже  напугало.

  Джейн, тоже  вытаращила  на  меня  свои  черные  в  испуге  девичьи  безумной  красоты  залитые  слезами  глаза.

  Они  оба  замерли, перепугано  глядя  на  взрослого  тридцатилетнего  русского  дядю, что  был  взбешен  и  в  состоянии  гнева. Но, Дэниела  как видно  это  не сильно  напугало. И  он  с  новой  яростной  силой  стал  назло  еще  и  мне, глядя  на  меня  с  остервенением  и  злобой  вырываться  из  рук  своей  сестренки  Джейн. Продолжая  одевать  прорезиненный  костюм  своего  черного  с  красными  вставками  акваланга. Мне, уже, видимо  делая  назло, накипевшее  внутри  молодого  двадцатисемилетнего  латиноамериканца  мулата  с  индейской  горячей  кровью, видимо, вырвалось  наружу.

  Его  глаза  стали  безумными, и  он  вырывался  из  рук  сестренки  Джейн.

- Дэни, милый  братишка, нет! Прошу  тебя! - Джейн  прокричала  и  вцепилась  с  новой  силой  в  руку  Дэниела. Она  закричала  как  ненормальная, держа  его  сжатыми  своими  загорелыми  цепкими  утонченными  женскими  пальчиками  правой  девичьей  руки  за  левую  руку, не  пуская  его  в  воду.

- Остановись, Дэниел! - она  кричала  как  полоумная  -  Слышишь, я  тебе  молю, братишка!

  Я  понял, что  одной  Джейн  его  уже  не  остановить. Он, словно, сошел  с  ума, и  его  понесло  от  горя  и  долгих  переживаний. Кратковременное  умственное  помешательство  взяло  над  Дэниелом  верх.

  Он, никого  не  слышал, и  я, пулей  метнулся  с  кормы  лодки  к  носу  и  навалился  на  него, повалив  вместе  со  стоящими  в  лодке  рядом  кислородными  баллонами  на  дно  резиновой  лодки. Они, буквально  упали  сверху  на  нас  и  обоих  придавили  ко  дну  скутера. Джейн, громко  вскрикнув,  отпрыгнула  назад, отползая  быстро  напуганная  на  широкой  своей  женской  полненькой  широкой  заднице, к  хвосту  скутера  к  его  мотору. 

  Лодка  опасно  закачалась  на  волнах. И  мы  чуть  не  перевернулись  и  не  утопили  все наше  водолазное  снаряжение.

  Я  схватил  Дэниела  своими  руками  за  его  руки  и  начал  их  придавливать  под  себя. Я  был  все  же  сильнее  его. Я  скрутил  его  и  подмял  под  себя  силой,  какой  владел. Затем, перевернул  на  живот  и  удерживал  так  и  в  таком  положении. Да, умение  еще  с  армии   было. Служил  все-таки  в  морфлоте  и  кое-что  проходили  и  на  гражданке  я  занимался  в  свободное  от  работы  спортом  и  атлетикой. откуда  вы  думаете  у меня  сильные  мускулистые  руки, грудь, пресс,  ну  и  все  остальное.  Само  наросло  что –ли? Я  самым  был  крепким  и  сильным  в  команде  иностранного  моего  утонувшего  и  сгоревшего  судна  «КАTHARINE  DUPONT».

- Ты  сдурел! - заорал  Дэниел  на  меня - Ты, что  совсем  охренел! Отпусти  меня! Убирайся! Отпусти, гад!

- Заткнись! – я  прокричал  ему, удерживая  Дэниела  в  таком  положении –Ты  никуда  отсюда  не  поплывешь  и  даже  не  двинешься  с места, придурок  молодой!

  Он, пытался  вырваться. И  хоть  был  жилистым  и  тоже  крепким  и сильным  парнем, все  же  я  оказался  сильнее  и  Дэниел  не  смог  вырваться  из  моих  сильных  мускулистых  рук  русского  моряка.

  Я  весил  килограммов  восемьдесят. Да, плюс  баллоны  акваланга, упавшие  на  нас  сверху. И  лежащие  у  меня  на  спине.

  Крик  Дэниела  свелся  на  бешенный  истеричный  визг. От  бессилия, зла  и  обиды.

  Джейн  отползла  совсем  к  корме  лодки  и  прижалась  к  заглушенному мотору. Она  перепуганная  и  понимая, что  дело  далеко  не  шуточное  уже,  закричала  мне  - Не  делай  ему  больно! - закричала  она, вдруг  с  хвоста  скутера - Отпусти  его! Слышишь, немедленно  отпусти! Ему  больно!

- Заткнись, дура! - вдруг  вырвалось  в  гневе  у  меня - Заводи  мотор! - крикнул  я  ей - Быстро, заводи! Что  ты  ждешь! Если  я  его  не  буду  держать  это  дурак,  сиганет  за  борт  и  без  акваланга! Живо  заводи  мотор!

  Дэниел  вырывался  с  яростью  и  ругательствами  из  моих  мужских  сильных  русского  моряка  рук. И  по  всему  было  видно, он  был  в  таком  состоянии, что точно  прыгнул  бы  за  борт  скутера.

- Дэни! - кричала  в  испуге  в  слезах  напуганная  сестренка  Джейн - Дэни, миленький  успокойся. Не  надо  делать  то, что  будет  опасно! Давай   до  завтра  подождем!

  Она  дергала   рукоятку  пускача  мотора, но  не  могла  завести.

- Ну, заводи  же! - кричал, помню  я  на  нее - Заводи!

- Не  кричи  на  меня! Не  смей  кричать  на  меня! - кричала  в  ответ  Джейн - Сам  дурак! Не  делай  Дэни  больно!

    Дэниел  парень  был  под  стать  мне  крепким  и  тренированным. И  его  удержать  было  делом  сложным. Я  скрутил  под  собой  ему  руки, держал, как  мог. Мне просто  повезло  перехватить  на  себя  инициативу  и  лучший  момент. Иначе  он  либо  выпрыгнул  бы  за  борт, либо  мне  бы  с  ним  справиться  было  значительно труднее.

   Я  орал  на  свою  Джейн, как, тоже  полоумный, пытаясь  уплыть  быстрее  отсюда, пока  Дэниел, вообще  не  выпрыгнул  за  борт, в  чем  есть.

- Ну, давай  же! Заводи, ты  этот  чертов  мотор! - кричал  я  на  Джейн.

  Та, тоже  как  сошедшая  с   катушек, кричала  на  меня  вся  перепуганная случившимся, и  чтобы  я   не  делал  парню  больно. И  умоляла  его  одновременно  не  сопротивляться.

- Дэни, миленький! Дэни! - кричала  она, крутя  судорожно  дрожащими  от  нервной  тряски  девичьими  загорелыми  ручками  рукоятку  пускача  мотора.

- Замолчи! - крикнул  я  ей, удерживая  под  собой  ополумевшего  от  горя, обиды  и  злобы  двадцатисемилетнего  мальчишку - Заводи  мотор  и  отсюда! Быстро!

- Пусти  меня! Подонок! Отпусти! - кричал  подо  мной  придавленный  и  схваченный  моими  руками  Дэниел - На  кой  черт, я  был  такой  добрый  к  тебе  и  щедрый! – он  неиствовал  в  бешенстве - Надо  было  тебя  не  подбирать, тогда  в  океане! Выбросить  за  борт, снова  как  паршивую  собаку! Ты  командуешь  тут  моей  сестрой  и  поселился  на  нашей  яхте  как  ебарь  моей  сестренки! Джейн, кого  ты  пригрела  у  себя  на  груди, кого?! Видишь?! Ты  вообще  Советский  диверсант  или  кто?! Кто  ты  вообще?! Кто  такой, что  тут  творишь  такое?!

  Вдруг  Дэинел  зарыдал  и  стал  обливаться  своими  горькими  слезами  от душевной  боли. 

- Почему, ты  не  утонул  со  всеми  на  том  корабле?! Черт  тебя  дери! – он  произнес – Может  это  ты  его  утопил  и  поджог?! Ты  убийца  и  диверсант  русский!

- Замолчи, Дэни  - я  уже  тихо  ему  произнес  и  прижался  двадцатисемилетнему  парню  к  правому  уху – Дэни, мальчик  мой, прошу  тебя, успокойся. Я  не  могу  тебя  сейчас  отпустить. Ты  позднее  поймешь  все, позднее  и  почему? Успокойся, прошу  тебя. Не  делай   больно  себе. Я  тебя, просто  держу, а  ты  своим  сопротивлением  причиняешь  себе  только  еще  одну  боль.

  Я  повернул  голову, когда  Дэниел  перестал  дергаться  и  сопротивляться  мне. Я  посмотрел  на  Джейн  и  она  на  меня. В  ее красивых  обезумевших  тоже  от  горя  и  боли   глазах  было  нечто, что  я  не  могу  описать, даже  сейчас  вспоминая  тот  Джейн, моей  любимой  девочки  взгляд.

  Вдруг  загудел  лодочный  мотор. Это  Джейн, все-таки  его  завела. И, мы  с  места  рванули  по  той  дороге, по  которой  и  приплыли  сюда  в  обход  острова  вдоль  нависающих  его  внешних  к  океану  скал, выскакивая  на  полном  ходу  из  подводного  островного  со  стороны  океана  кораллового  плата. Скутер  как  дурной  запрыгал  на  волнах, и  понесся, что  духу  в  сторону  бухты. Огибая  большой  черный  остров  и  врываясь  в  коралловую  лагунную  бухту  между  островами. Стремительно  летя  к  нашей  стоящей  там, на  якоре  яхте  «Арабелле».

  Дэниел, вдруг  совсем  замер  подо  мной. Видимо, поняв  свою  беспомощность  под  моим  весом  и  силой  взрослого  мужчины. Он  замер  и  затих, понимая  и осознавая  свою  беспомощность  в  моих  взрослого  русского  моряка  руках.  

  Он  просто  плакал  навзрыд, как  ребенок.

- Успокойся, Дэни - тихо  ему  сказал  я - Успокойся, мальчик  мой, ни  делай  глупостей. Я  понимаю  тебя, успокойся, прошу  тебя.

  Я  пытался  его  утихомирить  и  успокоить, как  только  мог. На  глаза  мне  тоже наворачивались  слезы. Вот  уж  не  думал, что  буду  тоже  плакать  вместе  с  этим  парнем  латиноамериканцем.  И  вот  так  сочувствовать  ему  и  моей  красавице  и  любовнице  Джейн. Во  мне  была  горечь и тоже  боль. Но  я  все  прекрасно  оценивал  и  понимал  тогда. Отдавал  себе  четкий  отчет  всему  как  взрослый  ответственный  за  чьи-то  судьбы  и  жизни  мужчина.

- «Нужно  было  хоть, что-то  ему  говорить» - думал  я. В  таких  ситуациях  это необходимо.

- Ты  в  таком  состоянии, просто  утонешь, там,  на  глубине - произносил  тихо  почти  на  ухо  шепотом  я - Обязательно, что-нибудь  случиться, и  ты  погибнешь. И, никто  тебе  там  не  поможет. Пойми  меня  Дэни. Пойми  меня  как  взрослого  опытного  моряка   мужчину. Посмотри  на  сестренку  твою  Джейн. Ты  хочешь  ее  свое  гибелью  и  смертью  совсем  осиротить. Вас  и  так  всего  осталось  двое. Брат  и  сестренка. Так  подумай  о  Джейн, Дэниел. Пожалуйста. Ты  хороший парень. Я  знаю. Ты  просто  сейчас  сорвался  и   не  в  себе  от  горя  и  утраты. Мне  такое  тоже  знакомо, поверь.  Я  сочувствую  вашему  с  Джейн  горю.  Но  Джейн, она, тоже  не  хочет, чтобы  ты  сейчас  был  там. Ты  не  в  себе  и тебе  надо  успокоиться.

- Я спокоен - он  мне произнес - отпусти  меня.

- Отпущу, если  пообещаешь  мне  не  делать  никаких  глупостей – произнес  я  Дэниелу.

- Отпусти  сейчас  же  - он  произнес  мне  тихо - Не  буду  ничего  делать. Я  спокоен  как  никогда. Только  ты  мне, не  друг, и  брат. Понял  меня?

- Ладно, хорошо. Пусть  будет  так, Дэни  – я  произнес  Дэниелу – Только  не   глупи.

  Я  повернул  голову  к  моей  Джейн, управляющей  резиновой  летящей  по  волнам  лодкой.

- Пересядь  к  нему - я, произнес  Джейн - Ты  ему  сейчас  нужна,  как  старшая  сестренка. Успокой  его  и  приласкай  парня.

  Джейн  остановила  скутер, и  я  отпустил  Дэинела  и  отодвинул  в  сторону  баллоны  акваланга. Быстро  отошел  назад  к  корме  лодки  и  Джейн. А  та, поменявшись  со  мной, местами  перешла  в  сторону  лежащего  в  лодке  лицом  вниз  недвижимого  среди  баллонов  Дэинела.

  Я  понял, что  он  уже  не  пошевелится, даже. Раз  мы  уже  были  далеко  от  места  катастрофы.

  Я  сел  за  двигатель  и  руль  управления  резиновой  лодкой.

  Джейн  села  возле  своего  брата. Дэниел  поднялся  обнятый  Джейн  и  сверкнув  в  мою  сторону  остервенелым  мстительным  взором.  С  выражением  презрения  на  своем  лице., А  Джейн  прижалась  к  его  широкой  парня  латиноамериканца  южанина  груди.  Они  обнялись, словно  мои  захваченные  в  неволю  пленники  и  прижались  друг  к  другу.

- Дэниел, молю  тебя - пролепетала  ему  она  очень  тихо - Послушай  меня, твою  сестренку. Успокойся  миленький. Давай, вернемся  на  яхту  и  все  обсудим  вместе. В  другой  обстановке  и   по  мирному. Мы  поймем  друг  друга. Я  знаю. Мы  всегда  понимали  друг  друга.

  Дэниел  молчал. Он  смотрел, куда-то  теперь  в  сторону  в  борт  лодки. И  молчал  как  немой. Он  был  в  шоке. И  ему, наверное, было  жутко  стыдно  от того, что  он, пытаясь  быть  взрослым  и  сильным, был, теперь  слабым  и  от того, что  только  что  сделал.

- Он  чужой  здесь. Зачем, он  здесь? – произнес  он  зло  в мою  сторону  - Он  лишний  на  нашей  «Арабелле».

 

                              Ночь  последней  любви

 

  Дэниелу  было  жутко  стыдно  за  свой  срыв. Но  больше  всего  стыдно  за  то, что  оказался  слабым  в  тот  момент, когда  надо  было  сильным. Все  же  он  был  еще  мальчишка,  хоть  и  соображал  как  уже  вполне  взрослый. Он  заперся  в  своей  каюте  на  всю  ночь. И  я  его  больше  до  утра  не  видел. Только  свою  милую красавицу  и  обиженную  на меня  почти  со мной  не  общающуюся  и  не  разговаривающую  Джейн.

  Я  ей  сказал  быть  с  Дэниелом, по  крайней  мере, пока  он  окончательно  не  прейдет  в  себя  и  не  успокоиться.

- Уйди  в  свою  каюту  и  не  мешайся  тут - произнесла  она, сердито  сверкая  своим  карими  почти  черными  на  серьезном  девичьем  личике  глазами  мне. Джейн  насупила свои  изогнутые  черные  брови  и  была  сердитой  и  обиженной.  На  меня, и  на  брата  Дэниела. Обиженной  за  то, что  заставили  ее  испугаться  и  пережить  все  вот  такое. За  Дэниела  и  за  себя.

  Первый  семейный  скандал. Что  ж  не  всегда  все  бывает  гладко  и  красиво. А  может  и  к  лучшему  для  нас  всех. Такое  должно  было  произойти  когда-либо. И вот  произошло. Ничего  все  утрясется  и  наладится.

  Я  не  пошел  к  себе  в  жилую  каюту, а  пошел  в  главную  кают  кампанию  и  решил  надраться  алкоголем. 

  Завалившись  в  красное  стоящее  то  самое  кресло, перед  которым  моя  красавица  и  любовница  Джейн  полуголая  выделывала   свой  восточный  красивый  сексуальный  и  бесподобный   как  танцовщица  какого-либо  и  наложница  шейха  или  султана  любовный  танец  живота, падая  тут  передо  мной  на  вот  этот  расстеленный  на  полах  ковер. А  я  как  ее  господин  и  повелитель  любовался  ей. Я  уже  под хорошим  хмельком, вспоминал  тот  ее  голый  вращающийся  перед  моими  восторженными  русского  моряка  синими  глазами  девичьей  с  кругленьким  пупком  загорелый, почти  черной  в  скользкой  пальмовой  смазке  живот. Звон  монетных  на  ее  золоченом  лифчике  и  тонком  на  голых  бедрах  пояске  монет  и  шуршание  сверкающего  бисера. Парящая  юбка  из  белого  шелка, полупрозрачная  вуаль   на  мелькающих  под  ней  голых  загорелых  до  черноты  Джейн  ногах. Ее  ляжки  и  колени. Ее  подтянутый  узкими  плавками  под  тем  пояском  волосатый  с  вагиной  лобок. Черные, вьющиеся  колечками  во  все  стороны  длинные  Джейн  локонами  волосы. И  тот  на  голове  над  милым  ее  с  теми  черными  бровями  и  глазами  золотой  в  бриллиантах  как  корона  королевы  танца  живота  и   всех  диких  змей, с  большим  бриллиантом  посередине  венец. Алые  на  смуглом  загорелом  личике  Джейн  жаждущие  жарких  страстных  поцелуев  губки  и  глубокая  ямочка  на  ее  подбородке. Мелькание  женских  в  золоте  браслетов   и  звон  круглых  чашечек  музыкальных  сагат. Свет  свечей, грохот  барабанов  и  стонущий  голос  флейты. Звук, летящий  со  всех сторон  от  японской  стереосистемы  «SONNY»  в  этой  большой  трюмной  каюте. 

   Полет  красивого  в  кружении  мотылька  вокруг  по  всей  этой  каюте  и  кресел  со  столиком  уставленным  фруктами  и  бутылками  французского  и  итальянского  вина.

  В  плавках  и  русского  моряка  штанах  снова  зашевелилось. И  мой  член  уже  торчал  на  изготовке  в  ожидании  женской  промежности. Меня  охватил  приятный  любовный  озноб. Я  взял  из  винного  полированного  с  красными  дверками  шкафа  бутылку  виски  и  открыл  ее. Но  пить, пока  не  стал.

- Ну  как, я  лучше  твоей  Тамалы  Низин? -  я  услышал  моей  красавицы  и  любовницы  Джейн  снова  голос.

 - Джейн - я  произнес, вслух,  уже  пьяный, напившись  крепкого  вдоволь  пива, видя  ее  перед  собой, извивающейся  змеей  и  танцующей, увлекающей  к  себе  и  на  этот  в  коврах  пол. Безумный  неудержимый  с  любимой  секс, жар  и  пот. Духота  от   горящих  расставленных  по  всей  кают  кампании  тающих  от  огня  свечей.

  Я  еще  вспомнил  тот  остров  с  островитянами. Визгливых  малышей. Праздник  и  яркие  звезды  с  луной  на  небе, что  провожали  нас, двоих  безудержно  влюбленных  друг  в  друга,  вдоль  кораллового  песчаного  берега. Шумный  ночной  прибой  волн  у  песчаного  берега. Наше  с  Джейн  купание  ночное  в  прибрежных  теплых  волнах. Бутылка  водки  и  эти  креветки, и тот  из  какой-то  растительности  салат. Потом, ту  сплетенную  из  лесного  тростника  рыбацкую  заброшенную  заваленную  пальмовыми  листьями  хижину. И  как  мы  занимались  с  Джейн  там  тоже  любовью. Наши  дикие  крики, и  стоны  были  слышны  в  той  темной  ночи. И  лишь  гулкий  волн  прибой  глушил  их. Я  вспомнил  нашу  с  Джейн  первую  любовь  в  ее  каюте  на  том  штормовом  атолле, где  первый  раз  я  вошел  в  мою  Джейн  и  овладел  ей. Потом  как  оказался  на  этой  скоростной,   летящей  по  волнам  круизной  яхте  под  бортовым  названием  «Arabella».  Свою  ту  катастрофу  и  пожар, и  как  я, уже  попрощавшись  с  жизнью, был  готов  умереть. И  вот  я  тут. Сижу  в  этой  кают  кампании  и  гостиной  «Арабеллы»  и пью  пиво. У  меня  есть  друг  и  имя  ему  Дэниел  Морган. И  есть  подруга  и  любовь  всей  моей  разнесчастной  потерянной  и  никому  не  нужной  жизни,  русского  моряка  торгового  интернационального  флота  Владимира  Ивашова,  Джейн  Морган. 

  Я  приказал  сам  себе  немедленно  успокоиться. Джейн  рядом  ведь  не  было. Только  у  пьяного  в  его  пьяной  затуманенной  алкоголем  голове  были  приятные  любовные  воспоминания  и  желания. Я  отмахнулся  от  них. Но  на  смену  их пришли  иные  из  моего  далекого  уже  прошлого.

  Посидев  целый  час  в  главной  каюте  «Арабеллы», потягивая  из  горла  пиво, погрузившись  в  воспоминания  до  самого  русского  Дальнего  Востока, вспоминая  свой  дом, умерших  родителей, армию  и  флот. Свою  развалившуюся  в  перестройке  и  перевороте  Советскую  на  части  страну. Перебирая  все  в  своей  пьяной  русоволосой  голове. Поглядывая  на  висящие, на  стене  главной  каюты  корабельные  часы.

  Было  уже  двенадцать  часов  ночи, с  того  момента  как  мы  забрались  назад  на «Арабеллу». Было  девять, а  сейчас  уже  двенадцать. Начало  уже  темнеть. И  до  сих  пор, никто  не  выходил  из  своих  кают.

  Я, осуждал  себя  за  некоторые  действия  по  отношению  к  Дэниелу. Может, я  был  в  чем-то, не  прав. В  своих  действиях. И  тоже, где-то  была  моя  вина. Но, я  не  мог  поступить  иначе. Если  бы  я  не  поступил  так, то  Дэниел, мог, просто  прыгнуть  за  борт  и  погибнуть  под  водой  на  глубине.

  Дэни  не  отдавал  себе  отчет  в  том, что  делал. И  его  надо  было  остановить  и  спасти  от  глупости  и  отчаяния. Но, надо  было  все  равно, извиниться  перед  ним  за  свои  действия  еще  в  самой  лодке. Я  этого  не  сделал  даже, когда  поднялись  на  «Арабеллу». Меня  обидели  последние  слова  Дэни - Он  чужой  здесь. Зачем, он  здесь? Он  лишний  на  нашей  «Арабелле».

  Но  я  сейчас  уже  отошел   от  них  и  был  снова  и  как  обычно  рад   общению  и  с  ним  и  с  Джейн.  Все  должно  было  наладиться. И  я  должен  был  все исправить.

  Джейн  не  разговаривала  со  мной. В  ее  каюте  не  играла  музыка. Она  проходила  мимо  из  своей  каюты  в  каюту  Дэниела  и  смотрела  на  меня  презрительным  взглядом. Ясно, она  не  ожидала, что  я  поведу  себя  так  по отношению  к  ее  любимому  брату. Но, не  сделай  я, так  попутно  еще  отругав  саму  Джейн, неизвестно, что  могло  бы  случиться  тогда  в  резиновой  лодке.

  Я  просто  взял  ситуацию  в  свои  руки  в  нужный  момент.

Джейн  это  понимала, но  обиделась  за  оскорбления  мои  в  ее  сторону.

- Любимая - я  произнес, когда  она, проходила  в  очередной  раз  мимо  меня  стоящего  в  узком  длинном  трюмном  коридоре  яхты, взяв  с  винного  шкафа  бутылку  виски  в  главной  каюте  «Арабеллы». Я  желал  распить  ее  вместе  с  моей  обиженной  на  меня  красавицей  Джейн  Морган. Приласкать  брюнетку  и  смуглянку  девицу. Я  стремился  загладить  свою  вину.

  Она, глянув  едко  черным  гневным  взглядом  черных  своих  глаз, прошла  снова  мимо  в  каюту  к  Дэниелу.

- Я  не  хотел  вас  обоих  обидеть, Джейн – произнес  я  ей, мимо  меня  проходящей  в  спину - Милая, моя. Я  люблю  тебя, как  и  Дэни.

  Но, в  ответ  была, только  тишина. И  ее  шаги  в  сторону  каюты  Дэниела. мелькание  ее  загорелых  почти  черненьких  н  стройных  женских  ножек  из-под  наброшенного  на  практически  голое  в  одном  полосатом  купальнике  девичьего  нежного  в  плотном  ровном  солнечном  загаре  тела  шелкового  белого  Джейн, короткого  халатика.

  В  это  время  моя  Джейн  была  у  Дэниела. И  как  его  родная  сестра, успокаивала  парня, лаская  его  и   уговаривая  успокоиться  после  всего  недавно  пережитого. Это  была  серьезная  первая  вот  такая  межу нами  ссора.

  Я  захотел, сегодня  вообще  напиться, и  было, тому, вроде  бы  причина. И  я, чуть  не  сделал  так, посматривая  уже  в  легком  опьянении  на  винный  полированный из  красного  дерева  шкаф  «Арабеллы», стоя  на  пороге  в  открытой  двери  главной  трюмной  гостиной  каюты.

  Я  хотел, взять  водки  или  вина, к  тому, что  было  уже  в  руках, но, что-то  меня  остановило. И  я, с  бутылкой  открытого  виска, поплелся  мимо  кают  моей  Джейн  и  Дэниела  к  себе  в  свою  жилую  каюту.

  Я  остановился  возле  приоткрытой  двери  каюты  Дэни, прислушиваясь  к  ним. Слышно  было, как  Джейн  шепотом  успокаивала  Дэниела. Я  даже, хотел  постучаться  к  обоим. Особенно  в  этот  момент  к  другу  Дэни, но, передумал. И   поплелся  дальше  к  себе. Но  на  полдороги  остановился  и  махнув  пьяной  правой  рукой, вернулся  и   открыл  настежь  дверь  в  каюту  Дэинела.

  Я  встал  на  пороге.

- Что  тебе  нужно? - произнес  он  мне  сам.

- Прости  меня, Дэни - тихо  произнес  с  виноватым  видом  я.

- Ты  за  этим  сюда  и  пришел? – он  произнес  мне.

  Дэниел  дернулся  и  быстро  отвернулся, лежа  на  своей  постели.  И  смотрел  тупо  в  прикроватный  столик.

- Выйди  вон – произнесла  мне  Джейн - И  дверь  за  собой  закрой.

  Меня  снова  задело. Что  как  какого-то  мальчишку  выгоняли  вон. Я  хотел  пообщаться  и  все  разрешить  мирно  и  просто  помириться. Но  после  этих  слов  вспылил. 

  Я  взбесился  и  захлопнул  дверь  в  каюту  Дэниела, крикнув  им  обоим - Ну, и  черт  с  вами! Сидите  в своих  каютах  и  молчите! На  кого  обижаетесь! На  себя!  Сами  натворили, черт  знает  что, а  на  меня  обижаетесь! Если  бы  не  я! Да  ладно!

  Я  зашагал  в  своих  тапочках  сланцах, раздетым  до  пояса. В  плавках  и  в  своих  любимых  моряка  штанах. В  свою  каюту  прямо  с  прихваченной  из  винного  шкафа  в  кают  кампании   открытой  бутылкой  виски.

  Я  ввалился  под  легким  градусом  в  свою  каюту. И  закрыл  за  собой, тоже дверь. Нет, я  захлопнул  с  грохотом  дверь.

- Глупый  мальчишка! Взрослый! Ведь  должен  понимать! – прокричал  уже  у  себя я.

  Я  даже  весь  взбесился. Потому  как  был  порядочно  пьян  и  плохо  контролировал   свое  поведение.

  Потом, послал  все  и  всех - Да, пошли  вы  все!

  Психанул, и  ударил  кулаком  свой  каютный  из  красного  дерева  шкаф. Да, так, что  проломил  дверку  и  ушиб  до  крови  правую  руку.

  Я  буквально, залпом  из  самого  горлышка, досуха   осушил  бутылку  виски. И  выругался, помню, и  на  себя  и  на  все  и  всех  вокруг  чисто  по-русски. И  упал  на  расстеленную  свою  постель. Глядя  в  потолок  своей  каюты.

- Что  мне  теперь  на  коленях  ползать, что  ли?! Просить  прощение?! –я  помню, забурчал  сам  с  собой - Я  не  мог  поступить  иначе! - сказал  громко  я, надеясь  что  меня  будет  слышно - Джейн, тоже  хороша! Нет, чтобы  поддержать  меня, ты  ему  потакаешь! Ведь  он,  твой  брат! Конечно  брат! Но  не  нянька  же!

  Все  же  я  был  не  во  всем  прав. Я  признал  даже  пьяным  это.

  И  уснул.

  Я  не  помню, сколько  проспал. Сказывались  последствия  еще  той  болезни. Сохранилась  болезненная  во  мне  усталость. И  я  отключился  и  спал  без  задних  ног. Но  вскоре, ощутил, что-то  неловкое  и  понял, что  на  меня  смотрят. Ощущая, чей-то  пристальный  постоянный  взгляд  на  себе. Этот  взгляд  просто  прожигал  меня  и  сверлил. Я  заворочался  и  открыл  свои  все  еще  пьяные  русского  моряка  глаза. И  мгновенно  проснулся. Я  увидел  невдалеке  от  себя  мою  девочку  Джейн  Морган. Она  была, снова  в  белом  своем  теплом  махровом  длинном  том  халате. И  сидела  напротив  меня  в  кресле, у  моей  постели  в  моей  каюте  в  ночном  уже  полумраке.

  Было, наверное, часа  два  ночи. Когда  она  вошла  ко  мне  и  тихо  села  на  стул  в моей  каюте.

   Она  держала  в  своих  миленьких  женских  загорелых  ручках  бокал  с  красным  французским  вином  и  смотрела  на  пьяного  вдрызг  меня. Потом, она, отставила  бокал  в  сторону  на  прикроватный  столик.

  Она  навалилась  на  спинку  стула, изящно, выставив  свою  левую,  целиком   голую  загорелую  до  черноты  левую  из-под  длинного  откинувшегося  в  сторону  подола   своего  того  махрового  теплого  белого  и  длинного  халата  полненькую  красивую  как  сама  Джейн  ногу  в  мою  сторону. Забросив  ее  на  правую.

  Она  смотрела  на  меня  с  грустным  видом. Как-то  не  так  совсем  как  раньше. В  ней  была  все  та  же  страсть  от  любви  ко  мне, но  была  и  некая  грусть  c  чувством  некоего  беспокойства  и  сожаления.

- Джейн! - прошептал  я, протирая  свои  заспанные  глаза - Ты  пришла, моя любимая!

- Я, еле  успокоила  брата  Дэниела - сказала  тихо  она  мне - Он  в  шоке  и  еле отошел. И  теперь, спит.

- Милая  моя, прости  меня  за  тот  с  Дэниелом  поступок - я, было, произнес, помню  своей  милой  Джейн.

- Не  говори  больше, ни  слова - тихо  и  спокойно  произнесла  она, не  отрываясь, глядя  на  меня  черными  своими  цыганскими  завораживающими  как  у  цыганки  Рады  в  полумраке  каюты  глазами.

- Любимая! - произнес  снова  я, приподымаясь  с  постели - Прости  меня!

- Молчи! - произнесла  уже  сердито  моя  Джейн.

  Она  встала  со  стула  и  подошла  быстро  ко  мне, сбросив  свой  тот  белый махровый  халат  и  прямо  на  пол  каюты.  Со  своей  обворожительной  загоревшей  до  черноты  девичьей  обнаженной   сейчас  полностью  фигуры. Без  купальника. И  даже  без  своих  плавок. Совершенно  голая. В  полумраке  без  света  в  каюте.

  Свет  она  не  стала  включать.

  Сверкнув, в  какое-то  мгновение, голым  овалом  крутых, почти  черных  от  загара  бедрами  девичьи  ног, и  голым  выпяченным  в  мою  сторону  пупком  девичьего  загорелого  до  черноты  живота. в  лучах  стоящей  на  небе  среди  горящих  ярких  звезд  желтой  луны, что  смотрела  мне  прямиком  в  оконный  приоткрытый  иллюминатор.  В  полумраке  в  слабом  освещении  моей  каюты.

  Я  быстро  соскочил  и  сел  на  задницу. И   даже  хотел  встать, но  Джейн, повалилась  меня   на  постель. Просто   сильно  толкнув  обеими  руками  пьяного. И  я  упал  поперек  своей  расстеленной  кровати, раскинувшись  на ней  и подвластный  моей  красавице  и  любовнице  по имени  Джейн  Морган.

  Джейн, сдирая  буквально  с  диким  остервенением  с  меня  мои  русского  моряка  летние  брюки. А, затем  и  плавки. Бросая  их  тоже, как  и  свой  халат  на  пол  моей  жилой  ночной  каюты.

- Я  оскорбил  тебя, любовь  моя! - я  пролепетал  нежно  и  тихо  ей - Я, поверь, не  хотел. Так  вышло. Я…

- Я  сказала  тебе, молчи - произнесла  моя  Джейн  уже  тише - Я  простила  тебя  уже. И  замолчи, прошу  тебя. Ни  произноси  больше, ни  слова  - Джейн  повторила мне, и  я  замолчал, смотря  на  такую  убийственную, стоящую  передо мной  и  моей  постелью  ночную  красоту.

  Я  видел  обнаженной  Джейн, но  сейчас  это  было  нечто. И  в  полный  рост.

  Моя  брюнеточка  и  мулаточка  Джейн  Морган  стояла   перед  моей  кроватью, и  я  в  полумраке  своей  каюты  любовался  ее  загорелым  и  отсвечивающимся  от загара  бронзой  женским  гибким  красивым  нагим  телом.  Бедрами  и  ляжками. Волосатым   лобком ,  округлые  и  полненькие  широкой  женской  задницы  ягодицы, с  животом  с  красивым  круглым  пупком. Гибкой  узкой, как  у  русалки  или  танцовщицы  востока  талией. Девичьей  полненькой  с  торчащими  черными  сосками  грудью. Все  это  в  ровном  солнечном  идеальном  плотном  загаре. На  фоне  идущего  из  иллюминатора  света. Почти  черное   и такое  красивое. Точно  Богиня  пришедшая  ко  мне  из  самого  океана. нимфа  Посейдона  зашедшая  как  бы  случайно  в  мое  ночное  стоящее  на  волнах  плавучее  парусное  жилище.

  Я  протянул  к  Джейн  свои  мужские  поднятые  вверх  руки, готовый  принять  ее  к себе.

- Люби  меня, любимый - страстно  произнесла, тяжело  задышав, она  мне  и опустилась  сверху, опиревшись  о  постель  расставленными  по  сторонам, голыми  руками. Свесив  надо  мной  свою  с  торчащими  возбужденными  сосками  женскую  грудь.

- Люби, как  не  любил  еще  никогда, Володя – произнесла, помню, нежно  и  ласково  она  мне.

  Я  буквально  и  дико, схватил  ее  за  гибкую  узкую  женскую  нагую  спину своими  обоими  сильными  русского  моряка  руками. Молча, прилип  к  ее  полным  сладким  женским  страждущим  любви  губам, своими  губами. Потом  к  ее  трепыхающейся  в  жарком  дыхании  нежной  полненькой  загорелой  до  черноты  груди. Кусая  за  торчащие  черные  соски. Потом  снова, целуя  мою  любовницу  Джейн  Морган, в  аленькие  приоткрытые  чуть-чуть  полненькие  губы.

- Я - произнес, снова, еле  оторвавшись  от  ее  взаимного  цепкого  поцелуя.

   Опрокинул  ее  на  кровать  и  подмял  под  себя, забравшись  сверху, как  она  любила  всегда.

  Джейн  тут  же, обхватила  меня  за  мужской  торс  своими  полными  красивыми загоревшими  до  черноты  ножками,  сжав  его  с  боков  своими  ляжками  и  голенями, скрестив  их  маленькими  своими  ступнями  с  миленькими  пальчиками  на  моей  мускулистой  спине, в  некий  замок.  

- Я  сказала, молчи! - громко  приказала  повелительным  тоном  Джейн  мне.

   Намечался   в  этот  раз  жесткий  секс. Словно  она, моя  Джейн  пришла  таким  образом  отомстить   мне  за  свою  недавнюю  обиду.

  Схватив  цепко  в  мертвой  хватке  цепкими  своими  утонченными  девичьими  пальчиками  обеих  рук  меня  руками  за  мою  голову. За  мои русые  растрепанные  волосы. Затем, обхватив  ее, прижала  мое  лицо  к  своей  пышной  упругой  и  полной  груди. К  своим  торчащим,  возбужденным  черным   груди  соскам. Выгибаясь  подо  мной, как  дикая  хищная  кошка  всем  голым  своим  загорелым  телом.

- Я  не  желаю  слышать  сегодня  никаких  слов  - произнесла  она  негромко  мне - Просто  люби  меня, любимый! – произнесла  она  любовно  и  страстно, и  задышала  громко  всей  своей  загорелой  до  черноты  женской  полненькой  грудью.

  Сейчас  я  повиновался  ей  во  всем  и  как  Джейн  сама  хотела.  А  она  перевернула  меня  правый  набок  и, отбросив  мне  на  живот  согнутую  в  колене  левую  девичью  ногу,  прижалась  своим  волосатым  лобком, и  влажной  в  смазке  наполненной  страстью  безумной  любви  раскрытой  половыми  губами  промежностью  к  моему  вверх  уже  торчащему  возбужденному  детородному  оголившемуся  от  верхней  плоти   затвердевшему  как  стальной  стержень  члену.

   Она  вновь,  сползла  на  постель  с  меня  своим  обнаженным  красивым  пышущим  любовным  жаром  телом, и  опрокинулась  на  спину, позволяя  мне  вновь  забраться  сверху  на  нее.  

  Джейн  раскинула  вширь  свои  полные  в  ляжках  и  бедрах, почти  черные  от  загара  девичьи  ноги. И  мой  торчащий  как  стальной  стержень  возбужденный  член, вновь  проник  в  нее. В  ее  женское  раскрытое  перед  ним  в  течке  влагалище, очерченное  по  контуру  темной  полоской  как  тропический  раскрывшийся  листьями  цветок.

  Джейн  была  не  такая  как  раньше, как  всегда. Сейчас, была  какая-то, совсем  другая. Какая-то  бешеная  и  неуправляемая. Даже  в  сексе. Что-то, случилось  сегодня  с  ними  обоими. И  с  Дэниелом  и  с  Джейн. Что-то, вообще  со  всеми  нами, похожее  на  обреченность  или  отчаяние. Отчаяние  от  того, что  скоро  нам  предстоит  увидеть  или  пережить. Отчаяние  от  нашей  размолвки. После  того, как  я  вышел  из  главной  каюты  «Арабеллы», кляня  себя  в  той  несдержанности  и  срыву, ругая  себя  за  то, что  обругал  свою  в  запале  нервов  мою  ненаглядную  и  любимую  Джейн, мы  разминулись  с  ней  и  разошлись  по  своим  каютам. Я  услышал, как  она  стала  успокаивать  Дэниела, пока  тот  не  успокоился  и  не  уснул  и  вот…

  Джейн  дико  и  надсадно  застонала. Громко, как  безумная. Заползала  из  стороны  в  сторону, подомной.  Под  моим  голым  мужским  лежащим  на  ней  телом. Выгибаясь  на  постели  вверх  своим  голым  загорелым  животиком. Прижимая  его  к  моему  голому  животу,  задрав  вверх  волосатый  свой  лобок.  Раскрытой  промежностью, сама  насаживаясь  до  предела  на  мой  детородный  торчащий  член.

  Она  закатила  карие  и  практически  черные  как  ночь  свои  латиноамериканки  южанки  глаза  под  веки, жарко  дыша  в  мое  над  ней  повисшее  мокрое  в  потной  горячей  испарине  лицо. Так  же, как  тогда  в  той  рыбацкой  в  кокосовых  листьях  хижине. Джейн, как  и  тогда, схватила  меня  за  растрепанные  волосы, своими  руками  и  вдавила  лицом  в  свою  полную  трепещущую  любовью  и  трепыхающуюся  по  сторонам  торчащими  возбужденными  затвердевшими  сосками  женскую  полненькую  и  мокрую   от  пота  грудь, разгоряченную   в  страстной  и  безудержной  любовной  близости.

  Что  с  ней  сейчас  происходило,  я  понятия  не  имел.  Но  в  этот  и  такой  момент  лучше  ни  о  чем  не  думать.

  Мои  мысли  все  перепутались. Я  думал  черти, о  чем  от  дикого   неостановимого  безудержного  сексуального  безумия, спутавшего  все  мое  сознание. В  голове стоял  белесый  снова  любовный  туман  и  дурман. Сперма  давила  на  мозги. И  я  думал  лишь  о  том, как  бы  раньше  времени  не  кончить. Будучи  изрядно  пьяным  и  неконтролируемым. 

  Наша  любовь, это  какое-то, тихое  безумное  помешательство. Мы  как  чокнутые  любили, тогда  друг  друга. Безотчетно  и  не  думая  ни  о  чем, кроме, как  только  о  взаимной  близости  и  любви. Я  в  бешеном  диком  и  неуправляемом  дурмане  навалившейся  очередной  любовной  оргии  с  силой  всаживал свой  торчащий  член, в  чрево  раскрывшейся  для  меня, снова  этой  ночью  девичьей  промеж  Джейн  раскинутых  в  стороны  загорелых  полненьких  ног  промежности, закатив  свои  помутненные  в  помутненном  рассудке  пьяные   от  виски  и  пива   глаза.

  Иногда  у  меня  были  всплески  прояснения  и  просветленного  сознания. И  я думал  о  Дэниеле, что  сейчас  у себя  там  в  своей  каюте  спал. Если  же  нет  то, что  он  делал, пока  Джейн  была  со  мной  и  занималась  любовью.

   Потом, снова  уходил  в  сексуальное  умопомешательство. И  стонал  на  всю каюту  как  безумный  от  несравненного  удовольствия, которым  одаривала  меня  сейчас  в  очередной   раз  любимая  моя  подруга   и  любовница  Джейн.

  На  океане  стояла  темная  и  тихая  ночь. Лишь, было  слышно  шум  волн, в раскрытый  оконный  иллюминатор  верхней  палубной  надстройки, бьющихся  о  борт  «Арабеллы». Светила  желтая  в  иллюминатор  нам  луна  и  горели  ярко  на  черном  покрывале  ночного  неба  мигая  звезды.

- Что  с  тобой! Ты  пугаешь  меня, любимая! - произнес  сквозь  стон  я, на  какое-то  время  опять  прейдя  в  себя  и  продолжая  своим  торчащим  твердым  детородным  раздутым  от  перевозбуждения  членом, стирая  его в  мозоли, бороздить  в  скользкой   смазке  стенки  женского  влагалища. Целуя  в  засос  свою  безутешную  в  неистовой  и  безудержной  любви  неукротимую    до  бешенства  Джейн.

- Я  же  сказала, молчи, и  люби  меня! - Джейн, произнесла, стеная  громко,   остервенело  и  жестоко. И  тут  же  вцепилась  зубами  в  мою  грудь, кусая, как  бешеная  сучка  ее  в  неописуемом  своем  наслаждении, как  словно  в  последний  раз.

  Я  схватил  ее  за  распущенные  черные, растрепанные  по  белым  подушкам  на  моей  кровати  густые  локонами, свивающиеся  колечками  и  мокрые  от  пота  волосы. Оторвав  ее  голову  от  своей  до  крови   искусанной  мужской  груди, и  придавил  к  подушкам. Затем  сам, впился  губами  в  ее  оскаленный  зубами  в  неистовом  любовном  экстазе  рот. Целуя  алые  девичьи  полненькие  губки.

  Я  позабыл  этой  ночью  все  условности   и  любую  осторожность. Как  бешеный, теперь  я  буквально, терзал  своей  любовью  ее  на  своей  постели, кончая  многократно, как  и  она.

  Не  было  места  на  теле  моей  любимой  Джейн, которое  я  бы, не  искусал  и  не  исцеловал  этой  ночью.

  Наша  общая  любовная  и  брачная  в  моей  каюте  постель  бешено  скрипела  и  стучала  о  корабельную  стену. Этот  стук  раздавался  по  всей  правой  стороне  белоснежного  борта, спящей  на  тихих  и  спокойных  волнах  круизной  одномачтовой  красивой,  как  моя  Джейн  яхте. С  бортовым  названием  «Arabella». Стоящей  в  каменной  большой   тихой  бухте  большого  ночного  острова. На  цепях  и  на  двух  якорях. Стоны  и  громкие  сладострастные  в  жарком  дыхание  звуки  летели  через  открытый  в  океан  иллюминатор  моей  каюты.

  Что  творилось  с  нами  сейчас?! Что  это  было?! Я  понятия  не  имел, как  моя  латиноамериканка  с  именем  Джейн  Морган.

  Вскоре  мы  оба  натешившись  вдоволь  любовью, два  неустанных  и  неистовых  любовников, уснули  как  убитые.

  Это  была  последняя  наша  ночь, ночь  нашей  любви.

 

                              Конец  второй  серии

 

                                        БОРТ  556

 

                      Серия 3. Рейс ВА 556

 

  25  июля  2006  года.

  Было  десять  утра. Джейн, раскрыв  все  оконные  иллюминаторы  в  моей  каюте, сделав  общее  проветривание  нашей  любовной  обители, собрала скомканные  и  измятые  простыни  с  последствиями  нашей  ночной  любви  в большой  комок  и, выйдя  в  коридор, бросила  в  стирку. Она  голышом, сбегала  в  душевую  и  в  свою  каюту. И  вновь, переоделась  в  домашний  свой  легкий  шелковый,  тельного  цвета  короткий  до  колен  халатик. Собрав, снова  в  пучок  на  темечке  миленькой  девичьей  головки, длинные  вьющиеся  свои  растрепанные  о  мою  постель  черные  свои  волосы. Заколола  их  золоченой, снова  заколкой.

  Джейн, снова  рассыпав  кассеты  по  постели. Включила  магнитофон. И, припевая  под  мелодию «Моtley Crue», из  магнитофонной  записи, Джейн  пританцовывала, вихляя, соблазнительно, вновь  предо  мной  своей  широкой  женской  задницей  и  бедрами. Переодевшись  после  утреннего  душа, сверкала  из-под  его  коротких  пол  шелкового  домашнего  халатика, узкими  желтыми  купальника  плавками. И  своими  обворожительными  и  прелестными  голыми  девичьими  стройными, в  плотном  ровном  солнечном  до  угольной  черноты  загаре  ножками.

  Она  сменила  купальник  и  вся  теперь  точно  расцвела, как  будто  ничего  до  этого  момента  не  произошло  и  не  случилось. Словно  до  этого  не  было  нашей  громкой  ссоры  и  обид. Все  начиналось  словно  заново  в  ее  молодой  женской  жизни. Ее  настроение  изменилось  резко  из  обидчивого, злого  и  неприветливого  до  неузнаваемости  в  обратное.  Радостное, миролюбивое   и  общительное.  Словно  именно  в  купальнике, то  и  было  все  дело.

- «Невероятно!» – поразился  я – «Как  будто  мы  и   не  ругались  совсем! Умница  какая!».

  Она  усмирила  и  успокоила  разгоряченного  горем  брата  Дэниела. И провела  со  мной  бурную  незабываемую  лично  для  меня  очередную  в  жаркой  любви  ночь.

-  Любовь  моя - сказал, помню  я  ей  из  душа. Прошмыгнув  туда  и  шлепнув  мою  красавицу  по  полненькой  ягодицами  широкой  женской  попке - А, как  же, то  твое  черное  вечернее  платье? - вдруг  вспомнил  я, глядя  на  этот  ее  шелковый прелестный  халатик - Ты  его  после  того  раза, помнишь  на  том  атолле. Тогда  в  тот  шторм, больше  и  не  надевала. Вместе  с  теми  туфлями  на  каблуках  на  своих  прелестных  ножках. Ты  в  нем  была  особенной.

- Неужели - тихо  ответила  Джейн, делая  удивленный  вид –Ты  ту  ночь  запомнил. И  то  платье  тоже. Я  о  нем  даже  и  не  думала, с  того  момента, когда  повесила  его  в  свой  в  каюте  платяной  шкаф. Я  из  всех  своих  тряпок  долго, тогда  выбирала, что  надеть. И, вообще, тогда  подумала, что  это  теперь  уже  здесь  при таких  условиях  обитания  будет  лишним.

  На  восьмые  сутки  нашего  совместного  в  океане  любовного  проживания, мы  уже  разговаривали  как  потенциальные  муж  и  жена. Настолько  мы  сроднились  все  здесь.

- Нашла, когда  носить  вечерние  платья. И  время  и  место. Дурой  была. Ты  же  меня  так  назвал – Джейн  вдруг  произнесла  мне  и  уставилась  на  меня, когда  я  вышел, в  чем  мать  родила  из  горячего  душа. 

  Она  почти  в  упор  смотрела  на  меня  черными  своими  обворожительными, полными  любви  и  одновременно  укора  женскими  глазами.

- Вот  была  влюбленной  дурой, Захотела  покрасоваться  и  привлечь  к  себе  мужчину  - произнесла  мне  Джейн - Нацепила  его, прекрасно  понимая, что  оно  не  идет  мне, к  моему, почти  черному  от  загара  телу. Да  и  оно  совсем  неуместно  в  морском  походе.

- Напротив  - произнес  ей  я  - Ты  была  в  нем  умопомрачительна! Я  глаза  не  мог  отвести! – я  добавил  с  восхищением.

   Джейн  довольная  моими  словами  произнесла  - Ты  и  так  от  меня  глаз  не  можешь  отвести. Только  и  пялишься  на  меня. И  не  особо, тогда  слушаешь  Дэниела. Да  вообще  ни  кого  даже  не  слушаешь, как  загипнотизированный дурачок.

- Любимая  моя! - произнес  я, идеально  побритый  и  вымытый  до  своего  телесного  загорелого  блеска.

  Как  дикарь, в  чем  мать  родила. Мокрый, повернув  ее  лицом  к  себе. Схватил  Джейн   за  гибкую, тонкую  девичью  талию. Обнял  ее.

- Прости  ты  меня  дурака! - виновато  произнес  я. Смотря  синими  своими  влюбленными  на  нее  глазами. Прижав  к  себе  и  отрывая   от  пола  перед  собой  - Вырвалось  у  меня  в  гневе! Прости  за  Дэни!

  Я  прижал  ее  к  себе.  А  она, было, попыталась  вырваться  из моих  мокрых  скользких  мужских  рук, только  и  произнесла, смеясь  и  довольная - Намочил  меня, всю! Безумец  влюбленный!

  Затем  уже  сама, прижалась  ко  мне  пышной, своей  трепыхающейся  девичьей  грудью. Прижалась  своим  загорелым  к  моему  мужскому  мокрому  лицу  личиком.

 - Люблю  я  тебя - тихо  прошептала  она  мне  на  ухо. Жарко  дыша  носом  в  мою  щеку. Опустив  миленькую  свою  черноволосую  головку  на  мое  мужское  плечо.

 Добавила  тяжело  любовно  дыша  - Люблю  и  ничего  не  могу  с  собой  поделать.

  Джейн  обняла  меня  за  шею, повиснув  на  девичьих  черненьких  от  загара ручках.

  Она  продолжила  - Я  не  виню  тебя  ни  в  чем, милый  мой  Володя - произнесла  Джейн  мне  тихо, оторвав  от  моего  правого  плеча  свою  черноволосую   девичью  голову, глядя  на  меня - Я  все  обдумала  с  того  вечера  и  поняла, что  все  было  правильно. Дэни, тоже  признался  мне, что  больше  виноват  перед  тобой, чем  ты  перед  ним. Ты  правильно  сделал, что  удерживал  его. Он  бы  точно, тогда  утонул. Ему  сейчас  очень  неудобно  и  стыдно  даже  за  свой  поступок  тот. Но  ты, любимый  все  правильно  сделал.  Мы  оба  заслужили  то, что  заслужили  тогда. Я  бы  Дэниела  одна  не  усмирила  тогда  и  не удержала. Он  бы  точно прыгнул  в  воду  и  погиб, бы, если  бы  не  ты, Володя.

  Я  от  этих  похвал  был  прям  таки  уже  на  небесах  и  только  знал, что  прижимал  свою  красавицу  к  себе, обхватив  ее за гибкую  тонкую  талию  и  ее  белый  короткий  с  пояском  халатик. Я  ее  так прижал, что  Джейн  стала, видимо  задыхаться. А  я  даже от  восторга  и  похвал  в свою сторону  даже не  почувствовал  этого, что  сжимал  ее  больше чем  требовалось.

- Отпусти  меня, любимый - произнесла  моя  Джейн, тяжело  и  надрывно  уже дыша. Освобождаясь  от  моего  крепкого  и  цепкого  за  ее  гибкую  девичью  талию  захвата. От  моих  схвативших  ее  сильных  рук  пальцев  рук.

- Дурачок  задушись  меня. На  сегодня, хватит, любимый  мой - она  произнесла  тогда - Хватит.

  Джейн, освободившись  от  моих  рук, опустилась  на  пол. Она, пройдя  по  коридору, постучалась  в  каюту  брата  Дэниела.

  Я, быстренько  надел, плавки, прямо  на  мокрое  тело. Свои  штаны  и  майку.

 - Любимая, а  как  же  наш  новый  вечер  наедине. И  твое  вечернее  то платье?!- произнес  Джейн.

- Будет  время, милый  мой, будет  тебе  и  вечер  и  мое, то  вечернее  платье - произнесла, на  меня  в  ответ, обернувшись, и  сверкнув  любовно, вновь  черными  цыганскими  глазками.  И  толкнула  дверь  в  каюту  Дэниела. Дверь  из  красного  дерева  открылась. Она  была  не  заперта. И  Дэни  там  не  было.

  Она  напугалась, как  и  я.

  Надев  пляжные  свои  сланцы, Джейн  выскочила  на  палубу  «Арабеллы».

  Дэни  снова  встал  рано. Еще  часов  не  было  восьми. И, пока  мы, умаявшись  до  беспамятства  любовью, крепко  как  убитые  оба  спали. Приняв  душ, успел  уже  позавтракать. Дэниел  ходил  быстро  уже, туда-сюда  по  палубе  яхты.

  Он, был  на  удивление  собран  и  спокоен  на  вид.

  Дэни  перетягивал  оснастку «Арабеллы». Менял  тросы  на  новые  из металлизированного  нейлона  и  крепления, на  которых  они  держались.

  Работали, снова  оба  мотора  вхолостую  в  моторном  отсеке, в  трюме. Заряжая  в  аккумуляторном  герметичном  над  килем  внизу  рядом  с  моторным  отсеком, отсеке  аккумуляторы.

- Надо  будет  заняться  парусами – спокойно, как  всегда  улыбаясь, сказал  нам обоим  он - Заменить  все  и  подготовить  на  обратный  путь.

  Дэниел  был  в  порядке. Даже, более  чем. Все  прошло  в  нем. И  он  занялся делом, так  как  не  мог  сидеть  без  дела.

- Тебе  помочь, Дэни? - произнес  осторожно  вопросительно  я. Желая, снова наладить  с  другом  контакт.

- Да, помоги  мне  смотать, вот  тот  трос - обратился  ко  мне  Дэниел.

  Он  показывал  правой  рукой  и  указательным  ее  пальцем  на  лежащий  новый, подготовленный  для  оснастки  яхты  нейлоновый  тонкий, но  невероятно  гибкий  и  прочный  на растяжение  трос.

  И  я  довольный  расположением  Дэниела, принялся  за  работу, помогая  своему  другу  на  глазах  счастливой  Джейн, которая  стояла  на  лакированной  из  красного  дерева  палубе.

  Под  громкие  крики  альбатросов, мы  вдвоем  скрутили  мачтовые  треугольные, основные  большие  паруса, до  этого, просто  болтающиеся  без  ветра  как  обычные  тряпки. И  укрыли  их  брезентовыми  чехлами, как  и  кливера  на  носу  яхты.

  Дэни  умудрился  еще, как-то  поймать  полутораметровую  рифовую  акулу  на  удочку, которая  у  него  лежала  уже  пойманной  и  мертвой  на  борту  яхты.

- Сегодня  будет  обед  из  акулы - сказал  он  довольно.

  Все  было  в  норме, как  и  раньше. Но, я  все  равно, чувствовал  неудобство  за  то, что  сделал. За  ту  грубость  перед  Дэниелом. Но, иначе  его  и  нельзя  было.  Его  было  не  остановить. Он  это  и  сам  осознал  и  понял. И, тоже, видимо чувствовал  такое  же  неудобство  по  отношению  ко  мне. И  своей  сестренке Джейн. Особенно  ко  мне. Видно, было, как  он  отводил, теперь  свои  черные, молодого двадцатисемилетнего  парня  глаза. Но, все  было  теперь  нормально. Он приветливо  улыбался, как  и  раньше  поглядывая  искоса  на  меня. И  я  принимал  его  улыбки, отвечая  тем  же.      

  Мы, работая  на  палубе  нашей яхты, стараясь  рабой  и  взаимной  помощью  загладить  то, что  случилось. И  не  ведали, что  за  малым  островом, недалека  от  этого  архипелага  островов, стояла  уже  давно  черная  яхта  морских  гангстеров. Они  давно, уже  там  стояли  в  полной  уверенности  не  быть  обнаруженными  нами. Они  вели  за  нами  наблюдения  с  того  отдаленного  острова, разделенного  в  ширину  полукилометровым  глубоководным, в  полтора  километра  глубиной проливом.

  Там  были  те, кто  преследовал  нас  по  океану  все  время. И  держался  на расстоянии  все  время. И  всю  дорогу. И  теперь, готовились  к  нападению.

  Дэниел  не  зря  паниковал. И  вытащил  все  оружие  на  палубу. Он чувствовал  скорую  ожидаемую  развязку. Это  были  люди  мистера  Джексона.

  Дэни  говорил  про  них, что  это  были  крайне  опасные  люди. Но, я  хорохорился  перед  мальчишкой. Мол, ничего, отобьемся. Еще  с  тем  оружием, что  на  борту  «Арабеллы». Мы  их  переколотим  всех, если  что. Я  чисто  с  русским  размахом  моряка  пытался  внести  смелость  и, уверенность, в  нашу  команду. Особенно  в  мою  любовницу  Джейн. Не  представляя, с  кем  мы  имели  теперь  дело. И  как  все  сложиться  вскоре.

  Мне  приходилось  видеть  Сомалийских  пиратов. Однажды, как-то  на  сухогрузе «DUPFRAINE». Судне, на  котором  я  некоторое  время  плавал, еще  до «KATHARINE  DUPONT» в  Индийском  океане  у  берегов  Африки.  

  Мы  столкнулись  с  теми  пиратами. И  нам, даже  удалось  отбиться  своими силами  до  прихода  военного  пограничного  корабля. Практически  без  жертв.

  Но, то, что  было  сейчас, не  лезет, ни  в  какие  рамки  моего  представления  о  тех  людях, что  были  на  той  черной  яхте.

  Это  были, даже, не  столько  гангстеры, вернее  часть  из  них. А, настоящие  спецы. Большая  часть  из  бывших  военных. Военные  моряки  и  аквалангисты  диверсанты  и  наемники. А, не  какие-нибудь, голозадые, черножепые  негры  дикари  с  автоматами. И  было  ясно, и  очевидно, что  действовать  они  будут  не  так  как  те  Сомалийские  пираты. Нанятые  Джексоном  настоящие  убийцы  для  поиска  нашей  яхты. И  преследования  до  конечной  точки. Они  были  в  курсе  всего, что  мы  искали. И  были  в  любое  время  и  в  любую  погоду, готовые  напасть  на  нас, когда  прейдет  время. Их  время.

  Вооруженные  до  зубов, они  только  ждали, когда  обнаружиться  самолет, и  то  золото, которое, так  нужно  было  мистеру  Джексону. За  свою  долю  этого блестящего  металла, они  могли  убить, даже  мать  родную. Любой  из  них.

  Специалисты, подводники, морские  котики  в  прошлом, ставшие  на  преступную  опасную  стезю  своей  испорченной  большими  кровавыми  деньгами  жизни. С  которыми  мне  придется  еще  столкнуться  там, среди  обломков  BOEING 747.

  У  них  было  конкретное  задание  от  мистера  Джексона, следить  до  последнего  за нами. Так  как  у  них  не  было  точных  данных  гибели  борта  556. И  они, шли  за  нами  до  этих  островов.

  Они  должны  были  замести  следы  катастрофы. И  забрать  золото, устранив  нас  по  возможности. К  чему  они  сейчас  готовились, там  за  тем  отдаленным  небольшим  скалистым  островом. На  той  большой  черной  двухмачтовой  своей быстроходной  яхте.

  Спустив  две  резиновые  моторные  лодки, такие, же, как  и  наш  скутер. Только  больше  и  вместительнее. Они, так  же  как  и  мы, сейчас  с  Дэниелом  и  Джейн  грузили  водолазное  оборудование  и  свое  оружие. И, собирались  выдвигаться  в  нашу  сторону, наблюдая  за  нами  с  вершины  острова  в  бинокли. Наблюдая  за  внутренней  заросшей  кораллами  обширной  скалистой  бухтой, где  стояла  между  островами  наша  круизная  скоростная  яхта  «Арабелла».

  Я  тогда, даже  не  мог  представить, что  развернется  настоящая  бойня  среди  этих  островов  и   в  самом  Тихом  океане. И  мы  были  один  на  один  с  этими  людьми  мистера  Джексона.

  Мне  была  уготована  весьма  интересная  жизнь. Хоть  и  весьма  печальная  и  трагичная.

 

                                               ***

  Я  все  же  испытывал  крайнее  неудобство  перед  Дэниелом  за  произошедший некрасивый  этот  между  нами  случай. В  частности  за  себя. Этот  по  факту  латиноамериканский  молодой  добродушный  парень, поделился  тогда  со  мной, можно  сказать, всем  своим, после  моего  спасения, а  я…Я  крутил  ему  руки  в  той  резиновой  моторной  лодке  и  сделал  больно.  Причинил  ему  в буше  обиду  и боль. Вероятно, он  простил  меня. Он, конечно, понял, что  я  сделал  такое  не  из  цели  просто  подраться. А  спасая его. Но  все равно  было  что-то  неудобное  и  неприятно, которое  мы  все  старались  скорей  забыть.

  В  общем, нельзя  было, просто  отмалчиваться. И,  даже, просто  не  извиниться  перед  ним. Я, тоже  был  кое  в  чем  не  прав. Да, и  надо  было  отношение  выправлять  по  любому. Жить, вот  так, теперь  в  натянутом  состоянии  нельзя. Это  не  жизнь.

  Если  с  Джейн  все  уже  выправилось  само  собой. Между  нами  нашей очередной  любовной  ночью. Она  уже  простила  меня  за  все  мои  с  дурру  в запале  оскорбления. Хотя, какие  там  оскорбления. Я  ее  не  материл, чисто  по-русски, но  американка  восприняла  и  слово  дура  соответственно  для  себя  в  оскорбительную  сторону. Ситуацию  спасла  наша  межу  нами  сумасшедшая  до  остервенения  любовь. Она, изрядно  в  момент  нашего  очередного  с  ней  близкого  дикого  спаривания, выпустила  свой  весь  пар. И  уже  была  в  полном  порядке. С  Дэниелм, надо  было  как-то  решать  эту  между  нами  проблему.

   Я  подошел  к  нему  и  положил  руку  на  плече.

 - Прости, Дэни - сказал  я  ему - Прости  меня. Я  виноват  в  недавней  нашей ссоре. Но, я  должен  был  так  сделать. Ты, понимаешь  меня. Ты, мог, погибнуть. И  ты  был  не  в  себе.

- Ладно, Владимир, проехали - сказал, Дэниел. Видно, ему  было  тоже, неудобно, за  свой  тот  безумный  срыв.

 - Это  место  сводит  меня  с  ума - произнес  Дэниел - Надо  найти  этот  самолет. Сделать  все, что  надо  и  уплыть  отсюда. И  чем  быстрее, тем лучше.

- Я  понимаю, Дэни - сказал  я  ему  в  ответ - Я  сделаю  все, что  только  потребуется  Дэни. Все, что, только  надо  будет  сделать. Можешь, снова, рассчитывать  на  мою  помощь. И  прости  еще  раз.

  Мы  с  Дэниелом  обнялись  как  родные  уже  люди.

- Дэни, потренируешь  меня  с  разделкой  большой  рыбы - сказал  я  ему, уже  более  радостно. Зная, что Дэниел, тоже  не  хуже  Джейн, хоть  и  редко, но, под  настроение  готовит  - Сегодня, возьмешь  меня  с  собой  на  кухню. Еще  один  тунец  не  завалялся, где-нибудь  на  «Арабелле»?- я  ему  произнес.

- А, в  самом  деле, что  все  Джейн, да  Джейн. А, мы, что  не  повара, что  ли! - произнес, как  бы  в  шутку, довольный  нашей  восстановившейся, снова  дружбой  Дэниел - Пусть  сестренка  сегодня  отдохнет  от  кухни.

 

                       Возвращение  на  плато смерти

 

 - Когда  спуститесь  в  пролом  между  рифами - инструктировала  меня  с Дэниелом  моя  Джейн, на  верхней  палубе «Арабеллы». После  вкусного  завтрака  приготовленного  нами  же  на  камбузе  яхты, уплетаемого  нами, как  надо  и  с  невероятным  аппетитом  в  главной  каюте  за  столиком  в  нашем  общем, теперь  тесном, как  всегда  дружеском  кругу. Блюдо  из   большого  синего  тунца  и  плавников, и  жабр  пойманной  Дэниелом  акулы,

   Сидя  на  кожаных  креслах  в  главной  корабельной  каюте,

 Я  вспомнил  Джейн  походу  обеда  тот  так  и  не  съеженный  нами  с  Дэниелом  суп  и  тот  жуткий  момент, который  она  теперь  уже  не  хотела  вспоминать, разве  что  только  из-за  нашего  первого  с  ней  секса.

  - Держитесь  вместе  у  самого  дна - сказала  Джейн - Так  будет  легче ориентироваться.

  Она  показывала  руками, как  и, что  делать. Они  в  длинных  рукавах  шелкового  короткого  до  колен  халатика, красиво  мельтешили  в  воздухе  перед  нашими  лицами  своими  загорелыми  смуглыми  тонкими  изящными  пальчиками.

  Джейн  инструктировала  нас  как  лучшая  ныряльщица  и  дайвингистка, а  я  любовался  ей, не  отводя  с  моей  красавицы  своих  русского  моряка  глаз.

- «Моя  красавица  Джейн» - думал  я, глядя  на  нее - «Моя, мулаточка  южных  кровей - только  и  звучало  у меня  в  голове.

  Я  снова  хотел  ее. И  думал  о  ней  и  любви. Допивая  горячий  в  чашке  шоколад.

   Признаться  вам, я  сейчас  не  столько  слушал  ее  инструктаж, сколько  любовался, опять  ею. И  думая  о  ней. Забыв  уже  распри  между  нами, я  смотрел  на  нее влюбленными  глазами  влюбленного  безумца. Что  было  со  мной? Но  был  Джейн  просто  болен. Это  было  колдовство, которое  подымало  в  моих  плавках  и  русского  моряка  штанах  мой  жаждущий  опять  любви  возбужденный  детородный  здоровенный  штопор.

- «Джейн! Моя  красавица  Джейн! - звучало  в  голове – «Такая  вся, раскованная  и  уверенная  в  себе, объясняющая, что  да  как, мне  и  Дэниелу.

  Она  смотрит  на  меня  и  видит, как  я  киплю  сейчас  к  ней. Она  понимает, что  мне теперь  нет  без  нее  жизни. И  буду делать  все, послушно  как  раб, что  только  она  мне  не  скажет.

  Мой  пристальный  на  Джейн  взгляд  видимо  все  же  ее  немного  достал.  Он  сбивал  Джейн, похоже, все  мысли.

- Ты  сейчас, смотришь  на  мои  руки  или  мои  ноги? - произнесла  критически  и  возмущенно  моя  ненаглядная  Джейн - Я  для  кого  провожу  инструктаж того  места, где  я  недавно  была?

- Ты  прям  как  моя  учительница – произнес  я  ей  - Я  весь  просто  во  внимании, Джейн, любимая.

  Дэниел  посмотрел, тоже  на  меня, и  засмеялся, по-дружески. Без  всякой  злобы  или  неудобства. Теперь  я  уже  видел, он  уже  не  питал  ничего  обидного  против  меня, за  прошлую  стычку.

- Уже  одиннадцать  на  часах - произнес  Дэниел, глянув  на  свои  подводные  часы  на  левой  руке - Время  поджимает. Я  зарядил  баллоны  на  двадцать  четыре  литра. Думаю, нам  хватит  смеси, почти  на  час, и  туда  и  обратно.

- «Вот  он, и  вернулся  назад» - подумал  я, глянув  на  него  с  воодушевлением, и  рассмеялся. Но  поперхнулся, глядя  на  возмущенный  и  строгий  взгляд  черных  глаз  моей  Джейн. От  этого стало  еще  смешнее. И  мы  все дружно  и  неожиданно  расхохотались.

  Мы  были  в  бодрой  форме  и  настроении. Все  шло  по  намеченной  цели  и  времени, невзирая  на  вероятные  поджидающие  нас  здесь  опасности.

- Послушай  меня, Дэни - произнесла  Джейн, после  того, как  перестала  сама  смеяться - Еще  все  успеете. А, инструкцию  выслушать  придется. И  это  не  шутки. Там  сто  пятьдесят метров. Я  проверила  на  своем  глубинометре. Ошибки  быть  не  может. И  это  не  шутка. Поверь  мне. И  ты  меня  послушай, Володя – обратилась  ко  мне  моя  любимая.

- Прости, любимая - сказал  я - Все  нормально. Я  тебя  слушаю.

  И  широко  улыбнулся  ей.

- Хорошо  бы – сказала  Джейн, тоже  в  ответ  соблазнительно  улыбаясь  - Угораздило  же  меня  влюбиться  в  такого  несносного  до  женских  прелестей бабника -  она  вдруг  вслух  при  Дэниеле  мне  заявила.

- Все, все  я  весь  во  внимании, любовь  моя - я  произнес.

  Я, не  стеснялся  в  своих  выражениях, даже  при  Дэни. Что  таить. И  так  все  происходило  на  его  глазах, практически. И  он  знал  прекрасно, что  Джейн, тоже  без  ума  от  любви  ко  мне. И  ничего  не  изменить. Он  знал  свою  старшую  сестру, и  какая  она. Что  если  влюбилась, то  пойдет  на  все  ради  любви.

  Он  сейчас  я  думаю, как, впрочем, думал   и  я, просто  хотел  затереть, быстрей  все  случившиеся  размолвки  наши  между  нами. И  восстановить  дружбу, и взаимопонимание  между  друзьями. Ведь  у  нас  все  так  гладко  шло  и  то, что  произошло, было  в  основном  его  виной. И  виной  этого  жуткого  места. Он  просто  был  еще молод  и  горяч. Боль по  утрате  родного  близкого  человека  вывела  его  из  равновесия  и  чуть  не  погубила. Да  и  здесь  реально  все было как-то  странно  и  даже  жутковато. Что  и  изначально  говорило, что  мы   скорей  всего  были  на  верном  пути. А  после  того  как  Джейн  нырнув  с  аквалангом  нашла  первые признаки  авиакатастрофы, жуткие  признаки  увидела  своими  женскими  глазами. И  чуть  сама  не  свихнулась своим  умом  от  этого, все  подтвердилось. Здесь было  место  мертвецов. Погибельное  место. А  там внизу  было  самое  настоящее  усыпанное  останками  людей  и  самолета  подводное  плато  смерти.

- Так  вот, повторяю  отдельно  для  несносных  бабников - сказала  Джейн, сверкая  в  мою  сторону  обворожительным  взглядом  черных  как  ночь  влюбленных  глаз - Держитесь  вместе. Там  глубина  больше  ста  метров. Один  белый  песок  и  больше  никого. Но, вода  там  не  такая  холодная, как  в  том  меж  островов  ущелье. Это  уже  плюс. Так  что  не  замерзнете  в  своей  резине. Я  доверяю  вам  друг  друга. Слышишь, Дэни? – Джейн  сделала  на  нем  акцент – Если  придется  слушаться  Владимира, то  слушайся  и  не  протестуй.

  Она  посмотрела, на  меня  снова  своим  бесценным  любящим  взглядом. И  потом  также  на  родного  своего  брата.

 Дэниел  в  это  время, поправляя  с  черными  стеклами  на  загорелом  своем  лбу  солнечные  очки. Он  ей, покачал  в  знак  примирения  и  согласия  кучерявой  с  черными  волосами  головой, что  все  в  порядке. И  все  ему  ясно. Но  Джейн смотрела  на  него  не  отрыва  своего  пристального  как  строгая  на  уроке  учительница  взгляда.

- Я  все  понял  сестренка – произнес  ей  Дэниел – Торжественно  обещаю. Слово  скаута.

- Так  вот, идите  над  самым  дном – продолжила  она - Я  так  всегда  делаю. Так  легче  маневрировать  и  ориентироваться. Там   под  скалистой  отвесной  стеной  и  обрывом, дно  после  пролома  выполаживается  и  ровное  как  стеклышко. Но, давление  воды  сильное. Чувствуется  через  гидрокостюм. Сразу  ощущается  этот  резкий  перепад. 

  Это  хорошо, что  мы  применяем  гелиевую  смесь, а  не  другое  в  равной процентности. Это  Дэни  было  верным  с  твоей  стороны. 

- Выбор  был  верный  и  беспроигрышный, Джейн – произнес  Дэниел.

  Джейн   продолжила  - Так  и  дойдете  до  первых  обломков. Я  дальше  не  дошла. Запаниковала  от   всего  увиденного. Дальше  уже вам  решать, куда  там  идти  еще  вдвоем.

- Понятно, Джейн - сказал  Дэниел - Мы  с  Владимиром  все  поняли.

- Да, там  еще  течение  сильное  в  районе  обломков – произнесла, добавляя  нам Джейн - Смотрите, течение  опасное  в  сторону  океана. Держитесь  друг  за  друга мальчики  мои. Там, думаю, дальше  еще  будет  много  обломков  самолета. Остальное, вероятно, уже  упало  в  пропасть  на  большую  глубину. Или  унесло  за  все  это  время  течением. Не  знаю, что  там  дальше, найдем  мы  золото  или  ящики, не  знаю. Вам  и  придется  это  выяснить.

- Хорошо, сестренка  мы  поняли - ответил  ей  Дэниел.

  И  я, что  все как прилежный  ученик  все  понял, ей  кивнул  головой, глядя  влюблено  на  свою  любимую  Джейн.

  Дэни  уже  был, теперь  в  моем  подчинении, не  как  раньше. Так  договорилась  с  ним  Джейн. Он  не  протестовал  теперь. Нужно  было  все  делать  сейчас  сообща. И  Дэниел  все  это  прекрасно  понимал. Он  был  очень  толковый  американский  парень. Да  и  это  увеличивало  мою  теперь  ответственность  перед  ним  и  моей  Джейн. Раз  так  захотела  Джейн. Она  как  старшая  над  своим  братом, взяла  шефство  над   нами  обоими  на  период  нашего  первого  погружения  к  обломкам  самолета.

   Я  готовился  к  погружению, но  сам  не  спускал  своих  глаз  с  Джейн. Она  просто  сводила  меня  с  ума. После  с  ней  секса  и  любовной  близости  и  после  того  танца  живота, я  вообще  стал  терять  над  собой  контроль  как  мужчина.  Я  даже  себе  представить  не мог, что  вот  буду  таким  падшим  в  грехах  и  соблазне  женских  всех  доступных  мне  прелестей  законченным  бабником.

- «Моя  любимая  Джейн  Морган. Моя  морская  русалка  и  пиратка  Энн  Бони»  -звучало  в  моей  мужской  голове, когда  я  любовался  Джейн.

  Ее  эта  гибкая  в  талии  невысокая  девичья  загорелая  до  черноты  в  бронзовом  отливе  бархатистой  нежной  кожи  фигура. В  этом  коротком,  снова  шелковом  халатике. Снова, как  тогда  сводила  меня  с  ума.

  Ее  вьющиеся  заколотые  в  шишку  на голове  длинные  черные, как  у  цыганки  волосы  и  оголенная  тонкая  девичья  любимой  шея. В  миленьких  Джейн  маленьких  ушах  золотом  сверкали    колечками  сережками  за  височными  завитушками  длинных  волос, что  спускались  вдоль  ее  смугленьких  прелестных  загорелых  щечек.

  Джейн, закатывая  черные, как  у  цыганки  Рады  глаза, от  моих  влюбленных  в  нее  взглядов, лишь  покачала  мне  своей  черноволосой  головой  и  сказала  нам  напоследок - Я  буду  вас  ждать, мальчики  мои.

  Она  подошла  сначала  к  Дэниелу. И, прижавшись  своей  к  его  груди  пышной  женской  сестренки  грудью. Встав  на  носочки, поцеловала  его  как  родного  брата  в  щеку.

- Дэни, Братик, мой  родной. Будь  осторожен  там. Слышишь  меня, любимый - произнесла  она  ему – Ты  один  у  меня  и  я  люблю  тебя.

- Я  тебя  тоже, Джейн, сестренка - произнес  Дэниел  и  ответил  ей  таким  же  поцелуем.

  После  чего, Дэниел  пошел  продолжать, быстро  собирать  лодку. Он  исчез  в носовом  отсеке  яхты, где  лежали  свежее  заряженные  акваланга  баллоны  и гидрокостюмы. Он  загремел  там  оборудованием, а  моя  Джейн  подошла  ко  мне. И, прижавшись  и  обняв  крепко  любовно  руками  и  цепкими  девичьими  пальчиками  за  шею. Поцеловала  в  губы, глядя  в  мои  глаза, пристально  с  безумной  новой  любовью, сказала  мне - Береги  его, Володя. Береги  Дэни. Прошу  тебя. Береги  ради  меня. Ради  нашей  дружбы  и  любви. Он  у меня  единственный  брат. У  Дэниела  нет  никого  сейчас  кроме  меня. И  присосалась  как  пиявка  к моим  губам  своими  полненькими  пухленькими  латиноамериканки  южанки  губами.

  Я  также  впился  в  любовном  сильном  засосе  своими  губами  в  ее  губы. И  прижал  крепко  к  себе  двадцатидевятилетнюю  ставшую  уже  благодаря  мне  женщиной  умопомрачительную  по  красоте  девицу.

- Любимая - произнес  я  ей - Все  будет  отлично. Я  присмотрю  за  Дэни. Не  бойся  за  нас, любовь  моя - произнес  я  моей  Джейн, не  ведая, что  уже  в  скором времени   Дэниела  Морган  не  станет. И  весь  свет  перевернется  для  нас  с  Джейн  вверх  тормашками.

  Я, радостный  и  безудержно  влюбленный  и  вдохновленный  на  любые  подводные  подвиги,  в  своих  пляжных  сланцах, бросился  по  палубе  чуть  ли  не вприпрыжку, и  почти  бегом  помогать  Дэниелу. набивать  водолазным  оборудованием  наш  моторный  резиновый  скутер.

  Джейн  только  стояла  и  смотрела  в  сторону  океана. Она, надев  на  свои  черные, как  бездна  океана  глаза  солнечные  очки. Стояла, прижавшись  к  оградительным  леерным  перилам  левого  борта  нашей «Арабеллы». В  своем  шелковом  короткополом  шелковом  белоснежном  с  тонким  подпоясанным  на гибкой  тонкой  талии  пояском  халатике. Выгнувшись  в  спине. Выставив  вперед свой  девичий  под  халатиком  черный  от  загара   пупком  в  нашу  сторону  красивый  округлый  полненький  животик. Она,  оперевшись  руками  о  бортовые   леерные  перила,  стояла, сверкая  крутыми, голыми, загоревшими  до  почти  угольной  черноты  красивыми  бедрами  ног. Коленями, полненькими  икрами  и  голенями  своих  ног. До  самых  маленьких  девичьих  ступней  с  маленькими  пальчиками  в  домашних  мягких  тапочках.

  Джейн  смотрела  на  меня. Из-под  черных  солнечных  очков, не  отрываясь. Рассматривая  меня  с  ног  до  головы. Я  это  чувствовал  и  ощущал. Как  она  рассматривала  меня  всего  практически  без  одежды  и  в  одних  плавках  голого  с   ног  до  головы.  Бегающего  и  помогающего  собирать  нашу  подводную  с  Дэниелом  на  двоих  экспедицию  от  лодки  к  носовому  водолазному  трюмному  отсеку  яхты. И  обратно. Она смотрела  на  двух  мужчин, загорелых, широкоплечих  и  сильных.

  О  чем  она  сейчас  думала? Джейн? Моя  Джейн? 

  Ее  жадный  взгляд  черных  как  у  цыганки  глаз, на  девичьем  черненьком  от  загара  миленьком  латиноамериканском  личике, казалось, сейчас  пожирал  все вокруг  той  бездонной  чернотой. Весь  мир  и  сам  Тихий  океан  с парящими  над  ним  чайками  и  альбатросами. Черными  скалами  этих  островов. Пожирал  все вокруг  и  меня  в  том  числе. и  если бы  не  солнцезащитные  очки  на  ее  тех  глазах, то  не  было  бы  спасенья  никому  от  того  Джейн  губительного  любвеобильного  взгляда.

  Я  вспомнил  опять  нашу  первую  встречу  в  океане. Летящую  по  волнам  большую  парусную  яхту «Арабеллу». И   тот  бокал  красного  вина  в  ее  правой  руке. Ее  мелькающие  под  музыку  гремящего  ее  кассетного  магнитофона  эти  загорелые  девичьи  ноги, в  этих  же  мягких  тапочках. Черные  растрепанные  ветром  вьющиеся  локонами  длинные  волосы  еще  неизвестной  мне  той  Джейн  Морган. Еще  неприступной  и, чуждой. Пугливой  и  осторожной  по  отношению  к  русскому  моряку. Как  многие  все  иностранцы. Такой  еще  далекой, тогда   от  меня. И  сравнивал  это  все  с  той, что  стояла  теперь  там,  у  левого  борта   яхты  и  смотрела  на  нас  обоих, занимающихся  своим  неотложным  делом. Уже  другой  Джейн  Морган. Ставшей  женщиной  и  жаждущей  любви  секса  и  детей.

  Я  вспомнил  почему-то  опять, то  черное  вечернее  длинное  с  разрезами  платье  и  черные  на  шпильке  каблуке  туфли. Как  то  это  все  врезалось  мне  в  голову  и  оставалось  там, не  покидая  ее.

  Ее  говорящий  без  слов  беззвучным  голосом  взгляд - Не  уходи! - Когда  мы одни  первый  раз  беседовали  с  глазу  на  глаз  в  главной  каюте  кампании  «Арабеллы».

  Именно  сейчас  и  у себя  дома  я  вспоминаю  все  это.

  Это  была  моя  настоящая  любовь. Любовь  посреди  Тихого  океана. Первая  и  единственная  так  и  оставшаяся  навечно  застывшая  в  тропических, тихоокеанских  волнах  любовь.

  Я  вспомнил  ее  тогда, когда, она, в  этом  своем  шелковом  коротком  халатике, мелькая  голыми, почти  черными  от  загара  бедрами  ног, теряя  эти  свои  домашние  тапочки  с  маленьких  девичьих  ступней, неслась, сломя  голову  ко  мне, напуганная  в  панике  нападением  на  нас  коралловых  акул. И, потом  ее  обиду  и  слезы  за  пролитый  еще  ею  недоваренный  мясной  суп. И  наш  дурацкий  ржач  на  всю  округу. От  того, что  остались  живы, благодаря  тому  вылитому  за  борт  Джейн  супу.

  Ее  отчаянный  испуг  за  мою  жизнь. Ту, стаю  в  коралловой  лагуне  атолла  акул. И  как  я  пулей, вместе  с  тяжелыми  баллонами  акваланга, вылетел  прямо  из  воды  на  палубу  «Арабеллы».

  Помню  ее, пощечины  на  своем  лице, и  то - Дураки! И  ее те  слезы. И то, как  я  первый  раз  прикоснулся  в  ее  каюте  к  ее  телу.

  Я  вспомнил, как  повредил  ее, делая  женщиной  сам  одурманенный  дикой  неуправляемой  любовью. Своей  неосторожностью. 

  Как  она  заболела. Как  я  ее  нес  на  руках, тогда  с  палубы  на  глазах  Дэниела. Больную, слабую  и  беспомощную. А, сменившись  после  вахты  с  Дэниелом, ласкал  ее, прижимая  к  себе, в  ее  каюте. И  не  отходил  от  нее. От  моей  малышки  Джейн.

  Ее  безумно  красивый  восточный  танец  в  главной  трюмной  гостиной  каюте. Неподражаемой  любвеобильной  наложницы  и  рабыни  любви, сравнивая  ее  с  египтянкой  и  танцовщицей  Тамалой  Низин. Громыхание  барабанов  и  стонущую  восточную  флейту. Как  Джейн  танцевала, извиваясь  змеей  передо  мной, сверкая  золотыми  украшениями  и  блистая  своим  танцовщицы  востока  шикарным  нарядом. 

  Помню, как  она  играла  со  мной, как  совсем, малолетняя  девчонка, бегая  в своем  желтом  изящном  купальнике  по  палубе  яхты. Убегая  от  меня. И  красиво  выгибаясь  в  спине, как  дикая  гибкая  кошка, свешивалась  с  леерного  носового  ограждения. Прямо  под  волнорез  «Арабеллы»  своей  головой, сверкая  на  ярком  жарком  океанском  солнце  своими  золотыми  в  ушах  маленькими  сережками.

  Все  эти  воспоминания  нахлынули  как  шумная  штормовая  океанская  волна.  И  уплыли  в  безвозвратную  бесконечную  неизвестность. В  то, что  не  вернется  уже  больше  никогда, как  и  та  безумная  наша  любовь. Любовь  той, которую  потерял  навсегда  в  бурном  Тихом  океане. 

  Я  так  не  узнал, кто  ты  Джейн  Морган. Откуда  ты  взялась, и  кто  тебя  ко  мне  прислал. Случайность  ли? Или  все  же  судьба? Откуда  ты  взялась  тогда  посреди  Тихого  океана? Откуда  та  яхта. И  кто  был  тот  Дэниел? Те  морские  бандиты  и гангстеры, и  вся эта  погоня  за  нами, за  тем  золотом  в  погибшем  самолете? Острова  с  островитянами  и  наши  ночи  страстной  дикой  неукротимой  любви  под  яркими  горящими  звездами  и  луной?

  Сон  ли  был  все  это? Но, если  все  же  сон, то  какой  был  этот  сон. Игра  бессознательного  живого  человеческого  разума   или  бред  умирающего?

  Джейн, ответь  мне, кто  ты? Ты, что  любила  меня. И  та, которую  любил  я. Что  носил  по  всей  качающейся  на  волнах  яхте, одурманенный  любовью  на своих  руках. Я  ударялся  о, все, что  только  можно  при  качке  «Арабеллы», получая  синяки  и  ссадины, но, старался   защитить  свою  безумную  любовь, что  была  у меня  на  руках  своим  мужским  русского  моряка  телом. А, ты  хохотала  и  без  конца  в  засос  целовала  меня. Целовала  как  сумасшедшая. Джейн,  ты  действительно  была  сумасшедшая  от  любви  ко  мне. Моя  красавица  Джейн. Джейн  Морган.  Моя  пиратка  Энн  Бони, цыганка  Рада  и  моя  Тамала  Низин. Ты  Джейн  была  всем  этим, и  все  было  в  тебе. В  твоем  загорелом  до  угольной  черноты  и  бронзового  отлива  латиноамериканки  южанки  девичьем  безумно  красивом  гибком  теле.

  Тогда  же, я  вспомнил  и  Дэниэла. Почему-то  в  пляжных  шортах. Которые  он, вообще  крайне  редко  одевал. Но, почему-то  именно  в  них, стоящего  у  мачты  «Арабеллы», держащегося  за  прочные  металлизированные  из  нейлона  веревочные  тросы.

  Я  вспомнил, как  Дэниел  спас  меня. И  я  обязан  был  ему. Он, можно сказать, спас  меня  дважды. Дэниел. Я  тоже  помню  тебя  до сих  пор. Но  был  ли  ты  на самом  деле, как  и  моя  Джейн?

  Джейн  доверила  мне  своего  родного  брата  жизнь. Она  хотела  защитить  его. После  того, что  с  ним  случилось, он  еще  долго  будет  приходить  в  себя. Она, тоже, как  и  он, чувствовала  приближение  неизбежного. Он  был  более  беззащитен  теперь, чем  она. Уязвим. И  Джейн  беспокоилась  за  своего  родного  младшего  брата. Он  уже  был  другим. Совершенно  другим. Бедный  Дэниел. Убитый  страхом  и  горем.

  Дэниел. Несчастный  Дэниэл. Мне  будет  всю  мою  жизнь  не  хватать  его. Так  же, как  и  моей  любимой  Джейн.

  Тогда  все  сложилось  само  собой. Джейн  отправила  нас  вниз  под  воду  к  тому  погибельному  месту, которое  сама  же  и  нашла. На  том  подводном  плато. Покрытом  одним  коралловым  илом. И  устеленным  множеством  обломков  рухнувшего  сюда  пассажирского  самолета.

  Плато, прозванное  мною, Платом  Смерти.

  Помню, как  мы  проверяли  друг  у  друга  акваланги  и  баллоны  с  большим  объемом  кислородно-гелиевой  смеси. Перед  самым  погружением  в  то стопятьдесятметровое  глубиной, обширное  усеянное  обломками  у  самой трехкилометровой  пропасти  отвесного  заросшего  горгонариевыми  кораллами  обрыва. Где  лежали  останки  того  пассажирского, разбившегося  в  полные  дребезги  о  воду, воздушного  некогда, крылатого  и  большого  лайнера.

  Все  эти  воспоминания  лежат, по  сей  день  тяжелым  грузом  в  моей  душе. И  не  желают  покидать  меня, не  смотря  на  все, что  было  после. И  после всего  того, что  случилось  со  мной. И  то, что  прошло  пережить. И  чем  все закончилось.

  Оставим  эти  все  мои  суждения  на  потом. Продолжим  свой  вновь  рассказ, который  и  подведет  в  конце  нас  всех  к  конечному  финальному  итогу  всего  моего  повествования.

  И  так…продолжим.

 

                                                 ***

  Мы  шли  с  Дэниелом  над  самым  дном, как  нас  инструктировала  и  советовала  сделать  настойчиво  Джейн. Мы  были  в  том  самом  месте, где  была  и  она. Ошибки  не  было, это  точно. Я  был  с  ней  в  том  нырянии, как  раз  над  тем  местом, откуда  ее  проводил  в  глубину  этого  обширного  подводного  плато.  С  места  коралловой  кромки  обрыва.

  Кругом  были  водоросли  и  кораллы. Я  чуть  не  поронулся  боком  о  морского  ежа, засмотревшись  на  рыбу  зубатку. Чуть  не  повредил  прорезиненный  свой  синий  с  черными  полосками  гидрокостюм. Просто  повезло, и  осталась  только  на  правом  боку  царапина  от  иглы  этого  большого  черного  лежащего  на  кораллах  с  длинными  острыми  иглами  чудища. Их  тут  было  полно, как  и  звезд. Дно  уходило  вниз  в  мутную  водную  пелену. Это  был  настоящий  косогор, уходящий  в  сторону  к  океану, к  обрыву. Этакая  подводная  с  наклоном  в  одну  сторону, где  была  обширная  подводная  яма. 

  Вот  там  у  самого  края  я, на  том  самом  месте, и  подхватил  мою  красавицу  Джейн, паникующую  в  слезах, летящую  на  меня  как  торпеда. Где  мы  и  начали  всплывать  к  поверхности.

  Мы  с  Дэниелом  нырнули  с  лодки  и  быстро  достигли  кораллового  дна, насыщенного  своей  подводной  многообразной  красивой  природой. Не  менее  насыщенной, как  и  любом  другом  подводным  коралловом  около  островном  ландшафте  океанов. Здесь, также  было  полно  всего  и  кораллов  и  коралловых  рыб. Они  просто  носились  стаями  здесь  и  среди  нас.

  Помню, даже  несколько  местных, видимо  барракуд, которые  шли  смертоносной  быстроходной  косой. Друг  над  другом  в  несколько  особей.  Они  куда-то спешили  за  своим  вожаком  стаи  и  направлении  самого  океана.

  Барракуды  пронеслись  стороной  от  нас. Всего  в  нескольких  метрах, мерно  идущих  над  коралловым  дном  в  стайках  разноцветных  ярко  раскрашенных  рыбешек.

  Так  мы  достигли  того  самого  места, где  я  проводил  свою  любимую Джейн  в  то  глубоководное  погружение. И  сейчас  мы  стартовали  с  того  самого  места. И  шли  по  ее  маршруту, вне  всяких  сомнений.

  Мы  прошли  тот  вниз  идущий  узкий  скальный  подводный  пролом, который  и  был  продолжением  этой  подводной  ямы. Торчащий  со  дна  вверх  узким  коридором, как  раз  до  края, почти  той  коралловой  кромки  и  выходящим  внизу прямо  на  это  песчаное  плато. Его  не  было  видно  сверху  того  края  обрыва, где  тогда  сидел  я. Он  метров  на  двадцать  или  тридцать  был  ниже  меня. И  по  нему  прошла  первый  раз  моя  любимая  Джейн. Он  был  для  нее  ориентиром  к  возвращению  назад. И  надо  было  взять  это  на  учет, как  она  и  говорила.

  Чувствовалась  глубина, как  и  говорила  Джейн. Здесь  было  не  менее  ста, а  может  и  все  двести  метров. Я  так, точно  и  не  определил. Даже  глядя  на  свой  на  правой  руке  глубиномер. Цифры  почему-то  прыгали  от  100  до  200метров. В  расчете  как  раз  на  150.  В  среднем  глубина  была  от  127  до  130метров. Мы  несколько  ошиблись  в  глубинах  по  карте. Здесь  мне  кажется, были  достаточные  глубины, особенно  к  краю  пропасти. Возможно,  чем  ближе  к  отвесному  скальному  обрыву, тем  глубже. Могло  доходить  и  до  250метров. Это  было  уже  опасно. И  даже  с  кислородно-гелиевой  смесью.

  Видимость  здесь  была, просто  отличная  в  этом  странном  месте. Вокруг далеко  было  видно, хотя  солнечные  лучи  сюда  практически  уже  не  проникали. И  было  все  же  несколько  мрачновато.

  Было  холодно  на  этой  глубине. И  по-настоящему  одиноко. Может, потому, что  тут  не  было  никого. Ни  единой  рыбешки. По  крайней  мере, я  не  увидел  ничего, кроме  вокруг  нас  с  Дэни  одной  мутноватой  синей  воды. И  под  нами  белого  кораллового  песка.

  Если, поначалу, там  над  проломом  вверху  было, просто  море  кораллов  и всякой  живности. То, тут  не  было  ничего. Ничего  кроме  песка. Это  было  нижнее  плато, которое  видела, только  моя  ненаглядная  Джейн. И  теперь, видели  мы  с  Дэниелом.

  Ныряя  сюда, мы  предусмотрительно  свесили  трос  и  кабель  от  аппаратуры  промера  глубины  и  видеосъемки, от  подводного  сонара  гидрофона  эхолота  и  видеокамеры. Закрепив  его  у  края  обрыва  за  кораллы. На  случай  спасения, если, что. Чтобы, можно  было  вручную  подняться. Закрепив  скутер  якорем  на  дне  верхнего  кораллового  плато, мы  были, теперь  в  самом, можно  сказать  его  низу. На  песчаной  равнине. В  морской  яме, которую  сверху  не  видно. Мы  с Дэниелом  шли  над  самым  песчаным  дном.

  Это  плато  было  ровное  как  футбольное  поле. И  совершенно  пустое.

  Вдруг  неожиданно  перед  нами  в  мутной  синеве  воды  появилась  плывущая  в  нашу  сторону  странная  крылатая, и  очень  большая  тень. Она  плыла  нам  навстречу, медленно  приближаясь  над  песчаным  дном. Дэниел  остановился  и  показал  мне  рукой  сделать  тоже.

  Мы  замерли, зависнув  в  воде, лишь  слабо  работая  руками  и  ногами  в  ластах. Потом, мы  опустились, вообще  на  самое  дно. Помню, рыхлость  песка. Он, просто, расползался  под  руками  и  ногами. И  мы  замерли.

  То, была  большая  манта. Королевская  рогатая  манта. Еще  именуемая, морским  дьяволом. Она  шла  сюда  со  стороны  обрыва  и  издалека. Ведь, плато  уходило  к  океану. И  именно  там, где-то  вдалеке, был  обрыв  в  глубокую  на  целые километры  пропасть.

  Моя  безутешная  любовь  побывал, где-то  там. Там, откуда  приплыла  эта громадная  манта. Она  чем-то  напомнила  мне  мою  Джейн  Морган.

  Дэниел  затушил  фонарик, как  и  я, следом  за  ним. Только  пузыри отработанного  гелия  вырывались  вверх  из  наших  с  Дэниелом  аквалангов. И  мы  смотрели, как  манта  кружила  над  песчаной  равниной  нижнего  плата, приближаясь  кругами  к  нам. Сбивая  своим  большим  крылатым  телом  наши  вверх  бурлящие  и  рвущиеся  к  поверхности  от  тяжелого  дыхания, при  выхлопе фильтров  пузыри  отработанной  дыхательной  смеси. Прошлась  прямо  над  нашими  головами.

  Невероятно  красивое  морское  создание. Родственник  дальний  акул. С  белым  брюхом  и  темно-синей  почти  черной  как  глаза  моей  Джейн  спиной.

  Что, она  тут  делала, где  в  настоящий  момент  не  было  никого, кроме  нас. Даже, океанского  криля, которым  она  питается. Я  думаю, она, сюда  приплыла, просто  поплавать. Может, она  уже  здесь  была  не  первый  раз. А  может, это  ее был  дом. Большой  дом  с  песчаным  дном.

  Манта  сделав  большой  круг  почета, вдруг  быстро  разогнавшись  в  самой  воде, теперь  шла  прямо  на  нас, и, почти, налетев  на  Дэниела, чем  не  на  шутку  видимо, напугала  его  своей  полутонной  рыбьей  массой, резко  взмыла  вверх  и  пронеслась  опять  над  нашими  головами. Я  помню, ее  красивые  большие  на  нижней  белой  стороне  брюха  работающие  жабры. Я  их  видел  в  упор  над  своей  в  маске  акваланга  головой.

  Помню, Дэни, пригнулся  к  коралловому  песку. Почти,  лег  весь  на  него, опасаясь  попасть  под  этот  летящий  на  нас  в  воде  на  скорости  500килограмовый  локомотив.

  Да,  удар  был  бы  не  слабый, налети  она  на  кого-нибудь  из  нас. Обоих  бы смела  своим  тяжеленным  планирующим  в  толще  океанской  воды  телом. тот был  бы  еще  реслинг  на  белой  песчаной  арене. вырубила  бы  обоих  и  зашибла  бы  точно  одним  ударом.

  Рогач  взмыл  вверх, и  тут  же  появилась  вторая  манта. Их  было  две. Это  были, наверное, самка  и  самец. Возможно, мы  застали  их  в  период  брачных  игр. В  сезон  спаривания. Возможно, и  это  место  было  местом  спаривания  этих  красивых  живых  чудес  моря. Это  были, поистине  красивые  огромные  создания  Тихого  океана.

  Манты  опять  вернувшись, парили  кругами  вокруг  нас, мелькая  то  черной, как  глаза  моей  ненаглядной  красавицы  Джейн, спиной, то, белыми  с  неровными  пятнами  животами, словно  играя  уже  и  с  нами. Их  длинные  черные  как  кнуты  или  как  нейлоновые  корабельные  канаты  нашей  «Арабеллы», хвосты, парили  вослед  своим  хозяевам. А, мы, соприкоснувшись  с  илистым  коралловым  дном  этого  песчаного  обширного  островного  плата. Замерев, лишь, наблюдали  и любовались, даже  забыв  обо  всем  этой  красотой. И  грациозностью  этих чудесных  морских  созданий.

- «Жаль, моя  Джейн  не  видит  этого!» - я  тогда  подумал  восторженно - «Не  видит  этой красоты!».

  Она  когда  здесь  была, вероятно,  не  видела  их. Она  ничего  про  них  не говорила.

  Я  забылся  и  замечтался, глядя  на  красоту  этих  океанских  рыб.

  Я  смотрел  на  мант. И  видел  себя  и  мою  Джейн, парящими  в  толще  этой воды. Нашу  игру  в  глубинах  океана. Мы  были  с  ней  как  эти  две  красивые манты. Эта  чернота  их  спин  как  глаза  моей  ненаглядной  американки  Джейн. Это  их  кружение  в  воде. Этот  танец  любви  двух  влюбленных  друг в  друга  любовников  отдавшихся  на  волю  дикой  водной  стихии.

  Дэниел  толкнул  меня  кулаком  в  плечо. И  показал, что  надо  плыть дальше.

  Я  пришел  в  себя. И  заработал  ногами  и  ластами  вослед  ведущему.

  Вскоре  появились  первые  признаки  катастрофы. Первые  обломки, похожие на  останки  разбившегося  о  воду  самолета.

  Здесь  место  было  более  каменистое  и  менее  заполненное  коралловым  илом. Дно  покрывали  заросли  кораллов  и  водорослей, как  и  на  верхнем плато  и  обломков  становилось  все  больше. Вскоре  дно  оказалось совершенно  завалено  обломками, покрытыми  водорослями  и  кораллами.

  Я  увидел  первые  два  самолетных  кресла, оторванные  и  выпавшие  уже, вероятно  в  самой  воде. Несколько  чемоданов  набитых, по-видимому, до отказа  вещами. И  как  ни странно  велосипед. Он  лежал  вверх  резиновыми колесами  на  ржавых  ободах. Весь  заросший  кораллами  горгонариями  и  в водорослях. Здесь  были  и  куски  бортовой  обшивки. И, похоже, даже, вещи утопленников. Сумки  и  чемоданы. Все  это  превратилось  в  однородную заросшую  кораллами  массу  на  каменистом  дне  нижнего  плато. Мелкое  крошево  останков  самолета, вели  нас  по  следу  катастрофы.

  На  пути  попалось  еще  несколько  оторванных  кресел  с  ремнями  безопасности  в  застегнутом  виде  на  замках, выпавших  из  развалившегося самолета  и  куски  обшивки, и  обломки  корпуса  лайнера.

  Становилось  все  холоднее  и  глубже. Потянуло  сильным  течением. И, Дэниел  ухватился  за  мою  руку  своей  рукой. Именно  здесь, наверное, и побывала  моя  любимая  Джейн. Это  место  ее  и  напугало. И, она  под впечатлением  всего  кругом  не  решилась  дальше  плыть. И  вернулась  назад.

  Нас  потащило  в  сторону  океана. Мы, слабо  работая  ногами  и  ластами, буквально  стоймя  зависли  над  каменистым, теперь  замусоренным самолетными  обломками  дном. Мы  оба  глубоко  и  тяжело  дышали, пуская вверх  с  фильтров  аквалангов  обильные  крупные  в  воду  углекислые пузыри. Сказывалось  сильное  уже  давление. Надо  было  проверить  еще  впереди. Там  я  увидел  силуэт  в  глубине  синеющей  воды. Что-то, более  крупное. Тенью  оно  лежало  на  каменистом, как  и  обломки, дне  плато. И было  глубже, чем  там, где  мы  были  с  Дэниелом, стоя  вертикально  борясь сильным  течением.

  Это  был  располовиненный  ударом  об  воду  кусок  корпуса  самолета. Там, чуть  дальше, от  него  был  еще  один. И  так, видимо  до  самого  низа  и  края самого  океанского  обрыва. И  все  усеяно  обломками  и  вещами  смертников. От  которых, уже  ничего  не  осталось  в  океанской  соленой  воде.

  Кусок  маячил  нам  навстречу  своими  пассажирскими  повыбитыми  о  воду иллюминаторов  окошками.

  Я  показал  Дэни  на  тот  ближний  большой  кусок. Торчащий  силуэтом  в синей  воде. И  мы  устремились, борясь  с  течением  к  останкам искалеченного  о  воду  пассажирского  большого  самолета.

  Глубина  здесь  была  больше  ста. Это  точно. Давление  давило  на  голову  и тело. Становилось  еще  тяжелее  дышать. Глубина  росла, но  мы  плыли упорно  и  настырно, над  дном, чуть  не  касаясь  вещей  утопленников  и мелких  обломков. Дэни  неудержимо  рвался  вперед, а  я  за  ним.

- «Джейн! Любимая  моя  красавица, Джейн!» - бурлили  мысли  в  моей  голове - «Моя  Энн  Бони! Это  твой  BOEING 747. Мы  нашли  его! Мы  нашли  твой  с  Дэниелом  борт 556! Мы  нашли  его. Ты, первая  его  нашла».

  Мы  заплыли  в  этот  большой  оторванный  фрагмент  пассажирского самолета. В  трехцветной  облупленной  раскраске  фюзеляжа. Это  была средняя  часть  BOEING 747. Она  была  в  относительной  целости, если  не считать  ее  обломанной  по  обеим  сторонам  и  недостающие  несколько  с краю  пассажирской  палубы  тех  самых, видимо, выброшенных  при  аварии  за  борт  кресел. Что  нам  попались  на  пути  сюда. Виднелись  останки внешней  и  внутренней  обшивки  и  перегородок. Еще  уцелевших, при жестком  падении  о  воду. Часть  кресел  лежала  разбросанными  на  дне  под нами, оторвавшимися, здесь  же, при  ударе  о  дно.

  Эта  часть  самолета, с  бортoвой  надписью  компании «ТRANS  AERIAL», была  салоном  второго  класса. 

  Все  кресла  со  свисающими  ремнями  безопасности  с  застегнутыми замками. И  в  креслах  никого. Океанская  вода  и  соответствующие  условия сделали  свое  дело.

  Часть  самолетного  корпуса  лежала  прямо  на  острых  черных  камнях  своим, сильно  приплюснутым  в  стороны  от  удара  брюхом.

  Я  заметил  крыльевую  одну  в  стороне  большую  правую  плоскость  Боинга  с двигателями  на  них, зарывшиеся  до  середины  в  ил. И  камни. И  уже  заросшие, тоже, кораллами  и  водорослями. Вторая  левая, как   я  не  заметил, вероятно,  упала  в  пропасть, как  и  ряд  деталей  самолета. Не  было  ни  одного колесного  шасси, возможно, они  так  и  остались  внутри  днища  самолета  и не  вывалились  при  ударе  лайнера  о  воду  и  каменистое  в  этом  месте  дно.  

  Здесь  все  плато  было  вокруг  в  обломках.

  Печальная, скажу  вам, и  удручающая  картина. Никого, только  кресла  со свисающими  ремнями  на  замках  безопасности. И  оторванные, такие  же кресла  на  дне  плато, вокруг  центральной  части  самолета.

  Мы  с  Дэниелом, проплыли  вдоль  его  по  внутренней  стороне  большого фрагмента  корпуса. И, повернув, влекомые  сильным  подводным  течением, отправились  дальше  ко  второму  куску  самолета.

  То, был  хвост  с  вертикальным  высоким  стабилизатором. И  надписью  еле заметной  747. На  вертикальной  основной  лопасти. Что  и  подтверждало  еще раз  идентификацию  нашей  с  Дэниелом  находки.

   Он  лежал  горизонтально  поверхности  самого  заросшего  кораллами каменистого  дна. Его  боковые  большие  лопасти  стабилизаторов  высоты, почти  лежали  на  самом  дне. На  внешней  обшивке  сохранилась  местами еще  краска.

  Мы  проплыли  мимо. Нам  надо  было  обследовать  дно  и  найти  голову рухнувшей  с  неба  сюда  машины. Кабину, где  размещались  пилоты. Это головная  часть  пассажирского  отсека  первого  класса. И  над  ним  кабина пилотов.

  Дэниел  уже  начал, как  и  я  сам, опасаться, что, не  упала  ли  она  в  пропасть  с  обрыва. Тогда, наш  успех  был  бы  фатальным. Нам  нужны  были  черные  ящики  самолета. Это  была  приоритетная  задача.

  Боинг  сильно  переломался  при  падении  о  воду. Он  разбился  на  три  куска. И  его  обломки  разлетелись  по  дну  на  обширное  расстояние  вокруг  места  его  падения. Без  сомнения, что  часть, какая-то  упала  и  в  многокилометровую  пропасть, которая  была  впереди  нас.

  Мы  хотели  пойти  дальше. Туда, где  дно  уходило  вниз, и  было  значительно  глубже. Дэниел  собирался  дойти  до  края  бездонного  пропасти.  

  Я  показал  руками  Дэниелу  об  вероятной  опасности. И, он  в  этот  раз, послушался  меня.

  Смесь  была  на  исходе. Было  12:30. И   мы  уже  устали  и  надо  было  возвращаться. Надо  было  выбираться  отсюда  быстрее.

  Не  найдя  нос  самолета  мы  прервали  поиски, когда  я  показал  Дэниелу  о большом  расходе  кислородной  смеси. Глубоко  дыша  на  такой глубине  под высоким  для  человека  давлением  расход  смеси  был  большим. И  надо  было отсюда  делать  быстрее  ноги. Мы, буквально, соприкасаясь  друг  друга, и взявшись  на  всякий  случай  руками, пошли  назад. Почти, против  течения. Цепляясь  за  дно  ластами. Нам  даже, пришлось  расцепиться  и  идти, руками хватаясь  за  кораллы  и  обломки, и  вещи  с  разбившегося  самолета приросшие  ко  дну  плато.

  Течение  со  стороны  большого  острова. Откуда, точно  не  ясно, но  было здесь, видимо  постоянным  и  очень  сильным. Неудивительно, что  часть обломков  унесло. И  наверняка  в  открытый  океан. И  только  более  тяжелые и  прочие  детали  и  вещи  с  самолета, упав  каким-то  непонятным  образом, зацепились  за  дно, за  кораллы. И  вросли, теперь  в  них, чуть  ли  не  целиком.

   Я  запомнил, почему-то  те  первые  два  пассажирских  кресла. И  несколько сумок  и  чемоданов, набитых  скорей  всего  пассажирскими  вещами  в зарослях  красных  кораллов  горгонарий. И  даже, велосипед, вернее  то, что  он  из  себя  сейчас  представлял, торчащий  из  самого  дна  вверх  ободами  с резиновыми  колесами.

  Вдруг  появилась  манта. Она  появилась  над  нами  и  плыла, почти  наравне  с  нами  над  нашими  головами. Мы  плыли  практически  наравне, против течения. Я  был  удивлен, как  моя  красавица  Джейн  вышла  отсюда. Хотя она, возможно, не  доходила  досюда, где  побывали  мы. И  не  была  в  таком течении, но  предупредила  о  нем  нас.

  Манта  плыла  вместе  с  нами. И  была  одна. Может, это  другая  манта, а  не из  тех  двоих. Третья  и  одинокая, заплывшая  сюда  из  океана. Может, в поисках  своей  любви.

   Мы  пропустили  ее  вперед. И, она, также, как  и  мы  шла  над  самым  дном.

Мы  повернули  в  сторону. В  направлении  пролома  и  вышли, снова  на песчаное  дно. Ровное  как  стеклышко. Дэниел  погреб  ластами, что  силы вырываясь  из  слабеющего  подводного  течения, как  и  я  идущий  за  ним следом.

  Надо  было  возвращаться. И  как  можно  быстрее.

  Время  было на  исходе. Я  постоянно, теперь  поглядывал  на  свои  подводные  часы.  Они  показывали 12: 35, и   становилось  слишком  тяжело  дышать. Уже  не  хватало  смеси  в  баллонах. И  мы  прошли  быстро  пролом, где  течение  прекращалось. И, вскоре  поднявшись  с  нижнего  плато, мы  ухватились  за висячий  над  краем  кромки  обрыва  перед  ямой  кабель  трос  с  эхолота, сонара  гидрофона  и  видеокамеры.

  Мы  ухватились  за  него  обеими  руками. И, почти  в  раз, и, перемещаясь  по нему  руками, перехватываясь  пальцами  за  этот  длинный  кабель-трос, и подгребая  ластами, в  окружении  рыб  губанов, пошли  на  всплытие  к  нашей, на  поверхности  воды, резиновой  лодке. Очень  медленно, стравливая отработанный  гелий  на  выдохе, проходя  декомпрессию.

  Первым  вынырнул  Дэниел. И, выплюнув мундштук  шланга  и  сняв  маску, забросил  ее  в  наш  скутер. Потом  это, тоже, самое  после  всплытия  сделал сам. Мы  отстегнули  пустые  уже  практически, плавающие  на  воде  баллоны. И  вскарабкались  на  борт  лодки. Забросив  ноги, я  и  Дэниел, упали  на  дно скутера  уже  без  сил. И  тяжело  дышали  в  сильной  одышке, вдыхая  свежий  воздух  идущий  порывами  ветра  с  океана.

- Ветер, снова, ветер! - произнес  Дэни, расстегивая  на  груди  гидрокостюма замок - Ну, наконец-то! - он  произнес  радостно - Я  уже, думать  начал  тут, что  его  уже  не  будет, никогда! - он  почти, кричал  от  радости, лежа  в  лодке на  спине  рядом  со  мной. Мы  лежали  друг  к  другу  головами.

- Сильно  и  вправду, это  там  течение! - громко  тоже, произнес  я. И  тоже, расстегивая  замок  гидрокостюма - Ели  вытянули! Нужны  запасные  с  собой баллоны! Смеси  не  хватит. И  конец!

- Верно, Володя - уже  успокоившись. И  более  сдержанно  и  тихо, все  еще тяжело  дыша, произнес  Дэниел - На  всех  брать  придется  на  троих.

- В  смысле? - переспросил  я  его.

- Джейн, тоже  поплывет - ответил  он  мне - Снова. Ей  хочется  там  побывать. Дальше  от  того  места, где  она  была. Она  отличная  пловчиха. Ты  сам  видел. И  ее  помощь, может, тоже  пригодиться, если, что, там  на  глубине.

- Хорошо - произнес, помню  я - Втроем, значит  втроем.

 

                                                  ***

   Мы  вернулись  на  яхту. Было  час  дня. Вернулись  как  раз  к  очередному обеду. С  кают  из  камбуза  внизу  вкусно  пахло  чем-то  варенным. Это  моя красавица  Джейн, что-то  нам  приготовила  с  Дэни  своими  миленькими девичьими  черненькими  от  загара  ручками.

  Подняли  на  борт  ручной  лебедкой  с  оборудованием  надувной  резиновый наш  скутер. И, не выгружая  его, поставили  на  самый  край  левого  борта яхты.

  Палуба  из  красного  дерева, снова  была  горячая  как  сковородка. Но, поднявшийся  уже  достаточно  сильный  ветер, подавал  надежу  на  хоть какое-то  облегчение.

  Джейн  нас  встречала, уже  переодевшись  в  джинсовые, снова  свои  шорты, плотно  облегающие  ее  кругленькую  попку  и  загорелые  до  черноты девичьи  бедра. Она  помылась  в  душе. И  от  нее  пахло  свежестью  девичьего тела. Джейн  надела  красную  свою, снова  бейсболку  и  желтую  с  картинкой футболку. Как  всегда, поверх  своего  узкого  плотно  прилегающего  к  ее девичьему, почти  как  уголь  загоревшему  женскому  телу  желтого купальника. Джейн, пока  мы  ныряли, сделала  генеральную  уборку  на  яхте. И  сготовила  обед. Она  обняла  нас  и  сказала, что  пора  обедать  и  ждет  нас внизу  в  главной  каюте  Арабеллы. Она  расспросила  о  нашем  нырянии  и Дэниел  воодушевленный  находками, ей  все  сам  без  моего  вмешательства поведал  все  в  подробностях. Я  поцеловал  ее  в  губы.  И, проводив  до  спуска  вниз  к  жилым  каютам, принялся  менять  баллоны. Загружая поднятый  на  борт  лебедками  резиновый  скутер, новыми  баллонами  со свежей  закачкой  гелиевой  смеси. Я  заменил  маски  и  ласты, и  сами гидрокостюмы. Дэниел  сказал  взять  и  акваланг  самой  сестренки  Джейн.

  Джейн, тоже  с  нами  пойдет  в  следующее  погружение. Она, все-таки, должна  там  побывать. Он  так  считает. И  я, думаю, он  возможно, прав. Это был  самолет  и  ее  отца. И  она  должна  быть  там. К  тому  же, она  его  и нашла.

  Мы, тоже, приняли  душ, по-быстрому  и  по  очереди  с  Дэни. И  отобедали  в  главной  большой  нашей  кают-компании. Обставленной  небольшим  столиком. Кожаными  креслами, и  диваном  в  главной  каюте  «Арабеллы». Вместе  с  нашей  красавицей  Джейн.

  Свежий  ветер  дул  с  Востока  на  Запад. Из-за  скалистых  хребтов  островов. И  можно, было  при  случае  ставить  паруса.

  Я  разделся  до  плавок. И  обдуваемый  этим  ветром  в  одних  опять  только плавках  и  сланцах, наслаждался  блаженной  прохладой.

  Джейн  занялась  со  мной  снаряжением  аквалангов. И  закачкой  гелиевой  с кислородом  смеси  в  баллоны.

  Дэниел, снова  занялся  мотором. Он, снял  его  с  моей  уже  помощью. Он зараза, снова  барахлил. И  ему  это  не  нравилось. Но, Дэниел  был  спокоен  и не  нервничал  больше. Он  не  был  таким  как  раньше. Он  успокоился  и  был даже  доволен. Он  нашел  следы  катастрофы  самолета  своего  отца. Он спокойно  разговаривал  с  Джейн. И  был  опять  выдержан  и  оптимистично настроен  на  работу. Сложилось  впечатление, что  у  Дэниела, даже, прекратились  какие-либо  страхи  за  свою  жизнь  и жизнь  сестры. Он  был  у своей  цели. Он  стал  более  решительным, чем  был  до  этого. Дэниел  стал  каким-то, теперь  отрешенным  от  всего. Он  стал, каким-то, теперь  отчаянным. И  порой  безрассудным  в  своих  действиях. И  это  теперь  был его  другой  краеугольный  камень. Этот  вот  камень  и  стал, вскоре  причиной  трагической  Дэниела  в  скором  времени  гибели.

  Джейн, теперь  больше  волновалась, чем  он. То, что  он  увидел, внесло некоторую  надежду  в  сердце  двадцатисемилетнего  американского  парня, что  он  выяснит, в  конце  концов, в  чем  была  причина  гибели  Боинга-747.

  Дэни  верил  теперь, что  найдет  подтверждение  в  данном  преступлении определенной  роли  и  его  дяди  Джонни  Маквэла. Это  он  и  проболтался  как  то  по  пьянке  Дэниелу  о  темных  делах  мистера  Джексона. О  золоте  на  борту  лайнера. И  загадочных  его  причинах  гибели. Видимо, совесть  его мучила. Или, просто  по  пьяной  дури  язык  развязался. Дэниел  стал  угрожать  Джексону  в  расследовании  этого  дела. И  скоро  будут  все  факты  против мистера Джексона, с  которым, он, теперь, чуть  ли  ни  лично  враждовал. Пообещав  докопаться  до  причин  убийства  его  отца.

  Дэниел  рассказывал  как  его  первый  раз, даже  избили  у  дома  того Джексона. Когда, он  пообещал  выяснить  причины  гибели  своего  и  Джейн отца. Он  попал,  даже  в  больницу  с  травмами. Были  свидетели  конфликта, правда, теперь  все  покойные. Инцидент  был, даже  в  местном  и государственном  СМИ  США. Но, нужны  были  и  доказательства  вины мистера  Джексона  в  гибели  лайнера. Это  требовалось  и  его  подельникам  в его  темном  бизнесе. Они  хотели, тоже  знать, где  их  золото. Тогда  там, в Калифорнии  все  говорили  об  этом. Даже, ФБР  и  в  полиции  знали, кто такой  мистер  Джексон. Но, доказать  его  причастность  к  исчезновению  с золотом  и  людьми  пассажирского  гражданского  самолета  было невозможным. По  причине  пропажи  и  того  и  другого.  Нужны  были  факты и  улики. И  вот, первый  факт, правда, еще  непроверенный, тогда  появился  в руках  его  сестренки. И  моей  теперешней  любовницы  Джейн.

  Джексон  боялся  за  это  золото. И  за  свою  шкуру. Несмотря  на  связи, он рисковал  сам  перед  своими  подельниками. Хапнув  их  накопленный  на крови  и  продаже  оружия  общак. Он  стремился  скрыть  все  следы  своего преступления  под  видом  неизвестности. Мол, нет  самолета  и  нет  золота. И, он  тоже, не причем. Просто, несчастный  случай  и  все. Если, кто-либо  узнает о  его  причастности  к  гибели  самолета  и  пропаже  золота. То, ему  голову будет  не  снести. И  он  это  прекрасно  знал. И  делал  все  возможное, чтобы  хапнуть  и  золото. И  спастись  от  гнева  своих  подельников  по  кровавому  бизнесу.

  От  Дэниела  и  Джейн  требовалось  найти  черные  аварийные  ящики  BOEING 747.

  Теперь  есть  карта  этого  островного  скалистого  и  мрачного  архипелага  с  курсом  борта  556. И  то, что  над  этими  островами  прервалась  связь  Боинга  в  грозу. И  вот, теперь, когда  Джейн  нашла  первые  останки  лайнера, появилась  надежда  узнать  правду  о  гибели  отца  и  самолета. И  Дэниел  был, теперь  в особом, трудовом  поисковом  настрое, пережив  свой  недавний  нехилый  трагический  и  горький  стресс.

  Он  взял  себя  в  руки, хотя  и  было  видно, ему  было  все  еще  неприятно  за  свои  глупые  неприятные  сцены  той  истерии, которая  чуть  не  закончилась  для  него  смертью. Но, он  знал, что  все  сгладиться, особенно  если  ему  удастся  найти  и  золото, и  черные  ящики  борта  ВА 556. Тогда, он  придавит  этого  убийцу  его  отца  Джексона. Проявит  себя  как  реальный  и  настоящий  держащий  свое  слово  человек  и  взрослый  мужчина. Он придавит  это  мистера  Джексона. Который, долгое  время  общался  с  отцом  Дэни  и  Джейн. Он  был  их  другом  семьи  еще  с  Южной  Америки. С  Панамы. Они, тогда, неплохо  ладили. И  отец  работал  на  мистера  Джексона  какое-то  время. Занимался  воздушными  перевозками, лично  для  него. Потом  отец  перешел  в  гражданскую  авиацию. И  отошел  от  дел  Джексона. Но, обстоятельства  так  сложились, что  судьба  их, снова  свела  в  авиакомпании  «ТRANS AERIAL». Где  и  работала, какое-то  время  и  сама  Джейн.

   Этот  смертельный  перелет  был  санкционирован  компанией  и  Джексоном. И отец  оказался, возможно, не  случайно  командиром  этого  рейса  до  Индокитая. Хотя, мог  и  не  знать  предназначение  груза  в  самолете. И  самолет  мог  погибнуть, тоже  не  совсем  случайно. Его  гибель, могла  быть тоже, организованной. Судя  по  характеру  катастрофы  BOEING 747, пытался  сесть. Совершить  аварийную  посадку. И  его  такой  сказочный  и  загадочный  большой  полукруг  радиусом  в  несколько  километров  до  этих  островов, возможно  не  результат  возникшей  на  его  пути  грозы. Отец  Джейн  и Дэниела  как  командир  самолета  пытался  спасти  людей  в  самолете  и свой  экипаж. Он  пытался, приводнись  воздушное  судно. Но  внутренний  в самолете  взрыв  сделал  свою  роковую  роль. Потом  удар  о  воду  со  скоростью  летящего  на  полном  ходу  железнодорожного  локомотива  и  все. Теперь  вокруг  по  всей  широкой  подводной  песчаной  и  каменной  островной  площадке  зоне  крушения  одни  обломки  рейса  ВА 556.  Погибли  все. Вероятно  все. И  от  взрыва  и  от  падения.   

   Как  рассказывал  Дэниел, ставка  была  сделана  на  его  с  Джейн  отца. На  его  способность  пилота  бороться  до  конца  за  живучесть  самолета  и  людей. И  Джексон  должен  был  знать, где  искать  самолет. И  кое-кто, из  авиакомпании  «ТRANS AERIAL». Маршрут  был, как  раз  указан  на  единственной  той  карте, что  выкрала  в  компании  Джейн. И  из-за, которой, погибло  уже  достаточно  людей. И  вот, теперь, Джексон  преследовал  их  по  Тихому  всему  океану  из-за  своего  золота. Неясно, почему  он  так  решил. Но, он  неотступно  следовал  за  ними  до  места  катастрофы. Джейн  слышала, что  собственной  даже  персоной  на  той  черной  яхте.

  Без  сомнения  на  «Арабелле»  был  где-то  маячок. Иначе  как  они  так  уверенно  держались  на  нашем  курсе. По  нашему  следу  шли  профи  убийцы  и  подводники, нанятые  для  этого  дела. Из  числа  в  прошлом  военных. Диверсанты  и  спецы, помимо, на  борту  той  яхты  всякого  бандитского  сброда. И  ждали  любой  теперь  возможности  встретиться  с  нами  и  нас  самих  там  у  того  дальнего  острова.

   Они  видели  нас. Видели  постоянно  и  следили  за  нами, за  нашей  яхтой.

  Джейн  поддерживала  всем  сердцем  родной  сестры  родного  брата  Дэниела. И  тоже, хотела  того  же. Но, она  была  все  же  женщиной. И  боялась  за  родного  брата. Она  ему  и  помогала, как  могла  и  оберегала  тоже. Ей  было  вдвойне  тяжело, от  любви  ко  мне  и  к  своему  брату. И, будучи  моей  любовницей, тешила  надежду  собственной  защиты  своему  брату  в  лице  более  взрослого  подобранного  в открытом  океане  мужчины.

  Джейн  был  женщиной, и  ничего  другого  от  нее  не  стоило  ожидать. Это свойственно  всем  женщинам. Безумно  влюбленным  и  наделенным  чувством материнской  жертвенности. И  этот  их  морской  круиз  на  яхте  по  Тихому  океану  был  в  основном  круизом  самого  Дэниела. А, Джейн  была  его  лишь, помощницей  солидарной  в  любой  поддержки  родному  брату. Еще  она  была  отличной  пловчихой. И  умелой  и  искусной  дайвингисткой  ныряльщицей. Она, неоднократно, это  уже  доказала, даже  мне  не  знавшему  ее  способностей. еще  Джейн  хотела  детей  и  стать  матерью. А  это  нелегкое  для  молодой  совсем  двадцатидевятилетней  женщины  решение.

  Дэниел, после  глубокого  ныряния  и  созерцания  множества  обломков  на песчаном  донном  плато, вернув  себе, вновь  командование  яхтой  и  всей операцией  обследования. Решил  предпринять  после  непродолжительной подготовки  вторую  попытку  обследования  места  крушения  самолета.

  Я  как, всегда  был  в  подчинении  молодого  этого  парня  как  гость, спасенный  им. Я  не претендовал  здесь  на  роль  главного. Для  меня  главной  целью  в  жизни  была  и  оставалась  Джейн. Раз  я  не н а  шутку, скурвился  с  его  сестренкой. И  ради  нее  был  готов  и  в  огонь  и  в  воду. Как  и  сама  сестренка  Дэниела  Джейн, которая  была  без  ума  от  русского  моряка  с  утонувшего  судна «KATНАRINЕ  DUPONТ». Да, я, вообще  уже  запутался  во  всей  этой  истории  о  себе  любимом.

   Пусть  все  дальше  идет, так  как  идет  своим  морским  течением. Я  так  решил.

 

                                                               ***

  Дэниел, посматривал  в  бинокль  за  горизонтом  и  соседним  островами, был  в  полной  норме. И  решил  предложить  ему  перегнать  «Арабеллу»  ближе  к  месту крушения  борта  ВА 556. Именно, туда  за  большой  остров. И  там  бросить  якорь.

  Яхта  была  подготовлена  и  переоснащена  вся  в  новой  оснастке. И  с новыми  из  новой  парусины  белыми  парусами. На  своем  полном  крейсерском  ходу. Заправлена  топливом.  Исправна  полностью  в  двигательном  отсеке. И  постоянно подзаряжалась  на  аккумуляторах  и  генератором  на  батареях. Так, что  в  любой  момент, могла  сорваться  с  места, и  на  полном  ходу  уйти  из  этого  скального  архипелага  в  открытый  океан.

  Дэниел  проверил  вместе  со  мной  ее  все  приборы  электронику. Ручное управление  и  автопилот. Джейн, тоже  не  осталась  в  стороне. И, тоже  нам помогала, как  могла. Особенно  при  перегоне  к  месту  крушения. Она  стояла, щелкая  переключателями, включала  по  очереди  правый  и  левый  двигатель, запуская  пятилопастные  винты  на  длинных  валах, от  двух  двигателей, по  очереди. Маневрируя  ими, стоя  исключительно  у  штурвала. И  ловко  перекладывала  руль  в  ручную  из  правого  положения  в  левое, маневрируя  по команде  моей  теперь, стоящего  на  носу, и  следящего  за  фарватером. Пока  Дэниел  пялился, снова, в  свой  военный  бинокль  на  соседние  с  этими  островами скалистые  черные  острова.

  Джейн, одетая   в  джинсовые  шорты  вместо  шелкового  своего  короткого шелкового  телесного  цвета  халатика  и  желтую  с  картинкой  ту  пляжную футболку. Она  не  снимала, сейчас  своих  темных  зеркальных  солнцезащитных  очков, на своем  миленьком  девичьем  личике, и  маленьком  латиноамериканки  прямом  носике, рулила  по  моей  команде  то  вправо, то  влево, под  широким  навесом  от  жаркого  летнего  тропического  солнца, пока  Дэниел, снова  ремонтировал  лодочный  мотор.

  Здесь  было  кругом  глубоко, и  дно  было  метрах  в  семидесяти  под  нами. Спущенный  в  воду  веревочный  лот  показывал  глубину, варьирующуюся  от  60  до  80  метров. Практически  везде. И  кораллы  были  глубоко  внизу  под  яхты  днищем, и  килем. Вопрос  о  столкновении  с  подводным  препятствием, даже  не  стоял. Это  не  тот  мелководный  заросший  рифами  океанский  атолл, где  мы пережидали  шторм. Где  местами  кораллы  торчали  из  самой  воды. Мы  с  большим  трудом, тогда  выбрались  при  мелководье  отлива  из  его  коралловой  лагуны, надежно  защитившей  нас  всех  от  океанского  большого  шторма  и  той  гангстерской  пиратской  черной  яхты.

  Дэниел  решил, прямо  с  яхты  уходить  в  погружение  и  сразу  к  краю  верхнего  плато, чтобы  не  мучиться  со  скутером. Постоянно, следя  за  его  работоспособностью. Хотя, он, таким  образом, подставлялся  нас  под  удар  тех, кто  преследовал  нас. Я  его  предупредил  на  счет  этого. Я  ему  сказал, что  если  на  «Арабелле»  есть  маячок, то  ее  можно, запросто, отследить. И  любое  передвижение  яхты. Привлечь  к  своим  действиям  еще  больше  не  желаемого  внимания.

  Так  оно  и  вышло, вскоре. И  послужило  сигналом  к  нападению.

 

                                                 ***

   Джейн  жутко, теперь  боялась  за  Дэниела. Она  видела, какой  он, теперь. После  того, как  он  пришел  в  себя, после  дикого  психического  срыва. И  перенес  нешуточный  стресс. Он  стал  совершенно  другим. Дэни  перестал  совершенно  всего  бояться. И, наверное, даже  смерти.

  Джейн  за  него, теперь  боялась  еще  сильнее, чем  раньше. Впрочем, она  и  так  за  него  боялась, как  за  своего  родного  брата. Она, теперь  и  за  меня  боялась.  

  Женщина  есть  женщина. Я  как  русский  моряк, так  вот, по-русски  и  понимал  ее. Она, хоть  и  была  американка, но  все, же  женщина. И  к  тому  же, она  стала  обрастать  моими  русского  моряка  привычками. За  время  нашего  с  ней  общения, в  основном  близкого, еще  и  русским  в  довесок  менталитетом. помимо  знаний  уже  отличного  почти  русского  языка,  я  видел, как  у  Джейн  появлялись  мои  привычки  и  замашки, что  порой  удивляло  Дэниела. Потом,  Дэни  уже  к  этому  привык, как  и  ко  мне  самому. Я  всего  вам  не  рассказываю  из  нашего  того  долгого  морского  путешествия, как  и  многое  из  нашего  общения. Думаю, это  лишнее.

  Я, только, пересказываю  те  события, которые  необходимо  было  пересказать, как  и  любовь  моей  ненаглядной  Джейн  ко  мне. Наши  близкие  во  время  нашего  путешествия  отношения, которых  у  меня  не  было  ранее. И  не  будет  уже  никогда. Потому, что  я  любил  ее. Любил  безумной  и  откровенной  любовью  как  ненормальный  и  чумовой. Равно, как  и  она  меня. Это  была  неотъемлемая  часть  всего  моего  рассказа, которую  нельзя  было  не  рассказать.

  Так  вот, Джейн  боялась  за  брата  Дэниела. И  полностью  доверяла  его  жизнь  и  судьбу  мне  теперь. Русскому  моряку. Она  хотела, чтобы  я  не  отходил  от  Дэни  ни  на  шаг. Особенно  под  водой.

  Но, избежать  того, что  должно  было, вскоре  произойти, было  не  возможно.  

  И  как  бы  я  не  хотел  оградить  Дэниела, моего  лучшего  друга  от надвигающейся  на  него  неминуемой  смерти. Я  бы  ничего  не  смог  сделать.  Равно  как  и  они  по  отношению  ко  мне. Это  была  судьба  или  ее  роковое трагическое  проявление. Как  угодно, но, я  не  смог, бы, при  всем  моем  желании, уберечь  Дэниела  от  того, что  с  ним  должно  было  вскоре  случиться.

 

                                     Борт  ВА  556

 

  На  часах  было  четырнадцать  двадцать  в  главной  каюте  «Арабеллы». Восьмые  сутки  в  океане. Восьмые  сутки  за  линией  экватора. Вторые  сутки  в  районе  крушения  борта  556. Среди  отвесных  черных  скал  двух  самых  больших  в  архипелаге  скальных  островов. На  якоре  на  пятьсотметровой  цепи. Практически  посреди  коралловой  огромной  лагуны. И  достаточно  глубокого  двух  ярусного  кораллового  плато  под  нами.

   Где-то  там, в  сторону  Тихого  океана, лежат  обломки  пассажирского  самолета. Там, на  краю  океанической  многокилометровой  бездны  под  постоянным  сильным  течением  со  стороны  островов.

  Там  на  глубине  превышающей  сто  метров, лежат  останки  тех, кто  погиб  здесь, найдя  вечный  покой  в  здешних  водах. Покой  четырехсот  пассажиров

и  членов  экипажа. Их  вещи  вперемешку  с  обломками  самолета  BOEING 747, рассыпаны  по  всему  нижнему  плато  до  самого  края  обрыва. И  там, где-то  среди  них  должно  лежать  десять  тонн  золота. А  так  же  бортовые  черные ящики  самолета. Там, где-то  в  зарослях  кораллов  горгонарий  и  водорослей.

  Там, где  нет  ничего  практически  живого. Лишь, иногда  заплывают  с  океана  скаты  рогачи-манты  и  акулы.

   Солнце  палит, по-прежнему  нещадно, но  появившийся  сильный  ветер, все, же  помогает  легче  переносить  палящую  его  жару. Оно, помогает  «Арабелле»  выйти  на  заданную  точку, намеченную  Дэниелом  над  местом  крушения  самолета.  По  солнцу  по  старинке  можно  выставлять  нужные  заданные  координаты.

  Дэниел  бросил  якорь  в  нужном  для  дальнейших  погружений  месте. И  закрепил  на  одном  месте  нашу  «Арабеллу». Как  раз, над  самым  тем  местом, где  мы  наметили  свое  к  Боингу  и  его  останкам   второе  погружение. Подготовив  акваланги. И  все  дополнительное  оборудование. Баллоны  с  кислородно-гелиевой  смесью  для  глубокого  погружения. Мы, втроем  уже  спустив  лестницу  с  кормы  яхты, и  свесив  веревочный  фал, проводной  кабель  от  подводной  исследовательской  аппаратуры  на  лебедке, снова  для  собственной  подстраховки  уже  до  самого  дна  на  все  сто  пятьдесят  метров. Над  местом  падения  самолета.

  Я  с  Дэниелом  и  Джейн, спустили  еще  тросы. Туда  же, с  бортовой  лебедки. На  конце  мы  закрепили  объемистую  мелким  сечением  сеть. Этакий  рыболовецкий  сетчатый  из  нейлоновой  плетеной  нити  кошель, вытащенный  Дэниелом  из  трюма  и  прикрепленный  грузилами  по  краям  для  утяжеления. Убрав  резиновый  надувной  скутер  с  правого  борта. И  переместив  его  вручную  без  мотора  на  нос  нашего  круизного  быстроходного  океанского  круизного  судна.

  Лодка  уже  была  не  нужна. Дэниел  решил  делать  погружения, прямо  с  яхты, страхуясь  по  возможности  спущенным  длинным  до  самого  дна  второго  плато  тонким, но  прочным  проводным  веревочным  фалом  кабелем, как  и  раньше  от  глубоководного  эхолота  сонара  и  самой  камеры  видеонаблюдения.

  Расчет  был  верен  и  продуман. Учитывая  там  внизу  сильное  течение  это  все  было  крайне  необходимо, как  для  поиска  и  подъема  черных  ящиков, так  и  личного  спасения  в  случае, какого-либо  под  водой  несчастного  случая  или  происшествия. Надо  было  найти  при  случае  и  золото. Как  доказательство  преступной  контрабанды  на  борту  погибшего  самолета. Поднять  хотя  бы  несколько  слитков  этого  драгоценного  добра.

  Дэниел  на  это, тоже  рассчитывал. Ему  нужно  было  найти  хотя  бы  слиток, чтобы  явиться  в  полицейский  участок  у  себя  дома, там, в  Калифорнии. Или, лучше  прямиком  в  ФБР, вместе  с  черными  ящиками. Вполне  возможно, что  на  борту  самолета, могло  быть  еще  и  оружие. Что  могло, послужить  еще  одним  весомым  доказательством  против  мистера  Джексона.

  Снова, заряжены  баллоны  с  большим  объемом  кислородно-гелиевой  смеси. Проверены  по  новой  шланги  с  мундштуками  и  воздушные  фильтры, следом  и  гидрокостюмы  на  предмет  целостности  и  вероятных  в  прошлом  погружении. Возможных   внешних  и  внутренних  повреждений  прорезиненной  ткани. если  вспомнить мое  соприкосновение  с  острыми  длинными   иглами  большого  морского  ежа. Я  лично  осмотрел  свой   синий  с  белыми  вставками  полюбившийся  гидрокостюм.

  Заменили  маски  и  ласты. Сменили  свинцовые  поясные  противовесы.

  Дэни  собирался  надеть  свой  тот  черный  акваланг  с  желтыми  вставками  на  руках  и  ногах. Хотя, у  него  было  еще  два  гидрокостюма. Он  сказал, что  этот  лучше  переносит  глубинное  давление. Его  прорезинка  толще  и  тверже. Мне  посоветовал  взять  один  из  своих, что  я  и  сделал. Так  на  всякий  случай, чтобы  не  заморачиваться  с  проверкой  на  герметичность  с  использованным  аквалангом.

  Ему  надоело  смотреть, как   я  кропотливо  искал  дырки  на  боку  и  рукаве  гидрокостюма.

  Дэниел  сбросил, прямо  на  палубу  с  себя  всю  до  черных  своих  плавок  одежду  вместе  с  темными  солнечными  очками. И  взял  лежащий  приготовленный  для  себя  гидрокостюм.

  Я, следом  за  Дэниелом  снял  с  себя  бейсболку  и  свои  брюки. Цветную  рубашку  из  его  подаренного  мне  гардероба. Сверкая  в  одних  плавках  тельного  цвета  своим  атлетическим  загорелым  до  черноты  телом  перед  моей  красавицей  Джейн. Совращая  ее  в  очередной  раз  русского  моряка  своим  сексуальным  мужским  мускулистым  спортивным  телом. Я, кинув  свою  одежду  рядом  с  одеждой  Дэни. Взял  один  из  таких  же  черных  прорезиненных  гидрокостюмов, какой  был  у  Дэни, обсмотрев  его  весь. И, прейдя, к  выводу, что  годиться  вполне,  решил  его  взять, заменив  свой. И  жалеть  даже  не  пришлось. По  сути, он  меня  и  спас, потом  своим  темным  цветом  на  глубине  плато.

  Мы  с  кормы  яхты  на  веревочном  кабеле  подводной  аппаратуры  спустили  на  глубину  ста  пятидесяти  метров  на  дно  второго  плато  запасные  литров  на  восемнадцать, закачанные  гелиево-кислородной  смесью  до  отказа  баллоны  акваланга. В  следующем  погружении  мы  решили  с  Джейн  и  Дэниелом  их  спустить  на  дно  под  грузом  у  провала. Для  подстраховки, учитывая  сильный  перерасход  смеси  на  глубине, когда  опять  пойдем  с  Дэниелом  вдвоем  в погружение  на  поиски  черных  самописцев  ящиков  Боинга.

- Поправь, вот  здесь - сказал  Дэниел  Джейн, застегивая  на  груди  замок гидрокостюма. Поворачиваясь  к  ней  спиной - Опять, там, что-то  мешает.

  И  Джейн, чмокнув  в  щеку  брата, загорелыми  своими  ручками, там  поправила  завернувшийся  воротник. У  шеи  гидрокостюма  под  шлангами  воздушного  фильтра. Опять, как  и  тогда, на  том  мелководном  атолле. Она, сверкая  на  меня, снова  своими  черными, как  ночь  глазками  сделала  это. Словно  все  в  точности  повторялось  опять  как  тогда.

- А, у  тебя  все  нормально? - спросила  она, мягко  и  нежно. С  сексуальным  тяжким  придыханием  меня  в своей  девичьей  полненькой  в  ровном  плотном  загаре  груди, при  нас  быстро  раздевшись. Сняв  темные  зеркальные  солнечные  очки  и  мигом, выскочив  из  джинсовых  шорт  и  желтой  той  своей  футболки. Бросив  их  на  палубу  «Арабеллы».

- Может, тоже, что-нибудь  поправить? - она  произнесла  и  хитро  улыбнулась.

- Ну  может  что-то  в  моих  сейчас  плавках  там  в  глубине  гидрокостюма, Джейн – я  произнес  ей  негромко  и  поцеловав  в  нежную  женскую  смуглую  щечку.

   Она, закатив  свои  под  верхние  веки  девичьи  черные  как  ночь  красивые  глаза,  лишь  хихикнула  мне  в  ответ.

- Еще  поговорим  об  этом  - произнесла мне  Джейн – Я  единственная, кто  на  это  имеет  право  и  имеет  право  делать.

  Красуясь  передо  мной  своей, загорелой  до  угольной  черноты  наготой. В  своем  желтом  узком  купальнике. Треугольными  лепестками  лифчика  облегающими  ее  девичью  с  торчащими  в  мою  сторону  черными  сосками  грудь. Обтягивающим, плотно  ее  узкую  спину  тонкими  лямками. В  узких, подтянувшими  ее  вверх  волосатый  с  промежностью  лобок, донельзя  натянутыми  на  бедра, ляжки,  с  полненьким  ягодицами  широкой  женской  загорелой  задницы  плавками. Джейн  без  стеснения  своего брата  Дэниела, просто  уже  нагло, развратно  играючи, так  и  как  бы  шутя, потерлась  о  мой  торчащий  возбужденный  в  гидрокостюме  в плавах  конец  своей  девичьей  вагиной  и  лобком.  Прижавшись  ко  мне, своим  с  круглым  пупком  загорелым  до угольной  черноты  округлым  красивым  животом  и  забросив  свои  руки  мне  на  плечи.

- Я  бы  сейчас  знаешь  что  сказал? – произнес  я, моей  красавице  Джейн.

- Что? – она  произнесла, громко  смеясь  мне  в  лицо, заигрывая  со  мной, как  школьница  девчонка.

- Да, но, не сейчас, милая  моя - сказал  я, ей  смотря  ей  в глаза, застегивая замок  на  груди  акваланга - Попозже, когда  сплаваем.

  Дэниел  только  широко  улыбнувшись, покачал  своей  кучерявой  черноволосой  мне  головой  и  пожал  своими  широкими  плечами.

- Ладно, хватит  хохмить  и  раздаривать  любовные  намеки  и  комплименты - произнес, улыбаясь  Дэни - Нам  еще  нырнуть  надо, а  там  течение  и  глубина. Все  проверили  друг  у  друга?

  Джейн, глянув  скользящим  критическим  взглядом  своих  черных  глаз  на брата. - Повернись - сказала  она, также  нежно  и  мягко - Кругом  милый.

  Я  повернулся  сначала  спиной  к  ней. Она  все  осмотрела  и  потрогала, все, проверяя  на  работопригодность. Потом, повернулся  и  наши  любвеобильные взгляды   снова  встретились.

  Джейн  смотрела  на  меня  влюбленным  взглядом  своих  черных, как  бездна океана  глаз, не  отводя  их. И  намекая  на  очередную  любовь  этой  будущей ночью. Я  смотрел  в те  ее  как  сама  бездна  океана  глаза  и  сходил  снова  с  ума  от  своей  красавицы  двадцадевятилетней  молодой  латиноамериканки. От  ее  тех  гипнотических  убийственной  красоты  глаз, и  милого  смуглого  до  черноты  загорелого  личика.

  Я  как  умалишенный  даже  на  время, забыв  о  поставленных  только  что подводных  задачах, от  любви, смотрел  на  ее  миленькие  ушки  с  золотыми  колечками  сережками  и  закрученные  в тугой  пучок  на  самом  темечке  черные  вьющиеся  длинные  волосы.

  Я   опять  хотел  ее, но  надо  было  подчиняться  общему  нашему, теперь  делу. И, снова, приказам  нашего  восстановившего  себя  в  правах  капитана  Дэниела.

- Джейн – я  произнес  ей – Джейн. Дэни  ждет.

  Джейн  еще раз  глянула  на  него  своим  убийственным  женским  взором  черных  глаз.

     Она, чмокнув, своим  алыми  полненькими  горячими  жаркой  и  сексуальной  любовницы  губками, словно  украдкой  меня  быстро  в  мои  губы, развернулась  и  пошла  к  месту, где  лежал  приготовленный  для  нее  на  палубе  прорезиненный  гидрокостюм. Виляя  демонстративно  перед  своим  любимым  любовником  и мужчиной  своими  крутыми  красивыми  девичьими  перетянутыми  тугими  тесемками  плавок  загорелыми  такими  же, как  и  ее  все  тело, бедрами  ног.   Очарованная  помешанная  на  роковой  безудержной  и  губительной  любви  ко  мне  молодая  моя  любовница.

- Ну, ладно, влюбленные  мои  голубки - произнес  Дэниел - Хватит  друг другом  любоваться. Пора  нырять - он  был  стремительно  настроен  на  погружение. И  был  как  никогда, теперь  решителен - Нас  ждет  океан.

 

                                                 ***

   Дэниел  был  доволен. Все  шло  как  надо  теперь. Мы  нашли  самолет, и оставалось  найти  черные  с  него  аварийные  ящики.

- Чур, мое  золото! - произнесла  радостно  моя  красавица  Джейн, осматривая  меня  еще  раз  всего  с  ног  до  головы. И  поворачиваясь  как  модель  в  своем  новом  для  более  глубокого  погружения  черном  полностью  гидрокостюме, передо  мной. Я  осматривал  ее  всю  с ног  до  головы  и  поправлял  тоже  руками,  что нужно, фильтр, шланги  на  баллонах  и  сам  акваланг  костюм  на  женском  гибком  изящном  теле.

- Если  найдем - произнес  Дэниел – Это  чертово  золота  Джексона.

  Я  осмотрел  Джейн. Поправил  свинцовый  противовес  пояс  на  ее  тонкой  затянутой  талии.

- Вот  и  все, любимая - произнес  я - Теперь, хоть  на  самое  дно  океана.

- Размечтался. Не  глубоковато  ли? А, как  же  давление? - в  шутку, произнесла, улыбаясь  Джейн.

- Ныряли   глубже  - я  ляпнул, и  поправил  у себя  между  ног – Плавали, знаем.

  Джейн  смущенно  глянула  теперь  на  меня  и  произнесла – Щас  как  врежу.

  Я  прижал  ее  снова  к себе  и  произнес – Прости  любимая, я  же  в  шутку.

- Эти  твои  русские  шуточки  - Джейн  возмущенно  мне  произнесла  в  ответ – Я  к ним  никак  привыкнуть  не  могу.

- Прости. Я  уже  давно  под  давлением, твоих  черных  убийственных  глаз, любимая. Чем  не  океан. Мне  ничего  теперь  уже  не  страшно – произнес  я  ей.

  ей  это  понравилось. Джейн  улыбнулась  и  отошла  от  меня  и  пошла  к  Дэниелу. Осматривать  его.

- Знаешь, любимая - я  продолжил, поддерживая  форму  шутки  от  Джейн - В наших  постельных  погружениях, я  нахожусь  на  такой  глубине  и  под  таким  глубинным  давлением, что  кажется, ночи  я  очередной  не  перенесу. И  умру  от  мучительной  любовной  декомпрессии. Джейн  тут, прыснула  и  громко  расхохоталась.

  Дэни  тоже  захохотал  громко, даже  приседая  и  взявшись  за  свой  живот.

  Мне  понравилось, то ,что  я  смог  поднять  всем  настроение  перед  нырянием.

- Дурачок, влюбленный! - произнесла, смеясь  в  шутку  и  игриво, сверкая  черными  цыганским  гипнотическими  глазками, моя  красавица  Джейн - Я  тебе  точно  за такие  шутки  когда-нибудь  врежу.

- Ну, вот  и  прекрасно  все  в  настроении - произнес, успокоившись  и  отойдя  от дикого  смеха, Дэниел  - Эта  бодрость  духа, это  то, что  нам  сейчас  нужно. Ну, с  Богом! - он  произнес, надевая  маску, и  в  рот  вставляя  мундштук  шланга. Спускаясь  за  борт  яхты.

  Дэниел, осторожно  ступал  в  надетых  ластах, по  спущенной  с  кормы  «Арабеллы»  лестнице.  В  темную  синюю  воду  островного  обширного  плато. Там, глубина  была  с  добрую  сотню  метров. И  мы  стояли  у  самого  края  обрыва  ко  второму  ярусу, куда  упал   на  длинной  цепи  якорь. Как  раз  там, где  я  провожал  Джейн  вниз.

  Отсюда  было  гораздо  ближе  до  останков  самолета.

- Дэни! - крикнула  ему, перед  тем  как  Дэниел  спрыгнул  в  воду  Джейн - Помни  о  течении!

  И  Дэниел, качнув  ей  своей  в  маске  головой, что  все  понял, упал  камнем  в  воду, подымая  большие  брызги  своими  баллонами  акваланга.

  Потом  за  ним  последовала  и  моя  красавица  Джейн. Я  поддержал  ее  на спуске. Она,  плюхнулась  красиво  своим  кругленьким  и  обтянутым  новым  гидрокостюмом  девичьим  изящным  кругленьким  ягодицами  обтянутым  резиной  задом, обрызгав  меня  забортной  водой.

   Я  был  следующим. И  мы  покинули  втроем  нашу  круизную  красивую, как  моя  Джейн  белоснежную  бортами  и  мачтой  со  спущенными  вниз  всеми  парусиновыми  белыми  парусами  яхту.

 

                                                                    ***

  Я  ушел  под  воду, быстро  пуская  пузыри  отработанного  первого  своего  вздоха, видя  мою  красавицу  Джейн, идущую  следом  за  Дэни, след  в  след, чуть  не  касаясь  его  работающих  в  воде  ласт. Я  пристроился  в  аккурат  за  ее  красивой  женской  широкой  попкой.

- «Моя  русалка  Джейн! Моя  морская  нимфа!» - опять  я  ушел  в  сексуальные свои  мужские  несдержанные  в  желаниях  мечты. Чтобы  хоть  как-то  в  этой  воде  развлечься. Сам  с  собой.  Как  молодой, увлеченный  девчонкой  мальчишка  дурачок. Джейн  была  права. 

- «Дурачок»  - я  услышал  в  голове  ее  слова  - «Мой  и  только  мой, дурачок».

  Я  смотрел  на  нее  идущую, как  торпеда  впереди  меня. А  она, иногда  приостанавливаясь, почему-то, оглядывалась  на  меня. И, снова, смотрела  вперед  на  своего  брата  Дэниела, идущего  впереди, и  догоняла  его, красиво  работая  своими  обтянутыми  прорезиненной  тканью  своего  гидрокостюма  красивыми  ногами. И  плыла  за  ним.

  Мы  стремительно  и  быстро  уходили  вниз  и  это  ощущалось. Как  раз  от  того  места, где  был  спущен  якорь  и  возле  спущенной  цепи, которая  уходила  вниз  в  глубину  второго  яруса  плато. Ниже  отметки  ста  метров. Здесь  же  спускалась  и  нейлоновая  с  борта  яхты  на  лебедке  веревка  со  спущенной, где-то  там, на  дне  мелкоячеистой  крепкой  сетью. Рядом  с  нами  вниз  спускался  сброшенный  с  нашей  яхты  вниз  до  второго  плато, возле  пролома  кабель  трос  нашего  глубоководного  эхолота  и  сонара.

  Мы  быстро  достигли  глубины  в  70 метров, высоты  верхнего  яруса  заросшего  водорослями  и  кораллами  плато,  и  пошли  вниз  ко  второму  плато, что  было  гораздо  ниже  и  в  водной  синеющей  глубине.

  Давление  глубины  давало  о  себе  знать  с  каждым  метром. И  мы  достигли  дна  верхнего  яруса,  как  раз  на  самом  краю  обрыва. Здесь  было  второе  внизу  дно. Оно  шло  к  самому  краю  открытого  Тихого  океана. К  крутому  скальному  обрыву  вниз  на  трехкилометровую  глубину. 

  Мы  спустились  к  каменистому, похожему  на  узкое  неглубокое  ущелье  пролому, заросшему, большими  кораллами  горгонариями, водорослями. И  напичканному  мелкой  океанской  рыбешкой. И  продолжили  свой  подводный  маршрут  друг  за  другом.

  Дэниел  шел  все  время  первым, мы  за  ним. Джейн  посередине, а  я замыкал  этот  строй  трех  рисковых  и  отчаянных  дайвингистов.

  Там  в  мутной  внизу  синеве  впереди  лежали  обломки  Боинга -747.

  Мы  все  втроем, пошли  вниз  под  обрыв  верхнего  в  кораллах  яруса, на  себе   перенося  давление  воды. Проходя  адаптацию  глубины. Мы  двигались, след  в  след, медленно  работая  ластами  и  пуская  из  фильтров  пузыри  отработанной  кислородно-гелиевой смеси.

  Я  раньше, как-то  не  обращал  внимания  на  стены  этого  мини  ущелья. Не  до  красоты, как-то  было, знаете  ли. Но, сейчас, я, почему-то  обратил  на  это внимание. Может, из-за  местных  коралловых  рыб. Оно  было  сейчас  невероятно  красиво. А  может, просто  Джейн  своей  очаровательной  широкой  женской  попкой  приподняла  мне  настроение.

  Кораллы  переливались  своей  ветвистой  красотой  в  чистой  воде. И  сменялись  черными  заросшими  водорослями  скалами.

  Раньше, как-то  тут  было  пусто. И  не  особо  живописно. Не  так  как  сейчас.  

  Этот  пролом, словно  ожил. На  протяжении  нашего  всего  его  прохождения  нас  сопровождали  коралловые  цветные  рыбы.

  Встречались  медузы, как  и  там, в  бухте  между  островами. Почти, такие  же, только  значительно  крупнее. И  ясно  было, что  они  были  не  оседлыми  и  местными, а  пришельцами  с  открытого  океана.

  Мы  шли  тройкой  у  самого  дна, преодолев  спуск  по  пролому. Осилив  давление  воды. Гидрокостюмы  хорошо  защищали  от  глубины. Но, давление  все  равно, сказывалось  здесь, почти  на  двухсот  метровой  глубине.

  126-129метров  показывал  глубиномер  на  правой  моей  руке. Но  становилось  глубже. Мы  уходили  за  отметку 139, и  цифры  подбирались  к  140. Мы  как  тот  раз  реже  смотрели  на  глубиномеры. И  казалось, даже  не  замечали  глубины. Нас  отвлекало  глубинное  водное  сильное  течение  у  обломков  самолета. Да  и  парящие  над  нами  в  любовном  танце  две  манты.

  Акваланги  Дэниела  были, просто  отличными  и  проверенными. И  мы  уже  сюда  все  ныряли, и  знали, каково  тут.

  Мы  шли  над  самым  белым  ровным  омытым  и  обкатанным  океанскою  водою  песком  второго  яруса  дном  большого  открытого, и  пустынного  плата. Покинув  пролом  и  оставив  висеть  рядом  с  якорной  цепью  спущенную  из  тонной  ячейки  нейлоновую  сеть  до  дна, а  рядом  с  ним  веревочный  фал  кабель  с  нашего  эхолота  и  сонара. И  видеоаппаратуры, для  подстраховки  к  нашему  возвращению.

  Дэниел  шел  первым, как  он  любил, и  было  уже  принято  в  прошлом  нырянии  нами.  За  ним  моя  Джейн  и  я. Пристроившись  к  ней  сзади.  Но  на  некотором  расстоянии, чтобы  н е налетать  на  Джейн. И  при  этом, чтобы, лучше  созерцать  красивую  в  обтягивающем  гидрокостюме  девичью  попку  естественно.

- «Джейн, Джейн!» - думал  все  время  я, видя  широкую  женскую  задницу, и

мелькающие  в  воде  перед  моей  маской  и  лицом  ее  милые  стройные, обтянутые  гидрокостюмом  ножки. В  широких  разгоняющих  и  молотящих   безжалостно  с   силой  воду. Так  что  та  долетала  до  меня  бурным  валом  и  потоком.  

   Я, опять, совершенно  не  думал  о  том, о  чем  надо  было  думать. Я  окончательно  помешался  на  любви  к  своей  любимой. Ну  что  вы  хотите  от  влюбленного  как  мальчишка  дурачка.

  Дэниел  остановился  и  показывал  нам  с  Джейн  правой  рукою  и  жестами  своих  пальцев  впереди  себя. А  я  чуть  не  налетел  на  резко  остановившуюся  передо  мной  мою  прелестницу  дайвингистку  Джейн. Это  чуть  не  случившееся подводное  ДТП, привело  меня  в  нормальное  сознание.

  Я  сначала  не  понял  его. Но, потом  увидел  впереди  стаю  над  самым  дном, как  и  мы  рифовых  серых  акул. Они, как  и  те  медузы, приплыли  сюда  с  открытого  океана. И  промышляли  тут  рыбой. Видно  было, как  они  ловили  заплывшую  сюда, спасаясь  от  них  довольно  крупную  океанскую  макрель. Они  загнали  целую  стаю  сюда  с  открытого  океана, чтобы  здесь  мирно  пообедать. И  мы  им  могли   быть  помехой.  И  могли  разозлить  морских  довольно  крупных  хищниц.

   Дэниел  показывал  рукой, как  и  куда  дальше  плыть. И  мы  оба  прекрасно понимали  его  жесты  рук.

  Он  нам, показывал, что  надо  обойти  этих  хищниц. И  желательно  дальше стороной. Акулы, сейчас  были  в  охотничьем  азарте. И  не  стоило  находиться  рядом  с  ними. И  мы  решили  обойти  их  по  правой  стороне, тихо  и  спокойно, и  не  дергаясь.

  Так  и  сделали.

  Дэниел  повел  меня  и  Джейн  в  обход  над  самым, также  дном  плато, по  дуге,  обходя  морских  пирующих  острозубых  хищниц. А, те  продолжили  свое  пиршество, не  замечая  совершенно  нас.

  Это  их  появление  здесь  настораживало. Здесь  в  этом  пустынном  гибельном  месте, месте, где  кроме  песка  и  торчащих  черных  скал  из  него, не  было  ничего. Ничего  до  самых  обломков  ВOEING 747.

  Мы  обошли  острозубую  стаю  и  двинули  дальше, также  не  особо  спеша, мерно  работая  своими  ластами. И, вскоре  приблизились  к  первым  обломкам  самолета. Отсюда  начиналось  место  трагедии  и  наших  поисков. И  здесь  же, было  сильное  течение. Оно  не  прекращалось  ни  на  минуту. И  постоянно  сносило  в  открытый  океан.

   С  одной  стороны  оно  было  и  на  руку  нам. Нам  не  пришлось  особо напрягаться  и  работать  ногами. Течение  нас  само  несло  над  россыпью  мелких  обломков  и  разбросанных  вещей  пассажиров  Боинга. Но, нас  они  мало  сейчас  интересовали, вросшие  в  самое  дно  и  в  кораллы, которые  росли  из обнажившегося  скалами  дна  в  этом  месте.

  Вдруг  опять  появились  манты. Целая  стая  мант. Такого  мало  кто, вообще  видел  даже  в  океане. Джейн, остановилась, восхищенная  увиденным. И  я  взял  ее  нежно  своей  левой  рукой  за  ее  вскинутую  в  удивлении  правую  ручку. Мы  невольно  пригнулись  под  ними, проплывающими  не  спеша  над  нашими  в масках  головами. Как  раз  в  том  самом  месте, где  прошлый  раз  нам  с Дэниелом, попались  первые  два  оторванных  пассажирских  кресла  с застегнутыми  на  замки  ремнями  безопасности. И  набитые  под  завязку  вещами  несколько  вросших  в  кораллы  чемоданов.

  Я  видел, какие  были  удивленные  и  восторженные  черные  глаза  моей  Джейн. 

  Она, замерла  на  месте. И  любовалась  увиденным. А, Дэниел  имел  смелость  даже  коснуться  одной  из  них, подняв  в  перчатке  гидрокостюма  свою  правую  вверх  руку. И  проведя  по  белоснежному  в  пятнах  брюху  первого  морского  рогатого  гиганта.

  Здесь  в  месте  гибели  лайнера. Прямо  над  нашими  головами  и  останками  тех, кто  здесь  погиб, манты  большой  своей  идущей, одна, за  одной  стаей, совершай, словно, рейд  поминовения  усопших. И  скрылись  из  виду  в  мутной  синеве  глубоководного  островного  плато.

 

                                 Десять тонн золота

 

   Я, налетел  на  тот  торчащий  из  красных  кораллов  горгонарий  перевернутый  вверх  резиновыми  колесами  тот  самый  перевернутый велосипед. Совершенно  случайно. Сам  виноват, загляделся  опять  на  задницу  своей  любимой  Джейн. И  мечтая, снова  о  новой  с  ней  ночи.

  Я  ударился  об  него  боком, прямо  о  торчащее  заднее  колесо. Осыпав прилипший  к  нему  белый  донный  ил.

- «Чертов, велик!» - выругался  про  себя  я - «Вот, черт! Больно  же!».

  Я, аж, выпустил  облако  обильных  выдохнувших  пузырей  отработанной  смеси.

  Джейн  обернулась  в  мою  сторону  в  очередной  раз. И  увидела, как  я  ударил  кулаком  правой  в  резиновой  перчатке  по  обросшему  кораллами  переднему  колесу  велосипеда. От  боли  и  со  зла.

  Она  покачала  сочувственно  своей  в  маске  головкой. И  показала  руками, что  все  ли  в  порядке. Я  ей  отсигнализировал, также  руками, что  все  нормально, что  переживу, и  поплыли  дальше, догоняя  плывущего  стремительно  вперед  Дэниела.

   Дэниел  оторвался  уже  от  нас  на  целых  десять  метров. И  надо  было  его срочно  догонять. Он  плыл, не  переставая  работать  ногами  и  ластами, и  не оборачивался. На  моих  подводных  часах  было  уже  три  часа  дня.

  Мы  углублялись, в  целую  свалку  обломков  лежащих  под  нами. Множество  вещей  и  прочего  уже  хлама  оставшегося  от  самолета. Это  все  я  Дэниел  видели  в  прошлом  заплыве.

  Теперь, Джейн  и  сам  Дэниел  это  увиденное  переносили  как-то  спокойнее, чем  тогда, когда  мы  все  перессорились  из-за  того  скандала  и  случившегося. Они, просто, мирно, и  не  дергаясь, спокойно  плыли  впереди  меня.

  Я  догнал  свою  Джейн. И  посмотрел  на  нее, стараясь  заглянуть  ей  в  лицо  в  ее  глаза, через  стекло  маски. И  она, посмотрев  на  меня  глазами  черными, как  бездна  океана, наполненными  грустью, протянула  мне  правую  с  маленькими пальчиками  ручку. Я  взял  ее  за  руку  и  мы, усилив  свое  движение, и  глядя  друг  на  друга, догнали  быстро  Дэниела.

  Джейн  ухватилась  за  мою  левую  протянутую  ей  руку, прямо  за  мои  руки  в  резиновой  перчатке  пальцы. Сжав  их  с  силой. И  видно  было, как  моя  красотка  переживает, видя  все  это. Я  не  знаю, что  в  ее  было  сейчас  женской  многострадальной  душе, но  догадывался. Джейн  держалась  сейчас  достойно  и  крепко. Как  за  мою  левую  протянутую  ей  мужскую  руку. Она  смирилась  с  тем, что  предстояло  им  с  Дэниелом  увидеть. И  хорошо, тогда  на  яхте  понервничав, взяла  себя, как  и  Дэни  в  руки.

  Первый  раз, доплыв  до  первых  обломков, Джейн  перепугалась  как  женщина. А, теперь  она  держалась  и  плыла  дальше. Она, теперь  была  со  мной  и  Дэниелом. И  ей  было, теперь  не  так  страшно  среди  этого  кошмара авиакатастрофы. Джейн  побывала  здесь. Одна. Я  был  удивлен  и  потрясен  своей  отчаянной  ныряльщицей.  Джейн  была  за  отметкой  в  сто  сорок  метров. Возможно, она  поплыла  бы  и  дальше, но  ее  повернули   обратно  первые  увиденные  ею  обломки  и  вещи  пассажиров. Джейн  смогла  так  глубоко  нырнуть, но  как  женщина  не  смогла  плыть  дальше.

  Я  понял, куда  Дэни  нацелился. Он  спешил  к  той  части  лайнера, которую  мы, тогда  из-за  недостатка  времени  и  гелиевой  смеси  не нашли. Это  голова воздушной  машины. Передняя  часть  самолета. Она  должна  быть, где-то  впереди  нас  в  той  синеве  воды. Где-то  там, на  краю  обрыва.

  Течение  нас  несло  само  к  этому  краю  обрыва. Нас, постоянно, сносило  в сторону. И  подымало   вертикально. Н о противовес  в поясах  из  свинца  выравнивал  нас  над  дном. Плюс  сверху  еще  баллоны  на восемнадцать  литров. Но  все  равно  приходилось  выравнивать  свой  маршрут, усиленно  гребя  ластами. Течение  было  очень  сильным  и  буквально  тащило  нас  в  пропасть. Мало  того, здесь  был  перепад  высоты. И  было  еще  глубже, чем  до  этого  места. Уже  было  метров  под  двести. 150метров. Тело  давило  и  давило  на  все  конечности, Вода  сжимала  нас  как  стальными  тисками. Трудней  дышалось. А  это  уже  серьезно.  Давило  особенно  в  резиновом  облегающем  акваланга  капюшоне  голову.

  Я  ощущал  всем  своим  телом  это  давление. Глубина  не  давала  свободно  продохнуть. Приходилось  чаще  и  глубоко  дышать. Смесь, уходила  чаще  из  баллонов  и  фильтров  в  виде  отработанного  после  глубоких  вздохов  газа.

  Кислородно - гелиевая  смесь, хоть  и  позволяла  дышать  на  такой  глубине. Но, она  уходила  чаще, чем  требовалось  из-за  глубокого  и  тяжелого  прерывистого дыхания. Это  все  глубина  и  ее  давление.

  Я  видел, как  и  Джейн  боролась  с  глубиной. Она, тоже  понимала, что  здесь было  гораздо  опаснее, чем  там  выше  на  самом  плато.

  Я  показывал  Джейн, что  долго  на  такой  глубине  находиться  нельзя  из  своих  познаний  и  опыта. В  прошлом  русского  военного  моряка  подводника. Может, так  случиться, что  мы  все  втроем  не  сможем  вынырнуть  отсюда. Но, Дэниел  упорно  плыл  в  направление  обрыва.

  Глубина  была  сто  сорок  метров  и  увеличивалась. Это  был  занесенный  донным  илом  каменный  уклон. Склон  вниз  к  самому  обрыву.

  Мы  проплыли  то, что  мы  с  Дэниелом, тогда  видели  и  средний, отсек  второго  класса, покореженный  обломок  части  корпуса  пассажирского  рухнувшего  с  неба  в  воду  лайнера  с  надписью  на  борту «ТRANS  AERIAL». Проплыли  сквозь  него. Мимо  разбитых  оконных  иллюминаторов. И  сквозь  уцелевшие  еще  при  ударе  переборки  и  обшивку. Осматривая  опять  пассажирские  с  застегнутыми  на  замки  ремнями  безопасности  в  отсеке, уцелевшие, хоть  и не  все  на  своих  местах  кресла. Часть  кресел  лежала  на  дне  разбросанной  под  нами, как  мы  их  тогда  и  видели. Мы  проплыли  насквозь  эту  часть  погибшего  лайнера. Затем, миновав  большую  лежащую  на  дне  с  зарывшимися  в  сам  донный  ил  двигателями  крыльевую  правую  плоскость, проплыли  мимо  хвостовой  части  лайнера  с  обросшим  кораллами  рулевым  оперением  с  цифрами  747. И  тут  же   устремились  дальше, спускаясь  все  ниже  и  ближе  к  обрыву. Туда, куда  в  прошлый  раз  мы  оба  не  дошли. Глубина  была  150метров.

  Неожиданно  там  впереди  в  мутной  синеве  выделился  силуэт, похожий  именно  на  нос  самолета. Он  лежал  огромной  остроносой  массой. И, по  всему  было  видно, что  это  то, что  мы  как  раз  и  искали. Там, почти  на самом  краю  опасного  и  отвесного  обрыва  в  океанскую  трехкилометровую  бездну.

  Как  он  туда  не  свалился? Не  понятно, что  его  удержало  от  падения  в  трех  километровую  пропасть. И  Дэниел  спешил  туда. Дэни, словно, чувствовал, где  надо  искать. Он  ускорил  свое  движение. Я  и  Джейн, последовали  за  ним.

 

                                                 ***

  Глубина  была  150метров.  Это  был  рискованный  предел  всем  невероятным возможностям  человека. Я  не  знаю ,как  мы  вообще  находились  здесь  в  этих  аквалангах. Даже  с  гелиевой  смесью. При  таком  глубинном  давлении. Но  мы  были  на  месте. Мы  нашли  то, что  искали. Это  был  носовой  отсек  самолета. Первая  его  половина, оторванная  при  ударе  о  воду. Огромная  громоздкая  часть  ВOEING 747, состоящая  из  пассажирского  отсека  первого  класса, и  надстройки  над  ним  пилотной  кабины.

  Рубка  пилотов. То  место, где  должен  был  быть  погибший  отец  Джейн  и  Дэниела, и  его товарищи  пилоты. Там  должен  был  быть  сейф  командира  самолета, и  бортовые  черные  ящики. Они  находились  в  специальном  мини  отсеке  в  кабине  пилотов  под  замком. И  если, они  не  выпали, а  они  не  выпали, так, как  кабина  наверху  над  пассажирскими  отсеками  первого  класса  лайнера была  относительно  целой. Зато, низ  был  в  сильно  деформированном  и развороченном  состоянии, И  это  возможно, и  затормозило  носовую  часть самолета  на  самом, почти  краю  пропасти. Этот  вывернутый  чуть  ли  не  наизнанку  днища  лайнера  алюминиевый  обширный  взрывом  кусок  металла, пробороздил  расплющенной  своей  стороной  донный  ил  и  кораллы, соскальзывая  по  черным, торчащим  со  дна  скалам  и  камням. И, буквально, зарылся  этим  превращенным  в  месиво  развороченного  металла  днищем  на  краю  пропасти. Видимо, на  него  еще  пришелся  сам  удар  о  поверхность  воды. 

  Самолет  разломился  на  три, отдельные  фрагмента, и  растерял  свои  части  по  краю  океанской  бездны.

  Мы  туда, даже, тогда  не  доплыли  и  уплыли, так  и  ничего  не  предприняв, так  как  не  было  времени  и  надо  было  уносить  ноги. Иначе  рисковали  умереть  под  водой  от  удушья, и  просто  утонуть.

  Джейн  толкнула  меня  в  бок  своим  сжатым  маленьким  девичьим  кулачком  правой  руки, пока  Дэниел  смотрел, куда-то  вверх. На  разгромленные  переборки  и  покореженные  оторванные  деформацией  корпуса  отсеки, арматуру  и  перегородки. На  поваленные  одно  на  другое  пассажирские, вперемешку  с  упавшими  чемоданами  и  сумками, кресла. Да  на  свисающие  защитные  аварийные  сцепленные  замками  ремни.

  Джейн  указала  мне  вниз  пальчиками  правой  своей  в  резиновой  перчатке  руки  на  дно, туда, где  что-то  блестело, но, из-за  глубины  и  воды  издали  по  цвету  было, почти  неотличимо  от  самого  дна  среди  искореженного  брюха  лайнера.

  Там, внизу  был  грузовой  отсек  Боинга. Часть  сохранившегося  чудом  отсека. И  там  лежала  груда  слитков. Одно  на  одном  в  куче, и  разбросанного  по  сторонам,  по  отдельности. Прямо  россыпью  по  всей  носовой  части  самолета.

  Это  было  золото. Самое  настоящее, сверкающее  в  мутной  воде  золото. Правда,  слегка  присыпанное  серым  донным  нанесенным  сверху  илом. То  самое,  золото, о  котором  была  речь. И  это  были  не  слухи. Те  самые, десять тонн  чистого  золота  мистера  Джексона. Я  видел  это  золото  своими  глазами  через  маску. И  не  верил  своим  глазам. Целое  многомиллионное  состояние  лежало  под  нами  на  самом  дне  среди  искореженных  обломков  самолета. Среди  расколотых  деревянных  ящиков, крышки, которых  лежали  отброшенными  в  стороне  от  удара  днища  самолета  о  песчаное  дно  плато.

  Из-за  воды  толком  не  отчетливо  был  виден  его  цвет. Но  форма  слитков   придавала  увиденному  свое  определенное  значение.

  Я  вдруг, вспомнил  о  той  черной  яхте, что  преследовала  нас  и  тех  морских  гангстерах. Мне  стало, даже  не  по  себе. Я  понял  всю  опасность, связанную  с  этим  пресловутым  найденным  нами  золотом. Я  стал  оглядываться, дико  со  страхом  по  сторонам, опасаясь  под  водой  возможного  контакта  с  преследователями. Потому, что  у  них, тоже  были  вполне  естественно  акваланги. И  они, могли  быть, где-нибудь  поблизости. И  даже  следить  за  нами. Могли  и  напасть  в  любой  момент, когда  им  будет  нужно  и  выгодно  сделать  это.

  Я  покрутил  головой  по  сторонам, всматриваясь  в  синеву  воды  каменистого  в  кораллах  обширного  плато. Тоже, самое, сделала  и  Джейн.  

  Она  поняла  меня  с  полуслова. Поняла, глядя  на  мое  движение  головы, мои  настороженные  от  волнения  синие  через  стекло  маски  русского  моряка  глаза,  и  поведение.

  Золото  обнаружила  Джейн. Если  бы  не  Джейн, я  бы  этого  не  заметил. И  тем  более, Дэниел. Тот, вообще  был  занят  мыслью  о  черных  ящиках. И, о том, что  он  увидит  в  кабине  пилотов, где  должен  был  быть  его  мертвый  отец.

  Джейн  оставив  меня, первой, опустилась  вниз  ко  дну  грузового  отсека. Она  подняла  один  из  слитков  и  показала  мне. Это  действительно  было  золото. Целый  слиток.

  Джейн  провела  рукой, по  остальным  лежащим  большой  кучей  слиткам, сметая  девичьими  пальчиками  в  резиновой  акваланга  перчатке  песок  с  них. И  я  увидел  блеск  желтого  драгоценного  металла.

  Я  помахал  ей  обеими  своими  руками, показывая, чтобы  она  не  делала  этого, и  им  не  светила, вдруг  за  нами  наблюдают, где-нибудь  среди  черных  камней  в зарослях  водорослей  и  красных  горгонаревых  кораллов. Она  поняла, что  я  ей  хочу  сказать, когда  показывал  руками  о  возможном  присутствии  еще  кого-то  рядом. Она  отплыла  от  золота   в  сторону. И,  снова, поднялась  ко  мне  и  увлеченному  открытием  двери  пилотной  кабины   Дэниелу.

  Я  поднялся  к  нему  и  дернул  за  руку  Дэниела, но  тот  отмахнулся  от  меня, ища  возможность  открыть  дверь  в  пилотную  кабину  экипажа  лайнера. Он  дергал  с  силой  за  рукоятку  двери. Но  дверь  ему  не  поддавалась  никак.

  Я  не  знал, что  теперь, делать, помогать  Дэни  или  быть  рядом  с  моей  Джейн. Я  показал  Джейн  быть  внизу  у  золота, а  сам  остался  с  Дэниелом. Вдруг  ему  сейчас  понадобиться  моя  помощь.

  Но, моя  красавица  Джейн, не  захотела  там  оставаться. И  оставив  груду драгоценного  металла, стала  подыматься  к  нам  и  к  пилотной  кабине.

  Дэниел  светил  фонариком  и  поплыл  по  рабочему  верхнему  отсеку  пилотов  и  стюардов, углубляясь  внутрь  его, где  было  довольно  темно  в  направлении  самой  кабины  пилотов. Я  последовал  за  ним. Дени  решил  обследовать  остатки  отсека. Здесь, возможно, могли  быть  авариные  пожарные  ящики  с  шансовым  противоаварийным  соответствующим  инструментом. Я  понял  Дэниелу, нужен  был  хотя  бы  лом  или  топор.

  Мы  плыли  осторожно, и  медленно, мимо  самолетных  стоящих  целыми  кресел. В  которых  сидели  пристегнутыми  скелеты  людей. Это  единственное место, где  сохранились  люди. Или, точнее  то, что  от  них  осталось. Просто, голые  скелеты  стюардесс  и  стюардов, пристегнутые  ремнями  безопасности. Но  вот  пассажиров  внизу  под  ними  на  втором  ярусе,  где  был  первый  класс, не  было. Там  были  пустые  кресла. Тогда  откуда  все  те  разбросанные  по  дну  и  кораллам  с  камнями  вещи. И  тот  чертов  вверх  колесами   ржавый  велосипед? А, может, так  оно  и  было. Может, этот  рейс, был  спецрейсом. Но, тогда, чьи  были  те  набитые  вещами  до  отказа  разбухшие  от  соленой  воды  чемоданы?

  На  одном  сиденье  лежала  большая  под  ремнем  безопасности  кукла, голая, и  без  одежды. Соленая  вода  растворила  ее  тряпичное  платье. Оставив  в  таком  вот  неприглядном  на  смех  рыбам  виде.

  Нет, пассажиры  все  же  были. Я  сделал  вывод  лично  сам. И  это  была  братская  их  общая  с  пилотами  и  стюардами  могила. Просто  тем, что  были  вверху,  удалось, почему-то  лучше  сохранится. В  любом  варианте, этакий, теперь  общий  могильник.

  Скелеты  стюардов  и  стюардесс  сидели  в  креслах  недвижимо, словно, спали  вечным, теперь  мертвым  сном. Запыленные  песком, они  смотрели, куда-то  все  вперед  своими  пустыми  глазницами  на  черепах  вместо  глаз. Некоторые  из  них сидели  неровно  и  сползли  вниз, но  ремни  безопасности  не  дали  им  упасть  со  своих  кресел. И  они, склонив  головы  набок, также  смотрели, куда-то  вперед, в сторону  пилотной  кабины. Так  вот, приняв  свою  смерть  при  крушении небесного  их  пассажирского  большого  лайнера. В  последней  надежде  на спасение  и  на  экипаж  самолета.

  Дэниел  ничего  не  нашел  и  снова  доплыл  до  рубки  и  взялся  рукой  за  рукоятку  двери. Он  подергал  ее. Она  была  заперта  изнутри, и  это  стоило  ожидать. Летчики  всегда  закрывались  в  момент  полета  изнутри. Но, могло  и  заклинить  при  ударе  о  воду  и  каменистое  дно  плато. Ясно  было, дверь  придется  взламывать.

  Дэни  посмотрел  на  меня  и  показал, что  так  ничего  не  выйдет, и  надо  было  с  собой  взять, что-нибудь, чтобы  взломать  эту  дверь.

  А, я  ему  показал, что  Джейн  нашла  золото  Джексона. Он, правда, сначала  не  понял  о  чем  речь. Все  было  на  одних  жестах  руками. И  мы  посмотрели  на  время. Время  оставалось  на  возвращение  назад.

  Черные, как  и  у  моей  Джейн  глаза  Дэниела  вспыхнули. Он  понял  и, тоже повертел  головой  по  сторонам. Потом  соглашаясь  со  мной, что  пора  уходить, снова, и  ни  с  чем, только  прихватить  с  многомиллионной  кучки  слиток  два  золота.

  К  нам  подплыла  Джейн. Она  взяла  меня  за  руку, и  в  ее  черных  глазах  был  снова  ужас. Она  видела  мертвецов, и  ей  было  страшно. Джейн  задергала  меня  за  руку, показывая  на  то, чтобы  мы  покинули  это  место.

- «Моя  девочка! Моя  Джейн!» - сейчас  пронеслось  в  моей  голове - « Эти  покойники, это  не  для  ее  женских  красивых, как  ночной  океан  глаз!».

  Дэниел  и  сам  это  понял. И  показал, что  надо  уходить. Времени  оставалось только  на  подъем. Только, только, чтобы  вернуться. Было  уже, почти  четыре   вечера. И  смесь  уже, почти  вся  была  израсходована. Надо  было  выбираться  из  опасного  места. Это  опасное  не  дающее  нормально  дышать  даже  в  гидрокостюмах  аквалангов  давление  воды  и  сама  смертоносная  достаточно   большая  глубина.

 

                                                     ***

  На  обратном  пути  мы  подобрали  слиток  золота. Джейн  об  этом  позаботилась  и  прикрепила  его  к  своему  аквалангу  как  дополнительный  противовес.

  Наконец  мы  достигли  конечной  точки  обратного  маршрута, с  трудом  работая  ластами, сопротивляясь  течению.

  В  этом  месте  опять  было  как  то  опять  одиноко  и  пусто. Никого  вокруг, только, белое  песчаное  дно  и  синяя  вода, разбросанные  обломки  самолета  и  вещи  пассажиров, вросшие  в  кораллы. Давящая  давлением  глубина  со  своим  сильным  течением, стремящимся  нас  троих  унести  в  океан. Мы  быстро  пошли  на  подъем. Стало  легче  дышать, потому  что  глубина  становилась  с  каждым  пройденным  метром  меньше.

  Мы  достигли, почти  скального  узкого  пролома  и  вертикальной  вверх  стены  ведущей  к  верхнему  плато.

  Мы, освещая  обратный  путь  фонариками, не  стали  доходить  до  скального пролома, а  сразу  зацепились  за  спущенный  невдалеке  от  него, на  лебедке, прямо  с  борта  нашей  яхты, наш  веревочный  проводной  фал  эхолота  сонара руками  и  поднялись  медленно  на  поверхность. Правда, веревка  с  кабелем  от  глубоководной  аппаратуры, как   и  нейлоновая  на  веревке  сеть, лежали  уже  в  другом  месте, ближе  к  самому  пролому. Это  говорило  о  том, что  яхту  повернуло  ветром  на  одной  якорной  цепи. И  мы  сразу  не  поняли, куда  это  все  делось. И  даже, был  напуган  происшествием. Но, все  было  нормально, и  мы  все поочередно, друг  за  другом, осторожно  задерживая  дыхание  на  выдохе, и меньше  вдыхая  остатки  гелиевой  смеси  стали  подыматься  наверх.

  Мы  пробыли  дольше, чем  раньше. И  надо  было  быть  более  осторожным  при  всплытии. Декомпрессия  есть  декомпрессия. Баллоны  ничего  уже  не  весили  и  были  совершенно  пустые. Мы  вытравили  уже  последние  остатки  кислорода  и  гелия  через  фильтры  в  океанскую  воду, подымались, практически  уже  не  дыша. Лишь  стравливая  остатки  опасной  переработанной  углекислоты  из  легких.

 

                                                   ***

  Мы  поднялись  на  «Арабеллу», был  уже  вечер, начало  пятого  и  Солнце   в  тропиках, стояло  на  самом  закате. Казалось, касалось  самого  Тихого  океана. Оно  заметно, снова  покраснело  и  клонилось  к  горизонту.

  Ветер  стоял  сильный, и  хорошо  обдувал  все  мое  после  снятого  мною прорезиненного  гидрокостюма,  голое  загорелое, как  и  у моей  Джейн  загоревшее  до  угольной  черноты  тело. Я  уже  просмолился  неплохо  за  время  нашего  продолжительного  морского  путешествия. Под  жарким   тропическим  солнцем. И  не  уступал  в  этом  своей  Джейн  или  Дэниелу. И  был  почти  неотличим  от  них  обоих. Ну, разве, что  только  выгоревшими  почти  белыми  своими  русыми  волосами  русского  моряка  и  синими  глазами. Мы  были  словно  одним  целым. И  совершенно  на  расстоянии  неотличимы  друг  от  друга.

- «Как  было  здорово, и  хорошо  на  вечернем  прохладном  ветерке!» - думал  я, глубоко  его, вдыхая  и  выравнивая  свое  после  глубокого  ныряния  дыхание  в  своей  груди  - «Сейчас  бы  отдохнуть, и  желательно  с  моей  Джейн».

   Я  оттащил  все  пустые  практически  баллоны  на  перезаправку  и  подключил  их  к  компрессору, спустившись  самостоятельно  в  носовой  отсек  яхты, где  все  лежало  наше  водолазное  оборудование. Бросив  там  и  свинцовые  пояса  противовесы, и  ласты  с  масками, завершая  подводные  работы.

  Снова  совершенно  голый, только  в  своих  плавках, босоногий, выскочил  оттуда. Пробежавшись  по  раскаленной  и  горячей  от  жаркого  солнца  из  красного дерева  палубе. Надев, снова  свои  пляжные  сланцы  на  ноги, подошел  к  Дэниелу.  

  Над  длинной  высокой  со  скрученным  большим  парусом  в  брезентовом  чехле  парусом, мачтой  «Арабеллы»  голосили  на  всю  океанскую  округу  чайки  и  альбатросы.

  Теперь, только  они  здесь  были  нам  морскими  соседями, весь  день  галдящими  над  нашими  головами. Именно, здесь  их  было  много. Они  кружили  возле  яхты  под  шум  волн  и  ветра, ловя  всплывшую  к  поверхности  подышать  тоже  ветерком  и  воздухом  зазевавшуюся  рыбу. Погода, пока  стояла  хорошая, но  в  скором  времени, вероятно, ожидался  новый  шторм. И  Дэниел, хотел, именно  в  шторм  вырваться  отсюда. Он  по  всему  было  видно, торопился.

- Скоро, снова  поплывем - ответил  он  мне - Надо  взломать  ту  дверь  в  кабине  пилотов. Надо  взломать  и  черные  ящики. Главное  их  вырвать  из  самолета  и доставить  сюда. Потом, Володя, сразу  на  полном  ходу, уплывать  отсюда. И  как можно, быстрее - сказал  он  мне  тогда. Я  сейчас  это  как, тогда  помню, все  слово  в  слово. Дэниел  стоял, снова  с  биноклем  и  смотрел  на  горизонт, и  соседние  отделенные  глубоководным  проливом  небольшие  острова.

  Джейн  не  было  в  это  время  на  раскаленной  в  течение  дня  от  Солнца лакированной  и  покрытой  красным  деревом  палубе. Один  был, лишь  Дэниел. Такой  же  голый  как  я, и  загорелый, как  и  я. И  тоже, в  одних  своих  черных плавках. Мы  были  сейчас  как  два  близнеца  брата.  И  ростом  одинаковые  и  шириной  плечей. Мускулистые  и  сильные. Лишь  по  возрасту  были  разные.  Я  старше, Дэни  младше. Мы  были  как  родные, точно  братья. И  для  нас  уже  было  неважно, кто мы  были  по  происхождению. Я  не  замечал  уже  на  каком  мы  языке  разговаривали. Даже  с  моей  Джейн. То  на  русском, то  на  английском. Все  было  как-то  вскользь, будто  между  нами  не  существовало  языкового  вообще  барьера.  А  может, так  и  было.

  Джейн, когда  мы  вылезли  наверх,  тут  же, сняв  свой  черный  акваланга  гидрокостюм  и  забрав  свою  одежду, виляя  своей  женской  загорелой   полненькой  округлой  попкой,  быстро  и  босиком   почти  бегом  пронеслась   по  горячей  палубе  и  проскользнула  в  трюмный  каютный  люк, держа  в  руках  свои  домашние  тапочки, нырнула  вниз  внутрь  нашей  яхты. Наверное, принимать  как  всегда  освежающий  душ  и  переодеваться. Для  женщины  это  первое  дело. Она  там  пропала  надолго.

  Мы  же, почти  голышом, и  сверкая  на  солнце  угольным  загаром  своих  мужских  тел, босиком  и  в  одних  только  плавках, стояли  сейчас  рядом  у  борта   «Арабеллы». Поочередно  созерцая  в  один  военный  бинокль  соседние  острова  из  черных  скал.

- Дэни - я  обратился  к  нему - Может, завтра  это  сделаем? - спросил  я  его.

- Нет, нельзя - ответил  он  мне - Нельзя  ждать. У  них  кончится  терпение  и, тогда  они  будут  здесь, и  будет  поздно. Я, вообще  не  понимаю, почему  до  сих  пор  они  не  напали. Надо  сделать  быстрее  и  отчаливать  на  полном  ходу  отсюда  в  океан - он  продолжил – Они, я  думаю, знают  о  том, что  мы  нашли  самолет  и  узнают  о  золоте. И  тогда, конец. Ты  со  мной, Владимир?

- Джейн  устала, Дэни - продолжил  недовольно  я.

- А, она  и  не  поплывет - ответил  Дэниел - Только  ты, и  я.

    - А, Джейн  знает? - спросил  я  его  снова.

- Ей  это  ни  к  чему  знать, сейчас - ответил  он  самонадеянно - Сделаем  вдвоем  эту  работу  и  все. И  уматываем  отсюда  на  всех  парусах, Владимир. Пусть  думает, что  мы  никуда  не  поплывем  сегодня.

- Но, это  не  здорово,  Дэниел - уже  серьезнее  я  обратился  к  своему  брату  и  товарищу - Джейн  не  будет  знать, где  мы. А, если  придется  нам, чем-то  помогать. Надо, хотя  бы  ее  поставить  в  известность. Она  набросится  на  меня  из-за  тебя  Дэниел. Она  рассчитывает  на  меня. Она  просила…

- Ах, вот  как! - Дэниел, произнес  мне  и  сделал  удивленный  вид – Она  приставила  тебя  постоянно  меня   контролировать! Сестренка  уже  не  доверяет  своему  родному  братишке!

   Дэниел, снова  завелся. Я  так  и  думал.

- Успокойся, Дэни - ответил  я  ему, чтобы  не  шибко  шуметь. И  привлечь внимание  моей  Джейн - Хорошо, поплывем  одни. И  сделаем  эту  нашу  работу. Я  с  тобой  Дэниел, всегда  с  тобой.

- Вот  и  прекрасно - он  мне  ответил.

  Тут  на  палубу  вышла  сама  Джейн. Она  была  в  этот  раз  опять  в   длинном  халате  и  в  пуховых  домашних  тапочках.

- Ну, что  мальчики  мои, наплавались? - произнесла  она - Пора  бы, отдохнуть. Уже  вечер. Я  тоже, порядком  устала  после  этого  погружения.

- Мы, тоже, устали  Джейн - ответил  за  меня  ей  сам  Дэниел - Сейчас, немного, поработаем  на  палубе  и  пойдем  на  отдых.

Джейн  подошла  к  родному  брату  и  поцеловала  его  в  щеку.

- Мы  нашли  его  Дэни - она  произнесла  с  грустью  в  голосе. Потеребив, лаская  девичьей  ручкой, черные  вьющиеся  коротко  стриженные  родного  братишки  волосы - Он  там, в  кабине. Так, Дэни?

- Да, сестренка - произнес  Дэниел - Он, там. Но, мы  туда, сама  видишь, не  попали. Завтра  сделаем  то, что  не  сделали  сегодня  сестренка.

  Он  обнял  мою  красавицу  Джейн  своей  правой  загоревшей  рукой. И  прислонил  к  себе.

  Я  стоял  рядом, чуть  в  стороне  и  был  недоволен  его  решением, но  промолчал.  Я  не  хотел, чтобы  вновь  разгорелся дикий  такой  же истеричный  скандал. И  возможно  даже  с  дракой.  Именно  этого  я  не  хотел. Я  не  хотел  скандала  и вражды  между  нами. Но  прекрасно  понимал  всю  ожидаемую  в  скором  времени  опасность  данного  очередного  безумного  подводного  задуманного  Дэниелом  предприятия. Я  вообще  рассчитывал  на  дикий  безудержный  снова  секс  и  такую  же  любовь  этой  ночью  с  моей  красавицей  и  любовницей  Джейн  Морган, а  тут  вот  так   и  вот  так  вновь. Почти  без  разрядки  и  отдыха.  На  такую  опасную  вновь  глубину  и  вдвоем. Скажу  честно, я попал  между  двух  огней  сейчас.  Я  не знал, что  делать  в  такую  минуту. Я  не  хотел, подводить  свою  любимую  девочку  Джейн, и  не  хотел  предавать  друга  Дэниела. Мало  того, эти  морские  гангстеры  мистера  Джексона  за  теми  островами  ждали  своего  намеченного  часа  и  могли  напасть  на  нас  в  любое  время. Дэниел  сказал, что  видел  их  там,  в  бинокль  двухмачтовую  яхту. Она  тоже  стоит  там, в  островной  бухте, прикрытая  со  всех  сторон  от   океанских  волн. Он  видел  сами  мелькавшие  над  низкими  черными  скалами  мачты  той  яхты, в  проливе  между  островами, когда  та  входила  в  глубокую  там  бухту. И  их  там  естественно  было  больше, чем  нас. И  вооружены  они  были  не  хуже  нашего  Дэинела.

  Я  просто  не знал  что  делать. И  я  согласился  на  то, что  задумал  Дэниел.

  Дэниел  надел  на  глаза  темные  солнечные  очки, и  смотрел  на  меня, будто  ожидая, что  я  сдам  его  сестре, как  непослушного  проказного  и  шкодного  двадцатисемилетнего  мальчишку.

  Я  смотрел  на  него, тоже, надев  темные  очки, и  накинув  цветную  из  гардероба  Дэниела  подаренную  мне  рубашку   и  надев  свои  моряка  видавшие  виды  штаны.

  Одежда  была  горячей  от  солнца, после  того  как  мы  раздевшись  ее  здесь оставили  перед  погружением. Дэниел  и  не  торопился  одеваться. И  Джейн прижалась  к  нему  к  его  голому  родного  брата  горячему  телу. К  его  груди  как  любящая  брата  сестренка.

  Джейн  действительно  в  основном, общаясь  постоянно  лишь  со  мной, и  мало  обращала  последнее  время  на  родного  брата. Она  сильно  увлеклась  русским  моряком  и  своей  ко  мне  любовью. Нужно  было  уделить  время  и  родному  брату.

  Она  прислонила  голову  к  его  плечу  и  молчала. Молчал  и  он, глядя  на  меня, из-под  черных  солнечных  очков  своими, как  и  у  нее, черными  глазами.

  Я  встал  рядом  с  ними  у  борта. И  взялся  руками  за  поручни  бортовых  лееров  ограждения. Я  уставился  на  красный  солнечный  закат. И  молчал, отвернувшись. Они, тоже, стояли  сейчас  молча. О  чем  каждый  из  них  сейчас  думал, я  не  знаю. Но, я  думал  о  предстоящем  с  Дэниелом  нежелательном  сегодня  погружении  в  неведении  его  сестренки  Джейн. Мне  не  нравился  такой  обман. Это  было  непростительно  и  преступно.

  Я  не  мог  с  Дэниелом  согласиться. Это  было  неправильно.  

  То, что  он  затеял, было  просто  убийственно  опасно. Это  была  авантюра, но  и все  наше плавание  к  этим  островам  и  поиск  упавшего  с  золотом  самолета,  можно  было  назвать  авантюрой.  Но, я  пошел  у  него  на  поводу. И  сделал  это  зря. Очень  скоро  я  поплачусь  за  это  жизнью  моего  друга   и  практически  ставшего  мне, чуть  ли  не  родным  братом  Дэниела.

  Дэниел  больше  других  чувствовал  опасность. И  он  торопился. Торопился  убраться  отсюда.

  Но, не  мог  уйти, ни  с  чем, осознавая  всю  опасность  даже  больше  нашего.

  Он  считал  своим  долгом  выполнить  то, что  обещал  сам  себе. Он  грезил местью  за  своего  отца. И  он  не  мог  просто  так, уйти  отсюда, после  того, что  нашел  этот  пропавший  самолет. И  вот  так  все  бросив. Даже  из-за  всех  предстоящих  опасностей.

  Дэниел  был  близок  к  своей, теперь  цели. И  он  не  намерен  был, что-то  менять  или  от, чего-то  отказываться.

  Он  потерял  смертельный  страх, но  взамен  его  приобрел  такое  же  смертельное  отчаяние. Которое  его  и  вело  к  стремительной   необратимой  теперь  гибели.

 

                                 Смерть  Дэниела

 

  Золото  положили  в  трюмный  отсек, где  лежало  наше  водолазное оборудование. Я, взяв  его  у  моей  Джейн, из  рук, и  повертев, небольшой полуторакилограммовый  блестящий  желтый  слиток. Просто, бросил  там  в  какой-то  пустой  стоящий  на  полу  ящик. Даже  н е запомнил  какой.

  А  Дэниел, даже  не  обратил  на  золото  своего  внимание. Ему  важны  были  бортовые  самописцы  разбившегося  самолета.

- «Чертово  золото» - тогда  помню, подумал  я - «Сколько, из-за  тебя  несчастий». Целый  самолет  с  людьми  погиб, из-за  этих  десяти  тонн  золота. И  я  уже  не  сомневался  сам, как  и  моя  Джейн. И  сам  Дэниел  в  том, что  катастрофа  была  спровоцирована. Не  было  только  доказательств. Они  были  в  тех  черных  ящиках  ВOEING 747. Там, куда  мы  снова  с  Дэниелом  отправились, подготовив, снова  свое  подводное  оборудование. Взяв, запасные  баллоны. Мы  их  подвесили  на  веревочном  проводном  фале  нашей  исследовательской  глубоководной  аппаратуры. И  с  кормы, снова  с  грузом  опустили  прямо  на  дно. Рядом  с  опущенной  той  с  борта  на  малой  лебедке  нейлоновой  мелкоячеистой  сетью.  \ Опустили, вниз  нижнего  плато. Там  же, где  до  этого  по  этим  очень  прочным же  веревкам  и  проводам, страхуя  себя, подымались.

  Мы  их  опустили  рядом  с  каменным  проломом. И  так  и  оставили  лежать  на  дне. Мы  их  хотели  перенести  ближе  к  самолету. Но, оставили  на  том  месте. И  не  потащили  с  собой. И  это  было  правильным  решением. Эти  баллоны  спасут  мне  жизнь  в  скором  времени.

  Было  уже  часов  пять  пятнадцать  на  наших  корабельных  часах  «Арабеллы».

  Джейн  осталась  готовить  ужин. И  не  выходила  вообще  на  палубу. Запах  доносящийся  вкусными  ароматами  готовящейся  на  камбузе  пищи  привлек  кричащих  над  нашей  головой  морских  чаек  и  альбатросов. Те, стали  даже  садиться, обнаглев, везде, где  только  было  возможно  по  всей  нашей  яхте. И даже  на  леерные  ее  борта  и  ограждения. Некоторые  из  них  уже  сидели  на  нейлоновых, почти  горизонтально  натянутых  тросах  «Арабеллы»  и  парусах  в  брезентовых  парусных  чехлах. И  качались, перекрикивая  друг  друга  на  легком, но  сильном  ветерке  с  океана.

  Мы  все  же  подзадержались  на  «Арабелле». Часов  до  шести. Пока, я, снова  закачал, проверив  всю  полную  новую  закачку  кислородно-гелиевой  смеси  в  двадцатичетырехлитровых  увеличенного  объема  баллонах. В  это  плавание  Дэниел  решил  взять  увеличенный  объем  для   работы  и  дыхания  под  водой  и  на  приличной   и  опасной  глубине.

  Я  зарядил  баллоны  и  отключил  компрессоры.

  Потом, закачал  еще, и  вытащил  все  необходимые  акваланги  из  технического водолазного  трюма  яхты, и  поставил  у  самого  борта.

  Да, еще  взяли  мы  двое  в  запас, баллонов, литров  на  восемнадцать. И  они   были  спущены  уже  самим  Дэниелом  вниз  под  воду, туда, на  второе  дно  обширного  подводного  плато  у  стены  каменного  пролома. Это  для  подстраховки, на  случай  нехватки. Если  получиться  задержатся  дольше  прежнего  и  не  хватит  совсем  на  подъем  к  яхте. Не  так  как  до  этого, что  пришлось  практически  не  дышать, хотя  декомпрессия  прошла  более, чем  успешно.

  Пока  Джейн  была  там  внизу, и  суетилась  с кухней, мы  быстро  оделись, поправляя  друг  другу  подводные  из  толстой  прорезиненной  ткани гидрокостюмы.

  Дэниел  решил  сегодня  сбежать  от  присмотра  своей  сестренки. Он, даже  одел, другой  свой  гидрокостюм. Не  как  обычно  черный, с  желтыми  вставками  на  руках  и  ногах, а  комбинированный  двухцветный  с  синими  светлыми  полосами  по  прорезиненной  ткани  всего  акваланга.

   Было  уже  половина  седьмого. И  начался  солнечный  тропический  закат.

   Я  сам  не  знаю, что  меня  подтолкнуло  на  этот  поступок. Но, я  все  же, пошел  на  это. Пошел  с  ним  на  незапланированное  очередное  рискованное  вечернее  глубоководное  погружение. Было  уже, почти  восемь, когда  все  было  готово. Но, еще  было  светло  и  жарило  тропическое  солнце.

Дэниелу  нужен  был  там  помощник. И  пока, Джейн, не  зная  о  нашем  заговоре, готовила  на  кухне  в  камбузе,  не  подозревая  о  том, что  мы  уже  сделали  ноги  с  яхты. И, проверив  все  свое  оборудование, уже  нырнули  за  борт  яхты.

  Перед  нырянием, Дэниел  еще  раз  проверил  опущенную  в  натяжении  цепь и  якорь  «Арабеллы». И  сбросил  второй, для  надежности, потому  как  «Арабеллу»  крутило, медленно  вокруг  своей  оси  на  спущенной  длинной  цепи  этом  одном  якоре. И  все-таки, могло  сорвать  с  места. Унести, куда-нибудь, вместе  с  ничего не  подозревающей  сестренкой  Джейн. Он  решил  сбросить  еще  один, чтобы  закрепить  на  одном  месте  нашу  круизную  большую  белоснежную  яхту.

  Да  и  для  нас, если  вернемся, при  всплытии  чтобы  не  оказаться  в  опасной ситуации  при  подъеме. Ни  лодки  тебе, ни  яхты.

  Мы, тогда, все  же  несколько  опрометчиво  ныряли, оставив, вот  так  на  одном  якоре  нашу «Арабеллу». Дэниел, тогда  сам  признался, когда, снова  ступили  на  ее  из  красного  дерева  полированную, и  горячую  от  яркого  палящего  солнца  палубу, в  том, что  не  подумал  об  этом. И, теперь, не  допустит  этой  оплошности. Он  сказал, что  если  надо  будет, то  и  кормовой  якорь, сбросит  за  борт, для  полной  страховки  судна  на  одном  месте. Он  так  и  сделал, перед  тем, как  отчалить  нам, в  тихую  под  воду. Проводной  длинный  на  лебедке  кабель  и  сеть  на  дне  мы  даже  не  доставали. Все  это  было  под  водой, там  же, где  и  якоря. На  нижнем  втором  подводном  плато.

  Сейчас  Джейн  осталась  одна  на  яхте. И, можно  рассчитывать  на  нее. Она умеет  водить  наш  круизный  корабль. И  если  что, то  и  поставить  его  на  место, сможет  на  моторах. Благо  они  в  полной  теперь  исправности. Опасно  то, что Джейн  не  знает  о  нашей  секретной  от  не  вылазке. И  даже  не  подозревает  об  этом.

- Так, что  на  мою  сестренку  Джейн  здесь, можно, тоже  рассчитывать – сказал, на  последок  Дэниел - Она  умеет  многое, здесь  не  хуже  моего.

- Но  Джейн  не  знает, что  делам  сейчас  мы - я  произнес  ему, надевая  маску  на  лицо. Она  не  одобрит  все  это, если  живыми  вернемся.

- Пусть  не  знает. Так  ей  спокойней  будет  - произнес  Дэни, и  нырнул  в  воду. А  я  за  ним  следом.

  Убедившись  в  надежности  стоянки  нашей  «Арабеллы», и  ее  трех  сброшенных  якорях, мы  поплыли  назад  к  обломкам  ВOEING 747.

  Плавно  погружаясь, мы  вдвоем  уходили  в  глубину  второго  плато, минуя первое, где-то  уже  за  своей  спиной. Мы, прикрепили  к  одному  из  якорей  длинную  разматывающуюся  от  лебедки  длинную  веревку. На  большой  крутящейся  бобине. Для  того, чтобы  вернуться  если, что  по  ней, держась  назад  и  не  потеряться  в  полной  водной  ночной  темноте. Но  Дэниел  на  такое  вообще  не  рассчитывал, как  и  я. Это  был  огромный  маток  тонкой  нейлоновой  очень  прочной  туго  сплетенной  веревки. Троса  от  оснастки  яхты. Метров  больше  тысячи. Так, что  нам  с  лихвой  хватало  ее  почти  до  самых  обломков  самолета. И  она  тоже  спасла  мне  жизнь. Прикрепленная  к  моему  свинцовому  поясу  и  со стороны  спины, она  быстро  разматывалась  вослед  за  мной.

  Я  разматывал  ее, постепенно  протягивая  по  самому  дну  как  путеводную  нить  Ариадны.  Она  тоже  была  соломинкой  для  нашего  спасение.

 

                                              ***

  Мы  очень  быстро  прошли  весь  участок, как  и  раньше  над  самым  дном второго  нижнего  плато. Вниз, от  натянутых  струной, якорных  цепей  нашей  «Арабеллы». От  опущенных  длинных  на  глубину  свыше  ста  метров, кабелей  проводов, на  малой  лебедке  до  самого  дна  мелкоячеистых  в  виде  кошеля  сетей.

  От  опущенного  нашего  проводного  эхолота  и  сонара  фала, до  первых, разбросанных  по  песчаному  дну  обломков  борта  ВА  556. Прошли, уже  не отвлекаясь  ни  на  что, постепенно  набирая, снова  глубину  и  под  сильным подводным  течением, буквально  летели  над  песчаным  дном, и  мелкими обломками, и  вещами  пассажиров  вросших  в  горгонариевые  кораллы.

Снова, мимо  перевернутого  вверх  колесами  и  вросшего  в  кораллы, того велосипеда, разматывая  в  своих  руках  большой  маток  нейлоновой  веревки. Мы  проплывали  опять  мимо  сумок  и  чемоданов, набитых  до  отказа  вещами  погибших. Мимо  лежащего   большого  правого  крыла  с  двигателями  лайнера   и  огромного  обломка  с  выбитыми  иллюминаторами   пассажирского  среднего   отсека  второго  класса. Валяющихся  на  дне  пассажирских  кресел. Как  и  раньше, слегка  работая, лишь  ластами  акваланга, мы, используя  подводное  течение, приближались  к  своей  цели. К  носовой  части  корпуса  погибшего  самолета, на  краю  самом  глубоководного  обрыва.

  Я  даже  не  смотрел  на  глубиномер. Мне  и  так  глубина  была  уже  известна. О  ней  говорила  сама  вода, что  сдавливала  мой  из  толстой  резины  гидрокостюм.

  Дэниел  держал  в  руках  фонарик. День  на  удивление  долго  держался  и  не хотел  уходить. Но  уже  начало  темнятся. Там   над  островами   наверху  зашло  солнце. И  летний  тропический  вечер, наступал  даже  здесь  глубоко  под  водой.

  Надвигалась  темнота. И  некогда  было  отвлекаться  на  все, что  было  вокруг  и  под  нами. Наша  цель  голова  рухнувшей  с  неба  воздушной  большой  машины. Командирская  рубка. И  в  ней  аварийные  ящики  самописцы. Нам  нужно  было  успеть  до  полной  наступающей  ночной  в  океанских  глубинах  темноты, проникнуть, внутрь  рубки  пилотов  Боинга. Нам  нужно  было, взломать  там  входную  дверь. И, проникнув  туда, вытащить  самописцы  из  особых  контейнеров  электронного  оборудования  самолета. Затем, успеть  их, хотя  бы  дотащить  до  хвостовой  оторванной  части  разбившегося  лайнера. Мы  решили  так  и  сделать.

   Наступала  ночь, и  можно  было, вообще  заблудиться  здесь  на  глубине. Даже  с  этой  нейлоновой  и  уже  закончившейся  в  наших  руках  веревкой. Закрепленной  этим  концом  к  одному  из   рулей  высоты.

  Пришлось, принять  такое  Дэниелу  решение. Оставить  их  до  утра   под  одной  из  хвостовых обросших  водорослями  и  кораллами  рулевых  плоскостей  разбившегося  самолета. А, утром  на  восходе, снова  спуститься  и  забрать, уже  дотащив  до  той  нейлоновой  опущенной  за  борт  с  «Арабеллы»  сети. И  тут  же  сниматься  с  якорей  и  уходить  как  можно  быстрее  с  этого  места  в  сам  Тихий  океан. Пока  на  черной  той  гангстерской  яхте  не  доперли  о  случившемся.

  Но  главное, это  суметь  взломать  ту  дверь  в  командирскую  пилотную  рубку  погибшего  лайнера. 

  Для  этого  я  в  руках  тащил  впереди  себя  большую  монтировку. А,  Дэниел  нес  еще  кроме  фонарика, большую  кувалду. Дэниел  взял  еще  с  собой  большой  подводный  широкий  и  длинный  нож. Он  его  прицепил  к  правой  ноге.

  Я, тоже, хотел  взять  еще  один  нож, но Дэниел  сказал, что  и  одного  хватит, а  зря. Да, я  и  сам  жалел  уже, что  не  взял  нож, плывя  следом  за  Дэни. Как  бы  он  мне, тогда  там  впоследствии  пригодился.

  Мы  проплыли  мимо  хвостовой  части  самолета  с  облупленной  трехцветной  краской  на  останках  фюзеляжа   борта  ВА 556. И  поплыли  дальше.

  Не  всегда  на  такой  глубине  бывает  так  светло  даже  вечером. Меня  это приводило  в  удивление. Обычно  на  ста  метрах  уже  хороший, почти  непроглядный  сумрак. А  тут  светло  почти  как  днем. Лишь  вот  сейчас, к  вечеру, вода  стала  темной  и  еще  более  тяжелой.   

  Нас  постоянно  сносило, как  и  раньше  в  сторону  сильным  течением. И  снова, приходилось  выравнивать  свой, как  и  раньше  маршрут. Нас  опять  тащило  в  сторону  океана. Чем  ближе  мы  были  к  головной  части  погибшего  самолета, тем поток  подводного  течения  был  сильнее.  Возможно, это  было  связано  с приливами  и  отливами  в  островной  зоне  и  между  островными  подводными рифовыми  лагунами  и  проливами.  Я  только  сейчас  стал  допирать  откуда  такое  течение. Оно  к  тому  же  еще  усилилось  к  вечеру.  Приходилось  брать  все  левее  и левее, придерживаясь  самого  дна. Я  стал  сомневаться, что  мы  назад  вряд  ли вот  так  запросто  отсюда  выгребем. Как  бы, не  пришлось, всплывать  в  темноте  на  поверхность. И  уже  вплавь  добираться  до  своей  «Арабеллы», бросив  тут  свои  отработанные  до  нуля  кислородные  баллоны  и  свои  свинцовые противовесы  пояса. Используя  только  ласты  и  маски.

  В  наступающей  темноте  в  воде, чуть  не  налетели  на  две  лимонные  акулы, лицом  к  лицу, пропустив  их  мимо  себя, нырнув   вниз  и  чуть  ли  не  лицом  в  сам  донный  песок  и  камни. Они  с  приклеившимися  их  вечными  попутчиками  рыбами  прилипалами, проплыли  спокойно, мимо  нас. И  исчезли  в  темной  синеве  воды.

  Тоже, наверное, здесь  нередкие  гости  со  стороны  океана.

  Дэниел  устремился  вперед  к  месту, где  лежала  оставленная  нами  в  прошлый  раз  часть  носового  отсека  ВOEING 747. Туда, к  почти, самому краю  трехкилометровой  отвесной  в  океан  пропасти. Мы  должны  были  успеть  сделать, то, что  не  доделали  в  прошлый  раз. Мы  спешили, время  было  уже  в  обрез. И  не  очень  обращали  внимание  по  сторонам. Мы  не  заметили, что  за  нами  уже  следили. Что  мы  были  здесь  в  этот  раз  не  одни.

 

                                            ***

  Они  следили  за  нами. Следили, как  только  мы  приплыли  на  место  крушения  ВOEING 747. Они  были  уже  здесь  и  следили  за  нами. Эти  с  той  черной  яхты. Их  было  восемь  человек. Хорошо  экипированных  и  вооруженных  подводным  оружием  аквалангистов. В  черных  и  синих гидрокостюмах. Они  приплыли  с  той  черной  яхты, после  того  как  мы  все  втроем  вернулись  на  «Арабеллу». Они  приплыли  за  своим  золотом, что  видимо  забрать  его, но  не  ожидали, вновь  увидеть  здесь  нас.

  Они, спрятавшись  в  синеве  воды  нижнего  плато, среди  кораллов  горгонарий  и  скал, торчащих  из  белого  кораллового  песка, были  практически  невидимы  на  удаленном  расстоянии. Но, я  уже  чувствовал  опасность. Как? Сам  не  понимаю, но, чувствовал  и  крутил  головой  по  сторонам. Я  боялся  за  себя  и  за  Дэни, который  рвался  веред, не  смотря  на  реальную  для  нас  обоих   опасность.

  Мы  могли  нарваться  на  кого  угодно  еще, кроме  этих  лимонных  акул, в  этих  сгущающихся  подводных  сумерках  стремительно  надвигающегося  вечера. Да, запросто. И  именно  в  обломках  самолета, к  голове, которого  мы  с  Дэниелом  уже  подплыли. К  лежащей  на  песке, и  камнях  над  самым  обрывом  бездонной  пропасти  передней  части  борта  ВА 556.

  Я  посмотрел  на  свои  подводные, на  левой  руке  часы. Было  уже  восемь  вечера. Краски  подводного  вечернего  мира, быстро  сгущались. И  мы  здесь  были  не  одни.

  Дэниел  быстро  поднялся  к  той  железной  двери, которая  оказалась  первой обычной  дверью  рухнувшего  в  океан  пассажирского  рейсового  самолета. За  ней  как  потом, оказалось, была  еще  одна, в  промежутке  между  кабиной  пилотов  и выходом  в  салон  стюардов. Та  вторая  дверь  была  тяжеленной  и  весила, наверное, пол  тонны. И, кроме, того  проржавев  с  краев  на  ребре  в соприкосновении  с  косяками  самого  прохода, по  этим  самым  краям  стала острой  с  зазубринами, похожими  на  ржавые  зубы  пилы.

  Мы  с  Дэниелом  быстро  взломали  первую  дверь. Просто, выворотив  ее монтировкой. Она  со  скрежетом, подымая  вверх  и  в  стороны  серым  облаком  потревоженный  белый  ил, рухнула  оторванная  с  петель  вниз  на  пол  между креслами. Поднятый  ил  распространился  по  всему  отсеку. И, какое-то  время было  ничего  из-за  него  вообще  не  видно.

  Я, то  и  дело  посматривал  на  свои  подводные  часы  и  сверял  время.

  И  вдруг, вспомнил  о  золоте, там  внизу  под  нами. В  утробе  покореженного  и  изорванного  о  скользкие  покрытые  кораллами  и  водорослями  камни  грузового  отсека. Там, среди  искореженного  металла  и  искореженных, и  вывернутых  переборок  под  полом  двух  отсеков. Отсека  мертвых  скелетов  стюардов  и  салона  первого  класса, лежала  гора  слитков  из  золота. Там  внизу, что  обнаружила  Джейн.

  Когда  мы  увидели  еще  одну  более  мощную  уже  ржавую  дверь  я  вдруг, совершенно  машинально  подумал  - «Океан  так  просто  ничего  не  отдает. Он  требует  что-то  и  себе  взамен. Все  это  добром  не  закончиться» - и, вскоре, оказался  прав.

  Я, вообще, не  знаю, зачем  была  эта  дверь. В  этом  небольшом  промежутке между  отсеком  стюардов  и  отсеком  самих  летчиков. Может  для  защиты  от возможного  нападения  террористов. Не  знаю, но  она  открылась  нам.

  Дэни  стал  колотить  кувалдой  по  ржавым  петлям  двери, и  она  вскоре поддалась  ему. Дверь  открылась, чуть  отойдя  в  сторону, но  держалась  на мощных  петлях  на  собственном  весу. За  ней  сразу  была  сама  кабина.

  Вероятно, эту  дверь, вообще  в  полете  летчики  не  запирали, а  только  ту внешнюю. Но, в  этот  раз  эта  дверь  была  заперта  изнутри  пилотами. Это говорило  о  катастрофе. Они  ее  заперли, чтобы  перекрыть  доступ  в  кабину пилотов  забортной  воды  при  посадке, но  вышло  все  совсем  по-другому.

  Дэниел  проник  внутрь  кабины  пилотов. И  исчез  за  перекошенной  тяжеленной  и  опасной  своими  острыми  краями  и  углами, изъеденными  уже  порядком  ржавчиной  той  дверью.

  Я, тоже, протиснулся  внутрь  двери. И, тоже, проник  в  отсек  управления самолетом.

  Всюду  царила  смерть. Здесь  она  была  тоже. Смерть  от  удара  об  воду. Кресла пилотов, буквально  сорвало  с  основания  опор. И  наклонило  назад  и, почти  к  самому  полу. кабина  и сам  нос  врезались  на  огромной  скорости  в  воду  и  выбило  все  окна  иллюминаторы  летчиков.  Вода   просто  смела  все  тут внутри своей  огромной  массой  и  убила  тут  всех  одним, видимо  своим  многотонным  ударом.

  Все  говорило  о  гидравлическом  лобовом  компрессионном  ударе, о  воду, ударе, всей  массой  самолета. Все  кто  мог  здесь  находиться, просто  был  убит  самой  водой.

  Сразу  возле  правой  стены  этой  кабины, прямо  на  полу  лежали  два  скелета  в  практически  полностью  истлевшей  изъеденной  морскими  животными  и  микроорганизмами  одежде. Прямо  у  меня  под  ногами, они  лежали, сцепившись  друг  с  другом, намертво, видимо  это  все, что  успели  они  сделать  в  последний  момент. Возможно, это  был  стюард  и  стюардесса.

  Вошедшие  сюда  перед  падением  Боинга  в  океан. Вошли  и  не  успели выскочить  назад  в  свои  кресла. Или  были  здесь, просто  до  самого  падения самолета  в  воду. Далее, на  самих  креслах  были, тоже  скелеты, почти  в таком  же  виде, как  и  эти  двое. Штурман  и  оба  пилота  в  главных  креслах  этой  пилотской рубки.

  У  самой  панели  управления  и  разбитых  в  дребезги  проржавевших  приборов.  В  руках  первого  скелета  был  оторванный  штурвал  Боинга. Похоже, он  вцепился  мертвой  в  него  судорожной  хваткой  своих  пальцев, и  так  и  погиб  под  ударом  воды.

  Судя  по  тому, что  я  и  Дэниел  здесь  видели, сила  удара  была  чудовищной. И  все  погибли, почти  мгновенно.

  Дэниел  был  рядом  с  креслом  своего  отца. Он  смотрел  на  лежащий  в поваленном, почти  до  пола, как  и  его  сосед, кресле  скелет  летчика. В  облезшей  и  истлевшей  почти  начисто  с  погонами  командира  воздушного  большого  корабля  одежде. Это  он  держал  оторванный  самолетный  штурвал  в  костяшках  своих  рук. Глаза  Дэниела  было  видно  и  через  его  маску. Те  были  в  слезах, и Дэни  не  шевелился, глядя  на  своего  мертвого  отца.

  Я  подплыл  к  нему  и  взял  Дэниела  за  руку, сочувствуя  ему. Он  нашел  своего  то, к  чему стремился  и  искал  столько  времени. Ради  чего  сейчас  рисковал  своей  молодой  латиноамериканца  парня  жизнью.

  Дэниел  опустил  руку  на  голову  скелета. И  присел  возле  отца  на  колени.  

  Он  наклонил  свою  голову  и   прислонил  ее к  костяшкам  истлевших  в  соленой  воде  ног, даже  не  заметив, что те  просто  рассыпались  в  серый  прах. Он  так  сидел  недвижимый, вероятно  плача. Было  видно, как  он, даже  дергался  и  дрожал, глубоко  дыша  и  навзрыд, расходуя  свой  запас  сжиженной  для  дыхания  смеси. Из  его шлангов  и  фильтров  учащенно  вырывались  пузыри  отработанного  в  воду  углекислого  газа.

  Я  обнял  друга. Он  повернул  ко  мне  голову. И, я  показал, чтобы  он  успокоился. И  не  расходовал  свой  жизненный  воздушный  запас  на  такой  глубине. Нам  надо  было  заняться  еще  делом.

  Он  покачал  головой, что  все  в  порядке. Подняв  большой на правой руке  палец  вверх. И  поднялся  на  ноги. И  мы  стали  искать  аварийные  самописцы  самолета.

  Видимо  Дэниел  уже  подготовил  морально  себя  к  такому  и  не  паниковал  от  горя. Но  все  же  с  него  вышибло  горькую  слезу. И  я  его  понимал  как  никто. особенно  от  того, что  здесь  произошло  и  мы  увидели  своими  глазами.

  Дэниел  стал  искать  черные  аварийные  ящики. Они  должны  были  быть, где-то  здесь. Рядом  со  штурманом, точнее  тем, что  от  человека  осталось, вмонтированные  в  боковой  штурманский  аварийный  специальный  блок  BOEING 747. Этакий  стальной  несгораемый  высокопрочный  сейф. В  виде  двух шаров  больших  красного  цвета  автоматических  самописцев. Один  вел  запись  самого  полета  и  записывал  все  команды  и  пилотов. Другой, работу  всех рабочих  систем  самолета  и  его  координаты  полета  вплоть  до  самой  катастрофы.

  Потребовались, снова  кувалда  и  монтировка. И  мы  сумели  вскрыть довольно  быстро  этот  блок, подняв  здесь, тоже  густую  непроглядную  пыль  из  песчаного  белого  ила.

   Самописцы  были  здесь, рассованные  на  некоторое  расстояние  друг  от друга, и  отгороженные  простенком  из  металла.

  Мы  вынули  их. И  Дэниел  отдал  один  из  них  мне  в  руки. Я, схватив  его  своими  пальцами  обеих  рук, потащил  этот, довольно  крупный  круглый  красный  предмет, и, довольно  тяжелый  шарик  к  выходу  из  кабины  пилотов  Боинга.

  Я  вынырнул  за  большую  эту  тяжелую  ржавую  бронированную  дверь. И  протащил  этот  красный  шар  в  своих  руках, который  тянул  упорно  к  низу.

  Я  пошел  с  ним, вниз  протащив  его  по  разгромленному  падением  рабочему  отсеку  со  скелетами  в  креслах  стюардов  и  стюардесс. Опустился  сквозь проломы  перегородок  и  полов  первого  пассажирского  отсека  первого класса  до  самого  дна. И  покореженного  при  падении  на  скользких  наклонных  камнях  трюма.

  Здесь  везде  лежало  золото. Оно  сверкало  желтизной  под  тонким  слоем донного  белого  ила.

  Золото, из-за  которого  и  погиб  самолет. Кровавое  золото. И  проклятое  золото. Золото  мистера  Джексона. Сколько  его  было  тут, кто  его  знает? Может  и  действительно  тонн  десять. Часть  была  рассыпана  по  днищу  трюма. Из  разбитых  ящиков, слитки  рассыпались  по  всему  полу. И  были  здесь  повсюду. Один  такой  слиток  был  у  моей  Джейн  в  ее  теперь  каюте.

  И  вот, теперь  надо  было  доставить  туда  еще  и  эти  вот  самописцы  шарики  красного  цвета. Причем  в  одиночку.

  Я  плыл, буквально, надсадив  живот, гребя  своими  ластами  в  темнеющей  от  наступающего  наверху  вечера  воде. На  стометровой  с  лишним  глубине. Под  сильным  давлением  воды  с  трудом  дыша, и  излишне  расходуя  свою  смесь.

  Я  тащил  первый  это  шар, буквально  по  самому  дну, время  от  времени  отдыхая. Освещая  фонариком  себе  дорогу  среди  обломков  самолета  и  каменистое  с  песком  дно. Заросли  горгонариевых  кораллов   и  водорослей.

  Было  уже  плохо  видно. На  такой  глубине, да  еще  в  наступающей  вечерней  темноте. Было  уже  на  часах  семь. Оставалось  времени  минут  на  тридцать, включая  возвращение  и  сам  подъем. Оставалось  еще  уповать  на  запасные, спущенные  под  днищем  яхты  на  дне  восемнадцатилитровые  баллоны.

  Я  еле-еле, нашел  в  темноте   чернеющей   воды  хвост  самолета. И  положил  этот  самописец  под  нависающее  хвостовое  крыло. Стабилизатор  горизонтального  управления. Именно  там  где  мы  привязали  длинную  нейлоновую   почти  в  километр  веревку.

  Я, буквально, затолкал  самописец  под  него  в  углубление  между  камнями  и  кораллами.

  Убедившись, что  все  нормально, я  поспешил  обратно. Время  поджимало, и  надо  было  уже  спешить  нам  обоим. Я, снова, вернулся  к  рубке  самолета.

  Меня  сильно  уставшего, упорно  сносило  течением, но  я  смог, снова, проникнуть  в  верхний  отсек  стюардов  стюардесс  и  подплыл  к  двери  пилотной кабины  Боинга. Дэниел  вручил  мне  второй  самописец  через  полуоткрытую бронированную  ржавую  ту  дверь  пилотной  кабины. И  я, отдышавшись, потащил  и   второй, туда  же  бортовой  аварийный  черный  ящик  самолета, внутри  большого  красного  с  какими-то  нарисованными  на  корпусе  цифрами  и  буквами  шара. 

  Скажу, это  была  адская  на  самом  деле  работа. Хуже  не  представить. Под водой  тащить  еще  и  второй  бортовой  красный  шар, волоком  уже  по  дну, толкая  перед  собой  и  против  течения. Я  уже  думал, не  вернусь  к  Дэниелу. Подохну, где-нибудь  по  дороге. Думал, конец  и  прощайте  все! Прощай, моя  ненаглядная  красавица  Джейн!

  Это  чертово  сильное  течение  уносило  меня, стоило  только  мне  остановиться. И  я  буквально, держался  за  этот  аварийный  красный  самописец, бороздя  им  по  глубокому  песку  и  камням  на  дне. Цеплялся  руками  за  кораллы, отдыхая  время  от  времени. И  так  еле  доскребся  до  оторванного  лежащего  на  дне  хвоста  самолета.

  Уже  порядком  стемнело. Я  не  мог  разглядеть, теперь  время  на  своих  ручных  подводных  часах. Но, надо  было  возвращаться  к  Дэниелу. И  бросать  все  уходить  отсюда.

  Я  понимал, что  часть  работы  сделана, теперь  надо, снова  уносить  отсюда  ноги. Запасы  смеси  уже  были  невелики, и  оставалось  наверняка, только  вернуться  назад. Да, и  темнота  под  водой  становилась  непроглядной. Я  уже  шел  назад  по  своему  следу, оставленному  на  дне, я  заламывал  некоторые кораллы  руками, чтобы  вернуться  в  темноте  назад, и  обрывал  водоросли. 

  Старался  ориентироваться  по  мелким  самолета  обломкам  и  пассажирским вещам, разбросанным  по  камням  и  песку. Впереди  практически  мало, что  видел. Еще  опасался  встречи  с  каким-нибудь  морским  хищником. Лоб  в  лоб. Как, чуть  не  получилось  у  нас  встреча  с  лимонными  акулами. Да, и  других  здесь, тоже  хватало. Те  же  большие  барракуды. Мы  уже  видели  стаю  серых  рифовых  акул, когда  все  втроем  до  этого  побывали  здесь  и  встретили  их  у  самого  дна  на  своем  подводном  маршруте. Мало  ли  еще  на  кого  можно  было  напороться  на стометровой  с  лишним  глубине. Но, главное  надо  вернуться  назад. Назад  к  моей  Джейн  и  вместе  с  Дэниелом.

- «Ох, и  влетит  же  мне!» - подумал  я - «От  моей  красавицы  Джейн! И  Дэниелу, тоже  за  этот  нежданный  отмороженный  сюрприз!». Я  представлял, что  она  там  сейчас  делает, когда  нас  не  оказалось  на  «Арабелле». Что  с  ней  там  твориться?!

- «Вот  дурак!» - думал  я - «Вот  мы  оба  ненормальные! Понесло  нас  на  ночь, глядя, сюда!». Мы  не  отдавали  себе, теперь  отчета  во  всей  этой  авантюре. И  отчета  в  ожидаемой  опасности.

   Дэниела  гнало  время. Он  боялся  за  себя  и  за  Джейн. И  торопился  с  уходом  отсюда. Но, уходить  пустым  Дэниел  не  собирался. Он  не  для  этого  проделал  такой  длинный  маршрут  в  Тихом  океане.

  Джейн  была, тоже  на  взводе, хотя  и  вида  не подавала. Я  видел, какая  она  была. Особенно  после  нашей  той  кратковременной  скандальной   размолвки. Это  место  давило  на  нее. И  сильно  уже  давило. Впрочем, на  меня  тоже.

  Все  были, все  равно, как  теперь  не  свои, хотя  вроде  бы  и  помирились.

  Еще  эта  черная  гангстерская  яхта  была  где-то  рядом. Надо  было  быстро  уносить  отсюда  ноги. И  чем  скорее, тем  лучше. Это  меня  и  погнало  под  воду  вместе  с  Дэниелом. При  других  обстоятельствах   я  бы  вполне, вероятно  не  пошел  бы  на  это  невероятно  смертельное  и  рисковое   дело. Но, вот  эта  поспешная  гонка  и  решила  нашу  всех  троих  роковую  участь.

 

                                               ***

  Я  вымотался  до  основания. И  еле  смог  уже  подняться  к  пилотной  рубке. И  к  бронированной  приоткрытой  тяжелой  двери  кабины  Боинга.

  Я  был  у выхода. И  показывал  Дэниелу, через  широкую  щель  прохода, что  пора назад. Он, тоже  это  понимал. И  готов  был  идти  назад. Нам  надо  было доставить, те  чертовы, тяжелые  черные  ящики  до  той  сброшенной  с  веревкой  с борта Арабеллы  сети. И  успеть, еще  подняться  с  глубины, причем  не  спеша. Постепенно  всплывая  к  поверхности.

  Уже  было  достаточно  темно  здесь  на  стопятидесятиметровой  глубине. И Дэниел  включил  фонарик  на  полную  мощность, покрутив  регулятор, и  усилив  его  светимость  под  водой. Видимость  уже  была  практически  нулевая. Мы  друг  друга  в  метре  от  себя  с  трудом  видели.

  Дэниел  полез  через  проход  в  приоткрытой  железной  бронированной  двери, высунув  левую  свою  руку  подавая  мне  фонарик.

  И  случилось  неожиданное, трагическое  жуткое  и  непоправимое.

  Дверь  сорвалась  с  петель. Эта  очень  тяжелая  бронированная, весом  в  добрую  сотню  с лишним  килограмм  дверь, упала  под  углом. И  как  раз  на  руку  в  районе  запястья  правой  руки  Дэниела. Она  острая  проржавевшая  на  краях  узкого  ребра, падая, словно  острым  ножом  отсекла  Дэниелу  в  районе  запястья  руку. Как  острый  нож  гильотины. Я  лишь  увидел  напуганными  своим  глазами,  как  кисть  отлетела  в  сторону  и  упала  плавно  вниз, куда-то  вниз, оставляя длинный  кровавый  за  собой  густой  шлейф. Эта  часть  его  руки, растопырив  в  судороге  пальцы, упала  вниз  через  обломки  полов  верхнего  рубочного  отсека  и  искореженных  переборок. Упала  вниз, мимо  пассажирских  кресел  в  самый  грузовой  отсек  останков  носовой  части  самолета. Я  даже  не  все  сразу  понял, что  и  как  случилось. Но  понял, что  случилось  самое  непоправимое.

  Кровь  ударила  сразу  фонтаном  из  обрезка  запястья, и  Дэниел  отскочил  внутрь  рубки, налетая  на  кресла  летчиков  покойников. От  жуткой  боли  он, чуть  не  выронил  мундштук  со  шлангами  акваланга  изо  рта. Он  схватился  за  обрезанную  в  своем  запястье  вместе  с  резиновой  перчаткой  и  глубиномером  правую  покалеченную  руку. И  закрутился  на  месте, рассеивая  по  кабине  пилотов  свою  из  перерезанных  жил  брызжущую  алую  кровь.

  Я  напуганный  этим  до  ужаса  налетел  на  ту  дверь. И  пытался  сорвать  ее совсем  с  места, чтобы  ворваться  внутрь  самолета. И  помочь, хоть  чем-то Дэниелу. Но, эта  чертова  металлическая  и  толстая  бронированная  дверь, не поддалась  ни  на  дюйм  моим  физическим  усилиям. Она  была  тяжелой. И  ее заклинило. Причем  намертво  в  таком  состоянии, наискось  застряв  в  дверном  проеме, между, верхом  и  оставшейся  погнутой  при  ее  падении  дверной  толстой  петле.

  Я  был  сильным  русским  человеком  и  физически  подтянутым, но  видимо  это  перетаскивание  этих  черных  ящиков  самолета  и  сама  глубина  отняла  все  мои  силы. И  я  не  был  способен  сделать  хоть  что-то.  В  почти  полной  темноте  воды. Я  бился  о  ту  перекошенную  стальную  тяжелую  ржавую  дверь  и  все  бес  толку. Я  дергал  ее  взад  и  вперед, что  только  было  своих  сил, но  все  было бесполезно.

  Я  схватил  кувалду  и  начал  колотить  эту  чертову  покалечившую  Дэниела дверь. Грохот  от  моих  ударов  кувалдой  стоял  не  слабый. И  сотрясал  все вокруг. И  всю  носовую  часть  самолета. С  нее  сыпался, вниз  рассеваясь, белый  песок  и  ржавчина.

  Я  не  видел, что  там  творилось, теперь  за  той  дверью. Думаю, Дэни, пережал, чем-то  обрезанную  истекающую  кровью  руку. Что-то  там  смог  сделать.

  Я  бросил  кувалду  и, подняв  фонарик  Дэниела, выплыл  через  разломленную  и  исковерканную  крышу  верхней  кабины, и, проплыл  к  оконным  рубочным  разбитым  об  воду  иллюминаторам  Боинга. Причем  мне  пришлось  вернуться, прежде, чем  это  сделать. Мне  пришлось  проплыть  назад  через  весь  салон  мертвецов  стюардов  и  стюардесс, сидящих  в  креслах. И  вынырнуть  над  самой  крышей  головной  части  носового  обломка  самолета.

  Я  вынырнул  и  перепуганный, позабыв  про  все  на  свете, ломанулся  на  всем  ходу  работая  ластами  к  кабине  пилотов.

  Там  было  полчище  медуз. Они  привлеченные  текущей  из  руки  Дэниела кровью, буквально  облепили  пилотную  кабину  своей  желеобразной  серой массой. И  там  был  мой  друг  Дэни. Он  вылез  наполовину  из  одного  из разбитых  о  воду  иллюминаторов  самолета. Вылез, высунув  в  маске  голову  и  целую  машущую  мне  левую  руку. Он  был  в  шоке  от  боли. И  тянул  мне  ту  в резиновой  перчатке  свою  руку, раскрытыми  пальцами, прося  помощи.

  Медузы  окутали  всего  Дэниела, торчащего  наполовину  из  кабины  пилотов. Они  сплошной  массой  облепили  его. Их  привлекла  его  текущая  в  воду  кровь  от  отрезанной  правой  руки. Он  задыхался. У  него  уже  кончилась  вся  смесь  в баллонах. И, они  были  уже, почти  пустые  за  его  плечами. И  Дэни  ими  звонко  бился  об  верх  разбитого  окошка  рубки  Боинга.

  Я  пытался  пробиться  к  нему  сквозь  эту  массу  желеобразных  жителей  моря. И  пытался  вытащить  Дэниела  из  оконного  иллюминатора  пилотной  кабины, но  не  мог. Все  было  бесполезно. Дэниел  застрял  намертво.

  Он  бился  баллонами  о  верх  иллюминатора, и  не  мог  выйти  наружу. Эти,  литров  на  двадцать  четыре, уже  почти  пустые  баллоны. Не  давали  возможности, пролезть  в  разбитое  водой  смотровое  лобовой  рубочное  окно  самолета. Оно  было, более  узким  и  не  рассчитанным  на  выход  человека. Но, Дэниелу, пришлось  лезть  сквозь  него. У  него  не  было  выхода. И  мы  были  оба  в  состоянии  безумной  кошмарной  паники  и  ужаса. На  этой  кошмарной  глубине  для  дайвингистов  не  соображали  совершенно, уже  толком, что  делали.

  Дэниел  паниковал  и  делал  то, что  не  должен  был  делать. Изматывал  себя окончательно,  дергаясь, и  застряв  в  том  окошке. Он  просто  был  в  болевом  шоке  и  истекал  собственной  кровью. У  меня  заканчивалась   кислородно-гелиевая  смесь  в  баллонах. Дэниел, потеряв  руку  в  шоке  от  боли, терял  уже  сознание. И  я, бил  пощечинами  по  лицу  Дэни, в  районе  маски, приводя  в  сознание. Не  знаю, зачем, я  так  делал. Я  просто  сам  был  в  таком  ужасе  и  панике, что  не  знал, что  и  делать. Видя, что  Дэниел  гибнет. На  этой  стопятидесятиметровой  глубине  и  в  практически  полной  темноте. 

  Это  была  смертельная  наша  конвульсивная  бессмысленная  и  бесполезная  жертвенная  агония. В  свете  одного  горящего  и  освещающего  все  лежащего  на  кабине  и  крыше  Боинга  ярко  горящего  в  черной  ночной  воде  подводного  фонаря.

  Я  делал  все  сейчас  чтобы  выдернуть  американского  совсем  еще  молодого  двадцатисемилетнего  парня  из  погибшего  самолета. Я  тащил  Дэниела  за  костюм  и  резину  акваланга  через  то  разбитое  покореженное  от  удара  о  воду  узкое  смотровое   самолетное  окошко. За  ремни  тех  баллонов, в  паническом  сам  ужасе, и, не  соображая, что  делаю  в  тот  момент.

  Дэни  был  все  же  еще  в  сознании. Он, смотрел  на  меня  своими  черными  как бездна  океана  глазами. И  этот  взгляд  я  видел  через  стекло  его  маски. Там  уже  не  было  боли  и  паники. Там  не  было  ничего.

  Я  даже  не  могу  описать  этот  его  взгляд, похожий, скорее  на  прощание  со  мной. Я  и  сейчас  вижу  эти  Дэниела  измученные  и  равнодушные  ко  всему  глаза. Глаза  умирающего  молодого  латиноамериканского  парня, которому, я  так  и  не  смог  ничем  помочь. Он  спас  меня  в  океане  и  был  обязан  всем, жизнью, и  даже  любовью  ее  сестренки  красавицы  Джейн, а  я  не мог  ничего  сделать  в ответ.

  Он  быстро  слабел. Учащенно  дышал  через  мундштук  и  шланги  акваланга. Расходовал  последнюю  дыхательную   свою  спасительную  смесь  в  бешеном  количестве.

  Это  был  конец! Конец  всему!

  И  я  это  понимал  как  никто  другой. Я  понимал, если  его  не  вытащу  из  этого  чертового  искореженного  разбитого  о  воду  окна  кабины, то  он  погибнет  здесь  в  таком  вот  состоянии  и  положении.

  Я  тянул  Дэниела, что  есть  силы  через  этот  разбитый  оконный  иллюминатор  рубки  Боинга. Если  бы  это  мне  удалось  тогда, то  Дэниел  был  бы  спасен. Я  так  тогда  думал. Сейчас, думаю, уже  иначе. Но  я  его  даже  мертвого  все  равно, дотащил  бы  до  нашей  яхты. Или  погибли  бы  вместе  на  этом  чертовом  погибельном  подводном  плато, где-нибудь  по  дороге  к  яхте. Или  нас  измученных  борьбой  за  жизнь  и  изможденных  и  обессиленных, но  еще  живых  на  запредельной  для  дайвингистов  глубине, утащило  бы  в  сам  открытый  Тихий  океан, то  кошмарное  сильное, идущее  с  островов  подводное  течение.

  Пока  я  боролся  за  жизнь  Дэниела, я  был  под  постоянным  наблюдением. Здесь  же  недалеко. Наблюдали  те, кто  уже  был  здесь. Они  пришли  за  золотом, и  мы  их  спугнули. Они  не  напали  на  нас  сразу, а  наблюдали  за  нами  со  стороны. И  ждали  нужного  момента. Они  не  дали  бы  и  так  нам  уйти  отсюда  живыми.

  Вероятно, они  приплыли  сюда  следом  за  нами, когда  мы  уплыли  отсюда  назад  на  яхту. И  они  не  рассчитывали  того, что  мы  скоро  вернемся. Они  пришли  за  своим  золотом. Но, мы  им  теперь  мешали. И  ждали  момента  к  нападению.

 

                                              ***

  Чудовищная  боль  не  давала  Дэниелу  покоя. И   усиливала  его  погибельное состояние. Он  уже  не  слышал  меня, и  не  обращал  на  мои  жесты  руками внимания. Он  был  в  состоянии  полного  шока. Он  начал  терять  опять  сознание.  Черные  глаз  зрачки  расширились  и  остекленели. Глаза  Дэни  смотрели  лишь  на меня  и  не  моргали. Видели  ли  они  меня  тогда? Я, ударил  его, уже  с  силой  по  мальчишеской  голове, чтобы  привести  в  чувство. Думая, что  сильный  удар  сделает  свое  дело. И  он  очнулся  на  мгновение. Дэниел  задергался  и  забился  снова  в  своей  погибельной  ловушке.

  Я  показал  ему, чтобы  он  дышал  реже, и  менее  глубоко. Но, было  бесполезно. Он  уже  меня  не  слушал, да  и  не  слышал. И  надо  было, что-то  делать, но, что?!

Обрубленная  правая  Дэниела  рука  кровоточила. И  я  не  видел  ее  из-за  большого  количества  облепивших  нас  медуз. Кровь  была  повсюду  и  вокруг  нас  обоих.

  Эта  чертова  стальная  острая  и  тяжелая  дверь  перекрыла  выход. Это  была  ловушка. Она  отрезала  и  перекрыла  обратный  выход  из  рубки  самолета. И  выход  был  лишь  через  оконный  иллюминатор.

  Мне удалось  отстегнуть  те  практически  пустые  баллоны  и  снять  с  него  их, оставив  в  кабине  мертвого  Боинга. Но  случилось  уже  следующее.

  Дэниел  застрял  в  окне  свинцовым  противовесом  поясом, зацепившись  там  за  что-то. Я  не  видел  за  что. Я  давай  растягивать  и  этот  пояс. И  тут  случилось  самое  худшее. Самолет  поехал.

  Он  покатился  по  склону  вниз  по  камням  к  самой  пропасти. Вниз  медленно, но  верно  сползая  в  океанскую  трехкилометровую  бездну. Эта  носовая  часть  самолета, со  всеми  скелетами  стюардов, стюардесс  и  скелетами  мертвых  пилотов, лежала  на  крутом  скальном  склоне. И  держалась, как  оказывается, здесь  на  честном  слове.

  Возможно, эта  падающая  бронированная  с  острыми  зазубренными  в  ржавчине  краями  дополнительная  дверь, отрубив  руку  Дэниелу  в  кабине  самолета  одним  ударом  как  гильотина, вероятно, встряхнула  этот  самолетный  головной  обломок. И  он  поехал  по  камням, вниз  к  трехкилометровой  пропасти. А  возможно, и  мои  удары  кувалды, привели  ее  в  это  роковое  ведущее  к  гибели  затяжное  в  черную  водную  пучину  паденье. 

  Носовая  часть  самолета  двигалась  вниз  к  обрыву,  и  ее  остановить  было бесполезным  делом. Она  многотонным  покореженным  огрызком  от  самолета  катилась  медленно  к  пропасти  по  кораллам, донному  илу  и  камням. Оставляя  за  собой  рассыпавшееся  золото, большая  часть  которого  так  и  осталась  внутри  исковерканного  трюма  в  разбитых  деревянных  ящиках.

  Мы  окутанные  сплошной  массой  океанских  медуз, купающихся  в  облаке  крови  Дэниела, теперь  падали  в  трехкилометровую  океанскую  пропасть.

  В  ярком  горящем  свете  фонарика  я  видел  лишь  черные  глаза  умирающего  Дэниела. Глаза  полные  отчаяния  и  безучастности  уже  ко  всему  вокруг. Даже  ко  мне. Он, видел  всю, мою  беспомощность, в  помощи  к  нему. Когда  носовая  часть  самолета  соскользнула  в  бездну. Разгоняя  облепивших  нас  медуз, начала  свое  стремительное  вместе  с  нами  падение  в  эту  кошмарную  головокружительную  погибельную  бездонную  черную  с  беспросветной  вечной  темнотой  пропасть.

  Этот  взгляд  до  сих  пор  в  моей  памяти. Взгляд  обреченного  человека, погибающего  в  обломках  самолета  и  падающего  в  океанскую  бездну. Возможно, он  даже  хотел, чтобы  я  его  убил  в  тот  момент, чтобы  избежать  кошмара  того  падения. Быть  раздавленным  там  самой  водой. Но  я, осознавая  сейчас  свою  беспомощность, не  мог  этого  сделать. Если  б  я  мог  это  сделать! Если  бы  было  чем, возможно, я  бы  сделал  это! Но, я  не  сделал  это  и, лишь  остался  молчаливым  наблюдателем  кошмарной  гибели  своего  лучшего  друга.

  Я  держал, одной  рукой  фонарик, другой  его  за  его  протянутую  мне единственную, теперь  уцелевшую  левую  руку, до  последнего. Сжимая  своими  руки  пальцами  его  пальцы  на  его  целой  протянутой  мне  руке. Падая  вместе  с ним, и  отпустил  его. Отпустил  тогда, когда  уже  не  мог  удерживать  самого  себя от  нарастающего  стремительно  давления. Сама  вода  вырвала  меня  из  рук надвигающейся  смерти. Она  вырвала  меня  из  глубины. Я  даже, плохо  помню  этот  последний  момент, когда  у  меня  помутнело  в  глазах, и  поплыли  красные  круги. И  меня  выбросило  вверх. Это  баллоны, сопротивляясь  падению, тащили  меня  наверх. Гелиевая  смесь  не  давала  мне  уйти  на  дно  вместе  с  Дэниелом. И  этим  носовым  обломком  самолета. Даже, свинцовый  пояс, почему-то  не  смог  удержать  меня  на  глубине.

  Я  помню, как  Дэниел  разжав  свои  пальцы, отпустил  мою  руку. И  я  полетел  быстро  вверх  из  глубины. Баллоны  как  поплавок  вытолкнули  меня  оттуда  из  черной  бездны  океана.

  Последнее, что  я  видел  это  его  ту  уцелевшую  протянутую  ко  мне, левую  руку,  и  раскрытые  ее  в  резиновой  перчатке  пальцы. Руку  Дэниела  застывшую  в  толще  воды  и  в  ней  исчезнувшую  навсегда. Это  отпечаталось  в  моей  памяти  навечно.

  Носовая  часть  самолета  падала  в  пропасть  с  огромной  скоростью, рассыпая  в  толще  воды  из  развороченного  трюма  блестящее  золото, которое  сыпалось  сверкая  слитками  в  океанской  бездне. И, вскоре, я  уже  не  видел, ни  Дэниела, ни  обломка  рубки  самолета, ни  этого  падающего вослед  за  обломком  носа  самолета  золота. Все  поглотила  чернота  бездонной  бездны.

  Из  глубины  раздался  оглушительный  взрыв. Это  взорвались  баллоны Дэниела  в  кабине  пилотов. И  ко  мне  из  глубины  со  скоростью  пули  поднялись  большие  пузыри  сдавленного  воздуха  и  остатков  гелия, из  тех  раздавленных  давлением  двадцатичетырехлитровых  баллонов. Почти  полностью  пустые  уже  без  кислородно-гелиевой  смеси  баллоны  акваланга  взорвались  в  рубке  самолета. Они  должны  были, как  бомба  своим  взрывом, разнести  всю  кабину  Боинга  под  внешним  нарастающим  за  мгновение  чудовищным  многотонным  давлением  воды.

  Я  надеюсь  до  сих  пор, что  именно  это  Дэниела  убило, там, внизу. Пока  носовая  часть  самолета  падала  в  трехкилометровую  бездну  океана  под  склоном островного  того  плато. То, что  я  тогда  видел, до  сих  пор  сотрясает  ужасом меня. Дэниел  упал  вместе  с  тем  обломком  самолета  на  самое  дно  пропасти. И  хорошо, если  он  погиб  от  того  взрыва.

  Я  смотрел  в  черную  пустоту  подо  мной. И  я  плакал. Слезы  лились  у  меня  из  глаз. Но  я  не  мог  их  смахнуть  ничем. Я  был  в  маске. Меня  вытолкнуло  с  почти  трехсотметровой  глубины  вверх. И  я  почему-то  остался  жив.

  Я  завис  над  океанской  бездной  на  глубине  120метров. Выше  даже  края  и  обрыва, с  которого  рухнул  вниз  нос  самолета  BOEING-747. Просто  повисая  за  счет  баллонов   и  еще  не  отработанных  остатков  кислородно-гелиевой  смеси  в  толще  воды. Лишь, слабо  работая  своими    обтянутыми  плотно  толстой   резиной  гидрокостюма  ногами  и  широкими  ластами.

 Я  поднял  голову  вверх, и  увидел их. Они  висели  надо  мной. Эти  те, кто охотился  на  меня  и  Дэниела.

  Они, также  висели  в  толще  воды. И  смотрели  на  меня  через  свои  аквалангов  маски, пуская  пузыри  из  фильтров  стравливая  отработанную  дыхательную  смесь. И  освещая  меня  сильным  светом  мощных  подводных  фонариков. Сосредоточив  сконцентрированный  их  общий  свет  на  мне  под  собой. Они  видели  меня  в  почти, полной  уже  ночной  темноте  воды. И  ждали   меня, когда  я  начну  подъем. Они  понимали, что  у  меня  нет  выбора, как  идти  только  вверх. И  чем  быстрее, тем  лучше. Иначе  смерть.

  А  мне  надо  было  подняться  хотя  бы  метров  на  50-60.

  Они  висели  надо  мной  над  океанской  бездной. И  тоже, видели  падение  рубки  Боинга  в  пропасть. Прекрасно  экипированные. С  подводным  стрелковым  оружием  и  ножами. Они  видели  и  падающее  туда  их  все  золото. Они  не  могли простить  мне  оставшемуся  сейчас  в  живых  такое.

  Они  не  получили  ничего. Мы  с  Дэниелом  все  им  испортили. И  они  бросились  на  меня, решив  теперь, меня  прикончить. Как  очевидца  и  свидетеля. Даже, еще  взбешенные  потерей  многомиллионной  золотой  добычи.

  Их  было  восемь. Восемь  аквалангистов  в  черных  и  синих  гидрокостюмах. Восемь  здоровенных  мужиков, вооруженных  подводными  длинными  широкими  ножами  и  подводными  пружинными  гарпунами  на  акул.

  Я, освещая  себе  дорогу  фонариком  Дэниела, рванулся  вверх. Мне  необходимо  было  выйти  с  этой  глубины. Иначе  конец, пока  еще  была  смесь  в  акваланге. А, они  кинулись  все  и  сверху  на  меня. Все  сколько  их  было.

  Они, освещая  меня  сконцентрированным  светом  своих  высокомощных  больших  фонариков, падали  сверху  как  хищные  акулы   на  свою  добычу  на  меня. Я  же, вопреки, всей  очевидной  опасности  подымался  вверх. Мне  нужно было, во  что  бы  то  ни  стало  сбросить  глубину.

  Они  бы  нагнали  сейчас  меня. Но, сверху  на  них  упала  большая  манта.

  Откуда  она  взялась  здесь  в  этот  момент, я  не  знаю. На  мое  спасение  она вклинилась  между  мной  и  ими. Толи  это  была  случайность, толи  Божья помощь. Но, манта  закрыла  меня  перед  ними, как  мой  Ангел  Хранитель, своим  огромным  крылатым  рогача  и  морского  дьявола  бело-черным  телом.

  Манта  появилась, где-то  наверху  из  почти, полной  темноты. И  решила  сделать  полукруг  через  свою  в  красивом  танце   спину  и  в  свободном  парении   над  океанской  бездной. Размахивая  плавно  своими огромными  треугольными  плавниками, она  попала  как  раз  между  нами. И  рассеяла  преследователей  по сторонам. Пока, они  снова, собрались  вместе, и  продолжили  мое  преследование, я  порядочно  сумел  от  них  оторваться, набирая  высоту  и  сокращая  опасную  для  меня  глубину. 

  Я  от  своего  страха  за  свою  жизнь, усиленно  работая   ногами  и  ластами, оторвался  далеко  от  них, плыл  в  сторону  и  вдоль  обрыва  бездонной  черной  скальной  вертикальной  подводной  пропасти. Вырвавшись  из  сильного  подводного  течения. Стараясь  скрыться  как  можно  скорее  среди  веток  кораллов  и  водорослей.

  Манта  была  моим  случайным  спасителем. Этот  огромный  черный  с  белым  в  пятнах  животом  рогатый  скат. Одинокий  и  быстрый  в  этой  толще  океанской  воды. Он, было, чуть  не  налетел  на  первых  тех  дайвингистов  убийц, идущих  с  гарпуном  на  меня. Чуть  было  не  долбанул  пловцов  подводников  своим  пятьсот  килограммовым  рыбьим  телом. А  я, пытаясь  использовать  в  свою  пользу  все  неровности  обрыва, стараясь  сдерживать  свое  дыхание, которое  выдавало  меня  облаком  из  пузырей  отработанного  кислорода  и  гелия, торопясь  уходил  от  преследователей.

 

                                                 ***

   Мне  пришлось  нырнуть  снова  с  50-60метров  на  100метров  вниз. И  плыть   вдоль  торчащих  ветвистых  красных  горгонариевых  кораллов  и  скальной  отвесной  вертикальной  стены. Здесь  я  был  менее  заметен  противником.  Кислородная  с  гелием  смесь  была  уже  на  исходе. Надо  было  срочно  менять  баллоны. Иначе  каюк. На  ручных  моих  часах  было  одиннадцать. Смешанного  с  гелием  воздуха  в  баллонах  осталось, можно  сказать  на  пару  еще  затяжек. И  я, уже  чувствовал  его  недостаток. И  начал, как  можно  реже  дышать, и  задерживать  дыхание. Вспомнив  свой  армейский   опыт, когда  служил  в  ВМФ  СССР  в  подводном   нашем  доблестном  Советском  Флоте.

  Я  посмотрел  на  наручные  подводные  часы. Время  все  уже, давно  вышло. Но,  в  баллонах  странным  образом  еще, что-то  оставалось. Это  было  просто странное  чудо. Словно  Божье  провидение. Словно  кто-то  не  хотел  моей  гибели  и  берег  меня  в  океане. Как  будто  кто-то  позволял  мне  еще  жить  и  дышать. И  я  еще  умудрялся   как-то, и  чем-то  дышать. Но, я  понимал  прекрасно, что  это  последние  мои  глотки  жизни. И, если  я  не  заменю  баллоны  акваланга, то  мне  конец. Конец  мне, конец  моей  девочке  любимой  Джейн. Моей  красавице  Джейн. Эти  ублюдки  Джексона  ее  убьют. И  я, не  смогу  ее  спасти. Дэниела  я  уже потерял, но  Джейн, я  им  так, просто  не  отдам.

- «Твари!» - клял  себя  за  потерю  Дэниела  я - «Джейн, моя  девочка! Я  не  уберег  твоего  брата  Дэниела! Я  клялся  тебе  в  этом, но  не  уберег, прости! Не  уберег! Прости  меня! Джейн  прости! Моя  крошка  Джейн! -  я  твердил, уходя  от  преследования.

  Преследователи  были, правда, далековато  теперь, но  они  шли  у  меня  на  хвосте  уверенно  и  упорно  в  расчете  все  же  поймать  меня  и  прикончить. Они  преследовали   меня  всей  своей  сворой  в  восемь  человек. Кто  они  были?  Спецы  или  просто  убийцы? Просто  морские  бандиты  или  в  прошлом  ВМФ  США  морские  котики?

- «Врешь  не  возьмешь!» - я  твердил  себе  сам – «Я  русский  моряк  и  в  прошлом  такой  же  военный, как  и  возможно  все  вы. Я  уделаю  вас  всех. Уделаю. Или  я  не  русский  моряк.

  В моей  затуманенной  долгой  погоней  голове, пронеслась  вся  снова  моя  нелегкая  жизнь  и  служба  в  армии. Вспомнились  все  мои  боевые  закадычные  товарищи. Весь  доблестный  морской  Советский  флот. Братья  подводники  и  братья, морские  десантники. 

  Нужно  теперь  было  добраться  до  оставленных  восемнадцатилитровых  спасительных  баллонов  со  смесью  у  веревочных  из  нейлона  проводных  кабелей, спущенного  эхолота  и  сонара  от  видеоаппаратуры  с  нашей  яхты. Но, я  был  в  другой  стороне  от  проложенного  нами  с  Дэниелом  проторенного  маршрута.

  Я  шел  по  краю  пропасти. И  обходил  наше  обширное  песчаное  поле  по  полукругу   края  самого  отвесного  бездонного  обрыва.

  Отвесная  скальная  заросшая  кораллами  и  водорослями  стена  помогала  мне. Я  шел  практически  на  ощупь, ничего  не  видя  впереди  себя, лишь  касаясь  ее  руками, и  цепляясь  своими  за  ее  край  и  кораллы  пальцами. Освещение  фонариком  мало  помогало. Но  старался  держать  одну  глубину  по  самому  ее  краю. Еще  сам  край   этого  обрыва  периодически  высвечивался  более  мощным  ярким  светом  подводных  фонарей, тех  кто, светил  мне  в  спину  и  гнался  за  мной.

  Я  обошел  почти  по  кругу  и  вдоль  той  стены  само  плато  смерти  с  обломками  самолета  и  вынырнул  из  обрыва, возле  вертикальной  стены  первого  яруса, как раз  там, где  второй  ярус  смыкался  с первым  и  обрывался  в  океанскую  бездну. Представляя  собой  общее  целое  все  поросшее  кораллами  всех  видов.  

  Здесь  оказалось  много  морских  ежей, звезд, особенно  голотурий, как  и  на  верхнем  ярусе. Полно  губок  многих  видом, которых  я  на  раз  проплывал  мимо, в  темноте  уходя  от  преследования.

  Я  прижимался, буквально  животом  к  песку  и  самому  дну, где  это  было  возможно, постоянно  ныряя  вниз, теряясь  на  время  и  меняя  курс, виляя  из  стороны, в  сторону, сбивая  своих  преследователей  в  этой  практически  уже  полной  темноте  и  черной  воде. Прячась  в  тени  черной  каменной  скальной  стены.

  Там  впереди   были  оставленные  нами  баллоны  литров  на  восемнадцать  заправленные  под  завязку  дыхательной  смесью. Это  было  мое  спасение. Главное, добраться  до  них. Там  проводной  кабель  фал  и  мелкоячеистая  плетеная  сеть, лежащая  на  самом  дне  на  100метровой  глубине.

  Здесь  не  был  еще  никто. Дикое  не  пройденное  место.

  Мне  показалось, те  преследователи  аквалангисты  потеряли  меня. И  мне  надо  было спешить, пока  меня  опять  не  обнаружили.

   Именно  сейчас,  я   сейчас  уже  думал  о  своем  чудесном  спасении.

- «Если  я  погибну, то  погибнет  и  моя  любимая  Джейн» - лихорадочно  стучало  с  кровью  в  моей  под  резиновым  капюшоном  моего  гидрокостюма  мужской  голове – «Нет, этого  нельзя  допустить. Ради  нее  я  должен  выбраться  отсюда  и  жить».

  Этот  страх  за  любимую  гнал  меня  к  первому  ярусу  стены  в  сторону  скального  узкого  пролома.

- «Они  и  до  нее  доберутся. Эти  ублюдки  этого  такого  же  ублюдка  и  выродка  преступника  Джексона» - не  переставал  думать  сейчас  я – «Не  должны. Я  не  допущу  этого».

  Я  сейчас  зациклился  только  на  этом. И  уже  не  думал  о  погибшем  Дэниеле, а  только  о  себе  и  моей  красавице  Джейн. И  вскоре  я, бросив  на  дно  горящий  фонарик, сбросил  на  ходу, баллоны  за  своей  спиной, расстегнув  ремни. По-быстрому, выкачав  из  спасительного  шланга  своим  глубоким  загнанным   как  у  ипподромной  лошади  на  долгих  скачках  дыханием  всю  кислородно-гелиевую  смесь  до  нуля  в  себя. Ее  последний   в  одном  глотке  остаток. Я, освободившись  от  пустого  груза, продолжил  на  одном  своем  дыхание, уже  не  дыша  свой  путь  до  других  новых  заряженных  баллонов. Они  были  уже  недалеко, и  это  было  моим  спасением. Я  был  уже  рядом  с  оставленными  на  дне  нашими   заряженными  кислородно-гелиевой  смесью  баллонами.

   Я  буквально  летел  в  воде, внутри  каменного  пролома, подымаясь. Глядя  только  в  темноту  воды, давящей  на меня  и  слушая  свое  гнетущее  уже  сдавленное  редкое  и  тяжелое  дыхание. Цепляясь  исцарапанными  о  кораллы  пальцами. И  руками  за  камни, почти  на  ощупь, разгоняя  в  стороны  в  испуге  мелких  каких-то  красных  напуганных  своим  неожиданным  появлением  сонных   рачков, толи, креветок.

    Я  находился  на  отметке  120метров  и  доплыл  до  якорной  одной  цепи. И  вонзенного  глубоко  в  белый  коралловый  песок   одного  из  трех  якорей  нашей  яхты. Здесь  же  лежала, по-прежнему  и  наша  спущенная, почти  незаметная  воде  на  длинной  прочной  веревке  с  борта «Арабеллы»  Дэниелом  сеть. Здесь  лежали  наши  баллоны  и  запасной  оставленный  Дэниелом  еще  один  подводный  фонарик.

  Я  быстро  отвязал  заполненные  до  отказа  свежей  смесью  новые  баллоны литров  на  восемнадцать  от  проводного  нашего  веревочного  фала  кабеля, спущенного  с  кормы  нашей  яхты. И  надев  один  за  спину. Второй  прихватив  руки  с  собой. Бросился, дальше  удирать  и  уводить  преследователей   от  черных  ящиков, оставленных  нами, среди  обломков  самолета. Я  надеялся, что  они  их  не  нашли. Там  была  еще  натянутая  отсюда  и  до  обломка  хвоста  длинная  нейлоновая  в  километр  веревка.

  Они  обнаружили  снова  меня, и  я  был  в  свете  их  горящих  подводных  фонарей.

  Дышать стало  хорошо, как  от  самой  дыхательной  спасительной  свежей  смеси, так  и  от  самой   более  мелкой  глубины. Здесь  давление  было  ниже  того, что  было  там  внизу. А  значит, будем  жить. Еще  поживем.

  Я  был  как  раз  под  килем  нашей  яхты. «Арабелла»  была  там  наверху   надо  мной. Я  проплыл  мимо  еще  одного  сброшенного  на  дно  зарывшегося  в  песок   якоря.

  Мне  надо  было  еще  подальше  увести  врагов  от  моей  любимой  Джейн. Что  там  была, наверху, и  которая, вероятно, даже  не  подозревала, что  твориться  сейчас  здесь  под  водой.

  Я  уводил  врагов  от  «Арабеллы».

  Теперь  у  меня  были  шансы  не  захлебнуться  в  воде  и  не  сдохнуть  от  смертельного  удушья. У  меня  был  запас  кислородно-гелиевой  смеси  на  целый  практически  час. Если  дышать  реже, то  можно  было  продлить  свою  жизнь  здесь  в  этой  океанской  воде  и  подольше.   

  Я  не  знаю, сколько  уже  было  время. Мне  некогда  сейчас  было  смотреть  на  время. Надо  было  снова  уносить  свои  ноги. Было  темно, но  темнота  меня  и  спасала. Я  периодически  гасил  фонарик  и  двигался  какое-то  время  на  ощупь, снова  виляя  из  стороны  в  строну. Я  задерживал  свое  дыхание, вынимая  мундштук  изо  рта. И  таким  образом  сэкономил  смесь, растягивая  время  своей  под  водой  жизни. Я  не  знал, сколько  будет  длиться  погоня. Но, надо  было  выжить  самому  и  спасти  теперь  мою  Джейн. 

  Я  бросился, все  так  же, вдоль  скальной  стены, продолжающейся  за  проломом. Затаскивая  за  собой  еще  один  закачанный  до  отказа  кислородно-гелиевой  смесью  восемнадцатилитровый  акваланга  баллон. И  повел  тех, кто  шел  неотрывно  за  мной  дальше.

  Они  поняли, что  я  поменял  баллоны  и  ускорили  свое  преследование.

  Их  тактика  была  проста. Загнать  меня, где-нибудь  в  темный  угол. И  прикончить.

  Они  буквально  прошли  возле  того  места, где  лежала  та  на  нейлоновой  веревке  сеть  и  спущенный  с  борта  яхты  над  нами  веревочный  на  лебедке  проводной  фал  гидрофона  эхолота  и  сонара. Прошли, освещая  все  вокруг  фонариками. И  бросились  дальше  за  мной, поняв, что  я  обзавелся  запасными  со  свежей  смесью  баллонами. Видимо  их  это  удручило  весьма  и  удивило.

  Один  из  них  выстрелил  из  подводного  гарпуна, но  промазал. Темнота. И  сильно  было  далеко  до  меня. И  кроме, того  ему  помешал  каменный  обросший  кораллами  столб, торчащий  из  дна  и  белого  кораллового  песка. Длинный,  растущий  только  вверх, как  тонкая  игла, тот  столб, встал  на  пути  стреляющего. И  острый  гарпун  воткнулся  в  кораллы. Он  застрял  там, войдя, в  столб  целиком  и  вылезая  с  другой стороны ,пробивая  на  сквозь.

  Я, снова  был  над  сплошным  белым  песком  и  как  на  ладони. Над  совершенно  пустым  местом, где  только  вода  да  песок  и  ничего  больше.

  Я, выключил  фонарик. И   в  полной  уже  темноте, лихорадочно  начал обшаривать  саму  каменную  стену  на  предмет  укрытия. И  мне  повезло.

  Повезло  во  второй  раз. Я  увидел  узкую  пещеру  в  скале. Место, которое  никто  и  никогда  не  видел  и  о  нем  не  знал. Узкий  грот  неизвестной  глубины, но  в  который  можно  было  бы  мне  пролезть. И  даже  с  баллонами. Стараясь  не  пускать  отработанных  пузырей, пока  те  враги  были  еще  далеко. И  меня  не  очень  хорошо  различали  на  расстоянии  в  синеющей  мутноватой  воде, я  туда  нырнул. Это  действительно  было  местом  моего  спасения. Глубокий  каменный  грот  внутри  скальной  стены  верхнего  яруса  плато. На  сто  метровой, буквально  глубине. И  в  полной  темноте. Но, я  шмыгнул  туда, спасая  себя, пролезая  и  шаря  руками  на  ощупь. Там  я, затаился  в  его  глубине, не  очень  далеко  от  самого  входа. Заполз  на  некий  каменный  угол. И  улегся  своим  со  свинцовым  противовесом  поясом  животом  на  сами  торчащие  из  песка  и  ила  камни.

  Я  проник  сюда, совершенно, даже  не  задумываясь, что  там, мог  кто-то  жить.

  Мне  было  не  до  этого. Главное  спасти  сейчас  свою  жизнь.

  Я  был  уверен, меня  было  здесь  не  видно. И  что, самое  обидное, у  меня  не было  оружия. Вообще  никакого. Кроме  фонарика. У  Дэниела  был  нож, но  он  утонул  вместе  с  ним  в  том  обломке  носовом  самолета. И  я, думал  сейчас только  о  спасении  самого  себя. И  о  спасении  моей  красавицы  Джейн. Там  на  яхте. И  надо  было  спасать  черные  ящики  с  самолета. Они  лежали  там  у  того  второго  куска  самолета. У  хвоста, на  дне  под  лежащими  его  хвостовыми  рулевыми  лопастями.

 

                                                 ***

   Я  затаился  в  темноте  этого  грота. И  затаил  свое  дыхание, стараясь  не  пускать отработанную  воздушную  смесь  в  воду  через  фильтры  шлангов  акваланга.

  Я, буквально  залег  на  его  каменное  дно  в  полной  черной  темноте. Я, даже  не  знал, какая  у  него  глубина. И  что  там  дальше  в  его  той  глубине. Я  соскользнул  за  какое-то  выступающее  ща  каменным  углом  укрытие  на  самом  каменном  полу.

  Наверное, это  был  какой-то  бугор  или  камень, или, может, что-то похожее  на  некую  каменную  ступень. Но, за  ней  было  углубление. И  оно  меня  практически  всего  скрыло  от  тех, кто  был  снаружи. Я  опустился  быстро  за  эту  преграду  в  той  полной  темноте. И  прижался, опустив, даже  голову  на  каменное  его  дно. Я  замер  на  одном   месте. Не  дыша  практически  и  не  шевелясь. И  стал  смотреть  одним  глазом  через  стекло  маски  в  темноту  впереди  на  входе  воды. Там, где  был  вход  в  эту  маленькую  океанскую  малозаметную  пещеру. Туда, откуда  я  сам, только, что  вломился  в  саму  утробу  мрачного  черного  неизвестного  никому  и  вероятно  понятия  не  имевшего, кто  это  грота.

  Вдруг  появились они.

  Один, за  одним. Выстраиваясь  в  одну  линию  на  некотором  расстоянии  от входа  в  мой  каменный  подводный  грот.  Восемь  черных  теней  с  ластами  и   баллонами  за  спиной.  

  Один  из  них  остановился  у  самого  входа  в  этот  каменный  узкий  маленький  подводный  грот. Он   подплыл  к  краю  входа  в  почти  уже  полной  вечерней  темноте, засыпающего  в  предстоящую  надвигающуюся  ночь  океана.

  Тот, который  остановился, посветил  фонариком  в  глубину  грота. Луч  от  подводного  фонарика  высветил  узкие  и  низкие  стены  моей  спасительной  подводной  обители. Скользнул  на  каменный  пол. И  на  мой  внешний  каменный  барьер  в  виде  огромного, лежащего  перед  моей  головой  и  лицом  камнем. Я  спрятал  голову  с  маской  за  ним. И  прижался  ко  дну  этой  подводной  пещеры.

  Я  затаил  дыхание, чтобы  не  выпустить  отработанную  смесь  через  фильтры  акваланга. И  таким  образом  не  выдать  себя  врагам. Я  понимал  как  никто другой, что  если  они  меня  здесь  обнаружат  мне  уж  точно  придет  фатальный  конец. Отсюда  не  сбежать. А  их  восемь. И  хоть  я  русский  подводник  и  моряк  в  прошлом. Силы  неравные. Мне  не  выиграть, вот  так  в  таком  положении  подводное  свое  сражение. 

  Тот, который  светил  фонариком  в  глубину  грота, повисев, какое-то  время  в  воде  перед  входом  в  грот, решил  заглянуть  внутрь. Ослепляя  меня  светом  фонарика, как, ни  странно, ничего  здесь, похоже, не  увидел. Возможно, уже  сама надвигающаяся  ночная  в  океане  темнота  подгоняла  его  самого. И  он, быстро  осмотрев  с  прохода  узкий  мой, теперь  спасительный  пещерный  грот, быстро  и  скоротечно  свернул  свою  деятельность. И  не  полез  внутрь пещеры. Может, даже  побоялся  лезть  в  черноту  и  неизвестно  куда. Тем  более  под  водой. Боясь, даже, может, застрять  и  погибнуть  тут. Он  видно, было  отдавал  адекватную  себе  оценку, и  оценку  своим  действиям. И  вообще  по  всему  было  видно, что  эти  ребята  были  действительно  профессионалы. И  они  догнали  бы   меня, если  бы  не  опустившаяся  в  глубины  океана  с  поверхности  ночь. Вообще  неизвестно, сколько  бы  такая  погоня  продолжалась. Но  темнота  им  помешала  доделать  задуманное. И  спасла  меня  от  смерти.

  Эта  полная  уже  темнота. Уже  ни  черта  без  фонарика  не  было  видно. И  я, осторожно  на  ощупь, полез  к  выходу  из  этого  жуткого  моего  заросшего  кораллами  и  водорослями  спасительного  узкого  грота, когда  эти  восемь  черных  силуэтов  уплыли  прочь  от  подводной  узкой  скальной  пещеры. В  которой  я  был  сейчас  не  один. Только  я  этого  не  заметил.

  За  моей  задницей  и  ногами прижатыми  к  каменному  дну  и  спиной  с  кислородно-гелиевой  смесью  восемнадцатилитровыми  баллонами  акваланга  притаился  большой  слившийся, как  и  я  с  камнями  и  темнотой   большой  трехметровый  осьминог. Это  его  был  дом. А  я  вломился  к  нему  непрошенным  гостем, напугавшим  морского  жителя. И  все  бы  ничего, да  еще  сюда  в  придачу  ударил  яркий  луч  света  от  фонаря  еще  одного  неизвестного  пришельца. Он  напугал  и ослепил  осьминога. И  тот, закутавшись  в  свои  с  присосками  щупальца  и  балахон  из  перепонок, спрятался  в  этом  переплетенном  ворохе  своих  свившихся  колечками  рук  и  ног, слившись  в  самой  темнотой  каменной  своей  пещеры.  Я  его  увидел  лишь, когда  выплыл  их  грота  и  случайно  попал  в  осьминога  светом  своего  фонарика.

  Оказалось, грот  был  не  такой  уж  глубокий. Это  была  овальная  каменная  узкая  полость  метров  десяти  в  глубину. Вероятно, тот, кто  осветил  эту  не  очень  большую  пещеру, увидел,  как  и  я  этого  большого  опасного  осьминога, и  пришел  к  выводу, что  тут  вряд  ли  кто-то  будет  прятаться. Осьминог, похоже, сам  того  не  желая, своим  здесь  присутствием, спас  меня.

  Мне  еще  повезло  в  том, что  вода  была  здесь  внизу  на  этом  втором  плато, не  такая  холодная, как  обычно  бывает  на  такой  глубине. А  то, бы, я, наверное, околел  бы  лежа  здесь  на  камнях  без  движения. Я   осторожно, и  не  торопясь, буквально, чуть  ли  не  ползком, осторожно  гребя  ластами. И  по, чуть-чуть, стравливая, через  шланги  и  фильтры  отработанную  кислородно-гелиевую  смесь  из  своих  баллонов, опустился  на  самое  песчаное  дно  второго  плато  у  стены. И  поплыл  обратно  к  свисающим  проводным  веревочным  фалам  от  эхолота  и  сонара. И  там, где  должна  лежать  нейлоновая  сама  сеть, спущенная  на  веревке,  и  лебедке  с  яхты.

  Я  подплыл  к  одной  опущенной  якорной  цепи, и  самому  якорю  нашей  «Арабеллы», который  врезался  глубоко  в  белый  вязкий  песок. И  удерживал  яхту  на  месте. Где-то, невдалеке  должен  был  быть  еще  один  на  такой  же длинной  цепи. Но, я, теперь  плыл  в  слепую  и  на  ощупь, здесь  стараясь  не зажинать  подводный  фонарик.

  В  темноте  Я  отыскал  руками  от  подводной  аппаратуры  проводной  фал. Да, и  сама  сеть  была  на  привязи  и  на  месте. Было, честно  говоря, ни  черта  не  видно  вообще. Хоть  глаз  выколи. Но, я  на  ощупь  и  по  памяти, ориентируясь  по  той  же  стене, пришел  обратно  к  нашей  яхте «Арабелле».

  Я  не  видел, сколько  на  ручных  подводных  моих  часах  времени.  Я  боялся, что  вдруг  меня  еще, где-нибудь  караулили. Даже, здесь  у  якорных  цепей  и  веревочных  глубоководных  проводов  от   глубоководного  гидрофона  сонара  и  эхолота.

  Я  вцепился  руками  обеими  в  этот  проводной  веревочный  фал, рядом  с  сетью  и  опущенной  вместе  с  ней  с  яхты  веревкой. И  полез  вверх, медленно  стравливая  через  фильтры  отработанную  смесь. Выравнивая  давление  в  своей  крови  от, более, чем, стометровой  глубины.

  Да, если  бы  не  эта  кислородно-гелиевая  смесь, положение  мое  было  бы  куда  хуже. Если  бы  был  просто  кислород. При  таком  всплытии  с  трехсотметровой  глубины, там  над  той  трехкилометровой  пропастью, мне  бы  пришел  каюк. Все-таки, гелий  легче  функционирует  с  кровью  на  глубине, чем  сам  кислород. Даже, сейчас  при  всплытии. Я  быстрее  выхожу  с  глубины  к  поверхности, задерживая  свое  дыхание  на  выдохе.

  Но  в  любом  случае  это  было  какое-то  чудо. Такое  же, как  этот  пещерный   каменный  гром  с  большим  там  осьминогом, что  не  тронул  меня  в  своем  жилище. Такое  практически  вообще  не  происходит  в  живой  природе. Эти морские  твари, защищают  свой  дом  яростно  от  любых  непрошенных  гостей, и  не  жалея  себя.

  Я  всплывал  медленно  с  остановками  и  отдыхом. В  окружении  потревоженных  моим  появлением  снующих  вокруг  меня  каких-то  мелких  рыбешек. Я  медленно  шел  вверх, выдыхая  отработанную  свою  углекислоту  из  фильтров  и  шлангов  акваланга.

  И  вот, я, миновав  длинный  внизу  как  подводное  крыло  киль  яхты, уже  высунул  голову  из-под  воды  у  самого  днища  «Арабеллы».

  Я  осторожно,  вскарабкался  на  корму, по  этому, веревочному  подводному опускаемому  кабелю, потом  по  лестнице, спущенной  за  борт  яхты. И, пригибаясь, сняв  тихо  ласты, пошел, голыми  босыми  ногами  по  лакированной  из  красного  дерева  палубе. Не  снимая  баллоны  в  сторону  носового  с  водолазным  оборудованием  трюма. Обходя  тихо   стараясь  незаметно, с  внутренней  закрытой  задвижными  деревянными  дверями  лестницей, другой  трюм, и  коридор  с  жилыми  каютами.

  Стояла  темень  и  полная  тишина. Только  шумели  волны, приглушая  мое  тихое передвижение  вдоль  бортовых  лееров  ограждения  по  краю  борта  яхты.

  Я  как  по  воровски  пробирался  на  ощупь  вдоль  левого  борта  в  полной  темноте нашей. На  яхте  не  было  света. Джейн  не  включила  ни  какого  освещения. Я  даже, не  знал, сколько  теперь  времени, но чувствовал, что  уже  наступала  ночь. Было  темно. И  нельзя  было, даже  посмотреть  на  подводные  часы  на  руке. Я  не  включил  фонарик. Хоть  и  держал  его  в  своих  руках.

   Нельзя  было. Опасно. Наверняка  мы  были  уже  под  тотальной  сейчас  слежкой.  и, любое  передвижение  по  «Арабелле»  было   опасно.  особенно  если  бы  началась  по палубе  беготня  и суета. Неизвестно  как  бы  тогда  враги  повели  себя.

  Я  в  полной  темноте, хоть, и  двигался  на  ощупь, налетел  на  лежащую, на  носу  нашу  моторную  оставленную  здесь  лодку. Я  приоткрыл  люк  водолазного  трюма. И  спустился  вниз, также  медленно  и  тихо. Осторожно, стал  снимать  баллоны, и  акваланг  возле  компрессора. В  полной  также, темноте  и  на  ощупь  очень  тихо. Я  боялся  разбудить  мою  красавицу  Джейн.

   Я  уже  снял  полупустые  акваланга  свои  баллоны. И  расстегнул  от  воротника  до  пояса  свой  на  груди  синий  с  черными  полосами  гидрокостюм, как  вспыхнул  свет. Я  от  испуга  чуть  не  упал. И  шарахнулся, прямо  на  стоящие  у  стены  борта  под  верхней  палубой  незаряженные  другие, в  ряд  поставленные  для  акваланга  баллоны. Они  сбитые  мной  в  суматохе  и  испуге  с  грохотом  упали  все  набок.

  Я  прижался  к  корабельной  голой   гладкой  стене  с  большими  вытаращенными  своими  напуганными  глазами  на  спустившуюся  ко  мне  мою  Джейн. Джейн  застигла  меня  врасплох. Я  именно  здесь  не  ожидал  ее  появления.

  Она  стояла, спустившись  сюда  в  водолазный  технический  трюм  яхты. И смотрела  на  меня  своими  черными  гипнотическими  глазами.

  Джейн  не  спала. Она  даже  не  отдыхала. Она  ждала  меня  и  Дэниела  не  смыкая  своих  очаровательных  женских  под  черными  бровями  глаз.

  Я, аж, присел  на  баллоны  и  в  груди  у  меня  как  будто  все  оборвалось. У  меня  застучало  от  волнения  и  боли  сердце. Я  опустил  вниз  глаза. И  сидел, молча, на  баллонах, не  глядя  на  мою  Джейн. Я  не знал, что  сейчас  будет, и  я  не  знал, что  сейчас  делать. Что  говорить  и  вообще…Я  сейчас  напоминал  виноватую  побитую  собаку.

  Джейн  была  в  белой  длинной  своей  той  опять  рубашке, и  в  полосатых  узких  от  купальника  плавках. Сверкая  голыми, почти  черными  от  загара  девичьими  прелестными  своими  босыми  ножками, спускаясь  сюда, и  осторожно  ступая  по  ступенькам, смотря  на  меня  не  отрывая  своего  того  пристального  взгляда.

  Она  ждала  нас. Нас  с  Дэниелом  до  последнего  не  смыкая  глаз. Ждала  после  того  как  мы  ее  бросили  одну, так  подло  на  этой  яхте. По  предательски   преступно. Вот  тут, я  ощутил  то, что  называется  отчаянием, горем  и  стыдом.  Это  был о такое  состояние, что  его  не  возможно  даже  просто  описать. Как  будто  рухнул  в  миг  весь  разом  миром. Просто  вспыхнул  ярким  огнем, обжигая  с  непереносимой  жуткой  болью  все  внутри  моего  человеческого  тела, и  исчез  в  пустоте.

- Сколько  времени, ты  знаешь? - она  произнесла  мне.

  Я  покачал  молча  своей  русоволосой  выгоревшей  до  белизны  на  солнце  головой, не  подымая  на  свою  любимую  своего  виноватого  и  убитого  горем  взгляда.

-  Час  ночи, и  где, Дэни? - только  тихо  и  еле слышно, чуть  ли  не  шепотом, спросила  моя  Джейн.

  Этот  вопрос  был  как  нож  в  сердце. Я  отвернул  свою  голову  вообще  в сторону  от  ее  прожигающего  взгляда  девичьих  глаз. На  моих  глазах  были  слезы. Они  брызнули  из  глаз  и потекли  по моим  загорелым  щекам. Я  в  своей  жизни  редко  плакал, но  чтобы  вот  так. Я  зарыдал  и  не  мог  удержаться  от  этого. слезы сами  лились  из  мужских  моих  глаз. Дергалось  от  рыданий  все  мое  под  костюмом  акваланга  тело. Особенно  моя  грудь. И  это  было  заметно.

 

- Час  ночи?! - я  произнес, сдавленно  и  тихо - Мы  так  долго  были  там?

  Не  знаю, как  я  вообще  это  произнес, сам  удивляясь  себе, и  глупым  своим  словам.

- Где  Дэниел? – она  произнесла  еще  раз  мне.

  Я  не  произнося  ни  слова, потому, что  не мог  сейчас  ничего  объяснить  и вообще  сказать, только, покачал  растрепанной  от  гидрокостюма  и  маски  русой  головой. Виновато, как  маленький  ребенок, прося  прощения. Как-то все  само  так  произошло  от  испуга, наверное, и  растерянности. И  все  же, через  силу, поднял  на  нее  свои   виноватые  глаза. Как  виноватый  нашкодивший  мальчишка. Именно, как  глупый  напакастивший  подло  из-под  тишка  мальчишка, так  я  ощущал  тогда  себя. И  как  побитый  за  свои  пакости  щенок.

- Ты  убил  его - произнесла  она, дрожащим  от  ужаса  голосом - Ты  убил Дэни! - закричала  Джейн – Убил! Убил  моего  Дэниела! Моего  любимого  братишку! Ты  убил  его!

  Джейн  выскочила  из  водолазного  трюма  по  лестнице  на  палубу.

- Дэниел!- Джейн  закричала  в  саму  ночь – Дэни! Дэни! – кричала  она, не  веря  в его  гибель.

  Я  бросился  за  Джейн. Прямо  не  снимая  гидрокостюм. Я  побежал  за  любимой. Джейн  пронеслась  до  самой  кормы  «Арабеллы». И  почти  перевалившись  через  леерный  борт, повиснув  на нем, закричала  в  саму  черную  ночную  воду  океана. Она  бежала  впереди меня  и  рыдала  навзрыд.

- Дэниел! Дэни! – она  орала  как  сумасшедшая  в  саму  темную  ночь – Мальчик  мой! Где  ты, Дэниел!

- Джейн! - закричал  я  ей, сам  от  вины  и  горя, забыв  про  любую  опасность.

  Я  подлетел  к  ней, схватив  ее  у  кормы  яхты  за  плечи  и  повернув  к  себе  лицом.   И  увидел  такой  взгляд, какой  нельзя  было  вообще  перенести  никому.

  Там  была  такая  боль  и  такая  безумная  женская  ненависть, смешанная  с  испугом  и  горем.  И  это  все  было  в  мою  сторону.

  Она  оттолкнула  меня  от   себя  с  такой   невероятной  силой, что   я  буквально отлетел  от  нее  назад  и  чуть  не упал  на  палубу.

- Не  прикасайся  ко мне, убийца! – она  крикнула  мне.

- Джейн, любовь  моя  - я  произнес   ей  - Я, я, я.

- Пошел  прочь! - она  рявкнула  мне  и  кинулась  к  жилому  трюму  яхты. мгновенно  туда  соскочив, там  скрылась. 

  Я  бросился  тоже  туда  за  моей  Джейн.

  Джейн  заскочила  в  свою  каюту. Захлопнув  за  собой  плотно  дверь.

  Она  закрылась  там  на  ключ. Такого  никогда  здесь  вообще  не  было  ни  разу. это  она  сделала первый  раз. За  дверями  раздался  женский  дикий  непрекращающийся  в  неистовом  страдальческом  отчаяние  плач. Скорбный, горький  и  надсадный  плач  сестры, только, что  потерявшей  родного  брата.

 

                                              Убийца  поневоле

 

  Я  подскочил  к  двери. И  стал  стучаться  как  ненормальный  в  ее  каюту. Я лупил  сжатыми  своими  обеих  рук  кулаками  по  двери  из  красного  дерева, готовый  ее  сломать. Только  бы  Джейн  открыла  ее  мне.

- Джейн! - кричал, как  ненормальный  я - Любовь  моя! Открой  мне  дверь, прошу  тебя! Открой, миленькая  моя! - я  дергал  за  ручку  двери. И  рвал  ее  на  себя.

- Уйди! - закричала  она  мне  из-за  той  двери - Уйди  проклятый! Ты  убил  моего  брата  Дэни! Ты  убийца! Убийца! Я  ненавижу  тебя! - она  кричала  в  ответ  верезжащим  от  боли  срывающимся  до  хрипоты  голосом.

  Я  помню, что  тогда  вырвал  дверь  из  замка. Отбросил  ее  в  сторону. И  увидел  Джейн, сидящую  на  своей  постели.

  Джейн  сидела  на  своей  попке, скрестив  свои  красивые  черненькие  от  загара   девичьи  ножки. Она  была  в  длинной  белой  этой  же  рубашке. Она  была  распахнута  на  груди. И  ее  загорелая  до  черноты  девичья  грудь  просто  дрожала  от  непереносимой  боли  и  страданий. 

  Джейн  Морган  держала  в  руках  постельную  подушку. Она  плакала  в  нее. И  ей  вытирала  слезы, прижимая  к  своему  милому  женскому  смугленькому  в  ровном  загаре  личику. Черные  вьющиеся  длинными  локонами  волосы  были  растрепаны  и  лежали  на  груди  и  плечах.

  Джейн, вытаращив  напуганные  и  заплаканные  глаза, соскочила  на  ноги, на постели. Забилась  в  один  из  углов  угол  корабельной  стены. Выхватив, вдруг  неожиданно, оказавшийся  у  нее  в  руках  пистолет. Это  оружие  было  из  арсенала  Дэниела. Только  Дэни  им  владел. Джейн  видимо  взяла  его, опасаясь  в  одиночку  тут  в  темноте  встретиться  с  морскими  бандитами  мистера  Джексона.  В  качестве  самозащиты. Джейн  Морган  не  была  сторонницей  оружия  и  его применения. Да  и  Дэниел  Морган  ее  родной  братишка  был  в  большей  степени  пацифист. Это  все  в  оружейной  каюте  нашей  «Арабеллы»  было  для  личной  скорее  самозащиты. Но  его  там  было  навалом. Там  были  автоматы, 12мм  ружья  и  были  там  даже  30мм  гранатометы.

  Джейн  была  с  9мм  «Beretta 92» FS(M9). Она  взяла  этот  пистолет, видимо, когда  потеряла  обоих  нас  на  яхте.

  И  вот, в  руке  ее  был  пистолет.

  И  я  стою  в  дверном  проеме  у  сломанной, напрочь  каютной, двери.

  Джейн,  вся  заплаканная  и  в  слезах, целится  в  меня  из  Беретты.

- Прости  меня,  моя  голубка, любимая - произнес  я  Джейн.  А  сам  даже  напугался  и  подумал  в  тот  роковой  для  самого  себя  момент - «Неужели, так  все, вот  и  закончится. Сейчас  маленьким  своим  пальчиком  нажмет  на  курок  и  все… И  нет  вас  уже  больше, матрос  Советско-Российского  флота, Владимир  Ивашов ».

  Джейн  молчала  и  смотрела  на  меня  злобно  и  кровожадно. Она  могла  и  хотела. Хотела  сделать  это  и  не  могла. Я  не  знаю, что  она  в  тот  момент  решала  и  вообще  думала  как  женщина. Но  ее  маленький  правой  руки  девичий  изящный  загорелый  до  черноты  латиноамериканки  южанки  пальчик  не  давил  на  курок  Беретты. 

  Я  в  обреченном  отчаянии  смотрел  на  нее.

- Любовь  моя – произнес  я   моей  Джейн  Морган  тихо - Я  виноват, что  получилось  так, что  Дэни  погиб. И  если  я  этого  заслуживаю, тогда  сделай   это  и  покончим  со  всем  - я  произнес  ей  и  снова  попросил   любимой  прощения  -Прости  меня,  Джейн.

  Она  все  решала  и  держала  меня  на  прицеле  пистолета. И  уронила свои  с оружием  руки  вниз. Разжав  пальцы  обеих  своих  девичьих  рук, Джейн  выронила   9мм  пистолет  на  пол, себе  под  красивые  девичьи  загорелые  стройные  ноги.

  Джейн  подошла  к постели  и  упала  на нее  молча. Она  не  плакала, но  молчала. Ни  единого  слова  не вырвалось  с  ее  сладострастных  моей  любовницы  уст.

  Джейн  Морган  просто  лежала  ничком  на  постели  и  молчала, уткнувшись  в заплаканную  подушку.

  Я  упал  на  колени. И  пополз  на  них  к  ее  постели. 

  Выглядело  это, конечно  дико  и  жалко. Но, я  любил  ее. Любил  безумно  как  дурак. Но  сделал  так  вот, и  никак  иначе. Я  готов  был  умереть  от  руки  любимой. Так  же  как, и  готов  был, принять  ее  прощение.

  Я  прикоснулся  к  ее  правой  руке  своей  потянутой  правой  рукой.

- Не  подходи - она, произнесла  и  отдернула  свою  правую  руку  от  моей  правой  руки – И  не  трогай  меня.

  Я  произнес  тихо, помню  я  ей, сам  обливаясь  слезами - Я  не  смог  его  уберечь. Милая  моя. Не  смог. Как  бы, не  старался, не  смог. Прости, любимая. Если, сможешь. Наверное  лучше  бы  я  погиб  вместо  Дэниела, Джейн. Наверное, так было  бы  для  всех  лучше.

  Джейн  лежала, не двигаясь  и  молчала.

  Я  встал. И  повернулся  к  двери, ожидая  выстрела  в  спину, потому  как Джейн  не  могла  выстрелить, смотря  мне  в  мои  в  слезах,  убитые  сожалением  и  горем  синие, чарующие  любовью  и  преданностью  глаза   своего  любимого.

  Я  пошел  медленно  до  выхода  из  каюты. И  встал  в  проходе  у  сломанной двери. Я  обернулся. Джейн  смотрела  мне  вслед. Она  не  плакала. И  ее  глаза  были  другие. В  них  не  было  злобы, презрения  и  ненависти. Но  и  любви  не  было. Было  некое  равнодушие. Этот  взгляд  был  хуже  самого  выстрела  из  пистолета. Он  был  вообще  ни  о  чем. Какой-то  мертвый  и  не  живой. Глаза  какого-то  странного  существа, которого  я  звал  своей  любимой  Джейн.

  Я  первый  раз  задумался  над  этим  тогда.  Кто  ты  Джейн  Морган? Та, которую  я  так  полюбил, живой  земной  человек. Женщина  из  океана. Дочь  Посейдона. Моя  восточная  красавица  танцовщица, рабыня  любви  и  заложница  самой  любовной  страсти. Моя  пиратка  Энн  Бони. Ты  была  этим  всем  для  меня, но  кто  ты  была  на  самом  деле, я  и  сейчас  не  знаю.

  Выстрела  так  и  не  последовало. Не  последовало, вообще  ничего. Я  просто, вышел  в  коридор  между  нашими  каютами. И  пошел  наверх  на  палубу  «Арабеллы», проклиная  все  на  свете  и  себя, в  том  числе. Провожаемый  ее  тем, взглядом  черных  как  сам  ночной  Тихий  океан  девичьих  глаз.

  Стояла  темная  ветреная  ночь. Лишь, Луна  смотрела  на  бурлящую  гладь Тихого  океана. Там, вдали  за  этими  всеми  островами  были  наши  враги. Морские  гангстеры  мистера  Джексона. Я  поднялся  на  саму  палубу  яхты  и  оперся  о  леера  перил  левого  борта. Я  смотрел  вдаль, туда  за  горизонт, где  виднелась  полоска  еще  солнечного  света.

  Ночная  полоска  света, на  горизонте. И  второй  час  ночи. Я  посмотрел  на  часы  в  главной, проходя  мимо  открытой  настежь  гостиной  кают  кампании. Я  вспомнил  Джейн  танцующей  свой  восточный  танец  живота  передо  мной, пьяным  и  одурманенным  вином  и  своей  сверкающей  наготой  и  золотом  красавицей  с  глазами  цыганки  Рады. Но  тут  же  отбросил  все  это  из  своей  головы. Сейчас  было  все  не  до  этого. 

  Я  провел  взглядом  своих  русского  моряка  глаз  от  носа  до  кормы  нашей  большой  одномачтовой  круизной  скоростной  крейсерской  яхты, стоящей  посреди  ночной  черной  за  большим  скалистым  островом  океанской  бухты.

  Стояла  гробовая  тишина. И  только  волны  бились  о  борт  «Арабеллы». Ветер  качал  из  металлизированного  нейлона  на  стальных  крепежах  канаты  и  свернутую  в  упакованный  брезент  парусную  оснастку. Весь  такелаж  нашего  стоящего  на  трех  якорях  над  120метровой  глубиной  огромного  островного  подводного  плато  судна.

  На  носу  так  и  лежала  оставленная  Дэниелом  наша  резиновая  без  мотора лодка. Этот  надувной  моторный  скутер, теперь  мешался  и  мозолил  глаза.

- Надо  ее  убрать» - как-то  само  собой  сработало  у  меня  в  голове - «Убрать  назад  в  трюм. Ни  к  чему  уже  она  там. Да  и  нам  теперь  тоже».

  Я  посмотрел  на  спущенные  с  сетью  с  лебедки  нейлоновые  веревки, прямо  в  воду. Туда  на  то  второе  каменистое  с  песком  дно  второго  плато. И  на  якорную  длинную  цепь, развернутой, к  самому  океану  с  этого  левого  борта  «Арабеллы».

Цепь  была  туго  натянута, и  якорь  глубоко  врезался  при  падении  на  дно  в песок. 

  Я  навалился  руками  на  эти  бортовые  леера. И  стал  смотреть, теперь  в  спящую  ночную  воду. Почти, как  тогда, в  той  песчаной  лагуне  того  далекого  пальмового  штормового  атолла. Место  первой  проведенной  в  одиночестве, вот  так  же  с  самим  собой, ночи. После  своего  чудесного  спасения.

  Я  вспомнил  мою  Джейн, радостную  и  веселую, плескающуюся  в  волнах  той  лагуны. Прямо, возле  борта  нашей  яхты. И  Дэниела  рядом  с  ней. Я  вспомнил  их, чуть  ли  не  детский, радостный  крик.

  Плеск  воды, и  их  друг  с  другом  игру. Еще  как  моя  Джейн, соблазняла  меня  своим  девичьим  безупречным  не  высоким, но  очень  красивым  как  уголь  загоревшим, почти  черным  в  темноте  ночи   телом. В  ручейках  текучей   по  нему  теплой  соленой  воды. В  лучах  желтой  Луны, и  ярких  звезд. Я  вспомнил  лужицу  стекающей  на  палубу  воды. У   ее  красивых  голых  стройных  девичьих  ножек, которая   сбегала  от  узких  ее  шелковых  белых  цветом  с  тугим  пояском  плавок, подтянувших  Джейн  Морган  вверх  ее  волосатый  девичий  с промежностью  лобок. С  высокими  вырезами  лямок  на  загорелых  до  черноты  бедер  и  ляжек. Вниз  по  коленям  к  голеням  и  ступням  с  красивыми  маленькими  пальчиками. 

  Длинные  и  мокрые, вьющиеся  колечками, как  змеи  ее  волосы, прилипшие  к  девичьей  выгнутой  назад  узкой  загоревшей  на тропическом  ярком  жарком  солнце  спине. Разбросанные  по  пышной  в  ровном  плотном  загаре  полненькой   груди, с  торчащими  черными  сосками, проступающими  отчетливо  сквозь  лифчик  белого  узкими  лепестками  и  тоненькими  лямочками  Джейн  Морган  купальника. Рассыпавшиеся  по  ее  загорелым  женским  плечам.

  Выставив  вперед  овалом  голый  живот  с  круглым  пупком  в  мою  сторону, над  тугим  пояском  тех  белых  узких  донельзя  купальника  белых  цветом  плавок. Она, запрокинув  за  голову  одну  черную, как  и  тело  от  загара  девичью  руку, держалась  маленькими  красивыми  пальчиками  другой  за  поручни  ограждения  борта. Практически  и, совершенно  нагая, как  морская  русалка, или  морская  нимфа, вышедшая  ко  мне  из  океанской  глубины. И  стоящая  передо  мной. Тогда  не  знавшем  еще, такой  вот  женской  любви  и  ласки, какой  она  одарила  меня  потом. Джейн  любила  меня  безумно. Вот  и  потому  и  не  выстрелила  мне, даже  в  спину.

- Моя  Джейн. Моя  крошка, Джейн - твердил  про  себя  вслух  я, стоя  сейчас  у  леерных  перил  ограждения  левого  борта - Я  виноват  перед  тобой? Как  мне теперь  перед  тобой, оправдаться. Как   загладить  свою  вину, девочка  моя. Почему  ты  не  выстрелила? Почему?! - я  шептал, глотая  боль  и  досаду.

  Как  она, тогда  смотрела  на  меня  своими  черными  убитыми  горем  и  болью  глазами. Буквально, съедала  меня  заживо  и  безжалостно. Не  отводя  этих  черных,  как  черная  пучина  океана  девичьих  под  черными  изогнутыми  дугой  бровями  глаз. Не  стыдясь  своего  поднявшегося  на  борт  яхты  родного  брата. Дэниел  видел  это  все  и  все  понимал. И  не  препятствовал  нашим   отношениям.

   Дэниел. Дэни.

  Какая   нелепая  и  ужасная  смерть. Смерть  парня  в  двадцать  семь  лет. Я  такую  смерть  пожелал  бы  лишь  своему  заклятому  врагу, но  не  Дэниелу.

- Прости  меня, Дэни! Прости! - произносил  я  тихо, почти  шепотом, глядя  в  рдеющий  закатившимся  туда  жарким  тропическим  солнцем  горизонт. На  ту  океанскую  даль. Там  впереди  сам  словно  уже  с  собой  тоже  прощаясь – Ты  поймешь  меня. Я  не  предал  тебя. Я  всегда  был  за  тебя, Дэниел. Мы  рисковали  вместе. Но  вышло  так, что  ты  погиб. И  моя  вина, что  я  так  и  не  смог  тебе  помочь  и  выжить. наверное, нам  надо  было  погибнуть  обоим  в  том  чертовом  обломке  самолета, что  свалился  в  океанскую  бездну  с  обрыва.

  Я  снова  посмотрел  вниз  в океанскую  ночную  черную  плещущуюся  у  левог о белоснежного  борта  «Арабеллы»  воду  и  произнес  вслух  уже  чуть  громче  – Прости  меня  ради  любви  к  твоей  сестренке, Дэни. Братишка, прости.

  Я, снова  заплакал, как  ребенок  навзрыд. И, опустил  голову  на  руки, повиснув  на  леерных  бортовых  перилах  ограждения  нашей  яхты.

  Дэниел  погиб. Погиб  жуткой  смертью. И  надо  было доделать, то, что  мы  с  ним  вместе  не  доделали.

  Эти  черные  бортовые  самолетные  самописцы  борта  ВА  556, остались  там внизу  у  хвоста  разбившегося  самолета. Мы  успели  их  извлечь  до  самой трагедии  с  Дэниелом. И  я  обязан  был  их  доставить  на  борт  нашей  яхты «Арабеллы». Это, теперь  было  моим  долгом  во  имя  его  памяти. И  святой, теперь  обязанностью  сделать  это, не  смотря  ни  на  что. И  чего  бы  мне  это ни  стоило.

  Вдруг  на  мои   русского  моряка  широкие  плечи  опустились  руки  моей  Джейн. Они, сползли  по  широкой  моей  голой  загорелой   до  угольной  черноты  спине. И  обхватили  меня  за  тело  вокруг. Джейн  прислонилась  всем  телом  к  моей  мужской  спине  тридцатилетнего  мужчины, плачущего  как  ребенок  по  своему  погибшему  под  водой  лучшему  другу. Она  положила  на  мою  спину  свою растрепанную  и   не  прибранную  ни  в  пучок, ни  в  хвостик, вообще  никак,  черноволосую  девичью  миленькую  в  горючих  слезах  голову. Моя  ненаглядная  любовница  Джейн  прижалась  крепко  к  моему  дрожащему  в  рыданиях  телу. И  мы  плакали  оба, закрыв  свои  глаза.

  Мы  не  могли  успокоиться. Позабыв  про  все  на  свете. И, даже  про  ожидаемую  впереди  нас  двоих  опасность.

- Я  ждала  вас - она  сквозь  слезы, пролепетала  еле  слышно  мне  моя  милая  Джейн - Ждала  до  самой  темноты. Что  ж  вы  так  долго, Володя?

- Любимая, моя  девочка - произнес  я, выпрямившись  у борта  в  полный  свой  рост  и  взявшись  за  кисти  девичьих  рук.

  Я  сжал  их  сильно, но  аккуратно  с  любовью - Дэниел  погиб  в  этом  самолете. Я  не  смог  ему  помочь. Ничем  не  смог. Хотел, но  не  смог.

- Я  готовила  суп  и  вот, порезала  руку  ножом  на  кухне - в  ответ  произнесла  моя  Джейн.

  Это  звучало  как-то  нелепо  и странно, словно Джейн  решила сменить  тему  трагедии  на  что-то  иное  и  отвлечь  себя. Но  оказалось, что  нет.

- Порезала  палец. Видимо, не случайно – произнесла  она  мне.

  Она  подняла  перед моим  лицом  левую  раненную  руку. Действительно  был порезан  маленький  на  ее  руке  мизинец. Он  был  перебинтован. Но  я  этого почему-то  не  заметил  вообще.

  Я  стал  целовать  Джейн  руку  и  ее  раненный  мизинец. потом  приложил  девичью  смугленькую  почти  черную  в  ровном  загаре  изящную  утонченную  с  пальчиками  кисть  к  своей  левой  щеке. Наслаждаясь  женским  теплом  руки, даже  закрыл  свои  глаза.

– Очень  было  больно. Но, ничего, я  своей  той  волшебной  мазью  помазала, и  все  прошло - Джейн, говорила  о  своем.  Она  была  снова  в  шоке  и  не  могла  из  него выйти. Даже  алкоголь  не  сделал  свое  дело. Джейн  протрезвела, и  все  началось  заново.

- Ты  слышишь  меня, моя  девочка? - произнес  я  моей  любимой  Джейн  - Я  делал  все, чтобы  помочь  ему, но  не  смог  спасти  твоего  брата  Джейн. Не  смог.

- Ничего,  все  пройдет  - она  продолжала, точно  сошедшая  с  ума - Я  помазала  мазью. И  все  пройдет. Все  заживет, мой  Володенька, миленький  мой - она провела  правой  рукой  по  моему  лицу, и  снова  произнесла - Такой  же, как  и  тогда, не  бритый, и  колючий.

  Я  и  в  правду  уже  был  со  щетиной. Я  лишь  снял  с  себя  резиновый  гидрокостюм, бросив  его  где-то  здесь  же  на палубе  яхты  среди  стоящих  с инструментом  больших  ящиков. И  все. Мне  не  было  ни  до  какого, то  там  бритья  дела.

- Джейн! - уже  громко  произнес  и  нервно  я - Милая  моя, да, слышишь  ли  ты  меня!

  Уже  подозревая  ее  в  том, не  сошла  ли  моя  любовь  с  ума  от  такого  удара.

- Ты  должен  мне  рассказать, как  было, Володя - сказала  вдруг, прейдя  в  себя, мне  Джейн. Отпустив  свои  руки  с  моей  шеи. И  отойдя  от  меня  в

полной  темноте  на  палубе - Расскажи, что  случилось.

  Она  пошла  на  ощупь  в  темноте  обратно  назад  в  трюм  в  каюты. У лестницы  вдруг  остановившись, произнесла  мне, остановившись - Я  должна  все  знать.

 

                                                 ***

  Я  рассказал  Джейн  все. Все  как  было. Весь  тот  ужас, что  я  пережил  там, под  водой. И  про  гибель  Дэниела.

  Я  не  хотел  всего  рассказывать, но  Джейн  настояла, не  смотря  на  весь  тот ужас, который  ей  пришлось  услышать. Она  сказала, что  простит  меня, только  тогда, когда  узнает  всю  из  моих  уст  правду  о  Дэниеле. Какой  бы  она  не  оказалась  ужасной.

  Джейн  слушала, молча  в  главной  каюте  яхты. Она  уже  не  плакала  и  не  рыдала. Совершенно, хладнокровно  и  без  эмоций.

  Она  напилась  снова  крепкого дорогого  своего  французского  вина. И  пребывала  в  прострации  и  шоке, думая, что  так  ей  будет  легче. Смотря  на  меня, рассказывающего  ей  о  том, кошмаре  какой  мне  пришлось  пережить  до  наступления  ночи. Там  на  дне  того  морского  островного  плато.

  Широко  открыв  не  моргающие, черные  свои  она  мулатки  латиноамериканки  цыганские, как  сама  ночь  девичьи  глаза, ловя  каждое  мое  слово. Стараясь  все  уловить  в  том  моем  рассказе. Где, правда, а  где  ложь.

  Было  все  же  видно, что  Джейн  не  доверяла  мне. Считая, теперь  меня, наверное, подлецом, трусом, погубившим  ее  братишку  Дэни. В  Джейн  пьяных  глазах  была  озлобленность  и  презрение, перемешанные  с  неудержимой  ко  мне  любовью. Именно, любовь  ее  ко  мне  не  давала  моей  любовнице  Джейн  Морган, сломать  окончательно  все  наши  отношения. Именно, любовь. Это  не  давало  ей  нажать  на  курок  9мм  Беретты.

  Я, было, хотел, снова  броситься  ей  в  ноги. Целуя  каждый  пальчик  ее  тех  красивых  черненьких  от  плотного  и   ровного  солнечного  загара  ног. Молить  мою  красавицу  о  прощении. Но, это  не  был  выход  из  сложившегося  несчастья.

  Я  бы  выглядел, тогда  действительно  настоящим  трусом. И  полноценным  виновником  случившейся  трагедии. А, не  сложившаяся  такая  вот, нелепая, не  в  мою  пользу, трагическая  ситуация.

  Выплакавшись  на  палубе  мне  в  спину, она, тогда  я  уже  панически  думал, попрощалась  со  мной. И  со  всем  нашим  недавним  любовным  прошлым. И  слушала  меня  с  презрительным  взором  в  тех  ее  черных  убийственных  девичьих  и  уже  снова  изрядно  пьяных  глазах.

  Джейн  была  сильная  женщина, но  и  слабая, именно  как  женщина. И  нуждающаяся  в  помощи  и  защите. И  я  был  для  нее, теперь  всем. Но, смерть  Дэниела  пошатнула  крепко  наши, тогда  отношения. И  я, не знал, как исправить  ситуацию. И  хоть, как-то  спасти  нашу  любовь.

  Я  выложил  все  в  мельчайших  подробностях  о  тех  кошмарный  событиях  там, на  той  глубине. Я  теперь  как  преступник  перед  судьей  ожидал  своего  смертного  приговора  и  милости.  Ожидая  ее  судебного, словно  решения  и  последнего  слова, жить  мне  теперь  или  умереть.

  Знаете, я  был  уже  готов, теперь  на  все. Даже, если  бы  моя  Джейн  приговорила  бы  меня  на  смерть. Я  бы  пошел   и  на  смерть. Я  был  готов  на  все  ради  нее. И  нашей  теперь  любви. Я  готов  был  сделать  то, ради  чего  приплыл  сюда  мой  друг  Дэни. Ради  своего  и  в  океане  спасения. Ради  его  погибшего, теперь  отца, которого  я, даже  не  видел  на  фотографии, а  только  то, что  осталось  в  рубке  борта  556. и  который  забрал  с  собой  Дэниела  туда  в  трехкилометровую  подводную  пропасть. И  в  первую  очередь  ради  моей  крошки  Джейн. Я  дал  клятву, что  доведу, теперь  дело  это  до  финального  конца.

  И  все  получат  по  заслугам. Дядя  Джейн, и  Дэниела  Джонни  Маквэлл. И  этот  пресловутый   мистер  Джексон.

  Я  дал  клятву  себе  как  русский  моряк, что  доведу  дело  до  конца, и  они получат  свое, еще  и  лично  от  меня  за  то, что хотели  меня  навсегда  похоронить  в  Тихом  океане.

 

                                                ***

  Джейн  была  пьяной. Я  никогда  ее  такой  еще  не  видел.  Она, пытаясь  встать  с  кожаного  дивана  в  главной  каюте  нашей  яхты. Чуть, не  упала  на  пол. Я  подхватил  ее  за  правую  поднятую  вверх  руку  у  стоящего, тут  же  столика  и  кожаного  кресла. Но, она  выдернула  ее  резко. И  посмотрела  на  меня  презрительно, и  зло. Но, промолчала. Ничего  мне, не  ответив. Даже, заплетающимся  языком. Она  пошла, качаясь  из  стороны  в  сторону  в  свою  каюту. Сама  и  без  чьей-либо  помощи. Я  не нужен  был  ей  сейчас, да  как  видно уже  и  совсем.

  Я  пошел  за  ней  следом, чтобы  если, что  подхватить  ее  при  очередном падении. Но, она  дошла  до  своей  постели. И, снова, плача, упала  на  подушки,  лицом  зарывшись  в  белый  их  наволочек  шелк. И, по-видимому, сразу  же  отключилась.

  Мне  так  показалось, по  крайней  мере. Но, она  не  спала, она, просто  лежала, убитая  горем. И  вдрызг  пьяная  на  своей  в  каюте  той  постели. Она  чувствовала  меня, стоящего  в  дверях  за  ее  спиной   и  молчала. Ей  было, наверное, даже  сейчас  в  чем-то  неудобно  передо  мной. Что  так  напилась, например. Но  на  то  были  причины. Простительные  причины.

  А  я  боялся, что  нашей  любви  пришел  конец.

  Я  стоял  и  смотрел  на  ее  кругленькую  полненькими  ягодицами  вверх  лежащую  на  постели  загорелую  до  черноты  широкую  женскую  попку  в  узких  с  лямочками  и  вырезами  полосатых  плавках. Туго  натянутых  на  ее  загорелые  бедра  и  ляжки.

  Я  не мог  отвести  своих  глаз  от  такой  красоты  и  девичьих   голых  полностью  от  низа  до  самого  верха  стройных  ног. От  тех  узких  плавок  купальника  стянутых  тугим  пояском  вокруг  девичьей  гибкой  фигуры  подпирающих  нежный  овальный  загорелый  с  круглым   пупком  животик, лежащий  на  белоснежных  простынях. Все  это  выглядывало  из-под  широкого  подола  запрокинутой  вверх  длинной  Джейн  белой  длиной  рубашки.

  Я  смотрел  на  ее  кругленькие  загоревшие  женские  аккуратненькие  до  самых  маленьких  ступней  ножки  и  думал, что лишился  всего  этого  и  вероятно  и возможно  даже  на  совсем. Джейн   возненавидела  меня  за  гибель  Дэниела. Она  доверила мне  его  судьбу  и  жизнь. А  я….Я  погубил  парня. Из-за  своей  глупости.

  Я  не  был  конечно  в полной  мере  виновен  в  его  смерти. Скорее  даже  все наоборот. Но  доказать  теперь  это  будет  практически  мне  Джейн  невозможно. Даже  если  бы  она знала всю  правду  его  гибели, она  все  равно  не простила  бы  меня. Она  его  любила  словно  сына. Он  единственный, кто  был  у  Джейн  Морган. Джейн  любила  брата  с самого  детства. И  вот  так  потерять  его. В  этом  океане.

  Джейн  не  знала  еще  даже  подробностей  его  гибели. И  я  не  хотел  все  ей  рассказывать. Я  боялся, что  Джейн  вообще  сойдет  с  ума  от  услышанного.

  Но  как  же  возбуждали  меня  снова  ее  эти  загорелые  до  угольной  черноты  красивые  девичьи  ножки. Их  бархатистая  ровная  нежная  кожа. От  верха  самих  бедер  и  ляжек  до  самых  ее ступней  с  изящными  маленькими  пальчиками. 

  Джейн  уткнулась  головой  и лицом  в  подушки  и  не двигалась  совсем. разбросав  по  сторонам  свои  в  широких  рукавах  белой  этой  рубахи  девичьи  руки. Рассыпав  по  спине, плечам  и  подушкам  свои  не  расчесанные  сейчас  и  переплетенные  ворохом  вьющиеся  длинные  черные  волосы.  

   Джейн  швыркала  своим  маленьким  милым  загорелым  носиком  красавицы  латиноамериканки  и  сопела  во  сне.

  Джейн   спала. Я  думал, она  крепко  спала  и  ничего  уже  не  слышала.

  Я  так  хотел  прижаться  к  ней  сейчас. Расцеловать  ее  те  голые  черненькие  почти  от  загара  женские  ноги   и  ее  всю. Заняться  снова  с  ней  сексом  и  любовью  вопреки  всему  на  свете   снова  здесь  в  этой  ее  каюте. Но, не  мог. Не  мог, из-за  вины, которая  была  и  висела  теперь  на  мне. И  я  был  так, или  иначе  виноват, виноват, в  том, что  выжил.

- Прости  меня, Джейн - я  промолвил, помню  тогда  еще  раз  и  повернулся  в  проеме  вывернутой  мною  двери  ее  каюты.

 

                                                ***

- Уходи – услышал  за своей  спиной – Уходи  не трави  мне  душу.

  Джейн, не  подымая  с  подушек  своей  растрепанной  вьющимися  локонами, как  змеи  черными  волосами  головы, произнесла  снова - Уходи  и  не  мучай  меня. Ты  не  нужен  мне. Уходи, молю  тебя, проклятый.

   Она  повернула  в  мою  сторону  голову. И  посмотрела  на  меня  глазами, вновь  полными  слез - Я  ненавижу  тебя. Уходи. Я  не  хочу  тебя  видеть.

- Джейн - произнес  тихо  ей  я - Миленькая  моя, прости  меня. Прости  меня  за  все  любимая - только  и  смог  я  еще  раз  произнести, когда  она  прервала меня.

- Молчи! - громко  и  резко, произнесла, еле  выговаривая  Джейн - Может, все  и  правда, что  ты  говоришь! А, может, и  нет, но, я  не  виню  тебя  за  смерть Дэниела! - вдруг, неожиданно  моя  Джейн  произнесла - Но, я  никогда  тебя  не  прощу  за  мою  к  тебе  ненормальную  привязанность  и  безумную  любовь, которую  ты  погубил  вместе  с  Дэни. За  твой  обман. Оставив  меня  одну, здесь  в  неведении  и  страхе  за  вас  обоих. Не  прощу  за  этот  обман, и  за  то, что  случилось! Не  прощу! Убирайся!

  Я, было, чуть  не  бросился, снова  к  ней  с  желанием  ее  любить, и  молить  о пощаде  и  прощении. Но, она  протянула  пьяную, качающуюся  в  мою  сторону  в  широком  закатившемся  до  загорелого  локотка  в  правом  рукаве  белой  рубахи  черную  девичью  от  загара  правую  руку. Ладонью  ко  мне.

- Не  подходи  - произнесла  она  мне, заплетающимся  от  перепоя  девичьим  языком - Не  хочу  тебя  больше  видеть. Убирайся. Ты  просто  мой  убийца.  Убийца  моей  любви. Не  будет  тебе  больше, ни  постели, ни  любви. Ни  моих  танцев  живота. Ни  моего  вечернего  черного  платья.

  И  она  уснула. Закрыв  закатывающиеся  под  верхние  веки   свои  сонные    девичьи  черные, как  ночь  красивые  глаза. Джейн  уронила  свою  пьяную  черноволосую  растрепанную  с  перепутанными  вьющимися  и  не  расчесанными  волосами  голову  на  подушки  своей  постели. А  следом,  свою  правую  с  загорелыми  до  угольной  черноты  пальчиками  вниз  правую  руку  с  края  своей  постели.

  Она  куда-то  забросила  тот  9мм  пистолет. Наверное, положила  в  стол  прикроватного  столика  со  стоящим  на  нем  с  водой  графином. а может вообще  выкинула  в  окно  приоткрытого  каютного  иллюминатора  в  тихую  черную  ночную  океанскую  воду.

- Джейн!- я  произнес  негромко  ей. Но  она спала, полностью  отключившись  и  уйдя  в  свой  пьяный  беспробудный  крепкий  сон. Я  смотрел  на  нее, и  душа  моя  болела. Все  горело  от  боли  внутри. Гулко  билось  в  груди  от  этой  страшной  боли   сердце.

-  Я  безумно  тебя  люблю  - произнес  я  ей, спящей  и  раскинувшейся  на  своей  постели  и в своей  девичьей  каюте -  Я  не  оставлю  тебя  никогда. Я  верну  тебя себе - твердил  себе  я  и  ей – Во  что  бы то  ни  стало, я  исправлю  все, что натворили  мы  вместе  с  Дэниелом.

  И, повернувшись, пошел, снова  наверх  на  палубу  «Арабеллы».

  Я  знал, что  надо  делать. Я  знал, что  только  так, можно  все  исправить.

  Я  в  полной  темноте, не  включая  на  палубе  света, вслепую  буквально, убрал  наш  резиновый  скутер  назад  в  носовой  с  оборудованием  трюм. И  начал  закачку  баллонов  для  акваланга. 

  У  меня  вся  еще  ночь  была  впереди. На  часах  было  два  часа  ночи. И, я  должен  был  дотащить, эти  чертовы  аварийные  бортовые  самописцы  на  нашу  яхту.

  Я  знал, это  было  сложным  делом. Очень  сложным. Потому, как  дело  было ночью. И  еще  под  водой. И  на  приличной  глубине. Но, надо  было  его  сделать. Пока, моя  милая  красавица  Джейн   спала. И  никто  еще  не  напал  на  нас. Надо  было  уносить  отсюда  ноги. Это  то, что  хотел  как  раз  Дэниел. Его  смерть. Его  жертва  должна  быть  не  напрасной.

  Я  сейчас  думал  о  том, чтобы  те, люди  Джексона  не  напали  на  нас.

  Надо  было  быстро  все  сделать.

  Я, вообще  не  понимаю, почему они  с  этим  тянули. Что-то, там  решали  или получали  от  самого  Джексона, какие-то  инструкции. Не  знаю. Но, они  не  нападали.

  Я  закачала, по  новой, компрессором  несколько  баллонов, и  спустил  их  с  кормы  «Арабеллы»  в  черноту  ночной  воды  до  дна  второго  плато. Благо  наша  яхта, стояла  недвижимой  на  цепях  и   трех  якорях, плотно  вонзившихся  в донный  вязкий  коралловый  белый  песок.

  Я  проверил  еще  раз  ту  сеть  на  нейлоновой  веревке  с  левого  борта  нашей  яхты. И  малую  лебедку, на  предмет  работы, погудев  ей   немного  вверх  и  вниз.

- Работает - произнес  я  сам  себе - Годиться.

  И  стал  надевать  новый  черный  гидрокостюм  для  акваланга. Костюм  Дэниела, который  он  не  одел  в  свое  последнее  погружение. Он  был  плотнее  прежних, а  значит, давление  воды  на  150метровой  глубине  лучше  будет  выдерживать. 

  Я, тогда  еще  подумал - «Пусть  умру, но  в  его  костюме. В  знак  прощения  моего  друга  Дэниела. Пусть  моя  любимая  Джейн  знает, что  потеря  Дэниела  для  меня  была  не  меньшей  утратой, чем  для  нее. Если  погибну, и  она  меня  таким  найдет. Если, вообще  найдет» - мелькнула  мысль  в  голове, но  я  отбросил  ее  и  уже  не  думал  больше  ни  о  чем, только  о  предстоящем  погружении  и  тех   бортовых  спрятанных  под  хвостом  Боинга  и  борта  ВА  556  самописцах.

 

                               Конец  третьей серии

 

 

                                        БОРТ  556

 

                   Серия 4.В  плену черной  глубины

 

- Нет! Не  пущу! - вдруг, по-русски,  раздалось  за  моей  спиной - Не  пущу, тебя, Володенька! - этот  истошный  крик  напугал  меня. Я  чуть  было  не  выронил  маску  из  рук  и  ласты. От  этого  сумасшедшего  громкого  истошного  крика. Я,  напугавшись, резко  повернулся. И  в  этот  момент  Джейн  налетела  на  меня  в  полной  ночной  темноте. Ее  невысокая  силуэтом  в  свете  горящей  Луны  и  звездах  девичья  фигура,  ударилась  прямо  в  меня. И  обхватила  меня, повиснув  на  мне.

- Не  пущу! - она, прокричала  практически  на  идеальном  русском. И  уже  как русская, обхватив  меня  руками  за  мой  мускулистый  в  черном  гидрокостюме  моряка  торс. Она  хорошо  уже  говорила  по-нашему. Еще  несколько  ломано, но  достаточно  хорошо. Нахватавшись  от  меня  всяких  еще  разных  в  процессе  близкого  и  тесного  общения  слов. И, применяла  их  правильно.

- Не  пущу! - прокричала, снова  она - Никуда, не  пущу,  тебя! Я  знаю, что  ты  задумал, знаю, любимый! –она  мне  твердила  и  ей  было  наплевать  ан  то, что кругом  сейчас  враги  и  было  даже  здесь  не  безопасно.

  Джейн  выскочила  на  палубу  практически   полностью  до  наготы  раздетая. Сбросив  видимо  у себя  в каюте  белую  свою  длинную  рубашку  и  в  одних  просто  плавках  от  полосатого  купальника, вылетела  на палубу «Арабеллы». Даже  без  лифчика. И  с  голой  девичьей  загорелой  полненькой  грудью.

  Она прижалась  ко  мне  и  к  моей  спине  своими  черными  твердыми  возбужденными  сосками. Джейн  обхватила  меня  так  сильно, что  у  меня перехватило  в  груди  дыхание. Я  ощутил  это  женское  любимое  нежное  гибкое  тело  своей  голой  мужской  спиной. Страсть  и  любовный  наполненный   болью  потерь  и  горя  жар, что  обжог  меня  и проник  внутрь.

  Джейн  придавила  меня  к  леерным  бортовым  ограждениям  левого  борта  яхты,   не  давая  даже  пошевелиться.

  Ее  голенький  овальный  с  круглым  пупком  загорелый  девичий  живот,  жаждущий  ребенка, прижался  ко  мне. Плотно  прижался  Джейн  в  узких  ее  полосатых  купальника  плавках  волосатый  лобок, бедра  ног. Уперевшись  коленями   в  мои  голые  тоже  ноги. А  маленькие  ее  с пальчиками  стопы  прижались  к моим.

- Джейн - я  тихо  ей  произнес, сам  возбужденно  страстно   в  ответ  дыша – Я  должен  Джейн  - я  произнес  ей  еще –Это  ради  нашего  общего  дела. И  ради  смерти  Дэни, Джейн. Мы  должны  это  завершить  любой  ценой.

- Дэни  заразил  тебя  этим. Ты  сейчас  как  он. Ты  не  слушаешь  меня, как  будущую  жену,  как  он  не  слушал  свою  сестру – Джейн  произнесла  и затерлась своей  черноволосой  головой  о  мою  спину  как  трется, ласкаясь, кошка.

  Если  бы  не  было  гибели  Дэниела  и  не  надо  было  бы  плыть  за  этими  черными  чертовыми  самописцами  ящиками  Боинга, все  бы  закончилось  бурным  неистовым  сейчас  снова  диким  просто  неудержимым  сексом. И  вероятно  прямо  здесь  на  палубе.

  У  меня  в  плавках  торчал  как  стальной  прут  сейчас  мой  детородный  член.  Раздуваясь  в  ширину  и  в  длину, вылезая  из-под  верхней  плоти. Упираясь  оголенной  головкой  от  верхней  плоти  прямо  в  них  и  стараясь  вылезти  через  тугой  тельного  цвета  шелк.

- Джейн - я  снова  ей повторил  - Мне  необходимо  это  сделать, Джейн. 

- Нет, нет – Джейн  произнесла  и  сползла, вниз, обхватывая  мои  и  спутывая  своим  загорелыми  до  угольной  черноты  голыми  руками   мои  голые  такие  же  загорелые  мужские  ноги. Ее  руки  соскользнули  вниз  по  моему  торчащему  возбужденному  и  готовому  к   любви  половому  органу.

  Я  вздрогнул  и  дернулся  всем  судорожно  трясущимся  готовым  в  любую  минут  сорваться  в  порыве  страсти  и  любви  и, простонав, произнес  ей - Джейн, любимая, Джейн. Остановись, отпусти  меня. Прошу  тебя. Не  сейчас. Только  не сейчас.

  Закружилась  от  желаний  любви  голова. Но  я  противостоял  в  первый  раз  этим  неудержимым  страстям  и  желаниям.

- Я  хочу  тебя, любимый  и  прямо  здесь  на палубе  яхты  -  произнесла  мне  Джейн  Морган – Я  готова  на все, только   останься  здесь  со  мной, любимый  мой, Володенька.

  Я  разжал  ее  обхватившие  мои  ноги  руки  и  оттолкнул  Джейн. Она  шлепнулась  на  полненькую  свою  ягодицами  широкую  попку  прямо  на  палубу. Джейн  была  ошарашена  и  удивлена  таким  моим  ответом  неожиданным  поведением.

  Нет, она  не  обиделась  и  не  оскорбилась  сейчас. Она просто  поняла, что меня  уже  не  остановить  сейчас  ничем. Даже  любовью  и  сексом. А  я, успокаивая  себя, просто  бегом, бросился  к  оставленному  на  палубе  яхты  своему  гидрокостюму  акваланга. Я  стал  его  напяливать  на  себя  поспешно  и  быстро.

- Не  пущу, Володенька! Не  пущу  на  еще  одну  смерть. Хватит  мне и  одной  смерти  Дэни! – Джейн  плача  и  сидя  на своей  широкой  на  палубе  загорелой  женской  попке  запричитала - по-русски  опять -  Любимый мой. Ты  один  остался  у  меня. Один. И  я  не  хочу  тебя  потерять. Я  знаю, ты  решил  искупить  свою  вину  передо  мной. Перед  Дэни. Решил  поплыть  за  этими  чертовыми  ящиками. Но, я  не  хочу  твоей  гибели! Я  люблю  тебя, Володя, люблю! Так  люблю, что  если  ты  погибнешь  и  не  вернешься! Я  покончу  с  собой! Покончу, слышишь  меня! Прямо  здесь  на  этой  яхте  и  утоплю  «Арабеллу»  вместе  с  собой  в  этой островной  каменной  бухте!

- Я  не  погибну, Джейн - произнес  ей  я, одеваясь  в  прорезиненную  ткань  своего синего  с белыми  вставками  гидрокостюма  - Вот  увидишь, Не  погибну. Но  я  притащу  хоть  один  из  них  сюда. Пусть  даже волоком  по  дну, Но  притащу. И  смерть  твоего  брата  Дэниела  будет  не  напрасной.

  Я  оделся  и  пошел  за  приготовленными  с  кислородно-гелиевой  смесью  баллонами.

  Джейн  же  соскочила  на  ноги  и  бросилась  снова  ко  мне. Она  догнала  меня  сзади  и  вцепилась  в  меня. Опять  обхватив  мое  тело  уже  в  резине  гидрокостюма  девичьими  руками. Повисла, подгибая  свои  красивые  крутыми  бедрами  и  полными  икрами  девичьи  загорелые  до  черноты  ноги. Выгибаясь  в  гибкой  узкой  девичьей  спине  на  моей  шее, заваливая  назад. Тянула  на  палубу, чтобы  опрокинуть  и  повались. Джейн  делала  сейчас все, чтобы  не  пустить  меня  в  океан.

  Я  стал  с  ней  бороться. И  одолел  ее  как  женщину  силой. Да  и  Джейн, в сущности, перестала  даже  сопротивляться. Она  просто  стала  меня  целовать,   обхватив  мою  шею. Крепко  и  взасос. Кусая  мои  губы  зубами.

  Джейн  дышала  как  ненормальная, и  произносила  по-русски, раскину  в  подо  мной  в  ширину свои  полненькие  загорелые  девичьи  ноги, подставляя  свое  мне  влагалище  для  любви. Отдаваясь  мне.

  Что  могла  женщина  в  данную  минут  сделать. Только  это, чтобы  удержать своего  любимого  возле  себя. Только  это.

   Она  лишь  твердила, закатывая  свои  черные  как  ночь  красивые  глаза – Любимый, Володенька.

  Я  не  знаю, что с  ней  сейчас  творилось. 

  Она  удерживала  меня  возле  себя. Джейн  Морган, лихорадочно,  что-то, как  некий  колдовской  заговор  или  ритуал, что-то  быстро  говорила.  То  по-русски, то  по-  своему, по-американски. А  то, вообще  непонятно  на  каком, то  неизвестном  мне  языке. Это было  нечто  похожее  на  язык  перуанских  индейцев. Древних  Инков  или  Майя. Я  ранее слышал  как  говорят  индейцы  и  выходцы  из  Латинской  Америки. например, из  Боливии. Вот  нечто  похожее, сейчас  лилось  из  столь  любимых  мною  девичьих  молодых  двадцатидевятилетних  уст, что целовали  меня  страстно  и  любовно.

  Джейн  будто  боялась, что  уже  я  не  вернусь  никогда. Но  я  верил, что  все  будет  отлично. И  старался  убедить  Джейн  в  правильности   моих  поступков.  Я  пытался  свою  дивчину  любовницу  убедить  в  правильности  моего  поступка. Но  она, что-то  быстро  тараторя, любовные, словно  не  желала  все мои  уговоры слышать. Эта  красивая  до  безумия  молодая  двадцатидевятилетняя латиноамериканка, почти  как  русская  благодаря, можно  сказать  мне  безумно  влюбленная  женщина  полушепотом  произносила  слова  о  любви, уговаривая  меня  остаться  с  ней.

  Я  дернулся, чтобы  вырваться  из  ее  цепких  сильных  женских  объятий.

- Не  пущу, тебя, ради  нашего  будущего  ребенка - произнесла  внезапно  мне Джейн, страстно  целуя  мое, снова  лицо, заросшее, снова, мужской  щетиной. И  эти  слова  прожгли  меня  насквозь.

  Раньше  это  были  лишь  просто  разговоры  о  детях  там  и  женитьбе. Но  теперь.

- Ребенок?! - переспросил  ошарашенный  этой  новостью  я - У  тебя  будет, мой ребенок?!

- Любимый - она  повторила  снова, по-русски - Володенька.

  И, она, прижала  меня  к  своей  женской  полненькой  груди. Трепыхающейся  перед  моим  мужским  лицом. Загорелой  до  черноты  с  торчащим  черными  сосками  латиноамериканки  южанки  груди.

  Джейн  Морган  произнесла, снова  по-английски - Я  беременна, беременна, твоим  ребенком.

- Любимая  моя! - я  восторженный  ею  и  потрясенный  произнес – Ты  беременна! Джейн, моя  крошка! Моя  девочка!

  Я  целовал  ее  в ответ  в  губы  и  прижимал  к  себе.

- Уплывем  отсюда  быстрее, милый  мой! - Джейн  возбужденно  стала  уговаривать  меня - Уплывем  отсюда! Это  страшное  место! Оно  погубило  брата  Дэниела. Мы  сможем, Володенька! Втроем! Ты  и  я, и  наш  ребенок!

- Но, как, же Дэниел? - я  вдруг  вспомнил, зачем  отправился  за  борт  нашей  яхты  «Арабеллы».

- Как, же  его  смерть, миленькая  моя, Джейн - я  опомнился  и  произнес  ей - Как  же  смерть  твоего  родного  братишки? Как  же  смерть  вашего  неотомщенного  отца? Джейн, любимая?

   Я  смотрел  в  ее  в  слезах, снова  глаза. Глаза  безумной  и  безудержной  в  любви  молодой  американки, смотрящей  в  глаза  русского  моряка.

- Ты  позволишь, спокойно, дальше  жить  этому  гаду  Джексону. И  твоему  дяде  Джонни  Маквэллу - я  возмутился, не  желая, просто  так, вот  уплывать  отсюда. Хотя  не  горел  своим  желанием  вообще-то,  долго  оставаться  здесь.

- Джейн, прости  меня, но  я  должен - я  произнес, глядя  в  эти  наполненные  снова слезами  черные  гипнотические  ее  девичьи  глаза - Я  обещал  ему. И  обещал  себе, Джейн. Это, тоже  ради  нашей  любви. Я  должен  сделать  это. Иначе, мне  всю  жизнь  не  будет  покоя. Как  я  буду  жить, если  не  будет  отомщен  Дэниел.  Как  ты  с этим  как  его  сестренка  будешь  жить  дальше?

  Она  смотрела  на  меня, не  отрываясь  глазами  полными  преданности  и  любви. И  я  видел  эту  безудержную, ту  сумасшедшую  нашу  в  ее  женских  глазах  любовь. В  полной  темноте  ночи, но  я  видел  те  ее  красивые  влюбленные  в  меня  в  русского  моряка  глаза. Этот  взгляд, так  и  остался  в моей  памяти  навсегда. До  нее  словно  пока  еще  не  все  доходило, что  и  как  теперь.

- Прости, любовь  моя - произнес  я  ей - Но, я  должен  сделать, то, что  должен сделать. Прости.

  И  встал  с  лежащей  Джейн  и  с  ночной  холодной  палубы  яхты, подымая, ее  на  своих  руках. И  унося, вниз  в  ее  женскую  каюту.

  Джейн  сейчас  замолчала. Она  все  поняла. Поняла, что  я  не  отступлюсь  от намеченного. Она, только  смотрела  на  меня, по-прежнему, не  отрывая влюбленных  заплаканных  своих  девичьих  американки  черных  как  у цыганки  Рады  глаз.

- Ничего, миленькая, со  мной  не  случиться - я  успокаивал  ее - Ничего, только  не  переживай  за  меня. Я  вернусь. Обязательно  вернусь, любимая. Только  сделаю  это  дело. И  вернусь. И  тогда  мы  сразу  же  уплывем  отсюда.

  Джейн  отпустила  меня. Спокойно. Она, просто, молча, проводил  меня  своими  черными, как  эта  звездная  под  Луной  ночь  очаровательными  гипнотическими  некой  Богини  любви  и  всего  Тихого  океана  глазами. Лишь, сказала, когда  я  перешагнул  обратно  порог  ее  с  выломанными  из  красного  дерева  дверями  девичьей  каюты - Возвращайся  скорей, любимый. Я  буду  ждать.

 

                                               ***

   Когда  я  нырнул, было  уже  три  часа  ночи. Я  не  смотрел  больше  на  подводные  часы  на  своей  левой  руке. Да, и  их  было  совсем, плохо  видно, даже  с  фонариком  в  полнейшей  темноте  на  дне  этого  погибельного  обширного  плато.

  Я  считал  так, погибну, значит, так  тому  и  быть. А, если  суждено  выжить, выживу. Главное  сделать  свое  дело. То, что  обещал  моей  Джейн.

  Я  плыл  над  песчаным  дном  второго  нижнего  плато. Оставив, мою   ненаглядную  там  наверху. И, теперь  уже  беременную  любовницу  Джейн  Морган  на  яхте «Арабелла». В полной  ночной  темноте, освещая  свой  маршрут  впереди  себя  подводным  фонариком. Видимость  была, вообще  никакая. Но, я  на  удивление  шел  верным  путем  и  над  самым  дном. Как  не  могу  и  сейчас  объяснить, но  был  уверен  тогда, что  маршрут  был  правильным. Мы  тогда  с  Дэниелом  натянули  длинную, почти  в километр  тонкую, но  прочную  нейлоновую  веревку.  И  я  нашел  ее, и  шел  четко  по  ней. Именно  к  обломку  хвоста  погибшего самолета.

   Ночью  заметно  упала  температура  воды  в  океане, и  стало  прохладно. Это чувствовалось, даже  через  плотно  прилегающий  к  голому  телу  гидрокостюм  акваланга. На  спине  пара  баллонов  на  двадцать  четыре  литра  кислородно-гелиевой  смеси.

  Течение  заметно  усилилось  и  даже  сменило  свое  подводное  направление. Теперь  оно  хорошо  ощущалось  дальше  от  своей  исконной  точки  проявления.

  Я, попав  в  него, плыл  лишь, слегка  работая  ластами, плыл  в  направление  к  хвосту  разбившегося  самолета.

  Сразу  скажу, было  жутко. Один  и  в  той  полной  подводной  темноте. Я смотрел  во  все  глаза  по  сторонам  через  маску  акваланга. И  слегка, хоть  иногда  касался  дна  руками  и  той  натянутой  и  уходящей  вдаль  в  мертвую  безлюдную  темноту воды  веревки. Она была  не  обрезана  и не  оборвана. И  это вселяло  надежду, что  я  быстро  отыщу  в  этой  темноте  ночного  океана  большое  хвостовое  оперение  разбившегося  борта  ВА 556.

  Давление  опять  значительно  и  уверенно  росло, из-за  повышения  глубины. И  впереди  видимость  была  в  свете  фонарика  не  более  трех  метров.

  Было  более  ста  с  лишним  метров, и  я  погружался  под  уклон  и  глубже. На  глубиномер  я  тоже  не  смотрел. Да  и  смысла  не  было. Мы  тут  были  уже, и  я  глубину  ощущал  своим  всем  телом. Я  знал, что  пройду  ее, раз  раньше  проходил. Дважды.

  Одним  словом, я  мало  чего  вокруг  видел  и  плыл  машинально  по  пройденному  неоднократно  еще  с  Дэниелом  маршруту. Ну  и  по  памяти.  

  Ориентироваться  я  умел  хорошо. Даже  под  водой.

  Неожиданно  я  увидел  тот  велосипед  вверх  колесами, торчащий  из горгонариевых  кораллов  и  разбухшие  от  воды  сумки  с  чемоданами. Набитыми  до  отказа  вещами погибших, облепленные  песком  и  донным  илом  и  обросшими  водорослями, прямо торчащими  из  белого  песка.

  Дно  постепенно  становилось  скалистым. Отметка  должна  была  быт ь 150метов  или  около  того.

  Вокруг  не  было  ни  души. Ни  одной  рыбешки, вообще  никого. И  это  усиливало  страх  и  гнетущее  нервное  состояние. Я  здесь  был  один  на  один  с  ночным  океаном  на  глубине  в  стопятьдесят  метров.

  Заметно  упала  температура  воды. Возможно, из-за  подводного  течения здесь  на  этой  глубине. Становилось  в  гидрокостюме  холодновато, хотя  прорезиненный  костюм  покойного  Дэниела  был  из  довольно  толстой  ткани, толще, чем  тот  мой  в  котором  я  сюда  плавал. Но, все, же  температура. Ее  сильное  падение  здесь  хорошо  чувствовалось. Надо  было  как  можно  быстрее  все  сделать.

  Та  плетеная  тугая  тонкая  веревка  привязанная  к  разматывающейся  из  крепкого  и  прочного  нейлона. На  большой  крутящейся  бобине, которую, мы  с  Дэниелом  нашли  в  носовом  техническом  водолазном  трюме  «Арабеллы». Была  нами  привязана  к  якорной  цепи  левого  якоря  яхты. Я  точно  не знал, какой  она  вообще  длины, но  надеялся, что  ее  все, же  мне  хватит, по крайней  мере, до  хвоста  погибшего  Боинга. Помню, как  та  бобина  крутилась  у  меня  на  поясе  и  мешала  передвижению. Но, была  необходима. И  вот  эта  веревка  была  тут проложена  нами  не  напрасно. Я  видел  ее на  самом  дне  и  следовал  четко  по ней  в  темноту  черной  ночной  воды.

Я  все  равно, боялся, что  в  полной  такой  вот  ночной  подводной  темноте, вообще  не  найду  дорогу  к  дому. Я  рассчитывал, вообще, если  веревка  не будет  оборвана, ее  хватит  на  обратный  путь. Сначала  к  обломкам. Потом  обратно  домой. И  таким  образом, мне  не понадобиться  даже  фонарик. Я  буду, просто  плыть  назад, против  течения, с  каждым  черным  ящиком  держась  за  этот  туг о натянутый  прочный  нейлоновый  хоть  и  тонкий  шнур.

  Течение  имеет  свойство, сносить  в  какую-нибудь  сторону. И  ночью  это  было  чревато  трагическими  последствиями, под  водой. Особенно  на  такой  глубине.

  Жаль  не  нашлось  в  трюме  карабина. А  то, можно  было  бы  вообще, пристегнуться. И  тогда, руками  держаться  не  пришлось  за  эту  прочную  из нейлона  плетеную  веревку. Просто, смело  грести  ластами  по  ее  направлению  в  темноте  до  самой  нашей  яхты. До  якоря  в  песке  и  якорной  цепи. А  там, и  плетеная  мелкоячеистыми  клетками  сеть. Жаль, что  не  было  ни  одного  карабина.

 

                                               ***

  Я  все  же  добрался  до  этого  лежащего  на  дне  подводного  плато  самолетного  хвоста. Помню, как  высветил  фонариком  вертикальную  хвостовую  лопасть  с  цифрами  747.

  Я  был  на  месте. И  надо  было  проверить  положение  черных  ящиков  оставленных  мною  лично  здесь  под  одной  из  лежащих  рулевых  лопастей  среди  ветвей  горгонариевых  кораллов.

  Место  было  то, что  надо, куда  их  можно  было  пристроить  на  время.

  Здесь  они  так  и  лежали, как  я  их  до  трагедии  с  Дэниелом  положил.  

  Никто  их  не  нашел. Вероятно, те, кто  гнался  за  мной, их  даже  не  искали. Они  подумали, что  они  ушли  на  дно  пропасти  вместе  с  кабиной  пилотов, вместе  с  их  золотом. Если  они  не  видели, как  я  их  сюда  таскал, конечно.

   Ящики  были  на  месте. Я  посветил  фонариком  и  осмотрел  их. Все  было  в  том  же  состоянии, как  и  тогда  как  их  сюда  пристроил.

  Я  взял  оба. Было  неловко  их  тащить. Они  были  большими. И  весили. Я привязал  их  к  свинцовому  поясному  противовесу  от  акваланга, взятому  в нашем  техническом  трюме. Связав  сначала  веревкой  отрезанной  от  бобины, подводным  ножом.

  В  этот  раз  я  взял  с  собой  нож. Большой  длинный  подводный  нож.   Именно  сейчас. И  в  этот  раз  я  взял  его, и  он  мне  позднее  тоже  пригодился.

  Я  обмотал  ящики  той  веревкой  и  поясом, чтобы  волочить  по  песку. Но, перед  этим  привязал  нейлоновую  длинную  к  себе  практически  километровую    веревку. Отвязав  от  крыльевой  большой  рулевой  лопасти  хвоста  лайнера. К  ней  же  примотал  и  свинцовый  противовес  пояс. Если  они  оборвутся, то  пояс  все  же, как  я  думал  тогда, удержит  их  на  дне, как  якорь, цепляясь  за  каменистое  с  белым  коралловым  песком  дно. Да  и  как  дополнительный  вес  удержат  у   самого  дна. 

  Не  знаю, как я  так  думал  еще, но  все  же  думал  в  полной  ночной  водной  темноте  и  на  более, чем  стометровой  глубине.

  Веревки  хватало. И,  даже  с  лихвой.  Веревка  была  тонкая, но  очень  прочная. И  могла  быть  разрезана, только  ножом  или  еще, чем-нибудь  острым. Но, порвать  ее  было  делом  нелегким. Это  был  у  Дэниела  целый  запас, видимо  на  черный  день  или  для  ремонта  оснастки  яхты. Такая  же  была  веревка  и  на  той  малой лебедке, с  той  сетью  лежащей  на  дне  второго  плато  под  «Арабеллой».

  Интересно, какой  она  могла  выдержать  вес  при  натяжении? Но, так  или  иначе, эта  веревка  была  моим  единственным  спасением  в  этой  полной

ночной  темноте, даже  с  фонариком.

  Время  оставалось  только  на  возвращение. И  я  отправился  в  обратное  ночное  подводное  плавание. Борясь  с  течением  и  таща  эти  чертовы  ящики  волоком  за  собой.

  Я  тащил  аварийные  самописцы  борта  556, буквально  по  песку  волоком  на  том  свинцовом  поясе. Течение  постоянно  стаскивало  меня  в  сторону. Идти  обратно  в  баллонах  на  двадцать  четыре  литра  было  делом  нелегким. И  этот  обратный  мой  путь  был  просто  кошмаром. Если  бы  не  эта  веревка, мне  бы  ни  за  что  бы, не  добраться  было  бы  до  нашей  с  Джейн  яхты. Я усиленно  работал  ластами  и  дышал  тяжело. И  устало  останавливаясь  на  какое-то  энное  время, стравливая  отработанную  смесь  с  фильтров  акваланга.

  Я  посветил  на  подводные, на  моей  левой  руке  часы. По  времени  моей живительной  смеси, почти  уже  не  оставалось. И  это  подгоняло  меня. На  часах  было  почти  четыре  часа  ночи.

  Я  уже  прошел  половину  маршрута, это  было  понятно  по  белому  чистому песку  подо  мной. Одному  голому  песку  и  ничего  более.

  И  вдруг, акула!

  Нянька  лежала, прямо  на  моей  дороге. И  прямо, на  веревке, прижимая  ее  ко  дну  своим  тяжелым  серым  рыбьим  телом. Эта  акула, любительница  прибрежных  зон  и  коралловых  рифов, просто  спала. Это было  видно  по  ее  манере  поведения. Она  лежала  на  одном  месте. И  только  слегка  работала  своей  большой  лопастью  хвостового  плавника. Поддерживая  себя  в  течении  на  плаву  и  дыша  ритмично  своими  рыбьими  жабрами.

  Она  действительно, спала. И  не  реагировала  на  меня  никак. Даже  на  яркий  свет  фонарика. Но, я  и  не  настаивал. Мне  просто, пришлось  аккуратно  обходить  ее, лавируя  в  течении  с  этими  чертовыми  тяжелыми  ящиками. Благо, они  были  достаточно  тяжелыми  и  не  сдвигались  сами  с  места. Течение  их  не  могло  утащить. И  я  их, протащив  полукругом  вокруг  спящей  акулы, осторожно  снова  вцепился  в  веревку  руками. Сжав  с  силой  какая, только  еще  была  и  оставалась  в  моих  мужских  сильных  пальцах. И  продолжил  свой  тяжелый  маршрут.

  Я  освещал  дорогу  своим  подводным  фонариком  и  плыл, медленно  работая  ластами. Тяжело  дыша  и  пуская  через  фильтры  отработанную  кислородно-гелиевую  смесь. Мне  пришлось  постоянно  оглядываться, так  на  случай  всякий. Мало  ли  чего. Вдруг  я  разбудил  мою  спящую  акулу. И  она  захочет  устроить  ночной  обед  мною, так  как  вокруг  шаром  покати, никого  больше  не  было. Но, все  было  по-прежнему, спокойно. И  так  я  все, же  доплыл  до  воткнувшегося  глубоко  в  белый  коралловый  ил  якоря. И  левой  якорной  цепи  «Арабеллы».

 

                              Подводная схватка

 

  Это  случилось  неожиданно. Спереди, возле  якорной  левой  цепи  нашей «Арабеллы». Я  не   нашел  своих  баллонов  и  на  меня  напали. Двое. Все  произошло, буквально  молниеносно.

    Это  был  удар  подводным  ножом, сверху  наотмашь, в  свете  моего  горящего  подводного  фонарика, который  я  тут  же  выронил. И  он, упал  на  дно, освещая  нашу  в  полумраке  ночной  воды  подводную  схватку.

  Я  ударил  быстро  в  ответ, тоже  ножом  того, кто  напал.

  Он  совершил  ошибку, поймав  меня  за  руку. И  подтягивая  к  себе, чтобы  нанести  еще  один  удар  подводным  ножом. Первый, который  он  нанес, попал  в  шланги  моего  акваланга  и  перерезал  их. Вероятно, он  хотел  ударить  в  район  моей  шеи  в  сонную  артерию, но  получилось  мимо. Его  удар  ножом  был  профессиональный. Но, он  в  темноте  попал  по  баллонам, обрезая  фильтры  и  шланги. А  я  попал. Попал  в  него, прямо  перед  собой  в темноте. Успев, даже  сам  не  понимаю, как  быстро  вытащить  с  ноги  с  ножен  свой  длинный  тот  подводный  нож. Просто  совершенно, машинально, защищаясь. Я  пырнул  врага  тем  ножом. И  почувствовал, как  он  вошел  во  что-то  мягкое  и  плотное. И  понял  это  потому, как  он, тот  смертельно  раненный  противник, отскочил, отталкиваясь  от  меня  ногами. И  за  ним  полился  шлейф  крови.

  Я  точно  не  знаю, куда попал, но  думаю, удар  был  смертельный. Думаю  я,  пропорол  ему  живот  и  печень. Нож  мой  был  осень  острый  и  легко  прорезал  противника  его  прорезиненный  подводный  акваланга  гидрокостюм.

  Тут  по  мне  был  нанесен  еще  один  удар  ножом. Но, уже  сзади. И, тоже, неудачно  другим  уже  аквалангистом. Я  сам, отплывая  от  нападающего  и порезанного  мною  аквалангиста, налетел  спиной  на  другого. Который, подкрадывался  ко  мне  со  спины. Я  буквально,  ударил  его  собой, своими баллонами. И  его  нож, скользнул  мне  по  моей  ноге, разрезая  прорезиненную  ткань  черного  акваланга  и  зацепив  в  районе  правого  бедра  ногу.

   Порез  был  сильным  и  глубоким. Их  ножи  были  тоже  острыми  и  хорошо  заточенными, чтобы  кромсать  и  резать  мясо.

  Вода  вокруг меня  окрасилась  уже моей  собственной  пролитой  в нее  кровью.  Видно  было  все  в  свете  лежащего  и  упавшего на  песчаное  дно  горящего  моего  подводного фонарика. Тут  же  лежал  еще  один  фонарик. От  раненного смертельно  моего  врага.

  Кто  они  были? Я  не  видел  даже  их  в  масках  лиц. Не  знал  национальности. И  даже  имени. Но, похоже, убил  одного  из  них.

  Я  развернулся  и  начал  махать  в  темноте  воды  рукой  со  своим  ножом, но больше  нападения  не  последовало. Вокруг  была, просто  вода  и  темнота. И  вылетающая  кислородно-гелиевая  смесь  из  обрезанных  моих  шлангов  акваланга  во  все  стороны  большими  пузырями.

  Я  крутился  вокруг  над  самым  песчаным  дном  у  якорной  цепи  нашей  яхты. Дышать  я  не  мог. И  пришлось  по-быстрому  сбросить  поврежденные  совершенно  бесполезные  с  испорченными  шлангами  и  фильтром  баллоны.

  Свинцовый  пояс  противовес  остался  на  дне  внизу  на  самом  дне  с  бортовыми  самописцами  погибшего  самолета.

  Надо  было  быстро  всплывать. Причем, на  одном  дыхании  со  стометровой  глубины. Бросив  все  здесь  под  водой. И  быстро  наверх, не  забывая  о  декомпрессии. Было  опасно, но  необходимо.  Ибо  декомпрессия  это  тоже  опасно.

  Я  ухватился  за  якорную  цепь. И, оставив  возле  нее  лежать  самописцы BOEING 747, пошел  на  экстренное  всплытие. Нельзя  было  медлить, и  надо  было  спасаться.

  Было  легко, хоть  я  терял  кровь  из  глубокой своей  на  правой  ноге  раны. Ни  баллонов  на  двадцать  четыре  литра, ни  свинцового  пояса. 

  Медленно  выдыхая  то, что  во  мне  осталось  от  последнего  вдоха  из поврежденных  баллонов, я  всплывал  в  полной  темноте. И, даже  не  мог определить, где  же  поверхность  воды. Но, при  самом  всплытии, торопиться  было  нельзя. Иначе  мог  прийти  каюк. Могли  лопнуть  легкие  и  все  сосуды  в  теле. Нужна  была  постепенная  адаптация  при  всплытии. Но, у  меня  не  было  воздуха  в  легких  больше  моего  вдоха. И  само  глубинное  давление  выдавливало  этот  единственный  последний  глоток  воздуха  из  моих  легких. В  одной  маске  и  ластах  налегке, я  шел  на  всплытие  со  120метровой  глубины, которое превращалось  постепенно  в  собственное  самоубийство.

 

                                               ***

  Я  стравливал  понемногу  изо  рта  воздух. В  полной  темноте, практически вслепую, лишь  подсвечивая  все  вокруг, и  вверх  фонариком, шел  крайне медленно  на  подъем. Где-то, вверху  уже  должна  была  показаться  поверхность. Давление  воды  снижалось. Но, она  все  равно  давила  на  меня. И  выдавливала  последний  глоток  кислородно-гелиевой  смеси  из  моего  рта.

  Нога  болела, и  я  терял  много  крови.

  Сейчас  главное  чтобы  не  было  акул  и  барракуд.  Была  только  мысль. Я  уже ничего  не  смогу  больше  сделать, чтобы  защитить  и  спасти себя. Я  просто слабел  от  потери  крови, что  лилась  уже  потоком  из  моей  правой  ноги  и  порезанного  бедра.

  Я  выплюнул  последний  в  легких  свой  воздух, чтобы  не  лопнули  сосуды  в  моих  глазах, и  рванул  вперед  к  поверхности. Она  должна  была  быть  уже  рядом.

  Вдруг, где-то, чуть  ниже  меня  блеснул  еще  один  подводный  фонарик. Где-то, совсем  уже  рядом  под  моими  ногами. Там внизу  был   пловец. Но  не  вражеский  убийца  аквалангист.

  Это  была  моя  малышка  Джейн.

  Она  в  своем  легком  костюме  со  своими  акваланга  баллонами, плыла  ко  мне  из  глубины  и  была  уже  рядом. Она  была  моим  спасением. Джейн  Морган, летела  ко  мне, невзирая  на  глубину. И  встретила  меня  недалеко  от  поверхности. Она  бросила  фонарик  и  заработала  лихорадочно  ногами   в  ластах.

  Любимая  моя, мгновенно  обхватила  меня  руками. Мы  вместе  пошли  на  подъем. И  если  бы  не  она, хватило  ли  бы  мне  последнего  этого  вздоха, когда  до  поверхности  еще  было  метров  около  пятидесяти.

  Но, Джейн  вцепилась  в  меня. И, воткнув  мундштук  своего  акваланга  мне  в  рот, начала  меня  выталкивать  к  поверхности.

  В  полной  темноте  воды  я  не  видел  ее  лица, и  ее  красивых  и  любимых  мною  черных  как  бездна  океана  безумно  красивых  гипнотических  женских  глаз. Но, я  видел  ее  в  плотном  ровном  загаре  латиноамериканки   мулатки  южанки  девичьи  руки. Они, вцепились  в  меня  мертвой  хваткой  и  с  какой-то  неистовой  смертельной  даже  силой, какой  я  раньше  не  знал. Точно  это  совсем  была  не  моя  любимая  Джейн. Она  потащила  меня  наверх, помогая  мне  выйти  на  поверхность.

- «Девочка  моя!» - ударило  в  голову - «Ты  моя  спасительница!».

  У меня  сдавило  водой  голову, прямо  под  маской, и  казалось  конец. Сейчас  я  открою  рот  и  все…Прощай, и   я  сам, и  моя  девочка  Джейн.

  В  темноте  воды  через  маску, я  увидел  днище  нашей  яхты  «Арабеллы». Большой  длинный  киль  и  даже  два  пропеллера  винта  с  двух  сторон   донного  корпуса  нашего  быстроходного  круизного  судна.

- «Вот  оно, мое  спасение!» - мелькнула  мысль  в  затуманенной  от  нагрузки  и  слабеющей  от  потери  крови  голове. Я, кажется, терял  уже  свое  сознание.

  Джейн  то  вставляла  мундштук  мне  в  рот, то  вынимала. И  делала  сама  глоток. И  так  мы  шли  вдвоем  к  поверхности. И  я  начал  отключаться. Я  плохо  помню, что  было  дальше.

  Все  закружилось  в  голове  - «Джейн, акула, убийцы  и  моя  рана, глубокая  рана  на  ноге  от  ножа».

  Я  пришел  в  себя  уже  на  поверхности. У  самого  борта  нашей  яхты. Джейн  поддерживала  меня, чтобы  я  не  не  опускал  к  воде  и  волнам  свою  голову. И  не  наглотался  океанской  воды. И  задирала  мою  голову  вверх  к  ночному  воздуху.

  Я  посмотрел  искоса  на  мою  крошку  Джейн. И  произнес  еле  слышно, выдавливая  из  себя  по  буквам  каждую  фразу - Любимая  моя. Ты…

- Молчи, любимый – пролепетала, перебивая  меня  Джейн, тяжело  дыша  всей  своей  полной  женской  грудью, и  добавила  еще  полушепотом  она - Нельзя  говорить  нам  обоим. Нам  нужно  отдохнуть  и  прийти  в  себя. Дыши  глубже. Дыши, любимый - произнесла, моя  красавица  Джейн. И  я  задышал, глубоко  вдыхая  свежий  океанский  воздух, парящий  над  самыми  волнами. Проникающий  в  мои  легкие  с  брызгами  соленой  воды.

- Ты  ранен, любимый? - произнесла, приходя  в  себя  от  тяжелого  дыхания,   Джейн - Ты  истекаешь  кровью, Володенька, мальчик  мой. Держись, я  буду  тебя  держать  над  водой. Дыши  глубже. Дыши. И  громко  не  говори, они  рядом.

- Кто  рядом? - прохрипел  я  сдавленным  от  тяжелого  дыхания  голосом.

- Черная  яхта - произнесла  мне, прямо  прижавшись  губами  к  моему  уху  моя  Джейн - Они  стоят  в  нашей  бухте.

- Они  здесь?! – я  панически  произнес  ей.

- Да, тише – Джейн  произнесла  мне –Тише  миленький, тише.

  Она  развернулась  в  воде, разворачивая  меня. И  я  увидел  ее, ту  самую  яхту, стоящую  на  том  приблизительно  месте, где  была  трехкилометровая  бездна. И  где, упала  носовая  часть  самолета  в  пропасть  вместе  с  Дэниелом.

  Это  метров  около  тысячи. И  там  горели  все   на  двух  парусных  мачтах   огни.

  Эта  посудина  выделялась  черным  огромным  силуэтом  на  фоне  загорающегося  утреннего  тропического  неба  над  тихими  солеными  волнами  океана.

  Они  тихо  подкрались, как  воры  в  поной  темноте. И  вот  стояли  не  так  далеко, но  почему-то  медлили  с  нападением. Им ничего сейчас  не  угрожало, но  они  медлили.

  Почему? Я  так  и  не  мог  понять.

  Она  стояла  над  местом  падения  борта  ВА  556. Над  обломками  несчастных погибших. Эта  большая  черная  двухмачтовая  гангстерская  яхта. 

  Там  что-то  делали. Возможно, совершали  ночные  погружения  под  воду  на  то  плато  смерти. И  им пока  до  нас  не  было  времени. Эти  твари  искали свое  там  золото. И  возможно  не  нашли  уже  ничего. Все  рухнул о в  океанскую  трехкилометровую  бездну.

- Они, почти  рядом  с  нами  Джейн! - я  произнес  громко  и  напугано  ей - Давно  они  здесь?!

- Тише, любимый - она  снова  произнесла - Нет  недавно, милый  мой - прошептала  она, подгребая  ластами  и  работая  подо  мной  своими  миленькими  полненькими  девичьими  в  обтягивающем  легком  гидрокостюме  крутобедрыми  ножками - Они  только, что  подошли. И  на  скутере  двоих  высадили  в  воду  аквалангистов, недалеко  от  нас. И  по-тихому. Но  я  их  давно  заметила.

- Эти  суки  и  караулили  там  внизу  меня - не  стыдясь, я  уже  крепких  слов, в  состоянии  злобы  и  полубеспамятства  еле  слышно  проговорил  я.

  Сопротивляясь  своей  в  ноге  боли, глубоко  дыша  негромко, произнес - Они  были  там  на  втором  плато  у  якорной  цепи. Они  напали  на  меня, как  только  я подтащил  черные  ящики. И  я  порезал  одного  своим  подводным  ножом.

- Что  ж, ты  так  неосторожно, миленький  мой - прошептала  она, поддерживая  меня  на  плаву.

- Я  спешил, любимая - я  ответил  Джейн - Спешил. Надо  было   завершить  дело. И  уйти  отсюда, любимая. А, зачем, ты  поплыла  за  мной? - спросил, не слушая, снова  свою  малышку  Джейн.

- Я  увидела  их. И  бросилась  тебя  искать - она, тихо  так  же  шепотом  не ответила - Я  видела  как  один, спешно, вылез  на  моторную  лодку, а  второго  нет. И  поняла, что  под  яхтой  была  схватка.

- Глупышка - прошептал  я  ей  ответ, чувствуя, как  меня  стало  морозить - Зачем. Ты  же  могла  потеряться  и  погибнуть. Ночью  в  темноте.

- Не  потерялась, Володенька - произнесла  сама, дрожа  от  собственного  уставшего  дыхания  и  напряжения  Джейн - Я увидела  тебя. И  спасла  тебя, любимый  мой, ненаглядный  мой.

- Джейн - произнес  снова  я, сам  не  зная  уже, что   и  спросить. Наверно, просто  назвал  ее  по  имени, чувствуя  все  сильней, как  меня  сильно  морозит, и  как  слабею  от  потери  крови - Я  серьезно  ранен.

- Вот  поэтому  и  молчи. Тише, Володя - произнесла  шепотом  Джейн, по-русски, дрожа  и  тяжело  дыша - Нам  надо  быстрее  на  борт, и  уходить  отсюда. Пока  они  еще  там. И  что-то  заторможено  соображают.

- Джейн, что  это  за  яхта - произнес  я, не  отрывая  взгляда  от  черной  двухмачтовой  в  бортовых  огнях  огромной  яхты. Черная  яхта  была действительно довольно  большая. Больше  нашей  одномачтовой  «Арабеллы». практически  вдвое.

  Большая  мореходная  яхта. И  должен  быть  и  соответствующий  на  ней  экипаж.

- Интересно, какое  у  нее  название? – я  еле  уже  выговорил, когда  Джейн  меня  уже  подтаскивала  к  спущенному  кормовому  трапу  нашей  яхты.

- «BLAK STORK» - произнесла  Джейн, тяжело  дыша  всей  своей  трепетной  полной  черненькой  от  загара  в  застегнутом  на  замок  гидрокостюме  грудью.

  Она  произнесла  шепотом  мне  прямо  в  левое  ухо. Джейн, прижавшись  алыми  своими  страстными  девичьими  любовницы

губками  и   левой  щекой  к  моей  правой  щеке, произнесла  по-русски - Черный  аист.

- Черный  аист, значит? – произнес  я.

- Название  у  нее - ответила  она - Черный  аист.

  Мы  подплыли  к  трапу  вплотную  и  Джейн  вцепилась  одной  рукой  в  поручень  лестницы, низ  которой  уходил  в саму  с  кормы  яхты  воду.

  Тут  же  в  воду  уходила  с  лебедки  якорная  цепь. Там  на  дне  под  яхтой  лежал  кормовой  якорь.

   На  черной  вражеской  гангстерской  бандитской  яхте  горели  огни  по  ее  бортам. А  на  палубе. Там  было  активное  движение. Казалось, там  наблюдали  за  нами. За  нашей  «Арабеллой».

  Они  собрали  всех  на свой  борт  и  все  же  готовились  к  атаке  и  нападению  на  нас. Там, были  слышны  команды  и  крики. Похоже, спускали  резиновые  лодки  на  моторах. Они  готовились  напасть  на  нас  с  них. В  лодки  спрыгивали  с  яхты  вооруженные  люди.

- Джейн! - проговорил  возбужденно  я - Джейн!

- Тише, любимый  мой  Володенька - пролепетала  снова  Джейн, прижимаясь  своей  девичьей  миленькой  загорелой  щечкой  к  моей  щеке - Тише. Я  все  вижу  и  слышу. Сейчас. Потерпи  и  помолчи, молю  тебя. Только  молчи, ради  Бога, молчи, любимый.

  Мой  рассудок  вообще  затуманился. Но  я  еще  помнил, как  помогая, как  мог  моей  любимой  девочке  Джейн, затаскивать  самого  себя  наверх  по  этой  железной  с  перилами  лестнице  на  корме  яхты. Как  она  снимала  с моих  ног  акваланга  ласты. А  с  себя  маску. Баллоны  она  сбросила  еще  там  внизу  в  воде.  Потом  как  потащила  меня  волоком  по  деревянной  из  красного  дерева полированной  палубе  яхты. Но  позднее, после  того, как  выбрались  на  саму  корму  и  палубу  «Арабеллы», видимо  я  совсем  отключился  из  своего  сознания.

  Но  позднее  я  очнулся. Джейн  трясла  лихорадочно  меня.

-  Уже  светает, Володенька, уже  утро  и  надо  уходить  отсюда – произнесла,  тяжело  дыша  Джейн  мне.

- Сколько  уже  время? - я  помню, произнес, чувствуя, как  слабею  все  сильней  и  сильней.

- Шесть  часов, миленький  мой - Джейн  произнесла  мне  прямо  в  правое  ухо. А  я  отключался  и  терял  сознание.

- Володенька, Володя. Слышишь, меня - она  шептала  мне  прямо  в  ухо - Не  смей.

  Она  трясла  меня.

- Не  смей  засыпать, слышишь, негодник  такой - она, ругалась, на  меня - Ты бросил  меня  здесь. А  я, прощаю  тебе  все, и  спасаю  тебя. Тебя, отца  моего ребенка.

- Джейн. Девочка  моя. Любимая  ты  моя. Я  люблю  тебя. Ты, даже  не  представляешь, как  люблю - похоже, у  меня  стал, подыматься  жар. И  меня  уже  во  всю, морозило  и  колотило.

  Появились  мышечные  конвульсивные  судороги.

- Ты  будешь  жить, любимый - произнесла  она  мне  и  поцеловала  в  губы – Все  будет  хорошо, Володенька. Все  будет  хорошо.

  Было  больно. Рана  на ноге  болела  жутко. И  не  было  обезболивающего.  

- Потерпи, миленький, потерпи - она  все  время  говорила, чтобы  я  не  отключался  и  не  терял  сознание.

- Тебя  надо  перевязать. Ты  много  крови  потерял –произнесла  моя  двадцатидевятилетняя  брюнетка  красавица - Потерпи  любимый.

  Джейн  перевязывала  уже  меня, мою  правую  ногу  в  раненом  бедре. Я  был   в  резиновом  своем  гидрокостюме. И  она  буквально  поверх  его  намотала  тугой  белый  бинт  и  перетянула  жгутом  из  резины  ногу. Это  был  ремень  с  двигателя. Видимо, то, что  ей  удалось  быстро  найти  в  техническом  водолазном  трюме  нашей  круизной  яхты.

  Рана  была  серьезная  и  большая. Повреждены, видимо  были  большие  кровеносные  сосуды.

  Я  даже  не  двигался  и  лежал  на  постели  в  своей  каюте.

  Я  был  в  каюте. Я  был  на  «Арабелле».

  Джейн  затащила  меня  вниз  прямо  в  бессознательном  состоянии  с  палубы  яхты  в  жилой  наш  трюм. Волоком. А  как  еще. Сумев  забросить  целиком  на  мою  спаленную  постель. Прямо  на  шелковые  белые  простыни  и  подушки. Ей  двадцатидевятилетней   мулатке  красавицы  хватило  на  это  сил.

- Они  плывут  сюда, Джейн, милая  моя, плывут? - я  спрашивал, помню  ее - Надо  уходить  отсюда. Уходить  в  океан, Джейн. Слышишь, Джейн, уходить.

  Я  теперь  бредил. Меня  трясло  не  по-детски  и  лихорадило  как  ненормального. Челюсти  сковала  судорога. И  я  не  мог  открыть  теперь  свой  рот. Лишь  громко стонал.

- Не  волнуйся, любовь  моя - произнесла  моя  крошка  Джейн - Они  нас  не догонят. Не  догонят, Володенька - Джейн  чередовала  русские  слова  с английскими. И  у  нее  это  как-то, здорово, уже  так  получалось.

  Я, приподнялся  на  подушках  и  постели. Она подхватила  меня  за  пояс, и  я  даже вопреки  протесту  Джейн, встал  на  ноги.

  Я  посмотрел  в  иллюминатор  своей  каюты  и  левого  борта.  Там, в  воде  и  далеко  от  черной   той  двухмачтовой  гангстерской  яхты,  к  нам  неслись  несколько  моторных  лодок.

  Я   положил  на  слабой  своей  шее  голову  к  девочке  моей  Джейн  на  левое  плечо. И  смотрел  на  скутеры  с  вооруженными  людьми, несущиеся  к  нам. Под  включенными  с  большой  черной  яхты  прожекторами. Все  это  теперь, происходило, молча  под  свет  горящего  дальнего  прожектора  яхты  «BLAK STORK».

  Джейн  толкнула  меня  на  постель. Я  упал  на  нее, а  она  быстро, выскочив  в  коридор  между  каютами, сломя  черноволосую  девичью  свою  голову  и  шлепая  босыми  ступнями  загорелых   женских  ножек, рванула  наверх  на  саму  палубу  яхты.

  Я  услышал, как  поднялись  оба  якоря. И  как  сматывались  их  цепи. Как  загудела  на  борту  малая  лебедка. И  на  корме  сматывая  трос  фал  от  подводной  нашей  аппаратуры, подымая  его  на  борт  в  авральном  бешенном  скоростном  режиме.

  Джейн  переключила  рычаг  самой  лебедки  на  ускоренный  смотки  аварийный    режим. Дэниел  так  никогда, еще  не  делал.

  Загудели  моторы  «Арабеллы». Оба, и  почти, в  раз. И  яхта  вся  затряслась  своим  в  красивых  обводах  белым  корпусом. И  я, приподнявшись, отполз  по  постели  к  изголовью  ее  и  прислонился  спиной  к  перегородке  стены.

  Я  сделал  попытку  подняться, вообще  на  ноги, но  теперь  безуспешно. Я  не  вдруг перестал  ощущать  и  чувствовать   уже  свою  раненую  правую  ногу. Она  как  деревянная  лежала  и  через  красный  уже  бинт  сочилась  кровью. Еще  одна  такая  же  попытка  подняться  была  тоже  безуспешной. И  я, потерял  уже практически  все  последние  силы.

  Больше  у  меня  не  было  уже  сил. В  голове  стоял  туман. Меня  до  жути  колотило  и  морозило, и  изводили  мучительные  мышечные  судороги. Я  боялся, снова  потерять  сознание. Я  посмотрел  на  свою  раненую  правую  ногу. С  нее  все  еще  текла  кровь. И  я, попытался  зажать  порез  руками. Но, руки  еле  гнулись  и  теряли  чувствительность. Я  лишь, прислонил  обе  ладони  рук  к  глубокому  ножом  порезу  и  окровавленным  бинтам. Жгут  снимать  не  рискнул.

   Голова  закружилась  и  все. Я  уже  не  двигался  совсем. Теперь  хоть  бери  меня  голыми  руками. Это  все  потеря  крови. Я  просто  истекал  кровью. И  не  мог  уже  ничем  себе  сам  помочь.

  Я  так  и  лежал  на  своей  постели  в своей  жилой  каюте. В  черном  Дэниела  акваланга  костюме. Горел  ярко  свет, и  ощущалось, как  яхта  идет  полным  ходом  в  сам  океан. Она  меняла  наклоны  корпуса  и  заваливалась  то  на  правый, то  на  левый  борта.  Это  там  наверху  моя  Джейн  рулила  штурвалом  и  переключала  скорости  на  панели  приборного  щитка  на  пульте  управления  «Арабеллой».

  В  открытый  иллюминатор  залетали  от  бурлящих  океанских  соленых  волн  брызги. И  в  утреннем  небе, и  еще  в  сумраке  наступающего  раннего  утра, встав  на  крыло, кричали  альбатросы, низко  падая  к  воде. Предвещая  скорую  грозную  бурю.

  Сейчас  нельзя  было  идти  в  открытый  Тихий  океан, но  иначе  было  нельзя.

  В  скоростном  бешеном  темпе  работали, гудя  гулко  на полных  оборотах  натружено  «Арабеллы»  оба  двигателя. Они  молотили  под  кормой  винтами  воду,  разгоняя  яхту  до  нужной  крейсерской  скорости.

  Я  почувствовал  как  наша  красавица  яхта, как  и  моя  Джейн, сорвавшись  как  ужаленная, пошла  полным  ходом  практически  с  места. Я  слышал  шум  обоих  двигателей  заглушаемых  шумом  воды  за  бортом. И  плеск  волн  рассекаемых  килем  и  носом  «Арабеллы»  бурлящих  предштормовых  волн.

    Я  вдруг, услышал  быстрые  шаги  моей  красавицы  Джейн  по  палубе. Ее красивые  полненькие  девичьи  ножки  прошлепали  до  дверей. И  двери раскрылись  нараспашку. Джейн  семеня  по  ступенькам, сбежала  вниз  ко  мне, включив  попутно  свет  в  каютном  коридоре.

  Она  была  мокрой. Вся. Ее  обрызгало  волнами  и  начинающимся  штормовым  дождем  с  ветром.

  Ее  мокрые  от  океанской  воды  черные  длинные  вьющиеся  локонами  и колечками, как  змеи  девичьи  волосы  были  теперь  просто  снова  не  причесаны  и  растрепаны. Прилипли  к  плечам  и  спине  ее  легкого  гидрокостюма. А  костюм  сам  был, на  груди  распахнут, настежь. Расстегнут  замок  и, почти  до  пояса. На виду  была  вся  ее  девичья, загоревшая  до  черноты  мокрая  от  тех  свисающих  над  ней  волос  в  полосатом  тоненьком  цветном, почти  прозрачном  купальнике  грудь.

- Как  ты, любимый  мой?! - она, произнесла, и  смотрела  на  меня  черными  своим  напуганными, но  безумно  влюбленными   двадцатидевятилетней  красавицы  латиноамериканки  глазами.

  Увидев  снова  текущую  с  ноги  кровь, произнесла  мне - Нужно  кровь остановить! Держи  место  это  руками. Но  я  и  пошевелить  ими  уже  не  мог. Настолько  все  у  меня  отключилось  и  обессилило  теперь. Я  уже  бы  и  постели  теперь  не  встал.

  Джейн  приложила  мои, почти  не  двигающиеся  сейчас  онемевшие  руки  к  моей  ране  на  правом  бедре  кровоточащей  ноги. Помогла мне, но  я  еле  ощущал  свои  пальцы  и  то, что  было  под  ними.

 - Вот  так. Молодец - она  быстро  произнесла -  Держи. Я  сейчас.

   Она  побежала  в  главную  каюту  яхты. И  я  услышал, как  отворилась  дверь винного  шкафа. Это  Джейн  проникла  в  компьютерный  секретный  отсек брата  Дэниела. Джейн  запустила  компьютер  «Арабеллы». Она  выскочила  ко  мне бегом, так  и  не  сбросив  еще  своего  женского  легкого  подводного  костюма.

- К  черту  все! - произнесла  она  возбужденным  и  напуганным  уже  как  родным  и  своим  русским  голосом - Всему  конец! Хватит  смертей! Я  спасу  тебя, миленький  мой  Володенька! И  мы  уйдем  отсюда! - она  лихорадочно  тараторила  мне  в  диком  напуганном  возбуждении - Уйдем  отсюда! К  черту  все! К  черту  все!   

  Джейн  глянула, снова  на  мою  раненую  кровоточащую  ногу.

- Нужно  остановить  кровь - произнесла  она.

  Моя  любимая, торопясь  вновь  выскочила  в  длинный  трюмный  между  каютами  коридор.

  Ее  голые  черненькие  от  загара  ступни  миленьких  девичьих  ног поскользнулись  по  моей  крови, накапанной  и  размазанной  по  полу  коридора. Упала. Но, быстро  соскочив, снова  убежала  в  главную  каюту. Там, что-то  загремело. И  она  оттуда  выскочила  с  новыми  бинтами  и  лекарствами. И  прямо  здесь  начала  мне  делать  новую  перевязку, пока  яхта  куда-то  сейчас  летела  на  автопилоте  по  Джейн  заданному маршруту, сломя  голову.

- Рана  глубокая, глубокая. Сильно  глубокая - она  тараторила  как  ненормальная, боясь  за  меня, и  видя, как  я  пытаюсь  удерживать  свое  в  себе  еще  ослабленное  потерей  крови  сознание - Крови  много. Очень  много  крови.

  Она  вновь  перевязала, прямо  поверх  распоротого  ножом  моего  на  правом  бедре  гидрокостюма  мне  мою  раненную  ногу. 

   Джейн  меня  еле  живого  зачем-то  подняла  с  постели   и  потащила  в  каюту Дэниела. В  которой, я  когда-то  и  очнулся. Когда  очутился  первый  раз  на  палубе  «Арабеллы». 

  Я   упал  на  постель  покойного  моего  утонувшего  друга. И  отполз  к  деревянной  спинке  постели. Прижался, полусидя  головой  к  стене  борта  яхты. Джейн  упала  передо  мной  на  колени  у  постели, осматривая  ногу  всю  целиком.

  Она  щупала  ее  руками  и  нежно  пальчиками.

- Сильно  больно, любовь  моя? – произнесла  моя  любовь, все  еще  возбужденно, но  уже  тише, она  дрожащим  перепуганным  от  волнения  голосом.

- Я  ее  практически  не  чувствую – еле  произнес  я  стянутыми  судорогой  губами. Потом  произнес - Ничего  переживу. Что  там  твориться  наверху, любимая  моя?

  Джейн, словно  не  слыша  меня, упав  на  согнутые  колени, осматривая  ногу, произнесла - Нужно  снять  этот  порванный  прорезиненный  гидрокостюм. Надо  перевязать  по  нормальному. Перевязать  и  обработать  рану, Володенька, милый  мой.

  Она  поднялась  быстро  с  пола, и  прижалась  ко  мне, целуя  в  губы  страстно, с  жадностью  меня. Точно  прощаясь  и  как  в  последний  раз.

  Я  еле  оторвался  от  этого  ее  жаркого  любовного  поцелуя. Но  чувство  такое  осталось. И  оно  стало  не  покидать  меня.

  Я  еще  соображал  и  пока  был  в  своем  сознании. 

- Мы  скоро  уйдем  отсюда. Мы  спасемся, любимый  мой – Джейн  произнесла  мне, туго  перетянув  бинтом  глубокую  кровоточащую  на  бедре  правой  ноги  рану.

- Нужно  все  снять, Володенька. И  сделать, по  нормальному, эту  перевязку.

   Джейн  уже  говорила  по-русски. Правда, был  еще  легкий  акцент, но  все  же.

  Она  обняла  меня. Джейн  заплакала. Она  прижала  лицом  меня  к  полуоткрытой  жаром  пышущей  любовью  трепетной  женской  загоревшей  до  черноты  груди. Стеная, словно, от  охватившей  ее  боли. Она  вцепилась  в  мои  русые  волосы  обеими  руками, сжав  нещадно, свои  девичьи  маленькие  пальчики  у  меня  на  темени  и  шептала  мне  о  любви  и  о  ребенке. Она  вся  тряслась  от  страха. И  ее глаза  были  сейчас  какими-то  не  только  напуганными, но  казались  даже  обезумевшими. Словно, моя  красавица  Джейн  только, что  сошла  с  ума  от  внезапно  охватившего  ее  страха.

  Джейн  ждала  развязки. Кровавой  развязки.

 

                                                 ***

  За  бортом, где-то  там, в  океане  совсем  недалеко  раздались  выстрелы. И  я услышал  шум  моторов  резиновых  лодок. Там, где-то  за  нами, и  где-то  сбоку, слышались  какие-то  громкие, чьи-то  в  нашу  сторону  крики. Эти  звуки  я  слышал  сейчас  хоть  и  несколько  отдаленно, но  четко. Они  доносились  до  моих  ушей  как  в  некую  длинную  водопроводную  трубу. Но  я  их  слышал. Такое  искажение  звука  могло  быть  продиктовано  моей  слабостью  и  полубессознательным  состоянием  от  ранения  и  потери  сил. Я  был  в  почти, полной  бесчувственной  сейчас  отключке. Не  знаю  даже, сознание  это  было  или  нет. Хотя, еще  что-то  видел  своими  малоподвижными  глазами. Но  как  уже  в  каком-то  синем  тумане, и  далее  уже  почти  без  звука.

  Я  все-таки  отключался. Вопреки  всем  своим  попыткам  этому  сопротивляться.

  Я  видел  как  моя  любимая  Джейн, что-то  крича, испуганно  крутя  по  сторонам  черноволосой   растрепанной  мокрой  головой, соскочила  на  ноги. И  выскочила, молча  в  коридор  между  каютами, чуть  опять  не  упав, поскользнувшись  голыми  своим  миленькими  маленькими  черненькими  от загара  девичьими  ступнями  на  моей  разлитой  там  крови. В  своем  легком  для  подводного  плавания  костюме. И, понеслась  в  сторону  оружейки  Дэниела.

  Она  выскочила  оттуда  с  винтовкой  5,56мм  «М-16». И  заскочила, снова  ко  мне, прыгнув  на  постель  Дэниела. Прямо  на  лежащего  там  меня. И  прижавшись к  моей  груди  спиной, закрывая  меня  собой. Трясясь  вся  в  испуге, нацелила  винтовку  в  открытые  двери  каюты.

  Я, что-то, вроде  бы  произносил  стянутым  от  судороги  сохнущим  уже  от  жара  ртом, по-моему, просил  у  Дэниела  прощения  за  все, находясь  в  его  каюте. И  глядя  по  сторонам  из-за  спины  моей  красавицы  Джейн. Но  Джейн, словно  не  слышала  меня, а  только  тряслась, направив  винтовку  в  сторону  дверей  каюты.

  Она, сильнее  наползала  на  меня  и  закрывала  меня  собой  от  тех, кто  только, что  должен  был  сюда  ворваться.

  Мне  показалось, что  там  наверху  «Арабеллы», что-то  происходило. Тряслась  палуба  под  чьими-то  обутыми  в  ботинки  ногами. Даже, кажется, были  слышны  голоса.

  Там  были  те, кто  нас  преследовал. Они  взяли  на  абордаж  нашу  белоснежную  красавицу  «Арабеллу». Прямо  на  полном  ходу. И  бегали  по  ее  из  красного  дерева  палубе.

  Это  случилось  в  семь  часов  двадцать  восемь  минут. Они  настигли  нас  на  самом  рассвете, прямо  на  резиновых  лодках. И  забрались  на  ходу  на  борт  идущей  по  волнам  уже  на  полном  ходу  яхты. Он  и  впрямь  были профессионалы  своего  дела.

- Джейн – попытался  произнести  я, еле  шевеля  полу  онемевшим  вялым  языком - Они, что  уже  здесь?

- Тиши, миленький  мой! - она  дрожащим  перепуганным  девичьим  голосом произнесла - Тише, прошу  тебя!

  Джейн, соскочила  быстро  на  пол  каюты. И  сунула  мне  в  рот  из  какого-то флакончика, какую-то  вязкую  и  пахнущую  какими-то  травами  или  цветами жидкость. Прямо  в  онемевший  полуоткрытый  рот.

- Пей!- пролепетала  напуганным  и  в  диком  уже  ужасе  оглядываясь, она - Пей, родненький  мой, пей  быстрее!

  Я  еле  смог  это  проглотить.

- Она  поможет! - Джейн  говорила  быстро, что  я  еле  смог  разобрать, вообще, что - Это  трава. Это  лекарство  из  Панамы. Лекарство  моей  мамы, Стефании  Морган - пролепетала  она  быстро - Глотай! Вот  так, хорошо!

  Она, по-моему, вылила  весь  флакончик  мне  в  рот. И  бросила  его  через  меня  за  постель  Дэниела. Помню, как  даже  тот  стукнулся  о  стену  каюты  за  моей спиной  и  улетел  вниз  за  саму  постель.

   Джейн  сняла  повязку  с  ноги. Торопясь  мазала  своими  миленькими  девичьими  черненькими  от  загара  ручками  и  пальчиками  мою  рану  на  ноге. Из  какой-то  маленькой  металлической  плоской  банки, какой-то  мазью.

  Скажу  сразу, я  ничего  уже  не  чувствовал, потому  как  уже  ноги  своей  не ощущал  совершенно. Я  думал, что  уже  потеряю  свою  правую  ногу. Боялся  гангрены  и  вообще  заражения  крови.

- Мне  бы  сейчас  вина  или  водки, любимая  моя - я  что-то  такое, по-моему, произнес  еще  ей. Пока  она  мазала  мою  рану  какой-то, видимо  мазью – Ну  или  текилы. На  худой  конец. Худой  конец  - я  повторил  и  стал  смеяться  как  полный  кретин  и  идиот. Но  Джейн  было  это  безразлично. Она  мазала  этой  мазью  меня  и  торопилась.

- «Это, наверное, та  самая  ее  волшебная  мазь, которая  ее  быстро  тот  раз  на  ноги  поставила»  - в моей  голове  затуманенной  нарастающей  температурой  и  в  сумбурном  болезненном  бреду  прозвучало  и  куда-то  улетело  прочь.

  Джейн  распорола  кухонным  острым  столовским  большим  разделочным  ножом  с  камбуза  нашей  яхты  на  моей  ноге  на  бедре  мой  черный  новый  Дэниела  гидрокостюм, чтобы  открыть  место  ранения  еще  шире. И  втирала  в  порезанную  глубокую  рану  эту  странную  мазь. Она  постоянно  испуганно  оглядывалась  на  дверь  трюмного  коридора, и, возвращаясь  обратно, смотрела  мне  в  мои  вялые  еле  ее  уже  видящие  глаза.

- Смотри  на  меня! - она  говорила, громко, чтобы  я  слышал  ее, по-русски - Смотри  на  меня, Володенька! Милый  мой!

  И  без  конца  озиралась  и  оглядывалась, уже  быстро  бинтуя, трясущимися  в  ужасе  девичьими  ручками  свежими  бинтами  мне  мою  раненую  отказавшую  слушаться  бесчувственную  правую  ногу. Вероятно, она  уже  знала, что  последует  дальше.

  Яхта  вдруг  остановилась  и  зависла  в  воде  на  одном  месте.  Под  непрекращающийся  громкий  топот  множества  человеческих  ног, обутых  в  тяжелую  кованую   обувь, заглохли  ее  моторы. И  захлопали  опускаемые  с  мачты  паруса. И  на  палубе  начали, раздаваться  какие-то  четкие  команды. Мужскими  грубыми, подкрепленными  нецензурной  речью  и  ругательствами  голосами.

 - Это  остановит  кровь. И  заживит  все, любимый  мой. Вот  увидишь. Только молчи, Володенька. Ни  говори, ни  слова. Слышишь  меня, любимый? - услышав  громкие  шаги  уже  где-то  в  районе  входа  в  наш  жилой  каютный  трюм, она  произнесла  практически  совсем  мне  шепотом. Там  слышны  были  громкие  команды  и  разговоры.

  Рядом  прогудела  жужжащим  мотором  резиновая  большая  лодка. Она  видимо, обошла  вокруг  стоящую  сейчас  плененную  нашу  яхту. С  лодки  пытались  заглядывать  в  оконные  иллюминаторы. Но  видимо  было  для  них  плохо  видно, что  внутри  жилых  твориться  кают.

  Джейн  перевязала, снова  мою  рану  на  ноге  свежим  пропитанным  какими-то пахучими  растительными  лекарствами. И, затем, схватив  5,56мм  винтовку «М-16»  в  свои  девичьи, дрожащие  от  ужаса  руки, Джейн, запрыгнув  быстро  на  постель  ко  мне. И  на  меня. Привалилась  опять, женской  своей  загорелой  в  легком  своем  прорезиненном   костюме  спиной  ко  мне, закрыв  меня  собой  на  Дэниела  постели.

  Там  на  верху  раздавались  громкие  быстрые  от  обутые  в  тяжелую  обувь  чьи-то  шаги. Прямо  по  нашей  из  красного  дерева  лакированной  палубе  «Арабеллы». Они  ходили  то  туда, то  обратно. Слышно  было, как  отдали  команду  швартовки. И  яхта  снова  тронулась  вперед. Сначала  медленно, потом  быстрее. Но  не своим  ходом. Ее  буксировали  на  длинном  буксировочном  тросу.

- Они  уже  тут, милая  моя? - произнес, еле  открывая  рот, я  моей  Джейн, прижимаясь  к  ее  девичьему  смуглому  моей  красавицы  лицу  в  ее  левое  ухо.

- Тише, Володенька, тише! - она  по-русски, сейчас, говорила  мне.  

  Джейн  со  страха  произносила  одни  только  русские  слова. От  дикого  ужаса  и страха, вся  тряслась  и  говорила   практически  идеальными  в  произношении  русскими  словами. Джейн  словно  забыла  свой  родной  язык  и  говорила  только  по-русски.

   Я  смотрел  на  нее  тоскливым  как  собака  измученным  и  ослабленным  от потери  крови  взглядом. Взглядом  преданным  и  влюбленным. Дыша  Джейн  буквально  в  черноволосый  затылок.

- «Миленькая, ты  моя  девочка!» - думал  я  - «Ты, настолько  любишь  меня, что  даже  готова  умереть  за  любимого!».

  Она  защищала  себя  и  меня, выставив  5,56мм  ствол  «М-16»  в  направление  двери  каюты. Она  старалась, полностью  меня  закрыть  собой.

  Послышался  стук  открываемой  входной  в трюм  с палубы  к  каютам  двери.

Какой  ужас  сейчас  был  внутри  ее! Девичий  ужас  и  страх! Она  вся  тряслась, лихорадочно  закрывая  меня  своим  женским  красивым  гибким  телом. И  прижималась  ко  мне  спиной  и  своим  затылком. Закрывая  целиком  собой.

Целилась  из  винтовки  в  двери, в  тот  коридор, слушая, как  спускались  вниз. В  яхты  трюмный  между  каютами  коридор.

  Джейн  девичьем  черноволосым   затылком  головы, уткнулась  мне  прямо  в  лицо. Своими  мокрыми  слипшимися  от  воды, растрепанным  черными  волосами. А  я  не  мог  путем, даже  пошевелиться. Я  так  ослаб, что  с  трудом  шевелился  вообще. В  моей  голове  стоял  сейчас  гул, Гудело  в  ушах. Голова  кружилась. Все  кругом  плыло  и  качалось.

  Я  уронил  голову.  И  плохо  вообще  помню  последующий  момент. Хотя  еще  помню  что-то.

  Джейн  заперла  дверь  в  жилую  Дэниела  каюту.

 Спускались  вниз  по  почти  вертикальной  трюмной  металлической  лестнице. И  шил  сюда. От  кормы  к  носу  яхты.

  В  этот  самый  момент  моя  любимая, спрыгивает  с  меня  и  стаскивает  меня  с  постели  Дэниела. Я  безвольно  уже  и  покорно, не  сопротивляясь  совершенно, обессиленный  потерей  крови  в  полубессознательном  состоянии, падаю  ей, прямо  под  ее  красивые  моей  любимой  полненькие  девичьи  ноги.

  Джейн  подымает  кровать  Дэниела  и  опрокидывает  ее  набок. Затем, затаскивает  и  заталкивает  меня  под  нее. И  ставит  обратно  эту  кровать.

  Я, пробыв  столько  на  «Арабелле»  понятия  не  имел, что  постели  все  тут  стояли  свободно  и  без  крепежа  к  полу  кают. Ни  просто  были  ножками  воткнуты  в  специальные  отверстия. Но  не  были  прочно  закреплены. Как  оказалось. Это  меня  и  спасло  и  защитило.

  Моя  двадцатидевятилетняя  мулатка  красавица, упав  на  свою  широкую  женскую  попку, буквально  своими  ножками  запихнула  меня  сюда, а  затем, соскочив  на  них, опять  опустила  Дэниела  постель  прямо  на  меня  сверху. Она  молниеносно  поправила  ее. Открыв  рядом  с  постелью  платенный  шкаф  Дэниела, закладывает  меня  там  под  постелью  чемоданами, его  вещами  и  одеждой. Разбросав  половину  этого  всего  по  самой  постели.

  Затем, запрыгнув  сверху  с  оружием  на  эту  кровать, стала  ждать  ломящихся  уже  сюда  своих  незваных  «гостей».

  Джейн  в  кошмарном  ужасе  просто  все  делала  машинально. Так  как  ей  подсказывал  сейчас  ее  женский  разум. И  все  делала  правильно. Иначе  мне  был  бы  конец. Она  не  ведала, что  то, просто  сработает, но  сработало.

  Это  то, что  я  еще  помню. Дальше  были  слышны  выстрелы, истошные  вопли. Мужские  громкие  голоса  с  ругательствами  на  иностранном  языке. И  ее  крик. Крик, моей  драгоценной  двадцатидевятилетней  красавицы  латиноамериканки  южанки  любовницы  и  спасительницы  Джейн. Этот  ее  громкий  истошный  безумный  истеричный  с  визгом  женский   крик. В  белесом  окутавшем  мой  теряющий  живой  человеческий  рассудок  тумане. Он  зазвенел  в  моих  ушах. Где-то  отдаленно, и  какой-то  грохот, в  Дэниела  каюте, похожий  на  выстрелы. Потом  какая-то  шумная  беспорядочная  возня, драка  и  чье-то  дикое  последнее  сопротивление. Как  кого-то  били. И  это  девичий  безумный  крик  в  моей  голове  и  все…

  Дальше, я  проваливаюсь  в  черную  глубокую  бездонную  пропасть… Падаю  и  лечу  туда. Как  на  дно  самого  Тихого  океана… И  не  помню  больше  ничего. Совершенно  ничего.

 

                               Яхта  «Черный  аист»

 

  Я  потерял  сознание.

  Я  не  помню, сколько  я  пролежал  так  вот, под  той  Дэниела  кроватью. Но, меня  не  нашли, почему, не  знаю, но, не  нашли. Они, возможно, меня  искали, но, я  лежал  все  еще  здесь  и  не  шевелился.  

Почти, ни  живой  и  не  мертвый. Только, что  открывший  свои  глаза  в  темноте  под  кроватью. Слышен  был  только  шум  волн  рассекаемых  корпусом  яхты. И  только  тишина.

   Вообще, сколько  было  время, я  не  знаю. Не  знаю  еще  с  того  момента, когда  Джейн  вытащила  меня  из  воды  на  палубу «Арабеллы». Но, была  ночь, это  точно. А  сейчас, сколько  времени? Я  был  без  понятия.

  Я  пошевелил  руками  и  потрогал  все  вокруг  и  затем, себя. Я  вспомнил  все, что только  что  здесь  произошло, и  где  я  был.

  Я, по-прежнему  лежал  под  постелью  Дэниела. Заваленный  его  вещами, почти  с  головой. Вещами, которые  он  здесь, даже  толком  и  не  носил. Масса  всяких  рубашек  штанов  и  прочих  тряпок. И  все  это  лежало  на  мне.  С  головы  до самых  ног  я  был  всем  этим  завален. И  сам  задвинут  под  кровать  до  самой  каютной  переборки  стены.

  Я  лежал  в  черном  Дэниела  акваланга  гидрокостюме. С  перевязанной порезанной  ногой  в  бинтах  и  крови.

- «Джейн!» - ударило  в  мою  голову - «Моя  девочка, Джейн!».

  Я  повернул  голову  направо   и  увидел  переборку  каюты, а  там, лежащий  из-под  лекарства  моей  Джейн  пустой  флакончик. Флакончик, из  которого  я  помниться  недавно  пил. Это  принадлежало  моей  крошке Джейн. Лекарство,  поставившее  ее  на  ноги  тогда  в  той  коралловой  островной  штормовой  лагуне. После  нашего  с  ней  того  первого  отвязного  безудержного  секса. И  вот  кажется  и  меня. Раз  я  ощущал  сейчас  свою  правую  ногу. Да  и боли  уже  такой  не  было  как  недавно, когда  Джейн  бинтовала  и  обрабатывала  мою  на  ноге  от  пореза  рану. Это  лекарство  ее  матери  Стефании  Морган.      

- «Джейн!» - снова  я  услышал  в  своей  голове.

  Мне  было  как-то  уже  странным  образом  лучше. Я  даже  ощутил  свою  отключившуюся  совсем  больную  порезанную  ножом  ногу.

  Я, было, хотел, вылезти  ползком  из-под  постели, но услышал  тяжелые  в  обуви  шаги  по  коридору нашей  яхты.

  Я  вспомнил, что  тут  только  что  творилось. И  ужаснулся. Джейн  здесь  не  было. Здесь  не  было  моей  любимой   и  моей  спасительницы  Джейн.

- «Вот  черт! – я  произнес  про  себя  в  ужасе  и панике – Джейн! Моя  любимая, Джейн!».

  В  это  время  шаги  остановились  у  входа  в  каюту  Дэниела.

- Рой! - прозвучал  громко  мужской, грубый  и  резкий  голос.  Откуда-то  и  в  конце  самого  длинного  трюмного  коридора. Со  стороны  камбуза  и  главной  каюты  нашей  яхты - Здесь  уже  ни  хрена  нет! До  нас  тут  уже  были!

- Я  знаю, Берк! - ответил  совсем  рядом  тот, кто  стоял  в  проходе  между коридором  и  каютой  Дэниела – Пора  на  свою  яхту! Бросаем  ее  здесь?!

- Нет  наш  кэп  сказал, взять  эту  посудину  на  буксир! - ответил  тот, что  был  где-то  там, скорее, в  главной  каюте. И  слышно  было  шарился  там, что-то толи  искал, толи  просто  грабил  нашу  яхту. Все  падало  и  слышны  были  его  там  шаги.

 - Он  сказал  эта  яхта  дорогая  и  ее  можно  перепродать  за  дорого! Кэп  говорил, она  может  стоить  несколько  миллионов! - снова  произнес  тот, что рылся  в  главной  каюте, роняя  там  все  на  пол.

- Ну, да! - громко  произнес  тот, что, стоял  в  коридоре  у  каюты  Дэниела. И  звался  Рой - Оснастка  довольно  дорогая  и  крепкая! Добротная  посудина!

   Он  постучал  кулаком  по  коридорной  стене.

 - И  дверочки  из  красного  дерева! Загляденье! Такие, же, как  и  у  нас  на  нашей  посудине! Мне  бы  такую!

- Ты  выпивку  всю  прибрал  к  рукам, Рой?! - произнес  тот  из  главной  каюты.

- Да, тут  еще  до  нас  почистили  эти  Джонни  и  Колин! Алкаши  чертовы! - громко  произнес  тот, что  звался  Рой - Тем  выпить, хлебом  не  корми! И  хоть  бы  в  одном  глазу! Пойло  не  в  глотку!

  Он  засмеялся - Только  выпивку  портят!

- Вот  уроды! - раздался  там, в  главной  каюте, снова  голос  того, кто  там  все бомбил – Все  вымели! Ни  тебе, ни  вина, ни  коньяка, ни  Рома! Даже  текилу!

- Да, яхта  пустая! - произнес, снова  тот  самый, кто  назывался  Рой - Нехер  тут  больше  ловить! Папа  Джексон  вряд  ли  будет  доволен! Пошли  отсюда! Долго  мы  гонялись  за  этой  посудиной, чертовой! По  мне  бы  ее  пустить  на  дно, но  кэп, есть  кэп! Да  и золото  просрали  все! - он  громко  это  произнес - Интересно, что  сейчас  он  делает  с  девчонкой?!

  Он  заржал  как  больной.

- Что  с  ней  будет, если  он  отдаст  ее  нашим  пацанам! - подхватил  смехом тот  по  имени  Берк - Но, девочка  ничего, правда, Рой?!

- Да, милашка, та  еще, куколка! - он  произнес  так  с  игривым  придыханием - Вот  бы  такую, мне  трахнуть, шоколадку  загорелую! Латиночку!

- Может,  еще  и  трахнешь, Берк! - он  произнес  в  ответ – Сначала  кэп  потрахает, потом  нам  отдаст  в качестве  дополнительной  за  работу  компенсации!

  Он  снова  заржал  как  конь.

- Пошли, давай  отсюда! –произнес  Рой - Надо  еще  на  буксир  эту  яхту  привязать, как  следует, раз  говоришь, кэп  приказал! Вторым  буксирным  тросом! А  то  оборвется  в  океане, и  потеряем  еще, не  дай  Бог! Нам  тогда  вообще  бошки  по  открутят  свои  же  ребята!

- А  девка, все  же  хорошая! - произнес  тот  по  имени  Берк.

- Хорошая  сучка! – произнес  тот  по  имени  Рой – Двоих  наших  со  страха  уделала, пока  ее  скрутили! Бойкая  шлюха! Откуда  тут  столько  оружия, Рой?! Целый  склад! Почти, как  и  у  нас  на  нашей  посудине!

- К  войне  с  нами  ребята  готовились! - уже  спокойней  произнес  тот, по имени  Берк - Ничего  кэп  из  нее, скоро  ласковую  кошку  сделает! Гребанный Джексон! Говорили  же  раньше, надо  было  нападать  еще  в  океане  на  них! Тут  даже  карты  где  рухнул  этот  самолет! Сами  бы  его  обыскали  и  не  потеряли  бы  золото!

- Просрали  все  золото! - выругался  тот, что  был  Рой – Просрали!

- Эти  твари  все  испортили - произнес  тот, что  Берк - Все  говорили  напасть раньше, но  кэп  говорил, все  не  время. Наш  кэп  Джей.Ти.Смит, мол, сказал  следить  до  самого  конца! Доследились! Подними  золото, теперь  с  трех  километров! Ублюдки! Четверых  потеряли  и  что?!

- Не  нервничай  ты  так, Берк, дружище! - прогремел  голос  из  главной  каюты  того, кто  был  по  имени  Рой - Один  из  этих  троих  уже  там, на  дне  рыб глубоководных  кормит! Эту  кошку  латинку  кэп  нам  скоро  подарит! Не переживай! Все  наладится! Вот  заебем  ее  до  смерти  и  все  наладится!

  Берк  заржал, снова  на  всю  яхту.

 - Это  за  наше  золото! Пусть  отработает  наши  миллионы  шлюха  американская! – раздался  громогласный  голос  Берка.

- А  третий, где?! – произнес, громко  Рой  Берку - Третьего  нет, вообще. Был  ли  он  на  яхте?! Так  и  скажем  кэпу, не  нашли  и  все!

- А  кто  Дэриела, ножом  поронул?! - ответил  Берк  Рою - Бедняга  издох, где-то  там  же  на  глубине, ты  же  сам  видел!

- Видел, видел! – Рой, произнес  и  замолчал, будто  думая  о  чем-то. Потом, произнес - Ну, я этого  козла  сам, тоже  поронул  ножом! Вот,  только  как-то  неудачно! Но, может  он  до  своих, не  доплыл. Глубина   там  для  выныривания  приличная, а  шланги  ему  Дэриел  ножом  перерезал! Так, что  у  парня  не  было  шансов! Так, Похоже, плавают  там,  где-то  оба. Тоже, на  пару  рыб  кормят!

  Он, снова  заржал  как  ненормальный.

- Заткнись, Рой! - громко  произнес  Берк - Хвати  ржать! Пошли  яхту  швартовать  к  нашей! Бросай  там  копаться! Там  ловить  после  наших  нечего! Сам  видишь, все  пойло  вымели  уроды!

  Раздались  еще  одни  шаги  в  коридоре, и  они  подошли  к  тому, который  стоял  в  проходе  между  каютой  Дэниела  и  коридором.

  Эти  двое  пошли  по  коридору, уже  молча, и  поднялись  на  палубу  нашей  плененной  на  абордаж  яхты. Я  слышал, как  застучали  кованые  ботинки  по  ступенькам  трюмной  лестницы. И  прошлись  по  палубе, мимо  иллюминаторной  надстройки, там  наверху  к  носу  «Арабеллы».

   Эти  двое  говорили  о  моей  двадцатидевятилетней  крошке  любовнице, спасительнице  Джейн  Морган. 

 - «Миленькая  моя  и  любимая,  Джейн! Что  они  творят  с  тобой» - звучало  у  меня  возмущенно  и  одновременно  восторженно  в  голове - «Но  все  же  ты  живая!».

 

                                                ***

  Яхту  сильно  раскачивало  на  волнах. Хлопали  на  некоторых  окнах  палубной  надстройки  открытые  иллюминаторы. Все  говорило  о  скором  предстоящем  шторме. На  ровном  киле  ее  сильно  довольно  бултыхало  по  продольно  оси, но  по  сторонам  «Арабелла»  держалась  устойчиво. Значит, воды  внутри  не  было.

  Это  хороший  плюс. И  по  всему  было  видно, мы  были, далеко  уже  не  в  бухте. И  не  на  том  островном  прибрежном  глубоководном  плато.

 Ощущалось  сильно  боковое  раскачивание  нашей  «Арабеллы». Скорее  всего, ее  вели  на  буксире.

  Когда  я  вылез  полностью  из-под  постели  Дэниела. Осторожно  и  еще  сильно  хромая, ощущая  боль  в  бедре  правой  ноги, высунулся  из  каюты.

Выглянул  осторожно  в  коридор. Он  был  весь  замусоренный  тряпками  и  прочими  выброшенными  вещами. Прямо  в  этот  довольно  узкий  трюмный  между  нашими  каютами  проход.

  Тут  эти  воры  и  налетчики  бандиты  рьяно  и  основательно  поработали, грабя  нашу  круизную  мореходную  яхту.

  В  каюте  Дэни  все  было  разгромлено  и  открыты  все  шкафы. В  самом  коридоре  пулевые  отверстия  в  стене  напротив  его  каюты. Мало  того, здесь  было  много  крови. Еще  чья-то кровь, помимо  моей, прямо  на  стенах, чуть  не  до  потолка  и  на  полу.

  Я, осторожно  перешагивая  всю  эту  уже  свернувшуюся  кровь, поплелся  в  сторону  главной  каюты, постоянно  оглядываясь  по  сторонам  и  назад. Кругом  были  по  полу  следы  из  крови. Все  в  протекторах  армейских  ботинок.

- Эти  гады - сам  я  себе  сказал  вслух - Даже  не  перешагивали, а  ходили  прямо  по  пролитой  крови. Свиньи. Все  полы  в  коридоре  и  каютах затоптали. Джейн  перед  этим  тут  делала  уборку  и  была  идеальная  чистота.

  Все  каюты  были  нараспашку. Все  двери  из  красного  дерева  были  настежь  открыты. И, видно  было, там  везде  побывали, те, кто  напал  на  нас.

  Я  прошел, мимо  своей  каюты  и  каюты  моей  любимой  Джейн. Там  был настоящий  погром, как  впрочем, и  везде. В  каюте  Джейн, вообще  все  было  вверх  дном. Они  поняли, что  это  женская  каюта. И  рылись  в  ней  с большей  охотой. Даже, перевернули  сверху  простыни.Там  были  разбросаны  Джейн  все  вещи  и  чемоданы. На  полу  лежали  Джейн  на  тонкой  шпильке  черные  туфли. И  ее, то  самое, там  же  брошенное  черное  вечернее  платье  и  халаты. Оба. Был  открыт  прикроватный  столик. И  все  платенные  встроенные  шкафы. Там  же  лежал  и  разбитый  кассетный  магнитофон. Он  им  был  не  нужен  и  его, видимо  просто  хлестанули  о  стену  каюты. Так  развлекаясь. На  полу  у  Джейн  постели  лежали  все  ее  раскиданные  с  иностранными  рок-группами  кассеты.

- Скид Роу, Мотлей  Крю – я  прочитал  по-русски, подняв  две  из  них  и  рассматривая  бумажные  с  фотками  музыкантов  вставки  в  прозрачных  пластмассовых  подкассетниках.

  Я  осмотрелся  вокруг. Взор, останавливая  на  разбросанных  тряпках  Джейн.    

  Масса  футболок, коротких  джинсовых  шорт. Майки  и  прочее. Нижнего  белья  не  было.

- Фетишисты, гребаные  - я  помню, выругался  негромко – Даже  купальники  Джейн  забрали. Может  своим  шлюшкам  подружкам  в  подарок.

  Здесь  же  лежал  раскрытым  еще  один  чемодан  из  многих. Он  был  весь  расшит  блестящими  украшениями  и  узорами. В  нем  моя  любимая  Джейн  держала  тот  невероятной  красоты  наряд  восточной  танцовщицы. Там  должен  был  лежать  и  находиться  танцевальный  для  танца  живота  и  беллидэнса  костюм. И  его  не  было. Лишь  в  чемодане  лежала  пара  музыкальных  чашечек  сагат  моей  обворожительной  наложницы, рабыни  любовницы.

  Я  взял  их  и, подержав  в  руках, положил  обратно  в  чемодан  и  закрыл  его, оставив  лежать  на  Джейн  постели.

  Тут  помимо  всего  прочего  искали  женские  личные  драгоценности. И  скорей  всего  нашли  тоже. И  те  Джейн  красивые  золотые  бриллиантовые  сережки, браслеты  и   тот  головной  золоченый  с  большим  рубином  как  корона  венец, что  был  на  ее милой  черноволосой  красавицы  танцовщицы  живота  головке. Возможно, тут  была  масса  еще  разных  женских  украшений. Перстней  и  колечек, которых  я  тоже  в  глаза  особо  то  и  не  видел. Ибо  Джейн  не  все  одевала. Я  видел  немногое. И  его  тоже  здесь  не  было. Были  открытыми  две  резные  черные  небольшие  шкатулки. Они  стояли  на  прикроватном  столике.

  Похоже  на  то, что  и  тот  золотой, подобранный  с  самолета  слиток  эти  выродки  нашли  тоже, как  и  тот  золотой  с  кораллового  островного  рифа  старинный  медальон. Джейн  хранила  все  это  в  своей  женской  каюте  и  в  этом столике. Кто-то, наверное, нацепил  его  на  себя  даже.

- Выродки  поганые! - я  выругался  и  взбесился - Я  поубиваю  вас! Всех  поубиваю!

  Я  осторожно, и  аккуратно, прямо  в  прорезиненном  черном  от  акваланга  костюме  Дэниела, превозмогая  боль  в  ноге, хромая  пошел, опираясь  о  стену  коридора. Заглядывая  в  каждые  каюты, вплоть  до  нашей  главной  большой  каюты  кампании. Я  зашел  туда. Там  был, тоже  полный  разгром. Даже  кожаный  диван  был  перевернут  вверх  ножками. Винный  шкаф  был  разбит. Но, дверь  с  компьютерным  отсеком, что  была  за  ним, не  обнаружена. Значит, туда  никто, не  попал. И  это  уже  радовало.

  Эти  двое  говорили  о  картах, что нашли  здесь. Но  видимо, это  не  все, что  они  нашли  на самом  деле. Большая  часть  всего  этого  добра  была  за  этим  шкафом. А  главное, бортовой  программный  навигационный  компьютер  и  рация.

  Значит  все  в  порядке  здесь. И  кроме  вина  и  прочего  спиртного  из  разгромленного  шкафа, ничего  здесь  не  забрали. Даже  часы  на  стене. Они  показывали, двенадцать  дня. Но, за  окном  назревал  дикий  шторм. И  на  океан  ложилась  новая  штормовая  темень.

  Я  выглянул  осторожно  в  оконный  чуть  приоткрытый  иллюминатор. С  океана  дул  сильный  ветер  и  волны  обдавали  брызгами  само  бортовое  окно. Часть  их  попала  мне  через  приоткрытую  щель  оконной  круглой  небольшой  рамы  в  лицо.

  Я  обтер  лицо  руками, освежившись  соленой  океанской  водой. 

- Значит  уже  день. Двенадцать  часов, после  семи  утра - сам, себе  сказал  я -  Пять  часов  без  сознания. Одиннадцатые  сутки  в  океане.

  Я  посмотрел  на  раненную  окровавленную  под  бинтами  свою  правую  ногу  в  разорванной  резиновой  штанине  черного  Дэниела  гидрокостюма.  Бедро  сильно  болело. Рана  была  глубокой, но, думаю, лекарства  с мазями  помогли. Первым делом, остановив  сильное  кровотечение. Это  в  свое  время  помогло  и  самой  Джейн.

- Крепко  меня  приложили  эти  твари. Много  крови  потерял. До  сих  пор  еще  есть  слабость, что  ноги  подкашиваются - я  сам  себе  опять  вслух  произнес.

  И  вышел  из  главной  каюты.

  Я  стал  строить  выводы  из  всего  пережитого  за  последние  сутки. Дэниел  погиб. Утонул  вместе  с  пилотской  кабиной  BOEING-747. На  нас  напали  морские  гангстеры  и  захватили  в  плен  мою  девочку  красавицу  Джейн.

  Я  вынырнул  раненным  из  воды  уже  утром. И  Джейн  меня  спрятала  под  этой  кроватью  Дэниела, и  меня  не  нашли  эти  ублюдки. Не  нашли. Случайность  ли  это  или  так  и  должно  было  случиться. Я  остался  жив. Живым  во  всех  обстоятельствах, когда  мог  давно  уже  сгинуть  в  самом  Тихом  океане. Еще  тогда, когда  оказался  в  воде  после  пожара  моего  грузового  с  хлопком  судна  «KATHARINE  DUPONT».                     

  Мы  пытались  вырваться  из  рук  этих  бандитов  еще  по  темноте, но  не  вышло. Нас  поймали. И  Джейн  у  них  в  плену. А  я  сейчас  на  нашей, ограбленной  морскими  бандитами  плененной  полуразгромленной  «Арабелле».

- Ублюдки! - сказал  я  снова, сам, себе - Все  здесь  разгромили. Твари! Что  вы  тут  искали? Те  ящики? Их  нет, уроды!

  Видно  увлеклись  погоней, что  не  было  времени  осмотреть  дно  плато  вблизи  яхты. Да  и  нужны  ли  им  были  эти  ящики? Может, они  не  за  ними  шли  за  нами. Может, за  тем  чертовым  погибельным  золотом, что  Дэни  унес  собой  в  трехкилометровую  могилу.

  Я  поплелся  осторожно  по  коридору  до  лестницы  вверх  на  палубу.

- Я  их  бросил, там  внизу  на  плато  -  говорил  себе  я  вслух – Я  их  так  и  не поднял  на  борт. Вот  ублюдки!- я  снова  руганулся.

  Они  напали  на  меня  с  ножами. А  я  оборонялся  и   кажется, убил  даже  одного  из  них. Джейн, похоже, даже  двоих  из  той  амеровской  автоматической  5,56мм  винтовки  «М-16». Эта  лужами  там, в  трюмном  между  каютами  коридоре  кровища  и  пулевые  отверстия  в  стенах. Моя  двадцатидевятилетняя   красавица  латиноамериканочка  дралась  с  ними  не  на  жизнь, а  насмерть. Она  спасала  и  защищала  меня. Девочка  моя  любимая.

  Я  стал  снимать  свой  испорченный  и  перемазанный  кровью  Дэниела  черный  с  желтыми  вставками  от  акваланга  гидрокостюм. Еле  смог  в  одиночку  с  еще  больной  ногой  освободиться  от  него. Прямо  здесь  в  главной  каюте  и   гостиной  нашей  яхты.  Я  его  снял, и  бросил  его  на  пол.  Плюхнувшись  в  кожаное  кресло, снял  осторожно  свои  окровавленные  бинты  с  ноги. Созерцая  чудовищную  на  бедре  глубокую  раскрывшуюся  резаную  рану. До  кости. Ее  было  видно  через  раскрытую  располосованную  подводным  острым  ножом  плоть.

  Крови  не  было. Рана  не  кровоточила. И  была  на  пути  к  полному  заживлению. Это  радовало. Я  боялся  худшего. Но, теперь, я  им  тварям  покажу, что  значит  русский  моряк. Нужно  было  найти, только  свежие  бинты  и  сделать  еще  одну  перевязку. И  я  в  одних  своих, снова  плавках, практически  нагишом, пошел  в  каюту  Дэниела.

  Я  там  все  обшарил. Может  Джейн, перевязывая  меня, обронила  другие  бинты  на  пол, но  там  ничего  не  было. Только  банка  с  ее  мазью  лежала  отпнутая, видимо, чьей-то  ногой  в  углу  каюты.

  Я  ее  поднял  и  попробовал  помазать  еще  раз  свою  рану. Защипало, но  не шибко  сильно. Когда   нога  была  в  отключке, я  вообще  ничего  не  чувствовал.

- «Щиплется. Да, больно, так!» - произнес  про  себя  я. Сжимая  зубы, и  простонал,  терпя  жжение  в  глубокой  резаной  ране.

- «Это  нормально. Значит, жить  буду» - подумал  я.

   Она, моя  девочка  Джейн  применяла  это  свое  лекарственное  чудодейственное  средство, чтобы  вылечиться  по-женски. Она  говорила, что  это  на  каких-то  цветах  и  растениях  из  самой  ее  родной  Панамы. С  родины  моей  любимой  Джейн  и  моего  друга  Дэниела.

- Ну, да, ладно - произнес  я  сам  себе - Хватит  думать  о  таком  всяком. Надо  бинты, хотя  бы  найти.

  Я, даже  до  сих  пор  не  знал, где  на  нашей  яхте  была, хотя  бы  маломальская  аптечка. Да  никто  до  этого  момента  и  не  пользовался  ничем  подобным. Не  приходилось, по  крайней  мере. 

  Я  снова  зашел  в  каюту  моей   Джейн. И  стал  осматривать  ее  всю  с  потолка  до  пола. Я  нашел  все  же  бинты. Они  лежали, прямо  на  ее  кровати. Под  разбросанными  ее  одеждами  и  чемоданами. Тут  же  и  была  этакая  медицинская  сумочка. Я  правильно  искал. Кто  как  ни  моя  любимая  будет  заведовать  всеми  мед  средствами  на  «Арабелле».

  Я  схватил  быстро  бинты  и  перевязал, прямо  сидя  на  ее  постели  себе  бедро. Туго  накрутив  и  плотно  чистый  бинт  поверх  той  мази  на  глубокой  резаной  ножом  ране. Главное, что  кровь  не  шла. И, наверное, это  заслуга  того  бутылька  с  чем-то, тоже  лекарственным. И  этой, конечно  же, чудодейственной, почти  волшебной  мази  из  Панамы  в  той  баночке.

  Потом  я  вспомнил  про  оружейную  комнату  в  трюмном  жилом  отсеке  яхты. Я  в  ней  ни  разу, не  был. Опять  же  не  было  нужды  до  этого  дня.  Я  видел  оружие, что  мне  продемонстрировал  сам  Дэниел, но  на  этом  складе  боеприпасов  я  сам  лично  не  был. Но, там, как  и  предполагалось  мной, было пусто. Все  выгребли  эти  напавшие  на  нас  ублюдки. Все, что  было  в  арсенале  Дэниела. Эта  каюта  в  конце  коридора  была  идеально  ограбленной  и  совершенно  пустой. И  я  вернулся  в  главную, снова  каюту. Обойдя  все  там  перевернутое. Мебель, битые  бокалы  и  посуду. Я  открыл  дверь  за  разгромленным   и  пустым  винным  шкафом. Шкаф  из  красного  дерева  отодвинулся  в  сторону, и  я  вошел  внутрь  компьютерного  маленького  совершенно  потаенного  отсека.

  Все  было  цело. Все  работало. Я  все  проверил. Проверил, включив  рацию. Поставил  на  сигнал  на  подачу  и  прием  помощи  SOS! Возможно, нашу  беду  услышат  в  океане  и  помогут. Потом, просмотрел  карты  и  наше  положение  в  Тихом  океане. Мы  были  не  так  еще  далеко  от  того  места, откуда  уплыли  удирая  от  преследователей. Острова  смерти  были  в  паре  тройке  миль  от  нас. И, можно  было  бы  вернуться, если, что  и  все  же  забрать  потерянные  там черные  ящики  BOEING 747. Но, мы  были  в  плену. Была  в  плену  наша  «Арабелла»  и  в  плену  моя  красавица  девочка  Джейн. Ее  надо  было  выручать  из  плена. Что  с  ней  там  на  той  черной  яхте? Я  не  знал, что  там  твориться  сейчас? Какие  ужасы? Но, надо  было  быстро  и  что-то  оперативно  делать, невзирая  на  рану  на  ноге  и  мою  хромоту.

  Я  потерял  друга  Дэниела. Но  я  не  хотел  терять  еще  и  мою  крошку  Джейн. И  я  бы  убил  бы  себя, если  бы  эти  твари  убили  ее, там  на  том  «Черном  аисте», мистера  Джексона.

  Та  яхта, тащила  нас  теперь  на  длинном  буксире. Тащила  за  собой  по  Тихому  океану  все  дальше  от  тех  гибельных  островов, где  упокоился  в  глубокой трехкилометровой  могиле  мой  лучший  друг  и  родной  брат  Джейн  Дэниел.

  Жуткая  и  чудовищная  смерть  была  у  двадцатисемилетнего  американского парня. И  врагу  не  пожелаешь. Я  был  в  бешенстве. Я  был  в  таком  сейчас состоянии, что  сам  себя  не  узнавал. Плюс  еще  болела  нога. Хотя, я  уже  на  ней  ходил, слегка  прихрамывая. Спасибо  чудодейственной  волшебной  мази  моей  двадцатидевятилетней   красавице  мулатке  Джейн  Морган. 

  Моя  и  любимая  Джейн  была  в  плену  у  этих  головорезов  мистера  Джексона.

  Она  была  жива  и  это  точно. Возможно  по  причине  того, что  ее  просто  хотели  выторговать  за  потерянное  золото, как  и  саму  нашу  яхту  «Арабеллу».  Она  была  заложницей. С  которой, там  что-то  творили  эти  гады. 

  Эти  морские  гангстеры  знали  свою  работу. Они  не  хотели  остаться  в  дураках. И  хоть, чего-то  поиметь  с  этого   их  плавания  и  потраченного  впустую  в  погоне  за  золотом  времени. Мне  это  все  было  понятно. Меня  больше  сейчас  беспокоило, как  она  там  в  их  плену? Что  с  ней  там  делают? Бьют  или  еще  хуже?!

  Надо  было  незамедлительно  действовать.

  Эта  гангстерская  большая  черная  яхта  «BLAK SHTORK» - «Черный  аист», шла  полным  ходом. И  тащила  нашу  «Арабеллу»  волоком, как  какую-нибудь плавающую  по  волнам  океана  игрушку. Двухмачтовый  большой  «Черный  аист»  шел  под  всеми  парусами.

  Эта  черная  большая  под  парусами  двухмачтовая  яхта  сделала  полуразворот. И, судя  по  нашей  судовой  карте  и  приборам, шла  в  открытый  океан. Яхта  шла  обратно  в  Америку. И, старалась  держать  курс, подальше  от  хоженых  морских  путей. Соблюдая, вероятно  определенную  секретность. Думаю, гангстеры  станут  избегать  самых  судоходных  и  оживленных  в  океане  районов. И  военных  патрулей  полиции  вблизи  густонаселенных,  охраняемых  зон  и  архипелагов, туристических  островов  и  материковой  зоны. Эта  двухмачтовая  большая  с  черным  корпусом  яхта  была  пристанищем  морских  спецов  подводников  и  матерых  профессиональных  наемных  убийц.

  Из  беглого  разговора  этих  двоих  ублюдков   ее  экипажа  Роя  и  Берка, их  капитан. И, вообще, видимо  бугор  на  этом  морском  быстроходном  корыте, хотел  поиметь  мистера  Джексона. Этот  некто  Джей.Ти. Смит.

  Золото  обломилось  им, и  они  хотели  наверстать  свое. И  поэтому  моя  девочка  Джейн  Морган  была  жива. Жива  не  смотря, ни  на  что.

  Я  еще  раз  перепроверил  все  маршруты  и  карты, намечая  свой  маршрут. Если  все  задуманное  мной  удастся. Надо  будет  после  того  как  высвобожу  свою  любимую  девочку  из  плена  врагов, сбежать  от  них. Я  все  обдумал, и думаю, все  могло  получиться. Кажется, надвигался  хороший  шторм.  И  этим  непременно  надо  было  воспользоваться, чтобы  раствориться  в  самом  океане  пока  эти  бандиты  нас  не  обнаружат.

  Я  мог  во  всю  уже  водить  эту  скоростную  круизную  нашу  яхту. Спасибо  моему  погибшему  товарищу  брату  и  другу  Дэниелу. Я  мог  один  сейчас  со  всем  даже  справиться, если  что.

  Я  увидел  под  столом, на  котором  стоял  в  этом  секретном  отсеке  бортовой  компьютер, и  рация  взрывчатку. Мощную  взрывчатку  СI-4. Просто  лежащую  под   столом  и  упакованную  в  плотный  непромокаемый  целлофан. Похожий  на  большие  куски  хозяйственного  мыла  пластид.

- Вот  это  сюрприз! - сам  себе  сказал, помню  восторженно  я - Просто, неожиданный  сюрприз, как  подарок  от  покойного  самого  моего  друга  Дэниела! Ты  ее  для  меня  специально  здесь  оставил, дружище?! Поверь, она  мне  сейчас  будет  очень, даже  нужна! Я  как  в  прошлом  военный  водолаз, подводник, еще был  минер  и  подрывник. И  все  это  было  сейчас  как  ни, кстати, и  именно  для  меня.

  Дэниел  здесь  хранил  взрывчатку. Вне  своей  корабельной  боевой  оружейки.

  Может  специально. Именно  здесь, где  стоял  компьютер. И  которую, я  раньше  как-то  и  почему-то  тут  не  замечал. Может  он  накануне  гибели  ее сюда  перетащил  с  оружейной  каюты  и спрятал  под  столом.  Ее  раньше  тут  не  было,  это  точно. Она  ему  просто  там, возможно, мешалась, но  была  все  же  нужна. СI-4, очень  сильная  взрывчатка. И  мало  того, в  магнитной  упаковке. Для  подвешивания  под  водой  к  чему-либо  для  произведения  подрыва.

- «Где  только  Дэниел  все  это  достал?» - думал  я, восхищенно - «Да, Америка! Страна  безграничных  действительно  возможностей! Даже  такую  взрывчатку  раздобыть  можно! Это  не  бывший  наш  СССР, где  хер, что  просто  так  вот  достанешь. Скорей  загремишь  в  тюрягу» - думал  я  и  радовался, что  у  меня  есть, теперь  то, что  поможет  мне  в  предстоящей  битве  с  этими  морскими  гангстерами.

  Я  уже  знал  теперь, что  мне  делать. Нужно  было  найти  мою  возлюбленную  Джейн, до  того  как  я  отправлю  на  дно  эту  черную  яхту. И  превращу  всех  там  на  ее  борту  в  рыбную  похлебку.

  У  меня  было  отличное   преимущество. Враги  вполне  возможно,  не  знали  обо  мне. О  том, что  я  живой  и  здесь. Гангстеры  считали, что  кроме  плененной  ими  яхты  и  моей  красавицы  Джейн  у  них  никого  больше  нет. Может  считали  тоже  как  Дэниела  погибшим.

- А  нет, ошиблись, вы  ребята. Я  все  же  живой - сказал  я  сам  себе  снова - Я русский  моряк. Да, и  с  опытом  подводника. Русские, просто  так  не  сдаются. Надо  еще  заглянуть  в  носовой  технический  отсек, где  лежать  должно  водолазное  наше  оборудование. Вернее, то, что  от  него  осталось. Если  его  тоже не  вынесли  с  нашей  яхты. Но  не  сейчас, не сейчас.

  Надо  было  еще  суметь тихо  и  без  шума, вылезть  аккуратно  на  палубу  через  эту  нашу  закрытую  палубную  в  трюм  к  каютам  дверь. По  почти  вертикальной  металлической  лестнице. Да  так, чтобы  тебя  не  заметили  с  яхты  противника. И  хоть  погода  резко  и  быстро  портилась, все  же  увидеть  могли. Это  было  крайне  не  желательным. И  могло  все  испортить.

 

                                                ***

   Я  взял  подводный  нож. И  взял  эту  пластиковую  в  магнитной  обертке взрывчатку. Ее  много  не  потребуется, решил  я. Эта  очень  опасная  взрывчатка. И  с  чудовищной  взрывной  силой.

- «Вполне  хватит  двух  упаковок. Этих  лежащих  здесь  двух  упаковок  и  часовой  детонатор» - про  себя  решил  я - «Хватит, что  бы  вдребезги  разнести  это  гангстерское  черное корыто. Нужно  только, прикрепить  к  днищу  «Черного  аиста»  ее, и  время  на таймере  детонатора  нужное, для  детонации  поставить. И  все. Полный  аминь!».

   Именно  это  я, теперь  должен  был  первым  делом  сделать.

   Нужно  было  пробраться, теперь  в  носовой  технический  трюмный  отсек  нашей  «Арабеллы». Мне  нужен  был  акваланг. Или  на  худой  конец, ласты  и  маска. Там  у  Дэниела  еще  в  запасе  лежали  несколько  баллонов  со  сжатой  кислородно-гелиевой  смесью, которую  мы  закачали  про  запас  еще  перед  последним  погружением. И  лежали   не  используемые  гидрокостюмы. Нужно  было  только  туда  незамеченным  по  палубе  «Арабеллы»  пробраться. И  тогда  часть  уже  дела  будет  сделана. Но, было  уже  светло. И, возможно  мне  не  удастся  днем  до  самой  темноты  все  это  сделать. Причем  не  заметно  для  тех, кто  был  на  той  гангстерской  яхте. Нельзя  было  выдать  себя  ничем. Иначе  конец  и  мне  и  моей  красавице  любимой  Джейн.

- «Где  же  ты, моя  красавица  Джейн?» - думал  постоянно  я  о  любимой. И  эта  мысль  не  выходила  у  меня  из  головы. Джейн  мне  сказала, что  у  нее  будет  ребенок  от  меня. И  эта  мысль  о  ее  беременности  и  ребенке, все  рвала  у  меня  внутри. Ее  горькие  по  Дэниелу  брату  слезы  и  слезы  боли  и  разочарования  во  всем. Ее  тот  напуганный  и  панический  взгляд  с  пистолетом  в  руках. Взгляд  ненависти  и  боли. Но  думала  Джейн  не  о  мести  тогда. А  о  ребенке  и  его будущем  отце. Я  только  сейчас  это  понял. Поэтому, моя  латиноамериканская  двадцатидевятилетняя   мулатка  красавица  не  стала  тогда  стрелять  в  меня  из  той  9мм  Беретты. Ее  слова  о  неразделенной  любви  и  страх  за меня, когда  я  решился  на  последний  подводный  ночной  маршбросок. Бросок  к своей  вероятной  гибели.

- Джейн – произнес  я  вслух – Девочка  ты  моя  ненаглядная. Я  выручу  тебя  из  этого  плена. Потерпи  немного, и  я  буду  снова  рядом  с  тобой. Милая  моя, потерпи  немного. Я  приду  за  тобой. Только  потерпи.

   Надо  было  спешить, пока  не  случилось, чего-либо  непоправимого. Но, наверху  был  уже  день. Было  часов  двенадцать  на  уцелевших  часах  нашей  главной  каюты. Надо  было  ждать  темноты  и  темного  вечера. Когда  часть  тех  там  на  той, черной  парусной  быстроходной  посудине  расслабиться. И  возможно, уснет  у  себя  внутри  в  каютах  той  гангстерской  яхты. Останется вахта  на  ночь. И  вот, тогда, можно  будет  незамеченным  пробраться  на  нее. И  спасти  свою  Джейн, попутно  заминировать  вражескую  яхту. Подорвать  ее  при  побеге.

   На  все  нужно  будет  достаточно  времени. И  при  темноте  нужно  будет  до  взрыва, как  можно  дальше  оторваться  от  противника, уходя  в  открытый  сам  океан.

   В  принципе  я  все  продумал  и  подготовил. Нужно  было  дождаться  только первой  темноты. Я  готовился. Никто  из  них  не  знал, что  я  живой. Никто. И  это  был  шанс.

  Я  сидел  в  каюте  моей  девочки  красавицы  Джейн  Морган. Прямо  среди  ее  разбросанной  на  постели  одежды  и  чемоданов  и  думал  о  любимой. Это  было  место, где  мы  первый  раз  занимались  любовью. И  потом, еще  много  раз.

  Смотрел  на  разбитый, лежащий  на  полу  ее  кассетный  магнитофон. Раскиданные  по  полу  его  кассеты, раздавленные  армейскими  с  кованой  подошвой  ботинками. Тут  же  валялась  побитая  Джейн  посуда. Все  эти  твари  сбросили  с  прикроватного  столика  прямо  на  пол. На  самом  столике  раскрытые  небольшие  из-под  драгоценностей  шкатулки.

  Я  смотрел  на  лежащее  и  почему-то  не  взятое  черное  Джейн  Морган  длинное  вечернее  красивое  платье.

  Это  все, что  здесь  осталось  сейчас  мне  от  моей  черноволосой  брюнеточки,  двадцатидевятилетней  красавицы  и  любимой. 

  Тоже, самое, было  и  в  каюте  Дэниела  Морган  и  в  моей  каюте. Равно  как  и  тех, которые  были, просто  пустыми. Даже, там  все  перевернули  эти  гады, выломав  дверки  из  красного  дерева   встроенных  шкафов  и  перевернув  даже  постели. Только  вот  в  каюте  Дэни, где  я  лежал  без  сознания  под  его  постелью, меня  уберег  видно  сам  Господь  Бог. Или  моя  Джейн. Или  даже  сам  Посейдон.  Не  знаю  теперь  даже  кого  за  это  благодарить.

  Я  сидел, молча  на  постели  Джейн  и  смотрел  на  это  черное  красивое  вечернее платье.  Что  лежало  передо  мной. Лежали  и  черные  туфли  на  полу  с  высокой  шпилькой  среди  побитых  кассет  и  магнитофона. 

  Я  вспомнил  изящные  черненькие  в  ровном  загаре  ноги  моей  красавицы  крошки  Джейн, что  выглядывали  из-под  него  в  его  разрезах  по  бокам.  Как  она красиво  забрасывала  одну  ногу  на другую, специально  очаровывая  меня, сидя  в  кожаном  кресле  кают  кампании  нашей  яхты. Даже  белые  ее  те  мелькнувшие  тогда  промеж  ее  загорелых  девичьих  голых   в  тот  момент  ляжек  купальника  плавки. Ее  пышущие  жаром  любви  полненькие  в  убийственном  декольте  вырезе  груди  и  сверкающие  золотом  в  ушах  сережки. Ее  тонкую  красивую  загорелую  шею  и  смуглое  девичье  красивое  миленькое  личико  с  черными  изогнутыми  дугой  тонкими  бровями. И  черные, как  сам  космос  или  глубины  океана  глаза  двадцатидевятилетней  смуглянки  брюнетки  и  красавицы. Глаза  моей  Джейн  Морган, пиратки  Энн  Бони, русалки, нимфы  и  дриады   Посейдона   и  моей  любимой  рабыни  любви  и  наложницы, схожие, словно  как  две  капли  воды  с  египтянкой  по  имени  Тамала  Низин  восточной  танцовщицы  живота  и  цыганки  Рады. Сколько  сразу  всего. И  это  все  была  моя  Джейн.

  Странно  как  то  было. Почему  враги  не  взяли  это  черное  красивое  платье. И  эти  ее  туфли. Они  были  самым  здесь  красивым  из  всего, что  тут  было. Это было  оставлено  мне, наверное, как  напоминание  о  любимой.  Как, наверное,  издевательство  надо  мной  и  моей  беспомощностью  сейчас. Как  насмешка  над  моими  чувствами  и  болью.

   Это  меня  бесило  теперь  и  злило  еще  сильней.  И  я  сейчас  не  находил  даже себе  места, бегая  из  одного  края  каюты  к  другому.

- Ненавижу! - я  говорил  сам  себе  и  тем, кто  буксировал  нашу  плененную  в  океане  на  длинных  и  прочных  тросах  «Арабеллу» - Чтобы  не  произошло  и   не  случилось, я  поубиваю  вас  там  всех  и  пущу  на  корм  рыбам. 

  Я  подошел  к  постели  Джейн  и, взяв  ее  это  черное  платье, прижал  его  к  голой  своей  груди. Оно  было  невероятно  легким  и  почти  невесомым. Потом, прислонил  его  к  лицу, вдыхая, казалось  моей  любимой  телесный  запах. Запах  женского  моей  любовницы  красивого  девичьего  загорелого  до  черноты  гибкого  тела.

- «Я  так  хотел  тебя  в  нем  еще  раз  увидеть, Джейн. Но, ты  так  его  и  не  одела  для  меня  в  очередной  раз» - думал, глядя  снова  на  него  я - «Так  и  не  одела».

  И  она  его  так  и  не  оденет  больше  уже  никогда.

                                                         ***

   За  бортом  нашей  пленной  яхты  бурлил  и  бился  о  борта  волнами  океан.

   Назревал  дикий  бушующий  яростный  и  беспощадный  шторм. Такой  же  шторм  был  внутри  меня.

   Погода  медленно, но  верно, портилась, и  мне  это  было, теперь  на  руку.

  Я  с  трудом  дождался  этого  вечера, изнывая  от  волнения  и  боли. Боли  в  моем  сердце. И  ожидания, снова  увидеть  мою  красавицу  Джейн. Увидеть  ее  в  руках  тех  палачей. Ублюдков  с  той  черной  яхты. Я  боялся  даже  себе  представить, что  с  ней  и  как  она, там, в  плену  моих  сейчас  заклятых  врагов. Но Джейн  была  все  же  жива, и  это  меня  воодушевляло  и  радовало.

  Я  не  мог  сейчас, конечно  ей  ничем  помочь. Но, она  была  жива. И  я  в  это  верил  и  знал. И  это  главное.

   Я  с  нетерпением  ждал  полной  темноты. В  тоскливом  и  убитом  состоянии. Весь  на  нервах  и  в  бешенном  диком  возбуждении. Злоба  к  этим  подонкам  бушевала  внутри  меня  и  рвалась  на  волю.

  Я  помню, бил  кулаком  об  стену  борта  в  каюте  Джейн. И  ругал  себя. И  все  вокруг. За  то, что  не  смог  защитить  ее. За  то, ранение  на  ноге, которое  уже  почти  зажило. За  то, что  был  без  сознания  тогда, когда  я  ей  был  нужен.

  Я  ей  был  нужен  тогда, когда  она  хотела  бросить  все  и  уплыть  с  тех проклятых  островов. Даже  ругал  покойного  Дэниела, за  то, его  упорство  и упрямство, приведшее  его  же  к  гибели. И  ругал, не  переставая  себя, за  то, что  поплыл  за  этими  чертовыми  черными  ящиками, не  послушав  в  очередной  раз  мою  любимую  Джейн. Мы  потеряли  теперь  все. И  красные  бортовые  Боинга  самописцы. И  самого  Дэниела. И, теперь  моя  Джейн  в  плену  у  этих  морских  гангстеров. И  это  была, тоже  моя  вина. Именно  моя  вина. За  то, что  не  слушал  мою  обворожительную  девочку. За  то, что  потакал  ее  родному  брату  Дэниелу. И  отчасти, виновен  был, теперь  в  его  смерти. И  вот, теперь  этот  плен   нашей  яхты  «Арабеллы»  и  моей  любимой  Джейн.

  Я  разбил  в  кровь  кулак, ударив  о  переборку  борта  Арабеллы. Но, исправить, теперь  все  было  не  возможно. Только  спасти  мою  Джейн. И  уничтожить  тех, кто  на  нас  напал. Это  все, что  теперь  я  смог  бы  сделать  в  наступившей  беспросветной  океанской  темноте  ветреного  вечера. Вечера  заглушаемого  шумом  волн  и  дикими  порывами  попутного  предштормового  ветра.

   Погода  портилась  быстро  и  быстро  стемнело. И  уже  практически  ничего  не  было  видно  в  самом  океане  через  открытый  бортовой  иллюминатор  каюты  моей  красавицы  Джейн, снова  зайдя  в  нее. И, посмотрев  через  него  наружу. Мне  обрызгало  лицо  брызгами  соленой  забортной  в  ощутимой  уже  бортовой  качке  водой.

  На  бортовых  в  кают  кампании  часах  было  почти  одиннадцать, и  было  темно  как  в  полночь. Плюс  небо  затянули  черные  штормовые  тучи. Черные  облака  затянули  луну  и  сами  яркие  звезды  на  небе. Ветер  бил  о  мачту  «Арабеллы». И  болтал  ее  спущенные  до  самой  палубы  паруса. Которые  дергали  без  конца  по  сторонам  нейлоновые  металлизированные  на  стальных  креплениях  тросы  и  канаты. И  те  слышно  было, как  натягивались  и  ослаблялись  под  порывами  болтающихся  новеньких  парусиновых  намокших  под  моросящим  дождем  парусов. 

  «Черный  аист»  тащил  нашу  яхту  в  полосу  надвигающегося  шторма. И  «Арабелла»  болталась  на  буксировочном  длинном  тросу  и  волнах  как скорлупка, рыская, произвольно  без  управления  рулями, из  стороны  в  сторону. И, по-видимому, влияла  на  сам  ход  по  волнам  черной  большой  впереди  ее  идущей  двухмачтовой  яхты. Та, постоянно  маневрировала  и  выравнивала  свои  рули, стараясь  удерживать  ровный  по  уже  бушующим  предштормовым  волнам  ход.

  Надо  было  действовать.

  Шторм  как  по  волшебному  мановению  несколько  затягивался. Было  23:00  на  корабельных  часах  «Арабеллы». 

  Океан  бурлил  и  дул  сильный  ветер. Но  шторм  затягивался.

  Надо  было  успеть  до  начала  самого  шторма. Успеть, все  сделать. Найти  мою  Джейн. Это  надо  было  сделать, именно  до  начала  шторма. Потом, ничего  не  выйдет. Ни  с  взрывчаткой, ни  с  ее  освобождением.

  Время  пошло. Я  выскочил  в  узкий  коридор  между  каютами. И  уже  бегом  подлетел  к  лестнице, ведущей  из  трюма  на  палубу  «Арабеллы».

  Я, поднявшись  вверх  по  трюмной  лестнице, открыл  палубные  из  трюмного  коридора  двери. Осторожно  и  тихо, я  высунулся  из  них  и, пригибаясь  также осторожно, прошел, почти  на  корточках  к  правому  борту  прикрываемый  белым  упавшим  практически  на  палубу  яхты  с  мачты  главным  ее, болтающимся  на  ветру  спущенным  треугольным  парусом. Я  на  ощупь, совершенно  догола  раздетый  и  в  одних  своих  только  плавках, прикрытый  темнотой  и  чернотой  своей  загоревшей  на  тропическом  солнце  кожей, беспрепятственно  проскочил  под  упавшим  парусом. Пролез  незаметно, мимо  малых  скрученных  наскоро  Джейн  лебедок. И  держась  за  леера  бортового  ограждения  до  носа  «Арабеллы».  

  Мне  повезло, Меня  никто  не  заметил. И  ни  странно  нисколько. Я  был  в  таком  виде  в  полной  темноте  наступающей  ночи  практически  полностью  незаметен.

  Я  посмотрел  на  нос  нашей  яхты. И  увидел  свисающие  до  самой  воды  под  волнорез  яхты  кливера. Тяжелые  и  уже  достаточно  мокрые. Они  тянули  нос  «Арабеллы»  вниз. Она  клевала  сильно  в  набегающую  волну, так, что  вода  перекатывалась  через  ее  нос. И  растекалась  по  красному  лакированному  дереву  ее  палубы.

  Яхту, просто  захлестывало  всю  волнами.

- Уроды! Не  удосужились  раньше  их  подтянуть, хотя  бы  к  носу «Арабеллы»! - выругался  я - Спецы  херовы! Теперь  тросам  и  канатам  будет  нелегко  их  поднять  с  воды. Справиться  ли  сама  автоматика. 

  Я  уже  стоял  у  трюмного  технического  с  водолазным  и  исследовательским  оборудованием  отсека. И  откинул  люк. 

  Все  получалось  именно  так, как  я  и  рассчитывал. На  «Черном  аисте»  не  видно  было  ни  души. Только  я  заметил  рулевого  и  еще  одного  стоящего  рядом  с  ним. Это  была  вечерняя  вахта. Остальные, похоже, находились  внутри  в  трюме. На  машинах. И  каютах  большой  черной  яхты.

  Начало  сильно  моросить. Это  было  предвестие  скорой  уже  приближающейся  вполне  возможно  даже  затяжной  бури. И  практически  все  черное  вечернее  небо  было  затянуто  грозовыми  облаками. Поэтому  все  и  скрылись  там  внутри  большой  черной  гангстерской  яхты.

  Надо  было  спешить.

  Я  осмотрелся  вокруг.

  На  нашей  «Арабелле»  не  было  никого. Все  свалили  как  я, и  думал. Тут  оставаться  из  них  никто  не  захотел. На  это  я  и  рассчитывал. Этот  Рой  с  Берком  просто  проверив  буксировочный  трос, перебрались  обратно  на  «Черный  аист». К  своим. Может  даже  нарушив  приказ  своего  кэпа, некоего Дж.Ти.Смита.

  Обшарив  второй  раз   наше  мореходное  судно, они  посчитали, что  тут  делать  нечего. И  освободили  «Арабеллу»  от  своего  присутствия.

  Сейчас  на  нашей  яхте  кроме  меня  никого  вообще  не  было. Даже  не  стоило  опасаться  любого  выстрела  и  удара  ножом  из-за  угла.

  Надо  было  быстро  делать, что  задумал. И  я  спрыгнул, буквально  в  трюмный  технический  носовой  отсек. Прямо  в  темноту. Затем, зажег  найденный  здесь  же  на  ощупь  подводный  фонарик.

  Я  осветил  все  вокруг. И  увидел  наши  стоящие  акваланги  и  гидрокостюмы, лежащие  в  глубине  трюма. Все  вместе, там, где  мы  их  и  оставили  с  Дэниелом, после  заправки. Там  лежали  и  ласты  и  маски. Все, как  и  должно  было  быть. Здесь  ничего  не  тронули. Просто, видимо, заглянули  и  захлопнули  трюм. Даже, насос  для  закачки  смеси  стоял  на  своем  месте.

   Качало  сильно.

  С  этим  фонариком  одеваться  было  нелегко, отлетая  от  стены  до  стены  отсека.  

  Я  торопился, одевая  свой  синий  с  черными  вставками  акваланга  гидрокостюм. Свет  включать  было  нельзя. Могли  заметить. Вот,  я  и  одевался, практически  в  полной  темноте. И  на  ощупь, как  мог. И  довольно  долго. Это  меня  нервировало  еще  сильнее, но  иначе  не  получалось. Время  шло, и  время  не  ждало.

- Моя  ты  молодая  двадцатидевятилетняя   американская  девочка. Я  спасу  тебя - произносил  я  про  себя - Я  иду  к  тебе, моя  милая. Я  иду - говорил  я, подбадривая  себя  быстро  одеваясь  в  костюм  акваланга.

  Баллоны  были  ни  к  чему. Только  маска  и  ласты. Нацепив  на  левую  руку  подводные  акваланга  часы. На  правую  ногу  прикрепил  подводный  спасший  в  подводной  короткой  схватке  мне  жизнь  в  ножнах  нож.  

  В  место  свинцового  пояса  противовеса  прицепил  к  себе  взрывчатку. Обмотав  вокруг  торса  и  гидрокостюма  обрезанной, запасной  еще  оставшейся  здесь  в  смотке  нейлоновой  от  бортовой  малой  лебедки  веревкой. Я  застегнул  воротник  своего  прорезиненного  акваланга. На  самом  горле  замок.

 

                                               ***

  Прикрепить  взрывчатку  к  корпусу  вражеского  судна  не  удастся, как  ни старайся. Качка  была  сильной  и  «Черный  аист», как  и  наша  «Арабелла»  нырял  в  бушующую  крайне  неспокойную  океанскую  волну. И  меня  бы, просто  сшибло  потоком  воды. Даже, сейчас  меня  уже  порядком  швыряло  от  стены  к  стене  трюмного  технического  с  нашим  водолазным  оборудованием  отсека. Попадали  стоящие  у  стены  отсека  и  переборки  с  грохотом  баллоны  от  аквалангов. Так, что  затея  отпадала  по  любому.

  Надо  было забраться  на  палубу  этой  черной  яхты. И  желательно, совершенно незаметно. Затем, включив  таймер  детонатора  на  СI-4, сбросить  ее  куда-нибудь вниз. В  трюм  этой  гангстерской  яхты. Не  важно, куда. Всю  сразу  в  одно  место. Лишь  бы  сработала  она  в  нужное  время  и  все.

  На  подводных  моих  на  руке  часах  было  уже  23:25.

  Было  достаточно  темно  и  ветер  трепал  безжалостно  оснастку «Арабеллы».

  Я  посветил  подводным  фонариком  на  левую  с  часами  в  рукаве  гидрокостюма  руку. И  сверившись  по  времени, вылез  из  трюмного  каютного  отсека  нашей  яхты. Пройдя, мимо  мачты  и  палубной  иллюминаторной  надстройки  по  левому  борту. Подобрался, осторожно  к  носу  нашей, ныряющей  в  волну  с  мокрыми  свисающими  кливерами  на  нейлоновых  тросах  и  канатах  яхты. Я  повис  на  буксировочном  протянутом  от  носа  «Арабеллы»  до  кормы  «Черного  аиста»  тросу. Прямо  над  бурлящей  черной  в  пенных  бурунах  водой. В  полной  темноте. Уже  мокрый  поверх  своего  гидрокостюма  океанской  водой, я  полез  тихо  под  шум  волн  и  ветра  по  нему  в  сторону  вражеской  гангстерской  яхты.

  Это  было  крайне  рискованное  предприятие. Но, не  мене  рискованное, чем  все, что  я  пережил  до  этого. Я, стиснув  зубы, просто  висел  на  том  натянутом  буксировочном  тросе. И, просто  лез  упорно  вперед.

  Я  прекрасно  понимал, что  потеряю  много  времени, болтаясь  здесь. Над  самыми  набирающими  силу  надвигающегося  сильного  шторма  волнами, глотая  соленую  воду. Но  по-другому  было  нельзя.

  Не  знаю, сколько  прошло  времени  на  том  тросу, но  мне  было  там  не  до  часов. Я  дополз  все, же  до  кормы  «Черного  аиста». Ухватился  правой  рукой   за  леера  ограждения  и  кормовой  ее  бортик. Потом  вцепился  за  те  леера  левой  рукой. И  повис, под  резиновой  кормовой  небольшой  надувной  лодкой, висящей  на  веревках  и  лебедке, скрывшись  внизу  за  ним  на  некоторое  время. Опускаясь  вместе  с  кормой  черной  большой  яхты  в  океанскую  воду. И, чуть  ли  не  ныряя  с  головой  в  нее. Я  помню, хотел  свериться  еще  раз  по  времени, но  не  было  в  темноте  наступившей  ночи, ничего  видно. Да, и  был  риск  сорваться. И  я  бросил  эту,  глупую  и  опасную  затею. Я, лишь, цеплялся  руками  и  ногами, за  то  бортовое  леерное  ограждение, буквально  свисая  с  кормы, за  спиной  двоих  вахтенных  у штурвалов  и  приборов  гангстерской  черной  яхты  вахтенных  рулевых  матосов.

  На  мне  висела  с  боков  под  руками  опасная  взрывчатка. И  на  моей  правой  раненой   и  перевязанной  ноге  был  в  прикрепленных  к  ней  ножнах  подводный  нож.

- «Сколько  же  вас  всего?» - вдруг  подумал  я - «Троих  уже  не  было. Но, по  всему  видно, еще  не  мало».

  Я  подумал - «Надо  этих  двоих  обойти. И  пройти  по  палубе, не  наскочив  ни  на  кого. Это  важно. Нельзя  поднять  шум. Иначе, здесь  соберется  вся  команда. И  тогда, мне  и  Джейн  конец. Тогда, они  выловят  меня. Там  потом, хоть  за  борт  прыгай. Не  раздумывая. А, этого  нельзя  сделать. Сделать  посреди  океана, так  и  не  выручив  из  беды  мою  ненаглядную  Джейн» - думал  я - «Нельзя  этого  допустить, равно, как  и  снять  тех  двоих  нельзя. Тогда, яхту  начнет  мотать  без  ровного  управления  по  бушующим  волнам. И  там  внизу  поймут, что, что-то  твориться  наверху  неладное. И  тоже, выбегут  наверх  посмотреть, что  произошло. И  случиться, именно  то, что  я  до  этого  подумал».

  Я  оценивал  ситуацию  и  быстро  обмазговывал  все, болтаясь, под  нависающей  надо  мной  кормовой  резиновой  на  лебедке  и  веревках  лодкой, вцепившись  руками  в  задний  борт  и  леера  кормового  ограждения, черной  огромной  больше  ста  метров  в  длину  яхты. Эта  яхта  и  в  ширину  была  метров, наверное, шесть  или  даже  девять. В  полной  темноте  на  глаз, тем  более  не  определишь.

  Я  пошел  вдоль  за  самим  бортом, над  бурлящим  океаном. Болтаясь  в  воздухе  и  держась  за  края  лееров. Цепляясь  руками  и  ногами. И  стараясь, чтобы  меня  не  заметили. Но  все  прятала  сама  темнота  и  шум  бушующих  волн.

  Это  было  не  менее  опасно, чем  натянутый  буксировочный  длинный  метров  наверное  больше  ста. Пару  раз  у  меня  срывались  ноги, и  я  висел  на  одних  руках  за  бортом  «Черного  аиста». Но  все, же  добрался  так  до  середины  этого  гангстерского  большого  скоростного  двухмачтового  парусно-винтового  судна. Я  прополз  мимо  его  бортового  названия  на  самой  корме  «BLAK  STORK».

  Все  же  было  некоторое  освещение. Вдоль  бортов  этого  гангстерского  бандитского  судна. Горели  электрические  яркие  лампы. И  я  все  же  смог  посмотреть  на  время. На  свои  на  левой  руке  подводные  часы. Был  уже  час  ночи. Время  быстро  летело. И  буря  усиливалась. Волны  становились  выше. И  эту  огромную  черную  яхту  сильно  качало  на  волнах. Я  уже  не  видел  в  темноте  самой  за  ее  кормой  нашей  «Арабеллы». Но  видел  натянутый  идущий  к  ней  буксировочный  в  освещении  комовом   от  лебедки  трос.

- «Я  провисел  над  океанской  бурлящей  бездной  целых  полчаса!» - подумал, помню  я - «И  за  это  время  никто  меня  не  обнаружил. Не  увидел там  на  том  буксировочном  тросу  между  двумя  бороздящими  океанские  просторы  яхтами. Это  было, просто  отлично! Никого  вообще  сейчас, кроме  тех  вахтенных  на  ее  борту!».

  Это  гангстерское  круизное  быстроходное  парусное  судно  действительно  было  сверху  пустое. Его  пустая  от  экипажа  палуба  была  вся  залита  водой, летящей  от  волн, когда  яхта  ныряла  в  волну.

  Я  выглянул  из-за  борта  и  лееров  ограждения. И  в  темноте  перелез  на  палубу, наклоняясь  к  ней. Низко  пригибаясь  и  касаясь, даже  руками, практически  на четвереньках, пошел  тихо, стараясь  держать  равновесие  при  качке. Плохо  это  удавалось, и  я  несколько  раз  даже  падал  то  на  задницу, то  вперед. Но  был  все  равно  не  замечен  ни  рулевым, ни  стоящим  с  ним  вахтенным.

  Это  странное  и  необычное  опять  везение. Но  меня  это  все, тогда  не  наводило  на  какие-либо  определенные  мысли.

  И  я  упорно  продвигался  вперед. Туда, куда  было  нужно  мне. Не  смотря  на сильную  бортовую  качку.

  Здесь  была  длинная  в  районе  второй  мачты, иллюминаторная  над  палубой надстройка, похожая  на  надстройку  нашей  «Арабеллы», только  гораздо  длиннее.  Это  был  жилой  трюм. И  верх  его  вызодил  сюда. С  большой  второй  мачтой  посередине. И  основными  парусами треугольной  формы, пока  развернутыми  во  всю  свою  величину, невзирая  на  надвигающийся  жуткий  океанский  сокрушительный  шторм. В  нейлоновых  тросах  и  канатах  со  стальными  громыхающими   и  звенящими  крепежами. Нейлоновые   прочные  длинные  в  натяжке  канаты  уходили  к  другой  мачте  с  парусами. Связанной  этими  прочными  плетеными  длинными  и  натянутыми  тросами  друг  с  другом, идущими  на  носовой  волнорез  парусного  ныряющего  в  бурую  штормовую  волну  судна. Где  были  такие  же, как  и  у «Арабеллы»  треугольные, только  большего  размера  кливера.

  Вся  в  длинных  вытянутых  иллюминаторах  палубная  надстройка, указывала  на  расположение  самих  кают  в  трюме  яхты. И  я  увидел  вход  во  внутренний  трюм  этой  яхты. Похожие, как  у  нас  на  «Арабелле», тоже  из  красного  дерева  или  пластика, входные  в  трюм  двери. Они, тоже  отодвигались  в  сторону. И  я  приблизился  к  ним. Прислонившись  ухом, буквально  прилип  к  ним  всем  своим  мужским  в  гидрокостюме  акваланга  телом.  Я  прижался  правым  боком  и  прислушался.

  Ничего  нельзя  было  понять  из-за  шума  воды  за  бортом  и  громкого  грохота  всего  стального  оснащения  на  двух  мачтах  «Черного  аиста». Особенно  гремели  натянутые  его  тросы, тоже  из  металлизированного  нейлона, более, даже  толстого, чем  на  нашей  «Арабелле». К  этому  еще  добавлялся  скрип  самого  корпуса  судна  и  перекатывания  по  палубе  всех  незакрепленных  больших  предметов. Ящиков  и  бочек  с  чем-то. Или  уже  пустых, из-под  чего-то.

  Яхта  шла  на  парусах  и  машины  молчали. Но, это  временно. Пока  не  начнется  сам  шторм. Там  вход  пойдут  машины  этой  черной  яхты. И  команда  уберет  паруса. Так  должно  было  быть. Иначе  судно  перевернет  ветром  вверх  килем  или  завалит  на  какой-либо  борт.

  Надо  было  успеть  до  начала  самого  сокрушительного  шторма. Пока  не  высыпала  команда  на  палубу. Мой  синий  с  черными  вставками  от  аквланга  прорезиненный  костюм  отлично  маскировал  меня  среди  этой  темноты  и  защищал  от  соленых  брыз  воды.

  Послышались  шаги  там  видимо, внизу  в  трюме  за  дверью.  И  послышался  мужской  громкий  разговор. Потом, отворилась  дверь. И  я, еле  успел  шмыгнуть  за  угол   и  спрятаться  среди  каких-то  стоящих  на  палубе  больших  из  металла  или  может  пластика  с  каким-то  оборудованием  ящиков. Видимо, тяжелых, и  закрепленных. Так  что  те  не  ездили  вдоль  скользкой  от  струящейся  ручьями  воды   самой  лакированной  палубе. Они  были  привязаны  к  самой  палубе  специальными  креплениями. И  удерживались  в  одном  ровном  положении.

  Что  могло  быть  в  этих  ящиках? Меня  это  не  шибко  интересовало. Может, какая-нибудь  водолазная  техника, похожая  на  нашу, что  на «Арабелле». Может  взрывчатка. Может, еще  черт, знает  что. Я  даже  не  подумал  туда  заглядывать.

   Качка  становилась  сильнее. И  снизу  из  каютного  трюма  вышли  двое. Наверное, покурить  на  палубу, да  заодно  сменить  вахту  у  рулей  «Черного  аиста». Они  пошли, разговаривая  громко, стараясь, расслышать  друг  друга  в  шуме  ветра  и  волн.

- Берк! - прокричал  один  другому - Как  там, те  олухи  у  штурвала?!.

- Они, Рой, новички  в  морском  деле! – смеясь  произне  второй, затянувшись сигаретой.

- И  не  говори, Берк! Вот  им  сейчас  достается! Мокрые  как  лягушки! -  проревел  Рой  громко, и  захохотал  как  ненормальный, держась  за ограждение  борта  яхты  вместе  со  своим  другом.

  Они  пошли  туда, к  тем  двоим. Возможно, поиздеваться  морально  над новичками. И, по-моему, они  были  пьяными. Это  были  те  самые  Берк  и  Рой. Те, что  шарились  на  нашей  яхте  последними, и  крепили  буксировочные  тросы. Они  были  очередной  вахтенной  у  рулей  сменой.

- «Сколько  же  вас  здесь?» - думал  я - «И  еще  там  внизу?».

   Джейн  должна  быть  там  же, откуда  эти  двое  вышли. И  я, посмотрев  на  подводные  наручные  часы, аккуратно  подкравшись, снова  к  этой  трюмной  двери, отворил  ее, стараясь  как  можно  тише  и  медленней, чтобы  там  внутри  в  жилом  трюме  не  услышали.

 

                                              ***

    Была  уже  ночь. На  подводных  часах  было  двенадцать  ночи.

  «Черный  аист», освещенный  бортовыми  габаритными  и  сигнальными  огнями на  своем  огромном  черном  корпусе  и  всем  своим  палубным  освещением, сильно  качало  из  стороны  в  сторону. И  он, как  и  наша  «Арабелла», клевал  носом  в  сильную  океанскую  бурную  на  ветру  волну. Гремела  вся  оснастка. И, все  качалось. И  каталось  по  деревянной  лакированной  скользкой  мокрой  от  воды  палубе. По  бортам  яхты  качались  прикрепленные  к  лебедочным  кранам  большие   спасательные  деревянные  катера  и  лодки. Гораздо, больше, чем  тот  наш  надувной «Арабеллы»  скутер. Именно  на  них, видимо  они  и  догнали   нас. И  сейчас  были  там  внизу  внутри  этой  большой  черной  яхты.

  Там  же  внизу  была  и  моя  Джейн. Где-то  там, внизу  в  этом  чертовом  трюме.

   Мимо  меня  прошли  двое  из  морских  гангстеров. Сменщики  тех, Роя  и  Берка.  Они  открыли  двери  настежь  и  вошли  внутрь, закрыв  их  за  собой.

  Я  подождал  какое-то  энное  время  и  осторожно, отворив  одну  боковую  створку  входной  вниз  двери, заглянул  внутрь  в  освещенное  внизу  ярким  светом  множества  ламп  коридорное  помещение.

  Никого, в  том  ярко  освещенном  длинном  узком  коридоре. Эти  двое  уже  ушли  видимо  к себе  или  еще  куда-то.

  Я  осмотрелся  вокруг.

  Вниз  идет  металлическая  лестница. Точно  такая  же, как  у  нашей  яхты, только  длиннее  и  шире.

  Я  спустился  быстро  по  крутой  металлической  вниз  трюмной  лестнице, босыми  шлепая  своими  ступнями  ног. И  пошел  очень  тихо  по  уходящему  к  носу  яхты  коридору  между  каютами. Тихо  шлепая  босыми  загорелыми  почти  черными  своими  стопами  ног  по  полу, того  длинного  идущего, видимо  до  самого  носа  этой  гангстерской  яхты  трюмного  коридора  выдвинулся  вперед.

  Этот  длинный  узкий  трюмный  коридор  имел  боковые  еще  ответвления,   оканчивающиеся  в  конце  дверями. Вероятно, это  были  двери  куда-то  ниже. Например, в  машинное  отделение  судна. Туда, где  были  двигатели  «Черного  аиста».

  Все  это  было, совершенно  несравнимо  с  конструкцией  самой  нашей  «Арабеллы». Эта  огромная  мореходная  скоростная  парусная  яхта  радикально отличалась  от  нашей. Даже  внутренне. Имела  две  внутренние  палубы. Может  даже  три. Еще  одну  у  самого  киля. 

    Я  пошел, тихо  по  коридору, где  пока  не  было, ни  кого. Я, наверное, угадал  по  времени. Большая  часть  команды  «Черного  аиста», просто  отдыхала. И, наверное, нажравшись  первоклассного  дорогого  вина, мексиканской  текилы  и  русской  нашей  ворованной  с  нашего  борта  яхты  водки, просто  как  убитая  спала. Но,  не  стоило  рассчитывать  на  такую  удачу. Можно  было  напороться  на  кого  угодно, случайно  вышедшего  из  любой  каюты. И  тогда, пришлось  бы  просто  драться  насмерть. И  скорее  всего, проиграть. Поднялась  бы  целая  свалка, здесь  в  этом  коридоре, и  вылетели  бы  все, кто  тут  был, вооруженные  до  зубов  и  прикончили  бы  меня, скорее  всего, мгновенно. Пристрелили  бы  или  зарезали  как  свинью.

Даже, хоть  у  меня  и  силенок  было  достаточно. И  мышцы, хоть  куда. От  которых  просто  балдела  моя  двадцатидевятилетняя  любовница  и  красавица  Джейн, занимаясь  со  мной  любовью. Все  это  бы  не особо  здесь  имело  значение. Тут, думаю, многие  были  такими. Взрослыми  дядями, лет  так  от  тридцати  до  сорока  с  лишним. Даже  сам  экипаж  яхты. Ребята  были  подобраны, как  я  считал  не  хилые  все  же. Слабаков  вряд  ли  бы  взяли  в  такое  долгое  опасное  плавание  по  Тихому  океану. Если  вспомнить  ту  недавнюю  подводную  долгую  погоню. Меня  преследовали,  практически   не  сбавляя  темпа  в  скорости. И  догнали  бы, если  бы  не  та  рогатая  полутонная  манта  и  моя  сноровка  и  подводная  хорошая  тоже  в  прошлом   армейская  подготовка.  Ну  и  конечно  отличное  здоровье. Надо  отдать  им  должное. Не  знаю, какими  они  все  были  мореходами, Но  вот  в  подводном  плавании  были  явно  хорошими  мастерами.

- «Главное, не  поднять  шум  и  не  налететь  на  кого-нибудь» - думал, только    сейчас  я - «Главное, не  испортить  все».

  Я  крался  аккуратно  и  тихо, как  ночная  хищная  кошка. Словно, выслеживающая  мышей  или  крыс  на  своей  ночной  охоте.  В  своем  синем  комбинированном  черными  полосами  прорезиненном  акваланга  гидрокостюме. По  освещенному  ярким  ламповым  светом  коридору. Вынув  с  правой  ноги  свой  подводный  острый  нож. Я  крался, осторожно. И  прислушивался  к  тишине  коридора. И  всей  вокруг  обстановке. Я  сейчас  был  словно  на  войне.

  Да, теперь  была  лично  для  меня  война. Мне  брошенный  смертельный  вызов. И  теперь, либо  я, либо  они.

  Где-то  здесь, должна  быть  моя  любимая  красавица  Джейн. Именно  тут, в  этих  каютах  этой  гангстерской  большой  скоростной  океанской  яхты. Но  возможно, даже  ниже, где-нибудь  в  одном  из  этих  коридоров  и  внизу  на  еще  одну  палубу.

  Но  вот  я  увидел  слева  приоткрытую, чуть  из  красного  дерева  дверь.

  Я  услышал  разговор  за  той  дверью, ведущей  в  жилую  каюту. Громкий  разговор. Скорее  даже  крик. Разговор, построенный  на  одних  вопросах, смешанных  с  громкими  нецензурными  ругательствами.

  Кто-то, кого-то  допрашивал. И  это  было  совершенно  точно.

  Этот  голос  был  мужской, и  только  его  и  было  слышно.

- Я  еще  раз  повторяю! - буквально  на  взводе  и  бешенстве  голос  громко  говорил - Кто  был  еще  на  яхте?! Кто  тот  человек  и  откуда?!

  В  ответ  была  тишина. И  я  услышал, как  тот, видимо, кто  спрашивал, ударил  кого-то, там  за  дверью. Я  услышал  женский  вскрик.

- Зачем  тебе  это? Какая  тебе, Сандерс  в  этом  выгода  и  разница?!  – раздался  еще  один  женский  голос. Тоже  громкий, четкий  и  словесно  разборчивый  - Если  он  уже  труп, то  какая  в  том  выгода  и  интерес?!

- Не  твое  дело, Минелли! – произнес  мужской  в  ответ  спросившей  резкий  и неприятный  голос – Я  не  знаю, кто  он, и  с  кем  мы  можем  иметь  сейчас  дело. Если  он  все  же  остался, каким-то  расчудесным  образом  еще  жив!

  Последовал, похоже, еще  один  сильный  удар  и  следом  женский  сдавленный  тяжкий   от  боли  вскрик. Тот, кто  бил, похоже, знал, что  делал. И  не  имел  вообще  человеческих  состраданий  и  чувств. Какой-либо  хоть  маломальской  жалости.

  Последовал  после  вскрика  тяжкий  следом  душераздирающий  стон.

- «Джейн!» - прозвучало  с  ужасом  в  моей  голове - «Моя  кошечка  Джейн! Это  похоже  на  ее  крик! Крик  моей  несчастной  любимой!».

  Это  была  она, точно  и  только  она. Больше  тут  некому  было  этой  ночью  быть.

  Вдруг  опять  раздался  женский  голос. Жесткий  и  какой-то  резкий  и  даже  рубленный. И  этот  женский  голос  громко  произнес - Может, хватит, Рик  ее  гнобить?! Пустим  эту  шлюху  по  кругу  и  в  расход  на  корм  акулам?!

- Заткнись, Рэйчел! - прогремел  дикий  злобный  голос - Босс  сказал  бить  ее, значит  бить! Я  сам  знаю  лично  эту  сучку! Как  знал  ее  папашу! Брата!

  Раздался  женский  громкий  смех.

- Что  ты  ржешь, Рэйчел?! Что  я  сказал  сейчас  смешного?! – прорычал  тот, кто  звался  там  Рик.

- Ты  трахнуть  ее  тогда  хотел, так, Рик?! – произнесла  та, что  звалась  там  Рэйчел –Так  сейчас  трахни! Самое  время! Пока  я  не  придавила  ее  своими  руками!

- Трахну  еще  и  не  один  раз! - произнес  Рэйчел   Рик – Теперь  никто  этому  не помешает! Ни  ее  несговорчивый  папик, ни  ее  такой  же  ретивый  братец! Обоих  проглотил  океан! Я  знаю  ее  давно! Она  многих  посводила  с  ума! Даже  нашего  босса  мистера  Теодора  Джексона! Красивая  тварь!

  Он  прикрикнул  на  ту, которую  пытал   и  избивал  там  в  той  каюте – Ну  что,  тварь  такая! Говори, кто  он, живой  или  нет?!

  Я  все понял. Речь  шла  обо  мне. Значит  те, кто  мутузил  мою  любовь  и  мою  ненаглядную  девочку, прикидывали  о  моем  расчудесном  спасении. И  еще, они  боялись  меня. Иначе, зачем  этот  допрос  и  зверские  пытки  моей  любимой  Джейн  Морган.

- Капрал! - произнес, снова  громко  резкий  женский  голос - Может, эта  латиноамериканская  черная  сучка  и  впрямь  ничего  не  знает! Может, отдадим  ее, как  обещал  кэп  нашим  ребятам! Пусть  развлекаются!

- Я  знаю, что  знает! - прогремел  снова  мужской  голос - И  никто  ее  не  получит  после  меня, вообще! Поняла, сержант  Рэйчел  Минелли! Эта  черномазая  панамская  тварь, сдохнет  здесь, но  все  мне  расскажет! Лично  мне, а  не  этому  нашему  Джей.Ти. Смиту! Я  выбью  из  нее  кулаками  всю  правду! Мы  не  нашли  того  третьего! Она  его  куда-то  спрятала  и  молчит  как  рыба, сучка  черномазая!

Надо  будет  еще  притащить  этих  двух  Берка  и  Роя, после  ночной  вахты! Они  шарились  последними  по  той  яхте. И  ни  нашли  никого, потому  что  о  выпивке, только  и  думали! Алкаши  гребаные! Они  даже  не  искали! Им  было  насрать  на  мои  приказы  и  распоряжения! Я  с  ними  еще  пообщаюсь, уроды, чертовы! - голос, просто  ревел  по-звериному  на  всю  каюту  за  той  дверью - Если  он  живой  и  на  ногах, то  мог  смыться  уже  куда-нибудь  и  спрятаться! И  он  для  нас  опасен! Судя  по  тому, как  под  водой  плавает, что  его  было  не  догнать  моим  ребятам, он  тоже  спец! И  не  плохой  аквалангист  подводник  и  пловец! Работал  по  уму! С  запасными  баллонами, гад!

- Думаешь, военный?! - прозвучал  голос  той  там, кого  назвали  сержантом  Рэйчел  Минелли.

- Не  исключено, Минелли! Не  исключено! - произнес  в  ответ  ей, кто  звался  капралом  Риком  Сандерсом.

  - «Джейн. Это  точно  Джейн. Моя  девочка» - звучало  в  моей  голове. И  эти  двое  пытали  ее. Твари  поганые. Они  говорили  обо  мне. Именно  обо  мне. И  моя  девочка  не  выдала  меня. Как  я  понял, ни  произнесла, ни  слова  обо  мне. И  то, что  я  живой. Это  все  ради  любви. И  ради  меня. Она  любила  меня  и  это  была    ради  любви  ее  жертва. Ее  мужественная  заслуга.

- «Любимая  моя» - я  произнес  про  себя.

   Последовал  снова  глухой  удар  в  живое  измученное  пытками  тело. Я  четко  его  услышал, потому  что  был  недалеко  от  той  приоткрытой  в  пыточную  каюту  двери. И  он  ознаменовался  новым  женским  вскриком  и  тяжким  последующим  за  ним  продолжительным  стоном.

- «Моя  красавица, что  там  с  тобой  делают! – думал, взбешенный  и  в  дикой  ярости  и  злобе  я - «Я  пришел  за  тобой, и  я  выручу  тебя  моя  кошечка, моя  малышка, моя  милая  девочка».

  Снова  прогремел  женский  нервный  и  бешеный  голос – Мне  кажется, ты  с  нее  ничего  уже  не  вышибешь, Сандерс! Толку  с  нее, Рик! Скажем  шефу  сдохла  и  все! Давай, выпустим  ей  дух! Придушим, по-тихому! Я  задолбалась  тут  впустую  проводить  свое  время  и  уже  спать  хочу, Рик!

  Я  прижался  ухом  к  двери  каюты  и  вслушивался  в  звуки  там  за  дверью.

- Говори, сучка  панамская! - прокричал  тот  мужской  голос, которого  звали  Рик  Сандерс - Говори! Кто  еще  был  на  яхте?! Ты  же  не  одна  была! Правда?! Тот, кто  тебя  там  старательно  ебал, живой  или  нет?! Ты  панамская  просто  блядь! Конченная  черномазая  смазливая  сучка! Кто  он?! И  где  он  теперь  может  быть?!

  Женский  голос  опять  разразился  диким  громким  смехом.

- Что  ты  опять  ржешь  как  лошадь, Минелли?! - прорычал  взбешенно  капрал  Сандерс.

- Соперничество  и  ревность, Рик! – произнесла, смеясь  ему  Рэйчел  Минелли  - Ты  как  последний  самый  дурак  мужлан  ревнуешь  ее  к  тому  ублюдку, что  оказался  сейчас  первым, и  трахнул  эту  зажаренную  тропическим  солнцем  шлюху! Ты  даже  лица  своего  соперника  не  видел!

- Не  видел, но  увижу! – прорычал  ей  в  ответ  Рик  Сандерс - И  клянусь, лично  сам, срежу  его  своим  ножом.

- Ты  до  сих  пор  любишь  ее! Ты  безумен, Рик! Она  свела  тебя  с  ума! –произнесла  Рику  Сандерсу  Рэйчел  Минелли  - Ты, как  наш  босс  Теодор  Джексон,  сумасшедший  еще  с  той  поры  как  увидел  эту  латиноамериканскую  ебливую  сучку, что  танцевала  ему  восточный  танец  живота! Да  вы  все  просто  околдованы  этой  ведьмой! Это  уже  просто  личное, Рик! Я  же  все  вижу! Я  женщина! Ты  ее  до  сих  пор  любишь!

- Люблю! Да, люблю! И  поэтому  не  отдам  никому  здесь  из  вас  придурков!  -прокричал, взорвавшись  вообще  на  сержанта  Рэйчел  Минелли  капрал  Рик Сандерс - Я  сам  убью  ее! Сначала  трахну, а  потом  убью! Но  сначала!

   Раздался  громкий  женский  истошный  вопль. И  у меня  оборвалось  само  сердце. Я  стал  озираться  по  сторонам. Чтобы  сюда  никто  не  прибежал  на  этот крик  и  не застукал  меня  возле  этой  двери.

  У меня  все  затряслось  от  внутренней  душевной  боли  и  дикой  звериной  ярости. Я  должен  был  ворваться  в  эту  каюту, но  у меня  кроме  ножа  ничего  не  было. А  у  тех  двух  там  тварей, скорее  всего  с  собой  и  при  себе  постоянно  имелось  огнестрельное  оружие.

  Этот  садист  и  палач   с  именем  Рик  Сандерс, что-то  там  сотворил  с  моей  крошкой  Джейн  Морган. Но  без  кулаков. Я  не  знаю, что? Но  Джейн  громко  закричала. Даже  громче  прежнего.

- Эй, капрал  Сандерс! - раздался  еще  один  просто  звериный  мужской  громкий  голос  из  соседней  с  этой  каютой  каюты -Ты  скоро  там  с  ней  закончишь?! Мы  задолбались  уже  эти  вопли  и  ваши  крики  слушать! Мы, между  прочим, спать  хотим!

  Раздались  громкие  стуки  в  каютную  переборку  и  стену. Кулаками.

  Я  шарахнулся  был  от  двери  и  самой  стены  коридора, но  остался  стоять, а  одном  месте. Ведь  бежать  особо  было  некуда  теперь. Да  и  не  зачем. Не  для  этого  сейчас  я  был  здесь. Я  просто  затих  у  стены  коридора  и  той полуоткрытой  двери  пыточной  каюты.

 - «Значит, эти  двое  здесь  были  не  одни. Как  мною  предполагалось. Да  и  не  все  были  все  же  тут  пьяными» - подумал  я  и  был  прав. Чуйка  военного  в  прошлом, меня  не  подвела. Кто-то, как  полагаю, ужрался  в  стельку, а  кто-то  был  еще  трезвым.

- Ты, давай  там, быстрее  с  этой  шлюхой  панамской, что-то  делай! - раздались  снова  крики  из  соседней  каюты - А  то  нам  будет  насрать  и  на  Джей.Ти.Смита  и  на  нашего  босса  мистера  Теодора  Джексона! Сами  ее  прикончим  и  покончим  с  этим  ночным  дурдомом!

- Заткнитесь  там! – прорычал  громко  в  ответ  капрал  Сандерс – Сейчас  все  закончу! Еще  минут  двадцать  и  все! Она  мне  и  самому  уже  порядочно  надоела! Попробуй  теперь  снова, ты  ее  разговорить! – он  обратился  к  своей  помощнице  военной, сержанту  Рэйчел  Минелли.

- Не  буду, уже - произнесла  Рику  Сандерсу  Рэйчел  Минелли, уже  спокойней  и  не  так  громко – Я  взяла  то, что  было  от  нее  мне  нужно. Кроме  конечно  платьев  и  всяких  там  тряпок. Мне  лишь  понравился  это  костюмчик  для  беллидэнса. Красотища! В  золотых  монетках  и  бисере. Наверное, стоит  хороших  денег. А?! Латиноамериканская  черномазая  шлюха! Много  мужиков  в  нем   охмурила?! Этого  своего  нового  ухажера  тоже?!

- Сержант  Минелли, На  кой  черт  он  тебе  нужен? - произнес  ей, официально  обращаясь, капрал  Рик  Сандерс.

- А  ей  на  кой? - произнесла  Рэйчел  и  снова  засмеялась – Как  и  все  прочие  тряпки! Оттанцевала  свой  танец  живота  своему  последнему  кавалеру, шлюшка  панамская. Сдохнет  скоро, а  вот  костюмчик  как  память  останется  у  меня. Как  и  ее  все  личные  черномазой  сучки  бриллиантики. А  может, я  его  отдам, когда  вернемся  домой. Своим  подружкам. А?! Или  лучше  продам! Что  скажешь, кукла?! – Рэйчел  обратилась  к  той, которую  пытали.

- Рэйчел, а  ты  его  примерь! – он  произнес  ей  и  вообще  заржал  на  всю  пыточную  каюту – Может, подойдет! Будешь  мне  и  моим  ребятам, ради  настроения, бодричка  со  стояком, тоже  танцевать  танец  живота! Я знаю, у  тебя  Минелли  получиться!

  Он  заржал  еще  сильнее.

- Да, пошел, ты! - рявкнула  на  него  сержант  Минелли  - Я  тут  похоже  уже  лишняя. Ты  мне, как  и   эта  латиноамериканская  шлюха  противны  оба! Я  вижу  тут  уже  понеслось  конкретно  между  вами  личное! И  я  тут, похоже, лишняя! Я  пошла  отсюда!

- Иди! - он  ей  произнес  громко - Обойдусь  без  тебя!

- Есть, капрал  Сандерс! И  пошел  ты! - произнесла  ему  в  ответ, как-то  брезгливо,  военная  наемница  и  морской  котик  ВМС  США  Рэйчел  Минелли. И  отправилась  к  двери  каюты  на  выход. Но  не  вышла  из  каюты, а  почему-то  еще  останвоилась  у  самого  выхода  дверей.

- Так, на  чем  мы  остановились! Ах…да!…- прозвучал  громко  голос  мучителя  моей  девочки  Джейн  Морган  капрала  Рика  Сандерса  – Один,  я  знаю, точно  рыб  глубоководных  кормит!  Сам  видел! Где  второй?!

  И  прозвучал  опять  глухой  удар  и  вскрик  с  тяжким  болезненным  стоном  моей  девочки  и  любовницы  Джейн  Морган.

- У  парня  были  самые  дорогие  в  мире  похороны! Все  наше  золото  с  собой утащил, сосунок  паршивый! – проревел  громко  и  дико  Рик - Говори, падла!

  И, снова  послышался  глухой  удар  и  вскрик  моей  девочки. Тихий  уже  такой  со  стоном - Где  второй, шлюха  черномазая! - прорычал  громко  садист  и  убийца  наемник  капрал  Рик  Сандерс.

- Наверное, она  точно  не  знает! – раздался   из-за  самих  уже  дверей  женский  голос  Рэйчел  Минелли, уже  стоязей  на  выходе  из  самой  пыточной - Бросил  он  ее! Сбежал! Теперь  ищи  свищи! Все  мужики  так  делают! Я  женщина, я  знаю, Рик!

- Заткнись! - Рик  прорычал  на  Рэйчел – Ни  черта  ты  не  знаешь  ничего  о  мужиках! Ты  не  женщина, ты  убийца, как  и  я! И  мы  оба  об  этом  знаем! Так, что  заткнись, я  сказал! Может  этот  второй  уже  здесь  на  нашей  яхте  и  где-нибудь  караулит  любого  из  нас, чтобы  прирезать  или  пристрелить! И  только  вот  эта  знает  о  нем  все!

- Это  мой  брат - еле  слышно  произнесла  Джейн.

  Это  был  ее  голос. Еле  слышимы  и  тихий. Я  узнал  его. Это  ее  был  точно  голос. Она  еле  произнесла  эти  слова, но  я  узнал  ее. Это  точно  была  она, моя  Джейн. В  той  каюте  за  дверью  из  красного  дерева. И  другой,  не  могло  тут  быть.

- Что  ты  сказала?! – пропела, громко  и  удивленно, встревая  в  пыточную  личную  перипетию  Рэйчел  Минелли. И  слышно  было, как  она  снова  вернулась  внутрь  каюты, по  ее  шагам  от  самой  двери  в  обратную  сторону.

- Это  был  мой  брат - прозвучал  женский  тихий  забитый  голос. Его  было  еле  слышно. Но  то  был  голос  двадцатидевятилетней  моей  девочки  и  красавицы  пленной  Джейн  Морган.

  Ее  тут  пытали. Били  и  издевались  над  ней, как  хотели.

  Она  сейчас  снова  замочала.

  Но, это  была  точно  она, моя  любимая  Джейн.

   Похоже, ее  уже  всю  донельзя  там  избили. И, надо  было, что-то  срочно  делать. Но  пока  я  не  мог  придумать  что? Кругом  в  этих  каютах  были  враги.

   Кое-кто  уже  подал  свой  из  жилыйх  кают  голос. Сколько  тут  их  еще  было?

- Что?...Какой, еще  брат?! - произнесла  сержант  Рэйчел  Минелли – У тебя, что  два  брата, что-ли, шлюха  панамская!

- Это  был  Дэни. Мой, мальчик, братишка  любимый – произнесла  моя  ей  изможденная  тяжкими  непереносимыми  побоями  Джейн  Морган.

  Она  пыталась  увести  сейчас  их  в  сторону. Сбить  с  толку  и  отвести  от  меня, Думая, что  я  все  еще  там, на  яхте  и  лежу  под  той  постелью, чуть  живой  такой  же  как  теперь  избитая  сама  она.

- Ну, наконец-то! Сучка  заговорила! - проревел, снова  громко  голос  ее  мучителя, садиста  и  наемника  убийцы, капрала  ВМС  США  и  морского  котика  Рика  Сандерса –Хоть  уже  что-то! А, то  все  молчала,  как  рыба! Ни  единого  слова  не  вытянешь  из  этой  черномазой  мулатки  стервы! Хоть  руки  с  ногами  ей  ломай!

  В  стену  между  каютами  затарабанили  кулаками.

- Мать  твою, Рик! - раздалось  из-за  переборки  другой  каюты  и  отсека - Грохни  ты  эту  тварь! - заорали  оттуда - Она  двоих  наших  порешила! Грохни  ее  и  все!

- А  перед  этим  выеби  до  смерти! - прокричал  еще, кто-то  оттуда  же, и  стал  громко  и  дико  хохотать.

  Раздался  снова  стук  и  крик  уже  из-за  переборки  другой  каюты.

 - Уроды! Сейчас  всех  перестреляю! Заткнулись  все! Спать  хочу! У  меня  через  час  вахта! Уроды, спать  всем! - донеслось  гулко  грозным  озверелым  мужским  голосом  оттуда.

  Этот  садист  и  палач  по  имени  Рик  никому  тут  спать  не  давал. В  двух  или  даже  трех  каютах  были  еще  бандиты  и  гангстеры. Сколько  не  знаю, но  были.

- «Похоже, скоро  вся  яхта  будет  на  ногах!» - напугался, подумав  я. Сейчас  точно  повылетают  бить  морду  этому  своему  зверюге  капралу  Рику  Сандерсу  все, кто тут  был, и  налетят  на  меня  в  этом  коридоре.

- Заткнись  сам, сержант  Юрген  Торан! - прокричал  тот, кто  был  Рик  Сандерс  из-за  двери - Мне  босс  приказал  всю  ночь  бить  эту  шлюху! И  я  буду  бить  эту  шлюху! Понял, Торан! Если, кто  хочет  объяснить  мне  мои  правила, прошу  на  верхнюю  палубу  нашей  посудины! Ты  недавно  назвал  меня  бабой, сержант  Торан! Посмотрим, кто  больше  мужик, чем  баба!

- Почему  бы  это  не  делать  внизу  в  трюме! - прокричал  кто-то  из  каюты  через  узкий  длинный  проход  коридора  - Ты  молодец, Рик! Сам  не  спишь  и  другим  не  даешь! Ты  что  специально  тут  все  это  делаешь! Чтобы  все  эти  вопли  и  крики  слышали! И  думали, какой  ты  реальный  жестокий  зверь!

  Там  за  переборками  с  двух  сторон, кто-то  громко  выругался, и  наступила короткая  тишина, между  отсеками  кают. И  голос  из-за  двери  добавил – Вот  так, то, лучше! Рэйчел, вмажь  ей  еще  за  моего  кореша  и  твоего  ебаря  лейтенанта  Фредди  Митчела!

- Да, ну  ее! - проговорила  убийца, военная, что  с  именем  Рэйчел  по  фамилии  Минелли, крича  через  сам  коридор  из  полуоткрытой  каюты - Я  и  так  поиздевалась  всласть  над  этой  молчаливой  стервой! Кулаки  все  посбивала  о  такую  ее  милую  мордашку! Пойду, отдохну! Теперь  ты  моя  любовь, Рик! Бедненький  лейтенант  Фредди  Митчел  и  сержант  Тим  Логан! Мне  их  будет  не  хватать!

  И  та, что  звалась  сержантом  Рэйчел  Минелли, захохотала, как  конченная  дура. На  всю  каюту.

- Это  же  надо, эта  шлюха  уделала  двух  морских  в  прошлом  котиков  и  офицеров  ВМС  США! - произнесла  громко  Рэйчел  Минелли - Придурки! Надо  было  тебе, Рик  первому туда  заскочить! И  словить  пулю! Ты, вообще  зверюга, без  капли  совести  и  любви! Не  то, что  был  мой  Фредди  Митчел!

- Иди  к  черту, Рэйчел! С  огнем  играешь! - прокричал  ей  Рик  Сандерс - Ты  меня  знаешь! Грохну  и  ухом  не  поведу! Хоть  ты  и  баба! Вали  отсюда! Я  сам  доведу  дело  до  конца, без  твоей  помощи! Пошла  вон!

- Смотри! - произнес  громко, снова  женский  голос  офицера  и  наемницы  убийцы  Рэйчел  Минелли – Рик, ты  ей  все  мозги  уже  стресс! Сучка  скоро  сдохнет! И  нечего  будет  Джей.Ти.Смиту  сказать! А  потом  об  этом  узнает  еще  и  влюбленный  в  эту  зажаренную  солнцем  как  куриный  окорочок  ведьму  наш  босс  Теодор  Джексон! Кидалово  не  получиться! Сам  должен  понимать! Ни  золота, ни  девки! Ни  денег! Ты  с  ней  по  аккуратней! Видишь, она  уже  не  так  кричит! Какой  бы  здоровьем  крепкой  не  была, скоро  кончиться!

- Ты  только, что  сама  предлагала  прикончить  ее! – произнес  громко  дезертир  и  наемник, преступник, военный  в  той  пыточной  каюте  капрал  Рик  Сандерс.

- А  что  я! - та  произнесла, резко  и  громко  ему  в  ответ, собираясь  уходить – Что  бы  я  с  ней  не  сделала, отвечать  всем  вам  придется! Ишь, уже  совсем  затихла! Может  сдохла  уже?!

- А, может  ей  это  даже  нравится! - прорычал  громко  Рик  Сандерс - Правда, сучка?!

   И, снова  раздался  удар  и  тихий  уже  стон  с  каким-то  жутким  посмертным  хрипом. Крика  не  последовало.

- Вот  видишь, Рик – произнесла  ему  Рэйчел  Минелли, спокойно  и  без  крика - Аккуратней  надо  было  ее  мутузить.

- Не  тебе  меня  учить! На  себя  посмотри! Сказал, заткнись  и  убирайся! - прорычал  капрал  и  наемник  убийца, Рик  Сандерс. И  затем  на  свою  жертву - Не  смей  подыхать, змея  чертова! Шлюха  черномазая  латиноамериканская! Я  тебе  не  разрешал!

- Сейчас  кончиться - раздался  голос  единственной  на  судне  военной  наемницы, морского  котика  и  убийцы, сержанта  ВМС  США  Рэйчел  Минелли.

- Кончиться, когда  я  в  нее  кончу! Пошла  вон! - рявкнул, капрал  Рик  Сандерс  на  свою  подругу  по  оружию, пыткам, и  убийствам. 

- Пока, капрал  Рик  Сандерс – сказала  сдержанно  и  спокойно, та, что  звалась  офицером  Минелли  и  добавила  Рику – Не  буду  больше  тебя  отвлекать. Если  понадоблюсь, я  у  себя.

- Да, Минелли! – прорычал  капрал  Рик  Сандерс  ей  вдогонку – Еще  пока  не  ушла! Проверь  этих  двух  пьянчуг  Роя  и  Берка! И  первым  делом  на  буксире  торфейную  яхту! Не  дай  Бог, нам  ее  потерять  в  океане! Нам  тогда  всем  Джей.Ти.Смит  головы  оторвет! Та  полуавтоматическая  парусная  скорлупка  стоит  хороших  денег! А  вы  долбоны  там  погром  учинили, руководствуясь  своими  природными  бандитскими  инстинктами! Наш, кэп  еще  не  знает! А  я  ему  пока  еще  не  сказал! Пока  что! Так  что  иди, Минелли  и  проконтролируй  обстановку  на  палубе  и  мне  доложишь, что  да  как!

- Хорошо, Рик! – отозвалась  громко  сержант  Рэчел  Минелли – Счастливо  оставаться!  

  Раздались  шоркающие  о  пол  за  дверью  медленные  шаги. Словно, нехотя  они  приблизились  к  двери  каюты. И  я  поспешил, быстро  шлепая  голыми  ступнями  загорелых  ног  по  длинному  коридору. Свернул  за  ближайший  в  коридоре  угол,  там  притаился.

  Дверь  открылась. И  та, что  звалась  офицером  Рэйчел  Сандерс  вышла  в  коридор.

  Из  соседней  каюты  выглянул  один  из  бандитов. Он  был  чернокожий, по-нашему  негр, лет  приблизительно  сорока, как  и  она. Тот  спросил  ее – Он  ее  там  точно  уработает  в  хлам? Что  шефу  говорить  будем. Может, отобьем  у  этого  придурка  девку?

- Если  убьет, то  и  ему  недолго  здесь  жить  осталось, Сэмми – произнесла  Рэйчел  Минелли – Потом  самому  кишки  выпустят, идиот  гребаный. Кэп  приказал  допрашивать  жестко, но  не  мутузить  насмерть, так  как  он  делает.

- Да, другая  бы  уже  сдохла  давно, а  эта  еще  живая – произнес  этот  чернокожий  из  гангстерской  морсокй  команды  по  имени  Сэмми.

- Ладно, Сэмми - произнесла  Рэйчел  Минелли – Спокойной  ночи  желать  не  буду. Какая  она  к  хренам  сейчас  спокойная. За  бортом  буря  наклевывается. А  тут  этот  придурок  орет  на  всю  яхту. Ладно, Сэмми, пойду, покурю  наверх. Да  этих  сменщиков  Роя  с  Берком  у  руля  на  вахте  проверю. Наверное, ужрались  в  ноль  ворованным  дармовым  пойлом, оба, как  все  тут.

  Она  пошла  к  выходу  в   сторону  вертикальной  той  почти  металлической  выходящей  на  палубу  лестнице. Поправляя  на  своих  женских  широких  бедрах, талии   с  кобурой, пистолетом  широкий  черный  военный  кожаный  ремень.

  Я  какое-то  время  смотрел  на  нее, стоящую  у двери  с  тем  бандитом  и  членом  команды  Сэмми  из-за  угла  поворота.

  Это  была  с  выбеленными  прядями   длинных  распущенных  во  все  стороны  волос, невысокого, тоже, как  и  моя  Джейн  роста  синеглазая  брюнетка. В  черной  короткой  и  распахнутой   блестящей  в  свете  коридорного  между  каютами  яркого  лампового  освещения  кожанке. В  светлой  под  ней  футболке. С  полной  в  туго  подтянутом  лифчике  грудью. Она  четко  вырисовывалась  под  той  светлой  футболкой, и  ее  нельзя  было  не  приметить.

  Она  была  в  узких  синих  джинсах  и  армейских  кованых  ботинках. С  яркой  алой  помадой  на  губах. И  накрашенными  черной  тушью  бровями  и  ресницами. Этакая  была, как  я  понял, безжалостная  и  жестокая  демоница. С  холодным выражением  своего  женского  лица. Хоть  и  не  дурного, на  вид, но  скрывающего  умело  дурной  характер  этой  опасной  особы. Опасной   для  самих  же  мужчин.

  И  она  направлялась  к  выходу  из  жилого  трюмного  длинного  коридора.

  Рэйчел  Минелли, шла  к  этой  идущей  наверх  на  палубу  яхты  почти  вертикальной  металлической  широкой  лестнице.

  Она вдруг  остановилась  на  полдороге  и  замерла  на  одном  месте. Словно  ощущая, чье-то  уже  тут  как  дикая  хищница  присутствие. Будто  чуя  меня  или  мой  мужской  запах, даже  через  прорезиненный  акваланга  гидрокостюм,  но  потом  снова  пошла  вперед, направляясь  к  выходу  в противоположную  от  меня    сторону.

  Может, она  уловила  мой  неосторожный  шорох  из-за  качки  большой  яхты, когда  ее  швырнуло, будто  в  сторону  с  волны  на  волну. И  я, голыми  ступнями  босых  своих  ног  шерконул, пытаясь  удержаться  на  месте  у  стены  за  углом  по  полу  коридора.

  Если  так, то  у  этой  гангстерши  был  феноменальный  слух  и  нюх. Ничуть  не  хуже, чем  у меня.

  Охотница  на  мужчин. Женщина  и  убийца  в  одном  лице. Жуткий  и  опасный  сплав.

  Она  двигалась, как  бы, не  торопясь  и  не  спеша, к  выходу, стуча  кованными  солдатскими  ботинками  по  полу  коридора.

  Я  обернулся. И  увидел  в  проходе  недалеко  от  меня  железную  ведущую, видимо  вниз  в  нижний  трюм  судна  дверь. Бкувально  в  нескольких  метрах  за своей  спиной. И  я  тихо  направился  к  ней.

 

                                                                  ***

- «Джейн! Любимая  Джейн!» - в  памяти  лихорадочно  и  нервно  с  ужасом  прозвучало.

  Я  весь  собрался  к  нападению  и  притаился  за  углом  коридора. За  спиной  была  какая-то  еще  железная  с  рукоятью  дверь. Возможно, ведущей  в  трюм  судна.

  Поначалу  у  меня  была  мысль  напасть  на  эту  Минелли  сзади  и  с  ножом.

  Но  вдруг, почему-то  отказался  от  мысли  нападения. Наверное, это  было  правильным  в  тот  момент. Завязалась  бы  в  коридоре  драка  и  много  шума. Справиться  с  этой  просто  настоящей  машиной  убийства  мне  бы  вероятно  сразу  быстро  не  удалось. Эта  женщина  была  сильной   и  натренированной  как  все  тут  морские  вояки. А  вот  шума  было  бы  много. И  хоть  я  был  тоже  тренированным  и  в  прошлом  военным  я  все  же  передумал. Я  был  перевязан  на  поясе  весь  взрывчаткой  СI-4. И  цель  была  взорвать  эту  чертову  гангстерскую  бандитскую  большую  двухмачтовую  яхту. Надо  было  сделать  именно  это. И  разом  покончить  с  этими  садистами  гадами  и  убийцами.

  И  хоть  там  была  в  плену  избиваемая  тем  садистом  и  сволочью  капралом  Риком  Сандерсом  моя  девочка  Джейн  Морган, я  должен  был  еще  помимо  ее  освобождения  и  спасения  сделать  и  это.

- К черту – я  тихо  произнес  почти  шепотом –Живи  пока.

  И  открыл  ту  ведущую  куда-то  вероятно  вниз  железную  дверь. Она  была  не  заперта. И  я  проскочил  в  полумрак  на  еще  одну  лестницу, ведущую  вниз. Где  хорошо  был  слышен  шум  бьющихся  о  борта  «Черного  аиста»  бурлящих  в  ожидание  шторма  волн. Я  закрыл  дверь  и  спустился  вниз  по  еще  одной  почти вертикальной  железной  лестнице.

  Я  оказался  в  самом  трюме  этой   гангстерской  яхты. В  ее  самом  черном  чреве, чреве  «Черного  аиста». Здесь  было  полно  оборудования  и  водолазного оснащения. А, за  переборкой  был  двигательный, как  и  у  нашей  «Арабеллы» отсек. Отсек  с  более  мощными, чем  у  «Арабеллы»  двигателями, валами  и пропеллерами. Он  не  работал. И  эта  черная  большая   яхта  шла, пока  только  под  парусами. Тут  никого  не  было. Опять  везение. Я  спустился  по  лестнице  вниз  и  осмотрелся. Яхту  сильно  уже  качало  по  сторонам  и  мигало  слабое  здесь  дежурное  трюмное  освещение.

- «Наверное, должен  быть  где-то  здесь  генераторный  отсек» - подумал  я - «Может, там  же, как  и  у  нашей  яхты, или  где-нибудь, даже  здесь  в  техническом, или  двигательном  за  герметичной  переборкой  отсеке. Света  на  яхте  много  и  генератор  должен  быть  побольше  и  помощнее, чем  на  нашей  яхте».

  Я  затаился  в  полной  темноте. Свет  здесь  был  почти  выключен, и  никого  не было. Этот  отсек  было  довольно  просторный. Это  было  видно  по  стенам  самого  отсека  и  на  ощупь. И  здесь  можно  было, видимо  перемещаться  практически  в  полный  рост, не  боясь  удариться, даже  головой  о, что-нибудь.

  Я  ощупал  себя  и  потрогал  на  своем  теле  поверх  синего  своего  гидрокостюма  взрывчатку  СI-4. Быстро  отвязал  ее  от  себя, бросив  в  темноту  трюма  кусок  длинной  лебедочной  нейлоновой  веревки.

  Я  прикрепил  на  стену  взрывчатку, бросать  не  стал. Прикрепил, прямо  здесь  же, на  переборке  у  самого  входа  на  какой-то  в  полутемноте  полке. С  одной  стороны  и  с  другой  положив, прямо  аккуратно  на  сам  пол  под, почти  вертикальную  ведущую  вниз  в  темноту  еще  одну  лестницу. Получалось  это, где-то  посередине  этой  большой  вражеской  яхты. Если  сработает, хотя  бы  одна, то  взорвется  другая. И  разнесет  эту  чертову  посудину  пополам  и  в  щепки. От  самого  трюма  до  верха.

 - «Черт, как  время  быстро  сейчас  летит!» - подумал  я. И  поставил  на  01:40  таймер  детонатора  взрывчатки. Тот  замигал  огоньками  и  цифрами  на  маленьком  боковом  одной  СI-4  электронном  табло. Время  пошло. У  меня  был  в  расчете  теперь, был  час  пятнадцать  минут. И  надо  было  действовать. Успеть  спасти  мою  Джейн  и  покинуть  до  взрыва  «Черный  аист».

  Я  осторожно  опять, поднялся  по  железной  почти  вертикальной  лестнице  наверх  и  сверил, снова  подводные  часы, посмотрев  на  левую  руку  и  затем, в  приоткрытую  узкую  щель  трюмной  двери, откуда  падал  яркий  коридорный  свет. Часы  на  левой  руке  показывали  двенадцать  ночи.

  Я  приоткрыл, снова  дверь  и  вышел  наружу  в  трюмный  между  каютами коридор, освещенный  ярким  ламповым  светом.

  Здесь  была  тишина  и  никого.  Вероятно, эта  убийца  и  гангстерша  офицер  и  военная  Рэйчел  Минелли  уже  была  наверху  на  самой  палубе  яхты  и  гоняла  там  своими  командами  тех  двоих  пьяных  Роя  и  Берка.

  Я  приблизился  к  повороту  коридора  и  тут  на  меня  напали.

  Это  был  удар  ногой  из-за  угла. Удар  кованным  армейским  ботинком. Удар прямо  в  живот. Но, скользящий  и  не  очень  удачный. Я  успел  отскочить  немного  в  сторону. Сработала моя  врожденная  осторожность, ну  и  военная,  наверное, тоже  с  опытом  подготовка. Поэтому  удар  был  не  совсем  точный. И эта  женоподобная  тварь  по  имени  Рейчел  Минелли, бросилась  на  меня  с  кулаками, пытаясь  врезать  мне, и  стараясь  оглушить  и  сбить  с  ног.

  Я  кинулся  на  нее, не  раздумывая  даже, кто  она  такая. Теперь  думать  было вообще  нельзя  и  некогда. Это  был  смертоносный  убийственный  теперь  на выживание  поединок.

  Я  отбил  все  ее  прямые  достаточно  сильные  боксерские  удары. И  мы  сошлись  впритык  грудь  в  грудь  друг  с  другом. 

  Эта  тварь  в  облике  все  же  надо  отметить  весьма  красивой  женщины, лет, наверное, тридцати  или  чуть  старше, вцепилась  в  меня  своими  женскими  цепкими  пальцами  как  кошка.

  Она  была  сильной. Очень  сильной. Против  самого  мужчины. Но  она  не  могла  уже  просто  ударить  меня, так  как  я  прижал  ее  к  себе  и  придавил  всем  телом  к  стене  коридора. И  протащил  за  угол  к  двери  ведущей  вниз, в  водолазный  технический  трюм  «Черного  аиста».

  Тут  можно  было  драться  практически  бесшумно, учитывая  качку  и  шум  ветра  с  волнами. Этот  полутемный  угол  из  котрого  вряд  ли  доносились  звуки  драки  и  возни  в  главнй  коридор  между  жилыми  каютами.

  Было  странным. Она  не  подняла  крика. И  сигнала  к  тревоги. А  могла  в два  счета. Но  решила  видимо, расправиться  со  мной  сама  и  тихо. Без  шума  и  как говориться  пыли. Не  знаю, как  это  можно  обозвать? Но  это  было  для  военного  делом, что  ли  чести. Тихо  и  умело  профессионально  укокошить  своего  врага.

  Эта  самая  военная  убийца  сержант  Рэйчел  Минелли. Этакая, бой  баба, в  кожаной  короткой  блестящей  куртке  и  синих  джинсах, в  армейских  подкованных  ботинках, невысокая, но довольно  сильная. Подготовленная  просто  отлично  к  рукопашной  драке, как  настоящий  солдат  или  наемный  убийца, ни  произнесла, ни  звука. Она  просто  дралась  со  мной, как  на  боксерском  ринге  без  всяких  правил, только  с  одним  правилом, правом  на  убийство. Равно  как  и  я. Стремясь  наносить  удары  сильными  натренированными  женскими  ногами. Особенно коленом, то  в  живот, то  ниже  по  моим  в  синем  гидрокостюме  акваланга  босоногим  мужским  ногам.

  Эта  самая  военная  специалист  в  рукопашной  схватке, наверное, единственная  женщина  на  этой  гангстерской  яхте, яростно  билась  со  мной  в  этом  коротком, поворотном  закутке  у  самой  трюмной  двери. Пытаясь  схватить  меня  руками  за  синий  мой  обтягивающий  все  мое  тело  с  черными  вставками  костюм  акваланга. И  ей  это  плохо  удавалось. Гладкая  туго  обтягивающая  все  мое  мужское  тело  прорезиненная  ткань  не  позволяла  ей  это  сделать. Ее  пальцы  рук, просто  соскальзывали  то  с  моих  плеч, то  с  рук  и  груди.

  Эта  наша  на  убой  драка  была  довольно  недолгой, и  молчаливой.

  Она  смотрела  мне  прямо  в  мои  глаза  своими  звериными  синими  садистки  и убийцы  глазами. Не  женщины, а  какого-то  жуткого  сейчас  животного  или  зверя. Ее  осветленные  брюнетки, коротко  остриженные  волосы  растрепались  и  торчали  сейчас  в  стороны  как  на  драной  кошке.

  Она  подкараулила  меня. Видимо, чутье. Ее  чутье, выследило  меня. Или  я  как-то  выдал  себя. Вот  только  не  ясно, как  и  почему, она  не  подняла  тревогу  по  всей  яхте.

  Вероятно, эта  коротко  стриженная  обесцвеченная, морская  бандитка  и  профи, захотела  собственноручно  уделать  русского  моряка. Но, поняла, что  просчиталась, когда  я  сам, бросился, остервенело  на  нее.

  Она  не  растерялась. И  тем  более  не  испытала,  даже  малейшего  страха  или  какой-либо  неуверенности, а  только  дралась  со  мной  по-зверски, как сумасшедшая. Причем  молча, не  издавая  ни  звука. Ни  стона  или  рычания  от  ярости. С  хладнокровным  видом, лишенным  какой-либо  жалости  к своему  противнику.

  Она  кулаками  на  всю  силу  колотила  меня. От  ее  ударов  у  меня  гудело  в  голове. Я  отвечал  ей  тем  же, разбив  ей  в  кровь  лицо, губы  и  нос. Она  мне  тоже  доставила  такое  же  удовольствие. Пол  под  нами  украсился  капельками  льющейся  моей  и  этой  Рэйчел  Минелли  алой  кровью.

  На  мое  счастье  я  не  был  длинноволосый. Тогда  она  бы  схватила  меня  за  волосы. А  так…ее  пальцы  левой  руки  просто  соскальзывали  по  моей  голове, лишь  царапая  мне  ногтями  сильно  загорелое  смуглое  русского  моряка  лицо.  Но, ей  все  же  удалось  вырвать  у меня  клок  выгоревших  на  солнце  русых  волос. Поняв, вероятно  и  наконец, что  ей  самой  уже, ни  за  что, не  вырваться  из  моих  мужских  сильных  мускулистых  русского  моряка  рук.

   Мы  летали  от  стены  к  стене  под  качку  на  волнах  гангстерской  яхты. И 

бились  с  силой  о  те  переборки. Но, нас  не  было  слышно  в  шуме  бурлящих  волн, где-то  там  с  наружи  несущегося  по  тем  волнам  корпуса  большого  черного  двухмачтового  судна.

  Я  постоянно  вырывался  из  ее  цепких  еще  молодой, но  уже  опытной  как  видно, убийцы  рук. Но, в  свою  очередь  сам  схватил  эту  Рэйчел  Минелли  за  ее  одежду, сумев  ловким  приемом, уронить  ее  на  пол  и  придавить  под  собой  к  полу  коридора. Схватив  за  ее  тонкую, но  жилистую  женскую  шею  руками. Я  сдавил  ее  шею, как  только  смог  пальцами  обеих  своих  рук. И  начал  душить.

Теперь, эта  тварь  по  имени  Рэйчел  Минелли, пыталась  освободиться  от  моих  рук, понимая, что  проигрывает  рукопашную  схватку. Она  уже  не  била  по  моей  голове  своими  кулаками, а  схватилась  за  мои  лежащие  на  ее  шее  мускулистые  сильные  мужские  руки. Стараясь  их  сорвать  со  своей  женской  шеи.

  И  тут  в  глазах  этой  твари  я  увидел  уже  страх. Не  то  выражение  злобы  и  ярости, как  вначале  было, а  страх  и  вероятную  возможную  скорую  уже  свою  гибель. Она  попыталась  сейчас  закричать, но  было  поздно. Я  сдавил  ей  пальцами  всю  целиком  шею, передавив  там  все  и  артерии  и  само  горло. Я  придавил  коленом  левой  здоровой  ноги  ей  к  полу  правую  руку, и  она  не  смогла  вытащить  свой  с  кобуры   пистолет. Я,  буквально, уселся  на  нее  сверху  и  душил  ее. Даже  не  глядя  на  ее  брыканье  ногами, и  как  елозили  и  стучали  ее  тяжелые  по  полу  кованные  железом  военные  ботинки. Она  била  меня  одной  левой   рукой  по  телу,  стараясь  дотянуться  до  головы, но  этого  было  не  достаточно, чтобы  я  хоть  на  минуту  ослабил  свою  мертвую  хватку.

  Нельзя  было  допустить, чтобы  она  закричала. Она  уже  хотела  это  сделать, но не  могла. Только  хрипела  и  взвизгивала  как  свинья  на  бойне.

  Помню, я  разорвал, даже  воротник  ее  кожаной  куртки. И  увидел  тот  самый  из  золота  старинный  найденный  моей  девочкой  Джейн  Морган  там, на  барьерном  коралловом  рифе  тех  рыбацких  тропических  островов  медальон. Большой  и  красивый, как  моя  любовница  красавица  Джейн. И  я  совершенно  тогда, помню, остервенел  и  озверел  в  той  драке. Эта  тварь  в  женском  обличие, ограбила  моей  любимой  жилую  на  нашей  яхте  каюту. Она  сама  можно  сказать  призналась  в  этом, этому  садисту  Рику  Сандерсу. Это  она  вышарила  там  все. И  забрала  золото  и  драгоценности  моей  любимой   красавицы  Джейн  Морган. Тот  ее  восточный  танцевальный  красивый  украшенный  и  отделанный  золотом  костюм. В  котором  моя  драгоценная  любовница  двадцатидевятилетняя  мулаточка  брюнеточка, очаровывала  меня  тридцатилетнего  русского  моряка  в  том  колдовском  сексуальном  любовном  танце  живота.

  Мало  того, Джейн  была  беременна. Она  сама  мне скзала  про  это. А  эти  садюги  мучили  и  избивали  ее.

  Я  из-за  этого  просто  вообще  сам  как  дикий  зверь  озверел.

- Тварь  поганая! - прошипел  я  тихо. Еще  сильнее  сдавил  этой  Рейчел  Минелли ее  шею - Ты, тварь  посмела  забрать  то, что  не  твое, мразь! Не  тебе  принадлежит! –я  ей произносил – Я  убью  тебя  и  всех  вас  здесь  по  одному  или  кучей! Мне  все  едино! Но  убью  за  мою  Джейн  всех  вас! И  утоплю  в  океане!

   Помню, эта  Рэйчел  услышала  мой  сдавленный  приглушенный  тихий  яростный  голос  и  разжала  свои  на  моем  гидрокостюме  пальцы. Она  поняла, что долгожданная  кара  все  же  настигла  ее  и  проиграла  мне. Она  сдалась.

  Она, услышала  чужой  голос. Русский  язык. Она, похоже, как  военная  в  прошлом  знала  его. Вероятно, пересекалась  с  русскими  где-то. Ибо  произнесла  еле  слышно  мне – Русский, Иван. Вытаращилась  на  меня  своими  синими  вылезшими  из  орбит  и  глазниц  от  удушья  глазами.

- Да, я  русский! - я  ей  прошипел  уже  на  английском – Но, не  Иван, а  Владимир!

  Она уже  не  била  меня  свободной  одной  рукой  по  телу  и  голове. Потому  как  было  бесполезно, что-либо  ей  теперь  делать.

  Я, даже  не  знаю, с  какой  силой  я  держал  ее. С  какой  силой  своих  рук  душил. Я, просто  давил  пальцами, что  мочи  за  ту  шею  в  желании  задушить  эту  мерзкую  тварь, пытавшую  мою  любимую  красавицу  мою  девочку  Джейн.

  Я  смотрел  в  ее  широко  открытые  синие, выкатившиеся  из  орбит  женские  глаза.  Накрашенные  глаза  убийцы, на  синеющем  от  удушья  и  оттока  крови  лице. Под  черными  изогнутыми  вверх  бровями. Теперь  уже  не  наполненные  яростью  схватки, а  скорее  испугом  и  пониманием приближающейся  скорой  и  тихой  смерти. Смерти  на  не  менее  красивом, как  и  у  моей  Джейн  тоже  смуглом  и  загорелом  лице.

  Эта  Рэйчел  Минелли   хрипела, задыхаясь  широко  открыв  свой  рот  и  вывалив  наружу  язык  от  моей  смертельной  судорожной  хватки. Смотрела  в  мои, тоже  полоумные  озверевшие  дикие  от  ненависти  и  злобы  глаза. И  уже  прекрасно  понимала, что  ей  конец. И  что  никто  уже  ей  не  поможет. Что  просчиталась. Просчиталась, понадеявшись  на  свою  боевую  подготовку  и  силу. Просчиталась  в  своей  излишней  самоуверенности  и  попытке  доказать, что-то  мужчине, путем  грубой  и  жестокой  звериной  силы. Она  просчиталась  с  жертвой.

  А, я  был  в  таком  злобном  жестоком  и  остервенелом  состоянии, что  не  помню, как  ее  придушил.

  Я  буквально  раздавил  ей  убийце  шею. Раздавил  обеими  своими  в  мертвой  хватке  руками  женскую  ту  загорелую, тоже, почти  черную  из-под  раскрытого  настежь  воротника  кожаной  черной  короткой  куртки  шею. Помню, как  там, даже, что-то  сильно  хрустнуло. И  эта  тварь  в  женском  миловидном  облике Рэйчел  Минелли, перестав  хрипеть, задергалась  конвульсивно  в  моих  руках  и  подо  мной.

  Помню, я  сорвал  с  нее  тот  медальон, порвав  золотую  старинную  цепь. С  яростью  остервенелого  мстителя.

- Это  не  твое! - прошипел  я  в  бешеном  гневе, снова  ей - Не  твое, тварь  паршивая! Это  моей  любимой  девочки  Джейн! Сука!

   Вскоре  она  совсем  затихла, слабо  еще  дергаясь  от  посмертной  конвульсии. Вытаращив  уже  неподвижные  и  остекленелые  глаза, смотрящие  мертвым  взором  на  своего, теперь  ночного  одолевшего  ее  убийцу.

  Руки  в  рукавах  черной   распахнутой  настежь  кожаной  куртки  морской  гангстерши  упали  по  сторонам. Совершенно  недвижимые.

Коротко  стриженная  с  выбеленными  волосами  голова  съехала  на  бок. Я  сломал  в  той  мертвой  хватке  ей  просто  женскую  шею  и  порвал  внутри  своими  пальцами  ей  все  горло. Помню, как  вздулась  у  нее  сама  шея. В  том  месте, где  ее  держал  я. И  стала  синей. Отпечатались  даже  мои  на  ней  все  пальцы.

  Качка  усилилась, и  мы  скатились  по  гладкому  полу  оба  к  железной  трюмной  двери. Помню  как  эта  убийца  и  военная  Рэйчел  Минелли  стукнулась  затылком  о  порог  той  двери. И  ее  коротко  стриженная  осветленными  волосами  голова  на  сломанной  шее  прижалась  боком  к  правому  плечу  ее  мертвого  тела. Оперевшись  о  тот  порог.

  Я  быстро  соскочил  с   женского  трупа, и  немного  оттащив, мертвое  тело  в  сторону, открыл  в  корабельный  технический  трюм, распахнув  настежь  металлическую  дверь. Взяв  за  ноги  женский  труп. За  армейские  кованые  ботинки  и  за  красиво  облегающие  женские  длинные  стройные  ноги  синие джинсы. Развернул  его. А  затем, просто, сбросил  его  вниз  с  той  крутой  лестницы  в  темноту  трюма, где  шумели  за  бортом  бушующие  от  сильного  ветра  и  бьющиеся  о  корпус  черной  гангстерской  яхты  океанские  волны.

  Помню  как, мелькнув  напоследок, запрокинутыми  вверх  обмякшими  мертвыми  руками  и  рукавами  кожаной  распахнутой  настежь  порванной  в  воротнике  короткой  блестящей  куртке, труп  этой  гангстерши, сержанта  и  морского  котика  ВМС  США  Рэйчел  Минелли  улетая, куда-то  в  темноту  вниз. С  грохотом  и  шумом, налетая  в  падении  там  на  все, что  только  есть. Пока  не  остановился, где-то  внизу. Почти  в  полной  темноте. И  на  самом  дне  технического  водолазного  корабельного  трюма.

 

                                              ***

  Я  поднялся  еле-еле  во  весь  рост  и  на  ноги. Все  болело. Руки  и  особенно  мои  в  синем  акваланга  гидрокостюме  босые  ноги. По  ним  пришлось  неслабо  коваными  ботинками. Особенно  опять  разболелась  ножом  резаная  на  правом  бедре  рана. И, ноги, теперь  болели  от  верха  до  самого  низа. Даже  болела  задница. Эта  сволочь  отбила  мне  своими  шипованными  военными  ботинками  обеих ног  всю  мою  мужскую  задницу.

- Вот, сука! - тихо  прошептал  я, наматывая  старинную  оборванную  цепочку  с  медальоном  из  золота  на  левую  руку  и  опираясь  обеими  руками  о  стену  переборки - Вот, тварь  поганая! Это  тебе  за  мою  Джейн! Сволочь!

   Я  запер  тихо  в  этот  технический  трюм  железную  дверь.

   Надо  было  спешить. Я  посмотрел  на  левом  рукаве  гидрокостюма  подводные    часы. Время  было  00: 57. Еще  не  было  часа. У  меня  в запасе  было  минут  сорок. Но, надо  было  все  равно  спешить, пока  тут  все  не  стало  измельченным  кормом  для  океанских  рыб.

    Я  поприседал  возле, стены  в  боковом  коридоре  у  трюмной  двери технического  водолазного  трюма  яхты. Потер  свои  больные  опять  ноги  и  растер  ягодицы своей  отбитой  задницы. Привалившись  к  стене  спиной. Разминая  и  растирая  себя  от  тех  тяжелых  ударов  ногами  в  кованых  армейских  ботинках. Заболела, снова  сильно  правая  нога. И  я  захромал.

- Вот, гнида  поганая! - ругался  тихо, почти  шепотом, я - Как  она  меня  выследила  тварь! Или  это  такое  охотничье  чутье?! Самонадеянная  дура! Жаль  ты  это  поздно  поняла! Я  уделал  тебя, сучка  спецназовка  амеровская! Уделал! 

  Я  с  нескрываемым  презрением  и  злом  плюнул  на  трюмную  закрытую  дверь.    И  выглянул, снова  в  коридор  между  каютами  из-за  угла  поворота.

   Стояла  тишина. Причем  мертвая. Ни  звука. Только  шум  океанский  сильных  волн, где-то  за  толстым  деревянным  бортом  большой  крейсерской  двухмачтовой  яхты. И  морская  сильная  бортовая  качка. Неужели  никто  так  и  не  слышал  этой  нашей  смертоносной  возни? Нашей  драки?

  Я  взял  в  правую  руку  свой  подводный  нож  и  отвоеванный  у  этой  твари  Минелли  ее  9мм  пистолет  Glock 19. Еще  надел  себе  на  пояс, прямо  на  резиновый  костюм  акваланга  с  кобурой  военный  ее  ремень.

  На  этот  раз  все  должно  быть  по-другому. И  я  сам  буду  диктовать  условия  боя.

  Я  пошел, слегка  пригибаясь  все  еще  прихрамывая  на  больную  правую  ногу  вдоль  длинного  корабельного  трюмного  коридора. Я  теперь  особо  не  боялся,  даже  если  кто-то  выскочит  из  любой  каюты. Прикокошу  на  месте  и  сразу.

- «Правая» - думал  я  о  своей  раненой  ножом  правой  ноге - «Снова  болит  как  после  ранения. Она  еще  не  зажила  полностью  и  не  восстановилась. Еще  эта  чудовищная  качка. Вот, сука!».

  Яхту   качало  еще  сильнее  на  волнах, чем  раньше. Она  входила  в  полосу шторма, которого  нельзя  было  избежать.

- «Как  там, сейчас  на  том  буксировочном  длинном  в  сотню  добрую  метров  тросу  «Арабелла»?» - думал  я - «Только  бы  не  отвязалась. Думаю, эти  козлы  ее  ловить  в  шторм  не  станут. И  просто, бросят  на  произвол  судьбы  и  все».

  Я  думал  сейчас  об  этом, и  шел  осторожно, и  тихо  босыми  переступая  ногами  по  холодному  освещенному  полу  трюмного  между  спящими  каютами  коридору. Мимо  закрытых  дверей  из  красного  дерева. Откуда  не  доносилось  больше  звуков. Иногда  слышался  громкий  лишь  храп  спящих.

- «Значит, практически  все  спят. Успокоились  все  твари, наконец-то» - думал, прислушиваясь  ко  всему, я - «Значит, все  идет  как  надо».

  Нашей  драки  и  возни  никто  таки  не  слышал  здесь. И  это  очень  было  хорошо. И  тикали  часы  на  моей  левой  руке, а  с  ними  и  на  таймере  взрывчатки. В  том  техническом  водолазном  трюме  на  стене  отсека  и  переборках.  Куда  я  сбросил  мертвое  тело  этой  гангстерской  сучки  Минелли.

  Эта  смертельная  схватка, напрочь  во  мне  убила  страх  перед  опасностью. И, лишь  добавила  уверенности  в  том, что  я  сейчас  делаю. Уверенности  в  своих  силах  и  себе.

  Я  продвигался  тихо, как  только  мог  по  просторному  освещенному  ярким светом  длинному  коридору. Кругом  был  слышен  только  шум  волн. И  их  удары  о  прочный  корпус  черной  гангстерской  яхты, ныряющей  в  бушующую  волну.

  Я  осторожно  подошел  к  той  двери, где  до  этого  был  допрос, и  слышны  были  голоса  этой  убитой  мною  сучки  офицера  и  гангстерши  убийцы  Рэйчел  Минелли  и  некоего  капрала  и  такого  же  ублюдка, как  эта  Минелли  Рика  Сандерса, которого  я  еще  не  видел  своими  глазами. Но, вероятно  он  мог  быть  еще  тут.

- «Моя  девочка  и  крошка  Джейн» - я  думал  сейчас –«Жива  ли  ты? Не  убили  ли  уже  тебя  эти  твари, пока   я  дрался  здесь  с  твоим  первым  врагом?».

  Дверь  была  закрыта, но  не  заперта. Тот, кто, видимо  уходил  отсюда, просто  и  не  думал  ее запирать. А  зачем? Раз  тут  все  кругом  свои  и  никого  постороннего  нет. Жертва  не  сбежит  после  таких  чудовищных  издевательств  и  побоев. Да  и бежать  ей  некуда  с  этой  черной  большой  гангстерской  бандитской  яхты  капитана  Джей.Ти.Смита.

  Я  осторожно  взялся  за  дверь  каюты  и  тихо  приоткрыл  ее. Тихо  и  осторожно, прислушиваясь  о  том, что  могло  быть  внутри  каюты. Там  была  тишина, но  горел  свет. Но  никого  не  было. Видимо, этот  самый  друг этой  укокошенной  только, что  мною  Рэйчел  Минелли, вышел  куда-то, пока  мы  бились  с  ней  за  дальним  углом  от  этой  каюты  коридора. Вышел, может  в  туалет, может, просто  решил  отдохнуть  на  время. Может, еще  куда. Но, каюта  была  пустая. В  узкую  щель  это  было  видно. И  я, приоткрыл  дверь  сильнее. Заглянул  осторожно. И  увидел  мою  Джейн. Это  была  точно  она, привязанная  к  стулу  со  спинкой. Металлическому  пыточному  высокому  на  железных  ножках  стулу. Вся  избитая  и  измученная. Но  в  сознании. Она  увидела  меня, подняв  свои  наполненные  страданием  девичьи  черные  как  ночь  напуганные  глаза.

  Она  думала, что  ее  палач  и  мучитель  вернулся, но…

  Джейн  заморгала  ими. И  по  избитым  ее  руками  врагов  щекам  полились горькие  обильные  слезы. Полненькие  девичьи  губки  ее  были  опухшими  от  побоев, и  в  крови. И  слева  лицо  опухло  от  ударов, и  затек  уже  левый  совсем, почти  глаз.

   Она  была  в  том  своем  легком  от  акваланга  безрукавом  гидрокостюме, чт о был  в  тот  момент  ее  пленения  на  Джейн, распахнутом, почти  целиком. До  гибкой  талии  моей  двадцатидевятилетней  красавицы  девочки  и  пояса. Был  виден  Джейн  голенький  ее  загорелый  с  пупком  живот. А  в  полосатом  купальника  узком  лифчике  полненькая  трепетная  в  тяжелом  измученном  дыхании  грудь. 

  Замок  на  костюме  был  сорван.

  На  девичьем  нежном  загорелом  теле, был  видны  следы  издеательств  этого  убюдка  Рика  Сандерса. Ожоги  от  окурков  сигарет  и  зажигалок.

  Ее  гидрокостюм  акваланга  был  сильно  порван, и  приспущен  на  ее  загорелых  до  черноты  истерзанных  двадцатидевятилетних  молодых  плечах. И  по  узкой  девичьей  спине  тем  плечам  груди, свисали  вниз  мокрыми  от  пота  вьющиеся  колечками  локонов  растрепанные  длинные  черные  Джейн  волосы, Прикрывая  мокрыми  слипшимися  сосульками  ее  избитое  в  крови  миленькое  девичье  личико.

  Руки  Джейн  были  завернуты  назад  через  высокую  металлическую  спинку  этого  крепкого  пыточного  стула. И  там  торчала  длинная  железная  монтировка. На  излом  ее  женских  рук. Сами  руки  были  привязаны  сзади  крепкой  обычной  тонкой  веревкой  поверх  голых  запястьев  черных  рук  безрукавого  порванного  легкого  ее  гидрокостюма. Они  тоже  были  в  синяках, как  и  все  ее  девичье  нежное  тело. Маленькие  девичьи  тонкие  изящные  пальчики  на  руках  Джейн  посинели  от  туго  затянутой  в  запястьях  веревки.

  - «Вот  твари!» - подумал  я – «Ломали  ей  руки!».

  Я  сам, словно  ощутил  эту  саму  жуткую  боль. И  осмотрел  на  Джейн  внизу  у стула  связаныне  ноги. В  ее  облегающем  легком  от  акваланга  прорезиненном   костюме. 

  Девичьи  красивые  с  загорелыми  стоящими  на  полу  босыми  ступнями  ножки, были   вместе  связаны  и  плотно  сжаты  коленями  и  прочно  стянуты  тоже  веревкой. Одна  к  одной. Берами  ляжами, голенями  и  икрами. Сверху  донизу  просто  стянуты  туго  и  болезненно. До  самых  моей  девочки Джейн  таких  же  красивых  с  маленькими  пальчиками  загорелых  ступней. И  прикручены  к  ножкам  этого  металлического  пыточного  стула.

  Ее  все  женское  двадцатидевятилетнее  молодое  нежное  женское  тело, любимой, было  избито  и  истерзано  этими  ублюдками. Особенно  досталось  ее  лицу. Оно  было  все  в  крови. И  половина  его  отекла  и  опухла  от  побоев.

  Я  потрясенный  увиденным  всем  этим  ужасом, буквально  влетел  в  эту  паточную  каюту. 

  Джейн  была  сейчас  здесь  одна. Ее  бросили, видимо, пока  я  боролся  с  той  убитой  мною  сучкой  Рэйчел  Минелли. И  на  некоторое, видимо, короткое  время. Возможно, решая  уже  ее  дальнейшую  судьбу.

- Ушли  перекурить, твари! – я  потрясенный  ужасом  увиденного, промолвил  вслух.

  Она  смотрела  на  меня  и  заулыбалась  моему  появлению  радостно  и  счастливо  перекошенным  опухшим  своим  ротиком. Приоткрыв  свои  избитые  алые  девичьи  губки.

  Джейн  еле  произнесла  мне - Володенька! - произнесла  еле  слышно  она - Миленький  мой! Живой! Миленький, Володенька! Любимый!

  Она, пытаясь  улыбаться, но  разбитые  в  кровь  губы, не  давали  ей  это  сделать. Джейн  лишь  простонала  от  боли. И  отключилась. 

  Ее  черноволосая  избитая  в  кровь  девичья  голова, упала  на  ее  девичью  обрызганную  кровью  тяжело  дышащую  голую  загоревшую  до  черноты  полненькую  грудь.   

  Я  кинулся  к  ней. И  начал  ее  быстро  отвязывать, обрезая  своим  подводным  острым  ножом  на  руках  и  ногах  веревки. И  освобождая  от  этого  проклятого  пыточного  железного  стула.

  Я  отвязал  любимую  и  взял  на  руки. Она  пришла  в  себя.

- Володенька  мой, любимый - она  прошептала  мне. И  прижавшись  губами  к  моей  правой  щеке, целовала  меня, как  сумасшедшая, нашептывая  по-русски - Володенька, мой  ненаглядный. Я  знала, что  ты живой. Знала, что  не  найдут  тебя  эти  выродки. Я  молчала. Я  молчала. Я  им  не  сказала  ничего.

- Я  знаю, моя  драгоценная - я  произнес  Джейн  и  посмотрел  на  свои  часы. Было  01:10  ночи. Минут  через  тридцать  должна  рвануть  CI-4. И  разнести  здесь  все  в  щепки. Всех  этих  морских  ублюдков.

- Давай, бежим  отсюда, Джейн, любимая  моя - шептал  я, ей  тихо, целуя  ее  в полненькие  избитые  руками  этих  палачей  девичьи  губки.

  Личико  Джейн  было  в  ссадинах  и  синяках. Она  стонала  от  боли  и  мучений, то  приходя  в  себя, то  теряя  сознание.

  Она  была  еле  живой. Вообще  это  было  чудом, что  она  еще  была  живой. После  таких  кошмарных  и  чудовищных  побоев.

- Руки  болят, совсем  затекли – произнесла  мне  тихо  прижимаясь  ко  мне  и  моему  лицу  губами  Джейн.

   Она, приложила  их  к  моему  лицу. А  их  исцеловал  своими  губами. Джейн  смотрела  в  мои  синие  страдальческие  и  жалостливые, как  у  преданной  собаки   глаза. Смотрела  с  безумной  преданной  любовью. Жертвенной  любовью  несчастной, зверски  измученной  ради  этой  преданной  верной  любви  женщины.

- Сволочи! - прошипел  я  взбешенный, глядя  на  истерзанную  всю  мою Джейн - Что  они  с  тобой  сделали!

- Миленький  мой - она  шептала  мне  радостно  и  практически  без  акцента  по-русски - Хороший  мой - радовалась  Джейн  моему  появлению.

  Джейн  была  в  состоянии  болевого  шока  и  только  смотрела  на  меня  влюбленными  глазами  и  шептала  как  безумная, произнося  мое  имя  как  некое  заклинание  или  словно  молитву  о  любви  и  спасении.

- Любимая  моя! - шептал  я  ласково, сдерживая  дрожащий  от  гнева  и сострадания  голосом - Любимая, девочка  моя! Моя  ты  куколка!

  С  глаз  моих  побежали  горькие  слезы. От  боли  и  обиды. Даже  та  боль  в  правой  ноге  уже  ничего  для  меня  не  значила, когда  я  увидел  такое.

- Я  забрал  твой  золотой  медальон. Помнишь  его?  Я  отобрал  его  у  этой,  сволочи  Рэйчел - я  произнес  Джейн. И  показал  намотанную  золотую  цепочку  на  левую  руку. Красивый  старинный  найденный  ею  на  рифе  медальон.

- Ты  отнял  его  у  нее – прошептала  она  мне.

- Я  убил  эту  тварь, девочка  моя. Убил. И  убью  здесь  скоро  всех, кто  тебе  делал  больно. Я  пришел  за  тобой. Любимая  моя – произнес  я  моей  любимой  Джейн  Морган.

  Я  держал  свою  двадцатидевятилетнюю  истерзнанную  врагами  красавицу  и мою  девочку  Джейн  на  руках. Подхватив  под  узкую  женскую  в  изорванном  заляпанной  кровью  гидрокостюме  спину. И  под  красивые  полненькие  икрами  ляжками   и  крутыми  бедрами  стройные  согнутые  в  коленях  загорелые  моей  любимой  Джейн  ножки.

Джейн  прижалась  к  моему  лицу  своим  окровавленным  изуродованным  побоями  женским  смуглым  загорелым  латиноамериканки  личиком.          

- Колючий - прошептала  она. Сквозь  стон, прямо  в  мое  ухо. Так, тихо, ели слышно  Джейн – Не  бритый  совсем, колючий. Любимый.

  Я  действительно  был  не  бритый. И  уже  с  колючей  небольшой  сейчас  бородой. Щетина  быстро  росла. Даже, сам  не  заметил, как  зарос  длинной  колючей  рыжеватой  щетиной.

  Она  снова  отключилась, но  вскоре  пришла  в  себя  и  произнесла  мне -

- Любимый  мой, Володенька - прошептала  Джейн, глядя  на  меня  жалобным ласковым  взглядом  черных  обворожительных  как  штомовой  черный  океан  глаз, и, прижавшись  ко  мне, добавила  тихо - Я  знала, что  ты  живой. Я  знала, что  они  не  найдут  тебя. Что  ты  придешь  за  мной, любимый.

 

                                              ***

- Тише, любимая  моя - шептал  я, выглядывая  в  длинный  коридор, вынося  аккуратно  и  тихо  ее  между  каютами - Твари, что  они  с  тобой  сделали. Сволочи. Такую  красоту  так  бить. Твари. Ничего. Скоро  поплатятся  за  все  свое  содеянное.

  Яхту  швырнуло  на  бушующей  волне, и  я  отлетел  вместе  с  Джейн  к противоположной  стене  от  каюты  коридора, ударившись  и  развернувшись  по  инерции  спиной. И  в  это  время  открылась  дверь, буквально  передо  мной  одной  жилой  каюты. И  я  увидел  того, кто  пытал  мою  любимую  Джейн. А  он, увидел  меня. И  был, словно  парализован  такой  вот  неожиданной  встречей.

  Это  был  тот  самый, как  я  понял  палач  и  мучитель  Джейн  капрал  и  бандит  Рик  Сандерс. Сорока   с  лишним  лет  здоровенный  детина, и  достаточно  мощный  тип. С  бинтом  на  голове. Возможно, получил  недавно  в  драке  со  своими  собратьями  по  оружию  здесь  же  на  яхте. Заросший  жиденькой  черной  бороденкой  и  усами. Но  с  мускулистыми  загорелыми, руками  и  голым  жилистым  торсом. Загоревший, тоже  до  черноты. Раздетый  до  пояса  в  одних  армейских  зеленого  цвета  штанах  на  широком  ремне, на  котором  была  кобура  с  пистолетом. И  в  таких  же  армейских  кованых  ботинках, какие  были  на  той  убитой  мною  сучке  Рэйчел  Минелли.

  Он  курил  большую  кубинскую  сигару, и  видимо  смотрел  на  штормовой  Тихий  океан  в  открытый  оконный  иллюминатор. И  о  чем-то  думал  в  этот  момент, когда  увидел  меня  и  мою  на  моих  руках  Джейн.

  Из  открытой  каюты  повалил  густой  в  коридор  сигарный  запашистый  едкий  дым.

  Рик, буквально, так  и  замер  в  дверях  с  той  сигарй, глядя  на  нас. Вытаращив  свои  карие, ошалелые  от  неожиданности  звериные  садиста  глаза.

  Он  действительно  был  ошарашен  от  того, что  только, что  увидел. И, видимо, туго  соображал, как  это  все  вышло. Но, я  быстро  сообразил, что  делать  дальше. Я  держал  как  раз  подводный  нож  в  правой  своей  руке  в  его  направлении  под  заброшенными  ножками  на  руках  своей  любимой.

  Я  его  вынул  из  ножен, перед  тем  как  выйти  с  Джейн  из  пыточной  каюты.  Трофейный  9мм  пистолет  Glock 19  был  в  кобуре  и  был  сейчас  недоступен.

  В  это  время  «Черный  аист»  швырнуло  в  бок  на  бурной  штормовой  волне  и…

  Он, даже  не  отскочил  в  сторону  от  такой  неожиданной  «радостной»  встречи.

  Крепко  сжимаемый  своими  пальцами  под  ножками  моей  любимой  Джейн  мой  подводный  нож  в  правой  моей  руке, глубоко  вошел  в  жирное  пузо  этого  бывшего  дезертира  военного  ВМС  США  и  морского  в  прошлом  котика  убийцы  и  бандита  сорокалетнего  Рика  Сандерса, когда  я  налетел  на  него  вместе  с  Джейн  на  своих  руках. Нож  вошел  по  самую  рукоятку  тому  Рику  в  его  живот, распарывая  своей  бритвенно  отточенной  остротой  его  снизу  доверху. Он  даже  не  успел  вообще  ничего  понять  или  предпринять, когда  из  распоротого  его  живота  вывалились  его  окровавленные  кишки  прямо  на  пол  каюты. И  полилась  ручьями  алая  этого  бандита  и  морского  мучителя  и  садиста  гангстера  кровь. Кровь  потекла  из  его  даже  рта. Возможно, я  распорол  Рику  в  довесок  еще  и  легкие, поддев  снизу  лезвием  ножа.

  Он, даже  не  закричал. Просто  захлебнулся  своей  льющейся  изо  рта  кровью. В  это  время  яхту  снова  мотануло  в  сторону  и  мы  все  уже  втроем  вылетели  в  сам  узкий  длинный  трюмный  между  жилыми  каютами  коридор.

  Я  отлетел  сбиваемый  этой  летящей  на  меня  и  Джейн  мясистой  здоровенной  тушей, и  рухнул  на  сам  пол, ударившись  о  стену  коридора. Я  упал  вместе  с  моей  Джейн, прямо  на  пол  того  длинного  коридора. Облитые  кровью  этого  Рика  Сандерса  и, путаясь  ногами  в  его  вывалившихся  из  брюха  окровавленных  кишках.

  Рик  Сандерс  вцепился  в  меня  судорожно  своими  мускулистыми  руками. И  я  стал  его  уже  лупасить  кулаком  левой  руки  по  его, смотрящей  на  меня  бандитской  морде. Помню, все  было  облито  кровью  и  мы  валялись  в  этой  чертовой  кровавой  луже. 

  Я  бил  его  левой  рукой  в  золотой  цепочке  и  болтающимся  медальоном  по  голове  и  бородатому  лицу  до  последнего, пока  его  лицо  не  превратилось  в  кровавое  месиво. Я  с  лютой  ненавистью  бил  его, не  жалея, вспомнив  все. И  гибель  моего  друга  Дэниела. И  ту  за  мной  подводную  погоню. И  за  то, что  он  сделал  с  моей  крошкой  Джейн.

  Он  замолчал  и  затих  в  луже  собственной  крови. А  я, выхватил  из  кобуры   9мм  пистолет  Glock 19, когда  открылась  в  коридор  дверь  одной  из  жилых  кают, и  оттуда  выскочил  тот  черножепый  негр  и  бандит  Сэмми. Я  молниеносно, направил  на  него  пистолет  и  спустил  спусковой  крючок, не  спросив  ни  его  фамилии, ни  должности, ни  звания.

   Раздался  громкий  в  коридоре  оглушающий  выстрел. И  пуля  вынесла  сорокалетнему  чернокожему  морскому  котику  и  бандиту  Сэмми  его  все  мозги, разбросав  их  по  противоположной  стене  коридора  до  самой  другой  открывающейся  в  ту  минут  двери  второй  каюты. Я  направил  и  туда  свой  трофейный  9мм  Глог  и  спустил  курок. И  тот,  кто  хотел  выскочить  из  каюты, улетел  обратно  с  простреленной  грудью. Я  даже  лица  его  не  успел  рассмотреть.  По-моему  был  косоглазый, толи  японец, толи  кореец. Тоже  лет  больше, думаю  сорока. Тоже  здоровый, под  стать  этому  Рику  Сандерсу, только  не  высокого  роста, но  ширококостного  телосложения. Возможно, даже  тот, который  грозился  всех  перестрелять  тут, если  спать  ему  давать  не  будут. 

  Следом  выскочил  на  порог  еще  один  бандит, белый, по  моложе, лет  возможно  тридцати  с  копейками, как  и  я. Но  тоже  с  такой  же  загорелой  как  у меня  кожей. Я  направил  и  на  него  ствол  пистолета  и  нажал  на  курок. Пуля  влетела  тому  прямо  в  левый  глаз, и  вылетела  из  головы, врезавшись  в  стену  коридора. Он  рухнул  на  пол, выронив  11мм  Heckler & Koch UMP45, так  и  не  успев  в  мою  сторону, хотя  бы  раз  выстрелить. 

  Я, упав  сверху  на  лежащую  подо  мной  Джейн  и  закрыв  любимую  своим  телом, сумел  еще  уложить  троих, выскочивших  на  выстрелы  из  своих  кают. Тоже  где-то, лет  тридцати  или  сорока. Двоих  белых  и  еще  одного  черного. Все  были  крепкими  и  сильными. Сразу  было  видно  в  прошлом  военные. Но  застигнутые  в  расплох, ничего  не  сумевшие  сделать. Как  только  схлопотать  по  пуле, а  то  и  по  две  зараз  от  моего  трофейного  пистолета.

   Я  поднял  мою  снова  на  руки, облитую  уже  с  ног  до  головы  кровью  нашего  общего  врага  любимую  и  обессиленную  тяжкими  побоями  Джейн. Напуганную, и, почти  без  чувств, скользящую  голыми  черненькими  загорелыми  девичьими  ступнями  своих  ножек  по  кишкам  капрала  Рика  Сандерса, что  лежал  у  ее  ног  уже  мертвым.

- Любимый! Володенька! - она  запричитала  мне – Идем  быстрей  отсюда! Быстрей, любимый!

  Джейн  была  в  кошмарном  очередном  ужасе.

  Я  поднял  ее  опять  на  свои  руки, прижав  к  себе. И, снова  шлепая  босыми  ногами  по  разлившейся  в  коридоре  между  жилыми  каютами  горячей  крови  врагов, подскочил  к  железной  выходящей  наверх  на  палубу  лестнице.

  Я  был  весь  в  крови. Весь  мой  синий  с черными  вставками  акваланга   подводный  костюм  был  перемаран  алой  свежей  пролитой  здесь  бандитской  гангстерской  кровью. Словно  вымазанный  пролитой  на  меня  красной  краской. Помню  к  ноге, прилепился  обрезанный  или  отованный  кусок  этих  кишков  Рика  Сандерса, что  волочились  за  моей  левой  ногой.

   Я  вспомнил  о  времени  и  о  взрывчатке. И, прижав  на  руках  свою  измученную  пытками, ослабевшую  любимую, посмотрел  на  левую  руку, и  подводные  часы.  

  Время  было  уже  двадцать  минут. И  оставалось  совсем  ничего  до  взрыва  СI-4.

- Черт! – произнес  я, громко  и  уже  в  панике - Черт! Времени, совсем  уже  практически  в  обрез!

  Я, выскочил  на  лестницу  и  чуть  ли  не  бегом  влетел  по  ней  к  выходным  дверям  из  трюмного  жилого  отсека  «Черного  аиста», неся  на  руках свою  любимую  Джейн.

  Не  на  шутку  во  всю, уже  разболелась  моя  раненая  ножом  снова  правая  в  бедре  отшибленная  ботинками  этой  твари  убитой  гангстерши  Рэйчел  Минелли  нога.

- Вот, черт! - снова  выругался  я, подлетая  к  почти  вертикальным  ступенькам  той  лестницы. Когда  открылась  верхняя  с  палубы  дверь. И  я  уже  не  думая, выдернув  правую  руку  из-под  полненьких  ножек  моей  любимой, выстрелил,  почти  не  глядя, в  того, кто  открыл  на  верху  иллюминаторной  палубной  надстройки, ту  ведущую  на  эту  трюмную  лестницу  дверь.

  Раздался  громкий  вопль  и  крик.

  Я  выстрелил  и  в  другого, который  был  за  ним, пропуская  падающее  вниз с  лестницы  потерявшее  равновесие  мужское  подстреленное  тело. Отскочив   в сторону  к  одной  из  стенок  переборки  вместе  с  моей  на  руках  Джейн. Один  упал  навзничь  и  отлетел  к  правому  борту  качающейся  черной  на  бурлящих  штормовых  волнах  черной  яхты  и  вывалился  за  ее  тот  борт  прямо  в  сами  штормовые  бурные  черные  волны. Второй, улетел  мимо  меня  и Джейн  вниз  в сам  трюмный  коридор, громко  сбрякав  по  металлическим  ступенькам  почти вертикальной  железной  лестницы. Все  произошло  так  быстро, что  я  и  лиц  этих  двоих  не  увидел  и  возраст  навскидку  даже  не  определил.

  Джейн  встала  на  свои  девичьи  ножки  и  смогла  сейчас  сама  двигаться. Это  облегчало  мне  мою  задачу. Хоть  она  и  была  измучена  садистами  и  бандитами  и  избита. Но  все  же  смогла  передвигаться  по  качающейся  штормовой  палубе  гангстерской  большой  яхты. 

  Джейн  пришла  в  себя. Удивительная  женщина! Я  был  потрясен. Перенести столько  на  себе  побоев. И  вдруг  найти  в  себе  еще  силы, чтобы  сбежать  отсюда. Я  был  влюблен  не  зря  в  нее. И  это  была  судьба, как  и  наша  с  ней  любовь. Хоть  и  печальная  роковая, но  замечательная  любовь  и  судьба.

  Мы  бросились  вдоль  правого  борта  к  корме  и  к  тому  натянутому  буксировочному  тросу, что  был  прицеплен  к  нашей  пленной  «Арабелле».

  Оттуда  стали  стрелять. Там  у  рулей  и  пульта  управления  кораблем  под  высокими  палубными  застекленными  навесами  от  дождя. И  мы  спрятались  за  бортовую  у  правого  борта  большую  деревянную  моторную  спасательную  шлюпку. Это  были  автоматные  очереди. И  палили  из  пистолета. То  были   тот  самый, видимо  у  рулей  «Черного  аиста»  Берк  и  Рой. Они  были  пьяными. Причем, сильно  пьяными. Ужрались  нашей  русской  водки  вперемешку  с  мексиканской  текилой. Взрывная, скажу  вам, смесь. Они  еле  стояли  на  ногах. А  видели  тем  более  вообще  никак. Но  они  были  нам  преградой  к  корме  черной  яхты. Они там  и  оттуда что-то  громко  орали  на  своем  языке  и  палили  во  все,  что  видят, буквально  не  особо  целясь.

  Пули  свистели  в  воздухе  и  врезались  в  деревянный  крашенный  белый  борт  спасательной   большой  шлюпки  за  которую  мы  с  Джейн  нырнули. Толстое  дерево  шлюпки  надежно  укрыло  нас  собой  от  летящих  свистящих  в  штормовом  воздухе  пуль.

  А  я, просто, быстро  соображал  сейчас, что  да  как.

  Нам  надо  было  бежать  к  корме, к  той  резиновой  висячей  на  веревках  кормовой  лебедке  маленькой  лодке. К  тому  же  сзади  нас  открылись  вторые  двери  из  еще  одного  трюмного  отсека, под  первой  длинной  и  высокой  мачтой  черной  гангстерской  яхты, где  били  еще  гангстеры  и  видимо  тот  самый  их  капитан  Джей.Ти. Смит. Они  услышали  всю  эту  пальбу  сквозь  громкий  и  шумный  океанский  шторм  и  выскочили  наружу. Они  были  уже  вооруженными  всем, что  у них  в  руках  было. 12мм  ружья  Remington 870, автоматические  винтовки  5,56мм  «М-16», и  разного  калибра  пистолеты. Их там  было  много. Человек, наверное, более  десяти, может  пятнадцати.

  Мы  были  зажаты  уже  теперь  с  двух  сторон. И  те, что  были, там  были, куда  более  трезвыми, чем  эти  Рой  и  Берк. И  стреляли  более  точно.

  Я  выждал  удобный  момент  и  рванул  вместе  с  Джейн  вдоль  правого  борта  к  корме  прямо  под  свист  летящих  пуль. Ждать  было  нельзя. С минуты  на  минуту  сработает  взрывное  устройство  на  СI-4  и  тогда  никому  уже  не  сдобровать  здесь. Джейн  нашла  в  себе  силы  и  бежала, приседая  и  глядя  на  меня, за  мной,    шлепая  своими  босыми  загорелыми  ножками  по  мокрой  скользкой  палубе, мелькая  мимо, как  и  я, натянутых  длинных  тросов  и  канатов  бортовой  оснастки  «Черного  аиста»  в  направлении  там  навстречу  стреляющим  в  нас  пьяным  в  матину  Рою  и  Берку. Сквозь  шум  штормовых  волн  слышалась  громкая  ругань  и  команды  и  громкие  выстрелы, но  нам  было  не  до  этого.

  Не  могу  до  сих  пор  объяснить, как  нам  удалось  проскочить  того  Берка  и  Роя, стоящих  там  и  стреляющих  в  нас  у  рулей  черной  гангстерской  яхты. Я  помню, влепил  одному  из  них  тоже  9мм  пулю  из  своего  трофейного  Глога. Пробегая  мимо. Только  не  помню  куда. Ибо  мы  с  моей  девочкой  Джейн  были  уже  у  той  резиновой  большой  кормовой  подвешенной  на  спусковой  лебедке  шлюпки. Как  раз  возле  натянутого  длинного  нейлонового  буксировочного  стометрового  троса, уходящего  в  темноту  штормовой  океанской  ночи. К  буксируемой  за  «Черным  аистом»  нашей  плененной  врагами  белоснежной  красваице  такой  же, как  и  моя  Джейн  Морган  яхте  «Арабелле».   

  Джейн  плохо, видела  из-за  разбитого  и  опухшего  от  побоев  своего  девичьего  миленького  личика. Левый  глаз  практически  затек  в  синей  гемотоме. Я  держал  ее  за  гибкую  тонкую  как  у  восточной  танцовщицы  талию. Она  стонала  от  боли, но  упорно  держалась  на  своих  полненьких  идеальных  стройных  ногах. 

  Мы  были  мокрые  уже  по  уши  в  океанской  бурлящей  и  летящей  через  палубу  яхты  соленой  штормовой  воде. И  наши  гидрокостюмы  отмылись  от  крови, как  и  наши  лица.

- Твари  поганые! - я  выругался  громко, снова  вслух  и  по-русски, включая  лебедку, забросив  в  лодку  свою  спасенную  любимую. Подталкивая  ее  под  широкую  в  красиво  облегающем  в  изорванном  легком  гидрокостюме  женскую  задницу. И,  прыгнул  сам  туда  же. Уже  в  спускающуюся  с  кормы  в  бушующую  штормовыми  волнами  воду  резиновую  надувную  лодку. Прямо  на  пути  идущей, следом  за  «Черным  аистом»  на  длинном  буксировочном  тросу  без  надлежащего  управления  «Арабеллы».

  Там  на  верху, где-то  на  палубе  «Черного  аиста», сквозь  нарастающий  дикий шум  шторма  раздались  крики  и  выстрелы. Сквозь  шум  свирепого  штормового  сокрушительного  ветра  все, сколько  есть  гангстеров  и морских  бандитов, выскочили  на  верхнюю  палубу  черной  гангстерской  яхты. Слышались  крики  команд  и  ругань. Как  видно  сейчас  уже, выскочили  все, кто  еще  был  живым  на  этой  черной  большой  двухмачтовой  гангстерской  яхте. И  они  все  искали  нас  в  темноте  штормовой  ветренной  ночи  и  в  черных  огромных   бурлящих  сокрушительной  водой  волнах  океана. Они  поняли, что  мы  уже  были  там  внизу  и  среди  самих  волн, угнав  резиновую  кормовую  моторную  лодку. Ее  нейлоновые  веревки  от  кормовой  лебедки  просто  болтались  у  самой  воды. Кто-то  из  бандитов  схватился  за  натянутый  буксировочный  трос, проверяя  его  натянутость. Убедившись, что  наша  яхта  все  еще  на  привязи. Возможно  это  был  сам  капитан, тот  самый  Джей.Ти.Смит.  

  Резиновая  надувная  лодка  просто  полетела  на  волнах, прямо  к  носу  нашей  яхты. Было  некогда  даже  думать, когда, мы, прижавшись  телами, друг  к  другу, даже  не  договариваясь, просто  сами  по  себе, стремительно, выпрыгнули  из  нее. В  тот  момент, когда, она, ударившись  о  нос  «Арабеллы», просто  лопнула  и  развалилась  по  швам, утопая  в  штормовой  воде. И  с  шипение  воздуха  и  пузырями, ушла  под  днище  нашей  яхты. Я  тут  же  схватился  за  болтающиеся  на  волнах  мокрые  кливера  и  болтающиеся  нейлоновые  с  них  веревки. Я  подхватил  свою  возлюбленную  и  слабую  еле  живую  избитую  нашими  врагами  Джейн, вытаскивая  и  выталкивая  ее  через  себя  на  ныряющую  в  волну  верхнюю  палубу  и  сам  нос  яхты.

  Это  был  смертельный  риск. Но  выхода  у нас  не  было  никакого. Да  и забраться  на  яхту сейчас  можно  было  только  здесь. Нос  яхты  под весом  намокших  свисающих  и  спущенных  до  самой  воды  треугольных  кливеров  кренил  яхту  носом  в  саму  волну. И  та  ныряла  постоянно  носом  в  воду. Свисали  до  воды  и прочные  натяжные  ослабленные  тросы  и  канаты  парусной  носовой  оснастки.

  Вцепившись  в  в них  своими  руками, нас  швыряло  и  било  о  корпус  самой  ныряющей  в  штормовую  холодную  волну  «Арабеллы». А  мы, вцепившись  в  ее  спущенные  в  воду  паруса  и  все  эти  веревки, лишь  могли  делать  то, что  могли   вот  так  держаться, что  силы  в  воде  и  волнах  бушующего  штормового  океана. Пытаясь  забраться  экстренно  на  ее  борт  и  отползти  как  можно  дальше  по  ее палубе.

  Джейн, вцепившись  в  меня, старалась  забраться  на  плечи, подтягиваясь  и  цепляясь  за  сорванную  и  болтающуюся  парусную  все  носовую  оснастку  нашей  яхты. Она  сделала  попытку  ухватиться  за  носовые  оградительные  леера  бортового  ограждения. И  ей  это  все  же  удалось. А  я  в  свою  очередь  как  мог,  подсаживал  ее. Сам, находясь  в  воде, порой  няря  в  нее  прямо  с  головой. Риску.  Нырнуть  под  днище  нашей  идущей  в  штормовых волнах  яхты.

   Я  стал, подтягиваясь  и  цепляясь  за  длинные  нейлоновые  тросы  кливеров, толкая  Джейн  впереди  себя. И  посадив  мою  девочку  себе  буквально  на  плечи.   

  Скажу, это  была  еще  та  водная  акробатика, если  учесть  нарастающий  с  каждой  минутой  шторм  и  бурлящую  водную  желающую  нас  проглотить  стихию.

  Я, толкая, буквально  собой  Джейн  вверх  своими  плечами  в  кругленькую  ягодицами  широкую  женскую  попку. Сам, подтягиваясь  и  держась  за  мокрые  в  воде  нейлоновые  оборванные  тросы  и  плавающие  мокрые  свисающие  носовые  кливера  «Арабеллы».

  Джейн  кумудрилась  даже  встать  своим  ножками  мне  на  плечи  и  подтянуться  на  леерах  бортового  ограждения.

  Все  это  время  из  темноты  со  стороны  «Черного  аиста»  раздавались  громкие  перекрывающие  шум  шторма  выстрелы.

  Джейн  уже  практически  выбралась  на «Арабеллу», когда  летящая  по  ночному  воздуху  со  стороны  гангстерской  яхты  5,56мм  пуля  от  винтовки  «М-16»  вонзилась  ей  в  девичью  гибкую  молодую  двадцатидевятилетней  моей  любовницы  и  красавицы  спину. 

  Джейн  громко  вскрикнула, и  прижалась  к  носу  и  бортовым  ограждениям  «Арабеллы». Она  не  отпрянула  назад  и  не  отпустила  свои  девичьи  руки  от  боли  пронзившей  все  ее  дернувшееся  девичье  тело.

- Джейн! – Я  крикнул  ей, видя  случившееся  и  понимая, что  в  нее  попали – Джейн, любимая! Выбирайся  на  палубу, Джейн!

  Из  ее  спины, ударила  длинная  алая  летящая  на  меня  горячая  струйка  крови. Из  глубокого  под  левой  лопаткой  в  женской  ее  спине  и  в  легком  костюме  акваланга  отверстия. Затем  попала  еще  одна. И  моя  раненая  девочка, мулаточка  и  любимая  гибко  выгнулась, запрокидываясь  назад  от  пронзившей  еще  раз  все  ее  женское  молодое  гибкое  тело  боли. Но  снова  удержалась  своим  руками  за  боровые  оградительные  леера  носа  нашей  ныряющей  в  волну  яхты.

  Какая-то  тварь  там  и  оттуда  все  же  смогла  пристреляться   к  нам. Еще  пара  5,56мм  пуль, вонзились  в  белоснежный  борт  возле  красивой  бортовой  надписи  «Arabella», и  нос  ныряющей   в  волну  яхты. Они, попали, буквально  у  моей  русоволосой  выгоревшей  на  солнце  коротко  стирженной  головы. Отщепив  большие  куски  самой  белой  толстой  деревянной  с  пластиком  обшивки. Если  бы  чуть  правее, то  мои  мозги  бы  были  сейчас, как  раз  размазаны  по  всему носу  нашей  яхты. Меня  поцарапало отлевшими  рядом  от  борта  мелкими  острыми  щепками  обшивки. Прямо  в  само  лицо. Рассекло  правую  и  порезало  небритую  мужскую  щеку. Но  не  глубоко.

  Джейн  могла  отцепиться, и  упасть  и  тогда  океан  просто  проглотил  бы  ее  уже  смертельно  раненое  женское  молодое  двадцатидевятилетнее  красивое  любимой  тело. Но  тогда  и  мне  бы  не  зачем  было  уже  существовать  и  жить. И  она  понимала  это. И  нашла  в  себе  силы  выбраться  на  палубу  яхты, буквально проползти  на  своем  практически  голом  девичьем  животе  в  распахнутом  с порванным  замком  подводном  женском  гидрокостюме  под  носовыми  леерными  звенящими  громко  ограждениями  на  саму  скользкую  от  воды  деревянную  палубу.

  Джейн  могла  бросить  меня  и  оставить  в  воде  сейчас, но  не  могла  этого  сделать. Она  любила  меня. Я  теперь  был  ее  единственным  живым  родным  человеком  после  гибели  ее  брата  Дэниела. 

  Джейн  не  желала  меня  бросать  в  таком  рискованном  и  безнадежном  положении. Она  развернулась  лицом  ко  мне. Затем, на  совершенно  голом  своем  женском  загорелом  животе  и  полненькой  избитой  врагами  и  мучителями  груди. Джейн  по  сколькой  и  мокрой  от  соленой  воды  палубе. Подползла  к  самом  краю  ныряющего  носа  в   штормовую  волну  нашей  «Арабеллы». К  самому  краю  огражденного  леерами  борта  нашей  ныряющей  в  волны  со  всей  носовой  оснасткой  и  парусами  яхты. Рискую  обратно  вывалиться  при  такой  качке  за  борт.

- Нет, не  надо, Джейн! - я  кричал  ей, перекрикивая  шум  оглушающих  нас  обоих  волн - Любимая! Ползи  назад  к  мачте  и  надстройке - Подальше  отсюда!  Джейн! Уползай! Оставь  меня  здесь! Я  сам  выберусь! Не надо, Джейн! Любимая!

  Но  она  этого  не  сделала. И  хотя  она, моя  голубка  была  тяжело  ранена, но  развернувшись  ко  мне  лицом, подала  мне  свои  обе  обнаженные  в  ссадинах  и  порезах  девичьи  в  безрукавом  своем  женском  легком  изорванном  гидрокостюме  руки, зацепивщись  там  за  что-то  своими  изящными  полненькими  женскими  ножками. Обхватив  ими  там  что-то  с  последней  своей  силой. Похоже, бортовое  само  ограждение  «Арабеллы». И  я  ухватился  за  ее  мокрые  в  соленой  воде  те  девичьи  любимой  моей  протянутые  в  помощи  руки. Джейн, вцепилась  своими  тонкими  женскими  пальцами  в  мои  пальцы  и  руки, она  потащила  их  на  себя, а  я  сумел  быстро  дотянуться  до  леерного  бортового  ограждения, когда  очередная  пуля  из  «М-16»  пронзила  мне  левую  ногу. Но  я  вылез  на  нос  «Арабеллы». И  упал  на  свою  Джейн  сверху. Накрывая  ее  тело  собой. Над  моей  головой  просвистело  еще  со  стороны  черной  яхты  и  выстрелов  неколько  очередных  пуль.

- Вот  черт! – я  произнес, помню  громко – Теперь  еще  и  левая.

  Я  простнал  от  парализовавшей  ногу  в  левом  бедре  боли. Пуля  пролетела  навылет  и  порвалпа  лишь  мягкие  ткани  ноги, но  кровь  просто  хлынула  из  самой  раны  на  залитую  штормовой  водой  палубу.

  Я  лежал  на  Джейн, прикрывая  мою  тяжело  раненную  любовницу  и  красавицу  всем  своим  телом, удерживая, таким  образом, на  качаюшейся  из  стороны  в сторону  самой  деревянной  лакированной  палубе  нашей  яхты. Летящая  штормовая  холодная  вода, буквально  перелетала  через  нас  всей  своей  массой.

  Джейн  скрючилась  от  боли  подо  мной  и  замерла  недвижимой. Возможно,  теряя  опять  свое  от  тяжелых  сейчас  пулевых  ранений  сознание. Я  сполз  с  нее. Затем, обхватил  ее  тело  в  легком  изордранном  подводном  прорезиненном  костюме  обеими  руками  и  подтащил  к  себе. Прижав  к своей  груди  узкую  женскую  девичью  спину  моей  красавицы  и  любовницы. 

  Над  палубой  летели  пули. Они  то  и  дело, попадали  в  белоснежный  хорошо  видимый  в  темноте  штормовой  ночи  корпус  «Арабеллы».

  Я  не  стал  долго  ждать. И  пополз  по  палубе, утаскивая  мою  потерявшую  от  ранений  свое  сознание  девочку  красавицу  подальше   к  самой  корме. Где  свисал  полуспущенный  к  правому  борту  яхты  мокрые  из  белой  парусины  большие  главные  яхты  паруса. С  большой  и  высокой  гудящей  от  напряжения  и  удара  волн  о  корпус  яхты  гремящей  всем  своим  металлическим  снаряжением  мачты.  С  торчащей  в  черное  штормовое  небо  длинной  антенной, которая  должна  будет  посылать   в  атоматическом  режиме  сигналы  о  бедствии  SOS! Из  своего  компьютерного  закрытого  за  винным  шкафом  отсека. А  мы  сейчас  отползали  туда, где  нас  уже  не  могли   достать  пули, летящие  в  нас  с  «Черного  аиста».

  Мы  остановились  у  правого  борта, и  я  вцепился  левой  рукой  в  бортовое  леерное  ограждение, держа  обмякшее  и  бессознательное  тело  перед  собой любимой.

  Я  не  знал, жива  ли  Джейн  или  уже  нет. Я  был  в  паническом  теперь  ужасе.

   Неожиданно  ахнув, громко  Джейн  надсадно  болезненно  страдальчески  тяжело  и  громко  простонала. Это  был  ее, какой-то  сдавленный  изнутри  вкрик. Джейн  пришла  в  себя  и  очнулась. Судорожно  от  жуткой  боли, выгнувшись  в  гибкой  своей  девичьей  спине  и  взметнув  вверх  в  полосатом  забрызанном  кровью  купальника  лифчике  девичьей  полненькой  загорелой  грудью. Встрепенувшись  кругленьким  голым  с  пупком  в  ровном  плотном  загаре  животом. В  разорванном  спереди  без  замка, распахнутом  до  ее  полосатых  купальника  узких  плавок  легком, безрукавом  подводном  женском  костюме. Сползая  к  лерному  ограждению  и  рядом  со мной  с  моего  лежащего  на  палубе  мужского  тела. Она  забилась  конвульсивно  от  судорог, и  я  думал  это  конец. Но  я  ошибался. Джейн  была  жива  и  сопротивлялась  своей  смерти. Она вцепилась  в  леерное  бортовое  ограждение  правого  борта  обеими  руками  и  прижалась  к нему, а  я  к ней. А  я  удерживал  ее, обхватив  правой  рукой  за  пояс  и  женскую  гибкую  тонкую  как  у  русалки  или  восточной  танцовщицы  талию.

  Громко  стеная  от  боли, Джейн  дернулась  и  взбрыкнула  вытянутыми  своим  женскими  полненькими  ногами, вытягивая  свои  с черными  загорелыми  пальчиками  ножек  стопы. Это  были  болезенные  мышечные  судороги  раненного  моей  красавицы  измученного  палачами  и  садистами  истерзанного  тела. Джейн  сопротивляясь  этой  боли, пришла  в  себя. И, отпустившись  от  лееров  ошраждения, со  стоном, повернулась  ко  мне, прижимаясь  к  моей  в  акваланге    гидрокосюме  мужской  русского  моряка  груди. Истекая  своей  кровью  и  в мучениях, Джейн  прижалась  ко  мне  всем своим  женским  молодым  телом. Прижалась  своей  девиьей  растрепанной  с  мокрыми  вьющимися  длинными  и  черными  волосами  головой  к  моей, уронив  ее  на  левое мое  мужское  плечо. Она  обхватила меня  обеими своими  голыми  истерзанными  в  синяках  в ровном  плотном  загаре  женскими  руками  и  левой  своей  полненькой  ногой  мою  левую  тоже  ногу, произнесла  мне  тихо  и  еле  слышно – Любимый.

  Джейн  посмотрев  на  меня, закрыла  свои черные  как  этот  штормовой  бушующий  холодной  водой  океан  глаза  и замерла  со  мной  лежа  у правого  качающегося  борта  «Арабеллы». 

  Она  была  тяжело  ранена, но жива.

  Джейн  снова  открыла  свои  глаза  и  помотрела  на  меня  и  в  мои  глаза  своим  черными, как  этот  штормовой  океан  красивыми  измученными  страданиями  глазами. Я  обхватил  ее  правой  рукой  за  спину, ощущая, как  по  руке  и  по  моим  пальцам  течет  ее  из  двух  стреляных  пулевых  ран  теплая  живая  кровь.

- Любимый – она  произнесла  еще  раз  мне  и  поцеловала  меня  в  мои  губы  своими, избитыми  мужскими  кулаками  полненькими  замерзшими, как  и  все  ее  Джейн, тело  девичьими  любовницы  моей  губами. Я  поцелвоал  ее, нежно, как  только  еще  мог  сейчас  это  помню  сделать. Насколько  в  такой  критической  патовой  обстановке  был  способен  поцеловать  свою  возлюбленную  молодую, лет  двадцатидевяти  женщину.

- Ты  не  умрешь, любимый  - она  мне  произнесла – Ты  будешь  жить.

   А  я  ей, и  перебивая  ее  в  ответ – Ты  ранена, Джейн.

- Молчи – она  произнесла  мне, помню – Ни  говори  ничего. Молчи.

  Как  тогда  в  последнюю  ночь  нашей  любви. Она  повторила  это.

  Джейн  закрыла  опять  свои  измученные  болью  и  страдаинями  черные  как  у  цыганки  Рады  глаза. Она  повернула  свою  избитую  садистами  и  палачами  облепленную  черными  вьющимися, словно  морские  змеи  колечками  длинными  волосами  девичью  голову. Оторвав  ее  от моей  груди  в  направлении  двухмачтовой  там  впереди  летящей  по  волнам  огромной  черной  гангстерской  яхты. За  которой, ныряя  всем своим  белоснежным  красивым  в  обводах  корпусом  в  набегающую  огромную  океанскую  штормовую  волну. Неслась  к  своей  конечной  роковой  смертельной  точке  наша  яхта  с  бортовым  названием  «Arabella».  

                                                                    ***

  Джейн  ранили. В  спину. Я  не  знал  еще  как? Насколько  серьезно?

 Джейн, вдруг  пришла  в  себя, громко  простонав, и  вцепилась  в  меня.    Судорожно  и  болезненно. Своими  девичьими  обеих  рук  пальчиками. Она  открыла  свои  красивые  глаза  на  избитом  своем, отекшем  от  зверских  побоев  смуглом, но  все  еще  красивом  брюнетки  мулатки  девичьем  личике.

  Джейн  подняла  свою  черноволосую  вверх  растрепанную  мокрую  от  воды  девичью  голову  и  посмотрела  в  направлении  «Черного  аиста», что  по-прежнему  еще  несся  в  штормовых  волнах  океана. К своему гибельному  со  всем  своим  экипажем  морских  гангстеров  и  убийц  концу.

  Время  подрыва  уже  давно  все  вышло. Я  немог  посмотерть  на  свои  часы, так как  держался  крепок  левой  рукой  за  бортовое  леерное  ограждение  и  боялся  его  отпустить. Но  уже  должно  было  все  сработать.

  Джейн  посмотерла  на  меня.

 Превозмогая  боль, произнесла  мне – Я  ранена, любимый.

 - Я  это  вижу, любимая -  помню, произнес  ей  я, прижимая  ее  к  себе.

- Смертельно  ранена - произнесла  она  мне - Пуля  под  моим  сейчас  сердцем. 

- Я  умру, любимый – она  произнесла  мне – Возможно  не  скоро, но  умру.

- Нет! Не  пугай  меня, девочка  моя! Не  надо  о  смерти, Джейн! – я  прокричал  ей, прекрасно  все, понимая, все, что  могло  случиться, ощущая  ее  текущую  по  моей  правой  руке  и  пальцам  на  девичтей  спине  теплую  моей  любимой  кровь.

  Раздался  оглушительный  в  это  время  взрыв  впереди  нас. И  штормовое  затянутое  холодным  дождем  и  брызгами  черное  непроглядное  небо  озарилось  ярким  пламенем.

  Мы  оба  подняли  с  палубы  свои  мокрые  от  соленой  летящей  штормовой  воды  головы. Мы  оба  повернули  их  в  направления  иощного  и  сильного  взрыва.

  «BLAK STORK»  взорвался. Сработал  детонатор  на  СI-4. И  пластиковая  взрывчатка  сделала  свое  губительное  и  разрушительное  смертельное  дело.

  Столб  огня  и  дыма  вырвался  сквозь  развороченную  ее, вывернутую  вверх  лакированными  досками  из  красного  дерева  палубу, где-то  посередине  судна, вынося  прямо  в  небо, всю  длинную  иллюминаторную  надстройку. И  все  каюты  с  второй  самой  длинной  с  еще  так  и  не  убранными  парусами  мачтой.   

  Полетели  круглые  во  все  стороны  разбитые  мощным  взрывом  оконные  иллюминаторы  и  куски  второй  внутренней  палубы. В  черное  грозовое  небо  вместе  с  огнем  и  взрывом  полетели  из  пластика  большие  с  чем-то, толи  с  водолазным  оборудованием, толи  еще  с  чем-то  из  снаряжения  яхты  ящики. Прямо  вверх. И  разлетаясь  там  тоже  в  куски  и  щепки. К  ним  присоединились  летящие  с  горючим  канисты  и  бочки. Что  стали  взрываться  в  самом  черном  штормовом  воздухе  яркими  всполохами  пламени  и  искр. Разлетающиеся  по  сторонам  горящее  топливо  над  взовавшейся  черной  яхтой  накрыло  падающим  ярким  все  пожирающим  пламенем.

  Отвлекшись  на  смертельно  раненную  свою  любимую  красавицу  Джейн  Морган, я  даже  забыл  про  взрывчатку, заложенную  мной  на  этой  гангстерской  яхте. Неожиданный, причем  запоздалый  взрыв, напугал  меня, как  и  саму  лежащую  со  мной  и  прижавшуюся  ко  мне  мою  раненую  Джейн.

  Это  мощный  взрыв  оглоушил  меня  и  Джейн. За  ним  раздался  второй, такой  же  мощный, который  разорвал  впереди, идущую  перед  нашей  «Арабеллой»  большую  черную  яхту  пополам. Выворачивая  ударной  взрывной  волной  ее  в  стороны  черные, обтекаемые  из  дерева  и  легкого  черного  прочного  металлопластика  борта. Выбросив  вверх  первую  с  парусами, канатами  и  всей  оснасткой  носовую  мачту. С  клочками  разорванных  и  горящих  парусиновых  белых  и   уже  сложенных, и  упакованных  в  брезент  вахтенной  командой  парусов  в  воздух. И  встречный  ураганный  нарастающий  ветер  их  сбросил  сверху  прямо  на  нас. Накрыв  «Арабеллу»  горящими  лохмотьями  жженого  брезента, парусины  и  обломками  уже  быстро  тонущей  в  черных  высоких  штормовых  волнах  впереди  идущей  гангстерской  яхты.

  Обломки  долетели  до  нас  и  стали  падать  вокруг  нашей  ныряющей  в штормовую  ледяную  волну  яхты.

  «Арабелла», чуть  не  вспыхнула  от  падения  горящих  парусов  и  обломков  с  «Черного  аиста», что  накрыл  ее  всю  сверху. Благо, моросящий  океанской  водой  сильный  ветер  быстро  потушил  горящие  лохмотья  падающих  на  нас  сверху  больших  сорванных  взрывом  с  мачт  парусов  погибшей  черной  гангстерской  яхты.

  Это  взорвались  в  довесок, видимо  в  трюме  основное  горючее  в  самих  баках  и  в  двигательном  отсеке  и  целый  склад  самих  боеприпасов  на  борту  гангстерской  большой  черной  яхты. Следом  за  взрывами  пришла  большая   волна, и  яхту  взметнуло  носом  вверх. Нас  обоих  подбросило  и  швырнуло  водой  вдоль  самой  палубы, забрасывая  ногами  и  разворачивая  в  воздухе.  Отбрасывая  к самой  палубной  жилой  надстройке  под  самую  высокую  мачту  нашего  судна. Я  чуть  не  вывихнул  себе  левую  руку.   Меня  просто  швырнуло, как  какого-нибудь  маленького  легкого  котенка  вверх  вместе  с  Джейн  и  чуть  не  перекинуло  через  ботовые  леера  ограждения.

   Если  бы  и  Джейн  вцепившись  обеими  руками  снова  в  леерное  ограждение, как  и  я  не  сгладила  этот  сильный  рывок, приняв  все  это  еще  и  на  себя. Но  все  же  отпустились  оба. И  полетели  по скользкой  палубе  вверх  к самой  корме, ударяясь  обо  все,  что  было  ейчас  на  палубе  и  каталось  вдоль  и  поперек  по  ней.  

  Яхту  стало  вместе  с  нами  мотать  из  стороны  в  сторону. А  мы  хватились  за  все, что  только  было  возможно,  рискуя  оказаться  за  бортом  «Арабеллы». Но  я  не выпускал  из  воих  рук  мою  любимую  Джейн  Морган.

  Наша  «Арабелла», летя  на  буксире  и  на  огромной  штормовой  волне, просто  залетела  в  кучу  обломков, чуть  не  врезавшись  в  тонущую  и  торчащую  вертикально, уходящую  под  воду  корму «BLAK STORK». 

  Кормовой  длинный  буксировочный  трос  оборвался, но  успел  подтянуть  к себе  наше  куда  более  мелкое  суденышко. Яхта, уткнувшись  своим  килем  и  носом, в  плавающие  и  горящие  в  волнах  обломки, просто  остановилась  на  одном  месте.   Теряя  свои  намокшие  в  воде  кливера, которые  намотанные  на  буксировочный  трос  и  вместе  в  леерным  ограждением  и  частью  носа, последовали   вслед   на  океанское  дно  вместе  с  кормой  гангстерской  яхты. «Арабелла»  напугав  нас  обоих, даже  задрала  свою  корму, но  оборвалась  с  буксировочной  пленной  привязи. Осталась  плавать  среди  обломков  «Черного  аиста».

  Эти  оборванные  нашей  поврежденной  яхты  носовые  большие  треугольные  кливера. Мокрые  от  океанской  воды  с  обломком  кормовых  крепежей  «Черного  аиста»  с  куском  носа  нашего  судна  и  с  грохотом  ударяясь  под  днищем  «Арабеллы», вылетели   с  глубины, где-то  сзади  ее. Мелькая  в  штормовых  бушующих  волнах. Они  оторвались  от  тонущей  кормы  «Черного  аиста», но  с  опазданием  нанеся  болезненное  роковое  повреждеине  «Арабелле».

  Наша  «Арабелла»,  со  спущенным  и  лежащим  слева  на  палубе  большим  мокрым  главным  парусом, увлекаемая  штормовыми  волнами, буквально  проплыла  сквозь  горящий  хаос  воды  и  огня. По  головам  тонущих  морских  гангстеров  и  мертвых  плавающих  убитых  тел. Возможно, некоторых  еще  даже  живых, но  оглоушенных  мощным  сокрушительным  взрывом. И  понеслась  дальше, самостоятельно  крутя  то  вправо, то  влево, своим  штурвалом  по  океанским  штормовым  волнам, потеряв  часть  носа  и  все  свои  кливера. Что  болтались  за  кормой  ее  и  постоянно  теперь  разворачивали  наше  искалеченное  одномачтовое  судно  боком  к  штормовой  холодной  океанской  черной  волне.

  01: 40 минут. Это  было  точное  время. По  установленному  мною  взрывателю  СI-4. Но  взрыв  все  же  несколько  запоздал. Почему-то. Но  это  волшебное  и  чудесное  отставание  во  времени  отсрочило  и  нашу  гибель.

 

                                                ***

  Нас  уносило  в  штормовой  Тихий  огромный  океан. Непрекращающися  кошмарный  жуткий   шторм  и  мы  были  посреди  него. Наша  яхта  «Арабелла», я  и  моя  любимая  Джейн. Среди  этой  кошмарной  жуткой  штормовой  стихии  мы  были  совершенно  одни. Без  надежды  на  какую-либо  вообще  со  стороны  помощь.

  Яхту  поднимало  на  волнах, и  швыряло  в  океанскую  бездну. Увлекаемая  штормовыми  бушующими  черными  холодными  волнами, она  неслась  по  ним  тоже  к  конечной  своей  последней  цели. Унося  и  нас, туда  же  к  окончательной  безвестной  гибели  двоих  друг  в  друга  безумно  влюбленных, погибающих  от  пулевых  ранений, и  истекающих  своей  же  кровью. Без  возможности  спастись  и  хоть, что-то  вообще  предпринять  во  имя  своего   спасения  и  сделать.                

 Любимая  моя  раненая  Джейн, вдруг затихла. Прижавшись  ко  мне  и  обняв  меня. Джейн  закрыла  свои, закатив  под  верхние  веки  черные  как  у цыганки  Рады  двадцатидевятилетней  латиноамериканки  мулатки  брюнетки  глаза, просто  затихла. А  я  правой  рукой  и  раскрытой  ладонью  запрыл  ей  две  рядом  расположенные  по  снайперски  уложенные  в  цель  на  спине  глубокие  пулевые  раны.

  Но  нужно  было  что-то  теперь  делать. Спасать  мою  девочку  Джейн  Морган. Надо  было  для  начала  первязать  ее  и  обработать  ее раны. И  сейчас  это  было  делом  крайне  сложным. С  учетом  и  моего  в  левую  ногу  ранения  и  ощущения  уже  собственной  от  потери  крови  слабости. Все ьбинты  и  лекарства  были  внутри  корпуса  ныряющей  в  штормовую  волну «Арабеллы». Там  внизу  в  трюмном  жилом  отсеке  и  в  каюте  самой  моей  любимой  и  смертельно  раненой  Джейн.

  Еще  нужно  было  взять  управление  яхтой  на  себя, но  это  было  практически  невозможно.  Мы  оба  были  ранены. Джейн  умирала, и  надо  было  что-то предпринять. Мы  могли  пойти  тоже  ко  дну, если  не  перехватить  сам  крутящийся  по  сторонам  штурвал  яхты  и  попытаться  ее  выровнять  вверх  задранной  кормой  к  волне. Искалеченный  нос  яхты  ныярл  глубоко  в  штормовую  волну. И  наверняка  вода  заливалась  внутрь  за  саму  обшивку  искалеченного  корпуса  яхты. Но  носовые  уцелевшие  переборки  спасали  ее  пока  от  затопления. Боком  было  тоже  нельзя. Могло  перевернуть. Только  корма. Но  нужно  было  к  штурвалу. А  потом, нужно  было  вниз. Постараться  найти  ту  брошенную  внизу  на  постели  Джейн  среди  разбросанных  вещей  с  бинтами  аптечку. И  с  мазями  и  лекарствами  ее  родной  матери  Стефании  Морган  баночку  и  тот  чудесный  флакончик. Больше  мне  не  на  что  было  уже  рассчитывать. Я  даже  не  обращал  сейчас  внимания  на  простреленную  кровоточащую  свою  левую  ногу. Да  и  правая  не  переставая, сейчас  снова  болела. Я  сам  был  ранен, и  мне  тоже  требовалась  перевязка. Из-за  всего  этого  я  сильно  слабел  и  даже  не  знаю  смог  бы  подняться  на  ноги, да  еще  в  такую  штормовую  погоду.

  Я, решил  попробовать. Оставив  лежать  на  палубе  мою  смертельно  раненую  Джейн, попытался  встать  на  ноги, но  помню, отлетел  из-за  резкого  поворота  к  бортовым  леерам  ограждения  «Арабеллы»  при  очередном  ударе  волн. И  упал, снова  на  палубу. И  уже  боясь, вообще  вылететь  за  борт, на  коленях  пополз, хватаясь  за  все, за  что можно  было  схватиться  на  палубе  яхты  руками. Цепляясь  за  все  судорожно  мокрыми  от  холодной  штормовой  воды  немеющими  замерзающими  пальцами, разбрызгивая  текущую  с  простреленного  бедра  левой  ноги  кровь, обратно  быстро  подполз   к  моей  красавице  Джейн. По  текущей  по  палубе  с  водой  ее  крови.

- Ничего, любимая  не  выйдет – произнес  я  Джейн.

  Джейн  истекала  своей  кровью, и  я  не  мог  ей  ничем  помочь, потому  что  сам  был  чуть  живой, хоть  и  всему  сопротивлялся, как  мог.

  Но, я  еще  решил  пробраться  в  каютный  заливаемый  волнами  трюм  «Арабеллы»  и  найти  то, что  искал. Ту  аптечку  и  бинты.

  Моя  девочка  и  любимая  истекала  кровью  и  умирала. Но  я  боялся  ее  здесь  одну  оставить. Ее  просто  бы  смыло  за  борт, и  унесло  в  океан. Который  был  уже  почти  рядом  с  нами. Яхта  тонула. Ее  захлестывало  набегающими  сильными  волнами. И  швыряло  как  просто  легкую  древесную  одинокую  среди  этих  чудовищных  штормовых  волн  щепку.

  Я, вскрыв  пожарный  один  из  ящиков  и  достав  оттуда  топор. Оборвал  им  тонкий  нейлоновый  канат, металлических  мачтовых  креплений,  и  перевязал  себе  левую  ногу, снизив  кровопотерю. Затем  той  же  веревкой  обвязал  Джейн,   привязав  ее  за  гибкую  тела  талию  к  борту  «Арабеллы», чтобы  ее  в мое  отсутствие  не  унесло  в  сам  океан, смыв  с  палубы.

   Я  поцеловал  ее. Обвязался  сам  длинным  веревочным  фалом  и  пополз  на коленях, падая  и  ударяясь  о  скользкую  деревянную  палубу  к  входу  в  каютный  трюмный  коридор. Я  отворил  вход  и  сами  обе  двери.

  И  заглянул  внутрь. Там  было  полно  уже  забортной  воды. Яхта  реально  тонула. У  «Арабеллы»  была   отована  часть  носа  и  вода  постепенно, хоть  и  не очень  быстро, но  упорно  внутрь  заливалась  яхты. Она  также  заливалась  через  иллюминаторы, что  были   не  закрыты  и  вообще  сейчас  все  распахнулись  настежь.

  Это  была  моя  вина. Я  так  спешил  на  помощь  моей  любимой  Джейн  Морган, что  не  позаботился  о  закрытии  их. Как  и  эти  чертовы  морские  гангстеры, тот  Рой  и  Берк, что  были  последними  на  «Арабелле». Хоть  я  и  закрыл  окна  иллюминаторы, но  это  не  меняло  своего  рокового  катастролфического  теперь  положения.

- Вот  черт! – помню, я  произнес  вслух – Вот  я  дурак!

  Я  первым  делом  бросился  их  закрывать  по  всем  здесь  разгромленным  бандитами  каютам.

  Тут  плавали  все  наши  вещи. Мои, Дэниела  и  моей  красавицы  любимой  Джейн  Морган. Они  плавали  даже  в  узком  длинном  самом  проходе, выплывая  при качке  яхты  из  самих  жилых  кают. Стены  были  обрызганы  кровью  и  в  пулевых  отверстиях. Это  так моя  Джейн  Морган  сопротивлялась  своим  врагам, защищая себя  и  меня. Тут  она  пристрелила  насмерть  двоих  морских  гангстеров.

  Я  бросился  в  Джейн  личную  ее  каюту  и  схватил  лежащюю  и  чудом  сохранившуюся  до  сих  пор  апчеку  на  ее  постели, мокрой  от  воды  шелковыми белоснежными  простынями, перемаранными  моей  с  правой  ноги  кровью. Тут  же  до  сих  пор  лежало  Джейн  ее  черное  то  вечернее  длинное  с  разрезами  по  бокам  платье. Тут  его  никто  с  того  момента  пиратского  грабежа  не  тронул. Оно  было  тоже  мокрым. Я  его  как  и  саму  мою  девочку  Джейн  Морган  до  сих  пор  помню  и  это  все  так  и  запечаталось  в  моей  памяти  с  того  момента.

 Разбросаными  плавали  в  воде, попадав  с  постели  открытыми  чемоданы. Под  ногами  плавали  музыкальные  Джейн  кассеты. И  тут  же  где-то  под  водой  должен   был  лежать, где-то  ее  разбитый  магнитофон. Но  не  это  меня  интересовало, а  те  самые  мази  и  лекарства  моей  раненой  и  умирающей  от  пулевых  ранений  мулатки  двадцатидевятилетней  любовницы  и  девочки. Перешарив  все  тут, я  все  же  их  нашел. Они  были  в  целости  и  сохранности. Затем, ломанулся в  каюту  Дэиниела. Там  я нашел  лежащую  на  постели  и медицинскую  аптечку  и  бинты. И  я  выдвинулся  в  обратном  направлении  наверх  палубы. Как  можно  скорее  оказаться  с  моей  любимой  и  сделать  хоть  что-то, чтобы  спасти  мою  двадцатидевятилетнюю  любовницу  латиноамериканочку.

  Я  вылез  на  мокрую  заливаемую  волнами  палубу  и  пополз  обратно у  Джейн  на  коленях. Болели  обе  ноги, но  я  полз  к  ней, своей  любимой. Я  проделал  этот  сложный  при  бортовой  такой  качке  путь  обратно. Все  было  просто  как-то  машинально  и  на  ощупь. 

   Я  подполз  пратически  ползком  к  ней, и  она  обняла  меня  оебими  своими  захолодеми  мокрыми  в  ровном   плотном  загаре   израненными  в  порезах  и ссадинах  руками.

  Можно  сказать, что Джейн  была  полностью  раздета. Это т ее  гидрокостюм  без рукавов  и  в, довесок, изорванный  и  распахнутый  настежь, не  спасал  ее  от  штормовой  холодной  воды  и  самого  ночного  холода.

  У меня  тоже  мой синий  прорезиненный  подводный  гидрокостюм  был  поярдосно  уже  изорван  о  выщебленную  водой  и изломанную  штормом  палубу. Но  в  отличие  от  костюма  моей  Джейн  он  был  толше, и  застегнут  целиком  до  самого  горла. И  я  спшил  обратно  как мог  на  моих  коленях, чтобы  успеть, хоть  как-то  перевязать  любимую  и  прижать  ее  полуголое  девичье  истерзанное  мучителями  врагами  тело, к  себе  согревая  собой.

- Любимый – она  произнесла  мне, еле  слышно, цепляясь  своими  голыми  замерзшими  и  оледенелыми  дервенеющими  девичьими  тонкими  черненькими  пальчиками  за  ботовое  ограждение  правого  борта  яхты  – Не  нужно  ничего  уже. Все  заканчивается.

- Что заканчивается?! Ничего  еще  не  заканчивается! Ничего! - я  произнес  ей, громко  и  обнадеживающе, хотя  сам  понимал, что  дело  конченное. И  нам  приходит  обоим  сейчас  конец. Если  к нам  в  ближайшее  время  не  придет  помощь  то…

  И  я  был  готов  к  такой  уже  развязке. Но  не  желал  пока  еще  умирать. Я  должен  был  еще  хоть  как-то  бороться. Я  хотел  еще  пожить  хоть  немного. И  хотел, чтобы  со  мной  жила  еще  и  Джейн. Не  знаю, что  это  было  тогда  во мне. Отчаяние  или  отвага. Жажда  спасения  своей  любимой  и  спасения  самого  себя.

  Не  знаю. Но  я  осторожно, обнял  свою  любимую  снова  правой  рукой  за  ее  гибкую  как  у  русалки  талию. И  прижал  к  себе. Сняв  ее  с  верха тела  тот изорванный  гидрокостюм, стал  делать  перевязку. Скажу, плохо  получалось  и  доставляло  милой  моей  жуткую  боль  и  страдания. Но  по-другому  бы  и  не вышло  из-за  этой  кошмарной  штормовой  качки. Когда  яхту  ныряя  в  штомовую огромную  волну  тебя  и  любимую  просто  готова, сорвать  с  палубы  и  унести  в  океан. Благо  я  обвязался  вместе  с  Дежйн  гнелоновой  металлизирвоанной  от каната  веревкой  и  привязался  к  леерному бортвому  ограждению. Иначе  ничего бы  вообще  не  вышло.

  К  этому  времени  моя  девочка  и крошка  Джейн  Морган  потеряла  много  уже крови, но  жила. Каким-то, наверное, Неебесным  Чудом. Я  не  знаю. Но  еще  сопротивлялась  всему  и  шторму  и  боли  и  смерти.

  Я, одел  ее  обратно  в  разорванный  этот  безрукавый  легкий  гидрокостюм  ибо больше  было  одеть  сейчас  не  во  что. Все вокруг  было  в  воде  и  там, в  трюме все  уже  Джейн, да  и  любые  вообще  тряпки  и  вещи.  Я  сам себе  тоже перевязал  свою  раненую  пулей  ногу. И  прижал  мою  умирающую  и  истекающую  кровью  Джейн  к  своей  груди. Прижавшись  к  левой  еще  теплой  нежной  отекшей  от  побоев  смуглой  щеке  любимой  моей  своей  заросшей  щетиной  правой  щекой  и  нашептывая  ей  ласковые  бодрящие  слова, то  на  английском, то  на  русском  языках. Я  отвязался  от  бортовых  оградительных  лееров  и  буквально  лежа, отползал  от  постепенно  тонущего  в  волнах  носа  нашей  яхты  «Арабеллы», таща  Джейн  волоком  по  палубе  за  собой.

  Я  и  сейчас  даже  помню, смываемый  холодной  океанской  водой  тот  длинный  широкий  след  нашей  с  Джейн, смешавшейся  на  палубе  крови. Цвет  не  помню. Было  темно. Но  вот  ту  полосу, текущую  из-под  нас  двоих  запомнил  навсегда. Это  и  была  наша  кровь. С  ней  уходила  постепенно  и  наша  жизнь, которая, почему-то  еще  теплилась  тогда  в  нас  двоих.

  Я  был  в  отчаянии. Хоть  и  старался  бороться  с  этим.

  Джейн  все  же  умирала, буквально  с  каждой  минутой. Я  был  тоже  уже  почти  без  сил, но  еще  боролся, хоть  тоже  потерял  много  своей  крови.

  Я  все  отползал  от  набегающей  на  палубу  воды   все  дальше  и  дальше,  оттаскивая  вместе  с  собой  и  свою  любимую. Она  еще  сопротивлялась  своей смерти, как  и  я. Она  хотела  жить. Хотела  любить  и  того  же  желал  и  я. Все  не  должно  было  вот  так  здесь  фатально  завершиться  и закончиться  для  нас  двоих. 

  Она  практически  уже  не двигалась, лежа  на  палубе. Лишь, иногда  отталкивалась, тоже  ногами, босыми  черненькими  загоревшими  с  маленьким  красивыми  заледеневшими  от  холодной  штормовой  воды  пальчиками  ступнями  и  молчала. Она  не  произнесла, тогда  ни  звука. Безвольно  свесив  на  свою  полненькую  загорелую  до  черноты  девичью  грудь  в  распахнутом  изорванном  безрукавом  гидрокостюме  своего  легкого  женского  акваланга  растрепанную  черными, свившимися  колечками  длинными  мокрыми  перепутанными  волосами  девичью  двадцатидевятилетней  латиноамериканки  южанки  голову. Жестоко  избитую  тяжелыми  и  здоровенными  мужскими  кулаками  садиста  Рика  Сандерса. Одно  меня  радовало, что  я  покончил  с  этими  всеми  тварями  из  бандитский  ВМС  США. Я  русский  в  прошлом  военный  моряк  и  офицер  подводного  флота  СССР. Я  любил  американку  и  считал  своим  можно  так  даже сказать  чуть  ли  теперь  не  родным  братом  американца. Удивительно, да! Но  так  было. И  спасал  мою  любимую  красавицу  Джейн  Морган  вопреки  всяким  там  различиям  по  расовому  признаку. Или  какой-либо  вражде  между  народами и государствами. Мне  было  совершенно  на  все  это  тогда  плевать. Русский  это  не  Американец  и  не  Англичанин. Русский  это  мир  и  защита  слабого  и  беззащитного. И  я  тому  был  тогда  ярким  доказательством. Только  все  было  не так, как  я  тогда  хотел. Все  решал  не  я  уже  сам, а  сама  природа  и  штормовая  стихия. Все  решал  за  нас  двоих  сам  Тихий  океан.

 

                                               ***

  Дело  было  плохо. Моя  Джейн  была  смертельно  ранена. Я  был  ранен  тоже. За  нами  по  мокрой  от  воды  из  красного  дерева  палубе  растекалась  наша  слившаяся, словно  в  жарком  едином  поцелуе  кровь. Кровь  двух  любящих  сердец. Кровь  текла, прямо  из-под  нас, отползающих  от  носа  ныряющей  в  волну  «Арабеллы». Первязка  плохо  помогала  и  кровь  снвоа  сочилась  из-под  намотанных  на  скорую  руку  бинтов.

  Джейн  сказала  мне, что  ранена  практически  в  сердце. Но  была  еще  странным  образом  жива. Она сказала  мне, что жизнь  ей  еще  дает  сама  ко  мне  любовь  и  щабота  обо  мне. Я  был  порясен. Я  и  не  до  конца  тогда  всего  осознавал,  выходит  еще. Насколько  моя  любовь  любит  меня. Да  вообще  больше  любил  сам  секс, чем  любовь. О  духовной  любви  почти  и не  думал, лишь  как  бы  скорее  трахнуться  и  все. Женщины  меня  поймут. Такова  роль  мужчины. Но  я  все  стал  понимать, насколько  я  был  сейчас  неправ  по о тношению  к  любви моей  Джейн. К  тому  же  желающей  стать  матерью  и  уже  беременной  от  меня. 

- Джейн - я  произнес  любимой, прильнув  немеющими   уже  ледяными  от  штормового  холода   губами  к  ее  с  золотой   сережкой  левому  уху - Джейн Слышишь  меня, любимая  - я  ей  прошептал  еле  слышно - Не  умирай, Джейн. Не покидай  меня. Нет. Не  здесь, Джейн. Только  не  здесь. Моя  ты, любимая  девочка. Не  умирай, прошу  тебя. Вспомни  нашу  любовь  и  нас  двоих. Нашу  постель  и  наше  тепло. Джейн, молю  тебя  не  уходи  - я  молил  ее  как  сумасшедший. Я  ревел  как  ребенок  и  причитал  о  любимой. Когда  она  снова  затихла  и  закрыла свои  умопомрачительные по  красоте  под  черными  бровями  латинки  панамки  черные  девичьи  глаза. 

- Джейн, Джейн. Не  надо, Джейн - я  как   умолишенный   повторял  ей, напевая  в ее  правое  у моих  оледенелых  еле  шевелящихся  губ  с  золоченой  круглой  сережкой  ушко - Не  оставляй  меня, любимая. Не  оставляя  одного  здесь  в  этом  океане.

  Джейн, вдруг  ожила  и  вцепилась  в  бортовые  леера  ограждения  правого  борта  нашей  яхты  обеими  руками. Она, сжимая  яростно  и  сильно  на  голых  загоревших, почти  черных  мокрых  и  холодных  от  океанской  штормовой  воды  руках  свои  пальчики. И, приподнявшись, сначала  посмотрела, молча  на  меня, как-то  жутко  и  таким  взором  своих  практически  черных, карих  как  у  цыганки  глаз. И, потом  уставилась  в  сам  бушующий  Тихий  океан.

- Мои  сестры – она  произнесла – Мои  сестры. Ты  видишь  их, любимый  мой. Мои сестры. Я  вижу  их. Своих  сестер. Они  придут  сюда. Придут  из  океана. За  мной, любимый  мой. Они  разлучат  нас. Они  нашли  меня, и  когда  я  умру, отнимут  тебя  у  меня. Разлучат  нас, с  тобой, на  совсем.

  Джейн  отпрянула  от  леерного  правого  борта  яхты. И  кинулась  в  мои  обьятья, заставляя  обхватить  ее  всю  и  прижать  к себе.

  Ее  те  карие  и  практически  черные, как  сам  этот  штормовой  бушующий  океан  были  какие-то  теперь  страшные  и  безумные. А  я  прижимал  ее  к  себе, обхватив  руками, и  не  отпускал  от  себя. Даже  решил, если  яхта  пойдет  сейчас  на  дно, то  только  с  ней  с  любимой  я  умру  вместе  в  этих  соленых  штормовых  волнах  и  уйду  на  океанское  дно. Но  не  отпущу  ее  от  себя  никогда. Даже  умирая. 

  Я  снова  стал  отползать  назад  все  ближе  к  самой  корме  яхты. Проползая  мимо  палубной  надстройки  и  высокой  качающейся  по  сторонам  с  радиоантенной  мачты, со  свисающим  над  нами  болтающимся  из  парусины  большим  парусом.  

  Я  прехватывал  Джейн, то  за  талию, то  за  ноги. Перекидывая  свою  правую  мужскую сильную  мускулистую  руку  через  широкую  женскую  с  полненькими  ягодицами  задницу, окаймленную  изящными  овальными  бедрами, обтянутую  плотно  резиной  тонкого  гидрокостюма. То  просовывал  промеж  девичьих  полненьких  ее  ляжек  в  прорезиненном  легком  облегающем  шидрокостюме. Подхватывая  то  за  одну  ногу, то  за  другую  в  районе  ее  одетой  там, в  шелк  полосатых  тугих  узких  от  купальника  плавок  промежности  и  лобка.

  Ее  легкий  для  подводного  плавания  костюм  просто  разваливался  на  ее  теле  и  расползался, обнажая  Джейн  ее  красивое  хоть  и  порядочно  измученное  и  избитое  девичье  нежное  загорелое  до  угольной  черноты  тело. Невероятно гибкое  и  красивое. Джейн  замерзала, и  я  прижимал  любимую  к  себе  и  к своему  живому  теплому  мужскому  телу, сам, расстегнув  свой  до  самого  низа  и  плавок, синий  с  черными  вставками  тоже  порядочно  уже  пострадавший  и  изодранный  обо  все  подводный  гидрокостюм.  

  Упала  при  сильном  сокрушительном  ночном  шторме  сама  температура. Было невыносимо  просто  холодно. Еще  этот  пратически  уже ставший  ледяным  сильный  штормовой  сбивающий  с  ног  шквальный  ветер.

  Нас  окатывали  с  головы  до  ног  шумные  ледяные  штормовые  волны. Прокатываясь  уже  своей  сплошной  массой  по  деревянной  лакированной  из  красного  дерева, выщербленной  и  изувеченной  палубе  тонущей  «Арабеллы». 

  Я, прижимая  к  себе  мою  Джейн, подполз  к  палубной  с  оконными  иллюминаторами  надстройке  и  посмотрел  внутрь  через  стекло  одного  из  окон. Там  была  вода. Внутри  и  внизу  яхты  была  уже  вода. У  самой  даже  выходящей  наверх  металлической  лестницы. Там  внутри  все  каюты  были  затоплены  уже  наполовину  в  воде.  Скоро  их  зальет  под  потолок. Вода  проникала  через   поврежденные  переборки  оторванного  носа  яхты  и  просто  заливалась  сверху  через  врехние  при  сильной  качке  образовавшиеся  в палубе  щели  и  отверстия. Вода  даже  видимо  уже  затопила  то т наш  носовой  тезнический  водолазный  с  оборудованием  отсек. Где  были  акваланги  и  другие  гидрокостюмы.

  Оставалась  еще  не  затопленной  сама  корма  нашей  круизной  белоснежной   яхты. Сам  двигательный  ее  пока  еще  отсек  и  возможно  часть  ближних  к самой  корме  пустых  жилых  кают. Оставалось  совсем  немного  до  финала  нашей  смертельной  любовной  трагедии.

 

                       Сквозь  тихоокеанский  шторм

 

   Было  уже  три  часа  ночи, и  темень  стояла  непроглядная. И  только  брызги  волн. И  штормовой  дождь. Гремели, громко  со  звоном  не  переставая, натягиваясь  и  ослабляясь  все  на  металлических  креплениях  нейлоновые  металлизированные  тонкие, но  невероятно  прочные  тросы  и  канаты. Сотрясалась  от  удара  океанских  штормовых  волн  вся  бортовая  оснастка  «Арабеллы». Сотрясался  сам  от  ударов  волн  ее  белый  изуродованный  корпус.  Вдали  сверкали  изогнутой  дугой  яркие  молнии, где-то  у  самого  горизонта  в самом  грозовом  штормовом  небе. Был  слышен  гром  и  воздух  сотрясался  от  его оглушительных  резких  ударов.

  Яхта  все  глубже  носом  зарывалась  в  воду  и  набегающие  на  нее  волны. Ее  крутило  вокруг  собственной  оси  из-за  болтающихся  сзади  в  воде  с  обломком  ее  оторванного  носа   парусов  кливеров. Что, почему-то  не  тонули, а  лишь  плавая  на  волнах, только  помогали  нырять  и  захлебываться  в  волнах  нашей  круизной  поврежденной  яхте, разворачивая  ту  постоянно, то  левым, то  правым  боком  к  щтормовой  большой  губительной  волне.

  Сейчас  как  раз  не  хватало  свинцовых  поясов  противовесов.

- «Вот  бы  сейчас  они  бы  пригодились» - подумал  я - «Можно  было  ими привязаться  к  леерам  ограждения».

   Но, они  остались  там, в  трюмах  яхты.

   Надо  было  снова  попытаться  подняться  на  ноги, но  и  сейчас  это  было  не  возможно. Яхту  крутило  в  океанском  водовороте. А  я  был  ранен  и  ослаблен. Да  и  Джейн  практически  уже  не  двигалась. Я  даже  не  знал  уже, жива  ли  она. Я  постоянно  встряхивал  легонько  ее, и  она  стонала  мне  в  ответ, запрокинув  мне  на  левое  плечо  свою  черноволосую  мокрую  от  воды  голову. Вьющиеся  и растрепанные  по  ее  плечам, спине  и  груди  длинные  волосы  облепили  Джейн  ее  искалеченное  мужскими  здоровенными  кулаками  в  ссадинах  и  синяках  смуглое  загорелое  милое  личико. Практически  голая  с  торчащими  черными  сосками  ее  полненькая  в  ровном  плотном  загаре  девичья  грудь  в  распахнутом  безрукавом  женском  гидрокостюме  акваланга  еле  заметно  дышала. И  я  прислушивался  к  ее дыханию, прижавшись  краем  своего  заросшего  рыжеватой  щетиной  мужского  лица  к  ее  женскому  лицу, слыша  ее  тяжелое  то  редкое  уже  дыхание  с  большими  перерывами. 

  Моя  любимая  запрокинула  вверх  свою  с красивой  ямочкой  на  подбородке  голову  и  положила ее  мне  на  левое  плечо. Она   не  двигалась  совсем, а  только  смотрела  на  меня, не  отводя  своего  пристального  обреченного  рокового  погибельного  и  страдальческого  женского  взгляда  черных  глаз  от  моего  лица. Словно  пытаясь  запомнить  его  таким  навсегда. О  чем  она  тогда  думала  в  тот последний  свой  момент  жизни, как  женщины  и  человека  мне  не  известно.

  Она  смотрела  на  меня  в  мои  синие  русского  моряка  влюбленные  такие  же  мужские  преданные  глаза. А  я, смотрел  на  плавающие  в  штормовых  бурлящих  волнах, те  чертовы  топящие  нас  паруса  кливера. Этот  чертовы  кливера  были  смертельным  балластом  и  нашим  смертным  приговором, как  и  ранение  моей  любимой  Джейн  Морган. Но «Арабелла», как  и  моя  Джейн, упорно  сражались  со  смертью  за  свою  жизнь. В  любимой  моей  красавице  Джейн  еще  теплилась  жизнь. И  она  жила  ради  меня. Я  теперь  знал  это. Она  смотрела  на  меня  и  не  желала  умирать. Несмотря  на  простреленное  свое  девичье  сердце, что  еще  каким-то  невероятным  чудом, билось  в  этой  полненькой  трепыхающейся  в  тяжелом  дыхании  женской  загоревшей  до  угольной  черноты  на  тропическом  солнце  груди. Невзирая  на  свои  раны, кровоточа, но  работая  в  этой  красивой  девичьей  груди  в  ручейках  соленой  ледяной  штормовой  воды. Под  теми  ее  черненькими  вверх  так  всегда  сексуально  торчащими  сосками.

- Любимая - я  прошептал  ей  в  ее  миленькое  ушко  под  спутанными  мокрыми  черными, как  смоль  вьющимися  волосами. Что  сползали  прилипшими  к  ее  телу  вниз. По  ее  оголенным  плечам  и  узкой  в  легком  изорванном  акваланге  девичьей  спине. Ее  избитое  в  синяках  милое  личико  было  прикрыто  теперь  чуть  ли  не  полностью  ими.

  Я, привязанный  снова  тугой  и  прочной  нейлоновой  от  канатов  и  тросов  веревкой  за  правый  борт  «Арабеллы», отпустившись  левой  рукой  от  лееров  ограждения, острожно  и  ласково, убрал  ее  те  волосы  с ее  лица  по  сторонам.

- Нам  надо  переждать, этот  чертов  шторм. Я  не  брошу  тебя  ни  за  что. Ни  за  что, слышишь, моя  ты  красивая  девочка - я  шептал  моей  любимой  и  целовал  ее  в  мокрые  захолодевшие  и  замерзшие  девичьи  щечки.

  Джейн  молчала. Повернув  ко  мне  свое  то  искалеченное  ударами  мужских и  женских  кулаков  своих  мучителей  палачей, отекшее  в  синяках  личико. Она  просто, прижалась  ко  мне  всем  телом. И  только, смотрела  на  меня, смотрела  в  мои  синие  глаза  своими  черными  как  ночь  печальными, теперь  измученными  девичьими  глазами, видимо  предчувствуя  скорый  тоже  конец.  

  Она  смотрела  на  меня, и  еле  произнесла, выдавливая  из  себя – Любимый  мой. Ты  должен  жить.

  И  я  вдруг  откуда-то  услышал  сквозь  сам  шторм  и  шум  ветра  слова  той  Горьковской  цыганки  Рады – Ой, Лойко, погублю  я  тебя. Ой, погублю.

  Это  говорила  цыганка  Рада  своему  избранному  и  влюбленному  в  нее  любовнику  цыгану  Лойко  Забару. Я  увидел  ее, невероятно  красивую  в  цыганской  одежде  и  так  похожую  на  мою  Джейн. Она  также  как  и  Джейн  смотрела  на  меня  такими  же  черными  цыганскими  своими  потрясающей  красоты  девичьими  глазами, не  отводя  своего  губительного  любовного  взора  широко  открытых  теперь  не  моргающих  совершенно  глаз  от  меня. Эти  убийственно  красивые  гипнотические  ее  глаза  были  моей  смотрящей  на  меня  Джейн  Морган. Они  смотрели  на  меня  из-под  золоченого  с  рубином  венца  и  короны. Джейн  теперь  так  сильно  похожая  на  танцовщицу  египтянку Тамалу  Низин  из  ресторана  «МОРСКАЯ  МИЛЯ»,  прямо  передо  мной, развевая  свои  вьющиеся  по  штормовому  ветру  смоляные  черные  длинные  волосы, извиваясь  дикой  песчанной  змеей. Она  умопомрачительно  крутила  своим  загорелым  с  круглым  пупком  голым  животом, виляля  своим  овалами  загорелых  бедер  голых  полностью  ног. Вилля  из  стороны  в  сторону  широкой  женской  и  полненькой  ягодицами  задницей, под  сверкающим  бисером  и  монетами  поясом, прикрепленной  к  нему  легкой  парящей  шелковой  вуалью. Сверкая  из-под  нее, узкими  плавками, подтянувшими  с  промежностью  ее  волосатый  лобок  промеж  голых  загорелых  девичьих  ляжек. Мелькая  коленями, икрами  и  голенями. Загорелыми  маленькими  красивыми  девичьими  тупнями  скользя  прямо  по  водной  черной  глади. Извиваясь  бешеным  воздушным  зеем  драконом. И  уже  без  самого  такого  же  золоченого  танцевального  костюмированного  в  комплекте  к  плавкам  и  поясу  лифчика. Соврешенно  практически  голая. В  золоте  красивых  сверкающих  украшений. Сережек  в  ушах  и  браслетов  на запястьях  рук. Она  была  полностью  сейчас  гологрудая  и  сотрясала  ей, мелькая  перед  моим  лицом  чорными  торчащими  возбужденными  сексуально  сосками. Вся, быстро  кружась  в  ветреном  и водном  дождевом  вихре  торнадо   в  пальмовой  скользкой  смазке  и  лоснясь  гибким  голым  в  ровном  плотном  идеальном  загаре  женским  танцовщицы  живота  телом. Жаждущая  неистовой, страстной  и  бурной, как  сама  бушующая  штормовая  буря  любви. Звеня  музыкальными  чашечками  сагатами  и  танцуя  свой  беллидэнс, танец  любви  и  живота  прямо  по  бушующим  штормовым  волнам. Показывала  мне  в  сам  штормовой  океан. И  зовя  с  собой  куда-то  вдаль  в  штормовом  ветре  и  в  губительных  волнах, Джейн, как  морская  дирада  или  нимфа  Посейдона  сводила  своей  красотой  меня. Где-то  в  воздухе  стучали  звонко  и  гулко  барабаны, выла  восточная  флейта  и  лилась  восточная  громкая  музыка. Но  это  была  не  она. Нет  не  она. Это  был  мой  болезненный  от  ранений  и  жара  бред. Я  закрыл  свои  глаза  и  потом  открыл  их. Никого. Только  волны  и  шторм, да  гудящий  ветер.

  Я  покрутил  по  сторонам  своей  головой  и  не  увидел  никого. Это  был  просто бред  раненого  и  тоже  порядочно  измученного  человека. Я  тоже  умирал, как  умирала  моя  Джейн. Отсюда  были  и  эти  видения.

- Любимый – я  услышал  рядом  с  собой  голос  моей  девочки  Джейн – Ты  должен  выжить. Должен. Он  не  хочет, а  я  хочу.

   Но  то  был  не  ее  уже  голос. Вернее, ее, но  Джейн  не  говорила  совсем. Она  лишь  лежала  и  смотрела  на  меня. Не  отрываясь, ни  на  минуту. От  моих  русского  моряка  синих  глаз.

   Моя  любимая, смотрела  на  меня  каким-то  уже  угасающим  взором  смертельно  раненой  и  любящей  меня  безумно  преданной  в  любви  женщины.

- Кто  он, любимая? – я  спросил  ее, но  Джейн  сейчас  молчала.

  Потом  я  опять  услышал  свое  имя. Нежно, любовно  и  ласково.

- Володенька – я  снова  услышал  ее  голос, но  откуда-то  со  стороны  из-за  борта  яхты  и  в  самом  штормовом  воздухе.

- Любимая  тише, молчи – произнес  я  ей, сам  не  понимал, кто  это  говорит  со мной. Но  ответил – Я  буду  делать  все  возможное, чтобы  спасти  нас  обоих.

   «Арабеллу»  закрутило  сильно  сейчас, из-за  оторванных  нейлоновых  канатов  с  кливерами  в  штормовой  бурлящей  воде. И  подставило  нарастающим  штормовым  бушующим  волнам  боком. Она  стала  вообще  неуправляема. Надо было  к  ее  рулям. К  двигательной  винтовой  с  пятилопасными  на  валах  установке  пропеллерами  во  втором  трюме. Я  как  моряк  и  машинист  торгового  корабля  понимал  это  как  никто  другой.

  Надо  было  запустить  двигателя  «Арабеллы»  и  обрезать  мокрые  в  воде  тянущие  нашу  яхту  в  смертоносный  водоворот  с  куском  плавающего  на  волнах  носа  треугольные  парусиновые  кливера.

- Мы  все  исправим, Джейн - я  помню, сказал  ей - Все  исправим. И, переживем,  этот  чертов  шторм. Нам  надо  только  добраться  до  рулей,  любимая  моя. Только  до  рулей - говорил, помню  я  ей, прекрасно  понимая, что  это, теперь  невозможно.

  Я  не  мог  оставить  Джейн  лежать, вот  так  на  палубе  умирающую  и  уходящую  от  меня  навечно  в  мир  иной. Я  видел, что  не  мог  помочь, теперь  своей  любимой. Не  мог  совершенно  ничем. Так  как  сам  не  в  силах  был  подняться  уже  на  ноги. Я  был, тоже  ранен, и  терял  кровь. Тоже, слабея. Я  ее  перевязал  опять, как  смог  своими  одервенелыми  руками  от  холода  и  пальцами. Я  остановил   саму  кровь, но  это  не  меняло  всего  погибельного  дела. И  я  ощущал  приближение  всей   этой  кошмарной  роковой  развязки. Я  и  сам  ожидал  своей  тогда   смерти  и  гибели  среди  океанских  штормовых  волн.

  У  меня  чудовищно  разболелась  вообще, снова  раненая  и  отбитая  армейским  кованым  ботинком  этой  твари  убитогй  мною  и  придушенной  военной  спецназовки  и  убийцы  Рэйчел  Минелли  правая  нога  в  довесок  еще  к  раненой  пулей  левой. И  держась  из  последних  сил  руками  за  бортовое  ограждение, я  молился  не  потерять  хотя  бы  в  этом  ледяном  штормовом  холоде  свое  сознание. Я  не  хотел  умереть  без  своего  сознания  почему-то. Так  говорят  легче, но… Я  просто  не  хотел  так  умирать. Я  хотел  все  помнить  до  последней  своей  гибельной  минуты. Я  ощущал, что  идет  воспалительный  процесс. И  возможно  даже  заражение  в  плотных  порванных  пулей  тканях  в  левой  ноге. Об  этом  говорила  нарастающая  в  моем  теле  температура.

  Жар  увеличивался, и  уже  не  было  никаких  сил. И  я  только  и  мог, что  держать  свою  любимую, прижав  к  себе  на  штормовой  заливаемой  водой  палубе.

  Я  не  мог, даже, теперь  встать, при  всем  желании  на  нее. Да, еще  при  таком, теперь  шторме. Нас, буквально  накрывало  ревущими  на  океанском  ветру  волнами. Сверху, откуда-то  с  черных  небес, летела  вода  проливного  дождя.

  Мы  были  полностью  в  воде. И  захлебывались  ей. Мало  того, теперь  обе  ноги  меня  не  слушались. Они  так  разболелись, что  я  готов  был  уже  сам  прыгнуть  в  океан  и  утопиться. Я  уже  сам  дико  стонал  от  этой  боли  и, просто  лежал  на  палубе  ослабленный  потерей  крови, со  своей  любимой, схватившись  немеющими  и  замерзающими  от  холодной  штормовой  воды  пальцами  за  леерное  ограждение  левого  борта  левой  рукой. Удерживая  Джейн  правой  рукой  лежащую  прямо  на  мне. На  моей  мужской  груди. 

  Мы, лишь  прижавшись, плотно  друг  к  другу, медленно  погибали  в  штормовом  беспощадном  Тихом  океане. Сопротивляясь  еще  кошмарной  бушующей  сокрушительной  и  беспощадной  стихии. В  своих  только  потрепанных  о  деревянную  выщербленную  бушующими  волнами  и  разбитую  силой  воды  из  красного  дерева  палубу  «Арабеллы»  прорезиненных  аквалангов  костюмах. Ударяясь  постоянно  обо  всю  болтающуюся, и  оторванную  вместе  с  нами  оснастку  нашей  погибающей  в  штормовых  волнах  яхты.

  Где-то  на  линии  горизонта  пробились  первые  лучики  солнца. В  прорыве  над  самым  горизонтом. Несмотря  на  непрекращающийся  дождь, стало  быстро  светать. Очень  медленно, разгоняя  страшную  штормовую  затянувшуюся  ночь.

  Сколько  было  времени, я  не  знаю.

  Джейн  просто  замерла  у меня  на  моих  обхвативших  ее  все  холодное  гибкое  тело  руках. Она  лежала  и  даже  не  шевелилась, но  была  еще  живая.

  Я  не  мог  теперь  даже  посмотреть  на  свои  подводные  часы. Моя  уже  порядком  застывшая  от  холодной  воды  рука, сжатая  пальцами  в  кулак, казалось, срослась  с  бортовым  ограждением  «Арабеллы». И  не  отпускала  то  ограждение  нашей  тонущей  мореходной  круизной  красавицы  яхты. Я  уже  не  боялся  ничего. Ни  смерти, ни  самого  даже  бушующего  все  еще  океана. Ни  самого  печального   и  жуткого  исхода. За  это  время  поменялось  столько  всего  во  мне. Я  испытал  и  счастье  и  горе. И  любовь  и  потери. Ненависть  и  радость, какой  не  переживал  еще  в  своей  жизни. Я  не  испытывал  ничего  такого, как  то, что  происходило  именно  сейчас  со  мной.

 

                                               ***

  Оторванные  кливера, словно, водили  за  нос, и  упорно  разворачивал  бортом  яхту  против  волны. И  «Арабелла», просто  медленно, но  верно, тонула  в  океане. И  мы  были  обречены. Мы, просто  тонули   вместе  с  нашей  «Арабеллой». Мы  смирились  со  своей  участью.

   Не  знаю, сколько  было  времени, но  было  точно  утро. И  я  уже  не  думал  ни  о  шторме, ни  о  времени. Я, вообще, тогда, только  думал - «Умереть  так  вместе. Вместе  со  своей  любимой» - думал  я  и  целовал  ее. И  не  мог  насладиться  ее  холодеющими  от  потери  крови  и  океанской  в  брызгах  воды  полненькими  губками. Так  страстно  не  так  давно  целовавшими  меня  ночами  напролет.

  Это  было  моим  доказательством  моей  страстной  последней  любви  к  любимой. Было  такое  ощущение, что  этого  кто-то  теперь  хотел  и  даже  требовал  от  меня  лично.

  Боль  в  ногах  немного  стихла, но  сильный  жар  в моем  всем  теле  не  проходил.  

  Это  говорило  о  том, что  ничего  хорошего.

  Джейн, целовала  меня, но  уже  не  так, как  могла  бы  целовать  и  делать  это   раньше. Как-то  слабо  и  уже  не  по  живому. Она  умирала. То, приходя  в  себя, то  теряя  сознание. Ее  лихорадило  от  холода  и  конвульсий. Она, то  уходила, то  возвращалась  обратно, что-то  произнося  как  молитву  или  заговор  кому-то. Толи прося  кого-то, о  чем  то. Но  то  был  не  я  совсем, а  кто-то  другой. Она, словно просила   у  кого-то прощения, шепча  что-то  как  заклинание. Я  услышал  слова,  прости  меня  отец. Прости  заблудшую  свою  влюбленную  в  человека  дочь. Словно  заговаривая  саму  водную  штормовую  стихию. Успокаивая  ее  и  подчиняя  себе.

  Было  дико  холодно  в  бушующей  океанской  воде. Под  несмолкающим разрывающим  все  диким  штормовым  ветром  и  проливным  дождем, я  увидел  одинокого  парящего  над  самой  кромкой  волн  альбатроса. И  не  спускал  с  него  глаз. Альбатрос  громко  кричал, будто  провожая  нас. Это  Небесный  ангел, я  решил, прилетевший  за  нашими  погибающими  в  штормовом  океане  душами.

- «Неужели  конец?» думал  я - «Вот  так, и  именно  здесь? Вот  здесь, Владимир  Ивашов, матрос  русского  торгового  флота. Здесь  посреди  океана. И  этот  одинокий, как  и  я, залетевший  так  далеко  в  штормовой  океан  альбатрос, последнее  в  жизни, что  я  увижу. Увижу  рядом  со  своей  любимой, погибающей  в  океане, как  и  я  красвицей  латиноамериканкой  любовницей  Джейн».

  Я  остановил  кровь  у себя  и  у моей  Джейн, но  это  ничего  не  меняло. Мы  все равно  оба  погибали. Просто  тонули  в  Тихом  океане.

  Яхта «Арабелла», медленно  уходила  на  многокилометровое  дно, хоть  и  не  сдавалась  стихии. Но  океан  поглощал  ее  всю  и  целиком, как  и  нас  двоих. Меня  и  мою  двадцатидевятилетнюю  любовницу  и  любимую  Джейн  Морган. Дэниела  Морган  он  уже  поглотил. Он  поглотил  яхту «Черный  аист»  со всем ее  бандитским  гангстерским  сволочным  экипажем, капитаном  Джей.Ти. Ситом  и  спецами  военными  морскими  котиками  и  людьми  мистера  Джексона. Теперь  была  за  нами  двумя  очередь. Океан  никого  никогда, если  хочет  заполучить, ни  за  что  не  отпустит. Он  теперь  хочет  меня. Мою  Джейн  и  нашу  яхту,   белоснежную  корпусом  потрепанную  как  мы  яростным  сокрушительным  штормом  красавицу «Арабеллу». 

   Джейн  смотрела  на  меня  пристально, своими  черными  любовницы  глазами. Не  отрываясь  ни  на  минуту. Она  молчала  и  только  смотрела  не  в  силах  оторвать  свой  взгляд. На  отекшем  избитом  в  синяках  девичьем  лице. Глазами  обреченными  и  наполненными  преданной  любви  и  печали. Она  смотрела  в  мои  синие  глаза, так  ею  любимые  русского  моряка  глаза. И  я  понимал, что  теряю  самое  ценное  в  своей  беспутной  жизни. Теряю  то, что  уже  не  будет  никогда. И  я  считал, что  лучше  смерть  с  любимой. Пусть, даже  посреди  Тихого  океана. Чем  дальнейшая  вот  такая  моя  никому  не  нужная, никчемная  бесполезная  жизнь.

  Лежа  своей  головой  у меня  на  груди, Джейн  смотрела  на  меня. Смотрела  на  меня  и  вдруг  закрыла  глаза.

- Джейн! Джейн! - помню, закричал  я  сквозь  ураган  и  шум  бушующих  штормовых  волн – Джейн! Миленькая  моя! Любимая! Открой  свои  глазки, миленькая  моя  девочка! Смотри  на  меня! Держись  за  меня!

  Я  чувствовал, как  сам  отключался, глотая  соленую  воду. От  этого  растущего  во  мне  смертельного  воспалительного  жара. Я  из  последних  своих  мужских   сил, прижимал  раскрытой  пальцами  и  немеющей  от  потери  крови  ладонью, и  запястьем  руки  гибкую  девичью, как  у  русалки  или  восточной  танцовщицы  талию  моей  ненаглядной  Джейн. Прижимал  мою  раненую  и  уже, практически  бесчувственную  Джейн  к  себе. Я  держал  ее, как  только  мог, и  думал, если  тонуть, то  только  с  ней.

  Я, плакал  как  ребенок  и  целовал  ее  в  губы. В  избитые  в  синяках  черненькие  от  плотного  ровного  загара  девичьи  щечки. И  умолял, смотреть  на  меня  и  держаться. Помню, я  перехватил  правой  рукой  с  талии  Джейн  под  ее  правую  ногу, подтягивая, выше  и  ближе  к  себе. Помню, как  ощутил  там  под  ее  легким  изодранным  ее  палачами  легким  подводным  гидрокостюмом  меж  ляжек  женских  ног  внутри  узких  стянутых  туго  лямочками  на  бедрах  плавках, подтянутый  девичий  волосатый  лобок. Меж  ее  обессиленных  холодеющих  тех  ног  ее  черненькие  половые  губки.

  Я  словно  дикий  зверь  сорвался  в  полном  отчаянии. Не знаю, что  это  было? Толи  уже  доходил мой  предел  всего  моего  дикого  погибельного  отчаяния, толи… Но  я  стал  целовать  ее  в  распахнутом  том  гидрокостюме  девичью  полненькую  в  полосатом  купальинка  лифчике  грудь. Кусая  торчащие  через  лифчик  соски. И  правой  рукой   и  пальцами  массажирвоать  половые  те  прямо  через  резину  костюма  половые  губы  женского  влагалища. 

  Она  не  дышала  и  ее  сердце, похоже, не  билось. 

- Девочка, моя  любимая! – причитал  я  как  сумасшедший  или  одержимый. Целуя  запрокинутую  перед  моим  лицом  женскую  в  полосатом  купальника  окровавленном  лифчике   грудь.

  Пропустив  правую  руку  промеж  девичьих  полненьких  раскинутых  в  стороны  ляжек  делал  это…  ощущяя  как  проникал  внутрь  того  девичьего  раскрытого  пальцами  влагалища. 

- Не  уходи  от  меня! Не  умирай!  - я  громко  кричал  ей, боясь  ее  потерять.

  Я, своими  пальцами  правой  руки  массажируя, старался  расшевелить  и  разогреть  любимую. Привести  старался  ее  в  живое  сознательное  состояние. Вывести  из  бессознательного  мертвого  состояния. Я  прекрасно  знал, что  это  еще  один  метод  привети  женщину  в  сознание  и  память. Равно  как  и  довести  до  крутого  оргазма. Правда, ранее  никогда  таким  не  занимался. Это  простите  медицина. Послединй  можно  сказать  такой  вот  способ  спасение  человека. Вы  такого, возможно, не  знали  и  не  знаете,  не  проходили  на  уроках  спасения  человека, а  вот  я, да. Приходилось  переживать  и  такое  в  моей  жизни.

  Это  самое  эрогенное  и  самое  чувствительное  и  жаркое  место  у  человека. Особенно  у  самой  женщины. Природа, скажем. И  я  стремился  привести  ее  снова  в  чувства. Вывести  из  смертного  погибельного  оцепенения. Предствляете  такое. Яхта тонет  в  штормовом  океане, и  надо  бы  молиться  и  готовиться  к своей  смерти, а  я  делаю  это. Невзирая  на  дикий  шторм, и  на  то, что  уже  солнце  встает  над  горизонтом  и  светает. Я  ничего  этого  не  вижу. Ничего. Я  делаю  только  массаж  полового  органа  своей  погибающей  любимой  женщины. Целую  девичью  моей  двадцатидевятилетней  латиноамериканки  южанки  любовницы  заледенелую  и  практически  не  дышащую  грудь  с  торчащими  через  ее  полосатый  мокрый  купальник  черными  сосками. Кусаю  их, остервенело  в  жарком  страстном  любовном  состоянии  и  делаю  ей  там  своей  правой  рукой  массаж  внутренних  стенок  женского  влагалища. Видя, что  этого  мало  и  плохо  помогает. Я  бросаю  это  делать  через  костюм  изорваного  женского  распахнутого  акваланга. Запустив  свою  правую  руку  внутрь  его  и  в  сами  полосатые  женские  купальника  плавки, через  волосатый  Джейн  Морган  лобок, уже  делаю  пальцами  тот  массаж  в  прямом  контакте. Забрасывая  ее  левую  полненькую  бедром  и  ляжкой   ногу  на  себя, я  не  жалей  сил  делаю  ей  разоргрев  все  половой  промежности, чуть  ли  не  запустив  туда  всю  свою  целой  кистью  мужскую  руку. Словно  своим  членом.

  Не  судите  меня  строго. Я  боролся  за  ее  жизнь, как  и  она  за  мою. И  методы  были  тогда  все  идеальны  и  хороши. 

  Я  сам  в  жаре  разлившемя  по  моему  телу  и  в  бреду  больного  и  умирающего  сладостно  целовал  и  страстно  заледеневшие  избитые  полненькие  полуоткрытые  губки  моей  девочки  Джейн. Переходя  своими  губами  к  ее   избитому  кулаками  садистов  и  палачей  отекшему  смуглому  моей  любовницы личику. Целовал  черненькую  загорелую  под  перепутанными  мокрыми  волосами  девичью  тонкую  засмоленную  до  черноты  жарким тропическим  солнцем  шею. Соскальзывая  вниз  с  девичьего  подбородка  с  красивой  ямочкой  вниз  опять  к  Джейн  полненькой  трепыхающейся  перед  моим  лицом  и  губами  в  плотном  ровном  темном  загаре  груди. Целовал  эту  грудь  каждую  в  отдельности. Целовал  женские  молодые  красивые  в  загаре  Джейн  Морган   открытые  моим  жарким  поцелуям  плечи. В  ожогах  и  глубоких  ссадинах  и  ранах. Вдыхая  ее  с  наслаждением  женский  запах  мокрого  истерзанного  мучителями  и  палачами  тела. Запах  такой  приятный  для  меня. И  сексуальный. Приводя  меня, не  смотря  ни  на  что  в  любовный  восторг.

- Девочка  моя, очнись! Очнись! - я  кричал  на  весь  штормовой  океан  - Джейн, моя  любимая! Услышь  меня!  Услышь! Джейн! - кричал  я, глотая  летящую  мне  прямо  в  лицо  соленую  холодную  воду  Тихого  океана - Я  ни  за, что  не  брошу  тебя! Я  умру  вместе  с  тобой! Но, не  брошу!

  Я  уже  не  обращал, ни  на  что  внимание. Даже  не  ощущал  самой  океанской  штормовой  качки. И  дикого  сокрушительного  ветра. Брыз  дождя. Воды, летящей  через  нас.  Я  упивался, снова  неистовой  любовью. Любовью, последней  к  моей  любимой  и  прижавшейся  в  смертной  уже  агонии  моей  любимой. Не  смотря  ни  на  какую  свою, тоже  слабость  и потерю  крови. Я  целовал  ее  и  вдыхал  все  ароматы  ее  мокрого  и  соленого  от  океанской  бушующей  воды  женского  тела. Тела  моей  любимой  красавицы  брюнетки   и  мулатки  из  Панамы  Джейн  Морган.

   Джейн  дернулась, простонав,  и  зашевелилась. Ее  карие  практически  черные  девичьи  открытые  глаза  ожили, и  она  глубоко  все  своей  нежной  полненькой  заледенелой  и  загорелой  грудью  задышала.

  Она  улыбнулась  мне  еле  щаметно  и  произнесла  еле  слышно - Ты, даже, сейчас  остаешься  таким, какой  ты  есть  на  самом  деле, любимый  – произнесла  она  вдруг  мне. Приходя  вдруг  в  себя  и  чувствуя  мои  проникающие  замерзшие  от  холодной  воды  мужские  пальцы, шевелящиеся  под  ее  лобком  в  ее  промежности  чрез  плавки  и  внизу  гидрокостюма, промеж  своих  неподвижных  полненьких  раскинутых  в  стороны  ног, ощущая  мужскую  массажирующую  ее  жаркое  страждущее, всегда  любви  влагалище  мою  правую  руку.

- Любимая! - прошептал  я, радостно  ей, прижавшись небритой  правой  мужской  щекой  к  ее  миленькой  облепленной  прилипшими  черными  локонами  волос  женской  левой  щечке.

  Джейн  пришла  в  себя. Я  смог  таким  вот  образом  привести  ее  в  чувство. Она вернулась  ко  мне  оттуда, откуда  вернуться  сложно  или  вообще  невозможно. И  куда  мы, буквально  летели  по  штормовым  волнам.

- Я  не  чувствую  своих  ног - помню, произнесла, мне  еле  слышно  она - Что  это, любимый? Я, ничего, там  уже  не  чувствую. Что  с  моими  ногами?  Они  какие-то не  такие  сейчас. Я  была  без  сознания? Да? - я  еле  разобрал  те  ее, сквозь  шум  ветра  и  волн  в  предсмертном  шепоте  вопросы. И  слабые  слова.

  Я  тогда  ничего  не  понимал. Я  радовался  Джейн  пробужению. Такому  внезапному  и  считал  это  своей  заслугой.

- Я  умерла, да? - она  произнесла  мне, прижавшись  своим  лицом  к  моему  лицу.

- Не  говори, так, любимая - произнес  я  ей, прижавшись  колючей  небритой  щекой  к  ее  девичьей  щеке - Не  говори  так, слышишь  меня. Не  говори. Я  буду  до  конца  с  тобой. Я  умру  сам  ради  тебя, любимая  моя.

  Тот  воспалительный  болезненный  жар, что  во  мне  был, вдруг  исчез, но…

  Вдруг  я  загорелся  весь  жарким  ярким  сексуальным  огнем. Весь  и  все  мое  мужское  еле  живое, истерзанное  о  палубу  яхты  в  шторме  раненое  в  обе  ноги  тело. Я  просто  весь  вспыхнул, и  то  жаркое  пламя  охватило  все  части  моего  прикованого  к  палубе  яхты  тела.

  Джейн  была  со  мной  рядом, и  я  должен  был  привести  ее  в  полностью  живое  состояние. Раз  у  меня  уже  это  получалось. И  только  я  мог  это  сделать. Я  захотел  внезапно  самой  любви. Наверное, все  было  в  бессознательном  сейчас  диком  полуобморочном  бреду.

  Я, расстегнул  свой  изорванный  о  палубу  гидрокостюм  до  самого  низа. Когда  ощутил, как  у  меня  в  моих  там  плавках  поднялось  все, что  только  могло, подняться, и  пошел  разогрев  меня  самого. Я  достал  свой  детородный  орган  и  проник  им  в  промежность  моей  Джейн, и  мы  слились  снова  воедино  здесь  на  тонущей  «Арабелле». Я  прижал  свою  любимую  к  себе  и  насадил  ее  на  мой  детородный  торчащий, как  металлический  стержень  половой  детородный  возбужденный  орган. А  она, обхватив  меня  своими  ногами  первернулась  нам  не  и  села  верхом. И  это  была  моя  ожившая  внезапно  и  каким-то  странным  образом  Джейн  Морган. Она  сбросила  с  себя  свой  легкий  прорезиненный  изорванный  водонепроницаемый  легкий  костюм, оголившись  до  пояса, и  полуобнажилась, раскинув  свои  в  стороны  полненькие  женские  изящные  ноги.

  Я  даже  уже  не  знаю, кто  это  был. Джейн  или  не  Джейн  тогда. Все  это происходило  в  самой  летящей  через  нас  обоих  океанской  ледяной  штормовой  воде. Ее  тело  выгибалось  на  мне  в  разные  стороны, извивалось  кругами, сидя  на  моем  члене  и  елозило  то  вверх, то  вниз. Джейн  Морган  делала  это  сама. Но  это  была  не  Джейн  Морган. Но, кто?!

  И  признаюсь, я  увидел  нечто. Не  саму  как  бы  любимую  мою  Джейн. А  что-то совсем  иное. И  это  иное  занималось  со  мной  страстной  дикой  звериной  любовью. Оно  само  овладело  мной  и  слилось  в  диком  неуправляемом  любовном  сексе. И  я  не  знаю, видение  ли  это  было  смертное  в  смертном  бреду, мое  или  нечто  большее, чем  сама  даже  смерть. Это  нечто  извивалось  дикой  зеленой  морской  невероятно  гибкой  змеей. Как  вилась  в  танце  живота  моя  любовница  Джейн. Вились  его  длинные  щупальца  как  Джейн  те  с  звонкими  музыкальными  сагатами  девичьи  загорелые   руки  по  сторонам  превращенные  в  рыбьи  большие  плавники. Я  прижимал  к  себе  нечто  вышедшее  из  самого  штормового   океана  и  занимался  с  этим  дикой  страстной  любовью.

  Не  знаю, сколько  времени  это  все  длилось. Но…

  Вдруг  исчезло  все. Сам  шторм  и  сам  бушующий  смертоносный  океан. И  я  увидел  свой  далекий  Владивосток  и  себя  еще  совсем  молодым. Я  курсант  военной  морской  академии. Я  подводник  офицер, и  я  на  подводном  ракетном  cкоростном  охотнике  К- 335 «ГЕПАРД», проекта  971У «Щука-Б». Я  увидел  свою  родную  мать  и  отца. Все  службу  в  Советском  Флоте. Это  все  пронеслось  сплошным  реактивным  потоком. Вся  моя  разом  жизнь. И  вот  я  уже  русский  моряк  умершего  СССР  и  в  период  перестройки, и  демонтожа  страны  в  90х. Где  я  продолжаю  свою  работу  в  гражданском  интернациональном  флоте.  Живу, как  могу…точнее   выживаю. Иностранные  порты, приблудные  развратные  путаны, где  я  приобретаю  хороший  полезный  опыт  страстного  сексуального  любовника. Пьянки  и  драки  в тех  иностранных  портах, снова  любовницы  женщины  разных  мастей  и  рас. Портовые  матросские  рестораны. И  я  не  такой  уже  как  был  раньше. Я  изменился  и  стал  другим. Таким  же  приблудным, как  бродяжий  уличный  пес. Никому  не  нужным, и  навсегда  брошенным. Нет  давно  моих  родителей. Нет  жены, нет  детей. Кто  я! Живущий  сам  себе. Без  счастья  и  любви. Потом  судно  с  хлопком  «КАTHARINE  DUPONT», и  курс  в  Китай. Пожар  в  океане  и…   Не  то  женщина, не  то  некое  морское  в  рыбьей  скользкой  сверкающей  чешуе  змееподобное  существо  верхом  на  мне  и  сношается  со  мной  с  неистовым  остервенением, раскинув  свои  в  стороны  ноги  плавники. У  нее  женское  человеческое  миловидное  лицо  и  черные  гипнотические  не  моргающие  совершенно  глаза  под  изогнутыми  дугой  тонкими  бровями. Ее  покрытые  некой  морской  зеленой  тиной  длинные  извиваяющиеся  змеями  и  колечками  как  у  Джейн  волосы, невероятно  длинные  и  мокрые  свисающие  из-под  золотой, на  той  голове  сверкающей  красивым  посередине  рубином  венца  и  короны, облепляют  все  ее  тело. Плечи, спину. Ее  большая  красивая  идеальная  такая  же, как  у  Джейн  грудь  качается  перед  моим  лицом, голая, и  с  торчащими  возбужденными  перед  моими  губами  сосками. Ее  такие  же  совершенно  голые  в  зеленой  слизи  руки  с  перепончатыми  длинными  пальцами  сейчас  лежат  у  меня  на  моей  мужской  голой  груди. Они  на  запастьях  в  золотых  красивых  сверкающих  браслетах. А  длинные  острые  на  утонченных  пальцах  этой  нимфы  и  демона Тихого  океана  ногти   или  скорее  даже  черные  когти, вонзаются  в  мое  тело, кожу  и  плоть. Царапают  ее  и  рвут  до  жуткой  боли. Но  мне  нравится  все  это, и  я  пихаю  все  глубже  свой  детородный  член  в  ее  женскую  глубокую, как  бездонный  океан  вагину. Я  хочу  ее! Хочу  от  нее  детей!

  Гремит  бушующий  дикий  в  океане  шторм, и  сверкают  молнии, и  грохочет  яростно  гром.

 - На - ги- са!!! – слышится  чей-то  громогласный  и  сотрясающий  все  пространство  мужской  голос  и  раздается  он  в  моей  голове –Где  ты, Нагиса?! Моя  блудливая  и  беспокойная  дочь  океана!

- Посейдон! -  слышится  в  ответ  женский  голос  - Отец  мой! Я  возвращаюсь  к  тебе!

  Этот  громкий  как  раскаты  штормового  грома  и  молний  женский  голос  раздается  в  моей  голове  и  уносится, куда –то  далеко  в  безбрежный  Тихий  океан.

  Я  вижу  снова  воду, громадную  океансую  штормовую  волну. И  эта  волна  летит  через  меня. И  она  вдруг  срывает  ее  и  уносит  эту  странную  толи  женщину, толи  некое  морское  чудовище  куда-то  вместе  с  собой. Она  растворяется  в  той  соленой  океанской  штормовой  волне  и  воде  и  покидает  меня. Она  как  некий  знак  дурного  предзнаменования. Кто  она? Кто? Нет! Не  может  быть! Это  сама  вода  и  сам  океан  хочет  меня!

  Что  это? Бред  или  посмертное  видение?

  Я  вдруг слышу  сигнал  SOS! Отчетливо  и  четко. Он  летит  в  эфире  над  волнами  и  самим штормом, тот  сигнал  о  спасении  терпящих  бедствие  в  штормовом  океане. Снова  раздается, громкое  - SOS!  И  следом  через  несколько секунд  и  еще  несколько  раз  подряд  - SOS!   

  Сигнал  подает  наша  яхта «Арабелла». Это  я  его  включил  за  тем  винным  в  главной  каюте  секретным  шкафом. Там  внизу  в  том  тайном  отсеке  работает  компьютер  и  выдает  постоянно  сигнал  о  местоположении   нашей  болтающейся  по  волнам  терпящей  бедствие  избитой  и  искалеченной  волнами  круизной  большой  мореходной  яхты. Изменение  в  ее  маршруте  и  точку  координат  бедствия. Вопрос  только  в  том  слышать  ли  его, хоть  кто-нибудь  в  этом  открытом  огромном  штормовом  океане.

  Меня  обдало  ледяной  мощной  налетевшей  штормовой   волной   и  мотануло  по  самой  деревянной  лакированной  яхты  палубе, и  я  открыл  свои  глаза.

  Я  привязанный  нелоновым  канатом  к  леерному  бортовому  ограждению  правого  борта. Я  на  тонущей  по-прежнему  яхте  «Арабелла». Но  нет  рядом  моей  любимой. Порвана  прочная  металлизирвоаная  верека, что  связывала  нас  двоих, которой  я  напоследок  обвязал  себя  и  Джейн. Но  Джейн  Морган  нет.

- Джейн! – я  закричал  как  полоумный – Джейн! Где  ты, любимая! Джейн!

  Я  вдруг, очнулся  и  пришел  в  себя. Джейн  была  рядом  со  мной. Джейн  пришла  тоже  в  себя. Вышла  из  смертного  шокового  своего  коллапса. Она  еще  была  странным  образом  живой. Я  видел  это. Ее  глаза  дергались, и  веки  под  черными  изогнутыми  тонкими  бровями   дергались  вместе  с  глазами.

  Неожиданно  Джейн, повернув  свою  чернявую  девичью  голову, прижалась  разбитыми  в  кровь  губками  к  моим. И  смотрела  на  меня, не  моргая  черными, как  ночь  печалью  наполненными  неразделенной  любовью  на  искалеченном  девичьем  отекшем  от  побоев  лице  красивыми  под  черными  бровями  в  черных  ресницах  глазами.

  Она  молчала.

- Ты  кричал – произнесла  еле  слышно, мне  она –Ты  потерял  меня. Я  еще  здесь, любимый. Я  с  тобой.

- Джейн, любимая - прошептал  я  ей. Прижавшись  своими  онемевшими  от  холода  губами  к  девичьему  маленькому  уху. К  ее  смуглой  загорелой  щечке. Под  прилипшим  вьющимся  чернявым   височным  длинным  спускающимся  вниз  по  тонкой  шее  до  самой  ее  нежной  и  трепетной  девичьей  груди  локоном. Своими  холодеющими  от  воды  и  потери  крови  мужскими  любовника  губами. Прикасаясь  к  золотой  колечком  маленькой  сверкающей  сережке.

- Джейн, миленькая  моя, очнись. Не  уходи  от  меня  любимая - я  шептал  ей - Мы  спасемся. Вот  увидишь, спасемся. Скоро  кончиться  этот  чертов  шторм, и  мы  спасемся, миленькая  моя. Посмотри  Джейн  рассвет! Вон  там  над  самым  горизонтом! Там  солнце! Это  наш  рассвет! Он  наш, Джейн!

- Это  ненадолго, любимый  - она  мне  произнесла - Они  придут  сюда. Мои  сестры  океана. Их  послал  за  мной  мой  отец.

- О  чем, ты  говоришь, Джейн? -  я  произнес  ей – Какие  еще  сестры, и  какой  еще  отец.

- Я  не  хочу  вот  так  просто  умереть, потому, что  потеряю  тебя, любимый мой, но  уже  скоро  все  кончиться. Ничего  нельзя  изменить  уже - я  услышал  из  девичьих  заледенелых  молодых  вдадцатидевятилетних  уст  моей  латиноамериканской  умирающей  любовницы  красавицы. И  Джейн  добавила  опять  – Уже  скоро.

 

                                               ***

   «Арабеллу»  накрывало  волнами.

   Одна, за  одной.  Яхта  просел  в  воде, и  уходила  под  воду, все  еще  ныряя  носом  в  бурную  волну. Вода  была  у  самого  оградительного  леерного  уже  борта.  Волны  перекатывались  сплошными  волнами  через  нас  двоих  и  через  палубу  из  красного  дерева. Заливая  яхту  через  верхние  люки  и  надстройки. Бушующая  океанская  штормовая  холодная  вода  заливала  каюты  и  коридор. Продолжая  заливать  все  помещения  внутри  «Арабеллы». Камбуз  и  душевую  с  туалетом  и  все  жилые  и  нежилые  каюты. Заливала  нижние  трюмы  нашей  яхты. И  «Арабелла»  тонула, захлебываясь, как  и  мы  беспомощно  в  волнах. Вода  заливалась  через  люки  технического  с  водолазным  оборудованием  трюма  и  двигательной  установки. Незакрытые  все  двери  и  переборки  в  корпусе  нашей  гибнущей  яхты, топили  ее  практически  на  ровном  киле. Оторванные  мокрые  кливера  упорно  тащили  «Арабеллу»  к  неминуемой  гибели. И  нас  вместе  с  ней.

  Волнами  нас  уносило  все  дальше  от  затонувших  останков  черной  гангстерской  яхты  мистера Джексона. И  мы  не  могли  ничего  поделать, только  ждать  окончания  своей  скорбной  участи.

  Это  был  наш  конец. Конец  двоих  влюбленных  в  открытом  океане.

  Наша  яхта  «Арабелла», потеряла  носовые  паруса. И, теперь  ее  накрывало штормовыми  волнами. Все  рушилось  на  глазах.

   «Арабелла»  тонула  в  Тихом  океане  за  тысячи  верст  и  миль  от  любой  суши, и  за  сотню  верст  от  тех  гибельных  каменистых  островов.

  Все  нейлоновые  с  металлической  сердцевиной  троса, натянутые  под  весом мокрых  кливеров  и  плавающих  далеко  за  бортом, теперь  по  носу  нашей   яхты, разворачивали  постоянно  нашу  «Арабеллу»  бортом  против  волны, и  яхту  заливало  целиком. «Арабелла»  была  обречена, подымаясь  и  падая  на  огромных  океанских  волнах.

  В  корпусе  по  бортам  и  па  палубной  жилой   надстройки  были  разбиты  все  оконные  волнами  иллюминаторы, и  вода  беспрепятственно  заливалась  внутрь  яхты.

  Яхту  швыряло  как  скорлупку  по  бурлящим  и  бушующим  штормовым  волнам, и  она  была  совершенно  неуправляема.

  Падая  и  взлетая  на  волну. Казалось  под  самое  штормовое  утреннее  небо, и  быстро  падая, как  в  водную  черную  бездонную  пропасть.

  Я  прижимал  заледеневшее  в  холодной  воде  тело  Джейн  к  себе. Сам,  прижимаясь  спиной  к  правому  борту  яхты. Ухватившись  лишь  левой  рукой  за  леера  бортового  ограждения, а  правой  прижимая  холодное  тело  моей  женщины  на  заливаемой  водой  палубе. Прижавшись  плотно, друг  к  другу. Мы  были  не  разделенные, даже  морской  стихией. Под  пролетающими  над  нами  брызгами  бушующих  океанских  соленых  волн. И  качающейся  высокой  единственной  мачтой  нашей  «Арабеллы». Под  приспущенными  и  обвисшими, почти  до  ее  из  красного  дерева  палубы, изорванными  неуправляемой  морской  стихией  парусами. Вокруг  кружили  стаями  кричащие  громко  альбатросы. Эти  морские  птицы  способны  были  невероятно  далеко  залетать  в  сам  океан. И  вот  громко  и  жутко  крича, парили  над  самыми  волнами  и  вокруг  нас. Рядом  с  ее  длинной  тонкой  антенной, что  выдавал  сигнал  SOS! В  автоматическом  аварийном  режиме   с  радиорации  в  компьютерном  отсеке  за  винным  разбитым  в  дребезги  шкафом. В  перевернутом, вверх  дном  и  залитом  до  потолка  уже  океанской  соленой  холодной  штормовой  водой  главной  каюты  «Арабеллы». 

   Сигнал  бедствия. Он, не  смолкая  без  перебоя  и  остановки, давно  работал  еще  запущенный  мною  до  моей  спасательной  вылазки  на  «Черный  аист». 

  Значит, мне  не  показалось  ранее, так  и  есть.

  Он  сработал. Сработал  наконец-то. И  я, словно  проснувшись, услышал  этот  звук, словно  через  саму  залитую  океанской  водой  палубу. Отчетливое  SOS!   

  Возможно, я  уже  умирал, но  услышал  его  с  тем  жутким  видением, и  пришел  в  себя. Я, услышал  его  со  всех  сторон, громко  и  четко, сквозь  грохот  неуправляемой  бушующей  стихии. 

  Одинокий  альбатрос, отбившись  от  своей  стаи, закружился  над  тонущей  яхтой, что-то  прокричал  и  снова, сорвавшись  с  высоты, полетел  над  штормовыми  волнами  океана, куда-то  вперед  и  вдаль  к  самому  горизонту  и  яркому  встающему  там  солнцу.

  Жар  в  моем  теле внезапно  прошел. Чему  я  был  странным  образом  удивлен.

  Я, внезапно  и  опять, подумал  о  рулях  «Арабеллы»  и  двигателе  в  техническом  двигательном  отсеке  нашей  тонущей  яхты. Можно  было  бы  все-таки  попробовать  еще  раз  запустить  пропеллеры  ее  и  встать  у  рулей. Сделать  еще  одну  хоть  ползком, но попытку. Включить  гидронасосы  на  откачку  воды, запустив  электрогенераторы  внутри  судна. Даже, невзирая  на  воду, что  внутри  его  уже  трюмов.

  Я  повернул  еле  свою  мокрую  замерзшую  от  ледяной   штормовой  воды  назад  голову. И  понял, что  все  бесполезно. Теперь  уже  точно.

  Волны  разбили  рули  управления. Они  не  вращались  как  раньше  по  сторонам. Штурвалы  стояли  на  одном  месте. Это  говорило  о  том, что  их  заклинило. Вероятно, разбило  и  все  управление  двигательной  установкой. Это  был  реальный  теперь  конец. Оставалось  только  ожидать, когда  «Арабелла»  пойдет  ко  дну.

  Я  тогда  посмотрел  вверх  на  нашу  скрипящую  над  нашими  головами   качающуюся  высокую  мачту, уронившую  свои  большие  с  правого  борта  главные  из  парусины  паруса  до  самой  воды, которая  уже  была  почти  у  самых  почти  оградительных  бортовых  лееров  яхты. Нос  корабля  с  палубой  был  уже  под  водой. 

  Но, «Арабелла»  не  сдавалась. Ее  с  топливом  для  двигателей  запасные  полные  горючим  вдоль  бортов  внтури  большие  баки  не  давали  яхте  быстро  тонуть, сохраняя  ее  плавучесть. Они  были  полны  горючего. Спасибо  Дэинелу. Он  их  залил  доверха  еще  на  тех  рыбацких  тропических  островах.

  Тихий  океан, словно  измывался  над  нами. Казалось, этому  шторму  не  будет  конца. Казалось, океан  играл  нами  как  кошка  с  мышкой, проверяя  нас  на  выносливость. Этот  дикий  шторм  не  был  таким  коротким, как  тот  на  том  песчаном  мелководном  коралловом  покрытом  пальмами  атолле. Где  было  мое  с  Дэниелом  и  моей  красавицей  Джейн  пристанище.

  Где  моя  крошка  Джейн  влюбила  меня  в  себя. И  где, первый  раз  мы  сошлись  в  единении  нашей  близкой  самой, наверное, страстной  безумной  любви.

  Я, почему-то  снова  увидел  тот  ночной  атолл. Увидел, купающегося  у  борта  «Арабеллы», и  смеющегося  все  еще  живого  и  радующегося  самой  жизни  двадцатисемилетнего  латиноамериканца  Дэниела. И  ее  мою  двадцатидевятилетнюю   смуглянку  брюнетку  красавицу  латиноамериканку  его  сестренку  Джейн, вышедшею  ко  мне  из  теплой  той  воды. Почти   нагую. В  том  белом  узком  донельзя   купальнике. Мою  обворожительно  красивую  морскую  нимфу  и  русалку. С  гибкой  как  восточная  танцовщица, словно  выточенной  из  темного  мрамора  фигурой, покрытой  ровным  плотным  темным  солнечным  тропическим  загаром. Жаждущую  меня  и  моей  любви. В  стекающей  по  ее  красивому  как  у  морской  Богини  телу  морской  соленой  воде.

  Я  словно  сейчас  терял  свой  человеческий  уже  рассудок. Перед  своей  смертью.

- Джейн! Моя  Джейн! Единственная  и  любимая  - я  произносил  ее  имя  в  бреду  и  вслух, не  слыша  сам  себя.

  Я  тянул  к  Джейн  Морган  свои  руки  и  улыбался  ей, желая  обнять  свою  любовницу  и  подргу.

- Ты  позвал  меня, любимый – я  услышал  вдруг  ее  голос  и, снова  пришел  в себя.

  Она  так  и  смотрела  на  меня  практически, не  моргая  и  прижавшись  лицом  к  моему  лицу. Ее  лицо  было  другим. На  нем  не  было  синяков  и  ран. Ни  отеков. Джейн  была  другая. Было  все  это  странным. И  она  по-прежнему  обнимала  меня  за  шею  и  смотрела  на  меня, пристально  и  не  отрываясь  от  моих  синих  мужских  глаз. Ее  женские  те  черные  как  бездна  океана  красивые  глаза  просто  сверкали  странным  каким-то  неземным  огнем. Я  думал, мне  мерещится  уже  все  это, как  и  многое, что  я  видел  до  этого.

  У  меня  был  снова  растущий  сильный  жар. Во  всем  теле. И  болели  снова  обе  раненые  ноги. И  ими  уже  не  мог  пошевелить. И  то, что  я  сейчас  видел,  возможно, тоже  от  жара  и  бреда. Но  на  лицо  одной  женщины  почему-то  накладывалось  лицо  другой. Лица  раздваивались  в  моих  полуобморочных  глазах. Там, где  было  лицо  Джейн  была  другая. Та  женоподобная  морская  сущность  по  имени  Нагиса.

- Уже  утро, любимая - произнес, помню, я  ей, выйдя  из  того  бредового  очереденого  болезненного  полусмертного  состояния, когда  лицо  той  Нагисы  исчезло.

- Я  знаю, любимый  мой  Володя  - произнесла  по-русски  Джейн – Скоро  все  решиться. Уже  скоро.

  Джейн  закрыла  свои  глаза, прижавшись  своей  черноволосой  головой  к  моей  голой  груди.

- Джейн, любимая. Помощь  уже  идет - проговорил  я, еле  выговаривая, чуть  ли  не  по  слогам  слова. Выдавливая  их  из  себя  с  силой. Я  был, похоже, опять  в  полусмертном  бреду. Не  ведая, что  мы  были  невероятно  далеки  от  торговых  транспортных  путей. И  помощи  просто  не  будет. И  наши  сигналы  бедствия  нас  не  спасут. Оставались  уже   считанные  минуты  до  окончательной  гибели  яхты  «Арабеллы». И  все, конец…

- Она  скоро  прейдет  к  нам, милая. Нужно  только  подождать. Нужно, только  подождать, милая - повторял  я, прекрасно  понимая, что  нам  не  вырваться  из  смертельных, теперь  лап  этого  водяного  кошмара.

  У  меня  могло  быть заражение  крови  и  неизвестно, когда  я  снова  потеряю  свое  сознание  и  даже  окончательно  рассудок. Надеюсь, быстрее  все  же  утону.

  Я  прижал  ее  снова  плотно  к  себе  правой  своей  рукой. Чувствуя, как  она  выскальзывает  из  моих  онемевших  и  одервеневших  замерзших  пальцев. Я  подхватил  снова  ее  промеж  девичьих  ног. И  ухватившись  за  одну  из  ляжек  Джейн. Перехватывая  через  полненькую  ягодицами  ее  женскую  задницу, подтащив  Джейн  тело  на  себя. Я  захотел  снова  согреть  ее  своим  теплом. Хоть  как-то. Я  не  понимал  тогда, почему она  тяжело  и  смертельно  раненая  до  сих  пор  еще  была  жива. И  ее  миленькое  девичье  личико  уже  не  такое  как  было  до  этого. Ни  синяков, ран, ни  гемотом, ни  отеков. Загадочным  образом  сверкающие  странным  глубинным  огоньком  черные  глаза. И  кто  такая  та  Нагиса. Да  мне  и  не  нужно  было  это  даже  знать. Я  рад  был  тому, что  видел  перед  собой  мою  красавицу  и  любовницу  Джейн. Джейн  Морган. Я  надеялся  на  помощь  и  спасение, отчетливо  слыша  сейчас  в  своей  голове  сигналы  SOS!, идущие  из  недр  нашей  еще  тоже  чудом  держащейся  на  волнах  тонущей  обреченной  на  гибель  яхты. Они  громким  гулом  уже  отражались  в моей  жаром  страданий  наполненной  голове.

  Рука  пальцами  вновь  остановилась  у  ее  женского  лобка  и  промежности. Я  сжал  свою  правую  полуонемевшую  пальцами  руку, подхватывая  за  это  место  и  левую  ляжку  Джейн. Я  подтянул  мою  любимую  вверх  к  себе, как  только  возможно  ближе. Она  сползала  постоянно  вниз. 

  Для  меня  теперь  главным  было  не  отключаться  и, не  терять  свое  сознание  от этого  чертового  холода  и  ледяной  штормовой  воды. От  не  прекращающейся  ни  на  минуту  жуткой  в  ногах  боли  от  двух  ранений. И  этого  кошмарного  гула  в голове.

  Я  замерзал, замерзала  Джейн. Нам  требовалось  тепло.   

  Я, подтянулся  еще  раз, еле-еле  на  левой  примерзшей  к  ограждению  борта  руке, прижавшись  к  ним  мокрой  в  воде  растрепанной  выгоревшими  русыми  волосами  головой. Чувствуя  и  ощущая  холод  перильного  бортового  железа.

  Кроме  того, я  боялся  вообще  даже  закрыть  свои  глаза. Я  боялся  того, что  может  снова  случиться  то, что  я  тут  увидел, уже  между  жизнью  и  смертью. То,  что  произошло  со  мной. Толи  видение, толи  предсмертный  кошмар. Кто  это  был  или  была? Так  похожая, на  мою  умирающую  вот  уже  так  долго  смертельно  раненую  Джейн? Что  занималась  со  мной  тут  любовью  и  царапала  ногтями  мне  мою  грудь. Нимфа  и  дриада  океана, или  вообще, кто? С  именем  Нагиса?

  Я  боялся  ее  возвращения, сам  ничего  не  понимая, что  вообще  сейчас  происходило. Даже  если  это  был  бред  сумасшедшего  и  раненого. То  я  не  хотел  больше  этого  бреда. При  всех  удовольствиях, что  получил  и  даже  желал.

  - «Нагиса. Кто  это? Кто  ты  такая? Дочь  океана? Демон  глубин?»- Я думал –«Тебя  звал  Посейдон  своей  дочерью» - эта  странная  болезненная  как  и  мой  нестерпимый  уже  жар  во  всем  теле, мысль  одолевала  мое  сознание –«Ты  красивая  Нагиса. Но  Джейн  мне  дороже».

  Я, сейчас  борясь  сам  с  собой, думал  об  этом. Я  умру  только  с  ней  и  с  этой  яхтой.

 

                                                ***

   Мы  оба  лежали  уже  в  самой  ледяной  штормовой  воде, и  мы  готовились  к  смерти. Я  прижимал  Джейн  к  себе, как  мог  не  чувствуя  теперь  своей  правой  руки. Как  и  практически  примерзшей  и  не  разжимающейся  к  бортовым  леерным  ограждениям  правого  борта  пальцы  левой  руки.

  Мы  оба  умирали. И  умирали  почему-то невероятно  долго. Наша  эта  странная смерть  невероятно  долго  затянулась. Это  я  понимал, но  не  мог  всего  тогда  обяснить. Все  должно  было  уже  давно  закончиться, а  не  длиться так  мучительно  долго.

   Джейн  умирала. Но, умирала, почему-то  долго. Как  и  я  сам. Что  это  было  такое, я  не  мог  тогда  знать  и  понять. И  со  мной  происходило, тоже, самое. Наша  кровь, тогда  вытекая  из  нас, смешалась  и  исчезла  с  лакированой  выщербленной  палубе  из  красного  дерева  «Арабеллы». Она  впитывалась  в  палубное  дерево, протекая  сквозь  щели  досок, и  частично  смывалась  волнами  в  сам  океан.

  Время, казалось,  внезапно  затормозилось. Или  замерло  только  для  меня  одного. Это  происходило  только  со  мной  или  с  Джейн  также?

  Начало  казаться, что  даже  штормовые  волны  двигаются  медленней  в  самом  океане   и  черные  облака  тоже. Даже  летящие  водяные  ледяные  по  воздуху  в ветре  капли  пролетают  медленнее  мимо  моего  лица.

  Что  это  было, я  не знаю. Наверное, уже  уходила  сама  сейчас  моя  жизнь. Но  уходила  очень медленно  и  крайне  долго  как  в  замедленном  до  предела  кино.

   Мы  должны  были  уже  погибнуть, но  что-то  тогда  нас  еще  держало. Держало  на  этом  свете. Что-то. Что-то  необъяснимое  и  подводило  к  решающему  финальному  концу.

  Что-то  происходило  необычное  и  не  совсем  вероятное. И  со  мной  и  с  моей  Джейн. И  даже  самой  яхтой  «Арабеллой».

  Там  внизу под  нами  должна  была  быть  уже  целая  стая  голодных  акул, жаждущих  скорой  поживы.

  Этот  адский  долгий  шторм. Эта  долгая  смерть  нас  обоих  и  гибнущая  так  долго  в  волнах  изуродованная  стихией  избитая, но  еще  плавающая  на  волнах,  каким-то  неизвестным  чудом  наша  круизная  большая  яхта. Не  желающая,   никак  тонуть  и  идти  на  дно  в  объятья  самого  Посейдона. Что  это  вообще  тогда  было? Но  я  ощущал  всем, чем  только  было  еще, можно  было  ощутить, что  финал  всего  этого  был  уже  близок. Подходила  сама  быстрая  и  скорая  развязка. Но  меня  уже  это  тогда  не  пугало. Мне  было  в  тот  момент  все  уже  едино  и  все  равно. Я  смирился  с  судьбой. Я  и  так  ничего  не  видел  хорошего  в  своей  уже  порядочно  долгой   жизни  и  как  русского  моряка  и  как  живого  человека. И  это  все, что  я  сейчас  имел, было  вот  здесь  и  в  моих  руках  и  объятьях. Пусть  не  так  долго, но  я  жил  полноценной  счастливой  жизнь. С  любимой  девочкой  моей  Джейн  Моргна  и  ее  родным  братом  Дэниелом. И  этот  отрезок  такого  интересного  моего  времени  заканчивался  трагически  и  вот  на  этом  этапе  моей  жизни. С  этой  тонущей  в  Тихом  океане  яхтой  и  с  красавицей  латиноамерианкой. И  для  меня  уже  не  было  важным, чтобы  хоть, кто-то  помнил  меня  или  хотя  бы  узнал, где  я  погиб  и  как  погиб. Мне  не  нужна  была  даже  чья-то  горькая  по  мне  скорбь. Чьи-то  пролитые  слезы. Ведь  я  всю  свою  сознательную  жизнь  прожил  один  без  семьи  и  детей. Так  получилось. Ведь  не  я  один  такой  в  мире. Но  вот  с  такой  красивой  и  трагической  судьбой  только  я.

  Джейн  была  все  еще  в  сознании. Она, то  теряла  свое  сознание, то  вновь  возвращалась  обратно.

  Она  лепетала  в  бреду  про  каких-то  своих  сестер  из  океана. Она, то  закрывала свои  надолго  латиноамериканки  южанки  черные  красивые  глаза, то  открыв  их,  смотрела, не  отрываясь  на  меня, ловя  каждый  мой  жест  лица  и  движение  моих  синих  русского  моряка  глаз. Точно  пытаясь  запомнить  все  это  посмертно  и  навечно.

  И  казалось, это  будет  длиться  вечно  и  не  закончится  никогда.

  Еще  было  и  такое  ощущение, как  сейчас  помню, хоть  это  все  можно  смело  назвать  бредом  будущего  покойника  утопленника, что  за  нами, кто-то  наблюдал  со  стороны  и  держал  на  этом  свете.

  Мы  должны  были  давно  уже  быть  мертвыми, но  мы  не  умирали.

  Я  сейчас  даже  не  могу, вспомнить  сколько  раз  я  приходил  в  себя  и  уходил   из  себя. И  снова  приходил. И  так  всю  ночь  до  самого  рассвета. В  состоянии  бесконечного  повторения. Как  на  заевшей  пластинке. И  этот  без  конца  звенящий, сейчас  в  радиоэфире  из  нашей  утопленной  там  внизу  внутри  радиорубки  сигнал  о  помощи  и  спасении  SOS! Приводил  своим  громким  сотрясающим  все  простраство  вокруг  гулом  меня  в  сознание. И  я  видел  ее  смотрящие  пристально  и  не  моргающие, рассматривающие  меня  любимой  странные  уже  какие-то  с  огоньком  чего-то  иного  девичьи  влюбленные  глаза.

Глаза  какие-то  уже  не  совсем, такие  как  раньше. Хоть  и  измученные  пытками  палачей, но  уже  какие-то  другие. Не  совсем, похожие, на  глаза  моей  Джейн  Морган. Словно  на  меня  смотрела  другая  уже  Джейн  или  другая  женщина.

Которой  я  не  знаю. Такая  же  измученная  и  израненная, но  совершенно  иная. Из  иного  мира, похожая, на  эту  нимфу  океана  с  именем  Нагиса. С  которой, казалось  мне  я  был  давно  уже  знаком. С  момента  своего  рождения  и  позднее, когда  был  военным  моряком  Советского  флота. И  позднее, когда  ходил  по  океанам  в  качестве  простого  механика  и  машиниста  на  грузовых  торговых  кораблях. Мне  сейчас  даже  казалось, что  я  с  этим  именем  был  знаком  даже  в  тех  портовых  забегаловках  для  моряков  и  ресторанах. Я  видел  эту  женщину  среди  уличных  городских  путан. Множества  своих  самых  распутных  и  развращенных  любовниц.  

- «Нагиса  это  и  есть  Джейн. А  Джейн  это  Нагиса» - прозвучало  в  моей  голове  из  неоткуда.

- Нет…Джейн  - я  произнес  еле - еле – Нагиса. Как  такое  вообще  может  быть?!

- Что, любимый - Джейн  произнесла  мне, очень  тихо.

  Ее  черные  как  самая  темная  ночь  красивые  девичьи  глаза  сверкнули  опять, каким-то  странным  почти  незаметным  ярким  глубинным  ледяным  огоньком. Словно  она  и  ждала  этого. Моего  пробуждения  и  осознания, что  Джейн  и  есть  она  Нагиса. И  все  время  здесь  растянулось именно  для  всего  этого.

  И  она, дотянувшись  до  моих  губ  своими  замерзшими  губами, снова, поцеловала  меня, тогда  в  мокрые  холодные, почти  мертвые  губы. Жадно  и  страстно. Я  помню  это  до  сих  пор. Как  и  все, что  было  тогда  со  мной. И  в  этом  поцелуе  было  столько  любви!

  И  такое  было  уже  ощущение, что  это  все  уже  не  реальное  и  не  настоящее. Какое  то, придуманное, кем-то  или  чьим-то  бредовым  сознанием. Словно  в  каком-то  очень  реалистичном  практически  живом  сне.

  Я  думал, это  все  уже  наступает  мне  конец, вот  и  мерещится  всякое. Я  и Джейн, вот  реальность  и  мы  лежим  оба  в  холодной  штормовой  воде. Яхта  тонет  и  нам  конец. Обоим  конец. И  вряд  ли  придет  вообще  помощь. Если  и  придет, то  мы  уже  будем  на  дне  океана  под  многокилометровым  слоем  самой  воды. И  станем  пищей  всевозможным  морским  тварям.

- К  черту  все - произнес  я.

- Что, Володя? – она  опять  спросила  меня  на  русском  языке, тихо, прижимаясь  ко  мне, насколько  ей  позволяли  теперь  ее  силы.

- Ничего, моя  любимая  - произнес  я  ей  ели  выговаривая  слова, своим  еле  шевелящимся  ртом –Все  хорошо. Все  хорошо, Джейн. Все  хорошо.

- Сколько  сейчас  время? - я, вдруг, услышал  из  ее  еле  шевелящихся  губ.

- Не  знаю, любимая - прошептал  я  Джейн  на  ухо - Не  знаю. Я  не  могу  оторвать  левую  руку  от  лееров  ограждения. Она, одервенела  и  как  примерзла. Пальцы  не разжимаются  совсем.

- Любимый - прошептала  тихо  Джейн. И  обхватила  меня  своим  руками  за  шею, словно  не  желая  меня  отпускать  от  себя, прижавшись  головой  и  своей  грудью  к  моей  груди.

- Знаешь, Джейн - произнес  я, стараясь  поддержать  ее  и  отвлекая  на  себя - Я  нашел  твое  вечернее  платье.

  Джейн  улыбнулась  и  прижалась  губами  к  моим  губам.

Там  внизу, где  сейчас  вода - я  произнес  Джейн -  Там  в  твоей  каюте. И  магнитофон  с  кассетами. Они  там  в  каюте.

- Пусть  остануться  там. Пусть  все  останется  там, любимый  мой – она  промолвила  мне  и  затерлась  своей черноволосой  мокрой  головой  о  мою  грудь, будто  ласкаясь  как  кошка. Она  глубоко  вдыхала  и  жадно  холодный  с  океана  штормовой  сам  воздух.

- Джейн - произнес  ей  я - Ты  так  и  не  одела  для  меня, то  свое  вечернее  платье. И  те  туфли, миленькая  моя  Джейн.

  Я  все  говорил  и  говорил. Еле  произнося  и  выговаривая, все  свои  слова  немеющим  малоподвижным  языком  и  сведенным  судорогой  от  холода  ртом. Прикусывая  свой  язык. Я  отвлекал  ее  и  себя  от  самого  теперь  худшего, думая,  что  так  будет  лучше.

  Джейн  приподнялась  на  своих  девичьих  руках. Ее  лицо  было  над  моим, и  все  волосы  с  ее  головы  упали  на  меня, накрыв  мою  чуть  ли  не  целиков  голову. Наверное, она  так  сделала  преднамеренно. Я  не  знаю. Она, словно, отгородила  так  меня  от  всего  вокруг. Отгородила  меня  собой. Зачем? Обхватив  снова  мою  шею  обеими  руками  и  припав  своим  лицом  к  моему  лицу. Джейн  принялась  целовать  меня. Практически  без  отдыха  и  передышки, не  отрываясь  от  моего лица.

 

                                Последняя  агония

 

  Она, не  переставая, целовала  меня. Сама  не  давая  мне  даже  сделать  того  же. Она  словно  прощалась  со  мной. Прощалась  навсегда.  Я  не  понимал  зачем? Ведь  мы  погибали  вместе. Я  так  думал  тогда  и  готовился  к  смерти, прижав  Джейн  к  себе. Своей  правой  полу  онемевшей  и  замерзшей  рукой. Левой  вообще  не в  силах  был  даже  пошевелить. Пальцы  точно  срослись  с  леерными  перилами  бортового  правого  ограждения, за  которые  я  не  отрываясь, практически  держался. Пальцы  скрючило  судорогой  от  ледяного  штормового  холода.

  Джейн  терлась  об  мое  лицо  своим  девичьим  молодым  красивым  смуглым  брюнетки  латиноамериканки  южанки  лицом.

    Я  ощущал, как  текущая  по  палубе  холодная  штормовая  вода  стремилась, теперь  утащить  нас  обоих  в  сам  открытый  океан. Она  словно  хватала  меня  за  мои  лежащие  на  палубе  ноги  и  тянула  к  себе.

  Я  прижимал  мою  любимую  женщину  к  себе. И  не  отпускал  ее  ни  на  минуту.

  Я  не  видел  ничего  вокруг, из-под  ее  моей  любимой  Джейн  раскинутых  поверх  наших  обоих  лежащих  в  воде  голов  чернявых  как  смоль  мокрых  и  прилипших  к  нашим  лицам  длинных  волос. Я  видел  только  уже  без  изьянов  и  травм  молодое  идеальной  красоты  любовницы  лицо, перед  собой. И  ее  красивые, смотрящие  на  меня  пристально  из-под  черненьких  девичьих  бровей, черные  как  ночь  глаза.  Жадно  пожирающие  меня  своей  дикой  хищной  любовью. Смотрели  практически  в  упор  в  мои  синие  ее  самого  верного  и  преданного  до  гробовой  доски  любовника  глаза. Своим  странным, не  моргающим  гипнотическим  взором  черных  потрясающих  по  красоте  глаз. Печальным  и  холодным  как  сам  бушующий  океан. Но  с  мерцающим  там  в  их  глубине  странным  алым  живым  чарующим  волшебным  огоньком.

  Джейн  последний  раз  как  пиявка  впилась  в  мои  ледяные  утопленника  мертвеца  мужские  губы, прощаясь  со  мной.

  Нас  накрыло  огромной  последней  штормовой  волной. И, «Арабелла», стала  уходить  под  воду.

 

                                              ***

  Шторм  вдруг  стих,  как-то  внезапно  и  быстро.

  Рассвет  разорвал  черные  ночные  штормовые  грозовые  с  ветром  и  ливнем облака. «Арабелла»  стремительно  падала  в  черную  бездонную  бездну. И  в  тот  же, момент  лицо  моей  Джейн  стало  растворяться  перед  моими  глазами.

  Все  вокруг  меня  заменил  какой-то  лилового  оттенка  яркий  теплый  свет. Свет, заменивший  лицо  моей  красавицы  Джейн. Ее  черненькое  от  загара  брюнетки  латиноамериканки  южанки  любовницы  смугленькое  личико. Ее  черные  бездонные  как  сама  штормовая  ночь  красивые  в  черных  ресницах  моей  любимой  глаза. Они, просто  исчезли  и  все…

  Все  заполнил  этот  странный  лилового  оттенка  свет. Такой  приятный, и  умиротворенный. Спокойный, наполнивший  меня  самого  целиком. Окутав  меня  целиком  своим  тем  ярким  свечением. Я  просто  завис  на  одном  месте  в  этом  лиловом  ярком  свечении  и  прямо  в  самой  воде. И  подо  мной  ничего. Только  пустота. И  океанская  огромная  бездна.

  И   там  где-то  внизу  подо  мной  изувеченная   штормом  круизная  яхта  «Арабелла»  уходила  стремительно  в  бездну  Тихого  океана. С  залитыми  под  самый  потолок  штормовыми  волнами   со  всеми  жилыми  отсеками  и  каютами. С  перевернутой  и  переломанной  каютной   дорогой  мебелью. Встроенными   шкафами  из  красного  дерева, кроватями, столиками, диванами  и  креслами. И, где-то  там, подо  мной  глубоко, на  глубине  в  несколько  километров, она, раздавленная  глубоководным  давлением, должна  была  упасть  в  свою  вечную  безымянную  могилу.

  С  работающими  еще  батареями  и   генератором  переменного  тока. В  самом  деревянном  с  поперечными  переборками  днище  яхты. В  самом  низу  корпуса. В  непроницаемых  для  воды  донных  отсеках  аккумуляторами, что  еще  подавали  ток  вверх, в  главную  гостиную  каюту  в  специальную  маленькую  секретную  комнату  за  винным  отодвигающимся  шкафом  из  красного  дерева, где  находилась  радиорация  и  компьютер  программного  управления  судном. Что  до  самого  последнего  подавал  свой  тревожный  и  безнадежный  сигнал  к  спасению SOS!, что  шел  из  самой  теперь  глубины Тихого  океана. Он  все еще  гулом  доносился  до  моих  ушей. С  той  торчащей  вверх  единственной  высокой  мачты  «Арабеллы», над  палубной  оконной  иллюминаторной  надстройкой. Качающейся  под  многотонным  напором, и  давлением  воды. И  ее  торчащей  вверх  длиной  антенны.

  «Арабелла»  падала,  со  всем  своим  бортовым  такелажем. Развевая  оборванными  парусами  под  водной  толщей. Гремя  стальными  креплениями  тросов  веревок  и  канатов  стремительно  летела  вниз.Это  все  доносилось  до  моих  ушей  из  той  глубины  куда  уносилась, падая  на  океанское  дно  наша  круизная  быстроходная  белоснежная  яхта. 

   Внизу  подо  мной  раздался  глухой  взрыв. Так  вот  там, где-то  в  глубине  океана, наша  яхта  «Арабелла», навсегда  попрощалась  со  мной. Я  ощутил  сильный   толчок, прямо  в  свою  спину. Сильный  толчок  из  самой  океанской  бездны. Толчок  самой  воды. Это  взорвались  топливные  баки  «Арабеллы». Там  в  ее  бортах, по  бокам  двигательного  отсека. Их  раздавило  глубинным  давлением,   выдавив  все  топливо, и  оно  должно  было  всплыть  на  поверхность. Горючее  более  легкое, чем  сама  вода, просто  вырвалось  из  разорванных  давлением  баков, разнося  белоснежные  борта  с  надписями  «Arabella»  круизной  большой  яхты  в  щепки. Сдетоннировали   от  давления  воды, все  один, за  одним  кислородные  баллоны, добивая  саму  окончательно  яхту, что  падала  на  дно  уже  по  своим  частям   под  собственным  весом  и  под  весом  своих  двигателей  с  валами  и  двумя  пятилопастными  пропеллерами. Теряя  свой  отвалившийся  большой  с  днищем  киль, якоря  с  цепями, штурвалы  и  прочее  оборудование  в  виде, разбитых  оконных  иллюминаторов, дверей, вырванной  силой  взрыва  и  воды  солнцезащитной  крыши  и  в  крошеве  обломков  из  досок  красного  дерева  верхней  палубы.

  Я  только  сейчас  почувствовал  и  понял, что  Джейн  уже  рядом  нет. И, что  я  завис  в  какой-то  пустоте, теплой  и  приятной.

  И  меня  окружил  яркий  мерцающий  свет. Он  был  везде  и  вокруг  меня.Этот  свет, был  лилового  оттенка. Такой  теплый, согревающий  меня  в  каком-то  невесомом  состоянии. Словно, не  в  самой  воде, а  в  зависшем  неподвижно  воздухе  без  какой-либо, качки  и  тряски. Свет  обволакивающий  меня. Полумертвеца  и   утопленника. В  изорванном  акваланга  гидрокостюме. Этот  лилового  оттенка  яркий  теплый  спасительный  свет, согревал  меня  и  мое  измученное  раненое  человеческое  тело.

- Джейн - я  произнес  в  эту лиловую  сверкающую  перед  моими  глазами  пустоту – Джейн – я  повторил  и  стал  слушать.

- Где  ты, Джейн?! -  я  уже  громче, произнес. И  голос  мой  странно  прозвучал. Как-то  необычно. Как  в  каком-то  пространстве. Уносясь  далеко  эхом  в  глубину  чего-то  непонятного  и  бесконечного. Такого  же  глубокого  как  сам  Тихий  океан.

  Я  протягивал  вперед  ослабевшие, почти  бесчувственные  свои  с растопыренными  пальцами  руки, надеясь  нащупать  ее  нежное  красивое, хоть  и  умирающее  женское  тело  любимой. Тело  моей  любимой  женщины. Тело  беременной  любимой. Джейн  говорила  мне, что  беременна  от  меня. И  вот  я  искал  и  моего  с  ней  ребенка. Но  никого  не  было  рядом  или  даже  близко  со  мной.

   Я  не  мог  двигаться. Я  просто  висел  над  бездной  океана. Один  окутанный  ярким  этим  лилового  света  мерцающим  живым  свечением.

  Был  слышен  шум  океана  и  крик  альбатросов  и  чаек. К  нему  примешивался  крик  дельфинов, где-то  невдалеке. Но, я  кроме  мерцающего  и  переливающегося  лилового  свечения  вокруг  себя  ничего  не  видел.

- Джейн! - я  уже  громче  произнес - Где  же  ты?! Джейн!

  Где-то  на  большом  отдалении  в  океане  послышался  шум  винтов  большого  скоростного  судна. Было  хорошо  слышно  хлопанье  тех  его  винтов, и  даже  шум  двигателей. Я  не знаю, что  это  был  за  корабль, но  он  шел  точно  сюда. И  шел  издалека. Через  весь  Тихий  океан. Возможно, тот  корабль  слышал  сигналы   о  помощи  SOS! В  звуковом  радиоэфире.

- Володя, любимый  - вдруг  я  услышал  голос  моей  Джейн. Ее  голос  был  чистый  и  ровный. И  говорила  она, моя  Джейн  на  чистом  без  какой-либо  помарки  русском  языке.

- Джейн, ты  где, Джейн, любимая? – я  произнес  ей  снова, всматриваясь  в  этот  мерцающий  ярким  живым  свечением  свет – Где  ты? Ты  живая? Живая, как  и  я? Или  мы  умерли?

- Мы  оба  живые, Володенька, любимый  мой! Ты  и  я!  – она  нежно  это  так произнесла, что  у  меня  заколотилось  мое  живое  человеческое  сердце.

- Но  ведь  мы  же  умирали, Джейн – произнес  я  ей  - Ты  умирала, Джейн.

- Умирала  Джейн. Не  Нагиса – произнесла  мне  откуда-то  из  света  любимая  моя  Джейн  Морган  - Спасая  тебя.

- Нагиса? – я  вдруг, содрогнувшись, спросил, вспоминая  то  чудо  и  ужас  штормового океана, что  я  лицезрел, сам  лично  в  том, как  казалось  мне  околосмертном  бреду. Когда  впервые  это  увидел  и  ту  любовь, длившуюся, как  казалось  недолго   совсем  между  нами. Но  я  слышал  ее  имя. И  думал  о  нем  и  этой  Нагисе. В  памяти  возникало  это  имя, но  я  отвергал  его  и  думал  только  о  своей  любимой  Джейн.

  Возникла  мертвая  тишина, и  я  продолжил.

- Значит, не  погибли – я  произнес, так  и  не  понимая, где  я, и  вообще  что  творится  вокруг  меня. Я  вообще  ничего  не  понимал. Я  просто  висел  в  лиловом  этом  сияющем  вокруг  меня  ярком  свете  как  в  самой  воде, и  не  понимал  ничего. Просто  понимал  одно. Из  огня  да  в  полымя.

- Но, где  же  ты, моя любимая? Я  хочу  увидеть  тебя  - я  произнес  ей.

  И  из  лилового  свечения  показалось  девичье  молодое   красивое  лицо. Лицо моей  Джейн  Морган. Ее  карие  практически черные, как  у  цыганки  Горьковской  той  Рады  глаза. Глаза  латиноамериканки  брюнет  мулатки  из  далекой  Панамы. Моей  восточной  рабыни  любви  танцовщицы  живота  и  пиратки  Энн  Бони. Моей  любовницы  и  будущей  матери  моего  ребенка  Джейн  Морган.

- Джейн, любимая - прошептал  тихо  ей  я, словно, боясь  чего-то, что  слышалось  где-то  уже  невдалеке  как  шум  нарастающих  волн. Как  зарождающийся  новый  штормовой  ураган. Он  опережал  звуки  идущего  сюда  какого-то  в  мою  сторону  судна.

- Я  не  твоя  Джейн, любимый  мой  - она  мне  произнесла – Но  я  все  это  время  была  с  тобой. Я  берегла  тебя  в  океане  и  заботилась  о  тебе. Защищала  от  гнева  своего  отца. Я  Нагиса. Я  давно  полюбила  тебя   и  всюду  и  везде  была  с  тобой.  Присматривала  и  оберегала. Чем  прогневала  своего  родного  отца  Посейдона  из-за  любви  к  смертному. 

  Меня  обожгло  как  палящим  всепожирающим  страшным  огнем. Вот  почему  я  ощущал  всегда  и  видел  везде  чье-то  стороннее  какое-то  загадочное  рядом  присутствие. Сколько  раз  я  мог  погибнуть  и  в  этих  чертовых  припортовых  ресторанах. В  драках  из-за  уличных  женщин  и, попадая  в  разные  пьяные  безбашковые  переплеты  за  границей. Однажды  даже  защищая  танцовщицу  живота  саму  Тамалу  Низин  от  желающих  изнасиловать  молодую  египтянку  красавицу. Я  тогда  вообще  легко  отделался, лишь  царапинами. А  нападающих  просто  что-то  унесло  куда-то  в  вихре  сильного  ветра  торнадо. И  потом  их  нашил  растерзанных  в  клочья  в  разных  частях  Гон-Конга. Я  тогда  считал  это просто  Божественным  провидением  и  везением. А  выходит, вон  оно  как!     

- Нагиса, а  Джейн – я  произнес  ей, пораженный  новым  кошмаром.

- Джейн  нет, как  нет  ее  брата  Дэниела, как  яхты  «Арабелла» - произнесла  мне  морская  русалка  Нагиса - Нет  борта  ВА 556, «Черного  аиста»  и  самих  морских  гангстеров  - Есть  только  этот  океан  и  я, твоя  любимая  Нагиса.

   Внутри  меня  все  разом  взорвалось  и  оборвалось, как  при  горном  обвале. Как  при  взрыве  ядерного  на  атомной  лодке  реактора.

  Вдали  раздался  громкий  многоголосый  женский  смех  и  звонкий   девичий  такой  же  лепет. Голоса  стремительно  приближались.

  Лицо  Джейн  исчезло  в  лиловом  ярком  мельтешащем  свете.

- Нам  пора  прощаться, Володенька, мой  любимый. Они  пришли  за  мной  - я  услышал, вдруг  перед  собой  снова  ее  голос.

- Кто  пришел, любимая? - произнес  тихо  я  ей.

  Откуда-то, из  пустоты  и  из  лилового  яркого  свечения  самой  воды  передо  мной  прозвучал  ее  голос – Мои  сестры. Сестры  океана. Их  за  мной  прислал  мой  отец. Я  беглянка  из  родительского  дома. Он  хочет  вернуть  обратно  свою  дочь  Нагису. Я  обманула  его, спасая  тебя  в  океане.

  Я  так  ни  черта  еще  всего  до  конца  не понимал. Да  и  не  верил  еще  всему, хоть  и  был  ошарашен  происходящим  и  панически  напуган  и  удивлен.

- Какую  еще  Нагису? Причем  тут  Нагиса? Джейн, любимая! Где  ты?! – я  в  панике  стал  биться, кричать  и  звать  ее - Я  не  вижу  тебя! Джейн! Не  уходи, где  ты, Джейн! Ты  говорила  мне, что  хочешь  от  меня  ребенка! Ты  говорила, что  беременна!

  Я, вдруг, ощутил  в  губы  ласковый  нежный  поцелуй. Поцелуй  из  самого  лилового   яркого  света. Жаркий, нежный  и  невероятно  сексуальный. И  я  ощутил  губы  моей  девочки  и  любовницы  латиноамериканки  Джейн  Морган. Это  была  точно, и  именно она. И  ни  какая  другая  женщина. Я  не  мог  спутать  этот  ее  поцелуй  с  другими.

- Успокойся, мой  любимый - прозвучал  Джейн  Морган  голос – Все  встанет  на  свои  места. Не  важно, сейчас, Джейн  или  Нагиса. У тебя  будет  еще  время  все  осмыслить  и  обдумать, а  у  меня  действительно  будет  ребенок. Два  ребенка  от  тебя, мой  милый. Дети  дочери  повелителя  океанов  Посейдона, дриады  Нагисы.

- Не  может  быть! – я  возмущено  произнес  ей – Не верю! Где  моя  Джейн?!

- Не  веришь, тогда  сам  смотри – произнесла   голосом  Джейн  русалка  Нагиса.

  Она  показалась  мне, и  я  увидел  ее  лицо. В  том  лиловом  ярком  свете. Лицо  моей  ненаглядной  любовницы  Джейн  Морган, но  то  была  не  совсем  уже  она. В  золотой  короне  с  рубином  и  развевающимися  в  светящейся  воде  длинными  зеленого  цвета  перепутанными  скользкой  тиной  волосами. Точно  такая  же, какую, я  видел  в  том  полусонном  смертном  бреду  на  тонущей  яхте. Которая  сначала  была  моей  любимой  девочкой  Джейн. Потом  стала  этим  странным  женоподобным  существом. 

  Плавники  и  сверкающая  вокруг  ее  тела  рыбья  чешуя. И  ее  с  длинными  руки  с  перепончатыми  пальцами  и  черными  ногтями, больше  похожими  на  когти, что  любовно  обняли  меня, когда  она  вынырнула  из  того  лилового  яркого  мерцающего  света. Она  прильнула  ко  мне  своей  голой  полненькой  молодой  русалки  грудью  с  торчащими   сексуально  возбужденными  сосками. И  прижала  к  себе  меня, глядя  пристально  в  мои  глаза.

- Ты  не  Джейн. Ты, Нагиса. Я  помню  тебя, -  я  произнес  ей  в  кошмарном  испуге, растерянности  и  ошалело, и  она  стала  меня  страстно  любовно  целовать. 

- Узнаешь  мои  поцелуи? - спросило  меня  морское  существо  по  имени  Нагиса – Кто  я, твоя  Джейн  я  или  твоя  Нагиса, мой  любимый?

  Я, наслаждался  поцелуем  Джейн, но  целовало  меня  вот  это, и  я  просто  замолчал. Я  так  ничего  и  не  понимал. Но  был  очарован  и  околдован  ее  невероятно  сладким  поцелуем.

- Теперь  это  совершенно  неважно -  произносила  она, жарко  целуя  меня  в  мои  губы - Но  ты  подарил  мне  столько  любви, что  мне  не  забыть  никогда  тебя  Володенька, мой  ненаглядный. Я  знаю, ты  выживешь.Ты  должен  жить. Ты  рожден, чтобы  жить. Я  это  знаю. Я  выбрала  тебя  из  тысяч  земных  мужчин, что  видела  я  в  океане. И  я  навсегда  буду  той, кого  ты  безумно  так  жертвенно  в  душе  и  своем  мужском  сердце  лелеял  и  полюбил.

  И  раздалось, уже  где-то  подо  мной. Громко  и  отдаленно  в  самой  глубине  океана. Это  был  голос  блудной  и  самой  непослушной  дочери  царя  всех  водных  стихий, всемогущего  Посейдона - Мне  пора. Прощай, любимый. Забудь  обо  мне. И  начни  все  заново. Прощай.

  И, махнув  плавником  рыбьего  хвоста, русалка  Нагиса  исчезла  в  глубине Тихого  океана.

- Джейн! Любимая  моя! - помню, я закричал, захлебываясь  солеными  штормовыми  бушующими  волнами  в  панике  я, до  того  как  начал  уходить  из  своего  призрачного  сознания, так  и  не  понимая  что  происходит - Не  покидай, девочка  моя  меня! Джейн, любимая  моя! - кричал  я  в  океанскую  бездну, причитая  как  совершенно  свихнувшийся  с  ума -  Прошу  тебя, Джейн, не  покидай  меня! Не  покидай  меня, Джейн  Нагиса! Я  люблю  тебя!

  И  уже  ничего  не  помню  больше. Возможно, снова  потерял  сознание. А  может,  так  было  ей  нужно  моей  Джейн  и  моей  морской  нимфе  и  дриаде  Нагисе.

  Меня  привел  в  чувство  близкий  крик  дельфинов.

  Когда  я  открыл  свои  глаза, я  плавал  на  поверхности  океана, а  вокруг меня кружили  дельфины. Я  был  в  своей  русского  моряка  поношенной  рабочей  одежде. В  той  в  которой  нес  дежурство  и  упал  за  борт  в  океан  с  горящей  «KATНАRINЕ  DUPONТ». Я  был  без  обуви. Я  сбросил  ее, чтобы  она  не  утащила  меня  под  воду.

   Кругом, только  ящики  и  бочки  от  затонувшего  моего  грузового  сгоревшего  дотла   с  грузом  хлопка  торгового  интернационального  судна. И  я  увидел  чьи-то  руки. Человеческие  живые  руки, вцепившись  в  меня  со  всех  сторон  своими  цепкими  сильными  пальцами, вытаскивали  меня  из  пелены  лилового  цвета   из  самой  воды  и   повисшего  над  волнами   невесомого  волшебного  загадочного  и  странного  какого-то  тумана. Вынимающие  мое, почти  безжизненное, бесчувственное  тело, холодное  из  послештормовой  холодной  воды. Под  ударами  бушующих  волн, возле  какой-то  шлюпки.

  Я  слышал  голоса. Много  голосов. Кто-то  громко  отдавал  свои  команды  остальным. Человеческие  команды. На  иностранном  языке. И  только  лишь  вдали  прощальный  крик  дельфинов. Да  парящий  одинокий  надо  мной  в  воздухе  над  волнами  океана, как  Небесный  ангел  кричащий  громко  альбатрос.

 

                    Конец  четвертой  серии

 

                                       БОРТ 556

 

 

                        Часть 5. Один  среди  волн

 

  У  меня  вдруг  отнялись  ноги. До  этого  они  чудовищно  болели  обе. А  тут  отнялись.

- Мои  ноги! - я  простонал  не  чувствуя  их  совершенно - Я  не  чувствую  их! Черт  дери, что  со  мной  и  с  моими  ногами?! - я  кричал  на  весь  медицинский  кубрик  как  ненормальный  по-русски, ругаясь  матом  на  всю  эту  каюту, всполошив  здесь  всех.

  Выйдя  из  бессознательного  состояния, и сев  на  своей  теперь  медицинской постели, я  пытался  растереть  свои  ноги. Но, все  безрезультатно. Они  были совершенно  нечувствительны  к  растиранию.

- Черт  подери! - я  выл  от  своей  немощности - Что  со  мной?!

- Потерпите  немного - произнес, по-английски, через  рядом  стоящего  моряка переводчика, судовой  иностранец  доктор - Они  через  некоторое  время отойдут. Это  все  вода  и  время  вашего  долгого  пребывания  в  ней. В состоянии  полного  бессознательного  состояния  и  неподвижности. Нужно только  подождать. Я  вам  сделал  инъекцию. Все  должно  прийти  в  норму.

- Черт  подери! - произнес  громко  я - Где  я?! - я  смотрел  на  окруживших мою  больничную  в  медицинском  кубрике  постель  пришедших  сюда  людей.

  Здесь  был  капитан  какого-то  корабля, на  котором, теперь  находился  я, и судовой  врач  с  медсестрами. Неюльщая  часть  команды, похоже, пассажирского круизного  лайнера. Мне  показалось, что  это  были  англичане.

- Я  на  корабле, верно?! - спросил  громко  я, пытаясь  выговаривать  слова  по-английски - На  пассажирском  судне?!

  Но  слова  еле  вязались  на  моем  иссохшем  от  морской  соли  языке. И  меня лихорадило. Возможно  от  той  самой  инъекции. Внутри  был  жар, и  болела  голова. Помню, так  она  у  меня  так  болела  по  молодости. Потом, все  ти  болевые  сильные  спазмы  прошли. Но, сейчас  она, просто  раскалывалась, и  боль  была  несносной. Меня  это  нервировало  еще  дополнительно  к  моим  бесчувственным  ногам. Я, просто, не  находил  себе  места.

- Черт  вас  всех  дери! - кричал  я  как  сумасшедший - Где  я  нахожусь?! И что  со  мной?! Почему  так  чертовски  болит  голова. И  в  ушах  какой-то шум?!

- Вы  находитесь  на  круизном  пассажирском  лайнере  «FANTASIA» круизной  кампании  «Сruises»  под  флагом  USA, идущий  рейсом  из  Италии  назад  в  США - произнес  стоящий  перед  моей   больничной  постелью высокий  полноватый  в  форме  капитана  молодой, лет  тридцати  или  сорока  мужчина. По  обе  стороны  от  него  стояла  некоторая  часть  его  команды, включая  остальных  офицеров  круизного  судна  и  судовых  врачей.

- Мы  нашли  вас  в  открытом  океане  по  сигналу  SOS!  Вами  посланному, или  вашим  затонувшим  судном. Мы  смогли  вас  подобрать  с  воды. И  только  одного  плавающего  среди  судовых  обгоревших  обломков.

- Одного?! - я  продолжал, громко  говорить  на  той  же  интонации, и  на английском - Почему  одного?! А, где  все?!

- Мы  не  знаем - произнес  капитан - Возможно, погибли  или, уплыли, бросив вас  одного. Возможно, посчитали  мертвым.

- Вот  как! - произнес  громко  я. Голова  гудела  как  паровоз, и  звенело  в  ушах. И  я, плохо, даже  слышал.

  Казалось,  я  схожу  уже  с  ума  от  всего, что  со  мной  сейчас  происходило.

- Сейчас  30  июля  и  восемь  тридцать  утра, как  мы  вас  нашли, и  вы  пришли  в  себя. Скоро  все  восстановиться - произнес, видимо  старший  на  этом  корабле судовой  врач. Тоже, под  стать  капитану, высокого  роста. И  в  белом, как  и  все  врачи, халате.

- А, мои  ноги! Что  с  ними?! –  я  спросил  его,  и  не  чувствуюя  их.

- Это  все  из-за  чрезвычайно  долгого  пребывания  в  воде  при  резком  перепаде  дневной  и  ночной  температуры  в  подвешенном  практически  горизонтальном состоянии, близкой  к  невесомости – произнес  судовой  доктор - Почти, как  у  космонавтов. Только, чуть  хуже. У  вас  отошла  вверх  к  голове  кровь. И  отключились  полностью  ноги. Поэтому  болит  голова  и  со  слухом  некоторые  проблемы. Но, все  приходит  в  норму  и  сейчас  не  смертельно. Сейчас  поднялась, по  всей  видимости, еще  и  температура. И  организм  стал  восстанавливаться  и  приходить  в  норму. Скоро  будет  вниз  приток  крови. Отойдут  и  заболят  ваши  ноги. Придется  делать  обезболивающее. Вы  не  представляете, сколько  пришлось  приложить  усилий, чтобы  отмыть  вас  от  какой-то  зеленой  морской  слизи, пока  вы  были  без  сознания. Возможно, она  согревала  вас  в  воде, как  в  этакой  целлофановой  пленке  или  упаковке. Состав  ее  странный. И  пока, непонятен. Но, явно от  какого-то  морского  органического  и  живого  существа.

  Я  смотрел  на  доктора  пристальным  непонимающим, вообще  всего происходящего  глазами.

 - Черт, вас  дери! - выругался  снова  я, не  веря  всему, что  слышал.

   Казалось  это  какой-то  сон, дурной  кошмарный  сон, а  не  реальность.   

- Вы  скажете, наконец, где  я  нахожусь?! - прокричал  я - И что со мной?!

- Вы  русский? - спросил  неожиданно  капитан, слыша  русскую  ругань. И  речь, поняв, что  я  все-таки, понимаю  еще  и  по-английски, раз  начал  говорить  на  этом  языке, перехватив  инициативу  у  доктора.

- Ну, русский! - я  прокричал, выходя  из  себя. И  перевел  ошарашенный  и взбешенный  уже  взгляд  на  капитана  корабля – И  что  с того!

- Понимаете - произнес, снова  громко, но  выдержанно, судовой  врач - Вы  очень  долго  были  в  глубокой  отключке. Это  когда  организм  попадает  в  критическую  ситуацию, между  жизнью  и  смертью. Он, просто  отключает  сознание. И  борется  автоматически  за  собственную  живучесть. Как  в данном  случае  с  вами. Судя  по  вашему  состоянию, вы  действительно  были  невероятно  долго  в  открытом  океане  и  в  воде.

  Он  поинтересовался  тут  же - Как, кстати, ваше  имя? А  то, при  вас  не  найдено  ни  каких  документов, кроме  формы  моряка.

- Владимир! - произнес  я  доктору  и  всем  присутствующим  здесь.

  Я  немного  успокоился, и  пытался  быть  теперь, более  уравновешенным, понизив  интонацию  своего  голоса.

- Ивашов  Владимир, Семенович, если  угодно! - добавил  я, обращаясь непосредственно  к  доктору.

  Доктор, вообще  оказался  более  лояльным  и разговорчивым  в  отличие  от  других.

  Со  мной  в  основном  разговаривал  он. И  сам  капитан  спасшего  меня  корабля. Остальные, делая  круглые  и  удивленные  глаза, лишь переговаривались  полушепотом  между  собой  вокруг  моей  больничной постели.

- Вы  пробыли  в  океане, не  менее  двенадцати  суток. Двенадцать  суток  в  океанской  воде - произнес, вместо  капитана  сам  доктор - Пока  мы  не  подобрали  вас.

- Не  подобрали  меня?! - я  удивленно  и  громко спросил, как  бы  всех  разом. По  новой, постепенно  доходя  до  сказанного  выше. До  меня, вообще  сейчас все  трудно  доходило. И  я, снова  спросил - Двенадцать  суток  в  океане?!

   Я  покрутил  своей  взъерошенной  растрепанной  русой  русского  моряка  головой  по  сторонам. Я   был  с  не  бритым  лицом. И  осмотрел  сам  себя. Я  был полностью, теперь  в  больничной  пижаме.

- А, где  моя  одежда?! - спросил, удивляясь  в  нешуточной  панике, осматривая  всего  себя.

- Не  волнуйтесь - произнес  уже  капитан  лайнера - Как  только  выздоровеете, сразу  мы  вам  ее  вернем. Можем, выдать  более  новую, хоть  и  нашу корабельную форму.

- Нет  спасибо, не  надо! - произнес  я, так  и  не  понимая, до  сих  пор, как  тут очутился - Лучше  верните  мне  мою!

   Я  еле  слышал  от  этого  гула  в  голове, что  произносил  доктор  и  капитан  пассажирского  лайнера.

- Хорошо - произнес  капитан - Вернем, как  только  встанете  на  ноги. А, пока, будете  находиться  здесь  в  корабельном  лазарете  до  полного  выздоровления.

   Я  покрутил  головой, оглядывая  все  вокруг. И  всех  присутствующих, возле меня, и  моей  больничной  судовой  постели.

- Сколько, говорите  время? - спросил  я.

- Восемь  тридцать  утра  на  судовых  часах - ответил  капитан  пассажирского лайнера.

- А, где  Джейн?! - спросил  я, вдруг  вспомнив  о  своей  любимой - Где, моя девочка  Джейн?! Она  была  со  мной  в  океане! Где  она?!

  Я  занервничал. И  закрутил  сильнее  по  сторонам  головой.

- Где, моя  Джейн?! Капитан! - снова, панически  напугано, прокричал  я.

- Какая, Джейн? - спросил  капитан  океанского  круизного  лайнера, смотря сначала  на  меня, а  потом  на  остальных, кто  был  в  больничном  лазарете  океанского  корабля. Словно, обращаясь  еще  и  к  ним.

- Моя  Джейн?! - я  произнес  дрожащим  голосом. И  затрясся. В  панике  посмотрел  на  капитана, одуревшим  перепуганным  и  ошеломленным  взглядом.

- Она  была  со  мной  там! Моя  красавица  Джейн  Морган! Куда  вы  ее  дели?! - совершено  не  понимая  уже  ничего, закричал  в  ужасе  я - Где  она?! Она

была  со  мной  в  океане! Куда  вы  ее  дели?!

- Успокойтесь, пожалуйста - произнес  доктор, но  я  не  хотел  его  слушать.

  Я  хотел  соскочить  и  выскочить  из  судового  лазарета, но  мне  не  дали, отключившиеся  напрочь, до  самой  задницы  мои  ноги.

- Черт  бы  их  побрал! Как  и  вас  всех! - прокричал  в  отчаянии  я – Верните  мне  ее! Хоть  мертвую, но  верните! Слышите  меня! Капитан!

- Успокойтесь, Владимир - повторил  доктор - Вам  нельзя  сейчас  нервничать.

- Хрен, вам, успокойтесь! - я  кричал  как  полоумный - Где, моя  девочка  Джейн  Морган! Где, моя  любимая! Я  хочу  ее  видеть!

  Все  замолчали, будто, тоже  не  понимают  ничего  из  того, что  спросил  у  них я.

  И  не  понимают, вообще, теперь  меня. Они  все  уставились  на  меня вопросительно  с  удивленными  глазами. Все  от  капитана, матросов  и судового  с  медсестрами  врача.

- Слышите  меня?! - продолжал  я  кричать  на  всех - Верните  мне  мою Джейн!

- Вы  матрос  с  потерпевшего  крушение  грузового  судна «KATНАRINЕ DUPONТ»? - спросил, перебивая  мой  крик  сдержанным  капитанским  громким  голосом, снова  капитан.

- Да! - крикнул  я  ему, чувствуя, как  схожу  с  ума  от  горя  и  безвозвратной утраты.

 - А  что?! - я  смотрел, теперь, снова  на  него  уже  с  опаской, услышать  что-либо  страшное.

- Да - произнес, выдавливая  из  себя  через  силу  я - Я  с «KATНАRINЕ  DUPONТ»! Черт  вас  подери  и  что?!

- А  катастрофа  случилась, по-вашему, 17  июля, так? - спросил  снова  капитан.

- Так! - ответил  ему  я, стукая  по бесчувственным  своим  ногам.

- Все  совпадет  с моим  запросом  в  международное  судоходство - ответил  капитан - Дата  гибели  сухогруза  совпадает  с  вашими  показаниями.

- Я  что  на  допросе? - прокричал  нервно  я - И  что  с  моими  ногами? 

Капитан  корабля  покачал  удовлетворенно  моим  ответом.

- Значит, вы пробыли  в  открытом  океане  двенадцать  суток - ответил  он  мне.

  И  тут  же  представился - Я  капитан  Эдвард  Джей  Стивенс. А, это  судовой  наш  доктор  Томас  Трекер. Вы  теперь  в  его  подчинении  до  момента  пока  он вас  на  ноги  не  поставит.

- Ни  черта  опять  ничего  не  понимаю!! - прокричал, перебивая  капитана  в  бешенстве, ехидно  я - Вы  издеваетесь?!

  Но, он  продолжил, также  четко  и  выдержанно, сохраняя  сдержанность  и здравый  рассудок, в  отличие  от  меня.

- В  четыре  часа  утра  мы  получили  сигнал  SOS!  С  вашего  терпящего  бедствие  сухогруза - ответил  мне  капитан  лайнера  Эдвард  Джей  Стивенс.

- Сигнал  SOS! - переспросил  я, вспоминая  идущий  из  глубины  океана  подо  мной  тот  сигнал  о  помощи  с  «Арабеллы».

- Буквально  сутки  назад, с  момента  первого  поступившего  на  наш  борт  сигнала  с  вашего  затонувшего  грузового  судна. И  шли  все  это  время  сюда. И  нашли, только  вас  в  воде. Вы  были  без  сознания  среди  груды обгоревших  судовых  обломков. И  кроме  вас, там  не  было  никого. Никого  в  двухстах  милях  от  Каролинских  островов. В  направлении  открытого  Тихого  океана. И  это  тоже, является  загадкой  для  всех  нас. Сигнал  не  состыкуется  с  временем  вашего, чрезвычайно  длительного  пребывания  в  воде. Словно, был  отправлен  всего  лишь  сутки  назад. И  совершенно  не  вами.

- Он  был  отправлен  мной  с яхты  «Арабелла»! - прокричал  я - Я  отправил  сигнал  бедствия! И  где, моя  Джейн?! - уже  не  находя  себе  места, взбешенно  произнес  я.

    Я  был  в  бешенстве. Все  эти  дурацкие  расспросы  и  вопросы  этих  американцев. Я  даже  не  вникал  в  то, что  они  говорили  мне.

- Где, моя  девочка  Джейн?! - Я  не унимался  и  кричал, выходя  из  себя  на  весь  медотсек  корабля.

 - Она  любила  безумно  меня  и  ждала  от  меня  ребенка - я, снова  кричал  как  полоумный - Где  она?!

   Они  все  отвернулись  от  моей  постели, и  шептались. Я  расслышал  некоторые  их  слова.

 - Он  это  о  ком? - спросил  капитан  у  доктора.

- Не  знаю - произнес  ему  в  ответ, и  всем  остальным  присутствующим  возле  моей  постели  доктор.

- Какого  черта, вы  там  все  шепчетесь! - прокричал  взбешенный  уже  не  находя  себе  места  я - Что  с  ней?! И  куда  вы  ее  дели?!

  Капитан  Эдвард  Джей  Стивенс  повернулся  ко  мне  и  продолжил - Вы  были найдены  на  месте  затонувшего  судна «KATНАRINЕ  DUPONТ». Это  все  что  мы, можем  вам  сказать. И  совершенно  один. Без  вещей, документов. И  кого-либо  еще. И  это  могут  все  здесь  присутствующие  подтвердить, как  и  все  пассажиры  нашего  лайнера, видевшие  ваше  чудесное  спасение.

  Доктор  Томас Трекер  продолжил - Вы  были  совершенно  одни. И  никого, кроме  вас  не  был  найден  на  месте  крушения  того  сгоревшего  в  Тихом океане  судна. Среди  ящиков  бочек. И  прочего  обгоревшего  мусора  затонувшего  вашего  грузового  судна. Вы  крепко  держались  левой  рукой  за  один  плавающий  ящик. И  были  без  сознания. Вокруг  вас  крутились  дельфины. И  было  какое-то  странное  лилового  света  свечение. Свечение  охватывало  все  вокруг  на  большое  расстояние. Оно, словно, шло  от  самой  воды, и  помогло  вас  быстро  найти. Один, даже  дельфин  приблизился  к  нашему  лайнеру, выпрыгивая  высоко  из  воды  перед  бортом  и  носом  нашего  судна. И  проводил  нас  до  места  вашего  крушения. Словно, его  кто-то  заставил  это  сделать. Но, откуда  это  взялось  само  свечение? Что  это  было  за  свечение, мы  и  сами  не  понимаем? И  там, где  мы  вас  подобрали, больше  никого  не нашли.

- Вот, черт! - я  схватился  за  больную  свою  со  щетиной  на  лице  и растрепанными  выгоревшими  на  солнце  волосами  голову - Черт! Черт! Но, как, же  так! - в  диком  неистовом  отчаянии  и  в  слезах, произнес  дрожащим голосом  уже  я - Как, же  так! Моя, девочка Джейн! Джейн  Морган! Моя, любимая! Как  же  вы  ее  не  могли  видеть  там! Она  была  рядом  со  мной!

- Ничего  не  понимаю - произнес  капитан  Эдвард  Джей  Стивенс, смотря  на  всех, пожимающих  на  его  вопрос  плечами, присутствующих, словно  ожидая  от них  иного  ответа.

 - Мы  прибыли  сюда  с  момента  поступления  сигнала  SOS!  с  вашего  сгоревшего  и  затонувшего  сухогруза - продолжил  он, уже  повернувшись  ко  мне - И  кроме  вас  в  воде  не  было  уже  никого. Только  одни  вы. И  все.

  А  я  замолчал, вспомная  русалку  и  дриаду, нимфу  Тихого  океана  Нагису.

- Вот черт!  - я  произнес  в  ужасе  впоминая  вдруг  все  сказанное  ей  и  схватился  за  свою  голову.

  Я  упал  на  постлеь  и  закрыл  свои  глаза. Я  просто  замолчал, пытаясь  все  расставить  на  свои  места, и  не  мог.

- Может, с  ним  была  еще  женщина - кто-то  из  толпы  произнес - Может, она утонула. Он  ведь  пробыл  в океане  двенадцать  суток. А  за  такое  время  вряд  ли  кто-то  кроме  него  смог  бы  выжить. Он  это  аномалия  какая-то. Чудесное  природное  явление. Или  спасение.

- Заткнитесь, вы  все, черт  вас  дери! - прокричал  я - Заткнитесь  со  своими  дурацкими   доводами  о  моем  чудесном  спасении. Она  не  могла, вот  так, просто, взять  и  утонуть! - прокричал  я  всем, потупив, скрывая  свои  текущие  по  лицу  слезы  свой  безутешный  от  горя  взор  в  постель - Она  не  могла, просто  взять  и  утонуть! Она  отлично  плавала! И  была  в  гидрокостюме  акваланга. Как  и  я. И  я, ее  держал, крепко, прижав  к  себе. И  мы  были  все  время  вместе! Она  не  могла, просто  утонуть! Не  могла! Моя  Джейн! Любимая, моя  Джейн! - повторил  я, плача  себе  на  грудь. И  глотая  с  трудом  слюну  иссохшим  от  морской  соли  горлом.

Сам  думаю – «Джейн, моя  Джейн... Нагиса. Нагиса…  Джейн. Нет, не  может  этого  быть».

- Джейн –я  произнес, отбрасывая  второе, упорно  имя - Может, кто-нибудь  видел  ее?! Женщина. Брюнетка. Латиноамериканка! Загоревшая  до  черноты, почти  как  я, Латинка! - я, произносил  плача, как  ребенок.

   Я  смотрел  на  присутствующих  при  моем  чудесном  спасении  иностранных  коллег  моряков. И  на  свои  руки  и  на  тело под  пижамой, видя  совсем  его  не  таким, каким  оно  недавно  у  меня  было. Почти, как  уголь  от  плотного, как  и  у  моей  любовницы   и  любимой  Джейн Морган  тропического  загара. Оно  было  обычным  без  малейшего  на  то  признака  загара. И  я, просто  уже  не  понимал, что  вообще  происходит  дальше. Я, похоже, сходил  от  головной  боли  и  непрекращающегося  гула, всего  непонятно  и  происходящего  с  ума.

  Я  уже  растерянно, и  запинаясь  на  каждом  слове, произносил  свои  слова, то  по-русски, то  по-английски, совершенно  теряясь  в  пространстве  и  во времени.

- Она  из  Сан-Франциско  из  Калифорнии! - произносил  в  диком  отчаянии  я, от  собственного  непонимания  вообще, что  со  мной  такое  происходит. От своего  теперешнего  отчаянного  бессилия. И  непонимания, куда  я, вообще  угодил.

- Был  еще  Дэниел! - продолжал  я  плача, как  ребенок -  Брат  моей  любимой Джейн. И  яхта  была  «Арабелла»! Яхта  затонула. И  мы  с  Джейн  оказались  в воде. Джейн  была  ранена. И  я, держал  ее  своими  руками  в  бурю  в  океане! Куда  она  пропала?!

- «Arabelle»? – переспросил  на  английском, капитан  Эдвард  Джей  Стивенс.

- «Arabelle!» «Arabelle»! - передразнил  я  его  на  английском. И  внезапно, снова, сорвался  на  крик - Да, черт, подери, что  такое  со  мной  происходит?! Кто-нибудь  объяснит  мне  наконец-то?! Я  схожу  с  ума!

- Мы  никого  там  не  нашли, кроме  вас - произнес, снова  доктор  Томас  Трекер - Кроме  вас - он  повторил.

 - И  кучи  обгоревших  до  основания  обломков - произнес  снова, подменив  доктора, капитан  Эдвард  Джей  Стивенс - Вы были  всего  один  в  океане. И  ни  какого, на  вас  не  было  гидрокостюма  от  акваланга. Вы  были, только  в  своей  русского  моряка  рабочей  одежде. И  кроме, всего  прочего, вы  странным  образом  вполне  здоровы, даже  без солнечного  обширного  ожога  на  открытых  местах  на  открытых  участках вашего  тела. И  ни  какого  ранения, о  котором  вы  говорите, на  вашей, левой ноге  не  было, и  нет. Можете  убедиться  сами. Видите?

  Доктор  отбросил  одеяло  с  моих  ног. И  я  увидел, пока  еще  ничего  не чувствующие  свои  в  постельной  больничной  пижаме  ноги. Я  быстро  задрал  штанины  пижамы  на  обеих  ногах. И  они  были  целыми  без  ран, и бинтов, только, внешне  не  чувствующими  ничего. Даже, моих  к  себе  прикосновений. Я  просто, сидел  как  парализованный  на  виду  у  всех  присутствующих. Но  в  целом, совершенно  одновременно  здоровый. Без  плотного  солнечного  ровного  загара. И  даже, ожогов  на  своем  мускулистом  русского  моряка  теле. И  это было, тоже  странно. Я  должен  был, просто  напросто  сгореть  до  костей  на  тропическом  ярком  солнце. Все, что  было  у  меня  открыто. И  это, тоже  сводило  меня  с  ума. И  приводило  в  непонимание  судового  доктора. И  капитана  и  всех  присутствующих  на  лайнере,  в  моей  больничной  каюте. Они  не  могли  это  объяснить. Двадцать  суток  в  океане  и  ни   единого  вообще  ожога. Ни  слабого, даже  покраснения  на  теле. Я  и  сам  не  понимал, как  это  возможно. И, вообще, что  твориться  со  мной.

- Вам, лучше  сейчас, расслабиться. И  попытаться  вспомнить  все - произнес  доктор  Томас  Трекер  - Вам  сделают  специальную  инъекцию  для  быстрого восстановления  и  дополнительный  медицинский  осмотр.

- К  черту  все! - возмутился  в  диком  отчаянии  я, не  понимая, что  вообще твориться - Что  это?! - проговорил  я - Что это, черт  возьми?! Что  со  мной  все-таки, произошло?!

- Мы  все  и  сами  объяснить  до  конца  не  в  состоянии - сказал  судовой  доктор  за  капитана - Но, то, что  вы  там  видели  или  то, что  переживали. Могло  породить  ваше  бессознательное  болезненное  состояние.

- Какое  еще  болезненное  бессознательное  состояние?! - прокричал  в  полнейшем  отчаянии  и  недоумении - Что  твориться, вообще  здесь. И  со  мной?!

- Так  я  как  врач, вам  могу  объяснить - продолжил  судовой  доктор - Всему виной  бессознательное  состояние  вашего  организма, попавшего  в  крайне  экстремальные  условия. Между  жизнью  и  смертью. Так  как  я судовой  доктор, мы  проходили  это  еще, когда  я  учился. Состояние  организма  в  пределах  самой  критической  ситуации. Состояние  на  пределе  самой  грани. Способность  к  самовыживанию  на  границы  между  жизнью  и  смертью. Этот  процесс  до  конца  не  изучен. Но, вы  сейчас  яркий  пример, кажется, именно  этого.

- Чего  этого?! - я  был  вне  себя. Просто, уже  в  бешенстве - Кончайте  гнать  пургу! - я  возмущался  как  сумасшедший. И  готов  был  броситься  на  кого  угодно, стоящего  передо  мной. Я  орал  в  состоянии  психического  шока. И, казалось, я  нахожусь  в  какой-то  психушке. Просто  дурдоме.

- Я  говорил - произнес  доктор  своей  подручной  санитарке  на  своем  языке. Который  я  прекрасно  понимал - Надо  было  ему  сделать  больше  дозу  успокоительного.

- Хватит  с  меня  ваших  уколов, доктор! - прокричал  я  доктору   уже  в  бешенстве, - Объясняйте  то, что  собирались объяснить!

  Понимая, что  меня  все  равно  толком  не  успокоить, именно  сейчас, судовой  врач  Томас  Трекер  переключился, снова  на  меня.

- Я  объясню   все, что  с  вами  произошло, если  вы  перестанете  беситься. И  сходить  здесь  с  ума - произнес  при  всех  он  мне - Ваше  положение, вполне объяснимо, хотя  и  трудно  понимаемо. Особенно  людьми  прагматами. Если  вы  более  мене  спокойно  выслушаете  меня. Я  постараюсь  объяснить, что  на самом  деле  с  вами  случилось, именно  с  точки  медицины. Хотя, я  как  врач  многое, все  равно, не  смогу  толком  объяснить. И, даже  с  этой  точки.

  Он  смотрел  на  меня  пристально, будто  изучая  мое  последующее  поведение.

 - Ну, что, успокоились? - он произнес, глядя  мне  в  бешенные, полоумные возбужденные  глаза, При  всех  стоящих, рядом  с  моей  больничной  постелью  в  медицинском  кубрике, смотрящих  на  одуревшего  русского, спасенного  из  воды  ими  моряка.

  Я  передернулся  и  уставился, пристально, молча  на  врача.

- Ну, успокоились? - повторил  судовой  доктор.

- Успокоился - произнес  я  уже  гораздо  тише, еле  сдерживая  свой  охвативший  мое  теперешнее  состояние  гнев. И  схватившись  обеими  руками  и  сжимая  своими  пальцами  за  растрепанную  русыми  волосами  голову, встряхнул  ей. И, снова  посмотрел  на  корабельного  доктора, и  стоящую  рядом  с  ним  медсестру, добавил  - Да, успокоился  я. Я  в  полной  норме.

  Я  стал  растирать, начинающие  ныть  свои  ноги  и  вес  во  внимании  уставился  на  судового  докора.

  Врач, стоял, молча  и   внимательно, смотрел  мне  в  глаза. Может, проверяя  мою  полную  предрасположенность  к  бесседе  и  адеквансть.

 - Я  готов  выслушать  вас, доктор. Или   как  вас  там  по  имени, Томас...-  я тщетно  пытался  сейчас  вспомнить  его  фамилию. Она  как-то  выскользнула  сейчас  из  моей  все  еще  гудящей   больной  головы.

- Трекер - произнес, повторяя  свою  фамилию, мне  судовой  доктор – Зовут  меня  Томас  Трекер.

- Без  разницы - грубо  ответил  я  ему - Рассказывайте  и  объясняйте  все. Может, я  все  пойму. А, может, и  нет.

   Я  посмотрел  не  дружелюбно  на  всех  присутствующих  вокруг.

 - Я  подробнее  хочу  знать, что  твориться  со  мной? - я  нервно  произнес, растирал  свои  ноги, они  начинали  оживать.

- Для  начала  медсестра  вам  сделать  все-таки  укол - произнес  доктор  Томас  Трекер.

   И  рядом  стоящая  его  подручная  подошла, осторожно  не  спеша  ко мне. И  произнесла - Закатайте  рукав, пожалуйста.

  Я  посмотрел, молча  на  доктора, и  он  ответил  на  мой  взгляд.

- Это  необходимо - произнес  Томас  Трекер - Это  обезболит  ваши  ноги, и  вы  сможете  нормально  выслушать  меня.

  Я, молча, закатал  правый  рукав  на  правой  руке  и  больничной  пижаме. И  корабельная  медсестра  по  имени  Мэри, сделала  прививку  какого-то  препарата. После  укола  боль  быстро  отхлынула  от  моих  оживающих  ног.

   Голова, тоже  немного  успокоилась. Но, все  равно  все  ходило  в  ней  ходуном  от  моего  одуревшего  состояния.

- Все  хорошо? - спросил  доктор  Томас  Трекер.

- Хорошо - произнес  я  уже  совершенно  спокойно  и  без нервов - Я  хочу  все знать. Даже, если  это  будет  выглядеть  сплошной  нелепицей. Рассказывайте, почему  я  оказался  здесь. И, что  произошло  со  мной. Почему  я  в  этой  дурацкой  больничной  пижаме. И, почему  у  меня, нет  ран  на  обеих  ногах. И только  они  сейчас  начинают  приходить  в  себя. И, вообще, встану  я  или  нет  на  эти  свои  ноги.

- Я  уже  говорил  вам - произнес  судовой  врач  Томас  Трекер – Все  прейдет  скоро  в  норму. Это  все  от  долгого  пребывания  в  воде. Все  из-за оттока  вашей  крови  из  ног  к  голове  в  состоянии  полного  бессознательного  состояния. И  долгого  пребывания  в  состоянии  полной  недвижимости  в  практически  подвешенном  состоянии. В  течение  двенадцати  суток  в  воде. При  резких  перепепадах  температуры  самой  воды.

- Двенадцать  суток, но  я  прожил  в  том  мире, чуть  более  недели – произнес  я  судовому  лечащему  меня  врачу – Я  помню. Семь  суток. А  не  двенадцать. Как  вообще  такое  может  быть, доктор? Но  реально  было, как  я  и  сам  думаю  сейчас, куда  больше.

  Он  помолчал, немного  глядя  пристально  на  меня  снова, и  продолжил.

- Не  знаю, я  всего лишь  судовой  лечащий  врач –произнес  Томас  Трекер - Я  не  ученый. Но  главное, вы  сами  начинаете  что-то  понимать. Хоть, как  и  мы  не  все.

  Часть  этой  жизни  вы, вероятно  прожли  уже  здесь  на  нашем  судне  и  под  моим  присмотром.  Вот  и  выходит  все  двенадцать. Вообще  выжить  даже  неколько  суток, находясь  в  отключке  и  при  полной  недвижимости  в  океанской  воде  практически  невозможно -  стал  рассказывать  доктор  Томас  Трекер - Вы  подверглись  сильной  температурной  детермии. И  как  вы  выжили, вообще, как  я  уже  сказал  сам, как  доктор  объяснить  не  в  состоянии. Но, могу, лишь  предположить  на  основании  медицинских  фактов, то, что  вы  все-таки  выжили  в  этих  условиях. Это  заслуга  в  первую  очередь  вашего  организма  и  его  чудесных  свойств. О  которых, вы  и  сами, вероятно  не  знали. Когда  вы  потеряли  сознание, вероятно, включилась  некая  скрытая  в  вашем  организме, защитная система, которая  и  породила  в  вашем  уснувшем  мгновенно  от  сильного  пережитого  экстремального  стресса  разуме  все  возможные  картины иной  жизни. Как  некий, невероятно  реалистичный  сон. Говоря  проще. Все, что  с  вами  там  происходило, это  все  порождение  вашего  уснувшего  на  несколько  продолительных  суток  в  океане  под  воздействием  этого  чудовищного  переживаемого  вами  стресса  мозга, создавшего  некий  иллюзорный, но, для  вас  предельно  реалистичный  мир. В  котором, вы  и  пребывали  в  течение всего  этого  времени. Пока  мы  не  подобрали  вас. Вы  были  в  крайне  критическом  состоянии. И  ваш  мозг, чтобы  спасти  вас, создал  эту  трехмерную  иллюзию  иной  вашей  жизни. Мы  слышал  ваши  разговоры  как  бы  и  с  кем-то. Вы  произносили  имена  и  даже  пережвад  не  на шуку  там  в  той  оключке  нешуочные   события. Похоже, там  кто-то  разговаривал  и  с  вами  и  даже  общался. Мы  вели  наблюдение  за  вами  все это время  пока  вы  не  пришли  в  себя  и  не  вышли  из  этой  сонной  странной, но  для  вас  реалстичной  живой   иллюзии.

- Какой  еще  к  черту  иллюзии? - перебил  я  его, глядя  на  всех  окружающих  меня - Я  не  понимаю?

- Иллюзии  иной  реальности  или, можно  так  сказать  иллюзии  иного  мира.

Мира, который  вас  держал  все  это  время  в  открытом  океане. В  состоянии  полной, почти  бессознательной  каталепсии. Это  состояние  ваших  скрытых  внутренних  резервов  вашего  организма. И  еще, чего-то, пока  необъяснимого,   помогло  вам  выжить  в  таких  практически  смертельных условиях. Я  еще раз  повторюсь. Я  не  ученый  физик  и  не  писатель  фантаст. Но  с  вами  происходила,  как  я  думаю, и  физика  и  фантастика. Скажу  прямо, я  могу  объяснить, только  медицинский  фактор  вашего  выживания, но не  тот  который  другой, как, то  лилового  света  свечение. По-которому, мы  вас  и  нашли. И  еще  усточивый  долгий  пеленг  сигнала  SOS! Идущий  из  глубины  самого  океана. Сигнала  с  глубины  в  пять  километров. Сигнала  идущего, оттуда, откуда  уже  ничего  бы  не  смогло  подняться  наверх. Дабы  раздавлено  глубинным  давлением - он  сказал  это, показывая  на  капитана  судна  Эдвард  Джей  Стивенса - Капитан  не  даст соврать - Прямо  из-под  вас. Мы, ориентируясь  по  нему, и  нашли  вас  в  воде держащимся  левой  рукой  за  плавающий  ящик - он, помолчав  немного, продолжил - И, вы  не  утонули. Без  спасательного, вообще  жилета. И  эта 

большая  стая  дельфинов, которые  защищали  вас  от  молотоголовых  акул.

- Ничего  не  понимаю – произнес я – Шесть  суток  в  воде  в  океане. Сутки  шли  до  меня. Потом  я  был  тут  у  вас  все  остальное  время  без  сознания. Всего  двенадцать  суток. А  я  прожил  в  иллюзорном   полубреду   всего  шесть. Незамечая  как  расстянулось  все  само  время. 

  Я  недоумевал  вообще.

  - Мы тоже – овтеил  врач  Томас  Трекер - Все  это  было, просто  невероятно  и  вызывает  много  вопросов  и  у  нас самих, которые  мы  не  можем  объяснить. Но, одно  ясно, что  вы  были  там  не  одни. Кто-то, все-таки  был  с  вами  там, и  помогал  вам  все  это  время жить.

- Джейн - вырвалось  у  меня  само  изо  рта  и  навернулись  слезы - Моя, любимая  девочка  - произнес  я, заплакал  как  ребенок  и  уткнулся  головой  в  раскрытые  ладони  своих  обеих  рук.

  Корабельный  доктор  замолчал. И  молчали  все другие. Кто-то, похоже,  сочувствовал  мне. Кто-то  был, как   многие  потрясен  и  удивлен, порясенный   как  сам  капитан  пассажирского  круизного  большого  иностранного  лайнера  и  самого  доктора, со  всем  врачебным  составом. А  кому-то  все  это было  до  лампочки.  Им  было  так  легче  и  проще.

 - Вы  считаете, что Джейн, тоже  иллюзия? – спрсоил   я   у  корабельного  врача Томаса  Трекера. 

- Вероятно  так - произнес  судовой  доктор  Томас Трекер. Он  просто  со  своей  точки  зрения  как  врача  и  в  какой-то  степени  даже, как  позднее  выснилось  еще  гн  до  конца  состоявшегоя  волею  своей  тоже  судьбы  биолога   и  химика  ученого, пытался  мне  разъяснить  причину  болезни  травмирующей  мою  теперь  душу – Это  следствие  или  скорее, даже  последствие  глубокого  вашего  обморока.  Близкого  к  самой  смерти - он  мне  произнес - И  в  тоже  время, ваше  одновременно  счастье, что  вы  потеряли  в  результате  этого  стресса  сознание. Это  помогло  вам  выжить. Судите, сами. Но, ваше  чудесное, такое  вот  спасение  не  только  заслуга  вашего  достаточно  силььного  и  здорового  человеческого  от природы  организма. Было  еще  что-то, что  спасло  вам  жизнь  в  океане. Иначе  вы  бы  все  равно  умерли, не  дождавшись  нашей  помощи.

- Значит  все  это, просто  иллюзия - произнес  захлебывась  слезами  я - Значит, вы  хотите  сказать, Что  моя  девочка  Джейн  Морган, как  и  ее  брат  Дэниел  Морган. И  та  наша  затонувшая  в  океане, теперь  скоростная  куизная  яхта  «Арабелла», это  все  иллюзия  моего  уснувшего  на  время  ради  моего  спасения  мозга?

- Можно  и  так  сказать - произнес  судовой  доктор - Все, что  вы  видели  от начала  вашей  катастрофы  и  до  конца  этой  же  катастрофы, все  это сплошная  реалистичная  вполне  иллюзия. Настолько  реальная, что  вы  в  нее поверили. Феномен  крайне  интересный, но  бездоказательный. Так  как  в  это мало  кто  верит, если  нельзя  потрогать.

- Не  может  этого  быть - произнес  уже  тихо  я  и  замолчал, глядя  на  свои  еще  бесчувственные  лежащие  передо  мной  на  постели  в  штанинах  светлой больничной  пижамы  ноги.

  Я  вспомнил  слова  той  русалки  Нагисы. Значит  она  говорила  правду. Это  все  она  Нагиса. Это  все  создала  она. Это  морское  женоподобное  существо. Дочь  Посейлона. Нагиса. Это  е  любовная  со  мной  игра. И  эт  все  мои  злоключения. От  корабельной  одной  катастрофы  к  другой.

  И  сама  Джейн, то  и  есть  Нагиса.

  Одно  было  теперь  опть  неясно. Зачем, она  отпустила  еня  от себя? Она  же  любила  и  любит  меня. Она  беременная  моими  детьм… Зачем?

- Вам  придется  рано  или  поздно  в  это  поверить - произнес  доктор - Так  или  иначе. И  чем  быстрее  вы  прейдете  в  себя, тем  оно  будет  лучше  для  вас  же.

  Я  замолчал. Замолчал  и  заплакал. И  не  мог  остановиться, потупив  взор  в постель. И, даже  не  заметил, как  почти  все  ушли  из  медицинского  отсека, идущего  через  Тихий  океан  в  сторону  Северной  Америки  лайнера.

   Остался  со  мной  только  сам  доктор  Томас  Трекер  и  капитан пассажирского  круизного  судна  Эдвард  Джей  Стивенс.            

- «Надо  же  все  иллюзия  такая  же, как  этот  пресловутый  мистер  некто  Теодор Джексон» - подумал  вскользь  я. И, закрывшись  ладонями  рук, просто  плакал, не стыдясь  своих  мужских  слез. Плакал  как  потерявшийся  в  жизни  ребенок. Беззащитный, и  всеми  покинутый.

- Похоже, я  схожу  с  ума. Может  вы, тоже  иллюзия. И  все  что  сейчас происходит  здесь  продолжение  моих  видений - произнес  с  горечью  внутри я - И я  все  еще  в  отключке.

- То, что  вы  сейчас  перед  собой  видите  реальность. И, мы  самые  настоящие - произнес  доктор  Томас  Трекер. И  дал  мне  таблетки  со  снотворным – Вот,  выпейте - произнес  рн  мне.

  Он  протянул  стакан  с  водой.

- Вам  крайне, сейчас  тяжело, после  того, что  с  вами  случилось. Но, все  прейдет  в  норму  через  несколько  дней, и  вы  главное  выздоровеете. Встанете  на  ноги. Вас  нужно  отправить  домой - произнес  капитан  Эдвард  Джей  Стивенс - Пока  мы  в  океане  мы  вас  пересадим  на  какое-нибудь  русское  судно, идущее  в  Россию - произнес капитан - Так  будет лучше, чем  обращаться  в  Российские  посольства, делая  запрос. Объчснться  и  своим  и  чужим, как  и  что. Нам  это, думаю, тоже  будет  лишняя  головная  боль  и  проблемы. Вас  переправлять   через  границу, соблюдая  асе  соглашения  и  через  все  эти  таможенные  визовые   инстанции. Будет  лучше, если  вас  заберут  ваши, Как потерпевшего  кораблекрушение  русского  моряка. Чем  вы  попадете  к  нам, без  каких-либо  соответствующих  документов, удостоверяющих  вашу  личность.

 

                                                  ***

   После  уколов  я  не  ощущал  своих  опять  ног. Но  вдруг, у  меня  вдруг  сильно  заныла  правая  нога, и  я  начал  ее  ощущать. Как  то  неожиданно. Видимо, прошло  сильное  обезболивающее. Боль  усиливалась  вместе  с  осязанием. И  я, затер  как  ненормальный  свою  правую  ногу, закатав  штанину  до  самого  верха. Я  как  сумасшедший  затер  ее  обеими  руками. Она  болела  вся  и  цклком  от  ступни  до  самой  задницы. Болело  то  место  и  особенно сильно  в  районе  пресловутого  того  пореза  подводным  ножом.  Словно  открытая  резаная  глубокая  крооточащая  до  самой  кости  рана.

   Доктор  это  увидел  и  понял, что  мне  становиться  не  по  себе  от нарастающей  в  ноге  боли  по  моему  виду.

  Хоть  я  все  смог  осознать  и  прийти  в  себя. Все  же, я  не  мог  уняться  от  внутренней  душевной   раздирающей  мою  дущу  и  сердце  боли. Она, просто  разрывала  меня. А  тут  еще  нога  стала  оживать. И  изводить  меня. Появились, даже  судороги, и  ногу  потянуло. И  в  голени, и  в  бедре. Я  принялся  лихорадочно  растирать  ее  ладонями  и  пальцами  обеих  рук. Нромко  по  русски  ругаясь  на  всю  медицинскую  каюту  и  кубрик.

- Надо  сделать  еще  раз  обезболивающее - произнес  теперешний  мой корабельный  лечащий  личный  врач  Томас  Трекер, взявший  полное  надо  мной  шефство  - А, то боль, может  оказаться  непереносимой, пока  ноги  будут  приходить  в  норму. И  принять  снотворное, то  так  и  не  уснете. Пейте  и  берите  таблетку.

  Он, снова, быстро  повторил, протягивая  таблетки  и  в  стакане  воду.

  Я  смотрел  на  свою, почти  целиком  голую  мужскую  оживающую  правую ногу. Нога  была  совершенно  белой, без  какого-нибудь  следа  загара.

- Что  за чертовщина, то  такая - произнес  я  снова, глядя  на  свою  правую начавшую  приходить  в  себя  с  голой  ступней  мужскую  ногу. Так  до  конца  и, не  понимая, и  не  веря  в  то, что  со  мной  было.

- Джейн - произнес  я  тихо, глядя, куда-то  перед  собой  в  пустоту, сам  себе  и  не  видя  перед  собой  ни  кого. И  видя  ее  перед  своими  в  слезах  глазами. Ее  Джейн  Морган  красивое  загоревшее  миленькое  девичье  лицо. Я  видел  ее  те черные  под  изогнутыми  дугой  черными  бровями  девичьи  гипнотической красоты  черные  как  ночь  или  бездна  океана  глаза. Как  сама  тропическая  на  Тихом  океане  ночь  с  искорками  отражающихся  в  них  звезд. Глаза, смотрящие  влюбленным  взором   на  меня, своего  единственного  и  преданного  ночного  любовника.

- Где  же  ты, мой  ангел  хранитель? - произнес  я  самому  себе, не  обращая внимания  на  доктора  и  его  медсестру  по  имени  Мэри.

  Мне  сейчас  казалось, что  скорее  это  мир  сплошная  иллюзия, созданная  моим  воспаленным  воображением  мозга, и  выдернувшим  меня  из  настоящей  реальности. Мне  показалось, что  я, просто  потерялся  в  пространстве  и  во  времени.

- Вернись  ко  мне, моя  любовь - прошептал  про  себя  я  убитый  горем  и одиночеством. И  принял  от  доктора  Томаса  Трекера  протянутое  мне  снотворное.   Выпил  его. И  после  нового  укола  отключился.

   Когда  я  очнулся  передо  мной  стоял  доктор  Томас Трекер  и  его  корабельная  медсестра  по  имени  Мэри   и  по  фамилии  Суонсон.

- Уже  девять  вечер - сказал  судовой  мой  теперешний  лечащий  врач  Томас  Трекер  - Вы  крепко  спали. И  все  скоро  вернется  на  свои  места  и  это  то, что  вы  пережили, останется, лишь  одним, возможно  только  горьким  или счастливым  воспоминанием - он  продолжил - Вам, просто  нужен  отдых. Сейчас  еще  один  укол  обезболивающего, и  снотворного  все - он  это вообще  так  произнес, как  будто, между  прочим. И  подошедшая, тут  же, его подручная  медсестра  Мэри, сделала  мне  инъекцию  в  плечо  какого-то  препарата, и  стало, снова, более  комфортнее.

- Утром   вы  будете  уже  на  ногах - произнес  доктор - И  сможете  прогуляться  по  нашему  лайнеру - он, снова, протянул  таблетки  снотворного  и  стакан  с водой.

- Не  надо, доктор - произнес, успокоившись  немного  уже  я - Я  так, теперь постараюсь  заснуть.

- Вот  и  отлично - сказал  доктор  Томас Трекер, убирая  таблетки  и  воду - Вот  и  отлично.

  И  все  ушли  из  этого  медицинского  кубрика. Я  остался  один, лежать, на  своей  больничной  постели, крутя  головой  по  сторонам. Рассматривая  все  вокруг. Все  углы  белого  просторного  помещения, где  я  был  сейчас совершенно  один. Несколько  таких  же  больничного  типа  коек, как  и  моя. Тумбочки  и  светильники  на  каждой  из  них.

  Доктор, выходя  с  медсестрами, выключил  свет, и  стало  темно, лишь  за закрытой  дверью  в  коридоре  между  каютами  горело  дежурное  освещение пассажирского  этого  спасшего  меня  судна. Там  перестали  быть  слышны  чьи-либо  шаги. И  наступила  ночная  тишина, как  и  сказал  судовой  врач.

  Сколько  времени  было, я  по-прежнему  толком  не  знал. Но, со  слов корабельного  врача  Томаса  Трекера, было, после  нашего  длинного  задушевного  между  ним, и  капитаном  Эдвардом  Джей  Стивенсом  диалога. И  больного  на  ноги, и на  всю  голову  русского  моряка. Был  вечер, и  уже, вскоре  пришла  ночь. И  судно  погрузилось  в  сон. Лишь, слышно  было, где-то  там  за  стенами  и переборками  лайнера  плеск  ночных  волн  океана.

   Запомнились  глаза  этой  медсестры  Эдрюса  Мэри  Суонсон. Она, почему-то  так опасливо  на  меня  озиралась, уходя  последней, словно  боясь  русских. Может, так  и  было. Не  все, но  некоторые  из  них, нас  всегда, почему-то  боялись. Наверное, у  них  с  Запада  это  уже, просто  в  крови. Это  же  читалось  и  в  глазах  доктора  Трекера   и  капитана  Стивенса. Да, и  всех, кто  был  в  медотсеке, и  видел  спасенного  из  океана  русского  моряка.

  Даже, поначалу  и  моя  любимая  Джейн  меня  боялась  и  опасалась  за  Дэниела. Один  только  он, наверное, не  боялся  меня. Удивительное  исключение  из  всяких  правил. Единственный, кто  не  боялся. И  сразу  стал  мне  другом. Дэни. А, я  его  обидел, тогда. И  не  уберег.

- Прости  меня, Дэни - прошептал  я  тихо  в  темноте  каюты - За  все  прости - и  закрыл  глаза. И  мне  показалось, что  я  отключился.

  А, когда  очнулся, то  не  знал, сколько  время. Но, судя  по  темноте, уже  вероятно  стояла  ночь. Или  уже  было, даже  раннее  утро. Я  потерялся, снова  в  пространстве  и  во  времени.

  Я  долго  еще  не  мог  уснуть. Я  не  мог  поверить  в  то, что  произошло  со  мной.  

  Просто, не  мог  во  все  это  поверить  и  все  тут.

- Не  может  быть, такого - произнес, снова  сам  себе  вслух  я, уставившись  в потолок  медицинской  каюты - Не  может, такого  быть. Вранье, это  все. 

  Я  лежал  и  думал, только  о  своей  любимой  малышке  Джейн  Морган. Джейн должна  спастись. И  должна  быть  на  этом  корабле. Она  хоть  и  была 

ранена, но должна  спастись. Я  не  верил  в  ее  смерть, как  и  не  верил  в  то, что  ее  вообще  нет. Как  и  всего  того, что  я  пережил  недавно. Я  был  там, в океане  не  один. Там  была  моя  Джейн. И  был  Дэниел. И  наша  яхта  «Арабелла». И  эта  яхта  «Черный  аист». И  эти  морские  бандиты. И  этот  кошмарный  шторм. И, вот  я  здесь. И  они  хотят  меня  убедить, что  это  все мой  бессознательный  бред. Бред  не  до  утонувшего  утопленника.

- «Нагиса» - вдруг  срабоало  само   моей  голове - «Где  ты  Нагиса?».

Я  словно  вопрки  всем  воим  мыслям  позвал  ее  мысленно. Я  позвал  ее. Почему? Сам  не  знаю. Но  позвал.

- Нагиса - раздалось  в  самой  ночи  и  в  воздухе  медицинской  достаточно  большой  корабельной  каюты.

- Не  может  этого  быть - снова, произнес  я  сам  себе  вслух - Нагиса  - произнес  сам  себе  я  вслух  и  стал  всматриваться  в  темноту – А  где  Джейн?

  Я  услышал  какие-то  шаги  за  дверью  этой  корабельной  медицинской палаты. И  отворилась  в  каюту  ко  мне  дверь. Тихо  так  и  практически беззвучно. Там  за  дверью  был  включен  дежурный  в  коридоре  между  каютами  корабля  свет, и  я  увидел  стоящий  передо  мной  на  некотором  расстоянии  женский  силуэт. Силуэт  женской  невысокого  роста  фигуры.

  Сначала  я  посчитал, что  это  пришла  медсестра  эта  Мэри   Суонсон. Или, какая-либо, другая  из  медцинского состава  судна. Но  потом  понял, что  нет.

  Силуэт  стоял  на  пороге, отворив  ко  мне  в  медицинский  кубрик  дверь. Он  был  в  комнатных  домашних  тапочках  с  голыми  стройными  девичьими  ногами  из-под  короткого  телесного  цвета  шелкового  халатика. С  распущенными  длинными  и  черными  как  смоль, вьющимися  по  его  спине  и  груди  локонами  волосами  на  девичьей  миленькой  головке.               

- Джейн! - произнес  я, ошарашенный  ее  появлением - Джейн, любимая  моя! Это  ты?! Ты  живая!

  Я  произнес, потрясенынй  и  удивленный  ее  появлением - Ты  откуда, здесь?! Они  скрывали  тебя  от  меня?! Они  прятали  тебя  от  меня! Вот  гады, такие! Джейн, любовь  моя!

  Силуэт  оторвался  от  порога  распахнутой  настежь  в  мою  больничную  каюту  двери  и  пошел  ко  мне. Не  спеша  и  плавно, виляя  округлыми  крутыми  красивыми  бедрами  и  полненькими  икрами  молодых  девичьих  ног. Это точно  была  моя  ненаглядная  красавица  Джейн.

  Она  вышла  как  из  ночной  тени  из  тех  дверей  и  направилась, медленно  ко мне. Ступая  своими  домашними  тапочками  на  миленьких  загоревших  до смоляной  черноты  девичьих  ножках  бесшумно  по  полу  медицинской корабельной  каюты  совершенно  бесшумно.

  Свет  луны  из  иллюминатора  падал  на  нее. И  это  была  она, выхваченная  из  этого  лунного  света. Я  ее  видел  всю  с  головы  до  ее, почти  полностью  оголенных  тех  красивых  девичьих  полненьких  в  икрах, и  бедрах  ножек. Вся  словно  вылепленная  этим  желтым  лунным  ночным  светом. Ярким  и  пронзительно  прозрачным.

  Джейн  пошла  в  мою  сторону. К  моей  больничной  постели.

  И  встала  рядом, прижавшись бедрами  голых  безумно  красивых  загоревших  до черноты  ног  к  краю  ее, и  смотрела, молча, на  меня, не  отрываясь  черными  своими  цыганскими  гипнотическими  глазами. Она  стояла, именно  так, как  и  любила  всегда  стоять, выгнувшись  в  гибкой  молодой  девичьей  узкой  спине, чуть-чуть  назад. И  выпятив  мне  свой  округлый  пупком  вперед  загорелый  до  черноты  животик.

  Я  протянул  свои  руки  к  ней  и  почувствовал  прикосновение  в  ее  рукам протянутым, тоже  мне. Она  улыбалась  мне  широкой  доброй  и  нежной  моей  любовницы  улыбкой. Смотря  на  меня, также  как  и, тогда  в  ночь  нашей  последней  любви. Смотрела  страстно  и  с  желанием  сексуального  безумства.

  Тогда  она, сбросив  свой  длинный  махровый  белый  халат  с  девичьих  красивых  плечей, была  совершенно  нагой. И  жаждала  безумного  и  последнего, как  оказалось  нашего  с  ней  секса. Вот  и  сейчас, она  сбросила  его. Прямо  на  пол  перед  моей  больничной  постелью. Почти  мгновенно. Тот  халатик  просто скатился  с  ее  плечей  по  ее  телу, и  упал  ей  под  ноги  у  моей  постели. Прямо  себе  под  свои  красивые  девичьи  черненькие  в  плотном  загаре  латиноамериканки  ноги. Она  сняла  с  маленьких  с  карсивыми  пальчиками  загорелых  стоп  ног  домашние  тапочки. И  наклонилась  ко  мне. Стоя  в  одном  своем, теперь  передо  мной  купальнике. Желтого  как  я  смог  рассмотреть  цвета. Этот  купальник  был  ее  любимым. И  одним  из  трех.

- «Моя, красавица  Джейн!» - загудело  в  моей  голове - «Девочка  моя!».

- Джейн! - радостно  выдавил  я  из  себя - Это  ты! Ты пришла  ко  мне! Ты живая! Где  ты  была, любимая  моя?! Я  здесь  с  ума  сходил  от  нашей  разлуки!

- Тише, милый - услышал  я  тихо  ее  нежный  ласковый  женский  любимой  голос - Тише - она  повторила - Мальчик  мой, любимый  мой. Я  пришла  успокоить  тебя.

  И  она  легла  рядом  со  мной, на  мою  больничную  постель, прижавшись  ко  мне  и, положив  на  мою  грудь  свою  девичью  черную  в  распущенных длинных  волосах  голову. Она  прижалась  ко  мне. Сильно, обхватив  мою  в  пижаме  больного  грудь  своей  правой  рукою. Я  ощутил  заброшенную  на  мои  пока  еще  еле  оживающие  ноги  загорелой  почти  черненткой  ляжкой  правую  девичью  ногу, согнутую  в  коленке. Та  нога  заскользила  голенью  и  стопой  по  моим  ногам  поверх  наброшенного  сверху  одеяла. 

  Джейн  оторвала  свою  черноволосую  с  распущенными  волосами  голову  от  моей  груди  и, гладя  нежно  мне  в  глаза, сказала - Я  спасла, тебя, Володенька  мой  любимый. И  это  главное. Ты  все-таки  выжил. Я  так  этому  рада.

  Я  почувствовал  ее. Ее  тело. Почти, нагое  гибкое  как  у  русалки  женское  в аромате  запахов  тело. Ее  пышной  трепетной  в  дыхании  груди  соски, сквозь  тот  ее  лифчик  купальника. Торчащие, снова  и  упирающиеся  мне  в  мою  под  пижамой  грудь. Ее  девочки  моей  Джейн  страстное  тяжелое  дыхание. И  ее  это  лицо  в  полумраке  моей  каюты. Что  видел  я  в  желтом  свете  луны  и  звезд.

  Это  точно  была  она. Моя  любимая  Джейн  Морган.

  Это  было  точно  ее  тело. Тело  моей  Джейн. Жаркое  и  разгоряченное  тропическим  солнцем. Любовью. Джейн  гибкое  как  у  восточной  танцовщицы  в  узкой  талии  тело. Джейн  заползла  сверху  на  лежащего, на  постели  меня.

  Джейн  уперлась  своим  животом  в  мой  живот. Своим  тем  кругленьким  красивым  голого  загорелого  до  угольной  черноты  живота  пупком.

  Я  ощутил  на  своем  снова  возбужденном  мгновенно  детородном  члене   ее  

  Волосатый  в узких  купальника  делтых  плавках   женский  лобок  и  любимой  промежность.

  Джейн  выгнулась  на  мне  как  дикая  кошка, упираясь  своим  обеими  руками  мне  в  мужскую  грудь. Приподнялась  надо  мной  и, не  отрываясь, смотрела  своими  черными  убийственной  красоты  циганки  Рады  и  брюнетки  смуглянки  гипнотическими  невероятной  красоты  карими  и  почти  черными, как  сама  ночь  глазами  мне  в  глаза. Печальными  и  тоскливыми. Какими-то  отрешенными  и  не  живыми  уже. Глазами  какой-то  неземной  уже  совершенно  иной  красоты. Как  будто  не  принадлежащей  уже  самой  ей, а  кому-то  иному  или  другому.

   Она  провела  правой  рукой  и  пальчиками  по  моему  лицу, по  губам  и  щекам, и  произнесла – Небритый  и  колючий  и  такой  любимый.

  Это  были  ее  слова, но  и  не  похожие  на  слова  самой  Джейн  Морган. Словно за  этой  женщиной  стояла  другая  женщина. Епе  будто  Джейн  кто-то  сейчас  манипулировал  и  управлял.

  Она  опять  опустила  свою  голову  на  мою  грудь  и  замерла, молча, слушая  видимо  мое  живое, стучащее  в  той  груди  сердце.

  Потом, Джейн  подняла  свою  с  моей  груди  голову. И  поцеловала  меня  в  губы. Но  уже  не  так  как  раньше, а  по-другому. Словно, уже  прощалась  со  мной. Прощалась  навсегда. А  я  не  мог  понять  сон  ли  это  или  реальность. Опять полуобморочные, что  ли  видения.

  Джейн  произнесла  на  уже  четком  русском  с  грустью - Я  так  и  не  надела  то  черное  для  тебя, любимый  вечернее  черное  платье. Прости  меня, Володенька. Прости.

- Что  ты  любимая – произнес шепотом  и  тихо  ей  я – Бог  с  ним. Главное, ты  сейчас  со  мной.

  Джейг  была  такая  реальная, как  настоящая. Вполне  ощутимая  и  осязаемая.

  Я  снова  весь  даже  возбудился  и  готов  был  даже…

- Не  нужно - произнесла  она  мне – Не  сейчас, любимый. Еше  у  нас  будет  для  этого  время. Подожди, любимый. Уже  скоро. Мы  соединимся  воедино. Ты  и  я. Навсегда.

  В  ее  черных  как  бездна  самого  океана  неподвижных  глазах  стояли  слезы.

  И  она, молча, встала  с  меня  и   моей  больничной  постели   и  пошла, мелькая  голыми  своими  овалами  красивых  черненьких  от  загара  переливающихся  в  свете  луны  и  звезд  через  иллюминатор  окна  моей  медицинской  каюты  девичьими  чернеькими  от  загара  латиноамериканки  Панамки  ножками. Виляя  из  стороны  в  сторону  своими  бедрами  и  женской  широкой  и  полненькой  ягодицами  задницей. Пошла  к  выходу  из  моей  каюты. Дверь  так  и  была  не  заперта. И, она  встала  на  пороге  ко  мне, обернувшись  и  глядя  на  меня, лежащего  на  больничной  постели. Почти, нагая. И  босая. В  одном  своем, теперь  желтом  купальнике.

  Джейн  переступила  через  порог  двери. И   пошла, по  длинному  корабельному  коридору  круизного  судна.

  Я  вдруг  соскочил  на  ноги, даже  не  поняв, как  это  произошло. Они  уже  были  здоровые  и  не  болели. Помню, как  следья  ног  ощутили  прохладный  каюты  пол.

  Я  схватил  лежащий  на  полу  у  постели  Дежйн  тот  короткий  сброшенный  халатик  и  бросился  за  ней  вдогонку.

- Джейн! - вырвалось  у  меня  из  груди - Джейн! Куда ты?! Джейн!

  Я  подлетел  к  выходу  и  двери. И  выглянул  в  коридор. Первый  раз  из  каюты, где  лежал  совершенно  один, и  выскочил  наружу  из  больничной  своей  корабельной  палаты.

  Джейн  обернулась. Любимая  была  уже  далеко  от  меня  и  почти  в  самом  конце  узкого  длинного   коридора  с  множеством  закрытых  дверей. Она  посмотрела  на  меня, теперь  как-то  еще  более  тоскливо  и  пошла  дальше. Мои  ноги  ожиди  и  зашевелились. Я  бросился  за  любимой  вдогонку.

- Джейн! – кричал  я - Подожди  не  уходи, любимая! Но, она  уже  была  в  конце  коридора  пассажирского  судна, и  смотрелась  таким  призрачным  как  черная  тень  силуэтом. И, не  оборачиваясь, растворилась  за   углом  поворота.

  Я  летел  как  ошалелый  за  ней  до  того  поворота. Но  там  ее  уже  нигде  не  было  видно. Я  паникуя, шлепая  босыми  ногами,  пролетел  повороты  и  лестницы, ведущие  наверх  к  выходу  на  нижнюю  палубу  пассажирского, идущего  по  океану  английского  круизного  лайнера.

  Никого  не  было  на  моем  пути. Весь  корабль  спал. И  только  я  как  безумный  летел  босиком  по  деревянной, теперь  палубе  к  дереваянным  широким  лакированным  перилам  ограждения  корабельного  борта.

  Я  вылетел  на  выходящий  к  озаренному  светом  раннего  утра, выступающему  наружу, как  и  другие  на  этой  палубе  смотровым  пассажирским  балконам.

  Там  стояла  у  поручней  ограждения  моя  красавица  Джейн.

  Она  стояла  в  желтом  своем  купальнике. И  была  озарена  уходящим  в  рассвет  светом  ярких  мерцающих  звезд  и  большой  желтой  луной. Все  ее  тело  блестело  черным  загаром  в  свете  исчезающей  в  рассвете  луны. От  округлых  бедер  голых  до  самых  ступней  ног  от  тех  узких  плавок  и  широких  женских  ягодиц. До  верха  девичьих  черных  от  загара  как  все  ее  тело  плечей. Она  вся  переливалась  своим  смуглым, почти  черным  загаром  в  утреннем  ярком  солнечном  свете  восходящего  солнца.

  Я  подлетел  бегом  к  перилам  бортового  ограждения  невдалеке  от  того  смотрового  выступающего  над  самим  покрытым  бурными  волнами  утреннему  синему  океану.

  Джейн  Морган  стояла  спиной  ко  мне, облокотившись  о  те  бортовые  поручни  ночного  идущего  по  ночному  Тихому  океану  лайнера.

  Она  стояла, повернув  свою  женскую  черноволосую  головку  ко  мне. Смотрела  через  правое  женское  голое  облепленное  черными  вьющимися  длинынми  волосами  плечо.

  Налетевший  утренний  ветер, стал  трепать  девичьи  те  черные  длинные  Джейн  Морган  волосы  на  ее  голове. Они  переплетались  и  спутывались  прямо  в  самом  воздухе. Хлестали  по  девичьему  Джейн, миленькому  смуглому  загорелому,  украшенному  золотыми  колечками  сережками  в  ее  ушах  личику. В  красивом  изгибе  черных  дугой  бровей  и   опять  смотрящих  на  меня  черных  ее  как  бездна  океана  девичьих  глаз. 

   Посмотрев  на  меня, она  повернула  взор  своих  глаз  в  сторону  океана. И, отвернулась  от  меня, глядя  в  синие  бушующие  и  не  спокойные  за  бортом пассажирского  круизного  лайнера  волны.

  Она  стояла  и  смотрела, куда-то  в  океан. И  ничего  не  говорила.  Джейн  глядела  просто, куда-то  не  отрываясь, взявшись  своими  черненькими  от  загара  утонченными  красивыми  своих  рук  пальчиками   о  поручни  борта  балкона. Выгнувшись, как  делала  всегда, назад  узкой  девичьей  голой  загоревшей  спиной  в  гибкой  как  у  русалки  талии. Выставив  вперед  жгучему  утреннему  восходящему  на  заре  солнцу, свой  голый  овальный  черненький  круглым  красивым  пупком  девичий  животик.

   Она  была  так  красива, что  у  меня захвитло  даже  дух. Я  запомил  ее  именно  тогда  такой  в  псоледний  раз  перед  окончательным  ее  уже  уходом.

  Джейн   стояла   в  каком-то, еле  заметном  бликующем  на  утреннем  ярком  солнце  лиловом  свечении. В  его  ореоле, идущем  от  ее  самой. От  ее  черненьких  босых  девичьих  маленьких  ступней. По  ее  вверх  голеням  полненьким  икрам, коленям, овальным  бедрам  к  широким  ягодицам  Джейн  кругленькой  женской    в  узких  купальника  желтых  плавках  попке. Отражаясь  ярким  светящимся  лучезарным  ореолом  от   голенького  сексуального  девичьего  округлого  с  круглым  пупком  животика. До  самой  ее  подтянутой  туго  желтым  лифчиком  полной  трепещущей  в  тяжелом  страстном  дыхании  сверкающей  загаром  девичьей  груди.  Стянутой  туго  треугольными  лепестками, как  парусами  нашей  затонувшей  мореходной   круизной  быстроходной  яхты  «Арабеллы»  лифчика. Застегнутого, там  сзади  туго, на  ее  женской  узкой  загоревшей  до  угольной  черноты  спине. 

  Свет  перемещался  ярким, но  колеблющимся  свечением  по  ней. И  расходился  лучами  в  стороны. На  тоненькой  под  развевающимися  черными, как  смоль  волосами  ее  девичьей  загорелой  шее. И  расходился  ярким  свечением  от  ее  боком  повернутой  ко  мне  в  профиль  ее  миленькой  красивой  обрамленнйо  развевающимися  черынми  вьющимися  волосами  головы.  Он  тонкими  острыми  мерцающими  лучами  расходился  от  Джейн  Морган  лица  в  стороны.

  Свет  лучами  отходил  от  ее  Джейн  лежащих  на  поручнях  ограждения  выступающего  в  океан  балкона  черненьких  в  плотном  ровном  загаре  рук.

  Этот  лиловый  призрачный  и  не  объяснимый  свет. Тот  свет, о  котором  говорил  судовой  корабельный  доктор  Томас   Трекер. И  сам  капитан  судна  Эдвард  Джей  Стивенс. Будто  бы  я  был  весь, тоже  покрыт  этим  светом  плавая  на  волнах  в  окружении  дельфинов. Это  был  свет, моего  чудесного  ангельского  спасения. Свет, спасший  мне  жизнь. Свет, хорошо  различимый  на  ярком  утреннем  свете. Свет, русалки  Нагисы  и  моей  Джейн  Морган.

 

                                                ***

  Джейн  смотрела, куда-то  вдаль  в  океан. Куда-то  туда  на  восход  за  кромкой  горизонта  яркого  горячего  утреннего  солнца.

- Прости  меня, любимая! - я  прокричал  ей, любуясь  ее  очарвоательной сверкающей  в  лиловом  ярком  свечении  женской  идеальной  полунаготой.

  Я  медленно  пошел  к  ней, держась  руками  ща  деревянные  перила  бортовых  поруней  ограждения. Осторожно, приближаясь любимой.

  Глядя  на  этакое, чудесное  ангельское  видеине  моей  ерпспвицв  Джейн  Морган  произнес  еще  раз - Прости!

  Я  осторожно  шел  на  яркий  тот  лиловый  свет, и  обрамленный  им  силуэт  моей  д.юимой, лишь  касаясь  пальцами  рук, и ладонями  широкх  порусней  бортового  ограждения  перил  идущего  в  полутемноте  раннего  утра  по  бурным  синим  океанским  волнам  лайнера.

- Я  не  смог  спасти  нас  обоих! Я  не  смог  сделать, то, что  обещал! Прости любимая  моя! Прости  меня! - я  умолял  свою  потерянную  любовь  со  слезами  на  глазах  и  приближался  к  лиловому  мерцающему  передо  мной  яркому  свечению, из  которого  казалось, и  состояла  вся  моя  Джейн - Прости меня  Джейн! - снова  произнес  громко  в  отчаянии  я - Я  не  смог  спасти  тебя, и  спасти  нашего  будущего  ребенка!

  Джейн, снова  повернула  в  мою  сторону свою  девичью  миленькую  головку, И  посмотрела  на  меня  влюбленными  черными  своими  цыганскими  гипнотическими, как  бездна  океана  и  снисходительными  в  прощении  глазами. Глазами, наполненными  тоской  и одиночеством. И  услышал  я  в  ответ  ее, летящий  откуда-то  со  стороны океана  любимой  громкий  и  ласковый  голос - Не  вини  себя, любимый. Твоей  нет, вообще  здесь  какой-либо  вины! Забудь  все  и  начни  все  заново! - услышал  снова  я - Ты  жив  и  это  для  меня  главное! Дэниел  ждет  меня. И, тоже, прощается  с  тобой. И  желает  тебе  счастья! Прощай! - сказала  моя  Джейн. И  исчезла

- Дэниел! – я  произнес  ей – Дэниел! Джейн, он  живы?!

- В  моем  мире  нет  мертвых, оюбмый - она  мне  ответила – Мой  мир  вечен  и  всегда  живой.

- Что  это  за  мир  такой, любимая  моя?- я  спросил  светящийся  уже  весь  окутанный  ярким  лиловым  светом  женский  в  почти  полной  наготе  силуэт.

- Мир  дриады  и  нимы  Тихого  океана  Нагисы. Мир  дочери  Посейлона.

   И  Джейн  растворившись  в  этом  свете, исчезла  прямо  на  моих  глазах.

   Исчезла, как  ее  словно  и  не  было.

- Джейн! - прокричал  как  полоумный  на  весь  океанский  простор  я - Джейн! Любимая! - я, рванув, что  силы  как  сумасшедший  подлетел  к  перилам  балкона, где  только  что  была  моя  прекрасная  латиноамериканка  Джейн  Морган - Не  уходи, любимая  моя! Джейн! Джейн!

  Я  принялся  снова  кричать  и  звать  ее.  Казалось, я  поднял  весь  на  уши  спящий  в  ночи  круизный  корабль, идущий  в  предутренней  темноте  ночи  по  Тихому  океану, и  переполошил  всех. Но, никто  меня  не  слышал. Все  заглушал  шум  бурлящей  вырывающейся  из-под   киля   к  поверхности  огромной  массы  рассекаемой  его  гигантским  стальным  корпусом  пассажирского  морского  лайнера  океанской  воды. И  по  бортам  лайнера  воды.

  Я  подлетел  к  перилам  и  посмотрел  вниз  в  бурлящий, там  далеко  внизу подо  мной  океан. Я  смотрел  вдоль  борта  до  самой  отлетающей  большими волнами  в  сторону  от  огромного  многотонного  корабельного  обтекаемого  металлического  корпуса  океанской  воды. Через  стоящие  в  глубоких специальных  нишах  спасательные  закрепленные  тросами  на  лебедках, и  кранах  большие  кораблеьные  шлюпки  до  самого  уходящего  далеко  белого  борта  в  сторону  кормы.

  Никого.

- Джейн! - прокричал  я  вдаль, вцепившись  судорожно  пальцами  в  поручни балкона  в  ревущую  вдоль  борта  лайнера  воду - Джейн! Любимая! Не бросай меня! Джейн!

  Но, кроме  шума  океана  и  шума  самого  корабля, я  не  услышал  в  ответ ничего.

  Я  вспомнил, что  прибежал  сюда  уже  на  нормальных, вполне  здоровых ногах. То  было  потрясающим. Я  пришел  в  себя  окончательно. Ноги  восстановились, и  ничего  не  болело  вообще.

  Я, прислонился  к  оградительным  бортовым  перилам  спиной. И  съехал  по  ним  вниз, потрясеннй  уведенным.

  Этот  лилового  яркого  оттенка  живой  свет  излечил  меня.

  Джейн  исцелила  меня. Но  ради  чего.

- Нагиса – я  произнес – Это  все  Нагиса. Это  ты. Или  я  просто  схожу  постепенно  с  ума  без  моей  Джейн.

- Любимая - уже  тихо  и  горько  роняя, вновь  накатившие  слезы, произнес  я - Вернись  ко  мне - я  это  произнес, уже  зная, что  это  конец  всему. И  конец  моей  безумной  неразделенной  любви.

 Я  сел  на  пол  этого  открытого  в  океан  корабельного  балкона. Так  и  просидел  до  самого  полного  восхода  солнца. В  этой  дурацкой  больничной  пижаме. И  когда  окончательно  рассвело, я  пришел  в  себя. Открыл  свои  глаза  и проснулся  лежащим  на  своей  больничной  в  медицинском  кубрике  палате  и  корабельной    каюте  постели.

  Корабль  еще  весь  спал.

  Я  понял, что  это  был  просто  сон. Просто  сон  и  ничего  более. Сон, выстраданный  любовью  к  своей  любимой. И  она  пришла, просто  проститься  навсегда  со  мной.

  Было  утро. Я, сейчас  просто  лежал  в  своей  больничной  постели. Но  вполне  уже  здоровый, и  без  боли  в  обеих  ногах. Я  мог  уже  спокойно  встать  на  ноги  и  двигаться. И  это  было  тоже  удивительным.

 

                               Возвращение в себя

 

  31 июля  2006  года  13:15 дня. 

  Я  стал  ходить. Судовой  врач  Томас  Трекер  не  обманул. Мои  больные  ноги  отошли  от  странного  паралича. И  пришли  в  полную  норму. Приобрели  чувствительность  и  подвижность. Я  их  чувствовал  до  самых ступней  и  кончиков  пальцев. Я  даже  не  хромал. Все  восстановилось. И  я  уже  мог, свободно  перемещаться  по  круизному  кораблю  среди  всех  его  многочисленных  пассажиров.

  Я  ходил  по  движущемуся  стремительным  скоростным  ходом  по  океану красивому  круизному  туристичеcкому  лайнеру  под  флагом  США. Лайнер  итальянской  конструкции. С  красивыми  обводами  корпуса  и  совершенно  новый. Как  сказал  капитан  судна  Эдвард  Джей  Стивенс  этому  великолепному  лайнеру  не  более  года, как  он  стал  бороздить просторы  океанов. Уже побывал  в  Индийском  океане  и  Атлантике.  

  Кругом  были, только  отдыхающие  иностранцы  разных  мастей, рожи  и  цвета  кожи. Все  трещали  на  своих  языках, от  которых  могла  заболеть  без  привычки  любая  голова. Но, я  был  привычен  к  такому. Я  врубался  в  иностраныне  языки  так  как  была  обгирная  иностранная  практика  русского  моряка  на  торговых  каботажных  судах. Там  были  всякие тоже  мряки  и  цвета  кожи  и  разной  масти  и  рожи.

  И  вот, я  как  турист, и  отдыхающий, тоже  гулял  среди  отдыхающих  по  парадной  палубе  несущегося  по  океанским  волнам красивого  круизного  пассажирского  лайнера. Мне  выдали  свежую  новую  безвозмездно  рабочую  одежду  матроса  судна. По  распоряжеиню  конечно  капитана  лайнера. Не  ходить же мне  в  том, в  чем  меня  выловили  в  океане.

  Прошли  уже  третьи  сутки  с  того  момента, когда  меня  сняли  с  воды. Время  на  корабельных  часах  главной  шикарной  залы  лайнера  было  15:17  дня. И  шло  время, снова  к  закату, как  и  сам  день. На  горизонте  появилась  красная  полоска  над  самой  гладью  океана. Это  так парил  от  жары  океан.

  Действительно, опять  было  жарко  и  парево  было  нехилое  на  всем  судне. Многие  из  отдыхающих  не  вылезали  из  бассейнов. Даже, часть  сменной команды, отдыхая  от  вахты, купалась  в  своем  же  корабельном  бассейне.

   Доктор  Томас Трекер, доктор  пассажирского  лайнера  «FANTASIA», дал  каких-то  еще  целительных  к  выздоровлению  таблеток. И  сделал  уколы  от  неприятных  весьма  еще  внутри  организма  возникших  колющих  ощущений. Хотя  бы, чтобы  спать  было  мне  спокойней. Больше  ничего  не  предпринималось.

  Вообще  из  их  разговора, между  собой, я  был  тут  лишним  и  не  совсем  желательным  клиентом. Меня  спасли  и  оказали  должное  медобслуживание. Я  был  сейчас  здоров  практически  и  на  ногах. На  этом  как  бы  их  полномочия  по моей  части  заканчивались  по  закону  моря.

  Капитан  лайнера  и  доктор, да  и  все  спешили  меня  спихнуть  куда-нибудь. Попросись  я  сойти  где-нибудь, на  каком-нибудь острове, они  бы  наверняка  так  бы  и  сделали. Высадили  бы  и  все. Зачем  только  меня  сняли  с воды, ни  понимаю? Зачем  не  дали  умереть? Умереть  с  моей  ненаглядной  красавицей  латиноамериканкой, моей  черноглазой  любовницей  Джейн  Морган! Иностранцы!

  Но  они  обязаны  были  прийти  на  помощь. На  сигнал  тревоги  SOS! Закон  моря  и  взаимопомощи  гибнущим  в  воде  и  тем  более  во  время  шторма. А  дальше  уже  все  менялось.

  Все  же  я  был  здесь  лишний. Хоть, капитан  и  доктор  общались  со  мной  более  мене  радушно. С  натянутой  добродушной  улыбкой. К  тому  же  я  тут  дал  всем  шороху  со  своими  причитаниями  по  любимой  и  истерикой  почти  утопленника. Криком. Своей  руганью  на  русском. В  целом  оставил  не  очень  хорошие  о  себе  представления. Да  и  не  был  никогда  положительным  во  всем  клиентом  где-либо. Пьянки  в  портовых  ресторанах  и   уличные  девки. Да  еще  драки. Поэтому  за  мной  здесь  следили  все  из  команды  по  очереди  или  перенимая  эстафету. За  русским  довольно  шустрым  и  бойким  тридцатилетним  моряком. Все  же  русский. А  вы сами  знаете, как  иностранцы  реагируют  на  русских.

  Я  бесцельно  бродил  сам  не  свой  по  этому, круизному  океанскому лайнеру, идущему  мимо  Маршалловых  островов  в  сторону  Гаваев. Я  бродил  от  самого  его  носа  до  самой  кормы. Поднявшись  на  ноги, после этой  ночи  на  следующее  утро. 

  Я  бродил  по  кораблю, казалось, практически  без  присмотра  со  стороны. Но  так  казалось. И  только. Я  не  обращал, правда  на  все  это  и  тотальную  слежку  внимание. Хоть  обещал  доктор  Томас Трекер, что  я  буду  совершенно  сам  по  себе  и  без  какого-либо  присмотра. Но  это  так  только  обещал. Ка к и сам  капитан  Эдвард  Джей  Стивенс.               

   Но  что  интересно, никто  не  был  свидетелем  моей  прошлой  буйной  ночи. Возможно, я  кричал  лежа  в  постели  во  сне  на  всю  болничную  пустую  каюту. Но, никто  меня  действительно  не  слышал, как  понял  я. Не  слышал  моего  ночного  во  сне  помешательства. Никто  не  видел  и  не  слышал, как  я  несся  хромая  и  припадая  то  на  одну  больную  ногу, то  на  другую  по  корабельным  коридорам, за  призрачным  видением  моих  любовных  страданий. За  моей  ушедшей  в  неизвестность  крошкой  Джейн. Потому, что  это  было  и происходило, просто  во  сне. Это  выстроенная  моим, видимо  еще  воспаленным  больным  мозгом  выстраданная  прощальная  вполне  реалистичная  трагическая  очередная  иллюзия. И  я  уже, начал  приходить  в  себя. Все  приходило  постепенно  в  надлежащую  физическую  форму. Я, просто  приходил  в  себя. Не  видя  больше  подобных  снов  и  иллюзий. Они  покинули  меня. Вероятно  навсегда.

  Я, свободно  гуляя  по  верней  палубе, совершая  прогулки  по  круизному  туристическому  пассажирскому  лайнеру, идущему  в  сторону  Гаваев. Мимо  Каролинских  островов.

  Я  только  и  знал, что  бродил  по  кораблю, обойдя  его  весь  по  всем  его  многоэтажным  жилым  надстройкам  и  палубам.

Единственное  место, где  я, теперь  не  хотел  быть, это  были  выходящие  в океан  открытые  боковые  лайнера  смотровые  балконы. После  случая  прошлой  той  ночи, я  туда  теперь  ни  ногой.

  Я  все  думал  о  своей  любимой  Джейн. И  о  том, что  это  было, просто бессознательным  наваждением. И  «Арабелла»  и  Дэниел, и  Джейн. Что  то, что говорил  судовой  доктор  Томас Трекер, все  было  правдой. Я  пришел  в  себя, попав, снова  в  реальный  мир  из  мира  бессознательного  мира. Страдая, теперь, только  от  кожных  ожогов  от  палящего  океанического  солнца, которое  неслабо  обожгло  меня  за  время  непродолжительного  плавания  на  круизном  лайнере. Сильно  обветрило  и  обгорело  лицо, и  я  его  прятал  под  темными  очками  и  под  своей  заросшей  рыжеватой  щетиной. Я  отворачивался  от  прохожих, стараясь  не  привлекать  внимание. Все  бродил  по  прогулочным  палубам  «FANTASIA».

  Я  после  всего  пережитого  тяжело  приходил  в  себя  и  все  думал  о  Дэниеле  и  своей  Джейн. Но  все  же  все  уходило  на  задний  план  моих  всех  мыслей. Я  старался  забыть это  все. Но  это  было  незабываемо. Шутка  ли  пережить  такое  и вот   так  легко  и  сразу все  забыть. Максимально  реалистичную  взаимную  дикую  страстную  дюбовь. И  отвязной  такой  же  дикий  секс  с  моей  девочкой  Джейн. Даже, если  она  была  лишь  в  моей  голове. Но  тогда, кто  такая, Нагиса?  Я  ведь  видел  ее. Видел  также  как  и  мою  Джейн  Морган. Она  была  там  в  моих  видениях  и  ее  эти  слова, что  все  это  иллюзия  созданная  ей  самой. Она  была  русалкой  и  дочерью  самого  Посейдона. Это  все  было невероятным. И  я  отбросил  все  это  даже  те  слова, о  ее  от  меня  беременности. Но  Джейн  была  также  беременна. И  Джейн  была  Нагиса.

  Нужно  было  все  это  забыть. Раз  иллюзия, значит  иллюзия  и  все. Надо  было  забыть  все  раз  и  навсегда  и  как  можно  быстрее. Так  будет  лучше  всем  и  мне  в  первую  очередь.

  Однажды, даже  как  мне  показалось, я  увидел  Дэниела, а  то  был, просто судовой  рабочий  матрос  в  спасательном  красном  жилете, работающий  на  носу, идущего  по  Тихому  океану  лайнера. Я  было  даже, дернулся  в  его  сторону, открыв  свой  от  удивления  рот. Но, тот  матрос  был, просто  сильно  похож  на  двадцатисемилетнего  моего  погибшего  в  океане  друга. Да, и  по  возрасту  был  таких  же, как  мне  кажется  лет.

  Мне  было  тяжело, даже  поверить  в  свое  чудесное  спасение. Один  в  открытом  океане. И  целых  семь  суток, если  верить  всему, в  волнах  и  под  палящим  солнцем. Среди  обломков  погибшего  своего  грузового  судна «KATНАRINЕ  DUPONТ». Единственный  выживший  или, просто  брошенный  спасшейся  командой  русский  наемный  матрос.

  Я  сам  до  сих  пор, не  верил  в  свое  чудесное  спасение. Все  эти  разговоры  про  стаю  дельфинов  отгоняющих  от  меня  молотоголовых  акул. И  это  странное  лилового  цвета  призрачное  вокруг  меня  свечение.

Мне  нужно  было  домой. Скорей  домой. На  Родину  в  далекий  Владивосток.

- «Хватит» - теперь  уже  думал  я - «Наплавался».

 

                           Призраки Тихого океана

 

  Прошли  еще  одни  сутки  в  Тихом  океане. И  корабельные  часы  главной залы  лайнера  показывали  1 августа  2006  года  и  десять  вечера. Лайнер  задержался  и  простоял  в  каком-то  не  очень  большом  островном  населенном  островитянами архипелаге  целых  девять  часов.

   С  самого  утра, как  только  сюда  прибыли. В  архипелаге  очень  похожем, на  тот, который  я  видел  в  своих  тех  странных  обморочных  спасительных  видениях. Вместе  с  моей  красавицей  Джейн  Морган  и  ее  братишкой  Дэниелом  Морган. Все  было  до  жути  очень  похоже, на  те, тропические  рыбацкие  острова. Где  мы  все  вместе  отдыхали. Где  Дэниел  ремонтировал  двигатель  нашей  яхты  «Арабеллы». А, моя  ненаглядная  красавица  Джейн, купалась  вдоль  барьерного  островного  мелководного  рифа  с  красивыми  коралловыми  рыбами  и  черепахами.

  Я, стоял  у  борта, у  самого  ограждения  верхней  смотровой  палубы, и  смотрел  на  такое  же  в  идеале  похожее, как  в  моей  памяти  поселение  рыбаков  и  ловцов  жемчуга. На  их  такие  же  из  пальмовых  листьев  стоящие, прямо  на  воде  на столбах  домики. Словно, все  как  будто  было  только  вчера. Словно, все  начинает  воскресать, снова  из  моей  бессознательной  памяти  и  утерянных  в  океане  красивых  воспоминаний. Принуждая  снова  все  вспоминать  в  мельчайших  точных  подробностях.

  Как  все  было, похоже. Один  в  один. Даже  этот  крик  альбатросов  и  чаек  над  головой, как  на  нашей  яхте  в  бурлящем  океане. И  я  видел  там  себя  гуляющим  вместе  со  своей  любовницей  и  красавицей  Джейн  по  песчаному  из  белого  кораллового  песка  пляжу. Прямо  по  берегу. И  по  самой  воде.

  Я  вспомнил  тот  брошенный  пальмовый  домик. Домик, наполненный  до  самого  верха  и  крыши  пальмовыми  листьями. И, где  и  как  я  с  Джейн  занимался  любовью. Где-то  там  мы  оставили, тогда  нашу  из  брезента  сумку  с  бокалами  и  закуску  к  спиртному. Пообещав  друг  другу  вернуться  туда  и  забрать  ее, когда  все  закончиться.

  Я  вспомнил  тот  разговор  между  нами  о  том, что  я  хотел  бы  остаться  здесь  на  этих  островах. Рыбачить. И, тоже  собирать  жемчуг. И  Джейн  была  непротив. Ей, тоже  эти  нравились  места. Рай  среди  океана.

  Я  засмеялся, привлекая  внимание  окружающих  меня  людей. Не  понимающих,  что  это  со  мной. Но  все  теперь  было  действительно  просто  смешно. Бредовая  болезненная  иллюзия  и  бред  почти  утопленника.

  Я  сейчас  не  обращал  ни  на  кого  внимания.

  Было  прохладно. Особенно  под  наступающий  вечер. Я  вдохнул  свежего порывистого  воздуха  с  океана  и  повернулся  на  парадной  верхней  палубе  у борта  лайнера. И  увидел  Джейн. Увидел  ее  спину  и  гибкую  как  у  русалки  или  восточной  танцовщицы  узкую  талию.

  Она  шла  сама  по  себе, прогуливаясь, как  и  я  по  палубе, среди  отдыхающих  и  любующихся  с  корабля  местными  красотами  океана.

  Джейн  шла  от  меня  по  палубе  спиной  ко мне  и удаляясь  от  меня. Она  была  в  том  черном  своем  вечернем  длинном  с  разрезами  по  бокам  платье. На  высоких  тонких  шпильками  каблуках  черных  лакированных  туфлей. 

  Это  была  точно  Джейн! Она  встала  у  левого  бортового  ограждения  прогулочной  палубы  лайнера. И, смотрела, куда-то  вдаль  океана. С  распущенными  по  плечам  длинными  черными, как  смоль  вьющимися  колечками  и  змеящимися  длинными  волосами. Это  была, точно  она!

- «Джейн!» - меня  ошарашило, прямо  в  голову - «Не  может  этого  быть!».

Это  было  очередное  видение. Видение  среди  бела  дня.

  Она, отошла  от  борта  и  снова  пошла  по  деревянной  из  красного  дерева  лакированной  палубе, стуча  высокими  на  шпильке  каблуками. И  мелькая  икрами  загорелых  до  черноты  красивых  ножек.

  Ошеломленный  увиденным. Я  поспешил  за  ней, вослед. Торопясь  догнать любимую. Не  знаю, что  это  было. Призрак  или  наваждение  какое-то. Я, просто  сошел  в  этот  момент  снова  с  ума. Забыв  про  все  на  свете. Я  устремился за  любимой, любуясь  ее  милыми  загорелыми, почти  черными  от  загара  того  ножками  в  черных  туфлях  на  высокой  шпильке.

  Джейн  шла  не  особо  торопясь. Шла, виляя  своим  крутым  женским широким  задом  и  крутыми  бедрами. Полными  изумительными  в  тех  туфлях  икрами  своих  умопомрачительных  мелькающих  в  разрезах  черного  платья  голых  от верха  до  низа  ножек. Она  шла, завлекая, словно, специально  меня. И  я  шел  за  ней. В  моем  новом  призрачном  вернувшемся  ко  мне  красивом  мираже. Словно, напоминая  о  себе, снова. И  дразня  меня. Сводя  с  ума. Как  на  той  нашей  призрачной  яхте  «Арабелле». В  первую наступившую  ночь. В  той  песчаной  мелководной  лагуне  незнакомого  островного  атолла. В  тот  бушующий  за  пределами  этого  атолла  и  песчаной  лагуны  шторм.

  Когда  сильный  стихии  ветер, срывал  с  пальм  песчаного  острова  листья. И  швырял  их  в  океан. Я  вспомнил  странное  спокойствие  в  том  атолле. И  тихую  саму  лагуну. В  которой, практически  не  было  волн. И, потом  тишину. Луну  и  звезды. Звезды  на  ночном  небе, после  резко  оборвавшегося шторма. И  мою  красавицу  Джейн  Морган  в  главной  каюте  «Арабеллы»  с  бокалом  французского  вина. И  первые  признаки  проявления  нашей  короткой, но страстной  уже  любви. В  наших  словах  и  глазах. И, именно  это  черное, такое  же  точно, черное  до  колен  вечернее  ее  платье. И  эти  туфли, идущей  впереди  меня  Джейн  на  ее  красивых  до  безумия  ногах.

  Я  даже  вспомнил, как  Джейн  коснулась  меня  своим  левым  бедром ноги, как  бы  невзначай, соблазняя  меня.

- «Моя  красавица  Джейн!» - ударила  кровь  в  мою  голову - «Ты  ли  это? Или, просто  призрак, пришедший  из  моего  сознания, чтобы  свести  меня  окончательно  с  ума!» - думал  я, и  слышал, как  дико  и  страстно  по-новой, забилось, в  моей  мужской  груди, мое  страдающее  по  любимой  сердце.

- «Откуда  ты  явилась!» - стучало  в  моей  голове - « И  зачем, любовь  моя?!»  

  Я  спешил  догнать  ее. И  схватить  за  руку, пока  мое  видение  не  исчезнет.  

  И  я  схватил  ее  за  руку, голую  до  самого  плеча. Руку, такую  же  красивую, покрытую  ровным, почти  черным  загаром. Я  схватил  свою  красавицу  Джейн  Морган  за  руку. И, она  обернулась, напугано  уставившись  на  меня.

- Кто  вы! - произнесла  напугано  красивая  незнакомка. Незнакомка  так  похожая  на  мою  ненаглядную  любовниц  Джейн. С  такими  же  черными, как  смоль  длинными  вьющимися  локонами  как  змеи  до  самой  задницы  волосами. И  маленькими  золотыми  сережками  на  хорошеньких  и  миленьких ушках. И  эта  такая  же, как  у  Джейн  моей  тонкая  шея, как  и  ее  трепыхающаяся  молодая  полная  с  точащими  сквозь платье  сосками  девичья  грудь.

- Что  вам  нужно?! Кто  вы?! - прокричала  практически  мне  в  лицо, напуганная  та  незнакомая  мне  девица - Отпустите  руку! Наглец!

  И  девушка  выдернула  свою  загоревшую  до  черноты  из  моей  правой  руки свою, тоже  правую  руку.

  Я  стоял  и  молчал, ошарашенный  таким  потрясающим  идеальным  сходством. Стоял, и  молчал, не  зная, что  и  ответить.

- Извините - я  ей  искренне  произнес – Простите  меня. Я, наверное, просто ошибся.

  Она, сверкнув своим  обворожительными  тоже  черными  красивыми  глазами  из-под  черных  изогнутых  дугой  бровей, И  ничего больше  не  сказав, резко  обернувшись, ушла  с  верхней  парадной  палубы  лайнера, куда-то  вниз, затерявшись  среди  толпы  туристов  и  отдыхающих  иностранцев. А, я  так  и  стоял  опешивший  и  приходящий, постепенно  в  себя  от  своей  ошибки. Стараясь  успокоить  себя. И  проглатывая  свои  набежавшие, вновь на  глаза  горькие  слезы.

- Джейн! - пролепетал, почти  про  себя  я - Что  ты  сделала  со  мной  Джейн?! Моя любовь! Моя  спасительница! Моя  принцесса  Тихого  океана  и  Богиня  дочь  Посейдона  нимфа  и  дриада  Нагиса!

  Я  стоял  и  плакал  на  глазах  у  всех. И  все  смотрели  на  меня  и  не понимали, что  со  мной  происходит. Я  был  разбит. Разбита  была  вдребезги  моя  душа. И  мне  все  это  было  уже  не  вернуть.

  Не  вернуть  Джейн. И  не  вернуть  Дэниела. Не  вернуть  то, что  я  потерял навечно. Потерял  свою  единственную  в  беспутной  русского  моряка  жизни любовь. Любовь, в  своих  тех  бессознательных  призрачных, почти  при  смерти  в  океане  видениях. Любовь, которой  ни  стоил, даже  на  одно  мгновение, этот  гребанный  продажный  с  потрохами  мир. Который  мне, теперь  казался, куда  более  иллюзорным, чем  тот, который  у  меня  отняли. Мир, канувший  в  бездну  океана. Канувший  безвозвратно. И  оставивший  во  мне  неизгладимый  отпечаток. Потусторонний  мир, который  мог, только  родиться  в  самом  океане. Призрачное  наваждение  бессознательного  моего  состояния, вызванное  внезапной  роковой  трагедией  унесшей  многие  жизни  в  том  пожаре  и  катастрофой  моего  грузового  судна.

  Все  что  я  мог  видеть, все  было, просто  наваждением. Наваждением  иной  реальности. Реальности  наложенной  на  эту  настоящую  реальную  реальность. Наваждением, среди  бушующих  океанских  волн, дельфинов  и  молотоголовых  акул.  Когда  меня  нашли  в  океане, судовой  доктор  Томас Трекер  с  пассажирского  круизного  лайнера  «FANTASIA» говорил  о  каком-то  странном  лиловом  свечении  вокруг  места  катастрофы  и  об  акулах  и  дельфинах.

  Что  это  было  на  самом  деле, никто  не  знает. Я  и  сам  не  знаю. По  сей  день.

Кто-то  берег  меня  и  охранял  тогда  семеро  суток, а  может  и  даже  больше. Время  тогда  казалось  непомерно  длинным. И  замедленным  в  самом пространстве  и  мире. Может, моя  любимая  Джейн  все  это  сотворила. Может, сам  Посейдон. Кто? Нагиса? Моя  русалка  и  нимфа  дриада  и  принцесса  океана.

  Может, это  было  соприкосновение  двух  миров, рожденных  моим бессознательным  состоянием  души. Души  впавшей  в  предсмертную  каталепсию  на  праткически  двенадцать  растянувшихся  в  этом  пространстве  и  времени  суток.

  Я  ни  как  не  мог  себя  убедить  в том, что то, что  я  пережил, было  порождением  психической  травмы. Что  я  лицезрел  в  бессознательном  состоянии, просто  долгую  семисуточную  иллюзию, находясь  в  предсмертной  каталепсии  по  шею  в  океанской  воде, под  палящим  тропическим  солнцем. Луной  и  звездами  каждой  холодной  ночью. Среди обломков  «KATНАRINЕ  DUPONТ». Без  спасательного  жилета  среди  ящиков  и  бочек. И  прочего  мусора  с  затонувшего  при  пожаре  судна. Над  пятикилометровой  океанской  бездной. Окруженный  дельфинами  и  акулами. Я  лицезрел  свою  бессознательную  и  одновременно  в  полном  сознании  иллюзию. Настолько, для  меня  живую  и  реальную. Что  она  была  целым  отрезком  живой  и  осязаемой  моей  жизни. Жизни  в  каком-то  отдельном  параллельном  мире. Мире, соприкасающемся  с  нашим  миром. И  из которого, я  выпал, оказавшись  в  итоге  вот  здесь. Точнее  там, где  и  был  раньше, вернувшись  назад  во  времени  и  пространстве. И  безвозвратно, потеряв  тот  иллюзорный  мой  красивый, хоть  и  опасный, но  дорогой  и  ставший  родным  мне  мир. Мир  моей  красавицы  любовницы  мулатки  латиноамериканки  из  далекой  Панамы  Джейн  Морган. Мир  моего  друга Дэниела. Мир  дружбы, любви, приключений  и  счастья.

 

                                                                            «НОВОЗУБКОВСК»

 

  Вскоре  меня, как  и  обещал  капитан  Эдвард  Джей  Стивенс, подобравшего  меня  в  океане  лайнера  «FANTASIA», пересадили  на  наш  торговый  грузовик. И  я  прямым  ходом  плыл  на  Родину. На  Родину забывшую  меня, своего блудного, шляющегося  по  океанам  и  заграничным  портовым  разгульным  ресторанам  сына.

  Это  случилось  3  августа, и  прямо, посреди  Тихого  океана  и  посередине  палящего  солнцем  дня. Борт  к  борту. Часа  в  три  дня, оба  судна  сошлись  друг  с  другом. И, меня  на  спущенной  с  лайнера  « FANTASIA»  шлюпке, доставили  на  наш  грузовик.

  Мы  шли, теперь  во  Владивосток. И  меня  включили  на  время  в  команду Российского  судна. Без  документов, так  на  основании  как  потерпевшего катастрофу  русского  моряка.

  Наше  встретившееся  в  Тихом  океане  судно  их  круизному лайнеру «FANTASIA»  называлось  «НОВОЗУБКОВСК».

  Капитан  «FANTASIA»  объяснил  ситуацию  со  мной  капитану  нашего торгового  судна  при  передаче  меня, прямо  в  океане, как  жертву  кораблекрушения. Он  рад был, что  наконец-то  отделался  от  меня, как  и  сам  судовой  врач, Томас Трекер.  

  И  вот  я, освободившись  от  очередной  вахты  в  дизельном  машинном  отсеке, стоял  и  любовался  Тихим  океаном. Я  смотрел  вдаль, куда-то  туда  за  линию  горизонта. Туда, куда  каждый  вечер  садилось  горячее  тропическое  солнце. Я  плыл  домой. И  старался  не  думать  уже  ни  о  чем, кроме  Родины. О  моем  Владивостоке. В  котором, я  уже  давно  не  был. Еще  со  времен  развала  нашего  Союза. Все  мотался  по  заграницам  и  на  разных  судах  среди  иностранцев.

  Я  старался  забыть  свою  случившуюся  историю, но  она  была  слишком  яркой, чтобы  ее  можно  было, вот  так, просто  забыть, как  советовал  доктор  с  иностранного  пассажирского  судна  «FANTASIA» Томас Трекер. Слишком  в  ней  было  всего, такого, что  можно  было  вот  так  просто  забыть. Забыть  то, что  врезалось  в  память  в  мельчайших  подробностях. И  с  такой  силой, что  я  не  находил  себе  теперь  места.

  Я  так  и  не  мог  поверить  в  нелепость  этой  моей  случившейся  со  мной истории. Слишком  она  полна  трагизма  и  одновременно  радости  и  счастья. Счастья  такого  какого  я  не  испытывал  в  жизни  никогда.

  Этот  корабельный  доктор  был  прав, когда  сказал, про  то, что  со  мной произошло, что-то  уникальное. Что-то  из  разряда  вон, возможно, даже аномального. Но, что  это  было, я  и  сам  не  знаю.

  Это  странное  лиловое  свечение  там, где  нашли  меня. И, дельфины, охранявшие  меня, когда  я  был  в  этой  странной  отключке  семеро  суток  от  акул. И, вообще  стоит  ли  верить  в  то, что  сказал  этот  иностранец  доктор.

   Может  то, что  было  со  мной, было  правдой. И  все  произошло  за  короткий  срок. И  разом  закончилось, как  и  началось. Но, сама  история  казалась  уже  вымыслом. Слишком  все  в  ней  было  необычно  и  скоротечно. Как  то, словно  все  и  для  одного  только  меня. Даже  такая  безумная  страстная  любовь. Любовь  посреди  Тихого  океана. Любовь  к  моей  возможно  пригрезившейся  мне  в  том  долгом  беспамятстве  красавице  латиноамериканке  смуглянке  южанке  цыганских  крвоей  Джейн  Морган. Любовь  к  ее  родному  брату  Дэниелу, как  и  их  такая  вот  в  океане  страшная  и  дикая  смерть. Смерть, которую  удалось  избежать, только  одному  мне. Единственному  выжившему  на  сгоревшем, почти  посреди  Тихого  океана  иностранном  торговом  судне  «KATНАRINЕ DUPONТ»  русскому  моряку, пережившему  массу  смертельных  опасностей. И  именно  мне  удалось  во всем  этом  выжить. И  в  шторме  и  при  пожаре. И  в  перестрелках  с  врагами. Даже  раненым. Но  выжившим. Даже  на  почти  300метровой  глубине  в  ночной  праткически  полной  темноте  холодной  воды. В  этом  лиловом  странном  аномальном  свечении  над  океанской  пятикилометровой  бездной. Не  странно  ли  это  все. Когда  тебя  извлекают  из  воды  в  зеленой  какой-то  всего  облепленного  жидкости  или  слизи, биологический  и  химический  состав  которой  так  и  не  определили. И  не  поняли, что  это  такое  вообще. Но  надежно  защищавшее  мое  тело  и  от  ночного  холода  и  от  палящего  солнца  и  от  самой  воды.

  Меня  осмотрел  наш  уже  судовой  доктор. И  отметил  то, что  я  вполне  нормален  и  физически  и  умственно. Только  кожные  ожоги  от  чрезмерного  пребывания  на  пассажирском  иностранном  лайнере  на  верхних  палубах. Он  пожелал  мне  удачи  и  попрощался  со  мной, как  и  сам  капитан.

 

                                                    ***

  Я  стоял, снова  у  бортового  ограждения  верхней  иллюминаторной  надстройки  палубы  судна. Рядом  со  спасательными  на  кранах  и  тросах  шлюпками. Уже  нашего  торгового  грузового  судна. У  самых  ограждения  бортовых  перил. И  смотрел  на  горизонт. Туда  вдаль  океана. В  синеву  раскаленного  тропическим  солнцем  неба.

  Первой  же  ночью, после  того, как  меня  приняли  на  борт. И  я  оказался  на  «НОВОЗУБКОВСКЕ», еще  до  вахты, мне  приснилась  Джейн. Уже  здесь на русском  судне. Она  шла  по  воде, прямо  ко  мне  по  самой  глади  Тихого океана. Шла  ко  мне  во  сне. Я  не  видел  ее  лица, а  только  видел, девичий  невысокий  красивый  черный   силуэт. Ночной  на  фоне  огромной  луны  ее  силуэт  в  лиловом  свечении. Над  самой  гладью  ночного  спокойного  Тихого  океана. И  истошный  прощальный  крик  дельфинов.

  Я  помню, проснулся. И  уже  не  мог  заснуть, как  не  пытался. Это  была  настоящая  изнурительная  пытка. Я  не  как  не  мог  отойти  от  моей  любви  и  тоски  по  моей  Джейн  Морган. Никак  не  мог, как  ни  пытался  все  забыть  как  бредовое  наваждение.

  И  вот  уже  под  вечер, после  первой  трудовой  вахты, часов  в  пять, я  вышел  на  палубу  нашего  грузовика. И  смотрел  вдаль  в  горизонт  океана. Там  была  яхта. Яхта  шла  параллельным  курсом  с  нашим  судном. На  фоне  яркого  раскаленного  летнего  солнца. Она  светилась  белыми  из  парусины  треугольными  большими  парусами  на  одной  единственной  мачте  и  на  носу  косыми, выгнутыми  от сильного  ветра  вперед  кливерами.

   Парусное, кажущееся  маленьким  издалека  суденышко. Шло  параллельным  с  нашим  «НОВОЗУБКОВСКОМ» морским  курсом. Не  сворачивая. И  довольно  далеко. Почти  у  самой  линии  морского  горизонта. Где-то  там, где, снова  заходило  яркое  тропическое  солнце. Очередным  наступившим  вечером.

  Я  старался  его  лучше  рассмотреть  и  жалел, что  не  было  в  этот  раз  у  меня  армейского  бинокля.

  Это  случилось  5  августа  2006  года. На  девятнадцатые  сутки  моей морской  мистической  и  любовной  эпопеи. То  была  одномачтовая  белая  яхта. Так, по  крайней  мере, мне  казалось. На  самом  закате  летнего  солнца.

  Мне  казалось, я  видел  яхту  «Арабеллу», идущую, бок, обок, с  нашим Российским  грузовым  судном. Яхта, сопровождала  нас, и  казалось, шла  курсом  в  мой  родной  Владивосток.

- Невероятно! - произнес  я, потрясенный  сам  себе, громко, перекрикивая  шум  воды  за  бортом, не  отрывая  взгляда  от  идущего  параллельным  с  нашим  судном  курсом  еще  одного. Похожего  на  «Арабеллу»  парусного  скоростного  суденышка.

- Что?! - прозвучал  девичий  молодой  голос - Что-то  вы  там, увидели?! - произнесла, перебивая  шум  волн, молодая  официантка  из  корабельной  столовой  нашего  торгового  судна  из  состава  команды «НОВОЗУБКОВСКА». Она  работала  в  составе  поварской  бригады. И  обслуживала  весь  рабочий  состав  в  корабельной  столовой  нашего  тихоокеанского  груженого  заграничными  станками  грузовика.

  Еще  в  корабельной  столовой  я  заметил  ее  заинтересованный  ко  мне  женский  взгляд. И  перешептывания  с  поварихами. Хитрые  и  лукавые  любопытные  взоры  женщин  и  ухмылки  тех  в  мою  сторону, обращенные  всецело  к  чудному  русскому, свалившемуся  неожиданно  всем  им  на  голову  моряку  утопленнику, найденному  иностранцами  в  океане.

  Скажу  сразу, не  все  на  нашем  корабле  отнеслись  ко  мне, более-менее, лояльно. Даже, сам  Васильев  Николай  Демидович, капитан «НОВОЗУБКОВСКА», включив  меня  в  свою  команду  судна. Это  все  моя  работа  на  иностранных  кораблях. Некоторые  смотрел  подозрительно  и  практически  не  общались  со  мной.

  Некоторые  были  более, менее  радушными. И, даже  сочувствовали  мне, тридцатилетнему  найденышу, чудом  выжившему  в  кошмарной  морской  фантастической  странной  катастрофе.

  Помню, как  они  все  таращились  на  меня  на  верхней  палубе  нашего судна. Как  на  диковинное  существо  из  океана. Когда  меня  пересаживали  с  корабля  на корабль. Они  уже  знали  все  про  меня. Про  то, как  я  проплавал  без  сознания  семеро  суток. И   выжил  в  открытом  океане, а  не  пошел  на  корм  акулам. Как  меня  нашли  иностранцы  и  отдали, теперь  им. И, что  я  из  Владивостока, как  и  они. Уже  ушла  во  Владик  радиограмма  с  судна  обо  мне. И  наверняка  меня  там  уже  ждали  соответствующие  для  допроса  следственыне  службы. Нет, меня  не  посадили  бы. Но  допрос  должен  быть  достаточно  серьезным.

  Я  молчал. И  никому  не  рассказывал  свою  подробно  историю. Так  только пожар. И  я  в  отрытом  океане  и  все. Про  «Арабеллу», Дэниела  и  мою  любовь  Джейн  я  умолчал. Ни  к  чему  выворачивать  свою  всем  душу. Еще  засмеют  как  ненормального. Да, если  еще  про  русалок  начну  говорить  и  про  дириаду  и нимфу  дочь  Посейдона  Нагису. Сами  понимаете, что  тут  объяснять.

  И  вот  я  увидел, казалось, свою  яхту  «Арабеллу». И, услышав  женский  голос,  вздрогнув  от  испуга, повернул  голову  в  сторону  молодой, довольно  миленькой  на  личико  светловолосой  лет, наверное, двадцатидевяти  или  может  тридцати  девицы.

- Простите! - произнесла  она - Я  напугала  вас! Простите  меня!

  Она  подошла  ко  мне  совсем  близко, и  смело  прислонилась  молодым девичьим  плечом  правой  руки  к  моему  левому  мужскому  плечу. Я  был  в  легкой  измазанной  мазутом  в  машинном  отделении  белой  майке. И  утреннее  горячее, встающее  над  горизонтом  солнце, крепко  уже  прижигало  мои  открытые, почти  полностью  плечи  и  мускулистые  моряка  успевшие  подзагореть  в  круизе  на пассажирском  туристическом  лайнере  руки.

  Я  промолчал. Только, снова  уставился  в  ту  сторону  океана, где  видел  свою, вероятно  преследующую  меня  по  бурлящим  волнам  парусную  белую одномачтовую  яхту.

  Ее  там  уже  не  было. Это  было  снова  видение. И  я, потупив  взор, теперь смотрел  с  горечью  только  в  бушующую  за  высоким  железным  бортом  синюю  рассекаемую  нашим  кораблем  воду.

- Простите  меня! - еще  раз  повторила, громко  перекрикивая  шум  волн, на верхней  рабочей  палубе  судовая  официантка.

- Ничего! - произнес  я, тоже  громко, чтобы  она  услышала - Все  нормально!

- Я  слышала, вас  подобрали  в  океане! - прокричала  она  мне, через  шум океанских  волн.

- Да, это  так! - прокричал  я  ей  в  ответ, глянув  искоса  на  ее  миловидное  молодое  женское  личико.

- Меня  зовут  Татьяна! - она  произнесла  и  назвала  первая  сама  свое  имя.

  Она  захотела  познакомиться  со  мной  поближе. Еще  в  столовой  она  проявила  ко  мне  интерес, не  отрываясь  нагловато  разглядывая  меня. Мое  лицо  живого  русского  утопленника. Ее  недвусмысленный  интерес  ко  мне  был  виден  по  ее  поведению.

 - Звягинцева  Татьяна! – она, практически  официально  представилась  мне  и  добавила - Вы  видели  меня  в  столовой  нашего судна! Я  здесь  работаю  официанткой!

- Я  помню! - произнес  я - Я  видел  вас!

И  присмотрелся  еще  раз  к  молодой  девице.

  С  виду  обычная  русская  девица. Тоже, довольно  и  даже  очень  привлекательная  и  подзагоревшая  на  тропическом  солнце, как  здесь  многие русские  моряки  этого  русского  грузового  судна. Она  стояла, приблизившись максимально  ко  мне. И  касалась  локтем  своей  оголенной  загоревшей  до бронзового  загара  девичьей  руки  к  моей  руке. Тоже, голой, освещенной  утренним  ярким  солнцем.

  Я  дернулся  от  прикосновения  девичьей  руки. Скорее  не  от  самого прикосновения, сколько  от  неожиданности.

- Вам  больно?! - спросила  она, громко, жалея  меня.

- Что?! - переспросил  я  ее.

- Больно?! - повторила  девица - От  моего  прикосновения?! Рука  болит?!

- Да, нет! - ответил  громко  я - С  чего, вы  взяли! Просто, я  немного  испугался!

- Вы, не  очень-то  похожи  на  пугливого  человека! - произнесла  сильно  смуглая  от  плотного  и  ровного  солнечного  загара  русоволосая  синеглазая  как  гладь  океана  девица  по  фамилии  и  имени  Звягинцева Татьяна. В  белоснежном  кружевном  фартуке  поверх  коротенького  светлого  тельного  оттенка  до  колен  платьица.

  Она  развернулась, своей  женской  узкой  спиной  к  Тихому  океану. И, прислонилась  к  поручням  бортового  ограждения  верхней  иллюминаторной  корабельной  надстройки. Раскинув  по  сторонам  полуоголенные  из-под  короткорукавого  короткого  до  колен  своего  платьица  бронзового  плотного  ровного  оттенка  девичьи  руки. Положив, левую, миленькими  девичьими  пальчиками  мне, на  мою, правую. Что  нервно  от  присутствия  рядом, так  близко  молодой  женщины  вцепилась  пальцами  в  широкие  бортовые  поручни. 

- Вам, пока  здесь  не  очень  уютно - произнесла, приблизившись, к  моему  правому  уху, уже  не  так  громко  Татьяна - Это  вы  еще  не  привыкли. И, мало  с  кем, здесь  знакомы. Надо  вас  отвести  к  медику! - произнесла  хоть  и  громко, но  заботливо  и  ласковым  голоском  она, склоняясь, почти  впритык  к моему  левому  уху. И, почти  касаясь  его  своими  полненькими  женскими  губками, чтобы  было  слышно  сквозь  шум  океанских  волн.

- Это  еще  зачем? - ответил, вопросительно  ей  я.

- Вы, просто  до  ненормального  возбуждены. Я  позабочусь  о  вас - произнесла  она, уже  чуть  ли  не  шепотом. И, дыша  жарко  с  придыханием мне  в  само  ухо.  Касаясь  его  своими  жаркими  губами - Вам  нужен  женский  сейчас  уход  и  забота.

- Пойдемте, провожу. Я вижу, иностранцы  не  очень  об  этом  позаботились - Татьяна  произнесла - Как  только, вы  терпите  эту  боль. Пойдемте. Я  вижу  по  вашему  виду  и  глазам, что  у  вас  что-то  болит.

- Откуда  вы  знаете, что  у  меня  болит? - снова  спросил  удивленный  таким неожиданным  разговором  я.

- Поверьте, женщина  знает - ответила  Татьяна – У вас  была  женщина, которую  вы  потеряли. Это  видно  по  вашим  красивым, но  тоскливым  мужским  глазам. Я  буду  вашей  заступницей, здесь и  защитницей  на  этом  корабле.

  Это  просто  пронзило  меня  насквозь. Татьяна  почувствовала  мою  горькую  душевную  боль  и  утрату  самой  настоящей  любви.

  Она,  улыбнулась  мне. И, взяв  меня  за  правую  руку, мягко  отделила  от  поручня  бортового  ограждения  судна. Я  не сопротивлялся. Сам  разжал  свои  пальцы  под  любовной  властью  молодой  красивой  русской  женщины.

- Пойдемте! - произнесла  громко, перекрикивая  шум  волн  она. И, повела  меня  с  собой  вниз  в  нижние  помещения  нашего  грузового  русского  судна.

- Они  так, и  не  поняли  ничего - произнесла, снова  и  уже  тише  Татьяна - А, я  все вижу. Я  женщина. И  все  понимаю  и  вижу.

  Она  повернула  свою  с  аккуратно  стриженой  челкой  на  девичьем  лбу  и забранными  в  длинный  хвост, темно-русыми  волосами, молодую  женскую головку. И, снова  повторила - Пойдемте. Пойдемте. Я  провожу  вас.

  И  пошла  дальше. А  я  пошел, сам  не  понимая, почему  за  ней. Понимая, что речи  не  идет  ни  о  каком  докторе.

  Татьяна  влюбилась  в  меня. И  это  было  по  ней  видно. Еще  в  корабельной  той  столовой, когда  меня  кормила  и  не  сводила  глаз  с  меня.

  И  вот, теперь, я  шел  за  ней. И  смотрел  на  девичью  узкую  гибкую  ее  женскую  спину. Туго  подпоясанную  пояском  белого  кружевного  фартука, как  у  моей  смуглянки  латиноамериканки  черноволосой  брюнетки  Джейн  Морган  талию. Точно  такую, же  тонкую  как  у  морской  русалки  дриады  Нагисы  или  восточной  танцовщицы  египтянки  Тамалы  Низин. И  мне  казалось, что  все, словно  повторяется, снова  и  опять, как  в  моем  том  бессознательном  долгом  бредовом  спасительном  сновидении. Казалось, ничего  еще  не  закончилось, а  только  начиналось. Заново  и  уже  по-новому.

  Я  смотрел  на  загорелые  такие  же  официантки  Татьяны, как  и  все  ее  тело, крутыми  овалами  красивые  виляющие  по сторонам  бедра  и ее  широкую  женскую  полненькую  ягодицами  задницу, в  этом  коротеньком  рабочем  платьице. Не  менее  изящные  и  стройные, чем  у  моей  пропавшей  навсегда  и безвозвратно  в  океане  любовницы  Джейн  ноги. С  красивыми  коленями, голенями  и  полненькими икрами  на  высоких  каблуках  светлых  туфлей.

  Я  шел  и  сравнивал  мою  ушедшую  в  неизвестность  любимую  Джейн  с  этой  молодой, лет  двадцати  девяти  или  тридцати, красивой, тоже  русской  девицей.

- Меня  зовут, Владимир! - крикнул  сзади  ей  я.

- Что?! - она, переспросила, громко  перекрикивая  шум  волн. И  обернулась. И  сверкнула  своими  синими  как  Тихий  океан  глазами.

- Владимир, меня  зовут! Ивашов  Владимир! - снова  я  громко  произнес, догоняя  эту  официантку  из  корабельной  столовой  Татьяну. Сказал  это  как-то  сам. Сам  не  понимая, как  это  получилось.

  Она  посмотрела  на  меня. И, взяв  меня  за  правую  руку  своей  девичьей молодой  подзагоревшей  до  черноты  на  ярком  тропическом  солнце  полуголой  рукой. Подскочив  ко  мне. И  сжав  девичьими  маленькими  пальчиками  мои  мужские  пальцы.

 - Очень  приятно - она  произнесла  тихо, почти  касаясь  моего  лица  своим загоревшим, смугленьким  в  ровном  загаре  личиком. И  прижалась  ко  мне  своей  красивой  полной  с  торчащими  возбужденными  сосками  из-под  ее  легкой  официантки  одежды  женской  грудью. Она  была  без  лифчика  под  тонкой  белой  короткорукавой  легкой  футболкой  и  летним  коротким  платьем.

  Татьяна, осторожно  поцеловала  меня  в  губы.

  Я  схватил  девицу  за  неверотяно  гибкую  талию. И  прижал  к  себе  девиьим  изящным  животиком  к  своему  животу. Я  буквально  впился  в  ее  девичьи  красивые  полненькие  губки. Прислонившись  плотно  своим  лицом  к  ее  смуглому  загоревшему  сильно  девичьему  личику. Глядя  ей  в  синие  глаза своими  такими  же  синими  глазами.

  Татьяна, закрыла свои  глаза  и  обняла  меня  обеими  теми  своими  в  бронзовом, почти  черном  солнечном  загаре  девичьими  руками  за  шею. Невероятно  ласково  и  нежно  как  уже  моя  будущая  любовница. А  возможно, и  уже  как  будущая  жена. Не  взирая, на  мазут  и  грязь  на  моей  белой  майке  механика  дизельного  двигательного  трюмного  отделения.

  Я  помню, как  обнял  ее. Прижав  к  себе, той  полненькой  возбужденной  сексуально  груди  торчащими  сосками. И, уже своими  обеими  мужскими  руками, ниже  за  ее  широкую  женскую  ягодицами  в  узких  тельного  цвета  плавках  попку. И  такие  же  полненькие  в  ровном  плотном  идеальном  загаре  девичьи  под  коротким  светлым  платьицем  девичьи  ляжки  и  бедра. Прижимая  официантку  Татьяну  девичим  овальным  к  себе  животом  к своему  животу. Ее  волосатый  с  промежностью  лобок, к  своему  возбужденному  детородному  сдавленному  в  моих  плавках  члену, задирая  подол  платья, я  буквально  силой  уже  тискал  и  щупал  молодое  девичье  невероятно  сексуальное  красивое  тело.

  Я  ощутил  теплоту  и  запах  жадущей  бурной  любви  молодой  женщины.

  Я  захотел  ее. И  это  факт. А, она, вонзила  своими  острыми  ноготками  цепкие  пальчики  в  мою  телесную  мужскую  на  груди  плоть, целуя  меня  с  тяжелым  сексуальным  дыханием.

  Оторвавшись  от  моих  губ, она  произнесла – Володенька, я  всегда  знала, что  встречу  тебя, любимый. И  знаю, куда  мы  сейчас  пойдем.

  Ее  женские  красивые  синие  под  черными  изогнутыми  дугой  бровями  глаза  просто  пылали  безудержным  любовным  страстным  огнем.

- Куда? - спросил, как  бы, не  понимая, ее  я.

- Пойдем, скоро  начнет  темняться, любимый - произнесла  официантка  корабля  Звягинцева  Татьяна.

  И, схватив  меня  за  правую  руку  своей  левой  рукой, сказала  дрожащим возбужденным  голосом - Я  знала, где  тебя  найти – произнесла  радостно  она  мне - Правильно  все  было  мне  предсказано, что  любовь  свою  я  найду  в  Тихом  океане.

- Кем  предсказано? – я  произенс  удивленно  и  несколько  растерянно  ей.

- Неважно, милый - уже  сказала, словно  мы  с  ней  давно  знакомы, официантка  из  корабельной  столовой  Татьяна – Идем.

   И  потащила  меня, почти  бегом  за  собой  с  верхней  палубы  вниз, вовнутрь, иллюминаторной  надстройки  русского  торгового  грузового  судна. Она, потащила  меня  по  длинному  узкому  коридору  между  отсеками  и  каютами, куда-то  еще  ниже, спускаясь  по  лестницам  в  жилые  отсеки  всей  судовой  команды.

  Я, почти  бежал  за  ней  следом  за  этой  молодой  судовой  официанткой. Глядя  на  ее  тонкую  красивую  девичью  молодую  шею, плечи  и  спину. На  красивый  девичий  затылок  и  миленькие  ушки  с  золотыми  маленькими  сережками. На    пряди  вьющихся  колечками  русых  забранных  в  длинный  сзади  хвост  волос. Я  смотрел  на  корабельную  официантку  Звягинцеву  Татьяну, а  видел  свою  почему-то  снова  Джейн  Морган.

  Почему? Сам  не  знаю. Мне  почему-то  казалось, что  это  именно  она. Просто, поменялся  цвет  волос  и  глаз. Ее  лицо. Не потеряв  девичьей  ни  на  дюйм  и  толику  красоты. Все  было  в  идеале. Также  как  у  моей  Джейн.

  Я  вспомнил, как  она  меня  вот  также  тащила  в  тот  островной  рыбацкий  заброшенный  и  заваленный большими  широкими  пальмовыми  листьями  домик.

  Я  смотрел  на  впереди, почти  бегом  идущую  красивую  молодую официантку  Татьяну. Но, так  и  не  мог  высвободить  свое  больное  и  страдающее  сознание  от  воспаленной  и  мистической  любви. Любви  к  призрачной  своей  женщине, чувствуя, что  она  где-то  все  же  рядом  и  со  мной.

   И  эту  женщину  мне, теперь  придется  забыть. Если, только  это  я  смогу, когда-нибудь  сделать. Женщину  в  смерть, которой  мне  придется  поверить, как  и  в  ее  не  существование.

  Я  смотрел  на  девичью  гибкую  узкую  спину. Перетянутую  туго  фартуком  официантки  Татьяны  талию. На  красивую  загорелую  до  черноты  шею.  Забранный  на  затылке  в  длинный  вьющийся  темно-русыми  волосами  до  самой  круглой  полненькой  попки  хвост, синеглазой  шатенки. На  ее  красивые, загорелые  до  такого  же, почти  черного  оттенка, вихляющие  из  стороны  в  сторону  крутобедрые  с  красивыми  коленками  изящные  ноги, мелькающие  ляжками, и  полненькими  икрами. Стуча  туфлями  на  каблуке  по  полу  длинного  корабельного  коридора  и  лестницам, ведущим  вниз  в  жилые  каюты  и  кубрики  команды  судна. Тащущие  меня  как  на  буксире  за  собой, эти  мелькающие  загорелые  девичьи  почти  полностью  голые  ее  ноги. Подбрасывающие вверх  с  подолом  платья  свой  столовский  в  кружевной  каемке  белый  фартук.

Как  у  школьницы  старшеклассницы. Эти  Татьяны  ее  ноги, ноги, так  похожие  на  ноги  моей  ненаглядной  красавицы  латиноамериканки  двадцатидевятилетней  красавицы  Джейн.

- Моя  малышка  Джейн! Джейн! Где  же  ты  Джейн? - вырвалось  само  собой у  меня  вслух. Как-то  произвольно, глядя  на  официантку  из  корабельной  столовой  Звягинцеву  Татьяну. И  сделом  почему-то  и  тоже  вслух - Где  же  ты  моя  русалка  и  дочь  Посейдона  Нагиса.

- Что? - спросила, повернувшись  и  остановившись, глядя  на  меня  красивым обворожительным  и  одновременно  вопросительным  и  несколько удивленным, не  понимающим  о  ком  я, синим  взором  девичьих  возбужденных  сексуально  глаз Татьяна.

- Да, так - произнес, смутившись  и  немного  растерявшись, я. И  повторил - Так  ничего. Ничего.

 

 

 

                                   Конец  фильма

                                                                                  

                                                                                                                Киселев А.А.

                                                                                                      30.01.2015 – 02.10.2015 г.

                                                                                                     (379  печатных  страниц).

      

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/