На этой древней земле............... 1-3
Абрам Израйлевич Ярмицкий......3-11
Гневное послание Голде Меир....11-14
Яков Абрамович Козловский......14-21
Письмо..................................21-25
Учитель учителей....................25-27
Четырежды "Альпинезл"
Советского Союза...................27-36
Самуил Галкин........................36-42
Танго смерти...........................42-49
На этой древней земле
"Еврейский камертон", 28 октября 1999 г.
Фрида Лещинская,
Тират ха-Кармель
Прочитала в "ЕК" статью "Вас приглашает Комзет" Эти Киперман и обрадовалась, что в статье, спустя 65 лет, упоминались и я, и мой муж, Абрам Лещинский. Тогда меня нказывали так - хаверте Фрейде /Фрида/ Зильберварг. Я работала с вами, Эти, с 1932 года и очень рада, что могу напомнить о Биробиджане, где прожила 40 лет.
Напомню как я там оказалась. Родилась я в украинском селе Лысянка, недалеко от Хмельницка. В 20-е годы появились у нас петлюровцы, они издевались над людьми. Мы вместе с группой сельчан ушли из Лысянки, пешком дошли до Звенигородки, где жил брат отца, и как-то устроились там жить.
Окончив школу, я поехала учиться в Днепропетровск. Со мной был старший брат - Гриша. Он устроился работать. Мы жили на частной квартире, помогали родителям, потому что на Украине был в ту пору большой голод.
Мамина сестра с мужем уже жили на Дальнем Востоке; В 1928 году они выслали родителям вызов и заодно сообщили нам с братом в Днепропетровск, что мы должны вернуться домой и оттуда ехать в Биробиджан.
Надо сказать, агитация за переезд в Биробиджан велась очень активно.
Отец мой был председателем артели кузнецов, и на общем собрании кузнецы приняли решение не отпускать его. Что нам оставалось делать? Мы решили отправиться в Биробиджан с братом, а уже оттуда выслать вызов родителям.
И вот - мы на знаменитой дальневосточной станции Тихонькая. Вокруг болото, комары, грязь и тысячи людей. Решили ехать в Амурзет, к нашей тете Малке. В Хабаровске несколько дней ждали парохода. Наконец дождались красавца "Карла Маркса", он очень долго шел по Амуру против течения, но в конце концов мы добрались до места. А на берегу услышали знакомый голос тети Малки: "Дети, ваши родители уже в Тихонькой". Это было для нас большим сюрпризом и счастьем.
В Амурзете /расшифровывается это название так - Амурское земельное еврейское товарищество/ - чисто, светло, сухо. Очень приятно, когда к каждому пароходу все дружно приходят на берег, чтобы встретить новых переселенцев. Меня вызвали в районо и направили на педагогические курсы. А брат устроился работать в МТС. Курсы поначалу были в Екатерино-Никольске, а потом нас перевели в Биробиджан. Слушателей на этих курсах было немного, всего 18 человек: трое с Украины, остальные прибыли из разных стран Аргентины, США, Канады, Литвы, Белоруссии. Жили мы все дружно, в основном на частных квартирах. А по окончанию курсов меня направили в тот же Амурзет.
Так и началась моя педагогическая работа. Эти Киперман была нашим директором школы. Школа была маленькая деревянная. Учителей не хватало Абрам Лещинский преподавал математику, а дополнительно вел уроки химии. Эти предложила мне вести физкультуру и пение. Я не могла отказаться. С учениками готовила выступления на утренниках. Помню наших учеников: Дульмана, Веру левитас, Песю Волованскую / она и сейчас живет в Биробиджане/, Сурес, Герштейн Мойшеле / он и его брат Боря погибли на фронте/. А Сема Герштейн жил все время в Ленинграде, а сейчас, может быть, он здесь в Израиле - не знаю.
Вспоминается интересный случай. Четвертый класс забастовал и сидел на улице, потому что для их класса не было в школе свободной комнаты и ребятам приходилось заниматься в коридоре. В этом классе учились Соня Брагинская, Валя Райзбурд, Вайсман, Рыжановский /он живет в Киеве/, мой младший брат Петя Зильберварг /сейчас он живет в Нетании, был военным, дослужился до должности заместителя командира дивизии/. Чем кончилась эта история с забастовкой, я не помню. Но Вы, наверно, помните, Эти, что было очень холодно и поэтому мы вынуждены были проводить педсовет у меня дома. И ученики даже занимались у меня дома, не хватало учебников, а домашнее задание я им диктовала. Время это давно прошло.
Эти Киперман интересовалась судьбой Рейзеле /Розы Лерман/. Она поступила в пединститут в Москве, потом закончила его и вышла замуж за москвича. Я дважды встречалась с ней в Биробиджане; знаю, что у нее росла дочь.
А что рассказать о себе? В июне 1933 года я вышла замуж за Абрама Лещинского, и с ним в 1934 году мы уехали в Биробиджан. Я поступила в педучилище. После его окончания работала в еврейской школе, директором которой был Лещинский. Город рос, на смену деревянным домам и баракам поднимались большие каменные дома. Так появилось в городе здания первой и второй средней школ, педучилища.
В 1949 году закрыли нашу еврейскую школу и Биробиджанский ГОСЕТ. Это был очень хороший театр, на сцене которого играли заслуженные и просто талантливаые артисты - такие, как Иосиф Колин-Гросс, Файвиш Аронес.
Не могу не рассказать и о трагических днях нашей жизни. В Биробиджане было немало образованных людей. Например, наш любимый директор педучилища Рабинович, завоблоно Гольдфайн, директор еврейского театра Корман. Все они были арестованы. Потом посадили председателя горисполкома Ярмицкого /Его дочь живет в Нагарии/, секретаря обкома Бахмутского, председателя облисполкома Зильберштейна, арестовали наших любимых педагогов Капилевича /он читал нам курс еврейской литературы/, Ливщиц /она читала историю/ и многих других.
В педучилище было немало студентов из-за рубежа - большинство из них тоже посадили /я помню лишь некоторых: Морус, Фридман, Виценгер, Кушелевич, Рапнес/.
Директором амурзетской школы был Ходос, когда-то он учился вместе с Лещинским в Киевском институте. Он читал историю, а его жена еврейскую литературу. И однажды Лещинского вызвали в МГБ, чтобы он дал показания о том, что Ходос - враг народа. Лещинский доказывал, что он знает Ходоса еще по совместной учебе в институте, знает его как активиста-общественника, лектора, хорошего товарища. Но в МГБ требовали иных свидетельских показаний, и вызывали еще раз, а третий раз даже избили за "упрямство", но так и ничего не добившись, еле живого отправили домой.
Помню так же, как арестовали мою любимую подругу, еврейскую поэтессу Любу Вассерман.
И, наконец, о моих родителях. Папа работал в МТС, работал все время очень хорошо и его портрет постоянно украшал доску почета. В 1954 году в Москве проходил съезд работников сельского хозяйства, и папа был его делегатом, как лучший кузнец области. Его наградили золотой медалью ВДНХ, что было для нас большим счастьем. Родители устроили себе золотую свадьбу /первую в Биробиджане/, и о ней даже писали в газетах.
Мы с мужем хорошо работали, об этом свидетельствуют множество наград полученных нами. Последняя встреча у Абрама Лещинского была в Москве, когда он посетил своего ученика Ареле Вергелиса, известного еврейского поэта, редактора еврейского журнала "Советиш Геймланд". Трое наших детей пошли по стопам родителей, закончили Хабаровский пединститут. И для нас, старых учителей, это было большим счастьем.
Всю жизнь мой муж мечтал об Израиле. Его бабушка Рути с детьми уехала сюда в 1930 и прожила в Твери до 96 лет.
И вместе с детьми я исполнила мечту моего покойного мужа - мы живем здесь на этой древней и прекрасной земле.
Примечание: Фрида Яковлевна Лещинская умерла 12/10/2000
"Меченный" космополит
Опубликовано: Газета "Секрет", 786, 24.05.2009
Ярмицкий Авраам Израйлевич родился 16 июля 1911 года в г. Звенигородка Полтавской области в семье механика и домохозяйки. У него был брат Шнеер и сестра Любовь.
В семь лет он остался без отца и воспитывался в детском доме. После детского дома работал слесарем на Харьковском тракторном заводе /ХТЗ/, откуда и ушел в Красную Армию. Служил в городе Кушка на границе кавалеристом с 1930 по 1933 год и потом вернулся работать на завод. 17 августа 1933 года он женился на Спиваковской Марии Зельмановне. В 1936 году у них родилась дочь Инна. В 1937 году они уехали жить в город Биробиджан, где уже жили родители жены с 1933 года. В Биробиджане он начал работать на обозном заводе, откуда его выдвинули на работу в горком комсомола, в промышленный отдел облисполкома, на должность председателя Биробиджанского горисполкома, а затем заместителем председателя облисполкома. Он имел за плечами 4 курса Харьковского вечернего рабочего университета, владел тремя языками, умел и любил работать.
25 июня 1949 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение "Об ошибках секретаря обкома Еврейской автономной области Бахмутского А. К. и председателя облисполкома Левитина М. Е.", в котором наряду с прочим их обвинили в получении "подачек" от Американского Биробиджанского комитета, "чем способствовали распространению проамериканских и буржуазно-националистических настроений среди некоторой части населения области". Ещё руководство области обвинялось в национализме, проявления которого видели и в планах преобразования области в автономную республику, и в планах создания еврейского университета, и в том, что оно не обнаружило "националистической организации, окопавшейся в редакции "Биробиджанер штерн", и даже в том, что был создан еврейский детский дом. Власти начали осуществлять тотальную чистку в Еврейской автономной области.
18 июля 1949 года состоялся V1 внеочередной пленум обкома ВКП/б/ ЕАО, на котором были рассмотрены организационные вопросы. Бывшего секретаря обкома партии А.Бахмутского и бывшего председателя облисполкома М. Левитина, снятых со своих постов решением ЦК ВКП/б/ от 25 июня 1949 года, вывели из состава членов пленума. Членом бюро обкома был избран П.В.Симонов, который станет секретарем обкома и очистит область от "националистов" и "космополитов" отправив в тюрьмы и лагеря ни в чем не повинных людей.
25-26 июля 1949 года в Биробиджане состоялась V11 областная партийная конференция, которая рассмотрела вопрос " Задачах областной партийной организации по развитию экономики и культуры". На конференции был избран новый состав обкома. С докладом выступил первый секретарь Хабаровского крайкома партии А.П.Ефимов. В докладе прозвучали фамилии "националистов". Эти фамилии записывал в свой блокнот Гоглидзе С.А. присутствовавший на конференции.
/ С 31.7.1941 начальник. Управления НКВД (НКГБ, МГБ) Хабаровского края, с 7.5.1943 уполномоченный МГБ СССР по Дальнему Востоку./ Во время ареста Берии находился в командировке в ГДР, где был 3.7.1953 задержан и доставлен в Москву. Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР "за измену Родине, совершение террористических актов, участие в антисоветской изменнической группе" приговорен к смертной казни. /
А в 1950-51 гг. по его указанию были произведены многочисленные аресты: были арестованы А. Бахмутский, М. Левитин, А. Ярмицкий, М. Зильберштейн, Х. Мальтинский и многие другие. Все они были приговорены к большим срокам заключения. Центральные власти решили расправиться не только с деятелями еврейской культуры, но и провести широкую чистку среди ассимилированной еврейской интеллигенции. С этой целью в стране была развернута идеологическая кампания против "низкопоклонства перед Западом". А после публикации 28 января 1949 г. редакционной статьи в газете "Правда" "Об одной антипатриотической группе театральных критиков". Началась кампания борьбы против космополитов, кампания сопровождалась массовым увольнением евреев из учреждений науки, культуры, из редакций газет, издательств, почти со всех руководящих постов в народном хозяйстве. Многие из уволенных были вскоре арестованы.
Вот отрывки из подлинного документа архива А.Н.Яковлева:
Документ N25
Информация представителей ЦК ВКП(б) об осуждении делегатами партконференции ЕАО бывших руководителей этой области
05.08.1949
Секретарю ЦК ВКП(б) тов. МАЛЕНКОВУ Г.М.
ОБ ИТОГАХ VII ОБЛАСТНОЙ ПАРТИЙНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ЕВРЕЙСКОЙ АВТОНОМНОЙ ОБЛАСТИ
VII областная партийная конференция Еврейской автономной области, обсудившая постановление ЦК ВКП(б) "Об ошибках секретаря обкома ВКП(б) Еврейской автономной области Хабаровского края т. Бахмутского и председателя облисполкома т. Левитина", прошла политически остро и на высоком уровне. Конференция единодушно признала правильность постановления ЦК ВКП(б) и приняла его к неуклонному руководству и исполнению.
В ходе конференции, на которой выступили 26 делегатов, были подвергнуты резкой критике деятельность обкома ВКП(б) и облисполкома и вскрыты новые факты, характеризующие грубейшие политические ошибки, допущенные бывшими руководителями области.
Делегаты отмечали, что планы создания Еврейской республики имели широкое распространение в области. В 1944 году т. Бахмутским было получено письмо бывшего редактора газеты "Эйникайт", в котором давалась прямая директива о необходимости воспользоваться сложившейся международной обстановкой и немедленно внести предложение в ЦК ВКП(б) о создании Еврейской республики. Вопрос о создании Еврейской республики неоднократно обсуждался на совещаниях в обкоме ВКП(б) на собраниях партийного актива. При вербовке переселенцев представители облисполкома тт. Ярмицкий и Рутенберг рассказывали, что в ближайшее время Еврейская автономная область будет преобразована в республику. В мае месяце с.г. в Сталинском районе области широко распространялись слухи о том, что по радио уже будто передан Указ Президиума Верховного Совета СССР об образовании Еврейской республики...
Конференция также установила, что бывший второй секретарь обкома ВКП(б) т. Клименко, секретарь обкома ВКП(б) т. Брохин, секретарь горкома партии т. Кушнир, бывший начальник областного управления МГБ т. Бранзбург, редактор областной газеты т. Фрадкин проявили себя беспринципными и политически незрелыми руководителями, примиренчески относились к ошибкам тт. Бахмутского и Левитина, а некоторые, как например, тов. Брохин разделяли националистические настроения. Конференция не избрала их в новый состав областного комитета ВКП(б). Кроме этого, не избраны в новый состав обкома партии и снятые с занимаемых постов тт. Ярмицкий -- зам. председателя облисполкома, Спиваковский -- председатель Биробиджанского горисполкома, Якубовский -- первый секретарь Облучинского райкома ВКП(б), Уздин -- зав. планово-финансово-торговым отделом обкома ВКП(б), Фридман -- редактор газеты "Биробиджанер штерн"...
Новый состав обкома ВКП(б) Еврейской автономной области избран в количестве 57 членов и 11 кандидатов, из них партработников -- 25, советских работников -- 13, директоров предприятий -- 4, рабочих -- 4, работников сельского хозяйства -- 9, военнослужащих -- 11 и учителей -- 2; женщин -- 11 чел.; с высшим и незаконченным высшим образованием -- 28, со средним и неполным средним -- 30, с низшим -- 10 человек; русских -- 42 чел., евреев -- 16. Из старого состава обкома ВКП(б) избрано вновь 23 человека.
Следует отметить, что подавляющее большинство членов и кандидатов обкома ВКП(б) избраны единодушно.
Еврейская автономная область нуждается в серьезной хозяйственной материальной помощи. В настоящее время обком ВКП(б) и облисполком совместно с краевыми организациями разрабатывают специальные мероприятия для внесения их на рассмотрение ЦК ВКП(б) и Правительства.
Кроме этого, считали бы необходимым:
направить в область для усиления агитационно-пропагандистской работы среди населения пропгруппу ЦК ВКП(б) сроком на 2--3 месяца;
командировать на постоянную работу в область 4--6 квалифицированных лекторов;
для укрепления газеты "Биробиджанская звезда" квалифицированными кадрами направить на работу в газете главного редактора и трех литературных сотрудников.
НИКИТИН
МАТЮШКИН
РАКУШИН
1. Рассмотреть на очередном заседании Секретариата ЦК
2. Отделу партийных и комсомольских органов подготовить предложения.
Г. Маленков, 7 августа
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 118. Д. 494. Л. 152--158. Подлинник.
Хабаровская выездная коллегия объявила Ярмицкого А.И. в числе других космополитом и врагом народа. К тому времени у него было 3 дочери Инна, 13-ти. Люда, 9-ти и Лариса, 6-ти лет.
Его уволили с должности и перевели в Хабаровск директором эмальзавода, где он проработал 2 года.
Из воспоминаний М.З.Ярмицкой имеющихся в книге Давида Вайсермана "Биробиджан: мечты и трагедия" -
"... Одно название было, что завод, - разруха страшная, люди по полгода не получали зарплату...
Стал он пробиваться, но куда не обратится - везде перед ним двери закрыты, все знали, что он "меченый" - космополит!
Нужны были для эмали кобальт, никель, но ничего не давали...
Тогда муж поехал в Москву пробивать материалы, зашел в ЦК ВКП/б/, в министерство, и как-то сумел получить сколько-то никеля и кобальта. Наладили выпуск настоящих эмалированных кастрюль. А потом он взял заказ на бачки под бензин - кормить-то людей надо было.
Так и жили в заботах и тревоге. В октябре 1951 года /я работала там же, на эмальзаводе экономистом/ забегает секретарша Зина Жернова и говорит:
- Абрам Израйлевич просил, чтобы вы скорее шли домой.
И я бегом побежала...
Догнала его уже у самого подъезда, смотрю: с ним идут двое мужчин в серых пальто, шарфики на них и кепочки. Дома младшие дочери были, а старшая в школе. Только вошли - дверь на замок и начали трясти тряпки. Как раз перестирала все, убралась... Страх позже пришел, а тогда - обида, что все разворошили.
Потом они принялись за книги. Была у нас дома этажерка, а на ней томики Сталина и Ленина. Мой муж идейный был человек и страшный патриот! И все моменты, которые его интересовали в этих книгах, подчеркивал и выносил на поля. Они просматривали каждый листочек. Так ничего и не нашли, но ордер на арест предъявили. А у меня все это в сознании не могло уложиться, говорю:
- Если его забирают, значит, земля должна перевернуться!
Один из чекистов усмехнулся:
- Соберите мужу пару белья, носки.
И увели его...
"Судила" его пресловутая тройка с участием Гоглидзе. Обвиняли мужа в национализме. В 1951 году в октябре его арестовали органы МГБ и, как буржуазный националист и враг народа он был осужден на 25 лет лишения х.
/Тогда же вместе с первым секретарем обкома партии Еврейской автономной области А.Н. Бахмутским по обвинению в пропаганде еврейского буржуазного национализма в сталинские лагеря отправились еще шесть руководителей области, и среди них - Михаил Левитин. Он - единственный из этой семерки, кто не дожил до своей реабилитации. Как пишет в своей книге "Биробиджан: мечты и трагедии" Давид Вайсерман, М.Е. Левитин был зверски избит уголовниками в тюрьме и скончался в тюремной больнице в январе 1953 года. В 1952 году, в день Советской армии А.Н. Бахмутский был приговорен к расстрелу, замененному после его клятвенного письма Сталину двадцатипятилетним заключением. Бахмутский вышел на свободу в 1956 году за месяц до XX съезда сорокашестилетним, но уже безнадежно больным человеком. И век свой доживал в полной безвестности./
А потом я носила передачи уже в тюрьму. Каждое воскресенье - передача. Какие там очереди стояли! Ничего нельзя было: никакую баночку, никакую коробочку, ничего.
Я покупала буханку хлеба, резала ее пополам, выгребала мякиши и сушила корки. А потом складывала туда, что могла из съестного. Конечно и хлеба много носила... Ходила я в тюрьму девять месяцев и выхлопотала свидание. Был Абрам Израилевич весь обшарпанный, обдерганный... Из рыбы, которую я ему посылала, выточил иголку, вытягивал из подкладки нитки и зашивал рваные локти...
Его отправили, после 9 месяцев тюрьмы в камере одиночке, по этапу в город Норильск на рудник "Медвежий ручей", где он работал механиком...
А меня тогда уже уволили с завода и выселили из Хабаровска".
/Мария Зельмановна Ярмицкая умерла 5 января 2007 года в возрасте 94 лет в Израиле./
После смерти Сталина начался пересмотр дел.
12 марта 1956 года постановлением Верховного суда СССР приговор от 10 апреля 1952 года в отношении Ярмицкого А.И. отменен и дело о нем в уголовном порядке прекращено за отсутствием состава преступления.
Вот еще документ из архива А.Н.Яковлева:
Документ N29
Р.А. Руденко - в ЦК КПСС о реабилитации бывших руководителей ЕАО
29.11.1955
ЦК КПСС
Прокуратурой произведена проверка дела бывших руководящих работников Еврейской автономной области, осужденных Военной Коллегией Верховного Суда СССР в феврале 1952 г. за антисоветскую националистическую и шпионскую деятельность -- бывшего первого секретаря обкома КПСС Бахмутского Александра Наумовича, 1911 года рождения, бывших председателей облисполкома Зильберштейна Михаила Нафтуловича, 1914 года рождения, и Левитина Михаила Евелевича, 1913 года рождения, и бывшего секретаря обкома КПСС по пропаганде Брохина Зиновия Самуиловича, 1910 года рождения, Ярмицкого Абрама Израилевича -- зам. председателя облисполкома к 25 годам лишения свободы каждого и других, всего 8 человек.
Проверкой установлено, что арест и осуждение указанных лиц произведены необоснованно и дело в отношении их сфальсифицировано Абакумовым и Гоглидзе.
Бахмутский, Зильберштейн, Левитин, Брохин Ярмицкий и другие в 1950--1951 гг. по указанию Абакумова и Гоглидзе были арестованы органами бывш[его] МГБ СССР по обвинению в проведении антисоветской националистической деятельности, за связь с американским обществом "Амбиджан", передачу через Еврейский антифашистский комитет в США и разглашение в выступлениях и в печати сведений, составляющих государственную тайну СССР.
Обвинения эти опровергаются следующими данными, добытыми в ходе проверки дела:
а) сообщением Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР о том, что вся переписка между еврейским обществом в США "Амбиджан" и бывшими руководящими работниками Еврейской автономной области подвергалась соответствующей проверке со стороны органов МВД -- МГБ и что случаев направления осужденными каких-либо материалов в США без ведома органов МГБ не установлено;
б) заключением специальной экспертизы о том, что в статьях, выступлениях, фотодокументах и переписке осужденных с "Амбиджаном" в США и Еврейским антифашистским комитетом в Москве не содержится сведений, составляющих государственную тайну СССР;
в) из протокола судебного заседания по делу бывших руководителей Еврейского антифашистского комитета Лозовского, Фефера и других видно, что все они в суде отрицали свою вину в проведении антисоветской деятельности и не дали показаний об антисоветской националистической и шпионской деятельности Бахмутского, Левитина, Зильберштейна Ярмицкого и других. В настоящее время после дополнительной проверки приговор Военной Коллегии в отношении Лозовского, Фефера и других отменен и дело прекращено.
Ничем не подтверждены обвинения Бахмутского и других в проведении антисоветской националистической деятельности.
Полагаю необходимым опротестовать приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР по делу Бахмутского и других на предмет прекращения дела за отсутствием состава преступления и освобождения осужденных от наказания.
Прошу Вашего согласия.
Генеральный прокурор СССР
Р. РУДЕНКО
За. -- А. Микоян, 30 ноября
Разослать членам Президиума ЦК КПСС на голосование.
В. Малин, 30 ноября 1955 г.
17 апреля Ярмицкий А.И. был освобожден. Его восстановили членом КПСС, ему были возвращены награды. А в 1966 году он получил орден трудового красного знамени. Вернувшись в Хабаровск, он работал директором Кирпичного завода, директором шлакоблочного завода железобетонного завода N1, Рубероидного завода, откуда ушел на пенсию и проработал там же в отделе снабжения до 1976 года. 26 февраля 1976 года умер от рака поджелудочной железы.
Гневное послание Голде Меир
Опубликовано в газете "Секрет" 788, 07.06.2009
Блестящая победа Израиля над объединенными армиями арабских государств в Шестидневной войне не только пробудила в сердцах советских евреев чувство национальной гордости, но и усилила их отчужденность от собственного государства, союзника врагов Израиля. "Советские граждане еврейской национальности" превращались из "евреев молчания", по определению писателя Эли Визеля, в "евреев надежды", какими их увидел в восьмидесятых годах британский историк Мартин Гилберт. Росло число тех, кто связывал свое будущее с Израилем и был готов бороться за репатриацию. Как же лицемерно и кощунственно выглядела нижеприведенная фабрикация "рассерженное письмо трудящихся из числа лиц еврейской национальности, проживающих в еврейской АО" - на фоне этих событий:
Наша Родина - Советский Союз
Далек от нашей Еврейской автономной области Израиль. Но и отсюда, из Биробиджана, хорошо видны нам зарева пожарищ над арабскими городами, слышны взрывы бомб, стоны умирающих женщин, стариков и детей.
Каждый день газеты, радио, телевидение приносят тревожные вести. На Ближнем Востоке израильские агрессоры раздувают пламя войны, вызывающей гнев и возмущение всех народов мира. Вместе со всеми честными людьми земли мы осуждаем безрассудный авантюризм правителей Израиля, выражаем свой гневный и решительный протест против агрессивных замыслов Тель-Авива, против жестоких и бессмысленных бомбардировок мирных городов. Десятки рабочих убиты, ранены, сожжены напалмом и бомбами, которые воздушные пираты Моше Даяна сбросили на металлургический комбинат в Абу-Заабале, близ Каира.
Подобными кровавыми преступлениями израильские агрессоры стремятся запугать миролюбивые народы арабских стран, сорвать выполнение решения Совета Безопасности ООН от 22 ноября 1967 года, сделать невозможным мирное урегулирование ближневосточного конфликта. Но кому же не ясно, что эти бредовые расчеты обречены на провал, потому что все прогрессивные силы планеты на стороне арабских народов в их справедливой борьбе. Мы требуем положить конец преступным действиям израильских агрессоров!
Вместе с тем мы не можем пройти мимо провокационной пропагандистской кампании, развернутой израильскими правителями и международными сионистскими организациями, и решительно выступаем против их попыток экспортировать еврейский буржуазный национализм в другие страны.
Помнится, некоторое время назад в израильском кнессете премьер Голда Меир обратилась к советским евреям с призывом "возвращаться на свою родину". Прочитали мы об этом - и только посмеялись. Что у нас с вами общего, господа из Тель-Авива, на что вы рассчитываете? Поколебать наши убеждения труднее, чем рассечь море посохом. Даже те из нас, кому сейчас уже полвека, родились при Советской власти. Это она дала нам образование, крышу над головой, любимую работу. Она, Советская власть, дала нам большее - мы стали людьми среди людей. Советский Союз - это страна, где мы родились и растим наших детей. Это наша настоящая и единственная Родина, и другой нам не надо.
Мы счастливо живем и трудимся в братской семье пятнадцати социалистических республик. Наша область молода по годам, хотя значительно старше государства Израиль. Трудящиеся ее городов, рабочих поселков и сел вносят свой достойный вклад в развитие многонационального Советского государства. Благодаря их труду, стараниям и заслугам область удостоена высокой награды Родины - ордена Ленина.
На весь Советский Союз известны наши заводы "Дальсельмаш", силовых трансформаторов, комбинат "Хинганолово" и другие. Их продукция, а также трикотаж, обувь, швейные изделия идут далеко за пределы области, в братские республики. Самоходные комбайны-красавцы экспортируются во многие зарубежные страны. Добрая слава идет о колхозе "Заветы Ильича", награжденном Памятным знаменем ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и ВЦСПС. Здесь, как и в других колхозах и совхозах области, евреи-земледельцы обрели свое настоящее счастье. Возьмем, хотя бы одного из авторов этого письма. Он - председатель колхоза "Заветы Ильича", полный кавалер орденов Славы, Герой Социалистического Труда. Колхоз, руководимый им, получает миллионные доходы. Куда идут эти миллионы? На покупку новых машин, строительство Домов культуры, школ, детских яслей, на высокую оплату труда членов сельхозартели.
Читая ваши призывы, мадам Меир, о переселении в Израиль, нам видится, как хитро вы распределяете обязанности между евреями. Американские миллионеры дают деньги на агрессивную войну, а нам, советским людям, вы готовите роль пушечного мяса.
Что ж, мы, советские люди, умеем держать в руках оружие и пользоваться им. Но мы знаем, где наша позиция, наш передний край. Более семи тысяч жителей нашей области награждены медалями "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов". Область дала стране десять Героев Советского Союза, три полных кавалера ордена Славы. У многих солдат есть медали "За освобождение Варшавы", "За освобождение Праги" и других городов. Эти люди видели печи Освенцима и других фашистских лагерей смерти, когда шли на Запад, освобождая обреченных на гибель людей разных наций. Вам ли не знать, что в таких печах фашисты сожгли сотни тысяч евреев. Как же в таком случае совместить то, что представители еврейского государства Израиль заигрывают сегодня с гитлеровскими последышами, якшаются с западногерманскими реваншистами, с рук которых никакое время не сможет никогда смыть кровь евреев, русских, поляков, чехов и других народов.
На центральной улице Биробиджана - улице Ленина - расположена библиотека, названная в честь Шолом-Алейхема. Рядом с ней проходит и улица его имени. Она упирается в большой рабочий поселок имени Иосифа Бумагина, где возвышается памятник герою. Еврей, лейтенант Иосиф Бумагин, в прошлом рабочий Биробиджанского завода (ныне всемирно известного "Дальсельмаша"), в годы войны в боях за польский город Вроцлав повторил подвиг Александра Матросова и был посмертно удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
Не о таких ли сыновьях своего народа мечтал великий писатель Шолом-Алейхем, не их ли гениально предвосхищал, рисуя образы революционеров? Памятник и рабочий поселок - это символ мира и верности Родине, за которую отдал жизнь Бумагин и о которой тосковал перед смертью Шолом-Алейхем. Правнуки его литературных героев трудятся рука об руку и плечом к плечу со всеми народами нашей страны, как равные среди равных.
Мы вовсе не собираемся жить в ваших "местах обетованных", скомпрометированных такими, как вы, Голда Меир, как Моше Даян, и всей вашей компанией, пользующейся покровительством со стороны империализма США - этого центра международной реакции и милитаризма. Напрасны ваши фарисейские потуги, ваша лживая тревога "за судьбу евреев в Советском Союзе".
Один из подписавших это письмо - рабочий завода силовых трансформаторов - в свое время хлебнул капиталистического "рая" в Аргентине. Кто спас от нищеты и голода его семью? Не сионизм, а Советская власть. Она же, наша родная Советская власть, дала евреям возможность учиться, жить, работать, пользоваться всеми правами советского человека. Подчеркиваем это еще раз. Мы гордимся своей великой единственной для нас Родиной - Союзом Советских Социалистических Республик. Именно в нашей стране осуществились идеалы великого Ленина - идеалы интернационализма и дружбы между народами. В 1905 году в первомайской листовке он писал: "Еврей и христианин, армянин и татарин, поляк и русский, финляндец и швед, латыш и немец - все, все идут вместе под одним общим знаменем социализма. Все рабочие - братья, и в их крепком союзе единственная порука за благо и счастье всего трудящегося и угнетенного человечества".
Пусть же с берегов Биры и Биджана, двух рек, давших имя центру Еврейской автономной области, до берегов Иордана дойдет гневный голос тружеников нашей области, возмущенных кровавыми делами полчищ Даяна на оккупированных арабских территориях. Пусть же с берегов Амура до берегов Иордана в ответ на провокационные домогания лицемерных деятелей Израиля донесется наше мощное "нет!".
Клавдия Бумагина, учительница, дочь Героя Советского
Союза И.Р. Бумагина; Илья Блехерман, слесарь-жестянщик
завода силовых трансформаторов, мастер "золотые руки"; Вера
Глейзер, директор школы-интерната, заслуженный учитель
школы РСФСР, кавалер ордена Ленина; Давид Глейзер,
бригадир треста "Биробиджанцелинстрой"; Исай Голод, член
КПСС с 1921 года, участник гражданской войны; Савелий
Гринберг, бригадир слесарей треста "Биробиджанстрой",
кавалер ордена Ленина; Циля Дворкина, директор
педагогического училища, заслуженный учитель школы
РСФСР; Марк Кауфман, главный инженер завода силовых
трансформаторов; Наум Корчминский, редактор газеты
"Биробиджанер штерн" Борис Миллер, писатель, член
редколлегии журнала "Советиш Геймланд"; Абрам
Мордухович, кавалер четырех орденов Советского Союза,
почетный гражданин города Кладно; Владимир Пеллер,
председатель колхоза "Заветы Ильича", Герой
Социалистического Труда, полный кавалер ордена Славы;
Валерий Панман, заместитель редактора газеты
"Биробиджанская звезда", председатель областного
литературного объединения; Эсфирь Соколовская, врач
областной больницы; Фаня Файман, овощевод колхоза "Заветы
Ильича", член Комитета советских женщин; Рафаил Херсонский,
токарь завода "Дальсельмаш", депутат Верховного Совета
СССР; Мира Шеменко, режиссер Биробиджанского народного
театра.
"Советская Россия" 26 февраля 1970 г.
Я практически не сомневаюсь, что едва ли "подписанты искренне восприняли подписанные ими слова и сделали это без давления сверху. И рад, что кое-кто из них и из их потомков ныне живет в Израиле. В том числе - защищая еврейскую страну от столь милых советской власти "миролюбивых арабских народов".
Яков Абрамович Козловский
ПОЧИТАЙТЕ ЯКОВА ВСЯКОГО
/Штрихи к портрету поэта Якова Абрамовича Козловского {1921 - 2001}
Газета "Секрет", 749, стр. 44-45, 2008г
Первое мое заочное знакомство с Яковом Козловским произошло в 1971 году, когда я купил сборник стихов Расула Гамзатова "Две шали". Стихотворение "Матери" меня потрясло:
Мальчишка горский, я несносным
Слыл неслухом в кругу семьи
И отвергал с упрямством взрослым
Все наставления твои.
Но годы шли, и, к ним причастный,
Я не робел перед судьбой,
Зато теперь робею часто,
Как маленький, перед тобой.
Вот мы одни сегодня в доме,
Я боли в сердце не таю
И на твои клоню ладони
Седую голову свою.
Мне горько, мама, грустно, мама,
Я - пленник глупой суеты,
И моего так в жизни мало
Вниманья чувствовала ты.
Кружусь на шумной карусели,
Куда-то мчусь, но вдруг опять
Сожмется сердце: "Неужели
Я начал маму забывать?"
А ты с любовью, не с упреком,
Взглянув тревожно на меня,
Вздохнешь как будто ненароком,
Слезинку тайно оброня.
Звезда, сверкнув на небосклоне,
Летит в конечный свой полет.
Тебе твой мальчик на ладони
Седую голову кладет.
Я тогда запомнил имя переводчика и подумал, что, должно быть, он и поэт великолепный.
Новая встреча с творчеством Якова Козловского произошла в 1979 году. В книжном магазине я обратил внимание на красочное издание с загадочным названием: "Веселые приключения не только для развлечения". Я тут же купил эту книжку своим детям и не пожалел. Теперь ею зачитываются уже мои внуки. До сих пор в голове вертится стишок:
На медведя, сосна,
Шишку сбросила со сна.
А на нас, а на нас
Уронила ананас!
Очевидно, запомнился по ассоциации с Маяковским.
Или еще:
ВОТ ТАКУЮ ЩУКУ!
Во льду окошко проруби
И, удочку взяв в руку,
Ты вылови из проруби
Вот такую щуку!
НА ТУРНИРЕ ЗВЕРЕЙ
Начиналась проба сил,
Вышел слон и пробасил:
- Я готов по чину
Приступить к почину!
Волк шепнул волчице серой:
- Чую я, запахло серой,
И чтоб не было нам худо,
Скрыться было бы не худо!
НИ БЕЛЬМЕСА
Раз в театре детском пьесу
Довелось смотреть балбесу.
Он сидел, ушами хлопал,
Он смотрел, конфеты лопал,
А в антрактах, говорят,
Пил шипучий лимонад.
Кто-то ради интереса
Через день спросил балбеса:
- Ты в театре был, не так ли?
Что понравилось в спектакле?
И сказал балбес в ответ:
- Мне понравился буфет!
Хороша была ли пьеса
Зря расспрашивать балбеса,
Что узнаешь от него:
Он не понял ни бельмеса,
Это значит - ничего!
УГОРЬ
Сижу над речкой и ужу,
И угорь вдруг
под стать ужу,
Гляжу, плывёт,
змеясь к тому же,
Ужа длиннее он уже
И стал уже ужа не уже.
Биографические сведения об этом великолепном поэте скупы.
Яков Абрамович Козловский родился 29 июля 1921 года в городе Истра Московской области. Участник Великой Отечественной войны, капитан, свои первые стихи он опубликовал в 1941 году. Поэтому не случайно особое место в его творчестве занимали темы войны и мира, дружбы народов нашей страны:
Не знает командир мой полковой
С майорскою звездою на погонах,
Кто из солдат есть нации какой
В его на смерть ходивших батальонах.
А пятый пункт? В полку такого нет.
Как нету, впрочем и самих анкет.
В того, кто предложил бы их майору.
Клянусь, он разрядил бы пистолет.
А недруг наш превозносить горазд
Германской крови избранность, но скоро
В бою столицу собственную сдаст,
Безумье окупив ценой позора.
В 1949 году Я.А.Козловский окончил литературный институт им. А.М.Горького.
Свои собственные стихи поэты евреи были лишены возможности печатать из-за установленного в стране государственного антисемитизма. Вот и занимались переводами тех, кого печатали, создавая видимость свободы слова, чтобы так зарабатывать на жизнь.
Горько, но факт и надо смотреть правде в глаза. В те годы многие литераторы, евреи по национальности, ставшие своего рода инвалидами пятой группы и лишенные возможности печатать собственные произведения в области поэзии, драматургии, прозы, переключились на переводы сочинений тех, которые устраивали власть. Произволом, царившим в те годы, установленным "отцом народов", стали ловко пользоваться бездарные ловкачи. Один из них, выдававший себя за драматурга, заключал с театром договор на пьесу, а для написания ее нанимал "негров" в лице евреев, пьесы которых театры отказывались ставить, и они были лишены заработка.
Приятным исключением был Расул Гамзатов - сын народного поэта Дагестана Гамзата Цадаса - писал стихи преимущественно на своем родном аварском языке. "Родной язык, - говорил он, - это самое дорогое и заветное для каждого человека". Переводчиками же его стихов на язык русский были тоже молодые поэты - Наум Гребнев и Яков Козловский. Они зорко разглядели уникальный талант Расула. К тому же хорошо владели техникой стихосложения и что не менее важно - были несомненно наделены незаурядным поэтическим дарованием.
- Переводчики делают важное государственное дело, - говорил Расул. - Это труженики литературы и о них надо говорить с уважением, особенно нам, национальным поэтам, их талантливой рукой и чутким сердцем подстрочники наших стихов оживляются, получают первоначальное поэтическое звучание на другом языке. Это большое счастье. Благодаря этому горская поэзия приобрела новые черты, умение создавать выразительные реалистические картины, и наши произведения приобрели тысячи новых читателей. Именно благодаря переводчикам русский язык стал для нас вторым родным языком.
Русскую литературу мы стали воспринимать как собственную. Русская литература помогла нам писать лучше, писать точнее, конкретнее, выразительней излагать мысли и чувства. Поэтому я не могу согласиться с бытующим взглядом на переводчиков, как на людей второго сорта. Многие из них поставлены в такое положение, потому что им, лишенным возможности печатать собственные произведения, ничего другого не остается, как зарабатывать на жизнь переводами тех, кого печатают.
Музафер Дзасохов писал: "С известным переводчиком и поэтом Яковом Козловским судьба меня свела в Доме творчества писателей "Малеевка". Это было, если мне память не изменяет, в 1991 году. В Подмосковье я приехал в самом начале осени. На второй день к нашему обеденному столу подсел невысокого роста, приветливый, жизнерадостный мужчина и представился: "Яков Козловский". Позже, когда мы разъехались по домам, газета "Неделя" напечатала статью Якова Козловского "Я и ты одной чести", где он вспомнил и меня.
Яков Абрамович писал: "В нынешнем сентябре я познакомился с осетинским поэтом Музафером Дзасоховым. Мы гуляли, беседуя под первой киноварью деревьев, и было мне радостно оттого, что потомок древних скифов читал на память многие стихи русских поэтов. И нет для меня ничего более отрадного в жизни, чем общения с друзьями. Пусть они будут русскоязычные или иноязычные -- это никакой роли не играет".
Действительно, мы с Козловским часто и подолгу говорили о жизни, о наших общих знакомых и друзьях, и во многом находили взаимопонимание. Наш срок пребывания в Доме творчества подходил к концу, когда Яков Абрамович, как всегда, вежливо обратился ко мне: "Я бы хотел посмотреть подстрочники ваших стихов и попытаться перевести их, если, конечно, доверяете".
Такое предложение я, естественно, принял, но поскольку у меня с собой подстрочников не было, я пообещал ему их выслать в Москву.
Я прекрасно понимаю, что, не будь Якова Козловского, мои стихи вряд ли бы зазвучали по всей России.
В 1992 году московское АО "Книга и бизнес" выпустило миниатюрный однотомник Якова Козловского "Разноплеменная молва". Примерно половина книги - оригинальные стихотворения, но последнее стихотворение (дальше которого идут два раздела переводов) стоит привести целиком:
Маршак сказал однажды так,
Как мог сказать один Маршак:
- Я переводчик на Руси
И словом дорожу
Но я, в отличье от такси,
Не всех перевожу.
Блестяще разрабатывал каламбурную рифму Яков Козловский, книга которого "О словах разнообразных -- одинаковых, но разных", думаю, доставила удовольствие многим советским детям.
"Нёс медведь, шагая к рынку,
На продажу мёду крынку.
Вдруг на мишку -- вот напасть --
Осы вздумали напасть!
Мишка с армией осиной
Дрался вырванной осиной.
Мог ли в ярость он не впасть,
Если осы лезли в пасть,
Жалили куда попало,
Им за это и попало".
"Это кто стрелой из лука
Прострелил головку лука?!
Я ни слова, как немой,
Словно выстрел был не мой".
"Снег сказал: -- Когда я стаю,
Станет речка голубей,
Потечет, качая стаю
Отраженных голубей".8
Вместо рубахи не носите брюк вы,
Вместо арбуза не просите брюквы,
Цифру всегда отличите от буквы,
И различите ли ясень и бук вы?
Говорили тиграм львы:
-Эй, друзья, слыхали ль вы,
Что не может носорог
Почесать свой нос о рог?
Тили-бом,тили-бом,
Загорелся кошкин дом.
По такому поводу
Кот помчался по воду!
Снег сказал: "Когда я стаю,
Станет речка голубей,
Потечёт, качая стаю
Отражённых голубей."
КОсит косец, а зайчишка косИт,
ТрУсит трусишка, а ослик трусИт.
Сев в такси
Спросила такса:
- За проезд
Какая такса?
А водитель:
- Денег с такс
не берём совсем,
Вот так-с.
Если литература XIX века вышла из гоголевской "Шинели", то представленная в книге "Игры с буквами и словами на уроках и дома" детская поэзия поэта и переводчика Якова Козловского вышла из расхожей, но не теряющей остроты загадки: "А и Б сидели на трубе..."
Многие поэты любят использовать в отдельных строках своих стихотворений игру слов или букв. У кого-то это получается помимо воли. У Якова Козловского все построено на такой игре. Игра становится у него педагогическим и образовательным принципом.
В первом разделе книги "У буквы-невелички расхожие привычки" буквы не "пропадают", а "ходят на работу, толк имея в голове". Ходят с явно большим удовольствием и вдохновением, чем не получающие зарплату учителя. Здесь, под обложкой, бывает, что "на букву "А" напал недуг...", но тут же "встало "У" взамен подружки". Завидная взаимовыручка, завидное душевное самочувствие буквонаставника!
Раздел "О словах разнообразных - одинаковых, но разных" - "легкий" творческий учебник по омонимам и синонимам русского языка (разумеется, без использования языковедческой терминологии). В разделе "Прежде кумекай, потом кукарекай" встречаются сюжеты с неожиданными поворотами, в которых уроки словесности совмещаются с уроками по другим предметам. Старший брат чертит треугольник, младший съезжает с треугольной горы "на пузе по гипотенузе". Оригинален и раздел словесных шарад.
Яков Абрамович был членом правлений СП РСФСР (с 1985) и СП СССР (до 1991), членом Высшего творческого совета СП России (с 1994), членом редколлегии газеты "Лит Евразия" (с 1999)
Был награжден орденами "Знак Почета", Отечественной войны 1-й степени, медалями "За боевые заслуги", "За оборону Сталинграда", "За победу над Германией". Засл. деятель искусств Дагестанской АССР Яков Абрамович неоднократно награждался престижными премиями им. Н.Стальского (1972), им. Н.Тихонова (1982), СП РСФСР (1985), "Поэзия" (2000).
Яков Абрамович КОЗЛОВСКИЙ не дожил лишь несколько дней до своего 80-летия.
Имя его золотыми буквами вписано в анналы отечественной словесности. И, думаю, еще найдутся исследователи, которые изучат феномен Козловского - поэта явно недооцененного.
Письмо
/Неотправленное письмо Лещинского Абрама Моисеевича в ЦК КПСС/
Прошу вас выслушать историю безвинно пострадавшего человека, и вы поймете, что я не виноват. 25 лет я проработал в школах ЕАО. За эти 25 лет никто про меня плохого слова не скажет, ни в гороно, ни в облоно нет порочащего меня документа. За эти годы мне пришлось проработать на разных участках народного образования нашей области. Прямо со школьной скамьи, по окончании Киевского пединститута, в 1932 году, я уехал на Дальний восток. Первые два года мне пришлось работать преподавателем математики в Амурзетской средней школе. С первого же дня я включился активно в общественную работу на селе. Был сразу избран председателем месткома в школе и депутатом сельсовета. Потом я перевелся на работу в Биробиджан, потому что жена моя работала учительницей, но образования не имела, а в Биробиджане она могла учиться в педучилище. В 1934 году меня назначили преподавателем математики средней школы N 2 города Биробиджана, и здесь я сочетал свою работу с активной общественной работой, был выбран председателем месткома, а затем и депутатом горсовета.
В 1938 году меня вызвали в Обком КПСС и предложили пойти работать инспектором облоно, где я проработал до 1939 года. В это время сложилось очень тяжелое положение во 2 средней школе, где я работал преподавателем математики. Часто менялись директора, и школа стала худшей в городе. Мне больно было за мою школу, где я четыре года поработал, и я попросил направить меня директором этой школы. За 4 года школа стала одной из лучших в области. Нам вручили переходящее красное знамя Обкома и Облисполкома, а меня наградили грамотой за хорошо поставленную учебно-воспитательную работу в школе. В 1940 году я вступил в ряды КПСС. В 1943 году меня направили на работу заведующим гороно. Со школы уходить не хотелось, но меня убедили, что это необходимо.
Через полгода оказалось, что это место понадобилось для Дрисина, человека случайного в нашей области, который как метеор промелькнул и скрылся. Меня вызвали и предложили идти директором первой школы, а затем, когда вышла из строя отопительная система в первой школе нас перевели в 9 школу, я стал директором объединенной школы и безропотно все тянул. Заведующей гороно была Ц.И. Дворкина, а Дрисин уже был заведующим облоно. В декабре 1943 он предложил мне пойти к нему инспектором облоно, а когда я сдал школу, он передумал и направил меня на работу в педагогическое училище. Я и здесь смолчал и никому не жаловался. 11 лет я проработал преподавателем и методистом и в 1954 году меня назначили директором педучилища. Все годы я производственную работу сочетал с общественной, был секретарем парторганизации, был членом горкома партии.
В 1951 году окончил вечерний университет марксизма-ленинизма и с тех пор был пропагандистом. За 25 лет работы я ни разу не был на курорте. В 1954 году мое здоровье ухудшилось, и врачи порекомендовали поехать на курорт. Но вместо курорта мне пришлось пойти работать в школу-интернат. 14 июля 1956 года меня вызвали в облоно и, в присутствии секретаря горкома т. Виленской и инструктора обкома партии т. Балабанова, завоблоно т. Гайдорович, предложили мне пойти директором вновь открываемой школы-интернат, и вылететь 15 июля на совещание в Москву. На размышление мне дали полчаса. До меня долго искали подходящую кандидатуру, но все отказывались, и вот за день до отъезда в Москву решили, наконец, меня вызвать.
Я очень сильно устал, мне, хоть раз в жизни нужно было подлечиться и отдохнуть. Я знал, что меня ожидает впереди, что я пострадаю материально, что работа будет очень трудной, но я также знал, что решения ХХ съезда должны выполняться, и если в области не нашли человека, который бы на это откликнулся, то я не мог пойти по их пути. Вернулся я с Москвы 2 августа. Меньше месяца оставалось до начала занятий, а дел был непочатый край. Пришлось работать с утра до поздней ночи. Последние дни перед открытием школы, я стал выбиваться из сил, у меня начались головокружения, я чувствовал вот-вот упаду.
Но изо всех сил я держался, чтобы хотя бы открыть школу к первому сентябрю. Мастерских при школе не было. Штат учителей и воспитателей не был полностью укомплектован. Недостаточно было обмундирования для детей, коек. Первые дни дети спали на полу. Но мне не разрешили отсрочить открытие школы. Перед самым открытием я свалился и пролежал десять дней. Вернулся на работу и узнаю, что без меня отпустили в отпуск завхоза интерната, и мне пришлось тянуть и за него и за себя.
В октябре решили на бюро горкома заслушать положение в интернате и срочно за пару дней до бюро отправили комиссию в школу, они ходили на занятия, что-то записывали, готовили шпаргалку для т. Михеева, председателя горисполкома, но ни с директором, ни с завучем не беседовали. В докладе Михеева на бюро не было ни одного светлого пятнышка, предположим, директор плохой, но коллектив ведь работал, можно было отметить их труд. Но зато ни слова критики и самокритики не было сказано в адрес горкома и горисполкома.
Потом мне дали слово, я сказал, что, по моему мнению, неправильно была организована проверка работы школы-интерната, как только я эти слова произнес, мне первый секретарь горкома т. Бабкин, буквально продолжать дальше свое выступление не дал. Затем он заявил, что прения открывать не имеет смысла, так как не разговорами надо заниматься, а дело делать, надо принять конкретное решение о помощи школе. Затем у меня спросили, сумею ли я устранить все недостатки, какие мне были указаны. Я ответил, что сумею, но мне нужна помощь. Прежде всего, нужно было решить вопрос с мастерскими для школы.
Я просил отдать нам ведомственный дом МВД, находящийся на нашей территории, для этого нужно было предоставить две квартиры для жильцов дома. Записали в решение, но до сих пор дом нам не отдали. Попросил решить вопрос с доукомплектованием школы кадрами и решить вопрос о замене преподавателя русского языка, нас заставили ее принять, хотя она не соответствовала занимаемой должности. Этот вопрос удалось решить только через полгода.
В конце октября я опять заболел от непосильной работы. Врачи признали сильное переутомление, пролежал неделю, но не выдержал и вышел на работу и, проработав несколько дней, опять свалился. После выздоровления я решил пойти к секретарю обкома, я больше не мог работать в такой обстановке, в связи с обсуждением на бюро горкома, по городу распространились сплетни, что я уже снят с работы. Я рассказал т. Беньковичу о положении дел в школе, и прямо спросил, буду ли я работать или нет.
Он меня спросил, как я считаю, справлюсь ли. Я ответил, что справлюсь, но мне нужна помощь. Тогда он мне ответил, что мало меня знает и не может решить сам вопрос, нужно посоветоваться с товарищами, которые меня больше знают. А между тем работать в школе становилось все труднее и труднее. Секретарь парторганизации Е.В.Л. работающий преподавателем физики и музыкантом никакой помощи не оказывал, занимался только вымогательством денег.
Первое время по первоначальному проекту штатного расписания предусматривалась ставка для музыкального работника, и мы ему сделали нагрузку в 2 ставки. Часов у него было не много, а деньги он получал за то, что вел фотокружок, физический кружок и хор. Кроме нашей школы он подрабатывал во второй школе, в медучилище и ему все было мало. И этот человек был избран секретарем парторганизации, в то время, когда я был на больничном.
Он занимался тем, что ходил в горком и кляузничал на меня. А потом разносил сплетни, что меня, якобы, снимают с работы. Мне также трудно было работать с завучем Ягановой. За последние несколько лет она успела поработать во многих школах города и ни с одним директором не сработалась. Она также как и Л. не имела законченного высшего образования. С первых же дней они вдвоем вместо оказания помощи занимались "сигнализированием" в горком и облоно о моих "недостатках" в работе. В таких условиях работать было очень трудно и я пошел в облоно и заявил т.Гайдорович, что так работать невозможно, или я, или завуч.
Она согласилась и сказала что назначит завучем т.Кудряшову, и, действительно, так и сделала, но уже когда меня сняли с работы. Потом я пошел к секретарю горкома т. Виленской, разобраться с теми сплетнями, которые Л. распускал про меня, /Он говорил, что я отсиживаюсь в кабинете, являюсь тормозом в развитии школы - интерната и т.п./. Я потребовал проведения партийного собрания, на котором он должен подтвердить свои высказывания и т. Виленская со мной согласилась.
На партсобрании Л. ,конечно, не осмелился перед членами партии повторить то, что он говорил секретарю горкома. Коммунисты в своих выступлениях справедливо спрашивали, почему в горкоме прислушиваются к сплетням, почему сплетники молчат на партсобрании. И вот прошло два месяца, все, что от нас зависело, коллектив сделал, чтоб улучшить дела в школе. Успеваемость повысилась с 71% до 82%. Улучшилась воспитательная работа, и стало больше порядка в школе. Перед новым годом приехали из крайкома двое, они отметили улучшение положения в школе. С 10 января у нас в школе начала работать комиссия крайкома.
Никаких серьезных недостатков в нашей работе не обнаружили. Плохо с преподаванием русского языка, с помещением под мастерские, но разве в этом только моя вина? Поставили мне в вину, что я недостаточно вникал в учебно-воспитательную работу, это моя вина. Но ведь все знают, в каких трудных условиях создавалась школа-интернат в городе, основное внимание мне пришлось уделить организационным и хозяйственным работам, а в учебно-воспитательной работе больше полагался на завуча. Я ведь требовал заменить завуча, но это сделали, когда меня уволили.
Если бы меня сняли с работы, когда я ходил к т.Беньковичу, я бы не обижался. Мне очень трудно было, дела плохие были в школе, и не должно было дело из-за меня страдать. Но сейчас, когда дела улучшились, когда настроение у меня и у коллектива поднялось, когда было одно желание, еще больше лучше работать, увольнение для меня позор и трагедия.
Примечание: Ларчик просто открывался, заврайоно В.Я.Г. захотелось на это место и она, подождав, когда самое трудное останется позади, и, пообещав Л. все, что он просит, разыграла с ним эту трагедию.
Учитель учителей
36 лет назад, после окончания Киевского педагогического института, молодой учитель Абрам Моисеевич Лещинский по комсомольской путевке приехал на Дальний восток. Шел ему тогда 24-й год. В памяти и по сей день остались те три дня, когда он в составе группы молодых учителей по топкой проселочной дороге пробирался до переселенческого села Амурзет.
В своей педагогической деятельности Абрам Моисеевич приступил не без душевного волнения. Его, бывшего рабочего киевской фабрики музыкальных инструментов, имевшего за плечами небольшой жизненный опыт, тревожило: сумеет ли он найти дорогу к сердцам своих будущих питомцев?
Но опасения оказались напрасными. Абрам Моисеевич оказался настоящим педагогом, учителем по призванию. Он сразу же с головой ушел в жизнь школы, стал внимательно знакомиться с детьми, их родителями, навещать их дома.
Его энергии хватало на все. Секретарь комсомольской организации, он был и агитатором на полевых станах, и лектором-общественником, и запевалой многих молодежных дел.
Шли годы. Накапливался опыт, пришло педагогическое мастерство. Как хороший организатор и способный учитель А.М. Лещинский был выдвинут на руководящую педагогическую работу. Был директором Биробиджанских средних школ 1 и 2, школы-интерната, заведующим городским отделом народного образования, инспектором облоно, директором педучилища...
Сейчас Абрам Моисеевич - учитель учителей. 24 года работает он методистом, бессменно возглавляет методическое объединение математиков и физиков педучилища, руководит математическим кружком, организует олимпиады, вечера...
Тот, кто бывает на уроках Лещинского, не может не заметить: его питомцы много работают самостоятельно, учатся добывать знания самостоятельно, учатся добывать знания на уроке, решать проблемные вопросы, спорить и по- своему находить истину.
А.М.Лещинский не только вдумчивый преподаватель математики, готовый всегда щедро поделиться со своими коллегами богатым педагогическим опытом, но и умный наставник студенческой, педагогической молодежи. Он принимает активное участие в общественной жизни училища, города и области. Много лет был секретарем партийной организации учебного заведения, пропагандистом у мебельщиков, связистов, агитатором среди населения.
Многочисленные ученики А.М. Лещинского работают сейчас в самых различных уголках советского Дальнего Востока, успешно справляются с задачами воспитания подрастающего поколения. А он по праву гордится тем, что среди коллег, удостоенных высокого заслуженного учителя РСФСР и отличников народного просвещения, немало и его воспитанников.
На днях Абраму Моисеевичу исполнилось 60 лет. Тепло поздравили его с юбилеем коллеги, пожелали здоровья, сил и многих лет творческой работы: ведь он не собирается оставлять благородное поприще педагогической деятельности.
Н. Кравец,
Преподаватель Биробиджанского педагогического училища.
Газета "Биробиджанская Звезда", апрель 1968г.
Четырежды "Альпинезл" Советского Союза
Моисей Соломонович Тейф - один из крупнейших поэтов бывшего СССР, писавших на идиш, человек трагической судьбы, родился в Минске 4 сентября 1904 года. После случая с погромом в Минске 18 октября 1905 года, вошедшим в историю под названием Курловский расстрел, родители стали называть его "Альпинезл", что означает на идише "чудом выживший". Годовалый малыш, которого мать уронила в толпе, когда ее толкнули, чудом не был затоптан, и она его принесла домой невредимым. Мальчишка рос восьмым ребенком в бедняцкой семье и его воспитывали, как умели. Учитель хедера пытался привить ему любовь к Хумэшу (Пятикнижию) с помощью плетки, всегда висевшей на его плече, повторяя при этом: "тупой малыш, глупая голова". В результате мальчик был выгнан из хедера за постоянные шуточки. Средневековый способ обучения, длинный ремень, лежавший на плече Ребе, как змея, не мог породить любовь ни к нему, ни к его главному предмету - Хумэшу. Помогла мама, Она отправила его к другому учителю - больше литературному, чем религиозному. Однако именно этот учитель легко и интересно "разъяснял тексты пророков, незабываемых стихов "Шир а-Ширим", объясняя по-своему, избегая традиционных комментариев. Через много лет, когда поэт работал над строго ритмическим переводом древней поэзии, он помнил комментарии своего учителя". Отец Тейфа любил читать. Его любимыми книгами были Книга Пророков и энциклопедический словарь. В пятницу вечером он вслух для всей семьи читал В.Г.Короленко, Шолом-Алейхема, Ицхока-Лейбуша Переца, Х.Н.Бялика. Фразы из Пророков навсегда врезались в память Альпинезла - бывало, сидя в метро и читая в газетах, как снаряды падают на мирные деревни, тихо повторял про себя те незабываемые строчки: "Ибо беззаконие, как огонь, разгорелось, пожирает кустарник, и пылает в чаще леса, и поднимаются столбы дыма" (Исайя, глава 9, стих 18). Или: "И будет Он судить народы и обличит многие племена; и они перекуют мечи свои на орала, и копья свои на серпы; и не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать" (Исайя, глава 2, стих 4). Или: "Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого - одень его, и от единокровного твоего не укрывайся" (Исайя, гл. 58,стих 7). Любовь к литературе Моисей унаследовал от отца - приказчика в магазине. С 13 лет работал на обойной фабрике, вступил в комсомол, учился в школе рабочей молодежи. Выступал актером и сценаристом еврейской агитбригады;. Был одним из учредителей литературной группы при минской газете "Дер юнгер арбетер".
Первое стихотворение Моисей Тейф опубликовал в 1923 году в газете "Молодой рабочий". Начинался его творческий путь под влиянием В.Маяковского, который в поэме "Владимир Ильич Ленин" именовал своего героя "революции сыном и отцом", а саму Октябрьскую революцию понимал как революцию духа. Моисей Тейф встречался с Маяковским, посвящал ему стихи, даже организовывал "проход" еврейских поэтов Минска на вечер В.Маяковского. По воспоминаниям М.Тейфа, Маяковский знал о минской группе "Молодой рабочий". И это важный "мазок" в пока еще не написанной картине взаимоотношений В.Маяковского с идишистской литературной средой 1920-х годов в Советской России и в Америке. Кажется, в случае с Маяковским и Тейфом в очередной раз мы видим полемику еврейского поэта с поэтом русским, причем образность христианской Троицы заменяется у Тейфа образностью библейской. В последствии, свое лагерное существование поэт опишет в терминах Книги Бытия, а голубок мира, усилиями Пабло Пикассо ставший символом советского движения "борцов за мир", возвращается у Тейфа в свой родной библейский контекст - Храма, Ковчега и Спасения.
В 1928 году поэт поступил в Московский педагогический институт на отделение еврейского языка и литературы, который и окончил в 1933 году. Одновременно работал ночным корректором в советской еврейской газете "Дер Эмэс". Литературная Москва вела интенсивную жизнь. Знаменитое стихотворение М.Светлова "Гренада" он перевёл на идиш и опубликовал в том же году, когда оно появилось и в русской прессе. В первой половине 30-х годов возвращается поэт в свой родной Минск, где издаётся его первая книга стихов. Уже прошло более десяти лет активной творческой работы. Выходят новые сборники стихов. В 1935 году еврейский писатель Д.Бергельсон писал в "Литературной газете": Тейф поистине замечательный поэт, оригинальнейшее дарование..."
В этом же году режиссёр Белорусского государственного еврейского театра попросил поэта перевести "Закат" И.Бабеля. К тому времени Альпинезл уже имел определённый опыт в переводах. Он перевёл "Вильгельма Телля", "Айвенго", "Тиля Уленшпигеля", а также по заказу этого же театра пьесы Эрнста Толерса "Гоп-ля, мы живём", М. Горького "Фальшивая монета". Но предложенная задача была не из лёгких. Надо было сохранить специфический русско-идишский, одесский колорит. Перевод актёрам понравился, и они с успехом играли эту пьесу. Альпинезл собирался поехать в Москву, познакомить Соломона Михоэлса с переводом "Заката", но... Широко известного минского поэта М.Тейфа арестовывают по ложному политическому обвинению в апреле 1938 года за участие в "шпионской еврейской националистической организации". Наступают годы почти десятилетнего молчания поэта. Весной 1941 года М.Тейф выходит на свободу. Из-за запрета жить в Минске некоторое время проживал в Борисове. Начинается война и он, уже из эвакуации попадает в армию, в штрафной батальон зенитно-артиллерийского дивизиона. Там, в звании сначала рядового пехотинца, а затем артиллерийского старшины, он пройдет всю войну и встретит Победу 1945 года. Повезло, он остался жив. Но погиб сынишка, расстрелянный вместе с бабушкой в гетто, распалась семья.
Открываю тоненькую книжку, чудом сохранившуюся в моей библиотеке: Мойсей Тейф. Избранное. Советский писатель. Москва. 1958г. и читаю в разделе баллады:
Авторизованный перевод: С. Гудзенко
Внук музыканта
Темная ночь. Отдыхают полки.
Танки заснули в кустах.
Ветер холодной немецкой реки.
Поле в могильных крестах.
Скоро начнется последний бой...
В небе из-за леска
Взвился ракеты огонь голубой,-
Значит атака близка.
И тишина. Отдыхает земля
После нелегкого дня.
Город сжимает тугая петля
Нашего артогня.
И тишина. Кто летит по тропе?
Едет из штаба связной.
Вот он проходит уже по траве
Вдоль по опушке лесной.
- Левина, срочно!
- Сержанта? Сейчас!
...В крайней землянке возня.
- Левин, вставай!
Получен приказ
Ждет генерал.
- Меня? -
И тишина.
Кто летит по шоссе?
Слушает часовой.
Двое людей в световой полосе.
- Кто там? -
И весело:
- Свой!
Штаб.
По трехверстке прошел не спеша
Красный огрызок карандаша,
Горло Берлина сжимая.
Тени качаются на стене.
И генерал сидит в тишине.
Дремлет передовая.
- Слушай, сержант,
Ты музыкант?
- Да, генерал!
- На чем ты играл?
Ты кларнетист?
- Нет, генерал!
- Ты тромбонист?
- Нет, генерал!
- И не флейтист?
- Нет, генерал!
- На чем ты играешь, солдат?
- Мой инструмент - автомат!
- А до войны?
- Был скрипачом.
- Так собери музыкантов скорей.
Завтра мы наступленье начнем.
Мало мне музыки батарей.
Ясно тебе? Почему замолчал? -
Тихо спросил генерал.
...Свет фонаря освещает глаза.
А на ресницах слеза.
- Разве в атаку легче ходить?
Что замолчал? -
Спросил генерал.
- Пишет жена?
- Нет, генерал!
- Где же она?
- Там, генерал!..
- Брат и сестра?
- В пепле костра...
- А старики?
- В тине реки...
Клезмера * деда к оврагу вели,
Чтобы он фрейлехс* играл...
Я на Тучинке* в черной пыли
Клятву священную дал.
Я до победы не музыкант,
Мой инструмент - автомат.
- Есть у тебя и такой талант.
Ты настоящий солдат.
Будто алмазами режут стекло,
Небо ракеты прожгли.
Дымом Берлин заволокло.
Танки на приступ пошли.
Горло Берлина сжимает петля.
Стонет земля.
Город горит, задыхаясь в дыму,
Рушась во тьму.
Рвется пехота вперед и вперед
До Бранденбургских ворот.
И тишина. Додымил, допылал
Город над Шпрее-рекой.
Вышел из виллиса генерал
И помахал рукой:
- Левин, устал?
- Нет, генерал!
- Скрипку в подарок возьми, сержант.
Есть у тебя и такой талант.
...Тихо вокруг. Офицеры молчат.
Фрейлехс играет в Берлине солдат.
1945
К л е з м е р - музыкант самоучка.
Ф р е й л е х с - свадебная танцевальная мелодия.
Т у ч и н к а - Предместье Минска. Место расстрелов в годы немецко-фашистской оккупации.
После войны Мойсей Тейф много работает, пишет, переводит, выступает на радио, сотрудничает с Еврейским Антифашистским комитетом. Это не проходит бесследно. В мае 1951 года его арестовываю вторично. Мойсей Тейф выдерживает многочасовые ночные допросы и, вероятно, избиения, но не подписывает никаких бумаг, обвинений и не сотрудничает с органами. Ему дают "для начала" восемь лет "за национализм" и вновь ссылают в лагеря. Снова лагерь. Воркута. Каторжный труд...
Гражданская поэзия Моисея Тейфа всегда была светла и романтична. Но теперь это уже не романтический, преданный революционной идее поэт. Разочаровавшись во власти, он не захотел ее славословить. Он останавливается на еврейской теме. Что может быть естественнее для еврейского поэта, его еврейство связано родством, он сын народа и служит ему. Война и аресты сделали свое дело. Он больше не воспевает ни большевиков, ни пролетариев, ни красных конников. В центре его творчества - боль о погибшем сыне, о сгоревших в огне Катастрофы миллионах евреев. Еще в лагере он пишет цикл "Тюремные стихи", где главной мыслью проходит расставание с идеалами:
На мне - следы пчелиных жал
(Боль двадцати веков) -
И мед, который собирал
Я для чужих пиров.
Моисей Тейф вышел на свободу в 1956 году, в начале добившись полной реабилитации. Он переезжает в Москву. Здесь, после войны, после разгрома ЕАК, убийства С. Михоэлса были и коллеги-писатели, и еврейские читатели. М.Тейф много переводит, его стихи читаются и печатаются на идише и на русском.
Большим открытием для него становится встреча и творческое сотрудничество с поэтом Юнной Мориц, которая взялась перевести его стихи на русский. Ее образный, яркий, строго выверенный слог как нельзя более точно передает язык тейфовского стиха. Сборник, который они выпускают в 1964 году, называется "Рукопожатие". В этом символ соединения идиш с русским, творческий союз еврейского и русского поэтов.
Судьба приготовила Моисею Тейфу еще один подарок. Он женится на актрисе Белорусского ГОСЕТа Эсфири Блущинской, Эстерке, как ее называли близкие, Эстерле, как ее называл Моисей. Она создает ему все условия для творчества. С ними рядом - ее дочь Лея, Люся, как ее называли дома, которая жадно впитывает каждое слово знаменитого еврейского поэта.
Герои поэзии М.Тейфа - понятны, открыты в своих чувствах, они четко знают, что хотят. Его любовная лирика запоминается, потому что созвучна истории чувств чуть ли каждого. Его герои любят не абстрактно, а конкретно: за помощь, поддержку, за совместные преодоления трудности жизни и совместную радость бытия. Они расстаются, когда эти чувства исчезают. Евреи в произведениях М.Тейфа - это люди, которые могут за себя постоять. Они - ровня всем. У них сильные, жаждущие тяжелой работы руки, мозолистые ладони, надежные сердца...
Поэт писал:
Ай да предок! Пейсы - два пожара.
Лапсердак и белые чулки.
....................
Беларусь, вечерний отблеск алый,
Голубого озера овал!
Гривенник на праздничную халу
Здесь кузнец еврейский выбивал,
Колотил по наковальне жаркой,
Опалял ресницы у огня,
Согревался белорусской чаркой,
Выдавая дочку за меня...
В творчестве поэта не одни только печальные стихи, посвященные страшной трагедии. Литературное наследие поэта многогранно. Он - автор сотен веселых шутливых стихов по мотивам еврейского фольклора, он автор лирического цикла, посвященного его жене, - "Пою тебя, Эстерл..."
Несколько человек своими талантами и способностям содействовали тому, что слава Моисея Тейфа донесла его имя до сегодняшнего дня.
Первым, конечно, нужно назвать Юнну Мориц, чьи переводы получили особое признание и выдержали проверку временем. Юнна Мориц - поэт, прозаик, переводчик поэзии, академик РАЕН, член Исполкома Русского Пен-Центра, её стихи переведены на множество языков. Она лауреат премии "Триумф" (Россия), "Золотая роза" (Италия), премии им. А.Д. Сахарова "За гражданское мужество писателя". Широко известные стихи М.Тейфа в ее переводе , - "Шесть миллионов":
Эй, вставайте из ям, это песня моя
Обращается к Вам в глубину небытья
Эта песня - жива
Потому что права
Я пришел.
Мое имя - железный!
Весь я ваш - плоть от плоти как песня моя
Эта песня красна, как язык соловья.
В крематорий ее -
А она за свое.
Я пою.
Мое имя - Железный!
Я - не просто бродячий веселый певец.
Я - возмездье за шесть миллионов сердец.
Догадайся, палач,
Кто я - меч или мяч?
Я стою.
Мое имя - Железный!
Это я ? Это шесть миллионов поют.
Это кости шести миллионов дают
Розоватый побег,
Из него - человек,
Это я!
Мое имя - Железный!
Перевод Зиси Вейцмана
Я плоть - ваша плоть,
я кровь - ваша кровь.
Мой стих зовет: эй, встаньте из рвов!
он летит и плывет,
он дышит, живет -
ведь мне имя : Железный еврей!
Я - ваша радость и горечь, ваш гнев.
Он струится, звенит, как печальный напев,
он летит и плывет,
он дышит, живет -
ведь мне имя : Железный еврей!
Шести миллионов я боль и тревога.
Запомни, палач!Эту рану не трогай!
Она пеплом дымится
и в стих мой стучится - ведь мне имя : Железный еврей!
А также: "Возле булочной на улице Горького", "Анна Франк", "Любите поэтов" и др. До сих пор эти переводы звучат песнями в спектаклях и музыкальных циклах.
Катастрофа европейского еврейства становится главной темой творчества достигшего пика зрелости Мастера - реквием по убиенным шести миллионам. Сотни слушателей собирает на свои концерты популярная в те годы актриса Софья Сайтан, включившая в программу чтения трагические стихи поэта на идиш и на русском.
Стихи М.Тейфа стали широко известны благодаря переводам на русский язык таких ярких поэтов, как С. Гудзенко, А. Найман, А. Кронгауз, И. Френкель, А. Межиров, Р. Сеф и другие, но Ю. Мориц создала такие ритмы и образы, которые не просто соответствовали авторским, но, прежде всего, отвечали внутренней мысли оригинала. Она по-русски написала также образно и поэтически, как М.Тейф это выразил на идиш.
Знаменитое стихотворение "Кихелех и земелех" ("Возле булочной на улице Горького") вошло затем в репертуар театра "У Никитских ворот". Марк Розовский, известный режиссер, народный артист России, а тогда, в 60-70-х годах,- просто талантливый режиссер, руководил театром Московского университета. Он, может быть, один из первых оценил переводы Юнны Мориц и создал шедевр - маленькую пьесу одного стихотворения "Кихелех и земелех", от которой наворачиваются слезы. Народ, стремительно забывающий все еврейское, вдруг услышал в них свою собственную боль и ностальгию. М. Розовский часто исполнял эту пьесу все годы и исполняет сейчас. Он сделал на первый взгляд простое стихотворение знаком времени, брендом, как теперь говорят, своего творчества.
Город пахнет свежестью
Ветреной и нежной.
Я иду по Горького
К площади Манежной.
Кихэлэх и зэмэлэх
Я увидел в булочной
И стою растерянный
В суматохе уличной.
Все,
Все,
Все,
Все дети любят сладости.
Ради звонкой радости
В мирный вечер будничный
Кихэлэх и зэмэлэх
Покупайте в булочной!
Подбегает девочка,
Спрашивает тихо:
- Что такое зэмэлэх?
Что такое кихэлэх?
Объясняю девочке
Этих слов значенье:
Кихэлэх и зэмэлэх -
Вкусное печенье.
И любил когда-то
Есть печенье это
Мальчик мой, сожженный
В гитлеровском гетто.
.............
Я стою, и слышится
Сына голос тихий:
- Ой, купи сегодня
Зэмэлэх и кихэлэх...
Где же ты, мой мальчик,
Сладкоежка, где ты?
Полыхают маки
Там, где было гетто.
Полыхают маки
На горючих землях...
Покупайте детям
Кихэлэх и зэмэлэх!
Эта песня на слова Моисея Тейфа была написана в 1967 году и исполнена в спектакле "Сказание про царя Максимилиана" студии "Наш дом" при МГУ, которой руководили Алик Аксельрод, Марк Розовский, Илья Рутберг. Не так уж много евреев, чистых и не чистых по маме, отваживались тогда на такое. Затем песня была запрещена для исполнения в спектакле. М. Розовский щедро дарил свое режиссерское и сценическое открытие другим, и уже с его подачи многие артисты понесли эти строки с эстрады в народ.
Композитор Александр Вустин создал вокальный цикл "Три стихотворения Моисея Тейфа", а певцы Владимир Хачатуров и Полина Айбиндер исполняли его в концертах.
На стихи М. Тейфа музыку писали Максим Дунаевский, Владимир Шаинский, Мотл Полянский, Марк Качан и др. Без преувеличения можно сказать, что Моисей Тейф - самый известный из идишистских поэтов последних лет.
В последние годы жизни поэт приступил к исполнению своей давней мечты - поэтическому переводу на идиш легендарной "Песни песней", однако его творческим планам не дано было осуществиться. 23 декабря 1966 года Моисей Тейф скончался в Москве от сердечного приступа.
После смерти поэта сравнительно небольшая подборка его стихов на русском языке была издана всего один раз в 1981 году, а стихи на идиш - в 1985 г. Тем не менее, широкому читателю остались неизвестными многие стихи на идиш. Большинство его лагерных (тюремных), в которых он предстал в качестве Шаи Сибирского -которые, к сожалению, не были известны составителям тома "Поэзия ГУЛАГа", недавно вышедшего в свет.
В Москве, на Новодевичьем кладбище, в ряду, где похоронены известные писатели и поэты, посетители, хоть как-то прикоснувшиеся к еврейской поэзии, всегда задерживаются у бюста на могиле еврейского поэта Самуила Галкина...
Галкин писал в автобиографии, что был девятым ребенком в семье, а девятый ребенок, по преданию, родится счастливым.
Все в мире относительно: его счастье, может быть, состояло в том, что, в отличие от расстрелянных собратьев, он вышел из лагеря и в немногие оставшиеся годы жизни сумел создать новые произведения и подержать в руках прекрасно изданный сборник своих стихов и драм. А может быть, в другом: его стихи любили, и сам он был любим.
Шмуэль (Самуил) Галкин - один из крупнейших еврейских поэтов XX столетия родился 5 декабря (23 ноября по старому стилю) 1897 г. В г. Рогачев, Гомельской области.
В семье Галкиных был "культ знаний". Отец - бракер леса - был человеком по-своему образованным и не чуждым понимания прекрасного. Он подолгу беседовал с детьми, учил их трудолюбию, усердию в постижении жизненных истин. Обстановка еврейской провинции способствовала своеобразному устному обучению народной мудрости через любовь к притче, красочному говору и образной речи. Народная мудрость, мораль труженика, знание "почем фунт лиха" на всю жизнь определят философию стихов С.Галкина.
Первые впечатления детства - руки матери, ссыпающей осторожными движениями в лохань муку, вернее горсточку мучной пыли, оставшейся от хлеба на льняной скатерти, грубой самодельной вязки. Пять сестер и четыре брата, старший из которых по бедности был Самуилу и домашним учителем; предзакатные прогулки за город, туда, где с холмов дольше виден багровый шар солнца, опускавшийся в кровавый блеск разлившейся реки Друти... Потом пришла тяга "рисовать человечеков" Однажды гостивший у них брат отца сказал Самуилу: "Нарисуй-ка обыкновенную печатную букву "алеф", да так нарисуй, чтобы стояла прочно, не качалась..." Экзамен был выдержан. И Галкин шутливо писал потом, что с этого дня буква победила рисунок, случай начал его "писательскую биографию". А потом высокий черноглазый юноша, уложив кисти и пару рубах в фанерный баульчик, сел на пароход и поехал в Киев.
Началась самостоятельная жизнь. Киев. Екатеринослав, потом, - Москва.
Природа щедра по отношению к талантам. В годы, когда определяется будущее, Галкин разрывался между стремлением стать художником и влечением к поэзии. Победила поэзия. На формирование Галкина как поэта повлияло его юношеское увлечение произведениями Й.Галеви и Ибн-Гвироля. В юности писал на иврите. До 1924 г. не оставлял мысли поселиться в Эрец-Исраэль, как явствует из написанной им тогда "Шир hа-халуца" ("Песня халуцки", опубликована в Израиле после смерти поэта).
Стихи на идише С.Галкин печатал с 1920 г. В первых сборниках "Лидэр" ("Стихи", 1922) и "Вэй ун мут" ("Боль и мужество", 1929), в которые вошел ряд впечатляющих стихотворений об отходе еврейских масс от старого жизненного уклада и их участии в строительстве социализма, звучат нотки скептицизма и ностальгии, встречаются библейские образы и символы. Это дало повод некоторым критикам обвинить поэта в национализме.
Стихи получают признание у известного тогда еврейского поэта Давида Гофштейна. С.Галкин сближается с группой поэтов, пишущих на еврейском языке, - Львом Квитко, Перецом Маркишем. К этому времени его собратья по поэтическому цеху - Ошер Шварцман, Давид Гофштейн, Перец Маркиш, Лейба Квитко - уже стяжали славу художников, открывших новые горизонты еврейской поэзии. О них были написаны не только статьи, но и книги, хотя все они были еще очень молоды. С благодарностью вспоминает он в своей автобиографии имена и других писателей этой группы - Арона Кушнирова, Иехеселя Добрушина, Шмуля Годинера, Арона Гурштейна.
Еврейская литература в то время изобиловала талантами и быстро развивалась. Литературные группы, дискуссии, разнообразие дарований, приток молодых сил - все предвещало этой литературе большое будущее. Чтобы смертельно ранить ее, понадобились террор 30-х годов, война, антисемитская кампания, развернутая Сталиным в 40-х - 50-х годах.
Трудно провести грань между философской, любовной лирикой Галкина, его стихами о природе, искусстве.
"Свои дворцы я выстроил не сразу.
Я их не доверял чужому глазу.
И радуги великолепный свод
в мои владенья обозначил вход.
Я цветом огненным гряду засеял щедро.
Над ней вознесся ствол задумчивого кедра.
А нынче вместе с дымом все уйдет...
Любимая, усни! В часы рассвета
вот этим кедром будешь ты согрета".
(Перевод с идиш В. Потаповой)
Создавая свои драмы, Самуил Галкин придерживался правила - драматургическое произведение должно писаться не только для сцены, оно должно быть рассчитано и на литературное существование. Наиболее высоко были оценены драмы С. Галкина "Суламифь" и "Бар-Кохба". "В создании исторического колорита старинной Иудеи, - писал А. Гурштейн, - Галкину много помогло его прекрасное знание старой еврейской культуры... С. Галкин создал большого диапазона историческую трагедию".
Драматическая поэма "Суламифь", построенная на библейском сюжете, была написана по просьбе С. Михоэлса на основе пьесы основоположника еврейского театра в России Аврома Гольдфадена и посвящена столетию со дня рождения последнего. Постановка "Суламифи", по словам Михоэлса, поставившего спектакль по пьесе в 1937 году, приблизила театр "к подлинным богатствам фольклора".
Во время войны С. Галкин, как он сам вспоминал позднее, "... вместе со старым большевиком Стронгиным выпускал антифашистскую газету "Эйникайт", сутками не выходя из типографии, где от холода руки примерзали к металлу...". Газета "Эйникайт" выходила на идиш и была органом Еврейского антифашистского комитета в СССР (ЕАК). Он формировался не из партийных функционеров, а из представителей еврейской интеллигенции, прежде всего из деятелей еврейской национальной культуры, для которых понятие национальной свободы не было абстракцией. Это помогло им завоевать доверие евреев других стран и организовать реальную помощь Красной Армии: было собрано не менее 45 млн. долларов, не считая вещевой и продовольственной помощи. Под влиянием ЕАК в США, Англии и других странах возникли многочисленные комитеты помощи СССР.
В обязательном, согласно ритуалу того времени, приветствии Сталину третьего митинга представителей еврейского народа (апрель 1944 года), созванного ЕАК, говорилось: "Народ, веками слывший "народом Книги", в грозные дни Великой Отечественной войны доказал, что в душе его все время жила и закалялась сила меча, сила воинской доблести, как сказано в древней еврейской Агаде: "Свиток ниспослан был на землю, и меч был внутри его" ("Тора ярда мин а-шамаим ве-херев круха ба").
Развязка наступила 13 января 1948 года. Убийством Михоэлса началась открытая война Сталина против еврейского народа. В сентябре 1948 года был арестован в Киеве Давид Гофштейн, через полгода все руководство ЕАК, почти все еврейские писатели и многие представители еврейской технической интеллигенции оказались в тюрьме.
Члены Еврейского Антифашистского Комитета. Слева направо: писатели Исаак Фефер и Самуил Галкин, актёр Соломон Михоэлс, гость из США Бенцион Гольдберг, академик Лина Штерн, генерал Арон Кац и писатель Перец Маркиш
В 1949 г. Самуил Галкин был арестован по делу ЕАК, но ввиду инфаркта попал в тюремную больницу и избежал расстрела. Ему "повезло". Его дело не было включено в основное дело ЕАК.
С. Галкин был отправлен в лагерь. В лагере продолжал писать стихи, и во власти отчаяния оставаясь:
"Пока мне светит день, и северным сияньем
Встречает ночь, пока всевидящ небосвод, -
Я волен, как дитя, и взор не устает
С надеждою глядеть, не скован расстояньем,
На сотни лет назад и сотни лет вперед".
(1952. Перевод Б. Слуцкого)
Был освобожден в 1955 г., затем реабилитирован. Награжден 2 орденами ( "Знак почета" 1939г.,"Трудового красного знамени", 1958г., медалями.
Пережитому в заключении посвящены стихотворения "Дэр видуй фун Сократ" ("Исповедь Сократа", 1955; впервые опубликована в парижском журнале "Паризэр цайтшрифт", 1956-57) и других, вошедших в цикл "Ин фрэйд цу дэрцейлн" ("Рассказывать бы в радостный час", 1950-58). Они включены в посмертный сборник С.Галкина "Майн ойцер" ("Моё сокровище").
Автограф стихотворения С. З. Галкина, 1958 г.
Галкин перевел на идиш стихотворения Пушкина, Есенина, Блока, Маяковского, трагедию Шекспира "Король Лир". Сочинения в русских переводах: "Контакт", М.,1936; "Бар-Кохба", М.-Л.,1940; "Дерево жизни. Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения", М.,1948; "Стихи. Баллады. Драмы", М.,1958; "Стихотворения", М.,1962; "Стихи последних лет", М.,1962; "Дальнозоркость. Стихи, баллады. Трагедия", М.,1968.
Поэт и переводчик Надежда Павлович, много лет дружившая с Галкиным, писала о нем: "При всем разнообразии его интересов он всегда был целеустремлен, и при бурности его реакций где-то в глубине всегда было твердое, устойчивое, непоколебимое". Из лагеря С. Галкин вышел несломленным, хотя здоровье его было подорвано и жить оставалось мало.
Долгие годы о судьбе еврейских писателей подробно не писали. Они пришли к читателям сами, не пропагандируемые, не изучаемые в школе. На вечере памяти Переца Маркиша в 1965 году в Москве поэт Арсений Тарковский говорил о живущей в душе горькой потребности представить себе последние минуты своего друга и его собратьев по искусству и судьбе. Сегодня же приходится напоминать, что память о поэтах и прозаиках - в их произведениях и анализе этих произведений, а не в протоколах допросов, составленных их истязателями.
Последние годы жизни С. Галкина, несмотря на минувшие тяжелые испытания, были плодотворными. Он продолжал писать. Николай Заболоцкий перевел стихотворение С. Галкина "Осенний клен". Написано стихотворение в роковом для еврейской культуры 1948 году:
"Осенний мир осмысленно устроен
И населен.
Войди в него и будь душой спокоен,
Как этот клен.
И если пыль на миг тебя покроет -
Не помертвей,
Пусть на заре листы твои омоет
Роса полей..."
Творческое наследие советских еврейских прозаиков и поэтов - бесценное национальное сокровище. Поэт и переводчик Л. Озеров писал в 1966 году: "Еврейский литературный язык усилиями народа и его поэтов отшлифован до блеска алмазной грани. Он передает и глубочайший народный юмор Шолом-Алейхема, и сотканную из тонких нитей сердца философскую лирику Самуила Галкина, мягкую и умную прозу Нотэ Лурье, и чеканный стих Давида Гофштейна. Он потрясал души патетикой Переца Маркиша и кристально чистой, народной по духу и по-детски доверительной лирикой Льва Квитко, глубоким психологизмом Давида Бергельсона и взыскательной музой Эзры Фининберга, фантасмагориями Дер Нистера и проникновенной думой Изи Харика. Мы слышали Вильяма Шекспира в исполнении Соломона Михоэлса, и еврейская речь полно и свободно передавала все оттенки душевного состояния короля Лира, который на следующий вечер становился Тевье-молочником".
Незадолго до смерти С. Галкин участвовал в работе журнала на идиш "Советиш Геймланд" ("Советская Родина"). Умер 21 сентября 1960 года в Москве.
-- Жена - Мари, умерла в Москве в 1965 г.
-- Дочь - Эмилия. Скульптор, автор памятника С.З. Галкину на Новодевичьем кладбище. С 1976 г. жила в Израиле, работала в музее восковых фигур. Умерла в 2005 г. Её муж известный еврейский поэт (на языке идиш) - Иче Борухович (Исаак Борисов). Умер в Москве, в 1972 г.
-- Сын - Вольф - инженер-строитель. С 1991 г. жил в Израиле. Умер в 1997 г.
-- Двоюродный брат - Шимон Галкин. Известный израильский писатель, литературовед и переводчик, лауреат премии Израиля.
Танго смерти
Путешествуя по интернету, я обнаружил стихи пронзающие душу:
"Танго смерти"
Слова и музыка: Лариса и Лев Дмитриевы.
Бараки. Плац. И музыканты.
Яновский лагерь. Смерть людей.
Под музыку велели оккупанты
Стрелять в людей. Так веселей!
Над серым плацем скрипки зарыдали,
В бараках люди, цепенея, ждали.
Опять расстрел! Вгрызалось в души "танго".
О, "танго смерти", "танго смерти"!
Пощады - нет.
Два года - двести тысяч павших.
Под "танго смерти" шёл расстрел.
И музыкантов, порохом пропахших,
Ждал скорбный, как и всех, удел.
Над серым плацем скрипки зарыдали,
В бараках люди, цепенея, ждали.
Опять расстрел! Вгрызалось в души "танго".
О, "танго смерти", "танго смерти"!
Пощады - нет.
Остались сорок оркестрантов,
Играют "танго". Их черёд!
Под громкий смех и говор оккупантов,
Раздевшись, падают на лёд.
Над серым плацем скрипки не рыдали...
...
Фашистов вышибли и смяли,
Но на Земле фашизм живёт.
И где-то вновь стреляют, как стреляли...
Людская кровь течёт, течёт...
Над всей Землёю скрипки всё рыдают.
Под звёздным небом люди умирают...
Опять расстрел! Терзает души "танго".
О, "танго смерти", "танго смерти"!
Забвенья - нет!
3 декабря 1980 г.
Статья о Яновском лагере была опубликована впервые в конце 1980 года в журнале "Новое время" (N44)
...В Яновском концлагере под Львовом во время экзекуций оркестр из заключенных музыкантов играл "Танго смерти". А незадолго до подхода советских войск все оркестранты, прямо во время последнего исполнения этой музыки, ставшей символом ужаса, во главе с дирижером львовской оперы Мунтом и профессором львовской консерватории Штриксом также были расстреляны в духе вагнеровских мистерий и в подражание "Прощальной симфонии" Гайдна.
Попытка восстановить звучание этого "Танго смерти" не увенчалась успехом - ноты не сохранились, а несколько уцелевших узников при попытке воспроизвести мелодию по памяти впадали в транс или заходились в рыданиях...
О Яновском концлагере, который существовал с 1941 по 1944 год, к сожалению, мало кто знает даже в Львове. Яновский концлагерь был форпостом окончательного решения еврейского вопроса в Западной Украине, и не только еврейского. Ответственность за обеспечение "нового порядка на восточных территориях" Гитлер возложил на рейхсфюрера СС и полиции Гимлера. Именно ему была поручена организация в "аннексированных областях" сети концентрационных лагерей принудительного труда. Летом 1942 года Гимлер посетил свое детище - Яновский концлагерь, один из самых крупных и самых жестоких на территории Западной Украины. За два с половиной года в нем было уничтожено 200 тысяч человек. Живыми остались только несколько десятков бывших узников. Именно от них мир узнал о кровавых преступлениях нацистов.
По приказу губернатора дистрикта Галиция Вехтера в ноябре 1941 года во Львове был создан концентрационный лагерь, который фашисты назвали лагерем принудительных работ
. Яновский лагерь - это территория площадью 2990 кв. метров по улице Яновской (между еврейским кладбищем, с одной стороны, и железной дорогой, с другой) огородят каменной стеной, посыпанной сверху битым стеклом, которую фашисты огородили каменной стеной, посыпанной битым стеклом. Лагерь поделили на три части. В первой - служебные постройки, канцелярия; во второй - четыре барака для заключенных-мужчин, склад; третья часть - четыре женских барака и баня. В Яновском лагере на фабрике смерти были организованы специальные 10-дневные курсы по сжиганию трупов, на которых занималось 12 человек, они были присланы из лагерей Люблина- Варшавы и других лагерей. Преподавателем курсов был комендант сжигания полковник Шаллок, который на месте, где выкапывали и сжигали трупы, рассказывал, как практически это производить, разъяснял устройство машины по размолу костей, Шаллок объяснял, как разровнять яму, просеять пепел и посадить деревья на этом месте, как рассыпать и прятать пепел. Такие курсы были на протяжении длительного времени.
А начиналось все так:
8 ноября 1941 года немецкая власть приказала организовать Львовское гетто. Евреям предписывалось переместиться в гетто до 15 декабря 1941. За это время было убито 5 000 старых и больных евреев. К началу 1942 года в гетто насчитывалось более 100 000 евреев. Председателем юденрата стал юрист Юзеф Парнас. За лето 1941 года была разграблена собственность евреев, сожжены синагоги, а сами евреи отправлены на принудительные работы. В конце октября Парнас был расстрелян, за отказ составить списки евреев для лагерей.
8 июля 1942 г. 7 000 евреев было вывезено в Яновский лагерь. К началу сентября 1942 г. в гетто оставалось около 65 000 евреев, из которых приблизительно 15 000 были "нелегалами". Некоторые евреи прятались в канализации города, где им помогали львовские поляки и украинцы.
Несколько тысяч детей было спасено активистами польской правительственной организации Жигота (Zegota - Совет помощи евреям на оккупированной территории Польши).
Евреев укрывали и в монастырях и церквях Украинской Грекокатолической церкви. Среди спасшихся в Свято-Юрском соборе во Львове был главный ортодоксальный раввин города Давид Кахане и семья реформистского раввина города Иезекииля Левина.
В гетто Львова действовали несколько подпольных групп разной политической ориентации, часто не связанных друг с другом. Группы переправляли евреев в партизанские отряды, доставали фальшивые документы, по которым евреев отправляли на работу в Германию. Одну из первых групп, созданную в 1941 г., возглавлял поэт на языке идиш Я. Шудрих. Группа подпольщиков из представителей еврейской интеллигенции во главе с писателем Р. Грином действовала на немецких оружейных предприятиях в Яновском концлагере. Подпольщики Львова и других гетто в дистрикте "Галиция" организовали сбор оружия, его похищали из ремонтных мастерских, покупали у местных жителей, а также у венгерских и итальянских солдат. Оружие собирал Ш. Визенталь, который хранил его в своей конторе на Восточной железной дороге. Визенталь и его жена каким-то чудом избежали немедленной казни и были отправлены в концентрационный лагерь Яновский, находившийся на окраине города.
Будучи связанным с действовавшим на Львовщине польским подпольем, Визенталь смог выправить для жены фальшивые документы, по которым она стала полькой, и в 1942 году ей удалось бежать из Яновского. Сам он бежал лишь год спустя. В июне 1944 его поймали и снова отправили в Яновский. А осенью заключенных этого лагеря через Пласцов, Гросс-Розен и Бухенвальд погнали в Маутхаузен. Визенталь был среди немногих выживших. 5 мая 1945 года американская союзническая армия освободила заключенных Маутхаузена.
Группа евреев, занятых на уборке города, сумела провести оружие в Яновский концлагерь. Во Львове боевиков гетто обучали обращению с оружием венгерские и итальянские солдаты. Во Львове уже в августе 1941 г. члены организации "Независимая социалистическая молодежь" начали издавать подпольную газету, используя типографское оборудование юденрата. В гетто было также выпущено шесть номеров информационных листков и листовки с призывом к сопротивлению.
В ноябре 5 000 евреев были отправлены в Яновский концлагерь. Систематически уничтожались неработающие евреи. Между 5 и 7 января1943 г. Львовское гетто официально стало Еврейским лагерем. До 20 000 евреев, включая членов расформированного Еврейского совета, были расстреляны. Немцы объявили, что в гетто могут находиться только евреи с "рабочей картой". Во время зачисток гетто немцы сжигали дома, в которых прятались евреи. Многие сгорали заживо.
Рабочий лагерь в гетто просуществовал до 1 июня1943 года. При ликвидации лагеря евреи оказали вооружённое сопротивление, убив и ранив несколько полицейских. В ликвидации участвовали подразделения СС и немецкой полиции, гитлерюгенд. Около 7 000 евреев было вывезено в Янов, большинство из них было расстреляно в "Песках". 3 000 евреев было убито при ликвидации самого гетто.
Кроме расстрелов, по свидетельству очевидцев в Яновском лагере применялись разные пытки, а именно: в зимнее время наливали в бочки воду, привязывали человеку руки к ногам и бросали в бочку. Таким образом, он замерзал.
Начальник следственной части Яновского лагеря Гайне просверливал тела заключенных палкой или куском железа, плоскогубцами вырывал у женщин ногти, затем раздевал свои жертвы, подвешивал их за волосы, раскачивал и стрелял по "движущейся мишени".
Комиссар гестапо Вепке поспорил с другими палачами лагеря о том, что он одним ударом секиры разрубит мальчика. Те ему не поверили. Тогда он поймал на улице 10-летнего мальчика, поставил его на колени, заставил сложить руки ладонями вместе и пригнуть к ним голову, примерился, поправил голову мальчика и ударом секиры разрубил его вдоль туловища. Гитлеровцы горячо поздравляли Вепке, крепко пожимали ему руки, хвалили.
Вокруг Яновского лагеря было проволочное заграждение в два ряда, расстояние между рядами - 1 метр 20 сантиметров, куда забрасывали человека на несколько суток, откуда он сам не мог выйти и там умирал от голода и холода. Но прежде чем забрасывать, его избивали до полусмерти, вешали за шею, ноги и руки, а потом пускали собак, которые разрывали человека. Кроме этого эсэсовцы развлекались тем, что
давали заключенному в руки стакан и производили учебную стрельбу. Если попадали в стакан, то его оставляли живым, а если в руку, то тут же расстреливали, заявляя при этом, что вы к труду не способны, подлежите расстрелу.
В лагере перед посылкой на работу производили так называемую проверку физически здоровых мужчин путем бега на расстояние 50 метров. Если человек хорошо пробежит, т.е. быстро и не споткнется, то остается живым, а остальных расстреливали. Причем площадка, на которой производили бег, была заросшая травой; если человек запутается в траве и упадет, то его немедленно расстреливали. Трава была выше колен.
В лагерях были дома терпимости для эсэсовцев и также для заключенных, занимавших определенные должности. Таких заключенных называли "кала". Когда эсэсовцам нужна была прислуга, они приходили в сопровождении "оберауфзеерин", т.е. начальницы женского блока лагеря, и в то время, когда производилась дезинфекция, указывали на молоденькую девушку, которую начальница вызывала из рядов. Они осматривали ее, и если она была красивой и нравилась им, хвалили ее физические достоинства и с согласия "оберауфзеерин", которая говорила, что отобранная должна выражать полное послушание и делать все, что от нее потребуют, брали ее в качестве служанки. Осмотры приходили во время дезинфекции потому, что женщины были в это время раздеты.
В лагере был создан оркестр из заключенных-музыкантов, а инструменты для него привозили из оркестра оперного театра. Оттуда забирали и музыкантов. Сто сорок тысяч узников были уничтожены в Яновских песках под музыку лагерного оркестра...
В обвинительных документах Нюрнбергского процесса хранится фотография этого оркестра. За фотографию, которая перед вами, в свое время уплачена была самая высокая цена - человеческая жизнь. Когда во время обыска ее найдут, фотографа, тайно снявшего из окна второго либо третьего этажа эту сцену, повесят. Его фамилия - Штрайнберг, работник канцелярии лагеря. Кажется, и сам из заключенных. Под виселицей заставят играть музыкантов, навеки сохраненных объективом его "лейки", а в него, уже мертвого, будут метать и метать ножи.
Любители музыки... Вот они на давней фотобумаге. За оркестрантами. Шестеро группкой за оживленной, мирной вроде беседой. Две фуражки с высокими тульями - офицеры. На одном светлый, с иголочки, френч, руку с зажатыми в ладонь безукоризненными перчатками он заложил за спину. Еще четверо в черных мундирах СС и черных пилотках.
А месть палачей была такой безумной потому, что смельчак отважился зафиксировать на пленке кое-что пострашнее, чем просто оркестр за игрой, - то, что они предпочли бы навсегда спрятать от мира. Да, тот оркестр и впрямь дьявольская выдумка: и дирижер, и скрипачи, и барабанщик, любой без исключения - узники и только узники. А играть их оркестр принуждали во время смертных казней и экзекуций...
Эту фотографию привез на процесс Ярослав Галан, специальный корреспондент газеты "Радянська УкраWна". Потом этот снимок попал в печать всех стран. И мир ужаснулся, в том числе и от музыкантов-невольников, которых под страхом принуждали аккомпанировать смертным казням.
Долина смерти - называли это место в народе. В центре долины - озерцо. После войны дно долины на полтора метра было пропитано кровью.
Нацистская пропаганда на весь мир кричала, что в концлагеря отправляли только врагов рейха...
А кто же были эти враги? Среди узников Яновского лагеря - дирижер Мунд, профессор-хирург Островский, профессоры-терапевты Грек и Ренский, профессор-гинеколог Соловей, профессор Новицкий с сыном, поэт и музыкант Привас, профессор Пригульский, раввины... Известны и имена палачей лагеря: Штайнер, Гайне, Варцог, Гебауэр, Блюм.
Так, например, лейтенант Штайнер осмотрев заключенных, приказал Пригульскому выйти вперед и отвел его к изгороди. Потом он начертил на груди профессора небольшой круг. Улыбаясь, жена коменданта лагеря Вильгауза взяла из рук мужа оружие. Она целилась долго и старательно. В конце концов выстрелила. Профессор вздрогнул и склонил голову. Пуля попала ему в горло.
Сам комендант, чтобы развлечь жену и дочь, из автомата стрелял в заключенных, работавших в мастерской. Ради развлечения дочери заставлял подбрасывать в воздух маленьких детей и стрелял в них. "Папа, еще!", - кричала дочь, и он стрелял.
Заключенный 5640 - Зигмунд Самсонович Ляйнер, мастер цеха из райцентра Нестеров вспоминал:
- Да, и видел, и слышал. Дважды. Правда, издали. Так как наша часть лагеря была отделена колючей проволокой. А играли? Разное играли. Танго играли. При иберзидлюнде, как говорил тот зверь, комендант Вильгауз, то есть при переселении из сего света на тот. Вальсы играли и печальное, Бетховена, это помню. Знал бы, что мелодию танго надо запомнить! Песенки нашего барака помню, а то вот танго... В одной из публикаций воспоминаний в львовской газете "ВVльна УкраWна" он высказался шире: "По приказу начальника лагеря возле кухни была вкопана виселица. Если не хватало места, людей вешали и на дереве. Оркестр играл "Танго смерти". Начальник лагеря любил музыку. Он любил слушать оркестр во время расстрелов. Вальс Штрауса. Ему было потешно наблюдать, как неловко падали на землю люди под беззаботные звуки его игривых мелодий. Для повешенных - танго. Ну а во время истязаний что-то энергичное, например, фокстрот. А вечером оркестр играет под его окнами. Что-то величественное, может, Бетховена. Играет час, второй. Это уже истязание для музыкантов. Деревенеют руки скрипачей, тоненькими струйками струится кровь из раненных губ трубачей..."
"Танго смерти"... Для тысяч и тысяч та слащавая мелодия была последним звуком мира.
В ноябре 1943 года Яновский лагерь был ликвидирован. В течение трех дней подвергались уничтожению оставшиеся в живых узники - около 15 тысяч человек. Советские войска успешно наступали. Они форсировали Днепр, овладели Киевом и продолжали продвигаться вперед. Гитлеровцы поспешно заметали следы своих преступлений.
Был дождливый осенний день. Низко над горизонтом ползли свинцовые тучи. С деревьев падали мокрые, пожелтевшие листья. Профессор Штрикс, осунувшийся, худой, в рваном костюме, смотрел поверх колючей проволоки на крыши домов родного Львова. Профессор видел, что не сила, а слабость, страх перед скорым крахом и возмездием народов заставляют фашистов торопиться, заметать следы злодеяний. Он чувствовал, что Советская Армия наступает, и час расплаты приближается. Это придавало ему силы, твердость духа, он стремился так же настраивать своих товарищей.
О том, как расстреливали музыкантов лагерного оркестра, с документальной точностью рассказывает свидетель Анна Пойцер - единственный оставшийся в живых очевидец этого преступления фашистов.
- Я видела, - показывает она, - как все сорок музыкантов стояли в замкнутом круге на лагерном дворе. Этот круг тесным кольцом опоясали вахманы, вооруженные карабинами и автоматами. "Мюзик!" - истошно скомандовал комендант. Оркестранты подняли инструменты, и "танго смерти" разнеслось над бараками. По приказанию коменданта на середину круга по одному выходили музыканты, раздевались, и эсэсовцы их расстреливали. Но в глазах обреченных гитлеровцы видели не страх, а ненависть и презрение к убийцам.
По мере того как под пулями фашистов падало все больше и больше музыкантов, мелодия затихала, глохла, но оставшиеся в живых старались играть громче, чтобы в этот последний миг нацисты не подумали, будто им удалось сломить дух обреченных. Можно представить, насколько тяжело было профессору видеть, как погибают его друзья, рядом с которыми он прожил не один десяток лет. Но Штрикс внешне ничем не показал этого. Когда подошел его черед, профессор выпрямился, решительно шагнул в середину круга, опустил скрипку, поднял над головой смычок и на немецком языке запел польскую песню: "Вам завтра будет хуже, чем нам сегодня".
|
|
Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/