Алексей Притупов

Записки рядового Военно-Воздушных Сил.

Воспоминания без размышлений.

Всем моим сослуживцам,

еще живущим, или уже ушедшим,

посвящается.

Барнаул - 2022

Отзыв

О книге Алексей Притупова

«Записки рядового Военно-Воздушных Сил»

 

В жизни немного примеров, когда писательская деятельность начинается после пятидесяти. Те, кто начинал писать в юном возрасте и добился результатов, - выпустил книги, нашёл своих читателей, - продолжает писать. Те, кто мечтал когда-нибудь написать книгу, порой так и остаются с этим неопределенным «когда-нибудь» и просто забывают о своей юношеской мечте.

Алексей Притупов начал писать в 60 лет. И сразу хорошо. От его первого рассказа «Конфета невозможно было оторваться, не дочитав до конца. Из очень маленького детского события он сумел столько рассказать о времени, в котором живут его герои мальчишки, их характерах, привычках и душевной доброте. В рассказе всё узнаваемо, ведь все мы, по словам Экзюпери, вышли из детства. В рассказе столько деталей, юмора, солнечного света, который освещал и согревал детство советских мальчишек! Рассказы были пробой пера.

После них Алексей Притупов начал писать «Записки рядового Военно-Воздушных сил», жанр которых он определили, как «воспоминания без размышления» и посвятил своим сослуживцам. Несмотря на то, что в воспоминаниях много деталей незнакомых тем, кто не служил в армии, читать и проживать с героями будни и праздники их солдатской службы очень интересно! До сих пор в литературе я этого не встречала.

В чём же секрет творчества Алексея Притупова? Может, в доверительной интонации рассказчика? Или в ироническом отношении к себе и действующим лицам воспоминаний? Юморе? Цитата: После праздника всегда наступаюют будни. Это грандиозное умозаключение. Как, например, такое, что после вторника всегда наступает среда».

Уникальная память автора позволяет нам увидеть будни и праздники как будто через увеличительное стекло. О событиях пятидесятилетней давности он умудряется рассказать так, будто они были полчаса назад. Для читателей они просто оживают в своей первозданности.

Это редкий талант, ведь Алексей Притупов не вел дневниковых записей. Он просто всё помнит. Он помнит и к месту применяет фразы из книг, которые читал. Даже описание вечера с девушкой после возвращения из Египта вызывает улыбку:

«Что произошло потом, в первой половине ночи, описано у Ярослава Гашека в книге «Приключения бравого солдата Швейка». С точностью один к одному. Только вместо рассуждений про рожь и пшеницу, что делал Швейк, я расписывал красоты и прелести Египта. Результат был одинаковый. И его и меня послали на хрен». Хочется бесконечно цитировать его книгу, зачитывать понравившиеся места друзьям, чтоб вместе порадоваться и посмеяться.

Автор пишет: «Все мои произведения автобиографичны. Зачем придумывать образы и несостоявшиеся события? Чего проще, возьми да и напиши о том, что в действительности когда-то произошло с тобой».

Да, действительно, чего уж проще? А читателям остается самое простое и приятное: прочитать книгу, поприветствовать рождение нового писателя Алексея Притупова и пожелать его и нам новых встреч сего творчеством!

Ольга Казаковцева –

Автор книг стихов и прозы, член С ТД РФ,

Одноклассница

15 сентября 2021 г.

ISBN 978-5-6044987-7-4

BBK 84 (2 Рос-Рус) 6-4

П-772

Притупов А.Г.

Записки рядового Военно-Воздушных Сил – Барнаул;

ООО «ИПП «Алтай», 2021-224с.

Выражаю сердечную благодарность Зайцеву Евгению Владимировичу за то, что он оказал всестороннюю помощь в издании этой книги.

©Притупов А.Г., 2021

Предисловие

Хочу сразу предупредить моего читателя если таковой, когда ни будь появится. В моих повествованиях нет ни одного вымышленного персонажа нет ни одной придуманной фразы. К моему большому сожалению проверить это невозможно так как прошло очень много времени и большинство моих сослуживцев уже отошло в мир иной.

Часть 1

ДОЛГ РОДИНЕ

Глава 1

Посвящение в военную службу

Среднюю школу я закончил в 1972 г, так себе закончил, в аттестате были одни трояки, лишь по труду и военному делу четверки. Мама настаивала: «Поступай в институт!». Но меня обуяла гордость, а может быть глупость. Куда с таким аттестатом поступать? В общем, решил я зиму поработать, сходить в армию, а там, как говорится, и видно будет. О своем необдуманном решении я глубоко пожалел на второй день службы, да было поздно. Ну да обо всем по порядку.

В сентябре, по протекции своего товарища Саши Казанцева, я устроился учеником слесаря-вентиляционщика на Барнаульский радиозавод. Предприятие было режимное и целый месяц, перед тем как принять, меня проверяли, не «засланный ли я казачок». Одновременно, чтобы не терять времени даром, сговорившись с двумя друзьями, Толей Уваровым и Колей Нехорошковым, мы пошли на курсы водителей при военкомате. Бесплатно, «на халяву». Зима пролетела быстро, в феврале мы успешно сдали экзамены в ГАИ и получили квалификацию: «шофёр третьего класса». А водительское удостоверение нового образца я получил уже в день своего рождения, 30 марта 1973 года. До призыва на действительную военную службу оставался один месяц, так что устраиваться на работу шофёром не было никакого смысла.

На краевой призывной комиссии военный комиссар Центрального района полковник Бубнов после ознакомления с моими медицинскими документами долго ломал голову, куда бы меня пристроить. Но, после моего заявления, что я шофёр третьего класса, даже обрадовался: «В автомобильные войска пойдешь!». Не угадал, судьба распорядилась иначе. После комиссии мне вручили повестку, где предписывалось 7 мая 1973 года явиться в Центральный райвоенкомат для отправки на службу в ряды Советской Армии.

7 мая к 9 ч утра я прибыл в военкомат. В кабинете старшего лейтенанта Петрова нас оказалось три человека. Нам, не изымая паспортов, что являлось грубейшим нарушением существующего порядка, вручили военные билеты, наши личные дела и отправили своим ходом на Краевой призывной пункт на ул. Папанинцев. Там мы еще раз прошли медицинскую комиссию и после построения в 17 ч. тех призывников, кто проживал в г. Барнауле, распустили по домам ночевать, приказав строго-настрого на завтра к 9:00 явиться на построение.

Построение - это особый ритуал. Когда всех призывников, находящихся на территории призывного пункта, на плацу строят в каре (строй четырехугольником). Потом выходит дежурный офицер и по спискам начинает выкликать очередную сформированную команду, которую строят отдельно. После этого ее передают так называемым «Покупателям». Тут же можно по погонам «Покупателя» определить род войск, в которых будешь отдавать долг Родине. А место, где будешь проходить службу, строго засекречено и поэтому о его местонахождении узнаешь только по прибытию на это самое место.

Я познакомился с пареньком, одним из тех двоих, с которыми мы «пешком шли в армию». Звали его Витя Афанасьев и жил он на ул. Анатолия, мимо которой мы шли. На этой же улице долгие годы проживал мой двоюродный брат, так что у нас оказалось много общих знакомых. Стали мы держаться вместе. Как-никак, а два человека - это уже коллектив. И надо же так случиться, что на следующий день на утреннем построении мы попали в одну команду, которая должна была отправляться в этот же день, т.е. 8 мая. Команды отправлялись почему-то, я до сих пор не знаю почему, по ночам. Поэтому нас, городских, и тех, у кого есть родственники в городе, распустили по домам, обязав к 9ч вечера явиться на призывной пункт с вещами. Окольными путями мы выяснили, что команда едет в Польшу. Вышли мы за ворота, переглянулись. Он и говорит: «Что-то мне не хочется ехать в Польшу». Я спрашиваю: «А как?» «Придём,- говорит,-завтра утром, скажем что напились. За одну ночь нам дезертиров не пришьют, а команда уедет». Так и сделали.

Наутро начальник призывного пункта орал на нас так, что фуражка на его голове подпрыгивала. Обещал нас загнать туда, где «Макар телят не гонял». И зачислил нас в резерв, очевидно, чтобы подобрать для нас «Макарово» место. Просидели мы в резерве до 13 мая, когда на утреннем построении начали формировать сразу 5 команд по 30 человек к вечерней отправке. Мы с Витей Афанасьевым были зачислены в одну команду и предупреждены, что если повторится предыдущий «зихер», то вместо Советской Армии, мы поедем на Соломенскую дачу, т.е. в следственный изолятор. Решив не испытывать более судьбу, на построение к отправке мы явились вовремя и трезвые. Про себя уже смекнули по голубому цвету погон и птичкам на петлицах «Покупателей», что служить будем в авиации. Из друзей- одногодок: Леши Карпушкина, Коли Нехорошкова, Толи Уварова меня забирали самого первого, так что на вокзал провожать пришли все.

Часов в 11 вечера нас человек 150 построили в одну колонну и пешком повели с «Папанки» на вокзал. Деревья уже распустились. Начал прикапывать дождь, который перешёл в снег. Так что до вокзала добрались изрядно промокшими. Дорога шла через парк с вековыми тополями и бревенчатым двухэтажным клубом железнодорожников. Отправляли нас обычным пассажирским поездом на Новосибирск, рассовав по вагонам среди гражданского населения. Перед посадкой был, как и полагается по Уставу, досмотр личных вещей, так что у кого была водка, ее тут же переколотили о решетку ливневой канализации. А мне мама под мышку к куртке пришила карман, куда при прощании на вокзале и засунула бутылку водки. Так, что когда поезд тронулся, мы с дружбаном Витькой забрались на вторые полки общего вагона, оприходовали эту бутылку и заснули сном праведников. Разбудили нас уже в Новосибирске утром, построили, перевели по путям к стоявшему в тупике пассажирскому поезду. Забили под завязку все 16 вагонов, да и поехали. Только в поезде, от сопровождавших нас, мы узнали, что едем в Подмосковье.

Ехали мы долго - четверо суток. Долго стояли на полустанках, пропуская другие поезда. На стоянках из вагона не выпускали, а вокруг поезда выставлялась вооруженная карабинами охрана. Питание в дороге было скудное. Кормили нас перловой кашей из консервных банок, поили горячим чаем, правда, мельхиоровых подстаканников, как в поездах дальнего следования, в то время не было. Проводницы напропалую торговали водкой по ценам вдвое больше магазинных. Я к проводницам за водкой не бегал, алкоголь не употреблял, поэтому красненький червонец, который мне дала мать перед отъездом «на всякий случай», доехал со мной до воинской части в целости и сохранности. За время пути со мной произошел только один курьезный случай. Лежал я на своей второй полке, вагоны были плацкартными, а по проходу между полками проходил лейтенант, сопровождавший нашу команду из 23 человек. Пуговица на погоне, пристегнутом к его форменной рубашке, отстегнулась, и погон вот-вот должен был свалиться на пол. «Лейтенант, вы скоро погон потеряете», -обратился я к нему. Вместо того, чтобы поблагодарить, он ответил: «Вот попадешь ко мне во взвод, я научу тебя обращаться к старшему по званию».

Но и он не угадал, я не только не попал к нему во взвод, я не попал даже в автомобильную роту нашего батальона, а оказался на складе горюче-смазочных материалов или ГСМ, кто служил в авиации, знает, что это такое. Обо всех прелестях службы на ГСМ я расскажу позже во всех подробностях.

В поезде я познакомился с парнем из с. Майма республики Алтай, Машканцевым Геннадием Ивановичем, на почве того, что у меня было много родственников в этом селе, и он их всех знал. Больше ничего существенного не произошло.

Прибыли мы в столицу нашей Родины г. Москва поздно вечером, когда было уже темно. Нас с одного вокзала, уже не помню какого, перевезли на метро на Белорусский вокзал, погрузили в электричку и в скором времени высадили на каком-то полустанке, где нас уже ждал тентованый армейский тягач. Привезли нас прямо в баню, где предложили раздеться и всю одежду, кто не хочет отправлять домой, сложить в общую кучу. Мою болоньевую куртку, не совсем еще рваные джинсы и пуловер сразу же, правда, с моего разрешения, «прихватизировал» сопровождавший нас сержант. После помывки в бане нам выдали новое армейское обмундирование и разместили на ночлег в большой армейской брезентовой палатке, где уже спали такие же, как и мы, призывники. На этом повествование, как у бравого солдата Швейка «В тылу», заканчивается.

Кубинка

Т.к. накануне, а было это 16 или 17 числа мая месяца 1973г., нас уложили спать в три часа ночи, команда: «Карантин! Подъем!», - прозвучала в 7 утра. Потом нас уже строем сводили в туалет, в умывальник. После этого мы заправили свои кровати, мне досталась на втором ярусе. После этого нас сводили так же строем на завтрак. И вообще, в армии такой порядок, ходить всегда строем. Если даже идут четыре человека, то трое из них, идут в ногу в затылок друг другу и по росту, а четвертый сбоку ведет строй. Если я буду описывать существующие писаные и не писаные правила армейской жизни, то по объему получится столько же страниц, как у Л. Толстого в «Войне и мир». Поэтому я буду иллюстрировать их в ходе изложения происходящих событий.

В общем, попали мы служить в пос. Кубинка на показательный аэродром главкома ВВС, а главком в то время был главный маршал авиации Кутахов Павел Степанович. Размещался аэродром в 40 км на запад от Москвы. Сейчас это место называется национальный парк «Патриот». Вместо обещанного мне начальником призывного пункта Алтайского края «Макарова пастбища», попал я в самое сердце Советского Союза.

Карантин

Карантин – это когда молодые солдаты, только что призванные на военную службу, живут отдельно от остального личного состава воинской части и под руководством опытных сержантов начинают постигать азы воинской службы. В первый день нас учили, как правильно наматывать портянку на ногу, чтобы не сбить ее до кровавых мозолей после первого километра. Правильно подшивать подворотничок, что необходимо делать ежедневно, чистить сапоги, чего некоторые, в том числе и я, никогда не делали. Верхом армейского лоска являются сапоги, начищенные до «зеркального блеска». Сами себе пришили погоны и петлицы, даже те, кто никогда не держал швейную иголку в своей руке. В армии ты должен уметь по своему обслуживанию все делать сам. Погоны и петлицы были голубыми с золотыми птичками и с золотыми буквами СА. Голубой цвет погон очень гармонировал с голубым цветом моих глаз. В то время они были ярко голубого цвета.

Наш карантин, а также карантин соседней войсковой части, разместили в двух больших армейских брезентовых палатках на территории пожарного депо. Через дорогу был дощатый туалет «типа сортир». Если смотреть через дорогу прямо, повернувшись спиной к въездным воротам депо, был дощатый забор, за которым находился железнодорожный тупик, угольный и дровяной склады. Если смотреть вправо, то дорога вела к вещевым складам и гарнизонному стадиону. За спиной дорога вела к солдатской столовой. А если смотреть налево…то, чёрт его знает, куда вела эта дорога. Я прослужил в Кубинке всего один месяц и 4 дня, поэтому так и не узнал, куда она вела.

Служба начинается на второй день пребывания. В 6 ч утра звучит команда: «Карантин! Подъем!». Первые дни на одевание и наматывание портянок давали 5 минут, потом строем в туалет, потом бегом на получасовую зарядку, потом 15 минут на заправку кровати и умывание с чисткой зубов, затем утренний осмотр – проверка наличия чистого подворотничка и чистоты сапог. Затем строем на завтрак. Команда: «В столовую бегом марш! Головные уборы снять, раздатчикам приступить к раздаче пищи». Через 20 минут команда: «Встать, выходи строиться!» Успел ты поесть или нет, не волновало никого. С 8 до 12:30 занятия. В 13:00 обед уже 30 минут, 30 минут перекур. С 14 до 18:30 занятия, 19:00 ужин, с 19:30 до 21:30 личное время, 21:30 вечерняя поверка и в 22:00 долгожданная команда: «Отбой!».

В палатке нас проживало 34 человека новобранца. Из них 23 человека с Алтая и 11 из Западной Украины, Хмельницкая область, Славутский район из разных сел. В некоторых не было даже названий улиц. Так же с нами находились старший сержант Будничук из автороты начальник карантина, сержант Ничипоренко из роты охраны, мл. сержант Тарасюк из автороты, самый младший из сержантов по призыву.

Отбой

Самая любимая команда во время прохождения карантина — это «Отбой». Когда после 8-часовых занятий физ. и строевой подготовкой, изучением стрелкового оружия, уставов и наставлений пришло время забраться в кровать и провалиться в сон, как в омут. Кажется, только закрыл глаза, а уже звучит команда: «Подъем!». Перед желанной командой «Отбой», была ненавистная команда: «На вечернюю поверку становись!». Это когда весь личный состав карантина выстраивается в две шеренги перед палаткой. Вход в палатку настолько узкий, что пройти может только один человек. Но по нормативу на отход ко сну полагается 45 секунд. Отсчет времени начинается с момента, как была отдана команда и до момента, как ты лежишь в кровати под одеялом, а твое обмундирование уложено на прикроватном табурете в определенном порядке. Портянки обмотаны вокруг голенищ сапог, стоящих рядом. И это должны проделать все 34 человека одновременно. При этом, если хоть один человек замешкался, снова звучит команда: «Подъем, выходи строиться!». И так до десяти раз за вечер. Зато выполнение этой команды доводится до автоматизма. Я лично в одиночку под секундомер, отбивался с укладкой за 26 секунд. Нисколько не преувеличиваю, поверьте моему честному слову.

Итак, личный состав построен. Те, у кого спальные места находятся в глубине палатки, становятся в первую шеренгу, те, у которых ближе к выходу – во вторую. Раздается команда: «Равняйсь! Смирно!». Все замирают, и наступает тишина такая, что слышно, как звенят комары. Июнь, жара, огромная влажность. И в Подмосковье в этот период в 10 ч вечера уже довольно темно. Старший сержант Будничук начальник карантина нарочито медленно по списку выкликает всех пофамильно. При упоминании твоей фамилии ты должен четко и громко произнести: «Я!» А в это время полчища комаров буквально набрасывались на нас. Особенно страдали ничем не защищенные уши. Вторая шеренга, незаметно для сержанта, сдувала комаров с ушей первой шеренги, но третьей шеренги у нас не было, так что уши второй шеренги получали укусов комаров по полной программе. Я стоял во второй шеренге.

«Любимыми» были занятия по преодолению последствий ядерного взрыва и отражению химической атаки. Первое- это когда весь карантин бежит в колонне по четыре вокруг стадиона, раздается команда: «Вспышка справа!», по этой команде ты должен со всего маха упасть плашмя на землю, головой обязательно в сторону вспышки и закрыть голову обеими руками. По мнению тех теоретиков, кто разрабатывал эту методику, это должно было уберечь твою жизнь от ударной волны и светового излучения. Это когда при ядерном взрыве в диаметре несколько десятков километров земля превращается в пепел, и плавятся камни. Заметьте, выводов я не делаю.

Второе - это когда всех выводят на стадион в жаркую солнечную погоду, обряжают тебя в костюм химической защиты (прорезиненный влагонепроницаемый комбинезон и такой же плащ), на голову одевают резиновый противогаз и заставляют строем кругами бегать по стадиону. Следят строго. Не дай Бог, если заметят, что ты открутил противогазную коробку или между маской противогаза и щекой вставил спичечный коробок. Это оборачивалось дополнительными кругами пробежки.

Запомнились занятия по физической подготовке. На занятия весь личный состав выходит в сапогах, галифе и майке без гимнастерки и головного убора. Все спортивные занятия сводились к бегу, отжиманию от земли, подтягиванию на турнике.

Подтягивание на турнике

Не буду рассказывать, что из себя представляет турник, всем это известно. Подводят шеренгу военнослужащих к турнику, сержант выкрикивает пофамильно, звучит команда: «К снаряду!», нужно подойти к турнику, вскарабкаться на него и подтянуться, касаясь подбородком перекладины столько раз, сколько позволяют твои физические силы. Служил с нами наш земляк, родом из райцентра Кытманово Валера Долматов. Высокий, худющий, нескладный парень. Дошла его очередь подтягиваться. Подошел к турнику, посмотрел на перекладину и сказал: «А я не могу». Сержант переспросил: «Это как понимать?». Валера повторил: «Не могу, не буду». Все «выпали в осадок», у сержанта отвисла челюсть. В Советской Армии нет таких выражений «не могу, не хочу, не буду», есть правило: «Не умеешь - научим, не хочешь - заставим!» Так ничего и не смогли с ним сделать, записали в «неперспективные». Вместо автороты, как все мы мечтали, попал он в роту охраны. А это «через день на ремень, через два на кухню», т.е. это подразделение, которое занимается вооруженной охраной военных объектов. И вот эта «пофиговость» не помешала ему дослужиться до звания старшего сержанта, что в ВВС среди младшего ком. состава военнослужащих срочной службы, является наивысшим. За два года службы трижды ему был предоставлен краткосрочный отпуск на Родину «в количестве десяти суток, не считая дороги». Те, кто служил в то время в Армии, знают, что это такое. О том, как он добился таких выдающихся результатов, напишу чуть ниже. Я же ступень рядового солдата за 2.5 года службы так и не перешагнул. Не потому что нерадивый и тупой, лодырь, а потому что никогда не заглядывал в рот начальству, за словом в карман не лез и всегда называл вещи своими именами. «Товарищ прапорщик, а слоны летают? Кто сказал? Товарищ майор. Летают, только так – низенько». Кто не знает этого армейского анекдота. Должности водитель-моторист, в которой я пребывал весь срок службы, даже ефрейторская лычка не положена.

Пока же расскажу своему читателю, если таковой найдется, о внутреннем строении ВВС СССР. Ни для кого это не было секретом ни тогда, ни тем более, сейчас через 50 лет. Авиационная дивизия состоит из трех авиационных полков, как правило, гвардейских, дислоцированных на разных аэродромах. У нас, например, штаб дивизии и один авиационный полк с самолетами МИГ-21, как мы его называли незаслуженно «рус.фанер», хотя это был реактивный истребитель, расквартированный в поселке Кубинка. Второй, состоящий из самолетов СУ-7(бомбардировщик), в котором я потом прослужил почти год, был расквартирован в г. Калинин, теперь г. Тверь, Тверской области. И третий, состоящий из двух эскадрилий истребителей-перехватчиков МИГ-23, с изменяющейся геометрией крыла, и тяжелых перехватчиков МИГ-25, поднимавшихся в воздух с невероятной по тем временам скоростью, был расквартирован в пос. Шаталово Смоленской области. Мне довелось послужить во всех гарнизонах нашей дивизии. К авиационному полку прикомандировывался ОБАТО, отдельный батальон авиационно- технического обслуживания, который, в свою очередь, состоял из автороты, роты охраны, аэродромной роты и роты связи. Также в батальон входят на правах самостоятельных боевых единиц служба снабжения горючим (ССГ), служба вооружения ракетами и боеприпасами(СВРБ), склад авиационно-технического имущества (АТИ) и пожарная часть. Авторота состоит из четырех взводов. Первый- топливозаправщики, второй- воздушки, кислородки, авиационные пусковые агрегаты (командир взвода лейтенант Шадинов), третий- автобусы, санитарки, командирские машины (командир лейтенант Черняев), четвертый – тягачи и транспортные машины (командир прапорщик Кукса). Ребята, отслужившие без нареканий во втором взводе год, переводились в четвертый. Мой друган, Машканцев Геннадий, на втором году службы, на транспортной машине ЗИЛ-130 исколесил все Подмосковье. А если ты попал в первый взвод на топливозаправщик, то и на дембель уходил весь в мазуте. На вооружении стояли четырех тонные ТЗ-200, на базе допотопного автомобиля МАЗ 200, с никелированным зубром на облицовке капота, выпускавшиеся минским автозаводом сразу после Отечественной войны. Ездили они, если кончится солярка, на авиационном керосине и нещадно дымили. Заводились с буксира иногда даже в обратную сторону, и поэтому, частенько, назад было четыре передачи, а вперед - одна. В мае 1973 в нашу часть только-только начали поступать восьми тонные топливозаправщики на базе новенького автомобиля МАЗ-500.По сравнению с автомобилем МАЗ-200, это была не машина, а песня. Как «горбатый» запорожец и шестисотый мерседес.

Для запуска в небо всего одного истребителя требуются 10 автомобилей разного назначения:

1.Топливозаправщик- для заправки самолета топливом, самолет МИГ-21 и СУ-7 и БКЛ берут на аборт 1.5 тонны керосина марки Т-1 и ТС-1 и находятся в воздухе 45 минут, с подвесным баком-1 час. Самолет МИГ-25 берет на борт 14 тонн керосина марки Т7П и тоже находится в воздухе 45 минут.

2.Масленка – для дозаправки маслом систем самолета.

3.Воздушка - подает сжатый воздух для подкачки колес и продувания систем.

4.Кислородка – подает жидкий кислород для жизнеобеспечения летчика при работе на больших высотах.

5. АПА- авиационный пусковой агрегат, предназначенный для запуска турбины авиационного двигателя, монтируется на базе автомобиля «Урал».

6.Тягач- автомобиль ЗИЛ-131 или КРАЗ 264Б- бортовой с кабиной, изготовленной из фанеры и обшитой кровельным железом для буксировки самолетов и тяжелых МИГ-25 на стоянку.

7.Спиртовозка- предназначена для заправки тяжелых МИГ-25, у которых на один полет уходит чистого спирта 70 л и 700 л раствора из спирта и дистиллированной воды в равных пропорциях, для отмывания фонаря кабины и еще каких-то нужд, о которых водителю, который ездит на этой машине, знать не положено.

8. Гидражка- предназначена для проверки работы гидросистем самолета.

Командиром автороты был майор Фёдоров, участник ВОВ, замполитом был ст. лейтенант Черняев. Их двое было в роте - Валера и Коля. И Фёдоровых в батальоне было двое - командир автороты и замполит батальона, и оба - майоры. Роту охраны, как мы их потом дразнили «ночных сторожей», возглавлял капитан Плужников - горький пьяница. Его любимым выражением было: «Люблю, чтобы в казарме в умывальнике краники блестели». Численность роты охраны была вдвое меньше автороты. Ещё была аэродромная рота, которая занималась текущим содержанием взлетно-посадочной полосы. В любой снегопад ВПП должна быть чистой и сухой, чтобы по первой команде дислоцирующиеся на базе самолеты могли быть без задержки подняты в воздух.

Ну, как говорят братья – мусульмане: «Вернемся к нашим баранам», т.е. к описанию занятий солдат кроме физической подготовки и противохимической защиты. Это изучение уставов и наставлений. Начинается с заучивания наизусть текста воинской присяги: «Я, гражданин СССР, вступая в ряды Вооруженных сил принимаю эту присягу и торжественно клянусь: быть честным, храбрым, исполнительным, дисциплинированным воином, крепко хранить военную и государственную тайну, в случае необходимости не жалеть крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если я нарушу эту мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара. Ненависть и суровое презрение трудящихся. Клянусь». Вообще-то, во время принятия присяги текст зачитывается, а потом подписывается. Но нас заставляли заучивать наизусть. Прошло 46 лет, а я помню, как будто это было только вчера. Уставы. Их великое множество. Но солдату срочной службы для того, чтобы не сгореть на мелочах, необходимо более или менее разбираться в строевом Уставе. Помнить, что шинель не должна быть подрезана выше 28 см от пола. Знать, что курить на ходу запрещено, и форма одежды должна быть застегнута на все пуговицы и крючки, невзирая на температуру воздуха, и как обратиться к вышестоящему начальнику. Из Устава о несении гарнизонной и караульной службы надо четко усвоить, что можно, что нельзя делать, находясь на посту. Уметь правильно пользоваться командами: «Стой, кто идёт!» и «Стой, стрелять буду!». Из дисциплинарного Устава нужно вызубрить сколько суток гауптвахты ты получишь за нарушение всех пунктов других уставов и как происходит процедура наказания. Есть и другое правило. Ты должен сначала выполнить приказ, каким бы нелепым и чудовищным он не был и только потом его обжаловать. Также нас учили ходить строем. По два часа строевой подготовки в день. Для наглядности, взвод роты почетного караула показал нам прохождение мимо трибуны с почетными гостями, например, мимо трибуны мавзолея на Красной площади или встречи глав иностранных государств в аэропорту «Шереметьево-2» с выполнением команды «равнение налево или направо». Нога должна подниматься на расстояние 28-30 см от земли и четко и синхронно ставиться на всю стопу. Обычно на таких мероприятиях используются 3 коробки личного состава по родам войск: сухопутные, морские и авиация. Вот мне посчастливилось увидеть воочию, а не по телевизору, как они ходят, потому что подразделения, представляющие ВВС, базировались именно в Кубинке.

Каждое утро на «подъем» являлся старшина карантина прапорщик Аксенов. Отутюженный, в ботинках, начищенных до зеркального блеска. Роста он был небольшого, примерно 160-165 см, щупленький с орлиным носом и вьющимися, начинающими седеть, волосами. Но голос у него был как у генерала Иволгина из фильма «Особенности национальной охоты». Любил строем водить карантин в столовую с исполнением строевой песни. Строевые песни тогда были избитые, заезженные: «Катюша», «Не плачь, девчонка», «У солдата выходной». По рассказам старослужащих, рота охраны из нашей воинской части один раз на строевом смотре прошла мимо проверяющих с песней «Соловей, соловей, пташечка, канареечка, жалобно поет», старшему сержанту, который вел строй, вкатили десять суток ареста. Вот и верь после этого людям. По прибытию в столовую карантин останавливался у входа, сержант проверял готовность уже накрытых столов. О регламенте приема пищи я уже говорил раньше, не хочу повторяться, но есть один нюанс. Перед тем, как садиться за стол, снятую с головы пилотку нужно было класть под «мягкое место» и, поэтому, она у тебя всегда была, как только что вышла из-под утюга, а не растопыренная, как не буду говорить, что если столы были не накрыты, прапорщик подавал команду: «карантин, на месте шагом марш, песню запевай!» Однажды после получения такой команды, я замешкался. Тут же карантин был остановлен, я был выведен из строя и в одиночку при всей честной публике маршировал на месте с исполнением строевой песни в течение 15 минут. После чего перед строем на меня было наложено взыскание- 2ч занятий строевой подготовкой после отбоя на асфальтированной площадке перед въездом в пожарное депо, в одиночку, правда, уже без исполнения строевых песен.

Это еще семечки. Моему земляку Володе Клименкову родом из города Камня –на- Оби за то, что он держал руки в карманах брюк в эти карманы насыпали песку и зашили их. С этим песком в карманах он ходил целый месяц.

Особое внимание хотел обратить на кормежку, другим словом назвать этот процесс совесть не позволяет. На завтрак- миска осклизлых макарон или перловой каши, тянущейся за ложкой, в обиходе «шрапнель» с куском тушеного сала (мяса за 1.5 месяца службы в Кубинке я не видел ни разу), 2 куска хлеба, отрезанные от всей булки шириной 2 см белый и черный, 20 гр. сливочного масла, штампованные к кружочком и три кусочка пиленого сахара. Хочешь, пей 3л банку чая. Я всегда пил половину 250гр. эмалированной кружки, потому, что, если пить больше, будет не сладко. На обед или щи, или рассольник с той же перловой крупой. На второе, те же макароны, перловка или размазня из гречневого продела, тоже сало, тот же хлеб и кружка компота из сухофруктов. На ужин тоже, что на завтрак, только без масла.

После принятия присяги нас угостили праздничным обедом. Ко всему вышеперечисленному добавили по одному перу зеленого лука и по одной маринованной зеленой помидорке. Так сложилось, что мне выпало служить в европейской части Советского Союза, а чем дальше от Москвы, тем лучше кормят военнослужащих. Наверное, потому, что на периферии меньше генералов и другого начальствующего состава, которые каждый день хотят есть.

В Калинине, что на 200 км севернее от Москвы, на ужин ежедневно выдавали картофельное пюре с куском жареной рыбы хек серебристый, раз в месяц- котлеты, а в новогодний ужин 1974г. Вообще накормили пловом. В Шаталово, это 400 км от Москвы, каждую неделю угощали котлетами, а ежедневно на обед подавали большую тарелку винегрета одну на пятерых. Но всему на свете когда-нибудь приходит конец. Пролетел месяц с того дня, как на меня одели военную форму. Нас повозили по аэродрому, показали караульное помещение, в котором некоторые, «кому исключительно повезет» и он попадет в роту охраны, будут нести караульную службу. Один раз мы набивали ленту к пулемету, автоматической авиационной пушке калибром 38мм. Есть такой агрегат, действующий по принципу мясорубки. В него вставляется стальная лента, состоящая из отдельных звеньев, соединяющихся между собой наподобие детского конструктора. В раструб, расположенный сверху, засыпаются снаряды из ящика, крутится рукоятка и с другой стороны выходит заряженная лента. Отсчитывается 35 снарядов, лента разъединяется, сворачивается в рулон и укладывается все в тот же пустой ящик из-под снарядов. В один ящик входит две ленты, ящик закрывается и укладывается в штабель. Вот и вся работа.

Второе выдающееся событие – это разгрузка крытого вагона с минеральной водой. Вода была «Боржоми», расфасованная в стеклянные бутылки 0,5л. Причем, загружена она была без ящиков в положении лежа и пересыпана древесными стружками. Представитель военторга попросила нас: «Ребята, разгружайте осторожно, чтобы было меньше бою, пейте, сколько душа пожелает, пустую тару оставляйте в вагоне для отчета». Погода была пасмурная, температура не превышала +20, так что при всем желании больше двух бутылок на одного человека выпить, никак не получилось. Так что материальный ущерб государству принесли небольшой, с учетом того, что не пришлось оплачивать работу грузчиков, солдаты в Советской Армии всегда работали бесплатно.

Чуть совсем не забыл. Каждый военнослужащий после прохождения карантина перед принятием присяги, обязан принять участие в стрельбах из стрелкового оружия, которое будет закреплено за ним на весь срок службы. В нашем случае это был самозарядный карабин Симонова, в просторечии СКС. Емкость заряженного магазина составляет 10 патронов. За всю армейскую службу, находясь на территории СССР, я стрелял всего три раза. Первый, после карантина в июне 1973, второй после окончания летнего периода обучения в октябре 1973, третий в апреле 1974 на подведении итогов зимнего периода обучения. Происходит это так. Подразделение, вооруженное огнестрельным оружием, вывозится на стрельбище, строится, звучит команда: «на огневой рубеж шагом марш!» В СА все выполняется только по команде. Военнослужащие по количеству огневых рубежей подходят к ним, звучит команда: «для стрельбы ложись!» Вообще-то, существует три положения стрельбы: стоя, лежа и с колена, но за все время службы в ВВС я ни разу не видел, чтобы кто-то стрелял стоя или с колена. Всегда стреляют из положения лежа, с упора. Стоя стреляют только из пистолетов. Раздатчики по команде приступают к раздаче патронов, заряжается оружие, докладывается о готовности к стрельбе и «по левой мишени три пробных, по правой мишени три зачетных – огонь!» После того, как последний солдат отстрелялся и доложил об окончании, осматривается оружие, и стрелявшие, под руководством сержанта, идут осматривать мишени.

Я стрелял хорошо. В нашем городе есть парк, во времена моего детства он назывался городским, а сейчас это парк культуры и отдыха Центрального района, в котором круглогодично функционировал стрелковый тир. Моя мама, время от времени, спонсировала меня 30 копейками, которые я использовал на посещение тира. 10 копеек стоил проезд на автобусе туда-обратно, трамвайной линии «на Гору» тогда не было, 2 копейки стоил один выстрел из пневматической винтовки. Мишени были разные, но особый шик был, когда ты попадал по мельнице, и она начинала крутиться, или в мужичка с медведем, которые начинали бить молотками по наковальне, или в самолет, который по проволоке скользил вниз и пробивал прикрепленный к носу капсюль от охотничьего патрона, создавая имитацию взрыва. Все нормальные люди стреляли с правого плеча, но у меня бить точно получалось только с левого, а из пистолета, левой рукой, конечно, я могу стрелять и правой, но хуже тогда попадаю в цель. Как мне объяснили позднее, у каждого человека есть ведущий глаз. Проверяется это очень просто. Закрываешь пальцем какой-нибудь неподвижный предмет, например, столб, потом я закрываю правый глаз и смотрю левым, предмет остается закрытым пальцем, затем закрываю левый и смотрю правым, палец сдвигается влево и открывается предмет, значит, ведущий левый глаз.

Перед призывом в СА в Центральном районе проводили стрельбы для допризывников из малокалиберной винтовки в стрелковом тире на улице Гоголя, на этом месте сейчас находится городская Администрация. Из 50 возможных я выбивал 45 очков. Значит, не зря моя мама спонсировала меня 30 копейками. Я отнюдь не хвастаюсь, а просто излагаю события такими, какими они имели место быть.

Вернемся к стрельбам. Перед началом мы тщательно вычистили оружие, потом нас погрузили в тентованый тягач ЗИЛ-131 с надписью на борту «ЛЮДИ» и повезли на стрельбище, где именно в парке «Патриот» оно находится, запамятовал за давностью лет. Приложив оружие к левому плечу, я тут же получил пинок по сапогу и окрик: «Что, салага, не знаешь к какому плечу приклад приставлять?», благо сержант Будничук вопрос этот урегулировал. Из 30 возможных я выбил 26 очков, а некоторые даже в мишень не попали. На следующий день мы принимали присягу. Сама процедура как-то выветрилась из моей головы, а вот праздничный обед, посвященный этому торжественному случаю, описанный мною ранее, запомнился на всю оставшуюся жизнь. После обеда мы с моим другом Машканцевым Геннадием заступили в патруль по гарнизону. Нацепили на пояса штык-нож, на рукав красную повязку с надписью «Патруль» и в таком виде целые сутки кружились по гарнизону непонятно зачем, но служба, есть служба. На следующий день были выборы в Верховный совет СССР. Нас опять переодели в парадную форму одежды, строем сводили в гарнизонный дом офицеров, где мы единодушно проголосовали за предложенную нам кандидатуру. После этого нас развели по подразделениям, где нам надлежало нести дальнейшую службу. Друг Машканцев и большинство ребят попали в автороту, я и Андрушко Анатолий попали в ГСМ, бандеровец Рипомельник попал в СВРиБ, ну а все годичники, т.е. с высшим образованием, которым нужно было служить только год и Валера Долматов, который отказался подтягиваться на турнике, в роту охраны.

Делаю еще одно лирическое отступление на тему: «Кому в ВВС жить хорошо». На первом месте стоит хлеборез, через его руки проходит весь хлеб, все пайковое сливочное масло и сахар. На втором месте стоит художник-оформитель, который подчиняется только одному человеку - замполиту батальона в чине майора. Занимается только оформлением ленинских комнат во всех подразделениях, выпуском наглядной агитации, стенгазет и боевых листков. Почетное третье место занимает каптенармус- первый заместитель старшины роты и его правая рука. И, наконец, ГСМщики. Хоть рабочий день, особенно летом, длится 20 часов пять дней в неделю. Иногда приходится вставать ночью, невзирая на выходные и праздники, на дождь и снег, чтобы слить четыре железнодорожные цистерны емкостью по 60 тонн с авиационным керосином, пришедшие в адрес нашей воинской части. Зато свобода! Никаких тебе физ. зарядок, утренних смотров, вечерних поверок. Спортивных праздников с беганьем, прыганьем, подтягиваньем на перекладине, которые устраивал каждое воскресенье каждый ответственный дежурный. При грамотной постановке вопроса всегда можно придумать срочные регламентные работы именно в это воскресенье, иначе в понедельник весь авиационный полк будет заблокирован на аэродроме. А на складе тишина и покой. По периметру ходит вооруженный часовой и ни одна живая душа не может проникнуть на охраняемую территорию. Хочешь х/б стирай, хочешь книгу читай, а хочешь просто спи, никто не потревожит, а обед и ужин в караулку привезут, которая находится на одной территории.

Вернемся к воскресенью 17 июня 1973 г. После обеда нас на 2 часа уложили спать. В 16ч нас подняли, научили как заправлять шинель в скатку, выдали карабины и в скатках через плечо, как показывают в фильмах о первых месяцах ВОВ, повели строем на развод караулов.

В Кубинке дислоцировался штаб нашей военно-воздушной дивизии и, поэтому, развод караулов производился по Уставу под звуки духового оркестра. Когда караулы построены на плацу, раздается команда: «для встречи начальника караулов равняйсь, смирно, на караул, равнение направо или налево». Оркестр начинает играть встречный марш Перцева. После встречи начальника караулов короткий инструктаж, а после команды «смирно» под звуки марша «Прощание славянки» караулы покидают плац.

По караульным помещениям личный состав развозят на тентованных автомобилях ГАЗ-66. Посты бывают двух и трех сменные. Двух сменный это когда несешь службу только ночь. Я попал в первую смену с 6 до 8 вечера. Поставили меня охранять самолетную стоянку, длина поста 3 км. По обе стороны самолетные ангары, в них стоят МИГ-21, а рядом, за колючей проволокой, расположена деревня Чапаевка, где по случаю выборов, идут народные гуляния с песнями и плясками. Первую смену я нес службу добросовестно. Шел медленно, осматривал ангары, проверял все ли в порядке, не отрывает ли кто-нибудь что-нибудь от самолета. Пока дошел от одного конца поста до другого, пока вернулся обратно уже и смена приехала. По Уставу положено окликать: «Стой, кто идет!», разводящий отвечает: «Разводящий со сменой», «Разводящий ко мне, остальные на месте». После того, как ты убедился, что это твой разводящий, пропускаешь остальных. После чего звучит сакраментальная фраза: «Пост сдал, пост принял». Вторая смена у меня была с 10 до 12 ночи. В это время уже темно, хоть глаз выколи. В деревне Чапаевка еще на радостях во всю матушку задувают песняка, и я решил не играть в бдительность, одел шинель, вспомнил, что у меня в руках настоящее ружье, заряженное десятью боевыми патронами, и медленно прогуливался по разделительной полосе рулежной дорожки 3 км туда и обратно пока за мной не приехали. Третья моя смена была с 2 до 4 ч утра. В Подмосковье в 2 ч начинает светать, в три восходит солнце. Поэтому, не мудрствуя лукаво, я забрался на самый высокий ангар, да и присел себе. Передо мной, как на ладони, был весь аэродром, включая караульное помещение. Чапаевка уже угомонилась, тишина. И, как писал поэт Некрасов, «тихо как в церкви, когда отслужили службу и на крепко дверь затворили». Так я продремал и эту смену. Слышу, загудела машина, выезжает со двора караульного помещения. До меня 5 км, да еще сменить 4 поста, мой последний. Так что встретил я их во всеоружии, как будто нес службу по уставу «бодро и бдительно». И последняя моя смена в этот караул была с 6 до 8 часов утра. Тут уж я сразу залез на ангар без всякой имитации и продремал оставшиеся 2 часа. В 8ч пост вскрыли, меня отвезли в караульное помещение, отобрали патроны, покормили завтраком и отвезли в казарму спать. До обеда проспал после двухсменки, сводили на обед и опять уложили спать, только теперь уже перед вступлением в караул. Опять развод, только теперь уже трех сменный пост, т.е. на полные сутки. Поставили охранять склад авиационно- технического имущества. Склад находился в лесу. Ночью поднялся ветер. Сосны шумят. Хлопает где-то отвязавшийся от машины брезент. Вот страхов- то где натерпелся. Утром меня сняли с поста и привезли в казарму. Только успел сдать дежурному карабин, у дневального раздался телефонный звонок. Слышу, кричат меня к телефону: «С тобой говорит начальник капитан Молоканов, срочно собирай свои вещи и беги на аэродром, там стоит автоколонна, найдешь рядового Юрченко и поступишь в его распоряжение. Приказ понятен? Выполняй». Голому одеться- только подпоясаться. Положил в постель полотенце, зубную щетку, пасту, мыльницу. Скрутил постель в рулон, перевязал бечевкой и побежал на аэродром. Нашел рядового Юрченко, погрузили мою постель в новенький топливозаправщик МАЗ-500. Через 15 минут поступила команда «по машинам» и мы двинулись к месту новой дислокации в г. Калинин. Так закончилась моя эпопея на станции Кубинка- теперешний парок «Патриот».

Глава 2

Калинин-Мигалово

Сразу хочу предупредить моего читателя, надеюсь, что он у меня когда-нибудь появится, что в моих повествованиях нет ни одного вымышленного персонажа, ни одной придуманной фразы. Все описано так, как оно происходило на самом деле.

И вновь я возвращаюсь в своих воспоминаниях к далекому июню 1973г. Как я уже писал ранее, после команды: «По машинам!» погрузились мы в топливозаправщик МАЗ-500 и отправились в путь в составе воинской автоколонны, состоящей примерно из 120 автомобилей по маршруту Кубинка-Калинин. Колонна растянулась на несколько километров. В голове и хвосте колонны едут военные регулировщики, которые во время движения перекрывают примыкающие дороги, чтобы колонна не растягивалась. Головной автомобиль, возглавляемый начальником колонны, движется со скоростью не более 40 км/ч, а замыкающий автомобиль, по непонятной для меня по сию пору причине, со скоростью 70-80 км/ч. колонна, обогнув с северо-запада ближайшее Подмосковье, выехала на Ленинградское шоссе и двинулась на север в сторону г. Калинин, теперешняя Тверь. Ленинградское шоссе пролегает по берегу р. Волга в живописнейших местах.

Центральная часть России заселена очень плотно. Двигаясь по шоссе в северном направлении, я не переставал удивляться. Только что проехали дорожный знак, показывающий, что один населенный пункт закончился, буквально через 100м новый, обозначающий, что начался другой населенный пункт, и так до бесконечности. Помню, проезжал населенный пункт «Большое Мелково». Спустя много лет прочитал в альманахе «Рыболов-спортсмен» рассказ о знаменитой рыбалке на Волге в этом селе. Проезжая г. Клин, родной город знаменитого композитора Чайковского, прославившего себя операми: «Евгений Онегин», «Пиковая дама», впервые увидел в своей жизни, установленное на постаменте артиллерийское орудие. Все в нашей жизни когда-нибудь происходит впервые. Также впервые я увидел разбитую легковую машину и лежащие на обочине дороги четыре неподвижных тела, прикрытых с головой белыми простынями в красных пятнах крови. Запомнилось на всю оставшуюся жизнь. Подумалось, вот люди жили, радовались жизни, в то время личный автомобиль был не средством передвижения, а роскошью, торопились. Судя по количеству тел, лежащих на обочине, под простынями, это была семья. И как в песне поется, вот она была и нету. Мораль: торопись медленно. Ну, хватит о грустном. За всю дорогу больше ничего существенного не случилось. А может просто забылось, прошло- то без малого 47 лет. За это время некоторые детали могут сгладиться из памяти. Долго ли коротко ли длился наш путь, приехали мы туда, куда по задумке нашего командования мы должны были приехать, в пос. Мигалово, расположенный на юго-западной окраине г. Калинин. Аэродром этот в 1941 г построили воинские части вермахта. Военный городок расположен на берегу Волги в сосновом и еловом лесу. Где заканчивается лес, начинается большое поле со взлетно-посадочной полосой протяженностью 2,8 км, рулежные дорожки, а также бетонированные площадки для стоянки самолетов. Никаких закрытых ангаров, как в Кубинке, и в помине не было. Авиационная техника, то бишь самолеты, располагалась на открытом воздухе. На аэродроме базировался полк дальней авиации, состоящий из самолетов ТУ-16, это военный вариант пассажирского ТУ-104, экипаж 7 человек. К КПП, расположенному на территории военного городка, подходил маршрут городского трамвая, трамвайное кольцо располагалось прямо за забором. На территории военного городка находились две 3 этажные двух подъездные «николаевские» казармы, построенные еще в 19 веке, а вообще-то никто достоверно не знал, когда они были построены.

В первом подъезде на первом этаже было расположение автороты, аэродромной роты и тех. части. По совокупности, размещалось около 200 человек. Плюс ленинская комната, комната дежурного по части, оружейная комната, каптерка - царство ротного старшины и каптерщика, туалет и умывальная комната. Кстати, каптерщиком назначили моего земляка Витьку Афанасьева, того, с которым мы пешком пришли в армию из Центрального райвоенкомата г. Барнаула.

Во втором подъезде было расположение роты охраны и роты связи нашего же батальона. Так что весь наш отдельный батальон авиационно- технического обслуживания расквартировали на одном этаже трехэтажной казармы. Как вы помните, казармы было две. Кто был расквартирован в остальных помещениях, я даже из чистого любопытства никогда не пытался выяснить. Построены они были из того же красного кирпича, как постройки нашего авиационного училища, откуда уходил на войну 1812г. наш барнаульский полк.

Прямо перед входом в казарму был расположен плац для строевых занятий, спортивный городок с турником, конем, брусьями и колесами для тренировки вестибулярного аппарата. Одно, когда ты крутишься прямо через голову и второе, когда ты крутишься боком. За плацем находилось двухэтажное задание современной постройки гарнизонного лазарета. Если от входа смотреть вправо, стояли два одноэтажных щитовых барака в одном из которых был штаб нашего батальона, библиотека и солдатская чайная или буфет, где ты за наличный расчет мог выпить настоящего чая, кофе, съесть сдобную булочку. Во втором было женское общежитие военнослужащих телефонисток. Солдаты звали его «бомон», что в переводе на обыкновенный гражданский язык означало «бабский монастырь», а дальнейшей расшифровке не подлежит.

С торца штаба батальона через дорогу располагалось п-образное здание солдатской столовой с кухней и двумя обеденными залами. Если следовать по дороге, оставляя за спиной военный городок, то с левой стороны располагался автопарк нашего батальона, как говорили и писали во время ВОВ «хозяйство майора Чернова» начальника авто службы нашего батальона. Дальше дорога вела к северному КПП, выходящему на разбитую проселочную дорогу. Этим КПП никто никогда не пользовался. Службу там несли один сержант и один солдат, которые менялись, как и положено по Уставу, раз в сутки. Как-то зимой 1974г. я сподобился попасть в наряд на это КПП. Вечером сержант отпустил меня на ужин в солдатскую столовую и предупредил, чтобы я шел ночевать в солдатскую казарму и явился на службу на следующий день после завтрака, т.к. к нему должна была прийти гостья. А среди ночи нагрянул с проверкой дежурный по части старший лейтенант. И, как говорил наш незабвенный губернатор М.С Евдокимов «трезвый, ну молодой ишшо». На другой день, когда я явился к месту несения службы, мне сообщил это сам сержант. Как его наказали за это, я не знаю, т.к. наши пути-дороги больше не пересекались.

Через северное КПП в гарнизон заходил ж/д путь. Одно ответвление заканчивалось тупиком возле КПП, а второе вело в тупик, расположенный на складе ГСМ принадлежащему полку дальней авиации. И вот, в это свое первое и последнее дежурство на КПП я видел 4 ж/д платформы груженых немецкими танками с белыми крестами времен войны. Очевидно, это был реквизит какой-нибудь киностудии. Но каким боком он туда попал было не моего ума дело. По этому поводу я даже не заморачивался.

Но вернемся к событиям конца июня 1973 г и продолжим дальнейшее описание размещения служб нашего гарнизона. Если обойти нашу казарму с обратной стороны и стать к ней спиной, то прямо через дорогу находился гарнизонный дом офицеров, слева от него столовая для обслуживания офицеров технического состава, справа летного состава, за ней гарнизонная гауптвахта, напротив солдатская баня, гарнизонный универмаг, гастроном и дальше была застройка «хрущевками» для семей офицерского состава и офицерскими общежитиями.

Если идти по дороге между гауптвахтой и солдатской баней, выйдешь на т-образный перекресток. Дорога влево на склад ГСМ полка дальней авиации, дорога вправо по краю летного поля, мимо пожарного депо, начальником которого был старший лейтенант Гиниатулин, судя по фамилии татарин. Мимо складов авиационного оборудования, бомб склада, аккумуляторной станции, ремонтной базы самолетов вела к нам, на дальний склад ГСМ.

Склад ГСМ располагался в густом еловом лесу на удалении трех км от гарнизона. Он был огорожен двумя рядами колючей проволоки высотою 2 м, подвешенной на ж/б пасынках. Между рядами проволоки находилась 3м полоса вспаханной земли. Но это была не контрольно-следовая, а противопожарная полоса. За проволочным забором в 150м находилось еще одно такое же ограждение, обозначавшее территорию аэродрома. Прямо за ним пролегала двух полосная асфальтированная дорога, Старицкое шоссе, еще дальше метрах в двухстах с крутого обрывистого берега открывался живописнейший вид на Волгу с левым низким берегом и лугами, уходящими за горизонт. Ширина Волги в этом месте раза в три уже Оби возле Барнаула. Вода в ней прозрачная, но коричневого цвета, такая же, как в наших торфяных озерах. Ни в какое сравнение не идет с нашей белесо-мутной обской водой. А между берегом Волги и Старицким шоссе стояла деревенька дворов на 20. Какое отношение она имеет к моему повествованию, я напишу, когда придет время.

Со склада ГСМ в гарнизон была еще одна пешеходная грунтовая дорога, на середине которой были развалины так называемого «чапаевского» 2 этажного кирпичного дома. Старожилы рассказывали, что во время съемок фильма «Чапаев» актер Бабочкин во время расстрела плыл не через Урал, а через Волгу. Правда это или нет утверждать не берусь.

Вернемся к складу ГСМ. Если встать спиной к асфальтированной дороге, по которой пришел, с правой стороны находилось одноэтажное здание, сложенное из белого кирпича. В первой большой половине которого находилось караульное помещение нашего батальона. Никаких дощатых заборов без единого отверстия высотой 3 м, как в Кубинке, не было и в помине. Во второй половине, но уже за колючей проволокой, находилось наше бытовой помещение из 2 комнат. Первая - красный уголок, в котором проводились полит. занятия, во второй располагались шкафчики для переодевания в рабочую одежду, большой стол и некрашеные деревянные скамьи. Интерьер дополнял дерматиновый диван с откидными валиками, такой же, как в фильмах о войне и работе уголовного розыска в годы войны и сразу после нее. Вот уже не могу представить, как после окончания ночных полетов, мы умудрялись спать на нем втроем.

Метрах в десяти от нашего помещения находились металлические ворота для въезда на территорию склада ГСМ. За воротами находилась бетонированная площадка, с правой стороны отапливаемый гараж на два бокса с пристроенной к нему котельной, с другой стороны, склад масел, которые хранились в железных 200л. бочках, расставленных в два яруса один на другом. С торца этого здания за отдельной перегородкой, находился склад спирта, так называемая «Спиртовка». В ней постоянно хранились 20-30 шт. 200 литровых бочек со спиртом, причем не техническим, а этиловым ректификатом крепостью 96,6%.

Далее дорога шла по кольцу, чтобы топливозаправщик, порожний, въезжал с одной стороны, а с другой выезжал уже закачанный. На дальней стороне кольца была расположена стационарная насосная станция с двумя стояками для закачки топливозаправщиков, позади которой находились четыре резервуара с керосином. Издали они выглядели как четыре земляных холма, поросших травой. Какой они были емкости, я до сих пор не знаю. На выезде с кольца, с левой стороны, находился еще один склад, в котором хранилась мотопомпа и деликатные масла, такие, как пушечное масло, оружейная смазка, часовое и костное масло. Я впервые узнал, что, оказывается, есть и такое. По кольцевой дороге круглосуточно ходил часовой, пост был трехсменным.

После того как часть нашего «дежурного» немногочисленного воинского подразделения вернулась с учений, проходивших в городе Нежин, расположенного в братской республике Украина, начались армейские будни. Перейдем к личному составу нашего подразделения. Возглавлял его капитан Молоканов-начальник службы снабжения горючим. Краткое описание: возраст уже за 30, но еще не 40, рост 170-172, телосложение пухловатое, лицо, как говорила одна моя знакомая, «посмотришь, и молоко в груди прокиснет». По уставу было положено обращаться к нему «товарищ капитан», так что имя и отчество я за год службы под его началом так и не узнал. Через месяц после начала службы в подразделении, к нам назначили младшего лейтенанта Светловидова, который пришел с гражданки. Роста был такого, что вместе с фуражкой доставал мне до уха, а рост у меня тоже не богатырский, всего 172см. Ходил всегда в галифе, сапогах, ремне с портупеей. Какую должность он занимал, я не знаю, но в редкие промежутки между полетами, проводил с нами полит. занятия. Солдаты дали ему кличку «Шпока», которая приклеилась к нему намертво. Следующий в табеле о рангах шел прапорщик Максимов, зав. складом смазочных материалов, кстати, ключ от спиртовки у него тоже имелся, но об этом чуть позже. Ростом он был чуть выше меня, но по объему в два раз шире. Лицом походил на актера Переверзева, который играл солдата в детской сказке «Марья- Искусница», только без бакенбардов. Лет ему было примерно около 45. Все заботы, связанные с рядовым и сержантским составом, помимо всего прочего, лежали на его плечах. Пишу эти строки, и его лицо стоит передо мной. Солдаты называли его «старшина» даже тогда, когда обращались к нему по службе. Последним из командного состава был прапорщик Симоненко, начальник склада НЗ. Ростом чуть выше меня, тощенький, лицом похож на актера Сергея Филипова в молодости, такой же тонкий хрящеватый нос, оттопыренные заткнутые ватой уши, потому что из них что-то текло. Больше о нем на память ничего не приходит.

Переходим к сержантскому и рядовому составу. Возглавлял наше подразделение сержант Владимир Иващенко, призвался с Днепропетровщины после окончания техникума, значит, на 3-4 года был старше меня. Ростом с меня, телосложение, когда качался на турнике, как у Гойко Митича. На левой руке от плеча до локтя здоровущий шрам от ожога. Говорил на русском языке, иногда вставляя украинские слова. Нрав был спокойный, никогда не повышал голоса. К нам, так называемым зеленым, придирок не строил. За полгода совместной службы не объявил ни одного наряда вне очереди. Следующий в списке Витя Пархоменко, годичник, т.е. тот, кто служил год вместо двух, т.к. имел высшее образование. Тоже из Днепропетровска, мастер спорта по прыжкам на водных лыжах с трамплина, а я до армии даже не подозревал, что существует такая спортивная дисциплина. Ростом он был мне до уха, но уже без фуражки, телосложение обыкновенное. Голова круглая, но волосы наполовину уже покинули то место, на котором им надо находиться. Под носом пшеничные усы. Исполнял обязанности моториста насосной станции. Третьим был из этой компании дембелей, которые дослуживали последние полгода, Коля Прокопенко - кладовщик. Ростом он был выше меня, но какой-то нескладный. Руки длинные, плечи покатые, характер желчный. Ближайший земляк командира Иващенко. Дай бы ему волю, он бы всласть поиздевался над нами - лодырями. Но сержант Иващенко не допускал ни малейшего намека на дедовщину в нашем подразделении. После их демобилизации в ноябре месяце 1973г, я его полгода каждый день поминал добрым словом. Но все по порядку. Четвертым был Володя Голенко- водитель-моторист. Тоже из Днепропетровска. До армии окончил автодорожный техникум. Ростом он был чуть выше моего, плечи квадратные, а внизу, «карандаш в стакане». На носу очки в костяной оправе. Изъяснялся, как говорит телеведущий Владимир Соловьев, на суржике. Пятым был Юрченко Геннадий Иванович. По специальности- лаборант. Это тот, кто, набирая авиационный керосин в пол-литровую стеклянную банку с ручкой, крутит ее у себя перед глазами, проверяя на наличие механических примесей в топливе. По летнему времени капелек воды, по-зимнему кристаллов льда. После чего подписывает акт, разрешающий заправку топлива в самолеты. Так что ответственность на него возложена большая. С ним вместе я и приехал в г. Калинин из Кубинки, так что перезнакомились мы еще дорогой. Он был на полгода старше по призыву, только что прибыл в часть после окончания ШМАС (школа младших авиационных специалистов). Ростом был на пол головы выше меня, нормального телосложения, темноволосый, разговаривал на чисто русском языке. Уроженец станции Дергачи под Харьковом. Мать была русской, а отец украинец. Мечта жизни у него была после службы в армии поступить в радиотехнический институт. Шестым был Андрушко Анатолий Иванович. Уроженец Хмельницкой области (при поляках до 1940г. г. Станислав Полонского р-на., с. Адамов). В их селе даже не было названий улиц, и несмотря на это, их дома уже лет 20 отапливались газом. Ростом был на голову ниже меня, крепкий, кряжистый, про которых говорят, «хоть положь, хоть поставь-одинаково». Шея у него была, но ее не было видно, поэтому голова сразу переходила в туловище. Черноволосый. По-русски понимал, но не говорил ни слова. Забегая вперед скажу, что через год, он уже довольно сносно изъяснялся на русском, я же мог поддержать беседу на западенском наречии. Уже в Африке прапорщик Лысенко из Западной Украины говорил мне: «Хоть ты и сибиряк, но по говору застругал тебя наш западенец». В подразделение мы с ним пришли одновременно, т.к. были в одном карантине. Это он перед отбоем стоял впереди меня, это ему я отдувал комаров с ушей во время вечерней поверки. Должность у него была моторист насосной станции. Ну наконец, седьмым был я, Притупов Алексей Геннадьевич. должность у меня первое время, как указано в военном билете, монтажник-трубопроводчик.

Прошло уже 47 лет, но облик этих людей, которые окружали меня в то время, до сих пор стоит у меня перед глазами. Я помню их лица, голоса, походку, как на них сидело фирменное обмундирование, вплоть до заколок на галстуках офицеров и прапорщиков. Я помню все!

Чтобы потом не отвлекаться, сразу опишу нашу казарму. На армейском языке это называется «расположение». И распоряжение: «Вернуться в расположение» на простом гражданском языке обозначает вернуться в казарму. Так вот казарма, где нам предстояло жить, располагалась на первом этаже 3 этажного кирпичного здания. Войдя внутрь, попадал в длинный коридор. Справа стояла тумбочка, на которой был телефон, не помню обыкновенный или полевой, по которому прежде чем позвонить, нужно было покрутить прикрепленную сбоку ручку. Рядом стоял дневальный, одетый по всей форме, застегнутый на все пуговицы и крючки, в головном уборе. На поясном ремне у него был прицеплен штык-нож в ножнах. Вся эта процедура у солдат называлась «стоять на тумбочке», на армейском – «наряд по роте». Наряд состоял из дежурного по роте из числа сержантского состава, трех дневальных из рядовых. Дневальный, стоящий возле тумбочки, сменялся каждые два часа. В остальное время они должны были заниматься уборкой спального помещения, чем, впрочем, на моей памяти, они никогда не занимались. Уборкой помещений занимались нарядчики, те солдаты, в основном из молодого пополнения, которым за какую-нибудь высосанную из пальца провинность, объявляли наряд вне очереди, «чтобы служба медом не казалась».

Спать они могли не более 4 часов в сутки, в ночное время по очереди. Дежурному по роте 4 часа, с 2ч ночи до 6 утра, не раздеваясь и не разуваясь. Разрешалось снять только поясной ремень. В обязанности дежурного по роте входило подавать команды «Рота отбой и рота подъем». Строем вести личный состав в солдатскую столовую на прием пищи 3 раза в день, туда и обратно. В дневное время следить за порядком в подразделении. При входе в казарму вышестоящего начальника подавать команду: «Встать! Смирно!» Отдать рапорт: «Товарищ такой-то за время моего дежурства происшествий в роте не случилось дежурный по роте сержант такой-то». После чего следовала команда: «Вольно!» и нужно было выкрикнуть в подразделение: «Рота, вольно!». За год моей службы в Союзе, я другого не слышал.

За местом дневального находилась комната на двери которой была прикреплена табличка «Дежурный по части». В этой комнате круглосуточно находился дежурный офицер, вооруженный пистолетом Макарова. Дежурный по части, дежурный по роте и суточный наряд менялись каждые сутки. Слева от входа располагалась оружейная комната, где в пирамидах хранилось стрелковое оружие, карабин СКС, закрепленное за каждым военнослужащим по заводским номерам каждой единицы и запас патронов к нему. В пирамиде под каждой единицей была прикреплена табличка с именем военнослужащего. Для того, чтобы во время сигнала «тревога» кто-нибудь не схватил чужой карабин. Описываю это конторским языком подробно, чтобы простому читателю, который никогда не служил в Советской Армии, было предельно понятно суть происходящего тогда. Следующая дверь вела в так называемую «каптерку». Вещевой склад имущества роты, царство старшины роты прапорщика Белого и его первого заместителя каптерщика, должность эту после окончания карантина, как я уже упоминал выше, занял мой земляк Витя Афанасьев. В этой комнате хранились запасные комплекты обмундирования, сапог, нижнего белья, полотенец, а также парадные мундиры личного состава всей роты и шинели. По другой стороне коридора был расположен туалет, умывальная комната и Ленинская комната. Все стены были завешаны наглядной агитацией. В этой комнате проводились полит. занятия и другие общественно-политический мероприятия. Комната была довольно просторная, в ней можно было разместить весь личный состав роты, а это больше 100 человек, не считая суточного наряда. По вечерам, в так называемое личное время, согласно «суточного распорядка», в ней можно было полистать подшивку газет, сыграть партию в шашки, шахматы. Там стоял бильярдный стол, но не такой классический, покрытый зеленым сукном, а попроще, сукно было мышиного цвета, а шары стальные вместо белых. Нам молодым возле этого стола делать было нечего. Особенно мне нравилось, когда Костя Сташенко, старший склада авиационно-технического имущества бил по шарам из-за спины. Так же там можно было написать письмо на Родину. И еще в коридоре висела заляпанная мазутными пальцами фанерная этажерка с нумерацией ячеек от «А» до «Я» куда почтальон, когда личный состав разойдется по работам, раскладывал пришедшие письма. Поэтому, когда день был не «полетный» и мы приходили или приезжали обедать в солдатскую столовую, всегда старались заскочить в расположение роты, чтобы получить весточку из дома, если она конечно лежала в этой этажерке под литерой с которой начиналась твоя фамилия.

Дальше, за стеклянной перегородкой, располагалось спальное помещение. Посередине было широкое пустое пространство, обрамленное колоннами, поддерживающими потолок. Справа от выхода размещались спальные места 1,2,3 взводов автомобильной роты, слева расположение аэродромной роты, тех. части, т.е., моего подразделения, и замыкало расположение 4 транспортного взвода автороты. Посреди этого пространства возле самой перегородки стоял старый черно-белый телевизор. Кстати, работающим его за время своей службы в Союзе, я его видел только раз и не потому что он не работал. Просто это я очень редко находился в казарме. Однажды, проснувшись раньше всех, после отдыха после ночных полётов, я увидел, что весь суточный наряд, за исключением дневального, собрался возле телевизора и был занят просмотром фильма «Достояние республики» с Андреем Мироновым в главной роли.

Посередине спального помещения на свободном пространстве ежедневно проходила вечерняя поверка в 21:30 по местному времени перед долгожданной командой «Отбой». По утрам- утренний осмотр внешнего вида военнослужащих с проверкой чистоты подворотничков и качества чистки сапог. Звучала команда: «Правую ногу назад и поставить на носок». Старшина роты, обходя строй, часто говорил: «Что же это ты, сукин сын, впереди для тещи сапог почистил, а сзади для старшины нет? Два наряда вне очереди.» Про отбывание нарядов вне очереди в моем повествовании чуть позже будет отдельная глава, т.к. вопрос этот серьезный и походя его никак не объяснить.

Спали на двухъярусных железных кроватях, сдвинутых по две вместе. Сетка на кровати была тоже металлическая, но не панцирная. Постелью служил поролоновый матрас, толщиной 10см, полушерстяное одеяло синего цвета с тремя черными полосками по краям и пухо-перовая подушка. Постельное белье, как и нижнее, менялось один раз в неделю после бани.

Наше подразделение, тех. часть, состояло из 11 человек рядового и сержантского состава. Семерых ГСМ-щиков я уже описал выше. Состав срочной службы подразделения «Служба вооружения ракетами и боеприпасами», коротко СВР или в просторечии, бомбосклад, возглавлял мл. сержант Бушев, кто он был по национальности мне неизвестно, призван из г. Харькова, образование- высшее, мастер спорта по альпинизму. Везло мне на мастеров. Среди 11 сослуживцев- 2 мастера спорта. Ростом был 175-180 см, худого телосложения с фигурой вопросительный знак. Говорил по-русски с легкой картавинкой, замашек «дедовства» не проявлял, со всеми вел себя ровно. Вторым был Володя Красничков из Днепропетровской области. На полгода старше меня по призыву, отец, судя по фамилии, был русский, мать- украинка. Так что при общении с сослуживцами с русскими он говорил по-русски, с украинцами на родной молве без акцента, в общем, «и вашим и нашим, и споем, и спляшем». Роста был среднего, телосложения плотного, лицо славянского типа, голова круглая, светловолосый. Старшим на складах авиационного имущества был мл. сержант Толя Руденко, на 1,5 года старше меня по призыву, так же из Днепропетровщины. Вообще, среди личного состава нашего батальона было засилье днепропетровцев. Два предыдущих осенних призыва были именно оттуда, а это 75% списочного состава. Толя был среднего роста и нормального телосложения, но на голове вместо волос был какой-то светлый пушок. Говорят, же, что глупые волосы несвоевременно покидают умную голову. Разговаривал на суржике. И, наконец, последний военнослужащий нашего подразделения Константин Стешенко, родом толи из города, толи со ст. Синельниково. За последнее время многие станции превратились в города, как, например, Дергачи. Родом был на пол головы выше меня, крепкого телосложения. Никогда не выпячивал свое преимущество по сроку службы по отношению к нам, молодым. С ним было спокойно.

Наше подразделение занимало 3 блока спаренных двухъярусных кроватей, разделенных прикроватными тумбочками для личных вещей в спальном помещении.

Глава 3

Суровые армейские будни

Дни летные и парко хозяйственные

Все написанное до этого так называемая прелюдия. Описание мест, где побывал, структур авиационных соединений. Описание сослуживцев, с кем пришлось тянуть не легкий хомут повседневной службы, который растянулся еще на долгие 25 месяцев. В общем, долго ли, коротко ли, «устаканились» мы на месте нашей новой дислокации. А это непростая задача. Для бесперебойной работы авиационного полка, несущего боевое дежурство, по охране воздушного пространства нашей Родины, нужна слаженная работа всех наземных служб. Снабжение горюче-смазочными материалами, ракетно-бомбовым вооружением, авиационно- техническим имуществом, своевременная зарядка аккумуляторов, которых в самолете великое множество. Расчистка и уборка, а также текущее содержание взлетно-посадочной полосы и рулежных дорожек. Все эти работы возложены на плечи отдельного батальона авиационно- технического обслуживания. Не стоит забывать, что помимо боевого дежурства, которое бывает не так уж и часто, существуют еще и обычные тренировочные полеты, так называемая боевая учеба. Это, когда летает весь полк- 45 боевых одноместных самолетов, плюс по спарке самолет, управляемый двумя пилотами, являющийся учебно-тренировочным, а также разведчиком погоды, в каждой из трех авиационных эскадрилий, входящих в состав полка. А также, персональный самолет командира полка, итого получается 49 боевых машин. Это если за 47 лет ничего не выветрилось из моей памяти.

Прежде чем приступить к описанию ежедневной рутинной работы, по обеспечению учебно-тренировочных полетов, хотелось бы описать еще одно выдающееся событие, в котором молодой военный водитель обязательно, перед тем, как ему доверят управление военной боевой машиной, должен принять участие. Это 500- километровый марш-бросок. После его выполнения в военном билете военнослужащего делается особая отметка: «Доп. подготовку и 500- километровый марш-бросок прошел. Допущен к управлению автомобилем.» за подписью командира батальона.

Т.к. при передислокации нашего полка имущество нашего батальона осталось на складах в Кубинке, чтобы совместить полезное с приятным, командование решило организовать марш- бросок по маршруту Калинин-Кубинка-Калинин. А заодно, чтобы, как говорят в народе, не гонять порожняка, перевезти попутно часть оставленного имущества. По прошествии времени не помню точное время отправления, но точно помню, что это было после завтрака, а он бывает, согласно дневного распорядка, в 7 утра. Наша автоколонна, состоящая из транспортных автомобилей марки ЗИЛ-130 и бортовых тягачей, отправилась в путь. Мне выпало управлять тягачом ЗИЛ-131, к переднему и заднему борту которого прикреплена была табличка красного цвета с надписью «ЛЮДИ». Помимо меня, сидящего за рулем, в кабине находилось еще два человека: старослужащий солдат, за которым был закреплен этот автомобиль, имени и фамилии которого, к сожалению, я не помню, и начальник штаба нашего батальона майор Каралкин, с багровым одутловатым лицом. В общем, принимая во внимание, что прослужил я всего лишь месяц с небольшим, офицер, находящийся рядом со мной в кабине, был для меня чуть ли не генералиссимусом. Поэтому все 500 км я находился в состоянии, как говорят в народе «аршин проглотил».

Наш автомобиль в колонне был замыкающим. В середине колонны шла «Тех. Помощь», во главе колонны шел легковой автомобиль с бойцами военной автоинспекции, обряженных в полосатые краги, толи белые с черным, толи черный с белым, и такого же цвета армейскую стальную каску. В руках у каждого был полосатый гаишный жезл. При прохождении колонны они оперативно перекрывали примыкающие дороги, чтобы в колонне не было разрывов, а после ее прохождения быстро занимали свое место в голове.

У армейской автомобильной колонны есть своя особенность. Головная машина всегда движется со скоростью не более 40 км/ч, замыкающая по непонятным для меня законам физики, движется со скоростью 60-70 км/ч, причем никто никого не обгоняет, дистанция между автомобилями одинаковая. Парадокс. За все время нахождения в пути произошло лишь два происшествия, про которые нужно упомянуть в этом повествовании.

Первый- это когда кормили обедом, состоящим из сухого пайка, ломтя хлеба, толщиной 2 см, отрезанного от булки и ломтя сала, который закрывал ломоть по всей площади. Сало я никогда с самого детства не ел. Дело было не в принципе, а просто мой организм его не принимал, так что мне пришлось удовлетвориться одним хлебом, который я запил простой водой из солдатской фляжки. И второй, когда во время движения колонны один из автомобилей, двигавшихся в середине, лег на бок. В результате этого инцидента никто не пострадал, даже машина. Т.к. народу было предостаточно, экипажи следующих сзади автомобилей тут же собрались на месте происшествия. Без применения каких-либо технических средств, при помощи одних лишь солдатских рук, автомобиль был поставлен на все свои 4 колеса и колонна двинулась дальше по заданному маршруту как ни в чем не бывало.

Сделаем небольшое лирическое отступление. Перевернувшийся автомобиль был марки ГАЗ-63, это обыкновенный автомобиль ГАЗ-51 с ведущим передним мостом, поэтому был немного выше базовой модели. В простонародье его называли «перевертыш».

Дальнейшее наше путешествие прошло благополучно. Мы в полном составе прибыли к месту назначения. Поужинали в уже знакомой солдатской столовой, переночевали в знакомой солдатской казарме. Наутро мы загрузили имущество в наши автомобили и отправились в обратный путь. К вечеру мы уже были на новом месте расположения нашей части в г. Калинин.

Описывая события, происходившие со мной во время прохождения службы в Советской Армии, все чаще ловлю себя на мысли, что во мне открылся какой-то феномен. Прошло уже 47 лет, имена и фамилии действующих лиц стерлись из памяти, а вот образы стоят перед глазами такими, какими я их видел почти 50 лет назад. Как будто это было вчера, вижу аварию, асфальтированную дорогу, ведущую под уклон с крутым поворотом направо, на обочине небольшую сосенку, легкий туман, лежащий на боку автомобиль, старослужащего водителя этой машины, стоящего с недоуменным видом и разведенными руками с выражением лица «как такое, могло случиться, ума не приложу». Еще запомнилось, что гимнастерка у него была короткая и топорщилась из-под поясного ремня не как у всех, у всех обычно доходила до середины бедра.

Настало время для описания тех видов работ, для которых, собственно, была создана наша служба. Обеспечение учебно-тренировочных полетов авиационного полка, к которому мы прикреплены. Аэродром- это огромное ровное поле, обрамленное со стороны города и военного городка хвойным лесом. С другой стороны, лиственными околками. Со стороны гарнизона была расположена рулежная дорожка с бетонными площадками для стоянки самолетов. За ней на расстоянии примерно 500м, кто их, когда мерил, находилась взлетно-посадочная полоса. Если смотреть сверху, аэродром представляет собой правильный 4-угольник с двумя длинными, двумя короткими сторонами. Ширина взлетно-посадочной полосы была 8 полосной в автомобильном исполнении, а рулежных дорожек 4 полосной. По ВПП самолеты взлетали в обе стороны в зависимости от направления ветра. Самолет всегда взлетает навстречу ветру. По краям ВПП и рулежные дорожки были оборудованы фонарями, стоящими на короткой ножке. В темное время суток они светились бледным фиолетовым светом. Во время ночных полетов ВПП дополнительно освещалась электрическими прожекторами, установленными в кузове автомобиля ЗИЛ-130 с деревянными бортами. Для безотказной работы прожектора на каждом автомобиле был установлен отдельный электрогенератор. Представьте себе картинку: ночь, тишина, слышен только стрекот цикад, в темном небе мерцают звезды, летное поле обрамлено слабыми фиолетовыми огнями аэродромного освещения, в воздухе ни малейшего ветерка. Вдали раздается гул приближающегося самолета и, вдруг, ярко вспыхивает ослепляющий свет, освещающий всю 3 км полосу, да так, что на ней видно соломинку, случайно занесенную дуновением легкого дневного ветерка. Вдруг, в свете прожекторов появляется тень садящегося истребителя, она приближается к земле и во время касания с ВПП к небу устремляются два легких синих облачка. Самолет выбрасывает тормозной парашют и, постепенно замедляя ход, продолжает катиться к окончанию ВПП. В определенном месте он отбрасывает тормозной парашют, и специально обученные люди освобождают взлетную полосу. На месте касания колес с полосой остаются длинные черные следы, т.к. скорость самолета при приземлении составляет 300-320км/ч. Для полноты ощущения все это надо видеть собственными глазами и полюбить это, что удается не каждому, мне удалось.

Однако, вернемся к описанию моей боевой задачи, непосредственно для чего я был призван в ряды СА, из-за чего целых 2 месяца городили этот дорогостоящий в экономическом отношении огород. Меня нужно было: привезти, обуть, одеть, накормить, напоить, обучить, обеспечить жильем, а я был не один, нас было много, и выходило это нашему государству в копеечку.

Мне, как молодому водителю, автомобиль не доверили. По распоряжению капитана Молоканова мы с моим другом Андрушко Анатолием, мотористом стационарной насосной станции по штатному расписанию, выкатили из склада НЗ, новенькую мотопомпу, находящуюся на консервации. Пытаясь ее завести, посадили два аккумулятора, несмотря на то, что оба были шоферами, ввод в эксплуатацию нового двигателя внутреннего сгорания производили впервые. Намучились, пока не подошел прапорщик Симоненко и не спросил: «Ребятушки, а свечи-то вы выкручивали?». Оказалось, что при консервации нового двигателя, свечи густо смазываются консервационной смазкой, и всего делов-то было выкрутить свечи, промыть их в бензине и закрутить их обратно. На все про все ушло 20 минут, а до этого мы промучились полдня. Вот уж действительно, когда не знаешь то, почем знаешь. Это было первое лето моей службы, срок службы в армии измеряется летами и зимами. Два лета и две зимы и домой. Это время тянется неизмеримо долго и все насыщено событиями. Сейчас, в нашем возрасте, время сжимается как горошина, а тогда, в юности, оно очевидно растягивалось до бесконечности. В общем, несмотря ни на что, на следующее утро эту злосчастную мотопомпу, топливозаправщиком, отбуксировали на аэродром на централизованную заправку.

Прежде всего, что из себя представляет эта самая мотопомпа. Это одноосный автомобильный прицеп, на раме которого установлен двигатель автомобиля «Москвич-407» и насос для перекачки жидкостей, и не важно вода это или бензин, или другие жидкие субстанции. Все это накрыто металлическим кожухом с четырьмя поднимающимися капотами. Все новехонькое, с иглы, как говорят «муха не сидела».

А теперь о централизованной заправке. ЦЗ- это две круглые металлические емкости объемом 25 м3 каждая, установленных на бетонных блоках. От емкостей до стоянки самолетов был проложен алюминиевый трубопровод в 250м длины. На расстоянии 50 м от емкостей был установлен манометр, показывающий давление в трубопроводе, а моя мотопомпа, собственно, это давление и создавала. Сколько было раздаточных пистолетов на самолетной стоянке я не помню, но запаса авиационного керосина в емкостях хватало на 50 самолетовылетов, это была большая помощь топливозаправщикам в их работе. Личный состав состоял из начальника ЦЗ прапорщика Сподина, ростом на полголовы выше меня, плотного телосложения, разговаривающего с «хохляцким» акцентом, светлыми кучерявыми волосами. Командир отделения сержант Головчук, годичник среднего роста, качок, смуглый и черноволосый, на дембель уходил осенью 1973г. Недалеко от расположения мотопомпы была установлена 4-местная брезентовая офицерская палатка. А это значит, что посреди ставится обеденный стол, 4 стула, 4 кровати с прикроватными тумбочками. В нашей палатке ничего этого не было. Палатка являлась одновременно раздевалкой, бытовым помещением, слесарной мастерской, складом расходных материалов и укрытием от непогоды личного состава. Также она служила спальным помещением для второго военнослужащего, рябого дембеля (дембель-это тот, кто дослуживает последние 6 мес. перед увольнением с воинской службы) имени и фамилии которого я не помню. После завтрака в солдатской столовой он приходил на аэродром и заваливался в палатку на ватный матрас спать. На обед уходил в гарнизонную столовую, после обеда приходил и опять заваливался спать. На ужин уходил в гарнизон и после ужина уже не возвращался. И не было разницы, были в этот день полеты или нет. Режим службы у него был «щадящий» и никому не было до него никакого дела. За 4 мес. я ни разу не видел его с гаечным ключом возле заправочных пистолетов на самолетной стоянке. Июль был сухой и жаркий, в августе зарядили дожди, которые поливали почти ежедневно, так он принес откуда-то деревянный поддон и также спал на матрасе, другим матрасом укрываясь до самого ноября месяца, пока не полетели «белые мухи». Мне просто непонятно, как 20 летний парень мог спать почти круглосуточно целых 4 месяца? Что он делал потом после демобилизации, когда пинка под зад было дать больше некому, тоже неизвестно. Взять начальника ЦЗ прапорщика Сподина. Приходит как-то на аэродром, идут полеты, сижу на помпе, даю давление, на стоянке стоят самолеты, заправляются после вылета. Спрашивает: «Притупов, меня тут не спрашивали?», уточняю: «Сегодня?», - «Да нет, вот эти две недели, а то я теще в Кубинке дрова рубав». Начальника ЦЗ нет на службе 2 недели, и никто его не теряет. Я не мажу грязью СА, не делаю никаких выводов, а просто констатирую факт, который имел место быть. Третьим военнослужащим на ЦЗ был рядовой Коля Шинкаренко. Моего роста, среднего телосложения, гимнастерка на нем сидела мешковато, на щеках всегда была жиденькая щетина, родом, как и двое других с Днепропетровищины. Он нес персональную ответственность за исправность трубопровода, подводящих шлангов и раздаточных пистолетов.

Разберем по косточкам, подетально, поминутно, всего лишь один день тренировочных полетов авиационной эскадрильи в летнее время. В 5ч утра осуществляется подача автотранспорта на аэродром. С топливозаправщиком я прибываю тоже. Проверяю уровень масла и охлаждающей жидкости в двигателе мотопомпы, делаю контрольный запуск двигателя. В 6ч утра на самолетную площадку прибывает лаборант Юрченко Геннадий Иванович. Весь его рабочий инструмент состоит из литровой стеклянной банки с ручкой, изготовленной из алюминиевой проволоки, дешево и сердито. Мне дают отмашку красными флажками, я даю давление керосина в магистраль. Из каждого пистолета делается отбор топлива. И, вращая банку, визуально проверяют наличие воды (в зимнее время кристаллы льда) в топливе. После чего делается запись в журнале о допуске заправки топливом самолетов. Визировал эту запись лично инженер полка, майор Печенкин. За год моей службы в Союзе этот регламент не был нарушен ни разу. В 7ч утра взлетает спарка (самолет, управляемый двумя пилотами) разведчик погоды. В полете он находится 45 минут и при этом сжигает тонну топлива. В 8ч утра начинается стартовое время, которое длится 6 часов. Самолеты взлетают с интервалом в три минуты, и через 45 минут они начинают садиться и их нужно до заправлять. Я даю давление, и так называемая на летном языке «Карусель», продолжается 6 часов. И для меня она продолжается пока последний самолет не сядет и не будет дозаправлен. После этого мне дают отмашку красным флажком, и я снимаю давление. По окончанию стартового времени начинается предполетная подготовка второй смены, стартующей с 16 ч. Обед для автороты привозили на аэродром в 13ч.Я мог себе позволить прийти обедать лишь в 14:30. Благо, что обед привозил каптерщик Витя Афанасьев- мой земляк. Так что двойная порция холодной каши, мясо и компот мне были обеспечены. Во время полетов завтрак, обед и ужин нам привозили непосредственно на аэродром. А т.к. я был занят в заправке самолетов керосином, к раздаче пищи попадал последним со всеми вытекающими отсюда последствиями.

После окончания полетов и заправки последнего самолета я с последним топливозаправщиком отправлялся на склад ГСМ. По раз и навсегда установленным правилам каждый самолет должен быть заправлен, каждый топливозаправщик залит под самую завязку, чтобы в любую минуту быть готовыми к защите рубежей нашей Родины, чтобы никогда не повторился июнь 1941 года.

На складе ГСМ ночные полеты обеспечивали два земляка, два дембеля, командир отделения сержант Владимир Иващенко, лаборант и рядовой Виктор Пархоменко-моторист насосной станции. Не надо забывать, что мы служили на складе ГСМ и в нашей спиртовке хранилось единовременно около 20 двухсотлитровых металлических бочек с этиловым спиртом плотностью 96,6%. Раскумарившись и уже вдоволь наговорившись «за жизнь» прошлую и будущую они дожидались приезда с аэродрома последнего топливозаправщика и, отправив его восвояси, угощали меня третью армейской кружки разбавленного до консистенции водки спирта и закуской «чем Бог послал».

Затем мы закрывали склад, сдавали его «под караул» и пешим порядком отправлялись в казарму, которая, как я уже говорил, находилась в 3 км от склада. В казарме, никого не беспокоя, т.к. была глубокая ночь, мы чинно и благородно отходили ко сну.

Глава 4

Спокойное лето 1973 года

И чинно и благородно отходили ко сну. Этой фразой я закончил предыдущую главу моего повествования. Но начнем дальше разматывать клубок событий. Начну описывать количественный состав нашего подразделения исходя из сроков службы. Из 11 человек 5: Иващенко Владимир, Бушев Виктор, Прокопенко Николай, Руденко Анатолий и Пархоменко Виктор были так называемые дембеля, которым оставалось дослужить 4 месяца до конца службы. Четверо: Голенко Владимир, Юрченко Геннадий-ГСМ, Красничков Владимир –СВРиБ, Стешенко Константин склад АТИ, это те, кто отслужил по полгода. И двое молодых, которые призвались в мае текущего года. Я, Притупов Алексей и Андрушко Анатолий - ГСМ. Каждое утро нужно было сделать влажную уборку под теми 12 кроватями, на которых личный состав нашего подразделения отдыхал в ночное время. Эта должность называется уборщик. Также нужно было накрыть стол к завтраку. Эта должность называется заготовщик. И как-то само собой получилось, что мы, двое молодых, не сговариваясь, расписали эти две должности между собой. Т.е., каждое утро один исполнял обязанности уборщика, второй заготовщика. На следующее утро все происходило с точностью до наоборот. Командир отделения сержант Иващенко закрыл на происходящее глаза. Ну взвалили ребята добровольно на себя эти обязанности, «баба с возу, кобыле легче» и нет головной боли об уборке и заготовке. И правильно говорит народ «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным». Но всему свое время.

Вернемся к описанию спокойного лета 1973 года. Как я уже описывал ранее, наше подразделение - тех. часть состояла из 11 военнослужащих срочной службы. Пятерых «Дембелей», которым оставалось служить 4 мес., четырех «Помазков», которые отслужили по полгода и двоих «Молодых» последнего весеннего призыва. После дислокации на новый аэродром все устаканилось. Полк приступил к выполнению учебно-тренировочных полетов, так называемый летний период обучения. Из наших 7 членов буду называть дружного воинского коллектива двое «помазок» Гена Юрченко- лаборант и «зеленый» по цвету еще не стираного обмундирования Андрушко- моторист насосной станции обеспечивали закачку авиационного керосина в топливозаправщик в первую смену. Сержант, командир отделения, Вова Иващенко- лаборант, и Витя Пархоменко моторист насосной станции обеспечивали бесперебойную работу второй смены и ночные полеты. И понятно почему. У начальства уже заканчивался рабочий день, и оно уже рассосалось по квартирам и офицерским общежитиям, так что в вечернее время простой сержант оставался ответственными за безопасность летной работы всего авиационного полка. А если учитывать опыт работы в этой должности, чувство ответственности, дозировку выпитого спирта, то по вине нашего подразделения не произошло ни одной предпосылки к летному происшествию. Все события, произошедшие при проведении полетов, делятся на летные происшествия и предпосылки к ним. Если, допустим, упал и разбился самолет- это летное происшествие, а если при проверке топлива лаборантом в нем обнаружили наличие воды или кристаллы льда в зимнее время, это всего лишь предпосылка. А на аэродроме обеспечивал работу централизованной заправки рядовой Притупов. И в первую смену, и во вторую, и во время проведения ночных полетов, и все один. После окончания всей этой ежедневной летной кутерьмы с последним топливозаправщиком, я возвращался на склад ГСМ. Что происходило потом я уже описывал ранее. Чем занимались в это время двое наших сослуживцев Коля Прокопенко и Володя Голенко – водитель-моторист, мне об этом ничего не известно, т.к. постоянно находясь на аэродроме, я просто физически не мог видеть, что происходило на складе ГСМ, удаленного от меня на 3 км, да еще скрытого в густом лесном массиве.

Лето выдалось сухим и жарким. Среди дня, когда первая смена полетов уже заканчивалась, а вторая еще не начиналась, это время называется предполетной подготовкой, когда рев авиационных двигателей уже замолк, на аэродроме наступала недолгая тишина. Слышно было только стрекот кузнечиков в траве на летном поле. От нагретой солнцем ВПП к небу поднималось дрожащее марево. В атмосфере стоял стойкий запах сгоревшего керосина. Со временем так к нему привыкаешь, что это становится неотъемлемой частью твоей жизни. Извините, пишу, как умею. Когда по прошествии многих лет я попадаю на аэродром, чувствую этот запах, пахнет чем-то родным, давно забытым. Захлестывают воспоминания. Ах, молодость, молодость! Заела ностальгия. Вот по такому регламенту мы жили все лето. В 5 ч утра - подача, в 24 ч окончание полетов и так 5 дней в неделю. Суббота- парко хозяйственный день. В воскресенье должен быть выходной день. Но при этом есть одно большое «Но». Обычно в воскресенье помимо обыкновенного дежурного офицера, который отвечает за порядок, несение караульной службы, своевременность приема пищи, порядок подъема и отбоя и за все в целом, назначается ответственный дежурный. Как правило, на эту должность назначаются те командиры, которые при выполнении повседневной рутинной работы называются «Не пришей кобыле хвост», на армейском языке это звучит несколько иначе, но это нелитературное выражение. Хотя, по моему мнению, самое что ни на есть правильное. Т.е., замполит батальона, замполит рот, начальник клуба и другие командиры второстепенных подразделений. Особенно в этой должности мне запомнился замполит батальона майор Федоров. Роста он был среднего (для меня средний рост от 170 до 175см.), от 35 до 40 лет с уже заметным брюшком. Коротко стриженый, черноволосый, холеный, с выпяченной нижней губой и брезгливым выражением лица. Мне он почему-то запал в память одетый в прорезиненный офицерский макинтош. Он был большой любитель по воскресеньям устраивать спортивные праздники вместо того, чтобы дать солдату отдохнуть после тяжелой трудовой недели, постричься, привести в порядок обмундирование, написать письмо близким, а то просто поиграть в шахматы или почитать книгу. Весь личный состав батальона после завтрака раздетый до пояса выстраивали на плацу. Для начала был 5-ти километровый кросс, после чего начинались упражнения на турнике и брусьях. Так продолжалось до обеда. После чего удовлетворенный замполит, поставив себе галочку о проведенном мероприятии, со спокойной совестью удалялся восвояси. Но на всякий яд есть противоядие. Наш командир отделения сержант Иващенко в воскресенье после подъема заявлял дежурному по части, что для обеспечения безопасности полетов в понедельник нашему подразделению, безотлагательно, на складе ГСМ нужно провести регламентные работы. И наше отделение после завтрака строем отправлялось за 3 км от того места, где проводился «спортивный праздник», под охрану вооруженного карабином часового, который охранял наш склад круглосуточно. И целый день каждый занимался тем, чем хотел: стирал х/б, писал, читал, а то просто тупо спал.

Отдельно стоит описать еженедельный банный день. Как писал Борис Васильев, в своем бессмертном произведении «А зори здесь тихие»: «А баня для солдата…» и далее по тексту. Так что баня - это знаменательное событие. Подготовка начинается с подъема, вместо физ. зарядки все отделение идет вытрясать свои одеяла, кстати, они у нас были полушерстяные, темно-синего цвета и гораздо теплее байковых. Оказывается, за неделю в одеяле скапливалось столько пыли, что в процессе в пору одевать противогаз. Сама помывка происходит во второй половине дня. Поротно личный состав, предварительно раздевшись в раздевалке, попадает в общий помывочный зал. Атрибуты те же, что и на «гражданке». Те же бетонные скамейки, два крана, один с холодной, другой с горячей водой, оцинкованный тазик, рогожная мочалка и кусочек хозяйственного мыла на одну помывку, который получаешь у каптерщика при входе в помывочное помещение. А дальше начинается самое интересное. Т.к. для помывки запускают примерно 100 человек, естественно, тазиков на всех не хватает. Первыми моются дембеля и старослужащие, а уж потом все остальные. Ну вот и свезло тебе, достался долгожданный тазик, по- хозяйски располагаешься на лавке, набираешь воды, намыливаешь голову, а обычно это делаешь с закрытыми глазами, потом, чтобы смыть пену с головы опускаешь руки туда, где должен стоять тазик с водой и натыкаешься руками на пустую лавку. А глаза, между тем, разъедает пена от ядовитого хозяйственного мыла. Ощущение непередаваемое! А эпитеты, которые в это время срываются с твоих губ, мягко говоря, не печатные. Стирая тыльной стороной ладони мыльную пену с глаз, бежишь к крану с холодной водой, чтобы облегчить свои страдания. Кое-как, с горем пополам все-таки удается помыться. При выходе из моечного зала у старшины в обмен на свое грязное нижнее белье получаешь комплект стиранного. Майка трусы и бязевые портянки в летнее время, нательная рубаха, кальсоны и байковые портянки в зимнее время. Сделаем небольшое лирическое отступление по поводу бани. Служил в 4 взводе транспортной автороты рядовой, как все его звали, «Фома». Был он дембелем, т.е. дослуживал последнее полугодие из четырех, страшный приколист. Гордился тем, что из всего срока службы более 120 суток провел на гарнизонной гаупвахте. Показательный знаменатель, почти как кавалер ордена «Красная звезда». Так вот, он рассказывал: «Захожу я в баню, слышу, страшный звон стоит. А это два деда, Коломеец и Иванов в одном тазике моются». Весь личный состав покатился с хохоту. А деды, военнослужащие отслужившие по году, Кломеец и Иванов, оба были ростом 150 см и носили 44 размер обмундирования. Вот такая она, солдатская баня.

В жарком июле 1973 г произошло еще одно знаменательное событие. На широкие экраны нашей страны вышел цветной музыкальный фильм «Иван Васильевич меняет профессию». Уже не помню за какие-такие выдающиеся заслуги меня премировали увольнительной по гарнизону. Хождение военнослужащего по гарнизону в одиночку строго пресекалось, разрешалось только строем, причем этот строй кто-то должен был вести. Этот кинофильм демонстрировался в гарнизонном доме офицеров(ГДО), который находился на расстоянии 300 м по прямой от нашей казармы. Но для этого нужно было иметь как минимум увольнительную записку, да еще быть переодетым в парадную форму одежды. Билет за вход на сеанс приобретался за наличные деньги. А 50 копеек из солдатской зарплаты в 3 рубля, это был поступок, доложу я вам. Но я сознательно пошел на это, чтобы отхлебнуть глоток, продолжительностью 1,5 часа, ровно столько продолжался киносеанс, до армейской гражданской жизни. Толпа кинозрителей наполовину состояла из молодых девушек, это было что-то. И вот, наконец, потух свет, и на экране появилось изображение Натальи Селезневой в красном платье на фоне голубого моря, заиграла песня «Звенит январская вьюга, и ливни хлещут упруго», это врезалось в память навечно. Влюбился я в этот образ, хотя раньше неоднократно видел ее в других фильмах «Новые приключения Шурика», «Кабачок 13 стульев». Вот, что значит армейская служба. Хотя в душе я, конечно, понимал, по словам Леонида Филатова в сказке «Про Федота стрельца - удалого молодца» «Где Москва, а где Багдад». Поэтому, каждый год 31 декабря, я прилагаю все усилия, чтобы еще раз посмотреть этот фильм.

Втянулись с горем пополам в армейский быт и решение повседневных задач, связанных с обеспечением полетов. Уже не оставался голодным, научился сам заботиться о себе. В армейских кругах существует поговорка: «На старшину надейся, а сам не плошай». Хочется осветить еще одно событие, произошедшее этим жарким летом. На нашем, будем его уже так называть, аэродроме, почти одновременно с нами, расквартировали еще один истребительный авиационный полк нашей дивизии. На их «родном» аэродроме, расположенном в пос. Шаталово Смоленской области, происходил ремонт ВПП. Кстати, на этом аэродроме мне тоже удалось послужить лично, но об этом позже. И вот, «чтобы кони не застаивались в конюшне, а хлопцы не засиживались в седлах», их временно и разместили. Этот полк был укомплектован более современными машинами марки «МИГ-23». Самолет с изменяющейся геометрией крыла, т.е. в сложенном состоянии крыла самолет принимает более обтекаемую форму, значительно увеличивая скорость полета. При распускании крыла самолет становится как бы «растопыренным». В этом положении его используют для полетов в «бреющем» режиме, т.е. с малой скоростью и на сверх малых высотах. Этот остроносый приземистый самолет был самолетом нового поколения по сравнению с нашими «МИГ-21» и «СУ-7ИБКЛ». Самолеты «МИГ-23» были окрашены в зелено-серый камуфляж сверху и грязно-голубой снизу. На крыльях и хвостовом оперении были накрашены красные пятиконечные звезды с белым обрамлением. Личный состав проживал в палаточном городке, разбитом на пустыре возле нашего автопарка. Службу снабжения горючим разместили на складе ГСМ нашей части. Личный состав ГСМ этого полка состоял из дембелей, причем почти моих земляков. Это были уроженцы Кемеровской области из районов, граничащих с Алтайским краем: Новокузнецк, Мыски, Междуреченск, Калтан. В масштабах Советской Армии, расквартированной по всей необъятной территории Советского Союза, такое землячество считалось довольно близким и называлось «из-за огорода». Запомнился мне рядовой Гальцев Серега. Несмотря на разницу в возрасте в 1,5 года, в армии она считается по срокам призыва, между нами сложились дружеские отношения. Вот, что значит землячество. Ростом он был мне до уха, т.е. небольшого, но кряжистый. Черты лица - правильные, славянские. Ходил немного раскачиваясь, руки всегда были глубоко засунуты в карманы галифе, что категорически запрещалось уставом. Пилотка, военнослужащие нашей части почему-то ходили в фуражках, всегда была сдвинута на самый затылок, каким образом она там держалась, для меня остается загадкой. Был такой случай. Серега заспорил со своим земляком из городишка Калтан, сам-то он был из Осинников, населенный пункт покрупнее. Я присутствовал при этом споре. Серега перед этим мне подмигнул. «Спорим,- говорит он своему земляку,- что на трамвае установлен 6-ти цилиндровый двигатель внутреннего сгорания?» Тот отвечает, что двигать такую махину, нужен двигатель не менее 8 цилиндров. Ко мне обратились как к третейскому судье, потому что я проживал в городе, где этот вид транспорта уже давно колесил по улицам. Я им разъяснил, что на трамваях устанавливаются электродвигатели. Гальцев этого не знал.

И еще один случай мне запомнился навсегда. Я находился на аэродроме. Наш полк готовился к полетам во вторую смену. В первую смену летал полк «МИГ-23». При очередном взлете, при наборе высоты самолет задымил. За ним потянулся черный шлейф, как на кадрах из фильма о войне. Летчик катапультировался, а самолет врезался в землю прямо за деревней Опарино. Деревня Опарино находилась в 2 км от окончания ВПП. Дело в том, что в июне 1941 года, когда части вермахта строили эту полосу, авиационная техника была совсем другая. Самолеты были поршневыми, для их взлета требовалось гораздо меньшее расстояние. Полоса была грунтовой. «Ну и времечко бежит, оглянуться не успеешь, в коммунизме будем жить»,- партийный лозунг 60- х гг. прошлого века. На смену поршневой авиации пришла реактивная. Полоса из грунтовой превратилась в бетонную, удлинялась и, в конце концов, чуть ли не врезалась в деревню. К небу поднялся фонтан красно-оранжевого пламени. Так что авиационную катастрофу один раз в жизни мне довелось увидеть собственными глазами. Не хотелось бы заканчивать главу на такой минорной ноте, но в июле месяце 1973г. больше знаменательных событий не случилось, поэтому события августа 1973г будут описаны в следующей главе.

Пришло время описать так называемую «дедовщину». Какое место она занимала в жизни молодых военнослужащих майского призыва 1973г. Время было уже не то, не 50-е и не 60-е гг. 20 века. Место службы Подмосковье, да и войска-авиация, а не стройбат и не общие войска, где по стойке смирно вытягиваются перед каждым ефрейтором. В авиации личный состав на 2/3 состоит из офицеров. Но вернемся к «дедовщине». В войсках, чем многочисленнее подразделение, тем больше проявлений неуставных отношений. Рассмотрим на примере: автороты, численный состав которой был 150 человек и нашей тех. части, состоявший из 11 человек. Рассматриваю я это потому, что в течение целого года мы проживали в одном помещении и расположение 4 взвода автороты и нашей тех. части разделял всего лишь проход шириной 1 м между рядами двухъярусных кроватей. Неравноправия при раздаче пищи в столовой я не видел. Подшивал ли кто чистые подворотнички и чистил ли сапоги старослужащим, я тоже не знаю. Но ежедневно после отбоя в расположении автороты на прикроватную тумбочку ставили военнослужащего из последнего нашего призыва. Он должен был прокричать: «День прошел», на что весь личный состав хором отвечал: «Да и хрен с ним». «Спи, старик, спокойной ночи, дембель стал на день короче». По странному стечению обстоятельств на тумбочку чаще всего попадал мой земляк из города Камня-на-Оби Володя Клименков. Ростом он был 185 см., в два раза шире меня в плечах, кулак с 0,75л стеклянную банку. А в коленках оказался слабоват. Но это образное выражение. Вообще-то я веду повествование от первого лица и поэтому перехожу к тому, каким боком «дедовщина» коснулась моей персоны. Это необходимо, чтобы понять саму суть дедовщины. В нашем подразделении было всего 11 человек, из них: 5 дембелей, 4 помазка и нас двое молодых. Все хозяйственные обязанности как-то уборка и заготовка мы, молодые, взвалили на свои «неокрепшие» плечи. Боевую задачу по обеспечению полетов нужно было тянуть. Все вторые смены и ночные полеты обеспечивали два дембеля и я. Т.к. в казарме я находился довольно редко, дембеля из автороты дотянуться до меня никак не могли. Был единственный случай. Как-то раз на следующий день после ночных полетов, а после них весь личный состав, задействованный в их обеспечении отдыхал до обеда, я, проснувшись раньше отцов-командиров, привел свой внешний вид в порядок и читал книгу. Подошел ко мне старослужащий из автороты Фома, уже упоминавшийся мной ранее, бросил на кровать рядом со мной гимнастерку, подворотничок, иголку с ниткой. «Подшей-ка мне подворотничок», повернулся и ушел. Он ушел, и я ушел. Вечером получил по морде. Жаловаться я никому не стал, но после этого с такими непристойными предложениями ко мне никто не обращался. «Дедовщина» со стороны дембелей нашего подразделения заключалась в следующем. В те дни, когда не было полетов и ко сну мы отходили после команды отбой в 22 часа, только я начинал засыпать, а моя кровать находилась в аккурат над кроватью моего командира Володи Иващенко, я получал пинок в зад и команду: «Притупов, спускайся вниз». Не ляжешь спать, пока не расскажешь 10 смешных, подчеркиваю, смешных анекдотов. Причем анекдоты не должны повторяться. Довольно часто звучало этот не смешной, давай следующий. В итоге после 20 анекдотов я отходил ко сну. В то время только щека коснется подушки, раздается команда «Рота-подъем!» Я даже в туалет ночью не вставал. И такие посиделки, когда не было ночных полетов, продолжались до тех пор, пока дембеля не разъехались по домам в ноябре месяце. На этом дедовщина для меня закончилась, по своей сути так и не начавшись.

Еще бы хотелось осветить одно знаменательное событие в жизни солдата - это политзанятия, которые проводились строго по регламенту, один раз в неделю. У нас они проводились прямо на складе ГСМ. Как я уже описывал ранее, наше бытовое помещение, которое находилось в одном здании с караульной, состояло из 2 комнат. В одной, где мы переодевались, стоял старый дерматиновый диван, на котором мы иногда отдыхали, когда представлялась такая возможность. Но это случалось крайне редко. Вторая была оборудована под Ленинский уголок. Стояли столы и толи стулья, толи лавки, по прошествии стольких лет уже и не помню. Политзанятия у нас проводил старший лейтенант Светловидов. Подпольная кличка «Шпока». Четко помню, на стене висела карта европейской части СССР с прилегающей к ней странами Восточной и Западной Европы. По этой карте мы усиленно изучали расположение стран участниц Варшавского договора. Мне это было совершенно не интересно, т.к. я это все изучил еще в школе на уроках НВП. А вот для моего сослуживца и однопризывника Андрушко Анатолия Ивановича это давалось с трудом, т.к. родом он был из Хмельницкой области. Стоит он у карты и, показывая указкой, перечисляет эти треклятые страны: Полятчина, Венгерщина, Чехословатчина, Великонеметчина. Сейчас заканчиваются воспоминания и начинаются размышления. Раньше я как-то не придавал этому значения, а сейчас спустя столько лет, после того как на «Самостийной Украине» начались революции, мня начали и теперь все больше «терзают смутные сомнения». Ведь название государства «Великонеметчина» переводится на русский язык как «Великая Германия». Так ее называли гитлеровские приспешники во времена немецкой оккупации Украины. Невольно напрашиваются далеко идущие выводы. Откуда это у парня, родившегося через 10 лет после Великой победы. Значит он всосал это с молоком матери, значит так его учили в школе, значит вся та среда, которая его окружала и в которой он вырос и воспитался, думала так же. Несмотря на это, спустя пару месяцев, мы сдружились «Не разлей вода», он заговорил по-русски, и даже тогда это называли «собачьей мовой», а я довольно сносно заговорил на «суржике». Когда он сердился, называл меня «москалем» и «кацапом». В наш обиход эти прозвища вошли лишь во время «Революции достоинств» в 2014г. Как мне кажется, подготовка к «Майдану» никогда не прекращалась, начиная с 1945 года, но это мое сугубо личное мнение.

Еще в нашей ежедневной суете существовал довольно колоритный персонаж. После окончания приема пищи и уборки грязной посуды с обеденных столов в солдатской столовой с тыльной стороны подкатывала телега, запряженная лошадью коричневого цвета. Не знаю, как называется эта масть у лошадников, к сожалению, не имею к ним никакого отношения. На телеге была установлена бочка точь - в точь такая же, как у водовоза из к/ф «Волга-волга». И так же из отверстия в бочке торчал точно такой же черпак. На облучке восседал худощавый военнослужащий в довольно замызганном повседневном обмундировании. На нем были такие же голубые погоны, такие же голубые петлицы с золотыми «птичками», как у нас. На голове красовалась такая же форменная фуражка с голубым околышем и золотистым венком, с красной звездой посередине. Зацепив повод за штырь, торчавший из стены, он из большой емкости с пищевыми отходами, черпаком наполнял вышеописанную бочку. После этого, также не торопясь, отправлялся на подсобное хозяйство, расположенное еще дальше от гарнизона, чем наш склад ГСМ. Мы подтрунивали над ним. Вернется домой, будет рассказывать, как летал. У него не было ни подъемов, ни отбоев, ни политзанятий, ни спортивных праздников. Но три раза в день без выходных и праздников, в дождь, снег и метель я видел эту самую понурую лошадь, эту бочку, эту самую сгорбленную фигуру военнослужащего, ведь у свиней нет выходных и отпусков, кормить их нужно ежедневно. И еще неизвестно, у кого служба была тяжелее, у нас на аэродроме или у него – на свинарнике. Как говорил незабвенный губернатор Михаил Евдокимов: «Это вопрос».

Глава 5

Снова осень, за окнами август

Так пели в довольно популярной в то время песне. Переиначенная на армейский лад, она звучала так: «Снова осень, за окнами август, от дождей проржавел карабин». Так ее часто напевал Серега Гальцев мой земляк из соседнего полка. И в самом деле, если летом 1972г все Подмосковье страдало от лесных пожаров и горящих торфяников, то в августе 1973, с самого начала месяца зарядили почти беспрерывные дожди. На количество летных дней это никак не повлияло, т.к. наши самолеты СУ-7 являлись всепогодными. Мне, правда, приходилось чувствовать себя не очень комфортно, сидя на крыле мотопомпы и укрывшись от дождя куском брезента, уж не помню, как и откуда я его раздобыл. Соседям, проживавшим в больших брезентовых армейских палатках, было еще хуже. Но видно ремонтные работы на их аэродроме подошли к концу, поэтому в одночасье, они съехали от нас. В армии это все делается быстро, на то она и армия. И нет худа без добра. На нашем складе, расположенном в сосново-еловом лесу, пошли грибы. Среди сослуживцев я был единственный сибиряк, который видел грибы в живой природе, разбирался какой съедобный, а который ядовитый, да еще и умел их собирать. Остальные были родом с Украины, и грибы видели только в учебнике «Арифметика» за первый класс, где к трем грибам прибавляют два. Я четко помню, что этот учебник был серого цвета, на обложке были изображены мальчик и девочка, взявшиеся за руки в школьной форме, с октябрятскими звездочками на груди и над их головами крупными белыми буквами было написано «Арифметика». Так что главным сборщиком грибов оказался я. Грибов было много, потому что территория нашего склада около 3га была окружена колючей проволокой. По периметру круглосуточно нес охрану вооруженный карабином часовой. Но уже собранные грибы останутся грибами, если не уметь их приготовить так, чтобы можно было употреблять в пищу. Хохлы, находящиеся в моем окружении, об этом не имели ни малейшего понятия. А что такое грибы с жареной картошкой супротив перловки или осклизлых макарон, это как в чеховской «Каштанке», «как плотник супротив столяра». А для приготовления жареной картошки с грибами, как минимум, нужна сырая картошка. А где ее взять? Вот в этом- то и заключается вся интрига.

Как я уже описывал ранее, за нашим забором, отделявшим склад от внешнего мира, проходила асфальтированная шоссейная дорога «Калинин-Старица». За дорогой, метрах в двухстах, находился обрывистый, судя по течению реки, правый берег Волги. Высота берега примерно 1/3 нашего берега Оби в районе Барнаула. Между берегом Волги и шоссе располагалась какая-то деревушка. Визуально я определил там дворов 5, остальные терялись где-то вдали, и сколько их было я теперь уже не узнаю никогда. Но самое главное, в этой деревне были огороды соток по 50-100 на глаз. Плодовых и ягодных посадок просто не было. Огурцы, морковка и капуста меня не интересовали. Все пространство приусадебных участков, как, впрочем, и в большинстве наших алтайских деревень, занимали посадки картофеля. Вот только сейчас, когда я пишу эти строки, мне пришло в голову, что такое «подкапывание» картофеля, чему еще в детстве, меня учила моя бабушка- покойница Евдокия Павловна, царство ей небесное. В сырую погоду подкапываешь сбоку руками окученный куст картофеля. На ощупь выбираешь 2-3 крупные картофелины, забираешь их, а гнездо заравниваешь. Куст остается на месте, и мелкие картофелины продолжают расти, таким образом до массовой копки картофеля они вырастают до товарного размера. И волки сыты, и овцы целы. Для того, чтобы разнообразить армейский рацион, я на практике применил старый бабушкин метод. Глубокой ночью под моросящим дождем я в одиночку пересек в это время суток не очень-то оживленное шоссе. Как в кино про партизан, в кювете ожидаешь, притаившись, прохода автомобиля с зажженными фарами, а потом броском преодолеваешь дорожное полотно. Ну и дальше уже дело техники. Через 1.5 часа возвращаешься на склад в измазанном грязью обмундировании, до нитки промокший, но зато с полным солдатским «сидором», вмещающим в себя ведра полтора свежего, только что выкопанного картофеля. Вообще-то это называется мародерство. Но, принимая во внимание мой щадящий метод и давность всего произошедшего, считаю себя реабилитированным. В конце концов, не для себя же одного старался. Так пока не закончился грибной сезон, у нас после полетной чарки на закуску всегда была жареная картошка с грибами.

Но не все о хорошем. Совсем упустил из вида одно очень существенное событие мирового масштаба, ведь прошло уже 47 лет. В сентябре 1973 г в Чили произошел государственный переворот. Законно избранное правительство Народного единства во главе с социалистом Сальвадором Альенде было свергнуто и уничтожено. Сам президент был застрелен при штурме президентского дворца Ла-Монеде. К власти пришли военные возглавляемые генералом Аугусто Пиночетом. Над этой латиноамериканской свободолюбивой страной сгустились черные, кровавые тучи. Толпами, инакомыслящих сгоняли на стадионы, где они подвергались кровавым пыткам и казням без суда и следствия, тысячами. Певцу и музыканту Виктору Харе отрубили пальцы на правой руке, чтобы он больше не смог играть на гитаре и петь свои свободолюбивые песни. Был зверски замучен поэт Пабло Неруда. Патриоты гибли тысячами. Читая эти строки, и вы окунулись в те события, как будто я вам читаю статью с первой полосы газеты «Правда», но, конечно же, газеты у меня нет, да она и не могла бы сохраниться до наших дней. А пишу я это потому, что это событие каким-то боком зацепило и меня. Как-то утром, после завтрака, было объявлено общее построение батальона. После внеочередной поверки батальон поротно развели по Ленинским комнатам. Каждому солдату выдали по чистому листу бумаги и по шариковой ручке. Затем, мы под диктовку замполита роты каждый, собственноручно написали рапорта. Привожу дословно: «Рапорт. В связи с обострившейся международной обстановкой в Чили в результате государственного переворота, прошу направить меня для оказания интернациональной помощи чилийскому народу. Дата. Подпись». Не знаю, писали ли все вооруженные силы Советского Союза подобные рапорта. Лично я несу ответственность за достоверность событий, в которых принимал участие непосредственно. Не знаю для чего это было сделано, наверное, была в этом необходимость, но факт имел место.

Пора возвращаться к прозе жизни. Время шло, дождь начал перемежаться со снегом. А шинели, положенные нам, почему-то не выдавали. Так мы и топали из казармы до склада, по снегу 3 км в одном х/б. Правда в скорости наши дембеля украли для меня в солдатской столовой более или менее подходящую мне по размеру и не сильно замызганную шинель. Но все равно она была в 2 раза тоньше новой. В моей новой шинели поехал домой мой командир сержант Иващенко. Весь наш майский призыв остался служить в старых шинелях, а все наши новые в эту осень уехали на Украину. Мне еще повезло, а вот моего земляка Володю Клименкова вывели перед строем батальона в такой замызганной шинели, да еще и длинной выше колена. По уставу шинель не должна быть короче 28 см от пола. Заканчиваются воспоминания, начинаются размышления. Ну зачем хохлам понадобилось ехать домой в новых шинелях? Ну покрасовался пару дней перед родственниками и друзьями, сходил в военкомат, чтобы встать на воинский учет, и всё. Я, например, приехал домой в том мундире, который получил в «карантине», приехал и забросил его тут же на чердак, где он и лежит по сию пору со всеми регалиями уже почти 50 лет. Нет, это нация, верно, другая, никакие они нам не братья. Ни восточные, ни тем более, западные. Ни при Богдане Хмельницком и Мазепе, ни при Петлюре и гетмане Скоропадском, ни при Бандере и Шухевиче, ни сейчас! Во все времена они были продажными и жлобьем. Но это мое сугубо личное мнение, я никому его не навязываю. Но вернемся к шинелям. На некоторые нельзя было смотреть без слез. Они служили по три, а иные по пять сроков носки.

Служба шла своим чередом, обеспечивал полеты я на той же мотопомпе. С одной стороны, я закрывал капот, т.к. на улице было уже не жарко, а с другой стороны, на крыле сидел я, укрывшись с головой брезентом и согреваясь теплом, идущим от работающего двигателя. Как чувствовал себя дембель с ЦЗ, который лежал постоянно в брезентовой палатке на матрасе, укрывшись вторым матрасом, не могу даже предположить. После всех испытаний сыростью и пониженной температурой воздуха у меня началось воспаление ревматизма, который сидел в моем организме с начальных классов школы. Начали опухать суставы. Вечером чувствую, веки горят. Утром в санчасти меряю температуру, температура нормальная: «Пошел отсюда, симулянт!» Так продолжалось две недели. Видимо я им надоел, и они меня отвезли на консультацию в окружной госпиталь в г. Калинин. Зашел в кабинет на прием, передо мной сидит худенькая женщина лет 45 в белом халате. Обычный вопрос: «На что жалуетесь?», внимательно выслушала, ощупала суставы, попыталась разогнуть мои согнутые под углом 90° пальцы на левой руке. Тихонько спросила: «А где ваш сопровождающий?» Прапорщик, говорю, в коридоре сидит. Ну ты пока выйди, в коридоре подожди, а прапорщику скажи, что я просила его зайти. Прапорщик зашел, а через 5 минут не вышел, а вылетел с лицом кирпичного цвета. «Кто здесь Притупов? Завтра в 9ч в санчасть с туалетными принадлежностями. Будем укладывать тебя в госпиталь». По дороге в госпиталь, на выезде из города в западном направлении, увидел впервые в жизни на постаменте танк «Т-34». Уложили меня в госпиталь, та самая женщина-врач, у которой я был на приеме, оказалась полковником медицинской службы и моим лечащим врачом. Так вот почему у прапорщика, сопровождавшего меня, оказалось лицо такого цвета. У меня обнаружили ревматическую атаку по тогдашней классификации. Отделение было смешанным, были офицерские и солдатские палаты. Подъем был на час позже, в палате лежало 10 человек, и раз в 10 дней на тебя падал выбор произвести влажную уборку в палате. Лечение -таблетки и уколы пенициллина, других лекарств в то время не было. Четыре раза в неделю кино в клубе. Библиотека - хоть закапывайся в книги. В нашем отделении лежали два солдата цыганской национальности. Ох как они играли в две гитары и отплясывали «Цыганочку». Куда попал театр «Ромен». Или может мне так казалось, в то время. А тот, который лежал в одной палате со мной, или я с ним, без бутылки не разобраться, у нас кровати стояли рядом, он и сейчас стоит перед моими глазами как живой, как будто это было вчера, божился, что с актёром Васильевым, из кинофильма «Неуловимые мстители» из одного табора. Врал конечно. Но как красиво. Проверить то это было невозможно. Но больше, за два с половиной года, которые я прослужил в Советской Армии, лиц, цыганской национальности я не встречал ни разу. За три недели, которые я пролежал в госпитале, наши дембеля успели демобилизоваться и разъехались по домам. Так что вернувшись из госпиталя я никого уже не застал, не удалось даже попрощаться. Уехал и мой командир отделения сержант Иващенко, а вместе с ним моя новая шинель вместе с шапкой. Никак не могу понять, зачем им на Украине, где, в нашем понимании, и зимы то не бывает столько новых шинелей с шапками. Они уже тогда собирались воевать с проклятыми «Москалями» и готовились заранее. Но это конечно шутка, но в каждой шутке, есть доля правды. Перевернулась ещё одна страница моей жизни. Открылась следующая и не такая радужная, как хотелось бы. Но об этом в следующей главе.

Глава 6

Поздняя осень грачи улетели

Жизнь продолжается. Вернулся я из госпиталя, в своё родное подразделение в середине Ноября. Дембеля уже поразъехались по домам и вместе с моей новой, толстой, не ношенной, тёплой шинелью, на Днепропетровщину, на родину моего командира, сержанта Иващенко, уехала и моя новая, армейская шапка. Мне же досталась его, видавшая виды, но ещё не до конца потерявшая форму, изрядно поношенная. Пишу я это потому, что за то время, пока я отдыхал в «госпитальном санатории», иначе это, по сравнению с казарменной обыденностью, назвать нельзя, весь личный состав перешёл на ношение зимней формы-одежды. Уехал летом, а вернулся зимой, к этому времени уже установился снежный покров.

На меня свалился ворох новостей. Во-первых, за мной, наконец-то, закрепили автомобиль ГАЗ-51. Это чудо техники официально называлось ПСГ 65-130. Перевожу на гражданский язык. Перекачивающая станция горючего. Цифры обозначали, что при постоянном режиме она перекачивала 65 метров кубических жидкости в час. А при параллельном режиме 130. Оговорюсь, что за время моей службы, на параллельный режим, я не переходил никогда. Во всех случаях, выполнения боевой задачи, постоянного режима хватало с избытком. Ну автомобиль, как обыкновенный, бортовой, выкрашенный в заводской темно-зелёный цвет. Сразу, за кабиной водителя, была установлена металлическая будка с двустворчатыми дверьми, открывающимися на обе стороны. В ней и была размещена сама станция. Дальше был установлен деревянный кузов, размером в половину стандартного, но открывающийся не на три стороны, как обычно, а только на одну, заднюю. И гос. Номер был «01-03ИО». Сослуживцы прикалывались «Вон Притупов на командирской машине едет». Номер УАЗика, который возил командира батальона, подполковника Соколовского, был «01-02ИО».

Была оборудована и новая Централизованная Заправка, которая была расположена на противоположной стороне рулёжной дорожки, прямо за стоянкой самолётов дальней авиации. Этими самолётами были «ТУ-16», дальней авиации, военное исполнение гражданского лайнера «ТУ-104». В капонире, а это такая земляная насыпь, высотой метра 3-4, расположенная двумя полу подковами и открытая сверху. Склоны её били покрыты травяным дерном. Внутри капонира были установлены десять круглых, металлических емкостей, каждая объёмом 25 метров кубических. Не трудно подсчитать, запаса топлива хватало на 250 самолётовылетов. От этого хранилища был протянут трубопровод к стоянке самолётов нашего полка, где были установлены пятнадцать пистолетов для раздачи топлива. На выходе из капонира был установлен манометр, для визуального наблюдения за давлением в трубопроводе. К трубопроводу был подсоединён гофрированный рукав с фланцем, диаметром 100 миллиметров. С другой стороны, со стороны емкостей был установлен точно такой же шланг. В этот разъём и устанавливался мой автомобиль, который и создавал давление в трубопроводе.

Также наша ЦЗ была связана ещё одним трубопроводом с центральным складом ГСМ. Так что, после каждого полётного дня запас топлива пополнялся на 100 %. Подобные трубопроводы монтируются легко и быстро. Он собирается из алюминиевых труб, длинною 6 метров. По обеим сторонам трубы приварены фланцы, которые соединяются маслобензостойкой, резиновой манжетой, которая, свою очередь, фиксируется металлическим хомутом при помощи закреплённого на ней болта с барашком. Монтаж одного стыка, для бригады из двух монтажников, занимает не более пяти минут. Трубопровод монтируется прямо на земле, без всяких опор.

 

Личный состав тоже обновился. Начальником ЦЗ, вместо неизвестно куда девавшегося прапорщика Сподина, был назначен прапорщик Аксёнов. Он был старшиной нашего карантина в Кубинке. Я характеризовал его раньше. Этакий маленький «буонопарт», местного розлива. Командиром отделения назначили моего приятеля Колю Шинкаренко, присвоив ему звание младшего сержанта. Так как увеличился объём работ увеличили число личного состава, вместо двух человек демобилизованных, пополнили четырьмя бойцами осеннего, 1973 года, призыва. Но тренировочные полёты никто не отменял, они продолжались. Теперь, после реконструкции ЦЗ, я один заправлял одновременно сразу пятнадцать самолётов, то есть целую авиационную эскадрилью. Только теперь, во время обеспечения вылетов я не гнулся под дождём и снегом, укрывшись куском старого, дырявого брезента, а сидел тёплой кабине и после окончания полётов уезжал на склад ГСМ, где ставил машину в отапливаемый бокс.

Правда, с приходом зимы, количество полётных дней сократилось. То снегопад, то метель. И наши плечи, с сослуживцем Андрушко Анатолием, свалилась ещё одна обуза, так «слив». Это значит один раз 2-3 недели, в адрес нашей воинской части приходят пять, 60 -ти тонных, железнодорожных цистерны с авиационным керосином. Их подают на железнодорожный тупик, находящийся на складе ГСМ дальней авиации. Обычно это происходит глубокой ночью и на праздники. По телефонному звонку, в ночь, заполночь, в ливень, в метель, когда белого света не видно, мы, с друганом должны идти на этот склад. И кромешной тьме, на эстакаде, продуваемой всеми ветрами, открутить заливные горловины у цистерн и опустить туда резиновые рукава, свешивающиеся с эстакады. После чего, запустив насосную станцию, выкачать из цистерн весь керосин, до последней капельки. После этого свернуть эстакаду, герметично закрыть крышки цистерн и от звониться на железнодорожную станцию о завершении «слива», что было самым приятным, во всей этой процедуре. На всё это уходило 4-5 часов. Поправки на мороз ветер в расчёт не принимались.

Помню свой первый «слив». Подняли нас, с моим друганом Андрушко, по штатному расписанию он исполнял обязанности моториста насосной станции, среди ночи. Вышли мы из казармы, метель метёт, вытянутую руку не видно. С горем пополам добрались до центрального склада ГСМ, который располагался не далеко от солдатской столовой. Вошли, доложили о своём прибытии. Встретил нас дежурный по складу ГСМ, сержант Почепцов. Он дал указание рядовому показать нам что и как. «Чего там показывать. Вон эстакада. Вон стоят цистерны. Пусть идут и раскачивают» ответил тот. На что сержант ему ответил: «А ты вспомни себя? Вспомни, как ты пришёл сюда в первый раз? Что бы ты делал, если бы я ответил так же как ты сейчас?» Нам всё рассказали и показали, помогли.

Прошло уже почти пятьдесят лет, а я вспоминаю его всегда добрым словом, хоть видел его всего лишь два, три раза своей жизни.

Единственным лучом света, в этом темном царстве, было чтение книг. Книги я читал всегда, с того времени, как в букваре в первый раз, самостоятельно, прочитал «Мама мыла Машу. Маша мыла раму». В гарнизонной библиотеке, о которой я упоминал выше, я состоял на особом учёте. Для меня оставляли книги, которые я заказывал. Когда я находился в казарме книга лежала у меня в подушке. Когда я шёл на склад ГСМ, книга находилась у меня за пазухой. Когда я обеспечивал полёты книга находилась в бардачке моей машины. Я перечитал всего Жюля Верна, Уилки Коллинза, Марка Твена, Фенимора Куппера. Перечислять можно до бесконечности. Читал я везде. В казарме, когда выдавалась свободная минута. На складе, когда всем объявляли общий перекур, часа на два, и в большинстве все укладывались подремать. В армейских кругах есть поговорка «Солдат спит, а служба идёт.»

Особенно много времени я уделял чтению во время обеспечения тренировочных полётов. Обрисовываю ситуацию. К пяти часам утра я выезжаю на аэродром, на подачу. Подсоединяю машину к трубопроводу. Даю контрольное давление, для сдачи топлива лаборантом инженеру полка. В восемь часов утра начинается «воздушная карусель», это когда после взлёта первого самолёта, через сорок пять минут, начинается массовая посадка, с интервалом 2-3 минуты. В первую смену, обычно, летают две эскадрильи. Это тридцать самолётов одновременно. Заправляю все эти самолёты топливом я один. После посадки первого самолёта, по сигналу с самолётной стоянки, я даю давление в магистраль. Рядом с моим автомобилем, прямо на трубопроводе, установлен фильтр для очистки топлива. На нём смонтирован манометр, стрелка которого показывает давление топлива в магистрали. Давление не должно опускаться ниже отметки в шесть атмосфер. И так в течении семи часов, без остановки. Из кабины моего автомобиля манометр прекрасно виден. Сидишь, смотришь на манометр, газуешь, самолёты заправляются, а сам читаешь книгу. Времени предостаточно.

Во вторую смену летала обычно одна эскадрилья, это пятнадцать самолётов. И так 4-5 раз в неделю. Суббота-парковый день. Воскресенье-выходной. Итого выходит рабочий день длился у меня семнадцать часов. Водители топливозаправщиков, которые тоже, на время полётов, на случай возникновения аварийной ситуации на ЦЗ, выезжали на аэродром, чтобы продолжить заправку самолётов топливом, просто отдыхали. Так как за год моей службы аварийной ситуации, по вине Службы снабжения горючим, не возникало ни разу. Лётные происшествия, в нашем полку, случались два раза. Два самолёта разбились. Три пилота погибли.

Глава 7

Пришла рассыпалась снегами

После осени, по всем законам природы, всегда наступает зима. Вот и у нас, в городе Калинине, в середине Ноября наступила зима. Начало подмораживать, повалил снег, да так, что к середине Декабря высота снежного покрова, на складе, в лесу, достигала 50-70 сантиметров. У аэродромной роты начался «Аврал». Снег ни снег, а ВПП должна быть сухой. Для достижения этой цели на автомобиль «КРАЗ» устанавливается реактивный двигатель, повёрнутый соплом в сторону ВПП. При снегопаде двигатель запускается и автомобиль сутками разъезжает по полосе, сдувая снег и высушивая влагу. Представьте себе, что чувствует человек, у которого за спиной, сутками, ревёт авиационный двигатель. Потом придавили морозы. Дело дошло до того, что на часовых, стоящих на посту, поверх шинелей, начали надевать ещё и тулупы. На постах, вместо двух часов стали стоять по одному часу. В Подмосковье очень большая влажность воздуха и поэтому минус 25 градусов кому-то переносятся, как все минус 40, в нашей полосе. Кому-то из офицеров, уже не помню кому, понадобилась новогодняя ёлка. Солдат заставили спилить десятиметровую ель, отпилили двухметровую вершину, с шишечками, а оставшийся ствол так и оставили в лесу, на территории склада. Война всё спишет, видимо они руководствовались такими принципами. В середине Декабря потеплело. Вместо снега с неба посыпался мелкий осенний дождь. Снежный покров сошёл. Вместо него земля покрылась коркой льда. Строевой плац, перед казармой, превратился в одну большую лужу, размером в половину футбольного поля. Ветер гонял по ней рябь.

На аэродроме тоже везде стояли лужи. И что самое интересное, на том месте, где должна фиксироваться моя машина, согласно проложенным трубопроводам, которые уже примёрзли к земле, образовалась большая лужа. Худо, бедно, но иногда выдавались дни без дождя. И проведение полётов продолжались. Мне приходилось, при приезде на аэродром, устанавливать свою машину прямо посередине этой лужи. Вечером, после окончания полётов, я отсоединял рукава соединения с трубопроводом и остатки керосина выливались в неё. Так, что после нескольких дней полётов, мой автомобиль стоял посередине керосиновой лужи. Авиационный керосин, благодаря присадкам, химически токсичен. При попадании на рукав обмундирования, к вечеру, на коже проступает след химического ожога. Одно было спасение, резиновые бахилы от костюма химзащиты.

А так, зима 1973-1974 года выдалась тёплой. Похолодание наступило только в середине Февраля, вот тогда проклятой луже и пришёл конец, замёрзла. Но это было позже. Або как дотянули до нового года. Перед самым Новым годом у наших «помазков» - это те, кто отслужил год, начался приступ «дедовщины». После демобилизации осеннего призыва 1971 года все ограничительные барьеры этого позорного явления были сняты. Как я уже описывал ранее 75% личного состава автороты, на территории которой и проживало наше подразделение, состояло из выходцев с Днепрпетровщины, причём одного, осеннего 1972 года призыва. Не стоит забывать, что город Днепропетровск, был колыбелью, правящего тогда страной, Генерального секретаря ЦК КПСС, Леонида Ильича Брежнева. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Они и до этого считали всех тех, кто призывался не с Украины, людьми второго, а то и третьего сорта. В Подмосковье, среди военнослужащих, было засилье хохлов. Министром обороны, в то время, был Андрей Антонович Гречко, Маршал Советского Союза, участник Великой Отечественной Войны.

Но ближе к делу. Поднимают меня, среди ночи, два дюжих молодца, из осеннего призыва и приглашают меня пройти в умывальную комнату для разговора. Захожу в умывальную комнату, а там стоят ещё четыре человека, а посередине стоит табурет. Взвесив все за и против, что -бы не устраивать соревнования по боксу, с шестью соперниками, я принял мудрое решение, молча уселся на табурет. Спустя каких-нибудь полчаса, потому, что парикмахеры были не очень умелые, да ещё в лёгкой степени отравления этиловым спиртом, а машинка, для ручной стрижки была довольно тупая, я вышел из умывальника с головой, блестящей как новые три копейки. Проснувшись на следующее утро, после ночной экзекуции по подстрижке, на утреннем осмотре, я испытал чувство морального удовлетворения. Я не одинок. Весь наш весенний, 1973 года, призыв, блистал макушками, чисто выстриженными, под ноль. Интересно, какое же удовольствие получили те хохлы, в результате операции по подстрижке, потратив на это всю ночь. Постричь 40 человек, поодиночке, тупой машинкой, для этого нужно время. Слово «геноцид» тут не подходит, а вот слово «издевательство» это самое мягкое, какое я могу подобрать. Так, что Новый 1974 год, весь наш призыв встретил стриженным «наголо».

Саму встречу Нового года, как она происходила, я совершенно не помню. Помню только, что на улице шёл дождь и стояли большие лужи. Погода стояла скверная, ВПП очень часто обледеневала и количество полётных дней значительно сократилось. И нами, теми, которые раньше были освобождены от несения суточных нарядов, в виду занятости по обеспечению полётов, решили позатыкать образовавшиеся бреши. Лично я два раза сходил в наряд по столовой. Оба раза я был рабочим по уборке обеденного зала. В обязанности рабочего по залу входит уборка грязной посуды со столов, протирка обеденных столов. Расстановка чистой посуды на столах, из расчёта на десять персон, это глубокие миски, ложки, всё из алюминия. 10, 250 гаммовых эмалированных кружек. Вилки, военнослужащим срочной службы, не положены. Расстановка тарелок с нарезанным хлебом, исходя из норм суточного довольствия. После завершения приёма пищи личным составом, которое происходило в две смены, уборка обеденного зала. После окончания уборки зала в обязанности рабочих по залу входила работа по чистке овощей- картофеля, моркови, свеклы и лука. Правда картофель чистила машина, но глазки приходилось выковыривать вручную. Ножи для этого изготавливались из обыкновенного ножовочного полотна по металлу, с куском резинового шланга, вместо рукоятки. Представьте себе на каждого военнослужащего, по нормам суточного довольствия, в сутки положено 400 граммов овощей. Умножьте это количество на две тысячи человек, питающихся в столовой, получается 800 килограммов овощей в сутки. И это должны выполнить 16 человек, рабочих по залу, в свободное от основной работы время. На сон оставалось всего пять часов в сутки, а остальное, работа. За всё время службы на территории Советского Союза, в течении одного года, я два раза сходил в караул, два раза-рабочим по кухне и один раз дневальным по КПП. Грех обижаться.

Особо хочется описать развёртывание батальона при подаче команды «Подъём, тревога». После подачи этого сигнала, автомобильная колонна, нашего батальона, должна быть построена, в течении сорока минут, на дороге возле автопарка, для дальнейшей передислокации. Командование батальона решило провести учебную тревогу в обыкновенный рабочий день, в пять часов утра. Успеть провести это мероприятие до завтрака, чтобы не отменять плановые занятия на весь день. Об этом все знали заранее. По команде «Тревога» от нашей службы выезжали два человека, водитель-моторист ПСГ-это я и лаборант Юрченко. В любых условиях и при любых обстоятельствах должны были обеспечить своевременную подачу топлива и его качество. С вечера мы ушли ночевать на склад ГСМ. Спали не раздеваясь, сняли только сапоги и поясные ремни. Утром, после объявления тревоги, нам позвонили по телефону и сообщили об этом. Одеться и выгнать машину, из тёплого бокса было делом десяти минут, ещё пять минут, доехать до гарнизона. На повороте к автопарку, рядовой Андрушко подал нам в кабину два наших карабина, которые получил в оружейной комнате у каптёрщика, выдававшего оружие, моего земляка Вити Афанасьева. А посему, мы прибыли на место построения колонны вторыми, после комбатовского УАЗика, который приехал заблаговременно. Комбат тут же прохаживался по обочине, с секундомером в руках. Не знаю повлияло это на что ни будь или нет.

Хождение по луже с керосином не прошло даром, по крайней мере для моих сапог. Рифлёная, резиновая подошва моих сапог вздулась пупом, гвозди повылазили и мои сапоги стали похожи на оскаленную щучью пасть. Или старый башмак, выловленный из реки неудачливым рыболовом из журнала «Крокодил». На мою просьбу выдать мне сапоги из обменного фонда, старшина роты ответил -«Не положено». Он слукавил, ГСМщикам положено две пары новых сапог на год, вместо одной, как всем остальным. Всю зиму я ходил в мокрых сапогах, просушить их было не где. В результате чего я натёр левую ногу, и она у меня загноилась. Но об этом чуть позже, так как хочу описать ещё один случай, произошедший со мной. На моём автомобиле, говоря шоферским языком, полетела раздаточная коробка. Автомобиль мы получали со склада «НЗ» (неприкосновенный запас), куда он был помещен на хранение после ликвидации лесных пожаров, полыхавших в Подмосковье летом 1972 года. Никто конечно, в это время не ухаживал за автомобилем и в результате этого, при пробеге всего лишь 7 тысяч километров, что по гражданским меркам-новый автомобиль, вышел из строя один из основных агрегатов. Но обеспечение полетов должно продолжаться по плану. Мне и моему сослуживцу, рядовому Андрушко, была поставлена боевая задача, в сжатые сроки, заменить вышедший из строя агрегат. И вот, мобилизовав все свои внешние внутренние ресурсы, в течении суток, вдвоём, проделали эту работу. А так как, если честно признаться, ремонтники из нас были никакие, то работа была проделана довольно серьёзная.

Наш командир, младший лейтенант Светловидов, поощрил нас увольнительной запиской в город. Правда в городе был объявлен карантин по гриппу. И увольнительная записка была выписана на одну дату, а потом исправлена на другую. А нам и это в радость. Дорога была одна. Доехали на трамвае до городского парка, расположенного в центре города, на берегу Волги. Полюбовались на памятник Афанасию Никитину, написавшему книгу «Хождение за три моря». Купили билеты в кинотеатр «Звезда». Вышли на набережную и дожидаясь сеанса, закурили. Вдруг, откуда не возьмись, рядом появился капитан, с эмблемами артиллериста, на петлицах, в сопровождении двух рядовых. «Почему расстёгнуты крючки на шинелях?» «Доставали папиросы, чтобы закурить» На меня «Подойди ко мне боец. Встань рядом. О да у тебя шинель, резанная» (Шинель, по уставу, должна быть не выше 28 сантиметров от пола) «Предъявите документы.» Осмотрев нашу исправленную увольнительную записку сказал: «Да вы ребята-самовольщики».

Через пять минут за нами подошла грузовая, тентованная автомашина ГАЗ-53, куда нас и погрузили. Ещё через пять минут мы оказались во дворе гарнизонной гауптвахты, расположенной тут же, неподалёку от кинотеатра «Звезда», на набережной Волги. У нас изъяли документы, нагрудные значки, поясные и брючные ремни, шнурки из ботинок. И засунули в общую камеру. Вдоль стен стояли простые, деревянные лавки на которых сидели человек 20 арестантов, где и нам нашлось место. На ужин нам подали картофельное пюре, по куску хлеба, но без рыбы, по кружке чая, но без масла и сахара так как на довольствие мы ещё не были поставлены. В 10-30 вечера нас, под вооружённым конвоем, вывели в отхожее место. В 11-00 начальник караула открыл замки, на которые были закрыты, пристёгнутые к стене нары. Под конец нар подставляются всё те же скамейки, на которых арестанты сидели весь день. Нары изготовлены из сосновой доски, толщиной 5 сантиметров, когда-то окрашенные суриком в ядовито красно-коричневый цвет. За годы эксплуатации, отполированные боками арестантов, до зеркального блеска. Причём нижний конец нар, где находятся ноги, расположен сантиметров на 10 ниже, чем-то место, где находится голова. На ночь тебе выдаётся твоя шинель, из неё получается отличная постель. Расстёгиваешь хлястик, на одну полу ложишься, рукава под голову, вместо подушки, второй полой укрываешься. Отбой происходит в 11 часов вечера. Все укладываются, начальник караула, из коридора, выключает свет, лишь над дверью горит тусклая лампочка, прикрытая металлической решёткой. И вся ночь уходит на то, что карабкаешься на нары. Через полчаса сна твоё тело, по полированным доскам, сползает вниз, ноги касаются пола. Просыпаясь, заползаешь вверх на нары и опять засыпаешь. И так всю ночь.

В пять часов утра объявляется «Подъём». Нары опять пристёгиваются к стенам и закрываются на замки. После похода туалет, все одевают шинели и строятся во дворе. Всем роздали лопаты, для очистки снега, и под охраной двух автоматчиков, вывели на набережную Волги чистить, выпавший за ночь, снег. Снег сбрасывали на берег реки за гранитный парапет.

В шесть часов утра к нам подошёл какой-то старший лейтенант, как сейчас помню во фризовой, парадной шинели. Запомнил потому, что от повседневной она отличается цветом. Заметил, выводные словно окаменели, потому, что за каждую допущенную тобой оплошность, ровно через две минуты, можно из караульного превратиться в арестанта. Минут пять он наблюдал за нами. Мы, ещё не понимая, что происходит ещё яростнее налегли на лопаты. Потом он заговорил: «Выводной, начальника караула, ко мне». Выводной засвистел в свисток. Вижу бежит начальник караула, по званию капитан. Согласно устава, сделал три строевых шага, встал по стойке «Смирно», рука под козырек и доложил: «За время моего дежурства на гарнизонной гауптвахте, происшествий не случилось, капитан такой -то. Старший лейтенант спрашивает: «Не случилось, говоришь, а кто эти два лётчика». Начальник караула «Задержали вчера в городе». Старший лейтенант: «Вчера задержали, говоришь, ты что, устава гарнизонной службы не знаешь, почему они работают? Быстро привести всё в соответствие». Нас быстро, предварительно отобрав лопаты, вытащили из общего строя, и подав команду «Руки за спину» повели обратно в помещение гауптвахты. Во время следования я тихонько спросил, конвоирующего нас, автоматчика: «Кто это». После громкого окрика: «Молчать, не положено» конвоир тихонечко шепнул: «Начальник гарнизонной гауптвахты, старший лейтенант Синников, -страшный человек». После этого нас рассовали по камерам одиночкам.

Камера одиночка, на гарнизонной гауптвахте, это каменный мешок, без окон, размером 2 на 2,5 метра, с бетонным полом. Дверь железная, с закрывающимся окошечком для подачи пищи. К стене, такие-же дощатые нары, как и в общей камере. Из стены торчит, вмурованный в стену, столик размером 30 на 40 сантиметров. Рядом вмурован в пол металлический табурет. В туалет выводили после стука в дверь. Опишу поподробнее арестантское житьё на гауптвахте. Подъём 5-00, отбой в 23-00. Остальное время арестант, если его не выводят на работу, сидит в камере, на деревянной скамье. Прилечь негде, да и не получится, пол то холодный, бетонный. На гауптвахте, хотя она и находилась в центре города, отопление было печное. Печи топили 2 раза в день, 2 часа утром и 2 часа вечером, температура в помещении не поднималась выше + 16 по Цельсию. В одиночке я просидел 5 часов. Единственным занятием было перечитывание комсомольского билета, это то единственное, что не изымается при задержании и аресте. По истечении этого времени, нас извлекли из камер и доставили в кабинет заместителя военного коменданта г. Калинин. (Существует такая присказка, в армейских кругах. В армии всего лишь три военных человека: военный комендант, военный музыкант, военный строитель; при упоминании других должностей и званий, слово военный не упоминается). В кабинете нас встретил наш, широко улыбающийся командир, младший лейтенант Светловидов. «Что же ты меня подводишь, земляк?», обратился ко мне, сидящий за столом, майор. Я: «А вы откуда?» Он: «Из Барнаула» Я: «А где вы там жили?» Он: «На горе, в районе ВДНХ» Я: «Да это всего лишь 4 остановки езды на трамвае от моего дома» Он: «Когда я был в Барнауле, в последний раз, трамваи на гору ещё не ходили» Я: «Значит давно» Он: «Ну спасибо за новости с Родины». После этого, нам вернули все изъятые у нас вещи, и мы отправились, в сопровождении нашего командира в расположение своей части.

По дороге часть, в городе, мы зашли в часовой магазин и купили мне, за тридцать пять рублей, которые прислала мне моя мама, часы «Полёт», тоненькие, жёлтого цвета. Забегая вперёд скажу, я проносил эти часы, на своей руке, двадцать лет, пока мой сынок Антон, на охоте, не потерял их. Собственно, весь поход в увольнение и был целью приобретения часов. Вот какой ценой они мне достались. Но зато этих восемнадцати часов, проведённых на гарнизонной гауптвахте, мне с лихвой, хватило на всю оставшуюся жизнь. После воспоминаний об этой отсидке, я старался никогда больше не заводить дел с правоохранительными органами. По дороге в часть командир меня напутствовал словами «Сейчас быстренько переодевайтесь в повседневную форму и на аэродром. Идут полёты». Но и опять он не угадал. Переодевшись, вместо аэродрома, я до хромал до санчасти. Мне повезло, приём больных вёл не фельдшер срочной службы, а сам начальник медицинской службы, нашего гарнизона, майор Фреюк. Осмотрев мою загноившуюся рану на левой ноге, и мой ощерившийся вылезшими гвоздями, сапог он вызвал фельдшера-срочника. Приказал: «Переписать фамилию бойца и его командира. Подготовить заметку в газету «Красная звезда» с фотографией сапога». (То время иногда отцы-командиры, называли нас по-старому «Боец», вместо уставного «Товарищ солдат»). А меня уложил в лазарет, вплоть до полного излечения. Полное излечение растянулось на две недели. А тут и зима закончилась. После выписки прибыл я в расположение, доложил старшине автороты о своём прибытии. Выслушав мой доклад старшина лично вручил мне пару новых сапог. Вот, что значит вмешательство главного печатного органа Советской Армии, газеты «Красная звезда». По сию пору не знаю было оно или нет. Но новые сапоги точно были.

Глава 8

Чтобы служба медом не казалась

И как говорил один анекдотичный персонаж «Если сложить 0,5 и 0,5 нутром чувствую, это будет литр, а вот словами выразить не могу». Так вот и я чувствую, что пора переходить к изложению самых драматичных страниц моей службы в Советской Армии. Тяжело вспоминать.

Это уже не анекдот. Это происходило на самом деле, в семидесятые годы, прошлого века, в селе Элекмонар, в Горном Алтае, во времена так называемой «Коммунистической тирании». В летнее время, по вечерам, когда в полях и в лугах заглох последний трактор, от недостатка солярки, парни и ещё молодые мужики, собирались возле сельского, продуктового магазина. Пощебаршав по карманам и собрав, в одну кепку, всю имеющуюся наличность, посылали гонцов в магазин. Те, на все деньги, собранные обществом, закупали винный продукт, называемый в народе «Бормотуха». После чего вся компания следовала на живописный берег реки Катунь. Где, ведя светские беседы на темы кто у какой светской львицы ночевал, в прошедшую ночь, и куда намерен направить свои стопы после сегодняшнего праздника. А так как эту операцию они проделывали ежедневно, то получается, как у Эрнеста Хеменгуэя «Праздник, который всегда с тобой». По прошествии некоторого времени один из молодых людей вставал и со словами «Сиди, не сиди, а начинать надо» ударял своего друга, с которым вместе, только что, распивали «Бормотуху», не шутейно, а со всего размаху, по физиономии. После этого начиналась общая свалка. Заканчивалось всё это мероприятие разбитыми, в кровь, носами и синяками под глазом. Вечер следующего дня начинался с обсуждения предыдущего: «А я ему врезал. А я ему треснул», и всё продолжалось по накатанной. Менялись только персонажи. Читатель подумает: «О времена, о нравы». Извините за небольшой экскурс в историю. Как я уже описывал, личный состав нашего батальона на 75% состоял из лиц украинской национальности, причём из Днепропетровской области и одного срока призыва. Кто служил в Советской Армии, тот имеет понятие, что такое землячество. Это когда для меня, уроженца Алтая, военнослужащие, призванные из Новосибирской области или Кузбасса, считались близкими земляками. А тут 80 человек в роте, с одного призыва и из одной — области-это страшная сила. После того, как наши «деды» демобилизовались, осталось у нас в тех части 7 человек. Четверо-осеннего призыва 1972 года и трое весеннего призыва 1973 года. После окончания карантина наше подразделение пополнили. Один лаборант, нашего призыва пришёл после окончания ШМАС. Звали его Теремец Николай Фёдорович, родом из станицы Калужская, Краснодарского края, 1954 года рождения. До призыва в Советскую Армию окончил какой-то техникум. Даже помню, что его невесту звали Вера Калюжная. Сам себя убеждаю, что некрасиво клеить ярлыки и делать выводы. Грешно говорить, но сволочь был первостатейная. Мой сослуживец, с Западной Украины, хоть и не имел высшего образования, как говорил бравый солдат Швейк, а всего только 8 классов, приклеивал клички намертво. Его он обозвал «Хлопушкой», а по армейским понятиям, это очень обидное прозвище.

Только сейчас начал понимать, после событий на Украине. После их заявлений, что они заберут не только Крым, но и Кубань. Исторический факт. Императрица Екатерина Великая, чтобы Запорожские казаки не путались под ногами, не мутили воду и не мешали заселению Новороссии и освоению, только что завоёванного Крыма, подарила им плодородную теплую Кубань. Там надо было распахать, тысячелетиями не паханные земли, развести сады, обустроить хутора и станицы. Да ещё и повоевать немного с местными племенами, которые, как и крымские татары, веками промышляли грабежом и разбоем. Работы должно было хватить на долго. Мудрая была женщина. Так вот откуда его угодничество и продажность. От хохлов. А я -то думал, а оно то оказалось. Остальные вакантные должности заполнили четырьмя молодыми, из осеннего 1973 года призыва. Всех уже не помню, но один был назначен на ГСМ, в должности моториста насосной станции. Звали его Володя Маркин. Росту был среднего, худощавый, на лице, черти горох молотили, в общем-страшнее пистолета. Призывался из города Иваново. «А Иваново-это город невест». Слова из песни. До призыва работал помощником мастера на текстильном предприятии, была раньше такая должность. После наших подначек о перспективе женитьбы, после окончания службы, с гордостью отвечал: «Да у нас то в Иваново, если я не, парень-то и Волга не река». Вот после прихода молодого пополнения собственно всё и началось.

А началось собственно вот что. Как-то, после вечерней поверки, наш командир отделения, младший сержант Владимир Голенко приказал тех части не расходиться. Он начал назначать уборщика и заготовщика, на следующий день. Ими оказались я и мой товарищ по призыву Андрушко Анатолий. После того, как поступила команда «Разойдись» я подошёл к нему и спросил: «Володя, а почему предыдущие полгода мы, вдвоём с Андрушко, выполняли эти обязанности. Вас, четверых, не напрягали. Сейчас пришли четверо молодых. Значит выполнять эти обязанности им будет в два раза легче, чем было нам». На что он ответил: «Во-первых-не Володя, а товарищ младший сержант. Во-вторых-если хочешь со мной поговорить, нужно начинать разговор со слов, товарищ младший сержант, разрешите обратиться. И в-третьих-с сегодняшнего дня, будем нести службу, согласно устава. И в дальнейшем, через день, за малейшую провинность, в основном надуманную, мне объявляли наряд вне очереди, на уборку спального помещения. Перед отбоем, после окончания вечерней поверки, раздавалась команда дежурного по роте: «Нарядчики-выйти из строя. Налево-шагом марш.»

После того, как личный состав уляжется спать, мы нарядчики, приступали к влажной уборке спального и вспомогательных помещений, как то-туалет; умывальник; Ленинская комната. Мне, в основном, доставалась уборка помещения, расположенного между рядами спальных мест. Представляете, сколько грязи на этот дощатый пол, было нанесено солдатскими сапогами, за более ста лет, эксплуатации казармы. К 24 часам я обычно заканчивал свою работу. Шёл и будил своего командира, чтобы он принял мою работу. Спросив который час, он обувал, на босу ногу, сапоги и выходил на вымытую мною территорию. Проводил ребром каблука по полу. Из - под каблука выступали грязные разводы. «Перемыть». И снова ложился спать. Если же я говорил, что время 2 часа ночи, то сразу получал разрешение на отход ко сну. В дальнейшем, протащив мокрую тряпку по отведённой мне площади пола, взяв книгу, я уходил в Ленинскую комнату, где банально предавался чтению. В два часа ночи я будил командира и получив его благословение отправлялся спать. Так продолжалось в течении четырех месяцев. Но я для себя решил, что наряды вне очереди, это всё приходящее и уходящее. Главное не сломаться и не начать заглядывать ему в глаза, при этом умильно повиливать хвостиком, как приблудившаяся, невесть откуда, шелудивая дворняжка. Лаборант Теремец именно этим и занимался. Но, в отличии от меня спал по ночам от отбоя до подъёма. Но, как было написано на воротах концлагеря Бухенвальд «Каждому-своё». От этих ночных бдений меня избавила укладка в лазарет, о которой я подробно описывал в предыдущей главе.

Чтобы охарактеризовать младшего сержанта Голенко привожу такой случай. Как-то, при разговоре я спросил его: «Чем ты будешь заниматься в гражданской жизни?» «Пойду на службу в ГАИ». «А если я приеду в твой город и буду переходить дорогу в неположенном месте, что будешь делать?» «Сначала-оштрафую, а потом приглашу в гости.» Но видать не судьба. Ни мне, не довелось приехать в Днепропетровск. Ни ему поступить на службу в ГАИ, судя по его заболеванию, его, в то время ещё не умели излечивать. Исходя из этого, он уже давно покинул этот мир. Люди правду говорят: «Бодливой корове Бог рогов не даёт». Так, что, когда я вернулся из лазарета, младшего сержанта Голенко в подразделении уже не было. Его уложили в госпиталь с диагнозом-туберкулёз и прямо оттуда комиссовали.

Имею место поподробнее остановиться на наших взаимоотношениях с моим сослуживцем Андрушко Анатолием Ивановичем. Если читатель помнит, то мы с ним начинали армейскую службу в карантине, в посёлке Кубинка. Начиналось всё не очень просто. Как -то во время обеда, при расхватывании, по-другому этого не назовёшь, вместо одного чёрного и одного белого куска хлеба, у него в руках оказалось два куска белого. У меня же, один, чёрного. На мою законную просьбу вернуть мне белый кусок он ответил отказом. Мотивируя отказ, что если он отдаст мне кусок белого, то останется лишь с одним куском чёрного, и его права на хлебную пайку будут ущемлены. После долгих лет, прошедших с тех дней, и по жизненному опыту, накопленному за это время, считаю его действия обоснованными. Но как говорят-ложечка то нашлась, а осадочек то остался. (Потом, во время пребывания в карантине, во время вечерней поверки, он стоял в шеренге передо мной. Все стояли по стойке смирно. И мне, незаметно, приходилось сдувать комаров с его ушей. За моей спиной не было никого, мои уши, комары жрали нещадно. Какая вопиющая несправедливость. И ещё один нюанс. Он был родом из села Адамов, Полонского района, Хмельницкой области. Села, где не было даже названий улиц. В сельской школе едва закончил восемь классов. Я же родился и вырос в столице Алтайского края. Закончил полновесную, городскую среднюю школу. Не важно как, но закончил. И ещё такой показатель. Из 25ти выпускников нашего класса, 17, включая и меня, получили высшее образование. Это о чём-то говорит.)

Так, что на первых порах я считал себя, по отношению к нему, чуть ли не жителем другой, более развитой цивилизации. Но армейская служба всё расставляет по своим местам. Так получилось, что после окончания карантина, мы, вдвоём, попали в очень маленькое подразделение, состоящее всего лишь из семи человек. И все заботы, по уборке спального помещения и накрыванию столов, для приёма пищи, мы, не сговариваясь, поделили на двоих, о чём я подробно описывал ранее. Все сливы железнодорожных цистерн, мы уже не делили, а просто делали это вдвоём. Так сложилось, что, когда меня начали гонять по нарядам, вне очереди, он тоже вступал в пререкания с командиром и ему тоже объявляли наряд. Так, что и полы, по ночам, мы мыли вместе. И ещё был такой случай. И у него, и у меня, дни рождения, по датам, были где-то рядом. У него в феврале, у меня в марте. И оба мы получили посылки из дома. Ему мать прислала литровую, полиэтиленовую, фляжку «водка из бурякив», в переводе на русский язык, самогон из сахарной свёклы и здоровенный шмат сала. Мне же, мать прислала бутылку водки «Экстра», за четыре рубля, двенадцать копеек и полукилограммовый брусок сыра, запаянный в полиэтилен. Знатоки знают, что такое сыр со слезой «Алтайский», в вакуумной упаковке. По грунтовой дороге, которая шла от склада ГСМ в гарнизон, по берегу Волги, росла старая, развесистая сосна. А в стволе, на уровне человеческого роста, находилось большое дупло. Вот в нём мы и хранили наш водочный запас. И идя на обед, мы с ним выпивали по 150гр., но не больше. Своими запасами мы не делились ни с кем. Правда про сыр он говорил: «словно кусок мыла жуёшь». А я, тогда сала, в рот не брал. Но это разногласие не мешало нам стоять, друг за друга, как говорят, спина к спине. Во время подготовки к отправке в Египет он не однократно уговаривал меня: «Притупов, откажись».

Хотелось бы нанести ещё один жирный мазок на картину взаимоотношений между русским и украинским народами, написанную, ещё в пятидесятые годы, прошлого века. Плавно перехожу к анализу этих отношений, хотя и зарекался, в самом начале этих повествований. После окончания карантина, в тех часть было зачислено три человека, я, Андрушко и Рипомельник. Рядовой Рипомельник, личность довольно колоритная, хотя бы внешне. Ростом был под 180 см. По комплекции-актёр Моргунов. Даже в сапоги, чтобы они налезли на ноги, в голенища, с задней стороны, вшивали клинья. Волосы, на голове, били чёрного цвета. Такие же жёсткие, как стриженая, конская грива. Глаза были карего цвета и хитрые, хитрые. Даже когда просили закурить, ответ был: «Тю. Осталось трохи. Тильки для сэбэ». Как -то в разговоре «За жизнь» мы с ним начали обсуждать условия проживания населения в Хмельницкой области и у нас на Алтае. Про снежные и морозные зимы и количестве дров, запасаемых на зиму. «Яки Дрова?» «Ну какие, какие. Печку топить.» «Яку печку?» «А как вы отапливаете свои дома?» «Газом. Мы уже, лет 20, отапливаем наши дома, газом». Я даже сейчас помню выражение его лица. Он смотрел на меня как европеец на представителя людоедского племени мумбо-юмбо. Прошу обратить внимание, что этот разговор происходил летом 1973 года. Сибирский газ пришёл в село Жабенцы, Хмельницкой области, в 1953 году. К сравнению, я, Притупов Алексей Геннадьевич, уроженец города Барнаула, столицы Алтайского края, запустил газовое отопление, в своём доме, летом 2014 года. То есть спустя 61 год, после того, как наши братья-Украинцы начали отапливать свои дома, нашим газом.

Глава 9

Птицы стали громче петь и расцвел подснежник.

Вот так всегда, за время моей армейской службы, как только меня укладывали в медицинское учреждение, всегда происходило какое-нибудь, из рук вон выходящее событие. Так случилось и на этот раз. После того, как я две недели отлежав в лазарете, появился в расположении своего подразделения произошло два события: первое-старшина вручил мне, пару новеньких сапог, вот была радость; второе-моего командира, младшего сержанта Голенко, моего обидчика, забрякали в госпиталь, с диагнозом-туберкулёз. В последствии его комиссовали (бедняга, так и не успел дослужиться до звания-сержант). Так, что больше я его никогда не видел. Ещё один раз убедился правдивости выражения: «Есть он, Бог то». В детстве мне моя бабушка говорила: «Лёшшишка, ты родился в день святого Алексея, его именем тебя и нарекли. Стало быть, ты-божий человек. И горе тому, кто тебя обидит. Но и ты сам, никого не обижай. Ни девиц, ни вдовиц, ни детушек малых. Никогда не бери чужого. Идёшь по лесу, стоит ловушка, лежит зверь битый, не бери. Хозяин придёт, он возьмёт». Эту бабушкину заповедь я накрепко запомнил. И течении всей своей жизни, я не раз убеждался в верности её пророческих слов.

С изоляцией командира жизнь стала нормализоваться. Исчезла нервозность. На его должность никого не утверждали, так как он болел. Он, как вроде бы и есть, а по существу его нет. Временно исполняющим обязанности командира отделения, назначили лаборанта Юрченко Геннадия. Он своё командирство на показ не выставлял. Все его указания касались соблюдения армейской дисциплины и выполнения своих профессиональных обязанностей. Без всяких «Встать, смирно» и «Кругом, шагом марш». Снег начал интенсивно таять. Небо стало опять голубым. Что бы наверстать упущенное, в зимнюю пору время, «полёты» стали проводить в две смены и пять дней в неделю. В связи с весенней распутицей и когда температура воздуха перешла нулевую отметку, в плюсовую сторону, мой автомобиль так и остался стоять на аэродроме, на ЦЗ, чтобы не разрушать, накатанными колеями, ландшафт аэродрома. В связи с интенсивностью полётов, мы ночевали на складе ГСМ, в течении рабочей недели. С первым топливозаправщиком, в 5-00 я приезжал на аэродром и с последним, в 24-00 я уезжал на склад ГСМ. У нас сформировалась «полётная» бригада. Лаборант на складе Юрченко, моторист насосной станции Андрушко и водитель-моторист, на аэродроме Притупов. Ночевали мы на складе, в бытовом помещении на кожаном диване. После моего приезда с аэродрома и закачивания ёмкости последнего топливозаправщика, рабочий день у нас заканчивался.

Сдав склад ГСМ под охрану, это называлось «закрыть пост», мы перемещались в бытовку, под охрану вооружённого часового. Где нас ждала 750 граммовая бутылка спирта, разведённого до консистенции водки и немудрённая закуска. Если в этот день, начальником караула был сержант Нечипоренко, который зверски нас третировал в карантине. Андрушко звонил ему по телефону: «Нечипор, приходи, спирту дамо». Нечипор приходил, выпивал свои 100 гр. и отправлялся дальше нести караульную службу. Мы же, распив эту бутылку и поговорив «за жизнь», тут же в бытовке, втроём, на одном диване, не раздеваясь, укладывались спать. А наутро, в 5 часов-подъём и опять, новый рабочий день до 24 часов. Завтрак, обед и ужин моим сослуживцам привозили в караулку. Мне, на аэродром. Спросите: «А откуда спирт?». Отвечаю. В самом начале повествования я уже описывал, что в нашей спиртовке, постоянно находилось 20, двухсот литровых бочек со спиртом. Если от двухсот литров, отлить всего лишь 350 граммов спирта, то даже наш старшина, со своим опытом и проспиртованностью, не говоря уж про нашего капитана, «в жисть» ничего не заметит. А лаборант Юрченко, мастерски научился срезать, а потом ставить на место, пластилин, с оттиском печати. Комар носа не подточит.

Вот так, жить бы да радоваться. Зима закончилась. В голубом небе, над аэродромом, когда при взлёте и посадке не ревут самолёты, поют жаворонки. Когда твердо уверен, что вечером, тебе не объявят наряд вне очереди, и не пошлют мыть полы, до двух часов ночи, случилось ещё одно событие. В этот апрельский день, солнечный и светлый, уже не помню почему, наш полк не летал. Поэтому, все наше подразделение, в полном составе, дружно, отправилось обедать в солдатскую столовую. По дороге мы зашли в казарму, забрать письма, пришедшие с Родины, если они конечно есть. Я, в отличии от некоторых, писал домой, матери, еженедельно. А по казарме гуляет слушок, доложило солдатское радио, что начинается набор личного состава для отправки в Арабскую республику Египет. Как говорили наши старослужащие, которым удалось там побывать, до того, как в 1972 году, наши войска были выведены оттуда, в «Арабию», так говорил старослужащий Аликперов. Не нашей национальности.

Ну отобедали мы, пешим порядком прибыли на склад. Через час, к телефону, в караулку, наш начальник, капитан Молоканов, пригласил второго лаборанта Теремца. Тот вернулся нахмуренный. «Что случилось?» спросили мы. «Не знаю. Вызывают в штаб.» и ушёл. Мы ещё посмеялись в вдогонку «Ну всё. Поехал в Арабию». Прошёл ещё час. На этот раз вызвали к телефону меня. «Слушаю, рядовой Притупов» доложил я в трубку. «Говорит капитан Молоканов, как у тебя со здоровьем?» «Нормально» «Ну иди в штаб. Я тебя жду». Пришёл я на склад. Говорю: «Ну что, ребята. Поехал и я в Арабию». Переоделся и пошёл потихонечку в штаб. А там капитан Молоканов встречает меня, как родного. «Со здоровьем в порядке? Вот тебе ручка, вот анкета. Пойдём в Ленкомнату». А там уже, человек 15, из разных подразделений, заполняют анкеты. Заполнил и я. А там вопросы; про папу, маму; про дедушку, бабушку; когда умерли; где похоронены. У меня в графе «отец» стоял прочерк. Заставили заказать телефонные переговоры и узнать был ли зарегистрирован брак у моей матери с отцом. Переговоры 3 минуты. На первой минуте я узнал, что мне нужно, а потом, оставшееся время, мыкал и тыкал. Поговорить ни о чем. Отвык.

Проверили оперативно, в течении двух недель. Особый отдел одобрительно кивнул головой-благонадёжен. И вот, в 7 часов вечера, 7 мая 1974 года, возле здания штаба, нас погрузили в автобус, зелёного цвета, с длинным носом, на базе ГАЗ 51 и повезли на железнодорожный вокзал. Проводить меня пришёл мой друг Андрушко Анатолий. Он был в этот день дежурным по солдатской чайной, которая располагалась тут же, в здании штаба. Как сейчас помню-стоит он, в белой куртке кухонного рабочего. На голове-пилотка. Жмёт мне руку, на прощание, а в глазах стоят слёзы. Так мы больше с ним и не увиделись, но регулярно переписывались, пока в мае, следующего года он не демобилизовался.

Символично. 7 мая 1973 года я пришёл в райвоенкомат, после чего отправился на призывной пункт. И 7 мая 1974 года я отбыл из родной воинской части исполнять свой интернациональный долг. Еду в автобусе и думаю, не ужели я, парнишка, из заштатного городка, затерянного на необъятных просторах Сибири, своими глазами увижу, своими руками потрогаю, единственное, сохранившееся до наших дней, чудо света. Последнее из семи, простоявшее четыре с половиной тысячи лет. О котором я прочитал в учебнике истории, за 5й класс-Египетские пирамиды. Думал и не верил. Но мне повезло, а могло и не повезти. Есть он, Бог то.

Февраль 2020 года.

г Барнаул.

Часть вторая

Глава 1

ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЙ ДОЛГ.

Шаталово.

Немного передохнув, правильнее сказать, выдохнув, начнём дальше нанизывать цепь событий на нить времени. Довёз нас автобус до железнодорожного вокзала города Калинин. За рулём сидел мой земляк, Коля Ващенко, призванный из райцентра Родино. Прапорщик, сопровождавший нашу команду, построил нас, пересчитал по головам, всего было десять человек. Два ГСМ-щика и по четыре из автороты и роты охраны. Из аэродромной роты не было никого. Наверное, потому, что снег не выпадал в Африке, куда мы должны были полететь, со дня сотворения мира. Но всё меняется, не прошло каких-нибудь пятидесяти лет, с тех пор, когда я вернулся оттуда, и в этом году, в пустыне Сахара, намело снежные сугробы, высотою до одного метра. Чудеса, да и только. Но мы немного отвлеклись. Фамилия прапорщика стёрлась из моей памяти, потому, что общались мы с ним всего одни сутки. А если вы помните, в самом начале своего повествования, я обещал, что у меня не будет ни одного вымышленного персонажа. Пересчитал он нас, построил, сели мы в электропоезд и через четыре часа, вышли на Ленинградском вокзале города Москвы.

Опять же строем, на метро, переехали, на уже знакомый мне, Белорусский вокзал, откуда, ровно год назад, я уезжал в Кубинку. На Белорусском вокзале погрузились мы, другого слова не подобрать, на пассажирский поезд, следующий до Смоленска, в общий вагон, ехать то всего одну ночь. Вышел я в тамбур покурить. Возле меня, как -то сама собой, появилась девица, довольно спелая, и то же с сигаретой в руке. Разговорились, да так, что проговорили всю ночь, до утра. Она сообщила мне, что она москвичка, живет в Филях, улица Большая Филёвская, что оканчивает 10 й класс, а в Смоленск едет навестить тётушку. Я не общался особами женского пола целый год, не считая библиотекарши, но она годилась мне в матери и поэтому в расчёт её можно не принимать. И тут меня понесло. Но как говорила Марина Пояркова, Андрею Размётнову, в романе «Поднятая целина» «Лихой ты казак, а у бабы попросить не можешь». Видать я чем-то похож на него. Когда начало светать она оставила мне свой домашний адрес. Тем дело и закончилось. Забегая вперёд проясню ситуацию, что бы больше к ней не возвращаться. Уже из Африки я ей написал письмо. Она ответила. Завязалась переписка. В одном из писем она призналась, что она меня обманула, что ей не 17, а только 15лет. В общем наш почтовый роман сошёл на нет, так толком и не успев разгореться.

К Смоленску подъезжали, когда было совсем светло. По мосту переехали реку Днепр. Шириной, ещё уже чем Волга у города Калинин. Днепр, воспетый Гоголем: «Чуден Днепр, при тихой погоде». Великие реки Европейской части СССР меня не впечатлили. То ли дело наши, Сибирские. Ширина, простор. Слева, на холмах, высились древние, могучие, в своей непобедимости, башни Смоленского кремля. Два раза был в Смоленске и оба раза проездом, бегом, так, что кремль видел только издали. На вокзале сошли с поезда, сели в электричку и поехали в южном направлении, в сторону города Рославль. На полдороге, на станции Энгельтгартовская вышли. Нас уже ожидал армейский, тентованный тягач. При прибытии в гарнизон, прапорщик, сопровождавший нас сдал по списку, дежурному по части, к которой мы были прикомандированны, сказал нам: «До свидания», и убыл восвояси.

На следующий день, вся наша великая страна, праздновала всенародный праздник, День Победы в Великой Отечественной Войне. Нас куда-то водили, строем, был торжественный митинг. Но самое сногсшибательное было то, что на праздничный обед подали мясные котлеты. На обеденных столах стояли по две большие тарелки венегрета. В предыдущих гарнизонах, где мне доводилось нести службу, такого видеть не доводилось. В Кубинке, на праздничном обеде, приуроченному к дню принятия присяги, ограничились одним пером зелёного лука. Я обещал не делать выводов, но питание военнослужащих напрямую зависит от работы интендантской службы. Все, мягко говоря, огрехи в работе этой службы описаны в романе Степанова «Порт-Артур».

После праздника всегда наступают будни. Это грандиозное умозаключение. Как например такое, что после вторника всегда наступает среда. После прохождения медицинской комиссии нам поставили профилактические прививки: от холеры, жёлтой лихорадки и от чего -то ещё, от чего, уже не помню. После этого состоялось индивидуальное собеседование с представителем особого отдела. На следующий день всех повели на вещевой склад, где мы упаковали своё парадное обмундирование, в свои собственные вещевые мешки и развешали в отдельном складском помещении. После этого нам выдали по большому чемодану, куда мы уложили, предварительно подобранные по размеру, демисезонное пальто, гражданский костюм, мне попался производства фабрики «Большевичка», две рубашки: одна белая, с длинным рукавом, вторая клетчатая, с коротким рукавом. Галстук, берет, туфли и разные мелочи, как -то майки, трусы, носки. Сдав чемодан, с гражданскими вещами, на склад, в ожидании отправки за рубеж, а это не сутки и не двое, для меня оно растянулось на двадцать, потянулись, всё те же, серые, армейские будни. Только отличались они, от службы в родной части тем, что не нужно было выезжать на аэродром, для обеспечения полётов. А дабы мы не ели паёк задаром, начали использовать нашу рабочую силу, на различных хозяйственных работах. Как-то разгрузка вагонов, перекатывание авиабомб на бомбоскладе, разгрузка и

складирование бочек с ГСМ. Весна 1974 года, в средней полосе СССР выдалась капризная. В апреле было тепло и деревья оделись листвой. После 9 Мая резко похолодало, временами начал пролетать снег. В гарнизоне, в связи с наступлением тёплой погоды, закончили отопительный сезон. Кочегаров, из центральной котельной, которая подавала тепло в жилые помещения, рассчитали. Оставили только одну смену, на паровом котле, который подавал пар в столовые, для приготовления пищи. А тут вот на тебе, и пожалуйста. В одно прекрасное утро, при разводе по работам, старшина, который руководил нашим контингентом, спрашивает: «А не работал ли кто-нибудь, из вас бездельников в котельной, кочегаром?» И тут я понял, это шанс, который выпадает в жизни очень редко. Толкнув локтями под бока, стоящих рядом земляков, Васю Сизова и Колю Маленко, мы дружно сделали шаг вперёд. Не важно кто кого толкал в бок. Но получилось, как у Гоголя «Да, сказали мы с Петром Ивановичем.» Но это к делу не относится. «Ну и прекрасно, вы, трое за мной, в котельную, шагом марш. Остальные, в распоряжение сержанта, на бомбовый склад.»

В котельной, для нас, растопили два водяных котла и разъяснили нашу задачу, «Бери больше, кидай дальше, пока летит, отдыхаешь. Задача ясна. Выполнять.» Ещё разъяснили, какое давление должен показывать манометр, установленный на котле и какую температуру воды должен показывать термометр, установленный на выходе из котла. Кто прочтёт эти строки может смело идти и устраиваться кочегаром, в котельную, работающей на угле. Подробный инструктаж, на рабочем месте, он уже получил. А ещё, нужно было перевезти, в железной тачке, уголь, лежащий куче, посреди двора котельной, к котлам, чтобы его хватило на сутки функционирования котлов. И ещё, два раза в день, утром и вечером, очистить котлы, от накопившегося шлака.

Получалось так, что один из нас работал с 8ми часов утра до 2х часов дня, второй с 2х часов дня до 8ми часов вечера, а третий с 8ми часов вечера до 8ми часов утра. Это получается один человек работает, а двое других, тупо спят в казарме. На вопрос: «Почему спим в дневное время?» Один отвечал: «С ночи пришёл». Второй: «В ночь готовлюсь». Всё лучше, чем на складе боепитания катать полутонные бомбы. Тем более, что вопрос с доставкой угля, со двора к котлам, решался элементарно. Дежурный кочегар, с паровых котлов, звонил на гарнизонную гауптвахту. «Дежурный. Говорит ЦК (центральная котельная), пришли, пожалуйста, тройку губарей. Нужно возобновить запас угля». Через 20 минут, три губаря, в шинелях без поясных ремней, в сопровождении вооружённого конвоира прибывали на территорию котельной и начинали, старой, железной тачкой возить, уголь. Так, что вопрос с доставкой угля, из вороха, лежащего во дворе, до топки котла был решён. Вскоре мы научились, кидая уголь в топку, поводить лопатой, что бы уголь не падал комком, а расстилался по всей плоскости тонким, равномерным слоем. Вовремя включать вентилятор, для подачи воздуха в топку. Работа спорилась.

На паровом котле, который подаёт пар в столовые, (В каждом авиационном гарнизоне, имеют место быть 4 столовые: лётная, техническая, офицерская и солдатская. Различаются они качеством приготовления пищи и набором пайковых продуктов.) для приготовления пищи работали вольнонаёмные, из гражданского населения. Особенно мне почему -то запомнился один. Звали его дядя Егор. Когда я дежурил в ночную смену и наши смены совпадали, он вечером ходил в солдатскую столовую и приносил нам ужин, на две персоны. Примерно по два солдатских пайка. На ужин всегда было картофельное пюре с жареной рыбой, а также белый хлеб, сахар и масло. (Рыба была-хек серебристый, про минтая тогда ещё и слыхом не слыхивали.) Чай он заваривал, в донельзя закоптелом эмалированном чайнике. Закоптел он до такой степени, что узнать какого он был цвета, первоначально, не представлялось ни малейшей возможности. Он свой котёл приглушал, так как ужин уже был приготовлен. Я же свои наоборот, заряжал по полной программе, чтобы они, хотя-бы до двух часов ночи, грели воду на полную мощность. После этого мы садились ужинать.

За ужином он регулярно выпивал бутылку водки, ведя со мной разговоры на разные темы. О том, как он служил в армии, в течении пяти лет. Как ел гречневую кашу, из жестяной банки из-под консервов, используя её вместо тарелки. Как носил алюминиевую ложку, за голенищем кирзового сапога. О дисциплине, которая была в то время в армии. Обычно это заканчивалось так: «Вам то что, не служба, а семечки. Живёте, как у Христа за пазухой. А вот в наше время ...». После этого монолога он заваливался на свой топчан, застеленный промасленными бушлатами, и забывался в тяжёлом сне, чтобы к четырём часам утра обыгаться, и подавать пар в столовые. А мне, для ночного отдыха, предназначалась обыкновенная, деревянная скамья, с шириною сиденья сантиметров 30, голая, без какого-либо покрытия. После того, как мой старший товарищ начинал похрапывать, в своём углу, я, выключив освещение, оставив только аварийное, укладывался на своё жёсткое ложе. По котельной, в поисках завалявшейся хлебной корки, начинали сновать мыши, которых было великое множество.

Спать мне не хотелось, поэтому я, перевернувшись на лавке на живот, и подложив под бляху солдатского ремня, приподнятого для нанесения удара, хлебную корку, пытался заняться охотой на мышей. Но как я ни старался ударить мышонка, подкравшегося к хлебной корке, у меня это не получалось. Поняв тщетность своих потугов, я решил изменить стратегию. Вместо того, чтобы ударить мышонка ремённой бляхой, я клал на ладонь кусок хлеба, а руку клал на пол, ладонью вверх. Мышонок был маленький, а кусок хлеба, по сравнению с ним, большой, даже со всей своей стремительностью, стащить его с моей ладони, он не мог. Правду говорят, что голодом, навязать свою волю, можно даже льву. Через некоторое время мышонок так осмелел, что начал грызть хлебную корку прямо у меня на ладони. Один и тот же это был, или разные, не берусь утверждать, на ладони он всегда пировал в единственном числе, хотя вокруг их сновало очень много.

Но это продолжалось не долго. В самое моё последнее дежурство, перед отлётом в Арабскую Республику Египет, когда я уже собирался уходить, после окончания смены, этот мышонок, а может какой -то другой, выскочил на середину котельной. Мой старший товарищ сначала ошпарил его кипятком из шланга, он как раз мыл пол, перед сдачей смены, а потом зашвырнул его в пылающую топку котла. Такое у него было злобное выражение лица, в тот момент, как будто он уничтожил вселенское зло.

Ещё в самом начале, сразу же после прибытия в Шаталово, в штабе воинской части, к которой мы были прикомандированы, у нас изъяли все воинские документы: военный билет, водительское удостоверение, комсомольский билет и личные письма, фотографии, которые у нас хранились при себе. Первая партия, военнослужащих срочной службы, улетела 14 Мая. Вторая, 21 Мая. Я улетал в 3 партию. Я вскочил, в самый последний момент, на подножку последнего вагона, уже уходящего поезда. Половина команды, так называемых «Египтян», так и осталась служить в Советском Союзе.

Сразу после обеда, 27 мая 1974 года, нас переодели в гражданскую форму одежды, погрузили в самолёт АН 10, и мы совершили перелёт на аэродром «Чкаловский», расположенный в г. Щёлково, Московской области, где разместили на ночлег в солдатской казарме. Утром, 28 мая 1974 года (историческая дата), после подъёма и завтрака, в 9 часов нас, строем вывели на аэродром, где построили в одну шеренгу, возле трапа самолёта ИЛ-18, с эмблемой гражданской авиации, на хвостовом оперении. (эмблема гражданской авиации-красный флаг, эмблема ВВС-красная звезда) Представляете, стоим мы в строю, на берёзах, окружающих самолетную стоянку, распустился зелёный лист, размером с детскую ладошку, и крупными хлопьями, как в новогоднюю ночь, падает снег, белый, белый. Ещё раз заостряю ваше внимание. Всё это происходило 28 мая 1974 года, в подмосковном городе Щёлково.

На соседней стоянке стоял самолёт ИЛ-62. К нам спиной стоял какой-то военноначальник. Знаки различия, на его погонах, я не видел, но стоящий перед ним, лицом к нам, генерал-полковник, стоял по стойке «Смирно». Затем, после небольшого монолога, на повышенных тонах, это было видно по жестикуляции, по трапу, в самолёт, друг за другом поднялись, полковник, этот военноначальник, и ещё один полковник. Трап отъехал, и самолёт запустив двигатели, вырулил на взлётную полосу. Сначала взлетела тройка истребителей МИГ-21, потом этот ИЛ-62, и ещё одна тройка истребителей. Стоя в строю мы ещё шутили «Смотрите ребята, как нас сопровождают». В это время нам выдавали советские заграничные паспорта и прививочные сертификаты. Советский заграничный паспорт был такого же цвета, как теперешние и открывался также. С большим гербом Советского союза и надписью ПАСПОРТ. Внутренние же паспорта были серого цвета, без герба, с одной надписью ПАСПОРТ и открывались как обыкновенная записная книжка. После небольшой напутственной речи, суть которой сводилась к тому, что мы не должны расслабляться, не терять бдительности, сохранять честь и достоинство Советского гражданина. Красной строкой прошла мысль, что, находясь за рубежом, выполняя свой интернациональный долг, мы прежде всего защищаем интересы своей Родины.

После окончания напутственной речи мы поднялись по трапу на борт самолёта, расселись по местам и застегнули ремни. После набора высоты нам разрешили отстегнуть ремни и курить прямо в салоне. В подлокотнике каждого кресла была вмонтирована пепельница. Стюардесс, газированной воды, которую они разносили во время полёта, леденцов, не говоря уж о горячем завтраке, не было и в помине. Пока летели над территорией Советского Союза была сплошная облачность. Полёт происходил на высоте то ли 7, то ли 9 тысяч метров, так что в иллюминаторы, кроме облаков, находящихся далеко, в низу, под нами, ничего нельзя было разглядеть. Чёрное море, над которым мы пролетали, я тоже не увидел, по той же самой причине. А вот над Средиземным морем облачности не было. Вода бирюзового цвета. С левой стороны, по направлению полёта самолёта, расстилался остров Кипр, в форме вытянутого треугольника, острым углом направленного в сторону Африканского континента.

Не забываемое впечатление произвел подлёт к территории Египта. Далеко внизу расстилается бескрайнее бирюзовое море, потом не широкая белая полоса морского прибоя, и за ней, по обе стороны самолёта, из иллюминаторов, видна жёлто-бурая, необъятная пустыня. И только тонкая, голубая ленточка реки Нил, причудливо вьётся, теряясь за горизонтом. Всего, весь полет, без посадок, продолжался шесть часов. Наш самолёт произвел посадку в аэропорту Каир-центральный. Из самолёта нас не выпускали в течении сорока минут. Подумать только, из Москвы улетали-шёл снег. Приземлились, +38 в тени. По истечении этого времени подогнали трап и нас вывели из самолёта и разместили в его тени. Пот со всех катился градом. На свежем воздухе стало полегче. Продувало ветерком. Ещё через час пришёл представитель таможни. Досмотр был чисто формальным. Опять погрузились в самолёт и перелететь то надо было всего пятьдесят километров. Совершили посадку на авиабазе Каир-Западный. А нас уже встречают, как родных, наши товарищи, которые улетели предыдущими рейсами. Но об этом уже в следующей главе.

Глава 2

Первый месяц службы

на земле древнего Египта.

Как я уже писал, в предыдущей главе, встретили нас как родных. Нас, вместе с нашими чемоданами, рассадили в автобусы ПАЗ и РАФ и санитарный УАЗ и перевезли к месту расквартирования. Хотя от места стоянки самолета, на котором мы прилетели, до нашей новой казармы, было 8 минут ходьбы, прогулочным шагом. И вообще, за всё время моей службы, в течении шестнадцати месяцев, на территории Арабской республики Египет, даже на территории гарнизона, независимо от расстояния, личный состав перемещался только на автомобильном транспорте.

Первые три дня были сумбурными. Приём и передача военной техники и имущества. На четвёртый день, личный состав, на замену которого мы и прилетели, улетел в Советский Союз. И мы, те, которым предстояло нести свою нелегкую службу, в течении года, остались один на один с пустыней, погодой, климатом и с теми событиями, которые должны были произойти. Торопиться нам было не куда, поэтому начну описывать всё по порядку.

Поселили нас в двухэтажной казарме. С фасада, обращённого на южную сторону, располагалась открытая галерея, на обоих этажах. Вход в казарму был расположен посередине здания. Под лестницей, ведущей на второй этаж, находилась комната дежурного по части, отгороженная от всего внешнего мира, фанерной перегородкой, с большим застеклённым окном. Где, круглосуточно, сидел дежурный офицер. Она так же являлась комнатой для хранения стрелкового оружия, предназначенного для вооружения личного состава, при угрозе вооружённого нападения. Стрелковым вооружением личного состава срочной службы был АКМ. Офицеры и прапорщики вооружались пистолетом Макарова. В отличии от «Союза», автоматы не закреплялись по заводскому номеру, за конкретным военнослужащим. И хранились не в пирамиде, а в ящиках, предназначенных для транспортировки. По десять штук в каждом. В случае необходимости, как-то заступлении в караул, участие в тренировочных стрельбах, каждый получал автомат в порядке живой очереди. Причём это ни где не фиксировалось. Боезапас хранился в этой же комнате.

Если смотреть на казарму анфас, став спиной к солнцу, то с левой стороны, на первом этаже, были расквартированы младшие офицеры и прапорщики, которые проживали в комнатах, по четыре человека. Так же на первом этаже был расположен вещевой склад и медицинский изолятор, на четыре койки. На втором этаже, с левой стороны, были расквартированы старшие офицеры и лётчики, точно таких же комнатах. С правой стороны, за галереей, на первом этаже располагался клуб и библиотека. Клуб был предусмотрен для размещения 150 человек и демонстрации цветных кинофильмов на широком экране. Для сравнения. В городе Калинин, кинофильмы нам показывали в казарме, используя учебный кинопроектор «Украина» один раз в две недели. Фильмы показывали: «Чапаев», «Ленин в октябре», «Ленин в Польше», «Депутат Балтики», «Член правительства». За год службы в Советском Союзе я не разу не сподобился попасть на просмотр кинофильма. Мне 65 лет, а я ни разу не удосужился посмотреть фильм «Чапаев», видно не судьба.

Сразу за клубом был расположен кабинет начальника медицинской службы нашего отряда. Эту должность занимал старший лейтенант Ганзин. Мужчина был крупный, ростом около 185 сантиметров, с густой, темной шевелюрой, зачёсанной на зад. И с большими, тёмными усами скобкой, как у актёра Миколайчука, сыгравшего главную роль в фильме «Белая птица, с чёрной отметиной». Лет ему было 25-28, я не спрашивал. Курил он большую, изогнутую трубку. Вся медицинская служба нашего отряда состояла из этого лейтенанта и водителя санитарного УАЗика. Водителем был Толя Коваленко, на полгода младше меня по призыву, призывался из села Кышло, Кагульского р-на, Молдавии. В «Союзе» мы служили в одной воинской части, где он был водителем топливозаправщика. Его автомобиль, марки МАЗ-200, по сроку службы, был старше его. Сослуживцы присвоили ему кличку «Доктор». В его обязанности входило возить больных, если они появятся, в поликлинику, при Советском посольстве, расположенную в городе Каире и обрабатывать, раствором хлорной извести, выгребную яму нашего туалета, находящегося на улице. Он был освобождён от несения каких -либо нарядов. Доктор Ганзин лечил от всех болезней одним аспирином, может других препаратов у него не было.

Вернёмся к описанию нашей казармы. Следующее помещение занимал аккумуляторщик. Кличку ему присвоили «Дед», потому, что из всех военнослужащих, срочной службы, был самым старшим по возрасту. Его призвали, когда ему исполнилось 26 лет, в армейских кругах это называется «Попал под занавес». Сколько не пытаюсь, не могу вспомнить его фамилию. Помню только, что родом он был из-под Бреста и городишко его, Ягодин, был расположен на самой границе с Польшей.

Если идти по галерее первого этажа на лево от входа находился умывальник, прямо на открытом воздухе. Перпендикулярно к нашей казарме примыкала трехметровая, кирпичная, сплошная стена длиною 200 метров. С нашей стороны была расположена автостоянка, для легковых автомобилей нашего отряда. С обратной стороны находилась арабская, солдатская столовая и военная лавка «Кантин», где за наличные можно было купить всё, от швейной иголки и пачки бритвенных лезвий «Жиллет» до бутылки пепси-колы и пачки американских сигарет «Кэмел», с Египетскими пирамидами и бедуином, верхом на верблюде, на обёртке.

Перейдём к описанию проживающих, на половине занятой комсоставом, второго этажа. Там проживали летчики. Всего их было пять человек, во главе с командиром отряда, полковником Воробьёвым. Лет ему было за 50, рост около 175 сантиметров, кряжистый. Взгляд у него был очень тяжёлый. Посмотрел, из-под лобья, как в землю вбил. Лётчики: майор Ушаков, капитаны Галкин и Русаков (этого, после поездки в Каир, часто выводили из автобуса «под белы рученьки», но в воздухе, это был асс). Фамилию пятого я запамятовал. На лицо помню, а фамилию-хоть убей. Замполит отряда, подполковник Зотов Лев Васильевич. Сухощавый, поджарый, лет 45ти. А, вообще-то ему я посвящу отдельную главу. Командир роты связи, майор Анциферов, участник Великой Отечественной войны. Командир отдельной роты авиационно-технического обслуживания, майор Зиновьев, в «Союзе», мы служили в одной войсковой части 23203. Начальник особого отдела, капитан Ромашов. Солдаты ему приклеили кличку «Миша-рачьи глаза». Глаза у него были «на выкат» того и гляди, выпадут. Заостряю ваше внимание, на личный состав, состоящий из 120ти офицеров и прапорщиков и 90та военнослужащих срочной службы, состоял начальник особого отдела, правда в единственном числе, в чине капитана. Так же там проживал, командир взвода охраны, капитан Заварин, начальник штаба отряда, старший лейтенант Синицын, начальник группы радио обеспечения, майор Синода и другие начальники, более мелких подразделений.

С левой стороны от лестницы, ведущей на второй этаж, первая дверь-вход в спальное помещение ОРАТО, состоящей из 60ти человек. Вторая дверь-вход в спальное помещение авиатехников и роты связи, где проживало 30 военнослужащих. Спальные помещения были отгорожены друг от друга фанерной перегородкой. А фанера, как известно из произведения Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» является лучшим проводником звука, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В нашем спальном помещении стояло два ряда двух ярусных кроватей, сваренных из 45го стального уголка. Пятнадцать секций, по четыре кровати, с проходами между ними. Восемь секций-авто взвод и семь секций-взвод охраны, разделенные широким проходом. Моё спальное место было на нижнем ярусе, самое последнее от входа в помещение, возле окна. Крыша у казармы была плоская, с парапетом. На неё вела лестница, со второго этажа. По ней можно было прогуливаться, принимать солнечные ванны, а то и просто спать, в летнее время, что бы, по ночам, не докучали клопы. А их, в наших кроватях, водилось превеликое множество. Кровати, вместо сеток, состояли из обыкновенных, деревянных досок.

Если встать к нашей казарме спиной, то напротив, на расстоянии 200сот метров, находилась точно такая же казарма. Вход у неё был расположен с противоположной стороны. Окна спальных помещений выходили на нашу сторону. На втором этаже проживали арабские военнослужащие. На первом этаже не проживал никто. Малую нужду они справляли прямо из окон второго этажа. По большой нужде они ходили, прямо в помещениях первого этажа. После завершения этого процесса, по законам шариата, положено производить омовение. У каждого из них была литровая, жестяная банка из-под консервов, из которой они производили утреннее омовение, из неё же они поливали себе при чистке зубов, из неё же и умывались. Вот кажется одинаковые казармы, а люди в них жили, совершенно по-разному. По началу это у нас вызывало удивление, а потом привыкли.

Если так же стоять спиной к нашей казарме, то справа, на расстоянии ста метров, было расположено одноэтажное здание нашей столовой. Первый зал, для военнослужащих срочной службы, второй, для офицеров и прапорщиков. Готовили пищу в одном бачке. Только офицерам выдавали дополнительный паёк. Приведу меню на один день.

Завтрак: Откидной рис с жаренной курицей. Кофе со сгущённым молоком (солдатам банка-на десять человек, офицерам-на пять) белый хлеб (без нормы), 20гр. Сливочного масла, сахар.

Обед: Борщ, на курином бульоне. Откидной рис с жаренной курицей, компот, апельсин.

Ужин: Картофельное пюре с жаренной курицей, хлеб, чай, масло, апельсин. Хлеб всегда был только белый, из рисовой муки. Зато куры были разные: китайские, американские, но вкуснее всех были голландские. Иногда кур меняли на свинину и тогда нас потчевали пловом. Но это случалось крайне редко. Вместо апельсинов, по весне давали арбузы и груши. Один раз, под Новый год угостили бананами. Но в основном, круглый год-апельсины. Офицерский доп. паёк: пачка печенья, 20гр. плавленого сыра, банка рыбных консервов, в масле.

Правее, на расстоянии 20ти метров, от столовой, находился продовольственный склад и лётная столовая. Для полноты картины. Около входа в казарму круглосуточно находился дневальный по роте. В «Союзе» дневальный вооружён штык-ножом, прицепленный к поясному ремню. В Египте дневальный был вооружён автоматом «Калашникова» с примкнутым магазином, снаряжённым боевыми патронами. И два снаряжённых магазина, на ремне, на боку. Это в дневное время, автомат на плече. В ночное время дневальный поднимался на галерею второго этажа. Штык-нож примкнут, автомат на грудь, каска на голову. А она, проклятущая, весит 4,5 килограмма, потаскай-ка её на голове, в течении двух часов, ровно столько длится смена. Улавливаете разницу. А возле входа, возле машины спец. связи, на ночь, выставлялся ещё один вооружённый часовой. Часовой и дневальный менялись каждые два часа. Дежурный по части бодрствовал всю ночь.

За нашей казармой, на расстоянии двухсот метров располагалась мусульманская мечеть. Ежедневно, не смотря ни на погоду, ни на времена года, ровно в 5 часов утра, муэдзин начинал скликать правоверных, на утреннюю молитву. Если в средние века он кричал своим голосом, то сейчас это делается при помощи магнитофона и репродуктора. А если учесть, что подъём у нас в 6часов, а призыв на утреннюю молитву раздавался в 5часов утра, то многие мои товарищи, да и я, в их числе, были очень недовольны. Но как говорится «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». Пришлось примириться.

Рассмотрим распорядок дня. В 6 часов утра, подъём. По уставу, после подъёма, полагается получасовая, физическая зарядка. Я думаю большинству читателей объяснять, что это такое нет необходимости. Наш старшина роты, участник ВОВ, службист, до мозга костей, как сам он себя называл «Товарищ старший прапорщик», и очень гордился своим званием, пытался, первое время, заставить нас нести службу согласно устава, выводил нас на зарядку. Но потом, на верное по совету старших офицеров, бросил это не благодарное занятие. Да, в наших условиях, в связи с ограниченностью контингента, много чего делалось с отступлением от устава. На пример. В «Союзе», часовой, на посту, меняется каждые два часа. В Египте, часовые, охраняющие самолётные стоянки, стояли на посту, в дневное время, по шесть часов, в ночное, по четыре. Так, что день несли службу двое караульных, а у третьего был выходной, в этот день. В карауле они стояли по три недели, не меняясь. Начальник караула менялся ежесуточно. В «Союзе» весь караул менялся ежесуточно.

Пойдём далее. В семь часов утра-завтрак. В девять часов-общее построение отряда. Развод по работам. В 9-30 мы садились в тягач ЗИЛ-131 и отбывали в автопарк. С 10ти часов обслуживание автотехники или другие хозяйственные работы. В 12-30 помывка в душе. В 12-45 отъезд из автопарка. В 13-00 обед. С 13-30 до 16-30 после обеденный сон. В 17-00 отъезд в автопарк. В 19-00 ужин. В 20-00 просмотр кинофильма. В 21-45 вечерняя поверка. В 22-00 отбой. Самая любимая команда, особенно в первые месяцы службы.

Технический состав, который обслуживал самолёты, после обеда на аэродром вообще не выезжал.

Перехожу на описание нашего автопарка. Находился он нашей казармы в прямой видимости. Если ехать на машине, по кольцевой дороге, получается 7-10 минут. А если идти напрямую, пешком, мимо собачьих холмов, получается-20 минут. Что случалось крайне редко, но иногда приходилось использовать и этот метод передвижения. «Собачьи холмы» это отдельная часть, нашего повествования, которой можно посвятить несколько строк. Во времена английского господства тоже находилась, на этом месте, база ВВС. После революции, возглавляемой Нассером, англичане, уходя из Египта, взорвали все строения, расположенные на территории это базы. С течением времени развалины занесло песком и образовалось три песчаных холма. Но внутри остались пустоты, в которых и поселились бродячие собаки. В каждом холме обитала отдельная стая штук 10-15 особей. Кто их там считал. А пешеходная тропа проходила прямо посередине этих холмов. И вот, когда проходишь мимо одного из этих холмов, вся стая, с оглушительным лаем, выскакивает и пытается ухватить тебя за какое-нибудь мягкое место. Два-три камня, метко брошенные, но за ранее припасённые, и вся эта свора, с визгом, опять скрывается в развалинах. Причём у каждой стаи была своя территория обитания. И так повторялось возле каждого холма. После службы в Египте я перестал бояться собак. А детстве было, собаку дразнят все, а укусит она обязательно меня. Вскоре, в автопарке, мы завели свою собачью стаю. Сначала притащили одного щенка, потом другого. И тому времени, когда я покидал территорию Египта, у нас, в автопарке, обитала свора из 15 собак. Особенно, почему-то, не любили лиц арабской национальности. Стоило одному из них появиться в близи автопарка вся свора, с лаем, бросалась на него. Нам приходилось их оттаскивать. К русским же, свой, или проверяющий приехал, относились совершенно спокойно.

Начал про автопарк, а переехал, незаметно для себя, на собачьи холмы. Автопарк занимал довольно обширную территорию, с левой стороны от дороги, ведущей к стоянке наших самолётов. Огорожен был тремя рядами колючей проволоки на бетонных пасынках. Перед въездом на территорию, небольшая, бетонированная площадка и сразу за забором, ещё одна, большая. На ней, по прошествии некоторого времени, была организована стоянка, для наших автомобилей, на открыто воздухе. А их было 20 штук, начиная с моего ГАЗ-51 и заканчивая 2мя топливозаправщиками КрАЗами, которые перевозили по 22ве тонны горючего. На въезде стоял фанерный контейнер, который использовался для перевозки самолёта, в разобранном виде. В Нём был оборудован контрольно-пропускной пункт. К нему был подведён полевой телефон. Чтобы позвонить нужно было покрутить, прикреплённую сбоку ручку. За тридцать лет, прошедших со времён ВОВ, военно-полевой телефон нисколько не изменился. Чуть поодаль стоял ещё один такой же контейнер, каптёрка командира авто взвода, прапорщика Урсан, одновременно являющаяся, складом запасных частей. За ним находился летний душ, на четыре соска, так что в летнее время мы принимали душ перед обедом и ужином.

По всей территории, хаотично, были разбросаны поземные, бетонные, укрытия для автомобилей, так что автомобиль, поставленный в это укрытие, не был виден с воздуха. Первое, что мы сделали это очистили закреплённые за нами укрытия от нанесённого, уже в большом количестве, песка. Эти подземные укрытия, хоть для автомобиля, хоть для самолёта называются «душма». Очистка исполняется очень просто. Разрубается, по середине беговой дорожки, пополам, старая автомобильная покрышка и обе половинки привязываются, стальным тросом к автомобилю. Потом, лопатой, вручную в них нагружаешь песок и машиной выволакиваешь подальше от душмы. Высыпаешь. И так пока не вычистишь всё, под метёлку. Лично я чистил свою душму три рабочих дня. Машины мы в них не ставили, а ставили на бетонной площадке возле КПП, но в течении 1,5 лет, которые я прослужил на земле фараонов, душмы содержались в образцовом порядке. Что бы при первой угрозе нападения вся автомобильная техника была укрыта под землёй. За мной было закреплено 2 автомобиля: ГАЗ-51 ПСГ 65-130 и ЗИЛ-157 ЗАК (спиртовоз, в котором постоянно находилось 700 литров чистого спирта и 2,5 тонны — Массандры-это спирт, наполовину разбавленный дистиллированной водой).

В службе снабжения горючим(ССГ) нас было всего три человека. Начальник службы, прапорщик Долгополов. Прибыл он из посёлка Шаталово, где и формировался наш отряд, и родом он был оттуда. Ростом был на полголовы выше меня, но в плечах в полтора раза шире. Лицо славянское. Между верхними зубами была широкая щель, как у меня, наверное, такой же вруша. Стригся всегда под ноль. Лет ему было 28-30. Лаборант-Теремец Николай Фёдорович. Из Кубанских казаков. С ним мы служили в «Союзе», в одной воинской части. И как охарактеризовал его мой сослуживец и друг Андрушко Анатолий Иванович- «хлопушка», то есть, любому начальству, без мыла, в одно место влезет. Ну и третьим был я-водитель-моторист, рядовой, Притупов Алексей Геннадьевич. Кратко охарактеризую себя. Как говорил наш самодержец Пётр-1 – «ленив, глуп», за 2,5 года даже ефрейторской лычки не выслужил. Вот не задача. Правда был награждён нагрудным знаком «Отличник ВВС».

Начальником кислородной станции, а это особая статья, был прапорщик Кубынин. Тоже из посёлка Шаталово, с моим начальником Долгополовым были очень дружны, ещё со школьной скамьи. Ростом был 170-175 сантиметров, среднего телосложения, лет 28-30. В подчинении у него был водитель кислородной машины Кушнерчук. А почему особая статья, поясняю. Наши самолёты летали на сверх звуковых скоростях и почти в стратосфере (то есть, на очень больших высотах) и лётчики совершали полёты в скафандрах и дышали чистым кислородом. Так что производство жидкого кислорода — это очень серьёзная тема. И так, наша автомобильная служба состояла из трёх прапорщиков, четырёх сержантов и 28 рядовых.

Переходим к описанию несения службы, суточным нарядом. От нашего авто взвода, для несения службы, ежедневно, выделялось 8 человек. Четыре человека-автопарк. Три человека-кухня. Один человек-дневальный по отряду. Начинаю расписывать по порядку. Обязанности дневального по роте я уже описал выше. Внесу небольшое дополнение. Возле входа в казарму стоял автомобиль ГАЗ-66 с фургоном. Станция засекреченной связи. Возле него, из роты связи, на ночь, выставляли ещё одного часового. Наш сон, ночью, постоянно охраняли три вооружённых человека. Дежурный по части, дневальный, и часовой, возле станции связи.

Дежурным по парку назначался кто-нибудь из числа прапорщиков и четверо часовых, вооружённых автоматами, с двумя рожками патронов. А по приезду в автопарк, дежурный, все снаряжённые рожки изымал и запирал в ящик, стоящий под его столом. И мы, примкнув их к автомату, имитировали вооружённую охрану. В ночное время патрулировали территорию парами. Двое несут службу. Двое спят. Дежурный бодрствовал всю ночь. Наряд подбирал так, чтобы на следующий день, после прибытия личного состава, один человек оставался с дежурным, а остальные приступали к выполнению своих прямых обязанностей. Возить воду, вывозить технический состав на аэродром, для производства регламентных работ. Сразу опишу каверзный случай, произошедший со мной во время несения караульной службы в автопарке. Как я уже упоминал несли мы патрульную службу парами. Да и что там патрулировать. Вся автотехника стоит на площадке возле вагончика. В вагончике сидит дежурный по автопарку. Единственная, бетонированная дорожка, ведущая в глубину автопарка, заканчивается на расстоянии двухсот метров от вагончика. По территории разбросаны пустые, бетонные, подземные укрытия. Кому они нужны? Вот и патрулировали мы эту дорожку. Двести метров туда, двести метров обратно. И так в течении двух часов, пока из вагончика не вытряхнется, успевшая всхрапнуть, смена. Курить запрещено. Устав есть устав. Идём, ночь хоть глаза выколи. Слышу, метрах в пяти от нас, хриплые вздохи со всхлипом. Подошли ближе, потыкал штыком в песок. Всхлипы начали раздаваться дальше. Оторопь взяла. И так каждое дежурство. Только через два месяца я выяснил, где собака зарыта. Стоял я последнюю ночную смену. Уже почти рассвело. Опять услышал те же всхлипы. Вижу, на проволочном ограждении, сидит маленькая сова, размером не больше нашей галки, и так жалобно всхлипывает. Ах ты зараза, вот кто на меня по ночам, целых два месяца, жути нагонял.

Ну вот мы и плавненько подошли к описанию прав и обязанностей военнослужащих, которым выпала честь, с выдержкой мужеством, исполнять свой воинский долг, во время несения наряда, дежурного по кухне. В наряд назначалось пять человек. Один из авиатехников-дежурный по офицерскому залу. Один из роты связи-кочегар. И три человека из авто взвода. Один человек-рабочий по кухонному залу. Два человека-посудомойка. Право было только одно-поспать 4-5 часов в сутки, остальное время-работа без перекуров. Всё остальное только обязанности. Начнём по порядку.

Рабочий по офицерскому залу. В обязанности входит: 1. влажная уборка помещения, после каждого приёма пищи; 2. накрывание обеденных столов, каждый стол, на 4 персоны (миска, тарелка, ложка, вилка, кружка); 3.расстановка на столах нарезанного хлеба; 4. разноска горячей пищи в бачках; 5.уборка грязной посуды. В остальные подробности я не вдавался, потому как не разу не был дежурным по офицерскому залу.

Кочегар. Эту работу всегда выполнял военнослужащий из роты связи. На улице был установлен столитровый чугунный котёл. На крыше кухни был установлен металлический бак, куда заливался авиационный керосин. Бак был соединён с котлом при помощи медной трубки с краником. Под котлом была установлена форсунка, трубка, согнутая кольцом, с маленькими отверстиями. При розжиге, форсунка нагревалась и начинала работать. Пламя получалось примерно такое же как у газовой плиты, только не голубого, а жёлто-оранжевого цвета. Только сейчас, когда пишу эти строки, подумал, почему бы не обложить этот очаг кирпичом, или диким камнем. Чтобы всё тепло, вырабатываемое форсункой, нагревало котёл, а не уходило по сторонам. Видать у мастера, который сооружал это устройство, не было ни малейшего понятия о теплотехнике. В обязанности кочегара входило, чтобы вода, в этом котле кипела всегда, исключая ночные часы.

Ещё два человека назначались в посудомойку. Посудомойка была закреплена за авто взводом.

Глава 3

Первый месяц службы на земле древнего

Египта. (Продолжение.)

Так как первый месяц службы в Египте был очень насыщен событиями, то их описание просто не уместилось в одной главе, поэтому, всё произошедшее будем описывать в хронологическом порядке. Сразу прошу прощения у читателя. Если я, иногда немного повторюсь, извините, с того времени, прошло, без малого, пятьдесят лет. После подъёма, из списочного состава взвода, тридцать два человека, в строю оставалось 10-12 человек и проводить сними физическую зарядку не имело смысла. Поэтому она как то, сама собой, улетучилась из распорядка дня. Распорядок дня я подробно описал в предыдущей главе. Перейдём к описанию препровождения личного времени, которое, согласно устава, занимает промежуток от окончания ужина до отбоя.

В 20 часов, ежедневно, состоялся просмотр кинофильма, на широком экране. Это тебе не кинопроектор «Украина». На продуктовую будку автомобиля ГАЗ 53 натягивали киноэкран. Просмотр происходил, в любое время года, на открытом воздухе. В 20 часов, даже летом, на улице была темнота, хоть глаз выколи. Но было преимущество, в нашем «кинозале» никто, никому не запрещал курить. Сидели вперемешку: солдаты, офицеры, прапорщики, кто где пристроится. Высший комсостав лицезрел шедевры нашего киноискусства с галереи второго этажа. Но у них был минус, весь киносеанс они смотрели стоя. Сесть, не представлялось возможным. Смотреть в сидячем положении не позволяла высота парапета.

Каждый день показывали новый фильм, и не только на военную тематику. По субботам, (потому что, в воскресенье, подъём производили на один час позже) и в праздничные дни показывали или двух серийный фильм или два фильма подряд. Фильмы были разные: «Неисправимый лгун»; «Солёный пес»; «Война и мир»; «Неоконченная пьеса, для механического пианино». И как говорили наши писатели Ильф и Петров в своём бессмертном произведении «Двенадцать стульев» «И так далее и тому подобное». Фильмы «Они сражались за Родину» и «А зори здесь тихие», ставшие для меня культовыми, я впервые посмотрел на Африканском континенте.

Так же на первом месяце службы в Египте произошло со мной пренеприятнейшее происшествие. Как я уже описывал, за мной закрепили два автомобиля ГАЗ 51 и ЗИЛ 157. Как и положено, я протянул оба автомобиля, заменил смазку во всех агрегатах, прошприцевал. Вычистил, от нанесённого за зиму песка, подземное укрытие, для двух автомобилей. И заскучал. После того, как мы приезжали в парк на работу, все водители ныряли под свои автомобили и начинали крутить гайки, или делали вид, что крутят. (Для не автомобилистов даю небольшое пояснение. После пробега автомобилем 5-7 тысяч километров предполагалось проведение регламентных работ по техническому уходу продолжительностью в 1 человеко-час. При нашей загрузке, один выезд в неделю, при общем пробеге 50 км., по существующим тогда нормативам, регламентные, должны были проводиться один раз в 2,5 месяца. Это я вам рассказываю, как специалист, имеющий высшее автомобильное образование, которое получил 40 лет назад.) Спрашивается-какого хрена делали все остальные, под своими машинами. Я удалялся в свою душму и заваливался спать, до обеда, на маскировочные сети, которые хранились в моей душме. Так продолжалось, примерно в течении недели.

Подошла моя очередь заступать в наряд по кухне. А распределением очерёдности нарядов занимался командир взвода-прапорщик Урсан, лично. Оттрубил я этот наряд, ещё раз заостряю ваше внимание, что это 20 часов работы, без перекуров. Через сутки опять наряд и опять на кухню. Через сутки всё повторяется. После третьего наряда я взмолился: «Товарищ прапорщик! За что?». На что он ответил: «Вот когда ты спишь, на маскировочных сетках, из них может выползти скорпион, и тебя ужалить. И ты умрёшь. А это не надо ни тебе, ни мне. А когда ты работаешь на кухне, 100%, что скорпион тебя не ужалит. Жив будешь. Ты ещё благодарить меня должен, что я спасаю тебя от верной смерти.»

Пришлось дать ему слово, что такого больше не повторится. Пришлось изменить тактику. Когда все ныряли под машины, а командир уходил в свою каптёрку и садился перебирать запасные части я приходил к нему и задавал какой ни будь вопрос по устройству автомобиля. Он был фанат этого дела. Долго и обстоятельно он разжёвывал мне каждую мелочь. Я же пристраивался рядом и помогал ему сортировать детали. Как только вопрос был исчерпан, я задавал ему следующий. У меня всегда было заготовлено заранее, десяток вопросов. После детального рассмотрения второго вопроса пора было ехать на обед. На следующий день всё повторялось. И я следил за тем, чтобы мои вопросы не дублировали друг друга. Я думаю, вреда мне от этого не было, одна только польза. Но наряды, вне очереди, прекратились. А и по очереди мы ходили, через два дня на третий. Парк, рота, кухня. Парк, рота, кухня. И так долгие шестнадцать месяцев.

Переходим к описанию одного полётного дня. Всего, в нашем авиационном, разведывательном отряде было четыре самолёта МИГ- 25Р. Литера Р, означает «разведчик». Полёты происходили один раз в неделю. Каждый самолёт совершал всего лишь один вылет. Наша авиационная техника, по тем временам, была верхом совершенства. Американцы, подчёркиваю, даже в то время, то есть сорок пять лет назад, не могли с нами соревноваться ни по скорости, ни по высоте. А сейчас им нас не догнать никогда. Испытываю чувство гордости, за достижения нашей державы, в области военного самолётостроения. Но, как говорят, вернёмся к нашим баранам. Чтобы совершить один сорока пятиминутный полёт, по системе «Пеленг», самолёт, готовили к вылету в течении шести часов.

Для обеспечения вылета лишь одного самолёта требовалась следующая автомобильная техника: 1. Топливозаправщик-для заправки самолёта авиационным керосином (за 45 минут полёта, самолёт МИГ 25 сжигал 14 тысяч литров топлива) 2. АПА- авиационно-пусковой агрегат, для запуска авиационных двигателей (на самолёте установлены 2 турбо реактивных двигателя); 3 маслозаправщик; 4. «гидражка» (для прокачки гидравлических систем); 5. «кислородка» (для заправки жидким кислородом системы жизни обеспечения лётчика); 6. «воз душка» (для подкачки сжатым воздухом колёс); 7. ЗАК (спиртовоз, для заполнения спиртом системы антиоблединения фонаря кабины лётчика); 8. Тягач (для закатывания самолёта на стоянку); 9. И ещё одна маленькая машинка(для сбора отстрелянных тормозных парашютов). И ещё, чтобы уже к этому не возвращаться, самолёт, с полной заправкой и дополнительным, подвесным баком, находясь в воздухе всего один час, успевал перелететь из города Каира, через Средиземное и Чёрное море и приземлиться на военном аэродроме на станции Буялык, Одесской области. А это расстояние в 4 тысячи километров. И, как говорил наш незабвенный губернатор, Михаил Евдокимов «Вот такое-то хрен-Брюлле».

Теперь относительно повседневного быта. В Египте, месяцы Май и

Июнь являются самыми жаркими. Днём температура окружающего воздуха поднимается до 45-50 градусов, в тени, разумеется со знаком плюс. Ночью плюс 38. А мы прилетелииз того места, где ещё три дня назад, шёл снег. Так что некоторые, не особо выдержанные товарищи, за ночь, по восемь раз ходили в умывальник мочить простыню, которой укрывались. А ещё мухи. Эти летали прямо роями. От восхода до заката солнца в туалет было невозможно сходить. Когда я был инструктором по вождению автомобиля, уедешь бывало в пустыню. Песок, камень, ветер, солнце и никаких тебе пищевых отходов, по близости. Да и вообще, ничего органического. Только остановился, заглушил двигатель, откуда ни возьмись, десятка два мух, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А ещё крысы. Ну на самом пищеблоке и около него водиться им сам бог велел. А вот когда, после заката солнца идёшь в туалет, только присядешь на корточки, а она уже сидит внизу и бессовестными глазами смотрит на твою голую задницу-дожидается. У Шурки Жукова крыса жила прямо в автобусе. Он регулярно ездил в Каир, иногда в Александрию, а это 250 км. в один конец. Регулярно жаловался, что примерно один раз в неделю, находил на двигателе автобуса, обглоданный скелет рыбы. Где она брала в пустыне рыбу-непонятно.

Ещё одними совсем даже неприятными нашими соседями были обыкновенные клопы. Ни до службы в армии, ни во время службы в «Союзе», ни после службы, я с клопами больше не встречался. В наших кроватях, сваренных из металлического уголка и застеленных обыкновенными дощечками, они проживали целыми колониями. Перед тем, как лечь спать, я прожигал известные мне места их скопления, зажигалкой. Но это помогало мало. Кожа у меня не очень чувствительная. Бывало, утром проснёшься, а на простыне два, три кровавых пятна, от насосавшихся твоей кровью клопов, которых ты раздавил во сне. А Лёха Мирошниченко ходил весь в волдырях. Наш старшина начал устраивать, каждый месяц, санитарный день. Выносились все постельные принадлежности и верхняя одежда, которая висела на вешалке. Все кровати, включая каждую дощечку, полы и панели промывались авиационным керосином, с добавлением дуста. После этого мероприятия в казарму невозможно было зайти. Но по прошествии месяца клопы начинали свирепствовать с утроенной силой. Это как в том анекдоте. У мужика спрашивают: «Чего не спишь на диване?» «Там клопы.» «Так ты его на помойку выброси.» «Три раза уже выбрасывал. Они его обратно приносят.» Так что, за шестнадцать месяцев, израильскую армию мы победили, Суэцкий залив-разминировали. А вот клопов, со всей мощью Советских ВВС победить не смогли.

Ещё в этом месяце произошло то ли выдающееся, то ли из рук вон выходящее событие. Но обо всём по порядку. Только мы прилетели, как к нам, в автопарк, завезли 40 двухсот литровых бочек этилового спирта-ректификата. Разместили его на территории станции по производству жидкого кислорода. Но везде найдутся выдающиеся личности, которые в детстве посещали кружок «Умелые руки». Одним из них оказался мой земляк Вася Сизов из райцентра Ключи. Слили они 10 20литровых, жестяных банок, из-под масла АМГ, спирта, и попрятали его, в разных потаённых местах, даже я не знал где, на территории автопарка. И пошло у нас веселье. Каждую ночь парковый наряд был, что называется, навеселе. И как говорил Михаил Жванецкий, пока я писал эти строки его уже стало «как он ГОВОРИЛ», «ну так, по чуть-чуть. Чтобы солнце побыстрей всходило». Так бы оно и продолжалось, не заметно, но опять же, как говорят, «Сколько верёвочке не виться, а концу то быть».

На день молодёжи, а это бывает в конце июня, в парковый наряд, заступила одна молодёжь. Ну вот они-то и переступили грань «по чуть-чуть», и начали конфликтовать с дежурным по парку, прапорщиком Полозовым. Не знаю, чтобы они там натворили, но автоматы то были с пустыми рожками. Все боевые патроны были заперты в железном ящике, на котором сидел дежурный по парку. А он, недолго думая, позвонил дежурному по части. Через 10 минут приехал «рафик» с вооружёнными бойцами, и повязали всех виновных. С начала хотели устроить показательную порку, пару человек отправить в Советский Союз, и отдать под суд военного трибунала, чтобы остальным не повадно было. Но потом, когда размотали весь клубок, то оказалось, что замешан весь авто взвод, все тридцать два человека. Кто сливал, кто пил, кто попался, а кто знал, но не доложил, кому следует. Я лично прошёл по этому делу как соучастник, который знал, но не доложил.

В самой первой главе я описывал собеседование с капитаном особистом, ещё в Советском Союзе, где он меня убедительно просил сообщать о всех нештатных ситуациях, которые будут иметь место, за рубежом. Я конечно пообещал, но никакие бумаги не подписывал, и вообще не собирался заниматься «стукачеством» Через некоторое время, прошедшее после инцидента с пьянством, он пришёл в автопарк и пригласил меня на беседу. «Ну что же это вы, рядовой Притупов. Вы же обещали мне сообщать обо всём происходящем». Пришлось включать «дурака». «Да знал. Но как-то не подумал, что так получится.» Больше, с подобными вопросами, он ко мне не обращался. А как орал командир роты на построении: «Из шести военных округов, отобрали 90 военнослужащих, лучших из лучших. Так кто же остался служить в Союзе? Убийцы!!!» Зачинщикам, и тем, кто попался на пьянстве, всего пятерым, вкатили по пять суток ареста и заставили копать новую траншею, по туалет. Глубиною в человеческий рост. В песке, спрессованном с галечником, работа была очень трудоёмкая. После отбывания ими наказания, гауптвахту упразднили, за ненадобностью. И больше о ней никто не вспоминал. Я же для себя сделал вывод и полгода, спиртом, мыл ноги, стараясь избавится от потливости, а рот ни брал ни капли. Но, по истечении определённого времени, и этот страх у меня прошёл.

Несколько строк хочется посвятить численному и кадровому составу нашего 154 Отдельного, Особого, разведывательного, авиационно-технического отряда. Так он в то время официально назывался. ОТДЕЛЬНЫЙ-это потому, что находился в непосредственном подчинении министерства обороны Союза ССР. ОСОБЫЙ-это потому, что в системе министерства обороны существовал в единственном числе. Командовал отрядом, Герой Советского Союза, генерал-майор авиации Долгарев. У него были четыре заместителя: полковник Иванченко- зам. по тылу; полковник Светличный-начальник связи. Имена ещё двух полковников просто стёрлись из моей памяти, по прошествии лет. Выше перечисленные полковники, генерал, а также водитель служебной «Волги» ГАЗ 24, в чине прапорщика и повар, рядовой, проживали в городе Каир. В расположении нашей воинской части они бывали не часто, да и то наездами. Командиром отряда был полковник Воробьёв, замполитом, подполковник, Зотов Лев Васильевич.

Из 210 человек личного состава было 120 офицеров и прапорщиков и 90человек рядовых и сержантов срочной службы. Вот такой был расклад. Обмундирование нам выдали всем одинаковое рядовых «аскари» Египетской армии (мадэ ин Чина), светлого, с небольшим оттенком, зелёного цвета. Состояло оно из прямого френча, с отложным воротником и двумя накладными, нагрудными карманами, закрытыми клапанами, с небольшими, матерчатыми погончиками. Носить его можно было хоть на выпуск, хоть заправленным в брюки, что не являлось нарушением формы одежды. Брюки были прямые, с тренчиками, под ремень и с двумя косыми, врезными карманами. Колени были усилены наколенниками. Голову покрывали матерчатым продолговатым кепи, высотой сантиметров 10, с длинным, полукруглым козырьком. Из обуви выдавались резиновые полукеды. Ещё выдавались юфтевые берцы, на шнуровке, доходящие до коленного сустава, на толстой, рифлёной, резиновой подошве. С массивны, клешённым, резиновым каблуком. Один такой ботинок весил 950 гр. Так же выдали по тоненькому, по российским меркам, шерстяному свитеру. Но полотенца были строго махровыми, никакой вафельницы. Забегая вперёд, скажу, что за год службы мы поизносились до такой степени, что на построении один стоял в арабской форме, второй- в русском техническом костюме, песочного цвета. На ногах у одного были обуты китайские полукеды, у второго-кожаные, технические полуботинки, а третий был и вовсе обут в штурмовые берцы, описанные выше. Всё стабилизировалось и жизнь потекла вяло и однообразно, когда сегодняшний день похож на вчерашний, как две капли воды, или две песчинки, в необъятной пустыне.

Глава 4

Боевая и политическая подготовка.

 

Боевую и политическую в нашей ОРАТО, несмотря на то, что мы находились далеко за пределами нашей Родины, никто не отменял. И она велась, как и во всех частях и соединениях Советских вооружённых сил. Самая основная боевая подготовка нашего подразделения была выражена в обеспечении боевых и тренировочных вылетов самолётов нашего авиаотряда, без предпосылок к лётным происшествиям. Что мы успешно и выполняли. Большим отцам-командирам, в далёкой Москве привиделось, что в целях обеспечения безопасности, все военнослужащие нашего авиаотряда, должны иметь, как минимум, значок «Ворошиловский стрелок». Поэтому упражнения по стрельбе из стрелкового оружия: для рядового и сержантского состава- из автомата «Калашникова»; для офицеров и прапорщиков- из пистолета «Макарова», производились ежемесячно. Для офицеров, три пробных и три зачётных выстрела, с расстояния 25метров, по поясной мишени. Для рядового состава три одиночных и 15 выстрелов очередью такой же, поясной мишени, но уже с расстояния 100 метров.

Опять же нетрудно подсчитать, что за время службы на территории Советского Союза, в течении одного года, я выстрелил, из карабина «Симонова» 18 раз. Шесть выстрелов, перед принятием присяги. Шесть выстрелов, в октябре 1973 года, после завершения летнего периода обучения. И шесть выстрелов, в апреле 1974 года, после окончания зимнего периода обучения. Находясь за рубежом, я принял участие в стрельбах 15 раз. Если включить в работу два арифметических действия, сложение и умножение то получается, что я произвёл 45 выстрелов, одиночными и 222 выстрела- очередью. То есть, за время службы за рубежом, я выстрелил в 15 раз больше, чем за время службы, в Советском Союзе. Стрельбы происходили по той же схеме, что и на Родине, с той лишь разницей, что вместо земляного вала, для улавливания пуль, в Союзе, в Египте была каменистая пустыня. И при попадании пули в камень, она уходила рикошетом в небо, с отвратительным визгом. Один раз нам дали посмотреть, как взрывается граната Ф-1, с безопасного расстояния. Ещё одно выдающееся событие произошло на третьем году моей службы. Последние два проведения ежемесячных стрельб, я и два моих земляка, Вася Сизов и Коля Маленко помогали нашему старшине, бессменному руководителю стрельб, при раздаче патронов и сборе стреляных гильз. В Советской Армии существует незыблемое правило, число стреляных гильз, собранных после окончания данного мероприятия, должно равняться количеству выданных патронов.

В виде поощрения, он два раза, позволил нам отстрелять боевой стандарт, из пистолета «Макарова». Не хочу хвастаться, но при стрельбе из автомата, одиночными, из тридцати возможных, я выбивал 25-28 очков. Из пистолета я стабильно выбивал 25 очков. Что уже, само по себе, является неплохим результатом. Это для тех, кто разбирается в этом вопросе. Из автомата я стрелял с левого плеча, а из пистолета, левой рукой. Из всего личного состава я был единственным, кто производил стрельбу, подобным образом.

Ну вот, с боевой подготовкой, с божьей помощью, мы кажется разобрались. Переходим к политической подготовке. Занятия по политической подготовке проходили один раз в неделю. Проводили их в столовой. Этим занимался замполит роты, капитан…. Вот фамилию его я к сожалению, запамятовал. Но после отъезда в Союз, по болезни, капитана Заварина, его назначили на должность командира взвода охраны. После его назначения на эту должность политзанятия начал производить замполит отряда, подполковник Зотов Лев Васильевич. Ему, в моем повествовании будут посвящены отдельные строки. Так как мы были отдалены от территории Советского Союза на несколько тысяч километров, нас разделяло два моря, Чёрное и Средиземное. Газеты и журналы до нас не доходили, радио телевидение, отсутствовали. Информацию, о международном положении, до нас доводил всё тот же замполит Зотов. Он же черпал эту информацию в Советском посольстве, расположенном в городе Каир. Письма из дома мы получали один раз месяц, с дипломатической почтой. Почтовый адрес у нас был Москва 400, почтовый ящик 531. Поэтому, письмо домой шло месяц, обратно- ещё один.

Вернёмся к политзанятиям. В основном мы конспектировали бессмертные труды нашего вождя и учителя Владимира Ильича Ленина. «Империализм и эмпириокритицизм»; «Основные задачи Советской власти» «Шаг вперёд-два назад» «Государство и революция» «Детская болезнь левизны в коммунизме» «Как реорганизовать Рабкрин». Все эти мудрёные названия, для простого российского гражданина, нашего времени, звучат как произношение китайских иероглифов. В них могут разобраться только преподаватели истории КПСС или научного Коммунизма. Я же помню их наизусть. Прошло уже 46 лет, как я демобилизовался, но по сию пору не могу понять, как могли мне помочь эти выдающиеся труды, в несении караульной службы и чистке картофеля, на кухне? Но в подзаголовке моих записок значится: «Воспоминания, без размышлений» Так пусть читатель сам даст ответ на заданный вопрос.

Глава 5

Гражданская война на Кипре.

Продолжаю повествование о буднях 154 ООАРО, который продолжал нести службу по выполнению интернационального долга в Арабской Республике Египет. Служба по обеспечению полётов была не такая напряжённая как в Союзе. На территории Советского Союза я один обеспечивал 200 самолётовылетов за один полётный день, по заправке топливом. А при хорошей погоде, в неделю, было пять полётных дней. Не сложно подсчитать сколько их было в месяц. При хорошем раскладе прогноза погоды, это 4000 самолётовылетов. Не будем подсчитывать сколько это было в год. В полётный день, в две смены, я раскачивал 200 тонн авиационного керосина. Это 4000 тонн керосина в месяц. А при переводе в стоимость в Советских рублях, от таких цифр, начинает болеть голова. В Египте, полёты происходили один раз в неделю, и то, всего 4 самолётовылета. А в Египте погода всегда, круглогодично, была лётной. Только вот была разница в марках самолётов. Если в Союзе, самолёт маркиСУ7бкл (бомбардировщик, колёсно-лыжный), за 45 минут полёта расходовал одну тонну керосина. То в Египте, самолёт марки МИГ 25 Р. (разведчик-бомбардировщик), расходовал, за те же 45 минут полёта уже четырнадцать тонн керосина.

За все, полтора года моего пребывания на территории Египта, мой автомобиль, по прямому назначению, использовался всего один раз. Поэтому, после монтажа скамеек в кузове и надшивки бортов, мой автомобиль начали использовать для перевозки личного состава и мелких партий хозяйственных грузов. Но я немного отвлёкся, поэтому возвращаюсь к описанию событий лета 1974 года. Где -то в середине июля я нес службу в наряде по авто парку. Рано утром наш отряд подняли по тревоге, что это такое я описывал в первой части своего повествования. Весь личный состав и автотранспорт, задействованный в обеспечении полётов, выехал на аэродром. Самолёты выкатили из укрытий и начали готовить к экстренному вылету. Подвесили бомбы, что было в первый и последний раз, за всё время нашего пребывания за рубежом. Лётчики, облачённые в гермокостюмы, разместились в кабинах самолётов. Первые сутки самолеты стояли на стоянках. Автомобили, задействованные в запуске самолёта, были подключены. Летчики сидели в кабинах самолётов. Водители сидели в кабинах своих автомобилей. Лётчики покидали кабины своих самолётов только для с правления естественных надобностей и приёма пищи. Горячую пищу, для всего личного состава, доставляли на аэродром в термосах. По истечении первых суток лётчиков вывезли в расположение, а водители ещё трое суток, находились в кабинах своих автомобилей, где и ночевали.

А мне свезло больше всех. Все четверо суток я исполнял обязанности бессменного дежурного по автопарку. На ночь, в восемь часов вечера, мне привозили дежурного прапорщика. Ночью мы несли службу вдвоём. Утром, на следующий день, его забирали, и я нес службу в одиночку, до следующих восьми часов вечера. Днем спать нельзя- ты же один. И так в течении четырех суток, без смены. А оказывается, что вся эта свистопляска началась из-за того, что Турция и Греция взялись делить, промеж собой, независимое государство-Республику Кипр. Одну половину населения составляли греки, а вторую турки. И вот между ними, а также, между их метрополиями, начались какие-то терки. А мы попали под раздачу. Но нет худа без добра. Сижу я как-то в вагончике, на территории авто парка, несу караульную службу. А нам, аккурат перед этим, выдали новое обмундирование, китайского производства, во что обмундирована вся Египетская армия. Но несмотря на все старания нашего старшины, мне достался мундир, в который я мог завернуться два раза. Так как работа у дежурного по парку не пыльная, особенно когда весь личный состав и автотранспорт находятся на аэродроме, я решил совместить приятное с полезным. Занялся ушиванием нового обмундирования. С курткой я разобрался по-быстрому. Сделал две складки, по бокам. С брюками было сложнее. Пришлось их распарывать полностью. Сначала я подогнал размер пояса. Потом, подгибая края, начал сшивать штанины, по очереди. Сначала одну штанину, потом другую. Дошёл до колен, с обоих сторон. Хочу обратить ваше внимание, из всего портняжного оборудования, у меня была лишь одна швейная игла и тюрючок ниток.

Случайно глянул в окно и обомлел. В сторону охраняемого мною объекта движется кортеж, из трёх автомобилей. Первая-генеральская «Волга» из Каира, вторая-УАЗ 469, машина командира отряда, третья-ГАЗ 69, машина командира авто роты. Еле-еле успел надёрнуть недошитые штанишки и кепку и выскочить из вагончика. Из «Волги» вышел генерал-майор, Герой Советского Союза Долгарев, из УАЗика, полковник Воробьёв, а из ГАЗика командир авто роты майор Бондаренко. (Предыдущего командира, майора Зиновьева, вывезли в Советский Союз, с болезнью почек) Взяв под козырёк, как положено по уставу, отдал рапорт об отсутствии происшествий на вверенном мне объекте. Генерал спросил единственное: «Какие сутки несёшь службу?» «Четвёртые». «Ну, молодец». Первый последний раз, в моей жизни, мне пожал руку генерал-майор, Герой Советского Союза. Наш ротный (как говорил Остап Бендер-типичная сволочь) указал на мои недошитые штаны: «Смотрите-у него же клёши). Прояснив ситуацию, генерал сказал: «Ничего страшного». Вопрос был исчерпан. Но ведь генеральское рукопожатие никто не отменял. С чем и отбыли дальше.

Через сутки тревогу отменили. И опять служба потекла нудно, размеренно и монотонно. И опять отсчёт прошедших дней всё также начался с количества нарядов: парк, рота, кухня. И опять: парк, рота, кухня. Погода, летом 1974 года, как говорили арабские военнослужащие, была не очень жарко. Всего то +45 в тени, днём и +38, ночью. Некоторые мои сослуживцы, за ночь, по три раза ходили мочить простыню, которой укрывались. Я не мочил простыню никогда. Некоторые, свернув постель, уходили спать на крышу. Но хуже всего, когда начинал тянуть ветерок со стороны «Зелёной зоны». Она находилась от нас на расстоянии 30 километров, по прямой. Тогда к клопам, грызущих нас беспощадно, присоединялись целые полчища маленьких, кусачих комариков. После их укуса, на теле, вздувались водяные пузырьки. Скучать не приходилось.

Пользуясь случаем, чтобы больше к этому не возвращаться, опишу три варианта, по которым мы должны были действовать после поступления команды «Тревога».

Вариант1. После поступления команды «Тревога», весь личный состав, задействованный в обеспечении полётов, выезжает на аэродром и обеспечивает боевой вылет самолётов. Дожидается их возвращения. И дальше, всё по штатному расписанию.

Вариант2. После поступления команды, так же обеспечивается вылет самолётов, которые улетают в Советский Союз и приземляются на аэродроме Буялык, в Одесской области. После этого, бросив всё имущество, техника выстраивается в походную колонну и двигается по направлению на город Александрию. Под защиту корабельных орудий, нашей Черноморской эскадры.

Вариант3. Личный состав выдвигается на аэродром. Взрывает самолёты и так же, походной колонной, движется на Александрию. А там, как бог на душу положит. Вот такие были варианты. И как говорил пес Шарик в мультфильме «Трое из Простоквашино» «Самолёты, они денег стоят, а наши жизни-бесплатные». Но тогда мы об этом мало задумывались. Но первый седой волос, на своей голове, я обнаружил в 20 лет.

Продолжу описывать наш повседневный быт. Жили мы в пустыне, которая называлась Большой Ливийской. Это потому, что если её пересечь, в западном направлении, то как раз упрёшься в границу другого арабского государства, называемого Ливией. Среднесуточные температуры я уже описывал. Поэтому, для ежедневного обеспечения личного состава водой, у нас имелись в наличии две водовозные машины. Первая-молоковоз, на базе ГАЗ 53, приспособленный для перевозки воды, водитель Слава Голобков, нашего призыва, родом из г. Павлодар. Вторая-на базе ЗИЛ 157, которая кипятила воду, прямо во время движения. Воду мы пили только кипячёную, что не помешало 20% личного состава, в течении одного года, выехать в Советский Союз, с заболеванием почек. Включая командира отряда, полковника Воробьёва, командира ОРАТО, майора Зиновьева, командира взвода охраны, капитана Заварина. Так же, через некоторое время, по официальной версии, по той же самой причине, в Советский Союз был вывезен генерал-майор, Герой Советского Союза Долгарев. На его место прибыл генерал-майор авиации Боровиков. Но руку мне пожать он не сподобился, а может просто не подвернулся случай, соответствующий такому выдающемуся мероприятию. На место полковника Воробьёва не прибыл никто. Поэтому, на должности командира отряда, был утверждён лётчик, майор Ушаков. Ну я немного отвлёкся. Водителем авто кипятильника был Вася Ситников, родом из г.Барвенково, с Украины. Водой они заполнялись за 30 километров от расположения отряда, в зелёной зоне. А при такой температуре окружающего воздуха, каждый военнослужащий, хотя бы два раза в день, принимал водные процедуры, поэтому они трудились не покладая рук. Исходя из выше изложенного, этих водителей освободили от несения нарядов.

Ещё, один раз в неделю, у нас была баня. Недалеко от столовой стояли два фанерных контейнера, из-под самолётов. Один из контейнеров был оборудован водяными распылителями и представлял, из себя, большую душевую кабину. Второй контейнер был оборудован как «парная». Так же в нашем отделении был автомобиль ДДА, на базе ГАЗ 63. Водителем был рядовой Соколов. На полгода младше по призыву, родом из Забайкалья. Во время банного дня, рядовой Соколов, подгонял свой автомобиль к вышеописанному сооружению, подсоединял его к нему шлангами и у нас начинала функционировать настоящая баня, да ещё и с паром. Независимо от времени года. Парились эвкалиптовыми вениками, которые нам доставляли вод возчики, из «зелёной зоны». Вообще-то возле нашей казармы росло два чахлых эвкалипта, но на построении, командир отряда объявил, что если он, в чьих ни будь руках, увидит хотя бы один листик, сорванный с этих деревьев, то собственноручно оторвёт причинное место, несмотря на чины и звания. По субботам, когда мне и двум моим землякам Коле Маленко и Васе Сизову, вместе удавалось попасть в парную, офицеры и прапорщики отдыхали в предбаннике, так как конкуренцию, нам сибирякам, по части пара, они составить ну никак не могли. С бытом покончили, в следующей главе переходим к освещению более серьёзных проблем.

Глава 6

Первая поездка в Каир.

Прошло четыре месяца после того как мы, будем говорить так, поселились на иногда гостеприимной, иногда не очень, земле древнего Египта. История древнего Египта уходит в глубь веков на несколько тысячелетий, до нашей эры. Об этом написаны тысячи книг, как исторических, так и научно популярных. Моя же задача, показать всё происходящее вокруг, глазами простого, девятнадцатилетнего парня, из Российской глубинки, чудом попавшего из заснеженной, морозной Сибири, в страну вечного лета. В страну, где и по сей день существует, единственное, сохранившееся до наших дней, одно из семи чудес света- Египетские пирамиды. В Египте мы впервые столкнулись с таким вредным, на мой взгляд, мероприятием. Перевод часов на летнее и зимнее время. В Египте, даже в начале лета, в 20-30 стоит темнота, хоть глаз выколи. Ежедневный просмотр кинофильмов происходил на открытом воздухе. Ловлю себя на том, что повторяюсь. И как говорил наш знаменитый соотечественник, Михайло Ломоносов, повторенье-мать ученья.

Ещё одно вредное событие, это то, что единственный выходной день, во всех мусульманских странах, приходится на пятницу. Наши «отцы-командиры» тоже решили последовать примеру «братьев-мусульман» и объявили выходным днем пятницу. То есть, во время поездок в Каир, хотелось бы заметить, не таких частых, приходилось попадать в мусульманский выходной день, когда все музеи и другие общественные организации закрыты. Мусульмане, этот день, посвящают молитвам. Они и в будние дни, молятся по пять раз на день, а уж в пятницу, отрываются по полной программе. Все мечети, а их великое множество, забиты до отказа. Часто приходилось наблюдать такую картину. На оживлённой улице, где нескончаемым потоком, в обе стороны, двигаются автомобили, а по тротуарам, толпы народа. Как только с минарета раздаётся голос муэдзина, призывающих правоверных к молитве, из двигающейся толпы выходят люди, отходят в сторонку, расстилают маленькие циновки, принесённые с собой, поворачиваются лицом на восток, становятся на колени и начинают истово молиться.

В армии такая же картина. Стоит солдат на посту. Подходит время молитвы. Аскер отставляет автомат в сторону, расстилает коврик и начинает бормотать молитвы. И пока он не закончит, из его спины можно резать ремни. Правда, как режут ремни, своими глазами я не видел, врать не буду. Простите за небольшое лирическое отступление. Оно сделано для восприятия полноты чувств, переполняющих тебя, в предвкушении поездки из опостылевшей пустыни, к благам к цивилизации, если их можно назвать таковыми. Подумавши и посоветовшись с вышестоящим руководством, наши командиры решили объявить выходным днем привычное нам, воскресенье. Ну вот мы наконец-то и добрались до самой поездки. Я попал, точно помню, не в первую партию счастливчиков. В воскресенье, в наш Советский выходной, заранее предупреждённая группа военнослужащих, после завтрака, переодевается в гражданскую форму одежды, в ту, в которой мы прилетели из Советского Союза. На построении проводится инструктаж. Привожу его дословно: «По городу ходить группами по три, пять человек, но не менее трёх. В конфликты не вступать. Не давать себя обыскивать. При возникновении конфликтной ситуации, требовать вызова представителя Советского посольства.» Не думайте, что я часто бывал в городе, за все полтора года, которые я провел в этой стране, в городе Каир, я побывал раз шесть или семь. Но текст инструктажа я помню дословно.

Обычно при поездке, в автобус загружалось человек 20-срочной службы, два-три офицера и обязательно-переводчик. По территории военно-воздушной базы мы передвигались с пропусками белого цвета, а при выезде с территории базы, на КПП, белый пропуск изымался, а вместо него выдавался пропуск розового цвета. Пропуск представлял из себя обыкновенную картонку, размером 5х5 сантиметров, где была наклеена твоя фотография 3х4 и что-то написанное арабской вязью. Это был единственный документ, который узаконивал твоё присутствие, на территории этого иностранного государства. Расстояние от территории авиабазы до города Гиза, пригорода Каира, составляло всего лишь 30 километров, так что преодолевали мы его за каких-нибудь полчаса.

Даю географическую справку. Город Гиза расположен на левом берегу реки Нил, самой протяжённой, на земном шаре. Второе место занимает Амазонка, третье-Миссисипи и на четвёртом месте, как это не странно, расположена наша матушка Обь и это научный и неоспоримый факт. Город Каир, столица Арабской Республики Египет расположен на правом берегу реки. Уже в то время, напоминаю, что это было 46 лет назад, между городами уже были стёрты границы, они слились в один гигантский мегаполис. Для сравнения: если в Москве, крупнейшем городе, Советского Союза, проживало 8 миллионов жителей, то население Каира составляло 22 миллиона человек. Сопоставьте масштабы. Правда, за достоверность этих цифр я поручиться не могу, но именно они отложились в моей памяти. В конце концов, не на потолке же я их увидел. Но вернёмся к прозе жизни.

При въезде в город, на возвышенности, называемым плато Гиза, высятся величественные пирамиды. Каждая поездка в город, как первая, так и все последующие, обязательно начинались с посещения пирамид, до самого последнего раза. При въезде на само плато, стоит единственный, сохранившийся до наших дней, большой сфинкс. Это статуя льва, с человеческой головой. В самый первый приезд, на великие пирамиды, я, с дури, залез на его лапу и был запечатлён на фотоснимке, правда этот снимок запропастился, с пришествием времени. Зато другие сохранились в целости и сохранности. За что и поплатился. Вскоре, пока я позировал, получил удар шваброй, простой, деревянной, такой же, какой моют полы санитарки, в нашей второй поликлинике, от служителя, охраняющего этот памятник. До полиции, правда, это дело не дошло. Я конечно обиделся, но только потом понял, что если бы каждый, из миллионов туристов, ежедневно посещающих пирамиды, проделал то же что и я, то они бы уже давно унесли сфинкса, на подошвах своей обуви. Мне, за свой поступок, стыдно и сегодня.

После посещения большого сфинкса нас привезли к подножию самой большой пирамиды, из трёх, пирамиде Хеопса. (в древне египетских, папирусных свитках, она упоминается как пирамида Хуфу) Параметры её я описывать не буду, они есть в каждом справочнике по Египту. Передам только свои впечатления, от увиденного. Сложена она из гранитных, прямоугольных блоков, ступенями. В сечении блока получается квадрат. Высота грани, этого квадрата, достигает моей груди. Что бы подняться на очередную ступень, нужно подтягиваться на руках. Фильмы, о людях, поднявшихся на вершину пирамиды, сейчас уже не помню их названий, я смотрел в детстве, в кинотеатрах. Я решил, не подумавши, повторить подвиг этих героев. Подтянувшись, до высоты третьего этажа, если сравнить с нашим домостроением, я остановился перевести дух. Посмотрел вниз. Посмотрел вверх. Сопоставил свои силы и возможности и про себя решил, что никогда мне не сделать того, что делают герои голливудских фильмов. Оттерев пот со лба, я начал потихоньку спускаться вниз. Спускаться, ещё трудней, чем подниматься. После того, как мы налюбовались этими красотами вдоволь, нас погрузили в автобус и привезли на крупнейший Каирский базар. По-русски он называется «Бакшишка», от слова бакшиш, от слова «Чаевые». В наше время, что такое «Чаевые» знал каждый мальчишка.

В переводе, с арабского языка на русский, эта территория называется площадь Звезды. Это большая площадь, а от неё, в разные стороны, отходят 10 улиц, застроенных много этажными домами. Я уже не помню, скольки этажными были эти дома. Но по обеим сторонам улицы, на протяжении 5 кварталов, на первых и вторых этажах этих зданий, были расположены стеклянные витрины магазинов. На витринах можно было найти всё: начиная со швейной иголки и заканчивая легковым автомобилем. После магазинов начинался настоящий восточный базар. Лотки с товаром стояли прямо на улице, без всяких навесов и тентов. Летом там дождя не бывает никогда. Правила торговли, в то время, били такие. Если ты заходил в магазин, то в дверях тебя встречал служащий. Не важно какого пола, но всегда с улыбкой, на всё лицо. Тебя усаживают в кресло и обязательно, угощают стаканом крепкого, обжигающего чая. Причём стаканы были всегда выполнены из тончайшего стекла, как наши фужеры, для шампанского. Потом задаётся вопрос: «Что бы вы хотели приобрести?». На все товарах стоят ценники. И если покупатель начинает торговаться, то это считается правило дурного тона. В магазинах торговаться не принято. Я, например, покупал замшевые туфли, на низком каблуке. Так мне перемеряли на ногу, восемь пар, пока не подобрали по размеру. После того, как ты совершил покупку, хотя и копеечную, судя по ассортименту товаров, данного магазина, тебе обязательно вручат чек и под локоть проводят до двери. При этом не переставая улыбаться, и сто раз поблагодарят, повторив фразу: «Заходите пожалуйста, в наш магазин».

На «бакшишке» совсем другое дело. Все лотки завалены товарами. Ткани: кримплен, гипюр, парча. На одном лотке я насчитал тридцать восемь сортов кримплена, различных рисунков и расцветок. Кримплен и гипюр, в то время, в Советском Союзе считались самыми престижными тканями. Японская стерео радиоаппаратура: «Аккай», «Сони», «Панасоник», Двух кассетные, переносные радио магнитолы, размером с портфель-дипломат. По сравнению с нашим «Днипро», размером с половину шифоньера и всего со сто метровой катушкой. Если бы, нашу простую, советскую женщину, запустить на этот базар, то она бы сошла с ума, от обилия товаров, и отсутствия денег. Правда уровень общения с продавцами, по сравнению с магазином, диаметрально противоположный. Подходишь к продавцу и задаёшь вопрос: «Кам сенна» (сколько стоит). Он называет цену. Поворачиваешься, как вроде бы уходить. Он начинает хватать за рукав и спрашивает какую бы вы дали цену. Называешь сумму в половину той какую назначил он. И после 15 минут торговли, если будешь вести себя настойчиво, уходишь с приглянувшимся тебе товаром, приобретённым по той цене, которую назначил ты. Но перед уходом, он всегда протянет ладонь и попросит, или потребует, всё зависит от темперамента продавца, «бакшиш». И что бы не уронить в грязь лицо Советского гражданина, не надо жадничать, надо дать ему какую ни будь, мелкую монетку. Иначе испортишь всю торжественность коммерческой сделки.

После того, как мы, насмотревшись на одно из семи чудес света и насладившись всеми прелестями восточного базара, на выезде из города, зашли в небольшой ресторанчик. На нашем языке это заведение называется «пивнушка», где аборигены вкушали пиво. На арабском языке оно называется «Бир». У арабов это целый ритуал. Отхлебнёт глоток пива, запьёт его холодной водой и закусит мочёным горохом. Пиво там выпускают в стеклянных бутылках, зелёного цвета, объёмом 0,75 литра. Мы же, в отличии от местных жителей, с разрешения старшего группы, выпили по целой бутылке. Завсегдатаи были удивлены. В расположение все прибыли с головной болью. Оказывается, в пиво, что бы оно не скисало при такой температуре, добавляют глицерин. Вот и верь, после этого, людям. Вот этим впечатлением и закончилось моё первое посещение города Каира и Великих пирамид.

Глава 7

Пищеблок и личный состав его

Обслуживающий.

Знакомство с пищеблоком с создания внешнего и внутреннего облика его души-шеф-повара. Фигура была довольно колоритная. Фамилия у него была Шульга. Звание-прапорщик. Родом он был из города Ростов-на Дону, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Короткая историческая справка. До революции 1917 года, в Российской империи, были три города-матушки: Москва-матушка; Одесса-мама и Казань-е...и её мать, а Ростов-батюшка, он был, один на всю державу. И если он, по возрасту, был лет на 5, 7 старше меня, то что он оказался в Советской Армии, а не в «Забайкальских комсомольцах» можно назвать провидением божьим. Ростом он был на полголовы выше меня, сухопарый, широкоплечий. Стрижен коротко, на голове просвечивалась значительная лысина. Любимое выражение, при обращении к своим подчинённым, если они не так делали, как он считал нужным: «Кошёлка дралафудровая». По сию пору не могу перевести на простой русский язык это выражение.

Но повар он был от бога. При продуктовом наборе, состоящем только из свежей капусты, картофеля, моркови, свеклы и лука; из крупяных был только рис, он умудрялся готовить завтраки, обеды и ужины в течении полутора лет. Из мясопродуктов были только курицы. Каких только кур мы не ели. Американские, китайские, голландские. Самыми лучшими, по вкусовым качествам, были голландские. Но попробуйте, есть жареную курицу, три раза в день, в течении полутора лет, с отварным рисом на гарнир. Хотел бы я на вас посмотреть. После возвращения домой я ещё лет 5 не мог смотреть на курицу и рис, стоящие на праздничном столе.

Столовая состояла из двух обеденных залов, офицерского и солдатского. Солдаты принимали пищу за общим столом. Офицеров и прапорщиков рассаживали по четыре человека за стол. К обеденному залу примыкал варочный зал и посудомойка. Горячие блюда готовили в 50 литровых баках на промышленных электроплитах. В помощниках, у шефа повара, состояли три повара, солдаты срочной службы. Первым был мой земляк, Коля Масленников. Если его не подкосил коронно-вирус, то он и сейчас должен проживать в селе Первомайском. Сказать, что мы просто подружились, это значит ничего не сказать. Просто мы очень давно не встречались. Вторым был Вася Мокрый, родом с Украины. Вася как Вася, единственное что мне запомнилось это то, что он никогда не мыл ноги. Во время перекура, сидя на скамейке, возле служебного входа в столовую, он просто выковыривал грязь, скопившуюся между пальцами, капустным листочком. Третьим был Толя Березюк, родом тоже с Украины. О нём, у меня в памяти не осталось ничего.

У нас ещё лётная столовая. В ней кормили лётчиков, замполита, начальника штаба, в общей сложности человек десять. Поваром лётной столовой был Вася Ляшенко. Родом он был неизвестно откуда. Отец у него был полковником авиации, в отставке и родители у него проживали в городе Черновцы, на Западной Украине. До Египта он служил в городе Тирасполе, в Приднестровье. Почему я это знаю? Просто за время совместной службы мы очень крепко сдружились. После демобилизации, первое время, мы даже переписывались. Ещё запомнились такие случаи. Когда ему давали выходной, без выезда из гарнизона, а я в то время, развозил горячую пищу, по караулам, то всегда его брал с собой. На всём протяжении дороги, от расположения части до стоянки самолётов, а это 12 километров, находилась одна единственная ямка, вырубка в асфальтовом покрытии, размером 10х10 сантиметров, для замера толщины слоя. И каждый раз, выпросив у меня порулить, он передним колесом, обязательно, попадал в эту ямку.

Ещё при пищеблоке на службе состояли три прапорщика. Заведующий столовой, прапорщик Александров, который отвечал за всё кухонное хозяйство. Экспедитор, который доставлял из Каира, с армейских складов, продукты питания и заведующий продуктовым складом-прапорщик Придорожко. Об этом нужно написать несколько строк, отдельно. По национальности-украинец. Ростом мне был под мышку, маленький, кругленький. Про таких ещё говорят-хоть положи, хоть поставь. Но несмотря на невзрачную внешность, был мастером спорта по прыжкам с парашютом. Мне запомнился один разговор его и шеф-повара «Дай 4 свеклы и 4 морковки, старый сквалыга, я сварю на обед борщ» «А у меня, по раскладке щи» «Щи, хоть хрен полощи, дай 4 свеклы». Прапорщик Придорожко, со словами «Нате ключи, а я пошел в тюрьму» бросает связку ключей, от продуктового склада, под ноги шеф-повару. А ещё, рассказывая о своей жизни, он говорил: «После всеармейских соревнований, по парашютному спорту, вышли из ресторана три офицера. Два полковника и я.» Вот такие, простые, работники армейского общепита кормили весь наш отряд, численностью 200 человек, в течении почти полутора лет.

В Советском Союзе, командование, о нас тоже не забывало. Перед Новым 1975 годом прислали нам Новогодние подарки. Натуральную, живую ёлку, 100 литровый, фанерный бочонок ржавой селёдки, 2 мешка чёрного хлеба и мешок гречневой крупы. Но чёрный хлеб и гречневая крупа сразу ушли в лётную столовую. А возле ёлки мы все, дружно, сфотографировались утром 1 января Нового 1975 года. Иногда, на армейских складах, наш снабженец менял курятину на свинину. Тогда наш шеф-повар баловал нас настоящим, узбекским пловом. Но это было крайне редко. Египет-мусульманская страна. А свинина и мусульманин вещи несовместимые. Офицерам и прапорщикам, на дополнительный паёк полагалась одна банка рыбных консервов. В основном это были сардины в масле. Так вот шеф, как мы его называли, разумеется с согласия руководства, реквизировал эти консервы. И раз в неделю, вместо опостылевшего всем борща, нам на обед подавали рыбный суп, на курином бульоне. Хоть какое-то разнообразие. А вот постных рассольников, в которых кроме перловки и солёных огурцов, неизвестно где и каким образом засоленных, ничего и нет,не было и в помине. Экзотические плоды манго, которые я увидел впервые, в своей жизни, пробовал. Жареные кактусы-ел. А вот, даже на восточном базаре, где есть всё, что твоей душе угодно, простых огурцов я не видел ни разу. Видать в Египте они просто не растут.

Но всё хорошее, когда-нибудь заканчивается. И один раз, на общем собрании отряда, которые иногда у нас проводились, чтобы из кипящего котла, накопившихся разногласий, выпустить пар, условия проживания у нас были далеко не сахарные, майор Синода, командир группы радио оборудования самолёта, заявил, что очень любит рыбные консервы и не понимает, почему его лишают, положенного ему, дополнительного пайка. Руководство отряда пошло ему на встречу. И вот так, из-за одного майора, двести человек лишились рыбного супа, которым и угощались то один раз в неделю.

Глава 8

Каир-столица Египта.

Обычаи и нравы египтян.

Как я уже упоминал ранее, столица Египта-город Каир расположен на правом берегу реки Нил. А город Эль-Гиза, с великими пирамидами, на левом берегу. Но в то время, когда я выполнял там свой интернациональный долг, как это официально именовалось, только не могу вспомнить, кому и за что, в свои годы, я успел так сильно задолжать, они уже представляли собой, единое целое. Хотя Эль-Гиза на несколько тысячелетий древнее Каира, так как пирамиды расположены именно в ней. За всё время моего пребывания в Египте, эта заезженная фраза, уже гвоздем сидит в мозгу моего читателя, так как повторяется уже несколько раз, а оно составляло один год и четыре месяца, в Каире я побывал раз 6 или 8, но не более. Каждая поездка начиналась с обязательного посещения пирамид. Во время одного из посещений я сподобился зайти внутрь пирамиды. Пирамида Хеопса, почему-то, была закрыта, для посещений. И я попал в пирамиду Хефрена. Уже не помню, за деньги это было или бесплатно. Пирамида Хефрена, из трех великих пирамид является средней: и по расположению, и по высоте, и по объёму. Входим в узкий коридор, пробитый, или построенный древними строителями, не знаю этого и по сей день, и по обыкновенным, деревянным доскам, с прибитыми к ним рейками, спускаемся вниз, на высоту, примерно двух этажей. Коридор такой узкий, что плечами задеваешь за противоположные стены. Входим в небольшую комнату. Потом, с противоположной стороны комнаты, по такому же дощатому трапу и по такому же узкому коридору начинаешь подниматься наверх. Входишь в большую комнату. Посередине стоит гранитный саркофаг, с прислонённой к нему, такой же гранитной крышкой. Обойдя его выходишь, через пробитое в гранитной стене отверстие, на свежий воздух. Оказываешься, примерно, на высоте четвёртого этажа. За тем, по такому же трапу, спускаешься на землю.

Можно прокатиться вокруг пирамиды на верблюде. Стоило это удовольствие, в то время, один Египетский фунт, то есть одна треть моего месячного, денежного довольствия. Я себе, такой роскоши позволить не мог, жадный был. Да и верблюд, для меня, не являлся экзотическим животным. Я их видел дома, в зоопарке. Перед тем, как усадить тебя на лежащего верблюда, на голову тебе одевали так называемую «Арафатку» («Арафатка» - это такой матерчатый платок, в черно-белую клетку, который крепился на голове каким-то чёрным обручем. Именовался он по имени Ясира Арафата, лидера не признанного, в то время Палестинского арабского государства). После чего погонщик, которые довольно сносно изъяснялись на русском языке, произносил фразу: «Садитесь, пожалуйста, на верблядь». Видать наши соотечественники уже поработали над этим вопросом. Слышал собственными ушами.

В один из наших приездов на пирамиды, а было это в январе 1975 года, мы с сослуживцами, решили запечатлеть себя на фоне всех трёх пирамид. Для совершения этого действа пришлось очень далеко уйти в пустыню, пешком, чтобы в ракурс попали все три пирамиды, одновременно. Но снимок удался. С тех пор, вот уже почти 50 лет, я постоянно храню его при себе. После посещения пирамид нас вывозили в город, где давали возможность, в течении 4 часов, прогуливаться по улицам. Как-то раз, мы набрели на красивое здание, ограждённое литой, чугунной решёткой. На калитке висела латунная пластина, на которой, русскими буквами, было написано-Посольство Союза Советских Социалистических Республик. И красовался герб нашего государства. Серпасто-молоткастый. Постояли, погрустили, почти как на Родине побывали. Да и побрели себе дальше.

Теперь перейдём к описанию обычаев, нравов и уклада жизни простых Египтян. Хотя и прозываются они Египтянами, но это историческая несправедливость. Египтян, как таковых, вообще не существует, в природе. Ещё в 12 или 13 веке, прошлого тысячелетия, эту территорию завоевали арабы, а египтян, вывели под корень. Всё то, что я успел рассмотреть простым, невооружённым взглядом советского обывателя, не обременённого политпросветской шелухой.

Собственно, Египтяне никакие не Египтяне. Египетского там остались только пирамиды, да надписи иероглифами, на саркофагах мумий, которые хранятся в Каирском музее. Население страны — это арабы, в начале прошлого тысячелетия захватившие обширнейшие территории от границ Индии на востоке, до побережья Атлантического океана, включая территорию Испании, на западе. Язык у них-арабский, а законы исламские. По этим законам, каждый мужчина имеет право иметь четырёх жён, если сможет, с начала их купить, а потом достойно содержать. Из разговора с военнослужащим-контрактником, охраняющим наш склад ГСМ, (Армия у них была, уже в то время, контрактная. Контракт заключался с гражданином, достигшим 15 летнего возраста и продолжался в течении 15 лет. Денежное довольствие составляло от 7 до 30 египетских фунтов, в месяц, в зависимости от квалификации и выслуги лет, для рядового и сержантского состава. Что в пересчёте на советские рубли составляло от 70 до 300 рублей. По советским меркам, 300 рублей, довольно приличная заработная плата.) выяснилось, что он служит в армии уже седьмой год и зарабатывает 15 фунтов. А две его жены живут в городе Исмалия и являются женщинами, с пониженной социальной ответственностью, как говорит наш президент. И весь доход от этих занятий идёт в общий семейный бюджет. Каждый зарабатывает на жизнь как умеет. Это не считалось зазорным. Женщина в Каире, стоила от 10 до 30 рублей за час, в пересчёте на наши деньги, которую продавал собственный муж. А вот одолжить сигарету, как у нас, у прохожего, считалось правилом дурного тона. Стоило только щёлкнуть пальцами вытянутой вверх руки и к тебе тут же подскакивал мальчик-разносчик, с лотком через плечо, полным сигарет, оптом и в розницу, в ассортименте и по различным ценам. Рассчитанных на самый изысканный вкус, а также и для простолюдинов. Если тебе захотелось пить, прямо ка тротуаре лежит гора апельсинов, сложенных пирамидой, размером с детскую голову. Торговцу показываешь пальцем, на понравившийся тебе экземпляр и его тут-же ополаскивают водой и попускают через ручную соковыжималку. А ты получаешь стакан свежего, натурального, апельсинового сока. Всё это делается за чисто символическую плату, то есть не дорого. И как говорила моя бабушка-покойница: «Даром и чирей не садится».

А ещё, перед каждой поездкой в Каир, нас особо предупреждали о наличии преступных группировок, занимающихся кражами грабежами. Привожу такой случай. Выгружают бочки с ГСМ. Краном. На штабеле бочек стоит араб-стропальщик и пяткой выкручивает медную пробку из бочки, потом незаметно кладёт её в карман и с независимым видом удаляется. Причём медная пробка в железную бочку, чтобы не было искрения при закручивании, была затянута ключом. Потом эта пробка продаётся ремесленнику-меднику в Каире, где из неё изготавливается огромное медное блюдо с восточным колоритом и выставляется в лавке торговца древнеегипетскими ценностями, для продажи европейским туристам, за очень большие деньги. Ещё один случай произошёл лично со мной.

При раскачивании топливозаправщика, прибывшего из Александрии, с грузом авиационного керосина, арабы, его сопровождавшие, попросили у меня разрешения посидеть в кабине моего автомобиля. Минут через 5, попрощавшись, они начали удаляться. Уже стемнело. Мой товарищ спрашивает: «Ты сигареты получил?». «Да.» «А где они?». «За сиденьем». «Проверь». Начал проверять то место, где лежали сигареты. А сигарет то и нет. Криками вернули арабов обратно, обыскали и нашли пропавшие сигареты. За исключением четырёх пачек, которые будто испарились. Не хочу бросать тень на всю нацию, но факт имел место. И как говорил бравый солдат Швейк: «На вокзалах всегда крали и будут красть».

Первое время, нас, выросших в Социалистическом государстве, где процветал лозунг «За детство счастливое наше, спасибо родная страна». Где на работу можно было устроиться после достижения пятнадцати летнего возраста, да и то по решению специальной комиссии, при районном Совете Народных Депутатов, поражало обилие малолетних тружеников. Разносчиками газет, сигарет и прохладительных напитков работали мальчишки 8-12ти лет. Чистильщиками обуви были дети того же возраста. Парнишки лет 14ти уже занимались более серьёзным бизнесом, торговали со стационарных лотков. Самой работы, в нашем Советском понимании, не было. Это когда из проходной завода, выходят уставшие, за отработанную смену рабочие, в запылённых спецовках. За всё время моего пребывания я не видел ни одного промышленного предприятия. В Каире их очевидно, просто не было. С сельским хозяйством я просто не сталкивался. Вся страна занималась торговлей. А в нашем понятии, в то время, торговля работой не считалась.

Но на производство строительных работ я обратил внимание. В центре города строились, в основном, высотные здания. Строились они монолитным способом. Ни каких ни будь подъёмных кранов и других грузоподъёмных механизмов не было и в помине. Бетонная смесь готовилась вручную. Здание было окружено строительными лесами. Леса состояли из бамбуковых палок, кое как скрепленных какими-то верёвками. Строительному рабочему, обряженному в галабею (мужская, длинная рубаха, до пола, с коротким рукавом) прикреплялась на спину, плетёная из соломы, кошёлка, куда и накладывалось 3 или 4 лопаты жидкого бетона. И вот этот строитель, если его так можно назвать, карабкался вверх по этим, если их можно так назвать лесам, на высоту 20 или 30 этажа. На высоте, он опоражнивал свою корзину в опалубку и уже налегке спускался вниз, уже с другой стороны строящегося здания. И как муравьи, из мультфильма, один за другим, непрерывной цепочкой, вверх, вверх. Непрерывно во времени и в пространстве. Таким же, наверное, способом строились и Великие пирамиды. Как говорится в русской пословице: «Терпение и труд-всё перетрут». О какой технике безопасности может идти речь. Где он Кодекс законов о труде. Проклятые капиталисты. А построенные, в центре Каира, вручную, небоскрёбы, стоят.

Один раз я наблюдал похоронную процессию. За гробом, фанерный ящик с четыремя палками, который несут на плечах, четверо мужчин, в национальных одеждах. За гробом идут только мужчины. Вдали стоит толпа женщин, в чёрных, траурных одеждах. Из неё раздаётся истерический плач. Тут одна из женщин пытается вырваться из толпы, её тут же хватают и затаскивают обратно в толпу. Довелось проезжать мимо старого города. Средневековые узкие, кривые улочки, совершенно пустые. Его забросили не известно, когда, когда почти всё население вымерло от чумы. Строения из камня, в таком климате, когда нет дождей, они могут разрушаться столетиями. Представьте, огромный город, в половину нашего Барнаула. Дома старинного восточного стиля, 1, 2, 3, и 4этажной застройки, жёлто-коричневого цвета под блёкло-голубым, выгоревшим, под ослепительными лучами южного солнца. И пустота, и безжизненность. Лишь иногда мелькнёт тень, закутанный в чёрное, силуэт палестинской беженки. В толпе народа их можно вычислить сразу, по чёрным, траурным одеждам, которые они носили постоянно, независимо от возраста. Рядом, с когда-то жилыми постройками, стоят невысокие, каменные обелиски. Значит умерших здесь людей хоронили рядом с тем местом, где они влачили жалкое существование или наоборот, вели роскошный образ жизни. Потому, что рядом с трущобами высились величественные здания и мечети.

Один раз, правда издалека, удалось увидеть самую древнюю, ступенчатую, пирамиду Джоссера. Она расположена на краю пустыни, как раз в том месте где заканчивается или начинается Старый, мертвый город. У этого вопроса ведь две стороны. Если ты въезжаешь в, город-то он начинается, если выезжаешь-он заканчивается. Ступенчатая пирамида Джоссера является самой первой постройкой, если верить учёным-египтологам, не только на территории Египта, но и всего Земного шара. Пирамидальные постройки существуют в Индии, Непале. Мексике, Перу, да и во многих других странах.

Глава 9

Работа водителя-моториста

Рядового Притупова.

Как я уже описывал ранее закреплённый за мной автомобиль ПСГ 65-130 (как это расшифровывается я уже описывал) по прямому назначению использовался, для перекачки горючего, всего один раз. И чтобы машина, да мало ли чего может случиться, а вдруг война, всегда была в полной боевой готовности, с подачи командира авто взвода прапорщика Урсана, я сделал деревянные надшивки на борта, увеличив этим высоту кузова. Так же по трем сторонам кузова я сделал лавочки из досок, для перевозки личного состава. Так что в кузове моего автомобиля легко размещалось 15 человек вооружённых бойцов. А больше, по нашей работе, и не требовалось. Так как наш караульный тягач УРАЛ 375, водитель Гусак, чех по национальности, постоянно выходил из строя, то работа по перевозке караульных и снабжение их горячим питанием, три раза в сутки, ложилась на мои плечи, то есть на кузов моей маленькой машинки. Да это и хорошо. На это время я освобождался от несения суточных нарядов, так как работа караульной машины-круглосуточная.

Опишу суточный распорядок работы караульного автомобиля и его водителя. Подъём в 6 часов утра, утренний туалет и проверка готовности автомобиля к работе. В 6-30 подгоняю, задним ходом автомобиль к служебному входу в солдатскую столовую. Открываю задний борт кузова автомобиля. Захожу в столовую, здороваюсь с поварами, особо с шеф-поваром. Жду. Приходит сержант Лёша Бунчиков. Заместитель командира взвода охраны. Парень родом из Харькова. На внешность, чуть-чуть красивее пистолета, как говорила одна моя знакомая. Не вредный, но чуток придурковатый. С ним всегда случались какие-нибудь казусы. С начала опишу один из них, а потом уже вернёмся к завтраку. Торопиться то нам не куда-успеем. Как-то раз подал я машину для погрузки завтрака, для караулов. Захожу в столовую, вижу стоят два повара-Вася Мокрый и мой земляк Коля Масленников, а между ними, на столе, насыпана мука, горкой. Стоят и спорят. Спрашиваю: «О чём спор?». Один говорит: «Мука пахнет мышами». Второй говорит: «Ничем она не пахнет, иди понюхай». Я сразу смикитил, что тут таится какой-то подвох. Отвечаю: «Я не большой специалист, по запахам, сейчас придёт Лёша Бунчиков. Он и разрешит ваш спор». Как обычно не входит, а именно залетает Лёша. Они к нему с тем же вопросом. «Сейчас парни». Подходит к столу и склонившись над этой горкой, начинает принюхиваться. Они вдвоём, за затылок, окунают его лицом, в эту муку. Представьте себе эту картину. Всё лицо, глаза и волосы-запорошены мукой. Вместо того чтобы отряхнуться, он, с перепугу, бежит к раковине и начинает смывать муку водой из-под крана. Никогда, ни до, ни после этого, я в жизни не видел военнослужащего, от кончиков волос, до груди, так испачканного тестом. Протерев глаза, он бросился жаловаться командиру роты. Последствия, если они и были, по прошествии времени, стёрлись из моей памяти.

Вернёмся же к описанию рабочего дня караульной машины. После погрузки горячей пищи, в больших, металлических, армейских термосах начинаем развоз пищи по караулам. Первым идёт авто парк, потом пост на аэрофотослужбе, а за тем четыре поста-это четыре подземных укрытий для самолётов. Бунчиков так же являлся раздатчиком пищи. Раздав пищу на четвёртом посту, в последнюю очередь, завтракаем сами. В обратном порядке собираем грязную посуду. В обед, то же самое. В 17 часов-развод караулов. В 17-30 еду развозить смену караулов: 5 человек-авто парк; 5 человек-АФС и 4 начальника караулов-на самолётных стоянках. Как я уже писал ранее, солдаты на этих постах несли службу по месяцу, без смены. Каждую ночь, с ответственным дежурным, обязательная проверка всех постов. Дежурным назначали офицеров из высшего комсостава. Проверка производилась в любое время ночи. И поэтому, в какое время она будет производиться, заранее не знала ни одна живая душа. Но что она обязательно будет, об этом знали все. И несли службу, находясь на посту, согласно устава караульной службы, бодро и бдительно. Перед тем как лечь спать, на спинку кровати привязывалось полотенце, чтобы дневальный, среди ночи, в полумраке горящего ночника, знал кого разбудить.

В дни проведения полётов, мой автомобиль возглавлял авто колонну, двигающуюся на аэродром. На пассажирском сидении всегда располагался командир авто взвода, прапорщик Урсан. Привычка у него была, правую руку, согнутую в локте выставлять за край открытого стекла, ладонью упираясь в край дверки. После прибытия на аэродром наш авто взвод, в полном составе, опять же на моём автомобиле, погрузившись в кузов, выезжал на прочёску взлётной полосы. Выезжали на старт и растянувшись в цепь, проходили всю взлётную полосу, длиною 3,2 километра, пешком, убирая с полосы мелкие камушки или сметая щетками, нанесённый ветром песок. Я сначала, на медленной скорости, ехал за цепью. А потом: ставил машину на разделительную полосу; включал первую передачу; регулировал число оборотов двигателя ручным газом; выходил и вместе со всеми, собирал камушки. А машина, потихоньку, ехала за цепью сама, без водителя, как домашняя собачонка, за хозяином. Пройдя метров 200 смотрел, не уходит ли машина с разделительной полосы, если уходила, то встав на подножку, выравнивал направление, если нет, продолжал прочёску. Командир взвода шел с нами в цепи и против моих действий не возражал. Хотите верьте, хотите нет, как сказал Евгений Леонов в кинофильме «Полосатый рейс». Свидетели этого: один Коля Маленко, проживает в селе Мамонтово; второй Вася Сизов, проживал в Кулунде, если они живы, можно справиться у них.

После того, как я привозил личный состав с прочёски полосы, я забирал двух парашютчиков, и мы выезжали на сборку тормозных парашютов, отстрелянных самолётами, при приземлении. Первый раз, когда я привёз в караул пищу, возле первой душмы сидел пес-дворняга, довольно крупного размера. Как только Лёша Бунчиков вышел из машины этот пес заскочил в кабину и уселся на пассажирском месте. Я попытался его выгнать, а он, рыча, стал скалить на меня зубы. Подошедшие караульные сказали, что выгонять его бесполезно. Так оно и продолжалось все полтора года. В первой душме пес водружался на пассажирское сиденье, моего автомобиля. Доехав до четвёртой душмы, он покидал кабину автомобиля и величавой походкой удалялся по направлению первой душмы, к месту своего постоянного проживания. Звали этого пса-Тима. А ещё этот пес Тима не любил, когда ему предлагали закурить. Прапорщик Петя Дуков, так мы его звали, из парашютчиков. Среднего роста темнокожий и черноволосый, похож на цыгана. Знаменит был тем, что когда его спрашивали: «Что? Животик отращиваешь?», говорил: «Это грудь! Что у мужчин расположены выше колен – это грудь!»

Так вот, она сам не курящий, сворачивал бумажку трубочкой вставив себе в рот, потом протягивал её собаке со словами: «Тима, давай покурим». И пес оскалив зубы начинал грозно рычать. Вот такой вот был прикол.

После нашего прилёта в Арабскую Республику Египет. Когда служба нормализовалась. На общем построении отряда, всем офицерам и прапорщикам было объявлено, что должны быть составлены именные списки, кто и какой марки автомобиль, будет приобретать. Замполит отряда и все летчики не имели навыков управления автомобилем. В Союзе, перспектива купить автомобиль, в то время, растягивалась на долгие годы. А тут, через год, ты можешь стать автовладельцем, без всяких очередей, на свои, а не заёмные, честно заработанные деньги. Они и обратились с просьбой к командиру роты, о выделении автомобиля, для обучения вождению. Мой автомобиль, как самый маленький и на первых порах, не очень задействованный в обеспечении полётов, был выделен для этих целей. Так я стал инструктором по обучению вождения автомобиля. Вначале у меня было пять курсантов-четыре лётчика и замполит отряда, подполковник Зотов Лев Васильевич. Потом лётчики куда-то рассосались и остался один замполит. Занимались мы с ним обучением два раза в неделю, по два часа в день. Продолжалось это больше года. Автомобиль ГАЗ 51, в управлении, (не буду грузить вас нюансами, которые известны только автомобилистам) считается самым капризным. Кто поехал на ГАЗ 51, тот без труда уедет на любой, другой марке автомобиля. Как я уже писал, занимались мы обучением вождению больше года, но ездить, на этой капризной машине, я его научил. И передним и задним ходом. Его местом службы была Кубинка, гарнизон, в котором я начинал служить в Советской Армии. Теперь это парк «Патриот». С его слов, со знаменитым вратарём Львом Яшиным, они учились в одном классе, в школе, вместе играли в футбол и были друзьями. Сейчас ему должно уже быть под 90 лет. Толи жив, то ли уже нет. Но как командира и как человека я его вспоминаю всегда добрым словом. Подводим итог. За год и четыре месяца моей службы на Африканском континенте, я накатал, не выезжая за пределы военно-воздушной базы, аж одиннадцать тысяч километров.

И как говорил, наш незабвенный командир авто взвода прапорщик Урсан,

«Солдат всегда должен быть загружен. Иначе ему, от безделья, в голову приходят дурные мысли». И как во всех армейских частях, от подъёма до отбоя, у нас была полная занятость. Но всё же иногда выпадала свободная минутка. Занять её практически было нечем. Книжный набор, в библиотеке, был скудным. Оно и понятно. Ведь предыдущий контингент был заброшен по тревоге. Библиотека собиралась в попыхах и больше не пополнялась. Из всего прочитанного, за этот год, запомнилась лишь книжка «Два апреля» автора, к большому сожалению, уже не помню. И ещё мне в руки попалась затрёпанная книжица «Сыновья Большой медведицы». До службы в Армии я несколько раз просматривал кинокартину с таким же названием. С участием, в главной роли, югославского актёра Гойко Митича. Прочитал эту книгу от корки до корки, хоть и издана она была на украинском языке. Срочно пришлось изучать украинский язык и украинское правописание. После отъезда в Союз командира отряда, полковника Воробьёва, в этой должности утвердили лётчика, майора Ушакова. Как командира отряда, во всех его проявлениях, мне обсуждать, по чину, не положено. Но в свободное от служебных обязанностей время музицировал, на баяне, относительно не плохо. Конечно не так как Александр Полудницин, люди постарше конечно ещё не забыли это имя. Он организовал из нас хоровую капеллу и коронной песней был «Марш авиаторов», «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Преодолеть пространство и простор. Нам разум дал стальные руки-крылья. А вместо сердца-пламенный мотор» и далее по тексту.

А ещё были шахматы. Сначала пытались организовать обще отрядный турнир. Но почему-то эта идея провалилась с треском, толком ещё не успев сформироваться. Резались каждый в своём подразделении. У нас, в авто взводе сразу выделилось два лидера. Один из них, ваш покорный слуга, а второй, Мишка Бреев, водитель авиационно-пускового агрегата, на полгода младше, меня по призыву. Примерно недели через две, к нам за доски перестал кто-либо садиться. Как они говорили: «Результат известен заранее». Оставшиеся год с небольшим мы провели в шахматных баталиях вдвоём. С переменным успехом, я бы хотел заметить.

Это в Советском Союзе, у офицеров и прапорщиков били жёны и дети, к которым они стремились по вечерам, после окончания службы. А в Египте, все мы жили в одной казарме, питались в одной столовой. Пищу нам раздавали из одного котла. Ходили в одинаковом обмундировании, без знаков различия. Друг перед другом не козыряли. Не было различия по национальному признаку. Меня всё доставал прапорщик Лысенко. В Союзе он служил в городе Коломыя, Западная Украина. «Скажи Притупов, как по-украински называется круглая булка хлеба» «Поляныця» отвечал я. «Брешешь, никакой ты не Сибиряк. А если даже и так, то застрогал тебя, все равно-хохол. Русский так не может произнести это слово». Была Одна, большая, дружная семья Братских народов. Где это теперь??? Куда всё это подевалось???

Кроме того, как я уже писал ранее, был ежедневный просмотр художественных фильмов, на широком экране и редкие поездки в город Каир. Вот, пожалуй, и весь скромный набор внеслужебных радостей. Для продолжения повествования сделаем небольшой экскурс, во времена моего детства. Во времена моей юности, только-только начали появляться на свет вокально-инструментальные ансамбли. А через некоторое время их расплодилось, как собак не резанных. И уметь бренчать на гитаре было очень престижно. Чтобы освоить эту науку я договорился с одним гитаристом, чтобы он преподал мне мастер-класс. Как он меня заверил: «Оплата три рубля, наличными и ты уже умеешь играть на гитаре». Звали этого гитариста Слава Кургалин. С большим трудом выманил у бабушки, мама была на летней сессии в институте, в городе Кемерово, эти рубли, которые и внёс, предоплатой, за постижение азов мастерства. Обучение происходило по одному часу в день. По истечении третьего дня занятий маэстро заявил, что мой счет, оплаты за обучение, обнулился и на этом, наше, совместное, приятное времяпровождение, заканчивается. В итоге, игре на гитаре я не выучился, а три рубля канули безвозвратно. Для нашей семьи это была значительная финансовая потеря. Во время несения службы в Арабской Республике Египет, развлекались игрой на вышеописанном, музыкальном инструменте. Мой друг, не побоюсь его так обозвать, повар лётной столовой, Вася Ляшенко, из родного города Софии Ротару, Черновцы, довольно прилично наигрывал. Он взял надо мной шефство. И к концу нашего пребывания в Африке, я довольно сносно, аккомпанировал себе при исполнении песен Владимира Высотского, а также народных, блатных и хороводных. Был, среди нас, вод возчик, Слава Голобков, призывался из города Павлодара. Он тоже упражнялся игре на гитаре. Всю песню, которую он исполнял, я не помню, а вот одну строфу, я помню и сейчас.

У геркулесовых столбов, лежит моя дорога

У геркулесовых столбов, где плавал Одиссей

Ты не спеши меня забыть, ты подожди не много

И скорбных платьев не носи и женихам не верь.

Глава 10

Несение службы в зимний период. «Хамсин» и другие важные

и не очень, события мирового масштаба.

 

Долго ли, коротко ли, начала приближаться зима. У нас, в Сибири, ноябрь считается уже зимним месяцем. В средней полосе России-это поздняя осень. В Египте, 10 ноября 1974 года, на небе, впервые за всё знойное лето, появилось белое облачко похожее на небольшой, растеребленный до прозрачности, кусочек ваты. Температура окружающего воздуха, по ночам, стала опускаться до 25 градусов и ниже, разумеется с плюсом. По утрам, всё чаще, землю стал окутывать туман. За ноябрь и декабрь, за два месяца, раз шесть начинал накрапывать дождь. Один раз он моросил целые сутки, но промочил песок всего лишь сантиметра на три, в глубину. И дождь там не такой, как у нас: осенний, мелкий, нудный. А просто в воздухе стоит водяная пыль. Но боевые или тренировочные вылеты, я уже и не знаю, как их классифицировать, у нас не прекращались, так как они происходили всего лишь один раз в неделю. Самолёты у нас были всепогодные, а на высоте двадцать тысяч метров, солнце светит всегда, разумеется в светлое время суток. Хуже было по ночам. Помещения в Египте не отапливаемые. Стены и полы из камня. Окна одинарные, а одеяла у нас были байковые. А причём здесь одеяла? А при том, что, если всю ночь, вместо того что бы спать, ты находился в полудрёме, щёлкая зубами от холода. О какой боеспособности может идти речь. Меня спасало то, что моё спальное место было расположено возле вешалки с верхней одеждой. Так что, после отбоя, я ещё укрывался, поверх одеяла, несколькими техническими куртками. Стоянки наших четырёх самолётов были расположены в четырёх подземных укрытиях, возведённых из монолитного бетона. Въезд был перекрыт стальными створками, которые открывались и закрывались с помощью электрических лебёдок. Наш караул находился внутри укрытия. Там хоть ветра не было. А наружную охрану несли арабские военнослужащие. Их пост располагался на открытой площадке, продуваемой всеми ветрами, со всех четырёх сторон. Жили они здесь же, в отрытой в песке землянке. Но им было легче, для отапливания своего жилья они разжигали в жаровне, древесные угли. Про нас они говорили: «Русс-кассура. Сам приехал и мороз привёз» (Кассура-нехороший человек, а может что и по крепче). В январе ночные температуры стали опускаться до + 5 градусов по Цельсию. Для арабов разразилась климатическая катастрофа. Днем температура наружного воздуха поднималась до отметки +20, но без ватной, технической куртки, на свежем воздухе, чувствовалось немного грустновато.

В декабре месяце произошло чрезвычайное происшествие. На одном, из четырёх авиационно-пусковых агрегатов, на двигателе, запали поршневые кольца. А это значит, при любой пиковой ситуации, один из четырёх наших самолётов не смог бы запуститься и вовремя взлететь. Напоминаю, самолёт МИГ-25, в то время, являлся сверх секретным. За ним охотились разведки всех капиталистических стран, всего мира. Поэтому такой вариант считался совершенно не приемлемым. Охраняли его особо бдительно. При заступлении на пост по охране самолёта мы проходили ежедневный инструктаж. На фюзеляже каждого самолёта были нарисованы, красной краской, три точки, обведённые красной чертой. В случае нападения на охраняемый объект и при реальной угрозе захвата охраняемого самолёта противником, каждый караульный должен был, из своего стрелкового оружия, даже ценой собственной жизни, поразить эти три цели. После чего первоклассная, боевая машина превращалась в груду металлолома.

Как мы его не оберегали, а нашёлся, таки «иуда». В 1976 году, на Дальнем Востоке, во время тренировочного полёта, лётчик Беленко (обратите внимание на Украинскую фамилию) перегнал вышеупомянутый самолёт в Японию. Где, несмотря на протесты нашего правительства, самолёт был размонтирован и вывезен в Соединённые Штаты. Куда был доставлен, и лётчик Беленко, где он запросил политического убежища, которое, в спешном порядке, ему было предоставлено. А как трубили наши газеты, клеймя позором, изменника Родины. Его семья, жена, мать и дети, выехать к нему отказались. Через четыре месяца, при загадочных обстоятельствах, лётчик Беленко погиб в автомобильной катастрофе. И как говорят в народе, «Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал». Почему я помню, в деталях это событие. Да потому, что там, в Африке, мы готовы были пожертвовать своей жизнью, которая даётся один раз, лишь бы самолёт не попал во вражеские руки. А какой-то «хохол» запросто его продал. Слава Богу, не успел насладиться дивидендами, за своё предательство.

Но вернёмся к вышедшему из строя, авиационно-пусковому агрегату. Наш командир взвода, прапорщик Урсан, принял решение не обращаться к арабским техникам, а отремонтировать двигатель, своими силами. В помощники он выбрал меня. Не снимая двигателя, сняв только головки блоков и поддон, на восьми цилиндрах, танкового двигателя, мы поменяли поршневые кольца. С высоты прожитых лет и исходя из знаний, полученных при окончании Алтайского политехнического института, оконченного мной в 1982 году, делали мы это довольно примитивно. Не применяли ни каких оправок. Сажали кольца в пазы поршней, на нитки. Такой способ посадки колец я не видел больше никогда. Но факт имел место. За два дня, мы вдвоём, если ещё учесть, что специалист я был никакой, в то время, заменили комплект колец, на танковом двигателе. Авиационно-пусковой агрегат был готов к выполнению боевого задания. Но что-то я не запомнил, чтобы нам за это вынесли благодарность, хотя бы устную.

В трудах и заботах прошли ноябрь и декабрь месяц. Наступил канун Нового 1975 года. Из Союза прилетел борт с запасными частями для самолётов и автомобильной техники. Командование прислало подарок. Два мешка чёрного хлеба, мешок гречки, сто литровый бочонок ржавой селёдки и живую ёлку. Ну как распорядились подарками Родины я уже подробно описывал в предыдущей главе. 31 декабря, к нам с концертом, приезжала агитбригада (в то время это называлось так), советских специалистов, состоящих при посольстве Союза Советских Социалистических Республик в Арабской Республике Египет. Такое было официальное название. Среди них находилось некоторое количество Советских женщин. После концерта они тут же укатили обратно в Каир. После отбоя, уже не помню во сколько он был, я в одного, из горлышка, под одеялом, честно, до последней капельки, чтобы не нарушать новогоднюю традицию, высосал, припасённую заранее, четвертинку «Бренди», закусив апельсином, выбросив освободившуюся стекло тару за окно, с чистой совестью, отошёл ко сну.

После того, как утром 1 января, наступившего 1975 года, я развёз по караулам завтрак, сфотографировался возле Новогодней елки, установленной прямо на песке, зашёл в спальное помещение. Следом за мной зашел начальник штаба, старший лейтенант Синицын. Он обратился к нам с такой речью: «Ну что, орлы, утром, поднявшись на крышу, я обнаружил бутылку из-под спиртного, лежащую под вашими окнами. Так как виновного мы не найдём, то отвечать будут все. Будем копать могилу 2х2х2 метра и с почестями эту бутылку захороним». Командир моего отделения, спальные места у нас находились рядом, Шура Рылов, исподтишка, показал мне кулак. Но испуг был преждевременным. Начальник штаба, у нас в казарме, больше не появился. Оказывается, под солдатскими окнами он нашёл три пустых бутылки, из-под спиртного, а под окнами офицеров и прапорщиков аж шестьдесят семь штук. Об этом нам сообщили солдаты роты связи, сопровождавшие его в этом походе. Так и не начавшись, бесславно закончились предполагаемые похороны.

Переходим к другим, более важным, перевернувшим с ног на голову все многолетние, межгосударственные отношения, того времени. В это время, точную дату я не помню, президент Египта, Анвар Садат, в американском городе Кемп-Девид, заключил с премьер-министром Израиля сепаратный мирный договор. Или, как его окрестили в наших средствах массовой информации, сепаратную сделку, под патронажем американского президента, в обход других арабских государств. Что разрушило коалицию арабских стран, Ближнего Востока, из которых Египет представлял самую большую угрозу для Израиля, выведя свою страну из войны. Отсюда последовал захват Израилем Сирийских Голландских высот, правого берега реки Иордан (в которой, следует из библии, Иоанн-Креститель крестил Иисуса Христа) на территории Ливана и части независимого Палестинского государства. Прошло уже 46 лет, а эти территории так и находятся по оккупацией Израиля.

По правде сказать, Анвар Садат за это предательство интересов других арабских государств жестоко поплатился. Уже в 1976 году, во время проведения военного парада, он и вся его свита, были в упор расстреляны из самоходной артиллерийской установки, принимающей участие в этом параде. «Бог щельму метит». После него на этот пост был избран бывший главнокомандующий вооружёнными силами, генерал Хосни Мубарек, который успешно правил Египтом в течении последующих 38 лет. Который, в свою очередь, был низвергнут и растоптан (в переносном смысле) во время арабской весны. Но это случилось гораздо позже того, как я вернулся на Родину. Так что лично я, не имею к произошедшему, ни малейшего отношения. И как говорил Федор Иванович Сухов, персонаж кинофильма «Белое солнце пустыни»: «Восток-дело тонкое».

Однако, вернёмся в январь 1975 года. В январе, этого года, должен был состояться, запланированный за долго до этого, государственный визит генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Леонида Ильича в Египет. И наш, всеми уважаемый командир ОРАТО (отдельная рота авиационно-технического обеспечения, кто уже подзабыл), майор Бондаренко высказал такую мудрую мысль. Во время визита, если не сам Брежнев, то кто-нибудь из его окружения, а так как мы являемся единственным воинским подразделением Советской Армии, находящимся на территории данного государства, обязательно должен нас посетить, просто обязан. Поэтому, всю шоссейную дорогу от Каира до авиабазы «Каир-западный», протяжённостью в 40километров надо просто вымести мётлами, вручную. Если 40 километров дороги, разделить на 200 человек, списочный состав нашего отряда, включая сюда всех караульных, несущих службу, по охране военных объектов и поваров, то приходится то всего по 200 погонных метров на человека. По моему разумению, такая бредовая мысль не могла прийти в голову даже сумасшедшему. А наш командир роты, в чине, майора, был, вроде бы, а впрочем кто его знает, в своём уме и трезвой памяти. Правда, в связи с вышеизложенными событиями, визит Леонида Ильича в Египет не состоялся, и нам не пришлось мести дорогу. Между нашими государствами началось охлаждение отношений. Что в дальнейшем и отразилось на сроках моей службы. И как говорил в своей интермедии наш губернатор Михаил Евдокимов: «Маленький мальчик укусил большую тетю, за голую задницу, когда она, задом, пятилась в уличный туалет. Укусил за задницу, а разорвалось, у неё, сердце.» В этом мире всё взаимосвязано, но об этом я напишу в следующих главах.

«Дуют ветры, в феврале

Воют в трубах громко

Змейкой вьётся по земле

Белая позёмка»

Уже не помню автора, толи Тютчев, толи Фет. Помню только, что этот стих учил в школе, наизусть. У нас, зимой, задувает снежная метель, света белого не видно. Заметая на дороге, по крышу, иногда и с крышей, грузовые автомобили вместе, с находящимися в них людьми. Такие случаи, иногда, даже приводят к гибели людей. Сам попадал в такую передрягу, но к счастью, остался в живых. Вовремя пришла помощь. Но об этом в другой книге. Вот и в Египте, в феврале, начинается такая же метель. Только вместо снега-песок. Называется это природное явление «Хамсин». В переводе на русский язык «Пятьдесят». По числу дней, которые он дует. Но нам повезло и на этот раз. Пожалели нас толи древние боги Египта Осирис и его жена Исида. Толи наш Никола-Чудотворец сжалился над нами, только во время нашего пребывания, этот ветер дул всего лишь семь дней. Но службу, на это время, никто не отменял. На постах надо стоять, личный состав надо кормить. На постах стояли, завязав рот и нос полотенцами. Глаза прятали, надев очки газосварщика, но с простыми стёклами. В столовой, посуду мыли всем миром, непосредственно перед раздачей пищи. Все работы, кроме суточных нарядов, были отменены. В казарме, в воздухе, стояла такая пылевая взвесь, что в электрической лампочке легко, невооружённым глазом, просматривалась нить накаливания. Но пережили и эту напасть. После этой песчаной бури начало возвращаться лето. На 23 февраля, день рождения Красной Армии, всем старослужащим водителям, присвоили квалификацию: «Шофёр второго класса». А это, даже по армейским масштабам, очень крутое поощрение. После возвращения на «Гражданку», это была 15% прибавка к заработной плате. А ефрейтору Морозу, из роты связи, видать по ошибке, присвоили звание «Ефрейтор» во второй раз. Ребята его задразнили: «Товарищ. дважды ефрейтор, разрешите обратиться». На этой мажорной ноте хотелось бы и закончить описание службы в осенне-зимний период.

Глава 11

Первая попытка демобилизации.

В конце марта 1975 года нам объявили, что вышел приказ министра обороны Советского Союза о демобилизации военнослужащих, майского призыва 1973 года, выслуживших положенные сроки службы, в мае-июне 1975 года. Пост министра обороны, в то время, занимал Маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко. Все мои сослуживцы и я в том числе, очень обрадовались. Ведь все мы, старослужащие ждали публикации этого приказа, как манны небесной.

В войсках, несущих службу на территории Советского Союза, по крайней мере, в тех, в которых мне доводилось служить, существовал обычай. Все, так называемые, старики, за сто дней до публикации приказа, стриглись «на голо». И начинался обратный отсчёт, как у космонавтов. Только у космонавтов считаются секунды, оставшиеся до старта, а у солдат дни, которые остались до публикации. Ведь благодаря нашей армейской рутине, эти дни, из года в год, не менялись. На космодроме, об оставшихся секундах пребывания космонавта, на нашей грешной земле, оповещают, по громкой связи. В казарме, всё это делается гораздо проще. После отбоя, посредине казармы, на прикроватную тумбочку, ставят бойца, из молодого пополнения и он, громким голосом, оповещает всех стариков о количестве дней, оставшихся до выхода приказа о демобилизации, да ещё и желает, всем старикам, спокойной ночи. «Спи старик, спокойной ночи. Дембель стал на день короче». И так каждый день. После публикации приказа в прессе, а это обычно газета «Красная звезда», главный печатный орган Советских Вооружённых Сил, старик становится дембелем. Во время службы в Союзе, сия позорная участь миновала меня. Стоять на тумбочке я не сподобился.

В Египте этот обычай как-то не прижился, по многому ряду причин. Во-первых, у нас не было бойцов молодого пополнения. Все мы в Египет попали практически одновременно. Потом, разница в сроках по службе, в полгода, не имела никакого значения. А так как нас было очень мало, в количественном выражении, мыли полы и ходили в наряд все, не взирая на звания и сроки службы. Я очень не любил ходить в столовую, заготовщиком. Это человек, который накрывает столы, для приёма пищи, личным составом. А среди моих сослуживцев были большие любители этого дела. Мы с ними менялись ролями. Они, за меня, ходили на заготовку. Я, за них, мыл полы.

После оглашения приказа, весь народ, в свободное от службы время, взялся усиленно принимать солнечные ванны, чтобы приехать домой с кожей покрытой загаром, до шоколадного цвета. Хотя, если честно признаться, этот южный загар смывается после двух посещений бани. А вот, наш, сибирский, держится на коже почти до следующего года. Проверено на собственном опыте. Я к этому особо не стремился. Приказ то приказ, а до июня ещё оставалось добрых два месяца. Так что жизнь, в нашем отряде, продолжала катиться по накатанной колее.

Перед праздником, Днём Победы, на общем построении, зачитали праздничный приказ. Все лётчики были награждены орденами Ленина. Если я повторяюсь, то извините. Орден Ленина считался тогда высшей государственной наградой Советского Союза. И удостоиться награждения им, в мирное время, надо, как минимум, совершить подвиг. Значит наши лётчики, совершая, так называемые тренировочные полёты, выполняли такие задания, о которых нам, простым смертным, тем, которые обеспечивали их вылеты, и знать то было не положено. А может просто для нас время было не совсем мирное, но мы то об этом ничего не знали. Незадолго до этого, Президиум Верховного Совета утвердил две новые правительственные награды, орден «За службу в вооружённых силах СССР» - трёх степеней и медаль «За отличие в воинской службе». Всех командиров подразделений наградили новыми орденами. Всех ветеранов Великой Отечественной Войны, а их, в отряде, набралось аж пять человек, включая сюда командира роты связи, майора Анцифирова и нашего старшину роты, наградили юбилейными медалями ххх лет Победы и медалями «За отличие в воинской службе». Такими же медалями наградили весь личный состав группы вооружения. Хотя за все время пребывания они, собственными обязанностями занимались только один раз, во время событий на Кипре, в остальное время, ходили по нарядам и пили «Массандру». Но из Московских кабинетов, наверное, виднее, кто и что заслужил. И как шутили солдаты срочной службы «Кому ордена, медали. А нам ни хрена не дали».

На торжественном построении, наш синий генерал, как мы его называли, генерал-майор авиации Боровиков, объявил о замене нас, на свежий контингент. (Ещё у нас был красный генерал, общевойсковой, генерал-лейтенант Боковиков, начальник группы советских специалистов, так мы официально именовались, в Арабской Республике Египет) Приказал составить списки на отлёт, по партиям. Я попал во вторую, на 21 мая 1975 года. И как он заявил: «Отрепетировать всё, вплоть до посадки в самолёт». Числа 12 мая «солдатское радио» доложило-из Союза летит самолёт с заменой. Ждём день, другой. Самолёта нет. Это уже потом, по прилёту в Шаталово, мы узнали, что самолёт с заменой, к нам летел, но Египетские власти просто не запустили его в своё воздушное пространство. Самолёт посадили в Будапеште, где наши сменщики, ещё два дня ждали разрешения Египетских властей. После окончательного отказа впустить нашу замену, на свою территорию, самолёт вернули в Шаталово, а солдат разослали к местам их постоянной дислокации. А нам объявили, что замены не будет, и мы должны продолжать нести службу, в прежнем режиме.

Тем временем, два Африканских государства, находящихся на африканском роге, есть такое место, на земном шаре, взялись выяснять отношения друг с другом, то есть воевать. И на нашем аэродроме стали приземляться, на дозаправку, наши гражданские самолёты, под самую завязку, забитые нашими молодыми, стриженными ребятами. Причём, один борт летел в Эфиопию, а второй борт летел в Сомали. В два разных государства, которые воевали друг с другом.

Ещё до этих событий, наш командир взвода решил, что, передавая материально-техническую часть имущества взвода нужно чтобы она выглядела достойно. А то, заезжая в подземные укрытия, кузовами автомобилей, поободрали часть штукатурки, со стен. Взводный выкрикнул охотников отличиться. В детстве я видел, как кладут один кирпич на другой, чтобы они не развалились. А ещё я видел, как штукатурят стены. Вызвался быть штукатуром. Взводный, смерил меня взглядом и согласился, выбора то у него не было. Меня освободили от несения суточных нарядов, закрепили за мной помощника, привезли шесть мешков цемента и мастерок. Полутёрок я сделал сам, из деревянной доски, прибив к ней рукоятку. И вот, не торопясь, от несения суточных нарядов то я был освобождён, за две недели, я заштукатурил все щербины на стенах подземных укрытий, благо песка, под руками, было много, целая пустыня, без конца и края. Взводный, критически осмотрев мою работу, остался доволен. И моё мастерство, через некоторое время, сыграло со мной то ли добрую, то ли злую шутку. Я и сам так и не понял.

Красный генерал, генерал-лейтенант Боковиков, начальник контингента советских специалистов в Египте, проживал в городе Каире, элитном районе, называемом Нассер-сити, в двухэтажном коттедже, со всеми удобствами. Но своё детство он, очевидно, провёл в глухой деревне. Поэтому, на земельном участке, окружающим этот коттедж, он велел соорудить обыкновенный, дощатый нужник. И чтобы не пачкать ноги, во время его посещения, он повелел, я не оговорился, выложить до него дорожку из жёлтого кирпича. Как в книге Волкова «Волшебник Изумрудного города». А так как, в некотором роде, я уже проявил себя, то, разумеется, выбор пал на меня. И так, как-то поутру, нас с помощником, кто уже исполнял эти обязанности я уже не помню, нас переодели в гражданское и на продуктовой машине, в фургоне без окон, отправили в Каир. Что бы не тянуть время и долго не распространяться с какими трудностями мы выполняли эту, поставленную перед нами боевую задачу, скажу кратко. Дорожку мы выложили ещё до обеда. Генерал принял выполненную работу и остался доволен качеством. Но руки не пожали, не сказал даже «спасибо». За время службы в Египте, я сподобился лицезреть трёх генералов. Некоторые военнослужащие, неся службу в Союзе, ни разу не видели ни одного генерала. Это конечно не критерий, но всё-таки.

Народ, особенно те, кто отслужил положенный срок, начал роптать «Когда же нас отправят домой». На общем собрании замполит отряда объявил: «А я вас не держу. Берите чемоданы и идите домой, пешком». Получилось бы как у Афанасия Никитина «Хождение за три моря» памятник которому я видел, неся службу в городе Калинин. Неизвестно как преодолеть три моря: Средиземное, Чёрное и Азовское. Прилагая это к нашему времени, сие мероприятие было не осуществимо. А ещё сказал замполит: «В Москве о вас знают. Значит, заменить вас, не предоставляется возможным. А если будете бузить, одного, двух отправим в Союз в наручниках, самых злостных, чтоб остальным не повадно было». На этом всё и успокоилось. И опять потянулись, день за днём. Размеренно и монотонно.

Глава 12

Александрия.

После того, как срасти по сорвавшейся демобилизации улеглись. После того, как лётчики, прослужившие с нами целый год, получившие свои, заслуженные ордена, успешно улетели на Родину. После того, как все мы, отслужившие положенный срок, согласно конституции СССР, написали рапорта на сверхсрочную службу. Нам было обещано, что выполнять мы будем свои обязанности, по-прежнему, а денежное довольствие будем получать как сверхсрочники. Но в нашем деле, как оказалось в дальнейшем, самое главное вовремя пообещать. Но дело оказалось замешано ещё круче, на межгосударственной основе. После подписания Кемп-Девидского соглашения, между Египтом и государством Израиль, для Египта война закончилась. Нашим лётчика разведывать стало нечего, да и незачем. Наш отдельный, особый, разведывательный, авиационный, отряд стал всевидящим оком Москвы, на Ближнем Востоке, да и на всём Средиземноморье. Поэтому, на все запросы Москвы, Каир отвечал: «Выводить-пожалуйста, а замену-не разрешаем».

Руководство отряда решило как-то скрасить нашу долгую и не простую службу. Придумали, организовать поездки на пляжи Средиземного моря. Сначала организовали выезд офицерского состава, в два захода, в город Александрию. В город, основанный ещё самим великим Александром Македонским, знаменитым полководцем, «Потрясателем Вселенной», ещё до нашей эры. Потом решили вывезти и личный состав срочной службы. Мне опять свезло, я попал в первую партию. Свезло, потому что выезд второй партии так и не состоялся.

Краткая историческая справка. Город Александрия-Египетская был основан Александром Македонским, царём Македонии, после завоеванием им Египта, в каком -то веке, до нашей эры. (Александрий было несколько. Как только Александр завоёвывал очередную страну, он основывал новый город, провозглашал его столицей и называл его своим именем) Солдату срочной службы знать и помнить эти даты совсем не обязательно. Улицы этого города помнят Александра Македонского, династию Птолемеев, Царицу Клеопатру, Римского полководца Гая Юлия Цезаря, императора Октавиана Августа, да ещё много кого. За две с половиной тысячи лет, его существования, всех и не упомнишь. А город так и стоит, всё на том же месте, в дельте реки Нил. Только стал он, наверное, немного больше, или мне так показалось?

Где-то, в середине июля, в выходной день, в четыре часа утра, нас, счастливчиков, которым выпал жребий, поехать в Александрию в первой партии, переодели в гражданскую одежду. Разместили: 30 человек, в автобус и 10 человек, в микроавтобус РАФ. Старшим группы был замполит отряда, подполковник Зотов. При нас находились два переводчика, по одному в каждой машине. Я ехал в РАФике, вместе с замполитом. Расстояние от авиабазы до Александрии составляет 200 километров. Дорога, все эти километры, проходит по пустыне. Про дороги, которые били проложены в этой стране 50 лет назад, нужно было слагать песни. Ровно на середине пути находился оазис. В нем было расположено что-то вроде придорожного кафе. Для сравнения: четвертинка кока-колы, в Каире, стоила 3 пиастра, в кантине, на авиабазе, 5 пиастров, а в этой забегаловке, 10 пиастров, в Александрии, на пляже, 15 пиастров. Нет денег, не пей. Проклятые капиталисты. На этот раз нам не повезло. Проезжая через последний городишко перед Александрией, наш автобус, объезжая стоявший на остановке арабский автобус, сшиб араба, выскочившего, с грубейшим нарушением правил дорожного движения, на проезжую часть. Подошёл арабский полицейский и оценив ситуацию сказал: «Езжайте дальше, отдыхать. А он пусть лежит, он сам виноват» Но мы же советские люди. Мы же не капиталисты. Как это, на земле лежит, сбитый нашим автомобилем человек, а мы поедем отдыхать? Замполит пересадил, ехавших в РАФике военнослужащих в автобус и отправил этот автобус дальше, в Александрию. А раненного погрузили в РАФик, и замполит с переводчиком повезли его в медицинское учреждение.

Следуя дальше мы проезжали дельту Нила. Дельта, это когда самая протяжённая река в мире, Нил, впадает в средиземное море, разбиваясь на тысячи мелких рукавов, поросших папирусом. Я увидел, как арабский феллах ловит рыбу сетью. Я ещё дома, до службы в армии, ловил рыбу сетью, но у нас, на Сибирских реках, ловят рыбу ставными сетями. А тут я увидел, как сеть закидывают. Это примерно так же, как в мультфильме «Сказка о рыбаке и рыбке», когда старик забрасывал невод. Но это можно описывать, до бесконечности. Цель нашего повествования описать ощущения молодого человека, впервые увидевшего море. Да какого моря. Средиземного. Колыбели мировой цивилизации. Город я описывать не буду, я его просто не увидел. Море заслонило всё. Это огромное пространство бирюзово-зеленоватой воды, уходящее за горизонт. На море был штиль, небольшие волны, с белыми барашками, на гребнях, с тихим шорохом, набегали на берег.

Нам разрешили окунуться в воду. Место у берега было довольно глубокое. Тут из меня и попёр гонор. Ну что ты. Я ведь, ещё до службы в армии, у себя дома, переплывал реку Обь, без всяких подручных средств. А ширина реки, в черте нашего города, колеблется от 500 до 1000 метров. Течение довольно быстрое. И температура воды, в июле месяце, самом жарком, не превышает 18-20 градусов по Цельсию, разумеется с плюсом. Так что Волга, в районе города Калинин, была вдвое уже Оби. А Днепр, в районе города Смоленска, вообще, небольшой речушкой. Сдури, поднырнув под набегающую волну, я отплыл от берега метров на 30. Полежал немного на спине и вдруг заметил, что берег, понемногу, начинает от меня отдаляться. Подумал-пора возвращаться. Рванул сажёнками. Но толку мало. Волна подбрасывает, а потом отхлынув, всё дальше и дальше оттаскивает тебя от берега. Начал уставать и мысленно начал прощаться с мамой. Потом, немного успокоившись, начал подныривать под отбегающую от берега, волну. Еле-еле выплыл. Минут 40 приходил в себя. Оказывается, днем, на море, отлив и всё, что ни попадя, уносит в море. Ночью же наоборот, всё выносит на берег. Но когда не знаешь, то почём знаешь.

За то время, пока я боролся с морской стихией, подъехал наш РАФик, который отвозил пострадавшего араба в медицинское учреждение. Там задали вопрос «Кто будет оплачивать медицинские услуги, которые окажут пострадавшему?» Оплачивать было не кому. «Везите его туда, откуда привезли». Для нас, выросших в Советском Союзе, это казалось дикостью. Собравшись, мы переехали на другое место. В этом месте берег был пологий, и чтобы окунуться в воду, хотя бы по плечи, от берега нужно было удалиться метров на 300. Пляж был оборудован душевыми кабинками с пресной водой, чтобы смывать с себя, морскую соль. Но уже часам к 12, солнце начало так прижигать, то чтобы не получить солнечный ожёг, я одел, на себя, футболку и уже, до самого отъезда её не снимал.

Приметил группу арабов, играющих в шахматы. Подошёл, присмотрелся и когда очередной проигравший вышел из игры, жестами попросил разрешения занять место, за доской. Получился международный матч-турнир. Вокруг нас собралась большая толпа зевак. Проиграл две партии подряд, но после упорного сопротивления. После окончания второй партии, араб пожал мою руку двумя руками. Переводчик перевёл, что в моём лице, араб увидел достойного противника.

Посетителями пляжа были, в основном, мужчины. Женщины, если они были, сидели на песке, по самую макушку, завёрнутые в свои хиджабы. В лучшем случае, они заходили в воду, прямо в платьях, чтобы помочить коленки, прямо через одежду. Первый, да, наверное, и последний раз в жизни, видел, в живую, катание по волнам, на доске. Впечатление, незабываемое. Температура воды была такая, что в ней можно было сидеть целый день, не замёрзнув. На пляже мы пробыли часов до 18. Собрались, да и поехали. Обратная дорога заняла чуть больше времени. В расположение части, в свою любимую казарму, прибыли около 24 часов. Но этот выезд, очевидно из-за того, что сбили араба, был последним. Командование решило, наверное, что пора заканчивать эти эксперименты. И вторая половина личного состава, срочной службы, попала в не везунчики. Многие из них, если не все, никогда не увидели и не искупались, в Средиземном море.

Не берусь рассуждать о стоимости человеческой жизни, в проклятом, капиталистическом обществе, но факты имеют место быть. Если ты, сбил автомобилем осла, то ты должен оплатить его стоимость, его владельцу. Потому, что осёл, скотина, не умеющая думать и не может предвидеть то, что может произойти на дороге. Другое дело-человек. И если он, нарушил правила дорожного движения, при переходе проезжей части, то он, сам несёт ответственность, за свои поступки. А медицинские услуги, в Египте, платные. И даже порезанный палец тебе не перевяжут бесплатно.

Ещё хочется вспомнить один случай, произошедший зимой 1975 года. Как -то мы собрались совершить поездку в Каир и пока на КПП нам меняли белые пропуска на розовые, мы наблюдали следующую картину. К КПП, патрульные полицейские, на мотоциклах, согнали штук 10 верблюдов, невесть как, забредших на территорию авиабазы, что категорически запрещено. Если верблюд, выйдет на ВПП и столкнётся с взлетающим самолётом, то катастрофа неизбежна. Вот это чем чревато. Приехали высокопоставленные арабские воено начальники и перестреляли всех этих верблюдов. Причём стреляли не из армейского оружия, а из охотничьих ружей. Небольшое сафари, причём, не рискуя собственной жизнью. Представьте себе картину. Офицеры стреляют. Верблюды кричат, от боли. Хозяин верблюдов, в галабее, бегает рядом, кричит, размахивает руками. Полицейские его отталкивают. Верблюд, животное довольно крупное и с одного выстрела, из охотничьего ружья, его никак не свалить. Так что эта бойня продолжалась довольно продолжительное время. Тогда мне, до смерти, было жалко бедных, страдающих животных. А то, что бедный феллах, за какие-то полчаса, лишился всего своего имущества, нажитого непосильным трудом и превратился в нищего, пришло в голову гораздо позже.

Глава 13

Отъезд из Арабской Республики Египет и прибытие

на Родину.

После того, как все военнослужащие, выслужили отмерянные конституцией сроки, написали рапорта на сверхсрочную службу, моральный климат, в отряде, стабилизировался. Только два, особо замудрённых водителя, родом из Павлодара, водитель автобуса, Шурка Жуков и водитель водовозки, Славка Голобков рапорта писать не стали. Аргументировали это так. Из-за нас двоих огород городить не будут. Вывезут через Советское посольство, как вывезли лётчиков, прослуживших с нами первый год. Очевидно у них началась мания величия. Что такое, в далёком 1975 году, судьба двух военнослужащих, срочной службы. На фоне того, что через два года, Советское правительство начало маленькую, победоносную войну в Афганистане, где принесли в жертву, неизвестно чему, тысячи жизней русских пацанов. Или у Москвы не хватило денег, чтобы выплачивать заработную плату, 45 вновь испечённым сверхсрочникам, что маловероятно. Видно в дело опять вмешалась высокая политика. Только после 20 августа нам сообщили, что нас вывозят на территорию Советского Союза, без замены.

Утром, 24 августа 1975 года поступила команда-переодеться в гражданскую форму одежды. Чемоданы, с личными вещами, давно уже были упакованы. После завтрака объявили общее построение отряда. Построились. Остающиеся, в арабской форме одежды, отдельно. Убывающие, переодетые в гражданскую форму одежды, отдельно. Говорили прощальные речи. Кто говорил и что говорили выветрилось из моей памяти. Но в памяти остался наш старшина роты, его орлиный профиль, седые, курчавые волосы, на висках и берет, песчаного цвета, одетый на голову, на манер грузинской кепки. Старший прапорщик, он очень гордился своим воинским званием. Участник войны, человек отдавший всю свою жизнь, служению в армии, уставник, до мозга костей, произнёсший прощальную речь и пожавший каждому руку, заплакал. После помпезного прощания, нас, 45 человек, весеннего, 1973 года призыва, отбывающих на Родину, разместили в автобусе и РАФике и повезли, уже до боли знакомой дорогой в город Каир. Ребята ликовали. А я, как Станиславский, твердил, про себя: «Не верю».

Приехали в микрорайон города, который назывался «Нассер-сити». В этом микрорайоне была расположена вилла, где проживал, как мы его называли «Красный генерал». Возле виллы мы простояли часа два. Потом вышел служащий и сообщил, что борт, прибывший за нами, только что произвел посадку в аэропорту «Каир-Центральный». Переехали в аэропорт и остановились недалеко от самолёта ИЛ-18, с красным флагом на хвостовом оперении, гласящим, что сей борт принадлежит Союзу Советских Социалистических Республик. Самолёт стоял в бетонном кармане, неподалёку от рулёжной дорожки. Нас вывели из автобусов и разместили в тени самолётного крыла. Часа полтора, кто там засекал время, ждали, когда придёт представитель Египетской таможни. Наконец то явился маленький, тщедушный человечек, обряженный всё в ту же, до страсти опостылевшую, китайскую униформу, которую и мы носили, целых полтора года. Сумки и чемоданы, с нашими, личными вещами, стояли в куче, в тени, отбрасываемой крылом самолёта. Таможенник, наугад, пальцем ткнул в три сумки. После их вскрытия и ознакомления с их содержимым, молча подписал таможенную декларацию и удалился восвояси.

К нам подошёл командир экипажа самолёта. «Ребята. Арабы не дают грузчиков, а мы привезли запасные части, для ваших самолётов, надо помочь с разгрузкой». Сказано, сделано. Открыли грузовой отсек. Под него подогнали наш тягач «КРАЗ», управляемый нашим товарищем Лаптыревым, в сопровождении командира нашего авто взвода, прапорщика Урсана. В течении получаса самолёт был разгружен. Помню выгружали какие-то ящики, но особенно мне запомнились самолётные покрышки. Гружёный тягач, дав прощальный гудок, развернулся и отправился по маршруту аэропорт «Каир-Центральный» - авиабаза «Каир-Вест». Нас завели на борт воздушного судна и разместили в пассажирском салоне. А я всё твердил, про себя: «Не верю». Самолёт запустил двигатели и вырулил на взлётную полосу. После пятиминутного разгона двигателей, самолёт начал разбег и наконец то оторвался, от уже, вконец надоевшей, земли древнего Египта. В салоне самолёта раздалось громовое, трехкратное «Ура».

Нам уже было всё равно, куда мы летим, лишь бы подальше от Египта, до того он нам осточертел. Часов через 5 или 6 полёта, кто их там считал, самолёт совершил посадку. Мы вышли на свежий воздух. Приземлились мы на территории Советской авиабазы, расположенной в Венгрии, недалеко от столицы, города Будапешта. Впервые, за полтора года, я увидел русские берёзки и зелёную траву. Нас строем провели в солдатскую столовую и покормили ужином. Правда, после жареной курицы, с откидным рисом, советский, армейский ужин не привёл нас в восторг. После ужина, нас отвели в казарму на ночлег. Казарма, почему-то оказалась пустой, не считая дневального и дежурного по части. Что меня удивило, что возле дневального по роте, стоял работающий телевизор. И что для меня было, в диковинку, телевизор, в Венгрии, шел круглосуточно. Переночевав и позавтракав пришли на аэродром, к стоящему там самолёту. Экипаж прибыл чуть позже. Взлетали, когда солнце только чуть-чуть выглянуло из-за горизонта. И тут, я своими глазами, увидел знаменитый мост через Дунай, с двумя башнями, расположенными на противоположных берегах. Через некоторое время, по внутренней радиосвязи, раздался голос командира корабля, борт номер такой-то пересекает границу Союза Советских Социалистических Республик. Раздалось всё то же, троекратное «Ура». Часа через два полёта, наш борт совершил посадку в Киевском аэропорту «Борисполь». Тут нас из самолёта даже не выпустили. Таможенник поднялся на борт. Сумки проверять даже не стал. Задал, обращаясь ко всем: «Контрабанду, наркотики, порнографию-везёте?» «Нет». «Ну, что с вас, стриженных возьмёшь». Подписал декларацию и был таков. Взлетели и через час совершили посадку на аэродроме «Шаталово», собственно с которого и началась моя дорога в Африку.

Была организована торжественная встреча. Марш «Прощание славянки» и прочие атрибуты. Наверное, поэтому, и сейчас, как только услышу знакомую мелодию, на глаза наворачиваются слёзы. Нас встречал представитель штаба ВВС, майор Артюхов. Он нас заверил, что все мы обязательно попадём домой, так как мы это заслужили. Но выразил убедительную просьбу: «Ребята, при проезде через город Москва, пожалуйста, не нарушайте форму одежды. Не конфликтуйте с патрулями, а их, в Москве, как собак не резаных. Не создавайте себе неприятностей и мне лишней работы, по вызволению вас, из комендатур. И ещё, примите мой совет, пройдите медицинское обследование, мало ли какую болячку вы привезли из Африки». По прошествии нескольких лет, горько пожалел, что не внял его совету. У меня обнаружили камень в почке. Не заторопись я домой, мёдом что ли здесь было намазано, 30 лет бы получал военную пенсию. Но близок локоть, а не укусишь. После чего, нас сфотографировали на комсомольский билет, в стране, как раз, шёл обмен комсомольских документов.

После этого нас покормили обедом и повели на вещевой склад, где мы переоделись в свою же полевую форму. По описи сдали чемоданы, с гражданскими вещами и получили вещевые мешки, со своим же парадным обмундированием, провисевшем на вещевом складе, целых полтора года. Остаток дня провели за утюжкой своих парадных мундиров. После того, как на брюках были наглажены стрелки, а на мундире не осталось ни одной морщинки, я переоделся в «гражданку» и пошёл, последний раз, прогуляться по гарнизону. Навестил и Центральную котельную, в которой ударно трудился, давая тепло в жилые помещения. Что произошло потом, в первой половине ночи описано у Ярослава Гашека в книге «Приключения бравого солдата Швейка», в том месте, где он описывает свидание Швейка с деревенской девушкой. С точностью один к одному. Только вместо рассуждений про рожь и пшеницу, что делал Швейк. Я расписывал красоты и прелести Египта. Результат был одинаковый и его и меня, послали на хрен.

Утром, следующего дня, нам выдали военные и комсомольские билеты, водительские удостоверения, свидетельства о присвоении квалификации «Шофёр второго класса». Проездные документы до места назначения, то есть, до места жительства. И после обеда, разместив нас в два армейских, тентовых тягача ЗИЛ 131, вывезли нас на железнодорожную станцию «Энгельтгартовская», высадив нас и гуднув на прощание, удалились в сторону аэродрома.

С этой минуты пути-дороги наши расходились в разные стороны. Полтора года мы жили как одна семья. Если и были какие-то ссоры, то во время расставания всё это отошло на второй, если не на десятый план. Мы все осознавали, что больше не увидимся никогда. Больше полвины отбывало в Южном направлении, на Украину. Человек 20, в том числе и я, ехали на Смоленск и далее на Москву, в противоположную сторону. С моим другом, Васькой Ляшенко, поваром лётной столовой, успевшим уже где-то, хлебнуть алкоголя, на прощание, мы крепко обнялись. Васька даже прослезился. Над группой, отъезжавшей в Смоленск, я, сам себя, назначил старшим по команде. В обязанности старшего входит беготня с проездными документами, для приобретения билетов. И надзор, за всеми членами команды, чтобы никто не отстал от поезда и не вляпался в какую-нибудь нехорошую историю.

Худо ли, бедно ли, во второй половине, следующего дня добрались до Москвы. Среди нас были два «москвича», Колька Филатов, из Люберцов и Валерка Исаев, из самой Москвы. Они тут же рассосались. Переехали, в метро, с Белорусского вокзала на Ярославский. Конец августа, люди едут из отпусков. Даже в воинскую кассу очередь была длинная, как анаконда. Кое как, размахивая справками, о том, что мы вернулись из специальной командировки за границей, мне, с большим трудом удалось выбить, иначе этого не назовёшь, билеты в общий вагон, на поезд Москва-Чита, отходивший этой же ночью. Билеты я уже брал на семь человек. Валерка Исаев, побывав дома и переодевшись в гражданскую одежду, приехал нас провожать. Отойдя в самый конец перрона, к локомотиву, распили, на восьмерых, две бутылки водки. Попрощались. Знали-прощаемся навсегда.

В час ночи, 28 августа 1975 года, поезд отправляющийся в далёкую Сибирь, отчалил от перрона стольного города Москва. Ехали мы северной веткой, через город Ярославль. В самом начале пути я посетил бригадиршу поезда и подарил ей пачку американских сигарет «Кент». Заверил её, что хулиганить мы не будем и попросил сильно нас не третировать. Бригада проводников состояла из студенток Читинского, педагогического института, так что ехать нам было весело. Поздно вечером, 31 августа 1975 года, мы сошли с поезда на станции «Новосибирск-Главный». Оставшееся расстояние, до города Барнаула, мы преодолели на электропоезде. С вокзала, до моего дома, мы добрались на такси. Утром, 1сентября 1975 года, в 7 часов 30 минут, моя мама вышла из дома, чтобы проследовать к месту своей службы. Во дворе дома она столкнулась с четыремя военнослужащими, одетыми в форму рядовых ВВС, среди которых был и я. Со мной приехали мои друзья-земляки Вася Сизов, Коля Масленников, Саша Чупин. И так я отсутствовал дома, неся службу в Советской Армии, два года, три месяца и восемнадцать дней. Потом была водка, пьянка, гулянка. И как говорит Леонид Каневский, ведущий телепрограммы «Следствие вели» «Это уже совсем другая история».

Вместо эпилога

Уже написав эту книгу, если это сочинение можно назвать книгой. Уже поставив последнюю точку и указав дату окончания работы, февраль 2021 года, я вспомнил, что не досказал, не дописал, не донес до читателя одну не маловажную деталь. Всё на этом свете: предметы, погодные явления, определённая местность, имеют свои запахи. На заливном лугу, никому не известной речушки, рано поутру, во время сенокоса, пахнет росой, свежескошенной травой и цветами. В жаркий июльский полдень, в сосновом бору, как написал знаменитый поэт Никитин, в своём стихотворении «Илья Муромец» «И смолой и земляникой пахнет тёмный бор». В осеннем лесу пахнет прелым листом и грибами. На каждом аэродроме стоит, впитавшийся в саму атмосферу, запах сгоревшего керосина. У пустыни тоже есть свой запах. Почти не уловимый, словами это не передать, но он есть. Чтобы начать его чувствовать, нужно, хотя бы один год, прожить в пустыне. Возвращаясь из Африки, я привёз два маленьких обломка белого известняка, подобранных мною у подножия пирамиды Хеопса. Один, сразу по приезду, я подарил своему школьному учителю Рудакову Виктору Романовичу, а второй оставил себе. Первое время, когда я вспоминал о своих товарищах, затерявшихся во всех уголках, нашей необъятной Родины, я нюхал этот камень и пустыня возвращалась ко мне. А потом, после женитьбы, я подарил этот камень своей жене. Ведь любимому человеку всегда дарят самое ценное, что есть у тебя. И она положила его в свой трельяж, где он и провонял духами и губной помадой. Запах пустыни исчез из моей жизни. Это ностальгия, наверное. А что это такое? А чёрт его знает-слово красивое.

Февраль 2021 года.

г. Барнаул.

Конфета.

Родился я в 1955 году. Уже 10 лет как отгремела Великая Отечественная Война, в которой одержал победу наш русский, многострадальный народ. Уже были отменены продовольственные карточки и как говорил «отец народов», Иосиф Виссарионович Сталин: «Жить стало лучше, жить стало веселее». Да и сам «отец народов» уже два года, как отошёл в мир иной. В стране наступила «хрущёвская оттепель». Народ вздохнул свободнее, потому, что перестали сажать «на десятку» за рассказанный в очереди анекдот.

Жили мы тогда на окраине города Барнаула. Наш район назывался «Гора». Он располагался на левом, крутом берегу реки Обь. Город находился внизу, под горой, и спуститься с нашей возвышенности вниз, называлось «съездить в город». Околоток наш состоял из трёх улиц. Первая, от обрыва называлась Поселковая, вторая-Обская, а третья-Парковая. А весь наш украек назывался «Поселок» или как его обзывали городские «кержатская деревня», потому что, в основном его населяли кержаки-староверы. Посёлок этот основал мой дед-Притупов Тимофей Поликарпович, который в 1928 году, продав всё своё хозяйство в селе Красноярка, Усть-Пристаньского района, сбежал от коллективизации и купил гектар фруктово-ягодного сада на ул. Парковая № 5, где мы проживаем по сей день, вот уже 93 года, подряд. Потихоньку начали подтягиваться родственники, односельчане, начали заселять пустующую землю заброшенного мусульманского кладбища, которое старожилы называли «татарские могилки». Так и образовался наш посёлок.

Я сказал-мы жили. А мы, это: моя бабушка, Притупова Евдокия Павловна, моя мама, Притупова Мария Тимофеевна и я, Притупов Алёша, как бабушка меня называла «Лёшшишка». Жили мы в маленьком домике 18 кв. м., с печным отоплением и удобствами на улице. Домишко наш, стоял на 6ти сотках земли, оставшихся от дедовского гектара. Моя мать работала в детском доме, а потом в детском саду, находившимся не далеко от нашего дома, воспитателем. Работала много, иногда в две смены, с 8ми часов утра, до 8ми часов вечера и всё это время я проводил с бабушкой. Бабушка была строгая, кулацкой закалки. Все работы по хозяйству и содержание приусадебного участка и огорода лежали на моих детских и её старческих плечах. Вскапывание огорода, посадка, прополка и поливка овощей, заготовка дров, на зиму-всё вдвоём.

Как я уже упоминал, бабушка была старой закваски. Замуж она вышла ещё до начала первой мировой войны. Да как вышла то, кто её тогда спрашивал. Тятя сказал: «Пойдёшь за Тимофея» и проблема выбора жениха решилась, одномоментно. Хотя он был моложе её на четыре года. Нарожала ему девять детей, правда вырастили всего семерых. Медицина тогда была не на высоте, а если почестному, то на селе её просто не было. Жили при керосиновой лампе, но не при лучине. Поэтому и детей было много-керосин экономили. Но это моё сугубо личное мнение. Со слов бабушки. В хозяйстве была своя пасека, заимка, четырнадцать дойных коров, четыре лошади: две рабочие, две выездные. На выездных ездили только по праздникам, по гостям. Работников не держали, нанимали только на время страды-убрать хлеба. Так что, работы хватало вдосталь.

Дед вернулся с империалистической войны полным георгиевским кавалером и его, как грамотного человека, выдвинули на должность волостного писаря. А тут гражданская война, «колчаковщина». Во время гражданской войны дед был командиром отряда в партизанской армии Ефима Мефодьевича Мамонтова. После войны стал председателем волости, в которую входили три деревни: Коробейниково, со знаменитой, на весь край, церковью, Красноярка и Елбанка, стоящих на берегу реки Чарыш. В 1928 году дед перебрался на место жительство в город Барнаул. В 1935 году, будучи начальником отдела заготовок сельхоз. продукции, по Ребрихинскому району, дед, скоропостижно скончался, в возрасте 40 лет, оставив бабушку вдовой, с семью детьми на руках, младшей, тётке Зинаиде, было всего три года, от роду. Бабушка, с детьми, вернулась в Барнаул, благо возвращаться было куда. Замуж она больше не вышла, хотя предложения были, несмотря на наличие такого «хвостика».

Содержа дом и огород, мы с бабушкой ещё и путешествовали по окрестностям, но всегда это было с пользой. По летнему времени резали веники, для бани, ближе к осени, собирали грибы и калину, для заготовок, на зиму. Долгими, зимними вечерами, пока мать не пришла с работы, мы сидели у растопленного камелька, в целях экономии, не зажигая света. Бабушка пекла, на раскалённой докрасна плите, резанную кружками, сырую картошку, не бывалое лакомство, чипсов то тогда ещё не было и рассказывала мне про «ранешнею жизнь». А на стене отплясывали огненные блики, пробивавшиеся сквозь кольца печной плиты. На стене, над бабушкиной кроватью, на гвоздике, всегда висела берёзовая хворостина, «для острастки», но я не помню такого случая, чтобы она, хоть раз, опустилась на мою спину. Вот такое было у меня, дошкольное воспитание.

На нашей улице стоял всего один домишко-это наш. Приходилось ходить к друзьям на соседнюю улицу. Там, где пересекались улицы Обская и Поселковая, перед жилыми домами было небольшое поле, где летом, собиралась окрестная детвора, для своих игр и забав. Ребятишек было много, но основной костяк составляли мы: Лёша Карпушкин, Толя Уваров, Коля Нехорошков и я, Лёша Притупов. Мы были одногодки, разница в возрасте один, два месяца. Ещё был Саша Жилкин, он был на два года старше и потому являлся вожаком. Летом житьё было привольное. С крутояра левого берега открывался живописный вид на Заобье. На правом, низменном берегу реки Обь находился рабочий поселок «Бобровский Затон» с судоремонтным заводом. А за ним, и влево, и в право, расстилались, до самого горизонта заливные, сенокосные луга. Под лучами солнца серебрились многочисленные протоки и озёра, богатые рыбой, белые, от цветущих лилий или жёлтые, от кувшинок. Над водой парили большие стрекозы с прозрачными, блестящими, как из слюды, крыльями. Среди лугов, то там, то сям, стояли купы вековых ив, с большими, выгоревшими, во время весенних палов, дуплами. Все пространство, между ними, заросло черёмухой, калиной, боярышником, шиповником и перевито ползучей ежевикой. Всё это обильно плодоносило. С конца августа, по конец сентября луга были багряно-красного цвета от осенней листвы и созревших ягод. И лишь на горизонте, почти чёрный, щетинился сосновый бор.

Да, в детстве климат был другой, или просто так казалось. Летом, большинство дней были жаркими и солнечными, дожди были такие тёплые, что после дождя можно было бегать босиком по лужам, не боясь простудиться, разбрызгивая грязь и воду, которая разлеталась алмазными брызгами, отражая в себе все цвета радуги. Осенние дни стояли тёплые и сухие. Березы выселись золотисто-жёлтые, рябины и осины-багряные. Опавшая листва упоительно хрустела под ногами. Зимы были морозными. Температура иногда, опускалась до минус сорока шести градусов, что мы, по целой неделе не ходили в школу, о чём нам по утрам объявляли, по местному радио. Бураны дули по семь, десять дней, не стихая. И снега наносило столько, что, выходя из нашей избёнки, нужно было подниматься на сугроб, который, по высоте, достигал крыши наших сеней. А это около 2,5 метров. Вёсны были ранними и тёплыми. Ледоход, на Оби, продолжался целую неделю. Все население, нашего околотка, любило наблюдать ледоход. Весь обрывистый берег был усыпан зеваками. Стоишь, смотришь, а мимо тебя величественно проплывают большие, ледяные поля. Кое-где с остатками зимней дороги с вытаявшими, по обочинам, клочками прошлогоднего сена. Или десяток-другой замёрзших рыбацких лунок, с торчащими, вмороженными в лёд, ивовыми кольями. Льдины, догоняя друг друга, сталкиваются, раскалываются, с оглушительным треском и с громки шорохом, наползают на берег. В 1966 году весна была такая теплая, что мы, уже 26 апреля. Купались в реке. И не мы одни. На пляже было полно взрослых мужиков, в длинных, чёрных трусах, с заплатками на коленках. Не знаю, мода, наверное, тогда была такая. А сейчас, весна длинная, как бельевая верёвка, холодная и дождливая. А ледоход? Тьфу. Вечером выйдешь на обрыв, лёд стоит. Утром вернёшься, льда нет, ушёл за ночь. Чистая вода. Да ещё новый мост, через Обь, построили. Раньше, по летнему времени, на этом месте, плавучий ресторан «Поплавок» стоял, для трудящихся, с выпивкой, закуской, а теперича мост, на хрен он нужон.

Всё лето, мы с друзьями, проводили в своё удовольствие. По утрам, на зорьке, удили рыбу, благо от дома, до воды, куда можно было забросить удочку, было 15 минут ходьбы, прогулочным шагом. А весь день пропадали на пляже санатория «Барнаульский, он тоже был рядом, где в погожие дни собиралось всё приличное общество, со всей «Горы», малолетки, не стой нас, и другая, шваль подзаборная, добрые то люди, в будние дни, ходили на работу.

Как-то раз, мы с приятелями, собрались на пляж, позагорать. Но в то утро, прежде чем отпустить меня на речку, бабушка задала мне двойной урок, то есть, вместо одной грядки, я должен был прополоть две. С бабушкой не поспоришь. Проверив мою работу, она благословила меня, сказав при этом: «Ну, Лёшшишка, нечистый дух, утонешь-домой не приходи». На сборное место я пришёл с полуторачасовым опозданием, огляделся по сторонам-никого, все уже ушли на реку, купаться и загорать. Где их искать? Может на пляже, а может ушли на дальнюю протоку, под деревней Ерестная. Там и народу меньше, и песок чище, и вода теплее, там мелководье и вода прогревается быстрее. А водоёмов там великое множество, за один день, все не обойти. Попробуй, отгадай. На который они ушли. Я загрустил. Вдруг, из своего двора, выходит наш заводила, Сашка Жилкин, видать увидел меня, из окна своего дома, а за ним бежит соседский мальчишка, лет 5ти, Вовка Фёдоров. Бежит и канючит: «Сашка. Ну поймай мне стрекозу!». Спрашиваю: «Чего это?»-а он отвечает, что родители, мол, в город уехали, по делам, а пацана оставить не с кем, вот и попросили присмотреть. Вернутся часа через три, не раньше. Мы обсудили наше не завидное положение и приуныли. И вдруг я вспомнил, да чего уже душой кривить, я и не забывал, что у меня, в кармане, лежит шоколадная конфета, большая редкость, по тем временам. Конфета была «Пилот», в голубом фантике, на котором была изображена голова пилота, в кожаном шлемофоне, с большими очками, сдвинутыми на лоб и поднявшего руку для приветствия. Начинка, в конфете, была из помадки, белого цвета, у меня от этой начинки, начинало ломить зубы. Давай, говорю, съедим напополам. Он укоризненно посмотрел на меня: «На двоих не получится, он тоже хочет» и указал на крутящегося, под ногами, пацана. Достал из кармана, невесть как, оказавшуюся там, суровую нитку, как будто неделю к этому готовился и распилил конфету, на три равные части. Нам, как старшим, достались краешки, а маленькому Вовке, серединка. За то, все получили по маленькому кусочку сладкого счастья.

Прошло уже более пятидесяти лет. Давно уже нет в живых и Сашки, и карапуза Вовки, а я помню, как будто это было вчера, помню эту конфету «Пилот».

ЕСТЬ ОН БОГ, ТО.

Все мои произведения автобиографичные. Зачем придумывать какие-то собирательные образы и несостоявшиеся события. Чего проще, возьми, да и напиши о том, что действительно когда-то произошло с тобой. Пока ещё живо в памяти. Лет –то прошло уже много. Большинство моих ровесников не прожили и половины моего возраста. С высоты своих 64 лет, оглядываясь назад, хочу поведать о том, что есть всё-таки на свете, высшая справедливость, на примере своего житейского опыта.

В этой жизни, трижды меня пытались оговорить, обвинив в хищении чужого имущества. Первый раз в детстве. Было мне тогда лет девять или десять. Моя матушка работала в детском доме №4, где воспитывались дети-сироты и отказники, дошкольного возраста. Детский дом находился на берегу реки Обь. Жилой корпус располагался в рубленном, из круглого леса, двухэтажном доме, до революционной постройки, к которому примыкала кухня и угольная котельная. А на пригорке, чуть подальше, находились брусовой, продуктовый склад и сарай, одно из помещений которого, занимала конюшня. В этой конюшне проживала кобыла серой масти, в яблоках, по имени «Майка». На этой кобыле, детдомовский завхоз, Милосердов Иван Алексеевич, возил с мелкооптовой базы, расположенной на ул. Пушкина, продукты питания. И ежедневно, после 16 часов, эта же лошадка, везла продукты со склада на кухню, для приготовления пищи, для воспитанников детского дома, на следующий день. Для нас, ребятишек, проживающих неподалёку, это был целый ритуал. Сначала нужно было напоить лошадь, потом запрячь её в телегу или сани, смотря по сезону, и после того, как продукты будут отвезены на кухню, на обратном пути, прокатиться до конюшни, метров триста, в телеге или санях.

И тут мы подходим к сути моего рассказа. Над конюшней и складом находился сеновал, куда, по зимнему времени, Иван Алексеевич завозил сено, на прокорм кобыле. Я, будучи пацаном, один раз участвовал в заготовке этого сена. Прожил на покосе три дня, но как мы жили эти три дня, это сюжет для отдельного рассказа. Сеновал, пока луга не завалило снегом, забивали до отказа. Конюшню и склад, на ночь, запирали на замок, а сеновал, на обыкновенную вертушку. Мы, маленькие сорванцы, забирались, как альпинисты, по бревенчатой стене на сеновал и играли в сене в прятки, прорывая в нём норы. Как-то раз я закопался так глубоко, что оказался над потолком склада. Потолок был так себе, из горбыля, с большими щелями, а прямо под ним, находился ларь с овсом. Я был страстным птицеловом. В наше время, только люди пожилого возраста, такие как я, да и то не все, помнят этот процесс. В сентябре-октябре, ловили щеглов, пестреньких птичек с жёлтыми зеркальцами, на крыльях и красным гребешком, на головке. Щеглы очень красиво пели. После того, как ложился снег, постоянным поровом, прилетали стайки чечёток и важные, как большие начальники, снегири.

Чечётка-это маленькая птичка, серенькая, вечно щебечущая. Подразделялись на три вида: обыкновенная серенькая, белоснежка - со светленькой грудкой и малиногрудка, с розовым оперением на грудке. Все три имели, на головке, малиновый гребешок. Птички шустрые, вёрткие питались, да я думаю и сейчас они не изменили своим привычкам, в основном берёзовыми почками. Снегирь — это птица почтенная и обстоятельная. Так-же подразделяется на три вида: красный (ярко розовое брюшко), буриха (цвет мытой свеклы, в кожуре), и сизуха (цвет между голубым и фиолетовым). Питается мелкими, дикорастущими ранетками, плодами рябины, калины, семенами полыни. Зимой только свистит, но весной, когда начинает сходить снег, переливается как щегол, на разные голоса. Если бы не слышал собственными ушами, и не увидел, кто это упражняется в вокале, сроду бы не поверил. И ловить снегирей, это то же самое, как говорил столяр Лука, в чеховской «Каштанке»: «Это всё одно, что плотник, супротив столяра». Если перевести на рыболовный язык, то же самое, что щучатник, или судачатник, против пацана, который удит плотвичек и подъёршиков, которых входит по пять штук, в спичечный коробок.

Птиц ловят, как только зимним утром, наступает рассвет, когда птица начинает лететь с ночёвки на кормёжку. Снегиря можно подманить свистом, если умеешь разговаривать, на птичьем языке. У меня это получалось, получается и сейчас. Клетки, для ловли птиц и садки, для их содержания, в неволе, я делал сам, лет с 10ти. Вершиной моего творчества был садок. В 80 см. кубических. В ней жило штук 30 снегирей. Птицами я не торговал, хотя чечётка стоила 50 копеек, щегол -1 рубль, буриха-1,5 рубля, а красный-аж 3рубля, а это, если переводить на мягкую пахоту, это 1,5 килограмма колбасы «Докторская». Пишу об этом, чтобы убедить читателя, что, в том, нежном возрасте, я не был стяжателем, не стал я им и сейчас. Зарплата воспитателя детского сада была 67 рублей. Но я просто держал птиц до весны, а потом выпускал на волю. Этакий экскурс в детство. В общем-согрешил. В следующий раз я пришёл с трёхлитровой банкой и воровским способом, через щели в потолке, набрал полную банку зёрен овса. Снегири очень уважают овёс, с гастрономической точки зрения. И всё бы ничего, если бы я не проговорился своему однокласнику, Саше Ожогину, парню из неблагополучной семьи, на почве родства душ, по птицеловству, об этом овсе и способе его получения. А он, пришёл туда со своими друзьями, и как оказалось, не только за овсом. Все лихие дела делаются ночью. В те времена ещё не было сотовых телефонов, с фонариком, а на простой, электрический просто не было денег, да и были они, большой редкостью. В общем, толи украли они что-то, толи просто разбили что-то, в темноте. Наутро всё открылось. Иван Алексеевич зазвал меня в котельную и под перекрёстным допросом его и кочегара Эдика Смолякова, я раскололся и во всём признался. Меня обозвали «наводчиком» и сказали, что, если бы я просто попросил, мне бы насыпали целый мешок. До милиции дело не дошло. А на сеновал повесили навесной замок. Однокласник остался на второй год, а потом, хотя это произошло гораздо позже, сгинул, в тюрьме.

Второй раз меня обвинили в краже государственного имущества, когда мне было уже 24 года. Я уже отслужил в рядах Советской Армии, отдав долг Родине, женился, родилась дочь. Работал я тогда в Барнаульском педагогическом институте, водителем служебного автобуса. У института был спортивно-оздоровительный лагерь «Олимп», который располагался на берегу Бобровской протоки, недалеко от села Бобровка, в сосновом бору. Начальником лагеря был преподаватель Рюмин Борис Александрович, мастер спорта, международного класса, по сабле. По роду своих занятий я часто бывал в лагере. То привозил студентов, укладывать пиломатериал, лагерь активно строился, то санэпидемстанцию, травить крыс и мышей, в столовой. Зимой, я приезжал с друзьями, париться в бане и кататься на лыжах. В это время, я строил свой, новый дом и Борис Александрович помог мне с приобретением сосновых жердей, для строительства крыши, совершенно бесплатно. В лагерь прокладывали линию электропередач и рубили, просеку. Так что сосновых жердей было «завались», как говорил кот Матроскин. Естественно, что я приезжал, за жердями, на грузовой машине. В числе имущества лагеря, числился грузовой мотороллер «Муравей». Но к этому времени от него осталась одна ржавая рама, а тут и рама исчезла. С легкой руки жителя Бобровки, завхоза лагеря, Вовы Игина, взвалили эту пропажу на меня. Приезжал, мол, на грузовой машине, грузил жерди, а заодно и раму погрузил. Мне же, та рама, была без надобности. Автомобиля или мотоцикла у меня не было, металлолом, за деньги, в те времена, ещё не принимали. Полтора года меня третировали, пока Игин, по пьяни, не проговорился, что он, из этой рамы, сделал прицеп к мотоциклу, чтобы сено возить. Кстати, его, еще за полгода до этого, уволили с работы, за воровство.

Третий раз произошёл совсем недавно. На время летних отпусков, я работаю вахтёром, в поликлинике№1, на Кулагина 10, работаю уже третье лето. За этот период, конфликтов по работе не было. А тут, неделю назад, я поставил сумку с вещами, в прихожую кабинета № 111, в которую выходят двери двух кабинетов, кассы и ещё неизвестно чего. На свою беду, я открыл прихожую и поставил свою сумку, с вещами, на ворох старых бумаг. На следующую смену, за эту сумку, мне закатили грандиозный, думал, что разорвут меня на куски: «Да как ты посмел открыть кабинет! Хорошо, что ничего не пропало!». Кабинет находится на первом этаже. В тот же день, уйдя с работы, скандалистки оставили окно, выходящее на улицу, открытым настежь. О чём, на следующее утро, мною было доложено старшей мед. Сестре. И как говорил наш, всенародно избранный, губернатор Михаил Сергеевич Евдокимов: «Есть он, Бог-то.»

Июль 2021 года. г. Барнаул.

Императорская фамилия.

Начну своё изложение событий и фактов с небольшой исторической справки. В ноябре 1612 года, русское ополчение, под предводительством князя Дмитрия Пожарского и нижегородского посадского старосты Козьмы Минина изгнали из Москвы войска польских интервентов. Через некоторое время, на общерусском, земском соборе, царем Всея Руси, самодержцем, был избран боярин Михаил Романов. С него и началась царская династия Романовых, правившая русским народом, 300 лет, с хвостиком. По прошествии нескольких десятилетий, внук царя Михаила Романова, Петр, был провозглашён Российским императором, под именем Петр-великий, а страна-Российской империей. В октябре 1917 года Царский дом Романовых был разрушен и практически уничтожен.

Но граждан, с фамилией Романов, в СССР, а потом, после его развала, в Российской Федерации, осталось предостаточно, как собак не резанных. В моей жизни, вовремя мной предпринимательской деятельности, из-за моей доверчивости и простоты, а простота то, она хуже воровства, как говорила моя бабушка-покойница, по-крупному, меня обкрадывали три раза. Первый

раз, меня обчистил, до нитки, 1998 году, мой хороший товарищ и компаньон, а я считал его своим другом, Романов Вадим Александрович. Мы были с ним знакомы с 1985 года. Как мы познакомились, об этом надо писать отдельный рассказ. Дружили мы долгие годы, лет 8 подряд, ездили в одной компании, на открытие осенней охоты, на водоплавающую дичь. Охотник, или тот, кто имел к этому к этому виду провидения своего досуга, какое-либо отношение, знает, что это может означать. Весной 1998 года, похвастаться выдающимися достижениями в экономической деятельности, особо было нечем. Но у меня было зарегистрировано частное предприятие «Диорит», которое успешно занималось снабжением спецодеждой лесхозов Алтайского края. Мною была разработана «блестящая комбинация», выражаясь словами Остапа Бендер. Суть её заключалась в следующем: был заключён договор на поставку форменного обмундирования, для экипировки полка охраны Кузнецкого металлургического комбината, в городе Новокузнецке. Который, за поставленное обмундирование, по бартеру, (да здравствует его величество-бартер, к моему большому сожалению, он давно уже, преставился) должен был рассчитаться своей продукцией-металлопрокатом, в заявленном ассортименте. В свою очередь, реализацию металлопроката брала на себя, только что основанная в городе Барнауле, фирма «Строительный Арсенал», которая рассчитывалась живыми деньгам, путём перечисления их на банковский счёт, предприятия «Диорит», о чём был заключен соответствующий договор.

Фирма «Алтайнефтепродукт», отпустила, авансом, 20 тонн масла трансформаторного, в счёт поставок спецодежды, которое было поставлено на Барнаульский меланжевый комбинат, который, в свою очередь, рассчитался камуфляжной тканью. После отшития рабочих костюмов и полного расчёта, за поставленное масло, с фирмой «Алтайнефтепродукт», у предприятия «Диорит», в сухом остатке, осталось 1500 метров ткани камуфляжной, при ширине 1,4 метра. При такой ширине ткани, на отшитие одного армейского костюма, расход ткани составлял 2,4 метра. Не сложным путём арифметических вычислений, из 1500 метров ткани, можно было отшить 625 армейских костюмов, для экипировки полка охраны, Кузнецкого металлургического комбината.

Но вернёмся немного назад, для прояснения некоторых деталей. В марте месяце 1998 года, из небытия, вдруг, объявился Романов Вадим Александрович, в моём служебном кабинете, который я арендовал в объединении «Алтаймолпром», поздравил меня с днём рождения и вручил подарок, жилет охотника. Сердце моё и растаяло. Он предложил заняться совместной коммерческой деятельностью. Я согласился, хотя мой водитель, Володя Звягинцев, меня и отговаривал от этого не обдуманного шага. Объём работ высвечивался очень большой и хотя мы уже, целых два раза, вместе, начинали раскрутку новых предприятий, в результате, после некоторого времени, я уходил в одних трусах, а Романов, оставался. Я, всё-таки, принял решение объединить наши усилия. При разделе совместно заработанных денег, я никогда не жадничал, прибыль всегда делил 50 на 50.

После получения ткани с Барнаульского меланжевого комбината, Романов уговорил меня со складировать ткань у него в гараже, расположенном в районе вокзала. Мотивируя это тем, что мы компаньоны, а транспортировать ткань, в швейную мастерскую, из центра города, экономически, выгоднее. А у нас, к этому времени, образовался совместный долг, в 1000 американских долларов, при обмене, 1 доллар, стоил 2 российских рубля, по курсу Центробанка. Но тут грянул дефолт и 1 доллар стал стоить 6 рублей. И господин Романов, в счёт погашения совместного долга, который, после дефолта, вырос до 6-ти тысяч рублей, приватизировал всю ткань, на общую сумму, 86000 рублей. Финансовая документация, в наших коммерческих отношениях не велась, всё было основано на взаимном доверии и мне не чего не оставалось, как только резко махнуть рукой и скрипя зубами, выдавить из себя: «Да и хрен с ним». Как его наказал господь, а он его наказал, надо описывать отдельно.

Второй раз, аналогичный случай, произошёл в 2000 году. На балансе моего предприятия стоял автомобиль МАЗ-500-лесовоз. Контора занималась поставками спецодежды в лесхозы края. Они, за поставленную спецодежду, рассчитывались круглым лесом, который я, на вышеупомянутом лесовозе, перевозил в город Барнаул и успешно его реализовывал. По лету, я закупил 4 автопокрышки, что бы «переобуть» лесовоз и со складировал у себя дома, на веранде. Ночью, злоумышленники, выставили на веранде стекло, заперли нашу входную дверь в дом, на наш же навесной замок и спокойно выкатили эти автопокрышки, мимо нашей собаки, сидевшей на привязи, у самой калитки. Наутро, обнаружив пропажу, я вызвал представителей правоохранительных органов. Уже не помню, как они тогда назывались, то ли «Милиция», то ли «Полиция». Приезжали эксперты, с собакой, снимали отпечатки пальцев. Только преступники не найдены и по сей день. Материальный ущерб составил 48 тысяч рублей. Только потом, спустя несколько лет, до меня дошли слухи, что всё это было организованно так, что даже, привязанная у самой калитки, цепная собака, не гавкнула, при непосредственном участии, ближайшего друга, моего младшего сына Антона, Ромы Романова, проживавшего на соседней улице и очень часто бывавшего у нас в гостях. Царствие ему небесное, прибрался от передозировки наркотиков.

И третий случай произошёл в 2010 году. Продал я свой земельный участок, за 3 миллиона рублей. Купил квартиру, туда-сюда и деньги разошлись, а оставшиеся, 500 тысяч рублей, я отдал, под проценты, в долг, хозяину пилорамы, на которую я, в течении 10 лет, поставлял круглый лес. Подвела алчность. За первый месяц, он выплатил мне 50 тысяч рублей, процентов, согласно договора, на этот раз, заключенного в письменной форме. За второй месяц, ссылаясь на финансовые трудности, выплатил 25 тысяч. На этом выплаты прекратились. Посыпались одни обещания. По прошествии 10 лет, подав на него в суд, иск, о взыскании долга, в размере 654 тысяч рублей, я его выиграл, в двух инстанциях. Но судебные приставы заявляют, что никакого имущества у него нет и взыскать с него долг, не представляется возможным. Кстати зовут этого должника, Романов Павел Алексеевич.

Что объединяет все эти три эпизода, это моя дурость и императорская фамилия РОМАНОВ. А может мне просто, по жизни, «везет», на эту фамилию. Делаем вывод-фамилия то императорская, а вот люди, которые её носят сейчас, просто-сволочи. Это самый мягкий эпитет, который я смог подобрать.

Июль 2021 года. город Барнаул.

Бабушкино заклятье.

Все мои повествования, так или иначе, начинаются с воспоминаний о моей бабушке-Притуповой Евдокии Павловны. Это тоже не будет исключением. Всё-таки большую часть своего детства я провёл под её опекой. Матушка моя была матерью-одиночкой, так как не была зарегистрирована с моим родителем. Бабушка моя не получала пенсии. И вот как-то, чтобы свести концы с концами, матушке часто приходилось работать по две смены подряд, с 8 часов утра и до 8 часов вечера. Иногда ей выпадали и ночные дежурства. Так что, в основном, мы коротали время вдвоём с бабушкой. По летней поре, на наших плечах, старых и малых, лежала прополка и поливка огорода. Особенно мне нравились походы по заготовке берёзовых веников, для бани. Это были походы «на природу». Бабушка объясняла мне каждую ягодку, каждую травинку. Что можно использовать в пищу и как это делать, а какая трава является ядовитой. Длинными, зимними вечерами, а в наших широтах, в пять часов вечера уже темно, бабушка растапливала печь, и мы сидели возле неё, не зажигая электрического освещения. По стене плясали огненные блики, пробивавшиеся через кружки чугунной, печной плиты, раскалявшейся до малинового цвета. Бабушка разрезала сырую картофелину, прямо в кожуре, на тонкие кружочки, и слегка их подсолив, запекала их, на раскалённой плите. В то время, мне казалось, что вкуснее этого лакомства, я не ел, никогда. Бабушка рассказывала мне про «ранешнею жизнь», в деревне Красноярке, стоящей на берегу реки Чарыш.

А ещё мне бабушка наказывала: «Лёшшишка, ты родился 30 марта, в день святого Алексея, тебя и нарекли его именем. Значит ты божий человек. Идёшь по лесу, стоит ловушка, лежит битый зверь, ты его не бери, хозяин придёт-возьмёт. Никогда не обижай, ни красных девиц, ни вдовиц, ни малых детушек. Ты не обижай и тебя никто не обидит. А если обидит-Бог его накажет. А ещё, я знаю, вырастешь и построишь каменный дом.» Я, как-то, по малолетству, просто не придал её словам значения. Только потом, по достижению зрелого возраста, сопоставив некоторые события, произошедшие в моей жизни, и их последствия, я убедился в том, что бабушкино заклятие действует. Кажется, это мистика, но факты. А факты-это упрямая вещь.

Через восемь лет, после её смерти, а умерла она в 1972 году, я построил кирпичный дом. По тем временам, самый большой, в нашей, Нагорной, части города. Вторая часть заповеди-сбылась. А вот, что первая часть работает, я начал понимать гораздо позже.

Случай первый. Когда я служил в Советской Армии, ещё на территории Советского Союза, мой командир отделения, младший сержант Голенко, вообразил, что он является большим начальником, ну одно слово-хохол. Нация у них такая. Пыжатся, корчат из себя, а на самом то деле так, ноль без палочки. Он захотел, чтобы, обращаясь к нему, я брал под козырек и называл его, не иначе, как товарищ младший сержант. Все, как написано в уставе внутренней службы. Как говорят: «Нашла коса на камень». Пользуясь своим служебным положением, начал, через день, объявлять мне наряды, вне очереди. Причину всегда можно найти, стоит только захотеть. А это, 4 часа, после отбоя, когда весь личный состав мирно спит, уработавшись задень, ты, моешь пол. И на сон тебе, остаётся всего четыре часа, вместо восьми, положенных по уставу. В застенках «Гестапо» это называлось «пытка бессонницей». Об этом писал Юлиан Семёнов, в своей книге «17 мгновений весны». Я выдерживал эту пытку, иначе это не назовёшь, в течении четырёх месяцев, никому не жалуясь. И вот, в марте месяце 1974 года, пока я лежал в лазарете, по случаю за гноения натёртости, на ноге, моего командира, уложили в госпиталь, с диагнозом «Туберкулёз лёгких», после чего комиссовали. Больше я его никогда не видел и о его судьбе мне ничего не известно.

Случай второй. Служа в армии, я, за особо выдающиеся успехи, в боевой и политической подготовке, присвоили квалификацию-шофёр второго класса (в то врем это так называлось, официально). Это, само по себе, было довольно редким явлением. Вернувшись домой, после службы, я, устроился на работу в Барнаульский педагогический институт, водителем служебного автобуса. 23 февраля 1976 года, наш начальник, проректор по АХЧ, Николаенко Владимир Семёнович, разрешил нам, шоферам, отметить этот мужской праздник, День Советской Армии, в узком кругу, в гараже. В институте, на заказной машине «Волга», ГАЗ-21, из «Санаевского» автохозяйства, работал водителем, как все его называли- «Валька-Щегол». Такой разбитной парень, что называется «пальцы веером». Вот он, тоже, принял участие в нашем праздновании. Под занавес банкета, когда большинство участников уже начали спрашивать друг у друга «А ты меня уважаешь», ему что-то не понравилось, в произнесённых мною словах. Взяв с импровизированного стола пустую бутылку, из-под портвейна «Мужик в шляпе», (была такая марка молдавского портвейна) ёмкостью 0,75 литра, из толстого, зелёного стекла и разбил её о мою голову. Толи голова у меня была такая крепкая, толи удар смягчила, надетая на эту голову, ондатровая шапка, только бутылка разлетелась, на мелкие осколки, а я не получи даже сотрясения мозга. Примерно через год, выше упомянутый Валька-Щегол, со своим приятелем, пошли в гости, в двухэтажный барак, на посёлке Западом, к женщинам, как говорит наш президент, с пониженной социальной ответственностью. Но плацкарт оказался уже занят, другими молодыми людьми. И после небольшой словесной перепалки, Славку-Щегла, просто выкинули в окно, со второго этажа. Посадка была не такой мягкой, как хотелось бы, он приземлился, кобчиком, на чугунную крышку канализационного колодца. Случайно, года через два, уже не помню где, мы с ним повстречались. Он, с большим трудом, передвигался на инвалидной коляске.

Случай третий. Когда-то, зимой 1991 года, собрав все свои сбережения, я приобрёл бульдозер Т-130, за 14 тысяч рублей, теми деньгами, на камнерезном комбинате, на станции Ложок, Новосибирской области и перевезти его, в село Чарышское. В этом селе, я создал акционерное общество «Новь», по добыче мрамора и открытию карьера. Акционеры избрали меня на должность генерального директора. Вскоре грянул развал Советского Союза. Пришли лихие девяностые. Мои тамошние компаньоны, за моей спиной, сдали в аренду, золотодобытчикам, этот трактор, вернее отдали, за так. Имущество то не своё. Прошло несколько лет. На Алтае начали строить автомобильную дорогу Алтай-Кузбасс. Через своего двоюродного братца, Раевского Олега Николаевича, я вышел на связь с охотоведом Чарышского района, Огнерубовым Николаем, а чёрт его помнит, какое у него, было отчество. Путём долгих перипетий, мы, в наглую, отобрали у золотопромышленников, почти новый бульдозер, Т-150, все документы на имущество были оформлены на меня. Перегнали его, с прииска в село Бащелак и сдали его на ответственное хранение. Я, же, договорился сдать его в Бийское ДРСУ, которое вело работы по строительству вышеупомянутой дороги. Да здравствует его величество бартер! По взаимозачёту, в счёт транспортного налога, за 1,5 миллиона рублей забирало этот трактор, а на этот сумму, Бийский элеватор, отпускал крупу. Крупа уходила на Бийский льнокомбинат, который, в свою очередь, камуфляжную ткань. Ткань перешивалась в спецодежду и поставлялась в лесхозы Алтайского края. Лесхозы рассчитывались, за поставленную спецодежду, круглым лесом, который я, в свою очередь, реализовывал в городе Барнауле и получал наличные деньги, без всякого налогообложения. В итоге, высвечивалась цифра в 4,5 миллиона, теми деньгами. Пока я выстраивал всю эту цепочку, братец Раевский и Коля Огнерубов, подогнали трейлер и вывезли трактор в Казахстан. Как только трактор пересёк Казахскую границу, братья-казахи, сказали двум несостоявшимся коммерсантам, что они их видели в телевизоре и не о каком тракторе, тем более о каких-то деньгах за него, не имеют ни малейшего понятия. Через пол. Года, у братца Раевского умирает жена, а ещё, через год, умирает Коля Огнерубов, хотя ростом он был 185 см., в плечах, косая сажень, а об лоб можно было убивать 3х месячных поросят.

В этом списке, ещё можно упомянуть Муравлёву Татьяну Афанасьевну, которая за два месяца, до этого совершенно туда не собираясь, ушла на тот свет. Гуцеву Марину Викторовну, которая, в течении года, не успев даже износить шубу из опоссума, нечестным путём, изъятую у меня, почила в бозе, хотя всего два дня, как справила своё пятидесятилетие. Можно продолжать и дальше, но это уже будет долго, нудно и не интересно. Кто-то скажет случайность, а мне кажется, что это действует бабушкино заклятие, хотя умерла она, уже 50 лет назад. Господь то, он всё видит.

Июль 2021

Оглавление

Комментарии к фотографиям

1. Учебная машина ПСГ 65-130.

2. Инструктор по вождению, рядовой Притупов.

3. Курсант, подполковник Зотов.

1 Января 1975 года.

1. Рядовой Коля Жиров-г. Сарапул. 2.Рядовой Серёга Лаптырев- г. Павлодар. 3.Майор Ушаков-командир отряда. 4.Майор Анцифиров командир роты связи. 5Рядовой Вася Сизов-Алт. Кр. Пос. Кулунда. 6.Сержант Боев-зам ком авто взвода. 7.Алексеев-г. Наб. Челны. 9.Майор Бондаренко-командир ОРАТО. 10.Сержант Бунчиков-зам. ком. Взвода охраны, Харьков. 11Рядовой Притупов-г. Барнаул.

Пище блок.

Верхний ряд, слева на право:

1. Повар Анатолий Березюк-Винница.

2. Повар Василий Ляшенко-Черновцы.

3. Повар Василий Мокрый-Житомир.

4. Повар Николай Масленников-Алт. Край.

5. Водитель Алексей Притупов-г. Барнаул.

Нижний ряд, слева на право:

1.Прапорщик Шульга, шеф-повар-Бердянск.

2.Прапорщик ???, заведующий столовой- ???.

3.Прапорщик Александров, заведующий офицерским залом-???

Великие пирамиды.

Египет. Эль Гиза. Январь 1975 года.

Слева на право:

Рядовой Притупов А; командир 3отд, сержант Рылов А; командир 2отд. Сержант Бирюков Ю; рядовой Теремец Н.

2 мая 1975 года.

Авиабаза Каир-Западный. Авто взвод.

Первый ряд сверху, слева на право:

Рядовой Трушков Слава-Б. Болдино. Ряд. Курманов-Казахстан. Серж. Рылов Шура-Удмуртия, ст. Лынга. Ряд. Коваленко-Молдавия. Ряд Бреев Витя-Пенза. Ряд. Ситников Вася-г. Барвенково, УССР. Ряд ??? «Дед»-Брестская обл. Ряд. Пискунов-Харьков. Ряд Мирошниченко Алексей-Харьков. Серж. Бирюков Юра-Пенза. Серж. Боев зам. ком. Авто взвода-???. Ряд. Притупов Алексей-город Барнаул. Ряд. Сизов Василий-Алт. Край, пос. Кулунда. Ряд Алексеев-гор. Наб.-Челны. Ряд. Островский-Павлодар.

 

Второй ряд сверху, слева на право:

Ряд. Босых. Ряд Серёга Лаптырев-Павлодар. Ряд Коля Жиров-Сарапул. Ряд. Петя Маркачёв-Поволжье. Прапорщик Урсан Георгий ?, командир авто взвода-Одесская обл. ст. Буялык. Ряд. Толя Денисенко УССР. Ряд. Коля Маленко-Алт. Край, с. Мамонтово. Ряд. Слава Голобков-Павлодар. Ряд. Шура Жуков-Павлодар.

Третий ряд, слева на право:

Ряд. Коля Теремец-Краснодар, ст. Калужская. Ряд. Быков ???. Ряд Кушнерчук ???. Ряд. Макаров ???. Ряд. Соколов-Забайкалье. Ряд. Комаров ??? Ряд Бреев Миша-Пенза.

154й Отдельный, особый, авиационный

разведывательный отряд.

9 мая 1975 года. Египет. Авиабаза Каир-Западный.

Первый ряд снизу:

1.Прапорщик Лысенко.

2.Переводчик ???.

3.Капитан Ромашов-особист.

4.Капитан Русаков-лётчик.

5.Ст. лейтенант Синицин-начальник штаба.

6.Переводчик???.

7.Капитан Галкин-лётчик.

8.Майор Бондаренко-командир ОРАТО.

9. Майор Анцифиров, командир роты связи, участник В.О.В.

10Капитан ???-командир взвода охраны.

11.Штурман отряда ???.

12.Майор Ушаков, командир отряда-лётчик.

13.Полковник Иванченко-зам. по тылу.

14.Генерал-майор авиации Боровиков.

15.Зам полит отряда, подполковник Зотов.

16.Начальник связи, полковник Светличный.

17.Майор Синода.

18..Прапорщик Полозов.

19.Прапорщик Урсан, командир авто взвода.

20. Доктор отряда, ст. лейтенант Ганзин.

 

ОГЛАВЛЕНИЕ.

Притупов А. Записки рядового военно-воздушных сил.

Часть 1.

Долг Родине.

Пролог

Глава 1.

Кубинка.

Глава 2.

Калинин, Мигалово.

Глава 3.

Суровые армейские будни. Дни лётные и дни парко-хозяйственные.

Глава 4.

Жаркое лето 1973 года.

Глава 5.

Снова осень, за окнами август.

Глава 6.

Поздняя осень, грачи улетели.

Глава 7.

Пришла, рассыпалась снегами.

Глава 8.

Чтоб служба мёдом не казалась.

Глава 9.

Птицы стали громче петь

и расцвёл подснежник.

Часть 2.

Интернациональный долг.

Глава 1.

Шаталово.

Глава 2.

Первый месяц службы на земле

древнего Египта.

Глава 3.

Первый месяц службы на земле

Древнего Египта (Продолжение).

Глава 4.

Боевая и политическая подготовка.

Глава 5.

Кипрский кризис.

Глава 6.

Первая поездка в Каир.

Глава 7.

Каир-столица древнего Египта.

Обычаи и нравы Египтян.

Глава 8.

Работа водителя-моториста

Рядового Притупова. Быт

и скромный досуг.

Глава 9.

Пищеблок и личный состав его

обслуживающий.

Глава 10.

Несение службы в зимний период. Хамсин и другие важные

и не очень, события мирового масштаба.

Глава 11.

Первая попытка демобилизации.

Глава 12.

Александрия.

Глава 13.

Отъезд из Арабской Республики Египет и прибытие домой.

Эпилог.

Рассказы

1 Конфета

2 Есть он Бог

3 Императорская фамилия

4 Бабушкино заклятие

 

Алексей Притупов.

Записки рядового Военно-Воздушных Сил.

Воспоминания, без размышлений.

Под редакцией автора.

Фотографии из архива автора.

Технический редактор -

Зайцев Евгений Владимирович

Издание второе и дополненное.

Тираж 200 экземпляров.

Притупов Алексей Геннадьевич

 

Родился 30 марта 1955 года в городе Барнауле.

В 1972 году окончил среднюю школу.

в мае 1973 года был призван в ряды Советской Армии.

За год службы в Союзе успел послужить в трёх авиационных гарнизонах: в Кубинке, Мигалово и Шаталово. Двум из них, Кубинке и Мигалово присвоено наименование Национальный парк "Патриот".

С мая 1974 по август 1975 года исполнял интернациональный долг в арабской республике Египет. После возвращения на Родину работал, учился. В 1982 году окончил Алтайский политехнический институт без отрыва от производства.

Навсегда запомнил совет моего дядьки Виноградова Олега: "Леха! Никогда не выезжай на постоянное место жительства за пределы Российской Федерации." Коего придерживаюсь и сейчас. К моему большому сожалению, за перо взялся слишком поздно, в 62 года.

Книга "ЗАПИСКИ РЯДОВОГО ВОЕННО-ВОЗДУШНЫХ СИЛ" для меня начинает серию "Мои первые книжки", но в голове полно творческих замыслов.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/