Предисловие

Да откуда мне знать, мои дорогие деловые люди из важных деловых сообществ. В одном я уверена — что не все измеряется деньгами, что историю своей семьи каждый должен услышать, сберечь, запомнить, пере дать другим. Это гораздо крепче, чем самое дорогое и монолитное надгробие. Ваши родные и близкие создавали то, чем вы сейчас живете и дышите, они делали этот мир таким, какой он есть сейчас. Они шли через боль, нужду и невзгоды. Они тысячелетиями плакали у Великой Стены о разрушенном храме, о несбывшемся счастье. Но они жили, верили, молились. Именно с такой молитвы и начался этот проект. Я молилась…

Я в двух шагах от легендарной стены — стены, ко торую принято называть стеной плача. Вокруг толпа людей, шум, суета, крики, грохот строительной тех ники. Но вот я делаю шаг, и время плавится для меня желтой туманной дымкой, заволакивая и погружая в секунды меж временного небытия. Я протягиваю руку, касаясь ладошкой левой руки холодного камня. Меня пробирает дрожь оттого, что к ней могли прик асаться ладони царя Соломона, здесь мог проходить степенной поступью царь Давид. Великие цари Иерусалима, стоявшие во главе великого народа. Цари, умевшие говорить и видеть Б-га. Цари, сумевшие создать небывалое величие государства Израиль. Но стена пала, храм был разрушен, под натиском бес численных врагов рухнуло государство, и раскидало народ по всему свету. А здесь сохранились остатки немых холодных камней, бесправных свидетелей бы лого могущества. Они остались, чтобы выслушивать стенания мыкающихся в лабиринтах суетных трагических будней людей. Стой, стена, стой и слушай. Ведь когда-то здесь говорил Б-г.

— А если сейчас он вопрошал бы меня, как вопро шал ранее об ответе царя Давида? Он спросил бы о том, как же сейчас живет мой народ? Неужели и по сей день пребывают люди в слезах и муках? — думала я, стоя у стены, — Какой ответ бы дали имеющие уши стены?

Возможно, что сказали бы стены о том, что закон чились для народа израилева тысячелетние кровавые искупления. И что просят сегодня люди о чем-то про стом, теплом и дорогом: кто о любви, кто о денежном достатке, хорошей работе, новых знаниях. Просят, но не плачут! Не так ли, стена?

А это означает, что началась совсем другая история, в которой Великая Стена больше не плачет. Я убрала руку, открыла глаза и подумала о том, как же хоро шо было бы вспомнить и рассказать истории простых людей, обычных еврейских семей. Истории о пути, который прошел наш народ, назвавший эти стены — Стенами Плача.

— Так о чем же плакали эти люди? Каким сложным был этот путь к счастью и благополучию? — и тут я отчетливо поняла, что обязательно напишу для вас эти истории, которые мне захотят, возможно, рассказать люди. Про свои судьбы, чувства, страдания, радости.

Ведь слитые в одно целое, эти маленькие, казалось бы, семейные истории становятся великой и большой историей целого народа. Представьте себе эти истории как кирпичики, которые собирают новые стены. Стены, которые больше не плачут! Стены, которые невозмож но разрушить, потому что это сила слова и сила нашей памяти. Чем больше эта память, тем крепче и устойчивее становится стена. В своем воображении я уже увидела эти книги. Да, именно так, я увидела их, стоя у подножия Стены, которая слышала Б-га. А может….

Начну с истории моей семьи, которую я услышала от отца и дяди. Итак,… назваться она будет — Звезда для Давида. История семьи Френкель.

Звезда для Давида

Начало

Когда призываю я, ответь мне, Б-г справедливости моей. В тесноте Ты дал простор мне, помилуй меня и услышь молитву мою! (Псалмы Давида).

Будучи ребенком, ты, не задумываясь, залезаешь туда, куда тянет тебя твоя переполненная любопыт ством детская душа. Как же манят в детстве темные закоулочки, дырявые, захламленные чердачки, темные мрачные сырые подвальчики, старинные потемнев шие от времени сундучки, коробочки, пожелтевшие выцветшие открытки, письма, фотографии. А когда лето, то есть каникулы в старом полуразрушенном маленьком домике бабушки и дедушки, где царит без граничная любовь и свобода, то есть все условия быть исследователем всего таинственного. Одна находка мне запомнилась: это была до невозможности старая потертая металлическая коробочка. На крышке была нарисована порядком потускневшая от времени синяя шестиконечная звезда, которая тускло мерцала на облезлой металлической поверхности. В моей голове был только один вопрос:

С одной стороны, было волнительно, как бы кто не заметил, но с другой — нельзя было удержаться перед обаянием раскрывающейся внезапно перед то бой тайны.

Знаете, на что это похоже? Если вы когда-нибудь стояли перед закрытой дверью безнадежно гадая, что же находится за ней, и вдруг она под вашим нажимом начинает открываться, то вы меня поймете. Если нет, то просто поверьте. Конечно же, я подняла крышечку…

История 1. Давид
Киев. 1917 год

 

Сказал негодяй в сердце своем: нет Б-га! Губили, гнусности совершали, нет делающего добро. Г-сподь с небес взирает на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумный, ищущий Б-га. Все отделились, за грязнились вместе, нет делающего добро, нет ни еди ного. (Псалмы Давида)

Голда вытерла сырые от въедливой соли слез щеки концом мятого серого передника. И направила все свое внимание на кричащих без всякого дела детей. Лелик отчаянно пытался заставить Арона выполнять задание матери, при этом лупя его ладошкой по спине. Посчитав это забавной игрой, маленькая, но шустрая Дора тоже присоединилась к Леле и, в свою очередь, лупила Арона какой-то игрушкой.

Арон уворачивался, кричал на сестру и брата. Шум и гвалт в какой-то момент стали настолько невыносимы, что Голда не выдержала. Она крепко ухватила Лелю за шиворот.

Маленькая Дора, испугавшись грозного тона ма тери, прижала к груди ватную куклу с пуговичными глазами и тоже тихонько заплакала. Она не понимала, почему мама сердится, почему все бегают, выта скивают из разных углов дома груды разнообразных вещей, превращают некогда уютный и аккуратный домик в хаос.

Голда еле сдерживала накопившиеся рыдания. Она невольно стала впитывать эти взгляды ужасного страдания, от трех пар огромных, усталых детских глаз.

Голда хотела зашипеть на детей от обиды и злости и, самое главное, от такой совсем не взрослой растерянности и беспомощности. Но вековая мудрость ев рейской материнской любви шептала ей о другом: а что, если еще хоть чуть-чуть, хоть немного, но так, как всегда, словно бы и не нужно уезжать из родного и лю бимого дома. Голда плавным, привычным, неторопли вым жестом мягких рук усадила детей в кружочек на старый диван, прижала к груди темноволосые детские головки, все-таки решилась рассказать сказку.

Голос Голды дрогнул, она перевела дыхание и про должила:

«Да, это была не простая вдова, она была очень богата. Ведь муж, когда умирал, оставил ей такое хо рошее богатое наследство. Муж очень ее любил и так хотел, чтобы после его смерти она ни в чем не ну ждалась, что оставил ей множество золотых и сере бряных монет и слитков. Богатство было так велико, что вдова очень сильно стала бояться, что ее обокра дут. И стала вдова думать, куда спрятать все свои сокровища. Думала она думала, и придумала: сложила она все свои сокровища в глиняные кувшины, зали ла сверху медом и убрала с глаз подальше в темную кладовую. Так уж сложилась ее жизнь, что пришлось однажды вдове надолго отправиться в дальние края. Перед отъездом она решила отнести кувшины с сокровищами к соседу. Очень уж просила вдова сохра нить кувшины до ее приезда, что сосед согласился сохранить кувшины к ее возвращению. Но сказать о том, что на самом деле в кувшинах, вдова побоялась. Почему-то она понадеялась, что сосед просто будет хранить кувшины с медом, и не станет в них загля дывать. Наверное, так бы и было, не случись у сосе да большого пира, когда к концу этого пира гостям за столом не хватило меда. Не зная, где взять мед в столь поздний час, сосед решил нарушить обещание и налить меда из кувшина вдовы. Он взял черпак и отправился в кладовую, где стояли кувшины. Как же он удивился, когда увидел в кувшинах не мед, а золото. Стал он заглядывать и в другие кувшины, и увидел, что все они полны сокровищ. Обидно стало со седу, что вдова не сказала ему всю правду, и, недолго думая, он переложил все сокровища в свою посуду, вышел из кладовки, запер ее на замок и решил нико му ничего не говорить».

Голда прижала крепче к себе зевающую Дору и про должила:

«Прошло много дней, и вдова вернулась снова в родной город Ашкелон. Зашла вдова к соседу, чтобы забрать свои кувшины. Забрала она кувшины, побла годарила соседа и принесла кувшины домой… Дома вдова открыла кувшины, заглянула в них, и….. ах-ах- ах! У видела в до в а, ч т о к увшины пусты, ч т о нет в них оставленного мужем богатства. Как же горько при шлось плакать бедной вдове. Как же страшно ей стало оставаться одной в нужде и бедности. Пошла она к царю Саулу, чтобы рассказать о том, как обобрал ее нечестный сосед. Справедлив был закон Израиля, и по закону обижать вдов было запрещено.

Суд великого царя был справедлив:

Голда вздохнула и подумала о том, как же сейчас они нуждаются в помощи, и, может, Всевышний поможет и им, как когда-то помог бедной вдове.

Дора открыла глазки:

Голда продолжила:

«Заплакала вдова, вышла вся в слезах из царского дворца, и побрела по дороге к своему дому. Возле дороги играли дети, они увидели, как горько обливается слезами бедная женщина. Один из них, самый красивый, с золотыми кудрями и прекрасными глазами, подбежал к ней и спросил:

Рыдая, рассказала ему вдова о том, как забрал сосед все ее сокровища. Рассказала она о том, как рассудил все царь Саул, что раз нет у нее свидетелей, то и никто не может подтвердить ее слова. А это значит, что оста лась она в горести, в бедности, одна-одинешенька на всем белом свете.

Вдова перестала плакать, в ее сердце поселилась надежда, она поспешила к царю. Вошла вдова в царский дворец, увидела царя Саула и сказала ему все ровно так, как просил сказать прекрасный и по-взрослому мудрый необычный ребенок. Царь удивился это необычной просьбе, но согласился:

И позвали мальчика в царский дворец. Зашел он во дворец, посмотрел царь на мальчика и засмеялся:

И тогда мальчик с доброй душой и прекрасными глазами, велел привести соседа, а вдове велел при нести кувшины, те самые, которые она оставляла на хранение соседу. Вдова так и сделала — принесла кувшины. Поставила их перед мальчиком. Мальчик спросил соседа:

И тут мальчик на глазах у всех стал разбивать эти кувшины на мелкие осколки. Все замерли, это было так необычно, никто в царском дворце не понимал, зачем же он это делает.

И вдруг посреди груды осколков ярко сверкнули две золотые монеты. Так уж получилось, что они приклеились ко дну одного из кувшинов. И, воруя деньги, со сед их не заметил.

Мальчик выглядел очень спокойным и уверенным, и он произнес:

— Смотрите все, вот они — два свидетеля! А это че ловек все-таки вор. Он украл деньги у вдовы. И все вы видите, как эти свидетели рассказали вам всем правду. Соседу стало очень стыдно, что правда вышла на свет. Он тут же вернул вдове все сокровища, которые

так нечестно забрал у нее.

Эта история стала известна всему еврейскому наро ду. Это было необычно, что маленький мальчик судил, как взрослый и мудрый человек, и так умело пролил свет на правду. Конечно, все стали говорить о том, что он умница, что словами это мальчика говорит сам Бог. И тогда узнали все, что имя этого мальчика Давид. И когда пришло его время и он вырос, он стал великим царем Израиля. Великим царем Давидом».

Дети притихли, прижавшись к Голде, они успокои лись. Голда подняла глаза и увидела вошедшего мужа.

Давид слушал сказку Голды, но думал он совсем о другом.

Конечно, Давиду тоже не хотелось покидать свой любимый дом, он искал выход, но все что-то не склады валось в его стройных мыслительных схемах. Все идеи рассыпались от своей никчемности одна за другой.

— Власть, власть, власть, одна, другая, какой прок от всех этих властей, когда отнимают все, — мысли Давида наконец-то вошли в критическую фазу.

И оцепенение моментально сменило возмущение. Но есть ли в том смысл? Возмущение? Оно смысла не имело. Нужно что-то другое. Давид вспоминал сказку Голды, и слова о Всевышнем тронули его замерший от страха ум. И тут Давид вспомнил о древней молитве, доставшейся ему от деда. Он знал, что эта молитва всегда помогала и поможет сейчас, как бы тяжело не было, он найдет выход. Всегда после чтения молитвы Давид обретал какую-то сверхспособность переклю чаться. Это было необходимо в сложных ситуациях, чтобы сконцентрироваться и принять в нужные решения. И эта способность уже не раз выручала Давида, сохраняя жизнь ему и его семье. В такие моменты в темных закоулках его души словно бы начинала све тить звезда великого царя, в честь которого он был на зван. Свет звезды царя Давида всегда озарял жизнь его одноименного потомка. Ослепленный внутренним сиянием, Давид развернул предписание большевиков о переселении его семьи, и внезапно для себя улыбнул ся. Он обрадовался тому, что нашел выход! Он нашел выход! И неожиданно для самого себя мысленно он уже посылал далеко всех авторов этого адского пред писания, отнимающего у него дом и мануфактуру. Он должен был отдать дом, но о системе тайных подзем ных коридоров в бумаге не было не слова. Давид решил никому не доверять, а своим родным и домашним прежде всего. Он решил сделать все сам.

Все, что сейчас нужно было сделать — это успоко ить Голду и детей. Нужно спокойно переехать на новое место, потому что спорить с новой властью было глупо.

Голда собралась было приняться за свои причитания заново. Но мимолетно посмотрев на Давида, она успела поймать его послемолитвенное состояние. Голда замолчала, вытерла руки о перепачканный пе редник, и, вдохновившись, она снова подняла детей и стала собирать вещи. Голда шла по темному коридору, постепенно приходя в себя, но пока еще запинаясь за каждый угол. Сама того не понимая, она пыталась оттянуть то время, когда ей придется покинуть дом на всегда. Но бросив взгляд на Давида, она поняла, что он справится, что как-то все обойдется. Однако возму щение еще не торопилось ее покинуть.

Совместными усилиями вещи были все же собраны. Голда придирчиво оглядывала опустевшие углы дома: не завалялось ли что-нибудь там случайно. Так ничего и найдя, она смогла убедиться, что все наконец-то вы несено. И вот тут нервы все-таки сдали, Голда горест но вздохнула и, уже более не в силах сдерживаться, все-таки разрыдалась.

В этот момент отчаяния он почему-то стал думать про ту сказку Голды, что если бы такой человек, как царь Давид, снова появился бы среди евреев, он бы зн а л, ч т о дел а ть, он бы п о мо г .

Он зажег свечу, начертил план подземелья и нарисо вал звезду — звезду Давида, затем выдохнул и устало прошептал: «здесь..»

И предался мечтаниям, которые плавно перетекли в сон...

История 2. Сон Давида
Бен-Гурион. Америка. 1917 год

Его имя пребудет вовек, доколе пребудет солнце, будет править имя его. Благословляться будут в нем, все народы будут славить его. (Псалмы Давида)

События сна перенесли Давида в далекую и неизвестную Америку, где молодой и влюбленный в жизнь Давид Грин держал за руку удивительную женщину Полину Монбаз. Через несколько минут темноглазая красавица Полина станет его женой. Давид Грин жмурился — не то от яростно активного солнца дале кой страны, не то от нахлынувшего безбрежного сча стья. Он испытывал незнакомое ранее чувство, что он все делает как-то правильно, так должно быть. Словно сам Г-дь взял его за руку и подвел к этой женщине, соединяя воедино их пути. Она была так нужна ему — сейчас, вчера, завтра, всегда. Он задумался, вспоминая свой сложный, весь в извилистых тропах сомнений и неудач, путь. И хотя он сделал очень много, но мысль о том, что он не сделал ничего, постоянно преследова ла его, доводя порой до отчаяния.

Полина Монраз родилась в Минске, но волею судеб она оказалась рядом с ним в Америке. Волею судеб? Что может быть опаснее и страшнее этой воли, ко торая не подчиняется твоим желаниям, которая дей ствует по никому не известным законам, а человеку остается лишь наблюдать, как эта воля распорядится его судьбой. Жалок и одинок такой путь покорного судьбе путника, не имеющего права на собственную волю и вынужденного просить, посылая в черную пу стоту космических глубин свои молитвы о снисхожде ния. Но умолима ли эта «воля судеб»? Может ли хоть кто-нибудь знать об этом? И вдруг…

Давиду было непросто в это поверить. Но он пони мал, что Полина права, ему уже не сойти с этой дороги, по ней нужно идти. Идти даже когда так тяжело, что приходиться стискивать зубы до болевого хруста, сжимать кулаки. И остается лишь одно спасение — читать древние молитвы. Читать и слышать голоса давно ушедших мудрецов, видеть свет Звезды, тогда Звезда становится ближе, а свет может указать тебе путь... И только так ты можешь понять куда тебе дальше двигаться.

Давид раскрыл сверток, внутри он нашел небольшой порядком измятый лист с одним словом на иврите.

История 3. Смерть Давида

Г-сподь Б-г мой, на Тебя полагался я, избавь меня от всех преследователей моих и спаси меня, Чтобы не растерзал он, как лев, души моей; разламывает и некому спасти. Г-сподь Б-г мой! (Псалмы Давида)

Семья, Голда, дети — этого было вполне достаточ- но, чтобы запустить поток мыслей предприимчивой натуры Давида. Немного помыкавшись по тесным квартиркам и даже поголодав в период НЭПа, Давид вновь распустил крылья.

Молитвы Давида были услышаны. Он смог доволь но быстро взлететь на волнах вседозволенной коммер ции. Ему удавалось просто невероятное, он словно из под земли доставал самые необходимые и редкие товары, и легко сбывал их. Деньги потекли рекой, к семье вернулось былое благополучие. Советская власть вернула семье Давида и дом, и мануфактуру. Молодой стране нужны были деньги, а потому успешные дельцы, мастера торговли, стали уж очень ценными. И Давид старался, он умел и любил этот процесс обретения денег и приумножения богатства. Подпольная золотая казна постоянно пополнялась. Он был вновь споко ен за благополучие дорогих ему людей. Это было так важно! А Голда, успокоившись, смогла отблагодарить Давида. Однажды войдя к нему в кабинет, она сообщила, что в семье ожидается прибавление. Должное время спустя в доме раздался первый крик малыша Якова. Дети росли. А вместе с тем росла и набирала силы Страна, названная когда-то Советами. И этой окрепшей, набирающей силы власти уже все меньше хотелось делится деньгами с кем бы то ни было. Приобретение товара в эпоху его тотального отсутствия становилось все опаснее. Но опасность лишь вдох новляла Давида. Как же на многое он был готов ради счастья семьи, ради сияющих, родных, теплых глаз Голды, ради смеха неутомимых малышей.

И Давид рисковал, но риск, казалось, лишь прида вал ему силы. Во многом он полагался на подросшего и так рано повзрослевшего старшего сына Лелю. Но до конца не доверял и ему, верил лишь в одно: в свою вечную звезду, звезду своего еврейского счастья — звезду Давида. Но однажды...

Давид был встревожен. Закрывшись в кабинете, он не смог спокойно усидеть за любимым столом, где он размышлял, придумывал новые идеи и считал деньги. Он нервно поглаживал седую бороду и ходил вдоль небольшой комнаты в задумчивости, туда-сюда, ту да-сюда. Но раскачивающие хождения не помогали ему собраться с мыслями. Давид приоткрыл дверь. Из коридора в кабинет потянулись прогорклые запа хи жженого масла, на котором Голда жарила на обед рыбу. С кухни доносилось привычное ворчание Гол ды, плач проснувшегося от голода маленького Яши, и топот, смех, крики остальных детей.

Но никакие уговоры на Давида не действовали.

Давид остался доволен тем, что смог принять решение, но предвкушение опасности все еще будоражило его кровь.

Довольный Давид важно ходил по дому, ловя на себе уважительные взгляды жены и детей. Голда даже побаивалась в такие минуты беспокоить Давида, она и не пробовала затевать с ним привычные, сварливые до першения в горле споры, не пыталась его отговаривать, она свято верила… мужу.

Голда молча обняла Давида, шмыгнула носом, но решив не выдавать своей горести, мгновенно уткнулась мужу в плечо, вдыхая запах чуть прогнившего изношенного дорогого сукна.

Спустя неделю Давид загрузил в лодку мешки с то варом. Все прошло гладко, он смог достать, догово риться, получить. В уме Давида уже щелкали цифры прибыли жесткими костяшками старых деревянных счетов. В своих мыслях о благополучии Давид раскладывал золотые монеты по ящичкам в том самом месте, помеченном звездой. В том месте, о котором знал лишь он один. Давид, который никому не доверял. Но шум выстрелов, истошные, почти звериные крики выбросили Давида из пределов его мечтаний, вер нув в такую неприятную реальность. Ужас и паника длинными холодными костлявыми руками схватили Давида за горло и проникли в самое сердце. Открыв свой когда-то холодный ум страху, Давид в мгновение потерял свое умение принимать здравые взвешенные решения. И тогда он словно превратился в затравлен ное охотниками животное. Презирая самого себя за унизительность своего положения, Давид, прячась от страха, упал на дно лодки. Прицельная пуля точным попаданием пробила борт его маленького судна. Тол ща холодной серой воды почти моментально сомкну лась над головой Давида, забирая с собой не только ценный контрабандный товар, но и всю его короткую жизнь, последние вдохи горячего дыхания. Все этой ночью кануло в холодные воды вечности серой реки.

История 4. Лелик
Киев. 1937 год

Устал я в стенании моем, омываю каждую ночь ложе мое, истаивает от слез моих постель моя. Истлело от огорчения око мое, вырвано оно из-за всех врагов моих. Удалитесь от меня, все творящие беззако ние, ибо услышал Г-сподь голос плача моего. Услышал Г-сподь мольбу мою, Г-сподь примет молитву мою. Пристыжены и поражены будут сильно все враги мои, отступят и пристыжены будут мгновенно. (Псалмы Давида)

Измученная горем и нуждой Голда не снимала черный вдовий платок. Как же часто сейчас вспоминала она горемычную вдову из старой еврейской сказки. Все думала, сравнивала, иногда в приступе отчаяния она даже кричала, что сама накликала такими сказками вдовью судьбу. Ведь словно в той сказке, муж ее Давид покинул ее в любви и заботе, оставив горшочки с золотом. Сейчас как никогда понимала Голда все испытания вдовьего одиночества. Ее еврейское счастье снова ускользнуло от нее в череде полити ческих неприятностей. План Давида сработал, он не только смог тогда в подвалах старого дома сохранить богатство семьи, но и поймав коммерческим чутьем денежную волну в период НЭПа, он весьма серьезно приумножил свое состояние. Семья, можно сказать, процветала. Они стали богаты так, как никогда еще не были. В этот недолгий период благополучия и процветания, Голда снова поверила в звезду. В звезду Давида. Она уже почти забыла о том, что все считали, будто далекий великий и мудрый царственный предок оберегает их, даря им благополучное пребывание на земле. В такие дни они всегда усиленно молились, чтобы звезда светила вечно. Особенно гордился этой невидимой связью со звездой Давид. Но в стране не стало НЭПа, а в семье не стало Давида. Он ушел неожиданно для всех, но не просто ушел. Однажды покинув дом, так и не смог вернуться обратно. Никто не стал искать тело Давида, чтобы не выдать его кон трабандные тайны ЧеКа. Любимый муж и отец обрел покой не за гранитными плитами надгробий, как было принято испокон веков. Он остался, навечно затянутый омутом своего опасного промысла, на мрач ном холодном дне быстрой реки. Самое страшное для семьи Давида было то, что он не успел, а может так и не захотел раскрыть тайну звезды. Звезды Давида. И она словно померкла и погрузила во мрак прежде благополучное семейство. Где то произошел сбой в четкой размеренной судьбе этих людей. Да впрочем и вся страна начала свое неизбежное погружение во мрак истории. Истории ЧеКа. Этой уродливой машины власти страха советского государственного строя.

Голда не напрасно пытала сына, слишком часто вспоминая сказку о вдовьем богатстве, она впала в то же состояние паники: как бы так спрятать богат ство, а то вдруг обокрадут. И судить будет не спра ведливый и мудрый царь израилев, а новое нена вистное и непонятное большевистское государство. В котором невозможно было людям зажить счаст ливо и спокойно, питаясь благополучием от своего труда. Хищное и голодное нищенство от безделья агрессивно высматривало все, что можно было отнять. Насилие стало буквой чудовищного закона, управляемого пытками и страхом. Все, что можно было попрятать, было попрятано.

Лелик недоумевал, почему все так уверенны, что он знает тайну отца. Да, он помогал отцу в его делах, но тайну, от которой зависела вся семья, он ему не доверял.

Когда-то Давид решил никому не доверять, и так и никому не доверил. Тайна золотого запаса семьи Да вида, конечно, не опустилась под воду вместе с его прахом, хранительницей места, помеченного звез дой, стала Голда, обретя этот дар вместе со статусом вдовы. Но Леля был уверен в другом, он думал, что отец никому не открыл своей тайны. И больше всего Леля, конечно, боялся, что ему не поверят. И ему не поверили…

Вспышка света, словно молния, ударила по глазам, все плыло, мутнело, сознание плыло и ускользало, бродя между миром света и сумерек одновреме н но. Лелик попытался поднять голову, но голова тя желым камнем упала… на холодный бетонный пол. Лелик лежал в луже мочи и крови, тело, истерзанное бесконечностью надругательств, перестало ему подчиняться. Он уже не понимал, где и что у него болит, казалось, что все тело превратилось в одну сплошную кровавую боль. Темная кованая подошва сапога, перепачканная в крови и пепле окурков, нависла над его лицом, эта секунда света, надрывный, хрипловатый крик: «Говори, жиденок, где вы прячете золото?». Это лишь секунда, а затем снова тьма. Лелик уже стремился убежать туда, во тьму, там нет грязных сапог, палок, свинца, намотанного на кулак, там во тьме есть свой свет. Он уже смог познать, что тот свет совсем другой — не такой, как этот. А самое главное — там во тьме нет боли. И Лелик стремился во тьму... Но ледяная вода снова вернула его в мир боли и крови.

Леля пытается сказать, но захлебывается в кровавой рвоте, сплевывая на пол выбитые зубы, он мычит из последних сил: «Я ничего не знаю» В помутившемся мозгу всплывает образ отца. Леля вдруг отчетливо по нимает, почему отец не открыл тайну. Недоверчивый отец просто боялся, что Лелик не выдержит и расска жет... Но ведь рассказав, Лелик мог остаться живым, променяв своим рассказом жизнь на куски драгоцен ного металла. Жаль, что отец решил иначе. Догадка, скрутила Лелика бесконечностью нахлынувшей обиды. Золото даже ушедшему отцу было дороже сына. Неужели он знал и мог так поступить? В этот момент Лелик забыл о своих страданиях, настолько болезнен но нестерпимой стала вдруг эта обида. Обида сына, ребенка, на смертельно опасную для него предусмо трительность отца. Но образ отца не уходил, и Леля снова зажмурился от резкого света. Но в это раз это был не свет пыточной лампы чекистских следовате лей, это был свет Звезды Давида.

Лелик открыл глаза, он лежал на земле, он был свободен. Комната мрака и смерти осталась там позади, за высоким забором. Леля поднял глаза в тем ное холодное небо, там ярким светом горела звезда. Звезда Давида говорила ему: «встань и иди».

Он пошел, пошел на переломанных ногах, оставляя кровавый ручеек в проталинках дороги, он встал и пошел, не видя ничего вокруг и не чувствуя адской боли. Голда изошлась рыданиями, увидев сына. Когда она поняла, чем обернулся ее страх потерять богат ство Давида, далеко не каждая мать способна пере нести ее страдание. То, что нелепое недоверие стало причиной этих жутких пыток, через которые прошел Леля, лишало ее сознание остатков разумных сил и чувств, лишь боль острыми иглами впивалась в ее ум и душу, избавиться от этой боли было невозможно. Она хотела искупить свою боль, пытаясь выпить до дна мучения своего сына. Лелик утопал в подушках, в теплых руках и горьких слезах матери. Он был снова дома. Он молчал, пребывая в сознании, он пробовал забыть обиду на отца, забыть кошмар чекистского подвала. Затем неожиданно для себя он обрел покой, он лежал запрокинув голову, разглядывая незатейливые цветочки на волнующихся от ветра занавесках. Этот покой нес ему долгожданное облегчение и сво боду, Лелик больше не пытался вставать. Он уже все решил и выбрал таинственный свет благословенной звезды Давида. Однажды ночью Лелика не стало. А

Голда увидела странный сон.

История 5. Сон Голды
Бааль Сулам. 1921 год. Польша

Невеждою я был и не понял; как скот я был пред То бою. Но я всегда был с Тобою: Ты держал меня за правую руку. Ты направишь меня советом Твоим и потом примешь меня во славу. Кто мне на небе? А с Тобою ничего не хочу я на земле. (Псалмы Давида)

— Черные тучи сгущаются над Европой, надо уез жать, собирайтесь, прошу вас, нужно заказать сборные дома в Швеции, переправить их в Палестину и уехать. Нельзя, нельзя здесь оставаться. Часы тикают, мало осталось времени. Поверьте мне, мы создадим поселение в Палестине, мы восстановим свой язык, свои традиции. Послушайте меня, нужно уезжать, — молодой каббалист Бааль Салам стоял на пороге своего польского дома. Окружившие его люди внима тельно слушали, слова мудрого каббалиста задевали их души, в которых уже тысячелетия накапливалась мечта — страдание об обретении ими дома, о возвра щении на Родину, на далекие земли обетованной Палестины, некогда земли Великого Израиля. Да, они слушали, слушали и мечтали, представляя себе прекрасную жизнь на далекой земле. Но мечтать — это мечтать… А уехать — это совсем другое, это же надо уехать. А как все бросишь?

Речи Бааль Салама вдохновили людей, и все начали готовиться к отъезду.

Бааль Салам устало закрыл глаза, перед его внутренним взором вновь возникла страшная картина из затягивающих солнечное беспечное небо черных туч.

Он был расстроен этими словами, его планы были разрушены, и бросив полный сожаления взгляд на собравшихся, Бааль поспешил уйти. Он не остановится, он должен ехать в П а л е стин у . Пусть один, пусть без средств и поддержки. Обессиленный, он ложится на диван, он должен поговорить с родными, со своей семьей.

И он уехал, увлекаемый таинственным светом. Да, он уезжал на услышанный им зов Звезды Давида. Но при этом его сердце сжимала необъяснимая тоска, а в голове стоял шум и плач, он слышал невероятную скорбь, равной которой еще не знало человечество.

История 6. Дора и Голда
Старо-Константинов. 1941 год

 

Почему, Г-споди, стоишь далеко, скрываешься во времена бедствия? Надменностью нечестивого пре следуется бедный; схвачены будут нечестивые козня ми, которые замышляли они (Псалмы Давида)

В душе Голда была гораздо сильнее и увереннее, чем хотела это показать. Судьба младшего сына почти не беспокоила ее, она была уверена, что Яша обязательно вернется, вернется к ней, к семье, домой… А где теперь дом? Эта мысль о том, что дом снова ею утерян, потрясла Голду, на мгновение она словно оглохла и потеряла всякую чувствительность. Затем былая решитель ность вернулась к ней, и она снова принялась убеждать дочь с детьми сойти с поезда на ближайшей станции.

Голда поставила железную точку в диалоге, приняв решение, которое она считала единственно верным. А дети... Они привыкли во всем доверять матери, и, кроме того, они очень любили добрую своенравную Голду.

Через час поезд остановился, и Голда с Дорой и ма ленькими внучками отчаянно шагнули в тусклый мрак холодного, каменного перрона. Без всякого сожаления она смотрела вслед уходящему поезду и молилась за благополучие оставшегося в поезде сына. Она все еще была уверена, что поступила правильно.

Голда обняла дочь и внучек, после духоты поезда она блаженно наполняла расправляющиеся легкие горьковатым прохладным воздухом. Здесь в малень ком украинском городке был дом ее отца, здесь она выросла, и именно здесь забрал ее в свою семью мо лодой сын купца Давид Френкель.

Дом отца Голды был пуст и заброшен, это был небольшой домик в тени раскидистых плодовых деревьев. Урожай никто не собирал, земля вокруг дома была усеяна сочными лопнувшими переспевшими грушами, сброшенными ветрами с веток грецкими орехами, кисло-сладкими терпкими яблоками. Голда улыбнулась, расправляя плечи, впитывала живительную энергию родного дома. Воспоминания переполняли ее ум.

Голда горестно вздохнула, она запрятала внутри себя еще одну тайну. Муж Доры погиб на фронте в первые дни войны, но знала об этом только Голда. Знала и мол чала, не хотела она, чтобы дочь испытывала вдовьи муки, как испытала Голда, потеряв навсегда Давида.

Голда отдала спящую внучку Доре и встала, чтобы сделать глоток воды. Воспоминания ее взволновали, но и успокоили. Сейчас Голда вновь ощущала себя той молодой ждущей счастья печальной еврейской девочкой.

У с т авшая и поряд к о м и з мученная Дора действительно засыпала, забыв обо всех горестях рядом с окрыленной радостью воспоминаний матерью.

Но в жизни все было по-другому, как бы мне не хо телось рассказать о том, как счастье вернулось в дом Голды и к дочерям Доры, но… Шла война... Украина, 1941 год.

«Благородство» немцев, в которое верила «знающая жизнь» Голда, не заставило себя долго ждать. Это произошло сразу же, как только немцы вошли в город. Никто к ним в дверь не стучал, неизвестно, как она распахнулась, но на пороге, направив винтовку на Голду, стоял ее сосед украинец Николай Белокур. Гол да испуганно схватилась за сердце, прибежавшие на шум малышки прижались к ее ногам.

Николаю нравилась эта безнаказанность и власть над былыми приличиями. Он ощущал это, как высшее предназначение — дать волю своей противоречивой природной злобе, праву сильного подчинять себе и издеваться над слабыми, беззащитными, безоруж ными. Тем более над этими жидами, которые… Нико лая просто выворачивало от беспричинной агрессии, жажды крови, власти, победы, торжества подчинения и его значимости.

Голда растерялась, она чувствовала, что бессильна справиться с той волной жестокосердия, которая исхо дила из самой глубины души Николая. Она понимала, что жалости к ним у него не выпросить. И тут Гол- да вспомнила, как не спасла Лелика, сохраняя секрет богатства Давида, и она решила попробовать спасти Дору и девочек.

Голда подняла ткань, прижав к сердцу, словно древний еврейский символ щита сможет закрыть ее от но вой беды, сможет дать спасение ей и девочкам.

Николай опустил ружье.

Глаза украинского полицая засверкали от жадности, он ощущал себя на вершине успеха. Такой удачи он даже не предполагал, рассчитывая удовлетворить лишь свои злобные властные потребности, он неожи данно наткнулся на такое….

В гнилой душе Николая перекатывались волны славы и триумфа, но Голда снова совершила ошибку.

Голда окаменела, она подхватила одну из малышек на руки, вторую девочку взяла на руки плачущая Дора. Через минуту они брели по пыльной дороге в толпе других еврейских женщин, детей и стариков. Коман да конвоя состояла из украинцев, подобных Николаю, они не спускали с евреев ни глаз, ни оружия. Немцы стояли по краю дороги, наблюдая за происходящим стеклянными, прозрачными глазами. Мозг этих людей, неожиданно для всех провозгласивших себя высшими существами, диктовал им пренебрежительное отношение ко всем иным проявлениям человеческой жизни.

Я думаю, что ада нет, когда есть то, что произошло немного времени спустя с Голдой. Из рук обезумев шей от страха и отчаяния Голды силой вырвали кричащую девочку. Голда успела увидеть, что малышку, которая была на руках у Доры, тоже забрали. Дальше все происходило на глазах у враз поседевшей и лишившейся рассудка матери и остолбеневшей от ужаса и непонимания происходящего бабушки Голды. Сознание Голды словно заволокло кроваво-серым туман ным парализующим все чувства ужасом. Сквозь него уже она не слышала такой больной и надрывный плач Доры, она не слышала тонкий детский крик страха ма лышек, подброшенных в воздух и падающих в яму с едкой разъедающей мясо до костей жидкостью. Девочек бросили умирать в известковую яму. Голду и Дору поставили вместе с другими взрослыми евреями воз ле полуразрушенной кирпичной стены, напротив уже направил на них ружье ухмыляющийся от внезапной удачи Николай Белокур. Дора упала к ногам Голды, истекая кровью, подняла глаза на мать и замерла на век, сделав свой последний в жизни выдох. Отчаяние Голды достигло предела, не в силах больше сопротив ляться, она потеряла сознание. Секунду спустя точ ный, острый, как жало пчелы, выстрел, обрывающий жизнь, разорвал напополам синюю звезду Давида на желтом куске ткани, приколотую к груди Голды.

История 7. Арон
Киев. 1951 год

Г-споди, утром услышь голос мой, утром приготовлю (молитву) Тебе и ждать буду, Ибо не Б-г, же лающий беззакония, Ты, не водворится у Тебя зло. Не встанут высокомерные пред очами Твоими, ненавидишь Ты всех совершающих несправедливость, Погубишь говорящих ложь; убийцу и обманщика презира ет Г-сподь. (Псалмы Давида)

Лекция закончилась неожиданно для него самого, как, впрочем, и для всех студентов аудитории. Хотя, может, это и не так — визиты людей в черном, представляющих органы безопасности, уже больше десяти лет никто не мог считать неожиданностью. Но все равно, люди пытались думать, что это не их истории: они чисты и честны, их это обойдет стороной. Но люди в черном являлись, и все равно все говорили о том, что это было неожиданно. Сейчас они появились на пороге лекционной аудитории, жестко глядя на Арона ледяными стеклянными глазами.

Нет, это не холодок пробежал по спине Арона — позвоночник просто превратился в ледяной столб, скованный ужасом от предчувствия неизбежной беды. Ноги подкосились, Арон беспомощно рухнул на стул, протирая руками внезапно запотевшие стекла очков с толстыми линзами.

Арон попытался подняться, но вдруг ставшими ват ными ноги, отказали ему.

И они — они это просто знали, они знали, как и когда проявлять свою власть, все… Они хорошо изучили эти моменты — моменты ломки личности, стирание всех ее граней. С привычным безразличием они наблюдали, как человек теряет все права на человеческое, в этом изгна нии он никто, а им можно многое. А раз так, тогда это нормально, что грубо и жестко, а самое главное — уни зительно. Они силой затолкали перепуганного не сопротивляющегося Арона в машину. А затем... затем были эти бесконечные бессмысленные допросы. Допросы, на которых вовсю применялось то особое мастерство — мастерство, возвеличивающее ничтожество.

Пронзительный белый свет лампы следователя мощным обжигающим потоком слепил Арону гла за. Собрав остатки своей воли, он пытался побороть страх, и даже пытался мыслить, как-то же надо было мыслить, желательно сохраняя логику. Нужно было попытаться защитить себя, но этот свет… Он превращал его некогда блестящий ум ученого в едкую кашу. Почему он не сопротивляется? В эти моменты Арон ни разу не вспомнил о покровительстве великой звезды Давида. Видимо, он уже в нее не верил…

Арон так до конца и не поверил происходящему. Все это казалось нелепой выдумкой. Пальцы скован ных рук немели от тугих наручников. Как из-за од ной цитаты он, словно затравленный зверь, оказался в клетке, со связанными руками, будто бы он был так опасен. Опасен… Потому что умен, потому что обра зован, потому что умел рассуждать, а еще потому что не подчинился, так и не подписал….

По приговору советского суда ни в чем не признавший себя виновным Арон получил 10 лет лагерей.

Ноги болели, да и на то была причина, ломило ко лени от постоянных сгибаний и сиденья на корточках, ступни были вовсе стерты в кровь жесткими шарка ющими ботинками без шнурков. Подгоняемый прикладами, бранью, тычками конвоя Арон бежал по перрону, вдыхая удушливые пары угольных выхлопов поездов. Кто-то толкнул его в спину, Арон потерял равновесие, запнулся о ступеньки и упал на смрадный загаженный пол вагона. А затем его просто… пнули. Как собаку, или еще, может, того хуже, но он, будучи не в силах подняться, полз на коленях, чтобы прижать ся спиной к стене.

Спустя неделю мучительного путешествия Арон оказался в холодном, почти не отапливаемом бараке лагеря.

Арон улыбнулся, отчаяние сменилось в его душе любопытством начинающего исследователя.

Природная любознательность победила все осталь ные невзгоды, Арон с нетерпением дожидался вечера. В темноте холодного серого лагерного барака звуча ли слова ученого, мистика важности этих знаний вопила контрастностью идей и быта, но по странной воле мироздания очень многие великие идеи кажутся невероятны ми, окутанные ореолом мрачной повседневности.

Лекция профессора истории государства и права.

— Что такое государство? Это некая структура, размещенная на определенной территории, и этой терри торией необходимо управлять. Правители — уникаль ные люди, у них особенная структура энергетики, они словно врастают в эту территорию своими корнями. Территория государства представляет собой некую машину, которая подчиняется управлению энергией правителя, который слит с ней этой энергией. Так было много лет, существовали семьи, которые рожда ли таких правителей и сажали их на трон. Трон — это то самое место, с которого управляющая энергия правителя могла спокойно расползаться по всей террито рии. С этого места можно контролировать всю терри торию. Человек обычный, живущий в обычном доме, не сможет внедряться в территорию. Поэтому так важно было для правителей строить сложные замки с системой подземных ходов и башен. Все это создает контроль за всем, что происходит на территории. Создается такой механизм, который чувствует въезд на территорию. Правильно созданное государство — это некое управляемое правителем сознание, которое кон тролирует все процессы на данной территории, при чем не только людей, но и даже природу. Люди на этой территории должны принимать правила правителя, если люди не принимают правила, то будет идти обя зательное подавление, а если принимаются правила правителя, то все вписываются в эту территорию. Как определить, правильный правитель или нет? Здесь точно так же, как с хозяйкой в доме. Если на террито рии процветание и благополучие, то это прекрасный правитель, а если нет… То и нет… У хорошего хозяи на все окажется при деле. Все просто! Запомните это "просто": у хорошего хозяина всем польза, у плохого идеология. Система власти всегда территориальная, правители всегда способны между собой договорить ся, если учитывается иерархия, то есть более слабый правитель находится под началом сильного правителя. Это удобно: единая армия, финансы и прочее. Все это очень естественный процесс, каждая территория как клетка планеты Земля, границы этих клеток очерчены и нуждаются в управлении. А уникальность качеств правителя состоит в том, что они способны так встроиться в эгрегор, что он может захватить там власть. Приходя к власти, правитель создает свои правила, конечно, эти правила отражают личность правителя. Закон должен быть отражен в гербе и прочей государ ственной символике, важно, чтобы все люди на тер ритории говорили на одном языке. Правитель — как вкрученная лампочка, и по нему можно судить, какие законы он устанавливает. От личности зависит очень многое: при каких-то правителях государство процве тает, при каких-то оно чахнет. Это очень важно, кто создает государство, неслучайно в рассказах о великом царе Давиде столько информации о его великолепных личных качествах. Негативные деяния и нелюбовь народа приводит к разрушению этого государства..., — профессор перешел на шепот, а затем многозначи тельно замолчал.

Арон впервые спокойно уснул, предавшись мечта ниям об идеальном государстве с мудрым и добрым правителем во главе.

Арон провел в лагерях 5 мучительных лет, где были и лекции интересных людей, и научные споры, и изнурительный каторжный труд, и нечеловеческий голод, и борьба с цингой с помощью отваров из сосновых шишек, и холод, и унижение рабством. Но прошло 5 лет, и Советская страна похоронила вождя и отца на родов Сталина. В период осмысления, названной от тепелью, из лагерей выпустили интеллигентных бедо лаг. Прежде всего тех, кто не сломался, не подписал, не признался, и при этом смог выжить.

Арон, пошатываясь, сделал шаг вперед и не удер жался, ноги подкосились, и он бы рухнул, если бы его не подхватили те, кого он называл своими друзьями, те, кто помог ему выжить в этом аду, те, кто поддер живал и словами, и делами. Они всегда были рядом, и сейчас именно они удержали Арона от падения в обморок на холодный пол.

Ему жали руку, обнимали, тискали, хлопали по пле чу. Пока охранник, который молча наблюдал за этой суетой, не потребовал:

Стоя на ступеньках тщательно пыхтящего и клубя щегося дымом паровоза, Арон обернулся, последний раз посмотрев на вечнозеленые иголки таежного леса, пытаясь и запомнить, и забыть одновременно. Ему предстояло заново привыкнуть к тому, что он свобод ный человек.

Арон нечасто в лагере их видел, статьи были разные, он все же смог и в лагере остаться в мире, ко торый жил поперек тюремного уголовного братства, для которого изначально тюрьмы и создавались. Это позже появилась новая категория преступлений — политическая…

Арон решил не сопротивляться и смиренно подал свой незатейливый скарб, к голоду он за 5 чудовищ ных лет уже успел попривыкнуть.

Уголовник с хитрыми бегающими глазами выхва тил у Арона мешок и со смехом высыпал все на пол.

Жалкая кучка разных кусочков еды была всем бо гатством Арона. Смех бандита внезапно оборвал жесткий окрик:

Арон поднял голову, возле кусочков стоял тот, кого вроде бы, как думал Арон, все называли «пахан» — главный, наверное.

Те, кто только что считал себя победителем мира сего, с виноватым видом собирали жалкие кусочки в котомку Арона.

Арон, жмурясь от забытого удовольствия, вдыхал запахи этой неожиданной еды и жмурился, он даже не заметил, как уголовники покинули вагон.

Лагерь навсегда останется клеймом в биографии Арона, он так и не восстановил свои научные регалии и не смог вернуться к преподаванию в университете. И уже навсегда Арон возненавидел сломавшую его жизнь, его личность, его достоинство, его репутацию советскую власть. До конца своей жизни профессор Арон Френкель работал простым учителем природо- ведения в младших классах одной их киевских школ.

История 8. Яков
Старо-Константинов. 1948 год

 

Когда возвратит Г-сподь пленников народа Своего, ликовать будет Иааков, веселиться будет Иисраэйль! (Псалмы Давида)

Яков смотрел немигающим взглядом на свои руки, ноги, из неподвижных глаз мальчика непрерывным потоком катились слезы. Все тело было покрыто язва ми, коростами, зуд от этих ран было невозможно выносить, и Яков тер воспаленную кожу до тех пор, пока капли выступившей крови не приносили ему хоть ка кое-нибудь облегчение. Эту пытку он с трудом выносил, но вернее было бы сказать, что терпение и здоро вье младшего сына Давида было на пределе. Все эти нестерпимые кожные высыпания были последствиями его работы на производстве резины. Кожа Якова, чувствительная к разного рода неприятным воздей ствиям, отказывалась переносить ядовитые химикаты, применяемые на производстве. Да и дышать ядовитыми испарениями было просто невмоготу. Яков молил ся, чтобы мать позволила ему вернуться домой. Он все понимал, он понимал, как тяжело матери с тремя детьми после смерти Давида и Лелика. Якову исполнилось 15, ему хотелось быть взрослым и самостоятельным. Не найдя ничего в родном городе, Яков решил взрослеть за его пределами. Так у него появилась идея по ехать в Ленинград, учиться в училище, стать мастером на производстве. Яков увлекался химией, и, не заду мываясь о последствиях, он смело выбрал химическое производство. Была, правда, небольшая сложность, которую Голда смогла решить.

И Голде удалось сделать такие документы, по ко торым Яков вдруг стал на полгода старше. Но внешне это было совсем незаметно. Яков был стройным, высоким, рано повзрослевшим и возмужавшим крепким юношей.

Фантазии Якова разбились о реальность, как стеклянная тарелка, которую Голда разбила по традиции, провожая из дома сына. Осколки своей мечты Якову уже было не собрать. Шмыгая носом, не только от досады за иллюзии, но и от вечной простуды сырого Лениградского климата, Яков окончательно потерпел поражение от своей желанной самостоятельности. Воспаление легких стало решающим моментом, прислонившись покрытым испариной от жара лбом к шершавой поверхности сыровато-серой подушки, Яков окончательно признался самому себе, что он не смог.

В этот момент Яков так отчетливо понял, что он не в состоянии более вынести разлуки с любимой мамой, братом, сестренкой, что профессия мастера-химика скучна, и это занятие никак не питает его смекалистый, живой от природы ум, а про климат Ленинграда и говорить-то нечего, это вообще невозможно для пребывания.

Когда Голда узнала, что на младшего сына обруши лись такие бедствия, она немедленно приказала ему вернуться.

Но время — жесткий распорядитель, а история — та и вовсе не ведает жалости и пощады.

Веселый безудержный хоровод счастливых родных, поздравляющих Якова с окончанием школы и поступлением в Одесский медицинский институт, откатит ся в туманное прошлое раскатанный безразмерными колесами машины Великой войны.

Голда рыдала, под каплями соленых ручейков, на повестке растекались чернильные буквы: «Якову Френкелю срочно прибыть в расположение части…»

Якову было неловко перед матерью, но мог ли он по ступить иначе? Его, двадцатилетнего студента-медика, ждали на фронте в качестве военного врача. Он ощу щал себя сейчас как никогда взрослым, ответственным за мать, за семью, за мир, страну. Он был нужным, не обходимым, важным и значимым. И он идет туда, где гул снарядов, крики и стоны раненных. Идет на войну не убивать, а лечить и спасать жизни людей. Голда продолжала рыдать, а Якову хотелось, чтобы она им горди лась, чтобы обняла и отпустила его с легким сердцем..

Яков разжал руки, резко повернулся и шагнул за порог дома.

Он и подумать не мог, что война отберет жизнь не у него, солдата передовой, а у оставшихся его ждать матери, сестры и маленьких племянниц. Перемещаясь в копоти санитарных вагонов, кровавой сырости поле вых госпиталей, он помнил, что обещал матери вер нуться. Казалось, что любовь Голды оберегала Якова. Даже тогда в Будапеште…

Осколок снаряда воткнулся Якову в бедро, беспре пятственно рассекая телесную мягкость. Яков потерял сознание и равновесие одновременно, он упал где то там, на отвоеванной нашими войсками территории, где-то между черными валунами мостовой Будапешта.

Яков застонал.

Двигатель автомобиля, в кузове которого лежал, запрокинув голову, Яков, рычал, шипел, свистел, выбрасывал клубы дурно пахнущей гари. А Яков улы бался, он щурил глаза от нежданных попаданий лу чиков первого весеннего солнца. Он вдруг понял, что война для него окончилась, и эта разбитая, продрог шая дорога — его путь к дому. Больно ударяясь спиной при прыжках старенького, побитого фронтового грузовичка на кочках, он уже не стонал и совсем не жаловался на боль. Он ехал домой. Вспоминая цели тельное тепло рук матери, он согревался ее любовью, мечтая о встрече.

Украинский полицай Николай Белокур, освободившись спустя много лет из лагерей для военных преступников, расскажет ему подробности о смерти Доры, Голды и девочек.

Сердце наливалось болью и гневом одновременно. Даже для опытного форонтовика, который видел все, казалось бы, адские картинки войны, привыкшего с суровостью медицинского профессионализма хладнокровно относиться к боли, стонам, крови, ранам, даже для него этот рассказ был чрезмерен своей абсурдно звериной жестокостью.

А Николай, казалось, не слышал своим полицай ским умом нацистского служителя боли Якова, и, как ни в чем не бывало, продолжал свой чудовищный рас сказ о расстреле Голды, Доры, о кошмарной в своей мучительности смерти малышек в известковой яме.

Яков смотрел в темное отверстие рта Николая, из которого выбрасывало, словно черные змей с жалящими, безжалостными ядовитыми языками, слова, причиняющие боль. Яков смотрел и думал, как же так подло устроен мир: почему остался живым этот чело- век, а их нет… Нет смешливой, жизнерадостной Доры и ее любознательных малышек, нет строгой, но такой родной Голды. Николай замолчал, скрутил привычным жестом папиросу, выдохнул дым и закашлялся, оборвав свой рассказ под тяжелым взглядом Якова.

Той ночью Яков позволил себе быть слабым, он от пустил боль наружу, и та вырвалась из глубины ною щего сердца едкими, скупыми, жгучими слезами. Он копил эту боль с того момента, когда бравым фронто виком-победителем он открыл дверь родного дома.

В комнате было сумеречно и пыльно, под давлени ем сапога старая подгнившая половица скрипнула и затянула заунывную хрипло визгливую песню разрушенного ветхостью дома.

Яков замер, неподвижно глядя в окно через тресну тое стекло и покосившуюся раму, он не хотел смотреть по сторонам, натыкаясь беспомощным взглядом на разбросанные вещи, одежду, посуду, книги, игрушки. Он стоял неподвижно, лишь в его горле перекатывался тошнотворно горький комок из горести и злости. Он не слышал, как стукнула дверь, в дом вошли.

Арон чуть отступил назад, чтобы полюбоваться младшим братом — таким отважным, крепким, мудрым, мужественным.

В проеме двери, обрамленная пучками пыльного су меречного света, стояла молодая светловолосая девушка с лучащимися мягким светом глазами. Взглянув лишь на мгновение в эти глаза, можно было провалиться в парал лельные миры, где царствуют лишь любовь и доброта.

Так красавица Рахель стала женой Якова. В ее объя тиях он обрел покой и умиротворение. А год спустя… Яков сидел на скамейке под окнами госпиталя в тонкой шерстяной шинели военного врача. Он ждал. Внешне спокойный, внутри он проживал бурю эмоций — от су дорожного, беспокойного волнения до зашкаливающей радужными переливами радости. Но нервная усталость брала свое, опустив голову на грудь, Яков уснул.

История 9. Сон Якова
Бааль Салам и Давид Бен-Гурион. Израиль. 1946 г.

Ныне познал я, что Б-г спас помазанника Своего. Он отвечает ему с небес святых Своих могуществом спасающей десницы Своей. (Псалмы Давида)

Бааль устало открыл глаза, в горячих бликах утрен него солнца он зажмурился, ища покоя своим мыслям. Что-то внутри него говорило о том, что это был не совсем сон. Или не сон вовсе. Так отчетливо, так явно, словно сам он был свидетелем удивительной истории. Бааль поежился и снова закрыл глаза, восстанавливая эпизоды необычного сновидения.

Бааль потер висок, мысль, словно боль, обжигала голову, он ведь все рассчитал, он знает, что нужно де лать, он знает, что будет услышан.

Не в силах больше оставаться в постели, Бааль под нялся, сегодня он выполнит наказ пророка Самуила. Совпадений не бывает, Бааль не верил в совпадения, энергичный лидер рабочей партии Давид точно соответствовал всем расчетам мудрого каббалиста.

Солнце садилось, бросая на остывающие камни по следние кроваво-багряные лучи. Давид встряхнул голо вой, смахнув со лба волнистый темный локон, он боялся проронить хоть слово, все его внимание было прикова но к этому таинственному мудрецу, который знал его, не встречав ранее. Знал больше, чем сам Давид знал о себе. Из той книги, что ему передала Полина, он взял очень много идей, которые помогли ему начать строить новое государство, помогли действовать даже тогда, когда все отворачивались от него. Когда он оставался в одиночестве, в бессилии и отчаянии, он открывал кни гу, с каждой страницы которой сияла Звезда Великого Давида, и снова верил, действовал, жил и дышал.

Бааль Салам смазал елеем голову Давида, как это сделал когда-то пророк Самуил.

Давид закрыл глаза, запоминая каждой клеточкой своего тела величие момента.

История 10. Рождение Давида
Старо-Константинов. 1948. Израиль. 1048 г

Благословен Б-г Всесильный, Всесильный Израиля, творящий чудеса один, и благословенно имя славы Его вовек, и наполнится славой Его вся земля. Амен и амен. Закончены молитвы Давида, сына Йишая. (Псалмы Давида)

Яков открыл глаза, огляделся по сторонам, собирая реальность в единую, привычную для себя картину мира, он поежился, выпрямил отекшие от непод вижного сидения на жесткой лавке ноги. Было зяб ко, шерстяной покров шинели тесно облегал спину и плечи, не давая ветрам забраться внутрь, так было легче сберечь тепло. Но Яков сидел неподвижно, и лишь по мелким движениям пальцев можно было определить, что он нервничает. Иногда он выходил из оцепенения, вскакивал, смотрел на часы, нервны ми, быстрыми шагами измерял пространство неухо женных в своей заброшенности аллей. Он не сразу услышал, как его позвали.

Звук долетал до него прерывистым свистом разорванных обломков фраз.

Он повернул на крик голову, поднялся и неуверенно, но стремительно подошел к крыльцу. Где-то глубоко внутри возникла непривычная вибрация, он пытался ее побороть, но та лишь усиливалась.

Это пришло не сразу, наверное, спустя несколько мгновений, но пришло. Эта непередаваемая напол ненность осознанием своего долгожданного и радостного отцовства.

В порыве чувств Яков размашистым небрежным движением достал из кармана подарок Рахели. Ему Звезда для Давида показалась, что эта уже не раз им виденная Шестиконечная Звезда как будто подмигивает ему, переливаясь всеми гранями. Яков, засмотревшись на это сияние, ответил не сразу. Немного помолчав, он поднял глаза и произнес, вкладывая в эти слова всю свою отцовскую любовь, радость и гордость:

Женщина улыбнулась так, словно сияние благосло венной звезды зацепило и какую-то потаенную часть ее души. Но как-то все было легко, легко и радостно. И вдруг, неожиданно для себя самой, она громко и уверен но сказала, глядя Якову прямо в восторженные глаза:

Рахель подошла к окну, у нее на руках причмокивал кареглазый малыш с детскими ямочками на пухлых щечках. Это и был маленький Давид, который, видимо, решил впервые в своей жизни поговорить с отцом — малыш открыл глаза, сморщил крошечный носик и закричал. А все были этому рады: Рахель улыбалась, улыбался и Яков.

Они еще не знали о том, что в это же самое время на таком желанном и далеком Ближнем Востоке Давид Бен-Гурион объявил о рождении нового независимого государства Израиль. И вместе с первым криком сына Якова — Давида в бескрайнюю небесную синь над молодым и очень древним независимым государством Израиль взвился вверх белый флаг с синей шестиконечной звездой. Звездой Давида.

Послесловие

Но образы людей, о которых я писала, внезапно ожили в моем воображении и стали жить на моих страничках своей жизнью, которая будет вечной, пото му что мы вас помним, мы вас ценим, мы вас любим, наши родные!

А вы хотите рассказать историю своей семьи?

Ведь Стена больше не плачет. Я стою в зоне паспорт ного контроля в аэропорту имени Давида Бен-Гуриона, я улетаю из Тель-Авива в Москву, подаю свой паспорт.

Приложение

Молитва дедушки Давида

Давид искренне верил, что сила молитвы настоль ко велика, что с ее помощью можно совершить любое чудо. Он верил, что его молитва достигает небес и влияет на решение Высших Сил.

Самая древняя молитва ШМА (слушай)

Молитва «Шма» Когда человек молится один, он произносит! Бог, Царь, которому мы вверяем себя! Слушай, израиль: господь — бог наш, господь один! (Шёпотом): благословенно славное имя царства его во веки веков! Люби господа, бога твоего, всем сердцем своим, и всей душою своей, и всем существом своим, и будут эти слова, которые я заповедал тебе сегодня, в сердце твоем, и повторяй их детям своим, и произноси их, сидя в доме своем, находясь в дороге, ложась и вставая; и повяжи их как знак на руку свою, и бу дут они знаками над глазами твоими, и напиши их на дверных косяках дома своего и на воротах своих. И будет так: если послушаетесь моих повелений, кото рые я даю вам сегодня, (послушаетесь), любя госпо да бога вашего, и служа ему всем сердцем вашим и всей душой вашей, то дам я дожди земле вашей в срок: дождь после сева и дождь перед жатвой, — и собе рёшь ты свой хлеб, и вино (сделаешь) свое, и масло своих олив, и дам траву на поле твоем для скота твое го, и будешь ты есть досыта. Берегитесь, чтобы ваши сердца не поддались соблазну, чтобы не свернули вы с пути и не стали служить другим богам и поклоняться им, иначе разгневается на вас господь и замкнет небеса, и не будет дождя, и земля не станет приносить свои плоды. И исчезнете вы вскоре с лица благодатной земли, которую господь дает вам. Примите эти мои слова сердцем вашим и душою вашей; и повяжите их как знак на руку вашу, и будут они знаками над глаза ми вашими и научите им сыновей ваших, чтобы все вы произносили их, сидя в доме своем, находясь в дороге, ложась и вставая; и напишите их на дверных косяках дома своего и на воротах своих, чтобы вы и сыновья ваши жили в этой стране, ибо это та страна, которую господь обещал даровать вам, поклявшись в том от цам вашим, столь долго, как долго существуют небеса над землёй. И господь сказал моше так: обратись к сынам израиля и скажи им, чтобы делали себе кисти на краях одежды во всех поколениях своих и вплета ли в каждую кисть на тех краях голубую шерстяную нить, и будут у вас кисти, посмотрев на которые, вы будете вспоминать все заповеди господа и исполнять их. И не будете вы блуждать, влекомые сердцем и гла зами вашими, подобно тому, как блуждаете (ныне), влекомые ими, — чтобы вы помнили и исполняли все заповеди мои и (тогда) будете святы, как (обещал) ваш бог. Я, господь, — бог ваш, который вывел вас из страны египетской, чтобы быть вашим богом. Я — го сподь, — бог ваш. Истинно…

Молитва бабушки Голды

«О нахождении спутника жизни»

«Да будет на то твоя воля, Г-сподь, мой Б-г и Б-г моих отцов, чтобы ты по великой Своей милости и великому своему милосердию подыскал мне в срок подходящего жениха — жениха достойного того, чтобы от него произошел на свет будущий мудрец, же ниха великого в учении и Б-гобоязенности, из рода праведников, людей чистосердечных и боящихся гре ха, как Ты подобрал пару для п ервого человека, Для Авраама, Ицхака, Яакова и Моше — для каждого из них суженую — в точный срок и вовремя. И пусть человек, которого Ты определишь мне в супруги, будет добрым, располагающим к себе своими поступками, добродетельным, обаятельным, умным и боящимся Б-га, стремящимся к справедливости и отвечающим добро на добро.

И не будет в нем ни крупицы порока, недостатка или изьяна, и не будет он гневливым и раздражительным, но скромными смиренным, здоровым и сильным. И отмети замыслы и уловки жестоких людей людей и ненавистников, пытающихся удержать су пруга, уготованного мне. И будут угодны Тебе слова моих уст и помыслы моего сердца. Г-сподь — моя опора и мое спасение.»

Сказка бабушки Голды о Золотом тельце Как воспитать детей богатыми

Статуэтки Золотого тельца были известны в Древнем Египте как символ богатства. И был культ поклонения Золотому Тельцу до Моисея. Затем отра жения этого культа остались в сказках, воспитывая детей на принципах, помогающих стать богатыми. Вот, например, такая сказка.

А теперь замрите и слушайте тихий мягкий голос Бабушки Голды.

В одном далеком городе жила бедная вдова. И было у нее пятеро детей. Тяжело жилось одной бедной вдо ве, приходилось ей много и трудно работать. Каждое утро уходила вдова из дома на работу. А дети дома одни оставались. Чтобы они не убежали из дома, вдова запирала дом на большой замок, и, конечно, она за ботилась о том, чтобы дети были сытыми.

Так было и в это утро:

Вдова заперла детей на замок и ушла.

Решили дети подольше поспать до обеда, только маленькая Сореле не стала спать. Взяла она свою таре лочку и решила сама пообедать. Как вдруг из-за печки выскочил теленок и все, что у Сореле в тарелки было, тут же съел. Стала плакать маленькая Сореле, дети проснулись, выскочили к столу. Сореле им все про те ленка рассказала. Плачет Сореле — боится теленка. Вечером пришла вдова с работы, кинулась к ней Сореле вся в слезах, а дети про теленка все рассказали. Жалко вдове было малышку, но некогда ей было с детьми возиться, пришлось снова на работу идти, а детей на замок запирать. На второй день все повторилось, и на третий тоже. Плачет и плачет маленькая Сореле. Но никак мать помочь ей не может. Но вот однажды решила Сореле, что будет она смелой и не даст телен ку себя обижать, села она за стол, тут же из-за печки выбежал теленок. А Сореле возьми да как ложкой ему по голове стукни. Дети просто ахнули: теленок рассы пался грудой золотых монет. Обрадовались дети, за- смеялись, а громче всех смеялась маленькая отважная Сореле. Когда вдова пришла с работы, увидела она на столе груду золота, обняла смеющуюся Сореле, и поняла, что в дом наконец-то пришло счастье.

Рецепты бабушки Голды

«Хорошо поработали теперь можно и покушать» (девиз доброй еврейской бабушки и мамы)

Говорят, чтобы хорошо готовить, нужно иметь ев рейскую бабушку. Это на самом деле так, талант к кулинарии передается по женской линии, как особый генетический код. Специально не пишу пропорции продуктов, это необходимо прочувствовать, еда требует доверительной мудрости. Доверьтесь своей интуиции.

Еврейские блюда — это просто удивительная кухня, практически вся еда мелко измельченная, что увеличивает питательность, дает быстрое насыщение и хо рошо усваивается. Измельчали продукты с помощью ножей и толкли в ступках.

  1. Форшмак

Это быстро, вкусно и питательно.

Что нужно: Филе сельди Яйца куриные Лук репчатый Яблоко

Батон белый Масло сливочное

Шаг 1. Засолить селедку. Сильно просаливать не нужно, можно и слегка. Это просто: обмажьте солью, перчиком, и в холод на денек-другой.

Шаг 2. Яйца отварить, почистить. Шаг 3. Батон замочить в воде.

Шаг 4. Все измельчить и перемешать. Голда делала это ножом, но блендером выходит ничуть не хуже.

Шаг 5. Отварите картофель или сделайте гренки. Все готово!

  1. Сырная закуска

Что нужно:

Сыр Чеснок Яйца Майонез

Шаг 1. Сварить яйца

Шаг 2. Все измельчить и перемешать. Можно ножом по старинке, но на терке тоже хорошо.

Шаг 4. Добавить майонез, можно сделать шарики, а можно и так оставить — как вкусную, аромат ную пасту для бутербродиков.

  1. Рыба Фиш

Королева бабушкиной кухни — фаршированная щука.

Что нужно:

Щука Белый хлеб Яйца

Растительное масло

Шаг 1. Очистить щуку от чешуи, сделать надрез на брюшке и вынуть хребет, отделив мясо от ко- стей и не повредив шкурку.

Шаг 2. Сварить яйца и очистить. Шаг 3. Замочить хлеб.

Шаг 4. Все (филе щуки, яйца, масло) измельчить и пе ремешать, посолить, поперчить.

Шаг 5. Нафаршировать щуку, перевязать ниткой.

Шаг 6. Запечь щуку.

  1. У дивительный за в т рак: шакшука — яичница с помидорами и луком.

Что нужно: Помидоры Яйца

Лук репчатый

Зелень Растительное масло

Шаг 1. Измельчить лук и помидоры.

Шаг 2. Обжарить на сковороде

Шаг 3. Разбить яйца на сковороду так, чтобы были «глазки» из желтка.

Шаг 4. Посыпать зеленью.

  1. Маца .

Не просто еда, а целая сакральная практика. Хлеб, ко торый не имеет вкуса. Пробуждает воображение, по тому что, когда вы его едите, вы можете представить себе любой вкус.

Что нужно:

Мука и вода

Шаг 1. Смешать муку и воду, замесить тесто Шаг 2. Сделать тонкие лепешки

Шаг 3. Запечь лепешки.

  1. Хала

Вкусный сладкий хлеб косичкой. Можно вплести свои желания, они обязательно исполнятся.

Что нужно:

Мука Вода Сахар Яйца

Растительное масло Дрожжи

Мак пищевой Соль

Шаг 1. В теплую воду всыпать дрожжи и сахар, пере мешать, дать настояться

Шаг 2. Добавить 1 целое яйцо и 2 желтка, перемешать.

Шаг 3. Всыпать муку, перемешивая, чтобы не было комочков

Шаг 4. Добавить растительное масло, чтобы тесто не было слишком тугим.

Шаг 5. Замесить тесто, а затем готовое тесто накрыть полотенцем и дать подняться в теплом месте. Пусть постоит минут 40.

Шаг 6. Разделить на 3 части, из каждой части раскатать колбаску.

Шаг 7. Скрепить концы и сплести косичку из 3 колба сок

Шаг 8. Обмазать белком, посыпать маком, запечь. Все готово!

  1. Самый древний суп в мире — та самая Чечевич ная похлебка , за которую, по библейскому преданию, Исав продал право первородства Иакову.

Секрет этого легендарного супа в добавлении вос точных приправ, которые в сочетании с чечевицей вызывают «волчий» аппетит.

Что нужно:

Мясо — баранина на кости Лук репчатый

Морковь

Красная чечевица Лавровый лист Соль

Перец

Семена кумина Куркума Немного лимона

Корень сельдерея Чеснок

Кардамон

Шаг 1. Сварить бульон из баранины, добавить луко вицу, морковь, корень сельдерея, несколько зубчиков чеснока, перец, лавровый лист, не много кардамона.

Шаг 2. Бульон процедить, убрав весь жир. Мясо снять с кости, оно подается отдельно.

Шаг 3. Сварить чечевицу, чтобы она была мягкой.

Шаг 4. Обжарить измельченный лук, морковку, чес нок на растительном масле.

Шаг 5. Чечевицу и обжаренные овощи превратить в пюре. Голда делала это в ступке, но блендер — тоже хорошо.

Шаг 6. Разбавить пюре бульоном и довести до кипения.

Шаг 7. Обжарить на сковороде семена кумина, растереть их в ступке, добавить куркуму, чуть лимона.

Шаг 8. Добавить приправы в бульон, посыпать зеленью. Все готово!

 


Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/

Рейтинг@Mail.ru